IV Международная научная конференция 1

Научно-издательский центр «Открытие»
otkritieinfo.ru
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОЛОГИИ
Материалы IV международной
научной конференции
1-2 июня 2012 года г. Санкт-Петербург
УДК 80
ББК 80-я431
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОЛОГИИ
Материалы IV международной научной конференции
1-2 июня 2012 года г. Санкт-Петербург
Представлены материалы докладов международной научной
конференции «Перспективы развития современной филологии».
В
материалах
конференции
обсуждаются
проблемы
современной филологической науки, анализируются вопросы
русской и мировой литературы, проводятся сопоставительные
исследования русского и других языков на разных уровнях
языковой системы. Сборник представляет интерес для
филологов
различных
исследовательских
направлений,
учителей-словесников, студентов-филологов и аспирантов.
ISBN 978-5-8430-0183-4
2
Содержание
Секция 1. Русская литература
Костырева О. В.
СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ЦЕЛОСТНОСТИ КОЛЛЕКТИВНОАВТОРСКОГО СВЕРХТЕКСТА ЖУРНАЛА «САТИРИКОН»……….6
Ларионов Д. В.
ПОЛНОТА ЖИЗНИ КАК ЦЕННОСТНАЯ ОРИЕНТАЦИЯ
ПЕРСОНАЖА (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЯЗЫЧНОЙ
СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ)……………………………………………...12
Жданов С. С.
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВОНЕМЕЦКОГО ДОМА
(НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА)………….17
Секция 2. Литература народов стран зарубежья
ГАЛЛЯМОВА М. С.
РОЛЬ БИБЛЕЙСКОГО СЮЖЕТА О БЛУДНОМ
СЫНЕ В ТРАГЕДИИ ДЖОРДЖА ЛИЛЛО
«РОКОВОЕ ЛЮБОПЫТСТВО»………………………………………..28
Секция 3. Теория литературы. Текстология
Безруков А. В.
К ПРОБЛЕМЕ СОДЕРЖАНИЯ И ОРГАНИЗАЦИИ
ПОСТМОДЕРНИСТСКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА…….32
Секция 4. Журналистика
Попозогло А. Н.
СТУДЕНЧЕСКАЯ ГАЗЕТА КАК ИНСТРУМЕНТ
ФОРМИРОВАНИЯ ИМИДЖА ТИ (Ф) СВФУ………………………..38
Лурикова К. К.
АНАЛИЗ МЕДИА РЫНКА РУССКОЯЗЫЧНОЙ ПРЕССЫ
ЛАТВИЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В КОНТЕКСТЕ 20 ЛЕТ
НЕЗАВИСИМОСТИ…………………………………………………….43
3
Секция 5. Русский язык
Данилова Ю. Ю., Грехнёва Ю. С.
ПРЕЦЕДЕНТНОСТЬ КАК ХАРАКТЕРНАЯ ЧЕРТА
ДИСКУРСА ЖУРНАЛИСТСКИХ РАССЛЕДОВАНИЙ……………..50
Левина М. А.
СПЕЦИФИКА ТЕРМИНООБРАЗОВАНИЯ В НОВЫХ
КОМПЛЕКСНЫХ ТЕРМИНОСИСТЕМАХ ПРАВА…………………58
Сафарова З. П.
ЭМОТИВНАЯ ЛЕКСИКА В СЕМАНТИЧЕСКОМ
ПРОСТРАНСТВЕ РОМАНА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО
«БЕЛЫЕ НОЧИ»…………………………………………………………63
Суюшева Ф. Ф.
УПОТРЕБЛЕНИЕ ЛЕКСЕМЫ «СЕРДЦЕ»
В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЧИ И. С. ТУРГЕНЕВА…………….….…67
Секция 6. Германские языки
Тараба И. А.
МЕТОНИМИЗАЦИЯ КАК КОГНИТИВНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ
МЕХАНИЗМ НЕОЛОГИЗАЦИИ СОМАТИЧЕСКОЙ
ФРАЗЕОЛОГИИ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА…………………………..….74
Холмогоров А. О.
АНАЛИЗ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
ЭВФЕМИСТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА
В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ…...................................................................77
Шевченко О. Г.
К ВОПРОСУ О ГРАНИЦАХ АНГЛИЙСКОГО
ВНУТРЕННЕГО ДОПОЛНЕНИЯ………………………………………81
Секция 7. Теория языка
Левина М. А.
СПЕЦИФИКА ТЕРМИНООБРАЗОВАНИЯ
В НОВЫХ КОМПЛЕКСНЫХ ТЕРМИНОСИСТЕМАХ ПРАВА……85
4
Секция 7. Сравнительно-историческое,
типологическое и сопоставительное языкознание
Гайфутдинова Э. Н.
СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СЛОЖНЫХ СЛОВ
С ГЛАГОЛЬНЫМ КОМПОНЕНТОМ
ВО ФРАНЦУЗСКОМ И ТАТАРСКОМ ЯЗЫКАХ……………………91
Гайфутдинова Э. Н.
СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКАЯ
КЛАССИФИКАЦИЯ СЛОЖНЫХ СЛОВ
С ГЛАГОЛЬНЫМ КОМПОНЕНТОМ
ВО ФРАНЦУЗСКОМ И ТАТАРСКОМ ЯЗЫКАХ……………………96
Григорьева Л. Г.
ИМПЕРАТИВ КАК ФОРМА ВЫРАЖЕНИЯ ПРИГЛАШЕНИЯ
В РАЗНОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ…………………………………101
Казанцева Я. Н., Саркисян Г. Г.
ОБРАЗ СИБИРИ В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ
АРМЯН КРАСНОЯРСКОГО КРАЯ…………………………………..104
Шуранова Е. Э.
«ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ» КАК МОДЕЛЬ МЕТАФОРИЗАЦИИ
ПРОСТРАНСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ (НА ПРИМЕРЕ
НЕМЕЦКОГО ПРЕДЛОГА VOR И ЕГО РУССКОГО
КОРРЕЛЯТА ПЕРЕД)………………………………………………….110
5
Секция 1. Русская литература
СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ЦЕЛОСТНОСТИ
КОЛЛЕКТИВНО-АВТОРСКОГО СВЕРХТЕКСТА
ЖУРНАЛА «САТИРИКОН»
О. В. Костырева
Российский государственный педагогический университет
им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург, Россия
alisssa777@gmail.com
Одна из актуальных проблем современной филологии –
это разработка теории и методологии исследования различного
рода сверхтекстов. Согласно определению А. Г. Лошакова
(который обобщает и дополняет исследования Н. А. Купиной, Г.
В. Битенской, Н. Е Меднис), «сверхтекст – это ряд автономных
словесных текстов, которые в культурной практике актуально
или потенциально предстают в качестве интегративного
(целостно-единого)
концептуально-семантического
образования». [5, с. 174] Типология сверхтекстов строится с
учётом таких факторов как тематическая или модальная
целостность, законченность или открытость, а также на основе
категорий адресата, адресанта, структурированности и др.
Среди авторских сверхтекстов А. Г. Лошаков выделяет
следующие:
1. собственно-авторские
(индивидуально-авторские,
коллективно-авторские,
анонимно-авторские)
–
представляют собой объединения текстов одного или
нескольких авторов;
2. квазиавторские – возникают в издательской практике
(сборники, альманахи, подборки, составленные не
автором);
3. смешанные – объединения тех или иных видов
авторских сверхтекстов;
4. метаавторские, или исследовательские – класс
метатекстов, посвящённых творчеству одного или
нескольких
авторов
(например,
сверхтекст
«пушкиниана»). [5, с. 194-215]
6
Периодическое издание (журнал или газета) представляет
собой типичный образец коллективно-авторского сверхтекста.
Внимание исследователей привлекают, прежде всего, журналы:
«толстые» литературно-художественные и общественнополитические, или «тонкие» еженедельники. Целостность
данных сверхтекстовых образований определяется наличием
таких
признаков,
как
единство
телеологических
и
коммуникативно-прагматических установок. Эти признаки в
полной мере свойственны журналу «Сатирикон», который
занимает особое место в истории российской печати начала ХХ
века.
Журнал начал выходить в апреле 1908 г. и быстро
завоевал популярность и любовь читателей. Евгений Шварц
вспоминал: «Я с нетерпением ждал того дня недели в который
он приходил». [7, с. 55] Михаил Слонимский отмечал:
«Спасибо, что «Сатирикон» сам шёл в руки на каждом углу, –
он был, во всяком случае, остроумен. Аверченко, Тэффи, Саша
Чёрный с азартом читались всеми возрастами». [7, с. 56] Кроме
того, журнал «был самым ярким выразителем своего времени:
его даже цитировали на заседаниях Думы». [4, с. 587]
Исследователи XX – начала XXI вв. отмечают особое
место «Сатирикона» в истории русской литературы и
журналистики. Л. Ф. Ершов называет журнал «своеобразным
сатирико-юмористическим
обозрением
общественнополитической злобы дня» [1]. С. Я. Махонина характеризует
журнал как «значительное явление не только в истории русской
журналистики, но и общественно-политической и культурной
жизни страны». [6, с. 102] Перечисляя множество авторов, в
разное время печатавшихся в журнале (А. Аверченко, Н. Тэффи,
Саша Чёрный, О. Дымов, А. Бухов, В. Князев, П. Потёмкин, А.
Куприн, Л. Андреев, А. Ремизов, Н. Гумилёв, О. Мандельштам,
В. Маяковский и др.), Е. Н. Брызгалова называет «литературную
школу «Сатирикона» полезной и поучительной для целого ряда
русских литераторов начала ХХ века».
Как современники, так более поздние исследователи
отмечали целостность журнальной структуры «Сатирикона», то
есть, его внутреннее единство. Не случайно объединение
7
авторов журнала под одним названием – «сатириконцы» [8, с.
651-652]. При этом не выделялись и не анализировались
средства создания этой целостности.
А. Г. Лошаков, анализируя сверхтекст журнала
«Свисток» (приложения к журналу «Современник»), выделяет
такие факторы создания целостности, как композиционный
повтор и комическая модальность. Проследим наличие этих
признаков у «Сатирикона».
Для начала необходимо отметить наличие у журнала
собственной программы. Опубликованный в №1 / 1908 г.
«Диалог с читателем» стал своеобразным манифестом издания.
Сатириконцы заявили: «Мы будем хлёстко и безжалостно
бичевать все беззакония, ложь и пошлость, которые царят в
нашей политической и общественной жизни… Смех, ужасный
ядовитый смех, подобный жалам скорпионов, будет нашим
оружием». [7, с. 54] Практически во всех номерах журнала
авторы, так или иначе, стремились к выполнению этой
программы.
Борьба с «беззакониями» политической жизни страны
оставалась одной из главных тем на протяжении всей истории
журнала. Начиная с первых номеров сатириконцы высмеивают
деятельность
генерал-губернаторов,
пользовавшихся
неограниченной властью и бывших в то время «фактически
военными диктаторами» [3], разоблачают мнимые свободы,
«дарованные» Манифестом 17 октября, критикуют реакционные
политические партии («черносотенцев») и III Государственную
Думу. Кроме того, авторами была разработана целая система
иносказаний, позволявшая им вести диалог с читателем, обходя
цензуру. Например, в «Толковом словаре некоторых спорных
слов и понятий» содержится намёк на гибель русского флота в
Цусиме: «Цусимское ведомство: новое прозвище, данное
остряками нашему яхт-клубу за то, что его шлюпки похожи на
калоши, а калоши господ членов напоминают собой
броненосцы» [3]. Система намёков и иносказаний была
вынужденной мерой. Открыто критиковать политическую
ситуацию в стране «Сатирикону» мешала цензура. Редактор
8
журнала А. Т. Аверченко писал: «Перечислю только то, чего
нам категорически запрещено касаться.
Военных (даже бытовые рисунки);
Голодающих крестьян;
Монахов (даже самых скверных);
Министров (даже самых бездарных)». [3]
Наряду с политической сатирой, главная тема
«Сатирикона» – это разоблачение лжи, пошлости и мещанства
обыденной жизни. «Весёлые устрицы» А. Аверченко, «нищие
духом» Саши Чёрного, «человекообразные» Тэффи – ряд
образов, созданных ведущими авторами журнала, воплощает
пошлость, которая царит в жизни людей. Различие этих образов
обусловлено идиостилем каждого отдельного автора.
Объединяет таких персонажей склонность ко лжи, лицемерию в
сочетании с глупостью и боязнью смеха.
Пошлость критикуется не только в рассказах,
стихотворениях и фельетонах. В рубрике «Перья из хвоста»
высмеиваются «перлы» провинциальной журналистики, в
«Почтовом ящике» даются остроумные ответы на рукописи
графоманов, которые заваливали редакцию «Сатирикона»
своими произведениями, зачастую безграмотными.
«Перья из хвоста», «Почтовый ящик», а также «Волчьи
ягоды» (сатирико-юмористические отзывы на общественные
события) – постепенно эти рубрики стали постоянными.
Помещаясь в каждом номере, они создают композиционный
повтор,
формирующий
целостность,
общее
единство
журнального сверхтекста.
Традиционными для «Сатирикона» были специальные
выпуски, в которых затрагивается множество разнообразных
тем. Все тематические номера можно поделить на две группы:
1)
посвящённые событиям бытовой жизни людей –
например, праздникам, открытию театрального сезона,
увлечению воздухоплаванием, наступающим экзаменам, и др.,
2)
выпуски,
затрагивающие
остросоциальные
или
политические
темы
–
например,
«еврейский»,
«провокаторский», «военный», «марксистский» и др.
9
Выход почти каждого специального номера был
приурочен к какому-нибудь значимому событию или явлению
общественной жизни. Перечислим тематические номера 1909 г.:
№ 6 – «масленичный»,
№ 12 – «Гоголевский специальный номер»,
№ 13 – «Пасхальный номер»,
№ 18 – «Весенний номер»,
№ 29 – «специальный номер купальный»
№ 36 – «специальный номер воздухоплавательный»
№ 42 – «еврейский номер»
№ 51 – «специальный московский номер»
№ 52 – рождественский номер.
Совокупность всех тематических выпусков года
составляет единый сюжет, который не только отражает
исторические вехи, но и содержит информацию о бытовой
жизни горожан начала ХХ века.
Кроме композиционного повтора, А. Г. Лошаков обращает
внимание на основную модальность журнального сверхтекста. В
журнале «Свисток» прослеживается «установка авторов на
комический, преимущественно иронико-сатирический способ
письма» [5, с. 222]. Авторы «Сатирикона» выбирают особый
способ реализации комического, синтезирующий лирическое и
сатирическое начало, так называемую «лирическую сатиру».
«Лирическая сатира» возникает в эпоху Серебряного века,
отражая
специфику
того
времени.
Трансформация
мировосприятия, формирование нового сознания личности,
утверждение возможности синтеза искусств – все эти факторы,
так или иначе, обусловили формирование особого юмора
сатириконцев. В их поэтических и прозаических произведениях
прослеживается единство комического и некомического начал.
Например, в стихотворении Саши Чёрного «Городская сказка»
героиня в ответ на нежные признания героя рассказывает о
своих занятиях медициной, не утаивая натуралистических
подробностей. В рассказе Тэффи «Семейный аккорд» улыбку
читателя вызывает комическое сочетание реплик членов семьи,
где один не слушает другого. Но за этим внешним комизмом
автор показывает нам одиночество каждого персонажа.
10
Смешение грустного и смешного, сиюминутного и вечного так
или иначе прослеживается в каждом номере журнала.
Сатириконцы разрабатывают особый тип героя – это
обычный, «массовый» человек, знакомый читателю (гимназисты
и курсистки, провинциальные помещики, горожане, служащие и
т. д.). Часто, особенно в рассказах А. Т. Аверченко, один из
персонажей представляет собой «альтер эго» автора («День
человеческий», «Клусачёв и Туркин» и др.).
Комические конфликты авторы находят в обыденной
жизни – подготовка к экзаменам в гимназии («Экзамен» Саши
Чёрного), назойливый коммивояжёр («Рыцарь индустрии» А.
Аверченко), поход по магазинам («Жизнь и воротник» Н.
Тэффи). Но сквозь быт в рассказах сатириконцев практически
всегда «просвечивает бытие» [2, с. 12].
Таким образом, можно говорит о единой лирикосатирической
модальности
«Сатирикона»,
которая
обусловливает (наряду с композиционным повтором)
целостность всего журнального сверхтекста.
Вопросы анализа и интерпретации различного вида
коллективно-авторских
сверхтекстов
продолжают
разрабатываться в современной филологической науке. В
дальнейшем возможно создание единого алгоритма анализа
журнального сверхтекста, универсального для любого
периодического издания. Однако внимание к таким факторам,
как композиционный повтор и общая модальность помогает
понять сверхтекстовую природу журнала, способы создания его
целостности, и, кроме того, осознать его место и роль в
литературном и культурном контексте эпохи.
Литература
1.
Антонова С. Г., Соловьёв В. И., Ямчук К. Т.
Редактирование. Общий курс [элекстронный ресурс] /
http://www.hi-edu.ru/e-books/RedaktirObchiyKurs/authors.htm
2.
Брызгалова Е. Н. Творчество сатириконцев в
литературной парадигме Серебряного века. Монография / Е. Н.
Брызгалова. – Тверь: Издатель Алексей Ушаков, 2006. – 320 с.
11
3.
Евстигнеева Л. А. Журнал «Сатирикон» и поэтысатириконцы.
[электронный
ресурс]
/
http://vivovoco.astronet.ru/VV/BOOKS/SATIR/CONTENT.HTM
4.
История русской литературы: ХХ век: Серебряный век /
под ред. Жоржа Нива, Ильи Сермана, Витторио Страды и Ефима
Эдкинда. – М.: Изд. группа «Прогресс» – «Литера», 1995. – 704
с.
5.
Лошаков,
А.
Г.
Сверхтекст
как
словесноконцептуальный феномен: монография / А. Г. Лошаков;
Поморский гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. – Архангельск:
Поморский университет, 2007. – 344 с.
6.
Махонина С. Я. История русской журналистики начала
ХХ века. Учебно-методический комплект (Учебное пособие,
Хрестоматия). — М.: Флинта: Наука, 2004. — 368 с.
7.
Миленко В. Д. Аркадий Аверченко / Виктория Миленко.
– М.: Молодая гвардия, 2010. – 327[9] с.: ил. – (Жизнь
замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1226).
8.
Русская литература рубежа веков (1890-е – начал 1920-х
годов). Книга 1. – М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. – 960 с.
ПОЛНОТА ЖИЗНИ КАК ЦЕННОСТНАЯ
ОРИЕНТАЦИЯ ПЕРСОНАЖА (НА МАТЕРИАЛЕ
РУССКОЯЗЫЧНОЙ СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ)
Д. В. Ларионов
ПГУ им. С. Торайгырова, г. Павлодар, Республика Казахстан
e-mail: kan3ona@mail.ru
По словам Н.Лосского, «всеобъемлющая абсолютная
ценность есть абсолютная полнота бытия, полнота жизни» [1, с.
128]. Полнота жизни, можно сказать, синонимична состоянию
жизни как таковой: «мир требует нашего полного присутствия, в
любое отношение к миру человек должен вкладывать всего
себя, всю память о пережитом, все свои страсти, сомнения,
надежды и ожидания. «Полностью присутствовать» — это и
значит быть живым» [2].
12
Тема полноты жизни во все времена остается одной из
актуальных тем художественной словесности. Как показало
исследование, широко представлена тема полноты жизни и в
произведениях русскоязычной сетевой литературы.
Тот факт, что полнота жизни есть «всеобъемлющая
абсолютная ценность» [1, с. 128], обусловил характер нашего
исследования: была предпринята попытка рассмотрения
персонажей анализируемых текстов с позиции их ценностной
ориентации на полноту жизни. Под ценностями здесь
понимается «то, что человек ценит в своей жизни, в
окружающем его мире, людях, материальной и духовной
культуре людей, чем особенно дорожит и чему он придает
наиболее важное значение» [3, с. 472].
Ситуация полноты жизни в рассмотренных текстах
предполагает субъекта, воспринимающего полноту собственной
жизни, либо ее отсутствие, либо стремящегося к такой полноте.
Более 11% персонажей рассмотренных нами текстов
русскоязычной сетевой литературы (были рассмотрены
произведения в жанре рассказа 2011 года публикации, а также
работы, представленные на сетевые конкурсы) включены в
ситуацию полноты жизни.
Персонажи, включенные в ситуацию полноты жизни,
делятся на 2 группы: 1) персонаж, ощущающий, либо
реализующий полноту собственной жизни (62,5%); 2) персонаж,
ощущающий отсутствие полноты собственной жизни (37,5%).
Рассмотрим эти группы.
1. Персонаж, ощущающий (реализующий) полноту
собственной жизни.
Наиболее актуальными, как кажется, в контексте
исследования ценностной ориентации на полноту жизни для
данной группы персонажей являются варианты ответа на
вопрос: «что для субъекта является залогом полной жизни?»
Итак, в рассмотренных текстах реализовывать полную
жизнь для субъекта - значит:
13
1) вести деятельную жизнь: постоянно трудиться; не знать
покоя (В.Петков. АВВА; В.Владмели. Приглашение; Н.Орлова.
Непоседливая);
2) оставить свой бизнес и прикоснуться к настоящему:
природе, собственному детству (Р.Долженко. В дороге;
В.Листраткин. Башня);
3) восстановить забытое ощущение радости от самой
жизни - путем приобщения к миру мертвых (А.Николин. Город
мертвых; Х.Томассон. Скудельница);
4) соблюдать определенный жизненный ритм, гармонию
путем приобщения к миру природы (С.Львовский. Выводитель
ритма);
5) ощущать «вкус собственной жизни», избавиться от
власти тирана-мужа (Л.Неделяева. Убить мужа);
6) раскрыть загадку бытия путем попадания из России в
Непал (прорыть туннель из одного государства в другое)
(К.Исмаев. Свет в конце тоннеля);
7) забыть о рутинной жизни в городе, испытывая
экстремальные состояния («охота» друг на друга с
огнестрельным оружием) (Л.Усыскин. К оружию!);
8) уйти от окружающей жизненной рутины, отправиться в
экстремальное путешествие в Афганистан (А.Рыбин. Афганское
гостеприимство);
9) постоянно совершать поступки, требующие отваги,
противодействовать окружающей мирной и сытой жизни
(Ш.Врочек. Три мертвых бога);
10) заниматься творчеством, невзирая на физические
недостатки (М.Парфенова. Самое-самое);
11) любить творческого человека, быть с ним рядом,
создавать «свой» мир (М.Парфенова. Самое-самое);
12) противодействовать собственным болезням, не
замечать их (В.Дегтярева. Машка);
13) осознать собственную жизнь, обратить пристальное
внимание даже на самый мелкий эпизод из жизни
(О.Чернобривая. Стеклышко);
14) испытать экстремальную ситуацию, похожую на
ситуацию из детских игр (Е.Тюгаева. Лес и горы);
14
15) совершать неординарные поступки (И.Папичев. Юра);
16) почувствовать в жизни смысл (Г.Аросев. Страх
Феликса Дункевальда).
2.
Персонаж,
ощущающий
отсутствие
полноты
собственной жизни.
У представленных в данной группе персонажей
обнаруживаются различные причины, приводящие к отсутствию
полноты жизни. Перечислим их.
Причина отсутствия полноты жизни для субъекта:
1) семейный быт: пьющий муж, маленький ребенок
(С.Львовский. Вторник, второе января);
2) состояние переходного возраста (А.Геласимов.
«Нежный возраст»);
3) нахождение в состоянии бессмысленной войны
(А.Толкачев, И.Топтыгин. «Апокалипсис каждый день»);
4) окружающая российская действительность (Л.Усыскин.
Алексею Ильичу Масловскому, от старинных друзей его из
России – с наилучшими пожеланиями – письмо);
5) рутина профессии медсестры, отсутствие конкретных
жизненных устремлений (Д.Коппола. Дневник медсестры);
6) уход родной эпохи (М.Певзнер, А.Пехов. На закате
эпохи);
7) одиночество: смерть жены, потеря взрослого сына
(С.Малицкий. Рвущаяся нить);
8) необходимость ежедневно умирать от руки одного из
родственников (С.Палий. Гости);
9) смерть возлюбленной (А.Сырцова. Цена сентября);
10) отказ от творческой жизни (А.Матюхин. Она знает
Бекмамбетова);
11) невозможность покинуть место проживания (остров)
(А.Коротина. Путешествие в тень).
Наконец, на основании анализа обеих групп персонажей
выделяются частные ценности, посредством которых
реализуется более общая ценность полноты жизни:
15
1) физическая жизнь (через опасность ее потерять) – 4
рассказа: Л.Усыскин. К оружию!; А.Рыбин. Афганское
гостеприимство; Ш.Врочек. Три мертвых бога; Е.Тюгаева. Лес и
горы;
2) счастливая семья – 4 рассказа: С.Львовский. Вторник,
второе января; С.Малицкий. Рвущаяся нить; А.Сырцова. Цена
сентября; Л.Неделяева. Убить мужа;
3) смысл жизни – 4 рассказа: Р.Долженко. В дороге;
В.Листраткин. Башня; А.Толкачев, И.Топтыгин. Апокалипсис
каждый день; С.Палий. Гости;
4) жизненная гармония – 3 рассказа: С.Львовский.
