Uploaded by almaz_74

И,Р,ТАГИРОВ

advertisement
И.Р. Тагиров
История национальной государственности татарского народа и
Татарстана
2-е издание
Казань
Татарское книжное издательство
2008
УДК 323/324 (470)
ББК 63.3(2Рос-Тат)+66.5(2Рос)
Т12
Тагиров И.Р.
История национальной государственности татарского народа и
Татарстана / И.Р.Тагиров; авт. предисл. М.Ш.Шаймиев. — 2–е изд.
— Казань: Татар.кн.изд-во, 2008. — 455 с. — 3000 экз. — ISBN
978-5-298-01650-6
В данной книге, основанной на разнообразных источниках и историчес­кой
литературе, рассматривается одна из сложнейших проблем современной
российской исторической науки и политологии — история националь­ной
государственности татарского народа и Татарстана.
Издание адресовано ученым, преподавателям, учащимся высшей школы, всем,
кто интересуется вопросами этнополитической истории татарского народа.
УДК 323/324 (470)
ББК 63.3(2Рос-Тат)+66.5(2Рос)
ISBN 978-5-298-01650-6
© Татарское книжное издательство, 2008
Содержание
Шаймиев М.Ш. Предисловие
Тагиров И.Р. Введение ко второму изданию
Глава I. Государства гуннов0
§ 1. Начало
§ 2. Возникновение государственности
§ 3. Гунны в Европе
§ 4. Триумф Аттилы
Глава II. Тюркский каганат
§ 1. Начало каганата
§ 2. Ашины
§ 3. Управление государством
§ 4. Каганат распадается
Глава III. Хазарский каганат
§ 1. Образ жизни
§ 2. Управление страной
§ 3. Войско и военные действия
§ 4. Религия
§ 5. Взаимоотношения с соседями
Глава IV. Государства булгар
Глава V. Золотая Орда
§ 1. Управление государством
§ 2. Преемники Золотой Орды
Глава VI. Казанское ханство
§ 1. Начало ханства
§ 2. Система управления государством
§ 3. Последняя битва за Казань
§ 4. Организация управления Казанским краем
Глава VII. Конец татарских государств
Глава VIII. Идель-Уральский штат
§ 1. Большевики и национальный вопрос
§ 2. Идель-Уральский штат
§ 3. За дело берется Военное Шуро
§ 4. Военный съезд говорит «да» штату
§ 5. Большевики говорят «нет» штату
Глава IX. Становление Татарстана
§ 1. «Даешь Татаро-Башкирскую республику!»
§ 2. Москва — за автономный Татарстан
§ 3. «Ни Уфы вам, ни Казани!»
§ 4. Уфа говорит Казани «Нет!»
§ 5. Татарстан: первые шаги
§ 6. «Бей султангалиевцев!»
§ 7. Преодоление трудностей межнациональных отношений
Глава Х. Республика становится суверенной
§ 1. Перестройка
§ 2. Топтание вокруг идеи суверенитета
§ 3. Развитие идеи суверенитета республики
Глава ХI. Татарстан объявляется суверенной республикой
§ 1. Твердым курсом
§ 2. Тернистый путь реализации Декларации
Глава XII. Заговор
Глава XIII. От референдума к конституции
§ 1. Народ говорит «да» суверенитету
§ 2. Подводятся итоги референдума
§ 3. Рождается Конституция республики
§ 4. Конец — делу венец
Глава XIV. Новые реалии и обновленный договор
Послесловие
Предисловие
Демократические перемены последних двадцати лет поз­волили
представить место народов в истории и современной жизни. Поэтому не
случаен особый интерес к истории. По этой теме опубликовано много
книг, что является показателем роста нацио­нального самосознания
народов.
У татар древняя история, память о которой запечатлена в
разнообразных документах. В книге И.Р.Тагирова воссоздана эта
история, начиная с хуннского периода и до наших дней как общее
достояние тюркских народов. При этом в ней показана цивилизаторская
миссия Булгарского государства, Золотой Орды, Ка­зан­ского и других
ханств.
Хунны стали основой появления Тюркского каганата — первого
евразийского государства. На его базе выросли многие государства
Евразии, включая Великую Болгарию, Хазарский каганат и ВолжскоКамскую Булгарию. Золотая Орда во многом унаследовала традиции этих
государств и в свою очередь явилась значительным шагом в
формировании татар как единого этноса. Золотая Орда сыграла
значительную роль в становлении Московского государства.
Не обойдены в книге вниманием взаимовлияние культур, традиций и
образа жизни народов, проживавших в Поволжье, Урале и Сибири.
Представляют интерес традиции веротерпи­мости в татарских
государствах.
Возможно, в будущих своих работах автору следует более основательно раскрыть процессы, имевшие место в татарском обществе в
составе Российской империи. Представляется желательным показать
историю татарского национального возрождения на рубеже XIX и XX
веков, когда татары стали одним из самых грамотных народов России. В
то время выпускались сотни газет и книг, была создана система
обучения, сеть библиотек, появился национальный театр.
Период после Октябрьской революции, на мой взгляд, получил в
книге объективную оценку. Здесь нет гимна большевистскому
руководству страны. Однако нет и отрицания значения национальной
политики большевиков в становлении Татарской республики.
Большевики вначале были против создания республик. Однако Ленин
понял, что без федеративного устройства удержать целостность
государства невозможно.
Большое место в книге уделено истории штата «Идель-Урал». Те, кто
стоял во главе реализации этой идеи, не были ни сепаратистами, ни
врагами России. Однако этому проекту, равно как и решению о создании
Татаро-Башкирской республики, не суж­дено было сбыться. В результате
27 мая 1920 года появился Декрет об образовании Татарской АССР в
ныне существующих границах.
Создание республики имело большое значение. Борьбу за повышение
статуса республики уже в 1921—1922 годах начал член Малой коллегии
Наркомнаца Мирсаид Султан-Галиев, предложивший рассматривать
республику в качестве соучредителя СССР. Предложение было
отвергнуто Сталиным, а сам Султан-Галиев был репрессирован.
Татарстану и Башкортостану в праве стать союзной республикой было
отказано в 1936 году во время принятия Конституции СССР.
Особое место занимает новейший период истории, когда была
принята Декларация о государственном суверенитете республики,
проведен референдум по ее статусу, а также заключен Договор 15
февраля 1994 года между Российской Федерацией и Татарста­ном. Вслед
за нашей республикой заключили договоры с Центром о разграничении
полномочий и предметов ведения более сорока субъектов страны. Это
содействовало федерализации России.
Новый договор 2007 года стал важным шагом, закрепившим
нынешний статус республики, который можно изменить только путем
референдума. Его узловыми пунктами стали урегулиро­вание языковых
проблем, подтверждение права на междуна­родные связи республики,
необходимость работы с соотечественниками, намечены ориентиры в
экономическом, культурном и других направлениях. Подписанный
договор — это федеральный закон и этим многое сказано.
Книга интересная, уверен, она станет достоянием широкого круга
читателей. Она ценна еще и тем, что автор Индус Тагиров, будучи
авторитетным ученым, является непосредственным актив­ным
участником политических событий перестроечных лет.
Президент Республики Татарстан
М.Ш.Шаймиев
Введение ко второму изданию
Уважаемый читатель!
Вот и пролетел XX век — век величайших изменений в жизни
планеты. Наступил новый XXI век. Его начало настолько стремительно,
что порой трудно проследить за калейдоскопически меняющимися
событиями. И тем более предугадать их исход. Меняются правительства,
слетают с пьедестала недавние кумиры, обостряются противоречия
между странами. Недавние враги становятся друзьями и, наоборот,
вчерашние друзья превращаются во врагов. Поистине, ни у кого нет ни
вечных друзей, ни вечных врагов, а есть только вечные интересы.
Ищет свое место в мире и новая Россия. Для нее также более близки
свои собственные интересы, чем вчерашние предпочтения. Она поновому выстраивает свои отношения не только со странами дальнего
зарубежья, но и со своими ближайшими соседями, в том числе и с
братскими Украиной и Белоруссией. Для нее отныне на первом месте не
кровное родство с ними, а равноправные и справедливые
межэкономические отношения. Словом, происходит становление
принципиально новой государственности России.
В этих условиях на одно из первых мест выдвигается история
государственности Татарстана. Национальная
государственность
Татарстана и татарского народа неотъемлема от государственности всех
тюркских народов. Для них она на значительных этапах древнего
времени и средневековья была общей. Растаски­вать ее по национальным
квартирам — значит грешить против истины. Ведь именно в периоды
совместной жизни, начиная с государства гуннов и Тюркского каганата,
сложились многие общие черты характера, языка, основы культуры и
хозяйст­венной деятельности. Вовсе не случайно, что у всех тюрков
одинаковы обозначение цифр, злаковых культур, что является
свидетельст­вом того, что наши народы с древнейших времен занимались
не только разведением скота, но и хлебопашеством и умели вести счет
своему хозяйству.
Становление национальной государственности татарского народа
теснейшим образом связана с историей Золотой Орды, которая во многом
заимствовала культурные и хозяйственные традиции ранних
общетюркских государств и Волжско-Камской Булгарии. В свою очередь
последующие татарские государства, возникшие в результате ее распада,
и более всего Казанское ханство, унаследовали ее государственную и
хозяйственную структуру. Казанское ханство, по описанию
современников,
превратилось
в
экономически
процветающее
государство. Причиной его падения стали не только внешние факторы,
но и более всего внутренние неурядицы. В книге и этому аспекту темы
уделено достаточное внимание.
С падением Казани и вплоть до 1920 года прервалось
государственное развитие татарского народа. И только образование
республики позволило обеспечить развитие государственности. Начало
перестройки в стране открыло путь к суверенному развитию Татарстана и
установлению договорных отношений с Российской Федерацией.
В современных условиях происходит мучительное рождение новой
России. Ей приходится преодолевать имперские традиции и менталитет,
по новому строить свои отношения с внешним миром, определять
приемлемый для народов страны курс нацио­нальной политики.
Ее внутреннее развитие также происходит непросто. Экономика
страны по-прежнему остается сырьевой и растет главным образом за счет
продажи за рубеж нефти, газа и металлов. Не происходит существенных
изменений в лучшую сторону в жиз­нен­ных условиях основной части
населения. Богатые продолжают богатеть, бедные — становятся еще
беднее.
Татарстан в этих условиях создает прецедент постепенного своего
превращения в республику интеллектуальной экономики. Бурными
темпами
развивается
нефтехимия.
На
первое
место
выдвигается создание производственных мощностей по глубокой
переработке сернистой нефти. Успешно развивается автомобильная и
авиационная промышленности. Происходят существенные изменения в
сельском
хозяйстве
и
особенно
в
области
переработки
сельскохозяйственной продукции.
Разумеется, что изменения эти далеко не однозначны. Много
нерешенных проблем. Их решение во многом зависит от взаимоотношений республики с федеральным Центром.
Со времени выхода первого издания этой книги и в этой области
произошли существенные изменения. По прокурорским протестам
приведены в соответствие с российской Конституцией многие статьи
конституции Татарстана. Аннулированы или же также приведены в
соответствие с российскими многие законы республики. Новая редакция
ее Конституции по многим параметрам не отвечает принципам
Конституции суверенного государства.
Происходит борьба с федеральным Центром вокруг новой редакции
договора. Разумеется, речь не идет и не может идти лишь о позиции
ведущих политиков, хотя от этого зависит очень много. В стране
определяется явная тенденция укрепления импер­ских настроений. С
одной стороны как бы укрепляются демокра­тические начала, а с другой
— укореняются великодержавно-шовинистические тенденции. О первой
тенденции свидетельствуют созданные в Москве и Казани общественные
палаты, которые инициируют различного рода мероприятия,
направленные на демократизацию общества. Вторая тенденция
характеризуется усилением в стране ксенофобии, националистических
настроений. Повсеместно происходят убийства и избиения на
национальной почве, оскверняются мечети и синагоги, могилы и
кладбища. Немало случаев дискриминации органами власти законных
интересов нерусских народов. Ярким примером этого служит бесчинства
властей Пензенской области по отношению к татарскому населению села
Верхняя Елюзань, где проживает около десяти тысяч татарского
населения.
Укреплению этой тенденции способствует и отсутствие закона о
национальной политике России. Варианты его проектов, представленные
рядом депутатов Государственной думы, не отвечают принципам
равноправия народов, реализации их культур и языков. Отсутствие
закона о национальной политике способствует произволу на местах.
Указанные тенденции в общественной жизни России и Та­тар­стана
были обозначены и в первом издании этой книги. Последовавшие за ее
появлением события лишь подтвердили их правильность. Автор книги
выражает надежду, что возобладает тенденция демократического
развития и торжества федеративных принципов.
В настоящее издание внесены лишь отдельные дополнения,
связанные также и с появлением у его автора новых материалов. Таковы
материалы о событиях, связанных с ГКЧП, любезно предоставленные
автору прокурором республики К.Ф.Амировым, ряд документов
текущего Архива Государственного Совета республики Татарстан, не
вводившиеся до этого в научный оборот.
И.Р.Тагиров
Глава I. Государства гуннов
§ 1. Начало
Согласно китайским источникам, племя гуннов носило назва­ние хунну. На сходство этого названия с именем гуннов впервые обратил
внимание Joseph de Guignes (1721—1800). Однако подлинным
исследователем их истории стал Фридрих Гирт, написавший книгу
«Histoar general des Huns, des Turks, des Mogols et des autres Tatares
occidentaux» (1756—1800). Из его работы следует, что правильное
название этого народа «гунны». «В лингвистическом отношении народ
этот стоял в близком родстве с появившимися позднее тюрками». В том
же 1756 г. связь между хуннами китайских летописей и европейскими
гуннами была прослежена также М.Дегинем.
В 210 г. гунны заняли Северный Шаньси, а через несколько
десятилетий китайская армия во главе с императором изгнала их оттуда.
Наступление гуннов продолжалось до 220 г., пока император государства
Цин Ши-Хуан-Ди не изгнал их из Ордоса (территория современного
автономного района внутренней Монголии). Этот период истории Китая
в источниках отражен очень слабо, поскольку этот император устроил
«великое сожжение книг», уничтожив тем самым древнейшие материалы,
в которых была отражена и история гуннов.
О гуннах было распространено немало небылиц, основа которых
была заложена Аммианом Марцеллином. Этот автор применительно к
началу их европейского периода жизни представил их как абсолютно
диких варваров, не умеющих ни сеять, ни пахать, не представлявших, где
их родина. «Они не знали власти царей, — писал этот автор, — но
подчинялись одному из своих старейшин и разрушали все, что встречали
на
своем
пути».
Ученые однозначно опровергают такого рода утверждения. Они
указывают, что во главе гуннов в Монголии стояла династия шаньюев, и
в дальнейшем они возглавлялись вождями одной фамилии. Известно, что
таким известным родом был род Дуло, из которого вышел и Аттила.
Следовательно, они не только пом­нили свою родину, но и сохранили
прежние традиции и обычаи. Неправда и то, что они не умели пахать и
сеять. Впрочем, обратимся к источникам и попытаемся проследить по
ним удивитель­ную историю одного из редких народов, оставивших
глубокий след в развитии человечества.
Неизвестны те хронологические глубины, от которых берет начало
тюркская история. Во всяком случае, гуннский период не самое ее
начало. Много всевозможных предположений, в том числе и
связывающих ее с древним Шумером. Есть даже теории, связывающие
начало тюркской истории с более древними перио­дами. Так, ученый
первой половины IX в. Ибн Хордадбех выявил античную традицию
разделения земли первым ее царем Афридуном между сыновьями
Сальмом, Тушем и Ираджем. Согласно этой традиции, народы Византии
и Согда находились под властью потомков Сальма; народы тюрок и
Китая — под властью династии Хосроев, которая восходит к Ираджу.
Конечно, такого рода утверждения недоказательны. Однако важно
отметить, что в начале IX в. тюрки воспринимались в числе самых
древних этносов. Как бы там ни было, самый древний период тюркской
истории остается загадкой. В то же время немало загадок и в обозримой
части этой истории. Оставив для будущих исследований многие из них,
перейдем к истории гуннов, которые являлись известными и
бесспорными прототюрками. Оставшиеся памятники культуры
позволяют считать их язык тюркским. Так, профессор А.Г.Мухамадиев
расшифровал надпись на одной из гуннских золотых тарелок с
изображением всадника: «Аттила улы Тингиз», что в переводе на
русский язык означает «Тингиз — сын Аттилы». Несомненно, что
тюркоязычными были не только гунны, но, как писал А.Н.Бернштам, и
их предшественники жун и ди.
«Тюркоязычные народы, несомненно, существовали с глубокой
древности. Они назывались «хунну», «гаюгюй», «теле» и другими
именами, но эти названия не обнимали всех говорящих на тюркских
языках». Так писал М.И.Артамонов и, очевидно, был прав. Можно лишь
добавить, что «хунну» у китайцев произ­носилось как «сюнну». В
древних сочинениях китайцев больше в ходу было именно такое
написание.
Большое значение для изучения истории гуннов имеют китай­ские
источники. Великолепный знаток этих источников Н.Я.Бичу­рин
(Иакинф), осуществивший перевод многих из них на русский язык,
особенно выделил «Исторические записки» (Шы-Цзи). Сочинитель этих
записок Сы-ма Цянь жил в 90-е годы нашей эры. Перевел он и многие
другие источники, в том числе и по истории китайских династий.
Китайские хроники дают краткую, но яркую характеристику
основных занятий хуннов эпохи хань. Обитая за северными пределами
Китая, они переходили со своим скотом с одних пастбищ на другие. Из
домашнего скота содержали лошадей, крупный и мелкий рогатый скот,
разводили верблюдов, ослов, лошаков и лошадей лучших пород.
Китайский источник об этих племенах писал так: «Они умеют ткать
полотно, они хорошие земледельцы, они взращивают и кормят свиней,
быков, лошадей, слонов, мулов».
Принципиально новые данные по истории гуннов были получены в
результате комплексных исследований в Южном Алтае на плоскогорье
Укок специалистами Института археологии и этнографии Сибирского
отделения РАН в рамках международной программы «Пазырык». К ним
относятся находки мумий в замерзших могилах, наскальные изображения
бизонов и лошадей, обусловленные строгими иконографическими
канонами, имеющие аналоги с древнейшими петроглифами Южной
Сибири и Центральной Азии и близкие по стилю к палеолитическим
петроглифам Испании, Португалии и Франции. Эти и другие данные,
содержащиеся в работах других исследователей, позволяют считать, что
в эпоху ранней бронзы (конец IV–II тыс. до н.э.) на юге Алтая и
территориях современных Монголии и Китайского Синьцзяна проживало
европеоидное население, обладавшее мощным бронзолитейным
производством и занимавшееся скотоводством. Эти европеоидные
племена были гуннами. Ученые тем самым подтвердили вывод
В.П.Алексеева, И.М.Мизиева и К.П.Лайпанова о первичном
продвижении племен с запада на восток. Выходит, что в конечном счете
тюркские племена зародились как европеоиды в Волго-Уральском
регионе. В связи с этими открытиями исследователи употребили понятие
«гуннский феномен». Академик А.П.Окладников доказал, что
«сыродутное железо курыканов содержало 99,45 чистого металла и
потому было весьма ковким и прочным. Они делали наконечники стрел и
копий, ножи. Чинили даже лопнувшие котлы».
При военных столкновениях лошади и овцы являлись основной
добычей победителей. В хозяйстве гуннов лошадь играла
первостепенную роль. Она была необходима не только как средство
передвижения, но и для облавных охот и военных предприятий. При
экстенсивном скотоводческом хозяйстве, когда на зимнее время не
заготовлялось кормов для скота, лошадь имела еще и то преимущество,
что она могла тебеновать (от слова «тибу» — пинать), т.е. в течение
круглого года самой себе добывать пищу.
Вместе с тем гунны специально разводили лошадей лучших
высокорослых легкоаллюрных пород. Останки таких лошадей были
обнаружены при раскопках могил вождей племен на Алтае. Китайские
исторические записи часто упоминают о «тысячелийных» конях, или
аргамаках, как о важном достоянии хуннов.
«Обширные пространства Азии, на которых образовалась и
существует Китайская Народная Республика, не всегда и не на всей
площади были заняты народом, которому они принадлежат в настоящее
время». По данным историков, три-четыре тысячелетия назад предки
современных китайцев занимали довольно узкую территорию в долине
среднего течения Хуанхэ. Их север­ные соседи представляли
многочисленные племена, отличав­шиеся от китайцев. Среди них были и
племена, позднее вошедшие в историю под именем сюнну или хунну.
Они обитали на территории современной Монголии. «Китайцы,
постоянно ведя войну с хуннами и монголами, медленно, но неумолимо
вытесняли их на север с принадлежащих им земель. Происходящий
процесс мед­лен­ных, но планомерных захватов характеризуется
китайским термином «цанши» (постепенно поедающий шелковичные
лис­тья червь)». Так пишет Р.Н.Безертинов в своей работе, посвященной
истории тюрков. Поскольку это специальная научная тема, для нас важна
констатация этого факта. Ибо в конечном счете причиной массовых
передвижений народов с востока на запад являлась именно китайская
политика вытеснения их с территории расселения.
Во всей последующей истории хунну/сюнну решающую роль сыграли
китайцы. Китайцы очень быстро размножались, пре­взойдя в этом
отношении всех своих соседей, в том числе и гуннов. Им необходимо
было расширение той относительно небольшой территории, которую они
тогда занимали. Именно продвижение китайцев за свои исторические
территории заставляло их соседей продвигаться на север, запад и юг.
Известен факт, когда в 31 г. до н.э. гунны с целью охраны своих границ
от китайцев намеревались вырыть колодцы и построить город с
двустенными постройками для хранения хлеба. Было выкопано
несколько сот колодцев и срублено тысячи бревен.
Гунны передвигались на север и восток не потому, что им не хватало
своей земли и они не умели хозяйствовать. У них за много веков
сложился своеобразный самодостаточный образ жизни, в основе
которого лежало скотоводство.
Крупный рогатый скот гуннов состоял преимущественно из быков,
но у них были и яки, или сарлыки. Из продуктов животноводства хунны,
кроме мяса, потребляли сыр и молоко. Делали они и кумыс.
Гунны занимались также и земледелием. Ссылаясь на китайских
авторов, Н.Я.Бичурин писал: «В северных странах стужа рано настает; и
хотя неудобно сеять просо, но в земле хуннов сеяли». О том, что хунны
занимались земледелием, сообщается в источниках 89, 66 и 10 гг. до н.э..
Причем, как показывают археологические данные, земледелие было
плужное. Они хра­нили зерно в больших зернохранилищах, с тем чтобы
его хва­тило надолго. В 119 г. до н.э. ханьский полководец Вэй Цин
захватил у сюнну запасы зерна, которого было так много, что он его
остатки сжег.
Гуннам уже тогда железо было хорошо известно, они сами плавили
руду и изготовляли различные железные предметы. В быту широко
использовалась бронза. Они разводили не только различные злаковые
растения, но и умели выращивать огородные культуры. Более того, они
научили Европу солить капусту. Прокопий в своей работе «Война с
готами» отмечал, что гунны ели хлеб, пили вино, одевались в яркие
одежды, любили носить золотые украшения и мыться в бане.
При подвижном образе жизни хунны пользовались простыми
конусообразными шалашами, покрытыми шкурами, а наиболее
зажиточные — круглыми войлочными кибитками. В юртах левая от
входа сторона была мужской, а правая — женской. Весьма интересно,
что шаньюй в своей юрте «сидит на левой стороне, лицом к северу». Это
означает, что вход в юрту был с востока, как это было в последующем и в
кибитках тюркских народов.
Помимо временных, переносных жилищ типа круглых кибиток, у
хуннов были и постоянные жилища. Они строили прекрасные
бревенчатые дома. Источники зафиксировали также и наличие на
пограничных линиях землянок. Словом, кочевой образ жизни
преобладал, но и оседлое ведение хозяйства для гуннов не было чуждо.
§ 2. Возникновение государственности
Н.Я.Бичурин считал, что предком хуннов был потомок дома Хя-хэушы по имени Шунь-вэй и что «от Шунь-вей до Туманя — в продолжение
более тысячи лет — дом Хуннов то воз­вышался, то приходил в упадок,
то делился, то рассеивался». «Государство гуннов образовалось в
нынешней Монголии за 1200 лет до Р.Х., а именно благодаря, как
кажется, одному высокопоставленному беглецу, создавшему, по примеру
своей родины, из разрозненных орд начатки объединенного государства», — говорится во втором томе «Истории человечества»,
написанном в начале XX в. немецкими авторами. Они, кроме
констатации этого факта, не дают сколь-либо существенных фактов об
этом периоде. Сообщается, что в 910 г. до н.э. гунны овладели
территорией Северного Шаньси, а через несколько десятилетий были
оттуда изгнаны китайцами. В VIII в. до н.э. гунны проникли до Шаньдуна. В 220 г. до н.э. их оттуда изгнал повелитель государства Цинь ШиХуан-Ди.
Примерно в 200 г. до н.э. гунны покорили своих северных соседей и
создали государство, равное по силе Китайскому государству. Создание
этого государства связано с именем Туманя, которому удалось вернуть
область Ордос, завоеванную китайцами в 215 г. Эта держава
представляла собой объединение 24 родов. Китайцы тогда даже были
готовы признать Сюннусскую державу равной Китайской империи». Как
говорилось в письме императора Ханьской империи Сяо-Вэня,
направленном в 162 г. до н.э. шаньюю Лаошану, «хань и сюнну —
равные по силе соседние государства». По подсчетам современников,
сюнну/хунну насчи­тывалось около 2,5 млн. человек. Они могли
выставить войско численностью не менее 300 тысяч человек.
Государство хунну выросло из системы родового строя, когда все
люди принимали участие в организации общинной жизни, в решении
важнейших вопросов. Гунны три раза в год собирались на курултаи.
Зимний курултай назывался малым и созывался в феврале. Летний
курултай назывался большим и проходил в июне. Осенний курултай
считался всеобщим и проходил в октябре. По мере социального
расслоения хуннского общества дела общества стали вершить князья или
ханы. В условиях перерастания общественных структур в
государственную организацию курултаи становились инструментом,
обеспечивающим взаимодействие владетельных князей и военачальников
с главой государства. Им был шаньюй.
Власть шаньюя была наследственной и переходила от отца к сыну.
Глава государства обладал всей полнотой власти, являясь одновременно
и верховным главнокомандующим. «В истории старшей династии Хань
сказано: «Шаньюй значит величайший, т.е. в великости подобный Небу».
Для 24 военачальников было установлено звание ванци (темник).
Каждый из темников сам назначал тысячников, сотников и десятников.
Все начальники делились на правых и левых в порядке симметрии. Левая
сторона со своими начальниками жила в восточной части государства,
правая сторона — в западной части. Каждому из 24 темников был
выделен участок для кочевок. Правители этих земель сами могли
собирать налоги, иметь собственные вооруженные силы и даже
выпускать свои деньги. Первым шаньюйем государства был сын Туманя
Модэ, или Метэ. С именем этого человека в литературе связывают Огузкагана — легендарного героя преданий о происхождении тюркского
народа.
Гунны были прекрасными воинами. В отличие от своих соседей они
умели сражаться верхом на коне и считали, что это им обеспечивает
господство над другими народами. В источниках о гуннах говорится, что
«могущие владеть луком поступают в латную службу». Говорится также,
что «длинное их оружие есть лук со стрелами, короткое оружие — сабля
и копье». Соответственно у них была латная конница. Так, известно, что
Модэ от своего отца Туманя в наследство получил 10 000 конницы.
Воины обстреливали врага, сидя верхом на коне. Хотя любой мужчина
прекрасно владел искусством боя, в то же время никто не имел права
произвольно пользоваться оружием. В источ­никах сказано:
«Извлекшему острое оружие и фут [военное железное оружие, имеющее
вид палки. — И.Т.] — смерть, за похищение конфискуется имущество, за
легкие преступления надрезы­вается лицо, а за важные — смерть. Суд
более десяти дней не продолжается. В целом государстве узников бывает
несколько десятков человек».
Преимущество хуннов в бою признавалось китайцами. Они
зафиксировали несколько военных хитростей хуннов. Вот как они
переданы китайцами: «При превосходных силах неприятеля они
притворяются побежденными и, отступая, заманивают преследующее их
войско неприятеля», «искусно заманивают неприятеля, чтобы обхватить
его: почему, завидев неприятеля, устремляются за корыстью, подобно
стае птиц; а когда бывают разбиты, подобно черепице, рассыпаются,
подобно облакам, рассеиваются», «противопоставляя неприятелю
лучшую конницу, в поле под тучею стрел решают победу», «при удаче
идут вперед; при неудаче отступают, и бегство не поставляют в стыд
себе».
Так, в одном из сражений шаньюй Модэ скрыл свои отборные войска
и выставил вперед одни слабые. Китайское войско, состояв­шее из 320
тысяч человек, в основном — пехоты, устремилось за ним. Модэ с 400
тысячами отборной конницы окружил китайцев. Причем гунны легко
ориентировались в обстановке. Их кон­ница была разномастной. И они ее
разместили так, что на западной стороне оказались белые, на восточной
— серые, на северной — вороные, на южной — рыжие лошади. В
результате китайское войско оказалось в осаде. Семь дней китайское
командование не могло доставлять окруженным съестных припасов, пока
гунны, проявив благородство, не дали им возможности выйти из окружения.
В то же время они ради хороших соседей не жалели ничего. Так,
известен случай, когда хунны построили храм в честь отважного
китайского полководца Эршыского. Однако, зная территориальные
претензии своих соседей, они свято берегли свою землю. Н.Я.Бичурин
описывает случай, когда дунху, некогда составлявшие один дом с
хуннами, отправили к хуннскому шаньюю Модэ своего посланца с
требованием передать им в дар тысячелийного коня. Вот как это
происходило:
«Модэ потребовал совета у своих вельмож. Вельможи сказали ему:
тысячелийный конь есть сокровище у хуннов. Не должно отдавать. К
чему, сказал им Модэ, живучи с людьми по соседству, жалеть одной
лошади для них? И так отдали тысячелийного коня. По прошествии
некоторого времени дунху, полагая, что Модэ боится его, еще отправили
одного посланца сказать, что он желает получить от Модэ одну из его
яньчжы. Модэ опять спросил у своих приближенных. Приближенные с
негодованием сказали ему: дунху есть бессовестный человек; требует
яньчжы. Объявить ему войну. Модэ сказал на это: к чему, живучи с
людьми по соседству, жалеть одной женщины для них? И так взял свою
любимую жену и отправил к дунху. Владетель дунху еще более
возгордился. В хуннских владениях от дунху на запад есть полоса земли
на 1000 ли необитаемая. На ней только по границе с обеих сторон были
караульные посты. Дунху отправил посланца сказать Модэ, что лежащая
за цепью обоюдных пограничных караулов полоса брошенной земли,
принадлежащая хуннам, не удобна для них, а он желает иметь ее. Модэ
спросил совета у своих чинов, и они сказали: это неудобная земля; можно
отдать и не отдавать. Модэ в чрезвычайном гневе сказал: земля есть
основание государства, как можно отдавать ее? Всем, советовавшим
отдать землю, отрубил головы». Затем он сел верхом на лошадь и отдал
приказ отрубить голову каждому, кто отстанет. Затем он неожиданно
напал на Дунху и уничтожил его дом, овладел его подданными, скотом и
всем имуществом. Затем покорил своих северных и южных соседей.
Китай начал сильно опасаться возвышения гуннов. В лице Конфуция
выражалось даже опа­сение, как бы в результате возможного покорения
сюнну китайцам «не пришлось бы ходить с неуложенными волосами и
запахивать полу одежды на левую сторону», как это делали сюнну.
Однако в силу своего полукочевого характера и непрекращающегося
натиска Китая, население которого росло быстрыми темпами,
государство хуннов начинает клониться к упадку. В 128—127 гг. до н.э.
Китай отвоевывает область Ордос, захватив в плен несколько тысяч
человек. Уводится в империю также до миллиона голов крупного и
мелкого рогатого скота. В 72 г. китайцы организовали великий поход на
гуннов. Их силы настолько превосходили гуннов, что когда они
получили известие о его начале, «то старые и малолетние бежали,
собрали все имущество и скот и далеко уклонились». Китай делает все
для того, чтобы разложить и уничтожить державу гуннов. Он
способствует усилению внутренних распрей, противопоставляет
группировки в верхах друг другу. Однако и после разделения гуннов
были моменты их политического возвышения. Так, гуннский полководец
Ши Лэ захватил власть в Китае и в 330 г. объявил себя императором. Но
взаимные распри привели к тому, что хунны ослабели и оказались не в
состоянии противостоять китайцам. Китайская волна неуклонно
вытесняла хуннов с обжитых земель. Для развития торговых отношений
с Западом Китаю нужен был свободный проход в Среднюю Азию.
Именно поэтому китайцы теснили хуннов. Однако и хунны не уступали
китайцам добровольно свои пастбища и оказывали упорное
сопро­тивление их продвижению на север. Китайцы жаловались, что
сюнну «трудно прибрать к рукам», и поэтому считали, что лучше
стремиться к их добровольному подчинению Китаю.
Летом 53 г. между братьями умершего шаньюя с максимальной силой
разгорелся спор. Чтобы избавиться от непрекращающихся междоусобиц,
один из князей посоветовал перейти под покровительство китайского
дома. «Это невозможно, говорили старейшины. Сражаться на коне есть
наше господство: и потому мы страшны пред всеми народами. Мы еще
не оскудели в отважных воинах. Теперь два родных брата спорят о
престоле, и если не старший, то младший получит его. В сих
обстоятельствах и умереть составляет славу. Наши потомки всегда будут
царствовать над народами. Китай как ни могущественен, не в состоянии
поглотить все владения хуннов». Однако это было одним из величайших
заблуждений. Уже тогда хунны использовали для борьбы друг с другом
китайцев. Гунны, разделившись на две орды, не переставали делиться и в
последующий период. Именно в силу этого их значительная часть
покидает Среднюю Азию. В 57 г. до н.э. гунны оказались в китайском
подданстве. Причем до их разделения на северных и западных в 25 г. до
н.э. сменилось семь правителей. Это была подлинная ханская чехарда и
кровавая междоусобная бойня.
Китай делает все для того, чтобы ослабить гуннов. В ходу был и
подкуп вождей и противопоставление одних племен другим.
§ 3. Гунны в Европе
В 25 г. до н.э. происходит разделение хуннов: южные хунны остаются
на старом месте, а северные переселяются в район Семи­речья. Эти
хунны в своем большинстве направляются на восток в сторону Урала.
Гирт отмечает, что «в обоих переселениях гуннов на запад
участвовали самые воинственные и самые сильные элементы: в этом
отношении западные гунны представляют отбор из своего и без того
воинственного, жаждущего подвигов племени. С другой стороны, вряд
ли этот народ сохранился во время своих походов несмешанным,
восприняв, вероятно, самых сильных представителей из покоренных
племен. Таким путем могла выработаться другая народность,
воинственные наклонности которой должны были стать зловещими даже
для самых отдаленных стран, коль скоро какие-нибудь особенные
обстоятельства указывали этой накопившейся силе путь для
разряжения». Целых два столетия они ограничивались мелкими
стычками, пока наконец в 350 г. не разгромили аланов и для них не
открылась дорога через Южную Сибирь на Европу.
В последующие годы северные хунны пытались удержаться на
Западе. Однако этого не удалось добиться, их оттуда вытеснили
сяньбийцы. Предполагается, что часть их удержалась в Семи­речье, а
другая часть прошла в степи Приуралья. За это время гунны, смешавшись
с уграми, успели стать совершенно другим народом. Таковыми впервые
упоминаются они в источниках, относящихся к 160 и 175—182 гг. н.э.
При этом они сохранили свой язык, который, в свою очередь, стал
основой булгарского и хазарского языков. Сохранили они также
традиции и обычаи.
Около середины IV в. гунны, увлекая за собой угорские племена
Сибири, стали теснить алан. Они очень быстро продвигались на запад,
сравнительно легко сокрушая племена, попадавшие на их пути. Своими
внушительными победами они были обязаны сохранившейся с более
ранних времен военной организации. Современник событий, связанных с
продвижением гуннов в Европу, Аммиан Марцеллин так описал
смятение, вызванное их появлением: «...распространились ужасные
слухи, что новые необычные обстоятельства взбудоражили северные
народы: по всему пространству до Понта от маркоманнов и квадов
мно­жество неведомых народов, прогнанных неожиданной силой со
своих мест, кочует со своими семьями, рассыпавшись вокруг реки Истр».
Причем гунны, как правило, не вступали в рукопашную битву. Появляясь
с разных концов, они осыпали своих врагов стрелами, доводя их до
изнеможения. И одерживали победу. Они набрасывали на врага аркан,
стаскивали его с лошади и волочили по земле. В зависимости от
обстоятельств ему или сохраняли жизнь, или убивали.
Находясь в соседстве с Китаем более тысячи лет, хунны/гунны несли
на запад весьма важные элементы культуры, военного искусства,
управления государством. Естественно, они накопили также
значительный опыт ведения войн. Этот опыт, равно как и военное
искусство в целом, намного превышал тот опыт, который имелся в
Европе, в том числе и в Римской империи. Не случайно Иордан называл
гуннов «плодовитейшей порослью из всех самых сильных племен».
В 370 г. гунны разгромили алан, а через год ворвались во владения
готского короля Германариха, охватывающие степи Причерноморья от
Дона до Дуная. Готы были разбиты в первом сражении в 376 г. Король
Германарих покончил жизнь самоубийством. Часть уцелевших готов
бежала в пределы Восточно-Римской империи, а другая часть осталась на
прежних местах под властью гуннов. Попыткам готов освободиться изпод власти гуннов был дан решительный отпор гуннским правителем
Баламбером. В битве на реке Эрак царь готов Винитарий был убит, и
готы подчинились победителям. Однако готы сохранили целостность
своего племени, территорию и даже внутреннюю независимость. Готы
по-прежнему продолжали подчиняться своему королю. Однако в
вопросах внешней политики готские короли целиком подчинялись
гуннскому вождю. Любое неповиновение строго каралось. Так было,
когда преемник Германариха Винитарий самовольно казнил антского
предводителя Божа. По воле кагана Баламбера за это он поплатился
жизнью. А Баламбер женился на его племяннице Вадамерке.
Гунны, преследуя готов, докатились до Дуная и, вторгшись в пределы
Римской империи, разгромили несколько их городов. Паннония целиком
перешла под власть гуннов и находилась в их подчинении до 455 г., т.е.
до ухода гуннов.
Аммиан Марцеллин — первый из западных авторов, давший сведения
о гуннах. Он был современником описываемых им событий. Закончил он
свою работу в 378 г. В ней была отражена вся неустроенность быта
гуннов. Он как бы фотографировал моменты из жизни гуннов. Причем он
не знал ничего об их прошлой жизни. Китайские источники ему были
недоступны. Отражая общие представления о них в Европе, он писал: «О
племени гуннов древние писатели знают очень мало; гунны — выходцы
из болот Меотии [Азовского моря], из-за своей дикости они попрали все
человеческие нормы». В доказательство их дикости он рассказывал, что
они жили не в помещениях и что они не имели даже шалашей, покрытых
камышом, были привычны к голоду и холоду, что их дети не знали своей
родины. Так ведь иначе и быть не могло. Откуда же может взяться
постоянное жилье у народа, стремительно двигавшегося вперед, а дети,
рождавшиеся во время походов, не могли знать своей родины. Это вовсе
не значит, что гунны — народ без роду и племени. На­оборот, если бы
Марцеллин знал историю гуннов и сравнил ее с современным их бытом,
мог бы сказать, что они даже в походно-боевых условиях смогли
сохранить лучшие из своих традиций. Из дальнейшего изложения
читатель сможет убедиться в том, что этот народ и в Европе показал, что
имеет глубокие культур­ные традиции. Однако Марцеллин знал о них
только то, что «племя гуннов, слабо известное в памятниках, живет по ту
сторону Мэотийских болот, примыкая к Ледови­тому океану». Од­нако и
здесь, мягко говоря, не все точно. Не хватало этому римлянину
определенной объективности в оценке гуннов в целом.
И все же Марцеллин смог передать некоторые свойства и черты
характера гуннов. Среди них он отмечал страсть к лошадям. По его
словам, значительную часть жизни гунны проводили на конях. Сидя на
них, они ели и пили, вели торговлю. Может быть, отмечал он, спали на
них и даже видели сны. Марцеллин оценил их как великолепных воинов:
«В бою выстраивались клином, громко кричали, действовали быстро,
быстро перестраивались группами и наносили удары по врагу с разных
сторон. Подобная тактика позволяла уничтожить большое число воинов
противника... Гунны были хорошими воинами. Их острые стрелы с
наконечниками из костей позволяли истреблять противника, не
приближаясь к нему, в ближнем бою добивали саблями, на пеших воинов
и разбегающихся врагов они бросали арканы». Не прошла мимо
внимания этого римского автора горячность гуннов: «...иногда,
повздорив, они начинали воевать между собой». Из рассказа очевидца
нетрудно представить хуннов, которые, используя эти же приемы,
добивались несомненной победы над противником.
В науке давно идут споры о появлении гуннов в Европе. Среди
предположений есть и такие, по которым северные гунны оказались за
Яиком еще в начале века. При этом делается ссылка на реальный факт
противостояния в борьбе за власть двух братьев — Хуханье и Чжичжы. В
результате борьбы последний был вынужден бежать. Хотя он и был убит,
значительная часть его людей могла оказаться в Европе. Некоторые
авторы допускают, что его сторонники еще тогда разбили аланов. В
таком случае появив­шиеся спустя более чем 200 лет из Семиречья гунны
могли быть лишь новой решающей порцией войсковых подкреплений,
обеспечивших продвижение по Европе. Так или иначе стремительное
развитие событий в пространстве от Яика до Дуная было обеспечено
именно тогда. Ясно, что к гуннам присоединились и другие племена, в
том числе и говорившие на близком к гуннам наречии. Не исключается
связь гуннов со скифами и сарматами.
Прорыв гуннов в Европу через пролив Азовского моря,
составлявшего в самом узком месте 3—4 км, был настолько искусным и
быстрым, что в сочинениях многих древних авторов появился сказочный
олень, который будто бы указал им дорогу. Вполне понятно, что ничего
этого не было. Но сам факт появления доселе неизвестных гуннов был
воспринят как «внезапная буря». И при этом возникло немало легенд о их
происхождении. Порой их считали даже порождением злых духов.
Сначала гунны продвигались лишь в западном направлении. Однако
появление враждебных сил в других направлениях заставляло их
отвлекаться и перебрасывать свои силы на юг, в сторону Кавказа. По
некоторым данным, они в 395 г., прорвавшись через Дербент, или так
называемые «железные ворота», создали угрозу Сирии и Египту. Тогда
ими правил князь по имени Алп-Илитвер. Однако, когда против них было
собрано огромное персидское войско, гунны покинули Кавказ.
Продвижение на запад было продолжено через несколько
десятилетий. В 434 г. они под руководством своего вождя Ру­гиллы, или
Роя, осадили Константинополь. Император Феодосий послал тогда
гуннам дань в размере 350 золотых ливров. Затем эту дань пришлось
увеличить вдвое. Штурм Константинополя Аттилой был намечен в 443 г.
Однако он не состоялся, ибо Феодосий обязался уплачивать гуннам
ежегодную дань в размере 2 тыс. золотых ливров.
§ 4. Триумф Аттилы
Биография одного из величайших полководцев планеты Аттилы не
написана. Данные о нем противоречивы и, самое главное, не полны.
Полагают, что он из рода Дуло, откуда ведет свое начало и основатель
Великой Булгарии Кубрат. Отцом его был каган Мундзук. Родился он
примерно в 398 г. и прожил 56 лет.
Есть некоторые данные и о том, что Аттила и его брат Бледа, до того
как стать во главе своего народа, жили и учились в Риме. Следовательно,
Европа для них не являлась чем-то неизвестным. Они здесь осваивали
основы римского права и дипломатии. К этому можно добавить только
то, что римские легионы, противостоявшие Аттиле, также возглавлялись
гунном Хелхалом.
Точно известно только то, что после смерти Ругиллы власть над
гуннами досталась двум его племянникам — Аттиле и Бледе. Вскоре
Аттила стал единоличным вождем. По некоторым данным, он убил
своего брата. Однако они не точны и могут оказаться неверными. Так или
иначе, начался триумф Аттилы. Ссылаясь на конкретные факты, Иордан
писал, что селение, в котором проживал Аттила, «было подобно
обширнейшему городу; деревянные стены его, как мы заметили, были
сделаны из блестящих досок, соединение между которыми было на вид
так крепко, что едва-едва удавалось заметить — при старании — стык
между ними». Далее он писал: «Видны были тринклинии, протянувшиеся
на значительное пространство, и портики, раскинутые во всей красоте.
Площадь двора опоясывалась громадной оградой: ее величина
свидетельствовала о дворце. Это было жилище короля Аттилы,
державшего [в своей власти] весь варварский мир; подобное обиталище
предпочитал он завоеванным городам».
Однако Иордан писал, ссылаясь на других авторов, ибо он жил на сто
лет позже Аттилы и завершил свою работу «О происхождении и деяниях
готов» в 551 г. А вот как описывал свою встречу с предводителем гуннов
византийский посланник Приск Панийский, четырежды встречавшийся с
ним: «Переехав через некоторые реки, мы прибыли в одно огромное
селение, в котором был дворец Аттилы. Как уверяли нас, он был
великолепнее других дворцов, которые он имел в других местах. Он был
построен из бревен и досок, искусно выглаженных, и обнесен деревянной
оградой, более служащей к украшению оного, нежели к защите». Дворец
был украшен шатровыми крышами, башнями и башенками. Около
царского дворца красовался терем царицы Креки, величественный и
воздушный из-за своих узоров. Грек был поражен тонкой восьмигранной
отделкой бревен, резными наличниками и ставнями, высоким крыльцом с
резным навесом. Приск отметил в своем рассказе, что у гуннов такая
постройка имела многовековую традицию. В селении все дома были
рубленые, бревна были аккуратно пригнаны один к другому. Отметим
только, что еще древние хунны, будучи искусными плотниками, строили
точно такие же дома. Грек обратил внимание на то, что в палатах пахло
свежим деревом и что вдоль стен стояли широкие лавки, а рядом —
дубовые столы.
Гунны строили также и землянки, т.е. дома, частично углубленные в
землю. Они, так же, как и в хуннский период, строились с целью
сохранения тепла.
Вот как Приск описывает покой царицы Креки: «Я прошел в дверь
мимо стоящих тут варваров и застал Креки лежащей на мягкой постели.
Пол был устлан сделанными из шерсти ков­рами. Вокруг царицы стояло
множество рабов; рабыни, сидя на полу против нее, испещряли разными
красками полотняные покрывала, накладываемые в украшение на
одежды варварок».
Византийца по-своему удивила и одежда гуннов, потому и описал он
ее столь подробно: «Они носят короткие суконные полукафтанья из
некрашеной шерсти, которую прядут их жены, белые широкие шаровары
и кожаную обувь, привязанную на подъеме ремнями. В особенности же
обращают внимание своим искренним ласковым обхождением и
любовью к ближнему. Одежда их женщин весьма опрятна и ловко
сделана, она состоит из исподницы и кофты темно-синего цвета,
обшитых светлой каймой и без, белой рубахи, спущенной ниже юбки и
убранной складками около шеи и рук с оборкою, похожею на кружева,
девушки ходят с открытой головой, убирая себе волосы различными
монетами. Все они носят серьги, запястья и кольца даже с трехлетнего
возраста».
Византийский посланник был поражен белой баней — единственным
сооружением из камня. Такого он еще нигде не встречал.
Подробно описал Приск и то, как сидели гунны за столом. Во главе
стола восседал самый почетный гость. По правую руку от него сидели
другие почетные гости. Старший сын Аттилы сидел с края его ложа «не
близко от него, потупив глаза в землю из уважения к нему».
За столом произносились тосты. Пить полагалось после каждого
тоста. Ели и пили из серебряной посуды. Только сам Аттила пил из
деревянной чаши. Вообще он одевался и жил скромно. И только в честь
почетных гостей устраивались застолья. Застолья эти имели свой
порядок. Сперва подносил к губам старший за столом, и все смотрели на
него. Вот как это происходило: «Когда все сели по порядку, виночерпец
(шапа), подошел к Аттиле, поднес ему чашу с вином. Аттила взял ее и
приветствовал того, который был по правую руку. Тот, кому была
оказана честь приветствия, встал, ему не было позволено садиться
прежде, пока Аттила не возвратит виночерпцу чаши, выпив вино и
откушав. Когда он садился, присутствующие чтили его таким же
образом, они принимали чаши и, приветствовав его, вкушали из них
вино. При каждом из гостей состояло по одному виночерпцу».
Не прошло мимо внимания посла веселье за столом. Широко лилась
песня. Пели под музыку. Арфа, гармонь, кобыз, барабан, комуз
(балалайка), как он отмечал, ходили ходуном в руках умельцев. К
сказанному можно только добавить, что Приск видел Аттилу в разных
обстоятельствах: не только на торжествах и пирах, но и в качестве судьи,
решавшего спорные вопросы между своими подданными. Конечно же, он
оценивал его прежде всего как вождя и полководца. Однако в его
рассказе Аттила хорошо представлен и как человек.
Иордан же базировался на данных современников Аттилы, и более
всего Приска и Аммиана Марцеллина. Он дал Аттиле всестороннюю
характеристику. В ней есть такие строки: «Был он мужем, рожденным на
свет для потрясения народов, ужасом всех стран, который, неведомо по
какому жребию, наводил на все трепет, широко известный повсюду
страшным о нем представлением. Он был горделив поступью, метал
взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко
вознесенное свое могущество. Любитель войны, сам он был умерен на
руку, очень силен здравомыслием, доступен просящим и милостив к тем,
кому однажды доверился. По внешнему виду низкорослый, с широкой
грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой,
тронутой сединою, с приплюснутым носом, с отвра­тительным цветом
[кожи], он являл все признаки своего происхождения». Иордан передал
также и легенду о марсовом мече Аттилы. Некий пастух, заметивший
хромоту одной из своих телок, проследил кровавые следы, оставленные
ею, которые при­вели его к траве, которую она щипала. Оказалось, телка
неосторожно наступила на меч, оказавшийся священным мечом
скифских царей. Пастух немедленно отнес его Аттиле. Вот этот меч и
стал будто бы источником могущества и непобедимости Аттилы.
Автор истории готов, так же, как и многие другие европейцы,
ненавидя, восхищался Аттилой. Конечно, он хорошо понимал, что
Аттила представлял прямую угрозу империи. Знал он также о том, что
Аттила, используя римский же принцип противопо­с­тавления одних
врагов другим, пытался найти себе союзников среди них. Однако
римляне в этом искусстве были более искушенными. Император
Западной Римской империи Валентиниан, попытавшись направить
везеготов против Аттилы, направил их королю письмо, в котором
обвинял Аттилу во всех грехах. В письме было сказано, что Аттила
«тщеславие свое мерит [собственным] локтем, надменность насыщает
своеволием», «презирает право и божеский закон» и тем самым
«заслуживает общественной ненависти». Письмо заканчивалось так: «Вы,
могучие вооружением, подумайте о страданиях своих, объедините все
войска свои! Окажите помощь империи, членом которой вы являетесь. А
насколько вожделенен, насколько ценен для нас этот союз, спросите о
нем мнение врага!».
Письмо императора оказало сильное впечатление на короля
Теодорида. И он ответил на него так: «Ваше желание, о римляне,
сбылось: вы сделали Аттилу и нашим врагом! Мы двинемся на него, где
бы ни вызвал он нас на бой; и хотя он возгордился победами над
различными племенами, готы тоже знают, как бороться с гордецами».
«И вот выводит Теодорид, король везеготов, бесчисленное множество
войска; оставив дома четырех сыновей, а именно: Фридериха и Евриха,
Ретемера и Химнерита, он берет с собой только старших по рождению,
— Торисмуда и Теодериха». Иордан описывает всю эту картину так
красочно, что всем дейст­вительно кажется, «что войско счастливо,
подкрепление обеспечено», тем более когда «имеешь расположение тех,
кого радует совместный выход навстречу опасностям».
На Каталунских полях, размеры которых составляли сто левов в
длину и семьдесят левов в ширину (галльская лева соответствует 2,25
км), сошлись два гигантских войска. «Здесь схватились сильнейшие
полки с обеих сторон, и не было тут никакого тайного подползания, но
сражались открытым боем. Какую можно сыскать причину, достойную
того, чтобы привести в движение такие толпы? Какая же ненависть
воодушевила всех вооружиться друг против друга?» Этот вопрос,
поставленный Иорданом, тем более важен, поскольку на стороне Аттилы
сражались остро­готы вождей-братьев Валамира, Теодомира и Видемера.
Аттила любил их и во всем доверял. К Аттиле у братьев были такие же
ответные чувства. На стороне гуннов сражались также и другие
германские племена — гепиды во главе с их выдающимся вождем и
одним из ближайших советников Аттилы — Ардарихом. Таким образом,
в этой битве одни германские племена воевали против других.
Римское войско возглавлял Ассиус. «Ассиус был красивым, сильным
мужчиной, он не имел себе равных в верховой езде, стрельбе из лука,
метании дротика. Он был дважды у хуннов: то как заложник, то как
изгнанник. Свободно говорил на германском и тюркском языках, что
располагало к нему легионеров. Аттила и Ассиус были приятелями с
детства, а на Каталунской равнине встретились как противники. Здесь
две огромные армии выстроились для смертельной схватки. История не
помнит скопления в одном месте такого количества воинов. Грянул бой.
Обе стороны несли большие потери, но обе горели желанием победить.
Страшная резня длилась сутки. Напор Ассиуса удержали не союзники
хуннов, a их богатыри, которых много полегло на поле боя. К вечеру
второго дня римские легионеры попятились. Весь мир убедился — тюрки
непобедимы».
Иордан был объективен, когда писал: в какой-то миг гунны пришли в
смятение. В ходе такого великого сражения это весьма возможно. Однако
не приходится сомневаться и в том, что Иордан преувеличивал. В то же
время было бы удивительно, что такое крупное сражение происходило
без драматических ситуаций. Аттила обратился к своему войску со
следующей воодушевляющей речью: «После побед над таким
множеством племен, после того, как весь мир — если вы устоите! —
покорен, я считаю бесполезным побуждать вас словами, как не
смыслящих, в чем дело. Пусть ищет этого либо новый вождь, либо
неопытное войско. И не подобает мне говорить об общеизвестном, а вам
нет нужды слушать. Что же иное привычно вам, кроме войны? Что
храбрецу слаще стремления платить врагу своей же рукой? Насыщать
дух мщением — это великий дар природы! Итак, быстрые и легкие,
нападем на врага, ибо всегда отважен тот, кто наносит удар. Презрите эти
собравшиеся здесь разноязычные племена: признак страха — защищаться
союзными силами. Смотрите! Вот уже до вашего натиска поражены
враги ужасом: они ищут высот, занимают курганы и в позднем раскаянии
молят об укреплениях в степи. Вам же известно, как легко оружие
римлян: им тягостна не только первая рана, но сама пыль, когда идут они
в боевом порядке и смыкают строй под черепахой щитов. Вы же
боритесь. Воодушевленные упорством, как вам привычно, пренебрегите
пока их строем, нападайте на аланов, обрушивайтесь на везеготов. Нам
подлежит искать быстрой победы там, где сосредоточена битва. Когда
пересечены жилы, вскоре отпадают и члены, и тело не может стоять, если
вытащите из него кости. Пусть воспрянет дух ваш, пусть вскипит
свойственная вам ярость! Теперь, гунны, употребите ваше разумение
при­менить оружие! Ранен ли кто — пусть добивается смерти противника, невредим ли — пусть насытится кровью врагов. Идущих к победе
не настигают никакие стрелы, а идущих к смерти рок повергает и во имя
мира. Наконец, к чему фортуна утвердила гуннов победителями стольких
племен, если не для того, чтобы приготовить их к ликованию после этого
боя?».
Неизвестно, была ли столь проникновенной речь Аттилы, однако она
не могла не оказать воздействия на гуннов. Иначе, при явном
превосходстве сил врага, гунны должны были быть разгромлены. Хотя
Иордан пишет, что римляне и везеготы одержали победу, но ушли с поля
битвы только потому, что трагически погиб король Теодорид. При
объезде собственных войск он был сшиблен с коня и растоптан им же.
Возможно, это сыграло какую-то роль. Тем более что занявший
королевский трон отца Торисмуд заколебался в вопросе продолжения
битвы. Он вернулся домой, оставив гуннов. Однако вряд ли могло так
случиться, ибо одержавшие победу не отступают, а добивают врага.
А Аттила двинулся к Риму. Римское посольство во главе с самим
папой Львом, вышедшее навстречу, остановило его продвижение. Аттила
потребовал, чтобы ему прислали сестру императора Валентиниана
Гонорию, которая, видимо, сама тайно любила вождя гуннов и попросила
вызволить из неволи, в которой ее держал брат-император. Можно
полагать, что требование Аттилы было удовлетворено, ибо он не стал
осаждать Рим.
Укрепившись в Паннонии, гунны господствовали и в Северном
Причерноморье. Аттила держал под контролем и ситуацию,
сложившуюся в Восточной Римской империи — Византии.
Из гуннских племен, обосновавшихся в Восточной Европе, наиболее
значительными были акациры. Следуя традициям Рима, император
Византии Феодосий II попытался использовать их для борьбы против
других гуннов. Однако, узнав об этом, Аттила расправился с вождями,
готовившими измену. А во главе причерноморских племен в 448 г. он
поставил своего сына Эллака. Есть предположение, что акациры — это
хазары. Однако убедительных аргументов в подтверждение этого еще
никто не приводил. Тем не менее акациры являлись теми племенами,
которые не переселились в Паннонию. Следовательно, отождествление
их с хазарами имеет под собой реальную почву. Здесь важно отметить и
то, что акациры пережили разгром гуннского племенного союза и
продолжили в новых условиях гуннские традиции. Известно, что в 417 г.
армяне для борьбы против Ирана обратились за помощью к
северокавказским гуннам. Однако армяне не оказались столь верными
союзниками, чтобы на них можно было рассчитывать всерьез. Ища
помощи у гуннов, они в то же время делали все, чтобы их ослабить. А
между тем сами армяне благодаря гуннам смогли добиться определенных
уступок от Ирана.
Что касается гуннов, то их граница с Ираном оставалась в Дербенте,
который тогда называли «вратами гуннов». Если верить армянскому
историку, жившему до 480 г., то гунны здесь назывались
«хайлындурами».
Однако «главной ордой» продолжали оставаться гунны,
распо­ложившиеся в Паннонии во главе с Аттилой. Поэтому события на
Кавказе имели лишь местное, а не общегуннское значение.
В то же время исследователи не без основания полагают, что
гуннские племена, несмотря на свою раздробленность и разделявшее их
большое расстояние, были способны на согласованные действия и
выступать одновременно как на кавказском, так и на дунайском
направлениях. Поэтому без всяких сомнений можно считать, что Аттила
был правителем всех гуннов.
Как ни могущественны были гунны, все же их господству в Европе
после смерти Аттилы в 454 г. наступил конец. Умер великий полководец
при весьма странных обстоятельствах в своей резиденции, вероятно,
расположенной близ реки Тиссы. Он только что женился на красавице по
имени Ильдико. Всю первую и последнюю после свадьбы ночь он провел
с ней. «Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и
отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая
обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем
обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло,
задушила его». Утром прислуга, подозревая неладное, взломала дверь и
увидела мертвого вождя и плачущую около него девушку.
Однако спрашивается: куда смотрела молодая жена? Почему она не
обратилась к прислуге за помощью, а, наоборот, пришлось взламывать
дверь? Прямых доказательств убийства нет. Од­нако до этого случая уже
было несколько попыток убийства Аттилы со стороны римлян. Одна из
них, имевшая место в 448 г., была описана Приском. Тогда ближайший
соратник восточноримского императора Феодосия евнух Хрисафий
отправил к Аттиле посольство с целью его убийства. Однако благодаря
чуткости гуннского вождя цель не была достигнута. Поэтому очень даже
могло быть так, что это очередная, удачно завершившаяся попытка
убийства. Можно предположить, что сюжет в «Песне о Нибелунгах» о
гибели Аттилы от рук своей жены — красавицы бургундки Кримгильды
несет определенное реальное содержание. Однако, как бы там ни было,
эта смерть в обеих римских империях была воспринята как дар божий.
Но для гуннов это было величайшей трагедией. Тот же Иордан так
обрисовал картину почтения гуннов к своему усопшему вождю: «Среди
степей в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло
поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего
гуннского племени объезжали кругом, наподобие цирковых ристаний, то
место, где был положен; при этом они в погребальных песнопениях так
поминали его подвиги: «Великий король гуннов Аттила, рожденный от
отца своего Мундзука, господин сильнейших племен! Ты, который с
неслыханным дотоле могуществом один владел скифским и германским
царствами и, дабы не было отдано и остальное на разграбление, —
умилостивленный молениями принял ежегодную дань. И со счастливым
исходом совершив все это, скончался не от вражеской раны, не от
коварства своих, но в радости и веселии, без чувства боли, когда племя
пребывало целым и невредимым. Кто же примет это за кончину, когда
никто не почитает ее отмщению».
Ночью труп Аттилы был тайно предан земле. Он был заключен в три
гроба. Первый был сделан из золота, второй — из серебра, третий — из
железа. Это означало, что он принял орнат обеих римских империй. С
ним были положены оружие, добытое им в боях, драгоценности,
сияющие многоцветным блеском камней, и украшения. Над его могилой
в степи был возведен курган.
После смерти великого полководца положение гуннов резко
изменилось. Против них восстали подчиненные им германские племена.
Старший сын Аттилы Эллак пал в битве при Недао. Младшие сыновья
Денгизих и Ирник отошли к Северо-Западному Причерноморью и там
попытались восстановить свое господство над готами в Паннонии.
Однако, потерпев поражение, отступили в Скифию, расположенную
вдоль Днепра, оттеснив оттуда акациров.
Раздоры и кровавая борьба за власть вконец измотали некогда
мощные вооруженные силы гуннов. К реке Недао пришли для решающей
схватки части этого некогда единого войска. «Туда сошлись разные
племена, которые Аттила держал в подчинении; отпадают друг от друга
королевства с их племенами, единое тело обращается в разрозненные
члены; однако они не сострадают страданию целого, но, по отсечению
главы, неистовствуют друг против друга. И это сильнейшие племена,
которые никогда не могли бы найти себе равных в бою, если бы не стали
поражать себя взаимными ранами и самих же себя раздирать на части».
Так описал Иордан суть того, что произошло. И был прав: не враги
победили гуннов — они уничтожили сами себя.
Бывшие ближайшие советники и соратники Аттилы из числа
германских племен также оказались в этой битве против его сыновей. Их
возглавил король гепидов Ардарих, не пожелавший подчиняться
наследникам Аттилы. В этой битве было убито поч­ти 30 тысяч человек
из числа гуннов и поддерживавших их племен. Уцелел лишь сын Аттилы
Эллак. Говорили, что это был самый любимый сын великого полководца.
И именно его хотел он видеть на престоле после себя. Эллак погиб позже
как мужественный воин. Остальные братья не смогли оказать сильного
сопро­тивления Ардариху, и он погнал их на берега Понтийского
(Черного) моря. Ардарих завоевал для гепидов гуннские земли на левом
берегу Дуная, главным образом на Тиссе. Иордан с великим
удовольствием писал: «Так отступили гунны, перед которыми, казалось,
отступала вселенная... настолько губителен раскол, что разделенные
низвергаются, тогда как соединенными силами они наводили ужас. Дело
Ардариха, короля гепидов, принесло счастье разным племенам, против
своей воли под­чинявшимся владычеству гуннов, и подняло их души, —
давно пребывавшие в глубокой печали, — к радости желанного освобождения».
После этого Денгизих один без Ирника предпринял еще одну
попытку наступления на готов. И снова потерпел поражение. Тогда этот
неугомонный отпрыск Аттилы начал войну против Восточно-Римской
империи. Дело кончилось тем, что в 469 г. он был убит, и голова его была
доставлена римским полководцем Анагастом в Константинополь.
Ирник оказался не в состоянии прийти на помощь брату,
ибо был занят войной с сарагурами, теснившими гуннов с востока.
Между тем сами сарагуры были вытеснены из своих земель другими
гуннскими племенами — савирами, на которых в свою очередь давили
авары. Сарагуры, в этническом отношении не отличавшиеся от гуннов,
предложили империи союз. В результате они были направлены
Византией против Ирана. Такая активная позиция Византии против
Ирана была связана с тем, что со смертью Аттилы ее руки оказались
развязанными.
Гепиды в скором времени оказались союзниками или, как говорили
тогда, федератами империи. Император Византии Маркиан принял
послов Ардариха с величайшей милостью и предоставил им для
заселения лучшие земли. Такова была благодарность за услугу,
оказанную империи. Таким образом, еще вчера казавшаяся непобедимой
держава гуннов развалилась чуть ли не на глазах тех, кто был свидетелем
триумфа Аттилы.
Нельзя не согласиться со следующими словами Мурада Аджи:
«Непобедимого Аттилу победили не римское войско, не объединенная
армия Европы — собственное величие. Тяжелейшее это бремя. Оно
раздавило Аттилу, он забрал мир у своего народа! После смерти
полководца осталось сто восемьдесят четыре сына, девочек не считали.
Могли ли претенденты на трон отца сидеть спокойно, имея в жилах кровь
Аттилы? Конечно, нет. Начались жесточайшие междоусобицы... Тюрки
дрались сами с собой. Пока не надели на себя ошейник раба». Такова
роль выдающейся личности в истории.
Кто бы и как бы ни оценивал личность Аттилы, он навсегда вошел в
историю как великий полководец. Он стал персонажем многих легенд.
Среди них особенно значительны германский эпос «Песнь о
Нибелунгах», где Аттила выведен под именем Этцеля, скандинавский
эпос «Эдда» и некоторые другие саги, в которых он выступает под
именем Атли.
Однако последствия гуннского господства еще долго давали о себе
знать. Тем более что продвижение тюркских племен с востока
продолжалось очень долго. Так, в 539—540 гг. «раз­лившиеся» от
Адриатического моря до Константинополя гунны переправились через
Малую Азию и, по словам Прокопия, вывезли оттуда 120 тысяч пленных.
К тому же различные гуннские племена не переставали участвовать в
сложных взаимоотношениях между Ираном и Византией. Эти самые
крупные державы того периода, как бы соревнуясь друг с другом,
изощрялись, привлекая на свою сторону различные гуннские пле­мена.
Противопоставляли их, сталкивали лбами, извлекая при этом для себя
огромные политические дивиденды.
Прав был М.И.Артамонов, когда писал следующие строки: «Гуннское
нашествие коренным образом изменило облик южной части Восточной
Европы. В степной полосе преобладающее положение заняли
тюркоязычные племена, истребившие или инкорпорировавшие и
ассимилировавшие ее старое ираноязычное население. Не менее
серьезные изменения произошли и в лесостепной зоне современной
Украины, где до этого обитали гето-фракийские, славянские и
германские племена; они были начисто сметены пришельцами». В этих
словах почти все правда. Разве что за исключением того утверждения,
что только гунны — пришельцы. Пришельцами были и те племена,
которые перечислены Артамоновым. Остается лишь спорным, кто
первым обосновался на этих территориях. А.Н.Бернштам в своей работе
«Очерк истории гуннов» пришел к выводу о том, что походы гуннов
сыграли
положительную
роль
в
уничтожении
античных
рабовладельческих отношений и способствовали рож­дению феодальных
социально-экономических отношений. Хотя этот вывод и оспаривается
современными исследователями, его нельзя считать беспочвенным. Во
всяком случае, гунны ускорили многие социально-экономические
процессы, которые при ином стечении обстоятельств могли иметь
совершенно иной исход. Впрочем, об этом говорит и дальнейшая история
тюркско-татарской государственности, изложение которой будет
продолжено в следующей части.
Глава II. Тюркский каганат
...Но сверху Небеса, а снизу Мать-Земля
сказали тюркам: «Вы не смейте погибать!
Да не исчезнет род — да будет жив народ!» —
так Небо и Земля их обязали быть...
Из «Большой надписи в честь Кюль-тегина»
§ 1. Начало каганата
Тюркская общность начала интенсивно формироваться в
гуннский период. Тюрки, по мнению авторов «Истории человечества», —
«обломки великого гуннского народа, численность которых снова
постепенно возрастала». Согласно сведениям китайской династийной
хроники Суй-шу, «предками туцзюэ были смешанные Ху Пиньляна. Их
родовое прозвание было Ашина». На этом основании ученые считают,
что речь идет о происхождении тюрок от хуннских племен,
переселившихся на территорию Пиньляна и Хэси во II в. до н.э. Массовое
переселение хуннских племен в район Хэси произошло в 265 г.
Одновременно шел процесс ассимиляции с хуннами местных кочевых
племен. Исследователи допускают, что среди них могли быть и иранские
племена. Этим в немалой степени была обеспечена непрерывность
исторического процесса. Многочисленные родственные племена,
ведущие одинаковый образ жизни, говорящие на близких друг другу
диалектах, вынуждены были совместно защищать свой образ жизни,
независимость и создать единое государство. «В восточногуннском
племенном союзе происходил процесс дальней­шего формирования
тюркских языков. Я имею в виду процесс объединения многочисленных
тюркских диалектов и наречий, прежде всего Центральной Азии, Южной
Сибири и на Востоке Средней Азии, т.е на территориях, которые были
охвачены воздействием гуннского племенного союза. Несомненно, что
тюркоязычным был и правящий или, точнее, правящие гуннские роды
типа Хуянь, Лань, Сюйбу и другие, из которых проис­ходили гуннские
князья (шаньюи). В связи с тюркоязыч­ностью правящего рода была
обеспечена «победа» тюркских языков среди этих племен, объединенных
к тому же известной общностью экономики (преобладание кочевого
скотоводства)». Так писал А.Н.Бернштам, и был прав.
Традиции гуннов были продолжены и в последующий период в
Европе народами, являвшимися их прямыми наследниками —
многочисленными тюркскими племенами. А в Азии — теми тюрками,
которые развили древнегуннские начала. Н.Я.Бичурин, ссылаясь на
китайских и других восточных авторов, писал, что в 92 г. хунны
потерпели поражение от монголов и родст­венных хуннам сяньбийцев. В
460 г. группа племен во главе с родом Ашина переселилась в Гаочан, где
попала в зависимость от жужаней. После 460 г. тюрки Ашина были
переселены на Алтай. Здесь они и приобрели свое название «тюрки».
Однозначного объяснения этого слова нет. По мнению Н.Я.Бичурина, эта
этимология связана с внешним видом Алтайских гор, напоминающих
шлем, что на монгольском языке звучит как «тюрк». Махмуд Кашгари же
считает, что слово «тюрк» означает «войско». Такое название тюрки
получили якобы от самого Аллаха, которому приписывают слова:
«Воистину у меня есть войско, я назвал его тюрок и поселил на востоке».
Они в совершенстве овладели добычей и обработкой железа. Они вплоть
до 552 г. вместо уплаты дани добывали железо жужаньскому хану.
Тюрки усилились в 530 г. В 552 г. Бумын провозгласил себя Иль-ханом,
т.е. правителем страны.
Древние тюрки оставили глубокий след в истории Евразии. Несмотря
на это, они и в настоящее время еще остаются сравнительно
малоизученными. Об уровне представлений о древних тюрках
свидетельствует следующий отрывок из работ немецких авторов начала
века. «Владычество жуан-жуанов в Монголии было сломано тюрками
(тю-кю), народом, который, замечательное дело, впервые достиг
государственного устройства на Алтае. Тюрки, конечно, ни в коем случае
не принадлежали к древним носителям культуры енисейского
происхождения на Алтае; это были настоящие номады монгольского
происхождения на Алтае: вероятно, один из обломков великого
гуннского народа, численность и значение которого постепенно
возрастали. Но несом­нен­но, что металлические богатства Алтая были
могучим средством, которым они сумели воспользоваться совершенно
независимо от того, сами ли они занимались их добычей и обработкой
или предоставляли эту работу своим искони обитавшим там подданным.
То, что при возникновении войны с тюрками жуан-жуаны прозвали их
«своими кузнецами», могло быть умышленной насмешкой и не совсем
соответствовало действительности».
А вот современные представления о древних тюрках: «Из
высококачественного
железа
алтайские
кузнецы
изготовляли
однолезвийные ножи, тесла-топоры, стремена, удила, мечи, сабли с
малым изгибом и массивным клинком, наконечники копий и стрел, а
также железные котлы двух типов: круглые — подвесные и стоячие — на
конической ножке». Добыча и обработка металлов в эту эпоху
производились также на территории современной Тувы, причем
добывалось не только железо, но и золото, серебро, олово и медь.
Академик А.П.Окладников доказал, что «сыродутное железо курыканов
содержало 99,4% чистого металла и потому было весьма ковким и
прочным. Они делали наконечники стрел и копий, ножи. Чинили даже
лопнувшие котлы.
В Хакасии, составлявшей тогда ядро Кыргызского каганата, железо
добывалось во многих местах. Почти во всех сосновых лесах
встречаются остатки древних железоплавилен. Так же, как и на Алтае,
здесь выделывались орудия труда и оружие — мечи и кинжалы, а также
детали конской сбруи.
«Тюркюты выступили на арену мировой истории как народ, впервые
освоивший в Центральной Азии промышленную добычу железа и
благодаря этому поставивший себя в независимое положение по
отношению к Китаю и Тибету, откуда до этого времени кочевники
получали железное оружие, необходимое для успеха их военных
предприятий. Железо и раньше было известно кочевникам, но только
тюркюты ввели его в массовое употребление. Посол византийского
императора Земарх, увидев тюркютов, предлагающих ему железо для
продажи, был чрезвычайно удивлен и заподозрил, что это делается
нарочно, чтобы дезориентировать его, ибо обыкновенно говорят, что у
них трудно доставать железо. Развитие металлургии позволило
тюркютским ханам перевооружить свою армию и создать отборные
ударные части из латной кавалерии». Исследователи, продолжившие эту
мысль Л.Н.Гумилева, на основе комплексного исследования терри­тории
юга Алтая пришли к выводу о том, что население гунно-тюркского
происхождения, проживавшее на территории современной Тувы,
Северной Монголии и распространившееся на обширной территории
Саяно-Алтая и Синьцзяна, «обладало мощнейшим для своего времени
экономическим
потенциалом»,
включавшим
бронзолитейное
производство и скотоводство. Вполне естественно, что столь мощная для
своего времени экономика требовала обширных знаний, развития науки и
культуры.
В первой дошедшей до нас тюркской книге «Наука быть
счастливым», которая написана Юсуфом Баласугунским, обозначены
жизненные ориентиры, не потерявшие своего смысла и сегодня. Это, по
сути, наука управления государством. В ней названы основ­ные
требования, предъявляемые подданными к хану, его визирям, послам и
т.д. О том, какое место уделялось просвещению у тюрков,
свидетельствуют следующие слова этого поэта: «Владыка, чье
могущество в законах, не может править без людей ученых». Вообще эта
книга обращена к правителям, в которой автор дает им советы, «как надо
строить рать, вступая в войны, как отличить ничтожных от достойных».
В то же время книга воссоздает стремление людей того времени к добру
и справед­ливости. «Путь правды — вот правления основа», — писал ее
автор. К качествам правителя предъявляются особые требования:
«Несправедливость хана, лживость власти — причина неудач и всех
несчастий». Уже тогда обращалось внимание на то, что власть должна
служить народу. Автор этой книги неоднократно и в разных формах
писал об этом. «Будь милосерден к своему народу, с усердием служи ему
в угоду» — такое требование предъ­являлось к тому, «кто избран богом
всеблагим». Автор определяет и критерии визирей. Он полагает, что хан
должен на это место подбирать такого, кто «чужд коварства, спеси и
лжи», кто умеет «с любым из подданных вступать в общенье», «должен
быть умней других людей» и «сильней своих страстей». Посол должен
быть прежде всего умным и образованным. А это позволит ему быть «не
чуждым уловок и словом ловок». Человеку, отправляющемуся в чужую
страну, по мнению автора книги, надо уметь и звезды считать, и стихи
писать, в шахматы и кости играть, быть обученным искусству врачевания
и знахарства. Особое место в книге уделено этикету и выбору слов при
общении, умению не только говорить, но и, когда надо, молчать.
Представляет интерес и следующее предостережение: «Пусть тем мужам,
кто любит пить вино, послами стать не суждено». Словом, в книге
содержится целая наука дипломатического искусства.
Какими были правители Тюркского каганата, умели ли они управлять
государством? Это были умные люди, хорошо знавшие, что нужно
государству, чтобы оно было прочным, чтобы его народу жилось хорошо,
чтобы его уважали все соседи. Но это еще не значит, что действительно
было так. И это не свидетельствует о том, что правители каганата
соответствовали предъявляемым к ним требованиям.
§ 2. Ашины
Именно с этим родом связано возникновение Тюркского каганата. И
не только Тюркского каганата, но и последующих государств тюрков:
Хазарского каганата, Великой Булгарии, Волжско-Камской Булгарии.
Легенда о происхождении тюрков интересна и романтична. Сами тюрки
считают, что их прама­терью была волчица. Праотцом стал мальчик из
племени, истребленного врагами. Рассказывают, что волчица выкормила
мальчика, унесла в горы Тянь-Шань и спрятала в пещере. От волчицы и
этого мальчика родилось десять сыновей. Выйдя из пещеры, мальчики
женились на девушках из ближайшего к их горам Турфанского оазиса,
расположенного в Восточном Туркестане. По местным обычаям дети,
рожденные здесь, получали родовые имена своих матерей. Один из
внуков волчицы получил имя Ашин. В согдийском и сакском языках это
имя означало оттенок синего цвета. Через 200 лет Йоллыг-тегин перевел
это имя основателя царского рода тюрков на их родной язык «кек» как
«небесно-синий», «небесный». У Н.Я.Бичурина со ссылкой на китайские
источники написано, что то был «человек с великими способностями, и
он признан был государем». Го­ворят, что он, в память о своем
происхождении, над воротами своими выставил знамя с волчьей головой.
Так излагается про­исхож­дение царского рода тюрков известным
востоковедом С.Г.Кляшторным. Есть и несколько иные точки зрения на
происхождение тюрков и рода Ашина. Одна из них представлена
иеромонахом Никоном со ссылкой на китайскую летопись «Суй-Шу». По
ней род Ашина — монгольского происхождения, и он на южные склоны
Алтая из Западного Шэнси перебрался, спасаясь от своих врагов. Здесь
люди этого рода, благодаря высокой культуре и организованности,
заняли руководящее положение, став во главе союза племен,
получившего название тю-кю/тюркю. Есть и иные точки зрения. Однако
в них во всех много общего. Разница лишь в деталях.
Раньше тюрки, среди которых были племена «утыз татар» и «тугыз
татар», жили далеко на западе от китайской границы. В год барса, в 534
г., их вождем стал Бумын, унаследовавший от отца титул «великий ябгу»,
т.е. «великий князь». Формально он считался вассалом жужаньского
кагана и посылал в его ставку дань железом из своих алтайских рудников
и плавилен. Постепенно он полностью вышел из-под власти своего
сюзерена и продвинул владения тюрков далеко на восток. Тюрки на
первых порах вели себя мирно и на китайских рынках меняли лошадей на
зерно и шелк. Поскольку пограничные чиновники не поощряли
торговлю, начались набеги тюрков на китайские земли. Тогда в 545 г.
китайское правительство решило отправить посольство к Бумыну. Это
означало признание международного статуса государства тюрков.
Китайский историограф так описал это событие: «Тюрки поздравляли
друг друга и говорили: «Теперь наше государство будет процветать! Ведь
к нам приехал посол великого царства». На следующий год в Чаньань
при­было ответное тюркское посольство, и таким образом был создан
военный
союз.
В
китайских
источниках
есть
эпизод,
рассказывающий о том, что Бумын-каган, полагаясь на свое могущество,
просил жужаньского хана Анахуаня о браке с его дочерью. Разгневанный
хан Анахуань послал в ответ своего посланца с ругательным словом: «Ты
мой плавильщик, как же ты осмелился сделать такое предложение?». В
ответ на это Бумын приказал убить посланца. Затем в 552 г. он пошел
войной на жужаньцев и завоевал их земли. Анахуань покончил жизнь
самоубийством.
Бумын был поднят на белой кошме и провозглашен каганом
Тюркского эля. В древнетюркских памятниках высечены сле­дующие
строки, возвестившие миру о новом государстве: «Когда вверху возникло
Голубое небо, а внизу Бурая земля, между ними обоими возник род
людской. И воссели над людьми мои пра­щуры — Бумын-каган, Истеми
каган. Воссев на царство, они учредили Эль [государство] и установили
Терю [Закон] народа тюрков... Имеющих головы, они заставили склонить
головы, имеющих колени, они заставили преклонить колени! На восток и
на запад расселяли они свой народ. Они были мудрые каганы, они были
мужественные каганы».
Мир с четырех углов врагами полон был.
Тогда Бумын-каган и Истеми-каган
Пошли войной на всех, кто тюркам жить мешал.
И покорили всех, и усмирили всех,
— так гласят надписи VII в. на камнях, обнаруженных на
Енисее.
Начиная с Бумына, древний титул «шаньюй» был заменен титулом
«хан». Супруга хана вместо янчжы стала называться хатун. Это не было
отказом от древнехуннских традиций. Китайские источники указывают
на то, что эти традиции сохра­нились. Вот какие там имеются строки:
«Обычаи тукюесцев: распускают волосы, левую полу наверху носят;
живут в палатах и войлочных юртах, переходят с места на место, смотря
по
достатку в траве и воде; занимаются скотоводством и звериною ловлею;
питаются мясом, пьют кумыс; носят меховое и шерстяное одеяние. Мало
честности и стыда; не знают ни приличия, ни справедливости, подобно
древним хунну». Указывается, что они пьют кумыс, поют песни, стоя
друг против друга, считают за честь умереть в бою и за стыд — в
постели. «Обыкновения их вообще сходны с хуннускими», —
подчеркивается в источниках. Интересно, что описание некоторых
обычаев племен хуннского периода в китайских источниках полностью
совпадает с обычаями тюрков. Так же, как и ухуаньцы из дома Татархана, тюрки женились на своих мачехах, невестках и тетках, вход в свои
жилища делали с востока, не имели постоянного местопребывания, но
каждый имел свой участок земли. В китайских источниках проявляется
явное стремление представить тюрков как дикарей, которые не имели
даже письменности и количество требуемых людей, лошадей и скота
считали по зарубкам. В то же время в этих же источниках говорится, что
«буквы письма их походят на буквы народа Ху». Следовательно, был
древнетюркский алфавит. Китайцы же за письмена признавали только
свои иероглифы. Конечно, завоеватель, а именно таковым
воспринималось китайцами только что возникшее могущественное
государство тюрков, не мог быть охарактеризован с хорошей стороны.
Однако образ жизни и обычаи тюрков в китайских источниках отражены
более или менее правильно.
Через год после женитьбы на китайской принцессе Бумын умер. Его
брат Истеми-каган продолжил начатое им дело, предприняв успешные
завоевательные походы на запад, в Среднюю Азию, на Волгу, на
Северный Кавказ. Сыновья Бумына, сначала Муган-каган, затем Таспар-
каган, утвердили свое господство в Центральной Азии и Южной Сибири.
Как говорилось в над­писях в честь Кюль-тегина, «отважнейший каган
отважного заменял, мудрейший принимал от мудрого свой трон и те, кто
доводил законы до людей, все были, как один, отважны и мудры».
Успешная деятельность первых каганов привела к тому, что
существовавшие в то время два северокитайских государства полностью
подпали под подчинение только что созданного могуществен­ного
государства тюрков.
Тюркский каганат по масштабам превосходил хуннскую державу и
объединил степи от Ляохэ до Дона. До 745 г. престол занимал двадцать
один хан. Все они были из рода Ашина.
В 568 г. тюркский посол Маниах прибыл в Константинополь, где
состоялась его встреча с императором Юстинианом II. Состоялись
переговоры о транзитной торговле и военном союзе, которые были
продолжены уже в тюркской ставке. Таким образом, очень быстро
Тюркский каганат превратился в мировую дер­жаву. Он установил
военные, экономические и политические контакты с Византией, Ираном,
Китаем и поставил под свой контроль торговый путь, связывавший
Дальний Восток со странами Средиземноморья.
Появившаяся на политической карте мировая империя расширялась
ускоряющимися темпами. 576 г. был годом наибольшей территориальной
экспансии. К тому времени территория империи простиралась от
Маньчжурии до Боспора, от верховьев Енисея до Амударьи.
Выдающийся факт появления могущественного государства привел к
огромным изменениям в тюркском обществе. Изменилась его
политическая структура.
§ 3. Управление государством
Любое государство не только возникает в силу определенных
исторических причин, но и носит на себе печать того общества, из недр
которого оно вырастает. И оно бывает эффективным, если хорошо
управляется. В тюркском обществе в качестве силы, на которую
опиралось государство, явилась наследственная имперская аристократия,
в главную обязанность которой входила государственная и военная
служба. Возглавлял службу каган из рода Ашина и его близкие
родственники. По описанию Н.Я.Би­чурина, возведение хана на престол
осуществлялось следующим образом: «При возведении государя на
престол ближайшие важные сановники сажают его на войлок, и по
солнцу кругом обносят девять раз. При каждом разе делают поклонение
пред ним. По окончанию поклонения сажают его на верховую лошадь,
туго стягивают ему горло шелковою тканью, потом, ослабив ткань,
немедленно спрашивают: сколько лет он может быть ханом?». Здесь
важно указать, что тюркская знать не менее двух раз в год собиралась в
ставку кагана на Алтае, где приносились жертвоприношения Небу и
решались важнейшие вопросы государст­венной жизни.
Церемониал этот не случаен, ибо указывает, с одной сто­роны, на
величественность фигуры хана, а с другой — на его зависимость от
своего окружения. В высших чинах первое место занимал Шеху, второе
Дэлэ, третье Сылифа, четвертое Тумаофа. В начальный период
существования каганата вместе с низшими чинами таких было 20
человек.
Исполнительным органом каганской власти стал совет великих
буюруков, т.е. «приказных», которому подчинялись все низшие
должностные лица.
В западном тюркском доме Далобянь в 634 г. после смерти Дулу-хана
на его место заступил Шайболо Хилиши-хан. Проведенная им реформа
административного деления в какой-то мере отражает в целом систему
управления. Он разделил свои владения на десять поколений, или
аймаков, поставив во главе каждого из них специального начальника.
Каждый из них получил по одной стреле, поэтому они именовались
десять Ше. Они разделились на восточную и западную стороны. В пяти
восточных поколениях Дулу были поставлены пять великих Чжо, в пяти
западных поколениях Нушиби было поставлено пять великих Сыгиней.
Подчиненные каждую стрелу называли аймаком десяти прозваний. Хотя
эта система и была в какой-то мере привлекательной, но она, во-первых,
плохо сочеталась с процессом неуклонного расширения каганата, вовторых, она положила начало вражде между двумя Домами Дуло и
Нушиби.
В каганате строго соблюдались древние обычаи, возведенные в ранг
закона. Так, бунт, измена, смертоубийство, прелюбодеяние, похищение
лошади наказывались смертью. Повредивший глаз кому-либо должен
был отдать дочь или, если ее нет, имущество жены. За изувечение какойлибо части тела полагалось расплатиться лошадью, за краденую лошадь
или любую другую вещь необходимо было возместить в десятикратном
размере стоимость краденого.
Таким образом, в каганате наряду с исполнительной властью
существовала и судебная власть, функционировавшая в своей основе на
обычном праве.
В то же время необходимо отметить, что хан или каган не обладал и
всей полнотой власти. Ее значительная часть принадлежала ближайшему
окружению. Большой властью обладала местная знать, от которой во
многих случаях зависела судьба ханов. В последующем это привело к
тому, что в каганате развернулась борьба за власть. Вступление на
престол кого-либо из династии Дуло, как правило, вызывало
противодействие со стороны другой ветви Ашинов — Нушиби. И
наоборот. Этим очень искусно пользовались китайские императоры. Так,
в 710 г., по сути дела по их воле, из десяти родов восточные пять Дулу и
западные пять Нушиби просили императорский двор принять их в свое
подданство. Однако все это было позже. А пока...
Каганат расширяется.
Тюрки представляли в те времена непобедимую силу. Все племена,
входившие с ними в то или иное соприкосновение, имели возможность
испытать на себе силу тюркского оружия. Так, воспользовавшись тем,
что тюрки были заняты войной с эфталитами, которая началась еще в 555
г., достигла апогея в 562 г., авары начали создавать угрозу восточным
границам каганата. Узнав об этом, Истеми-каган будто бы сказал так:
«Авары не птицы, чтобы, летая по воздуху, избегнуть мечей тюркских,
они не рыбы, чтобы нырнуть в воду и исчезнуть в глубине морской
пучины, они блуждают по поверхности земли. Когда покончу с
эфталитами, нападу на авар и они не избегнут моих сил».
Между тем авары действительно представляли значительную силу.
Тем более когда они вступили в союз с кутригурами, с их помощью
нанесли поражение утригурам. Таким образом, им удалось вбить клин
между двумя болгарскими племенными объединениями. Вовлекли они в
свой союз племен и значительную часть славян. Опираясь на эти успехи,
посол авар к императору Византии Кандих заявил так: «К тебе приходит
великий и сильный из народов; племя аварское неодолимо, оно способно
отразить и истребить противников. И поэтому тебе полезно будет
принять авар в союзники и приобрести себе в них отличных защитников;
но они только в том случае будут в дружеских связях, если будут
получать от тебя драгоценные подарки и деньги и будут поселены тобой
в плодоносной земле». Римская дип­ломатия проявила гибкость.
Аварское посольство в Константинополе было принято благосклонно.
Для вручения даров к аварам был послан мечник Валентин и был
заключен союз между империей и аварами для борьбы против врагов
Константинополя, прежде всего против кутригуров. Получалось так, что
при любом исходе выигрывала империя, поскольку и кутригуры и авары
представляли угрозу империи. Это была тактика истребления
противников путем сталкивания их друг с другом. При этом становилось
больше возможностей для отказа аварам в предоставлении им обещанной
земли. Все явственнее проявлялось недоверие Византии к аварам. Все
упорнее распространялись слухи о том, что авары под видом переселения
через Дунай собираются напасть на империю. По этой якобы причине в
562 г. переговоры между аварами и империей были прекращены. У
аварских послов было отобрано оружие.
Империя не отвергла и предложение о союзе с тюрками. Однако она
не порвала отношений и с врагами тюрков. В 576 г. в ходе войны с
Ираном Византия, нуждавшаяся в поддержке тюрков, прислала к ним
того самого мечника Валентина, который встречался и с аварами.
Встретивший его сын Истеми-кагана Турксанф сказал так: «Не вы ли те
самые римляне, употребляющие десять языков и один обман». Затем он
засунул в рот десять пальцев и продолжил свою речь следующими
словами: «Как у меня теперь во рту десять пальцев, так у вас — римлян
— множество языков. Одним вы обманываете меня, а другим — моих
рабов вархонитов. Просто сказать, лаская все народы и обольщая их
искусством речей и коварством души, вы пренебрегаете ими, когда они
ввергнутся в беду головой, а пользу от того получаете вы». И это были не
пустые слова. Турксанф, согласовав свои действия с братом Тардом,
ставшим каганом после смерти Ис­теми, двинул на империю
многочисленное войско. Тюрки взяли Боспор и провели военную
демонстрацию против Херсона. Уже до этого они подчинили племена,
кочевавшие между Волгой и Дагестаном, создали угрозу закавказским
владениям Византии.
Междоусобица, возникшая в 581 г. между членами рода Ашина,
прервала на некоторое время военные действия против империи. Однако
с 587 г. они приобрели новый размах, и тюрки закрепили свое
господствующее положение.
Что касается авар, они вскоре сошли на нет. Это произошло в силу
внутренних неурядиц в аварском союзе племен, в силу давления
империи. И самое главное — обещанный Истеми-каганом тюркский меч
настиг аваров.
Тюрки побеждали не только в силу своей организованности, но в
немалой мере по причине того, что у них имелось усовершенствованное
оружие. У тюрков вместо длинного сарматского меча появляется
однолезвийная
искривленная
сабля,
дальнобойные
луки
с
трехлопастными наконечниками на черенке. Копья становятся более
тяжелыми. Все эти новые формы вооружения стали возможны благодаря
изобретению стремян, сделали посадку всадника более устойчивой,
позволили вести рукопашный бой на коне.
В дальнейшем эти изобретения тюрков получили всеобщее
распространение и вызвали серьезные изменения в тактике военного
дела. Резко возросла роль конницы как основной ударной силы военных
действий.
Было бы неправильно считать, что для тюркских каганов на первом
месте стояли войны. Войны велись всеми племенами и государствами
того времени. Война являлась главным инструментом поиска своего
места на земле, служила обеспечением благосостояния народа. И тюрки
не представляли исключения.
Главной обязанностью всех государственных служащих являлось
«прокормление народа», т.е. забота о благосостоянии народа. Лучшей
формой похвалы кагана являлись слова: «Он хорошо кормил свой
народ». На камне, высеченном в честь Бильге-кагана, было написано, что
он должен «не сидеть без дела днем и не спать ночью». Один из
советников Бильге-кагана Тоньюкук в своей надписи утверждал: «Если
бы в какой-либо стране, у народа, имеющего кагана, тот оказался бы
бездельником, что за горе, что за беду имел бы тот народ». Все это
свидетельство­вало об огромной ответственности государства и
конкретных правителей за судьбу и благосостояние народа. Однако со
вре­менем дела начали меняться в худшую сторону. Не только буюруки и
прочие чиновники, но и сами каганы оказывались не на той высоте, на
которой стояли их великие предки. Йолыг-каган, повествуя о крушении
т.н. Первого тюркского каганата, так говорил о правнуках Бумына: «Сели
на царство неразумные каганы, сели на царство трусливые каганы! А их
буюруки также были неразумны, были трусливы». По его словам, именно
это и погубило Эль. Но самое главное в том, что это был уже процесс
необратимый.
§ 4. Каганат распадается
Ведь не пришел никто, закованный в броню,
чтобы одолеть тебя, рассеять, взять в полон!
Ведь не пришел никто, чей был бы меч острей,
чтоб покорить тебя, согнуть, стереть с земли!
— так написано на древних камнях. Действительно, каганат распался в
силу внутренних причин. Автор этих строк — родственник правящего
дома каганата Йолыг-тегин ставил вопрос: «О тюркский мой народ!
Ответь, зачем и кто закон и власть твои к погибели подвел?». И сам же
отвечал: Ты сам, ты сам, народ... ты выбрал для себя как смертный
жребий Зло». Каганат был разрушен не чужим оружием, а собственным.
Вполне понятно, что внутренними усобицами, как всегда и везде,
пользовались и внешние враги. Они делали все для того, чтобы свести на
нет мировую империю.
По мере расширения империи управлять ею становилось все сложнее.
Огромные территории с разнообразным населением, различными
климатическими условиями все более отдаляли провинции от имперского
центра. Власть постепенно перемещалась в провинции. Все более давали
о себе знать племенные различия, диалекты отдалялись, превращаясь в
самостоятельные языки. Каждый из тюркских племен по-разному
испытывал влияние и воздействие своих соседей. В результате в начале
VIII в. единый Тюркский каганат распался на Западный и Восточный.
Причем оба каганата получили в наследство тенденцию постепенного
распада и расчленения. Этим воспользовались соседи тюрков как на
западе, так и на востоке. На тюрков, укрепившихся на западе, оказывал
всепроникающее воздействие христианский мир в лице Византийской
империи.
В процессе распада того или иного государства главную роль всегда
играют борьба за власть, внутренние распри. Мы уже указывали на то,
что удельно-лествичная система наследования власти имела немало
недостатков. Она постепенно давала о себе знать. На памятнике в честь
Кюль-тегина было написано: «Негоднейший каган негодного сменял,
безумный принимал у глупого свой трон, и те, кто доводил законы до
людей, все были, как один, слабы и неумны». Эти времена настали.
Династический спор на берегах Орхона развернулся в конце 581 г.
Великий хан тюрков Арслан Тобо-хан, почувствовав приближение
смерти, потребовал от своего сына Амрака, чтобы тот, согласно
принятому закону о лествичном престолонаследии, признал право на
престол Торэмена, сына Мугань-хана. При этом умирающий хан отметил,
что, несмотря на родство между отцом и сыном, оно не может иметь
значения при наследовании престола.
Обойденным оказался и Шету, поскольку его отец умер до принятия
закона. И он решил сыграть свою игру. Ссылаясь на «низкое
происхождение» матери Торэмена, Шету высказался в пользу передачи
власти Амраку. Явившись на собрание вельмож позже всех, он
пригрозил, что в случае утверждения завещания покойного хана он уйдет
в свой удел и будет охранять его границы «острою саблей и длинным
копьем», т.е. начнет гражданскую войну. Это был сильный аргумент,
противоречить ему никто не решился — и Амрак был назначен ханом.
Но не смирился Торэмен. Его сторонники заставили Амрака
отказаться от престола в пользу своего заступника Шету. Торэмен
получил удел на северных окраинах государства и титул Або-хана
(старейшего хана).
Шету принял титул Иль-кюлюг-шад Вага Ышбара-хана. Китайцы
назвали его Шаболио. Под этим именем он и вошел в историю.
Ставка Шаболио, который являлся первым ханом, помещалась у гор
Отукен, в центре его владений. Вторым ханом был Кара-Чурин Тюрк,
названный китайцами Дянгу. Ставка Кара-Чурина располагалась у горы
Актаг. Третьим ханом считался Амрак, ставка которого находилась у
берега р.Толы, среди привольных охотничьих угодий.
Кроме этих крупных ханов, были еще четыре мелких. Чуло-хоу по
закону был наследником своего брата Шаболио. Тегин-шад, брат Амрака,
тоже имел удел в восточной половине каганата. На западе сидел «князь»
Турксанф, командовавший войсками на Волге и Северном Кавказе. К
тому же под его началом находился Бури-хан, племянник Тобо-хана.
Казалось бы, все в порядке. Однако все было не так уж безоблачно.
Китайцы решили воспользоваться сложившейся ситуацией. Они
вовлекли в игру до сих пор ими нелюбимого Шаболио. Началось с того,
что они донесли, что Торэмен готовит измену. Этого оказалось
достаточно, чтобы разгорелось пламя междоусобной войны.
Война на западе. Продолжение войны на западной окраине каганата
историей почти не освещено. Византийские сведения отрывочны,
персидские и грузинские не дошли до нас, а китайцы, по-видимому,
настолько плохо представляли географию Причерноморья, что слухи,
доходившие до них, интерпретировались ими фантастически. Поэтому
крайне ценным является собственно тюркский источник — письмо
кагана (Кара-Чурина) к императору Маврикию, сохранившееся
фрагментарно в «Истории» Феофилакта Симокатты.
На восточных тюрков сильное давление оказывал Китай. Военные
действия против быстро ослабевавшего каганата сопровождались
дипломатическим воздействием, коварными методами обмана, подкупом
и другими приемами. Из года в год каганату становилось труднее
отстаивать свою независимость. Китайская империя не только расширяла
свои владения за счет земель каганата, но и все более опутывала тюрков
всевозможными путами, в том числе и хозяйственной зависимостью.
Тюрки, оказавшиеся в подчинении Китая, не раз восставали против
империи. Однако этого оказалось недостаточно для обретения
независимости. В 630 г. китайцы нанесли непоправимый удар
Восточнотюркскому каганату.
Каганат все более беспокоили и другие его соседи — уйгуры. К тому
времени они также создали свой каганат, который с начала VIII в. усилил
военный нажим на тюрков. Восточнотюркский каганат в 745 г. при хане
Озмуш-тегине был окончательно разгромлен уйгурами.
Несколько по-другому развивались события на западе. За­пад­нотюркский каганат также раздирали внутренние распри. Росло
недовольство властями. В отличие от первых каганов они оказались не в
состоянии прокормить свой народ. В результате восстали карлуки,
обитавшие на берегах Черного Иртыша. Против кагана выступил один из
близких его родственников — Ашина Шони. Воспользовавшись
всеобщим недовольством, родственники во главе с Моходу организовали
восстание племен союза Дулу. Они были против кагана Тун-шаху,
представлявшего племена союза нушиби. В результате каган был убит и
Моходу был провозглашен каганом. Однако он сам в 631 г. также был
убит новым претендентом на власть. Таким образом, в Западнотюркском
каганате назрели условия для его внутреннего развала.
Здесь главным коварным соседом, как и Китай на востоке, была
Византия. Она имела столь же устойчивые, веками отработанные
традиции государственного управления, а также огром­ный опыт
взаимодействия с разнохарактерными соседями, что было унаследовано
от Римской империи. Империя уже давно выработала опыт влияния на
славян. Не новы были для нее и тюрки. По отношению к ним она
выработала специфическую политику, учиты­вающую образ жизни и
свойства тюркского характера.
В отличие от Китая Византия развивалась в сторону упадка. И
поэтому она не столько наступала на своих соседей, сколько оборонялась
от них. На нее совершали непрерывные походы как славяне, так и тюрки.
Давали о себе знать даже викинги-русы, которые также участвовали в
ряде этих походов.
Политика Византии по отношению к тюркам была не только военнонаступательной. «Разделяй и властвуй!» — таков был канон,
установленный в Древнем Риме. Он успешно применялся и в Византии. В
Константинополе, так же как и в Риме, давали приют лицам,
оказавшимся по той или иной причине в оппозиции к существующей у
соседей империи власти. Иногда их воспитывали при императорском
дворе в духе любви и симпатии к Византии, православной религии...
Наследницами Западнотюркского каганата стали Великая Булгария и
Хазарский каганат. По данным Шигабутдина Марджани, опиравшегося
на иранского автора Закарию Ибн Мухаммеда аль-Казвини, булгары и
хазары этнически были очень близки друг к другу. Их общая страна
иногда называлась страной хазар и булгар. Каспийское море, известное
также как Хазарское, иногда называлось «Бэхре Булгар». Видимо, это
характеризовало ситуацию в Западнотюркском каганате, которая
рассматривалась как совместная страна булгар и хазар. Шигабутдин
Марджани считал хазар и булгар одним народом, лишь подвластным
разным правителям. Газиз Губайдуллин писал так: «Территория, на
которой были созданы названные государственные образования,
впоследствии стала местом обитания татар. И несомненно, что эти две
тюркские общности сыграли впоследствии большую роль в
формировании татарского народа». Однако, прежде чем слиться в одно
целое, эти два этноса прошли сложный путь взаимоотношений.
Весьма возможно, что определенное значение в обострении
взаимоотношений между родственными хазарами и булгарами сыграло
начало проникновения в булгарскую среду ислама. Во всяком случае,
Шигабутдин Марджани указывает и на это. Он считает, что по мере
проникновения ислама зависимость бул­гарского правителя от
хазарского царя становилась все более номинальной. Постепенно
прекращалась и уплата налогов. Естественно, все это не устраивало
хазарского царя.
При этом немаловажно и то, что Великая Булгария выделилась из
состава Западного каганата раньше, чем Хазария. Последняя же считала
себя прямой наследницей Западнотюркского каганата и потому делала
все для того, чтобы не допустить ухода булгар из-под зависимости
каганата. Не случайно царь хазарский назывался каганом. Правитель же
Великой Булгарии именовался просто ханом.
Я всегда думал, что тюрок отличают
Чарующие глаза и веки.
Но вот в их изумительных стихах
Я нашел божественные рифмы,
Прекрасный диван,
И уверился, что у них все чудесно,
— писал Ибн ал-Катиб — современник мамлюков.
Глава III. Хазарский каганат
Одним из значительных явлений мировой истории стал Ха­зар­ский
каганат. Его история, хотя и неплохо изученная, не вписана в систему
национальной государственности татарского народа. Естественно, не
может быть претензий на то, что история Хазарии принадлежит к
истории одной лишь татарской государственности. Тем не менее
нынешние татары вправе рассматривать хазарскую историю и как
историю своей национальной государственности.
Трудно не согласиться с точкой зрения, что все народы гуннского
происхождения, в том числе хазары и булгары, образовались из
смешения гуннов с угорскими или сарматскими племенами. Гунны и
хазары, так же как и булгары, говорили на тюркском языке, испытали на
себе немалое влияние иранского языка. Так же, как и булгары, хазары и
гунны говорили на одном из древних тюркских языков. Ссылаясь на
еврейские источники, автор хазарского словаря отмечает, что «хазарский
язык — музыкален, стихи на нем звучат очень красиво». Отмечается
также, что речь девочек отличается от речи мальчиков акцентом и также
отличается речь мужчин и женщин. «Язык булгар и этильских хазар
понимали и другие тюрки», — отмечают исследователи.
Хазары делились на десятки родов и вели полукочевой образ жизни.
Большое место в их жизни занимало скотоводство. Племена,
расположившиеся у бассейнов рек и озер, занимались рыболовством.
Немалое место в жизни хазарских племен занимало растениеводство.
Первое известие о хазарах относится к 217 г., когда они вместе с
берсилами, под предводительством их вождя Внасеп Сурхапа, совершили
неудачный набег на Армению. Около 250 г. они также повторили набег,
который на этот раз оказался удачным. Армянский царь Трдат был
свергнут с престола.
Победа окрылила хазар, и в составе сил антиримской коалиции,
возглавляемой персами, они начали наступление на империю. Известна
также война хазар против Маскутского царства в середине 280-х годов.
Штурм их столицы Чора был неудачен. Однако это были разрозненные
военные действия, и относились они ко времени, когда еще не было даже
Тюркского каганата. Тем более не было самостоятельного хазарского
государства. Однако эти сведения важны. Они являются свидетельством
того, что хазары как этнос заявили о себе с древнейших времен. Их
развитие в составе Тюркского каганата подготовило условия для того,
чтобы после его краха подхватить и нести дальше тюркское знамя.
Территория Хазарского каганата занимала почти всю юго-восточную
часть Восточной Европы. На севере в него входили буртасы, булгары,
сувары, эрзя, предки черемисов, вятичи, северяне, другие славянские
племена. На востоке его границы простирались по направлению к
Хорезму до юго-восточного побережья Каспийского моря. На юге они
охватывали ряд стран Северного Кавказа, Крым и территории по Днепру,
вплоть до земель мадьяр. Общая протяженность пути по территории
государства по времени составляла 4 месяца.
Интересные сведения о хазарах содержатся в документе, который
вошел в науку под названием «Хазарская переписка». Он сохранился в
двух версиях и хранится в Оксфорде. Документ относится к началу Х
столетия и представляет собой переписку кагана Иосифа и министра
Кордовского халифата еврея Хаздай Ибн Шапрута, жившего в Испании,
которая находилась тогда под властью арабов. В письме кагану
содержатся следующие вопросы:
Существует ли где-нибудь хазарское государство?
Каким образом евреи оказались в государстве хазар?
Как произошел переход хазар в иудейскую веру?
Где живет король хазар?
К какому племени он принадлежит?
Какова его роль во время войны?
Прерывается ли война на субботний день?
Имеются ли у хазарского короля какие-нибудь сведения о возможном
конце света?.
В ответе Иосифа основное внимание уделено полемике, которая
предшествовала переходу хазар в иудаизм. В источниках эта полемика
представлена в еврейском, арабском и христианском вариантах. Между
тем неизвестна даже точная дата этой полемики. Основываясь на
переписке, можно предположить, что эта дискуссия о религиях имела
место около 731 г. В переписке, кроме этого, содержались и данные о
жизни Хазарии вообще.
§ 1. Образ жизни
Государство возникло на основе устойчивого уклада хозяйственной
жизни. Оно создавалось в течение многих веков. Каждая хазарская семья
имела передаваемую по наследству землю. Основным занятием хазар
были садоводство, хлебопашество и скотоводство. Сеяли пшеницу, просо
и рис, занимались виноградарством, выращивали различные бахчевые
культуры. Ко време­ни возникновения государственности хазары вели
полукочевой образ жизни. Однако самым значительным явлением
хозяйственной жизни Хазарии было дальнейшее развитие и укрепление
оседлого образа жизни. Земледелие развивалось не только в
земледельческих областях За­кавказья и Южного Крыма, но и в низовьях
Кубани и Дона, и даже в глубине степной полосы между Донцом и
Средним Доном.
Источники содержат данные о том, что хазары были искусными
земледельцами и рыбаками. В них говорится, что в низинах, где зимой
скапливалось много воды и образовывались озера, они выращивали рыбу,
жирную настолько, что жарили ее в собственном жире. После того как
вода сходила с полей, на этой низине они сеяли пшеницу. Благодаря
рыбьим испражнениям, являвшимся великолепным удобрением, земля
давала высокий урожай. Таким образом, с одной и той же площади
получали два урожая. Об изобретательности хазар говорит и то, что ветки
деревьев, растущих на берегу моря, они притягивали ко дну, закрепляли
их камнями. Через два года на них вырастало огромное количество
мидий. Освобожденные ветки и на третий год давали огромное
количество прекрасных мидий.
Зимой основная масса людей жила в городах, которые отстраивались
с надлежащими удобствами. В Хазарии насчитывалось несколько
десятков таких городов и крупных населенных пунктов. Главным
городом и столицей был Итиль. Важным хозяйственным и торговым
центром являлся Семендер.
Важное значение в жизни хазар занимала торговля. Ее разви­тию
способствовало выгодное географическое положение страны. Через
Каспийское море и по Волге хазары привозили товары с востока. Река
Дон, впадающая в Азовское море, также являлась отличным связующим
звеном с Ближним Востоком. Оттуда открывался путь на
Константинополь. Товары с запада шли через Хазарию транзитом. Волга
связывала не только север и юг страны, но и была средством
передвижения товаров с верховьев этой реки. Оттуда на рынки Хазарии
проникали лес, кожа, пушнина, золото, серебро, медь, добываемые на
Урале. В городах и крупных населенных пунктах всегда было много
иностранных купцов. Всюду можно было услышать тюркскую,
иранскую, арабскую и еврейскую речь. Хазары обучали детей на родном
языке. Как свидетельствуют источники, язык был очень музыкальным и
звучал своеобразно у мужчин и у женщин. Кроме своего родного языка,
детям преподавали арабский, еврейский или греческий языки,
соответственно тому, с кем хазары соседствовали.
В Хазарии было много ученых арабов, греков и евреев, хорошо
знакомых с прошлым хазар, с их книгами и памятниками. Они писали
книги по истории хазар. На рынках почти бесплатно прода­вались книги,
написанные на арабском, греческом и еврей­ском языках. Книги же,
написанные на хазарском языке, стоили дорого.
Рынки Хазарии были очень богаты. Кроме бесчисленного множества
заграничной продукции, там было много товаров собственного
производства. Наряду с продуктами земледелия и скотоводства,
продавались рыба, рыбий жир, а также ремесленные изделия.
В качестве налога каждая хазарская семья ежегодно выплачивала
кагану одну соболиную шкуру. С кораблей и торговых караванов
взималась десятина. Пошлины взимались также с кораблей и лодок,
прибывавших с моря.
За сравнительно короткий срок Хазария превратилась в один из
важнейших центров мировой торговли. Государство извлекало
значительные доходы в виде пошлин за транзитный провоз товаров через
свою территорию. Заплатив хазарским властям десятину, купцы
попадали в Каспийское, или Хазарское, море. Исследователи отмечают
усиленное проникновение монет в Хазарию и в подвластные ей
территории в первой трети IX в. Причем преобладали монеты
африканской и аббасидской чеканки. Существовал специальный маршрут
между южным побережьем Каспия или арабским Джурданом и
хазарским городом Хамлиджем, расположенным у устья Волги
(возможно, что это пригород Итиля). В хорошую погоду маршрут
составлял 8 дней пути. Ибн Хордадбех говорит также о том, что
существовала поговорка: «Почет увеличивается в Ираке тем, кто знает
Хамлидж и Баланджар». По его словам, общество подчинялось законам.
Все спорные вопросы решались на их основе.
§ 2. Управление страной
Унаследовав
от
Западнотюркского
каганата
систему
государственного управления, Хазарский каганат с самого начала
управлялся на основе законов. Во главе государства стоял каган. Ему
подчинялись войска, и только ему принадлежало право объявлять войну
и заключать мир.
Каган очень почитался в народе. При встрече с ним каждый должен
был ему кланяться и падать ниц. Даже когда всадники проходили мимо
могилы кагана, они спешивались и шли пешком до тех пор, пока могила
кагана не скроется из глаз.
Ближайшим помощником кагана был визирь, которого называли
каган-бек. Он-то и правил государством. При волнениях, когда народ
требовал низложения кагана, именно каган-бек судил кагана. Но если
каган был не виновен, то он разгонял народ. Тем не менее и каган-бек,
приходя к кагану, снимал обувь, низко кланялся ему и поднимался только
с его разрешения. Только после этого садился возле него и начинал
деловой разговор. К кагану имел право заходить и помощник каган-бека,
именуемый кундур хаканом. Кроме этого, в государстве был ул ише,
который командовал войсками.
По хазарским законам в той части страны, где живут евреи, за одно и
то же нарушение полагалось год-два каторги на галерах, в районах с
преобладанием арабов — полгода, а там, где больше греков — вообще
никакого наказания. В центральной же части страны, называвшейся
хазарским округом, за это нарушение следовала смертная казнь.
Вообще в Хазарии к самим хазарам предъявлялось больше
требований, чем к другим подданным. Так, при дворце кагана самих
хазар было меньше других. В то время как представители других народов
продвигались по службе без всякого ограничения, каган не допускал
молодое поколение хазар к ответственным должностям. Должность
полагалась по достижении 55 лет. А когда они достигали этого возраста,
должности оказывались заняты другими.
Арабские источники свидетельствуют, что даже хлеб, который
выращивался хазарским населением, был окрашенным и неокрашенным.
Неокрашенный хлеб продавался по символи­ческой цене. Однако хазары
обязаны были покупать только неокрашенный хлеб и только за золото.
Нарушения этого правила строго карались. Для их выявления
специальные службы проверяли людей, вплоть до нужников.
§ 3. Войско и военные действия
Для того чтобы обеспечить внешнюю и внутреннюю безопасность
государства, нужно было сильное войско. Состояние войска
характеризуется Газизом Губайдуллиным следующим образом:
«Государство [Хазарский каганат] со всех сторон окружали враги.
Тюркские народы, обитавшие в Азии, всегда угрожали хазарам. Армяне в
IХ в. подходили к Волге и грабили страну. На Хазарию нападали и
венгры, населяющие в то время междуречья Дона, Волги и Днепра.
Волновались в VIII в. русы, бывшие под сюзеренитетом хазар. Войска
мусульманских халифов, преодолев Кавказские горы, нападали на
Хазарию. Поэтому хазары были вынуждены содержать большое войско,
способное
отразить
удары
многочисленных
врагов.
Кроме
двенадцатитысячной гвардии, несшей службу по охране хаканов, у
хазарского кагана был еще десятитысячный конный корпус,
укомплектованный из предста­вителей других народов. Последний
всегда был готов отразить удары врагов. Армия была вооружена саблями,
стрелами, пиками и щитами. Каждый богатый человек должен был
поставлять государству лошадей, воинов со снаряжением, пищей, фуражом. В войсках хазар была железная дисциплина. К уклоняющимся от
военной повинности применялись строгие меры наказания».
Основной груз воинской повинности хазары несли на себе. Воинам
говорили, что лишь воюющие достигают гармонии и достоинства.
Хазары были прекрасными воинами, копьем и саблей могли орудовать,
даже держа их ногой, рубить двумя саблями сразу. У них с детства
одинаково были развиты как правая, так и левая рука. Во время войн
хазары должны были следить за воинами из других племен, ибо, как
только начиналась война, арабы переходили на сторону халифата, греки
— на сторону Византии. Но как только война заканчивалась, все это
забывалось.
В войне 737 г. с Арабским халифатом Хазария потерпела поражение,
и начался ее упадок. Но это не означало конца одной из ведущих держав
того времени. Власть каганата все еще распространялась на
восточнославянские земли. Зависимость славян от хазар была далеко не
номинальной. Каганат собирал дань деньгами и пушниной. Причем дань
была хорошо отрегулирована, и никто от нее не мог уклониться.
Подчинив себе полян, радимичей, северян и вятичей, хазары держали в
своих руках значительную часть торгового пути из Европы в Азию. Для
них было очень важно захватить и северную часть этого пути, подчинив
земли словен ильминских и кривичей, а также Волжскую Болгарию.
А.П.Новосельцев считает, что именно с целью оказания сопротивления
хазарам славяне пригласили варягов. Имеются сообщения летописей о
том, что полян от хазар избавили бояре новгородского правителя Рюрика
— Аскольд и Дир. Это говорило о том, что на западных границах
Хазарии появилась серьезная враждебная политическая сила во главе с
русами. Новосельцев предполагает, что правитель русов принял титул
кагана, соперничая с хазарами. Однако есть и другая точка зрения, по
которой принятие этого титула было связано с иными обстоятельствами.
Иеромонах Никон, опираясь на анонимный персидский «Сборник
историй», считает, что «Рус и Хазар были от одной матери и отца. Затем
Рус вырос и, так как он не имел места, которое ему пришлось по душе,
написал письмо Хазару и попросил у того часть его страны, чтобы там
обосноваться». Конечно, здесь много такого, что противоречит реальным
фактам. Однако здоровое зерно в этой гипотезе, несомненно, име­ется.
Рус и Хазар не могли родиться от одних родителей, но породниться
могли вполне. Можно допустить, что в результате гражданской войны,
вспыхнувшей после принятия Хазарией иудаизма в качестве
официальной религии, восемь племен во главе с одним из Ашинов
покинули страну и обосновались в Скандинавии. Там и породнились
хазары — Ашины и русы — Рюриковичи. Исходя из такой логики можно
считать, что Рюриковичи ко времени призвания их на княжение
славянами представляли и род Ашинов. Именно поэтому Олег,
оказавшись во главе Киева, стал называть себя каганом. А каганами
могли называть себя только представители рода Ашинов.
§ 4. Религия
Хазария, как государство, относительно недавно появив­шееся на
исторической арене, оказалось в орбите столкновения таких мировых
держав, как Византия и Арабский халифат, а следовательно, и двух
мировых религий — христианства и ислама. Эти два государства
находились в состоянии непрерывных войн. Хазария в большинстве
случаев выступала в союзе с Византией. В таком качестве она проявляла
себя и на Кавказе. Это вовсе не означало, что там у нее не было
собственных интересов. Халифат, вторгаясь на территорию Кавказа,
затрагивал и интересы Хазарии. Так, в 692/693 г. арабы заняли
Дербенский проход, в 706/707 г., завоевав крепости и города
Азербайджана, произ­вели набеги на хазарские селения близ Дербента. В
следующем году арабский правитель закавказских владений халифата
Му­хам­мед ибн Мерван завладел Дербентом. Ответные действия
Хазарии последовали в 710/711 г. Хазары попытались овладеть Албанией
и заняли Дербент. Однако вскоре арабы смогли вернуть его себе. Более
того, они двинулись дальше на север, вытесняя оттуда хазар. Возглавлял
арабские вооруженные силы родственник халифа талантливый
полководец Маслама. Во всех своих маневрах он на первое место ставил
задачу расчленения войск противника и не допускал их численного
превосходства.
Война шла с переменным успехом. Добивались успехов и хазары. Им
на некоторое время удалось снова занять Азербайджан и разбить арабов в
Армении. Однако Маслама в 727/728 г. напра­вился против хазар со
стороны Азербайджана и нанес поражение своему противнику. В
следующем году он совершил поход через Дарьяльские ворота и проник
непосредственно в Хазарию. Однако и хазары не переставали нападать на
закавказские владения арабов. В 730/731 г., когда Масламы не было на
Кавказе, их большое войско во главе с сыном кагана Барджилем
вторглось в Азербайджан. Поход этот оказался настолько успешным, что
из 25-тысячного войска, возглавляемого Джаррахом, лишь немногие
спаслись бегством. Сам Джаррах был убит. Его жена и дети достались
победителям.
Между тем Барджиль добивался одного успеха за другим, что,
видимо, вскружило ему голову. Характерна встреча воюющих армий в
Муганьской степи. Хазары, до этого уже потерпевшие поражение в одной
из схваток, собрали войско в 100 тысяч человек. У арабов же было всего
50 тысяч воинов. Арабы увидели возле Барджиля насаженную на пику
голову Джарраха. И с такой яростью накинулись на врага, что сшибли
царевича с лошади и захватили его в плен. Хотя Барджиль и был отбит,
участь битвы была предрешена. Мусульмане одержали победу.
В последующем войска халифата на Кавказе, следовательно, и боевые
действия против хазар, были возглавлены опытным полководцем
Мерваном. Он решил ввести хазар в заблуждение. В 735 г. его
уполномоченный предложил хазарам заключить перемирие, якобы
необходимое арабам для подготовки военных действий против алан.
Пока готовился договор, арабы сумели собрать войско в 150 тысяч
человек. И вскоре атаковали хазар с двух сторон: через Дарьял и через
Дербент. Армии должны были соединиться в Семендере. Для кагана это
было полной неожиданностью. Он оказался застигнутым врасплох и,
оставив в своей столице Ал-Бейде 40-тысячное отборное войско для
отражения арабского войска, вынужден был уйти по левому берегу Волги
на север к Уралу. Он рассчитывал, что, пока арабы будут заняты в
сражении с его 40-тысячным войском, сумеет собрать армию из числа
подвластных хазарам племен буртасов и булгар. Однако Мерван разгадал
его планы и не стал осаждать столицу хазар, а двинулся вдогонку за
каганом, надеясь помешать ему собрать войско. Замы­сел этот удался.
Мерван разгромил 40-тысячное войско, выступившее из хазарской
столицы в помощь кагану. Каган запросил мира. Мерван же условием
этого мира поставил принятие ислама Хазарией. Каган вынужден был
согласиться на это условие.
Но силы арабов иссякли. Их не хватило для того, чтобы подчинить
Хазарию и заставить ее принять ислам. Есть предположение, что в 737—
763 гг. каган исповедовал ислам. В 763 г. или, по некоторым данным в
786 г., власть в Хазарии из рук кагана перешла в руки иудея Обадии. В
этом промежутке происходили весьма интересные события. Так, халиф
Мансур, очень опасавшийся хазар, в 753 г. приказал Язид ибн УсайдСулами, назначенному за год до этого правителем Армении, жениться на
хазарской царевне. Как говорилось в письме халифа, это делалось для
укрепления союза с хазарами, ради обеспечения надежности
закавказских владений халифата. Царевну звали Хатун, и она с большой
помпой и приданым была выдана замуж за Язида. Поэтому Хазария была
заинтересована в сохранении мирных отношений с халифатом.
В науке очень много споров вокруг принятия Хазарией иудаизма в
качестве официальной религии. Не вызывает сомнений сам факт
основательного проникновения иудаизма в Хазарию. В названной
переписке Иосифа с Хаздаем Ибн Шапрутом говорится, что переход к
иудаизму произошел еще до так называемой хазарской полемики, после
того как жена кагана рассказала мужу сон. После вещего сна тот
почувствовал себя иудеем. Между тем трудно отличить правду от
вымысла. Не вызывает сомнений лишь то, что для принятия решения о
переходе к иудаизму был некий побудительный мотив. Могла быть и
полемика представителей различных религий. Об этом факте говорят как
христианские, еврейские, так и мусульманские источники. Разница лишь
в том, что каждый из источников констатирует победу представителя
своей религии. Следовательно, эта полемика не могла иметь решающего
значения для принятия столь ответственного решения, каковым является
выбор государственной религии.
В конце VIII в. перешел в иудаизм князь Булан (Юлан). Затем он
убедил кагана принять эту религию. Из страны были изгнаны гадатели
идолослужители. В ряде источников содержатся сведения о том, что
принятие в каганате иудаизма встревожило мусульман и христиан. Они
послали в Хазарию своих представителей с богатыми дарами, с тем
чтобы склонить хазар к своей вере. Состоялся диспут, во время которого
хазарский царь заставил христиан признать, что иудаизм лучше ислама, а
мусульман — что он лучше христианства. Тем самым было доказано
превосходство иудаизма над двумя мировыми религиями. Было это или
нет, но в IX в. иудаизм утвердился как государственная религия страны.
Однако вряд ли есть реальные факты для определения степени
проникновения этой религии в глубь народной жизни.
Принятие Хазарией иудаизма носило скорее политический характер,
нежели это был закономерный ход развития народной жизни. Дело в том,
что Хазария, став мировой державой, ока­залась в противостоянии с
такими мировыми империями, как Византия и Арабский халифат,
представителями ислама и христианства. Оба эти государства пытались
сделать Хазарию союзницей. Стремление быть независимым привело к
тому, что правители Хазарии при выборе официальной религии
остановились на иудаизме. Следует иметь в виду, что в некоторых
областях, например в Крыму и на Таманском полуострове, вошедших в
состав Хазарии, издавна жили евреи. Немало было их и на Кавказе, в
частности в Дагестане. Поэтому можно говорить о том, что евреи уже
давно занимали значительное место в хазарском обществе. Особое место
занимали еврейские купцы. Интересы этих купцов не противоречили
интересам хазарского правительства: с одной стороны, они приносили
доход казне, с другой — правительство могло опираться на них при
осуществлении международной политики. То, что иудаизм не имел
прозелитивного характера, т.е. он являлся религией лишь одного
«избранного» народа, помешало Хазарии превратить иудаизм в третью
мировую религию. Более того, она не стала и религией всего хазарского
народа. А при царе — узурпаторе каганской власти Обадии вспыхнула
гражданская война, которая продолжалась и при его преемниках.
По данным М.И.Артамонова, иудаизм сначала был принят в
Дагестане, где находился первоначальный центр Хазарии. Превращение
иудаизма в государственную религию не привело к успеху в борьбе
Хазарии с Византией и Арабским халифатом. Она всякий раз вступала в
союз с одной из этих стран в борьбе с другой. И все же взаимоотношения
Хазарии с Византией были более дружественными и устойчиво
длительными. Крепость Саркел на южном Дону была построена
Византией по просьбе хазарской стороны. Византия очень ценила союз,
который был необходим в борьбе с халифатом. Об этом свидетельствует
факт женитьбы в 732 г. сына императора Льва Исавра Константина на
дочери или на сестре хазарского кагана, которую звали Чичак (Цветок).
Позже ее именем называлась даже парадная одежда (чичакион),
введенная царевной в обиход византийского двора. Этот и другие факты
свидетельствовали о том, что в Хазарию были открыты все пути для
проникновения христианства.
Но иудаизм приводил лишь к осложнениям как в международной, так
и во внутренней жизни. Более того, при кагане Обадии во втором и
третьем десятилетии IX в. на религиозной почве вспыхнуло восстание
феодалов, которое А.И.Артамоновым определяется как гражданская
война. Этой войной воспользовались и халифат, и Византия,
поддерживая мусульман и христиан в их борьбе против нововведений
Обадии. Хотя в этой войне и победили сторонники иудаизма, тем не
менее Хазария сильно ослабла. Война показала неустойчивость
положения этой религии в регионе. Факты свидетельствуют, что в
Хазарии наряду с государ­ственной находилось место и другим
религиям.
То, что арабам не удалось силой навязать Хазарии ислам, вовсе не
означало, что для проникновения этой религии не было других путей.
Военно-политические и экономические связи с арабскими странами,
поток арабских купцов в Хазарию служили реальными каналами для
основательного проникновения ислама в народную среду.
В этом отношении представляют интерес данные, приводимые
Шигабутдином Марджани со ссылкой на авторитетные и очень хорошо
им проверенные источники. Сведения эти относятся к тому периоду,
когда столица Хазарии была перенесена из Семендера в Астрахань
(Итиль). Каган и его близкие исповедовали иудаизм. Основная масса
населения и войска состояла из мусульман. Во главе войска стоял Ахмед
бен Куба. Поэтому в государстве верховенство принадлежало
мусульманам. В Хазарии суд вершили семь казиев. Из них двое были
мусульманами, двое — иудейской, двое — христианской веры. Коран,
Тора и Библия находились в одинаковом статусе. Не случайно, что с
крахом Хазарского каганата эта религия (иудаизм) исчезла почти в
полном объеме. Исчезла как сон, как утренний туман.
Ислам в Хазарию проник через Хорезм. Оттуда в свое время в
Хазарию переселилась группа отважных, не ведающих страха мусульман.
Несмотря на то, что сам был иудеем, каган опирался на мусульман.
Мусульмане добились от него открытия мечетей, медресе и школ для
обучения мусульманскому вероучению. Соборная мечеть высилась прямо
над дворцом кагана.
§ 5. Взаимоотношения с соседями
Взаимоотношения хазар — тюрков и славян — русов
характе­ризуются как отношения между покорителями и покорен­ными.
