Централизованная библиотечная система Центральная городская библиотека Отдел искусств «Обыкновенная история с необыкновенным человеком»: литературно - музыкальная гостиная к 210-летию со дня рождения И.А. Гончарова (18.06.1812 – 27.09.1891) Копейск, 2022 18 июня 2022 года исполнилось 210 лет со дня рождения Ивана Александровича Гончарова – одного из великих русских прозаиков ХIХ века. Его творчество очень высоко оценивалось уже современными ему критиками, но о нем до нас дошло сравнительно мало биографических сведений, но на их основе мы расскажем вам «Обыкновенную историю с необыкновенным человеком». Наследие Гончарова невелико по объему, но значительно: три его романа на «О», которые сам Гончаров считал трилогией – «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв»; путевые очерки «Фрегат «Паллада», созданные во время кругосветного путешествия; критические статьи, заметки, повести, очерки, фельетоны. И чтобы они появились на свет он трудился всю жизнь, недаром его звали великим тружеником. Родился Гончаров в купеческой семье 6 июня 1812 года по старому стилю (за шесть дней до вторжения Наполеона в Россию), в приволжском городке Симбирске (ныне Ульяновск), являвшемся также родиной Н. М. Карамзина, братьев Тургеневых и В. И. Ленина. Гончаровы принадлежали к коренной и заметной в Симбирске фамилии. Дед писателя Иван Иванович Гончаров, был человеком волевым, творческим, по-своему оригинальным, недаром ему было даровано дворянство. Гончаров пошел в него. Об отце писателя, Александре Ивановиче, известно не слишком много. Он занимался хлебной торговлей, был владельцем небольшого свечного завода, и уважаемым и известным в городе человеком, благодаря чему неоднократно избирался городским головой. Когда ему было 50 лет, его первая жена умерла, и он женится вторично на 19-летней купеческой дочери Авдотье Матвеевне Шаториной, она родила в 1812 году сына Ивана и стала матерью еще троих детей. От природы необыкновенно умная, прозорливая женщина и отличная мать... «она во всю нашу жизнь и до конца своей была для нас нравственным авторитетом, пред которым мы склонялись с ненарушенным ни разу уважением, любовью и благодарностью». В 1819 году, когда Гончарову минуло семь лет, в 65-летнем возрасте скончался Александр Иванович. Теперь заботы о благосостоянии семьи легли на плечи Авдотьи Матвеевны. Воспитанием детей мать занималась и раньше, осуществляя его умно, строго, без излишней сентиментальности и пристрастия к кому-либо. Однако руководить образованием подраставших детей ей было трудно, и в этом ей помог ближайший друг семьи помещик Николай Николаевич Трегубов. Трегубов был родом из старинного дворянского семейства, в молодости служивший артиллеристом на военном корабле. Он был одинок, холост и очень привязался к осиротевшим детям, будучи крестным всех четверых. Он относился к ним снисходительно и баловал их, защищая от строгости матери. Первоначальное образование Гончаров получил дома, под началом Трегубова, а затем – в двух частных пансионах. Сначала его отдали в городской пансион какой-то чиновницы. «Она была рябая, как терка, злая и стегала ремнем по пальцам тех, кто писал криво или высовывал язык, когда писал», – вспоминал впоследствии романист. Проучился у нее Гончаров недолго. Его скоро избавили от этой воспитательницы и определили его в другой пансион – к священнику Федору Антоновичу Троицкому, в деревеньку за Волгой. Его жена, немка, знавшая кроме родного и французский язык, помогла Гончарову овладеть этими языками уже в детстве. Страсть к чтению зародилась у него, как только он научился читать. «Залезет, бывало, в библиотеку и торчит там до тех пор, пока насильно его не вытащат есть или пить», – вспоминал о своем питомце Трегубов. Об этом же писал и сам Гончаров: «Любовь к чтению родилась во мне в детстве, 8-9 лет от роду я перечитал всю маленькую, отчасти разрозненную библиотеку в деревне, где я начал учиться. За мной никто не следил, что я делаю в свободное от уроков время, а я любил забиваться в угол и читал все, что попадалось под руку». Так Гончаров полюбил суровую важность стихов Державина, которые он постоянно переписывал и учил наизусть. Еще из старых русских авторов он узнал Ломоносова, Фонвизина и малопонятного тогда для него Хераскова. Затем последовали книги по отечественной истории (Голиков, Карамзин), описания путешествий Кука, Мунго-Парка и Крашенинникова. Прочитал мальчик