Недозорова Л. Л. ЛИРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ ПОВЕСТИ А.С

Недозорова
Л.
Л.
Л И Р И Ч Е С К И Е ИСТОЧНИКИ ПОВЕСТИ А . С . П У Ш К И Н А
«СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ»
« .много нужно глубины душевной,
дабы озарить картину, взятию из пре
зрениой жизни, и возвести ее в перл со­
здания »
(Н. В. ГОГОЛЬ)
Повестью «Станционный смотритель» П у ш к и н о т к р ы л но­
вый мир «униженных и оскорбленных» и новый с о ц и а л ь н ы й и
художественный тип «маленького человека». Н о э т о поистине
новое слово в русской л и т е р а т у р е было с к а з а н о совсем не слу­
чайно. Оно было подготовлено всем ходом л и т е р а т у р н о г о р а з ­
вития России, с одной стороны, и практикой П у ш к и н а — ли­
рического поэта — с другой. Истоки его р е а л и с т и ч е с к о г о ма­
стерства, глубины социально-психологического и с с л е д о в а н и я
жизни и «лелеющей душу гуманности» — в с е ю того, что ха­
рактеризует 'іворчество поэта в целом и прозу 30-х годов, в
частности, надо и с к а т ь в творчестве П у ш к и н а — л и р и к а .
В а ж н ы е социальные, психологические и ф и л о с о ф с к и е п р о б л е ­
мы, которые решает Пушкин в пору своей творческой з р е ­
лости, у ж е были поставлены в его лирической поэзии и сти­
хотворном эпосе. В л и т е р а т у р е о П у ш к и н е отмечена э т а осо­
бенность у д е р ж и в а т ь «в памяти раз привлекший его п р е д м е т
и неоднократное в о з в р а щ е н и е к старому х у д о ж е с т в е н н о м у
решению, проверка, придирчивое испытание е г о » . В о з в р а щ е ­
ние происходит к старой мысли, вопросу, ф и л о с о ф с к о й про­
блеме. Р е ш а т ь с я ж е она может на любом м а т е р и а л е и в л ю б о й
ж а н р о з о й форме. И в этом смысле мы м о ж е м говорить о л и р и ­
ческих источниках прозы Пушкина, в частности, о тех н и т я х ,
которые с в я з ы в а ю т повесть «Станционный с м о т р и т е л ь » с л и ­
рическим и драматическим наследием поэта.
П р о б л е м а взаимодействия поэзии и прозы в т в о р ч е с т в е
П у ш к и н а — явление сложное, диалектическое, з а в и с я щ е е от
становления мировоззрения поэта и изменения его т в о р ч е с к о ­
го метода. Будут рассмотрены как п р о б л е м н о - т е м а т и ч е с к и е
связи л и р и к и и прозы Пушкина, т а к и в л и я н и е с т р у к т у р н ы х
элементов поэзии на структуру художественной прозы, -что ве­
ло к о б р а з о в а н и ю оригинального стиля прозы. В а ж н е й ш и м
условием решения данной проблемы я в л я е т с я в з г л я д на т в о р ­
чество П у ш к и н а к а к на единую целостную систему.
Перечислим те идейно-тематические связи ( м о т и в ы ) , кото­
рые ведут из лоэзии в прозу, а именно в повесть « С т а н ц и о н ­
ный смотритель*: «дорожный» трагический мотив, «петербург1
54
е к а я » г о р о д с к а я т е м а , т е м а социальной несправедливости, те­
ма л ю б в и л ю д е й р а з н ы х с о ц и а л ь н ы х групп, тема р а з в р а щ а ю ­
щ е й д у ш у ч е л о в е к а в л а с т и денег. Повесть с о д е р ж и т в глубиннон с т р у к т у р е своей р я д крупных философских и психологи­
ческих п р о б л е м : д о б р а и з л а , ж и з н и и смерти, старости, истиннон и л о ж н о й к р а с о т ы , э г о и з м а и а л ь т р у и з м а , ценности чело­
веческой личности.
О п ы т П у ш к и н а — л и р и ч е с к о г о поэта несомненно с к а з а л с я
при с о з д а н и и им новой реалистической п р о з ы .
Л о т м а н Ю. М . в с т а т ь е « П у т и р а з в и т и я русской прозы
1800—1810 годов»
(Ученые записки Тартусского ун-та,
вып. 104, 1961 г., стр. 37) с п р а в е д л и в о п и с а л : « Р у с с к а я проза
к о н ц а 20—30-х годов в ы р а с т а л а не из п р о з ы 'предшествующе­
го п е р и о д а , а из поэзии, п р о й д я через господство лирической
поэзии, л и т е р а т у р а 30—40-х годов могла снова обратиться к
т р а д и ц и я м X V I I I в е к а , в б и р а я в нее х у д о ж е с т в е н н ы й опыт фи­
л о с о ф с к о г о р о м а н а ( Г е р ц е н ) , плутовского « ( М е р т в ы е души»)
и с о ц и а л ь н о - п с и х о л о г и ч е с к о г о (Толстой, Д о с т о е в с к и й ) » .
Х а р а к т е р б о л ь ш и н с т в а «Повестей Б е л к и н а » с ф о р м и р о в а л ­
ся п о д в л и я н и е м ж а н р о в лирической поэзии. Так, «Гробов­
щ и к » м о ж н о с р а в н и т ь с э п и г р а м м о й , повесть « Б а р ы ш н я —
к р е с т ь я н к а » — с и д и л л и е й , а «Станционный смотритель» — с
элегией. П у ш к и н строит эту повесть по з а к о н а м элегического
ж а н р а . Основное с о д е р ж а н и е д а н о к а к грустное воспомина­
ние п у т е ш е с т в е н н и к а об одном д о р о ж н о м эпизоде, оно сли­
в а е т с я с п е ч а л ь н ы м р а с с к а з о м бедного с м о т р и т е л я о своем
горе. Ч у в с т в о искреннего с о с т р а д а н и я к судьбе бедного смот­
р и т е л я и его дочери — вот основной м у з ы к а л ь н ы й тон повес­
ти. Н о в отличие от с е н т и м е н т а л ь н о - с у б ъ е к т и в н о г о стиля .по­
вести К а р а м з и н а « Б е д н а я Л и з а » сочувственное отношение
к с о б ы т и я м д а н о с д е р ж а н н о и в ы р а ж е н о во в с е м строе произ­
в е д е н и я — с ю ж е т е , композиции и способах с о з д а н и я х а р а к т е ­
р о в п е р с о н а ж е й повести.
О с в я з и п у ш к и н с к о й л и р и к и и прозы говорит и с д е р ж а н н ы й ,
но я в н о о щ у т и м ы й л и р и з м повести, в ы р а ж а ю щ и й с я п р е ж д е
всего в э м о ц и о н а л ь н о м отношении путешественника к событи­
я м , в обилии риторических фигур («Кто не п р о к л и н а л станци­
онных смотрителей?»... «Что т а к о е станционный смотритель?»...
