Маслова Д.Н., Купцова Т.И. Ставропольский государственный университет «ЦВЕТЫ КРАСНОРЕЧИЯ» В КНИГЕ П.С.ПОРОХОВЩИКОВА
advertisement
Маслова Д.Н., Купцова Т.И. Ставропольский государственный университет «ЦВЕТЫ КРАСНОРЕЧИЯ» В КНИГЕ П.С.ПОРОХОВЩИКОВА «ИССКУСТВО РЕЧИ НА СУДЕ» Сила судебной речи всегда высоко ценилась передовыми людьми всех времен. Искусство красноречия – часть культуры народа, судебная трибуна – средство огромного идеологического, нравственного и правового воздействия. Именно поэтому к судебным ораторам предъявляются самые высокие требования. С XX в. развитие судебного красноречия пошло по пути формализации речи, её стандартизации, нейтрализации психологической стороны речи. Ей в большей степени стали присущи формы логического развертывания. Речи известных прокуроров Н.В.Крыленко, Р.А.Руденко, В.И.Царева, адвокатов И.Д.Брауде, точность, В.Л.Россельса, убедительная Я.С.Киселева отличает доказательность, строгая юридически логичность, обоснованная оценочность. В речах же русских судебных ораторов XIX в. (А.Ф.Кони, Н.И.Холева, К.Ф.Халтулари, Ф.Н.Плевако и др.) большое место отводилось психологическому анализу личности подсудимого, выяснению его психологического состояния перед совершением преступления или в момент его совершения. Книга П.С. Пороховщикова «Искусство речи на суде» вышла в 1910 году В Санкт-Петербурге (переиздавалась в 1960 и 1988 году). П.С.Пороховщиков ( псевдоним П.Сергеич) по праву считается одним из самых просвещенных юристов своего времени, тонким психологом, восприимчивым и чутким наблюдателем, выдающимся теоретиком судебного красноречия и даже…поэтом. Так характеризовал его А.Ф.Кони, известный классик судебного красноречия и судебной теории и практики. [6: 377] Произведение П.С. Пороховщикова – это уникальный труд, совмещающий в себе интересные, оригинальные мысли и практические советы по правовым вопросам и ценные рекомендации по языку и речи. Те теоретические положения о судебном красноречии, которые мы находим в этой книге, не потеряли свою актуальность и сегодня, поэтому хочется привлечь внимание читателей к этой интересной работе. Первые пять глав этой книги посвящены языковым, речевым и риторическим особенностям включают в себя судебной речи. Четыре последних главы вопросы, относящиеся к судебным действиям: судебное следствие, искусство спора на суде, некоторые замечания обвинителю и защитнику. Для лингвиста и ритора безусловный интерес представляют первые главы. Глава 1. О слоге. В современной интерпретации в данной главе говориться о коммуникативных качествах речи вообще и ,в частности о коммуникативных качествах судебной речи. Говоря о чистоте слога, автор выделяет несколько ее составляющих: ясность, точность, знание предмета и знание языка. Первой и наиболее важной характеристикой речи, по мнению П.С.Пороховщикова, является ясность речи: « Но мало сказать: нужна ясная речь; на суде нужна необыкновенная, исключительная ясность. Слушатели должны понимать без усилий. Оратор может рассчитывать на их воображение, но не на их ум и проницательность.[6: 18]. Автор приводит высказывание Квинтилиана : « Не так говорите, чтобы мог понять, а так, чтобы не мог не понять судья». И далее, отталкиваясь от такого афористического выражения, замечает: « На пути к такому совершенству слога стоят два внешних условия: чистота и точность слога и два внутренних: знание предмета и знание языка.»( там же) Заметим, что в современных пособиях по культуре речи коммуникативные качества речи имеют несколько иное распределение и описание. Точность и ясность рассматриваются как первостепенные качества речи в неразрывном единстве, «только о точности речи должен заботиться говорящий и пишущий, а о том, насколько ясна и понятна речь, должен судить слушающий и читающий» [2: 127]. Кроме того, современные исследователи для описания любых качеств речи выдвигают две характеристики – экстралингвистическую и собственно лингвистическую. Исходя из этого, знание предмета относится к внешним, экстралингвистическим условиям, а знание языка – к внутренним условиям. Однако, давайте не будем забывать, что мы исследуем труд, написанный в 1910 году. И те некоторые положения, которые не соответствуют современной теории речи, вовсе не умаляют достоинств этой работы. Ведь для исследователя важно увидеть и описать определенное явление, а классифицировать его можно по-разному. Вспомним также, что П.