3 О мученической кончине магистра Иоанна Гуса
advertisement
О мученической кончине магистра Иоанна Гуса (Повествование современника Петра из Младеновиц1). Удостоверившись в том, что многие (современники) описывали подробности обстоятельств смерти блаженной памяти магистра Иоанна Гуса совершенно иначе, чем это было в действительности, что иные, имея и доброе намерение писать правду, но не зная всех подробностей события, то прибавляли нечто от себя, то убавляли, и в особенности в виду многочисленных просьб, обращаемых ко мне со стороны правдолюбивых людей, я решился описать важнейшие события, касающиеся смерти магистра Иоанна Гуса, на память будущим поколениям. В частности при составлении этого повествования мною руководило желание заградить уста врагам Гуса еще и при жизни магистра, дурно отзывавшимся о нем, а друзьям его поведать всю правду относительно этих событий и, как очевидцу, засвидетельствовать твердость и непреклонность магистра во всех великих напастях, какие он претерпевал, и тем поспешествовать людям в том, чтобы, прославляя Бога и улучшая свою жизнь, могли мужественнее служить истине Священного Писания, о которой слышали из уст магистра Иоанна Гуса. В лето от рождества Сына Божьего тысяча четыреста пятнадцатое (1415), когда происходил оный Констанцкий собор, а магистр Иоанн Гус был заточен в монастырских тюрьмах, в которых и содержали его в Констанце, вследствие наветов на него со стороны магистра Стефана Палеча, облагодетельствованного некогда Гусом, настоятеля храма Михаила из Смрадарь и других чехов из заклятой вражды к нему, магистру Иоанну причиняли страдания различными лжесвидетельствами, возводимыми на него и всячески искушали его, не давая никакой возможности оправдаться пред собором от этих лжесвидетельств. Долго содержали магистра в тюрьме при монастыре монахов доминиканцев (проповедников), а потом перевели его в тюрьму при монастыре францисканских монахов (миноритов) и из нее уже несколько раз приводили Гуса на собор, где прочитывали обвинения, принесенные на него лжесвидетелями. Но и сами судьи собора присоединяли свои собственные обвинения, составленные ими на основании выдержек, взятых без связи из сочинений Гуса, и только одним криком, шумом, да стуком доказывали свои суждения вместо ссылок на Священное Писание, как требовал этого от них магистр И. Гус, желавший выслушать от них доказательств из Священного Писания, дабы еще основательнее утвердиться ему в истине, в случае, если бы действительно оказалось какое-либо заблуждение (неправда) в его проповеди, писании или учении. Что 1 Перевод сделан по изданию чешской рукописи в книге «Duch Iana Husi zjevny, v je´ho spise´ch» Praha, 1870 и проверен по латинской рукописи, изданной Ф. Палацким в «Documenta mag. Ioannis Hus vitam, doctrinam causam in Constantiensi concitio actam». Pragae 1869, стр. 316–324. Чешский текст повествования отличается от латинского кратким предисловием, какого нет в латинском издании Палацкаго и представляет собою замечательный памятник чешской письменности начала 15 века по своим грамматическим формам и старинным словам. именно этого более всего желал магистр И. Гус и постоянно повторял свою просьбу, я вместе с другими свидетель тому. Наконец, судьи остановились на своем решении: или заставить магистра Гуса признать себя виновным во всех пунктах обвинений, возводимых на него лжесвидетелями – издавна уже бывшими непримиримыми его врагами, отречься с клятвой от этих мнимых заблуждений и дать обещание впредь не держать их, или же в противном случае предать магистра на смерть сожжением. Причем от магистра И. Гуса требовали отречения и от тех пунктов обвинений, которые были придуманы самими судьями и выданы за его собственные учения. В видах обвинения магистра для составления пунктов брали не полностью некоторые выражения магистра из его сочинений или же приписывали ему такие учения, каких не было вовсе в его сочинениях и проповедях, и требовали отречения от этих ложно приписанных ему пунктов обвинения, как бы от своих собственных учений. Но магистр Гус постоянно заявлял своим судьям о том, что ему приписывают такие суждения, какие ему не приходили даже и на мысль. Поэтому он не хотел отрекаться от того, чего никогда не держал, дабы не оказаться лжецом пред Господом Богом. Он не хотел отрекаться также и от таких учений, которые были правильно взяты из его сочинений, пока не докажут ему на основании Священного Писания, что они действительно содержат лжеучение. Убедившись в непоколебимости и непреклонности магистра Иоанна Гуса, судьи решили сжечь магистра, не дав ему никакого вразумления из Священного Писания, чего так сильно желал магистр. В пяток по празднике св. ап. Петра (и Павла) в пятый день2 месяца июля (червня3) того же (1415) года угорский король Сигизмунд, давший Гусу охранную грамоту и проводников и тем обеспечивший ему безопасность