Адрес для писем тот же…

Галина Неволина
« Адрес для писем тот же…»
Действующие лица:
1941 год - 1944
Паньковы:
Елена Васильевна - мать Сергея и Аньки
Сергей – врач-хирург
Анька – выпускница школы
------------------------------------------Лиза Боснак- подруга Ани, выпускница школы
Олег – выпускник
Георгий Уткин – выпускник
Почтальонша
Маша – жена Сергея
Почтальонша
Женщина прохожая
1991 год
Алла Ильинична.
Рязановы:
Георгий Иванович – сын Лизы
Жанна – его дочь
Инна – подруга Жанны
Действие первое.
Сцена 1.
Москва 1941 год. Конец мая.
Ошеломляющий май. Уличный шум. Квартира Паньковых на первом этаже.
На стене в рамке большая фотография девушки. Это Люся- сестра Аньки.
Она погибла в финскую войну. В распахнутое окно влетает шум двора,
веселые крики мальчишек, голоса домохозяек коммунального дома. В
комнате танцует под патефон Анька, сначала одна, потом изображает
себя в несуществующей паре. В окно летит букет сирени, попадает в Аньку.
Вслед за букетом в окне показывается Олег. Влезает через окно в комнату.
Анька. Ой, дурачок, а ты почему через окно?
Олежка. Да ты что, ошалела? Ты же звонок не слышишь. Патефон орет
(притягивает Аню к себе)... Ненормальная.. .(Хочет поцеловать).
1
Анька. (Ошеломленная, закрывается букетом сирени). Сирень нарвал?
Олежка, это стыдно.
Олежка. Что стыдно-то? Там ее завались.
Анька. (Очень смущенно) Нет, стыдно, то, что ты хочешь сделать.
(Высвобождается из его рук). Потом, ладно?
Олежка. А я спешил. Тебя хотел обрадовать. А ты и не ждешь. Всё твои
танцы.
Анька (шепотом). Жду я. Я представляла, как ты со мной танцуешь.
Олежка. Правда ждала?
Голоса мальчишек за окном: «Тили – тили тесто...
Анька. Правда. Как ты?
Олежка. Прыгнул.
Анька. Молодец! Здорово! Я так и знала, что прыгнешь. Ой, как я тебе
завидую.
Олежка. Ничего, подрастешь, и тебя возьмут.
Анька. Ну да возьмут, ты вон какую комиссию проходил, а я..... у меня и
рост маленький, по росту не пройду...
Олежка. Да ты брось, вон у нас одна есть, не выше тебя.
Анька. Как есть?! Ты говорил, что там девушек нет. Обманул? Обманул,
значит? (Начинает гоняться за ним по комнате.)
Олежка. Да ты брось, там же страшно. У тебя одни танцы на уме.
(Останавливает Аньку, гладит её по голове.) Тебе артисткой надо стать,
чтобы я тобой потом гордился. (Закончилась пластинка, патефон
начинает шипеть.)
Анька. Почему потом?
Олежка. Потому что время тяжелое.
Анька. Ой! Только ты не завывай об экзаменах... Это тебе сдавать надо, а у
меня экзамены - это танцы и вокал...
Олежка. Что же там, математику не сдают?
Анька. Нет, не всем твоя математика нужна.
Олежка. Нужна, Анька, нужна. Я в военное училище пойду.
Анька. Как??? Ты чего?!
Олежка. Да закрой окно. Вся улица орет. (Закрывает окно, задергивает
шторы)
Анька. Тихо как, непривычно.
Олежка. Я думаю, война будет...
Анька. Ты дурак, что ли? Может ты, когда прыгал, головой ушибся?
Олежка. Сядь, Аня. Финскую помнишь?
Анька. Не надо. Ты что же меня Люсей упрекаешь? Она была во всем лучше
меня.
Олежка. Бабушка говорила, что на каждое поколение три войны выпадает.
До Испании не доросли. На финскую взяли батю.
Анька (тихо)... и Люсю.
Олежка. Значит, третья будет наша.
2
Анька. Да что твоя бабушка знает! Слышал доклад о паникерах и
вредителях?
Олежка. Сядь, тебе говорю.
Анька. Что ты кричишь на меня!
Олежка. Никакой она не паникер. А немцы у границы… Дядя Леша с
Сережей приехали. Серега тут поступать будет, где ему там учиться? А
немцев, говорят, в бинокль видно через реку.
Анька. Врешь ты все. У нас пакт о ненападении! А немецкие рабочие
поддерживают нас. Странный ты какой – то! С такими мыслями в военное
хочешь? Забыл? Через два дня Варшава! Через две недели Берлин! Разве
что-то может остановить нашу армию? Финляндия капитулировала за три
месяца!..
Олежка. ( Срывается, начинает ходить по комнате) А Люся погибла, и
мой батя погиб!
Анька. Ты зачем? Злой ты... (Всхлипывает)
Олежка. Там целая женская дивизия погибла на линии Маннергейма. Все
смеялись над нами. А какой кровью, Анька, какой кровью! Через два дня
Варшава?! Через две недели Берлин?! Ты что мелешь! Я потому-то и иду в
военное, что готовиться надо к войне. Голой шашкой войну не выиграешь.
Анька. А математика твоя?
Олежка. Она там как раз и нужна.
Анька. Ты только с другими так не говори. Сам знаешь. Тетя Клава на кухне
все плачет, говорят ее Петра - то за разговоры взяли.
Олежка. Ты патефон на всю улицу не крути, как буржуйка, какая. Патефон редкость, чего других дразнишь? Когда мать придет?
Анька. Не знаю. У них роддом переезжает с барака на в новое здание. Все
новое получают. Ей и тяжело - завхоз все же.
Олежка. А ты тем более, патефон все крутишь. Люди же завидущие
встречаются, может, у кого язык брякнет - завхозова дочка.
Анька. Да ты что?! Что мелишь?
Олежка. Ладно, не ершись. Начали за здравие, кончили... Ты бы все же
поздравила меня.
Анька. ( надувшись) У тебя там другие поди есть, напоздравляли друг друга.
Олежка. Глупая ты. Мне никого кроме тебя не надо. Учись скорее на
артистку. Если не загордишься, не забудешь, тогда...
Анька. Тогда что?
Олежка. Ну, тогда... вместе будем...
Анька. Насовсем?
Олежка. Конечно, насовсем.
Анька. Закрой глаза.
Олежка. Зачем?
Анька. С первым прыжком тебя. (Встает на цыпочки. Целует).
Сцена 2.
3
Москва. 1991 год.
Квартира Аллы Ильиничны. Что-то очень похожее в обстановке на
квартиру Паньковых. Почти такая же мебель, похожий абажур. На стене
портрет, сильно напоминающий фотографию Люси, и много других в
маленьких рамочках. Но на окне жалюзи, в комнате большой телевизор
Настойчивый звонок в дверь. Опираясь на палочку, по квартире движется
старушка небольшого роста. Это Алла Ильинична. Открывает дверь,
впускает девушку. Это Жанна.
Жанна. Здравствуйте, Алла Ильинична
Алла Ильинична. Здравствуйте.
Жанна. Алла Ильинична, вы не удивляйтесь, пожалуйста. Вы, наверное,
меня в лицо помните, а так не знаете. Я Жанна. Я живу тут на четвертом. Вы
как - то не с кем не общаетесь, и, наверное, не знаете.
Алла Ильинична. Почему же, знаю.
Жанна. Правда? Так интересно. А мы почти никого не знаем. Папа тут давно
живет, а говорит, что никого не знает.
Алла Ильинична.. Возможно, он не особо стремится знать.
Жанна. Может быть, он такой... сухой, все говорят, что с ним тяжело. С
бабушкой мне было бы легче. У нас здесь бабушка жила очень давно, до
того, как вы переехали.
Алла Ильинична. Я помню ее.
Жанна. Вы?!
Алла Ильинична. До войны я тоже жила в этом доме, а вот теперь... снова
сюда приехала.
Жанна. Интересно. Никогда бы не догадалась. Вы ни с кем не общаетесь.
Правда, сейчас никто из жильцов между собой не общается.
Алла Ильинична. Тогда время другое было. Квартиры были коммунальные,
и обычно входная дверь не закрывалась.
Жанна (смеется). Сейчас бронированные...
Алла Ильинична. Да, все изменилось.
Жанна. Тогда лучше было?
Алла Ильинична. Тогда люди другие были.( Жанна смотрит на
фотографии, которые весят на стене.)
Жанна. Ой, где-то я видела эту фотографию. Это ваши близкие? Да?
Алла Ильинична. Да.
Жанна. Вы извините, это плохо, что я спрашиваю? Мама говорит, что у
меня сквозняк в голове. Но не обижайтесь, это она меня к вам послала.
Алла Ильинична. Ну, почему?
Жанна. Она как - то в архиве документы восстанавливала и увидела, что вас
там. Вы там работали?
Алла Ильинична. Нет. Просто оказалась по своим важным делам.
Жанна. Жалко. А у вас же остались там связи?
Алла Ильинична. Да, «связи» тоже слово из новых, раньше его как - то не
употребляли. А что понадобилось твоей маме в архиве?
4
Жанна. Во-первых, она пытается узнать что-нибудь о наших родственниках.
Ну, может у вас есть возможность взять, ну если они там есть, военные
письма?
Алла Ильинична Военные письма?!
Жанна. Да не удивляйтесь, пожалуйста.
Алла Ильинична . Зачем тебе военные письма?
Жанна. Я сейчас объясню. Я хочу поступить в институт, сейчас это так
трудно. У нас конкурс, кто защититься темя конкурсными сочинениями репортажами, очерками -это конкурс, программа по городу - Министерства
просвещения проводит - тот зачисляется с первым экзаменом или даже по
собеседованию, если по истории пять. У меня - пять. Мне надо сделать три
очерка - три обзора. Я не знаю, что получится, но у меня есть шанс.
Алла Ильинична. Какой?
Жанна. Я бью на оригинальность.
Алла Ильинична . А при чем здесь письма?
Жанна. Ну там разные темы, свободные мысли. Несколько медалистов
пишут в раздел «Детективные расследования» — это поиски о наркоманах,
рассказы тех, кто на игле и так далее. Историческая хроника - по следам
забытых переулков и так далее. Много всякого. А до подлинных писем не
додумались. Я подняла подписки «Юности» по фронтовым письмам, это уже
знаете, редакторски обработано. А мне бы изюминку, « письма в
восемнадцать лет» или любовь на войне. Классно, романтично?
Алла Ильинична. (ошеломленно). Классно, так это ход такой... с
изюминкой. Приз за оригинальность.
Жанна. Ну, не плохой приз. Знаете, какие взятки за вступительные? А так
шанс капитальный. Да вообще - то мне самой стало интересно. Сунулась по
библиотекам, но ведь там Правильно мама сказала - в архив к вам.
Алла Ильинична. Так, а что же живые участники?
Жанна. Ой, да они все еле шамкают, больные, большинство с провалами в
памяти.
Алла Ильинична. Как?!
Жанна. Ой, простите. Ну, это те, которые, старые. А вы же просто...
пожилая. То есть вы совсем молодая, чтобы на войне быть. Кто был, тот
старый. Папа вообще сказал, что настоящие участники все погибли или уже
умерли от ран. Он говорит, что на списание дивизии, которую под Москву
бросали, отводили три дня..
Алла Ильинична. А держались по две - три недели. Да вряд ли, что он
знает, твой папа.
