Местоимение как средство выразительности

Приложение № 6
Местоимение как средство выразительности
В произведениях многих поэтов и писателей можно найти яркие примеры выразительного
использования средств грамматики, удачно употребленных в экспрессивных целях, хотя
морфология прежде всего ассоциируется в нашем сознании только с системой частей речи. Как
же «работают» части речи в художественном тексте? Давно интересовало ученых-лингвистов,
какая же часть речи встречается в литературных произведениях чаще всего. И в ходе исследования
они получили любопытные результаты. Так, например, установлено, что в прозе Константина
Симонова на 500 слов приходится 170 существительных, 49 прилагательных, 73 местоимения, 111
глаголов; у Михаила Шолохова – 216 существительных, 77 прилагательных, 39 местоимений, 77
глаголов. И это любопытство не праздное: количественная характеристика морфологической
стороны текста писателя может многое рассказать о его индивидуальном почерке, стилистических
пристрастиях.
Предметом моего небольшого исследования стало местоимение. По богатству
экспрессивных красок на первом месте, конечно, личные местоимения. Они придают речи оттенок
искренности, взволнованности, задушевности. Именно этими качествами отличается
стихотворение А.Блока, где использован такой прием:
О да, любовь вольна, как птица,
Да, все равно - я твой!
Да, все равно мне будет сниться
Твой стан, твой огневой!..
Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою
Кармен, твоих духов…
Показательно, что в полном собрании сочинений А. Блока 92 стихотворения начинаются
местоимением я, 49 – местоимением ты. Местоимения он, она, они открывают 22 стихотворения,
вы – только два. Местоимение мы не встретится ни разу.
Сравнительно высокий процент местоимений характерен в большей степени лирическим
произведениям. Их использование создает наибольшую меру обобщенности образа лирического
героя, и внимание сосредотачивается на его внутреннем состоянии.
Чрезвычайно интересно обратить внимание на использование местоимения «мы» в русской
литературе. Чаще всего он позволяет создать обобщенный образ поколения. Еще у Лермонтова в
стихотворении «Дума» мы читаем:
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию – презренные рабы.
Поэт ощущает себя частью поколения, и, обвиняя современников, он обвиняет прежде
всего себя. И все же взгляд поэта на поколение как бы одновременно и изнутри, и извне. Сама
глубина проникновения автора в смысл общей трагедии, страстность и искренность его обличений
выводит героя из общей массы, поднимает его над «толпой» угрюмой».
Осмысление роли своего поколения мы встречаем в творчестве поэтов совершенно иной
эпохи – Великой Отечественной войны. Романтический образ этих людей создан в стихотворении
Николая Майорова «Мы»:
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы –
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы – спросите жён!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображен.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, недолюбив,
Не докурив последней папиросы.
Ощущение общности судьбы пронизывает творчество всех, кто прошел через суровые
военные испытания. Удивительно трогательный и одновременно трагический образ создан в
стихотворении Владимира Кострова
Мы – последние этого века.
Мы великой надеждой больны.
Мы – подснежники.
Мы из-под снега,
Сумасшедшего снега войны.
И местоимение «мы» здесь несет огромную смысловую нагрузку.
Совершенно иначе создается образ обобщенного «мы» в одноименном романе Евгения
Замятина. Главный герой говорит о себе, что он только один из математиков Великого
Государства. «Я лишь попытаюсь записать то, что вижу, что думаю – точнее, что мы думаем
(именно так – мы, и пусть это «Мы» будет заглавием моих записей)». Читателя сразу
настораживает: не «я думаю», а «мы думаем». Герой, великий ученый, талантливый инженер, не
осознает себя личностью, не задумывается над тем, что у него нет собственного имени, он, как и
все жители Великого Государства, носит «нумер» - Д-503. При этом он абсолютно уверен в
правомерности того, что в этом государстве происходит. «Не государство, общество как сумма
личностей, а только человек как часть государства, общества. Человек ничтожен перед величием
государства». Неестественно, утверждает Замятин, преломление «я» в «мы», и если человек
поддается воздействию тоталитарной системы, то он перестает быть человеком.
Таким образом, местоимение может выступать средством выразительности и средством
создания ярких образов.