путешествия на собор в Констанц, ныне хорошо зная о намерении судей собора (судебной комиссии при соборе) сжечь Гуса, прислал в тюрьму монастыря братьев миноратов двух панов – Вацлава из Дубы, иначе называемого из Легины, и Яна из Хлума и с ними четырех епископов, с целью узнать последнюю волю Гуса: желает ли он до конца держаться пунктов обвинений, измышленных самим собором, также пунктов, основанных на свидетельских показаниях, и, наконец, пунктов, извлеченных из сочинений магистра, или же, сообразно с желанием и требованием собора, решил отречься от всего этого: проповедовать, писать и учить против этих лжеучений и так, как повелит и рассудит сам собор. Магистра Иоанна вывели из тюрьмы к посланникам короля. Пан Ян из Хлума обратился к нему со следующими словами: «Магистр Иоанн! Мы – люди светскиe, мало ученые и не умеем рассуждать об этих делах. Поэтому, если чувствуешь свою неправоту или вину в каком-либо из тех пунктов, какими тебя обвиняет собор, не стыдись отступить и отказаться. Но если твоя совесть свидетельствует тебе о твоей неповинности в этих пунктах, не делай ничего вопреки указаниям своей совести, не лги пред лицом Божьим, но радостно даже до смерти пребывай в той правде, которую ты познал из закона Божьего и Священного Писания». 2 В латин. рукописи: In anno domini MCCCCXV, feria qninta post Procopii, die VI mensisJulii (die V mensisJulii). 3 В 15 веке чехи называли июнь – червенцем, а июль червном. Выслушав эти слова стоя, магистр Иоанн заплакал и кротко отвечал так: «Пан Ян! Будь уверен, что если бы я знал что-либо еретического или противного Закону Божьему и святой церкви в своих Писаниях, учениях и проповедях, то с покорностью отказался бы от лжеучения и отступил бы. Бог мне свидетель в том! Но я все еще желаю услышать более твердое и сильное свидетельство от Писания, а также и поучения (отцов собора) и, если укажут мне лучшее и твердейшее основание в Священном Писании, нежели те основания, какие я приводил в своих учениях, проповедях и писаниях, тогда я готов и от всего сердца желаю отказаться от такового!» Тогда один из стоявших тут епископов сказал магистру Иоанну: «Неужели ты хочешь быть мудрее целого собора?» Магистр ответил: «Я не хочу быть мудрее целого собора. Но прошу, ради Бога, дайте мне хотя бы и наименьшего из отцов собора, который бы исправил и научил меня лучшим и более твердым Писаниям (изречениям Писания), и я готов тотчас же отказаться (от учений, каких держусь ныне)». Выслушав эту речь магистра, епископы рассуждали между собою: «Как он упорен в своей ереси!» и, приказав отвести магистра обратно в тюрьму, удалились. Утром следующего дня субботы, в октав праздника св. ап. Петра и Павла, 6-го дня месяца июля4 (червня) архиепископ рижский, монах прусского ордена (меченосцев) привел магистра Гуса к соборному (главному) храму (великому костелу) этого города (Констанца), где собрались кардиналы, архиепископы, епископы и другие прелаты собора для осуждения магистра. Заняли в храме места по своему обычному порядку. Магистра Гуса подвели к дверям храма и вмести с ним (здесь) на церковной паперти ожидали окончания литургии. Магистра не ввели во время богослужения в церковь, дабы не оскорбил священнического достоинства (римских прелатов присутствием при богослужении магистра); но я, лично зная, какой образ жизни ведут эти священные особы, мало видел в них священнического достоинства. По окончании же литургии магистра ввели в храм и оставили среди прелатов, сидевших по своему обыкновенно на высоких, нарочно устроенных седалищах, огражденных высоко досками. Король же угорский (Сигизмунд) сидел выше всех на своем троне под балдахином. На голове его была надета золотая корона. Подле короля стояли: с правой стороны – Клемов5 сын, с королевскою «державою» (яблоком) в рукe, а с левой стороны – другой князь с обнаженным мечем. В средине, храма и ограды, или огражденных прелатских седалищ, стоял высокий нарочито сделанный стол, а на нем был водружен чурбан, на котором было повешено церковное священническое облачение, приготовленное для обряда сложения священнического сана с магистра Иоанна Гуса. Магистра поставили пред этим столом тотчас же, как только ввели в церковь. Приступив к этому, он пал на колени и долго 4 В лат. рукописи: Die vero sequenti, quae erat (Septima) sexta dies Julli alias sabbato post Procopii, in octava beatorum Petri et Pauli apostolorum. 