Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин – русский писатель XIX века, журналист, редактор журнала «Отечественные записки», государственный чиновник. Приемник русского сатирического направления в литературе, заложенного Д.И.Фонвизиным, А.Н. Радищевым и А.С.Грибоедовым, придал сатире характер политического оружия. Под влиянием Салтыкова-Щедрина создавались произведения поэтов и писателей сатирического журнала «Искра», Глеба Успенского, Николая Лескова, в дальнейшем – Антона Чехова. В XX веке его влияние отразилось в творчестве Максима Горького, Владимира Маяковского и Михаила Булгакова. 27. 1. 1826 - 10. 5. 1889 Михаил Салтыков известен как автор «Губернских очерков», сатирического романа «История одного города» и «Сказок для детей изрядного возраста». Поскольку Михаил Евграфович совмещал литературную деятельность с государственной службой, ему пришлось взять псевдоним «Щедрин». Шестнадцать лет он работал редактором прогрессивного журнала «Отечественные записки». ДЕТСКИЕ ГОДЫ Михаил Евграфович Салтыков родился 27 января 1826 года в селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии в дворянской семье. Его отец, Евграф Васильевич Салтыков, прежде служивший чиновником Московского архива иностранной коллегии, в 1816 году вышел в отставку. Мать будущего писателя, Ольга Михайловна Забелина, дочь мелкопоместного московского дворянина, в пятнадцать лет вышла замуж за Салтыкова, который был старше её на четверть века, и всю жизнь занималась воспитанием детей. Ольга Михайловна отличалась властным характером и жестокосердием. Она одинаково грубо обращалась как с крепостными, так и со своими детьми. В доме практиковалось наказание розгами. Несмотря на то, что мать писателя была суровой помещицей, никакого отношения к печально известной Салтычихе она не имела. Образование Основам грамоты Михаила научил крепостной художник Павел Соколов. Многие предметы ему помогла освоить старшая сестра Надежда, окончившая институт благородных девиц. Закон Божий и латынь он познал благодаря занятиям с приходским священником, имеющим приход в соседнем селе Заозерье. Иностранным языкам Михаила обучали гувернантки. С ранних лет он неплохо владел французским и немецким. Полученного начального образования было вполне достаточно, чтобы Салтыкова-младшего приняли сразу в третий класс Московского дворянского института, одной из самых престижных школ того времени. В этом закрытом учебном заведении учились такие известные литературные деятели как Василий Жуковский, Александр Грибоедов и Михаил Лермонтов. Салтыков проявил прекрасные способности к наукам и отличался образцовым поведением, поэтому через два года обучения в 1838 году его рекомендовали в Императорский Царскосельский Лицей. В аттестате, полученном Салтыковым-Щедриным по окончании Лицея в 1844 году, были отмечены его успехи в учёбе, но из-за неидеального поведения ему было присвоено звание коллежского секретаря, а не титулярного советника как большинству выпускников. Он поступил на внештатную службу в военное ведомство и только через два года получил должность помощника секретаря. Однако служба мало интересовала недавнего выпускника. ВОЛЬНОДУМСТВО Его интересовала литература, театр и тайные собрания социалистов (одним из его однокашников был мыслитель Михаил Петрашевский, который устраивал у себя дома собрания по пятницам). Сферой интересов прогрессивных молодых людей того времени были идеи французских утопистов с их принципами «свободы, равенства и братства». Салтыков-Щедрин много читал Шарля Фурье и Этьена Кабе, увлекался романами Жоржа Санда. Вскоре вместе с публицистом Владимиром Милютиным и литературным критиком Валерианом Майковым он организовал кружок отличный от сборищ «петрашевцев». Друзья полагали, что идеи французских утопистов слишком далеки от русской действительности, а следует здраво и реалистично смотреть на преобразование самодержавно-крепостнического общества. Салтыков-Щедрин начал писать и печататься в «Отечественных записках». Сначала это были небольшие автобиографические заметки. Затем идеи французской революции 1789 года нашли отражение в его повести «Противоречия» (1847 год) и «Запутанное дело» (1848 год). Попытка напечатать повести в журнале «Современник» не удалась. Его редактор Иван Панаев предупредил автора, что такие смелые произведения цензура может запретить и их издание может иметь более серьёзные последствия. Он оказался прав. Опубликованные в «Отечественных записках» вольнодумные повести привлекли