и французов – разрозненные тома Расина, Вольтера, Руссо. За литературными его занятиями никто не следил, и он с упоение читал все подряд, без разбору: то достанет романы Ратклиф и Жанлис «в чудовищных переводах», по его собственному выражению, то немецкого мистика Эккартсгаузена. Воображению мальчика грезились дальние страны, их диковинные жители, крушения кораблей, слышались крики жертв. Проучился Иван в пансионе Троицкого два года. В 1822 году мать отправила его в Московское коммерческое училище, куда ранее она уже поместила его старшего брата Николая, надеясь, что сыновья пойдут по стопам отца. Надежды ее не оправдалиь: коммерсантами они так и не стали. Обстановка в училище мало способствовала взращиванию юных талантов. В училище преподавали в основном науки, необходимые для купеческого дела: бухгалтерию, коммерческую арифметику, математику, технологию, коммерческую географию, изучали там и историю, риторику, словесность и чистописание на трех языках – русском, немецком и французском, законоведение, рисование, церковное и светское пение и даже танцы. Восемь лет провел Гончаров в училище. Он чувствовал себя крайне неуютно в его холодной и казенной атмосфере, где поощрялось шпионство учеников друг за другом. С горечью и сожалением вспоминал он потом об этих малоинтересных и бесполезных годах учения: «... мы кисли там восемь лет, восемь лучших лет, без дела! Да, без дела». Гончарова спасали отлучки домой, к любящим людям, и обширная библиотека училища. Там, забыв обо всем, можно было предаться чтению. Слава Пушкина в двадцатых годах уже сияла, и мальчик познакомился с ним сразу по «Евгению Онегину», выходившему тогда еще отдельными главами. Гений Пушкина поразил воображение и уже сформировавшийся литературный вкус Гончарова: «Боже мой! Какой свет, какая волшебная даль открывалась вдруг и какие правды». Увлечение Пушкиным побудило Гончарова самого взяться за перо, и он увлекается сочинительством, но не обольщая себя грезами о великом будущем и не подозревая о своем таланте. Он ушел из училища, не доучившись два года, но зато, определившись окончательно в своем призвании, поступил на словесный факультет Московского университета. Его брат Николай тоже не оправдал материнских чаяний: он стал не купцом, а учителем словесности. Это был 1831 год, он стал студентом лучшего университета в России. После полуказарменной обстановки училища университет воспринимался Гончаровым как «маленькая учена республика»: здесь не было иного авторитета, кроме авторитета науки и ее преподавателей. Надзирателей здесь не было и в помине. Посещение занятий свободно. Поглощенный изучением литературы, он мало интересуется политическими проблемами. Не довольствуясь университетской программой, самостоятельно изучает произведения иностранных классиков: Гомера и Данте, Сервантеса и Шекспира, Вальтера Скотта и Тассо. Но гораздо большее влечение Гончаров испытывал к современной ему русской словесности, и прежде всего к А. С. Пушкину. В знаменательный для него день 27 сентября 1832 года Гончаров присутствовал при публичной полемике в университете Пушкина с Каченовским по вопросу о подлинности «Слова о полку Игореве». «Для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии; я питался ею, как молоком матери; стих его приводил меня в дрожь восторга. На меня, как благотворный дождь, падали строфы его созданий («Евгения Онегина», «Полтавы» и др.). Его гению я и все тогдашние юноши, увлекавшиеся поэзиею, обязаны непосредственным влиянием на наше эстетическое образование». Такое трепетное отношение к «солнцу русской поэзии» Гончаров сохранил на всю жизнь. Будучи уже солидным чиновником, он плакал, как ребенок, когда узнал о смерти Пушкина в 1837 году. Проучившись в стенах университета три года, Гончаров вынес из него самые приятные впечатления, вспоминая об этих годах впоследствии с теплотой и благодарностью. Да, и еще во время учебы в университете, появляется правда без подписи, первое произведение Гончарова – перевод двух глав из романа Эжена Сю «АтарГюль» (журнал «Телескоп» 1832 – сентябрь). После выпускных экзаменов он отбывает в Симбирск на отдых, но тут еще ждет неожиданное назначение на должность секретаря губернатора, куда он устраивается в надежде покончить со взяточничеством. Прожив в своем родном городке около года, Гончаров получил возможность увидеть свежим взглядом московского студента знакомую с детства картину сна