« К а к о в а д о л ж н о с т ь сего д и к т а т о р а ? Не с у щ а я ли к а т о р г а ? » ) ,
а т а к ж е архаичной лексики ( д а б ы , в оную, сии столь о к л е в е ­
т а н н ы е , токмо от побоев» и т. п.) н а п о м и н а е т гневный п а ф о с
в о л ь н о л ю б и в о й л и р и к и п о э т а . Грустно-лиричным я в л я е т с я
тон основного р а с с к а з а о горе с м о т р и т е л я , этой цели под­
чинены все э л е м е н т ы к о м п о з и ц и и : п е й з а ж , «портрет смотрите­
л я ( н а р и с о в а н н ы й д в а ж д ы , с н а ч а л а — « ч е л о в е к а л е т пятиде­
сяти, свежего и бодрого», потом всего через н е с к о л ь к о л е т пу55
тешественник увидел состарившегося от г о р я с м о т р и т е л я :
«Это был точно С а м с о н Вырин; но к а к он п о с т а р е л ! П о к а м е с т
собирался он переписать мою п о д о р о ж н у ю , я с м о т р е л на его
седину, на глубокие морщины давно не б р и т о г о л и ц а , на
сгорбленную спину — и не мог надивиться, к а к т р и или четы­
ре года могли превратить бодрого мужчину в х и л о г о с т а р и ­
к а » ) , интерьер, т о ж е выписанный д в а р а з а (в п о с л е д н и й п р и ­
езд «стол и кровать стояли на п р е ж н и х м е с т а х ; но на о к н а х
у ж е не было цветов, и все кругом п о к а з ы в а л о в е т х о с т ь и не­
б р е ж е н и е » ) , речь с т а р и к а - с м о т р и т е л я («Ах, Д у н я , Д у н я ! Ч т о
за девка-то была! Б ы в а л о , кто ни проедет, в с я к и й п о х в а л и т ,
никто не осудит..., у ж я ли не любил моей Д у н и , я л ь не л е ­
леял моего дитяти...» ( I I I , 259—260).
« Д о р о ж н ы й » мотив. П у ш к и н любил дорогу, он г о в о р и л ,
что путешествия н у ж н ы ему нравственно и ф и з и ч е с к и . П у т е ­
ш е с т в и я — это «версты полосаты», т р а к т ы , іпочтовые и з б ы ,
брички, кибитки, я м щ и к и , попутчики, прогонные, т р а к т и р ы ,
стихи, «клопы да блохи», д о р о ж н ы е р а з м ы ш л е н и я , м е т е л ь ,
тоска, о ж и д а н и я , колокольчики, песни я м щ и к о в .
2
Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?
Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть господь сулил.
На каменьях под копыгом,
На горе под колесом,
Иль во рву, водой размытом,
Под разобранным мостом. (1, 287).
Н е д а р о м рассказчик в повести я в л я е т с я н а м к а к у м у д р е н н ы й
жизненным опытом, бывалый путешественник, к о т о р ы й и з ъ ­
ездил Россию «.по всем н а п р а в л е н и я м » .
«Эй, пошел, ямщик!... «Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы... (1, 284).
Повесть «Станционный смотритель» д р а м а т и з м о м р а с с к а з а н ­
ного в ней происшествия и общей своей т о н а л ь н о с т ь ю созвуч­
на т а к и м грустным «дорожным» р а з м ы ш л е н и я м , ' к а к « Б у р я »
(1825), «Телега ж и з н и » (1823), « З и м н я я д о р о г а » (1826), « Б е ­
сы» (1830), « Д о р о ж н ы е ж а л о б ы » (1830), « Д а р н а п р а с н ы й ,
д а р случайный» ( 1 8 2 8 ) :
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум. (1, 247).
56
Т р а г и ч е с к и е т е м ы (дороги, ж и з н е н н ы х скитаний, воспомина­
ний о п р о ш е д ш е й м о л о д о с т и , неизбежности смерти, бесприют­
ности, о д и н о ч е с т в а и тоски) в поэзии П у ш к и н а у с и л и в а ю т с я .
Они о т р а ж а ю т не т о л ь к о т о с к у опального поэта, вечного тру­
ж е н и к а и с к и т а л ь ц а , но и м р а ч н о е м и р о о щ у щ е н и е человека
30-х годов, п е р е ж и в ш е г о и п е р е ж и в а ю щ е г о т р а г е д и ю 25 года.
( « И я бы мог...»).
В отличие от о б щ е ч е л о в е ч е с к о г о , но івсе-таки субъективно­
го и з о б р а ж е н и я о д и н о ч е с т в а в л и р и к е п р о з а П у ш к и н а стре­
м и т с я к с о ч у в с т в е н н о м у и з о б р а ж е н и ю бесприютности другой
ч е л о в е ч е с к о й л и ч н о с т и , « о г р а ж д е н н о й т о к м о от побоев, и то не
в с е г д а » . З н а м е н а т е л ь н о , что С а м с о н В ы р и н ж и в е т на боль­
шой д о р о г е . У него нет своего д о м а , «в бурю, в крещенский
м о р о з уходит он в сени, чтоб т о л ь к о на минуту отдохнуть от
к р и к а и т о л ч к о в р а з д р а ж е н н о г о п о с т о я л ь ц а » ( I I I , 2 5 6 ) . И эта
а т м о с ф е р а д о р о ж н о г о п р о и с ш е с т в и я с о х р а н я е т с я в течение
всего п о в е с т в о в а н и я . ( Р а с с к а з ч и к т р и ж д ы п р и е з ж а е т на стан­
цию, д а е т о п и с а н и е о б с т а н о в к и , внешнего в и д а с м о т р и т е л я , бе­
с е д у е т со с т а р и к о м , его д о ч е р ь ю , с п и в о в а р о в о й ж е н о й и кри­
в ы м м а л ь ч и ш к о й ) . У д и в и т е л ь н о , к а к П у ш к и н смог на м а л о м
х у д о ж е с т в е н н о м п р о с т р а н с т в е н а р и с о в а т ь типичные обстоя­
т е л ь с т в а , к о т о р ы е ф о р м и р у ю т типические х а р а к т е р ы его г е ­
р о е в . Т а к о й типической ф и г у р о й с т а л герой, позднее н а з в а н ­
ный « м а л е н ь к и м ч е л о в е к о м » . В с к о р е р я д о м с С а м с о н о м Вырин ы м в о з н и к л и ф и г у р ы Б а ш м а ч к и н а , М а к а р а Д е в у ш к и н а , Гол я д к и н а , П о п р и щ и н а , М а р м е л а д о в а ( « П о н и м а е т е л и вы, ми­
л о с т и в ы й государь, когда у ж е б о л ь ш е н е к у д а и д т и ? » ) . Хотя
.впервые этот н о в ы й л и т е р а т у р н ы й тип п о я в л я е т с я в прозаи­
ческих повестях « Г р о б о в щ и к » , « С т а н ц и о н н ы й смотритель» и
\поэме «Медный в с а д н и к » , тем не менее в о з н и к н о в е н и е подоб­
ного о б р а з а в п о л н е з а к о н о м е р н о и о б ъ я с н я е т с я удивительной
х у д о ж е с т в е н н о й з о р к о с т ь ю поэта. П у ш к и н в с е г д а у м е л бро­
сить сочувственный в з г л я д на фигуру « м е л к у ю » , третьестепен­
ную, к о т о р а я почти не в ы д е л я е т с я из ф о н а его б л и с т а т е л ь н о й
к а р т и н ы ( « С м и р е н н ы й п а р у с р ы б а р я » ; « Ч т о б б а р с к о й ягоды
т а й к о м уста л у к а в ы е не е л и » ; «Месье п р о г н а л и со д в о р а » ;
« Е щ е у с т а л ы е л а к е и на ш у б а х у п о д ъ е з д а с п я т » ) . М о ж н о д а ­
ж е с к а з а т ь , что П у ш к и н в л и р и к е 30-х годов в п л о т н у ю подо­
шел
к проблеме «маленького человека».
