Галиев Р. Ф. Клинические проявления архетипа одиночества у
advertisement
Клинические проявления архетипа одиночества у пациентов различных нозологических групп. Р.Ф.Галиев, к.м.н, РГАП, НФП (Россия, СПб) Проблема одиночества трактуется в системе юнгианских представлений как тождественно связанное с такими понятиями как отчуждение, инфляция. Большую часть данных представлений составляет процесс взаимоотношения оси Эго-Самости. Эдвард Эдингер называет подобное состояние неврозом отчуждения. Характерной особенностью индивида, переживающего такое отчуждение, является его сомнение в правильности своего существовании. Он испытывает глубокое чувство своей никчемности со всеми симптомами, которые принято называть комплексом неполноценности. На бессознательном уровне такой индивид предполагает, что все исходящие от него сокровенные желания, потребности и интересы должны быть неправильными или в каком то отношении неприемлемыми. При такой установке психическая энергия сдерживается и вынуждена скрытно, бессознательно или деструктивно проявляться в виде психосоматических симптомов, приступов беспокойства или примитивных аффектов, депрессии, суицидных побуждений, алкоголизма и т.д. В принципе перед таким пациентом стоит проблема его оправдания или неоправдания перед богом. Вопрос – оправдывает нас наша вера или наши деяния, указывает на различие между интравертной и эктравертной точкой зрения. Такой индивид лишен ощущения смысла. Жизнь лишена психического содержания. Для выхода из состояния отчужденности необходимо восстановить связи между Эго и Самостью (2). Одним из характерных проявлений глубинной депрессии являются суицидальные тенденции. С внутренней точки зрения между убийством и самоубийством существует незначительное различие. Единственное различие заключается в направлении движения деструктивной энергии. В депрессивном состоянии человеку нередко снятся сны, связанные с убийством, сновидец внутренне убивает себя. Такие образы сновидения свидетельствуют о том, что, в сущности, убийство и самоубийство символизируют одну и ту же вещь. Результат клинических наблюдений позволяет сделать заключение, что на всех стадиях развития целостность и устойчивость Эго зависит от живой связи с Самостью (2). 1 Самость способна выполнять функцию гаранта целостности Эго. Юнг говорит об этом следующим образом: Эго соотносится с Самостью так, как движущийся предмет соотносится с движущейся силой. Самость обладает априорным существованием, из которого развивается Эго. Это так сказать бессознательный прообраз Эго. Таким образом, между Эго и Самостью существует структурно-динамическая связь ось Эго-самость. Нойман высказал предположение, что в детстве Самость воспринимается в ее соотнесенности с родителями, начальная соотнесенность связана с матерью. Нойман называет эту связь первоначальной. Зависимый ребенок олицетворяет инфантильное Эго и сознание, что означает проекцию его Самости на родителей (2). В психотерапии практическим воплощением данного утверждения является совокупность переживаний пациентов своего существования. В каждой нозологической группе из наиболее распространенных заболеваний подобные переживания имеют собственные субъективные воплощения, представленные в жалобах, а в материале бессознательного продуцирующиеся в сновидениях, фантазиях и ощущениях. При депрессии, вышеуказанный конфликт продолжает идею, высказанную Фрейдом в работе «Печаль и меланхолия». Фрейд указывает на то, что желание человека способно удерживать утраченный объект – психически. Реальность, в которой утерян значимый объект, подводит субъекта к необходимости высвободить либидо и возвратить его к Я. При этом либидо отождествляет Я с оставленным объектом. Дальнейшее развитие меланхолии сводится к подмене реального объекта на «Я» (процесс отождествления «Я» и утерянного объекта). Таким образом, создаются условия для нарциссической регрессии, глубина которой может отождествляться с ранним первичным нарциссизмом. Подобная регрессия рождает предпосылки для орально-каннибалистических фаз развития. Регрессия на первоначальной стадии развития создает условия для вмещения в себя агрессивных переживаний к утерянному объекту с одной стороны, при