и застоя. «Так и хочется заснуть самому, глядя на это затишье, на сонные окна с опущенными шторами и жалюзи, на сонные физиономии сидящих по домам или попадающиеся на улицах лица. «Нам нечего делать! – зевая, думает, кажется, всякое из этих лиц, глядя лениво на вас. – Мы не торопимся, живем – хлеб жуем да небо коптим! Симбирск той поры был небольшим и тихим городком, предстающим в описании Гончарова неким сонным царством: «Чиновник, советник какой-нибудь палаты, лениво, около двух часов едет из присутствия домой, нужды нет, что от палаты до дома не было и двух шагов. Пройдет писарь, или гарнизонный солдат еле-еле бредет по мосткам. Купцы, забившись в глубину прохладной лавки, дремлют или играют в шашки». Гончаров с ужасом чувствует, что начинает привыкать к своей бесцельной жизни и при первой возможности в мае 1835 года уезжает в Петербург, где стал переводчиком в министерстве финансов. Именно в Петербурге Гончарову суждено было сформироваться как писателю, здесь он попадает в литературный салон семьи Майковых, который был самым популярным: здесь бывал И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Д. В. Григорович. Иван Александрович произвел очень приятное впечатление на семью Майковых, и вскоре был приглашен в качестве учителя русской литературы, эстетики и латинского языка для детей Аполлона и Валериана. В рукописном журнале «Подснежник», выпускаемом Майковыми, Гончаров впервые публикует свои сочинения. Этот журнал стал поистине открытием не только для Петербурга, но и для России. Здесь была беллетристика и немножко история, философия, мода и анекдоты, сочинения отечественные и переводные. Сначала это были стихи очень подражательные, однако вскоре Гончаров начинает писать прозу. В 1838 году он печатает здесь повесть «Лихая болезнь», в 1839 году в альманахе «Лунные ночи» публикует повесть «Счастливая ошибка». В 1842 году под влиянием творчества Гоголя пишет очерки «Иван Савич Поджабрин», где уже была точность бытовых картин, сюжетная простота, все это говорило о зрелости писателя. Его питерский талант быстро обратил на себя внимание посетителей салона Майковых. А он все сомневался, и когда его спрашивали почему он не печатается, Гончаров отвечал что от природы ленив. Друзья даже дали ему шуточное прозвище «Принц де Лень» или просто «де Лень», каламбурно обыгрывая имя знаменитого острослова и дипломата ХVIII века принца де Линя. Гончаров принял его без возражений и иногда сам подписывал так свои письма. Но дело было не только в лени, а в необходимости служить, отнимавшей у него много времени. Несмотря на это, Гончаров все-таки пиал, но писал в стол, «без всякой практической цели», не в силах преодолеть неуверенности в себе. Так продолжалось 13 лет (1832 – 1844). «Писать – призвание – оно обращается в страсть», – замечал Гончаров. В 1843 году начинающий литератор решил в первый раз попробовать себя в жанре романа, и поначалу весьма неудачно. Роман назывался «Старики». Его рукописный текст до наших дней не дожил: о нем известно только из переписки Гончарова с друзьями. Только в 35 лет, с написанием «Обыкновенной истории», писатель достиг наконец всеобщей известности. В связи с опубликованием «Обыкновенной истории» существует интересный анекдот: рукопись пролежала почти год у поэта Языкова, который должен был передать ее Белинскому, но посчитал ее для этого слишком незначительной, а Гончаров обладал такой скромностью, что даже ни разу не осмелился спросить о ее продвижении. Положение спас Некрасов, который сразу разглядел значительность романа. Он и передал рукопись Белинскому, который восторженно воспринял ее, и Некрасов вскоре напечатал роман в своем журнале «Современник». Три года Гончаров работал над романом, что для него сравнительно немного: два других романа дались ему труднее. После публикации «Обыкновенной истории» И. А. Гончаров занял в русской литературе свое особенное место. Можно сказать, что с Гончаровым произошла история, подобно случаю с Ф. М. Достоевским, который стремительно ворвался в литературу своими «Бедными людьми». Л. Н. Толстой спустя 10 лет после выхода книги «Обыкновенная история» писал: «Вот где учишься жить. Видишь различные взгляды на жизнь, на любовь, с которыми можешь не согласиться, но зато свой собственный становится умнее и яснее». «Обыкновенная история» сразу поставила Гончарова в ряд крупнейших русских писателей, хотя сам Гончаров до конца жизни так