Жанна. Вы простите, я, наверное, вас обидела. У меня все же сквозняк в
башке, все говорят. Но вообще - то я добрая. Давайте я вам пол помою?
Алла Ильинична Мне, зачем? Я же не старая, я только пожилая.
Жанна. Ну вот, вы обиделись. У меня всегда так. Я могу что-нибудь
ляпнуть, но это не со зла.
Алла Ильинична Я не обиделась. А просто ты не пробовала поспрашивать,
у кого письма сохранились?
5
Жанна. Да у нас у самих два дедушкиных письма малюсеньких. В одном
спрашивает, не нашли ли Верке сапожки, выкопали ли картошку. А во
втором, опять картошка, что будете есть зимой, поменяйте баян на картошку.
Алла Ильинична. Так может быть это и есть любовь?
Жанна. Ой, ну не то это. Это не та любовь. Я хотела... романтическое что ли.
Какое - то особенное воздействие. Чтобы прочитали и у всех шок и... слезы.
Алла Ильинична. На войне люди переставали плакать
Жанна. Подходит к фотографиям).Это ваши родные?
Алла Ильинична. Да. Это Люся - сестра.
Жанна. Она погибла?
Алла Ильинична. В Финскую.
Жанна. Про эту войну мало вспоминают. Реже.
Алла Ильинична. По уровню пролитой крови… это только сейчас стали
данные откровенно публиковать.
Жанна. Алла Ильинична, а сколько вам было? У вас такая разница с сестрой,
я думала вы в войну... маленькой девочкой были.
Алла Ильинична. Да, это такая разница. Ей было пятнадцать, брату тринадцать, когда родилась я. Хорошо, я подумаю. Я постараюсь достать
тебе письма.
Жанна. Здорово! Если через архив, то я могу и сама съездить, вы только
созвонитесь к кому там подойти.
Алла Ильинична. Да нет. Никакие письма нам не дадут. Я возьму у
знакомых для тебя другие.
Жанна. Если хотите я сама за ними съезжу? Вам же тяжело с палочкой…
Алла Ильинична. Видно будет... Ну что ж, познакомились. Когда - то надо
было. И, честно говоря, я очень рада. В чем - то не ожидала.
Жанна. Чего?
Алла Ильинична. Мне казалось, что всё, что связано с войной сейчас
никого не волнует. В стране хватает проблем.
Жанна. Нет, ну не все же такие. Можно я к вам приду?
Алла Ильинична. Что же, давай послезавтра?
Жанна. Спасибо.
Сцена 3
1941 год. Июнь.
Квартира Паньковых. Ночь. Маленькая настольная лампа. Входит
Сергей.
Сергей. Мам? А ты что, не спишь?
Елена Васильевна. Тебя жду. Совет нужен.
Сергей. Случилось что?
Елена Васильевна. Не знаю... как...тебе сказать… Вроде бы, на курсы
меня направляют. Сначала медсестра - фельдшер, потом посмотрят.
6
Сергей. Что ж, хорошо, это значит повышение. Здорово! (ласково).
Даже заулыбалась, командир ты наш.
Елена Васильевна. Ну, как здорово? Год учиться! Сам знаешь, работы
сколько, дома и так не успеваю ничего делать, я вроде думала
отказаться, а самой стыдно: что ж так сестрой- хозяйкой и работать?
Сергей. Ты что, зачем отказываться, мы что маленькие? Учись, может,
еще хирургом станешь, мне будешь помогать.
Елена Васильевна. Ой, не спеши... Куда мне без образования? Может
быть, хватит в семье одного врача. Заучусь до старости, а тут за Аней
надо смотреть. Ты голодным ходишь – ничего хорошего, а ей питаться
надо, чтоб фигура была, артисткой хочет быть... (вздох) как Любовь
Орлова.
Сергей. Что ты о ней, как о маленькой? Вон какая вымахала.
Елена Васильевна (ласково) Да уж вымахала, с её-то ростом! Всё как
птенец...
Сергей. Здоровая, да безмозглая. Драть ее надо. Ты тут книжки
читаешь, а она дрыхнет, перед экзаменом не почешется.
Елена Васильевна (не сразу). Нет, ее еще...
Сергей. Как нет? Где она шляется?
Елена Васильевна. Ты только не кричи, Сережа. Не обижай.
Сергей. Что ты ее защищаешь! Ты вспомни, как мы с Люсей росли, из
дома ни на шаг. А эта? Где она?
Елена Васильевна. Записка вот, на репетицию ушла.
Сергей. Какая репетиция? Какая репетиция! Два часа ночи! Я убью ее.
Елена Васильевна. Не надо, Сергей, она молодая.
Сергей. Для начала выпорю.
Елена Васильевна. Может она с Олежкой?
Сергей. Олег парень серьезный, я говорил с ним, он бы здесь дома с ней
сидел, к вступительным готовился, и ради безмозглой девчонки ее
семью не обидел бы.
Елена Васильевна. Да, он серьезный, Аня сказала, что в военное идет.
Сергей. Как в военное? Он же... хотел...
Елена Васильевна. Время такое... Может, врачи потому и нужны.
Говорят, что и думать об этом не надо. А тревожно что-то.
Сергей. Ты это брось. Тут Анька - первая болячка. Ну, явится...
Скрип входной двери
Елена Васильевна. Ой, ты помягче, пожалуйста, я прошу, Сережа, она
маленькая еще!
Анька. (в ужасе) Серега, а ты не на дежурстве? А ты, мама, не спишь?
Сергей. (берёт ремень). Так, мое терпение лопнуло. Ты долго будешь
мать изводить?
7
Анька с криком летит через комнату, прячется за матерью, потом,
увертываясь от Сергея, залезает на шкаф, комод, что повыше, меняя
позиции.
Анька. Я последний раз! У нас репетиция была.
Сергей. Я покажу репетицию. Перед директором школы высмею.
Елена Васильевна. Тихо, соседи слышат. Не спят же по ночам.
Анька. Нельзя бить младших, еще Толстой сказал, ой... Достоевский.
Сергей. Я тебе покажу, Толстой! Гайдар в твои годы полком
командовал, Паша Ангелина...
Анька. Мамочка, он убьет меня. Серёженька, прости...
Сергей. Ты смотри! У нее губы накрашены (Анка с ужасом вытирает).
Что из тебя выйдет? На маму посмотри, ладно, отец не видит, а Люся...
Эх ты... (бросает ремень, выходит, закрывает за собой дверь)
Анька. Мамочка, прости, прости. Я больше не за что не буду. Если на
артистку не возьмут, я в институт пойду, но только раз попробую, а?..
Елена Васильевна (плачет). Люся, Люся...
Анька (плачет перед дверью, за которую ушел Сергей). Сережа,
прости, пожалуйста. Я что виновата, что я хуже Люси? Я тоже буду
такой как она. (Подходит к матери, обнимает ее. Вместе плачут).
Сцена 4.
Небольшая каморка за кулисами школьной сцены. Слышен шум зала,
приветствующие крики, аплодисменты, голос ведущего.
Анька
подглядывает через щель занавеса на сцену. То, что происходит на сцене,
мы только слышим.
Голос ведущего. Следующий номер – художественный свист. Артист
оригинального жанра - Иван Меньшов. Партия на аккордеоне - Елена
Леонидовна - преподаватель физики... (Популярный в те годы
художественный свист).
Аня в украинском костюме не отрываясь смотрит на сцену. Вбегает ее
подружка Лиза...
Лиза (запыхавшись). Успела! Держи! Этот лучше. В клубе достала.
(Меняет венок на голове). Этот в сто раз лучше. Анька, я тебе завидую.
Так танцевать, так танцевать! Знаешь, что скажу: Герка с одиннадцатого
«Б» на тебя пялится.
Анька. Не ври!
Лиза. Честное комсомольское! С места не сойти. Между прочим, вчера
про тебя спрашивал. Сегодня останешься на танцы?
Анька. Хочется. Очень хочется!
Лиза. Да что думать - то? Оставайся!
8
Анька. Понимаешь, Сережа... на дежурстве. Обманывать придется. Я
же обещала.
Лиза. Брат у тебя, жуть. Кардинал Ришелье! Ты должна отстоять свое
право на свободу! Кто он тебе? Только старший брат.
Анька. Маму жалко.
Лиза. А что здесь такого? Подумаешь, сегодня всем разрешили танцы
до двенадцати.
Анька. Правда?
Лиза. Честное комсомольское.
Анька. Ты этим словом не кидайся.
Голос ведущего. Следующий номер - непревзойденный мастер чечетки
- Георгий Уткин.
Лиза. С ума сойти! К такому имени такая фамилия! Вот как звучит:
Утесов, Любовь Орлова.
Анька. Уткин тоже звучит.
Лиза. Видишь, тебя задело, что он пялится.
Анька (вспыхнув). Ничего не задело!
Лиза. Задело! Задело! А как же Олежек?
Анька. Дура ты, честное комсомольское.
Лиза. Ладно, я не обиделась.( Не отрываясь с восторгом следит за
сценой. Сама перебирает ногами, не попадая в такт). Вот чечетка,
вот чечетка, с ума сойти! Я бы сама с ним в кино сходила. На последний
сеанс. В парке опять «Чапаева» привезли, а я бы... на «Серенаду
солнечной долины» пошла бы.
Анька. ( немного ревниво)А он что, позвал?
Лиза. Нет, не позвал. Ладно, говорю, не в обиде, я ж не умею на сцене
крутиться.
Анька. Знаешь, я поняла, что я не имею право на артистку учиться. В
семье с деньгами плохо. Я решила на курсы кройки и шитья записаться.
Артисткам буду платья шить. Разбогатею...Буду маме помогать. Ей надо
курсы окончить.
Лиза. Да ты что с ума сошла? Это твоё призвание. А твои мысли
разбогатеть, это же мещанство какое-то!
Анька. Все, сейчас я. Коленки подкашиваются.
Голос ведущего. И наконец, любимица публики, выпускница
одиннадцатого «А» Анна Панькова. Наша Анечка!
Лиза. Иди! (Толкает). Счастливая! Везет же.
Звучит гопак
Сцена 5.
1991 год.
9
Алла Ильинична подходит к комоду, открывает верхний ящик, достаёт
большой перевязанный пакет. Вместе с ним перемещается в кресло,
включает торшер и начинает распаковывать папки.
1941. Поздний вечер.
Двор перед школой. Лиза подбегает к Ане.
Лиза. Герка танцевал с тобой?
Анька. Танцевал.
Лиза. Вот видишь. (Достает помаду). Домой бегала. Держи!
Анька. Да ты что! Я что, мещанка какая?
Лиза. Совсем чуть - чуть. Артистки все губы красят.
Анька. Стыдно же.
Лиза. А тут темно. Кто увидит?! Да крась же. Я тоже иногда у зеркала
подкрашусь - вылитая Любовь Орлова. Правда, похожа?
Анька. Ой, что мне делать (заметив Геру)? А вдруг Олег увидит.
Лиза. Он со своей зубрежкой из дома не выйдет. Да что ты всех боишься?
Это наш вечер. Никогда революционеры не боялись жандармов!
(Протягивает руку подходящему Гере). Здравствуй..- те Георгий.
Гера. Ты чего? (Удивлен обращению на «Вы»).
Лиза. В богеме принято так вот на «Вы».
Лиза загадочно уходит.
Гера (ошеломлен). Богема это кто?
Анька (робко). Это круг писателей, артистов, среда, где рассуждают о
театре, о прекрасном.
