О специфической нелинейности и сложности

Чусов А.В.
к.филос.н., доцент кафедры философии и методологии науки философского
факультета МГУ
О СПЕЦИФИЧЕСКОЙ НЕЛИНЕЙНОСТИ И СЛОЖНОСТИ
ОБЪЕКТИВАЦИЙ ЭЛЕКТРОННОЙ КУЛЬТУРЫ
Ключевые слова: нелинейность, простота/сложность, электронная технология,
неклассическая онтология, онтология электронной культуры.
Keywords: non-linearity, simplicity/complexity, electronic technology, non-classical
ontology, ontology of electronic culture.
Приложение к постоянно воспроизводимым в расширенных масштабах в
современной электронной культуре феноменам, объектам и взаимодействиям эпитетов
"нелинейные" или "сложные" выглядит в наши дни совершенно естественным. Однако
достаточно развернутые экспликации концептов "нелинейность" и "сложность" в
регионе электронных сущностей пока что не стали не то, чтобы общезначимыми, но и
общепринятыми. Поэтому выглядит вполне своевременной задача попытаться
определить направления такой концептуализации в этом бурно растущем и
меняющемся регионе.
Для
их
анализа,
на
наш
взгляд,
требуется
обращение
к
средствам
неклассических онтологий, предполагающих множественность миров и реальностей, а
также рассматривающих существование в мире как имеющее основание в собственных
актах мировых сущностей. Определим онтологию как систему предположений о типах
существования и несуществования.
Ортега-и-Гассет определял реальность как то, от чего нельзя отказаться. При
этом
разные
человеческие
реальности
воспроизводятся.
Можно
по-разному
выстраивать иерархию воспроизводимых реальностей, но рассматривать их надо
некоторым конструктивным образом. При рассмотрении каждой реальности следует
обращать внимание на ее собственную сферу существования.
Для нас наиболее значим концепт "объективация". В рабочем порядке
объективацию можно определить как "фиксацию структуры" (Д.Лукач). Значение
проблематики объективации вытекает из определения мира как взаимодействия
объектов (Кант). Дело в том, что, рассматривая мир в неклассической перспективе –
как нечто самоактуализирующееся и самодействующее, необходимо ставить вопрос:
1
как в мире появляются объекты вообще и принципиально новые объекты, в частности.
На наш взгляд, содержательно объективация обозначает не только превращение чего-то
в объект, но и появление в мире объекта на том месте, где объекта не было.
Возникновение новых объектов в мире, их вхождение в мир, преобразование мира в
связи с актуальным наличием новых объектов является референтом проблематики
существования чего-то (а не ничто) в мире, равно как и проблематики изменения
самого мира.
Не претендуя на полный обзор истории философии, отметим, что концепт (в
смысле Делеза и Гваттари) "объективация" имеет начало в представлениях Шеллинга
об объективирующей деятельности, обретает разную степень развития в системах
Гегеля и Шопенгауэра и преобразуется в методологических построениях Маркса. Этот
концепт становится подручным средством построения системы для Дильтея, его
маргинальное появление можно отметить у неокантианцев и у Гуссерля. Специальное
значение и развитие этот концепт получает в работах Бердяева, позднего Лукача и
Бурдье.
Классическое понимание "объективации" коренится в представлении о том, что
объект является следствием или эффектом существования субъекта. Однако,
аналогично гегелевскому преобразованию понимания противоположности субъекта и
субстанции в одновременное понимание субстанции как субъекта и субъекта как
субстанции, получила развитие линия на понимание объекта как субстанции и
субстанции как объекта (Маркс, Лукач, Бурдье). В этой линии субъект понимается как
частный случай объекта и не исключается из мира, а, напротив, включается в мир как
один из более сложно устроенных объектов мира. Еще одна особенность этого
понимания заключается в признании и исследовании существования коллективных
субъектов.