Выводитель ритма; А.Геласимов. Нежный возраст; Л.Усыскин.
Алексею Ильичу Масловскому, от старинных друзей его из
России – с наилучшими пожеланиями – письмо;
5) разнообразие в жизни – 3 рассказа: И.Папичев. Юра;
Д.Коппола. Дневник медсестры; А.Коротина. Путешествие в
тень;
6) труд, активная деятельность – 3 рассказа: В.Петков.
АВВА; В.Владмели. Приглашение; Н.Орлова. Непоседливая;
7) творчество – 2 рассказа: М.Парфенова. Самое-самое;
А.Матюхин. Она знает Бекмамбетова;
8) прежнее устройство общества – 2 рассказа: К.Исмаев.
Свет в конце тоннеля; М.Певзнер, А.Пехов. На закате эпохи;
9) ощущение конечности жизни – 2 рассказа: А.Николин
Город мертвых; Х.Томассон. Скудельница;
10) любовь – 1 рассказ: М.Парфенова. Самое-самое;
11) независимость от физических недостатков – 1 рассказ:
В.Дегтярева. Машка;
12) способность видеть красоту окружающего мира – 1
рассказ: О.Чернобривая. Стеклышко.
Литература
1.
Лосский Н. О. Очерк собственной философии // Логос.
1991. - №1. - С.123-132.
2.
Некрасова
Е.
Н.
Жизнь
//
Философия:
Энциклопедический словарь / Под ред. А. А. Ивина. 2004. URL:
16
http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/383/ЖИЗНЬ
(дата
обращения: 13.05.2012).
3.
Психологический словарь / Р. С. Немов. – М.:
Гуманитар.изд.центр ВЛАДОС, 2007. – 560 с.
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО
НЕМЕЦКОГО ДОМА (НА МАТЕРИАЛЕ
РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА)
С. С. Жданов
Новосибирский государственный педагогический университет,
Новосибирск, Россия, fstud2008@yandex.ru
Растущий
интерес
к
проблеме
национальной
идентичности определяет попытки взглянуть на собственную
культуру как «изнутри», так и «извне», поскольку категория
«своего», «родного» конституируется в сознании путём
сопоставления с «чужим», «неродным», представления о
котором составляют важную часть коллективной «картины
мира». В этом плане интерес для анализа представляет XIX век
– время расцвета русской культуры, ознаменованное ростом
национального самосознания, что не могло не найти отражение
и в художественной литературе данного периода. Особое место
при подобном сопоставлении «своего» и «чужого» играют
образы, связанные с «немецкостью», которая в XIX веке
зачастую маркировалось как инонациональное начало,
противопоставленное «русскому». Соответственно, «русскость»
и «немецкость» находятся в литературных произведениях в
отношениях противопоставления и взаимодополнительности
Описания героев-немцев зачастую носят типажный,
повторяющийся от произведения к произведению характер,
причем это касается не только портретных черт, но и самого
«немецкого» хронотопа, частным вариантом которого выступает
дом как наиболее близкое для персонажа, конституирующееся
через принадлежность к нему пространство.
«Типажность» немецкого дома в художественном тексте
определяется рядом устойчивых свойств, среди которых
17
выделяются «закрытость» и «статичность». К этому виду
пространства можно отнести высказывание Ю.М. Лотмана об
«ахронном внутреннем мире», который «замкнут со всех сторон,
не имеет направления, и в нём ничего не происходит. Все
действия отнесены не к прошедшему и настоящему времени, а
представляют собой многократное повторение одного и того
же…» [10, с. 428], т.е. пространственно-временной континуум
представляет собой замкнутый круг. В приложении к типажным
немцам об этом пишут А.В. Жуковская и др. подчёркивают:
«Ход жизни добрых немцев предопределён и однообразен…» [6,
с. 42].
С одной из реализаций такого пространства мы
сталкиваемся в повести А.C. Пушкина «Гробовщик». С.Г.
Бочаров в статье «О смысле "Гробовщика"» пишет о наличии в
тексте двух пространств: с одной стороны – немецкое, связанное
с «реальным», «небольшое», «коротенькое пространство» [2, с.
54], дом Готлиба Шульца; с другой – «обширное пространство
между Никитской и разгуляем», «пространство, в котором
протекает сонная фабула» [Там же]. О подобии героев-немцев и
связанного с ними «закрытого» хронотопа свидетельствует Н.Я.
Берковский: «В русской литературе… хорошо известен тип
немца-специалиста…
маленького
хозяина
маленькой
мастерской, которая и есть его мир, его кругозор» [1, с. 77].
Обращаясь к теме «отгороженности» ″миров″ русских и немцев,
литературовед называет последних, вслед за Н.С. Лесковым,
«островитянами» «не по той одной причине, что в Петербурге
они селились на Васильевском острове» [Там же].
Таким образом, «русское» и «немецкое» пространства
реализуются как ряд оппозиций «обширное»-«маленькое»,
«открытое»-«закрытое» и т.д. Разумеется, в эту дуальную
структуру вовлечены «дом Готлиба Шульца» и «дом Адриана
Прохорова». Их «оппозиционность» подчёркнута и локально:
дома стоят напротив друг друга, их разграничивает улица. Если
второй маркируется через «смерть» и «разделение», то второй –
наоборот, через «жизнь» и «соединение». Мы не
останавливаемся на этих моментах, так как они подробно
проанализированы в статье С.Г. Бочарова, отметим лишь
18
несколько характерных особенностей. В кухне и гостиной
Прохорова разместились гробы (провоцируя дальнейшую
сюжетную линию гостей с того света), т.е. пространство занято
смертью. Тогда как «тесная квартирка сапожника была
наполнена гостями, большею частию немцами-ремесленниками,
с их жёнами и подмастерьями» [11, с. 67] (живыми людьми).
Гомогенная «теснота» пространства ассоциируется в данном
случае с переполненностью жизнью, тогда как всё, что за
пределами узкого круга, становится двусмысленным,
маркируется смертью. Впрочем, жизненность героев-немцев во
многом статична, представляя собой некий механистический
цикл повторяющихся действий (работы, праздников, тостов,
поклонов и т.п.): «Гости начали друг другу кланяться, портной
сапожнику, сапожник портному, булочник им обоим, все
булочнику и так далее»1 [11, с. 68]. Знаком того же
«остановленного» времени, как нам кажется, является и «свежее
лицо сорокалетней» [Там же] жены Шульца.
Кроме
идей
«ахронности»-«смертности»,
образы
«маленького», «суженного» «дома» - «широкого» внешнего
пространства актуализируют некие архаические смыслы,
заложенные в культуре. Если в немецкой «картине мира» в
трактовке, например, Г.Д. Гачева пространство оценивается с
точки зрения его освоенности («жизненное пространство» «хаос»), то в русской – «ургический» компонент развит слабее.
В ней, как пишут И.Б. Левонтина и А.Д. Шмелёв, «простор» «одна из главных ценностей»: «Общая идея не только слова
простор, но и многих других слов – клаустрофобия, а точнее
боязнь тесноты и ограничений, представлений о том, что
человеку нужно много места, чтобы его ничто не стесняло. Без
простора нет покоя, без простора – душная теснота. Только на
просторе человек может быть сами собой» [8, с. 340]. Однако
«простор» амбивалентен: он «…противостоит уютному
Сходной, но резко негативно маркированная картина немецкого
дома-семьи-жизни представлена в романе Ф.М. Достоевского «Игрок»:
«Старший превращается сам в добродетельного фатера, и начинается
опять та же история» [5, с. 226]. Всё это венчается эмблемой
счастливого дома-пространства – «аистом на крыше».
1
19
маленькому домашнему миру, где человек в безопасности и
покое» [8, с. 341]. И.Б. Левонтина и А.Д. Шмелёв, анализируя
понятия «простор» и «уют» выводят культурные несовпадения.
«Любовь к небольшим закрытым пространствам» «присутствует
в русской языковой картине мира», но «менее развита», а
«русское слово "уют"… гораздо менее отрефлектировано в
русской культуре, чем, например, "простор"…» [Там же]. С
другой стороны, «…в немецком не только есть слова
"Gemütlichkeit" и "gemütlich", но они ещё и выражают одно из
ключевых понятий немецкой культуры» [Там же]. Лингвисты
выводят главное различие из внутренней формы слов:
«Русское… "уют" связано со словом "приют", "ютиться", то есть
наводят на мысль о небольшом по размеру убежище, укрытии,
тогда как в основе немецкого gemütlich лежит идея
настроения… приятное, спокойное расположение духа» [Там
же]. Таким образом, немцы, герои «тесного», «маленького»
локуса, описываемые как статично весёлые, наслаждаются
своим "Gemütlichkeit" – в отличие от русского героя «пути»,
Прохорова, связанного с амбивалентным внешним «простором».
Внезапные смены настроения гробовщика являются знаками его
неустойчивого
балансирования
между
негомогенными
пространствами:
«простором»
и
«домом»-«приютом».
Последний элемент оказывается ущербным: собственный новый
дом ещё не обжит, в доме Шульца Прохоров тоже не чувствует
себя «своим». Чтобы уравновесить разные типы пространства,
гробовщику приходится приложить некие усилия, пройти
«экзистенциальное» испытание.
Как «покушение» на ахронность немецкого дома можно
рассматривать историю поручика Пирогова из повести Н.В.
Гоголя «Невский проспект», художественное пространство
которой усложнено ещё параллельной историей художника
Пискарёва. В некотором смысле это единая история,
рассказанная два раза с использованием логики «обратности»,
меняющей знаки, характеристики, превращающей трагедию в
фарс. Их объединяет исходный пункт («начало пути») –
Невский проспект и шире – Петербург как пространство. Ю.М.
Лотман
выделяет
отмеченность
образа
Пискарёва
20
противоречащими друг другу пространствами, что ведёт героя к
смерти: «Пискарёв гибнет в конфликте между миром труда
(мастерская) и извращённой праздности (публичный дом) …»
[10, с. 443]. Кроме того, пространство Петербурга отмечено
признаком «призрачности», налагающего свой отпечаток
«кошмара»-«бреда» или «грёзы»-«мечты» на включённые в него
«подпространства»: «в петербургской реальности существуют
лишь прикидывающиеся домами не-дома» [10, с. 442], «Дом как
особое пространство любви и уюта (понимания) мечтается
героям петербургских повестей» [Там же]. Но, на наш взгляд,
здесь стоит сделать оговорку относительно немецкого дома,
который
в
силу
своей
закрытости-«анклавности»,
сопротивляется вторжению «миражности»2. Дом-мастерская
жестянщика Шиллера – это не только «отражение» мастерской
Пискарёва, но ещё и «бург», ограждаемый Богом от
посягательств «нечистого». С одной стороны, в первом случае
перед нами явное снижение образа. С другой – именно в силу
своей «приземлённости», упорной приверженности «здравому
смыслу», «глухоте» к иным реальностям
целиком
«посюсторонний» филистер-немец игнорирует деструктивные
начала. Говоря об устойчивости и «резистентности» немецкого
дома, следует также иметь в виду, что сам Петербург в
значительной мере немецкий город, «где все или чиновники,
или купцы, или мастеровые немцы» [3, с. 12]. Кроме
соблазнительного, фривольного «лица» (Невский Проспект),
имеется и прозаическое «тело», Мещанская улица «табачных и
мелочных лавок, немцев-ремесленников и чухонских нимф» [3,
с. 30].
История Пирогова – это преследование хорошенькой
блондинки, жены Шиллера, которая пытается укрыться от него
А.В. Кузьмин замечает по поводу Петербурга в творчестве Н. С.
Лескова: «…никто из лесковских героев не обретает счастья в
Петербурге. …Петербург не может приютить лесковских героевстранников, он выталкивает их из своего пространства.
…Единственное, что позволяет выжить в Петербурге – создание
противоположного, «уютного», мира, который возможен лишь в кругу
семьи» [7, с. 74].
2
21
в доме, символизирующем безопасность. Но поручика это не
останавливает, и он попадает «в большую комнату с чёрными
стенами, с закопчённым потолком. Куча железных винтов,
слесарных
инструментов,
блестящих
кофейников
и
подсвечников была на столе; пол был засорен медными и
железными опилками» [Там же]. Все эти детали
свидетельствуют об «ургийной» ориентации хозяина дома:
«Пирогов тотчас смекнул, что это была квартира мастерового»3
[Там же]. О национальности мастерового свидетельствует
описание второй комнаты, куда попадает Пирогов, «вовсе не
похожей на первую», в которой царит «ургийный» беспорядок.
Другая, наоборот, «убрана» «очень опрятно», показывает, «что
хозяин был немец» [Там же], служит его маркером. Опрятность,
аккуратность является типажной чертой героя-немца и
переносится на окружающее его пространство. При этом
«способ существования» аккуратного героя-немца, как и в ранее
рассмотренных произведениях, предельно механистичен и
переведён в числовую статистику: «…Шиллер размерил всю
свою жизнь и никакого, ни в коем случае, не делал исключения.
Он положил вставать в семь часов, обедать в два, быть точным
во всём и быть пьяным каждое воскресенье. Он положил себе в
течение десяти лет составить капитал из пятидесяти тысяч…
Аккуратность его простиралась до того, что он положил
целовать жену свою в сутки не более двух раз, а чтобы какнибудь не поцеловать лишний раз, он никогда не клал перцу
более одной ложечки в свой суп… Шиллер выпивал… две
бутылки пива и одну бутылку тминной водки…» [3, с. 35].
Преследуя блондинку, Пирогов проникает во всё
сужающееся пространство, которое одновременно становится
всё более бытовым, лишённым петербургской миражности:
Невский проспект → Мещанская улица → дом → мастерская
(обживаемый локус) → «опрятная» комната (обжитой локус,
собственно Haus). Соответственно возрастает и степень
Интрижка Пирогова в немецком доме обречена на провал: вместо
поцелуев он получает ножны, шпоры. Мастерская заслоняет собой дом
как интимное пространство, муж-мастеровой отстраняет любовника.
3
22
закрытости пространства. Пьяный Шиллер выпроваживает
бранью вторгнувшегося в немецкий «личный» локус Пирогова.
Отметим, что, как и в пушкинском «Гробовщике», «своё»
пространство маркируется принятием алкоголя в кругу «своих»:
«Шиллер любил пить совершенно без свидетелей, с двумя,
тремя приятелями, и запирался на это время даже от своих
работников»4 [3, с. 33]; «…он, как немец, пил всегда
вдохновенно, или с сапожником Гофманом, или с столяром
Кунцом…» [3, с. 35]. Явление Пирогова – это нежелательное
вторжение Raum’a, беспорядка, беспокойства. Шиллер всё
время старается поскорее избавиться от назойливого клиента и
уж, по крайней мере, оградить от него свою жену, любопытство
которой, её желание заглянуть во внешнее пространство чуть не
приводит к беде: сначала – на Невском проспекте, где
«интересное созданьице» «… останавливалась перед каждым
магазином и заглядывалась на выставленные в окнах
…безделушки, беспрестанно вертелась, глазела во все стороны
и оглядывалась назад»5 [3, с. 28]; затем - когда блондинка
«свешивается из окошка» и «разглядывает прохожих» [3, с. 36],
т.е. как бы лишается в некоторой степени защиты «дома», чем
пользуется Пирогов («мелкий бес» из внешнего пространства),
чтобы проникнуть в Haus в отсутствие хозяина. Однако все
попытки соблазнения проваливаются, и разоблачённого (как в
Сравните с потасовкой, которую устраивают герои рассказа Н.С.
Лескова «Железная воля» Пекторалис и Офенберг, «…запершись на
ключ, так что видеть ничего не видно, и крику… из себя не пущают
…» [9, с. 41]. Эту закрытость, непубличность сам рассказчик
оценивает как не-русскость: «…что это за русская война без крику?
Это совсем… что-то не русское» [9, с. 42].
5
Невский проспект – публичное место, локус визуальности,
разглядывания, а также выставления напоказ (взаимного «интереса»).
Здесь происходит карнавальное смешение ролей, и уже нельзя
отличить добропорядочную немку от проститутки. Немецкий же дом,
наоборот, - закрытый от посторонних локус, где всё упорядоченно и
размерено, кроме (до некоторой степени) воскресного дня, когда
Шиллер напивается с друзьями: «…в воскресный день это правило не
так строго исполнялось…» [3, с. 35].
4
23
переносном, так и в буквальном смысле) и избитого Пирогова
«изгоняют» за пределы дома.
Ряд типажных черт отличает немецкое пространство Берга
из романа Л.Н. Толстого «Война и мир». Прежде всего это
«чистота», «опрятность», о которых говорилось выше.
Пространство Берга в наибольшей степени конституируется им
самим, являясь продолжением его «тела». На протяжении всего
текста герой описывается как «безупречно вымытый» [12, с. 75]
и «застегнутый» [12, с. 76], «чисто и аккуратно одетый» [12, с.
300], в «чистейшем, без пятнышка и соринки, сюртучке» [12, с.
303], «в чистеньком с иголочки мундире [14, с. 221], с «чистым
носовым платком» [14, с. 324], в «аккуратных дрожечках» [14, с.
324]. Героя маркируют повторяющиеся признаки «чистоты» и
«покрова», облегающего «тело». Эти же признаки переносятся
на окружающее Берга пространство: «Берг и Борис, чисто и
аккуратно одетые, …сидели в чистой отведённой им квартире…
[12, с. 300]; «В новом, чистом, светлом… кабинете сидел Берг с
женою. Берг в новеньком застегнутом мундире сидел подле
жены…» [13, с. 222] .
В психологическом плане Берг чистый эгоцентрик;
соответствующим образом сужен, миниатюзирован его локус,
что подчёркивается уменьшительными суффиксами с оттенком
пренебрежения: «сюртучок», «дрожечки», «новенькая гостиная»
и т.п. Это немецкое пространство гомогенно, словно перчатка,
облегает героя. В доме Берга нет «простора», пустого места, всё
заполнено вещами: кабинет «убран бюстиками, и картинками, и
новой мебелью» [Там же, с. 222]. Как пишут А.В. Жуковская и
др., «жилище доброго немца… - образец упорядоченности…»
[6, с. 41]. Гостиная же Бергов – это упорядоченность,
возведённая в квадрат, тотальная геометризация пространства:
24
здесь «…нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии6,
чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно,
что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла
или дивана для дорогого гостя и, видимо находясь сам в этом
отношении в болезненной нерешительности, предложил
решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил
симметрию, подвинув себе стул…» [13, с. 223]. Локус настолько
«идеален» в смысле соразмерности герою-хозяину, что внесение
всякого нового элемента (гость) расценивается как нарушение
гармонии, на что Берг никак не может решиться. Пространство
героя статично и замкнуто на последнем абсолютно.
«Овеществлённость» локуса проявляется в том, что всякое
изменение в нём может быть лишь введением новой вещи. Даже
когда к Москве приближаются французские войска, стремления
Берга направлены на покупку «одной шифоньерочки и туалета»
для своего уютного мирка: «Берг невольно перешел в тон
радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить
про шифоньерку и туалет» [14, с. 325]. Берг – герой «места» и
описывается с помощью пространственных и иерархических
характеристик: «В 1809-м году он был капитан гвардии… и
занимал в Петербурге какие-то особенные выгодные места» [13,
с. 193]; у него «прочное положение в обществе» [13, с. 194],
«…был теперь помощником начальника штаба левого фланга
пехотных войск первой армии, - место весьма приятное и на
виду»7 [14, с. 126]. В то же время это «место» лишено
субстанциональной значимости: оно столь мало и в силу своей
замкнутости настолько исключено из общего бытия, что его как
бы нет, остальные герои игнорируют его: «Берг ещё что-то
говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше» [12, с.
Эта же симметричность, механицизм, выражается даже в
проявлениях любви Берга, который целует Веру «в середину губ» [13,
с. 222]. В другой раз, собираясь поцеловать жене руку, он «по пути»
«отгибает» «угол заворотившегося ковра» [Там же], т.е.
восстанавливает вещественную упорядоченность дома.
7
Фон Лембке из романа Ф.М. Достоевского «Бесы» «…очень бы
удовольствовался
каким-нибудь
самостоятельным
казённым
местечком, …и так бы на всю жизнь» [4, с. 243].
6
25
358]; князь Андрей «…ни слова не отвечая Бергу, замолкшему
подле него, тронул лошадь и поехал в переулок» [14, с. 127].
При этом у Толстого сам Берг и связанное с ним пространство
описывается как механическое копирование других героев и
пространств: «…вечер был как две капли воды похож на всякий
другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами» [13,
с. 223]. Таким образом, «немецкое» пространство Берга
оборачивается миражом, внешней формой без содержания, а
«чистота» локуса – семантической «пустотой». «Вещи»,
должные конституировать пространство, становятся набором
бессмысленных знаков, не связанных со значением, напоминая
звукоподражания птиц человеческой речи8.
Таким образом, дом типажного героя-немца в
художественном тексте выступает как особый тип пространства,
представляющий собой квинтэссенцию «немецкости». Для него
характерна неизменность, механистическая повторяемость,
организованность и закрытость, а также опрятность,
вещественность, уютность и, как правило, тесная связь с семьейродом, что зачастую ставит данный хронотоп в оппозицию к
обширному и хаотическому «русскому» пространству.
Литература
1. Берковский Н. Я. О «Повестях Белкина» / Н.Я. Берковский //
Берковский Н.Я. О русской литературе. – Л.: Художественная
литература, 1985. – С. 7-111.
2. Бочаров С. Г. О смысле «Гробовщика» / С. Г. Бочаров //
Бочаров С. Г. О художественных мирах. – М.: Советская Россия,
1985. – С. 35-68.
В говорении проявляется и эго-замкнутость героя: «Разговор его
всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока
говорили о чем-нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И
молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не
производя в других ни малейшего замешательства» [12, с. 76], т.е.
молчащий Берг исключается из общего пространства беседующих,
игнорируется ими, поэтому он должен всякий раз напоминать о себе,
выпячивать себя, оставаться «на виду».
8
26
3. Гоголь Н. В. Невский проспект / Н. В. Гоголь // Гоголь Н. В.
Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. – М.: Правда, 1984.
4. Достоевский Ф. М. Бесы / Ф. М. Достоевский // Достоевский
Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 10. – Л.: Наука, 1974.
5. Достоевский Ф. М. Игрок / Ф. М. Достоевский // Гоголь Н.
В. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 5. – Л.: Наука, 1973.
6. Жуковская А. В. Немецкие типажи русской беллетристики
(конец 1820-х – начало 1840-х гг.) / А. В. Жуковская, Н. Н.
Мазур, А. М. Песков // Новое литературное обозрение. – 1998. –
№34. – С. 37-54.
7. Кузьмин А. В. Петербург в творчестве Н.С. Лескова / А. В.
Кузьмин // Мир русского слова. – 2003. – №1. – С. 69-74.
8. Левонтина И. Б. Родные просторы / И. Б. Левонтина, А. Д.
Шмелев // Логический анализ языка. Языки пространств. – М.:
Языки родной культуры, 2000. – С. 338-347.
9. Лесков Н. С. Железная воля / Н.С. Лесков // Лесков Н.С.
Собр. соч.: В 11 т. Т.6. – М.: Художественная литература, 1957.
10. Лотман Ю. М. Проблема художественного пространства в
прозе Гоголя / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. Избранные статьи
в 3 т. – Таллин: Александра, 1992. – Т.1. – С. 413-447.
11. Пушкин А. С. Гробовщик / А. С. Пушкин // Пушкин А. С.
Собр. соч.: В 10 т. Т. 5. – М.: Художественная литература, 1975.
12. Толстой Л. Н. Война и мир. Т. 1. / Л. Н. Толстой // Толстой
Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 4. – М.: Художественная литература,
1980.
13. Толстой Л. Н. Война и мир. Т. 2. / Л. Н. Толстой // Толстой
Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 5. – М.: Художественная литература,
1980.
14. Толстой Л. Н. Война и мир. Т. 3. / Л. Н. Толстой // Толстой
Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 6. – М.: Художественная литература,
1980.
27
Секция 2. Литература народов стран зарубежья
РОЛЬ БИБЛЕЙСКОГО СЮЖЕТА
О БЛУДНОМ СЫНЕ В ТРАГЕДИИ
ДЖОРДЖА ЛИЛЛО
«РОКОВОЕ ЛЮБОПЫТСТВО»
М. С. Галлямова
Магнитогорский государственный университет, Россия
maria_gallyamova@mail.ru
Библейские мотивы являются знаковыми символами,
которые в ту или иную эпоху приобретают различную
интерпретацию, наполняются многогранным содержанием. Вся
история литературы в том или ином случае обращается к этим
темам. Роль Джорджа Лилло в использовании таких сюжетов
представляет особый интерес. Именно он один из первых в
эпоху Просвещения нарушил традиционность трактовки
библейских эпизодов, представил собственную интерпретацию,
выразил свое отношение и в результате отступил от церковной,
религиозной схемы. С него берет начало тема трансформации
библейских сюжетов в литературе XVIII века как способ
выражения новых отношений и ценностей, возникших в
обществе.
