КУБАНСКАЯ АССОЦИАЦИЯ «РЕГИОНАЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ КАЗАЧЬЕЙ КУЛЬТУРЫ» ОТДЕЛ СЛАВЯНО-АДЫГСКИХ КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ АДЫГЕЙСКОГО РЕСПУБЛИКАНСКОГО ИНСТИТУТА ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ИМ. Т. КЕРАШЕВА ВОПРОСЫ КАЗАЧЬЕЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ Выпуск 9 Майкоп 2013 2 УДК 008 (470.6)(082) ББК 63.529 (235.7) В 74 Редакторы-составители: кандидат социологических наук М.Е. Галецкий кандидат исторических наук, доцент Н.Н. Денисова кандидат педагогических наук, доцент Г.Б. Луганская В 74 Вопросы казачьей истории и культуры: Вып. 9 / М.Е. Галецкий, Н.Н. Денисова, Г.Б. Луганская; Кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры»; отдел славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева. – Майкоп: Изд-во «Магарин О.Г.», 2013. – 292 с. ISBN 978-5-91692-176-2 В 9 выпуске сборника представлены материалы научно-практической конференции «Казачество России: историческая память и культурные вызовы современности», проведенной в рамках XXII регионального фестиваля казачьей культуры. В статьях освещены проблемы: исторического сознания в пространстве северокавказской культуры, сближения славян с горцами в анналах исторической памяти, духовной связи и преемственности поколений народов Северного Кавказа, места устной традиции в их модели жизненного цикла, соотношения фольклорных текстов с жизненной реальностью, устной исторической традиции и исторической картины мира кубанских казаков и адыгов. Сборник адресован широкому кругу читателей, интересующихся историей и культурой казачества, адыго-казачьих связей. УДК 008 (470.6)(082) ББК 63.529 (235.7) Редакторы-составители Галецкий М.Е, Денисова Н.Н., Луганская Г.Б. Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований им. Т. Керашева Кубанская ассоциация «Региональный фестиваль казачьей культуры» 3 Б.М. Берсиров ПРИВЕТСТВЕННОЕ СЛОВО ДИРЕКТОРА АДЫГЕЙСКОГО РЕСПУБЛИКАНСКОГО ИНСТИТУТА ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ИМ. Т. КЕРАШЕВА Уважаемые участники и гости конференции! Позвольте сердечно приветствовать вас от имени коллектива Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований имени Т. Керашева. Май для института, научного сообщества и работников культуры Республики Адыгея по традиции насыщен важными научными и культурными мероприятиями, одним из которых является конференция по истории и культуре казачества, проводимая в рамках Регионального фестиваля казачьей культуры отделом славяно-адыгских культурных связей АРИГИ. Руководство института с одобрением относится к совместной научно-просветительской деятельности отдела и Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры», создающей благоприятные условия для успешной реализации комплексной программы «Славяно-адыгские культурные связи», которая реализуется в институте и, надеемся, является весьма перспективной не только для Кубани и Адыгеи, но и для всего Юга России. Это подтверждают ежегодно издаваемые сборники статей по материалам конференций, которые нашли свою аудиторию в России и заинтересовали зарубежных исследователей. Тема нынешней конференции «Казачество России: историческая память и культурные вызовы современности» и вопросы, предлагаемые к обсуждению, представляются актуальными и своевременными как для теории, так и для практики. С каждым годом круг участников научных конференций становится все более широким, охватывая различные города и регионы страны: Краснодар, Ростов-на-Дону, Волгоград, Нальчик, Черкесск, Владикавказ. На нынешнюю конференцию прислали свои сообщения ученые из Москвы – доктор исторических наук, главный научный сотрудник отдела Кавказа Института этнологии и антропологии РАН Ирина Леонидовна Бабич и Воронежа – кандидат исторических наук Герман Олегович Мациевский. Высокий научный уровень конференции поддерживается ее постоянными участниками: 4 – председателем комитета по культуре, делам семьи и взаимодействию с общественными организациями Совета – Хасэ Республики Адыгея, кандидатом философских наук Евгением Ивановичем Саловым; – председателем Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры», кандидатом социологических наук Михаилом Евгеньевичем Галецким; – докторами и кандидатами наук, преподавателями вузов Краснодара и Майкопа: Олегом Владимировичем Матвеевым (КубГУ), Александром Валентиновичем Соповым (МГТУ), Светланой Ивановной Хватовой и Александрой Юрьевной Барановой (АГУ); – нашими коллегами из научно-исследовательских институтов северокавказских республик: Натальей Васильевной Кратовой, Натальей Георгиевной Соловьевой из Карачаево-Черкесского института гуманитарных исследований; – представителями казачества: заместителем атамана Кубанского казачьего войска Константином Яковлевичем Перенижко, атаманом Майкопского казачьего отдела ККВ Владимиром Александровичем Удаловым и его заместителем по культуре, образованию и СМИ Николаем Николаевичем Старковым; атаманами: Келермесского казачьего общества Василием Павловичем Затолокиным и Мезмайско-Темнолесского хуторского казачьего общества Михаилом Ивановичем Скворцовым; – учителями общеобразовательных школ и учреждений культуры Адыгеи. Активное участие аспирантов, представителей студенчества и учащихся в этих конференциях придает уверенность в том, что у исследований по истории и культуре казачества есть будущее. Мы приветствуем нашу научную молодежь: аспиранта КубГУ Егора Брацуна, студентов АГУ Галину Шкáпицеву, Дарью Замураеву, Сергея Рогачева и др. Слова особой благодарности – Сергею Васильевичу Иванову, советнику атамана Кубанского казачьего войска, страстному пропагандисту казачьей истории, усилиями которого информация о проведении конференции становится доступной всем, интересующимся данной проблемой, и Бэлле Асланбиевне Киковой, директору Национальной библиотеки Республики Адыгея, и руководимому ею коллективу за создание комфортных условий для работы конференции. 5 Позвольте, уважаемые коллеги, пожелать всем успешной работы и выразить уверенность, что результаты ваших исследований послужат на благо всех народов Республики Адыгеи. И.Л. Бабич КАЗАКИ И ЗАПАДНЫЕ АДЫГИ: ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ∗ В ЕВРОПЕЙСКОЙ ЭМИГРАЦИИ В 1920-е гг. После революции 1917 г. и установления большевистской власти на Северном Кавказе представители большинства народов региона эмигрировали, поскольку не готовы были принять новую власть. Среди северокавказских эмигрантов определенную часть составляли западные адыги, до революции находившиеся в составе Кубанской области. Судьба их в первые годы эмиграции оказалась необычной. С одной стороны, как представители Кубанской области, они тяготели к кубанским казакам и на первом этапе именно с ними связывали свою будущую, без большевиков, жизнь на Родине, а с другой – как часть кавказского сообщества и, в частности адыгов, как адыгская этническая группа, они не могли не чувствовать национального родства с теми, кто поначалу оказался в эмиграции в другом политическом лагере. Цель данной статьи – исследовать этот период взаимоотношений западных адыгов или, как в то время их называли, кубанских горцев и кубанских казаков – жителей Кубанской области, оказавшихся в эмиграции в составе многочисленных казачьих подразделений. Статья написана на основе изучения ряда фондов частных архивов во Франции, в Париже. Потомки многих кавказцев бережно сохраняют материалы о жизни своих предков, оказавшихся на чужбине в 20-х гг. ХХ в. Делегация Кубанской Рады и горцы Северного Кавказа на Мирной (Версальской) конференции в Париже, 1919–1920 гг. История эмиграции кавказцев начинается с Парижской мирной конференции 1919 г., на которую съехались представители ряда регионов бывшей Российской империи, стремившихся к независимости. В архивах сохранилось письмо, датированное 8 октября 1919 г., адресованное французскому премьер-министру Жоржу ∗ Приношу огромную благодарность фонду «Дом науки о человеке» (Fondation Maison des sciences de l'homme, Франция) за предоставленную возможность работать в архивах и библиотеках Франции (2008–2012 гг.). 6 Клемансо, который был председателем этой Мирной конференции. В письме представители семи республик обращались к нему с просьбой о содействии в создании независимых государств: Азербайджана (Алимардан Топчибаши), Северного Кавказа (А.М. Чермоев), Эстонии (С.Р. Пуска), Грузии (Н. Чхеидзе), Кубанской республики (Л. Быч), Латвии (И. Сескис), Литвы (Т. Парушевич), Украины (граф Тышкевич) [1]. Каждая из вышеперечисленных республик представила свою собственную Декларацию о независимости, также была сформулирована и общая Декларация (от 7 июня 1919 г.). В Декларации отмечалось, что данные государства возникли на территории бывшей Российской империи, «строятся на началах демократических принципов» и нуждаются в «признании их субъектами международного права». Выдвигалась следующая аргументация. 1. «Российские большевики стремились на территории всей бывшей России установить диктатуру пролетариата и коммунизм, а российские реакционные круги стремились на той же территории установить свою военную диктатуру и реставрировать прежнюю Россию с порабощением народностей» (курсив И. Б.). Обе эти силы направили свою борьбу против «новообразованных демократических республик». 2. Эти государства «богаты первичными продуктами, необходимыми для заграницы», в свою очередь, они испытывают нужду в продуктах заграницы. Делегации вышеперечисленных республик обратились к Ж. Клемансо с просьбой о признании государств независимыми субъектами международного права. Однако иностранные государства предпочитали отложить этот вопрос до разрешения так называемого «русского вопроса». Все свидетельствовало о том, что кубанцы и кавказцы на первом этапе жизни в эмиграции начали свою политическую деятельность совместно. В том же, 1919 г., было составлено Соглашение между республиками Азербайджана, Северного Кавказа и Кубани, обнаруженное нами в архиве азербайджанского деятеля Алимардан-бек Топчибаши, согласно которому «стороны обязались признать политическую независимость и государственную суверенность друг друга и оказать друг другу в случае необходимости военную, поли- 7 тическую, дипломатическую, экономическую и финансовую помощь. В соглашении также указывается, что стороны считают необходимым установить отношения с Грузией и Арменией»∗[1]. В другом варианте проекта Соглашения сохранилась приписка, проясняющая необходимость его заключения, которая состояла «в сознании общности задач и интересов в борьбе за национальное освобождение и политическую независимость и в целях закрепления в их странах демократического строя» [2]. Один из главных лидеров кубанцев – Лука Лаврентьевич Быч (Бич) (1870–1945 гг.), крупный казачий общественный деятель, отличный хозяйственник, прекрасно работавший главой г. Баку, в 1917–1918 гг. избран Председателем Кубанского краевого правительства. В качестве председателя делегации Кубанской республики он участвовал в Мирной конференции в Париже, оставшись затем заграницей. Жил в Праге, где работал преподавателем муниципального права в Украинской сельскохозяйственной академии, а затем – ее ректором. Кубанская Народная Республика была образована на территории бывшей Кубанской области и Кубанского Казачьего Войска после развала Российской империи и существовала с 1918 по 1920 гг. 16 февраля 1918 г. правительство возглавил Л.Л. Быч. В Кубанскую республику были включены казаки, крестьяне и горцы. В состав ее Правительства вошли и казаки и горцы. Однако состав Правительства неоднократно менялся по причине внутренних конфликтов и разногласий. На основе «Временных положений о высших органах власти в Кубанском крае» управление в области передавалось Кубанской Раде, которая должна была избираться «правомочным» или полноправным местным населением: казаками, горцами и коренными крестьянами. Исполнительная власть возлагалась на войсковое правительство в составе 10 членов кабинета, из которых трое – представители горцев и иногородних. Оно являлось подотчетным Законодательной Раде. В политической сфере программа Рады отстаивала незыблемость казачьих прав и привилегий при сохранении неполноправности иногородних; в экономике – был взят курс на сохранение традиционного землевладения и землепользования, а Здесь и далее стиль и орфография цитируемых документов сохраняются. Поставить звездочку ∗ 8 также развитие частной собственности. В состав Кубанской Рады вошли 45 казаков, 45 иногородних и 8 горцев. Как отмечает А.Дж. Басниев, западные адыги в полном составе поддержали казаков [3]. В состав Правительства и Кубанской Рады в этот период входили адыги Айтек Алиевич Намиток и Василий Николаевич Гаджемуков. Айтек Намиток родился 2 февраля 1885 г. (по другим данным, в 1892 г.) в ауле Понежукай, окончил Ставропольскую гимназию, а затем юридический факультет Санкт-Петербургского университета. А.А. Намиток стал министром юстиции в составе Кубанского правительства и был направлен вместе с Л.Л. Бычом в Париж в составе делегации на Мирную конференцию. В.Н. Гаджемуков 28 октября 1917 г., как отмечено в его формулярном списке, обнаруженном нами в частном архиве семьи Гаджемуковых (Франция, Париж), «был избран населением черкесского народа в члены Кубанской Краевой Рады». С 28 февраля по 20 августа 1918 г. он служил в Конном Черкесском полку и принимал участие в Корниловском («Ледяном» походе). С 28 августа 1918 г. В.Н. Гаджемуков вновь избран в члены Кубанской Краевой Рады. В 1920 г. он эмигрировал в Костантинополь и служил там первым драгоманом Дипломатической миссии [4]. Членами Кубанской Краевой Рады являлись Султан ШахимГирей, Кучук Натырбов, Пшемахо Коцев, Паша-бек Султанов, Х. Хубиев, С. Сиюхов, К. Улагай, М. Хатагогу. Все они, как пишет А.Дж. Басниев в статье «Адыгский парламентаризм начала ХХ века», состояли в так называемой «адыгской фракции» Рады (в нее же входил и А. Намиток) [3]. Приведем некоторые их биографические данные, так как это важно для понимания взаимоотношений кубанских казаков и кавказцев в эмиграции. Все они, кроме Сефербия Сиюхова, стали впоследствии эмигрантами. Шахим-Гирей (Шехим-Гирей) Султан, черкес, родился в 1880 г. в Кубанской области, окончил юридический факультет Харьковского университета, занимался адвокатской деятельностью в Кубанской области, в 1917–1919 гг. – заместитель председателя Кубанской Рады, эмигрировал в Турцию. Умер в 1921 г. Хатгогу (Гатагогу, Khatgogou) Мурат (Мурад), черкес, в 1917 г. участник Первого свободного съезда представителей горских народов Кубанской области и Черноморской губернии, в 1919 г. после отставки Султана Шахим-Гирея занял пост замести- 9 теля председателя Кубанской Законодательной Рады, в 1919 г. арестован деникинцами и выслан заграницу, жил в Праге. Натырбов Кучук Бахти-Гирей, западный адыг, отец – БахтиГирей Натырбов, 1878 года рождения, окончил СанктПетербургский университет, работал в управлении Читинской губернии, эмигрировал, вначале во Францию, Париж, в 1923 г. – в США. Тем не менее, Натырбовы сохраняли контакты с северокавказцами, проживавшими во Франции и Германии. В частности, Мурат и Ислам Натырбовы поддерживали постоянную связь с Гайдаром Бамматом в Париже в 1920–1950-е гг. [5]. Коцев (Косок) Пшемахо (Пшемаф) Тамашевич, кабардинец, родился в 1883 г. в ауле Сармаково, окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета, работал юристом, министром, был председателем Правительства Республики Северного Кавказа, эмигрировал в Турцию, где прожил многие годы. Умер в 1962 г. К сожалению, не удалось обнаружить никакой информации о трех участниках – Паше-бек Султанове, Хасамби Хубиеве и Касполете Улагае. Известно, что они тоже были вынуждены эмигрировать с Родины, но в исследуемых нами архивных материалах сведений о них не обнаружено. Касполет Товшукович Улагай, адыг, сын офицера, статский советник, служил по гражданской части в Кубанской области, в феврале 1917 г. был избран в Кубанскую Законодательную Раду от черкесов. О Касполете тоже ничего неизвестно, но в эмиграции стал широко известен его сын, Кучук Касполетович Улагай (1893– 1953 гг.), участник Добровольческой армии, в эмиграции находился в Турции, Болгарии, Сербии. Видимо, отец жил вместе с сыном в Сербии, но информация о нем отсутствует. В 1920 г. кубанцы и кавказцы проводили общие собрания, на которые приглашали и Л.Л. Быча. 2 ноября 1920 г. подобная встреча состоялась у А. Чермоева [6]; на ней присутствовали азербайджанцы А. Топчибаши, Дж. Гаджибеков, Ш.-И. Исламов, Я. Мехтиев, северокавказцы А. Намиток и В. Джабаги [7]. Октябрем 1920 г. датируется новый Проект Договора о сотрудничестве Азербайджана, Республики Союза Горских Народов Северного Кавказа и Кубанской Республики [7]. В проекте отмечается: «Исходя из непоколебимого убеждения в единстве исторических судеб и общности задач и интересов их народов в борьбе за 10 национальное освобождение и политическую независимость и в целях взаимной защиты демократического республиканского строя в этих вопросах, признать необходимым заключить настоящий договор братского единения на следующих условиях: 1. Правительствам Азербайджана, Кубани и Горских Народов взаимно признать политическую независимость и суверенность договаривающихся государств. 2. Военная, политическая, экономическая и финансовая поддержка друг друга». Договор заключают представители Делегаций на Мирной конференции в Париже. Кубанские казаки и Национальный комитет освобождения горских народов Северного Кавказа, Константинополь, 1920 г. В 1920 г. в Константинополе создается другая горская организация, которая также своей целью ставит борьбу с большевизмом вместе с казаками. Здесь был организован так называемый Национальный Комитет освобождения горских народов Северного Кавказа. Как указывает А.В. Казаков [8], он иногда фигурировал под другими названиями – «Комитет освобождения горских народов Северного Кавказа» и «Горский монархический центр». Информация об этом комитете обнаружена в частном архиве семьи Гаджемуковых. В состав Константинопольского Национального комитета освобождения горских народов вошли: генерал Ф.Н. БековичЧеркасский (представитель от Кабарды), В.Н. Гаджемуков (представитель кубанских черкесов) [9], генерал Я. Хабаев (от Осетии), генерал С. Мальсагов (от Ингушетии). Ф.Н. Бекович-Черкасский и В.Н. Гаджемуков довольно хорошо известны историкам, представляется необходимым прояснить личности Я. Хабаева и С. Мальсагова. Яков (Бета) Васильевич Хабаев родился 1 октября 1870 г., осетин из станицы Новоосетинская, получил военное образование и служил в чине генерал-майора в Собственном Конвое Его Величества. Сафарбек Таусултунович Мальсагов родился в 1868 г. во Владикавказе, ингуш, получил также военное образование, окончив Елизаветградское юнкерское училище, служил командиром Осетинского конного дивизиона, дослужился до звания генерала, участвовал в Добровольческой армии, при генерале Деникине стал 11 правителем Ингушетии. В 1920 г. эмигрировал вместе с армией в Константинополь. Обнаруженный нами материал в архиве внешних дел Франции включает в состав данного комитета еще и Микаэля Халилова (Халил-Паша) (1856–1936 гг.), дагестанца, генерала русской армии, который так же, как и все остальные участники, играл заметную роль в политической жизни Дагестана, являясь последним главой правительства Горской республики. В Константинопольском Кавказском Комитете Халилов стал его президентом [10]. Таким образом, весь состав Комитета – это известные представители военной элиты Северного Кавказа, которые состояли в течение многих лет на российской военной службе. Необходимо отметить, что Российская империя в течение всего ХIХ в. вела активную работу по формированию пророссийской горской элиты. Одним из ключевых механизмов этого являлась военная служба. Горцев активно направляли в военные учебные заведения, после окончания которых они служили в Российской армии [11. С. 171–186]. Все пять горцев – членов Кавказского Комитета к 1917 г. в течение многих лет верою и правдою служили России, имели «пророссийские» взгляды, поддерживали Российскую империю и российскую монархию, а главное – российское присутствие на Северном Кавказе, признавая его целесообразность. В основу программы Национального Комитета освобождения горских народов Северного Кавказа вошли следующие положения: 1. Признание генерала Врангеля главнокомандующим. 2. Соблюдение полного нейтралитета по отношению к политике Антанты и Кемалистов. 3. Организация, при более благоприятных условиях, армии из турецких мухаджиров – выходцев с Северного Кавказа для движения на Кавказе против большевиков. Далее в тексте программы подчеркивалось, что, «не преследуя никаких политических целей, комитет является единственным представительным органом русских мусульман (курсив И. Б.), находящимся заграницей, и признан как таковой генералом Врангелем». Как свидетельствует текст программы, все члены Комитета планировали вести борьбу в составе армии Врангеля за восстановление Российской империи и российской монархии, т. е. за возвращение Северного Кавказа в состав Российской империи. Далее сле- 12 довала приписка: «В своей работе комитет будет стремиться к объединению с антибольшевистскими силами и в особенности с казаками». И на первом этапе планировалось объединиться с Украинским национальным комитетом. Цитируемые материалы подтверждаются и другими источниками, в частности, сводкой иностранного отдела ВЧК – дело № 541 – «Совершенно секретно», датируемой 24 января 1922 г., в которой говорится и о Комитете освобождения горских народов Северного Кавказа. В сводке, однако, указывается несколько иной состав Комитета. В него, кроме Ф.Н. Бековича-Черкасского и Я.В. Хабаева, был включен и Пшемахо Тамашевич Коцев. А.В. Казаков добавляет еще одну фамилию – Клыч Султан-Гирея – известного кубанского черкеса (1880–1947), генерал-майора Российской армии, окончившего, как и Ф.Н. Бекович-Черкасский, Елисаветградское кавалерийское училище, командира сотни Черкесского конного полка Туземной дивизии во время Первой мировой войны, участника Добровольческой армии [8]. В вышеуказанном донесении сообщалось, что Комитет, пользуясь поддержкой турецких властей, сформировал конную дивизию из горцев, которая, находясь в распоряжении командования Ангорского правительства, располагалась на границе Турции и Советской России [12. С. 549–550]. А.В. Казаков подчеркивал, что Кавказский Комитет в Константинополе установил тесные связи с Высшим монархическим союзом, сформированным во Франции [8]. В 1920 г. В.Н. Гаджемуков издавал на родине газету на черкесском языке, цель которой – широкая информация народа и призыв к беспощадной борьбе с большевистскими агитаторами. «Для горцев и старый и новый режим одинаково не сладки», но «если дело дойдет до свободного выбора, то горцы, как один, сохраняя самое дружеское отношение к казакам, все-таки пойдут рука об руку с Добровольческой армией по пути государственного строительства и предпочтут остаться подданными Великой Неделимой Демократической России и в этом отношении беспрекословно подчиняются решению Учредительного собрания» [13]. Константинопольский Национальный Комитет освобождения горцев Северного Кавказа просуществовал недолго, около года. Причин тому несколько. Во-первых, в Константинополе в конце 1922 г. появился новый комитет – «Комитет освобождения Азербайджана и горцев Северного Кавказа», в который уже вошли не 13 все члены предыдущего Комитета. Дело в том, что азербайджанцы в эмиграции начали деятельность по созданию независимого, вне состава Российской империи, государства Азербайджан. Поэтому тем горцам, которые придерживались монархических взглядов, было не по пути с азербайджанцами [14. С. 299]. По мнению Л.В. Соцкова, в Турции в основном «финансировали» борьбу за независимость Кавказа, а не за восстановление российской монархии, что изначально обрекало Комитет на неуспех [15. С. 28]. Кроме того, 16 марта 1921 г. между РСФСР и Турцией был заключен договор о дружбе и сотрудничестве, который не предполагал проведение подрывной в отношении России деятельности на территории Турции. Многие члены Комитета освобождения горских народов Северного Кавказа выехали из Константинополя в другие европейские государства, где началась уже иная жизнь. У некоторых эмигрантов произошла определенная переоценка ценностей, изменялись политические приоритеты и ориентация, что легко проследить на примере членов Кавказского комитета. В.Н. Гаджемуков, переселившись в 1923 г. на постоянное жительство в Марсель, полностью отошел от политической деятельности. Как рассказывал его правнук – Себастьян, он всего лишь один раз ездил в Париж «на какое-то кавказское собрание, после чего больше там не появлялся» [16]. Своих взглядов он, по всей видимости, не изменил, хотя не испытывал и больших разочарований в связи с крушением империи. В эмиграции Василий Николаевич, чувствуя себя адыгом, однако, общался с русскими, нежели с кавказцами. В последние годы он жил в Русском доме Сент-Женевьевде-Буа и похоронен там же, на русском кладбище. На его могиле стоит православный крест. Я.В. Хабаев также перебравшись во Францию, жил в Париже, принимая участие лишь в русских военных организациях – Совете Общеказачьего объединения во Франции, Союзе Георгиевских кавалеров, Союзе русских военных инвалидов во Франции. Его кавказские корни проявлялись в участии в Ассоциации беженцев – горцев Северного Кавказа – единственной северокавказской организации во Франции, не имеющей определенного политического направления, и поэтому в ее деятельности участвовали северокавказцы, имевшие разные политические ориентации; также он представлял Осетинский аул на так называемом Общезарубежном съезде, который состоялся в 1925 г. во Франции. 14 С.Т. Мальсагов со временем перебрался в Польшу и не принимал активного участия в политической жизни. М. Халилов остался жить в Стамбуле, отошел от политической деятельности, лишь посылая свои статьи в журнал «Горцы Кавказа» (1928–1934 гг.). Ф.Н. Бекович-Черкасский осел во Франции, в Париже, активно включившись в «русскую монархическую организацию Николаевского толка» – сторонников бывшего Верховного главнокомандующего Российской армией великого князя Николая – эмигранта, живущего также во Франции, и одного из главных претендентов на российский трон. Ф.Н. Бекович-Черкасский участвовал в деятельности различных военных союзов, в частности, состоял в Правлении Союза Георгиевских кавалеров, Союза офицеров Кавказской армии, Объединении бывших воспитанников Николаевского Кавалерийского училища, Объединении кирасир Его Императорского Величества полка. Из приведенного перечня видно, что он практически не контактировал с кавказскими организациями, которые вели во Франции целенаправленную антироссийскую и антирусскую деятельность, направленную не на восстановление имперской власти на Кавказе, а на создание независимых государств. В документах удалось обнаружить лишь одно упоминание о его членстве в Кавказском обществе «Алаверды», которое не было связано с политическими движениями и преследовало исключительно культурные цели. Важно подчеркнуть, что Ф.Н. Бекович-Черкасский не участвовал и в кавказских движениях во время Второй мировой войны, которые поддержали немцев в их борьбе против СССР, более того, есть информация, что он был одним из руководителей Русского антифашистского сопротивления в Париже. Между тем имела место эволюция взглядов Ф.Н. БековичаЧеркасского, и заключалась она в смене его религиозной принадлежности. К концу жизни Федор Николаевич, или скорее уже Тембот, принял ислам и был похоронен на мусульманском кладбище под Парижем, в Бобиньи, 16 ноября 1953 г. Его жена, калмычка – Надживат Капланова пережила его более чем на 25 лет, последние годы проведя в Доме русских военных инвалидов в Монморанси, где и умерла в 1979 г. Похоронена она также на мусульманском кладбище в Бобиньи [17]. 15 Общекубанская конференция: кубанцы и горцы, 1921 г. Прага Но вернемся к кубанцам. 10 сентября 1921 г. в Праге состоялось заседание инициативной комиссии, которая, во-первых, приняла решение о созыве в Праге Общекубанской конференции [18]. По данным Л.Л. Быча, на ноябрь 1921 г. в Европе проживали 10 тыс. кубанцев, главным образом, военных [7]. Во-вторых, комиссия решила пригласить на конференцию следующих участников: членов Президиума Кубанской Чрезвычайной Краевой и Законодательной Рады, членов парламентских делегаций Кубани – Парижской и Закавказской, и. о. атамана и Председателя Правительства и избранных на Лемносе атамана и Председателя Правительства. В их числе: Ф.А. Аспидова, Л.Л. Быча, И.А. Белого, Л.В. Белашова, Ф.К. Воропинова, В.А. Винника, А.М. Гордиенко, В.Н. Иваниса, П.И. Курганского, С.Ф. Манжула, В.И. Науменко, Г.В. Омельченко, Павлоградского, Т.К. Роговец, В.Д. Савицкого, Д.Е. Скобцова и товарища Председателя Краевой Рады И.П. Тимошенко. В числе приглашенных были и два горца – А. Намиток, член Парижской Парламентской делегации и Султан Шахим-Гирей, заместитель Председателя Законодательной Рады. В-третьих, было подготовлено «Обращение ко всем кубанцам заграницей». В-четвертых, было решено просить финансовую помощь для проведения конференции у кавказцев, в частности у азербайджанцев. 15 сентября 1921 г. в азербайджанскую делегацию, ее председателю А. Топчибаши поступило письмо от Кубанской делегации, в котором члены делегации обращались к нему с просьбой о выделении 5–10 тыс. франков на эти цели. Получить деньги поручили адыгу А. Намитоку, пресссекретарю кубанской делегации. Азербайджанская делегация, рассмотрев обращение кубанцев, приняла решение о выделении 5 тыс. франков, которые и были переданы под расписку А.А. Намитоку [18]. Выдачу денег азербайджанская делегация сопроводила условиями, суть которых состояла в следующем: «…Азербайджанская делегация, разделяя мнение Кубанской Делегации об общности интересов Азербайджана и Кубани по освобождению их от большевистской оккупации, … рассчитывает, что в будущем, при наступлении соответствующих условий, Азербайджанская республика, как и остальные Республики на Кавказе, придут к необходимости установления с Кубанью тесного политического и экономического союза» [18]. 16 21 сентября 1921 г. на имя председателя Азербайджанской делегации поступило благодарственное письмо за подписью председателя Вячеслава Дмитриевича Савицкого [19] за оказанную финансовую помощь. 3 ноября 1921 г. по окончании конференции Л.Л. Быч (жил он в то время в Праге, на улице Kaplicky, 17 Sallerova) отправил на имя Алимардана Топчибаши «доверительное письмо», в котором описывал результаты проведенной в Праге Общекубанской конференции. По его мнению, это была конференция «кубанских политических и общественных деятелей», задачи которой состояли в стремлении «консолидировать демократические силы Кубани, поставив в основу объединения этих сил лозунги: укрепление и последовательное проведение принципа независимости Кубани, борьба против оккупантов, из какого бы лагеря они не исходили, и подготовка дружественных объединений с естественными союзниками Кубани – независимыми государствами, возникшими на развалинах бывшей Российской империи», и устранении «кубанского «многовластия» в лице эмигрировавшего правительства и самозваных претендентов на это звание». Л.Л. Быч сообщал, что на конференции произошло разделение кубанцев на «независимовцев» и «единонеделимцев». Если «независимовцы» стремились к созданию независимого государства Кубань, то «единонеделимцы» стремились ликвидировать власть большевиков и воссоздать прежнюю Россию и полностью солидаризировались с Врангелем. В заключении он писал: «Таким образом, часть кубанцев отошла в лагерь врагов демократии вообще и демократии кубанской в частности». Значит, те, кто был за Российскую империю и с Врангелем, являлись врагами остальных кубанцев. «Из оставшихся участников конференции образован «Демократический Союз независимости Кубани» [9]. Исходя из этого, Кавказский Комитет в Константинополе, куда входили кубанские адыги, оказывался врагом Кубанской делегации, в которую также входили кубанские адыги. На этом этапе Л.Л. Быч стремился как к политическому сотрудничеству с кавказскими делегациями, так и к получению от них финансовой поддержки. Помимо делегации Азербайджана, он отправил письма делегациям Грузии и Армении, в которых изложил свою политическую позицию и просил финансировать деятельность «Демократического Союза независимости Кубани» [7]. 17 Разрыв кубанских казаков и западных адыгов, 1922 г. Документ «О настроениях зарубежного казачества» хранился в архиве А. Топчибаши, есть основания предположить, что послал его Савинков, скорее всего, специально для Алимардана. В документе отмечалось, что казачья эмиграция в Европе (общей численностью 30 тыс. чел.) считает борьбу с большевиками неоконченной и готова к дальнейшей деятельности. Далее Савинков описывает существующие политические направления в донских казачьих группировках: «Демократическая группа», «Союз возрождения казачества», «Новотактики», Богаевский и донское правительство, «красновцы» и характеризует кубанских казаков. Для рассматриваемой нами проблемы эти характеристики представляют особый интерес. По информации Савинкова, в 1922 г. А. Намиток полностью «порвал с кубанцами», прервал деловые и политические контакты с Л.Л. Бычом, который уехал из Праги в Мариенбад (Чехия). В Чехии в этот период оставалось 2 тыс. казаков. Далее жизнь А. Намитока пошла уже в ином русле. Он начал активно сотрудничать с Северокавказской (Горской) делегацией, которой руководил А. Чермоев. В 1927 г. он член Временного Объединенного Национального центра Азербайджана и Северного Кавказа [20], один из главных редакторов журнала «Прометей», боровшегося за независимость Кавказа [20]. С 1924 г. А. Намиток стал одним из основателей «кавказской» ложи «Золотое руно» (1924–1926 гг.), членом-основателем ложи «Прометей», в 1926–1931 гг. – членом Комиссии по выработке Пакта Кавказских народов от Северного Кавказа, в 1930 г. – соратник Алимардана Топчибаши. Одновременно с политической деятельностью А. Намиток увлекся и научной. Окончив Сорбонну, он стал активным членом Клуба по изучению Кавказа, в котором делал доклады, например, «Откуда происходит название Кавказ» (1935 г.), «Проблемы этнологии Кавказа: грузины и черкесы» (1937 г.). Переехав на постоянное жительство в Турцию, А. Намиток продолжил свои научные изыскания, опубликовав ряд книг «Fables des Tsey Ibrahim» (Paris, 1938), «Origines des Circassiens» (Paris, 1939), «Recits Oubykh» (Paris, 1955) и др. Мурат Хатгогу вместе с А. Цаликовым организовал в Праге Союз горцев Кавказа, девиз которого – «Сильный человек и водопад везде проложат себе дорогу». Главной целью Союза стало «служение делу национально-культурного возрождения и экономического благосостояния горских народов Кавказа» [21]. Союз начал издавать 18 журнал «Кавказский горец», редакция которого подчеркивала, что «не занимается чисто политическими вопросами, как вопросами, могущими разъединить горцев-эмигрантов», совершая, между тем, отдельные выпады против русско-имперского режима. «Дореволюционный царский режим препятствовал познанию Кавказа. Он принимал всяческие меры к разобщению горской интеллигенции с его народом, мало того, он душил всяческое проявление национального самосознания (достаточно указать на горькую судьбу осетинского поэта Коста)», – отмечалось в одном из номеров журнала. Территории как объект противоречий между кубанцами и горцами Со временем возник конфликт между кубанскими казаками и кубанскими адыгами из-за территорий. Кубанцы включали в свою республику территории, ранее принадлежавшие западным адыгам. Адыги выступали против этого. Происходила постепенная «этнизация» кубанских горцев – отход от кубанских казаков и сближение с кавказцами. Кубанских казаков стали обвинять в «расчленении горцев». Член Народной партии горцев Кавказа под псевдонимом «Рядовой Горец», анализируя статьи Игнатовича о казачьем великодержавии, опубликованные на страницах журнала «Вольное казачество» (Париж, 1929 г.), писал, что редакция журнала «Горцы Кавказа», «приветствуя плодотворную работу журнала «Вольное Казачество» в области развития идеологии и утверждения казачьей самостийности, все же считает своим долгом отметить великодержавное устремление этой группы – неизжитую империалистическую психологию, усвоенную от русской государственной мысли, и желание найти разрешение казачьих вопросов в дальнейшем расчленении Горцев и в стеснении их территориальной жизни. Такой способ разрешения казачье-горских вопросов несомненно Горцам – неприемлем» [22. С. 10]. Игнатович считает, по мнению «Рядового Горца», что «горцы посягают на казачьи права и казачью территорию», стремятся к созданию кавказской конфедерации, опасной для казачества, тогда как все наоборот – казачеству необходимо для ослабления горцев оттянуть у них по возможности больше территории с горским населением, запереть их в горах (курсив И. Б.) [21. С. 16]. Горско-казачий территориальный вопрос вновь в очень жесткой форме поставил Мурза-Бек в статье «К вопросу о северных 19 границах Республики Горцев Кавказа». Он писал, что «не так давно в эмиграции народилась группа идеологов казачьего великодержавия и развернула флаг своей самостийности на страницах журнала «Вольное Казачество»… Сначала журнал говорил о независимом государстве, объединяющем три казачества: Донское, Кубанское и Терское» [23. С. 33]. Проблема в том, что между эмигрантскими движениями горцев и казаков существовали территориальные разногласия, в рамках каких территорий они планировали создавать свои независимые государства. Горцы требуют «справедливого отношения к горскому вопросу» [23. С. 34]. «В отношении нас, Горцев, г-н Билый на страницах журнала включал в Казакию только кубанских горцев, а г-н Игнатович уже присоединял и кабардинцев, а осетинам предоставлял избрать самим выход – либо уйти в Грузию, или, вероятно, войти в пределы «Казакии»… Малочисленное Терское казачество, силою внедренное Россией, чуть ли не в центр главного расселения Горцев, тоже уводят в Казакию и т. д. Такая территориальная программа идет вразрез с притязаниями горцев… и в таком виде становится решающим фактором Казачье-Горских отношений, которые при этих условиях будут развиваться в нежелательном направлении», т. е. казаки и горцы претендовали на одну и ту же территорию, считая ее своей исконной землей [23. С. 35]. Далее автор описал историю заселения территории казаками, делая вывод, что казачье население в Терской области Горской Республики – население пришлое [23. С. 36–37]. «Наличие у Горцев неотъемлемого права на весь Терский край в целом, …отсутствие у казаков даже относительного большинства не только в крае, но и в части, а именно: в так называемом Терском Округе… Таким образом, притязания «В. К.» являются ни на чем не основанными, и удовлетворение таковых влечет за собой ничем не оправдываемое нарушение исторического права Горцев в пользу незначительной части населения, каковым является терское казачество» [23. С. 41]. «Всякое посягательство на Закубанье рассматривается горцами как посягательство на их народное достояние» [23. С. 44]. «Само собой разумеется, что у казаков не может быть никаких оснований и малейшей претензии на исконную Горскую Черноморскую полосу. Горцы все же готовы уступить небольшую северную часть Черноморского края с портом Новороссийском (курсив И. Б.), однако с тем условием, что интересы Горской Республики в этом исключительного значения порту будут гарантированы как участием в 20 управлении портом, так и самостоятельными таможенными условиями для транзитных грузов ввоза и вывоза в и из пределов Горской Республики» [23. С. 49]. Северокавказец под псевдонимом «Рядовой Горец» указывал, что на страницах журнала «Вольное Казачество» в № 51–52 были статьи Билого о территориальном споре с горцами. Автор пытался «уговорить» казаков не иметь территориальных претензий к горцам [24. С. 51–58]. Мурза-Бек в своей статье «К вопросу о северных границах Республики Горцев Кавказа» доказывал историческое право на территории Северного Кавказа, заселенные казаками [23. С. 39–50]. Далее он утверждал, что только Дон – исконно казачья территория. «Поэтому казачество не может охватить территории больше своих исконных земель и, скорее из соображений внутренне государственных, вынуждено будет репатриировать тех казаков, которые во имя русского империализма играли роль военных колонизаторов на чужих землях» [23. С. 55]. Хаджи Абу-Бекир в статье «О «вольных казаках» также ставил вопрос о том, что казаки не имеют права на северокавказские земли [25. С. 3–11]. Против территориальных претензий казаков на северокавказские земли выступал и Темур Базырыкхо [26. С. 14–17]. В Праге в 1933 г. стал издаваться журнал «Дон» – орган донских самостийников, которые выступали против территориальных претензий горцев Северного Кавказа [27. С. 297]. Для понимания взаимоотношений кубанских горцев, кавказцев и казаков представляет интерес опубликованное в 1937 г. на страницах того же журнала донских казаков открытое письмо казаков горцам из движения «Прометей» [28]. В эмигрантской политической среде возникла проблема с Султаном Клыч-Гиреем, известной в Европе личностью. В 1937 г. до казаков «дошли слухи», что Султан Клыч-Гирей стал членом кавказской группы «Прометей», которая боролась за независимость Кавказа и отделение от России. Автор письма Шамба Нюделич Балинов, известный донской казак-калмык, живший в Париже, спрашивал горцев: «Если Султан Клыч-Гирей стал бороться за независимость Кавказа, то «как в этом случае горцы рассматривают Кубань? Султан не только горец, но и гражданин независимой Кубани, «неразрывную часть которой составляли и будут составлять кубанские черкесы. Считает ли Султан Килеч Гирей горскую часть Кубани территорией Кавказской Конфедерации?» (курсив И. Б.) И далее он завершает: «Скажем только, что Кубань никогда не согла- 21 сится на отторжение части ее территории». Таким образом, можно прийти к выводу, что кубанские горцы не воспринимались казаками как часть северокавказского сообщества. Казаки и кавказцы, конец 1930-х гг. Вновь северокавказцы обратились к казакам накануне второй мировой войны, когда деятельность нацистов в Германии стала уже для всех очевидной. В 1938 г. в журнале «Казачий голос», органе независимой казачьей мысли Донских казаков, издаваемом в Париже, была опубликована статья «Исторические задачи Кавказа» известного осетинского деятеля в эмиграции Тамбия Елекхоти [29. С. 10–12]. Это был доклад, сделанный в «Соситэ Саван» в Париже 9 июня 1938 г. Т. Елекхоти подчеркивал, что «в грядущих бурях Кавказу придется делать выбор между борющимися силами интегрального национализма и порядка (Гитлер и Германия) и мирового марксизма, возглавляемого Москвой. Само собой разумеется, мы должны быть и будем с теми, кто ставит своей целью раздавить Москву». «Таким образом, мы видим поддержку нацистскому режиму и деятельности Гитлера. Мы все будущее Кавказа связываем с антикоммунистическими силами и никакое соглашательство с марксизмом или его отдельными представителями, пока они находятся в какомлибо из социалистических интернационалистов, для нас неприемлемо». Т. Елекхоти предложил вновь объединяться… с казаками. Таким образом, исследуя историю взаимоотношений между кавказцами и казаками (и русскими) вообще и западными адыгами и кубанскими казаками в частности, мы видим последствия того влияния, какое оказала Российская империя на самосознание, в том числе и политическое, горцев, проживавших до революции в Кубанской области. С одной стороны, они как субэтнос адыгов, безусловно, тяготели к северокавказским народам вообще и кабардинцам в частности, а с другой – за годы совместной жизни с кубанскими казаками западные адыги ощутили общность с ними, что влияло на их политические и национальные предпочтения в эмиграции. Во многом это обуславливалось тем, что Российская империя достаточно грамотно формировала горскую элиту на всем Северном Кавказе и, в первую очередь, из среды адыгов и осетин. Способные мальчики брались на воспитание и обучение в СанктПетербург, где им предоставлялись места для прохождения гражданской и военной службы. И такие люди, оказавшись в эмиграции, долгое время просто не представляли свою жизнь и жизнь своего 22 народа без Российской империи, и лишь со временем у многих из них национальные чувства взяли верх. Примечания: 1. Архив Алимардан бека Топчибаши, библиотека CERCEC. IХ чем. 2. Там же. II чем. 3. Басниев А.Дж. Адыгский парламентаризм начала ХХ века // www.vestnik.adygnet.ru. 4. Формулярный список В.Н. Гаджемукова // Частный архив семьи Гаджемуковых. Париж, Франция. 5. Интервью автора с родственницей Г. Баммата. Париж, 2009. 6. Чермоев Абдул Меджид (Тапа), чечен., 3 марта 1882, Грозный – 28 августа 1937, Лозанна, Бобиньи, отец – генерал Арцу Чермоев, окончил училище, был в Лейб-Гвардии Собственного Его Величества Конвое, с 1901 – промышленник, имел участки в районе Грозного, до Первой мировой войны там была обнаружена нефть, что сделало его богатым, председатель первого национального правительства Республики Северного Кавказа, Председатель Центрального Комитета Союза Объединения горцев Северного Кавказа – избран на первом съезде горских народов в мае 1917 г. Активный сторонник Горской республики, эмигрант, Франция, 1919 г., глава Зарубежной Делегации в Париже (во время Версальской конференции) и председатель Северокавказской Заграничной делегации, соратник Г. Баммата, участник общекавказского совещания, Париж, 1921 г., подписал Декларацию о создании Кавказского Союза за независимость и полной независимости, 1921 г., Париж. 7. Архив Алимардана бека Топчибаши. ХI чем. 8. Казаков А.В. Деятельность органов безопасности КабардиноБалкарии по нейтрализации подрывных акций эмигрантских организаций в 20-х – 50-х гг. XX века: дисс. канд. ист. наук. М., 2005. 9. Газета «Общее дело» 17 января 1921 № 186 // Архив С. Гаджемукова (правнука В.Н. Гаджемукова). Париж, Франция. 10. 1920 г. декабрь. Дипломатическое представительство России в Константинополе. Документ в Верхнюю комиссию Республики Франция в Константинополе 10 января 1921 г. // Архив внешних дел Франции. № 3812. 11. Подробнее об этом см. Бабич И.Л. Взаимосвязь современных горских идеологий и национальных интересов России на Северном Кавказе // Северный Кавказ в национальной стратегии России / под ред. В.А.Тишкова. М., 2008. 12. Русская военная эмиграция 20–40 годов. М., 1998. Т. I. 13. Архив семьи Гаджемуковых. 14. Осетинская эмиграция // История Северной Осетии. XX век. М., 2003. 15. Соцков Л.Ф. Неизвестный сепаратизм. На службе СД и Абвера: из секретных досье разведки. М., 2003. 16. Интервью автора с Себастьяном Гаджемуковым. Париж, 20 марта 2011 г. 17. Некролог // Русская мысль. 1979. № 324. 23 18. Архив Алимардана бека Топчибаши. VII чем. 19. Савицкий Вячеслав Дмитриевич. 7 марта 1880. Екатеринодар – 12 февраля 1963 г., США, Голливуд, окончил Оренбургский кадетский корпус, Санкт-Петербургский технологический институт (не окончил), Николаевское кавалерийское училище, есаул Собственного Е.И.В. Конвоя. В ноябре 1917 г. глава военного ведомства Кубани, в конце 1917–1918 гг. советник Кубанского правительства. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в Кубанской дружине. С 12 марта 1918 г. полковник, член Кубанского краевого правительства по военным делам, затем командирован во Францию, член Кубанской делегации в Париже, где остался; со 2 декабря 1919 г. исключен из списков Кубанского казачьего войска. Генерал-майор с осени 1918 г., Председатель Кубанской делегации в Париже, 1921 г., адрес в Париже, 4 bis rue d’Ulm., подписал договор между Кубанью и Горской республикой в 1919 г. 20. Архив Алимардана бека Топчибаши. XIII–ХIV чем. 21. Журнал «Кавказский горец». Издание Союза горцев Кавказа в ЧСР / ред. Мурата Хатгогу. Прага. 1925. № 2–3. 22. Рядовой Горец (псевдоним). Горский вопрос на страницах журнала «Вольное Казачество» // Горцы Кавказа (Les Montagnards du Caucase) / под ред. Э. Бековича-Черкасского. Париж. Май–июнь 1929 г. № 4–5. 23. Мурза-Бек. К вопросу о северных границах Республики Горцев Кавказа // Горцы Кавказа (Les Montagnards du Caucase) / ред. коллегия. Париж. Февраль – март 1930 г. № 13–15. 24. Рядовой Горец. Отголоски прошлого // Горцы Кавказа (Les Montagnards du Caucase) / ред. коллегия. Париж. Февраль–март 1930 г. № 13–15. 25. Хаджи Абу-Бекир. О «вольных казаках» // Горцы Кавказа (Les Montagnards du Caucase) / ред. Б. Байтуганов. Париж. Декабрь 1932. № 34. 26. Базырыкхо Темур. Аппетиты не по чину // Северный Кавказ (Le Caucase du Nord – North Caucasia) / ред. Б. Байтуган. Париж. Август 1935. № 16. 27. Хроника // Горцы Кавказа (Les Montagnards du Caucase) / ред. Б. Байтуган. Париж. Июнь 1933. № 40. 28. Журнал «Казачий голос». 1937. № 1. 29. Журнал «Казачий голос». 1938. № 10–12. И.Л. Бабич ВЛИЯНИЕ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ НА КАВКАЗСКУЮ ЭМИГРАЦИЮ ВО ФРАНЦИИ в 1920–1940-е гг. События 1917 г. и последовавшая за ними гражданская война привели к массовой миграции русских в страны Европы вообще и во Францию в частности. В последнее время вышло множество работ на тему жизни русских в Европе в 1920–1930-е гг. Но, помимо 24 русских, в Европе оказались и кавказские народы, не согласившиеся мириться с большевистской властью на Кавказе. Российская империя в течение XVIII–XIХ вв. воспитала северокавказскую горскую военную элиту, которая, оказавшись в эмиграции, продолжала отстаивать имперские интересы. Эмигранты доказывали, что не существует кавказской идентичности вообще и северокавказской в частности [1]. Так, в Париже в 1920–1930-е гг. осетин Михаил Николаевич Абациев выступил с целым рядом докладов на эту тему: «Задачи и тактика кавказских сепаратистов» (1928 г.), «Задачи и тактика сепаратистов» (1929 г.), «Самоопределение Осетии (в связи с национальным вопросом на Кавказе)» (1935 г.), «Идея солидарности народов Кавказа» (1937 г.), «Демократия и реальная политика» (1939 г.). В них он поставил два ключевых вопроса, связанных с понятием «северокавказской идентичности»: «Могут ли кавказские народы серьезно рассчитывать на государственную независимость в пределах национальных границ? Достаточно ли кавказские народы солидарны между собой, чтобы осуществить такое единство в пределах географических границ?» Абациев Михаил Николаевич (родился в 1890 г. в Осетии, в г. Ардон, умер 2 февраля 1983 г. в Париже, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа), подпоручик, окончил Воронежский кадетский корпус и Павловское военное училище, произведен в офицеры Осетинского полкового дивизиона, участник Первой мировой войны, эмигрант (Чехия, Прага), окончил Русский юридический факультет (Прага), после 1925 г. проживал в Париже. Поддерживая самобытность кавказских народов как непреходящую ценность и идею «кавказской солидарности», М.Н. Абациев, тем не менее, подчеркивал, что «общекавказская солидарность… есть фикция», что «никогда не было этой солидарности до прихода русских на Кавказ». Он считал, что «установление русского владычества на Кавказе принесло краю просвещение, расцвет и сносную жизнь» и не видел оснований для реального построения независимого государства на Кавказе. Единственным условием формирования кавказской нации и кавказской идентичности, по его мнению, должно было стать проживание народов Кавказа в составе Российской империи. Он подчеркивал, что только с приходом российской власти в регионе «начался процесс внутреннего объединения…». 25 Стерлись внутренние границы. Религиозные, расовые, династические и территориальные притязания, отойдя в чужую юрисдикцию, раскрепостили отношения кавказских народов между собой. Если можно говорить о «кавказской солидарности», то только в эту эпоху. Она рождалась естественно, независимо от русской администрации. Но успеху ее способствовала принадлежность к русскому миру: школы, язык, пути сообщения, широкое взаимное общение. Кавказские национальные движения развивались на почве русского воспитания и языка. В первом номере журнала «Казачий всполох» была опубликована статья (и затем перепечатана в «Кавказском горце») казакаосетина Николая Александровича Бигаева под названием «Горскоказачьему эмигрантскому студенчеству», в которой автор призывал эмигрантскую горскую молодежь Северного Кавказа, забыв о «национальном пафосе», объединиться с русскими коллегами. Н.А. Бигаев, полковник, офицер российской армии, служил в Кавказских войсках. Во время Первой мировой войны состоял в Конвое наместника Его Императорского Величества на Кавказе. В 1915 г. был назначен начальником конвоя великого князя Николая Николаевича. Участник белого движения, затем эмигрировал в Чехию, Прагу. В 1925 г. Н.А. Бигаев возглавлял Русский Общевоинский Союз в Чехословакии, участник Евразийского семинара в Праге, 1928 г. – член русской военной организации в Праге, в 1935 г. возглавлял там же организацию «Кавказское куначество» (1920–1940-е гг.). Н.А. Бигаев стремился к ослаблению «национального антагонизма» [2]. Интересно, что именно он стал первым председателем Союза горцев Кавказа, созданного в Праге в 1923 г., а кабардинец Э. Бекович-Черкасский – членом правления. Эльмурза Бекович-Черкасский дал отпор Н.А. Бигаеву. На страницах журнала было опубликовано так называемое открытое письмо Н.А. Бигаеву, и на следующий год Бигаева сняли и исключили из правления. Председателем Союза стал М. Хатгогу [2. С. 86–91]. Э. Бекович-Черкасский через пару лет вновь сразился с одним пророссийски настроенным северокавказским эмигрантом. В 1929 г. в газете «Возрождение» [3] были опубликованы две статьи Измаила Баева, посвященные сепаратизму горцев Кавказа. Измаил Васильевич Баев – осетин, один из трех братьев Баевых, оказавшихся за границей, в эмиграции. Наиболее известным стал Георгий Васильевич Баев (1868–1939 гг.), юрист, адвокат, сделав- 26 ший научную карьеру в Германии; он жил в Берлине и работал в университете, на кафедре осетиноведения. По поручению Лондонского Библейского общества перевел Библию на осетинский язык, издавал памятники осетинского народного творчества [4]. О втором брате, Иване Васильевиче, мало что известно кроме того, что в эмиграции он жил во Франции и умер в 1982 г. в Русском доме в Кормей-ан-Паризи [5], а вот третий брат, Измаил Васильевич, жил в эмиграции в Сербии, в Белграде. Итак, в своей статье Измаил Баев представил «прорусские» воззрения по вопросу о сепаратизме горцев Северного Кавказа, дав «злостную критику горского национально-освободительного движения», приводя исторические аргументы важности союза горцев Кавказа и Российской империи». Отпор его пророссийским взглядам вновь дал Эльмурза БековичЧеркасский на страницах журнала «Горцы Кавказа» в 1929 г. Журнал «Горцы Кавказа» (Les Montagnards du Caucase) выходил в течение шести лет с 1928 по 1934 гг. и был продолжением издаваемого ранее в Праге журнала «Вольные горцы», поэтому неудивительно, что с третьего по девятый номер редактором нового журнала являлся Эльмурза Бекович-Черкасский. Журнал стал органом Народной партии горцев Кавказа (НПГК), штаб-квартира которой находилась в Париже. Эльмурза Бекович-Черкасский был ее членом. С третьего по девятый номера он активно печатал свои статьи. Так, в № 8–9 была напечатана его статья [6. С. 13–17], в которой он разбирал работу И. Баева о горском сепаратизме. Э.А. Бекович-Черкасский подчеркивал следующее. И. Баев считал, что горцам «не следует стремиться к национальной независимости, памятуя о трагической судьбе адыгейского народа «в итоге русско-кавказской войны» (имеется ввиду вынужденное переселение адыгов в Османскую империю)» [6. С. 18–19]. По мнению Э.А. Бековича-Черкасского, этот аргумент не может быть существенным в деле становления независимости Кавказа. Второй аргумент И. Баева – так называемые «успехи русского просвещения», Э.А. Бекович-Черкасский вообще не принимал: наоборот, «многие горцы из плосткостного населения, соседственного к городским центрам, в своих сношениях с городом знакомились часто с пагубными сторонами городской жизни (курсив И. Б.), вследствие чего в патриархальных горских аулах все больше слабели такие сильные некогда устои семейно-общественной жизни и дух народа». «В итоге всего, в народе чрезмерно развивался рели- 27 гиозный мюридизм, шеихизм, абречий разбой и другие нездоровые симптомы недовольства духа судьбой, и толщи народа стремились жить обособлено и замкнуто от окружающего их русского влияния, подчиняясь своим бытовым традициям и адатам». По мнению Э.А. Бековича-Черкасского, «горцы Кавказа – чрезвычайно национально активный элемент, при национальной пассивности их интеллигенции». Проблема горцев – в отсутствии у них своей интеллигенции, а сами горцы – едины. Далее он писал: «Мы объясняем наше единство тем, что в горском религиозно-общественном быту лежат основы старых исторических культур, влиявших веками на самобытность горской массы» [6. С. 27]. Бекович-Черкасский сожалел, что русские, которые руководят газетой «Возрождение», нашли для внедрения в эмигрантскую среду своих идей именно «кавказца». В 1933 г. во Франции в журнале «Горцы Кавказа» вышла никем не подписанная, но чрезвычайно важная для понимания «антирусских» и «прорусских» настроений статья под названием «O, Servum Pecus». Аноним писал, что «так же, как нет солнца без пятен, нет и народа, который не содержал бы в своей среде ренегатов, карьеристов, подхалимов – лиц, потерявших чувство своей национальной обособленности, духовную связь с собственным народом, смотрящих на все с точки зрения личной пользы и этой пользе старающихся подчинить интересы народа в целом» [7. С. 2]. «К одной из разновидностей этой категории лиц принадлежат наши «отечественные монархисты» (сторонники России монархической) и вообще всякого оттенка «единонеделимцы», рассеянные в качестве «русских эмигрантов» по различным странам. Нансеновский паспорт для них является символом их близости и «единства» с русским народом и со всем тем, что «Русью пахнет», а не тяжелой необходимостью, наложенной на нас благодаря недомыслию наших высоких покровителей в Женеве. Слово «русская культура» приводит их в благоговейный трепет (далеко не всегда искренний), хотя практические сведения об этой культуре, чаще всего черпались ими в русских кабаках и кафешантанах. При слове «самостийность» они впадают в ярость, обвиняя лиц, не потерявших еще способность краснеть краской итальянских патриотов, не потерявших чувства национального стыда, во всех смертных грехах. В своей работе они следуют старым образцам, играя на разъединении, на ослаблении нашего национального фронта». «Наши «единонеделимцы», наши 28 «истинно-русские горцы» являются духовными наследниками тех, кто в те времена служил слепым орудием в руках русских и допускал до «ссоры чеченские народы с ингушами». «Для многих из них деятельность «Осетинской комиссии по обращению осетинцев и ингушевцев в христианство»…, наполнившей Осетию (и Абхазию) пьяными русскими попами и гомосексуалистами монахамимиссионерами, разделившей осетин и абхазцев на две разнорелигиозные части, является так же одним из «благотворных» проявлений «русской культуры» [7. С. 2–3]. Действительно, кубанские адыги часто ассоциировали себя с казаками, например, во Франции казаком Федором Ивановичем Елисеевым был организован ансамбль казаков-джигитов, который с огромным успехом выступал по всему миру. В группе было два кубанских черкеса – Пеюк Хачимизов и студент Чуков [8]. Среди сторонников «имперской ориентации» были и закавказцы, например, крупный армянский промышленник Абрам Осипович Гукасов (Гукасянц). Будучи членом Ассоциации нефтепромышленников-мусульман Кавказа и Лиги промышленников, коммерсантов и финансистов-армян Кавказа (Париж), вместе со своим братом Павлом финансировал сохранение армянской культуры (фонд братьев Гукасовых, Женева), тем не менее, и в эмиграции он оставался сторонником Российской империи. Именно он основал и финансировал крупную эмигрантскую русскую газету «Возрождение». В 1969 г. в этой газете был опубликован некролог по поводу смерти А.О. Гукасова, подписанный В. Нерселяном, в котором отмечалось: «Еще при жизни Абрам Осипович часто сам говорил о себе так: «Вот армяне считают меня изменником. Я же для них работаю. Освобождение России есть кратчайший путь для решения и армянской проблемы. И единственный путь – другого нет». Поэтому А.О. Гукасов и стремился восстановить Российское государство, а его часто упрекали в том, что он «обрусел». Тем не менее, сам Абрам Осипович подчеркивал, что «Российская империя осуществляла культурное развитие всех народов империи». Как подчеркивал в некрологе В. Нерселян, из-за этого его часто не понимали и не принимали ни армяне, ни русские. В основе различий между «прорусской» и «прокавказской» позициями в эмигрантской среде 1920–1930-х гг. лежала оценка истории русско-кавказских отношений, русской власти на Кавказе, роли русской культуры и последствий для народов русской полити- 29 ки на Кавказе. Сторонники прорусской позиции утверждали, что «Россия облагодетельствовала Кавказ, что народы Кавказа перегрызли бы друг другу горло, если бы «не висела над ними русская палка». Т. Елекхоти считал, что это не так, что народам Кавказа присуща кавказская солидарность и без России они смогли бы жить друг с другом мирно. Северокавказские националисты считали имперскую Россию «тюрьмой народов», определяя русскую политику на Кавказе как «русификаторско-экстерминационную», а русскую идеологию на Кавказе – «русофобским национализмом». И. Чулик подчеркивал, что в ХIХ в. на Кавказе шла настоящая колониальная борьба, причем «русская историческая литература крайне бедна сочинениями беспристрастного освещения этой вековой борьбы горцев Кавказа с Россией. Установление русской власти помешало развитию собственной, исламской государственности на Северном Кавказе». Кабардинец Владимир Николаевич (Эльбуздук Канаметович) Кудашев, издавший в России (1914 г.) свой известный труд «Исторические сведения о кабардинском народе», в 1936 г. опубликовал в Париже статью под названием «Заметки кабардинца», в которой он, человек, получивший российское образование и бывший до революции «проимперски» настроенным, стал высказывать прямо противоположные взгляды. К этому времени ему было около 70 лет. Он писал следующее: «Дружественные отношения Кабарды с Москвою восходят к временам российского царя Ивана Грозного… Вот с каких давних времен возникла наша связь с Россией. И с тех пор до самого падения императорской власти мы были честно верны единению с Россией, выступая на защиту неприкосновенности и достоинства русского государства во всех войнах, которые только Россия вела. Но когда многовековые государственные устои рухнули, и страна стала быстро разваливаться и катиться в пропасть, мы, естественно, задали себе вопрос: как нам быть – следовать за Россией или нет? Явилась более ясная критическая оценка всего прошлого, и национальная наша независимость была подсказана самим ходом событий… Мы, со своей стороны, были верны государственному единению с Россией, но что нам дала русская власть? Кавказ находится под владычеством России 75 лет. Ничего не дала!.. 1) народное просвещение было в полном запустении; 2) пути сообщения в первобытном состоянии; 3) торговля и промышленность почти не развивались, даже добыча нефти и то была в основ- 30 ном в руках иностранцев. Зато Россия может похвастаться тем, что насадила в нашем крае военно-народное управление, куда приглашались на службу господа офицеры, исключенные за порочное поведение из своих полков. Эти офицеры назначались на должности уездных и окружных начальников и, являясь низшими агентами власти, ближе всего соприкасались с народной массой, применяя сравнительно гуманные русские государственные законы вкривь и вкось, по собственному усмотрению, подрывая этим доверие к государственной власти и к монарху. Так как они были люди сомнительных нравственных качеств, то обирали темный народ без зазрения совести, брали во всех видах, не брезгуя ничем. Приходили к нам бедняками «на кривых каблуках» и уходили от нас помещиками. Эти незакономерные действия властей не ускользали от населения. Оно видело все это прекрасно – люди терпели со скрежетом зубовным и все это мотали себе на ус. Теперь, когда уже нет более былых исторических основ нашей связи с Россией, мы можем сказать: отныне Кавказ для кавказцев – довольно с нас 75-летнего опыта. Мы хотим жить свободной независимой от России жизнью и свободно дышать полной грудью своим чудным горным воздухом. Опека ваша, русские, нам не нужна – вы слишком оказались плохими опекунами. Мы дошли до полной нищеты в этом благословенном крае, в котором, где ни копнешь лопатой, то нефть, то руда, то целебные минеральные источники. Всем этим богатством Россия сама не сумела воспользоваться и нас ничему не научила. Довольно. Нам осталось ждать меньше, чем мы ждали. Всем существом своим мы чувствуем, что близок час, когда наша дорогая родина освободится от большевизма, и все мы дружно примемся за работу по объединению народов Кавказа и формированию Кавказского федеративного государства» [9]. Северокавказцы-«националисты» негативно относились не только к русской власти в регионе, но и к русской культуре. Русская культура – это «московская азиатчина», которая близка рязанскому мужику, но «совершенно чужда вольному сыну гор». Грузинский деятель Р. Габашвили «наглядно доказал на основании непреложных исторических данных старшинство кавказской культуры по сравнению с культурой русской и, напротив, пагубность влияния и владычества России для всех без различия кавказских народов… В те времена, когда просвещенные грузины, а равно и армяне, переводили на свои языки Евангелие и др. богословские 31 труды, русской государственности не было и в помине», – заключал Р. Габашвили. И. Чулик подчеркивал, что «в России господствующая и наиболее многочисленная народность составляла лишь 43,3 % всего населения, причем «инородческий» элемент в значительной своей части превосходил культурой и общественной организованностью господствовавших великороссов». Б. Байтуган в статье «Нужно ли это?» ставил вопрос о роли русской культуры в жизни горцев Северного Кавказа. Он писал: «Общечеловеческая ценность русской культуры – относительна. Главной особенностью этой культуры является ее подражательный, заимствованный характер. Все определяющие ее факторы, начиная с христианства и кончая марксизмом, были импортированы на русскую почву с Запада и Востока… Но особенно опасным свойством русской культуры является ее необыкновенная агрессивность, воинствующий шовинизм, ее нетерпимость к иным с ней соседящим культурам. Всю историю русского народа можно охарактеризовать, как постоянное стремление распространить свою политическую власть и свой язык, религию и культуру на возможно большее число иных народов, искоренив в этих последних всякую национальную самобытность. Идея всемирного владычества, практически проводимая государственной властью, теоретически отображалась в идее «мессианства» – особого культурного предназначения русского народа, которой не было чуждо ни одно из идеологических течений, существовавших (и существующих) в русском обществе» [10]. В 1935 г. в Варшавском Восточном институте под председательством его директора С. Седрецкого была образована специальная Комиссия, которая занялась разработкой унифицированного алфавита для языков Северного Кавказа и созданием «общего межплеменного языка для всех северокавказских племен». Членами комиссии стали северокавказцы Б. Хурш (Хуршилов), Х. Кумуз, М. Чукуа, Б. Байтуган, Ж. Жавжоко, Б. Билатти, Ю. Умаш. На комиссии было принято решение «в качестве основы будущего северокавказского унифицированного алфавита» использовать «так называемый новый тюркский алфавит, вводимый советским правительством во многих восточных «автономиях», в том числе отчасти и на Северном Кавказе… При выборе же межплеменного языка Комиссия остановила свой выбор на кумыкском языке… Решено в этот язык внести те слова, которые являются общими для большинства племенных языков Северного Кавказа». 32 Примечания: 1. Бабич И.Л. Взаимосвязь современных горских идеологий и национальных интересов России на Северном Кавказе // Северный Кавказ в национальной стратегии России / под ред. В.А. Тишкова. М., 2008. 2. Казачий всполох. Прага. 1925. № 1. 3. Газета «Возрождение» – русская эмигрантская газета, выходившая в Париже с 1925 по 1940 гг., умеренно консервативный монархический орган печати. Издатель А.О. Гукасов, ред. П.Б. Струве, Ю.В. Семенов. 4. Терский казак. Белград. 1939. № 38. 5. Земгор создан в 1915 г. для оказания помощи участникам Первой мировой войны и их семьям. Основатель – князь Г.Е. Львов. За рубежом началась вторая жизнь Земгора, были открыты его отделения в европейских городах, где оказались русские беженцы. Во Франции Земгор до сих пор продолжает свою деятельность. ООН помогла купить русским землю – два с половиной гектара с постройками в Кормей-ан-Паризи (в 25 км от Парижа). В 1950 г. там был открыт русский старческий Дом Земгора, в котором сейчас 300 пансионеров (из них русских – 35). 6. Бекович-Черкасский Э. «Возрождение» о сепаратизме горцев Кавказа // Горцы Кавказа (Les Montagnards du Caucase) / под ред. Э. БековичаЧеркасского. Париж. Сентябрь–октябрь 1929. № 8–9. 7. «O, Servum Pecus» // Горцы Кавказа (Les Montagnards du Caucase) / ред. Б. Байтуганов. Париж. Июль 1933. № 41. 8. Казачья джигитовка. По материалам архива кубанского казака Ф.И. Елисеева. Краснодар, 2003. 9. Кудашев В. Заметки кабардинца // Кавказ (Le Caucase). Париж. 1936. № 28. 10. Байтуган Б. Знаменательная дата // Горцы Кавказа (далее ГК). 1929. № 26; его же. Народная партия как фактор в горском освободительном движении // ГК. 1930. № 25; его же. По поводу передовицы «Возрождения» // ГК. 1932. № 31; его же. Техника объединения // ГК. 1932. № 3; его же. Имеем ли право на жизнь? // ГК. 1933. № 37; его же. Нужно ли это? // ГК. 1934. № 49; его же. Историю творят люди // Северный Кавказ. 1937. № 38–40; его же. Этапы развития национально-освободительного движения на Северном Кавказе // Исхаков И. «Кристализация» горского освободительного движения. Размышления Б. Байтугана об истории мусульман Северного Кавказа и Дагестана // Вестник истории. 2001. № 5. 33 И.А. Баранкевич ТРАДИЦИОННАЯ ЖЕНСКАЯ РУБАХА В СЕМЕЙНЫХ ОБРЯДАХ КАЗАЧЕСТВА РОССИИ (вторая половина XIX – начало XX вв.) В современной историко-этнографической и культурологической литературе женский костюм казачества России, функциональное назначение которого многогранно, исследован недостаточно полно. Между тем роль костюма в семейных обрядах во второй половине XIX – начале XX вв. очень велика. Главные этапы в жизни казачки – рождение, переход в совершеннолетие, бракосочетание, появление детей, смерть – отражены в знаковой специфике ее костюма. Первой сшитой «человеческой» одеждой новорожденного у казаков была «крестильная» рубашка, которую надевали на ребенка во время обряда крещения. Она была знаком конфессиональной принадлежности нового члена общины. Такую рубашку шили «на руках», соблюдая старинный фасон «истой» или «христианской» рубахи [1. С.184]. Уральские старообрядцы, проживающие в Средней Азии, и сегодня при крещении надевают младенцу традиционную «уральскую» рубашку, которую после совершения обряда убирают и бережно хранят [1. С. 151]. Процесс изготовления традиционной рубахи был наполнен ритуальными магическими действиями, так как рубаха должна не только согревать, но и «отгонять силы зла, а душу – удерживать в теле» [2. С. 345]. Например, выкроенный ворот обязательно протаскивали внутрь будущей одежды. Движение «внутрь» обозначало сохранение, накопление жизненных сил, а движение «наружу» – затрату, потерю [2. С. 345]. Правильный порядок действий был необходим, чтобы не навлечь на человека беду. Первую рубашку, а также имеющие апотропейное значение крест и пояс дарила младенцу его крестная мать. В кубанских станицах кума обычно «брала с собой в церковь первую рубашку для крестника и 1,5–3-метровый отрез материи», который могла украсить вышивкой. Такой же отрез ткани брал с собой кум. В черноморских казачьих станицах Кубани это полотно называли «крыжмо», в линейных и закубанских районах – «ризки», «подрязнички» [3. С. 89]. На «ризку» «крестные родители» принимали младенца из купели: кум – мальчика, кума – девочку. Впоследствии из «ризок» шили ребенку одежду: рубашки, штаны, платья [3. С. 89]. 34 «Крестильную» рубашку ребенка в кубанских станицах хранили так же, как и венчальную одежду родителей, на случай болезни младенца («младенского»). Больного малыша накрывали рубашкой [3. С. 89]. Кроме того, если это была рубашка первенца, ее надевали на всех родившихся позже детей семьи «на счастье». Казачки клали «крестильную» рубашку в гроб ее владельца при захоронении [3. С. 90]. Если младенец умирал до обряда крещения, то его мать должна была сшить рубашечку и подарить ее в церкви «крещаемому» ребенку от своего «дитяти» [3. С. 80]. Повсеместно в России детский возраст считался «глупым», неразумным. Детская одежда в ранний период не имела половых различий. Обычно дети ходили в одних подпоясанных рубахах, перешедших от старших братьев и сестер или перешитых из старой одежды родителей. В ряде регионов России детям вообще не полагалось шить одежду из новой ткани [4. С. 57]. Соблюдая старинные традиции, дети до своего совершеннолетия летом в будни ходили в одной подпоясанной рубахе из льняного или конопляного полотна, а в праздники на девочку надевали сарафан или более новую рубаху. В начале XIX в. в сельской местности девочки до 15–16 лет ходили в одних рубашках, подпоясанные красным шерстяным поясом [5. С. 185]. В кубанских станицах девушки до замужества носили костюм, состоявший только из рубашки с поясом или фартуком [6. С. 251]. Значение этих традиций в XIX – начале XX вв. было в значительной степени снижено социальной престижностью одежды и влиянием городской культуры. Первую рубаху во многих областях России девушки должны были сшить себе сами [7. С. 6]. Рубахи являлись обязательной часть приданого невесты. На русском Севере в приданое входили не менее 10, а у богатых невест 30–50 вышитых рубах [8. С. 54]. Способы и виды орнаментации рубахи зависели от ее назначения, возраста и социальной принадлежности женщины, а также от трудолюбия, мастерства и собственного вкуса мастерицы. Обычно украшали те части рубахи, которые были видны при надевании сарафана и поневы [9. С. 269]. Украшения рубах девочек и пожилых женщин были очень скромными. Девушки и молодые женщины носили наиболее яркие, украшенные вытканным и вышитым узором рубахи. Мотивы орнамента на вороте, подоле и рукавах были наполнены продуцирующими и оберегающими магическими символами. На переднем полотнище таких рубах у молодых женщин и девушек пришивались красные верхние грудные вставки – «пельки». А де- 35 вочки и старухи носили рубахи с белыми «пельками» или, реже, с узкой красной оторочкой. Если о женщине говорили: «Перестала красные пельки носить», то это означало, что она состарилась и уже не способна рожать [8. С. 57]. Подвенечный наряд женщины в разных казачьих регионах России имел свои особенности. Несмотря на значительное влияние во второй половине XIX – начале XX вв. в сельских районах городской моды, традиционная одежда казачек в обрядовой практике все еще сохраняла свою консервативность. В предсвадебный период невеста получала подарки от семьи жениха, состоявшие в основном из одежды. У уральских казаков на «запое» будущий свекор дарил невесте отрез на рубаху и деньги [1. С. 185]. В обычае терского казачества на «лепешки» (через 7 дней после «рукобития») свекровь приносила и дарила невесте за поднесенные ею гостям стаканы с «чихирем» шелковый бешмет, рубаху и «ширинку» (головной платок) [10. С. 17]. Женская сорочка была основным подарком, который дарила невеста в день свадьбы свекрови [11. С. 24]. Мать жениха встречала молодых из церкви на пороге дома, надев эту сорочку [11. С. 42]. Обмен такими подарками продолжался на всех этапах свадьбы, что способствовало породнению сторон и помогало молодой женщине войти в новую семью. Подвенечной одежде невесты и особенно рубахе придавалось большое значение. Обрядовая рубаха шилась по-старинному «целошной», то есть без шва между верхней и нижней частями рубахи. Верили, что цельная рубаха охраняет невесту «от порчи, сглаза и лихих слов» [11. С. 181]. Сорочка для венчания вышивалась в особые «святые дни» три ночи: «христовскую» (Пасха), «ивановскую» (Ивана Купала), «петровскую» (Петров день) [12. С. 94]. Такой рубахе приписывали особую целительную и охранительную силу. Позже ее использовали при тяжелых родах женщины, в обряде крещения младенца [11. С. 4–5]. Материнской «венчальной» рубахой накрывали больного ребенка с целью излечения. На Кубани на больного младенца надевали такую рубашку, продевая его через ворот и вытягивая через подол [13]. В начале XX в. оренбургские казачки с этой целью заимствовали подвенечную рубашку у соседей, если такая рубаха в семье не сохранилась [14. С. 226]. Особый интерес представляет ритуал обряжения невесты к венцу. По традиции венчальная одежда должна быть новой. Над ней совершались такие апотропейные действия, как сбрызгивание 36 ее свяченой или «наговоренной» водой, выворачивание наизнанку, втыкание в подол иголок и др. Эти действия совершали сваха, подруги, дружка. На свадьбе оренбургских казаков невеста, наряжаясь к венцу, разрывала на себе старую нательную рубаху от ворота до подола и сбрасывала ее. Затем, крестясь, девушка надевала новую рубаху и далее по очереди все детали костюма [14. С. 226]. Традиционный костюм казачек Юга России представлял собой сплав восточнославянских, кавказских и восточных элементов, в которых прослеживается субэтническая культурная специфика отдельных казачьих регионов. В рассматриваемый период наиболее консервативная женская одежда бытовала у локальных групп «староверов» – гребенских и некрасовских казаков. Их костюмы значительно отличались от северорусских комплексов казачества России. Во многих традиционных комплексах российского казачества основу костюма составляла белая рубашка. Белый цвет сорочки является общеславянской традицией и имеет древние корни. Свадебный костюм невесты «гребенцов-староверов» имел свою специфику. Он формировался под влиянием костюма женщин Кавказа. Под венец невеста надевала «алую рубашку с длинными узкими рукавами, отделанными кружевами, черный или синий длинный шелковый кафтан…» [15. С. 326]. Костюм «некрасовцев» был довольно своеобразен и представлял собой комбинацию элементов костюмов славянских, восточных и балканских народов. Свою праздничную рубаху некрасовская казачка кроила из яркого шелка с набивным рисунком [16. С. 70]. Отдельные части рубашки шили из разных тканей, поэтому рубаха и костюм в целом (также многоцветный) выглядит очень необычно и ярко рядом с традиционными комплексами восточных славян. Характерной особенностью традиционной рубахи уральской казачки были очень широкие, пышные рукава. Богатые женщины шили рубахи с рукавами из золотой или серебряной парчи. Когда рубаху надевали в комплексе с сарафаном, рукава ее изготавливали из ткани более яркого цвета, чем сарафан [1. С. 150]. В сельских районах России было распространено поверье, что свою рубаху нельзя продавать. Продать ее – «значит продать свое счастье» [11. С. 41]. Русские верили, что по рубашке можно было «испортить» ее владелицу [11. С. 41]. Поэтому в первый день свадьбы, провожая молодых на постель, свахи, раздевали невесту и внимательно осматривали все части ее одежды и украшений, чтобы 37 избежать нанесения «порчи». Затем на молодую надевали чистую рубаху [11. С. 43]. Эта рубаха после первой брачной ночи становилась центром внимания всей станицы. Крестная мать или сваха демонстрировала рубаху молодой жены со следами потерянной невинности всем гостям, пришедшим на свадьбу. Весь коллектив должен был убедиться в целомудренном поведении невесты до замужества [17]. В давние времена сохранять невинность до брака были обязаны оба супруга. Предъявляемые требования, видимо, имели значение не только для образовавшейся новой семьи, но и для стимулирования плодовитости скота и для поднятия урожайности земледельческих культур. Поэтому в обряде принимали участие не только родственники, но и односельчане. В донских, кубанских и терских станицах утром второго дня свадьбы после предъявления доказательств невинности невесты принято было украшать праздничный стол красной калиной, которая символизировала чистоту невесты, ставшей молодой женщиной. В станицах донских казаков всем гостям прикалывали гроздь калины [12. С. 314]. Гостям на кубанской свадьбе прикрепляли к одежде красные ленточки – знак невинности невесты [18]. Свои особенности были в траурном и погребальном костюме. Погребальную или смертную одежду шили еще при жизни и хранили отдельно от другой одежды. Этот обычай был широко распространен в прошлом и продолжает бытовать в наше время. Изготавливая «смертную» одежду, использовали специальные приемы кройки и шитья. При крое полотна не пользовались ножницами, а рвали его. Шили способом «от себя» вперед иголкой. Направление этого способа было противоположным обычному способу шитья. Иногда «смертную» рубаху не заканчивали, а некоторые детали доделывали уже после смерти. Одежду на покойного надевали, соблюдая правила обратного направления от положенного направления для живого человека [11. С. 86]. Хоронить могли и в той рубахе, в которой человек умер. Или клали эту рубаху с ним в гроб, а на него надевали новую одежду [11. С. 85]. В 90-х гг. XX в. в кубанских станицах пожилые женщины хранили себе «на смерть» традиционные белые вышитые сорочки [18]. Роль традиционной рубахи в обрядах жизненного цикла женщины очень велика. Она являлась первым и главным элементом ее костюма, обладающим охранительной, целительной и продуцирующей силой. 