Гера. Бездельники?! Богема? Это вроде бы как бездельники? Это
интеллигентики - то? Правильно сказал товарищ Сталин...
Анька. Да что ты понимаешь?! Это интеллигенция - «бездельники»? А
наши писатели, Гайдар, например? А артисты?. А сам? Тебе легко твою
чечетку отбивать, тоже, поди, время на репетицию тратил?
Гера. Чечетку легко, а потом я еще у бати по ночам в котельной работаю.
Да что ты завелась? Я тебя по-человечески пройтись пригласил.
Анька. Мне домой надо.
Гера. Давай провожу..., а?
Анька. Только близко к дому не подходи.
Гера. А у тебя с ним все серьезно?
Анька (ошеломленно). С кем, с ним?
Гера. С Олегом. Об этом все знают. Ты его боишься?
Анька. Я брата боюсь.
Гера. А что брата бояться? Это же глупо.
Анька. Он мне за место отца. Я маленькой была. Мать про отца ничего не
говорит. Сказала, что он из экспедиции не вернулся и все. А брат меня
вынянчил.
Гера. Холодно. Хочешь, куртку дам?
10
Анька. Не надо.
Гера (одевая куртку на ее плечи). Одень, Аня! Ты после выпускного
уедешь?
Анька. Постараюсь. Мне надо экзамены сдать на актрису.
Гера. Ты бы что-нибудь серьезное выбрала – медсестрой бы стала чтоли.
Анька. И мать и брат, оба в больнице, вся жизнь там. С такой работой
мир не увидишь. А мне всё повидать хочется.
Гера. А что лучше нашей страны?!
Анька. Конечно, ничего нет лучше. А все же хочется. Маяковский в
Америке был. Горький - в Италии.
Гера. Сложная ты... (вздыхает). Тебя не удержишь.
Анька. Это ты... ревнуешь! Злишься, что я вырваться в красивый мир
хочу?
Гера. У меня свой мир... рабочий... Тоже, между прочим, неплохой. Я
уже сейчас механиком могу работать. Любой трактор соберу, разберу.
Сейчас рабочие руки нужны. Некогда отплясывать.
Анька. Ты меня, что... упрекаешь? Пляшешь же – самому, небось,
хочется.
Гера. Так это после работы... Может, мне хочется, чтобы ты увидела.
Анька. Все, пришли. Дальше не надо. ( Снимает куртку, отдаёт Гере)
Гера. Так с Олегом у тебя все серьезно? Ладно, не отвечай. ( вздыхает)
Нравишься ты мне. Ты бы что-нибудь решила, будешь встречаться со
мной или нет.
Анька. Я глупая, наверное. Как я могу сейчас решать, мне учиться
надо. Только ты хороший. Запуталась я, никого не хочу обидеть.
Спасибо за куртку. До свидания.
Гера. Стой, вспомнил (достает из кармана фотографии). Тебе достал.
Одна - «Лемешев в шляпе», а другая - «Лемешев с папиросой».
Анька (визжит). Ой!
Гера. Я рад, что тебе понравилось.
Анька (шепотом). Закрой глаза. (Целует Геру в щеку). За Лемешева...
прощай...
Сцена 6.
1941 год. Квартира Паньковых. Стук в дверь. Голос Лизы: «Анька, открой,
ты что заперлась?» Анька встаёт с опухшим от слёз лицом, впускает
Лизу.
Лиза. Ты это чего закрылась-то? Что случилось? Влетело, да? Он тебя
отлупил? Ну, что ты молчишь?
Анька усаживается на диван, поджимает коленки.
11
Анька. Всё, хватит с меня. В глаза людям стыдно смотреть. Мать всю ночь
проплакала, не выспалась, на работу пошла.
Лиза. Ну, а Герка-то что? Что-нибудь было? Целовал?
Анька. ( взрывается) Всё из-за тебя! Это ты меня взбаламутила. Перед всеми
стыдно…Незачем мне было с ним прогуливаться. Какая я несчастная…
Лиза. Да брось ты! Ты счастливая и счастья своего не понимаешь. Тебе
повезло, ты родилась красивая, а на меня с роду никто не взглянет.
Анька. Ну, что ты говоришь! Ты…Ты ..Очень красивая, лучше меня! В сто
раз лучше, честное комсомольское! А я такая дрянь! ( ревёт) Ты знаешь, я
вчера Герку за Лемешева поцеловала. ( протягивает Лизе фотографии
Лемешева). На, забери их себе, пожалуйста.
Лиза. ( при виде фотографий радостно взвизгивает) Ой, лемешев с
папиросой! Ах, как это романтично! Но я не возьму, хотя ладно, одну тебе,
одну мне. Мне эту, где Лемешев с папиросой! Нет, Анька, ты просто везучая!
Анька. Всё, с сегодняшнего дня новую жизнь начинаю. Нет, с завтрашнего.
Я на парашютную вышку пойду. Уже решила. У Олега в группе девушка
есть, так она с крыла самолёта прыгала, а я с вышки боюсь. Пойдёшь со
мной?
Лиза. Да ты что?! я уже поднималась, а как вниз взглянула – ужас! Даже
завизжать не смогла. Хотя и давала себе комсомольскую клятву. Ты только
никому не говори.
Анька. Я, честно говоря, тоже боюсь, но завтра воскресенье, рано-рано
утром пойду, пока все спят. Если уж не спрыгну, то никто кроме тебя
смеяться не будет. А уже с сегодняшнего дня делом займусь: тёте Клаве
платье начну шить. Давно обещала, стыдно.
Лиза. Молодец ты, всё у тебя получается. А у меня не руки, а крюки.
Слушай, Анька, а может тебе не надо с парашютом прыгать? Вдруг ногу
подвернёшь, как же танцевать будешь? Мои родители меня на всю жизнь
запугали. Я у них единственная. Хорошо, что ты у меня есть, а так без
братьев плохо. В пионерский лагерь никогда не отпускали, как других детей.
Знаешь, как завидно было? А сейчас в вожатых набирают в пионерские
лагеря. Мама трясётся, что я поеду. Так я заявление в райком отнесла тайно
от неё. Там такой конкурс вожатых! Может, меня возьмут, а?
Анька. Возьмут, ты ответственная и добрая, и детей любишь.
Лиза. Очень люблю. Ты даже не представляешь как. Ты никому не выдашь
мою тайну?
Анька. Да как ты можешь! Я же тебе тоже всё-всё рассказываю.
Лиза. Я иногда мечтаю, чтобы мне кто-нибудь подкидыша подбросил: вот
открываю дверь, а он лежит маленький, завёрнутый и тянет ко мне ручки. Я
его буду любить, кормить из бутылочки.
Анька. Сумасшедшая! Ты же должна в институт поступить, а потом замуж
выйдешь, и будет у тебя семья.
Лиза. Нет, я не выйду, я несчастная. Меня никто не любит. Мне уже 17, а я
ещё ни с кем на свидании не была. Хорошо тебе, тебя все любят.
12
Анька. Знаешь как мне за это стыдно? Я не виновата, что так происходит.
Может, я морально не достойна? Смотрю красивый фильм, и мечтаю в таких
же красивых платьях ходить. И ничего не могу с собой поделать, а это,
наверное, и есть мещанство. И мечтаю о красивой любви…
Лиза..( перебивает)…Герки или Олега?
Анька. ( вскрикивает) Олега! Он очень хороший!
Лиза. ( присаживается на диван, обнимает Аньку, вздыхает) Бедная, моя
бедная. А Герка тебе тоже нравиться, я же вижу.
Анька. Я не хочу об этом думать.
Лиза. Я же вижу, что думается. Ты не расстраивайся, я тебя очень понимаю,
Они разные, но не могут не нравиться. ( Вздыхает). Мне Герка тоже очень
нравится.
Анька. И перед Олегом стыдно, и перед тобой теперь.
Лиза. Да ты что! Это мне тебя жалко. Ты, Анька, здесь ни при чём! Я тебя
очень-очень люблю! А Герка…Нас никто никогда не разлучит!
Анька. Лизка, ты такая милая, я с тобой никогда не расстанусь. Ты самая
добрая, ты так меня пон6имаешь!
Лиза. Ты только стань известной, я на все твои концерты ходить буду! На
все-все! Буду сидеть в зале и плакать от восторга… от радости за тебя.
Анька. Я обещала, что в медицинский пойду. Буду учиться. Мать и брат
вкалывают за меня, хотят, чтобы я на ноги встала. А если не поступлю, в
швейное…
Лиза. Но ведь ты же танцуешь!
Анька. Давай, Лиза поклянёмся на всю жизнь стараться быть вместе. А
когда у нас будут семьи, это будут наши общие дружные семьи. Мы будем
старенькие, вырастут наши дети, будут жить в этом доме…
Лиза. Фантазёрка ты, ну наболтала, но я согласна не расставаться. Давай я к
тебе сегодня ночевать приду? Сегодня самая короткая ночь, завтра
воскресенье.
Анька. Я завтра на парашютную вышку пойду.
Лиза. Хорошо. Я никому ни слова. Я тебя внизу ждать буду, ладно? А пока
побегу, мне в райком надо. (чмокает Аньку) .Ну, пока!
Быстро выпархивает за дверь.
Затемнение. Малый луч светового пистолета высвечивает
Аньку не вышке.
Анька. Мамочка, милая, не боюсь, не боюсь. Только не толкайте, я
сама... я не боюсь. Олежек, я достойная, сейчас, я только вздохну, .(
(крик Аньки в темноте) ..Мама! ...
В полном затемнении радостный голос Лизы: « спрыгнула!
Спрыгнула! Молодец!»
Сцена 7.
13
1941 год. Раннее утро 22 июня.
Квартира Паньковых. В распахнутое окно летит букет, на этот раз,
пионов и попадает в Елену Васильевну.
Елена Васильевна. Ах! (улыбается)
Олежка. (влезает). Анька! (смущается) Простите. Я думал, Аня...
Елена Васильевна. Ну что ты, Олежек, не извиняйся, ее нет. С утра
пораньше ушла. Не знаю, что ее дернуло воскресенье? Хотя бы записку
тебе оставила.
Олежка. Вы уж простите, что через окно.
Елена Васильевна. Да ладно, беги - тебе, смотрю, тоже не спится.
(Олежка убегает), Букет забыл.
Олежка. Это вам! (кричит издалека).
Входит Сергей.
Сергей. Ты что, не спишь?
Елена Васильевна. Привычка вставать выспаться не дает. А теперь и
учиться надо. Олежка прибегал. Нравится он мне. Серьезный он и Аню
за собой подтягивает.
Сергей. Если можешь, ты мне завтрак с собой собери, с сестрами чай
попьем.
Елена Васильевна. Опять на целый день?
Сергей. Конечно. Ты не переживай... врач страдает, если он не
востребован, а у меня работы, к радости или сожалению, много.
Елена Васильевна. Пирожки успею, тесто уже поднялось.
Сергей. Пирожки, здорово! Как я их люблю! Успеешь напечь -поволоку
как медведь короб...
Елена Васильевна. Медведь короб с Машенькой волок. От тебя этого
не дождешься, Бурденко ты мой.
Сергей. Дождешься, дождешься...
Елена Васильевна. Так и умру без внуков. Хоть бы познакомил меня со
своей девушкой.
Сергей. Что? Зачем тебе невестка? Да ты у нас сама раскрасавица,
никто не подозревает, что у тебя такой сын..
Елена Васильевна. Взрослый сын.