одновременном отождествлении с этим утерянным объектом – с другой. Многочисленные садистические проявления по отношению к себе, к своему телу являются результатом этой двойственной, амбивалентной позиции (1). В основе многих симптомов, получающих свое воплощение в виде самоистязания, самоубийства, отказ от еды лежат вышеупомянутые смещения либидо, которыми в значительной степени можно объяснить большую часть клинических симптомов. Клинический пример случая пациентки Н. 43-х лет. Больна в течение 10-ти лет. Основные жалобы пациентки - периодически возникающие состояния сниженного настроения, утери интереса к жизни, отсутствия аппетита, сильное похудание в период возникновения подобных переживаний. При росте 2 около 170 см. вес был около 47 кг. Состояние пациентки усугублялось периодическим приемом алкоголя, для улучшения настроения и возникновением аддиктивной зависимости от алкоголя. Развитие алкоголизма лишь усугубило уже первично проявившиеся симптомы депрессии. Совместное течение депрессии и алкоголизма сформировали патопластическое своеобразие симптомов характерных для коморбидных состояний и повлиявших на развитие личностных особенностей пациентки. В клиническом течении заболевания к аффективной неустойчивости периодически добавлялись состояния агрессии, раздражительности, сопровождающимися нежеланием жить. Одно из таких состояний закончилось тем, что пациентка выпрыгнула из окна со второго этажа. Относительно небольшая высота сохранила пациентке жизнь. Состояния депрессии в последнее время стали более выраженными и усугублялись семейными обстоятельствами, в которых находилась пациентка. К ним относились алкоголизация сыновей, развод с мужем и уход его из дома. Пациентка существовала практически в условиях социально-психологического одиночества. Из анамнеза пациентки известно, что росла она в неполной семье. Отец оставил семью, когда пациентке было 2 года, а попытка его возвращения в семью, (к тому времени пациентке было 15 лет) привела к травме сексуального домогательства и агрессии со стороны отца к ней. Мать пациентки, жесткая по характеру, воспитывала дочь в условиях эмоциональной депривации и формального отношения к проблемам дочери. C детских лет пациентка испытывала потребность в сопереживании, понимании и принятии. Характеру пациентки была свойственна склонность к демонстративности и привлечению внимания к себе. Все вышеперечисленное она компенсировала в детском и подростковом возрасте участием в самодеятельности. Практически вся ранняя молодость пациентки до ее замужества проходила с ощущением одиночества, отверженности. Отношения с матерью всегда носили натянутый характер, часто сопровождаясь ссорами и конфликтами, а замужество для пациентки было попыткой ухода из семьи и нахождения собственного очага. Пациентка трижды была замужем. В каждом браке был период «идеального» отношения с мужьями. Пациентка чувствовала себя счастливой, нужной, любимой. Такие состояния вспоминает как периоды короткого счастья. От брака имела 2-х сыновей. Наиболее значимой проблемой в воспитании сыновей являлся тот факт, что, будучи сводными, братья конкурировали между собой, добиваясь привлечения внимания матери к себе, что в дальнейшем послужило одним из условий для формирования девиантного поведения у них. 3 Все три брака распались. Наиболее травматичным из них был последний развод. Обращение к психотерапии пациентки обусловлено было тем, что кроме вышеописанной депрессивной симптоматики и алкогольной зависимости, главным в ее состоянии было чувство одиночества, утеря смысла жизни, отчужденность от окружающих. Отношения с психотерапевтом с самого начала носили доверительный характер и были достаточно продуктивными для построения эффективного альянса. Позитивный перенос позволил создать благоприятную динамику течения терапии. Депрессивная симптоматика в процессе лечения редуцировалась. Пациентка смогла успешно пройти противоалкогольную терапию, появился интерес к жизни, благоприятны были и внешние изменения, она прибавила в весе. Одно из сновидений пациентки, возникшее после полугодичной работы следующее: Она видит психоаналитика через большую полупрозрачную стену, находящегося на диване. К