С. Пороховщиков не был лингвистом в полном смысле этого слова. Тем не менее, удивительно точно отметил те причины, которые мешают и чистоте, и ясности, и точности речи. К ним он относит, в первую очередь, постоянное злоупотребление иностранными словами и иностранными фразами: «Можно ли говорить, что прежняя судимость есть характеристика, так сказать, досье подсудимого? Можно ли говорить: абзац речи, письменное заявление адекватно явке?... Я слыхал, как блестящий обвинитель, говоря о нравственных последствиях растления девушки, сказал: « в ее жизни встал известный ингридиент». Иностранные фразы в судебной речи – такой же мусор, как и иностранные слова. Щеголяйте французскими поговорками и латинскими цитатами в ваших книгах, в ученых собраниях, перед светскими женщинами, но в суде – ни единого слова на чужом языке». [6: 20]. Пороховщиков также говорит о таком недостатке, как «ненужные вставные слова», в современной терминологии - о словах-паразитах. Очень актуальное замечание для устной монологической речи юриста, отличительной чертой которой является спонтанность. Но неподготовленная речь не может служить оправданием небрежности в устной речи адвоката, судьи, прокурора. Глава «О слоге» включает рассуждения П.С.Пороховщикова о богатстве слов в речи юриста. Здесь мы находим удивительный и очень полезный совет тем, кто заинтересован в богатстве и разнообразии своего словаря: « У нас многие не прочь похвастаться тем, что не любят стихов. Если бы спросить, много ли стихов они читали, то окажется, что они не равнодушны к поэзии, а просто незнакомы с нею. Спросите собеседника, кто убил Ромео, или от чего закололся Гамлет. Если он давно не был в опере, он простодушно ответит: не помню.. Мы, однако, обязаны знать Пушкина наизусть; любим мы поэзию или нет, это все равно; обязаны для того, чтобы знать родной язык во всем его изобилии». [6:26]/ О необходимости владеть богатствами русского языка писал и А.Ф.Кони: «Пусть не мысль ваша ищет слова ... пусть, напротив, слова покорно и услужливо предстоят перед вашей мыслью в полном ее распоряжении».[ 3: 267] Юрист должен владеть нормами публичной речи, ораторским мастерством для того, чтобы ясно, точно, стилистически правильно, убедительно выражать мысль. Это одно из решающих условий повышения эффективности прений. Глава 2 называется «Цветы красноречия». В самом начале автор высказывает главный тезис, доказательству которого будет посвящена вся глава: риторические украшения, как и прочие элементы судебной речи, имеют право на существование только как средство успеха, а не как источник эстетического наслаждения[5: 46]. Выражение «цветы красноречия» встречается не только у П.С.Пороховщикова. Д.Н.Александров в своей книге «Риторика или Русское красноречие» говорит о том, что еще античные люди использовали это выражение. Античные люди любили и умели мыслить образно, и древние ораторы нередко сравнивали ораторское выступление с деревом, превращая его в легендарное древо, в котором сами находили отдельные части, известные и в наши дни, как то: корни, ствол, ветви (большие и маленькие), листья и цветы, наконец, развивающиеся из цветов плоды. Цветами в этой иерархии они называли те украшения, которые могут сделать речь изящной, выразительной. Цицерон называл такое украшение «лекифом». Это античный флакон тонкой работы, в котором в те времена женщины хранили духи (розовое масло и пр.). Однако следует подчеркнуть, что ораторское красноречие не ограничивается теми «цветами», которые заключены в тропах и фигурах. П.С.Пороховщиков считает, что украшением речи могут быть общие мысли, а также точность слога, благозвучие речи, образы, цитаты из довольно известных произведений русской и зарубежной литературы, сентенции мудрецов и философов древности. Речь, украшенная образами, несравненно выразительнее простой. И П.С.Пороховщиков тут же в подтверждение своей мысли приводит пример: «Скажите присяжным: честь женщины должна быть охраняема законом независимо от ее общественного положения. Будут ли вас слушать профессора или ремесленники – все равно; эти слова не произведут на них никакого впечатления: одни совсем не поймут, другие пропустят мимо ушей. Скажите, как сказал опытный обвинитель: во всякой среде, в деревне и в городе, под шелком и бархатом или под дерюгою, честь женщины должна быть неприкосновенна, - и присяжные не только поймут, но и почувствуют и запомнят вашу мысль». [5: 49]. Известно, что все мы по привычке говорим метафорами, не замечая этого. П.С.Пороховщиков в своей книге рекомендует: «Не следует скупиться на метафоры… но надо употреблять или настолько привычные для всех, что они уже стали незаметными, как например: рассудок говорит, закон требует, давление нужды, строгость наказания, и т.п. – или новые, своеобразные, неожиданные. Не говорите: преступление совершено под покровом ночи; цепь улик сковала подсудимого; он должен преклониться пред мечом правосудия». [5: 52]. Сравнения и другие образные средства позволяют донести сложные мысли до ума всех присяжных, среди которых преобладают люди, обладающие средним уровнем развития образного и логического мышления. Наряду с метафорой и сравнением, антитеза также один из самых обычных оборотов ежедневной речи: ни богу свечка, ни черту кочерга; молодец против овец, а на молодца и сам овца. П.