Русские князья собирали дань в пользу хазар. Л.Н. Гумилев полагает, что
князь Игорь собирал дань с древлян потому, что нужны были средства
для оплаты услуг варяжских отрядов и дань в пользу хазарского царя.
Однако растерзание древлянами подручного хазар князя Игоря привело к
ослаблению позиций хазар. В последующем стал реальностью союз Руси
и Византии, который открыл путь к распространению христианства на
славянской Руси и окончательному краху Хазарии.
Этому в немалой мере способствовало и стремление Волжской
Булгарии выйти из-под зависимости Хазарского каганата. Эти два
тюркских государства никогда не были дружны, ибо в одном из них жили
идеи Великой Булгарии Кубрата, а в другом — стремление закрепить
себя в качестве единственного наследника Тюркского каганата.
Принятие Хазарией иудаизма в качестве официальной религии и
проникновение в Волжскую Булгарию ислама еще более обострили эти
отношения. Принятие в 922 г. ислама в качестве официальной религии
означало полное освобождение Волжской Булгарии от хазарской
зависимости. Поэтому можно говорить о том, что против Хазарии
сложился единый фронт борьбы, включавший в себя как Русь, так и
Волжскую Булгарию. Много вреда Хазарии нанесли печенеги и мадьяры.
Мадьяры еще в 894 г. были привлечены Византией для борьбы с
дунайскими болгарами. Тогда в союзе с болгарами выступили печенеги
— племена тюркского происхождения, бывшие давними врагами мадьяр.
Их вражда распространялась и на болгар. Хазары в борьбе с печенегами
также пытались использовать мадьяр. В целом же эта затея лишь
навредила хазарам.
Византийцы переправили мадьяр на правый берег Дуная. А они,
сжигая и уничтожая все на своем пути, продвинулись в глубь Болгарии,
дошли до столицы страны — города Преславы. Царь Симеон вынужден
был запросить мира. Воспользовавшись отсутствием основных военных
сил в стане мадьяр, болгары и печенеги вторглись туда и жестоко
расправились с оставшимся там населением. Тогда мадьяры были
вынуждены перепра­виться в Паннонию.
По данным, приведенным Ибн-Фадланом, в 922 г. печенеги
располагались между Волгой и Уралом. Часть их, видимо, уже тогда
находилась на пути к Причерноморью. Так или иначе они столкнулись с
хазарами, одержав победу, вытеснили их из одного конца своего
государства в другой.
Переместившись в другой фланг Хазарии, они стали более опасными
врагами. Тем более на этом фланге хазарам не могли оказывать помощь
гузы, с которыми хазары находились в союзе.
Вторжение мадьяр и печенегов в пределы Хазарии привело к
сильному ослаблению ее военного могущества, нанесло ущерб ее
целостности. Северное Причерноморье оказалось занятым враждебными
ей племенами и ушло из-под контроля Хазарии.
Но даже после этого Хазария продолжала формально оставаться
великой державой. Византия в официальных отношениях сохраняла
прежнюю форму дипломатического обращения к «наиблагороднейшему
и славнейшему кагану Хазарии». Тем не менее Византия уже не
придавала Хазарии прежнего значения. Более того, она не хотела терпеть
и далее власть Хазарии над греческими владениями в Крыму. Она
способствовала росту внутреннего недовольства хазарским правлением в
Крыму, натравливала на Хазарию ее реальных и потенциальных
противников. Несомненно, уже к 20-м годам Х столетия Византия стала
одним из основных врагов Хазарии.
Всевозможные враги Хазарии подтачивали устои государства,
способствуя процессу давно начавшегося внутреннего разло­жения.
Основной военной силой, разгромившей Хазарию, была Русь,
становившаяся на свои собственные ноги. В конце VIII — начале IX вв.
поляне освободились из-под власти хазар. Поляне — одно из основных
племен, составивших ядро будущего государства. Вокруг Киева началось
мощное объединительное движение, создавшее угрозу не только
Хазарии, но и Византии. Не позже 839 г. новое государство заявило
Западу о своем существовании — при дворе Людовика Благочестивого
появляются пос­лы кагана Руси. Несмотря на разногласия в среде
историков об этнической принадлежности этого кагана, сам факт
появления этого термина в европейских исторических источниках
свидетельствовал о новой политической силе в Восточной Европе. Русь,
как норвежско-славянская сила, предприняв в 860 г. поход на
Константинополь, поставила в очень сложное положение и империю. Для
империи это оказалось полной неожиданностью.
Хазария также оказалась неподготовленной к такому быстрому
становлению нового государства. Она была готова удовлет­ворить любые
требования Руси. Не случайно русские купцы отныне стали свободно
плавать в Каспийском море. Русские военные отряды превратили его в
море своего разбойничьего промысла. Ха­зары без союзников не в
состоянии были противостоять столь наглому захвату русскими
Каспийского моря, которое тогда называлось Хазарским. Поскольку
разбойничьи действия русов угрожали и безопасности Волжского
бассейна, в борьбе против русов оказались заинтересованными также
булгары и буртасы. К 913/914 г. сложился временный и очень
неустойчивый союз хазар с этими народами. Благодаря организованности
булгар удалось разгромить русов. Остатки вражеских сил ушли к
верхо­вьям Волги.
Было бы неправильно не считаться с фактом реального обретения
Волжской Булгарией независимости. Проникновение ислама в Булгарию,
а в дальнейшем и официальное принятие его в качестве официальной
религии свидетельствовало об отходе этой страны от Хазарии. Булгария
нашла нового покровителя в лице Багдадского халифата. Хазария
оказалась неспособной противостоять становлению Волжской Булгарии
как самостоятельной политической силы.
Основной причиной распада Хазарии и ее исчезновения с политической карты явилась ее лоскутность. Однако нельзя исключать и роль
религиозного фактора. В каганате неоднозначно взаимодействовали три
религии: ислам, христианство и иудаизм. Если исламу и христианству
оказывалась поддержка извне, то иудаизм остался без всякой помощи со
стороны. Жалкое положение государственной религии стало постепенно
соответствовать состоянию самого государства. Безвластный каган и
узурпатор каган-бек находились в постоянном противоречии. Это
привело к ослаблению центральной власти и укреплению власти местных
правителей. А это, в свою очередь, способствовало проявлению
агрессивности соседей: племен и племенных объединений, коварной
Византии, готовой проглотить все наследие Хазарии, молодых,
быстрорастущих государств Волжской Булгарии и Руси.
Л.Н.Гумилев считает, что в закате Хазарского каганата немалую роль
сыграло изменение природно-климатических условий. За VI—XV вв.
уровень Каспийского моря поднялся на 18 м. В результате южные
огромные густонаселенные территории оказа­лись затопленными, что
заставило хазар, покинув родину, переселиться на Дон и Среднюю Волгу.
Это очень сильно подорвало экономику страны и привело к ослаблению
ее военной мощи. В 965 г. князь Святослав совершил поход на Хазарию.
Нане­сенный им удар по сути дела подвел черту под Хазарской
державой. Как писал об этом М.И.Артамонов, в последующем хазары не
только потеряли самостоятельность, растворившись в половецком
«море», но и этническое своеобразие. Нужно только уточнить, что
растворились они не только среди половцев, но и среди булгар. А
полов­цы сами растворялись в общетюркском «море», поглотившем
также и значительную часть угров.
Глава IV. Государства булгар
Оседают руины. Седая
Сном столетий полынь встает.
Небо выше. Паломников стаю —
Птиц бездомных несет небосвод.
Плач и стон... Тишина такая,
Что мерещится лёт стрелы,
Конский топот вдали затихает,
Вьется облачко мертвой золы.
Я один. К валуну моя лодка
Прислонилась. Не звякает цепь.
Воздух Булгар, свет твой короткий —
Узкий месяц, руины, степь.
Равиль Файзуллин.
«Великая Булгария»
Говорят, что первые упоминания о булгарах содержатся в «Истории
Армении» Моисея Хоренского, который писал свой труд, опираясь на
работу сирийского автора Марс Абас Катина. Но она не дошла до нас. По
этим данным, в середине II в. до н.э. болгары жили у подножия великих
Кавказских гор, в долинах, в глубоких продольных ущельях от южной
горы до устьев великой равнины. Но это утверждение ставится под
сомнение многими учеными. Полагают, что Марс Абас Катин, живший в
конце IV в., просто-напросто наложил современные ему знания на
древнюю этническую карту полутысячелетней давности.
В 340-х годах болгарские племена в составе гуннского союза племен
хлынули через Волгу на запад. Ворвавшись в Предкавказье, болгары,
вероятно, не избежали столкновения с хазарами. Не сумев одолеть их,
разрозненными группами ушли дальше. Большинство болгарских племен
сразу же вступили в войну с аланами и после нескольких лет военных
действий прорвались на запад, в бассейн реки Кубань. Во время войны с
аланами часть болгар вынуждена была отступить и заняла низовья реки
Сулак в Дагестане, другая часть ушла.
Вероятнее всего, булгары пришли в Восточную Европу в конце IV в.
Их приход был связан с продвижением гуннов на восток. Во многих
случаях слово «болгары» является синонимом слова «гунны». По
утверждению Захария Ритора, этот языческий и варварский народ,
обитавший за Каспийскими воротами, во время войны с готами в 480
году находился в союзнических отношениях с Византией. Однако в конце
V в. этот союз был прерван. В 499 г. болгары вторглись во Фракию и
опустошили ее. В 514—515 гг. гунны-болгары приняли участие в захвате
византийского трона некоего авантюриста Виталиана. Они разгромили
правительственную армию. Совершили поход на Армению и Малую
Азию. Эти победы были ошеломляющими. Поговаривали даже, что все
это было сделано заклинаниями гуннских колдунов. Готский историк VI
в. Иордан в книге «О происхождении и деяниях гетов» немало места
отводит «воинственным» болгарам, расселявшимся над Понтийским
морем. В этот период болгары неоднократно упоминаются в качестве
опасных врагов империи.
Более пристальное внимание историки уделяют болгарам/булгарам в
VII в., когда они превращаются в главную военно-политическую силу
Северного Кавказа. В это время возникает Великая Болгария, ставшая
одним из преемников Тюркского каганата. Она объединила родственные
племена кутригур, утигур, оногур, сабир под единым именем — булгары.
Кстати, профессор А.Г.Мухамадиев считает, что многие названия,
принимаемые за наименования племен, на самом деле не что иное, как
обозначения административных единиц, унаследованных с гуннских
времен. Возможно, это так. Как бы то ни было, эти племена оказались
разрозненными. Утигуры находились под властью тюрков, а кутригуры
связали свою судьбу с аварами и вместе с ними растворились в недрах
Паннонии.
Исследователи считают, что основу Великой Булгарии и Хазарского
каганата составили тюркские племена, проникшие на Кавказ до IV в.,
находившиеся в брачных связях с армянскими племенами. Часть этих
тюрков имела свои города и вела оседлый образ жизни.
В 619 г. во дворце императора в Константинополе появился некий
гуннский владетель с просьбой о наставлении в христианской вере.
Просьба эта была выполнена: крещению подверглись архонты,
копьеносцы и их жены. Самому же владетелю был пожалован сан
патрикия и игемона. Он сам и его сопровождение были
облагодетельствованы милостями и подарками. Остается неясным, о
каком владетеле шла речь. Есть предположение, что это был Кубрат,
основатель Великой Болгарии. Это вполне возможно, ибо в источнике не
говорится о том, что крещению был подвергнут и сам владетель. Кубрат
воспитывался при император­ском дворе в Константинополе,
естественно, был крещен. Здесь он усвоил многие политические и
дипломатические приемы, научился плести интриги. Не исключено, что
это помогло ему обрести независимость от каганата и превратить
Великую Болгарию в значительную политическую силу Европы.
Однако не исключен и другой вариант. Владетелем мог быть и дядя
Кубрата, упомянутый в предыдущем изложении, — Моходу. Моходу —
это прозвище, которое означает «черный богатырь». А настоящее имя
этого человека — Органа. Кубрат по отцовской линии не принадлежал к
Ашинам. Однако по матери, которая была родной сестрой ОрганыМоходу, относился именно к этому роду, к ветви Дуло, противостоявшей
в борьбе за власть в Тюркском каганате другой ветви Ашинов —
Нушиби.
Независимо от того, кто в 619 г. явился в императорский дворец в
Константинополь, Моходу-Органа или Кубрат, оба сыграли большую
роль в становлении нового государства. Уже говорилось, что Моходу в
631 г. был убит. Поэтому основная роль в этом выпала Кубрату.
Период с 630 по 651 гг. для Западнотюркского каганата был заполнен
сплошной гражданской войной между конфедера­циями Дулу и Нушиби.
На первых порах перевес имели Ну­шиби, опиравшиеся на богатые
города Средней Азии и союз с Китаем. Затем чаша весов склонилась к
Дуло, поддерживаемым восточнотюркютским царевичем Юйгу-шадом.
Эта война была настолько ожесточенной, что ни одна из сторон не имела
возможности заниматься покорением отпадающих от каганата окраин.
Кубрат как раз этим и воспользовался. В 635 г. он изгнал из Северного
Причерноморья остатки авар и объединил под своей властью
причерноморских и приазовских болгар, положив тем самым начало
Великой Болгарии. При этом он проявил не только несомненные
организаторские способности, но и выдающийся талант дипломата.
Порой ему приходилось идти по лезвию ножа, поскольку он объединял
вокруг себя различные племена, теряющие или уже потерявшие
политические ориентиры в ходе распада т.н. Первого Тюркского
каганата. Однако он смог сделать правильный выбор при определении
приоритетов внешней политики. Кубрат — потомок одного из древних
тюркских родов дуло, того рода, откуда, как указывается в «Именнике
болгарских ханов», происходил и Аттила. Используя знание
Константинополя, быта и обычаев его владетелей, он до конца своих
дней оставался верным Византии и был связан личной дружбой с
императором Ираклием. После смерти последнего он поддерживал его
детей и супругу Мартину в их взаимоотношениях с императорским
двором.
Кубрат среди многих уроков истории усвоил, что только единство
обеспечивает государству мощь и долголетие. Именно поэтому он
наказал своим сыновьям «никоим образом не отделять друг от друга
жилья, и чтобы они добрым расположением друг к другу охраняли свою
власть».
Однако сыновья не вняли совету своего отца и, как это говорится в
«Краткой истории» Никифора, вопреки его советам «по прошествии
недолгого времени отделились друг от друга, и каждый из них отделил
себе часть своего народа. Из них первый по имени Ваян, согласно
приказу отца, остался на родной земле по сию пору. Второй, именуемый
Котрагом, переправившись через Танаис, поселился напротив него;
четвертый перешел реку Истр в Паннонию, которая находится под
властью аваров, и поселился среди местных племен путем заключения
союза; пятый же, обосновавшийся в Равенском Пентаполисе, стал
подданным рамеев. Последний из них, третий брат, по имени Аспарух,
перейдя реки Данапр и Данастр, поселился в местности около Истра,
заняв удобную для поселения местность». Однако в науке выражается
сомнение относительно исторической подлинности имен сыновей
Кубрата. Достоверно лишь имя Аспаруха. Поэтому стоит под вопросом,
было ли у Кубрата пять сыновей.
Однако суть вопроса даже не в этом. Важен сам факт расселения
после смерти Кубрата булгар в разные стороны. Остаются не
выясненными также и обстоятельства расселения булгар. Одно
бесспорно: Великая Болгария распалась и не смогла в полном объеме
продолжить традиции Тюркского каганата.
Обращает на себя внимание, что в сообщениях о расселении булгар
после распада Великой Булгарии Кубрат-хана нет упоминания об их
перемещении на Среднюю Волгу. Археологические раскопки тем не
менее говорят о том, что состоялось их масштабное переселение. В книге
«Праболгары на Средней Волге» содержатся данные многочисленных
археологических раскопок, доказывающих, что булгары переселились на
Среднюю Волгу не во второй половине VIII—IX вв., а в третьей четверти
VII в.. Археологи доказывают, что состоялось переселение из Нижнего
Приазовья. Причем немаловажно указать на то, что данные
археологических раскопок, и в том числе антропологические анализы,
доказывают, что метисация пробулгарского населения началась еще до
этого. А на Средней Волге она продолжалась в немалой мере за счет
различных племенных групп тюрков. Так, А.А.Хохлов пришел к выводу
о «резком полиморфизме черепов на уровне больших рас».
Монголоидный и европеоидный черепа, по мнению И.Р.Газимзянова,
говорят о вероятности «различных генетических истоков данных групп
населения». Иранские исследователи Мохаммадташ Имамихон и Ихсан
Ишраги пишут так: «Булгары в 482 г., в период правления императора
Зенона, отделились от гуннов и предприняли акт переселения.
Предположительно в конце VI в. они вступили в район Этиля. В этом
районе булгары столкнулись с некоторыми тюркскими группами,
остатками бывших гуннов, например с суварами, а также
тюркизированными финно-угорами и местными уграми». Это совпадает с
данными авторов «Праболгары на Средней Волге».
Еще до принятия ислама булгары жили в городах и селах. В то время
как их соседи обитали в юртах, землянках и шалашах, они, так же как и
гунны, строили бревенчатые дома. «Булгары строили дома, укладывая
бревно на бревно и закрепляя их деревянными гвоздями», — отмечали
арабские авторы. Абу-Абдулах Гарнати, побывавший в Булгаре в 1135 г.,
рассказывает, что «Булгар большой город, дома которого из соснового, а
стена из дубового дерева».
Г.Губайдуллин, как и некоторые другие авторы, первых булгарских
ханов связывает с именем легендарного Аттилы. Он приводит сказание о
том, как после смерти великого полководца его любимый сын Арнияк
(по-булгарски Ирник) остановился с войском в степях Восточной
Европы. Возможно, что он и был первым правителем Волжской
Булгарии. Однако это только предположение. О первых булгарских ханах
известно совсем немного. В Волжской Булгарии, как и в других
государствах, продолживших традиции Тюркского каганата, правили
Ашины. Об этом свидетельствуют захоронения, относящиеся как к
домонгольскому, так и к золотоордынскому периодам. В булгарских
захоронениях обнаружено немало изделий с руническими знаками «А»,
подтверждающими их принадлежность к правящему роду. Аналогичный
знак применялся в качестве родовой тамги рода волка (по-монгольски
чинэ). Это слово являлось названием тюркского племени чинос.
Каганский род Ашинов связан с племенем чинос, который, по легенде,
своим происхождением обязан волку. В Волжской Булгарии этот знак
был тамгой как княжеского рода, так и основной группы булгарского
населения. На эти княжеские тамги, появлявшиеся на многих
ремесленных изделиях, обратил внимание также и Г.М.Давлетшин.
Первым ханом, известным исследователям, был Тукый хан,
скончавшийся в 630 г. Есть предположение, что сыном Тукый хана был
Айдар (Алмыш). Однако это вряд ли именно тот Айдар, при котором
Волжская Булгария приняла ислам в качестве официальной религии. Ибо
Тукый хан, как об этом пишет Мард­жани, умер в 630 г., а Айдар правил
страной в начале Х в.
О начале проникновения ислама в булгарскую среду имеется немало
сведений. Возможно, что некоторые из них соответст­вуют истине. А
некоторые заслуживают обоснованной критики. Нет оснований для
сомнения в том, что в Булгарию проникали исламские проповедники.
Автор XII столетия Абу-Абдалах Гарнати писал, что в 9 г. хиджры
пророк Мухаммед послал в Булгар трех своих сподвижников, которые
будто бы чудесным образом исцелили больную дочь хана и оставались в
Булгаре три года, строили там мечети и распространяли ислам. Один из
этих сподвижников остался в Булгаре и женился на исцеленной дочери
хана Туй-бике. Однако сомнительно, чтобы один из них доставил письмо
пророка Мухаммеда, написанное на тюркском языке, как сообщают
некоторые арабские авторы. Хотя Шига­бут­дин Марджани склонен
верить этому утверждению, тем не менее он не приводит сколь-либо
убедительных доводов в его пользу. Возможно, в данном изложении не
столь важна достоверность какого-то отдельного факта. Важно
установление тенденции проникновения ислама в Поволжье с момента
его зарождения как мировой религии. В этом отношении важны данные,
содержащиеся в сочинении Абу Али Ахмед ибн-Омар Ибн-Русте «АлАлак ан-нафиса», написанном в 903—913 гг., т.е. до офи­циального
принятия ислама в Волжской Булгарии в качестве государственной
религии. Он писал: «Болгары — народ земледельческий и возделывает
всякого рода зерновой хлеб, как-то: пшеницу, ячмень, просо и другие.
Большая часть их исповедует ислам, и есть в селениях мечети и
начальные училища с муэд­зинами и имамами».
По вполне установленным данным, булгары приняли ислам при
халифе Ал-Муктадире. Ссылаясь на Шамсутдина ад-Димашки, Риза
Фахретдинов написал следующие строки: «Булгары жили в едином
государстве. Они все мусульмане, стали ими при Муктадире. Их царь
послал к Муктадиру просьбу прислать ученых для обу­чения правилам
ислама. Халиф удовлетворил его просьбу. После этого из Булгарии
приезжает группа людей для совершения хаджа. Им оказывается помощь
животными и жильем».
Впрочем, как бы там ни было, именно при Айдаре (Алмыше)
Волжская Булгария приняла ислам. И вот как это происходило.
Айдар хан переписывался с предводителем сакалибов при дворе
багдадского халифа — Назиром, или Навиром, который,
предположительно, был выходцем из Булгара. Письмо Айдара,
принявшего окончательное решение о принятии ислама в качестве
государственной религии, Ал-Муктадиру было передано именно им.
Получив его, багдадский халиф направил в Волжскую Булгарию
посольство. В составе посольства были Саусан ал-Раси, Текин ал-Турки и
Парс ал-Сакалиби и секретарь посольства Ахмед ибн Фадлан. Халиф алМуктадир в вопросах войны и безопасности полностью полагался на
сакалибов и тюрков. Особенностью делегации было то, что трое из
высокопоставленных сановников в его составе сами были выходцами из
Волжского региона или же имели к нему непосредственное отношение.
Посол Саусан ал-Раси в свое время участвовал в заговоре против халифа
и его от трона отделял только один день. Его корни были связаны с
берегами Волги. Текин ал-Турки был купцом и торговал железом. Он
был заинтересован в связях между халифатом и Булгарией, где
производилось много оружия. Приводя эти факты, современный
арабский историк Адель Совелам Мохаммед Гамаледдин ссылается на
Абу ал-Райхан Бируни, писав­шего о нововведениях сакалибов в
производстве мечей, и персидского автора Ал-Гардизи, указывавшего на
количество оружия во владениях булгар и фактах их участия во многих
войнах и сражениях. Короче, волжский регион для членов посольства
был известной землей. Как отмечает профессор Анас Халидов,
разнообразные контакты, установившиеся между Булгаром и Багдадом в
конце IX — начале X вв., не могли возникнуть на пустом месте. Халифат
в это время, по мнению ученого, находился в значительной мере под
властью тюрков. Тюрки интегрировались в исламском обществе в
качестве его интеллектуа­лов в религиозно-правовой мысли, науке,
литературе, как чиновники, простые горожане, торговцы и воины.
Тюркские отряды впервые пришли в Ирак в составе аббасидского войска
из Хорасана в середине VIII в., а при халифе Мутасиме (833—842)
составили костяк халифской гвардии. «Тюрки стали опорой для ислама и
защитой для халифов», «тюрки стали обладателями власти и всего мира»,
— цитирует арабских авторов Халидов. Исследователь допускает
возможность поэтических преувеличений арабских авторов. Однако факт
тесных связей между Багдадом и Булгаром вполне очевиден.
«В числе наиболее важных целей обращения царя булгар к
Аббасидскому халифату было усиление его военно-политической власти
в регионе. Но он знал, что халиф не сможет напрямую помочь ему в этом
деле, что армия халифа не сможет дойти до его страны «из-за большого
расстояния и обширных терри­торий, отделяющих его от халифа», как
указал Ибн-Фадлан. Булгарский царь понимал, что политическая власть
не всесильна без поддержки определенными средствами безопасности и в
результате написал халифу письмо, «прося его построить крепость, где
он сможет найти укрытие от инакомыслящих царей, своих противников».
Так написано современными арабскими авторами, базировавшимися на
многочисленных данных, доселе неизвестных нашим исследователям.
Посольство отправилось из Багдада 21 июня 921 г. через Среднюю
Азию и прибыло в Великий Булгар 12 мая 922 г. Сочинение Ибн-Фадлана
об этом путешествии стало бесценным источником по изучению истории
Волжской Булгарии и народов, населявших весь путь прохождения
посольства.
В данном случае интерес для нас представляет история пребы­вания
посольства в Волжской Булгарии. За сутки до прибытия посольства в
город хан послал навстречу ему четырех князей, а также своих братьев и
сыновей. Они встретили гостей, держа в руках хлеб, соль, мясо и просо.
Недалеко от города посольство было встречено самим ханом. Вот как
описывает эту сцену Ибн-Фадлан: «Увидев нас, он сошел с лошади и пал
ниц, поклоняясь и благодаря великого и могучего Аллаха. В руке у него
были дирхемы, и он рассыпал их на нас. Он повелел поставить юрты, и
мы поселились в них». Церемония оглашения письма халифа была
торжественной. Было развернуто два знамени, привезенных посольством,
оседлана лошадь, присланная Айдару халифом. Эльтабара (правителя
булгар) одели в черную одежду высших сановников халифа и надели на
его голову черный тюрбан. Затем все присутствовавшие заслушали
письмо халифа, прочитанное Ибн-Фадланом. После завершения чтения
все так дружно воскликнули: «Аллах акбар!», что, говоря словами самого
Ибн-Фадлана, «задрожала земля». После этого окружающие эльтабара
люди рассыпали на него дирхемы. Потом Ибн-Фадлан представил царю и
царице подарки: благовония, одежды, жемчуга. Затем накинул на царицу
почетный халат, после чего женщины рассыпали на нее дирхемы. На
этом церемония завершилась. После нее состоялся торжественный прием
в честь знаменательного события. Сам эльтабар сидел в центре на троне,
покрытом византийской парчой. Рядом сидела жена. Приближенные
князья устроились справа, гостей усадили слева. Сыновья расположились
перед ним. После трапезы все присутствовавшие выпили из бокалов
медовый напиток — суджу и разошлись. Последующие дни были
посвящены обучению жителей Великого Булгара основам ислама.
Преемники Айдара (Альмуша), принявшего имя Габдуллы, продолжили
им заложенные традиции.
Шигабутдин Марджани называет следующую преемственность ханов.
После смерти Габдуллы страной стал править его сын Ягфар. Именно
при нем был совершен успешный поход булгар на Константинополь.
Этого хана сменил его внук Ахмед. О нем известно, что, совершая хадж,
он побывал в Багдаде, где ведомство халифата одарило его
многочисленными дарами. Однако ханом Габдулла был всего 6 лет.
После его смерти с 949 г. в течение 20 лет государством управлял его сын
Талиб. Сохранились монеты, отчеканенные от его имени. Талиба на
троне сменил его сын Муэмин, который находился у власти до 977 г.
После Муэмина, видимо, в наследовании престола произошел какой-то
сбой. Во всяком случае, есть предположение, что после него ханом стал
представитель дунайских булгар Шамгун. Если это так, то можно
предположить, что Волжская и Дунайская Болгарии находились в
контакте. А вопрос о том, какие они были, остается открытым. Сколько
лет находился у власти Шамгун, также неизвестно. Известно только то,
что после него ханом стал Хайдар. Его линия была продолжена
последовательной сменой отца сыном по следующей схеме: Мухаммед
— Сагит — Барадж — Ибрагим — Салим — Ильхам. Ильхам был тем
военным предводителем, чьи войска в 1223 г. разгромили монголов.
Арабы о булгарах писали так: «Они, как один просвещенный и
сильный народ, проживают в городах и селах. Выращивают хлеб,
занимаются торговлей». Риза Фахретдинов, который приводит эти слова,
добавляет, что булгары сеяли пшеницу, ячмень и другие растения и
проводили длинные зимы в полной обеспеченности. Однако их любимым
занятием являлась тор­говля. По его словам, по развитию торговли
Волжская Булгария стояла на третьем месте в мире, после Греции и
Ирана.
Официальное принятие ислама в качестве государственной религии
укрепило связи Волжской Булгарии с мусульманским Востоком. Кроме
официальных отношений с правителями халифата и других
мусульманских стран, стало систематическим совершение хаджа
жителями Булгара.
Багдадский историк Абуль-Хасан бин ал-Хусаин бин Гали алМасгуди ал-Багдади, описывавший события 40-х годов Х в., отмечал, что
царь Булгара и его дети являются мусульманами. Один из них совершил
хадж. В Багдаде халиф одарил его всевозможной одеждой и знаменами.
Ислам укрепил государственность Волжской Булгарии и дал
огромный толчок для развития просвещения и науки. Города стали
приобретать мусульманский облик. Повсюду строились мечети. В
Булгаре и Суваре были построены соборные мечети внушительных
размеров. С.М.Соловьев писал: «...Издавна утвердился здесь торговый и
промышленный народ — болгары; издавна, когда еще русский славянин
не начинал строить на Оке церквей христианских, не занимал еще этих
мест... болгарин слушал уже Коран на берегах Волги и Камы».
Профессор Г.А.Федоров-Давыдов отмечал, что для окружавших ее
племен и народов город Булгар был центром, из которого исходило
сильное культурное и техническое влияние. Прогрессивную роль
принятия ислама Волжской Булгарией отметил также известный историк
А.П.Смирнов. Он писал: «Принятие ислама булгарами имело для их
государства большое значение, так как приоб­щило значительный круг
населения к мусульманской культуре, являвшейся в то время передовой
культурой Востока. Вместе с тем эта религия, как более отвечавшая
новому социальному строю, феодальным отношениям, должна была
сыграть некоторую прогрессивную роль в тех условиях.
В Х веке, в период наибольшего расцвета, Булгарское государство,
являвшееся центром связей с Востоком, сумело обеспечить безопасность
караванного пути в восточные страны, и тогда особенно интенсивно
расцвела у булгар торговля. Все источники, письменные и
археологические, рисуют нам город Булгар как центр транзитной
торговли, в который стекались товары с востока, из Византии, с севера, с
запада и от русских. Но основные торговые связи у булгар были с
Востоком. Несомненно, что Арабский халифат, оказавший поддержку
булгарскому царю Альмушу в борьбе против врагов, приобрел в его лице
торгового агента, a арабские купцы получили возможность широко
дейст­вовать в пределах царства.
Включение булгар в систему халифата объясняется в значи­тельной
мере интересами торговли. И не случайно на эту сто­рону жизни
обращают большое внимание арабские путешественники. Как видно,
историк, писавший в условиях тоталитаризма, смог осторожно, но очень
четко обозначить значение принятия ислама Волжской Булгарией в
качестве официальной религии.
Поскольку принятие ислама было осуществлено по инициативе главы
государства и он лично покровительствовал росту ремесла,
градостроительства и торговли, в стране резко возросла роль верховной
власти, осуществлявшейся эльтабаром. Глава государства на всей его
территории обладал всей полнотой власти. Однако он был прост в
обращении и доступен. По улицам и на базаре он ходил без всякого
сопровождения. Власть осуществлялась через институт феодальной
дружины. Она, по словам И.Л.Измайлова, была не только военной силой,
но и формой организации господствующего класса. В дружине, кроме
чисто военных людей, был круг лиц, который выполнял административно-судебные функции. В Х—ХI вв. этому кругу лиц переходит
функция сбора налогов и пошлин.
Своеобразно складывались взаимоотношения с русами и русскими
княжествами. Дело в том, что булгары четко различали русов-варягов,
которых Ибн-Фадлан из-за их нечистоплотности и агрессивности назвал
отвратительнейшими созданиями Ал­лаха. Начиная с первого киевского
князя Владимира, славяне стали называться русскими.
С русами-варягами булгары находились в далеко не простых
отношениях. Ал-Масгуди приводит факты, в своей основе подтвержденные М.И.Артамоновым, когда в 912 г. булгары, с целью
нанесения военного поражения русам-варягам, на 500 лодках через реку
Хазар вышли в море. Это должно было стать местью русам за их насилие
над мусульманскими женщинами и детьми и акцией освобождения
пленных, уведенных этими разбойниками. В лодках, по данным АлМасгуди, было по 500 человек. Артамонов же считает, что в них сидело
по 200 человек. Однако в том и другом случае это была довольно
внушительная сила. Хотя булгары и заключили соглашение с хазарами о
пропуске войска через свою территорию, хазары сообщили об этом
русам. Ш. Марджани считает, что этот факт свидетельствует о том, что
хазары уже настолько ослабли, что сами были не в силах остановить
булгар. И поэтому воспользовались представившейся возможностью
расправиться со своими врагами — булгарами с помощью русов.
Русы встретили булгар, выстроившись на берегу. Схватка
продолжалась три дня и закончилась полным разгромом русов. С их
стороны было уничтожено 30 тысяч человек. Немногим более 5 тысяч
спаслись бегством. Поражение русов было в той или иной мере и
поражением хазар.
По-другому складывались отношения булгар с их славянскими
соседями, которые позднее стали называться русскими. По данным
Гайнетдина Ахмерова, до прихода татар в Европу между булгарами и
русскими произошло 16 войн. После захвата Булгара монголами между
булгарами и русскими имело место 12 военных столкновений. Профессор
А.Г.Мухамадиев, ссы­лаясь на Никоновскую летопись, сообщает, что во
время похода русских князей на булгарские земли в 1376 г. казанцы
стреляли со стен крепости «а инии з града гром пущаху страшаще
русские полки». Устрашенные москвичи заимствовали это грозное
оружие у казанцев и применили его в 1382 г. во время осады города
Тохтамышем. Конечно, эти войны скорее напоминали характер местных
вооруженных стычек, чем крупномасштабные военные операции. Они
хотя и не укрепляли дружбу, но и не меняли традиционных, в целом
добрососедских, отношений. Тогда такие взаимоотношения считались
вполне нормальными и не вызывали каких-либо значительных
дипломатических осложне­ний. Главным во взаимоотношениях соседей
был экономический взаимообмен.
По словам современников, булгарский царь мог выставить 50тысячное войско. Указанный багдадский историк Ал-Масгуди пишет о
булгарах как о великом, бесстрашном, не ведающем страха народе. По
его словам, один булгарский воин мог противостоять одной-двум сотням
вражеских воинов. Речь, надо полагать, не могла идти о всех воинах.
Имелись в виду богатыри, которые в средние века во многом определяли
исход сражений. «Жители Кунстантини, — писал этот автор, —
защищены в настоящее время от булгар благодаря лишь своим
укрепленным стенам. Точно так же все народы этого края защищаются от
них крепостями и укреплениями...». Весьма возможно, что речь шла о
совместных походах волжских и дунайских булгар. Од­нако то, что
имелись в виду прежде всего волжские булгары, не вызывает сомнений,
ибо автор писал, что их царь мусульманин и стал таковым при халифе
Муктадире.
Булгары подчинили всех своих соседей и даже совершили несколько
далеких победоносных походов, в том числе и на Константинополь. В
этом также выражалась роль эльтабара как главы государства и
командующего вооруженными силами страны. «Булгарское общество
времен Алмуша выглядит уже вполне оформившимся государством.
Встречающиеся в источниках начала Х в. такие социальные термины, как
«царь», «знатные лица из жителей его государства», «простой народ»,
«свободные люди», находившиеся по отношению к верховному
правителю страны в определенном подчинении, «рабы» и др., первые
попытки установ­ления дипломатических отношений, политических и
экономичес­ких связей с другими странами — все это лишний раз
констатирует существование в начале Х в. окончательно сложившегося
государства, ставшего в скором времени заметным явлением
средневековой цивилизации Евразии. Это время вполне справедливо
характеризуется учеными как этап дружинной истории, когда в стране
было несколько самостоятельных князей со своими дружинами, которые
в определенных ситуациях признавали власть одного царя — Алмуша.
Авторитет последнего поддерживался главным образом силой оружия, о
чем недвусмысленно свидетельствует его заявление: «Воистину Аллах
могучий и великий даровал мне ислам и верховную власть повелителя
правоверных, и кто будет мне противиться, того я поражу мечом».
Принятие ислама Волжской Булгарией укрепило позиции этой страны
и отодвинуло Хазарию на второе место. Волжская Булгария стала
составной частью занимавшего тогда передовые позиции в развитии
науки и духовной культуры исламского мира. К тому же арабские войска
добивались решающих успехов в борьбе с Хазарией. По мере ослабления
этого государства в нее также постепенно проникал ислам. А после
разгрома Хазарии в 965 г. Святославом хазары постепенно влились в
булгарскую среду. Булгары, вырвав инициативу у хазар, установили свой
порядок на Волге и очень быстро восстановили торговый путь, который
сошел было на нет вместе с самим Хазарским каганатом. Однако здесь
прослеживается очевидная преемственность двух тюркских государств
— преемников Тюркского каганата.
В источниках зафиксировано, что при эльтабаре Муэмине в 965 г. на
страну нападает русский князь Владимир. Видимо, исход военных
действий тогда оказался неудачным для булгар. Во всяком случае, встал
вопрос об обложении страны налогом. Однако русский князь, увидев
перед собой людей, обутых в сапоги, будто бы сказал: «Эти люди в
сапогах, налоги с них брать не будем, давайте лучше мы покорим людей,
обутых в лапти». Ипатьевская летопись свидетельствует, что между
булгарским ханом и князем Владимиром был заключен мир: «...тали не
буди мира межи нами, коли же камень начнет плавати, а хмель тонути».
Видимо, мирные отношения между Киевским княжеством и Булгарией
начали развиваться настолько интенсивно, что в 986 г. к князю
Владимиру явились представители мусульманского духовенства с
предложением принять ислам в качестве официальной религии Руси.
Однако Владимира, любившего разгульный образ жизни, не устраивал
запрет на употребление спиртного и он сказал: «Руси веселие пити, не
можем без того быти». Конечно, отказ князя принять ислам и
предпочтение им христианства несколько отдалили соседей друг от
друга. Однако торговые взаимоотношения между ними продолжались. В
летописях 1006 г. сказано так: «Прислали Болгары [Волжские] послов с
дары многими, дабы Владимир позволил им в городах по Волге и Оке
торговать без опасения, на что Владимир охотно соизволил, и дал им во
все грады печати, дабы они везде и всем вольно торговали, и русские
купцы с печатями от наместников в Болгары с торгом ездили без
опасения, а Болгарам все их товары продавать во градах купцам и от них
купить что потребно». Это был торговый договор, который дал немало
пользы обеим сто­ронам. Так, через 18 лет на Руси началась смута, на
преодоление которой договор оказал непосредственное влияние. «И
мятеж велик и голод в всей стране той [Суздальской] бысть; идоша по
Волзе все люди в Болгары, и привезоша жито, и тако ожиша». Эти строки
также зафиксированы в Ипатьевской летописи. Известно также, что во
время очередного сильного голода в 1229 г. булгарский хан направил
русскому князю Юрию 30 барж зерна, спасая тем самым население от
голодной смерти.
Русь находилась в теснейших взаимоотношениях с полов­цами.
Известно, что Владимир Мономах женил своих сыновей Юрия и Андрея
на
половчанках.
У
Андрея,
получившего
прозвище
Боголюбский, жена была булгарка. Тюркская кровь текла в жилах многих
русских князей. В летописях, по подсчетам С.Р.Изидиновой, имеются
сведения о полутора десятках русско-половецких браков. «К началу XIII
века во всех князьях так называемого «черниговского дома» и у
преобладающего большинства князей северо-восточной Руси текла
половецкая кровь», — пишет она.
Известно также, что Булгария посылала в Русь мастеров для
строительства каменных сооружений, поставляла туда строительный
камень.
Укрепление Волжской Булгарии сопровождалось усилением ее
военного могущества. Основой вооруженных сил государства была
дружина. Она начала свой путь как сообщество воинов-булгар,
возглавляемое эльтабаром. Эльтабар одновременно был и главой
государства.
Однако по
мере
усовершенствования
системы
государственного управления происходят изменения и в военной
дружине. Вооруженные силы отделяются в самостоятельное
государственное подразделение.
В военной дружине происходит постепенное расслоение. Наиболее
знатные, влиятельные дружинники, которых называли «куввадами»
(друзья, сотоварищи), одновременно начинают высту­пать в качестве
представителей центральной власти на местах. Представители этой знати
занимали также ведущие позиции в самой центральной администрации, в
войсках и т.д.
Кроме этой части дружины, имелась большая масса служилой знати,
которая иначе называлась «младшей дружиной». Основная функция ее
заключалась в осуществлении военных походов, которые, как правило,
возглавлялись самим эльтабаром.
В эту дружину кроме самих булгар входили представители барсил,
эсгилей (чигилей), сувар, баранджар, венгров (мадьяр), огузо-печенегов,
других тюрко-огузских племен.
Восточные авторы обратили внимание на то, что булгары, помимо
всего прочего, занимались и пчеловодством. «А жители Булгара, —
писал Ал-Гарнати, — выносливейшие из людей в отношении мороза,
потому что пища их и питье по большей части из меда, мед же у них
дешевый».
На территории Волжской Булгарии обнаружено более 190
укрепленных поселений, в том числе и 30 городских центров. Среди них
исследователи выделяют, кроме Булгара и Биляра, Сувар, Джукетау,
Кашан, Казань и др. В них имелись мостовые и водопроводные
сооружения, канализация, дренажно-ряжевые системы и бани с богатым
парадным устройством. Большие гончарные мас­терские объединяли
множество горнов и подсобных помещений. Исследователи отмечают
факты освоения в Булгаре новых приемов домостроительства и
появление на этой основе монументальных архитектурных сооружений.
Большую архитек­турную ценность представляла Соборная мечеть. В
ХIII в. Булгар играл в Золотой Орде главную роль. Большое значение для
развития государства играли ремесленные традиции, богатства и
торговля.
Волжская Булгария славилась высокоразвитым ремесленным
производством.
Причем
ремесла
очень
рано
становятся
самостоятельными и связанными с выполнением изделий по заказу.
Особых успехов добились черная и цветная металлургия, кузнечное,
стеклодельное,
гончарное,
кожевенное,
косторезное,
деревообрабатывающее, ювелирное ремесла. Размеры ремесленных
производств подавляли воображение. Так, район гончарных мастерских
во внешнем городе Биляре занимал более 3 га, а металлургический центр,
расположенный во внутреннем городе, охватывал площадь более 1 га.
Археологические открытия в Биляре и Булгаре подтвердили высокий
уровень булгарских ремесел. Исследования показали, что способ
получения металла соответствовал самому высокому уровню
технических знаний средневековья. Металлурги помимо железа
хорошего качества умели изготовлять и сталь. Высокого уровня достигли
литейное производство, ювелирное дело. Золотых дел мастера,
изготовлявшие по заказу высокохудожественные украшения из
драгоценных металлов и камней, владели такими приемами этого
производства, как отливка, штамповка, гравировка, чеканка, сложная
техника зерни, скани, филиграни.
Булгарская кожа была известна и пользовалась популярностью во
многих странах. В письменных источниках также можно встретить
данные о булгарских изделиях, имевших спрос не только в Золотой Орде,
но и далеко за пределами Поволжья. Ал-Муфаддал еще во второй
половине XIII в. подробно рассказывал о приезде посольства султана
Египта Бейбарса к правителю Зо­лотой Орды Берке-хану в 1263 г.,
описывал резиденцию Берке и его внешность. При этом он отметил, что
на Берке был «золотой пояс с дорогими камнями на зеленой булгарской
коже». Этим же посольством египетский султан отправил Берке-хану
дорогие подарки из многочисленных ценных вещей разных стран того
времени, в том числе и «булгарские мишечки, обшитые галунами и
блестками серебра». Персидский автор первой половины XIV в.
Шихабаддин ибн-Фазлаллах, автор «Истории Вассафа», передал весть о
том, что в начале того же столетия от ордынского хана Токтая были
преподнесены подарки Газан-хану, правителю государства хулагуидов,
среди которых были и булгарские соболя.
Город Булгар был крупным торговым центром, связывавшим Восток,
Запад, Север и Юг. Через него шли огромные потоки серебра в виде
куфических дирхемов, которые вливались в денежное обращение Руси,
доходили до берегов Балтики и распространялись в Скандинавии.
Волжская Булгария осуществляла торговые связи с Ираном, Китаем,
Индией, Туркестаном, Византией и другими государствами. Булгария
вывозила разнообразные меха и кожи, рыбу, мед, воск, скот, изделия из
железа и меди, всевозможные ювелирные изделия. Шамс ад-дин
Абдаллах Мухаммад ибн-Абу Бекр ал-Банна ал-Мукаддаси писал о
следующих товарах, вывозимых из Булгарии в Хорезм: «Меха: собольи,
беличьи, горностаевы, куньи и лесных куниц, лисьи, бобровые; зайцы,
козьи шкуры, воск, стрелы. Крупная рыба, шапки, белужий клей, рыбьи
зубы, бобровая струя [дорогой медицинский препарат], янтарь, юфть,
мед, орехи, барсы [или гончие собаки], мечи, кольчуги, березовый лес,
славянские невольники, овцы, рогатый скот».
Ибн-Фадлан пишет: «У них [булгар] много купцов...». И в самом
деле, развивающаяся внутренняя торговля, налаженное товарноденежное обращение, обширная внешняя торговля, оставившая после
себя столько ярких свидетельств, — все эти черты булгарской экономики
неизбежно нашли отражение и в социаль­ной сфере, привели к
формированию купечества как особой социальной группы.
В крупные города и места ярмарок Волжской Булгарии приез­жали
купцы из многих стран. От Булгара начинался восточноевропейский
маршрут к Киеву и границам Византии, в Прибалтику и Северную
Европу. Волжская Булгария являлась центром торговли, которая в
первую очередь была связана с главнейшей восточно-европейской
магистралью — рекой Итиль. Ибн-Русте сообщает: «Хазаре ведут торг с
болгарами, равным образом и Русь привозит к ним свои товары. Все из
них [т.е. русов], которые живут по обоим берегам помянутой реки, везут
к ним». Эти наблюдения принадлежат Р.М. Валееву, написавшему
специальную работу по состоянию торговли и денежно-весовой системы
в Волжской Булгарии.
Арабские авторы, бывавшие в Булгарии, отмечали, что это
государство было заинтересовано в развитии как внешней, так и
внутренней торговли. Так Ибн Русте сообщал: «Когда приходят к ним
мусульманские купеческие суда, то берут с них пошлину, десятую часть
[товаров]». Данные Ибн-Фадлана обогащают это сообщение
конкретными данными: «Если прибудет корабль из страны хазар в страну
«славян» [сакалиба, т.е. булгар], то царь выедет верхом и пересчитает то,
что в нем [имеется], и возьмет из всего этого десятую часть. А если
прибудут русы или какие-нибудь другие [люди] из прочих племен с
рабами, то царь, право же, выбирает для себя из каждого десятка голов
одну голову». Одной из форм податей царю с каждого дома является,
согласно сообщению Ибн-Русте, «лошадь и другие». Ибн-Фадлан в
качестве такой подати называет «шкуру соболя».
Укрепление связей с арабским миром привело к вытеснению из
торгового оборота шкур и других предметов менового обмена и к
появлению в Волжской Булгарии собственной монеты. Из­вестный
востоковед Френ в связи с этим писал, что «народ, который сознавал
преимущества металлических денег в торговом обороте и пользовался не
только иностранною монетою, но чеканил свою собственную, стоит уже
не на низкой степени культуры; собственные монеты Булгар
представляют преимущество этого народа перед всеми другими
современными соседними народами».
Одновременно с заинтересованностью государства в развитии
торговли проявлялась также заинтересованность как булгарских, так и
приезжих купцов в централизованном государстве. Именно оно
гарантировало им безопасность торговли, торговых путей и развитие
товарно-денежных отношений. Возрастание роли государства в
экономической жизни общества привело к усилению городов,
являвшихся центрами как управления страной, так и развития ремесла и
торговли.
Исследователи единодушно отмечают, что после принятия ислама в
качестве официальной религии в Булгаре на новый уровень поднялись
культура, наука и литература. В Волжской Булгарии развивались
различные науки: математика и астрономия, химия и медицина,
география и история.
Значительных
успехов
достигла
математическая
наука,
подталкивавшаяся практикой развития торгово-финансовых операций,
ремесленного производства, градостроительства и архитектуры, где
возникала систематическая необходимость применения сложных
геометрических и тригонометрических расчетов.
Развитие ремесленного производства и фармакологии при­вело к
расширению у булгар познаний в области химии. Они продолжили
традиции гуннов и древних тюрков и были хорошо знакомы с такими
металлами и металлоидами, как железо, медь, свинец, олово, ртуть,
серебро, золото, сурьма, сера и пр. Вовсе не случайно, что кузнецы в X—
XI вв. производили сталь повышенного качества. Это оказывалось
возможным благодаря выплавке железа из различных по своему
химическому составу руд с добав­лением никеля, цинка и применению
разнообразных
режимов
термической
обработки.
Стекольное
производство, хорошо разви­тое в Булгарии, также требовало больших
познаний в области химии. Спектральный анализ билярского стекла
выявил его довольно сложный химический состав, включавший кремний,
свинец, марганец, калий и другие элементы. В Билярском городище была
обнаружена стеклянная посуда, специально предназначенная для
проведения химических реакций и экспериментов.
На развитие медицины и фармакологии большое влияние оказывали
труды восточных ученых. Среди них следует отметить крупнейшего
ученого-врача Х — начала XI вв. Абу-Али Ибн-Сину (Авиценну),
сочинения которого были широко известны во всем мире. В то же время
и на Востоке были известны имена многих булгарских ученых. В трудах
Сулейман ибн Дауд ас-Саксини (Сувари) приводятся сведения по
эмбриологии, заимствованные им у Абу-л-Аля Хамида ибн Идриса алБулгари. Были популярны также труды братьев Таджетдина и Хасана ибн
Йунус ал-Булгари. Первый из них является автором сочинения «Аттирьяк
ал-кабир» («Лучшие лекарства от отравления»), переписанного в 1220—
1221 гг. его братом Хасаном по просьбе известного врача Бадретдина
Махмуда ибн Усмана. Ныне оно хранится в библиотеке Меджлиса в
Иране. Славилось тогда и имя врачевателя Ходжи Булгари. Поэты
прославляли его в стихах, о нем слагались предания. Говорили, что его
взял под свое покровительство и усыновил поэт Хаким Санаи, а после
смерти установил на его могиле надгробие. Этого человека не забывают
и поныне: в 1971 г. на его могиле был воздвигнут мавзолей из белого
мрамора.
«Принятие ислама и нового алфавита, на котором тогда писал почти
весь цивилизованный Восток, — отмечает Равиль Фахрутдинов, —
способствовало расширению не только экономических, но и культурных
связей Волжско-Камской Булгарии со многими арабо-персидскими и
тюркскими государствами. Под влиянием передовых арабской и
среднеазиатской культур у булгар наблюдается дальнейшее развитие
культуры, просвещения, разных наук». Он приводит также интересные
данные об ученых — историках, медиках, философах и юристах,
ссылаясь при этом на арабских авторов. Так, Ал-Гарнати, будучи в
Булгарии, читал там книгу «История Булгара», написанную булгарским
кадием (судьей) Йакубом ибн Нугманом, являвшимся учеником
известного богослова из Нишапура Абу-л-Масали (Магали) ал-Джайхани
(1028—1085). Интересны также и данные о булгарском ученом Бурханад-Дине ибн Юсуфе, составившем комментарий к двум известным в
тогдашнем мусульманском мире книгам: сочинению Самарканди под
названием «Адаб» («Этика») и к книге Иссери о риторике. Перу этого
автора принадлежит книга «О простых лекарствах». В Булгарии
проявился явный интерес к астрономии. Турецкий ученый XVII в. Хаджи
Халифа, использовавший не дошедшие до нас древние источ­ники,
сообщает, что некий булгарин производил астрономические наблюдения
на севере примерно в 700 верстах от Булгара.
Судя по сочинениям восточных авторов, можно говорить, что
большое распространение в Волжской Булгарии имели сочинения по
богословию. Речь идет о таких сочинениях, как «Фаваид ал-джавахир»
(«Полезные сущности»), «Джамиг» («Всеобъемлющий»), «Тарикат»
(«Путь/метод») Хаджи Ахмеда ал-Булгари, «Китаб шархе адабе ассахаиб» («Комментарии древних рукописей по адабу»), «Рисале»
(«Трактат») Бурханетдина ал-Булгари и др. Названные произведения не
носили чисто религиозного характера. В них прежде всего выражалось
стремление философски осмыслить мир, а также содержалась попытка
морально-нравственного обоснования устоев общества. Характерна в
этом отношении мысль, высказанная Абу-л-Аля ибн Идрисом ал-Булгари
о том, что хотя человеку заранее определено Аллахом быть ему после
смерти в раю или в аду, он может своими деяниями при жизни изменить
это предписание.
В Волжской Булгарии уже в домонгольский период получают
значительное развитие художественная литература и поэтическое
народное творчество. Причем весьма важно, что литература волжских
булгар развивалась на базе древнетюркских корней. Значительной
популярностью пользовалось сочинение «Кутадгу-билиг», написанное в
1069 г. Юсуфом ибн Хазипом в городе Баласагуне — столице
государства караханидов. В знаме­нитом словаре Махмуда Кашгари,
составленном в XI в., сохранились некоторые образцы булгарской
поэзии. Есть интересные сведения и о развитии у булгар географических
и исторических знаний. Без преувеличения можно сказать, что
содержащиеся в мусульманской географической литературе Х—XIII вв.
сведения о различных народах и землях Севера в значительной сте­пени
являются булгарской информацией, ибо известно, что булгары, имевшие
полную монополию на торговлю с северными племенами, не пускали
туда восточных купцов.
Однако события, связанные со становлением и расширением империи
Чингисхана, изменили ход развития булгаро-татарской истории. Во всей
мировой истории войска монголов, одерживая одну победу за другой,
продвинулись на Запад. Немецкий историк Оскар Легер писал так:
«Нашествие этого народа, грозного не только численностью и силою, но
своим внутренним строем, можно сравнить только с нашествием гуннов;
и если те кочевники могли навести ужас на всю Европу, несмотря на то
что в Европе в ту пору существовали два сильных и прочно
организованных государства в виде Западно-Римской и ВосточноРимской империй, то уже, конечно, Древняя Русь, вся составленная из
разрознен­ных княжеств и областей, не могла устоять против страшного,
всесокрушающего нашествия татар». Да, Русь не устояла, но Булгария
оказалась в состоянии отразить первый удар этой страшной и
всесокрушающей силы. В свое время X.Г.Гимади отмечал, что булгары к
этому времени имели вполне сложившееся государство и свои
вооруженные силы, способные оборонять его. Такую сильную степную
конницу, каковой являлась монгольская, имевшую богатый опыт, могла
разбить только сильная армия. Высокий уровень развития науки и
производства, а также опыт предков позволили Волжской Булгарии
иметь такую армию.
К осени 1223 г. монгольская армия, насчитывавшая около 30 тысяч
закаленных во многих битвах воинов, перешла Итиль—Волгу и вступила
на территорию Булгарии. Но «когда жители Булгара услышали о
приближении их к ним, — сообщает современник этих событий Ибн алАсир, — они в нескольких местах устроили им засады, выступили против
них, встретились с ними и, заманив их до тех пор, пока они зашли за
место засад, напали на них с тыла так, что они остались в середине;
рубил их меч со всех сторон, перебито их множество и уцелели из них
только немногие. Говорят, что их было до 4000 человек. Отправились
они в Саксин, возвращаясь к своему царю Чингисхану, и освободилась от
них земля кипчаков; кто из них спасся, тот вернулся в свою землю».
Войсками булгар, очевидно, руководил правивший в это время в Булгаре
Ильгам-хан, умело организовавший все сражение и одержавший победу.
Как справедливо отмечал Марджани, победа булгар в 1223 г. над
лучшими военными силами монголов имела далеко идущие последствия:
до середины 30-х годов XIII столетия было задержано монгольское
нашествие на Булгарию, Русь и Европу; были освобождены половецкие
степи и земли Саксина. На эти земли «возвратилось спокойствие,
возобновилась торговля, стали по-прежнему ходить караваны». Однако
это вовсе не означало, что монголы были полностью разбиты и их силы
иссякли. Наоборот, они стали еще более целенаправленно готовиться к
наступлению на Русь и Булгарию. Монголы увидели, что Булгария
представляет наиболее организованную силу сопротивления.
По данным монгольских хроник, Чингисхан после битвы на Калке и
разгрома монголов булгарами «передал в управление своему сыну Джучи
страну кипчаков [Дешт-и Кыпчак] с летовьями и зимовьями от границ
Каялыка и земель Хорезмских до окраин Саксинских и Булгарских».
Весной 1227 г., после смерти Джучи, ханом Джучиева улуса стал сын
Джучи и внук Чингисхана Батый. И с этого времени вплоть до основания
Золотой Орды Батый возглавлял практически все походы монголов на
Волжскую Булгарию.
В 1232 г. монголы вновь были остановлены булгарами перед их
главными оборонительными рубежами на южной и юго-восточной
окраине страны по рекам Черемшану, Кондурче и Шешме недалеко от
столицы Булгарии — Великого города. Летописи по этому поводу
сообщают под 1232 г.: «Приидоша Татарове и зимоваша не дошедше
Великаго града Больгарского». Некоторые исследователи, например М.
Фердинанди, полагают, что монголы подошли к Булгару со стороны так
называемой «Magna Hungaria», т.е. бывшей Великой Венгрии,
располагавшейся к западу от Урала.
Практически монгольские войска подошли к границам Булгарии
поздней осенью и зимовали здесь. До этого они летом 1232 г. были
заняты завоеванием нижневолжских булгар (саксин), половцев и башкир,
кочевавших в степях Южного Приуралья. Последние к 1234 г., как
считает Л.Н.Гумилев, опираясь на сообщения Юлиана, были покорены
монголами и затем активно участвовали в последующих завоеваниях
монголов. Нижневолжские булгары также продолжали сопротивляться.
Даже монах Плано Карпини, проезжавший с караваном через Нижнее
Поволжье в середине XIII в., слышал отголоски этого сопротивления. Он
писал, что монголы «осадили один город вышеназванных саксов [это
скорее всего был Саксин, прекрасно описанный еще в середине XII в.
Хамидом ал-Гарнати, а саксы — это саксины] и пытались завоевать их,
но те сделали машины против их машин и сломали все машины татар»,
так что последние «из-за машин баллист не могли приблизиться к городу
для сражения». Тогда монголы устроили подкоп под стенами «и
вскочили в город ...одни пытались зажечь город, а другие сражались».
Осажденные «назначили одну часть населения для тушения огня», другая
же часть воевала. Монголы, «видя, что ничего не могут сделать», сняли
осаду. Лишь в 1236 г. Саксин был взят мон­гольской армией,
возглавляемой Менгу-кааном. Вот как описал после­дующие события
А.Х.Халиков: «Монгольское войско переориен­тировалось на север, в
сторону Булгара. Булгары тогда, почувствовав надвигающуюся
опасность, попытались создать своеобразную булгаро-русскую коалицию
и обратились с таким предложением к владимиро-суздальскому князю
Юрию Всеволодовичу, обещая даже заплатить за это. Но русские князья,
стремясь обессилить Булгарию, вместо союза послали свои войска к ее
западным границам, на земли, заселенные мордвой и буртасами». В этом
побоище участвовали также ярославские, рязанские и муромские князья.
«К началу XIII в., — писал М.Пине­гин, — Булгария доведена была
русскими до совер­шенно­го изнеможения». Правда, этот историк
преувеличивает возможности русских князей, ибо они сами своими
взаимными распрями довели себя до полного изнеможения. Однако они
действительно причинили булгарам огромный вред, «пожгоша их села, а
мордви избиша много». Монгольские войска с 1232 г., очевидно, так и
остались в степях Прикаспия, Южного Урала и Нижнего Поволжья,
фактически окружив Булгарию с юга и юго-востока. Сюда в 1234 г. после
китайского похода возвратился Субедэй-багатур, который в начале 1236
г. присоединился со своей самой боеспособной армией к основной части
монгольских войск, направленных на завоевание половецких степей и окраинных государств Европы, прежде всего Булгарии.
Нацеленность нового похода монголов на Булгарию очевидна хотя бы
из того, что когда в 1235 г. в Каракоруме был созван общемонгольский
курултай для организации решающего похода в Европу, то первым
объектом для завоевания была названа Булгария. Как писал Джувейни,
основной целью похода 1236 г. было «завладеть странами Булгара, асов и
Руси, которые находились по соседству со становищем Бату, не были еще
покорены и гордились своей многочисленностью».
В походе, готовившемся в течение 1235—1236 гг., приняли участие
все монгольские полководцы, в том числе и десять царевичей, о чем
сообщает Рашид ад-Дин: «Среди полководцев, направленных на
покорение Дешт-и Кипчака и тех земель, были: из сыновей Тулай хана —
старший сын Менгу хана и его родич Бучек; из рода Угедея каана —
старший сын Гуюк хана и его родич Кадан; из сыновей Чагатая — Бури,
Байдар и родич каана Кулькан; сыновья Джучи—Бату, Урда, Шейбан и
Тангут; из знатных эмиров—Субедэй багатур и еще несколько эмиров».
В монгольскую армию были привлечены старшие сыновья всех
монголов. Только их численность составила около 140 тысяч воинов.
Кроме того, монголы привлекли в свои войска и представителей
покоренных ими народов».
Хотя булгары и укрепили свои города и сосредоточили в них крупные
войска (по сообщению того же Юлиана, только в столице было до 50
тысяч воинов), но силы были слишком неравны. Монголами уже были
покорены все потенциальные союзники булгар, а некоторые из них
(башкиры) даже встали на сторону монголов. Русские князья в это время
не только нападали друг на друга, но и не переставали тревожить своими
вторжениями Булгарию. Поэтому ей ждать помощи было неоткуда. Но
бул­гары были полны решимости отстоять свою независимость. Их
войсками, героически сопротивлявшимися захватчикам, командовал
булгарский царь Абдулла ибн Ильгам, умело организовавший оборону
страны в 1229 и 1232 гг. И булгары сумели выстоять. Европа, в том числе
и русские земли, вновь была спасена от монгольского разорения.
Однако враг был силен и неумолим. Он ни в коей мере не отказался
от дальнейших завоеваний и упорно шел к своей цели. Последующие
события развернулись в следующем порядке: подойдя к Великому
городу, или Булгару, монголы вначале, придерживаясь своей обычной
тактики, разорили все окрестные села и города. Монголы перед
нападением и осадой Булгара захва­тили малые поселения, окружающие
город, захватили в плен всех их жителей, а затем использовали их в
последующей осаде. В обязанность каждого воина входил захват не
менее десятка таких пленных. Когда их набралось необходимое
количество, то каждого из них заставили взять с собой охапку сена или
корзину земли, камней и с этим грузом идти к осажденному городу. Здесь
они должны были сбрасывать принесенное во рвы и заравнивать их.
Некоторые же из пленников использовались для обслуживания осадных
орудий — катапульт, огнеметов и т.п. При этом пленных не щадили. Их
телами засыпали рвы вокруг города. Против Булгара встала армия
примерно в 300 тысяч воинов и до миллиона человек сопровождения.
Как сообщал Джувейни, «в пределах Булгара принцы сошлись
вместе: от множества воинов земля стонала, и от громады войск
обезумели дикие звери и ночные птицы. Сначала они взяли город Булгар,
который славился своим населением, и губили жителей крепко и жестоко
и попленили». Великий город монголы взяли не в результате
молниеносной победы, как пишут некоторые современные историки, а в
результате длительной и планомерной осады. Это была жестокая и
хитрая осада и штурм одного из наиболее укрепленных городов мира.
Джувейни по этому поводу писал: «Сначала они силою и штурмом
взяли город Булгар, который известен был в мире недоступностью
местности и большой населенностью. Для примера жителей его [частью]
убили, а частью пленили». Еще более впечатляюще говорит об этом
русский летописец (Лаврентьевская летопись): «В лета 6744 [1236]. Toe
же осени приидоша от восточные страны в Болгарскую землю безбожние
татары и взяша славный Великые город Болгарский и избиша оружьем от
старца и до унаго и до сущаго младенца, и взяша товара мно­жество, а
город их пожгоша и землю их плениша».
Вся последующая история Волжской Булгарии непосредственно
связана с историей Золотой Орды и Казанского ханства. Булгария, так же
как и Русь, имела в составе Золотой Орды известную автономию.
Булгарские владетели, так же, как и русские князья, получали в Орде
ярлыки на правление. «Но Булгарская земля, сравнительно с русскими
княжествами,
была
в
более
тесных отношениях к Татарам: здесь кочевали, а впоследствии начинали
оседлую жизнь Татары-завоеватели, которые придали Булгарам
татарский характер, сделали их Татарами. К булгарским владениям
прикочевывали сами ханы Золотой Орды, от имени этих ханов в Булгаре
били монету». Так писал С.М.Шпилевский. М.Пинегин отметил, что «в
Булгарии продолжался прежний порядок; в ней были свои князья,
которые являлись за ярлыками на княжение в Золотую Орду», «торговля,
скотоводство и земледелие шли своим чередом», «город Булгар
обстроился, увеличился, разбогател; число жителей в нем доходило до 50
тысяч». В качестве причины этого он считает, что «победители нашли
булгар народом менее для них чуждым, чем русские» и «заметили
привлекательные свойства булгарской культуры и прикамской страны».
Роль Булгарии в распространении ислам­ской культуры трудно
переоценить. Она сеяла свет всей Золотой Орде, и не случайно город
Булгар называли «Алтын тәхет» — Золотой трон. «Произошло
интересное историческое явление, — писал М.Пинегин, — видимое
уничтожение Булгарии в действительности явилось ее возрождением».
Действительно, Булгария в период Золотой Орды пережила новый
расцвет.
Развал Золотой Орды, борьба за власть между чингизидами нанесли
еще один, и на этот раз уже непоправимый, удар по Булгарии. Последним
ниспровергателем Булгарии стал Тимур (Тамерлан). «Резкие
противоположности между жестокостью и великодушием, жестокое
презрение к чужой жизни и полный отчаяния траур по родственникам и
друзьям мы находим у Тимура. Как истый монгол, он к вопросам религии
равнодушен, но — эту дурную черту он перенял у культурных народов
— он умел разыгрывать фанатика-магометанина, если это нужно было
для его целей: он умел при случае облекать свои военные предприятия в
идеальный покров». Так писали о Тимуре немецкие авторы и были
совсем близки к истине. Его опустошительный поход на Волжскую
Булгарию является подтверждением этих слов. Вот как это было по
свидетельству Шереф-эддина-Булгари, жившего и творившего в
последние годы существования Ка­занского ханства: «Наши булгары
славились своим развратом. Ученые законными уловками разрешили
брать проценты, а равно было много грехов прелюбодеяния и
смертоубийства; по при­чине же пьянства оставили «джуму», оставили
обряды, употребляемые после пятикратных молитв; считали
позволенным пить бузу и пиво, говоря, что нет у нас «мисра», оставили
соборное моление; порицали имама Шафи, говоря, что его слова —
пустословие; также оставили «аид»: стали весьма грешны против
Всевышнего Бога. И потому-то Всевышний Бог предал их господину
Аксак-Тимуру. В то время в Булгарах ханом был Бикчура, к нему Тимур
отправил послов спросить: почему вы не отправляете «джуму» и «аид»?
Бикчура поручил своим ученым послать Тимуру ответ; на этот ответ
последовало возражение со стороны Тимура, а на последнее булгарские
ученые обвинили Тимура в расколе. Тогда Аксак Тимур велел стрелять в
«унпии» (тараны) и пушки. В три дня г.Булгар, в котором тогда было 10
024 дома, был обращен в ничто... У Бикчуры и 12 его визирей отрубили
головы, девицы и женщины были розданы военачальникам, 36 ученых
были повешены, весь народ был разогнан в разные стороны, с
запрещением обитать здесь». Шигабутдин Мард­жани всецело отверг
обвинения жителей Булгара в отходе от ислама. Это действительно была
лишь уловка Тимура, который хотел найти удобный повод для того,
чтобы прибрать к рукам Волжскую Булгарию. Слишком богатой и
процветающей была Булгария. Ею стремились завладеть многие. Среди
них был и Тимур, искавший повода к тому, чтобы стать ее хозяином.
Исследователи отмечают, что кумиром Тимура был Чингисхан. И он во
всем следовал своему учителю. Главным его кредо было «воевать и
побеждать не сражаясь». Самым важным в борьбе с врагом он считал
необходимость
морально-психологического
поражения
своего
противника. Многочисленные диверсии, военная демонстрация должны
были
предопределить
победу.
Поэтому обвинения жителей Булгара в отходе от ислама представляли
лишь разновидность хитросплетений Тимура. Не приходится
сомневаться в том, что Шереф-эддин Булгари лишь оказался в плену
вожделенных планов этого человека, стремившегося к мировому
господству. Тимур также жестоко поступил не только с Булгаром, но и с
Биляром и другими населенными пунктами страны. А до и после этого —
со всеми своими жертвами. На самом деле никакого религиозного
диспута не было. Недостоверность фактов, сообщаемых Шереф-эддином,
доказывается тем, что он даже имя хана, правившего в это время в
Булгаре, назвал неправильно. Ханом был не Бикчура, а Абдуллах.
Тимур прибыл в Булгарию после своих блестящих походов на
Константинополь, Шамахию и Астрахань. Он полагал, что ему и Булгар
удастся взять быстро и без потерь. Однако город оборонялся очень долго.
Некоторые источники говорят, что оборона продолжалась в течение семи
лет. Возможно, это преувеличение. Однако не подлежит сомнению сам
факт героической обороны города. Потому-то жестокими были его
последствия. Сам Абдуллах с женами и некоторыми детьми был завален
бревнами в судейской палате и сожжен. Есть данные о том, что было
изрублено 124 «князя», а жены их уведены в плен. Среди «князей» были
и лица царского происхождения. Жителей разоренных городов Тимур
разогнал. Некоторые из них перебрались в Дунайскую Болгарию. Они
обосновались в районе Казанлыка и до настоящего времени помнят эту
историю.
О результатах деятельности Тамерлана немецкие авторы начала ХХ
столетия писали так: «Таким образом, Хромой Тимур снова соединил в
одно три главных составных части западной половины монгольского
государства — Джагатай, Кипчак, Персию и еще более расширил их
границы... Когда он в 1404 г. созвал в Самарканде большой сейм, он
объявил своим вельможам, что ему осталось еще только одно крупное
предприятие: завоевание Китая. Но на этот раз благоприятный случай
пощадил цветущую Китайскую империю. Было уже наготове 200тысячное войско, сам Тимур в начале 1405 г. проник уже по р. Сыр-Дарье
до Отрара, когда 18 февраля смерть положила конец его планам; он умер
от лихорадки, 69 лет от роду».
Говорят, что два сына Абдуллаха спаслись и обосновали город
Казань. Вряд ли это так. Скорее всего они нашли прибе­жище в уже
существовавшем городе, жители которого приняли принцев как своих
правителей. Как бы там ни было, на этом заканчивается период
независимого развития Волжской Булгарии и начинается новый период
истории татарского народа.
«В это время от Великого Булгара оставались лишь развалины,
которых никто не возобновлял; центр жизни передвинулся несколько
севернее — в Казань, потому и население этой страны все чаще стало
называться казанцами и татарами; булгары мало-помалу уступили им
место в языке современников. Невозможно указать время, в которое
прекратили свое существование бул­гары, сменившись татарами; те и
другие постепенно ассимилировались и образовали один народ, который
по справедливости должно называть булгаро-татарами». И эти слова
М.Пине­гина справедливы.
Глава V. Золотая Орда
Ее история всегда была объектом серьезнейших не только научных
споров, но и политических баталий. Еще совсем недавно это государство
оценивалось как чисто кочевое. Только исследования последних лет, и в
частности книга В.Л.Егорова, опровергли этот стереотип. В них
показано, что это было государство городов, ремесленных и крупных
торговых центров. В исследованиях Э.С.Кульпина Золотая Орда
определяется как «высокоорганизованное поликонфессиональное
полиэтничное конфедеративное государство, где отдельные земли
пользовались широкой политической, экономической и культурной
автономией», в котором «допускалось не только разнообразие культур и
конфессий, но и находилось под защитой право личности на свободу
духовного выбора». Этим Золотая Орда, по мнению данного автора,
отличалась от других государств того времени.
Между тем ее начальный этап всегда был бесспорным. Начало
Джучиеву улусу было положено самим Чингисханом, когда он,
подчиняясь народному обычаю, назначил уделы своим сыновьям. Матери
он выделил 10 тыс. семей, Джучи — 9 тыс., Чагадаю — 8 тыс., Угедею —
5 тыс., Тулую — 5 тыс., Хасару — 44 тыс., Алчидаю — 2 тыс. и Бэлгутэю
— 1500 семей.
Как видно, самый большой улус достался старшему сыну Джучи. Это
были земли, завоеванные в 1207—1208 гг. в результате подчинения
народов, проживавших на территории между Селенгой и Енисеем. Затем
после покорения государства Хорезм-шаха эта территория значительно
расширилась. А на западе земли улуса простирались до тех пределов,
«куда успели дойти копыта татарских коней». В монгольской хронике
ХVII в. говорится о том, что Джучи получил тогда и страну кипчаков.
Утверждается также, что состоявшему при Джучи Хуин Нояну было
поручено управление страной «оросов» (русских) и черкесов, только что
покоренных Субедэем и Джебе.
В 1227 г. Джучи умер. Тогда Чингисхан отдал управление улусом
своему внуку Батыю. После провозглашения Батыя ханом Джучиева
улуса умер и сам Чингисхан. Поскольку точных границ улуса нет, есть
предположение, что Батыю достались не все владения улуса и что земли
на востоке от Иртыша достались Угедею. В порядке компенсации Батыю
на курултае 1229 г. было поручено завоевание земель на западе. Во имя
реализации решения курултая в том же году войска Батыя оказались на
расстоянии пятидневного пути от границы Булгара.
На курултае 1235 г. вопрос о покорении Булгар и Руси обсуждался
второй раз. Угедей в помощь Батыю выделил новые подкрепления. В
1235 г. силы монголов соединились близ Булгара, который был взят
штурмом. В городе была произведена страшная расправа. После
завоевания булгар под властью монголов ока­зались также башкиры,
кипчаки, буртасы, мордва и марийцы. Ге­роическая борьба местных
народов не смогла остановить натиска монголов. В народной памяти
запечатлелся подвиг половецкого князя Бачмана, до последнего
сражавшегося с захватчиками.
Истрепались и монгольские войска. Они были не в состоянии
продолжить победное шествие на запад. К тому же в 1239 г. началось
восстание только что завоеванного русского и мордовского населения,
которое явилось в немалой мере причиной раздоров в стане Батыя.
Противников Батыя в той или иной мере поддерживали в столице
Монгольской империи Каракоруме. Батый проникся идеей обретения
полной самостоятельности. Она укрепилась у него после возвращения из
венгерского похода.
Формально к концу правления Батыя Джучиев улус оставался в
составе Монгольской империи, а сам Батый считал себя вассалом
Великого хана. Он чеканил монеты с именем Менгу-хана. А в 1256 г.,
незадолго до смерти, отправил своего сына Сартака в Каракорум ко
двору хана Менгу, чтобы он «по милости Менгу-хана стал на месте отца
[своего] Бату». Как пишет об этом М.Г.Сафаргалиев, опираясь на
персидские источники, Менгу принял Сартака «с почетом, уважением» и
утвердил за ним власть его отца как над войсками, так и над странами,
покоренными его отцом, дав ему право называться вторым в государстве
и издавать грамоты.
Однако события разворачивались не так, как это мог бы
предположить Батый. Не все окружавшие хана были за него.
Таким образом, с 1257 г., после венгерского похода хана Батыя,
Дешт-и Кипчак фактически становится независимым, самостоятельным
государством.
Золотой Орде становилось тесно в рамках единой монгольской
державы. Тем более со всей очевидностью можно сказать о сознательном
отказе Батыя от избрания его ханом всей империи. Он достаточно долго
окончательно не порывал с империей. Это объясняется тем, что
верховенство хакана Мунки было номинальным. Чувствуя приближение
старости, Батый посылает своего сына Сартака в Монголию для
получения разрешения назначить его на место отца ханом Джучиева
улуса.
В ином развитии событий сыграло роль то обстоятельство, что
Сартак был женат на христианке и сам принял христианство. Это,
естественно, не устраивало мусульман. Поэтому они начинают
переговоры с братом Батыя — Берке, принявшим ислам в ранней
молодости. В это же время Сартак в Каракоруме удостаивается почетного
приема Мунке-хакана, который вру­чает ему ярлык на управление
Джучиевым улусом. К моменту возвращения Сартака на родину Батый
уже умирает. Мусульмане же, не дожидаясь его возвращения, возводят
Берке на трон в качестве хана. Узнав об этом, Сартак не решился
вернуться домой. Берке же, узнав об этом, будто бы передал ему: «Я ведь
человек, заменивший твоего отца, зачем же ты, словно чужой человек,
игнорируешь меня». На что вроде бы был такой ответ Сартака: «Ты
мусульманин, а я держусь православия и при виде мусульманина
чувствую себя несчастным». Вскоре Сартак был убит. Но это вовсе не
означало, что Берке стал законным ханом. Узнав о смерти Сартака,
Мунке назначает вместо него его малолетнего сына Улакчы. Ввиду его
малолетства он не вызывается в ставку. В улус от имени Мунке
посылаются его нойоны, через которых правление улусом до
совершеннолетия Улакчы поручается старшей жене Батыя Баракчин.
Однако вскоре при неизвестных обстоятельствах Улакчы умирает. Тогда
Баракчин принимает решение посадить на трон другого внука, Батыя.
Заговор, устроенный с этой целью, завершается крахом. Баракчин была
казнена. Ханом становится Берке. Это был первый в юридическом
отношении самостоятельный хан. Об этом свидетельствует чеканка
монет не от имени Великого хана, а от своего собственного имени.
Исследования профессора А.Г.Мухамадиева показывают эту эволюцию.
Именно чеканка монет — главный показатель состояния политического
статуса.
При хане Берке была проведена перепись податного населения на
Руси и в других улусах. Некоторые историки предполагают также, что
именно при нем появился институт баска­чества. Хан Берке был
несомненно выдающейся личностью. Престол он занял в 50-летнем
возрасте и внешне выглядел невзрачно. Те, кто бывал у него на приеме,
видели пожилого человека, сидевшего на троне. Поскольку он страдал
ревматизмом, его ноги в башмаках из красной шагреневой кожи
покоились на специальной подушке. У него было большое круглое
желтое лицо. Борода жидкая. Волосы зачесаны за уши, на голове шапка.
Тело его облегал шелковый халат, подпоясанный золотым поясом с
переливающимися драгоценными камнями и с аппликацией из зеленой
булгарской кожи особой выделки.
Однако за этим внешним видом скрывалась могучая, волевая натура.
Он еще в юности принял ислам и при нем становится определяющей
линия на установление постоянных связей с мусульманским Востоком.
Когда Каир стал центром основанного Бейбарсом халифата, послы Берке
присягнули новому халифу. В Египте должным образом оценили этот
поступок. В дар хану Берке была направлена золотая нисба нового
аббасидского халифа, а сам халиф призвал с минбара благословение
Аллаха на Берке. Халиф встречался с послами Берке и обсуждал с ними
дела веры, а также подарил им достойные их одежды. Хану были
отправлены послания с рассказом о посещениях мекканского храма, о
совершении предписанных религиозных обрядов и т.д. Помимо всего,
хану Берке послали в дар религиозные реликвии: «cлaвную печать» —
Коран, переписанный, как рассказывает предание, халифом Османом, в
атласном вышитом переплете, помещенный в темно-красный ящик; трон,
отделанный черным деревом и слоновой костью, инкрустированный
серебром, и другие ценности, которые Ал-Макризи в «Ас-Сулук» назвал
славным даром, а Ибн-Василь писал: «Столь велик дар, что невозможно
описать». Однако большая стратегическая политика не может сводиться
к обмену подарками и династическим бракам, которые имели место во
взаимоотношениях между египетской и золотоордынской династиями
правителей. Так, вместе с названными дарами Берке было отправлено
послание, в котором были высказаны соображения об основах военного
союза, доводы в пользу союза с точки зрения интересов веры,
предписывающих священную войну с неверными, даже если они близки
по крови, ибо сам пророк сражался со своими сородичами-курейшитами.
В данном случае речь шла о необходимости совместных действий против
Хулагу, который якобы под влиянием своей жены-христианки
способствует укреплению христианства. Суть проблемы заключалась,
разумеется, не в личных отношениях. Дело в том, что в 1263 г. началась
война джучидов против их родственников-хулагуидов, обосновавшихся в
Иране. Война шла за обладание Азербайджаном. Джучиды претендовали
на него, поскольку принимали участие в составе армии Хулагу при
завоевании Ирана, Междуречья Тигра и Евфрата. Берке, не довольствуясь
доходами, которые перечислялись ему с определенных районов,
потребовал за оказанную помощь территорию Азербайджана, которая
имела благоприятный климат и прекрасные кочевья. В этом ему было
отказано, что послужило причиной начала военных дейст­вий,
продолжавшихся 130 лет. Берке обвинил Хулагу в убийстве главы ислама
— последнего багдадского халифа.
Вот почему Берке согласился на предложение Каира о совмест­ных
действиях
против
хулагуидов,
способствующих
укреплению
христианства. Взаимоотношения между двумя ветвями чингизидов,
несомненно, наложили свой отпечаток на содержание посланий,
которыми обменивались между собой правители Сарая и Каира. Ясно,
что в этих, казалось бы, религиозного характера посланиях лежала
большая политика. Религия и политика сливались вместе.
С развитием связей между двумя государствами на Волге все более
осознавали религиозное и политическое значение Египта: там находился
халиф, Египту принадлежали святые города — Мекка и Медина. Чтобы
выразить покорность, во дворец египетских султанов прибывали иногда
послы сразу из восьми государств Запада и Востока. За два столетия Каир
и Сарай обменялись примерно пятьюдесятью посольствами.
Исследователи утверждают, что благодаря союзу между двумя
отдаленными друг от друга государствами на территорию Египта не
смогли вступить ни Хулагу, ни Газан, ни Тимур. В этом проявилась
личная роль хана Берке, обеспечившего вклад Золотой Орды в защиту
ислама и его цитадели — Ближнего Востока. Берке умер в 1266 г. под
Тбилиси во время одного из походов против хулагуидов.
О том, насколько велика была роль Египта как религиозного центра,
пожалуй, могут свидетельствовать следующие факты. В 682 г. хиджры
(1283/84 г.), в период правления Калауна, хан Туда-менгу направил в
Египет послов с сообщением о том, что он принял ислам. Хан желал,
чтобы ему подробно «написали, что такое ислам, и прислали «знамя
халифа моего и знамя султана моего», под которыми он будет сражаться
с врагами веры. Султан послал кипчакских послов в Хиджаз, там они
получили то, что желали, и отправились в свою страну.
В 1287/88 г. Калаун послал в страну кипчаков дары и 2 тыс. динаров,
предписав построить в Крыму мечеть и начертать на ней его титулы.
Туда были отправлены искусные мастера по камнерезным работам,
чтобы высечь титулы и выписать их красками. Ибн-Батутта в своем
«Путешествии» сообщает, что он молился в этой мечети, хатибом
которой был шафиит Абу Бекр.
В 1330/31 г., в период правления ан-Насира, Узбек-хан, которого алМакризи называет «царем булгар», отправил в Египет пос­лов с письмом,
в котором он просил султана прислать ему меч и знамя, которые помогут
ему покорить врагов. Послы привезли ан-Насиру богатые дары от своего
государя: охотничью одежду с вытканными на ней картинами охоты,
отороченную беличьим мехом, халат из бобровых шкур, вышитый
головной убор, кусок материи, который обертывается вокруг головного
убора на манер чалмы, с вышитыми по обоим концам титулами султана,
золотой пояс, меч местного производства и золотом шитое султанское
знамя.
Правители улуса Джучи также отправляли крупные денежные суммы
на строительство храмов в святых местах. Известно, что хан Узбек
пожелал построить в Иерусалиме молитвенный дом и с этой целью выдал
своему приближенному шейху огромную сумму. Им были выделены
деньги и для раздачи шакирдам-богословам в святых городах Мекке и
Медине. Преемники Берке продолжили линию на укрепление
независимости Джучиева улуса. Менге-Тимур чеканил монеты с
эпитетом «верховный», «правосудный хан». Разумеется, под этим он
имел в виду себя. Этот хан был первым ханом, давшим ярлык русскому
духовенству, освободившим митрополита от ряда повинностей, и
урегулировавший взаимоотношения русской церкви с ханами Золотой
Орды. В 1261 г. в столице государства Сарае (Сарай-Бату, Сарай алМахруса) была образована епархия с первым епископом Митрофаном,
поставленным митрополитом Кириллом III. «В состав этой епархии, —
отмечают исследователи, — кроме Сарая, вошел и Переяславль
Киевский; тогда глава этой епархии стал носить титул епископа
Сарайского и Переяславского». Правы Юрий Пивоваров и Андрей
Фурсов, которые пишут: «Из всех династий, правивших на Руси, только
чингисиды не проводили по отношению к Церкви «жесткого курса».
Напротив, именно Орда создала православной церкви режим
наибольшего благоприятствования — такой, какого церковь не имела ни
при Романовых, ни при Рюриковичах».
«А в конце ХIII в. возник новый Царьград — Сарай, причем в
буквальном смысле это был город царя, того царя, за которого с 1265 г.
молились в русских церквах. Того царя, который, не будучи русским и
православным, стал первым русским царем и был им почти 200 лет.
Ордынские цари были царями лишь на столетие меньше Романовых.
Жаль, конечно, наших профессио­нальных патриотов, но царская власть
возникла в России как инородческая». Так пишут Юрий Пивоваров и
Андрей Фурсов.
Эти исследователи, в отличие от многих историков, проследили в
целом становление российской системы власти и смогли обнаружить
преемственность русской истории и русской сис­темы власти со времен
Золотой Орды до настоящего времени. Они дают несколько отличную от
устоявшейся в науке оценку многим историческим деятелям.
Становление системы власти они начинают с Александра Невского. Вот
что они пишут: «Александр Ярославич стоит у истоков важнейшей,
великой тра­диции. Одной из тех, на основе которых и возникла Русская
Система. Суть этой традиции проста: власть любой ценой. Да, князь
Александр едва ли любил татар. Да, вряд ли с большим удовольст­вием
отдавал приказ убивать русских людей и увечить их на ордынский лад в
ордынских интересах. И, скорее всего, он тяжело переживал те
унижения, на которые ему приходилось идти в Сарае. Но поскольку все
это было непременным условием обладания Властью, то приходилось
делать. И делать, не отбывая номер, а рьяно, усердно, на «пятерку»,
зарабатывая не просто «стипендию», но повышенную. Князь Александр
блестяще сдал ордынский экзамен, самый важный в его жизни, – намного
важнее Невы и Чудского озера». Конечно, вряд ли он так уж тяжело
переживал те жертвы, на которые шел ради власти. У нас нет фактов,
доказывающих или опровергающих переживания князя по поводу казни
своих сородичей и любви или нелюбви к татарам. К тому же в политике
нет понятия «любит — не любит». В ней присутствуют только интересы.
Несомненно, среди этих интересов Даниловичей, в том числе и
Александра Невского, ведущее место принадлежало их стремлению во
что бы то ни стало быть у власти. С этой точки зрения авторы правы в
том, что «с точки зрения Русской Системы» он в галерее предтеч в
первом ряду вместе с Андреем Боголюбским, ханами Бату и Узбеком,
Иваном Калитой, Дмитрием Донским, митрополитами Петром и
Алексеем. Действительно, система русской власти не была просто
скопи­рована с ордынской власти, а выросла из нее, была ее продолжением. Иван Калита был продолжателем дела, начатого Александром
Невским. Он также любил бывать в Сарае. Говорят, что он треть
взрослой жизни провел в Орде, треть — в Москве, а треть — в пути. О
Даниловичах, то есть потомках московского князя Даниила
Александровича, В.О.Ключевский отзывался не очень лестно: «Они
отличались обилием дарований, какими обычно наделяются недаровитые
люди».
Он
осуждал их как трусов, как неких мелочных людей, хозяев-скопидомов,
не способных на большие дела. Об Иване Калите он писал: «Простой
ответственный приказчик хана по сбору и доставке дани, московский
князь был сделан потом полномочным представителем и судьей русских
земель». Патриотически настроенного историка не устраивала подобная
роль
русских
князей. Он, конечно же, хотел бы, чтобы татары были тогда же
разгромлены. Историческая череда событий его не совсем устраивала.
Однако перепры­гивать через века не дано никому, даже столь
талантливому историку, каким являлся Василий Осипович Ключевский.
Между тем Н.М.Карамзин писал, что «татары не вступали в наши
судные дела гражданские». Вопреки утверждениям многих, он также
отвергал обвинения в адрес татар, что именно они принесли на Русь
много вредных привычек. Так, он отмечал: «Не татары выучили наших
предков стеснять женскую свободу и человечество в холопском
состоянии, торговать людьми, брать законные взятки в судах (что
некоторые называют Азиатским обыкновением): мы все то видели у
Славян и Россиян гораздо прежде». Более четко охарактеризовал
взаимоотношения между русскими князьями и ханами Золотой Орды
В.О.Ключевский: «Прежде всего татары стали в отношение к
порабощенной ими Руси, устранявшее или облегчавшее многие
затруднения, какие создавали себе и своей стране северно-русские
князья. Ордынские ханы не навязывали Руси каких-либо своих порядков,
довольствуясь данью, даже плохо вникали в порядок, там
действовавший. Да и трудно было вникнуть в него, потому что в
отношениях между тамошними князьями нельзя было усмотреть
никакого порядка. Если бы они были предоставлены вполне самим себе,
они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между
собою удельные лоскутья. Но княжества тогдашней Северной Руси были
не самостоятельные владения, а даннические «улусы» татар; их князья
звались холопами «вольного царя», как величали у нас ордынского хана.
Гроза ханского гнева сдерживала забияк; милостью, т.е. произволом,
хана не раз предупреждалась или останавливалась усобица. Власть хана
была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели
потомки Всеволода III запутывать дела своей земли. Русские летописцы
не напрасно называли поганых агарян батогом божьим...».
История Золотой Орды советской историографией представлялась как
история диких завоевателей, чуждых каких-либо культур­ных ценностей.
Между тем Золотая Орда в своем развитии достигла высокого
цивилизационного
уровня.
Невиданных
темпов
достигло
градостроительство. Только на сегодня обнаруженных археологами
городов на территории Золотой Орды насчитывается более 110.
Известному киданьскому ученому Елюй-Чуцаю, находившемуся на
службе у Чингисхана, а затем и у Угедей-хана, приписывают следующее
изречение: «Хотя мы империю получили, сидя на коне, но управлять ею,
сидя на коне, невозможно». В империи Чингисхана с самого начала
уде­лялось особое внимание грамоте и наукам. В числе советников хана
было немало ученых и знатоков административного дела. Привлеченного
к себе на службу ученого Тататунгу он обязал учить своих детей
уйгурской грамоте. Своих приближенных он также обязал учиться
уйгурской грамоте. Его потомки также строго следовали его традициям и
уделяли большое внимание наукам и образованию.
Соответственно строилось и государство, впитывая в себя народ­ные
традиции и новые принципы административного устройства на основе
введения феодального законодательства. В Джучие­вом улусе это нашло
наибольшее развитие. Здесь для этого имелась и соответствующая
местная почва. Имелись значительные очаги культурного развития. И
прежде всего Ве­ликий Булгар.
Не случайно, что здесь города строились соответственно скорости
становления системы управления. Громадная империя, возникшая на
глазах одного поколения, требовала и быстрого создания пунктов
управления. Таковыми, несомненно, являлись города. В 1246—1247 гг.
территорию Золотой Орды пересек итальянец Плано Карпини, который в
пути не встретил ни одного города или даже поселка. Однако
проделавший примерно такой же путь через шесть лет после него Гильом
Рубрук увидел повсе­местное градостроительство. О достоверности этих
сведений свидетельствует и картина, увиденная в прошлом веке
саратовским краеведом А.Леопольдовым на левом берегу Ахтубы. Вот
что он писал: «...замечательные развалины каменных зданий. Начи­наясь
подле селения Безродного или Верхне-Ахтубинского, они тянутся верст
на 70. Развалины сии то часты, то редки, то обширны и велики, то малы и
незначительны, однако везде выказывают кирпич, глину, известь. Далее
от с. Пришиба до деревни Колобощины на 15 верст видны развалины
почти сплошные и большею частью огромные». Особого успеха
градостроительство достигает в первой половине ХIV в. при ханах
Узбеке и Джанибеке. Тогда все побережье Волги застраивается городами
и поселками. «В степях, особенно у переправ через крупные реки,
появляются небольшие поселки, населенные пригнанными сюда
русскими и булгарами», — писал В.Л.Егоров. Это дало возможность
назвать этот район «Приволжскими Помпеями». «Если первые города в
XIII веке создавались согнанными в низовья Волги мастеровыми всех завоеванных земель и народов, то в XIV веке — инициативой самого
общества, самоорганизацией людей. В этот период число городов и
горожан Золотой Орды было сопоставимо с таковыми в Западной Европе,
а уровень бытовой городской культуры степных городов империи по
многим параметрам превосходил таковые в Западной Европе. Население
формировалось из представителей всех народов государства, но язык
большинства горожан и культура были тюркскими, религия — ислам,
именовали их татарами. Таким образом, создание степной цивилизации
было делом всех народов империи, но осуществлялось оно под
руководством системообразующего тюркского (татарского) этноса».
Становлению городов способствовало и введение ханом Уз­беком в
Золотой Орде ислама как официальной религии. В силу этого города
приобретают соответствующий вид. Появляются многочисленные мечети
с красивыми куполами. Первой сто­лицей государства был Великий
Булгар. Первые монеты также были отчеканены в этом городе. Великий
Булгар стал образцом градостроительства. В какой-то мере можно
говорить о том, что в Золотой Орде города тиражировались по его образу
и подобию. Канализация, водопроводы, бани, ремесленные сооружения
появляются во всех городах. Город Сарай как столица государства был
основан ханом Батыем примерно в 1250 г. в 150 км севернее современной
Астрахани. За короткое время он стал огромным городом с населением в
70 тысяч человек. Если иметь в виду, что в ХIV в. город с населением в
5—10 тысяч человек считался большим, то Сарай был действительно
гигантом. Видимо, это был самый крупный город не только в Европе, но
и в Азии. В Сарае, как и во всех городах, действовал водопровод системы
городских бассейнов и фонтанов. В городе были также проло­жены
канализационные трубы. Имелись бани и даже общественный туалет,
разделенный на мужскую и женскую половины.
Научные традиции Востока, особенно мусульманского, нашли
своеобразное развитие в Золотой Орде. Это был особый
цивилизационный уровень, впитавший в себя как древнетюркские, так и
мусульманские компоненты. Там
сохранился
древнетюркский
музыкальный пласт. Была даже своеобразная нотная культура. Так, в
1340 г. в Сарае были записаны ноты песни «Ненеки Джан».
Немаловажно и то, что учеными Золотой Орды Земля
воспринималась как шар, вращавшийся наряду с другими планетами
вокруг Солнца. Между тем в христианской Европе за такого рода
представления, воспринимавшиеся как ересь, даже через 150 лет людей
жгли на кострах инквизиции.
Значение Сарая определялось не только как крупного
административного центра, откуда шли нити управления огромной
империей. Он был центром ремесленного производства, где целые
кварталы были заняты ремесленниками, специализировавшимися на
металлургической, керамической, ювелирной, стекольной, косторезной и
других отраслях.
Абульфед, французский автор, писавший свою работу в 1840 г.,
называл Сарай, основанный ханом Батыем, «городом великим, столицей
татарского государства».
Ибн-Арабшах писал, что это «один из величайших городов по
положению и населеннейший по количеству народа». Ибн-Батутта,
совершивший свое путешествие по Востоку с 1324 по 1353 гг., писал, что
«город Сарай из красивейших городов, достигший чрезвычайной
величины, на ровной земле, переполненный людьми, с красивыми
базарами и широкими улицами. В нем 13 мечетей для соборной службы».
Ал-Омари писал: «Сарай — город великий, заключавший в себе рынки,
бани и заведения благо­честия, куда направляются товары... в середине
его пруд, вода которого из этой реки [Итиля]». Узбек хан был
покровителем наук. Ал-Омари писал, что он «очень предан науке и
людям ее».
На быстрый рост Сарая как культурного центра оказывали влияние
связи, установившиеся между Золотой Ордой и Египтом. Уровень
творческой мысли в улусе Джучи был настолько высоким, что привел к
очень быстрому освоению волжанами научных достижений Египта.
Арабские авторы отмечают, что Сарай был самым молодым из
мусульманских столиц, внесших вклад в историю культуры. В Сарае
жило и работало много ученых. Так, был хорошо известен Мухтар ибн
Махмуд аз-Захиди, живший во второй половине XIII в., написавший труд
о хане Берке. В 1423/24 г. скончался Хафиз ад-дин Мухаммед ибн
Мухаммед, известный как Ибн-Баззази, написавший книгу «Аль-Фатави
ал-Баззазийя» («Изречения ал-Баззази»). Это произведение получило
настолько высочайшую оценку в исламском мире, что, когда муфтия
Аббу-с-Сада спросили, почему он не пишет о событиях своего времени,
он ответил: «Мне стыдно было бы Баззази, он уже осветил все
проблемы». Махмуд ибн Фатшах ас-Сараи, живший в 60—70-е годы в
Сирии и Египте, был одним из самых сведущих людей в области
правоведения, логики и риторики. Умерший в 1376/77 г. Дия ибн Садалах
Мухамед ал-Крими, переехавший из Крыма в Каир, обосновал там школу
«Аль-Мадраса ал-Бейбарсийя». В 80-е годы XIV в. в Каире работали и
творили ученые из Сарая Рукн ад-дин ал-Крими Ахмед ибн Мухаммед,
Шехаб ад-Дин ас-Сарайи, известный как Маулана заде ал-Аджами. Среди
переехавших с Волги в Египет ученых особо выделялся как один из
образованнейших людей своего времени Махмуд ибн Абдаллах Абу-тТин, прекрасно знавший арабский, персидский и тюркский языки.
Кроме того, Золотая Орда представляла собой крупнейший тор­говый
центр, связывавший Запад с Востоком на линии «Китай — Западная
Европа». Этот торговый путь продолжал функцио­нировать вплоть до
середины ХV в. «Северные татары господствовали на всех торговых
путях между Европой и Азией и захватили в свои руки всю торговлю», —
писал Амин аль-Холи. При этом об особых отношениях между Золотой
Ордой и Египтом свидетельствует тот факт, что грамоты, выдаваемые с
тугрой султана, освобождали арабских купцов от пошлин на товары,
продаваемые ими в Поволжье. В 1266 г. ярлыки на создание факторий в
Крыму получили генуэзские купцы. Свободно торговали на территории
Золотой Орды венецианские и другие европейские и азиатские купцы.
«Кодекс куманикус» представлял собой значительный литературный
памятник, составленный на наречии, очень близком к современному
татарскому языку. Тем не менее он преследовал прежде всего
практические цели, был руководством для купцов, выезжавших на
территорию Золотой Орды.
Однако торговые связи осуществлялись не только через Черное море.
Уделялось должное внимание и торговле через Балтий­ское море.
Сохранился ярлык хана на имя Ярослава Яросла­вича, в котором хан
предлагал князю открыть «путь немецким гостям на свою волость и всем
рижанам, кто гостит по [его] волости». Спустя четыре года хан разрешил
этим гостям гостить на Суздальской земле.
§ 1. Управление государством
Система управления государством сложилась не сразу. Как это было
отмечено современниками, от примитивных форм управления до
образцовой организации властных структур — такой путь прошла
татарская государственность периода Золотой Орды.
На первое, почти святое место в обществе был поставлен хан.
Первоначально он правил один. Приближенные, особенно эмиры войск,
лишь выполняли его волю. Вплоть до принятия ислама при хане Узбеке
жизнь осуществлялась по нормам Великой Ясы — кодекса законов
Чингисхана. При обсуждении государственных дел Яса являлась
руководством к действию. Однако с расширением территории
государства и возникшей в связи с этим необходимостью организации
местной жизни все более настоятельной становилась необходимость
создания местной администрации. Нормы Ясы не могли предусмотреть
всех изменений общественно-политической жизни, происходивших в
ходе ускоренного становления новой империи.
Огромная держава требовала создания военно-административного
устройства, системы сбора налогов. Всем этим ведали лица,
пользовавшиеся особым доверием хана. Их называли баска­ками.
В империи господствовала суюргальная, т.е. военно-ленная система.
Основным богатством ее считалась земля. Земля считалась
собственностью государства, а если быть точнее, хана. Именно поэтому,
как писал об этом М.А.Усманов, при каждом новом монархе земля, равно
как и привилегии, перераспределялась заново. Кто-то получал их, а за
кем-то утверждались уже имевшиеся земли и привилегии. Полученные
земли и права подтверждались в особых указах, получивших название
ярлыков. Ханские ярлыки выдавались владетельным оседлым и кочевым
феодалам, а также русским князьям. Получали ярлыки на особые права
на землю и другие льготы и русские митрополиты. О каком-то унижении
при получении ярлыков не приходится говорить, поскольку это был
обычный ритуал. Наоборот, вручение ярлыка сопровождалось большими
торжествами, которые возвышали его получателя в глазах подчиненных.
Выдача ярлыков хотя с одной стороны и укрепляла власть хана, с
другой создавала условия для дезинтеграционных процессов. Местные
феодалы получали такие привилегии и права, что их дальнейшее
укрепление приводило к противопоставлению местных властей ханской
администрации.
Первая феодальная война, начавшаяся в третьей четверти ХIII
столетия, возвестила именно это. Она была связана со смертью в 1282 г.
хана Менгу-Тимура, когда на престол должен был взойти молодой
царевич Тула-Бугу, сын старшего брата покойного монарха. По
настоянию темника Ногая ханом стал другой его брат — Туда-Менгу. В
данном случае речь могла идти о том, что новый хан оказался абсолютно
безвольным, и делами управления государством занимался Ногай. Это
имело немаловажное значение, ибо был создан прецедент управления
страной не ханом, а могущественным беклярибеком («князем князей»).
Было нарушено завещание хана о престолонаследии, положившее начало
смуте в государстве. Недовольными оказались прежде всего
многочисленные братья и сыновья Менгу-Тимура. Через 5 лет они,
опять-таки с помощью темника Ногая, свергли Туда-Менгу. Еще 5 лет
продолжалось совместное правление этой ханской родни. Фактически
государством правил сам Ногай. Однако это не могло продолжаться
бесконечно. Против Ногая выступили не только его ярые враги, но и те,
кто до сих пор был с ним. В результате он был убит. После этого не
ужились друг с другом сыновья некогда могущественного темника.
Начавшаяся с незначительного эпизода феодальная война в целом
продолжалась 20 лет. Она привела к значительному ослаблению
центральной власти. Начался необратимый процесс децентрализации.
Вступление в 1312 г. на ханский престол Узбека, казалось бы,
переломило ситуацию. Новый хан первым делом перебил тех эмиров,
которые были недовольны принятием ислама в качестве государственной
религии и замыслили его убийство. В Золотой Орде наступил мир на все
30 лет правления Узбека. Это был выдающийся государственный
деятель. Ибн-Батутта назвал его одним из семи самых могущественных и
величайших царевичей. При нем были укреплены границы государства.
Напуганный укреплением Золотой Орды как ведущего государства
Европы, в 1329 г. римский папа попытался организовать крестовый поход
против татар. Хан Узбек разгромил объединенное войско Польши и
Венгрии, правители которых откликнулись на призыв папы.
Одним из больших достижений Узбека следует считать
централизацию государственного управления и упорядочение органов
власти на местах. Руководство страной было сосредоточено в руках
дивана, т.е. совета, состоявшего из четырех улусных эмиров. Местное
самоуправление перешло в руки областных правителей, тесно связанных
с центральной администрацией, подчиненных центральному аппарату —
дивану.
Руководство
делами
военно-политического
характера
осуществлялось беклярибеком, а финансово-налоговыми делами —
непосредственно визирем. Ал-Омари, характеризуя взаимоотношения
центральных и местных властей, писал: «Что же касается совокупности
[действий] всех их в имущественных делах народа, то эмирам большей
частью они [дела] были знакомы лишь настолько, насколько их знают
наместники на местах». Это говорит о том, что на местах правили не
столько эмиры, сколько наместники хана, стоявшие во главе областной
администрации. В свою очередь улусная администрация имела в своем
составе судью, муфтия, секретаря дивана, таможенников, сборщиков
налогов, дозор, начальников застав, сокольников, барсников и др. Это
был огром­ный штат ханских чиновников, вытеснивший из сферы
управления местных владетелей. Вся полнота власти оказалась в руках
хана и его наместников. Для столь великой страны, какой являлась
Золотая Орда, это имело огромное значение.
Вообще при хане Узбеке Золотая Орда превратилась в одно из
могущественных государств средневековья. Это было время расцвета
Золотой Орды. Однако, как и для любого другого государства, для нее
наступало время заката.
В 1342 г. умер хан Узбек. И снова зашевелилась феодальная
аристократия. Так же, как и в период первой феодальной смуты, поводом
для начала борьбы за власть явилось нарушение завещания покойного
хана, который назначил своим преемником старшего сына Тинибека.
Тинибек в момент смерти отца находился в походе. Воспользовавшись
этим, его мать Тайдулла, ставшая регентшей на момент отсутствия
Тинибека, организовала заговор против своего старшего сына.
Договорившись с эмирами, она, будто бы временно, назначила ханом
своего второго сына Джанибека. Это привело к началу столкновений
между братьями, в результате которых Тинибек был уничтожен. Ханом
стал Джанибек, правивший страной в течение 13 лет. Это был период
пос­тепенного упадка могущества Золотой Орды. Усилились распри
среди членов Джучиева рода, которые расшатывали ханскую власть и
способствовали укреплению власти эмиров в улусах.
Сильно пошатнулись и внешнеполитические позиции Золотой Орды,
особенно во взаимоотношениях с Польшей и Литвой, приведшие к
весьма неудачным для Золотой Орды военным столк­новениям.
Сильно ухудшились условия для иностранных купцов. Участились
случаи столкновения ханской администрации с иностранными купцами.
В 1343—1344 гг. в итальянских колониях в Крыму дело дошло до
крупномасштабных военных операций с нанесением огромного
материального ущерба и человеческими жертвами. На помощь
итальянцам пришел римский папа Климент VI, объявивший крестовый
поход против татар. Хотя итальянцы позднее пришли к хану с повинной,
тем не менее эти факты подрывали международный авторитет Золотой
Орды.
В самом Джучиевом улусе определенные силы только и ждали
случая, чтобы начать борьбу за власть. Благоприятствовала оппозиции и
чума, охватившая многие страны Европы и Азии, которая нанесла
огромный ущерб Дешт-и-Кипчаку. Обезлюдели многие города и села.
Только в Крыму от нее умерло 85000 человек.
В результате всех этих процессов были основательно подорваны
людские
и
хозяйственные
ресурсы
страны,
расшатались
коммуникационные
службы,
что
способствовало
усилению
центробежных тенденций и обострению внутренних противоречий. Это
привело к новым вспышкам гражданской войны и братоубийственных
столкновений.
Воспользовавшись болезнью Джанибека, оппозиционные круги
смогли поднять против отца его сына Бердибека. В результате 22 мая
1357 г., не без помощи своей жены, Джанибек ушел из жизни. Некоторые
источники сообщают также и об одновременном уничтожении его 12
братьев. Были истреблены также царевичи из рода Узбека.
Например, Ибн-Тагрибарди в многотомном труде, посвященном
жизнеописанию государей Египта, пишет:
«Государство [Золотая Орда] великое, очень обширное. Оно далеко от
нашей страны. У него [правителя страны хана Берке, годы правления
1256—1266] множество воинов. Он весьма благоволит к мусульманам...
Между ним и аз-Захиром [султаном Захиром Рукн ад-дин Бейбарсом,
годы правления 1260—1277] была дружба, и он возвеличивал послов азЗахира».
Если христианский Запад, стремясь заручиться поддержкой
золотоордынских татар, широко развернул среди них миссионерскую
деятельность, то ортодоксальный ислам такой активности, кажется, не
проявлял.
При Бердибеке, вступившем на трон сразу же после смерти отца,
ханская власть еще более ослабла. Стали постоянным явлением
столкновения между эмирами, зачастую перераставшие в мятежи против
центральной власти. В этих столкновениях в качестве противников хана
выступали его многочисленные родственники. Через два года после
вступления на трон, оставленный без всякой поддержки и опоры, он был
убит.
Ликвидация неугодного хана нисколько не улучшила ситуацию.
Взаимные распри еще более усилились, и на этот раз смута продолжалась
20 лет. За это время на троне сменилось более 20 ханов. С 1379 г. ханом
становится тогда почти еще ребенок Тохтамыш.
Новая феодальная смута еще более расшатала позиции центральной
власти и способствовала перемещению власти в улусы. В то же время
летописи и другие источники свидетельствуют об укреплении
Московского княжества. Темпы объединения русских земель вокруг
Москвы в этот период набирали все возрастающие темпы.
В этой связи необходимо сказать о пределах непосредственного
управления администрации Золотой Орды. Основная часть территории,
заселенной главным образом тюрками и монголами, управлялась местной
аристократией и представителями администрации хана. Остальные
территории, прежде всего русские княжества, управлялись князьями и
представителями ханской администрации. Представителей ханской
администрации называли баскаками. Они ведали главным образом
сбором дани. И, естественно, следили за действиями непосредственных
прави­телей — эмиров и князей.
Кроме того, в Золотой Орде были буферные зоны, отделявшие
территории, управляемые эмирами и русскими князьями. Более всего они
возникали естественным путем, поскольку всюду население стремилось
жить подальше от границы. В них распола­гались заставы ханских
вооруженных сил. Такие территории могли создаваться по инициативе
ханской власти. В духовной грамоте Ивана Калиты 1358 г. говорится, что
«ци имуть искати татарове, которых волостии, а отоимуться». В более
поздней грамоте перечисляются волости, изъятие которых допускается.
Причем могло производиться изъятие даже тех территорий, которые
находились в непосредственном ведении самого великого князя. Такими
пограничными городами были, например, Коломна, Тула, Переяславль на
побережье Днепра. Такие буферные территории имелись и южнее
современных городов Полтавы и Харькова. В увеличении таких
территорий были заинтересованы не князья и эмиры, поскольку речь шла
о сокращении их влияния и возможностей, а баскаки, которые являлись
здесь непосредственными хозяевами. Они не делили власть ни с эмиром,
ни с князем.
В.Л.Егоров считает, что баскаками на этих территориях назначались
местные жители немонгольского происхождения.
Среди поднимавших головы претендентов на ханскую власть был и
Мамай. Это был темник, возвышение которого началось после смерти
Бердибека. Он был в числе организаторов нескольких мятежей против
хана. Усиление его влияния, видимо, в немалой мере было связано с тем,
что он был женат на дочери хана Бердибека. Это превратило его в одного
из членов царской семьи. В смутное время, когда с калейдоскопической
скоростью один хан менял на троне другого, Мамай оказался в роли
правителя государства. Он настолько привык к этой роли, что начал
борьбу за овладение верховной властью. Однако на престол могли
претендовать только лица, принадлежавшие к «золотому роду
чингизидов» по мужской линии. Мамай таковым не был. Однако он
чувствовал себя наиболее достойным кандидатом на роль хана Золотой
Орды.
Известно, что битва на Куликовом поле стала определенной вехой в
становлении Руси как независимого государства. Дело в том, что
ненавистный всем Мамай потерпел поражение. Как пишет
Г.М.Прохоров, хотя зависимость Руси от татар ослабла, попыток
освободиться от нее русские князья не делали. Как пишут об этом многие
авторы, Дмитрий Донской на Куликовом поле противостоял не Орде, а
узурпатору Мамаю. Тохтамыш со своим войском около нынешнего
Мариуполя добил Мамая. Последний вынужден был бежать в Кафу, где
генуэзские купцы в угоду хану умертвили его. Н.М.Карамзин пишет, что
«Тохтамыш воцарился в Орде и дружелюбно дал знать всем князьям
российским, что он победил их общего врага». С этой точки зрения прав
Ч.Гальперин, который отмечал, что «русские были убеждены в том, что
на Куликовом поле они сражались с узурпатором (нечингизидом)
Мамаем, общим врагом Дмитрия и закон­ного хана Тохтамыша». В то же
время нельзя не видеть определенной переоценки значения Куликовской
битвы как самими русскими князьями, так и русскими историками.
Видимо, Дмитрий Донской полагал, что столь значительное участие в
разгроме Мамая освободит его и других русских князей от
полномасштабной уплаты дани. Но «надменный, честолюбивый
Тохтамыш... хотел властвовать как Батый или Узбек хан над Россией».
Поэтому в 1382 г. он решил наказать князя и совершил опустошительный
поход на Москву. Сам Дмитрий Донской, не испугавшийся Мамая, бежал
от Тохтамыша. Русская летопись объясняет это очень просто: убоялся
законного царя. Надо сказать, что татары показали, что еще умеют
воевать. Н.М.Карамзин, ссылаясь на летописи, писал, что «татары
стреляли с удивительной меткостью, пешие и конные, стоя неподвижно
или на всем скаку, в обе стороны взад и вперед». На Дмитрия
подействовали слова ханского посла о том, что «Тохтамыш, страшный во
гневе, умеет и миловать преступников в раскаянии». Конечно, вряд ли
был прав Карамзин, когда писал так: «Дмитрий надеялся вместе с
народом, что сие рабство будет недолговременным; что падение
мятежной Орды неминуемо, и что он воспользуется первым случаем
освободить себя от ее тиранства». Историк явно торопил события. Ибо
для того, чтобы говорить, что «тиранство» закончилось, нужно было
подождать не менее 100 лет. А это очень большой срок. Даже для
истории.
Начавшийся процесс распада некогда мощного государства на улусы
обозначился четко. Конечно, в 1380 г. еще речь не шла, и не могла идти,
о «похоронах» Золотой Орды. Наоборот, с приходом к власти Тохтамыша
она пережила время своего нового возрождения. Тохтамыш, которого
прозвали «Великим», добился восстановления единства страны. Этим он
был обязан Тимуру, могущественному правителю Хорезма. Тимур
неоднократно спасал Тохтамыша от его врагов, укрывал его у себя.
Однако у Тимура были свои планы. С помощью Тохтамыша он
стремился завладеть всеми владениями Золотой Орды. Неплохо
представлявший это Тохтамыш, видимо, в свою очередь также стремился
каким-то путем избавиться от зависимости от Ти­мура. Он в полной мере
учитывал степень надежности своего внутреннего положения. Рядом с
Тохтамышем находился, выражаясь словами Карамзина, «славный умом
и мужеством» Идегей. Тохтамыш назначил его старшим эмиром —
беклярибеком. Эту должность Идегей сохранил за собой до последних
лет своей жизни. Его иногда называли даже вторым Мамаем. В отличие
от Мамая он занимал руководящее положение во дворце не по праву
родства. Он не претендовал на престол.
Тем не менее, каким бы могущественным ни был Идегей, его роль в
истории Золотой Орды была неоднозначной. Нельзя не согласиться с
М.А.Усмановым, охарактеризовавшим это следующим образом: «Успехи
Тохтамыша в восстановлении единства расползающейся по швам
империи, в возрождении ее военного могущества были сведены на нет
из-за новой вспышки междо­усобицы, внешне выразившейся в
пресловутом конфликте хана с могущественным временщиком Идигэ.
Именно этот конфликт был поводом для нашествия Тимура на
Восточную Европу, осуществленного им блестяще в техническом
отношении и кончившейся подлинной катастрофой для Джучиева улуса,
трагедией».
В этих словах обращает на себя внимание то, что конфликт между
Идегеем и Тохтамышем не был и не мог быть причиной нашествия
Тимура на Золотую Орду. Если бы не было этого, то нашелся бы другой
повод. Поэтому и оценка личности Идегея не может быть дана лишь с
учетом личностных взаимоотношений лиц, находившихся у власти.
Современники, а через них и история, восприняли Идегея как
миролюбивого человека, всегда стремившегося сглаживать конфликты
между людьми. Казахи, даже в 20-е годы ХХ столетия, помнили о том,
что, проезжая по их территории в Хорезм и Самарканд, Идегей по
просьбе местных жителей вынес мудрое решение о принадлежности
спорного верблюда. В дастанах даже сохранилось сказание «Верблюд
Идегея».
Идегея называли главой поколения ногайцев. Он был родом из
отюреченного монгольского рода мангытов и главой «Мангытского
юрта». Став близким к хану человеком, он не переставал укреплять свой
юрт. Этот юрт был самым крупным государст­венным образованием
Золотой Орды и поделен между 20 сыновьями полководца. Этот юрт
всегда мог выставить 200 тысяч воинов. Идегей был не только умным,
дальновидным политиком, но и выдающимся полководцем.
Это со всей отчетливостью проявилось во взаимоотношениях
переживавших период становления Московского государства, Великого
княжества Литовского, державы Тимура и Орды. В Орде началось
противостояние между различными политическими группировками.
Этим воспользовались русские и литовские князья. Одна из ордынских
группировок поддерживала Тохтамыша, и особенно в его борьбе против
Тимура. Тохтамыш опирался на великого князя литовского Витовта. Этот
литовский князь продолжал успехи своего предшественника Ольгерда,
который отнял у Золотой Орды территории, расположенные между
Днепром и Днестром. А Витовт несколько позднее поселил там
бежавшего к нему Тохтамыша. Другая группировка Орды поддерживала
Идегея, который опирался на Тимура. В результате Тохтамыш был
свергнут, и на ханский престол вступил Кутлуг-Тимур. Он был еще
неопытен и поэтому опирался на Идегея. Тохтамыш бежал в Литву к
великому князю Витовту. О намерениях последнего мы читаем у
Карамзина следующие строки: «Он утешался мыслию слыть победителем
народа, коего ужасалась Азия и Европа, располагать троном Батыевым,
открыть для себя путь на Восток и сокрушить самого Тамерлана». В
результате
возник
союз между Витовтом и великим князем московским Василием
Дмитриевичем. Кутлуг-Тимур борьбу с Тохтамышем намеревался
довести до победного конца и с требованием его выдачи послал своего
человека к Витовту. Между послом и Витовтом состоялся такой разговор.
Его начал посол следующими словами:
— Выдай мне Тохтамыша, врага моего, некогда царя великого, ныне
беглеца презренного.
Витовт на это ответил:
— Иду видеться с Тимуром.
Это означало начало военных действий против Кутлуг-Тимура. И
Витовт действительно двинулся в поход. На противоположном берегу
Ворсклы его ждал хан Кутлуг-Тимур с войском. Однако он чувствовал
себя неуверенно и предложил мир Витовту. Даже был готов платить
Витовту некоторое количество дани. Однако Витовту этого показалось
недостаточно, и он потребовал у хана печатать свои деньги с
изображением печати и знамени Великого княжества Литовского. Хан не
отказал, но потребовал на обдумывание три дня. Некоторые историки
полагают, что это была лишь уловка хана с целью выиграть время. А
время нужно было ему для того, чтобы подоспела помощь. Вскоре она
действительно прибыла. Подошел Идегей с войском. Узнав об условиях
мира, предложенных Витовтом, Идегей сказал, что лучше умереть, чем
соглашаться с ними. И потребовал свидания с Витовтом. Оно состоялось.
Но при странных условиях. Один стоял на одном, другой — на другом
берегу. Они просто перекрикивались. Вот каково содержание этого
перекрикивания. Его начал и кончил Идегей.
— Князь храбрый! Царь наш справедливо мог признать тебя отцом:
ты его старше летами, но моложе меня: и так плати дань и на деньгах
литовских изобрази мою печать.
В ответ с того берега раздались вопли гнева и ярости. Витовт
возвестил о начале битвы и повел свои полки в наступление. У литовцев
на вооружении имелось огнестрельное оружие. Однако оно оказалось
малоэффективным. Ученик Тамерлана Кутлуг-Тимур зашел в тыл к
войскам врага и очень быстро обратил их в бегство. Первым, говорят, с
поля битвы бежал Витовт. «Ни Чингиз-хан, ни Батый не одерживали
победы совершеннейшей», — такова оценка этого сражения, данная
Карамзиным. Однако победы, одерживаемые Идегеем, стали
возможными не столько благодаря военной мощи государства, сколько
полководческому дарованию и дипломатическим способностям Идегея.
Он хорошо понимал растущие возможности Великого княжества
Литовского. Поэтому, несмотря на свою недавнюю победу над Витовтом,
в результате которой он гнал его войско до Москвы, предложил ему мир.
В обращении к нему Идегей писал: «Не могу утаить от внимания
пресветлейшего князя, что мы оба с тобой идем к закату жизни нашей,
поэтому следовало бы остаток жизни нашей провести в мире, а та кровь,
которая между нами пролита, всасывалась в землю, а ветер развеял слова
укора и гнева, пламя войны очистило сердца от зла, а вода угасила
пламя». Однако Витовт с самого начала предпочел себе в союзники
Тохтамыша. Тохтамыш нашел себе союзника также и в лице великого
князя литовского Ягайло. Сохранился ярлык Тохтамыша на его имя,
относящийся к 1392—1393 гг. В нем Тохтамыш, кроме выражения
удовлетворения развитием торговли между Литвой и Золотой Ордой,
предостерегает Ягайло от происков Идегея и Тимура.
Кутлуг-Тимур умер. Ханом стал его сын Шадибек. Вскоре после
этого возник союз между Тимуром и Тохтамышем, на этот раз против
Идегея и Шадибека. Несмотря на то, что вскоре умер Тимур, Тохтамыш
развивал успех за успехом.
Тохтамыш не оставил без благодарности Витовта. Он послал ему на
помощь 40-тысячное войско для борьбы с наступающими отрядами
Тевтонского ордена. Во главе войска он поставил своего сына Джал-аддина. Это войско сыграло выдающуюся роль в Грюнвальдской битве
1410 г. Джал-ад-дин был выдающимся полководцем. Он это доказал в
ходе многочисленных боевых операций, в результате которых ему
удалось значительно укрепить положение Золотой Орды. В 1420 г. им
был разбит и уничтожен Идегей. Славному воину шел тогда 63-й год.
Процесс распада Золотой Орды был неуклонным. Не прекращавшаяся
борьба за власть между чингизидами, и в первую очередь между
царевичами, стала обычным явлением. Убийство за убийством, смерть за
смертью. Были убиты Джал-ад-дин и его братья. Взаимное истребление в
царской фамилии привело к тому, что ханская власть становилась
номинальной.
Власть перемещалась в улусы. Причем западные улусы тяготели к
России, Литве, тогда как другие находились в большей близости с
Кавказом и Востоком.
«В результате всего этого в центральной части бывшей империи
ликвидировались не только надстроечные юридические инсти­туты
государственности, но происходили существенные изменения в
хозяйственно-экономическом,
демографическом
отношениях.
Захиревшие после бурных событий второй половины ХIV и начала ХV
вв. города Нижнего Поволжья и Северного Кавказа — центры
земледельческих районов, торговли и ремесла — быстро приходили в
упадок, сохранившееся после упомянутых погромов население этих
городов и сел было вынуждено искать другие, более спокойные места.
Оставшиеся в живых феодалы уходили в разных направлениях — в
Хорезм, Крым, в Булгар, вливаясь в состав местных тюркоязычных
феодалов; они бежали также на Русь, в Литву, превращаясь там в
сословие служилых людей, экономические интересы которых связаны
были уже с совершенно другими территориями, другими юридическими
традициями».
§ 2. Преемники Золотой Орды
Распад Золотой Орды, так же как и любой империи, был вполне
естественным явлением. Эта империя чингизидов, раскинувшаяся от
одного края земли до другого, включала в себя десятки родственных и
неродственных этносов. У каждого из них был свой веками
установившийся уклад жизни, свой национальный характер. У каждого
из них сохранилось стремление к независимости. В Джучиевом улусе
царила обстановка веротерпимости, которая создавала условия для
обособления на конфессиональной основе. Вполне естественно, что в
первую очередь давала знать о себе православная религия. Несмотря на
самые что ни есть благоприятные условия, которые создавали им ханы,
она не являлась господствующей религией. Начиная с хана Узбека,
таковой стал ислам. Перед ханами в этом отношении вопроса выбора не
было. Ислам проникал постепенно. Необходимо при этом отметить, что
Золотая Орда как государство начала путь из Булгар. Батый своей первой
столицей сделал именно этот город. Тем самым монгольская знать с
самого начала оказалась в мусульманской среде, в просвещенном
исламском городе. Первые монеты Золотой Орды были отчеканены тоже
в этом городе. К тому же волжские булгары были не просто
мусульманами, но народом тюркского происхождения. Поэтому для
Батыя, более половины войска которого говорило на тюркском языке, эта
обста­новка не была чуждой. Уже тогда определенная часть знати
переходит в ислам. Начинается процесс этнокультурной ассимиляции.
А ведь еще совсем недавно, в 1236 г., венгерский монах Юлиан писал,
что при беседе с ним великий хан Менгу, хан Золотой Орды Батый, его
сын Сартак «не желают называться татарами, ибо татары были другим
народом, называли себя моалами, т.е. монголами».
Арабский писатель ХIV в. Aл-Омари отметил факт быстрой утраты
монголами своего монгольского облика: «В древности это государство
было страной кипчаков, но когда им завладели татары [монголы], то
кипчаки сделались их подданными. Потом они [монголы] смешались и
породнились с ними [кипчаками], и земля одержала верх над
природными и расовыми качествами их [монголов], все они стали точно
кипчаки, как будто они одного [с ними] рода, оттого что монголы
поселились на земле кип­чаков, вступали брак с ними и оставались жить
в земле их [кипчаков]». Арабский автор Амин аль-Холи, исследовавший
связи между Египтом и Золотой Ордой, писал: «Кипчаки — древние
племена, родственные татарам. После завоевания кипчакских земель
татарами они полностью ассимилировались с ними. Поэтому государство
северных татар известно еще как государство кипчаков». Он при этом
привел следующие слова, принадлежащие одному из мамлюкских
(кипчакских) султанов Египта: «Мы и татары — из одного рода, один от
другого не отречется».
О правильности и точности наблюдений этого автора говорит и
свидетельство другого арабского автора — Ибн-Батутты, лично
посетившего Золотую Орду при хане Узбеке. Хан Узбек, хотя и знал
монгольский язык, говорил на половецком. Монгольская верхушка очень
быстро «растворяется» в тюркской среде, усваивает не только язык, но и
быт и обычаи тюрков. Этот процесс был ускорен с принятием
магометанства. Подданных этого хана Ибн-Батутта называет не иначе как
тюрками, говорящими на тюркском языке. Речь шла о половецком языке.
О том, что в Золотой Орде говорили на половецком языке, в своей книге
«Торговое дело», написанной в 1340 г., подтверждал и Франческо
Пеголотти. Он купцам, торговавшим с Золотой Ордой, советовал
нанимать переводчиков и слуг, хорошо знавших куманский (т.е.
половецкий) язык. Об этом же говорит и то, что в Италии, откуда был
родом этот автор, уже в 1303 г. был составлен половецкий словарь
«Codex Cumanicus». Литературные памятники того времени, дошедшие
до нас, — «Мухаббет намэ» (754 г.), трактат сына Алия Сарайского
Мухаммеда (759 г.) «Нехжул-Ферадис» также написаны на половецком
языке.
Золотоордынский период истории являлся временем восхождения
кипчаков вообще. Они не только ассимилировали пришедших с востока
монголов и родственных им татар, но и овладели мусульманскими
государствами Востока. С 1250/51 г. верховная власть в Египте
принадлежала мамлюкам. В Каире был даже целый квартал под
названием Орда. В истории Египта этот период занимает достойное
место. Благодаря кипчакам-мамлюкам было остановлено движение
крестоносцев с запада и монголов с востока. В результате Египет
сохранился как центр мусульманской культуры. Кипчаки занимали
командные посты в египетской армии. Они положили начало правящим
династиям Египта. Египетский султан Бейбарс, правивший страной в
1259—1278 гг., был кипчаком. Потомки кипчака Калауна правили
Египтом 103 года. Эти султаны порою, зная арабский язык, нарочито
говорили на тюркском языке. Бейбарс устраивал приемы, на которых
пили кумыс. Он предписал эмирам каждую среду собираться на площади
у цитадели и пить кумыс. Кипчаки в Египте очень быстро
ассимилировались с арабами. Амин аль-Холи писал, что их «родственная
связь с русскими... была слабее, чем связь с египетским народом».
В самой Золотой Орде монгольская верхушка очень быстро
ассимилируется с тюрками. Этот процесс, охвативший Поволжье и Урал,
имел в качестве своего центра город Великий Булгар. После его разгрома
Тимуром роль объединительного центра перемещается в Казань.