5 Клем = Clemens – прозвание Рупрехта Фильского, который по лишении чешского короля Вячеслава IV «титула римского короля (1400 г.) получил этот титул. По смерти же Рупрехта титул «римского короля» перешел к угорскому королю Сигизмунду. молился. Затем епископ, по имени Лявденсис, (монах) вступил на церковный амвон (кафедру), с которого обыкновенно произносили поучения и открыл заседание собора поучением на текст 6-й главы послания ап. Павла к Римлянам: «да упразднится тело греховное» (ст. 6). В поучении он обширно распространился о том, сколь сильно ереси вредят святой церкви; указал на то, что побороть и изгнать еретичество из святой церкви, в особенности же симонию, составляет обязанность короля по преимуществу и затем их, священного чина особ. обязанность. «Еретичество, – говорил оратор, – несравненно пагубнее расторгает св. церковь, чем даже насилие и жестокости гонений». Наконец от имени о. о. собора проповедник обратился к королю угорскому с просьбою искоренить этого затвердевшего во зле еретика (Гуса), которого они имеют в своих руках, за что король получит вечную славу, как от старых, так и от молодых людей. По окончании поучения из среды о. о. собора поднялся прокуратор собора, по имени Генрих де-Пиро, который напомнил и побуждал о. о. собора окончить суд над магистром Гусом и совершить все для окончательного осуждения его. И вслед за тем вошел на кафедру другой епископ и депутат собора и начал чтение целого процесса доносов и обвинений Гуса. Сначала прочел о том, как происходит спор между Гусом с одной стороны и прежним архиепископом с другой стороны в Риме и других местах. Потом прочел процесс, веденный уполномоченными собора против магистра до окончательного осуждения Гуса. Далее читал пункты обвинений Гуса. Эти пункты были разделены на два разряда: пункты обвинений на основании свидетельских показаний и доносов на Гуса в Праге и Констанце и пункты, заимствованные из сочинений магистра, указанным (нами) способом приноровленные к обвинению его. Хотя в предостережение будущим (поколениям) и для отстранения от себя всей фальши и лжи, возводимой свидетелями [так как магистру приписывали и то, чего он никогда не держал] магистр Гус перед своею смертью в тюрьме собственноручно изложил все пункты обвинений6и свой ответ на них в особом послании и отослал это послание к своим друзьям, однако я приведу здесь некоторые из ответов Гуса для ознакомления с защитой Гуса, как он возражал здесь на соборе. Когда читал первый пункт обвинения, который гласил, что магистр Иоанн учил о церкви так: «едина есть святая, вселенская церковь (община) и она есть собор всех избранных ко спасению», магистр громким голосом воскликнул: «Да, я признаю, что едина святая вселенская церковь, которая есть собор всех избранных здесь на земле и тех, которые на небе – составляющих собою сокрытое тело Главы Господа Иисуса Христа». В ответ на это восклицание Гуса, а также и потом на следующие отповеди его, кардинал приказывал Гусу: «Молчи, потом будешь отвечать сразу на все пункты!» На это магистр возразил: «Но как же мне отвечать сразу на все пункты: я не припомню всех обвинений!» 61 Пунктов обвинений, заимствованных обвинителями Иоанна Гуса из его сочинений, было написано 39; из них 26 пунктов заимствовано из сочинения Гуса «De ecclesia», и 7 пунктов из сочинения «Contra Paleč» и 6 пунктов из сочин. «Contгa Stanislasvum de Lnojime»; (эти сочинения написаны были в 1413 году). Когда снова возражал Гус и на следующие обвинения, встал кардинал флорентийский – второй судья Гуса, заявивший раньше о том, что нужно скорее окончить осуждение магистра; он сказал грозно Гусу: «Молчи! Уже достаточно мы слышали тебя!» Но Гус не переставал возражать. Тогда этот кардинал снова поднялся со своего места и обратился к стоящим около Гуса: «Заставьте его замолчать!» После того магистр Иоанн, подняв вверх свои руки, высоким голосом высказал свою просьбу: «Прошу ради Бога, выслушайте меня, дабы стоящие около меня не подумали, что я держусь каких-либо лжеучений, а потом делайте со мной все, что хотите!» Но ему не дали говорить, даже не позволили отвечать и на те пункты, которые содержали прямое осуждение. Тогда магистр Иоанн пал на колена, воздвиг руки и глаза к небу и благоговейно молился, поручая свое дело Самому Господу Богу – Праведнейшему Судьи. И это поручение он очень часто произносил громко, во всеуслышание, повторяя его вслед за прочтением того или иного пункта... Когда читали пункты лжесвидетельств на Гуса пред римскою куриею пражскими доносчиками, то при чтении каждого пункта указывали только на достоинство и сан доносчиков, но имен их не произносили, так что читали напр. так: «Свидетели этого пункта – два пражских каноника, два настоятеля церкви, три алтарника, один доктор» и т.