психоаналитику подходит ее сын, которому в этом сновидении 5 лет, хотя в действительности ему 18 лет. Он ведет себя с психоаналитиком как маленький ребенок (прижимается к психоаналитику). В этой же комнате находится ее мать, которая идет навстречу дочери, но все это происходит за стеной. Стена как будто из полупрозрачного стекла и одновременно изо льда. В сновидении создается впечатление, что она кажется неприступной. М. давит рукой на стену, стена, не смотря на кажущуюся толщину, она расходится пополам, в месте похожим на срез. Одновременно пациентка видит старинные портняжные ножницы, которые разламываются пополам. В сновидении возникает ощущение облегчения. В настоящем сновидении особенно отчетливо выявляется непосредственное стремление бессознательного пациентки к трансформационным изменениям. По Юнгу анимус проходит четыре стадии развития (первая характеризуется простой физической силой, вторая – олицетворяет инициативу и способность планировать свои действия, третья представляется в виде «слова», и может реализоваться в качестве религиозного действия, на четвертой – анимус становится воплощением смысла). Безусловно, фигура аналитика воплощает собой движение архетипической принадлежности к обретению нового смысла. Подобное состояние анимуса придает женщине духовную твердость, невидимую внутреннюю поддержку, компенсирует ей внешнюю мягкость. Анимус, в его наиболее развитой форме, способен устранить разъединенность разума женщины и ее духовности, приходящую с возрастом, что 4 усиливает ее восприимчивость к новым творческим идеям (4). Позитивное начало в анимусе может олицетворять в своих высших проявлениях духовную мудрость. Через него женщина может объективно воспринимать процесс развития своей личности, обретая собственный путь духовного развития. Подобный этап может характеризовать собой переходный момент. Вновь обращаясь к Юнгу, можно сказать, что в настоящем сновидении в образе психоаналитика может содержаться начало движения бессознательного пациентки к обретению самостного смысла. Фигура пятилетнего сына амбивалентно соединяет в себе архетип младенца, воплощающего стремление пациентки к воссоединению с утраченной матерью. Как было указано выше, подобная утрата деформирует восприятие оси эго-самость пациентки. Травматически переживаемая пациенткой эмоциональная депривация, символизируется в сновидении толщей стены стекла и льда, построенная отвергающей матерью. Та легкость, с которой пациентка разламывает и раздвигает кажущиеся непреступные стены, символизирует путь, по которому бессознательное пациентки находит возможность движения своего бессознательного к целостному восприятию своей травматически диссоциированной психической реальности. Разламывание ножниц в этом сновидении символизируют собой осознание кастрационных ожиданий, как неминуемого наказания, способного воплотиться в бессознательной реальности маленькой девочки. Освобождение от кастрационной зависимости прокладывает путь индивидуального бессознательного пациентки к коллективно-архетипическим, постепенно доминирующим и обретающим свободу движения к сознанию. Данное сновидение может послужить доказательством начала осознания архетипа самости в его целостном восприятии. Клинические проявления одиночества и отчужденности, но не только от социального окружения, а так же от внутреннего Я (Эго), прежде всего, переживают, больные шизофренией. Их патология в гораздо большей степени подвержена прогрессивному расщеплению их внутренней психической реальности. Переживание этой отчужденности через психотические механизмы отличают это заболевание от всех остальных нозологических групп. Проблема расщепленности Эго на множественные составляющие гораздо в большей степени порождают процессы, следующие за этим. Согласно работам Юнга, (посвященным психологии Dementia praecox) проблемы переживания архетипических комплексов порождают внутри пациента, страдающего шизофренией, определенное отношение к этим архетипическим комплексам. Если для неврозов, пограничных состояний и депрессий непсихотического круга характерно яркое эмоциональное переживание архетипических комплексов, способных в процессе 5 психотерапии создать к ним определенное