и не стал профессиональным литератором, а продолжал служить на государственном поприще, причем еще и по «цензурному ведомству». В центре внимания автора «Обыкновенной истории» находятся процессы социально – психологического превращения. Людей типа Александра Адуева он имел возможность изучить хорошо: на службе Гончарову приходилось часто встречаться с представителями чиновного мира. История Александра – история молодого человека той поры с его «обыкновенным» путем к «обыкновенному уделу»: через борьбу с идеалами юности к сытой, обеспеченной, спокойной жизни, от лирики воображения к прозе жизни. И вы знаете, что эту обыкновенную историю Гончаров рассказывает через музыку. Александр Адуев с тетушкой идет на концерт и слышит музыку: из-под смычка стал вырываться то глухой, отрывистый стон, то слышались плачущие, умоляющие звуки, и все окончилось болезненным, продолжительным вздохом. Сердце надрывалось: звуки как будто пели об обманутой любви и безнадежной тоске. Все страдания, вся скорбь души человеческой слышались в них. Скрипач закончил и равнодушно отер платком руки и лоб. В зале раздался рев и страшные рукоплескания. И вдруг этот артист согнулся в свой черед перед толпой и начал униженно кланяться и благодарить. «И он поклоняется ей, – думал Александр, глядя с робостью на эту тысячеглавую гидру, – он, стоящий так высоко перед ней!..» Артист поднял смычок и – все мгновенно смолкло. Заколебавшаяся толпа слилась опять в одно неподвижное тело. Потекли другие звуки, величавые, торжественные... они пробуждали в сердце гордость, рождали мечты о славе... Александр побледнел и поник головой. Эти звуки, как нарочно, внятно рассказывали ему прошедшее, всю жизнь его, горькую и обманутую. В эпилоге романа Александр Адуев несет с достоинством выпуклое брюшко и орден на шее. За орденом последовала выгодная женитьба не по любви, а по расчету. Ни один из русских писателей ХIХ века не изобразил с такой полнотой и так глубоко, как Гончаров, процесса превращения романтика в бюрократического дельца. «Обыкновенная история», с одной стороны, продолжает и развивает традиции «натуральной школы», а с другой – перерастает ее и поднимается до серьезных философских обобщений о человеческом жизненном пути. Это был первый «обыкновенный» роман о современном человеке, его любви, его общественных поступках, его успехах и разочарованиях – такого в России до Гончарова еще не было. Именно «Обыкновенная история» определила облик русского классического романа ХIХ века. Да, таким многообещающим стал для Ивана Гончарова 1847 год – год триумфа 35-летнего писателя, имя которого было известно среди других столичных литераторов. А что дальше? Поле шумного успеха первого романа Гончаров почувствовал себя окрыленным, и в его голове уже зрел план нового романа. Не зря он родился в Симбирске, с детства наблюдая картины всепоглощающего сна. Эта картина, в свою очередь, «поглотила» его, требуя осмысления и воплощения. В 1849 году он опубликовал главу «Сон Обломова», которая должна была стать смысловым центром будущего произведения. Критика увидела в этом «Сне» творческий шаг по сравнению с «Обыкновенной историей». Но до создания главного романа Гончарова пройдет еще много лет, насыщенных большими событиями в его жизни. Потом были странные 5 лет в жизни Гончарова, где вопросов больше, чем ответов. В границах этих лет оказалось предпринятое им кругосветное плавание на военном корабле, которое изначально было предложено Аполлону Майкову в качестве секретаря при начальнике экспедиции адмирале Путятине. Но Аполлон отказался, и тогда решил поехать Гончаров. Он решил бежать от себя и устоявшихся привычек от монотонной службы и наскучившего петербургского общества. Вот так неожиданно для себя и своих друзей, он собрался в кругосветное плавание. В сознании друзей никак не укладывалось, как это Гончаров, привыкший к домашнему уюту, такой флегматичный, малоподвижный, томный, важный, вдруг отправляется в кругосветное путешествие. В те времена кругосветные путешествия были редкостью, а плавание на парусных судах требовало большого мужества. Но у Гончарова слишком велико было желание посмотреть мир, развеяться от скуки и лени. К моменту задуманной поездки Гончарову исполнилось 40 лет. Ни жены, ни детей. Он уже немолодой, но известный писатель. В голове его роились новые идеи, замыслы двух следующих романов. И хотя он был уверен, что писать их в продолжение