внимание надзорных органов. Тем более что в Европе только что прокатилась волна революций 1840-х годов. ССЫЛКА 28 апреля 1848 года, «в наказание за вольнодумие» Салтыкова-Щедрина сослали в Вятку, определив на небольшую должность в канцелярии губернского управления. Однако уже осенью его повысили по службе, назначив старшим чиновником для особых поручений, а в августе 1850 года сделали советником губернского правления. Он внимательно изучал провинциальную жизнь, общался с людьми разных сословий и, набрав достаточное количество наблюдений, описал их в «Губернских очерках». Когда в 1856 и 1857 году под псевдонимом «Щедрин» их напечатали в «Русском вестнике» о писателе заговорили как о мастере, способном передать типажи русских людей, населяющих необъятные просторы провинций. «Губернские очерки» стали ставить в один ряд с «Мёртвыми душами» Николая Гоголя. Псевдоним «Щедрин» По поводу псевдонима есть предположение, что он выбран потому, что в поместье Салтыковых многие крестьяне носили такую фамилию. Есть и другая версия: слово «щедрый» в переводе на французский означает – libéral, а либералы – это те, кого изобличал в своих произведениях писатель. ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ССЫЛКИ Несколько раз писатель уведомлял императора о своих служебных успехах и просил освободить его от ссылки. За него хлопотали друзья и родные. Но на фоне Крымской войны и смены императора (в феврале 1855 года почившего в Бозе Николая I сменил Александр II), вопрос прощения Салтыкова-Щедрина никак не решался. И только старания Петра Ланского и его двоюродного брата Сергея Ланского, служившего министром внутренних дел, достигли цели. Высочайшей милостью писателю дозволили проживать и служить где угодно. В конце 1855 года Салтыков-Щедрин, наконец, покинул Вятку, но лишь в январе 1856 года добрался до Санкт-Петербурга. Литературная жизнь автора после ссылки В 1858 году Салтыкова-Щедрина назначили вице-губернатором Рязани, а в 1860 году он добился перевода в Тверь. Даже загруженный по службе, в этот период он много писал – из-под его пера выходили сатирические рассказы и статьи о крестьянской жизни для журналов «Русский вестник», «Современник» и «Библиотека для чтения». Наученный горьким опытом, писатель овладел в обход цензуры эзоповым языком*. _ *Эзопов язык - тайнопись в литературе, иносказание, намеренно маскирующее мысль автора. Прибегает к системе «обманных средств»: традиционным иносказательным приёмам, басенным «персонажам», полупрозрачным контекстуальным псевдонимам. Раб Эзоп** не мог в своих баснях прямо указывать на пороки господ, поэтому заменил их образы животными с соответствующими характеристиками. С тех пор язык иносказаний именуют Эзоповым. **Эзо́п — легендарный древнегреческий поэт-баснописец. Предположительно жил около 600 г. до н. э. Литературная жизнь автора после ссылки В 1862 году литератор вышел в отставку и попытался начать издательство собственного журнала. Из этой затеи ничего не вышло, тогда он перебрался в Петербург, где по приглашению Николая Некрасова стал редактором «Современника». Два года на страницах журнала он вёл обозрение «Наша общественная жизнь», состоящее из авторских очерков об общественной жизни, театральных хроник и рецензий на книги, печатал свои художественные произведения. В этот период были изданы два сборника его рассказов – «Сатиры в прозе» и «Невинные рассказы» (1863 год). На протяжении десяти лет писатель работал над тремя главными книгами своей жизни. Его романы «Помпадуры и помпадурши», «История одного города» и «Господа Головлёвы» были закончены в разное время, но напечатаны и изданы в 1870 х. В то же время Салтыков-Щедрин занялся редакторской деятельностью, став сотрудником журнала «Отечественные записки». Николай Некрасов, лишившийся своего «Современника», с 1866 года был его главным редактором. Салтыков-Щедрин вёл в журнале отдел беллетристики и переводной прозы. За шестнадцать лет редакторской работы именно в «Отечественных записках» он опубликовал почти все свои произведения. В выпусках журнала печатались «Письма из провинции», «Дневник провинциала», «Недоконченные беседы», «Убежище Монрепо». Его знаменитые сказки, написанные не для детей, увидели свет тоже в «Отечественных записках». Первыми были «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» и «Дикий помещик». В 1869 году на страницах журнала по частям стал печататься роман «История одного города», который в дальнейшем литературоведы назвали вершиной сатирического жанра. В