38 Постепенная трансформация традиционных комплексов казачек под влиянием городской моды уменьшила значимость важнейших элементов костюма, упростив их форму и способ изготовления. Традиционный женский костюм, вытесненный из повседневного быта городской модой, в конце XIX – начале XX вв. (в локальных группах и в наше время), в главных своих элементах – рубахе и головном уборе – оставался обрядовым, неся очень важную семантическую информацию. В настоящее время традиционная бесполиковая рубаха бытует в качестве повседневной и праздничной одежды среди всех возрастных групп в общинах уральского казачества, проживающего в Средней Азии. Местные женщины и девочки надевают традиционную рубаху с сарафаном в особых случаях: в праздничные дни, на похороны, поминки, моленья [1. С. 151]. В традиционные комплексы с рубахой наряжаются в праздничные дни и некрасовские казачки хутора Новонекрасовский Приморско-Ахтарского района Краснодарского края. Примечания: 1. Сагнаева С.К. Материальная культура уральского казачества XIX – начала XX вв. (развитие этнических традиций). М., 1993. 2. Семенова М. Мы – славяне! Популярная энциклопедия. СПб., 2010. 3. Богатырь Н.В. Крестильные обычаи и обряды восточнославянского населения Кубани в конце XIX – первой половине XX вв. // Восточнославянский этнолингвистический сборник. Исследования и материалы. М., 2001. 4. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX – начала XX вв. (Половозрастной аспект традиционной культуры). Л., 1988. 5. Зеленин Д.К. Обрядовое празднество совершеннолетия девицы у русских // Избр. тр. Статьи по духовной культуре. 1901–1913. М., 1994. 6. Лебедева А.А. Дон и Северный Кавказ (область войска Донского, Терская и Кубанская области, Ставропольская губерния) // Крестьянская одежда населения европейской России (XIX–XX в.). Определитель. М., 1971. 7. Лаврентьева Л.С. «По одежке встречают»: семиотические функции одежды // Живая старина. 1996. № 3. 8. Исенко С.П. Русский народный костюм и его сценическое воплощение. Учеб. пос. для вузов культуры и искусств. М., 1999. 9. Маслова Г.С. Одежда // Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. М., 1987. 10. Гребенец Ф.С. Из быта гребенских казаков // Сб. материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1909. Вып. 40. 11. Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX – начала XX вв. М., 1984. 39 12. Шангина И.И. Русские девушки. СПб., 2008. 13. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции (далее – ПМ КФЭЭ). Тихорецкий район, ст. Фастовецкая. Аудиокассета (АК) № 1005. Инф. Е.Е. Бравкова. 14. Новикова О.В. Традиционная одежда оренбургского казачества в конце XIX – начале XX вв. // Материалы по археологии и этнографии Южного Урала. Труды музея-заповедника АРКАИМ. Челябинск, 1996. 15. Заседателева Л.Б. Терские казаки. (Середина XVI – начало XX вв.). Историко-этнографические очерки. М., 1974. 16. Новак Л.А., Фрадкина Н.Г. «Как у нас-то было на Тихом Дону». Историко-этнографические очерки. Ростов н/Д., 1985. 17. ПМ КФЭЭ-96. Тихорецкий район, ст. Архангельская. АК № 1062. Инф. Е.Н. Демченко (1920 г. р.), В.И. Конюхова (1921 г. р.). 18. ПМ КФЭЭ-96. Тихорецкий р-н, ст. Новорождественская. АК № 970. Инф. А.А. Куликина (1913 г. р.). А.Ю. Баранова ОТРАЖЕНИЕ МЕНТАЛЬНОСТИ КАЗАЧЕСТВА В КУБАНСКИХ ПАРЕМИЯХ В центре внимания современных исследователей-лингвистов находится триада язык – культура – этнос. Это обусловлено возросшим интересом ученых к изучению языковой картины мира, в формировании которой ведущая роль принадлежит культурному мировидению и миропониманию человека. Построение картины мира зависит от религиозных, социальных факторов, условий проживания того или иного народа, его образа жизни, обычаев и традиций. В картине мира каждого народа, этноса структурируются универсальные понятия времени, пространства и т. д. В связи с этим возросло внимание к проблемам развития и функционирования народных говоров. Это обусловлено осознанием их значения как хранителей своеобразия национальных языковых картин мира, а также их вкладом в национально-речевые культуры. «Средства диалекта распространяются на то, что доступно носителям диалекта в непосредственном опыте: диалект и реальная жизнь деревни, доступная всем пространственная и духовная сфера в значительной степени совпадают. Диалект выступает как особый язык локально связанных исконных занятий жителя данной диалектной зоны; именно действующие в данном экзистенциональном сообществе способы видения и суждения обретают в их диалектном выражении, вплоть до застывших оборотов и пословиц, жизненное значение и действенность в самом непосредственном смысле слова» [1. С. 13]. 40 Таким образом, воздействие культуры на язык проявляется в своеобразии процесса общения, отражается в лексике, фразеологии, нормативно-стилистическом укладе языка. Ведь язык любого народа – это историческая память, воплощенная в слове. Культура языка и культура слова – это неразрывная связь многих поколений. В соответствии с вышесказанным нам представилось интересным выявить отражение ментальности казаков в устойчивых сочетаниях диалектного характера и пословицах. По мнению В.Н. Телии, именно фразеология является наиболее культуроносным составом языка, который служит своего рода транслятором культуры, в ней отображается культурно-историческое мировидение народа, обычаи и верования, национальная культура [2. С. 19]. За сотни лет народ создал свой образ казачества: Бог не без милости, казак не без счастья; казак в беде не плачет; казаку конь себя дороже; казак сам голодает, а лошадь сыта; казак из пригоршни напьется, на ладони пообедает. В энциклопедических изданиях отмечается, что казачество отличает деловитость, аккуратность, устойчивый быт, стремление к сытой жизни, культ крепкого хозяина и чувство собственного достоинства. Для исторической памяти самих казаков характерны представления об общей судьбе и родстве казачьих войск, едином образе жизни. Важным компонентом традиционного сознания казаков является представление о личной свободе казака и независимости своего войска, традиционная организация которого считалась гарантией свободы и всеобщего равенства. Культ старшинства, отдельность мужской и женской сферы семейно-бытовых отношений, воинственность, удальство, безусловно, указывают на схожесть некоторых ментальных особенностей казаков и адыгов (как и всех других северокавказских горцев). Эта схожесть – не заимствование, а общая характерная черта всех традиционных обществ, связанная с военно-полисной организацией общества, общей традиционностью культуры, доминированием форм коллективной жизни, дистанцированностью от власти и геополитическим положением [3. С. 34]. В данном исследовании под фразеологией кубанских говоров мы понимаем как диалектные фразеологические единицы, так и общеязыковые фразеологизмы, но широко употребляемые в речи носителями говора. 41 Фактический материал для анализа извлекался как из исторических источников, книг по краеведению, так и из «Фразеологического словаря говоров Кубани», изданного в Армавире [4]. Диалектологи единодушны в том, что многие значимые единицы говоров, эквивалентные литературным, продолжают активно употребляться в диалектной речи, хотя степень воздействия литературного языка на периферийные говоры из года в год продолжает увеличиваться. Все исследователи говоров отмечают, что многие диалектоносители знают литературные эквиваленты диалектных слов и фразеологизмов, но продолжают пользоваться диалектными в своей среде. По семантике фразеологизмов можно выделить несколько тематических групп. Первая группа – это качества и свойства человека. В этих фразеологизмах прослеживается осуждение глупости (голова как капуста, деревянная голова, дубовая голова, голова соломой набита – о глупом человеке); жадности (жаба душит, за копейку удавится, зимой снега не выпросишь – о жадном, скупом человеке); высокомерия и заносчивости, назойливости (как осенняя муха – о надоедливом, назойливом человеке, задрать нос – о заносчивом человеке); болтливости (язык как у собаки хвост); нечистоплотности (грязный, как ганчирка (тряпка), турики нарасло – стало грязным). Вторая группа – это фразеологизмы, обозначающие действия и поступки человека. В основном они также имеют негативную коннотацию, осмеивают такие человеческие пороки, как лень, безделие, болтливость, ложь (баглай в гузно зализ, где «баглай» – это лентяй, дармоед, тунеядец, а «гузно» – задняя часть у человека или животного; баглаи напали – одолела лень; пинать языком – болтать без умолку, качать баланды – сплетничать; крутить мозги – обманывать; язык о зубы бить, стебать языком – много говорить). Фразеологизмы в кубанских говорах обозначают действия, которые постоянно совершаются казаками в повседневной жизни (шею намылить, наломать хвоста, давать нагоняй, давать прочуханку, давать чих-пых, давать швыру, дать трепки, лапти сплести, обломать ребра – наказывать, ругать, бить; горшки врозь – разругаться после былой дружбы; грязюкой обляпать – оболгать, оклеветать). Особо осуждается казаками пьянство, что нашло отражение в таких устойчивых сочетаниях, как залить (налить) глаза (очи, харю, глотку); заложить за воротник, быть под банкой – быть пьяным. Положительная коннотация тоже имеет место, хотя встречает- 42 ся реже. Например, зашелся в смехе, аж за живот хвататься – сильно смеяться; глаза квадратные, выкидывать номер за номером – удивлять. Особенности уклада и культуры кубанских казаков находят яркое отражение в устойчивых сочетаниях и определяются условиями и характером его формирования. Для казака символом воина, военной силы был конь. С ним он шел на службу, в мирные дни участвовал в конных состязаниях. О значении коня для казака говорят следующие паремии: казак без коня, что воин без ружья; вся родня не стоит коня; худого коня не выправит и уздечка с насечкой; казак дружбу соблюдает: в беде коня не покидает; казак сам не съест, а коня накормит; казак голоден, а конь сыт. Преданность воинскому долгу и Родине является отличительной чертой менталитета любого казака: и донского, и кубанского, и уральского. Поэтому достаточное место в кубанском говоре занимают пословицы, демонстрирующие отвагу, храбрость казачества: либо грудь в крестах, либо голова в кустах; кто пули боится, тот в казаки не годится; казак скорее умрет, чем с родной земли сойдет; где тревога, туда казаку и дорога и т. д. Казак большую часть жизни проводил в походах и на службе. Трусость считали страшным пороком, а храбрость – первейшей добродетелью. Поэтому в кубанском говоре много паремий, которые отражают отвагу и храброе поведение казака на войне: в стремя ногой – расстанься с головой; казак в бою, как орел в небе; за славой не угонишься – сама придет; и один в поле воин, если он показачьи скроен; казачья смелость порушит любую крепость. Исполнительная власть принадлежала войсковому атаману, поэтому часто встречаются пословицы именно с этой лексемой: без атамана казак сирота; атаманом артель крепка; без атамана дуван не дуванят; где ни хутор, там атаман; терпи казак – атаманом будешь. Уважение к старшему являлось внутренней потребностью казака. На Кубани редко услышишь «дед», чаще всего «батько»: господа старики – первейшие казаки; старших и в Орде почитают. Обычай уважения и почитания старшего по возрасту обязует младшего проявлять сдержанность и готовность к оказанию помощи, требовалось соблюдать этикет: при появлении старика все должны были встать – казаки при форме приложить руку к головному убору, а без формы – снять шапку и поклониться. 43 Таким образом, ментальность кубанских казаков определяется особенностями их поведения, психологией, духовной культурой, обычаями, что находит яркое отражение в языке: не только в лексике, но и во фразеологии. Особо следует подчеркнуть, что такие черты менталитета русского народа, как высокая гражданская солидарность, готовность прийти на помощь, общительность, храбрость, мужество, неприхотливость присущи и казачеству. А вот такие качества, как непроявление особенного пристрастия к национальному питанию, одежде, легкое восприятие переездов в другие края, которые отмечает в своем исследовании Д.Д. Манукян [5. С. 11], вряд ли присущи казакам. Итак, представления казаков о своих традициях, их свободолюбие, преданность воинскому долгу, товариществу, физическое и нравственное здоровье, уважительное отношение к старшим находят отражение в паремиологическом и фразеологическом составе кубанских говоров. Примечания: 1. Закуткина Н.А. Феномен диалектной картины мира в немецкой философии языка XX века: дис. канд. филол. наук. М., 2001. 2. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. 3. Савельев Е.П. Казаки. История. Владикавказ, 1991. 4. Андрющенко В.И., Иванова Р.Я., Иванова Т.Г. [и др.] Фразеологический словарь говоров Кубани. Армавир, 2006. 5. Манукян Д.Д. Обрядовая лексика в русской и английской лингвокультурах как отражение национального менталитета: автореф. дис. канд. филол. наук. Майкоп, 2010. Е.В. Брацун КУБАНСКИЕ КАЗАКИ И ЗАКУБАНСКИЕ ЧЕРКЕСЫ: ПО ВОСПОМИНАНИЯМ ПОЛКОВНИКА Ф.И. ЕЛИСЕЕВА Нельзя не согласиться со словами русского классика Л.Н. Толстого о казачестве: «Граница породила казачество, а казаки создали Россию». Живя и воюя в различных точках Евразии, казаки всегда соприкасались с самыми разными народами. В казачьи войска «интегрировались» те народы, рядом с которыми жили казаки. В Донском войске было немало калмыков, в Терском – осетин, в отношении забайкальских казаков многие исследователи отмечали их «полубурятские лица». Матерью сибирского казака, выдающегося генерала Л.Г. Корнилова, была казашка Марьян из рода аргын- 44 каракесек. И, если вышеперечисленные народы исторически сравнительно легко входили в орбиту российского имперского пространства, тяжелее обстояло дело с закубанскими черкесами, с которыми с переселения черноморских казаков на Кубань и образования Кавказского линейного казачьего войска исторически граничили две ветви кубанского казачества. С одной стороны, трудно представить, что после 70 лет ожесточенной Кавказской войны XIX в. между кубанскими казаками и закубанскими черкесами могли установиться теплые «кунацкие» взаимоотношения, с другой стороны, закубанские черкесы стали для кубанских казаков не меньшими «побратимами», чем для донцов калмыки, а для терцев осетины. В данной статье мы коснемся некоторых аспектов взаимоотношений кубанских казаков и закубанских черкесов по воспоминаниям и трудам видного военного казачьего историка Российского зарубежья, потомственного линейного казака полковника Федора Ивановича Елисеева (1892–1987 гг.) из кубанской станицы Кавказской. Будучи выходцем из многодетной казачьей семьи, Ф.И. Елисеев хорошо знал быт и психологию казаков и закубанских горцев. Сама жизнь в линейной ст. Кавказской, обучение казачат с ранних лет элементам джигитовки вносили в их души первые знания о достойных противниках их дедов: «В те годы, – пишет Ф.И. Елисеев, – вся левобережная Кубань являлась землей независимых черкесских племен, с которыми Россия вела войну. На протяжении 70 лет Кавказской войны казачьи станицы по правому берегу Кубани постепенно переняли от горцев некоторые элементы молодечества на коне, их вооружения и обмундирования. Быть наездником и джигитом в станице считалось верхом совершенства всякого молодецкого казака. Этот культ мы, казачата, воспринимали с младенчества, его внушали нам старшие. Это особенно ощущалось в нашей Кавказской станице как центральной для Кавказского полка и всего Кавказского Отдела» [1. С. 335]. В ранние годы жизни Ф.И. Елисеева была учеба в Майкопском техническом училище, служба вольноопределяющимся в 1-м Екатеринодарском полку ККВ, учеба в Оренбургском казачьем юнкерском училище, затем служба в чине хорунжего в 1-м Кавказском полку в Закаспийском крае. В этот период его жизни ему встречались представители адыгов, в том числе, кабардинцев, карачаевцев, осетин, туркмен и казачьих офицеров с горскими корнями. В Майкопском техническом училище кубанские казаки многих станиц Кубани учились наряду с закубанскими черкесами. Здесь Ф.И. Ели- 45 сеев познакомился с будущим корнетом Черкесского конного полка Дикой дивизии (1914–1918 гг.) Пшимафом Ажигоевым, братьями Меретуковыми, офицерами Черкесской конной дивизии времен гражданской войны. Отношения между казаками и горцами в эти периоды, по словам Ф.И. Елисеева, были самые теплые. В мае 1914 г., находясь в отпуске на Кубани, Ф.И. Елисеев, тогда уже хорунжий 1-го Кавказского полка, посетил со своими молодыми друзьями-станичниками Хакуриновский аул. Читая воспоминания Ф.И. Елисеева о тех временах, трудно себе представить, что каких-то 50 лет назад на Кавказе еще шла ожесточенная Кавказская война. Здесь перед нами предстают образы старых кунаков – казака Мазанова и черкеса Карбеча. Казаки и черкесы, будучи тогда на свадьбе одного молодого черкеса, несколько ночей проводили время в веселье и лезгинке, которую казаки танцевали не хуже горцев. Днем между казаками и черкесами проводились спортивные состязания по прыжкам в длину, высоту и забегам на длинные дистанции. «Я, – вспоминал Ф.И. Елисеев, – прыгаю по всем правилам спорта и… к моему великому изумлению и восхищению, черкесы, дети природы, побили все мои рекорды. Какие были бы они дивные воины, если бы из них формировались конные полки, на манер казачьих» [2. С. 75]. На этих же «вечерах» молодого казака-хорунжего едва не «женили» на молодой «гармонистке-черкешенке», сестре одного из черкесов, которая постоянно приглашала его на лезгинку. В последнюю ночь гуляний казачьей и черкесской молодежи черкесы выкрали из казачьей отары овец одного барашка, что, по воспоминаниям Ф.И. Елисеева, было актом «молодечества», а не проявления каких-либо «уголовных» наклонностей: «И в этот вечер мы, казаки-гости, ели барашка, украденного у казаков нашими милыми кунаками-черкесами» [2. С. 78]. В день отъезда из аула девушкичеркешенки подарили молодому хорунжему подарки. «Из-за спины выходит «моя невеста» и с улыбкой дает что-то завернутое в тонкую бумагу. Разворачиваю и вижу дивный револьверный шнур ручной работы, связанный шелковыми и золотыми нитками. Следующая преподносит такой же шнурок для часов. – Когда же вы все это успели сделать? – спрашиваю. – Мы торопились днем все это сделать к Вашему отъезду, отвечает она. Я щедро даю им на конфеты» [2. С. 80]. Эта выдержка из главы «В ауле. В гостях у черкесов» 46 из воспоминаний Ф.И. Елисеева «Первые шаги молодого хорунжего», посвященная весне – лету 1914 г., удивляет той теплотой, с которой к казакам относились в ауле еще вчерашние враги-черкесы. Такое очень редко можно увидеть и в наше время пропаганды пресловутой «толерантности». В годы Первой мировой войны 1914–1918 гг. из горцев Кубанской области был сформирован Черкесский конный полк Кавказской Туземной конной дивизии. Кроме него было сформировано несколько запасных черкесских сотен. Когда началась смута 1917 г., Черкесский конный полк, как отмечал Ф.И. Елисеев, «был единственной воинской частью многомиллионной Русской Армии, в полном своем составе выступившей в Корниловский поход со своим духовным вождем – генералом Султан Келеч Гиреем» [2. С. 83]. В годы гражданской войны горцы Кавказа, в особенности закубанские черкесы, в большинстве своем примкнули к Белому движению, к кубанским и терским казакам в их борьбе против большевизма и красного террора. В составе Белой армии действовали Черкесская и Кабардинская конные дивизии, Карачаевская конная бригада, Осетинские конные и пешие части и другие воинские формирования из горцев Кавказа. Было и немало высших офицеров – черкесов или выходцев из черкесской среды. Такие, как генералы Султан Клыч-Гирей и С.Г. Улагай, полковник К.К. Улагай. В подтверждение особых отношений казаков и горцев в годы общероссийской смуты приведем ряд выдержек из воспоминаний Ф.И. Елисеева. Например, осенью 1918 г. при освобождении Закубанья и Кавказа от большевиков одной из казачьих конных бригад 1-й Конной дивизии командовал полковник А.К. Мурзаев. В нее входили один линейный генерал Вельяминова полка и Черкесский конный полк. Так, после одного неудачного боя своего родного 1-го Линейного полка полковник А.К. Мурзаев пропускал его «через мат», и произошла такая сцена: «Пропустив линейцев, – он повернул лицо ко мне и спокойно поясняет: – Подумайте только... Мы подошли к Козьминскому... шли переменным аллюром (5 минут шагом, 10 минут рысью). Я нисколько не сомневался, что село мы возьмем. Хотя – на кой черт оно нам нужно?! Стоит оно в стороне, только разброска сил!.. И вдруг – на нас неожиданно налетает красная конница... наши полки не выдерживают... поворачивают назад и... стыдно сказать: мы 20 верст «бежали» почти широким наметом. Никакие команды и угро- 47 зы – не помогли. Все кричат – «Стой!.. Стой!» и все, все же скачут назад. Скакал и я с ними... И что досадно, что красной конницы было столько же, сколько и нас! И я полки остановил только вот здесь, у станицы. Здесь я их собрал и вот – церемониальным маршем – пропускал «через мат»... – закончил он... Приближалась голова Черкесского конного полка. Они без слов пели «лезгинку», словно ничего и не случилось особенного. «Так ли Мурзаев будет ругать-оскорблять черкесов, как своих линейцев?» – невольно подумал я. И можно ли с черкесами так поступить? Офицеры-черкесы скомандовали «Равнение на-право!» Всадники, перестав мурлыкать лезгинку, молча повернули головы в сторону своего бригадного командира. – Спасибо за молодецкую службу! – громко, мощным своим баритоном встречает Мурзаев каждую сотню. – Ряди старатььь! – отвечают разбросанно они» [3. С. 362–363]. Летом 1919 г., встречая в г. Майкопе своего старого друга по Майкопскому техническому училищу черкеса Пшимафа Ажигоева, Ф.Е. Елисеев фиксирует сетования своего кунака на отношение к черкесам со стороны «просвещенных» кругов общества: «Ему, черкесу со средним русским образованием, сыну дворянской черкесской семьи и вообще хорошо воспитанному и благородному человеку, очень тяжело переживать и необученность военному строю своих черкесов, и некоторое пренебрежение к ним, которое он услышал на одном званом богатом обеде у местного кубанского тавричанина. – Так это же все те же дикари... – говорит одна дама, жалуется он мне. – Ты знаешь, Федя, дело дошло до того, что мы должны были встать из-за стола, извиниться перед хозяюшкой и ночью же уехать верхами (верхом) к себе в полк. И это за двадцать верст от него. – И, передохнув, продолжает: – Я начинаю жалеть, что окончил наше техническое училище. Лучше было бы навсегда остаться «диким черкесом», чтобы не понимать всего этого. Мои офицеры за эти слова готовы были взяться за кинжалы... Ты знаешь, как среди нашего народа развиты чувства чести и гордости! Но ведь мы живем не во время Шамиля!.. Я их успокоил. И они мною недовольны... Я испытываю двойственность своей души. И только мой авторитет... не мой, может быть, лично, а авторитет нашей семьи останавливает их от открытого неудовольствия на многое. 48 Я отлично понимал своего благородного друга-черкеса и постарался его успокоить» [4. С. 217]. В феврале 1920 г. командующим Кубанской казачьей армией ВСЮР стал выходец из закубанских черкесов, сын черкесского офицера генерал-лейтенант С.Г. Улагай. Удивительно, что, несмотря на наличие высших офицеров и генералов из среды кубанского казачества, таких, как А.Г. Шкуро, В.Г. Науменко, В.М. Ткачев, Н.Г. Бабиев и др., командовать Кубанской армией доверили выходцу из кубанских черкесов. Это не вызвало каких-либо протестов или недовольства казачества. Ф.И. Елисеев тогда был командиром 1-го Лабинского полка Кубанской армии, который входил в состав 2-го Кубанского корпуса генерала В.Г. Науменко. Ф.И. Елисеев вспоминал о визите С.Г. Улагая 28 февраля 1920 г. в части корпуса: «Ждать пришлось недолго. Скоро со стороны Екатеринодара подошел паровоз с одним небольшим пассажирским вагоном и мягко остановился у вокзала. В дверях вагона немедленно же показался генерал Улагай и мягко, упруго соскочил с порожек. Все это у него вышло так мягко, красиво, благородно, словно приехал не командующий армией, а простой, молодецкий казачий офицер в гости на дачу, которого все с нетерпением ждут на вокзальчике глухой провинции. И он, чтобы не терять времени, быстро соскочил, чуть ли не на ходу, с поезда, чтобы обнять своих, так ему близких и дорогих друзей. Он был в темно-серой дачковой черкеске, при черном бешмете и черного каракуля небольшой папахе. И – никаких украшений и знаков отличия на скромной черкеске. Ему тогда было, думаю, около 40 лет от роду. Чисто выбритый, брюнет, типичный горец, кубанский черкес благородной семьи – уздень. Выслушав рапорт и пожав руку, Улагай жмет руку всем офицерам. Потом идет к строю Лабинцев. Строй – ровный, двухшереножный, обыденно серый. Но то, что это стояли Лабинцы, говорило генералу о многом. С ними, в составе 2-й Кубанской казачьей дивизией, начиная с июля 1918 гг., он прошел вдоль и поперек всю Ставропольскую губернию с победными боями! Потом – движение с ними на Царицын и на Камышин в 1919 г. Везде был успех, победа и слава. И теперь, в годину крупного несчастья, они вновь пред ним, храбрые перед храбрым. Бросив взгляд на строй казаков, Улагай остановился. Потом, быстро пройдя перед ними, стал посередине, взял руку под козырек и громко произнес: – Здравствуйте, мои храбрые Лабинцы! 49 Я не хочу описывать, как могуче и радостно ответили казаки – «мои храбрые Лабинцы» – своему… старшему начальнику. Это нужно понять без слов. Опустив руку, Улагай обратился к почетному караулу как представителям от всего полка с горячими словами похвалы и закончил так: – Верные, храбрые, благородные Лабинцы!.. Вашу кровь и стойкость никогда не забудет Кубань! Штаб корпуса с генералом Науменко, штаб дивизии и все другие старшие офицеры корпуса затаенно слушали редкие слова похвалы замкнутого, храбрейшего в Кубанском войске черкеса-рыцаря» [5. С. 125–126]. Все тяготы военных неудач на фронте гражданской войны зимой – весной 1920 г. с кубанскими казаками делили и черкесы. При отступлении к Черноморскому побережью вооруженных сил на Юге России Ф.И. Елисееву встретились многие старые кунакичеркесы, дослужившие уже до офицерских чинов. Пшимаф Ажигоев жаловался Ф.И. Елисееву на черкесов, которые никак не желают обращаться к нему по уставу, а зовут только по имени «Пшимаф». С большим уважением вспоминал Ф.И. Елисеев проход Черкесской конной дивизии мимо кубанских казаков: «То проходила Черкесская конная дивизия Кубанской области, которую мы наблюдали небезынтересно как наших ближайших кунаков, силою около 3 тысяч коней. За дивизией, на почтительной дистанции, показалась новая группа конных черкесов до сотни человек. Впереди нее величаво, на высоком холеном коне темно-гнедой масти шел начальник дивизии генерал Султан Келеч-Гирей. По бокам его следовали пожилые черкесы. У некоторых бороды окрашены хной в ярко-огненный цвет как знак богатства и почета. Лица у большинства очень серьезные и даже суровые. У всех винтовки на одном погонном ремне правого плеча, дулами вниз, в любой момент готовые к выстрелу, так как они со священной бережливостью сопровождают своего боевого и духовного Вождя. Все они в бурках, и только один генерал Султан Келеч-Гирей был в темно-серой черкеске на черном бешмете. Кавказская гордость, видимо, не позволяла ему прятаться от дождя и холода перед своими черкесами. На нем не было даже и башлыка. Черкесская конная дивизия из-под Ставрополя отступала через Армавир. У станицы Келермесской у нее произошел неудачный бой с красной конницей. Теперь она отходила на Туапсе» [5. С. 179–180]. Воспоминания Ф.И. Елисеева интересны своей многогранностью и психологическими наблюдениями автора, который порой в 50 простых выражениях рисует многие сложные образы и самые разные типы офицеров, казаков и горцев в период Первой мировой войны 1914–1918 гг. и общероссийской смуты. На страницах воспоминаний Ф.И. Елисеева перед взором читателей предстают тысячи казачьих судеб. Как большой поклонник культуры горцев Кавказа, Ф.И. Елисеев немалое место в своих воспоминаниях уделяет и горцам. Переиздание его воспоминаний большими тиражами, чем они выходили прежде, было бы весомым вкладом в дело утверждения исторической правды не только о кубанском казачестве, но и о традициях боевого единения и взаимоотношений кубанских казаков и их «ближайших кунаков» горцев Закубанья. Это, как никогда, актуально в наше сложное время межэтнических конфликтов и целенаправленного (со стороны отдельных политических сил) стравливания русских, казаков и кавказцев. Завершить статью представляется возможным словами Ф.И. Елисеева: «Духовной красоте этого малочисленного народа, издревле проживающего на берегах Кубани, – поем мы песнь». Примечания: 1. Елисеев Ф.И. Джигитовка казаков по белу свету. М., 2006. 2. Елисеев Ф.И. Первые шаги молодого хорунжего. М., 2005. 3. Елисеев Ф.И. С Корниловским конным. М., 2003. 4. Дневники казачьих офицеров. М., 2004. 5. Елисеев Ф.И. Лабинцы. Побег из красной России. М., 2006. Л.В. Бурыкина СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ПОРТРЕТ КАЗАКОВ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО КАВКАЗА В связи с широко развернувшимся с начала 90-х гг. ХХ в. движением за возрождение казачества исследователи все больше внимания стали уделять его истории и культуре. Эффективной формой научных дискуссий как в центре, так и в регионах стали научно-практические конференции, на которых обсуждались проблемы происхождения и статуса казачества, военной службы, участия в войнах и революционных потрясениях, социальноэкономического развития, самоуправления и социализации, культуры, эмиграции и возрождения. Главной идеей казачьего возрождения на рубеже ХХ–ХХI вв. стало восстановление социокультурных основ существования казачьих общностей. Однако к концу ХХ в. исторические и организа- 51 ционные формы функционирования казачества были утрачены, а транслирование культурных традиций сообщества во времени оказалось прерванным. Вместе с тем, именно в тот период появилась возможность создания новых культурных концептов самоидентификации, поскольку в стране имелись зародыши многочисленных и разнообразных культурных форм, которые позволили реализовать альтернативные советской культурные практики [1. С. 28]. Поиск культурной формы в отношении современного казачества базировался на воспоминании, а затем воспроизводстве традиций, попытках возрождения утраченной когда-то культуры. Еще в середине ХIХ в. французский историк масонства КопенАльбанселли отмечал: «Многие думают, что страну можно покорить только силою оружия, это глубокая ошибка. Есть раны, гораздо более чувствительные, чем те, которые проливают народную кровь: это – раны, наносимые душе народной. Душа народа заключается в его традициях, в его вековых преданиях; эти традиции являются истинными источниками народной жизни… Поэтому, когда хотят убить душу народа, а следовательно, убить и самый народ, стоит только разомкнуть живущее поколение с прошлым, т. е. изгладить из памяти народа его предания и заветы, внушить ему презрение и ненависть к его старине, подобно тому, как достаточно подрубить у дерева корни, дающие ему для питания растительный сок, чтобы умертвить его» [2. C. 3]. Ф. Бродель, работая над трудом, посвященным вопросу идентичности французов, задал простой и в то же время сложный вопрос: что такое Франция? Отвечая на него, П. Нора подчеркнул: «Франция – это память» [3. C. 12]. Безусловно, он прав: именно благодаря воспоминаниям о прошлом на протяжении длительного периода поддерживается идентичность того или иного сообщества. В конце ХХ в. часть потомков казаков осознала тяжесть последствий разрыва культурной традиции сообщества, угрозу забвения и утраты прошлого. Результатом осознания «разрыва привычного течения времен, утраты автоматизированной «нормальной» идентичности…» стало включение механизма воспоминания, эффективная работа памяти по восстановлению исторических критериев идентичности [4. C. 10]. Сегодня в условиях духовного кризиса, порой пренебрежительного отношения к истории обращение к истокам социокультурных традиций казаков Северо-Западного Кавказа особенно значимо. 52 Традиционная культура казачества – это сложнейшее системное явление, обладающее этической спецификой. Кубанское казачество, как и донское, терское и ряд других, создало своеобразную культуру, которую традиционно отличали высокая духовность и особый менталитет. Понятие «духовность» включает в себя обширное содержание. Очень емкое по смыслу определение понятия духовности сформулировал известный российский философ И.А. Ильин, который под духовностью подразумевал присутствие в человеке, прежде всего, глубокой веры, любви, уважения к предкам и семье, национальным традициям, искусству, наукам, широкую внутреннюю культуру. Наиболее обоснованным представляется определение понятия «духовность» как неоднолинейного и масштабного комплекса свойств человеческого сознания, всех нравственных и умственных качеств человеческой личности, совокупности его интеллектуальных, волевых, моральных сил. По своей общественной сущности духовность проявляется и в идеалах – социальных, религиозных, мировоззренческих, а также политических и экономических как значимой части всего существования общества, влияния на его развитие, и в осознании людьми условий, характера и результатов своей социальной деятельности. Она проповедует уважительное отношение к людям, окружающему миру, различным взглядам и точкам зрения, вероисповеданиям. Духовность как идейно-теоретическое понятие и как конкретно-содержательное явление представляла собой одну из базовых составляющих всей общественной жизни казачества СевероЗападного Кавказа. Организация кубанскими казаками жизненного пространства складывалась непросто. Казачество, представляющее, по меткому выражению В.А. Потто, к ХIХ столетию своеобразное «войсконарод», являло собой первоначально стандартный вариант «мягкой» колонизации, реализуя в этом акте как свою пассионарную, так и мессианскую сущность особой группы российского суперэтноса. Особый характер российской колонизации Северо-Западного Кавказа во многом гарантировался еще и тем, что казачество – «народ-воин» – было еще и «народом-пахарем», имеющим вековые традиции жизнедеятельности в иноязычном окружении. В связи с этим вслед за неизбежным в большинстве случаев военным противоборством с адыгами возникала иная, гораздо более длительная фаза – время контактов, диалогов культур. 53 Прежде чем двинуть «вереницы русских пахарей» на новые территории, Российской империи необходимо было первично закрепиться на них, обрести невоенные, культурные связи с автохтонным населением. И с этой функцией эффективно справлялось кубанское казачество, осваивая своими станицами все новые и новые линии и реализуя на практике идею служения Вере, Царю и Отечеству, выступая авангардом, проверенным в деле алгоритмом «совместничества» России и включаемых в ее орбиту народов [5. C. 4]. Процесс заимствования элементов быта, одежды, оружия у горцев наиболее зримо наблюдался у кубанских казаков. Однако и адыги переняли у казаков немало: способы ведения сельского хозяйства, сельскохозяйственную технику, усовершенствовали строительство жилищ и т. д. Взаимопроникновение происходило не только на уровне хозяйственной деятельности и ментальности. Известны примеры, когда, попадая в среду другого народа, казаки, беря в жены местных женщин, быстро приобретали автохтонные черты, привнося в новую среду идеи православия, социального единства, служения Отечеству [6. C. 99]. Существовали примеры и другого рода. А.Ю. Панарина отмечает, что «адыги принимали православие и вступали на российскую службу сознательно и добровольно. Многие женились на русских женщинах, и родившиеся у них дети становились христианами» [7. C. 47]. «Первостепенное значение, – как подчеркивает Э.А. Шеуджен, – придавалось проблеме «расширения» пространства христианизации» [8. C. 137]. В сентябре 1882 г. был принят Указ о совершении богослужения на инородческих языках в местах с более или менее значительным числом крещеных иноверцев [9. C. 118]. Наиболее результативной в адыгской среде, по мнению В.А. Остапенко, была деятельность миссионерских обществ по просвещению и благотворительности. «На начальном этапе она пользовалась несомненной поддержкой адыгов и не вызывала резкого отторжения местного мусульманского населения. Благодаря этому каналу, проявлялось определенное влияние миссионерских организаций, способствующих укреплению духовных контактов между мусульманским и православным населением региона» [10. C. 146]. Любая модель организации человеческого общества имеет особенности своего возникновения и развития, специфику собственной структурированности, своеобразные экономические механизмы, а также определенный тип познания, конкретные мировоззренческие 54 основы и доминирующую систему ценностей. Сказанное относится и к традиционной культуре кубанского казачества, которая, как и любое системное явление, представляет собой многоуровневое, многоаспектное и полифункциональное образование. Процесс формирования кубанского казачества как субэтнической общности русского этноса происходил синхронно с формированием его культуры, основу которой составили две этнические традиции: южнорусская и украинская в их локальных вариантах. В результате взаимодействия, адаптации к новым природным и этносоциальным условиям и последующего развития исходные традиции подверглись модификации, образовав самобытную симбиозную модель, состоявшую из трех жизненных подсистем: материальной, соционормативной и духовной. В каждой из них выделяются специфические казачьи блоки и элементы: строго организованный повседневный быт, военизированный костюм, походная пища, строевые песни и многое другое. «Корпоративный дух, – как отмечает О.В. Матвеев, – определял многие сущностные черты воинской ментальности кубанского казачества. Глубоким смыслом обладало само имя полка/батальона, его герои, Вечные шефы. Честь подразделения, мнение ближайших товарищей были первостепенными мотивами поведения казака в быту. Приверженность кубанцев своему полку или батальону обнаруживает себя в почитании культа знамени, таких атрибутов и символов, как история подразделения, праздники и ритуалы воинской чести, полковая песня, мундир, оркестр. Корпоративность конных полков и пластунских батальонов находила выражение в особых традициях индивидуальности каждой воинской части, ее неповторимом «психологическом характере». Включение казачьих станиц в определенные полковые округа, прохождение через одну и ту же часть нескольких поколений станичников обусловливали прочные взаимосвязи воинского и домашнего миров, задействованность полковой субкультуры в народной педагогике, фольклоре, соционормативных отношениях. Это мобилизовывало историческую память, систему ценностей и традиционную культуру казачества в целом, предохраняя их (пусть и не всегда успешно) от размывания и обмещанивания» [11. C. 232–233]. Традиционная культура любой этнической общности полифункциональна. Важнейшие из функций – интегрирующая, идейновоспитательная, коммуникативная, эстетическая, познавательная и 55 этноотграничительная. Эти и некоторые другие функции в равной мере присущи и традиционной культуре кубанского казачества. Своеобразие прослеживается на уровне каждой из функций, что объясняется пограничным положением казачества (более высокая интегрирующая и этноотграничивающая направленность), функциональной связью с военной и политической жизнью, более развитой эстетической стороной традиций и т. д. [12. C. 186–187]. Мировоззренческо-идеологическая основа традиционной культуры кубанского казачества складывалась на протяжении длительного периода в условиях особого автономного и пограничного существования и военизированного уклада жизни. В ней сочетаются архаичное (дохристианское) и православное начала. Причем православие в казачьем социуме обрело дополнительное значение, превратившись, по сути, в один из этнических показателей. Изучение истории Северо-Западного Кавказа свидетельствует, что с момента его заселения казачеством шел естественный в тех условиях процесс упрочения православия. Инициаторами этого процесса выступали, с одной стороны, сами казаки, с другой – общероссийская власть. Отношение казачества к православию определялось, во-первых, спецификой его положения как служилого сословия, призванного защищать, в том числе, господствующую Русскую Православную Церковь; во-вторых, устанавливаемым на собрании войска «порядком общей пользы», который предусматривал свободу православного миропонимания, обеспеченного должным образом местами для богослужения и священнослужителями. Светские и церковные власти Российской империи усматривали в упрочении православия на Северо-Западном Кавказе важный процесс приращения территории и населения, обращения последнего в лоно истинной Церкви, воспитывающей в духе поклонения обожествляемой императорской власти. Культура кубанских казаков в основном базировалась на системе ценностей, присущих традиционному обществу (где «традиции дедов» значимее, чем «традиции отцов»), т. е. опиралась на заветы предков и характеризовалась неукоснительным их соблюдением. При этом важнейшей ее особенностью оставался культ военной доблести, что объяснялось спецификой их основных занятий и поддерживалось статусом. Защита Веры и Отечества была делом каждого казака. Среди системы ценностей Вера занимала одно из ведущих мест, внося в казачью среду элемент сплоченности, ду- 56 ховности, преданности. Казаки чувствовали себя братьями не только по оружию, но и по вере. Православие включалось во все более или менее важные события войсковой жизни. Именно с закладки храма начинались все казачьи поселения. Все войсковые регалии, грамоты и знамена находились в храме. Духовенство для казачества готовилось, в основном, из казачьей среды. По возвращению из походов казаки сообща покупали что-либо священное для церкви. Однако казаки больше внимания уделяли непосредственно вере, основанной на чувстве, не углубляясь в тонкости богословского учения. Если отношение к Отечеству, военной службе у казаков было сакраментальным, то в быту им не были в должной степени присущи многие из таких добродетелей, как благоразумие, смирение, терпение, святость брачных уз. Известно, что венчание в церкви не считалось обязательным, а развод также был прост: достаточно было объявить на майдане, что жена «не люба». Следовательно, вера у казаков носила скорее ритуальный характер, формальная сторона преобладала над духовной [13. C. 208]. Культура кубанского казачества не являлась застывшей: ей присуще исчезновение одних и сохранение других (полностью или частично) форм культуры, трансформация и адаптация к изменяющимся условиям общественного быта, появление и включение новых и заимствованных элементов. Например, число грамотных казаков возрастало не только благодаря семейному образованию, но и налаживанию школьного дела в рамках Черноморского, Кавказского линейного, а затем Кубанского казачьего войска [14]. Разносторонний опыт организации и функционирования кубанского казачьего общества с его коллективизмом, взаимовыручкой, житейским рационализмом, бережным отношением к природе, традициями и духовностью представляется во многом поистине уникальным. Огромный потенциал, заложенный в социокультурных основах жизнедеятельности казачества, может и должен быть востребован в современной России через формирование новой культурной интеллектуально-информационной цивилизации. Примечания: 1. Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М., 2000. 2. Цит. по: Башилов Б.П. Масонство и русская интеллигенция. М., 2001. 3. Нора П. Франция – память. СПб., 1999. 4. Дубин Б. Память, война, память о войне. Конструирование прошлого в социальной практике последних десятилетий // Отечественные записки. 2008. № 43 (4). 57 5. Виноградов В.Б. «Российскость» как парадигма северокавказского исторического культурного единства в составе России // «Российскость» в истории Северного Кавказа. Серия «Вопросы Северокавказской истории». Армавир, 2002. 6. Левандовский А. Сибирь из нас «не вытянешь…» // Родина. 1995. № 2. 7. Панарина А.Ю. Адыги-христиане на российской службе в дореволюционный период // Историческое регионоведение Северного Кавказа – вузу и школе. Армавир, 2009. 8. Шеуджен Э.А. Адыги (черкесы) в пространстве исторической памяти. М.; Майкоп, 2010. 9. Кавказские епархиальные ведомости. 1883. № 4. 10. Остапенко В.А. Православная миссия среди адыгов СевероЗападного Кавказа (1864–1917 гг.). Краснодар, 2012. 11. Матвеев О.В. Из исторического и военно-культурного наследия казачества Кубани. Краснодар, 2011. 12. Бондарь Н.И. Модель традиционной культуры кубанского казачества // Казачество в истории России: тезисы докладов междунар. научнопрактич. конф. (к 200-летию Екатеринодара–Краснодара и 43 кубанских станиц). Краснодар, 1993. 13. Руденко В.Г. Особенности религиозности кубанского казачества // Кубанское казачество: три века исторического пути: материалы междунар. научно-практич. конф. Краснодар, 1996. 14. См., например: Давитмидзе Г.Г. Общеобразовательная школа Кубани в системе народного просвещения Российской империи: ХIХ – начало ХХ вв.: автореф. дис. канд. ист. наук. Краснодар, 2007; Колесников В.А. К вопросу о начале школьного образования в линейных полках Кубани // Российское казачество: история, проблемы возрождения и перспективы развития: материалы всерос. заоч. научно-практич. конф. (октябрь 2011 г.). Краснодар, 2012; Титоренко М.Р., Шкилева О.Г. Из истории народного образования у православных народов Кубани в дореволюционный период // Ф.А. Щербина Казачество и народы Северного Кавказа: история и современность: сб. материалов IХ междунар. научно-практич. конф. / научн. ред. С.Н. Янаев. Краснодар, 2009; Шкилева О.Г. Развитие светского и духовного образования среди славянского и горского населения на Кубани ХIХ – начала ХХ вв.: автореф. дис. канд. ист. наук. Ставрополь, 2010. Н.А. Ворокова ПЕДАГОГИКА СОВРЕМЕННОГО КАЗАЧЕСТВА Педагогика казачества своими корнями уходит в глубину истории уникальной общности народа, возникшей в порубежье Киевской и поздней Руси, имя которой – казачество. В настоящее время существует немало научных трудов о зарождении, становлении и культурно-исторической роли казачества 58 как значительного и самобытного явления не только в российской истории, но и в истории мировой. Казачьи заповеди и традиции – это устойчивые, исторически сложившиеся, передаваемые из поколения в поколение специфические формы общественных отношений в казачьей среде в виде порядка, правил и норм поведения казаков, их духовных ценностей, нравственных установок и обычаев, связанных с выполнением свойственных задач, организацией казачьей службы и казачьего быта. Из поколения в поколение передавались любовь казаков к Родине, казачеству, традиции службы Отечеству, чести и достоинства, трудолюбия, традиции землячества (как отношение к Отчизне и Родине) и общности (отношение к семье, роду). Устойчивые, общепризнанные, ставшие содержанием нравственных отношений, они являлись стержнем воспитания и развития личности ребенка, включения его в сферу духовной жизни общества через освоение ценностей и норм традиционной культуры. Анализ исторических и педагогических источников подтверждает наличие в казачьем сообществе четкой цели воспитания молодежи. Как считают специалисты, казачье воспитание осуществлялось на основе гуманистических принципов и методов и опиралось на особенности хозяйственного уклада, бытовые традиции, социально-значимые нормы жизнедеятельности, позволявшие надежно поддерживать и охранять устойчивость и жизнеспособность казачества. Основным направлением деятельности войсковых и окружных казачьих обществ было и остается в настоящее время патриотическое и духовно-нравственное воспитание молодежи, подготовка казачат к военной службе и защите Отечества. В этом заключается весь смысл казачьей идеи и казачьего духа. В условиях перехода на новые образовательные стандарты важно сохранить и усилить мировоззренческую и научнометодическую направленность системы казачьего образования, оказать помощь казачьим классам и учебным заведениям в дальнейшем совершенствовании содержания и технологий воспитания, оптимальной социализации казачьей молодежи, выработать согласованные подходы к организации воспитательного процесса. Цель воспитания – формирование высоконравственного, творческого, компетентного, ответственного и социально активного гражданина России, готового к службе Отечеству как на военном, так и гражданском поприщах, укорененного в православной вере, казачьей культуре. 59 Воспитать в себе казачий дух – это поставить служение Отечеству, Православию и Добру выше собственного эгоизма и благосостояния. Воспитание – забота о будущем. Но не меньшее значение оно имеет для настоящего. Организуя и содействуя духовнонравственному развитию молодежи, казаки сами преображаются, многое переосмысливая и духовно укрепляясь. Для создания современной системы казачьего образования и воспитания предстоит немало потрудиться как самому казачеству, так и органам образования на местах. В числе основных условий успешного решения данного вопроса, как считают сами казаки, – возрождение в новых условиях экономических основ казачьей жизни, казачьего самоуправления, православной духовности, возвращение былого уважения к казачеству. Основные идеи педагогики казачества – это воспитание подрастающих поколений на идеалах и ценностях казачьей культуры, многовековой российской традиции общинности; становление личности свободного (вольного) человека, укорененного в свою малую родину, культуру и историю России; воспитание молодежи в духе патриотизма и державности; формирование в сознании молодежи психологической готовности к «служению Отечеству не за страх, а за совесть». В основе педагогических принципов казачества – воспитание детей в атмосфере доброты и благожелательности. Педагогика казачества богата разнообразием форм и методов нравственного, культурного, физического, воинского воспитания, воспитания у детей и юношей таких качеств, как товарищество и коллективизм. Так что приобщение современных школьников к культурноисторическим традициям казачества не может не дать положительных результатов. В настоящее время вопрос привлечения молодежи в казачьи общества через сохранение и развитие культурных традиций весьма актуален как для самого казачества, так и для России в целом. Работа в этом направлении должна вестись систематически. За последние годы учебными заведениями республики совместно с казачьими организациями накоплен немалый опыт духовнопатриотического воспитания молодежи. Наиболее распространенными формами работы казачьих обществ в этом направлении стали: – создание центров духовно-нравственного образования детей и подростков, исторических, патриотических и спортивных клубов; 60 – проведение военно-патриотических мероприятий, связанных с различными памятными датами в истории страны и казачества; – создание учебных заведений казачьей направленности; – подготовка допризывной молодежи к службе в российской армии; – использование в работе внешкольных форм обучения и воспитания на основе исторических и культурных традиций казачества с использованием походов, фестивалей, летних лагерей и др. Сегодня возрождающееся казачество вновь становится активной силой России, одним из гарантов защиты ее национальных интересов. Как отмечают сами казаки, они всегда служили, служат и будут служить родной земле, жили и будут жить в дружбе и взаимоуважении с другими народами, населяющими Россию. М.Е. Галецкий АДАПТИРОВАНИЕ НАРОДНЫХ ТРАДИЦИЙ К СОВРЕМЕННЫМ ФОРМАМ ПОЛИТИЧЕСКОГО И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ Прежде чем искать смысл сохранения народных традиций, необходимо уяснить мотив подобного сохранения и возможность преодоления существенного потенциального барьера в современных темпах смены жизненных элементов для многих миллионов людей независимо от национальной принадлежности. Безусловно, нет явлений вне традиций. Ничто не рождается на пустом месте, без освоения опыта прошлого. Традиции – своего рода двигатель прогресса культуры, те органические черты разных сторон жизнедеятельности человека, которые отбираются, сохраняются и развиваются поколениями как лучшие, типичные, привычные. Но традиции – не нечто раз и навсегда данное, застывшее, неподвижное, не синоним прошлого или похожего на прошлое [1. С. 116–122]. «Традиция, – писал выдающийся русский композитор И.Ф. Стравинский, – понятие родовое; она не просто «передается» от отцов к детям, но претерпевает жизненный процесс: рождается, растет, достигает зрелости, идет на спад и, бывает, возрождается. Эти стадии роста и спада вступают в противоречие со стадиями, соответствующими иному пониманию: истинная традиция живет в противоречии» [2. С. 218–219]. В современной ситуации при значительном наличии много- 61 численных средств воздействия на психолого-эмоциональную составляющую человека труднейшим является сохранение оптимального социокультурного фундамента, на котором строилась жизнь предшествующих поколений. Особенно тревожно влияние существующих средств воздействия на ассимилированность человека к социальным изменениям. С одной стороны, нынешний социум, лишенный возможности получать знания основ своего рода, сословия, этноса из семейных источников, с другой – ограничен социальными и техническими рамками в получении достаточной информации из внешнего окружения. Негативное воздействие на духовно-культурную составляющую людей оказывают также разночтение важнейших исторических событий и невозможность (по ряду объективных и субъективных причин) в полной мере приобщиться к основам культуры своего этноса. И происходит это, в том числе, в результате непродуманной реализации политики монокультурализма в рамках процесса глобализации. Интернационализация – процесс, предполагающий наличие совместимости, в том числе культурной, пониманий этносов, но главенствующим в нем выступает взаимоуважение сторон к сложившимся социально-культурным их различиям. Прежде чем провозглашать принципы интернационализма, государство и общество должны предоставить каждому этносу право продемонстрировать свои идеи, взгляды, культурные традиции, в конечном счете, аутентичность «предложенного продукта», что позволит другим народам и этносам объективно оценить (принять или отвергнуть) иной культурно-исторический опыт. В таком порядке вещей должны быть одинаково заинтересованы и государство, и властные региональные структуры на местах, принимаемые решения которых в результате приобретают теоретически обоснованный характер и поддержку населения. Можно утверждать, что смена социально значимых традиций народов нередко превращается в театрализованные представления, не влияя на сохранение этнодостояния и на воспитательный процесс последующих поколений. Это связано с внешним воздействием на подсознание людей, на современные формы взаимоотношений и создание условий для развития монокультурализма. Современное поколение молодых людей в значительной степени, несмотря на предпринимаемые попытки не только сохранения, но и соблюдения семейных и национальных традиций, восприняло су- 62 щественное, в большей степени негативное, некритически оцененное воздействие на подсознание телевидения либерализованной окружающей среды [1. С. 116–122]. С одной стороны, это дает возможность (чаще иллюзорную) молодому поколению как бы адаптироваться к существующей политической и социальной ситуации, с другой – индивид, не обладая набором культурологических знаний и опытом толерантных отношений с носителями иной культуры, становится, порой, непредсказуемым. При невнимании к этим процессам сложившаяся ситуация может приобрести черты культурной сегрегации этносов. Одним из отрицательных факторов, влияющих на сохранение и развитие этнокультуры, является экономическая нестабильность и вытекающие из нее социальные проблемы. Возможен ли выход из сложившейся ситуации? Хочется верить, что традиционная народная культура позволит решить многие, в том числе межэтнические проблемы. Свою положительную роль в этом может и должна сыграть государственная программа культурного взаимообмена между субъектами России. В ходе регионального фестиваля казачьей культуры не раз приходилось наблюдать, с каким неподдельным восторгом принимали зрители выступления самодеятельных коллективов из республик Северного Кавказа, исполнявших казачьи песни. По этой причине в положение о XXII Региональном фестивале казачьей культуры включена номинация, предусматривающая награждение лучшего интернационального коллектива, исполняющего казачьи песни. Наблюдая многие годы за участниками фестиваля казачьей культуры, можно сделать вывод, что определенные шаги, достаточно заметные, имеют место быть. Во многих районах Кубани открыты классы казачьей направленности и казачьи кадетские корпуса. Появились и детские самодеятельные коллективы в районных центрах, поддерживаемые руководством Кубанского казачьего войска, репертуар которых, в основном, состоит из казачьих песен. И ежегодно как минимум пять таких коллективов принимают участие в конкурсных программах фестиваля. Заметно стало увеличение казачьей молодежи в составах хоров и ансамблей. Сохранение казачьей песенной культуры присуще тем семьям, в которых казачьи традиции передаются от поколения к поколению на семейных праздниках или станичных торжествах. Распространению народных 63 песен среди подрастающего поколения способствовало бы также изучение основ казачьих певческих традиций в начальных классах общеобразовательных школ. Многие современные исполнители стремятся к академической манере пения народных, в том числе, казачьих песен, что нарушает их аутентичность. В прошлые же времена в местах зарождения той или иной песни ее стиль, мелодия, а нередко и текст зависели от характера исполнителя и ситуации, в которой она бытовала. Например, среди собранных В.Г. Захарченко народных песен имеются варианты одной и той же песни, записанные в разных станицах и хуторах [3]. Тем не менее, сравнивая современные репертуары народных коллективов и их исполнительское мастерство, приходится констатировать, что под воздействием среды и превалирования попкультуры, многие из них утрачивают традиционные черты. В некоторых народных произведениях остались лишь отдельные черты самобытности. Самодеятельные коллективы вместо достижения профессионального исполнительского мастерства сужают репертуар до наиболее часто звучащих популярных песен или манипулируют интерпретацией исполнения, далеко отходящего от оригинала. «Всякий стиль, – писал А.Б. Салтыков, выдающийся теоретик советского прикладного искусства, внесший большой вклад в изучение народных традиций, – есть выражение духовного состояния народа своего времени..., народ не останавливается в своем развитии..., он постоянно меняется..., и с этими переменами неизбежно связаны изменения художественного стиля» [4]. В первые годы функционирования Регионального фестиваля в конкурсных программах зачастую приходилось слышать по несколько раз одни и те же песни, далеко отошедшие от первоначального – традиционного варианта. Положительное разрешение подобных проблем зависит от творческого уровня самодеятельных народных коллективов, их художественного вкуса и этно-культурной чуткости. Сохранение народных традиций будет ощутимым при разработке и внедрении программ по развитию этнических культур России. Но нельзя исключать важность их разработки и реализации как в масштабах субъектов Федерации, так и России в целом! Они не должны иметь второстепенного значения, поскольку их итоговый результат – будущее России! 64 Примечания: 1.Богуславская И.Я. Традиции народных художественных промыслов и проблемы сувениров // Советское декоративное искусство. 1977–1978. М., 1980. 2. Стравинский И.Ф. Диалоги. Л., 1971. 3. Захарченко В.Г.Народные песни Кубани. Краснодар, 1997. 4. Салтыков А.Б. Избранные труды. М., 1962. С.А. Гапонова ИСТОРИЯ СТАНИЦЫ ДАГЕСТАНСКОЙ в период с 1917 по 1930 гг. «История предков всегда любопытна для того, кто достоин иметь Отечество». Н.М. Карамзин Знание истории своей малой родины, в том числе, станицы позволяет глубже, конкретнее понять процессы развития современного общества. В судьбоносном 1917 г. «уход в армию трудоспособного мужского населения тяжело отразился на экономических и социальных условиях жизни Кубанской области. Никогда еще в России «налог кровью» не взимался в таких огромных масштабах» [1. С. 262]. Под ружье были призваны и жители станицы Дагестанской. Они служили в пехоте, драгунских полках, армейской артиллерии. Из копии Предписания Кубанской области по воинской повинности от 04.01.1917 г. известно, что «при условии досрочного призыва новобранцев 1919 г. предположено для пополнения запасных полков Кавказского военного округа призвать в первых числах текущего января работников ополчения 2 разряда сроков призывов с 1909 – по 1906 гг. включительно. Подготовить все необходимое для успешного проведения предполагаемого призыва ратников, а также теперь объявить цены на приносимые ими собственные вещи, согласно циркуляру Министерства Внутренних дел 1916 г. № 97, вместе с сим посылаемому, а при мобилизации разослать эти объявления с объявлениями о призыве» [2]. На фронте гибли и увечились тысячи солдат, поэтому мобилизация проводилась строго. Все станичные атаманы 23.07.1917 г. получили приказ: «Казаки, не отбывшие срок действия службы и занимаемые штатные должности станичных писарей, от призыва на службу на основании приказа от 1909 г. № 30 не освобождаются, и 65 эти должности могут быть замещены эвакуированными писарями» [2]. В середине января станичный атаман В. Шевырев получил приказ от наказного атамана Кубанского казачьего войска в период мобилизации принять «самые решительные меры к прекращению торговли вином во всех лавках, клубах, трактирах и, особенно, тайной продажи спиртных напитков». Не допускать «ни в коем случае нетрезвого поведения», применять «к ослушникам самые суровые законные меры, чтобы ни на одну минуту не было нарушения порядка и благочиния» [2]. Материальное положение иногородних семей, чьи отцы и сыновья сражались на фронте, заметно ухудшилось. Казакам же в период войны значительно увеличили различные выплаты. Они получили право на беспроцентные ссуды с рассрочкой платежей до десяти лет. Хозяйственные казаки в это время открывали мастерские по пошиву обуви и казачьего обмундирования. В 1917 г. в Дагестанской действовали 6 мелких промышленных предприятий, 4 кузницы, 2 мельницы, 2 маслобойни. Имелось много сапожников – 17 человек на станицу (таблица 1). В 1917 г. в станице проживали 2249 человек, из них 1159 мужчин, 1090 женщин, казачьего сословия – 1476, иногородних – 425, временно проживающих – 314. В течение 1917 г. в станицу прибыли на постоянное место жительства еще 26 иногородних семей: Андрей Задорожный, Игнат Денисов, Василий Клименко, Игнат Шаров, Сергей Приходченко, Андрей Карпенко, Григорий Шепотько, Иван Бондаренко, Калина Шейко, Тарас Дринко, Николай Кривчик, Федот Радченко, Петр Белоусов, Григорий Винников и другие [2]. Когда Россию сотрясали революционные события, жизнь в Дагестанской шла своим чередом. Первые дни революции 1917 г. мало нарушили привычный распорядок жизни станицы. Зажиточные станичники имели двухэтажные деревянные дома, крытые железом, сады, пасеки, зарыбленные озера, занимались работой на своих наделах. Однако большая часть населения батрачила у богатых казаков на конюшнях, птичьих дворах, в поле и в лесу. «Прапрадед Максюковых Михаил Пискавцов трудился у Шевыревых птичником, а прадед Андрей Шевцов – конюхом. Бабушка Ксения Андреевна в юности была портнихой, «обшивала» дочь и жену атамана Шевырева», – вспоминает Л.С. Пискавцова [3]. 66 Таблица 1 Регистрационная книга торговцев и промышленников ст. Дагестанской в 1917 г. № п/п 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. Ф.И.О. торговцев и промышленников Жигалко Афанасий Лазоревич Федорченко Павел Иванович Федорченко Александр Иванович Шелудько Степан Андреевич Белашов Николай Емельянович Шелудько Стефан Трофимович Макаренко Евграф Иванович Иванов Николай Ильич Антонов Николай Васильевич Ананченко Петр Григорьевич Перочинников Василий Алексеевич Спиридонов Никита Прокофьевич Шевцов Иван Андреевич Лесняков Филипп Иосифович Седов Андрей Дмитриевич Кирша Федор Захарович Аноцкий Андрей Митрофанович Лещенко Харитон Семенович Винников Григорий Прокофьевич Радченко Матвей Иванович Паволоцкий Митрофан Омельченко Павел Михайлович Хрей Фома Андриянович Орещак Макар Семенович Острецов Алексей Васильевич Острецов Василий Васильевич Сериков Петр Емельянович Агибалов Иосиф Иванович Перочинников Василий Алексеевич Осадченко Василий Васильевич Наименование предприятий, род занятий лесной завод водяная мукомольная мельница водяная мукомольная мельница водяной маслобойный завод кирпичный завод кирпичный завод кузнец кузнец кузнец сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник сапожник баня баня баня баня перевоз грузов на фуре кустарная выделка кож кустарная выделка кож Беднейшее казачество и иногородние приветствовали революцию. После свержения царя у людей появились надежды на облегчение тягот военной службы, справедливое разрешение земельного вопроса. Лозунг «Мир – народам, земля – крестьянам, заводы и фабрики – рабочим» был в то время близок и понятен. С установлением советской власти население станицы разделилось на две части: тех, кто перешел в лагерь белых, и тех, кто 67 поддерживал красных. Одной из причин этого раскола старожилы называют земельный вопрос. В Декрете о земле объявлялось, что советское правительство «ставит своей ближайшей задачей разрешение земельного вопроса в казачьих областях в интересах трудового казачества». По новому советскому закону земли казаковпомещиков должны без всякой платы перейти в руки казаковтружеников, казачьей бедноты и иногородних. На основании этого Дагестанский станичный земельный комитет во главе со станичным комиссаром И. Калмыковым в феврале 1918 г. предложил установить арендную плату на землю, «дабы жители, арендуя свои паевые наделы, не вздували высокие цены и не спекулировали бы ею, покупая и передавая в другие руки. У тех, кто получил землю из конфискованной и не обрабатывает ее, отбирать и передавать другому лицу. Наделять землей всех желающих в таком количестве, сколько окажется возможным по количеству земли, но не более основного паевого надела. Все, получившие землю, могут пользоваться и другими угодьями наравне с остальными жителями, а равно должны нести все денежные и натуральные повинности по станице также наравне с остальными жителями» [4]. Война продолжалась. В сентябре 1918 г. досрочно были призваны 34 человека, в том числе Андрей Раенко, Илья Раенко, Антон Василенко, Николай Бажанов, Савелий Кравченко, Спиридон Гончар, Андрей Карпенко, Анисим Шепотько, Петр Шелудько и др. Армия нуждалась в продуктах, одежде, обмундировании, поэтому станичным атаманам приходилось решать и эти вопросы. Следует отметить, что народ не грабили, насильно не забирали продукты. Из архивных документов от 6 февраля и 19 марта 1919 г. известно: «Атаману станицы Дагестанской. Согласно спешного распоряжения Кубанского краевого правительства о немедленной закупке огородных продуктов для армии и населения прошу в трехдневный срок командировать в Майкопскую контору огородного отдела представителя от Вашего отдела продовольствия, снабдить его надлежащими полномочиями для получения нужных указаний и денежных авансов для закупки Вашим отделом снабжения необходимых продуктов… Настоятельно прошу испросить население вверенной Вам станицы, желающих продать свиней для армии по цене 46 рублей за пуд живого веса. Прием назначен на 22 марта сего года» [5]. Жители начали приспосабливаться к новой жизни, налаживать 68 свое хозяйство. Но прошло немного времени, и в станицу вошел отряд белогвардейцев. Недалеко от станицы Дагестанской белогвардейский генерал А.А. Гейман сформировал контрреволюционный отряд из числа зажиточных казаков, не принявших советскую власть. Свой штаб он расположил в Дагестанской в здании народного дома (ныне Дом культуры). В сентябре 1918 г. военком г. Майкопа Никитенко тайно снабжал отряды Геймана оружием. Когда отряд ВЧК напал на след Никитенко, то он с сотней своих бойцов под видом «красных» пошел на соединение с отрядом Геймана. По сути, Никитенко с целью вызвать восстание казаков против «красных» учинил резню в станицах Дагестанской и Курджипской. Карательные акции были направлены против казачьей бедноты. Как рассказывали старожилы, «арестованных гнали через всю станицу, издевались, а потом несколько дней носили головы убиенных, надетые на колья. Бандиты не разрешили родным даже похоронить мужей и сыновей». Это была расправа с теми, кто поддерживал советскую власть. У дороги между станицами Дагестанской и Курджипской стоит памятник 18 красным партизанам, погибшим за власть Советов в 1918 г. Среди них Николай Кисляев и Никанор Пахомов, остальные фамилии установить не удалось. Это был удар в спину молодой советской власти. «Росту недовольства среди казачества способствовали частые проявления нетактичности со стороны отдельных советских работников, отбиравших у казаков шашки и кинжалы, которые достались им от отцов и дедов» [1. С. 328]. Как рассказывает М.И. Горбунева, «красные забрали все: дедову шашку, комод, настольники, подушки, юбки, погрузили на подводу и повезли в склад. Мама только большое настенное зеркало успела выхватить и спрятать в чулане, так оно до сих пор висит на стене. Единственное, что осталось от прежней жизни. Некоторые вещи я видела потом у активисток дома, а сколько добра сгнило в сарае» [7]. И до сих пор потомственная казачка не может этого забыть и простить. В декабре 1920 г. был обнародован Приказ Президиума исполкома Кубанской области: «Всем Ревкомам и другим организациям по станицам, аулам и селам. Решительно запрещается производить массовую экспроприацию подобно городской» [7]. Примером подрыва советской власти служит рапорт председа- 69 телю ревкома Майкопского отдела от 12 июля 1920 г. «Я, А. Николаевский, председатель Ревкома станицы Дагестанской, доношу, что Военком 2 отдельского отряда 34 дивизии, прибывший во вверенную мне станицу, на митинге граждан произносил речи, противоречащие распоряжениям отдельского Ревкома и других органов советской власти. От таких явлений население меняет форму отношения к власти, что также заставляет население идти против распоряжений высшей власти в отношении продовольственного, военного и других вопросов, даже вмешиваются в Управление Ревкома» [8]. Более двух лет продолжалась борьба по ликвидации белогвардейцев. Все военкоматы принимали добровольцев, желающих служить в Красной Армии, с собственными лошадьми, седлами, скорняжным обмундированием, за которые выплачивали деньги семьям красноармейцев. В феврале 1920 г. в ст. Дагестанской был организован красный партизанский отряд из местных граждан «против палачей и паразитов». Задача этого отряда – не пропустить в горы отступавших под натиском красноармейцев белогвардейцев под командованием Данилова. Из донесения Дагестанского партизанского красно-зеленого отряда Майкопского отдела известно, что «задача была с честью выполнена. Мы не пропустили ни одного белого бандита в горы, встав стеной вместе с другими станицами. Когда белые были прогнаны к берегу Черного моря, то наш отряд сам собою распался. А между тем он сделал много на пользу советской власти. Оружие было сдано войскам Красной Армии. В июле в юрте Дагестанской и в самой станице появились бело-зеленые банды, которые арестовали председателя ревкома т. Николаевского и его помощника Е. Резникова, а также граждан станицы – Н. Спиридонова, Николая Иванова, Сергея Горбунева, Никиту Германенко, каковых присудили к смертной казни. Но, благодаря усиленному заступничеству местных граждан, они были освобождены и остались живы. Вырвавшись из когтей этих бандитов, они ушли в горы вместе с другими станичниками и вошли в связь с партизанами станицы Темнолесской, Сахрая, Хамышки. 10 сентября 1920 г. вместе с красными войсками очистили нашу станицу от белогвардейских банд, истребив банду белозеленых из 18 человек во главе с полковником Жураковским. Отобрали важные документы и отослали командиру 302 полка» [8]. Во время борьбы с белогвардейцами в марте 1920 г. в станице бывал Олеко Дундич, герой гражданской войны. Летом этого же 70 года Дагестанскую освобождал Аркадий Голиков (Гайдар), бывший в то время командиром взвода 124 стрелкового полка 4 дивизии. В 1920 г. был образован Дагестанский станичный революционный комитет. 29.03.1920 г. в станице прошел первый субботник. Станичники очищали русло и берега реки, ремонтировали здание школы. В конце сентября состоялся съезд делегатов станиц Ширванской, Апшеронской, Дагестанской, Курджипской, Севастопольской, Абадзехской, Безводной, который признал единственно правильной советскую власть. В апреле – мае 1920 г. в станицах Майкопского отдела обсужден вопрос о порядке надела землей и правилах ее обработки. Принято решение: раздел земли провести «в равенстве» между казаками и иногородними; запретить при обработке земли применять наемный труд. Несмотря на тяжелое военное время, сотрудники общего отдела ревкома ст. Дагестанской строго пресекали нарушения революционного порядка и самовольный захват имущества безответственными лицами, а также регистрировали всех проезжающих агентов. Из краткого отчета от 1 мая 1920 г.: «В станице проживает 2124 человека. За месяц зарегистрировано одно рождение, две смерти, один брак. Особо важных бумаг не поступало» [9]. Комитет нарсвязи (почта) организовал в станице «общую для публики читальню газет». В то время в станицу почтой доставлялись газеты: «Красное знамя» (60 руб. в месяц), «Известия ЦИК» (75 руб.), «Правда» (75 руб.), «Беднота» (50 руб.). Подписная плата от частных и отдельных лиц не взималась [10]. Для борьбы с неграмотностью на учет были взяты неграмотные и малограмотные. Областное правление требовало от отдельских правлений ежемесячные отчеты о принятых мерах. 20 мая 1920 г. в Екатеринодаре проходил съезд представителей области. Делегатом от Дагестанской в нем принял участие Федот Моисеевич Дьяченко, который был снабжен мандатом, заверенным печатью и подписью председателя ревкома Н. Скобенникова. В сентябре на областной съезд в Екатеринодар делегатом от Дагестанской был направлен Алексей Гаврилович Милько. В конце ноября проходил Майкопский съезд трудящихся, станицу на котором представлял Сергей Терентьевич Горбунев. Этот период в станице проживают 2056 человек обоего пола. 71 В ноябре 1920 г. командир Краснознаменного отряда ст. Дагестанской получил предписание «сделать самую энергичную разведку в районе х. Грушкина, а также в юрте ст. Дагестанской. Арестовать граждан Петра, Михаила и Антона Шевыревых, сопроводить их в военный комиссариат ст. Апшеронской. За неисполнение – ревтрибунал» [11]. Шевыревы были уважаемыми людьми в станице. Их дед, первопоселенец, несколько раз избирался атаманом станицы, отец был писарем, сам Михаил Кузьмич являлся атаманом вплоть до 1918 г., поэтому станичники вступились за них, написав военному комиссару Майкопского отдела: «Мы, товарищи бывшего краснозеленого отряда, узнав об аресте наших станичников Шевыревых, настоятельно постановили: учитывая то, что братья Шевыревы фактически не участвовали в действиях бело-зеленых банд, а напротив несколько раз принимали с нами участие в вылавливании этих самых бандитов и, исходя из того, что Шевыревы не являются врагами Советской власти, мы постановили усиленно просить об их освобождении из-под ареста. Просим их освободить. Товарищи отряда: Ф. Лыхман, М. Максюков, Е. Резников, Н. Иванов, С. Горбунев, Ф. Харченко, М. Вороненко, Ф. Корсун, Белицкий и всего 28 подписей» [12]. Также было подано еще одно прошение станичников: «Арестованный Лука Федорович Коломыдченко обвиняется в том, что он офицер и в 1918 г. участвовал в разграблении имущества семей, бежавших от белых бандитов. Заявленный Коломыдченко в офицерском чине не состоит. Участия в разгроме не принимал. В 1920 г. активного участия в бело-зеленых бандах не принимал. Он принадлежит к истинно рабочему классу. Просим освободить» [12]. С освобождением станицы и Кубани в целом казакам сложно было идти на сотрудничество с советской властью, поскольку погибли тысячи «и белых, и красных». Трудно было понять, кто прав, кто виноват. Из опросного листа Ефима Николаевича Белашова: «Станичников в Красной Армии было 35 человек. Погибло 15 красноармейцев, их семьи находятся в бедственном положении. Да, казаки выступили против Советской власти, потому что белогвардейцы обманули их, сказав, что красные будут грабить, расстреливать, иных насильно заставляли идти в банды, стращая арестом и расстрелом. Станичники становились врагами по своей несознательности. Среди жителей были дезертиры, скрывались в лесу, присоединялись к бело-зеленым. В данное время в станице проживают 12 белогвардейцев, ведут спокойную жизнь. Во время эпидемии тифа «белые» 72 очищали колодцы, реки. Станичники настроены на Советскую власть, но резко протестуют против коммуны. Опрос вел председатель Ревкома Н. Скобенников. 1920 г.» [13]. Местную советскую власть в 20-е гг. в станице представляли: Председатель ревкома Товарищ его Секретарь Член Ревкома Делопроизводитель Курьеры Кучер Журналист Казначей Комендант 3 помощника коменданта 3 старших милиционера 8 младших милиционеров Николай Петрович Скобенников Евментий Иванович Резников Григорий Михайлович Лыхман Андрей Лукич Коломыдченко Яков Петрович Корсун Трофим Антонович Германенко Семен Никитич Гончаренко Иван Павлович Пивоваров Никанор Иванович Омельченко Федор Захарович Кирша 7000 руб. 7000 руб. 7000 руб. 6000 руб. 5000 руб. 3000 руб. 3000 руб. 4000 руб. 4000 руб. 6000 руб. по 4000руб. по 4000 руб. по 3500 руб. Служащие Дагестанского земельного общества: 1. Корсун Яков Петрович – заведующий. 2. Калмыков Андрей Иосифович – заведующий. 3. Кириченко Иван Акимович – помощник заведующего. 4. Евдокименко Филимон Никитич – помощник заведующего. 5. Седов Андрей Давыдович – секретарь. 