Сергей. Охламон...
Елена Васильевна. Неженатый.
Сергей. Готовь пирожки, возьму короб, пойду искать себе Машеньку
Затемнение.
Сцена 8
14
1991 год.
Квартира Рязановых. Уютная кухня. Ординарный быт: мелькают
кадры видео-рекламы на экране маленького телевизора. Толком в нее
никто не вникает. Жанна взбивает что-то в миске, а Георгий Иванович
ковыряется с отверткой в каком-то приборе. Он так заинтересован
этим, что не вникает в слова дочери.
Жанна. Пап! Я сегодня у Аллы Ильиничны была. Она говорит, что мою
бабушку знала. Да оторвись ты … Слышишь?
Георгий Иванович Что? Прослушал, у какой Аллы Ильиничны?
Жанна. У той, что на первый этаж переехала.
Георгий Иванович. Это та, которая ту большую квартиру купила?
Жанна. Именно у нее. Ты еще так удивился. Одинокая старушенция, а
двухкомнатную купила.
Георгий Иванович. А что тебя туда занесло?
Жанна. Ну, насчет писем из архива. Помнишь, мама говорила, что она
там работала.
Георгий Иванович. Странная женщина. Откуда такие деньги на
квартиру?
Жанна. Ну, так первый этаж, сам говорил, меньше ценится.
Георгий Иванович. Бывшие коммуналки! Там двухкомнатная, куда
больше нашей.
Жанна. Больше. Но дома у нее все скромно, даже мебель... Техника у
нее классная, такие комбайны... или как их там. Все необычное. Во
всяком случае, у нас такого еще нет, может быть, только в фирменных
магазинах. А мебель старинная! Даже абажур такой прикольный! Где
она это насобирала? В комиссионках что ли? А бабушку нашу она
знает. Знаешь, что она сказала, что она в этом доме жила. Слышишь?
Георгий Иванович. ( бросив отвёртку, застывает на месте,
внимательно смотрит на дочь, пытаясь осознать услышанное).Вместе
с бабушкой нашей?!
Жанна. Так я об этом и говорю! Пап! Ты что, оглох что ли? Я бабушку
не помню. Почему ты никогда не говоришь о ней?
Георгий Иванович очень внимательно смотрит на дочь, явно
что-то соображая, потом убирает свой прибор, резко выключает
телевизор, встает.
Жанна. Что с тобой? Что ты такой странный? Я что опять что-то не так
сказала?
Георгий Иванович идет в коридор, начинает одеваться.
Жанна. Ты куда? Ты на меня не реагируешь, что ли? Включи
рефлексы!
15
Георгий Иванович./Кричит/ Прекрати кривляться! Выражения как у
дворовой хамки!
Жанна. Все! Крыша поехала! Я мотаю в свою комнату.
Спешно уходит, так и не поняв в чем дело.
Георгий Иванович. Спускается во двор. Останавливается
напротив окон Аллы Ильиничны. Курит.
Георгий Иванович. Странная женщина... всегда первая поздоровается и
укоризненно взглянет... Может быть, она до войны здесь жила? Тогда откуда
знает о нас?.. Где была все это время и почему вернулась?
Сцена 9.
1941 год. Раннее утро 22 июня.
Герка возвращается с ночной смены.
Лиза. Гера!
Гера. А, это ты?
Лиза. Здравствуй!
Гера. Ну, здравствуй. Ты это чего?
Лиза. Я тебя спросить хотела.
Гера. Спрашивай.
Лиза. Сегодня в райком заявления последний день принимают.
Гера. Это насчёт вожатства?
Лиза. Да. Ты поедешь на второй заезд?
Гера. Нет, куда мне. Работать надо. Теперь уж можно на завод на
полную смену.
Лиза. А ты что, поступать не будешь?
Гера. Не с моим аттестатом. Пусть у нас великие математики
поступают. А я на завод пойду. Мать болеет. Кто её кормить будет?
Лиза. А отец?
Гера. Что ты меня за больное место теребишь? Инвалидность ему
оформляют. И мать не работает.
Лиза. Так у вожатых же тоже зарплата.
Гера. Какая там зарплата! Тебе хорошо, ты одна на двоих
родителей. Если что - они тебя прокормят, а мне наоборот придётся, как
самому старшему, семью поднимать.
(Закуривает)
Лиза. Ты куришь?
Гера. На свои, не бойся.
Лиза. Да я не об этом. Это даже очень романтично.
Гера. Чудная ты какая-то. Что ж романтичного-то, с детства просто
16
привык. Так ты в райком сейчас?
Лиза. В райком.
Гера. Я думаю, они в воскресенье отдыхают.
Лиза. Да ты что! Сейчас лето, детский отдых - первая задача.
Горячая пора. Вот пораньше и иду.
Гера. Давай провожу немного. Честно говоря, хочется. на рыбалку
вырваться - жара какая.
Лиза. А хорошо было бы, если б ты поехал. С твоей чечёткой всех
мальчишек бы завлёк. Знаешь, какие они трудные в 4 - 5 ом! Водил
бы их на рыбалку. Всем отрядом. И я бы с вами ходила. А то, ещё
лучше был бы командиром отряда барабанщиков!
Гера. (вздыхает). Умеешь ты уговаривать.
Лиза. Очень хочется с ребятами поработать. Но боюсь.
Гера. Почему боишься?
Лиза. Ты только никому не говори, стыдно. Мы когда с подшефным
классом ходили на озеро, мальчишки мне гусеницу подсунули. Я как
завизжала. Сама не помню, как с мостков в озеро грохнулась. Так
они меня в мокром платье вылавливали.
Гера. (Смеётся) Молодцы ребята! Не обижайся, я сам таким был,
шкодничал больше других. Ну, всё-таки надулась. А ты гусениц
боишься?
Лиза. Я много чего боюсь. Я очень городская и очень домашняя.
Гера. Как бы ты на рыбалку пошла, если там червяка на крючок
надо насаживать?
Лиза. Не знаю. Но я бы постаралась. Честное комсомольское!
Гера. Весело с тобой.
Лиза. А с тобой не страшно.
Гера. Это ты сейчас говоришь, а вдруг, червяка увидишь и с лодки
грохнешься?
Лиза. Нет, не грохнусь. Я работаю над вырабатыванием силы воли.
( вздыхает). Правда, время у нас не героическое. Сколько женщин делало
революцию? В Крымскую войну на бастионах сёстрами милосердия
были и поповны, и дворянки, и ...
Гера. Слушай, откуда ты все эти факты вытаскиваешь, то про
богему свою Аньке мозги пудришь, то про поповен да, про
дворянок? Революцию делал рабочий класс! Такие, как мой батя. А тебя с
такими мыслями к детям нельзя допускать! Разворачивается, старается
уйти.
Лиза. (Чуть не плачет) Да ты что?! Ты это серьёзно? Гера! Погоди, ты
куда?
Гера. Всё, домой надо. Пока... Время не героическое? Тебе бы у
токарного станка постоять! (Уходит, кричит вдогонку) Я не помню кто это
сказал...Только в жизни всегда есть место подвигу!
17
Затемнение. Луч света с лица Лизы сводится на «нет»
до полной темноты, и в темноте эхом повторяются слова Герки: « А в
жизни всегда есть место подвигу!»
Сцена 10.
В парке на поляне носятся в догонялки Анька и Олег. Где-то
дребезжит трамвай по рельсам. Это уже Москва, но тогда ещё не
застроенные участки леса.
Анька. Проиграл, проиграл! Ну, ясно же, что проиграл!
Олежка. Я нарочно бежал медленнее.
Анька. Не ври! Это тебе мороженное не хочется покупать. А, правда,
здорово сегодня? Тишина! ( ложится на траву и закидывает руки за голову)
Можно лежать и ни о чём не думать. Или, наоборот, думать о будущем ? А
ты о своём будущем думаешь?
Олежка. Думаю. Только у меня оно наше.
Анька. А у меня всё не определённо. Помнишь, Гайдар на встрече
говорил о девушке, с которой катался на коньках, он предсказывал,
что у неё выдающееся будущее.
Олежка. Это о Космодемьянской? Помню.
Анька. Её сам Гайдар отметил.
Олежка. Ну, это ещё время покажет, может ты у нас тоже
прославишься.
Анька. Ну, что смеешься! Просто знаешь, как хочется стать
известной...
Олежка. ...артисткой?
Анька. И даже не обязательно артисткой, просто чтобы тебя не
забыли.
Олежка. Я не забуду. ( Вскакивает и поднимает Аньку). Я даже не забыл,
что обещал мороженное. Я бы его и не покупал, ( по-детски рычит) но,
вдруг ты меня укусишь!
Анька. Что?! Ах так... Ну ,держись!
(Анька гоняется за Олежкой, тот уворачивается. Звенит их весёлый
смех)
Олежка. Попалась, попалась, которая кусалась!
Анька. Врёшь, врёшь, я кусаться не умею.
Женщина -прохожая. Что носитесь-то как жеребцы? Правду
говорят, креста на вас нет.
(Анъка и Олежка мгновенно замирают как вкопанные)
Женщина -прохожая. У людей горе. А им всё в радость
(сплёвывает и уходит).
Анька. (Шёпотом) А что случилось?
Женщина (издали). Война!!!
Во взглядах Аньки и Олега читается ужас.
18
Анька. (Шепчет) Это не правда, это не правда.
Затемнение. Высоко на колосняках укреплён
громкоговоритель времён Отечественной войны. Луч пистолета
направлен на него. Остальная часть сцены в темноте. Звучит
знаменитое Заявление Советского правительства: «От Советского
информбюро»
Конец первого действия.
Действие второе.
Сцена1.
Квартира Панъковых. Крест накрест заклеены окна. Холод. В шинели, в
ушанке размашисто ходит по квартире Сергей. Рядом на стуле сидит
Елена Василъевна.
Елена Васильевна. Надо собираться, а всё из рук валится. Ладно хоть
свиделись. Аню бы с собой забрать. Наверное, их институт тоже
эвакуируют. Может в один город?
Сергей. За нас ты не беспокойся. Торопиться надо. Аню не застану.
Елена Васильевна. Ты только себя береги. Один ты у нас. Бомбят
сильно, а вы к самой передовой.
Сергей. Везде бомбят. У нас не страшнее, чем здесь.
Елена Васильевна. Вот и повысили меня. То была завхозом роддома, а
сейчас фельдшер городской детской больницы... Приказ есть о
перепрофилировании в эвакогоспиталь. По приезду сразу напишу. Ты
хоть изредка сюда наезжай.
Сергей. Ну, о чём ты говоришь? Если будет хоть какая-то возможность!...
(Взвинчено). Да где же Аня-то?
Елена Васильевна. Хотела Люсину фотографию взять, но нашла только
ту, где она маленькая, пусть так и будет здесь висеть, как будто она дома.
(Влетает Аня)
Анька. Серёжа!( Обнимаются, маленькая Анька повисла на его шее. Не
задевая пол ногами).
Сергей. Анька. Кроха ты наша, похудела. Как ты? Чем питаешься?
Я тебе продуктов оставил.
Анька. Не надо, да ты что! Мне ничего не надо. Я как птичка, могу
воздухом питаться. Мам! Тебя тоже уже три дня не было. Ладно
хоть телефон у вас работает. Что с тобой?
Елена Васильевна. Уезжаю я , Анечка. ( всхлипывает). Эвакуируют нас.
Через два часа отправка. Вот все и попрощаемся. С собой бы тебя забрать?