Эпоха, в которую жил Джордж Лилло - время революций,
начала
смены
общественно-экономического
уклада
с
феодального на буржуазный и, соответственно, смены многих
привычных представлений и ценностей. Эта эпоха требовала
пересмотра многих идеалов. Она продемонстрировала
относительность незыблемых понятий. Этим можно объяснить
возникший интерес к переосмыслению библейской онтологии и
ее смысла. До этого такие труды, воспринимались как тексты
культовые, религиозные.
Лилло одним из первых подошел к Библии как к
литературному феномену. Его произведение «Виновен в
собственном наказании, или роковое любопытство» («Guilt in Its
Own Punishment, or Fatal Curiosity», 1736) сразу после выхода в
28
свет вызвало и до сих пор вызывает множество споров,
сомнений и дискуссий.
Эта пьеса представляет собой аллегорическую вариацию
на тему о блудном сыне. Молодой Уильмот возвращается домой
после долгого отсутствия и скитаний по миру. Сгорая от
любопытства узнать, как жили его родители всё это время,
Уильмот просится к ним на ночлег. Мать и отец молодого
человека доведены до отчаяния и живут в затруднительном
финансовом положении. Они не узнают молодого Уильмота.
Мать Агнесса оценивает благополучное материальное состояние
своего гостя и решает подговорить мужа на убийство
постояльца, не догадываясь о том, что он их сын. После
исполнения коварного плана, соседи открывают родителям
глаза на незнакомца. Старик Уильмот, отчаявшись от горя,
лишает жизни сначала свою жену, а затем и себя.
Прежде всего, эта пьеса говорит о безграничной
отцовской любви, и поэтому главный герой, на наш взгляд,
старик Уильмот, а не его сын. Бог открывается в Библии, в
первую очередь, как Отец. Любовь отца Уильмота безмерна и
столь велика, что он не может простить себе убийство
собственного сына.
Эта притча стала одним из излюбленных сюжетов
искусства эпохи Просвещения. Она учила добродетели,
покаянию и прощению. Д. Ф. Берджес находит одинаковые
композиционные интерпретации во многих произведениях
писателей и драматургов Франции, Германии, Италии, Польши,
Китая.
В английской литературе опосредованное влияние этого
библейского мотива продержалось достаточно долго. Например,
на уровне обращения к отдельным образам мы находим его в
пьесе Томаса Саутерна «Роковой брак» («The Fatal Marriage»)
более распространённое название произведения «Изабелла»
(«Isabella», 1694).
Однако существуют некоторые признаки того, что даже в
античной пьесе «Царь Эдип» Софокла можно условно выделить
отдельные элементы, которые похожи на пьесу Лилло с
сюжетом о блудном сыне. Один из них - убийство Эдипом отца.
29
Несмотря на существование таких мотивов в религии,
Дейвид Эрскин Бейкер утверждает, что «Джордж Лилло
заимствовал сюжет не из Библии, а из памфлета под названием
«Новости из Корнуолла» («News from Cornwall», 1618)» [1 ,224],
но это всего лишь недоказанное предположение. А по мнению
У. Х. МакБёрни: «Джордж Лилло ориентировался больше на
историю и религию, чем на памфлет» [3,278].
Мировоззрение драматурга, его происхождение очень
важны, так как они помогают понять настрой пьесы. На наш
взгляд, большое значение для глубокого понимания личности
Лилло и произведения в целом имеют религиозные убеждения
писателя.
Сиббер и Дейвис выдвигают версию, что Джордж Лилло
был пуританином, так как ему были свойственны строгость,
отсутствие легкомыслия, стремление к полному самообладанию,
воздержание, трудолюбие, нетерпимость к человеческим
порокам, почитание Библии как единого закона Божия.
Д. Ф. Берджес дискутирует с Сиббером и Дейвисом,
опираясь на публикацию Дру Паллет в «Филологическом
обозрении» за 1940 год. Исходя из факта, что Джордж Лилло
был зарегистрирован в голландской церкви, которая являлась
сектой последователей кальвинизма, можно сделать вывод о
причастности драматурга к этому религиозному течению. После
выхода в свет статьи Паллет, через 27 лет, Берджес пытался
доказать, что эта гипотеза была верной.
У. Х. МакБёрни соглашается с двумя точками зрения и
пытается вывести свою теорию на этот счёт. «Пьеса Джорджа
Лилло
–
это
синтез
языческих,
пуританских
и
кальвинистических доктрин, классических шекспировских
приёмов и криминального памфлета, который был написан в
эпоху правления короля Якова I» [3, 279]. Кроме того,
МакБёрни замечает, что бесчисленное количество данных
элементов можно было обнаружить позже и в готических
романах, таких как «Монах» («The Monk», 1796) М. Дж.
Льюиса. Там, как и в пьесе «Роковое любопытство» тема
судьбы, рока, блудного сына и детоубийства на первом плане.
30
На наш взгляд, мрачность «Рокового любопытства»
указывает на кальвинистическую интерпретацию событий,
положенных в основу сюжета. Финальная сцена пьесы, которая
начинается с убийства молодого Уильмота родителями и
заканчивается их самоубийством, была признана ужасающей.
Герои выбирают неверный путь. Здесь Джордж Лилло
принимает точку зрения кальвинистов о врождённых
отрицательных качествах человеческой натуры.
Конечно родители Уильмота – пример жестокости и
безрассудства. Их нельзя назвать невинными жертвами. Как
говорит М. М. Коен: «Наказание, которое старик Уильмот
выбирает для себя – это трагический результат за все его
грешные желания» [2, 236]. Молодой Уильмот тоже виновен в
происходящем. Сын оставляет своих престарелых родителей на
произвол судьбы. Он небезгрешен. Чувство вины приводит его в
родительский дом.
Эта пьеса учит нас, что за свои поступки люди
заслуживают
достойное
уважения
или
подвергаются
мучительному наказанию. Блудный сын не думал, что судьба
обойдется с ним так жестоко.
С уверенностью можно сказать, что Джордж Лилло
сознательно усложняет сюжетный ход, в котором евангельская
притча не получает своего завершения. Несмотря на то, что
образ молодого Уильмота является центральным, как основной
сюжет следует воспринимать историю всей семьи. Вообще
пьеса очень короткая, состоит из трёх актов, в каждом из них по
семь сцен. Такая краткость
придаёт живость действию,
динамичность, яркость и говорит о Джордже Лилло как о
талантливом драматурге.
В английской классической литературе одним из самых
распространенных и устойчивых является архетип блудного
сына. Этот евангельский мотив лежит в сюжетной основе
произведений многих писателей, в том числе и Дж. Лилло, и
служит образованию тематического ряда, в свою очередь
порождающего яркие образы героев, генетически связанных
именно с этим прообразом.
31
Частичный переход библейского мотива в фабульный
сюжет «Рокового любопытства» убеждает в прочности
религиозного фундамента всей культурной и литературной
традиции. Тексты перекликаются между собой, несмотря на
временной период и минуя сознание их носителей, своеобразно
передают диалог эпох.
Литература
1.
Baker, D. E. Biographia Dramatica. III Vols. London: Hurst,
Kees, Orme and Browne, 1812.
2.
Cohen, M. M. Providence and Constraint in Two Lillo’s
Tragedies//English Studies, 1971. – P. 231-236.
3.
McBurney, W.H. What George Lillo Read: A
Speculation//Hungtington Library Quarterly, 29. – 1966. – P. 275286.
Секция 3. Теория литературы. Текстология
К ПРОБЛЕМЕ СОДЕРЖАНИЯ И ОРГАНИЗАЦИИ
ПОСТМОДЕРНИСТСКОГО
ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
А. В. Безруков
Днепропетровский национальный университет имени Олеся Гончара,
г. Днепропетровск, Украина, ooops34@yandex.ua
Совершенно очевидно, что постмодернистские тексты
представляют собой специфическое явление в современной
культуре. Существуют полярные оценки этого явления. Одна из
них заключается в том, что постмодернизм в любых своих
проявлениях – всего лишь «пляска на костях культуры», авторыпостмодернисты ничего нового и оригинального не создают, а
лишь «переписывают» то, что было написано до них.
Противники этой точки зрения считают, что, наоборот, именно
писатели-постмодернисты сумели взглянуть в самую глубину
всех тех наслоений, которые накопились в пространстве
культуры.
32
Постмодернистский художественный текст не только
базируется на уже существующих смыслах (текстах, явлениях
культуры), но и активно их перерабатывает. Коммуникативное
пространство современности чрезвычайно усложняется, это
связано с повышением коммуникативной активности человека в
современных социальных условиях, бурным развитием
межкультурных связей, взаимопроникновением разных сфер
взаимодействия людей и т. д. Каждый новый тип текста находит
свое место в этом коммуникативном пространстве, наслаиваясь
на уже существующие тексты. То, что нам более понятно,
привычно, доступно, находится на поверхности таких
наслоений. Заслуга постмодернистов заключается в том, что они
не только сами сумели заглянуть за эту поверхность, но и
позволили сделать это читателям своих произведений [5].
В сущности, почти каждое поколение эпохи
постмодерна пыталось и пытается играть по своим правилам. И
это не могло не отразиться на эстетическом дискурсе времени.
Сегодня игра в интеллектуальной и художественной культуре
вообще – это свободное экспериментирование, непредсказуемая
инновация. Ценность творчества ставится в прямую
зависимость от его оригинальности, даже если продуктом
является римейк или кавер-версия уже известного текста.
Интертекстуальность (наличие явных или скрытых
ссылок
на
другие
произведения)
постмодернистских
художественных текстов доведена порой до предела и
представляет собой некий театр смыслов, в мизансцене которого
участвуют известные символы, мотивы и образы под новыми
масками; в новых ролях они определяют порождение
концептуально беспрецедентного смысла.
Авторы умело играют не только с использованием
различных техник письма, различных субъектов речи и
способов выражения оценки, но и прибегают к мистификациям:
ложные цитаты, отсылки к несуществующим авторам. А
непосредственно вербальная игра, игровые коммуникативные
стратегии, вплетенные в ткань текста, приводят к тому, что сам
текст начинает жить своей жизнью [3].
33
Процесс активного ввода интертекстуальных знаков
позволяет говорить о тексте как об открытой структуре
динамического характера, а не как об образовании статическом,
имеющем некий центр, стержень, который и скрепляет
отдельные элементы в некое единство. Взаимоотношения
собственно художественного текста и интертекстуальных
знаков, как правило, демонстрируют реализацию асимметрии
структуры. По мнению
И. А. Герман и В. А. Пищальниковой
[6], симметрия не информативна, а, следовательно,
характеризует статические структуры, поэтому, чтобы
сохранить целостность, текст должен стремиться к симметрии,
но никогда ее не достигать, так как симметрия ведет к резкому
снижению
информативности.
Ризомоподобный
принцип
построения (ризома - понятие, фиксирующее аструктурный,
нелинейный
способ
организации
целостности
постмодернистского текста [7]), или принцип нон-иерархии
структуры, заключается в применении комбинаторных правил,
имитирующих
математические
приемы
(дубликация,
умножение, перечисление, прерывистость, избыточность и др.).
Все эти приемы направлены на нарушение традиционной
когерентности повествования. Основная их цель – создание
эффекта разорванности текста.
И действительно уже привычными в постмодернистских
художественных текстах являются приемы избыточности,
приемы «назойливой» описательности и т.д., то есть такие
приемы, которые создают впечатление «информационного
шума», что и затрудняет восприятие текста. В итоге имеем
эффект
преднамеренного
повествовательного
хаоса,
фрагментарного дискурса, отражающего мир разорванным,
лишенным смысла, закономерности и упорядоченности.
Исходя из этого, можно сделать вывод о месте
деконструкции в постмодернистских художественных текстах.
Деконструкция – понятие современной философии и искусства,
означающее понимание посредством разрушения стереотипа
или включение в новый контекст. Исходит из предпосылки, что
смысл конструируется в процессе прочтения, а привычное
представление либо лишено глубины (тривиально), либо
34
навязано репрессивной инстанцией автора. Поэтому необходима
провокация, инициирующая мысль и освобождающая скрытые
смыслы текста, не контролируемые автором [2].
Формально всё это создает впечатление раздробленности
текста. Однако такое впечатление не должно оцениваться как
недостаток постмодернистского текста, ведь такие тексты могут
существовать и вне направления постмодерна. Хотя зачастую
постмодернистские художественные произведения вряд ли
могут
рассматриваться
как
реализация
нормативной
целостности, ризомоподобный тип повествования уже
предполагает дефектный характер художественного текста. Но
это только на первый взгляд. Вопрос о дефектности или
недефектности текста вообще представляется спорным, так как
расхождение между коммуникативным опытом, предметными
знаниями и личными пристрастиями автора и реципиента могут
порождать несовпадение оценки (например, употребляемый
часто современными авторами так называемый открытый
финал, может некоторыми читателями расцениваться как
отсутствие смысловой законченности текста и, следовательно,
дефект).
Способы повествования – это всего лишь способы, и автор
не должен, раз избрав определенный способ, постоянно
придерживаться его. Ризомоподобный принцип организации
текста постмодернистского произведения является лишь
имитацией,
выражением
приема
«преднамеренной
хаотичности»,
однако
данные
характеристики
не
свидетельствуют о несвязности текста в целом, а определяют
особый характер связности: имплицитное проявление связности,
которая может быть восстановлена при учете тех или иных
текстовых особенностей (таким особенностями могут быть,
например, повышенная интертекстуальность, сигналы иронии,
приемы языковой игры и др.). По нашему мнению, общность
таких текстовых особенностей является средством реализации
связности текста.
Нарушенная
последовательность
сюжета
в
постмодернистских текстах требует от читателя контролировать
процесс чтения. Читая постмодернистские произведения, нужно
35
дешифровывать их, параллельно осмысливая много уровней
текста, одновременно репродуцируя и продуцируя смыслы.
Возможность прочтения текста как по вертикали, так и по
горизонтали (например, роман-кроссворд) усиливает ощущение
беспорядка, бессодержательности, абсурда, хаоса. Но после
определенной адаптации читатель осознает, что это не хаос
распада, а хаос становления, который порождает новые идеи,
образы, миры. Интерпретация постмодернистского текста в
свете идей нелинейности переплетается с понятием
гипертекста. Это форма организации текстового материала,
при которой его единицы представлены не в линейной
последовательности, а как система явно указанных возможных
переходов, связей между ними. Следуя этим связям, можно
читать материал в любом порядке, образуя разные линейные
тексты [1, 4, 9].
Сегодня гипертекст является основной единицей
постмодернистского дискурса с такими чертами как
дисперсность, нелинейность и мультимедийность [8].
Дисперсность гипертекста предусматривает предоставление
информации в виде небольших фрагментов-гнезд, и войти в эту
структуру можно с любого звена. Нелинейность гипертекста
заставляет читателя самостоятельно выбирать путь прочтения,
создавая собственный текст. Гипертекст отменяет жесткую
фиксированность текста, его относительную жанровую чистоту,
что является фундаментом теории и практики любой критики.
Мультимедийность, или разнородность гипертекста применение всех средств воздействия на читателя, технически
возможных в этой системе: от чисто лингвальных (выбор
повествовательной техники и стилистики) до печатных (шрифт,
верстка, иллюстрации и др.).
Мультимедийность реально достигается через воздействие
на читателя параграфемнымы средствами, а именно: печатными
шрифтами, выделением слов курсивом или полужирным;
ненормативной пунктуацией или отсутствием на протяжении
текста знаков препинания; вставками между словами
логографических знаков (&, @, $); нетрадиционно
маркированным абзацным отступлением; изолированным
36
написанием некоторых слов; размещением текста на плоскости
страницы.
Таким
образом,
нужно
подчеркнуть,
что
постмодернистская литература с ёё сложными, многогранными
текстами не имеет ни определения, ни, характерных черт, ни
вообще каких-либо обязательных атрибутов. Основной ее
проблемой является то, что предложенное постмодернизмом
художественное мышление может быть соответствующим
образом понято и принято лишь самим постмодернизмом, т. е.
воспринимающее
сознание
тоже
должно
быть
постмодернистским.
Литература
1. Аверьянова И. Е. Гипертекстуальность как разновидность
нелинейности текста /
И. Е. Аверьянова, Н. Е.
Полишко // Науковий вісник ПДПУ ім. К. Д. Ушинського:
Лінгвістичні науки: зб. наук. пр. – Одеса: ПДПУ ім. К. Д.
Ушинського, 2005. – № 1. – С. 3–8.
2. Алексеева Е. А. Деконструкция / Е. А. Алексеева, Т. М.
Тузова // История философии. Энциклопедия. – Минск, 2002. –
с.292-293.
3. Бахтин М. М. Франсуа Рабле и народная культура
средневековья и Ренессанса /
М. М. Бахтин. – Москва,
1990.
4. Дедова О. В. Лингвистическая концепция гипертекста:
основные понятия и терминологическая парадигма / О. В.
Дедова // Вестник Москов. ун-та. – Сер. 9, Филология, 2001. – №
4. – С. 22–35.
5. Гавенко А. С. К вопросу о месте постмодернистских
художественных текстов в текстовом пространстве культуры /
А. С. Гавенко // Вестник АлтГТУ им. И.И. Ползунова, 2006. –
№1. – С. 72-73.
6. Герман И. А. Введение в лингвосинергетику / И. А. Герман,
В. А. Пищальникова. – Изда-во: Барнаул, 1999. – 130 с.
7. Грицанов А. А. Постмодернизм. Энциклопедия / А. А.
Грицанов, М. А. Можейко. – Мн.: Интерпрессервис; Книжный
Дом, 2001. – 1040 с.
37
8. Липская Л. И. Предваряющий дискурс: функции
предисловия в современном романе / Л. И. Липская // Вестник
Москов.ун-та.  Сер. 9. Филология. – 2005. – №2. – С. 97-116.
9. Субботин М. М. Теория и практика нелинейного письма
(взгляд сквозь призму «грамматологии» Ж. Деррида) / М. М.
Субботин // Вопросы философии. – 1993. –
№ 3. – С.
36–45.
Секция 4. Журналистика
СТУДЕНЧЕСКАЯ ГАЗЕТА КАК ИНСТРУМЕНТ
ФОРМИРОВАНИЯ ИМИДЖА ТИ (Ф) СВФУ
А. Н. Попозогло
Технический институт (филиал) ФГАОУ ВПО «Северо-Восточный
федеральный университет им. М.К. Аммосова» в г. Нерюнгри,
Российская Федерация, республика Саха (Якутия)
E-mail: sashka_krosh@mail.ru
Известно, что с помощью средств массовой информации
формируется общественное мнение. Такое понятие как «имидж
высшего учебного заведения» также формируется ими и
подвержен критике со стороны общества.
«Имидж вуза – это общее представление, состоящее из
набора убеждений и ощущений, которое складывается у
потребителей (реальных и потенциальных) образовательных
товаров и услуг об учебной организации» [1]. Поскольку вузы
на данный момент являются представителями услуг
образования, то каждому из них необходим тот образ, который
будет служить его визитной карточкой, делать его узнаваемым
среди потребителей и, что самое главное, привлекать их
внимание.
По мнению Ю.В. Гладущенко и С.В. Запускалова понятие
имиджа высшего учебного заведения включает две
составляющие:
38
- описательная составляющая (или информационная),
представляет собой образ организации, сложившийся в
сознании населения;
- оценочная отражает качественную оценку населением
деятельности организации и существует в силу того, что любая
информация о вузе пробуждает оценки и эмоции, которые могут
обладать различной интенсивностью, могут приниматься или
отвергаться общественностью.
«Имидж – сложившийся в массовом сознании и имеющий
характер стереотипа, сильно эмоционально-окрашенный образ
чего- или кого-либо» – утверждает Е.Н. Богданов [1]. Поэтому
он достаточно противоречив в сознании людей, и помимо этого
крайне неустойчив. Именно по этим причинам крайне
необходимо регулярно исследовать реакцию общества на
созданный образ института, на проведенные изменения или же
на средства его создания.
Ещё один критерий, который является важным
определением направленности имиджа – это аудитория. В вузах
она делится на основные четыре вида: абитуриенты, студенты,
преподаватели и администрация. Но если абитуриенты являются
только воспринимающей (то есть в большей степени целевой)
аудиторией, то студенты, преподаватели и администрация
непосредственно влияют на образ своего института: именно из
компетентности, способностей, репутации коллектива и
создается целостное представление об учебном заведении.
Именно эти признаки могут быть оценены потребителями
образовательных услуг, предоставляемых вузом.
Имидж вуза в свою очередь делится на несколько
подвидов, каждый из которых призван выполнять конкретную
функцию по привлечению потребителей образовательных услуг.
Первый подвид: корпоративный имидж – образ института,
который создан благодаря участию учреждения в мероприятиях
различного масштаба, начиная с внутривузовских и заканчивая
международными.
Второй:
внутренний,
под
которым
понимают
представления его сотрудников и студентов о своей
организации.
39
Третий: имидж руководителей вуза, то есть характер
намерений, мотивов, способностей и других качеств
администрации института.
Четвертый: визуальный имидж вуза – цельный образ вуза,
состоящий из зрительных восприятий и оценок об интерьере и
экстерьере зданий, офисов, аудиторий, внешнем облике
сотрудников и учащихся организации.
Пятый:
имидж
студенческого
и
профессорскопреподавательского состава – некий собирательный образ,
раскрывающий наиболее характерные для него черты к коим
относятся:
компетентность,
культура,
социальнодемографический профиль, особенности образа жизни и
поведения.
Шестой: социальный имидж вуза – представления
широкой общественности о социальных целях и роли
образовательной организации в экономической, социальной и
культурной жизни города, региона, страны в целом.
Существует множество средств, которые формируют
имидж учебного заведения. Основными и действенными из них
являются СМИ вуза, образ вуза в СМИ, проведения дней
открытых дверей, участие в различных выставках,
конференциях и других массовых мероприятиях.
Особую роль играют в формировании образа института
средства массовой информации, как печатные, так и
электронные. Причем наличие вторых в современный век
компьютерных технологий считается уже не просто
желательным, а обязательным. Так, например, у ТИ (ф) СВФУ
существует официальный сайт с последними объявлениями,
материалами для студентов, абитуриентов, преподавателей и
многим другим. Навигация и дизайн сайта также важны при
создании имиджа института. Именно по ним в первую очередь
будут судить вуз интернет-пользователи. Очень продуктивен
сайт института на хостинге Moodle, содержащий полезную и
подробную информацию для студентов всех отделений
института.
Главным же печатным органом СМИ института является
студенческая газета под названием «Alma Mater». Выходит она
40
раз в два месяца, в ней освещаются самые разнообразные
события, происходящие в ТИ (ф) СВФУ, а также те
мероприятия, в которых сотрудники вуза принимают участие.
Статьи в газету пишутся не конкретным строго
фиксированным составом людей – здесь приветствуется
добровольное участие студентов и преподавателей в создании
очередного номера «AM». Поэтому данная газета – достаточно
свободное в плане стиля и направлений издание. Безусловно,
авторы статей – личности творческие, которые не только
преподносят материал очень грамотно, но и заботятся о
поддержании имиджа института на достойном уровне. Из чего
следует, что «Alma Mater» – одно из средств, формирующих
имидж вуза.
Статьи,
написанные
как
студентами,
так
и
преподавателями, рассказывают о жизни института, о
различных праздниках, интеллектуальных и спортивных
соревнованиях, конференциях и о многом другом. В конце и
начале учебного года газета предоставляет информацию о вузе
для абитуриентов и новых студентов, тем самым создавая
первое впечатление о нем. В дальнейшем она укрепляет уже
имеющийся имидж, а также обновляет, привнося новые черты.
Особенно этому способствуют статьи со статистическими
данным, сравнениями с прошлыми годами и выявлениями
улучшений. Появление новых рубрик, таких например, как
«Наши люди вышли в люди» позволяет студентам узнать о тех
учащихся или работающих в ТИ (ф) СВФУ людях, которые
внесли большой вклад в его становление, развитие и
процветание.
Некоторые статьи содержат в себе подведение итогов
различных анкет и опросов, которые проводятся журналистами
среди студенческого и преподавательского коллектива. Они
дают общее представление об отношении к тому или иному
событию, позволяют узнать мнения учащихся и сотрудников по
какому-либо вопросу.
В основном, данная газета создает внутренний имидж
института, поскольку включает в себя именно видение
организации самими ее работниками. Однако также данное
41
издание говорит и о еще нескольких подвидах имиджа:
корпоративном (освещение событий), имидже студентов и
преподавателей (конкурсы с их участием), имидже
руководителей вуза, социальном и отчасти визуальном
(описания и иллюстрации).