6. Большаков Алексей Назарович – секретарь. Прежде всего, новой властью была взята на учет частная собственность богатых казаков: мельницы, заводы и торговые лавки. Ревкомовцы также занимались перераспределением станичной земли и оказанием помощи Красной Армии, собирая для нее продукты, одежду, снаряжение и фураж. Дагестанское общество потребителей составляло сведения о количестве едоков в станице и ее окрестностях. Эти сведения требовались для составления продовольственной сметы по месяцам. Согласно общей продовольственной смете, для населения ст. Дагестанской Майкопского отдела на январь 1921 г. требовалось: муки – 2795 пуд., растительного масла – 570 л, соли – 81 кг, керосина – 750 л, папирос – 15000 шт., спичек – 3885 коробок, мыла – 3 пуд. [14]. 73 По всей стране 1921 г. выдался голодным. В станице хоть и был недород, но урожай все-таки собрали, особенно подсолнечника, так что население не голодало, причем помощь оказывалась и казачьим станицам. Много обездоленных, голодных людей из центральной полосы России прошло через ст. Дагестанскую. «Дедушкин дом стоял в начале станицы у дороги. Сначала пошли голодные люди с Поволжья. Мама Наталья Стефановна и невестки целыми днями варили и кормили бредущих изможденных людей», – рассказывает Л.Н. Науменко, внучка зажиточного казака С. Шелудько [15]. В августе 1921 г. в станице была образована Комиссия помощи голодающим, на которую возлагалась «организация добровольных сборов пожертвований в виде денег, вещей, продовольствия». Что же имелось в хозяйстве казаков в то время? В архиве сохранился «Список имущества семьи Алифиренко: хата – 1, сарай – 1, кладовая – 1, плановое место – ¼ десятины, корова – 1, телка – 1, пила – 1, топор – 2, ручная швейная машина – 1, самовар большой – 1, закром – 1, корыто – 2, кадушки – 3, утюг – 1, чугун – 3, чашки – 2, ведро – 1, тарелки – 2, подушки – 6, рядно – 2, одеяло теплое – 2, одеяло холодное – 2, рушники – 9, настольники – 3, сундук маленький – 1, сундук большой – 1, юбка – 12, подшальники – 9, платки теплые – 1, шаль – 1, тужурка – 1, жакетка – 1, простыни– 4, сапоги старые – 1» [16]. Вот таким имуществом и обладали станичники. 26 января 1923 г. Кубчероблисполком утвердил новую административно-территориальную систему области, в рамках которой была образована, в частности, и Дагестанская волость, в которую вошли станицы Дагестанская, Безводная, Курджипская, Нижегородская. В это же время образуется Дагестанский сельский коллектив крестьянского общества взаимопомощи – ККОВ, председатель – Майраков, секретарь Васюков. Прибыль от мельниц, маслобойни, лесопилки, кирпичных заводов – все шло в доход ККОВ. Решать приходилось много хозяйственных вопросов: «выдача аванса для ремонта пил, заказ 200 больничных билетов для членов ККОВ, усовершенствование лесопильного завода, покупка медикаментов для лекарского пункта, приобретение досок на постройку училища и 2000 хлыстов буковых и 1000 грабовых на постройку конторы». За нарушение установленных правил налагали штраф: «В волостную земельную комиссию. При сем представляю взыскать 74 деньги с гражданина Белицкого Федора по Постановлению Земельной комиссии от 16 декабря 1923 г. № 22 – 5 рублей золотом, т. е. денежных знаков – 54 тысячи рублей по курсу червонца 108 тысяч рублей» [14]. Так, в марте 1924 г. Дагестанская волостная земельная комиссия во главе с председателем Холоденко и секретарем А.П. Калмыковым рассматривала заявление зажиточного казака Стефана Шелудько: «Построив мельницу и маслобойню, обязуюсь сохранять берега реки до тех пор, пока они будут существовать». Комиссия же в составе 6 человек постановила: «Строительство мельницы является опасным при проложении гребня через реку Курджипс, т. к. окружающие данное место планы при первом же полуводье будут залиты водой и никакими укреплениями хутор нельзя будет спасти. Просим найти ему другое место» [17]. Размер налога с владельцев предприятий устанавливался на общем собрании граждан лишь при условии добровольного соглашения владельцев на этот счет. По данным архива, в августе 1924 г. в станице проживало 1745 человек. Состав партячейки – 10 человек. Количество выписываемых газет («Советский Пахарь») – 28 [18]. Информация из далеких двадцатых годов вновь заставляет оценить мудрость станичников. Сколько бы еще казаков погибло, если бы ими руководила ненависть друг к другу. А ведь они росли вместе, бегали по этим улицам, их деды и отцы заселяли и строили станицу. Во время очередной чистки станицы в августе 1924 г. «прибыл командированный сотрудник и спросил сведения о бандах в станице. Председатель сельсовета ст. Дагестанской наотрез сказал, что банд нет, и станичники идут навстречу Советской власти» [18]. В 1925 г. в станице был 401 двор, проживало 1811 жителей, из них 937 женщин и 874 мужчины. Имелись: школа 1 ступени, избачитальня, почта (зав. Ш.И. Натришвили), лекарский пункт, 8 мелких промышленных предприятий, 6 кузниц, 2 мельницы. Функционировали 3 лавки: хлебная, скобяная, мануфактурная (хозяева – Иван Антонович Мурашко и Евграф Иванович Макаренко). Весной 1926 г. была создана коммуна из числа иногородних жителей станицы, членами которой стали сестры Анисья, Мария, Христина Бондаренко, Кузьма Митасов, Мария Филимонова, Ольга Николаевна Иванова и Галина Борисовна Рыбалко. Поселились они 75 за рекой Курджипс, в 6 км от станицы, на «ничейной» земле, где и организовали свое первое коллективное хозяйство. Построили 3 хатенки для жилья, сараи для скота. Все делали коллективно, работали и стар и млад, однако скот (коровы, лошади, волы) и инвентарь являлись собственностью той семьи, у которой они были или которую взяли у зажиточных казаков. Семян не хватало, но коммунары взялись за работу серьезно. Обработали землю, посеяли озимые ячмень и пшеницу. «Жили там, а в станицу возвращались только на праздники. В воскресенье ходили по очереди домой. На работу шли с большой охотой, потому что все делалось вместе. Вечером устраивали танцы под гармонь, на которые приходила молодежь из станицы», – рассказывала Анисья Архиповна своим внукам. В настоящее время на месте коммуны стоит хутор Красный Дагестан. По легенде, назвали его так потому, что основателями были «красные из Дагестанской». В декабре 1928 г. учреждено совместное Дагестанско-Нижегородское товарищество «Гигант» по выращиванию, обработке и уборке табака, которое имело свой Устав. Удалось установить руководителей и членов товарищества – председатель Николай Алексеевич Недоступа, секретарь Николай Федорович Корсун, Н.Е. Бондаренко, Е.Н. Белимов, А.И. Могильниченко, Ф.Ф. Кирша, С. Пизюнов, А.А. Гарбунев, П.Б. Каспарьян, И.П. Шрамов. В списке указывалось количество земельного надела у каждого члена товарищества и количество едоков в семье: Недоступа Н.А. – земли 3,039 десятины, едоков – 3, Шрамов Иван Петрович – 5,065 десятин, 5 едоков, Каспарьян Пелагея Борисовна – 2,026 десятины, 2 едока [5]. В 1930 г. все коммунары перешли в колхоз имени «Первого мая». Этот год считается годом образования колхоза. Первыми в колхоз вступили коммунисты, комсомольцы, бывшие партизаны, беднейшее казачество и батраки. Как вспоминает Г.А. Макаренко, «деда в колхоз не приняли, потому что был потомственный казак, присягал императору и воевал на стороне белых, хотя в банде не участвовал. Ему грозил расстрел, репрессия, но его спас брат бабушки, красный командир» [20]. В 1929 г. в станице числилось 23 кулацких и 34 зажиточных хозяйств, в 1930 г. – 28 и 34 соответственно. Кулаки и зажиточные казаки подвергались индивидуальному обложению, т. е. индивидуальному заданию. 76 Таблица 2 Выполнение хлебного задания по хозяйствам станицы от 5.01.1930 г. (вес в пудах) Наименование хозяйства Кулацкие хозяйства Прочие хозяйства Пшеница Ячмень Кукуруза Пшеничная мука Кукурузная мука Ячменная мука 723 300 2118 2115 2019 1433 324 347 1426 526 716 - «Недоимки сего года числятся за: 1) единоличными хозяйствами – 15 хозяйств, 70 руб. 26 коп. 2) явно кулацкими 3) колхозными и товарищескими – 1 хозяйство, 18 руб. 80 коп. 4) обществами и учреждениями – 1 хозяйство, 25 руб. 57 коп. Секретарь Германенко» [16]. Как видно, в кулацких хозяйствах и урожай был выше, и хлебное задание они выполняли. Целью коллективизации была ликвидация кулачества как класса. По формальному признаку все крестьяне делились на кулаков, середняков и бедноту. Но четких границ для деления не было, что давало возможность местным властям чинить произвол, по своему собственному усмотрению выбирая так называемых «врагов советской власти». С коллективизацией началось массовое раскулачивание. Этот период остался в памяти станичников как трагический период. Первыми подверглись репрессиям казаки, которые в большинстве своем в начале гражданской войны встали на сторону белого движения. В картотеке «Лишенные избирательных прав по станице Дагестанской» сохранились следующие характерные записи: «Лишенец. Применял наемный труд». «Кулачка, жена кулака, эксплуатировала батраков, скрывала белобандитов». «Кулак. Участвовал в банде белых» [21]. С горечью рассказывает Л.Н. Науменко о высылке семьи деда С. Шелудько: «Дедушка был очень трудолюбивый, грамотный и чрезвычайно добрый. Был женат на дочери атамана Шевырева, имел троих сыновей и две дочери. Жили богато, дом полная чаша, но все добывалось своим трудом. Ему принадлежали мельница, маслобойня и кирпичный завод. В тридцатом году пришли ночью. Разрешили погрузить на телегу только самое необходимое в доро- 77 гу. В пути дедушка пропал, ходил к глазному доктору и больше его никто не видел. А бабушку с детьми и другими раскулаченными станичниками погнали в Удмуртию, в город Сарапул на соляные склады. Там их поселили в бараках. Было холодно и голодно. Бабушка так и умерла в ссылке. Маме было тогда 13 лет, и весь ужас ссылки она помнила до самой смерти. Такого казака, такого трудягу загубили! В 16 лет маме чудом удалось вернуться на родину. Целый год длилось возвращение в родную станицу. Усадьба дедушки была разорена, дом разобран на дрова. От поместья Шелудько ничего не осталось. Она долго оплакивала свое счастливое детство, вспоминая, как девчушкой бегала к деду в Шевырев сад, на их хутор, как дружно жили люди в станице» [15]. Из воспоминаний В.И. Вороненко, внука атамана Л.Я. Вороненко: «Как рассказывал мой отец, жили они к тому времени хорошо. Имели достаточно земли, тягловой силы, лошадей для каждого казака, а их, взрослых, в семье было четыре. Имелась амуниция для верховой езды. За пару быков с телегами и молодыми бычками купили большую хату, даже патефон и граммофон завели. За это отца посчитали кулаком и отправили на поселение в Сальские степи» [22]. Из рассказов М.Ф. Коломыдченко: «У нас забрали все: хату, сарай, конюшню, лошадь, 5 гусей, сундук, стол, 2 лавки, медный самовар, зеркало настенное в деревянной раме, гарбузы, 2 подушки, кур 7 штук, даже муку кукурузную» [23]. Сплошная коллективизация и раскулачивание привели к голоду и обнищанию народа, уничтожили трудолюбивых и грамотных хозяев. До середины 30-х гг. из станицы было выселено 39 семей, некоторые из них умерли на поселении, часть эмигрировала за границу, и лишь некоторые из станичников вернулись в родные края. Примечания: 1. Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар, 1993. 2. Государственное учреждение «Национальный архив Республики Адыгея» (ГУ НАРА). Ф. 48. Оп. 1. Д. 1, 2. 3. Республика Адыгея, Майкопский район, пос. Тульский. Инф.: Л.С. Пискавцова, 1956 г.р. 4. ГУ НАРА. Ф. 68. Оп. 1. Д. 1. 5. ГУ НАРА. Ф. 68. Оп. 1. Д. 2. 6. Республика Адыгея, Майкопский район, ст. Дагестанская. Инф.: М.И. Горбунева, 1917 г.р. 7. ГУ НАРА. Ф. 325. Оп. 1. Д. 8. 8. ГУ НАРА. Ф. 282. Оп. 1. Д. 44. 78 9. ГУ НАРА. Ф. 325. Оп. 1. Д. 19. 10. ГУ НАРА. Ф. 325. Оп. 1. Д. 6. 11. ГУ НАРА. Ф. 325. Оп. 1. Д. 13. 12. ГУ НАРА. Ф. 325. Оп. 5. Д. 13. 13. ГУ НАРА. Ф. 325. Оп. 1. Д. 16. 14. ГУ НАРА. Ф. 154. Оп. 1. Д. 36. 15. Республика Адыгея, Майкопский район, ст. Курджипская. Инф.: Л.Н. Науменко, 1947 г.р. 16. ГУ НАРА. Ф. 154. Оп. 1. Д. 40. 17. ГУ НАРА. Ф. 154. Оп. 1. Д. 28. 18. ГУ НАРА. Ф. 59. Оп. 1. Д. 7. 19. ГУ НАРА. Ф. 154. Оп. 1. Д. 38. 20. Республика Адыгея, г. Майкоп. Инф.: Г.А. Макаренко, 1957 г.р. 21. Картотека «Лишенные избирательных прав». 22. Республика Адыгея, Майкопский район, ст. Дагестанская. Инф.: В.И. Вороненко, 1928 г.р. 23. Республика Адыгея, Майкопский район, ст. Дагестанская. Инф.: М.Ф. Коломыдченко, 1921 г.р. Н.Н. Денисова ИСТОРИЯ ОРГАНИЗАЦИИ И ПРОВЕДЕНИЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКИХ КОНФЕРЕНЦИЙ В РАМКАХ РЕГИОНАЛЬНОГО ФЕСТИВАЛЯ КАЗАЧЬЕЙ КУЛЬТУРЫ В АДЫГЕЕ Более двадцати лет, начиная с 1992 г., в Адыгее проводятся Региональные фестивали казачьей культуры.∗ Само по себе это – весьма знаковое событие, убедительно свидетельствующее о толерантности, кавказском гостеприимстве, интересе и уважении к казачьей культуре многонационального народа республики. Фестиваль изначально явился не только культурно-массовым, но и научно-просветительским мероприятием со своими традициями, одна из которых – проведение научно-практических конференций по истории и культуре казачества. Первая конференция состоялась 7 июня 1997 г. в пос. Туль∗∗ ском в рамках VI Регионального фестиваля под эгидой Комитета по средствам массовой информации, культуре, туризму и спорту Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея [1], руководи∗ До 1998 г. он носил название «Фестиваль казачьей песни», «Фестиваль казачьей культуры». В пос. Тульском научно-практические конференции проводились до 2011 г. включительно. ∗∗ 79 тель которого Михаил Евгеньевич Галецкий и стал первым председателем оргкомитета фестиваля, одним из организаторов конференций и редакторов-составителей сборников статей. В подготовке и проведении первой конференции участвовали В.Н. Мальцев, кандидат исторических наук, доцент АГУ, и А.Н. Соколова, кандидат искусствоведения, ведущий научный сотрудник АРИГИ, доцент МГТИ. Главная цель конференций, как ее определили первые организаторы, состояла в научно-теоретическом содействии возрождению «казачества в современных условиях», а «практическим шагом на данном пути» – издание материалов конференции. Поддержку и активную помощь в подготовке и проведении первой конференции (впрочем, как и последующих) оказали ученые Краснодарского края. Из 18 человек, представивших доклады и сообщения, 11 – были краснодарцы. В их числе: Н.И. Бондарь, кандидат исторических наук, доцент Краснодарской государственной академии культуры, Л.М. Есипенко, старший научный сотрудник Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника, О.В. Матвеев, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра народной культуры Кубани, С.В. Самовтор, научный сотрудник Государственного архива Краснодарского края, М.В. Семенцов, зав. отделом традиционных национальных культур Краснодарского научно-методического центра культур, Б.Е. Фролов, зав. отделом истории Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника.∗ По итогам первой конференции вышел сборник статей «Проблемы развития казачьей культуры» (изначально все последующие сборники планировалось издавать под таким же названием) тиражом 500 экз. Открывался сборник приветствиями первого Президента Республики Адыгея А.А. Джаримова, Министра культуры России Е.Ю. Сидорова, Председателя комитета по культуре Государственной Думы РФ С.С. Говорухина, Председателя Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея Е.И. Салова, Начальника Главного управления казачьих войск при Президенте Российской Федерации А. Семенова. Состав приветствующих вселял надежду на долгую и благоприятную историю самого фестиваля и научнопрактических конференций. Важную их социально-политическую и ∗ Должности и научные степени авторов здесь приводятся по состоянию на 1997 г. 80 культурологическую роль обозначил А.А. Джаримов, подчеркнув, что «подобные праздники будут способствовать дальнейшему укреплению дружбы и сотрудничества между народами Российской Федерации». Эту мысль продолжил А. Семенов, отметив, что «язык культуры и народного творчества быстрее любых обращений и призывов проложит путь к душам, зажжет и согреет добротою и радостью сердца кубанских казаков и адыгов, проживающих вместе» [1. С. 3–4]. Как свидетельствовали приветствия официальных лиц, поддержанные работниками науки, культуры и искусства, изначально фестиваль и, как его часть, научно-практические конференции реализовывали задачи исследования, сохранения и современной трансляции казачьей культуры в режиме диалога культур народов, населяющих Северный Кавказ. Организаторы научно-практических конференций в последующие годы стремились твердо следовать этому принципу. Первый выпуск сборника статей по причине организационных неурядиц отсутствует в библиотеках, став библиографической редкостью. Несмотря на ряд достоинств, он не был свободен от недостатков как концептуального характера, так и типографского исполнения. Довольно узким был круг авторов, что имело свои объективные причины – казачья проблематика только обретала самостоятельный характер, исследовательские коллективы находились в стадии становления, практически отсутствовали научные связи регионов компактного проживания казаков. Только еще разрабатывалась новая методология исследований данного направления. Значительного улучшения требовала редактура сборника и его типографское исполнение (форма довольно скромной «тетради»). Перечисленные проблемы предстояло решать в будущем. В 1998 и 1999 гг. прошли очередные конференции, на которых обсуждались проблемы изучения, пропаганды и современного развития казачьей культуры. Сборники по итогам этих конференций также не представилось возможным обнаружить в центральных и республиканских библиотеках. Сохранились они, в основном, у организаторов и авторов [2]. Судя по спискам авторов и докладов, актуальность рассматриваемых проблем не вызывала сомнений – теория и практика возрождения казачества (Е.Ф. Кринко), историография вопроса о происхождении казачества (А.В. Сопов), оренбургские казаки на Кубани (О.В. Матвеев), функционирование обычно- 81 го права кубанских казаков в конце XIX в. (В.Н. Нефедов), кавказские танцы в традиционной культуре Кубани (А.Н. Соколова), культура казачества как синтез трех культур (О.В. Орлова), образ казачества в учебной литературе (Е.Ф. Кринко, Т.П. Хлынина), изучение и пропаганда казачьей культуры в условиях КарачаевоЧеркесской Республики (М.Ф. Куракеева), казаки-некрасовцы в Османской империи (Д.В. Сень) и. др. Организаторы прилагали усилия для совершенствования подготовки и проведения конференций, каждая из которых, по их мнению, довольно скоро стала приобретать характер «уникального», «единственного в масштабах всей России… мероприятия монотематического характера», привлекающего к себе внимание ученых не только Адыгеи и Кубани, но и Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Черкесска, Нальчика, Владикавказа, Волгограда и других городов и регионов страны, а «каждый новый сборник научных трудов» являлся событием «для науки в целом и для авторского коллектива» [3. С. 3]. Если исключить чрезмерную эмоциональность подобных высказываний и определенную завышенность оценок, то, тем не менее, представляется возможным согласиться с фактом, что конференции становились одним из важных элементов проводимых фестивалей казачьей культуры и имели все основания занять свое место в научной жизни Юга России. Они, помимо всего прочего, все более активно способствовали формированию творческого научного авторского коллектива, нацеленного на исследование актуальной, ранее недостаточно разрабатываемой проблемы. Следующие конференции прошли в 2000 и 2001 гг., по итогам которых в 2002 г. выпущен общий сборник статей [4]. Как очередной раз отметили его составители М.Е. Галецкий и А.Н. Соколова, «долгие годы казачья культура не была объектом внимания ученых», и только, начиная с 90-х гг. ХХ в., с момента официальной реабилитации казачества, ситуация, по их мнению, стала постепенно меняться. В частности, на Юге России выделилась группа историков, этнографов, культурологов, социологов, которые стали активно заниматься проблемами истории и культуры казачества. Свою роль в этом процессе сыграли научно-практические конференции, проводимые в Адыгее в рамках фестиваля, с участием ученых из Армавира (Н.Н. Великая, доктор исторических наук, доцент Армавирского государственного педагогического института), Ро- 82 стова-на-Дону (А.А. Иванов, аспирант кафедры социологии и политологии Ростовского государственного университета), Москвы (Е.А. Агеева, научный сотрудник Музея истории Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, А.И. Изюмов, кандидат исторических наук, ассистент кафедры этнографии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова). Многие исследования стали готовиться специально для «ежегодных научных форумов в поселке Тульском» [4. С. 3]. «Рост этнического самосознания казаков и расширение объема научных изысканий шли параллельными» курсами. На начальном этапе обсуждалась преимущественно проблематика кубанского казачества. Но с каждой последующей конференцией географические рамки исследований расширялись. Так, на конференции 2001 г. сообщения и доклады посвящались, наряду с кубанским, семиреченскому, уральскому и алтайскому казачеству, а также казакам-некрасовцам (Е.А. Агеева «Старые и новые сказания и писания староверов Кавказа»; А.И. Изюмов «Литература уральских казаков о соседних народах», «Одежда семиреченских казаков»; В.М. Щуров «Песенная традиция алтайских казаков»). Конференция явно перерастала региональные рамки, становясь, по сути, Всероссийской, в ходе которой «все более детально прописывалась казачья история, все глубже постигались поставленные вопросы. Проявился глубокий интерес к научному осмыслению проблем казачьей культуры в контексте региональных и общероссийских исследований». Составители сборника выражали надежду «на продолжение работы и регулярное издание научных штудий и новых наработок специалистов». «Этим», по их мнению, и определялось «обозначение сборника Первым выпуском» [4. С. 3]. Однако приведенное объяснение представляется малоубедительным, продиктованным субъективным подходом. Нельзя не согласиться с редакторами-составителями сборника 2002 г. в том, что на первых конференциях основное внимание уделялось истории казачества и в меньшей степени «художественной (в том числе и музыкальной) культуре казаков». Но довольно скоро научно-исследовательская тематика и акценты стали меняться, что давало повод рассматривать конференции как одно из приоритетных направлений деятельности научного сообщества Адыгеи, поддерживаемых властными структурами республики. В сборник 2002 г. вошли статьи по самым различным историко- 83 культурным проблемам казачества известных историков Кубани и Адыгеи: Н.И. Бондаря «Воины и хлеборобы (некоторые аспекты мужской субкультуры)»; Н.Н. Великой «Российское государство и казаки Терского левобережья в XVIII–XIX вв.»; Н.И. Кирея «Роль есаула Кубанского казачьего войска Н.С. Леонтьева в установлении российско-эфиопских дипломатических отношений в конце XIX в.»; О.В. Матвеева «Лермонтов и казачество»; А.В. Сопова «Исторические предшественники и этногенез казаков», «Место и роль казачества в формировании русской нации и Российского государства»; Т.П. Хлыниной «Казачество в межнациональных отношениях на Кубани (февраль – октябрь 1917 г.)» и др. Начиная с этого сборника, авторы стали уделять особое внимание методологическим проблемам исследования казачьей проблематики (А.Н. Малукало «Кубанское казачество: проблемы терминологии и методологии», Т.П. Хлынина «1917 год на Кубани: живая история в исторических источниках»). В 2003 г. вышел второй выпуск сборника «Вопросы казачьей истории и культуры», включивший в себя материалы научнопрактической конференции 2002 г., который оценивался составителями как новый шаг в исследовании исторической и культурной составляющей казачества. При формировании сборника предпочтение отдавалось «работам, использующим принципы глубины, взвешенности, серьезной научной аргументации подаваемого материала. …Оригинальность сборника, по мнению составителей, обусловлена опорой авторов на архивные материалы, нередко впервые включаемые в научный оборот» [5. С. 3]. Используемый редакторами понятийно-терминологический аппарат («принцип глубины», «подаваемый материал», «опора на архивные материалы» и др.) вызывает определенные сомнения, свидетельствуя об отсутствии тщательности, что несколько снижало научный уровень сборника. Открывался второй выпуск статьей кандидата исторических наук, докторанта Национального института восточных языков и цивилизаций (Париж) В.В. Гудакова «Этногенез кубанского казачества», которую кандидат исторических наук Т.П. Хлынина оценила как «серьезное научное исследование», выполненное «в довольно непривычной для профессионального сообщества манере». По ее мнению, «автором точно определены сами составляющие этнического развития» казачества как «служивого сословия». Для современных историков и этнографов небезынтересными являются ис- 84 следования В.В. Гудакова образа жизни, бытового уклада казачьих переселенцев «в пространстве кавказской цивилизации», которые открывают перспективы для анализа культуры казачества в рамках диалога культур народов, населяющих регион и «мощно» воздействующих на нее. Данный подход, по оценке Т.П. Хлыниной, и отличает его работу от других статей казачьей проблематики. Особенностью цитируемой статьи является «по-настоящему» хороший русский язык, «которому соответствует и доброкачественная научная логика излагаемой проблемы» [6. С. 40–41]. Помимо этой статьи, интерес представляют сообщения В.Н. Мальцева «Государство и казаки Кубани: приоритеты политики (вторая половина XVIII – первая половина XIX вв.)»; Л.Д. Федосеевой «Внешнеторговые связи адыгского и казачьего населения в XIX в.»; Т.П. Хлыниной «Казачество и проблемы национальнотерриториального размежевания на Северном Кавказе (1920-е гг.)»; А.В. Ярового «Воинские состязания как элемент традиционной культуры донских казаков (по полевым материалам Задонья)»; Н.А. Мещеряковой «О путях приобщения к казачьей певческой традиции»; А.В. Сопова «Материальная культура казаков»; О.В. Матвеева «Казачество в исторических взглядах А.С. Пушкина» и «Культура казачества России: общее и особенное. Программа спецкурса». В 2003 г. (6–7 июня) состоялся круглый стол [7]. В 2004 г. под редакцией кандидата исторических наук Е.Ф. Кринко и доктора исторических наук Т.П. Хлыниной, активных участников предыдущих конференций, вышел третий выпуск сборника, который, однако, не являлся итогом круглого стола. В него вошли статьи, заочно представленные специалистами по проблеме казачества. Редакторы предприняли попытку представить его как продолжение ранее выходивших сборников. Они привнесли свое понимание концепции данного научного форума и издаваемого по его итогам сборника. Будучи историками, они считали, что «историографический облик этой, по-своему, самобытной и неповторимой общности (казачества – Н. Д.) определили «сюжеты, связанные с несением «государевой» службы и хозяйственно-политической стороной жизни казачества». В этом сборнике получили продолжение темы, только еще намечавшиеся в предыдущих исследованиях, – взаимоотношения и взаимодействие казачества и славянского населения Юга России «с соседями» (имеются в виду автохтонные народы Северного Кавказа – Н. Д.), «участие в трагических событиях» российской истории. 85 Составители, сохранив традиционную структуру сборников, сочли необходимым ввести новую рубрику – «Книжная полка», в которой предполагалось размещать материалы «об оригинальных изданиях, посвященных вопросам истории и культуры казачества» [8. С. 3]. В третьем выпуске значительное место заняли работы, посвященные проблемам историографии и источниковедения казачьей проблематики, в их числе статьи А.Н. Малукало «Кубанское казачество в вооруженных силах Российской империи. Проблемы истории и историографии», О.В. Матвеева «К историографии 1-го Линейного генерала Вельяминова полка», Т.П. Хлыниной «Военнореволюционный совет Сунженской линии считает крайне необходимым…»: новые источники по истории межнациональных отношений на Тереке в 1918 году». В рубрике «Книжная полка» напечатана рецензия Т.П. Хлыниной на монографию О.В. Матвеева «Герои и войны в исторической памяти кубанского казачества», которая довольно высоко ею оценена, в том числе и по причине того, что автор «пытается вывести обсуждаемые проблемы в более широкую плоскость взаимодействия истории и памяти» [9. С. 166–167]. После XIII фестиваля (2004 г.) проведение научнопрактических конференций (и круглых столов, ее заменяющих), как и издание сборников статей, по причине отсутствия финансирования, прервались. Очередная конференция состоялась в 2008 г. в рамках XVII фестиваля. Сборник по ее итогам вышел в свет в 2009 г. под редакцией кандидатов социологических наук М.Е. Галецкого, исторических наук Н.Н. Денисовой и педагогических наук Г.Б. Луганской [10]. С 2008 г. конференции стали проводиться ежегодно. Это было связано, в том числе с участием научных сотрудников отдела славянской культуры, впоследствии славяно-адыгских культурных связей, Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева, которые взяли на себя подготовку и проведение данного научного мероприятия, придав ему научноорганизованный характер, а также редактирование и выпуск сборников материалов. Сотрудничество отдела с Кубанской ассоциацией «Региональный фестиваль казачьей культуры», руководством Кубанского казачьего войска и, как его части, Майкопским казачьим отделом дало свои положительные результаты. Использовав накопленный положительный опыт проведения 86 конференций, научные сотрудники отдела привнесли свой подход и понимание особенностей, актуальности и значимости конференций, каждая из которых имела четкую тематическую направленность и приобретала ярко выраженный научно-просветительский характер, в связи с чем менялся и состав участников. Помимо научных сотрудников, более активно к научно-исследовательской и пропагандистской работе привлекались казаки, педагоги казачьих учебных заведений и особенно – молодежь. Большое внимание уделялось обобщению накопленного опыта по выявлению и сохранению адыго-казачьих культурных связей, что соответствовало концепции отдела славяно-адыгских связей и Регионального фестиваля казачьей культуры. По итогам каждой конференции принимаются рекомендации, которые учитываются при планировании научноисследовательской деятельности отдела. В работе научных форумов, начиная с конференции 2008 г., постоянно принимает участие Е.И. Салов, председатель комитета по культуре, СМИ, спорту и взаимодействию с общественными организациями Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея, кандидат философских наук. На конференцию 2008 г. «История и культура казачества Юга России» были представлены 17 сообщений и докладов научными сотрудниками Республики Адыгея, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, преподавателями Адыгейского государственного университета и Майкопского государственного технологического института, а также учителями школ Майкопского района РА. Участники конференции обсудили следующие проблемы: история заселения Северо-Западного Кавказа казаками, особенности взаимоотношений казаков с адыгами и иногородними, экономическая и этнокультурная адаптация русских в Кабарде, культура землепользования казаков, сохранение культурного наследия казачества, роль фестиваля казачьей культуры в сохранении песенных традиций казаков. Большой интерес проявлен исследователями к сложившемуся опыту воспитания молодежи в духе обычаев и традиций казачества, использованию устного народного творчества казаков в воспитательном и образовательном процессах в школах, изучению истории казачьих родов и семей, деятельности школьных музеев казачьей культуры. Внимание участников конференции привлекли доклады Е.И. Салова «Исторические корни южнороссийского казачества и 87 современность»; А.В. Сопова «Бродники – предшественники казаков» и «Формирование хозяйственно-культурного типа казаков, его роль и место в культурно-этнических процессах казачества»; А.В. Беликова «Взаимоотношения казаков и иногородних Кубанской области во второй половине XIX в.»; Н.В. Варивода «К истории взаимоотношений казаков Терека и кабардинцев во второй половине XVI–XIX вв.», Р.Н. Дзагова «Экономическая и этнокультурная адаптация русских в Кабарде (конец XVIII – начало ХХ вв.)», Н.Г. Соловьевой «О перспективах исследования истории русского населения (казачества) в Карачаево-Черкесской Республике» и др. Сложившийся к этому периоду опыт проведения научнопрактических конференций позволили прийти к выводу, что в Адыгее созданы все необходимые условия для дальнейших исследований проблем истории, возрождения и функционирования казачьей культуры на новых, соответствующих современным научным реалиям методологических принципах с использованием ранее неизвестных или недоступных архивных материалов, в том числе казачьего зарубежья. Участники конференции констатировали, что исследования по истории и культуре казачества, проводимые в рамках диалога культур, являются весомым вкладом в разработку проблемы истории и культуры народов, населяющих Адыгею и весь Северо-Западный Кавказ, и служат делу укрепления дружбы между ними. В 2009 г. в рамках XVIII фестиваля конференция состоялась по теме: «История, современное состояние, перспективы развития культуры Российского казачества» [11]. К этому времени уже сложился устойчивый научно-исследовательский коллектив по казачьей проблематике. Практически во всех конференциях принимали участие Е.И. Салов, А.В. Сопов, В.Н. Мальцев, О.В. Матвеев, Л.В. Бурыкина, Л.Д. Федосеева, Г.Б. Луганская, З.А. Гобечия. Особенностью этой конференции стал анализ религиозной составляющей культуры казачества (Н.Н. Великая «Церковные прихода на Тереке в дореволюционный период», А.И. Зудин «К вопросу о специфике старообрядчества в Кубанском казачьем войске», иеродиакон Иаков «О роли казачества в создании Свято-Михайловского монастыря как духовного форпоста на Северном Кавказе»). Глубиной и актуальностью отмечены статьи С.А. Головановой «Образ жизни казачества: социокультурные характеристики»; Е.С. Куква «Этнокультурная идентичность казачества России»; 88 Л.В. Бурыкиной «П.П. Короленко о российской колонизации Северо-Западного Кавказа»; И.Ю. Васильева «Регалии и знамена в системе ценностей кубанских казаков». Продолжала исследоваться тема исторических, военных и культурных связей казаков и адыгов, представленная на этой конференции статьей О.В. Матвеева «Забытый эпизод сотрудничества казаков и горцев». Новым вкладом в разработку проблемы культуры казачества стала работа О.Ю. Скворцовой, преподавателя детской школы искусств традиционных народных ремесел Кубани, «Музей традиционных народных ремесел Кубани (из опыта создания архитектурно-этнографического комплекса пос. Мезмай Апшеронского района Краснодарского края». «Музейная тема» довольно отчетливо зазвучит на последующих конференциях. Расказачиванию и раскулачиванию казаков в 20-е гг. ХХ в. на примере Майкопского отдела посвятила свою статью З.А. Гобечия. Данная работа является, несомненно, вкладом автора в историю района и Адыгеи в целом. Приоритетной оставалась тема материальной и духовной культуры казачества (Е.И. Салов «О некоторых традиционных образах кубанского казачьего фольклора»; И.А. Баранкевич «Традиционный женский головной убор в семейной обрядности казачества Юга России»; П.А. Сергеева «Академизм и специфика исполнительской манеры пения народно-песенного фольклора»; В.Н. Медведева «Использование национальных традиций и обрядов кубанского казачества в музыкальном воспитании школьников»; Г.Б. Луганская «Сохранение песенных традиций казачества в ансамбле «Кубаночка»). На этой же конференции М.Е. Галецким статьей «18 фестивалей: уроки прошлого, прогнозы на будущее» предпринята первая попытка анализа и оценки опыта подготовки, проведения и социальной значимости Регионального фестиваля казачьей культуры. В рамках XIX Регионального фестиваля казачьей культуры в 2010 г. проведена научно-практическая конференция «Казачество на службе Отечества», посвященная 65-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. [12]. В ее работе приняли участие атаманы казачьих обществ, доктора и кандидаты наук, преподаватели университетов: Кубанского, Адыгейского и Северо-Осетинского государственных; Майкопского государственного технологического и Краснодарского государственного 89 культуры и искусства; историки, этнографы: научные сотрудники научно-исследовательских институтов и центров Краснодара, Ростова-на-Дону, Адыгеи, Кабардино-Балкарии; аспиранты, студенты, учителя и учащиеся общеобразовательных школ; работники музеев и библиотек. В докладах участники конференции отмечали, что все значительные военные и политические события в России не обошлись без участия российского казачества. В период всех войн XVIII–XX вв. казаки доблестно сражались на различных театрах боевых действий, внося свой вклад в победу русского оружия. И в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. они оправдали репутацию прирожденных воинов, сражаясь в Красной Армии во всех родах войск, но большинство – в кавалерии, составляя основу всех кавкорпусов и большинства из кавдивизий, принимавших участие в боевых действиях против фашистов. В центре внимания докладчиков были проблемы: – становления казачьих служилых сообществ и эволюции взаимоотношений казачества и государства, войн и социальнополитических кризисов в их судьбе (З.Ж. Глашева «Правительственная политика в казачьем землевладении Центрального Предкавказья во второй половине XIX – начала ХХ вв.»; О.О. Айшаев «Казачество Юга России в борьбе против большевиков и Советской власти в 1917–1918 гг.»; Н.Н. Денисова «От расказачивания к формированию казачьих воинских соединений в годы Великой Отечественной войны»; Н.Н. Старков «Знать прошлое, чтобы не совершать ошибок в настоящем»); – истории полков казачьих войск Юга России и казачьего зарубежья, воинского казачьего фольклора (З.А. Гобечия «Особенности военного фольклора казаков»; Г.Б. Луганская «Военный фольклор в Кубанском казачьем хоре»; Л.В. Сиротенко «Военный казачий фольклор»); – воинской ментальности казаков (Л.В. Бурыкина «Об особенностях психологии и менталитета кубанского казачества»; И.Ю. Васильев «Некоторые аспекты влияния государственной службы на менталитет кубанских казаков»). Исследователи проявили интерес к проблемам патриотического воспитания молодежи (Ю. Еськова «Военный аспект в системе народного образования казачества»). Обсуждались также проблемы современного казачества как важного фактора современной геопо- 90 литики (А.-Л.Ю. Муляр «Общественные организации казаков Республики Адыгея»), правовые, моральные и организационные аспекты взаимоотношений казачества и российской армии. Большое место продолжали занимать методологические проблемы исследования казачьей истории и культуры (Е.И. Салов «Кубанское казачество в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Исследовательско-методологический аспект», А.В. Сопов «Российское казачество как социально-историческое явление»). Определенное внимание было уделено персоналиям (О.В. Матвеев «А.А. Пяновский – казачий офицер и полковой историк», В.П. Затолокин «Выдающиеся личности в истории кубанского казачества», С.А. Хубулова «Коллективный портрет начальника Терской области»), которые, несомненно, обогатят и конкретизируют историю кубанского и в целом северокавказского казачества. Обозначился интерес к созданию истории отдельных казачьих образований и казачьих поселений (С.А. Гапонова «История заселения станицы Дагестанской (1863–1917 гг.», Г.А. Морозкина «История Белореченского казачества»). Заслушав и обсудив доклады и сообщения, участники конференции приняли рекомендации, в числе которых признавалось целесообразным поддержать инициативу органов образования и казачьих сообществ по созданию музеев казачьей истории и культуры, ежегодно проводя их смотры. Проведенная в рамках юбилейного ХХ Регионального фестиваля (2011 г.) научно-практическая конференция «Актуальные проблемы южно-российского казачества: история, язык, культура» [13] знаменательна по нескольким причинам. Во-первых, она посвящена нескольким юбилеям: 20-летию Республики Адыгея и 200-летию Кубанского казачьего хора; во-вторых, проводилась в год 300-летия российских военных оркестров и предстоящего в 2012 г. 100-летия создания марша «Прощание славянки». На приглашение принять участие в ее работе откликнулись более пятидесяти специалистов, в их числе известные историки, этнографы и культурологи из Краснодарского края (Армавира и Краснодара), Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии, Ростова-на-Дону, Астрахани и Пятигорска. Как свидетельствует состав участников, казачья проблематика все больше заинтересовывала молодежь. В ее работе продолжили принимать активное участие представители казачества: руковод- 91 ство Кубанского казачьего войска и Майкопского казачьего отдела, а также Кубанского казачьего хора и других профессиональных и самодеятельных художественных казачьих коллективов. Участники конференции заинтересовано обсуждали проблемы истории, языка и культуры казачества, его культурного взаимодействия с этносами Северо-Западного Кавказа. Исследователи отмечали наличие большого положительного опыта совместного проживания казаков и адыгов, основанного на общей истории и базовых культурных ценностях, а также взаимовлияния и взаимопроникновения казачьей и адыгской культуры. Не обошли они стороной и имеющиеся проблемы, свести которые к минимуму, по их мнению, может и должно воспитание, прежде всего молодежи, в духе уважения и толерантности. (Т.Б. Берсиров «Особенности патриотического воспитания казачьей молодежи», В.П. Затолокин «Работа по военно-патриотическому воспитанию молодежи (на примере Келермесского казачьего общества»). Участники конференции подчеркнули, что Северо-Западный Кавказ является не только уникальными полиэтничным регионом, но, несмотря на свое культурное многообразие, представляет собой единое социокультурное пространство. Именно с таких позиций он и должен исследоваться. О целесообразности данного подхода свидетельствовал интерес авторов к проблеме культурного диалога. В этих рамках, ставших уже традиционными, прозвучали научные сообщения Ж.В. Кагазежева «О влиянии адыгов на формирование раннего казачества»; Г.Б. Луганской «Кубанский казачий хор и Адыгея: культурный диалог»; О.Д. Макагоренко «Северокавказские горцы и казаки: взаимопроникновение культур»; М.А. Макаренко «Творческое содружество Государственного академического Кубанского казачьего хора и ансамбля «Казачата»; Н.Н. МозговойГирянской «Семейные традиции и обычаи у казаков и адыгов и их влияние на воспитание подрастающего поколения»; Н.Г. Соловьевой «О культурном диалоге казачества и горского населения Карачаево-Черкесии (вторая половина XIX – первая треть ХХ вв.)». Исследователей продолжали интересовать проблемы: – генезиса казачества (А.В. Сопов «Природа казачества»); – его роли в строительстве России, проблемы возрождения и современного состояния (С.А. Голованова «Казачество в геополитическом пространстве Северного Кавказа»; М.Е. Галецкий «Некоторые стратегические и тактические вопросы социально- 92 культурного и экономического возрождения казачества»; Г.И. Бондаренко «Современное состояние казачьей культуры»); – историографии и источников (О.О. Айшаев «Историография казачества Юга России в революциях и гражданской войне»; Л.В. Бурыкина «Исторические взгляды И.Д. Попко»; Ю.Ю. Клычников «Рекрутские квитанции как источник по реконструкции прошлого казачества Северного Кавказа»; Е.И. Салов «Казачьи историки Кубани И.Д. Попко и Ф.А. Щербина»); – репрессий и эмиграции казачества (А.А. Байрамкулова «Репрессии против казачества в период установления советской власти»; А.Н. Гаврилов «Казачья эмиграция в странах Западной Европы в 20–30-е гг. ХХ в. Общественно-политический аспект»). Отдавая должное прославленному коллективу Кубанского казачьего хора и его руководителю В.Г. Захарченко, исследователи сосредоточили внимание на музыкальном казачьем фольклоре (П.А. Сергеева «Сохранение певческих традиций казачества ст. Келермесской»; А.А. Соловьев «Войсковой певческий хор Черноморского казачьего войска – Государственный академический ордена Дружбы народов Кубанский казачий хор: история и современность (1811–2011 гг.)»; С.И. Хватова «Казачество в православных храмах Кубани и Адыгеи: к вопросу об условиях отправления богослужений»), выразив надежду на совместную с научными сотрудниками хора работу по его изучению и сбору в станицах Республики Адыгея. Данное предложение вошло в рекомендации конференции, в которых также отмечена необходимость создания в институте гуманитарных исследований фонотеки народных казачьих песен. В Год российской истории в рамках XXI фестиваля (2012 г.) [14] в повестку дня конференции была вынесена проблема «Казаки и горцы Северного Кавказа в пространстве исторической памяти». По мнению организаторов, данная тема весьма актуальна. Историю России невозможно представить без истории всех народов, ее населяющих, анализа и оценки процесса их взаимодействия и взаимовлияния. В разработке этой проблемы велико значение региональных исследований, т. к. именно на местах накоплен богатейший материал, который должен быть корректно осмыслен и оперативно введен в научный оборот. Основой для написания российской истории в целом могут стать этнические и региональные истории. Для северокавказского региона актуальным является изучение всесторонних контактов казачества с автохтонными народами. 93 Пользуясь тем, что на конференции присутствовали ученые из родственных научно-исследовательских институтов КабардиноБалкарии, Карачаево-Черкесии и Северной Осетии, а также историки и краеведы из Краснодарского края и Ростовской области, организаторы конференции в лице научных сотрудников отдела славяно-адыгских культурных связей АРИГИ внесли предложение о ведении совместной научно-исследовательской работы в этом направлении. Составной частью коллективного труда могли бы стать материалы научно-практических конференций по истории и культуре казачества. Реализуя ранее заявленные научно-просветительские цели, организаторы конференции пригласили для участия в ней, помимо научных сотрудников и преподавателей высших учебных заведений, представителей казачества, студентов и аспирантов вузов, учителей и старшеклассников общеобразовательных школ, работников культуры. Всего поступило более 40 заявок. 27 человек изъявили желание выступить со своими докладами и сообщениями очно. Участники конференции отметили, что в 90-е гг. ХХ – начале XXI вв. под влиянием резко меняющейся политической ориентации и личных пристрастий в массовом сознании нередко формировались заведомо негативные образы, с одной стороны, казаков, с другой – горцев. В этой ситуации от исследователя, как минимум, требуется всесторонняя, объективная оценка исторической ситуации. При этом необходимо учитывать, что в исторической памяти зачастую закрепляются диаметрально противоположные оценки одних и тех же событий. Недостаточный учет этих обстоятельств способен серьезно осложнить исторически сложившиеся взаимоотношения между народами. Исходя из этих посылов, на конференции обсуждались проблемы: – исторического сознания в пространстве северокавказской культуры (М.В. Волковец «Возможности фонда НБ РА в научной реконструкции исторического прошлого казаков и народов Северного Кавказа»; В.П. Затолокин «Роль казачьих музеев в сохранении исторической памяти народа (на примере музея ст. Келермесской»); – «сближения» славян с горцами в анналах исторической памяти (С.Н. Аралбаева «Куначество – своеобразный обычай кавказского побратимства»; Л.В. Бурыкина «Казаки и горцы СевероЗападного Кавказа: поиски взаимопонимания (конец XVIII – первая половина XIX вв.)»; И.Ю. Васильев «Роль горцев Северного Кавка- 94 за в формировании системы культурных ценностей кубанских казаков»; А.И. Дунец и Т. Яшан «Ратная доблесть казаков и горских народов Северного Кавказа в годы Первой мировой войны»; М.И. Крайсветный «Факты адыгского участия в формировании донского казачества»; А.Д. Панеш «Характер и особенности российско-адыгских отношений в первой трети XIX в.»; Н.Н. Старков «Казакам и адыгам суждено жить вместе»; К.С. Варельджан «Герои и войны в исторической памяти казаков и адыгов»); – духовной связи и преемственности поколений народов Северного Кавказа (О.Д. Макагоренко «Народные игры как элемент взаимопроникновения культур и способ духовной приемственности поколений»; Е.А. Шовгенова, И.А. Кузнецова «Статус казачки и женщины-горянки в традиционном обществе (вторая половина XIX в.)»; Н.Ф. Юшкина «Адыгейская и кубанская кухня – часть культуры Северо-Западного Кавказа»); – соотношения фольклорных текстов с жизненной реальностью (Ж.В. Кагазежев «Адыгская героическая песня «Бахчисарайский поход» как исторический источник»; Н.Н. МозговаяГирянская «Пословицы – зеркало казачьих и адыгских традиций и обычаев»); – устной исторической традиции и исторической картины мира кубанских казаков и адыгов (Ф.О. Мамчуева «Языковая картина мира карачаевцев в поэзии Билала Лайпанова»); – адыгской и славянской топонимики (А.Б. Мамсирова «Гидронимы Кубани», Е.И. Салов «Топонимы Кубани как показатель интегративного взаимодействия казачьей и горской культур»). В поле зрения исследователей оставались методологические, историографические и источниковедческие проблемы (А.В. Сопов «Концепт фронтира и казаки»; Г.Б. Луганская «Песни и инструментальная музыка казаков и адыгов как исторический источник»); проблемы заселения Северо-Западного Кавказа казаками (А.Х. Карданова «К вопросу заселения Кубани казаками»); казачьей эмиграции (А.Н. Гаврилов «Вольно-казачье движение в эмиграции: факторы формирования, сущность, платформа»; Г.М. Романова «Несу родину в душе» – казачья лирика Н.Н. Туроверова»; Х.И. Нагучев «Казачество в эмиграции»); современного состояния казачьего движения (М.Е. Галецкий «Социальный статус современного казачества: обзор публикаций о проблемах казачьих организаций и казаков»); декоративно-прикладного и музыкального искусства (М.В. Абана- 95 сьян «Адыгейское декоративно-прикладное искусство и художественные ремесла»; П.А. Сергеева «Вокально-технические навыки как один из важных элементов исполнительского стиля народных казачьих песен»; С.И. Хватова «О расширении и зонировании сакрального пространства Свято-Воскресенского храма Майкопа»). В принятых рекомендациях отмечалось, что происходящие в российском обществе изменения, влияя на направленность и ритм жизни, обуславливают уровень осмысления прошлого. Именно потому так важно, сохраняя историческую память народов, избегать превращения истории в «трибунал», призывая к ответу за события исторического прошлого то один, то другой народ. Задача исследователей состоит в разрушении односторонних подходов, в преодолении догматических представлений и стереотипов, влияющих на умы и чувства людей и, в конечном счете, формирующих коллективное историческое сознание. Проведенный анализ позволяет утверждать, что научнопрактические конференции, проводимые в рамках Регионального фестиваля казачьей культуры, выполняют важную научноисследовательскую и просветительскую функцию – возрождение, осмысление, изучение и пропаганда культурно-исторического опыта казачества. Большое как теоретическое, так и практическое значение имеет осуществляемый организаторами принцип диалога культур в исследовании казачьей истории и культуры, способствующий совершенствованию патриотического воспитания молодежи и толерантному отношению между народами, населяющими Республику Адыгею. Научно-практическая конференция стала заметным явлением научной жизни не только Юга России, но и других регионов страны, сборники ее материалов находятся в региональных и центральных библиотеках, в том числе Москвы и СанктПетербурга. Примечания: 1. Проблемы развития казачьей культуры. Материалы научнопрактической конференции пос. Тульский, 7 июня 1997 года. Майкоп, 1997. 2. Проблемы изучения и пропаганды казачьей культуры. Материалы научно-практической конференции / под ред. М.Е. Галецкого, А.Н. Соколовой. Майкоп, 1998; Проблемы изучения и развития казачьей культуры / под ред. М.Е. Галецкого, А.Н. Соколовой. Майкоп, 2000. 3. Галецкий М., Соколова А. Предисловие // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2003. Вып. 2. 4. Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2002. Вып. 1. 96 5. Галецкий М., Соколова А. Предисловие // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2003. Вып. 2. 6. Хлынина Т.П. Вместо комментария // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп. 2003. Вып. 2. 7. Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2004. Вып. 3. 8. Кринко Е.Ф., Хлынина Т.М. Предисловие // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2004. Вып. 3. 9. Хлынина Т.П. Матвеев О.В. Герои и войны в исторической памяти кубанского казачества. Краснодар, 2003. 200 с. // Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2004. Вып. 3. 10. Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2009. Вып. 4. 11. Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2010. Вып. 5. 12. Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2011. Вып. 6. 13. Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2011. Вып. 7. 14. Вопросы казачьей истории и культуры. Майкоп, 2012. Вып. 8. Б.А. Джамирзова РОЛЬ В.Г. ЗАХАРЧЕНКО В СОХРАНЕНИИ ТРАДИЦИОННОГО ФОЛЬКЛОРА И РАЗВИТИИ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ КАЗАЧЕСТВА Неужели все, что было, сохранилось? Да! Качается трава, слегка рыжея. Петухи опять день пробудили В тихом небе от зари опять тесно. И река, где босиком мы бродили, шепчет песню, мне знакомую с детства [1]. Исхак Машбаш Летоисчисление Кубанского казачьего хора, созданного просветителем протоиерем Черноморского казачьего войска берет свое начало в 1811 г. На протяжении всей своей истории хор являлся предметом гордости и знамением культуры казачьего края. Новый современный этап в развитии творчества Кубанского казачьего хора связан с именем и подвижнической деятельностью Виктора Гавриловича Захарченко – уникального человека и патриота земли российской. Большое место в деятельности В.Г. Захарченко занимает пропаганда казачьей культуры среди молодежи. Он изучает и сохраняет в умах детских культуру и традиции кубанской земли, понимая необходимость охватить все направления народного искусства и обучать юных кубанцев не только пению, но и народным танцам, игре на народных инструментах, декоративно-прикладному искусству. 97 В 1990 г. В.Г. Захарченко создал Центр народной культуры Кубани, а при нем студию народного искусства, на базе студии открыта школа народного искусства при Государственном академическом Кубанском казачьем хоре. В этой школе приобщают детей к богатствам традиционной народной культуры и к традициям Кубанского казачьего хора. Школа разрослась за время своего существования. Теперь там работают более 100 преподавателей, среди них – заслуженные работники культуры и отличники народного образования, ведется научно-исследовательская работа. Школа является одним из организаторов детского фольклорного фестиваля «Кубанские просторы». Творческий коллектив школы принимает участие в международных и всероссийских конкурсах и фестивалях детского народного творчества, завоевывая высокие награды и становясь обладателями Гран-При, пропагандирует народную культуру Кубани, расширяя международные контакты со странами ближнего и дальнего зарубежья. Коллектив Кубанского казачьего хора является постоянным участником международных встреч самого высокого уровня. Его по праву называют послом доброй воли России. Так его и воспринимают во всем мире. Его искусством восхищались канцлер Германии, премьер-министр Италии, президент Франции и многие другие государственные и политические деятели. На саммите «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге Кубанский хор являлся стержнем культурной программы, способствуя созданию неформальной атмосферы. Песни в исполнении Кубанского казачьего хора заряжают слушателей своей активной энергетикой и глубиной чувств. Каждый его концерт – праздник народной песни, искрометных казачьих танцев. Происходящее на сцене действо зрители воспринимают как прикосновение к живой истории казачества. Пресса не раз подчеркивала, что встречи с хором приносят «неповторимые минуты общения с глубокой историей России, с чудом искусства». В этом же тоне выдержаны оценки и зарубежных газет. Приведем лишь некоторые из них. «Париж трудно удивить, но концерты Кубанского казачьего хора ошеломили новым ощущением русского духа. Хор отличается от других русских хоров особой яркостью темперамента, граничащей с дерзостью. Это грандиозное зрелище! Казаки вновь завоевали Париж». Культура кубанских казаков, потомков казаков-переселенцев 98 из Запорожской Сечи, Курской, Воронежской, Тульской и других губерний России во взаимодействии с культурой кавказских народов обрела новые неповторимые черты, явив собой пример прекрасного результата взаимодействия различных культур. Казаки переняли черкесский костюм, в их песни и танцы пришли зажигательные кавказские ритмы и движения – разлет рук, как крылья орла, танец мужчин на пальцах и полупальцах. Все технические находки, атрибутика, композиция танца взяты из народной жизни. Танцевальные номера, профессионально поставленные, украсили концертные программы, сделав их полней и зажигательней. Танцевальный коллектив Кубанского казачьего хора считается одним из лучших народных танцевальных коллективов страны. Это не было бы возможным без активной организующей роли генерального директора и художественного руководителя ГНТУ «Кубанский казачий хор», художественного руководителя и главного дирижера Кубанского казачьего хора Виктора Захарченко, который возглавляет коллектив с 14 октября 1974 г. Уроженец станицы Дядьковская Кореновского района, собиратель и исследователь народного творчества, музыкант, наделенный безошибочной художественной интуицией, человек с ярким темпераментом, Захарченко давно и широко известен как выдающийся хоровой дирижер, общественный деятель, ученый-фольклорист, автор книг и статей по традиционной музыке, педагог-просветитель, создатель уникального в мировой практике научно-образовательного и художественного комплекса. На многие годы он определил творческое и общественное кредо Кубанского казачьего хора как хранителя исторической памяти русского народа. В.Г. Захарченко – действительный член нескольких академий, в том числе Международной академии информатизации (ассоциированный член ООН), доктор искусствоведения, профессор, Герой труда Кубани. Виктор Захарченко – автор нескольких сотен песенных произведений, мощно, художественно убедительно развивающих народную песенную традицию. Его песням присуща яркая мелодичность, мастерство формы, сила эмоционального воздействия. Искусство Кубанского казачьего хора и его художественного руководителя отмечено многочисленными высокими наградами и блестящими победами. Хор является победителем первого и второго смотров-конкурсов профессиональных русских народных хоров России (Москва, 1975, 1984), международных фестивалей фольклора 99 в Монтгийоне (Франция) и Аранджеловаце (Югославия), Марселе и Мартиге (Франция), Брюсселе (Бельгия), Вэйле (Америка), в Кунео и Венеции (Италия), в Ницце (Франция), в Мексике. В 1990 г. хор стал лауреатом Государственной премии Украины имени Т. Г. Шевченко. В 1987 г. Кубанский казачий хор награжден орденом Дружбы народов. Гастрольные маршруты Кубанского казачьего хора опоясали всю планету. Примечания: 1. Шаззо К.Г. Ступени. Исхак Машбаш: жизнь и творчество. Майкоп, 1991. 2.Частично использованы материалы профессора В. Комиссинского и музыковеда П. Белого. А.И. Дунец КАЗАКИ И ГОРСКИЕ НАРОДЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА НА СЛУЖБЕ РОССИИ Кавказ издревле относится к регионам, где свято почитают традиции предков, бережно относятся к прошлому, поэтому одним из ключей к пониманию происходящих здесь событий является знание его истории. Перемены современного мира невозможно понять, не попытавшись обнаружить тесную связь между прошлым, настоящим и будущим. Только наличие исторической памяти у нации позволяет тому или иному государству функционировать в режиме «благополучия» в настоящем, давая веру людям в будущее. Внимание современного общества к проблеме исторической памяти о событиях в истории России позволяет формировать патриотическое сознание молодежи в духе уважения и гордости за историческое прошлое своей Родины. События прошлого учат нас, что только в сплоченности всего народа можно отстоять независимость своей Родины. Для этого как минимум нужно знать, как служили и воевали наши предки. Любить свою Родину – значит знать ее историю! [1]. Становление и развитие российско-кавказских отношений носило сложный и противоречивый характер. Нередко освоение Россией Кавказа пытаются свести лишь к Кавказской войне, преднамеренно рассматривая ее изолированно от всей истории региона. В действительности же отношения русского и кавказских народов нельзя ограничить только этими временными рамками, так как у них куда более древние корни. 100 В истории России много непрочитанных страниц – трагических, героических и тех, о которых предпочитают забыть. К таким, которые любому народу составляют славу и почет, относится участие казаков и горцев в войнах России. Интерес к прошлому казаков и горцев возрос в последнее время. Новые социальные реалии, лозунги возрождения пробудили общественное сознание. Люди ощутили острую потребность найти в пластах родной истории национально-героическое. Общим в российской и советской историографии является признание значительной роли казаков в судьбе Отечества. Казачество – единственное в своем роде явление человеческой истории. В нем необычайно ярко воплотились сила, самобытность, духовная широта и щедрость натуры восточнославянского склада. Неповторимо своеобразным и ярким казачество предстает, в частности, потому, что еще на заре его зарождения оно представляло собой симбиоз славянского и тюркского начал. Казаки жили и действовали в приграничных районах, были знакомы с языком соседей, воспринимали их обычаи, имели друзей в их селениях, вместе, порой, служили России. Предметы одежды и снаряжения, джигитовка, куначество и многое другое пришли в казачий обиход из вековых глубин жизни степей и гор. Вплоть до революции (1917 г.) в казачьих частях можно было встретить горцев, выполнявших обязанности переводчиков, разведчиков, проводников [2]. Отношения России с Кавказом начались с давних времен – конца IX – начала Х вв., когда были установлены первые контакты, которые впоследствии сыграли огромную роль в истории региона [3]. Большое значение в дальнейшем развитии русско-северокавказских контактов имело образование в Х в. на Таманском полуострове Тмутараканского княжества. После уничтожения монголотатарского господства Московское государство установило постоянную связь с Кавказом. Со второй половины XVI в. начинается процесс перехода кавказских народов под покровительство Русского государства. У каждого из горских народов были для этого свои причины политического и экономического характера [4]. С появлением русских на Северном Кавказе, между ними и коренными этносами налаживаются устойчивые взаимоотношения, основанные на боевом содружестве и взаимной экономической заинтересованности. Казаки совместно с горцами участвовали в защите пограничных рубежей против персидских и турецкокрымских вторжений [1]. 101 В XVIII в. после Каспийского похода Петра I (1722 г.) и особенно со второй половины XVIII в. Российская империя переходит от политики углубления союзно-вассальных отношений к политике интеграции Кавказа. Происходят изменения в положении казачества. Донское и терско-гребенское казачество теряют свой «вольный статус» и, начиная с указов Петра I, постепенно превращаются в военно-служилое сословие. Казаков переселяют на Северный Кавказ. В 30-е гг. XVIII в. было сформировано Терское Кизлярское войско, основу которого составили представители северокавказских этносов. Во второй половине XVIII в. начинается создание Кавказских линий, которые заселялись терско-гребенскими казаками, а также переселенцами с Дона, Волги, Днепра. В 1787 г. из переселенных запорожцев было создано Черноморское казачье войско. Вместе с казаками правой части Кавказской линии запорожцы составили кубанское казачество (1860 г.). Еще до официального включения Северо-Западного Кавказа в состав России горцы активно участвовали в войнах, которые вела Россия, в том числе в войне 1812 г. Наполеон стремился обеспечить себе победу на Востоке путем разжигания войны горских народов Кавказа против России. Однако военные события определили иную позицию народов Северного Кавказа. Тесные экономические и культурные связи с Россией, а также покровительственная политика царского правительства способствовали активизации патриотических настроений среди горского населения региона. Имели место различные формы участия народов Кавказа в борьбе против французской армии: партизанская война, создание ополчений, пожертвования на нужды армии и раненых (они носили различный характер: натуральный (продовольствие, фураж и пр.) и денежный) [12]. В среде российского генералитета 1812 г. 15 человек являлись представителями кавказских народов. Российские мусульмане сражались с французами и при Бородино и при Лейпциге. В награду за доблесть мусульманских конников в Отечественной войне 1812 г. царь Александр I даровал мусульманской общине право построить мечеть в столице империи – Санкт-Петербурге [13]. Среди героев войны 1812 г. был калмык-казак Василий Алексеевич Сысоев 3-й. В 1812 г. его подчиненные взяли в плен 52 офицера и более 600 рядовых французской армии. Впоследствии он попеременно командовал 14 донскими полками, заслужив ордена Георгия 102 III и IV степени и дослужившись до звания генерал-лейтенанта. Позднее в должности походного атамана Войска Донского он являлся командующим Черноморским казачьим войском [12]. В Отечественной войне 1812 г. в рядах казачьих войск Платова участвовал отдельный ногайский полк, дошедший до Парижа [5]. Чудеса храбрости проявляли черкесы – сначала под командованием Багратиона, а затем Дениса Давыдова. Сохранилось предание об отряде шапсугов во главе с Магометом Хатхе. Лихой наездник и бесстрашный воин, Хатхе вместе с давыдовскими партизанами нападал на французов в тылу, отнимал у них обозы, громил штабы. Кабардинский дворянин Бегидов в составе Донского казачьего войска М.И. Платова сражался при Бородино, участвовал в походах 1813–1814 гг., имел многочисленные боевые награды. В 1812 г. героически боролся с французами командир Бугского казачьего полка чеченец А.Н. Чеченский. Д. Давыдов с уважением относился к горцу, по его ходатайству М. Кутузов распорядился наградить «черкеса» [11]. Создание, а, главное, успешная военная деятельность в годы войны 1812 г. различных кавказских ополчений свидетельствовали о значительных пророссийских настроениях в среде кавказских горцев [8]. Но переход к преимущественно военным методам присоединения Северного Кавказа к России обострил отношения местных народов с казаками, что сопровождалось обоюдными набегами и нападениями и, в конечном счете, вылилось в Кавказскую войну [5]. В первой половине XIX в. ускорилось заселение степного Предкавказья русскими и украинскими переселенцами, включая казачество. Продвижение вглубь Кавказа сопровождалось строительством укрепленных линий, поселений и крепостей: Баталпашинское (Черкесск), Нальчик, Грозный, Новороссийск, Петровское (Махачкала), Майкоп, Ейск и др. В 60-х гг. XIX в., после окончания Кавказской войны, вся территория Северного Кавказа вошла в состав Российской империи [6]. Для привлечения горцев на российскую военную и гражданскую службу была создана определенная юридическая основа. В законодательстве России отсутствовали правовые ограничения по национальному признаку. Иноверие не являлось препятствием для занятия офицерских должностей [5]. В 1820–1840-х гг. русское ко- 103 мандование на Кавказе с целью привлечения на свою сторону местных народов создавало небольшие иррегулярные отряды. Политика доверия оказалась вполне оптимальной – национальные формирования стали оплотом империи не только на Кавказе, но и за пределами империи. Многие горцы, служа России верой и правдой, вписали славные страницы в ее военную и гражданскую историю [4]. Уже в 30-х гг. XIX в. у знатных горцев появилась реальная возможность обучать своих детей в российских военных учебных заведениях. В царствование императора Николая Павловича, в 1828 г., из высших представителей кавказских горцев был сформирован полуэскадрон, предназначенный для несения конвойной службы при императорском дворе [8]. 30 октября 1860 г. утверждено «Положение о создании Терского Конно-иррегулярного полка». Одновременно сформирована туземная временная милиция. Для наблюдения за внутренней безопасностью и благоустройством в округах с горским населением при начальниках народных управлений учреждена охранная стража из горцев. 29 января 1865 г. император Александр II утвердил временное «Положение о Терской постоянной милиции» [10]. В начале 70-х гг. XIX в. правительство прорабатывало вопрос о привлечении представителей горских народов в иррегулярную кавалерию. Командование считало горцев незаменимыми при разведке. К этому виду службы их привлекали с 1853 г. Кроме того, горские военные части считались лучшими при преследовании неприятеля и в действиях малыми группами. Формирование горских конно-иррегулярных полков прошло успешно. По отзывам русского командования, горцы демонстрировали образцы отваги, мужества и верности воинскому долгу. Достойно служа России, они практически никогда не переходили на сторону противников [11]. Горцы служили и в казачьих частях и частях, созданных по их образцу. Казачья служба народов Кавказа началась еще с 1733 г., когда кабардинскому князю Эльмурзе Бековичу-Черкасскому было поручено приглашать горцев на казачью службу. За это было обещано по 15 и более рублей годового жалования на человека. Известны имена представителей кавказской знати Куденека Камбулатова, Сунчалея Янглычева и др., которые командовали казачьими отрядами. Сохранились и названия терских казачьих слобод – «Черкасская», «Татарская», «Новокрещенская» и т. д. В конце 20-х гг. XIX в. Николаем I из мусульман Кавказа и 104 Крыма были сформированы по образцу казачьих частей лейбгвардии Кавказско-Горский и лейб-гвардии Крымско-Татарский эскадроны, которые были включены в состав Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Источники XIX в. дают много примеров добровольного перехода в казачье сословие кумыков, цыган, черкесов [8]. Власти учитывали духовные потребности иноверцев-казаков. Для мусульман-казаков строились мечети, организовывались выборы духовных лиц. Власти было непросто контролировать устройство различных сторон жизни воинов-мусульман. Одно из законодательных решений, подготовленных в последние дни царствования императора Николая I, было специально посвящено регулированию религиозного быта казаков-мусульман. 12 февраля 1855 г. Военный совет Российской империи принял «Правила устройства духовной жизни магометан казачьего сословия» [10]. Изобилует примерами воинской доблести горцев история Крымской войны 1853–1856 гг., когда Кавказско-горский полк сражался с конницей англо-франко-турецких войск. Численность национальных воинских формирований только на Кавказском театре военных действий достигла 30 тысяч человек, в том числе до 12 тысяч северокавказских горцев [9]. Значительным было число казаков-мусульман в Кубанском и Терском казачьих войсках. Этнически это преимущественно представители народов Северного Кавказа. Нередко трудно было отличить казака от горца. Как писал А.А. Бестужев-Марлинский, «казаки отличаются от горцев только небритой головой: оружие, одежда, сбруя, ухватка – все горское... Почти все говорят по-татарски, водят с горцами дружбу, даже родство по похищенным взаимно женам» [14]. Среди известных казаков-горцев – генералы Ф.А. БековичЧеркасский и А. Бегидов (кабардинцы), С.Г. Улагай и Султан Клыч-Гирей, полковники Пшемаф Ажигоев и Махмуд Беданоков (черкесы), Эльмурза Мистулов и Заурбек Тургиев (осетины), Эльберд Нальгиев, Сапарбек Мальсагов, сотник Мусса Саутиев (ингуши) и др. В русско-турецкой войне отличился полковник Тепсоруко Хамурзов-Алтадуков, командир 2-го Горско-Моздокского конного полка Терского казачьего войска, который был награжден офицерским Георгием «в воздаяние за отличие, оказанное в деле с Турками, 23 октября 1877 г., при овладении неприятельскою позициею на Деве-Бойну». 105 Мусульмане служили преимущественно в Горско-Моздокском и Кизляро-Гребенском полках Терского войска. На апрель 1913 г. в Терском казачьем войске служили 338 офицеров, из них русских – 256, остальные 72 – представители кавказских народов [15]. Совместная служба казаков и северо-кавказских народов не была делом случайным. «Еще с древних времен на защите Руси стояли не только казаки-православные, но также и казакимусульмане и казаки-буддисты... Казаки как отдельная, самобытная культурно-этническая группа создавалась на протяжении длительного времени на территориях войсковых областей России в результате смешения этнических корней представителей различных народов... Такое смешение народов способствовало также наличию у казаков исключительной веротерпимости к последователям других религиозных верований... Царская власть также проводила политику поддержания казаков-неправославных. Так, для казаковмусульман, отличившихся в боях по защите России, был высочайше утвержден аналог военного ордена – Георгиевского креста в виде медали с изображением полумесяца» [16]. В привлечении горцев к службе в регулярных российских воинских частях были свои особенности. После включения региона в состав России они не несли воинской повинности, а выплачивали небольшой налог. Одновременно в войсках продолжали служить офицеры из горцев, получивших военное образование. Во второй половине XIX в. в Кубанской области и Черноморском округе создавались горские полки и отдельные сотни или эскадроны. Число зачисляемых на службу (а она была временной) согласовывалось с аульной общественностью [9]. Кубанско-горский конно-иррегулярный полк начал формироваться 12 (24) апреля 1877 г. – в день начала очередной русскотурецкой войны. Командиры сотен, младшие офицеры, юнкера (старшие урядники в горских формированиях), урядники – были горцы. Из аулов Майкопского уезда были составлены 1-я, 2-я, 5-я Кабардинские сотни (аулы Кошехабль, Ходзь, Блечепсин). Черкесы Екатеринодарского уезда вошли в 3-ю Бжедугскую сотню, в Баталпашинском – были собраны 4-я Зеленчукская сотня (из абазин, ногайцев и черкесов) и 6-я Карачаевская, в которой были и абазины. Острым стоял вопрос о кандидатуре на должность командира полка. Как правило, им становился подготовленный в военном отношении соплеменник, занимающий высокое положение и пользую- 106 щийся непререкаемым авторитетом. Однако начальник Кубанской области и наказной атаман генерал-лейтенант Н.Н. Кармалин решил иначе. Командиром полка приказом по Кубанскому казачьему войску был назначен подполковник А.Г. Пентюхов. Личность – незаурядная. Службу начал казаком, за боевые отличия повышался в чинах. Награжден орденом св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» и «Золотой» шашкой. Всадники (рядовые) с детства владели конем и холодным оружием, многие были неплохими стрелками, но никто из них не знал строя, боя в составе сотни. Поэтому в полк добавили казаков – «для обучения строю», трубачей и офицеров. Полк в составе 4-х сотен был отправлен на оставленную нашими войсками границу в Ахалкалакском и Александропольском уездах. А. Пентюхов позднее писал, что служба полком отбывалась безукоризненно. «Ни одного из покушений неприятельских хищнических партий не удалось, и жители пограничных сел были ограждены от проходивших прежде в этих местах разорительных набегов». Горцы и казаки участвовали и в русско-японской войне. На ее фронтах сражались: 1-й Екатеринодарский имени Чепеги полк, кубанские 7-й, 9-й, 10-й, 11-й пластунские батальоны. Из народов Северного Кавказа на добровольных началах формировалась Кавказская конная бригада – в составе 2-го Дагестанского и ТерскоКубанского конных полков. В этом полку две сотни были из Кубанской области. 1-й кубанской (в полку 3-й) сотней из черкесов Екатеринодарского и Майкопского отделов командовал штабс-ротмистр Шереметьев. Младшим офицером был сотник Султан Крым-Гирей. 2-й сотней (в полку 4-й) из Баталпашинского отдела командовал кубанский казак есаул Павел Никифорович Камянский из 2-го Полтавского полка. Младшими офицерами у него были подъесаул Эльмурза Мистулов и хорунжий граф Виктор Толстой [15]. Инспектировавший полк генерал Михайлов 27 апреля 1904 г. доложил о двух кубанских сотнях: «Всадники производят впечатление молодцов, все опытные наездники, вооружены хорошими шашками, большинство их выдано Кубанским войском. Седла новые, одежда теплая». Одним из самых подготовленных офицеров к боям в Маньчжурии оказался офицер Терско-Кубанского полка сотник Султан Крым-Гирей, участвовавший во всех без исключения боевых делах 107 полка, за что и получил множество воинских наград: ордена Cв. Анны 2-й степени с мечами, Cв. Анны 3-й степени с мечами и бантом, 4-й степени – с надписью «За храбрость», Cв. Станислава 2-й степени с мечами, Cв. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Cв. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Отлично проявил себя Султан Крым-Гирей и в Первой мировой войне. Из казаков наибольших боевых успехов добился Сергей Рыбакин, Георгиевский кавалер, являвшийся примером как для казаков, так и для черкесов и карачаевцев [9]. В 1909–1914 гг. русская императорская армия обеспечивала русское военное присутствие и русские интересы, защиту русскоподданных и христиан в сопредельной с российским Кавказом Персии. В 1914–1917 гг. русский экспедиционный корпус генерала Н.Н. Баратова вел борьбу с агентами германо-турецкого влияния и против регулярной турецкой армии на территории этой страны. Роль экспедиционных сил выполняли в основном казаки Кубанского и Терского казачьих войск, офицеры – выходцы из горских родов, которые к тому времени заметно «оказачились». Известным горским офицером был К.К. Улагай, происходивший из натухайских дворян (узденей-тлякотлешей), сын статского советника Кубанской области. Поручик К.К. Улагай, бывший в полку командиром 3-го взвода 5-го эскадрона, награжден за боевые дела в Персии и на Кавказе орденами Св. Анны 2-й степени с мечами, Св. Станислава 3-й степени с мечами, Св. Анны 3-й степени с мечами, Св. Станислава 2-й степени с мечами, Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» [18]. В так называемых «секретных» экспедициях русской императорской армии в Персию в 1909–1917 гг. отличилось немалое число генералов и офицеров кавказцев, которые хорошо знали этот регион, его население, обряды, веру, традиции народов. Неделю спустя после начала Первой мировой войны главнокомандующий войсками Кавказского военного округа И.И. Воронцов-Дашков предложил российскому императору «мобилизовать воинственные кавказские народы». 27 июля поступило высочайшее «добро», после чего были сформированы конные полки: Чеченский (чеченцы и ингуши), Черкесский (адыгейцы и абхазы), Кабардинский (кабардинцы и балкарцы), Татарский (азербайджанцы Бакинской и Елисаветпольской губерний), Ингушский (ингуши), 2-й Дагестанский (дагестанцы), Аджарский пеший батальон (из населения 108 Батумской области). Вскоре полки были реорганизованы в три бригады. Командиром Кавказской конной дивизии назначен Великий князь Михаил Александрович Романов, брат царя, генерал-майор. Начальником штаба – полковник Яков Давидович Юзефович, «литовский татарин магометанского вероисповедания». Вскоре после назначения Великий князь прибыл на Кавказ, объезжал места формирования полков. Из офицеров сотни самым примечательным был М.