Традиции и определенные функции Золотой Орды также переходят к
ней. Не случайно первым ханом самостоятельного Казанского
государства становится Улу-Мухаммед, бывший до этого ханом Золотой
Орды.
Обособление и рост этнического самосознания происходили и среди
других тюркских этносов. В составе Золотой Орды продолжается
становление и развитие механизма самоуправления, возглавленное
местными феодалами-эмирами. Этот процесс имел конечным
результатом
появление
национального
государства,
которому
становилось все теснее и теснее в рамках Золотой Орды.
Как следствие дезинтеграционных процессов на ее территории
возникли Сибирское, Казанское, Крымское ханства, Ногайская Орда, а
несколько позднее Астраханское, Казахское, Узбекское ханства.
На золотоордынское наследие претендовали многие. И более всего
наиболее крупные государственные образования. Среди них надо назвать
Большую орду, обозначившуюся в результате обособления от империи ее
окраин. Сама по себе она была слабой, но тем не менее вела постоянные
войны с соседними ханствами.
После смерти Идегея, сдерживавшего дезинтеграционные процессы,
на восточных окраинах империи появляется сразу несколько
независимых государств. При жизни Идегей назначил ханом восточных
улусов Дервиша. Но с уходом из жизни Идегея это имя перестает
упоминаться. Вместо него в качестве хана фигурирует имя ХаджиМухаммеда, принадлежавшего к потомкам внука Чингисхана Шайбана. В
источниках сохранились следующие слова Идегея, сказанные ему
накануне одного из решающих сражений: «Ты оставайся с нами, если бог
поможет осуществить дело мое, я тебя сделаю ханом». В результате
Хаджи-Мухаммед принял активное участие в боевых действиях. Сам
Идегей погиб на Яике. Однако его сын Мансур сдержал слово, данное
отцом. Мансур, ставший «князем» вместо отца, провозгласил ХаджиМухаммеда ханом. Потомкам Шайбана было суждено стать
основателями Сибирского ханства. Однако это случилось не просто и не
сразу.
Борьба за власть на востоке оказалась настолько острой, что ХаджиМухаммед на какое-то время был вытеснен его противником Бараком.
Однако этот человек не был лишен полководческих способностей. К
тому же был настойчив и храбр. В 1428 г. он разгромил одного из своих
соперников — Джамудык-хана. Его сын Абулхаир по молодости был
прощен. Возможно, это была ошибка, так же, как было ошибкой и
приближение к своей особе молодого царевича, — не отказавшись от
мести за гибель отца, царевич во время одной из охот пустил стрелу в
своего спаси­теля и убил его.
Несмотря на успех в борьбе с Хаджи-Мухаммедом, Абулхаир не смог
утвердиться в качестве хана восточных улусов. Там закрепились потомки
Хаджи-Мухаммеда. Абулхаир был вынужден удалиться далее на восток.
Ему суждено было сначала стать во главе узбекского союза. Оставив
бассейн реки Сырдарьи, он удалился к Аральскому морю. До его смерти
в 1468 г. образовался узбекский союз. Остатки узбеков, теснимые с одной
стороны казахами, с другой — ногайцами, ушли в Среднюю Азию и,
смешавшись с другими тюркскими племенами Средней Азии, приняли
участие в формировании узбекского народа.
В узбекском союзе еще при жизни самого Абулхаира начало
складываться ядро казахского народа. В 60-е годы ХV столетия это
государство существовало как кочевое. Вскоре после образования улуса
казахов историк того времени Рузбахани писал: «В летнее время
казахский улус кочует по всем степям, которые необходимы для
сохранения их чрезвычайно многочисленного скота. Они объезжают
степи и возвращаются. Каждый султан стоит в какой-нибудь части степи
на принадлежащем ему месте. Живут они в юртах, разводят животных:
лошадей, овец и крупный рогатый скот, зимовать возвращаются на
зимние стоянки к берегам реки Сыр-Дарьи».
Что касается Сибирского ханства, то путь к его самостоятельному
развитию был открыт. Точные границы этого государства неизвестны.
Видимо, они не были постоянными. Известно, что на западе оно
граничило с Ногайской ордой в районе реки Уфы, на Урале — с
Казанским ханством. К северу границы ханства тянулись до Обского
залива. На востоке оно простиралось от склонов Уральского хребта,
захватывая бассейны рек Оби и Иртыша, и включало в себя весь улус
Шайбана и часть улуса Орда-Ичена.
Сибирское ханство отличалось от других государств, образовавшихся
на территории Золотой Орды, не только огромным размером, но и
малочисленностью. В нем даже в ХVI в. насчитывалось всего 30 700
улусных
«черных
людей».
Татарское
население
являлось
господствующей прослойкой и располагалось отдельными «островками».
Сибирские татары были кочевниками-скотоводами, охотниками,
звероловами. Они не занимались хлебопашеством. Продукты земледелия
доставлялись сюда из Средней Азии.
Сибирское ханство отличалось отсутствием внутреннего единства.
Местные жители — манси и вогулы были враждебно настроены к
татарским ханам и в целом к господствующей прослойке. Ханство сильно
зависело от ногайских мурз и князей, сильно было влияние на него
Средней Азии.
В военном отношении это государство было настолько слабым, что
могло стать в любое время жертвой любой агрессии. Так оно и случилось
в последующем. Падение Казани открыло почти беспрепятственную
возможность для присоединения его к Русскому государству.
Ногайская орда, могущество которой приходится на период жизни
Идегея, пережило несколько взлетов и падений. В 40-е годы ХVI в. она
оформилась как самостоятельное государство. Определенным образом
она усилилась после развала узбекского союза, когда многие его племена
поселились в Ногайской орде. Ногайская орда не отличалась большими
размерами. Однако она была густо заселена. В то же время она была
ослаблена
тем,
что
была
разделена
на
многочисленные
полусамостоятельные улусы, поэтому плохо управлялась.
Население орды вело кочевой образ жизни. Экономика почти не была
затронута товарно-денежными отношениями. «У ногайцев нет ни
городов, ни домов, — писал Дженкинсон в 1557 г., — живут они в
открытых степях, когда скот съест всю траву, они перекочевывают в
другие места, этот народ пастушеский, вла­деющий множеством скота,
составляющим все его богатство». Конечно, говорить, что у ногайцев не
было совсем городов, вряд ли справедливо. Был город Сарайчик,
расположенный на Урале. Однако он был построен как один из центров
Золотой Орды. А после разрушения так и остался невосстановленным.
Видимо, образ жизни ногайцев и не нуждался в городах.
В ХVI в. Ногайская Орда на северо-западе граничила с Казанским
ханством по рекам Самарке, Кинели и Кинельчику. В силу особой
родственной и духовной близости у этого государства были особые
отношения с Казанью. Но отношения между двумя государствами не
отличались особой теплотой.
Тем не менее Ногайская орда постоянно присутствовала в казанской
жизни. Это и хозяйственные связи, и духовный обмен и, разумеется,
династические связи. Знаменитая царица Сююмбике была дочерью хана
Ногайской орды Юсуфа.
С
образованием
Сибирского
ханства,
Ногайской
орды,
самостоятельных государств узбеков и казахов Золотая Орда фактически
перестала существовать. Однако борьба за ее политическое наследие еще
очень долго давала о себе знать, особенно во взаимоотношениях
Крымского, Казанского ханств, Московского государства и Ногайской
орды.
Глава VI. Казанское ханство
§ 1. Начало ханства
История этого государства для историков представляет загадку, ибо
подлинных документов для ее описания почти не сохранилось. Однако не
приходится сомневаться в том, что, с одной стороны, оно являлось
осколком Золотой Орды и во многом было ее продолжением, а с другой
стороны — продолжением Булгарского государства.
«Возникновение
Казанского
царства
можно
почесть
вос­становлением самой Золотой Орды», — так писал профессор Фирсов.
«Преемственную связь этих двух общественных союзов прежде всего
можно видеть в лице казанского хана, который был сыном ордынского
повелителя. Но была, конечно, и более тесная связь, если принимать во
внимание место деятельности обоих царств, элементы, входившие в
состав их, направление образованности того и другого. Среднее и
Нижнее Поволжье — сцена деятельности и Казанского царства, и
Золотой Орды; татарский элемент был там и здесь; вылился он в одни и
те же булгаро-магометанские формы.
Степень значения каждого в этом обществе обусловливалась личной
храбростью и зависела от воли хана. Материальное благо­состояние
каждого находилось в тесной связи с его общественным значением. Пред
ханом все были равны: он мог самого ничтожного человека возвести на
первейший пост в Орде и самого заслуженного воина обратить в ничто. В
этом строе татар заключается разгадка их военных успехов и в том же
причина недол­говечности их союза».
Об этом свидетельствует то, что московские князья продолжали
платить казанским ханам дань. С другой стороны, ханство являло собой
продолжение булгарских традиций, поскольку располагалось на той же
территории и люди, проживавшие здесь, хранили в памяти свое
происхождение и называли себя булга­рами. Н.М.Карамзин, как и многие
современники, считал казанских татар потомками Золотой Орды и
булгар. Разумеется, Казанское ханство возникло не на пустом месте.
Казань как важная крепость и торговый центр существовала уже в конце
IX — начале X вв. Она уже тогда привлекала внимание купцов и
властителей. Поэтому та версия, которая была выдвинута профессором
С.Х.Алишевым, может рассматриваться как предыстория Казанского
ханства. По мнению этого автора, дело представлялось следующим
образом. В 1391 г. после разгрома Тохтамыша Тамерлан убил
булгарского царя Абдуллу. Двум его сыновьям Алтынбеку и Алибеку, а
также их матери удалось спастись. В 1402 г. булгары призвали Алибека
ханом в город Казань. Видимо, к этому времени столица Булгарии уже
была перенесена туда. Более того, ученый, опираясь на источники,
имеющиеся в его распоряжении, считает, что уже до Алибека были
правители Казани. Предположения ученого о преемственности Булгара и
Казани в какой-то мере подтверждаются Кул-Шерифом, который свою
страну называл иногда Булгарским, а иногда Казанским вилайетом. Это
доказывает преемственность между Булгаром и Казанью. Употребление
же современником слова «вилайет», равносильного понятию «губерния»
или «область», свидетельст­вует о том, что Казань воспринимала себя как
составную часть Золотой Орды. Вовсе не случайно, что казанский
летописец говорит о Казани как об «окаянной дщери Золотой Орды». С
приходом в Казани к власти Улу-Мухаммеда происходит качественное
изменение. Казань из административно-территориальной единицы
Золотой Орды становится как бы ею самою. Ибо вчерашний хан ее как
бы переносит столицу в Казань и восстанавливает свою власть над
Москвой.
В 1445 г. Улу-Мухаммед и его сын Махмутек с боем взяли Казань, и
многие историки с этого времени начинают историю Казанского ханства.
Однако вряд ли можно считать вполне доказанным утверждение
Алишева о том, что в Казани произошла лишь смена династий и что на
троне утвердились чингизиды. «Быстро начала возвышаться Казань,
сравнялась обширностью с упадавшим Сараем и даже превзошла его.
Слух о новом Казанском царстве отовсюду привлекал в него обитателей:
шли сюда из Сарая, из Азова, Астрахани, из Крыма, Сибири и Бухары»,
— писал, ссылаясь на летописи, М.Пинегин. Как видно, произошла не
простая смена ханов в Булгарском государстве, а произошло его
качественное изменение. Вместо Булгарского улуса, или вилайета, в
составе Золотой Орды возникло новое государство, по сути своей
заменившее его. Хан Золотой Орды Улу-Мухаммед как бы переместил
свою столицу из Сарая в Казань. Тем более что он силой доказал Москве,
что обладает властью над ней. Весной 1439 г. он занял Нижний Новгород
и победоносно дошел до Москвы. В 1444—1445 гг. он предпринял еще
более удачный поход против русских, в результате чего в плену у
Мухаммеда оказался великий князь Василий. Кроме огромного выкупа за
пленных в русские города для сбора налога были назначены казанские
чиновники.
Заслуживает внимания следующая оценка роли Улу-Мухаммеда,
данная Михаилом Худяковым: «План основания Казанского ханства
можно назвать гениальным, потому что хан Мухаммед понял
особенность древнего культурного местного населения, и, задумавши
восстановить мусульманское государство в Среднем Поволжье,
правильно оценил шансы на его прочное существование. Дальновидный
проект был выполнен с огромным умением, и вновь созданное
государство оказалось могущественным. Воен­ный талант и
организаторский гений основателя Казанского ханства дали ему
возможность поставить величие государства сразу на должную высоту и
достигнуть такой верховной власти над Россией, которая заставила
считаться с Казанью более, чем с ханством Сарайским. Всем этим
государство казанских татар было обязано Улу-Мухаммеду».
После смерти Улу-Мухаммеда ханом становится его сын Махмут.
При нем и особенно его преемниках окончательно сложилась внутренняя
структура и укрепился государственный строй ханства. Можно сказать
словами казанского летописца, что стала усиливаться и укрепляться
вместо Золотой Орды новая орда. Столица государства обогатилась и
разрослась до размеров крупного города. Видимо, прав был видный
дореволюционный историк Гайнетдин Ахмеров, когда писал, что
«торговое значение Великих Булгар и политическое значение Сарая как
правительственного центра Золотой Орды переходит к Казани». По всей
вероятности, Казань тогда становилась таким городом, каким ее
охарактеризовал в 1550 г. Шерифи:
Диво! Место увеселенья в мире этот город Казань,
В мире больше нет такого города, дающего кров,
В мире нет нигде такого цветущего города, как Казань,
В Казани еду, питье найдут всегда; таков он, город Вселенной.
Этот автор, хорошо знавший исламский мир, следующим образом
определил в нем место Казани: «столица Булгарского вилайета,
прекрасный и благостный город — один из великих городов исламского
мира, и Казань есть явление времени».
Казанское ханство занимало одну постоянную территорию примерно
в 300 тыс. квадратных верст. Татарское население занимало примерно 60
тысяч верст этой территории, т.е. 1/5 часть территории государства.
Ханство могло быть отнесено к числу государств средней величины,
таких, как Испания. Оно несколько превосходило по размерам
территории Франции и Польши, но несколько уступало Германии и
Оттоманской империи. Если все население государства составляло не
более 2,5 миллиона человек, то собственно татар было не более 1
миллиона человек. Для сравнения скажем, что после покорения Москвой
Твери и Новгорода Русское государство по территории в 5 раз
превосходило Казанское ханство. И в нем проживало 7—8 миллионов
человек.
Казанское ханство, продолжая традиции Булгарского государства и
Золотой Орды, очень быстро развивалось в экономическом отношении.
Все более красивой становилась Казань. Князь Андрей Курбский в
восторженных выражениях описывал этот город: «В земле той поля
великие и зело преизобильные и гоб­зующие на всякие плоды; тако же и
дворы княжат их и вельможей зело прекрасны и воистину удивления
достойни, и села часты; хлебов же всяких такое там множество, воистину
вере ко исповеданию неподобно: аки бы на подобие множества звезд
небесных; так же и скотов различных стад бесчисленные множества и
корыстей драгоценных, наипаче от различных зверей, в той земле
бывающих: бо тамо родятся куны дорогие и белки и прочие зверие ко
одеждам и ко ядинию потребные; а мало за тем далей соболей
множество, такое же и медов: не вем, где бы под солнцем больше было».
Все сельское население ханства занималось хлебопашеством и
частично скотоводством. Страна была покрыта лесами. Люди жили в
аулах и улусах. Городское население было преимущественно торговым и
ремесленным. Гайнетдин Ахмеров писал так об этом: «Казанцы, как и
булгары, занимались в городах торговлей и ремеслами, в селах —
пашенным хлеборобством и разве­дением скота, пасечным хозяйством.
Вся прежняя обширная торговля перешла в руки Казани, но
основывалась на прежних булгарских традициях и традиционных
товарах, вследствие чего не переменились даже зарубежные компаньоны
купцов. Например, торговые связи, завязанные булгарами с народами
Средней Азии, успешно продолжили и продолжают ныне казанские
купцы. Большинство армянских, грузинских купцов, издавна живших в
Великих Булгарах, видимо, тоже переселились с булгарами в Казань и
продолжили прежнюю свою торговую деятельность». Переход столицы
из Великих Булгар в Казань означал также дальнейшее развитие
традиций и роли бывшей столицы в новых условиях. Казань очень
быстро превращается в главный торговый центр Восточной Европы. На
Арском поле города ежегодно в июне месяце проводилась
международная ярмарка, не уступавшая знаменитой ярмарке «Ага-Базар»
в Великих Булгарах. Конечно, такая роль Казани определялась ее
высоким культурным потенциалом, ибо казанские татары «стояли в
своем развитии на голову выше других тюркских и финских племен
страны».
§ 2. Система управления государством
Во главе верховной власти находился хан, унаследовавший от
Золотой Орды все традиции военно-монархического правления. Он
опирался на военную силу. Вступление хана на престол происходило в
мечети при огромном скоплении народа. Ведущие места при этом
занимали муллы, данишменды, хафизы, бики, мурзы. Во имя славы
Аллаха и вступающего на престол представителя рода чингизидов первое
слово произносил сеид. Затем четыре человека брались за четыре конца
золотой кошмы, на которой стоял хан, и поднимали хана. При этом со
всех мест раздавались радостные возгласы. Затем начиналась церемония
поздравления хана.
Принадлежность ханского достоинства составляла печать —
«нашан», который прикладывался ко всем документам, издававшимся от
имени хана. На всех ханских ярлыках он имеет квадратную форму. На
ярлыке Сахиб-Гирея штемпель составляет 13,5 см в длину и ширину. Все
пространство квадрата заполнено надписью куфическими письменами.
Хан традиционно почитался всеми. Его имя упоминалось во время
ежедневной молитвы в мечетях.
Аристократия Казани состояла из биков и мурз. Биками были
старшие члены «княжеских» фамилий. Среди последних были лица,
пользовавшиеся особым влиянием. Это были карачи и «большие князья»,
«князья князей». Карачами сначала были только четыре рода: Аргын,
Кипчак, Ширин и Мангыт. Из них составлялись правительства. Царя
окружали уланы, составлявшие ханскую гвардию.
Велика была также роль духовенства, во главе которого стоял сеид.
Этот сан могли получить только потомки пророка Мухаммеда. Однако
хан Золотой Орды и хан казанский, особенно в последний период
существования этого государства, значительно отличались друг от друга.
«Татары поддались неотразимому влиянию булгарской цивилизации; они
постепенно превращались из номадов в горожан и возобновляли в
разоренной стране ее прежний порядок; но при этом татары вносили и
значительные изменения в государственную жизнь прежней Булгарии».
Суть этого положения заключается в том, что знать во главе с ханом
начала предпочитать удобства спокойной городской жизни.
Приобретение собственности, ее увеличение становятся целью жизни.
Место общественных интересов заменяют личные интересы. А новизна
всегда порождает недовольство. Если хан защищал новые начала жизни,
им была недовольна масса. Если же он выступал хранителем прежних
традиций, им была недовольна нарождающаяся аристократия.
«Абсолютизм ханской власти также становится уже многим
ненавистным, потому что капризная воля хана весьма часто нарушает
интересы влиятельных лиц, но еще не выработались средства обуздать
эту волю; отсюда частые убийства неуступчивых ханов или изгнание их
и замена другими». Так написано в книге об истории Казани, увидевшей
свет в начале последнего десятилетия XIX столетия.
Хронологическая последовательность смены ханов Казани могла бы
быть представлена следующим образом: Улу-Мухаммед — царствовал в
1437—1445 гг. После него на трон взошел Махмутек, который
царствовал с 1445 по 1464 гг. Ставший ханом после него Халил
процарствовал всего 3 года и умер в 1467 г. На смену ему пришел его
брат Ибрагим, сидевший на троне до 1479 г. После его смерти страной до
1487 г. правил его сын Ильгам. Пожалуй, самым ярким после УлуМухаммеда ханом был Мухаммед-Эмин. Это был третий сын Ибрагима,
и пришел он к власти с помощью русской армии. Однако если УлуМухаммед был ханом, добившимся беспрекословного подчинения
московских князей Казани, то Мухаммед-Эмин был человеком
откровенно прорусской ориентации. Хади Атласи относил его к категории людей, у коих нет святых чувств и которые, будучи абсолютно
бесталанными, проявляли расторопность при исполнении поручений
русских князей. При нем московский князь включил Вятскую область в
состав своего государства и вообще начал считать Казань чуть ли не
своей вотчиной. Он считал, что отныне все ханы должны назначаться
Москвой и войско казанское всегда должно выступать в русских
интересах. Мухаммед-Эмин положил начало закату Казанского
государства. И вовсе не случайно он был нелюбим народом и в 1496 г.
изгнан из Казани. Покровители в Москве не обидели его, дав в кормление
Каширу, Серпухов и Хатунь. Заменивший его сибирский правитель
Мамук пробыл у власти всего один год. Этот хан оказался
недолговечным не потому, что не было народной поддержки. Она была.
Но хан не умел ею дорожить. Был слишком жадным, обирал не только
купцов, но и простой народ. Обижал он даже тех вельмож, которые
рисковали головой ради того, чтобы этот человек стал ханом. Однажды,
возвращаясь с грабежа арских людей, он увидел у стен города
вооруженный народ. Выступившие навстречу ему люди сказали: «Нам не
нужен хан, грабящий свой народ!». Мамука прогнали, и он умер где-то в
ногайских степях. Ханом Казани, и опять-таки по воле Москвы, стал брат
Мухаммед-Эмина Абдул-Латиф, имевший удел в Звенигороде. Однако он
был откровенным двурушником. По этой причине вскоре был изгнан.
Царь Иван III также решил убрать его подальше и сослал в Белоозерск. А
на его место в 1502 г. снова посадил Мухаммед-Эмина. На этот раз под
влиянием жены он, казалось бы, решил отказаться от угоднической
Москве политики. Говорят, что жена ему твердила: «Сегодня ты, раб
московского тирана, на престоле, а завтра, как хан Ильгам, умрешь в
тюрьме и будешь презираем царями и своим народом. Избавься от этого
позора. Чем терпеть эти унижения от Москвы, лучше умереть во славе».
Видимо, он настолько любил свою жену, что на какое-то время
возненавидел Москву и ее правителей. 24 июня 1505 г. во время ярмарки
по его инициативе были разграблены русские купцы. Вместе с ними был
убит и посол московского князя. Более того, собрав войско в 80 тысяч из
казанцев и ногайцев, он пошел на Москву. В ответ из Москвы было
послано 100-тысячное войско. В этой кратковременной вооруженной
схватке было перебито немало людей с той и другой стороны. Однако
Мухаммед-Эмин очень быстро вернулся к прежним симпатиям к Москве
и выкинул белый флаг. Написал письмо к великому князю с просьбой о
перемирии. Москва согласилась. И очень долго между Москвой и
Казанью царили мирные отношения, даже после смерти самого
Мухаммед-Эмина. А умер он в 1518 г. Эти «мирные отношения» были
возможны только благодаря безусловному подчинению казанских ханов
московскому государю. Чуть стоило казанским ханам проявить свою
самостоятельность, как на Казань обрушивались кары, включая и
военные походы на нее. Москва превратилась в место сборища беглецов
из татарских государств, которые ради своих личных интересов были
готовы на все. Они, как писал Хади Атласи, «жаждали родной крови»,
меняли веру, предавали родину. Во многих случаях они участвовали в
военных походах против Казани и других татарских государств.
Эти походы и военные действия не были случайными. У русских
князей, как об этом рассказывалось в предыдущем изложении,
стремление овладеть богатым, обустроенным государством появилось
еще перед монгольским нашествием и в период распада Золотой Орды.
Если этим вожделениям не могло найтись применения при УлуМухаммеде или Мамутеке, поскольку тогда Казань олицетворяла
Золотую Орду, то начиная с Мухаммед-Эмина начинается закат ханства и
открывается путь к ликвидации его самостоятельности.
Уже тогда начала вырабатываться основательная идеологическая
подготовка уничтожения татарских ханств, и прежде всего Казанского.
Основой ее явился религиозный фанатизм, который пробуждал чувства
национальной и расовой ненависти. Поэтому не случайно главная роль
принадлежала духовенству. Целевая установка по отношению к Казани
была высказана еще в 1523 г. митрополитом Даниилом, который сказал,
что «великий князь всю землю казанскую возьмет». Эти слова стали
очередной програм­мой русской политики. В последующем главным
идеологом Москвы стал митрополит Макарий, который, используя свой
выдающийся ум и глубокие знания, призывал обратить мусульман в
христианство, освящал все антитатарские акции русского правительства.
В 1547—1549 гг. активную антитатарскую публицистическую
деятельность развернул некто, скрывавшийся под именем Ивана
Пересветова. По-видимому, это был человек, очень близкий к
правительству. Есть даже предположение, что это был сам архиепископ
Макарий. Во всяком случае, взгляды и цели и того и другого полностью
совпадают. Разница только в том, что архиепископу, как божьему
человеку, приходилось придерживаться принципа «не кради», светскому
же человеку можно было без оглядки призывать к захвату. Поэтому
Пересветов, называя Казанское царство «подрайской землицей, всем
угодною», призывал ее завоевать, не считаясь с тем, что она с Русью «и в
дружбе была». Причем он обосновал совпадение интересов духовенства,
мелкопоместного дворянства и купечества, кровно заинтересованного в
овладении волжским водным путем. Таким образом, военная программа
захвата Казани была готова.
После смерти Мухаммед-Эмина инициатива в назначении хана на
казанский престол перешла целиком и полностью в руки мос­ковского
великого князя Василия III. А он на казанский престол предложил
кандидатуру Шах-Али, внука золотоордынского хана Ахмеда. Личность
этого человека весьма противоречива. Он внешностью был не просто
некрасивым, но даже в какой-то мере уродливым. Это в нем породило
некий комплекс неполноценности. Видимо, он был уродлив более всего
политически. Возможно, в нем внутренне присутствовали некие
стремления к возвеличиванию своего народа, государственности. Однако
воспитан он был целиком на русских традициях. В нем постоянно
боролись два начала. Ответ на вопрос, какое из этих начал победит,
всегда зависел от конкретных обстоятельств и соотношения сил. ШахАли первый раз сидел на троне с 1519 по 1521 гг. Поскольку он правил
только по указке московского государя, оказался не в состоянии занять
достойное положение среди казанской знати. К тому же он был очень
жестоким человеком. Издевательства, беспричинные казни стали при нем
постоянным явлением. Вовсе не случайно, что в качестве его основного
врага оказалась крымская партия, которая стремилась посадить на
казанский трон своего представителя. В Казани назревал заговор.
Испугавшись заслуженной расправы, в сентябре 1521 г. Шах-Али бежал
из Казани.
На его место заступил представитель крымской династии
Сахиб-Гирей. Тогда же крымский хан предпринял поход на
Москву и заставил князя Василия III платить дань. Поэтому вплоть до
1524 г. Сахиб-Гирей спокойно сидел на троне. Более того, совершил
поход на Москву, разгромил Владимир, осадил Нижний Новгород. В
1523 г. по его приказу были убиты русские купцы и послы московского
князя, что до предела обост­рило обстановку. В ответ на попытку нового
крымского хана Сагадат-Гирея восстановить свою власть над Москвой
князь Василий ответил: «Когда цари воюют меж собой, они не убивают
послов и торговцев, я с этим никогда не смирюсь». И Москва начала
готовиться к войне с Казанью. В августе 1523 г. на Казань было послано
войско во главе с изгнанным из Казани Шах-Али. Во время этого похода
была основана крепость Васильсурск, которая была необходима для
дальнейшей
борьбы с Казанью. В этих условиях Сахиб-Гирей обратился за помощью
к турецкому султану Сулейману Великолепному. Откликнувшись на
просьбу казанского хана, Сулейман объявил Казань одной из областей
Османского государства. Ответ Москвы был таков: «Казань всегда была
и впредь будет вассалом Москвы, а заговорщик Сахиб-Гирей не имел
права передавать Казань султану». Весной 1523 г. на Казань было
послано войско во главе с тем же Шах-Али общей численностью 150
тысяч человек. Сахиб-Гирей покинул Казань, оставив вместо себя сына
своего брата Мухаммед-Гирея 13-летнего Сафа-Гирея. Перед отъездом
он объявил народу, что поехал просить помощи в Стамбул. Больше он в
Казань не вернулся и вскоре был избран крымским ханом. Сафа-Гирей
женился на дочери хана Ногайской орды Юсуфа, женщине незаурядного
ума и исключительной красоты:
И была та царица Казанская
Так прекрасна, умна, рассудительна,
Что подобно ей не было женщины
Среди жен всех казанских и девушек,
Даже в стольной Москве нашей царственной,
Между жен, дочерей наших княжеских
Отыскать нелегко ей соперницы...
— таков портрет этой женщины, созданный автором «Казанской
истории».
Несмотря на столь тревожное военное время и свою молодость, СафаГирей усидел на троне до 1531 г. Москва была вынуж­дена признать его,
ибо терпела в войне одно поражение за другим. Однако удача
сопровождала
казанцев
недолго,
ибо
Московское государство росло быстрыми темпами как террито­риально,
так и в военном отношении. К тому же в Казани уси­ливалась московская
партия во главе с очень образованной и влиятельной женщиной, младшей
сестрой покойного Мухаммед-Эмина Горшанда-бике (Гаухаршад). В
результате казанцы прогнали Сафу-Гирея. Исследователи считают, что в
ликвидации Казанского ханства наибольшую роль сыграла именно эта
женщина. Она будто бы перед послами, прибывшими из Москвы,
сказала, что через 16 лет Казань не в состоянии будет противостоять
Москве, и великий князь Иван возьмет не только Казань, но и другие
татарские земли. Разумеется, ее отрицательная роль в истории Казани не
сводилась только к такого рода паническим высказываниям. Через
послов, направляемых Сафа-Гиреем в Москву, она передавала очень
важные сведения, интересовавшие великого князя и его окружение. По
сути дела, она этих послов превращала в агентов Москвы. Такими
агентами стали Табай, Тевкил и Ибрагим, отправленные в 1530 г. ханом в
качестве послов в Москву. Как писал Хади Атласи, эти люди не только
не отстаивали интересов своего государства, наговаривали на своего
хана, выдавали государственные секреты, но и давали советы
приближенным великого князя о том, как нужно действовать против
Казани. Будучи посланниками Сафы-Гирея, они тем не менее просили
Василия III прислать ханом в Казань вместо него Шигалея. «Кого ты к
нам пришлешь, тот и будет нам люб», — говорили эти люди.
Под влиянием антигосударственных преступных деяний таких людей
постепенно вызрела не только идея завоевания Ка­зани, но и возник
конкретный план ее осуществления. Он сос­тоял в следующем:
1) осуществление военной блокады всех речных путей Казанского
ханства;
2) основание русской крепости у устья Свияги.
При этом предполагалось низвержение с казанского престола
крымской династии, освобождение всех русских пленных и
присоединение к Русскому государству правобережной части
Ка­занского ханства.
Нельзя сказать, что вызревание планов Москвы относительно Казани
оставалось неизвестным Турции и Крыму. Вот что писал С.М.Соловьев:
«Еще при отце Иоанновом крымский хан обратил внимание султана на
унижение, какому подвергается магометанский мир, оставляя Казань в
зависимости от христианских государей Москвы; еще при отце
Иоанновом посол турецкий объявлял в Москве, что Казань есть юрт
султанов; и в малолетство Иоанново крымский хан необходимым
условием мира поставлял то, чтобы Москва отказалась от притязаний
своих на Казань. Иоанн, возмужав, показал ясно, что нисколько не
думает отказаться от этих притязаний».
Все последующие события свидетельствовали именно об этом.
Пробывший ханом Казани всего один год после изгнания Сафы-Гирея
брат Шах-Али Джан-Али был откровенной марионеткой в руках Москвы.
Видимо, решив, что хрен редьки не слаще, казан­цы быстро заменили его
только что изгнанным ими же самими Сафа-Гиреем.
Сафа-Гирей начал новое свое правление энергично и настойчиво. Вопервых, он решил полностью избавить Казань от влияния Москвы. Из
Казани были высланы все московские представители. В городе была
размещена значительная вооруженная группа, состоявшая из крымцев.
Между Казанью и Москвой снова началась война. Инициатива в
начале военных действий исходила от Москвы. Однако Сафа-Гирей не
остался в долгу, выставив против русских внушительное войско. На этот
раз, казалось, все закончилось миром.
Однако уже в 1537 г. Сафа-Гирей во главе своего войска двинулся на
Москву. Тогда со стороны Москвы не было проявлено должной
настойчивости в организации отпора татарам. Пришлось отступить.
Иным был результат похода 1540 г. На этот раз вынужден был отступить
Сафа-Гирей. Неудачей хана воспользовалась внутренняя оппозиция и
начала усиленно готовиться к его свержению. Особенно усердствовал
князь Булат, возглавивший тайные переговоры с Москвой. Сафа-Гирей
был не безгрешен. Так же, как и многие ханы, он в больших масштабах
обирал народ. И говорили тогда, что многое из награбленного он
переправляет в Крым. Конечно, в этих слухах было немало наговора, ибо
подлинной заботой Сафа-Гирея было укрепление ханства, его
вооруженных сил. Это вызывало симпатии патриотически настроенных
сил.
Немало сделала для укрепления позиций Сафа-Гирея его молодая
жена Сююмбике, дочь ногайского мурзы Юсуфа. Она была не просто
красива, но и чрезвычайно умна. В отличие от своего отца и
многочисленных родственников, она понимала ключевую роль Казани в
тюркско-татарском мире. Знала, что только могущество Казани может
быть подлинной гарантией существования татарских государств.
Поэтому укрепление взаимопонимания и согласия между ними для нее
являлось первостепенной задачей. Не менее важной задачей являлось
обеспечение внутреннего согласия в Казани, где находилось место и
московской, и сибирской, и крымской партиям. Не было только партии
казанской, которая ставила бы на первое место интересы Казанского
царства, его народа. Сафа-Гирей и Сююмбике пытались соз­дать такую
партию путем обеспечения внутреннего мира и согласия. Это вызывало к
ним симпатии народа.
Глава московской партии Горшадна-бике об этом так писала
московскому князю: «Народ Казани вновь начал склоняться в сторону
Сафа-Гирея. В Казани неспокойно. Народ в растерян­ности: кого
поддержать, как сохранить спокойствие». В то же время нельзя не
обратить внимания на констатацию ею факта ослаб­ления мусульман за
последние 10 лет. Она это подчерк­нула для того, чтобы придать
уверенность русскому государю, с тем чтобы тот шел на Казань. Однако
в Москве неплохо знали Сафа-Гирея. Знали его как талантливого
организатора войск. Поэтому, хотя и был принят сигнал из Казани, идти
походом на нее в Москве не спешили.
И только в апреле 1545 г. великий князь для похода на Казань
выделил два войска. Было определено и третье войско, которое должно
было подойти со стороны Перми и Вятки. Первые два войска,
поразбойничав вокруг Казани, ушли восвояси.
Хан решил, что это проделки промосковски настроенной знати,
поэтому произвел казнь некоторых наиболее враждебно настроенных к
нему вельмож. Однако это привело к обратным результатам. Уцелевшие
отправили в Москву князей Кадыша и Чуру с просьбой о помощи.
Помощь была обещана, но с условием, что в Казани будет организован
внутренний заговор против Сафа-Гирея. И заговор действительно был
организован. Сафа-Гирей был вынужден бежать из города.
8 апреля 1546 г. в город в качестве хана въехал Шах-Али. Хотя его
сопровождали 3 тысячи русских воинов, казанцы впустили в город
только 300 человек. По словам князя Палицкого, сопровождавшего
неудачливого претендента на престол, «в Казань Шах-Али вошел не как
падишах, а скорее как пленник». Действительно, в Казани его держали
подальше от глаз людских. Многих его сторонников к этому времени
успели или уничтожить, или попрятали в тюрьмы. По сути дела, он
остался один, если не считать Чура-мурзу. Помощь от последнего была
только в том, что он уже через месяц после воцарения Шах-Али помог
ему благополучно бежать из города. Другого выхода у этого марионетки
не было.
Да и у казанцев не было другого хода, как снова призвать СафаГирея. Однако уже многое было упущено. На этот раз Сафа-Гирей усидел
на троне три года. Однако это был уже не тот энергичный хан. Он был
более осторожен. Теперь его главная задача заключалась в том, чтобы
укрепить ханскую власть. Большинству казанцев он не доверял. Около 70
сторонников Чура-мурзы и Шах-Али сбежали в Москву. Хан окружил
себя только крымцами и ногайцами.
Царь Иван предпринял несколько неудачных походов на Казань. Но
дальше отдельных грабежей и погромов в окрестностях Казани дело не
пошло. Зимний поход 1548 г. был, казалось, более подготовленным.
Однако ледяной покров Волги оказался обманчивым, и под Нижним
Новгородом под воду ушло много оружия и людей. Тогда царь сделал
для себя вывод, что на Казань нельзя предпринимать зимних походов. В
марте счастье улыбнулось московскому государю. Его войско, разгромив
армию Сафа-Гирея, вошло в город. Русские тогда не смогли долго
удержаться в Казани. Их очень быстро заставили убраться из города. Тем
не менее это была первая крупная победа Ивана над Казанью.
Неизвестно, как бы развернулись события в дальнейшем, но смерть
Сафа-Гирея в октябре 1549 г. придало им иное развитие. Вряд ли можно
отрицать роль Сафа-Гирея в казанской истории. Это была, несомненно,
крупная личность. Он как полководец и политик находится в одном ряду
с первым казанским ханом Улу-Мухаммедом. Прав, очевидно,
выдающийся историк Хади Атласи, который оценивал этого человека с
самой лучшей стороны. Он считал, что цели укрепления Казанского
государства он не смог достичь по двум причинам. Первая из них —
безответственность и несоответствие своему долгу казанских верхов и
вторая — недостаточная зрелость народных низов для осознания
общегосударственных интересов.
После смерти Сафа-Гирея Казань осиротела. Тогда на русскую
службу перешло более 10 тысяч казанцев. Это придало уверенность царю
Ивану. И он взял в свои руки инициативу в назначении нового хана. По
закону на трон должен был взойти сын Сафа-Гирея и царицы Сююмбике
младенец Утямыш-Гирей. В 1549 г. он был провозглашен ханом.
Сююмбике
стала
регентшей-соправительницей.
Это
вызвало
недовольство Ивана IV, и он предпринял поход на Казань. Науськивали
его ногайские мурзы, в том числе отец Сююмбике Юсуф, дядя Исмаилмурза и братья. Это был, пожалуй, самый трудный год в жизни
Сююм­бике: умер муж Сафа-Гирей, на руках остался двухлетний
младенец Утямыш, походом шел на Казань Иван IV, которого
поддерживали ее родные во главе с ее отцом.
В литературе о периоде независимости Казани мало что говорится,
тем более о русском походе на город в 1549 г. Его начало было связано с
провозглашением двухлетнего Утямыша ханом после смерти его отца,
Сафа-Гирея. Как пишет Н.М.Карамзин, Иван IV был недоволен этим, и с
целью свержения молодого хана 60-тысячное войско 14 февраля стало
под Казанью. В летописях говорится, что оно после 11-дневной осады
вернулось домой. В качестве причины этой неудачи называется плохая
погода, неожиданные дожди и оттепель.
Однако сохранился документ, который иначе описывает эти события.
Это сочинение написано в 1550 г. поэтом Шерифи и называется «Зафер
наме-и вилайет-и Казан». Оно адресовано турецкому султану Сулейману
Кануни.
Шерифи пишет, что Булгарский вилайет расположен «на седьмом
континенте из всех семи» и здесь «из-за чересчур близости к Северному
полюсу в конце апреля и начале мая не имеет времени один из пяти
намазов ясту». Причем автор ссылается на книги по математике «алКенз», «ал-Вафи» и «ал-Кафи», что так же, как его ссылки на Платона,
Аристотеля, свидетельствует о большой степени его образованности и в
целом о состоянии знаний в Казанском государстве.
Шерифи выражает беспокойство, что «Казань, находясь вдалеке от
исламских вилайетов, границами соприкасается с государствами
неверных». Написав эти строки, он рядом с ними добавил слова
поговорки: «Не будь рядом с плохим». И привел их не случайно, ибо
считал это соседство большим несчастьем для Казани, т.к. «ей неоткуда
ждать помощи и поддержки, кроме покровительства Господа миров и
помощи ангелов».
Поскольку соседей не выбирают, поскольку это данность, с ними
приходится ладить «в соответствии с необходимостью эпохи, в целях
обеспечения богатства и благополучия страны, спокойствия и
безопасности народа, для обеспечения мира». Таким образом, автор в
нескольких строках смог не только охарактеризовать Казанское
государство как богатое и процветающее, но и определить задачи
внешней политики его правителей, направленные на обеспечение
безопасности народа и обеспечение мира. Более того, он поэтическими
словами выразил эту суть следующим образом:
«Спокойствие мира зиждется на понимании этих двух слов:
Быть верным с друзьями и притворно радушным с врагами».
По словам Шерифа, «вражеское войско было многочисленным, как
полчища муравьев и племя Яджуджа, а не людей». В войске Ивана IV
было 11 огнестрельных пушек. Каждый снаряд этих пушек весил 1
батман или же 32 кг, был величиной с лошадиную кормушку. Снаряды
были опоясаны железом. Внутри их завернуты в кованую медь белая
нефть и сера и дробь из 4—5 свинцов. Все это приводилось в движение
укрепленным курком. «Ими стреляли темной ночью, словно дождевая
туча с неба». Искры, вылетавшие по ночам из огромного снаряда, можно
было сравнить с упавшими разом звездами и планетами. Шериф писал,
что «эти огромные снаряды падали везде во внутрь города и ни у кого не
было возможности подойти к ним и потушить». Такой огонь невозможно
было потушить и водой. «Кроме этого, в войсках Ивана было 4—5
камнеметных орудия, каждое из которых выталкивало каменное ядро
наподобие куска горы». «Каждый раз, когда эти пушки стреляли, эти
каменные ядра, приводимые в движение при помощи выталкивающей
силы, вылетев, словно птица, поднимались в воздух... Показавшись в
пространстве неба, как точка в воздухе, то есть двигаясь по пустоте неба,
после угасания выталкивающей силы, по естественной траектории оно
падало вниз. Падало вниз мощнее сильного урагана, быстрее стрелы
судьбы».
Шериф пишет, что схватки происходили около шести ворот. Для нас
огромную ценность представляют имена людей, возглавивших оборону.
У одних ворот, собрав около себя молодежь, стояли Мамай-бик и
Нургали-мурза. Они охарактеризованы им такими поэтическими
строками: «Водрузив на головы венец превосходства, воины стоят
рядами бок о бок. Каждый из них на поле как лев, всегда убьет врага
саблей». Оборону ханских ворот возглавил «преданный друг поля отваги,
лев искусства храбрости Козыджак-улан. Вместе с ним также сражалась
молодежь и «истинные храбрецы». На третьих воротах — глава группы
отваж­ных Ак Мухамед-улан. Автор сравнивает звон синего
колокольчика на шее его коня с солнцем. На четвертых воротах
оборонялись молодые дервиши с суфиями во главе с Кул Мухамед
Сейидом, внуком Кутби ль-актаба Сейид Аты, из рода пророка. Пятые
ворота оборонялись воинами Барболсун Аталыка, который «сегодня
умрет за вас — и скорби нет». На шестых воротах крепости оборону
держал городской бек, правитель Булгарского вилайета, «фаворит
султанов, мощи перламутра и уважения жемчу­жина, управитель делами
областей султана, завоеватель ханской казны, из рода эмиров» Байбарсбик. Шерифом он охарактеризован следующими поэтическими строками:
«Я не тот, который, повернувшись спиной, уйдет с поля битвы,
Голова, что в крови и пыли, это есть моя голова.
Любой, начиная сраженье, играет со своей кровью,
Кто убежит в день битвы, играет всего войска кровью».
Среди тех, кто героически оборонял Казань, Шериф упоминает
имена, как он их называет, «известных храбрецов и счастливых
богатырей» — Нарихи-бика, Ай Килди-бика и Ак Матай-бика. Высоко
оценено им и общество хаджиев, члены которого, так же, как и
названные герои, «устремившись в любое место, где атаковали
нечестивые разрушители», не щадя себя, вступали в бой с врагом.
«Короче, — говорится в сочинении Шерифа, — два войска стояли
один против другого для того, чтобы сразиться, бороться и воевать друг с
другом».
Поход этот оказался для русского войска неудачным. Однако он не
поверг в уныние московского государя. В январе 1550 г. он предпринял
новый поход против Казани. Во главе войск, кроме самого царя,
находились Шах-Али и князь Бельский. Внезапное потепление и
связанная с этим сырость привели к началу ржавления оружия. К тому же
начал раскалываться лед. Войска вынуждены были вернуться назад.
Однако поход 1552 г. был совсем иных масштабов. Во-первых, в нем
принимало участие не 60, а 150 тысяч воинов. Во-вторых, еще более
мощным было материально-техническое оснащение армии. В походе на
Казань
использовались
военно-технические
достижения
всего
христианского мира. Борьба против Казани рассматривалась как мировое
наступление против мусульманства. Здесь необходимо отметить, что это
было то время, когда турецкий султан Сулейман Великолепный
штурмовал Европу и подступил уже к воротам Вены. Западный мир
серьезно опасался наступления ислама. Видимо, по этой причине его
симпатии были на стороне Москвы, русского царя Ивана IV, каким бы он
сам ненавистным и несимпатичным ни казался.
По примеру Турции и Крыма было решено создать особое отборное
войско из 20 тысяч «юнаков храбрых с огненной стрельбой, гораздо
учиненного». В 1550 г. особый корпус стрельцов уже был создан.
Стрельцы были поставлены под команду особых офицеров (голов), на
9/10
состоявшую
из
провинциальных
дворян,
особенно
заинтересованных в захвате чужих земель. Эта была особая тысяча,
наделенная особыми привилегиями. К тому же она составила и основу
той опоры, которую создал Иван IV в борьбе с феодальной
аристократией. Абсолютно прав был А.А.Зимин, когда писал, что уже к
концу ХIV в. основные территории Московского княжества были
освоены, к началу ХV века был выбит пушной зверь. По этой причине
«ненасытные бояре и дети боярские, князья-«изгои» и пролезавшие в
щели ветхого великокняжеского Дворца дьяки ждали своего времени,
будучи готовы на все с тем, чтобы получить землицу, а еще лучше —
варницу за участие в походах великого князя против его недругов».
Основательно была усилена артиллерия, которой предстояло сыграть
решающую роль в осаде Казани. Причем были всецело учтены неудачи
походов 1549—1550 гг. Вновь были привлечены западноевропейские
специалисты, которые ввели новейшие инженерные изобретения, в том
числе подкопы и мины под стены крепости.
К выполнению военной операции приступили весной 1551 г. Была
произведена заготовка материалов для строительства крепости у устья
Свияги. Иван IV приказал перешедшему на его сторону Бахтиару Зюзину
блокировать с отрядом казаков верхние речные пути к Казани.
Касимовских татар он обязал, построив суда, перекрыть путь к столице
ханства с низовьев Волги. И те, и другие должны были соединиться с
русским войском, наступавшим на Казань, в Свияжске.
17 мая, не встретив никакого сопротивления, русский отряд занял
Круглую гору у устья Свияги. При отряде находились 500 татарских
эмигрантов во главе с князем Костровым, князем Чапкуном Отучевым,
Бурнашем и другими. Здесь же находился претендент на ханский престол
Шах-Али. Таким образом, Иван IV смог для борьбы с татарами
использовать самих татар. Политика, основанная на принципе «разделяй
и властвуй», была реализована в полном объеме.
При этом нельзя не признать успехов русской политической
агитации, в результате которой изменили своему Отечеству немало
видных деятелей, такие как Мухамед Бузубов, Аккубек Тугаев. Повлияла
она и на определенную часть нетатарского населения ханства. Царские
власти обещали им освобождение от податей, всевозможные подарки в
виде шуб и денег. В ряде случаев эти обещания тут же выполнялись.
Пошли в ход позолоченные шубы с бархатами, всевозможные доспехи,
сукна и др. Видных вельмож царь сам кормил и поил за своим столом.
Это не могло не дать соответствующих результатов.
Между тем положение Казани ухудшалось. Оккупация водных путей
привела к блокаде столицы. Прекратился торговый обмен. Нарушилась
система подвоза продуктов.
Это привело к усилению недовольства правительством. В июне
начались волнения. Положение находившихся у власти крымцев стало
безнадежным. Не оставалось ничего другого, как бежать из города. 300
крымчан во главе с Кучаком, оставив жен и детей, выехали из города.
Поскольку город был блокирован со всех сторон, беглецы были схвачены
и увезены в Москву. Там они были казнены.
После бегства из Казани крымского гарнизона стало ясно, что
крымская династия должна быть заменена. Власть перешла к
сторонникам мира с Россией. Новое правительство возглавили ХудайКул и князь Нур-Али Ширин. Оно немедленно приступило к переговорам
с Россией. В Свияжск была направлена делегация во главе с главой
духовенства Кул-Шерифом и князем Бибарсом Растовым. На ее долю
выпала тяжелая миссия: приглашение на престол ненавистного Шах-Али.
Последний согласился на предложение казанцев и заключил с ними мир
на 20 дней. В июле в Москву в качестве посла был отправлен Енбарс
Растов. Русское правительство поставило перед ним несколько условий:
признать ханом Шах-Али, выдать русским юного хана Утямыша и его
мать, царицу Сююмбике, семьи казненных крымцев, а также освободить
всех русских пленных. В свою очередь казанцы потребо­вали снятия
блокады и восстановления свободы передвижения.
На этих условиях был заключен договор. В Казани стал править ШахАли. Однако его положение было не из легких. С одной стороны, ему
надо было ладить с местной знатью. С другой стороны, он обязан был
править по инструкции, которую получил из Москвы. Между тем
Москва, вопреки договору, предписала Шах-Али править только Луговой
стороной ханства и Арской землей. Горная же сторона, хотя об этом
ничего не говорилось в договоре, должна была целиком принадлежать
Русскому государству. Это было настолько несправедливо, что даже
такой ярый сторонник Москвы, как Шах-Али, возмутился. Однако
воеводы его очень быстро успокоили, сказав, что иначе быть не может.
Шах-Али теперь должен был убедить казанцев в необходимости
раздела государства на две части и передачи одной из них в состав
Московского государства. Он вместе с воеводами, всегда находившимися
при нем, предложил казанскому правительству прислать делегацию в
Свияжск для заключения окончательного договора. Переговоры
состоялись. Со стороны Казани в них приняли участие мулла Касим,
Бибарс Растов, а также несколько князей и мурз.
Для казанской делегации условия договора, предложенные русскими,
были неожиданными и ошеломляющими. Они не могли взять на себя
ответственность подписания такого договора. Им удалось убедить
московских бояр в необходимости подписания договора на условиях
предыдущего договора. Вопрос же о Горной стороне передавался на
обсуждение народного Курултая. А пока 11 августа правительство
выдало русским хана Утямыша и царицу Сююмбике, двух детей оглана
Кучака и сына оглана Ак-Мухамеда. 5 сентября они были доставлены в
Москву.
Это событие было настолько значительным и настолько изменило ход
дальнейших событий, что требует более внимательного рассмотрения.
Во-первых, решение об этом было принято за спиной самой царицы.
Когда к ней во дворец, по приказу Шах-Али, в сопровождении 4 тысяч
детей боярских и стрельцов, явился князь Петр Серебряный, она
оказалась в полном отчаянии. Такого предательства она не ожидала.
Рядом с ней не оказалось никого, кто бы мог оказать ей помощь. Ее плач
у могилы своего супруга Сафа-Гирея и ее обращение к нему отражает
всю меру этого отчаяния. «Кому же мне поведать о своем горе: сыну ли
своему, он еще дитя малое, отцу ли родному, он очень далек от меня,
казанцам ли, они по своей воле под присягой отдали меня русским. Эй,
мой любимый падишах Сафа-Гирей! Почему ты не отвечаешь, почему ты
не чувствуешь горьких слез своей любимой жены?». Плач и причитания
Сююмбике были настолько проникновенны, что плакали не только
окружающие ее дворцовые люди, но даже сам князь Серебряный не
удержался от слез. Царицу в народе любили, ибо она была милосердна,
никогда не обделяла своими щедротами простых людей. Ее почитали так
сильно, что поднялось все население города, проявив готовность
защитить ее от всяких поползновений. Однако не было организующей
силы, способной направить эти настроения народа в нужное русло.
Огромные толпы плачущих людей провожали Сююмбике по берегам
реки до самой лодки, в которой ее увезли в сопровождении мощной
охраны. Многие провожали ее до самого Свияжска. На следующий день,
покидая Свияжск, она, посмотрев в сторону Казани, со слезами на глазах
произнесла слова, полные боли за свой город, государство и народ:
«Жалко мне тебя, горестный и кровавый город. С твоей головы упал
венец. Ты напоминаешь вдову, лишившуюся мужа. Ты теперь уже не
хозяин, ты раб, исчезла твоя былая слава. Ты напоминаешь льва без
головы, ты обессилена. Царства управляются мудрыми государями,
охраняются сильным войском. Твой могущественный хан умер,
предводители обессилели, другие падишахи тебя не защитили, не оказали
даже малой доли помощи, поэтому ты побеждена. Без них тебя захватит
кто угодно». Эти слова свидетельствуют о том, что царица была уже
обеспокоена не собст­венной участью, а судьбой своего народа.
Действительно, дальнейшие события в Казани лишь подтверждали
правоту слов Сююмбике. Приближалась драматическая развязка. Многие
из тех, кто был в ответе за судьбу страны, не понимали, что сдача
позиций ведет не к спасению страны, а к ее гибели.
14 августа 1552 г. собрался курултай. Неизвестно, сколько человек
там участвовало. Источники приводят лишь имена знатных вельмож:
Кул-Шерифа, Худай-Кула, Нур-Али Ширина. Имена мулл, мулл-заде,
дервишей, хаджи, огланов, князей и мурз, присутствовавших там,
остаются неизвестными. Представителей простых людей там не было. Во
всяком случае, они не прини­мали участия в обсуждении вопроса о
судьбе Горной стороны.
Нельзя сказать, что было много вариантов. Речь шла только о даче
согласия на один вариант, т.е. на передачу части государства под
юрисдикцию Москвы. Это по сути дела был ультиматум. Вопрос стоял
так: или он принимается, или отвергается. В последнем случае — это
война. Кроме того, Казань должна была освободить всех христианневольников. Договор был подписан. После этого казанцы несколько
дней подряд присягали новому порядку. 16 августа состоялся въезд ШахАли в столицу. Вскоре было освобождено 60 тысяч невольников.
Однако это не соответствовало задаче полного присоединения
ханства к Русскому государству. Поэтому московское правительство
наметило в качестве следующего шага, направленного к достижению
этой цели, замену хана Шах-Али русским наместником. Причем никто в
Москве не собирался спрашивать на это согласия самого марионетки.
Между тем в Казани нарастало недовольство согласием правителей
уступить Горную сторону Русскому государству. Шах-Али оказался
между двумя огнями. С одной стороны, он испытывал давление тех, кто
добивался аннулирования договора, с другой стороны, московские власти
и приставленные к нему московские воеводы требовали немедленного
выполнения договора. Поэтому им были недовольны все. Если в Москве
шли переговоры с делегацией из Казани по вопросу смещения Шах-Али,
то в Казани зрел заговор против него, возглавленный Бибарсом
Растовым. Однако заговор был раскрыт. Была учинена зверская расправа.
В течение двух дней погибли 70 человек. Хан приказал отсечь голову
Кул-Мухамед Сеиду, который призывал народ к неповиновению.
Видимо, некоторые историки, в том числе и М.Худяков, ошибаются,
считая, что речь идет о Кул-Шерифе. Это был тот самый Кул-Мухамед
Сеид, который в 1549 г. возглавлял защиту от врага одни из главных
ворот крепости.
Чтобы обезопасить себя от всякого рода заговоров, хан обязался
выпросить у русских Горную сторону. Какая-либо уступка в этом
вопросе не входила в планы московских властей. Сторонники русского
правительства Чапкун Отучев, Бурнаш и другие настаивали на начале
военных действий против Казани. Несколько иной точки придерживалось
посольство казанского правительства в составе князей Нур-Али Булатова
Ширина, Кострова и хаджи Али-Миргена, настаивавшего на замене ШахАли русским наместником. Русское правительство было более склонно
именно к такому решению вопроса при сохранении известной автономии
Казанского ханства.
В феврале 1552 г. в Казань с целью низложения хана прибыл Алексей
Адашев. Однако Шах-Али отказался передать ему крепость. Он сказал:
«Я мусульманин и не хочу восстать на свою веру». Он дал согласие на
отречение от престола и 6 марта вывел русский гарнизон из Казани.
Вместе с собой он увел 84 князей и мурз, которых он сдал русским в
качестве заложников.
В тот же день царской грамотой Шах-Али был низложен и в Казань в
качестве наместника был назначен С.И.Микулинский.
Продвижение наместника из Свияжска в Казань, хотя и было
мирным, вселяло известную тревогу. Сопровождавшие его князья Ислам,
Кебек и мурза Алике Нарыков сумели оказаться в городе раньше и
сообщили о приближении русских. Поэтому к моменту прихода русских
во главе с Черемисиновым Ханские ворота оказались запертыми.
Переговоры результатов не дали. Бояре во главе с Черемисиновым
вынуждены были вернуться в Свияжск. Однако это было не простое
возвращение, а крах попытки мирного присоединения Казани к
Московскому государству.
В то время когда казанцев охватывали отчаяние и безнадежность,
названные три смельчака смогли поднять народ на борьбу, вдохнув в
него уверенность и мужество. Чувство патриотизма и стремление
защитить свою Родину от иноземного нашествия объединили всех, кто до
сих пор был не в ладах друг с другом.
В Казани было создано новое правительство во главе с Чапкуном
Отучевым. Это правительство решило пригласить в Казань в качестве
хана Ядыгара-Мухаммеда (Едигера), жившего в Ногайском княжестве.
Эта кандидатура в свое время в качестве казанского хана была намечена
покойными братьями Растовыми. И вот теперь к нему было снаряжено
посольство. Отец царицы Сююмбике Юсуф не только благословил
Едигера, но и поручил мурзам Зиганше и Турую сопровождать его до
Казани. Еще до прибытия Едигера в Казань правительство развернуло
энергичные действия по организации обороны города. Оно поставило
перед собой цель изгнать русских за пределы государства. Однако
посланный в сторону Свияжска отряд во главе с князем Шах-Чурой и
мурзой Шамаем был разбит русскими. Тем не менее в результате этого
похода вся Горная сторона, кроме Свияжска, отошла от русских.
Тем временем в Казань смог пробраться хан Едигер и занять
казанский престол. Этот выходец из рода Тимур-Кутлу в 1550 г. в составе
русских войск сам участвовал в походе на Казань. По иронии судьбы
теперь он вынужден был защищать ее в качестве законного хана.
С прибытием хана было создано новое правительство. Туда вошли
Кул-Шериф, кади, князь Чапкун Отучев, князь Алике Нарыков,
ногайский князь Зениет, сибирский князь Кебек и князь Дервиш. Все это
придало казанцам уверенность. Между тем в лагере противника в
Свияжске царило уныние, упала дисциплина. К тому же не хватало
продовольствия и армия голодала.
§ 3. Последняя битва за Казань
«В 9... году завладели неверные русские Казанью, выхватив ее из рук
владельца ея Шигля-Гирей-хана. Владелец этот был человек жестокий,
крутой и кровожадный; при немъ неверные увлекли в неволю множество
мусульман, разграбили имущество их и разорили мечети их. Перед тем
владел Казанью Сафа-Гирей-хан; то был один из величайших и
могущественнейших государей. Правил он в продолжении 27 лет; в его
время государство благоденствовало, и под защитою его победоносного
оружия владения процветали. Когда же он умер, то его место заступил
сын его Димиш-Гирей-хан; был он ребенок. При нем неверные стали
добиваться Казани; до тех пор они не переставали подходить к ней все
ближе и ближе пока не овладели ею при Шигли-Гирей-хане, который
наследовал этому ребенку, и правил три года. Сагиб-Гирей, услышав о
приключившемся в Казани, послал к высочайшему двору
(Оттоманскому). Неверные, велел он сказать там, овладели Казанью; нам
и его величеству султану следуетъ избавить правоверных от этого
бедствия».
«В этом рассказе четко вырисовываются персонажи исторических
событий. Шигля-Гирей — это сын царицы Сююмбике Утямыш, а Шигли
Гирей — Шах-Али. Однако в этот емкий рассказ вкрались и
определенные неточности. Так, Шах-Али Ги­реем не был, и Казань взята
не при немъ, а при Ядигар-Мухаммед-хане. В Крыму также в этот период
царствовал не Сахиб-Гирей, а преемникъ его Девлет-Гирей. В «Истории
Казанского царства» факт покорения Казани передан следующим
образом: «В последствии времени династия мусульманских ханов здесь
пресеклась и в Казани не было хана, но в то же время был в плену у
русских Шигали-хан, которого мусульмане освободили и возвели на
ханский трон. Между тем русские, у которых был Иоанн Калита (Калталу
Джован), усилились; он подступил с войском к Казани, для покорения
ею, но в продолжении 7 лет, несмотря на беспрестанные стычки и
приступы, не мог одолеть мусульман, а потому русские, до взятия
Казани, построив при впадении Свияги город, сосредоточили в нем
огнестрельные снаряды, орудия и провиант. Наконец Шигали-хан, тайно
отрекшись от мусульман, соединился с русским государем и, подмочи
порох (у татар), предал город русским. Мусульмане, ничего о том не
ведавшие, во множестве были истреблены. После этого поражения в 961
г., в год мыши, в воскресенье 2 августа (в подлиннике — в знак
скорпиона), по христианскому счислению 1552 г. русский государь
овладел Казанскою страною».
Для московского правительства стало ясно, что с Казанью можно
говорить только языком силы. В то же время в Москве не сомневались в
том, что силы казанцев не иссякли и что у них еще много
неиспользованных ресурсов. В этом не было сомнений. Началась
интенсивная подготовка к военным действиям. В середине июня в
Свияжск с большим войском выехал сам царь. Перед отправляющимися в
поход войсками с напутственным словом выступил митрополит Макарий.
Не помешало продвижению русских и вторжение с юга войск турецкого
султана и крымского хана. Хотя часть сил пришлось перебросить туда,
тем не менее продвижение не остановилось. 5 августа войска
переправились через Суру и вступили в пределы Казанского ханства. 13
августа войска были уже в Свияжске. Царь остановился на лугу под
городом. В его шатре состоялся военный совет. На нем было решено
идти на Казань во что бы то ни стало. Казанцам от царя и Шах-Али на
имя хана Едигера и Кул-Шерифа были посланы грамоты, где было
написано, что они «если хотят без крови бить челом государю, то он их
простит». Ответ не заставил себя ждать. 20 августа Иван получил ответ
от Едигера. «В нем заключалось ругательство на христианство, на
Иоанна, на Шиг-Алея и вызов на брань». Хотя ответ московской
стороной и был оценен именно таким образом, на самом деле в нем
содержались гордые слова отказа от предложений Ивана и выражение
готовности до конца отстаивать независимость государства. Тогда
началась интенсивная подготовка к осаде города.
Готовилось к обороне и казанское правительство. «План защиты,
придуманный татарами, отличается смелостью и пониманием военного
дела. Поместив в городе до 30 тысяч отборного войска, татары послали
огромный отряд кавалерии под начальством лихого наездника Япанчи в
Арский лес, откуда летучие отряды должны были держать нашу
разбросанную армию в постоянной тревоге, неожиданно нападая на тыл,
на фланги, на обозы». Так писал М.Пинегин в 1890 г. Действительно, в 15
верстах от столицы для системати­ческого налета на врага была соз­дана
укрепленная засека, которая должна была стать базой для отряда князя
Япанчи, мурзы Шунака и арского князя Аюба. «Казанцы, — писал
М.Худяков, — были полны непреклонной решимости отстаивать свою
независимость до конца. Все предложения сдать город врагам были
отвергнуты, и правительство без колебаний шло к смерти или победе».
Эта решимость была известна русским. Поэтому и они подготовились
к длительной осаде, предполагая даже возможность зимовки под
Казанью. В Свияжске находились огромные склады продовольствия и
снаряжения. На Казань двинулось 150-тысячное войско. По некоторым
данным, численность русских войск достигала 520 тысяч, 300 тысяч из
коих составляли кавалерия и стрельцы. В их число входило и 60тысячное войско, возглавляемое Шах-Али и другими татарскими
феодалами. Здесь находилось 10 тысяч казаков, 10 тысяч мордвы, 10
тысяч немцев и поляков. В Казани же было 50 тысяч мужского
населения, из коих 40 тысяч были способны носить оружие. Немногим
более 30 тысяч бойцов находилось в засаде вокруг Казани. Артиллерия
казанцев также значительно уступала русской. Возможно, что даже не
это было главным, ибо храбрости, отваги и умения воевать у казанцев
было достаточно. Самое главное в том, что при осаде города были
применены современные технические изобретения, и прежде всего
подкопы и мины с использованием пороха. Руководителем минных
подкопов был поставлен английский инженер Бутлер, которому после
войны царь в знак благодарности выделил под Казанью обширные земли.
Казань же оказалась не в полной мере готовой к штурму с применением
невиданных до сих пор методов и приемов.
23 августа город был полностью окружен. И он был обложен
сплошным кольцом окопов. Против летучего отряда Япанчи под
руководством князя А.Горбатого-Шуйского было направлено 30 тысяч
конных и 15 тысяч пеших казаков. Этот отряд рассеял сравнительно
небольшие силы казанцев, опустошил арские земли, перебил всех
мужчин, а женщин и детей привел в русский лагерь. Царь приказал всех
пленных привязать к кольям перед укреплениями, чтобы они умоляли
казанцев сдаться. Тогда же к стенам подошли приближенные царя и
предложили им покориться. «Казанцы, тихо выслушав их слова, ответили
тучей стрел в своих пленных соплеменников, говоря, что им лучше
погибнуть от своих, чем от поганых христиан».
Князь Курбский, возглавлявший правое крыло русских войск,
перешел через Казанку, а сторожевой полк переправился через Булак.
Таким образом, оба фланга русских военных сил соединились. Казанцы
постоянно производили вылазки против русских и «дрались отчаянно».
Они, как говорили, «побивались наголову», т.е. шли на смерть. В
результате было потеряно не менее 10 тысяч воинов-казанцев. Тем
самым численное превосходство все более и более переходило на
сторону штурмующих город сил неприятеля. Приближался трагический
финал.
Восточное направление было определено как наиболее удобная для
штурма позиция. Отсюда же под руководством Бутлера были сделаны
два подкопа. Один из них, по подсказке мурзы Камая, был подведен под
тайник от каменной бани Тагира, откуда казанцы брали воду.
Началось с артиллерийского обстрела. Друг за другом заработали 150
орудий. Не смогли задержать начало штурма и успешные действия
казанской конницы, направленные против русского отряда,
располагавшегося на Высокой Горе.
4 сентября был произведен взрыв под источником воды, снабжавшим
город. Конечно, одно лишь это не могло лишить казанцев воды,
поскольку в городе было немало водоемов. Но в данном случае важен
был эффект, ибо он убеждал русских в том, что этот прием может быть
успешным вообще. Так оно и случилось. 30 сентября был взорван подкоп
под стенами города. Однако штурм, начавшийся после этого, оказался
безуспешным. Он был отбит.
Новый подкоп и штурм были осуществлены 2 октября. На этот раз он
оказался успешным. Штурмующие смогли ворваться в город. Начался
неравный бой. На первых порах положение казанцев в какой-то мере
облегчалось нежеланием русских идти в бой, многие из которых или
оставались лежать, прикинувшись мертвыми, или сразу же приступили к
грабежам. Татары же, по словам автора «Казанской истории», сражались
мужественно, и в ряде случаев враг вынужден был бежать с поля битвы с
возгласами «секут! секут!». Русское командование приказало убивать
мародеров и испугавшихся заставляло воевать под угрозой смерти.
Конечно, это не могло не возыметь действия. Русские оправились и
усилили натиск.
Бои происходили у всех ворот и внутри крепости. У главной мечети
отчаянно бились шакирды во главе с их духовным лидером. Кул-Шериф
погиб в неравной схватке. Были уничтожены все до одного и его
соратники.
Последний бой произошел у ханского дворца, во время которого был
взят в плен хан Едигер. Нелестную характеристику дает этому человеку
Михаил Худяков: «Хан Ядыгар постоянно колебался между русскими и
татарами. Он выехал из Астрахани на русскую службу, затем порвал свои
связи с Россией и ушел в свободные степи. Казанцы избрали его своим
вождем в борьбе за независимость, но в решительную минуту казанской
истории он высказал постыдное малодушие и отказался разделить
геройскую участь своего народа. Не решившись ни на смерть, ни на
бегство, он трусливо сдался в плен врагам, и, спася себе жизнь, пережил
весь позор унижения». Однако вряд ли можно согласиться с такой
оценкой роли хана Едигера в организации защиты города. Вот несколько
иная оценка этой роли: «К двум часам ночи все отряды заняли свои места
и ждали сигнала начинать атаку. Мины были готовы и в них было
заложено 48 бочек пороху. При царе остался отборный отряд в 20 тысяч
воинов; сам он не участвовал в битве, даже не было назначено
главнокоман­дующего, но у всех была одна цель, одно дело. Всех их
охватило общее воодушевление. Пред бурей настало затишье; в
безмолвии слышалось пение иереев, которые служили обедню в
походной церкви; царь был там. Солнце уже начало всходить. Вдруг
раздался сильный громовой удар — то взорвало первый подкоп. Иоанн
вышел на паперть и увидел там страшное действие взрыва: глыбы земли,
обломки от башен, стены домов, люди, камни и пыль в облаках дыма
неслись вверх и падали на город. Царь вернулся дослушать литургию, но
раздался новый удар: взорвало второй подкоп, еще более сильный.
Русские войска, воскликнув: «с нами Бог», массой хлынули к городу, а
казанцы твердо и непоколебимо ждали русских, не стреляя пока ни из
луков, ни из пищалей; но вдруг раздалось грозное: «Аллах, Аллах!», и
пули, стрелы, каменья понеслись на русских людей; татары давили их
бревнами, обливали кипящей смолой; гибли сами, но и губили врагов.
Произошла всеобщая свалка — неустрашимая со стороны атакующих и
отчаянно-мужественная со стороны защищавшихся. Русские лезли на
стены по лестницам и по бревнам, подсаживая друг друга, бились с
неприятелем и в проломах, и на стенах, мало-помалу входили в город, но
там каждый шаг давался страшно дорогой ценой. Казанский хан Едигер
показывал чудеса храбрости. Противники были достойны друг друга: в
течение нескольких часов наши войска не могли сделать ни шагу вперед.
Князь Воротынский просил у царя подкрепления. Иоанн отпустил часть
запасного полка. Русские стали одолевать и оттеснять татар к Тезицкому
оврагу. Едигер медленно отступал от пролома к северной стороне и
перешел через Тезицкий овраг; тут в битву вмешалось мусульманское
духовенство. Казанцы заметили, что отряды русских поредели,
уменьшились в числе и не проявляют уже прежней стойкости. Когда
русские заняли посад, то разная челядь при войске бросилась в город для
грабежа; за ними и воины покидали ряды и разбегались грабить
татарское имущество. Татары воспользовались случаем и дружно
ударили по поредевшим отрядам; полки заколебались, начали отступать
и при этом беспорядок усилился; на всех нашла паника; грабители
бросились бежать без всякого порядка; не находя выхода, многие
бросались со стен». Ради справедливости надо сказать, что струсил и
оробел не Едигер, а Грозный. И не таким уж он грозным казался своим
приближенным. Сначала не хотел выходить из церкви, надеясь выждать
исход битвы за Казань. Затем не смог проявить царскую твердость и
решительность перед своими бегущими воинами. Андрей Курбский
передает, будто в критический момент сражения на улицах города
воеводы приказали развернуть государеву хоругвь возле главных
городских ворот, «и самого царя, хотяща и не хотяща, за бразды коня
взяв, близ хоругви поставиша». Выходит, царя, вопреки его воле, вывели
к главным воротам. Только тогда половина его отборной дружины сошла
с коней и бросилась обратно в город. Что касается Едигера, он не
оставлял свое войско, хотя и мог бы сбежать. Однако усиливающийся
натиск врага не привел его в отчаяние. Он сражался вместе со всеми в
одном ряду. Героически вел себя и духовный лидер Казани, сеид КулШериф. Вот как описан этот трагический момент схватки объективным
исследователем:
«Свежее, бодрое войско победоносно ударило на татар и оттес­нило
их снова за Тезицкий ров; здесь все духовенство во главе с Кульшерифом
отчаянно защищало каждый шаг, не пуская русских к мечетям. Но
главный мулла был убит, татары отступили. Едигер заперся в своем
дворце и отбивался около часа. Русские выломали ворота. Глазам им
представилось: с одной стороны хан со знатными татарами, а с другой —
несколько тысяч лучших красавиц, одетых в драгоценные одежды. Такой
оригинальной армией татары, вероятно, собирались соблазнить
атакующих, но последние бросились на мужчин. Неприятель не
выдержал и в числе 10 тысяч бросился в задние ворота к Казанке; но в
Елабугиных воротах им пресек дорогу князь Курбский. Теснимые с
разных сторон, казанцы не могли пробиться; тогда они влезли на башню
и вступили в переговоры: «берите нашего царя, а мы пойдем испить
последнюю чашу». Вместе с Едигером они выдали престарелого карачи
Заниема и двух мамичей или сверстников ханских. После этого храбрые
защитники перебросились через стену, чтобы уйти за Казанку; залп
русских пушек на мгновенье остановил их; побросав оружие, они
разулись и перешли через реку в числе 6 тысяч. Это была горсть
бесстрашных храбрецов. Князья Курбские (Андрей и Роман) погнались за
ними, но оба были ранены, а конница не могла их преследовать, потому
что место было топкое. Посланные в обход князь Микулинский,
Шереметьев и Глинский настигли этих татар и всех перебили: ни один не
сдался живым».
Характеристика Едигера, сделавшего очень много для укрепления
обороноспособности Казани и организации ее защиты, в свете этих
данных представляется совершенно иной. Им были сделаны
решительные шаги для окончательного изгнания врага за пределы своего
государства. Однако для доведения до конца начатого им дела осталось
очень мало времени. Многое уже было безнадежно упущено. Поэтому
обвинять его в предательстве вряд ли есть какие-либо серьезные
основания. Другое дело, что в последние часы борьбы за Казань он
предпочел бегству или смерти сдачу себя в заложники. Однако это вряд
ли был его выбор. Его воины, с коими он сражался в одном ряду, видимо,
в полном согласии с ним, предпочли, пожертвовав им, уйти за город для
спасения ситуации в целом. Тем более любой вариант, включая и личную
геройскую смерть хана, ничего бы не изменил в принципиальном исходе
событий. Нет оснований для обвинения этого человека в трусости и
отсутствии мужества. Ведь он был хан и был за все в ответе. И то, что он
остался жив, нельзя ставить ему лично в вину. Наоборот, своим
поведением он дал возможность горсточке храбрецов, окружавших его,
уйти и продолжить борьбу против неприятеля. Это было
самопожертвованием во имя независимости своего народа.
«Между тем город был взят и пылал в разных местах; сеча
прекратилась, но кровь еще лилась: раздраженные победители резали
всех мужчин, коих находили в мечетях, в домах, в ямах; брали в плен
только женщин и детей». Эти строки, написанные М.Пинегиным,
заимствованы из источников и всецело соответствуют истине. Расправа
над населением была ничем не оправданной. Царь, хотя был и трусливым
в бою, стал беспощадным после боя. Ссылаясь на Никоновскую
летопись, Хади Атласи писал, что число мертвых не поддавалось учету.
Луга от Казанки до леса, лесные поляны были усеяны трупами татар.
Город и его окрестности были полны трупами. Люди в буквальном
смысле ходили по ним. В ряде мест трупы валялись целыми кучами.
Было захвачено так много пленных, что Иван Грозный приказал
пригодных к работе мужчин убить, а оставшихся раздать войскам.
Н.М.Карамзин с чувством нескрываемого удовольствия писал: «Так
пало к ногам Иоанновым одно из знаменитых Царств, основанных
Чингисовыми Моголами в пределах нынешней России. Возникнув на
развалинах Болгарии и поглотив ее бедные остатки, Казань имела и
хищный воинственный дух Моголов, и торговый, заимствованный ею от
древних жителей сей страны... Около 115 лет Казанцы нам и мы им
враждовали, от первого их Царя, Махмета, у коего прадед Иоаннов был
пленником, до Едигера, взятого в плен Иоанном». «Надо перенестись в
XVI в., чтобы понять то впечатление, какое производили на
современников эти слова: завоевано татарское царство!!!» — так оценил
это событие С.М.Соловьев.
Борьба за Казань на этом не завершилась. Ибо часть казанцев ушла из
города, соединилась там с воинами, воевавшими с врагом за пределами
города. Более того, был избран ханом Али-Акрам, который и возглавил
борьбу за утраченную независимость.
§ 4. Организация управления Казанским краем
Еще тогда, когда шла кровавая война за Казань, когда ручьем текла
кровь людская, Иван IV задумывался о форме правления краем. Вопервых, ему необходимо было довести войну до победного конца и быть
готовым к подавлению сопротивления населения. Поэтому он назначил в
Казань двух главных воевод, одного из них ответственным за
вооруженное покорение населения края. Таким воеводой, которому было
поручено «в царево место управляти», был назначен князь А.Б.Горбатый.
Другим воеводой царь определил князя В.С.Серебряного. В его
обязанности входили организация помощи Горбатому и распределение
обязанностей между другими многочисленными воеводами.
Однако назначение воевод не означало передачу им всех полномочий
бывшего хана. Ивану IV было необходимо самому закрепиться в качестве
царя Казанского. Поэтому он в дни со 2 по 11 октября не просто назначал
воевод и распределял их обязанности, но и более всего занимался своим
статусом. Не случайно «Казанский летописец» писал, что «царь великий
пребысть в Казани, взяв град... устраяя и уверяя и уряжая». Конечно же,
не случайно и то, что после того, как город вычистили от многочисленных трупов, он торжественно въехал в город, лично водрузил крест
над Кремлем и освятил соборную мечеть. Затем он воз­главил крестный
ход по городским стенам.
Затем царь уехал из Казани, но уже в качестве царя казанского. Это
его новое качество было четко определено среди титулов московского
царя. В последующем все цари, вплоть до краха Российской империи в
1917 г., сохранили за собой этот титул. «С того времени Казань сделалась
мирною собственностью России, сохраняя имя Царства в титуле наших
монархов», — писал Карамзин.
Таким образом, Иван IV верховную ханскую власть увез с собой в
Москву. Централизованное управление покоренным ханством, которое
еще очень долго продолжало называться царством Казанским,
осуществлялось сначала Разрядным и Посольским приказами, а затем
«Казанской избой», переросшей в приказ Казанского дворца.
Приказ Казанского дворца сначала управлял только территорией
бывшего Казанского ханства. После покорения Астрахани и Сибири
территории этих ханств также начали управляться из этого приказа.
Организация системы управления специально изучена И.П.Ермолаевым.
Он писал, что «компетенция Приказа Казанского дворца была
своеобразной и весьма высокой». Действительно, это был не какой-то
областной приказ, а центральное учреждение, сосредоточившее в своих
руках всю административную, финансовую и судебную власть, а также
сбор налогов с нерусского населения. К тому же он ведал всеми
вопросами военно-организационного характера. В его ведении
находилась часть полномочий внешнеполитического свойства, и
особенно вза­имоотношения с Турцией, Персией, калмыками и
башкирами.
Можно сказать в обобщенном виде так, как написали Юрий
Пивоваров и Андрей Фурсов: «Иван Грозный «освободил» Русь от татар,
а точнее Москву от власти Орды и тем самым устранил последний барьер
на пути московского нашествия на Русь, на пути московского потопа,
московского ветра».
Однако это лишь обобщенное восприятие случившегося. Историки
же, исследовавшие конкретные факты, видели на пути «московского
потопа», «московского ветра» потопы крови, корен­ные изменения в
управлении
бывшим
Казанским
ханством.
Эти
изменения
сопровождались трагедиями и унижениями целых народов и отдельных
людей. Здесь сатрапы царя переусердствовали настолько, что даже
Грозный обвинял их в такой жестокой расправе «с изменниками
казанскими». Москва мечом и кровью меняла все. Но, как писали те же
Ю.Пивоваров и А.Фурсов, «изменяя Русь, она меняла и себя; и наоборот,
меняя себя, превращая себя в Московскую Орду, в альтернативный
Ордон, она изменяла Русь». Конкретика этих изменений была
трагической, прежде всего для татар.
По данным И.П.Ермолаева, первоначально предполагалось, что
правление завоеванным краем должно осуществляться на основе
царского наказа. Ясаки должны были взиматься в полном соответствии с
этим наказом. Летописи сообщают, что царь «приказывал боярину и
воеводе князю Петру Ивановичу Шуйскому горних людей управливати и
ясакы имати, и о всем их беречи велел, и горным людем всякую управу
велел чинити в Свияжском городе, а луговым и арскым велел управу в
Казани чинити; а о смесных делех горним с казаньскыми государь велел
ссылатися воеводам казанским с свиазскыми и свиазскым с
казаньскыми». Причем царь исходил из того, что ему уже принесли
клятву, и он может быть спокойным за прочность завоевания края.
Однако в действительности все обстояло иначе.
Во-первых, отношение бояр и стрельцов к местному населению было
отвратительным. Они не только издевались над ним, не только обирали,
но и начали изгонять его из Казани, аулов и других населенных пунктов.
К тому же началось насильственное крещение. Летописи сообщают, как
об этом пишет С.Х.Алишев, что «татар в тюрьмы сажали, которые
захотели крестились, которые не захотели креститься, то их метали в
воду». Словом, людей наказывали в любом случае только за то, что они
не являлись русскими. Факты свидетельствуют, что правление началось
жестко и жестоко, так, как этого добивались И.Пересветов и А.Курбский.
В письме к Андрею Курбскому, сбежавшему в Литву, Иван Грозный
обвинил его в жестоком отношении к местному населению бывшего
Казанского ханства.
Все это привело к протрезвлению тех слоев населения, которые в свое
время предпочли «плохому» ханскому правлению господство Москвы.
По данным А.Г.Бахтина, к начальному этапу восстания относятся два
выступления. Первое из них имело место 20 декабря 1552 г. В этот день в
Васильсурске луговые марийцы и чуваши избили царских гонцов. В
ответ на это воевода Б.И.Салтыков-Морозов произвел расследование и с
помощью лояльных к властям чувашей задержал 74 человека. Часть из
них была повешена прямо на месте. Второе выступление состоялось 25
декабря, когда на Арской стороне «Тугаевые дети с товарищи», собрав
отряд
для
оказания
сопротивления,
выступили
против
правительственных войск. Однако против них были посланы войска во
главе с мурзой Камаем и Никитой Казариновым. В результате было
захвачено 38 человек и повешено. В источниках Тугаевы не обозначены
поименно. Однако, видимо, среди них не было того Тугая, который
направил в 1546 г. делегацию в Москву для переговоров по вопросу о
военном союзе и вассалитете. М.М.Щербатов пишет, что это был
именитый казанский татарин, погибший во время боев за Казань.
А.Г.Бахтин показывает, что эти два весьма примечательных факта
явились тем не менее лишь прелюдией настоящей народной войны за
независимость. Формальной причиной ее явилось начало сбора ясака
после беспощадного подавления выступления «Тугаевых детей». Речь
для восставших шла не о размере ясака. Он был не больше, чем при хане.
Говорят, что даже меньше. Однако его уплата означала бы для местного
населения фактическое подчинение русскому государю. Вот почему
марийцы убили сборщиков ясака Мисюрю Лихорева и Ивана Скуратова.
Это послужило сигналом к всеобщему выступлению. К восставшим
марийцам присоединились татары и южные удмурты. Восставшие очень
быстро продвинулись к Казани и уничтожили два высланных против них
отряда правительственных войск. Развернув успех, восставшие
переправились на Горную сторону и разгромили войско, возглавленное
Салтыковым-Морозовым. Восставшие осадили города Васильсурск и
Свияжск. Продви­жение восставших было настолько быстрым, что они
вскоре оказались на собственной территории Московского государства.
Опустошению подверглись села Нижегородской, Вятской и Муромской
земель. Для царских властей все это оказалось настолько неожиданным,
что высказывались даже предложения о необходимости прекратить
дальнейшую борьбу за Среднее Поволжье.
Конечно, эти предложения не могли быть всерьез восприняты царем и
русским духовенством. Тем не менее стало ясно и то, что взятие Казани
не означало покорения всего ханства. Ответные действия властей носили
характер опустошительных войн. Правительство Ивана IV использовало
при этом тридцатитысячное войско во главе с воеводой Иваном
Шереметьевым. В результате только за две недели карательных операций
и только на марийской земле было разорено 22 волости. На казанской
земле было уничтожено 1560 феодалов.
Одновременно с вооруженным подавлением недовольства населения
правительство приступило к строительству линии крепостей. Так
возникли Царевосанчурск, Царевококшайск, Уржум и Малмыж.
Однако борьба за независимость продолжалась очень долго. Она
стимулировалась
усилением
налогового
гнета
населения,
насильственным изгнанием крестьян с их обжитых земель,
насильственным крещением людей и всякого рода несправедливостями.
Вовсе не случайно русский летописец вынужден был констатировать:
«Тридцать один год прошел от покорения Казани, и окаянные басурмане
не захотели жить под государевою рукою, воздвигли рать, пленили много
городов. Царь, видя их суровость, послал в Казань бояр и воевод с
приказом пленять их. Но поганые, как звери дикие, сопротивлялись рати
московской, побивали московских людей то на станах, то на походах;
бояре и воеводы не могли их усмирить».
Завоевание ханства усилило процесс обезземеливания татарского
крестьянства. Как пишет известный исследователь этого вопроса
Е.И.Чернышев, «во вновь присоединенный к России край направились
многие русские крестьяне и посадские, купцы, помещики и вотчинники».
Нельзя не согласиться с его выводом о том, что «это бурное вторжение
русского помещичье-вотчинного землевладения не могло не вызвать
сильных изменений в татарском землепользовании, которые граничили с
сильнейшим экономическим кризисом татарского сельского хозяйства
как результатом социально-экономического и политического переворота
в Камско-Волжском крае. Достаточно сказать, что во владение русских
помещиков перешли земли 206 деревень и 60 пустошей,
обрабатывавшихся до этого татарами. Татарские крестьяне вынуждены
были уходить на юг и юго-восток».
В силу военного характера присоединения края к Русскому
государству, и особенно в ходе вооруженного подавления народных
восстаний, складывалась воеводская система управления территорией и
многонациональным населением бывшего Казанского ханства.
Образование Казанской епархии предполагало не только усиление
политики крещения местного населения, но и ужесточение режима
устрашения. Но даже после подавления восстания полного успокоения не
наступило. Поверженные феодалы продолжали вести борьбу путем
установления связей с крымскими ханами и феодалами. В 1558 г. царю из
Астрахани сообщили о том, что многие улусы с Танбай-мирзой и Инбаймирзой и многие другие мурзы с улусами перешли на крымскую службу.
Через десять лет активизировались «тайные сообщения» крымского хана
с представителями казанских татар. Среди инициаторов этих связей со
стороны казанских феодалов назывались Ямгурчы-Ази, Улан-Ахмамет и
другие «сильные при дворе хана». Они уверяли крымского хана в
преданности, обещали «взбунтоваться» и выставить войско в 70 тысяч и
отрезать Казань от центральных областей Русского государства, не
допустить поставок в Москву припасов. Говорилось, что «ни одного
россиянина не останется живого ни в Свияжске, ни в Казани». При этом
вызывает интерес, что в переговорах с Крымом принимали участие
представители черемисов Агиш и Мустафа, а также новокрещеный
Иванчей.
К 1572 г. восстанием была охвачена не только Луговая сторона, но и
значительная часть Приуралья. Восстали не только татары, но и
черемисы. Население оказывало упорное сопротивление политике
крещения и усилению налоговой системы. Поскольку восстание было
подавлено и налоговый пресс еще более усилился, в 1581 г. снова
началось народное восстание. Ликвидировать его в полном объеме не
удалось. Оно с новой силой вспыхнуло в 1583 и в 1584 гг., причем все
больше принимало черемисский уклон. Характеризуя его, Н.М.Карамзин
писал:
«Бунт
черемисской
продолжался...
с
остервенением
удивительным».
Все это было выражением воли как народных низов — татар,
черемисов, чувашей и башкир, так и феодалов. Это была борьба за
восстановление утерянной независимости. Именно с этой точки зрения
следует рассматривать участие в восстаниях верхушки бывшего
Казанского ханства. Не случайно обращение за помощью к Крыму, а
через него и к Турции являлось инициативой бывшей казанской
аристократии. В 1572 г. крымский хан Давлет-Гирей потребовал от царя
уступки Казани и Астрахани.
Указанные факты подтверждают выводы И.П.Ермолаева о том, что
эти события следует считать не только движением сепаратистски
настроенных татарских феодалов, но и более всего формой выражения
недовольства усилением феодальной эксплуатации народных низов.
Состав населения присоединенных территорий резко менялся и
определялся главным образом колонизаторской политикой царского
правительства. Сразу же после присоединения Казанского ханства для
охраны границ на постоянное жительство отправлялись как русские
люди, так и крещеные татары. Так, в 1661—1663 гг. 323 из 506 служилых
людей Алатыря являлись татарскими мурзами. В дальнейшем, когда
государственная граница отодвинулась на юг, пограничным городом
становится Карсун, куда из Курмыша на поселение было направлено 435
татар. Кроме них были посланы и русские стрельцы. В 1655 г. туда же из
Алатырского уезда были переселены станичные мурзы «для вестей от
приходу воинских людей». С постройкой Симбирска, Инсара и ряда
других укрепленных городов в них также были переселены русские и
татары из других районов, а также донские и запорожские казаки. В 1683
г. на Сызранскую черту, сое­диняющую Сызрань с Пензой, переводят
дворян, казаков, детей боярских, а также мурз и татар Симбирской черты.
Городским жителям здесь отводят земли, платят денежное жалованье. В
дальнейшем с расширением территории государства вместе с русскими
служилыми людьми на охрану границ отправлялись также мордовские и
татарские мурзы.
Расширению взаимопонимания русских и местных крестьян
способствовали волны беженцев из центральных районов России. В
челобитной московских служилых людей 1682 г. указывалось, что
крестьяне бегут «...в понизовые города: Казань, в Нижний и Симбирск, и
в Саратов».
Ликвидацией Казанского ханства определяется исход татарской
государственности. Покорение других ханств было лишь делом времени.
Глава VII. Конец татарских государств
Взятие Казани и ликвидация коренной государственности татарского
народа создали условия для завоевания Москвой других татарских
государств.
«Падение Казанского ханства, являвшегося сердцем татарских царств,
положило начало и их крушению», — писал Хади Атласи. Значение этого
события адекватно оценивалось и русскими историками.
«Оно является нам неизбежным явлением общего хода событий в
восточной Европе... Их обусловило общее стремление на восток русского
населения; это массовое движение шло по удобному, естественному пути
— вниз по Волге... Но пока существовала Казань, дальнейшее движение
колонизации на восток по Волге, наступательное движение Европы на
Азию было невозможно», — так писал М.Пинегин. И он был не одинок.
Более того, солидаризуясь с М.Н.Соловьевым, он прямо цитировал
тогдашнего патриарха русской исторической науки. Официальное
понимание вопроса о судьбе Казани окружением Ивана Гроз­ного и
общественное сознание того времени совпадали. Ибо Русь производила
выбор, по какому пути развития ей идти: по экстенсивному, по которому
она шла уже давно и дальнейшее продвижение задерживалось Казанью,
или же по интенсивному, т.е. по пути максимального освоения
внутренних возможностей хозяйственного развития. Наиболее легким и
привычным был путь дальнейшего расширения территории — это путь
захвата чужих земель, путь войн. С.М.Соловьев писал: «Страшное
ожесточение, с каким татары, эти жители степей и кибиток, способные к
нападению, но неспособные к защите, отстаивали, однако, Казань, —
заслуживает внимания историка: здесь средняя Азия под знаменем
Магомета билась за свой последний оплот против Европы, шедший под
христианским знаменем Русского государ­ства; завоевание Астрахани
было скорым, неминуемым следствием завоевания Казани. Русская
колонизация до сих пор имела лишь одно северо-восточное направление;
юго-восточная часть великой равнины не была ей доступна, здесь
господствовали дикие орды, но с падением Казани, т.е. со взятием всей
Волги во владение Московского государства, русские поселения
получили возможность распространяться и на юго-восток, в богатые
страны, орошаемые западными притоками Волги и восточными Дона».
Оставим на совести столь маститого историка, каким известен
С.М.Соловьев, его великодержавную спесь, затмившую ему глаза на
степень развития Казани и татар, благо что в предыдущем изложении об
этом достаточно сказано. В данном случае важна стратегическая оценка
роли Казани для дальнейшего продвижения России на восток и юговосток.
В Москве всегда были уверены в том, что в любом из татарских
государств найдут себе союзника. В течение многих лет в них имелись и
подкармливались Москвой русские партии. Вот как эта ситуация
отражена С.М.Соловьевым: «...главною причиною слабости их [татар]
при этой борьбе, главною причиною успеха русских в Казани с самого
начала, потом в Астрахани и между самими ногаями была постоянная
усобица владетелей: усилится одна из них и обнаружит враждебное
расположение к Москве — Москва могла быть уверена, что найдет себе
союзников и даже подданных в других князьях, враждебных ему
родичах. В то время как один астраханский царевич Едигер бился с
русскими насмерть в Казани, родственник его, также астраханский
царевич, Шиг-Алей находился в русском стане, другой царевич, Куйбула,
владел Юрьевом, изгнанный из Астрахани царь Дербыш-Алей жил в
Звенигороде».
Итак, следующий объект русского оружия — Астрахань. Говорят, что
о казанской трагедии в Астрахани узнали по тем бесчисленным трупам,
которые проплывали по Волге в Каспийское море.
Вряд ли там полагали, что очередь так быстро дойдет до Астрахани.
Тем более что хан Ямгурчей всегда ревниво относился к Казани и
заигрывал с Москвой. Тем не менее случившееся с Казанью его сильно
встревожило, и он обратился к ногайскому хану Юсуфу, отцу казанской
царицы Сююмбике, и крымскому хану Давлет-Гирею. Хотя Ногайская
орда и не всегда сочувствовала Казани, Юсуф не мог простить Ивану
пленения его дочери и внука. Именно по этой причине он держал в
оковах московских посланцев. А тем временем в октябре 1553 г. брат
Юсуфа Исмаил приехал в Москву и договорился с приближенным царя
Алексеем Адашевым о совместных действиях против Астрахани.
Договорились также о том, что Исмаил свергнет своего брата и займет
его место.
Ногайская орда сознательно использовалась Москвой для
противопоставления Казани, Астрахани и Крыму. Послы и купцы
ногайские часто приезжали в Москву, привозили сюда большие табуны
лошадей и «станы этих кочевников, — писал С.М.Соловьев, —
раскидывались под Симоновом на берегу и в других подгородных
местах». Видимо, ногайцы порой производили и набеги на русские земли.
Все это в Москве до поры до времени терпели, ибо роль орды
заключалась в том, как это было отражено в одном из писем ногайского
хана московскому государю: «Ты бы прислал те деньги, которые обещал;
доведешь нам свою правду — и мы Казани не пособляем, а от Крыма
бережем, потому что крымский хан — нам недруг».
Исмаил подстрекал Ивана IV, чтобы он силой заставил Ямгурчея
уступить трон изгнаннику Дербышу, бывшему до него ханом. Он
находился на службе у русского царя, получил с октября 1551 года во
владение город Звенигород.
В 1554 г. царь вызвал к себе Дербыша и отправил его с небольшим,
но отборным войском на судах в Астрахань. Во главе этого войска
находились князь Юрий Пронский-Шемякин и постельничий Игнатий
Вишняков. 29 июня, достигнув Перево­локи, против астраханцев был
послан передовой отряд, возглавляемый князем Александром Вяземским.
От пленных стало известно, что Ямгурчей стоит в пяти верстах ниже
города. Кроме того, незначительные силы расположились на островах и в
улусах. Когда 2 июля Шемякин со своим войском вступил в город, в
Астрахани никого не осталось. Неприятеля встретил пустой город.
Началась дикая погоня за жителями. Многие жители были убиты, до 10
тысяч человек было согнано в город. Они стали подданными Дербыша,
объявленного до этого ханом в пустом городе. Сам Ямгурчей бежал в
Азов, в плен были захвачены его жены и дочери. Нашлись и знатные
люди, захотевшие служить Дербышу и зависеть от России. Таких князей
и мурз набралось до 500. Вместе с Дербышем они поклялись служить
царю московскому верой и правдой. В качестве ежегодной дани было
обещано присылать в Москву 40 тысяч алтын и 3 тысячи рыб. В
клятвенной грамоте, скрепленной печатями, было сказано, что россияне
«могут свободно ловить рыбу от Казани до моря, вместе с астраханцами
безданно и безявочно». Князь Юрий Шемякин прислал к царю князя
Василия Барабашина, а Дербыш — двух князей с изъявлением
благодарности.
Таким образом Астрахань перешла в подданство России, но
формально еще сохранилась как государство. Для присмотра к хану
Дербышу был приставлен дворянин Тургенев, а Шемякин и Вешняков
вернулись в Москву. Царь щедро отблагодарил воевод, а пленных цариц,
кроме младшей, родившей по пути сына, отпустил назад.
Однако так долго продолжаться не могло, ибо, как выразился
Н.М.Карамзин, «нет надежной средины между независимостью и
совершенным подданством Державы». В ликвидации ханства главную
роль сыграло стремление Москвы покончить с этим татарским ханством.
А повод можно найти всегда. Перед сильным всегда бессильный виноват
— Дербыш был обвинен в измене. Не понравились в Москве его
отношения с крымским ханом Давлет-Гиреем и взятие в качестве калги
царевича Хасбулата. В 1557 г. стрелецкий голова Иван Черемисинов во
главе небольшой дружины был отправлен в Астрахань «обличить и
наказать изменника». Активное содействие ему при этом оказал
ногайский князь Исмаил. В результате Дербыш, с помощью ногайцев и
крымчан, бежал к Ямгурчею в Азов. Жители Астрахани были приведены
к присяге на верность России. За ними была оставлена прежняя
собственность: острова, пашни. Черемисинов, пишет Н.М.Карамзин,
обложил их легкой данью, своей справедливостью «приобрел общую
любовь и доверенность» и тем самым «устроил все наилучшим образом
для пользы жителей России». Отныне Иван Грозный в официальных
документах стал называть себя царем Российским, Казанским и
Астраханским.
В дальнейшем Исмаил, устранив своего брата Юсуфа, писал Ивану
Грозному из города Сарайчика: «Врага твоего уже нет на свете,
племянники и дети мои единодушно дали мне поводы узд своих: я
властвую надо всеми улусами». В письме Исмаил с целью подчинения
ногайских мурз, кочевавших в степях, рекомендовал основать две
крепости, одну на Переволоке, другую на Иргизе. Однако царь запретил в
письмах называть себя отцом или братом, считая это унизительным для
российского монарха.
В 1557 г. «улусы ногайские, прежде многолюдные, богатые, опустели
в жестокую зиму», люди и скот гибли от холода. Многие искали спасения
в Крыму. Однако в Крыму свирепствовал голод, и потому он переживал
трудный период своей истории.
«Совершенное падение Казанского царства приводило в ужас
Тавриду: Девлет-Гирей, кипя злобою, хотел бы поглотить Россию; но
чувствовал нашу силу, ждал времени, манил Иоанна мирными
обещаниями и грозил нападением». Так писал Карамзин, передавая
настроения крымского хана. Хан прислал в Москву грамоту с
предложением дружбы и требованием богатых даров. Точно неизвестно,
но московский государь будто бы ответил: «Мы не покупаем дружбы», и
скромно известил о взятии Астрахани.
Ссылаясь на летописи, Карамзин писал, что царю его приближенные
советовали совершить завоевательный поход в Крым, с тем чтобы
«довершить великое дело славы, безопасности, благоденствия нашего
завоеванием последнего Царства Батыева». Историк, не ограничившись
изложением этого факта, прибавил от себя: «и если бы он исполнил их
совет, то предупредил бы двумя веками знаменитое дело Екатерины
Второй, ибо вероятно, что Крым не мог бы противиться усилиям России,
которая уже стояла пятою на двух лежащих пред нею Царствах, и
смотрела на третье как на лестную добычу: двести тысяч победителей
готовы были ударить на гнездо хищников, способных более к разбоям,
нежели к войне оборонительной». Нет необходимости в комментариях к
столь откровенно выраженной позиции великого историка. Однако если
бы у Ивана IV хватило сил и возможностей, то он, разумеется, не
остановился бы ни перед чем. Кроме военных возможностей самого
Крыма,
была
могущественная
Турция.
Султана
Сулеймана
Великолепного, завоевавшего Балканы и стучавшего в ворота Вены,
боялась вся Европа. Боялся его и русский царь. В одном прав был
Карамзин: действительно «есть время для завоеваний: оно проходит, и
долго не возвращается». И если бы не так, то Россия не поставляла бы
чуть ли не до последних дней существования Крымского ханства так
называемые «поминки», которые рассматривались как некий рудимент
прежней ордынской дани. Причем сумма этих «поминок» была
достаточно приличной. Она выплачивалась московской казной как в
денежной форме, так и мехами, охотничьими птицами, ювелирными
изделиями и т.д. Крымские ханы присылали в Москву «поминальные
списки» (дефтери), в которых перечислялись имена тех людей, кого
следовало наделить подарками. А списки эти были довольно обширными.
Туда порой включали даже писцов и поваров. Кроме этого основного
дефтера, в Москву особые дефтеры присылали сыновья ханов. Русские
цари вряд ли стали бы платить дань Крыму лишь по традиции. Более
того, они до конца XVII в. не смогли договориться даже о сокращении
размера выплат. Поэтому вряд ли можно согласиться с Карамзиным в
том, что завоевать Крым можно было еще в XVI в. Тогда время для
завоевания Крыма не было упущено, оно попросту еще не пришло.
Время для завоевания Крыма пришло только через 200 лет. К 1883 г.
ослабло Крымское ханство, одряхлела и Турция, с трудом удерживавшая
остатки некогда созданной могущественной империи.
Завоевание Сибирского ханства шло несколько иначе. Идти
напрямую через Урал Россия не была готова. Не только потому, что
военные возможности Сибирского ханства в Москве переоценивались, но
прежде всего по причине занятости освоением южных территорий.
Между тем Сибирское царство не представляло какой-то
организованной целостности. После смерти Тимура, который так и не
смог достичь Оби и Тобола, ханом стал Он. Но, оказавшись в орбите
борьбы за престолонаследие в Золотой Орде, этот хан был умерщвлен.
Его сын Тайбуга, вытеснив из низовьев Тобола новгородцев, создал свое
небольшое государство со столицей на месте современной Тюмени.
Однако разгром в 1499 г. Иваном IV Новгорода придвинул интересы
Москвы в непосредственное соседство с Сибирским ханством. Тогда хан
вынужден был перенести свою столицу на место современного
Тобольска.
Сибирский хан Едигер прислал в 1555 г. в Москву своих пос­лов с
поздравлениями со взятием Казани и Астрахани и обязался в обмен на
спокойствие и безопасность платить дань России. Размер дани
определялся из учета того, что в ханстве прожи­вало 30 700 человек. С
каждого человека полагалось по соболю и белке. Первый раз из
обещанных тридцати тысяч соболей было прислано всего 700. В ответ на
это посол хана Баяндан был заключен в тюрьму. В результате в 1558 г.
Едигер доставил в Москву дань в полном объеме.
Однако столь откровенным и беспрекословным подчинением хана
московскому царю многие были недовольны. В результате в 1563 г. хан
Едигер был низложен и вместо него к власти пришел чингизид Кучум,
тесно связанный с Бухарой. Хорошо понимая возрастающее могущество
Москвы, он отправил Ивану Грозному письмо с предложением жить в
дружбе и взаимопонимании. Однако налаживающиеся отношения были
испорчены убийством московского посла Чабукова приближенным
Кучума Мухамедкулом. Тем не менее в планы Ивана не входило
немедленное покорение Сибири. Поэтому Кучум до поры до времени
спокойно царствовал. Одним из его крупных мероприятий было
усиленное распространение ислама среди своих языческих подданных. В
результате в Сибири появился большой отряд миссионеров, посланных
отцом Кучума Муртазой. Значительная помощь Кучуму была оказана
бухарским ханом Абдуллой. Однако деятельность Кучума встретила
откровенное сопротивление местных народов, что не могло не ослабить и
без того слабое и малолюдное государство. Ждали удобного случая
сторонники убитого Кучумом хана Едигера. И этот случай не заставил
себя ждать.
История присоединения Сибири к Русскому государству в немалой
мере связана с фамилией купцов Строгановых. Хади Атласи, ссылаясь на
подтвержденные данные, писал, что предок Строгановых был татарским
мурзой, нареченным после добровольного крещения Спиридоном.
Возмущенные добровольным крещением своего мурзы татары растерзали
его на куски, в бук­вальном смысле, настрогали. После его смерти жена
родила сына, которого нарекли Кузьмой. А фамилия Строганов у него
появилась в память о мучительной смерти отца. Возможно, у
Строгановых осталось стремление к мести татарам за гибель от их рук
своего предка. Но в основном ими двигали торгово-промышленные
интересы.
В 1558 году Строгановы получили от Ивана Грозного грамоту на
владение землями по Каме от Соликамска до реки Чусовой. В том же
году они основали город Канкалу. В 1564 г. им было дано разрешение на
строительство второго города, названного Кергеданом. В 1568 г. им была
выдана грамота на расширение их земель до низовьев реки Камы.
Одновременно им было раз­решено строить крепости и держать там
пушки
и
пушкарей.
Таким образом Строгановы сосредоточили в своих руках всю
сибир­скую торговлю. Начиная с 1572 г. их доходам и влиянию угрожали
казаки.
Казаки на Дону разбойничали издавна. В 1549 г. нугайский мурза
Юсуф написал в Москву письмо с жалобой на их дейст­вия. Иван
Грозный ответил на него примерно так: эти беглецы живут там без
нашего разрешения. Мы много раз посылали людей для их поимки.
Однако все это оказалось безуспешным. Мы снова посылаем людей для
их поимки. Если вы кого-то поймаете, отправляйте их к нам. О
безуспешности ловли беглых казаков свидетельствуют и последующие
несколько писем Юсуфа русскому царю. Более того, их разбойничьи
набеги осуществлялись и на территорию Русского государства. Тогда
правительство в начале октября 1577 г. отправило на их усмирение
военный отряд под командованием Мурашкина. В результате немало
казаков было уничтожено. Однако их значительная часть, в числе
которых был и Ермак, бежала на Каму и стала угрожать владениям
Строгановых. Тогда предприимчивые Строгановы решили направить
агрессивные намерения казаков от себя на татар, вогулов, остяков и
другие коренные народы Сибири. Они оказались вынуж­денными
снарядить 7000 казаков и способствовать их отправке на север. Хади
Атласи пишет, что, узнав о бегстве Ермака и о содействии ему
Строгановыми, 16 ноября 1582 г. царь направил гневное письмо Максиму
Строганову.
«Перспектива разгрома Сибирского ханства прельщала Строгановых,
но они не могли игнорировать опасность, непосредственно угрожавшую
им. В случае ухода Ермака ничто не мешало Алею опустошить владения
Строгановых на обратном пути к уральским перевалам. Страшась этого,
солепромышленники не решились отпустить с Ермаком стрельцов и
пушкарей, служивших в их городках. Пока татары грозили владениям
Строгановых с востока, Строгановы имели все основания подталкивать
Ермака к наступлению в Сибирь. Но когда Алей оказался в тылу у
Строгановых в Соли Камской, положение в корне переменилось. Купцы
старались удержать у себя казаков как можно дольше, чтобы отбиться от
татар».
В ноябре 1582 г. Иван IV сделал выговор Строгановым за то, что они
призвали в свою вотчину казаков-«воров» волжских и атаманов, которые
«преж того ссорили нас с Нагайскою ордою, послов нагайских на Волге
на перевозах побивали, и ордобазар­цов грабили и побивали, и нашим
людем многие грабежи и убытки чинили».
Вначале продвижение Ермака оказалось неудачным, и он потерял
значительное количество своих людей. К 1 мая 1580 г. у него оставалось
1636 человек. На реке Тура первым, с кем он столкнулся, был татарский
бек Япанчи. Этому беку подчинялись местные татары и вогулы. Из них и
организовал Япанчи силы для сопротивления. Однако это были не воины.
У них не было даже стрелкового оружия, и они не смогли оказать
достойного сопротивления вооруженным казакам. В результате казакиразбойники разграбили прибрежные татарские селения. Таким образом
Ермак достиг городка Чинки, по другому — Тюмени. Некоторые из
казаков достигли городка Тархан-кала. Это были уже непосредственные
владения Кучума. К тому времени, когда казаки достигли этого городка,
представитель Кучума Котыгай собирал дань с местного населения.
Казаки поймали его и привели к Ермаку. Ермак его принял очень тепло.
Расспросив о здоровье хана Кучума, он сказал, что и сам собирался
посетить хана, однако необходимость возвращения в Россию делает это
невозможным. Через Котыгая Ермак передал хану, его женам и сыновьям
дары.
Однако это была лишь уловка, рассчитанная на усыпление
бдительности хана. Котыгай же, вернувшись в Искер, рассказал хану все,
что видел. Хан быстро разгадал уловку Ермака и стал собирать силы для
сопротивления. Однако преимущество казаков заключалось в наличии у
них стрелкового оружия. У хана его не было. Многие сибирские татары
никогда не видели ружей. Котыгай был поражен, увидев стрельбу из них.
Казаки сразу же смогли оценить свое преимущество. Татары,
вооруженные луками, стрелами и саблями, могли вести с врагом лишь
ближний бой. Они не сомневались в том, что Ермак будет наступать.
И действительно, Ермак двинулся вниз по реке Туре. У устья Тобола
его подстерегали мурзы Кашкара, Варвары и Маетмас. Бои между ними и
казаками с переменным успехом продолжались несколько дней. В
конечном счете победа досталась казакам. Преодолевая сопротивление
местных татар, они продвинулись вниз по реке Тоболу. На правом берегу
самого узкого места реки располагались силы татарского есаула
Галишаха, которые 29 июня встретили казаков массивными обстрелами
из луков. Сражение между татарами и казаками продолжалось три дня.
Встретившие неожиданно сильное сопротивление казаки тем не менее
продолжили свое продвижение по реке.
Кучум внимательно следил за ходом событий. Победа казаков и их
продвижение его сильно огорчала. Он направил против Ермака своего
близкого соратника Мухамедкула с приказом во что бы то ни стало
остановить казаков. Однако у Мухамедкула не было достаточного
количества обученных и вооруженных людей. Он смог лишь оградить
частоколом реку Тобол недалеко от впадения ее в Иртыш. У деревни
Баба Хасан Мухамедкул атаковал казаков, плывших на лодках по
притоку Тобола, реке Тауда. Однако, стреляя по врагу лишь из луков,
татары не смогли причинить ему сколь-либо существенный урон.
Мухамедкул оказался не в состоянии остановить казаков. Казаки, грабя
попутные татарские селения и уничтожая их жителей, продолжили свой
путь по Тоболу. Особенно удачным для них оказалось богатое имение
мурзы Карачи, где грабителям досталось много золота и серебра,
драгоценных камней и много другого добра. Кроме этого имения,
казаками было разграблено много сел и имений, убито много мирных
людей.
23 октября 1582 г. Ермак занял столицу ханства — городок Искер.
Кучум со всем своим семейством вынужден был покинуть страну.
30 октября предводитель остяков Бояр, напуганный зверствами
казаков, пришел к Ермаку и выразил ему свои дружеские чувства.
Одновременно он вручил Ермаку много продовольствия и пушнины.
После этого к Ермаку стали приходить предста­вители татар и выражать
ему чувства преданности и доброже­лательства.
Однако это не означало полной покорности жителей Сибири. Вскоре
казаки начали чувствовать на себе подлинные настроения местных
жителей. Во главе сопротивления встал Мухамедкул. В одну из ночей его
людьми было убито 19 казаков. Казаки сумели разогнать нападавших.
Мухамедкул вынужден был бежать. Это снова на время усилило поток
выражения верности и преданности Ермаку. Для дальнейших военных
действий у него не хватало сил. И он обратился к московскому царю
Ивану IV. В ноябре 1582 г. в Москву была снаряжена депутация из 50
казаков во главе с Иваном Кольцовым. Там она вручила прошение на имя
царя с сообщением о завоевании Сибирского юрта, о бегстве Кучума и
покорении татар, остяков и вогулов.
Царь к этому времени уже был готов к обладанию землями по реке
Оби. Сообщение казаков было встречено им с большой радостью. Однако
помощь со стороны Москвы была оказана не сразу, и город Искер был
потерян Ермаком.
События в Сибири обострялись. Казаки схватили Мухамедкула, что
вызвало волну недовольства татар. Вскоре восстал один из видных мурз
Саедак. Против восставших был послан отряд во главе с Богданом
Брязгой. Тем временем Карачи-мурза 12 марта 1583 г. окружил Искер с
тем, чтобы уморить оставшихся там казаков голодом. В результате на
какое-то время город снова перешел в руки татар.
Не сложил руки и хан Кучум. Он решил подкараулить все еще
разбойничавшего в Сибири Ермака. Однажды в 1584 г. Ермак
остановился ночевать недалеко от селения Атбаш. Кучум прика­зал
своим людям исключить все возможные пути отхода Ермака. Вот как
описывает последние дни Ермака Р.Г.Скрынников:
«Узнав о выступлении казаков, Кучум решил устроить им западню.
Он расставил по пути их следования своих людей, которые в один голос
показывали, что видели бухарцев в верховьях Вагая. Хитрость вполне
удалась Кучуму. Отряд Ермака повернул с Иртыша на Вагай и «в
трудности» стал подниматься против течения вверх по реке. Не найдя
караван, казаки повернули назад и с наступлением темноты разбили свой
лагерь на берегу Иртыша неподалеку от устья Вагая.
Ермак не подозревал о том, что совсем близко от Вагая татары
устроили засаду.
Конец сибирской экспедиции окутан плотной пеленой легенд.
Поздние летописцы утверждали, будто Кучум, внезапно напав на спящий
лагерь, истребил казаков, всех до единого. Иначе изо­бра­жали дело
участники похода. Тобольские ветераны помнили, как, разбуженные
среди ночи, они «ужаснулись» и пустились «бежать», а некоторые
(«иные») остались лежать, побитые «на станах». О том же говорили
татарские предания, основанные на воспоминаниях воинов Кучума.
«Храбрый ваш воин Ермак, — говорили татары, — видя дружину свою
от нас побиваемую», побежал к стругу и не мог добраться до своих,
«понеже бо в дали расстояния». Ермак подбежал к берегу, когда казачьи
струги уже исчезли в непро­глядной тьме». Так было это в деталях или не
так, однако личная месть Кучума по отношению к Ермаку была
совершена.
Весть о появлении Кучума и гибели Ермака достигла Искера и
привела в уныние воеводу Глухова. Он чувствовал, что если Кучум
подойдет к Искеру, то сил для сопротивления у него не хватит. Тем более
что ощущался недостаток продовольствия, и в случае длительной осады
города это также могло привести к плачевным результатам По этой
причине Глухов решил уехать в Россию. И казаки покинули Искер. Тогда
Кучум послал в город своего сына Гали, который вошел в него, не
встретив ни малейшего сопротивления. Но в городе он не удержался, ибо
был выдворен оттуда враждебно настроенным к Кучуму феодалом
Саедаком.
Однако дальнейшие действия Кучума оказались безрезультатными. В
1585 г. царь Федор послал в Сибирь подкрепление во главе с потомком
некогда крещенных татар Иваном Мансуровым. Мансуров очень легко
преодолел сопротивление безоружных остяков. Однако смог
продвинуться дальше только с прибытием нового подкреп­ления во главе
с Борисом Сукиным и Иваном Мясным. В качестве главного
делопроизводителя вместе с ними приехал Даниил Чулков, сыгравший
роковую роль в дальнейшем развитии событий.
В качестве базы своего продвижения в глубь Сибири Иван Сукин
выбрал место недалеко от татарского городка Чинки. Здесь он заложил
город, получивший название Тюмень.
Между тем Саедак, провозглашенный ханом, продолжал пребывать в
Искери. Он старался жить мирно с русскими. Однако такое двоевластие
не устраивало русскую администрацию. Для решения проблемы из
Москвы было прислано 500 казаков. Даниил Чулков получил
распоряжение заложить с их помощью недалеко от Искера новую
крепость. Ее строительство началось летом 1587 г. Крепость стала
основой Тобольска, ставшего главным административным центром
Сибири.
Данил Чулков решил воспользоваться враждебными отношениями
между Саедаком и Кучумом. Чулков, пользуясь ими, подчинил себе
местное население. Саедак же, оказавшись сам не в состоянии охранять
Искер, не передал его и Кучуму. Кучум же тогда имел достаточно сил,
чтобы держать город в своих руках.
Однажды Чулков, узнав о том, что Саедак со своими людьми
находится на охоте недалеко от Иртыша, пригласил его в крепость, якобы
в гости. Саедак поверил Чулкову и приехал в крепость. Здесь он был
схвачен и переправлен в Москву.
В 1590 г. в Тобольск приехал новый воевода князь Владимир
Кольцов-Масальский. С его прибытием Тобольск был выведен из
подчинения тюменской администрации. Вот тогда Кучум решил еще раз
попытать счастья. Однако, приближаясь к Тобольску, он решил заодно
наказать живших в его окрестностях татар за то, что они подчинились
русской администрации. Это была его роковая ошибка, ибо Кучум
приобрел в их лице врагов. Не решившись на штурм Тобольска, он
отступил. Кучум на некоторое время утвердился на юге Сибири. Однако,
потерпев в 1598 г. сокрушительное поражение, ушел в Среднюю Азию.
Там и пропал без вести. Хотя некоторые историки пишут, что Кучум
продался русским, Хади Атласи доказывает, что он до конца оставался
верным идее независимости своего государства. Его убеждали в
необходимости перейти в русское подданство. Он не поддался их
уговорам даже тогда, когда многие близкие, в том числе и его сын,
оказались в русском плену.
Его сыновья и внуки еще очень долго продолжали совершать набеги
на русских. Однако это уже не могло дать результатов. Таким образом,
Сибирское ханство исчезло с политической карты Евразии.
***
Столетия, прошедшие после падения татарских ханств, соз­дали
определенную «пустоту» в истории национальной государственности.
Однако народ никогда не терял веры в счастливое будущее, надежды на
достижение национальной и социальной справедливости. Участие татар в
крестьянских восстаниях под предводительством К.Булавина, С.Разина,
Е.Пугачева с огром­ной убедительностью свидетельствовали об этом.
Народные вожди, полковники в войсках Е.Пугачева были теми
патриотами, которые несли в себе это стремление к будущему.
Восстание под руководством Батырши явилось свидетельством
неукротимой воли татар и башкир к социальной справедливости. Эта
героическая борьба татарского народа нашла отражение в работах
С.Алишева, З.Рахимова, В.Имамова. Во всех этих восстаниях так или
иначе
выдвигались
планы
восстановления
национальной
государственности.
Рубеж XIX—XX вв., явившийся временем татарского ренессанса, с
новой силой пробудил национальное самосознание татарского народа.
Временами просыпалась тоска по Казанскому ханству, особенно у татар.
Выпускники знаменитого Иж-Бубинского медресе, учителей которых
судили в 1910 г. якобы за пропаганду панисламизма, говорили:
«Нам довольно быть под игом русского царя, у нас раньше были свои
ханы и нам нельзя этого забывать!». В фольклоре воспевалась царица
Сююмбике, создавались легенды и вокруг башни ее имени. В песнях
содержались обращения к народу. В одной из них, распевавшейся также
шакирдами упоминавшегося медресе, говорилось: «Разрывается мое
сердце на тысячи кусков, о прекрасная ханская мечеть! В одно время тут
жили войска ислама, но теперь прошло могущество и не осталось и
тысячной части нашего величия, земля ислама стала другой... Наша
нация так измучена, что она даже отошла от веры. Почему это не
чувствуют татары? Мы сыновья татар, а где же наша столица? Все
прошло, все прошло, что же нам делать?». В качестве ответа
предлагалось «без утайки разобраться в прошлом и настоящем».
В пробуждении национального самосознания большую роль сыграли
татарские и башкирские просветители, среди которых необходимо особо
отметить Г.Утыз-Имяни, Г.Курсави, С.Кукляшева, М.Махмудова. С
этими же явлениями связано становление национальной историографии.
Среди тех, кто заложил ее основы, следует назвать прежде всего
Ш.Марджани, Х.Фаезханова, К.Насыри. В последующем видными
историками стали А.Атласов, Г.Губайдуллин, Ш.Ахмаров, Б.Шараф. 23
января 1911 г. в Оренбурге Бурган Шараф прочитал лекцию «История
Оренбургского края». В ней он рассказал о коренных местных жителях
— башкирах и казахах, о первых русских переселенцах. Такие лекции
читались в Самаре и некоторых других местах.
В 1911—1912 гг. на страницах журналов «Аң» и «Шура» прошли
дискуссии о нации, в которых немало места отводилось татарам и
башкирам, а также их взаимоотношениям с другими тюркскими
мусульманскими народами. Корреспондент газеты «Вакыт» из Троицка,
отражая рост самосознания народа, писал в том же 1911 г.: «Народ,
имеющий свой книжный язык и литературу, свою историю и
замечательное прошлое, никогда не исчезнет. Кошмар, который давил
его, — явление временное... Вот наш народ просыпается; он отряхивает
прах той могилы, где долго томился. Будущее татар — не туманное, оно
весьма надежное». Эта же газета писала: «Народ должен сплотиться в
одну общую массу. Тогда никто не может устоять против желания
народа... Этим желанием можно возродить потерянное право. Одним
словом, народное желание настолько сильно, что ничего не может его
победить».
Революционная буря в России ускорила процесс национального
пробуждения. Веками копившийся заряд национальной бодрости вышел
наружу.
Глава VIII. Идель-Уральский штат
§ 1. Большевики и национальный вопрос
Все политические партии России имели программы и планы решения
в стране национального вопроса. Кадеты предполагали, что народы
страны должны получить все права для своего национально-культурного
развития при сохранении единой и неделимой России. Эсеры предлагали
план федеративного устройства России путем создания областных
республик. Социал-демократы также отстаивали принцип крупного
централизованного государства, признавая в то же время право наций на
свободное самоопределение. Вопрос, какой из этих вариантов будет
реализован, зависел от того, кто окажется у власти. В результате
Октябрьской революции в России к власти пришли большевики. Поэтому
национальный вопрос реализовывался соответственно их стратегии и
тактике. Причем тактические соображения во многих случаях брали верх.
Именно этим объясняется их переход от унитаризма к федерализму.
Необходимость децентрализации России была велением времени. Это
чувствовали многие. Рьяный защитник единства России председатель
Временного правительства России в 1917 г. А.Ф.Керенский также был
вынужден маневрировать между унитаристами и центристами.
Выступавший в сентябре 1917 г. на съезде народов в Киеве от имени
Временного правительства Славинский заявил, что Керенский поручил
передать съезду, «что свободная Россия может быть только
децентрализованной». Переход большевиков на позиции федерализма
был также чисто формальным и ни в коей мере не означал отказа от
принципов централизма. Под оболочкой федерации большевики сумели
создать невиданное доселе мощное централизованное государство, в
котором все вопросы, связанные с жизнью народов и даже конкретных
людей, решались сверху.
В программе партии большевиков, принятой на II съезде РСДРП,
указывалось на «право на самоопределение за всеми нациями,
входящими в состав государства». На Поронинском совещании ЦК
РСДРП в октябре 1913 г. была принята специальная резолюция по
национальному вопросу, в которой говорилось: «Вопрос о праве наций на
самоопределение (т.е. обеспечение конституцией государства вполне
свободного и демократического способа решения вопроса об отделении)
непозволительно сме­шивать с вопросом о целесообразности отделения
той или иной нации. Этот последний вопрос с.д. [социалдемократическая] партия должна решать в каждом отдельном случае
совершенно самостоятельно с точки зрения интересов всего
общественного развития и интересов классовой борьбы пролетариата за
социализм». Как видно, большевики тогда вкладывали в понятие
самоопределения наций их отделение в самостоятельное государство и,
по существу, были против такого отделения.
На седьмой (апрельской) Всероссийской конференции большевиков
была также принята резолюция по национальному вопросу, в которой
содержались следующие строки: «За всеми нациями, входящими в состав
России, должно быть признано право на свободное отделение и на
образование самостоятельного государства. Отрицание такого права и
непринятие мер, гарантирующих его практическую осуществимость,
равносильно поддержке политики захватов и аннексий». Однако и в этом
документе подчеркивалось, что право на отделение нельзя смешивать с
его целесообразностью и что этот вопрос в каждом отдельном случае
должен решаться с точки зрения интересов общественного развития и
интересов борьбы пролетариата за социализм.
Придя к власти, большевики дали обещание народам России
обеспечить их свободное развитие. В обращении II Всероссийского
съезда Советов к рабочим, солдатам и крестьянам говорилось, что
Советская власть обеспечит «всем нациям, населяющим Россию,
подлинное право на самоопределение». В «Декларации прав народов
России» говорилось, что Совет Народных Комиссаров, исполняя эту
волю «II Всероссийского съезда Советов, решил положить в основу своей
деятельности следующие начала:
1. Равенство и суверенность народов России;
2. Право народов на свободное самоопределение вплоть до
отделения и образования самостоятельного государства;
3. Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных
привилегий и ограничений;
4. Свободное
развитие
национальных
меньшинств
и
этнографических групп, населяющих территорию России.
В Обращении Совета Народных Комиссаров «Ко всем трудящимся
мусульманам России и Востока» от 20 ноября (3 декабря) 1917 г. были
следующие строки: «Отныне ваши верования и обычаи, ваши
национальные и культурные учреждения объявляются свободными и
неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и
беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и
права всех народов России, охраняются всей мощью революции и ее
органов, Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».
Однако основополагающими документами Советского государства в
области национальной политики и национально-государственного
устройства страны, провозгласившими ее федерацией, явились
документы III Всероссийского съезда Советов. Самый важный из них —
«ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ТРУДЯЩЕГОСЯ И ЭКСПЛУАТИРУЕМОГО
НАРОДА». В ее первых двух пунктах написано:
1) Россия объявляется Республикой Советов Рабочих, Солдатских и
Крестьянских Депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит
этим Советам;
2) Советская Российская Республика учреждается на основе
свободного союза свободных наций, как федерация советских
национальных республик.
Для понимания взаимоотношений между федеральным центром и
образующимися республиками важен последний пункт Декларации, где
написано:
«Вместе с тем, стремясь создать действительно свободный и
добровольный, а следовательно, тем более полный и прочный союз
трудящихся классов всех наций России, III Съезд ограничивается
установлением коренных начал федерации Советских Республик России,
предоставляя рабочим и крестьянам каждой нации принять
самостоятельное решение на своем собственном полномочном советском
съезде: желают ли они и на каких основаниях участвовать в федеральном
Правительстве и в остальных федеральных советских учреждениях».
Будущая асимметричность Российской Федерации была заложена именно
в этом пункте Декларации. В резолюции этого съезда «О
ФЕДЕРАЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЯХ РОССИЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ»
подтверждалось, что «Российская Социалистическая Советская
Республика учреждается на основе добровольного союза народов России,
как федерация советских республик этих народов», и следующим
образом определялся механизм взаимоотношений федерального центра и
республик:
«Способ участия советских республик отдельных областей в
федеральном правительстве, областей, отличающихся особым бытом и
национальным составом, равно как разграничение сферы деятельности
федеральных и областных учреждений Российской республики
определяется немедленно, по образовании областных советских
республик Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом и
центральными исполнитель­ными комитетами этих республик».
Таким образом, договорные отношения были заложены в документы,
провозгласившие Российскую Федерацию.
Очень важно, что Декларация была включена в качестве сос­тавной
части в Конституцию, принятую V Всероссийским съездом Советов в
июле 1918 г. Тем самым из политического заявления она превратилась в
юридический документ.