п. И между прочими пунктами прочитаны были следующие доносы: будто магистр Гус содержал, проповедовал и писал, что хлеб и вино в таинстве евхаристии и после благословения остаются материальными, или по-латыни, как они называют: «panis materialis vel substantia panis»; будто священник, пребывающий в смертном грехе, не освящает хлеба, не крестит и т. п., и многими иными пунктами, ложно приписываемыми Гусу, обвиняли его. Когда же магистр встал и снова хотел возражать, на него закричал кардинал флорентийский и не давал ему возможности отвечать. Но все же магистр возразил: «Прошу ради Бога, выслушайте меня ради этих стоящих около меня людей, дабы они не подумали, что я держу эти лжеучения. Я исповедую, что никогда не держал, не учил, не проповедовал, будто по благословению в евхаристии хлеб телесный или материальный оставался тут. Также заявляю здесь и о том, что священник, находясь в смертном грехе, недостойно и неблагоугодно Богу освящает, крестит и другие таинства совершает и сообщает (дары благодати), потому что он – недостойный служитель святых таинств Божьих». Магистр отвечал и на остальные пункты обвинений, взятые из его сочинений. Между прочим один пункт свидетельствовал, будто Гус насчитывал еще четвертое лицо во Святой Троице и это обвинение было донесено одним доктором без указания его имени. Магистр Иоанн спросил: «Назовите имя этого доктора, который дал такое показание». Но епископ, читавший пункты, ответил: «Нет нужды называть его по имени!» Тогда магистр Иоанн воскликнул: «Да отступит от меня – несчастного это обвинение, будто я хотел именовать четвертое лицо во святой Троице и в божестве. Это никогда не вступало ко мне и в сердце. Я исповедую: три лица Святой Троицы, т. е. Отца, Сына и Духа Святого Единого Бога и единобытие божества (одно бытие)». В числе пунктов обвинений было и то, что Гус обращался к Богу, как к Наивысшему Судье; эту апелляцию его считали ересью. На этот пункт магистр Гус высоким голосом воскликнул: «О, Боже мой! Этот собор уже и Твое дело и законоположение Твое считает ересью. Ты, будучи окружен Своими врагами, поручал Свой суд Богу Отцу, Своему Праведнейшему Судьи, давая этим Своим поступком пример нам – несчастным, дабы и мы, будучи обременены и стеснены, смиренно прибегали к Тебе, Праведному Судье, с просьбами о Твоей помощи!» И затем продолжал речь свою так: «И я с уверенностью утверждаю, что нет иной надежнейшей и безопаснейшей апелляции, как апелляция к Самому Господу Иисусу, Которого никто не может "отвратить от правды ни дарами, ни лжесвидетельством, потому что Он каждому воздаст по заслугам». Обвиняли магистра и за то, что он упорствовал и, несмотря на клятвы, совершал литургии. На это обвинение он отвечал так: «Я не относился легкомысленно или презрительно к клятве; но, передав свое дело в высшую апелляцию, проповедовал и совершал литургии. И хотя я трижды посылал в папскую курию доверенных, излагая при этом законные и уважительные причины, почему сам лично не мог предстать в Риме, однако не мог добиться того, чтобы выслушали моих доверенных. Вместо того одних из моих доверителей заключили в тюрьму, а других преследовали и мучили всячески. В верности сего я ссылаюсь на ваши же акты, в которых изложен процесс суда и то бесправие, с каким относились в Риме с моими доверенными. Однако, несмотря на все это, я прибыл на этот собор, только благодаря охранной грамоте короля, присутствующего здесь, с целью доказать свою невинность и отдать отчет в моем вероисповедании, если б потребовали от меня этого». Произнося эти слова, магистр обратил свое лицо к королю, который сильно покраснел и зарделся. По прочтении решительно всех обвинительных пунктов поднялся папский легат – судья, старый и лысый человек, по происхождению итальянец, и прочел приговор собора над магистром Иоанном. В виду краткости сего повествования я не привел здесь (буквально) этого несправедливого приговора. Во время чтения приговора, в котором излагалась вина магистра, магистр Гус делал свои возражения, хотя ему и запрещали это. В особенности же когда было прочитано, будто магистр непрестанно и с затверделым умыслом в продолжение многих лет стоял в ересях, магистр Иоанн возразил на это: «Никогда я не держал и теперь не держу никаких ересей и лжеучений, но всегда просил и ныне еще прошу поучения из Священного Писания против всего того, чему я учил. И теперь утверждаю, что сердечно желал бы все лжеучения и ереси опровергнуть и унизить». Дальнейшие слова приговора порицали сочинения Гуса «de ecclesia» и другие его сочинения, составленные на латинском языке и переведенные на другие языки, и повелевал предать огню все сочинения Гуса, какие будут найдены в Констанце и всюду, причем поручалось привести в исполнение это распоряжение о сожжении сочинений Гуса епископам различных краев и земель. Магистр Иоанн возразил на это: «Каким образом вы осуждаете мои книги, если я всегда просил доказательств от Священного Писания против всего содержащегося в моих книгах, и сегодня еще прошу вас о том? Вы не указали ни одного изречения Священного Писания против суждения в моих книгах, даже не доказали ни одного блудного слова в них?! Каким образом осуждать мои чешские сочинения и переложения их на другие языки, если вы никогда не видели их? Но если бы и видели такие книги, то как могли бы понять их, не разумея чешской речи!?» Слушая следующие пункты обвинительного приговора, Гус встал на колени и, обратив