«ОРАНЖЕВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» В КОНТЕКСТЕ ПРОЦЕССОВ
advertisement
В.И. Сальников Революционные процессы: социокультурный и политикоантропологический аспекты // Международные отношения и инновационное обновление России: экономические и политические тенденции глобального и регионального развития. Сборник материалов международной научной конференции. – Воронеж: ВГУ, 2012. – С.63-75 63 Революционные процессы представляют собой человеческую деятельность по преобразованию общества на основе новых проектов социального развития, осуществляемую при участии широких народных масс, во время которой происходит свержение господствующих классов и групп. Они охватывают как отдельные страны, так и носят международный характер. При всем многообразии этих процессов, обусловленном социокультурными и историческими факторами, их объединяет то, что базовыми событиями здесь являются революции – не только социальные и политические, но также технологические, мировоззренческие и др. В доиндустриальную эпоху (при рабовладельческом и феодальном строе) революции, начало которым положило т.н. «осевое время»1, происходили стихийно и складывались из совокупности спорадических, в большинстве случаев локальных массовых движений и восстаний (напр., восстания Спартака, Уота Тайлера и др.). При переходе от феодализма к капитализму революции приобретают черты общенационального процесса, в котором все большую роль играет сознательная деятельность политических партий и организаций. Ш. Эйзенштадт отмечает следующие отличительные черты революций Нового времени (эпохи Модерна) по сравнению с предшествующими: 1) связь между различными движениями протеста (реформаторски настроенные элиты из правящих фракций, 64 оппозиционные контрэлиты, недовольные низы, религиозная и интеллектуальная оппозиция, контркультурные элементы и т.д.); 2) их воздействие на политическую борьбу в центре (именно в столицах происходят революции, поэтому туда стягиваются революционные силы); 3) наличие ярко выраженной идейной основы (в основном это идеология либерализма, имеющая основанием принцип «естественных прав», включая право на восстание); 4) наличие самостоятельной структурной организации, которая осуществляет революцию (различные тайные революционные организации, а также легально действующие политические организации типа якобинского клуба, имеющие широкую сеть отделений, как по всей стране, так и за ее пределами)2. Существенным результатом революционных перемен, произошедших в эпоху Модерна под воздействием идей Просвещения, заложившей основные компоненты цивилизации Нового времени, согласно Ш. Эйзенштадту, является: 1) создание более широких международных связей и взаимодействие различных общественных образований (эпоха становления гражданского общества в его современном понимании); 2) постоянная потребность в модернизации не только как в экономическом, но также и в социально-политическом развитии (идея потребности в прогрессивном развитии); 3) изменение отношений между центром и периферией, более широкое перераспределение власти и влияния (с одной стороны, даруются гражданские права жителям колоний, а с другой стороны, усиливается централизация власти в метрополии и создается «рациональная бюрократия»3); 65 4) расширение участия различных социальных групп и элит в системе социальной регуляции («республика» в переводе с латыни означает «общее дело», что подразумевает участие граждан в механизме обсуждения, принятия и реализации властных решений)4. Переход от капитализма к социализму нашел свое отражение в социалистической революции, развертывающейся как согласно мировой марксистской революционный теории, процесс и представляющей собой совокупность социалистических, демократических и национально-освободительных революций, в ходе которых должен происходить переход от капитализма к социализму во всемирном масштабе, осуществляться коренной переворот в социально- экономическом фундаменте общества, должны ликвидироваться все формы эксплуатации человека человеком, а также национальный и социальный гнет5. Этому процессу, начало которому положила победа октябрьской революции 1917г. в России, предстояло занять целую эпоху. Однако в силу ряда причин энергия социалистического революционного процесса к 80-м гг. ХХ века иссякла. Режимы государственного социализма утратили революционность авторитарные, а энергией представители враждебного и трансформировались революционного лагеря, чтобы протеста в овладели использовать ее для продвижения своих геополитических интересов6. 