Стихотворение
1830 года « Р у м я н ы й критик мой...» свидетельствует о т о м , что
к э т о м у времени П у ш к и н ж е полемически-страстно у т в е р ­
ж д а е т право х у д о ж н и к а б р а т ь «низкую д е й с т в и т е л ь н о с т ь »
(эту х а р а к т е р н у ю среду, в которой ж и в е т « м а л е н ь к и й чело­
век») к а к предмет поэзии:
На дворе у низкого забора
Два бедных деревца стоят в отраду взора,
Два только деревца. (1, 290).
57
Создается и прообраз «маленького человека». Всего в н е с к о л ь ­
ких строках р а с с к а з а н о об одном из д р а м а т и ч н ы х событий его
жизни;
Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед
Без шапки он, песет под мышкой гроб ребенка
II кличе г издали ленивого попенка,
Чтоб тот отца позвал да церковь отворил
Скорей! Ждать некогда! давно бы схоронил (I, 290).
Если этот эпизод п о л о ж и т ь в основу прозаической повести,
то -получится произведение, близкое по типу ф и з и о л о г и ч е с к и м
очеркам «натуральной школы». В сюжетном с т и х о т в о р е н и и
«Утопленник» т а к ж е видим мы фигуру, включенную в х а р а к ­
терную д л я нее среду.
П о р а ж а е т вступление к повести о смотрителе. О н о н а п и ­
сано т а к горячо и взволнованно, что невольно н а п о м и н а е т
раннюю вольнолюбивую лирику поэта ( « Л и ц и н и ю » , « В о л ь ­
ность», «Деревня», « К Ч а а д а е в у » и д р . ) . Во вступлении к а к
бы вновь о ж и в а е т о б р а з «друга человечества», к о т о р ы й у к а з ы ­
в а е т на «невежества убийственный позор». О б щ н о с т ь в п е ч а т ­
ления основана на том, что сходны синтаксические п р и е м ы
(риторические вопросы, восклицания) и л е к с и ч е с к и е средст­
ва. В прозаической повести словно вновь в о з н и к л а , п р о я с н и ­
л а с ь и к о н к р е т и з и р о в а л а с ь та ситуация, когда «умер б е д н ы й
р а б у ног непобедимого владыки». Но гибель с м о т р и т е л я т а к
«буднична» и «проста», что ідо сих пор многие ч и т а т е л и - л и ­
т е р а т у р о в е д ы не о щ у щ а ю т ее т р а г и з м а . П о э т о м у в и с к а ж е н ­
ном виде предстает весь идейный смысл повести. Н е в е р н о е
т о л к о в а н и е и неправильное понимание прозы П у ш к и н а и м е е т
д а в н ю ю традицию. Б о л е е ста лет господствовала и с т о р и к о л и т е р а т у р н а я концепция Белинского и Ч е р н ы ш е в с к о г о , ко­
т о р а я отрицала ценность «Повестей Б е л к и н а » .
Б о л ь ш о й в к л а д в исследование прозы П у ш к и н а внесли р у с ­
ские писатели. Н. В. Гоголь в статье «Несколько слов о П у ш ­
кине» филологически точно объяснил тот новый поворот, что
с в е р ш и л с я в движении поэта к реализму. И. С. Тургенев счи­
т а л себя учеником П у ш к и н а . Л . Н. Толстой в п и с ь м е к
Л . Д . Голохвастову от 9—10 апреля 1873 года говорит о « П о ­
вестях Б е л к и н а » : « И х н а д о изучать и изучать к а ж д о м у п и с а т е ­
лю». И тем не менее «Повестями» долгое в р е м я никто не з а ­
н и м а л с я . Наконец, п р о з а П у ш к и н а стала о б ъ е к т о м и с с л е д о ­
вания. Н о не всегда смысл этих ясных и четких на п е р в ы й
в з г л я д повестей п е р е д а в а л с я л и т е р а т у р о в е д а м и по-пушкин­
ски верно. С горечью пишет А. Г. Гукасова о т р а к т о в к е п о в е с ­
ти «Станционный\смотритель»: «...теперь принято в ы ч и т ы в а т ь
в повести рассказ о счастливой судьбе Дуни, принято г о в о р и т ь
о м а ж о р н о м тоне повести, о критике Щ п л к и н ь ш быта н и з ш е ­
го сословия, о переоценке им «эмоции с о с т р а д а н и я » и т. п . » .
3
4
53
5
Г е р ш е н з о н п е р в ы м в ы д в и н у л «новое» т о л к о в а н и е іповести, он
в и д е л в ней п а р о д и ю на притчу о блудном сыне. Он утверж­
д а л : « С м о т р и т е л ь погиб не от существенной напасти, а от хо­
д я ч е й м о р а л и » . В. В . Гиппиус «развил» его теорию, он счи­
т а л , что повесть — это п а р о д и я на с ю ж е т о « м а л е н ь к о м чело­
веке». П о м н е н и ю В . В. Гиппиуса, «Вырин у м и р а е т не непо­
с р е д с т в е н н о от г о р я , а от его последствий, от п ь я н с т в а » .
А. В. Ч и ч е р и н говорит о « з а м ы с л о в а т о м понимании х а р а к т е ­
ра п р о з ы , к о т о р о е д о в о д и т до крайних п р е д е л о в И. Я. Б е р к о в с к и й » , и у д и в л я е т с я : « П о ч е м у тема «Станционного смотрите­
л я » — о с в о б о ж д е н и е н а р о д н о й личности»? Видимо, потому,
что « Д у н ю к ее побегу из д о м у когда-то/!/ п о б у ж д а л долг/?/
п е р е д с а м о й собой, и этот д о л г был шире, чем к а з а л о с ь , он
в к л ю ч а л д е м о к р а т и ч е с к о е прошлое, а не исключал е г о » .
II. н а к о н е ц , одно из новейших т о л к о в а н и й смысла повести:
«...так ли у ж «человечен» этот « м а л е н ь к и й человек», погиб­
ший от тоски по л ю б и м о й и покинувшей его дочери? Н е есть
ли эта тоска п р о я в л е н и е к р а й н е й степени э г о и з м а родитель­
ской л ю б в и ? » .
В чем ж е п р и ч и н а т а к о г о рода т о л к о в а н и й ? Ведь еще
Ф. М. Д о с т о е в с к и й у с т а м и своего героя в ы с к а з а л м ы с л ь о том,
что повесть э т а д о с т у п н а в е р н о м у в о с п р и я т и ю д а ж е простого,
н е и с к у ш е н н о г о в л и т е р а т у р е человека: «...иное творение... чи­
т а е ш ь — ч и т а е ш ь , иной р а з хоть тресни — т а к хитро, что как
б у д т о ^ ы его и :не понимаешь..., а это ч и т а е ш ь — словно сам
н а п и с а л ; точно это, п р и м е р н о говоря, імое собственное сердце,
к а к о е у ж оно т а м ни е с т ь » .