всей поездки ему вряд ли удастся, новые впечатления, смена обстановки необходимы были для вдохновения, для творческого труда. «Я радостно содрогнулся при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногой на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса – и жизнь моя не будет праздным отражением надоевших явлений. Я обновился; все мечты и надежды юности, сама юность воротилась ко мне. Скорей, скорей в путь!» На фрегате «Паллада» (что по-русски значит «Победа») 7 октября 1852 года началось путешествие и Иван Александрович быстро подружился с морем, морская болезнь вопреки его опасениям, не мучила его. Результатом двухлетнего путешествия стали двухтомные путевые очерки «Фрегат Паллада», которые оказались объективным, правдивым изображением всего, что встретилось на пути. 25 февраля 1855 года сухопутным путем через Сибирь и Урал Гончаров вернулся в Петербург через 2,5 года. Полностью очерки «Фрегат Паллада» вышли в 1858 году и вызвали одобрительный отклик среди читателей и в критике. Очерки Гончарова, названные в честь старого, но верного парусника – «Фрегат «Паллада», гордо занимают в русской литературе место рядом с произведениями Карамзина («Письма русского путешественника»), Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву») и Пушкина («Путешествие в Арзрум»). При жизни Ивана Гончарова книга издавалась 5 раз. Сразу же по завершению очерков Гончаров приступи к продолжению работы над «Обломовым», который продвигался со скрипом, да еще уйма новых забот, ведь поздней осенью 1855 года состоялся его перевод в новое министерство и на новую должность – литературного цензора, а Илья Ильич до сих пор лежит на диване, и что делать с ним дальше неизвестно. Но вот в 1857 году летом Гончаров получает 4-х месячный отпуск и отправляется на курс водного лечения в Мариенбад. Если «Обыкновенная история» далась Гончарову относительно легко, то замысел романа «Обломов» он вынашивал 10 лет (с 1847 по 1857) и не мог ускорить свой творческий процесс: «То, что не пережито, не выношено мной, то не доступно моему перу». И если бы не внезапный «приступ» вдохновения писателя, осенивший его в европейском курорте Мариенбаде, то, возможно, роман еще не скоро обрадовал бы читателей своим появлением. Гончаров очень долго обдумывал его, и вдруг в 1857 году он за месяц написал почти весь роман: «числа эдак 25 или 26, нечаянно развернул Обломова, вспыхнул, и 31 июля у меня написано было моей рукой 47 листов. Я закончил первую часть, написал всю втору и въехал довольно далеко в третью часть». Позже Гончаров так объяснит свой творческий рывок, прозванный друзьями «мариенбадским чудом»: «Неестественно покажется, как это в месяц закончил человек то, чего не мог в года? На это отвечу, что если бы не было годов, не написалось бы в месяц ничего. В том и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей и осталось только записывать его. Я писал как будто под диктовку. И, право, многое явилось бессознательно; подле меня кто-то невидимо сидел и говорил, что мне писать». Летом 1857 года в Мариенбаде не просто сочиняется большой по объему роман, не только один из лучших русских романов ХIХ века, лепится характер, который встанет в один ряд с образами Гамлета, Фауста, Дон-Кихота... История написания «Обломова» предстанет как выдающийся феномен творческой продуктивности. «Мариенбадское чудо» – так обычно именуют этот феномен литературоведы и биографы Гончарова, подчеркивая тем самым, что случилась вещь какая-то сверхреальная умопостижению. Роман уже давно ждали читатели, чье любопытство еще в 1847 году растревожила глава «Сон Обломова». Когда же роман вышел в 1859 году, то произвел просто фурор, захватив все внимание общества. Критики и собратья по перу называли роман «знамением времени» (Добролюбов), «капитальнейшей вещью, какой давно не было» (Л. Толстой), в обиходе появилось новое слово «обломовщина». Тургенев однажды заметил Ивану Александровичу: «Пока останется хоть один русский – до тех пор будут помнить «Обломова». И все же в своей новой славе Гончаров улавливал горьковатый привкус, ведь он не просто писатель, а писатель – цензор. Несмотря на то что Гончарову удалось спасти от цензурного вмешательства рассказы Тургенева «Записки охотника», «Муму», повесть Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», роман Писемского «Тысяча душ», «Свои люди – сочтемся» Островского, сборник стихотворений