Никто не мог знать, что она тоже человек - Dark

Ни кто не мог знать, что она тоже человек.
Не желай того, что не сможешь достигнуть
(Перефразированный В.Франкл)
Все было как всегда, как каждый день из последних десяти прожитых ее лет. Весенние лучи старательно
пробовали свою силу на еще холодной от зимы земле. А птицы уже чувствовали приближающееся тепло и дарили
свои песни пробуждающемуся городу. Все было как всегда. Она шла по улице в своем расписном комбинезоне, будто
летняя радуга, женщина-радуга. Будто вовсе и не женщина, а некое подобие ее, подобие определяемое только полом, а
не самой сутью. В правой руке, крепко сжимала ручку пластмассового ведра, в такт ее шагам мерно плескалась черная
масляная краска. Левая же была занята сумкой с разноцветными кистями. И хотя она уже давно не использовала
другие цвета, кроме черного, кисти носила по привычке с собой, в надежде, что все еще может измениться и
превратиться вновь в расписной, цветущий мир. Длинная, широкая дорога, прямая и безвкусно оформленная
рекламными плакатами исчезала в стене серых "многоэтажек". Движение на дороге было разделено зеленой полосой.
И кто, какой дизайнер решил что полосы явно мало, необходим маленький декоративный заборчик из литого чугуна, с
затейливыми завитушками. Этот, несомненно, гениальный человек, конечно же заботился о красоте. В том смысле, в
котором сам ее понимал, только в отличии от матери-природы, забор не мог обновляться с каждой новой весной сам.
Он был забором, мертвым, безмолвным, что-то разделяющим. А посему, требовал за собой ухода, тщательного,
ежегодного. И каждая новая весна, для нее в последние годы ознаменовывалась этой покраской. Она шла красить
забор. Она была моляром, она была матерью, она была женщиной и возможно человеком.
Стройная, миниатюрная девичья фигурка легко впорхнула в открытую дверь коммунальной жилищной
конторы. Небольшой коридорчик и три двери. Пойдешь направо, пойдешь налево, пойдешь прямо.
- Здесь кто-нибудь есть? - произнес чуть дрожащий от волнения ее голос.
За первой, кроме столов заваленных бумажными папками ни кого не было, вторая дверь вела в комнату
забитую инвентарем, лопаты, грабли метла, ведра, разноцветные краски и прочая атрибутика коммунальных служб. И
наконец за третьей дверью, отодвинули громко стул, и послышались приближающиеся шаги. Дверь отворилась, и
девушка увидела мужчину средних лет. Растительность на его голове заметно начала редеть, роговые очки делали его
лицо до глупости серьезным, а поношенный многолетний пиджак и галстук, говорили о принадлежности к касте
управленцев.
- Так, что тебе надо? - произнес он важным поставленным голосом, с удовольствием оглядывая ее.
- Наверное Вас - произнесла девушка робко и протянула ему направление на работу.
Нахмурив брови и внимательно читая направление, управдом стал меняться в лице. Было видно, что для него
это добрая весть. Видимо совсем плохо было без маляров, а может ему нравилась ее молодость, ее застенчивость,
ладно скроенная фигурка.
- Это добре, это добре. - повторил он несколько раз, - вот значит как, решила по специальности работать?
Добр, добре.
А она стояла и не понимающе улыбаясь смотрела на него, думая: "Вот дурной, не решила, а направили, я же
училась для этого, я же маляр"
С тех пор минуло десять длинных лет. Каждый год, каждый новый год, она давала себе клятву, что найдет
более подходящую работу, больше оплачиваемую, более престижную, более интересную. Но год шел за годом, и все
оставалось по прежнему. Нет, нельзя сказать что все было настолько плохо. В первое время, ей давали очень
интересную работу, красить остановки для городского транспорта, красить рекламные заборы и даже рекламные
щиты, рисовать узоры на домах, убогие цветы, которые отцветали от дожей и смога гораздо раньше настоящих.