глаза к небу, благоговейно молился. По окончании прочтения всего приговора Гус молился за своих врагов следующими словами: «Господь Иисус Христос! Прошу Тебя ради великого милосердия Твоего, прости всем моим врагам, ибо Ты видишь, что обвинили и осудили меня неправо: воспользовались лжесвидетельствами и измыслили ложные обвинения. Прости им, молю Тебя, ради безмерной милости Твоей!» Когда магистр произносил эту молитву, многие из прелатов и, особенно из епископов, с пренебрежением смотрели на Гуса и насмехались над ним. Потом по распоряжению семи епископов, которым собор поручил лишить Гуса священнического сана, магистр Иоанн облачился в священнические одежды, как бы для совершения божественной литургии. Когда он надевал на себя ризу или альбу, произнес следующие слова: «Господь мой Иисус Христос, когда послан был от Ирода к Пилату облаченным в белую одежду, был осмеян». Подобные же слова он произносил при облачении в другие одежды. По облачении магистра во все священнические одежды семь епископов еще раз потребовали от магистра Гуса отречения от ересей. Тогда Гус встал на тот стол, пред которым облачался, и обратился к многочисленному собранию присутствовавших на соборе с жалобами и слезами: «Вот сии епископы напоминают мне и советуют отречься от лжеучений. Я боюсь это сделать, чтобы, признавши за собою ереси, каких я никогда не держал и не проповедовал, не оказаться мне лжецом пред лицом Божьим, не нанести оскорбления своей совести и правде Божьей, потому что я никогда не держал тех обвинений, какие на меня составили лжесвидетели. Я учил, проповедовал и писал совершенно противоположное тому, о чем как свидетельствуют на меня мои враги. А потому я вовсе не соблазнял великого множества народа, которому проповедовал, равно как и тех, кто верно проповедовал Слово Божье». Когда Гус произносил эти слова, сидевшие около него епископы и другие лица собора, говорили между собою: «Мы видим, что он погиб в своем зле и упорен в своей ереси». Епископы – судьи приказали Гусу сойти со стола и приступили к лишению Гуса священнического сана. Сначала взяли из рук магистра св. чашу с такими словами: «Иуда злочестивый! Так как ты оставил совет мира и ушел в ряды евреев, мы отнимаем у тебя эту чашу, в которой приносится Кровь Господа Иисуса Христа для искупления миpa». А магистр Иоанн громким голосом воскликнул: «Надеюсь на Любвеобильного Господа Бога Искупителя, что Он не отнимет от меня чаши; твердо уверен в том, что с Его помощью буду пить из нее сегодня же во Царствии Его». А также, снимая с магистра столу и орнат, при каждом снятии одежды произносили злоречивые поношения, а магистр отвечал кротко, заменяя эти поругания словами упования на имя и правду Господа Иисуса Христа. По снятии с магистра всех священнических одежд приступили к искажению выстриженной плеши (тонсуры) на голове. Но при этом среди судей произошло разноречие: одни хотели бритвою снять волосы с его головы, а другие говорили, что достаточно ножницами обезобразить выстриженную плешь. Тогда магистр Иоанн обратился к королю, сидевшему на троне, со словами: «Вот епископы не могут согласиться между собою в этом поругании». Тогда епископы простригли волосы ножницами на все четыре стороны и произнесли при этом следующие слова: «Святый Констанцский собор, низложив Иоанна Гуса из священного сана и лишив его всех достоинств, какие ему принадлежали, сим дает знать о том, что храм и св. церковь уже не может чинить над ним ничего более и передает его светскому суду и власти». Тогда стали ругаться над магистром и прежде всего надели на его голову бумажную корону. Причем среди других изречений сказали магистру: «Поручаем твою душу диаволу». «А я поручаю ее Любвеобильнейшему Господу ИucycyXpистy!» – сказал Гус. Увидев корону, которую надели на его голову, магистр произнес следующие слова: «Господь мой Иисус Христос благоволил ради меня, несчастного и недостойного, понести невинно на позорнейшую смерть более суровый и тяжелый венец, а потому я, несчастный грешник, с любовью и готовностью понесу на себе несравненно легчайший, хотя тоже позорный, венец ради Его святого имени и правды». Венец этот был сделан из бумаги, формою округлый, высота его была около одного локтя. На венце были изображены три страшные диавола, а кругом венца начертана надпись: «Hiсesthaeresiarcha». Тогда угорский король отдал приказание Людовику, Клемову сыну, державшему пред сидевшим на троне королем золотую державу с крестом, сказав по-немецки: «Пойди, возьми его!» И Клемовсын, сняв с себя парадную одежду, взял магистра и, передав его палачам (ликторам), сопровождал шествие на место казни. Когда увенчанного этим венцом магистра выводили из храма, на кладбище его (cimiterio) в это время жгли некоторые книги Гуса. Увидев это, Гус как бы улыбнулся. Дорогой к месту казни магистр напоминал сопровождавшим его не думать о нем, будто он