Некрасова и многие другие произведения, он не избежал язвительных нападок со стороны своих же собратьев. Тем не менее Гончаров выдерживал осуждение общества ради возможности сделать хоть что-то полезное для этого же общества. Огромное количество его цензурных отзывов на книги воспринимается как литературно – критические статьи. ♫ Фрагмент фильма «Обломов» А Иван Александрович свое отдохновение продолжает находить в творчестве. Он воплощает в жизнь свой следующий замысел романа, который делал уже давно. «План романа «Обрыв», – писал Гончаров, – родился у меня в 1849 году на Волге, когда я, после 14-летнего отсутствия, в первый раз посетил Симбирск, свою родину. Старые воспоминания, сцены и нравы провинциальной жизни – все это расшевелило мою фантазию, – и я тогда уже начертил программу всего романа». Вот так на свет появляется своеобразная трилогия, состоящая из абсолютно самостоятельных романов «Обыкновенная история», «Обломов» и «Обрыв» сделали имя Ивана Гончарова известным самой широкой читающей публике и вывела его в разряд величайших представителей русской и мировой литературы. Кстати, на резонный вроде бы вопрос одной из почитательниц его таланта, отчего это все три романа начинаются с одного слога «об», Гончаров ответил: «Не знаю»... Не знают этого и исследователи творчества писателя. Тем не менее, можно предположить, что в том несколько странном факте сокрыта какая-то особая магия, не поддающаяся логическому анализу. Ведь творчество – всегда тайна, даже и для самого автора. Между тем произошли перемены у Гончарова на службе: в 1860 году он вышел в отставку с должности цензора, а в 1862 году у него появилась новая должность: он назначен редактором официальной газеты Министерства внутренних дел «Северная почта». С тех пор пошел неуклонный карьерный рост Гончарова: в 1863 году он член Совета по делам книгопечатания в 1865 году – член Главного управления по делам печати. Гончаров стал одним из руководителей всей русской цензуры. Но управлять судьбою печатной литературы Гончарову пришлось недолго: в 1867 году в возрасте 55 лет, он вышел на пенсию. Долгожданный отдых от обязательной службы дал возможность писателю углубиться в творческий труд. Вскоре, в 1896 году, он печатает свой последний роман «Обрыв». Этот последний, третий его роман, самый большой из всех, и создавался дольше других. В него Гончаров «положил чуть не полжизни». С того времени, когда у писателя появился смутный замысел произведения, прошло 20 лет. «Обрыв» – роман о художнике, в образе которого Гончаров, по его собственным словам, показал «род артистической обломовщины», «русскую даровитую натуру, пропадающую даром, без толку»: Райский «восприимчив, впечатлителен, с сильными задатками дарований, но он все-таки сын Обломова». Символично название романа, которое заключает в себе идейную суть произведения. Обрыв – место жуткого убийства и трагическое непонимание двух поколений, обрыв традиций и падение в бездну неверия. В отличие от «Обломова», «Обрыв» вызвал очень много негативных откликов в критике. Гончарова обвиняли в создании карикатуры на молодое поколение, новых людей (образ Волохова), а Ф. М. Достоевский заявил, что образ Райского – «клевета на русский характер». Тем не менее рядовым читателям роман понравился. Сам Гончаров считал это свое произведение лучших из всего написанного, ведь он был самым выстраданным и обрывается в момент наивысшей кульминации. За последние, самые напряженные 8 лет работы над «Обрывом» Гончаров несколько раз был близок к тому, чтобы вообще насовсем отказаться от начатого. Были месяцы, когда он дорабатывался до явного психического истощения. Были отдельно минуты, когда он, по-видимому, впадал в галлюцинаторные состояния, и они потрясали его организм примерно так же, как припадки эпилепсии психику Достоевского. Было, наконец, состояние такое опустошенности и оставленности, что его соблазняла мысль о самоубийстве. Еще в дореволюционное биографической литературе, посвященной Гончарову, начал складываться канон, исходя из которого этого писателя принято было изображать едва ли не самым «благополучным» из русских классиков ХIХ века. В его облике на первое место выставлялись черты невозмутимости и горационской уравновешенности. (Ю. Айхенвальд в «Силуэтах русских писателей» эффектно изрек: «Гораций с Поволжья...»). Говорили о тихой мечтательности, о неизменном внешнем и внутреннем спокойствии