Говоря о целевой аудитории «Alma Mater», нужно
отметить, что основной является студенческая, так как
создавалась она именно для учащихся института и только позже
расширила свою деятельность, информируя и абитуриентов и
преподавателей. В целом, газета предназначена для всех
четырех групп читателей и соответствует их запросам.
Таким образом, «имидж вуза - это существующая в
сознании людей система образов и оценок. Другими словами,
это совокупность представлений об институте и способность
человека оценивать существующую ситуацию, объект на основе
прошлого опыта» [3]. Множество средств, которые
используются для создания, поддержания и развития имиджа
вузов, на данный момент отличается большим разнообразием
функций и особенностей, что в свою очередь позволяет
увеличить их влияние на целевую аудиторию.
Чем сильнее развита система средств по созданию имиджа
высшего учебного заведения, тем больше вероятность того, что
институт успешно реализует свои возможности по
предоставлению образовательных услуг потребителям.
Литература
1. Богданов Е. Н., Зазыкин В. Г. Психологические основы
«Паблик рилейшнз». 2-е изд. – СПб: Питер, 2003. - 208 стр.
2. Васюков И.Л., Волков А.Н. Деловая репутация и имидж
вуза как условие и результат качественного образования.
Научная
статья.
–
Электронный
ресурс.
URL
http://www.proza.ru/2004/12/22-194
3. Кобтева Г. Формирование эффективного имиджа вуза.
Дипломная работа. – Электронный ресурс. URL http://www.taby27.ru/studentam_aspirantam/diplomy-pr-20072011/kobteva-g.-formirovanie-effektivnogo-imidzha-vuza.html
42
АНАЛИЗ МЕДИА РЫНКА РУССКОЯЗЫЧНОЙ ПРЕССЫ
ЛАТВИЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
В КОНТЕКСТЕ 20 ЛЕТ НЕЗАВИСИМОСТИ
К. К. Лурикова
Санкт-Петербургский Государственный университет
Сервиса и Экономики, г. Санкт-Петербург, Россия
E-mail: xenechka2008@yandex.ru
Новый этап, этап свободы слова, для стран бывшего
СССР, в том числе и Прибалтийских республик, начался ещё в
1990г. с момента принятия закона о средствах массовой
информации. Это способствовало бурному росту числа газет,
журналов, радиостанций, телевизионных компаний и разного
рода агентств [Засурский Я.Н., Пятнадцать лет свободы печати в
России, Вестник Московского Университета, сер. 10.
Журналистика, 2005 г., №3] на территории Советского Союза,
включая страны Балтии: Латвию, Литву и Эстонию. Но
наибольшие изменения в направлении развития независимости
прессы и типологического, функционального обособления, что
логично, произошли после распада СССР. В данном отношении
наиболее сложным, противоречивым является медиарынок
стран Балтии. С учетом языковых особенностей, национальноэтнического состава населения и внутренней национальной
политики больший интерес
для исследования вызывает
русскоязычное информационное пространство Латвии.
Исторические предпосылки зарождения русскоязычной
прессы Латвии современного периода (краткая характеристика)
Многие политические, национальные, языковые и
культурные особенности современной Латвийской Республики
формировались на протяжении всей истории государства.
Предпосылки и основа для формирования русскоязычной
прессы стала возникать с 1710 г., когда Латвия вошла в состав
Российской империи. И с этого момента начинается «русский
период» в истории государства, который в свою очередь можно
хронологически разделить на две части. Первая часть, назовем
ее «имперская», закончилась в 1918 году. Главным образом, ее
можно охарактеризовать внедрением в социо-культурную среду
43
Латвии языковых, ментальных и национальных особенностей
поданных российской короны. В этот период начинают
выходить русскоязычные газеты. Первая из них — «Российское
еженедельное издание в Риге» появилась в 1816 году. А
известнейшей русской газетой Латвии имперского периода стал
«Рижский вестник».
Период в истории Латвии с 18 по 40 год двадцатого века
политически не связан ни СССР, ни с Россией, в частности. Но,
несмотря на это, во времена Первой республики продолжают
выходить русскоязычные издания. Самой крупной и
содержательной из русских газет Прибалтики стала газета
«Сегодня». Газета не относилась к эмигрантской русскоязычной
печати. Она была основана уроженцами Латвии и официально
именовалась латвийской газетой на русском языке [Ю. И.
Абызов «Русское печатное слово в Латвии, 1917-1944 годы»].
«Передайте поклон любопытнейшей на свете газете “Сегодня”»
сказал Иван Бунин, в анкете «двойного» сотрудника [Сегодня
(Рига), от 1928, 26.09. №230].
Вторая часть, «советская», началась в 1940 и
продолжалась 51 год, до распада Союза. На этом этапе мы
можем говорить о тотальном заполнении рынка газет
русскоязычными изданиями. Центральными из них можно
считать газеты: «Советская Латвия», «Советская молодёжь» и
«Ригас балсс».
«Советская молодежь» в какой-то мере
повторила феномен газеты «Сегодня». Ее тираж превышал 800
тыс. экземпляров, и можно говорить, что она стала
общесоюзной.
Национальный
вопрос,
как
предпосылка
для
формирования русскоязычной прессы Латвии
После отделения от СССР молодое государство, только
получившее независимость, развивалось по собственной
культурно-исторической, политической и экономической
схемам. Изменения в развитии государства соответственно
отразились на формировании национального информационного
пространства, что повлияло на современное положение
медиарынка [«Российские Вести», Европа больше интересуется
Латвией, нежели Латвия Европой, 06.06.2007]. Как отмечает
44
Михайлов С.А. в странах бывшего социалистического лагеря, в
т. ч. в Латвии четко прослеживалась «<…> тенденция к
созданию моноэтнических государств, что, несомненно,
сказалось на средствах массовой информации» [Михайлов С.А.,
Современная зарубежная журналистика: правила и парадоксы,
СПб, 2002, с.50].
Значительный фактор в этом вопросе - проблема
демографического положения и политического статуса
русскоязычного населения. По данным переписи, проведенной
сеймом Латвии, русским языком владеет свыше 81% жителей
Латвии при 29,6% этнических русских. От этого числа статус
«не гражданина» имеет 40% [csb.gov.lv—«2000. g. tautas
skaitīšanas rezultati īsumā», «Iedzīvotāju dzimtā valoda un citu
valodu prasme»].
Важным моментом в формировании
современного медийного рынка Латвии стал политизированный
вопрос о национальном языке. С 1969 года латышский язык
считался региональным языком СССР, что послужило
предпосылкой для принятия в 1992 году Закона Латвийской
Республики о языках, который ограничивает обучение детей в
школе на иностранном языке в пропорции 60%/40% от общего
числа предметов. Преимущество отдается национальному
языку.
На этом фоне начало формироваться неофициальное
двуязычие, которое в свою очередь привело к образованию
двухобщинного государства. Которое и стало причиной
разделения информационных пространств. По мнению
экспертов, русскоязычные газеты и издания на латышском
языке функционируют в рамках разных информационных
пространств, которые
практически
не соприкасаются
[Российские Вести, Европа больше интересуется Латвией,
нежели Латвия Европой, 06.07.2007].
Периодизация современного рынка русскоязычной прессы
Латвии.
Этапы становления русскоязычной прессы совпадают с
этапами развития латвийской прессы. На основе исследований
проводимых учеными из Латвийского университета (Инта
Брикше, Ояр Скудра и Роланда Тярве) можно выделить 5
45
основных этапов развития современного рынка печатных СМИ
Латвии. [Baltic media in transition/Ed. By Peeter Vihalem. Tartu
University Press, 2002, P.65]. Первый этап: кардинальные
изменения в системе прессы произошедшие в январе-августе
1991 года. Второй период связан с общей неблагоприятной
экономической ситуацией в стране и падением покупательной
способности населения. Соответственно, в период августа 1991
г. и 1992г наблюдается стагнация рынка СМИ. 1993-1997 гг.
характеризуются консолидацией и коммерциализацией рынка
прессы. В этот период увеличиваются тиражи газет,
расширяется рекламное пространство, кроме того начинается
приток иностранного капитала. В этот же период наблюдается
значительный экономический рост издательского дома Petits,
который является одним из 2 крупнейших на сегодняшний день
русскоязычных издательств. После 1998 года в стране
наблюдается
экономическая
стабильность,
возрастает
потребительский спрос, из чего следует увеличение тиражей
газет и журналов. В это время формируется рынок
русскоязычной прессы Латвии в сегодняшнем виде.
Двухтысячные годы, характеризуются интеграцией латвийской
прессы в информационное пространство ЕС. И с этого периода
русскоязычная пресса Латвии автоматически влилась в
огромный пласт русскоязычной прессы Европейского союза.
В результате переговорного процесса при принятии в
Совет Европы государства Прибалтики приняли на себя ряд
фиксированных в специальных меморандумах обязательств.
При принятии в Совет Европы Латвии необходимость тех или
иных реформ журналистики не отмечена [Вестник МГУ, сер.10,
журн., 2007г., №2 с. 90]. В этом отношении мы можем говорить
о более развитой системе прессы в Латвийской Республике,
нежели Азербайджана, Грузии и Армении, в отношении
которых Совет Европы выдвинул требования реформирования
рынка СМИ.
Классификация русскоязычного рынка прессы
На сегодняшний день нет ни одного серьезного
исследования, в котором был бы систематизированный подход в
отношении классификации русскоязычной прессы. Исходя из
46
современных латвийских медиа-реалий можно создать
следующую модель русскоязычной прессы:
Общенациональные издания:
Газеты:
Информационные
(общественно-политические
и
развлекательные) («Вести Сегодня», «Час», «Телеграф»,
«Суббота», «Комсомольская правда в Северной Европе»)
Аналитические (деловые) («Бизнес&Балтия», до дек.
2010г. «Ракурс», «Новая газета»)
Журналы:
Развлекательные («Открыто!», «Klio»)
Аналитические (деловые) («Бизнес КЛАСС», «Бизнес.lv»)
Общественно-политические («Открытый город»)
Специализированные («Лилит», «Люблю!», «Патрон»,
«Архитектура и дизайн Балтии»)
В последние годы началась тенденция по выпуску
русскоязычных
газет
не
только
общенационального
распространения, но и местных. Их можно классифицировать по
регионам распространения.
Местные издания:
Видземе:
Общественно-политические
(«Неделя Юрмалы», 13 тыс. экз., еженедельная; «Новости
Юрмалы» выходит 1 раз в 2 недели)
Земгале
Общественно-политические
(«Новая газета», читательская аудитория 16тыс. человек,
выходит 3 раза в неделю (вторник, четверг, суббота) тираж
2тыс. экз., 8 полос, цветная)
Курземе
Общественно-политические
(«Kurzemes Vards» ежедневная газета, выходит на русском
и латышском языках, тираж 15.5 тыс. экз.);
(«Ventas Balss», выходит на русском и латышском
языках, тираж 1200 экз., вторник среда, четверг (цветная),
пятница, суббота +программа)
Латтгале
47
Общественно-политические
(«Ezerzeme», тираж 5 тыс. экз, подписка 4200; «Ludzas
Zeme», выходит по вторникам и пятницам тираж 5 тыс. экз.;
«Панорама Резекне», еженедельная; «Резекненские вести»
тираж 12,5-14 тыс., еженедельная; «Динабург Вести»
еженедельная, «СейЧас» ; «Латгалес Лайкс» выходит 2 раза в
неделю по вторник и четвергам + «Миллион» приложение к
«Латгалес Лайкс»; «Наша газета», выходит по четвергам, тираж
- 16 000 экземпляров)
Рекламные (газеты объявлений)
«Ceturtdiena» еженедельная газета объявлений, выходит на
русском и латышском языках, 20 тыс. экз.;
В
ходе
проведенного
сравнительного
анализа
региональной прессы Латвии, мы можем говорить о широком
распространении русскоязычной прессы в регионе Латтгале.
Большинство
районных
общественно-политических
еженедельных газет выходят в четверг. Кроме того, в отличие от
российского рынка печатных СМИ и рынка газет не латышском
языке, в Латвии несравнимо меньше издается рекламных газет
на русском языке. Этот недостаток специализированного
рекламного пространства компенсируется за счет рекламных
блоков в общественно-политических СМИ. Также отметим, что
наполнение рынка региональной прессы отвечает спросу на нее.
По статистике TNS Latvia минувшей зимой региональную
прессу читало 86% жителей Латгале, 76% жителей Риги.
Также на рынке прессы в Латвии широко представлены
издания на других европейских языках (английский, немецкий,
французский). Кроме того, большой популярностью пользуются
специальные выпуски русских газет в Прибалтике («АиФ»,
«Экспресс газета», «Спорт-экспресс»).
Проанализировав рынок русскоязычной прессы Латвии
можно говорить о том, что феномен русской прессы Латвии в
большей мере обусловлен, во-первых, историческим фактором
(многолетними традициями существования русской прессы на
территории
ЛР),
во-вторых,
общественно-политической
ситуацией в стране, на фоне которой сформировалось
48
двухобщинное государство, где каждая языковая общность
нуждается в своем информационном пространстве.
Русскоязычная пресса во много стала духовным центром
для этнических русских в Латвии. Также бурное развитие
русскоязычной прессы свидетельствует о стабильности позиций
русской общины: на 700 тыс. русских существует 5 ежедневных
общественно-политических изданий.
После получения Латвией независимости началось
формирования нового информационного пространства, в
котором СМИ на латышском языке стали развиваться по
западноевропейской модели, а русскоязычные остались верны
традициям советской журналистики. Это сказывается и на
качестве русскоязычной прессы. Как отмечают эксперты,
качество русскоязычной прессы ниже, нежели качество прессы
на латышском языке [автореф. Проблемы функционирования
русскоязычной прессы Латвии в период независимости, Зайцева
Ю.Н. МГУ-2007, С.24]. Кроме того, русскоязычная пресса не
входит в публичную политическую дискуссию.
Несмотря на то, что в Латвии существует всего два
крупных издательских дома, выпускающих газеты на русском
языке («Fenster» и «Petits»), можно наблюдать большую
конкуренцию между еженедельными изданиями.
Также к проблемам русскоязычной прессы Латвии
относят падение тиражей газет, и популяризация интернетверсий изданий.
Русскоязычная пресса Латвии – интересный феномен
современного рынка прессы, который не в полной мере отвечает
канонам западноевропейской журналистики, но в большей
мере, нежели российская пресса. Таким образом, русскоязычная
пресса ЛР находится в несколько маргинальном положении. И
дальнейший путь ее развития пока неизвестен.
49
Секция 5. Русский язык
ПРЕЦЕДЕНТНОСТЬ КАК ХАРАКТЕРНАЯ ЧЕРТА
ДИСКУРСА ЖУРНАЛИСТСКИХ РАССЛЕДОВАНИЙ
Ю. Ю. Данилова, Ю. С. Грехнева
Елабужский институт ФГАОУ ВПО
«Казанский (Приволжский) федеральный университет»,
г. Елабуга, Россия, danilovaespu@mail.ru
Настоящая
статья
предполагает
исследование
прецедентности дискурса журналистских расследований (далее
– ЖР), многообразных способов и средств ее объективации.
В России термин «ЖР» появляется и закрепляется в
результате создания А.Д. Константиновым в 1991 г. в СанктПетербурге агентства расследований «АЖУР», которое и на
сегодняшний день ведет плодотворную работу в данной
области. Сегодня жанр ЖР является одним из самых
востребованных и популярных, достаточно хотя бы назвать
газеты «Совершенно секретно», «Версия», передачи на
телеканале РОССИЯ «Специальный корреспондент», «Честный
детектив», на НТВ «Следствие вели…», «ЧП. Расследование»,
на РЕН ТВ «Независимое расследование», др.
Материалом для исследования проблемы послужили 12
текстов ЖР разных авторов, опубликованные на страницах
газеты «Совершенно секретно», размещенной на сайте
www.sovsekretno.ru. Метод сплошной выборки позволил
выявить в дискурсе расследований 54 прецедентных единицы. В
среднем на одно ЖР приходится четыре прецедента, что
позволяет нам высказать мысль о прецедентности как о
стабильной характерной черте дискурса ЖР. Его специфика
определяется
также
различными
аспектами:
социолингвистическим,
лингвокультурологическим,
функциональным, прагматическим, др. И в этом смысле одним
из ярких проявлений названных аспектов, на наш взгляд, можно
назвать прецедентность текстов расследований, поскольку она
предполагает их диалогическое взаимодействие с другими
текстами [1] в процессе функционирования, которое
50
обеспечивает
усложнение
(приращение,
наложение,
переосмысление в новом контексте) плана содержания. Такой
диалог культурно, социально и исторически значимой
информации обусловлен авторской мотивацией.
За каждой прецедентной единицей скрывается уникальная
система ассоциаций (представлений), вызываемых ею в
сознании носителей определенной лингвокультуры.
Источники прецедентов, или так называемые предтексты,
в современной журналистике, в частности ЖР, многочисленны и
разнообразны: имена известных личностей и ставшие
расхожими их высказывания, литература, музыкальные
произведения, продукция теле- и киноиндустрии, реклама,
номинации реалий, различные события и ситуации, паремии,
афоризмы, т.п.
Среди названного разнообразия предтекстов особенно
частотными становятся цитаты из литературных произведений,
песен, фильмов, рекламы. Например: «Бывший начальник
знаменитой 124-й
Центральной
лаборатории медикокриминалистической идентификации Минобороны, уйдя в
отставку, нашел себе другое поле борьбы с несправедливостью –
создал негосударственное судебно-экспертное учреждение. Сюда
не зарастает народная тропа – независимая экспертиза нужна
и тем, на кого «шьют дело», и тем, кто хочет добиться
наказания виновных, сумевших откупиться от правосудия» [6].
Здесь автор «вставляет» в свой текст цитату из программного
стихотворения А.С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг
нерукотворный…» (1836), что позволяет ему провести
смысловую аналогию: автор расследования использует данный
прецедент с целью обозначить авторитетность, необходимость и
объективность предприятия по организации независимых
экспертиз по аналогии с пушкинской мыслью о высокой
степени значимости истинной поэзии.
Во фрагменте «То, как этими полномочиями пользовались
представители Фонда, и куда уходили львиные доли миллионов,
не выплаченные переселенцам, сегодня выясняет Генеральная
прокуратура» [9] используется выражение, восходящее к басне
древнегреческого баснописца Эзопа «Лев, Лисица и Осел»,
51
сюжет которой – дележ добычи среди зверей – был после
использован Федром, Лафонтеном и другими баснописцами.
Отсюда возникло и закрепилось стереотипное представление в
языковом сознании носителей языка львиная доля ‘большая
(лучшая) часть чего-либо’ [2]. Здесь львиная доля означает
большую
часть
правительственных
денег,
незаконно
отобранную у народа «Фондом содействия отселению жителей
села Муслюмово Кунашакского района Челябинской области».
С точки зрения характеристики типов прецедентных
феноменов в контексте ЖР обнаруживаются апелляции к
прецедентным именам, ситуациям, а также «воспроизведения»
прецедентных текстов и высказываний.
Прецедентное имя как лингвокульторологическая единица
полифункционально и способно выполнять экспрессивную,
символическую, коннотативную функции, а также передавать
культурную информацию. В примере «Общеизвестно: крупный
бизнесмен обладал влиянием на президента Ельцина примерно в
той же степени, в какой граф Бирон влиял на императрицу
Анну Иоанновну. Это вызывало раздражение у многих
приближенных Бориса Николаевича» [5] имена императрицы
Анны Иоанновны и ее фаворита Эрнста Иоганна Бирона
упоминаются не случайно. Это позволяет автору провести
историческую параллель, интерпретируя образ и статус
Б. Березовского как человека, оказывающего колоссальное
влияние на президента Б. Ельцина. Использование автором
данных прецедентных имен подкрепляется прецедентной
ситуацией
реально
существующих
взаимоотношений
упомянутых выше личностей.
Прецедентные
высказывания
понимаются
как
репродуцируемый продукт речемыслительной деятельности,
законченная и самодостаточная единица. Примером может
послужить крылатое выражение власть предержащие,
образовавшееся в результате лексикализации от устаревшего
сегодня словосочетания предержащие власть и означающее
‘лица, облеченные властью; органы власти’ [14] в предложении:
«После этого понадобились ещё несколько лет, поток
открытых обращений муслюмовцев к власть предержащим,
52
смена нескольких министров атомной энергии и привлечение к
уголовной ответственности директора ПО «Маяк» за
продолжающийся сброс радиоактивных отходов в реку Теча (!),
чтобы решение о старте программы переселения было,
наконец, принято» [9]. Здесь журналист говорит о целом ряде
оставленных без должного внимания обращений жителей села
Муслюмово в органы исполнительной власти. Посредством
данного выражения он выражает собственную оценку
действиям, точнее – бездействиям, уполномоченных властью
структур.
Прецедентные ситуации как некие «эталоны» связаны с
набором определенных коннотаций, дифференциальные
признаки которых входят в когнитивную базу: «Качество,
достойное уважения, впоследствии сыграло злую шутку не
только с самим Уваровым, но и с делом, которое ему поручили.
А пока он шагнул в темную комнату, в которой ему
предстояло найти черную кошку» [5] данное выражение имеет
несколько вариантов интертекстуальности за счет вербальноассоциативных связей данной когниции. В первую очередь оно
отправляет читателя к фильму «Место встречи изменить нельзя»
(1979), сюжетом которого стала реальная история об операции в
послевоенные годы по задержанию неуловимой банды «Черная
кошка». После того как фильм вышел на советские экраны,
словосочетание черная кошка стало символом преступного
мира. Другой семантический план высказывания может быть
связан с конкретной ситуацией, ведь черную кошку в темной
комнате найти практически невозможно, т.е. авторский акцент
ставится на цвет. В данном контексте речь идет о расследовании
убийства Владислава Листьева и трудностях, с которыми
столкнулся следователь, занимавшийся этим делом. В
приведенном примере очевидным становится взаимодействие
прецедентной номинации и ситуации, что, в свою очередь,
обусловливает семантическую контаминацию и усиливает
воздействие на читательскую публику, рождает в ее
воображении яркую образную картину тупикового положения
дела.
53
Прецедентность
дискурса
ЖР
как
смысловая
полифоничность обладает широким спектром объективации: от
прямых отсылок, цитат, эксплицированных в контексте, до
имплицитных, скрытых в ткани расследований.
Эксплицитным является выражение враги народа в
контексте «Работа ответственная чрезвычайно важная. Враги
народа ряд лет умышленно портили и заражали почву.
Поэтому эта важная работа должна вестись интенсивно и с
мерами предосторожности как ликвидация последствий
вредительства» [3]. Данное словосочетание представляет собой
термин римского права (лат. hostis publicus ‘враг общества’; лат.
hostis populi Romani ‘враг римского народа’), предполагавший
объявление лица вне закона и подлежащим безусловному
уничтожению (и в этом смысле как бы приравнивающий его к
вражескому солдату, воюющему против республики с оружием
в руках) [14]. Поэтому в приведенном примере врагами народа
автором называются лица, которые, заведомо зная об опасности,
заражали почву радиационными отходами.
Выражение картинку сделать былью в предложении «А
то, что изображено на широко тиражируемой в рекламных
изданиях картинке, не более чем топорно выполненный с
помощью фотошопа компьютерный фотомонтаж! <...> Так
что плакали ваши денежки и светлые надежды картинку
сделать былью!» [11] – измененный вариант строки из песни
П.Д. Германа «Все выше» (1930), звучащей в оригинале как:
«мы рождены, чтоб сказку сделать былью». В современности
данное выражение употребляется иронически по отношению к
дискредитировавшим себя социалистическим доктринам и
политическим лозунгам, а также используется как шутливая
похвала самому себе [14]. В данном случае речь идет о
доверчивости российских садоводов к рекламе посадочных
семян, а выражение принимает оттенок иронии. И вполне
возможно, что в сознании читателя возникнет аналогия с
небезызвестной ситуацией из сказки А.Н. Толстого «Золотой
ключик» (1936), случившейся на поле чудес: Буратино (как
праобраз среднестатистического доверчивого потребителя),
желающий вырастить денежное дерево из пяти золотых (в
54
данном случае из пакетика «волшебных» семян сказочный
урожай) и непременно обманутый аферистами котом Базилио и
лисой Алисой (поставщиками семян). Подобный ассоциативноконцептуальный план актуализируется посредством аллюзии и
смысловой аппликации выражений картинку сделать былью и
плакали ваши денежки и является имплицитным.
Диалогическая природа прецедентности позволяет
выстраивать
разные
смысловые
отношения
–
«от
преемственности до конфронтации»: текст как реакция на
предтекст может задавать смысловую перспективу, т.е.
«дополнять, избирательно выдвигать на первый план отдельные
актуальные смыслы, трансформировать их <…> вплоть до
разрушения первичной смысловой системы» [13].