отношение, то при шизофрении основной проблемой пациентов является диссоциация между эмоциональной и когнитивной составляющей. Архетипы и их комплексы начинают доминировать в сознании пациента независимо от контроля над ними, быстро приобретают в сознании роль главенствующей фабулы, определяя аффективность, сознание и поведение пациента как непосредственное. Они же проецируют в реальность совокупность этих переживаний, воспринимая реальность как непосредственную часть этих архетипических комплексов. Клинический пример молодого человека, П. 30 лет, который в течение 8-ми лет страдает психическим заболеванием, определяемым как параноидная форма шизофрении. П. с детских лет воспитывался в условиях эмоциональной депривации. Его мать развелась с, мужем, когда пациенту было 7 лет. Доминирующее положение в семье всегда занимала мать. Пациент признавался, что с детских лет часто испытывал инцестуозные влечения по отношению к ней. В период развития у пациента активных сексуальных отношений с противоположным полом, он часто испытывал фантазии, когда его партнерши как бы «перевоплощались» в его мать. Сновидения этого периода характеризовались насыщенностью эротического содержания и повторяли выше указанные проблемы. Пациент видел себя в сновидениях, во время полового акта, где партнерши «превращались» в мать, а сновидение прекращалось из-за высокого напряжения, испытываемого пациентом и невозможностью им завершить половой акт. Он просыпался с ощущением тревоги и страха. Основные жалобы, предъявляемые П., были следующими: чувство тревоги, подозрительности. Часто рассказывал об «особом» к себе отношении и открытостью мыслей для окружающих. Временами случайные прохожие истолковывались пациентом как люди, специально подосланные для его исследования. Считал, что его мысли, действия и поступки прослеживаются спецслужбами. Часто замечал за собой «слежку». В отношениях с окружающими был подозрителен и замкнут. Несмотря на вышеперечисленные симптомы, всегда оставался крайне сексуальным, сохранял потребность в отношениях с женщинами, искал подругу жизни, мечтал построить собственную семью. Несмотря на тяжесть состояния пациента, его психотерапия была достаточно успешной. Одно из сновидений представленным им на сессии было следующего содержания: Сновидение, названное пациентом «Застрял во сне». Сновидение переживается ранним утром. Основное ощущение сна страх умереть – застрять. Мне было плохо, в голове шум становился сильным и опустошающим. Я думал, что это плохая «проводимость» и не чувствовал свою голову (себя), только 6 туловище. Чувствовал чье-то нажатие на грудную клетку, своим дыханием ощущал сердце. Не мог пошевельнуться и специально расслабился, чтобы все вскрыть и выяснить. Внезапно я увидел себя изнутри - голова без черепа, кровянистая очень бедная (слабая и испуганная – испачканная). Я мысленно, грозно ему сказал «Пошел вон!», вкладывая смысл, что ты трус, расстанемся с тобой. Это прозвучало как приказ. Я видел себя желтоватым изнутри, повторяя полукруг черепа, и ощущал «светлым», говоря вслух немощно и с мольбой – «я душа». Я начал «не просыпаться», а как бы постепенно вновь воспринимать себя. Затем я сказал «Я вернулся в себя». Включилась голова и я приятно почувствовал себя любимого, шизофренией представлено устало, залежавшимся в одной позе. Настоящее сновидение больного сложными переживаниями расщепления Эго, где пациент себя чувствует отделенным границами внутреннего сознания и внешней реальности. Тело и душа данного пациента при всей неоднозначности его переживаний получают начало интегративности и воссоединения. Пациент в течение длительного времени, испытавший значительные травмы ранних объектных отношений, переносит утрату «реальной» матери через ассоциации телесного переживания. Согласно концепциям Юнга при dementia praecox сновидение обусловлено апперцептивной слабостью Parexcellence с пресловутой склонностью к символам. эллипсисом Контаминация, («смещение названная различных Фрейдом сгущением, мыслительных Крепелин последовательностей, именовал сжатие нескольких синхронных цепочек мыслей»). Под «сгущением» Фрейд подразумевал слияние ситуаций, зрительных образов и речевых