Гончарова, граничащем едва ли не с равнодушием. От такого канона веет чем-то прохладно – мраморным, стилизованным под расхожую «антику» буржуазных салонов. В писателе хотели видеть законченного джентльмена, воспитавшего в себе умение не волноваться ни по какому поводу. Между тем «благополучного» Гончарова никогда не существовало, и тем более не могло его существовать в 60-е годы, на подступах к «Обрыву». Против мифа о тихом, уравновешенном Гончарове вопиет почти каждая страница его писем этих лет, касающихся работы над романом. Ничто не дается человеку даром – эта порядком уже примелькавшаяся аксиома в истории написания «Обрыва» обнаруживает свой изначально суровый смысл. Роман буквально поглотил своего автора, как библейский кит поглотил пророка Иону. «Обрыв» выпил из писателя по капле почти все творческие соки. После этого романа что-то оборвалось внутри Гончарова. Причем он как будто заранее догадывался, что так и будет. И все-таки пошел навстречу уготованному, имея множество возможностей уклониться. Но сейчас мы отклонимся от творчества и поговорим о любви! Белинский отмечал одну особенность таланта Гончарова: «необыкновенное мастерство рисовать женские характеры. Он никогда не повторяет себя, ни одна его женщина на напоминает собой другой, и все, как портреты, превосходны». А как же в жизни? Почему Гончаров так и не нашел родственную женскую душу? Или холостяцкая жизнь казалась ему заманчивей? Конечно, он бывал влюблен, и не раз, но лишь одна женщина смогла привлечь его симпатии на несколько лет. С Елизаветой Толстой Гончаров встретился после своего кругосветного плавания и был пленен ее душевной и физической красотой. Увы! На его чувства не ответили взаимностью. Ему было 45, а ей... она была молода, красива, обаятельна и отдала свое сердце и руку блестящему офицеру. Мукам знаменитого писателя не было предела: ему пришлось еще и ходатайствовать перед Синодом за свадьбу своей любимой со своим соперником, который приходился ей двоюродным братом. От лица вымышленного друга Гончаров рассказывает Е. В. Толстой в письме о своих душевных терзаниях. «Мне стало как-то тесно на свете жить: то кажется, что я стою в страшной темноте, на краю пропасти, кругом туман, то вдруг озарит меня свет и блеск ее глаз и лица – и я будто поднимусь до облаков». Теперь остается только творчество, оно не обманет. И Гончаров создает свою Галатею в романе «Обломов». «Узнайте, что я занят... не ошибетесь, если скажете женщиной: да ей нужды нет, что мне 45 лет, а сильно занят Ольгой Ильинской... едва мимоходом напьюсь чаю, как беру сигару – и к ней: сижу в ее комнате, иду в парк, забираюсь в уединенные аллеи, не надышусь, не нагляжусь. У меня есть соперник: он хотя и моложе меня, но неповоротливее, и я надеюсь их скоро развести... Теперь волнение мое доходит до бешенства: так и в молодости не было со мной... Я счастлив – от девяти часов до трех – чего же больше. Женщина эта – мое же создание, писанное, конечно, ну теперь угадали, недогадливые, что я сижу за пером?» – так писал Гончаров в письме к другу из Мариенбада (курортный городок), где он написал большую часть «Обломова» в 1857 году. Образ Ольги Ильинской вдруг по-новому осветил весь роман, внес в него поэзию любви. Работая над этим образом, Гончаров ощущал необычайный прилив сил: «Живу, живу, живу... и для меня воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы... Только не любовь, она не воскреснет». Но эта любовь отражена в романе «Обломов» и отмечена она мелодией исключительной красоты и выразительности. Я говорю об арии Нормы «Casta diva» (Дева Пречистая) из одноименной оперы Винцецо Беллини. Эта чарующая мелодия принадлежала к любимым произведениям Гончарова. «Casta diva... casta diva! – запел Обломов. – Не могу равнодушно вспомнить ее, – сказал он, пропев начало каватины, – как выплакивает сердце эта женщина! Какая грусть заложена в эти звуки!.. И никто не знает ничего вокруг... Она одна... Тайна тяготит ее. Она вверяет ее луне». Именно эту арию поет потом и Ольга Ильинская, услышав которую в ее исполнении он изнемог «я стал болен любовью». Но когда отношения закончились, он отмахивается от этой когда-то так завораживающей мелодии. А мы не отмахиваемся, мы ее услышим в прекрасном исполнении. ♫ Casta diva Беллини После создания своих трех «О» больше он романов писать не будет, но вторая половина 70-х годов оказалась для него плодотворной, обретя новые литературные формы. 