Анька. Нет! Нет, мамочка. Я здесь... дома. Вдруг Серёжа заедет? Или
19
письмо' от Олега. Он адрес только этот знает. Дождусь, буду знать его
полевую почту, тогда может, к тебе присоединюсь. Должен кто-то дома
оставаться.
Елена Васильевна. Карточки свои оставляю. Здесь ещё на три дня
лишних. Не забрали. Будет голодно - продавай всё, патефон и всё -всё.
Анька. Тебя же им наградили!
Елена Васильевна. Какая это сейчас ерунда! Да разве это сейчас имеет
значение? Ты только выживи. Слышите? Только обязательно выживите!
Заклинаю вас! Куда я без вас?
Анька. Ну, что ты мам так заупокойно, ты зачем так расстраиваешься?
Елена Васильевна. Серёже тебя забрать тоже страшно. Только пиши.
Хоть каждый день пиши! Детей из больницы забирают, да не всех. У
скольких уже родители погибли. С собой везём, в детские дома
оформляем. Пока с собой, а потом за Урал, в Казахстан. Сколько семей
разлетелось, разбилось. Но только мы не должны. Слышите, мы не
должны!
Гудок машины.
Сергей. Всё, мама, пора мне.
Елена Васильевна. Давайте обнимемся.
Сергей. Ты только не плачь. Ты у нас командир, вместо папы.
Елена Васильевна. Всё. Страшно... за вас, страшно. Как я без вас?
Анька. Мамочка, не надо. Давайте на дорожку сядем?
Елена Васильевна. Заклинаю тебя Серёжа, только будь живым,
слышишь. Когда ещё увидимся, а?
Гудок машины.
Стоят втроём обнявшись Сергей, Анька, Елена Васильевна.
Луч света сужается. Эхом голос Елены Васильевны: «Сколько семей
разлетелось, разбилось, только мы не должны. Вы только выживите,
заклинаю вас, выживите!» Полная темнота.
Сцена 2.
1991 год. Квартира Аллы Ильиничны.
Алла Ильинична очень бережно раскладывает на столе
военные
треугольнички, квадратные письма, какие-то фотографии. В это время
всегда звучит патефон. Алла Ильинична берёт в руки фотографию Лизы.
Ставит её так, что зритель узнаёт кто это. Потом возвращается со
своей палочкой к комоду, где у неё остались папиросы «Беломор».
Достаёт папиросу и закуривает. Алла Ильинична произноси вслух:
«Лемешев с папиросой, ах, это так романтично!».
Затемнение. и в полной темноте звучит уже голос Лизы, тот весёлый из
прошлого: « Ах, Лемешев с папиросой! Это так романтично!»
20
Сцена 3.
1941. Москва.
Глухая осень. Квартира Паньковых. Анька ходит в тёплой
телогрейке. Красивые волосы спрятаны под тёплым платком. Окно заклеено
крест-накрест. Вместо штор висит одеяло для затемнения. На ногах
Аньки шерстяные носки, и войлочные тапки. Стук в дверь. Входные двери
стали запираться от мародёров.
Лиза. Анька! Открой, это я. У меня к тебе разговор серьёзный.
Анька. А сейчас несерьёзных не бывает.
Лиза. Я попрощаться... Всё, Анька, прощай.
Анька. Да ты что? Не реви, не реви, слышишь!
Лиза. Всё, Анька, прощай. Хорошо, что время дали.
Анька. Повестка пришла?
Лиза. Да, высылают всех. По спискам. Завтра с утра отправка, при себе
самое необходимое. За что, Анька, а?
Анька. Не спрашивай, Лиза. Не спрашивай. Молчи. Ни с кем об этом не
говори. Время такое.
Лиза. Куда хуже. Дальше ссылать некуда. В Казахстан высылают.
Анька. Не плачь, Лиза. Не плачь. Мы всё равно потом встретимся.
Лиза. Я уже не верю. Ну, кому мы мешали, кому? В ополчение папу взяли,
а нас с мамой высылают. Папа погиб, значит, погибать за родину немцам
можно, а в Москве оставаться нельзя? Да я может быть, сейчас такая
бесстрашная я сама могу на фронт и в рукопашную.(Плачет)
Анька. (Обнимает Лизу)..Ты самая лучшая, самая хорошая.
Лиза. Меня мама в паспорте русской записала, только вот фамилия …Боснак
немецкая. А немцы ещё Петру Первому служили. А фашистов я больше всех
ненавижу за папу. Я бы убежала на фронт, если б одна была, но кто знает,
что с мамой будет? Она так сразу постарела. А тётки и того старше.
Анька. Нет, Лиза, не дури. Куда ты их бросишь? Да и время такое, что
без документов нельзя. Всё равно выплывет. А сейчас за всё расстрелять
могут. Сразу напишешь, ладно?
Лиза. Конечно же, напишу, лишь бы возможность была. Анька, скажи, ну
почему так, я бы столько пользы принесла. Сбегу, наверное.
Анька. Всё будет хорошо, не плачь Лизонька.
Лиза. Я никогда не думала о том, что я немка, никогда. Гейне, Шиллер,
мир будет помнить только их, а не Геббельса. Лучше бы я была
еврейкой.
Анька. Милая, Лизка, глупая. Я тебя очень люблю, очень. Мы
переживём эту войну, выйдем замуж, будем жить долго и счастливо
и снова встретимся здесь.
Лиза. А ты в это веришь?
Анька. Верю, Лиза, верю.
21
Лиза. У меня к тебе просьба: только если он спросит... если Георгий
спросит... сам, дай ему мой адрес, а я как только его узнаю, так сразу же
напишу. Если только он спросит.
Анька. Непременно! Я буду ждать писем, ждать и ждать писем. Ото
всех, от тебя, от Олега. Я буду ждать. Я буду жить назло всем врагам, я не
боюсь ни голода, ни мороза, буду жить здесь, чтобы ждать писем, чтобы
всем было куда писать!
Лиза. Спасибо. Мне казалось, у меня много друзей, а сейчас все
смотрят как на шпиона, а мне, может быть, было бы лучше там на фронте
умереть за Родину.
Анька. Не смей так говорить, ради Родины мы должны жить. И мы
выживем, во что бы то ни стало! А потом все вместе сядем под этим
абажуром и что-нибудь очень задушевное споём.
Лиза. Прощай, Анька. Глупо-то как. И собирать ничего не нужно.
Больше узелка не разрешат.
Анька. ( Анька торопливо лезет в нижний ящик комода, достаёт
небольшой мешочек).Вот ... махорка. Держи, будешь выменивать. Это
пригодится.
Лиза. Да ты что! Ты же для Олега собирала!
Анька. Держи. Писем пока нет. А я ещё заработаю. Карточки у нас
хорошие. Пока завод бронированный - и прокормлюсь, и ещё
насобираю.
Лиза. Прощай!
Затемнение. Мерзкий скрип закрываемой двери
заканчивается хлопком, похожим на выстрел.
Сцена 4.
Сцена сильно затемнена. Горит небольшая лампа Пока
звучит Анькино письмо, она всё время что-то делает. Посреди
комнаты печка-буржуйка. Анька вносит дрова. Из ведра в чайник
доливает воду. Во время этой сцены письма Анька движется как тень.
Разжигает буржуйку. Пододвигает кровать почти к самой печке на
середину комнаты. Ложится, не раздеваясь, сняв только валенки,
продолжая следить за огнём.
Анька. Здравствуй, Олежек. Здравствуй, сколько раз я говорю это
тебе. Я пишу тебе это длинное бесконечное письмо. Пишу утром,
днём, когда иду на завод, когда иду в госпиталь и даже когда сплю. Я
уже столько тебе написала. Олег, Олеженъка! Помнишь какая я
была глупая и как я шутила Олежек - олешек -золотые рожки!
Прошла уже целая вечность, а писем от тебя нет. Наверное, скоро
эвакуируют завод, но я должна ждать от тебя писем. Я останусь. Я
буду ждать. Честно говоря, и пользы то от меня никакой: я только
ящики для снарядов сколачиваю, за ночь по 80 ящиков. Я теперь
22
очень не красивая, очень. И руки... все в занозах и ноги... хожу только
в валенках. А в чём ходишь ты? Ну, хоть бы весточку, может быть,
ты мёрзнешь в окопах, а мы тут получаем сытую карточку, так
называют тех, у кого карточка по брони. А ещё я хожу в свой
медицинский институт, так что никакой артистки из меня не
получилась. Но и институт, наверное, тоже эвакуируют, ходят
слухи, что в Ташкент. Может быть, где-нибудь встречу Лизу? Ну,
когда же я встречу тебя? Немцы уже совсем близко. Точнее фашисты.
Наверное, письма твои лежат в чьей - то почтальонской сумке.
Иногда мне хочется стать письмоносицей. Я бы мчалась, что есть
силы, я торопилась бы всем раздать письма. А они, письмоносицы, еле
идут. Я уже столько написала тебе. Почему ты молчишь? Где ты?
Сцена 5
(Анька, укутываясь в шаль, варежки, ложится и засыпает).
Почтальонша. Холера дери, есть тут кто?! (стучит) Первый этаж, а не
закрывают! Выходи кто есть живой. Тревога уже, бежать надо. Ну, как
хотите.(Разворачивается, чтобы уйти, за ней вылетает без валенок
сонная Анька)
Анька. Стойте, стойте! Не уходите, не бросайте в ящик!
Почтальонша. Тревога уже, воет.
Анька. Есть письма, есть?
Почтальонша. Есть на весь подъезд. Тревога, пошли быстро.
Анька. Это ничего, уже отбой, это всегда так. Стихает, слышите? Это
не налёт. Это так, зажигалки бросили. Их сейчас все тушат, даже дети.
Почтальонша. Ноги у меня не ходят.
Анька. Сейчас буржуйку растоплю. Я, когда одна, то и не топлю иной
раз. Вы только письма скорее смотрите. Есть мне, а?
Почтальонша. У тебе 7-ая?
Анька. Да.
Почтальонша. Есть.
Анька. (визжит) Ой. Я знала, я так и знала.
Почтальонша. Не радуйся, детонька. Сядь.
Анька. Дайте, дайте!
Почтальонша. Квадратное оно. Квадратное - почти завсегда
похоронка.
Анька. Что? Как это... нет.
Почтальонша. Вот.
Анька. (пятится от писъма) Нет, нет.
Почтальонша. Ноги у меня не ходят письма эти носить. Давай сама
прочту. Засвети. (Задергивает затемнение, светит лампой)
Клавдии Ксенофонтовой.
Анька. Тёте Клаве?!
23
Почтальонша. Так не тебе, что ль?
Анька. (сползает по стене)
Почтальонша кидается к ней, пытается привести в чувство.
С трудом поднимает Аньку на кровать.
Анька. ( Шёпотом). Вы простите меня, это меня что-то ноги не держат.
Почтальонша. Ну что ты, девонька, это я еле хожу. А ты ещё молодая,
тебе всю жизнь ещё пройти надо. Держись. Вишь, и похоронка-то не тебе.
Анька. Тёте Клаве? Сын у неё на фронте.
Почтальонша. Сын... У меня тоже, только двое. А где она?
Анька. На заводе ночует. А я сегодня здесь, дома. А мне ничего нет?
Панькова моя фамилия, Панькова, смотрите, смотрите, там мне должно
быть. Обязательно должно! Я ради этого здесь живу, ради писем. В них
теперь всё.