Как правило, преемственность соблюдается при вводе в
текст разного рода фразеологических единиц (далее – ФЕ). Так,
ФЕ распускать руки в контексте «К сожалению, репутация у
милиции сегодня такова, что даже школьники знают: здесь
любят распускать руки. Поэтому к жалобе Утенкова
отнеслись со всей серьезностью» [4] употребляется в прямом
значении «драться; применять физическую силу против коголибо» [14]. Журналист обращается к фоновым знаниям
читателя, это своего рода эвфемизм, который характеризует
сотрудников
полиции
как
людей,
совершающих
противозаконные действия. В другом расследовании встречаем
фразеологическое сращение почем фунт лиха в значении ‘знать,
какие бывают трудности, лишения жизни’ [2], что полностью
соответствует узуальному значению: «Но и тем, кто попал в
злосчастный «список 741», пришлось узнать, почём фунт
лиха» [9].
Журналисты прецеденты подвергают разного рода
трансформациям, которые в свою очередь провоцируют
рождение новых смыслов. В примере «Оказалось, радовался я
напрасно: через пару недель министра передвинули в Госдуму
руководить «главной партией». И про земляничных жуликов в
МВД забыли. А собранные с таким трудом документы так и
канули где-то в милицейских архивах» [11] встречаем
модификацию крылатого выражения кануть в лету,
55
пришедшего к нам из древнегреческой мифологии, что в
узуальном значении данной ФЕ ‘исчезнуть из памяти, исчезнуть
из жизни, стать жертвой забвения’ [14]. Лета, по верованиям
древних греков, – это река забвения, через которую надо
переплыть на ладье кентавра Харона, чтобы попасть в «царство
мрачного Аида». Пересекая ее, душа человека забывает все,
освобождается от всего земного [7]. Первичная концептуальная
система разрушается, и из контекста становится очевидной
авторская ирония, исключающая возможность буквального
понимания мифологической ситуации. Журналист переносит
смысл высказывания на действие правоохранительных органов,
определяя новое русло восприятия текста: становится понятно,
что собранные документы пропали безвозвратно не где-нибудь,
а в правоохранительных органах, что противоречит логике и
здравому смыслу.
В заключение отметим: 1) в «чистом» виде прецеденты в
дискурсе ЖР употребляются редко, чаще наблюдается
наложение разных типов прецедентных феноменов, что, в свою
очередь, усложняет их семантический и концептуальный план;
это яркая особенность текстов ЖР; 2) в результате проведенного
анализа можно обозначить высокую степень значимости
прецедентов, обусловленную их полифункциональностью:
способом актуализации важной для автора фоновой
информации и апелляции к историко-культурному кругозору
читателя; 3) прецедентность дискурса ЖР свидетельствует о
широком культурно-историческом знании и опыте самих
журналистов,
их
интеллектуальных
и
эстетических
предпочтениях, специфике их сознания, обусловленной четкой
логикой, стремлением во всем выявить причинно-следственные
связи, склонностью к постоянным умозаключениям и
обобщениям.
Литература
1.
Бахтин М. М. Эстетика словесного
М. М. Бахтин. – М.: Искусство, 1986. – 445 с.
56
творчества
/
2.
Быстрова Е. А. Краткий фразеологический словарь
русского языка / Е. А. Быстрова, А. П. Окунева, Н. М. Шанский.
– СПб.: Просвещение, 1992. – 271 с.
3.
Воронов В. Ипритовый лес / В. Воронов // Совершенно
секретно. – 2010. – №11. [Электронный ресурс]. – URL:
http//www.sovsekretno.ru (дата обращения 15.12.2011).
4.
Корольков И. Жизнь на волоске / И. Корольков //
Совершенно секретно. – 2008. – №12. [Электронный ресурс]. –
URL: http//www.sovsekretno.ru (дата обращения 15.12.2011).
5.
Корольков И. Без чудес / И. Корольков // Совершенно
секретно. – 2009. – №7. [Электронный ресурс]. – URL:
http//www.sovsekretno.ru (дата обращения 3.03.2012).
6.
Лебедева А. Смерть средней тяжести / А. Лебедева //
Совершенно секретно. – 2009. – №3. [Электронный ресурс]. –
URL: http//www.sovsekretno.ru (дата обращения 5.03.2012).
7.
Немировский А. И. Мифы Древней Эллады / А. И.
Немировский. – М.: Просвещение, 1992. – 319 с.
8.
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь
русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. – М.: А ТЕМП,
2004. – 944 с.
9.
Петрухина Л. Незатейливый радиоактивный распил / Л.
Петрухина // Совершенно секретно. – 2011. – №9. [Электронный
ресурс]. – URL: http//www.sovsekretno.ru (дата обращения
3.03.2012).
10.
Тертычный А. А. Расследовательская журналистика:
учеб. пособие / А. А. Тертычный. – М.: Аспект Пресс, 2002
[Электронный ресурс]. – URL: http//www.evartist.narod.ru (дата
обращения: 11.03.2009)
11.
Туманов А. Криминальные семена / А. Туманов //
Совершенно секретно. – 2011. – № 7. [Электронный ресурс]. –
URL: http//www.sovsekretno.ru (дата обращения 1.03.2012).
12.
Челноков А. Золотая виза / А. Челноков // Совершенно
секретно. – 2012. – № 3. [Электронный ресурс]. – URL:
http//www.sovsekretno.ru (дата обращения 29.02.2012).
13.
Стилистический энциклопедический словарь русского
языка / Под ред. М.Н. Кожиной. – М.: Флинта: Наука, 2003. –
696 с.
57
14.
Словари и энциклопедии на Академике [Электронный
ресурс]. – URL: http://dic.academic.ru (дата обращения 1. 03.
2012).
СПЕЦИФИКА ТЕРМИНООБРАЗОВАНИЯ
В НОВЫХ КОМПЛЕКСНЫХ
ТЕРМИНОСИСТЕМАХ ПРАВА
М. А. Левина
Саратовская государственная юридическая академия,
г. Саратов, Россия, mlevina@sgap.ru
В настоящее время в связи с одновременным процессом
дифференциации различных наук и интеграции их понятийного
и
терминологического
аппарата
с
понятийным
и
терминологическим аппаратом других наук возникают новые
терминологические системы, имеющие комплексный характер.
Такие терминосистемы принято еще называть вторичными.
Особенно активно подобные терминосистемы образуются
в последние десятилетия в правовой науке. Среди них можно
назвать терминосистемы горного права, информационного
права, спортивного права, медицинского права, торгового права,
страхового права и др.
Подобные терминосистемы обладают как сходными, так и
различными
характеристиками
номинативных
единиц,
формирующих терминосистемы, поэтому цель данной работы –
выявить основные особенности терминов двух комплексных
терминосистем права – терминологии информационного права и
медицинского права.
Формальные особенности терминов хорошо изучены в
современном
терминоведении.
Известно,
что
терминологичность в сфере образования специальных
номинативных единиц обусловлена тем, что термины
представлены универбами и словосочетаниями, которые
выполняют одинаковые функции в терминосистеме, выражая
понятия определенной отрасли знания. Как правило,
словосочетания представляют собой видовые образования
58
(право – гражданское право). Тем не менее, в терминосистеме
нельзя установить жесткой соотнесенности универбов с
родовыми, а полилексемных терминов – с видовыми понятиями.
Например, термин преступления против личности – видовой по
отношению к термину преступление, а термин-универб кража –
видовой по отношению к термину преступления против
личности.
Практически все терминоведы отмечают значительное
преобладание многокомпонентных терминов в разных
терминосистемах. Рассмотрение формальной стороны терминов
важно для любых терминосистем, в том числе и для новых,
поскольку структурные особенности терминов неизбежно
влияют на их семантику. После вхождения в новую
комплексную
терминосистему
такие
термины
могут
использоваться в той же форме, в которой они используются в
терминосистеме-доноре, они могут становиться частями
составных терминов, занимая различные позиции в
словосочетании (опорное слово или уточняющий компонент формант). Такое формальное разнообразие не только может
свидетельствовать о полной рецепции термина иной
терминосистемой, но и об определенном месте термина в
терминосистеме. Таким образом, формальная сторона терминов
помогает
исследовать
и
семантическую
специфику
привлеченных терминов (если таковая появляется у него в
адаптирующей терминосистеме), а также особенности
системной организации вновь образующихся терминосистем.
Материал исследования показывает, что ни в одной из
рассматриваемых терминосистем нет терминов-универбов,
образованных непосредственно в каждой из комплексных
терминосистем на основе словообразования, то есть отсутствует
такой важный источник пополнения терминосистем как
морфологический. Этот признак можно считать спецификой
комплексных
терминосистем,
поскольку
в
каждой
терминосистеме, не являющейся вторичной, исследователи
регистрируют значительное число универбов, образованных при
помощи аффиксации, словосложения, словосложения с
суффиксацией.
59
Аффиксация в современных терминосистемах, как
правило,
представлена
меньшим
инвентарем
словообразовательных морфем по сравнению с их количеством
в общелитературном языке, что свидетельствует об
избирательном действии терминосистемы в отношении
словообразовательных средств языка. Часто определенные
аффиксы имеют особое значение для терминосистем, например,
суффикс -НИj(е) и префикс КОНТР- в русском языке.
Признаком первичных терминосистем является усиленная
словообразовательная системность, что, по сути, характеризует
один из аспектов проявления терминологичности языкового
знака.
Отсутствие образования аффиксальных терминов в
комплексных терминосистемах обусловлено как раз их
смешанным характером. При формировании подобных
терминосистем нет необходимости создавать новые термины.
Гораздо важнее для вторичных комплексных терминосистем
оказывается использование терминов первичной базовой
терминосистемы (в нашем случае терминологии права) и
привлеченных терминов из терминосистем доноров, а также
образование полилексемных номинантов, отражающих вновь
возникающие взаимосвязи разносистемных терминов в новой
терминосистеме.
Лексико-семантический способ образования терминов в
комплексной терминосистеме также не обнаружен. Подобные
термины,
как
правило,
проникают
в
комплексные
терминосистемы
из
терминосистем-доноров:
вирус
(компьютерный), дыра (в информационной безопасности).
В двух исследуемых комплексных терминосистемах
имеется значительное количество терминов права и
иносистемных терминов, используемых в «готовом» виде:
1) термины права: авторское право, банковская тайна,
гарантия защиты, государственная тайна, гриф секретности,
допуск к государственной тайне, охрана авторского права,
охрана смежных прав, источники права, коммерческая тайна,
нотариальное заверение (информационное право); вина, дача
взятки, дееспособность, завещание, нетрудоспособность,
60
опека, попечительство, прекращение права, трудоспособность,
усыновление, халатность (медицинское право).
2) термины информатики (а) и медицины (б):
а) автоматизированная система, анализ трафика,
аналоговый сигнал, архитектура вычислительной системы,
база данных, виртуальная реальность, вредоносная программа,
глобальная сеть связи, жесткий диск, информационная
инфраструктура, информационная среда и др.;
б) болезнь, вакцинация, донорство, заболевание,
карантин, искусственное оплодотворение, клиническая смерть,
лекарственные средства, лечащий врач, медицинская помощь,
патронаж, пациент, рецепт, трансплантация, травма,
умирание, эпикриз и др.
Ряд терминов, которые мы относим к рассматриваемым
терминосистемам, включают в себя единицы общенаучного
фонда: автоматизированная система, классификация защиты,
критерий
безопасности
информации,
экологическая
катастрофа, экология, экспертиза, регресс, реципиент и др.
Основной способ образования новых номинантов – это
полилексемные единицы. Рассмотрим термины-словосочетания,
образованные
непосредственно
в
комплексных
терминосистемах с использованием терминов права и
иносистемных терминов. Такие термины могут быть разной
структурной сложности и включают в себя до пяти
знаменательных слов. Таким образом, по структурной
сложности можно выделить четыре основные группы терминовсловосочетаний:
двухкомпонентные,
трехкомпонентные,
четарехкомпонентные, пятикомпонентные.
В рамках этих четырех групп необходимо выделять
термины, базовым компонентом которых могут быть единицы
трех типов, в которых базовый термин принадлежит:
1) правовой терминологии;
2) терминосистеме-донору;
3) общенаучному фонду.
Форманты составных терминов по их принадлежности
также можно определить в соответствии с вышеуказанными
61
критериями. Их синтагматическая последовательность может
быть самой разнообразной.
Рассмотрим три типа полилексемных терминов в
соответствии с их структурной сложностью и характером
представленных в них базовых терминов и формантов на
примере двухкомпонентных терминов.
Тип 1. Базовый термин принадлежит правовой
терминологии:
а) информационное право: защита данных, защита
информации, защита от копирования, информационная
безопасность,
информационная
преступность,
информационное
правоотношение,
компьютерные
преступления, компьютерный саботаж, свобода информации,
компьютерное мошенничество);
б) медицинское право: права пациента, вред здоровью,
медицинское право, медицинское страхование, обязанности
пациента, ответственность медработника.
Тип 2. Базовый термин принадлежит терминосистемедонору.
а) информационное право: социальная информатика,
правовая
кибернетика,
правовая
информатика,
недокументированная информация
б) медицинское право: незаконная стерилизация,
принудительное лечение.
Тип 3. Базовый термин принадлежит общенаучному
фонду:
а) информационное право: анализ угроз, удостоверяющий
центр, уровень доступа;
б) медицинское право: констатация смерти, медицинская
услуга, календарь прививок, медицинская экспертиза,
медицинские
изделия,
телемедицинские
технологии,
медицинский эксперимент.
Соответственно и терминообразовательными формантами
могут быть единицы трех типов, в которых формант
принадлежит:
1) правовой терминологии;
2) терминосистеме-донору;
62
3) общенаучному фонду.
Тип 1. Формант принадлежит правовой терминологии:
а) информационное право: правовая информатика,
правовая кибернетика;
б) медицинское право: незаконная стерилизация.
Тип 2. Формант принадлежит терминосистеме-донору.
а) информационное право: информационные ресурсы,
информационные технологии, информационные системы,
электронное сообщение.
б) медицинское право: медицинское право, медицинское
страхование, медицинская услуга, медицинская этика,
ответственность пациента, права пациента, врачебная
ошибка.
Тип 3. Формант принадлежит общенаучному фонду:
а)
информационное
право:
активная
угроза,
интеллектуальная безопасность,
б) медицинское право: искусственное оплодотворение.
Следует отметить, что наибольшим разнообразием
отличаются базовые термины, так как их дифференциация при
помощи различного рода определителей, видимо, более значима
для терминосистемы.
Менее разнообразны собственно правовые и медицинские
форманты, так как дифференциация понятий комплексных
терминосистем с
их помощью
обусловлена
явным
преимущественным использованием доминантных понятий
отраслей: медицинский (-ая, -ое), правовой (-ая, -ое).
ЭМОТИВНАЯ ЛЕКСИКА
В СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
РОМАНА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕЛЫЕ НОЧИ»
З. П. Сафарова
Стерлитамакская государственная педагогическая академия
им. Зайнаб Биишевой, г. Стерлитамак, Россия, vechelina@mail.ru
Исследование эмотивной лексики интересно тем, что об
истинной природе человеческих чувств, страстей, эмоций, об их
63
силе можно узнать благодаря той форме, которую они
приобретают, попадая из внутреннего мира во внешний, то есть
благодаря слову. Изучение именно такой лексики является
важным и необходимым для осознания идейного смысла
художественного произведения. Эмоции героев произведения
представляют собой особую психологическую реальность.
Совокупность их в тексте - своеобразное множество,
изменяющееся по мере развития сюжета, отражающее
внутренний мир персонажа в различных обстоятельствах, в
отношениях с другими субъектами. Ведущая роль в раскрытии
эмоциональных состояний героев художественных текстов,
передаче представления об их эмоциональном мире и в
раскрытии конкретного авторского замысла принадлежит
лексическим средствам.
В семантическом пространстве романа Ф.И. Достоевского
«Белые ночи» представлены такие эмоции, как интерес,
любопытство, уважение, злоба, любовь, страсть и т.п.
Эмотивные смыслы выражены глаголами и глагольными
формами (не пощадили, хандрю, мучить, поразила, задумчивый,
оживиться, полюбить, обманулся, сжалось, очнулась,
оглянулась, спохватилась, трепетало, покраснела, потупилась,
робеть, отогнать, обнадежить, смеяться, вымаливать, боюсь,
стеснилось, обидеть, промечтаю, заплакал, влюбляйтесь,
рассердились, похвалила, расхохотавшись, сконфузившись),
словами категории состояния и наречиями (страшно, страстно,
откровенно, серьёзно, враждебно, холодно, угрюмо, сердито,
уныло, грустно, стыдно, горько, обидно, сладко, грустно,
внимательно, робко, жестоко, бесчеловечно, горячо, уныло,
тяжело, грустно) именами существительными (тоска,
одиночество, веселье, беспокойство, сожаление, страсть, смех,
досада, жалость, радость, испуг, горе, восторг, волнение,
робость, сострадание, дружба, сомнения, несчастье,
раскаяние, удивление, важность, строгость, разлука, чувство,
удовольствие, досада, боязнь, улыбка, грусть, отрада, мучение,
надежда, уныние, крик, боль, стыд, гордость, нетерпение,
рыдания, сомнение, нежность, боязнь, испуг, бескорыстие,
неверие, упрек, злость, волнения, насмешки, смущение,
64
слабость, оскорбление, великодушие, обман, смех, слёзы,
любовь, обида, блаженство, счастье), краткими и полными
прилагательными (сердитые, капризные (люди), глубокая
(тоска), жалобный (крик), сострадательная (любовь), глухое
(рыдание), братское (сочувствие), счастливый, доброе (сердце),
детским (смехом), обиженное, серьезной, скромной (она была),
жалобный (голос), серьёзный, гордый, благодарное, горячее
(сердце), благодарное (сердце), веселы, рады, откровенна,
сердита, счастливы, добры, превесело, несчастны, говорлива,
весела, шаловлива, нежна, робка).
В эмоциональной сфере персонажей романа «Белые ночи»
ключевыми являются
эмоции страх, гнев, печаль и
дополнительными - радость, спокойствие, любовь. Лексические
эмотивные единицы, обозначающие страх и раздражение,
преобладают в количественном отношении: «Дальше и дальше,
и нашло на меня: и сидеть-то я не сижу, и читать-то я не
читаю, и работать не работаю, иногда смеюсь и бабушке чтонибудь назло делаю, другой раз просто плачу. Наконец, я
похудела и чуть было не стала больна. Оперный сезон прошел, и
жилец к нам совсем перестал заходить; когда же мы
встречались -- всё на той же лестнице, разумеется, -- он так
молча поклонится, так серьезно, как будто и говорить не
хочет, и уж сойдет совсем на крыльцо, а я всё еще стою на
половине лестницы, красная как вишня, потому что у меня вся
кровь начала бросаться в голову, когда я с ним повстречаюсь».
Функционально-семантическое поле эмотивности в
романе Достоевского представлено двумя классами слов:
классом эмотивов со значением состояния (худо, тоска, весело,
беспокойство, удивление, усталость, сожаление, грусть,
смеяться, покорность, робость, раскаяние, досада, рыдание,
волнение, испуг, плакать, радоваться, счастливый, уныние,
замешательство, раскаяние, конфуз, печаль, пустота, грусть)
и классом эмотивов со значением отношения (сердиться,
любить, ненавидеть, приветлив, раскаяться, дружба,
внимание, братское сострадание, обнадежить, отогнать,
разлюбила, полюбила, не рассердились, неравнодушна,
раздражение, разлука). Каждая группа включает в себя
65
определенное количество микрополей разного объема. Так,
эмотивы со значением состояния в романе «Белые ночи» можно
подразделить на восемь микрополей - страха, раздражения,
печали, удивления, радости, волнения, страдания, спокойствия.
Например: «Я пишу к вам. Простите мне мое нетерпение; но я
целый год была счастлива надеждой; виновата ли я, что не
могу теперь вынести и дня сомнения? Теперь, когда уже вы
приехали, может быть, вы уже изменили свои намерения. Тогда
это письмо скажет вам, что я не ропщу и не обвиняю вас. Я не
обвиняю вас за то, что не властна над вашим сердцем; такова
уж судьба моя! Вы благородный человек. Вы не улыбнетесь и не
подосадуете на мои нетерпеливые строки. Вспомните, что их
пишет бедная девушка, что она одна, что некому ни научить
ее, ни посоветовать ей и что она никогда не умела сама
совладеть с своим сердцем. Но простите меня, что в мою душу
хотя на один миг закралось сомнение. Вы не способны даже и
мысленно обидеть ту, которая вас так любила и любит».
Класс эмотивов со значением отношения состоит из трех
микрополей - любви, ненависти, интереса. Например: «Но,
боже мой, как же мог я это думать? как же мог я быть так
слеп, когда уже всё взято другим, всё не мое; когда, наконец,
даже эта самая нежность ее, ее забота, ее любовь... да,
любовь ко мне, -- была не что иное, как радость о скором
свидании с другим, желание навязать и мне свое счастие?...
Когда он не пришел, когда мы прождали напрасно, она же
нахмурилась, она же заробела и струсила. Все движения ее, все
слова ее уже стали не так легки, игривы и веселы. И, странное
дело, - она удвоила ко мне свое внимание, как будто
инстинктивно желая на меня излить то, чего сама желала
себе, за что сама боялась, если б оно не сбылось. Моя
Настенька так оробела, так перепугалась, что, кажется,
поняла наконец, что люблю ее, и сжалилась над моей бедной
любовью. Так, когда мы несчастны, мы сильнее чувствуем
несчастие
других;
чувство
не
разбивается,
а
сосредоточивается...». Эмотивные смыслы, представленные в
романе Ф.М. Достоевского «Белые ночи» посредством
66
эмотивной лексики, отражают основное идейно-тематическое
содержание произведения.
Литература
8. Бабенко Л. Г. Лексические средства обозначения эмоций в
русском языке. Свердловск, 1989.
22. Каракчиева В.Л. Лексические средства обозначения эмоций
в художественном тексте. - Новосибирск, 2000.
26. Лазарев С.Н. Эмотивная лексика в художественной речи. СПб., 2001. 27. Лук А. Н. Эмоции и чувства. М., 1972.
48. Грачева И.В. Анализ произведений Ф.М. Достоевского. //
Литература в школе.- 2001.- №7.- С. 10-18.
49. Гуминский В.М. Ф.М. Достоевский. Язык его произведений
// Литература в школе. - 2002. -№ 9 .- С. 8-15.
УПОТРЕБЛЕНИЕ ЛЕКСЕМЫ «СЕРДЦЕ»
В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕЧИ И. С. ТУРГЕНЕВА
Ф. Ф. Суюшева
Стерлитамакская государственная педагогическая академия им.
Зайнаб Биишевой, г. Стерлитамак, Россия, vechelina@mail.ru
Понятие «сердце» является наиболее характерным для
русского языкового сознания и русской культуры. «Сердце»
занимает важное место в художественной языковой картине
мира И.C. Тургенева как русской национальной языковой
личности.
Основное значение лексемы «сердце», соотносимое с
физическими явлениями и ощущениями, несомненно,
отражается в многочисленных тургеневских контекстах.
Например: Сердце в ней ожило и стало биться громче, все
громче (Накануне). В художественной картине мира писателя
лексема «сердце» представлена в виде определенного
вместилища большого спектра эмоций, настроений, интуиции:
«Радость» − Сердце ее замирало от счастия (Накануне);
67
«Грусть» – Грустно стало ему на сердце, но не тяжело и
не прискорбно: сожалеть ему было не о чем, стыдится нечего
(Дворянское гнездо);
«Спокойствие» − Она к нему благоволила, но сердце ее
оставалось спокойным (Дворянское гнездо);
«Страх» – Елена взглянула на его резко обрисовавшийся
профиль, на его вытянутые руки, и внезапный страх защемил ей
сердце (Накануне);
«Горе» – Но есть слезы холодные, скупо льющиеся слезы:
их по капле выдавливает из сердца тяжелым и недвижным
бременем налегшее на него горе (Дворянское гнездо);
«Тоска» – А то здесь тоска мне просто сердце отдавила
(Дворянское гнездо);
«Искренность» – от чистого сердца; - Лица добрые,
молодые, с выражением чистосердечного внимания, участия,
даже изумления (Дворянское гнездо);
«Боль» – Сердце в нем ныло, и глаза не однажды
наполнялись слезами (Накануне);
«Удача» – Он привлекал к себе сердца (Дворянское
гнездо);
«Переживание» - Школьники не подозревали тогда, что
этот угрюмый, никогда не улыбавшийся господин, с
журавлиной походкой и длинным носом - сердцем сокрушался и
болел о каждом из них почти так же, как о собственном сыне
(Накануне).
В романах И.С. Тургенева лексема «сердце» активно
употребляется как символ средоточия любовных переживаний
человека: Нет, она его не любит, то есть она очень чиста
сердцем и не знает сама, что это значит: любить (Накануне).
Существительное «сердце» используется писателем также для
описания характера людей и их качеств:
«Великодушие»: Ее сердце так обширно, что обнимает
всю природу, до малейшего таракана или лягушки, словом все…
(Накануне).