Культуру, а тем более, электронную культуру, определяют по-разному. Для нас
достаточно
указать
на
такие
определенности
культуры
как
"совокупность
искусственных порядков и объектов", "организованная посредством технологий среда
обитания людей", совместное существование миров “возделанных” личностей,
“упорядоченных” коллективов людей, нормативных порядков и форм осуществления
деятельности и образов сознания, символических обозначений явлений и понятий,
творческих новаций ("Энциклопедия культурологии"). Специфицирующим в нашем
случае является участие компьютерных и в целом электронных технологий и техники
как в искусственном создании порядков и объектов, так и в возделывании субъекта.
2
Объективациями электронной культуры являются, на наш взгляд, не только
собственно электронные и компьютерные реализации объектов, представляющих иные
объекты из разных реальностей, но и типичные субъекты, действующие с объектами в
практических полях, производимых и воспроизводимых на основе электронной
культуры. Иными словами, процессы объективации в электронной культуре фиксируют
не только объектные структуры, но и структуры действий субъектов с электронными
объектами.
Еще один важный аспект объективаций электронной культуры заключается в
том, что электронные технологии, в основном, создают средства доступа к
дополнительным реальностям, от снимающих или изменяющих пространственные или
временные различения между местами, в которых актуализированы субъекты и
объекты. При этом возникающие технически поддерживаемые объекты в большинстве
своем являются представлениями или моделями других объектов, имеющих
существование и вне электронной реальности.
Такое переплетение объектов разных типов и уровней существования уже
указывает на начальные моменты сложности и нелинейности феноменов, событий,
процессов и объективаций. Из этого вытекает ряд сложных философских проблем и
одновременно ряд констатаций, и необходимость перестраивать наши предрассудки и
мифы и т.д. И в этой связи необходимо полемизировать с той точкой зрения, что
виртуальную реальность не следует принимать во внимание как относительно
самостоятельный регион сущих. Представляется, что виртуальную реальность
невозможно интерсубъективным и общезначимым образом ограничивать в правах.
Здесь
подход
должен
быть
критическим,
учитывающим
исторический
опыт
Просвещения, когда казалось предельно ясным и разумно обоснованным, что
предрассудки надо выявлять и отбрасывать. Но оказалось, что предрассудки, даже если
они и выявлены, легко не отбрасываются, так как помимо "ясных как солнце"
положений разума есть и действительные интересы непосредственного существования,
которые часто перевешивают. На наш взгляд, более правильный, обладающий
действительностью
подход
к
предрассудкам
(в
частности,
разработанный
в
герменевтике) заключается в том, что их следует не отбрасывать полностью, а
критически исследовать, и там, где они работают, продолжать их применять, но, в то
же время, не универсализировать.
Будем понимать нелинейность и сложность как концепты. Их можно
обнаружить прежде всего в описаниях строения или устройства объекта (вещи,
свойства, отношения, процесса, силы, поля, взаимодействия и т.д.), а также в описаниях
3
изменения объекта и поведения объекта. Как правило, "нелинейность" к самим
объектам неприложима, притом, что назвать объект "сложным", мы не затрудняемся.
Не претендуя на полный охват смысловых полей этих концептов, попробуем выделить
наиболее очевидные и распространенные (на наш взгляд) особенности их понимания.
Начальный смысл концепта "нелинейность" по отношению к какой-либо
характеристике некого объекта можно выразить так: эта характеристика не похожа на
прямую линию, равно как и на что-либо, представимое по аналогии с прямой линией
(не проходят варианты обобщений вроде: разные локализации проявлений объекта с
нелинейными характеристиками самоподобны, либо одинаково организованы, либо
выражают один и тот же закон – ведь фрактал также организован самоподобно на всех
масштабах различения).