ироничном тоне автор описал жизнь города с вымышленным названием Глупов при разных градоначальниках. В качестве прототипов правителей он взял российских императоров (Петра I, Петра III, Павла I, Александра I и Николая I) и известных государственных деятелей (Михаила Сперанского и Алексея Аракчеева). Отдельным изданием роман вышел в 1870 году. После смерти Николая Некрасова в 1878 году руководство журналом «Отечественные записки» взял на себя Михаил Евграфович. Журнал всё чаще стал получать предупреждения от цензуры. Поэтому три новые сказки писателя, написанные в 1882 году, с виду похожие на русские народные сказки о животных, – «Премудрый пескарь», «Бедный волк» и «Самоотверженный заяц» автор опубликовал только в 1884 году. За «вредное направление» публикаций номера «Отечественных записок» регулярно изымались из печати, а в 1884 году издание закрыли. Свои последние творения Салтыков-Щедрин передавал в другие журналы. Некоторые его рассказы и сказки напечатала «Неделя», что-то опубликовали «Русские ведомости» и «Сборник литературного фонда». Цикл очерков «Мелочи жизни», «Пошехонские рассказы» и роман «Пошехонская старина», намекающий на Заозерье Угличского уезда, автор публиковал в «Вестнике Европы». Некоторые произведения Салтыкова-Щедрина были выпущены отдельными изданиями или в виде сборников при жизни писателя: остросоциальный роман «Господа Головлёвы» был опубликован в 1880 году, «Пёстрые письма» – в 1886 году, «Мелочи жизни» – в 1887 году, но часть их увидели свет только после его смерти: «Сказки» изданы в 1887 году, «Пошехонская старина» – в 1890 году. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ Единственная супруга Салтыкова-Щедрина Елизавета Болтина, дочь вятского вице-губернатора Аполлона Болтина, была младше писателя на четырнадцать лет. Свадьба и венчание в Крестовоздвиженской церкви города Москвы состоялась 6 июня 1956 года. У супругов долгое время не было детей. Лишь спустя семнадцать лет после венчания в семье появились дочь Елизавета и сын Константин. СМЕРТЬ АВТОРА В 1875 году он тяжело заболел ревматизмом. Своё состояние и мучительную восприимчивость ко всему он описал в сказке «Приключение с Крамольниковым» и в «Пёстрых записках». До последнего дня Михаил Евграфович работал – записывал свои мысли для будущего произведения, которое хотел назвать «Забытые слова». Последние дни Салтыков-Щедрин лежал в полном одиночестве, не желая никого видеть. Если кто-то приезжал его навестить просил предать, что занят – умирает. 10 мая 1889 года великий сатирик умер. По воле литератора его похоронили на Волковском кладбище в Петербурге рядом с могилой Ивана Тургенева. Позже захоронение Салтыкова-Щедрина было перенесено на Литераторские мостки*. _ *«Литераторские мостки» — участок на Волковском кладбище Санкт-Петербурга, музей-некрополь, где захоронены многие русские и советские писатели, музыканты, актёры, архитекторы, учёные и общественные деятели. Связанная с этим некрополем традиция восходит к 1802 году, когда здесь возле церкви Воскресения Словущего похоронили А. Радищева (могила не сохранилась, позже на кладбище был установлен кенотаф). «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» была написана в 1869 году Этой сказкой открывается сборник «Сказки для детей изрядного возраста» (1884) Повестью произведение называется потому, что имеет больший масштаб конфликта, чем в сказке. Два плана сказки Реальный (жизнь) Фантастический (вымысел) Что автор хотел сказать своей сказкой? Начинается сказка переосмыслением сказочной формулы: «Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове. Служили генералы всю жизнь в какойто регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: “Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности”». С таким канцеляризмом сталкивает сказочное фольклорное начало Салтыков-Щедрин в своей сказке. Итак, очутились они на необитаемом острове, в одних ночных сорочках, по ордену на шее и одно одеяло на двоих. «Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру». «Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: “Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое”». Так как генералы всю жизнь служили в регистратуре, в очередной раз подчёркивает СалтыковЩедрин, то ничего не нашли, просто потому что ничего не умели. Один из них служил ранее учителем каллиграфии, следовательно, отмечает автор, был умнее. А каллиграфия – это всего лишь искусство красиво и чётко писать. Насколько был умнее один из генералов, судите