66 Что касается капиталистического мира, то он, выбрав эволюционный путь развития, создав условия для разрешения социальных конфликтов политическими средствами, совершив научно-техническую революцию, нейтрализовал негативные последствия революционных процессов, предоставив возможности создавать и реализовывать новые проекты общественного развития и порождать новые учреждения и ценности, сведя при этом применение насилия к минимуму. Опираясь на методологию организованные «перманентной меньшинства, революции», поддержанные делающей извне, ставку и на используя политические технологии, позволяющие управлять протестной энергией масс, современный Запад, вступив в эпоху Постмодерна, осуществляет «экспорт демократии» в страны «второго» и «третьего» мира через «экспорт революций», которые имеют ярко выраженный политтехнологический, «карнавальный» характер. При осуществлении этих революций сознательно не допускается переход революционного процесса на стадию аналогичной стадии якобинского террора. Однако далеко не всегда обходится без кровавых жертв – революция в Сербии в 2000г., в Киргизии в 2005 и 2010 гг., на Ближнем и Среднем Востоке в 2010-2011гг. институтов показали, что традиционного в условиях общества относительной прочности осуществление «цветных революций» зачастую идет не по «бархатному» сценарию. При этом все революции роднит общая закономерность – они часто становятся «симптомом нарастания иррациональных сил»7 - когда свержение существующего строя ведет не к немедленной реализации революционной мечты, а к одичанию нравов и к экономической разрухе. 67 Объяснения данного феномена у большинства теоретиков и практиков революции зачастую сводятся к пресловутому сопротивлению «противников революции» и «косной мещанской среды», которое можно и нужно сломить во что бы то ни стало. Эти попытки загнать насильственным путем миллионы людей в «светлое будущее» приводили к огромным жертвам и нередко кончались крахом. Чтобы выйти из этого порочного круга – необходимо дать научное объяснение почему рациональные цели часто приводят к иррациональным результатам. Для чего необходимо значительно расширить методологию исследования революционных процессов за счет привлечения научных дисциплин, исследующих не только экономические, политические, социокультурные причины революций, но и генетику их протекания, особенно «реверсные» (возвратные) механизмы. В частности, за счет применения методологии политической антропологии. Политическая антропология – это наука, изучающая установки людей в отношении политической деятельности, генезис политического в преполитарных (догосударственных) обществах, а также действие преполитарных институтов и практик (харизматический культ, мифоритуальный комплекс, системы табу и инициатических обрядов, дихотомия «свой»-«чужой» и др.) в политических процессах современных обществ8. Какое отношение она имеет к революционным процессам? Как свидетельствует история – самое непосредственное: Во-первых, революционная идеология Нового времени (XVII – нач. ХХвв.) – периода кульминации революционного процесса и одновременно периода формирования теории революции, – в качестве позитивных идеалов использовала не только образы светлого будущего, но и в значительной степени различные мифологемы т.н. «золотого века», под влиянием которых сформировались такие новоевропейские идеологемы, как обладающий «естественными правами» «естественный человек» Ж.