«Доброта»: Вся проникнутая чувством долга, боязнью
оскорбить кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким,
68
она любила всех и никого в особенности; она любила одного
бога восторженно, робко, нежно (Рудин).
«Бесчувственность и бездушие»: «Почему же вам
кажется, что у Владимира Николаича сердца нет?» – спросила
она несколько мгновений спустя (Дворянское гнездо).
Произведения И.С. Тургенева наполнены отзвуками,
откликами, и это качество отражено в использовании
рассматриваемой лексемы: Он умел, ударяя по одним струнам
сердец, заставлять смутно звенеть и дрожать другие; Со
страниц книги, которого держал Рудин в руках дивные образы,
светлые мысли так и лились звенящими струями ей в душу, и в
сердце ее (Рудин).
В романах писателя фразеологизмы с лексемой «сердце»
в различных значениях используются для выражения оттенков
чувств, душевного состояния человека:
«Приятный, вызывающий симпатию»: Ты пришелся ей по
сердцу (Накануне).
«Раздраженнй»: − Полноте паясничать! – воскликнул с
сердцем Николай Артемьевич (Накануне).
«Беспокойный»: С сердцем отошел в сторону
(Дворянское гнездо).
«Выполняющий что-либо с большой неохотой, с
принуждением»: Скрепя сердце решился он переехать в Москву
на дешевые хлеба, нанял в Старой Конюшенной крошечный
низенький дом с саженным гербом на крыше и зажил
московским отставным генералом, тратя 2750 рублей в год
(Дворянское гнездо).
«Нерасположенный к кому-либо или к чему-либо»:
Сердце не лежит (Рудин).
«Испытывающий
постоянную
тревогу,
острое
переживание»: Школьники не подозревали тогда, что этот
угрюмый, никогда не улыбавшийся господин, с журавлиной
походкой и длинным носом - сердцем сокрушался и болел о
каждом из них почти так же, как о собственном сыне
(Накануне).
Актуальными для прозы И.С. Тургенева являются
словообразовательные модели с корнем -серд-: сердечный,
69
бессердечный. Данные лексемы употреблены в значении
«связанный с внутренним миром человека, его психическим
состоянием». Слово бессердечный используется в значении «без
сочувственного отношения к кому-нибудь, равнодушного к
людям», а слово сердечный - в значении «глубоко искренний,
сокровенный». Сравните: «Простить эту женщину, принять ее
опять в свой дом, ее, это пустое, бессердечное существо!»
(Дворянское гнездо) и «Ничего не оставалось бессмысленным,
случайным: во всем высказывалась разумная необходимость и
красота, все получало значение ясное и, в то же время,
таинственное, каждое отдельное явление жизни звучало
аккордом, и мы сами, с каким-то священным ужасом
благоговения, с сладким сердечным трепетом, чувствовали себя
как бы живыми сосудами вечной истины, орудиями ее,
призванными к чему-то великому... » (Рудин).
Исследуемая лексема входит в состав как именных, так и
глагольных конструкций. Наиболее яркими среди именных
конструкций являются атрибутивные сочетания, в которых
«сердце»
выполняет роль ключевого компонента. Под
атрибутивными характеристиками понимаются связи опорного
слова
с
прилагательными
и
причастиями
или
соответствующими оборотами: Он хороший человек, с добрым
сердцем и знающий… (Рудин).
Атрибутивные связи показывают, каким представляет
автор определяемый объект, какие его черты он стремится
выделить. Здесь важен не только весь спектр определений, но и
их повторяемость, устойчивость образов. Сопоставив набор
определений
к
слову
«сердце»,
можно
выстроить
синонимические ряды: с одной стороны, сердце − любящее,
доброе, нежное, а с другой – черствое, злое, суровое. Писатель
характеризует «сердце» как позитивно (доброе,
нежное,
молодое, успокоенное, мягкое, любящее, отличное и др.), так и
негативно (неспокойное, злое, жестокое и др.). Например: Она
благоговела перед Марфой Тимофеевной, и та ее очень любила,
хотя подтрунивала над ее нежным сердцем (Дворянское
гнездо); А я уверена, что кроме ума, у него и сердце должно
быть отличное (Дворянское гнездо).
70
Следовательно, лексема «сердце» в творчестве И.С.
Тургенева
используется для характеристики различных
эмоциональных состояний персонажей, преимущественно
позитивных. Некоторые атрибутивные характеристики лексемы
«сердце» могут быть антонимичными по семантике. Писатель
описывает «сердце» как слабое и сильное, доброе и злое, легкое
и тяжелое. Сравните: Точно также случается и с старой
любовью в сильном сердце: она уже вымерла, но все еще
держится; только другая, новая любовь может ее вылечить
(Рудин); Он слишком слаб сердцем (Накануне); Видно Варвара
Павловна решилась не давать мне жить», – подумал он с
волнением злобы на сердце (Дворянское гнездо); Я знаю, что
сердце у вас добрейшее (Рудин).
Отметим группу глаголов, в сочетании с которыми
лексема «сердце» выступает в качестве субъекта действия.
1.
С глаголами, описывающими деятельность
«сердца» как анатомического органа (сжаться, забиться,
стучать, биться, болеть и др.): В глазах у каждого восторг
щеки пылают и сердце бьется (Рудин).
2.
С глаголами, выражающими эмоции и чувства, и
глаголами, передающими эмоциональное состояние без какихлибо внешних проявлений (разрываться, тосковать,
успокоиться, дрогнуть, волноваться и др.): Сердце ее,
потрясенное недавними впечатлениями, не могло успокоиться
(Накануне);
3.
С глаголами речи (отвечать, диктовать,
говорить): От него и веяло свежестью и тишиной, той
кроткой, счастливой тишиной, на которое сердце человека
отзывается сладким томлением тайного сочувствия (Рудин).
4.
С глаголами ментальной деятельности (не верить
и др.): Сердце не хочет верить… (Рудин).
5.
С глаголами физического действия (катится,
отошел и др.): Как я вспомню, куда ты хочешь ехать, сердце у
меня так и покатится! (Рудин).
Отметим сочетаемость лексемы «сердце» с объектными
глаголами:
71
1.
С глаголами, выражающими проявление любви и
заботы (покорить, завоевать, привлекать): Марья Дмитриевна
наследовала Покровское, но недолго жила в нем; на второй же
год после ее свадьбы с Калитиным, который в несколько дней
успел покорить ее сердце (Дворянское гнездо).
2.
С
глаголами
физического
действия,
передающими душевное состояние (охватывать, давить):
Берсенев прислонился к двери. Чувство горестное и горькое, не
лишенное какой-то странной отрады, сдавило ему сердце
(Накануне).
3.
С глаголами речи (отвечать, диктовать,
говорить): Чинно стоявший народ, родные лица, согласное
пение, запах ладану, длинные косые лучи от окон, самая
темнота стен и сводов – все говорило его сердцу (Дворянское
гнездо).
Таким образом, И. С. Тургенев значительно чаще
использует лексему «сердце» в сочетании с субъектными
глаголами, чем с объектными. Обратим внимание на
употребление лексемы «сердце» в языковой картине мира
писателя в индивидуально-авторском значениях:
а) «выражающий стыд, смущение»:
…но на сердце у него было смущение, и он ушел наконец,
тайно недоумевая... Он чувствовал: что-то было в Лизе, куда
он проникнуть не мог; Он не умел сходиться с людьми;
двадцати трех лет от роду, с неукротимой жаждой любви в
пристыженном сердце.
(Дворянское гнездо);
б) «выражающий патриотизм человека»:
– Я слишком долго пробыла за границей, Марья
Дмитриевна, я это знаю; но сердце у меня всегда было русское,
и я не забывала своего отечества.
(Дворянское гнездо);
72
в) «неопытный, незрелый»:
Подобно весне, красота Венеции и трогает и
возбуждает желания; она томит и дразнит неопытное сердце,
как обещание близкого, не загадочного, но таинственного
счастия.
(Накануне);
г) «девственное, чистое»:
О, сердце девушки – это чистое золото!
(Рудин);
д) «познание самого себя»:
Вероятно, изучение собственного сердца, в котором я с
каждым днем открываю все более и более дряни.
(Рудин).
Таким образом, в художественной речи И. С. Тургенева
лексема «сердце» используется, прежде всего, для обозначения
разнообразных чувств, эмоций, переживаний и настроений
человека.
Литература
1.
Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ
художественного текста. М.: Флинта: Наука, 2003.
2.
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские
словари, 1996.
3.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского
языка. М.: Изд-во «Электронный мир», 2003.
73
Секция 6. Германские языки
МЕТОНИМИЗАЦИЯ КАК КОГНИТИВНОСЕМАНТИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ
НЕОЛОГИЗАЦИИ СОМАТИЧЕСКОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ
НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА
И. А. Тараба
ЖДУ имени Ивана Франка, г. Житомир, Украина
irinataraba@mail.ru
Исходя из того, что метонимия − это когнитивная модель,
концептуальная структура, между элементами которой
существуют отношения смежности, мы с уверенностью можем
утверждать, что эта модель "накладывается" на определенное
концептуальное пространство и придает ему заложенную в нем
структуризацию [3: 78]. Это может бать осмысление объектов,
или события в терминах их частей, признаков и т.д. Результатом
того, что метонимическая модель "накладывается" на уже
структурированное пространство, или, другими словами, на
определенный фрейм как конвенционную форму представления
фрагмента знаний, является переструктуризация этого фрейма.
Несмотря на это, констатируем целый ряд переносов,
которые, как отмечает Б. Уоррен, могут быть квалифицированы
как "метафора в метонимии" ("metaphors-in-metonyms") и
"метонимия в метафоре" ("metonyms-in-metaphors") [1: 95].
Исследователи В. Крофт и Д. Алан Круз фокусируют наше
внимание на глубинной связи этих понятий и в связи с этим
выделяют явление метафтонимии ("metaphtonymy") [2: 218].
Именно потому мы позиционируем тот факт, что вопрос
особенностей процессов метонимизации и метафоризации
находится в плоскости активных лингвистических дисскусий и
репрезентирует актуальность данного исследования.
К сожалению, четко определенный обьем нашего
исследования позволяет нам остановится на одном из
процессов, поэтому в контексте данного исследования мы
рассмотрим
и
проанализируем
продуктивность
и
74
перспективность метонимических переносов на материале
немецкой соматической фразеологии.
Нами было выделено 4 основные сферы, в которых
происходят метонимические переносы, в результате которых,
как мы считаем, происходит неологизация соматической
фразеологии немецкого языка: 1. социально-моральная сфера; 2.
социально-эстетическая сфера; 3. политическая сфера; 4.
религиозная сфера.
1. Социально-моральная сфера демонстрирует нормы
человеческого поведения, общественного сознания, отношения
людей и внутренний мир человека, например: Bauchweh zu →
Angst; Herz, Herzchen zu → guter, gutherziger Mensch;
2. Социально-эстетическая сфера презентует соответствие
эстетическим
требованиям
общества.
Метонимические
переносы
возникают с
целью
замены неприятных,
некультурных названий предметов, явлений, вещей, или
некоторых частей тела, которые необходимо завуалировать,
преподнести в смягченном, приукрашенном виде, например:
Pommespanzer zu → korpulente Person, Schlafnase zu →
langweiliger Mensch, Kaktuskopf zu → stacheliger Charaktertyp;
3. Политическая сфера эксплицирует политические,
экономические, социальные изменения в стране, регионах,
странах, например: Gedächtnisacker zu → Kasernenhof;
4. Религиозная сфера отображает совокупность духовных
представлений, которые основываются на вере в существование
Бога, сверхъестественные силы, а также соответствующее
поведение и действия человека, например: Knochenmann zu →
Tod.
Результаты проведенного исследования позволяют
утверждать, что метонимия является моделью исходного
знания, когнитивным инструментом языковой категоризации,
благодаря которому вербализируются социально-значимые для
современного языкового сознания явления и предметы и, кроме
того, продуцируются новые понятия, что способствует
неологизации лексического состава языка.
Неологизация как комплексный лингвокогнитивный
процесс нацелена на обновление языковой картины мира, в
75
частности, соматической фразеологии немецкого языка.
Признания того, что главным признаком парадигмального
пространства
современной
лингвистики
является
антропоцентризм, исключает анализ любых лингвальных и
экстралингвальных факторов без обращения к когнитивным
структурам. Именно потому под метонимией мы подразумеваем
не просто процессы переноса названий, или наименований, но и
ассоциативно-образные
механизмы
лингвокреативного
мышления человека, в результате действия которых происходит
перекатегоризация его опыта.
Перспективным вектором последующих лингвистических
поисков является когнитивно-дискурсивный анализ данного
явления,
который
предоставит
ценные
сведения
о
номинативном потенциале нового слова и универсальных
принципов фиксации, аккумуляции, воспроизведении в
сознании человека определенного, им самим осмысленного
фрагмента реального мира.
Литература
1.
Debatin B. Die Rationalität der Metapher. Eine
sprachlichphilosophische
und
kommunikationstheoretische
Untersuchung / B. Debatin. − Berlin: De Gruyter, 1995. − 314 S.
2.
Radden G. Konzeptuelle Metaphern in der kognitiven
Semantik / G. Radden // Kognitive Linguistik und
Fremdsprachenerwerb. − Tübingen: Narr, 1994. − S. 69-87.
3.
Römer Ch. Lexikologie des Deutschen. Eine Einführung /
Ch. Römer, B. Matzke. − Tübingen: Narr, 2003. − 226 S.
76
АНАЛИЗ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
ЭВФЕМИСТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА
В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
А. О. Холмогоров
Дальневосточный Федеральный Университет, г. Владивосток,
Россия, khol1986@mail.ru
Настоящая работа посвящена анализу фразеологических
единиц эвфемистического характера в английском языке.
Данная группа лексики, относящаяся к вариативным средствам
языка, представляет значительный исследовательский интерес,
т.к. обнаруживает зависимость как от непосредственной речевой
ситуации и статусов коммуникантов, так и от макрофакторов
социокультурного порядка – доминантного типа культуры,
национальной психологии, ценностно-нормативных установок
общества.
Исследование проводилось с применением следующих
лингвистических методов: семантический анализ, структурноморфологический
анализ,
стилистический
анализ,
количественный анализ.
В контексте семантического анализа проведена
тематическая классификация исследуемых фразеологизмов, а
также классификация по способу номинации и на основе
принадлежности к территориальному варианту английского
языка.
Выполненная
тематическая
классификация
систематизировала проведённые исследования в рамках
семантического анализа, при этом сформировалось 7 основных
групп, представляющих собой составные части исследуемой
выборки, расположенные в порядке убывания своей
распространенности. Данные представлены в таблице.
77
Таблица
Тематическая классификация фразеологизмов
Тематические группы
фразеологизмов
Распространенность
группы
количество
% к выборке
Физиология человека
97
32,8
Внутренний мир человека
61
20,7
Нелегальная деятельность
46
15,5
Отношения полов
31
10,3
Экономическая сфера
25
8,6
Разное
21
6,9
Внешний вид человека
15
5,2
Как видно из вышеприведённой таблицы, наибольшее
распространение получили фразеологические эвфемизмы,
раскрывающие понятия из личной жизни человека (физиология
и внутренний мир человека). Понятия же, отражающие
взаимоотношения людей в обществе (нелегальная деятельность,
отношения полов, экономика, внешний вид), находят меньшее
количественное выражение. Из этого можно заключить, что
понятия, относимые к личной жизни человека, являются более
ценными для носителей данной культуры, вследствие чего
подлежат эвфемизации в большей мере.
Из представленного анализа выявлено, что наиболее
продуктивными средствами номинации фразеологических
эвфемизмов являются метафорический перенос (33%) и
расширение семантического значения (25%). Меньшую степень
продуктивности показали аббревиация (14%) и метонимический
78
перенос (9%). Малую долю в ряду средств номинации
фразеологических
эвфемизмов
заняли
аллюзия
(7%),
олицетворение (5%), эпонимия (4%) и вульгаризмы (3%).
Фразеологические единицы эвфемистического характера
также подразделяются согласно принадлежности к британскому
либо американскому варианту английского языка. Проведенный
анализ показал, что фразеологические эвфемизмы британского
происхождения количественно доминируют. Американский
вариант языка в данном исследовании представлен 5,7%
фразеологических эвфемизмов (38 примеров), относящихся к
таким тематическим полям, как проституция, ведение военных
действий, сокращение штата, экономические и должностные
правонарушения, наркотики, операции по перемене пола и
прерыванию беременности. Поскольку около 70 % носителей
английского языка проживают на территории США, именно
этот языковой вариант постепенно становится доминирующим,
хотя ранее учебные пособия и культура речи в основном
опирались на британский вариант.
Для структурного анализа методом сплошной выборки
была взята группа фразеологических эвфемизмов. В контексте
данной работы структурный анализ подразумевает группировку
объектов исследования по принципу расположения ядра и
компонентам,
входящим
в
состав
рассматриваемых
фразеологизмов.
Из
анализа
фразеологических
эвфемизмов
с
субстантивным ядром следует, что имеется тенденция к
регрессивной связи компонентов фразеологизмов. Также
обнаружено, что модель Adj+N доминирует над остальными
структурными моделями в данной классификации, что
обуславливается
интралингвистическими
особенностями
английского языка. Кроме того, двусоставные фразеологические
единицы
(127
примеров)
количественно
значительно
превосходят трехсоставные (39 примеров), что объясняется
стремлением языка как системы к экономии лингвистических
средств.
Из анализа фразеологических эвфемизмов с глагольным
ядром следует, что, двусоставные объектные фразеологические
79
единицы, образованные по модели V+N, количественно
доминируют над остальными фразеологическими эвфемизмами
данного класса, что объясняется стремлением языка, как
системы, к экономии средств. Кроме того в 95,2%
рассмотренных случаях в состав фразеологизмов входили
существительные, что подтверждает стремление английского
языка к субстантивации.
Анализ, что фразеологические эвфемизмы с адъективным
ядром стремятся к структурной модели регрессивного характера
Adv +Adj. В количественном отношении наблюдается
тенденция к сокращению числа компонентов – двусоставные
фразеологизмы значительно преобладают (77,6%).
Представленный структурный анализ фразеологических
эвфемизмов обнаруживает тенденцию к преобладанию
двухкомпонентных фразеологизмов над многокомпонентными,
что объясняется стремлением языка как системы к экономии
лингвистических
средств.
Также
выявлено,
что
фразеологические единицы эвфемистического характера с
субстантивным ядром (62,5%) количественно преобладают над
фразеологическими эвфемизмами с глагольным (22%) и
адъективным ядром (15,5%), а в 92,3% рассмотренных случаях в
состав структурных моделей входили существительные, что
подтверждает стремление английского языка к номинации.
В результате стилистической классификации выявлено,
что большинство фразеологических единиц эвфемистического
характера относятся к группе «Сленг» (74%), далее следуют
фразеологизмы, называющие понятия из профессиональной
деятельности – жаргонизмы (23%) и наименьшую группу
составляют стилистически вульгаризмы (3%).
80
К ВОПРОСУ О ГРАНИЦАХ
АНГЛИЙСКОГО ВНУТРЕННЕГО ДОПОЛНЕНИЯ
О. Г. Шевченко
Камчатский государственный университет имени Витуса Беринга,
г. Петропавловск-Камчатский, Россия, shevchenkoog@mail.ru
В последнее время среди исследователей английского
синтаксиса наблюдается возрастающее внимание к одному из
типов дополнения, а именно к внутреннему, или родственному
дополнению. Однако границы этого члена предложения до сих
пор не определены однозначно. Прежде всего, лингвисты
расходятся во мнениях относительно места внутреннего
дополнения не только среди типов дополнения, но и всей
системы второстепенных членов предложения. Внутреннее
дополнение нередко характеризуется как повторяющее значение
непереходного глагола [3, 224]. Наиболее типичными примерами
внутреннего дополнения являются предложения следующей
структуры: Finally, Jeb yawned a huge yawn that had me and Jamie
doing the same (S. Meyer). She was afraid of the house where Eden’s
wife had died a horrible death (M. Kaye). Дополнения a huge yawn,
a horrible death граничат по своему значению с обстоятельствами
образа действия, поскольку фактически не обозначают объект
действия, выраженного глаголом, а дают характеристику этому
действию.
Такая особенность дополнений ярко демонстрирует
прототипический характер системы второстепенных членов
предложения, где внутри каждого из них можно обнаружить
ядро и периферию; в области периферии наблюдаются
образования, совмещающие в себе черты различных членов
предложения.
Именно сюда
относятся «семантически
избыточные объекты», как называет их Н.А. Кобрина [2, 282].
Исследователи отмечают, что to live a happy life и to live happily,
безусловно, различаются оттенками передаваемых значений
(конструкции типа to live a happy life более эмфатичны) [3, 223].
Кроме того, они выполняют определенное коммуникативное
назначение, выражая ограничительную характеристику, а также
ввиду недостаточного количества наречий, способных передать
81
качество действия (так, невозможно перефразировать сочетание
to smile an evil smile, используя наречие, поскольку
соответствующего наречия в английском языке нет [2, 282.]
В исследованиях, посвященных внутреннему дополнению,
границы этого члена предложения нередко обозначены не
вполне четко. Нормативные грамматики, как правило, приводят
типичные примеры, где глагол-сказуемое и существительноедополнение имеют или одну и ту же основу: She smiled a slow
grudging smile (Ph. Gregory), или близки этимологически (в этих
случаях данные слова нередко имеют различное происхождение,
будучи заимствованными из других языков): Tom ran a race
(W.L. Chafe). Согласно точке зрения И.И. Прибыток, ввиду того,
что предшествующий внутреннему дополнению глагол, будучи
непереходным, не нуждается в дополнении, было бы логично
квалифицировать такие конструкции как смешанное глагольноименное сказуемое (подобно The moon rose red). Однако этого не
позволяет сделать то обстоятельство, что в предложении She died
a dreadful death компоненты died и a dreadful death относятся к
разным субъектам, и это становится ясным при трансформации:
She died. Her death was dreadful [3, 224]. Тем не менее, сама
возможность трактовки внутреннего дополнения как компонента
сказуемого свидетельствует о сложности установления
синтаксического статуса этого компонента предложения.
С другой стороны, возникает вопрос, какие же
образования следует включить в сферу внутреннего дополнения.
Согласно общеизвестным правилам, внутреннее дополнение
сопровождается определением; кроме того, в единственном
числе
данному
существительному
предшествует
неопределенный артикль [4]. Однако изучение фактического
материала свидетельствует о том, что нередко наблюдаются
случаи, когда существительное в функции внутреннего
дополнения используется с определенным артиклем; обычно это
обусловлено наличием определения ограничительного типа: It is
you who will have to live the life you choose – none of us (Ph.
Gregory). Кроме того, существительному может предшествовать
притяжательное местоимение; его использование играет особую
роль, так как описывается характерная черта, присущая лишь
82
данному, конкретному лицу: And she sniffed her usual sniff of
displeasure (P. Traverse) Richard smiled his angelic smile (Ph.
Gregory). Наконец, определение при существительном может
вовсе отсутствовать: I was tumbling downwards into a madness
where I could dream the dream in real life (Ph. Gregory). По
мнению Г.А. Вейхмана, такое дополнение является средством
передачи значения результата действия, обозначенного
глаголом [1, 478].
Изучая особенности структуры внутреннего дополнения и
сочетаемость существительного, используемого в этой функции,
лингвисты установили две основные разновидности данного
члена предложения: 1) разновидность, воплощающая наиболее
характерные черты данного члена предложения, обычно
описываемые в грамматиках (основа, одинаковая для
существительного
и
непереходного
глагола,
наличие
определения и неопределенного артикля); 2) прочие
разновидности, для которых общим является сходство или
идентичность семантики существительного и глагола; прочие
характерные черты могут не проявляться.
Особую проблему представляет признак схожести смысла
существительного и глагола. Статус примеров внутреннего
дополнения, где наблюдается повтор основы, сомнений не
вызывает.
Однако
довольно
сложно
оказывается
квалифицировать дополнение как внутреннее при схожести
семантики глагола и существительного, имеющих разные
основы, поскольку установление предела этой схожести может
оказаться нелегкой задачей. С одной стороны, в предложениях
такого рода проявляется один из основных признаков
внутреннего дополнения – его использование с непереходными
глаголами; с другой – переходность английского глагола не
принадлежит к числу его постоянных характеристик, и в
определенных
контекстах
многие
глаголы
могут
функционировать то как переходные, то как непереходные: She
wept bitter tears (A. Maltz). Кроме того, в ряде случаев сходство
семантики практически не усматривается, хотя в научной
литературе дополнение и может квалифицироваться как
83
внутреннее: He sighed approval and shifted his body (L. Fairstein)
[1, 478].
Наконец, следует заметить, что сочетание глагола с
существительным, образующим внутреннее дополнение,
способно использоваться и в других синтаксических функциях,
при этом глагол может становиться зависимым от
существительного: But the English country life, as lived in the
mansions of the great, has a powerful attraction for me (A. Christie),
где life – подлежащее, lived – определение; Save your brother, he
is young, he still has life to live (M. Levy), где life – прямое
дополнение, to live – определение. Таким образом, отношения
между компонентами подобных структур богаче и
разнообразнее, чем зависимость дополнения от глагола, и в ряде
случаев эта зависимость приобретает обратную направленность.