В. Сафронов из ст. Рязанской: он первым в полку стал полным Георгиевским кавалером и дослужился до офицерского звания. Командиром 2-й (Майкопской) сотни стал знаменитый кавалерист адыг Султан Клыч-Гирей из а. Уляп Майкопского отдела [21]. С 1914 по 1917 гг. через Кавказскую дивизию прошли более семи тысяч человек, свыше трех тысяч из них удостоены Георгиевских крестов, все офицеры награждены боевыми орденами. На наградах, которые вручались подданным нехристианского вероисповедания, изображения христианских святых (Святого Георгия, Святого Владимира, Святой Анны и т. д.) были заменены государственным гербом Российской империи – двуглавым орлом. Однако горцы вскоре потребовали вернуть им на награды Георгия, которого называли уважительно «джигитом», а герб с презрением именовали «птичкой». Правительство пошло им навстречу [11]. Офицер-кавалерист, участник войны, А. Арсеньев вспоминает: «Чтобы правильно понять природу Дикой дивизии, нужно иметь представление об общем характере кавказцев, ее составляющих. Говорят, что постоянное ношение оружия облагораживает человека. …Отличительной чертой характера горца было чувство собственного достоинства и полное отсутствие подхалимства. Выше всего ценились им храбрость и верность; это был прирожденный воин, представлявший собой великолепный боевой материал…». До самых последних дней, до знаменитого похода на «красный» Петроград между всадниками и офицерами существовало взаимное уважение. Высшей оценкой царившего в дивизии духа были слова генерала Л.Г. Корнилова, после смотра Кавказской конной дивизии в г. Заблотове 12.11.1917 г. сказавшего начдиву князю Д.П. Багратиону: «Я, наконец, дышал военным воздухом!» [21]. Офицер А. Палецкий в августе 1917 г. отмечает: «Дикая дивизия... это одна из самых надежных войсковых частей – гордость русской армии... Кавказцы имели полные моральные основания никакого участия в русской войне не принимать. Мы отняли у кавказ- 109 цев все – их прекрасные горы, их дикую природу, неисчерпаемые богатства этой благодатной страны. Но, когда вспыхнула война, кавказцы добровольно пошли на защиту России и защищали ее беззаветно, не как злую мачеху, а как родную мать... Все кавказцы таковы: в них еще живет истинный дух рыцарства – и на предательство, на удары сзади, из-за угла они не способны. Не против России и русской свободы идут воины Дикой дивизии. Они сражаются вместе с русской армией и впереди тех, и смелее всех умирают за нашу свободу» [21]. Кавказская туземная конная дивизия именовалась в военном обиходе «Дикой». В ее истории нет ни единого случая, даже единоличного – дезертирства! Горцы Кавказа воевали в Галиции, Карпатах, Румынии. 17.11.1915 г. Петроградское телеграфное агентство сообщало: «В Восточной Галиции… наши кавказские горцы наводят страх на венгров... Горцы решительно отказываются уступить кому-либо первенство под неприятельским огнем. …Психология горцев в отношении боевых порядков решительно сближает их с рыцарями, которых можно было заставить сражаться лишь на началах боевого равенства в одношеренговом строю». Когда в 1917 г. разложение воинских частей на фронте стало достигать апогея, Кавказская конная дивизия сохранила дисциплину и воинский дух. Она обратилась со следующим Воззванием к солдатам и офицерам русской армии: «Наш долг – теперь же дать немцу почувствовать наши народные силы… Наша братия по оружию, наши боевые товарищи! Кавказская конная дивизия шлет вам свой клич: сплотимся нерушимой стеной в одну могучую силу, установим у себя порядок и справедливую дисциплину и будем готовы во всякую минуту по зову наших начальников идти в наступление на врага…». В августе 1917 г. Кавказская дивизия была брошена на Петроград. Эшелон с горцами остановился у Гатчины, т. к. пути оказались разобраны. Тогда был отправлен конный разъезд из 12 всадников в разведку, который свободно дошел до центра Петрограда. Воинские части не оказывали этой небольшой группе сопротивления, а, наоборот, приветствовали их, даже стволы орудий были опущены в землю. Но Временное правительство и большевики боялись организованных частей и сделали все возможное для того, чтобы остановить идущий на подавление революции неустрашимый корпус из кавказских горцев. 110 Перед уходом на Кавказ принявший незадолго до этого командование Кавказским конным корпусом генерал-лейтенант Петр Алексеевич Половцев издал приказ № 8 от 13 сентября 1917 г.: «...К вам обращаюсь, горцы! По Кавказу и по геройской службе вашей на войне знаю ваш характер рыцарский… По прибытии в родные земли вы должны помнить, что на вас будут смотреть как на образец истинных воинов. Слава о ваших боевых подвигах отметила вас среди народа. По вам будут учиться дисциплине и порядку. Зная ваш нрав и самолюбие, уверен, что вы явите пример этой дисциплины, покажете себя достойными вашего боевого порядка» [9]. Такова краткая история боевого содружества казаков и горцев по защите России. Этот опыт не должен кануть в лету. Он востребован современной российской реальностью. Мы гордимся мужественным и гостеприимным Кавказом, любим лучшие традиции и обычаи горцев и глубоко чтим культуру этой прекрасной земли. Буквально во всем Кавказ тесно и органически связан с прошлым и настоящим России. Он – часть российской истории. Можно сказать, что Кавказ – сердце России, так глубоко всегда отзывались в душе русского народа события, происходящие на этой земле. Представители разных народов, проживающие ныне в республиках Адыгея и Карачаево-Черкесия, Краснодарском крае, должны хорошо знать не только свою историю, но и историю соседей – абхазов, адыгов, карачаевцев, ногайцев… Это будет способствовать укреплению добрососедских отношений. Примечания: 1. Варивода К.В. Уроки взаимодействия и проблемы взаимоотношений русского народа и северокавказских этносов // Северо-Кавказское новостное агентство. 2010 // http://8кгопе\У8.ги/. 2. Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар, 1993. 3. Тотоев М.С. Взаимоотношения горских народов с первыми русскими поселенцами на Северном Кавказе // Известия Северо-Осетинского НИИ. 1948. Т. XII. 4. Кушева К.Н. Народы Северного Кавказа в XVI–XVII веках и их связи с Россией. М., 1963. 5. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 г. по 1833 г. СПб., 1969. Ч. II. 6. Шарманова М.А. Становление и развитие государственности на Северном Кавказе в конце XVIII – первой половине XIX века // История государства и права. 2007. № 13. 7. Маржарет Ж. Состояние Российской империи. Ж. Маржарет в документах и исследованиях: (Тексты, комментарии, статьи). М., 2007. 111 8. Галушкин Н.В. Собственный Его Императорского Величества Конвой. М., 2004. 9. Шевяков Т.А. Гвардейцы с Кавказа // Родина. 2000. № 1–2. 10. Зубкова Н.Ю. Национальные формирования горцев первой половины XIX века в контексте российско-кавказской интеграции. Армавир, 2007. 11. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.) / под ред. А.Л. Нарочницкого. М., 1988. 12. Скворцов А.А. Северный Кавказ в период борьбы России с Наполеоном и историческая память местного сообщества об эпохе 1812–1815 гг. Пятигорск, 2008. 13. Казаков А.В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и офицеры. Середина XVI – начало XX века. Биографический справочник. Нальчик, 2006. 14. Елисеев Ф.И. Казаки на Кавказском фронте 1914–1917 гг. М., 2001. 15. Караулов М.А. Терское казачество в прошлом и настоящем. Владикавказ, 1912. 16. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе. Армавир, 2003. 17. Акиев Х.А. Народы Северного Кавказа в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Магас, 2009. 18. Шишов А.В. Персидский фронт (1909–1918). Незаслуженно забытые победы. М., 2010. 19. Емельянов А.Г. Казаки на Персидском фронте. М., 2007. 20. Мамонов В.Ф. История казачества России. Екатеринбург;Челябинск, 1995. Ч. 1. 21. Дикая дивизия. Сборник материалов. М., 2006. Н.Х. Емыкова «ГЕРОЙСТВО МАЙКОПЦЕВ-ЧЕРКЕСОВ» – ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО История эта очень личная. Летом 1995 г. я, собирая материал по истории г. Майкопа в Национальном архиве Республики Адыгея, в одном из дел случайно обнаружила номер городской газеты «Майкопское эхо» от 11 апреля 1915 г., подшитый к нему. Газета состояла из двух полос, которые, как и принято было в те годы, были почти полностью посвящены обзору военных действий на фронтах Первой мировой войны, в частности, на Карпатском направлении и под Нарвой. На второй полосе я обратила внимание на заголовок «Геройство майкопцев-черкесов» и небольшую заметку под ним. Заинтересовавшись, я прочитала следующее: «Командир Майкопской сотни Черкесского полка прислал на имя атамана отдела 112 (Майкопского – Н. Е.) полковника П.П. Лагунова письмо» следующего содержания: «После декабрьских боев нам дали непродолжительный отдых – около двух недель. Затем 2-го января мы вышли на позиции и с тех пор работаем без отдыха. Позвольте, дорогой Петр Павлович, выразить Вам сердечную благодарность за людей и лошадей, которые Вы мне прислали на пополнение – все пришло в прекрасном состоянии. Не могу Вас не поздравить с успехами Вашей сотни, которой я имею счастье командовать. Можно сказать без исключения во всех делах полка наша сотня сыграла первенствующую роль. Масса хороших дел вышла на долю полка, но вот 15-го февраля наш полк, имея во главе нашу славную сотню, произвел конную атаку. Говорят все, что история русской конницы до сих пор еще не имела такой лихой бешеной атаки. Полк черкесский этой бесподобной атакой покрыл себя неувядаемой славой, а вместе с ним и народ черкесский может гордиться своими сынами, здесь находящимися, которые блестяще поддержали добрую славу своих дедов. На следующий день начальник дивизии сердечно благодарил прославленный наш полк, весь народ черкесский и со слезами присутствовал на похоронах славных героев. Я шел в атаку в лоб на пулеметы и потому, к горю моему, потерял больше всех. Если Вас не затруднит, передайте нашим старикам, мою сердечную благодарность за их молитвы за меня и мою неустрашимую сотню, которая с честью поддерживает добрую славу доблестного народа – адыге». Выписка эта разослана всем аульным старшинам Майкопского отдела, для ознакомления горского населения с геройской службой Майкопской сотни» [1]. Сообщение меня ошеломило. Я читала его, забыв обо всем. В голове была только одна мысль: наверняка среди них был мой двоюродный дед Кайсын Емыков, о котором я столько слышала в детстве. …В нашей семье было много историй, связанных с предками, но одну из них отец рассказывал чаще и с особой гордостью. Это были воспоминания о его дяде Кайсыне, младшем брате его отца, геройски погибшем на фронтах Первой мировой войны. По словам отца, Кайсын был красивым, статным, черкеска сидела на нем, как влитая, он лучше своих сверстников держался в седле. Был отважным и храбрым, любил своих племянников, будучи для них во всем 113 примером, обучал их правилам адыгского этикета и верховой езде. Погиб Кайсын молодым и неженатым в 1915 г. Печальную весть о его смерти в Кошехабль, в дом Емыковых, принесли три всадника, его сослуживцы. Они привезли его личные вещи и награды, рассказали о последних минутах жизни. Рассказы отца о Кайсыне с годами дополнялись новыми деталями и подробностями, услышанными от родственников и соседей. И всякий раз эти воспоминания заканчивались сетованиями о том, что погиб он таким молодым, неженатым, и ветвь его на древе нашего рода так бесследно обломилась. Особую трагичность образу храброго героя в моем детском воображении придавала история его любви к приезжей русской учительнице, на брак с которой родители не дали своего благословения. Рассказывали, что узнав о его гибели, она навсегда уехала из нашего аула… Такой запечатлелась в моей памяти история жизни героя Первой мировой войны Кайсына Емыкова, младшего брата моего деда Касея. И хотя нет у него прямых потомков, и уже ушли из жизни его племянники, так гордившиеся им, не сохранились его фотографии и награды, у меня всегда было такое чувство, что он незримо присутствует среди нас, его двоюродных внуков. И сейчас, держа в руках пожелтевший газетный листок с информацией о геройстве «майкопцев-черкесов», я была уверена, что это сообщение каким-то образом связано с Кайсыном. Но заметка была небольшой, и в ней не было никаких фамилий, и даже не упоминалось имя командира Майкопской сотни Черкесского полка, так проникновенно написавшего о геройстве своих всадников. Размышляя обо всем этом, я вдруг обратила внимание на маленькую колонку, напечатанную мелким шрифтом в самом нижнем углу газетной полосы. Она называлась «Наши потери», и в ней сообщалось: «В бою с неприятелем убиты: мл. урядник Иван Баев (ст. Гиагинская), всадник Тотлюстан Бешуков (а. Темиргоевский); умерли от ран: всадники Боджоков (Хакурин.), Койсин Емыков (Егерухаевский), Нану Аутлев (Хакурин.), Ибрагим Курижев (Хачемзиев.), Канамат Воитлев (Блечепсин), Исхак Тхаганов (Хакурин.), Цу Терчуков (Ходз.), Кальмет Пшизов (Хатажук.), КрымГирей Выков (Ульск.), Шетат Капажиев (Ходзин.), Ту Мазлов (Хатажукай), мл. ур. Карп Милаев (ст. Курджипская), всадник Хачуч Тугушев (Хатажукай), Сефербий Шебзухов (Ходзин.), Ислам Бевов (Блечепсин), Сагид Шнахов (Ульск.), ранен и остался в строю: 114 Амин Абезиванов (Ходзь), контужены и остались в строю: Шхамбулет Кубашичев (Хатажук.), Мерзан Байкулов (Джеракай), Батырбий Шовгенов (Ульский), Ахмет Шаов (Хатажук.) и Сахатчерий Хаджимов (Ульский)» [2]. Из этих двух газетных публикаций было непонятно, были ли эти потери связаны с тем боем 15 февраля 1915 г., о котором сообщалось в письме командира Майкопской сотни. Но для меня все сошлось: я обнаружила в списке имя своего двоюродного деда Кайсына Емыкова, умершего от ран, и нашла документальное подтверждение своим ощущениям и предположениям. Я держала в руках не просто газету, а весть из прошлого – похоронку с Первой мировой войны, задержавшуюся в пути на долгих 80 лет. Это была весть с незаслуженно забытой войне, о которой мы мало что знали в советское время. Да и знать о ней и хранить память о ее героях, было небезопасно. Я помню, как во многих семьях прятали старые фотографии участников Первой мировой войны, на которых Георгиевские кресты заштриховывались до дыр. Под впечатлением всех этих воспоминаний я в 1996 г. опубликовала в газете «Советская Адыгея» очерк «Весть из прошлого или тонкая связь времен» [3], в котором рассказала об истории обнаружения письма о «героях-майкопцах» и привела в нем список потерь. У меня было одно желание: донести до потомков перечисленных там героев – эту затерявшуюся весть – с надеждой, что ктонибудь из них отзовется. Но, то ли не осталось потомков, то ли в 90-е гг. мало кто читал газеты, одним словом, на публикацию никто не откликнулся. Однако на этом информация из прошлого о моем двоюродном деде Кайсыне Емыкове не прервалась, время от времени до меня доходили новые данные. Так, в 1998 г. в журнале «Литературная Адыгея» был напечатан исторический очерк А. Вершигоры «Черкесский полк в Первую мировую войну», который автор охарактеризовал как «небольшое документальное повествование о Черкесском конном полку Русской армии» [4. С. 74]. В нем подробно рассказывается, как формировался Черкесский полк и, в частности Майкопская сотня, которой командовал ротмистр Султан КлычГирей, письмо которого я прочитала в газете «Майкопское эхо». На основе военных документов А. Вершигора описывает два боя, в которых участвовал Кайсын Емыков. Один из них был у села Дверника 11 января 1915 г. Черкесский полк удерживал оборону долины 115 реки Сан. «Хотя в ночь на 11 января мост через Сан удалось взорвать, противник не прекращал попытки перейти реку. Черкесский полк усиленно занялся оборудованием окопов. Пятые сутки люди мерзли от стужи, офицеры и всадники выбивались из сил, но не теряли решимости сдержать противника» [4. C. 92]. Особенно ожесточенные бои шли за высоту 673, где неприятель окружил черкесов, но они отбили все атаки и вышли из окружения. В этом бою среди прочих отличились, как пишет А. Вершигора, «всадники Аюб Тешев и Койсын Емыков», которые «под огнем подносили патроны» [4. С. 93]. Все отличившиеся в этом бою были достойно награждены. Другое упоминание связано с боем, который шел 14–15 февраля 1915 г. у села Цу-Бабино, недалеко от города Станислава (ныне Ивано-Франковск). Это тот бой, о котором написал на родину командир Майкопской сотни Султан Клыч-Гирей. В подробных отчетах среди отличившихся в сражении упоминается и урядник Кайсын Емыков, который навсегда остался вместе с другими погибшими – всадником Махмудом Пляхо из Казанукая и казаком Швайковским из Васюринской – в далеком селе Бабино (ныне Средний Бабин) [4. С. 99] близ Ивано-Франковска. Это все, что мне удалось узнать о судьбе моего двоюродного деда. Остается вопрос – «почему в военных списках он значился, как житель аула Егерухай, а не Кошехабль, откуда и был родом. Если это не простая опечатка, то вполне возможно, что объясняется это тем, что при комплектовании Черкесского полка каждый аул представлял «требуемое количество всадников в соответствии с его населением» [4. С. 81], а число добровольцев из аула Кошехабль, возможно, превышало требуемую «разнарядку», в результате Кайсын Емыков мог попасть в списки соседнего аула Егерухай. Примечания: 1. Геройство майкопцев-черкесов // Майкопское эхо. 1915. 11 апреля. 2. Наши потери // Майкопское эхо. 1915. 11 апреля. 3. Емыкова Н.Х. Весть из прошлого или тонкая связь времен // Советская Адыгея. 1996. 16 июля. 4. Вершигора А. Черкесский полк в Первую мировую войну // Литературная Адыгея. 1998. № 1. 116 В.П. Затолокин К 150-ЛЕТИЮ СТАНИЦЫ КЕЛЕРМЕССКОЙ (краткая история) Станица Келермесская основана первопоселенцами в 1863 г. на правом берегу реки Гиага. Официально она была учреждена Указом императора Александра II с объявлением в приказе военного министра от 5 сентября 1863 г. «О наименовании станиц, вновь водворенных в 1863 г. в Закубанском крае». В соответствии с этим Указом станица вошла в состав 25-го конного полка 8-ой бригады Кубанского казачьего войска. Первые поселенцы станицы были набраны приказом атамана Кубанского казачьего войска со всех станиц Кубани. Отбирались для переселения казаки по желанию или по жеребьевке. Так, три семьи Затолокиных прибыли в Келермесскую из ст. Тихорецкой по жеребьевке, поскольку глава семьи вынул жребий со словом «переселение». Также по жеребьевке сюда прибыли казаки Фатеевы из ст. Новопокровской, Криволаповы и Кочергиновы из ст. УстьЛабинской. Среди первопоселенцев станицы оказались семьи: одна – офицерская, 108 – линейных казаков и 15 – государственных крестьян. Уже к концу 1864 г. все 124 семьи заселились в свои дома. Кроме жилья строились сараи, амбары, общественные здания, баня, атаманское правление, амбар для хранения общественного зерна. Станица создавалась в дремучем лесу. Чтобы построиться, посеять зерновые и посадить огороды, лесные заросли необходимо было выкорчевать и вырубить. Все работы велись под охраной, так как была постоянная опасность нападения на станицу. За станичным юртом числились сорок пять тысяч десятин (гектар) земли. Уже в 1875 г. в Келермесской проживал 2981 житель. Действовали: церковь, хлебный магазин, три кузницы, восемь ларьков, одна ветряная и четыре водяных мельницы. Жители имели лошадей, крупный рогатый скот и домашнюю птицу. До революции 1917 г. станицей руководил казачий атаман, избираемый на сборе казаками. В дооктябрьский и постсоветский периоды станичными атаманами избирались: урядник Панкрат 3атолокин (1872 г.), урядник Лавр Киселев (1873 г.), полковник Матвей Ткачев (1882–1888 гг.), урядник Павел Котлов (1889 г.), урядник Павел Меркулов (1891 г.), приказной Алексей Шаповалов (1892 г.), 117 Михаил Данилов (1907 г.), урядник Павел Фатеев (1912–1913 гг.), Павел Котлов (1914 г.), Николай Бирюков (1916 г.), Марк Сидоренко (1917 г.), Аникей Свиридов (июль 1918 г.), Марк Абеленцев (1919–1920 гг.), есаул Сергей Алексеевич Фатеев (1998–2005 гг.), подъесаул Василий Павлович Затолокин (2005–2013 гг.), сотник Александр Иванович Умеренко (2008–2009 гг.). Казаки всегда защищали свою Родину, участвовали в войнах с Турцией, Японией, Германией. Сотня келермесских казаков находилась в Китае, в Харбине, охраняя его губернатора и ВосточноКитайскую железную дорогу. Писарь Василий Иванченко там находился с семьей. Многие казаки стали Георгиевскими кавалерами: Максим Балакирев, Федор Скуришин, Константин Попов, Павел Фатеев, Вячеслав Ткачев, Антон Затолокин, Дмитрий Плотников. К 1914 г. в ст. Келермесской (без хуторов) было 1235 дворов, в которых проживали около 10 тыс. жителей, из них 75 % казаки, остальные – иногородние. В станице функционировали: училища – высшее начальное, 3 одноклассных, одно смешанное; церковноприходская школа и одна читальня. Имелись одна паровая и четыре водяных мельницы, три церкви, общество взаимного кредитования, станичное правление, отделение почтово-телеграфной конторы, фельдшерский участок, ветеринарная лечебница, агрономический участок, молокозавод, маслозавод, 12 кузниц, бондарный завод, столярный цех, бригада строителей, 2 шорных цеха и т. д. За станицей закреплено 15 тысяч десятин земли. Станичники выращивали подсолнечник и другие зерновые культуры, занимались огородничеством, выращиванием бахчевых культур, садоводством, коневодством, разведением крупного рогатого скота, свиней, овец, птиц, пчеловодством (на 1910 г. – 1171 улей). К ст. Келермесской относились хутора, жить на которые уходили те, кого отделили от больших семей на самостоятельное ведение хозяйства. К ст. Келермесской относились пос. Лесной (образован в 1895 г.), с. Владимировское (1886 г.), х. Ульский (впоследствии – Красная Улька 1895 г.), а также Степной, Тиризеев (впоследствии – Калинин), Косинов, Садовый, Прогресс, Кошелев, Айрюм, Церковный, Братство, Голованов, Круглый, Молчевский, Ткачев, Шевелев. В них до 1917 г. проживало около 6 тыс. человек. Население ст. Ке- 118 лермесской с хуторами до 1917 г. составляло около 15 тыс. человек. В 1930-е гг. часть хуторов передали Майкопскому району, а часть – совхозам «Труд» и «Прогресс». Некоторые хутора были ликвидированы как неперспективные. После октябрьской революции (1917 г.) и гражданской войны на территории, принадлежащей келермесцам, в 1920 г. было организовано несколько товариществ по обработке земли и создан колхоз «Серп и молот». В начале 30-х гг. жители ст. Келермесской пережили жестокий голод, унесший сотни жизней. В последующем колхоз «Серп и молот» был разукрупнен, а на его базе основано пять мелких самостоятельных колхозов: «Вперед к победе», им. Гофицкого, им. Молотова, им. Кагановича и «Красная степь». В годы Великой Отечественной войны келермесские колхозы отправили на фронт все девять автомашин и лучших лошадей. Техника МТС также была мобилизована на защиту Отечества. На фронт ушло около 1100 жителей станицы, которые сражались на фронтах от Кольского полуострова до Черного моря. В 1922 г. в Келермесской, в бывшем здании атаманского правления, был открыт Детский дом (в настоящее время там детский сад «Аленка»), в который свозили детей со всего Советского Союза. Во время Великой Отечественной войны, в конце 1941 г., в детский дом привезли 75 детей из блокадного Ленинграда. Здесь они пробыли до лета 1945 г., а затем возвратились в Ленинград. Детский дом просуществовал до весны 1963 г. Уроженцы ст. Келермесской Александр Демин, Павел Затолокин, Василий Затолокин защищали Ленинград. Там погибли Василий Рябцев, Василий Кушнарев, Николай Дыбов, Евгений Ламанов. В июле 1941 г. на западной границе в бою у станкового пулемета погибли 5 станичников: Андрей Толокнов, Андрей Молчанов, Иван Семенов, Константин Рожков. Майор Алексей Власов погиб в самом конце войны в Восточной Пруссии. Санитарка Любовь Дыбова вынесла с поля боя за время войны 32 раненых, а в одном из боев тяжело ранили ее саму, и свою «сестричку» бойцы роты с поля боя выносили на руках. В 1941 г. колхозы ст. Келермесской в два раза увеличили объем сдачи зерна государству. Организованно провели сев в 1942 г., однако убрать весь урожай не пришлось. В августе 1942 г. в станицу вошли фашисты. Под оккупацией станица была до начала февраля 1943 г. Немецкая оккупация дорого обошлась населению. Фа- 119 шисты разорили МТС, мельницу, фермы, уничтожили скот. Здание школы превратили в конюшню. Были расстрелы, избиения и унижение людей, что навсегда осталось в памяти станичников и их потомков. Около 450 жителей станицы не возвратилось с фронта: погибли, умерли от ран и пропали без вести. В годы войны мужчин, ушедших на фронт, заменили женщины и подростки. Женщины стали трактористами, комбайнерами. Подростки работали прицепщиками. Весной и летом 1942 г. жители станицы (Мария Фатеева, Павел Попов, Владимир Криволапов и мн. др.) участвовали в рытье окопов и противотанковых рвов в районе ст. Старолеушковской. После освобождения Адыгеи от фашистов в январе 1943 г. в Майкопе, на реке Белой, началось строительство электростанции. Все работы велись вручную. Со всех населенных пунктов мобилизовали людей на это строительство. Из ст. Келермесской на строительстве ГЭС работали Р.Д. Плотникова, М.И. Затолокина, М. Кочергинова – всего около ста человек. Женщин-комсомолок посылали на лесозаготовки. Работали без выходных, не зная отдыха. Каждый хотел своим трудом ускорить приближение Великой Победы. В послевоенное время в станице началось восстановление хозяйства. Росло число дворов, расширялся машинно-тракторный парк, увеличивалось поголовье скота и птицы. Восстанавливали плодородие земель, внедряли новые технологии, севообороты, сорта культур. Улучшалось материальное благосостояние колхозных семей. В октябре 1950 г. произошло укрупнение колхозов, все пять мелких колхозов вновь объединились в единый колхоз, получивший название «Октябрь». В этот период были построены и введены в эксплуатацию Дом культуры на 300 посадочных мест, здание правления колхоза СОШ № 8 им. В. Солдатенко. На молочно-товарных фермах построили 12 корпусов для выращивания крупного рогатого скота, свиней, птицы. Возросла численность тракторного парка до 96 единиц, автомобилей – до 86, комбайнов – до 70. С началом перестройки местный колхоз распался на крестьянско-фермерские хозяйства. Животноводческие фермы пришли в упадок и разрушились. Вся техника списана по срокам использования. В настоящее время крестьянско-фермерские хозяйства начинают проявлять тенденцию к стабилизации. Однако по причине сокращения рабочих мест молодежь уезжает из станицы. Если в 120 1977 г. в колхозе трудилось 820 колхозников, земли было 9941 га, то сейчас в сельском хозяйстве трудится всего 70 человек, а около 100 человек – в социальной сфере – Доме культуры, школе, детском саду и т. д. Недостаточность рабочих мест объясняется удаленностью станицы от железных дорог, отсутствием природных ресурсов (гравия, глины и т. д.), что не позволяет организовать предприятие по их переработке. Нет предприятий, перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию, животноводческих комплексов и налогообразующей базы, кроме земли, хотя до 1917 г. станица входила в тройку самых богатых в Майкопском отделе. С 1991 г. началась газификация ст. Келермесской. Протяженность линии газопроводов на 01.01.2013 г. составляла 32 653 метра. Подключена к газу котельная, обеспечивающая тепловой энергией объекты социальной инфраструктуры. Администрация муниципального образования «Келермесское сельское поселение» помогает в газификации домов граждан. Получило развитие централизованное водоснабжение. Введены две артезианские скважины, проложено 7 км водопроводной линии. Построено 27 двухквартирных домов. В настоящее время население ст. Келермесской составляет 3 062 человека. Произведен ремонт Дома культуры. Проложен в центре станицы тротуар, сделано асфальтное покрытие у Дома культуры и мемориала воинам, погибшим в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Завершен ремонт мемориала: покрыта крыша, восстановлен музей. Ведется ремонт дорог. 42 км уличных дорог покрыты гравийно-песчаной насыпью. Проведено освещение на центральной улице. С 1920 г. Келермесский сельский совет возглавляли: Григорий Корнев, Василий Петрович Комаров, Андрей Максимович Затолокин, Павлов, Будаев, Зябкин, К.К. Овчаров (в довоенный период); Емельян Дмитриевич Рыков, Иван Пантелеевич Поляков, Анатолий Степанович Зарецкий, Иван Алексеевич Солдатенко, Владимир Лукич Криволапов, Сергей Алексеевич Фатеев, Александр Васильевич Дюмин (в послевоенный период). Каждый из них вносил свою посильную долю в строительство социалистического Отечества, становление независимости Российской Федерации. С 7 октября 2005 г. и по 14 октября 2012 г. главой муниципального образования «Келермесское сельское поселение» являлся 121 Сергей Алексеевич Фатеев, потомок казаков. Его дед, Федор Фатеев, погиб на фронтах Финской войны. Отцу, Алексею Федоровичу Фатееву, выпала доля участвовать в Венгерских событиях 1956 г. 14 октября 2012 г. главой муниципального образования «Келермесское сельское поселение» избран Александр Васильевич Дюмин. В ст. Келермесской много достопримечательных мест. На территории Келермесского сельского поселения со скифских времен имеются старые захоронения в виде курганов, названные Келермесскими курганами. Обнаруженные при раскопках предметы быта скифов находятся в Санкт-Петербургском Эрмитаже. У реки Гиага расположен сруб Родника с памятным камнем. Здесь в 1863 г. первооснователи обустроили свой первый источник питьевой воды. До сегодняшнего дня стоит дом, в котором родился и рос В.М. Ткачев, первый командующий авиацией Российской империи. Установлены часовни, памятные знаки в местах исторических событий, нахождении первой Свято-Покровской церкви, местах захоронения жертв голодовки 1933 г. Сохранились в станице и памятник основателю советского государства В.И. Ленину, памятник на месте захоронения жителей и солдат, умерших и расстрелянных в период немецко-фашистской оккупации. Большой гордостью станицы является мемориальный комплекс, построенный в 1989 г. В поселении действуют два музея: один в СОШ № 8 им. В. Солдатенко, второй в здании мемориала. Эти музеи, созданные В.Н. Васильевым в СОШ № 8 и атаманом казаков ст. Келермесской В.П. Затолокиным, содержат большой объем исторических ценностей, предоставленных населением станицы. В Келермесской работают: СОШ № 8 им. В. Солдатенко на 460 мест, детский сад на 60 мест, сельский Дом культуры, в котором создан народный хор «Хуторянка». Много делается в казачьем обществе ст. Келермесской по возрождению исторических традиций Кубанского казачьего войска, проводится большая работа по военно-патриотическому воспитанию молодежи. Селяне гордятся земляками, прославившими не только станицу, но и Адыгею, Кубань, Россию. Это – один из первых воздухоплавателей России, первый командующий авиацией России Вячеслав Матвеевич Ткачев; доктор сельскохозяйственных наук, профессор Кубанского аграрного университета Александр Семенович Найденов; создатель Гончарского дендропарка Петр Васильевич 122 Букреев, оставивший память о себе как о талантливом руководителе своего времени и страстном любителе природы; бывший учитель истории местной школы Михаил Иванович Крылов, собравший богатый материала по истории станицы; потомственные казаки Василий Павлович Затолокин, Сергей Алексеевич Фатеев, Александр Георгиевич Питинов, которые на свои средства издали книгу «История станицы Келермесской»; полковник МВД в отставке Владимир Стефанович Хорошков, много сделавший для того, чтобы сохранить историческую память о В.М. Ткачеве. Семь станичников награждены орденами Ленина, Григорий Иванович Моргунов имеет звание Героя Социалистического труда. Около 200 человек отмечены наградами за добросовестный труд. В.П. Затолокин, Т.А. Пустовая ТРУДИТЬСЯ ВО БЛАГО. БОГАТСТВО ДУШИ КАЗАКА СТАНИЦЫ КЕЛЕРМЕССКОЙ П.В. БУКРЕЕВА В ст. Келермесской Гиагинского района Республики Адыгея многие знают и помнят Петра Васильевича Букреева, почетного гражданина станицы и Гиагинского района, участника Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., основателя дендропарка в поселке Гончарка, директора бывшего совхоза «Гиагинский». Это уникальный человек из разряда тех, кто сам умеет работать и заряжает своей неиссякаемой энергией всех окружающих. Его жизненный путь может служить образцом для современного молодого поколения. Родился П.В. Букреев 21 октября 1926 г. в ст. Келермесской Гиагинского района Адыгейской автономной области Краснодарского края в казачьей семье. Казаки Букреевы и Кочергины в 1863 г. были одними из первых переселенцев ст. Келермесской. Его мама из казачьего рода Кочергиных. Судьба казаков Букреевых неотделима от судьбы российского казачества. Казак Иван Букреев за службу России в 1915 г. был награжден Георгиевским крестом 4-й степени. В гражданскую войну служили Букреевы и у красных, и у белых. Во время коллективизации 1929–1931 гг. две семьи из их рода были «раскулачены» и высланы на север. Во время голодовки 1932–1933 гг. умерли отец, сестра, брат и бабушка П.В. Букреева, живы остались его мать и он сам. 123 В 1934 г. Петр поступил в первый класс Келермесской начальной школы, в 1942 г. окончил 7 классов. С учениками этой школы он работал на колхозных полях, а после оккупации с февраля 1943 г. – в местном колхозе. В феврале 1944 г. его призвали в действующую Красную Армию. В годы Великой Отечественной войны он был дважды ранен, награжден орденом Славы 3-й степени, медалями «За отвагу» и «За победу над Германией». Вернувшись с войны, Петр Букреев много и упорно учился, окончив вечернюю среднюю школу, заочно Кубанский сельхозинститут и университет марксизма-ленинизма при обкоме партии. Успешно выполнял общественную работу, которую ему поручали жители пос. Гончарка, куда перед войной переехала жить его мама, а после войны и сам Петр Васильевич. В 1969 г. он был назначен директором совхоза «Гиагинский», где проработал до 1994 г. Именно на этой должности в полной мере проявились его лучшие личные и профессиональные качества. О таких людях, как П.В. Букреев, в народе говорят: «Не место красит человека, а человек место». В годы его руководства совхозом «Гиагинский» были построены: детский сад, средняя школа, Дом культуры, больница. Совхоз, руководимый П.В. Букреевым, стал миллионером, добившись звания «хозяйство высокой культуры земледелия», и был известен не только в Адыгее, но и в Краснодарском крае. Директор совхоза большое внимание уделял социальной сфере – на средства совхоза строились современное жилье, асфальтовые дороги (около 50 км) Гиагинская – Белореченск, пос. Гончарка – х. Грушевый – Белореченск и пос. Гончарка – ст. Келермесская, поселок был газифицирован. Гончарка становилась одним из самых благоустроенных сельских населенных пунктов области. Особой заботой директора совхоза была окружена школа, в которой его усилиями создавалась современная учебноматериальная база. По стипендиям совхоза десятки молодых людей из поселка продолжали обучение в высших и средних профессиональных учебных заведениях, что обеспечивало постоянный приток в сферы сельского хозяйства, образования, медицины молодых образованных специалистов. За большой вклад в дело развития народного образования Петру Васильевичу было присвоено почетное звание «Отличник народного образования». В памяти многих учителей, учащихся и их родителей он навсегда остался старшим 124 товарищем, наставником, помощником и путеводной звездой в жизни. «Рукотворный памятник» – так называют люди созданный П.В. Букреевым дендропарк. В 1976 г. начались первые посадки деревьев на окраине пос. Гончарка. Так была заложена основа зоны «Центральная», которая теперь является ядром Гончарского дендропарка. Сельчане выкопали пруд, насыпали два острова, соорудили зону отдыха в дендропарке, в котором собраны 260 пород деревьев и кустарников со всего света. В тот период это была самая крупная коллекция деревьев в Адыгее и третья – в Краснодарском крае. По инициативе П.В. Букреева в дендропарке установлены два памятника погибшим в Великую Отечественную войну, а у Дома культуры, при содействии трижды Героя Советского Союза летчика А.И. Покрышкина, – самолет в память о находившемся во время Великой Отечественной войны на землях ст. Келермесской аэродроме 9-ой гвардейской авиадивизии, в которой служил А.И. Покрышкин. С этого аэродрома самолеты «ЯК» летали над всей Кубанью, защищая наши войска от самолетов фашистов. Петр Васильевич был инициатором создания музея в Доме культуры пос. Гончарка, для которого он приобрел много экспонатов: фотографии, альбомы, документы, отражавшие жизнь станичников с 1870-х гг. по настоящее время. Труд П.В. Букреева в советский период был высоко оценен правительством страны. «Орден Ленина», два ордена «Трудового Красного Знамени», медаль «За трудовое Отличие» – вот далеко не полный перечень его заслуженных наград. В перестроечный и постсоветский периоды П.В. Букреев продолжал активную общественную деятельность, содействуя возрождению казачества, о принадлежности к которому никогда не забывал. В 1991 г. он создал в пос. Гончарка казачье общество, атаманом которого его и избрали. С 1994 г. Петр Васильевич находился на заслуженном отдыхе, но продолжал общественную работу, до самой своей кончины являясь членом совета старейшин при Президенте Республики Адыгея. В 2000 г. его наградили медалью «Слава Адыгеи». Почетный гражданин станицы Келермесской и Гиагинского района, казак П.В. Букреев говорил: «Богатство – это не главное в жизни, на нем нельзя зацикливаться». Он всегда радовался чужим успехам. Когда Петра Васильевича спросили, для чего все это он 125 делал, он ответил просто: «Красота для чего? Радовать душу человека». Безусловно, такие люди, как П.В. Букреев, являются гордостью нашей Родины. Память о нем будет жить в сердцах односельчан. Примечания: 1. Автобиография П.В. Букреева. 2. Республика Адыгея, Гиагинский район, ст. Келермесская. Инф.: Т.П. Букреева. 3. Архивные документы из музея пос. Гончарка. 4. Архивные документы из музея ст. Келермесской и Гиагинского районного музея. 5. Победители. Майкоп, 2010. Т. 3. Н.В. Кратова МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ В СТРУКТУРЕ СОВРЕМЕННЫХ СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ (на примере Карачаево-Черкесской Республики) Россия является многонациональной и поликонфессиональной республикой. Наличие сложной этноконфессиональной палитры требует от государственных структур самого пристального внимания. Совершенно очевидна необходимость формирования в общественном сознании устойчивого позитивного отношения к представителям иной этнокультурной и религиозной общности, без которого невозможно гармоничное существование и развитие мультикультурного социума. В условиях поликонфессионального российского общества сохранение толерантных отношений между различными религиями является одним из важнейших условий сохранения социальной стабильности в целом. Напряжение в общественных и, в частности, межэтнических отношениях делает актуальным поиск способов консолидации российского социума; в этом отношении огромное значение опять же имеет межрелигиозное сотрудничество. Интеграционный потенциал каждой из этих религий очень высок. Вероучение христианства и ислама глубоко морально. Исторически они проявили себя как государственные, культурогенные религии. Интернационализм, внесословность, гуманность делали их той основой, на которой развивались культуры многих народов. Большое значение имеет и традиционный авторитет право- 126 славного и мусульманского духовенства. Даже в современных условиях, когда религиозность большой части населения носит, в основном, традиционный характер, священник и эфенди, как правило, – люди весьма уважаемые, к мнению которых принято прислушиваться. Симптоматично выглядят попытки найти идейную основу государства в религии, синтезе моральных постулатов православия и ислама, что само по себе вполне естественно в условиях, когда в России практически отсутствует единая государственная идеология и страна разрывается многочисленными противоречиями [1. С. 51–55]. Говоря о структуре межконфессиональных отношений, следует, по всей видимости, согласиться со схемой, предложенной сотрудниками кафедры религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте РФ Ю.П. Зуевым и Н.В. Трусеневой [2]. Так, в качестве субъектов межконфессиональных отношений выступают: 1) органы управления религиозных объединений и их официальные представители; 2) служители церквей и религиозных объединений на их низовом, базовом уровне; 3) рядовые верующие. В содержательном плане эти отношения могут носить доктринальный и институциональный характер. В первом случае – верующие, религиозные объединения или учреждения выступают как приверженцы определенного учения, соотносящие его с другими религиозными системами, идеями, воззрениями и т. д. Во втором – как носители интересов того или иного религиозного сообщества, института. Если в первом случае вопрос об отношении к другим решается в категориях истины, то во втором – в понятиях правомерности, справедливости, пользы. Наиболее плодотворны, прежде всего, институциональные контакты. В доктринальном отношении акцент в межконфессиональных контактах, как правило, делается на общих, сближающих моментах, что способствует созданию позитивной атмосферы. На международном и общероссийском уровне показательна деятельность Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации, а также Межрелигиозных советов России и СНГ. 127 Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации был создан в 1995 г. [3]. Он является консультативным органом, осуществляющим предварительное рассмотрение вопросов и подготовку предложений для Президента Российской Федерации, касающихся взаимодействия Президента Российской Федерации с религиозными объединениями и повышения духовной культуры общества. Решения Совета по делам религии играют ключевую роль в выработке курса государственно-конфессиональной политики. Межрелигиозный совет России образован 23 декабря 1998 г. на встрече глав и представителей Московской патриархии, Совета муфтиев России, Центрального духовного управления мусульман России и европейских стран СНГ, Конгресса еврейских религиозных организаций и объединений в России и Буддийской традиционной сангхи России. Инициатива создания исходила от Русской Православной Церкви. Совет объединяет духовных лидеров и представителей четырех традиционных конфессий России: православия, ислама, иудаизма и буддизма. Целью его деятельности является координация совместных действий и противодействие использованию религиозных чувств для разжигания межэтнических конфликтов, утверждение в обществе традиционных духовных ценностей, согласия и стабильности, диалог с государственной властью России и других стран [4]. Межрелигиозный совет СНГ был образован в 2004 г. на заседании II Межрелигиозного миротворческого форума при поддержке президентов России, Азербайджана, Грузии и Армении. В работе форума приняли участие 23 духовных лидера, представляющих все страны Содружества и ведущие религиозные традиции. Сопредседателями МССНГ являются Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл и глава Управления мусульман Кавказа шейхуль-ислам Аллахшукюр Паша-заде. В Президиум совета входят все главы традиционных религий России, Казахстана, Белоруссии, Украины, Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Армении, Азербайджана. В структуре МССНГ постоянно действуют Попечительский комитет, Исполнительный комитет и Секретариат. Межрелигиозный совет СНГ является уникальной площадкой для диалога между государствами, народами и религиями. За годы работы он доказал, что способен решать даже те задачи, которые признаны на официальном межгосударственном уровне тупиковыми. Например, в продолжение нагорно-карабахского конфликта не- 128 однократно встречи религиозных лидеров Азербайджана и Армении при посредничестве Патриарха Московского и всея Руси приводили к сдвигам во взаимоотношениях враждующих сторон. В ходе встреч решились вопросы об обмене военнопленными, передаче тел погибших, отводе снайперов с огневых рубежей. На Всемирном саммите религиозных лидеров, организованном Советом в 2006 г. в Москве, участвовало более 300 религиозных деятелей из 49 стран. В ходе работы были приняты совместные решения о противодействии экстремизму и терроризму, о недопущении использования религии для оправдания насилия. На аналогичном форуме, который прошел в Баку в 2010 г., при посредничестве Патриарха Московского и всея Руси предприняты реальные шаги по урегулированию нагорно-карабахского конфликта [5]. Характеризуя ситуацию в КЧР, необходимо учитывать ее сложный этноконфессиональный состав, поэтому наличие конструктивных отношений между двумя общинами является важным условием стабильности общественно-политической ситуации в республике. Согласно результатам переписи 2010 г. в республике проживает: 303354 (64 %) этнических мусульман и 158359 (34 %) этнических христиан. Религиозная картина в республике выглядит следующим образом. На 1 января 2013 г. в республике насчитывалось 207 объединений 15-ти различных религиозных течений и толков. Из них 156– зарегистрированы, 51– действует как религиозные группы. Из этого числа 131 объединение мусульман-суннитов, 28 объединений Русской Православной Церкви, 36 протестантских церквей, общины иудеев, Армянской апостольской церкви, иных религиозных течений. Наиболее тесные контакты осуществляются между мусульманскими и православными религиозными организациями. В последнее время наблюдается определенное сближение между церквями евангельских христиан-баптистов и христиан веры евангельской – пятидесятников. Однако первостепенное значение имеют контакты между мусульманскими и православными духовными центрами, поскольку ислам и православие являются одним из главнейших признаков этнической самоидентификации славянских и горских народов. Принципиально важно отметить, что отношения между исламом и православием как на институциональном, так и на бытовом уровнях не дают оснований для утверждений о наличии какого- 129 либо культурного антагонизма. Проживание в течение длительного времени на одной территории народов, принадлежащих к различным языковым группам, исповедующих разные религии, способствовало выработке специфической культуры межэтнической коммуникации, которую характеризуют высокий уровень толерантности, уважительное отношение к чужим обычаям и религии. Возникавшие межэтнические конфликты связаны, как правило, не с культурными или конфессиональными противоречиями, а с территориальными проблемами, корни которых уходят в глубокое прошлое, либо политическими и экономическими претензиями современных политических этноэлит. Причем следует отметить, что совершенно не наблюдалось корреляции между возникающими конфликтами и религиозной принадлежностью субъектов конфликта. Напротив, религия выступала достаточно сильным фактором, сдерживающим развитие конфронтации. Важно отметить отсутствие объективных условий, при которых религия могла бы стать реальной причиной конфликта. Так, православные и мусульмане не совершают в отношении друг друга прозелитических и каких-либо других действий, способных спровоцировать конфликт. Горское население традиционно исповедует ислам, славянское – православие. Между православным и мусульманским духовенством налажены доброжелательные, конструктивные отношения. Как правило, по возникающим общественнополитическим проблемам они демонстрируют единую позицию. Собственно, и Русская Православная Церковь, и северокавказские мусульманские Духовные управления вынуждены решать практически одинаковые проблемы. Отсутствие средств, низкая религиозность населения, активная прозелитическая деятельность протестантских и других религиозных объединений, активно вовлекающих в свои ряды как горское, так и славянское население, – все это делает ислам и православие объективными союзниками. Необходимо отметить наличие самых тесных контактов между руководителями православных и мусульманских духовных центров. Традиционно добрые отношения поддерживались между Председателем Координационного центра мусульман Северного Кавказа, муфтием Духовного управления мусульман Карачаево-Черкесской Республики Исмаилом Бердиевым и православными архиереями – митрополитом Гедеоном (Докукиным), архиепископом Феофаном (Ашурковым), епископом Феофилактом (Курьяновым). 130 В период обострения социально-политической обстановки в постсоветское десятилетие большую роль сыграли именно объединенные усилия православного и мусульманского духовенства. Духовные лидеры республики сделали все возможное для сохранения в республике спокойствия и порядка. В своих обращениях в период предвыборной кампании муфтий мусульман Карачаево-Черкесии и Ставрополья Исмаил-хаджи Бердиев, ректор Исламского института Абу-Ханифа Исмаил-хаджи Бостанов, Благочинный Православных церквей КЧР протоиерей Василий Афонин призывали избирателей и кандидатов на пост Главы республики не допустить возникновения межнационального противостояния, сохранить мир и спокойствие в Карачаево-Черкесии. Пятый внеочередной съезд мусульман КЧР и Ставропольского края, проведенный в декабре 1999 г., оказался первым мероприятием, на котором вместе собрались все, находившиеся до этого в состоянии конфликта. В принятом на съезде заявлении «Об общественно-политической ситуации в Карачаево-Черкесской Республике» подчеркивалось, что на духовенстве лежит особая ответственность. «Религия не должна смешиваться с политикой. Политика меняется, религия – вечна. В нашем обществе, раздираемом политическими страстями, только мечеть и церковь открывают свои двери всем людям, независимо от их национальности и политических пристрастий». Заявление заканчивалось призывом к Главе и Правительству КЧР, политическим партиям и общественным движениям «сделать все возможное для сохранения мира в республике, не допустить пожара межнациональной розни, во имя блага детей протянуть друг другу руки и решить все проблемы за столом переговоров» [6]. Можно с уверенностью утверждать, что духовенству принадлежит заслуга в том, что возникший конфликт не принял крайних форм и людей удалось удержать от опрометчивых действий, способных разжечь огонь межнациональной розни. Помимо миротворческой деятельности, большое значение имеет традиция непосредственных встреч, официальные и неофициальные контакты православного и мусульманского духовенства, участие в различных общественных мероприятиях. Демонстрация понимания и сотрудничества между православием и исламом помогает преодолеть мнение об антагонистичности религий и культур проживающих в республике народов и дает возможность укрепить в сознании людей понимание общности основных моральных цен- 131 ностей, заложить чрезвычайно важную для полиэтничного общества основу развития у населения взаимного уважения и толерантного отношения к носителям иной культуры, языка и религии. Хорошим примером может служить проведенная в 1996 г. встреча в Карачаево-Черкесском исламском институте имени имама АбуХанифа Митрополита Ставропольского и Бакинского Гедеона и Муфтия Карачаево-Черкесии и Ставрополья Исмаила-хаджи Бердиева [7. С. 67–69]. В начале 2008 г. по приглашению епископа Ставропольского и Владикавказского Феофана перед студентами Ставропольской духовной семинарии выступил с лекцией об исламе ректор Карачаево-Черкесского исламского института имени имама Абу-Ханифа Исмаил Бостанов. Широкий позитивный резонанс вызвал первый визит епископа Пятигорского и Черкесского Феофилакта в Карачаево-Черкесскую Республику 8–10 апреля 2011 г., в ходе которого состоялась встреча епископа со студенческой молодежью, Президентом КЧР Р.Б. Темрезовым, Председателем Координационного центра мусульман Северного Кавказа И. Бердиевым и сделаны заявления, демонстрирующие единую позицию государства и религиозных объединений в вопросе сохранения и использования аланских храмов Х в., находящихся на территории республики. Вопрос передачи этих храмов в собственность РПЦ вызывал ранее болезненную реакцию местных общественных организаций. Подобные встречи становятся наглядным и весьма успешным опытом межконфессионального сотрудничества. Они показывают, что догматические противоречия двух мировых религий не могут быть помехой для совместных усилий, направленных на достижение в регионе мира и согласия. Контакты осуществляются и на уровне рядовых священников и имам-хатыбов. В населенных пунктах со смешанным мусульмано-православным населением священники и имам-хатыбы активно участвуют в общественной жизни. Нет проблем и в отношениях между простыми верующими. В 1990-е гг. – годы религиозного ренессанса были заложены добрые традиции, среди которых нужно отметить практику взаимных поздравлений с крупными религиозными праздниками – Пасхой, Рождеством, Ураза-байрамом и Курбан-байрамом. Религиозные православные и мусульманские праздники являются общими для всех жителей республики. Сложилась практика объявления наиболее крупных религиозных праздников выходными днями. Пре- 132 стольные праздники церквей становятся праздниками всей станицы, в которых участвуют все жители, в том числе и мусульмане. В целом отношения между простыми мусульманами и православными носят уважительный и бесконфликтный характер. Объявление этих праздников выходными днями на территории республики способствует укреплению добрососедских отношений между христианской и мусульманской общинами. Межконфессиональное взаимодействие успешно осуществляется в рамках деятельности по решению социально значимых проблем. Православное и мусульманское духовенство входит в состав Комиссии при Главе КЧР по гармонизации межнациональных отношений, недопущению экстремизма и дестабилизации обстановки в республике [8]. Активно развивается сотрудничество в рамках соглашений, подписанных с различными министерствами и ведомствами республики. Практика подписания таких соглашений началась с 1998 г., когда соглашение о сотрудничестве подписали министр культуры КЧР С.С. Темиров и благочинный православных церквей КЧР протоиерей Василий Афонин. С тех пор соглашения заключили Министерство образования и науки КЧР, Главное управление МЧС России по КЧР, Министерство внутренних дел по КЧР, Управление Федеральной службы России по контролю за оборотом наркотиков по КЧР, Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту (РОСТО). В 2013 г. планируют заключить соглашения Министерство здравоохранения КЧР и Министерство труда и социального развития КЧР. Подобные соглашения закрепляют имеющийся опыт сотрудничества государства и религиозных объединений в решении социально-значимых проблем и становятся основой для его дальнейшего развития. Удачным примером плодотворного государственноконфессионального и межконфессионального сотрудничества в рамках таких соглашений стала разработка и внедрение в школах республики учебного курса «История и культура традиционных религий народов КЧР». Тяжелый опыт разрешения сложнейших межэтнических конфликтов 1990-х гг. показал первостепенную важность воспитательной работы среди молодого поколения, которое не было затронуто советской системой интернационального воспитания. Необходимо было приступить к активному формированию в сознании молодежи общероссийской гражданской идентичности, обучения навыкам бесконфликтного существования в мультикультурном обществе. 133 Об этом говорилось на совещании Президента КарачаевоЧеркесской Республики М.А.-А. Батдыева с православным и мусульманским духовенством, которое состоялось 1 октября 2003 г. В резолюции совещания отмечена необходимость усиления духовнонравственного воспитания молодежи через активное сотрудничество органов образования с православным и мусульманским духовенством. В соответствии с принятыми решениями Министерство образования и науки КЧР приступило к разработке и внедрению нового учебного курса, призванного воспитывать веротерпимость, толерантное отношение к другим народам и способствовать профилактике экстремизма. В августе 2005 г. подписаны двухсторонние соглашения между Министерством образования и науки КЧР, Ставропольским Епархиальным управлением и Духовным управлением мусульман Карачаево-Черкесии и Ставрополья. Республиканским институтом повышения квалификации работников образования разработана программа курса «История и культура традиционных религий народов КЧР», подготовлено и издано соответствующее учебно-методическое пособие. Указом Министра образования и науки КЧР в школах республики в 10 и 11 классах в рамках предмета «История и культура народов КЧР» введено изучение нового курса. В 2004 г. курс был апробирован в ряде школ, а с 1 сентября 2005 г. начато его повсеместное преподавание в республике. Другим направлением межконфессионального сотрудничества стало проведение летних лагерей для мусульманской и православной молодежи. Впервые идея таких лагерей была высказана владыкой Феофаном на общественных слушаниях «Молодежь и радикализм на Северном Кавказе», проведенных Общественной палатой Российской Федерации в мае 2008 г. в Кабардино-Балкарском государственном университете. Целью проекта является формирование опыта межконфессионального добрососедства и восстановление традиций межнационального сотрудничества в молодежной среде. Лагерь, по замыслу его организаторов, должен был помочь выявить активную часть православной и мусульманской молодежи для развития сотрудничества в социальной сфере. Духовные лидеры отмечали, что молодые люди должны вместе проживать, участвовать в дискуссиях, спортивных соревнованиях. При этом молитвы совершались в специально оборудованных для этих целей помещениях. В программе лагерей – общение, походы и спортивные соревнова- 134 ния, обсуждение фильмов и книг, а также встречи со священнослужителями, вечера авторской песни. Участники – студенты Ставропольской духовной семинарии, Карачаево-Черкесского исламского института, светских учебных заведений [9]. Первый такой лагерь прошел в пос. Рыздвяном Ставропольского края, в последующие годы молодежь собиралась в пос. Домбай Карачаево-Черкесской Республики (июль 2009 г.), г. Нальчике (июль – август 2010 г.). В 2011–2012 гг. лагерь вновь проходил на Ставрополье. Участники лагеря подтвердили правильность идеи: если в первый день участники отнеслись друг к другу с некоторой настороженностью, то по прошествии двух недель они прощались как лучшие друзья [10]. Таким образом, межконфессиональное сотрудничество, как показывает опыт Карачаево-Черкесской Республики, может действительно стать реальным фактором преодоления межэтнических противоречий и стабилизации всего комплекса социальных отношений. В урегулировании сложнейших социально-политических и межэтнических конфликтов, имевших место в республике в 1990-е гг., религиозные объединения вместе выступали в качестве умиротворяющего, интегрирующего фактора, давая жесткое осуждение проявлениям политического экстремизма и настраивая людей на мирное сосуществование и решение возникающих проблем в духе взаимопонимания. В республике накоплен определенный опыт по использованию принципов мультикультурализма в образовательном процессе. Появились конкретные наработки по воспитанию у учащихся толерантного отношения к представителям иной культуры, уважительного отношения к чужому мнению, взглядам, ценностям. Этот опыт может быть успешно использован и развит в других регионах. Примечания: 1. Заргишев М. Империя духа в ожидании Иисуса и Махди // Мусульманин.1999. № 1. 2. Зуев Ю.П., Трусенева Н.В. Религиозно-конфессиональные отношения в современной России // Государственно-церковные отношения в России. М., 1995. 3. Распоряжение Президента Российской Федерации от 24.04.1995 № 192-рп «О взаимодействии Президента Российской Федерации с религиозными объединениями» // http://sbornik-zakonov.ru/222958.html. совет России // http://interreligious.ru 4. Межрелигиозный /mezhreligioznyy-sovet-rossii/obshchaya-informaciya/. 135 5. Хроника событий и результаты // http://interreligious.ru/ mezhreligioznyy-sovet-sng/hronika-sobytiy/. 6. Архив Уполномоченного Главы КЧР по связям с религиозными организациями. Протокол V внеочередного съезда мусульман КЧР и Ставропольского края. Черкесск. 4 декабря 1999 г. 7. Митрополит Гедеон. Миротворческие инициативы на Северном Кавказе. Ставрополь, 1999. 8. Указ Президента Карачаево-Черкесской Республики от 18.12.2009 № 219 «О Комиссии при Президенте Карачаево-Черкесской Республики по гармонизации межнациональных отношений, недопущению экстремизма и дестабилизации обстановки в республике» // http://www.lawcs.ru/maps /regions.php?region=kchr. 9. В Карачаево-Черкесии открылся летний лагерь православной и мусульманской молодежи // http://www.patriarchia.ru/db/text/702128.html. 10. Летний лагерь православной и мусульманской молодежи открылся в Ставропольском крае // http://www.patriarchia.ru/db/text/436010.html. И.А. Кузнецова О.Д. Макагоренко ДУХОВНЫЙ СТЕРЖЕНЬ КАЗАЧЬЕГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ Кубанское казачество, как известно, сформировалось «в результате слияния запорожских и донских групп казаков» [1. С. 44]. Духовным стержнем его, как и сотни лет назад, является православная вера, хранить которую завещали предки. Казачество, как отмечают специалисты, явившись «продуктом русской стихии», представило собой «своеобразно красочный культурноисторический тип российского мира» [2. С. 53]. Стойкие в православной вере, казаки, не жалея жизни, защищали ее ровно так, как и свое Отечество, посвящая им ратные подвиги и силой своего духа побеждая неприятеля. «Православная вера – это не только мировоззренческий стержень души казака, но и его нравственная духовная основа. Кубанские казаки, как и казаки других войск, в годину лихолетья и гонений на казачество и Церковь сохранили дедовские христианские традиции. Вот почему уже в самом начале создания казачьих общественных организаций на Кубани уставы этих организаций без каких-либо оговорок обозначали неразрывную связь казака и православной веры» [1. С. 44]. Не знавшие рабства, казаки всегда были внутренне свободны, одновременно их отличала приверженность к порядку. Это и дела- 136 ло их «самым надежным оплотом здоровой государственности». Казаки, наряду с верой, ревностно ценили справедливость и равенство, считая, что «где нет равенства, там нет справедливости, а где нет справедливости, там нет нравственности» [2. С. 53]. Другими элементами духовной основы казачества являются честь, преданность, неподкупность, равнодушие к богатству («довольствуйся малым», учил Спаситель), общинность (соборность), товарищество, казачье братство, непоколебимая воля, созвучные с основными православными ценностями [2. С. 56]. Православие являлось и является обязательным условием существования казачества, которое в большинстве своем формировалось и пополнялось из православной среды [2. С. 56]. Предки казаков всегда имели непоколебимую веру в Бога и в вечность души в то, что рано или поздно душа понесет ответственность за качество прожитой жизни, и поэтому главной целью жизни казака являлось спасение своей души и соответствие поступков спасению души. Казак ценил не столько жизнь тела, сколько жизнь души, вобравшей в себя Веру, Честь и Совесть. «Убить его физически не означало убить его душу и сознание, а изменить взгляды на противоположные, убить его душу при живом теле. Для казака спасти жизнь души и честь было гораздо важнее, чем спасение жизни тела. Спасение души было более важным, чем спасение своей жизни. Поэтому голос совести в казаке всегда звучал… сильнее выгоды». Из этого вытекала «вторая духовная основа казачества: честность, неподкупность, независимость» [2. С. 56]. Казачьи семьи, отличаясь прочностью брачных уз, как правило, были многодетными, трудолюбивыми, способными воспитывать детей «морально и нравственно здоровыми, физически крепкими». Общественное мнение казачьих станиц негативно относилось к разводам, которые встречались весьма редко. Порочным считалось и рождение ребенка вне брака. Духовной нитью, связывающей поколения казаков, была икона – бесценная семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколение. В православные праздники перед ней зажигали лампаду, служили молебны, проводили рождественские, святочные песнопения, в остальные дни ежедневно молились. Ею благословлялись вступающие в брак [1. C. 45]. Особым почитанием пользовалась у казаков иконы Матери Божьей – Донская, Казанская, Табынская, которые считались по- 137 кровительницами казачьих войск. День Покрова Пресвятой Богородицы был общеказачьим праздником, днем всех казачьих войск. Именно в этот день молодые казаки принимали присягу на верность Отечеству. Прочная связь существовала у казачества с православными храмами и священослужителями. Возвращаясь из походов, все самое ценное из военной добычи казаки несли в храм как благодарственную жертву Господу за свое спасение. В храмах же хранились ∗ казачьи знамена, реликвии, клейноды . Войсковые священники с крестом в руках вместе с казаками ходили в атаки, поднимая их на подвиг словом Божьим. Так, в 1790 г. во время штурма Измаила первым на стену вместе с казаком поднялся войсковой священник. В станицах и хуторах церковь Божия была тем духовным центром, благодаря которому развивались образование, нравственность, культура, практически при каждой станичной церкви имелась церковно-приходская школа. Главным украшением казачьих станиц были величественные войсковые соборы. Кроме того, существовали и казачьи монастыри, например, знаменитый ЕкатериноЛебяжий на Кубани [3]. Из казачества вышли многие выдающиеся подвижники православия, причисленные к лику святых. «Это и герой русских былин «старый казак» Илья Муромец, под конец жизни ставший смиренным иноком Киево-Печерской лавры, и знаменитый святитель митрополит Дмитрий Ростовский (в миру – казак Даниил Туптало), составивший знаменитые Четьи-Минеи, и святитель Иосиф Белгородский» [3]. «Из святых казаки более всего почитали Архистратига Божия Архангела Михаила – предводителя небесного воинства, Николая Чудотворца, Иоанна Крестителя, Георгия Победоносца, Иоанна Воина, Алексия – Божьего Человека и святого благоверного князя Александра Невского. Кроме них, в каждом казачьем войске были «свои», местночтимые святые» [3]. Несмотря на свою твердую приверженность православию, казаки были веротерпимы и с уважением относились к представителям других религий. В рядах казаков были мусульмане (татары и башкиры), буддисты (калмыки и буряты). Однако свыше 97 % казачества всегда было православным. На протяжении веков казаки жизнью и подвигами своими подтверждали верность служению ∗ Клейноды – регалии, являвшиеся войсковыми знаками отличия в казачьих войсках. 138 Церкви и Отечеству, готовность защищать православную веру и родную землю [3]. «Именно христианское воспитание в семье, воспринятое на генном уровне, исторических знаниях, представлениях, православных и народных традициях, определило тот факт, что современное казачество обозначило своим ориентиром православную веру. Без веры невозможно воспитать достойного семьянина, гражданина, патриота своего Отечества» [1. С. 48]. Примечания: 1. Громов В.П. Православные традиции казачьей семьи – основа духовно-нравственного воспитания молодежи // Православие – духовнонравственный стержень казачьего мировоззрения: материалы Первой межрегиональной научно-практической конференции. Ставрополь, 2011. 2. Задорожный П.Ф. Казачество – составная часть русского народа // Православие – духовно-нравственный стержень казачьего мировоззрения: материалы Первой межрегиональной научно-практической конференции. Ставрополь, 2011. 3. Карачаров А. Казак без веры – не казак // http://kazakcenter.ru/publ/1/kazak_bez_very_ne_kazak/64-1-0-104. А.В. Лолаева ИСТОРИЯ ОСЕТИНСКИХ КАЗАЧЬИХ НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТОВ Первые тесные связи горцев с казачьим населением Терека относятся к XVI в., когда появились станицы Гладковская, Курдюковская и Щедринская. С этого времени численность станичников увеличивалась за счет не только беглых крестьян, но и горцев. Со многими горскими обществами казаки поддерживали тесные экономические связи. Известно, в частности, что осетины имели довольно оживленную торговлю со станицами Щедринской и Червленной. Но самое тесное сотрудничество осетин и терских казаков началось с XVIII в., когда был заложен Моздок. Среди русских крепостей, основанных на так называемой Кавказской укрепленной кордонной линии по левому берегу Терека, Моздок был по времени вторым после Кизляра городом, ставшим во второй половине XVIII в. важным стратегическим, торговым и административным центром России на Кавказе. До основания Моздока единственным крупным административным центром России на Восточном и Центральном Кавказе был Кизляр, который постепенно стал терять прежнее значение. 139 Его покинула и Осетинская духовная комиссия, переместившись в Моздок [1. С. 8]. Первые осетины-горцы появились в Моздоке в 1764 г. В это время здесь проживало 6 осетинских семей. В 1785 г. в Моздоке уже насчитывалось 223 осетина, составлявших 88 семейств. Со дня появления осетин в Моздоке их стали привлекать к военной службе [2. С. 3]. Данные о переселении осетин с 1764–1785 гг. в Моздок имеются в особой ведомости, составленной комендантом Моздока плац-майором Коченковым [3. С. 273]. В целом освоение обширного края требовало заложения на Кавказской пограничной линии новых крепостей-городов, которые бы отвечали и стратегическим и торговым целям, находились бы ближе к поселениям горских народов и, наконец, обеспечивали бы удобное сообщение с Грузией. Одной из таких крепостей-городов на среднем течении Терека стал Моздок, что означает в переводе с кабардинского «темный глухой лес». И действительно, местность эта представляла собой густое лесистое урочище, окруженное бескрайней степью [1. С. 10]. Живописные места урочища давно привлекали внимание горских феодалов. Так, в 1755 г. здесь хотел поселиться князь ДавлетГирей, однако просьба его была отклонена. То, что не удалось Давлет-Гирею, смог осуществить владелец Малой Кабарды Кургоко Кончокин, в крещении Андрей. После крещения он попросил в письме на имя кизлярского коменданта, чтобы ему разрешили выехать «к императорскому двору» [1. С. 9]. В Петербурге его тепло встретили и обещали удовлетворить все его просьбы. Однако «непредвиденные обстоятельства (смерть Елизаветы Петровны, падение Петра III и воцарение Екатерины II) задержали решение этого вопроса. И только в 1762 г. по поручению Сената Коллегия иностранных дел собрала необходимый материал по истории русско-кабардинских и русско-осетинских отношений и подготовила доклад «по прошению крещенного Кургоки Кончокина». На основании этого доклада Сенат разрешил ему занять под «поселение место на Моздоке» [4. С. 80]. Императрица пожаловала Кончокину (с немалым жалованием) и титул князя Андрея Черкасского-Кончокина, а для поощрения желающих принять святое крещение и поселиться в Моздоке повелела выдавать «из доходов Кизлярского края узденям по 10 р., простым людям по пяти, а холопам вполы против того» [5. С. 220]. Благодаря этой мере «число выбегавших из гор стало быстро расти, 140 и в следующем году в Моздоке уже насчитывалось более двухсот душ новокрещенных переселенцев. Из них была образована так называемая Горско-Моздокская казачья команда» [6. С. 421]. Сама постройка поселения и на первый случай небольшого форпоста была поручена подполковнику Гаку, который немедленно приступил к работам, и в следующем 1763 г. форпост уже построили. Дальнейшая постройка Моздока, однако же, несколько замедлилась вследствие неожиданных претензий, предъявленных со стороны кабардинцев. Российское правительство считало Моздокское урочище вне кабардинских владений, основываясь на Белградском договоре с Турцией, а кабардинцы присваивали его себе. Кроме того, близость Моздока давала полную возможность зависимым сословиям и пленникам бежать от своих владельцев под защиту русской крепости, где после святого крещения они становились людьми вольными, ни от кого не зависимыми. Кабардинские князья имели полное основание опасаться, что при таких условиях они рискуют потерять своих подвластных [7. С. 130]. Комендантом будущей крепости Сенат назначил подполковника Петра Ивановича Гака, поручив ему одновременно вести агитацию среди горцев и приглашать их на поселение в Моздок [8. С. 51]. После основания крепости «при первом случае возможное без разглашения старание употребить о перезыве на поселение в здешнюю сторону осетинцев и киштинцов» [8. С. 82]. Уже во второй половине XVIII в. при составлении проекта крепости Моздок в центральных государственных учреждениях России решался вопрос о характере управления переселенцами. Наиболее разумным Коллегия иностранных дел признала тогда «дозволить горским переселенцам пользоваться «казачьими вольностями», при этом имелось в виду дальнейшее постепенное их слияние в управлении с казачьим населением Северного Кавказа и привлечение горских переселенцев к военной службе. С учреждением в Моздоке комендантского управления все моздокские осетины были причислены к ведению коменданта крепости [9. С. 34]. Строительство Моздока началось 5 июля 1763 г. Первыми строителями были русские солдаты: они строили казармы, магазины, возводили крепостную стену [9. С. 83]. Заселение Моздока производилось за счет местных переселенцев независимо от того, где они проживали – в горских обществах или на территории Рус- 141 ского государства. В объявленном приглашении говорилось, что в Моздок на постоянное жительство приглашаются «осетины, киштынцы и кабардинцы, а также всякой нации люди как-то: чеченцы, кумыки и другие горцы, нагайцы, желающие принять святое крещение» [1. С. 10]. Для поощрения горских выходцев, а также с целью подъема и развития сельского хозяйства и торговли Коллегия иностранных дел утвердила специальную инструкцию «о таможенных привилегиях для горских народов, поселенных при Моздоке». По данной инструкции местные жители, поселившиеся в Моздоке, получали широкие права для беспошлинной торговли и производства. Поселенцам разрешалось на первый случай «на несколько времени заграничный товар продавать и менять беспошлинно. А когда сей дикий народ, – говорилось далее в инструкции, – несколько к новому сему переселению привыкнет, то и обыкновенную пошлину забирать от них не невозможно будет» [10. С. 128]. Одновременно поселенцы получали земли для пашен и садов по обширности здешнего места сколько потребно, хотя в дальнейшем администрация отказалась от практики вольного надела и в 1767 г. произвела раздел земли, по которому «пашенныя, сенокосныя и огородныя места всем размежеваны по нациям, и, для домовой потребности, в лесе, во всех сторонах особливые засеки отведены» [4. С. 84]. Прибывающие на поселение горцы, беглые люди с семьями и одиночные селились, как правило, отдельными слободами, придерживаясь национального признака (осетины, кабардинцы, армяне и др.), совершенно не соблюдая порядка застройки. Многие жилые дома (сакли, хаты) ставились без связи друг с другом, и каждый, пользуясь правом первого поселенца, выбирал себе место наиболее удобное, оставляя худшие участки своим согражданам, которые прибывали позднее. Улицы были узкие и кривые и подчас на них не могли разъехаться две повозки. Такая застройка города заметно выделяла Моздок из среды других городов России, и облик его долгое время оставался какимто «старомодным» и внешне интернациональным [4. С. 85]. Моздокские осетины, переселявшиеся сюда в течение XVIII–XX вв. из разных мест горной Осетии целыми аулами, отдельными семьями и родственными группами, могут быть разделены на три группы. К первой группе относятся осетины, переселившиеся почти из всех районов Осетии, начиная с основания Моздока 142 до начала XIX в. Эти осетины называют себя «цайта» (что означает в переносном смысле «колодец»). Цайта жили как в Моздоке, так и на хуторах на расстоянии 50 км от города, в моздокских степях. Вторую группу составляют осетины-дигорцы, выселившиеся на Кавказскую линию в начале XIX в. из Дигорского ущелья, поселившиеся в 25 км от Моздока, на левом берегу одного из притоков Терека Ерашти (или Дзерашти), по имени которого они и были названы. Ерашти живут в Черноярской и Ново-Осетинской станицах, а также на нескольких хуторах. К третьей группе относятся осетины, переселившиеся преимущественно из Закинского, Нарского, Алагирского и Куртатинского ущелий горной Осетии в конце XIX–XX вв. и разместившиеся недалеко от Моздока на двух больших хуторах [11. С. 163]. Уже в 1763 г. в Моздоке насчитывалось 200 крещеных осетин и черкесов, которые разместились на северо-западной стороне крепости отдельным «форштатом» (селением), обнесенным рвом. В Российском государственном военно-историческом архиве хранится план крепости Моздок, по которому он был укреплен земляным валом и рвом, причем, только со стороны степи. В середине крепости была сооружена деревянная церковь, вокруг которой располагались два дома для П.И. Гака и Кургоко Кончокина. Почти со всех сторон поселение окружали солдатские казармы. Рядом с Моздоком в степи находились «места для поселения разного звания народов». Оно было обведено глубоким рвом. Здесь селились осетины и беглые кабардинские холопы. Укрепляя крепость Моздок, царское правительство переводило на Кавказскую линию казачьи полки с Волги и Дона. В Моздоке имелся самостоятельный гарнизон. Крепостное вооружение состояло из орудий. К гарнизону новой крепости была причислена так называемая моздокская горская команда, состоявшая из осетин и кабардинцев, переселившихся в Моздок с самого его основания. В 1770 г. на Кавказскую линию было переселено еще 517 семейств волжских казаков, которые были поселены от Моздока вниз по левому берегу Терека. Здесь же, по соседству с казаками, селились на хуторах осетины, черкесы, а также некоторые другие коренные народы. Уже в это время Моздок стал неприступной крепостью, отражавшей набеги крымского хана и протурецки настроенных кабардинских феодалов. Проезжая через Моздок в 1770 г., известный путешественник академик А. Гюльденштедт отмечал: 143 «Моздок – пограничная военная крепость Моздокской линии. Он расположен в лесистой низменности на левом берегу Терека и доступен только с одной стороны. Сама местность представляет собой открытую возвышенную степь» [1. С. 27]. По словам ученого, Моздокская крепость в то время населялась кавказскими народами. «В ней живет только одно христианское население, а также принявшие христианство осетины, черкесы и др. горские народы», – писал он [1. С. 11]. Как справедливо отмечает Б.К. Мальбахов, с середины XVIII в. Россия в своих северокавказских делах наряду с Кабардой и Дагестаном большое внимание стала уделять Осетии, Чечне и Ингушетии. Стремясь ввести их в сферу своего влияния, царизм пытался переселить их с гор на плоскость, то есть на плодородные земли [12. С. 31]. Земли, куда предполагалось переселить осетин и ингушей, принадлежали кабардинским князьям и частично кумыкским феодалам. И такая постановка вопроса их, конечно, не устраивала. Согласно источникам, строительство на пастбищных землях кабардинских феодалов в непосредственной близости от их родовых усадеб мощной военной крепости, массовый выход горцевкрестьян на плоскость и бегство их к Моздоку, где они, приняв христианство, получали определенные льготы и личную свободу, вызвали резкое недовольство местной северокавказской знати. Местные феодалы поняли, что крепость Моздок становится оплотом царизма на Северном Кавказе, а это угрожает их экономическим и политическим правам и привилегиям. Кабардинские феодалы стали требовать прекращения строительства Моздокской крепости и возвращения «беглых холопов» [12. С. 32]. Вокруг Моздока складывалась сложная ситуация. Генерал И.