1872 год – создает литературно – критический шедевр – статью «Миллион терзаний», до сих пор остающуюся классической работой о комедии Грибоедова «Горе от ума». Его статья лучше поздно, чем никогда соседствует с необыкновенной историей. Появляется статья «Гамлет», очерк «Литературный вечер». Он пишет цикл очерков «Слуги старого века», появляются небольшие произведения «Превратности судьбы», «Уха», «Мой месяц в Петербурге», «Поездка по Волге». – В 80-е годы писатель выпускает в свет первое собрание своих сочинений, а его друзья стали один за другим уходить, возраст и болезни. Но нет, самому Гончарову еще никак нельзя было умирать. Получилось так, что в 1878 году у него, коренного холостяка, завелась семья не семья, приют - не приют, а что-то смахивающее одновременно и на семью и на приют. Его преданный слуга Трейгут, много лет заведовавший хозяйством, умер, оставив после себя вдову и троих детишек. Иван Александрович взял на себя попечение об этой семье и очень привязался к детям, которым и завещал все свое состояние, а младшей девочке – даже право собственности на свои последние произведения. Гончаров писал, что любовь к детям помогает ему «тянуть воз жизни и терпеть до конца». Здоровье его ухудшается день ото дня. С ним случился апоплексический удар, потом его подчеркнул второй. Но он встал на ноги и после него. В тщедушном седовласом старце с тонкой сморщенной кожей на руках нелегко было бы узнать теперь того представительного, осанистого Гончарова, каким менее 10 лет назад изобразил его Крамской, в 1874 году, где Гончарову немного за 60 лет. И это круглолицый, изящно одетый мужчина, живого характера, с добрыми, ласковыми глазами. Здесь и доброта и упрямство, скромность и вместе с тем гордость и некоторое славянское эпикурейство. Особенно разительными покажутся перемены, происшедшие в его внешности, когда прочитаешь словесный автопортрет, составленный писателем летом 1883 года: «Я смотрю в зеркало, в ванне, на себя и ужасаюсь: я ли этот худенький, желто-зелененький, точно из дома умалишенных выпущенный на руки родных старичок, с красным слепым глазом, с скорбной миной, отвыкший мыслить, чувствовать...» Судя по беспощадности этого автопортрета, Гончаров, должно быть, застиг себя перед зеркалом в минуту крайне усталости от борьбы с постоянной физической болью. В незрячем оке он все время, и в жару и в холод, чувствует «как будто вставленный горячий уголек». Как-то при осмотре окулист обнаружил нарыв на роговице и опасаясь, чтобы процесс не пошел на здоровый глаз произвел вытечку. На фотографии 1886 года (последней прижизненной) писатель снят вполоборота, с затененным правым глазом, веко которого он придерживает рукой. На 80-м году жизни, осенью 1891 года он слег от воспаления легких, и перемочь эту болезнь оказалось ему уже не по силам. А. Ф. Кони писал: «Я посетил его за день до смерти, и при выражении мною надежды, что он еще поправится, он посмотрел на меня... и сказал твердым голосом: «Нет, я умру! Сегодня ночью я видел Христа, и он меня простил...» 15 сентября 1891 года в 12 часов дня Иван Александрович Гончаров скончался. А. Ф. Кони в своих воспоминаниях поэтически образно описывает место захоронения Гончарова: «На новом кладбище Александро - Невской лавры течет река, один из берегов которой круто подымается вверх. Когда почил Иван Александрович Гончаров, когда с ним произошла всем нам обыкновенная история, его друзья выбрали место на краю этого крутого берега, и там покоится теперь автор Обломова... на краю обрыва». Произведения Ивана Александровича Гончарова стали достоянием не только русской культуры. Обломов стал «вечным типом» мировой литературы, наравне с Гамлетом, Дон-Кихотом, Дон Жуаном и Тартюфом. Критик и философ Д. С. Мережковский так характеризовал главные особенности его творчества: «По изумительной трезвости взгляда на мир Гончаров приближается к Пушкину». И в чудесно звучащем самородке русского слова среди других голосов явственно различим неповторимый голос Ивана Гончарова, читая которого забываешь, что это литература, и думаешь, что это сама жизнь. И, замечательно, что мы помним Ивана Александровича Гончарова, читаем его, а на его родные в Ульяновске проходит Гончаровские праздники, которые в 1990 году получили статус всероссийских. А завершаются они прогулкой по Винновской роще, где стоит беседка Гончарова на волжском обрыве. Так и мы закончим наш вечер.