Эта Конституция, реализуя решения II и III Всероссийских съездов
Советов, провозгласивших добровольное и свободное волеизъявление
народов и республик во взаимоотношениях с федеральными органами, в
пункте «г» статьи 49 закрепила следующее положение как предмет
ведения Всероссийского съезда Советов и Всероссийского Центрального
Исполнительного Комитета Советов: «Принятие в состав Российской
Социалистической Федеративной Советской республики новых сочленов
Советской Республики и признание выхода из Российской Федерации
отдельных частей ее». Следовательно, съезд и ВЦИК решают вопрос о
приеме республик в состав Федерации и просто констатируют и
оформляют возможный выход республик из нее. Это положение целиком
и полностью соответствует программным заявлениям партии
большевиков. На I Всероссийском съезде Советов они раскритиковали
предложения меньшевиков и эсеров о том, что вопрос об отделении тех
или иных национальных территорий решается на основе договоренности
с центральными органами Российского государства.
Однако обещания обещаниями, а дела делами. Последние резко
отличались от первых. Выход Польши и Финляндии из состава России в
силу особых условий не мог вызвать противодействия Советской власти.
Однако уже во взаимоотношениях центральной Советской власти и
Украины конфликтная ситуация обозначилась четко. Центральная
Украинская Рада, как и национальный Совет, состоявший в своем
большинстве из рабочих и крестьян, был признан рядом местных
партийных организаций большевиков. Была достигнута договоренность,
что Рада на ближайшем съезде Советов будет реорганизована в краевой
орган Советов. Характерен в этом отношении разговор Сталина по
прямому проводу с большевиками, находившимися тогда в Киеве, —
Поршем и Бакинским. В результате разговора Советскому правительству
стало ясно, что Рада состоит из 200 крестьянских депутатов, 150
представителей рабочих депутатов и свыше 150 избранных на последнем
съезде солдат-делегатов. Она включала в свой состав также около 70
представителей социалистических партий. В ней нет кадетов. Несмотря
на это, не был признан факт провозглашения Радой Украинской
народной республики. С целью перерешения вопроса о власти Совнарком
России добивался от нее проведения краевого съезда Советов. Украине
был предъявлен ультиматум с обвинением Центральной Рады в том, что
она, «прикрываясь» национальными фразами, ведет двусмысленную
буржуазную политику, которая давно уже выражается в непризнании
Радой Советов и Советской власти на Украине. 4 декабря 1917 г.
Совнарком обратился с «Манифестом к украинскому народу с
ультимативными требованиями к Украинской Раде». Рада обвинялась в
дезорганизации фронта, в отзыве с фронта украинских солдат и в
разоружении войск, стоявших на платформе поддержки Советской
власти. С целью предотвращения последствий этих действий Рады
Николай Крыленко обратился с воззванием к украинскому народу, что
было расценено Радой как нарушение права украинской нации на
самоопределение. Конечно, недоразумений во взаимоотношениях было
немало. Так, в начале декабря по причине отказа большевиков признать
Раду законной властью сорвался съезд Советов Украины. Были и другие
упущенные возможности, реализация которых могла привести к
достижению согласия.
Но самое главное в том, что каких-либо оснований для обвинения
Украины в сепаратистских устремлениях не было. На заседании Малой
Рады Украинской республики 9 декабря 1917 г. была принята нота,
обращенная к воюющим и нейтральным державам. В ней говорилось:
«Третьим универсалом Украинской Рады 7—20 ноября провозглашена
Украинская Народная республика и этим актом определено ее
международное положение. Стремясь к созданию федеративного союза
всех республик, какие возникли в данный момент на территории бывшей
Российской империи, Украинская Народная республика в лице ее
секретариата становится на путь самостоятельных международных
отношений до того времени, пока не будет создана общегосударственная
федеративная власть России и не будет произведено разделение
международного представительства между правительством украинской
республики и федеративным правительством будущей федерации». Как
видно, Украина проявила полную готовность принять активное участие в
строительстве новой федерации. 11 ноября 1917 г. Рада отправила
Вошуро следующую телеграмму: «Центральная Рада, признавая, что
только в скорейшем осуществлении федерации спасение России, 7
ноября провозгласила Украинскую республику, входящую в тесную
федеративную связь со всеми отдельными частями Российской
республики, и постановила приложить все усилия для поддержки
Российской республики и сохранения ее единства на федеративных
началах». В ответ военное Шуро отправило телеграмму с выражением
поддержки и сотрудничества «в строении государства на началах
федеративных. Таким образом, Рада во многом выступала инициатором
строительства новой России. Однако ей был предъявлен ультиматум,
видимо, только потому, что ею руководили не большевики. Именно
поэтому власть Рады была сокрушена силой. В вооруженной борьбе сил
Советской власти и Рады последняя потерпела поражение. Вовсе не
случайно, что до провозглашения России федеративной республикой 12
декаб­ря 1917 г. I Всеукраинский съезд Советов признал Украину
федеративной частью Российской республики.
В татарском национальном движении были значительные силы,
поддерживающие украинцев, Украинскую Раду. Газета «Известия
Всероссийского Мусульманского Шуро» в № 5 от 12 декабря 1917 г.
опубликовала статью в защиту развивающегося в стране национального
движения. В ней говорилось следующее: «Казалось бы, идеи,
провозглашенные Советом Народных Комиссаров, воплощаются в
реальные формы, но... Совет На­родных Комиссаров, вопреки своему
обещанию, хочет вмешаться во внутреннюю жизнь автономных
областей, объявляет себя опекуном Украины и пытается вовлечь
Украину, украинскую демократию в гражданскую войну под угрозой
объявления войны Украине. Совет Народных Комиссаров (точнее —
агенты его) препятст­вует делу самоопределения народностей, может
быть, невольно восстанавливая национальности друг против друга».
Татарские национальные лидеры в лице Мусульманского Харби Шуро
считали, что украинское движение идет под флагом образования в
России однородной социалистической власти на федеративных началах,
защиты России от окончательного развала и сохра­нения ее
государственного единства». В этой же газете («Известия...») в номере за
17 декабря читаем: «Народы вняли при­зыву [большевиков самим решать
свою судьбу] и стали усиленно готовиться к самоопределению и само
понятие «самоопределение» истолковали как политическое возрождение
национальностей, — первые же шаги были подчинены этому
исторически неизбежному закону, т.е. демократия народностей призвала
к
работе
все силы, не разбираясь в том, угодны они Советам или нет, и
руководствуясь лишь тем, насколько они соответствуют своему
назначению и насколько преданы идее политического возрождения
своего народа». Газета писала, что «национальности России
поддерживали, вернее, шли одной дорогой с Народными Комиссарами,
пока задачи последних более или менее совпадали со стремлениями их.
Народы стремились к самоопределению и, конечно, не могли не
приветствовать
декрет
Совета
народных
Комиссаров
о
самоопределении».
Тревожила татарских национальных деятелей и обстановка к
Туркестане. Созванный большевиками III Туркестанский краевой съезд
создал местное правительство, не включив туда ни одного представителя
коренных народов. Более того, съезд и это правительство действовали без
всякого учета местных условий. Они противопоставили себя краевому
мусульманскому съезду, провозгласившему местную автономию. Казань
из Ташкента получила телеграмму с сообщением о состоявшемся I
Чрез­вычай­ном съезде рабочих, крестьян и солдат-мусульман,
про­воз­гла­сившем автономию Туркестана. Он был подписан
Губайдуллиным, который сообщал, что «несмотря на препятствия некоторых групп, съезд прошел благополучно в желательном нам духе».
Говорилось также, что на нем в Казань на военный съезд избран
Кливлеев, «которому мною поручено сделать подробный доклад о
Туркестане». В резолюции, принятой на съезде, говорилось: «Первый
Чрезвычайный
съезд
Рабочих,
Крестьян
и
Солдатмусульман Туркестанского Края, обсудив создавшееся в Крае по случаю
объявления общемусульманским съездом 27 ноября 1917 года автономии
края положение, заявляет, что брошенное некоторыми группами
обвинение, что такой съезд был буржуазным, — не соответствует
действительности,
что
съезд
27
ноября
был
поистине
общемусульманским, в котором участвовали все слои населения,
настоящий съезд, выражая полное доверие существующему Совету и
правительству автономного Туркестана, ибо в их составе есть наша
передовая безукоризненная интеллигенция, служащая защите интересов
рабочего класса, и наши религиозные воспитатели — революционные
муллы, — съезд, доверяя им, для усугубления этого доверия и
авторитетности пред Великим Русским Пролетарием, пополнил состав
Совета и Правительства представителями из своей среды. Не желая иметь
конфликт между своими русскими братьями, высказываем наше первое и
последнее слово: не вмешиваться в наши национальные дела, не ставить
препятствий к осуществлению нашего самоопределения согласно
возвещенному Великой Российской Де­мок­ратией лозунгу». Гарнизонам
Туркестанского военного округа предлагалось или принимать участие в
работе Совета и правитель­ства соответственно численности или же
вовсе не вмешиваться в дела края. «Дайте нам забыть, вы, русские
демократы, — пролитую под давлением царя вашими же братьямирусскими нашу кровь в 1916 году за то, что мы были против коварной,
затеянной империалистами войны. Вы, русские демократы, дайте нам
возможность убедиться, что вы искренне руководствуетесь вашими
лозунгами о самоопределении и воззваниями, обращениями к
обездоленным народам Востока». 26 ноября из Коканда в Петроград в
адрес Совета Народных Комиссаров и Исполнительного Комитета
Мусульман поступила телеграмма следующего содержания: «Великие
лозунги, провозглашенные Советом Народных Комиссаров, для
Туркестана осуществляются. Весь Туркестанский народ на двух съездах
единогласно провозгласил автономию Туркестанского края и предложил
Туркестанскому Учредительному Собранию выработать окончательную
форму управления краем. Различные организации всех городов и селений
в манифестациях и резолюциях всецело присоединяются к объявленной
автономии. В составе избранного Народного Совета русскому и
европейскому населению отведено 33 процента, хотя европейского
населения в городах и селениях не более двух процентов. Единогласно
присоединяясь к необходимости прекращения бойни народов
заключением мира без аннексий и контрибуций, Первый Чрезвычайный
съезд мусульманского пролетариата полагает, что со стороны
Всероссийского Совета народных комис­саров будут приняты все меры к
фактическому укреплению автономии Туркестана, доказав всему миру
глубочайшую искренность и жизненность лозунгов о самоопределении
народов.
Сообщая резолюцию, принятую на Первом Чрезвычайном съезде
рабочих, крестьян и солдат-мусульман Туркестана, просим вас, как
высшую власть Российской Демократической Республики, распорядиться
Ташкентскому Совету народных комис­саров о сдаче краевой власти
Временному правительству автономного Туркестана во избежание
анархии двоевластия, могущей принести Туркестан к величайшей
катастрофе».
Резолюция была подписана председателем краевого Совета рабочих,
крестьян и солдат-мусульман Туркестана А.Кливлеевым. Однако
Ташкентский Совет, опираясь на гарнизон Ташкента и других городов,
жестоко подавил автономию Туркестана. Самоопределению края не
суждено было сбыться.
Примерно такое же противостояние возникло в Семиречье, где
укрепилась казахская партия «Алаш». Почти всюду большевики
проявляли неуступчивость, всячески препятствуя стремлению нерусских
народов к реализации провозглашенного Советской властью права на
самоопределение.
Бурные процессы в татарском национальном движении также
развивались под знаком всероссийских изменений. В нем также были
представлены все основные политические партии. Однако они не смогли
своевременно и единодушно определить идею национальной
государственности, своего главного политического приоритета. Это
сделал отец польских социалистов Ю.Пилсудский, сказавший, что сошел
с социалистического поезда на остановке независимости. Были шансы,
которые в 1917—1918 гг. можно было использовать. Для татарских
национальных деятелей эти шансы стали сплошной цепью упущенных
возможностей. Рассмотрим их более подробно.
§ 2. Идель-Уральский штат
После февральской революции началось демократическое развитие
России. Общественно-политические силы предлагали различные
варианты государственного устройства страны. Можно сказать со всей
уверенностью, что любой из этих вариантов был шагом на пути к
реальной демократии. В том числе и вариант унитарной республики с
мощными элементами культурно-национальной автономии.
В силу своей разбросанности по всей России татары не исключали
для себя как возможности национально-культурной, так и
территориальной автономии. На первых порах в национальном движении
боролись между собой сторонники двух форм автономии. Потребовалось
время для того, чтобы между ними наступили мир и согласие. На I
Всероссийском мусульманском съезде, состоявшемся в начале мая в
Москве, одержали верх сторонники территориальной автономии,
выступавшие за федеративное устройство России. На II Всероссийском
мусульманском съезде, проходившем в июле 1917 г. в Казани,
восторжествовала идея национально-культурной автономии. На
заседании, объединенном с I Всероссийским мусульманским военным
съездом и съездом Всероссийского мусульманского духовенства, 22
июля была провозглашена национально-культурная автономия
мусульман Внутренней России и Сибири.
На 3-м заседании II Всероссийского мусульманского съезда 27 июля
по докладу С.Максуди было принято следующее решение: «Для
управления всеми делами, которые будут переданы в руки мусульман
Учредительным собранием, Мусульмане внутренней России учреждают
Национальный Совет — Милли Меджлис». Выборы должны были
проходить путем всеобщего и тайного голосования по одному или по
нескольку представителей от прихода. Выбранные таким путем
представители собираются в уездный город и из своей среды выбирают
по одному представи­телю от каждых десяти лиц. Если число приходов
не будет достигать десяти, этот уезд присоединяется к соседнему.
Представители, выбранные от уездов, собираются в тот город, где
должно находиться местопребывание Национального Совета. Таким
городом стала Уфа.
Национальный Совет являлся законодательным учреждением,
нормирующим всю национальную жизнь мусульман внутренней России,
согласно предоставленных конституцией России прав. В решении было
указано,
что
пределы
полномочий
Национального
Совета
ограничиваются лишь конституцией России, что Национальный Совет
«является
последней
авторитетной
инстанцией,
выносящей
постановления
о
приходах,
муллах,
мусульманских
общеобразовательных и конфессиональных школах, национальном
языке, о делах народного образования, о национальном казначействе,
вакуфах и других народных вопросах». Указывалось также, что члены
национального парламента пользуются такими же правами, какими
пользуются члены центрального парламента, в том числе и правом
неприкосновенности. Для открытия работы меджлиса требовалось
присутствие более половины его членов.
Однако жизнь стремительно диктовала России путь перехода к
федеративному переустройству государства. Правильно пишут историки,
что среди русских политических партий эсеры пер­выми выдвинули
идею федерации. Однако эсеры полагали, что Россия должна быть
федерацией областных, а не национальных республик.
Идеей создания национальной государственности в России жили
многие татарские и башкирские общественные деятели. Студенческое
общество в Петрограде, возникшее еще до февральского переворота, уже
давно разрабатывало такие планы. Братья Ильяс и Джангир Алкины,
Усман Токумбетов, Галимджан Ибрагимов и некоторые другие не только
были сторонниками федеративного устройства России, но и строили
планы создания национальной государственности татарского и
башкирского народов. Эти люди полагали, что всякое увлечение идеей
культурно-национальной
автономии
может
только
повредить
федеративному развитию России и помешать реализации идеи
национальной государственности. Именно поэтому Галимджан
Ибрагимов решительно выступал против решений июльских 1917 г.
мусульманских съездов — они провозгласили культурно-национальную
автономию мусульман внутренней России и Сибири.
Радикальное крыло национального движения не связывало
осуществление национальной государственности с деятельностью
большевиков и Советской власти. Лидер уфимских социал-демократов
Ибрагим Ахтямов считал Октябрьский переворот безумной авантюрой.
Джангир Алкин заявил на страницах печати так: «Я лично всегда
сомневался в достижении большевиками поставленных задач и был
уверен, что, протрубив на весь мир красивые лозунги, они, в конечном
счете, не смогут дать ни мира, ни хлеба, ни самоопределения народов».
В то же время само всероссийское мусульманское Харби Шуро
стремилось реализовать идею федерации в России. На страницах его
газет, издававшихся как на русском, так и на татарском языках,
публиковались материалы, пропагандирующие идею федерации.
Представляет интерес статья М.Горохова на страницах «Известий
Всероссийского Мусульманского Военного Шуро» под названием «Союз
народов». Он пророчески утверждает, что единственной наследницей
российской революции является «федеративная республика». Автор
видит Россию как союз народов. В другой статье в этой же газете под
названием «Более чем естественно» говорилось о том, что Финляндия,
Украина, Крым, Башкирия и Сибирь, не дожидаясь Учредительного
соб­рания, объявили себя автономными республиками. По мнению
автора, было бы вполне естественным, если бы вслед за ними так же
поступили Поволжье и Туркестан.
Однако в общественном мнении Казани идея национальной
государственности пробивала дорогу с большим трудом. Сущест­вовала
определенная боязнь того, что могут вернуться времена так называемого
«татарского ига». Находились и люди, которые подогревали страсти,
распространяли всевозможные слухи, рассчитанные на нагнетание
политической атмосферы. Сложив­шаяся обстановка находила
определенное отражение на страницах перио­дической печати, в том
числе и выходившей на татарском языке. Так, газета «Известия
Всероссийского Мусульманского Военного Шуро» сообщала о
конкретных
фактах
агитации,
направленной
на
разжигание
межнациональных страстей. Автор статьи «Клеветникам», помещенной в
номере от 19 ноября 1917 г. этой газеты, писал: «...произошла
октябрьская революция, и опять воскресла вновь, казалось, забытая уже
легенда «о Казанском ханстве». Опять за кулисами политической сцены
появились какие-то темные лица и занялись фабрикацией слухов о якобы
готовящемся провозглашении татарами своего ханства. И опять перед
запуганным обывателем встает кровавый призрак «татарского
нашествия». 7 января 1918 г. в этой газете была опубликована статья
Джангира Алкина «Слухи и действительность», в которой говорилось,
что «уже несколько недель ходят по Казани упорные слухи о
предполагаемом будто бы захвате города мусульманами и во главе этого
движения стоит Всероссийское Мусульманское Военное Шуро». Автор
писал о том, что в Казани появился какой-то гастролер, «не придающий
никакого значения народной крови» и который «упорно стремится к
возбуждению национальной розни». Мнение Д.Алкина по поводу этого
гастролера и поддакивающих ему местных деятелей сводилось к
следующему: «Можем с уверенностью заявить, что он ничего не
достигнет, ибо народ поймет, кто ему друг и кто его предатель.
Старайтесь, господа, делайте свое грязное дело. Но этим вы ничего не
добьетесь и не сможете втянуть мусульманский и русский пролетариат в
братоубийственную резню».
Несмотря
ни
на
какие
преграды,
идея
национальной
государственности пробивала себе дорогу. С 20 ноября 1917 г. по 11
февраля 1918 г. в Уфе проходила работа Милли Меджлиса. Этот
парламент собрался в Уфе для обсуждения и решения всех насущ­ных
вопросов в жизни мусульман. На этом форуме шли дискуссии о
возможных вариантах устройства политической жизни татар России. В
статье Ильяса Алкина «Среди Поволжских татар», опубликованной в
«Известиях Всероссийского Мусульманского Харби Шуро», был дан
анализ различным течениям, нашед­шим отражение на Милли Меджлисе.
«Каждая нация в данное время занимается строительством своей
внутренней жизни. Период съездов, период бумажных резолюций
прошел — надо на развалинах старого создать новое, светлое будущее
народов России. Национальное Собрание поволжских татар — Миллет
Меджлисе — занято практическим разрешением этого вопроса». Так
начиналась статья. Далее автор дал подробную характеристику всем
основным политическим течениям, от которых были делегаты Меджлиса.
Главный спор проходил между унитаристами и федералистами. Как
отмечал автор, среди унитаристов были и чистые панисламисты, которые
стремились объединить не только мусульман России, но и всего мира.
Однако на Меджлисе панисламисты не могли задавать тона. Более
сильным было пантюркистское течение. Оно, писал И.Алкин, имело
несколько
оттенков,
что,
по
его
мнению,
объясняется
«неопределенностью самого понятия пантюркизма». Если некоторые
пантюркисты «мечтают объединить тюрков всего мира», то часть из них
«понятие «тюрко-татары» суживают и согласуют его с направлением
«татаристов». «Свое воззрение, — отмечал автор, — мотивируют
следующими соображениями: Тюркские народы имеют общее
происхождение; их историческое прошлое приблизительно одинаково;
язык и литература, культурные ценности общие». Алкин рассматривал
пантюркизм как переход от панисламизма к национальной идее, как
переходное звено. Самым молодым дви­жением Алкин называет
«татаризм», которое, по его утверждению, возникло в 1914—1915 гг.
«Идеологи этого направления, — писал автор, — говорят: мы не против
объединения тюрков, не против объединения мусульман, но мы желаем в
это единение войти своей культурой, сильным своим национальным
бытием, нацией. Надо сначала развить все культурные ценности своей
нации, а затем уже присоединиться к всеобщему единению народов всего
мира, вложив в это единение и татарскую культуру». Автор к татарской
нации причислял: 1) казанских, касимовских, астраханских татар, 2)
мещеряков, 3) башкир, 4) тептярей, 5) тюменцев, 6) ногайцев, 7)
крещеных татар. Причем он такое деление произвел не произвольно, а
соответственно группам, на которые разделились делегаты Меджлиса.
Более основательный анализ был сделан различных вариантов
федеративного устройства России. Первый вариант — это
территориальная автономия для поволжских татар, штат. К этому
варианту примыкали «сионисты», предлагавшие всем татарам
переселиться из других мест и создать единую Татарию. Выражая
отношение к этому подходу, Алкин писал: «Появление этого
направления вполне естественно и нормально. Мы, как евреи, почти
нигде не составляем большинства; чувство же исторического прошлого у
нас сильно, и вот в результате желание каким бы то ни было путем
образовать Татарстан. Вопрос о том, осуществимо ли это, есть ли в нем
надобность, я оставляю открытым». Эти настроения, выразившиеся на
Меджлисе, давали знать о себе и в последующий период. Однако
Меджлис подвел некоторые итоги в вопросе о национальной
государственности татарского народа.
Важным результатом длительной работы Меджлиса явилось
достижение согласия между сторонниками культурно-национальной и
территориальной автономии. В результате Меджлис, избранный для
реализации национально-культурной автономии, принял решение о
создании территориальной автономии. Показателем этого является то,
что Меджлис открылся под председательством руководителя комиссии
по культурно-национальной автономии, созданной на июльских съездах в
Казани Садри Максуди. «Мы, — сказал он во вступительном слове, —
вместо их [русских] государства, построенного на гнилой основе,
создадим государство на уровне ХХ века... Мы будем бороться не только
за федерацию, но и по мере возможности за создание самостоятельного
государства». Однако такой подход вовсе не означал отказа от
культурно-национальной автономии, ибо, как заявил Г.Терегулов,
разрешить национальный вопрос на основе одной лишь территориальной
автономии невозможно. Нельзя сказать, что в этих словах не было
истины. Она была и заключалась в том, что татары, так же как и многие
другие народы, жили дисперсно и были рассеяны по всей России.
Территориальная автономия могла охватить лишь часть татарского
населения, другая же ее часть оставалась в других местах бывшей
империи, и она нуждалась в культурно-национальной защите. Поэтому
Меджлис не отбросил идею культурно-национальной автономии, а лишь
переставил ее с первого, главного, на второе, вспомогательное, место.
Это нашло отражение в документах, принятых Меджлисом. Здесь надо
указать, что идея создания государственности была предложена в форме
штата. И вовсе не случайно.
Среди различных вариантов переустройства России был и план ее
преобразования по типу Соединенных Штатов Америки. И тогда страна
стала бы называться Соединенными Штатами России. Некоторые
татарские общественные деятели сочли воз­можным использовать эту
идею для реализации национальной государственности. Выступая на I
Всероссийском мусульманском съезде, мулла Нижнего Новгорода
Абдулла Сулеймани выдви­нул предложение о том, что один из тех
штатов мог бы быть штатом мусульман Внутренней России. Было бы
неправильно полагать, что это было только его собственное
предложение. В то же время он выступал решительным сторонником
сохранения согласия и взаимопонимания между башкирами и татарами.
Он предлагал создать совместную автономию этих народов, чему, по его
словам, способствуют и башкиры. По его мнению, все зависело от
позиции самих татар.
Лидеры Меджлиса предприняли попытку достижения согласия между
башкирами и казахами. Последние особых претензий к Меджлису не
имели, ибо его работа могла оказать на казахов лишь косвенное влияние.
Поэтому их представители всецело консолидировались с Меджлисом и
пожелали ему успешной работы. С башкирами все обстояло гораздо
сложнее, ибо Меджлис имел в виду создание совместной татаробашкирской государственности. Решения Меджлиса, как это было
записано в документах II Всероссийского мусульманского съезда, были
обязательны и для башкир. Тем не менее буквально накануне открытия
съезда, с целью предупреждения возможных его последствий,
Башкирское Шуро провозгласило автономную Башкирскую Республику,
что было расценено организаторами Меджлиса как предательский шаг. А
в декабре, уже в дни работы Меджлиса, III Башкирский съезд в
Оренбурге окончательно закрепил решение Башкирского Шуро.
Своеобразные отношения складывались у башкирских лидеров с
золотопромышленниками Урала. В августе 1917 г. было создано оргбюро
по созыву съезда золотопромышленников. Туда были привлечены и
представители башкирского областного Шуро. Золотопромышленников
пугало то, что при федеративном устройстве государства не будет горной
свободы (т.е. права вести разработку недр без согласия собственника),
ибо земля и ее недра станут собственностью субъектов федерации. В
данном случае речь шла о башкирской автономии. Выступая на
заседании по подготовке съезда горнопромышленников, А.Г.Корягин
сказал, что «земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает», а
«башкиры землю не обрабатывают, это всем известно» и «они не скоро
станут ее обрабатывать — это вне сомнения». Исходя из этого он заявил,
что было правильно, когда в свое время у башкир была изъята земля, и
выразил удивление тем, что «можно провести федерацию в Уфимской
губернии, где большинство населения не башкиры. «Если недра и горные
богатства попадут к башкирам, то они не разбогатеют, а будет то же, что
было с землею». Они начнут их продавать, а «деньги пойдут на покупку
ненужных вещей и на пьянство, а богатства, конечно, не будет». По его
мнению, только горная свобода может привести к появлению и развитию
горной промышленности. Корякин произнес также и следующие слова,
которые, конечно же, пришлись по душе горнопромышленникам: «Разве
можно оставлять леса в руках диких людей. Больно смотреть на
башкирские леса, в каком они виде. Если оставить леса в руках башкир и
не отобрать их в казну, то скоро весь край останется без воды».
Сказанное Корякиным было оценено представителем Башкирского Шуро
И.И.Мутиным как попытка установить опеку над башкирами. Однако
никакого иного обоснования права собственности башкир на землю им
не было сделано. Он только лишь сказал, что «в свободном государстве
такая опека немыслима, надо каждой народности дать свободно
развиваться». Затем добавил, что «с вопросом о горных богатствах он
еще мало знаком и поэтому не берется о нем трактовать», и обещал на
очередном съезде сделать подробный доклад. 20 октября бюро
официально постановило принять А.З.Валидова (З.Валиди), прибывшего
на заседание областного Башкирского Шуро, в свой состав. 28—29
ноября З.Валиди принял участие в работе бюро и сделал доклад о
башкирской автономии. Сообщив о том, что еще в 1914 г. собрал
материал о поволжских тюрках, он сказал, что «был удивлен, как
башкиры и татары широко рассеяны, хотя они и являются раздельными
племенами». «Если бы, — продолжил он свое выступление, — все эти
народности собрать в одно целое, то получилась бы большая область».
Далее он сообщил, что «автономия Башкирии будет объявлена не
национальной, а областной, ибо в Башкирскую область войдет
приблизительно 3200 тысяч татар и немусульман 1800 тысяч». Он сказал
также, что имеются и другие проекты, среди которых он назвал и проект
поволжской автономии, которую, по его словам, планируют назвать
«Татарской». Валиди выразил сомнение в его осуществлении и добавил,
что башкиры борются против него. По его мнению, если Башкирия будет
«объединена со всеми соседними русскими и татарами, то тогда
управление получит другой характер и самобытностью управления
ограничится только сама Башкирия». З.Валиди говорил: «Разногласия
между татарами и башкирами происходят благодаря тому, что они
говорят не на одном языке и, кроме того, разнятся их бытовые условия и
сама культура». Он выразил обиду татарам за то, что они не допускали
башкирской автономии. Валиди сказал, что на съездах татары ему часто
задавали вопрос: «На каком языке будет управляться Башкирия?».
Примечательно, что на этот вопрос он отвечал не самим татарам, а
золотопромышлен­никам: «Башкирия не может управляться на чужом
языке». Среди золотопромышленников находились люди, готовые
поддержать башкир в их стремлении обособиться от татар. Выступивший
в прениях по докладу Ва­лиди П.В.Жуковский сказал, что башкирам
нельзя сливаться с татарами, ибо «татары энергичны и предприимчивы»
и «если башкиры сольются с татарами и другими племенами в одно
целое, то башкиры этими племенами будут поглощены. Объеди­нение
будет не в пользу башкир». Однако в бюро были люди несколько иных
взглядов на этот счет. А.В.Попов, наоборот, раскритиковал Валиди, взяв
под защиту татар: «Напрасно докладчик присоединяет чувашей к
башкирам. Чуваши, финны, татары не тюрки. Установлено, что болгары...
И правы татары, если они отбояриваются от башкирской автономии».
Валиди ответил, что «Башкирия свои права не думает осуществлять
силой» и что «в Башкирию включаются только те, кто говорит на
башкирском языке». Однако, по его мнению, «чуваши по языку подходят
к башкирам» и они, так же как и татары, «считаются родственными
племенами». Понятно, что в этих спорах устанавливалась не истина, ибо
они все носили политический оттенок. Однако несомненно то, что они
подливали масла в огонь раз­горавшихся татаро-башкирских споров.
Ситуация усугублялась тем, что в эти дни атаман Дутов захватил
Оренбург, местный Совет и провозгласил создание Оренбургского
военного округа. Башкирский съезд проходил под крылом казачьего
атамана, где раздавались здравицы в его честь.
Башкирский съезд, провозгласивший автономию Башкирии,
«предъявил требование местному мусульманскому военному комитету и
мусульманскому полку подчиниться башкирскому правительству, грозя
отделить башкир от остальных мусульман, одновременно прося Дутова
издать приказ о роспуске всех мусульман, кроме башкир». Однако
местный военный мусульманский комитет принял решение признать
единственной верховной властью Вошуро и протестовать против
действий башкирского съезда.
В официальном постановлении Всероссийского Мусульманского
Харби Шуро говорилось, что оно в свое время приветствовало «действия
башкир», но считает, что «башкирский и татарский народы — это один
народ по крови, духу, традициям и религии» и поэтому «ввиду
предстоящего объявления территориальной автономии Поволжья и
южного Урала — башкирское движение должно слиться с общим
движением татар». В нем говорилось: «Стремление башкирского
областного Совета разъе­динить военные силы мусульман путем
отделения татар от башкир при участии Дутова и тем тормозить
налаженное дело организации мусульманских войсковых частей
Всероссийское Мусульманское Военное Шуро считает, что эти шаги
совета встретят отпор среди воинов башкир».
Посредником в переговорах с башкирами был Галимджан Ибрагимов,
хорошо знавший многих башкирских лидеров. В результате Заки Валиди
прибыл на Меджлис и 6 января выступил с речью. Он начал свою речь с
того, что несколько дней тому назад закончил свою работу съезд,
учредивший Башкирскую республику. Выразив уверенность в том, что
каждый народ должен быть хозяином своей земли, Валиди дал понять,
что на территории Башкирии есть место и татарам, естественно, при
приоритетности самой башкирской нации. Он особо подчеркнул, что на
территорию суверенной Башкирии не будут допускаться русские
переселенцы. Валиди не мог не выразить своего отношения к плану
Идель-Уральского штата, обсуждавшегося на меджлисе. «Казань, —
сказал он, — отделена от нас крепостями русских деревень и все эти
земли русские считают своими». В принципе он выказал пессимизм по
поводу переустройства России по типу штатов и татарской
территориальной автономии. Он обвинил татар в трусости в вопросе
создания своей автономии. Делегатов съезда обозлили следующие слова
Валиди: «Ваши интелли­генты вертели хвостами между территориальной
и культурно-национальной автономией». В этом месте председатель
прервал его, сказав: «Это не башкирский съезд, а Милли Меджлис и
говорите поосторожней». Валиди, поняв, что зашел слишком далеко,
примиряюще произнес: «У вас нет мобилизующей программы, и я
говорю об этом с горечью. Результаты деятельности интеллигенции
ощущаем на себе, они пишут доносы на нас, на башкирскую автономию».
Желание татар создать свою совместную с русскими автономию он
назвал «империалистическим стремлением». Он позволил себе
понасмехаться, сказав: «Слава богу, туда, наверное, войдет и Нижний.
Будут у вас и пароходы. Однако знайте, если процент нации будет
составлять ниже 60%, то такая автономия уже не автономия». В
заключительной части своего выступления он сказал весьма категорично:
«Вы как хотите, но мы, пусть маленькую, но создадим свою автономию...
Мы поклялись на Коране и не отступим». Отступить ему, конечно же,
пришлось. Он присоединился к идее Идель-Уральского штата. Однако
парадокс в том, что в конечном счете была соз­дана автономия, в которой
было всего 18—20% башкир.
В номере газеты «Тормыш» («Жизнь») за 9 января было
опубликовано решение о создании Штата. Приводим его полностью:
«Национальное собрание тюрко-татар внутренней России вынес­ло
следующее постановление: «Об Урало-Волжском штате и о его
взаимоотношениях с другими областями соединенных республик России:
1. Создание Урало-Волжского штата должно быть обеспечено; 2. В
состав штата входят Казанская, Уфимская, Оренбургская губернии
полностью, те части Симбирской губернии, где проживают марийцы и
чуваши.
Все
народы
равноправны;
3. Форма управления республиканская, эта республика вместе с другими
должна составлять «Соединенные Республики России»; 4. Почта,
телеграф, железные дороги, военные пути, мера весов, денежная система
и др. должны находиться в распоряжении центрального правительства».
Меджлис создал Коллегию по организации Урало-Волжского штата
(КУВШ). В ее состав вошли И.Алкин, С.Янгалычев, Г.Шараф,
Ф.Мухамедьяров, Ф.Сайфи, С.Атнагулов, Г.Губайдуллин, Н.Халфин.
Главную роль в реализации идеи штата должен был сыграть Ильяс
Алкин, председатель Всероссийского Мусульманского Харби Шуро.
Товарищем председателя был избран Г.Шараф. Предполагалось, что
Коллегия будет работать в Казани, в полном согласии с Казанским
Советом. Планировалось включение в ее состав 5 представителей от
русского населения, 2 — от чувашского, 1 — от марийцев.
§ 3. За дело берется Военное Шуро
Однако Коллегия затягивала созыв Учредительного съезда. Поэтому
Вошуро на своем заседании 17—18 января 1917 г. заявило, что
«Национальное собрание и Всероссийское Мусульманское Военное
Шуро должны немедленно приступить к осуществлению Штата и созыву
Учредительного собрания Штата» и приняло следующее решение:
«Предложить
Миллет
Меджлису
немедленно
приступить
к
осуществлению территориальной автономии Поволжья и Южного Урала
с преобладающим населением мусульман». В решении было указано
также, что «с объявлением автономии штата, башкирское движение
должно слиться с татарским». Нет данных, свидетельствующих, что
Коллегия каким-то образом откликнулась на это решение. Более того, она
в лице некоторых своих членов, в частности, Ф.Мухамедьярова и
Ф.Сайфи, по вопросу о создании штата вступило на путь
бесперспективных переговоров с Казанским Советом. Вот почему
Вошуро взяло на себя инициативу создания штата.
Создание штата должно было произойти во время работы II
Всероссийского мусульманского военного съезда, проходившего в
Казани, 7 января 1918 г. Выборы делегатов на этот съезд проводились на
демократической основе. О выборах все армейские организации были
извещены соответствующим образом. «Известия Всероссийского
Мусульманского Военного Шуро» в номере от 12 декабря поместили
следующее объявление:
ТОВАРИЩИ СОЛДАТЫ!
1 янв. 1918 г. в Казани откроется 2-й Всероссийский Мусульманский
Военный Съезд.
Присылайте Ваших делегатов, невзирая ни на какие препятствия.
I. СЪ ФРОНТА:
1) по одному делегату от каждой ДИВИЗИИ (учреждения, корпуса, не
входящие в состав дивизий, при выборах делегатов относятся к
ближайшей дивизии);
2) по два делегата от армейских комитетов (учреждения армий, не
входящие в состав корпусов, выбирают 2-хъ делегатов от всех
учреждений каждой армии);
3) по одному делегату от каждого полка Туземного корпуса, от
Крымского конного полка, от каждого Флота;
4) по три делегата от каждого из Фронтовых Комитетов.
II. СЪ ТЫЛА:
5) по два делегата от Оренбургского и Уральского казачьих войск;
6) по одному делегату от остальных казачьих войск;
7) по одному делегату на каждые две тысячи солдат (выборное
производство возлагается на Окружные Комитеты).
ДЕЛЕГАТЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ СНАБЖЕНЫ МАНДАТАМИ И
УДОВЛЕТВОРЕНЫ СУТОЧНЫМИ ДЕНЬГАМИ ИЗ СВОИХ ЧАСТЕЙ.
Общественность Казани в той или иной мере следила за развитием
национального движения татар и по-разному воспринимала его. Даже
наиболее интеллигентные круги относились с определенным недоверием
к возможному провозглашению национальной автономии. Это хорошо
показывает материал, опубликованный в номере за 12 декабря «Известий
Всероссийского Мусульманского Харби Шуро».
АВТОНОМИЯ и ОБЫВАТЕЛЬ
Татарское Учредительное Собрание объявляет территориальную
автономию Средней Волги и Южного Урала (Из газет).
А что, если татары объявят автономию татарских областей, то будут
ли гнать русских из городов? А чиновников как — выгонят или нет?
Вопрос этот мне предложил интеллигентный обыватель, ныне
гражданин, чиновник. Ну скажите, что я мог ему ответить? Сказать ему:
мой дорогой, мы живем в XX веке в Европе, под влиянием Европейской
культуры стремимся к высоким идеалам человечества, к равенству,
братству и социализму?
Сказать ему, что если татары решат, что Поволжье и Южный Урал
должны быть автономными, то будет созвано на основании известной
формулы Учредительное собрание и все народы, населяющие область,
решат образ правления, причем будет гаран­тирована защита интересов
национальных меньшинств и предоставлено им полное право устраивать
внутренний уклад своей жизни? Если скажу ему: мы народы,
населяющие область, на месте, без Петрограда, будем устраивать свою
судьбу, а по вопросам внешней безопасности, железных дорог, почты,
телеграфа и других будем решать совместно с другими штатами будущих
соединенных штатов Российской Республики...
Я скажу ему еще многое. Но скажите, читатель, поверит ли
обыватель?
Материал подписан псевдонимом «Старый Знакомый». Конечно, не
все так просто воспринималось общественностью. К тому же было
немало всякого рода подстрекателей, стремившихся внести разлад между
русскими и татарами. 7 января 1918 г. в газете «Известия Всероссийского
Мусульманского Военного Шуро» Джангир Алкин опубликовал статью
под названием «Слухи и действительность», в которой писал, что «уже
несколько недель ходят по Казани упорные слухи о предполагаемом
будто бы захвате города мусульманами и во главе этого движения стоит
Всероссийское Мусульманское Военное Шуро». Он сообщал читателям,
что в Казани какой-то гастролер, «не придающий никакого значения
народной крови, упорно стремится к возбуждению нацио­нальной
розни». Оказалось, что этот человек выступил 1 января в здании бывшего
Дворянского собрания, 2 января — в запасной артиллерийской бригаде.
«Можем с уверенностью заявить, что он ничего не достигнет, ибо народ
поймет, кто ему друг и кто его предатель. Старайтесь, господа, делайте
свое грязное дело. Но этим вы ничего не добьетесь и не сможете втянуть
мусульманский и русский пролетариат в братоубийственную резню».
Свидетельством справедливости слов Д.Алкина является неоднократное выражение поддержки солдатами-мусульманами своей
верности
Советской
власти. Солдаты мусульманизированного
95-го полка 7 января 1918 г. вынесли следующее постановление:
«1) Вся власть Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
2) Мы можем защищать только те организации, которые стоят на
страже интересов демократии.
3) Мы против контрреволюционной Центральной Рады и казаков.
Если в Раде имеется представитель Вошуро, то нужно немедленно его
отозвать. Мы в Украине признаем только власть Советов народных
Комиссаров.
4) Наши организации — Шуро — должны работать в полном
контакте с истинными защитниками демократии — народными
комиссарами.
Мы много ждем от второго военного съезда. Но только при условии
осуществления наших чаяний мы будем его поддерживать».
Между тем делегаты постепенно съезжались в Казань. «Завт­ра
открывается наш съезд, — писала накануне его открытия газета
«Известия Всероссийского Мусульманского Военного Шуро». — Много
значения придают этому съезду и много ждут от него все политические
партии края, начиная от самых левых и кончая самыми архиправыми.
Мы, мусульмане, ждем от него окончательного достижения всех наших
притязаний и положения прочного основания государственному строю
края, который, как мы мыслим, может быть только федеративным... Мы
стремимся, прежде всего, к созданию тех условий нормальной жизни,
когда все народы, долженствующие войти в штат, могли бы наилучшим
способом достигнуть всех заповедных своих желаний и в тесном
единении друг с другом положить начало государственному
устроительству края. Мы стремимся к проведению в жизнь
безболезненно для народа всех социальных реформ и, безусловно, в этом
направлении будем работать до конца. Думаем, что в этой работе мешать
нам не будут, а наоборот, своим благожелательным отношением и
воздержанием от скороспелых заключений, а тем более выступлений,
пойдут навстречу и тем самым помогут нам в начатом нами деле
устроения края». В этих словах нашли отражение надежды и чаяния
татарской общественности.
§ 4. Военный съезд говорит «да» штату
В работе съезда приняли участие 200 делегатов. Татарами записались
141, башкирами — 35 человек.
Он открылся в 2 часа 40 минут 8 января 1918 г. Председательствовал
И.Алкин. На съезде присутствовал помощник командующего
Московским военным округом Аросев. Был принят следующий порядок
дня: доклад о национальном движении мусульманских народностей
России и воины-мусульмане и доклад об образовании Средне-Волжского
и Южно-Уральского штата. Первый доклад делает И.Алкин. После
перерыва слово для доклада о Средне-Волжском и Средне-Уральском
штате предоставляется Ю.Музафарову, который представил делегатам
карту штата. Она была составлена в соответствии с решением Миллет
Меджлиса и базировалась на данных Галимджана Шарафа. К началу
работы съезда Галимджан Шараф и большинство членов Коллегии по
образованию штата находились в Уфе. Поэтому делегатам съезда была
оглашена телеграмма за подписью Временного председателя Коллегии
Галимджана Шарафа. В ней говорилось: «Национальный меджлис
мусульман тюрко-татар Внутренней России и Сибири признал
необходимым образование Волжско-Уральского Штата. В принятом
проекте границы проведены с расчетом наибольшего включения
территорий с тюркско-татарским, чувашским, черемисским населением и
наименьшего включения территорий с другими народностями. Штат
включает губернии: Уфимскую, Казанскую целиком и прилегающие к
ним части губерний: Оренбургской, Пермской, Вятской, Симбирской,
Самарской, с вышеозначенным этническим составом. В штате должно
осуществляться полное последовательно проведенное равенство наций,
языков, религий. Общее государственное устройство России должно
представлять федерацию областей и федерацию наций. Меджлис избрал
Коллегию, которая вместе с представителями других народностей штата
созовет общую кон­ференцию для объявления осуществления штата». В
телеграмме говорилось, что Коллегия выезжает в Казань 15 января.
Основные положения доклада Ю.Музафарова в виде его статьи под
названием «Урало-Поволжская республика» были опубликованы в газете
«Известия Всероссийского Мусульманского Шуро». В ней говорилось,
что этот штат-республика должен быть составной частью Российской
Федерации и что в нем должны быть созданы ВЦИК и Совнарком.
Доклад Ю.Музафарова был построен на основе предложений Коллегии
по образованию Урало-Волжского штата. Общая численность населения
штата должна была составить 8 390 866 человек. Самое главное, по
мнению докладчика, в него должны были войти 85—90% всех татар и
башкир России и они должны были составить в штате 43,96%.
Чуваши в штате могли составить 11,76%, марийцы — 4,7%. В случае
реализации штата в него вошли бы 90—95% общей численности этих
народов. Доля русских должна была составить 35,86%, и они по
численности занимали бы второе место.
Автор статьи сообщал, что съезд рассмотрел следующий проект
постановления:
— образовать согласно предложенного проекта Южно-Уральский и
Средне-Волжский штат как федеративную часть Россий­ской НародноСоветской Республики, под названием Волжско-Уральская Советская
республика;
— созвать Законодательное Собрание Республики на основе
всеобщего, равного, тайного и прямого голосования и национальнопропорционального представительства в ближайший срок;
— впредь до созыва Законодательного Собрания образовать
Временное Правительство республики,— а именно Центральный
Исполнительный Комитет Совета Солдатских, Рабочих и Крестьянских
Депутатов с участием в нем представителей демократических
организаций: земств, городов, почтово-телеграфных и железнодорожных
союзов, национальных организаций и также коллегии Миллет Меджлисе
и Башкирского Курултая и как исполнительный орган — организовать
Совет Народных Комиссаров на национально-пропорциональной основе
и всю полноту власти передать ему;
— всякие покушения на народную власть Республики должны быть в
корне подавлены всеми вооруженными силами мусульманской армии и
армий других национальностей Штата Республики;
— должны быть приняты все меры к защите интересов солдат,
рабочих и крестьян, сохранению экономического благополучия и
нормальной жизни края от анархии, погромов и грабежей.
Доклад этот был передан на рассмотрение секций и комиссий съезда.
Предполагалось, что вопрос об организации штата должен быть
обсужден на пленарном заседании Всероссийского Мусульманского и
Чувашского военных съездов Казанского Совета Солдатских, Рабочих и
Крестьянских депутатов с участием представителей демократических
организаций. Самым сложным вопросом в реализации штата был вопрос
татаро-башкирских взаимоотношений. Поэтому вовсе не случайно, что
уже в первый же день работы съезда был обсужден текст приветственной
телеграммы Башкирскому Курултаю. Он был принят большинством
голосов. В ходе всей работы съезда шло согласование интересов татар,
башкир и других народов.
Газета «Известия Всероссийского Мусульманского Харби Шуро» в
номере за 12 января 1918 г. сообщала, что вопрос о территории в связи с
провозглашением башкирской автономии очень осложнился, ибо «на
большую часть этой автономной «башкирской» территории претендуют
татары, мишари, тептяри, чуваши, черемисы и др. мелкие народы». В
газете отмечалось, что «до последнего времени положение вещей было
таково, что можно было ожидать столкновения интересов двух
народностей одной семьи — тюрко-татар». Вот почему важно было
достичь согласия на съезде. В его протоколе говорилось, что «татары и
башкиры работают вместе». В адрес съезда поступали сведе­ния о том,
что «другие народности почти все уже определили свою позицию по
отношению к предполагаемому штату». Указывалось, что реализация
проекта Волжско-Уральского штата может снять проблему в целом.
Однако оказалось все не так просто. Чуваши, не добившись согласия на
включение в штат территории с вотской народностью, что должно было
бы снизить процент тюрко-татар в штате до 38—40%, отказались от
вхождения в него. Это хотя и привело к определенному
взаимопониманию татар и башкир, поскольку в Штате увеличивался их
общий удельный вес, татаро-башкирские взаимоотношения оставались
сложными. На 15-й день работы съезда от имени национальной секции
Янбаев сообщил о несогласии башкирской секции со следующим
пунктом проекта постановления об организации нацио­нальных частей:
«Воины-мусульмане, как башкиры, так и татары, должны объединенно
образовать полки, эскадроны и батареи и стремиться к укреплению
пошатнувшихся татаро-башкирских отношений, заложив прочный
фундамент татаро-башкирского союза». Была внесена к ней следующая
поправка: «Съезд до рассмотрения вопроса об автономии нашел
возможным образовать части по территориальному признаку, поэтому
можно образовать отдельные башкирские части, но с условием, чтобы
для всех воинов-мусульман была бы одна высшая организация». В
башкирском протесте были следующие слова: «Раз принята резолюция,
что «войска каждой национальности должны быть опорой своей нации»,
то каждая нация могла образовать свои войсковые части, а между прочим
4-й пункт резолюции этому противоречит, поэтому мы протестуем
против принятия этого пункта». В результате проект, предложенный
Музафаровым, был передан на вторичное рассмотрение национальной
секции. При обсуждении резолюции секции о Штате татаро-башкирский
вопрос также занял одно из центральных мест. Выступивший Имаков
сказал: «Сначала надо поставить на ноги объявленный башкирский штат,
а потом по создании Волжского штата останется только их объединить».
Ильяс Алкин, резюмируя выступления делегатов по этому вопросу,
сказал: «Перед нами три вопроса:
1. Образовать ли Урало-Волжский штат или только башкирский.
2. Каково должно быть конструирование власти в штате.
3. В случае образования Урало-Волжского штата надо объявить этот
штат».
Сам Алкин был целиком и полностью за провозглашение УралоВолжского штата и поэтому предложил принять следующую резолюцию
об организации власти в штате:
«1. До конструкции постоянной власти власть в Штате остается в
руках Советов, существующих с включением туда всех национальностей
по принципу национально-пропорционального представительства.
2. Постоянная власть в Штате должна быть конструирована на
основании национально-пропорционального представительства.
3. Высшим законодательным органом должен быть съезд советов,
составленный согласно принципу национально-пропорцио­нального
представительства.
4. Для управления Штатом назначить нужное число комиссаров».
Причем Алкин предложил принять лишь первый пункт постановления,
передав остальные на рассмотрение секции.
В ходе работы съезда на секциях и комиссиях продолжались
рассматриваться различные варианты устройства штата. В газетах
публиковались аналогичные материалы. Хотя на съезде были делегаты
различной политической ориентации, он проявил полное доверие
Советской власти. Эта позиция поддерживалась вои­нами-мусульманами
Казанского гарнизона.
18 января общее собрание солдат 95-го полка приняло следующее
постановление:
«1. 95-й мусульманский полк всеми силами будет защищать
завоевания революции, религиозные и национальные интересы
мусульман.
2. 2-й Всероссийский Мусульманский военный съезд должен
осуществить исторические чаяния Поволжских татар объявлением
«Средне-Волжского
и
Южно-Уральского
штатов».
Полк
будет защищать все законы штата.
3. По объявлению Штата власть должна перейти в руки
сос­тавляющих большинство Советов мусульманских военных, рабочих
и крестьянских депутатов, включив в эти Советы представителей других
национальностей пропорционально их численности.
4. До объявления Штата признать власть Советов, но если туда
войдут представители мусульман пропорционально своей численности и
если Советы не пойдут против желаний мусульман.
Полк будет бороться всеми силами против тех, кто идет против
образования Штата».
31
января
Всероссийское
Мусульманское
Харби
Шуро,
Мусульманский военно-окружной комитет Казанского военного округа,
Мусульманский Казанский гарнизонный комитет, полковой комитет
Мусульманского 95-го полка, ротные комитеты 95-го полка приняли
совместное обращение «Братья русские — Солдаты, Крестьяне и
Рабочие!». В нем говорилось, что уже второй месяц в городе
распространяются «темные провокационные слухи» о том, что Вошуро и
другие мусульманские организации «хотят арестовать местную
советскую власть». В обращении ставился такой вопрос: «Нам ли,
мусульманской революционной демократии, целыми веками угнетенным
старым режимом, вашим братьям, жившим бок о бок добрососедски
мирно в течение веков, суждено ссориться в яркие дни солнца свободы?».
И давался ответ: «Нет, нет и нет».
В документе со всей проникновенностью говорилось: «Не верьте
этим провокаторам и в корне пресекайте провокации в самом зародыше
ее.
Революционная мусульманская демократия всегда шла, идет сейчас,
пойдет впредь рука об руку, плечом к плечу со всей Российской
революционной демократией». Подчеркивалось, что мусульманская
революционная демократия «не против господства труда, а за него, не
против Советов, а за них». Однако ответного доверия к ней со стороны
местной Советской власти не было. Ее (Советской власти) лидеры
К.Грасис, Я.Шейнкман систематически вносили целенаправленный
раскол среди делегатов съезда. Есть все основания полагать, что был
искусственно создан и конфликт вокруг вопроса о банковских ценностях.
19 декабря общее собрание Всероссийского Мусульманского Военного
Шуро вынесло следующее постановление:
«1. Сознавая чрезвычайную сложность проведения реформы о
национализации банков, Всероссийское Мусульманское Военное Шуро
категорически настаивает на постепенном проведении этой реформы в
жизнь по определенному детально разработанному плану. Поспешное
при настоящих условиях и неумелое проведение реформы недопустимо в
интересах самого народа.
2. Вместе с тем Шуро находит, что ввиду провозглашенного лозунга о
самоопределении народов и ввиду образования нового автономного
штата «Поволжья и Южного Урала» как федеративной части
Российского государства, достоянием которой и являются суммы банков
данной территории, переводы золотого запаса и прочих ценностей из
пределов г.Казани и других городов будущего Поволжского штата
недопустимы.
3. На стальные ящики — сейфы банков, параллельно с печатями
Совета, должны быть наложены печати Шур и присутствие
представителей его в комиссариате обязательно».
О том, насколько важным был этот вопрос, показал вывоз Комучем
золотых запасов в Самару. Тем самым был нанесен огром­ный урон
Российской казне, ибо значительная часть золота и драгоценностей
пропала бесследно. Между тем реализация предложений Вошуро могла в
значительной мере помочь их сохранности.
Казанские большевистские лидеры не были согласны и с политикой
Совета Народных Комиссаров в вопросе о заключении сепаратного мира
с Германией. Не поддерживали они также его линию на федерализацию
России и создание в ней национальных республик. Многие делегаты
съезда, не относящие себя к большевикам, были готовы к сотрудничеству
с ними. К примеру, Усман Токумбетов в вопросе о мире критически
воспринимал Троцкого, призывавшего «закончить войну, мир не
заключать». Он говорил: «Чтобы удержать завоевания революции от
удара милитаризма, мы должны заключить мир. Теперь условия тяжелы,
а дальше будут еще тяжелее. Вильгельм крепко сидит на троне и
угрожает нам. Революции там нет, только немедленный мир гарантирует
нам свободу». Эти слова были произнесены 20 февраля, когда Ленин с
огромным перенапряжением сил боролся против большинства своих
соратников, отвергавших мир как единственное средство сохранения
завоеваний революции. Поэтому он нуждался в поддержке. И она ему
оказывалась.
Конечно, и для национальных лидеров готовность сотрудничать с
Советской властью не означала перехода на большевистские позиции.
Многие положения и конкретные действия большевизма ими не
воспринимались. В своем выступлении Д.Алкин говорил, что
большевики-жирондисты, большевики-монтаньяры и «первая [группа]
преследует строительную цель, а вторая вводит социализм штыком и
нагайкой». Д.Алкин по своему характеру был прямолинейным и потому
откровенно критически воспринимал оппонентов. «Я, — говорил он, —
не целую рук Ленина — вот и контрреволюционер». Будучи социалистом
ортодоксального толка, он был не в состоянии воспринять террор и
преследования инакомыслящих: «Если бы был жив сам Маркс, то
ужаснулся бы извращенным пониманием своего учения и, пожалуй,
прослыл бы буржуем и контрреволюционером».
Однако местные большевики Я.Шейнкман и К.Грасис, выступавшие
против мира, а также не воспринимавшие решений III Всероссийского
съезда о провозглашении России добровольной федерацией свободных
народов, препятствовали работе съезда мусульманских воинов, готового
к всестороннему сотрудничеству с Казанским Советом.
До сих пор неизвестны многие резолюции Мусульманского съезда.
Между тем они принципиально меняют взгляды, долгое время
господствовавшие среди историков. Для этого достаточно ознакомиться с
некоторыми документами, принятыми съездом. Газета «Известия
Всероссийского Мусульманского Шуро» опубликовала их и сделала
тогда же достоянием широкой общественности. 31 января 1918 г. в № 13
газеты
напечатано
следующее
решение
II
Всероссийского
Мусульманского съезда:
«Считать
роль
Всероссийского
Учредительного
Собрания
исчерпанной. Дальнейшую борьбу за Учредительное Собрание считать
лишенной определенного смысла и реального содержания, ибо мы,
воины-мусульмане, как получившие от революции должное и первое
свое желание самоопределения, если в будущем окажутся в Российской
Республике партии, стремящиеся к сбору или созыву Всероссийского
Учредительного Собрания, — то мы громогласно заявляем, что мы,
воины-мусульмане, к таким партиям ни примыкать, ни поддерживать их
не можем».
Примечательно также и обсуждение следующей резолюции:
«Центральный Исполнительный Комитет Советов р.,с. и кр. [рабочих,
солдатских и крестьянских] Депутатов, реорганизованный II
Всероссийским съездом Советов р.,с. и кр. деп. являлся истинным
выразителем и защитником интересов беднейшего народа, рабочих,
солдат, крестьян — после третьего съезда Советов приобрел большой
авторитет своей тактикой в деле защиты завоеваний революции.
Поэтому II Всероссийский Мусульманский Военный Съезд признает
его высшим органом Советской власти и изъявляет уверенность в том,
что этот орган, стоящий на страже социальной революции, будет
обращен в Федеральный Совет Российской Федеративной Республики с
включением представителей трудящихся (солдат, рабочих и крестьян)
всех национальностей на пропорционально-национальных началах».
За нее проголосовало 13 делегатов. Против резолюции не было
подано ни одного голоса. Однако 18 человек воздержались от
голосования. Это говорит о том, что возрастало число людей, склонных к
поддержке новой власти, но что у них еще не было к ней полного
доверия. О стремлении большинства делегатов съезда связать решение
вопроса о национальной государственности на справедливой основе и на
базе Советской власти говорит также и следующий проект резолюции,
который должен был быть предложен делегатам съезда:
«II Всероссийский Мусульманский Военный съезд, обсудив вопрос о
власти в проектируемом Урало-Волжском штате, постановил:
В проектируемом Урало-Волжском штате, как в центре, так и на
местах, должна быть Советская власть, организованная на национальнопропорциональных началах, проводимая среди выборщиков рабочих,
солдат и крестьян.
Для образования высшей власти в штате должен быть созван съезд
советов, который из своей среды выделяет для управления Штатом
центральный исполнительный комитет солдатских, рабочих и
крестьянских депутатов и совет народных комиссаров на началах
коллегии, по каждому ведомству.
Всякие покушения на целостность Штата и на высшую рабочекрестьянскую власть [штата] должны быть в корне подавляемы всеми
вооруженными силами Штата».
До созыва Законодательного собрания штата предполагалось
создание Временного правительства республики — Совета Народных
Комиссаров, выделив его из Центрального Исполнительного Комитета
Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Последний
включал в себя представителей земств, городов, поч­тово-телеграфных и
железнодорожных союзов, национальных организаций, коллегии Милли
Меджлиса и Башкирского Курултая.
§ 5. Большевики говорят «нет» штату
Со съездом, который был так лояльно настроен к Советской власти,
можно было договориться. Однако руководители Казанского Совета и
местной большевистской организации Я.Шейнкман и К.Грасис
находились в оппозиции как к Советскому правительству, так и к
военному съезду. Более того, они вели за собой и ряд делегатов левой
фракции. Парадокс заключался в том, что руководители Совета и
местных большевиков уже не доверяли ни татарским большевикам, ни
Мусульманскому социалистическому комитету и готовили планы по
ликвидации съезда. Они связались с Подвойским, который был
комиссаром по военным делам в Советском правительстве, и попросили
у него помощи для разгона съезда, а также попросили остановить
приближающуюся к Казани Финляндскую татарскую бригаду.
Телеграмма об этом была перехвачена руководителями Вошуро и
оглашена на съезде. Вот ее текст:
«Петроград, Мариинский дворец, Подвойскому.
В
Казань
следует
первый
мусульманский
финляндский
мусульманский стрелковый полк силою до трех тысяч человек полной
боевой готовности. Ввиду демобилизации местных полков и еще до
окончания формирования пехоты красной гвардии скопление
мусульманской силы в Казани нежелательно. Прошу задержать его в
пути и расформировать, не допустив прибытия Казань». Телеграмма
была подписана председателем гарнизонной коллегии Шелыхмановым.
В результате стало ясно, в какой мере отвечают власти на доверие к
ним со стороны мусульман. Было принято следующее постановление:
«1. Потребовать немедленного задержания телеграммы № 498
Шелыхманова о расформировании 1-го Финляндского Мусульманского
полка.
2. Потребовать немедленной отставки Шелыхманова.
3. Принять все меры к беспрепятственному прибытию полка в Казань.
4. Довести до сведения Комитета по военным делам, что воинымусульмане подчиняются исключительно своим военно-революционным
организациям.
5. Предложить местным военным организациям потребовать
немедленного переизбрания Сов. С., Р. и Кр. Деп. [Совета солдатских,
рабочих и крестьянских депутатов]».
Фракция левых социалистов съезда также потребовала «телеграмму
Шелыхманова как ничем не обоснованное опасение задержать», решило
потребовать отставки Шелыхманова и «принять конкретные меры в
беспрепятственном прибытии полка в Казань». Однако при принятии
этого решения, как писали газеты, «многие члены фракции
отсутствовали». Не случайно на пленарном заседании съезда
представителями национальной секции, которой было поручено
подготовить резолюцию по вопросу о власти, было сказано, что она не
успела это сделать ввиду того, что левая фракция не пришла на ее
заседание. У левой же фракции был свой проект резолюции с
безоговорочным приветствием Советской власти. Представитель этой
фракции Камиль Якубов нежелание принять ее проект оценил как
попытку «очернить левую фракцию в глазах народа». На это Усман
Токумбетов сказал, что «он до тех пор останется при своем мнении, пока
фракция не перестанет ходить по стопам Грасиса». Предложение
представителей левой фракции о принятии приветственной телеграммы
Советской власти подверглось бурному обсуждению. В своем
выступлении Ильяс Алкин указал на ошибки Советской власти, которая
силой оружия подавляет выступления мусульман Туркестана, где
большевики «пулеметами защищают великорусскую нацию». Он
обвинил Петроград, «который хочет вернуть централизм», и заявил так:
«Будем приветствовать власть в лице Советов, когда там будут наши
избранники, наши представители. Если съезд неосторожно вынесет
приветствие той власти, которая истребляет мусульманские республики,
что скажет нам история? Я не против Советов, но против засевших там
элементов. Везде деятельностью Советов руководит кучка демагогов
вроде Грасиса в Казани, Калисова в Ташкенте. Они напоминают времена
Ивана Грозного. Пока не будет наших представителей в Советах,
приветствовать их не можем» И все же резолюция с некоторыми
поправками была принята. В ней говорилось, что «2 Всероссийский
Мусульманский Военный съезд признает существующую центральную
власть — Совет Народных Комиссаров как временную общефедеральную
власть впредь до окончательного установления и организации отдельных
федеративных штатов». «Вместе с тем, — говорилось в резолюции, —
съезд выражает уверенность, что Совет народных Комиссаров впредь не
пов­торяя и не совершая своих ошибок в национальном воп­росе в прошлом (национализация армии, вопрос реорганизации власти на местах) и в
настоящем, будет в своей разумной государственной политике проводить
не только на словах, но и на деле в реальную жизнь политику
действительного самоопределения народов».
В заключительной части резолюции содержались следующие строки,
свидетельствующие
о
ее
компромиссном
характере:
«Вместе с тем съезд находит, что все шаги и действия советской власти,
направленные к осуществлению требований трудящихся масс, вполне
отвечают интересам мусульманской демократии, — и заявляет, что
мусульманская демократия в лице мусульман-солдат будет поддерживать
эту рабоче-крестьянскую власть в осуществлении их лозунгов на пользу
всей российской демократии и демократии всего мира».
Многие газеты, в частности газета, выходившая в Самаре, отмечали,
что на съезде были приняты резолюции по текущему моменту и об
отношении к Совету Народных Комиссаров. Более того, съезд осудил
право эсеровского большинства Учредительного собрания, которое
«отказалось утвердить диктатуру пролетариата и этим показало свое
непримиримое отношение к существующей власти рабочих и крестьян».
Позиция принципиальной поддержки Советской власти наш­ла
отражение и в резолюции «Власть в Штате»: «В предполагае­мом
Средне-Волжском и Южно-Уральском штате власть как в центре, так и
на местах, должна быть Советской на национально-пропорциональных
началах. Для организации власти немедленно должен быть созван
учредительный съезд советов с представительством на национальнопропорциональных началах.
Учредительный съезд избирает Центральный Исполнительный
Комитет Советов Солдатских, Крестьянских и Рабочих Депутатов на
национально-пропорциональных началах. Центральный Исполнительный
Комитет утверждают комиссариаты... по коллегиальному принципу,
ответственные перед Цека».
В окончательном виде решение съезда о создании штата было
следующим:
«1. Второй Всероссийский Мусульманский Военный съезд,
состоящий главным образом из представителей мусульман тюркского
племени, населяющих территорию между южным Уралом и средним
течением Волги, принимая во внимание национальные, экономические и
прочие интересы мусульман тюркского племени и других народностей,
населяющих эту территорию, находит необходимым образование в этих
пределах автономной Идиль-Уральской (Волжско-Уральской) Советской
Республики, входящей в состав Российской Федеративной Советской
Республики.
2. Границы этой республики должны быть проведены с расче­том
наименьшего
включения
территорий,
населенных
дру­гими
народностями и наибольшего включения территорий, населенных
мусульманами тюркского племени.
3. Исходя из вышеизложенного принципа в состав Идель-Уральской
Республики должны войти:
а) вся Уфимская губерния;
б) восточная половина Казанской губернии (а именно: г.Казань,
Казанский, Мамадышский, Лаишевский, Спасский, Чистопольский,
Свияжский уезды и часть с мусульманским населением Тетюшского,
Царевококшайского, Цивильского и Чебоксарского уездов);
в) северо-восточная часть Симбирской губернии (а именно: части с
преобладающим мусульманским населением Буинского и Симбирского
уездов);
г) северо-восточная часть Самарской губернии (а именно: час­ти с
преобладающим
мусульманским
населением
Бугульминского,
Бугурусланского и Бузулукского уездов);
д) западная часть Оренбургской губернии, примыкающая к Уфимской
губернии (а именно: части с мусульманским населением Оренбургского,
Орского, Верхнеуральского, Троицкого и Челябинских уездов);
е) южная часть Пермской губернии (а именно: части с мусульманским
населением Шадринского, Красноуфимского и Осинского уездов);
ж) части Вятской губернии, примыкающие к Казанской и Уфимской
губерниям (а именно: части с мусульманским населением Уржумского,
Малмыжского, Елабужского и Сарапульского уездов).
Во всех частях Идиль-Уральской Республики в деле осу­ществления
ее территориальной автономии все ветви мусульманского тюркского
племени должны действовать в полном контакте и помогать друг другу.
Если осуществление автономии Идиль-Уральской Респуб­лики в
вышеозначенных пределах окажется почему-либо невозможным, то все
мусульмане тюркского племени должны употреблять все свои моральные
и материальные силы к тому, чтобы осуществить национальный Штат,
хотя бы в меньших пределах».
Действительно, лидеры Вошуро чувствовали, что их теснят со всех
сторон. Они видели ликвидацию Советами одну за другой
самопровозглашенных автономий и протестовали против этого. Против
них, казалось бы, были все: Центральная Советская власть, находившаяся
к ней в оппозиции, местная советская администрация и, наконец, свои
национальные большевики. Со всей подробностью эта ситуация
освещена в книге Р.Валиева на татарском языке «Болак арты
республикасы».
То, что случилось в последующем, не было для них неожиданностью.
А дальше произошло следующее.
Часть левых делегатов, покинувшая съезд, снова вернулась.
Непреклонен был Мирсаид Султан-Галиев, доверие которого к
Советской власти в то время казалось безмерным. Он вошел в
революционный штаб, созданный 26 февраля Советом рабочих,
солдатских и крестьянских депутатов для борьбы с руководством
Мусульманского Военного съезда.
На 28 февраля планировались торжества по поводу провозгла­шения
Урало-Волжского штата. Они должны были проходить на Театральной
площади. Чтобы не допустить этого, штабом было решено арестовать
ночью руководителей съезда. И это было сделано руками самих
мусульман: братьев Ильяса и Джангира Алкиных. У.Токумбетова
арестовал отряд красногвардейцев во главе с Х.Урмановым.
Известная часть татарского населения, которую в официальной
историографии принято было называть «отсталой», в знак протеста
вышла на улицу. На Юнусовской площади состоялся митинг. Толпа
направилась к дому Гайнана Ваисова, говорив­шего, по словам газеты
«Кояш», «одними устами» с Советом. Стали раздаваться выстрелы, в
результате которых был убит Ваисов. Ясно, что это была провокация. Но
с чьей стороны — так и не удалось выяснить. Были проведены
торжественные похороны Ваисова как активного сторонника Советской
власти.
Со своей стороны Вошуро также создало революционный штаб во
главе с Г.Монасыповым. События приобретали угрожающий характер.
Конечно, если бы Шуро пошло на дальнейшее обострение борьбы,
неминуемо произошло бы столкновение и неизвестно, чем бы оно
закончилось. Большинство членов Шуро выступало за мир и согласие и
потому было против такого исхода. В итоге было заключено соглашение,
по которому арестованные освобождались, а съезд начал работу по
реализации Штата. При явном превосходстве сил такое соглашение не
всех устраивало. Некоторые газеты называли его позорным,
недостойным мусульманской демократии и требовали его разрыва.
21—22 марта большевиками в спешном порядке был созван съезд
Советов 11 губерний, на котором Грасис, ссылаясь на решения III
Всероссийского съезда Советов, пытался подменить идею штата идеей
губернской республики. Однако И.Алкин на вопрос Грасиса о том, нужен
ли России федеративный строй, заявил, что вопрос о Российской
Федеративной республике уже решен III Всероссийским съездом Советов
и потому не нуждается в обсуждении.
Лидеры Казанского Совета слабо представляли вопросы устройства
России и откровенно не воспринимали идеи федерации. Тем не менее они
знали одно: надо во что бы то ни стало подменить идею штата другой
безнациональной идеей. Так появился замысел создания Казанской
республики, которая была всего лишь бумажной. Ибо она была слишком
далека от реализации национального, в данном случае татарского,
вопроса. Зато власть в этой республике оказывалась целиком и
полностью в руках местных большевиков.
Несмотря на то, что была достигнута договоренность ни с чьей
стороны не предпринимать каких-либо шагов по обострению
обста­новки, Совет продолжал работу по укреплению своих сил. Хотя за
Булаком, куда перенес свою работу съезд после ареста своих лидеров,
никаких вооруженных формирований не создавалось, был пущен слух о
наличии там «железных дружин». Их, конечно же, не было. Однако слухи
об этом давали повод для вооруженного вторжения в забулачную часть
города. С этой точки зрения представляет интерес «Ультиматум
Мусульманского
Комиссариата
Казанской
Рабоче-крестьянской
Республики штабу районной милиции и «Железным дружинам»,
расположенным в мусульманской части города». Вот что там было
написано: «Мусуль­манский комиссариат при едином учреждении,
защищающем интересы мусульманских рабочих и бедных крестьян при
Казанском Совете рабочих и крестьянских депутатов, не может
согласиться с пребыванием в Казани вооруженных контрреволюционных
групп, засевших в мусульманских слободах и скрывающих буржуйство
за ширмой осуществления националь­ных идей». Это была мотивировка
ультиматума, а сам он «предлагает штабу районной милиции и железным
дружинам сдать в течение двух часов мусульманскому комиссариату все
оружие, розданное и спрятанное в различных местах буржуазией в
мусульманской части города». И это не все. Требовалось сдать
организаторов этих дружин. Ясно, что это был приказ никому, ибо
никаких железных дружин, а следовательно, и их организаторов, не
было. Однако указывалось, что в случае невыполнения его «Мусульманский комиссариат примется сам за сборку оружия, находящегося в
мусульманской части города — в «Забулачной республике». «В случае,
если в результате несдачи оружия в городе начнутся бои, то
мусульманский комиссариат всю ответственность возлагает на
«Железную дружину». Это был ультиматум не только несуществующим
«железным дружинам», но и всему мусульманскому населению:
«Мусульманский комиссариат имеет в достаточном количестве пушек,
пулеметов и пехоты для борьбы с элементами, противодействующими
его намерениям. По приказанию комиссариата эти силы приступят к
исполнению своего революционного долга и не будут останавливаться ни
перед чем».
И действительно, в мусульманскую часть города были введены
вооруженные силы. Поскольку никаких железных дружин не было,
оказывать сопротивление тоже было некому.
В записке на имя В.И.Ленина 7 августа 1919 г. М.Султан-Галиев
писал: «Ликвидация Всероссийского Мусульманского Совета,
Всероссийского Мусульманского Национального Совета, Национального
парламента мусульман внутренней России в момент, когда все они
угрожали превратиться в активных противников большевизма, — вот моя
основная заслуга перед революцией». В записке особо подчеркивается,
что «декреты об их устранении были изданы лишь после
совершившегося факта».
Кроме вооруженных и опасных ультимативных методов лик­видации
идеи Идель-Уральского штата, предпринимались и весьма мирные
убаюкивающие шаги по успокоению общественного мнения. Именно в
дни ликвидации идеи штата было опубликовано положение о ТатароБашкирской республике. Совнарком РСФСР постановил передать
Караван-Сарай в Оренбурге в руки трудящихся башкир, а башню
Сююмбике в Казани трудящимся татарам. Газета «Правда» в номере от
14 марта 1918 г. опубликовала материал о передаче этой башни. Она
писала: «Бесновалась она [буржуазия] ... потому, что башня передается
трудовому народу... Провокация ей не удалась и передача состоялась».
Неизвестно только, зачем эта башня нужна была трудовому народу. Тем
более что конкретный хозяин башни не обозначен. Татарскому народу
нужна была не какая-то отдельная башня, а республика. Да и башкирам
Караван-Сарай в Оренбурге без признания их республики тоже вряд ли
был нужен.
Идея Идель-Уральского штата базировалась на советской основе. В
случае ее реализации история Советского государства, как подлинно
федеративного, могла бы пойти по демократическому пути.
Восторжествовала бы не диктатура, а демократия, не определение прав
народов сверху, а подлинное самоопределение.
Проект Волжско-Уральской республики, или штата, не был
осуществлен. Причина этого не только в противодействии местных
большевиков Казани. Не оказалось взаимопонимания между самими
татаро-башкирскими лидерами. Они не смогли обеспечить полного
доверия между татарами и башкирами и другими народами края. Не
хватило убедительной агитации среди русского населения.
Однако провал идеи штата не означал окончательного отказа от
возрождения национальной государственности татарского народа.
Впереди еще ждали не менее серьезные испытания.
Глава IX. Становление Татарстана
§ 1. «Даешь Татаро-Башкирскую республику!»
Татаро-Башкирский вариант национальной государственности всегда
находил определенное понимание в общественных кругах. По сути своей
даже проект «Идель-Урал» имел в виду создание совместной республики
двух близких друг к другу народов. Галимджан Ибрагимов, хорошо
знавший татаро-башкирские взаимоотношения, еще в августе 1917 г.
выдвигал главное условие для реализации совместной автономии. А в
сентябре на страницах газеты «Ирек» («Свобода»), выходившей в Уфе,
опубликовал статью «Башкирский вопрос». Он писал: «До сих пор
движение под лозунгом «Башкортстан» не принималось всерьез... Будет
ли считаться с ним будущее Учредительное собрание — это тоже другой
вопрос. Но мы, хочется нам этого или нет, рано или поздно вынуждены
будем признать это мощное течение». Для писателя-демократа самое
главное во взаимоотношениях татар и башкир — взаимное доверие.
Причем он более снисходителен к башкирам, как к народу более
«слабому» и малочисленному. Он прямо заявлял, что идея культурнонациональной автономии, которую провозгласили татары во время
летних мусульманских съездов, оттолкнула башкир от татар и движению
за
башкирскую
территориальную
автономию
дала
более
целеустремленный характер. Поэтому он выдвигает идею создания
совместной национально-территориальной автономии.
23 марта в газете «Правда» появилась статья «О Татаро-Башкирской
республике», подписанная Джугашвили-Сталиным, М.Вахитовым,
Ш.Манатовым, Г.Ибрагимовым. В ней содержатся следующие
заслуживающие внимания положения. Статья начинается так: «Со
времени 3-го Съезда Советов, провозгласившего федеративный строй
Российской Республики, прошло уже два месяца, а окраины все еще
заняты утверждением Советской власти на местах, до сих пор не
высказались ясно и определенно о конкретных формах федерирования.
Если не считать Украину, зверски терзаемую теперь цивилизованными
насильниками, да Крыма и Донской области, уже высказывавшихся за
федеративные связи с Россией, Татаро-Башкирия является, кажется,
единственной областью, революционные организации которой
определенно начертили план федерирования с Советской Россией. Мы
имеем в виду ту метко очерченную общую схему организации ТатароБашкирского штата, о которой говорят теперь все и которую разработали
влиятельнейшие организации татаро-башкир». Далее говорилось, что
Народный Комиссариат по делам национальностей разработал
Положение о Татаро-Башкирской Республике, «идя навстречу
пожеланиям Татаро-Башкирских революционных масс и исходя из
решения 3-го Съезда Советов, провозгласившего Россию Федерацией
Советских Републик». Выражалась уверенность, что Учредительный
съезд этой республики «не за горами» и что формы и детали положения о
республике, которые будут разработаны Учредительным съездом, будут
утверждены ЦИК и Совнаркомом РСФСР. В заключение сообщалось, что
аналогичные «Положения» «вырабатываются Народным Комиссариатом
по делам национальностей для азербайджанских татар, грузин, армян,
киргизов, сарто-текинцев и других народов России». Революционные
организации этих народов должны были сообщить «свои конкретные
планы федерации».
Еще в условиях борьбы с проектом «Идель-Урал» на страницах
газеты «Известия» в номере от 22 марта был опубликован декрет о
создании Татаро-Башкирской республики. Он состоял всего из четырех
пунктов. В первом пункте говорилось, что территория Южного Урала и
Среднего Поволжья объявляется Татаро-Башкирской республикой в
составе Российской Федерации. Во втором пункте было написано, что
при определении границ используется проект, разработанный
«башкирскими и татарскими революционными организациями».
Указывалось, что в республику входит вся Уфимская губерния,
башкирская часть Оренбургской губернии, а также прилегающие районы
Пермской, Вятской, Симбирской и Самарской губерний. Хотя проект был
разработан татаро-башкирскими революционными органами, он не
учитывал существования уже провозглашенной Башкирской республики.
Мулланур Вахитов — главный инициатор совместной автономии двух
народов, под руководством которого было разработано положение о
республике, верил, что трудящиеся татары и башкиры горячо поддержат
совместную республику. Третий пункт положения, хотя и констатировал
наличие Башкирской республики, исходил из того, что взаимоотношения
Башкирской республики и новой Татаро-Башкирской республики
должны быть определены на Учредительном съезде. Последний
четвертый пункт документа возлагал на Комиссариат по делам
мусульман создание комиссии по созыву Учредительного съезда.
Комиссариат уже 28 марта 1918 г. разослал телеграммы Уфимскому,
Казанскому и Оренбургскому Советам, а также их мусульманским
комиссариатам с установлением следующего представительства в
комиссии по реализации декрета: Казанский Совет — 1 чел., Казанский
мусульманский комиссариат — 1, Уфимский башкирский комиссариат —
1, Уфимский татарский комиссариат — 1, Оренбургский Совет — 1,
Оренбургский башкирский комиссариат — 1, Уфимская чувашская
организация — 1. Таким образом, оргкомиссия по реализации ТатароБашкирской республики состояла из 8 человек. И она должна была
развернуть работу 10 апреля.
Комиссия собралась не в полном составе. Тем не менее она
приступила к работе и между ее членами не было принципиальных
возражений по созданию республики. При этом необходимо учитывать,
что Советское правительство, поручив реализацию Татаро-Башкирской
республики Комиссариату по делам мусульман внутренней России,
преобразованному в Татаро-Башкирский комиссариат, до поры до
времени само не занималось созданием республики. В апреле
комиссариат получил уведомление от Наркомнаца о том, что «согласно
постановлению Коллегии от 21 апреля Народный Комиссариат совместно
с Вами должен приступить немедленно к созыву совещания по
организации Учредительного съезда Татаро-Башкирской республики». И
уже 23 апреля за подписями В.И.Ленина и И.В.Сталина была отправлена
телеграмма Советам Казани, Уфы, Самары, Симбирска, Оренбурга,
Перми, Вятки и их мусульманским комиссариатам о необходимости
обеспечения явки делегатов в Москву в установленный срок.
10 мая 1918 г. состоялась конференция по созыву Учредительного
съезда. На ней выступил Сталин, заявивший, что Со­вет­ское
правительство стоит за автономию, построенную на началах уважения
прав народов и в которой хозяевами были бы рабочие и крестьяне. На
конференции были поставлены задачи по определению границ и
компетенции автономии. В ходе обсуж­дения выступили М.Вахитов,
К.Якубов, Г.Ибрагимов, которые всецело поддержали проект ТатароБашкирской республики.
24 марта 1918 г. состоялось совещание по созыву Учредительного
съезда, где выявились и противоположные мнения по вопросу о ТатароБашкирской республике. Против Татаро-Башкирской республики
выступили К.Грасис, Г.Шамигулов, И.Тунтул, Ф.Сыромолотов и др. Эти
выступления были осуждены, и совещание приняло постановление из 10
пунктов. В нем говорилось, что к выборам необходимо привлечь «только
оформленные Совдепы семи прямо или косвенно заинтересованных
губерний». Было определено, что губернским Советам предоставляется
право на три, а уездным Советам на два голоса и Национальным
комиссариатам при Советах по одному голосу при утверждении их
кандидатур соответствующими Советами. Интересным моментом
являлось указание на возможность расширения территории ТатароБашкирской республики за счет включения в нее «прилегающих мелких
народностей (чуваши, мари, пр.)». Предполагалось, что «организуется
усиленное представительство на съезд Совдепов этой территории» путем
выбора делегатов на уездных и волостных съездах. Количество депутатов
должно было определиться комиссией по созыву съезда, работавшей при
Народном комиссариате по делам национальностей. Срок созыва съезда
должен был определить Наркомнац по соглашению с местными
Советами. Местом съезда был определен город Уфа. В Постановлении
был указан также состав комиссии из семи представителей: от Народного
комиссариата по делам национальностей по предложению Сталина
выбирается
М.Вахитов, от Центрального Татаро-Башкирского
комиссариата — А.Янбаев, от башкир — Г.Давлетшин, от татар —
К.Якубов, от чувашей — Елменев, от мари — Мухин, от русских —
Егошин.
Была установлена следующая норма на Учредительный съезд:
Казанская губерния — 55 делегатов, Уфимская — 59, Оренбургская —
19, Вятская — 9, Самарская — 8, Пермская — 4. Данное
представительство было определено на основе данных Г.Шарафа,
которые он в свое время подготовил для штата Идель-Урал.
По личному распоряжению В.И.Ленина правительство выделило для
работы Центрального Татаро-Башкирского комиссариата 90 180 рублей.
Были все основания верить в иск­ренность намерений Советского
правительства по созданию Татаро-Башкирской республики. 3 июля 1918
г. оно приняло обращение к трудящимся татарам и башкирам, в котором,
в частности, говорилось: «Не разъединяйтесь! Татары и башкиры,
крепите единство, дружно сохраняйте священное красное знамя! Мы
хорошо знаем, что у нас имеются некоторые различия в географическом,
а также в бытовом отношениях. Но эти различия не должны служить
препятствием для создания... республики и нашего единства. Всеми
силами постараемся понять друг друга».
Созданием совместной республики недовольство проявляли не только
такие принципиальные противники национальной автономии, как
Б.Эльцин, Б.Сыромолотов и особенно К.Грасис. Были таковые и из числа
самих татар и башкир. Однако совсем по другой причине. Они были не
против совместной государственности двух народов, а видели в проекте
Татаро-Башкирской
республики
попытку
подменить
принцип
самоопределения прав народов сверху. Так, газета «Алтай» возражала
против этого проекта потому, что она противоречила проекту ИдельУральского штата. Газета «Курултай» полагала, что эта идея есть не что
иное, как обман татар и башкир.
Проект Татаро-Башкирской республики был объявлен с учетом
настроений масс, склонявшихся к идее совместной автономии. Об этом
свидетельствуют собрания мусульманских рабочих в Уфе 27 апреля и 2
мая. 2 июня в Казани состоялся многочисленный митинг рабочих, солдат
и интеллигенции, на котором был сформулирован текст телеграммы в
адрес Советского правительства и Центрального Татаро-Башкирского
Комиссариата. В телеграмме выражалась уверенность, что Советское
правительство окажет помощь «в деле создания и укрепления рождаемой
самой революцией Татаро-Башкирской социалистической республики».
Подобная телеграмма была составлена и в Чистополе, где крестьян­ский
и учительский съезд заявил, что декрет о создании республики «вполне
отвечает соответствующим народным чаяниям и является фактом
великой исторической важности».
13 июня состоялось заседание представителей мари, чувашей,
удмуртов, крещеных татар и эстов в количестве 164 человек.
Выступившие от имени чувашей Петров, крещеных татар — Ф.Купцов,
от мари — Гаврилов и другие признали проект Татаро-Башкирской
республики неприемлемым, ибо в нем были недоста­точно учтены
интересы «малых» народов.
Работа по примирению интересов продолжалась, поскольку сама идея
Татаро-Башкирской республики не отвергалась.
2 июля 1919 г. в Казани состоялось совещание ответственных
партийных работников татар, башкир, чувашей, мари, кряшен и вотяков
по татаро-башкирскому вопросу. Присутствовали М.Султан-Галиев,
Ялымов, И.Казаков, Г.Баимбетов, М.Брун­дуков, от чувашей — Краснов
и Эльмен, от мари — Мухин, от кряшен — Зубков, от вотяков — Иванов.
После обсуждения вопроса совещание постановило: «Принимая во
внимание, что 1. татаро-башкирский вопрос является назревшим
вопросом Советской власти; 2. раз­решение татаро-башкирского вопроса
в форме создания татаро-башкирской территориальной советской
республики
вполне
обеспечивает
социально-экономические
и
политические интересы и других мелких народностей среднего
Поволжья, как чувашей, мари (черемисы), кряшен и др., предоставляя им
возможность широкого активного участия в строительстве Советской
власти, — совещание признает необходимым: а) осуществить декрет
Центральной Советской власти о Татаро-Башкирской республике; б)
выяснить этот вопрос в Центре поручается тт.Султан-Галиеву и
Мухину». Документ был подписан Султан-Галиевым и Мухиным.
В процитированном нами архивном деле имеется также копия
неподписанного воззвания к народам, населяющим территорию ТатароБашкирской республики. Оно начинается так: «Товарищи, близок час
полного осуществления ваших национальных чаяний. Ваше культурное
возрождение, национальная автономия, ваше освобождение от
классового и межнационального ига в ваших руках...». Далее говорится,
что комиссия по созыву Учре­дительного съезда Татаро-Башкирской
республики уже заканчивает подготовительные работы по созыву этого
съезда, что скоро должны состояться уездные и районные съезды для
выборов делегатов. Препятствия на пути к реализации республики в
документе не указываются. Однако достаточный намек на них
содержится в следующих словах документа: «Товарищи, кому непонятно
то чувство негодования и глубокого презрения к тем, которые стремятся
вырвать
из
ваших
рук
свободу,
препятствуют
Вашему
самоопределению...». Об интернациональном характере будущей
республики гласят следующие строки «Воззвания»: «Пусть сердце
каждого русского, мусульманина, чувашина и мари обольется кровью
мести к контрреволюционным мятежникам, приспешникам и
прихлебателям буржуазии».
Уместно отметить, что идею Татаро-Башкирской республики
поддерживали и руководители Коллегии по осуществлению
Урало-Волжского штата, которые дали телеграмму на имя Комиссариата
по делам мусульман Внутренней России, где выразили желание войти с
ним в контакт. В отдельной телеграмме из Казани С.Атнагулов и
С.Габидуллин отметили большие заслуги Комиссариата по делам
мусульман Внутренней России в разработке проекта Татаро-Башкирской
республики. В свою очередь Мусульманский комиссариат привлек к
работе Комиссии по реа­лизации Татаро-Башкирской республики члена
КУВШ Галимджана Шарафа.
И тем не менее работа по созданию Татаро-Башкирской республики
встретила серьезные препятствия.
Столкновения выявились на съезде Коммунистических организаций
народов Востока.
13 декабря 1919 г. состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б),
которое приняло специальное решение о Татаро-Башкирской республике.
В нем говорилось: «Ввиду того, что значительная часть Всероссийского
съезда коммунистических организаций народов Востока и, в частности,
все представители коммунистов Башкирии против создания ТатароБашкирской республики, таковой не создавать и декрет Народного
комиссариата по нацио­нальным делам от 22 марта 1918 года о ТатароБашкирской Советской республике отменить. Предложить членам партии
не вести в дальнейшем агитацию за Татаро-Башкирскую республику».
Заслуживают внимания следующие строки постановления: «Вопрос о
Татарской республике обсуждать особо, если об этом поступит заявление
со стороны коммунистов-татар».
Вопрос о создании Татаро-Башкирской республики этим документом
был предрешен. Хотя многие, в том числе и комму­нисты, которым было
запрещено вести агитацию за создание совместной республики, не
считали, что этим все закончено. Они понимали, что только условия
гражданской войны толкали Советскую власть на признание автономии
Башкирии. И в том, что это произошло, большую роль сыграл Мирсаид
Султан-Галиев. Народный комиссариат по делам национальностей
уполномочил вести переговоры с башкирами, войска которых тогда
воевали на стороне Колчака против Советской власти. Задача
заключалась в том, чтобы привлечь эти войска на сторону Красной
Армии. Приехав в Уфу, от имени Революционного Военного Совета 5-й
армии Султан-Галиев начал переговоры. Руководством к действию для
него являлась телеграмма Ленина, гласившая, что «представители
Советской власти не должны отталкивать башкир». Взамен перехода
своих войск на сторону Красной Армии башкиры требовали признания
их республики. Дело осложнилось тем, что башкирские войска начали
переходить на сторону Советской власти в районе 1-й армии, где их сразу
же начали разоружать. Узнав об этом, Колчак отдал приказ об аресте
башкирского правительства. К тому же начали проявлять недовольство
своим правительством и башкирские войска, говоря: «Вы обманули нас».
Однако дело завершилось тем, что переговоры были перенесены в Центр.
В результате Башкирия была объявлена республикой.
Этим был нанесен первый серьезный удар идее Татаро-Башкирской
республики. Вторым возможным ударом могло быть превращение Малой
Башкирии в Большую, план которой был в договоре З.Валиди и
М.Кулаева, стоявших во главе башкирских правительства и войска.
Задача заключалась в создании Татаро-Башкирской республики без
включения в нее признанной Башкирской республики. А вопрос о
вхождении Малой Башкирии в состав этой республики мог быть решен
Учредительным собранием этой республики. В резолюции II съезда
коммунистических организаций народов Востока эта позиция была
выражена так: «объявление Малой Башкирии автономной советской
республикой совершенно не аннулирует Положения Наркомнаца о
Татаро-Башкирской Советской республике и не разрешает в
окончательной форме татаро-башкирского вопроса в его целом, так как
эта республика включает в себя лишь треть всех имеющихся в Советской
республике башкир». «Вопрос о включении в Татаро-Башкирскую
республику автономной Малой Башкирии оставить на разрешение
пролетариата самой Малой Башкирии». Представляет интерес совещание
ответственных партийных работников-мусульман города Казани по
вопросу об образовании республики и созыва Всероссийского
мусульманского съезда 12 октября 1919 г. Микдат Брундуков сообщил на
нем,
что
на
последнем
заседании
Центрмусвоенколлегии
коммунистическая фракция создала комиссию в составе Арифа Енбаева,
Шамиля Усманова и Микдата Брундукова.
Последнему было поручено составление доклада по татаробашкирскому вопросу. Эта комиссия выявила, что, наряду с течениями
татаро-башкирского и общемусульманского единства, существует и
течение, направленное на создание отдельной татарской автономии.
Брундуков отметил, что Башкирия не желает слияния с татарами, и
поэтому давить на нее нельзя, ибо тогда можно «потерять и Башкирию, и
ее войско», и сделал вывод: «Рано или поздно Башкирия вынуждена
будет слиться с нами». Так был четко определен курс на отдельную от
Малой Башкирии республику. Как видно, перспектива создания
объединенной государственности не была снята в полном объеме и еще
очень долго давала о себе знать.
В работе этого совещания, в частности, в выступлениях Ш.Усманова,
М.Брундукова, И.Фирдевса, проявлялась явная тен­денция создания
республики путем самоопределения, а не как результат подписания
декрета Советского правительства. Ш.Усманов предлагал решить этот
вопрос на II Всероссийском съезде Коммунистических организаций
народов Востока. Причем он считал, что существующий состав
Центрального бюро Коммунистических организаций народов Востока
бездеятелен и провалил всю работу, и поэтому на съезде должен быть
избран состав, способный решить проблему.
Было бы неправильно считать, что среди самих татар не было
противников Татаро-Башкирской республики. Сторонники и противники
объединенной государственности столкнулись на II Всероссийском
съезде Коммунистических организаций народов Востока.
О том, какое значение придавалось этому съезду, говорит факт
приема Лениным делегатов съезда 21 ноября, т.е. накануне его открытия.
Ленин пытался убедить делегатов в целесообразности создания
отдельных республик как для татар, так и для башкир. На следующий
день он выступил на съезде и также уделил внимание татаро-башкирским
взаимоотношениям. На заседании 28 ноября 1919 г. председательствовал
С.Саид-Галиев. Доклад по татаро-башкирскому вопросу сделал М.
Султан-Галиев. Содокладчиком выступал М.Брундуков. В числе
противников республики докладчик назвал К.Грасиса, Ю.Шамигулова и
постарался обосновать создание Татаро-Башкирской республики без
Малой Башкирии, которая, по его словам, «если хочет, может
присоединиться к Татаро-Башкирской республике». С критикой доклада
выступил Галимджан Ибрагимов. Он заявил, что «Султан-Галиев
пытался доказать, что вопрос назрел и съезду осталось только сказать
свой определенный взгляд, что с завтрашнего дня надо объявить
республику». Однако, заключил Ибрагимов, докладчик «не дал той
незыблемой положительной основы, чтобы, положа руку на сердце,
сказали бы, что этот вопрос назрел и необходимо объявить республику».
Подверг критике он и содоклад Брундукова, который представил
карту будущей республики. В какой-то мере ему помогал и
председательствующий Сахибгарей Саид-Галиев, что возму­тило
Файзрахмана Султанбекова, и он с места крикнул: «Вы, товарищ
председатель, не диктаторствуйте!». Обстановка обострялась. Противник
Татаро-Башкирской республики Садриев заявил, что «у нас нет ни
Лениных, ни Троцких, поэтому республики не надо», а Ю.Шамигулов
уверял, что за этой идеей «массы не пойдут». Возражая им обоим,
делегат из Архангельска Яруллин говорил, что не только в Поволжье и на
Урале, но даже рабочие-татары в Архангельске «требовали создания
республики».
В конечном счете победила точка зрения М.Султан-Галиева и его
сторонников. Было решено вопрос о включении в состав ТатароБашкирской республики Малой Башкирии оставить на рассмотрение
пролетариата. По соглашению с ЦК РКП(б) на съезде был избран Ревком,
которому поручалось создание республики и созыв Учредительного
съезда. Это означало, что на съезде восторжествовала точка зрения
сторонников самоопределения татарского народа. По словам
X.Габидуллина, против Татаро-Башкирской республики голосовал лишь
один Саид-Галиев.
Созыв съезда был запланирован на 25 ноября. Совещание нашло
нужным создать следующие органы: 1. Народный татарский комиссариат
по военным делам; 2. Народный комиссариат по делам татар внутренней
России; 3. Народный татарский комиссариат просвещения; и 4.
Возглавляющий орган — татарский ревком.
4 ноября того же года Казанская губернская конференция
коммунистов-мусульман приняла проект резолюции по вопросу
образования республики. Исходным пунктом постановки вопроса в
документе считались решения VIII съезда РКП(б) и Конституция РСФСР,
а также съезды Советов. В нем говорилось, что изменение границ
Казанской, Уфимской и прилегающих к ним губерний должно
осуществляться согласно проекту, разработанному комиссией, избранной
совещанием ответственных работников-мусульман 12 октября.
Основываясь на Советской Консти­туции, предполагалось образовать
Татарскую республику как автономную часть РСФСР. Осуществить
проект поручалось Ревкому, которому передавалась вся власть в
пределах Татарской республики. Предусматривалось создание при
Ревкоме военного комиссариата и комиссариата народного образования
для всех народностей, населяющих территорию РСФСР, а также, по мере
необходимости, других комиссариатов. Не терялась надежда в будущем и
на объединенную республику двух народов: «Исходя из общности
культуры и языка татар и башкир, конференция, в случае желания
башкир, приветствует образование единой Та­таро-Башкирской
республики».
Органы ЧК так рьяно следили за действиями татарских активистов,
настолько им не доверяли, что на каждое собрание засылали своих
агентов. Таковой был обнаружен и на губернской конференции
мусульман, по поводу которой заведующий секретно-оперативным
отделом ЧК сказал: «Что там эти татары делают, может быть, республику
хотят создать?».
§ 2. Москва — за автономный Татарстан
Однако противники Татаро-Башкирской республики не сдава­лись.
Потерпев поражение на съезде, они вынесли окончательное решение
вопроса на рассмотрение ЦК РКП(б), где 13 декабря 1919 г. состоялось
совещание с представителями Центрального бюро коммунистических
организаций народов Востока. Тон заседанию был задан выступлениями
Б.Эльцина и И.Исрафилбекова, т.е. людьми, которые не имели
морального права вмешиваться во взаимоотношения татар и башкир. Тем
не менее именно Эльцин безапелляционно заявил, что «башкиры
поголовно против Татаро-Башкирской республики» и что против нее
также чуваши и марийцы. Утверждалось также, что на съезде
преобладали бывшие левые эсеры, а представители Центральной
Мусуль­манской военной коллегии запугивали советское командование
«уводом татаро-башкирских частей с фронта» в случае отрицательного
решения вопроса о Татаро-Башкирской республике.
В результате такого обсуждения было принято решение По­лит­бюро
ЦК РКП(б) отменить Положение Наркомнаца от 24 марта 1918 г. о
Татаро-Башкирской республике и запретить комму­нис­там вести
пропаганду и агитацию за нее.
М.Султан-Галиев и его соратники не могли примириться с этим и
сочли необходимым обратиться в Политбюро и к Ленину в письменной
форме с «фактической поправкой к тому, что говорили о ТатароБашкирской республике ее противники — Эльцин и Исрафилбеков на
совещании в Политбюро ЦК РКП(б) 13 декабря». Султан-Галиев
сообщал, что башкирская беднота как в автономной Башкирии, так и за
ее пределами поддерживает Татаро-Башкирскую республику. В Цебюро
Комвостока имеется резолюция башкирской дивизии и башкирской
бригады, находившихся на Петроградском фронте, о поддержке ТатароБашкирской республики. Есть официальные данные, свидетельствующие
о том, что за создание республики выступают марийцы, чуваши и
крещеные татары. М.Султан-Галиев писал также, что на съезде
представители Центральной Мусульманской коллегии говорили, что
«они запретили вести какую бы то ни было агитацию в армиях по татаробашкирскому вопросу», провозгласив лозунг: «Бить белогвардейцев до
полной победы над ними». Что касается преобладания на съезде левых
эсеров, то и это не соответствовало действительности. Автор записки
подчеркивал, что для участников съезда был установлен стаж
пребывания в партии большевиков до 1919 г., и поэтому их на съезде
было всего 4 человека. Указывалось, что от голосования за ТБСР
воздержалось 14 человек, большинство из которых заявили, что они за
создание Татаро-Башкирской республики и воздерживаются только
потому, что так решили представители Малой Башкирии.
Поскольку восторжествовали сторонники создания республики
«сверху», на первых ролях оказался их лидер Сахибгарей Саид-Галиев.
Именно он осуществлял контакты с Лениным и Сталиным,
информировал их о положении дел. 20 марта 1920 г. он направил на имя
Ленина большую докладную записку, где о республике говорил как о уже
решенном вопросе. Он выделил три аспекта реализации проблемы.
Первый из них — это желание трудящихся татар иметь свою республику,
второй — возможные последствия создания республики для татарского
народа и РСФСР и третий — причины и мотивы той настойчивости, с
которой ставится вопрос о национальной автономии. Все эти три аспекта
были достаточно убедительно раскрыты автором докладной записки.
Представляет интерес указание на различные подходы к реали­зации
национальной автономии. Автором записки их выделяется четыре.
Сторонники первого подхода
добиваются
Татаро-Башкирской
республики на основе Положения Наркомнаца от 24 марта 1918 г.
Представители второго подхода не видят особой разницы между
совместной или отдельной автономией для татар и башкир. Третий
подход выражается в стремлении иметь отдельную автономию для
каждого из этих народов. И, наконец, четвертый подход находит
отражение в действиях принципиальных противников всяких автономий,
т.е. национальных нигилистов.
Указывается и на то, что сторонники первых трех подходов исходят
из того, что уже реально существует Башкирская республика и решения
ЦК РКП(б) об аннулировании Положения Наркомнаца от 24 марта 1918
г. о Татаро-Башкирской республике.
Отражая эти настроения, С.Саид-Галиев ставит перед Лениным
вопрос о целесообразности создания Татарской Автономной
Социалистической Республики.
М.Султан-Галиев отмечал «крайнюю бесхарактерность, неустойчивость и беспозвоночность Саид-Галиева, которые он проявил при
создании республики». Султан-Галиев говорил: «Ответственным
татарским работникам он [Саид-Галиев] заявил, что он «добьется» у
Центра «большой» Татарии и что в случае отрицательного разрешения
вопроса Центром, «бросит все и уйдет». Это настроение было передано
им на места. Перед Центром же Саид-Галиев выставляет себя
совершенно иным, а именно: что ему все равно — будет Татреспублика
или нет. И когда на заседании Политбюро ЦК партии представители
местных татарских работников заявили, что они не берут на себя
ответственности за создание «малой» Татарии, то Саид-Галиев заявил о
своей готовности работать и в «малой» Татарии. Ясно, что такого шага
Саид-Галиева татарские работники простить ему не могли. Они
восприняли его как ренегата».
В вопросе о создании национальной автономии татарского народа
взаимодействовали два подхода. Один из них — упование на
центральные власти, создание республики декретным путем. Этот подход
преобладал в Центральном бюро Коммунисти­ческих организаций
народов Востока, который возглавил тогда Сахибгарей Саид-Галиев.
Саид-Галиев очень часто встречался с В.И.Лениным и И.В.Сталиным и,
судя по всему, тогда был ими весьма привечаем.
Второй подход всецело соответствовал принципу свободного
самоопределения народов, провозглашенному в «Декларации прав
народов России», решениях III Всероссийского съезда Советов и
документах партийных съездов.
Однако национальные большевики всецело доверяли как В.И.Ленину,
так и И.В.Сталину. Более того, последний воспринимался как подлинный
борец за права народов Востока. Об этом свидетельствует заявление,
направленное в ЦК РКП(б) от 2 января 1920 г. за подписями С.СаидГалиева, М.Султан-Галиева, Ш.Измайлова и А.Мухутдинова. В основе
заявления — стрем­ление татарских большевиков повернуть внимание
Советского правительства с Запада на Восток. «При умелой внутренней и
внешней восточной политике, — говорилось в нем, — Советской власти
несомненно удалось бы реально восстановить колониальный Восток
против международного империализма в лице Антанты и тем, если не на
две трети, то на половину, разрешить задачу мировой социалистической
революции». Авторы заявления предлагали для этого выделить из
состава авторитетного человека. И «таким лицом, по нашему глубокому
убеждению, был бы Народный Комиссар по делам национальностей тов.
Джугашвили-Сталин. Своей открытой и честной прямой и решительной
политикой в национальном вопросе он сразу привлек к себе внимание
широких слоев населения всех национальных меньшинств Советской
России, особенно же народов Востока». Они писали, что «почему-то до
последнего времени т. Сталину не давали возможности как следует
работать в области национальной политики и в частности восточной».
Предлагалось отозвать его с фронтов и «поручить ему руководство всей
внутренней и внешней политикой Советской власти на Востоке, назначив
его Комиссаром Иностранных дел на Востоке и соответствующим
образом реорганизовать Наркоминдел». Между тем именно этот человек
более всего внедрял диктат в области национальной политики. В
Народном комиссариате по делам национальностей во главе со Сталиным
полагали, что все национальное движение должно контролироваться
сверху. Поэтому многие документы о создании национальных автономий
исходили именно из этого ведомства. Принцип самоопределения народов
подменялся принципом определения их сверху. В этих условиях
большую активность проявили принципиальные противники образования
национальных республик. Это очень четко прослеживается в истории
становления автономной республики татарского народа.
В этом контексте нельзя не указать на попытку некоторых партийных
работников использовать вилочное восстание «Черного орла»,
охватившее в 1920 г. значительную часть Казанской, Самарской и
Уфимской губерний, направленное против создания национальных
республик татар и башкир. Коммунисты пытались придать этому
восстанию «татаро-башкирский» характер.
На уездной партийной конференции 29—30 марта 1920 г. в Бугульме
Логинович хотя и сказал, что неизвестны нити и инициаторы
развернувшегося крестьянского восстания, тем не менее кивнул в
сторону мусульманской секции партийной ячейки. Зная о постановлении
сельского схода деревни Карабаш делегировать представителей в
Башкирию с 10 тысячами рублей, она ничего якобы не сделала. Вопервых, постановление сельского схода никакого отношения к началу
восстания не имело. Оно уже началось. Во-вторых, речь шла не о
контактах с повстанцами Казанской губернии, а о возможности
присоединения к уже провозглашенной Башкирской республике. Втретьих, мусульманская секция решила отправить туда двух членов
секции — Ахмадишу Асадуллина и Шигаба Рамазанова. Они должны
были выяснить, что же происходит в деревне и провести переговоры с
повстанцами этой деревни, готовыми присоединиться к вос­ставшим
крестьянам Башкирии. Татаро-Башкирская секция предъявила уездной
конференции протокол своего заседания от 17 февраля 1920 г.,
подписанный
председателем
С.Шангареевым
и
секретарем
Губайдуллиным. Между тем некто Зеленко, под­дакивая Логиновичу,
говорил, что это восстание произошло «в наших именно губерниях
потому, что они заселены инородцами отсталыми, темными,
фанатичными» и что «мировая буржуазия, потеряв надежду победить
Советскую власть в открытом бою, стала нападать на нее из-под
подворотни». Как бы поддерживая эту мысль, другой участник
конференции — Галактионов
вторил:
«Скопление
различных
национальностей я рассмат­риваю как сухой хворост в знойный летний
день. Маленькая жара — и все охвачено пожаром». Только одному
Штенбергу хватило мужества признать: «Мы сами виновники
восстания».
Клевета Логиновича на Татаро-Башкирскую секцию местной ячейки
РКП(б) была опровергнута и потому должны были быть сняты всякие
подозрения с коммунистов-мусульман. Но Бугуль­мин­ское отделение
ЧК установило наблюдение за татарскими активистами. В одном
донесении говорилось, что С.Шангареев встре­чается с ними в доме
известного историка и общественного деятеля Хади Атласова и «ведет
беседы по национальному вопросу». Причем указывалось, что эти татары
состояли в Милли Шуро. Имелись факты натравливания народов друг на
друга. Так, военком 2-го отряда особого назначения Садреев установил,
что «некоторые русские агитаторы натравливали нацию на нацию». По
его словам, один из них говорил, что «татары хотят поставить своего
царя, а русских выкинуть на Волгу». «Нашими товарищами, — писал он,
— были раскрыты эти ложные показания и они по возможности
растолковали населению всю нелепость данной агитации».
Уполномоченный исполкома Чистопольского уездного Со­вета
К.Хамзин писал в своем отчете 23 февраля 1920 г., что распространялись
слухи о том, что «будто бы этими восстаниями руководило
мусульманское духовенство и мусульманские шовинисты». Тогда он
решил специально проверить достоверность этих слухов и пришел к
выводу о том, что «Чистопольское уездное мусульманское население
участвовало в движении, но только под давлением русских кулаков и
контрреволюционеров». Он установил также, что татары — участники
восстания — своих лозунгов не имели. У всех был только один лозунг:
«Бей коммунистов, не давай хлеба, за крестьянскую власть».
Несмотря на то, что с татарских и башкирских руководителей были
сняты всякие обвинения в причастности к восстанию, находились люди,
которые не переставали «доказывать», что не нужно создавать
республики, и настаивали даже на ликвидации уже существовавшей
Башкирской республики.
Вот в таких условиях ускоряется создание национальной автономии
татарского народа декретным путем. Постановлением Совета Народных
Комиссаров от 4 мая 1920 г., подписанным Лениным, создается комиссия
по образованию Татарской республики. Туда были включены
И.В.Сталин, Л.Д.Каменев, Е.П.Преображенский, М.Ф.Владимирский и
С.Саид-Галиев «для раз­работки материалов по вопросу об образовании
автономной Татарской республики». В постановлении говорилось:
«Обязать комиссию представить в недельный срок в СНК проект автономной Советской Татарской республики» и «созыв комиссии и доклад в
СНК поручить т. Сталину».
В комиссии и в СНК, а также в частных беседах рассматри­вались
различные варианты Татарской республики. Несмотря на запрещение
ЦК, не утихали споры о Татаро-Башкирском варианте. Горячие
дискуссии вызвал вопрос о взаимоотношениях с существующей
Башкирской республикой. Было немало разговоров о том, как быть с
основной территорией Уфимской губернии, где преобладало татарское
население. Позиция сторонников декретной Татарской республики
укреплялась поведением руководителей Малой Башкирии, которые в
споре со сторонниками Татаро-Башкирской республики за поддержкой
обратились в ЦК РКП(б). И вот 17 февраля 1920 г. нарком Башкирской
республики по военным делам Заки Валиди, представители Башкирской
республики при ЦИК РСФСР А. Адигамов, Бикбавов обратились с
письмом в ЦК РКП(б). В нем говорилось, что из объяснений членов
Центрального Бюро коммунистических организаций народов Востока им
стало известно, что республику хотят назвать Татаро-Башкирской «не по
политическим соображениям, а из осторожности», что оставшиеся за
территорией Башкирии башкиры могут обидеться, что республику
назвали только Татарской. В связи с этим они заявили: «Мы, башкирские
представители, гарантируем, что нет и не будет со стороны
малочисленных башкир какого бы то ни было требования». Указывалось
также, что «башкир в пределах Уфимского района Татарской республики
всего 355 772, тогда как татары, не включая Казанской, Вятской и
Симбирской губ., составляют 1 332 379 душ». Как видим, со стороны
башкирских руководителей не было никаких территориальных претензий
к новой республике. Единст­венное пожелание, чтобы она называлась не
Татаро-Башкирской, а Татарской. И чтобы сохранялась уже
существующая Башкирская республика.
О том, как относились к позиции башкирского руководства
сторонники татаро-башкирского единства, можно судить по письму
М.Султан-Галиева к Г.Баимбетову от 20 февраля того же года,
перехваченного органами ЧК. В нем говорилось: «Возможность создания
Татаро-Башкирской республики теперь, по моему мнению, лишь одна, а
именно: оставшуюся область объявить Татреспубликой, а затем слить с
Башкирией. Но ведь цель наша сводится не только к этому. Наша цель —
создание совершенно самостоятельной республики на территории
Татаро-Башкирии, Киргизии и Туркестано-Туранской республики. Это
невозможно сделать сразу, поэтому приходится подготовлять частями и
кусками». Какую линию должны держать при проработке вопроса о
создании
Татреспублики?
Молчать?
Противодействовать
или
сотрудничать в нем? По-моему, необходимо держаться последней
тактики». В качестве аргументов в пользу такой тактики выдви­галось
наличие
противников
республики
из
числа
шовинистов.
Противодействовать республике — значит потакать им. Наличие мощной
Татарской республики приведет к тому, что башкиры сами потянутся к
ней и войдут в нее добровольно.
Не случайно, что в эти же дни появляется проект межведомственной
административной комиссии под председательством заместителя
народного комиссара земледелия А.Енбаева. Со­гласно проекту, в
республику входили основные части Казанской и Уфимской губерний и
территории с татарским населением прилегающих губерний.
Предусматривалось создание ревкома, 12 народных комиссариатов:
Комиссариат продовольствия, финан­сов, военных дел, рабочекрестьянской инспекции, отдел труда при Наркомсобесе, Управление
почты и телеграфа при Нарковнуделе и Совет Народного хозяйства с
отделом путей сообщения должны были находиться в двойном
подчинении. Остальные Народные комиссариаты должны были стать
полностью автономными. Предлагалось создание кантонной системы,
включая Уфимский, Бирский, Белебеевский и Стерлитамакский
кан­тоны. Это был проект так называемой «большой» Татарии, который
собственно и предлагался в приведенном письме башкирских
руководителей в адрес ЦК РКП(б).
На встрече Ленина с Саид-Галиевым, Султан-Галиевым и редактором
газеты «Эшче» Бурганом Мансуровым 22 марта того же года СултанГалиев, как это и было обусловлено в его письме к Баимбетову, больше
молчал, чем говорил, не противодействовал и не возражал соображениям
Ленина о татаро-башкирских взаимоотношениях и создании только
Татарской республики. Поскольку письмо Султан-Галиева было
перехвачено ЧК, надо полагать, что его содержание было известно и
Ленину. Глава Советского правительства, видимо, не без основания,
решил отодвинуть его на вторые роли в создании республики. Не исключено, что обсуждался вопрос и о его аресте. Во всяком случае, слухи об
этом доходили и до Казани. Вовсе не случайна телеграмма Шамиля
Усманова на имя Саид-Галиева из Казани в Москву от 21 апреля, в
котором говорилось о том, что «усиленно распространяются слухи об
аресте Вас и Султан-Галиева. Полное отсутствие известий о положении
Татреспублики дает возможность усилиться слухам, деморализует».
Однако именно деморализация татарских лидеров позволила перехватить
инициативу создания республики Москве и обеспечила условия для
подмены принципа самоопределения татарского народа принципом
определения его прав и государственности сверху.
§ 3. «Ни Уфы вам, ни Казани!»
В Центральном Комитете РКП(б) существовала устойчивая тенденция
создания маломощной Татарской республики. Перед самым объявлением
республики ответственным татарским работ­никам стали известны
взгляды ЦК партии о границах будущей республики. В республику не
должны были входить ни Казань, ни Уфа, ни ряд территорий, где татары
проживали вместе с другими народами.
Это известие объединило всех, в том числе и противоборствующих
С.Саид-Галиева и М.Султан-Галиева. Вместе с М.Брундуковым,
Ю.Валидовым, А.Енбаевым и некоторыми другими ответ­ственными
работниками они написали заявление в Центральный Комитет партии,
копия которого была направлена И.В.Сталину, занимавшему тогда пост
народного комиссара по делам национальностей.
Заявление проникнуто чувством обиды и оскорбленности. Оно
начинается так: «Мы абсолютно не согласны с мнением ЦК РКП(б) в
том, что в территорию ТССР не должны войти ни город Казань, ни город
Уфа и смежные с ними территории, а также не разбивались старые
административные деления, по следующим соображениям...».
А соображения сводились к следующему. Во-первых, на указанных
территориях проживало 54,2% татар; во-вторых, территория,
определенная
для
республики,
являлась
единственным
месторасположением, где татары, составляя большинство, представляли
собой совместную общность с русскими, чувашами, вотяками, мари и
другими народами. «Чем больше таких областей будет включено в
Татарскую республику, — писали авторы заявления, — тем полнее и для
большего количества татар разрешается национальный вопрос. Втретьих, при определении территории республики не должны
выхватываться отдельные ее части, где число нетатарских народностей
может составить в общем несколько больший процент, чем татар, а тем
более части, расположенные не на окраинах республики, а лежащие
ближе к ее середине». Речь шла прежде всего о городах Казани и Уфе,
где «русское население значительно преобладает над татарским». Однако
в целом по Казанской губернии татары составляли относительное
большинство. То, что в республике вводилась кантонная система и в ней
Казань составляла отдельный кантон, должно было обеспечить русскому
населению «права большинства, там, где оно фактически его составляет».
В-четвертых, преобладание русского населения в городах и некоторых
кантонах — явление временное и преходящее, ибо образование
республики должно обеспечить «усиленный приток туда из внутренних
малоземельных губерний России переселенцев-татар». Прогнозировался
также рост татарского населения естественным путем. В-пятых, несмотря
на то, что в определенной мере «существует межнациональная
напряженность в Башкирии, поскольку еще свежа память о расхищении
их земель русскими помещиками и переселенческим кулачеством, в
настоящее время... русское население Уфимской и Казанской губернии к
созданию ТССР относится положительно». В то же время авторы
заявления учи­тывали «возможность проявления национального
антагонизма со стороны русских» и писали, что это вполне преодолимо.
В-шестых, отделение от республики Уфы считалось невозможным, ибо в
губернии проживали не только татары, но и башкиры, числящие­ся
таковыми «лишь на паспортах и по старой памяти». Тем более, как
писали авторы заявления, башкирское правительство официально заявило в Центре о том, что оставшиеся за пределами Башкирской
республики башкиры хотят войти в Татарскую республику.
Особо и отдельно обосновывали авторы заявления нецелесообразность исключения Казани из состава республики. Они исходили из
того, что Казань — главный культурный и экономический центр
республики, где сосредоточено значительное количество татарского
пролетарского населения, и что окружающее город население в
абсолютном большинстве состоит из татар.
В заявлении содержались и такие строки: «Мы категорически
настаиваем перед ЦК ВКП(б) о том, чтобы вопрос об образовании ТССР
в окончательной форме был решен немедленно». Говорилось также и о
том, что с момента объявления положения о Татаро-Башкирской
республике «вся масса татар Поволжья считала разрешенным свой
национальный вопрос и жила мыслью об осуществлении своих
национальных чаяний». Подчеркивалось, что они «дважды вооружались
поголовно под лозунгом защиты Татаро-Башкирской Республики, шли на
борьбу с чехами и Колчаком». Прямо указывали авторы заявления на то,
что оттягивание решения вопроса может отразиться как на авторитете
Центра, так и местных работников. Документ завершался так: «Доводя до
сведения ЦК РКП(б) все вышеизложенное, считаем своим долгом
заблаговременно заявить о том, что ни с какими решениями,
изменяющими в основе границы республики, суживающими или
расширяющими ее, а также откладывающими окончательное разрешение
настоящего вопроса на дальнейший срок, мы не согласны окончательно,
так как мы в этих условиях потеряем всякое к себе доверие татарских
трудовых масс».
В связи с этим подходом ЦК РКП(б) возникает вопрос: откуда шла
инициатива создания указанной республики? Один из видных
работников Ш.Ахмадиев говорил, что, проезжая через Самару, он
встретился с З.Валидовым, который, узнав о скором провозглашении
республики, сказал: «Боже упаси вас взять Казань в свою республику, вы
можете обойти Казань, потому что иначе суверенитета татарского
населения не будет, русские коммунисты, русский пролетариат будет в
большинстве и будут вам диктовать все».
Конечно, во всем этом был известный резон. Но полагать, что
З.Валиди подал идею создания Татарской республики без больших
городов, не представляется возможным. Трудно сейчас сказать о
первопричине проекта создания республики без Уфы и Казани. Однако
такая попытка в какой-то мере помогла отсечь Уфимскую губернию от
Татарской республики и постепенно отступить от идеи «большой» к идее
«малой» Татарии.
При этом, по словам М.Султан-Галиева, «проявил крайнюю
бесхарактерность, неустойчивость и беспозвоночность» С.Саид-Галиев.
«Ответственным татарским работникам он заявил, что он «добьется» у
Центра так называемой большой Татарии и что в случае отрицательного
разрешения вопроса Центром «бросит все и уйдет». Это же настроение
было передано им и на места. Перед Центром же Саид-Галиев выставлял
себя совершенно иным, а именно: что ему все равно — будет
Татреспублика или нет. И когда на заседании Политбюро ЦК партии
представители местных татарских работников заявили, что они не берут
на себя ответственности за создание «малой» Татарии, то Саид-Галиев
заявил о своей готовности работать и в «малой» Татарии. Ясно, что
такого шага Саид-Галиева татарские работники простить ему не могли.
Они восприняли его как ренегата. Конечно, не безгрешен в переходе от
«большой» к «малой» Татарии и сам Султан-Галиев. Однако в данном
случае он говорил правду.
Нашлись статисты, которые подобрали необходимые «данные» для
того, чтобы показать неправомерность включения в состав республики
нескольких уездов Уфимской губернии. Эти «данные», будто бы взятые
из каких-то документов 1912 г., были представлены во ВЦИК. Возможно,
что этих данных и в природе не существовало, поскольку не указан
источник информации. Так или иначе, в Президиуме ВЦИК
фигурировало следующее процентное соотношение национальностей по
уездам Уфимской губернии.
Уезд
Русских
Мензелинский
29
Бирский
26,1
Белебеевский
23,3
Уфимский
55,5
Всего
33,5
Татар
19,8
2,9
7,4
0,2
7,6
Башкир
32,8
39,1
37,3
23,7
33,2
Прочих
18,4
33,9
32
20
20
Составители справки даже сами признают, что «указанные
статистические данные не совсем точны». Это, конечно, мягко сказано.
На самом деле это обыкновенная подтасовка данных. Составить точную
этническую характеристику Уфимской губернии авторы справки могли
бы, опираясь на данные, которые были приведены в указанной
телеграмме З.Валидова, А.Адигамова и Бикбавова в ЦК РКП(б).
З.Валиди, специально занимавшийся статистикой национального состава,
как никто другой знал количество татар и башкир. Он абсолютно не
сомневался в том, что Уфимская губерния должна быть включена в
состав Татарской республики. Поэтому можно сказать со всей
определенностью, что эта территория Башкирии была попросту навязана.
27 мая 1920 г. декрет об образовании Автономной Татарской
Советской Социалистической республики, подписанный Председателем
ВЦИК М.И.Калининым и Председателем СНК РСФСР В.И.Лениным,
был обнародован. От первоначального проекта республики декрет
отличался тем, что напрочь отсекались Стерлитамакский и Уфимский
уезды, а вопрос о включении Бирс­кого и Белебеевского уездов оставался
открытым впредь до волеизъявления населения. Почему-то для
включения в республику других уездов, в частности Бугульминского,
входившего до этого в Самарскую губернию, или Буинского, входившего
в Симбирскую, или Елабужского, входившего в Вятскую губернию,
волеизъявления их населения не потребовалось.
В отличие от названного проекта, в декрете наблюдалось известное
сужение прав республики. Например, проект преду­сматривал создание
военного ведомства, в декрете этот пункт отсут­ствовал.
Однако документ был подписан и должен был вступить в силу. От
практических дел по осуществлению декрета почти полностью был
отстранен М.Султан-Галиев. На II съезде Коммунистических
организаций народов Востока вместо него председателем Центрального
бюро этой организации был избран С.Саид-Галиев. Именно поэтому при
создании республики первую скрипку должен был играть он. Но не все
так просто. Люди не шахматные фигуры и не одиноки. Можно сказать,
что в республике с самого начала были заложены существенные
противоречия.
§ 4. Уфа говорит Казани «Нет!»
Подписание декрета об образовании Татарской автономной
республики еще не означало его реализации. В Москве продолжалась
работа по определению персонального состава временного Ревкома,
административного аппарата республики, функций Казанского
губисполкома. 7 июня состав Ревкома был утвержден Политбюро ЦК
РКП(б). Вышеуказанные вопросы обсуждались на заседании Президиума
ВЦИК и были закреплены в протоколе № 21, подписанном М.Калининым
и А.Енукидзе. Было решено утвердить Ревком в следующем составе: 1.
Сахибгарей Саид-Галиев — председатель; 2. Исхак Казаков; 3. Карим
Хакимов; 4. Кашаф Мухтаров; 5. И.И.Ходоровский; 6. Б.И.Гольдберг; 7.
А.И.Бочков.
Принципиальное значение имело определение срока работы
губернского исполнительного комитета и определение его функций.
Губисполкому
вменялась
сдача
всех
дел
соответствующим
губисполкомам по уездам Казанской губернии, не вошедшим в состав
Татарской республики. Речь шла о Ядринском, Цивильском,
Чебоксарском, Краснококшайском уездах и части Елабужского уезда.
Вплоть до передачи своих полномочий Ревкому губ­исполком должен
был осуществлять властные функции по отношению ко всем уездам,
вошедшим в состав республики. Неизменными должны были остаться и
уездные исполнительные комитеты местных Советов.
Губисполком все свои дела должен был завершить к 25 июня, после
чего полномочия власти передавались Ревкому ТАССР. С этого дня он
считался распущенным.
Вся работа по реализации идеи создания республики в Ка­зани
осуществлялась губкомом РКП(б). В Казани и в уездах губком провел
ряд митингов, собраний коммунистов с общей повесткой: «Татарская
республика и международное положение». 15 июня состоялось бюро
губкома с обсуждением доклада председателя губисполкома
И.Ходоровского об организационных вопросах в связи с объявлением
ТАССР. Первым вопросом было введение в состав бюро губкома
председателя ревкома С.Саид-Галиева. Уже на следующий день
секретарь губкома К.Машкин дал телеграмму в ЦК РКП(б) с просьбой
утвердить его в таком качестве.
18 июня из ЦК телеграфировали в Казань: «ЦК утверждает введение в
состав бюро Казанского Губкома Саид-Галиева».
25 июня состоялась торжественная передача функций власти
Казанским губисполкомом Ревкому Татарской республики. Выступили
председатель губисполкома Ходоровский и председатель Ревкома СаидГалиев. Оба отметили огромное значение республики для трудящихся
всего мира, России и Татарии. Ходоровский особо подчеркнул: «Рабочие,
солдаты и крестьяне нетатарского происхождения не должны
предаваться унынию, чувству тоски, потому что это —
коммунистическая республика. Считая и Татарскую республику своей
Родиной, коммунисты должны трудиться для Татарской республики так
же, как это они делают во Всероссийской Советской республике».
Подчеркнув, что Татарская республика, «оставаясь связанной с
центральной властью в экономических, военных и финансовых
отношениях», «приобретет полное автономное управление во внутреннем
строительстве, в просвещении, социальном обеспечении и других». Он
отметил также, что «повышение знаний и культуры татарского народа до
уровня других передовых народов» является главной целью, исходящей
из образования республики.
Выступление Саид-Галиева было более торжественным. Он особо
выделил роль Российской Федерации как «старшей сестры», Москвы и
Петрограда, которые возглавляют как русскую, так и всемирную
революцию. «Мы, — сказал он, — превратим Татарскую республику в
яркую звезду Востока. Мы из нее сделаем пролетарскую республику,
показывающую путь и являющуюся образцом для всего Востока.
Затем от имени торжественного заседания, посвященного передаче
власти Ревкому, была принята приветственная телеграмма на имя
В.И.Ленина и М.И.Калинина за подписью Саид-Галеева и Ходоровского.
В тот же день был подписан акт передачи власти Ревкому ТАССР.
2 июля Ревком обсуждал вопросы о декларации, о вступлении в
должность и об оставлении в силе всех постановлений губис­полкома и о
порядке управления волостями, которые не вошли в состав республики.
Это имело принципиальное значение, поскольку по первому вопросу
речь шла о преемственности власти, а по второму — о сохранении
системы власти в волостях, которые были намечены для отхода от
республики, впредь до передачи их соответствующим губерниям. На
заседании утверждена также сис­тема отчетности отделов Ревкома и
уездных исполнительных комитетов. 11 июля специальным обращением
ко всем трудящимся республики Ревком известил о своем вступлении во
власть.
19
июля
состоялось
совещание
председателей
уездных
исполнительных комитетов, где С.Саид-Галиев докладывал об
организации работы советского аппарата ТАССР. Обсуждались также
вопросы
разграничения
компетенции
и
сферы
ведения
в
про­довольственной, военной и финансово-хозяйственной областях
между Ревкомом и др. Однако главным был вопрос о проведении
учредительного съезда республики и уездных съездов. Учредительный
съезд с повесткой из 8 вопросов, включая выборы Совнаркома,
запланировали на 25 августа 1920 г. В связи с намеченным сроком
необходимо было решить вопрос о Бирском и Белебеевском уездах. Как
было сказано выше, декретом от 27 мая вопрос об их вхождении в
Татарию ставился в зависимости от волеизъявления населения этих
уездов. На заседании Ревкома 20 июля по этому вопросу докладывал
Ш.Усманов.
Саид-Галиев
отсутствовал,
председательствовал
И.Ходоровский. Было решено обратиться «в центр с просьбой
предложить Бирскому и Беле­беевскому уездным исполнительным
комитетам необходимость созыва учредительных съездов Советов для
выяснения мнения населения о присоединении к Татарской республике».