сами. И вновь сказочный элемент: «Сказано – сделано». Острое чувство голода заставило генералов отправиться на поиски еды. «Пошел один генерал направо и видит – растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть – ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит». Обратите внимание на иллюстрацию, созданную художниками Кукрыниксами*. _ *Кукрыни́ксы — творческий коллектив советских художников-графиков и живописцев, в который входили действительные члены АХ СССР (1947), народные художники СССР (1958), Герои Социалистического Труда Михаил Куприянов, Порфирий Крылов и Николай Соколов. «Кукрыниксы» – эту сложную аббревиатуру создали друзья-художники, слово сложено из первых слогов фамилий Куприянов и Крылов и трёх первых букв имени и первой буквы фамилии Николая Соколова. «Зашел генерал в лес – а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают. – Господи! Еды-то! Еды-то! – сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить». Генералы словно оказываются в утраченном земном раю. Но этот рай никак не может им помочь, несмотря на окружающее их изобилие: живность и плоды. Завязывается между генералами разговор: «– Кто бы мог Генералы пытаются добыть еду. думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? – сказал один генерал. – Да, – отвечал другой генерал, – признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают! – Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить... Только как все это сделать?». Предметы из мира цивилизации, детали одежды, которые отличают человека от животного, превращаются в вожделенные блюда в сознании генералов. Например, один из них говорит: «Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел!». А второй всерьёз начинает рассуждать о том, какие замечательные питательные свойства имеют перчатки: «Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены!» Наконец, голод доводит генералов до озверения. «Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их». Удивительно то нарушение смысловой сочетаемости, которое предлагает нам писатель: ассоциация между наградой и частью тела – орден стал как бы принадлежностью, частью генерала, можно понять так, что кровь потекла из раны, оставшейся на месте откушенного ордена. Но в естественном мире на необитаемом острове знаки отличия и указания на иерархию не имеют никакого смысла, и откушенным орденом сыт не будешь. О чём бы ни начинали генералы говорить, каждый раз разговор сводился к тому, что они возвращались к еде. И вот тут герои вспомнили о найденном номере «Московских ведомостей». Интересные факты излагает Салтыков-Щедрин в газете: Факт первый: «Вчера … у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и „шекспинска стерлядь золотая“, и … фазан, и … земляника...». Факт второй: «Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра, был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая...». Факт третий: «Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится...» Генералы поникли головами». Очень важен факт обращения Салтыкова-Щедрина к газете «Московские ведомости»: автор говорит о реакционной (т.е. консервативной) газете, которая была известна своей бессодержательностью, казённой восторженностью, поэтому, кроме фактов о еде, генералы ничего не находят. Да им, собственно, больше ничего и не нужно. Появление в сказке мужика «И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…» Спасает положение, на первый взгляд, глупая мысль генерала найти на необитаемом острове мужика, чтобы он их накормил. Удивительно, но мужик на острове действительно отыскивается. Комизм и пародийность мужика очевидны. Салтыков-Щедрин как будто переиначивает образ чудесного помощника, характерный для народных сказок. Мужик, обнаруженный на острове, наделён сверхъестественными способностями. «Генералы вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было. – Спишь, лежебок! – накинулись они на него, – небось и ухом не ведешь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают! Сейчас марш работать!». Интересно, что мужик и не пытается противоречить генералам, а тут же отзывчиво выполняет их требования. «…нарвал генералам по десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле – и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку – и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: “Не дать ли и тунеядцу частичку?”». Мужик готовит обед генералам. Мужик только появился в сказке, а генералы уже назвали его и тунеядцем, и лежебокой. Тунеядец – это