-Ж. Руссо, базовое понятие феминистской идеологии – 68 «матриархат», «первобытный коммунизм» Ф. Энгельса и др. То есть, сокрушая «старый мир», революционеры, осуществляя для начала «революцию в умах», готовились создавать «новый мир» на архаическом фундаменте. Недаром, революция означает в переводе с латыни – переворот, обращение сфер… Во-вторых, согласно методологическим принципам этой дисциплины, архаические структуры, «вытесняемые» модернизацией9, не исчезают бесследно, а через структуры бессознательного воспроизводятся в сознании и поведении последующих поколений10. В первую очередь это характерно для переходных эпох, когда временной зазор между разрушением старых институтов и созданием новых заполняется проявлением архаического в политике, экономике, социальных практиках, особенно, если активным участником политического процесса становятся «народные массы», вырвавшиеся из-под власти сдерживающих норм. Как считает ряд исследователей революций, начиная с Э. Берка и А. де Токвиля, именно в силу участия масс в революции та приобретает иррациональный характер, а общество архаизируется (примитивизируется социальная структура и система экономических отношений, резко возрастает степень насилия, усиливается иррациональное в поведении масс – разрушение и осквернение могил, уничтожение сакральной символики прежних эпох, рост влияния мифо-ритуального комплекса и т.д.)11. 69 В-третьих, если в XVIII-XIX вв. движущей силой революционного процесса, который был локализован в границах западного мира, выступали буржуазия и пролетариат (городские слои), то по мере его распространения в ХХ веке за пределы Запада, усиливается антикапиталистический характер революционного процесса, что дает основание охарактеризовать данный процесс как реакцию традиционного общества на модернизацию или бунт «Мировой деревни» против гегемонизма «Мирового города». Движущими силами революционного процесса на данном этапе становятся маргинализированное крестьянство (из среды которого нарождается пролетариат, еще не сформировавшийся в «класс для себя»), маргинальная интеллигенция (полунациональнаяполузападническая), разоряющиеся помещики, армия, криминал (бурно расцветающий в смутные времена), спаянные этническими, семейнородственными, эзотерическими и инициатическими связями, которые являются предметом исследования политической антропологии. Авангардом мирового революционного движения ХХ века становится Советский Союз, образовавшийся на обломках Российской империи, оказавшейся в силу вышеуказанных факторов, «наиболее слабым звеном в системе империализма», где в 1917 году победила Великая Октябрьская социалистическая революция. Именно СССР через структуры Коминтерна способствовал распространению революционного движения не только на находящиеся в колониальной и полуколониальной зависимости страны Азии, Африки и Латинской Америки, но и на страны Запада. Революционный натиск был настолько силен, что изменил ментальность революционного сознания, вызвав мощные ориенталистские симпатии как у т.н. «консервативных революционеров»12 в лице итальянского фашизма и германского национал-социализма, так и у левацких революционных экстремистов (анархисты, троцкисты и др.), которых, несмотря на серьезные 70 идеологические разногласия, роднили неприязнь к ценностям буржуазного общества и повышенный интерес к незападным странам13. Нацисты пытались опереться на наследие древних ариев и на мистику Востока, а европейские крайне левые, разочаровавшись в революционной миссии «обуржуазившегося» пролетариата развитых стран, симпатизировали маоистскому Китаю и социалистическому Вьетнаму, кровавому режиму Пол Пота и боготворили латиноамериканского революционера Че Гевару. Да и современные политтехнологи, осуществляя «демократические революции», направленные на свержение авторитарных режимов, этноконфессиональные в значительной противоречия, степени существующие используют в данных странах14… А если принять тезис, что первые революции произошли еще в архаические времена, когда поддержанные молодежью вожди восставали против власти родовой верхушки и жречества, а затем на протяжении многих веков воспроизводились как в «вытесненной» форме (через ритуал), укореняясь в коллективном бессознательном, так и вновь реализуясь при отстранения от власти «незаконного» вождя15, то не остается сомнений в том, что революционные процессы вполне могут быть описаны методами политической антропологии. На взгляд автора, опирающегося на методологию данной дисциплины, они имеют следующие политико-антропологические основания: 1. В основе экстремистского сознания вообще и революционного сознания в частности лежит «манихейское» представление о двух мирах – «чистом», которое олицетворяем «Мы» – борцы за «светлые идеалы», и «нечистом», которое олицетворяют «Они» (самодержавие, реакционеры, «Система» и т.