Действительно, время шло, но никто вопроса о плебисците не ставил.
Это беспокоило и общественность и Ревком Татреспублики.
20 июля 1920 г. на заседании Ревкома этот вопрос обсуждался
специально. Докладывал секретарь Ревкома Шамиль Усма­нов. Он
сказал, что 25 июля уже должен состояться Учре­дительный съезд
республики, однако «мнение населения вышеуказанных уездов остается
невыясненным». В результате было принято решение «обратиться в
центр с просьбой предложить Бирскому и Белебеевскому уездным
исполнительным комитетам о необходимости созыва учредительных
съездов Советов для выяснения мнения населения о присоединении к
Татарской республике». Однако до 25 июля, видимо, и позднее никто не
собирался решить положительно этот вопрос. Нет данных и о том, как
ставился вопрос в ЦК РКП (б).
На заседании административной комиссии по определению границ
республики при Народном комиссариате внутренних дел 28 августа 1920
г. этот вопрос снова обсуждался и было решено: «Ввиду составляющего
большинства населения татарами и принимая во внимание предыдущие
решения организационных комиссий по выработке положений и границ
Татреспублики предложить Наркомвнуделу РСФСР присоединить
означенные уезды к Татреспублике».
Однако Уфа не собиралась отдавать эти уезды Татарской
республике. 1 сентября 1920 г. на заседании исполнительного бюро
Уфимского губкома партии вопрос был обсужден. В результате было
принято следующее решение:
«1. Принимая во внимание тесную связь Бирского и Белебеевского
уездов в экономическом отношении с Уфой и их оторванность от Казани,
в частности продовольственная работа этих уездов может уменьшить
ресурсы заготовок, а также то обстоятельство, что созыв съездов может
вредно отразиться на продовольственной кампании, которая будет нынче
протекать крайне напряженно, предложить исполкомам воздержаться от
созыва чрезвычайных съездов.
2. Выяснить в ЦК РКП и Нарковнуделе вопрос о плебисците
Белебеевского и Бирского уездов. Просить их осторожно подойти к
разрешению этого вопроса, указав на те основы, которые связывают
указанные уезды с Уфой.
3. Губисполкому до разрешения этого вопроса в ЦК и
Наркомвнутделе отметить постановление о созыве чрезвычайных
съездов.
4. Уездкомам Белебея и Бирска предложить не вести никакой
агитации как за присоединение, так и против, в деловой же работе среди
членов партии и сознательных граждан указывать на невозможность
присоединения уездов с экономическо-хозяйственной стороны.
5. Выяснение этого вопроса в ЦК поручить тов. Поскребышеву при
его поездке на Всероссийскую партийную конференцию».
Тем временем в Казани также продолжалась работа по решению
судьбы этих уездов. 27 января 1921 г. на заседании административной
комиссии снова был этот вопрос. Было принято следующее решение:
«Включение в ТССР указанных уездов считать нецелесообразным, ввиду
их экономического и культурного тяготения к Уфе и невозможности
управлять из-за дальности расстояния из Казани. Промежуточное
положение Бирского, Беле­беевского и Уфимского уездов с
большинством татаро-башкирс­кого населения признать ненормальным и
ходатайствовать перед Центральной Административной Комиссией при
ВЦИК о включении г.Уфы, Уфимского, Бирского, Белебеевского уездов в
состав ТССР, с отнесением Златоустовского уезда к Челябинской губер­нии РСФСР. До разрешения вышеизложенного в центре опрос
населения Бирского и Белебеевского уездов не производить».
29 мая 1921 г. на заседании этой комиссии снова обсуждался этот
вопрос, и было решено «запросить Бирский, Белебеевский уисполкомы,
обсуждался ли у них вопрос о присоединении к Татреспублике». Ответа
никакого не поступило.
11 июля 1921 г. в 19 часов открылось заседание президиума
Татарского Центрального Исполнительного Комитета. На нем было
зафиксировано, что «поступает целый ряд заявлений от ответственных
работников этих уездов о желании всего населения перейти в ТССР, из
коих выясняется, что этот вопрос тормозится Уфимским Губисполкомом
и прочей администрацией». Было решено «вопрос о присоединении
Бирского и Белебеевского уездов к Уфимской губернии передать на
рассмотрение областкома с политической стороны».
Не вызывает никакого сомнения тот факт, что уфимское руководство
оказывало решительное противодействие переходу Бирского и
Белебеевского уездов в состав Татарской республики. Между тем
руководство Татарской республики не оставляло надежды на
положительное решение вопроса.
11 июля 1921 г. на заседании Центрального Исполнительного
Комитета Татарской республики снова обсуждался этот вопрос.
Докладывал председатель комиссии по выделению административных
единиц республики Ахтямов. В протоколе об этом сказано, что он
сообщил о том, что «поступает целый ряд заявлений от ответственных
работников этих уездов о желании всего населения перейти в ТССР, из
коих выясняется, что этот вопрос тормозится Уфимским губисполкомом
и прочей администрацией».
29 октября 1921 г. на заседании президиума Всетатарской административной комиссии была зачитана телеграмма члена Совета
Национальностей при Наркомнаце М.Х.Султан-Галиева о необходимости
и целесообразности присоединения Бирского и Беле­беевского уездов к
составу образующейся Большой Башкирии. Привожу принятое по
результатам его обсуждения решение в полном объеме: «Ввиду того, что
Бирский, Белебеевский и Уфимский уезды совместно с городом Уфой,
вместе взятые, огромное большинство татаро-башкирского населения и в
них живет более миллиона татаро-башкир, Административная Комиссия
находит:
1. Невключение означенной территории ни в ТССР, ни в БССР
является совершенно ненормальным и вносит полную путаницу в
разрешение национального вопроса татаро-башкир.
2. Вследствие полной связанности Бирского и Белебеевского уездов с
городом Уфой как в экономическом, хозяйственном, так и в культурном
отношении, отделение означенных уездов от гор. Уфы признать
совершенно неприемлемым.
3. Так как татаро-башкиры имеют общую культуру, быт, язык и
литературу, то в смысле разрешения национального вопроса для татаробашкир означенной территории является одина­ковым, будет ли эта
территория включена в ТССР или БССР.
4. Вопрос о присоединении означенной территории к той или другой
автономной республике должен разрешиться только в зависимости от
хозяйственных и административных удобств. Посему:
А. Если Башкирия при присоединении Уфимской губернии перенесет
свой административный центр из гор. Стерлитамака в гор.Уфу, то
таковой, как занимающий центральное положение по отношению к
данной территории и имеющий безусловное преимущество перед более
отдаленным городом Казанью, и в этом случае Уфимская губерния
должна присоединиться к БССР.
Б. Если Башкирия оставляет свой административный центр в
г.Стерлитамаке или, если как одно время предполагали многие работники
БССР, перенесет свой административный центр в г.Оренбург, с
присоединением также Оренбургской губернии к БССР, то в таковом
случае гор.Уфа с Уфимским, Бирским, Белебеевским уездами должна
присоединиться к ТССР, так как в этом случае гор. Казань, как более
сильный в экономическом, культурном и политическом отношении и
имеющий лучшие пути сообщения, чем гор. Стерлитамак и гор.Оренбург,
может лучше обслуживать данную территорию.
5. Передача Башкирии части Мензелинского кантона ТССР является
совершенно неприемлемой, так как этот кантон и экономически и
культурно больше связан с гор.Казанью и с ТССР, чем с гор.Уфой и
Уфимской губернией».
Протокол подписали председатель комиссии народный комиссар
внутренних дел Яруллин, члены комиссии К.Хайруллин и Г.Шараф.
Вопреки воле трудящихся, стремившихся к воссоединению с
Татарской республикой, в последующем было сделано все для того,
чтобы не дать возможности для передачи указанных уездов в состав
Татарской республики. Отныне вопрос этот решался уже чисто
административным путем. 26 сентября 1921 г. Оргбюро РКП(б)
предложило Наркомнацу в месячный срок изучить вопрос о «Большой
Башкирии». 7 января 1922 г. Наркомнац вынес постановление,
признающее
необходимость
присоединения
к
существующей
Башкирской республике Уфимской губернии. 14 июня 1922 г. ВЦИК
РСФСР принял Декрет «О расширении границ Башкирской
Социалистической Советской Республики».
§ 5. Татарстан: первые шаги
Республика народу досталась дорогой ценой. В первый же год
существования республику настиг голод. И причиной его были не только,
а может быть, даже не столько объективные условия, а
продовольственная политика партийных органов и руководства
республики.
На республику сначала было наложено 10120 тысяч пудов
продразверстки. Вопрос этот обсуждался на первой республиканской
партийной конференции.
Старый партийный работник Иван Дерунов в своем выступлении
прямо заявил, что такую разверстку республика не может выполнить.
«Но об этом, — сказал он, — можно говорить только в партийных
кругах». Зная условия Казанской губернии, он сказал, что старые уезды
губернии «давно выкачаны до нитки» и что можно рассчитывать только
на уезды, вошедшие в состав республики из других губерний. К чести
этого партийца, он сказал еще и о том, что с крестьянством не произведен
расчет и за прежний урожай, что нет соли, не завезена мануфактура. К
сожалению, такого рода выступлений было не так много. Промолчал об
этом и Председатель Совнаркома К.Мухтаров, который в своем
выступлении сделал упор на перспективы мировой революции. На
конференции победила линия жестких мер в обеспечении
продовольственной политики.
В докладе председателя губчека А.А.Денисова на заседании бюро
обкома особое внимание было уделено сбору теплых вещей у населения.
По сути дана была команда партийцам: «Принудительное отчуждение
теплых вещей производить путем обыска». Кроме продовольственной
разверстки, объем которой, в силу мягкотелости и конформизма
руководства республики во главе с Саид-Галиевым, был доведен до 15
млн 400 пудов, над крестьянст­вом висели мясной, масляный, овощной
налоги, налог на яйца, шерсть, мед, сено, птицу и др. Выполнение всего
этого означало вынесение приговора о смерти не только крестьянству, но
всему населению республики. Для обеспечения выполнения разверстки
было мобилизовано 1500 человек, создано несколько ревтрибуналов, что,
как указывалось в документах, «морально подейст­вовало на
крестьянские массы и еще больше внушило понятие, что выполнение
разверстки необходимо и обязательно».
20 августа 1920 г. Татнаркомпрод издал приказ, коим государственная
хлебофуражная разверстка была объявлена «обязательной и подлежащей
безусловному выполнению, хотя бы в ущерб установленным
продовольственным нормам». Был определен следующий порядок.
Поволостную разверстку проводят райпродкомы по нормам хлебов, на
основании данных о посевной площади. Разверстка по селениям ведется
волисполкомами, а по хозяйствам — сельскими Советами с соблюдением
следующих принципов: 1) обложение целого хозяйства по его посевной
площади; 2) недопущение наложения по едокам или отдельным душам;
3) ответственность за выполнение разверстки не индивидуальная, а
коллективная. Одновременно были установлены и меры ответственности.
Основная мера наказания — привлечение к судебной ответственности. В
качестве дополнительной меры принуждения предусматривался ввод в
село продотрядов для немедленной конфискации хлеба.
Карательные меры по отношению к крестьянскому населению были
неновы. Они применялись с первых дней Советской власти. Примером
этого может послужить Арская волость, где беспорядки возникли на
основе недовольства крестьян в ходе учета хлеба в ноябре 1918 г.
Крестьянские волнения были ликвидированы с помощью воинской
команды. 16 декабря таким же путем было подавлено восстание крестьян
села Шумково Лаишевского уезда.
Еще более жестокие меры по отношению к крестьянству были
применены в дни подавления восстания «Черного орла». Поэтому
решимость властей пойти на аналогичные меры ради выполнения
разверстки не вызывала никаких сомнений.
30 сентября 1920 г. состоялось первое пленарное заседание
Совнаркома республики. Кроме разработки регламента работы
правительства, на повестке дня стоял вопрос об издании Воззвания к
населению Татреспублики о выполнении продразверстки. Шамиль
Усманов отказался его подписать, сказав, «что не хочет грабить свой
народ». Его близкий соратник, народный комиссар земледелия Юнус
Валиди, людей, настаивающих на принятии этого воззвания, назвал
«холуями Москвы», «предателями нации».
Такое поведение этих людей запомнилось и, несомненно, сказалось
на их последующей судьбе.
Воззвание лишь по форме являлось таковым, а по существу это был
декрет. Документ не просто призывал крестьян к выполне­нию
разверстки во что бы то ни стало, но и давал возможность для
развертывания репрессивных мер по отношению к ним.
Нельзя сказать, что руководство республики и лично Саид-Галиев не
знали об угрозе голода и о постоянно ухудшающемся положении
населения. На его стол систематически ложились сводки органов ЧК. Но
глава республики считал, что «нужно спасти революцию» и что «перед
интересами мировой революции татарский народ ничто».
Как свидетельствовал Х.Габидуллин, «с татарского населения
продразверстку можно было бы взять гораздо меньше. Этого отрицать
никто не может. Саид-Галиева можно было оправдать тем, что он это
делал по революционному сознанию, но то, что Татреспублика была
фикцией, этого ни один работник тоже отрицать не может». Так что
опровергалась точка зрения о том, что во имя республики, в обмен на ее
создание, можно идти и на голодную смерть. Республика — фикция, а
продразверстка — жестокая реальность. Так понимали суть вопроса те,
кого потом записали в список «правых» в Татарской парторганизации.
Тем временем становление республики продолжалось. На указанном
заседании Ревкома 20 июля обсуждался также вопрос о переводе
протоколов заседаний уездных исполкомов на татарский язык и приеме
заявлений на татарском языке. Начиная с 25 июня рекомендовалось вести
протоколы Ревкома на татарском языке, а уездным исполкомам
предложено «открыть прием заявлений на татарском языке, для чего
организовать при уисполкомах переводческое бюро». Было решено также
через эти бюро организовать прием телеграмм на татарском языке.
Некоторые уезды сразу же приступили к реализации принятого
решения. 2—3 августа состоялась IV бугульминская уездная
конференция, где, после доклада Шингареева об организации Татарской
республики, по предложению Галактионова было решено «приложить
все усилия к укреплению духовной и экономической мощи трудящихся
Татарской республики в тесном единении с трудящимися Российской
Советской республики и всего мира». 6 августа на заседании уисполкома
был обсужден вопрос о реализации решения Ревкома от 20 июля.
Муссекции уездного комитета РКП(б) было поручено организовать бюро
для приема заявлений на татарском языке.
С 15 сентября во всех уездах прошли уездные съезды Советов, на
которых приветствовалось образование Татарской республики и были
выбраны делегаты на I съезд Советов Татарской АССР.
25—27 сентября в здании драмтеатра работал I учредительный съезд
Советов ТАССР. На съезде присутствовало 348 делегатов: 150 татар,
167 русских, 29 — других национальностей. Были заслушаны доклады о
текущем моменте и о работе Ревкома. Обсуждались продовольственный,
земельный вопросы, вопросы народного образования и всеобщей
трудовой и гужевой повинности. По каждому из вопросов делегаты
приняли резолюцию. Съезд приветствовали В.И.Ленин и председатель
ВЦИК М.И.Калинин. В резолюции по текущему моменту особо была
выделена ситуация на Западе, где говорилось, что «побуждаемые
примером русских рабочих и крестьян трудящиеся массы Запада под
знаменем
III Коммунистического Интернационала готовятся
к
решительной борьбе с буржуазией и провозглашению у себя советского
строя», и на Востоке, народы которого, по словам резолюции, «связали
свое освободительное движение с судьбами российской революции».
Последняя часть резолюции, озаглавленная «Все силы для победы»,
подчеркивала, что «мирное развитие и само существование Татарской
АССР возможно только при победе социалистической революции в
России и в других странах». Резолюция по докладу Ревкома была краткой
и в целом одобряла его работу.
Зато резолюция по продовольственному вопросу была жесткой и
бескомпромиссной. Она состояла из 9 пунктов, каждый из которых
напоминает директиву. В ней продовольственная политика Советского
государства признана «единственно возможной и правильной».
Подчеркивалось, что «правильное экономическое развитие Татарской
АССР может быть обеспечено лишь при условии полной централизации
продовольственного дела на всей территории РСФСР». Указывалось, что
«полное выполнение [продовольственных] разверсток является
обязанностью для каждого крестьянина». Обращает на себя внимание то,
что съезд признавал «произведенные разверстки как минимум
требований» и «заранее отвергает всякие попытки, направленные к
частичному уменьшению или полной отмене их». Особенно жестко
звучит пятый пункт, который гласит: «Съезд считает, что
ответственность за невыполнение разверсток возлагается на общество в
целом, и поэтому несдача продуктов по разверсткам одним его членом
пополняется запасами всего общества». И, наконец, как директива звучит
последний пункт резолюции: «Каждый член съезда обязуется немедленно
по прибытии на место приступить к побуждению крестьян выполнить
всю продовольственную разверстку полностью».
Надо сказать, что делегаты съезда выполнили эту директиву высшего
государственного органа только что созданной рес­публики.
Резолюция по земельному вопросу носила конструктивный характер.
Здесь ставился вопрос об обустройстве земель, пашен, лугов и лесов.
Указывалось на необходимость, а также на методы и способы подъема
сельского хозяйства. Нашлось место и развитию агрономического
образования, поощрению передовых методов хозяйствования, в т.ч. и в
области животноводства.
Резолюция по народному образованию акцентировала проблему
развития профессионального образования взрослого населения. На
первое место был поставлен вопрос о школе и учительских кадрах, о
переводе специальных книг на татарский и чувашский языки.
Резолюция о всеобщей трудовой и гужевой повинностях также
жестка и всем своим содержанием соответствует одному из
предложений: «Рабочие должны поднять производительность труда.
Крестьяне обязаны выполнять возложенные на них государством
повинности».
На съезде был избран Центральный Исполнительный Комитет из 56
человек, председателем которого стал Бурхан Мансуров.
28 сентября состоялось пленарное заседание ЦИК ТАССР, где был
обсужден вопрос о персональном составе Президиума ЦИК и Совета
Народных Комиссаров (СНК). В Президиум ЦИК кроме Б.Мансурова
вошли еще 6 человек: Самохвалов, Таняев, Денисов, Яруллин, Копнов и
Гайнуллин.
Правительство было избрано из 15 человек: Саид-Галиев, Измайлов,
Изюмов, Рошаль, Султанов, Нехотяев, Исхаков, Бочков, Догадов,
Мухтаров, Валидов, Гордеев, Иванов, Хахарев, Вейцер.
Однако нельзя сказать, что съезд стабилизировал обстановку в
Татарстане. В самом руководстве республики продолжали разви­ваться
процессы раскола, которые наиболее четко обозначились в ходе
реализации разверстки 1920 г., принесшей населению неисчислимые
жертвы и бедствия.
Ситуация усугубилась тем, что 11 октября в газетах появилось
сообщение о том, что со стороны националистов и буржуазии на
Председателя Совнаркома республики Сахибгарея Саид-Галиева
совершено покушение. Начались странные аресты. Среди арестованных
был заведующий типографией «Миллят» Н.Мухтаров, проживавший в
1919 г. на одной квартире вместе с С.Саид-Галиевым и Вали
Шафигуллиным. В докладной записке на имя С.Саид-Галиева он писал,
что в подвале Особого отдела, куда он был доставлен, не увидел никого
из националистов и буржуазии. У него сложилось впечатление, что ктото с кем-то сводил счеты. «Что касается покушения на тов. Саид-Галиева,
— писал он,— я ничего определенного не могу сказать, но есть слухи,
что это совершено русскими националистами и русскими буржуями, но
есть и слухи, что это он сам сделал из-за карьеры, но все это слухи,
правда или нет, это не мое дело». Судя по этому документу, в республике
имело место соперничество между разными группами национальной
интеллигенции.
Хотя аресты зачастую производились по субъективным причинам,
тем не менее главную роль в них играли не Г.Ибрагимов, С.Атнагулов,
Ф.Сайфи, Г.Баимбетов и другие, то есть сторонники Саид-Галиева, а
политические силы более высокого порядка. Комиссия по расследованию
покушения, присланная из Москвы, никакого официального заявления о
своей деятельности не сделала. Однако ряд телеграмм сочувствия с
выражением презрения к организаторам покушения на вождя татарского
пролетариата в какой-то мере свидетельствовал о политическом
характере этого акта.
Султан-Галиев в докладе ЦК РКП(б) по поводу этого инцидента
писал, что это была «искусственно созданная история», ибо «не было
смысла в убийстве Саид-Галиева, т.к. это могло создать почву для
выступления контрреволюции» и «если бы покушение было, то оно было
бы организовано, и тогда уже Саид-Галиев не отделался бы маленькой
царапиной».
Во всяком случае, борьба между правыми и левыми среди татар­ских
активистов усилилась. Дело кончилось тем, что С.Саид-Галиев был
отозван из Казани и получил должность Председателя Совнаркома
Крымской республики. В руководство республики пришли так
называемые правые, т.е. в основном сторонники Мирсаида СултанГалиева. Правительство возглавил Бурхан Мансуров.
§ 6. «Бей султангалиевцев!»
Все это отнюдь не означало конца политической эпопеи. Она
приобрела иной характер и привела к новым политическим изменениям в
связи с делом Мирсаида Султан-Галиева. В свое время на эту тему и на
имя самого Султан-Галиева, как на врага народа, было наложено табу.
Однако после реабилитации Султан-Галиева и осужденных по его делу
появилось множество исследований, отражающих реальные события
драматических коллизий 20—30-х годов.
Мирсаид Султан-Галиев, занимавший пост члена малой коллегии
Наркомнаца и одновременно являвшийся представителем Татарской
республики в Москве, пользовался большим уважением и авторитетом
среди работников национальных республик. Он постоянно выступал
защитником как отдельных людей, национальных организаций, так и
целых республик. Считались с ним и руководители Советского
правительства, особенно Сталин.
Признавая его неутомимую деятельность и талант теоретика и
организатора, тем не менее к нему всегда относились настороженно. Об
отношении к нему Ленина в определенной мере уже говорилось.
Нелишне сослаться на письменное обращение Султан-Галиева к Ленину
7 августа 1919 г., в котором он выразил обиду, что Ленин ни разу его не
принял, в то время как Заки Валидову, Мусе Бигиеву и индийскому
деятелю М.Баракатулле доступ был открыт.
«Письмо В.И.Ленину с просьбой об аудиенции
27 августа 1919 г.
Дорогой Владимир Ильич!
Я один из главных инициаторов и активных борцов с
мусульманскими
буржуазно-соглашательскими
организациями
в
Советской России.
Ликвидация Всероссийского мусульманского военного совета,
Всероссийского мусульманского национального совета, Национального
парламента мусульман внутренней России в момент, когда все они
угрожали превратиться в активных противников большевизма, — вот моя
основная заслуга перед революцией.
Ликвидация этих органов произошла в процессе революционной
борьбы в первый период Октябрьской революции, и декреты об их
упразднении изданы лишь после совершившегося факта, когда уже
восставшая
против
большевизма
и
социальной
революции
мусульманская мелкая и крупная буржуазия была окончательно
раздавлена, и работающим вместе со мной товарищам коммунистамтатарам обидно, что руководители революционного движения мусульман
внутренней России после смерти Мулланура Вахитова не удостаиваются
приема с Вашей стороны, тогда как к Вам имеют свободный доступ
мусульманские националисты (З.Валидов, Баракатулла, Муса Бигиев и
другие).
Думаю, после моей записки Вы примете и выслушаете меня.
Я имею больше права на это, чем З.Валидов, М.Бигиев и другие, и
даже только потому, что Вы меня ни разу не принимали.
Примите меня в первый и последний раз: я больше ни разу не буду
беспокоить Вас.
С глубоким уважением
Председатель Центр.мусульм.воен. коллегии, Комиссар по делам
мусульман вн. России и член Реввоенсовета 2-й армии М.СултанГалиев».
Причиной того, что Султан-Галиев не удостаивался приема Ленина,
был Сталин, который, по всей видимости, давал о нем превратную
информацию. Дело в том, что Сталин завидовал незауряд­ным
способностям Султан-Галиева и собирал на него компромат, в том числе
и стараниями Е.Д.Стасовой. Однако вскоре искус­ствен­ная изоляция от
Ленина была преодолена. Примерно через месяц после своего письма
Султан-Галиев был принят Лениным.
Подозрение к личности Султан-Галиева ранее всех возникло у
секретаря ЦК Е.Д.Стасовой в связи с активной ролью татарского лидера в
переговорах Советского правительства с правительством Малой
Башкирии. Султан-Галиев подозревался в сговоре с З.Валидовым.
Неизвестно, какую роль сыграло доносительство Стасовой, но у Ленина
возникло недоверие к Султан-Галиеву, и это, как уже говорилось, нашло
отражение в период создания Та­тарской республики. За ним следили, на
него доносили.
Мирсаида Султан-Галиева не устраивала политика ЦК РКП(б) по
отношению к восточным республикам, особенно в связи с образованием
СССР, когда автономные республики оказались бесправными. Он
добивался уравнения их в правах с союзными республиками, стремился к
повышению их статуса. В связи с этим он неоднократно критиковал
Сталина, обращался с письмами и записками к своим соратникам. Часть
из них перехватывалась и составила основу компромата, который, по
словам его друга и соратника Фирдевса, состоял из «двух дурацких
писем». Однако было достаточно нескольких слов, сказанных сгоряча
Сталину, чтобы компромат «заиграл». Султан-Галиев был арестован и 4
мая 1923 г. исключен из партии как антипартийный и антисоветский
элемент. Письмо правительства Татреспублики в защиту М.СултанГалиева, направленное 8 мая 1923 г. на имя Зино­вьева, Каменева,
Троцкого, Бухарина, Радека и Куйбышева, не возымело действия. Для
пуб­личного осуждения Султан-Галиева было соб­рано так называемое
IV совещание ЦК РКП(б) с активом нацио­нальных республик.
19 июля 1923 г. в Казани состоялось совещание членов ОК ВКП(б) по
результатам IV совещания. Оно продолжалось три дня. Присутствовало
130 человек. Вел совещание председатель Татарского ЧК С.М.Шварц.
Доклад секретаря ОК Д.Е.Живова начался следующими словами:
«Всем известно, что М.Султан-Галиев являлся представителем Татарской
республики в Москве, он от нас имел определенные полномочия,
пользовался известным доверием, был тесно связан с нашими
работниками, выражал определенные тенденции по целому ряду
вопросов, считался своего рода вождем татарских трудящихся масс, хотя,
на мой взгляд, трудно утверждать справедливость последнего». В
заключение он сообщил, что теперь Султан-Галиев лишился всего.
После доклада не было задано ни единого вопроса, что было
объяснено тем, что «с докладом заранее не были ознакомлены».
Стенограмму IV совещания было решено разослать по кантонам
партийным организациям.
Выступая по докладу, Ш.Усманов сказал: «Товарищи, доклад т.
Живова произвел впечатление разорвавшейся бомбы. До сих пор наши
работники не кипели в котле национального вопроса, так как мы все
время национальный вопрос скрывали, подобно тому, как венерик
скрывает свою болезнь, и в результате этого лопнувший нарыв среди нас
в такой уродливой форме». О проекте резолюции, предложенной
участникам совещания, он выразился следующим образом: «Теперь нам
предложен проект резолюции Бюро о борьбе с имеющейся якобы в
Татарии «султангалиевщиной», это подольет лишь масла в огонь. Нужно
бороться не только с последствиями, но и с причинами. Причиной
султангалиевщины является великодержавный шовинизм, и это нужно
подчеркнуть, иначе каждый своего противника будет называть СултанГалиевым». Он обвинил и Саид-Галиева, который три года в кармане
держал письмо В.И.Ленина, где «по сути дела содержалось руководство к
действию в том, что республики должны существовать долго и что
русские товарищи должны быть не няньками, а помощниками местных
коммунистов», и не руководствовался им. Усманов упрекнул
руководство ОК, которое «борется с левыми и правыми своеобразно».
«Левых» ОК «жалеет, как незаслуженно обиженных, беспомощных, а
некоторых из правых, более активных работников в национальном
вопросе, он не допускает к работе, пытаясь консервировать в резерве
чинов политсостава Красной Армии».
В том же ключе выступил и Ш.Ахмадиев, который, осудив
султангалиевщину, в отличие от Ш.Усманова сказал, что ее причиной
являлся не русский шовинизм, который «русские коммунисты с
огромным опытом проверенными старыми способами свободно могут
победить». Он напомнил, что на IV совещании было выражено
сожаление, что «подпольная организация не была вскрыта самими
местными организациями», и обвинил ОК в том, что он «напоминает
деревню, которая по тем или иным соображениям не ловит своего
конокрада, а поймают его в соседней деревне». И заключил так: «Наша
просьба к ОК, который еще продолжает пользоваться авторитетом, как
высшая парторганизация,—линию свою выпрямить и действовать так,
как постановил XII съезд партии и как постановило партийное совещание
по национальному вопросу».
Выступления по докладу так или иначе выявили тех, по словам
Якубова, «кто защищает Султан-Галиева, кто его отвергает». По мнению
Г.Ибрагимова, «кое-где и даже на данном совещании остатки
султангалиевщины чувствовались». К сказанному он добавил
следующее: «Когда говорили т.Усманов, Ганеев, Валидов, мне стало
жутко. Хотя Султан-Галиев лично ликвидирован — исключен из партии,
но, когда слышишь некоторые речи, чувствуешь, что это тень СултанГалиева». В качестве метода воспитания таких людей он назвал
убеждение и принуждение.
Сторонники М.Султан-Галиева на самом деле не были столь
воинственны, как это изобразил Г.Ибрагимов. Так, Б.Мансуров лишь
говорил, что нельзя, чтобы обсуждение шло через призму личности:
Саид-Галиев
или
Султан-Галиев.
Енбаев
лишь
напомнил
присутствующим, что обсуждение должно идти не в форме следствия и
сведения личных счетов. М.Брундуков также предостерег, что нельзя
всех татар причислять к султангалиевцам и «сваливать в одну кучу всех
только за то, что когда-то за руку здоровались с Султан-Галиевым,
нельзя». Упрек левым был только в том, что они могли «на этом вопросе
перепутать все карты, в мутной воде рыбку половить, капитальчик
нажить».
Однако рыбку ловили не «правые» и не «левые», а совсем иные силы,
о которых сказал Д.Живов, отвечая М.Сагидуллину: «Бояться нам нечего,
товарищ Сагидуллин, в распоряжении партии пролетариата имеются
аппараты, которые должны следить, следят и будут следить за всеми
теми, кто может принести вред власти пролетариата». Это было
предостережение тем, кто забывал, что Татарская республика не является
щитом в борьбе за реализацию прав татарского народа и что есть силы,
которые могут поставить всех на свои места.
Бронштейн справедливо заметил, что лишь 10% выступлений
направлено на достижение правильной национальной политики, а
остальные 90% — «либо прокурорство, либо адвокатство». А
руководитель ЧК С.М.Шварц сказал, как бы подводя итоги, следующее:
«Виноваты ли товарищи, которые были связаны с Султан-Галиевым и
ныне стоят у власти? Мы не можем сказать, что они не виноваты. Ясно и
определенно мы должны заявить, что они виноваты. Но можем ли мы
поставить их на одну доску с Султан-Галиевым? Конечно, нет. СултанГалиев — изменник, предатель рабочего класса, связал себя с басмачами
и т.д. Наши ответственные татарские комму­нисты виноваты в том, что
они недостаточно следили за Султан-Галиевым. У меня нет оснований
говорить, что они были в курсе его планов, но они ему чересчур
доверяли». В стенограмме совещания записан голос с места: «Мы люди
маленькие. ЦК ему больше доверяло». Однако эти слова остались
неуслышанными. Итоговая речь явилась приговором местным
сторонникам Султан-Галиева.
Вскоре, в 1924 г., на основе решений VIII и IX областных
партконференций К.Мухтаров, Г.Мансуров, А.Енбаев были отозваны из
Казани в Москву. Однако судьба распорядилась так, что им снова
пришлось встретиться с Султан-Галиевым. Но уже в качестве
обвиняемых в национализме и измене делу проле­тариата. Это
произошло через 6 лет, а пока что в руководстве Татарии их места заняли
«левые».
Процесс создания в составе России бесправных национальных
автономий находил отражение и в Крыму, во многом тесно связанном с
рядом казанских политических лидеров, и прежде всего с М.СултанГалиевым и С.Саид-Галиевым. Трудности становления автономии в
Крыму усугублялись предшествовавшей гражданской войной, когда под
крылом Врангеля предпринимались попытки создания национальной
государственности под руководством генерала армии Сулеймана
Сулькевича. Обстановка ослож­нялась и тем, что из 740 тысяч населения
Крыма только 126 тысяч человек составляли татары. Причин такого
соотношения немало, в том числе и голод, постигший Крым в годы
гражданской войны. Однако главная причина — это насильственное
вытеснение татар в Турцию, систематически осуществлявшееся
царскими властями. Поэтому среди татарских активистов велась
определенная работа по возвращению татар на свою историческую
родину. Их также очень тревожили и определенные тенденции,
направленные на создание в Крыму еврейской автономии.
Короче говоря, обстановка в Крыму, в том числе и между самими
руководителями крымских татар, была непростая.
В Москве всегда имелись силы, которые подозрительно относились к
связям Султан-Галиева с национальными республиками. Очевидна была
попытка изоляции Султан-Галиева от Татарии и Башкирии. В центре
пристального внимания были его отношения с крымско-татарскими
работниками. Так, в одном из документов Султан-Галиев назван
«примазавшимся к большевикам пантюркистом», а Исмаил Фирдевс —
один из видных большевиков из крымских татар человеком, работавшим
под его идейным влиянием.
В Крыму существовала партия «Милли Фирке». После революции ее
активные члены слились с большевиками. В документе говорилось:
«Более авторитетные представители националов М.Султан-Галиев,
Шагимардан Ибрагимов пытались оформить это двойственно-партийное
положение среди местных нацкоммунистов созданием национальных
Компартий или единой общей мусульманской коммунистической партии.
Во главе этого дела стояли М.Султан-Галиев, И.Фирдевс и татарские
левоэсеры. В период организации Татарской, Башкирской, Крымской
республик это движение за «самостоятельную национальную Коммунистическую партию» приобрело серьезную форму и подпольноконспиративный характер. Вождем этой идеи стал М.Султан-Галиев, на
местах эту работу проводили: в Крыму — И.Фирдевс и в Ка­зани —
А.Енбаев». Указывалось, что в Крыму миллифирковцы сгруппировались
вокруг И.Фирдевса и О.А.Г.Дерен-Айерлы.
Одной из причин влиятельности «Милли Фирке» в документе
называлось бандитское движение после разгрома Врангеля, которое
якобы состояло из крымских татар. Говорилось также, что это движение
возглавлялось белогвардейскими офицерами и оно связано с
подпольными контрреволюционными группами, «в том числе, конечно, и
М.Ф.».
Из Москвы для ликвидации «созданного бандитизмом тревожного
положения в Крыму» присылают специальную комиссию под
руководством Шагимардана Ибрагимова.
В указанном документе признается роль Ш.Ибрагимова в
стабилизации обстановки в Крыму: «Приезд Комиссии Ибрагимова
закрепил достигнутое между обкомом и «М.Ф.» соглашение. В
результате этих мероприятий было положено начало ликвидации
бандитизма». В числе конкретных результатов работы комиссии
называется подписание 3 июля 1921 г. акта о сдаче главных бандитских
шаек и начало сдачи «бандгрупп». В заслугу комиссии причислено и
проведение целого ряда мероприятий, направленных на достижение
соглашения между обкомом РКП(б) и «Милли Фирке».
Далее перечисляются факты, которые не устраивали Москву. Вопервых, оказалось, что многие встречи с членами «Милли Фирке» были
проведены без ведома обкома партии. Во-вторых, Ш.Ибрагимов,
пользуясь своим положением представителя ЦК, якобы выдвинул свою
кандидатуру в Председатели Совнаркома Крымской республики.
Естественно, что в Москве не могли согла­ситься с тем, чтобы в Крыму
обосновался человек, близкий к националам-руководителям «Милли
Фирке». Поэтому в Москве остановились на кандидатуре Саид-Галиева,
непримиримого противника Султан-Галиева.
О том, как это случилось, говорится в письме Ш.Ибрагимова, которое
он написал в Крым, вернувшись в Москву. Вот оно: «Здравствуйте,
т.Фердевс. Привет Вам и пожелания. К сожалению, я лично не могу Вам
сообщить все то, что происходит в Москве. Из прилагаемого при сем
письма вы увидите. Тов.Сталин меня не пустил для работы в Крым, едет
Саид-Галиев. Я знаю, Вам это не понравится, но что же делать, если ЦК
так хочет; Саид-Галиев, наверное, будет говорить, что он отказывался, но
ничего подобного не было. Все-таки Вы его приезда не бойтесь. Товарищ
Сталин дал ему соответствующие указания на этот счет, и я настаивал на
том, чтобы ни одного работника не брать».
Однако Ш.Ибрагимов глубоко заблуждался, полагая, что ему
доверяют и верят. Это видно из дальнейших строк письма: «Знайте, что
Центр на моей стороне. Если у Вас что-либо выйдет, я Вас поддержу.
Самое главное, Вы постарайтесь сгруппи­ровать вокруг себя
коммунистов-татар и [беспартийных] «М.Фирковцев». Они по
отношению к вам постепенно изменят свое поведение.
Посмотрите, что будет делать Саид-Галиев на областной пар­тийной
конференции. Ведь против него имеется многое. А если будет работать
хорошо, так пусть работает. Пишите регулярно обо всем. Буду ждать с
нетерпением. С коммунистическим при­ветом Ш.Ибрагимов». Письмо
было датировано 31 ноября 1921 г. В конце письма выражалась
уверенность: «Может быть, когда-нибудь так называемая судьба снова
забросит в Крым».
О том, насколько доверяли Ш.Ибрагимову, свидетельствует факт, что
само письмо оказалось в руках органов ЧК. Далее констатировалось, что
миллифирковцы, как «единственная работоспособная группа в Крыму»,
устроили обструкцию Крымскому советскому правительству во главе с
Саид-Галиевым. Главным виновником назывался руководитель татарской
секции при обкоме партии Дерен-Айерлы, который вскоре был избран
Председателем Совнаркома.
Органы ВЧК-ОГПУ нарочно связали судьбы многих людей. Они
готовили новое дело так называемого «Московского центра», о чем будет
сказано в последующем изложении.
Действительно, страну в целом, и в том числе Татарскую республику,
ждали новые испытания.
Однако, как бы трудно ни осуществлялся проект национальной
автономии татарского народа, какими бы мизерными ни были права
Татарской республики, он стал той базой, опираясь на которую, в
последующие годы развернулась борьба за создание суверенной
государственности.
§ 7. Преодоление трудностей
межнациональных отношений
С образованием Татарской автономной республики начался
медленный, но болезненный процесс обеспечения фактического
равноправия татар и русских, а также представителей других народов,
проживающих в республике. «Многим русским, которые раньше были
преобладающей, господствующей нацией, просто трудно свыкнуться с
тем равенством национальностей, которое установилось после победы
Октябрьской революции», — писал ответственный секретарь Татарского
ОК ВКП(б) Хатаевич.
Действительно, в начале 20-х годов были определенные надежды на
то, что ислам займет достойное место в жизни общества. Несмотря на то,
что на основании циркуляров НКВД и НКЮ от 7 апреля и 18 сентября
1924 г., по которым церкви и мечети объ­являлись поднадзорными
органов внутренних дел, конкретные факты говорили о том, что
религиозные дела мусульман пойдут по нормальному руслу. Более того,
серьезным образом рассматри­валась возможность применения
шариатского права в жизни мусульман. В 1921 г. была создана и работала
вплоть до 1924 г. шариатская комиссия в составе Губайдуллина,
Максутова, Мустафина, Венецианова, Фармаковского и Борисенко,
которая сде­лала следующий вывод: «Рассмотрев Уголовный кодекс
РСФСР, мы пришли к следующему заключению. Кодекс является вполне
прием­лемым в ТССР и в основах своих не противоречит основам
Ислама по религиозному толкованию Шариата. Ислам дает очень
большое значение разуму и наукам и не запрещает создание норм
приме­нительно к своему месту и времени, потому Уголовный кодекс
РСФСР, основанный на юридическо-философских науках и
составленный соответственно времени, нельзя считать про­тиворечащим
Шариату». Работа комиссии была оценена положительно, и ей через
печать была объявлена благодарность.
Известно также, что для изучения вопроса применения норм шариата
соответственно Уголовному кодексу РСФСР для Средней Азии была
создана комиссия, возглавлявшаяся Ш.З.Элиава, в состав которой был
приглашен известный ученый-богослов Муса Бигиев.
В эти годы не было запрета на религиозные школы, хотя ОК ВКП(б)
своим постановлением от 10 октября 1922 г. запретил использовать для
этого помещения светских школ. Тем не менее вечерами они
использовались как таковые. В информационном отчете обкома партии в
ЦК за октябрь—декабрь 1924 г. отмечалось следующее: «В
мусульманском религиозном движении значи­тельно увеличился
авторитет ЦДУ, чему способствовало, с одной стороны, разрешение
ВЦИК на преподавание детям религии, рассматривающееся
духовенством как собственное достижение, с другой стороны — издание
ЦДУ журнала «Ислам». Отмечалось, что усиление влияния духовенства
на население объясняется исключительно этими двумя факторами.
Разумеется, отрицать этого нельзя. Однако необходимо учитывать и
два других фактора. Один из них — это приверженность населения к
религии и уважение к лицам духовного звания. Другой — в
эффективности руководства ЦДУ религиозными делами и личный вклад
муфтия Ризы Фахретдинова, которого мусульмане знали не только как
высшего духовного лидера, но и крупного ученого, внесшего неоценимый вклад в изучение истории и культуры своего народа.
Однако этот благоприятный период оказался слишком коротким.
Пришли другие времена.
Известно, что до революции татарское крестьянство было самым
малоземельным. Татары, составлявшие 49% населения республики, на
100 хозяйств имели 382 десятины полевого и усадебного посева. А у
русских на те же 100 хозяйств приходилось 411 десятин. На 100
татарских хозяйств приходилось 73 лошади, а русских — 81. Примерно
такое же соотношение и по крупному рогатому скоту.
Отсутствие лугов и пастбищ не давало возможности развернуть
скотоводство в широких масштабах. Кроме того, татарские деревни
располагались вдали от рек и водоемов, что препятствовало занятиям
огородничеством. Задача заключалась в том, чтобы обеспечить
татарского крестьянина землей, лугами и пастбищами не хуже, чем
русских
крестьян.
В
рес­публике
требовалось
проведение
землеустроительных работ с учетом интересов всех. Эта задача
конкретно осуществлялась Народным комиссариатом земледелия.
Первым его наркомом был Юнус Валиди — человек с хорошим
образованием и знанием дела. Именно по его инициативе воз­никли
такие поселки, как Ишро, Яна Булгар, Идель, Бахча-Сарай, Ватан в
Свияжском кантоне, Кызыл Байрак в Казанском районе.
В Тетюшском, Елабужском, Бугульминском, Шугуровском районах
на почве этого возникали недоразумения. Так, в Тетюшах поговаривали,
что татары пользуются особыми льготами по части выделения лугов,
лесов местного значения, а также налогами. Кое-кто, пользуясь этим в
деревнях Сукеево, Людоговке, Чинчурине, Федо­рово, вел агитацию за
выход из состава Татарии и присоединение к Ульяновской области.
Однако волостной съезд Советов отверг это предложение.
В деревнях Урманалеевке, Н.Дыбенко, Сходне и Михайловке
Михайловской волости, граничащих с Самарской губернией, на
собраниях также ставился вопрос о выходе из состава Татарской
республики. Причина та же: непосильные налоги, страхсборы. И здесь
находились люди, пытающиеся убедить крестьян, что татарам даются
льготы за счет русских. Несмотря на то, что как в татарских, так и в
русских деревнях не хватало ветпунктов и ветфельдшеров, утверждалось
со всей категоричностью, что они есть в каждой татарской деревне.
Споры между крестьянами татарского аула Азелей и русского села
Пановка
из-за
лесов
местного значения тоже кое-кто попытался поднять до уровня
межнациональной розни. Примерно такая же картина наблюдалась во
взаимоотношениях между крестьянами деревень Малый Толкиш
Галактионовской волости и Ромашкино Каргалинской волости
Чистопольского кантона при определении душевого надела. И здесь в
разговоре между собой два кулака заявили: «Вот что значит
Татреспублика, иди угонись за татарами». Недоразумения возникали и
из-за налогового обложения. При этом кому-то всегда хотелось увидеть в
них не классовую, а национальную основу. Между тем налоговая
политика властей исходила именно из необходимости большего нажима
на богатого. Так, определенную разницу в налоговом обложении русской
деревни Тимашево и татарского аула Азнакаево тоже попытались
перевести на рельсы межнациональной розни. Такая же оценка давалась
и при предоставлении государственной помощи после падежа скота в
татарском ауле Молвино и русских деревнях Бузаево и Утяшево. От
одного к другому, из уст в уста пошли слухи: «Отпуск произведен только
татарам, а русским — нет, ничего не поделаешь, зато Татреспублика».
Недружелюбие к татарам проявляли и евангелисты, считая, что
татары пользуются всеми привилегиями от правительства, особенно в
области землеустройства: «До революции все пользовались и землей и
лугами в одинаковом размере, а теперь те угодия, которыми
пользовались мы, перешли к татарам».
В разжигании страстей дело иногда доходило до того, что кое-где при
выборах в местные органы без разбора конкретной кандидатуры,— как
это было, например, в Кузнечихе Чистопольского кантона,—
выкрикивали: «Татар нам не нужно!».
Бывали случаи, когда общие беды народного образования
сваливались на политику реализации татарского языка. Так, один из
работников Чистопольского кантонного отдела народного образования
жаловался: «Материальная необеспеченность школьных работников
объясняется тем, что много средств, отпускаемых центром на нужды
народного образования, пожирается татарами на реализацию татарского
языка». Его коллега, поддерживая эту ложь, добавил, что
«несправедливость отношения центра к татарам и русским сказывается
во всем». По его мнению, из-за этого для русских школ смешанного типа
денежных средств отпус­кается недостаточно, а татарским — с
излишком, и потому приходится восполнять недостаток денег с
родителей учащихся.
Определенная категория лиц с великодержавным настроем проводила
систематическую работу по разжиганию межнациональных страстей.
Так, при открытии школы фабзавуча при Элводтраме заведующий
настаивал на том, чтобы в школу не принимать татар. Когда все-таки
было решено, что будут принимать из расчета 50% на 50%, учащихсятатар предупредили, что, если они в учебе будут отставать в течение 1—
1,5 месяца, их отчислят. Заведующий мастерскими давал учащимся
полный комплект инструментов, а татарам — один-два инструмента.
После завершения занятий учащихся-татар обвинили в краже 10
молотков, стоимость которых вычли из их пособия. В Мензелинском
исправдоме русский кандидат в члены ВКП(б) заставлял 60-летнюю
татарку руками чистить клозет. А сам смотрел и смеялся, как она чистила
и плакала. В Бугульме зав.конторой акционерного общества «Транспорт»
в своей канцелярии говорил сотрудникам и посетителям, что у татар
слишком много привилегий, и что «русским становится совершенно
невозможным пребывание в Татарской республике», и что «с татарами
нужно воевать, чтобы лишить их привилегий». Сотрудник
Бугуль­минского финансового отдела выражался так: «В Бугульме жить
возможно только татарам и коммунистам, но впоследствии татары
выгонят и коммунистов, и поэтому необходимо из Бугульмы
заблаговременно уезжать во избежание каких-либо недоразумений». В
Агрызе секретарь гор.ячейки ВЛКСМ заявил: «Пора забыть
татаризацию». А это был еще только 1927 г..
Между тем из Бугульмы шли письма иного содержания, читая
которые, не скажешь, что хорошо живется именно татарам. Там
происходили гораздо более сложные процессы, о которых необходимо
будет сказать особо. Вот цитата из одного анонимного письма из
Бугульмы: «Товарищи, работающие в областкоме, мы измучились гнетом
царя на войне, совершили революцию, создали Советы, но ошиблись. По
возвращении же вы отобрали разверсткой весь наш хлеб, которым
кормили и московских рабочих, а нас морили голодом. И теперь
собираете налоги, продавая наши самовары... Но... в наши руки попадут
винтовки, и тогда мы перережем продажных наймитов русских...
Татаро­убийцы недовольны тем, что убили миллион татар, еще хотите
убивать. И вас убьют, но нас не будет».
В городе определенная группа людей, вопреки реальным фактам,
свидетельствующим о трудном положении всего населения,
подавленного трудностями хлебозаготовок, налогами, пыталась
направить недовольство народа в другое русло. В связи с этим в
республике большой резонанс получило дело Ливанова. Именно он был
организатором великодержавных выходок со стороны части
руководящих
работников.
Ливанов
получил
выговор
«за
великодержавный шовинизм и дискредитацию татарских работников» и
был откомандирован из республики.
Ответственный секретарь канткома, а затем райкома Лазарев сам
занимался преследованием мусульманской религии, татарских кадров.
Отмечая, что в кантоне 280 мечетей, как он говорил, «обеспеченных
полным составом мулл и азанчей», он особенно неравнодушен был к
крупному ученому-историку Хади Атласову, авторитет которого среди
населения ему не давал покоя. «Имеется у нас некто Атласов, — заявил
ответсекретарь, — с высшим образованием, имеет научные труды,
безусловно, человек грамотный и хороший политик». После этих слов
надо бы сказать о деятельности ученого во благо земляков, тем паче что к
нему обращаются «за оказанием содействия в работе». Однако Лазарев
оценил это по-своему: «Конечно, такой гражданин не даст хороших
указаний для пользы работы», — сказал он и обвинил местных
товарищей в том, что они «связываются с неблагонадежным элементом,
элементом панисламистским».
В местах совместного проживания татар и русских иногда пытались
из мухи раздуть слона. Так, на собрании крестьян Ст.Юрашинского
Елабужского кантона при обсуждении воп­роса о том, на каком языке
вести собрание, было решено, что на татар­ском; русские тут же заявили:
«Попали русские под татарское иго». В деревне Спиридоновка
Шугуровского района председатель сельсовета утверждал, что Советская
власть «нажимает непосильными налогами русских, а татар всецело
защищает», что татарам и землю дают лучше, и на поселки выселяют, и
«русские находятся под давлением татар», «что татарам дают все, а
русским ничего».
В одном из номеров газеты «Красная Татария» за 1927 г. появилась
статья Шанова «Не жизнь, а жестянка», в которой автор попытал­ся
доказать факт дискриминации русских в Татарской республике.
Статья послужила причиной начала на страницах газет дискуссий на
эту тему. Кто-то писал в газеты, кто-то обращался с письмами в обком
ВКП(б). В письме на имя секретаря обкома Хатаевича селькор Гаврик
сразу же отверг утверждение Шанова о том, что идет процесс выживания
русских из государственных и местных учреждений. Он выразил
пожелание, чтобы на ответственные должности принимались лица со
знанием обоих государственных языков. По поводу переиме­нования
республики селькор высказался так: «Я думаю, о переиме­новании и
говорить стыдно и что об этом не говорят даже самые темные
националисты».
Очень важно отметить, что поддержавших Шанова были единицы.
Только селькор Катко частично поддержал Шанова в том плане, что
определенное предпочтение татарам (на деле знающим оба языка) как бы
не заставило «совсем удалиться из Татреспублики». Русский
беспартийный начальник станции Джульфа Соловьев, родом из Кукмора,
проживающий в Нахичевани, полностью поддержал татар. А.Попов из
Юхмачей писал, что «нужно требовать от русских служащих знания
татарского языка». С.Н.Кузьмин также высказался за знание татарского
языка. Примечательно письмо М.М.Белова из села Покровское Арского
кантона. Он пишет, что раньше в Казанской губернии русские и татары
«жили как братья, никакой национальной вражды между ними не было,
так что бояться не приходится, поэтому, как бы ни болтали языком кому
хочется и как бы ни переименовали ТР, татарина с русским водой не
разольешь».
Конечно, приходилось слышать и требования об упразднении
Татарской республики. В пользу такого преобразования высказался
Д.П.Культяев из Чистополя. Он писал: «Еще пройдут годы, если власть
центра не обратит внимание на татар, то русским будет очень плохо жить
в Татреспублике». Требовал ликвидации Татарской республики селькор
В.Путник из Верхнего Чувашского Кирмети: «Царского правительства
нам не надо, мы империализма не желаем, но и Татреспублику просим
упразднить».
Республика как государственное образование всех народов,
населяющих республику, воспринималась и татарами и русскими
нелегко. Так, в торжествах по случаю 13-й годовщины ТАССР приняло
участие 28—30% русского и 45—50% татарского населения. Особенно
пассивны были служащие и студенческая молодежь. В КХТИ было
сорвано торжественное заседание по случаю образования республики. В
справке об общественных настроениях среди русских рабочих было
указано, что они сводятся к следующему: «Это не для нас. А только для
татар»; «Татарам всю власть отдали, пусть и празднуют сами годовщину
и пусть сами воюют, когда будет война с Германией и Польшей». И
наоборот, настрое­ния татар сводились к следующим высказываниям:
«По существу этот праздник устраивают русские для отвода глаз,
поэтому он печальный и неторжественный. Годовщина ТР устраивается
русскими в своих великодержавно-шовинистических интересах. Это
ширма насилия русских над татарами».
Общественные настроения — явление непостоянное. Если в начале
1920 г. против создания республики высказывались кое-где в массовом
порядке, а великодержавно настроенная интеллигенция категорически
отрицала правомерность ее создания, во второй половине 20-х годов
картина уже иная. Высказывания против республики единичны, гораздо
больше недовольства возникало на почве бытовых и межхозяйственных
отношений.
13 декабря 1926 г. Татарский ОК ВКП(б) принял директиву для
работы комиссии по реализации татарского языка. В ней указывалось на
необходимость составления списков номенклатуры должностей, для
занятия которых требовалось знание обоих государственных языков,
планирования татаризации аппаратов, урегулирование зарплаты для лиц,
владеющих языками. При рассмотрении смет на 1927/28 г. ведомствам
рекомендовалось включить расходы, связанные с реализацией татарского
языка (РТЯ), то есть на содержание практикантов-татар, курсов по
подготовке работников, кружков по изучению служащими татарского
языка, приобретение машинок со шрифтом на татарском языке.
В инструкции правительства Татарскому совету профессиональных
союзов и коммунистических фракций Союза совторг­служащих и другим
заинтересованным организациям говорилось о необходимости
«энергично продвинуть работу по обучению работников учреждений —
нетатар», особенно занимающих те должности, которые по
установленной номенклатуре должны быть заняты лицами, владеющими
обоими языками».
Тогда же ряд кантонов, в частности Мензелинский, Мамадышский,
Арский, перевели делопроизводство на татарский язык.
Создание республики, первые шаги по обеспечению фактического
равноправия татар и русских, вполне понятно, не могли быть в полном
объеме объективно восприняты нетатарским населением. Требовалась
настойчивая и кропотливая работа по интернациональному воспитанию.
Однако обком партии и его очень часто менявшиеся секретари не
уделяли должного внимания ее развертыванию.
Справка ОК ВКП(б), составленная ЦК в 1923 г., гласила: «Работа
среди татар до 22 года не ставилась как основная задача организации.
Татарские массы не обслуживались в должной мере. В организации это
вызывало натянутые отношения». Действительно, в 1922 г. были
опубликованы тезисы о работе среди татар, где говорилось, что
национальный вопрос ставился формально, допускались головотяпство и
уклоны «как среди татар, так и в особенности среди русских
работников».
Между тем даже в последующий период фактов, свидетельствующих
о необходимости последовательной и настойчивой работы по
воспитанию культуры межнациональных отношений, было немало даже
в Казани. Вот некоторые из них в том виде, в каком зафиксированы в
документах:
«Трифонов, увидав татарина-рабочего Ахметова, закричал: «Давайте
избивать татар». Затем он подошел к Ахметову, говоря: «В Караваево
попали все татары, куда ни гляди — везде татары, надо их избивать,
чтобы их не было в Караваеве». (По­казания Гильманова.)
«Накануне 1-го мая я увидел толпу, в середине которой Трифонов
избивал татарина Ахметова, говоря: «Татар надо бить. Вашего брата надо
убивать». (Показания Капаруллина.)
«Трифонов и Евдокимов, подойдя ко мне, Ахмерову, со словами «бей
татар», начали меня избивать кулаками, а затем, когда я упал, — пинали
ногами. Затем я сумел подняться и побежал, но, догнав меня, Трифонов
при помощи Евдокимова вновь меня схватили и бросили в колодец, при
падении в который я потерял сознание». (Показания потерпевшего
Ахмерова.)
В официальной справке зафиксировано еще 5 случаев избиения
рабочих-татар на спиртоводочном заводе, фабрике «Спартак» и
Казнадстрое.
В той же справке указывалось, что «проводимая коренизация
рабочего класса Татарии классовым врагом используется среди русской
отсталой части рабочих, с целью внедрения великодержавного
шовинизма». И вот конкретные факты в том виде, в каком они
зафиксированы в документах:
«Татстройтрест: Скоршинский (сын псаломщика): «Я на работу татар
принципиально не принимаю, так как они привыкли только торговать и
стали лентяями. Я их учить не буду, пусть учит Советская власть».
Строительный завод № 124: Дмитриев (сын фабриканта): «Татары —
самые заядлые враги русского народа. Я рад, что в конторе у нас только
два татарина, да и то не очень ехидные».
Меховая фабрика № 5: работница Сидорова (отец выслан): «Везде и
всюду татары. Из-за них мы света не видим. Работать они не умеют, а
деньги им платят. Будет время, попьем и мы из них крови».
Ясно, что в республике агитационно-пропагандистская работа
оставляла желать лучшего. Интернациональное воспитание в Казани
ограничивалось созданием рабочих клубов. А между тем они, как
говорилось в официальной справке, «находятся не на высоте
положения». Из 160 работников клубов только 11 были татарами.
Пренебрежение к татарам-работникам не исчезло и в последующие
годы, что действительно вызывало недовольство многих из них. К
игнорированию потребностей татарского народа стоит отнести слабые
темпы коренизации государственного аппарата, когда процент татар
искусственно увеличивали за счет техни­чес­кого персонала, кучеров и
уборщиц, и, несомненно, насильственную замену алфавита тюркских
народов, основанного на арабской графике, на латиницу. Хади Атласов,
как прозорливый человек, оценил эту замену как «полустанок на
переходе к кириллице».
В 1927 г. в Татарии развернулась острая дискуссия вокруг этой
проблемы. На этой почве среди татарской интеллигенции произошел
раскол. Дело дошло до того, что отношением к латинизации определяли
степень политической зрелости. ОК ВКП(б), лично его секретарь
М.Хатаевич торопили переход к «яналифу». В знак протеста появилось
письмо 82 татарских писателей, журналистов, педагогов, ученых,
агрономов, художников и студентов к Сталину с просьбой отказаться от
латинизации татарского алфавита. Начались гонения на подписавших
«письмо 82-х», развернулась кампания по принудительному снятию
подписей под ним. Реакцией на письмо явилось и постановление IV
пленума ОК ВКП(б), в котором заявлялось: 1) по существу вопросов
тюркских алфавитов суждения не иметь, считая вопрос разрешенным; 2)
факт подачи подобного заявления является показателем роста активности
буржуазно-националистических элементов, направленной против ВКП».
Известный филолог Г.Шараф в своем обращении к Генсеку доказывал
ошибочность введения латиницы с научной точки зрения.
Однако мнения по поводу замены графики не были однозначными.
На страницах журнала «Яналиф» ставился вопрос унификации алфавитов
всех тюркских народов.
В 6-м номере журнала Фатих Сайфи поместил статью «Донкихоты,
желающие спасти татарский народ». Речь шла о подписавших заявление
«82-х». «Кто же вручил мандат этим известным Биккуловым,
Ибрагимову, Алкину, Аскару, Беркутову, Исхакову Хасану и
Бадыгуллину и другим?» — сокрушался автор и обвинил перечисленных
в сотрудничестве с Колчаком. Он указывал также, что резолюции
Арского, Чистопольского, Буинского, Елабужского кантонов не
признают людей, подписавших письмо к Сталину, выразителями мнения
всего населения.
Здесь надо иметь в виду и то, что так или иначе Духовное собрание
мусульман Внутренней России, находящееся в Уфе, поддержало идею
латинизации. Вся эта кампания была не чем иным, как выкручиванием
рук, в результате те, кто ранее был против введения латиницы,
становился его сторонником. Не случайно что, как отмечалось в
официальных документах, «интел­лигенция типа Галимзяна Шарафа,
Али Рахима, Садри Джалаля, Ибрагима Кулева, М.Галеева и др.
высказала к ней положительное отношение, так же отнеслись бывшие
«правые» татарские коммунисты, как М.Будайли, А.Ганеев,
М.Брун­дуков, Г.Максудов и др.». Это не означало, что эти люди
действительно отреклись от своих убеждений. Постановление
областкома ВКП(б) лишь прекратило дискуссию. Борьба против
«яналифа» приняла скрытые формы. Появилась положительная оценка
Г.Ибрагимова в крымском журнале. Разделяют взгляды, изложенные в
его книге, в нац.республиках Башкирии, Узбекистане, в Крыму.
Разумеется, когда человеку запрещалось иметь свое суждение по тому
или иному вопросу, тем более по такому больному, как развитие
национальной культуры, это вызывало естественный протест людей.
Пренебрежение как к национальной культуре, так и к национальным
кадрам продолжалось и в последующем, раскалывая на «правых» и
«левых» не только татарских, но и русских коммунистов.
Можно сказать со всей определенностью, что казанская пар­тийная
организация оказалась не на высоте при выполнении задач обеспечения
межнационального согласия и организации государственности
татарского народа. Партийные секретари, присылаемые из Москвы, были
не в состоянии преодолеть противоречия между русским и татарским
активом, между раз­личными течениями внутри самого татарского
актива. Вместо честного и делового сотрудничества получалось
сталкивание лбами людей различных взглядов. Партийный активист
Сумзин так оценивал эти взаимоотношения: «Я помню, как на татарском
съезде русские и татарские коммунисты были как на ножах, не могли
смотреть прямо друг другу в глаза. Странным было то, что в период
революции не было различия, мы вместе с Ишковым и Ганеевым
боролись за нее, а после взятия власти эти товарищи повели групповую
борьбу». А причина в немалой мере, как говорил Ахмадуллин, была в
том, что никого из татар на ответработу не выдвинули: «А если будешь
говорить об этом, то припишут национализм». В то время очень часто
звучали слова «гонения на татар», «засилье русских», «издеваются над
татарскими работниками», «ТЦИК, СНК только для формы» и т.д.
Причем между самими татарскими работниками пролегала тень
недоверия, возникшая еще в 1918 г. и получившая развитие в ходе
реализации
национальной
автономии.
Коммунисты-татары,
поддерживавшие Султан-Галиева, его идею Татаро-Башкирской
республики, составили ядро правой группировки: М.Брундуков,
М.Будайли, Г.Мансуров, К.Мухтаров, А.Енбаев, Р.Сабиров. К ним
примыкала группа видных татарских интеллигентов. Среди них Фатхи
Бурнаш, Садри Джалял, Баки Урманче, Джамал Валиди, Али Рахим и др.
Левые в основном сос­тояли из сторонников Саид-Галиева и называли
себя интернационалистами, их идейным руководителем был
М.Сагидуллин.
Впрочем, деление на «правых» и «левых» было непостоянным и в
определенной мере условным. Так, активный деятель «правых» Исмаил
Фирдевс был на первых порах «левым». И вот чем он объяснял это: «В
1918 году я был «левым», в 1919 году, в период организации Казанской
республики, я считаю свою позицию «левой». Тогда весь русский актив
выступал против самостоятельности татар в Казани. Я не был согласен с
позицией русского актива и считаю, что моя позиция в данное время
была левее и партийнее той, которая была у русского актива». Примерно
так же говорил и Султан-Галиев: «...во внутренней жизни Татарии
создался политический сумбур, в котором первое время не могла
разобраться ни одна голова... «левые» оказались «правыми», «правые» —
«левыми», «националисты» оказались «русскими колонизаторами», а
интернационалисты — националистами».
Раскол татарских коммунистов на «правых» и «левых» в свою
очередь расколол всю партийно-государственную верхушку. Ответственный секретарь ОК ВКП(б) Пинсон ловко играл на
про­тиворечиях, которые усилились после осуждения Мирсаида СултанГалиева в 1923 г. В республике несколько раз менялись руководителитатары. К власти приходили то сторонники Султан-Галиева, то его
противники. На самом деле реальная власть всегда оставалась у обкома
партии, и если быть точнее, у его ответственного секретаря. Это
вызывало недовольство не только у татарской части руководства, но и у
значительной части русского руководства.
В результате у ЦК ВКП(б) складывалось отрицательное впечатление
о татарской партийной организации. В этих условиях из Москвы
приезжает комиссия во главе с В.В.Шмидтом.
По результатам проверки 9 января 1924 г. состоялось совещание
партийных бюро всех ячеек республики, где докладывал Шмидт. По
докладу выступил 21 человек. Состоялась дискуссия, в которой снова
выступил Шмидт, сказавший, что «султангалиевщина имеет центр в
Казани», «но масса не знает, что такое султангалиевщина, масса здорова,
верхушки гнилы». Он заявляет, что здесь нет «правых» и «левых», а есть
уклонисты, и требует: «Уберите дворцовую шайку!». В его выступлении
обращает на себя внима­ние и то, что главный удар направлен на татар.
«Русские товарищи запуганы», — говорит он и предлагает «проверить
весь татарский состав».
Все эти события, вместе взятые, не могли не вызвать ответной
реакции. Появилось «Письмо 39-ти», датированное 8 мая 1924 г.,
адресованное Н.Бухарину, А.Рыкову, В.Молотову, Я.Рудзутаку,
В.Куйбышеву. Его подписали люди, верившие в правоту и
справед­ливость советского строя, и потому они писали все, о чем
думали. Приводились конкретные факты третирования татар, татарской
культуры и языка: «Нам, русским аборигенам, в высшей степени не
нравится то, что вы [татары] занялись реа­лизацией своего языка в
русском городе»; «...В Татреспублике вопрос поставлен о
культивировании отставшей культуры, а не достижении высшей
культуры» (М.К.Корбут). Указывалось, что состав ОК и ОКК подобран
на несправедливой основе и что VIII областная парткон­ференция не
гарантирует
правильное
решение
нацио­нального
вопроса.
Действительно, не чем иным, как игнорированием интересов татарского
населения, нельзя назвать отсутствие татар — Председателя ТатЦИК
Р.Сабирова,
зам.Пред.ЦИК
А.Ганеева,
зам.
Пред.Совнаркома
Г.Мансурова и др. — в числе членов ОК ВКП(б).
Гонения на татарские кадры подтверждались и другими фактами.
Однако вместо того, чтобы разобраться в сути этого письма, начались
гонения на тех, кто его подписал. По указанию Сталина появилось
решение ОК и ОКК ВКП(б), осуждающее «подписантов». В течение 1924
г. Г.Мансуров, М.Брундуков, К.Мухтаров, А.Ен­баев и Р.Сабиров были
переведены в Москву на второстепенные должности. Остальные
постепенно освобождались от должностей, а в последующем многие из
них оказались в лагерях ГУЛАГа.
Между тем ОК ВКП(б) и его секретарь продолжали заигрывать и с
«правыми», и с «левыми». Как метко выразился М.Сагидуллин,
«подхалимство сходится к середине».
Один из татарских активистов Хафиз Рахматулович Палютин, имея в
виду заигрывание секретаря ОК Пинсона с «пра­выми» и «левыми»,
высказался, что он «хотел быть волнорезом, но один ничего не мог
сделать, волна крепкая, ее надо коллективно резать». Таким образом,
попытка сосредоточения всей власти в руках у одного человека, создание
обстановки, когда все зависят от одного человека, потерпела крах.
Пинсон попытался оправдаться, подчеркивая демагогически, что
«татаризация имеет значение для всего Востока, но надо определять
значение рабочего класса...» и что «правые недооценивают рабочий
класс, а левые — крестьянство». Четвертый пункт предложенной
комиссией ЦК резолюции предлагал отозвать Пинсона из Казани. Пинсон
возразил против этого, заявив, что «он не уедет из Ка­зани, пока не
приедет другая комиссия» и что «нельзя старому большевику наклеивать
ярлык мясниковщины».
Но, видимо, только сменой секретаря резко изменить обстановку
было невозможно. Она оставалась такой же, а может, и еще более
накаленной и при М.Хатаевиче. Заместитель Председателя ТатЦИК
А.Ганеев, выступая на IV пленуме ОК ВКП(б), выразил мнение, что
М.Хатаевич боится объединения татарских коммунистов и что если до
его приезда в Казань было две группы, то теперь их три, и М.Хатаевич
создает уже четвертую. «Процесс разделения идет дальше, — продолжил
он. — Деление идет на русских и татар. В течение двух лет устами
Хатаевича и др. идет запугивание русских товарищей правыми
коммунистами-татарами, а татарских коммунистов — русскими». На
реп­лику Хатаевича с требованием фактов выступающий ответил:
«Товарищ Хатаевич спрашивает у меня факты. Тот факт, что история
татарской организации никогда не знала межнационального антагонизма,
как сейчас, разве факт маленький?». Не один Ганеев говорил об этом
факте. Щербинин на объединенном заседании бюро ОК и президиума
ОКК 15 ноября того же года заявил, что правы те товарищи, в частности
Ш.Шаймарданов, которые считают, что «татарский актив сталкивается
лбами для того, чтобы легче было ими командовать... Наша задача
дружно сотрудничать с националами, а не держать их за фалды». В одной
из своих статей М.Сагидуллин писал, обращаясь к партийной верхушке:
«...только не разделяйте нашу организацию, ее татарскую часть, на три
непримиримых
группы,
не
насмехайтесь ...когда идет срабатывание». Жаловался он и на отношение
к нему самому, ибо его всюду склоняли как левого группиров­щика и
обязали нигде не выступать, а если выступать, то только против
конкретных людей. А его заявление о том, что он не будет участвовать в
группировках, превратили в договор. «А меня самого, — пишет
М.Сагидуллин, — в «договорного коммуниста». Он сообщает, что таких,
как он, людей много. Еще на активе в 1926 г. он, предвидя разгорание
групповщины и начало разоблачения в национа­лизме, как бы заклиная,
говорил: «Нас отталкивают от русского актива, настраивают против нас
русскую часть... Нас невольно ставите на путь оборонитель­ного
национализма, насильно сажаете на сани местного национализма».
Дело доходит до острых столкновений в верхних эшелонах власти.
Так, на заседании бюро ОК и президиума ОКК 15 ноября 1927 г.
председатель областной контрольной комиссии Ахметшин подает
заявление об уходе с работы с обвинением Ха­таевича в шовинизме.
Такое же заявление подает Председатель ТатЦИК А.Шаймарданов. Их
поддержали М.Сагидуллин, Г.Кудояров, В.Петров и др. В своих
выступлениях они говорили о том, что не проводятся в жизнь решения Х
и ХII съездов партии. Хатаевич же, намекая на чье-то дирижерство, с
издевкой говорил, что Ахметшин не настолько грамотен, чтобы писать
такое заявление. А Шаймарданов заявил, что для Хатаевича «мы
формально поставлены на пост председателя ТЦИКа, председателя ОКК,
председателя Совнаркома», что в то же время «направляется взвод
людей, не знающих Татарию». Явный намек на то, что каждый секретарь,
в данном случае Хатаевич, из Москвы тащил своих людей. Поддер­живая
Хатаевича, некоторые русские активисты говорили, что «татар­ские
коммунисты еще не выросли, а между тем занимают руководящие
работы», что «старый татарский актив прогнил, надо создавать новый». В
полемике Хатаевичу задали прямой вопрос — сколько он «выдвинул
рабочих и крестьян из татар и сколько приехало из других губерний
подобранных товарищей?». На этот вопрос было трудно ответить, потому
что М.Хатаевич действительно привез с собой «взвод» своих людей и
потому не занимался подбором и подготовкой национальных кадров.
Все это видели не только татарские активисты, но и ком­мунистырусские.
На
пленумах,
конференциях
неоднократно
раздавалась критика линии ОК ВКП(б) в хозяйственном строи­тельстве, в
осуществлении национальной политики. К сожалению, эта критика,
несмотря на свою справедливость, списывалась за счет отнесения этих
коммунистов к троцкистской оппозиции. Поэтому на общей волне
борьбы против этой оппозиции в СССР в целом и в Татарии в частности
эта группа рассматривалась как враждебная партийной политике. К
троцкистской оппозиции в республике был отнесен ряд ответст­венных
работников, такие, как народный комиссар финансов Кочкарин.
Состоявшийся в сентябре 1927 г. IV пленум ОК ВКП(б) в своем
постановлении записал следующее: «Пленум с возмущением отмечает
демагогические попытки местных сторонников оппозиционного блока
использовать трудности местной работы в национальной рес­публике для
атаки на нац.политику, проводимую ЦК партии. С особым негодованием
отвергает пленум обвинения, бросаемые оппозицией, в искусственном
насаж­дении «левых» и «правых», «в секретарском усмотрении» и
«ущемлении» экономических интересов нацреспублик великодержавным
советским аппаратом и предлагает Бюро повести еще более решительную
борьбу со всеми попытками сорвать единство и деловую работу парторганизации подобными демагогическими выступлениями». Пленум
вывел из состава бюро Габидуллина, Лазарева и Сагеева. Вместо них
были введены Исмаев, Терский, Чанышев.
Однако на этом борьба не закончилась. Она продолжалась на ХIII
областной партийной конференции, где против доклада секретаря ОК
ВКП(б) М.Хатаевича были выдвинуты контртезисы Кочкарина и
Щербинина, где речь шла о «ряде ошибок Сталина и Бухарина в области
международной
политики,
проистекающей
из
сталинской
псевдомарксистской теории «построения социализма в одной стране».
«Отсюда, — подчеркивалось в них, — неправильная оценка
современного периода как периода «экономической, технической и
политической
стабилизации
капитализма»,
«небольшевистская
мартыновская тактика, хвостизм и метания в вопросах китайской
революции». Авторы тезисов осуждали развернувшуюся кампанию
исключений из партии, арестов, высылок, обысков, исключение из
партии Троцкого и Зиновьева. Все это, по их мнению, грозило расколом,
от чего предостерегал Ленин в своем «завещании». Особый упор был
сделан на национальную политику обкома, которая, по мнению
Щербинина и Кочкарина, пошла по линии, противоречащей решениям
ХХII партсъезда и IV совещания. Они подчеркивали недооценку
«шовинистических настроений русской буржуазии, сопротивление
коренизации аппарата». Авторы тезисов отмечали, что ОК ВКП(б) «не
сумел втянуть известную часть лояльной татарской интеллигенции в дело
хозяйственного строительства и высвободить ее из-под влияния
враждебных партии элементов», осуществляя вместо этого «сталкивание
лбами различных национальных группировок». Они потребовали от
обкома ВКП(б) «отречься от политики командования националами и
непременного искусст­вен­ного деления их на «хороших» и «плохих»,
«правых» и «левых» и ускорить дело проведения бесплатного землеустройства бедняцко-середняцкой части татарской деревни».
Вся эта критика национальной политики ОК ВКП(б), про­водимой
под руководством М.М.Хатаевича, имела реальную основу и не прошла
бесследно. В результате Хатаевич был отозван, вместо него был прислан
М.О.Разумов, которому пришлось столк­нуться с еще большими
трудностями, чем было у его предшествен­ников.
К середине 20-х годов правовое положение республики в сос­таве
Российской Федерации определилось. В 1926 г. была принята ее
Конституция. Она в своей первой статье провозгласила Татарскую
Советскую Социалистическую Республику автономной. Было указано,
что она входит в РСФСР на началах федерации. Авторы книги «Правовой
статус Республики Татарстан» под этим понимают прежде всего
«специфические организационно-правовые связи между высшими
законодательными органами РСФСР и АТССР». При этом они ссылаются
на статью 20 Конституции республики, по которой она осуществляет
свое право участия в органах центральной власти РСФСР. При
Президиуме ЦИК РСФСР учреждалась должность представи­теля
республики, пользовавшегося совещательным голосом во всех
центральных учреждениях по вопросам, относящимся к ТАССР. Кроме
того, Всетатарский съезд Советов имел право законодательной
инициативы по вопросам, входившим в компетенцию законодательных
органов РСФСР.
Принцип федерализма находил определенное отражение и во
взаимоотношениях центральных органов управления РСФСР и АТССР.
По Конституции выделялись объединенные и необъединенные
наркоматы. Было зафиксировано, что объединенные наркоматы РСФСР
имели право отменять или приостанавливать распоряжения одноименных
объединенных наркоматов Татарской республики. Хотя распоряжения
объединенных нарко­матов формально и могли быть приостановлены
постановлениями Совета Народных Комиссаров АТССР, фактически
между государственными органами Федерации и республики была установлена жесткая административная вертикаль. По существу
происходило то, чего более всего и опасался Мирсаид Султан-Галиев.
Республика все более и более стала напоминать обычную
административно-территориальную единицу Российской Федерации. Это
стало еще более очевидным из Конституции республики 1937 г. Права
республики как государства становились фикцией. Так, она имела свое
гражданство, «но не могла устанавливать основания его приобретения и
прекращения».
Отныне многие вопросы федеративного устройства Российская
Федерация решала в одностороннем порядке. Ничего не изменила в этом
отношении и Конституция 1978 г.
В СССР шел процесс создания унитарной системы управления. Не
только автономные, но и союзные республики постепенно превращались
в простые административно-территориальные единицы. А это неизбежно
должно было привести к развалу этого государства. «Былая Россия, —
предупреждал Мирсаид Султан-Галиев, — восстановившаяся под
нынешней формой СССР, недолговечна. Она преходяща и временна».
Глава Х. Республика становится суверенной
§ 1. Перестройка
«Перестройка — это назревшая необходимость, выросшая из
глубинных процессов развития нашего социалистического общества. Оно
созрело для перемен, можно сказать, оно выстрадало их. А задержка
перестройки уже в самое ближайшее время могла бы привести к
обострению внутренней ситуации, которая, прямо говоря, заключала в
себе угрозу серьезного социально-экономического и политического
кризиса», — писал М.С.Горбачев. Однако в его книге «Перестройка и
новое мышление для нашей страны и для всего мира» ни слова не
говорилось о перестройке национально-государственного устройства
страны. Между тем именно этот вопрос был одним из наиболее
назревших вопросов жизни страны.
Определенное прозрение к партийному руководству страны пришло
несколько позже. В тезисах ЦК КПСС к XIX Всесоюзной
партконференции отмечалась необходимость принятия мер «по
дальнейшему развитию Советской федерации» в условиях роста
национального самосознания. Децентрализация и максимальная передача
на места многих управленческих функций признавались велением
времени. Однако последующий тезис о том, что «ключ к дальнейшему
развитию наций... в органическом соединении самостоятельности
союзных и автономных республик... с их ответственностью за
общесоюзные государственные интересы», фактически отрицал
необходимость каких-либо существенных преобразований в сфере
государственного
уст­ройства
страны.
Демократизация
межнациональных отношений диктова­лась временем.
Требовалась решительная ломка установившихся унитарных
взаимоотношений союзного Центра и республик. При этом
существующие формы национальной государственности, ранжирование
республик на союзные и автономные также не предполагали
равноправия. В стране назревало недовольство существующей формой
управления. Об этом свидетельствовали волнения в Казахстане, кровавые
события в Нагорном Карабахе и Фергане, выступления в Тбилиси.
Настоящих прав в СССР не имели и союзные республики. «Если бы
республиканские законодательные органы имели те же полномочия, что
и законодательные органы штатов, наши федеративные отношения были
бы в значительно лучшем положении», — говорил эстонский профессор
Ю.Боярс. «Истинный федерализм предполагает, чтобы все субъекты
Федерации в Совете Национальностей были представлены одинаковым
количеством голосов. Возражение, что, мол, татар в Союзе больше, чем
эстонцев, а они представлены не будут, неосновательно: разве из
автономной республики нельзя сделать союзную?» — вопрошал ученый.
Ученый из Латвии А.Плотниекс утверждал, что «если не будет
сильных республик, реально наделенных всеми атрибутами суверенного
государства, то центр по-прежнему будет подменять аппарат республики,
пытаясь решать все, однако толком не сможет ничего сделать». Он
предлагал, ссылаясь на ленинское политическое завещание, оставить за
Союзом только вопросы обороны и внешних сношений.
Именно Прибалтийские республики должны были стать детонатором
идей перестройки, так как они были включены в состав СССР только в
1940 г. У народов Прибалтики были еще свежи в памяти времена былой
независимости. Они острее других чувство­вали несправедливости
тоталитарного режима и именно поэтому, пользуясь началом
перестройки в стране, первыми развернули борьбу за реальный
суверенитет.
Вовсе не случайно 8–9 февраля 1989 г. журналом «Коммунист» с
участием журналов «Коммунист Советской Латвии», «Коммунист
Эстонии» и «Коммунист» (Литва) в Риге был проведен «круглый стол»
под девизом «Слышать друг друга». Материалы этого «круглого стола»
дают представление о том, как в двери и окна страны сначала робко, а
потом все громче и требовательнее стучалась подлинная федерация.
В.Кремнев, В.Нехотин и А.Улюкаев, готовившие материалы «круглого
стола» к публикации на страницах «Коммуниста», писали: «Круг
проблем, обсуждавшихся в Риге, чрезвычайно широк. К тому же
большинство крайне остры. Неудивительно, что суждения были
высказаны разные, зачастую спорные. Часть из них была оспорена в ходе
дискуссии, остальные редакция выносит на суд читателей. И хотя мы
также далеко не во всем разделяем представленные точки зрения, а ряд
положений находим недостаточно убеди­тельными, тем не менее
стремимся дать по возможности мак­симально полное представление о
том веере мнений, который характеризует прошедшую дискуссию».
Чем же были недовольны Прибалтийские республики? Тем, что
собственниками земли и ее недр являются не народы этих республик, а
весь советский народ. Тем, что большинство предприятий, банков, сетей
и средств связи, систем транспорта и энергетики в этих республиках
находилось в союзном подчинении и господствовал диктат союзных
министерств. Тем, что росла мигра­ция из Российской Федерации и резко
сокращалась доля коренного населения. Тем, что неуклонно сужалась
сфера применения родных языков по принципу, подмеченному одним из
участников дискуссии, членом-корреспондентом АН Эстонии И.Апине:
Чем быстрее переход на русский язык, тем лучше».
Чего же добивались Прибалийские республики? Признания земли и
ее недр достоянием народов этих республик, отказа от монополии
союзных
министерств,
перехода
к
полной
экономичес­кой
самостоятельности, прекращения миграции русскоязычного населения из
центральных районов страны, признания языков коренных народов этих
республик в качестве государственных языков, перестройки партии по
федеративному принципу и, наконец, решительного расширения прав
республик до уровня прав подлинно суверенных государств.
Реализация этих требований могла превратить страну в подлинную
федерацию с элементами конфедерации. Прислушалась ли партия к тому,
что говорилось за этим «круглым столом»? И не только за ним, но и в
письмах и многочисленных сообщениях с мест, где резко осуждалось
существующее положение в рес­публиках и все чаще раздавались голоса
в поддержку выхода из СССР?
Проявив на словах готовность к решительным мерам, КПСС
оказалась не готовой к отказу от монополии власти и преобразованию
СССР. Так называемая концепция перестройки, о которой много
говорили, не содержала конкретной цели, и никто не знал о ее задачах.
«У нас, — признавал и сам М.С.Горбачев, — нет готовых рецептов».
Запоздалые и половинчатые «реформы» в области управления народным
хозяйством не решали ни одну из задач, которые были призваны решить,
и лишь вносили дез­организацию в худо-бедно, но налаженную
командно-централизованную систему управления народным хозяйством.
В сентябре 1989 г. состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором была
принята платформа «Национальная политика в современных условиях».
Ее проект был опубликован на страницах газет. В Республике Татарстан,
как и повсюду в стране, прошло его оживленное обсуждение:
общественность более всего интересовал вопрос о статусе республик,
существующим положением были недовольны как союзные, так и
автономные республики. Однако общественность и в платформе Пленума
ЦК КПСС не обнаружила рецептов решения накопившихся проблем.
Создавалось впечатление, что платформа ни в коей мере не
направлена на перестройку национальной политики. Она напоминала
попытку залатать давно изношенный кафтан. Здесь не было ни слова о
принципе равноправия республик. Автономные республики и тем более
автономные области и национальные округа оставались в прежнем
положении — о признании их суверенитета не было и речи. На
сентябрьском Пленуме ЦК КПСС 1989 г. говорилось лишь о наполнении
существующих форм государственности «реальным содержанием».
Однако ни в одном документе это так называемое «реальное содержание»
не нашло раскрытия.
Платформа не учла ни материалов указанного «круглого стола», ни
итогов бурных дискуссий, развернувшихся на нем по вопросам
федеративного устройства страны. Требования, направленные на
обретение республиками реального, а не бумажного суверенитета с тем,
чтобы, по образному выражению представителя Латвии А.Плотниекса,
Конституции республик не были бы слепками союзной Конституции,
чтобы ответ на вопрос, чем отличается Конституция Латвийской ССР от
Конституции СССР, не прозвучал бы — «обложкой», — остались
неуслышанными.
В союзных республиках, и не только Прибалтийских, говорили, что
надо было давно пересмотреть распределение компетенций между
Союзом и республиками с тем, чтобы Конституции республик стали
Конституциями суверенного государства в составе СССР, где были бы
закреплены основы политической, экономической и социальной систем,
гражданство, конституционный статус находящихся на ее территории
граждан других республик, организации и формы реализации
государственной власти.
В платформе не было ни слова об отказе партии от монополии на
власть и изменении взаимоотношений с партийными организациями
республик. Между тем на указанном «круглом столе» в Риге говорилось
и о необходимости реорганизации КПСС на федеративных началах. Так,
представитель Эстонии К.Халлик объяснил это необходимостью вывести
партию из административ­ной системы. Сославшись на решение X съезда
РКП(б) «О единстве партии», он сказал, что предусмотренное в нем
разделе­ние функций партии и государства не состоялось и партия во
мно­гом взяла на себя административно-управленческие функции.
Платформа не затрагивала проблем находившихся в бедственном
состоянии национальных культур и языков, хотя громких слов о их
«гармоничном развитии» было немало. В существовав­ших тогда
условиях размывалась национальная культура, выходили из сферы
официального и научного обращения национальные языки. Научный
сотрудник Института востоковедения АН Таджикской ССР С.Абдулло
поделился на страницах жур­нала «Коммунист» наблюдениями о случае,
имевшем место в Таджикской государственной филармонии. Кому-то из
артистов понадобилось написать заявление на имя директора.
«Присутст­вующие, — отмечал Абдулло, — оказавшиеся случайными
свидетелями этого случая, помогали ему, но, не шибко грамотные в
русском письме, они испытывали явные затруднения. Он спросил их:
«Что, ваш директор не знает таджикского языка?». «Знает, он таджик»,
— был ответ. «Тогда почему же не напишете по-таджикски?». Ответ:
«Говорят — нельзя».
«Что могло бы ждать Украину в том случае, если бы «Союз
нерушимый» оставался нерушимым еще 50 лет?.. — задавался вопросом
— задним числом — бывший Президент Украины Л.Кучма. ...Не
колонией пыталась Россия сделать «Малороссию», она пыталась сделать
ее частью себя». Подобная участь могла ждать и Белоруссию.
Обеспокоенность судьбой своей культуры и языка царила и в других
республиках. На съезде литовских коммунистов этот вопрос был
поставлен со всей полнотой. Генеральному секретарю ЦК КПСС
М.С.Горбачеву, принимавшему участие в работе съезда, был задан
вопрос: «Михаил Сергеевич, расшифруйте, пожалуйста, каждое слово
гимна СССР «Союз нерушимых республик свободных навеки сплотила
великая Русь». Растерявшемуся Гене­ральному секретарю делегаты
сказали: «Не затрудняйте себя этим здесь, Михаил Сергеевич. Это вам
домашнее задание».
Между тем общественность давала необходимый материал для
решения этого «домашнего задания». Так, на круглом столе «Россия и
Запад» доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник
Института мировой экономики АН СССР В.Хорос сказал: «Нам следует
решительно отказаться от извечного российского «мессианизма»,
начиная с тезиса «Москва — третий Рим» и кончая положением о
международной революционной гегемонии СССР».
О двух альтернативах развития Союза — федеративном и
конфедеративном — говорил и писатель Б.Олейник. Отдавая
предпочтение федерации, Б.Олейник высказался за новый союзный
договор, «подписанный не отдельными, замыкающимися в себе
республиками, отстаивающими лишь собственный интерес, а всеми
населяющими их народами». В данном случае он имел в виду и интересы
автономных образований, «которые хотят вырваться из-под опеки
союзных республик».
От союзного руководства требовалась определенная дальновидность
в политике в отношении союзных республик, оно же вместо этого
плелось в хвосте событий, оказываясь во многих случаях даже не в
состоянии
понять
происходящее.
Вот
несколько
фактов,
свидетельствующих об этом.
11 марта 1990 г. Верховный Совет Литовской ССР принял акт «О
восстановлении независимого Литовского государства» и «Временный
Основной закон Литовской Республики», отменив действие Конституции
СССР на территории Литвы. В таком же направлении развивались
события в Латвии и Эстонии. 30 марта 1990 г. Верховный Совет Эстонии
принял
Постановление
«О государственном статусе Эстонии», признающее незаконной существующую
советскую
государственную
власть
на
своей
территории. В Латвии был подготовлен проект закона о гражданстве, по
которому гражданами республики считались только лица, проживавшие в
республике до 17 июня 1940 г.
30 января 1991 г., выступая на совещании в ЦК КПСС, первый
секретарь ЦК Компартии Литвы М.Бурокявичус сказал, что нынешние
руководители республики «внушали и внушают людям, что Литва уже
отделилась от Советского Союза, что Компартия Литвы является партией
иностранного государства». Первый секретарь ЦК Компартии Латвии
А.Рубикс, рассказав об аналогичной ситуации в республике, сказал, что
«в силу того морального террора, который осуществляется в республике,
ломаются не просто рядовые коммунисты, но и видные деятели нашей
партии».
Непростые процессы происходили и в самой Российской Федерации,
где развернулась война российских законов с законами Союза ССР.
Президент РСФСР Б.Н.Ельцин противопоставил себя союзному
руководству. По оценке первого секретаря Волгоградского обкома КПСС
А.Анипкина, руководители России «ждут того момента, когда центр сам
примет какие-то непопулярные решения, и после этого поведут на нас
штыковую атаку». А первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана
И.А.Каримов на совещании в ЦК КПСС 30 января 1991 г.
охарактеризовал политику российского руководства как путь
великодержавного шовинизма и призвал переходить к решительным
мерам.
В Российской Федерации назревал протест и против действий
российского руководства. Вслед за принятием Декларации о суверенитете Российской Федерации 12 июня 1990 г. были приняты декларации
о суверенитете республик в ее составе. Пришли в движение края и
области, которые выражали недовольство своим бесправием и
добивались равных прав с республиками. Вовсе не случайно, что с
началом суверенизации республик были провозгла­шены областные
Уральская и Вологодская республики. Подготовка к такому шагу
началась и в некоторых других регионах России.
С тем, чтобы остановить этот процесс, государственный секре­тарь
при Президенте России Г.Э.Бурбулис попытался подтолкнуть
губернатора Свердловской области Э.Э.Росселя к выступлению против
особых прав республик (речь шла о превращении республик в
обыкновенные административно-территориальные единицы). Однако
Э.Э.Россель от этого дипломатично уклонился. Он добивался не
превращения республик в области, а наоборот, обретения наиболее
развитыми областями прав республик. Вовсе не случаен факт
провозглашения Э.Э.Росселем Уральской республики, равно как не
случайным было и отстранение его впоследствии Б.Н.Ельциным от
власти. Однако идея республики оказалась настолько привлекательной,
что во время альтернатив­ных губернаторских выборов избиратели
Свердловской области отдали предпочтение именно Э.Э.Росселю. Этот и
другие аналогичные факты свидетельствовали о том, что наиболее
сильные в экономическом отношении области тянулись к республикам, а
не к маломощным дотационным российским регионам.
Одним из бесправных регионов к 1989 г. была и Татарская АССР. Из
ее недр безжалостно выкачивались природные ресурсы, в
катастрофическом состоянии находилась экология. Умирал татарский
язык, в жалком состоянии находилась национальная культура. Насущной
потребностью становился вопрос о придании Татарстану статуса союзной
республики.
Руководство Татарии добилось включения республики в число шести
регионов страны, где предполагалась разработка и внедрение системы
регионального хозрасчета. Для ее реализации в республике бюро обкома
КПСС создало комиссию во главе с Председателем Со­вета Министров
М.Ш.Шаймиевым. В нее вошли также ученые, экономисты,
представители трудовых коллективов и общественности. В Казанском
филиале Академии наук СССР был создан экономический отдел,
которому была поручена разработка концепции республиканского
хозрасчета. Велись социологические исследования по изучению
межнациональных отношений, изучались мнения и настроения
различных слоев населения. Первый секретарь обкома КПСС
Г.И.Усманов на каждом собрании или заседании требовал от
руководителей внимательного отношения к нуждам людей, сам
систематически встречался с представи­телями общественности, изучал
мнения ученых. По его инициативе была создана республиканская
«копилка» идей по перестройке всего уклада общественной жизни. В
результате к открытию сентябрьского (1989 г.) Пленума ЦК КПСС был
накоп­лен солидный банк идей и разработок, направленных на обеспечение перехода республики к принципу регионального хозяйст­венного
расчета.
В Москву на партийный форум Г.И.Усманов приехал с глубоким
знанием общественных настроений и нужд республики, с конкретными
предложениями по обсуждаемому вопросу. Его выступление,
опубликованное под названием «Наше будущее — в единстве» в газете
«Советская Татария» за 22 сентября 1989 г., отражало
концентрированное мнение общественности по всем вопросам
общественно-политического и экономического развития.
Г.И.Усманов на Пленуме ЦК КПСС озвучил самые наболевшие
проблемы хозяйственного развития и межнациональной жизни. Среди
них особого внимания заслуживали предложения о повышении статуса
автономных
республик.
Г.И.Усманов
сослался
на
данные
социологических исследований, которые свидетельст­вовали, что 67%
опрошенных предлагают отказаться от ранжи­рования республик, как не
отвечающего современным реалиям. Г.И.Усманов в контексте разработок
основ законодательства Союза ССР предложил правовой статус РСФСР
определить как суверен­ное федеративное государство с созданием
Компартии Российской Федерации. Особо выделил докладчик вопрос о
статусе Татарской республики, которая, как он сказал, «способна
обеспечить свое развитие за счет собственных средств, рассчитываясь
при этом по платежам с госбюджетами СССР и РСФСР», подчеркнув, что
ее доходы в два с половиной раза превышают ее расходы.
Однако, хотя ряд предложений Г.И.Усманова и был учтен в
платформе ЦК КПСС по национальному вопросу, основное из них, а
именно отказ от ранжирования республик, в нее не вошло. Между тем о
возможности придания автономным республикам, в частности Татарии,
статуса союзных говорилось и на упомянутом «круглом столе» в Риге.
Проявилась нерешительность Ге­нерального секретаря ЦК КПСС
М.С.Горбачева к необходимым преобразованиям в этой области.
Оценивая надежды, которые возлагались обществом на платформу
«Национальная политика в современных условиях», секре­тарь
Татарского ОК КПСС Р.Р.Идиатуллин в интервью корреспон­денту
газеты «Советская Татария» сказал, что «люди ждали этот документ,
остро ощущая его необходимость, жизненную важность». Однако
принятая платформа, хотя и содержала много красивых слов, была
нацелена оставить все как есть.
Идея повышения статуса Татарии звучала как до пленума, так и после
него в устных и печатных выступлениях многих известных деятелей. Так,
писатель Т.А.Миннуллин с трибуны I съезда народных депутатов СССР
заявил о необходимости уравнять «статус всех национальных республик,
не разделяя на союз­ные и автономные», классик татарской литературы
Г.Б.Баширов в газете «Социалистик Татарстан» писал, что обретение
Татарстаном статуса союзной республики «придало бы народу новые
силы, поз­волило бы рука об руку с другими народами подняться на
более высокий уровень мировой цивилизации». Наиболее полное отражение настроения широкой обществен­ности нашло в статье «Чего мы
ожидали» А.Н.Еники в газете «Вечерняя Казань». Как отметил аксакал
пера, проект платформы не соответствовал чаяниям народов, не
обладавших союзной государственностью, на обретение национальногосударственного равноправия в Союзе. А.Н.Еники убедительно
обосновал правомерность постановки вопроса о придании ТАССР
статуса союзной республики, показал преимущества этого для всех
народов, населяющих республику.
Однако А.Н.Еники не ставил себе целью лишь осуждение принятого
документа. Нет, не пессимизм, а веру и надежду в будущее вселял он
своим читателям: «И все же, по-моему, нельзя окончательно терять
надежды. Проект платформы по национальному вопросу отражает новый
взгляд на национальный вопрос и вби­рает в себя немало деловых
предложений». При этом писатель не забыл и о судьбе свыше шести
миллионов татар, проживавших в разных регионах страны. С сожалением
констатировав, что «в последние 60 лет автономный Татарстан
практически не мог оказать им ни культурно-моральной, ни
материальной помощи», он указал, что это привело к постепенному
разру­шению целостности народа, к закрытию во многих регионах
компактного проживания татар национальных школ и других очагов
национальной культуры, к прекращению выпуска газет, журналов на
родном языке.
Тем не менее писатель считал, что трагедию народа можно
предотвратить. При этом он возлагал надежду на начавшуюся в стране
перестройку и платформу по национальному вопросу: «Наши надежды
связаны, конечно, с платформой партии по нацио­нальному вопросу. Там
ясно сказано, что представителю любой национальности, независимо от
места проживания, дано право развивать родной язык, учить ему детей,
удовлетворять национальные, духовные потребности, исполнять
религиозные обряды, соблюдать народные обычаи и традиции, сохранять
и умножать родную культуру. Возможно, в местах компактного и
преимущественного проживания татар целесообразно создать административную автономию. Во всяком случае, таким регионам нужно
оказывать помощь в приобретении учебников и других пособий,
литературы на родном языке, в обеспечении кадрами учителей и других
специалистов. В этом отношении помощь может прийти только из
Татарии, из Казани — общей столицы всех татар».
Писатель вступил в полемику с доцентом Казанского университета
Б.Железновым, 24 августа опубликовавшим в «Правде» статью «Что
могут автономии?», где, по сути, одобрялись и оправ­дывались все
положения партийного документа.
Б.Л.Железнов, к тому времени только что защитивший докторскую
диссертацию по проблеме автономии, решил, видимо, что уже созрел для
того, чтобы давать «ценные советы» как государственным и партийным
деятелям, так и общественности страны. Статью в «Правде» он начал с
выражения сомнения в возможности и целесообразности придания
Татарии статуса союзной республики. Автор полагал, что возможности
автономий вполне достаточны для решения вопросов национального
развития и нет необходимости в преобразовании их статуса. Видимо, он
не хотел замечать того, что не только автономии, но даже союзные
республики задыхались в бесправии и что только решительные действия
по расширению их прав могли спасти страну от развала.
Ближе к правде был Э.Тадевосян, придерживающийся мнения, что
новый договор о Союзе ССР может и должен базироваться на ленинских
принципах свободного и суверенного самоопределения наций,
добровольности их объединения и полного национального равноправия.
А.Н.Еники обратил внимание на робость и неуверенность шагов
советского руководства в обеспечении национального равноправия в
стране. Действительно, после 1922 г. ряд автономий, в том числе и
закавказские республики, обрели статус союзных. А.Н.Еники из весьма
туманных и витиеватых рассуждений Б.Л.Железнова сделал вывод о том,
что, по мнению последнего, Татарстан еще не до конца использовал
возможности автономного статуса и не вправе рассчитывать на статус
союзной республики. Писатель жестко и аргументированно оспорил это
мнение, отметив, что Конституция оставляет право самоопределения за
самими народами.
Настроения широкой общественности нашли отражение и в
деятельности обкома КПСС, который после избрания Г.И.Усманова
секретарем ЦК КПСС возглавил М.Ш.Шаймиев. В создавшихся условиях
новому секретарю Татарского обкома КПСС пришлось нелегко: идея
преобразования Татарии в союзную республику уже овладела
общественностью, она была популярной и в самой республиканской
партийной организации, не была чужда и самому М.Ш.Шаймиеву.
Однако он как путами был связан платформой ЦК КПСС по
национальному вопросу, которая мешала ему открыто развернуть борьбу
за преобразование Татарстана в союзную республику. М.Ш.Шаймиев
находился между молотом и наковальней.
§ 2. Топтание вокруг идеи суверенитета
Так можно было бы охарактеризовать начальный период становления
суверенности Татарстана. Общественные организации республики, и
прежде всего Татарский общественный центр (ТОЦ), толкали партийные
и государственные органы на активную борьбу за превращение
Татарстана в союзную республику, не предлагая, однако, конкретного
механизма осуществления этой идеи. В партийном и государственном
руководстве республики не видели возможности ее реализации кроме как
путем обращения в верхние эшелоны власти. Последние исходили из
положения платформы ЦК КПСС, предусматривающего не изменения
существующих форм национальной государственности, а лишь
наполнение их «реальным содержанием». В то же время никто не был в
состоянии сказать, в чем заключалось это реальное содержание.
Атмосфера неопределенности передавалась и на места.
Одновременно ломались и старые представления о партии. Быстро
исчезали иллюзии о «чести и совести» эпохи. В КПСС появилась
демократическая платформа, ставшая фактически альтернативой партии,
однако и она представляла собой лишь определенную модернизацию
того, что было. О наступившем кризисе и идеологии, и практики
партийной жизни КПСС свиде­тельствовал массовый отток из ее рядов,
что свидетельствовало о близком крахе не только социалистической
идеологии, но и самого Советского государства.
Приступив к перестройке общественной жизни, партия, тем не менее,
не отказалась от старых постулатов, а выдвинула лишь задачу
«обновления социализма», проявив при этом готовность бороться против
«очернительства, грубых, необоснованных нападок на партию».
Обо всем этом со всей прямотой было заявлено на пленуме
Татарского обкома КПСС 7 декабря 1989 г., посвященном обсуж­дению
итогов сентябрьского (1989 г.) Пленума ЦК КПСС и подго­товке к
XXVIII съезду партии. Пленум проходил в условиях начавшегося развала
республиканской организации партии коммунистов, была также
выражена большая обеспокоенность результатами надвигавшихся
выборов в Верховный Совет республики. В своем докладе первый
секретарь ОК КПСС М.Ш.Шаймиев заявил: «Каждый коммунист должен
осознать, что речь идет в конечном счете о том, в чьих руках окажется
власть».
Основное внимание в докладе было уделено национальному вопросу.
Ссылаясь на сентябрьский Пленум ЦК КПСС, М.Ш.Шаймиев высказался
о необходимости кардинальных преобразо­ваний в этой области: «Перед
партией встала чрезвычайной важности задача — выработать
современную стратегию по национальному вопросу, четкую программу
действий в этой сложной сфере общественной жизни». В качестве такой
программы он назвал платформу КПСС, по его определению,
являющуюся хорошей основой для обновления на ленинских принципах
нацио­нальной политики, гармонизации национальных отношений,
решения других национальных проблем и поэтому получившей широкую
поддержку партии и народа. М.Ш.Шаймиев подчеркнул, что речь идет о
совершенствовании федерации, расширении прав и возможностей всех
видов автономии. Отдавая должное прошлой национальной политике, он
сказал, что благодаря ей многие нации возродили или впервые создали
свою
государственность,
различные
формы
национальнотерриториальной автономии, и это создало возможность для сохранения
и развития национальной самобытности, формирования дружбы народов.
«Однако уже с середины 20-х годов, по мере утверждения командноадминистративной системы, стали происходить деформации ленинской
национальной политики, последствия которой сказываются до сих пор»,
— заявил М.Ш.Шаймиев.
Отметив, что Советская Татария в своем развитии прошла очень
большой и сложный путь, благодаря Октябрьской революции она обрела
собственную национальную государственность, докладчик остановился
на фактах гонений на национальную культуру, в том числе и закрытия во
многих регионах страны татарских театров, газет и журналов, смене
татарского алфавита и т.д., что в совокупности привело к образованию в
сфере межнациональных отношений множества проблем, «загнанных
вглубь». И только перестройка, вызванные ею процессы демокра­тизации
и гласности обнажили истинную картину в межнациональной сфере. В
качестве важнейших проблем М.Ш.Шаймиев обозначил вопросы
интернационального
воспитания,
национально-государственного
устройства, развития родных языков и культуры, акцен­тировав
внимание на экономических и правовых взаимоотношениях республики и
Центра.
При этом докладчик не выходил за рамки вопросов национальной
проблематики, обсужденных на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС, и
говорил лишь о необходимости упрочения и совершенствования
социалистической федерации, расширения компетенции автономных
образований. Упомянув о выступлениях на съезде народных депутатов
СССР с требованием повышения статуса автономных республик и
перевода их в разряд союзных, М.Ш.Шаймиев отметил, что при всей
привлекательности идеи ее реализация не так проста, и к тому же
решение вопроса о статусе не решает многих проблем. Позицию
республики он выразил так: «Сегодня, с учетом конкретно-исторической
обстановки в вопросах национально-государственного устройства СССР,
мы должны твердо придерживаться позиции, выработанной на пленуме
ЦК. Она представляется наиболее выверенной и конструктивной». При
этом он сослался на мнение М.С.Горбачева, что глубокие преобразования
федерации не должны приводить к перекройке границ и смене форм
национальных образований, и на данном этапе важно наполнение этих
форм реальным содержанием. В качестве последнего первый секретарь
ОК КПСС обозначил экономическую самостоятельность республики,
самостоятельность в решении вопросов административно-террито­риального деления, политике в области национальной культуры, языка и
защиты природы. «Вместе с тем, — подчеркнул М.Ш.Шаймиев, — мы
решительно отвергаем национальную ограниченность и кичливость,
всецело поддерживая то положение платформы КПСС, где говорится, что
коммунисты должны считать своей обязанностью не допускать какоголибо размежевания на национальной почве ни в партийных рядах, ни в
трудовых коллективах и общественных организациях».
Особо остановившись на вопросах религии, межнациональных и
межконфессиональных отношений, секретарь ОК КПСС сказал: «В
нашей идеологической работе мы по-новому должны осмыслить роль и
место религии в межнациональных отношениях, ее влияние на
национальное самосознание. Ни в коем случае нельзя противопоставлять
людей, а тем более подогревать национальную рознь на религиозной
основе. Несмотря на то, что мировоззренческие взгляды коммунистов и
верующих раз­личны и атеистическое воспитание было и остается одной
из важных наших задач, мы должны ценить активную миротворческую
деятельность верующих, участие их наравне со всеми в процессе
обновления общества». В качестве приоритетного направления работы
М.Ш.Шаймиев определил необходимость решения задач, связанных с
гармонизацией
межнациональных
отношений
и
перестройкой
интернационального воспитания, активизации научных исследований в
этой области. Он подверг критике обществоведов за слабое изучение
процессов в сфере межнациональных отношений и малую практическую
значимость многих научных работ по этой проблематике. Докладчик
отметил: «Межнациональные отношения требуют комплексных и
систематических научных исследований. В этой работе должны
участвовать не только обществоведы и этнографы, но и филологи,
историки, юристы, экономисты, искусствоведы, музыковеды и другие.
Изда­ваемые сегодня статьи и сборники научных трудов, защищаемые
диссертации зачастую узкоспециализированы, страдают затео­ретизированностью, их авторы нередко оперируют абстрактными
категориями, а главное — они оторваны от реальных задач
совер­шен­ствования межнациональных отношений». М.Ш.Шаймиев
упрекнул ИЯЛИ КФАН СССР и КГУ в безынициативности и
подчеркнул, что ученых необходимо привлекать к решению актуальных
проблем, ставить перед ними долговременные и ближайшие задачи,
требующие научных изысканий, выработки конкретных рекомендаций.
Дискуссия на пленуме обкома развернулась в русле обозначенных в
докладе первого секретаря ОК КПСС вопросов. Ее открыл первый
секретарь Казанского горкома КПСС Г.И.Зерцалов, сразу заявив, что без
перестройки межнациональных отношений, как части общего процесса
перестройки общества и его демократизации, не удастся решить ни
одного крупного вопроса. Руководитель самой крупной в республике
партийной организации старался быть как никогда осторожным и
деликатным. Он подчеркнул, что «национальные отношения, как
показывают события в других регионах нашей страны, не терпят
категоричности, сиюминутных мер... и у нас в республике иногда нет-нет
да и проявляется желание поспешить». Далее следовал риторический
вопрос: «А допустимо ли это, когда многие попросту не представляют
себе, как в принципе решаются национальные проблемы, а некоторые до
сих пор искренне не понимают даже правомерности постановки таких
вопросов? Распутывать же клубок межнациональных проблем без
осознанного участия всех без исключения граждан республики значит
получить новые, возможно, еще более острые проблемы».
В качестве одного из самых сложных вопросов Г.И.Зерцалов
определил двуязычие, т.к. судьба родного языка волнует каж­дого.
Процитировав платформу КПСС по национальному вопросу о праве
коренного населения всех республик утверждать свой язык в качестве
государственного,
а
русскому
языку
придать
статус
общегосударственного, Зерцалов акцентировал внимание на трудности в
решении проблемы двуязычия. Нельзя по указке сверху заставить
буквально всех за небольшой промежуток време­ни выучить язык — это
нереально,
скоропалительными
мерами
без
соответствующих
материальных затрат языковую проблему не решить. Торопиться нужно,
но, как говорят, не спеша. Спешка в этом вопросе очень опасна и вредна.
Указав на необходимость выработки механизма последовательного
решения вопросов национально-языковой политики, Г.И.Зерцалов
заявил, что обозначенные меры по развитию татарской культуры в
республиканской программе «Мирас» недостаточны и нужна
комплексная программа свободного развития татарского языка на основе
хорошо продуманной научной и материальной базы. Обозначил он и
такой не менее сложный вопрос, как национальный колорит столицы
республики, ее уникальность, сославшись при этом на статью
М.С.Магдеева в газете «Социалистик Татарстан» от 5 декабря по этой
проблеме. «Было бы хорошо, если бы вместе с нами о национальном
колорите Казани по-настоящему переживали Совет Министров, Госстрой
республики вместе со своими архитекторами, дизайнерами,
художниками», — закончил свое выступление Г.И.Зерцалов.
Включившийся в дискуссию член обкома партии слесарь-ремонтник
прессово-рамного
завода
КамАЗа
А.Якупов
охарактеризовал
межнациональные отношения на КамАЗе. На этом заводе-гиганте
работают 160 тысяч человек более 60 национальностей, и в рабочем
коллективе
мерилом
ценности
работника
должна являться не национальная принадлежность, а отношение к
работе. Даже технически грамотный специалист не будет пользоваться
уважением в коллективе, если у него не будет уважения к национальным
особенностям других работников. Языковую атмосферу в Набережных
Челнах А.Якупов обозначил так: «Сегодня мы отмечаем механическое
ограничение сферы татарского языка. На производстве, скажем, в
промышленности, языком общения является русский язык. Это
исторически объективный факт. И противостоять этому бессмысленно,
так как лексикон производства сегодня насыщен словами иностранного
происхождения, техническими терминами, которых в татарском языке
практически не существует. А вот в сфере культуры, быта мириться с
ограничением применения татарского языка нельзя. К сожалению, в
кинотеатрах нашего города невозможно посмотреть художественный
фильм на татарском языке, так как нет своей художественной
кинематографии». Оратор посетовал на то, что в пределах Татарии
невозможно отправить письмо или телеграмму, получить документ или
справку на татарском языке. Не применялся он и в городском
общественном транспорте, отсутствовали указания названий улиц на
татарском языке. А.Якупов высказался за то, чтобы в республике
равноправное русско-татарское двуязычие стало законом и правилом,
однако, так же, как и Г.И.Зерцалов, посоветовал решать проблему не
спеша, с учетом материальных, кадровых и других вопросов.
Член обкома КПСС, генеральный директор производственного
объединения «Нижнекамскшина» Н.А.Зеленов производственные успехи
своего предприятия увязал с «ленинской национальной политикой,
неуклонно проводимой Татарской областной партийной организацией, ее
областным комитетом и Президиумом Верховного Совета ТАССР». В
качестве примера он назвал подготовку национальных кадров инженеров,
техников в вузах Казани, Нижнекамска и тот факт, что среди
руководителей среднего звена на вверенном ему предприятии трудятся
люди десяти националь­нос­тей, а представители семи национальностей
занимают руководящие должности. «За прошедшее с начала
формирования время — коллективу 19 лет — у нас не было случая,
чтобы в коллективе возникали вопросы межнациональных конфликтов,
— подчеркнул он. — Все мы равны в праве на труд, в пользовании
социаль­ными благами, развитии своих традиций, языка и культуры».
Однако все выступления носили дежурный характер и не могли
произвести на участников пленума впечатление. Ни Якупов, ни Зеленов,
ни
другие
ораторы,
представлявшие
трудовые
коллективы
промышленных
предприятий,
положительно
оха­рактеризовав
межнациональные отношения на производстве и высказав ряд
пожеланий, направленных на их дальнейшее улучшение, не выразили
своего мнения о статусе республики.
Член обкома КПСС, секретарь парткома Казанского моторостроительного объединения Г.Иванов также рассказал о хорошей
межнациональной обстановке в своем коллективе и выразил ряд
пожеланий по ее улучшению. Выразив несогласие с национальной
политикой прошлого, в результате которой «языки многих народов
нашей страны, в том числе и татарский, доведены до уровня бытового»,
он высказался в поддержку положения платформы КПСС о передаче
республикам права самим определять государственный статус языка, не
ущемляя прав других народов. Причину обострения национального
вопроса оратор объяснил слабостью экономики, чего, как он сказал, не
могут не понимать те, кто обостряет этот вопрос, сталкивает людей
разных нацио­нальностей и вместо того, чтобы направить усилия на
совершенствование хозяйственного механизма, перевод республики на
регио­нальный хозрасчет, насыщение прилавков товарами народного
потребления, т. е. на устранение причин, играет на национальных
чувствах народа. Кто же эти люди, которым «выгодно растащить страну
на национальные общины, внести раскол»? Ответ оратора был
предсказуем: «Помню то недоумение и даже возмущение, когда к нам в
коллектив через Президиум Верховного Совета ТАССР пришло
обращение Татарского общественного центра об организации широкого
обсуждения
надуманных
вопросов
по
национальным
взаимоотношениям». Между тем Г.Иванов ни словом не обозначил сути
этих «надуманных вопросов», речь же в обращении ТОЦ шла о придании
татарскому языку статуса государственного и превращении Татарии в
союзную республику.
Необходимость преобразования Татарии в союзную республику была
настолько очевидной, что за нее высказывались многие деятели науки и
культуры других республик. Так, за уже упоминавшимся «круглым
столом» в Риге было заявлено, что это был бы «шаг вперед по поднятию
уровня суверенитета нации».
Гораздо более дельным и конкретным было выступление
сверловщика объединения «Элекон» А.Бородина. Этот рабочий, в отличие от ряда руководящих партийных работников, смог высветить ряд
проблем, требующих решения. Он выразил недовольство тем, что в
республике мало национальных театров и клубов, что телевидение
увлекается трансляциями футбольных и хоккейных мат­чей,
демонстрирует одни и те же пьесы, и без перевода на русский язык, мало
применяется татарский язык в сфере обслуживания.
Интересным, основанным на фактах личной биографии получилось
выступление генерального директора производственного объединения
«Радиоприбор» члена обкома партии Ю.Ф.Емалетдинова. Он начал так:
«Я татарин. Отец у меня был членом партии с 1918 года. Он
устанавливал власть в Мелеузском районе Башкирии. Отчим русский,
член партии с 1919 года, участвовал в создании комсомола в Удмуртии. Я
был непростой ребенок, но от отчима-русского ни разу не слышал слова
«татарчонок». Так почему же мы сегодня поднимаем вопросы
межнациональных отношений? Почему мы традиции, которые
создавались в трудных условиях, должны рушить?». Оратор критически
отозвался о ТОЦ, обвинив его в организации борьбы с КПСС за власть, и
заявил о необходимости отстаивания статьи 6 союзной Конституции,
закрепившей руководящую роль партии коммунистов в государстве и
обществе. Досталось от Ю.Ф.Емалетдинова и ученым, которые, по его
словам, «защитились на марксизме-ленинизме, получили положение,
сейчас начинают охаивать теорию, которую создали сами», и призвал
разобраться с ними.
Определенный интерес вызвало выступление секретаря парткома
Елабужского педагогического института А. Рыбакова, подчерк­нувшего,
что нужны коренные изменения самих форм, методов и содержания
работы по формированию интернационалистского сознания в вузах.
Исходя из того, что национальный вопрос всегда имеет конкретноисторическое содержание и для его решения нет и не может быть
рецептов, годных на все случаи жизни, одинаковых на всех этапах
социалистического развития, для всех регионов страны и даже для
различных трудовых коллективов, Рыбаков поднял проблему разработок
новых подходов к организации этносоциологических исследований
процессов развития наций и нацио­нальных отношений. Но докладчик не
смог обозначить каких-либо новых подходов, ограничившись
констатацией, что подготовка кадров для татарских школ в Елабужском
педагогическом институте осуществляется русско-татарским отделением
филологического факультета и татарским отделением педагогического
факультета. Как можно было понять из выступления, возможность
подготовки учителей истории, преподающих на татарском языке, и
формирования на естественно-математических отделениях татарских
групп находится пока лишь на стадии обсуждения.
В своем выступлении о преподавании языков в общеобразовательных
и воскресных школах республики министр народного образования
ТАССР Р.А.Низамов отметил необходимость ориен­тирования на
двуязычие и овладение школьниками в одинаковой мере и родным, и
русским языками. Министр особо подчерк­нул, что органы народного
образования прилагают усилия для возвращения татарскому народу
потребности в родном языке, а следовательно, и национальной школы. В
этих целях проводится работа по восстановлению статуса национальной
школы, по преодолению психологического барьера значительной части
родителей, особенно городских жителей, не желающих обучать своих
детей родному языку. Р.А.Низамов сообщил, что в русских школах и
профтехучилищах введен новый учебный предмет культура, литература и
история родного края, а перед отделами народного образования
поставлена задача обеспечить обучение родному языку всех
воспитанников детских садов, учащихся школ и профтехучилищ, а в
министерстве для координации деятельности по развитию национальнорусского двуязычия созданы совет по родным языкам, отдел
национальных школ, а также кафедра татарского языка и литературы при
Татарском институте усовершенствования учителей. Особое место
Р.А.Низамов уделил проблемам взаимоотношений семьи и школы,
интенсификации подготовки педагогических кадров. Понимая, что
языковую проблему нельзя решить методом «большого скачка», он
предложил начинать эту работу с дошкольных учреждений, открыв в них
специальные группы по изучению татарского языка.
Ясно то, что в сфере народного образования было не все гладко.
Медлительность вместо оперативного вмешательства, нерешительность в
открытии национальных школ и классов в общеобразовательных школах,
нерасторопность в обеспечении школ учебниками — обо всем этом
говорили многие выступавшие.
Председатель
правления
Союза
писателей
республики
Р.С.Мухамадиев, назвав эти просчеты, констатировал, что в городах и
рабочих поселках республики почти не осталось национальных школ,
даже в столице трудно отыскать детские дошкольные учреж­дения, где
воспитание велось бы на языке коренной национальности. Он объяснил
ситуацию тем, что начало репрессивным мерам по отношению к кадрам
национальной интеллигенции было положено арестом в 1923 г.
М.Х.Султан-Галиева. Свою роль сыграли и две принудительные замены
татарского алфавита, знаменитое Постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа
1944 г. В результате этого татарский народ был превращен в «население
без рода, без племени и без подлинного имени».
«Писателям, возможно, более часто, чем кому-либо, приходится
остро переживать и осмысливать ситуацию, когда ущемляют духовно-
нравственные потребности человека, что особенно сильно ощущается в
области языка — краеугольного камня культуры народа», — сказал
Мухамадиев. Оратор выразил уверенность, «что недалек тот день, когда в
Верховном Совете СССР будет принят закон о языке, который создаст
гарантию конституционного равноправия, свободы развития и
полноценного использования всех национальных языков страны в
пределах их этнического бытования».
Подчеркнув, что в республике должна обеспечиваться гарантия
развития языка и культуры всех компактно проживающих здесь народов,
Р.С.Мухамадиев предупредил о необходимости понимания того, что
Татарстан — единственная историческая территория на земле, где может
быть обеспечено свободное развитие татарской нации, ее культуры,
языка, и на повестке дня стоит острая необходимость восстановления
статуса
татарского
языка
на
территории
республики
как
государственного. В отличие от ораторов, выступавших до него,
Р.С.Мухамадиев закончил свою речь выражением уверенности в том, что
в недалеком будущем Татарстан станет союзной республикой, а
татарский язык — государственным.
Директор Института языка, литературы и истории имени
Г.Ибрагимова Казанского филиала Академии наук СССР член обкома
партии
М.З.Закиев
свое
выступление
целиком
посвятил
межнациональным отношениям и их исследованию. Подчеркнув, что
межнациональные отношения оказались очень чувствительными к
процессам, связанным с развитием демократизации и гласности,
профессор сразу же перешел к вопросу о статусе республики, оценив
платформу КПСС «Национальная политика партии в современных
условиях» по сравнению с другими недавно принятыми советскими и
партийными документами как большой шаг вперед, Закиев выразил
сожаление, что вопрос об обеспечении народов республик фактически
равными правами решается на декларативном уровне. Он обнародовал
итоги научно-практической конференции по проблемам управления
социально-экономическим развитием автономных республик на основе
самоуправления и самофинансирования, проведенной на базе ИЯЛИ.
Ученые восьми автономных республик пришли к единодушному
мнению, что предпосылкой реализации экономической самостоятельности является преобразование политического статуса автономных
республик. Ученый подверг также весьма деликатной критике
содержавшиеся в платформе КПСС критерии определения статуса наций
по
четырем
признакам:
социально-экономическому
развитию,
численности, уровню национальной консолидации, наличию опыта
создания своей государственности. При этом М.З.Закиев привел
любопытные факты: «По социально-экономическому развитию наша
республика находится в первой десятке даже среди союзных республик.
По численности татары занимают шестое место в Союзе, правда, лишь
26,5 процента проживают в Татарии (1 миллион 642 тысячи), но
остальные 5 мил­лионов, проживающих на других территориях Союза,
признают Татарию своей духовной родиной, и, как ни странно, они
больше всех заботятся о статусе республики. Далее, и по третьему
критерию татары, консолидировавшиеся в нацию еще в середине XIX
века, и по четвертому критерию — они же, татары, с тысячелетней
историей государственности, раньше имели и сейчас имеют все
основания самоопределяться в суверенную республику в составе СССР,
то есть поднять свой статус на одну ступень».
Как видно, на пленуме от обсуждения межнациональных отношений
постепенно переходили к вопросу о статусе республики. Все
настоятельнее звучало требование преобразования Татарии в союзную
республику.
Первым, кто подверг критике доклад М.Ш.Шаймиева за
недостаточное, на его взгляд, внимание национальному вопросу, был
президент Татарского общественного центра М.А.Мулюков. Выразил он
неудовлетворение и замалчиванием многими выступающими этого
вопроса. М.А.Мулюков призвал не смешивать вопросы статуса
республики и межнациональных отношений. Он отметил, что татарское
общественное движение является всенародным движением в поддержку
перестройки. В ответ на критические замечания в адрес ТОЦ он сказал,
что на первом учредительном съезде ТОЦ в феврале 1989 г. более 40 %
делегатов являлись коммунистами и комсомольцами, а 18 из 21 члена его
правления являются коммунистами.
В вопросе о предоставлении Татарии статуса союзной республики
М.А.Мулюков подверг критике руководство обкома КПСС за
непоследовательность: «Как вам известно, бывший первый секретарь
Татарского обкома партии товарищ Усманов на сентябрьском (1989 г.)
Пленуме ЦК КПСС поднимал вопрос о повышении статуса нашей
республики, и во время встречи перед отъездом в Москву с руководством
Татарского общественного центра он недвусмысленно говорил о
поднятии статуса Татарии до уровня союзного. Почему же новое
руководство отходит от намеченного пути и не сохраняет
преемственности в этом вопросе?». М.А.Мулюков сообщил, что 70%
опрошенных в Татарии выступают за повышение статуса республики и в
ТОЦ собрано более двухсот тысяч подписей в поддержку этого
требования, и призвал, не откладывая, обсудить и поставить на повестку
дня сессии Верховного Совета Татарской АССР (пленум проходил
накануне. — И. Т.) вопрос о статусе союзной республики. Оратор
отметил, что ТОЦ предоставил Верховному Совету ТАССР тезисы
закона о языках и проект механизма реализации этого закона.
В качестве примера того, как надо бороться за превращение
автономной республики в союзную, он привел опыт Башкирской АССР,
где в 1989 г. была создана комиссия по выработке предложений по
предоставлению Башкирии статуса союзной республики. У ТОЦ,
подчеркнул М.А.Мулюков, есть выработанные предложения по данному
вопросу.
Выступающий
подверг
также
критике
докладчиков,
придерживающихся
мнения,
что
экономика,
хозрасчет
и
самофинансирование сами по себе смогут поднять статус республики:
«Во-первых, хозрасчет и самофинансирование не дадут республике
полного экономического суверенитета. Во-вторых, кто даст нам
гарантию, что мы, получив экономический хозрасчет... выровняемся с
союзными республиками и что в Верховном Совете СССР будет 32
депутата от Татарской АССР? Экономика не существует без политики, и
наоборот... Многие, в том числе известный писатель Кугультинов,
академики Сахаров, Сагдеев, Валеев, Ла­рионов из Якутии не раз
говорили о необходимости поднятия статуса Татарии до союзного.
Бурятская республиканская газета «Буряат Утен» 15 ноября 1988 г.
писала, что татарская социалистическая нация должна в первую очередь
обрести статус союзной республики. Не буду здесь говорить о том, что
документы Организации Объединенных Наций и другие международные
документы дают нам полное право поднять статус до союзного...
Пользуясь неосведомленностью масс, — продолжил свою речь
М.А.Мулюков, — антиперестроечные силы сознательно, видимо,
смешивают национальный вопрос с межнациональными отношениями и
преподносят их вместе. Кстати, в докладе областного комитета партии не
ясно, где национальный вопрос, а где вопрос межнациональных
отношений. Решение безобидного, деформированного национального
вопроса стремятся показать как попыт­ку столкнуть одну нацию с
другой». Как и другие выступавшие, отметив, что в республике нет
острых межнациональных противоречий, а есть национальные вопросы,
он заострил внимание собравшихся на проблеме подготовки
национальных кадров. «В Казани среди заведующих роно и гороно нет
ни одного представителя коренной национальности. Из 140 директоров
школ города Казани только 19 — татары. В новом составе профкома
литейного цеха КамАЗа из 34 человек нет ни одного татарина, а ведь на
этом заводе татары составляют 33,1%. В настоящее время на КамАЗе
татары составляют 40% от всех работающих, а среди руководящих
работников их фактически нет. Говоря о кадровой политике, хочу задать
вопрос: до каких пор место второго секретаря обкома партии будет
зарезервировано, пользуясь термином Беляева, за представителями
определенной нации?».
М.А.Мулюков предложил создать на часть доходов от добычи и
реализации нефти коротковолновую радиостанцию для вещания на
татарском языке и привел в качестве примера радиостанцию «Свобода»,
программа «Азатлык» которой ежесуточно вещает на весь мир по три
часа.
Не обошел М.А.Мулюков и проблему совместной работы с
партийными органами. Тенденция отчуждения партийных и советских
органов от ТОЦ была налицо. Вместо того чтобы сотрудничать, сказал
он, «некоторых представителей ТОЦ вытесняют, наказывают или не
хотят принимать на работу». В качестве примера М.А.Мулюков назвал
понижение в должности с объявлением строгого выговора члена
правления ТОЦ Ф.Бадрет­динова, ведущего телепередачи «Гласность»,
якобы за необъективное комментирование сессии Верховного Совета
ТАССР. Возможно, в вопросе о Бадретдинове Мулюков был не совсем
точен, ибо, согласно справке председателя Государственного комитета
ТАССР по телевидению и радиовещанию И.К.Хайруллина, Бадретдинов
и еще несколько работников телевидения были наказаны за
субъективный подход к подготовке передачи. (Имелся в виду репортаж с
сессии Верховного Совета Татарской АССР, куда, по словам
И.К.Хайруллина, не были включены выступления абсолютного
большинства депутатов Верховного Совета Татарской АССР, в том числе
и выступавших на татарском языке. Возможно, что в данном случае прав
был И.Хайруллин.) История с Бадретдиновым, конечно же, не была
случайной: было бы желание, а повод найдется. По вполне понятным
соображениям И.К.Хайруллин не мог сказать всю правду.