Образцом нелинейности чаще всего служат функции второго и иных порядков,
или решения нелинейных уравнений. Нелинейность можно также понимать как
отсутствие единственного строгого порядка. В негативном аспекте нелинейность
означает невозможность простого соединения взаимно независимых свойств и
действий или их наложения друг на друга. Нелинейность можно понимать и как смену
направлений перехода, и как неоднозначность. Ее также можно рассматривать в
контексте
фрагментированности,
клиповости
и
смонтированности
образов
и
представлений, и клиповое сознание принципиально нелинейно в этом смысле. В
частности, феномены электронной культуры демонстрируют постоянную смену
значимых объектов, мест, направлений, переходы между направлениями, скачки
внимания, преобразования объектов.
Сложность – гораздо хуже определяемое понятие. Есть у Пригожина с
Николисом книга "Познание сложного", у Н.Н.Моисеева – "Прощание с простотой",
есть современные центры изучения сложности, но определить что такое "сложность"
крайне непросто. К примеру, в малоизвестной, к сожалению, книге Е.А.Мамчур,
Н.Ф.Овчинникова и А.И.Уемова "Критерий простоты и меры сложности" достаточно
убедительно показано, что ситуация в целом все же такова, что нет хороших
определений простоты и сложности.
Среди интуиций понимания концепта "сложность" можно наметить такие
понятийные
направления:
производное
от
сложенности,
от
исчислимой
множественности и от отрицания простоты.
Сложное как сложенное означает, прежде всего, то, что оно получилось как
результат действия сложения чего-то вместе. Сложенность может не иметь
непосредственно числового выражения, и тогда она понятийно связывается с
4
разнородным, полученным из разных источников, на разных основаниях (возможно, не
обладающих единством и не приводимых к единству). В этом случае понимание
сложности связано с трудностью представить естественный синтез таких оснований, и,
далее, с производными ощущениями неединства, неединственности, не-целостности.
Складывание чего-то предполагает реализованную совместность складываемого
в промежуточных результатах и в окончательном результате. При этом следует
выделить такое условие понимания сложного как его нечеткая локализация. Само
складывание может быть простым, но складывание, повторенное достаточно много раз,
производит эффект необозримости и неконтролируемости. Можно полагать, что в этом
случае основанием концептуализации сложного являются его не-подручность, неосвоенность.
Общими, повторяющимися в разных культурах интуициями сложного как
исчислимого многого (в отличие от исчисления немногого) являются арифметические
классификации, из которых начальная, видимо, представлена градацией "один – два –
много", как правило, нечетко отделенной от качественного понимания перечисляемых
предметов. Чуть более развитая классификация: "один – два – три – много", вслед за
которой обычно следует историческое развитие счета и счетных множеств (например,
вплоть до тьмы, ворона и колоды в русской традиции), на уровне повседневного
использования
множествами
являет
примеры
подручными
сравнительно
(буквально
–
более
легкого оперирования
исчислимыми
на
пальцах
рук)
с
и
необходимости специальных сложных действий отдельно – с большими множествами и
отдельно – с частями множеств (исторически дроби были наиболее сложным разделом
школьной математики вплоть до XX века, когда в практику вошли десятичные дроби).
Здесь сложность, по-видимому, коррелирует со сложностью алгоритмов оперирования
с большими совокупностями и их отношениями.
Сложность можно понимать еще и в аспекте необходимости перехода между
принципиально разными уровнями существования. Так, Н.Н.Моисеев пишет: "вместо
классических представлений Евклида и Ньютона пришло неизмеримо более сложное
видение мира, в котором классические представления являются очень приближенным
описанием некоторых очень частных случаев, относящихся преимущественно к
макромиру".