д.), восходящее к архаическим представлениям о том, что 71 собственно людьми является только наше племя, за представителями же других племен такое право не признается. 2. Для революционного сознания и связанной с ним психологии экстремизма характерны «подростковый» максимализм в восприятии мира, отсутствие склонности к компромиссам, уважение к силовым поступкам, идущие из глубины столетий из психологических установок воинских союзов и инициатических братств, состоящих, главным образом, из неженатой молодежи, живущей в особых условиях, одновременно сочетающих элементы игры и экстремальности16. Наверное, поэтому революция так привлекает молодежь, как биологическую, так и социальную17. 3. Атмосфера инициатических братств, связанных инициацией (Посвящением) в «общество избранных», порождает особое отношение к жизни – воспевание героизма, презрение к повседневности («мещанству»), отрицание семьи, нелюбовь к всевозможным системным устоям18. Так родился образ безбытных и бесстрашных борцов с «Системой», исповедующих своеобразный культ, сочетающий дионисейство и танатизм – Праздник Революции, Праздник Террора19. 72 4. Революционеры притягивают к себе мир искусства, чьи представители, воспевая «безумство храбрых», своим художественным творчеством оживляют героические мифологические сюжеты, в которых «Герой» через убийство хтонического чудовища и сотворение жертвы (нередко в жертву приносится он сам) избавляет мир от зла20. Эти сюжеты, накладываясь на архетипы коллективного бессознательного, в свою очередь, оживляют мифологическое сознание масс, которые, вовлекаясь в политический процесс, способствуют его архаизации и радикализации. 5. Утопизм революционного мышления в сочетании с маниакальной решимостью претворять утопические идеи в жизнь, ведущие свое происхождение от гностических и милленаристских средневековых сект, верящих, что через личные усилия адептов можно, если не низвести на землю Царствие Небесное, то хотя бы приблизить Апокалипсис21. 6. Сочетание тоталитарных и анархических тенденций. На этапе революционного подъема эти тенденции находятся в синергии. Однако на этапе институциализации нового революционного режима данные тенденции вступают в противоборство (во время русской революции большевики боролись с анархистами и психологически близкими к ним эсерами, а во время испанской революции 1930-х гг. противостояние анархистов и коммунистов было настолько серьезным, что анархисты даже открыли фронт франкистам, посчитав их меньшим злом). Борьба этих двух тенденций, способствуя тому, что революция «пожирает собственных детей», ведет (не без воздействия контрреволюции) к 73 преодолению революции – когда на смену якобинскому террору приходят Термидор, Брюмер и Реставрация22. Вышеуказанные основания конституируют нечто похожее на матрицу революционных процессов, которая позволяет описать в общем виде универсальный механизм их протекания. А политическая антропология, изучающая причины того, почему «новизны рыгают стариной», используя понятие архетипа, применение которого позволяет анализировать генетически наследуемую структуру накопленного человеческого опыта, сможет внести свой вклад в исследование этих процессов, которые, затихнув после поражения СССР и его союзников в «холодной войне», вновь начинают усиливаться. Правда, обретая новые формы, революционные процессы сохраняют свою суть, привлекая людей, обладающих определенным типом сознания и поведения. Ведь революционаризм как особый стиль жизни и особая психология поведения (описанные выше) никуда не исчезает – он только меняет формы. В архаическую геронтократии и эпоху господства его носители традиций. В восставали классовых против обществах революционаризмом были одержимы борцы против национального и религиозного гнета, против социального неравенства. В эпоху «массового общества» и идущего ему на смену «постиндустриального» общества, когда последствия социального неравенства, основанного на отношении к собственности, было сведено к минимуму, революционаризм охватывает всех тех, кого беспокоит реализация т.