И все-таки есть о б ъ е к т и в н а я причина неоднозначного по­
н и м а н и я повести. Она з а к л ю ч а е т с я , очевидно, в том, что по­
весть, при всей ее ясности и простоте, имеет довольно значи­
т е л ь н у ю с ю ж е т н у ю недосказанность линии дочери. О д н а к о
это не п л о д н е б р е ж н о с т и а в т о р а . Чер,новые записи п о к а з ы в а ­
ют, что повесть б ы л а хорошо о б д у м а н а П у ш к и н ы м и имела
стройный план: «Рассуждение о см/отрителях/ — вообще лю­
ди н е с ч / а с т н ы е / и д о б / р ы е / . П р и я т е л ь мой с м / о т р и т е л ь / —
з д о в . Д о ч ь . — Т р а к т сей у н и ч т / о ж е н / . Н е д а в н о поехал я по
нем — дочери не н а ш е л . И с т / о р и я / дочери. Л ю б о в ь к -ней пи­
с а р я . П и с а р ь за нею в П/етербурт/, видит ее на гуляньи. Возв р / а т я с ь / находит отца м е р т в / ы м / . Д о ч ь п р и / е з ж а е т / . М о г и л а
з а о к о л и ц е й . Е д у прочь. П и с а р ь умер. Я м щ и к мне р а с с к а з ы ­
в а е т о дочери...» . В окончательном тексте нет не т о л ь к о фигу­
ры п и с а р я , но и р а с с к а з о судьбе дочери д а н в с а м ы х о б щ и х чер­
т а х . Б о л е е того, недостает существенных з в е н ь е в д л я понима­
ния с у д ь б ы Д у н и . П о э т о м у д л я ч и т а т е л я естественно в о з н и к а ­
е т р я д вопросов: д о б р о в о л ь н о ли у е х а л а Д у н я или М и н с к и й ее
у в е з ? К а к с л о ж и л а с ь потом с у д ь б а ее?.
6
7
8
9
10
11
12
13
59
Мог ли Пушкин (к 30-м годам автор л и р и ч е с к и х ш е д е в р о в ,
поэм, трагедии « Б о р и с Годунов», р о м а н а в с т и х а х « Е в г е н и й
Онегин», а т а к ж е незавершенного реалистического п с и х о л о г и ­
ческого романа в прозе «Арап П е т р а В е л и к о г о » ) , мог л и П у ш ­
кин допустить столь вопиющую небрежность? Конечно, нет.
И повесть «Станционный смотритель» т а к ж е с о в е р ш е н н а и
гармонична, как и д р у г и е его произведения. В е р о я т н о , «исто­
рия дочери» нужна б ы л а П у ш к и н у л и ш ь в с а м о м о б щ е м в и д е ,
к а к з а в я з к а к о н ф л и к т а . С а м а ж е повесть р а с с к а з ы в а е т собст­
венно не о дочери, о ее счастье или несчастье (хотя, конечно, и
об э т о м ) , но в основном о несчастье отца. Д . Д . Б л а г о й в кни­
ге «Мастерство П у ш к и н а » (М., 1955) говорит, что в п р о ц е с с е
работы Пушкин проводил «сгущение, к о н ц е н т р а ц и ю с ю ж е т а » ,
то есть в з я л не две, а одну сюжетную линию. «В центр, в ф о ­
кус ставится одна... л и ч н а я , и с о ц и а л ь н а я д р а м а отца и д р а м а
бедного, забитого маленького человека... Это он т е п е р ь е д е т
за дочерью в Петербург; у него происходит в в ы с ш е й степени
д р а м а т и ч е с к о е столкновение с гусаром-іпохитителем; он спи­
вается и умирает с г о р я » .
У ж е самим н а з в а н и е м («Станционный с м о т р и т е л ь » ) в от­
личие от карамзинского ( « Б е д н а я Л и з а » ) и от д р у г о г о п р о ­
изведения на ту ж е тему ( « Р у с а л к а » ) П у ш к и н
определил
центр повествования, то лицо, ради которого и б ы л а н а п и с а ­
на вся повесть. О д н а к о смысл повествования не -может б ы т ь
сведен только к судьбе (пусть трагической) одного ч е л о в е ­
к а — С а м с о н а Вырина. Иначе повесть т а к и н а з ы в а л а с ь бы.
Р а с с к а з о бедном смотрителе д а н к а к г л у б о к о е с о ц и а л ь н о е
и философское обобщение, р а з м ы ш л е н и е о с у д ь б е « м а л е н ь ­
кого человека» вообще. Мысль о том, что г л а в н ы й герой п р о ­
изведения — смотритель, п о д т в е р ж д а е т с я и м а н е р о й и з л о ж е ­
ния м а т е р и а л а . Во вступлении говорится о «сословии с м о т р и ­
телей», д а л е е почти везде р а с с к а з идет ретроспективно — к а к
воспоминание отца, я м щ и к а , кривого м а л ь ч и ш к и . С м о т р и т е л ь
вспоминает: «В комнате, прекрасно убранной, М и н с к и й с и д е л
в задумчивости. Д у н я , одетая со всей роскошью моды, с и д е л а
на ручке его кресел, к а к наездница на своем а н г л и й с к о м сед­
ле. О н а с нежностью смотрела на Минского, н а м а т ы в а я его
кудри на свои с в е р к а ю щ и е шальцы». (III, 2 6 3 ) . Конечно, т а к
воспроизвести сцену в петербургской к в а р т и р е Д у н и не смог
бы не только смотритель, но и Б е л к и н . А. В . Ч и ч е р и н п и ш е т :
«Самсон Вырин... н а ч и н а е т р а с с к а з ы в а т ь по-своему, но а в т о р
п е р е х в а т ы в а е т сотканную у него н и т ь » . Несомненно, по­
вествование ведет сам Пушкин, но он сохраняет точку з р е н и я
амотрителя и д а ж е его неосведомленность. В свою о ч е р е д ь ,
и іпутешественниж з н а е т лишь то, о чем сообщил ему отец Д у ­
ни, пивоварова ж е н а и м а л ь ч и ш к а . Пушкин словно не с ч и т а 14
15
60
ет н у ж н ы м в м е ш и в а т ь с я в ж и з н ь своих героев. Но, благодаря
т а к о м у х у д о ж е с т в е н н о м у приему, о к а з а л с я в ы д е р ж а н н ы м об­
щ и й тон п о в е с т в о в а н и я , б ы л а н а й д е н а точка зрения, которая
о б ъ е д и н и л а все р а с с к а з а н н о е в стройное целое. Это взгляд
« а п р о и с х о д я щ е е п р е ж д е всего смотрителя и сочувствующего
е м у п у т е ш е с т в е н н и к а . « С т а н ц и о н н ы й смотритель» — новатор­
ское по способу п о с т р о е н и я с ю ж е т а произведение. В нем нет
л ю б о в н о й интриги в к л а с с и ч е с к о м ее виде. К о н ф л и к т повести
( к а к в комедии Н . В. Г о г о л я « Р е в и з о р » ) не любовный, а со­
ц и а л ь н ы й . Л ю б о в н а я ж е интрига присутствует в повести как
у с т о й ч и в ы й к о н ф л и к т н ы й фон, оттеняющий и о б ъ я с н я ю щ и й
т р а г е д и ю с м о т р и т е л я . О д н а к о , несмотря на н е р а з р а б о т а н ­
ность с ю ж е т н о й л и н и и Д у н и — Минского, она имеет в повес­
ти о г р о м н о е з н а ч е н и е хотя б ы потому, что без нее не было бы
всей повести. Н о и в з я т а я с а м а по себе, л ю б о в н а я тема, кото­
р а я іпо с у щ е с т в у своего к о н ф л и к т а ч р е з в ы ч а й н о б л и з к а повес­
ти H. М. К а р а м з и н а « Б е д н а я Л и з а » , з а н и м а е т в творчестве
П у ш к и н а в а ж н о е место. В п е р в ы е П у ш к и н о б р а т и л с я к ней в
стихотворении «Романс» (1814):
Под вечер, осенью ненастной,
В пустынных дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках. (I, 22).