Развитие обращения со сложными предметами и умножение числа особых
предметных областей позволяет выделить еще два измерения сложности: с одной
стороны
–
непростота
освоения
некоторого
предмета,
его
использования,
манипулирования им, а с другой – невычислимость обычными средствами или
5
методами, отсутствие средств расчета или даже невозможность такого расчета. При
этом "простое для всех" не совпадает с "простым для выделенных/избранных людей",
то, что просто для одного – сложно для другого. Хотя выделение людей, овладевающих
сложными вещами, может происходить вне общественных институтов, но в отношении
значимых общественных сфер появляется как профессионализация, так и упрощенное
функционирование знаний и навыков, причем обращение со сложным выделяется как
особый тип профессионального навыка или природного таланта.
Подводя итоги рассмотрения основных моментов понимания концептов
"нелинейность" и "сложность", можно сказать, что "нелинейность" в ряде моментов
имеет основанием представление или ощущение сложности, тогда как "сложность"
имеет более широкий ряд интуиций, вроде требующихся от субъекта навыков или
способностей обращения со сложным объектом. Сложный объект – это объект, более
самостоятельный и независимый от субъекта, требующий от субъекта специально
приноравливаться к действиям, которых требует этот объект. Сказанное равным
образом относится и к случаям, когда таким объектом выступает другой субъект, будь
то реальный субъект, или субъект виртуальный или технически сконструированная
модель, реализующая моменты поведения субъекта в какой-либо области. Специфику
технического отношения к объектам можно видеть как в попытках упрощения для
человека действий в некоторой предметной области или в осуществлении ранее
недоступных возможностей действия, так и обращая внимание на преобразование и
расширение
предметных
областей
человеческого
существования,
увеличение,
расширение и создание новых сфер подручности новых типов объектов для человека.
В регионе электронной культуры естественным образом присутствуют и притом
специфическим
"нелинейность"
образом
и
преломляются
"сложность"
как
такие
трудность
характеристики
совмещения
разных
концептов
уровней
существования, неоднозначность, смонтированность объектов, нечеткая локализация,
неединство, неединственность и не-целостность, необозримость и неконтролируемость.
В то же время такие характеристики сложности как не-подручность и не-освоенность
выглядят элиминируемыми вследствие специальной разработки и распространения
"дружелюбных" интерфейсов.
В заключение нашего эссе, посвященного специфике объективаций электронной
культуры, обратим внимание на некоторые из указанных характеристик.
Электронная культура преобразует типы и сферы существования представлений,
будь то представления психически, семиотически или технически реализованные.
6
Так, переживания и их моральные оценки по поводу и в связи с объективациями
электронной культуры хорошо иллюстрирует такое новейшее хокку:
"Не был давно у сестры.
Верно, сегодня зайду
К ней на страницу."
Общение с человеком становится проще через электронные средства, чем в
непосредственном контакте, тем более, что Интернет позволяет, погуглив, найти темы
и слова для выражения своих желаний и потребностей за прагматически приемлемое
время.
Интерфейс поисковика или базы данных навязывается пользователю, и тот
копирует как просто оформление своей презентации, так и ее структуру, понятийное
строение, категориальную систему, способ вывода и способ определения результата.
Взаимодействия субъектов все более становятся коммуникациями. При этом
информация в формате, технически не поддерживаемом в каком-либо взаимодействии,
либо просто отвергается, либо требует дополнительных специальных усилий, чтобы
войти в коммуникацию через переформатирование, иногда существенно искажающее
ее смысл.
Здесь возникает проблема преобразования субъекта и создания его презентаций
в разных слоях и уровнях электронизированной реальности, включающей и реальность
виртуальную.
В случае с виртуальной реальностью остро встает проблема естественности
такой базы человеческого существования как чувства. Базисных чувств – 5 (или 6,
вместе с чувством равновесия). Однако расширение спектра реальностей, с которыми
имеет дело человек, приводит к необходимости создавать производные чувства,
относящиеся к предметам этих реальностей. Например, нужно ли иметь чувство юмора,
чтобы существовать в человеческом обществе? Вопрос тонкий. Говорят: "хотелось бы,
чтобы у людей, у которых нет чувства юмора, было чувство, что у них нет чувства
юмора". И ситуация с обладанием чувством юмора очень напоминает обладание
рассудком. Вспомним Декарта: рассудок наиболее справедливо распределен между
людьми, потому что каждый своим разумом доволен.