Почтальонша. И Паньковой есть. Тебе хорошее! Треугольник.
Анька. Давайте!
Почтальонша. Тише, порвёшь.
Анька. От мамы.
Почтальонша. Видишь, как хорошо. Давай чайник-то. У тебя и
согреюсь.
Письмо читает вслух сама Анька.
«Милая Анечка! И Серёжа! Где вы там оба? Сердце ноет, сил нет.
Писала 2 раза Серёже на полевую почту, но ответа нет. Может,
всё же он заезжает домой? Анечка, от тебя вестей тоже нет. А у
нас всё хорошо. Я всё надеюсь, что ваш институт эвакуируют к
нам, в Ташкент. Тут столько студентов, город как резиновый, а
эшелоны всё подходят. Всё хочу узнать: госпиталя эвакуируют за
Урал, может Серёжа там? Пиши всё что знаешь нём. Я не
могу вас потерять. Где вы? Мой адрес: эвакогоспиталь 17964.
Здесь у нас работают студенты, живут за занавеской : с одной
стороны — Ленинградский. политехнический, с другой —
Ташкентский лёгкой промышленности. Только тебя нет. Если
отправят в Ташкент, обязательно разыщи меня.»
Почтальонша. Ну, ожила? А то падаешь. От голода, небось.
Анька. Нет, нет, что вы, я не голодная. А вы угощайтесь. У меня всё есть.
Вот сухари.( Достаёт маленький пакетик свёрнутой газеты).Луковица
есть, вот даже гречка! Хотите?
Почтальонша. (Берёт малюсенький сухарик). За угощение спасибо, а
такие запасы себе оставь.
Анька. Ничего - ничего. Я одна теперь. Никого нет.
Почтальонша. А дом - то огромный. Ты мне письма-то по этажам
снеси, выручишь.
Анька. Конечно, конечно.
24
Почтальонша. За чай спасибо. Да за сухари. Согрелась. Ладно бы письма,
а похоронки так сердце тянут, что ноги не идут. Теперь к вам не скоро.
Как насобирается почта на всю вашу улицу, так и понесу.
Анька. Я сама могу к вам на почту прибежать.
Почтальонша. Да транспорт не ходит. Ты бы вот Клавдии своей
похоронку снесла.
Анька. (тихо) Снесу. Завтра в ночь на завод, вот и снесу, пусть хоть день
не знает. Я всем разнесу.
Почтальонша. Ну, пока, девонька. Письмо-то не от матери ждала?
Анька. От мамы... и ... от...
Почтальонша. Ну, ясно. Ничего, отвоюет, спровадим фрицев с нашей
земли - поженитесь. (Уходит)
Затемнение. Голос письмоносицы: «Спровадим фрицев
с нашей земли – поженитесь!»
Сцена 6.
1991 год.
Квартира Алла Илъиничны. Она перекладывает на столе старые газеты.
На пол из стопки писем падает вырезка из газеты с фотографией
Георгия Уткина. Алла Ильинична неуклюже наклоняется, опираясь на
палку. Внимательно смотрит на заметку из газеты. Как бы в
воспоминаниях, звучит голос диктора тех времён: « Сегодня23 февраля
1943года в Кремле товарищ Сталин вручил высшие награды нашей
родины СССР 40 солдат и офицеров Красной армии удостоены Звания
Героя Советского Союза. Среди них трое, удостоены этого звания
дважды. Это…» Алла Ильинична полушёпотом заканчивает фразу:
«…это Георгий Уткин, лично руководившей диверсионной операцией в
тылу врага». Алла Ильинична откладывает газету на столе, снова
достаёт «Беломор», идёт к телефону, набирает номер. Слышны гудки,
потом кто-то снимает трубку. Детский голос спрашивает: « Аллё, вам
кого?» Алла Ильинична долго молчит, тяжело вздыхает, потом говорит:
Алла Ильинична: « Пожалуйста, мне Геру…Георгия Уткина, это его
квартира?» Детский голосок: « Да, это я, Гера Уткин! А чё вы молчите?
Аллё!» ( добавляется пожилой мужской голос: « Герка, ты с кем там
разговариваешь?»
« Деда, там тётенька спрашивала Геру Уткина и его квартиру, а сейчас
молчит…долго молчит, может она плачет?» Алла Ильинична тяжело
садится возле телефонного столика. В её руке опущенная трубка. Голос в
трубке: « Алло! Вам нужен старший Георгий? Алло, это я Георгий…Кто
это? Алло? Не молчите!» Алла Ильинична прикрывает рот рукой. В её
глазах стоят слёзы, она всхлипывает.» Голос Георгия: « Я же слышу,
оставьте мне свой номер, не вешайте трубку… Алло, это ( голос очень
25
взволнованного человека, спрашивающего с робкой надеждой)…Это Аня?
Аня!? Анечка, это ты?!»
Затемнение
1941 год. Декабрь. Москва.
Квартира Паньковых. У окна Анька. Настойчивый стук в
дверь, Анька задёргивает затемнение, зажигает лампу и идёт
открывать. Входит в шинели Герка, теперь уже солидный Георгий.
Гера. Что долго не открывала? Я уже думал тебя нет.
Анька. (обнимает Геру) Герка, родной! Ты откуда? Такой красивый, тебя
не узнать.
Георгии. Всё, ухожу. Попрощаться зашёл.
Анька. Как?! У тебя же бронный завод?
Гера. (смеётся) Бронный, да ещё эвакуация, за Урал, подалыпе от фронта.
А я вот наплевал на это и ухожу!
Анька. Значит, сам идёшь?
Гера. Конечно. Все пороги оббил. По возрасту не брали. А сегодня день
рождения - ухожу.
Анька. День рождения? Как странно, я уже забыла, что так бывает.
Гера. Бывает. Завтра в 8 утра сбор.
Анька. А ты ... можешь не идти?
Гера. Нет, не могу. Если отец ушёл, а у него рука левая сохнет.
Мне то как - же, стыдно здесь сидеть.
Анька. А мама?
Гера. Что ты меня за больное место теребишь? Болеет она сильно. Как она
одна будет? Можно я у тебя покурю?
Анька. Кури, конечно. Я сейчас чайник поставлю. Мы пировать будем! (
разворачивает жалкие пакетики с сухарями.) У тебя –то была бронная
карточка, а как она с младшими?
Гера. (Долго молчит) Ну, не могу я не идти, понимаешь не могу!
На заводе одни бабы и дети.
Анька. Ладно, не кричи. День рождения всё-таки. Отметить надо. У
меня НЗ есть - сгущенка. Серёжина ещё.
Гера. У меня тоже - сахар. Ты извини, мне тушёнку выдали, так я её
матери отнёс.
Анька. ( Открыла сгущёнку) Живём! Ты и сахар отнеси, у нас и так пир
горой! Хочешь, я к ней заходить буду?
Гера. Хочу. Очень хочу.
Анька. А как отмечать будем? И позвать некого. Без Лизы плохо.
Гера. Плохо.
Анька. Тёти Клавы нет. Она сюда не приходит. Не может. Я ей на
завод похоронку отнесла. Прихожу, а они праздник отмечают: 24-ую
годовщину революции, спирт выдали... на всех, а разделили получилось по 2-е ложки. Выпили, а я ей в праздник похоронку. Так
26
там и ночует, у станка. Домой идти не хочет. Многие так, всё равно
снова идти, а далеко. А я хожу... здесь дом, кто-то должен здесь жить.
Гера. Кто-то должен. Буду всегда тебя вспоминать, такую.
Анька. Какую? Страшную?
Гера. Нет, Глупую, добрую... красивую. Вот у этой печки, у
этой лампы. Мне это очень нужно... Тебя вспоминать.
Анька. (Заводит патефон) Теперь на патефон и ругаться некому,
почти весь дом пустой.
Звучит «Кукарачча». И под «Кукараччу» Гера отбивает чечётку как на
выпускном, а затем звучит «Рио-рита»
Гера. Я приглашаю Вас на танец. (Кончается пластинка, а Гера
ставит её снова и снова. Когда музыка вновь кончается они так и стоят
напротив друг друга, не опуская рук.)
Анька, С днём рождения тебя! Вот только подарка нет.
Гера. А можно я тебя попрошу...
Анька. Проси.
Гера. Поцелуй меня, пожалуйста. Мне это важно. Вдруг убьют?
Анька. (долго смотрит на него и целует, потом опускает руки и
отходит)
Гера. Ты переживаешь, что его обидела? Он поймёт. Я Олегу даже
завидую. Меня бы так ждали.
Анька. А Лиза? Лиза! Ты очень нравился, нет даже не так …она тебя
любит по-настоящему. Очень. Если адрес пришлёт, напиши. Напишешь?
Гера, Напишу. А ты?
Анька. И я. Я буду жить здесь и ждать писем. Я и тебя тоже буду
ждать, обязательно верь!
Гера. А он... не пишет?
Анька. Не пишет.
Гера. Ты не переживай. Может, они в окружение попали...временно.
Так бывает.
Анька. Ты можешь мне обещать.
Гера. Что? Наверное, могу.
Анька. ( Вцепляется Герке в гимнастёрку) Обещай мне! Обещай мне
вернуться живым. Слышишь?
Гера. Постараюсь.
Анька. ( Плачет, почти кричит) Нет обещай! Ты должен! Если ты так
скажешь, значит ты вернёшься, ты должен. Ты не имеешь права не
вернуться! Это (срывается, кричит как безумная)…это так страшно
ждать…каждый день ждать! Обещай мне вернуться живым! Обещаешь?
Гера. Обещаю.
Анька. А теперь иди.( кладёт ему в карман пакетик с сахаром) К маме
иди. Ей ещё хуже.
27
Гера. (Ласково) Ну что ты меня за больное место теребишь?
Анька. (Целует его ещё раз) Ступай.
Затемнение.
Сцена 9.
В луче пистолета высвечиваются те, чьё письмо звучит. Одновременно
в слабом свете Алла Ильинична, которая так и сидит на стуле, держа
в одной руке трубку. Другой она закрыла лицо. Она плачет.
Гера.
( Луч света высвечивает его лицо он, как бы, «зависает» в прошлом)
Здравствуй Анютка. Я обещал себе писать тебе часто, так часто как
только смогу. По чуть-чуть, но всегда. Возможно, мне это нужно
больше, чем тебе. Стучит по рельсам вагон и здесь так тесно, но
дружно. А я не могу выйти из потрясения. На маленьких станциях
почти не стоим, но я готов поклясться, что видел Лизу.
Отьезжающим эшелонам давали концерт, и она пела под аккордеон.
Очень красиво и как-то щемяще. Я кричал ей и, по-моему, она меня
увидела. Мы кричали друг другу, но поезд шёл и я ничего не слышал.
Если она отстала от своих, может быть вы встретитесь, разыщи её.
Гера.
Свет в квартире Аллы Васильевны гаснет..
Вновь квартира Паньковых. Анька подходит к кровати, снимает валенки,
забирается под одеяло. Достаёт из-под подушки читанное-перечитанное
письмо. И читает его вновь при свете печки. В луче пистолета так же
«зависая» появляется лицо Елены Васильевны.
Елена Васильевна.
Анечка дорогая! Я получила наконец-то письмо от Серёжи. Они
далеко от фронта, по крайней мере, он так пишет. Что у тебя с
институтом? Все ли уехали? У нас распределяли кофточки по Лендлизу, и я мысленно представляю тебя в той, которая мне досталась.