н. «постматериалистических ценностей» – сексуального, национального, творческого освобождения, обретения «гендерного равенства» и поиск новых более гуманных форм социальности. Именно на людей с революционаристской психологией ориентируются теоретики и практики т.н. «перманентной революции»23, чьи адепты 74 (наследники анархистов и троцкистов), ориентируясь на «прямое революционное действие» и возможность «экспорта революции», отрицают объективные и субъективные предпосылки революции, а также необходимость ее прекращения после завоевания политической власти. Активизировать их деятельность можно через специальные политические технологии, обильно применяемые в эпоху т.н. «информационного общества» – использование политических и социальных сетей, PR- и интернет-технологий, управление ситуацией через нарративы, различные манипулятивные технологии и др.24 Данные технологии активно применяются, как при осуществлении т.н. «бархатных революций»25, так и «международными террористами»26, придавая современному революционному процессу, который не желают замечать большинство современных политологов, ярко выраженный технологизированный характер. Однако все больше исследователей, как зарубежных, так и отечественных, интересуется антропологией революции27, что вселяет надежду на то, что при изучении революционных процессов включится то самое «человеческое измерение», 75 присущее антропологическому подходу. Правда, политико-антропологические исследования революционных процессов, без которых нелегко понять глубинные истоки революций, особенно их иррационализм, пока уступают историкоантропологическим и социально-антропологическим. Специальных исследований по политической антропологии революций отечественными учеными пока не предпринято. Но автор надеется, что данная тема рано или поздно дождется своего исследователя, и описанная им политикоантропологическая матрица революционных процессов будет посильным вкладом в их изучение. Термин, введенный К. Ясперсом для характеристики тех изменений в духовной культуре, которые произошли в мире с VIII по II вв. до н.э., когда на смену мифологичному и этноцентристскому мировоззрению и религиям, легитимизирующим существующий социальный порядок и поддерживающим его через ритуал, приходит новое мировоззрение с его ориентацией на трансцендентные ценности во многом альтернативные мирским и на возможность изменения мира и места человека в нем. Выдающийся исследователь революций Ш. Эйзенштадт именно в «осевом времени», в его напряженности между трансцендентным и мирским порядками, видел истоки революций, имеющих целью устранить данные противоречия. 2 Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций / Ш. Эйзенштадт. – М., 1999. – С.15. 3 «Рациональная бюрократия» - идеальный тип бюрократии, представляющей собой необходимый элемент управления, способствующий его рационализации, которому присущи: иерархичность, строгая регламентация, разделение труда и ответственности в осуществлении формализованных функций, требующих специального образования. Согласно М. Веберу, этот тип бюрократии должен придти на смену патримониальной бюрократии, свойственной традиционным обществам, в основу функционирования которой положен принцип личных связей и которой не свойственны ни строгая регламентация, ни формализованные функции, ни требование специального образования. 4 Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций / Ш. Эйзенштадт. – М., 1999. – С. 17. 5 См.: Великий Октябрь и мировой революционный процесс : К 70-летию Великого Октября : Сб. реф. и обзоров / [отв. ред. Т.А. Фетисова. – М., 1987. – 180 с.; Мировой революционный процесс: проблемы и исследования: Сб. статей / [ред. Э.Н. Цыганкова]. – М.,1981. – 84 с.; Пролетариат и революционный процесс в Латинской Америке / [отв. ред. Б.М. Мерин]. – М., 1985. – 386 с.; Революционный процесс : историкометодологический аспект / Н.Н. Гошовский. – Киев, 1991; Революционный процесс : общее и особенное / [отв. ред.В.В. Загладин]. – М., 1981. – 255 с.; Революционный процесс в странах Африки и Азии / [отв. ред. А.А. Громыко]. – Тбилиси, 1984. – 231 с.; Революционный процесс на Востоке : История и современность: Сб. статей / [отв. ред. Р. А. Ульяновский]. – М., 1982. – 389 с. и др. 6 См.: Бляхер Л.