А т а к ж е в стихотворении « К а з а к » (1814) :
Верь, коханочка, пустое;
Ложный страх отбрось!
Тратишь время золотое;
Малая, небось!
•
Поскакали, полетели.
Дружку друг любил;
Был ей верен две недели,
В третью изменил. (1, 12).
Постепенно от абстрактно-психологического
конфликта
Пушки-н переходит к и з о б р а ж е н и ю к о н ф л и к т а социальнопсихологического
(«Метель», « С т а н ц и о н н ы й
смотритель»,
« Б а р ы ш н я - к р е с т ь я н к а » , н а р о д н а я д р а м а « Р у с а л к а » , роман
« Д у б р о в с к и й » ) . М н о г о к р а т н а я р а з р а б о т к а этого м а т е р и а л а
г о в о р и т о том, что повесть « С т а н ц и о н н ы й с м о т р и т е л ь » воз­
н и к л а не случайно в творчестве П у ш к и н а , а была одним из
п о д х о д о в к теме, в а ж н о й не т о л ь к о д л я П у ш к и н а , но и д л я
всей русской л и т е р а т у р ы , т е м е ж е н с к о й с у д ь б ы в социальнон е б л а г о п о л у ч н о м мире. И з д е с ь т о ж е П у ш к и н о к а з а л с я нова­
т о р о м , к а к и в р а з р а б о т к е с ю ж е т а о « м а л е н ь к о м человеке»,
п о т о м у что н а п о л н и л т р а д и ц и о н н у ю схему « Б е д н о й Л и з ы » но­
в ы м реалистическим с о д е р ж а н и е м . П е р с п е к т и в н о с т ь т а к о ­
го подхода п о к а з а л и вскоре романы Ф. М . Д о с т о е в с к о г о
61
«Униженные и оскорбленные», «Преступление
а т а к ж е роман Л . Н. Толстого «Воскресенье».
и наказанием,
У П у ш к и н а , к а к п р а в и л о , тема несчастной л ю б в и о р г а н и ­
чески с в я з а н а с проблемой несчастной старости. В о о б щ е т е м а
старости (отцовства) з а н и м а л а П у ш к и н а ч р е з в ы ч а й н о . И м е н ­
но р а з р а б о т к а ее в творчестве П у ш к и н а п о з в о л я е т нам у к а ­
з а т ь ту конкретную грань «лелеющей душу гуманности», о ко­
торой ' г о в о р и л В. Г. Белинский. Н а и б о л е е сильно с т р а д а н и я
отца п о к а з а н ы в л о э м е « П о л т а в а » , повести « С т а н ц и о н н ы й
смотритель» и народной д р а м е « Р у с а л к а » .
Какой я мельник, госорят тебе,
Я ворон, а не мельник. Чудный случаи:
Когда (ты помнишь)? бросилась она
В реку, я побежал за нею следом
И с тип поры спрыгнуть хотел, да вдруг
Почувствовал, два сильные крыла
.Мне" выр< ели внезапно из-под мышек
II в воздухе сдержали С топ поры
То зт.есь, то там летаю, то клюю
Корозл мертвую, то на могилке
Сижу да каркаю. (11, 416).
Пушкин множество р а з о б р а щ а е т с я к о б р а з у о т ц а , к о т о р ы й
чаще всего несчастен оттого, что дочь его с т р а д а е т . В п е р в о й
поэме « Р у с л а н н Л ю д м и л а » — э т о отец Л ю д м и л ы к н я з ь В л а ­
димир, затем старый цыган — отец убитой А л е к о З е м ф и р ы ,
Борис Годунов и Ксения, Вырин и Д у н я , М е л ь н и к и Д о ч ь его,
л ю б я щ и е отцы в повести « Б а р ы ш н я - к р е с т ь я н к а » , Д у б р о в с к и й
и Троекуров в романе «Дубровский», царь Са-лтаи в « С к а з к е
о царе С а л т а н е » . Особняком в этом раду стоит л и ш ь о б р а з ба­
рона Филиппа в «Скупом рыцаре».
1 6
В. Я. Кирпотин
в своей книге приводит письмо П у ш к и ­
на Плетневу, потерявшему друга: «Письмо твое от 19-го к р е п ­
ко меня опечалило. О п я т ь хандришь. Эй, смотри: х а н д р а ху­
ж е холеры, одна у б и в а е т только тело, другая у б и в а е т д у ш у .
Д е л ь в и г умер, М о л ч а н о в умер; погоди, умрет и Жуковский-,
умрем и мы. Но ж и з н ь все еще богата; мы встретим е щ е но­
вых з н а к о м ц е в , новые созреют нам друзья, дочь у тебя б у д е т
расти, в ы р а с т е т невестой, мы будем старые хрычи, женьГ на­
ш и — с т а р ы е хрычовки, а детки будут славные, м о л о д ы е , ве­
селые р е б я т а ; а м а л ь ч и к и станут повесничать, а девчонки сен­
тиментальничать; а нам то и любо» (X, 3 6 8 — 3 6 9 ) . И в э т о й
отзывчивости к ч у ж о м у горю, в умении р а д о в а т ь с я с ч а с т ь ю
нового поколения видим мы одну из .причин п о я в л е н и я т е м ы
отцовства в творчестве поэта.
Старость воспринималась П у ш к и н ы м к а к мудрость и бес­
корыстие. От старца к юноше идет духовный свет у т е ш е н и я ,
62
совета и л ю б в и . Т а к о в ы л е т о п и с е ц Пимен, л е г е н д а р н ы й Ови­
дий Н а з о н и в о л ш е б н и к Ф и н н :
В пещере старец; ясный вид,
Спокойный взор, брада седая;
Лампада перед ним горит;
За древней книгой он сидит,
Ее внимательно читая...
Наш витязь старцу пал к ногам
И в радости лоозает руку,
Светлеет мир его очам
И сердце позабыло муку.
Вновь ожил он... (11, 114).
Этот д а р п о н и м а т ь и п р о щ а т ь — в ы с ш е е п р о я в л е н и е чело­
веческой м у д р о с т и . Его л и ш е н ы м о л о д ы е б е з у м ц ы — А л е к о ,
Г е р м а н н , б р а т ь я - р а з б о й н и к и , и они, к а к п р а в и л о , н а к а з а н ы
б ы в а ю т м у к а м и совести:
Всех чаще образ старика,
Давно зарезанного нами,
Ему на мысли приходил;
Больной, зажав глаза руками,
За старца так меня молил:
«Брат! сжалься над его слезами!
Не режь его на старость лет...
Мне дряхлый крик его ужасен...
Пусти его — он не опасен;
В нем крови капли теплой нет...
Не смейся, брат, над сединами,
Не мучь его... авось мольбами
Смягчит за нас он божий гнев. (11, 114).