Литература
1. Вейхман Г.А. Грамматика текста: Учеб пособие по
английскому языку / Г.А. Вейхман. – М.: Высшая школа, 2005.
2. Кобрина
Н.А.
Теоретическая
грамматика
современного английского языка: Учеб. пособие / Н.А. Кобрина,
Н.Н. Болдырев, А.А. Худяков. – М.: Высшая школа, 2007.
3. Прибыток
И.И.
Теоретическая
грамматика
английского языка = Theory of English Grammar : учеб. пособие
для студ. лингв. вузов и фак. ин. языков / И.И. Прибыток. – М.:
Издательский центр «Академия», 2008.
4. Jones, Michael Allen. Cognate Objects and the Case Filter
// Journal of Linguistics 24 - 1988, 89-111.
5. Sailer, Manfred. The Family of English Cognate Object
Constructions // Proceedings of the HPSG 10 Conference. Universite
Paris 7, France. 2010. CSLI Publications. http://cslipublications.stanford.edu/
84
Секция 7. Теория языка
СПЕЦИФИКА ТЕРМИНООБРАЗОВАНИЯ
В НОВЫХ КОМПЛЕКСНЫХ
ТЕРМИНОСИСТЕМАХ ПРАВА
М. А. Левина
Саратовская государственная юридическая академия,
г. Саратов, Россия, mlevina@sgap.ru
В настоящее время в связи с одновременным процессом
дифференциации различных наук и интеграции их понятийного
и
терминологического
аппарата
с
понятийным
и
терминологическим аппаратом других наук возникают новые
терминологические системы, имеющие комплексный характер.
Такие терминосистемы принято еще называть вторичными.
Особенно активно подобные терминосистемы образуются
в последние десятилетия в правовой науке. Среди них можно
назвать терминосистемы горного права, информационного
права, спортивного права, медицинского права, торгового права,
страхового права и др.
Подобные терминосистемы обладают как сходными, так и
различными
характеристиками
номинативных
единиц,
формирующих терминосистемы, поэтому цель данной работы –
выявить основные особенности терминов двух комплексных
терминосистем права – терминологии информационного права и
медицинского права.
Формальные особенности терминов хорошо изучены в
современном
терминоведении.
Известно,
что
терминологичность в сфере образования специальных
номинативных единиц обусловлена тем, что термины
представлены универбами и словосочетаниями, которые
выполняют одинаковые функции в терминосистеме, выражая
понятия определенной отрасли знания. Как правило,
словосочетания представляют собой видовые образования
(право – гражданское право). Тем не менее, в терминосистеме
нельзя установить жесткой соотнесенности универбов с
родовыми, а полилексемных терминов – с видовыми понятиями.
85
Например, термин преступления против личности – видовой по
отношению к термину преступление, а термин-универб кража –
видовой по отношению к термину преступления против
личности.
Практически все терминоведы отмечают значительное
преобладание многокомпонентных терминов в разных
терминосистемах. Рассмотрение формальной стороны терминов
важно для любых терминосистем, в том числе и для новых,
поскольку структурные особенности терминов неизбежно
влияют на их семантику. После вхождения в новую
комплексную
терминосистему
такие
термины
могут
использоваться в той же форме, в которой они используются в
терминосистеме-доноре, они могут становиться частями
составных терминов, занимая различные позиции в
словосочетании (опорное слово или уточняющий компонент формант). Такое формальное разнообразие не только может
свидетельствовать о полной рецепции термина иной
терминосистемой, но и об определенном месте термина в
терминосистеме. Таким образом, формальная сторона терминов
помогает
исследовать
и
семантическую
специфику
привлеченных терминов (если таковая появляется у него в
адаптирующей терминосистеме), а также особенности
системной организации вновь образующихся терминосистем.
Материал исследования показывает, что ни в одной из
рассматриваемых терминосистем нет терминов-универбов,
образованных непосредственно в каждой из комплексных
терминосистем на основе словообразования, то есть отсутствует
такой важный источник пополнения терминосистем как
морфологический. Этот признак можно считать спецификой
комплексных
терминосистем,
поскольку
в
каждой
терминосистеме, не являющейся вторичной, исследователи
регистрируют значительное число универбов, образованных при
помощи аффиксации, словосложения, словосложения с
суффиксацией.
Аффиксация в современных терминосистемах, как
правило,
представлена
меньшим
инвентарем
словообразовательных морфем по сравнению с их количеством
86
в общелитературном языке, что свидетельствует об
избирательном действии терминосистемы в отношении
словообразовательных средств языка. Часто определенные
аффиксы имеют особое значение для терминосистем, например,
суффикс -НИj(е) и префикс КОНТР- в русском языке.
Признаком первичных терминосистем является усиленная
словообразовательная системность, что, по сути, характеризует
один из аспектов проявления терминологичности языкового
знака.
Отсутствие образования аффиксальных терминов в
комплексных терминосистемах обусловлено как раз их
смешанным характером. При формировании подобных
терминосистем нет необходимости создавать новые термины.
Гораздо важнее для вторичных комплексных терминосистем
оказывается использование терминов первичной базовой
терминосистемы (в нашем случае терминологии права) и
привлеченных терминов из терминосистем доноров, а также
образование полилексемных номинантов, отражающих вновь
возникающие взаимосвязи разносистемных терминов в новой
терминосистеме.
Лексико-семантический способ образования терминов в
комплексной терминосистеме также не обнаружен. Подобные
термины,
как
правило,
проникают
в
комплексные
терминосистемы
из
терминосистем-доноров:
вирус
(компьютерный), дыра (в информационной безопасности).
В двух исследуемых комплексных терминосистемах
имеется значительное количество терминов права и
иносистемных терминов, используемых в «готовом» виде:
1) термины права: авторское право, банковская тайна,
гарантия защиты, государственная тайна, гриф секретности,
допуск к государственной тайне, охрана авторского права,
охрана смежных прав, источники права, коммерческая тайна,
нотариальное заверение (информационное право); вина, дача
взятки, дееспособность, завещание, нетрудоспособность,
опека, попечительство, прекращение права, трудоспособность,
усыновление, халатность (медицинское право).
2) термины информатики (а) и медицины (б):
87
а) автоматизированная система, анализ трафика,
аналоговый сигнал, архитектура вычислительной системы,
база данных, виртуальная реальность, вредоносная программа,
глобальная сеть связи, жесткий диск, информационная
инфраструктура, информационная среда и др.;
б) болезнь, вакцинация, донорство, заболевание,
карантин, искусственное оплодотворение, клиническая смерть,
лекарственные средства, лечащий врач, медицинская помощь,
патронаж, пациент, рецепт, трансплантация, травма,
умирание, эпикриз и др.
Ряд терминов, которые мы относим к рассматриваемым
терминосистемам, включают в себя единицы общенаучного
фонда: автоматизированная система, классификация защиты,
критерий
безопасности
информации,
экологическая
катастрофа, экология, экспертиза, регресс, реципиент и др.
Основной способ образования новых номинантов – это
полилексемные единицы. Рассмотрим термины-словосочетания,
образованные
непосредственно
в
комплексных
терминосистемах с использованием терминов права и
иносистемных терминов. Такие термины могут быть разной
структурной сложности и включают в себя до пяти
знаменательных слов. Таким образом, по структурной
сложности можно выделить четыре основные группы терминовсловосочетаний:
двухкомпонентные,
трехкомпонентные,
четарехкомпонентные, пятикомпонентные.
В рамках этих четырех групп необходимо выделять
термины, базовым компонентом которых могут быть единицы
трех типов, в которых базовый термин принадлежит:
1) правовой терминологии;
2) терминосистеме-донору;
3) общенаучному фонду.
Форманты составных терминов по их принадлежности
также можно определить в соответствии с вышеуказанными
критериями. Их синтагматическая последовательность может
быть самой разнообразной.
Рассмотрим три типа полилексемных терминов в
соответствии с их структурной сложностью и характером
88
представленных в них базовых терминов и формантов на
примере двухкомпонентных терминов.
Тип 1. Базовый термин принадлежит правовой
терминологии:
а) информационное право: защита данных, защита
информации, защита от копирования, информационная
безопасность,
информационная
преступность,
информационное
правоотношение,
компьютерные
преступления, компьютерный саботаж, свобода информации,
компьютерное мошенничество);
б) медицинское право: права пациента, вред здоровью,
медицинское право, медицинское страхование, обязанности
пациента, ответственность медработника.
Тип 2. Базовый термин принадлежит терминосистемедонору.
а) информационное право: социальная информатика,
правовая
кибернетика,
правовая
информатика,
недокументированная информация
б) медицинское право: незаконная стерилизация,
принудительное лечение.
Тип 3. Базовый термин принадлежит общенаучному
фонду:
а) информационное право: анализ угроз, удостоверяющий
центр, уровень доступа;
б) медицинское право: констатация смерти, медицинская
услуга, календарь прививок, медицинская экспертиза,
медицинские
изделия,
телемедицинские
технологии,
медицинский эксперимент.
Соответственно и терминообразовательными формантами
могут быть единицы трех типов, в которых формант
принадлежит:
1) правовой терминологии;
2) терминосистеме-донору;
3) общенаучному фонду.
Тип 1. Формант принадлежит правовой терминологии:
а) информационное право: правовая информатика,
правовая кибернетика;
89
б) медицинское право: незаконная стерилизация.
Тип 2. Формант принадлежит терминосистеме-донору.
а) информационное право: информационные ресурсы,
информационные технологии, информационные системы,
электронное сообщение.
б) медицинское право: медицинское право, медицинское
страхование, медицинская услуга, медицинская этика,
ответственность пациента, права пациента, врачебная
ошибка.
Тип 3. Формант принадлежит общенаучному фонду:
а)
информационное
право:
активная
угроза,
интеллектуальная безопасность,
б) медицинское право: искусственное оплодотворение.
Следует отметить, что наибольшим разнообразием
отличаются базовые термины, так как их дифференциация при
помощи различного рода определителей, видимо, более значима
для терминосистемы.
Менее разнообразны собственно правовые и медицинские
форманты, так как дифференциация понятий комплексных
терминосистем с
их помощью
обусловлена
явным
преимущественным использованием доминантных понятий
отраслей: медицинский (-ая, -ое), правовой (-ая, -ое).
90
Секция 8. Сравнительно-иторическое,
типологическое и сопоставительное
языкознание
СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СЛОЖНЫХ СЛОВ
С ГЛАГОЛЬНЫМ КОМПОНЕНТОМ
ВО ФРАНЦУЗСКОМ И ТАТАРСКОМ ЯЗЫКАХ
Э. Н. Гайфутдинова
НФ Поволжской ГАФКСиТ, г. Набережные Челны, Россия
elsa_gaif@mail.ru
Решая проблему образования сложных слов, ученые
направляют
наибольшее
внимание
на
определение
закономерностей словосложения, а семантическая сторона
остается до сих пор мало изученной, хотя неоспорим тот факт,
что семантические факторы играют большую роль в
словообразовании и в словосложении в частности. Поэтому мы
поставили перед собой задачу выявления и сравнения
семантических особенностей сложных слов с глагольным
компонентом исследуемых языков.
Семантическая
структура
слова
явление
многоплановое, объединяющее разные типы значений. «Слово
заключает в себе указание на известное содержание,
свойственное только ему одному, - писал А.А. Потебня - вместе
с тем указание на один или несколько общих разрядов,
называемых грамматическими категориями, под которые
содержание слова подводится наравне с содержанием многих
других». Указание на «общие разряды» составляет сущность
грамматического значения слова, указание же на «известное
содержание, свойственное только ему одному» - сущность
лексического значения. Лексическое значение слов неодинаково
по своей сложности и структуре. Семантическая структура
отдельных слов может быть довольно сложной.
Лингвисты говорят о различной избирательности
способности языков, которую понимают как неодинаковое
оформление информации об отражаемой реальности. Одни и те
же вещи, факты и события народы называют по-разному. И это
91
объясняется не только тем, что в их распоряжении находятся
неодинаковые языковые формы: звуки, слова, предложения, но
еще и тем, что сам процесс организации смысла протекает у
разных народов неодинаково. Сложение слов - это процесс, в
течение которого формируется нужное наименование.
Многообразие значений сложных слов с глагольным
компонентом обусловило возможность выделения семи
основных лексико-семантических групп:
1. Обозначение конкретных предметов.
Эта группа подразделяется на 7 тематических рядов,
два из которых совпадают в обоих исследуемых языках.
a) Oбозначение технического приспособления в области
судостроения, автомобилестроения, аэронавтики ( un porte-avion
«авианосец», un brise-glace «ледокол», субулэр «водораздел» ).
b) обозначение названий флоры и фауны (un perce-neige
«подснежник», une passe-rose «садовая мальва», un pique-boeuf
«буйволовая птица», un arrete-boeuf «стальник колючий»
урмэкучкач «кузька (жук)», йозьяшэр «столетник», тиреашар
«кожеед», кошкунмас «крушина»).
Во
французском
языке
выявлены
следующие
специфические тематические ряды данной группы:
a) Oбозначение предметов обихода (un cache-pot «кашпо»,
un cache-radiateur «маскировочный экран радиатора», un couvrelit «покрывало», un garde-manger «шкавчик для провизии»).
b) наименование одежды (un cache-sexe «плавки», un
cache-misere «одежда, скрывающая лохмотья»).
c) название еды (une croque -madame «сандвич», un
croque-monsieur «сандвич с сыром»,
un sot-l ’y-laisse «мясо возле гузки»).
d) обозначение приспособлений и инструментов (une
emporte-piece «пробойник», une cure-oreille «лопаточка для
чистки ушей», une pique-note «скрепка» un taille-crayon
«точилка», un taille-racines «овощерезка»).
В татарском языке сложные слова могут обозначать
антропонимы и топонимы: Гэлусэ, Илбула, Килдебай, Айтуган,
Килморза, Килбай.
92
2.
Обозначение наименований лиц по профессии и
роду занятий.
Данный семантический класс обнаружился как во
французском, так и в татарском языках (un garde-malade
«санитар»,
un garde-magasin «смотритель склада», un gardepeche «служащий охраны рыболовства», un tire-laine «вор»,
юлбасар «разбойник», эшкуар «делец», эзтабар «следопыт»).
Во фрацузском языке сложное слово может одновременно
обозначать действующее лицо и орудие действия (un gagne-pain
«кормилец, заработок», un porte-clefs «тюремщик с ключами,
брелок»).
3.
Обозначение характеристик лиц, предметов и
явлений
(un tire-au-cul «лодырь», un pique-assiette «дармоед», un
tire-au-flanc «сачкун, отлынывающий от работы», un pince-maille
«скряга», un casse-pied «зануда», узсвяр «эгоист», тизатар
«быстростреляющий», армас-талмас «неутомимый», килгэнкиткэн «проезжие», узган-барган «прохожие»).
4.
Обозначение абстрактных понятий
(un
sauve-qui-peut
«паника»,
un
savoir-vivre
«обходительность», un laisser-aller «небрежность», un passe-passe
«ловкий обман», кайтаваз «эхо», сатып алу «купля», танып белу
«познание», уку-укыту «обучение»).
5.
Обозначение занятия
(un passe-temps «развлечение», un cache-cache «игра в
прятки», кач-кач « игра в прятки »).
6.
Обозначение действия
(tire-bouchonner
«отштопорить»,
contredire
«противоречить», surestimer «переоценивать», риза булу
«согласиться»,
хэбэр
иту
«известить»,
рас
килу
«соответствовать).
7.
Обозначение образа действия.
Данная семантическая группа выявлена только в
татарском языке в образовании наречий (аксап-туксап
«прихрамывая»,
атыла-бэрелэ
«стремглав»,
ишетелеришетелмэс «еле слышно»).
93
В значениях сложных слов с глагольным компонентом
французского и татарского языков обнаружены явления
синонимии и антонимии. Так, синонимами могут выступать
сложные слова:
a) имеющие один общий глагольный компонент (un cachenez = un cache-col «шарф», тэцгэл килу = туры килу
«соответствовать»).
b) имеющие в составе разные компоненты(un taille-mer =
un brise-lames «водораздел»,un casse-cou = un coupe-gorge
«опасное место», yтеп килешли = узып барышлый
«мимоходом»).
Антонимами чаще всего выступают сложные слова,
имеющие в своем составе слова-антонимы (un couche-tot
«человек, ложащийся рано», un couche- tard «человек,
ложащийся поздно»,un porte-bonheur «талисман, оберег» ,un
porte-malheur «предмет, приносящий несчастье»).
Как видим, слова «bonheur» и «malheur» являются
чистыми антонимами, общее семантическое значение слов «un
porte-bonheur» и «un porte-malheur» антонимично.
В татарском языке примером антонимичного значения
могут быть слова: юк булу «исчезнуть», бар булу «возникнуть»,
баш ияру «подчиняться», буй бирмэу «не подчиняться».
При сопоставлении лексического значения сложных
слов с глагольным компонентом исследуемых языков нами
было выявлено лишь одно слово, которое совпадает в обоих
языках как по структуре, так и по значению (ип cache-cache и
кач-кач «игра в прятки»).
Исследование семантических особенностей сложных слов
предполагает также учитывать такие их качества, как
идиоматичность и неидиоматичность. Неидиоматичность
предполагает невыводимость общего значения сложных слов из
значений составляющих их компонентов. При идиоматическом
характере значения сложных слов общее лексическое значение
не равно сумме значений составляющих его элементов.
Подавляющее большинство сложных слов с глагольным
компонентом
имеет
неидиоматический
характер.
Во
французском языке это сложные слова, обозначающие
94
технические приспособления, предметы: un lance-pierre = lancer
«бросать» + pierre «камень» —» то, что бросает камень, то есть
рогатка; или же un taille-crayon = tailler «точить» + crayon
«карандаш» -» то, что точит карандаш, то есть точилка. В
татарском языке примером могут служить такие слова с
глагольным компонентом, как омет иту = омет «надежда» + иту
«делать» —> делать надежду, то есть надеяться; артта бару =
артта «сзади» + бару «идти» —> идти сзади, то есть отставать.
Исследование семантики неидиоматических сложных слов
с глагольным компонентом позволяет отметить, что в
некоторых словах происходит сдвиг значения. Например, во
французском языке в сложном существительном un casse-tete
«кастет, головоломка» денотат элементов сохранен, но в
значении «головоломка» имеет место быть перенос значения. В
татарском языке: эшкуар = эш «работа» + куу «гнаться» —>
человек, который будет гнаться за работой, то есть «делец». Как
видим, общее лексическое значение, хоть и вытекает из суммы
значений компонентов, является результатом метафоризации.
Значение французского слова un brise-tout «неуклюжий
человек» возникло в результате метонимии: un brise-tout = briser
«разрушать» + tout «все» —> разрушающий все.
Количество сложных слов с глагольным компонентом,
обладающих
идиоматическим
характером
лексического
значения, невелико. Общая семантика этих сложных слов
возникает на основе явления коннотации. Сложные
идиоматические слова есть в обоих исследуемых языках: un
pique- assiette «дармоед», un passe-partout в значении «отвертка»,
урмэкучкач = урмэкуч «паук - кач «прячься» —> кузька (жук),
чебенкунмас = чебен «муха» + кунмас «не сядет» —> шалфей
(растение).
Таким образом, на основании полученных результатов
исследования семантических особенностей сложных слов с
глагольным компонентом мы имеем основание утверждать, что
семантика составляющих их компонентов во многом сходна в
обоих языках. Семантические классы сложных слов с
глагольным компонентом исследуемых языков во многом
совпадают. В обоих языках есть идиоматические и
95
неидиоматические лексические значения сложных слов с
глагольным компонентом, причем сложные слова с глагольным
компонентом, имеющие неидиоматический характер значения,
превалируют в обоих языках.
СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКАЯ
КЛАССИФИКАЦИЯ СЛОЖНЫХ СЛОВ
С ГЛАГОЛЬНЫМ КОМПОНЕНТОМ
ВО ФРАНЦУЗСКОМ И ТАТАРСКОМ ЯЗЫКАХ
Э. Н. Гайфутдинова
НФ Поволжской ГАФКСиТ, Набережные Челны, Россия
elsa_gaif@mail.ru
В настоящее время изучение структурных особенностей
сложных слов вызывает все больший интерес, так как
появляются все новые и новые словообразовательные модели,
которые обогащают словарный состав того или иного языка. В
данной работе мы ставим целью выявить и сравнить
структурные особенности сложных слов с глагольным
компонентом французского и татарского языков для
установления сходных и отличительных черт. В ходе
сопоставительного исследования нами было выделено 3
структурных типа сложных слов с глагольным компонентом.
Каждый из этих типов включает в себя определенное
количество моделей. В классификацию входят следующие
структурные типы и модели:
I. Тип «первый компонент - глагольный» (ГК)
1)
ГК + Сущ.
Данная модель является самой продуктивной во
французском языке на сегодняшний момент. По этой модели
образовалось большое количество (180 из 750 рассмотренных)
сложных существительных (une aide-memoire, une brise-glace, un
cache-nez, un garde-corps). В современном татарском языке
данная модель образования сложных слов не продуктивна.
Cлова данной модели (янартау,
янарчэчэк, буаръелан,
тундербаш) появились в языке в результате чистого
96
словосложения, так как в языке не имеется соответствующих им
реальных словосочетаний. Непродуктивность этой модели в
татарском языке можно объяснить тем, что в словосочетаниях
татарского языка сказуемое занимает всегда позицию
последнего
члена
предложения.
Следовательно,
при
лексикализации словосочетаний этот порядок слов тоже
сохраняется.
2) ГК+Мест.
По этой модели образовались такие французские сложные
слова, как: un brise-tout, un va-tout, un fourre-tout, un tue-tout, un
rendez-vous, ип rendez-moi. Как видно, часто используются
местоимение «tout» и безударное личное местоимение «vous». В
татарском языке данная модель не выявлена.
3)ГК +Прил.
Во французском языке доля этих сложных слов мала.
Нами было выявлено из 300 сложных слов с глагольным
компонентом всего 4 сложных существительных (une tailledouce, un trotte-sec, un pince-dur, un gagne-petit) и одно сложное
прилагательное (un pete-sec). Татарский язык такой моделью не
располагает.
4) ГК + Нареч.
В татарском языке словосочетания данного типа
лексикализуются и образуют сложные слова с единым
значением - значением наречия: утеп килегили, узып барышлый.
Во французском языке - это сложные имена существительные,
как un couche-tard, un couche-tot, un passe-droit, un passe-partout,
un rit-tard, un reste-la.
5) ГК + Предл. + Сущ.
Из 300 исследованных сложных слов с глагольным
компонентом только 5 сложных слов французского языка
образовано по данной модели: un tire-au- flanc, un tire-au-cul, un
marche-a-terre, un pique-en-fer и прилагательное va-t’en- guerre.
Анализ
выявленных
моделей,
свойственных
словообразовательному типу «первый компонент - глагольный»,
определяет нехарактерность для татарского языка предложных
моделей сложных слов. Объяснение этому мы можем
предположить в том, что в татарском языке, в отличие от
97
французского, падежные отношения выражаются флексиями, а
не предлогами.
II. Тип « второй компонент - глагольный»
Данный тип образования сложных слов с глагольным
компонентом в татарском языке представляет собой
высокопродуктивный тип, тогда как во французском языке он
непродуктивен. По этому типу в татарском языке образуется
большое количество сложных составных глаголов с
подчинительным отношением компонентов вида «неглагол +
глагол». При регулярном образовании сложных глаголов от
неглаголов участвуют словообразующие вспомогательные
глаголы «иту», «булу», «кылу», «ясау», «килу», менее
продуктивные «биру», «китеру», «алу». Первым компонентом
таких сложных глаголов выступают существительные,
местоимения,
числительные,
наречия,
междометия,
звукоподражательные и образоподражательные слова.Этот
структурный тип представлен лишь тремя моделями,
свойственными обоим исследуемым языкам:
1)
Нареч. + ГК.
Сложных глаголов данной модели в татарском языке
немного: рас килу , чэлпэрэмэ килу , тэцгэл килу, туры килу ,
шым булу . Выявлено одно татарское сложное прилагательное:
тизатар . Во французском языке из рассмотренных 300 слов
выявлено только три сложных слова: un bien-etre, un mal-vivre и
глагол maltraiter.
2) Сущ. + ГК.
По данной модели во французском языке образовалось
некоторое количество сложных глаголов. Однако эта модель
относится к разряду архаичного типа, так как сейчас она не
применяется и не является продуктивной. По сравнению с
французским языком эта модель является очень продуктивной в
татарском языке, причем образуются не только глаголы (кул
куярга,
кыш
чыгарга,
салкын
тидерергэ),
имена
существительные (урмэкучкач, кошкунмас, субулэр, эшкуар ) но
и прилагательные (щылысояр, башимэс).