терпит страдания за ереси, так как его оклеветали лжесвидетели-враги, а сам он постоянно просил наставления из Священного Писания, но ему не дали этого... Придя на место казни, где Гус должен был умереть, он пал на колени, воздвиг руки и глаза к небу и благоговейно молился, произнося стихи псалмов: «Помилуй меня, Боже», «На Тебя, Господи, уповаю», «В руки твои, Господи»... Слова его молитв доносились до слуха его друзей, стоявших вдали, и им казалось, что магистр был настроен радостно, а слова молитв произносил с веселием. Место казни располагалось среди загородных садов на общеизвестном лугу, простирающемся от города Констанца к замку Готлибен, среди врат и рвов предградия названного города (Констанца). Некоторые из стоявших вдали мирян говорили между собою: «Мы не знаем, что он сделал, или что говорил; но ныне слышим и видим, что он молится и произносит слова молитв». А другие из мирян высказывали следующее свое желание: «Хорошо бы ему теперь исповедоваться и иметь при себе духовника». Но некий священник, сидя на коне, в накинутой на плечи шелковой зеленого цвета с красным оттенком одежде, сказал на это толпе: «Нет нужды в исповеди и исповеднике: ведь это – еретик!» Между тем магистр Иоанн, находясь еще в тюрьме, исповедовался у какого-то доктора – монаха, был выслушан им и получил отпущение грехов, (разрешительную молитву), как сам магистр сообщал о том в одном из своих писем, посланных им из тюрьмы. Во время молитвы Гуса с его головы упал бумажный венец. Заметив это, он улыбнулся. Стоявшие около него жольднеры сказали: «Наденьте на голову ему; пусть вместе с диаволами – своими господами он сгорит!» Затем магистр, поднявшись и ставши на ноги по приказанию ликторов и палача, высоким голосом и отчетливо, так что очень хорошо расслышали и его друзья, произнес следующие слова: «Господь Иисус Христос! Эту жестокую и позорную смерть я хочу смиренно и с любовью претерпеть ради Твоего святого Евангелия за то, что я проповедовал Твое святое Слово. Прости, Господи, всем моим врагам!» После этого магистра проводили чрез толпу народа, а он напоминал и просил народ не думать о том, будто он проповедовал, учил или держал те ереси, какие ему приписаны лжесвидетелями. Он попросил еще позволения поговорить со стражниками тюрем, в которых был заточен. Когда те подошли к магистру, он поблагодарил их, сказав следующее: «Благодарю вас, милые братцы, за все добро, какое вы оказывали мне; ибо вы были для меня не только стражниками, но и любезными братьями. И, знайте, что я твердо уповаю на Спасителя; ради святого закона Его радостно перенесу эту смерть и сегодня же буду с Ним в раю». После этого совлекли с магистра его черное одеяние и, оставив в одной рубашке, накрепко привязали его руки в шести местах к толстому просверленному бревну, загнув руки магистра назад, а самое бревно другим заостренным концом было воткнуто в луговину. Когда же заметили, что лицо магистра было обращено к восточной стороне, некоторые, из стоявших здесь сказали: «Обратите его лицом к западу, потому что он – еретик». И стало так. Шея магистра была прикреплена к бревну черною, закоптелою цепью, на которой один бедный человек привешивал тут над огнем свои котелки. Видя эту цепь, Гус сказал ликторам: «Господь Иисус Христос, Искупитель мой и Спаситель, более суровыми и тяжелыми узами был связан за меня. И я несчастный не стыжусь быть связанным этою цепью ради Его святого имени». К ногам магистра сложили две вязанки дров. На его ногах были надеты его собственные боты и одно путо (чулок). Дровами обложили магистра со всех сторон, причем поленья прокладывали соломою и таким образом обложили его до живота и закрыли его по самую шею. Но прежде, чем зажгли костер, к магистру подъехал государственный маршал Гаппе из Поппейнгейма и с ним сын Клемов. Они советовали магистру сохранить свою жизнь, отвергнув свое учение и проповедь, и отречься от ересей. Магистр обратил свои взоры к небу и высоким, раздельным (ясным) голосом сказал на это: «Бог мне свидетель в том, что я никогда не учил и не проповедовал тех лжеучений, которые приписаны мне лжесвидетелями. Первой целью моей проповеди, ученья, писания и других трудов было вывести народ из рабства греха. За ту правду, которую я проповедовал, учил и писал на основании Священного Писания и учения св. отцов церкви, я готов с радостью принять смерть». Выслушав это, маршал и Клемов сын всплеснули руками и отъехали от магистра. Тогда ликторы зажгли костер, а магистр высоким голосом начал петь: «Христос, Сын Бога Живого, помилуй нас! потом: Христос, Сын Бога Живого, помилуй меня!»7. Когда же начал он петь в третий раз: «Родившийся от девы Марии»8, поднявшийся ветер раздул пламя в лицо магистра и он умолк, но безгласно еще молился, ибо при этом молчании шевелил губами и головою в продолжение того времени, какое нужно (человеку) для быстрого прочтения