М ы с л ь о бескорыстии, о преодолении э г о и з м а — одна из л ю ­
б и м е й ш и х мыслей поэта.
К а к р е ш а е т П у ш к и н п р о б л е м у истинной и л о ж н о й к р а с о ­
ты? Д л я этого н у ж н о посмотреть, к а к о ц е н и в а е т автор к а ж ­
дого из своих героев. Если ф и г у р а с м о т р и т е л я постоянно в по­
л е з р е н и я П у ш к и н а к а к основной о б ъ е к т повествования, то
о б р а з ы Д у н и и Минского — на втором п л а н е . Н о зато они вы­
п и с а н ы тонко, с р е д к и м х у д о ж е с т в е н н ы м
совершенством.
Т о л ь к о во вступлении П у ш к и н д а е т свою оценку и з о б р а ж а е ­
мому, в основном ж е повествовании отношение его к героям
с к р ы т о в структуре текста. Е с л и в общем виде сфорімулиров а т ь э м о ц и о н а л ь н о е отношение П у ш к и н а к своим героям, то
оно будет т а к о в о : к смотрителю — сочувствие и з а щ и т а его;
к Д у н е — осуждение, но сочувствие; к М и н с к о м у — о с у ж д е н и е
и н а с м е ш к а . Т а к , присутствуют и звучат в повести три л и р и ­
ч е с к и е т е м ы . В е д у щ а я среди них — тема о т ц а . О н а в ы р а ж е ­
на, в частности, в э м о ц и о н а л ь н ы х э п и т е т а х «бедный», «доб­
р ы й » , «старый» («полюбился д о б р о м у смотрителю», «бедный
с м о т р и т е л ь не понимал», «бедный отец н а с и л у р е ш и л с я спро­
сить», «бедняк з а н е м о г сильной горячкой», «не у т е ш и л бед­
ного больного», «бедный! бедный с м о т р и т е л ь » !...», « с т а р и к
63
не снес свого несчастья» и т. п . ) . Отношение к Д у н е — д в о й ­
ственное: любовно-заботливое со стороны о т ц а и с д е р ж а н н о е
со стороны автора, который к а к бы меняет к ней свое о т н о ­
шение ( « м а л е н ь к а я кокетка», « Д у н я » , « А в д о т ь я С а м с о н о в на», « б а р ы н я » ) . О т р и ц а т е л ь н о нарисован о б р а з М и н с к о г о ,
это единственный персонаж, к которому а в т о р о т н о с и т с я с
усмешкой («больной при смотрителе охал и не г о в о р и л почти
ни слова, однако ж выпил две чашки кофе и, о х а я , з а к а з а л
себе о б е д » ) . Вместе со смотрителем автор н а з ы в а е т М и н с к о г о
по-разному («путешественник», «гусар», « м о л о д о й ч е л о в е к » ,
«больной», «любезный постоялец», «молодой о б м а н щ и к » , «рот­
мистр Минский», «его в ы с о к о б л а г о р о д и е » ) .
В ы с к а з а т ь свое отношение к Д у н е и М и н с к о м у П у ш к и н
сумел, используя интересный композиционный п р и е м . О н к а к
бы нарисовал их фигуры на з а д н е м іплане, основное п о л о т н о
о т д а в а я старику — омотрителю, тогда к а к в « П о л т а в е » и « Р у ­
салке» отец и дочь з а н и м а ю т равноценное п о л о ж е н и е в_ д е й ­
ствии. Это одинаково сильные х а р а к т е р ы . Г. А. Г у к о в с к и й с п р а ­
ведливо отмечал, говоря о «Полтаве», что П у ш к и н « с о п о с т а в ­
л я е т героев как самостоятельные силы, с т а л к и в а е т к о н т р а ­
стно в з а и м н о о б ъ я с н я ю щ и х г е р о е в » . А в « С т а н ц и о н н о м с м о т ­
рителе» самим построением повести П у ш к и н л и ш а е т Д у н ю
силы х а р а к т е р а , не д а в а я ей возможности д е й с т в о в а т ь . Н е по­
к а з ы в а я и ее чувств, он как бы отрицает в ней н а л и ч и е глу­
боких чувств. Смотритель, при всей его негероичности, о к а з ы ­
вается способным к благородному поступку. Он с о в е р ш а е т
свое «хождение по м у к а м » ради того, чтобы з а щ и т и т ь свое
дитя. В дальнейшем он показан к а к носитель д е я т е л ь н о г о
добра. Вот диалог м е ж д у путешественником и к р и в ы м м а л ь ­
чишкой:
— « З н а л ты покойника? — спросил я дорогой.
— К а к не знать. Он выучил меня дудочки в ы р е з ы в а т ь .
Б ы в а л о (царствие ему небесное!), идет из к а б а к а , а м ы - т о з а
ним: « Д е д у ш к а , д е д у ш к а ! орешков!» — а он нас о р е ш к а м и и
н а д е л я е т . Все, б ы в а л о , с нами возится» (III, 2 6 5 ) .
Ч т о б ы осудить Д у н ю и Минского, П у ш к и н л и ш а е т их ду­
ховности. Они немы, и з о б р а ж е н ы только в в о с п о м и н а н и я х
других лиц, а сами не действуют. Б о р ь б а М а р и и м е ж д у д о ч е р ­
ним чувством и л ю б о в ь ю к гетману остро д р а м а т и ч н а , о н а
о п р а в д ы в а е т М а р и ю в г л а з а х читателей. В повести ж е П у ш ­
кин хотя и казнит Д у н ю імуками совести (сцена на м о г и л е
о т ц а ) , но не о п р а в д ы в а е т ее. К р о м е того, к а к верно о т м е ч а е т
в своей статье Л . С. Сидяков , дано объяснение з а г а д о ч н о й
любви М а р и и к М а з е п е , а в повести этого нет. —
17
18
Что стыд Марии? что молва?
Что для нее мирские пени,
64
Когда склоняется в колени
К ней старца гордая глава?
Когда с ней гетман забывает
Судьбы своей и труд и шум,
Иль тайны смелых, грозных дум
Ей, деве робкой, открывает? (II, 172—173) —
— она в о с п р и н и м а е т М а з е п у к а к героический идеал, но она
ж е з а т е м и судит его («Я п р и н и м а л а за другого / Тебя, ста­
рик...»).
Т а к о й ж е с и л ь н о й о к а з ы в а е т с я п у ш к и н с к а я Р у с а л к а , ко­
т о р а я , с т а в « х о л о д н о й и могучей», л е л е е т з а м ы с л ы отомстить
с в о е м у о б и д ч и к у . Конечно, смотритель не столь корыстолю­
бив, к а к М е л ь н и к , к о т о р ы й учил свою дочь, что «все-таки по
к р а й н е й м е р е м о ж н о / К а к о й - н и б у д ь б а р ы ш себе — иль пользу
Р о д н ы м д а в ы г а д а т ь » . (II, 4 0 0 ) . Нет, .но он бессознательно
и с п о л ь з о в а л к р а с о т у Д у н и к а к средство у м и р о т в о р и т ь гнев­
ного п о с т о я л ь ц а , вернее, не з а п р е щ а л Д у н е з а щ и щ а т ь таким
о б р а з о м о т ц а : « П у т е ш е с т в е н н и к в о з в ы с и л было голос и на­
г а й к у ; но Д у н я , п р и в ы к ш а я к таковыім с ц е н а м , в ы б е ж а л а изз а п е р е г о р о д к и и л а с к о в о о б р а т и л а с ь к п р о е з ж е м у с вопро­
сом... П о я в л е н и е Д у н и п р о и з в е л о обыкновенное свое дейст­
вие» ( I I I , 2 6 0 ) . Д у н я л и ш е н а духовности потому, что усло­
в и я м и своей ж и з н и она о т о р в а н а от корней нравственной ж и з ­
ни н а р о д а , л и ш е н а строго этического и п р а в и л ь н о г о в з г л я д а
н а в е щ и , а п р и б л и ж е н а б ы л а к «свету», э т о м у миру л о ж н ы х
ценностей. ( « Б а р ы н и д а р и л и ее, та п л а т о ч к о м , та с е р е ж к а м и .