Только через пол года, внезапно перестали посылать ее на такие вот красочные работы, и девченки-подружки,
рассказали в чем секрет, надо платить, это же ясно. И только для нее это было откровением. Вначале было противно,
оставаться в кладовой комнате со все более расплывающимся в ширь, и становящимся похожим на откормленного
борова управдомом. Противно касание до ее тела его коротких пальцев, бесстыдно ощупывающих ее вначале через
одежду, а затем и без нее. Потом пришло безразличие, какая разница. Тем более что муж, стал все реже и реже
интересоваться ее. Предпочитая общение с друзьями. И все больше сыпалось упреков с его стороны. Не постирана
рубашка, не поглажены брюки. Появился ребенок, затем второй. Она получила в подарок от судьбы мокрые пеленки и
красные от недосыпания глаза. Муж получил импотенцию и страсть к водке. Все как у всех. И вот настал день, когда
при распределении нарядов на покраску ее уже не пригласили в заваленную хламом кладовку, а просто отправили
красит этот чертов бесконечный чугунный забор. Забор - крашение которого было сродни отправки на тяжелые
принудительные работы. Как она ненавидела забор, управдома, себя и мужа. Словно была во всем происходящем
кого-то из них вина. Все было предрешено и продумано заранее. Она осталась ждать когда разойдутся все рабочие,
дабы переговорить с управдомом с глазу на глаз как это бывало не единожды раньше, но из комнаты с инвентарем
выпорхнула совсем молоденькая девчонка. Нагло уставившись на нее, девушка громка произнесла:
- Мамаша, тебе бы уже о пенсии стоило бы подумывать, а ты все по мужикам шляешься, - и заржав как
молодая необъезженная кобыла, ловко подхватила в руки свои краски и кисти ушла, распущенно виляя
бедрами красит лавочки в детском саду.
Вечером придя с работы, она удивленно уставилась в зеркало, как будто бы и не смотрелась в него с тех пор,
как окончила училище. Да, это уже была не она. Куда девалась хрупкая фигура, тонкие руки, миловидное личико.
Бедра после родов разошлись, да и можно ли их вообще найти, так, какой-то бесформенный объем. Вместо стройных
аккуратных ножек - две большие, толстые с синими прожилками сваи. Огромные как две детские головки груди
бессильно покоились на круглом животе. Все попытки хоть как-то заставить их принять другое положение оказались
безрезультатны. И вот уже несколько лет, ее посылают красить забор, длинною в несколько лет, не высокий, но очень
неудобный. Красить черной краской, забираясь в самую глубь его узоров, и злобно кляня свою судьбу и весь это мир
вместе с забором.
Все было как всегда. Она привычно разложила свои кисти на специально приготовленной рогожке и палочкой
не спеша стала размешивать краску в ведре. Машины проносились мимо нее с большой скоростью. Там, в них сидели
другие люди, там была другая жизнь, счастливая и беззаботная как казалось ей. Вот чинно проследовали друг за
другом несколько, разукрашенных цветными ленточками и шариками, иномарок. Свадьба. Счастливые молодожены,
наверное горячо любящие друг друга, или по крайней мере верящие в то что любят. Когда -то и она в это верила.