Ф. Медель весной 1769 г. при помощи калмыков перекрыл все подступы к Моздоку и в неравной схватке разбил отряд кабардинцев, готовившихся к нападению на Моздок. Один из самых авторитетных в то время на Северном Кавказе князей Касай Атажукин сформулировал позицию кабардинцев, сказав, что они не против России выступают, а за уничтожение Моздока [12. С. 33]. Многочисленные исследования убеждают в том, что в XVIII в. от Кизляра, основанного в 1735 г., Моздока (1763 г.) появляется линия военных укреплений, положивших начало возведению Кавказкой линии. Цель возведения Линии излагается в официальных 144 документах того периода. Суть ее в том, что «единственно надежным средством для прочного утверждения нашего владычества на Кавказе есть занятие горного и предгорного пространства нашим вооруженным казачьим населением» [12. С. 47]. Не сумев решить вопрос о возврате Моздока дипломатическим путем, решено было отправить в Петербург кабардинскую депутацию в 1764 г., попытки которой договориться с русской администрацией оказались безуспешными. В 1770 г. в Петербург последовала новая делегация кабардинских феодалов с тем же требованием – «очистить Моздокское урочище, возвратить перебежчиков» [13. С. 12]. В Петербурге им вручили грамоту, в которой говорилось, что «заведенное в Моздокском урочище селение никогда не будет уничтожено» [13. С. 23]. В то же время Астраханскому губернатору было велено продолжать укреплять Моздок, возводить в нем новые постройки. Для успешного осуществления этих мероприятий в 1770 г. на место подполковника П.И. Гака был назначен новый комендант Моздока – полковник П.Г. Иванов. Заменен и состав Осетинской духовной комиссии. Руководителем ее стал протопоп Афанасий Лебедев, благодаря которому число новых поселенцевосетин в Моздоке выросло, построено новое здание Моздокской осетинской школы [14. Л. 11]. Осетинская миссионерская школа должна была готовить преимущественно миссионеров, проповедников среди горских народов. В нее принимались дети старшин и горских владельцев. Многие осетинские «почетные старики, а также фаршаглаги охотно отдавали своих детей в Моздокскую школу» [15. С. 198]. И в последующий период как передовые представители осетинской интеллигенции, так и офицеры, представители русских властей подчеркивали стремление осетин к получению грамоты и знаний. Например, профессор Краснов писал: «Осетины – один из немногих народов Кавказа, не только способный к восприятию культуры, но делающий на этом поприще большие успехи. Они тяготели к нам, еще когда Кавказ не был нашим, вступали с нами в союзы и помогали нам. Осетины жаждут образования, они охотно открывают школы, посылают детей туда, изучают русский язык, и многие из них владеют им в совершенстве» [15. С. 200]. Как видно из рапорта кизлярского коменданта в Коллегию иностранных дел, в 1766 г. в Моздокскую школу было определено 4 ученика – дети старшин Нарского, Мамисонского, Закинского 145 ущелий, которым дано было указание «содержать во всяком лучшем довольствии, дабы тем возбудить в прочих желание на отдачу своих детей» [15. С. 203]. Учащиеся получали стипендию по 2 рубля в месяц. При школе был и пансион. Насколько большое значение придавалось Моздокской школе правительством видно из того, что Екатерина II 27 июля 1771 г. предписывала астраханскому генералгубернатору И.В. Якоби восстановить пришедшее в негодность здание Моздокской школы или поставить новое, указывая на то, что «нет лучшего способа по обстоятельствам осетинцев… учинить их прямыми христианами, к здешней стороне приверженными, как просвещением из них молодых людей» [1. С. 14]. В школе обучали детей русской и осетинской грамоте, пению и священной истории, но ведущая роль принадлежала религии. Открытие духовенством в 1764 г. в Моздоке первой осетинской школы было значительным событием в деле распространения грамотности среди осетин. Большинство осетин, дети которых обучались в Моздоке, жили на прилегающих хуторах. Школа просуществовала до 1792 г., став основой преобразования нации, сыграв известную роль в жизни осетинского народа. В Моздоке была открыта и первая осетинская типография в 1770 г. католикосом Антоном [15. С. 205]. Среди русских миссионеров следует отметить пришедшего на смену Афанасию Лебедеву протопопа Иоанна Болгарского, деятельность которого отмечена также более активным распространением христианства в Осетии, крещением в Моздоке горских старшин, в том числе осетинских. При нем и после него христианскую веру приняли и стали офицерами русской армии многие представители осетинских обществ – старшины Саломон Гуриев из Куртатинского общества, Георгий Аршинов из Закинского, Петр Шаликов из Нарского и др. Подтверждением тому, что Моздок все более становился центром православного христианства в регионе, является учреждение в нем в 1793 г. по указу Синода епископской кафедры с присвоением архиерею титула епископа Моздокского. Первым епископом стал Гай Токаов, составитель первой осетинской печатной книги. При четырехлетней деятельности Гая в Моздоке было построено еще несколько православных церквей, в том числе церковь Успения, в которой хранилась Иверская икона богоматери. Церковь предназначалась специально для горских поселенцев Моздока, в частности – осетин. Об этом свидетельствует и сообщение генерала Вельяминова, в котором отмечается: «Находящиеся в 146 Моздоке новокрещенные осетинцы и черкесы, уже с давнего времени поселившиеся, имеют у себя церковь деревянную во имя Успения божьей матери, построенную в 1797 г.» [16. Л. 1]. В XIX вв. Моздок оставался по-прежнему крупным центром православной церкви. В нем насчитывалось 8 церквей, в том числе одна – осетинская. Для укрепления влияния христианства среди горских народов и, в частности осетин, царское правительство в середине XIX в. решило построить в Моздоке большой каменный храм для чудотворной иконы Иверской Божьей Матери [17. С. 412]. Говоря о значении Моздока, об осетинах, Д. Лавров отмечал, что Моздок с начала своего основания стал притягательным пунктом для осетинского населения почти во всех обстоятельствах его жизни. На протяжении XVIII–XIX вв. Моздок являлся крупным торговым пунктом региона. Всего жителей в городе было 10471 чел. По данным 1877 г., состав населения Моздока был следующим: купцы – 253, мещане – 5053, дворяне – 17, войска – 563, воинских чиновников – 791, осетин – 1666, кабардинцев – 1433, ногайцев – 708 [18. С. 229]. В ходе военно-хозяйственной колонизации Северного Кавказа русская администрация провела ряд мероприятий, направленных на увеличение численности казачьего населения, в том числе и за счет местного населения. Первая такая попытка была связана с основанием Моздока, когда в 1768 г. была сформирована горская казачья команда из числа беглых осетин и кабардинцев. Семьи этих казаков составили в Моздоке свободное общество, известное под названием «казачьей братии». Сообщая о происхождении общества, майор Кудинов писал: «По преданию, общество казачьей братии составилось в Моздоке из бежавших кабардинцев и осетин, которые, учинив побег от своих владельцев, поселились в Моздоке, а по разыскании их владельцами были им возвращаемы, во избежание чего сии переселенцы по прибытии в Моздок, один из семейства записывался в казаки и тем самым избавлял остальных (членов семьи) от возврата их владельцам. От сего случая семейство определенного в казаки именовалось казачьей братиею» [4. С. 91]. В январе 1827 г. генерал А.П. Ермолов предписал всех казачьих братьев – 110 человек – зачислить в казаки и передать их командиру Горской казачьей команды капитану П. Дадымову. Казенная же палата передала в военное ведомство не только «казачьих братьев», но и всех осетин, живущих в Моздоке. Однако эти осетины выступили про- 147 тив обращения их в казачье сословие и в прошении на имя Тифлисского губернатора просили «избавить их от казачьей службы, к которой ни они, ни предки их не привыкли». Несмотря на просьбу, 15 июля 1829 г. генерал И.Ф. Паскевич потребовал от начальника Кавказской области генерала Г.А. Еммануэля (Эммануэля) объяснения, почему, «вместо предназначенных к поступлению в казачье сословие из Моздокских осетин и черкес, заключающихся в числе 771 души, поступило только 110 новокрещенных черкес…, отчего это произошло и кто виноват, что 661 душа азиатцев до сего времени не принята в военное ведомство» [4. С. 92]. С получением данного предписания генерал Еммануэль приказал полковнику П.С. Верзилину принять в Горский полк моздокских осетин и переселить их на земли, «тому полку принадлежащие». Вскоре П.С. Верзилин сообщил «по начальству, что упомянутые осетины и черкесы, по их упрямству, еще в полк не приняты», а в октябре 1830 г. они подали в Моздокскую городскую управу просьбу, в которой жаловались, что «они зачислены в казачье сословие без испрошения на то Высочайшей воли и что с того времени им воспрещается всякая отлучка из города, чем они лишены средств к заработкам, а тем самым и способов к выполнению лежащих на них городских повинностей» [4. С. 93]. Они просили разрешения на кратковременные отлучки из города «для извоза – главнейшего их промысла». В 1834 г. генерал Еммануэль прибыл в Моздок и, «желая заставить осетин и черкесов, там живущих, повиноваться станичному начальнику по случаю обращения их в казаки», то они, будучи собраны для объявления им о том в квартире генерала Еммануеля, подняли всеобщий крик, что они не хотят быть обращенными в казаки, и генерал Еммануель, не успевши уговорить их, представил по-прежнему состоять им под ведомством Моздокского коменданта [4. С. 94]. Через пять лет, в 1839 г., несмотря на требование генерала Е.А. Головина об исполнении давно существующего намерения правительства обратить в казаки моздокских осетин и черкес, «генерал П.Х. Граббе предложил моздокскому коменданту полковнику Ильяшенкову подготовить свое заключение со всей подробностью: «могут ли они обращены быть в казаки без употребления тех мер, какие предлагал генерал Вельяминов», т. е. без применения силы оружия. В рапорте полковник В.И. Ильяшенков сообщил, что моздокские осетины «не уклоняются совершенно от воли правитель- 148 ства и просят о своем выше предписании довести до сведения начальства, которое, войдя в их положение, исходатайствовало бы им… соизволение на прежних правах с тем, что, в случае военных действий с соседственными народами, они обязываются выставить из среды себя 60 человек конных во всем вооружении». Если же «Его Императорскому Величеству угодно будет отказать им в просьбе, то они, по первому объявлению, соделаются покорными Высочайшей воле переходом в казачье сословие» [19. С. 197]. Более успешно протекала агитация среди осетин, переселившихся на моздокскую равнину во 2-й половине XIX в. и основавших селения Черноярское и Новоосетиновское. Их переселение происходило под прикрытием русских войск и казаков, о чем сообщал в своем рапорте генерал С.А. Булгаков на имя Кавказского наместника генерала А.П. Тормасова: «Осетины, страдающие от кабардинских владельцев и жительствующие по обе стороны р. Урух, изъявили мне желание переселиться в кордонной линии Кавказской и быть водворенными между Екатериноградом и Ерашти – селе осетинском, на Тереке лежащем. Они объявили желание, равно и ныне там жительствующие, отправлять казачью службу» [19. С. 199]. Постепенно привлекая к службе на Кавказской линии горцев, российское командование готовило осетин-ерашти к переходу в казачество. Уже в 1816 г. генерал А.П. Ермолов в письме генералмайору И.П. Дельпоццо писал: «Прошу не упустить из виду и приготовить осетин самым осторожным образом к тому, чтобы со временем составить из них некоторое ополчение, первоначально для внутренней стражи, дабы испытать их способности, а потом для охранения кордона» [4. С. 96]. В 1824 г. во время формирования Горского казачьего полка осетины-ерашти официально вошли в состав полка, а их селения – Черноярское и Новоосетиновское были переименованы в станицы [3. С. 274]. По сообщению М. Энгельгардта и Ф. Паррота, из Моздокских осетин составили отдельный полк, который конвоировал почту или путешественников во Владикавказ. Полк получал от правительства провиант, порох и свинец, но не вносил за пользование угодьями никаких налогов [20. С. 200]. По мнению Н.Г. Волковой, численность всех моздокских осетин в 1865 г. составляла 500 человек [21. С. 64]. Для лучшего управления народами, проживавшими в этих населенных пунктах, командованием Кавказской линии, а позже и рус- 149 ской администрацией широко использовалось обычное право горцев. Живя в городе и на хуторах, представители осетинского народа составили свое общество, которое управлялось выборными старейшинами. Осетинское общество было учреждено по предписанию генерала А.П. Ермолова в 1816 г. Осетинам предлагалось избрать в своем обществе «старейших и более уважаемых», которые должны заниматься разбирательством возникающих между осетинами ссор, распределять повинности и наблюдать за их исполнением. Общее управление Моздоком находилось в руках горской управы, членами которой были главным образом богатые помещики и крупные торговцы разных национальностей [1. С. 22]. В начале XIX в. Моздок еще представлял собой город-крепость, был обнесен земляным валом и окружен глубоким рвом, имел несколько ворот, около которых дежурила охрана и стояли пушки. На плане крепости, составленном, по-видимому, в XVIII в., отмечено, что Моздок имел четверо ворот: Осетинские, Георгиевские, Астраханские и Кизлярские. Существование в крепости Осетинских ворот показывает, какое значение имело это поселение в ту пору для Осетии, с которой царское правительство хотело установить тесные контакты, в первую очередь, для привлечения переселенцев в моздокские степи. Примечания: 1. Калоев Б.А. Моздокские осетины. М., 1995. 2. Бентковский И. Моздокские крещеные осетины и черкесы, называемые «казачья братья» // СГВ. 1880. № 3–7. 3. Киреев Ф.С. Осетинский феномен в истории терского казачьего войска // Дарьял. 2003. № 3. 4. Омельченко И.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991. 5. Материалы по истории XVIII в. // СОИГСИ. 1934. Т. IV. 6. Заседателева Л.Б. Терские казаки середины XVI – начала XX вв. М., 1974. 7. Зопоев Ю. Терские казаки осетины // Дарьял. 1992. № 1. 8. Бутков П.Г. Материалы для истории кавказских казаков. Репринт с изд. СПб., 1869. Ч. II. 9. Блиева З.М. Осетия в системе административного управления XVIII–XIX вв. Владикавказ, 1992. 10. Скитский Б.В. Очерки по истории осетинского народа с древнейших времен до 1867 г. // Известия СОНИИ. 1947. Т. IX. 11. ЦГВИА. Ф. ВУА. Д. 22163. 12. Мальбахов Б.К. Взаимоотношения Кабарды с Россией: от военнополитического союза к установлению российской администрации (середина XVIII – первая четверть XIX в.): автореф. дис. докт. ист. наук. Владикавказ, 1999. 150 13. Бентковский И. Историко-статистическая монография на столетний юбилей города Моздока // СГВ. 1870. № 25–27. 14. ОРФ. СОИГСИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 35. Л. 11–12. 15. Известия СОИГСИ. Орджоникидзе, 1954. Т. 19. 16. Копия «Донесения» протопопа Болгарского // ЦГАДА. Ф. 23. Д. 11. Л. 1–15. 17. АКАК. Т. VI. Ч. I. 18. Лавров Д. Заметки об Осетии и осетинах. М., 1883. Вып. 3. 19. ОРФ. СОИГСИ. Гутнов Ф. Х. Классовая структура осетинского общества XVIII вв. 20. ОРФ. СОИГСИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 241-а. 21. Кавказский календарь на 1848. Тифлис, 1847. Г.Б. Луганская РЕГИОНАЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ И ПРОБЛЕМЫ ВОЗРОЖДЕНИЯ КАЗАЧЬЕЙ КУЛЬТУРЫ В возрождении и развитии культурных традиций народов Юга России определенную роль играют фольклорные фестивали. В мае – июне 2013 г. в Республике Адыгея в двадцать второй раз стартовал традиционный казачий песенный фестиваль, целью которого неизменно остается сохранение культуры казачества как самобытного явления, вобравшего черты и традиции русского, украинского и кавказских народов. «Язык искусства и народного творчества быстрее любых обращений и призывов проложит путь к душам, зажжет и согреет добротою и радостью сердца кубанских казаков и адыгов, проживающих вместе», – отметил на одном из первых фестивалей Начальник Главного управления казачьих войск при Президенте Российской Федерации А. Семенов [1. С. 4]. В данной статье предпринята попытка рассмотреть пути становления и развития Регионального фестиваля казачьей культуры в Адыгее и его роли в возрождении и укреплении культурных традиций казачества и народов, проживающих в республике и на Северном Кавказе. Фестиваль несколько раз менял свое название, первоначально – «Фестиваль казачьей песни». I фестиваль под таким названием был проведен в июне 1992 г. в п. Тульском Майкопского района. Инициатором и организатором его стал М.Е. Галецкий – в то время заместитель атамана отдела по культуре (ныне – председатель ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры») [2]. Стимулом к проведению фестивалей стало активно развернувшееся в этот период движение за возрождение казачества через познание 151 и пропаганду его культуры, деятельность в этом направлении Виктора Гавриловича Захарченко, руководителя Кубанского казачьего хора, ежегодно приезжающего с концертами этого коллектива в Майкоп. В отличие от районной (имеется в виду Майкопский район) власти, воспринявшей без энтузиазма идею проведения праздника казачьей песни, ее активно поддержал первый министр культуры Республики Адыгея, большой знаток музыкального и песенного искусства А.А. Ханаху [2. С. 6]. В I фестивале казачьей песни приняли участие 360 самодеятельных артистов, представлявших 11 народных коллективов. Это были, в основном, коллективы Республики Адыгея и близлежащих районов Краснодарского края. Главный приз получил народный казачий хор пос. Тульского Майкопского района – известный творческий коллектив, участники которого по крупицам собирают и пропагандируют казачий фольклор. В установлении фестивальных традиций, сохранившихся и поныне, большую роль сыграл II песенный фестиваль (1993 г.), проведение которого началось с благословения настоятеля СвятоНикольского храма отца Александра. 12 коллективов из Краснодарского края и Адыгеи, гости из Центра народного творчества краевого департамента культуры и Центра культуры Кубанского казачьего хора В.Г. Захарченко впервые исполнили Гимн казачества «Ой, Кубань, ты наша Родина». Впоследствии это исполнение стало еще одной традицией праздника песни. Наиболее популярными и практически на всех фестивалях исполняемыми стали казачьи песни «Ой, при лужку, при лужке», «Как служил я у пана», «Маруся». Главным призом II фестиваля был награжден казачий хор ст. Абадзехской Майкопского района Адыгеи. Приз совета атаманов Тульского казачьего отдела вручен казачьему народному хору агропромышленного комплекса им. Чапаева ст. Васюринской Краснодарского края. Призы фестиваля получили ансамбль казачьей песни из ст. Переправной Мостовского района и фольклорный хор из ст. Калужской Краснодарского края. Призом отмечено и выступление хора союза казаков г. Майкопа. В концертной программе второго фестиваля активно выступал мужской адыгейский фольклорный ансамбль Шовгеновского района, ярко обозначив линию взаимодействия казачьих и адыгских песенных традиций. В III фестивале казачьей песни, проведенном 7 июня 1994 г., приняли участие 19 коллективов. Главный приз атамана Всекубан- 152 ского казачьего войска В.П. Громова завоевал вокальный ансамбль Дома народного творчества из Белореченска «Мазуры» [3]. Этот же коллектив стал призером IV фестиваля (18 июня 1995 г.). Более 500 участников представляли 20 самодеятельных коллективов из Адыгеи и Краснодарского края. Помимо названного ансамбля «Мазуры», призовые места и денежные награды получили ансамбли «Станичники» из Гиагинского района РА и «Родные напевы» из ст. Переправной Краснодарского края. В 1995 г. фестиваль казачьей песни приобрел общественное признание и был включен в программу региональных мероприятий Министерства культуры РФ. 300-летию служения Кубанского казачьего войска государству Российскому и 5-летию образования Республики Адыгея посвящен V фестиваль (9 июня 1996 г.). 850 исполнителей казачьей песни из 25 районов Краснодарского края и Адыгеи представляли 33 фольклорных коллектива. В ходе проведения фестиваля наметились новые подходы к отбору песенного репертуара. Если на первом и втором фестивалях исполнители делали акцент на хорошо известные и популярные в народе казачьи песни, то на пятом – руководители хоровых коллективов тщательно отбирали репертуар, стремясь отыскать старинные казачьи песни, совершенствуя культуру их исполнения. Со сцены зазвучали незнакомые слушателям, но сразу же полюбившиеся песни, отражающие историю и быт казачества, его певческие традиции. Среди победителей фестиваля – хор опытнопроизводственного хозяйства «Кубань» Гулькевичского района, вокальный ансамбль «Станица» из ст. Тбилисской Краснодарского края, хор из пос. Яблоновского Теучежского района РА. На VI фестивале (8 июня 1997 г.) заметно расширились география и количество участников (48 коллективов по сравнению с 33 на V фестивале). Помимо самодеятельных певцов из Адыгеи и Краснодарского края, в пос. Тульский приехали фольклорные коллективы из Ставропольского края и Ростовской области. Выступление гостей получило высокую оценку жюри. Дипломами II степени были награждены фольклорный ансамбль «Православный Дон» из ст. Боковской Ростовской области и народный хор «Казачий пикет» из Ставропольского края. У ансамбля «Православный Дон» сложились тесные творческие связи с детским фольклорным ансамблем «Казачата» и его руководителями Натальей и Анатолием Уваровыми, продолжающиеся и поныне. В 1997 г. фестиваль казачьей куль- 153 туры, проводимый в Адыгее, включили в федеральную целевую программу «Культура России», что явилось, без сомнения, признанием его большой роли в возрождении и пропаганде традиционной народной культуры. 13 июня 1998 г. проведен очередной VII фестиваль, который обрел статус регионального фестиваля казачьей культуры. Под этим названием он существует и до настоящего времени. Учредителями Кубанской ассоциации фестиваля выступили Министерство культуры РФ, Кубанское казачье войско, Кубанский казачий хор, Конгресс русских общин, администрация муниципальных образований «Город Майкоп» и «Майкопский район», Союз славян Адыгеи и М. Галецкий как физическое лицо [4. С. 4]. Изменение статуса фестиваля потребовало от его организаторов более четкого определения целей и задач, которыми стали: – сохранение и развитие национальных культур народов России; – расширение межнационального и культурного сотрудничества; – укрепление культурных взаимосвязей народов Северного Кавказа; – возрождение, развитие и сохранение традиционной казачьей культуры и пропаганда казачьего самодеятельного музыкального песенного искусства; – повышение исполнительского и художественного мастерства коллективов художественной самодеятельности и мастеров декоративно-прикладного искусства; – выявление молодых самодеятельных талантов; – включение в конкурсную программу песен, исполняемых Кубанским казачьим хором. Поддерживая идею фестиваля и оценивая его большую роль в культурном диалоге народов Юга России, первый президент Республики Адыгея А.А. Джаримов подчеркнул: «Узнать культуру, традиции, обряды народа, с которым живешь рядом – это великое действо. Знак понимания и уважения народов друг к другу. Народное творчество всегда было живительным родником мудрости и нравственного здоровья. А где мудрость, там мир и спокойствие» [5. С. 5]. Высокую оценку фестивалю и народу Адыгеи, бережно хранящему традиционную народную культуру дал губернатор Краснодарского края Н.И. Кондратенко, отметив в своем приветствии фестивалю: «Низкий поклон жителям Адыгеи за вашу способность к 154 взаимопониманию, за терпимость, согласие и уважение. Вы хотите пример настоящей дружбы народа? Вот он – казачий фестиваль в Адыгее! И сегодня, когда Кавказ буквально горит, мы говорим войнам – нет. И доказательство тому – сегодняшний фестиваль» [5. С. 6]. В число участников фестиваля (30 коллективов) влились представители Карачаево-Черкесской Республики. Впервые проведен конкурс среди детских коллективов. Дипломами лауреатов фестиваля награждены детский народный фольклорный коллектив «Сохрани песню» из ст. Тбилисской, образцовый детский казачий ансамбль «Соловейко» из Анапы, детский ансамбль «Росинка» из пос. Агроном Динского района Краснодарского края и образцовый детский коллектив «Кубаночка» Тимирязевского сельского дома культуры Майкопского района. Очередной VIII Региональный фестиваль казачьей культуры проведен 12–13 июня 1999 г. Из 48 коллективов, участвовавших в нем, – 17 детских. Среди детских хоров и ансамблей наградами отмечены коллективы: I место – «Сохрани песню» из ст. Тбилисской Краснодарского края, «Казачата» из г. Майкопа, «Жемчужина» из Карачаево-Черкесии; II место – «Родничок» из пос. Яблоновского РА, «Жемчужина» из ст. Бжедуховской Белореченского района Краснодарского края; III место – образцовый ансамбль казачьей песни «Родничок» из пос. Агроном Динского района Краснодарского края, ансамбль «Кубаночка» из пос. Тимирязева Майкопского района. Впервые в истории фестиваля был проведен конкурс среди солистов детских ансамблей. Его победители – Даша Колесникова («Казачата» из г. Майкопа РА) и Таня Фаградян («Сохрани песню» из ст. Тбилисской Краснодарского края) показали высокую культуру владения народной манерой пения казачьих песен, бережно сохраненных и переданных юным исполнителям старшими поколениями. Впоследствии детские конкурсы на фестивале стали традиционными, что свидетельствовало, в том числе, о большом интересе молодежи к казачьей песенной культуре. IX Региональный фестиваль казачьей культуры (10–11 июня 2000 г.) проводился в рамках федеральной программы РФ «Сохранение и развитие культуры». С благоволения Патриарха Московского и всея Руси Алексия II он посвящался 2000-летию Рождества Христова. В конкурсную программу фестиваля, согласно условиям 155 его проведения, организаторы включили духовные песнопения. Открывая фестиваль, президент Республики Адыгея А.А. Джаримов очередной раз отметил значимость культуры и этого мероприятия в установлении и укреплении культурного диалога: «Язык песни, язык танца, понятен человеку независимо от его национальности. А когда люди понимают друг друга, они не могут враждовать» [6. С. 2]. Более 50 коллективов Юга России и других регионов страны приняли участие в фестивале. Впервые в его истории проведена выставка казачьей прессы и художественной фотографии о жизни возрождающегося казачества. Оргкомитетом был учрежден специальный приз за преданность самодеятельному художественному творчеству, посвященный памяти первого министра культуры Республики Адыгея А.А. Ханаху [7. С. 4]. На этом фестивале тенденция расширения географии его участников приобрела устойчивость. Дон, Ставрополь, Кубань, Адыгея, Карачаево-Черкесия, Северная Осетия, КабардиноБалкария, Дагестан, Калмыкия, Чеченская республика, Курск, Тула, Астрахань и Астраханская область, Волгоград и Волгоградская область, Чита прислали своих представителей [8. С. 2]. Организаторы, участники и гости фестиваля ясно осознавали значимость проводимого праздника песни, понимая, что казачья культура – это мощный пласт российской культуры, требующий тщательного изучения и обобщения. На Тереке, Кубани, Дону проживают люди различных национальностей и наиболее многочисленные и колоритные по культурному наследию – это казаки и черкесы. Региональный фестиваль призван сбалансировать социальные и культурные потребности населения, предотвратить появление возможных перекосов в развитии национальных культур народов, как оказалось, не только Юга России. X Региональный фестиваль казачьей культуры (13 июня 2001 г.) посвящался 10-летию Республики Адыгея. Открывая фестиваль, атаман Всекубанского казачьего войска В.П. Громов отметил, что только через культуру «можно идти к прогрессу, через культуру утверждать мир в нашем северокавказском регионе. Фестиваль является одним из краеугольных камней нашей жизни, …приносит радость и тепло всем нам, помогает найти все больше друзей за счет расширения географии его участников. В поселок Тульский приехали люди из разных уголков Юга России, забыв о возрасте, национальности, о трудностях бытия» [9. С. 1]. 156 Самобытное и традиционное искусство казаков представили 27 взрослых и 12 детских коллективов. X фестиваль приобрел статус международного благодаря участию в нем народного казачьего ансамбля «Козак Мамай i братисiчовики» из Украины [10. С. 14]. Коллектив из Запорожья исполнил песню «Летят журавли», посвященную последнему атаману Запорожской Сечи Петру Калнышевскому, которая впоследствии вошла в репертуар многих кубанских певческих коллективов [10. С. 3]. А в песне, исполненной на фестивале женским ансамблем «Надежда» из Шелковского района Чеченской республики, есть такие слова: «Пусть на Кавказе у нас будет жарко только от песен казачьих», что еще раз подтверждало, что задача фестиваля – «не состязаться между собой, а сродниться, сдружиться, спеться» [11. С. 10]. После подведения итогов участники фестиваля предложили сделать его всеказачьим и помимо кубанских, донских и терских казаков «пригласить и сибиряков с уральцами да маньчжурцами» [10. С. 3]. Были высказаны пожелания пересмотреть структуру фестиваля, ввести новые номинации и призы: зрительских симпатий, «Открытие фестиваля», «За возрождение песни», «За творческий поиск» и т. д. XI Региональный фестиваль казачьей культуры (7–9 июня 2002 г.) объединил около 800 участников, представлявших 52 фольклорных ансамбля из 11 субъектов РФ. Со словами приветствия к участникам и гостям фестиваля обратился полномочный представитель Президента РФ в Южном федеральном округе В.Г. Казанцев: «Это фольклорный праздник, ярко представляющий народные таланты. Такие праздники способствуют возрождению, сохранению и развитию казачества. Единое культурное пространство Юга России – это, прежде всего, сохранение народных традиций, народных промыслов, песенного искусства и зажигательных казачьих плясок. Радует, что фестиваль стал истинно всенародным. Уверен, что творческое взаимообогащение будет способствовать взаимопониманию, миру и согласию…» [12]. От имени всех кубанцев фестиваль приветствовал губернатор Краснодарского края А.Н. Ткачев: «Администрация, Законодательное собрание Краснодарского края уделяют постоянное внимание укреплению культурных связей с Республикой Адыгея. За эти годы (11 лет – Г.Л.) в фестивале приняли участие творческие коллективы практически из всех уголков края. Здесь, под небом благодатного Кавказа, объединены и юные таланты, и умудренные опытом пев- 157 цы, танцоры Кубани, Дона, Ставрополья, Терека, КабардиноБалкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии-Алании и, конечно же, Республики Адыгея. Чтобы сохранить самое важное – умение развивать лучшие традиции наших предков, быть достойными их памяти, приумножать опыт старшего поколения, уважение друг к другу, взаимопонимание. Создать центр общения людей разных возрастов, национальностей, интересов невозможно искусственно. Поэтому ваш теплый очаг согревает наши души и вселяет уверенность в будущем» [12]. Программа фестиваля включала конкурсы по следующим номинациям: хоры, ансамбли (в том числе дуэты, трио), вокалисты [13. С. 1]. Народный вокальный ансамбль «Сударушка» из Волгограда, исполнявший казачьи песни в сопровождении квартета народных инструментов, с первых же минут завоевал сердца слушателей и жюри и был отмечен дипломом I степени. После выступления ансамбля «Донское раздолье» из Волгоградской области местная газета «Маяк» писала: «Их фольклорный коллектив уникальный в своем роде, и в Волгоградской области нет ему подобных, потому как песни в его репертуаре почти все редкие, старинные. Самодеятельные артисты «не портят» их никакой аранжировкой и исполняют на диалекте жителей донской казачьей глубинки. Певцы в точности передают колорит песенной культуры донского казачества. Коллективу уже сорок лет. Его художественный руководитель Матрена Неклюдова – собирательница и хранительница редчайших «жемчужин» фольклора донских казаков» [14. С. 3]. Настоящей сенсацией фестиваля явилось выступление на его открытии гостей – Государственного песенно-танцевального ансамбля «Забайкальские казаки» из Читы [13. С. 4]. Начальник Департамента культуры Краснодарского края Л.П. Пятигора отметила высокий художественный уровень и исполнительское мастерство коллектива, исполняющего «немало песен, которые есть в репертуаре Кубанского казачьего хора», сделав вывод о наличии у российского казачества общих корней [12]. Высокий уровень исполнения казачьих песен показали восемь детских фольклорных ансамблей и заслуженно были отмечены жюри. Это – образцовый муниципальный фольклорно-песеннотанцевальный ансамбль «Казачата» из Майкопа (диплом I степени), детский казачий хор Краевой экспериментальной школы народного искусства из Краснодара (диплом II степени), фольклорный ан- 158 самбль «Кубаночка» из пос. Тимирязева Майкопского района РА (диплом III степени). Корреспондент И. Студеникина отметила, что «если дети поют народные песни, значит, добро торжествует над злом, значит – жизнь продолжается!» [15. С. 6] Заместитель атамана Кубанского казачьего войска Н.Е. Благов, вручавший призы, делился впечатлениями от пребывания в Адыгее: «Фестиваль – это праздник песни, праздник души казачьей. То, что происходит в поселке Тульском, а по большому счету в национальной республике, не происходит более нигде в России. И здесь мы вправе говорить и о слиянии, и о взаимопроникновении культур, и о межнациональном мире и согласии, и просто об уважении народов друг к другу…» [12]. XII Региональный фестиваль казачьей культуры (6–7 июня 2003 г.) проходил в рамках федеральной программы «Культура России», направленной на сохранение богатого наследия казаков, «взаимопроникновение культур народов Кавказа и России». Одной из задач программы являлось формирование фестиваля как «своеобразной творческой мастерской для самодеятельных коллективов, возрождающих и обживающих казачий песенный репертуар» [16. С. 8]. В обращении к участникам, гостям и организаторам регионального фестиваля председатель Конгресса русских общин С. Глазьев отмечал, что культура казаков несет в себе историческую память о быте и традициях казачества, вобравшего в себя все то лучшее, что привносилось другими народами, жившими с ними рядом [17. С. 4–5]. Председатель жюри фестиваля заслуженный деятель искусств РА, заслуженный учитель Кубани, член Союза композиторов РА, профессор Института искусств АГУ Г.К. Чич, обращая внимание самодеятельных коллективов на сложившуюся тенденцию к стилизации песен, констатировал, что сегодня фольклор в его чистом первозданном, аутентичном виде услышать почти не представляется возможным, поэтому самодеятельные исполнители должны помнить и выполнять условия фестиваля – представлять на конкурс казачьи народные песни, а не песни о казаках, написанные композиторами. В этом отношении показательным явилось выступление народного ансамбля казачьей песни «Зори над Лабой» Курганинского Дворца искусств, завоевавшего Гран-при фестиваля. Это не первая высокая награда коллектива, состоящего из 19 народных певцов и 7 музыкантов-инструменталистов. В репертуаре коллек- 159 тива старинные казачьи песни и песни черноморских казаков. Исполнители, по мнению руководителя С.В. Галанова, через песню соединяют «настоящее народа с его прошлым, сохранив при этом народную душу» [17]. Дипломом I степени был награжден ансамбль песни и танца «Казачья воля» из Донецка Ростовской области. В течение 25 лет участники этого коллектива, в составе которого хореографическая, инструментальная и хоровая группы, поют казачьи песни. В репертуаре ансамбля песни не только казаков Дона, но и Терека и Кубани. Подводя итоги фестиваля казачьей песни, председатель Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры» М.Е. Галецкий сообщил, что в ходе фестиваля «впервые в России сделана попытка создать своеобразную энциклопедию песенных и танцевальных коллективов Юга России» [16. С. 8]. В ноябре 2003 г. Министерство культуры РФ приняло решение об укрупнении фестивалей. В Южном федеральном округе для этих целей были определены 3 субъекта: Ростовская область, Ставропольский и Краснодарский края. В Адыгее проводить фестиваль не предусматривалось. Но, благодаря поддержке (в том числе финансовой) президента Адыгеи Х. Совмена и желанию многочисленных участников предыдущих фестивалей, и в этом году фестиваль в республике состоялся, подтвердив свой культурный авторитет и сложившиеся традиции. В результате фестивальная история не прервалась. XIII Региональный фестиваль казачьей культуры (11–12 июня 2004 г.) принял к участию 33 самодеятельных коллектива из РА, Краснодарского края, Ростовской области, КабардиноБалкарии, Северной Осетии (Алании), Карачаево-Черкессии, Калмыкии и г. Волгограда. Гости из всех субъектов ЮФО РФ отмечали, что региональный фестиваль важен не только для сохранения и развития казачьей культуры, но и для установления тесных дружеских отношений между народами Юга России. XIV Региональный фестиваль казачьей культуры (10–11 июня 2005 г.) открывали атаманы Кубанского казачьего войска В.П. Громов и зарубежного казачества А.М. Певнев. Впоследствии присутствие руководства РА, Краснодарского края и казачества, став традицией, придавало фестивалю не только культурное, но и общественно-политическое звучание. В XIV фестивале приняли участие 32 фольклорных коллектива из Краснодарского и Ставропольского краев и Республики Ады- 160 гея. География участников фестиваля (по сравнению в предыдущими) стала несколько более узкой по причине, в том числе, трудностей финансового характера. Председатель жюри художественный руководитель Кубанского казачьего хора В.Г. Захарченко, оценивая мастерство участников фестиваля (в состав жюри для объективности включалось всегда равное количество представителей из Краснодарского края и Адыгеи), отмечал возросший уровень исполнительского мастерства самодеятельных певцов. Но особого внимания жюри удостоились детские коллективы: образцовый муниципальный песенно-танцевальный ансамбль «Казачата» из Майкопа, ансамбль «Любо» из ст. Каневской Краснодарского края, образцовые фольклорные коллективы «Кубаночка» и «Забава» из пос. Тимирязева Майкопского района РА, которые стали победителями песенного конкурса. Пятнадцатилетию Республики Адыгея был посвящен XV Региональный фестиваль казачьей культуры (2–3 июня 2006 г.). Его участниками стали 43 взрослых и детских творческих коллективов из Адыгеи и Краснодарского края, Карачаево-Черкесии, Волгограда. Атаман В.П. Громов, приветствуя гостей и участников фестиваля, подчеркнул взаимосвязь и взаимопроникновение казачьей и горской культуры, которые ярко проявляются и в фестивальном движении. «Культура Кубанского казачества развивалась во взаимодействии с культурой горских народов, – отмечал он, – и лучшее они перенимали друг у друга. А это значит, что нам Богом, судьбой, историей определено жить в мире, дружбе и согласии. И пусть этому помогает фестиваль казачьей культуры» [18. С. 4]. В репортаже о песенном празднике газета «Советская Адыгея» сообщала, что руководство РА видит в проведении фестиваля «путь сохранения мира и стабильности на Кавказе, укрепления дружбы народов, ибо ничто так не сближает народы, не роднит души человеческие, как песни друга и брата, звучащие на родных языках, проникающие в самое сердце» [19. С. 1]. Эти идеи настойчиво претворялись в ходе фестивалей. Прекрасной традицией стало выступление на открытии фестиваля адыгейских и казачьих песенных и танцевальных коллективов. Так, муниципальный образцовый песенно-танцевальный ансамбль «Казачата» и ансамбль адыгейского танца «Майкопчаночка» выступили перед конкурсом детских коллективов, задав эмоциональнодружественный тон песенному празднику. Эта традиция получила свое развитие и на последующих фестивалях. 161 Гран-при XV фестиваля был удостоен народный хор Дома культуры пос. Яблоновского Тахтамукайского района РА. Среди призеров конкурса – народный вокальный ансамбль «Дивертисмент» из пос. Тульского РА (диплом I степени), народный хор «Казачья песня» из пос. Гончарка Гиагинского района РА (диплом II степени), народный хор «Казачья песня» из Майкопа (диплом III степени); ансамбль «Тульские девчата» (диплом III степени); образцовый детский ансамбль «Родные напевы» из Волгограда (диплом I степени), детский фольклорный ансамбль «Родничок» из пос. Яблоновского Тахтамукайского района РА (диплом II степени). Специальную грамоту за исполнительское мастерство и пропаганду здорового образа жизни работники службы наркоконтроля по РА вручили ансамблю «Родные напевы» из Волгограда. Самые юные участники фестиваля – ансамбль «Купырек» из ст. Тбилисской Краснодарского края были удостоены приза Госсовета Хасэ РА. Специальным призом Кубанского казачьего хора награжден фольклорный ансамбль «Маричка» из Карачаево-Черкесии. Трижды участвуя в фестивалях в пос. Тульском (VIII, XI, XV), ансамбль «Маричка» всегда входил в число его победителей. На XV фестивале коллектив удостоен диплома «За развитие и пропаганду народных казачьих традиций и песенного самодеятельного творчества» [20]. В рамках фестиваля проведен круглый стол по проблемам самодеятельного искусства. В нем участвовали представители Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры», Министерства культуры и печати РА, Краснодарских департаментов по делам казачества, культуры, Кубанского казачьего войска, руководители коллективов Адыгеи, Карачаево-Черкесии, Кубани. В честь 15-летнего юбилея казачьего фестиваля почетными гостями и победителями песенных конкурсов разных лет на центральной аллее парка пос. Тульского посажены 15 саженцев калины – деревьев-символов казачьей станицы [21]. XVI Региональный фестиваль казачьей культуры (25–27 мая 2007 г.) был посвящен 450-летию добровольного вхождения Адыгеи в состав России. Фестиваль вышел за рамки ЮФО. 37 взрослых и 15 детских творческих коллективов из Чеченской Республики, Карачаево-Черкесской Республики, Республики Адыгея, Ростовской и Астраханской областей, Краснодарского края стали его участниками. Впервые на фестиваль приехали донские казаки из Воронежской области и ансамбль казачьей песни из Подмосковья [22. С. 2]. 162 В обращении к участникам фестиваля президент Республики Адыгея А.К. Тхакушинов отметил: «Фестиваль утверждает принципы межнационального согласия и толерантности сосуществования культур различных наций и народов, способствует возрождению богатой истории казачества, его славных традиций и быта» [23. С. 1]. Гран-при и приз президента Республики Адыгея был присужден хору казачьей песни «Зори над Лабой» из Курганинска Краснодарского края (этот коллектив трижды удостаивался этой награды). В XVI фестивале принял участие А.А. Беликов – заслуженный работник культуры РА, ветеран народного творчества Кубани, создатель народного хора в пос. Тульском, один из организаторов фестиваля казачьей песни в Майкопском районе, более сорока лет посвятивший народной песне. В настоящее время он руководитель народного хора «Казачья песня» ст. Дмитриевской Кавказского района Краснодарского края. В интервью корреспонденту газеты «Майкопские новости» он рассказал: «Их (песен – Г. Б.) у меня двести. Таких песен нет ни у одного коллектива. Их я записывал в Майкопе, станице Кужорской Майкопского района и Дондуковской Гиагинского района. На этом фестивале мы споем песню, которой исполнилось 212 лет, – «Уж вы, горы, братцы вы мои», в которой рассказывается о военных походах казаков по распоряжению царицы Екатерины II. В горах они и сложили эту песню. Оставшиеся в живых принесли ее в свои родные станицы». Вторая песня, исполненная этим коллективом на фестивале – плясовая «Болит у кумы голова» [24. С. 5]. XVII Региональный фестиваль казачьей культуры (30 мая – 1 июня 2008 г.) собрал 750 участников, из них – 278 детей. Массово были представлены творческие коллективы из Республики Адыгея и Краснодарского края. Гран-при жюри фестиваля присудило народному хору «Казачья песня» из Майкопа (руководитель В. Медведева). Среди детских коллективов I место присуждено образцовому ансамблю народной песни «Аюшка» из Краснодара (руководитель Л. Сухина), II место – детскому творческому коллективу «Любо» Ейского отдела Кубанского казачьего войска из ст. Каневской Краснодарского края (руководитель Н. Сердюк), III место – образцовому фольклорному ансамблю «Родничок Кубани» Кавказского отдела Кубанского казачьего войска из с. Кулешовка Краснодарского края (руководитель И. Ганус) и образцовому фольклорно- 163 му коллективу «Кубаночка» из пос. Тимирязева Республики Адыгея (руководитель П. Алексанян). XVIII Региональный фестиваль казачьей культуры (29 мая 2009 г.) был представлен 745 участниками. Конкурсы проводились по номинациям: «хоры» и «ансамбли» во взрослой и детской возрастных группах. Гран-при среди взрослых и детских коллективов присуждены народному хору «Казачье раздолье» из пос. Яблоновский РА (руководитель Б. Рублевский) и народному муниципальному ансамблю «Казачата» из Майкопа (руководитель Н. Уварова). XIX Региональный фестиваль казачьей культуры (28–30 мая 2010 г.) в средствах массовой информации был назван одним «из главных событий культурной жизни всего Юга России» [25]. В пос. Тульский приехали 67 творческих казачьих коллективов Кубани, Дона, Терека, Северной Осетии (Алании), Калмыкии, г. Курска, г. Запорожья (Украина), Волгоградской, Читинской и Иркутской областей, Чеченской республики – более 1000 самодеятельных артистов. Гран-при завоевал народный хор «Казачья песня» из пос. Гончарка Гиагинского района РА. Призом В.Г. Захарченко награжден народный ансамбль «Калына» из Иркутска [26]. Активное участие в песенном конкурсе приняли коллективы культурно-досугового центра им. Н.С. Кобцевой пос. Яблоновского РА: народный хор казачьей песни «Казачье раздолье», вокальное трио, образцовый фольклорный ансамбль «Родничок» (руководитель Л.В. Сухина), мужской хор казачьей песни «Казачья удаль». О последнем коллективе следует сказать особо. Это единственный из участников фестиваля однородный хор мужского состава (что является достаточно редким явлением в последние годы), исполнительское мастерство которого, как отметило жюри, очень высоко. За что коллектив и был награжден дипломом II степени (руководитель Д.А. Влачуга) [27]. Елена Зубкова, руководитель народного ансамбля казачьей песни «Курмаяр» из Волгоградской области, делилась впечатлениями о фестивале: «У нас разные песни: у вас – активный украинский уклон. Коллективы стараются подражать Кубанскому казачьему хору. А у нас в пении больше протяжных и открытых звуков. Нужно сказать, что много интересных песен на фестивале мы услышали, даже записали некоторые из них. Казачья песня – наш образ жизни и лучшее средство от стресса. Поэтому для нас победа на конкурсе не самое главное. Мы приехали приглядеться, ведь фестиваль – это, прежде всего, праздник песни» [28]. 164 XX Региональный фестиваль казачьей культуры (3–4 июня 2011 г.) был посвящен 200-летию Кубанского казачьего хора и 20-летию Республики Адыгея. В истории фестиваля это самый многочисленный по числу участников. 1180 самодеятельных исполнителей казачьей песни, 80 ансамблей и хоров из Ростовской и Волгоградской областей, Краснодарского и Ставропольского краев, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Адыгеи и Чеченской республики приехали в пос. Тульский. Краснодарский край представили 20 ансамблей из 16 районов. Премьер-министр Республики Адыгея М.К. Кумпилов на открытии фестиваля обратился к присутствующим: «Фестиваль, который проходит на гостеприимной адыгской земле, является ровесником нашей республики. Фестиваль казачьей культуры всегда был одним из самых ярких событий культурной жизни Адыгеи, он сумел объединить огромное количество талантливых и увлеченных людей». В приветствии участников и гостей фестиваля губернатор Краснодарского края А.Н. Ткачев подчеркнул особую значимость фестиваля в развитии казачества и тот факт, что фестиваль проходит на древней адыгской земле, свидетельствуя об общих корнях казачьей и черкесской культур, о мудрости народов Кавказа, которые хотят жить в мире и дружбе. На фестивале состоялся большой концерт Кубанского казачьего хора. Художественный руководитель прославленного коллектива В.Г. Захарченко высказал слова признательности в адрес руководства Республики Адыгея, всесторонне поддерживающего творческое начало, способствующее сохранению традиционной народной культуры. Прекрасно было и их совместное с известным композитором и руководителем Государственного ансамбля «Исламей» А.К. Нехаем выступление перед публикой. Кунаки очень колоритно и от всей души говорили о значении… фестиваля народной культуры [29]. Профессиональное жюри фестиваля оценивало конкурсные выступления самодеятельных артистов, руководствуясь следующими критериями: сохранение и развитие казачьих традиций, исполнительский уровень, оригинальность аранжировки, соответствие репертуара возрастным особенностям участников, музыкальность, выразительность исполнения, сценическая культура, костюмы участников коллективов. 165 Гран-при фестиваля жюри присудило народному хору «Кубанская песня» из Динского района Краснодарского края. Среди детских творческих коллективов Гран-при удостоен ансамбль «Любо» из ст. Каневской Краснодарского края. Призы, учрежденные юбиляром, получили самодеятельные коллективы из Ставропольского края, Чеченской и КарачаевоЧеркесской Республик. Образцовый фольклорный песеннотанцевальный ансамбль «Казачата», получив признание в предыдущие годы, на этот раз выступал в качестве гостя фестиваля, исполнив песни черноморских и линейных кубанских казаков, а также старинные казачьи игры и обряды [30]. Впервые в фестивале участвовал народный ансамбль кубанской казачьей песни «Держава» из пос. Шепси Туапсинского района. Специально для выступления в конкурсе коллективом были подготовлены песни, в которых перекликаются адыгские и казачьи мотивы [30. С. 2]. Впервые на этом фестивале состоялся конкурс казачьих куреней, спортивные соревнования, выставка изделий мастеров декоративно-прикладного искусства. В пос. Каменномостском Майкопского района по просьбе главы администрации этого поселения В.А. Гучетля самодеятельные коллективы до или после песенного конкурса выступали с программой перед участниками и гостями торжеств, посвященных открытию туристического сезона. XXI Региональный фестиваль казачьей культуры (1–2 июня 2012 г.) посвящен 150-летию пос. Тульский. Ныне административный центр Майкопского района, а ранее станица Майкопского отдела, он был образован в 1861 г. после решения императора Александра I предоставить в пользование Кубанскому казачьему войску территорию предгорья Западного Кавказского хребта. Первоначальное население станицы составили казаки-переселенцы упраздненного Азовского войска, кубанцы-линейцы, донцы, терцы и уральцы, жители прежних служилых городовых казаков из России. На фестиваль съехались потомки первых переселенцев, доказывая, что «казак без песни – не казак». В 2012 г. Региональный фестиваль казачьей культуры после некоторого перерыва вновь был включен в Федеральную целевую программу РФ «Культура России». Более 700 участников, представлявших 80 коллективов (из них 19 детских; 9 солистов) приехали на фестиваль из Ставропольского 166 и Краснодарского краев, Ростовской и Астраханской областей, Карачаево-Черкесии и Адыгеи. Исполнительское мастерство взрослых и детских хоровых ансамблей оценивало два профессиональных жюри: под председательством Г.К. Чича и заслуженного работника культуры РФ и Украины Н.И. Уваровой. Гран-при фестиваля и приз Главы Республики Адыгея А. Тхакушинова был вручен народному ансамблю «Кубанские казаки» из Белореченска Краснодарского края. Дипломами первой степени награждены: народный хор «Казачья песня» из Майкопа, фольклорный ансамбль «Млада» из ст. Елизаветинской Краснодарского края; сводный хор учащихся школыинтерната для одаренных детей им. В.Г. Захарченко из Краснодара. Приза В.Г. Захарченко удостоен народный фольклорный хор «Истоки» из ст. Тбилисской Краснодарского края. Специальные призы Кубанского казачьего хора присуждены народному фольклорному ансамблю «Станица» из Пролетарска Ростовской области, хору «Русская песня» из Майкопа, казачьему хору пос. Тульского РА, детскому хору «Феникс» и ансамблю «Канареечка» из Ростова-наДону, ансамблю «Юность» из Ростовской области. Призом Конгресса русских общин им. Димы Христова поощрили деятельность руководителя фольклорного коллектива «Кубаночка» Майкопского района Полину Алексанян. Призами главы муниципального образования «Город Майкоп» отмечены солисты: Л. Бояринова, Е. Иваненко, С. Бурдина (Краснодарский край). 9 наград из 30, определенных оргкомитетом, завоевали самодеятельные коллективы РА. Во второй раз на фестивале проведен конкурс казачьих куреней. «Все как в старинном казачьем курене станицы Кубанской Апшеронского района, – описывает корреспондент газеты «Майкопские новости», – деревянный колодец, плетень с глиняными крынками, большие столы с лавками, чтобы вместить больше гостей. В деревянном сундучке с незапамятных времен хранятся старинная иконка, расписные полотняные рушники. Под лихие казачьи песни хора «Родники» хозяйки подворья Анна Живцова и Ольга Демидченко готовили плов. Тут же рядом дымила военнополевая кухня: мужчины-казаки управлялись с бараниной. Будет что отведать гостям фестиваля!» [31. С. 2] В подворье пос. Мезмай Мостовского района Краснодарского края преподаватель детской школы искусств традиционных народ- 167 ных ремесел Кубани Т. Гребенюк демонстрировала производство самотканых ковриков на старинном ткацком станке. Для их изготовления ткачиха использовала ленточки из хлопчатобумажной ткани. Разноцветные коврики и в наши дни являются украшением казачьего дома. Итоги конкурса казачьих подворий подвел оргкомитет фестиваля. Призы Законодательного собрания Краснодарского края, атамана Майкопского казачьего отдела, Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры» вручены Апшеронскому районному казачьему обществу (атаман Г. Яковенко), Мезмайской детской школе искусств традиционных народных ремесел Кубани (руководитель М.И. Скворцов), Келермесскому хуторскому казачьему обществу (атаман В.П. Затолокин). Специальный приз был учрежден за успехи в военно-патриотическом воспитании казачьей молодежи. Его вручили руководителю краевой молодежной общественной поисковой организации «Арсенал» А.В. Шилину. В ходе XXI регионального фестиваля впервые проведены конкурсы солистов и гармонистов «Вдоль по радуге»; в конкурсе детских коллективов приняли участие воспитанники школы Кубанского казачьего хора; приз В.Г. Захарченко вручен пропагандистам народной культуры; Департамент культуры Краснодарского края учредил награду ансамблям за аутентичное пение; в рамках фестиваля проведен концерт Кубанского духового оркестра творческого объединения «Премьера». Самодеятельные исполнители и гости фестиваля в рамках празднования 150-летнего юбилея пос. Тульского участвовали в закладке памятного камня в честь его основателей. Здесь же, в центре поселка, был открыт уникальный памятник старой липе, которой, в числе первых в России, сертификационной комиссией Всероссийской программы «Деревья – памятники живой природы» присвоен статус природного памятника. По свидетельству краеведов пос. Тульского, дерево было посажено казаками – первыми переселенцами недалеко от Свято-Николаевской церкви. Специалисты Центра древесных экспертиз некоммерческого партнерства «Здоровый лес» установили возраст дерева, приближающийся к 140 годам. Обхват ствола – 3 метра [32]. В список памятников природы России комиссией включены 19 деревьев (липа, сосна, ель, платан, дуб, вяз и тис), произрастающие в Калининградской, Нижегородской, Брянской, Ростовской, Астраханской, Орловской, Ленинградской обла- 168 стях, Адыгее, Дагестане, Татарстане, Удмуртии и Приморском крае. Один из гостей фестиваля, спонсор из Ставропольского края П. Скакунов делился своими впечатлениями от пребывания на песенном конкурсе в Адыгее: «Меня удивило то, что я увидел: красивые старинные казачьи наряды, улыбки на лицах. А сколько песен наслушался, сколько же среди них задушевных, заставляющих задуматься о прошлом и будущем. На фестивале я впервые увидел адыгский танец в исполнении молодежного национального ансамбля. Увидел и подумал: сколько же общего в культуре, обычаях, обрядах казаков и горцев. И это неудивительно – полтора века живут на кубанской земле рядом, учатся друг у друга, помогают кунак кунаку. Так и должно быть» [33. С. 4]. XXII Региональный фестиваль казачьей культуры (31 мая – 2 июня 2013 г.) посвящен 75-летию художественного руководителя Кубанского казачьего хора В.Г. Захарченко и 150-летию казачьей ст. Курджипской. 60 взрослых и детских коллективов из Краснодарского края, Адыгеи, Карачаево-Черкесии, Астраханской, Ростовской и Волгоградской областей, Калмыкии и Украины приняли в нем участие [34]. Песенный конкурс среди хоров, вокальных, семейных ансамблей и солистов включал в себя репертуар из старинных обрядовых песен [35]. Гран-при и приз Главы Республики Адыгея жюри фестиваля присудило народному хору «Кубанская песня» из ст. Старомышастовской Краснодарского края. Коллективу-победителю впервые в истории фестиваля предоставлена возможность участия в Витебском фестивале народной песни [36]. Среди взрослых коллективов дипломами награждены: хор украинской песни «Червона калына» из Ростова-на-Дону, народный хор казачьей песни «Раздолье» из ст. Выселки Краснодарского края, хору «Криница» из с. Садового и народному хору «Казачье раздолье» из пос. Яблоновского Республики Адыгея. Среди детских коллективов наградами отмечены ансамбль народной песни «Кубаночка» из пос. Тимирязева Майкопского района Республики Адыгея, «Казачий спас» из ст. Брюховецкой, «Любо» из ст. Каневской Каневского района, «Родничок Кубани» из с. Кулешовка Белоглинского района Краснодарского края [37]. Специального приза В.Г. Захарченко удостоен ансамбль народной песни «Калинушка» из Батайска Ростовской области под руководством А. Поповой. С большой концертной программой коллектив 169 выступил перед жителями ст. Даховской. Участники батайского ансамбля, находясь в Адыгее, воспользовались уникальной возможностью сплавиться по р. Белой. Немногие туристы решаются на рафтинг, но батайским казачкам этот экстремальный отдых оказался по плечу [38]. За многолетний труд, большой личный вклад в развитие музыкальной культуры, укрепление дружбы и сотрудничества между Краснодарским краем и Республикой Адыгея председатель Парламента РА В.И. Нарожный вручил художественному руководителю Кубанского казачьего хора В.Г. Захарченко Почетный знак Государственного Совета – Хасэ РА «Закон. Долг. Честь». Приза Государственного Совета – Хасэ удостоен детский творческий коллектив «Стремя» из Апшеронского района Краснодарского края [39]. Грамотой «за личный вклад в сохранение казачьей культуры и активное участие в подготовке регионального фестиваля» председатель Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры» М.Е. Галецкий наградил автора логотипа фестиваля, заслуженного художника РА В.Ф. Баркина [40]. Примечания: 1. Семенов А. Из приветствия VI Региональному фестивалю казачьей культуры // Проблемы развития казачьей культуры: материалы научнопрактической конференции (пос. Тульский, 7 июня 1997 г.). Майкоп, 1997. 2. Галецкий М.Е. Возрождение казачества через культуру // Проблемы развития казачьей культуры: материалы научно-практической конференции (п. Тульский, 7 июня 1997 г.). Майкоп, 1997. 3. История тульского фестиваля казачьей песни // http: www.slavarubani. ru/read.php?id=2682. 4. Крылов Д., Ломешина В. Запевайте песню, казаченьки! // Советская Адыгея. 2001. 24 мая. 5. Варава Д. «Гвоздь» программы – «Казачата» // Майкопские новости. 1998. 16 июня. 6. Фестиваль казачьей культуры // Маяк. 2000. 21 июня. 7. Крылов Д. Песня душу окрыляет // Советская Адыгея. 2000. 24 мая. 8. Панов Ю. Фестиваль казачьей культуры // Северный Кавказ. 2000. Июнь. № 23. 9. Горяйнова К. Живите с миром, братья-казаки!// Маяк. 2001. 6 июня. 10. Ах, фестиваль, удивительный мир! // Единство Адыгеи. 2001. № 20. 8 июня. 11. Мирзабекова Н. «Любо» – региональному фестивалю казачьей культуры // Ковчег Кавказа. 2001. Май – июнь. № 4. 12. Казачья песня фестиваля в поселке Тульском // http://www.superkuban.ru/IVB26EO20.html. 170 13. Студеникина И. Долгие лета, твори добро, казачья песня! // Маяк. 2002. 12 июня. 14. Студеникина И. Лети над Россией, песня казачья, в круг собирай друзей! // Маяк. 2002. 19 июня. 15. Студеникина И. Любо! Любо! – «Казачата» // Маяк. 2002. 22 июня. 16. Преображенская Н. Лейся, песня казачья! // Маяк. 2003. 7 июня. 17. Ломешина В. И к казачьей песне одна на всех любовь // Советская Адыгея. 2003. 17 июня. 18. Крылов Д. Песня душу окрыляет, руку дружбы подает // Советская Адыгея. 2006. 10 июня. 19. Крылов Д. Гран-при опять увезли в Яблоновский // Советская Адыгея. 2006. 6 июня. 20. В доме культуры станицы Кардоникской работает фольклорный ансамбль «Маричка» // http://kardonikskaya.ru/index.php/kul-tura. 21. В Адыгее завершился XV Региональный фестиваль казачьей культуры // http://www.pobeda.ru/content/vien/1598/. 22. Любо, фестиваль! // Майкопские новости. 2007. 26 мая. 23. Приветствие президента РА А.К. Тхакушинова XX региональному фестивалю казачьей культуры // Советская Адыгея. 2007. 25 мая. 24. Козич З. Когда поют казаки // Майкопские новости. 2007. 29 мая. 25. В Адыгее прошел XIX Региональный фестиваль казачьей культуры // http:www.panram.ru/ar_10442520. 26. Гран-при фестиваля казачьей культуры в Адыгее завоевал народный хор «Казачья песня» из поселка Гончарка // http://maikop.russiaregionpress.ru/archives/917. 27. 28, 29 мая в поселке Тульском Майкопского района РА прошел XIX Региональный фестиваль казачьей культуры // http://www.admyabl.ru/m/news/gid16/pg5/. 28. В Адыгее подвели итоги XIX Регионального фестиваля казачьей песни // http:www.yuga.ru/news/190385. 29. http://kazakfest.ukoz.ru/news/2. 30. Сатанова Н. Казачий фестиваль рожден на адыгской земле // Майкопские новости. 2011. 7 июня. 31. Козич З. Братство дома берегите, казаки! // Майкопские новости. 2012. 5 июня. 32. Гран-при фестиваля казачьей культуры в Адыгее завоевал народный ансамбль из Белореченска Краснодарского края // http://www.itartass.com/c145/436861.html. 33. На XXI фестивале – двойное жюри // Советская Адыгея. 2012. 9 июня. 34. http://www.itar-tasskuban.ru/news/article?type=culture&i=4345334. 35. http:www.adygtv.ru/53831/. 36. http:www.yuga.ru/news/297650/. 37. Народный хор из станицы Старомышастовской // http://www.yuga.ru/news/297650/. 171 38. Батайские казачки покорили Адыгею // http://battinie.ru/story/bataiskie-kazachki-pocorili-adygeyu. 39. В Адыгее прошел традиционный XXII Региональный фестиваль казачьей культуры // http://maikop.bezformata.ru/listnews/regionalniy-festivalkazachey-kulturi/119. 40. Башкатова Е. Лейся, песнь казачья! // http://maikopnews.ru/kultura/sobytya/8164-lejsja-pesn-kazachja.html. Л.П. Лучкина ПИСАТЕЛИ, УЧЕНЫЕ, ОБЩЕСТВЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ КУБАНИ И АДЫГЕИ ОБ АДЫГО-КАЗАЧЬИХ СВЯЗЯХ Помнить прошлое следует не только памяти ради, а чтоб иметь право и силу духа знать жизнь сегодня, любить ее, драться за нее. К.Г. Шаззо – Эй, Аслан, дай-ка твоего табачку! Добрый табак вы рас- тите в колхозе! Дед Афанасий протягивает руку, и старый адыг с улыбкой передает ему свой кожаный кисет, – Кури, друг, на здоровье, – ласково отвечает он. Старая дружба связывает казака Афанасия и адыга Аслана. Родилась эта дружба в годы гражданской войны, когда оба старика плечом к плечу боролись за родную Советскую власть [1]. Так начинается книга кубанского писателя Василия Алексеевича Попова «Кубанские сказы», в которой повествуется о дружбе двух стариков – казака Афанасия и адыга Аслана. А как зарождалась дружба и культурные связи казачества и народов Северного Кавказа? Как появились казаки на Кавказе? – Здесь, видать, станицу будем ставить! – сказал дед Тимофей, старый сечевик, умелый коваль и отважный воин. – Нема края, найкращего, чем этот край! Обильная земля, привольная! Здесь жить будем! Здесь станем матушку нашу Русь беречь от ворогов-турков! [1]. На Кавказе сосредоточено огромное количество народностей. Каждый народ, проживающий в горном крае, имеет свои традиции, культуру, обычаи. И не удивительно, что среди всего этого разнообразия народностей жили и казаки. Вопрос межнациональных отношений и противоречий в 172 настоящее время является одним из наиболее актуальных в России. Особенно остро стоит эта проблема на Северном Кавказе – крае многих языков, народов и религий. Рецептов для смягчения межнациональных противоречий и предотвращения конфликтов предлагают множество, но пока эта проблема далека от разрешения. А как же жили наши предки? Как они находили общий язык в своей повседневной жизни? Вернемся вновь к «Кубанским сказам». – Надоело мне батрачить, – сказал как-то Иван. – А своей земли мало, на ней не разбогатеешь! Отпрошусь я у атамана, пойду за Кубань казаковать. У черкесов – кинжалы серебряные, булатные, кольчуги с золотым набором. Добуду я там себе богатства. Идемте со мною, побратимы! – Нет! – ответил быстроглазый Петро. – Войной много не наживешь. Народ за рекой простой да доверчивый. Попрошу я у атамана ситцу яркого, лент разноцветных, сукна русского – пойду по аулам торговать. Будет барыш атаману и мне… Идемте вместе! Заспорили тут побратимы и пошли они за советом к деду Тимофею. Выслушал Тимофей Ивана и нахмурил седые брови. – Неправое дело надумал ты, казак, – сурово сказал он Ивану. – Зачем нам раздор с соседями-адыгами зачинать? Они – народ приветливый, мирный. Обижать нам их не след. Кто ветер сеет – всегда бури пожинает. Самый верный путь – не разбой, не обман, а труд на родной земле, рядом с друзьями-товарищами. Расчистим мы терны колючие – будет у нас земля для посевов. Сплетем сети – наловим рыбы. За мои ножи да серпы соседи-адыги дадут нам коней и баранов [1]. Мудрым оказалось решение старика Тимофея, к которому прислушались все, кроме Ивана и Петра (они за это впоследствии дорого поплатились). Отсюда вытекает следующая традиция: уважение к старшим по возрасту, которая на Кавказе считалась одной из главных. Признание авторитета старших сохранилось и в наши дни. С уважением к старшим связан и феномен долгожительства кавказского народа [2]. Казаки жили по законам кавказского народа. У народов, издавна проживавших друг с другом рядом, было особенно много заимствований. Исследователь военного дела В. Б. Вилинбахов пишет, что «Кавказские казаки, заимствовав от горцев буквально все, 173 начиная от одежды и кончая тактикой ведения боя, резко выделялись среди всех казачьих войск» [3]. Они придерживались их традиций, носили национальную одежду. Кавказский казак – это человек, одетый в черкеску, бурку. Он всегда появлялся в сопровождении своего верного коня и носил оружие. Например, в масленицу в кубанских станицах наряду с приготовлением блинов и галушек обязательно устраивались скачки, джигитовки. В быт внедрились большие плетеные корзины для хранения кукурузы, овощей, фруктов, ульи для пчел из лозы. А в качестве тягловой силы нередко использовали ишаков. Во многих станицах на свадьбах танцевали не только русские кадрили, но и медленный грациозный адыгский танец «Кафа». Некоторые казачьи танцы по темпераменту и темпу исполнения со временем становилось трудно отличить от горской лезгинки. Традиции и дружба двух народов настолько тесно переплетались, что они становились родственными. Со временем на Кавказе появилось много смешанных браков. Вернемся вновь к «Кубанским сказам»: «... А недавно породнились семьи Афанасия и Аслана. Аслан выдал за внука Афанасия свою черноглазую внучку Джанкыз» [1]. На Кавказе существует традиция гостеприимства. Гостеприимство – одна из наиболее ярких черт культуры адыгейского народа. Гостю предназначается самое лучшее, что есть в доме, к нему обращено все внимание хозяев, он окружен атмосферой задушевности. Первейшей обязанностью хозяина было обеспечение безопасности гостя и сохранности его имущества. Защищать его и помогать во всем – было долгом хозяина, даже если гость и хозяин в это время враждовали. Слово гостя для хозяина было законом, который никто никогда не смел нарушить [2]. Вот что говорит о гостеприимстве адыгов один из героев «Кубанских сказов»: «Дорогие гости! – сказал он, – вы знаете, что гость всегда радует сердце адыга. Я счастлив, что у меня сегодня столько гостей. Прошу их чувствовать себя в моем доме не гостями, а хозяевами. В комнатах достаточно мягких ковров и войлоков. Во дворе – колодец со сладкой студеной водой. За домом – сад, и груши из этого сада славятся своим вкусом и сочностью. Все это – ваше, дорогие гости! О конях своих – не беспокойтесь, наши юноши считают для себя честью ухаживать за ними» [1]. Казакам, также как и адыгам, был присущ обычай «аталычество». Аталычество – в переводе с тюркского означает «отцовство». 174 У горских народов правом отдачи на воспитание своих сыновей в другие семьи пользовались только знатные роды князей. Тот, кто брал на воспитание сына князя, становился ему близким родственником, так как для княжича он был отныне отцом – аталыком. Обряд этот проходил в торжественной обстановке. Мальчика кормили грудным молоком наравне со своими собственными детьми. Подросшие дети становились на всю жизнь молочными братьями. Казаки брали в свои семьи горских детишек. Казак при этом становился ребенку вторым отцом. По достижении определенного возраста воспитанник возвращался в родную семью. Этот обряд тоже проходил в торжественной обстановке. Казакам понравился обычай аталычества и стал нередким явлением в их семьях, которые имели с горскими зачастую не только бытовые, но и родственные связи. Аталычество способствовало изучению языка, обретению новых традиций. Знакомство же горцев с культурой казаков помогало им в частности, в дальнейшем учиться в российских учебных заведениях [2]. Следующей традицией, которую переняли от горцев казаки, является куначество (от тюркского слова «кунак» – гость). Очень часто казаки и адыги помогали друг другу и в беде, и в радости, а после этого становились кунаками. Горцы часто приглашали казаков в гости, угощали их самыми вкусными блюдами. Казаки и горцы нередко встречались и вместе решали проблемы взаимоотношений между родами, семьями, экономические, культурные вопросы. Совместное проведение национальных, религиозных, семейных праздников, свадеб вообще стало обыденностью. Нередко старикиказаки и уважаемые аксакалы-горцы собирались вместе, чтобы разрешать конфликтные ситуации между молодыми людьми. Благодаря куначеству нередко удавалось избежать межнациональных конфликтов [2]. Посмотрим, что же нам по этому поводу говорит старик Афанасий из «Кубанских сказов». «Пленная девочка-адыгейка смотрела, смотрела за реку, потом вдруг вскочила, взметнула руки и с разбегу прыгнула с невысокой кручи в воду... Поручик Тенгинского полка ударил шпорами коня. Скакун вскинул голову, затоптался на месте и, разбрызгивая комья глины, ринулся в воду… По другой стороне Лабы, разбрызгивая воду, скакали джигиты-адыги. 175 – Хлопцы, глядите! Вытащил он девчонку! На седло взял, – вдруг закричал один из казаков... Передовой джигит был уже возле поручика. Тот бережно, обеими руками протянул ему неподвижное тело девочки... Казаки столпились у воды, вглядываясь в другой берег... Джигиты стали что-то говорить офицеру, горячо размахивая руками. Затем все сели на коней и скрылись в лесу, подернутом синеватой дымкой сумерек. – В плен увели! Прощай теперь, правильный поручик, – вздохнул кто-то из солдат. – Кто его знает! Может, и не пропал! Черкес – он тоже сердце имеет… Может, и вернется еще наш поручик, – задумчиво ответил черноусый сотник. Поручик вернулся через неделю, когда Лаба уже вошла в свои берега. Вместе с двумя адыгейскими джигитами он выехал из леса, о чем-то поговорил с провожатыми, а затем спокойно, не торопясь, переправился через реку... На поясе у поручика висел серебряный с чернью адыгейский кинжал. – Теперь он и те черкесы – кунаки, друзья, вроде побратимов, – объяснил сотник» [1]. Казаки и адыги очень часто приходили на помощь друг другу в мирное время и во время военной опасности. Если беда приходила в дом казака, то рядом оказывался кунак-адыг и наоборот. Вот что об этом говорится в «Кубанских сказах»: «...Седобородый адыг-моряк окинул зорким, ястребиным взглядом аульчан и сказал: – И покориться, и бежать – значит потерять свободу… Мне кажется, я знаю воина, который устоит перед Сельджук-пашой… – Где он? Кто он? – закричали люди. – Это – мой кунак, кузнец из города руссов, – ответил моряк. – Кто же согласится проливать кровь за чужое племя? – спросил кто-то из толпы аульчан. – Мы для руссов – чужие… – Нет! – воскликнул старый моряк. – Мы друзья-кунаки. Разве прошлым летом, когда Тмутаракань осадили степные воины, мы не помогли руссам, отправив к ним морем кукурузу, просо и баранов? Я знаю руссов – у них большие, светлые сердца, и они верны в дружбе… В тот же день от берега отчалили узкие длинные лодки... ...На следующий день в полдень причалили к берегу лодки и из них вместе с моряками-адыгами вышли руссы» [1]. 176 Вот чем закончилась битва, произошедшая в одном ауле с турками-захватчиками, когда Иван-богатырь нашел своего кунака... «Заплакал тут богатырь Иван над телом друга-кунака. Столпились вокруг умирающего и адыги и руссы. Открыл старик свои смелые глаза, обвел горячим взглядом людей и проговорил ясным, звонким голосом: – Ну, вот и хорошо! Разбили мы захватчиков, свободным будет и впредь наш Счастливый аул… Умираю я… И завещаю вам, друзья-аульчане, вам и детям детей ваших – никогда не изменяйте дружбе с русскими! Помните, что руссы – братья наши старшие… А старший всегда поможет в беде младшему… И кто изменит этой дружбе – пусть будет проклят моим стариковским проклятием!.. И с тех пор оба народа, живущие бок о бок, живут в дружбе, мире и согласии» [1]. Многие недоброжелатели видели только негатив в дружбе между казаками и адыгами. Так было и в давние времена. «Там, где бурная горная речка Зеленчук вливается в широкую Кубань, в стародавние годы поселился молодой казак Павло… А на другом берегу шумливого Зеленчука жил адыг Ахмет. Не было вначале у соседей никаких споров-раздоров. Жили они дружно и случалось, что помогали друг другу в работе на полях, в охоте на дичь лесную или на рыбалке, когда требовалось тащить тяжелую сеть. Но не понравилась эта соседская дружба хитрому бесленеевскому князю-паше и его друзьям – туркам. Прежде всего подослали они к Ахмету седобородого шакала – муллу. Пришел мулла в саклю к Ахмету и давай ему наговаривать на русского – и такой он, и сякой, и в аллаха не верует, и землю адыгейскую хочет захватить, и самого Ахмета убить собирается» [1]. Отрадно, что в наши дни, на нашей земле нет таких злопыхателей и все крепче дружба между казаками и адыгами. Подтверждением этому служит отрывок из книги М. Б. Беджанова: «Красногвардейский район, в состав которого входит аул Уляп, многонациональный. Между людьми царят мир и согласие. В 1992 г. в районе был подписан договор о дружбе и сотрудничестве с соседними Усть-Лабинским, Белореченским и Шовгеновским районами. И то, что с образованием Республики Адыгея мы вышли из соста- 177 ва Краснодарского края, не мешает крепнуть сложившейся десятилетиями дружбе с соседями. По приглашению приехали на праздник аула председатель Тенгинского сельского совета, председатель колхоза, атаман казаков станицы и другие представители общественности, а также все желающие жители района. Поскольку праздник проходил 9 мая, то он начался с митинга, посвященного Дню Победы. А потом было массовое гулянье. Были танцы, музыка. Проводились различные конкурсы, спортивные состязания, в которых мужчины показывали свою удаль. Равнодушных на празднике не было» [4]. «У дружбы казаков с адыгами глубокие корни. Вспомните хотя бы такой факт. На казачьем знамени полоса была зеленой – дань уважения и дружеского расположения казачества к горцам. Живы эти традиции и сегодня. Представители Адыгэ хасэ участвовали в работе областной учредительной рады и 1 съезда казаков Кубани. По сути, у нас одни цели – сохранение и приумножение традиций, обычаев наших предков, духовности, культуры – всего, что призвано делать человека лучше, щедрее, душевно богаче» [4]. И закончить хотелось бы словами К.Г. Шаззо, сказанными им об известном адыгском писателе И.Ш. Машбаше: «Поэт хорошо знает, что издревле северные «русые люди», «урусы», как их адыги называли, жили с ними бок о бок. Протекали меж их землями реки, и всегда их берега соединяли мосты. Во все века соседи шли друг к другу за солью или лучиной, торговали меж собой. Но бывали времена, когда обнажались мечи... Трудно и долго было расти сознанию народов, чтобы понять причины возникающих между ними раздоров. В этой сложной круговерти истории зажглась и обрела силу звезда дружбы людей» [5]. Примечания: 1. Попов В.А. Кубанские сказы. Краснодар, 1961. 2. Культура и быт адыгов / под ред. М.Г. Аутлева. Майкоп, 2001. 3. Вилинбахов В.Б. Из истории русско-кабардинского боевого содружества. Нальчик, 1982. 4. Беджанов М.Б. Общественный кризис и проблемы национального Возрождения. Майкоп, 1995. 5. Шаззо К.Г. Ступени. Исхак Машбаш: жизнь и творчество. Майкоп, 1991. 178 Р.Г. Мамий ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ И ЛЮБОВЬ СИЛЬНЕЕ ВОЙНЫ (адыго-казачьи связи по мотивам романов Исхака Машбаша, Инала Чатао, Аскера Евтыха) О казачестве, об адыго-казачьих отношениях, связях, параллелях и пересечениях написано немало. Я имею в виду, не только и не столько научно-историческую литературу, сколько художественное наследие русских и адыгейских писателей разных эпох. Сложный и трудный путь кубанского казачества, проблемы, события, включая и многочисленные войны, через которые оно прошло, нашли глубокое отражение во многих произведениях поэзии и прозы. Сущность этого уникального явления осмысливали еще в XIX в. А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой и др. Роль и значение казаков в трудные для судеб России периоды, особенно в годы различных войн и революций начала ХХ в., трагизм событий, участниками которых они были, их социальнополитический и духовно-нравственный мир многосторонне прослеживается в произведениях М. Горького, А. Серафимовича, А. Толстого, Д. Фурманова, А. Первенцева и др. Отдельного внимания заслуживает «Тихий Дон» М. Шолохова, навечно вписавшего казачество в художественную летопись России. К числу названных писателей относятся и кубанские художники слова Г. Степанов, А. Знаменский, В. Лихоносов, И. Варавва и др. Писатели Адыгеи также не могли обойти проблемы казачества в тесной связи с историей и жизнью адыгов, в наиболее острые эпохи и периоды их взаимоотношений, осложненных войнами и революциями. В этом плане отдельного анализа заслуживает историческая романистика Исхака Машбаша, который вторгся своей эпопеей «Жернова» в ранее заповедную тему Кавказской войны XIX в. По меткому выражению Александра Блока, этот «век девятнадцатый жестокий», воистину жестокий век. Надо ли вторгаться сейчас в глубину отражения писателем этой войны? Об этом написано немало. Но важно подчеркнуть, что царизм вовлекал в нее как свой оплот, свою ударную силу все кубанское казачество. «Она непосредственным образом сказывалась на жизни станиц, их тревожном быте, – подчеркивает проф. И.Я. Куценко. – Многие станицы выполняли функции пограничных застав и даже крепостей. Казаки постоянно находились в зоне боевых дей- 179 ствий… Шаг за шагом продвигаясь вперед в глубь горских территорий, отвоевывали они для российских самодержцев новые земли…» [1. С. 533]. Этим она оставила неизгладимый и по сей день трагический след и в жизни, и в отношениях адыгов и казаков, наложила жесткий отпечаток на их психологию. Вместе с тем, как подчеркивает тот же И.