Е. Революция как «блуждающая» метафора : семантика и прагматика революционного карнавала / Л.Е. Бляхер // Полис. – 2006. – №5. – С. 58-74; Куренной В. Перманентная буржуазная революция/ В. Куренной // Концепт «Революция» в современном политическом дискурсе. – СПб., 2008. –С.216-231. 7 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма / Н.А. Бердяев. – М., 1990. С.106. 8 См.: Баландье Ж. Политическая антропология / Ж. Баландье. М, 2001. – 204 с.; Крадин Н.Н. Политическая антропология / Н.Н. Крадин. – М.: Логос, 2004. – 272 с.; Бочаров В.В. Политическая антропология / В.В. Бочаров // Журнал социологии и социальной антропологии. – 2001. – №4. – С. 35-67 и др. 9 Под модернизацией обычно понимают целенаправленный переход от «традиционного» общества к «современному», сопровождающийся рационализацией социальных институтов и практик и ослаблением влияния религиозных традиций на мировоззренческий выбор и общественную жизнь. 10 Термин «вытесняемое» используется в фрейдистском дискурсе и означает «изгоняемое из сознания, из санкционированных культурой образцов поведения». Согласно методологическим принципам фрейдистской парадигмы, успешно применяемым в политической антропологии, вытесняемое не исчезает бесследно, а погружается в структуры подсознания или бессознательного, откуда со временем 1 может выйти «наверх» и овладеть «центром принятия решений» как отдельной человеческой личности, так и больших масс людей. 11 См.: Бёрк Э. Защита естественного общества, или рассмотрение несчастий и бед, навлекаемых на человечество всеми видами искусственного общества / Э. Бёрк // Эгалитаристские памфлеты в Англии середины XVIII в. – М., 1992. – С.41-111; Токвиль А. де. Старый Порядок и Революция / А. де Токвиль. – М., 1911. – 308 с.; Кобанес О. Революционный невроз / О. Кобанес, Л. Насс // Революционный невроз. – М., 1998. – С. 251-568; Антропология насилия. Сб. статей / [отв. ред. В.В. Бочаров и В.А. Тишков]. – СПб., 2001. – 531 с.; Сальников В.И. Дискурс экстремизма в правосознании переходных обществ / В.И. Сальников // Вторые Всероссийские Державинские чтения (Москва, 9-10 ноября 2006 г.) : сб. ст.: в 8 кн. – Кн.1 : Проблемы теории и истории государства и права. – М., 2007. – С. 316-319 и др. 12 См.: Дугин А. Консервативная революция / А. Дугин. – М., 1994. – 352 с. 13 См.: Коваль Б.И. Революционный опыт ХХ века / Б.А. Коваль. – М., 1987. – 542 с.; Уоддис Д. «Новые» теории революции : Критический анализ взглядов Ф. Фанона, Р. Дебре, Г. Маркузе / Д. Уоддис. – М., 1975. – 521 с. (а также работы критикуемых в данной книге левых европейских интеллектуалов) и др. 14 См.,напр.,: Овчинский В. «Мистерии арабских взрывов…» / В. Овчинский. – (http://zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/11/902/41.html). 15 См.: Бочаров В.В. Власть и возраст / В.В. Бочаров // Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии: В 2 т. Т.1. Власть в антропологическом дискурсе. – СПб., 2006. – С.351-359. 16 См.: Антропология насилия. Сб. статей / [Отв. ред. В.В. Бочаров и В.А. Тишков]. – СПб., 2001. – 531 с.; Бочаров В.В. Антропология возраста / В.В. Бочаров. – СПб., 2001. – 190 с.; Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало ХХ в.) / [отв. ред. О.В. Будницкий]. – М., 2000. – 399 с. и др. 17 Под социальной молодежью принято понимать людей не только молодого, но и более старшего возраста, чей образ жизни и занимаемое ими социальное положение не соответствуют их возрастному статусу. Как правило, это люди с «подростковой психологией», постоянно конфликтующие с обществом в борьбе за «правду», убежденные «нонконформисты». Именно из этой среды вырастает революционная интеллигенция, великолепно описанная в «Вехах» (См.: Бочаров В.В. Антропология возраста / В.В. Бочаров. – СПб., 2001. – 190 с.). 18 К сожалению, в отечественной науке в силу ряда причин серьезные исследования на эту тему пока отсутствуют или их результаты известны лишь узкому кругу специалистов. Общую информацию по данной теме можно получить из произведений Г. Климова – одного из участников т.н. «Гарвардского проекта» - одного их ключевых проектов идеологической войны против СССР, также как и при внимательном изучении биографий революционеров. 