Оппонировал Мулюкову первый секретарь Вахитовского райкома
КПСС Б.Д.Леушин. «Я, — сказал Б.Д.Леушин, — в отличие от некоторых
деятелей общественных формирований, полностью поддерживаю
положение доклада первого секретаря обкома КПСС М.Ш.Шаймиева о
том, что было бы очень опасной иллюзией, что перемена статуса
республики автоматически решит все имеющиеся у нас национальнокультурные, экономические и социаль­ные проблемы». Под «некоторыми
деятелями» явно подразумевался М.А.Мулюков, доказывавший, что
вопросы экономики и политического статуса республики напрямую
зависят друг от друга. По мнению же Б.Д.Леушина, «простая замена
административного управления из Москвы на административное
управле­ние из Казани во всяком случае не ускорит их решения. Статус
союзной республики без экономической основы на принципах
регионального хозрасчета — это бессодержательная, хотя внешне и
очень привлекательная, форма народовластия». В доказательство того,
что не использованы, не испытаны все предоставленные возможности, он
сослался на проект закона о земле, где, по его мнению, права союзных и
автономных республик одина­ковы. Б.Д.Леушин также осудил
Р.С.Мухамадиева с М.З.Закиевым, которые якобы говорили о том, что
распространение русского языка может привести к ядерной войне.
Высказал свое мнение о судьбе республики и народный депутат
Верховного Совета СССР Т.А.Миннуллин: «Мы уже никак не можем
отделиться, так как вросли друг в друга. Это тысячелет­няя история. Подругому нашу жизнь и представить невозможно... Республика наша
многонациональная, и никаких других разговоров у нас не может быть.
Если кто-то говорит о союзной республике — он говорит о республике
для всех народов, живущих в ней. Это... скорее не национальный вопрос,
а экономический». Т.А.Миннуллин разъяснил ситуацию и по поводу
выступления Б.Д.Леушина: «Сегодня товарищ Леушин говорил о том,
что в проект закона о земле включены автономные республики. Вы
знаете, каких трудов это стоило? Вы смотрели по телевидению только то,
что показывали, а ведь в комитетах, в представленных проектах законов
не было ни одного слова об автономиях. В проекте закона о
собственности — ни одного слова об автономиях. В проекте закона о
языках — ни одного слова об автономных республиках... Только
экономическими реформами свои проблемы мы не сможем решить. Это
все требует политического решения». Писатель в мягкой форме
покритиковал и М.Ш.Шаймиева: «Вот поэтому не могу согласиться с
Минтимером Шариповичем по этому поводу, хотя я абсолютно не
согласен с тем, что доклад преподнесен неудачно. Минтимер Шарипович
говорил об экономических вопросах, связанных и с сегодняшней
повесткой дня пленума. Это все никак нельзя отделить друг от друга,
потому что без решения экономических вопросов мы не можем решить и
наши национальные и интернациональные вопросы».
Т.А.Миннуллин затронул и злободневный вопрос о языках: «Я
обращаюсь к русским товарищам. Когда мы работаем с населением,
давайте толковать этот вопрос в нашу же пользу. Ведь речь идет не об
ущемлении какого-нибудь языка, а о сохранении татарского языка. И не
только татарского, а о сохранении всех национальных языков». Сообщив
о том, что в Верховном Совете СССР готовится проект закона о языках
народов СССР, выступающий обозначил виновников плачевного
состояния языков, наз­вав в качестве таковых чиновников и
«национальных подхалимов, национальных карьеристов и трусливую
интеллигенцию».
Писатель подверг критике депутатскую группу «Движение»,
ратовавшую за провозглашение Татарии открытой республикой. «У меня,
— сказал он, — и многих появилось какое-то отрицательное отношение к
этому движению. Почему? Я знаю открытые сердца людей, живущих в
этой республике. Но открытая республика, извините, товарищи, это не
проходной двор. Татарская Автономная Советская Социалистическая
Республика — республика национальная, в которой проживают все
народы Советского Союза, и проживают прекрасно. Вот этого я хочу и в
дальнейшем».
Аргументированным и обоснованным было выступление заведующего кафедрой марксизма-ленинизма Казанской консерватории
Б.Ф.Султанбекова, расставившего акценты на многих спорных моментах
обсуждаемого вопроса. Он рассказал о том, как на одной из встреч по
национальным вопросам в Москве сидевшие рядом в зале два секретаря
ЦК соседних союзных республик не замечали друг друга в упор, не
слышали друг друга; напомнил о том, как в Грузии под улюлюканье
толпы волокли по мостовой с петлей на шее памятники Кирову и
Орджоникидзе, а в Каунасе сбросили с пьедестала танк «Т-34», первым
ворвавшийся в город в 1944 г., об изуверских убийствах и
надругательствах над женщинами в Сумгаите и Фергане. Оратор
констатировал, что за этими, казалось бы, единичными фактами
скрывается борьба. И не только за власть. «Из кризиса надо выходить,
как подобает цивилизованным людям, не взрывая стены, а тем более
фундамент нашего общего дома, ибо упавшая крыша не будет разбирать
ни правого, ни виноватого». Предостерег Султанбеков тех, кто «в эти
тревожные дни... раскачивает государственный корабль, идущий в
бурном море».
Б.Ф.Султанбеков осудил практику мелочного вмешательства
центральных органов власти в дела республики, узурпацию всех прав
регулирования местной жизни. В качестве примера он привел Указ
Верховного Совета РСФСР «Об утверждении Указа Президиума
Верховного Совета Татарии «О наименовании возникшего на территории
Казакларского сельсовета Высокогорского района населенного пункта
деревни Наратлык». И, назвав имя подписавшего этот Указ председателя
Президиума Верховного Совета РСФСР, задал риторический вопрос:
«Что, у товарища Воротникова, подписавшего этот документ столь
«громадного государственного значения», больше нет других проблем?».
Даже казанский губернатор такие вопросы решал сам, без обращения в
Петербург,
по
простому
представлению
сельского
схода.
Б.Ф.Султанбеков подверг критике и Президиум Верховного Совета
республики, который также мог бы решить этот вопрос самостоятельно.
Оратор одобрил доклад М.Ш.Шаймиева в части необходимости
наполнения реальным содержанием прав республики и, поддержав
предложение о восстановлении доброго имени первого оппонента
И.В.Сталина по национальному вопросу М.Х.Султан-Галиева, тем самым
одобрил идею этого политического деятеля о придании Татарии статуса
союзной республики.
Б.Ф.Султанбекова поддержал первый секретарь обкома ВЛКСМ
М.Гадыльшин, заявив, что молодежь республики выступает за
суверенный Татарстан и его самостоятельную молодежную организацию
и что «все требования по изменению статуса рес­публики должны быть
подкреплены ясным представлением о механизме, экономическом и
правовом, преодоления неоправ­данного разде­ления всех без
исключения наций нашей страны по ранжиру».
Первый секретарь Октябрьского райкома КПСС, кандидат в члены
обкома партии Х.Мурадымов на основе многочисленных фактов показал,
что в районе, где проживают представители 15 национальностей, царит
атмосфера взаимного доверия. В то же время Х.Мурадымов отметил, что
предстоит очень много сделать для внедрения двуязычия в общественной
и культурной жизни, и выразил сожаление об утрате многих народных
промыслов, традиций национального спорта, развлечений и игр.
Представитель «Движения за радикальную перестройку Тата­рии»,
ректор Казанского государственного университета, народный депутат
СССР, член обкома партии А.И.Коновалов также поддержал идею
обретения статуса союзной республики для Тата­рии: «Республика по
своему экономическому, интеллектуальному потенциалу сегодня на
уровне и даже выше уровня некоторых наших союзных республик».
Однако, по мнению депутата, вопрос необходимо решать на
общеполитической основе, чтобы решение распространялось на все
нации и народы Советского Союза, чтобы все национальногосударственные образования, как и нации, имели равные права и равные
возможности.
Призвав участ­ников пленума к обдуманным действиям в решении
назревших проблем, А.И.Коновалов закончил свое выступление следующими словами: «Нам не следует забывать хорошую татарскую
пословицу: «Кычытмаганны кашыма» — «Не чеши место, которое не
чешется». В то же время выступавший ни слова не ответил
Т.А.Миннуллину, раскритиковавшему его за предложение превратить
Татарстан в открытую республику.
После дискуссий первый секретарь обкома КПСС М.Ш.Шаймиев
отвечал на вопросы. Их тематика соответствовала проблемам,
обсужденным на пленуме. На наиболее острые и провокационные из них:
«Когда и как предполагается обеспечить татарскому языку в Татарской
республике хотя бы равные условия и права с русским языком? Когда и
как предполагается ликвидировать дискриминацию татар в республике
при выборах депутатов в Верховный и городские Советы, а также
профсоюзные и другие комитеты? Примеры дискриминации татар: из 28
народных депутатов СССР от Татарской республики только 8 — татары;
среди 34 членов вновь избранного завкома профсоюза литейного завода
КамАЗа нет ни одного представителя татарской национальности.
Существующая система выборов позволяет большинству подавлять
меньшинство, практически во всех городах Татарии татары являются
меньшинством, следовательно, подавляемым. Нужны конституционные
гарантии представительства меньшинств в выборных органах»,
М.Ш.Шаймиев ответил следующим образом: «...Я считаю, что на первый
вопрос мы достаточно хорошо ответили и в докладе, и в ходе
обсуждения. По второму вопросу, о чем говорил и товарищ Мулюков,
нужны некоторые уточнения. Из 28 народных депутатов СССР из ТАССР
не 8, а 13 татар, 11 русских, 2 украинца, 1 мордвин, 1 чуваш.
Будем считать, что это нормально, но дело здесь даже не в этом —
считать не считать — это выборы народа. Озабоченность по отдельным
регионам можно понять, и по городу Казани это нужно понять, но я
считаю, что для того, чтобы в какой-то степени поправить это
положение, и Татарский общественный центр должен прилагать усилия
такие, чтобы были результаты».
В заключительном выступлении М.Ш.Шаймиев сказал: «...Говоря о
статусе республики, мы должны помнить, что мы поддерживаем
всесторонне выверенную на сегодняшний момент платформу ЦК партии,
об этом мы сказали и в докладе. Видимо, это вопрос такой, что в
конечном счете должна быть такая федерация, где все должны иметь
одинаковые политические и экономические права. Мы должны к этому
стремиться. Исходя из доклада Горбачева на сентябрьском (1989 г.)
Пленуме ЦК КПСС появилась уже та платформа, которая определяет
задачи по решению национальных вопросов на данном этапе для всех
коммунистов нашей страны...
...Я обменялся мнениями с членами бюро во время перерыва. Всем
нравится ход пленума. Действительно, открытый разговор, а главное, я
бы подчеркнул, озабоченный по сути вынесенного на обсуждение
вопроса. Это говорит о зрелости нашей областной партийной
организации и всех товарищей, которые сегодня принимают участие в
работе нашего пленума. Нужно подчеркнуть, что все принципиальные
вопросы, поставленные в докладе во всех его разделах, — мы можем
такой вывод сделать, — абсолютным большинством поддерживаются».
М.Ш.Шаймиев отметил, что национальные вопросы еще будут
обсуждаться в печати, а положения его доклада будут детализироваться.
Он сообщил, что М.Х.Султан-Галиев юридически реабилитирован, идет
подготовка полной его партийной реабилитации. Коснувшись проблемы
удовлетворения запросов татар, проживающих вне республики, он
выразил надежду, что переход на региональный хозрасчет, призванный
обеспечить экономическую самостоятельность республики, позволит
определенные средства направить и на эти цели.
Как видно, пленум не смог ограничиться обсуждением лишь
межнациональных отношений. Постановка любого вопроса, связанного с
ними, упиралась в вопрос о статусе республики. Не решив его,
невозможно было сдвинуть с места вопросы реализации татарского языка
и равноправного развития республики в рамках союзного государства.
В то же время становилось все более понятным и то, что решить
проблему декретным путем невозможно. Нужно, чтобы совершился акт
реального самоопределения народа республики. Как это сделать? Каков
реальный путь воссоздания полноправной государ­ственности
Татарстана? Путь был указан самой Россией, принявшей 12 июня 1990 г.
на Первом съезде народных депутатов Декларацию о государственном
суверенитете РСФСР. Татарская республика могла и должна была идти
по этому же пути. Российская Декларация открыла так называемый парад
суверенитетов.
§ 3. Развитие идеи суверенитета республики
Пленум Татарского обкома КПСС 3 августа 1990 г. проходил на фоне
грозных событий, охвативших страну. В Елгаве и еще трех городах
Латвии решениями местных Советов были демонтированы памятники
Ленину и воинам Советской Армии, освобождавшим республику от
фашистов. В республиках Прибалтики, в Молдове, на Украине, в
Армении и Грузии резко усилились антиармейские настроения. Во
многих случаях военнослужащие и их семьи оказывались беззащитными
перед произволом местных властей. Верховными Советами Латвии и
Эстонии были приняты постановления о приостановлении распоряжения
Совета Министров СССР от 2 ноября 1989 г. «О прописке
военнослужащих по месту дислокации воинских частей». Такая же
картина наблюдалась и на Украине, где женам военнослужащих
отказывали в трудоустройстве, увольняли с работы тех, кто не знал
украинского языка. Участились случаи физической расправы над
военнослужащими. В 1989–1990 гг. были убиты 97 офицеров, 150
человек получили тяжелые увечья. Одновременно в этих республиках
развернулась
работа
по
созданию
национальных
воинских
формирований.
25–28 октября 1990 г. во дворце «Украина» в Киеве на съезде
Народного Руха Украины с участием 2 125 делегатов от 632 828 членов
этой организации была объявлена борьба «за суверенную, независимую,
демократическую, парламентскую Украинскую республику». В
программе Руха говорилось, что процесс исторического развития был
прерван насильственным путем, в результате чего Украина стала частью
СССР с единой правящей партией, которая довела народы до
экономического и экологического кризиса. Подчеркивалось, что
предотвращение общенациональной катастрофы невозможно без замены
политической системы, устранения монополии Коммунистической
партии и утверждения политического и экономического плюрализма.
Главной целью своей деятельности Рух определил установление
государственной независимости Украины и создание ненасильственным
путем парламентской республики.
Одновременно начались преследования коммунистов. 18 октября в
газете «За вилну Украину» было опубликовано решение президиума
Львовской краевой рады Руха, где говорилось: «Призываем тех
коммунистов, кому дороги национальные интересы, честь и достоинство
человека, отмежеваться от продажного и преступного руководства
Компартии Украины, по вине которого наша богатая республика
доведена до нищеты, развала и духовного опустошения, и в знак протеста
выйти из рядов КПСС и таким образом способствовать роспуску
партийных организаций по месту работы». Началась кампания по
выселению парткомов даже из помещений за пределами предприятий, а у
освобожденных партийных работников отбирали пропуска на территории
предприятий. Коммунистам запрещалось занимать руководящие
должности. В Ивано-Франковской области была запрещена деятельность
партийных и комсомольских организаций в школах. К примеру, на
сессии городского Совета гражданке С. Сичовой было отказано в
утверждении в должности заведующей загсом, так как она когда-то
работала инструктором горкома партии. В Тернопольской области
русским рекомендовали убираться в Россию, а украинцам говорили:
«Хочешь работать врачом, учителем, журналистом — сдай партбилет!».
Об осложнении политической ситуации в республике информировали
из Грузии, где по итогам выборов в Верховный Совет республики в
новом парламенте коммунисты завоевали лишь 64 места. «Круглый стол
— Свободная Грузия» во главе с З.Гамсахурдиа получил в парламенте
155 мест, остальные 27 мест принадлежали другим девяти блокам и
партиям. «Круглый стол — Свободная Грузия» вел четкую линию на
отмену дейст­вия Конституции СССР, на неподписание нового Союзного
договора и признание Грузии субъектом международного права. По
призыву народного форума «Айдгилар» абхазское население не приняло
участия в выборах, в Южной Осетии большинство населения также
проигнорировало их, здесь шла подготовка к выборам в Верховный
Совет Юго-Осетинской Советской демократической республики.
Активизировали свою деятельность одержавшие победу на выборах в
местные Советы народные фронты в Латвии и Эстонии, «Саюдис» в
Литве. Произошел раскол в компартиях этих республик: от них
отделились самостоятельные компартии. Готовились новые законы,
рассчитанные на запрет компартий как преступных организаций.
Раздавались даже требования проведения «второго Нюрнбергского
процесса».
В октябре 1990 г. в Эстонии были повышены цены на продукты
питания, что не вызвало недовольства населения: 50% эстонцев и 16%
русских отнеслись к этому спокойно. Туда для изучения ситуации был
направлен ответственный работник отдела социально-экономической
политики ЦК КПСС И.Белистов. В информации о своей поездке он
писал: «Известно, что центробежные процессы, получившие ныне
широкий размах в ряде регионов страны, наиболее рельефно проявились
в Эстонии. Праведное желание обрести подлинный суверенитет — и в
первую очередь в экономической сфере — на деле трансформировалось в
неприкрытое проявление сепаратизма, чреватое опасностью разрушения
нашего общего экономического пространства».
Непростые процессы происходили и в самой Российской Феде­рации,
призванной быть объединяющим началом в демокра­тизации страны.
Всюду создавались различные партии и дви­жения, требующие
подлинной демократизации страны путем роспуска КПСС и ликвидации
ее диктата над жизнью страны. Набирало силу движение
«Демократическая Россия». 20—21 октября 1990 г. в Москве в
кинотеатре «Россия» состоялся его съезд, на котором присутствовал 1
181 делегат от 71 региона РСФСР. В качестве основного принципа
работы оргкомитета по созыву съезда была названа альтернатива
руководству КПСС, а как организационный принцип обозначен отход от
любых спосо­бов насильственного решения национальных, социальных
проблем и других вопросов. Среди требований выступивших были такие,
как отставка союзного правительства, департизация армии, КГБ и МВД.
Хотя единого программного документа и не было принято, в
обращениях, декларациях и резолюциях в качестве основной
политической задачи была поставлена задача разрушения СССР путем
выхода из него РСФСР. Идея суверенитета России стала главной в работе
съезда. В качестве конкретных мер по разрушению СССР были
обозначены подготовка и проведение актов гражданского неповиновения
с целью достиже­ния отставки правительства Горбачева — Рыжкова,
поддержка курса российского парламента и правительства на
радикальную экономическую реформу и участие в работе по подготовке
новой Конституции РСФСР.
Заведующий кафедрой теории социализма МГИМО МИД СССР,
доктор философских наук Э.Тадевосян в журнале «Коммунист» писал,
что провозглашенное в начале перестройки заявление о расширении прав
республик пора бы привести в действие. Он высказался за скорейшее
подписание республиками нового союзного договора. Иначе,
предупреждал ученый, распад СССР может стать реальностью. Автор
напоминал, что в некоторых республиках различными силами приняты
решения о создании независимых государств вне Союза ССР. «Глубоко
убежден, — писал ученый, — активное обсуждение проекта нового
договора, а тем более принятие его год-полтора назад серьезно сузило бы
возможности действия сепаратистских сил. Ясно, что сегодня пути
подхода к такому договору значительно сложнее и труднее, в связи с чем
было бы и вовсе неоправданным затягивать его подготовку и
заключение». Статья была напечатана в апреле 1990 г. Ученый считал,
что уже к тому времени было многое упущено. Договор нужно было
заключить в 1988—1989 гг.. А он не был готов и тем более подписан
даже к августу 1991 г.
Происходящее в стране затронуло и Татарскую республику.
Прекратился прием в партию, усилился процесс выхода из нее. Если в
1989 г. в республике из КПСС вышло 1 234 человека, то в 1990 г. партию
покинуло около 2,5 тысячи человек. Более чем на 40% сократился
партийный бюджет. Усилились противоречия между советскими и
партийными органами. Повсеместно выдвигался лозунг «Вся власть
Советам!». Ставился вопрос о полном устранении КПСС от
монопольного управления государством и введении в стране
многопартийной системы.
Снижался
жизненный
уровень
населения,
обострился
продовольственный
вопрос.
Социологические
исследования,
проведенные среди коммунистов в ТАССР, показали, что свыше 34,3%
опрошенных подтвердили существование определенного напряжения в
межнациональных отношениях. На настроениях людей сказывались
сообщения радио, телевидения и газет о нарастающем межнациональном
напряжении в Прибалтике, на Украине, в Средней Азии и Закавказье.
На августовском Пленуме Татарского обкома КПСС, помимо
обсуждения итогов XXVIII съезда КПСС и вышеописанных проблем,
центральное место занимал вопрос о государственном суверенитете
Татарской АССР. Докладчик первый секретарь обкома партии
М.Ш.Шаймиев, ссылаясь на слова Генерального секретаря партии
М.С.Горбачева, заявил, что прогрессивные силы страны делают поворот
«к
гуманизму,
демократии
и
социальной
справедливости...
преодолевается тоталитарная сталинская система, идет становление
общества свободных граждан, основанного на социалистических
ценностях». Оптимизм заключался и в его уверенности в том, что
«сверхцентрализованное государство преобразуется в действительно
союзное государство... происходят глубокие революционные процессы».
Однако реалии, отраженные в дозированной информации, прозвучавшей
в
выступлениях
участ­ников
пленума,
свидетельствовали
о
разрушительных процессах внутри КПСС и в стране.
Как отметил М.Ш.Шаймиев, ХХVIII съезд КПСС, исходя из
стремительно обостряющейся межнациональной ситуации в стране, взял
курс на демократическую национальную политику, добровольный союз и
согласие между народами. В связи с этим он подчеркнул необходимость
установления конституционно-договорных отношений между Центром и
республиками на основе идеи о союзе суверенных государств по
договору с четким раз­гра­ничением полномочий Союза и союзных
республик. «В этом процессе равноправными участниками должны стать
все национально-государственные образования, включая автономные»,
— отметил докладчик.
Последующее содержание доклада было направлено на обоснование
необходимости рассмотрения на второй сессии Верховного Совета
ТАССР вопроса о государственном суверенитете рес­пуб­лики. Как
видно, М.Ш.Шаймиев уже отошел от идеи сохра­нения Татарстана лишь
в качестве автономной республики.
В
качестве
обусловливающих
принятие
Декларации
о
государственном суверенитете политических, экономических и
юридических факторов докладчик назвал активный рост нацио­нального
самосознания и нарастание гражданского движения за повышение
конституционного статуса республики. М.Ш.Шаймиев указал, что
экономическая реформа, переход к рыночным механизмам позволят
развязать главный узел противоречий между союзными и автономными
республиками, устранить существующие элементы неравноправия в их
экономических отношениях. Он сослался также на Декларацию прав
трудящегося и эксплуатируемого народа, принятую III Всероссийским
съездом Советов в 1918 г., которая не предусматривала ранжиро­вание
республик и выдвинула в качестве основного принципа федерации идею
свободного союза свободных наций. Принятие 26 апреля 1990 г. Закона
СССР «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами
Федерации», в котором автономные республики провозглашались
советскими социалистическими государствами — субъектами Федерации
— Союза ССР, М.Ш.Шаймиев назвал началом восстановления этого
принципа. В докладе было указано, что смысл выражения «право наций
на самоопределение» заключается в свободном установлении республиками договорно-конституционных отношений со всеми заинтересованными
национально-территориальными
образованиями.
В
качестве примера М.Ш.Шаймиев назвал принятие 12 июня 1990 г. на I
съезде народных депутатов РСФСР Декларации о суверенитете России.
Он отметил, что принятие Верховным Советом ТАССР Декларации о
государственном суверенитете будет способствовать достижению
реальной политической и социально-экономической самостоятельности,
расширению компетенции и полномочий республики. «Думается, что
этот документ выразит интересы всех народов республики, станет базой
для разработки нового законодательства ТАССР, включая ее
Конституцию, участия республики в подготовке и заключении Союзного
и Феде­ративного (с РСФСР) договоров, не нарушая территориальной
целостности РСФСР», — сказал он. Учитывая особые исторические,
экономичес­кие, культурные и другие связи народов, проживающих в
РСФСР, М.Ш.Шаймиев указал на необходимость установления
договорных отношений между РСФСР и Татарской республикой.
Первый секретарь Набережно-Челнинского горкома КПСС А.
Логутов одобрил вынесение вопроса о провозглашении суверенитета
республики на пленум обкома, как одной из острейших проблем:
необходимо было еще на Первом съезде народных депутатов СССР
рассмотреть вопрос национально-государственного устройства СССР,
определить на этот счет четкую концепцию, и именно это могло бы снять
многие проблемы на местах. Более определенно и жестко А. Логутов
оценил факт поспешного, без учета мнений автономий, принятия
Декларации о государст­венном суверенитете России. Это, на его взгляд,
противоречило Закону СССР от 26 апреля 1990 г. «О разграничении
полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации», по которому
Татария является и субъектом Союза ССР, и субъектом Российской
Федерации. Не могли не согласиться участники пленума и со
следующими словами выступавшего: «Сегодняшний уровень жизни
Татарии не соответствует тому большому вкладу, который вносят в
экономику страны промышленный и аграрный секторы республики. Это
видно и на примере нашего города. Предприятиями, организациями
выпускается товарной продукции более чем на 3 миллиарда рублей. В
госбюджет перечисляется более 700 миллионов рублей. В то же время
бюджет города составляет, например, на текущий год 85 миллионов, хотя
для нор­мального развития и надежного функционирования городского
хозяйства необходимо иметь около 250 миллионов рублей».
В то же время А.Логутов посетовал на отсутствие полной
официальной информации о событиях в стране, что порождало в народе
различные
слухи,
противоречивые
мнения,
способствующие
возникновению межнационального напряжения. «Людей сегодня, а это
показали встречи в первичных партийных организациях после съезда, —
сказал он, — интересуют в основном три вопроса. Первый. Что мы будем
иметь, как это скажется на регио­нах республики, каждом ее жителе?
Второй. Как будет решаться проблема межнациональных отношений, не
дойдет ли дело до беженцев? Третий. Как будет решена проблема
языков? Вот эти три вопроса очень остро сегодня стоят». Отметив, что до
сессии Верховного Совета Татарии еще есть время, он предложил
использовать все средства массовой информации республики для того,
чтобы люди смогли получить максимум информации. В заключение
оратор сказал: «В провозглашении суверенитета должна быть полная
ясность на основе взвешенного подхода и строгих экономических
расчетов, чтобы его не постигла судьба регионального хозрасчета, о
котором мы недавно так много говорили. Что касается моей позиции, я за
суверенитет, который строится на основе союзного договора, я за
суверенитет, который позволил бы республике быть равной среди
равных, обеспечил бы равноправие всех народов, неотъемлемое право
каждого человека на достойную жизнь, свободное развитие и
пользование родным языком, удовлетворение своих национальнокультурных запросов. Суверенитет должен способствовать общему
прогрессу Союза и Российской Федерации, их укреплению. Ради
достижения этих целей необходимо отбросить все наносное, прийти к
гражданскому согласию, сплотиться, работать и созидать».
Первый заместитель Председателя Совета Министров ТАССР, член
обкома КПСС М.Х.Хасанов, одобрив идею о суверенитете как
обоснованную и своевременную, сказал: «Татария прожила в рамках
автономии 70 лет. Для истории срок этот небольшой, но он, думается,
вполне достаточный для того, чтобы сделать выводы, дать оценку
состоявшемуся,
сопоставить
различные
формы
национальногосударственного устройства с точки зрения эффективности и
целесообразности дальнейшего сохранения». Указав, что в Казани и
других городах республики сосредоточены крупнейшие предприятия
машиностроения, нефтехимии, энергетики, легкой и перерабатывающей
промышленности союзного и федерального подчинения, он посетовал на
то, что только лишь 2% из них, причем предприятия второстепенного
значения, находятся в ведении республики. За 70 лет своего
существования республика имела всего два своих министерства
промышленного профиля: местной промышленности, в подчинении
которого состояли арская фабрика национальной обуви и картонажная
фабрика инвалидов; и топливной промышленности, которое занималось
распределением дров населению. В последнее время и их не стало. Таким
образом, в распоряжении Совета Министров не осталось ни одного
министерства производственного профиля. «О каком же руководстве
промышленностью, экономических правах автономной республики
может идти речь при таком положении вещей?» — вопрошал оратор. «В
республике, — отметил М.Х.Хасанов, — для удовлетворения социальнокультурных и иных потребностей остается всего 2—9% от суммы
отчисления от прибылей предприятий, организаций союзного и
республиканского подчинения. У республики нет реальных прав
внешнеэкономической деятельности, а валютный фонд, составляющий
менее 1% от общего объема экспорта республики, смехотворен».
В заключение М.Х.Хасанов сказал: «Рассматривая вопрос о
суверенитете, считаю необходимым особо подчеркнуть, что он касается
не только татарской нации, а имеет самое непосредствен­ное отношение
ко всем народам, проживающим на территории Татарии. Решая его, мы
ни в коем случае не должны допус­кать национализма и шовинизма,
игнорирования и ущемления интересов какой-либо национальности...
Нельзя сказать, что вопрос о государственном суверенитете
воспринимается всеми однозначно и одобрительно. Одни ратуют за это
убежденно, другие относятся к нему настороженно, занимают
выжидательную позицию, третьи видят в этом затею республиканских
лидеров. Делается немало спекулятивных, экстремистских заявлений, что
якобы затевают дело об отделении, о выходе из России, даже из
Советского Союза. И по этому поводу следует решительно заявить, что
предоставление республике государственного суверенитета не означает
ни политического обособления, ни экономической и культурной
изоляции ее от других республик и центральных государственных
структур, изменения границ, тем более выхода из России и Советского
Союза... Мы должны твердо и недву­смысленно заявить, что Татария
была, есть и будет в составе Советского многонационального
государства. Это — краеугольный камень нашего дальнейшего
национального государственного строительства. Внесенный бюро
областного комитета партии проект резолюции по данному вопросу
предлагаю в основном принять и, пользуясь правом законодательной
инициативы, внести вопрос о государственном суверенитете республики
на рассмотрение предстоящей сессии Верховного Совета ТАССР».
Первый секретарь Вахитовского райкома КПСС Казани Б.Д.Леушин,
как и многие партийные работники, был озабочен внутрипартийной
ситуацией. Его тревожил отток из рядов партии значительной части
научной, творческой, технической интеллигенции. Не обошел докладчик
и экономический вопрос, особо оттенив меры по переходу к рыночной
экономике, не дожидаясь решений союзного или российского
правительства. В числе этих мер он обозначил разгосударствление
предприятий, приватизацию государст­вен­ной собственности, льготное
налогообложение и режим наибольшего благоприятствования для
предпринимательской деятельности, широкое распространение форм хозяйст­вования, реорганизацию банковского дела, повышение процентов
за вклады и др.
Б.Д.Леушин
отметил, что
социально-экономический
отдел
республиканского комитета партии, коммунисты в правительстве
республики должны сосредоточиться на скорейшей выработке концепции
перехода Татарии к рынку, для этой работы необходимо привлечь новых,
молодых, нестандартно мыслящих людей из Казанского научного центра
Академии наук СССР, вузов, научно-исследовательских институтов.
Однако Б.Д.Леушин был благожелательнее к российскому
руководству, подходы которого к этим вопросам, как он выразился, «мы
не можем не учитывать»: «Если мы употребим свой предполагаемый
экономический и политический суверенитет только для того, чтобы
схлестнуться с соседями, с Россией и Союзом за передел нашего
скудного общественного пирога, — это станет шагом к дальнейшему
углублению кризиса. Мы только усугубим тем самым свои, российские и
союзные проблемы». Он высказался за взвешенный, поэтапный подход к
решению такой непростой проблемы, как обретение суверенного статуса,
за про­ведение всенародного референдума по этому вопросу, с предшествующим обсуждением вопроса в трудовых коллективах и СМИ.
Мнения рядовых коммунистов о происходящих в партии и стране
переменах выразил мастер по добыче нефти НГДУ «Ле­ниногорскнефть»
секретарь цеховой партийной организации, делегат ХХVIII съезда КПСС
И.Кабанов. Отметив, что людей волнуют вопросы социальноэкономического положения, проблемы, связанные с переходом на
рыночные отношения, в вопросе о суверенитете республики И.Кабанов
был краток: «Согласен с тем, что каждая национальная республика
должна быть равной среди равных... и в исторически сложившейся
ситуации статус республики должен решать ее народ».
Выступающие одновременно с поддержкой обретения республикой
суверенитета говорили о и других немаловажных проблемах. Первый
секретарь Зеленодольского горкома КПСС, член обкома партии, делегат
XXVIII съезда КПСС Х.Хайрутдинов, несмотря на то, что в районе из
рядов КПСС вышли 284 человека, выразил уверенность в будущем
партии.
Секретарь Азнакаевского горкома партии, делегат ХХVIII съезда
КПСС Н.Музафаров свое выступление целиком посвятил суверенитету
республики. «Суверенитет, — заявил он, — мы понимаем не как
отделение и глухую самоизоляцию, а, наоборот, как усиление
разносторонних связей республики с другими регио­нами страны...
Повышение статуса республики, несомненно, будет способствовать росту
влияния ее как единого духовного, культур­ного центра на всех татар».
Н.Музафаров сообщил, что на встречах в трудовых коллективах люди
поднимали в качестве основного вопрос о суверенитете. Был отличен
позитивный пример позиции ТОЦ, представители которого
способствовали сближению позиций сторон, лучшему взаимопониманию.
«Надо вести диалог и совместные поиски, чтобы все, кто заботится об
интересах народа, каждый день что-нибудь да делал для него
практически, а не в оппозицию уходил», — подчеркнул выступавший.
Н.Музафаров не обошел вниманием и трудности в снабжении
населения: «Земледельцам, животноводам, нефтяникам, транспортникам
трудно объяснить, почему им, добросовестно выполняющим свои планы,
обязательства перед народом, приходится чуть ли не посигаретно
получать курево, втридорога платить за ширпотреб». Ссылки Центра на
события в Армении, Азербайджане, на другие экстремальные события,
сказал он, уже набили оскомину и воспринимаются лишь как
свидетельство неспособности центральных ведомств контролировать
экономическую ситуацию. Люди не уверены, что завтра председателю
колхоза или директору завода не придется делить по коробку спички, по
ложке — соль». Он высказался и за контроль над деятельностью
руководителей республики, министерств и ведомств, поставив вопрос
ребром: пусть уйдут со своих должностей, если «плохо делается то, ради
чего они поставлены».
Секретарь парткома Казанского авиационного института, делегат
XХVIII съезда КПСС В.Саламашкин высказался за развитие
«обновленной Татарской республики... вместе с Российской Федера­цией
и в составе Российской Федерации на основе федеративного договора и с
Советским Союзом на основе Союзного договора».
Секретарь партийной организации завода «Этилен» А.Самаренкин,
отметив, что идет процесс сокращения партийных рядов и подаются
массовые заявления о выходе из партии, основное внимание в докладе
уделил проблемам, возникающим с обретением суверенитета
республики: «В настоящее время на страницах печатных изданий, по
радио, телевидению ведутся дебаты о будущем Татарской АССР. К
сожалению, в этой полемике пока больше, считаю, митингового начала,
эмоций относительно того, что из недр республики выкачали всю нефть,
при нехватке продовольствия продукция сельского хозяйства
отгружается за пределы Татарии, по поводу экологического кризиса и т.д.
С этими доводами трудно не согласиться. Но в большинстве публикаций
и выступлений очень много эмоционального и очень мало
аналитического, цифрового материала, позволяющего нам, простым
труженикам, выработать по данному вопросу свое мнение, позицию...
Нельзя забывать об экономических связях, тем более что республика
вплотную приблизилась к региональному рынку, а это серьезнейшим
образом касается вопросов снабжения всех отраслей Татарии
материалами, сырьем, запасными частями и комплектующими
изделиями. Пока не ясно, как в условиях суверенитета, рыночных
отношений жители республики будут обеспечены продуктами питания...
Нужна целенаправленная, глубоко продуманная программа стабилизации
сельского хозяйства с привлечением всего промышленного и научного
потенциала республики».
Руководитель Кукморской районной партийной организации
Р.И.Зарипов обосновывал необходимость обретения республикой
суверенитета на примере экономического развития села. «Как вы знаете,
в 1989 году в Татарии было произведено более 60 центнеров мяса [на
душу населения], — сказал он, — в Поволжье — 37, в РСФСР — 46, а
потребление по Татарии — 69 кг, по Поволжью — 78, Российской
Федерации — 75 и так далее. Наши труженики справедливо недовольны
тем, что уровень их жизни не соответствует индустриальному и научнотехническому потенциалу республики. Возникает вопрос, на который
ответить трудно: почему, являясь одним из передовых районов
республики по производству и заготовкам животноводческих продуктов,
мы вынуждены умолять вышестоящие органы дать нам возможность
обеспечить на минимальном уровне... мясо-молочными продуктами наше
население? Мы не можем продать рабочим промышленных предприятий
ни одного килограмма мяса, постоянны перебои с молочными
продуктами. Что толку от того, что район надаивает в среднем от коровы
более четырех тысяч килограммов молока?! Три наши фабрики —
швейная, меховая, валяной обуви, — на каждой работает более тысячи
человек, ежегодно производят товаров народного потребления на
семьдесят с лишним миллионов рублей, а в районе остается от этой
продукции лишь 0,9 процента. Фабрика валяной обуви, например,
производит в год полтора миллиона пар валенок, трудящимся же района
остается лишь 4—5 тысяч». Эти фабрики практически не участвовали в
формировании
районного
бюджета.
Р.И.Зарипов
высказал справедливое нарекание по поводу того, что Центр забирает из
республики ценную промышленную и сельскохо­зяйственную
продукцию,
оставляя
на
душу
населения
гораздо
меньше, чем по стране, а по потреблению мяса в Российской Федерации
республика занимает 50-е место среди 73 административнотерриториальных единиц, молока — 42-е, овощей — 62-е и т.д. Для
повышения уровня жизни населения, по мнению докладчика, нужна
подлинная самостоятельность — и политичес­кая, и экономическая:
«Статус суверенного государства нужен Татарии для того, чтобы
максимально использовать свой богатый потенциал». Четко обозначил
Р.И.Зарипов и взаимоотношения республики с СССР: «Я думаю, что ни
один коммунист не выступит за выход Татарии из СССР. Татарам, всем
народам республики нужны другие отношения с Российской Федерацией
в рамках СССР: справедливые, равноправные и взаимовыгодные».
В качестве специалиста по национально-государственному
строительству на пленум был приглашен Б.Л.Железнов — доктор
юридических наук, доцент кафедры государственного и международного
права Казанского государственного университета. Поскольку он принял
активное участие в разработке основополагающих положений
суверенитета, приведем более полное изложение содержания его
выступления, где он осветил актуальнейшие проблемы взаимоотношений
Центра и республики: «Я как юрист уловил некоторые моменты,
которые, как мне представляется, требуют юридического разъяснения...
Первый момент, который я хотел бы отметить, это вопрос, связанный с
взаимоотношениями, с одной стороны, Татарии, с другой стороны, Союза
и Российской Федерации. С Союзом сейчас вопрос выглядит более-менее
ясно. После издания Закона от 26 апреля этого года (1990 г. — И. Т.) «О
разграничении полномочий между Союзом и субъектами Федерации»...
мы выступаем как субъект федерации Союза ССР, и в этом качестве
можем и должны подписать Союзный договор. Но для того, чтобы
Татария подписала его не в составе союзной республики, а как
полноправный член федерации Союза, мы должны провозгласить свой
государственный суверенитет. Должен сказать, что пока в готовящемся
проекте Союзного договора существует такое положение. Допустим,
Азербайджанская ССР подписывает договор и в ее составе подписывает,
скажем, Нагорно-Карабахская автономная область и так далее. Я думаю,
что мы от этой формулы должны уйти. Мы должны быть суверенным,
равноправным участником Союзного договора, подписывая его
напрямую, а не через и не в составе союзной республики. Это не
означает, что я призываю к выходу из Российской Федерации. Мы можем
и должны остаться в сос­таве России, подписывать Союзный договор
должны напрямую как суверенное государство. И это очень важно.
Второе. Еще более сложным выглядит узел проблем, связанных с
взаимоотношениями между Татарией и Россией, когда мы провозгласим
свой суверенитет. Я обратил внимание на то обстоятельство, что, как
высказался здесь товарищ Логутов, да и у некоторых других товарищей
тоже проскальзывало, мы как бы будем, в их понимании, выступать в
качестве субъектов двух федераций: Союза и России. Думаю, что эта
точка зрения имеет... право на существование. Но в истории человечества
практически не было случая, когда бы одно и то же государство являлось
субъектом двух федераций. Кроме того, если предположить, что между
этими федерациями возникает какая-то конфронтация, совершенно ясно,
что государство, являющееся субъектом обеих федераций, попадает в
весьма сложное положение. Мне кажется, что и юридически, и логически
правильно было бы исходить из того, что Татария, подписав договор с
Союзом ССР на правах субъекта союзной федерации, не выступает уже
как субъект Российской Федерации и не должна подписывать
Федеративный договор с Россией. Как же должны строиться отношения
Татарии с Россией? Я считаю, что мы должны заключить с Российской
республикой ряд соответствующих договоров и соглашений по
конкретным вопросам, делегировав России как суверенное государство
осуществление тех функций, которые целесообразнее передать ей. Вот,
видимо, в таком плане мы должны понимать свое правовое положение
после провозглашения суверенитета.
Итак, подписываем Союзный договор, а с Россией подписываем не
Федеративный договор, а ряд договоров и соглашений, передавая ей
определенные свои функции, и частично мы можем это зафиксировать в
своей Конституции. Однако принятие самой Декларации о суверенитете
Татарии — это только первый, хотя и важный, шаг. Следующий очень
важный шаг, который предстоит нам сделать немедленно после принятия
суверенитета, когда встанет вопрос: а какие же права мы будем
передавать по договорам Российской Федерации? Для того чтобы
передать эти права, надо как минимум их иметь. Сейчас как автономная
республика по нашей Конституции многих из этих прав мы не имеем.
Поэтому, я считаю, что независимо от наработки текущих законов,
которые нам необходимы по ряду вопросов, а нам предстоит принять как
минимум 20–30 новых законов, в первый же период времени после
провозглашения нашего суверенитета, независимо от этого, первое и
главное, что мы должны сделать, — это разработать Конституцию
Татарии. Это нам позволит установить свои права как суверенного
государства и определить, какие же права мы можем передать России.
Иначе мы будем висеть в воздухе и кончим тем, что нас сверху
организуют в рамках вышестоящей Конституции, и мы потом ничем не
будем отличаться от автономии».
В докладе Б.Л.Железнов, в отличие от своих предыдущих ораторов,
уже не выступал приверженцем автономии, однако в заключительной
части он как бы свел на нет сказанное им ранее. Он предостерег Татарию
от конфронтации с Российской Федерацией и заявил, что нет никакого
повода для беспо­койства в связи с принятием Декларации о
суверенитете России. Ни словом не упомянув, что Декларация была
составлена без учета мнений и с ущемлением прав автономных
республик и находится в полном противоречии с международными
нормами о правах народов, Железнов сказал, что этот документ не
должен «вызывать каких-то особых тревог, так как, в сущности, носит
характер блокнотной нормы, то есть его можно наполнить любым
содержанием», и содержит указание на то, что все народы России имеют
право на свободное самоопределение.
Весомые доводы в пользу провозглашения суверенитета выска­зал
председатель правления Союза писателей ТАССР Р.С.Му­хамадиев: «В
стране происходит настоящая социальная революция. То есть низы не
хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять по-новому. Страну
раздирают противоречия, аномальные процессы. С одной стороны, нам
хочется жить в правовом государстве, а с другой — признавать законы не
желаем. Ратуем за демократизм, а избавиться от имперских амбиций и
диктата никак не можем. Голосуем за Советы, а все вопросы решаем и
собираемся решать исключительно в партийных комитетах. Предоставляем экономическую самостоятельность предприятиям и тут же
создаем для них десятки новых препон и т.д. У нас, во второсортной
республике, эти извращения проявляются особенно резко и остро, потому
что правовой статус автономии доведен до абсурда, а само понятие
«республика» крайне атрофировано.
На первый взгляд, мы имеем и собственный Верховный Совет, и даже
Конституцию. И все же в правовом отношении ничем не отличаемся от
обычных территориальных образований. Во время работы Первого
съезда народных депутатов РСФСР я с оптимизмом голосовал за
суверенитет России, за верховенство законов РСФСР, но через некоторое
время был буквально шокирован тем, что большинство депутатов не
понимают одну, казалось бы, очень простую истину, которая логически
должна была вытекать из принятых деклараций: что и автономные
республики хотят разогнуть спины, что субъекты федерации должны обладать теми же правами, что и Россия... Потому я далек от надежды, что в
ближайшее время Верховный Совет России сможет разобраться и решить
наболевшие проблемы автономных образований. Но прошу понять меня
верно, это не является выражением недоверия ни Верховному Совету
РСФСР, членом Президиума которого я являюсь, ни его руководителю
Б.Н.Ельцину. Наоборот, после встреч и бесед с этим политическим
лидером мое отношение к нему изменилось значительно в лучшую
сторону. Просто российскому парламенту пока не до нас, более чем
предостаточно давно назревших общероссийских проблем. В такой
ситуации народ и Верховный Совет автономной республики обязаны
сами заботиться о своей судьбе, чтобы не отстать от жизни, не упустить
предоставляемый исторический шанс. Поэтому считаю своевременным и
актуальным включение в повестку дня Второй сессии Верховного Совета
республики ключевого воп­роса — вопроса о суверенитете Татарстана.
Тут необходимо полное взаимопонимание между представителями
всех народов, населяющих республику, и консолидация всех здоровых
демократических сил. Нас должно объединить стремление к
национальному согласию и гражданскому миру, при этом недопустимо
чрезмерное нагнетание эмоций ни со стороны Демократической партии
России, органом которой мне представляется газета «Вечерняя Казань»,
ни со стороны национальной интеллигенции, не имеющей своего
ежедневного периодического издания. Правильно решить национальный
вопрос, и решить его в интересах народов, можно только на пути
последовательной демократизации, которая предполагает в национальной
сфере признание права наций на самоопределение. При этом необходимо
глубоко осознать, что первопричиной межнациональных конфликтов, как
правило, бывает игнорирование национального вопроса как такового,
привычка не замечать назревшие потребности народа, имеющего и без
того деформированное, ущербное самосознание.
Сегодня любой здравомыслящий человек должен понять, что
объявление
суверенитета
и
повышение
статуса
Татарстана,
провозглашение его союзной республикой не ущемят ничьи права и
интересы, напротив, это послужит решающим условием гармонизации
межнациональных отношений в республике, ибо бесправие республики
— это политическое и экономическое бесправие каждого из нас,
бесправие представителей народов. При этом обещание существенно
расширить права автономных республик в рамках федерации, как
свидетельствует практика, является нечем иным, как пустой фразой.
Новый статус Татарстана должен быть закреплен в Конституции (я
полностью согласен с товарищем Железновым, прекрасно выступившим
сегодня, поняв чаяния народа республики), к разработке которой надо
приступить немедленно, исходя из принципов глубокой демократизации
политической системы, и в первую очередь децентрализации власти.
Крайне необходима здоровая экономическая политика, самостоятельно
определяемая республикой. Татарстан не может и впредь оставаться
дешевым сырьевым придатком всесоюзных министерств и ведомств.
Разве это нормально, что объединение «Татнефть», добывшее к этому
дню 2,5 млрд тонн нефти, является сегодня убыточным, если я не
ошибаюсь? К тому же юго-восток республики доведен сегодня до
крайней экологической катастрофы, в то время как иные страны,
добывающие столько же нефти, уже давно купаются в золоте и
пользуются всеми благами современной цивилизации. Судьба будущих
поколений гарантируется у них валютными сбережениями. А что мы
можем оставить нашим потомкам: разграбленные недра, изуродованные
поля, засоренные родники и сотни нерешенных проблем?».
Как председатель правления Союза писателей республики,
Р.С.Мухамадиев не мог обойти проблемы культуры и образования в
республике: «Не могу не сказать и несколько слов о проблемах
заброшенной идеологии, ставшей никому не нужной культуры, о ходе
реализации программ и решений по национальному вопросу. Горько
признавать, но факт, что на транспорте, на вокзалах по-прежнему редко
можно услышать здоровую татарскую речь. Тиражи татарских книг,
особенно добротных книг для малышей, из квартала в квартал
сокращаются из-за отсутствия бумаги. Журнал «Идель» вот уже который
месяц не на чем печатать, городская газета на татарском языке «Шәһри
Казан» по-прежнему не имеет даже временной прописки в столице
Татарстана... Недавно было во всеуслышание объявлено об открытии
трех татарских гимназий. Министерство просвещения республики (тов.
Низамов) и гороно (тов. Прохоров) продемонстрировали в очередной раз
свое нежелание, неумение решать назревшие проблемы. Оказывается, что
две гимназии будут открыты на базе ликвидированных татарских школ,
изменится только вывеска, а третья и по сей день не имеет даже
собственного угла. Преподавательский состав укомплектован, желающих
учиться в Казани хоть отбавляй, только вот принять заявления от
родителей негде, они до сих пор хранятся в сейфах Союза писателей. И
это, заметьте, всего за месяц, даже меньше чем за месяц до начала нового
учебного года». Более всего досталось заведующему гороно Ю.
Прохорову, который, как заявил Р.С.Мухамадиев, на страницах газеты
«Вечерняя Казань» вину за развал национального образования сваливает
на других.
Председатель республиканского комитета женщин Д.С.Давлетшина
поддержала провозглашение государственного суверенитета Татарии и
преобразование ее в Татарскую Советскую Социалистическую
Республику в составе России. К сожалению, Д.С.Давлетшина не стала
обосновывать свою позицию ни на пленуме, ни в ходе подготовки и
принятия Декларации о государственном суверенитете Татарской
республики. Предельно ясной была позиция министра внутренних дел
ТАССР
С.И.Кириллова:
«Провозглашение
государственного
суверенитета нашей республики явится актом государственного
значения. Я за суверенитет, но вместе с Советским Союзом».
В связи с предстоящим рассмотрением на Второй сессии Верховного
Совета Татарской АССР вопроса о государственном суверенитете
Татарской АССР пленум принял Постановление «О государственном
суверенитете Татарской АССР».
Пленум отметил, что перестройка советского общества открыла
реальные возможности для расширения прав автономий, повышения их
конституционного статуса, а дальнейшее развитие автономных
образований соответствует ленинским принципам национальной
политики — праву народов на самоопределение и равноправие,
сотрудничество и взаимопомощь, отвечает политическому курсу ХХVIII
съезда КПСС на обновление союза суверенных республик.
Пленум поддержал идею провозглашения государственного
суверенитета республики, который будет способствовать развитию
государственности, политической и экономической самостоятельности
республики, совершенствованию ее правового статуса как советского
социалистического государства. Было определено, что суверенитет
соответствует коренным интересам представителей всех народов
Татарстана, способствует созданию равных условий для сохранения и
развития их культуры, языков, националь­ных обычаев и традиций,
укреплению дружбы и интернационального единства, росту
благосостояния трудящихся; соз­дает необходимые предпосылки для
разработки новой конституции Татарской республики, ее участия в
подготовке и подписании на равной основе Союзного договора,
заключения Фе­деративного (с РСФСР) договора, установления
взаимовыгодных связей с другими республиками.
Пленум счел целесообразным коммунистам — народным депутатам
принять активное участие в подготовке Декларации о государственном
суверенитете республики и проведении целенаправленной работы по
реализации ее положений.
В заключение М.Ш.Шаймиев ответил на вопросы. Он начал с
констатации того, что в средствах массовой информации появилось
множество публикаций, отражающих интерес населения республики к
вопросу о суверенитете Татарии. На вопрос депутатов, связанный с
высказыванием председателя политсовета Демократической партии
России Н.И.Травкина о том, что идея суверенитета татарскому
населению подброшена Союзным центром, М.Ш.Шаймиев ответил так:
«Я считаю, что это не меньше чем провокация. Я об этом говорил, когда
выступал по республиканскому телевидению, я должен со всей
ответственностью заявить об этом и на пленуме. Нельзя, не вникнув в
жизнь населения республики, так легковесно народному депутату РСФСР
и СССР бросать, я бы сказал, слова. Он как председатель комитета по
работе с Советами Верховного Совета Российской Федерации не
соизволил, побывав в Казани, поинтересоваться, как же формируются
новые Советы хотя бы в столице Татарской АССР. Если он приехал для
создания ячейки своей партии, это его дело. Только об этом тогда и надо
было говорить. В связи с этим в какой-то сте­пени, я бы сказал, начали
появляться статьи отдельных народных депутатов. Это, конечно, право
каждого человека, каждого гражданина, но когда появляются не всегда
ответственные статьи за подписью народного депутата, я считаю, что они
действительно заслуживают определенной оценки со стороны
населения».
О том, что среди интеллигенции идет широкое обсуждение вопросов,
связанных с суверенитетом республики, свидетельствовала и записка
президента Татарского общественного центра М.А.Мулюкова: «У нас
подготовлен проект конституции в связи с принятием суверенитета». В
ответ М.Ш.Шаймиев сказал: «У нас сейчас много альтернативных
вариантов по самой Декларации. Я считаю, что этот проект конституции
так же будет принят Конституционной комиссией, которую создаст
предстоящая сессия. Обязательно все варианты конституции,
предложения будут ею рассматриваться».
Неудивительно, что проблемы суверенитета республик, равно как и
принятие Конституции, более всего обсуждались в татарской
национальной среде. Наряду с ТОЦ большую активность проявляла и
созданная в апреле 1990 г. татарская партия нацио­нальной
независимости «Иттифак», организованная Р.Ф.Мухаметдиновым и
Ф.А.Байрамовой. Острые заявления «Иттифака» по вопросам
суверенитета и межнациональных отношений вызывали определенную
озабоченность нетатарской общественности. К примеру, М.Ш.Шаймиеву
был задан вопрос: «Выскажите, пожалуйста, свое отношение к татарской
партии национальной независимости, к ее программе, в частности ее
требованиям к коммунистам-татарам о выходе из КПСС и вступлении в
«Ит­тифак». Ответ прозвучал так: «Мы живем в условиях
много­партийности. Это уже конституционное положение, это закон. С
программой этой партии я не знаком. В истории мусульман такая партия
уже была, по-моему, в 1906 году. Она тогда была мусульманской
партией. И не только на территории ТАССР, а, по-моему, российской.
Может, название оттуда, может, случайное совпадение. Партии могут
быть. Единственное пожелание, чтобы эта национальная партия не стала
националистической».
М.Ш.Шаймиев отметил, что во многих газетных публикациях
допущены неточности, и привел пример, когда в одной из газет было
написано, что республика вывозит 40 млн кг мяса, т.е. 40 тыс. тонн.
«Такого количества мяса мы никогда не вывозили, не вывозим и не будем
вывозить», — сказал Шаймиев. Он подчеркнул, что в такие сложные
времена нужны взвешенность, аргументированность и точность в
высказываниях: «Нельзя же каждый раз, выступая, заявлять о том, что
выкачали всю нефть, и мы остались ни с чем. Нельзя так подходить к
вопросу. В той системе, в какой мы жили, в каких условиях жили все
народы Советского Союза, если бы мы сидели на золотой горе из чистого
золота, все равно мы имели бы примерно то, что имеем. Это же везде так.
У нас же есть республики, одни из которых сидят на золоте, другие — на
нефти, на хорошем угле или еще на каких-то недрах. Мы и сегодня сидим
на нефти, ее примерно от 7 до 11 миллиардов тонн в наших недрах. Мы
же жили в этих условиях все. Сейчас же создаются условия для того,
чтобы мы зажили по-другому. Перестройка нам позволяет подойти к
этому воп­росу с иных позиций и с другими возможностями. Поэтому я
считаю, что совершенно правильны претензии и высказывания
участников сегодняшнего пленума о недостаточном просвещении
населения по вопросу о суверенитете... Пока еще идут в средствах
массовой информации самые полярные мнения в виде выступлений или в
виде статей. Немало и таких, о которых я сказал. Но я думаю, что
сегодняшнее обсуждение, когда коммунисты республики на своем
расширенном пленуме высказали отношение своей резолюцией к
данному
вопросу
и
когда
уже
практически
подготовлен
соответствующими комиссиями Верховного Совета республики вариант
Декларации, который будет опубликован для всенародного обсуждения, с
этого момента мы должны позицию свою высказать».
Далее М.Ш.Шаймиев акцентировал внимание на необходимости
разъяснения населению проекта Декларации о государственном
суверенитете республики с привлечением народных депутатов ТАССР,
СССР, РСФСР и местных Советов. Очень важно, сказал М.Ш.Шаймиев,
чтобы депутаты ознакомили с Декларацией население, посоветовались с
ним и на сессию приехали с мнением избирателей.
Обобщая выступления на пленуме по вопросам суверенитета,
М.Ш.Шаймиев сказал: «Очень четко юридическая, правовая сторона
суверенитета была изложена в выступлениях товарища Железнова,
других участников пленума. Единственное, что я хочу сказать, это то, что
мы по Конституции являемся сегодня автономной республикой
социалистического государства, но какое же это государство, когда мы
строим правовое общество без суверенитета? Мы не можем без
суверенитета. Сегодня важен сам факт — объявить республику
суверенной. Объявив ее суверенной, мы себе делегируем
соответствующие права. Те права, которые нам дают возможность
участвовать в разработке и подписании союзно-федеративного договора.
Мы делегируем себе права. Этим самым получаем возможность решать,
какие из своих прав отдать России, какие — Союзу. Если бы в этой
обстановке, когда впервые после революции страна, общество
возвратились к возоб­новлению, переработке, может быть, новой
разработке Союзного договора, партийные, советские органы той
автономной республики, которая за эти годы очень сильно изменилась, в
которой создался громадный всесторонний потенциал, не подняли бы
этот вопрос, не заявили бы о своем суверенитете, то ни вы, ни население
республики, ни общественность, никто бы нас с вами не понял.
Совершенно правильно было высказано здесь, что после заявления о
суверенитете мы должны практически начинать «отдавать» эти права. Но
каким образом это делать? Здесь необходимо отрабатывать механизмы,
нужно принять целый ряд законодательных актов и поработать над
нашей Конституцией. Процесс этот — длительный. Но без объявления
суверенитета мы не можем приступить к этой работе. Вот я бы так
изложил ответ на данный вопрос. Все вопросы отношений с Россией и с
Союзом будут обговорены. Не нужно сегодня ставить этот вопрос
упрощенно: мы с Россией или не с Россией? Мы суверенны. Мы
определяем взаимоотношения, но мы не можем жить без России — это
же всем ясно. Если даже мы этого захотим, мы этого не сможем. Зачем
нам этого хотеть, когда нам это невыгодно? Я считаю, что это ясно».
Необходимо отметить, что пленум не внес полную ясность в вопрос о
суверенитете. Не было четкого мнения и по вопросу взаимоотношений с
Россией. Не внесло в него сколь-либо яс­ности и выступление
Б.Л.Железнова: чувствовалось, что он сам пребывает в тисках
противоречий, с одной стороны, признавая необходимость суверенитета
для Татарстана и права самостоятельного подписания им Союзного
договора, с другой — ратуя за то, чтобы республика оставалась в составе
России. Хотя сам же утверждал, что Татарстан не может быть
одновременно субъектом двух федераций.
Оценка М.Ш.Шаймиевым выступления Б.Л.Железнова как «четкого с
правовой стороны» была выражением того, что руководство республики
еще не было готово обозначить в Декларации статус республики. И вовсе
не случайно в ее проекте, подготовленном рабочей группой Президиума
Верховного Совета, Татарстан был обозначен как субъект Российской
Федерации.
Таким образом, к этому времени республика не была еще готова к
провозглашению суверенитета без указания ее правосубъектности. Хотя
такая точка зрения и была высказана, она с большим трудом пробивала
себе дорогу. И все же в конечном счете возобладала именно она.
Глава ХI. Татарстан объявляется
суверенной республикой
§ 1. Твердым курсом
В истории редко бывает так, чтобы народ и власть слились в едином
порыве. Однако в Татарстане 90-х гг. так и происходило. Первоначально
население на улицах, на митингах и собраниях требовало повышения
статуса республики до уровня союзных республик, в то время как
партийная верхушка долго топталась на месте. Ситуация изменилась
лишь после принятия Верховным Советом РСФСР 12 июня 1990 г.
Декларации о государственном суверенитете России. Следуя примеру,
открывшему так называе­мый «парад суверенитетов», власти республики
взяли твердый курс на принятие аналогичного документа.
В середине августа 1990 г. Председатель Верховного Совета
Татарской АССР М.Ш.Шаймиев, одновременно являвшийся и первым
секретарем Татарского обкома КПСС, собрал в Казанском кремле
представителей общественных организаций. Обсуждался вопрос о
принятии Декларации. Все участники собрания признали необходимость
ее принятия. Споры возникли лишь относительно срока созыва сессии
Верховного Совета и субъектности республики, т. е. правовых
взаимоотношений республики с СССР и РСФСР. М.Ш.Шаймиев внес
предложение созвать сессию в конце августа. Депутатская группа
Верховного Совета «Равноправие и законность» возразила, сославшись
на то, что в летнее каникулярное время невозможно будет посоветоваться
с народом: «Все в отпусках и разъездах, надо, чтобы люди вернулись на
свои места. Без совета с народом нельзя принимать такой важный
документ, каким является Декларация».
Не было согласия в вопросе изложения в Декларации правовых
взаимоотношений Татарстана с СССР и РСФСР. Депутаты группы
«Равноправие и законность» И.Д.Грачев и А.В.Штанин настаивали на
провозглашении суверенитета в составе РСФСР. Иное мнение было
высказано профессором И.Р.Тагировым, который в полном соответствии
с Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа —
единственным документом, провозгласившим в январе 1918 г. Россию
федерацией (текст которого держал в руках), заявил, что в Декларации
суверенитет Татарстана должен быть провозглашен в полном объеме.
Затем в ходе ее реализации с учетом исторических, географических,
геополитических, экономических и иных реалий должен начаться
процесс самоограничения, передачи на основе двустороннего договора
ряда полномочий Российской Федерации.
Голосования по этим вопросам не требовалось. Важно было привлечь
общественность к обсуждению проблем Декларации и начать подготовку
ее
текста.
Варианты
документа
разрабатывались
разными
общественными организациями.
Президиум Верховного Совета принял Постановление «О проек­те
Декларации о государственном суверенитете Татарской Советской
Социалистической Республики» и образовал рабочую группу по ее
подготовке, в которую вошли народные депутаты ТАССР, работники
обкома, члены правительства республики, ученые (в том числе и автор
этих строк).
В результате было подготовлено несколько вариантов Декларации,
принципиально отличавшихся друг от друга двумя момен­тами:
взаимоотношения Татарстана и России и взаимоотношения в республике
татарского и русского языков. Проект доцента КГУ депутата Верховного
Совета республики А.В.Штанина предполагал, что республика должна
быть в составе Российской Федерации, тогда как проект рескома КПСС
вообще не указывал какой-либо правосубъектности республики, полагая,
что суверенитет, согласно Декларации прав народов России (документу,
учредившему в январе 1918 г. Российскую Федерацию), должен быть
провозглашен в полном объеме, и только после этого республика должна
определить свое отношение к федерации. Близки были к этой позиции
проекты, подготовленные ТОЦ и группой писателей и хозяйственников
во главе с писателем народным депутатом республики Р.И.Валеевым.
Таким образом, уже накануне сессии Верховного Совета позиции
общественности и власти сблизились, в чем немалую роль сыграли
республиканские средства массовой информации. Людей сближало
осознание необходимости качественного изменения статуса республики,
превращения ее в государство, базирующееся на праве народа на
свободное самоопределение.
27 августа 1990 г. открылась Вторая сессия Верховного Совета
Татарской АССР двенадцатого созыва. К моменту открытия сессии на
улицах вокруг здания Верховного Совета собрались тысячи людей.
Депутаты проходили в охраняемое десятками милиционеров здание через
толпу, которая к каждому из них обращалась с призывом
незамедлительно принять Декларацию о государственном суверенитете.
На сессии из 249 депутатов присутствовал 241. Председатель Верховного
Совета республики М.Ш.Шаймиев от имени Президиума Верховного
Совета предложил повестку из 12 пунктов, где третьим пунктом предполагалось обсуждение вопроса о государственном суверенитете
республики. Однако в ходе обсуждения повестки дня вопрос о
государственном суверенитете был отодвинут на пятое место, что
вызвало недовольство многих.
Накал страстей в зале заседаний Верховного Совета соответст­вовал
настроению на улицах и площадях Казани и республики. Один из
депутатов обратился к председательствующему и к народным депутатам
с предложением принять решение о снятии милицейского пикета от
входа в Верховный Совет, ибо «не нужно... прятаться от своего народа».
М.Ш.Шаймиев ответил, что для этого не требуется решения Верховного
Совета, и милиция осталась на месте.
После перерыва слово взяла депутат Ф.А.Байрамова: «Товарищи
депутаты! Вы просили нас, чтобы мы успокоили народ на улице. Мы
удовлетворили вашу просьбу, и вы во время перерыва, наверное, видели,
что народ отошел от здания, где идет сессия Верховного Совета, и
разошелся. Но это не значит, что напряжение исчезло. Вы знаете, что мы
собрали полмиллиона подписей и передали Президиуму Верховного
Совета Татарии. Сегодня в Набережных Челнах, Нижнекамске, Уфе и во
многих других местах объявившие голодовку татары требуют от нас
решительного и срочного решения вопроса о государственном статусе...
Я призываю срочно перейти к рассмотрению вопроса о государственном
статусе Татарской АССР. Если по тем или иным причинам рассмотрение
нашего предложения будет оттягиваться или совсем прекратится, то мы
освобождаем себя от ответственности за напряженность, конфликты на
национальной почве» (перевод с татарского. — И. Т.).
В зале раздавались требования об изменении повестки дня в связи с
неоднозначной обстановкой в республике и незамедли­тельного
рассмотрения вопроса о Декларации республики. Хотя обсуждение
регламента и продолжалось, стало ясно, что невозможно бесконечно
оттягивать обсуждение вопроса о Декларации. Становилось
невозможным игнорирование мнения обществен­ности, которое
находило выражение и в многочисленных телеграммах и письменных
обращениях населения.
Во второй половине второго дня работы сессии Ф.Х.Мухаметшин от
имени секретариата проинформировал о поступивших в адрес сессии
документах. К 15 часам было зарегистрировано 685 документов, из
которых 137 писем, 207 обращений и заявлений; 612 документов
непосредственно по вопросу о суверенитете. География поступавшей
корреспонденции охватывала 50 республик, областей, городов и других
населенных пунктов. Даже вокруг этих документов разгорелась борьба
между депутатскими группами. Депутат Р.Сиразиев выразил
недовольство тем, что была зачитана только часть телеграмм, в то время
как наличие 612 телеграмм по вопросу о суверенитете
свидетельст­вовало, что «не о хлебе сейчас у людей душа болит», а о том,
каким будет суверенитет: «Мы оттягиваем все время этот вопрос. Вы
поймите, мы ж даем волю абсолютно непредсказуемым последствиям.
Поэтому я считаю... надо завтрашний день посвятить именно этому
вопросу». Взявший за ним слово Р.Г.Галеев, поддержав Сиразиева,
произнес следующие слова, вызвавшие оживление в зале: «Мы,
товарищи, все-таки начали работу, поста­вив телегу впереди лошади. Не
приняв Декларацию о суверенитете, мы много такого приняли, что в
дальнейшем, если примем Декларацию, нам надо будет перерабатывать,
опять сидеть две недели. Поэтому я присоединяюсь к депутату
Сиразиеву, что завтра нам надо браться за основное...». Были на сессии и
депутаты, придерживавшиеся иного мнения. Так, депутат В. Курылев
сказал следующее: «Сегодня... не все депутаты готовы к обсуждению
вопроса о суверенитете. Потому есть у ряда депутатов излишняя
категоричность в заявлениях. Мы должны обсуждать этот вопрос в
абсолютно спокойной обстановке. Мы должны вынести чрезвычайной
важности документ, и он должен быть разумным. Поэтому я обратился с
запиской, где предлагаю обратиться от имени нашей сессии в печати ко
всем гражданам с призывом прекратить митинги, забастовки и всякие
голодовки... Каждый из нас понимает важность того вопроса, который
будет обсуждаться». По результатам голосования сессия решила
обратиться к населению и призвать к спокойствию. Такое обращение
было принято на следующий день.
Несколько депутатов в своих выступлениях отвергли базировавшееся
на письме в адрес сессии предложение разъехаться депутатам по домам,
поскольку-де на селе идет уборка урожая. Депутат Р.А.Юсупов, отвечая
на такого рода требования, сказал, что митинги выражают как раз
солидарность по главному вопросу, который тревожит всю
общественность, все население республики, и потребовал, чтобы все
телеграммы были немедленно изучены и доложены сессии. Он осудил
подход, при котором кто-то, основываясь на какой-то одной телеграмме,
пытается сор­вать сессию, когда в то же время другие телеграммы
остаются без внимания. А депутат А.Васильев предложил развесить в
фойе все телеграммы с тем, чтобы депутаты с ними ознакомились.
М.Ш.Шаймиев с этим согласился.
Нашлись депутаты, которые, ссылаясь на мнение трудовых
коллективов, попытались не допустить обсуждения предложенного
Президиумом Верховного Совета проекта Декларации. Так, депутат
Спартаковского избирательного округа Казани В.Иванов сослался на
митинг жителей Московского и Ленинского районов, где якобы было
заявлено, что «если он (проект. — И. Т.) будет принят, это приведет к
непредвиденным последствиям».
После длительного обсуждения закона о статусе народного депутата
сессия приступила к рассмотрению вопроса о государственном
суверенитете республики. При этом было решено вести прямую
трансляцию по радио из зала заседаний.
Обсуждение началось выступлением Председателя Верховного
Совета М.Ш.Шаймиева. Он подчеркнул обоснованность повышения
статуса республики, необходимость в связи с этим принятия декларации
о государственном суверенитете Татарстана. Для выработки этого
документа М.Ш.Шаймиев предложил создать специальную комиссию.
Затем слово было предоставлено председателю постоянной комиссии
по национальным вопросам и культуре Р.А.Юсупову. Он, обосновывая
необходимость принятия Декларации, сказал, в частности, следующее:
«Ни один разумный и честный человек, будь он татарин или не татарин,
не может не замечать того факта, что существующая поныне унитарная,
тоталитарная и иерархическая государственная система не может
обеспечить подлинного равноправия народов, создать необходимые
условия для раз­вития их культуры и языка. В наиболее невыгодном
положении, по сравнению с союзными республиками, находятся
автономные образования». Юсупов указал на то, что Татарстан почти
лишен национальных татарских школ, не имеет своей Академии наук,
студии художественных фильмов, имеет всего одно книжное издательство. Татарстан, обладая огромными природными богатствами и
большим промышленным потенциалом, не вправе распо­ряжаться своей
собственностью. Сужается сфера использования татарского языка,
создалась реальная угроза утери национального быта, традиций и
обычаев. Вместе с тем Р.А.Юсупов предостерег депутатов от принятия
документа с указанием двусубъектности Татарстана, т.е. его
принадлежности и к Союзу ССР, и к Российской Федерации. Р.А.Юсупов
закончил свое выступление следующими словами: «Я как народный
депутат, отвечающий прежде всего за обеспечение и укрепление
добрососедских, дружеских отношений между представителями
различных национальностей в нашей республике, считаю своим долгом
обратить на это внимание всех моих коллег по парламенту... очень
серьезно взвесить все факторы при голосовании за Декларацию, нести
высокую ответственность за судьбу 7,5 миллиона татар. Я призываю вас
отдать свои голоса за подлинный суверенитет народа Татарстана».
Затем М.Ш.Шаймиев огласил представленный группой депутатов
документ, в котором, учитывая исключительную сложность достижения
согласия по вопросу о суверенитете, предлагалось начать работу с
обсуждения концепции и основных принципов Декларации.
Предлагалось выступить всем желающим. Однако депутаты такой подход
не восприняли, и было решено заслушать авторов альтернативных
вариантов Декларации.
Депутат Р. Сиразиев представил проект Декларации, подготовленный
под руководством депутата Р.И.Валеева. Проект был направлен против
двусубъектности республики, напоминающей, по словам оратора,
положение человека, сидящего на двух стульях. В документе главный
упор делался на верховенство, самостоятельность, полноту и
неделимость власти республики в пределах ее территории, независимость
и равноправие во внешних сношениях, а также на международную
правосубъектность республики.
Поддержкой выступлений Р.А.Юсупова и Р.Сиразиева прозвучало
выступление депутата Верховного Совета РСФСР Н. Махиянова. Он
выделил три фактора, имеющих принципиальное зна­чение при решении
вопроса о суверенитете: тесная взаимосвязь Татарстана с духовной и
материальной жизнью России; политическая ситуация в Советском
Союзе; национальный фактор. В качестве приоритетного Махиянов
обозначил националь­ный фактор, сказав, что в свое время большевики,
признав право наций на самоопределение, заработали хороший
политический капитал и сейчас «самое подходящее время оплатить
щедро розданные в свое время политические векселя». По мнению
докладчика, СССР уже перестал существовать, а РСФСР переживает
стадию развала, а новой структуры, способной объединить
появляющиеся суверенные республики, еще нет. В этих условиях для
Татарстана выход из состава РСФСР и вступление в СССР будет
означать лишь переход «из одной тюремной камеры в другую». Исходя
из этого Махиянов предложил сле­дующую последо­вательность
действий: «Признание Татарстана суверенной рес­пуб­ликой. В
Декларации о государственном суверенитете Татарской республики не
указывать, к субъектам какой Федерации причисляется наша республика.
Второй этап: определение полномочий, которые Татарстан готов
передать условному центру, который в будущем объединит суверенные
республики. Третье: немедленное предъявление требований к новому
Со­юзному договору». Оратор особо подчеркнул, что обретение суверенитета Татарстаном является не разрушительным, а созидательным
процессом и предложенный подход будет стимулировать создание
принципиально нового содружества национально-государственных
образований. К тому же Н. Махиянов предложил назвать республику
просто Советской, убрав слово «социалистическая», что будет означать
определенный шаг к деидеологизации и демократизации общества. Он
предостерег депутатов от дискриминации граждан по национальным,
религиозным и политическим мотивам, предложил ратифицировать
международное соглашение по правам человека и выработать
Конституцию республики. Здесь необходимо отметить, что среди
значительной части депутатов, а следовательно, и населения, назрело
убеждение о необходимости отказаться от определения республики как
социалистической. Отказ же от идеи Советской власти назревал долго.
Однако эти вопросы не стали на сессии предметом специальных
дискуссий.
В эти дни всех волновал вопрос взаимоотношений России и
Татарстана. При этом депутаты не переставали ссылаться на своих
избирателей. Так, депутат Косулин заявил о том, что перед отъездом на
сессию Верховного Совета депутаты Зеленодольского городского Совета
поручили ему озвучить обращение, принятое на сессии городского
Совета. В обращении говорилось, что принятие деклараций о
суверенитете союзными республиками ставит под сомнение само
существование Союза Советских Социалистических Республик. В
документе обосновывалась неправомерность принятия Декларации о
государственном
суверенитете
республики:
«Провозглашение Татарии суверенным государством забло­кирует
действие союзных и республиканских (РСФСР) законов. Верховный
Совет Татарии должен будет экстренно разработать и принять пакет
законов, регулирующих политическое, экономическое устройство
республики,
собственное
гражданское,
уголовное,
трудовое
законодательство. Суверенное государство должно иметь постоянно
работающий законодательный орган, которого сегодня нет... Мы
призываем вас сосредоточить усилия на первоочередных вопросах.
Никто не мешает республике принять такой объем самостоятельности,
какой мы можем взять на себя. Никто не мешает принять меры для
создания оптимальных условий, способствующих возрождению
татарской национальной культуры, самобытности татарской нации.
Поскольку
вопрос
государственного
устройства
является
основополагающим в жизни народа, Зеленодольский городской Совет
народных депутатов считает, что вопросы об определении статуса
республики и о принятии Декларации о суверенитете являются
преждевременными и должны быть определены самим народом путем
проведения референдума на основе пакета проектов всех вышеуказанных
законов. Мы призываем вас проявить государственную мудрость и
гражданскую ответственность». Однако депутат, похоже, сам
придерживался несколько иной точки зрения на этот вопрос, поэтому
завершил свое выступление следующими словами: «Товарищи народные
депутаты! Я бы еще раз просил вас не очень строго относиться ко всему
тому, что вы здесь услышали. Возможно, это есть альтернатива, и
считаю, что основное, к чему мы должны прислушаться в этом
обращении, это та боль, с которой народные депутаты относятся к тем
бедам, которые касаются всех нас. Ведь не только мы переживаем за
судьбу нашей республики, за судьбу граждан, проживающих на
территории нашей Татарии».
Выступления депутата М.А.Мулюкова многие ждали с нетер­пением.
С одной стороны, оно являлось выражением настроений значительной
части татарского населения, а с другой — служило ориентиром для
многих сидящих в зале. Поэтому все присутствовавшие слушали его
внимательно. «Татарский общественный центр уже три года, учитывая
настроения населения нашей республики, учитывая настроения татар и
представителей других национальностей в нашей республике, также
учитывая настроения татарского населения, проживающего за пределами
нашей республики, — это, как известно, более 5 миллионов, пришел к
мысли о необходимости изменения именно статуса нашей республики»,
— начал докладчик. Далее следовал вывод: республике тесно в рамках
автономного статуса, назрела необходимость повышения ее статуса, но
этого невозможно сделать в составе Российской Федерации. Далее он
изложил основные положения предложенного Татарским общественным
центром проекта Декларации, состоящего из 36 пунктов. Зал с
удовлетворением воспринял следующие его слова: «...я могу
подтвердить, что гаранти­руются права всех граждан, проживающих в
нашей республике. А то распускают разные ложные слухи о том, что
якобы Татарский общественный центр ставит вопрос о суверенитете
республики и в дальнейшем хочет переселить русское население из
нашей республики. Товарищи, я повторяю — это неправильно! [Этого]
вы ни в одном документе Татарского общественного центра и
Декларации не найдете». Хорошим предзнаменованием прозвучал
призыв докладчика к гражданскому согласию и предложение определить
30 августа как день суверенного Татарстана.
Депутат П.Ионов, в свою очередь, признал право любой нации
беспрепятственно реализовывать свои национальные, политические и
социальные интересы, исключая возможность превосходства одной
нации над другой. Он высказался также против передачи части
полномочий республики Союзу ССР или РСФСР, поскольку суверенитет
предполагает полную самостоятельность республики. С учетом этого
П.Ионов предложил исключить из проекта Декларации указание о
правосубъектности Татарии. Свое выступление депутат завершил
предложением принять Декларацию в виде политического документа,
провозглашающего суверенитет, а дальнейшие правовые аспекты уже
доработать. Выступление депутата, по сути призвавшее депутатов к
компромиссу, вызвало одобрение и аплодисменты.
Депутат Р.Хафизов, выступивший от имени постоянной комис­сии
Верховного Совета по вопросам законодательства, законности,
правопорядка и привилегиям, во многом обобщил выступления
предыдущих депутатов. Он сообщил о том, что комиссия провела по
проблеме суверенитета пять заседаний и предложила Ми­нис­терству
юстиции представить проект Декларации о государственном
суверенитете. Проект Министерства юстиции был одобрен на заседании
комиссии девятью голосами «за» при семи «против». Многие вопросы
оказались спорными, и по ним у комис­сии не выработалось единого
мнения. Одним из важных выводов работы комиссии стало заключение о
том, что положение «суверенная Татарская республика является
субъектом двух федераций — Союза ССР и РСФСР» является
юридически недействительным. Эти слова вызвали аплодисменты зала.
Особое внимание Р.Хафизов обратил на положения проекта Декларации,
обеспечивающие
верховенство
законов
республики
и
устанавливающие договорные отношения с Россией и Союзом ССР.
Далее Р.Хафизов остановился на вопросах собственности и предложил
изложить соответствующую статью Декларации в сле­дующем виде:
«Земля, ее недра, другие природные ресурсы на территории Татарской
АССР являются собственностью народа, которому принадлежат
исключительные права по их владению, пользованию, распоряжению.
Определение правового режима всех видов имущества относится к
исключительной компетенции Татарской ССР. Татарская ССР имеет
право на свою долю в общесоюзном имуществе соответственно вкладу
народа Татарской АССР».
Р.Хафизов не удержался и озвучил мнения своих избирателей о
суверенитете республики, показывающие, что депутатам предстоит
решать проблему независимости Республики с учетом многообразных,
порой противоречащих друг другу факторов. В одном из них,
подписанном 400 избирателями, содержалось следующее требование:
«Мы, рабочие и служащие, творческая интел­лигенция, татары и русские,
чуваши и евреи, весь народ Татарии, избирали вас народными
депутатами, доверяясь вашим предвыборным платформам и обещаниям.
Практически в каждой платформе депутатов были лозунги о
преобразовании Татарии в союзную республику. Мы требуем
выполнения своих предвыборных обещаний и провозглашения на Второй
сессии Верховного Совета ТАССР Декларации о государственном
суверенитете Татарской Советской Социалистической Республики. Мы
требуем поименного голосования по вопросу о суверенитете. Народ
должен знать, кого из депутатов надо будет отозвать за несоответствие
предвыборным обещаниям, их конкретным действиям». Другой документ
за подписью полутора тысяч человек был сле­дующего содержания:
«Депутатская группа микрорайона Дербышки, обобщая мнение жителей
микрорайона о суверенитете Татарии, в связи с начинающейся сессией
Верховного Совета ТАССР доводит до вашего сведения следующие
предложения: Декларацию о суверенитете, предложенную Президиумом
Верховного Совета ТАССР, не принимать, а ограничиться на данной
сессии коротким заявлением по этому вопросу... Голосование...
проводить поименно. Решение об изменении статуса республики, о государственном языке и по другим вопросам принимать только через
референдум. Для этого вначале разработать закон о референдуме.
Трудовые коллективы предприятий Дербышек видят будущее Татарии
только в составе обновленной России. Верховному Сове­ту республики
провести в жизнь Постановление первого съезда народ­ных депутатов
РСФСР о недопустимости совмещения должностей председателей
Советов всех уровней с другими должностями». В заключение депутат
предложил после принятия Декларации поставить на голосование
обсуждение двух проек­тов документов: постановления о задачах
правительства, вытекающих из принятия Декларации о государственном
суверенитете, и Обращение Верховного Совета Татарской республики к
Верхов­ным Советам Союза ССР и РСФСР с предложением
незамедлительно вступить в переговоры с суверенной Татарской
республикой о заключении взаимовыгодных договоров. Эти слова
вызвали аплодисменты участников заседания.
Депутат Б.Воробьев свое выступление построил на тезисе о
необходимости привлечения народа к обсуждению важнейших
документов. При этом он сослался на статьи 1 и 2 Конституции
республики, согласно которым вся власть в Татарской АССР
принадлежит народу. Б.Воробьев сообщил депутатам, что перед сессией
он провел анкетирование и личные встречи с избирателями, в результате
которых выяснилось, что 83,4% избирателей требуют проведения
референдума. Возражая утверждениям о том, что проведение
референдума дестабилизирует обстановку в республике, депутат
отметил: «...народ у нас достаточно грамотен... и созрел для того, чтобы
самому определять те или иные важнейшие законодательные акты. А
вопрос о суверенитете, о самоопределении республики — что может
быть важнее этих вопросов для татарского народа, для русского народа,
для всех жителей республики? Поэтому, поддерживая идею о суверенитете республики, я считаю целесообразным после принятия суверенитета
республики составить пакет законодательных актов, в первую очередь —
закон о референдуме. Все дальнейшие вопросы вхождения республики в
те или иные договорные отношения с Союзом или с Россией решать
именно путем референдума. Также и вопрос о языке и другие важнейшие
законодательные акты должен решить референдум. Иначе все наши
предвыборные обещания останутся пустым гласом».
В выступлении Б.Воробьева получили освещение вопросы о выходе
страны из экономического кризиса, о необходимости тщательной
проработки договорных отношений с РСФСР и СССР. Вывод депутата
был таков: Декларацию о суверенитете рес­публики надо принять, а
вопрос о вхождении в ту или иную федерацию решить через референдум.
Далее с яркой речью на татарском языке выступил депутат
М.Шайхиев. Он сказал, что провозглашение суверенитета республики
отвечает чаяниям всего татарского народа и многонационального народа
Татарстана. Категорически отвергнув идею двусубъектности, он
поддержал идею непосредственного вхождения республики в Союз ССР.
Депутат В.Михайлов попытался охарактеризовать настроения
избирателей Советского района г. Казани, оперируя несколькими
письмами и обращениями. Выборочный метод, который был представлен
им при анализе этих документов, базировался на данных
приборостроительного конструкторского бюро (КПКБ), где он сам
работал, и мнении депутатов Советского района. Требования основной
массы населения — суверенитет через референдум. По мнению
В.Михайлова, ставить вопрос о выходе из состава России
несвоевременно по двум причинам: во-первых, Верховный Совет РСФСР
имеет конкретную программу вывода России из кризиса, разработанную
лучшими учеными-экономис­тами, а в Татарии собственная программа
экономического развития и перехода к условиям рынка не разработана;
во-вторых, предлагаемая Декларация о суверенитете не соответствует
международной Декларации прав человека, не предполагает дальней­шей
демократизации жизни. Поэтому В. Михайлов предложил сначала
разработать пакеты экономического и национального развития ТАССР и
определить договорные отношения с Россией, и только после этого
вернуться к вопросу о суверенитете.
Далее депутат зачитал обращение сессии Советского районного
Совета народных депутатов к сессии Верховного Совета республики, в
котором отрицалась возможность выхода Татарстана из России и
выражалось опасение, что в республике могут оказаться ущемленными в
правах русские, марийцы, мордва, украинцы и т.д. Свое выступление
В.Михайлов
закончил
следующими
сло­вами,
вызвавшими
аплодисменты в зале: «Нам жить на этой земле, мы никуда друг от друга
не уйдем. Поэтому нам всем надо дать равные права, и мы все вместе
будем двигаться дальше».
Депутат Ф.Ш.Сафиуллин начал свое выступление с констатации
отсутствия в стране равных прав между народами, но главным
источником бед обозначил экономический кризис. Не называя фамилии,
однако имея в виду выступившего перед ним В.Михайлова, он сказал:
«Говорят, что у нас своей программы нет. Зачем нам сочинять
программу, если есть программа Ельцина? Мы ее возьмем целиком, на
100% или, может быть, на 110, если она нам подходит. Но мы ее возьмем
не потому, что нам приказали, а потому, что считаем ее разумной по
нашей воле, вот в этом суверенитет». Идею двусубъектности
Ф.Ш.Сафиуллин назвал бессмыслицей. Коснувшись вопроса о
референдуме, он сказал, что у многих людей существует ложное
впечатление о нем как о форме справедливости. Однако после
референдума какая-то часть населения все равно останется недовольной
его результатами, и потому он не принесет обществу покоя. Предполагая,
что татары не составляют абсолютного большинства в республике, и,
возможно, поэтому результаты референдума могут не дать им желаемого
результата, депутат сказал: «А ведь речь идет о национальном
достоинстве народа, возрождении национальной культуры. Без воли
татарского народа суверенитет объявить нельзя... Но это не дает право
татарскому народу проводить референдум только среди татар, исключать
людей другой национальности. Мы на это тоже не имеем право...».
Ф.Ш.Сафиуллин призвал депутатов отказаться от названия
республики советской и социалистической, обозначив ее просто
Республикой Татарстан. У депутатов вызвали удовлетворение его
следующие слова: «Отношения с Россией у нас должны быть особые, и
вот после Декларации надо эти особые отношения закрепить особым
законом. Мы внутри России. От России отделение немыслимо при всем
желании, этого никто, думаю, и не желает». Ф.Ш.Сафиуллин выразил
согласие с В.Михайловым в необходимости принятия декрета о власти,
который должен стать «первым криком новорожденной Татарской
суверенной республики». «Благоразумие со стороны одних, уступка —
других. Я, например, считаю: без благоразумной уступки русского
народа суверенитет татарского народа невозможен. Но татарский народ
никогда не ответит злом на это благоразумие, ответит только двойной,
тройной дружбой. Я призываю к этому благоразумию всех жителей
республики — татар, чувашей, русских», — заключил депутат под
аплодисменты.
Депутат Т.Шигабиев поддержал Ф.Ш.Сафиуллина в том, что
суверенитет — это прежде всего ответственность перед народом, и он
нужен для эффективного управления республикой, его реализация не
означает разрыва с Россией: «Мы расположены в самом центре России.
Куда мы уйдем? Куда мы денемся? Мы же не ставим вопрос об
образовании своих вооруженных сил, своих таможенных служб,
денежного обращения, образования Ми­нистерства иностранных дел и
т.д.» В заключение он сказал: «Мы почти все в своих предвыборных
программах говорили о суверенитете нашей республики, что будем
добиваться самостоятельности. Я знаю, что почти 90% сидящих здесь в
зале депутатов имело в программах такие пункты. Так давайте же будем
верны своим обещаниям, и поэтому голосование, я считаю, все же надо
произвести поименно, чтобы избиратели знали, как выполняет тот или
иной депутат свои обещания перед избирателями» — и призвал
депутатов поддержать проект Декларации, предложенный Р.Сиразиевым
и Р.Хафизовым.
Народному депутату РСФСР М.Р.Рокицкому на сессии выпала роль
посредника между руководством сессии и депутатской группой
«Согласие». Суть его позиции заключалась в отказе от таких крайностей,
как требование преобразования республики в Казанскую область или
выдвижение лозунга «Татария — для татар». Он открыто поддержал
центристскую позицию М.Ш.Шаймиева: «И вот я должен — те, кто знает
меня хорошо, скажут, что это, наверное, впервые, — я должен просто
воздать должное председателю Минтимеру Шариповичу за взвешенное,
продуманное выступление». М.Р.Рокицкий призвал депутатов принять
Декларацию на этой сессии без определения субъектности: «Не надо
обрубать себе пути, надо подождать». Докладчик рекомендовал
депутатам объяснить своим избирателям, что государственный
суверенитет подразумевает национальный суверенитет и это не
ущемление, это путь к процветанию республики. Посредническая
деятельность М.Р.Рокицкого на этом не завершилась.
30 августа 1990 г. утреннее заседание сессии открыл М.Ш.Шаймиев,
призвавший депутатов к взвешенному, конструктивному разговору с тем,
чтобы абсолютным большинством прийти к конкретному решению.
Первым слово было предоставлено депутату Р.А.Файзуллину,
который, подчеркнув важность обсуждаемого вопроса, призвал своих
коллег к консенсусу. Боящихся суверенитета он разделил на три группы.
Первая, по его мнению, боится, что это может привести к отделению
Татарстана от России. Однако, по мнению поэта, об отделении
полностью Татарстана не может идти и речи: «Ведь вопрос ставится
только о суверенитете, о равноправии. Разве можно найти хоть одного
человека, который семей­ными или другими узами не был связан с
другими? Нам друг без друга жить просто невозможно, будем
реалистами. Без России нам нет полнокровной жизни». Во вторую группу
он выделил опасающихся, что при суверенитете будут ущемлены
интересы народов другой национальности. Эти опасения Р.А.Файзуллин
назвал совершенно необоснованными. К третьей группе были отнесены
люди, полагающие, что суверенитет нужен партократам, которые
«готовят для себя новую структуру». Несостоятельность таких опасений
очевидна, подчеркнул докладчик, так как вопрос о том, кто будет
управлять республикой, определяет народ и депутаты. Р.А.Файзуллин
категорически отверг принцип двусубъектности, ибо, по его словам, «на
одну шею два хомута не надевают».
Получивший за Файзуллиным слово А.А.Колесник, наоборот,
поддержал идею двусубъектности, сославшись на своих избирателей,
80% которых, по его утверждению, выступают против выхода из России.
Депутат В.Фахрутдинов заявил, что на первое место при
провозглашении суверенитета республики должен быть поставлен
человек, а не государство, источником права должен быть народ.
«Считаю, — отметил он, — нельзя строить свое благополучие за счет
ущемления прав других... это неизбежно приведет к межнациональным
конфликтам». Как и многие другие депутаты, В.Фахрутдинов предложил
принять Декларацию без указания субъектности республики с тем,
чтобы, получив поддержку народа, сесть за стол переговоров с Россией
или с Союзом.
Р.М.Миннуллин главный акцент сделал на необходимости поднять
статус республики до уровня нормального цивилизованного государства
с тем, чтобы она стала субъектом международного права, имела в других
государствах и республиках СССР свои представительства. «Нас
устраивает только полная самостоятельность, полная свобода.
Суверенитет, извините, не мясо, не сахар, которые можно получать
порциями», — сказал он. Р.М.Миннуллин призвал депутатов преодолеть
сомнения, неуверенность в своих силах и закончил свое выступление
следующими словами: «Начинается новый отсчет времени. Всех нас
ждут новые времена, новые трудности, новые проблемы, которые нам
решать самим».
Выступивший за ним автор одного из вариантов Декларации
А.В.Штанин подчеркнул, что государственный суверенитет необходим,
национально-государственное
самоопределение
каждого
народа
необходимо. Он, так же, как и В.Фахрутдинов, отметил, что при этом на
первом месте должен стоять человек.
Генеральный
директор
производственного
объединения
«Нижнекамскнефтехим» Г.З.Сахапов привел конкретные цифры,
свидетельствующие об экономическом бесправии республики. По его
данным, в республике 80% произведенной промышленной продукции
приходилось на долю предприятий союзного подчинения, 18% — на
долю предприятий российского подчинения, и только 1,5% — местного
ведения. Г.З.Сахапов отметил, что продажа на экспорт продукции
«Нижнекамскнефтехима» осуществляется по лицензии, спускаемой
«сверху», при этом доходы почти целиком остаются в Москве.
Подчеркнув, что у других предприятий, например, «Нижнекамскшины»,
положение еще хуже, он сказал: «Ясно одно: так жить нельзя, и назад
дороги нам тоже нет. Какая же тогда дорога может вывести нас на
широкий простор, если не на процветание, то хотя бы на нормальную
экономическую и человеческую деятельность? Это независимость
предприятий, разные формы собственности, рынок, суверенитет и
самоуправление территории. Наше благополучие в наших руках. И не в
подчинении у кого-то, не в составе кого-то, а вместе с кем-то, с
суверенными республиками, в договоре равных, достойных деловых
партнеров». Г.З.Сахапов особо выделил область межнациональных
отношений и гражданства, обратив внимание депутатов на то, что люди
обеспокоены тем, что придется в принудительном порядке изучать
татарский язык. В заключение депутат сказал: «Голосую поименно за
суверенитет, где четко написано: «Татарская АССР гарантирует всем
проживающим на ее территории гражданам, независимо от их
национальности, право на всестороннее экономическое, социальное и
культурное развитие, свободу совести и вероисповедания, а также другие
права и свободы человека». Мы, народные депутаты, должны принять
эти слова как клятву. Другого не должно быть».
Депутат Сабинского избирательного округа Ф.А.Байрамова,
подчеркнув, что она выдвинута от Татарского общественного центра,
выступила против референдума и сказала, что дала клятву вести борьбу
за суверенность Татарстана: «Этот язык, земля, вера нам, татарам, даны
Богом много тысяч лет тому назад. Мы здесь никого не завоевали и не
собираемся завоевывать. Мы боремся только за свои права, за сохранение
своей нации. Выносить на референдум вопросы государственности,
языка было бы грубейшим нарушением международных прав. Мы
вынуждены будем искать защиты у мировой общественности...». Особое
внимание Ф.А.Байрамова уделила проблемам села, национальной
культуры. В заключение она затронула вопросы взаимоотношений татар
и русских, которые, по ее словам, «настолько вместе сжились, что даже в
каких-то поколениях начали развиваться, как сиамские близнецы... мы с
русскими вросли друг в друга». Сращивание двух народов было оценено
ею как противоестественное явление и начало национальной трагедии, в
результате которой теряются «две большие культуры, прекрасные
качества двух наций». «Типы, которые не имеют ни национальных
корней, ни разума, не являются ни татарами, ни русскими... Вот чего мы
добились, стремясь слить две нации», — сказала она.
Депутат от Елабуги А.Владимиров, вручив президиуму сессии
заявление, подписанное 3185 гражданами города, изложил его
содержание. Горожане, поддерживая идеи суверенитета, требовали не
выходить из состава России, ибо это, по их мнению, приведет к развалу
экономики страны и республики и может повлечь за собой
непредсказуемые последствия в межнациональных отношениях. Ему
возразил депутат Н.Валеев, который сказал, что общественность
склоняется к тому, чтобы взаимоотношения с СССР и РСФСР и другими
республиками строились на основе договоров, в том числе и Союзного.
Между тем на площади вокруг здания, где проходила сессия, народ не
расходился. Возгласы с требованием немедленного принятия Декларации
были слышны отовсюду. Однако такого рода настроения могли сорвать
работу Верховного Совета, поэтому председательствующий на сессии
М.Ш.Шаймиев напомнил депутатам о принятом накануне специальном
обращении к избирателям и сообщил, что вопреки договоренности на
площади Свободы прошла демонстрация. «Если товарищи депутаты от
Татарского общественного центра не пойдут (на площадь. — И. Т.), не
договорятся (с демонстрантами. — И. Т.), чтобы такое не происходило, я
считаю, что работу сессии продолжать не нужно. Я предлагаю за один
час до следующего перерыва договориться», — сказал он. Эти слова
вызвали аплодисменты в зале, и работа сессии снова вошла в
конструктивное русло.
Полемичным и конструктивным было выступление народного
депутата РСФСР, председателя Союза писателей республики
Р.С.Мухамадиева. Вот небольшой отрывок из его выступления: «Ряд
депутатов, в частности товарищи Косулин и Воробьев, громогласно
говорили о необходимости проведения референдума. В стране пока еще
никто не проводил подобных акций. И Россия, и Туркмения, и Молдова,
и Литва, то есть каждая из республик, провозгласивших суверенитет,
решила этот вопрос парламентским путем. Многих беспокоит при
условии нашего суверенитета перспектива выживания республики. Нас
предостерегают: а что если Россия перекроет нефтепроводы, а что если
не пропустит сюда через свои шлюзы, блокирует железные дороги и
воздушное
пространство?
Отвечаю,
товарищи
демократы:
демократическая правовая Россия на это пойти не может. Времена, когда
все решалось при помощи силы и диктата, думаю, уже канули в историю.
Председатель Верховного Совета России Ельцин сам не раз заявлял, что
РСФСР, цитирую: «...будет всемерно поддерживать любую форму
суверенитета Татарии, защищать его от посягательств». Объявляя свой
суверенитет, Татарстан вовсе не идет на конфронтацию с кем-либо, а тем
более с Россией. Даже тот факт, что на территории РСФСР вне
Татарстана проживает более трех миллионов татар, а на территории
Татарстана проживает более полутора миллионов русских, доказывает
несостоятельность таких опасений. Дружба и взаимопонимание — они
как воздух будут одинаково необходимы для всех. И перед
равно­правными самостоятельными республиками откроются невидан­ные ранее перспективы экономического, культурного и
политичес­кого сотрудничества. Договоры, заключаемые между
суверенными республиками, наоборот, еще более сблизят их, явятся
предпосыл­кой здоровых, подлинно демократических взаимных
отношений между народами... Что касается Декларации, где Татарстан
провозглашается субъектом двух федераций, то она абсурдна, я
согла­шаюсь со всеми. Что касается половинчатых решений и
предложений подождать, то хочется напомнить уважаемым народным
депутатам: во-первых, мы уже ждали более 70 лет, а то и больше; вовторых, суверенитет или есть, или его нет. Другого варианта не бывает. И
вообще пора бы понять, что перепрыгивать пропасть в два прыжка
невозможно, рассчитывать на второй прыжок бесполезно. Я искренне
верю в благоразумие и политичес­кую компетентность народных
избранников Татарстана».
Под впечатлением от этих слов депутат П.Ионов обратился ко всем
депутатам, в том числе и депутатам РСФСР, с просьбой не делать
тенденциозных заключений по позиции каждого депутата. Это
относилось и к выступлению Мухамадиева, потому что тенденциозные
заявления, может быть, непродуманные, были не только со стороны
демократической платформы, а также Татарского общественного центра.
Б.Л.Железнов, подчеркнув, что выступает не как политик, а как юрист
и ученый, попытался обосновать взаимоотношения Татарстана с Россией
и СССР и тем самым поддержать защитников идеи двухсубъектности
республики. По его мнению, в РСФСР Татарстан должен быть субъектом
Федерации, а в СССР, в силу его постепенного превращения в
конфедерацию, войти как конфедеративный член. «Мы не мыслим себя
вне правосубъектной связи с Россией не только в силу исторических,
экономических причин, но хотя бы в силу нашего геополитического
положения в центре, в самом сердце России», — сказал он.
Жесткой критике подверг проект, разработанный рабочей группой
Верховного Совета Декларации, а по сути и подходы Б.Л.Железнова
депутат от Азнакаево Р.Шакуров: «Два взаимосвязанных принципа лежат
в основе ленинской национальной политики: это самоопределение и
равенство народов. С точки зрения реализации этих принципов проект
Декларации, представленный рабочей группой... является аморфным,
непоследовательным.
Я
бы
назвал
его
Декларацией
о
псевдосуверенитете. Не зря говорит­ся, что история повторяется дважды:
в виде трагедии и фарса. Еще в 20-е гг. был первый обман татарского
народа — процесс автономизации. В 1990 г. — «двойное подчинение»,
«двойной статус». Готовится новый обман всех народов, населяющих
нашу республику». Предложение А.А.Колесника подождать с провозглашением суверенитета Р.Шакуров также подверг критике, сказав, что
при таком подходе с суверенитетом придется подождать еще 500 лет.
Закончил выступление он так: «Суверенитет Татарстана не противоречит,
а только усиливает суверенитет России».
Писатель Р.И.Валеев, выразив озабоченность возможным раско­лом
депутатского корпуса по национальному признаку, сказал, что будет
выступать на русском языке с тем, чтобы его поняли «русские братья и
русскоязычные татары», так как «если сегодня они не поймут меня на
русском языке, тогда, боюсь, мы уже никогда не поймем друг друга... А
если на этой сессии русская часть депутатов заблокирует принятие
Декларации о государст­венной независимости, я боюсь совсем
разочароваться в них». В своем выступлении он попытался убедить
депутатов в необходимости принятия Декларации, обеспечивающей
политический и экономический суверенитет республики и тем самым
восстанавливающей справедливость по отношению к татарскому народу.
Р.И.Валеев категорически отверг предложения о двусубъектности
Татарстана и идею референдума по вопросу о статусе республики. Он
заявил, что будет голосовать за полный суверенитет без слов «субъект» и
«в составе», ратовать за поименное голосование с последующим
опубликованием результатов в печати и выступать за срочное
составление правительственной программы в условиях суверенитета и
рыночных отношений. Категоричным было требование депутата к
правительству: если оно не видит путей выхода из кризиса и
формирования своей самостоятельной экономической политики, то
должно подать в отставку.
Нужно отметить, что правительство принимало активное участие в
обсуждении вопросов политического и экономического суверенитета.
Прежде всего сам глава правительства М.Г.Сабиров в ходе сессии
выступил несколько раз. Со специальным докладом об экономической
программе правительства выступил заместитель Председателя Совета
Министров Ф.Г.Хамидуллин. Вот выдержка из его выступления: «Среди
73 областей, автономных республик Российской Федерации Татария
занимает по численности населения 9-е место, по объему промышленной
продукции — 9-е место, продукции сельского хозяйства — 8-е, по
объему ежегодно осваи­ваемых капитальных вложений — 7-е место...
Республика занимает 1-е место среди автономных республик России по
объему промышленной продукции на душу населения, значительно
превышая среднероссийские показатели. Выше среднего по России и
показатель производства в республике сельскохозяйственной продукции
в pacчете на душу населения». Далее отметив, что Татария является
одним из ведущих экономических регионов, он указал на слабые места
народного хозяйства. Особо он отметил отставание республики от других
регионов России в социальной сфере. Так, по обеспеченности
больничными койками ей принадлежало 61-е место, жильем — 37-е
место. Суть правительственной политики в условиях суверенитета, по
мнению Хамидуллина, будет заключаться в максимальном использовании экономического потенциала республики в интересах ее
многонационального народа.
Среди поддержавших идею суверенитета, и особенно его
экономической части, был депутат Верховного Совета СССР Ю.
Красильников. Одобрение депутатов вызвали следующие его слова:
«Сколькими процентами собственности владеет сегодня Татария из ее
промышленного потенциала? Полутора процентами! Ни одна колония
никогда не имела такого мизерного капитала в своей собственности... Я
за полный суверенитет с признанием Советского Татарстана субъектом
международного права».
Выступления секретаря Казанского горкома КПСС Г.Зерцалова и
депутата М.Казакова были посвящены вопросам межнациональных
отношений. Если первый докладчик ссылался главным образом на
мнение партийного актива, второй выражал точку зрения рядового
коммуниста. Выступление М.Казакова ярко показывает настроения,
внутренние переживания и сом­нения русских депутатов: «Самое главное
для русскоязычной части населения — гарантированное равенство всех
народов, населяющих республику. Но с приездом в Казань и с первых
дней работы нашей сессии у меня закрались в душу некоторые сомнения,
появилась неуверенность в принятом решении... по причине того, что вот
эти митинги, манифестации, лозунги, пла­каты, эмоции, открытое
выражение национализма и шовинизма, требо­вание, чтобы депутаты
слушали только их, — все это вызвало у меня очень отрицательное
отношение. И я некоторым своим товарищам сказал было, что, видимо,
придется голосовать за другие какие-то предложения, но не за
суверенитет. Однако, взвесив все это реально, обдумав еще раз и поняв,
что эти митинги — дело рук небольшой группы людей и их
организаторов, которые, чув­ствуется, имеются и среди народных
депутатов, я решил быть выше эмоций, выше мнений организаторов этих
митингов и все же проголосовать за суверенитет нашей республики...
Успех может быть только на пути консолидации всех общественных сил
в интересах народа, т.е., как это указал XXVIII съезд КПСС, в
осуществлении принципов партнерства, терпимости, взаимоуважения,
корректности».
Для снятия такого рода сомнений оказалось очень уместным
выступление депутата из Нижнекамска А.Зиатдинова, отразившего
настроения татарской части депутатского корпуса. Русскоязычным
депутатам было важно услышать из уст авторитетного человека, что
Татарстан не добивается разрыва отношений с Россией, а требует только
равноправия. «Насколько нам нужна Россия, — сказал депутат, — ровно
настолько же Татарстан нужен России. Насколько нам нужны Украина,
Молдавия, Эстония, Чувашия, Узбекистан, Якутия... Сахалин, ровно
настолько же Татарстан нужен им... Именно на принципах
взаимовыгодности строятся все экономические отношения в мире.
Насильно мил не будешь... Говорят, что у нас мало природных ресурсов.
Разве их больше у Финляндии, у Израиля, не говоря уже о Японии? Мы
основную ставку должны делать на труд, труд умственный, труд
физический, труд созидательный... Республика обладает огромным
интеллектуальным, научным, инженерно-техническим потенциалом,
прекрасными рабочими кадрами и замечательными работниками
сельского хозяйства. Есть только задача, как их заинтересовать, чтобы
они заработали в полную силу». А.Зиатдинов подверг критике
прозвучавшее мнение об отсутствии в республике экономических
концепций для подкрепления государственного суверенитета и
напомнил, что еще в середине 1989 г. группа экономистов республики
при участии специалистов шести автономных республик разработала
основные принципы экономической самостоятельности, которые были
отвергнуты Москвой со ссылкой на то, что они применимы только в
союзных республиках. Депутат закончил свое выступление следующими
словами: «Думаю, что новые задачи при новых возможностях найдут и
новых исполнителей. Есть у нас экономисты, есть и юристы. Некоторые
наши коллеги бьют тревогу о том, насколько опасно быть
самостоятельным. Да, наше положение было такое, что мы как бы
снимали комнату в чужой квартире. Когда настало время получать
квартиру, начали выражать сомнение в том, сможем ли мы жить
самостоятельно. Но, не получив квартиры, это трудно доказать».
Об изменении настроений депутатов в пользу полноценного суверенитета свидетельствовало выступление председателя Со­вета
народ­ных депутатов Набережных Челнов Ю.Петрушина, который довел
до сессии Верховного Совета поручение депутатов городского Совета:
«1. Принять Декларацию о государст­венном суверенитете Татарской
Советской Социалистической Респуб­лики и преобразовать ее в
Советскую Республику Татарстан. 2. Исключить из проекта Декларации
тезис о субъектности Татарстана в обновленной Федерации России и
Союза. 3. Объявить, что государственными языками на территории
Татарстана являются татарский и русский языки. 4. Учесть при
обсуж­дении Декларации предложения и замечания, выска­зан­ные на
сессии городского Совета». Депутат предложил принять короткую
декларацию с определением двух государственных языков, гарантией
защищенности всех наций республики и гражданства.
Депутат С.Титов, всецело поддержав Петрушина, предложил, однако,
сохранить в названии республики слова «Советская Со­циа­лис­тическая».
Депутат Казанского Совета М.Шамсутдинов, депутат Верхов­ного
Совета А.Ахатов, так же, как и многие другие депутаты, предложили
переименовать ТАССР в Республику Татарстан. Первый секретарь
Кировского райкома КПСС Р.Сабитов, в отличие от многих депутатов,
заявил, что люди не готовы к восприятию суверенитета в его правовом и
экономическом содержании, и, сославшись на решение Кировского
районного Совета народных депутатов от 28 августа, предложил решить
этот вопрос путем референдума.
Выражая мнение противников двусубъектности и референ­дума,
прокурор Кировского района Казани Р.Вагизов апеллировал к Сабитову
так: «Если мы здесь «торжественно» хороним сталинскую политику
ранжирования народов по сортам, если все депутаты согласны, что
двусубъектность с точки зрения политики и права — это абсурд, то
должны поставить точку над «i» и по вопросу о референдуме. Мои
аргументы против референдума: когда референдумом решаются вопросы
естествен­ного права народов на самоопределение, на создание
нацио­нального очага, то референдум проводить не следует. Второй
аргумент: провозглашая суверенитет, мы как бы ратифицируем
международные правовые законы о праве народов на самоопределение...
В СССР создан прецедент провозглашения суверенитета Верховных
Советов СССР, Украины и т.д. И почему Татария должна пойти на какойто непонятный эксперимент и создать прецедент решения этого вопроса
через референдум? Тем более референдум может обострить ситуацию в
республике. Тогда уже джинна межнациональных напряжений трудно
будет загнать назад в бутылку».
Обсуждение вопроса так затянулось, что выступления последних
ораторов Ю.С.Решетова, Р.Г.Галеева, Т.Абдуллина, И.Мустафина,
несмотря на их конструктивизм, прозвучали при большом шуме в зале.
В ходе заседания председательствующий М.Ш.Шаймиев внес
предложение создать для выработки окончательного текста Декларации
согласительную комиссию в следующем составе: В.Нефедов,
Н.Владимиров, М.Аглиуллин, С.Абуладзе, Ю.Алаев, Н.Баграмов,
Е.Кабыш, А.Лозовой, В.Липужина, Р.Миннуллин, М.Мулюков,
Ю.Петрушин, А.Перов, М.Сираев, Л.Терентьев, И.Грачев, Ф.Хамидуллин, Б.Железнов, Р.Мухамадиев, В.Лихачев, Р.Сиразиев, И.Тагиров,
Х.Киямов,
Р.Хафизов,
А.Штанин,
Р.Юсупов,
Ш.Ягудин,
Ю.Красильников, Г.Муртазин. По предложению депутата А.Васильева в
комис­сию дополнительно был введен Ф.Сафиуллин. Всего 30 человек.
Так как в работе комиссии в качестве ее председателя участвовал
М.Ш.Шаймиев, на вечернем заседании сессии председательствовал
Р.Ш.Шамгунов.
В вопросе о названии республики комиссия без особых дискуссий
пришла к единому мнению. Слова «Советская Социалистическая» были
убраны, и она была обозначена просто как Республика Татарстан.
Однако это было сделано в отсутствие М.Ш.Шаймиева. Когда он
вошел в комнату, где работала комиссия, и увидел на столе проект без
названных двух слов, то настоял на двойном названии республики. «Вы
примете Декларацию и разъедетесь по домам. А мне с этим документом
завтра надо ехать в Москву», — сказал он и добавил, что время для
отказа от этих слов еще не настало.
Основным предметом дискуссий на комиссии стали вопросы
субъектности и государственных языков. Наконец компромисс был
найден. Было решено не указывать в Декларации субъектность
Татарстана, а в качестве государственных обозначить татарский и
русский языки.
По окончании работы комиссии М.Ш.Шаймиев, заняв место
председательствующего в зале заседаний, сказал: «По настрое­нию
депутатов чувствуется, что они в ожидании такого документа, который
должен вобрать в себя все различие мнений, стремлений, все сомнения и
все надежды... По-моему, им удалось сделать такой документ, который
является творчеством кол­лективного разума. По поручению комиссии
слово о проекте Декларации суверенитета Татарской АССР имеет
депутат Са­фиуллин».
Приведем некоторые строки из выступления Ф.Ш.Сафиул­лина:
«...Набиравший силу заряд разнополярности в нашем парламенте в
результате плодотворной работы и взаимного понимания... теперь уже
рассеялся. Разрядка произошла, и я очень рад, что в результате мы
приходим к общему пониманию. Растаяли последние льды взаимного
недоверия, подозрений в каких-то подвохах. Мы окончательно
убедились, что нам делить нечего, что у нас общая судьба... Могу
доложить от имени согласительной комиссии, что 30 человек почти
единодушно, без споров по принципиальным вопросам, отобрав самое
лучшее из всех проек­тов деклараций, пришли к единому разумному,
нравственному выводу, который я хочу предложить от имени комиссии
вашему вниманию. Я допускаю мысль, что здесь не все шероховатости
удалены, есть, наверное, и к чему придраться. Товарищи, это есть
компромисс, это есть согласие. То, что должно быть в отношении между
людьми, между народами, между возрастами, как в нормальном
обществе. Прежде чем зачитать, я призываю поддержать документ, в
котором ото­бражены самые основные идеи, которым он призван
отвечать». Началось обсуждение оглашен­ного Ф.Ш.Сафиуллиным
проекта Декларации, в основном были затронуты пункты о
собственности и верховенстве законов республики. Была достигнута
договоренность оставить все как есть в проекте. Предложение исключить
из выражения «реа­лизуя неотъемлемое право татарской нации, всего
народа республики на самоопределение» слова «татарской нации» не
прошло, т.к., по словам председателя комиссии по законности,
привилегиям и депутатской этике Р.Хафизова, татар­ская нация является
субъектом государственно-правовых отношений, имеет право на
самоопределение. В 22 часа 30 августа документ был принят в
окончательном виде. Председатель счетной комиссии Р.З.Ал­тынбаев
объявил, что «за» из 242 депутатов проголосовали 241, воздержался
только депутат Ю.Бахтеев. Это сообщение было встречено бурными
аплодисментами и возгласами «ура».
Принятие Декларации явилось коренным поворотом в истории
Татарстана, так как открыло путь к становлению пол­нокровной
государственности, в то же время оно положило начало превращению
России в подлинную федерацию. Однако вся подлинно революционная
работа по ее реализации была еще впереди.
§ 2. Тернистый путь реализации Декларации
Успешность всякой революции определяется степенью отхода от
старых законов и переходом к новым правовым нормам. Татарстану во
взаимоотношениях с Россией и со всем остальным миром также
предстояло перейти на новые правовые нормы.
Предстоял переход республики в статус суверенного государства. Он
не умалял, а скорее возвышал значение Декрета 27 мая 1920 г. об
образовании Татарской республики, так как народ, потерявший после
1552 г. свою государственность, обрел автономию. Если бы тогда не
была обозначена территория республики, суверенитет 90-х был бы
невозможен. Татарская АССР стала плацдармом для борьбы за
подлинную государственность.
Декларация о государственном суверенитете, хотя и была важным
документом, сама по себе не изменила статуса республики. Права
республики по-прежнему определялись сверху. Республика могла быть в
любое время ликвидирована или в лучшем случае преобразована в
обычную административно-территориальную еди­ницу. И никто не смог
бы оспорить правомерность ее ликвидации. Принятую Декларацию
необходимо было закрепить. Для этого существовало два пути: первый
— проведение всенародного референдума, что явилось бы бесспорным
выражением воли много­национального народа Татарстана, второй —
достижение признания Декларации Российской Федерацией путем
заключения двустороннего договора.
На
первых
порах
двусторонний
договор
был
более
предпочтительным. Если бы удалось убедить российское руководство в
правомерности действий руководства Татарстана, то для республики
сразу открылся бы путь к установлению договорных отношений с
Российской Фе­дерацией, что действительно стало бы реализацией
формулы «революции без ссоры с прокурором».
Однако в российском руководстве обнаружились значительные
колебания в этом вопросе. В Москве с признанием Декларации о
государственном суверенитете Татарстана явно не спешили.
В те дни Верховный Совет республики получил проект Фе­деративного договора, который был рассмотрен и обсужден на сессии 6—8
февраля 1991 г. Депутаты отвергли его как документ, противо­речащий
Декларации о государственном суверенитете республики, и специальным
постановлением поручили делегации Татарстана подготовить проект
Договора ТССР с Российской Федерацией.
20 февраля 1991 г. М.Ш.Шаймиев направил соответствующее письмо
Председателю Верховного Совета РСФСР Б.Н.Ельцину. Одновременно в
адрес Третьего внеочередного Съезда народных депутатов РСФСР была
направлена телеграмма от Президиума Верховного Совета ТССР. Съезд
извещался о том, что исходя из Декларации о государственном
суверенитете ТССР и Закона СССР от 26 апреля 1990 г. «О
разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами
Федерации» III сессия Верховного Совета Республики Татарстан приняла
решение о самостоятельном подписании Союзного договора и
последующем заключении Договора с РСФСР.
Однако решить вопрос о порядке подписания Союзного договора
через съезд народных депутатов России оказалось невоз­можным. В
республике возникли явные затруднения в связи с предстоящими
выборами Президентов России и Татарстана. Должен ли Татарстан
участвовать в выборах Президента РСФСР?
В мае 1991 г. Верховный Совет республики решил провести выборы
Президентов Татарстана и России. У значительной части населения это
решение вызвало недоумение, а у некоторых — чувство протеста и
возмущения.
14 мая 1991 г. Ф.А.Байрамова заявила: «Я объявляю голодовку в знак
протеста против грубого попрания Декларации о государственном
суверенитете ТССР и необдуманного решения Верховного Совета
республики от 13 мая 1991 года о проведении выборов Президента
РСФСР на территории Татарстана». Голодовка депутата, к которой
присоединились еще 16 человек, продлилась до 27 мая. Состоялось
несколько митингов против решения Верховного Совета о проведении
выборов российского президента.
27 мая митингующая толпа внесла в зал заседаний Верховного Совета
республики сидящую в кресле Ф.А.Байрамову. В тот же день Верховный
Совет принял решение, по которому республика официально не должна
была участ­вовать в выборах российского президента, вместе с тем в
документе говорилось о необходимости создания условий для
голосования желающим принять участие в выборах Президента
Российской Федерации.
На выборах Президента Татарстана за кандидатуру М.Ш.Шаймиева
проголосовало 74% избирателей. Выборы Президента России на
территории Татарстана не состоялись, так как на избирательные пункты
не явилось более половины избирателей.
В этих условиях стало необходимым внести ясность в вопросы
взаимоотношений России и Татарстана и подписания Союзного договора.
Переговоры по вопросу велись непосредственно М.Ш.Шаймиевым и
Б.Н.Ельциным.
12 августа 1991 г. две делегации в Москве сели за стол переговоров.
Переговоры шли в очень жесткой форме и завершились 14 августа
принятием совместного протокола.
Переговоры начались с приветственных слов глав делегаций. Затем
слово было предоставлено заместителю руководителя делегации
Татарстана профессору И.Р.Тагирову. Он начал свое выступление с
напоминания о том, что историческая память татарского народа хранит
историю своей государственности и народ никогда не прекращал свою
борьбу за ее восстановление. Было отмечено, что Татарстан никогда
добровольно не входил в состав России. Специальное внимание было
уделено документам состоявшегося в январе 1918 г. III Всероссийского
съезда Со­ветов, и особо Декларации прав трудящегося и эксплуатируе­мого народа, при­знавшей суверенность народов России и
про­возгласившей Россию федерацией. Было сказано, что особое
значение имеет последний пункт документа, где констатируется, что «III
Всероссийский съезд Советов ограничивается установ­лением коренных
начал федерации Советских республик России, предоставляя рабочим и
крестьянам каждой нации принять самостоятельно решение на своем
собственном полномочном советском съезде: желают ли они и на каких
условиях участвовать в федеральном правительстве и в остальных
федеральных советских учреждениях».
С.М.Шахрай выразил удовлетворение тем, что наконец-то стали
обращаться к документам, учредившим федерацию, а С.Б.Станкевич хотя
и попытался отвергнуть эти документы как «большевистские штучки»,
но иного аргумента, кроме «тысячелет­ней истории России», у него не
нашлось. Доводы были исчерпаны, когда Станкевичу напомнили, что
начало этой тысячелет­ней истории — Киевская Русь, и предложили для
продолжения переговоров поехать в Киев. С.Б.Станкевича попытался
поддержать заместитель министра иностранных дел Ф.В.ШеловКоведяев.
Г.Э.Бурбулис на второй день переговоров признал правомерность
позиции Татарстана, однако и он не был готов к тому, чтобы включить
произнесенные им слова в протокол, составленный по окончании
переговоров. Он напомнил также, что в Татарстане были сорваны
выборы Президента России, и, по его мнению, это обстоятельство
усугубляло ситуацию.
Естественно, что основой переговоров, кроме документов III
Всероссийского съезда Советов, явилась Декларация о государственном
суверенитете Татарстана. Г.Э.Бурбулис в этой связи отметил, что было
бы гораздо лучше, если бы делегация Татарстана приехала с
результатами референдума о статусе республики. Татарстанская же
сторона возразила, что, поскольку не было добровольного вхождения в
состав России, в проведении референдума нет необходимости: за 438 лет,
которые прошли после взятия Казани, ни один татарин не подписывал
документа о таком вхождении, и именно потому в Декларации не
указано, что Татарстан есть часть России. Услышав эти слова,
С.М.Шахрай поднялся из-за стола и, прохаживаясь вдоль стола, начал
рассуждать как бы от лица татарстанской стороны: «Значит, мы из
России не выходим, но в нее и не входим». В ответ прозвучала реплика:
«Сергей Михайлович, вы очень тонко поняли нашу позицию». После
этого вопрос о выходе из состава России не ставился очень долго.
Далее российская делегация предложила исходить из понимания
положения каждой из сторон. Для руководства России было важно
обеспечить конфиденциальность переговоров — это было необходимо
для того, чтобы об этом не знали другие союзные республики, поскольку
существовал документ «девять плюс один», связывающий российскую
сторону. Имело место и опасение того, что за примером Татарстана могут
последовать другие бывшие автономные республики. Договорились, что
определенная конфиденциальность будет обеспечена. А что касается
соблазна брать пример с Татарстана, то этого не надо было бояться: вопервых, потому, что республики признали факт своего добровольного
вхождения в состав России; во-вторых, в своих деклара­циях о
государственном суверенитете признали свое нахождение в составе
России.
По результатам переговоров был принят протокол.
16 августа делегация Татарстана вернулась в Казань полная надежд,
что для Татарстана открылся путь для самостоятельного подписания
Союзного договора. К этому времени до возможного начала процедуры
его подписания оставалось всего несколько дней.
По договоренности двух делегаций 19 августа 1991 г. в 16 часов утра
в российском «Белом доме» должны были встретиться Б.Н.Ельцин и
М.Ш.Шаймиев, которые должны были поставить последнюю точку по
этому вопросу.
Однако встреча не состоялась. Развитие событий пошло по другому
руслу. Три августовских дня 1991 г. коренным образом изменили
положение в стране.
Глава XII. Заговор
Заговором против страны и народа можно было бы назвать события
18–21 августа 1991 г. Это был заговор властей. Не против друг друга, а
именно против народа. В историю они вошли как события ГКЧП. К
настоящему времени вокруг них нагромоздилось немало мифов и
домыслов. В результате реальные события оказались отодвинутыми на
задний план, а на первое место вышли второстепенные, не имеющие
принципиального значения факты.
Действительно, что представляли собой эти события? Почему они
совпали с датой возможного подписания нового Союзного договора?
Бесспорно одно, они были связаны с ней и являлись продолжением
борьбы вокруг этого документа. В то же время на них лежала печать
противостояния Президента СССР, Генерального секретаря ЦК КПСС
М.С.Горбачева и Президента РСФСР Б.Н.Ельцина.
Горбачев добивался максимальных прав для будущего союзного
государства, а следовательно, и для себя, а Ельцин стремился к тому,
чтобы будущий Союз более всего походил на конфедерацию и реальные
властные полномочия были бы сосредоточены у республик, и более всего
— у России, следовательно, у российского Президента. Ельцин говорил,
что за Союзом следует оставить не более двух-трех полномочий, а
остальные должны реализовываться на местах.
Уже оказавшись в отставке, Б.Н.Ельцин сказал: «Я не люблю
Горбачева!». Да и было за что не любить. М.С.Горбачев сначала
приблизил его к себе, сделав первого секретаря Свердловского обкома
КПСС первым секретарем Московского горкома партии и кандидатом в
члены Политбюро ЦК КПСС, а затем подвергал его неоднократной
публичной «порке» и в конце концов раз­жаловал до председателя
Госкомстроя СССР. Ельцин же после этого, опираясь на народ, который
на Руси всегда благоволил к обиженным, начал подниматься по
ступенькам власти. Стал сначала народным депутатом Российской
Федерации, затем Председателем Верховного Совета РСФСР и наконец
— Президентом России. Потом заявил: «У меня прошел страх перед
Горбачевым!». Тогда им, надо полагать, овладела идея низвержения
М.С.Горбачева. Все это нашло яркое отражение в период подготовки
Союзного договора.
Сам М.С.Горбачев, хотя и добивался поражения Б.Н.Ельцина, не был
способен на решительные шаги. За него эту работу делали
приближенные. У них назрела идея нанесения удара как раз накануне
возможного подписания Союзного договора. Проектом договора,
согласованного в Ново-Огареве, лица, весьма близкие к Горбачеву, были
недовольны. Председатель Верховного Совета СССР А.И.Лукьянов
считал, что проект не соответствует результатам Всесоюзного
референдума, является отходом от него. 16 августа им было сделано
специальное заявление с выражением озабоченности в связи с
появившимся проектом Союзного договора, грозившим, на его взгляд,
развалом страны. В газетах и журналах начали появляться статьи с
критикой ряда положений проекта договора, где выражалось опасение,
что Союз Суверенных Государств, который должен был заменить СССР,
может стать началом конца Союзного государства. Озабоченность за
целостность государства, вызванную появлением этого докумен­та,
выражал и Президент Татарстана М.Ш.Шаймиев.
На заседании Совета Министров СССР, собравшемся 3 августа в
неполном составе, М.С.Горбачев сказал: «Имейте в виду, надо
дейст­вовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть
до введения чрезвычайного положения». 4 августа перед отлетом в Крым
на отдых М.С.Горбачев заметил провожавшему его В.А.Крюч­кову, имея
в виду Б.Н.Ельцина: «Надо смотреть в оба. Все может случиться. Если
будет прямая угроза, то придется действовать», а Г.И.Янаева
предупредил: «Геннадий, ты остаешься на хозяйстве. При необходимости
действуй решительно, но без крови».
Именно в рамках этих поручений 6 августа на одном из секретных
объектов КГБ на окраине Москвы встретились министр обороны маршал
Д.Т.Язов и председатель КГБ В.А.Крючков. На встрече присутствовали
Бакланов и Болдин.
Разработку технических деталей мероприятий на случай введе­ния
чрезвычайного положения Д.Т.Язов поручил командующему ВДВ СССР
П.С.Грачеву. В течение семи дней — до 14 августа шла подготовка к
введению в стране режима чрезвычайного положения. Крючков, Язов,
Бакланов, Шенин, Янаев, Болдин, Павлов ежедневно звонили Горбачеву,
информируя его о ситуации в стране и в Москве. Ему, разумеется, не
сообщали о деталях, но никто не хотел брать на себя принятие
окончательного решения.
Горбачев искал вариант, при котором любой исход событий был бы в
его пользу. Уже на пресс-конференции 22 августа после возвращения из
Крыма он признался, что накануне работал над очень крупной статьей в
32 страницы. «И там один из таких сценариев был, и вот его персонажи
тут и появились», — сказал он, имея в виду делегацию от ГКЧП. Как в
сказке. Только вот возникают вопросы: что это за сценарий? Какова
судьба этой статьи? Почему она не опубликована?