С.Пороховщиков считает, что «главные достоинства этой фигуры заключаются в том, что обе части антитезы взаимно освещают одна другую; мысль выигрывает в силе; при этом мысль выражается в сжатой форме, и это также увеличивает ее выразительность» [5: 56]. Таким образом, для обеспечения эффективного решения всех задач, связанных с процессом убеждения, образные средства (тропы) должны применяться в оптимальном сочетании с риторическими фигурами. Одна из самых изящных риторических фигур, по мнению П.С.Пороховщикова, это – concessio (лат. «уступка, позволение, согласие»); «она заключается в том, что оратор соглашается с положением противника и, став на точку зрения последнего, бьет его собственным оружием…» [П.Сергеич, 1988, с.59]. Конечно, достоинство concessio, как и всякой риторической фигуры, заключается не только в изяществе оборота, но и в силе мысли. «Concessio расчищает путь для мысли, неприятной слушателям. Нельзя сказать присяжным или судьям: наказание бывает несправедливой и жестокой расправой, не вызвав в них некоторого неудовольствия. Оратор говорит: «Есть, бесспорно, такие преступники, в отношении которых наказание является необходимым возмещением содеянного, является безусловным требованием чувства справедливости». После этого можно смело сказать: «Но есть и такие, для которых наказание является ненужной и жестокой расправой» [5: 60]. «Есть одна риторическая фигура, которой наши рядовые ораторы почти никогда не пользуются. Это sermocinatio (лат. «приведение чьих-либо слов, введение чужой речи, цитирование»), одна из наиболее правильных, понятных и простых. Разговоры, убеждения, просьбы участников драмы, предшествовавшие и следовавшие за событием, лишь в незначительной доле бывают достоянием суда. Между тем, передать чужое чувство, чужую мысль несравненно труднее в описательных выражениях, чем в самих этих словах, где эта мысль выражается непосредственно. Например, « я говорю: любовник указал жене на удобный случай отравить мужа. Присяжные слушают и думают, что это могло быть и могло не быть. Опытный обвинитель скажет: я не слыхал их разговора, но нам нетрудно догадаться о его содержании. Она. Женщина, колеблется, он, мужчина, решился твердо и настойчив в своем решении. «Иди, говорит он, - порошок на полке, муж задремал; проснется и сам выпьет; я пройду на кухню, чтобы не вышла в спальную сиделка». Перед вами в немногих словах передана вся картина отравления, и, если предположение о подстрекательстве уже обосновано оратором, присяжным кажется, что они слышат не его, а самого подсудимого на месте преступления. Этот прием незаменим, как объяснение мотивов действия, и как дополнение характеристики, и как выражение нравственной оценки поступков того или другого человека» [5: 61 - 62]. «Но П.С.Пороховщиков предостерегает: речь не должна пестрить риторическими фигурами, казаться искусственной, « на суде примите за правило, что цветы красноречия хороши только тогда, когда кажутся случайными». Той же идеи придерживается и Н.Ф.Кошанский: «Вообще тропы и фигуры тогда только составляют красоту, когда непринужденны, невыисканы, как будто ненарочно, сами собою встречаются и, по – видимому, неизбежны: в противном случае они для слова – бремя» [4: 136]. Чтобы сделаться судебным оратором, надо учиться творчеству у самой жизни. Нужно не только взять все из дела, но и все вложить в него, все то, что хранится в уме и сердце. «Молодая помещица дала пощечину слишком смелому поклоннику. Для нас, сухих законников, это 142 статья устава о наказаниях – преследование в частном порядке, три месяца ареста; …А Пушкин пишет «Графа Нулина», и мы полвека спустя читаем эту 142 статью и не можем ею начитаться. Ночью на улице ограбили прохожего, сорвали с него шубу… Для нас опять все просто, грубо: грабеж с насилием, 1642 ст. уложения – арестантские отделения или каторга до шести лет; а Гоголь пишет «Шинель» – высокохудожественную и бесконечно драматическую поэму» [5: 130]. Как в литературе нет плохих сюжетов, так и в суде нет таких дел, по которым человек образованный и впечатлительный не мог бы найти основы для художественной речи. Исходная точка искусства заключается в умении уловить частное, особенное, характерное, то, что выделяет известный предмет или явление из ряда ему подобных.. П.С.Пороховщиков советует: «Читайте дело, и пусть на каждой странице его явится ваша скрепа, загорится и засветится ваша мысль и ваше чувство;… придя на суд, вы скажете вашим слушателям настоящую речь». Литература 1.Александров Д.Н. Риторика или русское красноречие. – М.: Юнити, 2003, с. 2.Головин Б.Н. Основы культуры речи. – М.:, 1988, с.127 3.Кони А.Ф.Собрание сочинений – М.: Госюриздат, 1991,-546с. 4. Кошанский Н.Ф. Частная риторика. СПб, 1840. 5.Сергеич П. Искусство речи на суде. - М.: Юридическая литература, 1988,-389с.