Серёжа пишет мне о своей Маше. Довелось ли тебе с ней
познакомиться? Как хочется, чтобы у него что-то сложилось, чтобы
мы все были вместе, как можно скорее.
Входит почтальонша, отряхивая с ног снег. Ворчит себе под нос.
Почтальонша. Когда же эта зима проклятая кончится Эй, девонька,
спишь опять? Нет?
Анька. Нет. Нет. Как чувствовала. Хотела уже уходить. Да вы входите,
входите.
Почтальонша. Опять в гости. Держи, заранее приготовила. Тебе, всё тебе.
Анька. Давайте скорее. (Целует письма).Далеко в глубине с цены в луче
пистолета « зависает» лицо Олега.
28
Письмо Олега:
Милая Анечка! Сегодня 16 августа, почти 2 месяца как идёт война.
Писем от тебя пока нет. Это логично, ведь ты и не знаешь куда
писать. Но я, глупый жду. Буду ставить дату, чтобы ты смогла
понять последовательность событий. Сейчас уже всё позади. Думаю,
что фронт стабилизировался, хочется так думать. Мы вышли из
окружения.
Анька. (Вскрикивает) Они были в окружении! Вот почему он не
писал!
Почтальонша. Да ты читай дальше.
Анька. «Немцы превосходят нас в вооружении, и это очень тяжело
сказывается. Ребята все молодые, а кажется, с ними я прожил целую
жизнь. Каким далёким кажется то, что было всего два месяца назад.»
Анька. Он в окружении был, слышите?
Почтальонша. Да, слышу я, слышу. Вишь, треугольниками завалил.
Расцвела-то! Ну, ладно. И у меня покуда ноги идут – дорога торопит. А
ты, жди, милая, жди. Мужики, когда их ждут, воюют лучше. Быстрей
фрица погонят,.( горестно вздыхает). .может быть.
Анька. Спасибо вам, Спасибо.
Почтальонша. Да ладно уж, чего там. Может, опять выручишь, письма
наверх снесёшь?
Анька. Конечно, конечно!
Почтальонша. Ну, пока.
И снова в луче света лицо Олега.
Анька. Втрое письмо!
«11 июля. Анечка! Если б ты знала как жарко.
Нет сил писать, но кто знает, что будет после боя, может быть это
письмо будет последним. Наверное, это слабость, но уверенности нет
ни в чём, танки сжимают кольцо. Надеемся прорваться ночью.
Прочтешь ли ты это?»
Анька. Это письмо было первым! Спокойно, всё хорошо! Всё хорошо!
Они вырвались. Всё хорошо. Вот, вот она полевая почта, вот она.
Сейчас, где он карандаш?
Сцена 10.
Стук вагонных колёс, изображающий санитарный эшелон.
Из операционной выходит главный врач Сергей Паньков, снимает маску,
перчатки. Вслед за ним идёт Маша..
Маша. Сергей Иванович! Вы меня слышите?
Сергей. Слышу.
Маша. Нет, вы меня не слышите.
Сергей. Как же я тебя не слышу, когда слышу?
Маша. Вы на меня совсем не реагируете!
Сергей. Как же, Машенъка, я на вас реагирую, очень даже на вас
29
реагирую!
Маша. Я вас давно зову чай пить. Светлана Дмитриевна чай заварила,
ждёт вас, а вы не идёте.
Сергей. Алексеева из 6-го вагона надо готовить к операции.
Маша. Прямо сейчас?!
Сергей. Прямо сейчас. Машенька, что с вами? Вам плохо? Вам бы
выспаться. Пусть мне поможет Светлана Дмитриевна, а вы
отдохните.
Маша. Нет-нет! Что вы! Я сама буду готовить. Вы только чай
попейте, очень вас прошу.
Сергей. Конечно-конечно, вот сяду на пенёк, съем пирожок.
Маша. ( В отчаянии) Какой пирожок?! Сергей Иванович, не
обижайтесь, пожалуйста, но никакого пирожка нет.
Сергей. (Смеётся, целует Машу в лоб). Это я так шучу, и не надо
никакого пирожка такому медведю как я. Такому медведю, как я
нужна Машенька. Смеётся и уходит. Маша смотрит ему вслед.
Затемнение. Стук вагонных колёс. Эхом повторяются
слова Сергея: «Такому медведю, как я, нужна Машенька»
Сцена 11.
1991 год. Квартира Аллы Ильиничны.
На стуле напротив Аллы Ильиничны сидит Георгий Иванович.
Он очень сильно волнуется. Старинные часы бьют одиннадцать
раз.
Георгий Иванович. Наверное, для вас уже очень поздно. Если вам
сложно разговаривать, то я могу уйти. ( Делает попытку встать).
Алла Ильинична. Нет, не поздно. Может быть я шла к этому разговору
всю жизнь? А если бы он не случился, то было бы действительно поздно.
У меня и так мало времени. Пора платить долги за обещания. Я должна
была всех разыскать, только у меня не было уверенности, что вы -те, кого
я разыскивала. А время уходило на то, чтобы соединить всё в одно целое.
Георгий Иванович. Так вы предполагали, что я могу прийти? Но, если вы
что-то знали о моей матери, почему вы не сказали сразу, вы могли бы
попросить нас зайти?
Алла Ильинична. Знаете, здесь не надо удивляться. Каждый день мне
звонят мои родные из- за границы. Они пытаются понять меня. И делают
всё для этого возможное. Это они помогли выкупить эту квартиру, если б
вы знали, сколько они для меня сделали! Но они видят, что сейчас в
стране, и каждый день звонят и зовут обратно. Они боятся, что эта игра в
прошлое уже не отпустит меня. И я долго не могла решиться, фамилии
ведь у всех другие, столько лет прошло, но когда Жанна сказала, что она
30
где-то видела эти фотографии, я поняла, что видела их у себя дома. Она
узнала эти фотографии! Я нашла вашу семью. А до этого вы как-то
проходили мимо меня...
Георгий Иванович. Простите...
Алла Ильинична. Нет, нет...не в этом дело, и я не могла понять, известно
ли вам что-нибудь обо мне...и известно ли что-либо вообще...
Георгий Иванович. Практически ничего.
Алла Ильинична. Я вернулась в Москву, и потребовалось
достаточно сил, чтобы купить эту коммуналку. Я долго ждала расселения
Знаете, было бы много разговоров: богатая старуха- самодурка, поэтому я
и въехала не сразу, а сначала попросила поискать мебель, хотя бы
похожую на ту, что стояла здесь раньше.
Георгий Иванович. Я думаю...
Алла Ильинична. (Смеётся) .Сколько это могло стоить?..
Георгий Иванович. Нет, я не об этом. Это тяжело укладывается: люди
драпают куда подальше из России. Как экономические беженцы, даже в
Австралию, даже в ЮАР. О тех, кто возвращался бы насовсем, я не
слышал. А мне, почти ничего не знающего о своих корнях, всегда
хотелось найти эти корни. Это какой-то противопоток, в котором мы
нашли друг друга. В стране очереди за хлебом, а вы, оказывается, искали
похожую мебель! То, что заставляло всё это делать, должно быть очень
сильным. Что это?
Сцена 12
Почтальонша. Ну, что ты, девонька, не замёрзла ещё, уже и весна,
почки скоро лопнут. Солнышко.
Анька. Здравствуйте, заходите. Хорошо то как! Праздник ведь
сегодня...
Почтальонша. Какой?
Анька. День рождения Ленина, вы письма несёте?
Почтальонша. Дай-ка стул.
Анька. Что случилось?
Почтальонша. Дай-ка стул.
Анька. ( Стоит как вкопанная, словно не слышит просьбы) Что
случилось? Что, что случилось?!
Почтальонша. Посижу и пойду. А хочешь, с тобой посижу, а?
Анька. Дайте сюда! ( пытается выхватить письма)
Почтальонша. (Протягивает 4 конверта) Всё поровну, два
квадратных, два таких. Бери, детонька, бери, ты Панькова, тебе и ноша.
Анька. ( Читает, почти не вникая)
«Ваш сын. Сергей Иванович Паньков погиб 10 марта...»
Анька. Серёжа! (Анька падает на кровать. Почтальонша тяжело
вздыхает, садится рядом)
31
Почтальонша. Ты поплачь, детонька, поплачь, а я прочту. Прочесть-то
надо. «… при...артналёте на санитарный эшелон…»
Анька. Мама, мама, Серёжа!
Почтальонша. Второе что ль открывать? ( Читает сама)
«Уважаемая Анна Панькова. Пишет вам командир, друг и
товарищ Олега, он очень просил написать вам, если что
случиться, как его жене, он всегда так о вас говорил. И это
случилось.
Во время танкового прорыва мы держали позиции у села Отруб
Софиевского района Днепропетровской области. Его батальон
держал оборону…При третьей танковой атаке ваш муж геройски
погиб.» Почтальонша. Да другие прочти, слышишь, может там ошибка
какая?
Почтальонша начинает читать, но при затемнении «проявляется»
в темноте лицо Олега, это письмо звучит его голосом.
«Милая Анечка!
Ты знаешь это тяжёлая зима, во всех смыслах, но её надо
пережить, пережить как любую другую, очень близко враг, мы были
в .рукопашном бою, и это тяжело убивать, но когда рядом гибнут
те, кто тебе дорог приходит ожесточение, и война проверяет нас
на злость и терпение. Её надо перетерпеть и перестрадать эту
войну, а для начала эту зиму. И только мысль о тебе согревает.
Пройдёт зима и обязательно перейдём в наступление, и освободим
наш город и всю нашу землю. И ты никогда не будешь хмуриться. Я
верю, что ты меня ждёшь, и всегда будешь ждать, твой Олег.»
Почтальонша. Ты полежи, полежи. А я тебе ещё почитаю.
Согласна?
Затемнение. На письме Маши « проявляется» её лицо.
Она в военной форме, но сверху белый халат.
«Дорогая Анна! Пишет вам Маша, незнакомая вам, но вы мне очень
близкий и родной человек, вы и ваша мама Елена Васильевна. Вы
только не думайте: я ни на что не рассчитываю, когда пишу это
письмо, и ничего не прошу. Но мы с Сергеем решили пожениться.
Может быть, вам кажется, что мы мало знаем друг друга, но на
фронте день за год, а фронт близко. Я люблю его с первого дня, как
только сформировали наш санитарный поезд, и всегда буду любить.
А 10 марта нас бомбили. Я отвечала за подвоз раненных, а он был в
самом центре состава в операционной, в самом центре и...так
получилось… прямое попадание, бомба...а у нас на крыше красные
кресты... Они в красные кресты целились! Я должна была быть
рядом, но рядом оказалась Светлана Дмитриевна. Наверное, так
32
должно было случиться, то, что я осталась жива: у меня должен
быть ребёнок, Серёжин ребёнок. Не осуждайте меня, я не
легкомысленная нет. Просто я очень любила его, точнее люблю. Я
не знаю, как написать Елене Васильевне. Моя полевая почта..16447
Маша
Анька лежит не двигаясь. Почтальонша ставит чайник.
Снова садится, гладит Аньку по голове. Анька как-то жутко мычит.
Это страшнее, чем плач, чем крик.
Почтальонша. ( наклоняется к ней, что-то слышит в этом мычании).
Зачем жить? Как зачем жить. Жить надо, милая, надо. А ты матери
напиши. Обязательно напиши. Ей всё радость. Всё -таки, внук, а может
и внучка, ждёт поди? Вроде бы как новая жизнь народится.