19 См.: Доусон К.Г. Боги революции / К.Г. Доусон. – СПб., 2002. – 331 с.; Паперно И. Семиотика поведения : Николай Чернышевский – человек эпохи реализма / И. Паперно. – М., 1996. – 208 с.; Стайтс Р. Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм, 1860-1930 / Р. Стайтс. – М., 2004. – 614 с. и др. 20 См.: Вехи. Сб. ст. о русской интеллигенции / Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, М.О. Гершензон и др. – М., 1909. – 211 с.; Кобанес О. Революционный невроз / О. Кобанес, Л. Насс // Революционный невроз. – М., 1998. – С. 251-568; Лимонов Э. Другая Россия. Очерки будущего / Э. Лимонов // – (http://www.patriotica.ru/actual/limonov_future.zip); Майнхофф У. Напалм и пудинг : От протеста к сопротивлению / У. Майнхофф // Иностранная литература. – 1994. - №3. – С. 197-201; Озуф М. Революционный праздник, 1789-1799 / М. Озуф. – М., 2003. – 416 с.; Сидоров А.А. Революцiя и искусство / А.А. Сидоров. – М., 1918. – 31 с.; Тураев С.В. Революция во Франции и немецкая литература / С. В. Тураев. – М., 1997. – 214 с. и др. 21 См. : Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций / Ш. Эйзенштадт. – М., 1999. – С. 23-39. 22 Термидор – этап Великой Французской революции по названию месяца революционного календаря, когда якобинцев, на годы правления которых приходится пик революционного террора, отстраняют от власти и казнят, после чего революция, руководство которой провозглашает лозунг «Обогащайтесь!» - идет на спад. Брюмер (по названию месяца революционного календаря) – этап ВФР, приходящий на смену термидору, когда генерал Бонапарт, подавив восстания роялистов и якобинцев, устанавливает личную власть, которую использует ради осуществления синтеза Революции и Империи. Реставрация – период после поражения Революции, когда восстанавливаются полностью или частично дореволюционные порядки (применительно к Франции осуществилась после внешнего военного поражения ВФР). 23 Как писал видный теоретик и практик революционного движения Л.Д. Троцкий, которому приписывают создание данной теории: «…национальная революция не является самодовлеющим целым: она лишь звено интернациональной цепи. Международная революция представляет собою перманентный процесс, несмотря на временные снижения и отливы…» (Троцкий Л.Д. Перманентная революция / Л.Д. Троцкий. - (http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl004.htm#st10). Сторонники теории «перманентной революции» считали очень важным воздействие на массы со стороны творческой интеллигенции и т.н. «критических личностей» с целью их «революционаризации». 24 См.: Дугин А.Г. Сетецентричные войны / А.Г. Дугин // Вестник аналитики. – 2005. – №4. – С. 90-102; Почепцов Г. Революция.com. Основы протестной инженерии / Г. Почепцов. – М., 2005. – 532 с. и др. 25 Речь идет о т.н. «бархатных» или «цветных» революциях, являющихся составной частью «третьей» или даже «четвертой» «волны демократизации» и представляющих собой вид политических технологий, позволяющих производить смену политических режимов (как правило, авторитарных и тоталитарных) при использовании организованных «народных масс». «Третья волна демократизации» - термин, введенный в научный оборот С. Хантингтоном, характеризующий волну массовых выступлений народных масс против авторитарных режимов с целью их свержения и трансформации, начало которой было положено т.н. «революцией гвоздик» в Португалии в 1974 г. Что касается «четвертой волны демократизации», то данный термин характеризует процессы демократического транзита в странах бывшего социалистического лагеря рубежа ХХ-XXI веков, образование новых государств на обломках империй, усиление т.н. «экспорта демократии» со стороны США и их союзников при ограничении реального суверенитета большинства государств. 26 Имеется в виду антизападное революционное движение в Латинской Америке, в Иране, а также деятельность революционных экстремистских групп в других частях света, приобретающая глобальный характер. 27 См.: Концепт «Революция» в современном политическом дискурсе / [ред. Л.Е. Бляхер, Б.В. Межуев, А.В. Павлов]. – СПб., 2008. – 360 с.; Антропология революции. Сб. статей / [ред. И. Прохорова, А. Дмитриев, И. Кукулин и др.]. – М., 2009. – 496 с.