Я. Куценко, «казачество не было социально однородным» [1. С. 533]. Война войной, но и люди тоже есть люди. В промежутках между боями – длинных и коротких, в послевоенный период адыги и казаки общались, торговали на совместно организованных базарах, сближались семьями, становились кунаками. Такие примеры не редкость и в романах И. Машбаша. Одна история казаков-некрасовцев, являвшихся близкими сподвижниками знаменитого Кондратия Булавина, говорит о многом. После предательского убийства этого народного предводителя казаки во главе с Игнатом Некрасовым перешли на земли адыгов и подружились с ними. Один из них – Михаил Некрас ведет свою родословную оттуда. Мы встречаемся с ним, ставшим близким другом Тамбира Вайкока и Субаша Тарика еще в первом историческом романе И. Машбаша «Раскаты далекого грома». Затем его сын Тимофей проходит через все события «Жерновов». Он не просто близкий друг адыгов, он принял все их обычаи, традиции, религию, настойчиво защищая их. Свою дочь Марию выдал замуж за Карбатыра – сына адыгского предводителя Сафербия Занокова. Две семьи породнились навсегда. Когда один из княжеских отпрысков Гарун на адыгском хасэ начал возражать против включения Тима Некраса в делегацию для встречи с генералом Вельяминовым, он резко ответил ему: «Да, я по отцу и матери – русский, но по вере своей, по сердцу своему – адыг! Аллах не обидел меня, я знаю адыгский язык, а так же и русский» [2. С. 227]. И самое главное – он с оружием в руках рядом с адыгскими воинами защищал их земли от самодержавных войск, в одной из таких битв и сложил свою голову. Во многом напоминают судьбу некрасовцев и другие казаки из последнего романа И. Машбаша «Изгнание». Михаил Изотович Брагунов, который ушел из жизни настоящим адыгоммусульманином, его сын Ислам и внук Гучипс, которых ничем не отличишь от их друзей-адыгов. Еще поучительнее судьба девушки Нат-Нат, которую нашел еще маленьким ребенком рядом с погибшей матерью Бачир Марухаев. Русскую женщину-казачку он похоронил, а девочку принес домой и вместе с женой Джаншир воспи- 180 тал прекрасную девушку Нафисет и выдал ее замуж со всеми почестями и по адыгским обычаям. Многие страницы и других произведений писателя вводят читателя в не менее интересные судьбы людей, взаимоотношений адыгов и казаков. В целом же, как подчеркивал проф. М.Г. Аутлев, «даже в ходе Кавказской войны простые казаки и адыги искали мирных контактов и находили их. В основе этих сношений был труд, честный обмен продуктами труда. Адыги-крестьяне много переняли у казаков из домашнего и хозяйственного быта. Казаки, в свою очередь, у адыгов заимствовали многие элементы материальной и духовной культуры…, легко воспринимали горские обычаи и уже к 1830 г. все нарядились в черкесскую одежду» [3. С. 55]. Прошло уже почти два столетия и сегодня в обиходе у каждого народа заимствованные элементы из бытовой культуры, одежды, этикета, пищи и т. д. Трудно, например, отличить друг от друга адыга и казака, одетых в черкеску и идущих рядом. Воистину прав тот же И. Машбаш, написав в знаменитой песне «Черкеска»: «Черкеска, сшитая по мне, Всему Кавказу подошла», и добавим, прежде всего братьям-казакам. Все это размышления и чувствования современников. Еще более убедительно говорит об адыгах человек, живший в ту эпоху, герой другого романа И.Ш. Машбаша «Лазутчик» штабс-капитан царской армии Ф. Торнау, который находился среди абадзехов и оставил свои интересные записки-воспоминания. Он часто думал об адыгах-черкесах, их гостеприимстве, пище, стиле взаимоотношений между собой и с представителями других национальностей. До прибытия на Кавказ еще в Санкт-Петербурге он много слышал о них, читал стихи и поэмы А.С. Пушкина, повесть А. БестужеваМарлинского «Амалат-Бек». Но, оказавшись среди черкесов, Ф. Торнау понял: «За короткое время этот народ не узнаешь. Проведи с ними дни и ночи, раздели радости и горести – только тогда начнешь понимать. Те, кто называет их дикарями, глубоко ошибаются…, увиденное собственными глазами убеждает меня в этом. Конечно, у них, как и у других народов, свои недостатки…, но их неписанный морально-этический закон Адыгэ хабзэ, которому подчиняются все социальные слои черкесского населения, скрепляет и держит эту нацию. Их уклад похож на военный: форма одежды, оружие, способ подготовки, выучка лошадей, их седло приспособлены к быстрому и далекому передвижению. А их взаимоотноше- 181 ния между старшими и младшими, мужчинами и женщинами? Их свадебные и похоронные обряды, конные состязания, народные собрания хасэ…» [4. С. 249–250]. Обо всем этом, о тесных связях адыгов и казаков в оригинальной и художественной интерпретации рассказывается в небольшом романе Инала Чатао «Всадники». Автор как писатель еще мало известен адыгейскому читателю, книга издана на родном языке в Майкопе лишь в 2013 г. Но писать И. Чатао начал давно. Названный роман «Всадники» был издан в Стамбуле на турецком языке в 1989 г., когда он жил еще в Турции. Но вот уже более 20 лет, как Чатао вернулся на историческую родину предков, занимается торговым бизнесом. Но размышления о трагической судьбе своего народа его не покидают. В своем романе И. Чатао не достигает такой исторической и художественной полноты, документальной достоверности в показе Кавказской войны, как это сделано у И. Машбаша. Конечно же, главная идея «Всадников» – это та же освободительная война против царизма, стремление защитить свои исконные земли, горы, долины, степи, свой народ в целом. В череде этих событий автор нередко вводит нас в мир военного искусства адыгов, рисует впечатляющие картины их семейно-бытовой жизни, этикетной культуры, обычаев и традиций. Но в плане анализируемой нами проблемы наибольший интерес представляют образы командира Майкопской крепости, царского генерала Горшкова Андрея Давидовича и его дочери Алисы, плененных адыгами в ходе боев, их психологические характеристики, нравственные основы поведения. С одной стороны, генерал Горшков не забывает, что он ставленник царя и военное дело – его святая обязанность. А с другой – он не может не видеть: то, что ему внушали царь и его окружение о черкесах – их дикости, необходимости уничтожения и выселения в Турцию – все это не соответствовало действительности. Оказавшись среди адыгов, он каждый день видит немало фактов, чтобы убедиться в этом. Один из них привел его в недоумение. Адыги предупредили его о готовящемся наступлении на крепостьпоселение Майкоп и предложили увести оттуда женщин, детей, чтобы зря не погибли невинные люди. Разве перед боем оповещают врагов о таких вещах? В ходе столкновения адыгов и казаков, голова генерала оказывается под шашкой Индриса, которого тут же останавливает младший друг Баркук, спасая, таким образом, гене- 182 рала от смерти, но, конечно, не от плена. Сотням солдат и офицеров, взятых в плен в крепости, выдают продукты на трое суток и отпускают их на свободу. Сам же генерал, оставленный вместе с дочерью Алисой среди адыгов, долго не понимал: пленный он или гость. Его охраняли, но с ним обходились как с гостем по всем правилам адыгского этикета. Таких примеров, когда в душе, в размышлениях Горшкова происходили настоящие психологические поединки, в романе немало. Во многом русский генерал разобрался в ходе обстоятельного, откровенного человеческого разговор обо всем этом и о войне в целом с адыгским предводителем Асланбием. Беседа эта привела Горшкова к единственно верному мнению и выводу – «и у адыгов, и у русских в основе нормальной, мирной жизнедеятельности лежит человечность» [5. С. 125]. Он находит немало фактов в подтверждение этой мысли. Сидя за столом, генерал размышляет про себя: «…видишь, адыги взяли и используют наш самовар, он стал частью их культуры, и мы взяли у них черкеску, шашку. Кроме войны есть еще другие пути, которые сближают людей» [4. С. 125]. Это подтверждается взаимоотношениями между молодыми – Баркуком и Алисой. Вчера они были кровными врагами. У Баркука в этой войне погибли отец и старший брат. У него есть все основания ненавидеть и уничтожать этих пришедших завоевателей. Алиса тоже, думая, что ее отца убили, чуть не заколола ножом случайно подвернувшегося Баркука. Но позже, когда все улеглось, между ними вспыхнула такая любовь, что все остальное ушло далеко, даже тот факт, что у Баркука в ауле была девушка Сатанай, горячо любящая его. Но благодаря мудрости их друзей – Джанката, Джамбеча, Джамаля и высокой человечности самой Алисы, любовь между Сатанай и Баркуком была спасена. На отца и дочь Горшковых повлияла и семья казаков Алексея Ивановича и Ирины. Они родились в адыгейском ауле, всю жизнь живут там. Ирина иногда в разговоре употребляет выражение «мы адыги.., думаем, делаем так». Беседы Алексея с генералом и Ирины с Алисой во многом повлияли на исход раздумий отца и дочери. Во всем этом тоже немало психологических, морально-нравственных поединков, затрагивающих самые нежные, острые, звучные струны человеческой души. В повестях и романах А. Евтыха они задевают самые глубинные социально-жизненные корни. Аскер Евтых родился в ауле Ха- 183 тукай. С детства он хорошо знал жизнь адыгейского аула и казачьей станицы. В редком произведении, начиная с первой довоенной повести «Мой старший брат», он не показывал адыгов и казаков вместе. А в произведениях, написанных на русском языке, автор мастерски владеет казачьим говором, даже лучше, чем некоторые кубанские писатели. Все это нашло наиболее полное отражение в романах «Баржа» и «Бычья кровь», в центре которых – революция и гражданская война 1917–1920-х гг., судьбы адыгов и казаков в переломную эпоху. Да, это тоже война, где погибают люди, война социальная, классовая, гражданская, это политическое, идеологическое, нравственно-философское противостояние в обществе. Пространственный отрезок, где развиваются события, охватывает Кубань и Адыгею. В поле зрения автора постоянно находятся города, казачьи станицы и адыгейские аулы. Однако Евтых не дает широких панорамно-эпических картин, хотя романы событийно насыщены и густо заселены героями от простых крестьян до князей и дворян, от солдат до генералов, представителями разных национальностей – адыгов, русских, казаков, иногородних, хуторян и т. д. Писателя больше всего интересует психология личности, глубина ее социального и особенно нравственного проявления в условиях коренной ломки привычного уклада жизни, нарастания идей социальной справедливости. При этом он часто возвращается к историческому прошлому, обращается к этнографическим реалиям, к культуре и быту, нравам и обычаям адыгов и казаков в их неразрывном переплетении. Показывая этих людей в революции, гражданской войне, в классовых битвах, он сосредотачивается на раскрытии их душевного состояния, на отражении в нем этого расколотого, раздвоенного мира, этого бушующего океана социальных и нравственных страстей. При этом писатель уходит от прямолинейности, односторонних оценок, стремясь рисовать революцию в ее сложном, противоречивом проявлении, а жизнь людей – в двойном измерении, в пространстве прошлого и настоящего, старого и нового. В решении этой сложнейшей эстетической задачи А. Евтых более внимателен к таким людям, как богатый и влиятельный Бачмиз Аладж; командир дикой дивизии генерал Гирей; крестьянин Исмель Малах, получивший в результате стечения благоприятных обстоятельств сан хаджи; казак дворянского происхождения, офицер Иван Щербина. Энергетическое поле последних двух героев 184 настолько сильное, что они притягивают к себе все ценности национально-нравственного бытия и человеческой жизни, отраженные в романах. Если взять отдельно Исмеля Малаха, то он напрямую противостоит силам, олицетворяемым Гиреем, отцом и сыном Аладжами. Он резко выступает против существующих порядков, унижающих человеческое и национальное достоинство, и против той власти, которая защищает эти порядки. Нельзя сказать, что все это у него идет от слепой веры в революционные идеи. Для него превыше всего человек. В разговоре со своей племянницей Таей он гневно бросает по поводу «дикой дивизии»: «На что они ингушей, чеченцев, дагестанцев, текинцев, казаков и наших сманивали, на какие славные дела? Дикая дивизия! А чем же мы дикие, или те же дагестанцы, бесподобные мастера, делавшие женщинам и пояса, и серьги, браслеты и цепочки, ихние изделия и в Париже красуются? Или это ингуши дикие? На камне живущие и из камня воздвигшие и крепости, и мосты высоко в горах! Или чеченцы, милые такие лица…» [6. С. 247]. К этим выводам его привели природный ум, постоянные размышления о таких понятиях, как социальная справедливость и равенство, соблюдение основополагающих гуманистических, нравственных принципов, которые должны лежать в основе человеческих взаимоотношений. Именно в сравнении с ними раскрывается лицемерно-двуликий, жестокий характер генерала Гирея, хаджи Нахала и особенно Бачмиза Аладжа. В суетливой беготне в поисках Исмеля Малаха, в ненависти к нему проявляется звериное лицо младшего Аладжа – Мурзабека, его друзей Асташа, Черного, поймавших и убивших и Хаджи Исмеля, и тех, кто сидел с ним в тачанке, включая и мальчика Камалку. Образ Ивана Петровича Щербины социально и психологически более сложный и противоречивый, чем многих других героев романа. Щербина вырос в состоятельной кубанской семье с крепкими нравственными устоями, воспитывался на традициях казачьей культуры. Его дядя Илья Савельевич и сестра Настасья Петровна поддерживали домашний очаг нравственных устоев, и Иван Петрович часто возвращался в станицу, чтобы погреться у этого очага. Пройдя суровую школу войны, он, вместе с тем, остался отзывчивым на доброту и справедливость. Сложная эпоха революции и гражданской войны вызвала в его душе психологическую борьбу между главными составляющими. С 185 одной стороны, идея о том, что только казачество и никто больше не может быть хозяином Кубани, доводила его иногда до фанатизма. А с другой – органически присущие ему чувства справедливости, благородства, уважения человеческого достоинства приводили его к мыслям, связям и отношениям, которые, казалось бы, не совместимы с вышеназванными чертами. Перед ним встает вопрос: «Кто он, с кем, куда и к какой цели идет?.. Казалось бы, все просто: старое уже испытано, много раз осуждалось и отвергалось, так возьми себе новое!.. Мешали червонные, образ командира, жульничание с историей, презрение к половине кубанского населения. А они-то и русские как раз, чистокровные: куряне, вятичи, рязанцы, калужане, тамбовцы, воронежцы, туляки, белгородцы…» [7. С. 379]. Благородство и мужество И.П. Щербины в полной мере проявились в ситуации, когда он ударил по руке гиреевского сподвижника Мурзабека Аладжа, выстрелившего в Исмеля Малаха. Все это привело к тому, что станичники хотели назначить Щербину атаманом станицы, как когда-то и его отца. Но в противовес этому старый русский генерал требует от него стать интендантом и, обобрав станицу, укрепить армию. Раньше Щербина заявлял генералу, что нагайка не изобретение казака, ставшего хлеборобом вот здесь, на Кубани. Поэтому на предложение генерала он отвечает: «Скоро весна, люди ждут ее с тревогой..., с чем они встретят весну, если будут разорены?» [6. С. 474]. И окончательно Щербина разочаровывается в армии, когда она по пути к городу опустошила станицу. А молодчик Юсов, бывший сослуживец Щербины, со своими солдатами свалил и разбил памятник запорожскому казаку, сооруженный в станице с великим участием Щербины, хлестанули и его самого нагайкой по голове и спине, а заодно и идею об особой миссии казачества на Кубани. Иногда из уст Щербины, как и из уст адыгского генерала Гирея, по отношению к адыгам можно услышать слова «народишко», «народец». Они хорошо знают трагическую историю адыгов, знают, почему когда-то многомилионный, могущественный народ сегодня приходится пренебрежительно так называть. О Кавказской войне постоянно напоминает композиционно очень важный персонаж – дед Капказ, тоже казак – свидетель тех разрушительных событий, выживший, благодаря, как он выражается, «адагеям». Задумываясь над всем этим, Иван Щербина доказывает своему другу Виктору Брянцеву, что «адыг величина постоянная, потому что у 186 него, у этого народа, корни глубоко проросли, их и не выжечь, и не вытоптать…» [6. С. 226]. Сравнивая с ними казаков, Щербина считает и их постоянной величиной. Можно соглашаться или не соглашаться с Щербинами, но их понять можно. В их словах нет и тени лицемерия и фальши. Щербины уверены, что нет расчета затевать драку с черкесами, что давно скрестилось все казацкое с черкесским, познали друг друга до самого донышка. Да и вообще, думает Илья Савельевич, «хватит нам мотаться на лошадушках да нагайками махать… Надо пашаницу сеять, подсолнушок… В гости ездить к какому-нибудь Абрагимке…» [6. С. 77]. Примечания: 1. Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар, 1993. 2. Машбаш И.Ш. Жернова. Роман. Майкоп, 1993. 3. Аутлев М.Г. Адыги и русские: дорогами второго тысячелетия. Краснодар, 2000. 4. Машбаш И.Ш. Лазутчик. Роман. Майкоп, 2010. 5. Чатао Инал. Всадники. Роман (на адыг. яз.). Майкоп, 2013. 6. Евтых А.К. Баржа. Роман. М., 1983. 7. Евтых А.К. Бычья кровь. Роман. Майкоп, 1993. О.В. Матвеев ИЗ ИСТОРИИ ЦЕРКОВНОГО ПРИХОДА СТАНИЦЫ РАЗДОЛЬНОЙ Выход в свет обобщающих «Очерков истории и культуры православия на Кубани» не только позволил подвести итоги изучения конфессиональной проблематики региона, но и выявить имеющиеся лакуны [1]. В частности, очевидна необходимость микроисторических исследований на уровне отдельных приходов и персоналий, рассчитанная на длительную перспективу поисковая источниковедческая работа [2. С. 19]. В статье предпринята попытка реконструкции дореволюционной истории церковного прихода станицы Раздольной. В известном справочнике по Ставропольской епархии Н.Т. Михайлова представлена следующая версия основания ст. Раздольной: «Станица населилась в 1804 г. из казаков ст. Воронежской и первоначально называлась Воронежским хутором. В 1858 г. 6 января хутор подвергся нападению горцев, которые истребили его почти до основания: часть жителей вырезали, часть 187 взяли в плен, а самый хутор подожгли. Подоспевшие казаки ст. Воронежской настигли горцев близ Кубани, верстах в 2-х от станицы, оттеснили их в огромный яр и здесь истребили почти всех поголовно. В 1880 г. хутор был назван поселком Праздничным по фамилии хозяина единственной в хуторе мельницы; в том же году было открыто и хуторское правление. В 1890 г. в хуторе отстроена церковь, а в 1892 г. открыт самостоятельный приход. В 1903 г. хутор был переименован в ст. Раздольную и совершенно отделился от Воронежской» [3. С. 454]. Версия о выходе воронежцев на хутора уже в год поселения станицы выглядит сомнительной. В документах Государственного архива Краснодарского края сохранился приговор жителей пос. Праздничного от 18 января 1884 г., в котором утверждается, что капитальным постройкам в поселке 57 лет. «Ныне имеется в нашем поселке с хутором при р. Бейсужек населения казачьего составило 135 семейств, а так местности населенные при р. Кирпили с обеих сторон и при р. Бейсужок с левой стороны обзаведена построениями более 57 лет, причем разведены в больших количествах фруктовые сады и другие немолодые деревья, капитальные постройки» [4. Л. 16 об.–17]. По-видимому, хутор, послуживший началом станицы Раздольной, был основан около 1827 г. Указание об истреблении хутора черкесами в 1858 г., на исходе Кавказской войны, и об уничтожении напавших горцев в 2-х верстах от станицы не находит подтверждения в документальных источниках и, скорее всего, легендарного происхождения: к этому времени передовые линии продвинулись далеко вглубь гор. Д.В. Шахов, зафиксировавший в 1880 г. в ст. Воронежской схожий сюжет об истреблении напавших горцев, вообще датировал это событие 1864 г. [5. С. 252], когда Кавказская война уже закончилась. В списке казаков ст. Воронежской 1804 г., опубликованном В.А. Колесниковым, фамилия Праздничный отсутствует [6. С. 124–125], как и в списке жителей поселка Праздничный, подписавших приговор схода 18 января 1884 г. [4. Л. 17 об. – 18]. В то же время, представляет интерес упоминание Д.В. Шаховым большого кургана в полутора верстах от хуторов Кирпили под названием Праздничный [5. С. 252], что позволяет предположить наименование хутора не от фамилии владельца мельницы, а от давно известного топонимического объекта. 188 Таким образом, данные Н.Т. Михайлова нуждаются в сверке с другими источниками, для чего необходимы дальнейшие архивные разыскания. Достоверно известно одно: 19 марта 1880 г. хутора на р. Кирпили в юрте станицы Воронежской были объединены в поселок Праздничный [7. С. 2]. Выделение самостоятельного поселка, по-видимому, мало устраивало жителей ст. Воронежской, претендовавших на удобные земли на левом берегу Кирпилей. В своем приговоре 13 апреля 1880 г. воронежцы писали: «По распоряжению начальства на речке Кирпили в юрте нашей станицы из хуторов, названных Праздничным, учрежден поселок, каковой нам, станичным жителям, причиняет стеснение в хлебопашестве и разведении скота, а так как у нас имеется еще речка, называемая Бейсужек, отстоящая от станицы в двадцати семи верстах, где также имеются хутора в количестве восемнадцати жительских дворов, где мы желали бы передать учрежденный у нас поселок с перечислением поименованных выше хуторов, состоящих при речке Кирпили; речку же эту оставить нам свободною для нашего пользования» [4. Л. 1]. Однако жители пос. Праздничный не согласились с решением схода ст. Воронежской. В своем приговоре от 15 августа 1884 г. они писали: «Перейти нашим населением с левой на правую сторону р. Кирпили не имеем желания; да и не представляется никакой возможности по случаю того, что есть в обзаведении домашностей наших некоторых жителей с давнего времени в большом количестве хорошее садоводство и домашние обстройки такие, что если придется переходить на новое место, то каждый домохозяин имеет потерпеть убытков от 500 и до 2000 руб. серебром» [4. Л. 19 об.]. Чтобы узаконить свое пребывание на левом берегу Кирпилей, праздненцы отвели здесь место под строительство церкви и добились решения Кавказской епархии 27 декабря 1882 г. о постройке «в пос. Праздничном, принадлежащем к приходу станицы Воронежской, новой деревянной церкви Во имя Вознесения Господня» [8. С. 43]. В своих спорах с воронежцами они теперь прикрывались этим решением, как щитом. В приговоре от 18 августа 1884 г. жители пос. Праздничного сообщали: «Мы с общего согласия пожелали устроить в нашем поселке деревянную церковь во имя Вознесения Господня для чего испросили уже от Епархиального начальства разрешение и получили храмоизданную грамоту; под устройство церкви нам обозначено удобное посреди поселка место с левой 189 стороны р. Кирпили, и для устройства оной мы собрали денежные суммы на 4000 руб. сереб. Буде же общество ст. Воронежской не позволит нам иметь с этой стороны толочные для пастьбы скота места и прикажут нам принимать паевые наделы в общем определении по всему юрту, то в таком случае положительно нам воспрепятствуют соорудить желанный нам святой храм» [4. Л. 17]. В одном из своих прошений праздненцы писали, что место под церковь было освящено приходским священником ст. Воронежской Иоанном Поярковым и огорожено, а затем сюда был приглашен отслужить молебствие епископ Кавказский и Екатеринодарский Герман [4. Л. 25 об.]. Очевидно, кавказский первосвященник, радовавшийся проявлению благочиния праздненцев, и не подозревал, какую бурю в отношениях между поселком и станицей вызвал его молебен. Возникшая бурная переписка, по-видимому, потребовала вторичного решения епархии: 11 мая 1888 г. было опубликовано постановление Ставропольской епархии о разрешении построить «деревянную церковь с колокольней во имя Вознесения Господня в пос. Праздничном» [9. С. 396]. Данные клировых ведомостей 12-го благочинного округа за 1892 г. о возведении в Праздничном церкви также несколько отличаются от сведений Н.Т. Михайлова: последний сообщал, что в поселке отстроена церковь в 1890 г. [3. С. 454]. В документе 1892 г. однозначно указывается: «Церковь тщанием прихожан окончена постройкою в 1891 г. и в том же году по распоряжению Преосвященнейшего Евгения, епископа Ставропольского и Екатеринодарского освящена. На постройку церкви имеется грамота, выданная 12-го мая 1888 г. за № 2616 Преосвященнейшим Владимиром» [10. Л. 111]. «Зданием деревянная, – описывала ведомость Вознесенскую церковь, – с таковою же колокольнею на каменном фундаменте, холодная, покрыта железом, крепкая. Ограда около церкви дощатая крепкая» [10. Л. 111]. «Причт к сей церкви прикомандирован, – сообщала далее ведомость. – Земли усадебной для духовенства при сей церкви не имеется, а пахотной и смежной нету. Домов для причта не имеется, а выдаются из общественных сумм квартирные деньги. На содержание причта жалования не полагается, а пользуются священно- и церковнослужители доброхотным даянием прихожан за исправление треб. Зданий, принадлежащих церкви, не 190 имеется, кроме новой сторожки, крытой железом, устроенной в церковной ограде для помещения сторожей. Станичного училища не имеется» [10. Л. 111–111 об.]. Первым священником церкви пос. Праздничного стал Леонтий Васильевич Шрамко, которому в 1892 г. было 34 года. Он сын священника, окончил курс Кавказской духовной семинарии по 2-му разряду, был рукоположен в диаконы, а затем в священники к Свято-Георгиевской церкви ст. Азовской, в 1886 г. состоял катехизатором в 18 благочинном округе. 29 сентября 1887 г. согласно прошению переведен в ст. Ключевую, 20 октября 1887 г. – к ИоанноЗлатоустовскому молитвенному дому селения Новоивановского. В 1890 г. отец Леонтий награжден набедренником. 23 октября 1892 г. священник был переведен в церковь хутора Праздничного. «Грамоту на сан имеет, – сообщала ведомость, – читает, поет прекрасно, устав церковный знает и выполняет, пастырские обязанности проходит с должным усердием, поведения очень хорошего, недвижимого имения не имеет; под судом не был» [10. Л. 112 об.]. Леонтий Васильевич был женат на 28-летней Наталье Ивановой, имел сыновей Антона, 7 лет, и Василия, 4 лет; дочерей Марию, 6 лет, и Елену, полугода. Псаломщиком в это время служил 20-летний Александр Михайлович Иванов, сын мещанина г. Майкопа Михаила Николаевича Иванова. Александр Михайлович окончил курс Лабинского Александровского двухклассного училища по 2 разряду. Исправляющим должность псаломщика был назначен 23 ноября 1892 г. [10. Л. 113 об.]. Церковным старостой в 1892 г. на три года был избран 49-летний отставной урядник Кирилл Михайлович Хоруженко, «поведения очень хорошего. Дом имеет». В качестве просфорни указана в документе «дочь казака станицы Воронежской девица Евдокия Ивановна Пушкарева, получает за печение просфор тридцать рублей из кошельковых сумм, 46 лет. Исполняет свои обязанности очень хорошо. Дом имеет» [10. Л. 113 об.]. В приходе пос. Праздничного в это время числилось 115 дворов, 460 урядников и казаков и 470 женщин [10. Л. 116 об.]. В январе 1895 г. в храм Вознесения Господня был назначен новый священник Г.Е. Чирков; отец Леонтий Шрамко впоследствии служил в храме ст. Васюринской [11. С. 85]. Согласно клировым ведомостям о церквах 12-го благочинного округа за 1895 г., 191 священник Герасим Ефимович Чирков имел от роду 42 года, происходил «из казачьих детей станицы Передовой Баталпашинского отдела». В 1874 г. он окончил курс Кубанской учительской семинарии со свидетельством на звание народного учителя. Служил учителем, а с 1880 г. и псаломщиком церкви Александрийской станицы Терской области, затем псаломщиком Николаевской церкви слободки Кисловодской Терской области. В 1883 г. Герасим Ефимович переведен в станицу Крыловскую Кубанской области, где 6 марта 1885 г. был рукоположен в сан диакона, а 4 июля 1887 г. «за усердную службу в местной церковно-приходской школе грамотности удостоен архипастырского благословения» [12. Л. 135 об.]. В октябре 1888 г. он был утвержден учителем одноклассного церковноприходского училища в этой же станице, а 29 сентября 1889 г. перемещен в Ставропольский Иоанно-Мариинский монастырь, где служил законоучителем церковно-приходской школы. 1 декабря 1890 г. Герасим Ефимович назначен к Успенской церкви ст. Васюринской, 4 декабря рукоположен в сан священника. В ст. Васюринской он состоял также законоучителем двухклассной министерской и церковно-приходской школ. 18 января 1895 г. Г.Е. Чирков был перемещен к Вознесенской церкви пос. Праздничного [12. Л. 135 об.]. «Пастырские обязанности знает хорошо, – сообщала о нем ведомость, – по службе деятелен и исправен, должность законоучителя проходит с усердием, судим не был, в семействе у него жена Пелагея Аникеева, 43 года, дети их Николай, 16 лет, Феодор, 15 лет» [12. Л. 135 об.]. В Праздничном к этому времени действовала церковная школа, в которой обучалось 34 мальчика и 10 девочек. Заведующим и законоучителем школы состоял отец Герасим. Учительницей церковно-приходской школы грамотности служила 30-летняя Александра Родионовна Бакланова, учителем пения – псаломщик Александр Иванов [12. Л. 132 об. – 133]. Обязанности просфорни исполняла Евдокия Пушкарева, а церковного старосты – отставной казак Григорий Петрович Новосильцев, 51 года, избранный на трехлетие в 1895 г. [12. Л. 138 об.]. В приходе пос. Праздничный к этому времени числилось 107 дворов урядников и казаков (429 мужчин и 459 женщин), 106 дворов иногородних (427 мужчин и 320 женщин); кроме того, на р. Бейсужек 13 дворов урядников и казаков (52 мужчины и 49 женщин) и 86 дворов иногородних (337 мужчин 192 и 387 женщин). Имелась одна старообрядческая семья (3 мужчин и 2 женщины) [12. Л. 141 об.]. Весной 1901 г. приход возглавил священник А.Г. Соболев. Александр Георгиевич Соболев родился в 1862 г. в семье диакона, окончил курс в Кубанской учительской семинарии, в 1884–1890 гг. учительствовал в Кубанской области. 13 февраля 1891 г. по прошению Первосвященнейшим Евгением, епископом Ставропольским и Екатеринодарским, определен на диаконское место к Ставропольскому кафедральному собору. Тогда же назначен преподавать закон Божий во 2-м отделении образцовой школы при Ставропольской духовной семинарии. 26 августа 1891 г. рукоположен в сан диакона. 3 сентября 1891 г. А.Г. Соболев был перемещен к КосьмоДомиановской церкви ст. Родниковской, где состоял законоучителем. В марте 1900 г. он уволился из Ставропольской епархии вследствие перехода на службу в Тифлисский экзархат. 2 апреля 1900 г. архиепископом Карталинским и Кахетинским, экзархом Грузии он был рукоположен в священники к молитвенному дому с. Спасского Карской области. Но в Закавказье Александр Георгиевич не прижился и 11 апреля 1901 г., согласно прошению по резолюции Преосвященнейшего Агафодора, епископа Ставропольского и Екатеринодарского, был перемещен к Вознесенской церкви х. Праздничного [13. Л. 124 об. – 125 об.]. «Имеет в станице дом, – сообщала ведомость за 1904 г. – Пастырские обязанности знает хорошо. По службе деятелен и исправен. Поведения весьма хорошего» [13. Л. 125]. В семье отца Александра имелась супруга Елена Филипповна, 30 лет (в 1904 г.) и сестра Мария Георгиевна, 44 лет. «Для причта земли пахотной и сенокосной имеется 99 десятин, – сообщала клировая ведомость, – из которых священник пользуется 44 десятинами, диакон 33 и псаломщик 22 десятинами» [13. Л. 122]. «Общественных домов для причта нет, – говорилось в документе 1904 г. – Священник живет в собственном доме, а диакон и псаломщик в наемных от себя квартирах. Квартирных денег не получают». В приходе к этому времени имелось 4 здания, принадлежавших церкви. Прежде всего, это – «деревянная церковная сторожка, крытая железом, крепкая, построена в церковной ограде для помещения сторожей». К ней в 1898 г. было пристроено деревянное окрашенное крытое железом здание «для народной читальни, внебогослужебных воскресных и праздничных собеседований и для 193 приюта прихожан». Кроме того, церкви принадлежал деревянный крытый железом дом на церковной площади, подаренный казаком Василием Безбородовым для помещения церковно-приходской школы. На Бейсужских хуторах в 1901 г. урядник Сергей Ерыгин построил в 1901 г. и подарил церкви под помещение школы кирпичное здание, стоимостью 3000 руб. [13. Л. 122]. Таким образом, в пос. Праздничном действовали уже две школы: смешанная одноклассная в поселке и школа грамотности на Бейсужских хуторах. Заведующим и законоучителем обеих школ состоял священник Александр Соболев. Учителем поселковой школы служил Георгий Санжар, попечителем состоял местный казак Никифор Немцов. Учителем школы грамоты Бейсужских хуторов работал окончивший курс в Убеженской второклассной школе казак Сергей Оспищев [13. Л. 123]. C 1897 г. диаконом в Вознесенской церкви служил Д.Ф. Евсюков. Дмитрий Федорович Евсюков родился в 1869 г., происходил «из казачьего сословия станицы Новодонецкой». Окончил курс в Кубанской учительской семинарии в 1888 г., затем служил учителем в училищах Министерства народного просвещения. 2 сентября 1897 г. резолюцией Преосвященнейшего Агафодора, епископа Ставропольского и Екатеринодарского был определен диаконоучителем к Вознесенской церкви пос. Праздничного. 22 июля 1898 г. рукоположен в сан диакона. До 1904 г. Дмитрий Федорович «вел обучение в местной церковно-приходской школе; с начала же сего учебного года (1904 г. – О. М.) занятий в школе по расстроенному здоровью не ведет, а платит из своих средств жалование учителю» [13. Л. 125]. В семье Д.Ф. Евсюкова имелись: жена Дарья Павловна, 26 лет, сын Николай, 2 года, дочери: Евлампия, 7 лет, Валентина, 6 лет, Татьяна, 4 года. «Читает и поет хорошо, – аттестовало епархиальное начальство Д.Ф. Евсюкова. – Свои обязанности исполняет исправно. Поведения очень хорошего» [13. Л. 126]. 11 марта 1905 г. Д.Ф. Евсюков был перемещен к Александро-Невской церкви ст. Новомалороссийской, а на его место переведен из ст. Старомышастовской Василий Коняхин. Псаломщиком в Вознесенской церкви в 1904 г. служил 24-х летний Леонтий Иванович Николайченко, сын священника ст. Староминской. При нем жила его мать, вдова Анастасия Михайловна. Обязанности просфорни с 1901 г. исполняла дочь диакона, Мария Георгиевна Соболева (1860 г. р.). Церковным старостой с 1901 г. служил отставной казак Савва Иванович 194 Шоталов (родился в 1859 г.). «Должность проходит с усердием и пользою для церкви», – аттестовало его начальство [13. Л. 128 об.]. 28 мая 1901 г. было утверждено постановление о преобразовании пос. Праздничного в ст. Раздольную. Преобразование произошло в июле 1903 г. [14. С. 53]. В 1904 г. в церковном приходе ст. Раздольной числилось 146 дворов урядников и казаков (587 мужчин и 695 женщин) и 125 дворов иногородних (503 мужчины и 446 женщин), 1 двор духовных лиц (4 мужчины, 7 женщин). Кроме того, имелось 19 дворов на владельческих участках Владимира Палаженко и Анастасии Майбородки (76 мужчин и 60 женщин); 6 дворов на владельческих участках Захария Иванова (25 мужчин и 32 женщины). На р. Бейсужек имелось 22 двора урядников и казаков (89 мужчин, 89 женщин) и 154 двора иногородних (616 мужчин, 607 женщин) [13. Л. 129 об.]. В начале 1908 г. священник Александр Соболев умер [15. С. 703]. В ст. Раздольную был назначен священник В.Ф. Сперанский. Владимир Федорович Сперанский родился в 1873 г. «Отец его был священником в станице Вуланской, Георгие-Афипской и Петровской, где и скончался», – отмечено в ведомости 1910 г. [16. Л. 130 об.]. В 1895 г. Владимир Федорович окончил Ставропольскую духовную семинарию по 2-му разряду и был назначен диаконоучителем к Рождество-Богородицкой церкви ст. Троицкой Кубанской области. В 1898 г. рукоположен в сан диакона, 8 сентября этого года – в сан священника и назначен «на штатное священническое место в Михаило-Архангельской церкви ст. Староджерелиевской Кубанской области». Здесь он состоял заведующим и законоучителем одноклассной церковно-приходской школы, занимался активной общественной деятельностью: духовенство 3-го благочинного округа не раз избирало его депутатом общеепархиальных и окружных съездов. В январе 1902 г. он был перемещен к Николаевской церкви ст. Неберджаевской Кубанской области. Здесь он состоял заведующим и законоучителем женской школы грамоты и законоучителем в министерском училище, исполнял обязанности благочинного 2-го округа Кубанской области «во время месячного отпуска благочинного»; «духовенством 2-го округа Кубанской области 1 мая 1903 г. избран кандидатом к окружному миссионеру и утвержден в сем звании Его Преосвященством 1903 августа 27» [16. Л. 131 об.]. 30 марта 1905 г. отец Владимир «по вниманию к отлично усердной и полезной пастырской службе 195 награжден набедренником». 14 июня 1908 г. В.Ф. Сперанский по резолюции Выскопресвященнейшего Архиепископа Агафодора, согласно прошению, «перемещен на штатное место к Вознесенской церкви станицы Раздольной» [16. Л. 131 об.]. В ст. Раздольной отец Владимир состоял заведующим и законоучителем одноклассной церковно-приходской школы, заведующим одноклассной церковноприходской школы хутора Бейсугского и законоучителем в министерском училище. «Поведения отличного. Проповедует с усердием. В исполнении своих обязанностей весьма точен и аккуратен», – аттестовало В.Ф. Сперанского начальство [16. Л. 131]. 30 марта 1911 г. священник ст. Раздольной был награжден скуфьею. Из местных приходских средств священник получал 900 руб. в год. В семье отца Владимира была супруга Наталья Георгиевна (родилась 19 августа 1878 г.). По данным краеведа С.М. Сынчи, изучавшей архивные материалы администрации Кореновского района, В.Ф. Сперанский служил в ст. Раздольной вплоть до 1918 г. [17. С. 196]. Ведомость 1910 г. так описывала состояние прихода ст. Раздольной: «Церковь построена в 1891 г. тщанием прихожан. Зданием деревянная на каменном фундаменте с таковою же колокольнею в одной связи, крепка, покрыта железом, внутри, снаружи, а также и крыша окрашены масляною краскою. Престолов в ней один – Во имя Вознесения Господня. Утварь достаточная. При штате при ней положены: священник, диакон, псаломщик и просфорня. Жалования нет. Кружечных доходов за 1910 г. получено 1800 руб. 21 коп. Причтовая земля, которую обрабатывают сами члены причта частью, а частью сдаваемая в аренду. В ограде при церкви дом для помещения сторожей с пристроенной к нему народной читальней и две церковно-приходские школы. Метрические книги с 1892 г. Исповедные росписи в целости с 1893 г. Две церковно-приходских школы, учрежденных на хуторе Бейсужском 1901 г. и в стан. Раздольной в 1895 г., и министерская в той же станице, учрежденная в 1898 г. Церковная школа помещается в доме собственном и на содержание ее отпускается с Екатеринодарского отдела Ставропольской епархией 300 руб. В сем поступило в 1910 г. – 164 руб. 17 коп. В сем году в ней обуч. 96 мальчиков, 24 девочки. 2-я в ст. Раздольной содержится на местные средства, каковых в 1911 г. поступило 400 руб. 43 коп., обучается в ней 22 мальчика и 43 девочки» [16. Л. 128–129 об.]. 196 Диаконом в церкви ст. Раздольной в эти годы служил Василий Иванович Коняхин. Он родился в 1878 г. в семье ставропольского мещанина, «обучался в Ставропольской духовной семинарии, из коей, согласно прошению, уволен из 1-го класса в 1897 году» [16. Л. 132 об.]. 23 июня 1899 г. он был «определен на штатное место и.д. псаломщика к церкви стан. Старомышастовской Кубанской области». Служил здесь учителем пения. 11 марта 1905 г. определен на «штатное место диакона к церкви станицы Раздольной», а 3 апреля 1905 г. был рукоположен в сан диакона. С 1 сентября 1905 г. по 1 октября 1907 г. состоял законоучителем церковно-приходской школы. По данным С.М. Сынчи, Василий Коняхин служил диаконом в ст. Раздольной до 1919 г. [17. С. 196]. Семью В.И. Коняхина помимо него составляли: супруга Зоя Никифоровна (родилась 20 июня 1879 г.), сыновья – Николай (родился 4 февраля 1904 г., Михаил (20 мая 1906 г.), Петр (1 июля 1908 г.); дочь Зоя (род. 22 ноября 1910 г.). «Поведения весьма хорошего; в школах не занимается», – характеризовала В.И. Коняхина ведомость 1910 г. [16. Л. 133]. В ст. Раздольной диакон Василий имел собственный дом, в котором проживал со своим семейством. Псаломщиком при Вознесенской церкви продолжал служить Леонтий Михайлович Николайченко. Он родился в 1880 г. в семье священника, окончил курс двухклассного министерского народного просвещения училища, в 1900 г. был определен исполняющим дела псаломщика к молитвенному дому х. Черного. 4 февраля 1904 г. его перевели в ст. Раздольную. Л.И. Николайченко был женат на Екатерине Ивановне (родилась 24 ноября 1888 г.), имел дочь Галину (родилась в октябре 1909 г.). «Поведения весьма хорошего, – аттестовала Л.И. Николайченко ведомость 1910 г. – Безвозмездно преподает пение в церковно-приходской школе» [16. Л. 134]. Из казны Леонтий Иванович содержания не получал, лишь из местных приходских средств ему платили жалование 300 руб. в год [16. Л. 133 об.]. Состояние источников пока не позволяет установить, до какого времени служил в приходе ст. Раздольной Л.И. Николайченко. В 1916–1918 гг., по данным С.М. Сынчи, здесь служили псаломщик Петр Донецкий, и. д. псаломщика Стефан Жук; в 1919 г. – и. д. псаломщика Илия Романцов [17. С. 196]. Просфорней, по ведомости 1910 г., по-прежнему числилась Мария Георгиевна Соболева. За свой труд она получала из попечи- 197 тельства о бедных духовного звания 40 руб. в год и 40 руб. в год из местной церкви. Кроме того, в причт входила вдова священника Елена Филипповна Соболева, которая получала из попечительства о бедных духовного звания 210 руб. в год и жила в собственном доме. Вместе с ней проживала ее племянница Александра (родилась 6 ноября 1904 г.). Церковным старостой в феврале 1909 г. на трехлетие был утвержден приказный Василий Андреевич Кундерев, 1859 г. р., о котором ведомость сообщала, что он «усерден и исполнителен». Численность прихожан ст. Раздольной к 1910 г. составляла 266 дворов (1213 мужчин и 1153 женщины), в х. Бейсужском 206 дворов (541 мужчина и 516 женщин). В их числе 6 мужчин и 8 женщин принадлежали к духовному званию, 123 мужчины и 101 женщина к мещанскому сословию, 907 мужчин и 796 женщин – крестьянскому [16. Л. 135]. История церковного прихода ст. Раздольной содержит еще немало вопросов, связанных с повседневной жизнью причта, отношением к нему местного населения, состоянием народной религиозности. Для прояснения этих деталей необходимы дальнейшие архивные разыскания. Пока же не подлежит сомнению, что священники и церковнослужители Вознесенской церкви немало способствовали нравственному совершенствованию станичников, развитию просвещения и грамотности, внесли заметный вклад в развитие духовной жизни местных казаков и иногородних крестьян. Примечания: 1. Дело мира и любви… Очерки истории и культуры православия на Кубани / научн. ред. О.В. Матвеев. Краснодар, 2009. 2. Матвеев О.В. Некоторые итоги и перспективы изучения конфессиональной истории славянского населения Северо-Западного Кавказа // Конфессиональные факторы в истории и культуре славянских народов и их соседей: материалы международной научно-практической конференции / научн. ред., сост. Э.Г. Вартаньян, О.В. Матвеев. Краснодар, 2012. 3. Справочникъ по Ставропольской епархiи. Составилъ свящ. Н.Т. Михайловъ. Екатеринодаръ, 1910. 4. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф. 574. Оп. 1. Д. 1560. 5. Шахов Д.В. Воронежская станица (статистико-этнографическое описание) // Кубанский сб. / научн. ред., сост. О.В. Матвеев. Краснодар, 2006. Т. I (22). 6. Колесников В.А. От служилых людей Московии: к 200-летию со дня основания Темижбекской, Казанской, Тифлисской. Ладожской и Воронеж- 198 ской станиц // Освоение Кубани казачеством: Вопросы истории и культуры / научн. ред., сост. О.В. Матвеев. Краснодар, 2002. Приложение № 4. 7. Кубанские областные ведомости. 1880. № 23. 14 июня. 8. Кавказские епархиальные ведомости. 1883. № 2. 9. Ставропольские епархиальные ведомости (СЕВ). 1888. № 10. 10. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. 135. Оп. 50. Д. 358. 11. СЕВ. 1897. № 2. 12. ГАСК. Ф. 135. Оп. 53. Д. 373. 13. ГАСК. Ф. 135. Оп. 62. Д. 643. 14. Вахрин С.И. Биографии кубанских названий (популярный топонимический словарь Краснодарского края) / под ред. и со вст. ст. В.Б. Виноградова. Краснодар – Армавир, 1995. 15. СЕВ. 1908. № 22. 16. ГАСК. Ф. 135. Оп. 68. Д. 587. 17. Сынча (Форсова) С.М. Страницы истории Кореновского района. Избр. ст. и очерки за 1998–2010 годы. Архивные материалы. Кореновск, 2011. Г.О. Мациевский КАЗАЧЕСТВО СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЙ В конце 1980-х – начале 1990-х гг. в различных регионах страны начинается процесс возрождения казачества. На Кубани, Дону, в Сибири, на Урале, Дальнем Востоке появляются казачьи фольклорные объединения, военно-патриотические клубы и землячества. По оценкам специалистов [1], на сегодняшний день в Российской Федерации насчитывается от 2 до 7 млн. человек, считающих себя потомками казаков или причисляющих себя к казакам. По данным Всероссийской переписи населения 2002 г., свою национальность как «казаки» определило более 140 тыс. человек. Согласно Справке к «Концепции государственной политики Российской Федерации в отношении российского казачества» от 3 июля 2008 г. [2], в Государственном реестре казачьих обществ России к 2008 г. насчитывалось более 740 тысяч казаков, объединившихся в 10 войсковых и 6 отдельных окружных казачьих обществ. При этом проживали они не только на традиционных территориях исторического расселения казачьих войск, но и практически во всех регионах России. В связи с этим, актуальной представляется задача определения значения категории «современное казачество», насколько совре- 199 менное казачество сравнимо и сопоставимо с казачеством историческим. К началу XX в. казачество сформировалось как полиэтническая, социокультурная, сословно-служилая общность с преобладанием русского этнического компонента, с особыми формами сословной, войсковой, политической, социальной, региональной, культурной и хозяйственно-бытовой организации, характеризующаяся поликонфессиональностью с определяющим доминированием православия не только как веры, но и как культурноидеологической основы российской имперской государственности. С достаточной долей условности можно вести речь о социосубэтнической составляющей донского, кубанского и терского казачеств, имевших длительный опыт исторической эволюции, в том числе в рамках российской исторической системы. По мнению ряда исследователей (Н.И. Лебедик, А.П. Кожанов, А.А. Хагуров, В.Е. Щетнев и др.), за годы советской власти была изменена «природа и демографические факторы обитания казачества, формы общественных отношений, сложились новые ментальности, кардинальным образом изменился весь образ его жизни» [3. С. 16–17]. В результате была полностью разрушена культурная преемственность, «возник «кризисный менталитет» казачества, в котором преобладает ситуативность» [4. C. 11–12], и, более того, о непосредственно «казачьем менталитете можно говорить с большой долей условности» [5. С. 15]. С.М. Маркедонов, отмечая, что «казачество как интегрированный социум (паттерн для «возрождения») прекратил свое существование на территории России в 1920 г. после ликвидации казачьего сословия и казачьих войсковых структур и территориальных образований», предлагает использовать по отношению к современному казачеству термин «неоказачество», подчеркивая практическое отсутствие его связи с историческим [6]. Существует и иная точка зрения [7. С. 18–38], согласно которой «современными казаками» предлагается считать прямых потомков представителей казачьих войск России начала ХХ в. При этом часть исследователей, делая акцент на «этнической составляющей» феномена казачества, для определения того, кто есть казаки сегодня, используют подходы и методы, связанные с анализом самоидентификации как отдельных личностей, социальных групп, так и целых этносов [8]. Отмечая, что современное казачество, прежде 200 всего южнороссийское, склонно идентифицировать себя в качестве «субэтноса русского народа», они подчеркивают доминирование именно примордиального подхода в этом вопросе [8. С. 17–19]. Как отмечает А.П. Скорик, «взрыв этничности» казачества совпал в нашей стране с «социально-экономическим и политическим кризисом», когда «поиски личного смысла своего бытия в новой меняющейся социальной реальности являются ведущими и определяющими в поисках категоризации, внося личный смысл и определенность в социальный хаос, гармонизируя его и наделяя личностным значением пульсирующие (возникающие и исчезающие) социальные категории, прежде всего, категорию этнической группы...» [9. С. 5–10]. Авторы исследования «Современное российское казачество: политический, социальный, экономический портрет», проведенного в 2008 г. по заказу Министерства регионального развития России, предложили рассматривать современное казачество как «многокомпонентную структуру, включающую в себя разнородные элементы, к которым относятся: – представители разных топоэтнических и конфессиональных групп; – прямые потомки казаков, служившие Российской империи и Советскому государству; – граждане, идентифицирующие себя с казачеством из романтических, патриотических, экономических, политико-карьерных соображений; – члены казачьих обществ, внесенных в государственный реестр; – члены казачьих общественных объединений; – члены традиционных объединений казаков (например, казаки-некрасовцы); – члены неформальных общественных объединений; – граждане, идентифицирующие себя с казачеством, но не вовлеченные в казачье движение» [1. С. 4]. Такой подход является более обоснованным, так как учитывает сложность, многомерность и противоречивость феномена современного казачества. Нелишним будет отметить еще один немаловажный момент. Согласно современному законодательству, казаком может стать любой гражданин России, вступивший в казачье общество и взяв- 201 ший на себя обязательства по несению государственной службы: «российское казачество – граждане Российской Федерации, являющиеся членами казачьих обществ; ...казачье общество – добровольное объединение граждан Российской Федерации в форме некоммерческой организации, образованное в соответствии с федеральным законодательством, внесенное в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации и члены которого в установленном порядке приняли на себя обязательства по несению государственной или иной службы» [10]. Данное положение институализирует современное казачество лишь с точки зрения его правовой организации (некоммерческие организации) и выполняемых профессиональных функций (связанных, прежде всего, с государственной службой). Таким образом, современное казачество представляет собой сложное, многослойное, разноплановое и противоречивое социокультурное явление. В нем представлены как потомки дооктябрьского казачества, так и «граждане Российской Федерации, достигшие 18-летнего возраста» и «вступившие» в казачье общество «в форме некоммерческой организации». При этом среди последних наблюдается достаточно большой процент непотомственных («неродовых») казаков, вступающих в казачьи общества по самым разным причинам, среди которых не последнюю роль играют: романтический образ исторического казачества (как «суперпассионарной» силы, «способной к совершению действий, вплоть до самопожертвования ради отвлеченной идеи»), ожидание от власти «привилегий в обмен на службу», стремление во времена кризиса и хаоса найти свою «социальную нишу», просто выжить и др. Наиболее активная часть «потомственных» и «непотомственных» современных казаков приняла самое активное участие в политической жизни страны в конце 1980-х – начале 2000-х гг. в составе движения за возрождение казачества, объединившего людей как различных регионов (исторического и неисторического проживания казачества), так и самых разных политических, религиозных и иных взглядов и убеждений. Примечания: 1. Современное российское казачество: политический, социальный, экономический портрет; анализ тенденций и прогноз развития государственной службы российского казачества / О.А. Ефанова, Ж.А. Шишова, А.Ю. Соклаков [и др.]: сб. материалов по результатам социологического исследования. М., 2008. 202 2. Концепция государственной политики Российской Федерации в отношении российского казачества // Президент России. Официальный сайт // http://www.kremlin.ru/text/docs/2008/07/203447.shtml. 3. Лебедик Н.И. Проблема ментальностей в возрождении донского и кубанского казачества // Возрождение казачества (история, современность, перспективы): тезисы докладов, сообщений, выступлений на V Международной (Всероссийской) научной конференции. Ростов н/Д., 1995. 4. Кожанов А.П. О возрождении казачества // Возрождение казачества (история, современность, перспективы): тезисы докладов, сообщений, выступлений на V Международной (Всероссийской) научной конференции / отв. ред. А.И. Козлов. Ростов н/Д., 1995. 5. Хагуров А.А., Щетнев В.Е. Казачий менталитет: прошлое и настоящее // Возрождение казачества (история, современность, перспективы): тезисы докладов, сообщений, выступлений на V Международной (Всероссийской) научной конференции / отв. ред. А.И. Козлов. Ростов н/Д., 1995. 6. Маркедонов С.М. Неоказачество на марше // Агентство политических новостей: сетевой журнал // http://www.apn-nn.ru/diskurs_s/1126.html. 7. Донцов С. Казачество в постсоветской России // Возрождение казачества: надежды и опасения. М., 1998. 8. Казачество как этносоциальный феномен современной России (на примере донского казачества): аналитический доклад по проекту / В.П. Водолацкий, Ю.Г. Волков, Ф.А. Барков [и др.]. Ростов н/Д., 2011. 9. Скорик А.П. Этнический статус донского казачества как субстанция социальной стратегии реабилитации казачества в современной России // Российское казачество: вопросы истории и современные трансформации: материалы научно-практической конференции «Духовная культура донского казачества: прошлое и современность» и материалы Международной научнопрактической конференции «Реабилитация казачества: современная ситуация и перспективы» / отв. ред. А.П. Скорик. Ростов н/Д., 2005. 10. Федеральный закон № 154-ФЗ «О государственной службе российского казачества» // СЗ РФ. № 50. Ст. 5245. Н.П. Плотнерчук КАЗАЧЬИ САЙТЫ В ИНТЕРНЕТЕ: ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ Казаки́ – этносоциальные группы различного происхождения, первоначально проживавшие в южных степях Восточной Европы, в частности, на территории современной России и Украины, расселившиеся позднее на территории Среднего и Нижнего Поволжья, Предуралья, современного Казахстана, Сибири и Дальнего Востока [1]. Сергей Иванович Ожегов толкует понятие «казак» следующим образом: «в старину на Украине и России: член военно- 203 земледельческой общины вольных поселенцев на окраинах государства». И далее, «крестьянин, потомок этих поселенцев, а также боец воинской части из этих крестьян» [2. С. 212]. В XVIII–XX вв. в официальных документах Российской империи слово «казак» обозначало лицо, принадлежащее к казачьему сословию и состоянию, в котором числилось население нескольких местностей России, имевшее особые права и обязанности и, вместе с тем, обозначало военнослужащего вооруженных сил Российской империи, преимущественно кавалерии и конной артиллерии и нижний чин казачьих войск [3]. В русском обществе, в сфере быта разных регионов и местностей империи, слово использовалось и в других его значениях, в частности – «свободный человек», «вольнонаемный работник», «свободный воин», «бандит», «представитель казачьего народа» и др. [1]. Насколько отличаются друг от друга определения одного и того же понятия, настолько разнятся и сайты, позиционирующие себя как информационные ресурсы казаков. Сайт – это совокупность Web-страниц – основного структурного элемента «Всемирной паутины» (от английского слова «site» – участок) [4. С. 153]. Правда, в названиях большинства сайтов присутствует либо существительное «казак», либо прилагательное «казачий». Так, сайты «Слава богу, что мы казаки» [5] и «Казаки России» [6] посвящены истории и культуре казачества, актуальным вопросам возрождения и развития казачества в современной России и государственной службы казаков и освещают деятельность Совета при Президенте Российской Федерации по делам казачества. А независимый казачий информационный сайт «Казак Дона» [7] освещает деятельность Всевеликого войска Донского. Сайты казачьих обществ, применяющие прилагательное «казачий», часто используют традиционные приметы: «Казачий стан» [8] – портал донских казаков, «Казачий круг» [9]; причем есть и сайт, посвященный ансамблю «Казачий круг», и электронное издание волгоградской газеты «Казачий Кругъ» [10], а также сайты «Казачий Скарб» (Казачий клуб СКАРБ. Сайт Сергея Макарова [11]), «Казачий Спас» [12] – сайты, рассказывающие о культуре казачества, его истории и бытности. Несмотря на значительные различия структуры и содержания сайтов, практически на всех присутствует раздел, касающийся ис- 204 тории казачества. На страничках, созданных для продвижения товаров с казачьей символикой, казачьей формы, присутствует краткая статья об истории казачества. Даже если информационный ресурс слабо структурирован и в нем присутствует всего 3–4 раздела, этот – есть обязательно. Это говорит о трепетном отношении к своим корням всех создателей казачьих сайтов, причем независимо от региона, к которому относятся создатели сайта. Типичной по набору раскрываемых тем является Webстраница «Казаки» из свободной энциклопедии «Традиция» [13]: 1) происхождение казачества; 2) казачьи войска России (на начало XX в.); 3) казачьи войска России (современные); 4) терминология; 5) литература. Чаще, правда, встречаются разделы «Культура и традиции», чем «литература». Интересный взгляд на казачество как уникальное явление в социальной мозаике планеты прослеживается на информационном портале Гардва [6]. «Нам нужны Русские духовные родники в Интернете, несущие Живую Воду – Информацию Русскому Народу», – пишут создатели сайта. «Мы возродимся, и в этом нам поможет Русское Слово, сопряженное с русскими символами-образами русского Интернета» [6]. Несмотря на то, что эпиграфом ресурса взяты слова А.С. Пушкина: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет», авторы признаются, что в качестве названия сайта взято название русской земли из забытой книги «Чаромутие. Язык магов, волхвов и жрецов» Платона Акимовича Лукашевича (1846 г.). Казачество на этом портале называется субэтносом русского этноса со своим вариантом общерусской культуры, национальной психологии, языка и традиций. Гардва отмечает, что среди прочих особенностей казачество обладает признанной способностью к самоорганизации и, не имея административных и экономических предпосылок для единства, но сохраняя его в этнологической сфере, в последние 10 лет практически полностью организовалось в общественно-политические организации. Общественно-политические организации, объединяющие ка- 205 заков в районах традиционного расселения, называют казачьими войсками (их, общепризнанных в рамках казачьего движения, в настоящее время насчитывается 17). Организации за пределами традиционной казачьей территории являются либо объединениями казаков определенного войска, либо общеказачьими, включающими казаков независимо от самоидентификации их с каким-либо из войск. Большая часть казачьих организаций за пределами традиционных территорий составляет казачьи округа – объединения типа синдикатов с большей или меньшей степенью централизации. По данным казачьих атаманов, казачьи организации охватывают около 4 млн. членов, в т. ч. 2 млн. в традиционных казачьих землях и столько же за их пределами («в России») [6]. Наиболее сильная организация из числа казачьих войск – Всевеликое войско Донское (ВВД) [14]. О силе и многочисленности донской организации казаков можно судить и по количеству казачьих сайтов, регионально относящихся к Ростовской области. Авторы материалов на портале Гардва [6] считают, что в единый общественно-политический фронт казачье движение сплачивает не столько организация, сколько идея «возрождения казачества», имеющая три основных аспекта: политический (восстановление самоуправления казачьих войск, вплоть до автономии), экономический (восстановление войскового, т. е. общинного землевладения) и культурный (сохранение самобытной казачьей культуры). Портал Гардва объединяет несколько сайтов, на которых, в частности, встречаются детально разработанные социальнополитические основы военной службы казаков, военное строительство казачьих войск и даже основные направления использования казачьих формирований в вооруженных конфликтах. Необходимо отметить, что на многих казачьих сайтах уже в силу специфики образа жизни и деятельности казачества большое внимание уделяется военной службе (и в историческом аспекте, и в современном), военно-патриотическому воспитанию молодежи, работе с детьми и молодежью. Большая часть общественно-политических организаций казачества активно ведет и экономическую деятельность. Например, социальная сеть «Казачий народ» [15] предлагает пользователям фото- и видеоразделы, чаты для общения и казачью лавку для бизнеса. 206 Один из самых ходовых товаров на казачьих сайтах – казачья форма. Интересно, что на сайте «Казачий стан» [8] форму не просто продают, а обсуждают на форуме, какая модель больше подходит для тех или иных целей и как она соответствует традициям. Пример обсуждения: (Сергей Д. 4 янв. 2012): Ежели честно не в обиду – ничего кроме папахи казачьего сдесь нет – я понимаю конешно рассуждать со стороны легко – но тем не менее это так – правда надо отдать должное автору что он хотя бы задвинул эту тему – «образ современного казака» – я к примеру казачью форму «старинную» ношу ток по своему хутору – больше нигде – не то чтобы стесняюсь – просто мы живьем в … государстве – здесь все что «народное» вернее КАЗАЧЬЕ (для них казачье – это как красная тряпка для быка) – это подвергается осмеиванию. КАЗАК как и во все времена должен отличаться от всех – сдесь к сожалению просто стилизация под современность – быть ∗ может я ошибаюсь – не знаю. Особое внимание обращает на себя культура взаимного общения на форумах сайтов, в комментариях к материалам. На том же «Казачьем стане» в комментариях к серьезнейшей аналитической статье по истории казачьего движения размещен развязный комментарий, что мол, нечего тут разглагольствовать, надо делом заниматься. Хотя и понимаешь, что уровень образования писавшего комментарий просто не позволяет ему оценить аналитику, у читателя в результате остается неприятный осадок. Уникален во многих отношениях информационный портал енисейских казаков «Казачья жизнь». Его еще называют Казачий информационно-аналитический Центр (КИАЦ) [16]. Основная тематика форума – российское казачество и смежные темы. Основная цель этого портала – способствовать единению казаков. В этой связи на сайте и форуме запрещается размещение материалов и высказываний, противоречащих его цели, способствующих расколу казачества, оскорбляющих честь и достоинство кого бы то ни было, пропаганда атеизма и дискриминации по религиозному или национальному признаку. Разработчик и главный администратор сайта Алексей Зборовский требует проявлять уважительное отношение к оппонентам, ∗ Стилистика и орфография оригинала сохранена, за исключением купюр. 207 представителям других вероисповеданий. Исключается использование на сайте мата и сленга, уродующих великий русский язык. Правила, разработанные им для сайта, могут служить примером бережного, уважительного отношения к оппоненту и к русскому языку в процессе общения. Просторы Интернета содержат огромное количество информационных ресурсов: порталов, сайтов, свободных энциклопедий по казачьей тематике. Масса источников посвящена истории, происхождению казаков, их жизне- и бытоописанию, участию в военных кампаниях. Причем эти материалы насыщены сведениями краеведческого характера. Необходимы исследования, специально посвященные отражению в Интернете исторической роли казачества и его современному возрождению, динамике роста, потенциалу. Ведь благодаря Интернету становятся доступными для изучения уникальные документы и, вместе с тем, в разы усиливается опасность фальсификации и подтасовки данных, что предъявляет к исследователю высокие требования. Примечания: 1. Казаки: Википедия: свободная энциклопедия: // http://ru.wikipedia.org/wiki /%CA%E0%E7%E0%EA%E8. 2. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1989. 3. Соловьев С.М. История России с древнейших времен: в 29 тт. СПб. 1851−1879.; М., 1993–1998; 2001 // http://ru.wikipedia.org/wiki /Соловьев,_Сергей_Михайлович#C2.AB.D0.98.D1.81.D1.82.D0.BE.D1.80.D0. B8.D1.8F_.D0.A0.D0.B. 4. Воройский Ф.С. Информатика. Новый систематизированный толковый словарь-справочник. (Вводный курс по информатике и вычислительной технике в терминах). М., 2001. 5. «Слава богу, что мы казаки»: Российское казачество // www.kazakirossii.ru. 6. Казаки России: Гардва. // http://gardva.narod.ru/skv/index.html. 7. Казак Дона / Независимый казачий информационный сайт // http://www.kazakdona.ru/. 8. Казачий стан: история казачества // http://www.kazakdona.ru/. 9. Казачий круг: Независимый казачий информационный сайт // http://www.kazachiy-krug.ru/. 10. Казачий круг: вестник казачьего народа // http://volgapress.ru/cgibin/run.pl?mod=mainpage.mod&dirmod=mod. 11. Казачий Скарб // scarb.ru›literatura/metodicheskaja/tradicii…kruga/. 12. Казачий Спас // cossackstan.ru/kazakspas 208 13. Русская энциклопедия «Традиция» // http://traditio-ru.org/wiki /%D0%97%D0%B0%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BD%D0%B0 %D1%8F_%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%86% D0%B0. 14. Официальный Интернет-форум ВКО «Всевеликое Войско Донское» // http://russiancossacks.getbb.ru/viewtopic.php?f=10&t=2570. 15. Клуб «Социальная сеть казачьего народа» // http://kazaknation.com/. 16. Казачий информационно-аналитический центр «Казачья жизнь» // http://kazak-center.ru/index/kiac_tv/0-182. Е.И. Салов МЕТАГАЛАКТИКА КАЗАЧЬЕЙ КУЛЬТУРЫ. Философско-методологический аспект Интерес к казачьей культуре был всегда. И заметно возрос в последние 20–25 лет, на рубеже веков. Это связано, во-первых, с ее своеобразием, характерной выразительностью и даже экзотичностью, но еще больше с крутыми переменами в стране и мире, массовым переосмыслением, нередко болезненным, имперского и советского прошлого. А, во-вторых, с повышенным политическим вниманием к потенциалу казачества как социокультурной общности, с развитым чувством исторической памяти и сословного (на грани этнического) родства, типичными культурно-историческими признаками, включая высокий уровень пассионарности, социальную мобильность, способность к самоорганизации, военнодемократическую традицию и богатый опыт патриотического служения Отечеству. Парадокс, что при этом казачья культура рассматривается в относительно узких рамках ее художественных структур. В лучшем случае – с исторической, а, как правило, с искусствоведческой точек зрения. Реже – с позиций системного, культурологического, социокультурного и междисциплинарного анализа. И почти никогда, на взгляд философии, предельного, стремящегося к максимально возможному синтезу способа познания мира: природы, общества и человека. Как в устойчивых, так и переменных природных и социальных обстоятельствах времени и места. В этой связи философско-методологическое обращение к наиболее общим сторонам казачьей культуры может раздвинуть горизонт представлений о ней, дать импульс к новым поискам в этой области познания. Его традиционный путь отличается устой- 209 чивостью линейной формы и основывается на добросовестном вовлечении в оборот известных, полузабытых и новых источников по объекту исследования с академически традиционным искусствоведческим анализом. Все это необходимая и значимая познавательная деятельность. Вопрос, однако, в том, что при таком подходе в понимание казачьей культуры включаются лишь ее художественнообразные формы, а другие структуры многообразных связей казачества с миром природы и общества остаются вне ее определения. Между тем философия культуры предлагает наиболее емкое определение этой категории, подразумевая под нею все, что создано человеком разумным и отлично от рожденного природной стихией. Общее определение культуры необходимо, чтобы выйти за пределы сугубо искусствоведческого взгляда на казачью культуру. Искусство – ее важнейшее структурное звено, но еще не вся культура, хотя и несет в себе грани целостности этого самобытного явления. Другой недостаток линейного подхода к познанию казачьей культуры – отнесение проблем ее развития в прошлое с соответствующим акцентом исследовательского внимания. Но вне его фокусирования остается нынешнее проблемное поле казачьей культуры, где происходит сложный и противоречивый процесс структуризации в новых условиях, взаимодействуют традиция и инновация, сталкиваются противоположные интересы, подстерегают соблазны сведения прошлых исторических счетов ради суетных выгод текущего потребительства. Отражением разнонаправленных устремлений служит упрощенная формализация многоплановой и динамичной картины. Обычно – в русле идеологизированного мифа. Известный продукт такого «синтеза» – стереотип, согласно которому советская власть во все времена не давала казачьей культуре ходу. Но вот вопрос, с чего бы тогда пламенному глашатаю мировой революции и ярому ненавистнику казачества Л. Троцкому поносить И. Сталина и Совнарком за казачье возрождение в 30-е гг.? «Существует всем доступный факт, который не допускает двух толкований: в то самое время как советское правительство снижает удельный вес милиции в армии на 51 %, оно восстанавливает казачество, единственно милиционное формирование царской армии! Всякая кавалерия – привилегированная и наиболее консервативная часть армии. Казачество было всегда наиболее консервативною частью кавалерии… Казачеству возвращено право иметь собственных лошадей. Нет, конечно, недостатка и в других поблажках. Можно ли 210 сомневаться, что степные всадники снова окажутся на стороне привилегированных против недовольных? На фоне непрекращающихся репрессий против оппозиционной рабочей молодежи восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора» [1. C. 182–183]. Написано в 1936 г. Впрочем, исторические факты – не помеха мифотворчеству. Вопреки ему, свидетельство из грозного июня 1941 г. О том, как относилось казачество к защите Родины – советской в то время. Речь о последних сутках перед нападением гитлеровской Германии на СССР: «Из 6-го кавкорпуса сообщают: казаки без приказов и советов второй день клинки точат» [2. С. 354]. И еще факт из того же времени: «В 3 часа 22 июня 1941 г. по указанию командарма 6-го кавалерийского казачьего корпуса генерала Никитина И.С. 6-я кавдивизия была поднята по боевой тревоге и двинулась к границе. Через час казачья дивизия генерала Константинова М.П. вместе с частями 1-го стрелкового корпуса 10-й армии вступила в бой с гитлеровскими захватчиками, наступавшими в направлении Ломки. Первым вступил в бой 94-й Белоглинский Кубанский казачий кавполк, а затем подошли 48-й Белореченский Кубанский и 152-й Ростовский, Терский казачьи кавполки. Казаки стойко сражались, занимая оборону на широком фронте» [3. С. 8]. Современные процессы в казачьей культуре, особенно в ее социопсихологических формах, связаны не только с переменой внешних условий, но и с противоречиями исторической и социокультурной самоидентификации внутри казачьей среды. Крайний пример блужданий в лабиринтах прошлого – героизация памяти тех выходцев из казачьего круга, кто в годы Второй мировой войны пошел на сотрудничество с Гитлером, отметившись принадлежностью к СС – нацистской черной гвардии, признанной международным трибуналом в Нюрнберге преступной террористической организацией без срока давности. Затея увековечить память выбравших в кумиры бесноватого фюрера особенно кощунственна в стране, победившей исчадие нацизма. Тем более, что сомнительная инициатива оказывается на поверку банальным бизнес-проектом в целях получения социальной контрибуции за историческое прошлое. Очаг деструкции в развертывании нынешнего этапа казачьего ренессанса далеко небезобиден. Особенно в ситуации, когда страна проходит фазу повышенных глобальных рисков, что сопровождается серьезными испытаниями на цивилизационно-культурную со- 211 стоятельность, социальную устойчивость и государственную прочность. «Никогда еще Россия в своей истории не была в таком отчаянном положении, никогда не была охвачена столь тягостными политическими, социальными, экономическими и нравственными неудачами, которые принесли служители капитализма» [4. С. 3] Вероятность такого развития событий предвидел в свое время творец «Тихого Дона», этой казачьей «Илиады», М.А. Шолохов в разговоре с сыном Михаилом: «Когда там, по вашим учебникам, гражданская война закончилась?» «В 20-м», – ответил сын. Отец усмехнулся: «В 20-м? Нет, милый мой, она и сейчас еще идет. Средства только иные. И не думай, что скоро кончится. Скорее всего, если я что-нибудь смыслю, еще и не кончившись понастоящему, загорится вновь. И не за горами то время. Потому что до сих пор у нас что не мероприятие – то по команде, что ни команда – то для людей, мягко говоря, обиды» [5. С. 284]. Внутренние вопросы развития страны сопряжены с внешними угрозами. В условиях глобального соперничества за природные ресурсы «единственной причиной – почему против нас пока не применили силу – является наша ядерная дубинка. К тем, у кого нет такой защиты, силу применяют не задумываясь. Ливия, Югославия, Сирия – этот скорбный список можно продолжать долго» [6. С. 13]. Кроме ракетно-ядерного меча, у России остается щит духовный. С его историческими скрепами: патриотической традицией родинолюбия, русской идеей соборности народов и отечественной, в том числе – казачьей, культурой. Но и национальногосударственная идея соборности, единения перед лицом кризисных вызовов может обернуться бессилием Антея, лишенного земной опоры, без державной воли, военной мощи и нравственной цели. Отсюда неизбывный интерес внутри страны и за рубежом ко всему комплексу русской культуры в его целостности как феномену, если использовать термины экзистенциализма, пребывающему, в силу пространственно-цивилизационного положения, в пограничной ситуации глобального уровня: между Европой и Азией, Западом и Востоком. Такова экзистенция, или способ существования, русской культуры и связанных с нею исторически национальных культур России. В периоды социально-экономического подъема и державной мощи риски пограничного существования культуры компенсируются фактором ее направленной государственной под- 212 держки. В иное время, подобное нынешнему, роль компенсатора играют пространственная емкость России-Евразии, историческая память и народно-патриотическая традиция, многовековой опыт культурного созидания в неблагоприятных условиях, многообразие его форм, природный капитал и человеческий потенциал носителей русской культуры и соборных с нею культур других российских народов. В таком культурно-историческом и культурософском контексте казачья культура выступает как структурная область русской культуры, непрерывно пребывающая в крайнем состоянии порубежного существования в его духовном, социальном, международном и физико-географическом смыслах. С этой точки зрения она представляет собой квинтэссенцию существования в пограничной ситуации, с периодами обострения, испытывая постоянно влияние Запада и Востока, Севера и Юга, взаимодействуя с ними, но особенно интенсивно – с государственным центром России, ориентируясь на него и оставаясь его своеобразной и динамичной периферией. «Вот хотя бы самое начало (романа «Тихий Дон» – Е. С.), первые вроде бы чисто информационные фразы: «Мелиховский двор – на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону». В сущности, здесь мы сразу же соприкасаемся с основным в произведении. Двор сдвигается на «край», и в этом судьба главного героя – особенная, «избранная» – избранная и в смысле побед, и в смысле поражений. И эти воротца, ведущие на север в беспредельное пространство России, причем такое сугубо «местное», чисто «провинциальное явление (что подчеркнуто диалектным «баз»), как приют для скота, прямо сопряжено с открывающимся путем на север, откуда грядет решение судеб» [7. C. 302–303]. Глубокое прочтение шолоховского текста о казачестве дополняется актуальной и сегодня мыслью В. Кожинова: «Герои «Тихого Дона» постоянно рассуждают о казацкой «суверенности» (если воспользоваться популярным сегодня словом), однако именно эта книга по существу опровергает подобные представления: ведь хотя почти все действующие лица – донские казаки, каждому читателю ясно, что в «Тихом Доне» воссоздано бытие России в ее громадном целом. И глубокое своеобразие казачества не только не мешает воссозданию этого целого, но, напротив, дает возможность воссоздать его с исключительной полновесностью и остротой» [7. C. 294]. Оттуда же наблюдение американского лите- 213 ратуроведа Д. Стюарта, что казак Григорий Мелихов реально живет теми противоречиями и силами, которые охватывают целостность России и мира [7. C. 296]. Среди других черт казачьего культурного типа заметно преобладание таких свойств, как твердость характера, переходящая в непреклонное упрямство, своевольность, мужество, молодецкая удаль, или казачья лихость, тяготение к мастерскому владению воинскими навыками, потенциальная готовность, в ситуации выбора, к подвигу и самопожертвованию, святость уз войскового товарищества (казацкого братства), развитое чувство самоиронии: «О, Боже ж мий, якый же я вдався: мого батька повисылы, а я обирвався» [8. C. 49] и связанный с нею природный юмор, склонность к самовыражению в песенном и танцевальном творчестве, других формах традиционного казачьего фольклора, в народных художественных промыслах и ремеслах. Подобного рода качества изначально формировались и поддерживались в казачьей среде, становясь внутренним свойством этого культурно-исторического типа. Как антропологический тип, вольная натура которого требует простора – пространства для полноты ее развертывания, казак неизбежно оказывался на порубежье природных и культурных миров: лесного и степного, степного и горного, кочевого и оседлого, скотоводческого и земледельческого, сельского и городского. Вряд ли пограничная ситуация была целью казачьего типа культуры. Путеводной звездой для него оставалась, скорее, идея самореализации в сообществе вольных людей, способных отстоять свою независимость на самой грани пассионарного напряжения. Воля вольная представлялась основанием для достижения полноты казачьей экзистенции, или существования, в соответствии с идеальным образом вольницы и ее гарантии – военной демократии как наиболее органичной, по данному представлению, природе человеческого бытия. Достичь этой цели как идеала не удавалось никогда, но стремление к ней сотворило самобытную казачью культуру. Проблема недостижимости казачьей идеи в ее абсолютном виде состояла не столько в том, что серьезным препятствием оставалась социальная дисгармония в обществе, из которого извергался пассионарный элемент. Она преодолевалась самим исходом из «египетского» плена социальной несправедливости в казачью вольницу. Вопрос заключался в пределах исторического времени, а еще в том, что манившее волей пространство оказывалось либо уже 214 занятым, либо представляло собой напряженное соседствосоперничество различных миров. В результате культурноисторический тип вольного русского человека попадал на пути к казачьей мечте из огня социального неравенства в полымя бранных испытаний. Эти опасности не останавливали его. Отступать было некуда: впереди – воля вольная или гибель со славой, позади – неволя и бесславный конец. В условиях, казалось, крайне неблагоприятных для становления самобытной версии отечественной культуры, казачество, при неизбежных и необходимых в пограничной ситуации влияниях иных культур, выбрало свою собственную судьбу как данность – такую же, как бескрайние просторы на южных рубежах России, знойное солнце, плодородные степи, бирюзовый свет и богатство здешних рек, лиманов и морей. Никто лучше Н.