человек, живущий за чужой счёт, бездельник. Можно ли считать мужика тунеядцем? Генералы считают, что мужик, здоровый детина, отлынивает от работы, так и норовит удрать, ругают за лень. Но он, несмотря на это, доволен своей жизнью. Факты: генералам нарвал по десятку самых спелых яблок, а себе взял одно, кислое, питается мякинным хлебом. В то время как генералы ищут мужика, их наводит на след острый запах мякинного хлеба и кислой овчины. Мякинный хлеб готовили из остатков колосьев, отрубей и других отходов. И это на острове, где царит изобилие! Салтыков-Щедрин всячески изобличает и глупость генералов, с одной стороны, и рабскую подчинённость крестьянина – с другой. «Отдохни, дружок…» – разрешают генералы мужику, – «только свей прежде веревочку. Набрал сейчас мужичина дикой конопли, размочил в воде, поколотил, помял – и к вечеру веревка была готова. Этою веревкою генералы привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать. Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне* суп варить». Зажилось неплохо генералам на острове, только заскучали они. Каждый день «Московские ведомости» перечитывают. «…усядутся под тенью, прочтут от доски до доски, как ели в Москве, ели в Туле, ели в Пензе, ели в Рязани – и ничего, не тошнит!». _ *Пригоршня -ладони или одна ладонь с полусогнутыми пальцами, сложенные так, чтобы ими или ею можно было зачерпнуть что-л., насыпать в них или в нее что-либо. Возвращение генералов в Петербург Захотелось им в Петербург. «И начали они нудить мужика: представь да представь их в Подьяческую!». И снова Салтыков-Щедрин использует характерный для народной сказки оборот: «И начал мужик на бобах разводить», то есть гадать, «как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он корабль – не корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой». Мужик с трепетом ухаживает за генералами. «Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство – этого ни пером описать, ни в сказке сказать». Генералы плывут в лодке. И снова автор использует характерный сказочный оборот «ни пером описать, ни в сказке сказать»: «Вот, наконец, и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли – того ни в сказке сказать, ни пером описать!». Ведь та пенсия, которая генералам начислялась, собиралась, пока генералы были на острове. Заканчивает свою сказку Салтыков-Щедрин так: «Однако, и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!». Вывод: В самом деле автор возмущается не только поведением генералов, их жизнью за счёт других, но и рабской покорностью мужика. Смех вызывает пассивность, безропотность мужика, но смех этот горький, смешанный с жалостью. Генералы физически слабее мужика, но он подчиняется безропотно: сам себе вьёт верёвку, сам себя привязывает, мог бы убежать, но никогда этого не сделает. Генералы всецело зависят от мужика, он от них не зависит, но всецело подчиняется, а господа господствуют – даже на необитаемом острове генералы остаются для мужика генералами. Автор смеётся над долготерпением мужика, а в образе мужика, конечно, – над долготерпением русского народа, раболепно служащего господам. Средства художественной выразительности Сатирическое звучание сказки подчёркивают такие средства художественного выражения, как ирония, гипербола, гротеск, антитеза. Важной для понимания смысла сказки является авторская ирония. Ирония – это речевой оборот, притворно утверждающий противоположное тому, что мыслится о предмете. О генералах Щедрин пишет с едкой иронией: «Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали…». Активно использует Салтыков-Щедрин гиперболу. Гипербола – это чрезмерное преувеличение свойств предмета или явления. Например, и ловкость мужика, и невежество генералов чрезвычайно преувеличены. Вряд ли генералы не знали, откуда берутся булки, и думали, что они растут на деревьях, а умелый мужик варил суп в пригоршне. Генерал проглатывает орден своего приятеля, не понимая, что ордена не едят. Орден, который один генерал откусил у другого, – деталь гротескная. Откусить можно часть тела, но вот орден… Гротеск – сочетание реального и фантастического с целью изображения предмета или явления в уродливо-комическом виде. И конечно, многие сказки Салтыкова-Щедрина, в том числе «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», построены на антитезе, то есть на противопоставлении. Особенно характерен конец: генералы «сколько тут денег загребли – того ни в сказке сказать, ни пером описать!», а мужик получил «рюмку водки да пятак серебра».