трижды молитвы «Отче наш». И затем испустил дух. Когда горевшие поленья стали падать, а тело магистра, привязанное к бревну цепью, все еще висело, ликторы выворотили бревно с привешенным обгорелым телом и бросили в огонь, потом подложили еще дров, ходили кругом костра, раздробляли палками кости, чтобы скорее сжечь их. Найдя голову, раздробили ее кием. Нашли и сердце магистра с внутренностями. Вонзили в него заостренную палку и палили его на огне особо, отбивая от него артерии другим кием. После того палач взял в свои руки одежду магистра. Но Клемов сын, узнав о том, что это – одежда магистра, повелел палачу бросить ее в огонь вместе и с поясом, сказав: «Чехи стали бы почитать это святынею», причем обещал вознаградить палача деньгами. Итак, все это сожгли, а пепел вместе с землею, которую прокопали глубоко, положили на телеги и бросили в реку Рейн, протекающий очень близко от места казни, чтобы сгладить великую память о магистре на вечные времена. Этим и оканчивается повествование о мученической смерти славного проповедника правды Божьей магистра Иоанна Гуса. 7 8 В лат. 2-й раз: помилуй меня! из латин. с. 361-364 Повествование Иоанна Гербата о мученической кончине магистра Иоанна Гуса с эпилогом магистра Якобелли де-Миса. 1415 г. Насколько достанет способности припомнить, сообщаю верным следующие общие сведения о страдании верного и искреннейшего христианина, магистра нашего Иоанна Гуса. Во время последней ceccии собора по делу магистра Иоанна Гуса, когда он услышал окончательное суждение собора о том, чтобы не защищал упорно своей невиновности против пунктов, измышленных судьями и ложно ему приписанных, отказался от своих писаний (сочинений) и отрекся от всего этого с клятвою, или же, в противном случае, будет предан смерти сожжением, магистр Иоанн Гус встал и кротко сказал им в ответ следующее: «Я прибыл сюда (в Констанц) не с тем, чтобы упорно держать или защищать какоелибо лжеучение, но для того, чтобы в случае, если бы в чем погрешал своими писаниями и учениями, получить наставление, укрепиться в католической вере и исправиться». Но тогда поднялись крики, требовавшие от него самому наложить на себя петлю осуждения и выставить против него лжесвидетелей. Магистр же напомнил о своих свидетелях, достойных полного доверия, из которых один на небе, а другой – в сердце, и произнес следующие слова: «Чтобы не оскорбить мне своей души, не оказаться лжецом и не соблазнить народа, который я учил Христовой истине, признанием себя виновным без действительной вины, я желаю лучше впасть в ваши руки, чем подвергнуться осуждению Страшного Судии». Тогда судьи, не имея силы склонить праведника к отречению, предъявили ему требование наложить на себя молчание и навсегда отказаться от проповеди. Но магистр не согласился отказаться от проповеди и, как при допросах, а потом при различных мерах экзекуции, пожелал лучше послужить истине Священного Писания, чем согласиться на предложенное ему и совершенно непозволительное зло. Главным моментом поношения магистра, после чего повели его на смерть, было следующее обстоятельство: по снятии одежд с облаченного во все священнические церковные ризы магистра, его привели (поставили) на середину церкви и дали в его руки св. чашу, а после того судьи, изрекшие приговор, взяли из рук магистра чашу и молились, или вернее, – проклинали магистра, произнося речи проклятия, низложения и расстрижения: «Отнимая у тебя чашу, ныне мы тебя низлагаем, расстригаем из сана и отлучаем от общества верных Христу, поскольку ты, подобно Иуде-предателю, недостойно исправлял обязанности священнослужения». Он же сказал следующее: «Уповаю на Бога и Господа Иисуса Христа, что из сей чаши сегодня же буду пить в Царствии Небесном». В конце обряда расстрижения произошло несогласие между судьями: одни хотели совершенно остричь волосы на его голове, другие же противоречили им. Которое из этих предположений избрали по жеребью – я не знаю и колеблюсь о том сказать. Одно только знаю, что надели на него бумажный венец, на котором была надпись «Hiс est haeresiarсha pertinax» и изображение под этою надписью трех страшных демонов, на голову того, кто, подобно агнцу, не произнес слов ропота, но сохранил терпеливость Самого Господа, сказав: «Венец, наложенный на святейшую голову моего Искупителя, был положен мучительнее, а этот легкий и удобный венец я с радостью понесу ради Твоего имени, Иисус Христос!» После того повели магистра на кладбище (окружавшее храм), где в присутствии его со смехом и ликованием сжигали книги и трактаты магистра, какие имели у себя, и в особенности трактаты «De ecclesia». Затем увенчанного бумажным венцом магистра вели чрез средину стоявшей толпы народа к месту казни. В это время он пел: Christi virgo dilectissima virtutum и т. д., укреплял маленькое духовное стадо Господне и разъяснял истинную причину своего осуждения на смерть. Когда