В. Гоголя не сказал об историческом горниле, породившем феномен казачества. «Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество – широкая, разгульная замашка русской породы, – и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал… Это было, точно, необыкновенное явление русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед… Словом, русский характер получил здесь могучий, широкий размах, дюжую наружность» [9. C. 235]. Так представитель натуральной школы в русской литературе XIX в. с глубоким знанием деталей и характерных типов казачьей истории осуществил ее культурологический синтез. На языке философии его можно выразить следующим образом: это был душевный самонастрой русского человека, поставленного исторической судьбой в крайние природные и социокультурные условия межплеменного воинственного Порубежья. Спустя 134 года после Гоголя похожее изображение казачьего характера предложил доктор исторических наук В.И. Буганов: «Влияние личности Разина наложило отпечаток на большинство 215 событий Крестьянской войны, начиная с похода донской голытьбы и беглых крестьян на Волгу, Яик и Каспий и кончая действиями бесчисленных отрядов повстанцев в Поволжье и других районах страны, хотя они нередко не были прямо связаны с руководителями восстания. В его действиях, как военного руководителя, немало импульсивности, порывистости, мощной и своенравной силы и энергии, бьющей через край. Его богато одаренной натуре были свойственны не только умение владеть саблей, удаль и отвага, взращенные в воинственной и вольнолюбивой среде, но и несомненные способности в организации и проведении походов и сражений, сметливость и хитрость, так необходимые в военном деле, целеустремленность в разработке и осуществлении планов, умение направлять действия больших масс людей. Он был настоящим народным предводителем, который поразил воображение современников и потомков титанической силой характера, широтой и удалью натуры, своеобразной и противоречивой. Таков был и народ, который выдвинул из своих рядов этого могучего человека былинного склада» [10. C. 69–70]. Такие люди творили казачью культурную традицию и сами являлись ее порождением. Казачий характер был одновременно субъектом этой самобытной культуры и ее живым продуктом. При всем этом нет общепринятой характеристики казачьей культуры, хотя все, кто берется за связанные с ней вопросы, имеют представления о ее феномене. Но, когда дело доходит до определения, возникает соблазн сужения культурной конкретики. Он-то и сводит понимание казачьей культуры к одной или нескольким, в лучшем случае, из ее сторон, как правило, духовным. В результате возникает суждение, что поскольку «в концепции современной возрожденческой политики приоритет отдается воссозданию военизированных черт жизненного уклада и быта казаков и войсковых структур в традициях вековой давности, вопросы культуры невольно оказались отодвинутыми на второй план» [11. C. 7]. Но феномен казачьей культуры не исчерпывается производством и потреблением духовных ценностей уже потому, что в культуре создаются и потребляются не только духовные, но и вполне материальные ценности. И военная традиция казачества – структурная часть его культуры в целом. Такая же, как семейно-бытовая, хозяйственная, ремесленнопромысловая и фольклорная. Все они структурно связаны в целостный культурный комплекс. Это столь же априорно, как и то, что в 216 человеческой деятельности дух принимает материальные формы, воплощаясь в них, а материя – духовные. И культура есть созидание тех и других во всем их многообразии, сложности и связях. Иначе вне ее рискует оказаться сам человек как целостность духа и материи, человеческое общество, взаимодействие с природой и немалая часть его результатов. Вот почему приходится обращаться к философскому пониманию культуры как универсальному (можно сказать, антропокосмическому) выражению всеобщей связи природы, человека и общества, во всем многообразии ее форм, реализуемой в деятельности, направленной на постижение мира и самого человека. Разумеется, и такое определение устроит не всех. Еще недавно, по признанию самих культурологов, насчитывалось более 400 определений культуры, а теперь их число измеряется четырехзначными числами [12. C. 9]. Это объясняется «глубиной и неизмеримостью человеческого бытия» [12. С. 9]. Тем более, не стоит ограничивать реальную сложность и богатство структур культуры при ее познании. Наше внимание привлекают предельные, категорические или императивные стороны культурного феномена в его казачьем формовыражении. Вот почему разделяем взгляд на культуру как одновременно «самобытный и универсальный феномен», в котором «за множеством локальных структур следует разглядеть общий процесс, без которого невозможны культурно-исторические типы» На этой мысли настаивал русский философ В.С. Соловьев [12. С. 39]. Но верно, на наш взгляд, и обратное утверждение: в культурно-историческом типе проявляются в своеобразной форме универсальные стороны культуры как целостного феномена. В казачьей культуре воплощаются в уникальном виде родовые черты русской культуры. Проблема рождения и развертывания культуры казачества заключалась и в том, что стихия воли вольной, становящейся на степных просторах, на рубеже восточнославянского и иных миров, рисковала растратить энергию личной и ватажной пассионарности и, рассеяв ее остатки в необозримом пространстве Дикого поля, поглотившем куда более многочисленные орды, исчезнуть бесследно в воинственном окружении. Хаос первоказачьей анархии грозил превратить степную вольницу в заходящее, остывающее светило, напрасно пытающееся озарить и обогреть бескрайний простор. Казалось, предструктура казачьего своеобразия, не успев сложиться, безоглядно диссипирует, теряет энергетический заряд, движется к 217 энтропийному финалу, когда на месте бьющего ключом родника пассионарности останется лишь мертвая пустота. Этого не случилось. Из хаоса стихии возник процесс самоорганизации, породивший структуры своеобразного порядка. Это произошло потому, что сработали табу народного культурного опыта, поставившего ограничения самогубительной анархии. И вокруг «твердого» ядра народной традиции самоуправления стал нарастать, если применять терминологию И. Лакатоса [13. С. 76–85], «защитный пояс» самоорганизации. Появились атаманы, есаулы, подъесаулы и сотники, войсковые судьи и казначеи, писари и толмачи-переводчики; конные и пешие подразделения казачьего войска, возникло разделение труда между рыбаками, охотниками, кузнецами-оружейниками, шорниками, гончарами, строителями, казаками-зимовниками, заводившими свой хутор с земледелием и скотоводством. Открывались казачьи таланты в военном деле, песенном и танцевальном мастерстве, нашлись свои кобзари-сказители. Собранная и структурированная энергия вольницы породила казачий культурный тип. Итак, казачья культура – это своеобразная форма русской культуры, оказавшейся в силу исторической судьбы в непрерывном состоянии или континууме пограничной ситуации в ее экзистенциальном смысле. Это явление народного духа и организации, бытующее на крайних рубежах восточнославянской цивилизации, в солнечных сплетениях Евразии, если расширительно применить определение Ю.А. Жданова, русский культурно-исторический тип в его экстремальном выражении, в динамике многовекового диалога, мирного и немирного, между Севером и Югом, Востоком и Западом, государственным центром и пассионарной окраиной, традицией и инновацией. Это самобытный, в сравнении с другими явлениями мировой культуры, феномен, по-своему впитавший в себя древнюю традицию военной демократии и русской общинности, сформировавших в соединении с душевной энергетикой вольного человека своеобразный тип личности и общности, в которых наиболее выразительно сошлись крайности русского народного характера, чья метафизика соединяет в себе два начала – восточное и западное. Неслучайно, по определению Н.А. Бердяева, эти две противоположности легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетическое монашеское православие [14. С. 5]. Столь крайние антиномии русской души присутствуют в казачьем характере, дополняя друг друга, подчер- 218 кивая его русский национальный тип Восточно-Западной, или Евразийской, культуры. В вольном казачестве крайности русской натуры приобретают предельное, выходящее за грань, выражение, превращаются в квинтэссенцию русского характера в вечной пограничной ситуации. Его экзистенция, или существование, – бытие, духовное и физическое, само напряжение жизни на рубеже находит разрядку, выходя в пространство евразийской бескрайности. И этот выход, превративший казака в человека простора, фактор, создавший, по мысли Л.Н. Толстого, Россию, не только усиливает его стремление к беспредельной воле вольной, но и сообщает ему пластичность, необходимую для адаптации в новой, часто – неприветливой, среде. Выход в метапространство не снимает пограничного состояния, а лишь раздвигает его горизонт. И он же определяет еще одну сторону метафизики, или экзистенции казачьей культуры, делая ее органично восприимчивой к иным формам постигаемого мира природы и культуры. Исторически в казачьем характере парадоксальным образом уживались самоотверженный патриотизм и верная служба государству с бунташной вольницей, переходящей в известные времена в откровенный сепаратизм. Казачья вольница – замечательное явление в русской истории, по Н.А. Бердяеву, «обнаруживает полярность, противоречивость русского народного характера. С одной стороны, русский народ смиренно помогал образованию самодержавного государства (и это было необходимым условием народного самовыживания – Е. С.). Но, с другой, он убегал от него в вольницу, бунтовал против него. Стенька Разин, характерно русский тип, представитель «варварских» казаков, голытьбы. …Колонизация была совершена в России вольным казачеством. Ермак подарил русскому государству Сибирь. Но вместе с тем казацкая вольница, в которой было несколько слоев, представляла анархический элемент в русской истории, в противовес государственному абсолютизму …Она показала, что может быть уход из государства, в вольные поля» [14. С. 11–12]. Это уроки истории казачьей культуры в широком смысле. О них нелишне помнить, чтобы избежать в гипотетической ситуации острого кризиса реанимации фантомов подобных стране «Казакии». Если, используя термин П.С. Гуревича, определить структурную целостность русской культуры как космос национальной культуры [12. С. 25–26], то казачью культуру можно представить образ- 219 но как метагалактику в космосе русской культуры. «Мета», или порусски «после», означает некоторый выход за пределы. В культурно-историческом смысле с казачьей культурой дело обстоит именно так. Она проникает за пределы космоса русской культуры, транслируя ее творения в мир сопредельных культур. И в то же время, усваивая ценности соседних культур, транслирует их в мир русской культуры. Казачье начало всегда жило в русском человеке. Возможно, именно оно в своем предельном выражении однажды вывело его в космическую беспредельность. Казачество в целом – русское явление, русское культурное самосознание и самостояние в пограничном пространстве. Это дает основание говорить об особой, в духовном и физическом смысле, экзистенции казачьей культуры. Пребывая в пограничной ситуации, казаки не перестают быть русскими в национальном смысле, как остаются русскими обладатели не менее уникальной культуры – поморы Севера или старообрядцы-липоване, оказавшиеся по воле исторической судьбы за пределами России, в Румынии или Италии. И те, и другие, как и казаки, носители самобытной культуры, остающейся, тем не менее, русской по духу, языку и материальным формам миропознания и самовыражения. Примечания: 1. Троцкий Л.Д. Преданная революция. М., 1991. 2. Стаднюк И.Ф. Исповедь сталиниста. М., 1993. 3. Воскобойников Г.Л. Советская конница в Великой Отечественной. М., 2008. 4. Дашичев В. СССР не был обречен // Лит. газета. 2013. 24–30 апреля. 5. Котовсков В. Иным он быть не мог // Наш современник. 2013. № 2. 6. Сивков К. Рано или поздно капитализм будет снесен // Незав. газета. 2013. 23 апреля. 7. Кожинов В.В. Победы и беды России. М., 2006. 8. Пивень А.Е. Торба смеха и мешок хохота. Краснодар, 1995. 9. Гоголь Н.В. Тарас Бульба // Гоголь Н.В. Соч.: в 2-х тт. М., 1969. Т. 1. 10. Буганов В.И. Крестьянские войны в России XVII–XVIII вв. М., 1976. 11. Проблемы развития казачьей культуры: материалы научнопрактической конференции. Майкоп, 1997. 12. Гуревич П.С. Культурология. М., 1998. 13. Лакатос И. Методология исследовательских программ. М., 2003. 14. Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. М., 2000. 220 М.И. Скворцов, О.Ю. Скворцова «СОБРАТЬ И СОХРАНИТЬ, ВОЗРОДИТЬ И РАЗВИТЬ»: ФОРМЫ И МЕХАНИЗМЫ СОХРАНЕНИЯ И ТРАНСЛЯЦИИ ТРАДИЦИОННОЙ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ (из опыта работы этнографического музея традиционных народных ремесел Кубани) Сегодня уже нет необходимости доказывать важность и актуальность проблем сохранения и восстановления традиционной народной культуры. Традиции народа, представляя собой самостоятельную область культуры, в то же время являются основой для развития всех современных направлений национального художественного творчества, как самодеятельного, так и профессионального. Современная народная культура отличается от классических фольклорных форм. Изменения в общественной, экономической и политической жизни трансформируют общество, фольклор теряет свое устоявшееся положение и начинает приобретать новые формы. С одной стороны, он является культурным наследием, требующим бережного отношения, с другой, образует современные вторичные формы народной культуры, которые находятся в постоянном развитии. Соответственно, необходимо решение двух противоположных задач – собрав, сохранить, воссоздав, развить. На это и направлена деятельность этнографического музея традиционных ремесел Кубани (пос. Мезмай Апшеронского района Краснодарского края). Музей занимается изучением и сохранением материальной культуры Кубани, в том числе и ремесленных традиций региона. Действуют постоянные тематические экспозиции: «Традиции ручного ткачества и вышивки Кубани», «Гончарное дело Кубани»; передвижные проекты: «Детям на забаву, взрослым на любование...» (традиции глиняной игрушки), «От прядева до полотна» (традиционное ручное ткачество). Формирование тематических ремесленных коллекций, работа в архивах и этнографические экспедиции являются основой работы музея. Силами сотрудников с 1980-х гг. ведется обширная самостоятельная работа по комплектованию фондов. Еще на стадии создания музея в его фонды стали поступать дары – от частных лиц, музеев, народных мастеров, потомков ремесленников. Конечно, доля безвозмездно подаренных предметов составляет незначительную часть от всей коллекции, но данный факт говорит о вызванном интересе и поддержке со стороны общества. 221 В структуре музея в 2008 г. открылся архитектурноэтнографический комплекс «Кузнечное дело Кубани» – первая серьезная работа его специалистов, ставшая своеобразной визитной карточкой всего музея [1]. Архитектурно-этнографическая экспозиция представлена коллекциями, рассказывающими о кузнечном и деревообрабатывающих ремеслах, и включает несколько объектов. Центральное место занимает кузнечная мастерская, которая представляет собой реконструкцию традиционного типа хозяйственных построек конца XIX – начала XX вв. Экспозиция интерьера кузницы содержит оригинальное ремесленное оборудование: горн, меха, наковальню, кузнечные инструменты, образцы кованых изделий. «Особенность моделирования среды музея заключается в том, что экспозиция кузнечной мастерской полностью соответствует традициям обустройства, сложившимся стереотипам и народной «логике» организации пространства подворья-мастерской» [1. С. 105]. Перед кузницей располагается реконструкция стана для ковки коней. Особое место в экспозиции занимают экспонаты, переданные потомками знаменитых ремесленных династий г. Майкопа Жилиными и Гапошиными: подлинный ремесленный инструмент, изделия кузнечного ремесла, предметы традиционного быта [2]. По результатам проводимых исследований и формируемых фондов экспозиция архитектурно-этнографического комплекса музея регулярно пополняется и расширяется. В 2009 г. экспозицию дополнил большой раздел по деревообрабатывающим ремеслам: коллекция ремесленного инструмента и изделий мастеров бондарей, колесников, неразрывно связанных, в силу специфики технологии, с кузнечным делом. В 2010 г. на основе музейных коллекций создана временная передвижная выставка «Походная казачья кузница XVIII–XIX вв.». «Живая реконструкция» демонстрировала походную кузню в действии. В 2011 г. на основе полевых исследований и архивных чертежей военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи МО РФ (Санкт-Петербург) была реконструирована передвижная походная кузница Нижегородского полка (образца 1805 г.). В этом же году из фондов музея сформирована и подготовлена к демонстрации экспозиция «Ретроспектива походных горнов», представляющая технические особенности развития кузнечных горнов с 222 конца XIX до XX вв. В 2013 г. она значительно расширилась за счет строительства нового архитектурного сооружения – реконструкции хозяйственного навеса, под которым разместилась выставка, посвященная гужевому транспорту. Сочетание научных изысканий с методом этнографической реконструкции позволило соединить в одном музейном пространстве подлинные этнографические предметы с реконструкциями, выполненными с соблюдением традиционных технологий; дополняя друг друга, они не только помогли воссоздать традиционное убранство ремесленных мастерских, но и продемонстрировали динамику развития ремесла от XVIII до XX вв. [3]. Важнейшей функцией экспозиций является погружение в среду – все оборудование «работает», т. е. посетитель музея ремесел может ощутить себя в действующей ремесленной мастерской. Экскурсантам не только демонстрируются традиционные ремесленные производства – кузнечное, колесное, бондарное, но и предоставляется возможность общения с мастерами, наблюдения за их работой, активного включения в действие, собственного участия в изготовлении изделия. Музей в своей просветительской работе использует целый ряд существующих форм и способов трансляции традиций народной культуры, пропаганды и популяризации ее лучших образцов. Исходя из постулата, что ремесло «живо только в руках мастера», основной задачей организации музейных мероприятий является не только демонстрация зрелищной стороны и привлечение новых посетителей, но и сохранение и придание жизненной устойчивости ремесленным традициям. В проектах музея реализуются два основных направления: организация обмена опытом между разными поколениями мастеров, а также обучение всех желающих, т. е. привлечение «в ремесло новых рабочих рук». Этнографический музей традиционных ремесел Кубани на своей базе проводит различные культурно-массовые и научнометодические мероприятия: краевой обучающий семинар «Традиционное ткачество Кубани»; передвижная выставка «От прядева до полотна», рассказывающая о традициях ручного ткачества; интерактивный проект «Детям на забаву, взрослым на любование...» (передвижная выставка и мастер-классы, посвященные искусству глиняной игрушки Кубани). Самым значительным по масштабу проведения и наиболее 223 востребованным мероприятием является фестиваль «Кузнечное дело Кубани». Один из ведущих отечественных исследователей фольклора Б.Н. Путилов отмечает, что «региональные фестивали традиционной культуры должны помочь в решении проблем, связанных с освоением местных традиций» [4. С. 17–18]. Фестиваль «Кузнечное дело Кубани» по форме организации – общественный; неформальный подход к организации мероприятия позволяет решать как широкие общественно значимые задачи (популяризация традиционной народной культуры, представление традиций кузнечного ремесла в их локальном своеобразии), так и узкоспециализированные (сохранение и возрождение традиций ручной ковки, консолидация мастеров и ориентация их на работу с местным этнографическим материалом). Специфика современного этапа развития кузнечного ремесла состоит в том, что к настоящему времени вместе с уходом из жизни последних носителей народной традиции исчезает и тот тип народных мастеров, которых принято называть носителями аутентичной культуры. Новое поколение мастеров имеет профессиональное образование, но владеет лишь малой частью ремесленной традиции, в работе ориентируется на так называемые «промышленные» технологии, которые значительно упрощают и ускоряют процесс обработки металла. Некоторые технологии искусства ручной кузнечной ковки (например, кузнечная сварка) практически не используются в работе современных кузнецов. При этом происходит утрата качества, индивидуальности и традиционности изготавливаемых изделий. Формально называясь кузнечными мастерскими, фактически они этому статусу не соответствуют и, по сути, являются мастерскими по художественной обработке металла. В настоящее время продукция «под старину» востребована, мастера испытывают интерес к такого рода работе, но оторванность и в пространстве и во времени от подлинной народной традиции, отсутствие теоретических знаний и практического опыта работы по освоению традиций ручного ремесла зачастую приводят к нарушениям в воссоздании этнографических образцов и, как следствие, к профанации национального культурного наследия. В этой связи особое значение приобретает и сама форма проведения фестиваля как мероприятия, имеющего многофункцио- 224 нальный характер и, в первую очередь, обеспечивающего творческое взаимодействие мастеров разных поколений и уровня мастерства. В сложившихся условиях фестиваль, помимо своих ставших уже традиционными задач для мероприятий подобного уровня художественно-творческого и культурно-просветительского плана, должен решать и проблемы адекватного отражения традиций ремесла в художественной практике мастеров [5]. В рамках фестиваля эта задача решается путем организации конкурса мастеров. На первом этапе мастера представляют на конкурс домашнее задание – изделия, демонстрирующие широкой аудитории образцы, выполненные в местных традициях, а специалистам – позволяющие оценить степень владения практикой ручного кузнечного ремесла; второй этап – мастер-классы во время фестиваля. Разумеется, основным критерием при проведении конкурсного просмотра является достоверность воссоздаваемого материала, определяющая, в том числе, и профессиональные навыки мастера. Подобная форма позволяет признанным мастерам в области традиционных народных ремесел выработать и предложить специалистам конкретные рекомендации по совершенствованию их работы. В ходе фестиваля проходят творческие лаборатории и коллоквиумы, мастер-классы носителей традиционной культуры, лекции научных сотрудников, что позволяет участникам восполнить недостаток знаний и практических навыков при работе с этнографическими источниками. В рамках фестиваля они могут поделиться опытом реконструкции, представить свою исследовательскую работу, высказать и вынести на общее обсуждение возникающие проблемы, обозначить свою позицию в деле сохранения и развития традиционной культуры. Присутствие на фестивале носителей аутентичных традиций ручного кузнечного ремесла помогает целенаправленному обмену опытом между разными поколениями. Потомственные народные мастера – как правило, представители кузнечных династий в силу их особого положения по отношению к другим участникам коллектива приглашаются на фестиваль в качестве почетных гостей, проводимые ими мастер-классы носят представительский и обучающий характер, их мнение обязательно учитывается при проведении конкурса. Как показывает практика, фестивальные формы творческого общения не только помогают установить творческие связи между 225 мастерами, но и переводят их деятельность по освоению традиций ремесла на более высокий уровень, обеспечивают углубленное понимание значения своей работы и, как правило, инициируют интерес к изучению традиционной народной культуры. Органичное сочетание в рамках фестиваля художественнотворческих, учебно-методических и просветительских задач позволяет, не разрушая праздничности этого действа, включить его в контекст серьезнейшей и трудной работы музея по восстановлению региональных ремесленных традиций. Таким образом, фестиваль является действенным механизмом сохранения и возрождения традиций народной культуры. Примечания: 1. Скворцова О.Ю. Архитектурно-этнографический музей традиционных ремесел Кубани как механизм трансляции народной культуры (основные идеи и принципы воссоздания этнографических ремесленных мастерских) // Сбережение народа: традиционная народная культура: материалы научнопрактич. конф. Краснодар, 2007. 2. Скворцова О.Ю. Кузнечные ряды: семейные ремесленные династии г. Майкопа // Традиционная культура народов Краснодарского края и Северного Кавказа. К 100-летию Леонида Ивановича Лаврова: материалы межрегион. научно-практич. конф. (г. Краснодар, 21 ноября 2009 г.) / науч. ред. и сост. Н.И. Бондарь, О.В. Матвеев. Краснодар, 2009. 3. Музей традиционных народных ремесел Кубани (из опыта создания архитектурно-этнографического комплекса пос. Мезмай, Апшеронский район) // Вопросы казачьей истории и культуры. Вып. 5. Майкоп, 2010. 4. Путилов Б.Н. Фольклор и художественная самодеятельность // Фольклор и художественная самодеятельность / отв. ред. Н.В. Новиков. Л., 1968. 5. Фестиваль кузнечного дела Кубани как форма трансляции традиционной народной культуры (из опыта организации просветительской работы архитектурно-этнографического музея кузнечного дела Кубани пос. Мезмай, Краснодарский край) // Вторичные формы традиционной народной культуры: материалы научно-практич. конф. Краснодар, 2010. Н.Г. Соловьева КАЛЕНДАРНЫЕ ПРАЗДНИКИ КАЗАЧЕСТВА КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕСИИ Казачество Карачаево-Черкесии имело целый комплекс календарных праздников, который тесным образом был связан с российским православным церковным календарем и включал три основных блока, имеющих свою специфику. Эти блоки, взаимодействуя друг с другом, образовывали достаточно крепкую и целостную систему культовых праздников. 226 Цель исследования – проанализировать календарные праздники казачества Карачаево-Черкесии, способы и методы их проведения, выявляя их специфические черты. Первый блок включал православные праздники и входящие в них обряды годового цикла. Ко второму блоку следует отнести обряды, связанные с основными видами сельскохозяйственной деятельности казаков – окончание сезонных работ: пахоты, сева; первый выгон скота в стадо и др. В зависимости от ряда причин, в частности погодноклиматических условий конкретного года, они могли совмещаться с календарными праздниками. Однако если календарные и цикличные праздники и не совпадали, в процессе их отправления использовались элементы и символы значимых годовых праздников: пасхи (пасхальное яйцо, куличи), рождества (зерно из новогодней обрядности) и т. п. Третий блок составляли войсковые, воинские праздники и обряды, которые часто приурочивались к конкретным датам православного календаря. Календарь праздников не был однороден и соразмерно наполнен. Народная празднично-обрядовая основа определялась в основном временем проведения. Наиболее насыщенными являлись зимние и весенние праздники. А с весны и до осени наблюдалось резкое сокращение календарно-обрядовой активности населения. При этом церковные праздники учитывались всеми повсеместно, выступая в качестве регламентирующего средства в казачьем календаре. Малочисленность обрядово-культовых праздников во второй половине года компенсировалась производственными и войсковыми праздниками, а также свадьбами, которые всегда проходили по окончанию полевых работ. Годовой цикл праздников открывали зимние святки. Они включали Рождество, Новый год и Крещение. На Рождество, как и на Новый год, готовили разнообразные блюда, резали кабана, барашка, гусей и индеек. На стол подавались как мясные блюда, в частности колбасы, холодец и др., так и выпечка: пироги, пирожки с мясной и фруктовой начинкой. Рождественский стол символизировал достаток, изобилие и благополучие семьи. Обрядовой пищей Рождества Христова (7 января) являлась кутя (кутья) – каша, которую готовили из ячменя, пшеницы, а поз- 227 же – из риса. В станицах Карачаево-Черкесии к праздничному столу подавались два обязательных блюда: кутья из кукурузы и узвар (взвар) из сухофруктов. Готовая праздничная пища ставилась в красный угол, украшенный сеном, что символизировало рождение Иисуса в яслях. К празднику Рождества в станицах пекли и специальный обрядовый хлеб: «сгибушек» в виде конверта, «кореженки» в форме улитки, «сакрестия» булочки с изображением креста из теста и др. К числу основных рождественских обрядово-ритуальных действий относятся: «праздничная вечеря» – праздничный ужин; ношение «вечери» (кутьи) по родственникам, сопровождающееся поздравлениями с праздником; «рождествованье», «христославление» и «колядование», включающие пение праздничных песен православной тематики, славивших Бога и наполненных радостью рождения Христа. Рождественские песни включали и шутки, сопровождались весельем и дарили надежду на мир и благополучие в доме и стране в целом. Праздничная вечеря – канун Рождества Христова, включала ряд обрядовых традиций. Она являлась исключительно семейным ужином. С появлением первой звезды на небе вечернюю трапезу начинали с вкушения кутьи. В некоторых станицах было принято детей сажать под стол. Они оттуда подражали домашним животным: кукарекали, блеяли, мычали и т. п., встречая момент разговения. На вечерю в родительский дом приходили женатые сыновья со своими детьми, также приглашались одинокие соседи и старики. На праздничный стол ставился и прибор для предков. В некоторых станицах открывали дверь и звали их принять участие в вечере. Не менее интересным является и обряд зазывания Мороза. Хозяин или хозяйка на вечерю приглашали к столу Мороза, а иногда и домового. Ритуал приглашения Мороза имел много вариаций. При этом содержание пригласительных песен, монологов было однотипно и характерно для всего населения Кубанской области. В тексте звучала просьба не причинять вред людям, животным и растениям, не морозить их. Ношение вечери (кутьи, праздничных пирогов) осуществляли молодые родители с детьми, которые посещая родственников, поздравляя их с праздником, говорили: «Мама и папа прислали Вам вечерю!». Часто вечерю приносили не только близкие родственники, жившие в данном селении, но и родные, жившие в других насе- 228 ленных пунктах. Посещение родственников в Рождество считалось обязательным. И сегодня в Карачаево-Черкесии кутью привозят члены одного рода издалека. Соблюдался и так называемый обычай возмещения кутьи – попробовав вечерю, хозяева добавляли свою кутью. По-видимому, это делалось для того, чтобы осуществить полный цикл обмена родственными связями через христианский рождественский символ, каковым являлась кутья. Рождество, тем самым, представляло собой объединяющий фактор, сплачивающий род через укрепление христианской веры. В Карачаево-Черкесии 7 января на Рождество группы мальчиков и мужчин ходили по домам рождествовать – петь рождественские песни, «славить Христа». Славословие состояло в основном из текстов – «Рождество твое, Христе Боже наш…», «Христос родился…», включающих элементы библейского сюжета, в которых повествовалось о рождении Господа Иисуса Христа. Символом этого ритуала являлась звезда, которую насаживали на большой шест, украшали разноцветными лентами и шествовали с ним по станице, возвещая о рождении Иисуса и начале праздничной недели. Женщины в рождественский вечер ходили колядовать. Колядовали преимущественно девушки и замужние женщины. В некоторых станицах колядки и щедровки считались одним и тем же элементом празднования Рождества. Однако в КарачаевоЧеркесии эти понятия не смешивались. Скорее всего, это объясняется временем заселения казаками Кавказской военной линии. Чем позже образовывались станицы, тем более упрощалась календарная обрядность, что отражалось на определенном нивелировании обрядов и связанной с этим подмене некоторых понятий. Идея обновления, нового рождения, изобилия проявлялась как в «церковной» рождественской, так и в «светской» новогодней обрядности. Это наиболее ярко прослеживалось в убранстве новогоднего стола, который был разнообразным и празднично оформленным, включал редкие для повседневного рациона блюда. Такой праздничный стол должен был содействовать удачному разрешению всех текущих проблем предстоящего года. Чтобы «год полным был», совершалось его обрядовое оформление. В некоторых семьях праздничный стол заставлялся едой с «горой». В центре обязательно находился огромный каравай – высокий, красиво декорированный хлеб. Такое убранство должно было прикрывать восседавшего во главе стола хозяина. Иногда хозяин сам специаль- 229 но садился на низкую скамеечку и пригибался, чтобы его не было видно. Это делалось для того, чтобы подчеркнуть богатство хозяев и приблизить новый урожайный год. Также было принято стелить под скатерть сено, которое раньше находилось в красном углу под вечерей (кутей) – «чтобы богато жили». В казачьей традиции праздник Нового года считался переломным моментом в цикле жизнедеятельности, поэтому в этот период совершались ритуалы, связанные с идеей окончания значимых дел, проводом старого, уже не нужного и зарождением нового, желаемого. Провожая старый год, станичники Карачаево-Черкесии жгли костры со старыми, ненужными вещами, тем самым избавляясь от негативного и непригодного для новой счастливой жизни. Стрельба, сопровождавшая праздничные меролприятия, означала освобождение от зла и мощь, силу для преодоления трудностей нового периода. Пережитки язычества прослеживались в некоторых традициях, связанных с циклом новогодних гаданий, которые носили в основном шуточный характер. Одним из устоявшихся элементов традиционной казачьей культуры является наличие в календарной обрядности смешанных форм обрядов, в частности, в новогодний цикл праздников включались элементы сельскохозяйственного цикла. В новогоднюю ночь казаки «пугали» топором неплодоносные фруктовые деревья, чтобы те принесли хороший урожай. Этот обряд и в настоящее время в той или иной форме присутствует в жизни казачества Карачаево-Черкесии. Первый день нового года был связан с обычаем встречи дома первого посетителя. Именно утром приходили мужчины или мальчики посевать. Таким образом, первый посетитель и посевальщик являлись одним лицом, что считалось хорошим знаком. По православной традиции именно мужчины являлись носителями божественной силы и справедливости. Они олицетворяли собой защитников слабых, поборников нравственности и христианской веры. Поэтому первое появление в наступившем году в чужом доме мужчины символизировало достаток и мир, удачу и здоровье. Посевальщики обычно исполняли новогоднюю песню около очага, разбрасывая зерно, крупу на стол и красный угол в знак плодородия. По желанию хозяев, они «сеяли» по всей комнате, обсыпая самих хозяев, чтобы те были здоровы и имели достаток. Для посевания использовались пшеница, ячмень, кукуруза, чечевица, 230 горох. Тексты посевалок (детские и взрослые) были разнообразны, имея, однако, один общий элемент – пожелание изобильного урожая в наступившем новом году. Зимние святки заканчивались Крещением (19 января). Накануне праздника Крещения Господня соблюдался строгий однодневный пост, который заканчивался с появлением вечерней звезды или же после первого освящения воды, происходившего в церкви примерно в два часа ночи. Второе водосвятие, творимое в рукотворной купели, символизирующей Иордань, совершалось на рассвете в местном водоеме (реке или озере). Перед освящением воды в реке вырубался один или несколько крестов. Рядом сооружался импровизированный престол. Кресты иногда украшались, окрашивались свекольным соком. В момент обряда освящения воды – опускания священником креста – присутствующие верующие выпускали голубей, стреляли из оружия в воздух, затем совершали троекратное омовение. Освященную воду приносили домой. Ею окропляли членов семьи, жилище, подворье и хозяйство. Иногда дом снаружи обводили мелом. Это делалось для того, чтобы из дома ничего не убывало, а только прибавлялось. В советский период многие обряды, в том числе крещение, не совершались. Однако жители станиц Карачаево-Черкесии приходили к реке ночью и набирали крещенской воды, так как считалось, что в этот день вода в полночь везде на Земле становится святой. Крещенскую воду хранили в течение года. Ее использовали в самых разных случаях, в частности в охранительных целях и народной медицине. Крещенский стол по изобилию не уступал новогоднему и оформлялся аналогично. Сено и хлеб с крещенского стола подкладывали в гнезда домашней птице или скармливали домашним животным – крупному рогатому скоту, овцам, кроликам и др. Считалось, что это будет содействовать здоровому приплоду. Остатки кутьи разбрасывались по огороду и скармливались птице: «Щоб було в огороде всэ, щоб птыця водылась». Подобным образом использовались зерна с праздника посевания. В праздничные дни Рождества, Нового года и Крещения в полночь станичники гадали. Гадания имели разнообразные формы и проявления, но их тематика была однотипна: замужество, жизнь и смерть, урожай и неурожай и т. п. 231 Весенний период календаря по сравнению с зимними святками являлся его зеркальным отражением. Зимний цикл начинался с поста и завершался (канун Крещения) строгим постом. В отличие от него начало (Масленица) и окончание (Пасха) весеннего блока календарных праздников (Великий Пост) были непостными, то есть «скоромными». Масленица относилась к числу подвижных по времени праздников. Она могла выпадать как на февраль, так и на март. Ее празднование было многовариантным, но сопровождалось определенными широко и обязательно принятыми обрядовыми традициями. К ним относилось приготовление масленичной обязательной обрядовой пищи: вареников и блинов. Типичными были взаимные гостевые визиты, игровые и развлекательные моменты обрядов (ряженые). Главным обрядом цикла являлось Прощеное воскресенье – «всеобщее прощение» друг другу неблаговидных поступков перед началом Великого поста. Во многих станицах Карачаево-Черкесии сохранялась масленичная традиция сжигания чучела, символизировавшего как саму Масленицу, так и Зиму и даже Смерть. По нашему мнению, чучело олицетворяло также все прошлое, ненужное, старое, а его сжигание предвещало начало нового благоприятного цикла в жизни христианина, связанного с его духовным обновлением и очищением через пост. В масленичную неделю «нельзя было ссориться, завидовать…». Заключительная часть «разгульной Масленицы» связана с идеей избавления от сытной масленичной пищи, с подготовкой к обновлению – к посту. Так, в некоторых станицах было принято отдавать оставшуюся масленичную пищу животным и т. п. В Великий пост существовали жесткие ограничения в пище. Не разрешалось вкушать продукты животного происхождения: мясо, молоко, яйца. Ограничения касались и определенных норм поведения: налагался временный запрет на веселье, приветствовались умеренность и воздержание во всем. Эти ограничения стремились соблюдать все казаки, в том числе и те, которые находились на военной службе или в госпиталях. Действовал также запрет на проведение обычных молодежных встреч и гуляний – «бесед» в их классической форме, то есть пиршеств с выпивкой, песнями и танцами. Вместе с тем, в этот период не было запрета на исполнение псалмов и соответствующих обрядов и ритуалов, связанных с конкретными праздниками, приходящимися на Великий пост. 232 Наиболее значимым праздником казачества было вербное воскресенье. Этот праздник сопровождался определенными обрядами и ритуалами – освящали веточки вербы и хлестали ими родственников и животных, чтобы те были здоровые («вербохлест»). Вербохлест сопровождался пожеланиями долгой жизни и крепкого здоровья: «Не я бью, святая верба хлещет на здоровье, удачу и долгую жизнь». Освященная верба хранилась в красном углу и использовалась для защиты подворья и огорода, а также в народной медицине. У казачества бытовало поверье о том, что «в конце света» спасется тот, у кого во дворе будет расти освященная верба. Это произойдет не только потому, что она освящена, но и потому, что под ее корнями будет находиться источник чистой воды. В период Великого поста отмечался праздник Сретенья (Встреченье), то есть встреча Зимы и Лета. По определенным приметам станичники судили – скоро ли наступит весна. В некоторых станицах устраивались шуточные встречи, на которых две девушки, называющие себя Зимой и Летом, вели шуточную борьбу. В зависимости от того кто побеждал, судили о том будет ли зима долгой, а весна – ранней. В великопостный комплекс входил и такой праздник, как Сорок святых («Сорок мучеников», «Сороки»). В этот день пекли обрядовое печенье, чаще всего в виде птиц: жаворонков, куликов, реже – голубей. В станицах Карачаево-Черкесии в основном пекли из теста кресты (сакрестия) или специальные спиралевидные булочки. В одно из таких изделий запекали монетку. Тому, кому она попадалась, суждено было быть счастливым и удачливым в текущем году. Заключительная неделя Великого поста называлась страстной (страшной). Особенность календарной обрядности данного периода заключалась в том, что каждый день имел свое значение и так называемое распределение ролей. Так, в чистый четверг было принято, «пока ворон не искупал своих детей», мыться и наводить порядок в доме. Затем наступала страстная пятница, в которую вспоминали страсти Христовы – его муки на кресте за грешный народ и за веру в единого Бога. В этот день казаки шли в церковь на всенощную службу и возвращались домой с зажженной свечой. Пятница и суббота являлись днями подготовки к встрече Пасхи. Казачки пекли куличи, красили яйца, готовили холодец и другие мясные блюда, в особенности колбасы и копченый окорок. Особое 233 внимание уделялось выпечке пирогов, тесто для которых готовили с многократным произношением молитв, в частности «Отче наш…». На период поста иногда приходился один из значимых христианских праздников – Благовещенье. На Благовещенье существовал строгий запрет на выполнение любых работ: «Птица гнезда не вьет, девка косу не плетет». Запрещался также забой скота: пролитие крови любого живого существа – божьего создания. Основные ритуалы этого дня были связаны с водой. После празднования Благовещенья можно было купаться в водоемах. В некоторых станицах Карачаево-Черкесии в этот день освящалась родниковая вода, которой не только обливались дома, но и устраивались шуточные обливания прохожих, чтобы все были здоровы и благополучны. Также было принято ходить в поля, где, проливая воду, желали незасушливого лета и хорошего урожая. Одним из интересных обычаев считался обычай сокрытия в этот день домашних животных, особенно коров в стойлах, что было связано с поверьем – злые силы активизируются и могут им навредить. Самым главным и светлым праздником календарного круга была Пасха. Пасхой завершался Великий пост и начинался новый период жизни казака-христианина. К этому празднику готовили обильный стол с большим количеством блюд. Особое место отводилось мясным блюдам и хлебопекарным изделиям. Центральное место на столе и в ритуально-обрядовой практике занимал кулич (паска) – круглый, высокий, богато украшенный обрядовый хлеб и крашеные, расписные яйца (крашанки, писанки). Ими, а также освященным салом, казаки разговлялись. С этой обрядовой пищей было связано большое количество запретов. Ее остатки, вплоть до крошек и скорлупы, нельзя было просто выбрасывать. Их аккуратно собирали и использовали в сельскохозяйственных ритуалах, народной медицине и т. д. Их разбрасывали по огороду для богатого урожая, добавляли в пищу животным для здоровья и хорошего приплода и т. п. Эти обычаи продолжают существовать и в современной казачьей культуре. Пасхальные праздники сопровождались различными игровыми моментами: устраивались так называемые бои на яйцах, водились хороводы, строились качели. В эти дни звучал праздничный пасхальный колокольный звон. Большая часть времени отводилась гостевым визитам. В пасхальные дни и до Вознесения Господня 234 станичники приветствовали друг друга словами: «Христос Воскрес(е)!» В ответ звучало: «Воистину воскрес(е)!» Пасха являлась праздником, посредством которого осуществлялось незримое общение с умершими родственниками, в первую очередь с родителями. Для последних во время разговения ставили небольшую пасочку, яйцо и специальный прибор. В некоторых станицах практиковалось посещение могилок в первый день Пасхи. Это было связано с обычаем «христосованья» с умершими. Считалось, что этот ритуал является приглашением их в гости к живым, а посещение могилок на Провода – проводами обратно – в мир мертвых. Такой обычай сохранился в некоторых станицах КарачаевоЧеркесии и по сей день. В других станицах имел место запрет на посещение кладбищ на Пасху, так как считалось, что «родители уже находятся дома». Особое место в календарной обрядности казаков отводилось празднику Проводов. В этот день они коллективно посещали кладбище, совершая обряды поминовения родителей и близких родственников. Праздник состоял из совместной трапезы, символичного разговора с умершими, воспоминаний о них, оставления еды на могилках (чаще сладостей и крашеных яиц), раздачи пищи и крашеных яиц «на помин». На кладбище приносили блюда, которые любили умершие, а также куличи, яйца, пироги, колбасы, сладости и цветы. Так поступают казаки и сегодня. В отдельных станицах Карачаево-Черкесии эти действия совершались на Красную горку (первое воскресенье после Пасхи). Большинство отправляло Проводы в понедельник или вторник после пасхальной недели. По возвращении с кладбища в старых станицах устраивались скачки, джигитовки, гуляния. К концу XIX – началу XX вв. эта традиция стала исчезать. В наши дни после посещения могилок казаки собираются для продолжения праздника у старшего по возрасту родственника или же казака, вызвавшегося принять всех у себя. В весенний период отмечались и так называемые бытовые праздники, ритуально-обрядовое оформление которых было связано с началом важных сельскохозяйственных видов деятельности: вспашкой и севом, первым выгоном скота в стадо и на летнее пастбище и др. В некоторых семьях перед тем, как выехать впервые в поле, дома совершалась коллективная молитва. В посевной материал входили не только сельскохозяйственные культуры, но и ритуаль- 235 ные зерна, которые использовали посевальщики на Новый год. С собой брали также кресты из теста или другие ритуальные печенья в виде птиц. Считалось, что этим можно было положительно повлиять на количество и качество урожая. В поле отправлялись только мужчины. Привлекали и девочек в качестве погонщиц тягловой силы. Женщины не допускались к осуществлению ритуальных обрядов первой вспашки, так как в христианской традиции они считались больше подверженными воздействию негативных сил. Пахотные и посевные работы начинались на рассвете со словами молитвы, иногда ее краткой формы, которая произносилась православными перед началом любого дела: «Господи, благослови!» Часто после первой борозды казаки садились здесь же на поле завтракать, что означало – быть хорошему урожаю. Строгой даты отгона скота в стадо и начала сева не существовало. Во многих станицах в этот период происходило освящение скота. Этот обряд осуществлялся около церкви или у реки. Сегодня сохранились лишь некоторые ритуалы, связанные с этим событием. В основном они направлены на то, чтобы корова сама находила дорогу домой, чтобы ее «не сглазили» (вешали на шею колокольчик, завязывали на рога красную ленту и др.). В станицах, помимо общепринятой платы, существовал обычай индивидуального одаривания пастуха хлебом, яйцами, пасхальной пищей (паской и т. п.). Летом праздновалась Троица. Праздник состоял из сложного комплекса обрядов и ритуалов. У казачества Северного Кавказа они имели большую вариативность. Главное место в троицкой обрядности занимала растительная символика, которая ярче всего проявлялась в декоре жилища, подворья, мест проведения общественных гуляний. Предпочтения определенным породам деревьев, которыми украшались казачьи подворья и жилища, в разных населенных пунктах были свои. В состав клечання (украшения из трав и ветвей деревьев) могли входить береза, дуб, орех, осина, черноклен и ясень. Их устанавливали преимущественно в углу ворот, у входа в сараи, где содержались домашние животные. В станицах Карачаево-Черкесии ветвями березы, ивы и клена оплетались ворота по всему периметру, особенно верхняя часть и вход, а также украшались двери жилища и домашний иконостас. Принято было также использовать травы: чабрец, душицу, разные полевые цветы. Ими покрывался пол и подоконники в доме. 236 Особенно красиво украшались в Троицу станичные храмы. К вышеперечисленным видам растительности, которые использовали в качестве декора, добавлялись сильно пахнущие яркие цветы – разные виды роз. В течение трех дней эти растительные украшения находились в доме, а затем собирались и использовались в качестве оберега от злых сил и в народной медицине. Обязательной пищей на Троицу в конце XIX – начале XX вв. являлись яичница, яйца и сладкие напитки. Из основных обрядов и ритуалов, которые проводились в это время, можно отметить как смешанные (мужчины – женщины), так и раздельные. В некоторых станицах Карачаево-Черкесии существовал троицкий женский обычай плетения венков, которые затем пускались по реке. На них гадали о семейной жизни, ее продолжительности. Если два венка по течению плыли вместе и сталкивались – это означало долгую, счастливую семейную жизнь. Когда венок тонул в воде – это означало внезапную смерь хозяина венка. Плетение венков повсеместно сопровождалось ритуальными песнями. Существовал обычай освящения венков в церкви. В последующем их вешали на главную икону в доме, на ворота и использовали в народной медицине. Широко праздновался и праздник Ивана Купалы. В большинстве линейных станиц в этот день совершалась праздничная служба в церкви. На Ивана Купалу запрещалось выполнение любых работ. И в ХХ в. сохранились некоторые поверья, связанные с этим праздником: поверье о цветении папоротника, кладами, верой в целебную силу купальских трав, разжигание костров и т. п. Считалось, что именно в ночь на Ивана Купалу папоротник зацветает и указывает на место клада. Человек, нашедший его, мог надеяться на счастье и богатство. Существовали определенные обряды, при помощи которых можно было найти цветущий папоротник: нельзя было разговаривать и оборачиваться; читались специальные молитвы и др. В некоторых станицах на Ивана Купалу символом праздника выступала украшенная цветами, венками и лентами «калина» («купала»). Ее устанавливали на месте будущего костра. Девушки пели песни («Ой, на Купала огонь горыть» и др.) и водили вокруг «купалы» хоровод («Ой, на Купала Купалочка»). Парни приготавливали все для костра, разжигали его и пытались забрать у девушек купалу. Отобрав деревце, они бросали его в реку. 237 В станице Кардоникской «купалу» называли «марына» (Марина). В конце XIX в. бытовал обряд «утопления марыны», в котором принимали участие только девушки и молодые замужние женщины. Они украшали ветку и под песню «Марина ризова» несли и бросали ее в реку, закидывая камнями. В большинстве станиц бытовала другая форма Купалы – плетение венков, разжигание костров и прыгание через них. Купальские венки после праздника несли в огород и вешали на капусту, чтобы головки большими были. Во многих станицах Карачаево-Черкесии в этот день освящали воду. С Ивана Купалы и до Ильи разрешалось купаться во всех водоемах. В период лета и осени активно бытовали сельскохозяйственные обряды. Они были связаны с окончанием тех или иных сельскохозяйственных работ – жатвой и завершением уборки урожая и т. п. Природно-климатические условия определяли летнее календарное время их отправления: июль, август, сентябрь. Окончание уборки хлеба (пшеницы) на Кубани часто сопровождалось ритуалом оставления «бородки» – несжатого пучка пшеницы, который назывался «Спасу на бородку», «Христу на бородку» и т. п. «Борода» могла представлять собой как полосу несжатого хлеба, так и три связанных колоска, заломленных книзу. Этот обряд был направлен на то, чтобы в следующем году уродился хороший урожай. К числу особо значимых праздников относился и день Святого Ильи. Помимо запретов на работу, считалось, что с этого дня нельзя купаться в водоемах, так как «Илля в воду нассав». К наиболее строго соблюдаемым праздникам относились и дни почитания Святого Пантелеймона, Смоленской и Казанской Божьей Матери и некоторые другие. Следует отметить, что эти праздники почитались и мусульманами (карачаевцами, черкесами), называвшими их «Пали-копа». Народная мудрость гласила, что человек, рискнувший работать в эти дни, будет наказан Богом. Пожар или молния сожгут урожай или дом грешника. Осенних праздников было немного, но и они оказывали существенное влияние на жизнедеятельность казачьего общества. К ним относились и праздники Спасов, которые приходились на астрономический конец лета – начало осени. В большинстве станиц выделяли два главных праздника – Спас медовый и Спас яблочный. В первый Спас освящали мак, мед и соль, в некоторых станицах – воду естественных источников. Освящение сопровождалось песнопением, в воду бросали цветы, а затем происходило купание. 238 Второй Спас – яблочный, являлся основным торжеством календарного цикла, в ходе которого освящали цветы, яблоки и мед. Яблоки разрешалось кушать всем и даже женщинам, у которых новорожденные дети умерли некрещеными. Оба Спаса были связаны с поминовением усопших. В станицах Карачаево-Черкесии на медовый Спас владельцы пасек выставляли мед и разную выпечку, предлагая помянуть умерших родных. Своеобразной границей между осенью и зимой являлся праздник Воздвиженья. Считалось, что в этот день земля сдвигается и «гады пид зэмлю уходять». Существовала примета, что после Воздвиженья увидеть змей и других пресмыкающиеся нельзя, так как те спрятались под землю до следующей весны. Значимым осенним праздником являлся Покров (Покров пресвятой Богородицы). К этому дню стремились завершить основные сельскохозяйственные работы (уборку урожая и др.), казаки торопились выдать замуж своих дочерей. Считалось, что именно на Покров Пресвятая Богородица накрывает Землю своим покрывалом, защищая от зла. Бытовала народная примета: на Покров дождь или снег идет – будет хороший урожай. К календарным праздникам казаков относились и престольные (храмовые) праздники, посвященные Господу и Богородице или Святым, именами которых назывались храмы. Их особенностью являлось участие в праздновании всех жителей станицы. Это касалось как богослужения, так и проведения общественных праздничных мероприятий, в частности престольной трапезы, которая проходила в церковной ограде. В престольном празднике принимали участие и приглашенные лица. Календарь казаков Карачаево-Черкесии включал и общие казачьи войсковые торжества – общевойсковые и полковые праздники. Наиболее чтимыми являлись: Покров Пресвятой Богородицы, день Архистратига Михаила, Николая Чудотворца и Пасха. Наряду с торжественным богослужением в войсковом храме, праздник сопровождался выносом войсковых регалий – грамот, булав и т. п., а иногда и военным парадом. В общевойсковых общественных праздниках принимали участие все структурные подразделения Кубанского казачьего войска. Казачество было представлено различными возрастными группами, в том числе детьми, которые перенимали обычаи и традиции своего народа. 239 Таким образом, календарные праздники казачества Карачаево-Черкесии являлись отражением православной традиции церковных праздников. Они включали элементы этнической культуры, славянской языческой обрядности и ритуалы, тесно связанные с народными приметами и магической символикой, адаптированными к христианству. Многие обычаи и обряды казачества Карачаево-Черкесии, совершаемые в календарные праздники, и сегодня присутствуют в его жизни. Это свидетельствует о преемственности последующими поколениями культурных основ казачества. Хотелось бы надеяться, что современное соблюдение основных правил отправления календарных праздников казачеством Карачаево-Черкесии приведет не только к укреплению его национального самосознания, но и будет содействовать нравственному пробуждению общества. А.В. Сопов РАСКАЗАЧИВАНИЕ: ФАКТЫ И СМЫСЛЫ За последнее время термином «расказачивание» стали именовать события, начавшиеся в ходе гражданской войны с директивы Оргбюро ЦК РКП/б от 24 января 1919 г. Наряду с таким пониманием в научном обороте присутствует и расширительное толкование «расказачивания» как процесса десословизации казачества и уравнения его в гражданских правах и обязанностях с остальным российским населением. Еще после крестьянской войны под руководством Е.И. Пугачева впервые в правительственных кругах остро стал вопрос о ликвидации казачества. Однако после долгих дебатов решили ограничиться частными мерами: Запорожское казачество переселили на Кубань, ликвидировали Волжское казачество, Яицкое войско переименовали в Уральское и даже реку Яик назвали по-новому – Урал. По мнению А.И. Агафонова, не в годы гражданской войны, а в период «великих реформ» появился термин «расказачивание». «Во время проведения буржуазных реформ судьба казачества обсуждалась не только в Военном министерстве и Государственном Совете, но и широко на страницах периодической печати. Современники понимали, что с введением новых принципов организации и комплектования армии, развитием вооружения и расширением театра военных действий казачество в традиционных формах становится 240 анахронизмом… Однако геополитические интересы российского самодержавия в Средней Азии, на Дальнем Востоке и Кавказе не позволили решать назревшие задачи» [1. С. 51]. Помимо внешнеполитических причин государству предстояло сделать сложный внутриполитический выбор. Сохранение косной социальной структуры было малоперспективно, но эволюционное расказачивание грозило самому имперскому фундаменту. Поэтому государство выбрало путь движения в обоих направлениях одновременно. С развитием капитализма, особенно его зрелого этапа, в конце XIX – начале XX вв. сословный феодальный строй приходит с ним в столкновение и обречен на упадок. Капиталистические отношения проникают в казачьи станицы и многочисленными путями, формами и методами подчиняют их своим рыночным законам [2. С. 139–157]. В конце XIX – начале XX вв. в значительной мере утрачивается пограничная функция основных казачьих войск России (Донского, Кубанского, Оренбургского, Терского, Уральского и Сибирского), ибо они перестали быть окраинными областями. Во многом исчезли и возможности самоокупаемости казачьих войск (появление пулеметов, танков, авиации, совершенствование артиллерии делали невозможным содержание вооружения и казачьих войск за свой счет). Возрастание расходов на вооружение казаков в 2–3 раза в конце XIX – начале XX вв. во многом было предопределено этим. В период зрелого капитализма казачья войсковая система становится тормозом в развитии сельского хозяйства. Урожайность с казачьих земель в конце XIX – начале XX вв. постоянно снижалась. Казачье зерноводство и животноводство приходили в упадок. Все это обрекало казачью войсковую систему на неизбежное исчезновение, ибо современный капитализм чужд каким бы то ни было юридическим привилегиям и ограничениям. В обстановке все более развивающихся капиталистических отношений нарастает неизбежная потребность в более производительном использовании казачьих земель. Развитие капитализма приводило к дифференциации в казачьей среде, к ее расслоению, сближало интересы основной массы казачества с рабочими и крестьянами, ломало сословные перегородки и замкнутость казачьих областей [3. С. 292–300]. По сути дела, объективно начался процесс десословизации казачества – расказачивания. Теперь к расслоению на офицерство, дворян и рядовых казаков добавилась дифференциация в среде рядового казачества на его зажиточные, богатые слои 241 и бедноту. Удельный вес середняков стал сужаться (хотя он в сравнении с крестьянством центральных районов России оставался весьма значительным, особенно на Дону). Однако процесс экономического расказачивания или социальной дифференциации в казачьей среде происходил медленнее, чем среди крестьянства (сословные рамки, условия службы, соответствующая психология и т. п. оставались для массы казачества едиными – А. С.), думается, все же он зашел довольно далеко. За ликвидацию сословного строя как анахронизма выступали большинство политических партий России: от радикальных революционеров – большевиков и эсеров – до умеренно-либеральных октябристов [4. С. 48, 140, 326–327, 429, 452]. Росло и стремление к самоликвидации казачьего сословия. Основной причиной этого для основной массы казачества в начале XX в. было ставшее непосильным бременем снаряжение на службу казаков за счет земли. Кроме того, под воздействием первой русской революции обозначилось стремление казаков избавиться от полицейских функций по подавлению выступлений рабочих, крестьян и солдат. Все чаще вызывала ропот в казачьей среде и двадцатилетняя служба, дух чинопочитания и казарменной дисциплины. Произвол атаманов, запрет на передвижение и другие средневековые черты казачьего бытия вызывали возмущение в станицах и порождали протест среди казаков. Все это становилось мотивом к отказу от принадлежности к казачьему сословию [5. Л. 57]. Необходимо, однако, отметить, что требование ликвидации казачьего сословия в целом в его собственной среде носило все же довольно редкий характер. Вместе с тем, в требованиях солдат и казаков, например, Читинского гарнизона говорилось (ноябрь 1905 г.) о необходимости уравнения казачьего сословия с остальными по воинской повинности [6. С. 953]. Реализация этого требования, без сомнения, представляла бы собой первый шаг на пути к ликвидации казачества как сословия. Делегаты съезда населения Амурского казачьего войска, проходившего с 15 декабря по 21 января 1906 г., постановили: «… требовать от правительства, чтобы казаки все обмундирование, конское снаряжение и лошадей обязательно заводили за счет казны» [6. С. 1004–1005]. Но особенно ярко стремление к самоликвидации сословия проявилось в казачьей среде под влиянием Февральской революции. Так, в протоколах Яицкого (Уральского) казачьего съезда сохранилась телеграмма на имя войскового атамана, в которой осуж- 242 далась деятельность члена Совета Союза казачьих войск Кулакова, заявившего: «Пора бросить носиться со званием казака, все уже в войсках пришли к сознанию, что нет ни казаков, ни крестьян, ни дворян, а все мы граждане Российской республики, все должны нести одинаковую службу» [7. Л. 15]. Стремление к самоликвидации казачьего сословия диктовалось, прежде всего, тем, что преобладающая его масса стремилась освободиться от длительной двадцатилетней службы; добиваясь принятия на счет государства обмундирования и снаряжения на службу, отмены бесконечных еженедельных дежурств при станичных правлениях, зимних занятий, смотров, лагерных сборов, установления свободы передвижения и выбора профессии, ослабления чинопочитания, произвола атаманов, их права ссылать казаков в отдаленные станицы, устранения угрозы отдачи некоторых из них в работники «за долги» и т. п. Пришедшие к власти в октябре 1917 г. большевики к сословному делению относились жестко и недвусмысленно. Судьба сословного строя России была определена в декрете ВЦИК и СНК «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» от 11 (24) ноября 1917 г. И хотя в документе не говорилось конкретно о ликвидации казачества как сословия, в целом речь шла об уничтожении всех сословий без всяких исключений [8. С. 71–72]. 9 декабря Совнарком в обращении «Ко всему трудовому казачеству» постановил: 1. Отменить обязательную военную повинность казаков и заменить постоянную службу кратковременным обучением при станицах. 2. Принять на счет государства обмундирование и снаряжение казаков, призванных на военную службу. 3. Отменить еженедельные дежурства казаков при станичных правлениях, зимние занятия, смотры, лагеря. 4. Установить полную свободу передвижения казаков [8. С. 198–199]. В основу данного документа легли предложения, разработанные Казачьим отделом ВЦИК, которые ранее были обсуждены казачьими организациями на местах [8. С. 363–364]. Принятый 1 июня 1918 г. «Декрет об организации управления казачьими областями» по существу означал учреждение для всех существовавших тогда казачьих областей соответствующей авто- 243 номии, приравненной в правах с губерниями. Определялось и их представительство во ВЦИКе с созданием при нем соответствующей автономии [8. С. 375–378]. В письме Донбюро РКП (б) начала января 1919 г. или конца декабря 1918 г. (дата на документе отсутствует – А. С.) отмечалось, что после обсуждения вопроса члены Донбюро «признали вредной ненужную и ничем не вызываемую децентрализацию, считая отжившим и несоответствующим моменту заигрывание с казачьими федералистическими вожделениями». Донбюро осознавало, что «предстоит очень большая и сложная работа по уничтожению путем условного ряда мероприятий, главным образом, в аграрном вопросе, кулацкого казачества как сословия, составляющего ядро контрреволюции» [9. Л. 2]. Отношение одного из лидеров Советской власти Л.Д. Троцкого к казачеству в самый драматический период конца 1918 – начала 1919 гг. проявилось в следующем его высказывании: «Преступления Краснова и его союзников ожесточили сердца рабочих и крестьян. Ненависть к Краснову нередко переносится на казаков вообще. Все чаще раздаются голоса рабочих и крестьян: нужно истребить всех казаков, тогда наступит мир и спокойствие в Южной России. Это, конечно, неверно и несправедливо. Но чем дольше будут казаки оставаться слепым оружием в руках Краснова, тем суровее будет расправляться с ними Красная Армия» [10]. Что касается наркома по делам национальностей И.В. Сталина, то в его речах и статьях нет-нет да и проскальзывала неприкрытая ненависть к казачеству. Подтверждением тому его статья «К военному положению на юге», в которой отмечалось, что между казачеством, угнетенными народами и иногородними не могло быть и не будет никакого единства и примирения. Читающий подводился к выводу, что казачество как «исконное орудие русского империализма» должно быть уничтожено [11. С. 124]. В такой атмосфере расказачивание не могло не обернуться насилием. Пройдет не так много времени, и в начале 20-х гг. XX в. В.И. Ленин скажет об ошибочном стремлении большевиков решать сложнейшие вопросы непосредственными велениями пролетарского государства в мелкокрестьянской стране. Ярчайшим проявлением такого подхода стало Циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 г. – кредо охваченных фанатизмом романтиков мировой революции. 244 Этот документ подхлестнул насилие и послужил целевой установкой на расказачивание: «Циркулярно, секретно. Последние события на различных фронтах в казачьих районах – наши продвижения в глубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск – заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы [при воссоздании и укреплении Советской власти] в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт [года] гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. [Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:] 1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем [вообще] казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти. 2. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем [другим] сельскохозяйственным продуктам. 3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно. 4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях. 5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи. 6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних. 7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка. 8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагать проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания. 9. ЦК постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательно наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли. Центральный Комитет РКП» [12. С. 154]. 245 Донбюро ЦК РКП(б) 8 апреля 1919 г. приняло резолюцию, в которой подчеркивалось, что «само существование казачества с его укладом жизни, привилегиями и пережитками, а главное – умением вести вооруженную борьбу представляет угрозу Советской власти. Донбюро предлагает ликвидировать казачество как особую экономическую и этнографическую группу путем его распыления и расселения за пределы Дона». Таким образом, «расказачивание» фактически определялось как экспроприация казачества и его «растворение» в крестьянской массе путем переселения казаков в другие области России с поселением на их месте переселенцев из других областей. На самом деле, с конца февраля до начала июня 1919 г. на Дону происходили: массовый террор против казаков, реквизиция их скота и сельскохозяйственных продуктов, с апреля 1919 г. – переселение иногородней бедноты на казацкие земли и попытки формальной ликвидации казачества. То, что происходило реально, определялось как «расказачивание». Хотя авторство пресловутого Циркуляра Оргбюро ЦК РКП(б) приписывается Я.М. Свердлову, его подписи под обеими дошедшими до нас копиями этого документа нет. Судя по всему, главным проводником идеи расказачивания на Дону был Сергей Сырцов – 25-летний председатель Донского бюро РКП(б) и фактический руководитель Гражданского управления (Гражданупра), недавний студент Петроградского политехнического института, начитавшийся книг о Великой французской революции, дважды вынужденный бежать от казаков из Ростова [13. С. 4], Сырцов однозначно оценивал казацкий Дон как «Русскую Вандею» [13. С. 5]. В письме в ЦК, написанном с претензией на глубокое знание «казачьего вопроса» (начало 1919 г.), Сырцов предлагал отказаться от всякой автономии Дона, разделить Донскую область на губернии, вместо выборных органов власти назначить чрезвычайных комиссаров и утверждал, что «аграрная революция на Дону должна состоять в полном разрушении экономического базиса казачества» [13. С. 5]. Эти предложения ставили казачество в положение поверженного врага и фактически объявляли его вне закона. Показательно предписание Донбюро РКП(б), сопровождавшее письмо: «В целях скорейшей ликвидации казачьей контрреволюции и предупреждения возможных восстаний Донбюро предлагает провести через соответствующие советские учреждения следующее: 246 1) Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, и отправить как заложников в районный революционный трибунал. (Уличенные, согласно директиве ЦК, должны быть расстреляны.) 2) При опубликовании приказа о сдаче оружия объявить, что, в случае обнаружения по истечении указанного срока у кого-либо оружия, будет расстрелян не только владелец оружия, но и несколько заложников. 3) В состав ревкома ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания, некоммунисты. Ответственность за нарушение указанного возлагается на райревкомы и организатора местного ревкома. 4) Составить по станицам под ответственность ревкомов списки всех бежавших казаков (то же относится и к кулакам) и без всякого исключения арестовывать и направлять в районные трибуналы, где должна быть применена высшая мера наказания» [14. Л. 11]. Репрессии красных в отношении казачества явно преступны и не подлежат оправданию. Но, раскрывая эту трагическую страницу казачьей истории, не следует умалчивать и о расстрелах белых на Дону и в других казачьих областях, имевших поистине глобальный характер и приводящих к массовому уничтожению казаков. В период атаманства Краснова на Дону было расстреляно и повешено 45 тыс. казаков [15. С. 3–4]. Ю.Д. Гражданов, ссылаясь на архивный источник [16. Л. 6. об.], в своей недавно вышедшей книге приводит более скромную цифру жертв белых репрессий против казаков – 25 тыс. [17. С. 156–161]. В период власти Дутова в Оренбурге был расстрелян каждый сотый житель, из них – половина казаков. Приводимые цифры подтверждают, что белый террор в отношении казаков был, как минимум, не менее кровавым, чем красный. Фактически, разница лишь в том, что большевики под практику террора подводили теоретическую базу расказачивания, а белые правители обходились разовыми приказами, оправдывающими подобную чрезвычайщину. Итак, расказачивание в широком научном смысле надо понимать как объективный процесс, вызываемый развитием человеческой цивилизации, становлением гражданского общества. Этот процесс неизбежно означает отмирание сословной войсковой системы, ее консервативности и замкнутости. В этом смысле, как мы 247 видим, под влиянием демократических революций разрастались среди самих казаков настроения самоликвидации, как и понимание обреченности всего сословного строя России. Но, вместе с тем, расказачивание как практическая деятельность политических и военных властей времен гражданской войны означает фактическую ликвидацию кратковременно существовавшей казачьей автономии. Примечания: 1. Агафонов А.И. Выступление в прениях международной научнопрактической конференции «Кубанское казачество: три века исторического пути» (Краснодар, 1996) // Голос минувшего. Кубанский исторический журнал. Краснодар, 1997. № 1. 2. Футорянский Л.И. Казачество в системе социально-экономических отношений предреволюционной России // Вопросы истории капиталистической России. Свердловск, 1972. 3. Расслоение казачьих хозяйств в конце XIX – начале XX вв. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. АН СССР. Вильнюс, 1974. 4. Программы политических партий России. Конец XIX–XX вв. М., 1995. 5. Журнал конференций представителей Кубанского комитета РСДРП и групп Северного Кавказа. 5 ч. 64 б. Лл. 7–8; Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 583. Д. 309-а. Л. 57. 6. Высший подъем революции 1905–1907 гг. Ноябрь–декабрь 1905. М., 1958. Ч. 2. 7. Российский военно-исторический архив (далее – РГВИА). Ф. 330. Оп. 81. Д. 30. Л. 15. 8. Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. 1959. Т. 2. 9. Государственный архив Ростовской области (далее – ГАРО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 97. Л. 2. 10. Троцкий Л.Д. Как вооружилась революция. М., 1926. 11. Сталин И. В. К военному положению на юге // Соч. Т. 4. 12. ЦПА ИМЛ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 21. Л. 206. Второй вариант, заполняющий купюры первого (в квадратных скобках), опубликован в Известиях ЦК КПСС. 1989. № 6. 13. Медведев Р.А., Стариков С.П. Жизнь и смерть командарма Миронова // Подъем. Воронеж, 1989. № 3. 14. Партархив Ростовской области (далее – ПАРО). Ф. 12. Оп. 23. Д. 51. Л. 11. 15. Бабичев Д.С. Донское трудовое казачество в борьбе за власть Советов. Ростов н/Д., 1969. 16. РАСПП. Ф. 78. Оп. 6. Д. 14. Л. 6 об. 17. Гражданов Ю.Д. Астраханский казачий корпус в составе донской армии (вторая половина 1918 – начало 1919 гг.) // Альманах «Белая гвардия». № 8. Казачество России в Белом движении. М., 2005. 248 Н.Н. Старков КАЗАКИ И ГОРЦЫ – ГЕОРГИЕВСКИЕ КАВАЛЕРЫ В ежегодном Послании Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина Федеральному Собранию от 12 декабря 2012 г. обращено внимание на необходимость беречь историю Отечества. «Разве справедливо, – отмечается в Послании, – что у нас до сих пор нет ни одного достойного общенационального памятника героям Первой мировой войны? Наши предки называли ее великой войной, но она была незаслуженно забыта, фактически по ряду политических, идеологических соображений вычеркнута из нашей исторической памяти и из истории» [1]. При этом важно помнить, что «Россия веками развивалось как многонациональное государство, государство-цивилизация, скрепленное русским народом, русским языком и русской культурой, которые для всех нас родные, которые нас объединяют и не дают раствориться в этом многообразном мире. Мы должны беречь этот уникальный опыт, который передали нам наши предки». Примером этому являются страницы истории взаимоотношений казаков и горцев. Имеется множество фактов стремления казаков и горцев к миру, добрососедству, куначеству, совместной деятельности, множество примеров, когда казаки и горцы бок о бок героически сражались, защищая интересы российского государства. Вообще боевое содружество казаков и горцев является одним из фактов их историко-культурного взаимодействия. В Майкопском отделе Кубанского казачьего войска бережно хранится фотография, датированная 9 марта 1914 г., на которой изображены казаки и горцы, участники Съезда станичных и хуторских атаманов, волостных, сельских и аульных старшин и писарей Майкопского отдела по поводу учреждения школьной сети и дорожного капитала (фото 1). Яркой страницей тесного взаимодействия казаков и горцев по защите Отечества являлось их участие в Первой мировой войне – одном из самых широкомасштабных вооруженных конфликтов в истории человечества. К сожалению, до недавнего времени эта тема не была глубоко изучена и исследована, а в практическом плане и до настоящего времени мало что делается по увековечиванию памяти героев этой войны. К числу наиболее значимых можно отнести публикацию в 1998 г. в журнале «Литературная Адыгея» (№ 1, № 2) документаль- 249 ного очерка Анатолия Вершигоры «Черкесский полк в Первую мировую войну», а также проведенную в 2006 г. в Краснодаре встречу потомков Георгиевских кавалеров – участников Первой мировой войны. Фото 1. Участники Съезда станичных и хуторских атаманов, волостных, сельских и аульных старшин и писарей Майкопского отдела по поводу учреждения школьной сети и дорожного капитала Известно, что на фронтах Первой мировой войны сражались не только регулярные части российской армии, но и иррегулярные, в том числе – казачьи, а также сформированные на добровольных началах национальные воинские подразделения, в их числе – Кавказская туземная конная дивизия, в которую входил и Черкесский конный полк, сформированный в августе 1914 г., уникальный по своему составу. «Из четырех его сотен две были черкесскими, одна – карачаево-черкесо-абазинская и еще одна – абхазская. Офицерами были грузины, черкесы, армяне, русские, в том числе казаки и обрусевшие потомки разных европейских национальностей, которых в русской армии служило немало. Связующим же звеном между офицерами и всадниками стали урядники из числа кубанских казаков, имевшие богатый опыт военной службы. Служившие в полку горцы назывались не солдатами, а всадниками и принимались на службу как добровольцы» [2]. 250 Черкесский полк формировался в городе Армавире. 23 августа на должность командира полка был назначен подполковник князь Александр Чавчавадзе. Муллой полка стал Мишуест Набоков из аула Адамий. Согласно Положению по формированию горских полков, они имели общее с другими частями предназначение, на них распространялись требования к строевым частям регулярных войск. В случае совершения преступления всадники могли быть привлечены к ответственности военно-полевыми судами по законам военного времени. Но были и некоторые особенности. К всадникам запрещалось применять телесные наказания, а сами они обращались к генералам и офицерам на «ты». Горцев зачисляли на службу со своим конем, седлом и снаряжением к нему, холодным оружием, форменной одеждой. За все выплачивалось 150 рублей. Кроме того, всадникам и приказным (ефрейторам) выплачивалось в год 240 рублей. Важным ответственным лицом в любом кавалерийском полку являлся командир сотни, который непосредственно руководил боем, награждал и миловал, нередко сам принимал решение об атаке. Само собой, командир сотни должен был быть прекрасным всадником, знать лошадей. Командиром 1-й сотни, в которую направлялись всадники из аулов Екатеринодарского отдела, стал штабс-капитан Сергей Лихачев из казаков ст. Костромской (ныне Мостовской район). 2-я сотня, иногда называемая Майкопской, попала под начало штабс-ротмистра Султана Клыч-Гирея, окончившего Елисаветградское юнкерское кавалерийское училище и Офицерскую кавалерийскую школу в Петербурге. Штабс-ротмистр Евгений Озоровский из дворян Черниговской губернии, служивший в одном из казачьих полков, был назначен командиром 3-й сотни. Командиром 4-й сотни, часто называемой абхазской, стал штабс-ротмистр Генрих Бьерквист, уроженец Финляндии, служивший в Закавказье в 5-м полевом жандармском дивизионе. В течение войны командиры сотен неоднократно менялись, только Султан Клыч-Гирей оставался командиром 2-й сотни практически до конца военных действий полка. Из адыгов он был самым авторитетным офицером-кавалеристом в полку. Султан КлычГирей родился 16 марта 1880 г. в а. Уляп (ныне Красногвардейский район). 