Невеста во всем белом. Невеста в белом - символ чистоты. Жених весь в черном - символ пустоты. Она оглянулась
вслед процессии и почему то злобно подумала, желая невесте: "Что б он тебя бросил, вишь, расфуфырилась, вишь
платье она белое напялила, года через два бы посмотреть на тебя". Ей показалось, что именно эта процессия виновата
во всех ее бедах. Именно эти жених и невеста. Муж пьет, у старшего вчера нашла сигареты в кармане и спички, а
начальник больше ее не хочет. Процессия увозила ее счастье, а она только ненавидяще смотрела ей вслед. Ненависть
или зависть? Делать уже было не чего, все было подготовлено, разложено, надо было красит, зарплата - двигатель
жизни, хотя весьма не надежный и слабый, а ее платили с площади нанесенной краски. В начале она злобно
обмакивала кисточку в краску, и так же зло, как будто кому-то мстя, замазывала чугунные цветы. Но, как это всегда
бывает, монотонная, не требующая напряжений мыслей работа захватывает, успокаивает, и вот ты уже смотришь на
все это по другому. Ты забыл, как пол часа назад проклинал все, и думал о своей несчастной жизни. Где-то может
быть тебе даже нравится твоя работа. Она оглядывается время от времени назад, оценивая свою работу. И видя
блестящую, преображающуюся на глазах часть забора, почти счастливо улыбается. Шаг за шагом она все таки
приближаться к тому моменту, когда закончится эта ее работа. Она работает и представляет себе тот момент, когда
этот многокилометровый забор будет покрашен полностью. И люди, сейчас мимо спешащие люди, будут с такой же
радостью, как она сейчас смотреть на этот забор, и возможно вспоминать ее. Покрасившую этот забор. Она несет
людям красоту и радость, неужели они этого не понимают? Скрывая под тонким, ненадежным слоем краски ржавчину
забора. Но мимо спешат машины, пешеходы идут по тротуарам в обе стороны, не замечая ее на этом отрезанном
острове от основной суши, одна на этой ничейной полосе со свои забором. Забором, который невозможно преодолеть,
который можно только покрасить и оставить до следующей весны. Полдень. Отправляться обедать, нет нужды, снова
наблюдать затхлость и убогость своего семейного гнезда, лучше здесь на солнышке, вдали от проблем. Расстелив
платочек на земле. И даже не сняв своего разноцветного комбинезона женщина-радуга готовит себе обед. Два
порезанные соленые огурца в обществе трех сваренных картошек в мундире. Пол-литровая баночка с мутноватой
жидкостью - давно остывший суп, закрыта пластмассовой крышечкой. Как не скромен и скуден обед, но он все таки
проходит. Все съедено, баночка аккуратно уложена в сумку, до завтрашнего дня. Когда придет время снова служить
супницей. Солнце своей теплотой разморило. Как тяжел послеобеденный труд, как не легко заставить разомлевшие
мышцы снова начать сокращаться. Но есть слово надо, есть то что сделало из обезьяны человека, то что каждый
ненавидит больше всего. Есть труд, бессмысленный и ни кому не нужный.
Затормаживая свой бег, медленно, будто во сне, будто сейчас растает,
напротив нее останавливается
огромный черный лимузин. Остановился. Дверца машины открылась и из нее, неспешно стал выбираться высокий
гражданин, одетый в ослепительно белый, поблескивающий на солнце, безупречно отутюженный костюм. Короткие
черные волосы были "мокрыми" и зализаны назад. В правой руке у гражданина была легкая трость, на которую он
опирался когда медленно, тщательно выбирая место куда можно поставить ногу, шел к ней. Хотя ни какой хромоты
она в нем не заметила. Подойдя почти вплотную, он внимательно стал изучать, то чем она занимается.
"Дурак" - пронеслось у нее в голове. "А может дебил, хотя нет, вон какую машину имеет, таких во всем
городе одна, две не больше, интересно что ему здесь надо, может проверяющий?"
- Добрый день - произнес наконец необыкновенно скрипучим голосом гражданин. - Чем это Вы тут
занимаетесь милая дама.
- Загараю - зло ответила она. Ты чего дядя, совсем ослеп? Или глаза с жиру заплыли, не видишь что ли?
Работаю я . Ра-бо-та-ю - по складам произнесла она.
Но незнакомец кажется совсем не оскорбился от ее гневного тона, и продолжал все так же с интересом
наблюдать за тем, как она красит. Казалось, он очень увлечен этим созерцанием, и сейчас, сегодня для него нет ни
чего важнее, чем наблюдение за тем как она красит забор.
Он устал смотреть, за движениями кисточки и произнес :
- Мне кажется, Вам не совсем нравиться Ваше занятие.
- Да, нет, что ты, я просто влюблена в свою работу.
- Не стоит столь саркастически относиться к тому чем ты занимаешься.