элементов. Контаминация применяется для вербальных объединений. Юнг, цитируя Гросса, отмечает, что дезинтеграция сознания при шизофрении означает одновременное протекание функционально отличных цепочек ассоциаций. По мнению Юнга, сознательная деятельность при диссоциации есть результат многих синхронно протекающих психофизических процессов. Следуя за Гроссом, Юнг пишет о существовании комплексов представлений (бессознательных), которые последовательно становятся сознательными и констеллируются уже существующими ассоциативными комплексами. Если в результате болезни связь между гроссовскими синхронными цепочками ассоциаций ослабляется, наступает дезинтеграция сознания. Многочисленные автоматизмы, которые врываются в сознание пациентов, страдающих шизофренией, к каковым относятся: аутохтонные идеи, внезапные импульсы, галлюцинации, внушенные мысли, навязчивые последовательности чуждых идей, 7 задержка и исчезновение мыслей, воздействие со стороны, патологические представления. (3) Больной шизофренией со свойственной ему дезинтеграцией сознания распадается на одновременно существующие синхронные процессы. Бессознательные импульсы внедряются в Эго-сознание и определяют его общее состояние. Следуя за рассуждениями Фрейда и Гросса, Юнг далее пишет: Всякий раз, когда возникает апперцептивная беспомощность, следующая за этим автоматизмом, содержащая в себе отколовшиеся комплексы представлений – на свободу вырывается целая армия сдерживаемых до сих пор мыслей. Изолированные до того комплексы определяют индивидуальное отношение к ним самой личности. Личность становится пассивным созерцателем образов, стекающихся от различных источников стимуляции. Сильнейшая аффективная окраска закрепляет подобное переживание, оскудняя интеллектуальные способности ко всему остальному. Протекающие в сознании аффекты (скрепленные с комплексом) препятствуют дальнейшему развитию личности. Согласно концепциям Блейлера (учеником, которого был Юнг) аффективность во многом определяет способности индивидуума к интеллектуальному процессу, при этом мысли вступают лишь в качестве субъектов. Аффективная направленность способна определять чувственное восприятие, представления, образы памяти. Эмоциональная окраска будет закреплять вышеперечисленные переживания. В своих работах Юнг возвращался к сравнительной характеристике различий задач психотерапии при неврозах и шизофрении. Для неврозов эмоциональное переживание комплекса рождает необходимости исследования его архетипического содержания для понимания той или иной роли комплекса в жизни пациента. При шизофрении, напротив, Юнг предостерегает от глубинного погружения в продукт бессознательного. Опасения Юнга были связаны с тем, что непосредственное соприкосновение с механизмами коллективного бессознательного могут стереть границы между сознанием пациента и непосредственным коллективным бессознательным, то есть усугубить психоз.(3) В своей психотерапевтической работе я, тем не менее, использую погружение в материал коллективного бессознательного. Смещенная перцепция этих пациентов может быть частично восстановленной, если есть возможность удержания в фокусе всех расщепленных частей личности и создания между ними интегративного взаимодействия. Немаловажную роль в этом процессе имеют трансферно-контрансферные отношения между пациентом и аналитиком. Многое в этой ситуации зависит от способности 8 аналитика удержать в себе проецируемые, расщепленные части личности и контейнировать их. Подводя итоги можно сказать, что архетип одиночества в каждой из нозологических групп имеет свое специфическое отражение в клинической картине заболевания. Воплощение же этих архетипических комплексов подчинено основным закономерностям развития того или иного заболевания. Список литературы: 1. Фрейд З. Влечения и их судьба. –М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. Печаль и меланхолия. Пер. М. В. Вульфа с. 151-176. 2. Эдингер Э.Ф. Эго и архетип. -М., 2000. 3. Юнг К.Г. Психология. Demenctia praecox / Пер. Т.Э. Гусакова. Мн.: ООО «Харвест», 2003. 4. Юнг К.Г., фон Франц М.-Л., Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы/ Под общ. Редакцией С.Н.Сиренко. – М.: Серебряные нити, 1998. – 368 с. 9