В принципе необходимо ставить явно вопрос и исследовать онтологию субъекта,
но, на наш взгляд, не в отрыве от онтологии объектного мира. Среди прочего,
естественно считать, что у субъекта есть специфическая способность создавать
представления и жить с представлениями и в представлениях. И, когда есть субъект,
есть и многообразие предметных чувств, связанных с многообразием реальностей.
7
Значит, учитывая воспроизводимую специфику электронной реальности, необходимо
ставить вопрос о создании новых, технически обеспеченных чувств, характеризующих
субъекта электронной культуры. Другая сторона проблемы – вопрос о возможном
подчинении, замещении или даже вытеснении природных чувств в условиях развитию
и распространения электронной культуры. Чувства человека определяются не только
его телесной организацией, но и его знаниями и его практикой. Это положение
объясняет необходимость особого подхода к анализу онтологии электронной культуры,
точнее, к многообразным синтезам и смешениям разноуровневых онтологий.
Мы рассматриваем знание как непосредственный акт представления, который
связан с информацией и включает в себя содержание информации, но принципиально
является актом субъекта, а не пассивным результатом, который существует в мире как
факт. Мое знание от меня отделить нельзя, потому что это мой акт. Знание – это
представление субъектом объекта. Здесь необходимо рассматривать представление как
сложную
структуру
существования,
в
которую,
помимо
актуализированного
материального тела сложного нелинейного знака, входит еще и собственный акт
субъекта, актуализирующий информацию и соотносящий ее с какой-то реальностью.
Здесь, в частности, требуется использовать технику формальных онтологий (Гуссерль).
Любое представление имеет формальную онтологию. Некоторые представления
относятся к реальности лишь возможной, а некоторые – к реальности, которую другие
субъекты считают невозможной. Но это не важно с формальной точки зрения, так как в
любом случае речь идет о соотношении с некой реальностью, независимо от ее типа.
Вопрос: "Как представляемая реальность соотносится с какой-то выделенной нами
реальностью (которую мы считаем первой, основной, единственной настоящей
реальностью и т.д.)?", является уже вопросом дальнейшего исследования, выходящим
за пределы конкретного наличного существования представления. Реальность может
быть производной.
Разноуровневые онтологии возникают в электронной культуре как со стороны ее
технико-технологического обеспечения, так и со стороны ее практической значимости.
Технико-технологическое обеспечение в первом приближении имеет уровни онтологий
чисто машинных – на уровнях систем обработки и процессирования сигналов,
операционных систем, библиотек функций и онтологий, пакетов прикладных
программ, специальных разработок и т.д. Практические потребности, обеспечиваемые
этими средствами, развертывают производные уровни представлений, связанные с
локальными группировками субъектов, тематизацией и категоризацией, жаргонами,
играми в собственном и несобственном смысле слова, культурными традициями и
8
трансляциями и т.д. А каждый уровень представления содержит два подуровня
существования – означающий и означаемый, не говоря уже о сложных типах
представления.
Иной онтологический аспект проблематики электронной культуры требует
осознания необходимости расширения набора регионов сущих. У Башляра есть
высказывание: "по ту сторону субъекта, по эту сторону объекта наука основывается на
проекте". Субъект, объект и проект – это разные типы существования сущих в мире.
Объективации электронной культуры дают новое поле исследования сложных
взаимодействий, включающих множество уровней актуализации репрезентаций наряду
с осуществляемыми в действиях субъектов взаимодействиями их значений и смыслов.
Проектное существование сильно связано с возможностями предсказания или
прогнозирования. Укажем на возможное развитие этой проблематики в электронной
культуре в связи с локализуемостью, масштабируемостью, вычислимостью и
представимостью.
9