Есть данные о том, что о подготовке заговора было известно и
руководству Российской Федерации. У Ельцина были свои источники
информации.
Вовсе не случайно М.С.Горбачев в эти самые ответственные для
страны дни вместо того, чтобы вести кропотливую работу по подготовке
Союзного договора, оказался на отдыхе в Форосе. Наверное, и вылет
Ельцина в Алма-Ату на встречу с Президентом Казахстана
Н.А.Назарбаевым именно накануне путча тоже не случаен. Как и то, что,
узнав об этом, Горбачев задумался: «Что еще там они затевают?». Он не
смог скрыть своего раздражения: «Надо же, за моей спиной о чем-то
договариваются. Нет, я это дело так не оставлю».
Газеты сообщили лишь о том, что в Алма-Ате ратифицирован
договор между Казахстаном и Россией и Б.Н.Ельцин и Н.А.Назарбаев
приняли два совместных заявления о гарантиях Союза Суверенных
Государств. Пресса сообщала также о подписании протоколов о
сотрудничестве и координации деятельности Министерств иностранных
дел России и Казахстана. Руководители обеих республик дали оценку
взаимоотношениям республик. Н.А.Назарбаев, в частности, сказал: «Мы
оказались единодушны в референдуме по поводу Союзного договора и
сегодня выступаем за скорейшее его подписание». Ельцин же умолчал о
Союзном договоре, подчеркнул лишь, что «обоюдное стремление к
партнерству не случайно и не конъюнктурно». На пресс-конференции
лидеры республик заявили, что в результате встречи в Алма-Ате
«заложена надежная база нового Союза».
О чем, кроме заявленного в СМИ, говорили они, известно только им
самим. Однако Назарбаев, так или иначе, был готов к назревающим
событиям.
Ельцин прилетел от него поздно вечером 18 августа. Он в самолете
принял решение изменить аэропорт приземления, упредив при этом
возможный арест по прибытии из Алма-Аты.
Горбачев самоустранился, по сути дела, дав карт-бланш заговорщикам. В то же время он «передал» им свои сомнения, колебания и
неуверенность. На пресс-конференции перед журналистами у вицепрезидента Г.И.Янаева дрожали руки. Не­уверенность и страх
передавались в войска, органы МВД, КГБ, всем тем, кто был привлечен к
участию в заговоре. Это был заговор обреченных.
Плохая подготовка заговора была отмечена бывшим помощником
Президента США известным советологом З.Бжезинским: «...Если бы
путчисты готовили переворот тщательно, они в первую очередь учли бы
настроения армии и не рассчитывали на московский гарнизон, а
перебросили бы войска из дальних районов страны». Действительно,
П.С.Грачев и некоторые другие генералы, на которых возлагали надежды
путчисты, были перевербованы Б.Н.Ельциным и его людьми.
19 августа рано утром радио и телевидение сообщили о введении в
стране чрезвычайного положения, создании Государственного комитета
по чрезвычайному положению (ГКЧП) и передаче полномочий
Президента страны, «ввиду болезни» М.С.Горбачева, вице-президенту
Г.И.Янаеву.
Это была странная и явно запланированная болезнь. О том, что
Горбачев не был болен, свидетельствовали весьма близкие к Президенту
СССР авторитетные люди. 22 августа в «Комсомольской правде» были
опубликованы свидетельства помощ­ника Горбачева Г.Шахназарова и
президента Научно-промышленного союза СССР А. Вольского,
говоривших с ним по телефону во второй половине дня 18 августа.
Вольский утверждал, что Горбачев был «в добром здравии и в состоянии
исполнять свои обязан­ности в момент своей изоляции». А у
отдыхавшего рядом с Горбачевым Шахназарова около 16 часов состоялся
разговор по телефону, где Президент СССР отнюдь не жаловался на
плохое самочувствие.
Дальнейшие события полны неясностей. Определенно можно сказать
только то, что карты спутал визит представителей ГКЧП к Горбачеву в 16
часов 50 минут и разговор, который состоялся между Президентом СССР
и гэкачепистами. Сам Горбачев весьма туманно поведал об этой встрече
— газеты уже тогда обратили на это внимание. И об упоминании некоего
сценария. Может быть, это был письменный план, представленный
Горбачеву заговорщиками, а может, он сам воспроизвел в голове то, что
ему было устно изложено делегацией в виде плана?
Разумеется, это только предположение, однако базирующее­ся на
подлинном высказывании самого Горбачева.
В составе делегации были Шенин, Бакланов, Болдин, Варенников.
Бакланов от имени делегации предложил Горбачеву подписать указ о
вве­дении чрезвычайного положения. Увидев, что Горбачев колеблется,
он сказал: «Не хотите подписать указ о введении ЧП, передайте свои
полномочия Янаеву. Отдохните, мы за Вас сде­лаем грязную работу!».
Этот эпизод взят из воспоминаний самого Горбачева, поэтому здесь
много субъективного.
Реакция российского руководства на создавшуюся ситуацию была
однозначной. Она нашла отражение в появившихся в тот же день указах
Президента РСФСР, совместном обращении Президента Б.Н.Ельцина,
председателя Кабинета Министров И.С.Силаева и исполняющего
обязанности Председателя Верховного Совета Р.И.Хасбулатова к
населению. В этих документах говорилось о неконституционности ГКЧП
и преступности вошедших в него лиц. Указами до созыва съезда Советов
СССР союзные органы власти на территории РСФСР, включая КГБ,
МВД, прокуратуру, переподчинялись руководству Российской
Федерации. Местным органам власти было предписано не выполнять
указы и постановления ГКЧП. Прозвучало требование создать условия
для выступления перед народом М.С.Горбачева. В виде условия,
предъявленного Председателю Верховного Совета СССР А.И.Лукьянову,
говорилось о необходимости созыва чрезвычайного съезда народных
депутатов СССР. Граждане вплоть до выполнения этих требований
призывались к бессрочной забастовке.
19 августа Президент РСФСР Б.Н.Ельцин созвал пресс-конференцию,
на которой выступил с обращением и расценил отстранение от власти
Президента СССР М.С.Горбачева как антиконституционный акт. В тот
же день у «Белого дома» Российской Федерации состоялся
многотысячный митинг, продолжавшийся более трех часов. На нем
Б.Н.Ельцин призвал к спокойствию и предостерег от провокационных
действий военных.
В свою очередь, как ответ на эти действия российского руководства,
20 августа появился указ исполняющего обязанности Президента СССР
Г.И.Янаева,
в
котором
указы
Ельцина
были
объявлены
неконституционными и не подлежащими исполнению. В заявлении
ГКЧП по этому поводу говорилось, что большинство союзных и
автономных республик «поддерживают принятые меры, вызванные
исключительно острой ситуацией».
Таким образом, началась война указов и предписаний, внесшая
сумятицу в умы людей, и особенно тех, кто стоял во главе местных
органов государственной власти.
В указах и предписаниях как ГКЧП, так и российского руководства
содержались угрозы применения карательных мер к уклонив­шимся от
их выполнения. В том, кто прав или не прав, чьи указы конституционны,
а чьи нет, не смог разобраться даже Комитет конституционного надзора
СССР. Тем более в затруднительном положении находились местные
органы власти: их судьба зависела от того, кто победит, а победителей,
как известно, не судят. Можно ли было тогда однозначно сказать, кто
победит? Вряд ли.
В своей победе сомневались и российские руководители. Как
высказался Р.И.Хасбулатов на радио «Свобода» 19 августа 2001 г.,
Ельцин, почувствовав опасность, местом возможного спасения назвал
посольство США. Потому и получилось так, что в большинстве регионов
страны была занята выжидательная позиция. Не было активной
поддержки ни ГКЧП, ни российского руководства и в Казани.
Руководству
республики
приходилось
преодолевать
обе
противоположные тенденции.
Шифротелеграммы ГКЧП были получены в администрации
Президента, секретариате Кабинета Министров, в Президиуме
Верховного Совета республики и рескоме КПСС. Все они были
одинакового содержания. Часть из них была секретной и не подлежала
разглашению, остальные через средства массовой информации были
доведены до общественности.
В Татарском рескоме КПСС 20 августа в 10 часов 36 минут была
получена шифротелеграмма из ЦК КПСС за подписью секретаря ЦК
КПСС О.С.Шенина, адресованная первым секретарям ЦК компартий
союзных республик, рескомам, крайкомам, обкомам партии. В ней
говорилось: «В связи с введением чрезвычайного положения в отдельных
местностях СССР просим регулярно информировать ЦК КПСС о
положении в регионах, настроении людей, о принимаемых мерах по
наведению порядка и дисциплины, о реакции населения на мероприятия
Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР». С
нею ознакомились секретари рескома Р.Р.Идиатуллин, Н.Ф.Балешов и
В.Кандалинцев. Через час, точнее в 11 часов 37 минут, была получена
шифротелеграмма от имени Секретариата ЦК КПСС: «В связи с
введением чрезвычайного положения примите меры по участию
коммунистов
в
содействии
Государственному
комитету
по
чрезвычайному положению в СССР. В практической деятельности
руководствоваться Конституцией СССР. О Пленуме ЦК и других
мероприятиях сообщим дополнительно». С шифротелеграммой были
ознакомлены
Р.Р.Идиатуллин,
Н.Ф.Балешов,
В.Кандалинцев,
Р.Р.Муслимов, Р.С.Хакимов, С.Ф.Мухарлямов, Б.А.Шагиев, Зиновьев,
М.Г.Сабиров и В.П.Васильев.
В то же время поступали телеграммы от российского руководства,
обязывающие органы власти не выполнять указания и постановления
органов ГКЧП.
Властные структуры республики находились как бы между молотом и
наковальней. С одной стороны, поступали шифротеле­граммы от органов
власти СССР и ГКЧП, требующие неукоснительного выполнения его
решений и постановлений, с другой — усиливался поток
шифротелеграмм от руководства Российской Федерации, требующего
противодействия решениям ГКЧП. Так, 20 августа МВД республики
получило телеграмму, подпи­санную председателем Ко­митета
государственной безопасности В.Иваненко и министром МВД РСФСР В.
Баранниковым: «В этот критический для нашего общества момент все
сотрудники органов госбезопасности и внутренних дел России должны
проявить выдержку, благоразумие, способность трезво оценивать
политическую ситуацию в стране, всемерно содействовать законно
избранной народом власти в предотвращении использования военной
силы и возможного кровопролития. Уверены, что сотрудники органов
КГБ и МВД РСФСР решительно откажутся от участия в
антиконституционном перевороте». Телеграмма была доведена до
Президента и премьер-министра республики.
В тот же день были получены Обращение руководства РСФСР к
народу Российской Федерации, указы Президента РСФСР Б.Н.Ельцина, в
которых создание ГКЧП было объявлено антиконституционным актом и
квалифицировано как государственный переворот. Решения ГКЧП
объявлялись незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР.
Указывалось, что должностные лица, исполняющие их, подпадают под
действие Уголов­ного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по
закону. В одном из указов говорилось, что до созыва внеочередного
съезда народных депутатов СССР все органы исполнительной власти
Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР и Министерство обороны
СССР, действующие на территории РСФСР, переходят в
непосредственное подчинение избранного народом Президента РСФСР.
Органам КГБ, МВД и Министерства обороны предписывалось
немедленно исполнять указы и распоряжения Президента и Совета
Министров РСФСР и принять незамедлительные меры к тому, чтобы
исключить выполнение любых приказаний и распоряжений
антиконституционного комитета по чрезвычайному положению. Указ
содержал предупреждение: должностные лица, выполняющие решения
ГКЧП, отстраняются от исполнения своих обязанностей и привлекаются
к уголовной ответственности.
Документ был передан по каналам МВД, и министр В.Баранников
предписал ознакомить с ним руководителей КГБ и других
заинтересованных органов, руководителей органов власти и управления
республик, краев, областей и городов. Информация о выполнении
приказа и соответствующего указания от 19 авгус­та 1991 г. должна была
направляться в МВД РСФСР ежесуточно к 6 часам, а при обострении
обстановки — незамедлительно. МВД РСФСР предписало усилить
борьбу с преступностью, обеспечить надлежащую охрану правопорядка,
отозвать из отпусков сотрудников органов МВД и перевести личный
состав на усиленный вариант несения службы, создать круглосуточные
оперативные группы и сформировать мобильные резервные отряды на
случай осложнения оперативной обстановки, постоянно изучать и
оценивать складывающуюся обстановку и не допускать втягивания
личного состава в политические разногласия.
Министр
МВД
Татарстана
С.И.Кириллов
находился
в
затруднительном положении: чьи распоряжения и приказы выполнять?
Конкретных указаний на этот счет не было и со стороны Президента
республики. Реализовывать приходилось общие, совпадающие моменты
предписаний союзного и российского руководства.
Кириллов предписал к 7.00 ежедневно докладывать обстановку о
состоянии общественного порядка и борьбе с преступностью по
республике. Уже после, 16 октября 1991 г., на допросе у старшего
помощника прокурора города Казани В.В.Шашмаркина Кириллов заявил,
что в эти дни он руководствовался законами СССР, РСФСР и ТССР,
приказами МВД РСФСР и приказом МВД СССР в части охраны
общественного порядка, усиления борьбы с преступностью, укрепления
социалистической
законности,
а
документами
ГКЧП
не
руководствовался.
В не менее сложной ситуации находился и КГБ республики. Его
председатель Р.Г.Калимуллин описал свое состояние так: «В первый день
переворота мне было трудно ориентироваться в сложившейся в стране
обстановке, особенно в этом я утвердился после сообщения о том, что
Президент СССР Горбачев М.С. не может исполнять свои обязанности в
связи с заболеванием».
В 10 часов утра в телефонном разговоре заместитель председателя
КГБ СССР С.П.Пятаков сказал ему, что переворот антиконституционный
и в дальнейшем необходимо действовать исходя из содержания
шифротелеграммы, направленной по линии МВД РСФСР, где дана
объективная оценка происходящим в стране событиям. Р.Г.Калимуллину
эта шифротелеграмма МВД была передана его заместителем
В.А.Салимовым. Калимуллин, в отличие от министра МВД, не наложил
на нее никакой резолюции, не сообщил о шифротелеграмме и
руководству республики. Позже на допросе он ответит четко, что
руководствовался действующими законами СССР и РСФСР. А на
шифротелеграммы ГКЧП Р.Г.Калимуллин накладывал резолюцию:
«Ознакомить руководящий и оперативный состав». В них не было слов о
поддержке ГКЧП, не было и соответствующих приказов.
В тот же день состоялось заседание Президиума Верховного Совета
Татарской ССР, посвященное общественно-политической ситуации в
стране в связи с введением чрезвычайного положения. Было отмечено,
что на территории республики чрезвычайное положение не введено и
органы государственной власти и управления осуществляют свои
конституционные полномочия. С целью обеспечения политической и
экономической стабиль­ности в республике Президенту республики было
рекомендовано усилить контроль за исполнением действующего
законодательства Союза ССР и Татарской ССР, в том числе и за
средствами массовой информации. Редакторам республиканских и
местных газет было рекомендовано воздержаться от публикаций
материа­лов, направленных на дестабилизацию обстановки. Как
свидетельствовал член Президиума Верховного Совета А.И. Перов, по
предложению Ф.Х.Мухаметшина на заседании было принято решение
никаких указаний ГКЧП в республике не исполнять.
В это самое время Президент республики находился в Москве. Здесь
он в 10 часов утра 19 августа должен был встретиться с Президентом
Российской Федерации Б.Н.Ельциным.
Утром, после сообщения об отстранении М.С.Горбачева и
возложении обязанностей Президента на Г.И.Янаева, М.Ш.Шаймиев
позвонил в приемную Ельцина, где ему сообщили, что Борис Николаевич
не сможет принять его. Тогда М.Ш.Шаймиев связался с Г.Э.Бурбулисом,
находившимся на даче Б.Н.Ельцина, и тот подтвердил, что Б.Н.Ельцин
его не примет. Вот как передает сам М.Ш.Шаймиев дальнейший
разговор: «Бурбулис спросил, буду ли подписывать заявление. Я ответил,
мне надо еще посмотреть, что там у вас будет написано».
После этого у М.Ш.Шаймиева состоялся телефонный раз­говор с
Председателем Верховного Совета Башкирской ССР М.Г.Рахи­мовым.
Стало известно, что руководители 15 республик, приехавшие на
церемонию подписания Союзного договора, условились встретиться в 10
часов утра у здания Верховного Совета СССР. Они поднялись к
Председателю Верховного Совета СССР А.И.Лукьянову, который сказал,
что сам недавно прилетел в Москву на вер­толете, М.С.Горбачев болен и
через несколько дней Верховный Совет рассмотрит вопрос о придании
ГКЧП конституционного статуса.
А.И.Лукьянов явно лукавил. Знал он, конечно, гораздо больше,
однако довериться руководителям республик не захотел, вместо этого
рекомендовал им встретиться с Г.И.Янаевым и, созвонившись, сказал,
что встреча состоится в 12 часов.
Эту встречу М.Ш.Шаймиев описал так: «Янаев принял нас, видимо, в
своем кабинете. Вид у него был, в отличие от Лукьянова, несвежий.
Янаев на вопрос, где М.С.Горбачев, сказал, что Михаил Сергеевич
тяжело болен, в связи с чем он вынужден взять на себя обязанности
Президента СССР. Янаев сказал, что ситуация в стране сложная, в
отдельных регионах может начаться гражданская война, в связи с чем в
этих регионах необходимо ввести чрезвычайное положение. Янаев
сказал, что у М.С.Горбачева были представители ГКЧП и Горбачев им
сказал, что, пожалуй, теперь другого выхода нет, т.е. выразил согласие».
Уже после ареста на допросе на вопрос: «Скажите, кто-то из
руководителей автономий на этой встрече заявил о неконституционности
ваших действий и незаконности создания ГКЧП и его постановления?»,
Янаев ответил: «Нет, никто об этом не заявлял. Это естественно,
поскольку даже Комитет конституционного надзора не заявил о
неконституционности».
Таким образом, Президент Республики Татарстан М.Ш.Шаймиев
улетел в Казань, так и не встретившись с руководством Российской
Федерации и получив лишь одностороннюю информацию от союзного
руководства. В этих условиях приходилось дейст­вовать весьма
осмотрительно, чтобы сохранить в республике стабильность,
гражданский мир и межнациональное согласие.
В то самое время, когда М.Ш.Шаймиев выяснял ситуацию в Моск­ве,
в 9 часов утра 19 августа 1991 г. премьер-министр М.Г.Саби­ров провел
совещание с руководителями министерств и ведомств. На нем он, по
словам председателя КГБ республики Р.Г.Калимуллина, какой-либо
политической оценки событиям не давал, остановился лишь на
экономических проблемах и поста­вил задачу обеспечить нормальную
работу всех хозяйственных служб ТССР, надежную охрану важнейших
объектов и принять меры к недопущению националистических и
экстремистских проявлений. Днем глава правительства успел побывать в
Альметьевске и уже вечером провел совещание с хозяйственными
руководителями
республики,
избегая
оценки
складывавшейся
политической ситуации.
Все ждали приезда Президента. В аэропорту его встречали руководители правительства и ряда ведомств, которым он категорически заявил,
что в республике чрезвычайное положение вводиться не будет.
20 августа в 10 часов 30 минут М.Ш.Шаймиев провел расширенное
заседание президентского совета, продолжавшееся около полутора часов.
На нем присутствовали также члены Президиума Верховного Совета,
Кабинета Министров во главе с премьер-министром, ответственные
работники аппарата Президента и Верховного Совета, председатели
районных и городских Советов, начальник Казанского гарнизона и
начальники двух военных училищ.
Президент детально рассказал о своем пребывании в Москве. В своем
выступлении он главной целью определил сохранение стабильности в
республике и недопущение втягивания известными политическими
силами населения в пучину противостояния.
По
свидетельству
заведующей
отделом
по
вопросам
межнациональных отношений аппарата Президента И.В.Терентьевой,
Президент, рассказав о своем визите в Москву и обрисовав политическую
и экономическую обстановку в республике, остановился на проблемах
межнациональных отношений и обратил внимание, что все эти вопросы
необходимо в печати и других средствах массовой информации освещать
очень осторожно, с большим вниманием. По свидетельству другого
участника совещания А.И.Перова, М.Ш.Шаймиев ориентировал
участников совещания на то, чтобы не давать повода для введения
чрезвычайного положения, и призвал хранить выдержку.
После заседания состоялась встреча Президента с журналистами. На
нем он призвал органы власти и средства массовой информации
действовать осмотрительно, обдуманно и принимать взвешенные
решения, руководствуясь при этом законами и Конституциями СССР и
ТССР и ориентируясь на информацию, поступавшую по каналам ТАСС.
«Никакой национальной направленности, националистических шагов ни
у одного издания, ни в какой форме, независимо от того, кто редактор
газеты — депутат или не депутат. Во время чрезвычайного положения
значок не считается» — таков был главный лейтмотив его выступления.
Он предостерег присутствующих в зале руководителей ведомств и
журналистов, многие из которых уже получили разнохарактер­ные
циркуляры и предписания: «Я еще раз говорю — действуют законы,
Конституция и все, вытекающее из решений Государственного комитета
по чрезвычайному положению в стране и указаний Президента
республики. Другого не дано. Если кто не согласен, тот своими руками
губит свое будущее... В условиях, когда создан Государственный комитет
по чрезвычайному положению, в условиях, когда есть заявление
Российской Федерации, если мы не определимся в позиции и начнем
толковать и допускать разные понимания в этой сложившейся ситуации,
если такое произойдет в разных местах, то она может привести к
гражданской войне. Это надо ясно понимать, это не просто слова».
Положительную роль в обеспечении стабильности в республике
сыграло Обращение Президента к гражданам республики с призывом
сохранить мир и спокойствие. Республика заняла позицию,
соответствующую Декларации о государственном суверенитете
Татарстана. Во всех выступлениях и действиях руководства республики
на первое место ставились интересы Татарстана, его многонационального
народа. Не было открытой поддержки ни ГКЧП, ни руководства
Российской Федерации. При необходимости делались ссылки и на указы
Ельцина, и на поста­новления ГКЧП.
Те, кто толкал руководство республики на односторонние дейст­вия,
рассчитывал лишь на один-единственный исход событий. Кто же был в
ответе за судьбу республики и ее народа, должен был быть готов к
любым последствиям. На односторонние действия толкала Президиум
Верховного Совета депутатская группа «Народовластие», добивавшаяся
созыва внеочередной сессии Верховного Совета и осуждения на ней
ГКЧП. Между тем это могло привести к ожесточенной схватке в стенах
парламента между сторонниками ГКЧП и российского руководства. А
она, несомненно, перекинулась бы за стены парламента и охватила бы
всю республику и ее столицу.
Заявление российского руководства, указы Президента РСФСР
доходили до Казани и по неофициальным каналам. По сви­детельству
председателя Татарстанского отделения Демократической партии России
Р.Р.Ахметова, им до 12 часов дня были получены обращение и указ
Ельцина. Было отпечатано 5 тысяч экземпляров указа, и началось его
распространение по городу. Телетайпное сообщение агентства «РИА» об
обращении рос­сий­ского руководства, в котором действия ГКЧП
квалифици­ровались как антиконституционный переворот и содержался
призыв к всеобщей забастовке, было получено и в редакции газеты
«Вечерняя Казань».
В этих условиях руководство республики сочло целесообразным
несколько воздержаться от публикации в газетах указов Президента
РСФСР и Обращения к населению российского руководства. Задача
заключалась в том, чтобы не допустить путаницы в головах людей, чтобы
их не охватывали панические чувства и настроения, могущие толкнуть их
под знамена безответственных людей, стремившихся дестабилизировать
ситуацию и обострить межнациональные отношения.
Редакциям СМИ давались рекомендации именно такого характера. С
ними связывался исполняющий обязанности пресс-секретаря Президента
ТССР Р.М.Сабиров. Ответственный сек­ретарь газеты «Вечерняя Казань»
М.Б.Бирин свидетельствовал, что пресс-секретарь попросил воздержаться
от публикации призывов к митингам и забастовкам и комментариев
действий и документов ГКЧП. Разумеется, это был призыв к обдуманным
и неторопливым действиям. Однако по инициативе Е.Чернобровкиной и
А.Карапетяна собралось общее собрание членов редакцион­ного совета,
которое решило опубликовать эти сообщения. Ди­рек­тор издательства
В.А.Гаврилов, ссылаясь на реском КПСС, рекомендовал рассыпать уже
готовый набор Обращения и не публиковать сообщения в газете до
выяснения обстоятельств. И редакция «Вечерней Казани», по его словам,
прислушалась к рекомендации Татарского рескома и сняла из номера
обращение Ельцина и материалы в рубрике «В последний час».
После
провала
ГКЧП
М.Б.Бирин
попытался
возложить
ответственность за снятие этого материала на В.А.Гаврилова, однако сам
Гаврилов считал, что редакция имела полное право не снимать этот
материал и опубликовать его. Это подтверждается свидетельством
старшего корреспондента этой газеты А.М.Миллер. «В подобной
ситуации, — свидетельствовала она, — у редакции всегда есть
возможность выразить свою позицию путем отказа от выпуска газеты на
какое-то время». Ясно, что никакая цензура и ничей приказ не могли бы
воспрепятствовать публикации материала, если бы редакция сама этого
захотела.
20 августа Президент республики подписал указ о создании
временного комитета по взаимодействию со СМИ во главе с первым
заместителем премьер-министра республики М.Х.Хасановым. Были
попытки оценить этот шаг Шаймиева как введение цензуры, однако речь
шла об обеспечении согласованных действий властей и средств массовой
информации.
21 августа состоялось заседание этого комитета, где, по свидетельству
его участника А.И.Перова, М.Х.Хасанов сказал, что ни о каком контроле
средств массовой информации речь не идет. А.И.Перов подчеркнул, что
«единственная просьба с его (М.Х.Ха­санова. — И. Т.) стороны была —
сообщить некоторым редакторам газет о том, чтобы в эти два-три дня как
можно тоньше подхо­дили к освещению межнациональных вопросов, т.к.
любая неосторожная публикация может вызвать нестабильность, а это в
свою очередь даст повод ГКЧП ввести чрезвычайное положение, как это
сделали они в других регионах». Механизм действий по контролю за
печатью предполагал, что содержание публикаций, номер в печать
подписывает редактор. «В создавшейся ситуации может не спасти и
депутатский значок, — добавил Хасанов, повто­рив слова Шаймиева. —
Закрыть газету можно за день, открывать ее — долгие годы».
Однако комитет не успел развернуть свою работу. События
развивались стремительно, указ был отменен, не начав дейст­вовать.
Сложные процессы происходили и в Казанском Совете народных
депутатов. В его недрах формировалась так называемая межрайонная
группа, тесно связанная с группой «Народовластие» в Верховном Совете
республики. Она пыталась толкнуть Президиум Совета на односторонние
действия, предложив резолюцию, осуждающую ГКЧП. Однако она
голосами шести его членов, в том числе председателя Совета
Г.И.Зерцалова и председателя исполкома К.Ш.Исхакова, была
отвергнута.
Между тем процесс противостояния углублялся и постепенно из
кабинетов перекидывался на улицы и площади республики. Началось с
Казани.
20 августа 1991 г. на площади Свободы в 18 часов 30 минут начался
митинг, вылившийся в демонстрацию по улицам Профсоюзная,
Астрономическая и Ленина в поддержку отстранен­ного от власти
Горбачева и российского руководства. В нем участвовало около 150
человек. Кто-то громко кричал, что Шаймиев поддержал ГКЧП и
собирается вылететь на пленум ЦК КПСС в Москву, на стенах оперного
театра были расклеены портреты Горбачева и плакаты с текстами указа
Ельцина. Запись вели не менее пяти магнитофонов.
Узнав о начале митинга у оперного театра, председатель
горисполкома К.Ш.Исхаков, бросив хозяйственные дела, выехал туда и
сразу же оказался в центре митинга. Собравшиеся требовали, чтобы
Исхаков дал оценку событиям. Естественно, сделать этого он не мог и
ограничился призывом к спокойствию. Это, по словам К.Ш.Исхакова,
возымело на людей определенное воздействие, но не в такой мере, чтобы
остановить развертывающуюся стихию.
Тем временем продолжалось скопление людей на площади. Вскоре
началось их движение в сторону Кремля. Демонстранты скандировали:
«Ельцин!», «Долой фашизм!».
На перекрестке улиц Профсоюзная и Астрономическая их путь
преградила милиция. Заместитель начальника УВД В.А.Федотов по
мегафону предупредил собравшихся о том, что митинг не
санкционирован, и предложил им разойтись. Тогда начались угрозы в его
адрес, раздавались призывы пойти в Кремль и устроить погром, сравнять
с землей реском КПСС и Совмин.
Процессия, растянувшаяся на 50–60 метров, двинулась по
Театральной улице в сторону Баумана. Временами численность
демонстрантов за счет присоединения прохожих доходила до 200. В
распоряжении у В.А.Федотова было 60 милиционеров, которых он
расставил по цепочке с тем, чтобы перекрыть улицу Ленина.
Авторы статьи «Дубинками по доверию» в «Вечерней Казани»
В.Курносов и В.Смирнов так передают рассказ народного депутата
Татарстана, председателя партии «Иттифак» Ф.А.Байрамовой: «Чуть там
не случилось столкновение с милицией. Я постаралась предотвратить
это, обратилась к людям, чтобы мы пошли спокойно обратно. Но около
университета уже стоял кордон милиции. Так что мы оказались в
ловушке. Тут же откуда-то прибыли омоновцы или спецназовцы, люди в
штатском, видимо, из КГБ. И произошло неприятное и страшное —
человек в штатском сшиб с ног молодого парня. Других людей также
сбили на тротуар, некоторых начали сильно бить. Люди стали метаться,
но уйти было некуда. Я как народный депутат кидалась от одного
милиционера к другому, спрашивала: «Куда вы их забираете? Заберите
тогда и меня!» Мне сказали: «Мы тебя потом заберем, народный
депутат!». По свидетельству очевидцев, некоторым участникам шествия
заламывали руки, избивали дубинками, лежащих били ногами. Кого-то,
потерявшего сознание, увезли на карете «скорой помощи». Семь
участников шествия были арестованы и переправлены в Кировский УВД.
Дела на них в оперативном порядке были переданы в Бауманский суд.
Утром судья Р.Газимов вынес постановление о задержании их на пять
суток. 22 августа свидетели событий, происходивших напротив
физического факультета КГУ, научные сотрудники Казанского
университета В.И.Бойков, В.Л.Кипоть, М.М.Кацо­виан, Д.Х.Ахметов и
В.Ю.Теплов обратились к депутатам Верховного Совета ТССР и
Казанского городского Совета с заявлением, в котором потребовали
проведения расследования по факту «разгона и зверского избиения,
преследования и задержания участников митинга протеста против
незаконного захвата власти ГКЧП» и привлечения виновных к
ответственности.
Милиция действовала грубо и беззастенчиво, однако нетрудно
представить себе возможные последствия демонстрации, направленной в
сторону Кремля. Ее расширение и распространение по городам и
районам республики могло бы спровоцировать применение военной
силы. Необходимая готовность к этому была создана командованием
Приволжского военного округа и лично фашиствующим генералом
А.Макашовым. В гарнизоны округа передавались соответствующие
указания, а после провала путча была дана команда о срочном
уничтожении шифрограмм «установленным порядком, как не
представляющих практической надобности».
Как установил военный прокурор А.А.Фадеев, пять-шесть таких
телеграмм от округа было получено начальником и комендантом
Казанского гарнизона. Некоторые из них успели уничтожить при
попытке изъятия. Сохранились три телеграммы из округа на имя
военного комиссара республики. В ответ на запрос про­курора Татарской
ССР начальник отделения войсковой части № 31635 сообщил, что 19
августа поступили четыре телеграммы; 20 августа — две; 21 августа —
две. Все — за подписями Макашова и Майорова. О том, представляют ли
ценность указанные телеграммы или нет, можно судить по выписке из
рабочей тетради оперативного дежурного по Казанскому гарнизону:
«19.08.91. В 7.40 получена открытым текстом команда — «РОТОР»,
«Боевая готовность — оружие на руки не выдавать». Команда —
достоверна. Ждать дальнейших распоряжений. Опер. деж. по округу.
20.08.91. 11.41 «РОТОР». Командующий войсками округа приказал:
руководящий состав армий, соединений, частей и учреждений из
отпусков отозвать. Все начальники гарнизонов назначены комендантами
гарнизонов.
Передал ОД округа.
Начальнику гарнизона:
1. Для охраны объектов г. Казани планируется выделение 150 чел. От
бригады спецназ. Необходимо дать объекты. Например: телецентр,
здание Верховного Совета и т.д. Итого 4–5 объектов.
2. Спланировать выделение автомобилей от аэродрома до объектов.
Данные передать через 40 мин. [...].
17 — объекты охраны: Верх. Совет, Сов. мин., обком, телецентр,
радиоцентр, ж/д вокзал, 2 аэропорта, центр. почтамт, 3 точки
водосистемы, 4 точки подстанции эл. сетей, речной порт [...]».
Нет необходимости расшифровывать все условные обозначения этих
записей. Ключ к их расшифровке, видимо, находился в уничтоженных
телеграммах, поэтому вряд ли кто-либо, кроме самих военных
руководителей, знал их подлинный смысл, равно как и конкретный план
встречи и развертывания войск из Са­мары. Однако четко и ясно
обозначено, что команды танкистов и местных воинских частей должны
были встретить подразделения спецназа из Самары. Пять взводов
численностью 150 человек на 7 машинах должны были расположиться на
линии Кремль — ул. Ленина — ресторан «Акчарлак» — ул. Гвардейская.
Как можно понять из документа, эти войска должны были пройти по
этому маршруту четыре раза. 150 солдат на семи машинах, одном БТРе и
одном танке должны были расположиться по линии ул. Вишневского —
ул. Гвардейская — полигон, а также около железнодорожного вокзала,
Центрального универмага, по улице Кирова и около Дома офицеров.
График продвижения: 7 офицеров + 8 машин — 8.00, БТР—10.00—12.00,
авт.—7—12—13—13.30. Кроме того, на дороги со стороны Набережных
Челнов и Зеленодольска должны были выдвинуться колонны «для
демонстрации силы».
Сказанное дополняют данные, представленные военным комендантом
города Казани подполковником А.Гузевым: «20.9. 3.30 получено
распоряжение об организации с 6.00 20.9 демон­страции силы /
прохождение колонн военной техники с воо­руженным личным составом
по улицам города, выставление заслонов на основных трассах в составе
БТР (БМП) и отделения личного состава». Хотя офицер и указал, что
мероприятия не прово­дились, несомненно, что приказ о выводе войск на
улицы Казани ждал только своей очереди. Опасность вывода войск на
улицы города сохранялась даже 21 августа. В этот день в 3 часа дня,
когда уже путч был ликвидирован, в гарнизон поступила телеграмма из
округа о приведении войск в состояние боевой готовности.
Не приходится сомневаться в том, что о мерах готовности
выступления сил ГКЧП так или иначе знало руководство республики, но
вряд ли в полной мере. Самая сокровенная тайна содержалась в
уничтоженных телеграммах. О них не знали ни Президент, ни премьерминистр, ни Председатель Верховного Совета. Поэтому руководству
республики нельзя было ошибиться. Оно в эти дни прошло поистине по
лезвию ножа, допустив, возможно, всего лишь несколько вполне
объяснимых ошибок.
Заговор ГКЧП захлебнулся во второй половине дня 21 августа.
Заговорщики были арестованы. Собрались сессия Верховного Совета
РСФСР и V съезд народных депутатов СССР. Подозреваемый в участии в
заговоре Председатель Верховного Совета СССР А.И.Лукьянов был
отстранен от председательствования на съезде народных депутатов
СССР, а вскоре был арестован.
После провала ГКЧП рос авторитет Б.Н.Ельцина и падал авторитет
М.С.Горбачева. Люди спрашивали: «Не будет ли этот окрепший
авторитет (Ельцина. — И. Т.) оказывать негативное воздействие на
авторитет Горбачева?». Член комитета по иност­ранным делам палаты
представителей США Ли Гамильтон также констатировал, что лидерство
Горбачева ослаблено, поскольку Союз находится под большим вопросом.
На съезде и сессии российского парламента выявилась позиция
осуждения действий руководства Татарстана 19–21 августа 1991 г. Она
была от начала до конца клеветнической и направлена против
суверенитета Татарстана. В республике это вдохновило противостоявшие
суверенитету силы, рассчитывавшие на устранение руководства
республики. Уже с утра 22 августа они начали сплачиваться.
28 августа в Прокуратуру Российской Федерации было направлено
заявление республиканского отделения Демократической партии России
с требованием решить вопрос о привлечении к уголовной
ответственности Президента ТССР Шаймиева М.Ш., «активно
поддержавшего ГКЧП 19–20 августа с.г. введением жестокой цензуры на
прогрессивные газеты».
В последующие дни ряды «героев» постфактум возрастали. 23 августа
в Прокуратуру республики поступила петиция за подписью нескольких
десятков граждан с требованием привлечения к ответственности
виновных в поддержке ГКЧП и избиении шестерых участников мирной
манифестации в защиту законных органов власти и законно избранного
Президента СССР. Некоторые депутаты Казанского городского Совета
начали диктовать свою волю его президиуму, созданная ими комиссия по
проверке действующего законодательства в период военного переворота
с 19–21 августа 1991 г. провела расследование по поводу
необоснованного
привлечения
студентов
к
административной
ответственности. Комиссия установила, что министр внутренних дел
республики С.И.Кириллов еще до рассмотрения протеста прокурора
Вахитовского района распорядился освободить задер­жанных студентов.
Однако даже этот гуманный шаг комиссией был расценен как
правонарушение, и прокурору республики О.М.Антонову было
направлено обращение с требованием наказать С.И.Кириллова.
Некоторые депутаты Верховного и Казанского городского Советов в
буквальном смысле «после боя размахивали кулаками». Так,
межрайонная депутатская группа городского Совета заявила о своей
активной позиции и действиях против антикон­сти­туционного
переворота и выступила в качестве обвинителя руководства республики и
города. Ее члены заявили, что 20 августа 1991 г. они отправили
телеграмму в адрес Верховного Совета СССР и Верховного Совета
РСФСР. Выяснилось, что телеграмма была отправлена только 21 августа
в 16.00 часов, когда уже было ясно, что режим ГКЧП потерпел полное
поражение. Такие депутаты опечатывали помещения комитетов партии,
обыскивали «подозрительных». Они рыскали в кабинетах рескома КПСС
и в фондах партийного архива рескома КПСС, в результате пропали
ценные материалы, представляющие интерес для истории республики...
Депутаты группы «Народовластие» уже 19–20 августа ставили вопрос
о созыве сессии Верховного Совета, добиваясь осуждения Верховным
Советом ГКЧП и поддержки российского руководства. Однако
президиум, не имея четкой информации о событиях в столице, не мог
пойти на это. И события эти, так же, как и позиция руководства
республики по отношению к ним, обсуждались после провала ГКЧП на
сессии 29 августа.
Сессия была необычайно бурной. Из 248 депутатов присутствовало
212 человек. Дискуссии по повестке дня, равно как и попытка
депутатской группы «Народовластие» отстранить Председателя
Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшина от ее ведения, были направлены
на то, чтобы, взяв бразды правления в свои руки, добиться принятия
решений с осуждением действий руководства республики в дни ГКЧП.
Смелость депутатам этой группы придавало и присутствие на сессии
советника Президента РСФСР С.М.Шахрая — было известно, что на
сессии Верховного Совета РСФСР Б.Н.Ельцин просил предоставить ему
право на отстранение от должностей глав субъектов Федерации,
поддержавших ГКЧП. Верно это или нет, неизвестно, во всяком случае,
говорили, что у Шахрая имеется соответствующий документ об
отстранении М.Ш.Шаймиева от власти. Вовсе не случайно Шахрая на
площади Свободы встретил огромный митинг в поддержку Шаймие­ва, и
советник Президента РСФСР не мог не считаться с этим.
На сессии наступление начал депутат И.Т.Султанов. Необоснованно
обвинив от имени группы «Народовластие» Председа­теля Верховного
Совета в пособничестве ГКЧП, он предложил Ф.Х.Мухаметшину
спуститься в зал и там подождать решения своей судьбы. В случае отказа
от председательствования депутат пригрозил, что группа покинет зал,
обратится к народу и приступит к формированию делегации на съезд
народных депутатов СССР для изложения своей позиции по событиям в
Татарстане в период путча. Расчет был на немедленную реакцию
депутатского корпуса. Однако, не получив поддержки депутатов, группа
покинула зал заседаний. Ее члены подогревали страсти за кулисами. Они
и оставшиеся в зале заседаний их сторонники продолжали добиваться
осуждения поведения руководства республики в дни ГКЧП и его
отстранения от власти. И.И.Салахов, являвшийся фактическим
представителем покинувшей зал группы депутатов, постоянно оглашал
ее ультимативные требования. Дальнейшая работа сессии показала, что
группа «Народо­властие» не шла ни на какие уступки, считая себя правой
как в оценке ГКЧП, так и в требовании осуждения линии поведения руководства республики по отношению к нему.
Поиск компромисса продолжался до конца сессии. Посредником
выступил заместитель Председателя Верховного Совета А.П.Лозовой,
частично выполняли эту роль депутаты Ю.П.Алаев и О.М.Горлик.
Бескомпромиссным в отношении группы «Народовластие» был
Ф.С.Сафиуллин. Он предложил провести поименную перерегистрацию с
тем, чтобы показать, что кворум есть и без этих депутатов. Депутат
А.В.Ефремов из Бугульмы выразил несогласие с Сафиуллиным, т.к.
депутаты, покинувшие зал, уже зарегистрировались, избраны народом, и
сбрасывать их со счетов и вести кворум только от числа тех, кто в зале,
— незаконная акция. А.А.Колесник высказался за достижение согласия с
«Народовластием». «Никогда еще в республике не ущемлялись ничьи
демократические права. Давайте попробуем найти согласие», —
предложил депутат. Заведующий юридическим отделом Верховного
Совета Ш.Ш.Ягудин, сославшись на закон о статусе народных депутатов
СССР, оценил уход группы депутатов из зала как незаконный акт. В
результате секретариату было поручено определить представителей для
переговоров.
Между тем на сессии постепенно вырисовывалась твердая и
уверенная линия на объективную оценку действий Президента,
Президиума Верховного Совета, правительства ТССР и определение
дальнейших действий, направленных на укрепление суверенитета
республики. Это нашло отражение в обсуждении вопроса о повестке дня
сессии.
Так, Т.М.Абдуллин предложил повернуть работу сессии в
практическое русло и, не теряя времени, продолжить работу по
укреплению суверенитета республики. Он рекомендовал рассмотреть
вопросы о символике, о полном подчинении республике прокуратуры,
Министерства юстиции и Верховного суда Татарской ССР и о связанном
с суверенитетом ряде экономических вопросов — например, о
национализации нефти. Такая постановка вопроса была поддержана
многими выступавшими.
Ф.А.Байрамова, исходя из того, что РСФСР стала присваивать
полномочия Союза, внесла предложение включить в повестку дня вопрос
о полной независимости Татарстана, поставив его на поименное
голосование. Ей возразил Б.А.Воробьев: «Повестка дня о текущем
моменте несколько устарела. Она должна была быть сформулирована в
таком виде где-то 19 июля. В настоящий момент более правильной
должна быть повестка «О позиции руководства республики в дни 19—21
августа».
О том, что такая постановка не устарела и обсуждение позиции
руководства республики не может быть самоцелью, говорил
председатель исполкома Казанского Совета народных депутатов
К.Ш.Исхаков, настаивая на включении в повестку сессии вопроса о
текущем моменте, поскольку накануне сессия городского Совета не
смогла дать оценку ситуации*. Об актуальности оценки текущего
момента говорили и представители других городов и районов
республики. Мнения депутатов, в частности М.Г.Шарифуллина и
Н.В.Мансурова, сводились к тому, что отчеты Президента, Президиума
Верховного Совета и правительства о деятельности в дни ГКЧП могут
быть заслушаны лишь в контексте обсуждения и оценки текущего
момента.
*
27 августа Казанский городской Совет по требованию отдельных депутатов создал
свою комиссию «для расследования деятельности должностных лиц, государственных,
общественных, политических организаций и средств массовой информации в период
государственного переворота». Однако это решение было опротестовано прокурором
Казани С.Х.Нафиевым как «принятое в нарушение действующего законодательства о
местных советах народных депутатов, где создание комиссий или комитетов по
расследованию не предусмотрено».
З.Р.Валеева призвала депутатов, не отвлекаясь на второстепенные
вопросы, сосредоточиться лишь на обсуждении положения в республике.
В ее поддержку Р.А.Юсупов предложил рассматривать отчеты
руководства не как самоцель, а в контексте определения судьбы
республики и судьбы суверенитета, одновре­менно поддержав
предложение Байрамовой рассмотреть вопрос о провозглашении
самостоятельности республики.
Во время открытого голосования по поводу предложения
Ф.А.Байрамовой возник шум в зале, свидетельствовавший о
неоднозначности позиций депутатов. Пока шло голосование,
Ю.П.Алаев заявил, что такой ответственный вопрос не должен вноситься
в повестку дня, и призвал принять решение взвешенно, реально работать
по реализации суверенитета. Кто-то с места воскликнул, что Декларация
о
государственном
суверенитете
предполагает
верховенство
государственной власти в республике и ее независимость во внешних
сношениях, и поэтому ставить вопрос о какой-то еще независимости
практически нет смысла. За включение в повестку дня этого вопроса
проголосовали 15 депутатов, против — 108 и 70 депутатов воздержались.
Вопрос о включении в повестку дня информаций Президента,
председателя Верховного Совета и премьер-министра республики набрал
177 голосов из 199 и, таким образом, был решен положительно. По
предложению М.Г.Шарифуллина было внесено предложение об
объявлении 30 августа — дня принятия Декларации о государственном
суверенитете Республики Татарстан — праздничным днем, что было
поддержано
большинством
голосов.
Депу­тат
от
Елабуги
С.М.Гафиатуллин предложил осудить заявление Р.И.Хасбулатова на
сессии Верховного Совета СССР с обвинениями в адрес Татарстана и
парламента республики, с угрозой рас­пус­тить Верховный Совет
республики, оценить его как недопус­тимое вмешательство в дела
парламента ТССР. За включение в повестку дня этого вопроса
проголосовали 135 депутатов.
Итак, в основном повестка сессии была утверждена.
После перерыва выяснилось, что группа «Народовластие» настаивает
на приостановке исполнения обязанностей Предсе­дателя Верховного
Совета Ф.Х.Мухаметшина до решения его вопроса. Переговоры было
решено продолжить.
Затем слово было предоставлено М.Ш.Шаймиеву. Он начал свое
выступление с констатации, что обстановку в республике невозможно
правильно
оценить
вне
контекста
общественнополитической и социально-экономической обстановки в стране в целом.
«Последнее же, — сказал он, — вызывает диаметрально
противоположные чувства, и не только у меня, полагаю, у каждого
человека», ибо «с одной стороны, это чувство огромного облегчения в
связи с провалом попытки государственного переворота 19—21 августа;
с другой стороны, события последних дней после провала путча и
внеочередной сессии Верховного Совета СССР не могут не вызывать
чувство недоумения и горечи, а в иных случаях — протест». Он заявил,
что угрозы роспуска демократических, закон­но избранных органов
власти в суверенных республиках, действия и заявления отдельных
руководителей Российской Федерации, направленные на дискредитацию
руководства Верховного Совета Татарстана, вступают в противоречие с
провозглашенными приоритетами закона, терпимости и цивилизованных
методов решения проблем. Президент выразил опасение, что в
парламенте страны наметилась «ориентировка на ревизию с таким
трудом согласованного проекта нового Союзного договора,
направленного на отделение республик». В качестве надвигающейся
большой беды общества Президент назвал начав­шиеся преследования
инакомыслящих и четко обозначил свою позицию: «Как Президент
Татарстана я обязан сделать все, чтобы не допустить в республике
преследований по политическим мотивам. Это относится к любому
человеку, независимо от политических взглядов и убеждений».
Центральное место в выступлении М.Ш.Шаймиева занял анализ
действий руководства республики 19–21 августа. «Сейчас, — сказал он,
— прилагается немало грубых, изощренных усилий, чтобы внушить
людям мысль о неправомерности действия руководства республики в
прошедшие трагические дни, обвиняя его в поддержке так называемого
ГКЧП». Для этого, подчеркнул он, подвергается искажению смысл
Обращения Президента к народу Татарстана от 20 августа: «В тех
условиях, когда возникла реальная угроза отстранения законных,
демократически избранных органов власти в Татарстане, я, как
Президент республики, Президиум Верховного Совета и Кабинет
Министров Татарской ССР сочли первостепенно важным выступить
именно с этим призывом».
Принципиальное значение имели слова Президента ТССР о том, что
тогда для оценки конституционности или неконституционности действий
ГКЧП необходимо было тщательно проанализировать поступающую
противоречивую,
обрывочную
информацию,
получить
точное
представление о развитии ситуации, ибо на карту была поставлена судьба
государственности Татарстана, и потому была слишком велика цена
поспешных
выводов.
Далее
Президент
аргументированно
проанализировал конкретные действия руководства республики.
Поскольку граждане республики знакомились с событиями через
средства массовой информации, вполне естественно, что глава
республики обратился к руководителям СМИ с просьбой воздержаться от
публикаций, которые могли бы спровоцировать конфликты,
столкновения, и указал на необходимость создания для реализации этой
задачи комиссии из компетентных специалистов. При этом он сослался
на снижение ответственности журналистов, отдельные из которых
публикуют не проверенные сведения, бросают тень на дружбу народов
республики.
Президент обратил внимание депутатов на то, что в республике
строжайшее указание ГКЧП о создании его структуры было отвергнуто и
не было введено чрезвычайное положение. Не обошел он вниманием
митинги и манифестации «с известными амбициозными обвинениями»,
проходившие в те дни в городах и районах республики. Коснувшись
митинга и демонстрации вечером 20 августа с участием активистов
«Иттифака», он сказал, что милиция выставила заслон на улице Ленина
по причине несанкционированности акций, и особо подчеркнул, что
жалоба на неправомерные действия милиции, поступившая в
прокуратуру республики, должна быть рассмотрена, а виновные должны
понести наказание по закону.
Значительная часть выступления М.Ш.Шаймиева была посвящена
проблемам экономического развития республики, и более всего
сельского хозяйства и продовольственного обеспечения населения.
Подробно обрисовал глава республики ситуацию вокруг Со­юз­ного
договора и перспективу подписания его Татарстаном, отметив, что
«решающим для реализации нашего стремления подписать Договор
самостоятельно и непосредственно является выработка согласованной
формулы с Российской Федерацией». Положительно оценив первый
раунд переговоров, он сказал, что подписан очень важный совместный
протокол, в котором зафикси­ровано понимание обеими сторонами
необходимости строить свои отношения на новых договорных началах,
выражено понимание и уважение стремления республик к повышению их
статуса. Тем самым, подчеркнул он, впервые официально дан ответ всем
тем, кто пугал нас экономической блокадой со стороны России.
С особым вниманием были выслушаны слова Президента о том, что
достигнутое взаимопонимание может и должно быть углублено в
интересах как великой России, так и суверенного Татарстана, ибо
Татарстан и Россия находились и будут находиться в особо тесных
отношениях. В связи с этим он осудил клеветническое выступление
исполняющего обязанности Председателя Верховного Совета РСФСР
Р.И.Хасбулатова на сессии Верховного Совета СССР и призвал
оставаться спокойными и предпринимать взвешенные действия,
направленные на достижение взаимоприемлемых договоренностей с
Российской Федерацией.
В заключение своего выступления М.Ш.Шаймиев сказал: «Главное,
чтобы мы последовательно отстаивали свой намеченный политический
курс, каждодневно работали над реальным наполнением суверенитета
Татарстана и были едины в этой работе... Тогда цель обязательно будет
достигнута. Что касается суверенитета Татарстана, то я, в соответствии
со своими конституционными обязанностями, выступал и буду
выступать гарантом суверенитета республики».
Свое выступление Председатель Верховного Совета Татарстана
Ф.Х.Мухаметшин начал следующими словами: «Вместе со всеми
народами мы с вами переживали и переживаем трагические дни Союза
ССР. Страна стояла на грани осуществления государственного
переворота. События, происшедшие с 19 по 21 августа в Моск­ве,
всколыхнули всю страну, все народы во всех республиках и областях.
Идет осмысление происшедшего. Принимаются меры для невоз­можности повторения подобного. Я думаю, историки и потом­ки еще
долго будут изучать истоки и причины случившегося».
Анализируя действия Президиума Верховного Совета в дни ГКЧП, он
отметил, что они базировались на ранее принятых решениях Верховного
Совета республики, законах, Конституции СССР, в том числе и на
провозглашенной ровно год назад Декларации о государственном
суверенитете и закрепленном в поправках к Конституции Татарской ССР
праве самостоятельно решать на своей территории все вопросы,
касающиеся безопасности и благосостояния народов республики. Именно
поэтому в республике не было введено чрезвычайное положение,
которое, по словам Ф.Х.Мухаметшина, делало бы институт
президентства,
учреж­денный
в
Татарстане,
незаконным
и
приостанавливало действия Верховного Совета республики, его
Пезидиума. Имея в виду стремление определенных кругов,
воспользовавшись сложившейся ситуацией, аннулировать суверенитет
Татарстана, он сказал: «Одновременно мы понимали, что стремление
республики к самостоятельности — для многих очень неудобная
позиция. Эта позиция раздражала и раздражает как консерваторов, так и
демократов как в России, так и в Центре».
Ф.Х.Мухаметшин рассказал о том, насколько безуспешными
оказались 19–20 августа попытки связаться с Президиумами Верховных
Советов СССР и РСФСР и что в условиях отсутствия достоверной
информации в 9 часов 30 минут 20 августа началось заседание
Президиума
Верховного
Совета
республики.
Он
подробно
прокомментировал постановление, принятое после обсуждения вопроса
об общественно-политической ситуации в рес­пуб­лике в связи с
введением чрезвычайного положения в отдельных местностях СССР,
особо выделив то место постановления, где говорилось, что в республике
не введено чрезвычайное положение и, несмотря на решения ГКЧП,
законно избранные органы власти осуществляют свои конституционные
полномочия. «Мы, — сказал он, — отдавали себе отчет, и это показали
дальнейшие события, что введение чрезвычайного положения могло бы
обернуться жертвами, и в первую очередь среди людей пат­риотически
настроенных, то есть защищающих интересы Татарстана». Сказал он
также и о том, что Президиум обратился к редакторам республиканских и
местных газет с просьбой воздержаться от публикации материалов,
направленных на дестабилизацию обстановки, что могло бы
спровоцировать ГКЧП на принятие чрезвычайных мер по отношению к
республике.
Он, так же, как и Президент, указал на опасность, возникающую из-за
накала политических страстей, на возможность возникновения
неуправляемой ситуации, грозившей вылиться в разгул, беззаконие и
анархию. В связи с этим Ф.Х.Мухаметшин предложил принять ряд мер,
направленных на обеспечение балан­са всех трех ветвей власти. Среди
них он назвал необходимость расширения полномочий Президиума
Верховного Совета, усиление контрольных функций республиканского
парламента, внесе­ние изменений в функции КГБ, подчинение всех
ведомст­венных контрольных органов непосредственно Президенту.
«Здесь, — подчеркнул Ф.Х.Мухаметшин, — есть своя логика:
распоряжение и контроль — за Президентом, исполнение — за
Кабинетом Министров». А в целом контроль над исполнительной
властью осуществляется законодательной властью.
В заключение своего выступления он, имея в виду усиливающееся
давление на органы прокуратуры, сказал о необходимости решить вопрос
о республиканской прокуратуре, которая должна быть защищена от
давления любой власти и подчиняться только закону. В качестве
незамедлительной меры он назвал необходимость судеб­ной реформы,
ибо «все разногласия между властями должны разрешаться судом,
Конституционным судом». Насколько актуальными были эти
предложения, показали последующие события.
Затем депутаты заслушали выступление премьер-министра
М.Г.Сабирова, который полностью поддержал позицию Президента
ТССР по защите суверенитета республики, обеспечению стабильности,
гражданского и межнационального согласия и всецело отверг обвинения
руководства республики в нарушениях отдельных положений
Конституции СССР. «Так, — сказал он, — могут поступать только те,
кому не нравится суверенитет Татарстана... Эти люди не хотят понять
исторического значения для многонационального народа Татарстана
этого суверенитета». Он подчеркнул, что экономический потенциал
республики, превышающий по объему ряд союзных республик, также
позволяет Татарстану добиваться одинаковых прав с союзными
республиками. Характеризуя деятельность правительства в дни путча,
М.Г.Сабиров сказал, что все эти дни под непосредственным
руководством Президента республики все органы управления республики
на местах делали все, чтобы стабилизировать обстановку, создать
нормальные
условия
работы
всех
отраслей,
связанных
с
жизнеобеспечением людей, не дать танкам и солдатам выйти с
постоянных дислокаций.
М.Г.Сабиров детально рассказал о совещании, проведенном им утром
19 августа 1991 г. Речь в основном шла о хозяйственных вопросах,
связанных с обеспечением нормальной работы всех служб
государственного управления, продовольственным обеспечением
населения. Премьер-министр подробно остановился на совещаниях,
проведенных им 19 августа в Альметьевске и вечером в Казани на
заседании Кабинета Министров 20 августа; рассказал подробно о
действиях своих заместителей, решавших конкретные хозяйственные
вопросы. «За эти три тяжелых дня, — подчеркнул он, — Кабинет
Министров принял 16 постановлений и распоряжений, связанных с
обеспечением нормальной жиз­недеятельности народного хозяйства в
республике, ни одного постановления по выполнению указаний ГКЧП
Кабинетом Министров не было принято».
Прения по выступлениям руководителей республики открыл депутат
А.Г.Ахатов. Он, пытаясь показать свою компетентность и смелость в
суждениях, обвинил, правда, косвенно, руководство республики в
поддержке ГКЧП, одновременно заявив, что лично у него нет
документальных фактов, которые говорили бы о прямой связи Шаймиева
с заговорщиками. Поэтому, сказал он, «вообще не стоит говорить о
применении к нашему Президенту статьи 109.8 Конституции
Татарстана». Поскольку никто до А.Г.Ахатова не говорил о применении
какой-либо статьи по отношению к Президенту ТССР, можно было
догадаться, что он озвучивал позицию группы депутатов, стремившихся
отстранить М.Ш.Шаймиева от власти. Видимо, не без их влияния Ахатов
потребовал роспуска Президиума Верховного Совета и призвал выразить
недоверие Ф.Х.Мухаметшину. Обрушился он и на Кабинет Министров,
который, по его словам, «ровным счетом ничего не сделал для
реализации суверенитета», и внес предложение о создании
коалиционного правительства, ибо «новые задачи старыми кадрами
никогда не решить». В выступлении Ахатова были и моменты, которые
не могли не импонировать сторонникам суверенитета. Так, он предложил
ускорить принятие новой Конституции, ликвидировать КГБ, национализировать нефтяную промышленность, «подумать над идеей о
государственной независимости Республики Татарстан» и т.д..
Весь трагизм ситуации тех дней, означавший конец дикта­туры
КПСС, был четко обозначен в выступлении народного депутата СССР от
Туркмении секретаря рескома КПСС Н. Ф.Ба­лешова*.
*
В начале перестройки Н.Ф.Балешов был направлен в эту республику в качестве
первого секретаря Ашхабадского горкома Компартии Туркмении. Вернувшегося партийца
в сентябре 1990 г. на 42-й республиканской партийной конференции избрали секретарем
рескома КПСС.
Он выразил тревогу в связи с начавшимися гонениями на партию и
арестом имущества рескома КПСС, привел факты, свидетельствующие о
нарушении прав граждан, насилии по отношению к членам КПСС,
издевательствах и унижении человеческого достоинства, проявленных
рядом депутатов Верховного Совета республики. Балешов категорически
отверг обвинения в поддержке рескомом партии ГКЧП, подчеркнув, что
им никакие распоряжения самозванного так называемого советского
руководства не проводились в жизнь и его бюро не приняло к
исполнению поступившее от Секретариата ЦК КПСС указание
ориентировать коммунистов на поддержку ГКЧП. Поэтому, заявил он,
меры, принятые Кабинетом Министров, Казанским горсоветом и
руководством МВД по отношению к имуществу рескома КПСС,
являются неправомерными*.
*
Речь шла прежде всего о Постановлении Кабинета Министров от 23 августа о
конфискации всего имущества рескома КПСС и указании МВД опечатать
административные здания республиканской партийной организации. При этом
Н.Ф.Балешов привел три довода: во-первых, республиканская партийная организация не
вошла в состав Российской Компартии, осталась в структуре КПСС и проводит
самостоятельную политику в интересах республики; во-вторых, постановление Кабмина о
конфискации имущества рескома КПСС противоречит закону «О собственности в СССР»,
который гласит, что собственность может быть изъята у собственника по решению суда,
государственного арбитража или другого компетентного органа в виде санкции за
совершенные преступления; республиканская же партийная организация, по словам
Н.Ф.Балешова, не совершила и не замешана в каком-либо преступлении. В качестве
третьего довода он указал на несоответствие действий органов власти республики Указу
Президента СССР «Об имуществе КПСС», где написано: «Советы народных депутатов
должны взять под охрану имущество КПСС, а вопросы дальнейшего использования
должны решаться в строгом соответствии с законом СССР и республик «О собственности
общественных организаций».
В ходе работы сессии одновременно с переговорами с группой
«Народовластие», настаивавшей на голосовании по вопросу о доверии
Ф.Х.Мухаметшину, происходила перегруппировка сил. Это особенно
четко выявилось после того, как заместитель Председателя Верховного
Совета А.П.Лозовой сообщил о результатах этих переговоров.
Депутаты все четче осознавали правомерность действий руководства
республики 19—21 августа. Однако выявлялись сто­рон­ники группы
«Народовластие». Так, депутат Х.Г.Гамиров, заявив о своей
солидарности с ней, покинул зал заседаний. Симп­томатично, что людей,
последовавших его примеру, не было. Это было свидетельством
исчерпанности резервов депутатов, покинувших зал заседаний.
После этого Ф.Х.Мухаметшин смело мог заявить, что ему дальше
некорректно вести сессию, и попросил передать функции
председательствующего своему заместителю Р.Ш.Шамгу­нову с тем,
чтобы депутаты проголосовали по вопросу о доверии Председателю
Верховного Совета ТССР.
Каких-либо сомнений в результатах голосования быть не могло. По
его итогам Ф.Х.Мухаметшин сказал: «По голосованию вижу, что вы мне
оказали доверие продолжить быть председательствующим на этой
сессии. Огромная вам за это благодарность».
Снова взяв бразды правления в свои руки, он предоставил слово
Ф.А.Байрамовой. Она с самого начала своего эмоционального
выступления в оценке событий 19–21 августа поставила вопрос: хунта
это или хорошо разыгранный спектакль? Отметив, что всему будет дана
оценка историков и политологов, она, тем не менее, не отказалась от
своей позиции, которая сводилась к восхвалению российского
руководства и осуждению руководства Татарстана: «У нас были факты
поддержки диктатуры. Против фактов не пойдешь. Как бы мы ни
старались смягчить их, оправдать, но факты есть факты, и они вошли в
историю».
О каких же фактах шла речь? Первый из них, по словам депутата,
введение цензуры прессы. Второй — поддержка «в двух предложениях»
ГКЧП. Речь шла о вырванных Байрамовой из общего контекста
фрагментов Обращения Президента М.Ш.Шаймиева к народу
Татарстана. Ясно, что, выдвигая столь серьезное обвинение, депутат
должна была в целом оценить это Обращение. Однако она решила
противопоставить Президента народу. Третий факт — это митинг и
демонстрация 20 августа, где Байрамова приняла самое активное участие.
Демонстрация, по словам Байрамовой, направилась в Кремль, «чтобы
сказать свое слово для того, чтобы Минтимер Шарипович не принимал
решения в поддержку хунты». Байрамова в ярких красках обрисовала
ситуацию, когда, как она заявила, демонстрантов, окружив с трех сторон,
начали избивать КГБ, ОМОН и милиция. Этот факт, по мнению
Ф.А.Байрамовой, также был проявлением поддержки ГКЧП
Президентом, которому «не хватило сил и мужества выступить против
хунты». По словам депутата, он должен был «выдержать одни сутки, не
торопиться». Ф.А.Байрамова затронула и президентский совет, члены
которого «оказались плохими помощниками» и «в эти сложные дни не
помогли Шаймиеву мудрым советом». Можно подумать, заранее было
известно, что через сутки все завершится.
Колебания и неуверенность нашли отражение и в действиях партии
«Иттифак», которая 21 августа сначала приняла обращение с
требованием отставки Президента Татарстана, но поняв, что российский
парламент решил использовать ситуацию для атаки на суверенитет
Татарстана, его отозвала. Следовательно, «Иттифак» и Байрамова сами
допустили ошибку, безоговорочно поддержав российское руководство.
Более правильную позицию занял лидер ТОЦ М.А.Мулюков,
заявивший о своей безусловной поддержке Президента Татарстана.
Очень противоречивым было выступление депутата Б.Д.Леушина,
который, с одной стороны, поддержал позицию Ф.А.Байрамовой, с
другой — призвал депутатов, исходя из высших интересов, защитить
Президента. Однако в том, что это позиция колеблющегося человека,
готового присоединиться к сильной стороне, сомневаться не
приходилось. Таких депутатов в зале было немало. Важно было
переломить их настроения.
Перелом произошел, когда многие из таких депутатов однозначно
восприняли нападки на Президента и руководство республики как
покушение на суверенитет. Депутат В.Х.Вахитов отметил, что кому-то не
нравятся, не по душе политическая стабильность в республике,
суверенитет Татарстана, его стремление самостоятельно подписать
Союзный договор и повысить свой статус до уровня статуса союзных
республик. Он заявил, что попытки отдельных лиц обвинить Президента
и руководство республики в поддержке хунты абсолютно не имеют под
собой почвы и призвал уважать Президента и суверенитет республики.
Аргументированно и убедительно прозвучали слова народного
депутата СССР Н.Ф.Балешова в защиту Президента: «В последние дни у
нас в республике резко активизировались призывы против нашего
всенародно избранного Президента. Фактически никаких реальных
доказательств о поддержке ГКЧП со стороны руководства нет и быть не
могло. И, тем не менее, искусственно создавался психоз, и причина этого
очевидна. Не удобная некоторым принципиальная позиция Президента
Татарстана, направлен­ная на укрепление Союза и суверенитета
республики, сталкивается с определенной силой, стремящейся к
дестабилизации обстановки в ТССР и политической ликвидации ее
лидера. Считаю, долг народных депутатов Татарстана в этой критической
ситуации — поддержать Президента, оказать ему всемерное содействие в
его деятельности в интересах многонационального народа Татарстана».
Такая позиция наталкивалась на сопротивление сторонников группы
«Народовластие». Когда председатель предоставил слово депутату
С.С.Перуанскому, с места раздались возмущенные голоса с требованием
предоставить вне очереди слово депутату Альметьевского городского
Совета народных депутатов А.В.Вдовину. Это была одна из последних
попыток группы «Народовластие» задать тон работе сессии.
Предполагалось, что на депутатов окажет воздействие оглашение
Вдовиным требования отстранить Президента Татарстана от власти с
подписями, собранными на площади Ленина в Альметьевске. Вдовин
заявил, что это под­писи избирателей не только Альметьевска, но всего
нефтяного региона, и за ними «стоят десятки тысяч людей».
На предложение председателя передать это обращение через
секретариат Вдовин ответил отказом: «Передать в секретариат я не могу,
так как меня горожане и ребята просили, чтобы я никому не отдавал».
Под ребятами он имел в виду воинов-афганцев из общества «Память», от
имени которых и было составлено обращение. Вдовин заявил, что вместе
с ними приехали и афганцы Нижнекамска. Это был явный шантаж.
Обращение не выражало ни мнения большинства депутатов
Альметьевского городского Совета, ни тем более десятков тысяч
избирателей. Не было и афганцев, добивавшихся отставки Президента.
Выступивший на сессии председатель Альметьевского горсовета
Г.В.Егоров полностью разоблачил тех, кто действовал от имени афганцев
и депутатов Альметьевского горсовета. Он сказал, что на сессии
городского Совета 27 августа из 127 депутатов присутствовало только
100, из них за недоверие Президенту прого­лосовало 56 человек, и
потому принятое решение юридической силы не имеет. На митинге,
который, по словам А.В.Вдовина, представлял десятки тысяч
избирателей, присутствовало всего лишь около 150 человек. Видимо,
отказ Вдовина передать Обра­щение в секретариат не был случаен.
Внимательное ознакомление с ним показало бы, что подписавшиеся под
обращением требовали действовать в соответствии с законами и конституционными методами.
Однако дирижеры этой и других подобных акций не считались ни с
чем. Депутаты Верховного Совета республики А.Т.Васильев и
М.М.Хафизов, на сессии призывавшие действовать и принимать решения
по закону, бесчинствовали. Накануне они без санкции прокурора
проводили личные обыски работников рескома КПСС, в том числе и
депутата Верховного Совета, Героя Социалисти­ческого Труда
Р.И.Зарипова, самовольно опечатали здания и помещения, произвели, по
сути, разбой в партийном архиве. Акция, связанная с «афганцами»,
многие из которых не представляли, во что их вовлекают, имела тот же
почерк, что и «Народовластия».
Надо отдать должное выдержке Председателя Верховного Совета
Ф.Х.Мухаметшина. Он, несмотря на усиленное давление сторонников
«Народовластия», не допустил ни одного выступления вне регламента.
Депутат Р.И.Валеев, находившийся в дни путча в Москве, поделился
впечатлениями о событиях, происходивших на ее улицах. Там слишком
наивным и избитым был воспринят сюжет о «болезни» Горбачева, и
потому уже на второй день всезнающие москвичи всерьез начали
обсуждать версию о том, что переворот — это некая зловещая шутка,
некий заговор — то ли Горбачева с путчистами, то ли Горбачева с
Ельциным, то ли всех вместе, заговор с тем, чтобы навести порядок в
изрядно пошатнувшейся неделимой и великой империи.
Неоднозначно было воспринято выступление советника Президента
Российской Федерации по правовым вопросам С.М.Шахрая. Он начал с
поздравления от имени российского Президента с годовщиной принятия
Декларации о государственном суверенитете. Главной темой
выступления Шахрая стал ГКЧП и отношение к нему руководства
Татарстана. «Не надо быть профессором права, чтобы разобраться в том,
конституционно или неконституционно введено чрезвычайное
положение», — сказал он. И тут же, возможно, сам того не желая,
продолжил: «Я с горечью констатирую, что органы, специально
созданные для защиты Конституции, для защиты конституционного
строя как на союзном уровне, так и на республиканском уровне, не
отреагировали и не дали немедленной оценки антиконституционности
этого путча». Поскольку так действительно и произошло, то надо было
сначала разобраться с самими этими органами в Москве, и только по
результатам анализа предъявлять требования к республикам. Однако
Шахрай вместо этого начал анализировать Обращение Президента
Татарстана к народу и постановление Президиума Верховного Совета
ТССР. Из Обращения Президента он выделил то место, где содержалась
оценка документов ГКЧП как направленных на предотвращение краха,
стабилизацию обстановки в стране. Тем не менее не смог указать на
наличие в нем какой-либо крамолы, ибо на самом деле обстановка в
стране была непростой, и в документах ГКЧП было правильно указано на
это. Действительное же положение в СССР было даже хуже, чем оно
представлялось в документах ГКЧП.
С.М.Шахрай усмотрел противоречие и в следующем: в Обращении
Президента Татарстана говорилось, что в республике не вводится
чрезвычайное положение, но в то же время указывалось, что на период
чрезвычайного положения недопустимы всякие митинги, демонстрации,
шествия, забастовки и что в отношении нарушителей этих запретов будут
приняты чрезвычайные меры. Он предложил Президенту устранить эти
противоречия. Спрашивается, о каких противоречиях шла речь? То, что в
республике не вводится чрезвычайное положение, не означало, что оно
не введено в стране. Поэтому, независимо от того, признавался ГКЧП
или нет, руководство республики не могло не считаться с этим
неоспоримым фактом.
Уже приводились данные о том, что в Казанский гарнизон поступали
приказы о приведении в боевую готовность войсковых частей и были
определены места их возможной дисло­кации. И не приходится
сомневаться в том, что, если бы республику охватила волна митингов и
забастовок, танки пришли бы в движение. Поэтому употребление в
Обращении слов «на период чрезвычайного положения» вполне
правомерно. И более того, они в определенной мере прозвучали как
фактор сдерживания военных властей. В Обращении Президента и
постановлении Верхов­ного Совета Татарстана была отражена
неоднозначность ситуации и возможность любого исхода событий.
Шахрай оказался не в состоянии увидеть это — он, так же, как и все
рос­сийское руководство, оценивал события лишь с точки зрения
победившей стороны.
О том, насколько взвешенными и продуманными были дейст­вия
руководства республики в дни ГКЧП, отраженные в Об­ращении
Президента к народу и постановлении Президиума Верхов­ного Совета,
всецело доказали информация и ответы на вопросы депутатов начальника
военного
гарнизона,
генералмайора Г.А.Тимашева. Свое выступление генерал начал бодро: «Все
вопросы, все проблемы, которые передо мной ставились Москвой,
командующим округом, я согласовал с нашим правительством, мы
совместно принимали все решения... Едва ли кто видел на улицах города
военную технику, вооруженных людей». Однако напускная бодрость
пропала, когда депутаты начали задавать неудобные вопросы. Генерал
вынужден был признать, что телеграммы и шифрограммы, поступившие
из округа, были уничтожены по команде восьмого отдела. Если в них, как
сказал генерал, не было крамолы, зачем было их уничтожать?
О том, что начальник военного гарнизона не совсем искренен,
свидетельствовали и ответы на вопросы депутатов. Депутат
Ф.Ш.Сафиуллин, ссылаясь на сообщение в «Комсомольской правде» о
том, что командующий Приволжским военным округом издал приказ за
№ 337 от 20 августа 1991 г. с требованием «комиссаров, космополитов,
предателей Родины, Союза арестовать, допросить и передать
правоохранительным органам», спросил, поступил ли такой приказ в
Казанский гарнизон. Ответ был однозначным: «Приказа такого не было».
Сафиуллин
переспросил:
«Следовательно,
это
сообщение
«Комсомольской правды» — фальсификация?». Ответ был не совсем
однозначным: «Я этого не утверждаю. Думаю, что на этот вопрос может
ответить Альберт Михайлович Макашов... Я за него не могу отвечать».
На вопрос о возможности вывода танков на улицы города
Г.А.Тимашев ответил туманно и витиевато: «Если бы мне дали такую
команду — двигать танки на любую площадь города — я бы приложил
руку к головному убору и сказал: «Честь имею» — и ушел бы в
отставку». Депутат А.В.Штанин сказал, что он понял генерала так: «Если
бы был приказ, я бы вышел на площадь». Генерал не стал возражать.
Наверное, возразил и опротестовал бы, если бы не было грехов. Ранее
приведенные факты свидетельствуют о том, что генерал был готов
вывести вооруженные силы, в том числе и танки, на улицы города, если
бы на то была команда окружного командования.
Кто был причастен к заговору: Шаймиев, которого пытались
обвинить в этом, или генерал Макашов? Ответ однозначен: командование
округа во главе с Макашовым. Приведенные документы подтверждают,
что, не будь проявления твердой воли со стороны руководства
республики, макашовцы могли бы взять власть в свои руки и установить
режим военной диктатуры.
Принципиальное значение для установления истины имеет вывод,
содержащийся в материалах военного прокурора о том, что какими-либо
сведениями о выводе войск и техники на улицы Казани в период с 19 по
22 августа военная прокуратура Казанского гарнизона не располагает.
Это, надо полагать, более чем скромный вывод, сделанный на основе
непреложных фактов. Скромный, потому что в нем ничего не говорится о
работе, которую вело руководство республики для того, чтобы не
допустить кровопролития. Президент, премьер и Председатель Верхов­ного Совета, по известным соображениям, не могли тогда предать
гласности ее подробности.
Однако даже этот вывод прокуратуры отводит тень, которую
старались навести определенные круги на Президента республики, и
приоткрывает завесу тайны об истинной роли коман­дования
Приволжского военного округа в дни ГКЧП.
Забегая вперед, скажем, что эти и ранее приведенные факты, ставшие
достоянием следствия, вынудили прокуратуру снять обвинение с
Президента Шаймиева и других руководителей республики в
пособничестве ГКЧП. А пока что на сессии и за ее кулисами раздавались
голоса с требованием отречения от власти руководства республики.
В те дни противоречивость, двойственность ситуации осознавали
лишь немногие. И в зале были депутаты, желавшие предста­вить события
лишь в черно-белом цвете. Мало кто тогда исходил из возможности
победы ГКЧП. Как бы вели себя тогда те, кто однозначно добивался
отставки республиканского руководства?
Правда, что победителей не судят. Но есть суд истории, который все
расставляет по своим местам. Не все в зале заседаний Верховного Совета
задумывались над этим. Даже Р.И.Валеев, который в оценке ситуации
был не далек от истины, бросил упрек Президенту в том, что он «в
трагические дни переворота, в дни великой опасности для нашего
суверенитета... не проявил должной решительности».
Однако прозвучали и взвешенные выступления. Ф.Ш.Сафиул­лин
сказал, что нельзя человека обвинять в том, что он не проявил
решительности, ибо как полная поддержка, так и противодействие ГКЧП
привели бы к кровавым столкновениям. Вопрос о доверии Президенту
Сафиуллин также выразил четко: «Народ выразил ему доверие,
проголосовав за него... Мы можем предо­ставить только народу вопрос о
доверии Президенту».
В результате дебатов депутаты приняли решение о том, что Татарская
ССР не поддержала ГКЧП и действия Президента по созданию комиссии
по взаимодействию со СМИ правомерны. Сессия приняла Обращение к
народу Татарстана. Группа «Народовластие» приняла свое обращение к
народу с требованием провести депутатское расследование по участию
руководства республики в событиях ГКЧП.
22 августа в Кремле состоялась пресс-конференция Президента
М.Ш.Шаймиева, на которой, по словам специального кор­рес­пондента
газеты «Шәһри Казан» Гарая Рахима, «некоторые раз­горяченные,
поддавшиеся эмоциям журналисты попытались обвинить руководителей
республики даже за не совершенные грехи». Мимо внимания Рахима не
прошло и то, что вместе с тем некоторые из них не признавали
самостоятельность республики.
Проблемы самостоятельности и взаимоотношений Татарстана с
Россией выражались в разной форме. Так газета «Татарстан яшьләре»
опубликовала частушки Ф.Низамовой и М.Нигмата «Фетнә такмаклары».
Один из куплетов звучит так:
Фетнәләр була торыр,
Шәймиев, сиңа дип өздем
кәнәфер чәчәкләрен,
Рәсәй эчләрендә калсаң,
Алда күрәчәкләрең*.
*
Будут еще мятежи, Шаймиев, для тебя сорвал гвоздики, если останешься внутри
России, тебе многое предстоит пережить.
В то же время обнародывались и серьзные раздумья о судьбах
республики. Такова статья поэта народного депутата Татарстана Роберта
Миннуллина в газете «Татарстан яшьләре» под названием «Безне
нәрсәләр көтә?» (Что нас ждет?), подготовленная им в качестве
выступления на сессии Верховного Совета. Выразив тревогу за судьбу
республики, Р.Миннуллин отметил, что в условиях, когда,
воспользовавшись ГКЧП, союзные республики «бегут от нас как от
огня», над республикой сгустились черные тучи. «Позиция российского
руководства была нам известна и до этого. Однако особенно четко
обозначилась она в выступлении на сессии Шахрая, — писал депутат и
сделал четкий вывод: — Остается надеяться на собственные силы и свою
веру. Вся надежда на народ».
Несмотря
на принятие Верховным
Советом
республики
постановления «О текущем моменте», страсти вокруг действий
руководства Татарстана 19—21 августа не утихали. Определенные
политические силы продолжали нагнетать обстановку.
В «Вечерней Казани» от 3 сентября появилась статья депутата
Верховного Совета Татарстана лидера группы «Народо­властие»
И.Д.Грачева «Татарстан после путча». В противовес решению
Верховного Совета депутат писал: «Руководители Та­тар­стана прямо
или косвенно поддержали ГКЧП. Так думает большинство моих
избирателей». По его мнению, слова Ф.Х.Мухаметшина на сессии о
нехватке информации 19—20 августа «были бы смешны, если бы не
были столь грустны».
К этому остается только добавить, что всей информацией, в
особенности о взаимоотношениях М.С.Горбачева с ГКЧП, мало кто
обладал. А принимать ответственные решения без этого вряд ли было бы
целесообразно. Шла ли на самом деле речь о защите Горбачева? Если да,
то от кого?
В качестве одного из вариантов возможного развития рес­публики
после краха ГКЧП И.Д.Грачев рассматривал отставку Президента и всей
его «королевской рати под давлением следственных фактов». Видимо, он
не сомневался, что такие факты будут установлены. Другим вариантом
он обозначил сплочение под знаменами М.Ш.Шаймиева остатков
«ордена
меченосцев»,
«старой
мафии»,
«коррупционеров»,
«националистов всех мастей», «реакционной части капитанов военнопромышленной индустрии» и тем самым «сохранение курса на националкоммунистическое государство». Этим, по мнению депутата, будет
создана сильнейшая напряженность в республике и во взаимоотношениях
с РСФСР с неминуемым кровавым концом. В качестве третьего варианта
И.Д.Грачев указал на «крайне неприятный с моральных позиций», но
«наиболее вероятный» компромисс, но в этом случае «демократы не
должны позволить национал-коммунистам въехать в свои ряды на
очередных колесниках»*.
И.Д.Грачев имел в виду депутата А.А.Колесника, некогда входившего в группу
«Народовластие» и вышедшего из нее ввиду несогласия по ряду вопросов реализации
суверенитета Татарстана.
*
Однако в действиях демократов стремления к компромиссу не
наблюдалось. 5 сентября у парка имени Горького состоялся митинг,
организованный местным отделением ДПР, на котором профессор КХТИ
В.В.Скворцов предложил каждому оратору завершать свое выступление
словами: «А я считаю, что нынешний Президент Татарстана должен уйти
в отставку».
В номере, приуроченном к годовщине принятия Декларации о
государственном суверенитете республики, «Вечерняя Казань» обвинила
М.Ш.Шаймиева в поддержке ГКЧП. Тем самым, писала газета, он «в
одночасье пускал под нож и столь горячо любимый суверенитет, и
зачатки демократии». Действия Шаймиева, по мнению «Вечерней
Казани», открыли путь «победному маршу красного фашизма по
территории суверенного Татарстана», который он сам был готов
возглавить. Газета воспевала гимн дви­жению «Демократическая Россия»
и «прогрессивному прави­тельству РСФСР», «мужеству его
сторонников»: благодаря им «территория порядочности в стране,
мгновенно стянувшаяся до российского парламента, вставшего
безоружным на пути танков, стала расширяться».
Между тем сама эта газета опубликовала все материалы ГКЧП и
статью Бирина, написанную в духе поддержки его мероприятий.
В ТОЦ поступило письмо, подписанное группой граждан, с
требо­ванием привлечь за это коллектив газеты к ответственности.
Письмо было передано прокурору республики О.М.Антонову.
27 августа в прокуратуру г.Казани поступило письмо от объединения
творческих сотрудников редакции «Вечерняя Казань» за подписью его
председателя А.М.Миллер с просьбой дать право­вую оценку «Вечерней
Казани», которая в дни государственного переворота «публиковала
директивные документы антиконститу­ционного ГКЧП. Это являлось, по
существу, пропагандой решений комитета, которая в Указе Президента
РСФСР Б.Н.Ельцина № 69 квалифицируется как действие, направленное
на поддержку государственного переворота в СССР».
Однако газета «Вечерняя Казань» продолжала искать соломинку в
чужом глазу. Так, в номере от 27 августа редакция поместила реплику
Л.Бармина под названием «Как профессор президента защищал». В
публикации говорилось: «В минувшее воскресенье немногочисленные
слушатели казанского радио стали свидетелями весьма странного
выступления профессора КГУ, декана исторического факультета
И.Тагирова, в котором он защищал Президента ТССР М.Шаймиева от
нападок со стороны демократических и национальных сил. Последние
обвиняют Шаймиева в предательстве своего народа и демократии, а
также требуют отставки всего руководства ТССР».
О предвзятости Бармина говорит даже то, что он в своей репли­ке
упомянул о «немногочисленных слушателях казанского радио»; можно
подумать, что он подсчитал количество слушателей радио по головам. В
те дни люди не отходили от радио и телевизоров, с нетерпением ловили
каждое слово об изменениях в стране, звучавшее в первую очередь по
радио. Да и «Иттифак», прозрев с определенным запозданием, отказался
от требования отставки Президента.
Если верить Бармину, то М.Ш.Шаймиев, оказывается, не вывел танки
на улицы Казани только потому, что на это не было приказа
командующего Приволжским военным округом. Предвзятым являлось и
целенаправленное противопоставление М.Ш.Шаймиева, представленного
Барминым реакционером и диктатором, Президенту Российской
Федерации, изображенному в абсолютно светлых тонах: «Борис
Николаевич в то время был занят несколько другими делами — защищал
с народом демократию и свободу. Ну а Минтимер Шарипович,
встретившись с Г.Янаевым, поехал в Казань заниматься своими делами.
Какими — вы знаете».
Создать явно ложный образ М.Ш.Шаймиева и добиться публичного
осуждения Президента республики — такова была цель автора реплики.
У татар есть поговорка: «Күңел күзе күрмәсә, маңгай күзе ботак тишеге»
(Если душа слепа, глаза на лице — что сучья). Такое выражение
применяется по отношению к тем, кто пытается выдать желаемое за
действительное. Действительность же в данном случае была отражена в
постановлении замес­тителя Генерального прокурора РСФСР Е.К.Лисова
от 25 ноября 1991 г., гласящем: «Проведенным Прокуратурой Татарской
ССР расследованием не установлено участие должностных лиц
указанных органов Татарской ССР в организации заговора с целью
захвата власти в стране».
В газете нашлось место и интервью с В.В.Жириновским во время
работы V внеочередного съезда народных депутатов СССР. Лидер ЛДПР
будущее страны представлял себе так: никаких республик, никаких
автономий — только губернии единой Российской республики,
основанной на русской национальной идее, русском национализме и
сильной авторитарной власти. По его прогнозам все это должно было
осуществиться максимум к 1992–1993 гг. В качестве будущего
президента он назвал себя.
Между тем в печати звучали и голоса, призывавшие к взвешенным и
объективным суждениям. Так, редактор газеты «Казанские ведомости»
Л.В.Агеева в своей статье от 3 сентября «Служить только истине» не
обеляла никого, но и была против огульных обвинений. «Мне не
нравится, — писала она, — когда Президента ТССР Шаймиева называют
государственным преступ­ником — это прерогатива суда» и выразила
сомнение в том, что это пойдет республике на пользу. — Мне не
нравится и то, как под флагом защиты суверенитета с Президента
снимается всякая ответственность за то, что произошло». Заслуживает
внимания следующее положение статьи: «Надо отдать должное властям:
«Вечерку» не закрыли, нас не заставляли восхвалять ГКЧП».
Правда, и Л.В.Агеева, как и некоторые другие журналисты, например,
Г.Рахим, считала неправомерным и недемократичным создание комитета
по взаимодействию со СМИ, функции которого, как она считала, были
далеко не только координационными. Во всяком случае журналист, хотя
и не владела всей информацией, сделала объективные выводы о том, что
средства массовой информации должны отражать все оттенки
общественного мнения и что их этого права не может лишить «ни
высокое начальство, ни улюлюкающая толпа».
Хотя на страницах печати и были солидарные с «Казанскими
ведомостями» публикации, бармины были не в единственном числе.
Пришли в движение силы, выступающие против принятия Декларации о
государственном суверенитете Татарстана. Они привлекали на свою
сторону и противников руководства республики из татарского
национального движения. В Альметьевске местный ТОЦ, возглавляемый
Зиннатуллиным и редактором газеты «Знамя труда» И.И.Гиматовым,
выступил с требованием отстранения М.Ш.Шаймиева, М.Г.Сабирова и
Ф.Х.Мухаметшина от власти. Проводились митинги, поведение
руководителей Татарстана осуждалось на сессии городского Совета, в
Москву направлялись телеграммы с требованием отстранения руководства республики от власти. Зиннатуллин на имя прокурора
О.М.Антонова прислал телеграмму с обвинением Ф.Х.Мухаметшина в
грубом нарушении закона о печати и требованием о возбуждении
уголовного дела против него.
Из Казани на имя Генерального прокурора РСФСР В.Г.Степанкова
пришло письмо за подписью инженера Казанского моторостроительного
объединения И.Галеева и слесаря-сборщика этого же объединения
Л.Максимова: «Обращаем ваше внимание, что в Казанском
моторостроительном производственном объединении решения ГКЧП
руководством объединения были приняты на «ура». Взяться за это
письмо нас заставило лицемерие в выступлении М.Ш.Шаймиева
26.08.91г. на сессии Верховного Совета СССР, где он обрушился на
товарища Р.И.Хасбулатова, который справедливо дал оценку этим
социал-предателям своего народа и всей страны в целом... Если мы
оставим на своих местах президента Шаймиева, его Президентский
Совет, куда входит наш директор Павлов, наш Верховный Совет ТССР,
избранный в условиях антидемократического закона и массовых
нарушений, Кабинет Министров во главе с Сабировым и других
подобных руководителей, которые по первому зову любого
политического авантюриста готовы положить под танки, БМВ, дубины
ОМОН свой народ...».
Второе письмо, адресованное Председателю Верховного Со­вета
РСФСР Р.И.Хасбулатову и Генеральному прокурору РСФСР
В.Г.Степанкову, поступило уже за подписью 30 слесарей-сборщиков
этого объединения. Оно содержало требование немедленной отставки и
привлечения к суду Президента ТССР М.Ш.Шаймиева, председателя
горсовета
Казани
Г.Зерцалова,
председателя
горисполкома
К.Ш.Исхакова, члена президентского совета ТССР, генерального
директора КМПО А.Ф.Павлова и других руководителей. 16 сентября
Прокуратура СССР направила письмо прокурору Татарской ССР
О.М.Антонову для проверки сообщае­мых в нем фактов.
В Прокуратуру РСФСР поступило заявление группы депутатов
Казанского городского Совета «о причастности к путчистам Президента
Татарстана Шаймиева, избиении омоновцами в г. Казани», которое также
было переправлено в Прокуратуру Татарстана.
Теперь силы, стремящиеся отстранить от власти Президента,
возлагали надежды на прокурорские и судебные органы Российской
Федерации. И эти органы не заставили себя долго ждать.
«Охота на ведьм» была начата прокуратурами СССР и РСФСР,
которые почти одновременно подписали постановления о возбуждении
уголовного дела.
В постановлении Генерального прокурора СССР, действительного
государственного советника Н.С.Трубина говорится, что он, «рассмотрев
сложившуюся в стране ситуацию и произошедшие 18–21 августа события
текущего года в Москве и других регионах, установил:
Утром 19 августа 1991 г. средствами массовой информации
распространены, а 20 августа с. г. опубликованы в печати датированные
18 августа 1991 г. Указ вице-президента СССР Г.И.Янае­ва о вступлении
с 19 августа в исполнение обязанностей Президента СССР в связи с
невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым
Михаилом Сергеевичем, а также «Заявление совет­ского руководства» о
введении в стране чрезвычайного положения. Этим же заявлением
объявлено о создании «для управления страной и эффективного
осуществления режима чрезвычайного положения» Государственного
комитета по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР), решения
которого «обязательны для неукоснительного исполнения всеми органами власти и управления должностными лицами и гражданами на всей
территории СССР».
По поступающим сведениям заявление о невозможности исполнения
М.С.Горбачевым обязанностей Президента СССР по состоянию здоровья
не соответствует действительности».
Генеральный прокурор, усматривая в указанных документах,
последующих решениях и действиях ГКЧП СССР грубейшие нарушения
действующей Конституции СССР и признаки заговора с целью захвата
власти в стране, т.е. государственного преступления, постановил
возбудить уголовное дело по факту заговора с целью захвата власти в
стране и антиконституционного отстранения М.С.Горбачева от
исполнения обязанностей Президента СССР. Предварительное следствие
по делу было поручено Управлению по расследованию дел особой
важности Прокуратуры СССР с привлечением в состав следственной
бригады прокурорско-следственных работников Главной военной
прокуратуры, Прокуратуры РСФСР и других союзных республик.
Руководство расследованием воз­лагалось на заместителя Генерального
прокурора СССР В.И.Кравцева, а надзор за его ходом и результатами
оставался лично за Н.С.Трубиным. В тот же день В.И.Кравцев принял к
производству уголовное дело и создал следственную группу из 36
человек.
21 августа Генеральный прокурор РСФСР, государственный советник
юстиции III класса B.Г.Степанков постановил возбудить по
опубликованным в газете «Правда» от 20 августа 1991 года материалам о
действиях вице-президента СССР Г.И.Янаева, премьер-министра СССР
В.С.Павлова и других должностных лиц уголовное дело, поручив
расследование группе следственных работников, руководство которой
оставил за собой.
Принятием этих почти идентичных постановлений начинается
противоборство между Прокуратурами СССР и РСФСР. Победа
досталась последней. Генеральный прокурор СССР вынужден был
констатировать, что из-за того, что по данному делу возбуждено два
уголовных дела, работа ведется разрозненно, что осложняет
расследование. В постановлении об объединении этих двух уголовных
дел говорилось, что «государственное руководство и Прокуратура
РСФСР, справедливо считая свою республику наиболее пострадавшей от
преступления и сыгравшей решающую роль в подавлении путча,
настаивает на расследовании уголовного дела в полном объеме ее
компетентными органами». Прокуратура СССР, считая, что решение
многих вопросов по этому уголовному делу относится к исключительной
компетенции Ге­нерального прокурора СССР, все же была вынуждена
согласиться с соединением двух уголовных дел в одно и слиянием двух
следственных групп под руководством заместителя Генерального
прокурора РСФСР Е.К.Лисова.
Надзор за расследованием дела в пределах Российской Федерации
возлагался на Генерального прокурора РСФСР В.Г.Степанкова, в
пределах других суверенных республик — на их генеральных
прокуроров.
Решение
надзорных
вопросов,
относящихся
к
исключительной компетенции Генерального прокурора СССР, Турбин
оставил за собой. 26 августа 1991 г. Е.К.Лисов, ссылаясь на указанное
постановление Генерального прокурора СССР, принял уголовное дело к
своему производству.
Противоборство между прокуратурами являлось отражением борьбы
между союзным руководством и руководством РСФСР, между
М.С.Горбачевым и Б.Н.Ельциным, постепенным ослаблением позиции
первого.
В дальнейшем Прокуратура РСФСР, более не ссылаясь на
постановление Генерального прокурора СССР, действовала на основе
постановления Генерального прокурора РСФСР от 21 августа. Она же
дала санкцию на арест участников ГКЧП и, из-за невозможности
завершить уголовное дело к назначенному сроку, продлила срок
пребывания их под арестом до 10 октября 1991 г. Был признан
участником заговора и арестован Председатель Верховного Совета СССР
А.И.Лукьянов, который, согласно предъявленному ему обвинению, «дал
согласие на образование неконституционного органа власти —
Государственного комитета СССР по чрезвычайному положению, принял
участие в выработке текста заявления советского руководства от
18.09.1991 г. о введении чрезвычайного положения в отдельных
местностях СССР и образовании ГКЧП».
Генеральный прокурор РСФСР В.Г.Степанков распорядился создать
на местах следственные группы и изъять документы, содержащие
сведения об исполнении указов вице-президента Г.И.Янаева и
постановлений ГКЧП из всех партийных и советских органов, органов
исполнительной власти, а также военных формирований, органов КГБ,
МВД и Прокуратуры.
Обращает на себя внимание, что в распоряжении содержалось не
только указание об изъятии документов из штабов воинских частей,
армий и родов войск и КГБ, что должно было бы находиться под
надзором Прокуратуры СССР, но и документов, поступивших в местные
прокуратуры из Генеральной прокуратуры СССР. Это, по существу,
означало начало уголовного преследования самой Генеральной
прокуратуры СССР, и не только. Началась ликвидация союзных
структур.
Документ предписывал допросить всех должностных лиц,
подписавших документы во исполнение указов Г.И.Янаева, постановлений ГКЧП. Нужно было выяснить, имело ли место передвижение войск, и установить причины передвижения. Из телерадиокомитетов, редакций газет и журналов, независимо от их
подчиненности, также предстояло изъять документы ГКЧП, аудио- и
видеокассеты, газеты, в которых зафиксированы события, связанные с
деятельностью ГКЧП (собрания, митинги, демон­страции и т.д.). Срок
исполнения был определен до 20 сентября 1991 г.
Нетрудно представить, что происходило в стране, и в первую очередь
в Российской Федерации. Поистине это была охота на ведьм. Сотни
министерств и ведомств, воинских частей, редакции газет и журналов
были подвергнуты обыску. Опечатывались партийные учреждения, даже
архивы. Были допрошены тысячи людей, у которых иногда по часам и
минутам выясняли, где они находились в то или иное время. Была
парализована работа правительственных учреждений, отдельных
отраслей экономики.
В постановлении от 25 ноября заместителя Генерального прокурора
РСФСР Е.К.Лисова, наряду с признанием виновности организаторов
ГКЧП, констатировалось: «Проведенным Прокуратурой Татарской ССР
расследованием не установлено участие должностных лиц указанных
органов Татарской ССР в организации заговора с целью захвата власти в
стране, т.е. наличие состава преступления, предусмотренного ст. 64 УК
РСФСР, в связи с чем уголовное дело в этой части в отношении
указанных должностных лиц прекращено по п.2 ст.5 УПК РСФСР
постановлением от 22 ноября». Однако это не означало, что уголовное
преследование должностных лиц Татарстана завершилось. В
постановлении исследование вопроса о наличии в действиях должностных лиц составов иных преступлений было признано
целесообразным поручить Прокуратуре Татарской ССР.
17 января прокурор Татарской ССР О.М.Антонов получил от
Генеральной прокуратуры РСФСР предписание передать все выделенные
материалы Б.А.Лукоянову для соединения с уголовным делом,
находящимся в его производстве. Почему Б.А.Лукоянову? Кто он такой,
чтобы быть названным Генеральной прокуратурой РСФСР?..
23 августа 1991 г. и.о. начальника отдела по надзору за следствием и
дознанием в органах МВД И.Я.Сафиуллин принимает постановление о
возбуждении уголовного дела в отношении ряда должностных лиц
Татарской ССР, допустивших «неконституционные действия, которые
причинили ущерб интересам государства и граждан». 24 августа
прокурор города Казани С.X.Нафиев на основе публикаций газеты
«Вечерняя Казань» от 22 августа 1991 г. о введении в нарушение закона о
печати цензуры воз­будил уголовное дело и поручил его ведение
следственной группе в составе В.В.Шашмаркина (руководитель),
Ф.А.Шакирова, В.Шрамкова и И.Р.Газимова.
26 августа старший следователь Прокуратуры Татарской ССР
Б.А.Лукоянов на основе сообщений прессы, радио и телевидения о
событиях 18 августа 1991 г. и в последующие дни вынес постановление о
возбуждении в отношении отдельных должностных лиц Татарской ССР
уголовного дела за свершение действий в нарушение Конституции
РСФСР, способствующих совершению государственного переворота,
которое принял к собственному производству. Копии постановления
были направлены прокурору Татарской ССР, Генеральным прокурорам
СССР и РСФСР.
В тот же день заместитель прокурора Татарской ССР М.В.Ахметшин,
рассмотрев уголовное дело, создал следственную группу под
руководством заместителя начальника следственного управ­ления
прокуратуры В.Г.Камалетдинова, куда включил и проку­рора отдела
общего надзора X.Ф.Билалова.
Столкнулись интересы самих прокуроров. В письме в связи с этим
X.Ф.Камалетдинова прокурору ТССР О.М.Антонову сообщалось, что к
концу рабочего дня 26 августа И.Я.Сафиуллин занес постановление,
принятое задним числом — 23 августа, о возбуждении уголовного дела.
Х.Ф.Камалетдинов писал, что это постановление не отвечает
требованиям процессуальных норм, ибо возникают вопросы: против кого
возбуждено уголовное дело, за какие конкретные действия и почему
возбуждает уголовное дело И.Я.Сафиуллин, а не прокурор республики?
Х.Ф.Камалетдинов информировал о получении им постановлений
М.В.Ахметшина и о создании следственной группы Б.А.Лукоянова и
высказался за отмену постановления И.Я.Сафиуллина, подчеркнув, что
руководствоваться таким неграмотным постановлением — значит
творить беззаконие. Камалетдинов попросил ввиду болезни освободить
его
от
руководства
следственной
группой.
О.М.Антонов завизировал письмо: «Оснований к удовлетворению не
имеется. Доложить к 4.09.1991».
Таким образом, Х.Ф.Камалетдинов, подчинившись воле прокурора
республики, 2 сентября принял дело к производству. Из всех
постановлений о возбуждении уголовного дела было взято на учет под
первым
номером
постановление
И.Я.Сафиуллина.
5 сентября
М.В.Ахметшин ввел в состав следственной группы помощника
прокурора г.Казани В.В.Шашмаркина. В этих условиях Камалетдинов
повторно обратился к О.М.Антонову с просьбой решить судьбу
постановления Б.А.Лукоянова.
Последний за помощью обратился к прессе. «Вечерняя Казань» 29
августа опубликовала его статью «Включил Антонов тормоза». В ней
содержатся такие строки: «Сейчас доподлинно известно, что флюгерные
политики высшего эшелона власти Татарстана, горячо поддержав
путчистов и беспрекословно выпол­няя антиконституционные
постановления ГКЧП, и на сей раз не угадали направление ветра». Автор
в качестве доказательства называет создание цензурного органа для
СМИ, запрещение митин­гов, невыполнение призывов Президента
РСФСР и его указа об оказании всяческого сопротивления заговорщикам.
Далее продолжает: «Трудно предсказать, что сделало бы с нами
руковод­ство Татарстана, если бы путч продержался хотя бы несколько
дней». Б.А.Лукоянов обвинил прокурора республики О.М.Ан­тонова в
бездействии, «несмотря на очевидность совершения преступ­ления
руководством Татарстана...», и предложил незамедлительно выяснить
обстоятельства
создания
«антиконституционного
органа
с
завуалированным названием» и разгона митинга с применением
физической силы, а также роль во всем этом Президента, Верховного
Совета, Совета Министров, МВД, КГБ республики, рескома КПСС и
других органов. Лукоянов обвинил органы прокуратуры в затягивании
следствия, в искусственном расчленении дела на отдельные части, в
создании следственной группы, явно не способной вести дело. Если
верить Б.А.Лукоянову, в прокуратуре республики сложилась
парадоксальная ситуация, когда тем, кто хочет и может расследовать это
дело, его не дают и заставляют вести дело тем, кто боится и всячески
отнекивается от него. Статья заканчивалась так: «Может, хватит
прокурору республики О.М.Антонову симулировать дальтонизм? Ибо
настанет время, когда не страдающие такой болезнью люди смогут
разглядеть цвет его убеждений». После статьи содержался постскриптум
И. Матвеева: «Читатели поняли, наверное, то, что Б. Лукоянов — один
из тех, кто готов взвалить на свои плечи столь тяжелую ношу, заведомо
зная, как трудно будет выдержать единоборство с влиятельнейшими
работни­ками высших органов власти... Поче­му Олег Михайлович отвел
кандидатуру лучшего следователя?».
Только вот неизвестно, почему Матвеев, а не компетентные в этом
люди определяют, что Б.А.Лукоянов — лучший следователь?
«Нерешительность» О.М.Антонова газетой объясняется тем, что он
«слишком хорошо знает тех людей, которым предстояло бы давать
свидетельские показания», а Б.А.Лукоянов «очень опасный для власти
человек». При этом газета полностью игнорировала работу, уже
проводимую следовательской группой Антонова. Ясно, что «Вечерка»
придерживалась линии — линию на дискредитацию и устранение из
политической жизни Президента, руководства Верховного Совета,
Совета Министров, партийных и советских органов республики.
Между тем следовательская группа прокуратуры вела работу
планомерно и без шумихи. Х.Ф.Камалетдинов направил зап­росы
Президенту М.Ш.Шаймиеву с просьбой прислать список должностных
лиц, принявших участие в расширенном заседании Президентского
Совета 20 августа, а также министру МВД республики С.И.Кириллову и
председателю КГБ Р.Г.Калимуллину с просьбой предоставить
видеозапись демонстрации на площади Свободы и шествия по улицам
Лобачевского, Ленина и Проф­союзной 20 августа. Им же у
исполняющего
обязанности
начальника
Вахитовского
РОВД
В.И.Акимова было затребовано объяснение задержанного тогда же
милицией на площади Свободы при распространении листовок Абзалова.
Он же произвел выемку связанных с ГКЧП документов во всех
республиканских партийных и советских органах, в редакциях СМИ.
Кроме
уголовных
дел
в
отношении
В.А.Гаврилова
и
Р.Р.Идиа­туллина, 2 сентября 1991 г. Х.Ф.Камалетдиновым было открыто
уголовное дело по факту разгона демонстрации-митинга на площади
Свободы, оцененного как митинг в защиту законных органов власти и
Президента Союза ССР.
10–11 сентября Х.Ф.Камалетдинов принял постановление о выемке в
МВД ТССР, в/ч 7474 МВД СССР шифрограмм, получен­ных от ЦК
КПСС, ГКЧП, приказов и распоряжений МВД, Минобо­роны и т.д. В тот
же день постановление было выполнено.
«Вечерняя Казань» писала от 29 сентября, что прокурор республики
О.М.Антонов своевольно не позволил Б.А.Лукоянову начать следствие, и
в этих условиях последний направил свое постановление Генеральному
прокурору РСФСР. Тут явная неточность: Б.А.Лукоянов направил копию
своего постановления одновременно как прокурору республики, так и
Генеральным прокурорам СССР и РСФСР, тем самым сразу же создав
для себя конфликтную ситуацию.
С опровержением этих извращенных фактов на страницах же
«Вечерней Казани» 16 сентября выступили работники следственного
управления Р.Г.Хакимзянов, И.Я.Сафиуллин, Ф.X.Газизуллин и
Ф.И.Гадеев. Ими ставился такой вопрос: в органах прокуратуры и МВД
республики работают сотни следователей, правомочных возбуждать
уголовные дела, и что бы получилось, если бы каждый из них из
патриотических чувств, без ведома прокурора, возбудил против людей,
показавшихся им путчистами, уголовные дела, арестовывал и
допрашивал их? Авторы письма упрекнули Б.А.Лу­коянова в том, что он,
выразив недоверие всем, направил свое постановление в адрес
Генеральных прокуроров СССР и РСФСР. «Что это, стремление всегда и
во всем быть первым или головокру­жение от мнимого успеха?.. Боимся,
что за всем этим скрывается более серьезный порок: мания величия.
Симптомы ее в последние годы проявлялись у Бориса Андреевича уже не
раз» — констатировали работники следственного управления.
Редакция не усмотрела в действиях Б.А.Лукоянова ничего зазорного.
Нетрудно увидеть за этим претензии газеты на лучшее, чем у
профессионалов, знание следственной процедуры.
В то время как прокуратуры республики и города вели интенсивную
следственную
работу,
Б.А.Лукоянов
продолжал
действовать
самостоятельно, всячески стремился оттеснить своих коллег от
расследования и явно торопил события...
Наконец Б.А.Лукоянов добился своего. 4 октября 1991 г. заместитель
Прокурора РСФСР Е.К.Лисов распорядился создать следственную
группу под его руководством, в нее были включены старший помощник
прокурора Казани В.В.Шашмаркин и прокурор отдела общего надзора
Прокуратуры ТССР X.Ф.Билялов. Б.А.Лукоянов хотел подвести черту
под обвинением руководства ТССР в пособничестве ГКЧП.
Одной из первых акций в этом новом качестве стал запрос
Президенту Татарстана М.Ш.Шаймиеву с просьбой выслать список лиц,
принявших участие в расширенном заседании президентского совета 20
августа 1991 г. «Аналогичный запрос, направленный Вам 5.09.91 г. за №
15-9-91, остался без ответа», — напоминал руководитель следственной
группы Президенту.
Б.А.Лукоянов в своей справке, составленной 17 октября, сообщил, что
до 10 октября М.Ш.Шаймиев находился в Англии и его референт
отказывается соединить по телефону следователя с Президентом.
Лукоянов доложил, что в тот же день им было составлено и вручено
референту приглашение Президенту на допрос в качестве свидетеля. 11
октября после неоднократных звонков помощник Президента Д.В.
Зарипов сообщил, что М.Ш.Шаймиев встретится со следователем во
время
сессии
Верховного Совета Татарской ССР. Б.А.Лукоянов писал, что
М.Ш.Шаймиев 17 октября позвонил по телефону и сообщил: «Есть
решение Верховного Совета Татарской ССР о признании действий
Президента ТССР в период с 19 по 21 августа 1991 г. законными. В
Татарской ССР чрезвычайное положение не вводилось. Поэтому не
согласен с такой постановкой вопроса — вызовом на допрос в качестве
свидетеля. Президент подотчетен Верхов­ному Совету ТССР. Никакого
уголовного дела быть не может». Таким образом, сделал вывод
Б.А.Лукоянов, М.Ш.Шаймиев отказался дать показания по уголовному
делу в качестве свидетеля.
Однако Б.А.Лукоянов был настойчив. В постановлении,
направленном в Генеральную прокуратуру, он писал, что в результате
вмешательства прокуратуры Республики Татарстан следствие не имело
возможности детально исследовать факт установки М.Ш.Шаймиева на
усиление военного патрулирования. Он вынужден был признать также,
что каких-либо данных об участии воинских частей в наведении
общественного порядка либо о введении войск в город не установлено.
Тем не менее, вместе с наветом на прокуратуру республики, работником
которой он был, Б.А.Лукоянов обвинил Верховный Совет республики в
подмене собой следственных и судебных органов, создав прецедент
игнорирования судебной власти.
Еще даже не завершив следствия, 18 октября 1991 г. он сделал
следующий вывод: «Высшим руководством Татарской ССР в лице
Президента М.Ш.Шаймиева, Председателя Верховного Совета
Ф.X.Мухаметшина, председателя рескома КПСС Р.Р.Идиа­туллина
официально выражена поддержка ГКЧП. Приняты меры к
осуществлению фактически чрезвычайного положения в республике:
введена цензура, запрещены митинги и шествия». Дальнейшие действия
Б.А.Лукоянова были направлены на доказательство этого по сути
априорного вывода*.
* Этот вывод сформулирован в его ходатайстве перед Прокуратурой РСФСР о
продлении срока предварительного следствия. Ходатайство было удовлетворено 23
октября 1991 г.
5 декабря 1991 г. он обратился к заместителю Генерального
прокурора РСФСР Е.К.Лисову с запросом о ряде сведений, по-видимому,
уже содержащихся в уголовном деле в отношении Г.И.Янаева,
В.С.Павлова, Крючкова и других. Следователь просил выслать копии
допросов или выписок из допросов Г.И.Янае­ва и А.И.Лукьянова,
отражающие встречи и содержания переговоров этих лиц с
представителями автономий РСФСР 19 августа 1991 г., в частности с
Президентом Татарской ССР**.
** Он просил проверить следующие слова М.Ш.Шаймиева, сказанные им на
расширенном заседании президентского совета: «Я пытался связаться с Президентом
РСФСР Ельциным Б.Н., но не смог. Дозвонился, однако, до Г.Э.Бурбулиса, который
сообщил, что они готовят заявление. Г.Э.Бурбулис спросил, буду ли подписывать
заявление. Я ответил: мне надо еще посмотреть, что там у вас будет написано».
Б.А.Лукоянов просил прислать фрагмент допроса Бурбулиса с отражением этого
разговора. Его очень интересовал разговор М.Ш.Шаймиева с Г.Э.Бурбулисом. Во-первых,
имел ли он место. Во-вторых, если да, то говорилось ли при этом о правомерности
создания ГКЧП и отношении к нему руководства РСФСР. В-третьих, предлагал ли
Г.Э.Бурбулис М.Ш.Шаймиеву подписать какой-либо документ. В-четвертых, были ли у
М.Ш.Шаймиева какие-либо попытки встретиться с кем-либо из руководства РСФСР.
Б.А.Лукоянов свои действия согласовывал непосредственно с
Генеральной прокуратурой РСФСР. В свою очередь и в Генераль­ной
прокуратуре благоволили к нему. Так, по запросу о факте разговора
М.Ш.Шаймиева с Г.Э.Бурбулисом из Москвы пришел ответ, что
Г.Э.Бурбулис в качестве свидетеля по данному уголовному делу не
допрашивался, и были присланы копии протоколов допроса
М.Ш.Шаймиева в Генеральной прокуратуре РСФСР, произведенного 12
декабря 1991 г., а также дополнительного допроса Г.И.Янаева, где он дал
показания об обстоятельствах своей встречи с руководителями
автономных образований.
Следствие искало следы возможного заговора Г.И.Янаева и
руководителей республик против российского руководства. Вовсе не
случаен и очень важен однозначный ответ Г.И.Янаева о том, что он не
призывал к отделению от России и разговор на эту тему и тему о
Союзном договоре не велся. Очевидно, что М.Ш.Шаймиева, как и
руководителей других республик в составе России, подозревали в
стремлении отделиться от России, и Б.А.Лукоянов нужен был российской
Прокуратуре как человек, заинтересованный в выявлении материалов,
дискредитирующих Президента Татарстана и всех первых лиц
республики. Потому и вел Б.А.Лукоянов себя независимо, подчиняясь
только Прокуратуре РСФСР. Именно поэтому группа Б.А.Лукоянова
подвергала допросам многих, в том числе и тех, кто до этого сам
допрашивал других.
16 октября старший помощник прокурора г. Казани В.В.Шашмаркин
в присутствии прокурора 1-го отдела прокуратуры ТССР X.Ф.Билялова
допросил министра внутренних дел республики С.И.Кириллова.
Министр сообщил, что первая телеграмма из МВД СССР поступила
утром 19 августа, а вечером ему позвонил заместитель министра
внутренних дел РСФСР генерал-майор А.Ф.Дунаев, который обрисовал
обстановку в столице и рекомен­довал не вводить чрезвычайного
положения в республике, предложил усилить охрану общественного
порядка, борьбу с преступностью и строго соблюдать законность. При
этом
А.Ф.Дунаев
охарактеризовал
ГКЧП
как
преступный
неконституционный орган, велел его решения не исполнять, а
руководствоваться Обра­щением и указами Президента РСФСР
Б.Н.Ельцина и предложил довести информацию до руководства
республики. С.И.Кирилловым содержание разговора с А.Ф.Дунаевым и
полученных позже аналогичного содержания шифротелеграмм были
доведены до личного состава.
Об
указаниях
А.Ф.Дунаева
С.И.Кириллов
немедленно
проин­формировал премьер-министра ТССР М.Г.Сабирова — вначале по
телефону, а после прилета последнего 19 августа из Альметьевска — при
личной встрече. М.Г.Сабиров поставил перед органами внутренних дел
задачу обеспечить надежную охрану важнейших объектов и принять
меры к недопущению националистических и экстремистских проявлений.
Разговор С.И.Кириллова с Президентом был на ту же тему и
примерно такого же содержания. Указания Президента были аналогичны
указаниям премьер-министра. «В докладе Президенту, — сказал
Кириллов, — я, основываясь на указаниях МВД РСФСР, высказал
твердое мнение: чрезвычайное положение в Республике Татарстан не
вводить и каких-либо других чрезвычайных мер не осуществлять.
Президент республики со мной согласился».
В установлении ГКЧП единого союзного законодательства в стране
министр внутренних дел узрел нарушение прав республик, в частности
прав суверенного Татарстана. Что создание ГКЧП является
антиконституционным актом, министр осознал вечером 19 августа 1991
г. после разговора с генералом Дунаевым.
О событиях на площади Свободы и улицах Казани Кириллов сказал,
что о них знает лишь со слов исполняющего обязанности начальника
УВД Казани Федотова. На обвинение в освобождении арестованных
демонстрантов до рассмотрения районного прокурора он ответил, что
прокурор О.М.Антонов отсутствовал, а его заместитель Шарапов ничего
вразумительного не мог сказать, вот после этого, не дожидаясь
окончательного решения вопроса, он распорядился освободить
арестованных. 22 августа после полудня они были освобождены.
11 ноября для допроса в качестве свидетеля к В.В.Шашмар­кину
явился председатель КГБ республики Р.Г.Калимуллин. В своих
показаниях он сообщил, что о государственном перевороте узнал в 8
часов утра 19 августа 1991 г. из сообщения Всесоюз­ного радио. На
шифротелеграммы, которые стали поступать с 19 авгус­та, он накладывал
визу: «Ознакомить руководящий и опера­тив­ный состав», объясняя это
тем, что в первый день переворота было трудно ориентироваться в
сложившейся в стране обста­новке, особенно после сообщения о том, что
Президент СССР М.С.Горбачев не может исполнять свои обязанности в
связи с заболеванием.
По его словам, оценку событиям, связанным с ГКЧП, ему дал в 10
часов утра в телефонном разговоре заместитель председателя КГБ СССР
С.П.Пятаков, который сказал, что переворот антиконституционный и в
дальнейшем необходимо действовать исходя из содержания
шифротелеграммы, направленной по линии МВД РСФСР, где дана
объективная оценка происходящим в стране событиям. Она была
передана Р.Г.Калимуллину его замести­телем В.А.Салимовым после
обеда 20 августа, после расширенного совещания у Президента ТССР
М.Ш.Шаймиева.
Р.Г.Калимуллин сказал, что он на нее не накладывал никакой
резолюции. На вопрос о том, сообщил ли он о полученных
шифротелеграммах Президенту и премьер-министру республики,
ответил: «Нет». На вопрос о том, были ли массовые беспорядки,
погромы, угрозы свержения власти, он ответил, что в целом обстановка в
республике была нормальной, но вместе с тем еще в апреле активистами
партии «Иттифак» и примыкавшей к ней молодежной организации
«Азатлык» была предпринята попытка захвата нефтепровода «Дружба» с
целью его перекрытия и прекращения перекачки нефти в Россию. В мае
— июне эти же силы организовали массовые акции, направленные на
срыв выборов Президента РСФСР, и блокировали здание, где проходило
заседание Верховного Совета республики. Он сказал также, что в
Альметьвском районе было выведено из строя нефтедобывающее
оборудование.
По инициативе Р.Г.Калимуллина на совещании у премьер-министра в
9 часов утра 19 августа 1991 г., на котором присутствовали руководители
министерств и ведомств, Сабиров политической оценки событиям не
давал, остановился лишь на экономических проблемах и поставил задачу,
чтобы все хозяйственные службы ТССР работали нормально, была
обеспечена надежная охрана важнейших объектов, в том числе пожаро- и
взрывоопасных, а также объектов жизнеобеспечения. Премьер-министр
указал также на необходимость принятия мер к недопущению
националистических и экстремистских проявлений. На вопрос, с кем из
руководителей Татарстана он встречался в эти дни, Р.Г.Калимуллин
сообщил, что встретил Президента 19 августа, когда тот прилетел из
Москвы, и какого-либо раз­говора не было, после этого была встреча на
совещании, где Президент категорически заявил, что в республике
чрезвычайное положение вводиться не будет.
Ответы Р.Г.Калимуллина на вопросы следователя изобило­вали
подробностями, однако в них не было ничего такого, что могло бы
бросить тень на руководство республики.
Председатель Казанского горисполкома К.Ш.Исхаков на допросе в
качестве свидетеля заявил: «Сказать определенно, что Президент
М.Ш.Шаймиев и премьер-министр т.М.Г.Сабиров поддержали или не
поддержали переворот, также не могу». Предельно честно было его
признание: «Трактовка законности мною документов могла быть
ошибочной и потому, что я по образованию радиофизик и достаточного
времени у меня изучить документы не было. Однозначно могу заявить,
что в реализации указаний ГКЧП мною ничего не было сделано».
25 декабря 1991 г. Б.А.Лукоянов принял постановления о
воз­буждении уголовного дела против Р.Р.Идиатуллина и В.А.Гаврилова,
которые «злостно воспрепятствовали законной профессиональной
деятельности журналистов: запрещали распространение информации о
незаконности создания и деятельности Государственного комитета по
чрезвычайному положению в СССР, запрещали комментировать
деятельность и правовые акты этого антиконституционного органа».
Б.А.Лукоянов, минуя прокурора Татарской республики, решил направить
копии постановлений Прокурору РСФСР.
Р.Р.Идиатуллину вменялось в вину то, что он 19 августа 1991 г.,
созвав в рескоме совещание главных редакторов рес­публиканских и
городских газет, потребовал от В. А. Гаврилова контролировать
публикуемые «Вечерней Казанью» материалы, а также запретить
публикацию Обращения к гражданам России Президента РСФСР
Б.Н.Ельцина,
премьер-министра
РСФСР
И.С.Силаева и и.о. Председателя Верховного Совета РСФСР
Р.И.Хасбулатова, содержащего призыв к оказанию противо­действия
ГКЧП и констатирующего факт незаконности соз­дания этого органа.
В.А.Гаврилов обвинялся в том, что он, злоупотребляя своим
служебным положением, заведомо осознавая незаконность своих
действий, запретил подчиненным ему инженерно-техническим
работникам издательства печатание в «Вечерней Казани» материалов,
информирующих о позиции правительственных и советских органов
РСФСР по отношению к ГКЧП в СССР. Указывалось, что Гаврилов
приказал задержать выпуск «Вечерней Казани», а ответственному за
выпуск газеты от 19 августа Мартинкову убрать из номера Обращение
руководства РСФСР к гражданам России и сообщение о прессконференции Б.Н.Ельцина. Вменялось в вину В.А.Гаврилову и то, что 20
августа он потребовал от ответственных за выпуск газеты снять с номера
перепечатку из «Известий» — статью «Позиция руководства России» и
заменить ее собственными материалами, а 21 августа потре­бовал убрать
из рубрики «Из телетайпного зала» сообщения о призыве солдатских
матерей не подчиняться призывам ГКЧП, а также опросе жителей
Красноярска по поводу законности его деятельности. Говорилось также,
что Гаврилов был лично заинтересован показать свое служебное рвение в
исполнении ука­заний первого секретаря Татарского рескома КПСС
Р.Р.Идиатуллина об ограничении свободы печати, несмотря на явную
незаконность таких указаний.
Какой же вывод сделал из этого следователь? Якобы В.А.Гаврилов
указанными действиями «фактически осуществлял цензуру печати путем
наложения запрета на распространение инфор­мации, содействуя тем
самым, вопреки интересам службы, усилению идеологических позиций»
антиконституционного органа ГКЧП, и тем самым «совершил
преступления, предусмотренные ст.170 ч.1 УК РСФСР, —
злоупотребление служебным положением, то есть умышленное
использование служебного положения вопреки интересам службы,
совершенное из личной заинтересованности, причинившее существенный
вред государственным и общественным интересам, а также охраняемым
законом правам и интересам граждан, и ст. 140-1, ч. 2 УК РСФСР —
злостное воспрепятствование законной профессиональной деятельности
журналистов, а также принуждение их к отказу от распространения
информации с целью ограничения свободы печати, совершенное с
использованием служебного положения».
В тот же день с 10 до 12 часов В.А.Гаврилов был допрошен
Б.А.Лукояновым.
Гаврилов занял позицию полного отрицания вины и возложил всю
ответственность на первого секретаря рескома КПСС Р.Р.Идиатуллина.
Он подтвердил, что участвовал в совещании у Р.Р.Идиатуллина, где
кроме него были редакторы других газет. Р.Р.Идиатуллин объяснил
обстановку и призвал присутствующих не публиковать ненужные
материалы, т.е. посту­пившие не по линии ТАСС, и рекомендовал
следить за газетами. «Эта рекомен­дация носила приказной характер,
которому я не подчиниться не мог», — заявил В. А. Гаврилов. Все свои
последующие дейст­вия он объяснил как выполнение указаний
Р.Р.Идиатуллина, ибо в противном случае понес бы наказание от рескома
КПСС. О своем участии в комиссии, созданной М.Ш.Шаймиевым,
В.А.Гаврилов сказал, что был включен туда без своего ведома и согласия,
а контроль за «Вечерней Казанью» им осуществлялся только потому, что
не было на месте редак­тора газеты А.П.Гаврилова.
6 февраля 1992 г. для Р.Р.Идиатуллина было особенно тяжелым. В
этот день он был допрошен сам, состоялись его личные ставки с
В.А.Гавриловым и редактором газеты «Советская Татария»
Е.А.Лисиным.
В показаниях Р.Р.Идиатуллина на допросе были изложены факты его
взаимоотношений с Президентом республики, директором газетножурнального издательства и его реальные права и обязанности после
исключения шестой статьи о руководящей роли КПСС из Конституции
СССР. Он сообщил, что о событиях, связанных с ГКЧП, узнал по радио,
попытался дозвониться в ЦК КПСС, но куратор, заведующий сектором
ЦК КПСС, ничего определенного не смог сказать. Не встречался он ни с
М.Ш.Шаймиевым (поскольку тот был в Москве), ни с председателем
Верховного Совета, ни с премьер-министром.
Решительно отмежевался Идиатуллин и от участия в подготовке
постановления Верховного Совета Татарской ССР от 20 августа и заявил,
что на встрече с редакторами газет не давал никаких указаний не
печатать какие-либо российские материалы. Заявил также, что к этому
времени не располагал ни текстом Обращения российского руководства,
ни шифровкой из ЦК КПСС об оказа­нии поддержки мероприятий ГКЧП.
Издательство к тому времени использовалось госструктурами, и его
директор был введен в состав комитета по печати без согласования с ним.
В силу этого он в дальнейшем оказался в подчинении у этого комитета.
Во время очных ставок Б.А.Лукоянов добивался подтверждения
факта, что встреча Р.Р.Идиатуллина 19 августа 1991 г. в реско­ме КПСС с
редакторами газет носила официальный характер. Это не меняло сути
дела, ведь гораздо важнее было бы установить, о чем там говорилось.
Видимо, и В.А.Гаврилов, и Е.А.Лисин не поняли подвоха и заявили на
очной ставке, что это было совещание.
Между тем Р.Р.Идиатуллин продолжал утверждать, что не было
никакого официального совещания — запротоколированного, с
повесткой дня. Беседу же с редакторами объяснил тем, что в тот день
двери его кабинета были открыты как никогда, заходили разные лица и
по разным вопросам. На вопрос, были ли на совещании какие-либо
установки от Идиатуллина относительно распространения информации, и
Гаврилов, и Лисин ответили утвердительно. Ответ Е.А.Лисина:
«Идиатуллиным было сказано, что мы — я и Аглиуллин — головой
отвечаем за все, что будет написано в наших газетах. В.А.Гаврилову
было ска­зано, что он отвечает за все остальные издания, которые печатаются в издательстве, в том числе и в «Вечерней Казани». В частности,
Р.Р.Идиатуллиным было сказано, что если в этой газете собираются
печатать то ли Обращение Президента РСФСР Б.Н.Ельцина, то ли указ,
то В.А.Гаврилову нужно принять меры к недопущению таких
публикаций».
На вопрос о том, давались ли им установки относительно
распространения информации о позиции российского руководства по
отношению к созданию ГКЧП, Р.Р.Идиатуллин при очной ставке с
Е.А.Лисиным сказал: «Весь смысл встречи сводился к тому, чтобы
обменяться информацией, чтобы исключить публикации, могущие
привести к дестабилизации обстановки, и руководствоваться только
официальными информациями, поступающими по каналу ТАСС...
Возможно, что я просил воздержаться и от российских материалов, то
есть воздержаться от публикации любых материалов, которые несут в
себе заряд нестабильности». На очной ставке с В.А.Гавриловым он
выразился так: «Именно того, о чем говорит Гаврилов, не было. Я
говорил только о том, чтобы в газетах не было публикаций
экстремистского характера, чтобы не нарушался тот баланс спокойствия,
какой был на тот период».
Идиатуллин сказал, что в обстановке 19 августа не был сориентирован.
В тот же день, 6 февраля 1992 г., Б.А.Лукоянов вынес постановление
о привлечении Р.Р.Идиатуллина к уголовной ответственности. В качестве
обвинения ему было предъявлено все, что было заявлено
В.А.Гавриловым и частично Е.А.Лисиным. Это не привело к оправданию
В.А.Гаврилова. Он в постановлении был назван соучастником
Р.Р.Идиатуллина.