Г о с п о д а п р о е з ж и е нарочно о с т а н а в л и в а л и с ь , будто бы пообе­
д а т ь а л ь о т у ж и н а т ь , а в с а м о м д е л е т о л ь к о чтоб на нее погля­
деть... П о в е р и т е ли, с у д а р ь , курьеры, ф е л ь д ъ е г е р и с нею по
получасу заговаривались» (III, 259).
Л . С. С и д я к о в
верно г о в о р и т о том «этическом ореоле»,
к о т о р ы м о к р у ж е н ы М а р и я и Т а т ь я н а , о том, что о к р у ж а ю щ а я
их стихия н а р о д н о с т и имеет к этому п р я м о е отношение. Н е д а ­
р о м эти героини т а к ж е , к а к Л и з а М у р о м с к а я из повести «Ба­
р ы ш н я - к р е с т ь я н к а » , д а н ы н а фоне родной п р д р о д ы . А в на­
ш е й повести описаний п р и р о д ы почти нет, л и ш ь м а л е н ь к и е
и н т р о д у к ц и и . П р о и с х о д и т омена п е й з а ж е й . В н а ч а л е р а с с к а ­
з а — весенний д е н ь , последнее іпосещение — осенью. («Серень­
к и е тучи п о к р ы в а л и з е м л ю , небо; холодный ветер д у л с п о ж а ­
т ы х полей, унося к р а с н ы е и ж е л т ы е л и с т ь я со встречных д е ­
ревьев...)
(III). Д. Д. Б л а г о й
пишет о том, что этот
осенний п е й з а ж создает особую м у з ы к а л ь н у ю
атмосферу,
п о л н о с т ь ю соответствующую с о д е р ж а н и ю третьего п р и е з д а
путешественника. Е щ е сильнее эта м у з ы к а л ь н а я а т м о с ф е р а
н а г н е т а е т с я описанием к л а д б и щ а , на к о т о р о м н а х о д и т с я мо­
г и л а смотрителя («Мы п р и ш л и на к л а д б и щ е , голое место,
ничем не о г р а ж д е н н о е , усеянное д е р е в я н н ы м и к р е с т а м и , не
1 9
2 0
5-1365
65
осененными ни единым деревцом. Отроду не в и д а л я т а к о г о
печального к л а д б и щ а » ) . (III, 2 6 5 ) . В о з н и к а е т п е р е к л и ч к а с
лирикой, со стихотворением «Когда за городом, з а д у м ч и в , я
брожу...». В повести именно тип городского к л а д б и щ а . В ы я в ­
л я е т с я еще один в а ж н ы й для П у ш к и н а мотив города, д е н е г ,
«света», суеты. Вот іпортрет Д у н и : « М а л е н ь к а я к о к е т к а со
второго в з г л я д а з а м е т и л а впечатление, п р о и з в е д е н н о е ею на
меня; она потупила большие голубые г л а з а ; я с т а л с ней р а з ­
г о в а р и в а т ь , она отвечала мне безо всякой робости, к а к д е ­
вушка, в и д е в ш а я свет». (III, 2 5 8 ) . И, наконец, поступок Д у ­
ни, когда она р а з р е ш и л а поцеловать себя н е з н а к о м о м у п р о ­
е з ж е м у . П р а в д а , в этом описании нет иронии, к а к б ы л о , на­
пример, в стихотворении «Кокетке», « К а л м ы ч к е » , р и с у ю щ и х
о б р а з пустой «светской» ж е н щ и н ы , но нет и о д о б р е н и я . В е д ь
в понятие «свет» в к л а д ы в а л о с ь П у ш к и н ы м всегда резко о т р и ­
цательное содержание. У ж е в 1819 году в с т и х о т в о р е н и и
«Всеволжскому» поэт писал:
Ты там на шумных вечерах
Увидишь важное безделье.
Жеманство в топких кружевах,
II глупость в золотых очках,
И тяжкой знатности веселье,
И скуку с картами в руках (I, 109).
Чувство нравственное осталось в Д у н е н е р а з в и т ы м , оно
было воспитано на тех приличных немецких к а р т и н к а х , кото­
рыми у к р а с и л Самсон Вырин свою «смиренную, но о п р я т н у ю
обитель». Т р о г а т е л ь н а я притча о блудном сыне словно з а р а ­
нее отпускала з а б л у д ш и м их прегрешения. П у ш к и н не о с у ж ­
д а е т резко никого из своих героев, д а ж е Минского, но о б ъ я с ­
няет их х а р а к т е р ы к а к историк общества. Д е л о не в г у с а р е ,
считает автор, потому и не дает Минскому психологической
х а р а к т е р и с т и к и , а в том, что он богатый человек и п о с т у п а е т
соответственно своему званию и положению, роли в о б щ е с т в е .
И т а к , р а с с м а т р и в а я повесть А. С. Пушкина « С т а н ц и о н н ы й
смотритель» в контексте всего творчества поэта, м о ж н о с д е ­
л а т ь вывод, что это произведение находится в глубокой с в я з и
с лирикой Пушкина. С в я з ь эта проявляется в р а з р а б о т к е о д ­
них и тех ж е проблем (социальных и ф и л о с о ф с к и х ) , а т а к ж е
в сходных художественных решениях. Происходит в з а и м н о е
в л и я н и е поэзии и прозы. Реалистическая л и р и к а 30-х г о д о в
т а к ж е , к а к и проза, берет «низкую действительность» п р е д ­
метом и з о б р а ж е н и я , рисует типичные человеческие х а р а к т е ­
ры, она часто сюжетна и, к а к п р а в и л о , лишена поэтических
«украшений».
С в я з у ю щ и м звеном м е ж д у лирикой и прозой я в л я е т с я
авторское, пушкинское «я», «в прозе оно к а к бы р е д у ц и р о в а 66
но, о д н а к о не исчезло совсем... втайне мы чувствуем в про­
з а и ч е с к о м т е к с т е П у ш к и н а то, что ушло з а текст (в открытом
своем в ы р а ж е н и и ) , его лирическое отношение к своей прозе.
Мы чувствуем то ж е п у ш к и н с к о е лицо, что в «Онегине», но в
ином о т н о ш е н и и к миру, к «объекту», в новой м е т а м о р ф о з е » .
О б этом ж е у д и в и т е л ь н о точно с к а з а л И. С. Тургенев: «Пора­
зительна... в п о э т и ч е с к о м т е м п е р а м е н т е П у ш к и н а эта особен­
н а я смесь с т р а с т н о с т и и спокойствия, или, говоря точнее, эта
о б ъ е к т и в н о с т ь его д а р о в а н и я , в котором субъективность его
личности с к а з ы в а е т с я л и ш ь внутренним ж а р о м и о г н е м » .