251 Черкесский полк, как и другие полки дивизии, показывали примеры стойкости и взаимовыручки. Офицеры, всадники, казаки и русские унтера стойко переносили тяготы и лишения боевой службы. Так было в первых боях на р. Сан в Карпатах зимой 1914–1915 гг., в наступлении на Станислав в феврале 1915 г., когда Ингушский и Черкесский полки впервые с начала войны в конном строю взяли укрепленное с. Цу-Бабин, в сложнейших оборонительно-наступательных боях на Пруте и Днестре в мае 1915 г., в конных атаках во время Брусиловского прорыва в 1916 г., во многих других боевых операциях. История сохранила довольно большой объем информации о всадниках, казаках и офицерах Черкесского полка тех лет. Вот некоторые из них, извлеченные из вышеназванной статьи А. Вершигоры. 1915 г. В бою отличились всадники Лю Богус из а. Ассоколай и Хурай Мамий из Шабанохабля. Будучи замыкающими во время отхода, они более часа метким огнем удерживали противника. Проявил отвагу связной командира сотни Махмуд Беданоков из а. Хачемзий, будущий сотрудник Горского исполкома Кубанской области. Ординарцы командира сотни Султана Клыч-Гирея Цук Хачемизов из а. Хатажукай и Люк Пченашев проявили завидную храбрость при передаче приказаний. Приказный Иван Тураев из ст. Тульской, всадники Аюб Тешев и Койсин Емыков под огнем подносили патроны. Отличились в боях и многие другие, в их числе Нох Наурузов и Бахчерий Хамичев, Шумаф Дагужиев и Шарух Тхагапсов. Командир сотни Султан Клыч-Гирей был представлен к награждению Георгиевским оружием. Многие казаки и горцы отличились в этих боях, проявив отвагу и мужество, и были награждены орденами и медалями. Самой высокой наградой для низших чинов являлся тогда Георгиевский крест четырех степеней. Полному Георгиевскому кавалеру, согласно положению, обязаны были отдавать честь офицеры и генералы. Одним из первых такой чести удостоился вахмистр Максим Сафронов, казак ст. Рязанской (ныне Белореченский район). Позднее полными Георгиевскими кавалерами стали Мусса Джарим из а. Ассоколай, Учужук Почешхов из Хатажукая, Закерим Хамуков из а. Касаевского и др. А вот еще один боевой эпизод. У села Острыне в разведку отправились четверо всадников абхазской сотни. Оказавшись в окру- 252 жении восьми австрийцев, они не растерялись – с шашками наголо ринулись в рукопашную и победили. Героем этой стычки стал Рамазан Шхалахов, награжденный Георгиевским крестом 1-й степени. Он родился в а. Тахтамукай, службу начал рядовым всадником в абхазской сотне, проявил смелость в боях в Карпатах, на Днестре и в других местах. Впоследствии он стал прапорщиком, оказался в эмиграции, но вернулся на Родину. После революции 1917 г. Черкесский полк пытались использовать в походе на революционный Петроград. Вскоре полк был расформирован. Но его вклад в защиту Отечества от внешних врагов нельзя забывать, как и героев других воинских частей и подразделений, бойцы которых героически сражались на фронтах Первой мировой войны и стали Георгиевскими кавалерами. К сожалению, имена многих героев Первой мировой войны несправедливо забыты. Нет ни улиц, ни скверов, ни площадей, названных их именами. Даже могилы большинства из них не известны. Не пора ли современникам воздать должное героям и восстановить историческую справедливость? В Майкопском казачьем отделе в последние годы активизировалась работа в этом направлении. Формы сохранения памяти об участниках Первой мировой войны могут быть самыми разнообразными – установка мемориальных досок, сооружение памятников, присвоение имен героев школам, переименование улиц, скверов, площадей, создание уголков Георгиевских кавалеров в казачьих музеях и др. Первые шаги уже предпринимаются. В 2010 г., по инициативе атамана Келермесского хуторского казачьего общества Гиагинского районного казачьего общества есаула Василия Затолокина, на Свято-Покровском храме установлена мемориальная доска казаку Вячеславу Ткачеву, первому генералу и первому Георгиевскому кавалеру среди летчиков, возглавившему в конце Первой мировой войны Военно-Воздушные силы России, выпущена юбилейная медаль. В конце 2011 г. казаками Майкопского районного казачьего общества (атаман есаул Владимир Федорченко) также открыта мемориальная доска в ст. Новосвободной в честь земляка – Георгиевского кавалера Константина Глухова, погибшего в Первую мировую войну в 1916 г. На торжества прибыли внуки, правнуки и праправнуки героя из разных городов, станиц и поселков России. 253 Благодаря публикации в информационном листке Майкопского казачьего отдела «Казачий круг», выходящем в приложении к газете «Советская Адыгея», статьи «Лемнос – последнее прибежище изгнанников» («СА», 20.07.2011) в Майкопский казачий отдел обратился житель г. Майкопа Заурбек Шхалахов с просьбой помочь найти сведения о его дяде, который воевал на фронтах Первой мировой войны и был полным Георгиевским кавалером. Данная информация передавалась из уст в уста в этом адыгском роде, но потомки хотели получить официальное письменное подтверждение. И оно было найдено. В библиотеке Майкопского казачьего отдела Заурбек Шхалахов ознакомился с книгой «Казачество и народы России: пути сотрудничества и служба России». В ней в статье историка-краеведа А.Д. Вершигоры о горских офицерах и полных Георгиевских кавалерах он прочитал о своем дяде: «Шхалахов Рамазан Алиевич, из шапсугов. Полный Георгиевский кавалер Черкесского полка, прапорщик, реэмигрант». При изучении информации о полных Георгиевских кавалерах [3] были обнаружены фамилии двух казаков, полных Георгиевских кавалеров из станиц, входящих в состав Майкопского отдела ККВ. Это – Григорий Дмитриевич Гуляев, 1885 года рождения, казак ст. Даховской, и Данила Михайлович Попов, 1889 года рождения, казак ст. Царской (ныне – ст. Новосвободная). Данная информация положила начало поиску дополнительных сведений об этих героях, к которому подключились сотрудники администрации Майкопского района, а также историки-краеведы из пос. Тульского Инна Ивановна и Александр Александрович Ясашные. К настоящему времени наиболее полные сведения удалось собрать пока о Григории Дмитриевиче Гуляеве. Представляет интерес информация о той среде, в которой воспитывался будущий герой. Он, как и все молодые казаки, достигшие 17-летнего возраста, нес станичные и земские повинности – «отбудки». По достижении 19 лет производилась казачья перепись, и все годные к службе казаки зачислялись в подготовительный разряд. Обучаясь 1 год военному строю в своей станице, «малолетки» должны были из «домашнего кошта» приобрести лошадей, седла, оружие, подготовить обмундирование. Достигшие 20-летнего возраста принимали особую присягу. По приказу станичных атаманов в начале каждого года собиралась очередная молодежь, которая после молебна у алтарей станичных соборов присягала на верность династии. Тем са- 254 мым считалось, что казак был уже готов к службе. Такую подготовку прошел и Григорий Гуляев. С августа 1907 г. он служил в 3-й сотне 2-го Кубанского пластунского батальона, который формировался из казаков Майкопского отдела. Само слово «пластун» пришло от казаковчерноморцев и означает «казачий пеший воин». Позднее пластуны появляются у линейцев, донцов, терцев. В императорской армии из пеших казаков формировались отдельные батальоны, попавшие в них призывные были избавлены от значительных расходов при покупке коня и сбруи. В мирное время пластунские батальоны выставляли одни кубанцы. Во время войны число пластунских батальонов утраивалось до 18. Для них Кубанское войско имело готовые кадры опытных бойцов. В 1908 г. Григорий Гуляев окончил учебную команду и с 15 марта 1910 г. стал старшим урядником. Батальон, в котором он служил, входил в Кубанскую пластунскую бригаду 1-го Кавказского армейского корпуса Кавказского военного округа и дислоцировался в городе Душети Тифлисской губернии. В основном все части кубанских казаков располагались в Закавказье или на персидской границе. Служба пластунов была тяжелой – мастера рукопашного боя, опытные разведчики, умеющие бесшумно передвигаться, они действовали преимущественно в горах, приводя противника в ужас. По мобилизации 18 июля 1914 г. были развернуты части 2-й очереди из кубанских казаков, в том числе 2-я Кубанская пластунская бригада в составе 7-го, 8-го, 9-го, 10-го, 11-го и 12-го Кубанских пластунских батальонов. 23 июля 1914 г. Григорий Гуляев был мобилизован во вторую сотню 8-го Кубанского пластунского батальона, где и стал полным Георгиевским кавалером. 28 августа 1914 г. он был произведен в фельдфебели, затем в заурядпрапорщики и назначен в октябре 1914 г. на должность младшего офицера. В 1917 г. «за боевые отличия» Григорий Гуляев был произведен в прапорщики. Удалось найти фотографию с изображением Григория Гуляева (фото 2). На ней он сфотографирован с молодыми пластунами Майкопского отдела. Фотография сделана в Майкопе. О втором полном Георгиевском кавалере – Попове Даниле Михайловиче, собрано пока меньше информации. Установлено, что он был призван на службу в 1911 г. и зачислен в третью сотню 2-го 255 Кубанского пластунского батальона. 21 марта 1914 г. он был произведен в приказные, 25 июня 1915 г. – в старшие урядники, 10 августа 1915 г. – в подхорунжии. 12 июня 1915 г. был ранен. С августа 1916 г. откомандирован в Осетинскую сотню фельдфебелем. В 1917 г. «за боевые отличия» произведен в прапорщики. Фото 2. Григорий Гуляев (первый ряд, третий слева) с молодыми пластунами Майкопского отдела 6 мая в престольный день Св. Георгия в ст. Даховской на стене храма Св. Георгия Победоносца по инициативе и при непосредственном участии станичного атамана сотника Юрия Николаевича Лагоши была открыта мемориальная доска, посвященная Григорию Дмитриевичу Гуляеву. В настоящее время началась работа по увековечению памяти Данилы Попова. Ему также планируется открыть мемориальную доску. В дни работы XXII регионального фестиваля казачьей культуры в пос. Тульском организован сбор средств на ее изготовление. Работа по увековечиванию позволит сохранить память о наших героических предках. Ведь именно на примерах старших молодежь должна учиться настоящему патриотизму, готовности в трудную минуту защитить свое Отечество – Россию! 256 Примечания: 1. Ежегодное послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию // http://www.kremlin.ru/news/17118. 2. Вершигора А. Черкесский полк в Первую мировую войну // Литературная Адыгея. 1998. № 1. 3. Списки нижних чинов – георгиевских кавалеров // http://kdkv.narod.ru/92/GK-WW1.html. Л.Д. Федосеева НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ РАЗВИТИЯ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ ЧЕРНОМОРСКОГО КАЗАЧЕСТВА Гипертрофированное внимание российского правительства к Северо-Западному Кавказу было обусловлено его экономическим значением и важным стратегическим положением. С заселением черноморцами Кубани начался новый этап истории развития региона. Действительно, трудно найти столь благословенный край, где бы теплый климат сочетался с богатой природой, а плодородные земли с голубыми лиманами. Екатерина II пожаловала казакам 2855996 десятин земли. Формы землевладения определялись «Порядком общей пользы», который был принят в 1794 г. Согласно ему вся земля переходила в собственность казачьего войска. Но на практике осуществить свое право на надел могли лишь те казаки, которые владели имуществом (скотом и инвентарем). Этим не могли воспользоваться сирома – бездомные казаки. О нормах земельных угодий говорилось в пункте 23 «Порядка общей пользы»: «Вышеупомянутым старшинам и казакам на вечно спокойное показанными дворами, хуторами, мельницами, лесами, садами, виноградами и рыболовными заводами, владения выдавать открытые листы, с тем, чтобы до оного, кроме хозяина и законного их наследия, ко владению никто права не имел, да и землю не утеснял» [1. С. 144]. В «Порядок общей пользы» были введены пункты о привилегиях старшин; так был сделан первый шаг к частной собственности и накоплению личного богатства. Авторы «Порядка общей пользы» были состоятельными людьми, еще находясь в Запорожье. «А. Головатый, переселившись в Черноморию, перегнал сюда 15 тысяч лично ему принадлежавших лошадей, 25 тысяч голов крупного рогатого скота, полмиллиона овец» [1. С. 146]. Земельные владения старшинской верхушки определялись 257 приблизительно. Кошевому атаману З. Чепеге отводилась земля под хутор в 24 версты. Причем хозяин мог занимать эту землю, сколько ему потребуется. Обилие пустующих земель не совпадало с числом прибывшего населения. Это наложило свой отпечаток на особенности землевладения. На первых порах там преобладало скотоводческое направление. Первые десятилетия были отмечены ростом числа хуторов. Эти хутора стесняли станичных жителей, мешая их хлебопашеству. Богатым казакам было выгодно уходить на хутора; так они освобождали себя от разных повинностей. Разнообразие и обилие угодий, их естественные богатства способствовали развитию хозяйственной деятельности населения. Земледелие для казаков составляло предмет насущного труда, а не богатства. Возделывали ячмень, овес, лен, просо, коноплю, рапс, который впоследствии заменили подсолнечником. Выращивали кукурузу, но на небольших участках. Обязательно в севообороте каждого земледельца были фасоль, горох, чечевица, мак. При каждой казачьей хате был сад, а у отдельных казаков – и пасека. Система земледелия была не на высоком уровне. Примитивная техника: тяжелый двухколесный плуг, рало, деревянная борона с железными зубьями, мотыга, серп, коса, ручные грабли не могли обеспечить высокий урожай. «Зерна пшеницы получали 60–70 пудов с десятины (10–12 ц), это считался хороший урожай» [2. С. 14]. Каждая семья трудилась с раннего утра до позднего вечера. Ранней весной, март – апрель, начинали распашку земли под яровые культуры. Посев сельскохозяйственных культур проводился ручным способом, что требовало определенного навыка, поэтому эту работу выполняли старшие мужчины. «На сезон сельскохозяйственных работ казачьи семьи переселялись жить в поле во временные жилища-шалаши, землянки, а более зажиточные имели на своих полях хаты и хозяйственные постройки для скота. В станице оставались только старики да больные» [2. С. 16]. Во второй половине мая начиналась сеноуборка. Косили сено мужчины, а сушили женщины. Сено к местам зимовки скота возили арбами. Венцом всех работ являлась уборка, в которой участвовала вся семья. Потом приступали к молотьбе, затягивавшейся, нередко, до поздней осени. Для обмолота хлеба заранее устраивали ток на возвышенном месте и после дождя укатывали эту площадку. Затем ее покрывали соломой, чтобы не потрескалась 258 от солнца. При обмолоте хлеба катками и цепами зерно от вороха отвевали на ветру лопатами, очищали вручную при помощи кожаных решет. Труд земледельца был тяжелым и непосильным. Более выгодным занятием считалось скотоводство, так как имелось обилие пустующих земель и прекрасных пастбищ. Ввиду недостатка рабочих рук оно велось примитивными методами. К середине XIX в. в пределах Черноморья насчитывалось «рогатого скота до 200 тыс., овец простых до 500 тыс. и тонкошерстных около 2 тыс., лошадей до 50 тыс. поголовья. Для прокормления этих масс животных на каждую зиму заготовлялось сена средним числом 85000 стогов, или 21250000 пудов на сумму 700000 рублей» [3. С. 61]. Для обозначения принадлежности животным на уши и рога наносились клейма. Домашний скот, в основном, находился на подножном корму. Фактически отсутствовали ветеринарная помощь и помещения для скота. Отсюда – частые их болезни и падеж. Меньше были подвержены болезням лошади. В неурожайные на траву года хозяева снимали с хат соломенные крыши и скармливали их голодающим животным. Поэтому были учреждены специальные запасные магазины кормов. Еще одним важным направлением хозяйственной деятельности жителей Кубани было рыболовство. Запорожцы еще до переселения на Кубань приходили сюда ловить рыбу. «Указом 30 июня 1792 г. Екатерина II окончательно закрепила переход всех рыбных мест Черномории переселяющимся туда казакам» [1. С. 144]. О рыболовных угодьях Черномории даже складывались целые легенды. Все воды делились на две категории. Первая – Ачуевские рыбные ловли, вторая – все остальные. Ачуевским войсковым рыболовным заводом управлял смотритель, хорунжий Дубчак, с годовым окладом 300 рублей. «За 1793 г. Ачуевский промысел принес черноморскому войску 17790 рублей 60 копеек чистой прибыли» [1. С. 156]. Остальные рыболовные места Черномории использовались путем выдачи старшинам и казакам открытых листов на право строительства рыболовных заводов. Лицам неказачьего сословия лов рыбы был запрещен. Заметную статью дохода в войсковом хозяйстве составляла добыча соли, без которой не мог существовать рыбный промысел. Соль была необходимым пищевым продуктом для людей и скота, а также служила меновой единицей в торговле с горцами. Ее добыча 259 производилась в Бугазском, Ачуевском, Ахтарском и Ясенском озерах, которые считались войсковым достоянием. Солепромышленность строго контролировалась. «В 1845 году на соленых озерах было собрано 759338 пудов соли» [4. С. 117]. Обмен и продажу соли войско и население могли производить только в пределах Черномории. Вне ее пределов эти операции воспрещались, так как соль подлежала и правительственному обложению. Грамотой 1792 г. Екатерина II предоставила войску винную монополию. Откупщику предоставлялось исключительное право продажи вина по заранее установленным ценам вместе со сбором в пользу войска. «В контракте с откупщиком Яншиным за 1794 год назначены были следующие цены: за ведро пенного горячего вина и наливного вина на фруктах – 5 рублей, за водку и спирт – 7 рублей ведро, за сладкую водку – 1 рубль 75 копеек; пошлина же в пользу войска была определена в 1 рубль с каждого проданного ведра» [5. С. 571]. Виноторговля на таких условиях была выгодным делом. Охотников на откупа было много. Торговать же вином тайно было рискованно, за это полагался большой штраф. Старшины неоднократно требовали уничтожения винного откупа. Все население было сторонником вольной продажи вина. Виноторговля вместе с доходами соли и рыбопромышленности послужили источником формирования войсковой казны. Первые представители Войскового правительства серьезно относились к образованию войсковых капиталов. Войсковая казна формировалась также из пошлин, которые платили казаки с промысловых угодий и земли. Это, помимо выше перечисленных, – нефтяные источники и пиявочные болота, пастьба на войсковой земле скота, лошадей, овец. Большую прибыль приносили войсковые лавки и торговые места на ярмарках. К разряду доходных статей причислялось и жалованье императрицы Екатерины II из государственного казначейства. «Всего поступает в казну дохода в год 631714 рублей 28 копеек. Годовой расход из войсковой казны приводится обыкновенно в равновесии с доходом. Всего расхода из войсковой казны 613635 рублей» [3. С. 92]. Торговля у черноморцев долгое время была слабо развита, имея, в основном, натуральный характер с преобладанием обмена, который велся на границе с черкесами. Для этого были учреждены специальные пункты. «В 1799 г. Войсковое правительство обратилось с просьбой к Государю об открытии трех меновых дворов: од- 260 ного в Екатеринодаре для торговли с бжедухами, одного на Гудовичевой переправе для торговли с хатукайцами, и третьего в Курках для торговли с шапсугами» [5. С. 575]. Торговля с горцами была выгодной, и войсковое правительство не облагало ее пошлинами. В.С. Шамрай писал: «…Происходили и другого рода сношения между ними – торговые, или, что называется, мирные, выражавшиеся в обмене продуктов Черномории на предметы черкесского производства и произведения Закубанского края. Эти сношения Черноморцев с Закубанцами, или черкесами, как их вообще называли, начались с самого прихода Черноморцев на Кубань» [6. С. 361]. Трудовое население было заинтересовано в проведении ярмарок. Но ярмарки и меновые дворы находились в опасном санитарном положении, а медиков почти не было. Первые сведения о чуме, которая унесла много человеческих жизней, появились в марте 1796 г. Но, несмотря на все бедствия, торговля продолжала развиваться. Таким образом, северокавказский рынок из-за своей ограниченности и нестабильности в исследуемый период большого интереса представлять не мог, хотя это и не означало изолированности региона от тех процессов, которые происходили в стране. В будущем здесь появились большие экономические перспективы. Примечания: 1. Трехбратов Б.А. История Кубани. Краснодар, 2000. 2. Панфилец В.К. Кубанская станица. Краснодар, 1993. 3. Попка И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту. Краснодар, 1998. 4. Шевченко Н.Г. Черноморское казачество в конце XVIII – первой половине XIX вв. Краснодар, 1993. 5. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска: в 2 тт. Краснодар, 1992. Т. 2. 6. Шамрай В.С. Краткий очерк меновых (торговых) сношений по Черноморской кордонной и береговой линии с закубанскимии горскими народами. С 1792 по 1864 гг.: Кубанский сб. Екатеринодар, 1902. Т. 8. 261 Ф.С. Хамдохова ВЛИЯНИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 г. НА КАЗАЧИЙ ПЕСЕННЫЙ ФОЛЬКЛОР Я верю тем былинам старым, Что Русь возьмет любой редут. Я верю, есть в стране гусары, И гренадеры в строй встают. И чувство есть патриотизма, Нас жжет и мучает оно. Мы возродим свою Отчизну. Геннадий Попов Поэт посвятил эти строки современному поколению, чтобы знали и помнили о трудностях, которые преодолел российский народ. Два столетия, отделяющие нас от событий 1812 г., не уменьшили их историческую значимость. Нашествие «двадесяти языков» – общеевропейской армии Наполеона, которая по общей численности и по вооружению троекратно превосходила противостоявшие ей военные силы России, несло угрозу самому существованию нашей страны как суверенного государства. Эта опасность была осознана всеми слоями народа, который в ответ на стремление его поработить перешел от противостояния только войск профессиональных к общенародной освободительной войне, впервые в русской истории получившей название Отечественной. Мы знаем об этих событиях из истории, но чтобы глубже понять, прочувствовать ту эпоху, мало знаний исторических фактов, нужно эмоционально представить события тех лет. Такую возможность представляют народные песни, музыка, литература, живопись, кино, театр. Многочисленные и разнообразные отображения войны 1812 г. заключены в фольклоре. Но сохранность фольклорных произведений оказалась неодинаковой. Прозаические предания остались существовать в опубликованных вскоре записях, которые вместе с тем изначально были подвергнуты литературной обработке, что не могло не привести к утрате аутентичности. Это же происходило и с частью песен об Отечественной войне 1812 г. Однако сама по себе песенная форма бытования знаний о войне способствовала удержанию в исторической памяти народа и передаче даже тех текстов, которые в той или иной степени удалились по своей фразеологии и 262 лексике от многовековой традиции народных исторических песен, испытав влияние поэзии книжной. Предметом нашего исследования стал казачий песенный фольклор, посвященный Отечественной войне 1812 г. Еще в 1811 г. Александр I изъявил «Монаршее свое благоволение к войску Черноморскому за отличные подвиги их противу врагов Отечества» и пожелал иметь при себе в числе своей гвардии сотню конных казаков. Командиром лейб-гвардии черноморской сотни был назначен молодой офицер Афанасий Федорович Бурсак, сын войскового атамана. В его послужном списке говорилось, что он 23 июня при Кочержишках «врубливался» в неприятельскую кавалерию, поступал храбро и неустрашимо, за кои отличия награжден орденом Святого Владимира IV степени с бантом. Казаки с боями дошли до Бородина, ставшего полем русской славы. В день исторического Бородинского сражения лейб-гвардия, казачий полк и Черноморская сотня находились в составе кавалерийского корпуса Ф.П. Уварова. Этот отряд предпринял в разгар битвы рейд в обход левого фланга Наполеона. Впоследствии среди казаков ходило предание, что после очередного кровопролитного боя русский император воскликнул: «Да у черноморцев атаман не Бескровный, а Бессмертный!» [1] Историческая память народа запечатлела многие события русской истории, описание которых не всегда совпадает с данными официальной науки. Народная память по-своему излагает историю, прославляя своих героев. Это в полной мере относится к событиям Отечественной войны 1812 г. [2]. Особенностью казачьих исторических песен о военных событиях 1812 г. является то, что они создавались казаками и повествовали об участии именно казаков в войне с французами. Казаки упоминаются также и в солдатских песнях, что, наряду с другими факторами, подтверждает их большой вклад в победу в Отечественной войне Бытование песен о Платове – казаке, независимо от того, кем они создавались и в какой социальной среде сохранялись, свидетельствует о популярности этого народного героя. Для тех, кто пел о нем, он, прежде всего, был казаком, а к казакам в России всегда отношение было особенное. Казак являл собой не только социальный, но и, в определенном смысле, нравственный идеал русского народа. В образе Платова поэтически воплощены черты казачьей 263 удали. Он предстает как ловкий и отважный разведчик, партизан, бесстрашный и удалой донской атаман. Гордо разъезжающий на боевом коне на виду у неприятеля, он своим примером воодушевлял казачьи полки на борьбу с неприятелем. Хронологически выстроенный ряд песен об Отечественной войне 1812 г. начинает сюжет «Французский король пишет письмо Александру». Кутузов успокаивает царя Александра, используя в своей речи образ пира-битвы: столики поставим – пушки медные, скатерти постелим – вольны пули, на закусочку картечь; угощать будут «канонерушки, провожать его будут – все козачушки». Примерно такие же слова обращает к Александру «с Дону атаманушка Матвей Платов наш Иванович»: «Позову я моих казаков лихих на француза – неприятеля, вдарим лавою, приготовим сладки кушанья…». Русские войска получают приказ готовиться к сражению: «чтобы были казаченьки в исправности своей. Чтобы ружья были чисты И на замках кремни остры. Востро шашки наточены и опущены возле боку». Еще более обстоятельно готовность казачьего войска описана в песне «То не пыль в поле, братцы, курится». Казаки собираются в поход за границу: «…Чтобы были все мои казаки Во исправности своей. Чтобы были у вас, казаченьки, Шашки острые в ножнах, Пики грозные в крепких рученьках И нагайки в сапогах. Долгомерны ваши карабины Чисты, смазаны, в чехлах. У лихих коней сидельцы бранные И подковы на ногах…». Таким образом, казачьи песни насыщены исторически верными описаниями деталей казачьего обмундирования и оружия. Описание готовности к походу повторяется во многих вариантах почти без изменений. Не менее точно отражаются в текстах и функции казаков. В сюжете «Русские войска разбивают французов» граф Платов-генерал подъезжает к «силушке своей» – казакам и обращается к ним с просьбой: 264 «Ох, вы, братцы-молодцы, вы донские казаки! Нельзя ли вам, ребята, караулы крепки скрасть». Действительно, казаки успешно справлялись со своей миссией «легкого» войска, нанося противнику вред, уделяя особое внимание действиям на неприятельских флангах и в тылах. При этом казаки отличались не только смелостью и неустрашимостью, но и большим воинским искусством. В сюжете «Казаки на фронте Отечественной войны 1812 года» («Вышли с Дону казаки») подчеркивается мысль о выступлении казаков в единстве с гусарами и егерями: «И гусары друзья с нами, а егери вслед за нами». В песне показаны также взаимоотношения казаков и Платова: …Генерал-то наш Платов Помереть с нами готов: «Ой, вы, други мои, слуги, Вы, донские казаки, – Послужитя Руси верно, Как деды ваши, отцы! Да вы бейтя их, колитя, В плен французов не беритя!» Выполняя наказ генерала, казаки «французиков гоняли, темны ночи мало спали…». Заслуживают внимания еще два сюжетных мотива: казаки в засаде, а царь Александр накидывается на генерала: «Отчего у нас конной гвардии нет, храбрый казаченек?». Далее звучит мотив пожалования: царь называет казаков кавалерами, урядников – офицерами, офицеров – майорами, майоров – полковниками, а последних – генералами, на что Платов отвечает: «Ты не жалуй всех нас кавалерами – некого из нас, казаков, в караул будет послать!» Анализ казачьих песен о войне 1812 г. был бы неполным без упоминания о сюжетах литературного происхождения и книжного характера: «Русская армия вступает в Париж» («Пойдем, братцы, за границу!») и «Слава Платову – герою» [3]. Отечественная война 1812 г. по своему характеру была национально-освободительной. Так называемая «великая» армия Наполеона была разгромлена и побеждена народом России, объединившимся в справедливой войне за освобождение своей Родины. Не- 265 вольно на память приходит замечательное изречение: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет земля русская!». Много песен сложили казаки об этих славных событиях: «Словно соколы крылаты», «Под Лейпцигом занималась», «Не боимся мы французов». Герои этих песен – знаменитые атаманы и рядовые казаки. В песнях рассказывали о переживаниях казака, большая часть жизни которого проходила в военных походах. В них много размышлений о казачьей доле, которые неизбежно возникали в условиях постоянной опасности погибнуть в бою: В тяжелых походах, Походов не счесть, На стругах по водам Сражались на честь. Покрыли дно Дона Казачьи тела, И Яика, Волги Да Терек, Днепра… В 1814 г. российские войска дошли до Парижа. За патриотизм, проявленный при взятии города, многие рядовые воины были награждены медалью «За взятие Парижа 19 марта 1814 г.», среди них были и казаки [4]. Вместе со всем русским народом наши земляки остро переживали горечь поражений и радость побед. Отечественная война 1812 г. оставила значительный след в истории России. Это было великое испытание для всего народа. Память о народном подвиге, дух героического времени хранят книги, архивные документы, а также произведения фольклора. Примечания: 1. Абалихин Б.С., Богданов Л.П. Бородино, 1812. М., 1997. 2. Ратушняк В.Н. Родная Кубань. Страницы истории. Краснодар, 2004. 3. Матвеев О.В. История кубанского казачества. Краснодар, 2009. 4. Отрожко А. Родись, стань и будь казаком! Анапа, 2002. Л.В. Харченко КАЗАЧИЙ КОДЕКС ЧЕСТИ История казачества неразрывно связана со служением России. Казаки всегда были государственными людьми, воинами, тружениками, самоотверженно защищающими интересы Отечества, родную землю, веру предков. Многие столетия Россия укреплялась казачь- 266 ей верой, доблестью и славой, воинским и трудовым служением. Образ жизни человека определяют духовное и душевное состояние, мировоззрение, ценностное отношение к собственной жизни, труду, семье, другим людям, народу, своей стране, государству, к прошлому, настоящему и будущему. Главным делом для казака являлась военная служба. Поэтому высокий престиж казаков в России и в Западной Европе был обусловлен традиционно связанными с военной профессией представлениями о чести, достоинстве, благородстве. Лучшие многовековые традиции русского воинства, уникальные духовные ценности, единое мировоззрение нашли свое отражение в «Кодексе чести казака», который вырабатывался на протяжении столетий и является, по сути, сводом моральных и этических норм. Честь казака определялась в «Кодексе…» как «внутреннее достоинство, верность, доблесть». Критерием понимания чести казака являлось личное достоинство, которое подразумевало уважение к себе, сознание своих человеческих прав, подобающее поведение. Главный принцип казачьего мировоззрения гласил: «Казаком нужно родиться! Казаком нужно стать! Казаком нужно быть! Тогда обретешь царствие небесное и Славу в потомках!» Это обязывало стремиться к существующему в казачестве нравственному идеалу. Можно было достойной жизнью заслужить право войти в казачество, не отрекаясь от своего народа. Воинское служение казаки ставили выше собственного благополучия. И это служение должно было быть постоянным и безупречным, а в награду за него казак получал царствие небесное. Вероятно, в казачьей вольнице давнымдавно сформировался идеал казака, идеал воина, готового к самопожертвованию, для которого главное – выполнение долга. Стремление к соответствию и приближению к идеалу наполняло смыслом всю жизнь казака. Насколько приближался человек своими делами к идеалу, настолько он имел честь. Казаки говорили: «Хочешь быть на высоте – выбирай путь в гору». До Петра I московские государи не вправе были назначать для казаков своих управителей, навязывать свои и изменять казачьи законы, руководить их экономической и социальной жизнью. Казаки считали себя полностью независимыми от России и московских государей. Сами цари также не считали их своими подданными: они только стремились иметь в степях надежные «глаза и уши», да 267 и казаки не считали себя исключительно русскими людьми. В XVIII в. генерал А.И. Ригельман писал, что казаки «не почитают себя, чтоб они подлинно были из русских людей или чьи бывшие подданные». Петр I, «император всея Руси», проводивший политику ограничения казацких вольностей и самоуправления, стремился придать государственный смысл существованию казачества через подчинение центральной власти. Казачество исторически формировалось как носитель наиболее значимых традиционных народных ценностей: воли, веры, справедливости, товарищества, доблести, служения. Национальный характер, российская ментальность выражены в казачестве с особой силой. «Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ казаками желает быть», – утверждал Л.Н. Толстой. Казачество собственным примером призвано воодушевить российский народ, вернуть ему былое самоуважение, жизнелюбие и веру. Казаки – значительная, хорошо организованная этносоциальная общность. В их традициях, идеологии, образе жизни совмещаются важнейшие национальные приоритеты: – производительная продуктивная экономическая деятельность, основанная на личном и коллективном труде; – защита Отечества и правопорядка; – активное и ответственное гражданское поведение; – сохранение и воспроизводство духовного и культурного наследия; – общественное самоуправление; – укрепление традиционной семьи. Казак – свободный человек, ответственный гражданин, умелый хозяйственник, бесстрашный воин. Его культурноисторический генотип содержит личностные качества, которые должны стать преобладающими в российском обществе. Именно такие качества гражданина способны обеспечить устойчивое и эффективное развитие России в современных условиях. Многие века казаки самоотверженно воевали и трудились во имя Веры, царя и Отечества, черпали свою силу в Православии. Казаки всегда отличались крепкой верой. Казак без веры не казак. Вера спасает, оживляет, творит. Сила казачества не в лампасах и не в чубе, а в казачьем духе, в казачьей психологии свободного человека, чувстве собственного достоинства, в безграничной любви к 268 родному краю, России, бережном отношении к традициям предков, трудолюбии, предприимчивости, умении защищать свои права. Кодекс чести казака – своеобразное обобщение повседневной культуры казачества – гласит: Перед богом все народы равны и нет народов больших и малых. Никогда не считай сына другого народа ниже или глупее себя. Помни, что по тебе судят о твоем народе. Куначество (побратимство). С.И. Хватова, Е.В. Цыганкова КУБАНСКИЙ СВАДЕБНЫЙ ОБРЯД (на примере станицы Гиагинской Республики Адыгея) Основу исследований кубанского свадебного обряда составляют полевые материалы фольклорно-этнографических экспедиций, публикации историков, этнографов, культурологов: Н.И. Бондаря, Л.Д. Долматовой, С.А. Жигановой, С.Г. Заградской, В.Г. Захарченко, В.Ю. Креминской, А.Н. Мануйлова, М.В. Семенцовой, Н.А. Супрун-Яремко, М.С. Шихаревой и др. На регулярной международной конференции «Дикаревские чтения» (г. Краснодар) было заявлено, что исследование всего комплекса Кубанского свадебного обряда еще далеко не завершено. Обращение к локальной конкретике, с одной стороны, и соотнесение полученных результатов с современными положениями этномузыкологии, с другой, позволяет рассмотреть южнорусский традиционный свадебный обряд в новом ракурсе. Изучение кубанской традиции сопряжено с особой работой по описанию субрегиональной специфики свадьбы. Необходимым условием глубинного, структурного изучения обрядовой музыки, по мнению Б.Б. Ефименковой, является «запись песен в контексте их бытования, то есть в сопровождении последовательных и подробных рассказов об этапах обряда и конкретных ритуалах, частью которых эти песни являются. Музыкальные обрядовые произведения, записанные вне обрядового контекста, без указания, когда, кем и в каких условиях песня поется, во многом теряют свою информативность, поскольку функция такого текста в обряде остается скрытой для исследователя» [1. С. 112]. 269 В данной статье преследуется скромная цель – фиксация основных этапов свадебного действа, наблюдаемых в станице Гиагинской Республики Адыгея в 2008 г. В нижеприведенной таблице показана последовательность совершения действий и их краткое описание. Необходимо отметить, что данные материалы составлены из описаний нескольких свадеб, однако ни на одной из них не были представлены все обряды, что, предположительно, свидетельствует о постепенном отмирании определенной их части. № 1 2. 3. 4. 5. Специфика совершения обряда Традиционное в Гиагинском районе Республики Адыгея название обряда Сватовство Обряд сохранился. На сватовство приходят также и родители жениха, привозят каравай и/или отварную курицу. При встрече с родителями невесты произносится традиционная речь: «У вас товар – у нас купец». Согласие Жених и невеста знакомы до того, как решаются невесты вступить в брак, поэтому согласие невесты выйти замуж спрашивают лишь, чтобы соблюсти обычай. Одаривание После того как невеста дает согласие, мать жениха невесты «метит» невесту – одаривает ее каким-либо дорогим украшением (кольцо, серьги и др.). Затем все гости приглашаются за стол. Невесте предлагают разломить каравай или курицу. Самые большие куски невеста отдает родителям жениха и просит разрешения называть их отцом и матерью. После этого гости угощаются и веселятся. В Гиагинском районе обряд известен под названи«Смотрят ем «Порожки». В дом родителей жениха приезместо» жают сваты и родители невесты. В шуточной (хозяйство форме проходит перечисление (с преувеличением) жениха) хозяйства жениха. Затем решаются организационные вопросы по предстоящей свадьбе. Беседа проходит за столом, который накрывают родители жениха. Собирание Современное приданое состоит из следующих приданого компонентов: 1. Постель: подушки, перина. Постельное белье. Другой текстиль: занавески, скатерти, полотенца. 270 № Традиционное название обряда 6. Рукобитье (запоруки) 7. 8. Варка пива Неделя причитаний Девичник 9. 10. Утро свадебного дня 11. 12. Баня Встреча подруг (челяди) 13. Приезд жениха (поезд жениха) Специфика совершения обряда в Гиагинском районе Республики Адыгея 2. Посудные сервизы (праздничные – на 12 персон и более). 3. Бытовая техника: стиральная машина, посудомоечная (не всегда), микроволновая печь. 4. Мебельные гарнитуры: спальня, прихожая (не всегда). 5. Сундук (мешок) с тканями. Обряд отсутствует или замещается «пропойками» – своего рода праздником чревоугодия, символизирующим обоюдное согласие сторон. Обряд не сохранился. Обряд не сохранился. На «Девичник» собираются девушки – подруги невесты, как правило, перед днем свадьбы, где проводятся последние приготовления к свадьбе. Рано утром, как только невеста просыпается, ее благословляет мать, дает последние наставления. Во время благословления невеста стоит на коленях на шубе. Затем родители и гости невесты готовятся к встрече гостей со стороны жениха и самого жениха: украшают помещение (если это квартира) или двор. Сваха со сватом со стороны жениха готовят различные препятствия (шуточные) для «выкупа» невесты. Невеста же с помощью подруг готовится к встрече жениха: одевается. Обряд не сохранился. Подруги невесты, как и гости со стороны невесты, приходят по приглашению родителей невесты в назначенное время. Так как свадьба считается радостным событием, то причитания отсутствуют. Перед самым приездом жениха родители невесты накрывают стол и угощают прибывших гостей. Жених приезжает к невесте с дружком в отдельной машине, которую наряжает родня жениха перед тем, как ехать к невесте. Перед выходом из дома жениха благословляют иконой отец и мать. 271 № Традиционное название обряда 14. Здравствование 15. Вывод невесты Специфика совершения обряда в Гиагинском районе Республики Адыгея Выводит жениха из дома мать, в накинутой на плечи шубе (полушубке). Пока жених идет к машине, мать его осыпает хмелем и мелкими деньгами. Когда жених сел в машину, мать бросает шубу под передние колеса машины (таким образом провожая сына в дорогу и в семейную жизнь, шубу подстилает, чтобы жизнь и дорога была ровной и мягкой). В остальных машинах едут сваты со стороны жениха и гости. Родители жениха на выкуп невесты не ездят. По прибытии к невесте родне жениха выстраиваются различные препятствия, загораживая дорогу и требуя выкуп (обычно угощения). Встречают родню жениха сваты со стороны невесты. Жениху задаются каверзные вопросы (хорошо ли он знает свою суженую). В большинстве случаев препятствия рассчитаны на дружка. В это время невесту прячут в какой-нибудь комнате и рядом с ней сажают маленького ребенка, обычно из родственников (сестра, брат, племянник, племянница). Когда жених с дружком входят в дом, им предлагают три нити разного цвета, жених выбирает одну из них. Сваты и гости проверяют, правильно ли выбрал жених нить, и приведет ли она его к невесте. Обычно сажают подсадную невесту (бабушку). Когда жених найдет невесту, его ожидает еще одна преграда, место рядом с невестой занято. Обязанность дружка – выкупить место рядом с невестой (подарок ребенку или деньги). Пройдя все испытания, жених целует невесту и занимает место рядом с ней. Обряд утратил свое название. Но после того, как жених выкупил невесту и занял место рядом с ней, гости жениха и невесты подходят к столу, который накрыт родителями невесты, и угощаются. Причитания не имеют места. После того, как выпили за здоровье молодых, гости выходят на улицу. В это время жениха и невесту благословляют родители невесты. Затем отец 272 № Традиционное название обряда Специфика совершения обряда в Гиагинском районе Республики Адыгея невесты берет платок за один конец, (за другие два конца берутся молодые), выводит их на улицу, обводит три раза вокруг главной машины свадебного поезда, после этого мать невесты осыпает молодых из сита хмелем, конфетами, мелкими деньгами. 16. Одевание Невеста одевается либо сама, либо с помощью поневесты други. Наряд невесты включает в себя ставшее традиционным белое свадебное платье, веночек с фатой, обувь белого цвета. Невесте не переплетают косу. 17. Отъезд в ЗАГС Провожая невесту и жениха на бракосочетание, и/или к венцу. мать невесты бросает под машину, в которой едут молодые, шубу. На подол платья невесты прикрепляют булавки, чтобы избежать сглаза. По настоянию духовенства регистрация брака и венчание часто проводятся в один день (ранее, до 2000-х гг., эти события порой не связывались между собой). Зачастую после бракосочетания молодые сразу венчаются. 18. После Молодые едут в дом жениха. На пороге их встречают родители жениха: мать с караваем, а отец с бракоиконой. Молодым предлагают откусить кусок касочетания равая, чей окажется больше – тот старший в семье. Затем молодых ведут в дом, где их благословляют родители жениха. Если свадьба проводится отдельно, т.е. во дворе жениха и во дворе невесты, то застолье с дарами вначале устраивается во дворе невесты перед поездкой в ЗАГС, а после бракосочетания – во дворе жениха. Молодых выводят к столу. Сидят они во главе стола. Рядом дружки. Обычно праздник начинается с обряда «даров». По традиции первыми «дарятся» родители жениха, затем остальные родственники и друзья. На свадьбу приглашаются музыканты и ведущий (ведущая), часто со специальным образованием, которые проводят праздник, устраивая различные конкурсы, тем самым развлекая гостей. 273 № Традиционное название обряда 19. Обряд снятия фаты 20. Утро после бракосочетания 21. Забивание кола (Чопа) 22. 23. Хлебины Перегостьба Специфика совершения обряда в Гиагинском районе Республики Адыгея После праздника молодые отправляются либо в свое собственное жилье (если есть), либо ночуют в доме жениха. Родственник жениха (чаще – свекор или свекровь) снимают фату с невесты и покрывают голову платком. Иногда фата примеряется незамужним подругам. Утро следующего дня начинается с того, что приходят ряженые и родители со стороны невесты кормить молодых. Приносят с собой курицу, мед, молоко. Вместо молодых усаживаются ряженые жених и невеста, проводятся шуточные дары. Родителей жениха и невесты «катают» на тачке или телеге, запряженной зятем и/или его друзьями, «купают», намеренно вываливают их в грязь, а после этого обливают чистой водой, затем одевают в вещи, купленные на деньги, которые собрали сваты на входе. В двух случаях наблюдается обряд мытья ног (в одном – шампанским), предварительно вымазанных сметаной, кетчупом, теще зятем, а затем обувания ее в новые туфли. Праздник продолжается до вечера. Если в семье женился последний сын (вышла замуж последняя дочь), «забивают кол». У ворот вбивают деревянный, реже железный кол (чтобы больше во дворе не было свадеб) в специально подготовленную лунку, смоченную водой. Обряд отсутствует. Существует под названием «обеды со сватами»: сваты посещают друг друга с подарками и угощеньями. Утрата отдельных обрядов, а также сокращение многих из вышеперечисленных – частое явление в современной свадьбе [подробнее 2. С. 52–55; 3. С. 108–118]. На стадии «подготовительных этапов свадебного ритуала» [4] в ст. Гиагинской практически не выпускается ни одно из действий, наблюдаемых Жигановой [4] в 274 других субрегионах Кубани, но далее, во время «прощальных обрядов», не исполняются причитания после выхода невесты, не удалось наблюдать посещение невестой-сиротой могилы родителей, посажение невесты в святой угол. В проведении «обрядов транзита» - территориального перемещения свадебного поезда – иногда заимствуются шумовые эффекты адыгских свадеб – выстрелы, выкрики, а также пиротехнические фейерверки, которые могут продолжаться и в ночное время. В заботе о сохранении традиции методисты отдела культуры Гиагинского муниципального образования, а также работники Дома культуры воспроизводят свадебный обряд в сценических условиях. Этому способствуют фестивали традиционных обрядов, которые проводятся в Республике Адыгея. Ежегодным является фестиваль казачьей культуры, проводимый в пос. Тульском Майкопского района. Но прежде чем все это действо выносится на суд зрителя, работниками Дома культуры проводится кропотливая работа по собиранию материала, ознакомлению с ним и, наконец, его воспроизведению. Подобная деятельность по поддержанию традиции приобретает особую важность в связи с тем, что в сценическом воспроизведении обрядов участвуют дети и порой это для них становится единственной возможностью ознакомиться с ними. Приходится признать, что сохранение традиции даже в ее нынешнем виде без дополнительных административных усилий, к примеру, введения специальных образовательных программ, обновления содержания гуманитарных дисциплин и целенаправленной внеклассной работы, становится проблематичным и, по пессимистическим прогнозам, стремительное (по историческим меркам) исчезновение целого пласта традиционной культуры – лишь вопрос времени. Примечания: 1. Ефименкова Б.Б. Свадебные песни и причитания как один из кодов ритуала. Фольклор: проблемы изучения, сохранения, пропаганды. Архив НИЦ ТК ГНТУ Краснодарского края «Кубанский казачий хор». 2. Жиганова С.А. Особенности свадебного обряда и песен в станицах Лабинского района (по материалам фольклорно-этнографических экспедиций ЦНКК 1994 года) // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Кубани за 1994 г. Дикаревские чтения (1): материалы научно-практической конференции. Белореченск, 1995. 3. Жиганова С.А. История и перспективы научных исследований свадебного музыкального фольклора Кубани // Итоги фольклорно- 275 этнографических исследований этнических культур Кубани за 2003 год (Дикаревские чтения (10): материалы северокавказской научной конференции. Краснодар, 2004. 4. Все выражения, взятые в кавычки, обозначающие основные этапы свадебного действа, заимствованы из работы С.А. Жигановой. Об этом подробнее: Жиганова С.А. Кубанская свадьба как музыкально-этнографическая традиция позднего формирования: автореф. дис. канд. искусствоведения. М., 2008. Г.А. Шкапинцева БЫТОВАНИЕ КАЗАЧЬЕЙ ПЕСЕННОЙ ТРАДИЦИИ В СТАНИЦЕ КЕЛЕРМЕССКОЙ Народное музыкальное творчество занимает особое место в художественной культуре каждой страны, каждого народа. С давних, незапамятных времен люди складывали напевные сказы и песни, стремясь выразить через поэтические и музыкальные образы свои мысли об окружающем мире и душевные переживания. Песня родится там, где живет человек, и во многом зависит от условий его жизни, рода занятий, климата и других факторов. Когда жизнь наполнена радостью – песни веселы, когда человек несчастен – меняется и напев песен. Кубань, в силу особенностей исторического развития, является уникальным регионом, где на протяжении веков взаимодействовали, взаимопроникали и формировались в одно целое элементы культур южнорусских, восточноукраинских, казаков – линейных, черноморских, запорожских, кубанских. Пожалуй, ни в каком другом уголке России, ни в какой другой области и другом крае нет такого песенного своеобразия, такого песенного сплава, как на Кубани. Моя станица не исключение. Название станицы «Келермесская» произошло от черкесских слов «келлер» и «мез», и в переводе означает «чесночный лес», или «лес, где растет много черемши». Первые поселенцы станицы Келермесской появились на р. Гиаге в мае 1863 г. Официально станица была учреждена именным Указом императора Александра II с объявлением в приказе Военного министра от 5 сентября 1863 г. «О наименовании станиц, водворенных в 1863 г. в Закубанском крае…». Среди первопоселенцев станицы 1 офицерская семья, 108 линейных казаков и 15 семей государственных крестьян. На 1 января 1865 г. в станице было 124 двора, в которых проживало 986 жите- 276 лей, в том числе – 979 человек казачьего сословия и 7 человек иногородних. В 70-е гг. ХIХ в. в станицу переселились крестьяне из Воронежской, Тульской, Харьковской и других южных губерний. Песни, обычаи, обряды, форма бытования фольклора переселенцев в новых условиях приобрели новое развитие, в особенности русской и украинской культур. Активно формировался казачий песенный фольклор. В песенной культуре станичников представляется возможным выделить следующие жанры песенного фольклора: 1. Военные песни. Возникшая, как особая социальная группа в XVI в., казачество непрерывно участвовало в войнах. Отсюда и огромное наличие военных, военно-бытовых, походных и строевых песен. 2. Бытовые песни, связанные с каждодневным трудом. Основным занятием казаков было земледелие. Все трудились, не покладая рук. Ритм песни помогал организовать тяжелый труд. 3. Обрядовые (свадебные, похоронные, календарные), колыбельные, хороводные, плясовые и лирические песни. 4. Исторические песни, в которых довольно верно отражены события и факты, ярко передаются сила народа, его мужество, удаль и отвага. На протяжении столетий облик песен существенно менялся, в быту казаков рождались новые песенные жанры, заметно расширялся круг их поэтических образов и музыкально-выразительных средств. В ст. Келермесской проживают певицы-старожилы: М.Ф. Гусарова, В.И. Новичихина, В.М. Буга, Р.С. Шутова, Н.П. Мазалова. Они сохраняют певческие традиции. На языке аутентичного пения передают речь, мелодию, содержание и образ песен. Казачка Воронкова Татьяна Ивановна (1930–2012 гг.) тоже певица, родилась в Келермесской, где и прожила всю жизнь. В семье их было пятеро: Сергей, Иван, Мария, Татьяна и Федор. Сергей и Иван погибли на войне. Младшенький, Федор, умер по болезни. Как вспоминала сама Татьяна Ивановна: «Повидала я много на своем веку. Чего только не было – и смерть видела, и жизнь мимо меня не прошла. Окончила я три класса. После школы нигде не училась. Только дома на хозяйстве была. Лень со мною не дружила. Хозяйство у нас было большое. С малого возраста я трудилась на поле, 277 помогала маме сено собирать. Огород обрабатывали да засаживали картошкой. А вечерами, помню с детства, пели бабушки и дедушки, а я стояла рядом и песни их запоминала. Помню, после трудовых будней, собирались мы на лавочке и пели с соседками. На праздниках играл нам гармонист, а мы танцевали до упаду. (Смеется.) За столом пели много застольных песен: Посидитя мои гости, гости дорогия… Усе, усе друзья милы. Один всех милея – всегда на мужа показывала, а он, счастливый, улыбался. Мы пели всегда и везде. А как не петь? Песня нам помогала преодолеть любые тяготы». Мы с моим научным руководителем П.А. Сергеевой встретились с бабушками для сбора фольклорного материала. Певицыстарожилы спели немало песен, различных по жанровым особенностям, в их числе бытовая песня «Во субботу, в день ненастный, нельзя в поле работать», военная «Стоит тайга дремучая, а в той тайге изба. А в той тайге дремучей жила одна вдова»; шуточные «Как пойду, пойду к соседу я зайду», «Гуляю я»; лирическая «Голуби» («Как на той горе, шелковой траве. Там сидела пара сизых голубей»); застольные «Полно вам снежочки на талой земле лежать», «Посидитя мои гости», «Кому чару пить – здравому быть. На здоровье». Пели эти песни бабушки с душой, протяжно, может быть гдето монотонно, но всегда проникновенно. Где и слезу пускали… «Их песни и думы заключают в себе все чувства и понятия казачества: любовь к Богу, православию, Родине, товариству по куреню, матери, сестрам, братьям-казакам, храбрость, веселость, гордость – все это ясно и правдиво изображено в народной их поэзии», – отмечал В.Г. Захарченко. В станице есть ансамбль «Хуторянка». На протяжении многих лет его участники радуют жителей своими песнями. В репертуаре коллектива немало русских и казачьих песен: «В огороде черна редька», «Вот скрылось солнце за горою, стоит казачка у ворот», «Под горою малина», «Мама», «Скакал казак через долину», «Течет реченька», патриотические песни Великой Отечественной войны. «Хуторянка» принимает участие в станичных праздниках: «Масленица», «Крещение Господне (Крещенские морозы)», «Праздник Ивана Купалы», «День Победы» и др. Моя бабушка, Картоножкина Любовь Петровна – одна из участниц этого коллектива. Она с большим удовольствием ходит на репетиции, говорит, что только здесь ее душа отдыхает. Бабушка 278 умеет играть на гармошке. Когда я к ней прихожу, она всегда мне играет что-нибудь из «новенького». В ее репертуаре украинские, русские и казачьи песни, частушки: шуточная украинская песня «Как погнала бабусэнька курипочку пасы, сама сила пид тэнэчку кудэлычку прясы», лирическая «Стоит гора высокая», русская народная «Оренбургский пуховый платок» и др. Собираясь втроем – мама, бабушка и я – поем песни на три голоса. Одна из наших семейных песен «Як в тий долыни есть хатына», которая относится к «бабьим жалобным песням». В ней ведется диалог между матерью и дочерью. 1. Як в тий долыни есть хатына, А в тий хатыне есть вдова. Там мати доньку научала, Дочка зажурына була. Мать во втором куплете повествует о нелегкой доле девушки: 2. Ой, доню, доню, моя доню. Осталась ты зиронькой одна. Нэ жды козаченька из бою. Его в живых уже нэма. 3. Нэ мало хлопцив повэрталось. Нэмало кой кого нэма. Нэмало парочок побралось, А ты ж чого сыдышь одна? Казачка протестует, сохраняя при этом верность своему воину-герою: 4. Нэ выйду замиж за старого. Старый нэ парочка мэни. А выдастэ мэнэ за нього. Тай буду гныть в сырий зэмли. Продолжением песни является последний куплет, в котором девушке-вдове приходят воспоминания о клятве любви своему милому: 5. А рано утром на россвите. Чипляла дивка рушники. Чипляла, слезы вытырала, Згадала, вчора що клялась. В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. вместе со всем советским народом на борьбу с фашизмом поднялись и казаки. Одним из них был мой дед – Шкапинцев Дмитрий Стефанович. 279 Свой боевой путь дедушка начал в 1941 г. Служил на кораблях Черноморского флота «Червона Украина» и «Красный Кавказ». Затем был направлен в Дунайскую флотилию. Служил в батальоне морской пехоты разведчиком. Наиболее ожесточенные бои запомнились ему под Симферополем. Участвовал он и в боях за освобождение Югославии. Правительство наградило Дмитрия Стефановича орденом Отечественной войны, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», юбилейными медалями и 4-мя благодарностями Сталина. Перед смертью он завещал мне свои боевые награды. Дедушка очень любил петь. Он играл на гармошке и часто исполнял такие песни, как «Едут, едут по Берлину наши казаки», «Смуглянка», «Йихав козак на вийноньку», «Скакал казак через долину» и др. Его звучный голос за душу брал. Песни лились сами по себе, отчего на глаза наворачивались слезы. Он часто играл на гармошке, как в праздники, так и в обычные будни. Сохранилась даже фотография, где я, будучи еще маленькой (мне было 3 года), танцевала, пытаясь что-то петь, а дедушка мне аккомпанировал. Казачьих песен более 4-х тысяч. В них казачья душа, раздолье, чувства и искренность. Эти песни надо знать. Их надо передавать из поколения в поколение, чтобы сохранить историю своей малой Родины. Я, как будущий педагог, перенимаю музыкальное творчество у жительниц ст. Келермесской, и моя задача не только пропагандировать их, но и в будущем знакомить детей с фольклором, изучать его на уроках музыки, использовать старинные казачьи песни для хора, чтобы воспитывать подрастающее поколение, сохранить историю и культуру казаков. Примечания: 1. Затолокин В.П., Крылов М.И., Питинов А.Г. [и др.] Страницы истории Кубанского казачества. История станицы Келермесской. 2009. 2. Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки / Администрация Краснодарского края, научно-творческое учреждение «Кубанский казачий хор». 3. Попова Т. Основы русской народной музыки. М., 1977. 4. Песни Кубанских казаков в редакции В.Г. Захарченко. Песни линейных казаков. Краснодар, 1995. Т. II. 5. Сайт «Казачьи песни» www.kazakdona.ru. 280 Е.А. Шовгенова О.Н. Сотникова ОСОБЕННОСТИ КАЗАЧЬЕ-ГОРСКОГО КУЛЬТУРНОГО ДИАЛОГА Для Терского и Кубанского казачества образцом и «законодателями кавказской моды» первоначально были адыгские народы, у которых казаки перенимали элементы материальной и духовной культуры. Позже, постепенно расселяясь по Тереку и становясь соседями осетин, чеченцев, кумыков, ногайцев, ингушей, предки нынешних казаков не могли не испытывать культурного влияния в самых различных сферах жизни и этих северокавказских народов. Тем самым, из взаимодействия казачьей и горской культур складывался совершенно особый культурно-исторический тип. Хрестоматийным стал пример, когда в Масленицу в кубанских станицах наряду с приготовлением блинов и галушек (что было характерно для славян и казачества как их части) обязательно устраивались скачки, джигитовки, воспринятые казаками у горских народов. На свадьбах танцевали не только русские кадрили, но и грациозные адыгские танцы. Со временем некоторые казачьи танцы по темпераменту и темпу исполнения становилось трудно отличить от горской лезгинки. Об этом факте красноречиво пишет руководитель прославленного Кубанского казачьего хора, большой знаток как казачьей, так и горской культуры В. Захарченко. Необходимость межкультурного диалога и сложившаяся политическая и экономическая ситуация в северокавказском регионе требовали от казаков (как, впрочем, и российских военных и чиновников) знания местных языков. Казаки весьма преуспевали в этом деле. Как отмечал Л. Толстой в своей повести «Казаки», «молодец казак щеголяет знанием татарского языка и, разгулявшись, даже со своим братом говорит по-татарски». И это касалось не только татарского (в тот период он выполнял в определенной степени функцию языка межнационального общения), но и других местных языков. По своему менталитету, особенностям бытовых традиций и обычаев, общественному устройству своих обществ казаки оказались социально «готовыми» перенять у горцев их наиболее значимый, известный обычай и древнейшую традицию воспитания подрастающего поколения – аталычество (тюркск. «аталык» – отцовство). Суть этого обычая довольно хорошо известна, в том числе 281 современным историкам и этнографам. Однако есть необходимость напомнить основные элементы аталычества, чтобы более глубоко осмыслить его привлекательность для казаков и выявить особенности функционирования в казачьей среде. У горских народов, как известно, правом отдачи на воспитание своих сыновей в другие семьи пользовались только знатные роды князей и узденей. Взявший на воспитание становился аталыком (отцом), вступая, тем самым, с семьей своего воспитанника в систему так называемого искусственного родства, которое подтверждалось и «молочным» родством детей (как принятого в семью, так и рожденного в ней). «Молочное» родство было таким же крепким, как и кровное, и сохранялось практически всю жизнь, даже и тогда, когда воспитанник возвращался в свою родную семью. Обычай аталычества, перенятый казаками, оказался весьма привлекательным для них и, в конечном счете, очень полезным в силу своих больших положительных потенций для установления добрососедских связей горцев и казаков. Аталычество являлось нередким явлением в казачьих семьях. Взяв (или получив) на воспитание горского мальчика, казак-аталык становился для него фактически вторым отцом и пользовался всеми правами и властью, которые давало ему это звание. Аталычеством закладывалось и укреплялось родство между казаками и горскими народами, что способствовало более близкому общению и взаимопониманию, а это был самый верный путь к достижению мира и согласия в регионе. В развитии аталычества были заинтересованы не только казаки, но и горские народы. Аталычество сыграло немалую роль в их приобщении к русской культуре и образованию и вхождению в российскую культурную и военную элиту. Прочность аталычества была подтверждена в грозное лихолетье Кавказской войны ХIХ в. Истории известен случай, как в первой половине ХIХ в. казак терской станицы Каргалинской Матвей Захаров взял на воспитание чеченского мальчика, который с раннего возраста проявлял большие способности к рисованию. Отец-аталык дал ему свою фамилию и имя Петр, а со временем, скопив денег, направил приемного сына на учебу в Петербург. Через много лет Петр Захаров написал один из лучших портретов М. Лермонтова. Свои картины он подписывал: «Петр Захаров – чеченец», не отказавшись ни от своего народа, ни от русского отца-аталыка. Лермонтов неоднократно встречался с Петром Захаровым, ставшим академиком живописи. 282 Не исключено, что рассказы Захарова были им использованы при написании поэмы «Мцыри». Известно, что первые поселения казаков были отмечены на правом берегу Терека, где проживали чеченцы. Так вот, когда в 30-х гг. XVIII в. императрица Анна решила переселить казаков на левый берег Терека, некоторые из них, уже породнившиеся с чеченцами (в результате кровного и искусственного родства), не подчинились. Зная, что за ослушание может последовать наказание, они ушли в горы. Со временем эта отколовшаяся группа образовала свой тейп – «гуно» и приняла ислам. Потомки их и до настоящего времени живут в горах. Причем большинство из них даже не подозревают о своих древних казачьих корнях. Только светлые волосы и голубые глаза несколько выдают их происхождение. Большую роль во взаимосвязи казаков и горцев сыграла традиция куначества (в переводе с тюркского – гостеприимство). Зародившись в среде горских народов, эта традиция получила широкое распространение и в казачьей среде. Со временем понятие «кунак» стало иметь более емкое (чем только гость) значение – друг, побратим. Казаки и горцы нередко встречались и вместе решали проблемы взаимоотношений между родами, семьями, экономические и культурные вопросы. Совместное проведение национальных, религиозных, семейных праздников, свадеб вообще становилось делом привычным. Нередко старики-казаки и уважаемые аксакалы-горцы собирались вместе, чтобы разрешать конфликтные ситуации между своими молодыми людьми. Отмечались случаи, когда горцы переезжали в казачьи станицы на постоянное место жительства к своим кунакам. Даже Кавказская война не разрушила традицию куначества. Благодаря куначеству нередко удавалось избежать нежелательных обострений межнациональных конфликтов. К сожалению, конец ХХ в. ознаменовался вооруженными конфликтами в Чечне, Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии. Политические события показали, что в мире есть силы, которые стараются разорвать связи казаков с горцами. Тем более важно, чтобы, несмотря на действия, вбивающие клин в многолетнюю дружбу, жители Северного Кавказа помнили, что прочный мир можно построить только во взаимодействии этнокультур. 283 РЕКОМЕНДАЦИИ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ «КАЗАЧЕСТВО РОССИИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ И КУЛЬТУРНЫЕ ВЫЗОВЫ СОВРЕМЕННОСТИ» В рамках XXII регионального фестиваля казачьей культуры 31 мая 2013 г. в Национальной библиотеке Республики Адыгея состоялась научно-практическая конференция «Казачество России: историческая память и культурные вызовы современности». Конференция организована Кубанской ассоциацией «Региональный фестиваль казачьей культуры» и отделом славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т.М. Керашева. В работе конференции приняли участие историки, этнографы, культурологи, краеведы, филологи, музыковеды, библиотечные и музейные работники, научные сотрудники научноисследовательских институтов и центров, преподаватели высших и средних учебных заведений, аспиранты, педагоги общеобразовательных школ, ДШИ, студенты и старшеклассники, руководители фольклорных коллективов, атаманы казачьих обществ СевероКавказского и Южного федеральных округов. Участники конференции отметили, что в современных условиях среди многочисленных проблем, волнующих народы, особую значимость приобретает состояние общественного сознания, в структуре которого центральное место занимает историческая память, поскольку она обусловливает отношение людей к исторической действительности как на теоретическом уровне, так и на уровне обыденного сознания. В настоящее время крайне важно выявить тенденции развития исторической памяти казачества России, так как зачастую происходит искусственное «конструирование» исторической памяти в зависимости от сиюминутных этнополитических интересов отдельных групп населения. Исследователи уделили внимание этнокультурным связям и взаимодействиям кубанского казачества с народами Северного Кавказа в прошлом и настоящем, межконфессиональным отношениям в регионе, истории казачьих населенных пунктов, проблемам педагогики, а также устному народному творчеству казачества. Значительный интерес был проявлен выступающими к теме «Герои и войны в кубанской казачьей песне». Участники конференции 284 проанализировали многолетнюю деятельность В.Г. Захарченко в качестве основателя творческой школы в области народного музыкального искусства Кубани и укреплении культурного диалога кубанского казачества и адыгов. На конференции также рассматривались концепции социальной и культурной памяти в современном кавказоведении. 22-летний опыт проведения регионального фестиваля казачьей культуры и итоги конференции позволяют прийти к выводу, что в Адыгее созданы все необходимые условия для дальнейших исследований проблем истории и культуры казачества Юга России на новых, соответствующих современным научным реалиям методологических принципах с использованием ранее неизвестных или недоступных архивных материалов в направлении создания монографических трудов. В связи с этим участники конференции признали целесообразным принять следующие рекомендации: – продолжить ежегодное проведение научно-практических конференций в рамках Регионального фестиваля казачьей культуры, особое внимание уделяя компаративным исследованиям; – активно привлекать к участию в конференциях исследователей Южного и Северо-Кавказского федеральных округов; молодых ученых, аспирантов, студентов, педагогов, старшеклассников; – стимулировать развитие исторической мысли по проблемам исторической памяти казачества России. В научных изысканиях наращивать потенциал применения новых методологических подходов и концепций с адаптацией ранее недоступных архивных источников в целях дальнейшего осмысления исторического пути российского казачества через призму дефиниции «историческая память»; – принимать участие в сборе, систематизации и изучении фольклорного и этнографического материала, привлекая к этой работе студентов высших и учащихся средних учебных заведений; – способствовать процессу формирования духовнонравственной связи и преемственности поколений в исторической памяти казачества России; – опубликовать отчет о проведении научно-практической конференции «Казачество России: историческая память и культурные вызовы современности» на сайте АРИГИ, в средствах массовой информации с целью ознакомления широкой общественности Республики Адыгея с итогами конференции; 285 – издать материалы конференции. Участники конференции считают, что в новой историографической ситуации на основе сложившихся теоретических подходов и имеющегося опыта мнемонических интерпретаций в исторических исследованиях создается реальная возможность для осмысления структуры исторической памяти казачества России. 286 Сведения об авторах Бабич Ирина Леонидовна доктор исторических наук, главный научный сотрудник отдела Кавказа Института этнологии и антропологии РАН Баранкевич Инна Анатольевна старший преподаватель кафедры этнографии и декоративно-прикладного творчества Академии народной культуры (факультет) Баранова Александра Юрьевна кандидат филологических наук, доцент кафедры общего языкознания Адыгейского государственного университета Берсиров Батырбий Махмудович доктор филологических наук, профессор, директор Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева Брацун Егор Васильевич аспирант кафедры дореволюционной отечественной истории ФИСМО Кубанского государственного университета, научный сотрудник Кореновского историко-краеведческого музея Бурыкина Людмила Васильевна кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева, доцент кафедры Отечественной истории Адыгейского государственного университета Ворокова Нафисет Асланбековна учитель начальных классов СОШ № 9 с. Вольного Кошехабльского района Республики Адыгея Галецкий Михаил Евгеньевич кандидат социологических наук, председатель Кубанской ассоциации «Региональный фестиваль казачьей культуры», заслуженный работник культуры Кубани Гапонова Светлана Алексеевна учитель русского языка и литературы СОШ № 6 ст. Дагестанской Майкопского района Республики Адыгея Денисова Наталья Николаевна кандидат исторических наук, заведующая отделом славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева Джамирзова Бэла Амербиевна учитель начальных классов ООШ № 12 х. Казенно-Кужорского Кошехабльского района Республики Адыгея 287 Дунец Асият Ибрагимовна Емыкова Нуржан Хаджебиевна Затолокин Василий Павлович учитель истории и обществознания СОШ № 3 г. Майкопа Республики Адыгея старший научный сотрудник отдела славяноадыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева атаман Келермесского казачьего общества, есаул Кратова Наталья Васильевна кандидат исторических наук, доцент, заместитель директора по науке Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почета» института гуманитарных исследований при Правительстве КЧР Кузнецова Ирина Александровна учитель начальных классов СОШ № 9 с. Вольного Кошехабльского района Республики Адыгея Лолаева кандидат исторических наук, доцент кафедры Анжелика Владимировна общих гуманитарных и социальных наук СевероОсетинского государственного педагогического института Луганская Галина Борисовна кандидат педагогических наук, старший научный сотрудник отдела славяно-адыгских культурных связей Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева, доцент кафедры музыкально-исполнительских дисциплин Института искусств Адыгейского государственного университета Лучкина Любовь Павловна учитель начальных классов ООШ № 12 х. Казенно-Кужорского Кошехабльского района Республики Адыгея Мамий Руслан Гилимович доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник отдела литературы Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева Макагоренко Ольга Дмитриевна учитель начальных классов СОШ № 9 с. Вольного Кошехабльского района Республики Адыгея Матвеев Олег Владимирович доктор исторических наук, доцент кафедры дореволюционной истории Кубанского государственного университета Мациевский Герман Олегович кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных и социальных наук Старооскольского филиала Воронежского государственного университета 288 Плотнерчук Нина Павловна заведующая отделом технической и экономической литературы Национальной библиотеки Республики Адыгея Пустовая Татьяна Александровна директор Дома культуры пос. Гончарка Гиагинского района Республики Адыгея Салов Евгений Иванович кандидат философских наук, председатель комитета по культуре, делам семьи и взаимодействию с общественными организациями Государственного Совета-Хасэ Республики Адыгея Скворцов Михаил Иванович директор МБОУ ДОД «Детская школа искусств традиционных народных ремесел Кубани» пос. Мезмай Скворцова Ольга Юрьевна научный сотрудник НИЦ ТК ГБНТУ «Кубанский казачий хор» г. Краснодара Соловьева Наталья Георгиевна кандидат исторических наук, доцент, старший научный сотрудник отдела истории и археологии Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почета» института гуманитарных исследований при Правительстве КЧР Сопов Александр Валентинович доктор исторических наук, доцент кафедры истории государства и права Майкопского государственного технологического университета Сотникова Оксана Николаевна учитель русского языка и литературы СОШ № 9 с. Вольного Кошехабльского района Республики Адыгея Старков Николай Николаевич кандидат технических наук, заместитель атамана Майкопского казачьего отдела ККВ по культуре, образованию и СМИ, член Союза журналистов России Федосеева Лариса Дмитриевна кандидат исторических наук, доцент кафедры Отечественной истории, историографии, теории и методики истории Адыгейского государственного университета Хамдохова Фатима Схатбиевна учитель адыгейского языка и литературы СОШ № 9 с. Вольного Кошехабльского района Республики Адыгея Харченко Лариса Валентиновна учитель начальных классов СОШ № 9 с. Вольного Кошехабльского района Республики Адыгея 289 Хватова Светлана Ивановна доктор искусствоведения, профессор, заведующая кафедрой музыкально-исполнительских дисциплин Института искусств Адыгейского государственного университета, регент СвятоВоскресенского храма г. Майкопа Цыганкова Елена Владимировна методист фольклорной студии Дома культуры, преподаватель школы искусств ст. Гиагинской Республики Адыгея Шкапинцева Галина студентка II курса Института искусств Адыгейского государственного университета Шовгенова Елена Александровна учитель начальных классов СОШ № 9 с. Вольного Кошехабльского района Республики Адыгея 290 Содержание Берсиров Б.М. Приветственное слово директора Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т. Керашева ……………….... 3 Казаки и западные адыги: взаимоотношения в европейской эмиграции в 1920-е гг. …………... 5 Влияние русской культуры на кавказскую эмиграцию во Франции в 1920–1940-е гг. …….. 23 Традиционная женская рубаха в семейных обрядах казачества России (вторая половина XIX – начало XX вв.) …………………………… 33 Отражение ментальности казачества в кубанских паремиях ……………………………. 39 Кубанские казаки и Закубанские черкесы: по воспоминаниям полковника Ф. И. Елисеева ….. 43 Социокультурный портрет казаков СевероЗападного Кавказа ……………………………… 50 Ворокова Н.А. Педагогика современного казачества …………. 57 Галецкий М.Е. Адаптирование народных традиций к современным формам политического и социально-экономического развития России … 60 История станицы Дагестанской в период с 1917 по 1930 гг. ……………………………………… 64 История организации и проведения научнопрактических конференций в рамках Регионального фестиваля казачьей культуры в Адыгее ……………................................................ 78 Роль В.Г. Захарченко в сохранении традиционного фольклора и развитии современной культуры казачества …………….. 96 Казаки и горские народы Северного Кавказа на службе России …………………………………... 99 «Геройство майкопцев-черкесов» – письмо из прошлого ………………………………………... 111 К 150-летию станицы Келермесской (краткая история) …………………………………………. 116 Трудиться во благо. Богатство души казака станицы Келермесской П.В. Букреева …..…….. 122 Бабич И.Л. Бабич И.Л. Баранкевич И.А. Баранова А.Ю. Брацун Е.В. Бурыкина Л.В. Гапонова С.А. Денисова Н.Н. Джамирзова Б.А. Дунец А.И. Емыкова Н.Х. Затолокин В.П. Затолокин В.П., Пустовая Т.А. 291 Кратова Н.В. Межконфессиональное взаимодействие в структуре современных социальных отношений (на примере Карачаево-Черкесской Республики) ……………………………………... 125 Кузнецова И.А. Макагоренко И.Д. Духовный стержень казачьего мировоззрения …………………………………………………… 135 Лолаева А.В. История осетинских казачьих населенных пунктов ………………………………………….. 138 Региональный фестиваль и проблемы возрождения казачьей культуры ………………. 150 Писатели, ученые, общественные деятели Кубани и Адыгеи об адыго-казачьих связях ….. 171 Человечность и любовь сильнее войны (адыгоказачьи связи по мотивам романов Исхака Машбаша, Инала Чатао, Аскера Евтыха) ……... 178 Из истории церковного прихода станицы Раздольной ………………………………………. 186 Казачество современной России: к определению понятий ………………………….. 198 Плотнерчук Н.П. Казачьи сайты в Интернете: взгляд со стороны 202 Салов Е.И. Метагалактика казачьей культуры. Философско-методологический аспект ……….. 208 «Собрать и сохранить», «возродить и развить»: формы и механизмы сохранения и трансляции традиционной народной культуры (из опыта работы этнографического музея традиционных народных ремесел Кубани) …………………….. 220 Календарные праздники казачества КарачаевоЧеркесии ………………………………………… 225 Сопов А.В. Расказачивание: факты и смыслы ……………... 239 Старков Н.Н. Казаки и горцы – Георгиевские кавалеры …….. 248 Федосеева Л.Д. Некоторые аспекты развития материальной культуры черноморского казачества ………….. 256 Влияние Отечественной войны 1812 г. на казачий песенный фольклор ………………….. 261 Харченко Л.В. Казачий Кодекс чести …………………………... 265 Хватова С.И. Цыганкова Е.В. Казачий свадебный обряд (на примере станицы Гиагинской Республики Адыгея) ……………… 268 Луганская Г.Б. Лучкина Л.П. Мамий Р.Г. Матвеев О.В. Мациевский Г.О. Скворцов М.И. Скворцова О.Ю. Соловьева Н.Г. Хамдохова Ф.С. 292 Шкáпинцева Г. Бытование казачьей песенной традиции в станице Келермесской ………………………….. 275 Особенности казачье-горского культурного диалога …………………………………………... 280 Рекомендации научно-практической конференции «Казачество России: историческая память и культурные вызовы современности» ………………………………… 283 Информация об авторах ………………………………………………… 286 Шовгенова Е.А. Сотникова О.Н. Редакторы-составители: М.Е. Галецкий, Н.Н. Денисова, Г.Б. Луганская ВОПРОСЫ КАЗАЧЬЕЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЫ Выпуск 9 Подписано в печать 29.08.2013. Бумага офсетная. Гарнитура Таймс. Формат бумаги 60х84/16. Печать цифровая. Усл. п. л. 18,25. Тираж 100. Заказ 089. Отпечатано с готового оригинал-макета на участке оперативной полиграфии ИП Магарин О.Г. 385008, г. Майкоп, ул. 12 Марта, 146. Тел. 8-906-438-28-07. E-mail: olemag@yandex.ru