привели магистра к вратам города, тотчас же, по повелению угорского короля и прелатов, толпа народа, скорбевшая о предстоящей смерти невинного, была задержана в городе, чтобы не следовала за ним (к месту казни), и магистра сопровождало только множество искариотов и палачей (Клин со своею конною свитою также сопровождал магистра к месту казни.) Придя к месту Кальварии, приставили магистра к (столбу) и привязали к нему цепями и веревками. Затем, обложенный кругом соломою и дровами, магистр возвышенным голосом громко запел: «Christefili Deivivi, miseremei». Потом он пел скорее, повторяя то же самое, но поднявшееся пламя преодолело животворные силы и принудило магистра повторить речь Распятого: «Jnmanustuas commendo spiritummeum!» Bыполнив это, отдавая должное природе, магистр уже не имел силы владеть устами и только движением головы посылал свое последнее: «Прости толпе» и предал дух Господу. Пришедшие потом (по совершении казни) из города нашли только обожженную часть его тела; но было приказано сжечь ее. При этих повторениях принц Клин, коему был передан магистр для совершения над ним казни, распорядился, сказав так: «Чтобы чехи не совершали идолопоклонства благоговением к телу и останкам его, выройте совершенно все до основания и с землею и погрузите все это в глубину текущей воды Рейна». Таким образом, все реликвии магистра с золою были брошены в воду. Наконец и самые одежды магистра, которыми воспользовались было палачи для себя, упомянутый Клин повелел сжечь и обещал щедро вознаградить за то палачей. О, мужественные ревнители Бога! Рассмотрите внимательно и заметьте чрезмерное оскорбление и поругание закона Господня! Праведный Судия, пострадавший ради нас и многомилостивый к нам! Сколь дивно и изумительно для людских очей и сколь непостоянно для мыслей людских Ты промышляешь?! Разгони тьму неведения нашего разума, дабы не блуждать нам напрасно в исследовании судов Твоих, Боже, так как, вопреки человеческой природе, Ты попускаешь исторгнуть пытками Своих любезнейших сынов (из числа живых), губить, убивать и осуждать (как бы) для того, чтобы низверженных, убитых и осужденных возвысить в Царство вечной радости и над целым миром. Ибо основание блаженной участи святых (за гробом) в том и заключается, что во время несчастной (земной) жизни, пренебрегая ложным, свирепым и злостным веком (миром), и утверждаясь в противном ему, они верою входят в иное жилище. Посему, нам не должно печалиться по поводу веры нашего мужественного и искреннего христианина магистра и по поводу непобедимой смерти этого атлета, который своим примером научил и нас умирать, а равно указал нам и то, какими крыльями можно возлетать к звездам. О, несчастный Констанц! О, Ахистофен! Ты даешь свободу Варавве, обнимаешь и почитаешь Симона волхва, Иуду, скверных, неистовых и ужасных разбойников, а невинного друга Божия, справедливого (праведного) и чистого, так жестоко терзаешь! Только слезы и смущенная мысль, но не слова и писания, могут высказать это. О, Господи! Кто, кроме Тебя, может дать нам ключ, дабы открыть нам врата таинственного? От самого нежного младенческого возраста он научился служить Высочайшему так, что все свои дела стремился совершать в честь и славу величия Его: и мы не можем дать объяснение тому, что видим и слышим о нем. Не знаем, каким образом он мог постоянно направлять свое сердце на то, чтобы призвать кого-либо из членов церкви Христовой на путь истины укреплением их слабых сил. Наконец, укрепившись в правильном понимании (христианского учения), он воспламенил целый мир своею мужественною мыслью и рассеянных всюду христиан наклонил под власть веры, сам же ради исповедания Христа подвергся вольной смерти. Посему имя и дело Твое, Гус, т.е., почерпающий добродетели святых, достойно избрано, потому что побудило мир – служить Богу. И мы можем непрестанно воспевать песнь с блаженною матерью Лаврентиею: «Ты, Господи, искусил меня огнем, и не найдено во мне той неправды, какую приписывало мне собрание прелатов для поношения меня! Нам же, оставленным в несчастном и плачевном миpe по смерти вождя, учителя и врача духовного, надлежит молиться о даровании нам непоколебимой твердости, дабы, опоясавши чресла, исполнить закон Господа нашего Иисуса Христа и по примеру искреннейшего христианина-магистра жить так, чтобы иметь силу придти к вратам спасения. О, Господи, сколь славно достойно жить и умереть! Достойная смерть, по Августину, не может повториться. Сколь славно бороться со смертью за правду, не дожидаясь последней агонии предсмертных страданий! Кто из здравомыслящих не пожелает запечатлеть своей жизни лучшей добродетелью, чем отдать ее червям? И потому, памятуя о душе этого храброго (добродетельного) мужа, твердо скажем: этому надлежало быть! Скажем сообразное с христианскою религиею: «Дивное сотворил Господь!» Аминь. (Палацкий. Docum. стр. 556–558).