Э м о ц и о н а л ь н о е о т н о ш е н и е автора к и з о б р а ж а е м о м у нашло
свое в ы р а ж е н и е во в н у т р е н н е м лирическом подтексте. Проза
П у ш к и н а — т о ч н а я , б л а г о р о д н о п р о с т а я , строгая, к а к бы на­
м е р е н н о и з б е г а ю щ а я всего т р а д и ц и о н н о «поэтического», была
с о з д а н а б л а г о д а р я о г р о м н о й работе П у ш к и н а в мастерской
п о э т а - с т и х о т в о р ц а . О н а я в и л а с ь новым э т а п о м в развитии
х у д о ж н и к а . Р е а л и с т и ч е с к а я поэзия и п р о з а 30-х годов, не­
с м о т р я на естественные р о д о в ы е отличия, с о з д а ю т с я на сход­
ных эстетических принципах — верности п р а в д е ж и з н и и уме­
нии «немногими ч е р т а м и означить весь предмет». «Точность и
с ж а т о с т ь п у ш к и н с к о й прозы н и м а л о не о с л а б л я ю т ее поэтич­
ности и л и р и з м а » . П о в е с т ь «Станционный смотритель», рас­
с м а т р и в а е м а я на фоне б л и з к о г о ей лирического контекста,
несомненно в ы и г р ы в а е т в н а ш е м восприятии, р а м к и повести
к а к бы р а з д в и г а ю т с я , п о я в л я ю т с я новые аспекты понимания
типических ситуаций и х а р а к т е р о в . Н а п р и м е р , о ц е н и в а я Мин­
ского о т р и ц а т е л ь н о , мы имеем в виду т р а д и ц и о н н о е д о б р о ж е ­
л а т е л ь н о е отношение П у ш к и н а к г у с а р с т в у — л е г к о е , дру­
ж е с к о е , остроумно-иаомешливое. Н а ф о р м и р о в а н и е прозы
П у ш к и н а о к а з а л и в л и я н и е лирические ж а н р ы . Несомненна
с в я з ь повести о смотрителе с ж а н р о м элегии. Грустное р а з ­
м ы ш л е н и е о несчастной старости, о в л а с т и сильного и бесси­
л и и слабого, о скоротечности ж и з н и б л и з к о многим стихотво­
р е н и я м поэта («"Когда за городом, з а д у м ч и в , я брожу...»,
«Осень», « П о р а , мой друг, л о р а » и і д р . ) .
21
22
23
Примечания к статье Недозоровой Л. Л.
«Лирические источники повести А. С. Пушкина
«Станционный смотритель»:
1 С к в о з н и к о в В . Д. Лирика Пушкина., М., 1975.
Здесь и далее сноски даются по изданию: А. С. Пушкин. Сочинения в
трех томах. М., 1974.
3 Ф о х т У. Р. Проза Пушкина в развитии русской литературы. — В сб.
Пушкин родоначальник новой русской литературы. 1941, стр. 437.
4 Г у к а с о в а А. Г. Болдинский период в творчестве А. С. Пушкина. М.,
1973, стр. 179—180.
5 Г е р ш е н з о н М . О. Мудрость Пушкина. М , 1919.
2
5*
67
6 Г е р ш е н з о н М . О. Там же, стр. 122—127.
Г и п п и у с В. В. Повести Белкина. «Литературный критик», 1937, № 2,
стр. 33—34.
8 Ч и ч е р и н А. В. Ритм образа. М., 1980, стр. 176.
Б е р к о в с к и й Н. Я. Статьи о литературе М.—Л. 1962, стр. 338—340.
Ю Б е р к о в с к и й Н. Я. Там же, стр. 338—340.
К у п р е я н о в а Е. Н. А. С. Пушкин. — В кн. История русской литера­
туры, т. 2, Л., 1981, стр. 289.
Д о с т о е в с к и й Ф. М. Петербургские повести и рассказы. Л., 1973,
стр. 83.
13 Рукописный отдел ИРЛИ, ф . № 44, оп. № 1, № 962; А. С. Пушкин,
т. 8/2, стр. 661.
Б л а г о й Д. Д. Мастерство Пушкина. М., 1955, стр. 240.
Ч и ч е р и н А. В. Ритм образа., стр. 179.
К и р п о т и н В. Я. Вершины. Пушкин. Лермонтов. Некрасов. М., 1970,
стр. 12.
С и д я к о в Л. С. «Полтава» и «Евгений Онегин».— В кн. Пушкин. Ис­
следования и материалы. T. IX, Л., 1979.
! 8 С и д я к о в Л. С. Там же, стр. 117.
С и д я к о в Л. С. Там же, стр. 117.
Б л а г о й Д. Д. Мастерство Пушкина. М., 1955.
2 1 Б о ч а р о в С. Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М., 1974, стр. 108.
22 Т у р г е н е в И. С. Полное собрание сочинений и писем. Письма. T. XV.
М.—Л., стр. 71.
Ч и ч е р и н А. В. Очерки по истории русского литературного стиля (По­
вествовательная проза и лирика). М., 1977, стр. 98.
7
9
1 1
1 2
1 4
1 5
1 6
1 7
1 9
2 0
2 3
Л. М.
Гаркави.
А В Т О Б И О Г Р А Ф И Ч Е С К И Й РОМАН
« Ж И З Н Ь И П О Х О Ж Д Е Н И Я ТИХОНА Т Р О С Т Н И К О В А »
И РЕАЛИСТИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ Н. А. Н Е К Р А С О В А
Известно, что р а б о т а н а д прозой была в а ж н ы м э т а п о м
творческого пути Н е к р а с о в а . Этот э т а п был с в я з а н с п е р е х о ­
дом от юношеских исканий (эпигонский р о м а н т и з м , п о д е н н а я
р а б о т а н а д фельетонами, водевилями и т. д.) к з р е л о й , р е а ­
листической поэзии. С а м Н е к р а с о в впоследствии (в а в т о б и о ­
графических з а м е т к а х ) п и с а л : «Поворот к п р а в д е , я в и в ш и й ­
ся отчасти от писания прозой...» (XII, 23) К
Особую роль в этом процессе с ы г р а л а а в т о б и о г р а ф и ч е с ­
к а я проза, в которой, естественно, наиболее полно о т р а з и л и с ь
непосредственные впечатления действительности. И з в е с т н ы
несколько автобиографических р а с с к а з о в и очерков Н е к р а с о ­
ва, но г л а в н ы м произведением его автобиографической п р о ­
зы, несомненно, был незаконченный роман « Ж и з н ь и п о х о ж ­
д е н и я Тихона Тростникова».
Вопрос о д а т и р о в к е р о м а н а не вполне ясен. П р и п у б л и к а ­
ции рукописи романа (осуществленной В. Е. Е в г е н ь е в ы м —
М а к с и м о в ы м и К- И. Ч у к о в с к и м в 1931 г.) он был д а т и р о в а н
68
Министерство просвещения Р С Ф С Р
МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
ОБЛАСТНОЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
имени Н. К. КРУПСКОЙ
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ
РУССКОЙ ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
XVIII —XIX веков
СБОРНИК НАУЧНЫХ
МОСКВА—1982
ТРУДОВ