III. Тип «первый и второй компоненты - глагольные»
98
Данный тип представлен лишь одной моделью,
свойственной обоим исследуемым языкам: ГК + ГК. Во
французском и татарском языках по этой модели образовались
как глаголы, так и имена существительные. Причем сложные
глаголы французского языка являются производными
аналогичных сложных существительных. Так, например, от
сложных существительных un pique-nique, un tire-bouchon
образовались соответственно глаголы первой группы piqueniquer и tire- bouchonner. В современном татарском языке по
этой модели образуются парные глаголы, семантика которых
зачастую несводима к конкретным значениям их компонентов, а
представляет собою некоторое обобщение (кагу- сугу, киенуясану, елау-сыктау, ару-талу , боргалану-сыргалану, кызарынубуртену). В отличие от парных слов других частей речи, у
которых первый компонент не воспринимает грамматические
аффиксы, первый компонент парных глаголов может иметь
грамматические форманты: ардык- талдык, боргаландысыргаланды, кызарыр-буртенер, киенде-ясанды. Также в
настоящее время в разговорном татарском языке образуется
большое количество сложных глаголов от русских глаголов в
инфинитивной форме (мобилизовать иту, реализовать иту,
гулять иту, зубрить иту). Сложных существительных,
образованных лексикализацией словосочетаний глагол+глагол,
в татарском языке немного: курэ алмау сатып алу, урып щыю,
танып белу, эшлэп чыгару и уйлап табу . По модели ГК + ГК
образуются татарские сложные прилагательные (белгэн-кургэн,
килде-китте, килгэн-киткэн и большое количество наречий
(бара- тора, борыла-сарыла, булыр-булмас, йогерэ-атлый. Во
французском языке найдено одно наречие (peut-etre).
Учитывая форму глагольного компонента, в образовании
сложных существительных французского языка по модели ГК +
ГК можно выделить три случая. Первый, когда оба глагольных
компонента выражены глаголом в форме инфинитива (un savoirfaire, un savoir-vivre, un faire-valoir, un laisser-aller). Второй
случай, когда оба компонента выражены повелительной формой
глагола (ип entre-sort, ип cache-cache, ип соире-соире, ип passepasse). Здесь необходимо отметить, что, сложные слова
99
французского языка, образованные повторением одного и того
же слова (un cache-cache, un соuре-соuре, un passe- passe)
аналогичны по структуре парным сложным словам татарского
языка, где лексико-семантические значения компонентов
полностью совпадают (кач-кач , кысыла-кысыла, ашыга-ашыга).
И, наконец, третий случай, когда первый глагольный компонент
употреблен в форме повелительного наклонения, а второй - в
форме
инфинитива
(un
laissezpasser,
un
gardemanger).Специфической моделью рассматриваемого типа «ГК
+ГК» во французском языке является: ГК +Предл. + ГК. По
данной
модели
образовались
путем
лексикализации
словосочетаний следующие французские сложные слова: un
pince-sans-rire, un va-et-vient.
Таким образом, наблюдения за характером глагольного
компонента французского языка показали, что наиболее
активными в их формировании оказываются глаголы I группы,
их насчитывается 74. Глаголы III группы значительно уступают
им в количественном отношении, их число не превысило 12,
глаголы же II группы в словосложении почти не участвуют (2).
Итак, в общей сложности 88 глаголов принимают участие в
образовании 300 исследованных сложных слов. Представим
глаголы по степени их продуктивности: porter образует 28
сложных слов garder - 17 cacher - 17 lancer - 15 couper- 11 tirer –
10, oстальные глаголы формируют не более 10 сложных слов.
Из 12 глаголов III группы, играющих незначительную роль в
словосложении, наиболее продуктивными являются глаголы
faire, savoir, vivre, valoir, venir, rendre. Наблюдения за
характером глагольного компонента в татарском языке
показали, что наиболее активными являются вспомогательные
глаголы иту, килу, булу, алу, салу, бару, киту, биру. Всего в
образовании 385 исследованных сложных слов с глагольным
компонентом принимают участие 79 глаголов.
Установлено, что во французском языке почти все
образования данного типа относятся к именам существительным
(69.8%). Глаголы составили 29%, прилагательные - 0.8%,
наречия - 0.4%. В татарском языке наибольшее количество
сложных слов с глагольным компонентом составляют глаголы
100
(82.3%), имена существительные составляют 3.9%, наречия 12%, прилагательные - 1.8%.
ИМПЕРАТИВ КАК ФОРМА ВЫРАЖЕНИЯ
ПРИГЛАШЕНИЯ В РАЗНОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ
Л. Г. Григорьева
Чувашский государственный университет им. И. Н. Ульянова,
Чувашия, Россия, Lishalilia@mail.ru.
Специфика семантики и структуры речевого акта
приглашения служит прежде всего для осуществления конечной
цели общения: оказания влияния на партнера по коммуникации.
При этом выбор говорящим грамматической формы
высказывания зависит от его речевой стратегии: с целью
прямого выражения семантики побуждения он использует одни
речевые средства (специализированные, побудительная функция
для которых – первична), с целью непрямого волеизъявлениядругие, для которых побудительная функция является
вторичной.
Одним из основных наполнителей предикикатной
позиции в семантико-грамматических моделях предложений,
реализующих выражение приглашения, в русском, английском и
чувашском
языках
выступают
формы
императива.
Волеизъявление в них выражено грамматически: значение
побуждения
составляет
их
основное
грамматическое
содержание.
В английском языке основной специализированной
формой является:
1)
Императивное предложение со сказуемым во 2ом лице единственного и множественного числа:
Come to see us. You're always welcome. Come again. You're
always welcome.
Come to tea tonight.
Введение в высказывание обращений, таких как dear, my
dear, my love, выполняют функцию смягчения эффекта
императива, поддержания определенной тональности как одного
101
из условий акта коммуникации:
Come (over) and see me some time, my dear Marianne.My
love, I'll be happy to see you any time you can make it.
2) императивны формы 1-го лица множественного числа:
A longing seized him to throw his arm round “The
Buccaneer”, and say, “Come, old boy. Time cures all. Let`s go and
drink it off”!
Следует отметить, что включение самого говорящего в
состав исполнителей предицируемого действия, смягчает
негативный эффект прямого приглашения;
3) формы 3-го лица единственного и множественного
лица. При выражении призыва или приглашения к совместному
действию, для образования такой формы повелительного
наклонения в английском языке используется конструкция let us
(let’s). Переводить ее стоит словом «давайте».
Let`s join them.
В русском языке специализированные средства
выражения повелительного значения включают:
1)императивные предложения с формой сказуемого во 2ом лице единственного и множественного числа:
Приходи завтра к нам, тебя будет ждать твой брат.
Он обещал быть завтра.Иди, садись за стол.
Морфологические
формы
предиката
однозначно
обозначают направленность волеизъявления, тем не менее,
указание на адресата побуждения может быть уточнено с
помощью обращений:
Ваня, приходи в воскресенье на стадион, посмотрим
интересный матч.
Ты, браток, загляни завтра ко мне.
2) императивные формы 1-го лица единственного и
множественного числа:
Форма 1-го лица множественного числа выражает
побуждение к совместному действию, т.е. желание говорящего,
чтобы его собеседник вместе с ним осуществил некоторое
действие. В русском языке нет специальной формы императива
1-го лица множественного числа. Для выражения этого значения
используется форма изъявительного наклонения 1-го лица
102
множественного числа: Идем!, Поедем в Крым! Эта форма
употребляется и когда говорящий обращается только к одному
человеку, и когда он обращается к нескольким людям: Маша,
бежим к оврагу! Маша, Ваня, бежим к оврагу!
Но если к этой форме добавить частицу давай или
давайте, то станет ясно, к одному или к нескольким адресатам
обращается говорящий: Маша, давай пойдем в кино!, Маша,
Ваня, давайте пойдем в кино!
3)форма 3-го лица единственного и множественного
числа:
Императив 3-го лица служит для побуждения к действию
того, кто не участвует прямым образом в разговоре, а возможно,
даже не присутствует при нем. Чаще всего, произнося эту
форму, говорящий имеет в виду, что его собеседник передаст
третьему лицу, чтобы тот совершил действие. В русском языке
императив 3-го лица выражается сочетанием частицы пусть с
формой 3-го лица изъявительного наклонения: Хорошо, пусть
зайдет. И пусть твои родители придут.
В чувашском языке к специализированным средствам
выражения повелительного наклонения относятся:
1)формы глагола
2-го лица единственного и
множественного числа в повелительном наклонении: Кил, кĕр,
кунта лар.Ан шутла нумай.
2)формы 1-го лица множественного числа: Атя, ывăлăм,
каяр кукамай патне, вăл пире ĕнерех чĕннĕ.
3)формы 3-го лица единственного или множественного
лица: Килĕр ыран пирĕн пата, клубра концерт пулать.
Для усиления побуждения ко 2-му и 30му лицу
прибавляются аффиксы -сам (-сем) и –чĕ (-ччĕ). Для смягчения
побуждения ко всем формам может быть прибавлена частица –
ха.
Таким образом, в разноструктурных языках в
побудительных предложениях, с помощью которых выражается
приглашение часто используются императивные формы 2-го и
3-го лица единственного и множественного лица и 1-го лица
множественного числа, а также средства усиления или
смягчения побуждения.
103
ОБРАЗ СИБИРИ В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ
АРМЯН КРАСНОЯРСКОГО КРАЯ
Я. Н. Казанцева, Г. Г. Саркисян
Лесосибирский педагогический институт – филиал Сибирского
федерального университета, г. Лесосибирск, Россия
Yanakazantseva820@gmail.com, g.r.e.t.a.15@mail.ru
Актуальность изучения этноязыкового сознания также
вызвана явлением межкультурного и межнационального
общения, которое является одной из наиболее ярких и важных
черт современного общества. Известно, что межкультурное
общение неизбежно связано с различными барьерами и
конфликтами, которые вызваны непониманием коммуникантами
друг друга [myuniversity.ru]. Различие национальных и
индивидуальных сознаний людей является, по-видимому,
причиной данного непонимания. Поэтому актуальным является
изучение этноязыкового сознания отдельных индивидуумов или
наций, так как это способствует в определенной степени снятию
коммуникативных барьеров и избеганию конфликтов в ходе
межкультурной и межнациональной коммуникации.
Красноярский край – большая территория, на которой в
течение
долгого
периода
времени
проживают
и
взаимодействуют около 137 этносов. В этом смысле он
представляет большую научную ценность для лингвистов.
Изучение образов языкового сознания народов края относится к
числу приоритетных направлений СФУ. Данная работа
посвящена изучению языкового сознания представителей
армянской диаспоры Красноярского края.
По данным всероссийской переписи населения 2002 г.
численность армян составляла 10807 человек [2]. Из них каждый
четвертый (26,1 %) был гражданином Армении. Основная масса
армян является городскими жителями (86,7 %), главным
образом г. Красноярска (6,1 тыс. чел.). На территории
нынешнего Красноярского края армяне появились в XIX веке.
Всероссийская перепись 1897 г. зафиксировала 44 человека —
носителя армянского языка (половина из них горожане), по
вероисповеданию — приверженцев Армянской Апостольской
104
(35 чел.) и Армянской Католической (4 чел.) церквей. Вплоть до
середины XX в. численность армян в Красноярском крае
оставалась незначительной. И только в послевоенный период в
связи с индустриальным развитием региона начинается
устойчивый прирост армянского населения [5].
Распад Советского Союза, осложнение политической
ситуации на Северном Кавказе и ухудшение там социальноэкономического положения стали причиной массового оттока
населения из Армении. В Российской Федерации с 1989 по 2002
год численность армян увеличилась в 2,1 раза, а в Красноярском
крае — в 3,5 раза. И, как следствие, армянская диаспора по
своей численности среди национальных диаспор региона
переместилась с 23-го места на 8-е место [5].
Для армянского сообщества характерен высокий уровень
этничности и национального самосознания (родным языком
владеют 91,3 % армян), слабое влияние ассимиляционных
процессов. В то же время у армянского сообщества хорошие
адаптационные возможности. Русским языком владеют 98 %
армян. Они активно получают российское гражданство.
Усилился приток женского населения (в 1989 г. на их долю
приходилось 31,6 %, а в 2002 г. — уже 41,6 %) [5].
Объектом нашего исследования является обыденное
сознание представителей армянского населения. Материал
исследования – данные психолингвистического эксперимента
(свободного ассоциативного эксперимента), проведенного
авторами в 2012 г. Новизна работы заключается в том, что
впервые мировидение армян Красноярского края подвергается
лингвистическому исследованию.
В эксперименте приняли участие 111 армян разных
возрастных, социальных и гендерных групп. В ходе
исследования выявлено несколько фрагментов общего корпуса
реакций на слово-стимул «Сибирь». Все полученные реакции
мы объединили в группы. Самые большие из них включают
лексемы, семантически связанные с понятийными полями
«климатические и географические особенности». Приведем в
порядке убывания реакции, которые «овнешняют» (термин
Тарасова Е.Ф.) в языковом сознании армян образ Сибири.
105
54 % реакций составили ответы, которые мы объединили
тематически в группу «Климатические и географические
особенности». Ядром ассоциативного поля слова-стимула
«Сибирь» является реакция «мороз» (18), «холод» (14). К
ближней периферии относятся реакции «снег» (8), «зима» (6);
дальняя периферия – «тайга» (4), «Енисей» (3), «лес» (3). В
число единичных реакций входит «дождь» (1), «свежесть» (1),
«отморозки» (1), «ветер» (1).
В данном ассоциативном поле выделяются лексемы,
называющие понятия, относящиеся к суровым климатическим
условиям проживания в Сибири. Такие реакции возникают в
связи с неприспособленностью к ним опрошенных
респондентов. Отметим тот факт, что во многих районах
Армении наблюдается континентальный (жаркое лето, холодная
зима) и умеренный климат (умеренное лето, умеренная зима).
Средняя температура в июле +26ºС, максимальная +42ºС.
Средняя температура января -4ºС. Зимой наблюдается
небольшое количество осадков.
Далее укажем полученные реакции, которые в
совокупности составили 13,6% ответов, связанных с
культурными центрами: МВДЦ «Сибирь» (12), кафе «За
Сибирь» (2). Международный выставочно-деловой центр
«Сибирь» (МВДЦ «Сибирь») имени Карена Мурадяна - это
современный комплекс, способный предоставить весь спектр
выставочных и деловых услуг на уровне мировых стандартов,
оснащенный всей необходимой для этого инфраструктурой
[http://altergeo.ru/p/68218-mvdts_sibir]. В этом здании проходят
знаковые события – Красноярский экономический форум,
Губернаторский IQ-бал, Ассамблея «Красноярск – технологии
будущего», Красноярский городской форум, Всероссийские
соревнования по бальным танцам, музыкальные фестивали. [6].
Кафе «За Сибирь» - кафе, где можно провести свадьбы,
корпоративы, банкеты и т.д. (живая музыка, шоу-программа,
великолепная кухня и многое другое). Так, в сознании
опрошенных армян Сибирь ассоциируется с местом досуга, а
также местом проведения деловых мероприятий, важных в
жизнедеятельности респондентов. К примеру, в МВДЦ
106
«Сибирь»
часто
проводятся
различные
мероприятия:
Международный молодежный фестиваль «Студенчество без
границ», Армянская Новогодняя «Retro Vечеринка», «Дни
Армении в Сибири», кастинг детского конкурса красоты и
таланта «Little Miss & Mister Armenia 2012» и многие другие.
Следующую группу реакций мы объединили в группу под
общим названием «Флора и фауна» (10,8% ответов). В языковом
сознании респондентов слово-стимул «Сибирь» ассоциируется с
«медведем» (8), «березами» (2), «снегирями» (2), «шишками»
(1). Подобные реакции связаны с тем фактом, что медведи,
березы, снегири – это символы Сибирской природы.
Для некоторых опрошенных армян слово-стимул Сибирь
ассоциируется с конкретными историческими событиями (5,4%
ответов): «ссылка» (5), «декабристы» (1). Сибирь для них – это
мрачный отдаленный край, куда издавна принудительно
отправляли всех инакомыслящих, это также место каторги
и ссылки.
4,5% респондентов отождествляют в своем языковом
сознании Сибирь с родиной: «родина, родное место» (3), «дом»
(2). Известно, что для армян Сибирь является землей
обетованной, куда люди сами бежали в поисках свободы, в
поисках лучшей жизни (причинами массового оттока населения
из Армении явился распад Советского Союза, осложнение
политической ситуации на Северном Кавказе, ухудшение там
социально-экономического положения).
4,5% ответов связаны с абстрактными понятиями:
«красота» (2), «тоска» (1), «глушь» (1), «безмятежность» (1).
Данная группа базируется на личном отношении к малой
родине, реальных или приписываемых образу Сибири
характеристиках.
Образ Сибири у респондентов ассоциируется с
некоторыми административными объектами (3,6% ответов):
«Красноярск» (2), «Новосибирск» (1), «центр России» (1).
Приведенные в данной группе реакции, очевидно, связаны с
местом проживания респондентов. Сибири приписывается
статус центра страны, что говорит о ее важном значении в
жизни народа. Сибирь - это земля, которая дала многим
107
народам, в том числе и армянам, новую жизнь: место
жительства, работу, зарплаты которой волне достаточно для
содержания семьи, возможность молодому поколению
бесплатно учиться в школах и получать высшее образование в
университете, строить большие планы на будущее.
В группу под общим названием «Быт» мы отнесли
следующие реакции (3,6% ответов): «валенки» (2), «шапкиушанки» (1), «водка» (1). Как известно, валенки - это один из
символов русской культуры, в частности, сибирской. Это
свидетельствует о талантливости русского народа и богатой
самобытной культуры этноса. Слово-стимул «Сибирь»
ассоциируется в сознании армян с валенками, во-первых,
возможно потому, что они являются исконно русской обувью,
которые впервые появились именно в Сибири (их называли
«пимами»); во-вторых, с воспоминаниями из детства, когда
зимой носили валенки, в которых было очень тепло и уютно.
Еще один символ Сибири - шапки-ушанки. Они являлись
важным атрибутом одежды сибиряков и в настоящее время
стали более популярными среди людей различных возрастов.
Таким образом, языковое сознание армян Красноярского
края рисует Сибирь как холодное место с обилием снега,
морозов, дождей, ветров, поскольку более половины
полученных
ответов
связаны
с
климатическими
и
географическими особенностями региона. Но, несмотря на
суровые условия проживания, Сибирь – это дом, родное место.
Отметим, что в ходе эксперимента мы получили несколько
отрицательных единичных реакций («тоска», «глушь»,
«безмятежность»).
Проведенное
исследование
помогло
обнаружить
восприятие образа Сибири армянами. Полученные результаты
могут быть использованы исследователями при составлении
общей языковой картины представителей разных этносов
Красноярского края, а
также в практике межкультурной
коммуникации.
108
Литература
1. Белянин В. П. Психолингвистика / В. П. Белянин. - 2-е
изд. – М.: Флинта: Московский психолого-социальный
институт, 2004. .
2. Казанцева Я.Н. Образ родины в языковом сознании
татар Приенисейской Сибири / Взаимодействие языка и
культуры в коммуникации и тексте: сборник научных статей –
Красноярск: Сибирский федеральный университет, 2011. – с. 3842.
3. Уфимцева Н.В. Языковое сознание русских в зеркале
ассоциативного эксперимента / Русское слово в русском мире:
сборник статей / Под ред. Ю.Н. Караулова, О.В. Евтушенко. М.: МГЛУ - Калуга: ИД «Эйдос», 2004.
4. Национальный состав населения по субъектам
Российской Федерации. Итоги переписи. Сводные итоги
[Электронный
ресурс]
/
Режим
доступа:
http://www.perepis2002.ru/ct/html/TOM_14_25.htm
(дата
обращения 20.04.2012)
5. Сайт Красноярской региональной общественной
организации "Армянское национальное культурное общество
"Ехпайрутюн" [Электронный ресурс] / Режим доступа:
http://ekhpayrutyun.ru/(дата обращения 21.04.2012)
6. Сайт международного выставочно-делового центра
«Сибирь» [Электронный ресурс]
/
Режим доступа:
http://centersiberia.ru/(дата обращения 15.04.2012)
109
«ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ» КАК МОДЕЛЬ
МЕТАФОРИЗАЦИИ ПРОСТРАНСТВЕННЫХ
ОТНОШЕНИЙ (НА ПРИМЕРЕ НЕМЕЦКОГО ПРЕДЛОГА
VOR И ЕГО РУССКОГО КОРРЕЛЯТА ПЕРЕД)
Е. Э. Шуранова
ГУО СШ № 101, г. Минск, Беларусь
E-mail: helenshuranowa@gmail.com
В настоящее время есть немало работ, посвященных
изучению
семантической
структуры
значения
пространственных предлогов и описывающих случаи
возникновения у них новых значений в результате
метафорического переноса [Крейдлин 1994; Селиверстова 2000;
Маляр 2001].
Достаточно распространенным примером метафоризации
пространственных отношений является перенос по модели
«пространство – время» [2, с. 54]. Лингвисты, занимающиеся
этой проблемой, подчеркивают, что единство пространства и
времени особенно четко ощущается в связи с движением и
поэтому естественно, что пространственные характеристики
могут переноситься на временную сферу через представление о
движении [1, c. 77] . Рассмотрим это на примере немецкого
предлога vor и его русского коррелята перед.
Пространственное значение предлогов vor и перед
указывает на нахождение одного объекта -Х- в регионе
фронтальной стороны другого объекта
-У-; при этом У
рассматривается не как отдельный объект, а как один из членов
закрытого множества однородных объектов. Примером такого
множества, как отмечает Т. Н. Малер, может служить улица,
представленная как определенным образом организованное
множество зданий, населенные пункты вдоль шоссе или
железной дороги, двери в гостиничном коридоре и т. п. Во всех
этих случаях признаком, объединяющим объекты в закрытое
множество, является проходящая через них траектория
реального и потенциального движения: проезжая часть улицы,
шоссе, железная дорога, коридор и т. д. [1, с. 77]. Предлоги
устанавливают, что Х занимает позицию или прекращает
110
движение перед, в непосредственной близости У, который
принадлежит данному множеству объектов. Например: (1) Vor
der roten Ampel eines Bahnüberganges hielt er an.
(2)
Остановился перед скамейкой и, обращаясь к юной барышне,
воскликнул шутовским фальцетом: Сударыня!<…>
Аналогичным образом в немецком языке представляется
движение времени в течение суток, т. е. как движение по
определенной траектории, а точки часового / минутного деления
… составляют то закрытое множество, через которое проходит
это движение: (3) Wie viele Leute jetzt, drei Minuten vor zwölf,
wohl noch auf dem Platz sind?
Русскому языку свойственна иная схема образования
неполного часа: часы – 1, 2, 3 и т. д. – представляются в ней не
как точки на траектории движения, а как количественные
единицы, которые могут быть полными и неполными, например,
без пятнадцати минут пять.
К элементам закрытого множества на временной линии
также относятся события, привязанные к определенной точке на
временной линии: vor Jahresende, vor Weihnachten, vor dem
Jahreswechsel и др.: (4) Vor dem Jahreswechsel haben Unbekannte
im Raum Mostar zahlreiche Häuser von Muslimen und Serben
zerstört. (5) Дополнительную неясность в этот пункт внесло ее
письмо, которое привез мне в Москву перед новым годом
Штольц.
Временным
понятиям
часто
приписываются
пространственные характеристики и события, действия
локализуются во времени так же, как объекты локализуются в
пространстве. Например: (6) Vor dem Schlafengehen würde er sich
noch einen dieser harmlosen Science-fiction-Filme vom Ende des
vergangenen Jahrhunderts ansehen <…>.
(7) Эти билеты
надрываются перед прибытием пассажиров на станцию
назначения.
Как видно из примеров, предлоги vor и перед указывают
на предшествование событий во времени подобно тому, как
данные предлоги определяют локализацию объектов друг перед
другом в пространстве.
111
Следует отметить, что передавая временные отношения,
немецкий предлог vor в отличие от его русского коррелята перед
способен указывать на действие, событие, которое произошло в
прошлом (определенное количество дней, недель, месяцев, лет
тому назад). Например: (8) Vor drei Tagen wurde das
Nachbarhaus von Raketen zerstört. – Два дня назад соседский дом
был разрушен ракетами.
Таким образом, на примере коррелирующих предлогов vor
и перед удалось установить, что метафорический перенос
«пространство – время» имеет в разных языках свои
особенности: некоторые метафорические модели в немецком и
русском языке идентичны по характеру метафоры, другие же
являются специфическими для одного из языков.
Литература
1.
Малер, Т. Н. О метафоризации пространственных
отношений / Т. Н. Малер / Лингвистика на рубеже эпох. – М.:
Изд. центр РГГУ, 2001. – 393 с.
2.
Юсупова, Ю. Р. Пространственная и непространственная
семантика английских проксимально-дистантных предлогов:
дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04. / Ю. Р. Юсупова;
Башкирский государственный педагогический университет.–
Уфа, 2006. – 186 с.
112