- А что ты хотел милый, может поменяться со мной желаешь хочешь. Я за тебя на твоей машине кататься
буду, а ты за меня забор красит. Что? Махнемся - не глядя - хохотнула она
- Каждый должен быть на своем месте, если он человек. Вы человек?
- А кто же я по Вашему? Меня что теперь уже и человеком нельзя назвать - произнесла она обиженно
поджав губы. - Мало того за бабу не считает ни кто, так теперь еще я и не человек.
- Ну, а раз человек, то должны мечтать. Без мечты человека нет. Бывают дни, когда мечты могут
сбываться. Хоть в это и тяжело верить. Хотите проверит?
- Хочу - проговорила она хитро прищурив глаза.
- Ну так вспоминайте самую заветную, и Ваша мечта исполниться.
В память вплыло воспоминание, что когда училась в училище, хотела поступить в балетную школу, она даже
приходила на собеседование, но там ответили, что ей поздно заниматься балетом, раньше надо было думать.
Прекрасный лебедь, виденный ее однажды в театре, куда она ходила девочкой с тетей так и остался мечтой,
недостижимой мечтой. Была мечта писать, писать картины. Может быть от того и потянуло ее к краскам. Она хотела
писать, но каждый раз находилось что-то что мешало ей. Свадьба, муж, рождение детей, безвременная старость. А
может пожелать что б муж не пил и не бил? Нет, лучше такую же машину как у этого незнакомца. Вот все удивятся,
когда она подъедите своей конторе, выйдет из нее и плюнет в морду этому сластолюбцу управдому. И ей вдруг,
захотелось что бы эти ее желание все исполнились, что бы она стала человеком, человеком с другой судьбой. И в
груди возникло чувство забытой легкости, когда тебе 17 лет. Но разрушая все замки, реальность закрыла все своим
черным покрывалом: "Господи, о чем я, он же псих, какая школа, какие холсты. Какой балет, какой лебедь, сколько
уж мужа лечила. А машину, ну разве какой-нибудь идиот подарит ей такую же машину?" А незнакомцу ответила:
- Ну раз Вы такой всемогущий, то может покрасите за меня забор, управдом обещал, что если за две недели
управлюсь, обязательно даст премию, а у меня у Сашки совсем кроссовки порвались, вот бы ему обнова
была. А? Ну так что, покрасите ? - проговорила она смеясь подавая незнакомцу кисть.
Незнакомец с как то с грустью и жалостью посмотрел на нее, думая о чем то своем. Глаза его действительно
стали напоминать глаза безумца. Их словно подернула какая то пелена. Будто бы они выцвели. Вся его фигура
съежилась, стала меньше и она увидела как он на глазах будто постарел на несколько десятков лет. Ей вдруг стало
жалко его. "Наверное обидела его чем-то" - подумала она. Тяжело вздохнув, он молча повернулся к ней спиной и уже
не такой летящей и уверенной походкой направился к своему лимузину. Открыл дверь, грузно уселся в кресло и
дорогая машина плавно начала свой разбег по серому асфальту, пожирая колесами метры разбитой дороги.
А она осталась все так же в центре дороги, между двух потоков машин, со своим забором. Усмехнулась,
чудачеству случайного собеседника, еще раз посмотрела в сторону удалившегося автомобиля, и макнув кисточку в
краску уставилась на забор. Весь это железный непреодолимый барьер ее жизни, блестел новенькой покраской,
казалось что он только что вышел из-под покрасочной машины, солнечные лучи играли на его чугунных цветах,
отражаясь золотыми зайчиками ей в глаза.. Она застыла с раскрытым ртом и не веря своим глазам, краска стекая
тяжелыми каплями с кисти капала на ее разбитые старые ботинки, но она этого не замечала. Она смотрела долго, не
веря, так не должно было быть. Сдернула платок с головы и села прямо на черную заляпанную краской землю
уткнувшись лицом в свой цветастый хлопковый дешевый платок. Она сидела и плакала, плакала навзрыд. То ли от
того, что попросила так мало для себя, то ли от того, что могла стать тоже человеком, стать женщиной, а стала
маляром.