24 февраля 1992 г. Б.А.Лукоянов выделил уголовное дело по
обвинению Р.Р.Идиатуллина в отдельное производство.
В то время когда некоторые сотрудники «Вечерней Казани» делали
все для того, чтобы обвинить и наказать Р.Р.Идиатуллина, находились
люди, выступившие в его защиту. От имени Республиканской партии к
Президенту, председателю Верховного Совета и прокурору республики
обратился профессор Р.А.Юсупов. «Не надо быть юристомпрофессионалом, чтобы понять, что предъявленное Р.Р.Идиатуллину
обвинение — это абсурд. Видимо, здесь имеет место не уголовно
наказуемое деяние, а преследуется чисто политическая цель, а именно —
найти лишний повод для дискредитации политического лидера, что идет
в русле той оголтелой кампании «охоты на ведьм», которую развернули
сейчас определенные политические силы. Уверены, что эта политическая
игра, где козлом отпущения стал бывший первый секретарь рескома
КПСС Р.Р.Идиатуллин, является не только попранием его гражданских
прав, но и покушением на Декларацию о государственном суверенитете
Республики Татарстан, провозгласившую верховенство ее законов», —
писал он. Юсупов выразил мнение, что это может отрицательно сказаться
на договорном процессе между Республикой Татарстан и Российской
Федерацией.
В защиту гражданских прав Р.Р.Идиатуллина выступили народные
депутаты Татарстана Ф.Ш.Сафиуллин, Р.Ш.Хафизов, А.А.Колесник,
М.Г.Шарифуллин,
В.Н.Липужина,
В.М.Зарипов,
М.А.Сираев,
А.А.Савельев, Т.В.Кобелев, Р.И.Валеев, Р.Г.Сабитов, В.Б.Кандалинцев и
Т.Ф.Камалов. Весомо прозвучало также и обращение к прокурору
республики группы активистов КПСС, выразивших готовность в случае
необходимости дать объективные показания.
Ситуация менялась. Времена тех, кто хотел извлечь пользу из
событий ГКЧП, проходили. Республика Татарстан уверенно шла к
реализации Декларации о государственном суверенитете. 26 декабря
1991 г. Верховный Совет Татарстана принял Декларацию о вхождении
республики в Содружество Независимых Государств. Постановлением
«Об акте государственной независимости Республики Татарстан» было
решено провести 21 марта 1992 г. референдум о государственном статусе
Татарстана. И он, несмотря на угрозы, состоялся. 61,4% его участников
проголосовали за суверенитет республики. Татарстан не подписал
Федеративный договор. Его авторитет в России и в мире продолжал
расти. В этих условиях вынуждены были затаиться те, кто хотел
отрешить от власти М.Ш.Шаймиева, предать суду его и его сторонников.
Приближение этого события заставило отступить Б.А.Лукоянова и тех,
кто стоял за ним.
26 февраля 1992 г. Б.А.Лукоянов вынужден был принять
постановление о прекращении уголовного дела. В документе из 11
страниц не в меру ретивый следователь не снял обвинений с
Р.Р.Идиатуллина и В.А.Гаврилова, однако сделал нелегко давшийся ему
вывод: «Принимая во внимание, что в результате действий
Р.Р.Идиатуллина и В.А.Гаврилова в силу их кратковременности не
наступило каких-либо ощутимых вредных последствий... прекратить
дело в связи с изменением обстановки».
Документ
этот
весьма
противоречив,
что
объясняется
несоответствием желаний его автора реальным фактам. Сотни страниц
допросов десятков людей не дали доказательств виновности кого бы то
ни было из обвиняемых. Факты показывают, что обреченность следствия
выявлялась на каждом его этапе, да и цель работы следственной группы
Б.А.Лукоянова заключалась не в обвинении и осуждении
Р.Р.Идиатуллина и В.А.Гаврилова, а в доказательстве того, что
Президент, премьер-министр и Председатель Верховного Совета
республики поддержали ГКЧП и были с ним в сговоре, в том числе и в
вопросе о развале РСФСР. Когда достичь этого не удалось, нашли
стрелочников, не получилось отыграться и на них.
Спрашивается: за что же в течение более чем шести месяцев
измывались над людьми? Не явный ли это провал миссии
Б.А.Лукоянова? Ответ напрашивается сам собой, ибо никаких наград и
поощрений за свое старание он не получил.
2 сентября 1992 г. старший прокурор В.А.Тюрин, исходя из того, что
совершенные обвиняемыми преступные действия потеряли характер
общественно опасного, принял постановление о прекращении уголовного
дела по отношению к Р.Р.Идиатуллину и В.А.Гаврилову.
Так завершились события, связанные с ГКЧП. Они открыли новую
страницу в истории Татарстана, оказавшуюся не менее драматичной,
однако об этом еще предстоит написать.
Глава XIII. От референдума к конституции
§ 1. Народ говорит «да» суверенитету
События августа 1991 г. не только привели в движение самые
различные политические силы, но и положили начало развалу СССР.
М.С.Горбачев приехал из Фороса абсолютно разбитым. Его ближайшие
сподвижники, затеявшие мятеж, оказались в тюрьме. Министр
внутренних дел Б.К.Пуго застрелился. Покончили жизнь самоубийством
несколько ответственных работников ЦК КПСС. М.С.Горбачев отныне
делал все, что требовал от него Б.Н.Ельцин, заставивший его на глазах
миллионов телезрителей подписать указ о роспуске Компартии.
СССР доживал свои последние дни. В декабре 1991 г. руководители
России, Украины и Белоруссии в Беловежской пуще подписали
трехстороннее соглашение о роспуске СССР. Они не только пошли
вразрез с волей народов страны, высказавшихся на Всесоюзном
референдуме за сохранение СССР, но и с Конституцией Советского
Союза,
нарушив
территориальную
целостность
государства.
М.С.Горбачев, продолжавший оставаться Президентом СССР, в
подчинении которого находились все силовые структуры, и являвшийся
гарантом Конституции СССР, был обязан арестовать и предать суду этих
людей. Однако он этого не сделал, поэтому как человек, не выполнивший
свой конституционный долг, в одинаковой мере виновен в крахе СССР.
У Татарстана оставался один путь — укрепление суверенитета и
установление договорных отношений с Российской Федерацией.
Путь к договору был долгим и трудным. Предстояло пройти и через
референдум. Определенные круги в Москве не сомневались в том, что
если руководство Татарстана пойдет на его проведение, то проиграет,
получив отрицательный ответ. Решение о проведении референдума
появилось в результате принятия Верховным Советом Татарстана
Постановления «Об Акте о государственной независимости Республики
Татарстан». Референдум было решено провести 21 марта 1992 г. и
включить в бюллетень для голосования следующий вопрос: «Согласны
ли Вы, что Республика Татарстан — суверенное государство, субъект
международного права, строящее свои отношения с Российской
Федерацией и другими республиками, государствами на основе
равноправных договоров?». Следовало ответить «да» или «нет».
Принятие этого постановления основывалось на решимости
татарского народа иметь полнокровную государственность и строить
свои отношения с Россией на основе двустороннего договора.
Референдум не ставил задачу выхода из ее состава, и это придавало
уверенность, что на его вопрос будет получен положительный ответ.
Этот документ не удовлетворил российское руководство, и оно
решило
прибегнуть
к
помощи
целиком
политизированного
Конституционного суда во главе с В.Д.Зорькиным. 13 марта
Конституционный суд вынес решение о неправомерности проведения
референдума в Татарстане и необходимости его отмены. Это решение
было подкреплено Верховным Советом РСФСР, на заседание которого
был
вызван
Председатель
Верховного
Совета
Татарстана
Ф.Х.Мухаметшин. Ход заседания транслировался по телевидению и
радио.
В.Д.Зорькин с целью запугать российскую общественность заявил:
«Если на вопрос референдума будет получен положительный ответ, то
это будет юридической основой для провозглашения независимости. Так
будет считать любой юрист и будет прав».
Хотя запугать общественность не удалось, его слова были услышаны,
и потому в общественном мнении появилась точка зрения, что
референдум направлен на разрыв с Россией. Московские радио и
телевидение, газеты и журналы тиражировали такое понимание вопроса
референдума. Не остановило эту кампанию даже специально принятое
разъяснение Президиума Верховного Совета Татарстана. Кампания
клеветы на республику набирала нарастающие темпы, и это вызывало
негативную реакцию значительной части общественности России и стран
СНГ, о чем свидетельствовали многочисленные письма и телеграммы в
адрес Верховного Совета и Президента Татарстана.
В своем письме Президенту Татарстана М.Ш.Шаймиеву,
Председателю Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшину и премьерминистру М.Г.Сабирову гражданка Т.Володина выразила поддержку
намеченного референдума. По мнению этой женщины, противники
суверенитета «хотят резни, крови, Карабаха, Грузии, Сербии, Хорватии,
Молдавии... Многонациональный народ Татарстана сам выбрал свой
путь... Не трогайте и не оскорбляйте, не грозите руководителям
суверенного Татарстана... Руки прочь от Татарстана». Так писала простая
женщина, так думали и писали многие жители республики.
Немало граждан России также выражали протест против давле­ния на
республику. Поступали письма и телеграммы поддержки с Украины, из
Таджикистана, Узбекистана, стран Балтии.
Однако были в стране и другие настроения. Так, в Самаре активную
антитатарскую пропаганду вел депутат Верховного Совета Российской
Федерации от Самарской области Юдин. Судя по телеграмме активистов
Татарского культурного центра Аб­дулова, Галимова и Надирова на имя
Президента Татарстана М.Ш.Шаймиева, этот человек угрожал походом
добровольческих отрядов великодержавных шовинистов на Казань,
ультимативно потребовал от активистов Татарского культурного центра
публичного осуждения по телевидению референдума в Татарстане. В
противном случае обещал изгонять и расстреливать татар.
В республике активизировались разнородные политические силы,
которые в ряде случаев оказывались в ситуации резкого противостояния.
Так, депутаты «Народовластия» решили созвать в Казани в феврале 1992
г. консультативный совет Конгресса демократических сил республик и
национально-государственных образований Российской Федерации. В
свою очередь ТОЦ, увидев в этом попытку создания препятствия
реализации суверенитета республики, добился срыва этого мероприятия.
В ответ на это в газете «Вечерняя Казань» появилось заявление
руководителей группы «Народовластие», озаглавленное «Экстремизму
— народный отпор».
Подписавшие заявление депутаты обвиняли руководство республики
в попустительстве нарушению свободы слова и собраний со стороны
радикалов
националистических
организаций,
требовали
от
правоохранительных
органов
привлечения
к
ответственности
«организаторов и исполнителей субботнего шабаша», призывали граждан
Татарстана, общественные организации и партии республики провести
организационную подготовку к противодействию любым попыткам
насильственного нарушения Конституции.
Разумеется, читателям газеты не было понятно, о каком
организованном сопротивлении и о защите какой конституции шла речь.
Однако, как бы то ни было, все это подогревало страсти и было
направлено на создание в республике межнациональной напряженности.
К происходящему в республике были неравнодушны и определенные
силы вокруг руководства Российской Федерации. Молодые политики,
окружавшие российского Президента, не имея политического опыта,
толкали Б.Н.Ельцина на опрометчивые действия, грозили ему
импичментом, заставляя отказаться от своих слов: «Берите суверенитета
столько, сколько сможете взять!». Более того, некоторые из них
предлагали ввести в Татарстан войска. Но секретарь Совета Безопасности
Российской Федерации Ю.Скоков убедил Б.Н.Ельцина не совершать
необдуманных действий.
При подготовке референдума руководство республики должно было
максимально доходчиво разъяснить широкой общественности цели и
задачи выносимого на референдум вопроса. Для этого было решено 16
марта созвать IX внеочередную сессию Верховного Совета Республики
Татарстан двенадцатого созыва и включить в ее повестку вопрос «О
разъяснении формулировки вопроса референдума Республики Татарстан
21 марта 1992 года». За сессией внимательно следила и Москва. Там с
тревогой ожидали решения, которое могло изменить судьбу не только
Татарстана, но и России. На сессию приехал известный в России
государственный деятель Р.Г.Абдулатипов. Его тепло встретили все
депутатские группы.
Дебаты были бурными, звучали весьма противоречивые мнения. Так,
депутат Р. Вагизов, в своем выступлении указав, что постановление
Конституционного суда России несправедливое, принято с грубыми
нарушениями норм внутреннего и международного права, заявил:
«Обвинительный вердикт строится на том аргументе, что Декларация,
дополнения к Конституции, а также республиканский закон и
постановление о референдуме не соответствуют положениям
Конституции Российской Федерации... Вызывает недоумение, что
российские парламентарии громко, на всю Россию говорят, что
Конституция — это рудимент командно-административной системы, в то
же время готовы стоять насмерть за каждую ее букву. Россия,
подписывая с Татарстаном меж­правительственные договоры, признает
его равноправным партнером и тут же ставит под сомнение
конституционность взаимных договорных отношений... В мировой
практике
существует
основополагающее
положение:
если
соответствующих норм в Конституции России нет, то следует
положиться на положение международных актов, которое позволит
найти правовое решение в возникшей конфликтной ситуации. Но это
высоким судом было отклонено».
Далее Р. Вагизов отметил, что у избирателей вызывает недопонимание вопрос референдума. Население за повышение экономического
и политического статуса, за справедливые договоры со всеми
республиками. Однако формула «субъект международного права»
воспринимается как чуть ли не выход республики из России и
присоединение ее к какому-то иностранному государству. «Гарантией
нашей вековой дружбы станет наша новая Конституция, где будут
предусмотрены гарантия прав человека, двуязычие и двойное
гражданство... — отметил Вагизов. — Победа суверенных устремлений
явится крупным достижением в истории народа, даст импульс
повышению экономического и политического статуса республики. В
случае отрицательного исхода образуется благоприятная среда для роста
националистических и шовинистических настроений... Процесс
суверенизации необратим, возврата к прошлому нет... Нам необходимо
принять
постановление
об
отношении
к
постановлению
Конституционного суда России и подтвердить наше стремление к
проведению референдума о повышении статуса нашей республики».
Депутат Н.В.Мансуров заявил, что силы, которые пытаются оклеветать референдум утверждением о том, что его решение означает выход
из России, тем самым пытаются задушить суверенитет.
Депутатская группа «Согласие» целиком и полностью поддержала
постановление Конституционного суда России и решила бойкотировать
обсуждение этого вопроса. «Я оказался в сложном положении...
поскольку группа «Согласие» приняла решение не участвовать в
обсуждении данного вопроса... Речь идет безусловно, безоговорочно о
выходе из состава Российской Федерации и об образовании независимого
отдельного государства... что и подтвердил Конституционный суд
Российской Федерации», — заявил руководитель группы «Согласие»
И.Д.Грачев. Однако то, что лидер группы тем не менее был вынужден
включиться в дискуссию, говорило о том, что метод бойкота
малоэффективен и только активное участие в обсуждении вопроса может
дать определенные результаты.
Настроения многих депутатов смогло переломить выступление
Председателя Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР
Р.Г.Абдулатипова, который отметил, что исторически Россия — это
федеративное государство, и она в большей степени страдает от
унитаризма, чем от федерализма. Докладчик подчеркнул, что процесс
суверенизации — объективный процесс в развитии национального
самосознания, связанный с обретением народами национального
достоинства и самостоятельности. Он должен быть доведен до
российских республик, чтобы Российская Федерация не повторила
судьбу Советского Союза, распавшегося прежде всего из-за
сверхцентрализации власти и управления. Р.Г.Абдулатипов поблагодарил
Президента Татарстана за взвешенную позицию в этом вопросе и,
признав
недопустимость
«диктата
Центра»,
предостерег
от
«национального диктата» на местах. В заключение он призвал депутатов
к взвешенности решений, дабы не было повода крайним силам ставить
суверенитет под сомнение, и выразил надежду, что парламент
республики откроет дорогу и другим для нормализации федеративных
отношений и национальных процессов. Выступление представителя
российского парламента неоднократно прерывалось аплодисментами
депутатов.
Депутату Ф.Ш.Сафиуллину, выступившему за Р.Г.Абдулатиповым,
уже легче было говорить, так как зал в целом, а не только отдельные
депутаты был готов к критике действий Конституционного суда России.
Вот выдержка из его выступления: «Я хочу кратко проанализировать
решение Конституционного суда в смысле его несостоятельности. Ведь
нас судят не за то, что кого-либо пытаемся захватить, унизить, своих прав
лишить. Нас судят только за то, что мы требуем, настаиваем, просим
равноправия, права заключать равноправные соглашения без ущемления
чьих-либо прав. Судят только за это. За право быть хозяевами своих
недр, своего добра. Поэтому нам не надо стыдиться этой «судимости». Я
верю, что скоро будет стыдно другим — судьям и их хозяевам. Суд
состоялся с грубейшими нарушениями процедурных норм. В качестве
экспертов на заседании суда присутствовали заинтересованные лица. Это
получается суд, где присутствовали свидетели только обвинения».
Депутат Ю.П.Алаев построил свое выступление в русле поддержки
основных положений, высказанных Р.Г.Абдулатиповым. Особое
внимание он уделил проблемам взаимного уважения национального
достоинства
народов,
высказался
за
самостоятельные
межправительственные контакты Татарстана с зарубежными странами, за
экономический суверенитет. Ю.П.Алаеву, как и многим депутатам, было
хорошо известно, что Р.Г.Абдулатипов является одним из авторов и
убежденным сторонником Федеративного договора. С явным расчетом
обыграть это обстоятельство он сказал, что названный документ
предусматривает самостоятельное осуществление республиками,
входящими в состав Российской Федерации, международных контактов
как на межгосударственном и межправительственном уровне, так и на
уровне субъектов хозяйственного права». Ю.П.Алаев попытался убедить
депутатов в том, что последний проект Федеративного договора
существенным образом отличается от первоначальных вариантов и
вполне приемлем для Татарстана. По его словам, «изменение позиции
российского руководства — это следствие и нашей последовательной
политики... следствие нашего стремления получить суверенитет
цивилизованными методами». Депутат допустил возможность, что в
будущем республика будет являться, по существу, полностью
независимой. Однако, по его мнению, пока она должна остаться в составе
Российской Федерации.
Ход развития событий на сессии не удовлетворил депутатов группы
«Согласие», и они, собравшись во время перерыва, решили пригласить к
себе телевидение. Депутатами было принято решение бойкотировать
голосование.
Затем от имени «Согласия» И.И.Салахов сообщил, что депутаты этой
группы только что получили решение Конституционного суда и проект
Федеративного договора, в связи с чем хотят задать вопросы
Р.Г.Абдулатипову и Президиуму Верховного Совета. Его поддержал
М.А.Мулюков, предложив поручить Комиссии конституционного
надзора изучить решение Конституционного суда. Группа «Согласие»
безуспешно попыталась сорвать заседание, но большинством голосов
было решено заслушать выступление Президента М.Ш.Шаймиева.
М.Ш.Шаймиев, в частности, отметил: «Референдум — это испытание
для всех нас, и он должен дать хороший результат, заложить хорошую
основу дружбы народов нашей республики на века. Вот таково должно
быть понимание данного вопроса... Мы всегда дорожили авторитетом
Верховного Совета нашей республики. И не нужно строить иллюзий.
Только через дружное «за» на референдуме мы придем к согласию. Все
это накладывает на нас большую ответственность и требует единства
взглядов в разъяснении целей референдума, другого выбора нет...
Я считаю, что и у Верховного Совета, и у народа республики хватит
мудрости для того, чтобы на референдуме сделать правильный выбор во
имя сохранения дружбы народов. Это даст нам возможность сполна
использовать созданный трудом многих поколений потенциал для
улучшения благосостояния нашего населения, а для этого у нас есть все
возможности. Спасибо за внимание».
Этим выступлением был окончательно предопределен исход сессии.
Хотя попытки изменить ситуацию предпринимались и в ходе обсуждения
проекта постановления.
После продолжительных прений сессия большинством голосов
приняла Постановление «О разъяснении формулировки вопроса
референдума Республики Татарстан, назначенного на 21 марта 1992
года».
В Московском Кремле и «Белом доме» подыгрывали негатив­ным
настроениям в Татарстане. Из Москвы последовало распоряжение
прокурору Республики Татарстан закрыть все избирательные участки.
Особым рвением отличались прокуроры некоторых районов самой
республики. Так, в Лениногорске изымались письма, направленные в
адрес Президента и Верховного Совета. Прокурор Гринь, возглавлявший
местное отделение ДПР, вызывал их авторов и, якобы по распоряжению
Верховного Совета Татарстана, заставлял писать объяснительные
записки на имя прокурора республики О.М.Антонова. Однако в
республике не был закрыт ни один избирательный участок.
В события вмешался Б.Н.Ельцин, который выступил с обращением по
телевидению к избирателям Татарстана, припугнув их тем, что если они
на референдуме скажут «да», то назавтра русские жители республики
проснутся второстепенными гражданами.
После Б.Н.Ельцина по республиканскому телевидению с обращением
к народу выступил М.Ш.Шаймиев. Это был мужественный поступок с
его стороны. Спокойный тон руководителя республики, веские
аргументы, разъясняющие суть позиции Татарстана и цель проводимого
референдума, вселили уверенность гражданам республики. Обращаясь с
письмом на имя Ф.Х.Муха­метшина, М.Г.Сабирова и М.Ш.Шаймиева,
житель Казани член КПСС Н.Степанов писал: «Как я переживал в день
голосования 21 марта, только думая о победе. Очень помогло этой победе
ваше обращение к народу — избирателям Республики Татарстан,
подчеркиваю, своевременное обращение».
Татарское население России и СНГ не оставалось безучастным к
происходящему.
Татары
Узбекистана,
Москвы,
Астрахани,
Екатеринбурга, Челябинска, Красноярска просили присоединить их
голоса к голосам тех, кто поддерживал суверенитет республики.
Инженер-строитель из Челябинска В. Валиев писал: «Считал и считаю
себя гражданином своей исторической родины и на вопрос референдума
отвечаю «да».
В Татарстане крепло движение протеста против давления на
руководителей республики. Избиратели Э.Газизова и Р.Закирова писали:
«Передайте, пожалуйста, Президенту М.Шаймиеву нашу благодарность
за проявленную им и всем руководством республики твердость в
отстаивании суверенитета. Мы боялись, что придется уступить давлению
и отменить референдум». Были письма с решительным требованием не
сдаваться. К.Нуретдинов писал Ф.Мухаметшину, что если он,
испугавшись прави­телей Москвы, подпишет Федеративный договор, то
станет предателем номер один и ни один татарин не простит его. «Если
Вы боитесь правительства России, Вы не председатель. Если Вы
размазня или человек имперского духа, уходите в отставку, не позорьте
татарский народ!» — говорилось в заключение его письма. В письме из
Агрыза говорилось: «Сейчас назад дороги нет. Сегодня нас знает весь
мир. Референдум должен пройти удачно... Назад пути нет, только вперед,
только вперед».
Противники референдума стремились во что бы то ни стало
переломить эти настроения. Так, Президиум Верховного Совета РСФСР
по инициативе Председателя Р.И.Хасбулатова направил в Республику
Татарстан машины, груженные листовками, обращениями к населению и
всевозможными воззваниями. Они расклеивались в подъездах всех
домов. Однако это во многих случаях вместо сомнений и страхов
вызывало раздражение у людей.
В одном из писем на имя первого заместителя Председателя
Верховного Совета З.Р.Валеевой говорилось: «У нас в доме (и в соседних
домах) во всех подъездах и этажах аккуратно и крепко приклеена вот
такая, прилагаемая в этом письме, прокламация. Нельзя ли что-нибудь
предпринять против этой акции? Не знаю, может быть, тоже заклеить
такую же антипрокламацию?».
Ветераны войны и труда из Кукмора прислали письмо, написанное на
обороте обращения комитета «Дружба» к пенсионерам. В нем есть такие
строки: «Сегодня наша страна у последней черты, националисты
раздирают ее на части...». Далее большими красными буквами выведено:
«Родина в опасности!». В письме также говорилось и следующее: «Позор
тому, кто эти листовки распространяет. Мы, ветераны войны и труда, все
как один будем поддерживать только «да», мы за разделение с Россией.
Кукморские труженики-рабочие будут поддерживать правительство
Татарстана во главе с Шаймиевым».
Конечно, были письма и иного характера. Так, избирательница
Сидорова обратилась с письмом к Ф.Х.Мухаметшину: «Неужели мало
примера... других суверенных государств? Возьмите пример Прибалтики,
что, у них жизнь со взятием суверенитета лучше стала? Или Кавказ,
Молдова... Мы жили хорошо, не различали и не задумывались, кто рядом
с тобой, — татарин, русский, чуваш и т.д. Потому что все жили в
России».
Письмо это не злобное, а скорее протест против развала Союза и
страх перед тем, что такое же может случиться с Россией. Автор уверена,
что с выходом из состава России всем в республике будет плохо, разве
что, пишет она, будет хорошо «политикам и членам высшего ранга»,
которым нужна власть и «портфель побольше». Из письма семьи
Гусевых: «Шаймиеву верим, но ему не дадут работать националисты, и
он им подчинится, только бы удержаться в кресле. За референдум
проголосовало бы до 90%, если бы не Ф.Байрамова, М.Мулюков,
Ф.Сафиуллин, — это явные националисты и будут все силы
предпринимать, чтобы убрать Президента и Верховный Совет...
Получение суверенитета в Татарстане к улучшению жизни людей не
приведет, как и в других бывших республиках... Мы должны жить в
России». У автора письма, так же, как и у многих других людей, листовки
вызывали раздражение: «Нет бумаги на газеты, а на это есть».
Письма, помимо всего прочего, свидетельствовали и о том, что
разъяснительная работа среди населения со стороны организаторов
референдума была недостаточной. Видимо, прав один из написавших в
Верховный Совет республики: «Если бы руководители предприятий
провели на своих местах собрания по вопросу референдума с
работниками, число голосов было бы до 99%».
Письма отражают и сведения о работе руководителей ряда
предприятий, начальников цехов, некоторых депутатов Верховного
Совета Татарстана по дискредитации референдума. Так, в письме Вафина
и Садриева сообщается о собрании, проведенном депутатом
М.Хафизовым, на котором он призвал голосовать на референдуме против
суверенитета республики, потому что «Ка­бинет Министров, Верховный
Совет и Президент республики ведут население к голоду, и нефти в
Татарстане хватит только на 3–4 года, размер пенсии, заработной платы
будет ниже уровня российского». В письме Низамовых из Казани
сообщалось об аналогичных высказываниях депутата Верховного Совета
Ю.С.Ре­шетова, призвавшего избирателей по республиканскому радио 9
марта 1992 г. сказать «нет» на вопрос референдума. По мнению авторов
письма, депутат своим выступлением противоречил самому себе,
поскольку 30 августа 1990 г. голосовал за принятие Декларации о
государственном суверенитете Республики Татарстан.
Многие избиратели выражали недовольство газетой «Вечерняя
Казань». В письме учителя-ветерана Г.Хамиди, озаглавленном
«Кайныйлар» (Кипят), описан день, проведенный в кабинете заведующей
отделом межнациональных отношений этой газеты Е.Чернобровкиной.
Автор пишет, что после ее слов о том, что газета печатает материалы
разных направлений, отдал редакции 3–4 письма в защиту референдума.
Однако они не были напечатаны и через три недели. Хотя, как пишет
автор, в то же время печатаются материалы противоположного
направления. На стене кабинета Е.Чернобровкиной было прикреплено
обращение к женщинам с призывом зачеркнуть слово «да» на бюллетене
для голосования. Один из посетителей кабинета держал в руках целую
пачку этого обращения. Несколько экземпляров вручили и автору
письма: «Раздайте знакомым!». Г.Хамиди пробыл в редакции несколько
часов, и все это время там кипела работа, связанная с референдумом в
республике. В письме Р.Хуснуллина на имя Ф.Х.Мухаметшина есть
такие строки: «Ве­черняя Казань» активно включилась в
разрушительную работу против референдума. В каждом номере по 2–3–5
статей, все они озаглавлены «Уйдем из России», изображен пограничный
столб с вооруженными солдатами. Ведь это и есть призыв к конфликту,
гражданскому конфликту». Автор был недоволен тем, что не
принимаются «меры против этой газеты».
Во всех этих письмах выражена озабоченность судьбой республики и
исходом референдума. В то же время они являются показателями того,
что люди еще не привыкли жить в условиях демократии, не научились
адекватно воспринимать разные мнения и позиции. В то же время через
письма можно проследить и медленное, трудное становление
демократии. В них нет призыва к насилию, скорее, наоборот, преобладает
стремление к сохранению согласия между народами республики,
укреплению взаимного доверия между людьми, улучшению их
материального благосостояния. В этой связи вызывает интерес письмо
Н.Шарифуллина из Кукмора. В нем содержится шесть таких
предложений: усилить разъяснительную работу среди населения,
особенно в местах с преобладанием русского населения; чаще
предоставлять страницы газет, радио- и телеэфир для выступления
простых людей; необходимо аргументированное опровержение решений
Конституционного суда и Верховного Совета Российской Федерации, не
исключающего в случае необходимости обращения в Международный
суд; как шовинисты, так и националисты должны отвечать перед
законом; необходимо принимать законы и конкретные меры,
направленные на улучшение материаль­ного положения трудящихся.
Очень важен последний пункт: автор считает, что за 1–2 дня до
референдума Президент республики должен выступить с обращением к
народу.
Письма в адрес Президента, Верховного Совета и Кабинета
Министров тщательно изучались. Они являлись ориентиром для
принятия весьма ответственных решений. Заведующий отделом писем
Президиума Верховного Совета Х.Иштиряков сводил их воедино и
хранил в особой папке «Референдум».
Анализ писем и заявлений, поступивших в адрес Верховного Совета и
Президента республики, показывает, что в республике царила обстановка
межнационального доверия. Даже самые противоположные мнения и
суждения в отношении суверенитета сходились в одном: Татарстан —
наш общий дом, и он должен находиться в самых близких отношениях с
Россией. Большинство людей в республике и в России считали, что
должны быть сохранены и укреплены многосторонние экономические,
культурные и родственные связи. Это, по сути, был наказ народа.
Наступило 22 марта — день референдума. Вот как вспоминает его
Председатель Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшин: «Это было теплое,
солнечное утро. Все были в напряжении — и Моск­ва, и руководство
республики. В городской квартире, куда мы заехали с женой до поездки
на избирательный участок, в 9.30 утра раздался телефонный звонок
правительственной связи. Мне сообщили, что со мной хочет говорить
руководитель аппарата Президента Российской Федерации С.Филатов.
Коротко поздоровавшись, он попросил доложить обстановку в
республике, на что я ответил, что обстановка нормальная, русские и
татары дружно идут на избирательные участки, чтобы выразить свое
отношение к вопросу референдума. Никаких межнациональных
конфликтов, которыми нас пугали все эти дни, к счастью, нет.
С.Филатов, как мне показалось, недовольным голосом сказал, что он едет
на работу, и просил позвонить ему через час.
Москва по всем каналам отслеживала обстановку в Республике
Татарстан. Этот день мне запомнился на всю жизнь по напряженному
ожиданию результатов референдума, к счастью, положительных для
наших людей. Что бы ответили людям при обратном результате —
начались бы взаимные упреки и недоверие? А это уже совсем другой
путь развития Республики Татарстан в новых условиях — новой
России!».
Действительно, 22 марта родился новый Татарстан и был
открыт путь к становлению новой демократической России.
И потому не могли сбыться прогнозы о том, что в республике
обост­рится межнациональная ситуация и что назавтра после референдума русские в Татарстане проснутся второстепенными гражданами.
Письма, телеграммы, социологические опросы и исследования убеждали
руководство республики в необходимости идти на референдум с полной
уверенностью в его положительных результатах.
Тем не менее определенные круги продолжали нагнетать страхи и
панику среди населения. Из гарнизонов, расположенных в Татарстане,
начали спешно вывозить оружие. Оружейные склады остались
опустошенными. По республике разъезжали агитационные машины
Верховного Совета РСФСР и распространяли среди населения
провокационные и угрожающие листовки.
Голосование прошло спокойно. Везде царила обстановка взаимного
доверия. Не было ни одного факта межнациональных столкновений.
Наоборот, результаты референдума придали уверенность в правильности
выбранного пути. Вот как вспоминает эти дни М.Ш.Шаймиев: «Когда
осталось несколько дней до референдума, Конституционный суд России
возбудил дело, что это якобы неправомочный референдум и его надо
отменить. Верховный Совет Российской Федерации организовал бурное
заслушивание спикера нашего парламента. В республику была
направлена группа российских прокуроров. В то время у нас было 2 611
избирательных участков, и всем председателям этих участков было дано
письменное предписание, что если они в день референдума откроют
избирательные участки, то будут привлекаться к суду. Накануне
референдума (мне до сих пор непонятна причина этого шага) Президент
России Борис Николаевич Ельцин выступил по телевидению с
обращением к татарскому народу, отговаривая его от участия в
референдуме, и призвал к бойкоту. Если на референдуме народ
Татарстана ответит положительно на поставленный вопрос, утверждал
он, это может привести к кровопролитию.
В тот же вечер, после его выступления, я тоже обратился к своему
народу. Я объяснил недемократичность такого давления. Я сказал, что
свою судьбу может определить только сам народ. Я твердо заявил, что
только через положительный ответ на вопрос референдума придет мир и
покой в каждую семью. На другой день после референдума я в семь часов
утра получил первые данные. Все участки до единого были открыты для
избирателей. И более шестидесяти процентов принявших участие
проголосовали «за». Я это все рассказываю для того, чтобы подчеркнуть,
какой сложный путь нам пришлось пройти на пути к демократии».
В итоге за суверенный статус Татарстана проголосовало 61,4%
явившихся на избирательные пункты граждан республики.
Вот небольшая зарисовка обстановки, царившей в Лениногорске в
дни проведения референдума, из письма жителя этого города Н.Егорова:
«Дом на улице Садриева, в котором я живу, — небольшой: в нем всего 14
квартир. Но какое богатое в нем представительство наций нашего
славного некогда Отечества! В марте прошлого года все мы: татары и
русские, чуваши и мордва, казахи и украинцы — проголосовали за
сохранение СССР. Увы, к мнению таких, как мы, не прислушались. Не
думаю, что нынче перед нами стояла слишком сложная задача — сказать
«да» или «нет» суверенитету Татарстана. Пожалуй, все мы исходили из
желания, чтобы в маленьком доме на улице Садриева и в доме большом
— Татарстане, как и прежде, как много веков подряд, царили мир и
дружба, покой и счастье.
Еще задолго до референдума нас стали запугивать, что и «да», и
«нет» на референдуме все равно приведет к ссоре между татарами и
русскими, а может, даже и к крови. Другими словами, нас призывали
бойкотировать голосование. Но в минувшую субботу все мы дружно
пошли на избирательный участок №15, чтобы сделать свой выбор. Мы
отдали свои голоса за счастливую, мирную жизнь в суверенном
Татарстане. Так пусть именно такой и будет она на нашей древней
земле!».
Плотник вертолетного объединения Логинов, выйдя из кабины для
голосования, так оценил референдум: «Думаю, обретение Татарстаном
суверенитета выгодно всем. Будет больше возможностей для
про­цветания. И дружба наша, убежден, станет крепче. Скажу по себе. Я
— русский, а лучший друг у меня — татарин Ильдус Абраров. Вместе
работаем, в гости ходим, часто спорим о политике, в чем-то не
соглашаемся друг с другом, но, как говорится, нас водой не разольешь».
Эти слова рядовых жителей Татарстана в полной мере отражают
настроение большинства жителей республики. Они нисколько не
соответствуют высказываниям о том, что проведение референдума было
нецелесообразным и что он мало что изменит. Один из активистов ДПР
высказался следующим образом: «...Мы не признаем за результатами
референдума юридической силы, считая его социологическим опросом.
Однако референдум явно выявил паритет двух общин — татарской и
русской, ведь «за» высказалась половина всех жителей, занесенных в
списки для голосования, — 50,2%. Следовательно, политикам придется
согласовывать интересы этих двух общин».
За несколько месяцев до описываемых событий специальный
корреспондент «Российской газеты» Е.Скукин писал, что только
благодаря усилиям депутатов группы «Народовластие», которую
поддержали депутаты-хозяйственники, Верховный Совет Татарстана
принял постановление о проведении референдума по вопросу о статусе
республики. Таким образом, было время, когда активисты ДПР и
депутатской группы «Народовластие» настаивали на референдуме,
очевидно, рассчитывая на то, что избиратели скажут «нет» суверенитету.
А когда он состоялся и избиратели сказали «да», они начали говорить о
том, что он был нецелесообразен и что его результаты следует считать
лишь социологическим опросом. При этом они ссылались на решение
Конституционного суда России, сознательно умалчивая о том, что
председатель этого суда В.Д.Зорькин заявил, что если на референдуме
избиратели скажут «да» вопросу референдума, то это будет юридической
основой для провозглашения независимости. Разумеется, ни один из
руководителей Татарстана не ставил целью провозглашение
независимости. Однако в данном случае важно то, что В.Д.Зорькин
признал юридическую силу референдума. Поэтому в оценках
противниками референдума его результатов, как правило, преобладает
недовольство его результатами. Так, по словам заместителя Председателя
Верховного Совета республики А.Лозового, «референдум ставил задачу
закрепить Декларацию о суверенитете Татарстана волей населения. Ведь
когда она была принята, союзный центр, да и Россия сделали вид, что
ничего не произошло. Это задевает самолюбие, а кроме того, определенность в отношениях всегда лучше. К сожалению, ни тогда, ни
сейчас российским руководством не было проведено анализа ситуации в
Татарстане. Не были прояснены побудительные мотивы, вызвавшие к
жизни Декларацию о суверенитете. Результат референдума заставит
политиков сделать какие-то выводы».
Настроения основных слоев населения нашли наиболее полное
отражение после референдума в Обращении Президента М.Ш.Шаймиева
к народу республики с изложением его сути и итогов. В частности, в нем
говорилось: «Совершился исторический факт обретения подлинной
свободы для полнокровного развития многонационального Татарстана в
братской семье народов России, СНГ, мира...
Несмотря на массированное давление определенных кругов, вы
проявили свойственные нашему народу мудрость и огромное терпение.
Выражая искреннюю благодарность за вашу поддержку, за ваш ясный
ум, доброе сердце, я обращаюсь к вам, дорогие соотечественники,
именно сегодня, именно в этот час с призывом еще более крепить мир и
согласие в нашем общем доме — родном Татарстане. Опираясь на ваше
доверие, перед лицом мирового сообщества еще раз хочу подтвердить:
все от нас зависящее для дальнейшего процветания родной республики,
для дальнейшего укрепления традиционной вековой дружбы между
нашими народами будет сделано...
Как и до референдума, я повторяю: наша судьба в наших руках! От
того, насколько мы проникнемся сознанием величайшей ответственности
перед историей, перед будущим, зависит и судьба народа, и судьба
каждого из нас. Оставим же нашим потомкам добрую память мудрого
решения сложных проблем нашего бытия. Это — мудрость в обновлении
и укреплении союза с Россией, сохранении ее целостности и
приверженности не на словах, а на деле, демократическим принципам
гражданского общества и государственного строительства; в признании и
уважении прав человека независимо от его национальности и
вероисповедания. Это наше сегодня, это — и наше завтра».
В этой связи интересно интервью М.Ш.Шаймиева с корреспондентом
«Советской Татарии»:
«— Накануне референдума проводились учения в нашем военном
округе. Были ли эти учения согласованы с Вами? Расцениваете ли Вы их
как давление? Является ли это нарушением норм права и морали?
— Если бы я расценивал эти действия как давление, то выразил бы к
ним отношение. Слухов было много, в том числе и о вывозе и ввозе
оружия. Идет обычная замена устаревшего оружия, не более.
— Будут ли сделаны официальные признания от других стран? Будет
ли какое-либо заявление от Вашего имени?
— Поднимать вопрос о субъектности международного права на
референдуме, быть может, и не было необходимости. Добившись
суверенитета, мы и так будем обладать этим правом. У суверенно­го
государства должны быть все атрибуты независимого государства, кроме
тех, что мы передадим Российской Федерации. Суверенным можно быть
сутки, а потом нужно ограничивать себя.
— Каковы будут Ваши ближайшие политические шаги? Не возьмут
ли власть экстремистские силы?
— Политический шаг будет сделан с учетом результатов
референдума. Необходимо еще до съезда народных депутатов России
подготовить проект Договора с Российской Федерацией и представить
его российскому руководству. Что касается захвата власти, то, я думаю,
нет оснований беспокоиться на этот счет, так как доверие к
государственным органам Татарстана у народа достаточно высокое».
Не таким простым оказался путь к договору. Еще не раз подвергалось
испытанию то достаточно высокое, как сказал Шаймиев, доверие народа.
§ 2. Подводятся итоги референдума
Благоприятный исход референдума по вопросу о государст­венном
статусе Татарстана не означал завершения борьбы за суверенитет
республики, наоборот, она входила в самую ответственную фазу: вопервых, предстояло подвести итоги референдума, во-вторых — закрепить
их в Конституции и, в-третьих, — принять ряд важнейших законов,
направленных на становление суверенного государства.
Эти задачи решались на X, XI, XII и XIII сессиях Верховного Совета
Татарстана. В прениях принимали участие представители органов
различных ветвей власти Российской Федерации и Республики
Татарстан. По каналам центрального телевидения и радио, на страницах
печати передавалась разнохарактерная информация о событиях в
Татарстане. На имя Президента и в адрес Верховного Совета республики
поступали письма и телеграммы, отражавшие весь спектр общественного
мнения не только Татарстана, но и России и даже стран СНГ. Ибо в
процессах, происходивших в Татарстане, как в капле воды, отражались
важнейшие политические события на всем пространстве бывшего
Советского Союза. Татарстан, как выразился один из ответственных
руководителей Российской Федерации, создавал нравственный вектор,
которому следовали другие.
X сессия Верховного Совета, по предложению Президиума, помимо
подведения итогов референдума, должна была обсудить проект будущей
Конституции республики. Формирование повестки дня стало отражением
сложной и напряженной ситуации, сложившейся после референдума. По
сути, шла борьба двух тенденций общественного развития республики:
укрепление ее суверенитета и наступление на его основополагающие
принципы, закрепленные Декларацией о государственном суверенитете и
итогами всенародного референдума.
Депутатская группа «Согласие» предложила свой вариант повестки
дня, в котором отсутст­вовал вопрос об итогах референдума. По словам
одного из активных членов этой группы, доцента юридического
факультета Казанского университета Ю.С.Решетова, референдум не
нуждается в чьем-либо утверждении. Между тем речь шла не об
утверждении, а о подведении итогов. Прямо противоположными такой
позиции были мнения депутатских групп «Татарстан» и «Суверенитет»,
считавших, что одного лишь подведения итогов мало, важнее определить
на их основе перспективы дальнейшего развития республики. Без учета
итогов референдума невозможно было принять и Конституцию
республики. Декларация, референдум и Конституция могли
рассматриваться лишь в единой связке. Поэтому, по предложению
депутата Н.В.Мансурова, вопрос был сформулирован так: «О мерах по
реализации государственного суверенитета Респуб­лики Татарстан,
вытекающих из итогов референдума по статусу республики 21 марта
1992 года».
Депутаты группы «Согласие», ссылаясь на изменение формулировки
вопроса, попытались сменить докладчика, предложив в его качестве
Н.В.Мансурова. Это было похоже на предложение союза депутатским
группам «Татарстан» и «Суверенитет» в совместной борьбе против
официальной власти. Но оно не было воспринято, так как пропасть,
отделявшую эти группы друг от друга, еще только предстояло
преодолеть, что — как показали сессии — было делом нелегким. Тем не
менее к согласию нужно было стремиться, и это все понимали.
В связи с изменением формулировки вопроса о референдуме
докладчик Председатель Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшин попросил
перенести обсуждение на следующий день, чтобы лучше к нему
подготовиться.
В 17 часов 30 минут состоялось заседание Президиума Верховного
Совета, где Ф.Х.Мухаметшин вынес на обсуждение вопрос о том, как
поступить с вопросами, внесенными дополнительно. Речь шла именно об
итогах референдума и вытекающих из них задачах. Было решено, что
основным докладчиком будет Мухаметшин, а с содокладом выступит
один из членов правительства. Ф.Х.Мухаметшин отметил, что по этому
вопросу у него состоялась беседа с первым заместителем Генерального
прокурора Российской Федерации, в которой были обозначены и другие
вопросы перспективного развития Татарстана, и они нашли отражение в
его докладе.
Непростым оказалось включение в повестку дня вопроса о проекте
новой конституции. Были попытки включить в повестку дня не только
обсуждение
одного
официального
проекта,
разра­ботанного
конституционной комиссией Верховного Совета, воз­главляемой
Президентом республики М.Ш.Шаймиевым, но еще двух проектов.
Последние, отличавшиеся друг от друга лишь по форме изложения, были
розданы депутатам буквально за два дня до открытия сессии «Движением
демократических реформ» и депутатской группы «Согласие».
Депутатская группа «Та­тарстан» расценила их как ревизию результатов
референдума и предложила снять их с рассмотрения. Предложение не
было принято.
Авторы альтернативных проектов с самого начала пытались создать
негативное представление об официальном проекте. Депу­тат И.Д.Грачев
заявил, что в группе «Согласие» к официальному проекту Конституции
отношение крайне отрицательное как по структуре власти, так и по
ключевым вопросам: взаимоотношения с Российской Федерацией,
гражданство, границы Республики Татарстан и т.д..
Примечательно, что, какой бы вопрос ни обсуждался на сессии, в нем
присутствовал мотив борьбы — за или против суверенитета. Таким был
вопрос о переводе правоохранительных органов под юрисдикцию
Татарстана: все хорошо представляли, что его решение является
конкретным шагом, направленным на реализацию суверенитета
республики. Тем более предварительно работала специальная комиссия,
которая с учетом мнений руководителей правоохранительных органов и
министра финансов Д.Н.Нагуманова пришла к выводу, что перевод
правоохранительных органов под юрисдикцию Республики Татарстан
возможен. Имелись подготовленные законопроекты «О судебном
устройстве в Республике Татарстан», «О статусе судей в Республике
Татарстан», «О милиции», «О прокуратуре», «Об арбитражном суде».
Доклад­чик по этому вопросу руководитель группы А.Лозовой
подчеркнул, что для перевода правоохранительных органов под
юрисдикцию республики потребуется коренное изменение структуры
самой системы правоохранительных органов, порядка их материальнотехнического обеспечения и выделение из республиканского бюджета
около шести миллиардов рублей. Кроме того, он указал на
необходимость включения вопроса в перечень воп­росов переговорного
процесса с Российской Феде­рацией. Было принято решение вынести
этот вопрос на обсуждение сессии.
Четко выявилось наличие двух подходов и в обсуждении бюджетного
устройства республики. Большая часть депутатов высказалась за бюджет,
построенный на одноканальном налоге, а депутаты группы «Согласие»
всячески выступали против него. Доклад Д.Н.Нагуманова об
утверждении исполнения бюджета 1991 г. и законе о бюджетном
устройстве на 1992 г., равно как и содоклад председателя плановой и
бюджетно-финансовой комиссии Верховного Совета Г.В.Кобелева,
явился поводом для критики правительства в бесконтрольном
использовании финан­совых средств и особенно валютных поступлений.
Дальнейшее обсуждение, перешедшее в дискуссии о беспроцентном
кредитовании малоимущих граждан для строительства индивидуального
жилья, о соотношении республиканского и местных бюджетов, не сняло
напряжения. Обстановка накалилась. Временное спокойствие наступало
лишь после вмешательства Президента М.Ш.Шаймиева или
председательствующего Ф.Х.Мухаметшина, но ненадолго. Так, группа
депутатов «Согласия» даже после объявления режима голосования по
проекту закона «О бюджетной системе Республики Татарстан на 1992
год» попыталась сорвать его. И.Д.Грачев заявил, что в цифровой форме
этот бюджет принимать нельзя, мотивируя это тем, что цифры
выдержаны не будут и взаимоотношения с Российской Федерацией в нем
построены в стиле финансовой войны, а в самом бюджете сохраняется
уравнительный принцип распределения денежных ассиг­нований по
регионам и отраслям экономики, независимо от их вклада в развитие
республики.
Заявление И.Д.Грачева встретило отпор депутатов. Так,
А.А.Колесник охарактеризовал определение И.Д.Грачевым экономических взаимоотношений России и Татарстана как финансовую войну,
не выдерживающую никакой критики, напомнив о том, что в дни
подготовки к референдуму И.Д.Грачев запугивал население началом
третьей мировой войны в случае его проведения. Колесник, тонко уловив
скрытый мотив неприятия суверенитета республики Грачевым, как бы от
его имени произнес: «Вот плохо ведь, плохо, смотрите, суверенитет во
всем виноват». Действительно, несогласие с суверенитетом республики
являлось скрытым, может быть, не до конца осязаемым всеми мотивом
действий членов депутатской группы «Согласие».
Преодоление противоречий по вопросам бюджетного устройства,
которое привело к принятию одноканального бюджета и сопутст­вовавшие этому словесные баталии были лишь прелюдией бурных
дискуссий по вопросам референдума и Консти­туции Татарстана.
Страсти не утихали и в перерывах, переносились в кабинеты,
выплескивались в фойе, находили отражение в интервью.
Доклад Председателя Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшина был
реалистичным и взвешенным. Главным итогом референдума как
показателя достижений качественно нового уровня в развитии
государственности республики докладчик назвал завершение очередного
этапа в реформировании национально-государственного устройства.
Значение референдума для республики было определено как факт
становления суверенного государства, субъекта международного права,
как новая страница в многовековой истории Татарстана.
Ф.Х.Мухаметшин отметил, что референдум, как это было
подтверждено
представителями
международных
организаций,
соответствовал всем нормам международного права, несмотря на
неблаговидные деяния российской прокуратуры, направленные на его
срыв. «Всего этого сегодня можно было бы и не вспоминать. Но как не
выкинешь строку из песни, так и эти неприятные моменты останутся в
памяти нашего многонационального народа. Сейчас это уже история.
История тернистого, долгого пути Республики Татарстан в направлении
повышения ее статуса, достижении равноправия в государственных
отношениях с Россией, другими республиками и государствами ближнего
и дальнего зарубежья», — сказал оратор.
По результатам голосования Ф.Х.Мухаметшин сделал вывод о том,
что больше половины граждан Татарстана поддержали главную мысль
референдума — необходимость и политическую целесообразность
повышения государственного статуса республики, оказали доверие
своему парламенту, Президенту и пра­вительству, подтвердили
приверженность тому политическому курсу, по которому в последние
годы двигалась республика. Ф.Х.Мухаметшин указал на наличие
различных подходов в оценке референдума: одни пытаются
дискредитировать его результаты, ссылаясь на то, что на результаты
голосования
оказала
влияние
национальная
принадлежность
голосовавших, другие настаивают на незамедлительном провозглашении
государственной независимости Татарстана, третьи говорят о
необходимости скорейшего подписания Федеративного договора в
нынешнем его виде. Ф.Х.Мухаметшин привел конкретные цифры,
опровер­гающие мнения, что якобы положительно за вопрос
референдума проголосовало село, в основном состоящее из татар, и
против высказались города с преобладающим русским населением. В
Казани сказали «да» вопросу референдума 46,8% избирателей, в
Набережных Челнах — 60,8%, в Альметьевске — 71,4%, в Нижнекамске
— 54,3%. «Считаю подобные рассуждения надуман­ными и политически
безответственными, — сказал Председатель Верховного Совета. —
Реальность такова: и среди татар были те, кто голосовал «нет», и среди
русских — кто сказал «да»».
Одним из важнейших выводов доклада Ф.Х.Мухаметшина стал
следующий: спешить с провозглашением независимости нельзя,
поскольку в последнее время энергично шли консультации, переговоры
делегаций Татарстана с руководством Российской Федерации. Уже была
достигнута договоренность о необходимости установления особых
отношений Республики Татарстан с Российской Федерацией путем
подписания двустороннего договора на основе взаимного делегирования
полномочий.
Большое внимание в докладе Ф.Х.Мухаметшина было уделено
экономическим проблемам суверенитета. Главный упор был сделан на
укрепление имущественных прав республики и особенно на
использование добываемой в республике нефти. В качестве факта
становления экономического суверенитета докладчик назвал становление
независимого бюджета республики и создание Национального банка.
Вопросы законодательного закрепления результатов референдума
получили у депутатов неоднозначную оценку. Мухаметшин подчеркнул,
что содержание проекта новой Конституции, внесенного на рассмотрение
сессии Верховного Совета, в ходе обсуждения будет обогащено
всесторонним, углубленным видением депутатами конституционных
проблем, впитает в себя современные реалии правового развития
республики. В качестве прав, которые должны быть закреплены за
республикой, он перечислил восемнадцать наиболее значимых
полномочий, осуществляющихся суверенным государством.
Предметом особых споров были вопросы взаимоотношений России и
Татарстана. Депутаты стояли на двух позициях: первая — настаивающая
на установлении равноправных отношений с Российской Федерацией, а
вторая — направленная на суверенное развитие республики в составе
Российской Федерации. Разногласия возникли из-за различного
толкования постановления Верховного Совета от 16 марта,
разъясняющего вопрос референдума в части сохранения целостности
Российской Федерации.
Со стороны депутатов группы «Татарстан» раздавались упреки в
адрес Президента, Верховного Совета и правительства в затягивании
решения вопросов, связанных с реализацией результатов референдума.
Депутаты же оппозиционных групп, наоборот, старались не замечать
этих результатов.
Ф.А.Байрамова обрушилась с критикой на депутатов пророссийской
ориентации, обвинив их в попытке ревизии результатов референдума,
превращения республики в государство не реального, а лишь бумажного
суверенитета. Высказала она упрек и в адрес руководителей республики,
которым, по ее словам, надлежало уже на второй день после референдума
«засучив рукава взяться за государственные дела» и создать программу
реализации самостоятельности республики. В качестве мер она назвала
создание резервного банка для сбора налогов, собственной денежной
системы, перевод правоохранительных органов под республиканскую
юрисдикцию и принятие ряда законов, необходимых для суверенного
развития республики. Нужна армия, сказала она. Ф.А.Байрамова
потребовала также выхода из экономического пространства России,
ограничения ввоза товаров оттуда, создания самостоятельной
образовательной системы татарского народа и вхождения Татарстана в
ООН.
Созвучными многим предложениям Ф.А.Байрамовой были
выступления Ф.Ш.Сафиуллина, М.А.Мулюкова и Р.И.Валеева. Однако в
них не было резкости, характерной для выступления Байрамовой. Так,
Ф.Ш.Сафиуллин результат референдума оценил как выражение
взаимного доверия народов республики. «Мы, — сказал он, — не ставим
целью обособление от кого-либо, мы не ставим целью покушение на чьилибо границы». Сафиуллин указал на необходимость принятия закона о
закреплении прав суверенного государства за органами Республики
Татарстан и призвал к тому, чтобы все шаги по реализации суверенитета
были обдуманными и согласованными с нуждами и потребностями
народа. Р.И.Валеев высказался за создание собственного национального
банка и право на эмиссию денег. Депутат в то же время четко заявил, что
у него нет никаких экстремистских стремлений и он против
конфронтации с Россией, а выступает за равноправный договор с ней на
основе разграничения полномочий.
Депутат М.А.Мулюков, всецело поддержав предложение о передаче
правоохранительных органов под юрисдикцию Татарстана и создании
собственной
денежной
системы,
привел
некоторые
факты,
характеризующие действия против референдума сторонников групп
«Народовластие», «Согласие» и «Граждане Российской Федерации». По
его данным, противниками референдума на его срыв было потрачено 60
миллионов рублей, а в республику для ведения соответствующей работы
было заслано три тысячи агентов, которым в день выплачивалось 500
рублей командировочных. Депутат назвал также адреса, куда следовало
обратиться этим командированным в республику людям, среди них
редакции газет «Вечерняя Казань», «Казанские ведомости», народные
депутаты республики И.Д.Грачев, И.Т.Султанов, З.Латыпов и
В.Михайлов. Трудно сказать, в какой мере эти данные — никем из
депутатов не опровергнутые — соответствовали истине.
Коренные вопросы суверенного развития Татарстана продолжали
оставаться в центре внимания депутатов и во время обсуж­дения других
вопросов.
§ 3. Рождается Конституция республики
Вопрос о передаче проекта Конституции Республики Татарстан на
предварительное
обсуждение
комиссиям
Верховного
Совета
рассматривался на заседании его Президиума 13 мая 1992 г. Речь шла и
об альтернативных проектах Конституции: выносить их на сессию или
нет? Было решено передать постоянным комиссиям три проекта
Конституции и образовать рабочую группу для обобщения предложений
и замечаний, поступивших в ходе обсуждения.
На вечернем заседании был обсужден доклад Президента Татарстана
М.Ш.Шаймиева о проекте новой Конституции республики.
Содержательная часть доклада была направлена на закрепление
положений Декларации о государственном суверенитете, поддержанной
всенародным референдумом. М.Ш.Шаймиев начал выс­тупление с
констатации того, что с момента принятия Декларации прошло
достаточно времени для осмысления сути общеполитической ситуации,
позиции и действий Татарстана, направленных на повышение
государственного статуса республики. «Одни нас критиковали, и
продолжают это делать, за медлительность, другие — за поспешность. От
одних мы услышали упреки в том, что якобы выходим из России, рвем с
ней исторические и иные связи, другие критиковали нас за то, что мы
ведем с Россией переговоры», — сказал Президент. Оценив Декларацию
как цементирующий инструмент межнационального согласия в
республике, он определил ее как источник правового регулирования
жизни
республики,
политикоправовую базу для принятия Конституции Республики Татарстан.
Глава республики выразил удовлетворение высокой активностью
населения в ходе проведения референдума. «Как только ни называли его
(референдум. — И.Т.) наши оппоненты, чего только ни предрекали,
переходя порой на недозволенные в цивилизованном обществе действия,
пытаясь тем самым оказать давление на избирателей», — сказал он,
характеризуя ситуацию в республике в эти дни. Затянувшуюся
подготовку проекта Конституции М.Ш.Шаймиев объяснил так: «Надо
прямо признать, что мы жили надеждой на сохранение Союза ССР, за
который на референдуме (в марте 1991 г. — И.Т.) голосовало
большинство населения страны». Судьбу республики, ее политический
статус Президент определял в контексте судьбы всего бывшего
Советс­кого Союза. Это явилось лейтмотивом всего доклада и
одновре­мен­но обозначило стратегию становления суверенного
Татарстана.
Принципиальное значение имело отражение в проекте Конституции
республики качественного изменения статуса Татарстана по результатам
проведенного референдума. Его М.Ш.Шаймиев обозначил так: «До сих
пор права республики, как известно, декретировались сверху союзными и
российскими органами. Сегодня мы заявляем о приверженности
демократии, и, следовательно, источником права становится сам народ,
его воля и интересы». В то же время демократия и суверенитет в докладе
Президента были обозначены как неразделимые, взаимозависимые
понятия, полностью соответствующие общепризнанным правам
человека, зафиксированным в Уставе ООН, пактах о правах человека
1966 года и других нормах международного права. «Их соблюдение, —
сказал Президент, — критерий цивилизованности суверенного
Татарстана, условие его активного участия в международных
отношениях и, конечно, предпосылка его признания со стороны других
государств».
С большим вниманием были заслушаны слова М.Ш.Шаймиева о
взаимоотношениях России и Татарстана. В качестве ключевой в этом
аспекте была обозначена статья 66 проекта Конституции: «Республика
Татарстан строит свои отношения с Российской Федерацией — Россией
на основе договора о взаимном делегировании полномочий». В качестве
механизма этого принципиального документа Президент назвал
специальные соглашения.
М.Ш.Шаймиев внес предложение принять за основу для обсуждения
представленный проект Конституции.
Депутатов более всего интересовали вопросы, связанные с взаимоотношениями и договором Татарстана с Российской Федера­цией, а
также с вопросами гражданства. И.Д.Грачев, отметив, что в проек­те
Конституции есть положение о безоговорочном равноправии граждан,
независимо от каких-либо признаков, и, тем не менее, в пункте 6 статьи
14 допускается ограничение по признаку владения двумя
государственными языками, спросил, как к этому относится Президент.
Ответ М.Ш.Шаймиева был кратким: «Я считаю, что это должно
определяться законом о языках». Затем он добавил, что в законе
зафиксировано положение о том, что Президент должен владеть двумя
государст­венными языками.
В статье 35 проекта Конституции было оговорено право передвижения в пределах республики граждан Татарстана. И.Д.Грачев
истолковал это положение как означающее возведение границ в
будущем. Надуманность этого вопроса была очевидна, т.к. в
Конституции Татарстана имелась в виду лишь территория республики,
право же продвижения граждан по территории России четко
зафиксировано
в
Конституции
Российской
Федерации.
Президент ответил так: «Как же мы можем ограничивать право
свободного передвижения человека на территории нашего государства?».
Однако
Грачев
остался
при
своем
мнении.
Такое
восприятие 35-й статьи Конституции означало и невосприятие
положения 23-й статьи о двойном гражданстве, сводившееся вообще к
отрицанию гражданства республики.
По вопросу о гражданстве высказались и депутаты группы
«Татарстан» — с точки зрения возможности расширения сферы
дейст­вия его на татар, желающих иметь гражданство Татарстана. «Если
кто-то в Татарстане является лишь гражданином России, то почему бы и
в российской Конституции не указать, что татары, проживающие в
Российской Федерации, также могут обладать гражданством
Татарстана?» — адресовала Президенту вопрос Ф.А.Байрамова.
Шаймиев, сославшись на всеобщую Декларацию прав человека, по
которой каждый человек имеет право на гражданство и не может быть
лишен его, ответил, что это должно быть отражено в договоре с Россией.
Депутатов группы «Согласие» более всего интересовали вопросы
взаимоотношений ветвей власти. И.И.Салахов обратился к Президенту с
вопросом: «К какому типу государства относите данный проект
Конституции, представленный конституционной комиссией: по режиму
— ближе к авторитарному или демократическому и по форме правления
— к президентскому, суперпрезидентскому или парламентскому?».
Отвечая на этот вопрос, Президент сказал, что демократический
принцип прони­зывает все статьи Конституции и в ней заложены
принципы, уравновешивающие все три ветви власти. Однако, подчеркнул
он, «кажется, в дальней перспективе должна преобладать президентская
форма правления».
Принципиальным был вопрос депутата Н.В.Мансурова по 66-й статье
проекта Конституции о механизме действия взаимного делегирования
полномочий: «Подразумевает ли эта статья возможность одностороннего
отзыва делегированных полномочий?».
Ответ был следующим: «Да, вообще договорные отношения при
прекращении выполнения обязательств одной стороной автоматически
приводят к потере самого соглашения».
В
альтернативных
проектах
депутатов
«Согласия»
и
«Народовластия», называвших себя демократами и много говоривших о
правах человека, часто противопоставляя их коллективным правам, в том
числе и правам народов, было уделено много места проблемам
демократии и прав человека.
Первый из этих проектов был представлен «Движением демократических реформ». С докладом по нему выступил З.Ла­тыпов. Начав
свое выступление выражением удовлетворения официальным проектом
Конституции, он сообщил: в представленном им проекте Конституции,
содержащей 59 статей и 7 глав, излагаются известные принципы
народовластия и формы его выражения, система выборов и изменения
законов. Конституция же должна приниматься посредством всенародного
референдума. По сути, все главы и статьи проекта, изложенные
докладчиком, ничего принципиально нового не содержали, а были лишь
произвольным изложением международных пактов о правах человека,
Всеобщей декларации прав человека. В докладе Латыпова были
обозначены также некоторые общеизвестные положения, например,
постоянство Конституции как залог ее авторитета как у населения, так и
у власти — со ссылкой на Конституцию США, к которой за 218 лет ее
существования из более трех тысяч предложенных поправок были
приняты лишь 26. Однако эти сведения, будучи важными и интересными
сами по себе, непосредственного отношения к предложенному проекту
Конституции не имели. Представленный проект, по признанию самого
Латыпова, не содержал конкретных норм: «Мы здесь конкретных норм
не вводим только потому, что у нас действительно сегодня нет
законодательной базы по многим вопросам. Мы вводим только
принципы, а все остальное — исходя из жизненных условий,
обстоятельств, в которых мы будем жить. Все это будет меняться,
естественно». Сославшись на Конституцию США, докладчик должен был
бы напомнить, что при ее принятии также не было законодательной базы.
Не Конституция должна приспосабли­ваться под какие бы то ни было до
этого существовавшие законы, а она сама должна стать основой для их
принятия.
Единственное отличие представленного Латыповым проекта — в
определении статуса республики, выведенном из одностороннего
толкования Постановления Верховного Совета республики от 16 марта
1992 г.: «Республика Татарстан — суверенное, демократическое правовое
государство в составе Российской Фе­дерации». При этом докладчик, не
раскрывая сути договорных взаимоотношений Татарстана и России,
говоря о 56-й статье своего проекта, лишь вскользь упомянул о принципе
делегирования полномочий между Россией и Татарстаном. Остается
только догадываться, осознанно или неосознанно из доклада выпало
понятие взаимного делегирования полномочий.
Докладчик не смог дать удовлетворительного ответа ни на один
заданный вопрос, в том числе о республиканском гражданстве, об
отношении государства к религиозным праздникам, о взаимоотношениях
двух
государственных
языков.
Совсем
в
тупике оказался докладчик, когда М.А.Мулюков, указав на несоответст­вие представленного проекта Конституции Декларации о
государственном суверенитете и результатам референ­дума, спросил:
«Почему вы, вопреки волеизлиянию народа, вопреки референ­думу, в
своем проекте Конституции стараетесь вновь включить Татарстан в
состав России?». Латыпов ответил, что основой для обозначения
Татарстана как субъекта Российской Федерации явились юридические
документы, принятые в Верховном Совете, и референдум. О каких
документах шла речь, осталось непонятным, ибо до сих пор коллеги
Латыпова ссылались только на Постановление Верховного Совета
Татарстана от 16 марта 1992 г. Ссылка же на референдум тех, кто был
против рассмотрения его итогов на сессии, была удивительной. Тем
более странными про­зву­чали следующие слова Латыпова: «Если вы
хотите действительно убедиться, что я не прав, можете обратиться к
независимым юристам, пусть они сделают вывод». Видимо, докладчик
«забыл», что накануне референдума, выступая на сессии Верховного
Совета РСФСР, председатель Конституционного суда России
В.Д.Зорькин уже сделал вывод о том, что на референдуме ответ «да»
будет юридической основой для провозглашения независимости
Татарстана. Казус возник и при определении докладчиком понятия
«суверенитет». Депутаты обратили внимание на то, что оно присутствует
в проекте лишь формально. Так, А.Г.Ахатов задал докладчику вопрос:
«Существует ли на нашей планете такое суверенное государство, которое
сохраняет свою суверенность в составе другого суверенного
государства?». Ответ: «Башкирия, Чувашия — все они приняли
суверенитет» вызвал лишь дружный смех в зале.
Основные принципы другого альтернативного проекта Конститу­ции
от группы депутатов «Народовластие» были изложены депутатом
В.Михайловым. В его докладе также много места заняли пункты о правах
человека в их соотношении с коллективными правами. Подчеркнув, что
права человека — это центральное ядро вообще права, он сказал:
«Любые коллективные права могут быть выведены из прав личности, и
никогда не бывает наоборот... мы прерываем традицию, когда
Конституция заявляет от имени народа».
Во многом представленный проект «Народовластия» был похож на
проект группы «Движение демократических реформ»: подразумевалось,
что Верховный Совет не должен иметь Президиума, который, по их
мнению, невозможно найти ни в одной конституции демократических
стран, наблюдались те же подходы к организации местного
самоуправления, характеристика проблем разделения властей, принцип
выборности глав администраций. Проект представлял Татарстан как
парламентскую республику, когда правительство ответственно не перед
Президентом, а перед парламентом. По мнению депутатов группы
«Наро­довластие», Конституционный суд является последней инстанцией
в решении вопросов соответствия законов и постановлений Верховного
Совета
Конституции
республики.
Разумеется,
это
вполне
демократическое положение не встретило и не могло встретить
возражения депутатов. Возражения и вопросы возникли по другим
вопросам. Так, депутат А.А.Колесник спросил о преем­ственности
представленного проекта Конституции с тради­циями и особенностями
Республики Татарстан — и не случайно, ибо проект подходил в равной
мере для любого региона России. Ответ прозвучал туманно.
А.А.Колесник обратил внимание В.Михайлова на то, что судебная
система Татарстана по проекту «Наро­довластия» ликвидируется и
становится всецело российской. В ответ прозвучало рассуждение о том,
что граждане Татарстана являются гражданами Российской Федерации и
они будут требовать защиты своих прав именем Российской Федерации.
Ф.Ш.Сафиуллин задал несколько вопросов, касающихся несоответствия проекта конституции группы «Народовластие» результатам
референдума и предложил снять его с рассмотрения. Этому возразил
депутат И.И.Салахов, сказав, что, так как все три проекта не
соответствуют результатам референдума, их нужно снять сразу все. В
обсуждение вмешался М.Ш.Шаймиев: «Я не могу согласить­ся с
мнением депутата Салахова, потому что в проекте Конституции,
предложенном конституционной комиссией Верховного Совета, по
статьям все четко разложено в строгом соответствии именно результатам
референдума. Об этом сказано в моем докладе».
Председатель Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшин отметил, что, так
как проекты Конституции еще не обсуждались в комиссиях, их надо
направить туда, и это будет самый разумный, реаль­ный подход.
Депутаты группы «Согласие» выразили мнение, что в официальный
проект Конституции нужно внести три ключевых момента: она не
должна допускать никакой дискриминации по языковому принципу,
включая и ограничение на профессии, должна быть статья о сохранении в
Татарстане
гражданства
России
и
оговорена
сохранность
территориальной целостности Российской Федерации.
Ф.Х.Мухаметшин нашел, что депутаты забегают вперед, ибо сначала
надо принять какой-то из проектов за основу и только потом вносить в
него предложения. М.Ш.Шаймиев же оценил предложения группы
«Согласие» скорее как политическое выс­туп­ление, рассчитанное
произвести определенный эффект, и напомнил, что лидер группы
И.Д.Грачев был в конституционной комиссии, где после долгих
дискуссий пришли к следующей формулировке ст. 23: «В Республике
Татарстан допускается двойное гражданство, условия осуществления
которого определяются договором, согла­шением с Российской
Федерацией, другими государствами. Граждане Республики Татарстан
сохраняют по своему желанию гражданство Российской Федерации —
России. Каждое лицо имеет право выбора гражданства и право изменять
его. Лишение гражданства или права на изменение гражданства
запрещается».
В.Х.Вахитов напомнил собравшимся, что проект Консти­туции,
который был представлен Президентом, в течение двух месяцев прошел
общенародное обсуждение, и предложения о поправках поступали только
на тот проект. Два альтернативных проекта стали доступны только два
дня тому назад. По этой причине, отметил он, надо отдать предпочтение
проекту, прошедшему всенародное обсуждение.
Члены депутатской группы «Согласие» И.Грачев, Б.Козлов,
М.Хафизов, И.Султанов и Н.Горшунов попытались помешать принятию
за основу официального проекта и передаче его в комис­сии, настаивая
на обсуждении всех трех проектов. В свою очередь депутаты группы
«Татарстан» Ф.Ш.Сафиуллин и Р.А.Юсупов, отстаивая мнение, что два
альтернативных проекта противоречат результатам референдума и
Декларации о государственном суверенитете, настаивали на принятии за
основу проекта комиссии Верховного Совета.
Было принято решение о направлении в комиссии всех трех проектов
Конституции. Сессия прервала свою работу с тем, чтобы продолжить ее 6
июля.
§ 4. Конец — делу венец
Казалось бы, работа подходила к концу. Были выявлены основные
подходы к важнейшим статьям Конституции, определены ее основные
статьи, проделана большая работа над внесением поправок в ее
обсужденный проект. Оставалось прийти к сог­ласию по ключевым
вопросам: взаимоотношения с Россией и определение гражданства. Это,
естественно, не означало, что остальные вопросы улажены и по ним нет
разногласий. Они оставались, но в сопряженном к этим двум проблемам
виде.
XI сессия Верховного Совета двенадцатого созыва, открывшаяся 28
сентября 1992 г., ознаменовалась новым этапом обсуждения
Конституции.
Председатель Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшин на татарском
языке огласил проект повестки из 12 пунктов. Вопрос о проекте
Конституции в ней был обозначен первым. Однако предложения по
повестке дня продолжали поступать. Порой воп­росы на сессию
врывались как бы с улицы. Депутаты пытались внести на рассмотрение
своих коллег вопросы о росте преступности, безработице, обнищании
народа, процессе приватизации и многое другое. Выделялся вопрос
Ф.А.Байрамовой об оценке действий правоохранительных органов
Мензелинска и Набережных Челнов: речь шла о применении 20 августа
1992 г. сотрудниками этих органов огнестрельного оружия к активистам
национального движения, в результате чего было ранено 26 человек, а
после арестовано 68.
Информация Ф.А.Байрамовой вызвала бурную реакцию депутатов.
Председатель прервал прения и поставил предложение Ф.А.Байрамовой
на голосование, но оно не прошло. Не прошли и другие схожие
предложения. Иногда дело доходило до того, что раздавались призывы не
обсуждать проект Конституции, а обратить взор на нужды людей и
обсуждать только повседневные проблемы. В таких призывах,
несомненно, кроме естественной озабоченности судьбами населения,
было и стремление отложить рассмотрение проекта Конституции. Так,
депутат В.Михайлов предложил снять проект с рассмотрения якобы по
причине его плохой подготовленности, отсутст­вия независимой
экспертизы и поправок группы «Согласие».
Перекрыть проект Конституции иными вопросами, какими бы они
весомыми ни были, не представлялось возможным. Слишком велика
была цена вопроса.
Докладчик по проекту новой Конституции республики министр
юстиции А.М.Салабаев указал, что в работе по совершенствованию
проекта участвовали все комиссии Верховного Совета и многие
народные депутаты. «И хотя наши позиции не во всем и не всегда
совпадали,
внесенные
предложения
и
замечания
оказали
конституционной комиссии большую помощь, позволили ей выработать,
с нашей точки зрения, более правильно ряд принципиальных положений
проекта Конституции», — сказал министр. Он сообщил, что проект
Конституции прошел экспертизу докторов права Крис­тиана Дики из
Швейцарии и Кристиана Вебера с кафедры пуб­личного, гражданского и
европейского права Мюнхенского университета. Внесены поправки в
шесть разделов проекта из семи, в 59 статей из 175. Три статьи приняты
вновь, и шесть статей исключены. Затем докладчик осветил ряд
принципиальных моментов проекта Конституции. Один из таких
вопросов был о том, кто ее будет принимать: Верховный Совет или
всенародный референдум?
Изменения, предложенные комиссией, касались второй главы — об
экономической системе республики. «Комиссия, — сказал А.М.Салабаев,
— исходила из того, что демократия и суверенитет имеют смысл только в
том случае, когда они подкрепляются соответствующей экономической
базой, правом народа распоряжаться своей собственностью... Именно в
этой связи в данной главе появилась статья восемь, прим., гласящая, что
земля, ее недра, водные, лесные и другие природные ресурсы, животный
и растительный мир, средства государственного бюджета, активы
государственных банков, культурно-просветительские ценности народов
Татарстана и другое имущество, обеспечивающее хозяйственную
самостоятельность республики, сохранение материальной и духовной
культуры, являются общенародным достоянием». В докладе министра
особо выделен был вопрос о гражданстве, записанный в проекте с учетом
замечаний депутатов. Докладчик отметил, что в замечаниях
чувствовались разные, порой противоположные, позиции, и это
требовало от конституционной комиссии наиболее взвешенных
подходов, учета существующей реальности и международных норм.
Ключевым, и потому дискуссионным, стал вопрос о характере
взаимоотношений Республики Татарстан и Российской Федерации. Тем
не менее, отметил докладчик, в этом вопросе позиция комиссии не
изменилась, и она считает, что Республика Татарстан должна строить
свои отношения с Россией на основе Договора, причем Договора с
большой буквы, а в качестве механизма реализации Договора должны
определяться специальные соглашения. Неоднозначно были восприняты
депутатами следующие слова докладчика: «Взятый республикой курс —
строить отношения с Россией только по горизонтали, как мы полагаем,
— это путь всех цивилизованных государств. Выход Республики
Татарстан как суверенного государства на международную арену
потребует от нее во взаимоотношениях с другими государствами
безусловного соблюдения международного права». Соблюдение норм
международного права, признание их приоритета над нормами
внутреннего законодательства докладчиком были обозначены как
предпосылки
признания
Татарстана
другими
государствами.
А.М.Салабаев
подробно
охарактеризовал
положения
проекта
Конституции о взаимоотношениях ветвей власти, о роли и месте
судебных органов, местных органов власти, а также избирательной
системы.
В вопросах депутатов к докладчику была выражена озабоченность
сокращением прав и возможностей Верховного Совета и усилением
президентской власти, в связи с чем был затронут вопрос об импичменте
Президента республики. Дискуссии явились показателем наличия в
обществе
встревоженности
неоднозначной
перспективой
демократического развития республики.
Как и на прошлой сессии, центром внимания депутатов стали
вопросы взаимоотношений Татарстана и России и республиканского
гражданства. Ф.А.Байрамова повторила свой вопрос: получат ли татары,
проживающие за пределами республики, возможность обретения
гражданства Татарстана? На это докладчик ответил, что у него накануне
с Фаузией-ханум состоялся обмен мнениями по этому вопросу, однако
прийти к единому мнению им не удалось. Договорились, что
Ф.А.Байрамова внесет в проект соответствующую поправку.
М.А.Мулюков предложил свое видение вопроса о гражданстве. Речь,
по его мнению, должна идти лишь о гражданстве Татарстана. Этим
правом должны обладать все жители республики и желающие обрести
это право татары, проживающие за ее пределами. А вопрос о том, могут
ли быть жители Татарстана гражданами других государств, должен
решаться соглашением Татарстана с другими государствами.
Депутатов группы «Согласие» вопрос о гражданстве беспокоил с
несколько иной позиции, а именно: не лишится ли человек российского
гражданства, если он его юридически не оформит? Разумеется, что
такого рода беспокойства были беспочвенны, ибо в проекте, а затем и в
самой Конституции было четко указано, что никто не может быть
насильно лишен гражданства и за гражданами Татарстана сохраняется
российское гражданство. В то же время чувствовалось, что и в самой
группе по этому вопросу нет единого мнения.
Вопросы депутатов и ответы на них А.М.Салабаева вызывали шум в
зале, дискуссии между отдельными депутатами. Председателю иногда с
трудом удавалось унять иных разгорячившихся депутатов. Так,
Н.В.Мансуров, возмутившись тем, что его поправка о защите
суверенитета и территориальной целостности не прошла, задал вопрос:
обладает ли суверенное государство правом на такую защиту?
А.М.Салабаев был в затруднении. Он попытался отмести замечание и
поправку депутата тем, что депутат пытается решить этот вопрос лишь
созданием вооруженных сил республики, а защита суверенитета ведется
путем принятия законов, экономической и финансовой политикой.
Создание воо­руженных сил, по мнению министра, преждевременно.
Уловив некоторое замешательство докладчика, Н.В.Мансуров нас­таивал
на внесении таких полномочий в Конституцию. На этот раз
А.М.Салабаев быстро завершил спор: «Я думаю, что после того, как
завершится переговорный процесс, эти вопросы как-то так будут
решены».
Депутатов интересовал вопрос о судьбе договора между Россией и
Татарстаном. Не целесообразно ли будет воздержаться с принятием
Конституции до завершения переговорного процесса и подписания
договора с Россией? Не возникнут ли в после­дующем разночтения,
которые впоследствии тяжелее будет урегу­лировать? Этот вопрос в
разных формах задавался депутатами группы «Со­гла­сие». Интересовал
он не только депутатов. Многочисленные публикации в газетах,
выступления по радио и телевидению представителей различных слоев
населения и разных национальностей свидетельствовали, что ошибиться
в этом вопросе нельзя.
Выступление Президента о судьбе договора между Россией и
Татарстаном было более чем актуальным. М.Ш.Шаймиев заявил, что в
проекте Конституции в соответствии с Декларацией записано, что
взаимоотношения между Татарстаном и Россией будут строиться на
основе договора, а механизмом реализации договора будут отдельные
соглашения. К этим словам Президент добавил: «Если в ходе подписания
появится определенный принципиальный вопрос, я думаю, что мы не
можем себя заранее лишить того права, чтобы не внести изменения». Это
представляло определенную новизну в подходе к взаимоотношениям
России и Татарстана, ибо придавало им динамизм и не предопределяло
конкретный исход переговорного процесса.
Всплеск эмоций среди депутатов вызвали споры по определению
дальнейшей повестки дня: перейти к постатейному обсуждению проекта
Конституции или же до этого завершить дискуссии по принципиальным
вопросам. Т.М.Абдуллин предложил консенсус: провести постатейное
обсуждение, сделав при этом центральным вопрос о государственном
устройстве республики. Однако предложение не было адекватно
воспринято. Возбужденный депутат Ю.С.Решетов, напомнив, что на
майской сессии Верховного Совета за проект Конституции
проголосовало лишь 145 человек, а это не соответствует норме
регламента — в две трети, предложил согласовать принципиальные
моменты проекта. «Прийти к согласию и потом двигаться дальше!» —
произнес он. А.В.Ефремов при поддержке части депутатов внес
предложение заслушать мнение А.М.Салабаева лишь по трем статьям
проекта Конституции, по которым у депутатов имеются принципиальные
разногласия, и провести только их обсуждение. Председатель согласился
с этим предложением, но с некоторым компромиссом: выступающие
депутаты, сконцентрировавшись на трех статьях, могут затронуть и
прочие статьи проекта.
По итогам голосования депутаты перешли к его постатейному
обсуждению.
Несколько успокоившийся Ю.С.Решетов объяснил резкость своего
выступления тем, что речь идет о согласованной воле большинства
депутатов, за которыми стоят избиратели. Он предложил принципиально
обсудить вопросы взаимоотношений с Российской Федерацией, о
верховенстве законов Татарстана и о государственных языках.
Сохранение принципа верховенства законов Татарстана в Конституции,
по его словам, означало бы его выход из состава России. Эта статья,
отметил депутат, не соответствует как международной норме о
территориальной целостности и политическом единстве государства, так
и воле 60% опрошенных, выступающих за суверенитет республики в
рамках Российской Федерации. Ю.С.Решетов категорически заявил, что
обсуждаемая статья не получит одобрения у российского руководства.
Вопрос о языках, по мнению Ю.С.Решетова, также требовал обсуждения.
«Несмотря на Декларацию, — сказал он, — здесь ...голосовали за то,
чтобы оставить в республике один государственный язык — татарский».
На последнюю фразу Ю.Решетова тут же среагировал Президент
М.Ш.Шаймиев. Он сказал, что в проекте Конституции имеется четвертая
статья, гласящая, что государственными языками в Республике Татарстан
являются равноправные татарский и русский языки. Для большинства
депутатов это было в той же мере очевидно, в какой вызывало их
неприятие утверждения Ю.С.Решетова, не соответствующего истине.
Шум в зале свидетельствовал именно об этом. Критику в свой адрес
Ю.С.Решетов услышал и от депутата М.А.Мулюкова.
Решетовскую подачу принципа верховенства законов Татарстана
подвергли критике даже его единомышленники. Один из них разъяснил
Ю.С.Решетову, что речь не идет об отделении от России: законы
Республики Татарстан по вопросам ее ведения обладают высшей
юридической силой, а по вопросам, переданным Республикой Татарстан
в ведение федеральных органов власти, на территории Республики
Татарстан действуют законы Российской Федерации.
Искусственное акцентирование внимания на вопросе о взаимоотношениях Татарстана с Российской Федерацией возмутило женскую
часть депутатского корпуса. «Каждое наше заседание, — возмущенно
заявила депутат Л.Зеленовская, — начинаем с вопроса: выходим мы из
России или не выходим. Ведь по этому поводу состоялся референдум.
Референдум решил, что мы — суверенное государство. Суверенное
государство — субъект международного права, то есть экономические
права наши суверенны, наши политические права суверенны... Да никуда
мы не выходим. Мы что, претендуем на территорию России, или Россия
отнимает у нас какую-то часть территории?». Четко и ясно высказалась
Л.Зеленовская и по воп­росу гражданства: «Принимая нашу
Конституцию, мы все являемся — по желанию, естественно —
гражданами Татарстана. А те, кто хотят принять еще и второе
гражданство — России или какое-то другое гражданство, — они должны
об этом заявить».
Чувствовалось, что позиции депутатов разных политических взглядов
постепенно сближались. Не получило поддержки предложение вынести
обсуждаемые три статьи на второй референдум. Мнение большинства
депутатов выразила депутат А.Зиатдинова: «Народ достаточно четко
высказал свое мнение 21 марта, и прошу к этому вопросу не
возвращаться». Так и поступили: к этому больше не возвращались.
После столь бурных дебатов некоторые депутаты группы «Согласие»
сосредоточились на проблеме ограничения власти Президента. Они
настаивали на том, чтобы Конституция содержала норму отрешения
Президента от власти в случае нарушения им закона и закрепила право
импичмента Президента у Верховного Совета, имея в виду, что
«коллективный орган всегда примет решение более справедливое, по
сравнению с одной личностью, несмотря на все заслуги и прочее».
Предложение не прошло. Неудачной оказалась аргументация: история
знает немало случаев, когда оказывался правым один человек, а народ
заблуждался.
Постепенно обстановка среди депутатов разряжалась. Возникла некая
иллюзия полного примирения. Кто-то внес даже предложение вывесить
над республикой белый флаг примирения. Однако реакция
Ф.Х.Мухаметшина на это была мгновенной: «Белый флаг над зданием
Верховного Совета вывешивать мы не намерены, я категорически
возражаю!».
До полного согласия было еще далеко. Прежде чем принять
Конституцию,
предстояло
преодолеть
определенный
этап
противостояния. Некоторые депутаты еще пытались свести на нет
результаты сессии. Один из них безапелляционно заявил, что на сессии
разговора о настоящем суверенитете не было, а была лишь манипуляция
и обман людей ложным суверенитетом и потому уровень понимания прав
человека нынешним составом Верховного Совета не позволяет ему
принять нормальную Конституцию. Он предложил всем общественным
организациям и партиям подготовить свои проекты Конституции, чтобы
Конституция не принималась только на период правления Президента
республики Шаймиева.
«А что, у партий есть свои конституции?» — этот вопрос Президента
не мог не озадачить безмерно самоуверенного депутата. Всем было
известно, что, кроме двух уже отвергнутых, других проектов нет.
Это выступление вызвало недовольство и в зале. Даже депутаты
группы «Согласие» больше не говорили о том, что Президентом
представлен плохой проект. Наоборот, было отмечено, что
Конституционная комиссия проделала огромную работу и состоялось
нормальное обсуждение проекта Конституции, и нужно лишь создать
представительную комиссию, которая сбалансирует все шероховатости
проекта.
В последующих выступлениях была дана объективная оценка проекту
Конституции, указано, что в нем, как никогда в ранних Конституциях,
четко разделены права человека и гражданина. Идея создания
согласительной комиссии была поддержана, и было решено
окончательно принять Конституцию на специальной сессии.
На согласительной комиссии Президент республики М.Ш.Шаймиев
предложил вариант принятия Конституции путем референдума. Однако
представители депутатской группы «Согласие», и особенно И.Д.Грачев,
выступили категорически против этого предложения. Опыт проведения
референдума по статусу республики убедил их в том, что официальный
проект Конституции будет поддержан народом. По этой причине
указанная депутатская группа согласилась на принятие Конституции
Верховным Советом, хотя ранее утверждала, что данный состав
Верховного Совета несостоятелен для осуществления этой задачи...
XII сессия Верховного Совета Республики Татарстан открылась 28
октября 1992 г. и продолжалась три дня. Она была посвящена
постатейному обсуждению проекта Конституции. В качестве юристовконсультантов были приглашены доктора юридических наук
В.Н.Лихачев, Б.Л.Железнов, кандидаты юридических наук Р.Биктагиров,
А.Каримов, Р.И.Тарнапольский, Г.Р.Хабибуллина, Ш.Ш.Ягудин. В зале
заседаний присутствовали заместитель Председателя Верховного Совета
РСФСР Ю.Ф.Яров и ответственный секретарь Конституционной
комиссии Верховного Совета Российской Федерации О.Румянцев. Они не
только следили за ходом сессии, но и устраивали пресс-конференции,
консультировали депутатов группы «Согласие».
По главному вопросу о проекте Конституции выступил министр
юстиции А.М.Салабаев.
Вопреки договоренности на предыдущей сессии, депутаты группы
«Согласие» предприняли попытку включить в повестку дополнительные
вопросы. И.Д.Грачев объяснял это тем, что ему ни один из избирателей
не говорил принимать срочным образом Конституцию, но все просят
разобраться с транспортом, ценами, пенсиями. Однако депутаты
проголосовали за то, чтобы сессия была полностью посвящена
обсуждению проекта Конституции.
Во вступительном слове Председатель Верховного Совета
Ф.Х.Мухаметшин отметил, что со времени принятия Декларации о
государственном суверенитете прошло более двух лет. «За этот период,
— сказал он, — и в этом зале, и в средствах мас­совой информации
раздавались разные суждения. Одни нас обвиняли в том, что Верховный
Совет затягивает с обсуждением Конституции, требуя ее
незамедлительного принятия, другие до сих пор стоят на позиции, что
принимать ее еще рано. Я как Председатель Верховного Совета не
согласен с подобными суж­дениями. Конституция суверенного
государства — это не тот случай, когда нужны излишняя торопливость
или неоправданная медлительность». Ф.Х.Мухаметшин, указав на
историческую значимость документа, отметил, что по новой
Конституции предстоит жить и последующим поколениям. Он призвал
депутатов, придерживающихся разных политических взглядов и
убеждений,
объединиться
во
имя
достижения
подлинной
государственности, единства и процветания республики.
Однако к такому единству были не склонны депутаты группы
«Согласие». Они выбрали тактику отстаивания своей концепции
Конституции путем внесения поправок в ее официальный проект:
девяносто восемь статей из отвергнутых 21 мая проектов были поданы
ими в виде поправок. Расчет был на долгое обсуждение с надеждой на
возможный провал принятия Конституции.
Атаку начал Б.Козлов, выразивший удивление, что со вступительным
словом
выступил
не
Президент,
а
Председатель
Верховного Совета, т.е. не законодатель, а исполнитель. Ответ
Ф.Х.Мухаметшина был быстрым: «Во-первых, я не исполни­тельный
орган, я Председатель Верховного Совета, и я сделал вступительное
слово перед началом обсуждения Конституции. За конституционную
комиссию я ни слова не сказал».
Почти все депутаты группы «Согласие» один за другим, а иногда
даже перебивая друг друга, ссылаясь то на регламент, то на процедурные
нарушения, начали предъявлять к Президиуму Верховного Совета
различные претензии с целью оттянуть принятие Конституции.
Наконец на трибуну вышел член Конституционной комиссии министр
юстиции А.М.Салабаев. Он сообщил, что после последней сессии
Верховного Совета поступило 140 поправок и замечаний народных
депутатов в преамбулу и 59 статей проекта Конституции, относящихся к
вопросам гражданства, правам граждан, отношениям с Российской
Федерацией, деятельности Верховного Совета, его Президиума, их
полномочий. Он сообщил, что депутаты группы «Согласие» внесли
поправки, противоречащие официальному проекту и соответствующие
отвергнутой 21 мая концепции группы. Министр назвал также ряд
поправок депутатской группы «Татарстан», не нашедших одобрения
Конституционной комиссии, в том числе поправку Ф.А.Байрамовой о
том, что в республике только татарский язык должен быть
государственным (отстаивая свою точку зрения, Ф.А.Байрамова
утверждала, что там, где два языка провозглашаются государственными,
на практике таковым становится только один из них. В пример она
привела 1921 г., когда два языка были объявлены в республике
государственными, а фактически таковым стал только русский язык).
В отличие от Ф.А.Байрамовой, депутаты группы «Согласие»
настаивали на конституировании двух государственных языков. В
проекте Конституции был зафиксирован принцип равноправия
татарского и русского языков.
Докладчик А.М.Салабаев сообщил, что Конституционная комиссия с
учетом поступивших поправок пришла к мнению о том, что в статье о
гражданстве, устанавливающей собственное гражданство республики,
должно быть зафиксировано и следующее положение: «Граждане
Республики Татарстан могут иметь гражданство иных государств,
условия осуществления которого определяются договорами с другими
государствами. Граждане Татарстана сохраняют по своему желанию
гражданство Российской Федерации — России». Докладчик сказал, что
комиссия по законодательству, где преобладали депутаты группы
«Согласие», предложила последнее предложение сформулировать так:
«Все граждане Республики Татарстан являются одновременно
гражданами Российской Федерации — России». Им не нравилось
положение, по которому граждане Татарстана могут сохранить
российское гражданство по своему желанию, и депутаты «Согласия»
предложили убрать выражение «по своему желанию». «Я настаиваю на
такой формулировке, — заявил один из них, — что, если она
(формулировка. — И.Т.) не будет принята, для меня это будет
совершенно очевидно означать, что нас собираются лишать российского
гражданства» — и ультимативно пригрозил, что не будет участвовать в
голосовании. Комиссия по промышленности и отдельные депутаты также
предлагали убрать слова «по своему желанию» и заменить их
следующим, более гибким, выражением: «сохраняют гражданство
Российской Федерации».
Перепалка между депутатами группы «Согласие» и докладчиком
вылилась в открытое противоборство с партией «Иттифак» и ТОЦ.
И.Д.Грачев произнес в микрофон: «...Вы ради того, чтобы удовлетворить
10 тысяч людей, которые хотят отказаться от российского гражданства,
заставляете два миллиона или больше писать какие-то заявления,
высказывать свое желание каким-то образом» и припугнул, что списки
желающих принять российское гражданство будут отдаваться в
«Иттифак» и ТОЦ. Трудно было в этих словах отделить реальность от
вымыслов, эмоции — от сути вопроса. Однако в том, что вопрос начал
приобретать этническую окраску, сомневаться не приходилось.
Дальнейшее развитие событий свидетельствовало, что большинство
депутатов не хочет этого. В зале возник шум от споров и дискуссий. На
последнем этапе обсуждения 23-й статьи о гражданстве большую
активность проявляла О.Ермакова, занявшая позицию депутатов группы
«Согласие». Ее голос порой перекрывал голоса сразу нескольких
депутатов, в том числе докладчика и председателя.
После долгих и жарких препирательств статья была принята в
варианте, предложенном Конституционной комиссией. Была создана
согласительная комиссия во главе с Президентом республики, куда,
кроме представителей депутатских групп, вошли профессора И.Р.Тагиров
и Б.Л.Железнов. Ей удалось согласовать все спорные вопросы.
6 ноября XII сессия завершила свою работу принятием новой
Конституции республики. Она закрепила выраженную на референдуме
волю граждан о превращении республики в суверенное государство.
Первые же строки документа гласят, что «настоящая Конституция
принимается и провозглашается в соответствии с результатами
народного голосования (референдума) о государст­венном статусе
Республики Татарстан». Первая статья воплотила в жизнь суть
Декларации и референдума: «Республика Татарстан — суверенное
демократическое государство, выражающее волю и интересы всего
многонационального народа республики. Суверенитет и полномочия
государства исходят от народа. Государственный суверенитет есть
неотъемлемое качественное сос­тояние Республики Татарстан». Статья
59 Конституции гласит, что законы Республики Татарстан обладают
верховенством на всей ее территории, если они не противоречат
международным обязательствам Республики Татарстан, а статья 60
закрепляет неприкосновенность территории последней. Статья 61
закрепляет взаимоотношения России и Татарстана: «Республика Татарстан — суверенное государство, субъект международного права,
ассоциированное с Российской Федерацией — Россией на основе
Договора о взаимном делегировании полномочий и предметов ведения».
Важно подчеркнуть, что эта статья была зафиксирована до подписания
двустороннего договора.
Было принято Постановление «О порядке введения в действие
Конституции Республики Татарстан» и решено внести соответст­вующий
законопроект на рассмотрение XIII сессии. Предложенный проект закона
«О порядке введения в действие Конституции Республики Татарстан»
состоял из 13 статей. Особенно важной была его 11-я статья,
сформулированная так: «С учетом принятой новой Конституции
Республики Татарстан обратиться в Верховный Совет Российской
Федерации — России с предложением о конституировании в Основном
законе Российской Федерации положения о договорно-конституционных
отношениях между Республикой Татарстан и Российской Федерацией —
Россией».
Борьба за Конституцию на этом не прекратилась, она приняла иные
формы.
Наступление на принятую Конституцию было продолжением борьбы
в ходе ее предварительного обсуждения. Депутаты группы «Согласие»
продолжали консультации с известными политическими кругами в
Москве, выступавшими против Конституции Татарстана. 12 ноября 1992
г. в программе «Утро» первого канала телевидения состоялось
выступление ответственного секретаря Конституционной комиссии
Верховного Совета Российской Федерации О.Г.Румянцева с
односторонним тенденциозным толкованием ряда статей Конституции
Татарстана.
В связи с этим выступлением был подготовлен проект заявления
Президиума Верховного Совета Республики Татарстан, который гласил:
«Конституция Республики Татарстан законодательно закрепила
изменения, происшедшие в ее государственно-правовом статусе, начала
которых заложены в Декларации о государственном суверенитете
Республики Татарстан от 30 августа 1990 года и в итогах всенародного
референдума 21 марта 1992 года». В заявлении осуждалась линия
поведения определен­ных кругов, направленная на дискредитацию
объективного процесса реформирования национально-государственного
устройства
Республики
Татарстан,
создающей
свою
новую
государственность. Указывалось, что выступление О.Г.Румянцева идет
вразрез с продолжающимся переговорному процессу между
руководством Татарстана и России и ставит под сомнение искренность
желания найти долгожданное согласие между республиками. Заявление
заканчивалось словами: «Мы убеждены, что предстоящее подписание
Договора между Республикой Татарстан и Российской Федерацией
отвечает устремлениям наших народов. Принятая Конституция
суверенного Татарстана будет способствовать этому. Она исходит из
принципов самоопределения народов, их равноправия, уважения прав
человека, территориальной целостности, сохранения с Российской
Федерацией — Россией исторически сложившихся всесторонних связей».
Ф.Х.Мухаметшин при встрече с Председателем Верховного Совета
РСФСР Р.И.Хасбулатовым перед съездом народных депутатов РСФСР
выразил недовольство выступлением О.Г.Румян­цева, а также некоторых
журналистов, тенденциозно освещающих события в Татарстане.
Ф.Х.Мухаметшин ознакомил Р.И.Хасбулатова с текстом заявления
Президиума Верховного Совета Татарстана и потребовал, чтобы оно
было помещено во всех средствах массовой информации. Р.И.Хасбулатов
согласился на это только тогда, когда было сказано, что иначе оно
появится в независимых газетах. Более того, состоялось выступление
Ф.Х.Муха­метшина по телевидению. Председатель Верховного Совета
Республики Татарстан выступил и на съезде народных депутатов РСФСР.
Правда о Конституции суверенного Татарстана пробивала себе дорогу
и доходила до всей российской общественности. Отовсюду в адрес
руководства республики поступали поздравительные телеграммы.
Подтверждались слова о том, что Татарстан задает нравственный вектор
и своими реальными шагами моделирует будущую демократическую
Россию.
Важным
результатом
встречи
Р.И.Хасбулатова
и
Ф.Х.Мухаметшина было сделанное ими заяв­ление о необходимости
подписать договор о новых отношениях Татарстана и России.
Одновременно
Президент
республики
М.Ш.Шаймиев
вел
продуктивную работу в Конституционной комиссии Верховного Совета
РСФСР. Накал обстановки, подогреваемый известными политическими
силами, постепенно спадал. Взаимоотношения между руководством
России и Татарстана входили в нормальное деловое русло. Все это
создало условия для активизации процесса создания законодательной
базы республики.
В ходе подготовки к очередной сессии Верховного Совета РТ в его
Президиуме несколько раз обсуждались вопросы взаимоотношений
Российской Федерации и Татарстана. Уточнялись понятия договорноконституционных
и
конституционно-договорных
отношений,
обсуждались законопроекты «О прокуратуре Республики Татарстан»,
«Об избрании судей», «Об избрании Высшего арбитражного суда». Было
решено вынести на сессию вопросы о проектах законов «О
Конституционном суде Татарстана», «О Высшем арбитражном суде
Республики Татарстан», «О милиции». Законопроекты «О статусе судей
Республики Татарстан», «О судоустройстве в Республике Татарстан»
были подготовлены заместителем председателя Верховного суда
республики М.М.Мавлятшиным, а законопроект «О прокуратуре
Республики Татарстан» был разработан группой юристов во главе с
заместителем прокурора республики К.Ф.Амировым, обсужден и
одобрен коллективом прокуратуры республики 13 ноября 1992 г. В
объяснительной записке к законопроекту говорилось, что его подготовка
«вызывается прежде всего тем, что становление суверенного государства
и
принятие
новой
Конституции
диктуют
необходимость
законодательного регулирования деятельности органов власти, в том
числе прокуратуры».
Все вышеописанные законопроекты были обозначены среди
шестнадцати вопросов XIV сессии. Их судьба сложилась непросто. В
конечном счете этим законопроектам не суждено было быть принятыми.
После принятия Конституции Республики Татарстан ситуация
осложнялась. Оппозиция делала все для того, чтобы она не была введена
в действие, не стала итогом борьбы за суверенитет. Де­путаты
Верховного Совета РСФСР от Татарстана Морокин и Фахрутдинов
начали собирать подписи под требованием передачи Консти­туции
Татарстана на рассмотрение Конституционного суда России. Члены
депутатской группы «Согласие» приступили к соз­данию так
называемого «Гражданского форума», куда пытались вовлечь
авторитетных российских политиков. Для этого наспех сколо­чен­ного,
юридически не оформленного и факти­чес­ки не существовавшего
«форума» был подготовлен документ с осуждением Татарстана, с
обвинением его в попытке расчленения России.
С российской стороны особую активность проявлял секретарь
Конституционной комиссии Российской Федерации О.Г.Румянцев. По
его инициативе 16 сентября 1992 г. в Москве состоялось заседание
комиссии
Верховного
Совета
Российской
Федерации
по
межнациональным отношениям и национально-государственному
устройству, возглавляемой Н.Я.Медведевым. Обсуждался вопрос о
Конституции Татарстана. О.Г.Румянцев пригласил туда депутатов
группы «Народовластие» Верховного Совета Татарстана. Для доклада
был приглашен государственный секретарь при Президенте Российской
Федерации Г.Э.Бурбулис, возглавлявший до этого делегацию Российской
Федерации на переговорах с делегацией Татарстана по подготовке
двустороннего договора. В то же время на заседание не был приглашен
В.Н.Лихачев, воз­главлявший на этих переговорах делегацию Татарстана.
Таким образом, намеренно была заслушана лишь одна сторона. Цель
заключалась в том, чтобы, осудив российскую делегацию за
уступ­чивость Татарстану, заставить ее занять более жесткую позицию.
Перед тем как прийти на заседание комиссии Г.Э.Бурбулис в
телефонном разговоре с В.Н.Лихачевым спросил, нельзя ли принять
какое-то постановление, разъясняющее 60-ю статью Конституции
Татарстана в плане ее соответствия 70-й статье Конституции Российской
Федерации.
О.Г.Румянцев на заседании после выступления Г.Э.Бурбулиса
потребовал привести Конституцию Татарстана в соответствие с
Конституцией Российской Федерации и отложить принятие закона о ее
введении. Он же поставил вопрос о вынесении Конституции Татарстана
на рассмотрение съезда народных депутатов Российской Федерации. В
выступлении О.Г.Румянцева прозвучало также тре­бование о передаче
дела о Татарстане в Конституционный суд Российской Федерации.
Румянцевым определялся срок в два месяца для приведения Конституции
Татарстана в соответствие с Консти­туцией РСФСР. Это было не что
иное, как ультиматум. В случае его неудовлетворения к республике
должны были быть приняты жесткие меры. Речь шла об экономической и
финансовой блокаде Та­тарстана. Это означало полное прекращение
выплаты заработных плат, стипендий, пенсий. Однако «румянцевским
поползновениям» был дан отпор татарстанцами, участвовавшими на этом
заседании, а также депутатами Верховного Совета Российской
Федерации Р.С.Мухамадиевым и Н.Махияновым. В.Н.Лихачев, узнав о
слу­чив­шемся, потребовал, чтобы на заседании был заслушан и он.
23–24 сентября 1992 г. состоялось совместное заседание двух
комиссий с участием отдельных членов Конституционной комиссии
Верховного Совета РСФСР. На нем присутствовали группа юристов —
специалистов в области государствоведения, международного и
конституционного права, а также иностранные и российские
журналисты. Присутствовали также депутаты Верховного Совета
Татарстана А.А.Колесник, Ф.Ш.Сафиуллин и вице-президент республики
В.Н.Лихачев. Депутаты группы «Народовластие» распространили среди
участников совещания клеветнический материал о референдуме,
обсуждении и принятии Конституции и ситуации в Татарстане.
Был заслушан доклад В.Н.Лихачева. Он начал свое выступление с
констатации того, что Конституция является логическим завершением
пути, пройденного республикой с момента принятия Декларации о
государственном
суверенитете,
поддержанной
всенародным
референдумом. В.Н.Лихачев подчеркнул, что Татарстан изменил свой
статус, опираясь на статью 70 Конституции РСФСР. Докладчик сообщил,
что в июле российской сто­роне был предложен проект двустороннего
договора, но после определенной активизации переговорного процесса
произошел срыв. «У меня, — сказал он, — создалось впечатление, что
руководство Российской Федерации не хочет брать на себя
ответственность за определение характера отношений с Республикой
Татарстан, и, безусловно, инициатива перешла в руки Верховного
Совета». На вопрос, нарушает ли Татарстан территориальную
целостность Российской Федерации и права человека, он ответил «нет».
«В политике надо быть прагматиком и видеть конкретные процессы в
социальной, юридической и иных сферах», — заявил В.Н.Лихачев и
подробно высказал свое видение характера двусторонних договорных
отношений.
Затем В.Н.Лихачев в течение полутора часов отвечал на воп­росы.
Больше всего их задавали депутаты группы «Согласие» Верховного
Совета Татарстана. «Как будто их нельзя было задавать в Казани и для
этого надо было приехать в Москву», — пошутил В.Н.Лихачев. Шутка
была адекватно воспринята, и обсуждение, вопреки расчетам
определенных участников заседания, прошло как двусторонний
равноправный диалог. В конце четырехчасо­вого заседания Г.Э.Бурбулис
заявил: «И с политической, и с юридической, и с экономической точки
зрения, с учетом всех реальностей Татарстан единственный на
сегодняшний день имеет право на особый статус, на особые права».
После этого комиссия приняла постановление, один из пунктов которого
предусматривал встречу Президентов Российской Федерации и
Татарстана.
25 сентября 1992 г. эта встреча состоялась. На ней Президентами
Российской Федерации и Республики Татарстан были обговорены
реальные подходы к определению взаимоотношений России и
Татарстана. Суть Конституции Татарстана была изложена также и на
заседании совета глав республик в составе Российской Федерации. Таким
образом, табу, которое хотели наложить определенные политические
силы на Конституцию Татарстана, было снято. Появились реальные
возможности для рассмотрения вопроса о введении Конституции в
действие. Эта задача была реализована XIII сессией Верховного Совета
РТ.
XIII сессия, приняв закон о введении новой Конституции Республики
Татарстан в действие, подвела итоги пройденного республикой пути со
времени принятия Декларации о государственном суверенитете 30
августа 1990 г. Она открылась 30 ноября 1992 г. в 10 часов.
Ф.Х.Мухаметшин от имени Президиума Верховного Совета внес
предложение рассмотреть проект закона «О порядке введения
Конституции Республики Татарстан». Р.Сиразеев, исходя из того, что
точки зрения всех групп депутатов известны, рекомендовал выслушать
присутствовавших на заседании представителей комиссии Верховного
Совета Российской Феде­рации, а закон о введении Конституции
поставить на поименное голосование. Депутаты группы «Согласие», не
согласившись с этим, попытались внести в повестку ряд других вопросов.
Они предприняли все усилия, чтобы отложить рассмотрение проекта
закона о введении Конституции, выдвигая при этом разные аргументы.
Повестка дня была утверждена с одним-единственным вопросом: «О
порядке введения Конституции Республики Татарстан».
Первым выступил депутат А.П.Лозовой. Хотя его сообщение и было
кратким, процедура вопросов и ответов была довольно напряженной.
Главным образом речь шла вокруг вопросов взаимоотношений
Татарстана и России и гражданства. Докладчик сказал, что положение о
договорных конституционных отношениях согласовано с руководством
Российской Федерации и должно быть закреплено в Конституции
Российской Федерации. В основу закрепления должен лечь договор
между Республикой Татарстан и Российской Федерацией. Депутат
Ф.А.Байрамова высказалась против, поскольку, по ее мнению, они свели
бы на нет принцип верховенства законов Татарстана, и исходя из этого,
предложила убрать статью 11 обсуждаемого законопроекта.
Хотя для участия в прениях записались 11 человек, было решено
заслушать депутатов, участвовавших на заседании комиссии Верховного
Совета РСФСР. Рассказ Ф.Ш.Сафиуллина о ходе заседания был
эмоциональным и представлял автор­ское видение того, что происходило
на заседании комиссии. Цель заседания была им схвачена точно: не
допустить введения Конституции Татарстана до тех пор, пока она не
будет приведена в соответствие с российской. В случае невыполнения
этого требования республике грозят экономические и финансовые
санкции.
Иным было видение заседания представителя группы «Согласие»
И.Д.Грачева. Он, как говорят, оказался бо`льшим католиком, чем сам
папа римский: защищал Россию более рьяно, чем сами ее официальные
представители. И.Д.Грачев нападал на Конституцию и референдум в
Татарстане, пожалуй, как никто даже в самой первопрестольной. Более
того, отражая позицию руководства Верховного Совета РСФСР, он
подверг резкой критике делегацию Российской Федерации на
переговорах с Татарстаном, которая, по его словам, проявила излишнюю
уступчивость, недостаточную твердость в отстаивании целостности
Российской Федерации, чем не преминуло воспользоваться руководство
Татарстана, поспешно принявшее Конституцию. Из его слов выходило,
что переговорный процесс был прерван по вине Татарстана, а не из-за
конфликта по этому вопросу между исполнительной и законодательной
властями самой Российской Федерации, вскоре обернувшегося огромной
трагедией. Как грозное обвинение руководству республики прозвучали
следующие слова Грачева: «Подобные действия руководства Республики
Татарстан можно расценивать только как попытку сознательного обмана
своего народа и народов России. Это путь силового давления,
ультиматумов и демонстративного игнорирования закон­ных интересов и
прав Российской Федерации». Было странно и непонятно, о каких
ультиматумах и демонстративном игнорировании законных интересов и
прав России и тем более, о каком силовом давлении на Татарстан идет
речь.
Выступление В.Н.Лихачева как бы отвело грозовую тучу, навеянную
И.Д.Грачевым. Он подробно рассказал о том, что происходило в Москве
на заседании комиссии Верховного Совета Российской Федерации, и
сообщил, что после завершения съезда народных депутатов Российской
Федерации переговорный процесс будет продолжен с тем, чтобы выйти
на подписание двустороннего договора. Вице-президент выразил
уверенность в том, что на съезде, несмотря на возможные попытки
поставить в повестку вопрос о Конституции Татарстана, модель развития
Татарстана будет воспринята положительно.
После состоявшегося обсуждения проекта, подготовленного
редакционной комиссией, закон был принят...
XIV сессия Верховного Совета РТ, состоявшаяся 22–25 декабря 1992
г., была посвящена законопроектам, направленным на реализацию новой
Конституции Республики Татарстан. Первым был обсужден доклад
министра внутренних дел республики С.И.Кириллова о проекте закона
«О милиции». Докладчик обосновал необходимость этого закона в связи
с принятием новой Конституции, указав, что преступность не знает
границ, а Республика Татарстан находится в едином уголовнопроцессуальном прост­ранстве с Российской Федерацией. Вопросы
министру более всего касались взаимоотношений милиций Татарстана и
Российской Федерации. Обобщенным ответом на них стали слова
министра о том, что милиция республики руководствуется теми
положениями закона Российской Федерации «О милиции», которые не
противоречат законодательству и Конституции Татарстана.
Депутат М.Курманов сравнил работу разработчиков законопроекта с
попыткой «расшифровки того кроссворда, который существует в законе
«О милиции» Российской Федерации». Расшифровка заключалась в том,
что законопроект соответствовал как российскому закону «О милиции»,
так и принципам новой Конституции Татарстана. В.Михайлов принятие
закона соответст­венно новой Конституции нашел нецелесообразным,
поскольку его реализация была якобы невозможна без закладывания
собственных границ республики, а правоохранительные органы
Татарстана не будут защищать права граждан Российской Федерации, и
предложил восстановить все административные связи с подчинением
Российской Федерации. Это соответствовало мнению группы
«Согласие», считавшей, что из российского закона «О милиции» изъяты
наиболее положительные моменты и законопроект разрывает
территориальное действие этого закона. Депутаты группы «Татарстан» в
прениях по докладу критиковали законопроект за то, что по нему у
республики узок круг полномочий и он напоминает инструкцию по
выполнению российских законов. В итоге бурного обсуждения
законопроект был принят в первом чтении.
Не менее острым стало обсуждение доклада председателя Верховного
суда Татарстана Г.М.Баранова «О статусе судей Республики Татарстан».
В своем обращении он сказал: «Принятая Конституция республики
теперь уже конституционно закрепила принцип разделения властей на
законодательную, исполнительную и судебную. Таким образом, суд из
обычного органа государства преобразован в отдельную ветвь
государственной власти». Г.М.Баранов указал, что многие положения
законопроекта, не противоречащие суверенитету республики, взяты из
действующего в Татарстане Закона «О статусе судей в Российской
Федерации».
Далее
последовала
дискуссия,
связанная
с
взаимоотношениями с Российской Федерацией и гражданством.
Наступление на законопроект было продолжено в прениях.
И.Т.Султанов, обвинив руководство республики в поспешности принятия
законов о правоохранительных органах, предупредил: «Та торопливость,
с которой мы стали принимать законы о судоуст­ройстве, прокуратуре,
правоохранительных органах, приведет... к тому, что мы все ощутим
разницу между Конституцией Республики Татарстан и Конституцией
Российской Федерации, между законами Республики Татарстан и
законами Российской Федерации».
Интересной была перепалка между Ф.Ш.Сафиуллиным и
М.М.Хафизовым, посвятившим значительную часть отведенного им
времени проблеме реализации татарского языка в судебной сфере. На
этот раз позиции депутатов имели видимое сходство. Оба защищали
норму знания судьями двух государственных языков. Разница
заключалась лишь в том, что Ф.Ш.Сафиуллин был за немедленную ее
реализацию, М.М.Хафизов же считал, что ее «сейчас вводить нельзя».
Хафизову не по душе пришлись слова Сафиуллина об отсутствии
защитников родного языка. Он понял это как камень, брошенный в его
огород, и сказал, что еще «в тех условиях, когда вы хорошо жили и не
возражали против существующего положения татарского языка», он,
Хафизов, со своими товарищами писал письма в обком партии, в
Президиум Верховного Совета и Совет Министров с выражением
возмущения положением татарского языка в республике.
Вопроса о языках в законопроекте не обошел вниманием и
разработчик его концепции заместитель председателя Верхов­ного суда
М.М.Мавлятшин, давший аргументированный ответ на многочисленные
вопросы и возражения выступавших депутатов. Вначале он решительно
отмел высказывания отдельных ораторов о том, что этот законопроект
представляет собой копию российского закона, и перешел к разъяснению
положения законопроекта о двуязычности судей. Он заявил, что уже 70%
татарстанских судей владеют двумя языками. Необходимость и
правомерность нормы двуязычия в законопроекте судья мотивировал
тем, что она призвана способствовать объективности судебных
рассмотрений и повышению профессионализма судей. Он сравнил
судью, знающего лишь один язык, с положением дальтоника.
Депутаты пришли к мнению, что рассматриваемый законопроект
будет жизнеспособен, возможно, только при условии его соответствия
основным принципам Конституции республики и принципиальным
позициям российского закона. Концепция законопроекта была принята в
первом чтении.
Перед тем как перейти к обсуждению вопроса «О проекте закона «О
судоустройстве в Республике Татарстан» по проблеме языка высказался
Президент республики, который разъяснил, что норма двуязычия,
заложенная в законопроекте, должна соответствовать закону о языках, на
реализацию которого отведено 10 лет, и она не распространяется на
нынешних судей.
По вопросу «О проекте закона «О судоустройстве в Республике
Татарстан» депутаты заслушали председателя Верховного суда
Г.М.Баранова. Отличительной особенностью проекта закона от дейст­вовавшего было то, что он предусматривал введение института мировых
судей, что приближало суды к народу и способствовало демократизации
общества. По проекту мировые судьи должны были назначаться
Президентом республики по представлению Верховного суда. Остальные
судьи должны были избираться Верховным Советом. Докладчик
подробно охарактеризовал права и обязанности судей, устройство судов,
их взаимоотношения с другими ветвями власти.
Всю проводившуюся законотворческую работу депутат В.Михайлов
назвал проведением черты, отделяющей от Российской Федерации, а
данный законопроект оценил как выражение политики, направленной на
то, чтобы все судьи были коренной национальности. Причем в своем
выступлении он употребил выражение «так называе­мая коренная
нация», но поняв, что этим нанес оскорбление целой нации, заявил, что
допустил ошибку и готов принести извинения.
Заместитель председателя Верховного суда М.М.Мавлятшин выделил
особенности предложенного законопроекта. Введение института
мировых судей он оценил как коренную реформу судебной системы.
Раньше, отметил докладчик, суды создавались для защиты
существующего государственного строя, для защиты партии, теперь же
они призваны служить непосредственно народу. Обосновал он также и
экономическую целесообразность реформы судебной системы.
Концепция, предложенная Верховным судом, была одобрена и
направлена в комиссию по вопросам законодательства с тем, чтобы
совместно с Верховным судом они подготовили проект для рассмотрения
в первом чтении.
Следующим вопросом стало обсуждение проекта закона РТ «О
прокуратуре Республики Татарстан». Прокурор республики С.Х.Нафиев
сообщил,
что
законопроект
разработан
группой
наиболее
квалифицированных работников прокуратуры с учетом пожеланий и
высказываний народных депутатов всех уровней, ученых, юристов,
работников городских и районных прокуратур. «В проекте сохранены все
ценные ныне действующие законы Российской Феде­рации, и при его
разработке были использованы нормы, содержащиеся в законе о
прокуратуре Казахстана, бывшего Союза ССР», — сказал он. Прокурор,
подробно осветив все статьи законопроекта, сделал следующий вывод:
«Принятие Закона «О прокуратуре Республики Татарстан» позволит
закрепить в системе власти государст­венные институты и завершить
формирование организационной и правовой основы ее деятельности».
Докладчику было задано много вопросов практичес­кого характера,
выступили три народных депутата. Законопроект был принят в первом
чтении.
С заключительной речью на сессии выступил Председатель
Верховного Совета Ф.Х.Мухаметшин. Отметив, что 1992 г. был
нелегким, он подчеркнул, что «этот год войдет в историческую летопись
многонационального народа Татарстана как год знаменательных
свершений, глубоких общественных преобразований, как год появления
нового суверенного государства — Республики Татарстан».
Пройденный 1992 год был хотя нелегким, но плодотворным. В общих
чертах он завершил процесс превращения Татарстана из автономного
национально-государственного образования в составе Российской
Федерации в суверенное государство со своей Конституцией, строящее
свои отношения с Российской Федерацией на основе двустороннего
договора.
Однако дальнейшее развитие событий показало, что противники
становления суверенного Татарстана не сложили оружия.
Конституция Татарстана вызвала нападки со стороны определенных
кругов России, не желавших установления равно­правных отношений
между Россией и Татарстаном. Поскольку противники суверенитета
Татарстана группировались вокруг Пред­седателя Верховного Совета
РСФСР Р.И.Хасбулатова, на его имя за подписью Ф.Х.Мухаметшина
было послано письмо, гласящее: «...Происходящие в республике
демократические преобразования, отвечающие коренным интересам ее
многонационального народа, не устраивают определенные политические
силы в Российской Федерации. Процесс суверенизации во многих
бывших автономиях по-прежнему воспринимается ими как стремле­ние
местных правящих элит сохра­нить свою власть. Идет сознательная
дискредитация объективного процесса реформирования национальногосударственного устройства Республики Татарстан, создающей свою
новую государственность, традиционной дружбы между населяющими ее
народами.
Неблаговидную роль в этом играют некоторые средства мас­совой
информации. Последний пример тому — выступление 12 нояб­ря
текущего года в телевизионной программе «Утро» телекомпании
«Останкино» народного депутата России, ответственного секретаря
Конституционной комиссии Верховного Совета Российской Федерация
О.Г.Румянцева. В своем интервью он подверг вольному толкованию ряд
положений статей новой Конституции Республики Татарстан. Считаем,
что отдельные его высказывания идут вразрез с продолжающимся
переговорным процессом между руководством Татарстана и России,
ставят под сомнение искренность желания найти долгожданное согласие
между нашими республиками. Объективно это способствует нагнетанию
нездоровых политических страстей в обществе, ведет к разжиганию
межнациональной розни между народами.
В этих условиях Президиум Верховного Совета Республики
Та­тарстан со всей ответственностью заявляет, что никому не
удастся спровоцировать в республике обстановку политической
нестабильности, поставить под сомнение традиционные, много­вековые
узы дружбы, братства и согласия между людьми разных
национальностей.
Мы убеждены, что предстоящее подписание Договора между Республикой Татарстан и Российской Федерацией отвечает устремлениям
наших народов. Принятая Конституция суверенного Татарстана будет
способствовать этому. Она исходит из принципов самоопределения
народов, их равноправия, уважения прав человека, территориальной
целостности, сохранения с Российской Федера­цией — Россией
исторически сложившихся всесторонних связей».
Письмо это несколько утихомирило противников суверенитета
Татарстана. Однако запугивания общественности развалом России не
прекращались. Газеты публиковали материалы один страшнее другого. А
статья в газете «Аргументы и факты» под названием «Разваливается
Россия?..» в качестве наглядного свидетельства развала России
представила даже карту.
Центральные издания обвиняли Татарстан, а вместе с ним и другие
бывшие автономии в стремлении к выходу из России, чему якобы будет
способствовать практика заключения договоров о разграничении
полномочий между ними и федеральным Центром. Наконец, республики
упрекали в том, что они добиваются для себя финансовых льгот.
Выскажем лишь несколько замечаний по существу этих обвинений.
Во-первых, ни одна республика, тем более Татарстан, не ставила себе
целью выход из России. Во-вторых, договоры между ними и
федеральным центром, разграничив предметы ведения и полномочия,
сделали бы возможным обеспечение верховенства законов республик в
реализации тех полномочий, которые были бы признаны за ними, причем
в полном соответст­вии с документом, учредившим Российскую
Федерацию, с Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого
народа, где черным по белому написано, что республики сами
определяют характер своих взаимоотношений с федеральным центром.
В-третьих, ни о каких финансовых льготах для республик не могло быть
и речи. Не о льготах, а о справедливых финансовых взаимоотношениях
вели переговоры республики с органами власти Российской Федерации.
1 апреля 1993 г. состоялось заседание Президиума Верхов­ного
Совета Татарстана под председательством заместителя Предсе­дателя
Верховного Совета республики З.Р.Валеевой. Не было на месте ни
Ф.Х.Мухаметшина, ни Президента республики М.Ш.Шаймиева,
З.Р.Валеева переговаривалась с ними лишь по телефону. Обсуждался
вопрос о референдуме Российской Фе­дерации 25 апреля 1993 г. на
территории Татарстана, который должен был проводиться на основании
решения IX съезда народ­ных депутатов Российской Федерации.
Предстояло решить вопрос: проводить или не проводить его на
территории Татарстана? А если проводить, то как? Возникала масса
других, более мелких, вопросов, которые вытекали из главного. Если
исходить из принципа верховенства республиканских законов, четко
зафик­сированного в Конституции Татарстана, то российский
референдум на ее территории проводиться не должен, поскольку это
означало бы признание Татарстана субъектом Российской Федера­ции. В
результате оказался бы нарушенным суверенитет республики. Тем более
что отсутствовал договор между Татарстаном и Российской Федерацией,
призванный установить взаимоотношения между республикой и
федерацией. Однако если исходить из заложенной в Конституции
республики нормы двойного гражданства, по которому жители
республики одновременно могли быть и гражданами Российской
Федерации, референдум на территории Татарстана должен был
состояться. В противном случае оказались бы нарушенными права
людей, считающих себя и гражданами Российской Федерации. Проблема
заключалась в том, чтобы преодолеть эти противоречия, совместить
несовместимые, казалось бы, противоречащие друг другу принципы.
Политика — вещь более тонкая и гибкая, чем юридические нормы и
понятия. Она призвана выступать в роли третейского судьи между
противоречащими друг другу юридическими норма­ми. Данное
заседание является показателем того, как осущест­влялось это
совмещение при обсуждении конкретного вопроса о проведении
российского референдума на территории Татарстана.
Сразу же возникла проблема: как обозначить обсуждаемый вопрос в
повестке? Заместитель Председателя Верховного Совета А.П.Лозовой
предложил назвать его так: «О постановлении съезда народных
депутатов Российской Федерации 25 апреля 1993 года». В таком варианте
этот вопрос повестки и был утвержден. З.Р.Валеева заявила, что, кроме
ссылки на документы съезда народных депутатов, надо исходить из
независимого статуса Республики Татарстан и от того, что в статье 59
Конституции говорится, что Татарстан самостоятельно определяет свой
статус, республика не подписала Федеративный договор и в Конституции
республики записано о двойном гражданстве.
Началась дискуссия. В качестве главного аргумента для про­ведения
референдума З.Р.Валеева указала на необходимость соблюдения прав
людей, считающих себя гражданами Российской Федерации. Члены
президиума не были уверены в правомерности и целесообразности
проведения этого референдума. Они оказались в затруднительном
положении из-за возможности неоднозначного толко­вания положения
Конституции Татарстана о двойном гражданстве.
Сталкивались два положения, содержащиеся в Конституции, а
именно: статус Татарстана как суверенного государства, где все
проживающие в нем люди являются только его гражданами, и норма о
двойном гражданстве, по которому при определенном толковании
проживают и лица, считающие себя гражданами или только самой
республики, или только Российской Федерации. С одной стороны,
Татарстан — суверенное государство, субъект международного права, с
другой — его граждане одновременно являются и гражданами
Российской Федерации. Суверенность диктовала Татарстану не
принимать участия в общероссийском референдуме, а двойное
гражданство обязывало соблюдать права человека, права гражданина
Российской Федерации и, следовательно, принимать участие в
российских референдумах. Эту дилемму должны были решить члены
Президиума Верховного Совета.
Представитель группы «Татарстан» Ф.Ш.Сафиуллин делал упор на
суверенность Татарстана, в силу чего республика не должна участвовать
в референдуме другого государства. И.И.Салахов из группы «Согласие»,
наоборот, настаивал на участии в референ­думе, ссылаясь на то, что
граждане Татарстана являются одновременно и гражданами Российской
Федерации. Тогда З.Р.Валеева обратилась к членам Центральной
избирательной комиссии по выборам депутатов в Верховный Совет
республики. Однако ее председатель И.Галиев заявил, что и комиссия
оказалась не в состоянии разрешить эту дилемму. В то же время он
напомнил, что у комиссии есть опыт проведения российского
референдума, полученный во время выборов Президента Российской
Федерации в июне 1991 г., когда для желающих участвовать в них были
созданы все условия. Каждый, кто хотел принять участие в выборах,
имел такую возможность. Отличие нынешней ситуации от ситуации того
времени заключалось в наличии у республики своей Конституции, в
которой было заложено двойное гражданство. Секретарь избирательной
комиссии Зарипов обратил внимание присутствовавших на то, что у
Татарстана нет закона о гражданстве, и поэтому с учетом нормы
двойного гражданства, заложенной в Конституции, необходимо создать
механизм для участия в голосовании тех, кто хотел бы принять участие в
российском референдуме. В качестве такого механизма он предложил
сформировать избирательную комиссию. Были возражения и в отношении этого подхода, основанные на отсутствии договора с Россией.
Потребовалась
консультация
квалифицированного
юриста.
Заместитель министра юстиции Р.А.Саяхов заявил, что независимо от
наличия или отсутствия договора «мы должны всегда обеспечивать право
граждан выразить свое волеизъявление». Вице-президент РТ
В.Н.Лихачев согласился с подходом, по которому на первое место
ставились права человека, и призвал членов Президиума принять
политически и юридически пра­вильное решение.
В этой сложной ситуации люди задавал
Download