Затемнение. Эхом: «Может быть, новая жизнь
народится»
Сцена 13.
Алла Ильинична. Что это? ( погружаясь в свои мысли). Если я скажу, что
это обещание, данное в юности, поверю ли я сама? Наверное, и это тоже.
Но я всю жизнь думала о том, что сделаю всё, чтобы вернуться! Хотя бы на
день! Сначала пришлось навести справки о тех, кто здесь живёт. В общем-то,
никто из тех, жил до войны А когда пал, что называется железный занавес,
уже было легче, появилась возможность, оставалось только действовать. Мы
хотели приехать сюда в гости вместе с мужем. Он тоже хотел понять эту
страну. Очень сильно любил меня, и хотел узнать хоть что-то из моего
прошлого. Исключительно добрый был человек Дети его от первого брака
имеют своих внуков. я была значительно моложе мужа, он спас меня этим
браком. Пригрел, приютил, и прошлое умерло вместе со мной. Но как
видно не насовсем..
Когда он умер,
дети его
были слишком
самостоятельными, я поняла, что мне не зачем будет возвращаться, я
останусь в Москве навсегда. А потом я добилась возможности бывать в
архиве.
Георгий
Иванович. ( оглядывает всю комнату где сидит) Да, вы,
оказывается, вообще очень загадочная.
Алла Ильинична. Да какая там загадочная... Электронный быт? Столько
лет я жила в Канаде! А ведь там у нас холодильники с самой войны,
пылесосы, посудомоечные машины - всё чего здесь не знали. А я работала в
богатой семье. Семь лет... В очень богатой семье, а потом вышла замуж, както неожиданно для себя... И дом, который я убирала, стал принадлежать мне,
как-то само собой это произошло тихо и спокойно. Вам, наверное, это
кажется странным?
Георгий Иванович. Невероятным.
33
Алла Ильинична. Ну, это только рассказывать легко.
Георгий Иванович. А…мама?
Алла Ильинична. Лизу я встретила на пересылке. Между нами были два
ряда колючей проволоки. Все что- то кричали. Сначала мы даже не узнали
друг друга. Мы виделись, наверное, несколько минут. И я каждую ночь
пытаюсь докричаться до неё. Мой муж в своё время потратил много денег
на разных врачей. Он очень жалел меня и пытался понять, что же вижу я
там, за колючей проволокой. А что вы сами знаете о Лизе?
Георгий Иванович. Почти ничего. Очень обидно. Я родился в лагере в
1953-м. И бабушка привезла меня сюда... Уже потом...наверное, в 56-ом,
не помню.
Алла Ильинична. Нет, Лиза родила не в лагере! Это я точно знаю. Она
успела освободиться. Она родила своего ребёнка…мальчика, то есть вас, и
очень боялась не успеть выйти на свободу. Она так хотела ребёнка. Ещё
очень давно...до войны. Хотела счастливой семьи.
Георгий Иванович. Можно я закурю?
Алла Ильинична. Курите. Милая Лиза! Она считала, что быть с
сигаретой - это романтично. Вы спросите, откуда я всё знаю? От тети
Клавы... Лиза писала мне на этот адрес, вот здесь два письма уже после
её освобождения, когда за ней приехала её мама- ваша бабушка. Сначала
я, а потом Клавдия собирала все письма. У нас была такая
договорённость, что все письма мы будем хранить, во что бы то ни стало.
Почтальонша собрала и сохранила, и передала Клавдии. И она хранила их
до самой смерти. Старший сын моего мужа имел дипломатическую
неприкосновенность.
Он достаточно часто бывал в Москве. С ним я
передала письмо, даже не рассчитывая, что Клавдия жива. Она одна знала,
что Алла Ильинична – это её соседка – маленькая Анька. Генри
предложил выкупить все письма у Клавдии, но она просто их отдала
практически перед самой её смертью. Так я и получила их, это было
частью моей другой жизни там в Канаде. Иногда я думала, что она
рассказала вам об этом, но вам всё безразлично, и это тоже останавливало
от того, чтобы заговорить.
Георгий Иванович. Да вы что! Я и понятия не имел. (Ходит по комнате.
Часы бьют двенадцать) Бабушка привезла меня сюда. Я даже не знаю,
почему осталась за ними квартира. Немцев неохотно возвращали.
Но бабушка считала делом чести вернуться в Москву.
Алла Ильинична. Просто фамилия её была другая, не по мужу - Боснак,
а Рязанова. А Лиза сбежала сразу же с перрона, когда всех переселенцев
отправляли. Как её не расстреляли тогда? Хотела прорваться на фронт и
назвала другую фамилию. На войне было сложно без документов, и она
оказалась в Сибири, а так как рабочие руки были нужны, она встала за
токарный станок! Чёртовы порядки, на оборонном заводе никто не
интересовался её фамилией, а после того, как человек угробился на
34
работе начинали раскапывать его документы. Это только в песенке
про чубчик поётся, что дальше Сибири не пошлют. Лиза умерла почти
сразу же после родов. И я знаю, почему она дала такое имя Георгий - она
любила Георгия. Он писал ей, я отдам вам эти письма.
Георгий Иванович. Он жив?
Алла Ильинична. Жив. И у него две дочери Лиза и Анечка.
Георгий Иванович. Вы не виделись с ним?
Алла Ильинична. Зачем? Он же убеждён.. .что я погибла...
Георгий Иванович. Вы были на фронте?
Алла Ильинична. А как бы я попала в концлагерь. Впрочем глупость..
туда попадали и без фронта. После ранения – концлагерь. Но война уже
шла к концу. Я попала в зону отчуждения и после американцев
оказалась в Канаде. И работала, работала. В детстве я мечтала
посмотреть мир. Увидеть разные страны. И насмотрелась одна за всех
своих родных. Было больно: тех, кто попал в Советскую зону оккупации
- отправляли в лагеря только уже в Советские. А я тогда об этом и не
знала, мне казалось, что не повезло: побывала в Норвегии, в Штатах, в
Канаде, и никакой надежды вернуться - железный занавес, мать боялась
разыскивать, чтобы не навредить ей. Так я и не знаю: пропала ли я без
вести или была похоронка.
Затемнение.
Сцена 14.
...
Молча, одиноко по квартире ходит Анька, подтянутая в строгой
Новенькой военной форме. Молча стоит у окна, через которое любил
залезать Олег. Воспоминания наплывают и наплывают: и смех двора
коммунального дома, и крики домохозяек.. и шум мальчишек, гоняющих
мяч во дворе. и оглушительная - „Рио-Рита„
Только нет всего этого. Это все в Анькиной голове. С желанием
вернуться в действительность. Анька решительно захлопывает окно,
закрывает на шпингалет. Достает из ящиков фотографии и на стене,
рядом с фотографией Люси закрепляет фотографию Сергея, Елены
Васильевны, а затем и ту, где Олег вместе с Анькой. Потом, подумав,
снова возвращается и достает из шкафа фотографию Лизы и
укрепляет ее рядом. Плотно задергивает шторы. Еще раз оглядывает
всю квартиру, берет шинель, одевает, застегивается, садится, на
дорожку„. Ошеломляющая гнетущая тишина. Анька встает. То ли
вздох, то ли всхлип? Анька выходит, закрывая дверь. И опять звучит
патефон: то ли в соседней квартире, то ли в памяти довоенной
юности. Анька прячет ключ за номерок квартиры.
Затемнение.
35
Сцена 15.
Георгий Иванович. А вы слишком молодо выглядите, чтобы
предположить, что вы были на фронте.
Алла Ильинична. Две похоронки получила, почернела, на все 20-ть
выглядела. Комсомольский призыв шёл, попала на зенитную установку,
там, в общем-то все одного возраста были. Страшно. Очень. Это только
наша пропаганда говорила, что немцы боятся мороза, суровая зима 4142 была на нашей стороне. А потом, мол, погоним до границы, а
отступать пришлось нам. Победоносный прорыв фашистов на юг летом
1942 года развеял последние надежды. Конечно, в победе никто не
сомневался, как-то сразу изнутри верили: «враг будет разбит, победа
будет за нами», но цена грядущей победы возрастала. Я потеряла всех.
А мама меня. Она сумела разыскать свою невестку, жену моего брата,
пожила возле внука и там же в Свердловске её похоронили.
Георгий Иванович. Казалось, эта война нас не коснулась, а она вот
какими ходами прорастает. Честно говоря, сдавливает как щупальца
осьминога.
Алла Ильинична. Лиза очень мечтала иметь ребёнка, я поклялась ей,
что наши дети будут жить в одном доме, дружить. А я даже племянника
не сумела разыскать, Маша - жена брата вышла второй раз замуж,
сменила фамилию, так нас и не осталось Паньковых, всё потеряно.
Георгий Иванович. Это, наверное, банально звучит, но Жанна, моя дочь,
внучка Лизы, значит, в этом тоже есть смысл. Может быть, так вам будет
легче, если вы знаете это?
Алла Ильинична. Да, наверное, да. Сколько раз я наблюдала за вами, не
могла выйти на разговор. Столько лет он внутри, а тут прорвало.
Сцена 16
1944 год.
Звучит «Егерьский марш», так любимый Сталиным. Привычно ищет
ключ за квартирным номером женская рука. Это Елена Васильевна.
Доносится сообщсние Совинформбюро: „ Советские войска
атаковали на участках... Перешли в наступление 2 Белорусский и 3
Белорусский фронта ... на участках...»
Елена Васильевна ставит чемодан, зажигает свет, потом открывает
шторы,
оглядывает комнату. Ее взгляд останавливается на
фотографиях. Она начинает плакать. Сначала тихо, потом громко с
завываниями. Опускается на кровать и, только падая на подушку,
36
замечает письма. Это письма Аньки и Маши. Елена Васильевна, как
ужаленная подбегает к окну.
Анька. Милая мамочка! Ты только не волнуйся, я потеряла твой
адрес. Конечно, я могла бы написать на госпиталь. и письмо нашло
бы тебя. Но я очень верю, что ты вернешься, а тетя Клава
передаст тебе все письма. У меня все нормально. Ты не переживай.
Мы уже научились воевать. Уже весна, а солнца еще нет, но запах
весны повсюду. Меня немного царапнуло в ногу, но совсем чуть- чуть.
Врач говорит, что я не смогу танцевать. Но разве сейчас до танцев?
Скоро будем гнать фашистов без остановки не отстать бы здесь в
госпитале от своих.
Целую тебя, Анька. 12 марта 1943 года.,,
Вслед за Анькой высвечивается лицо Маши.
Письмо Маши:
„Дорогая Елена Васильевна! Возможно, мое письмо найдет вас через
год или два, но я все равно пишу. Не знаю насколько это важно для
вас. но хочу сообщить, что у нас с Сережей родился сын. Я до сих
пор не мог осознать, что Сергея нет рядом, но зато появился на
свет Сергей Сергеевич. Я просто не могла назвать его иначе. Сейчас
я снимаю комнату, а сейчас меня приютила бесплатно старушканянечка из госпиталя, и мы с Серёженькой в тепле у печки. В два
месяца я вышла на работу, а хочется еще и выучиться и стать
врачом. Совсем засыпаю, а с Сережей нянчимся по очереди_ хозяйка
Варвара Тимофеевна и я. Пока раздобыв ванночку. Это и чудесная
кроватка для него. А Сереженька водит пальчиком по печке, а
потом облизывает. Сначала я тревожилась, а потом Варвара
Тимофеевна успокоила; чего-то ему в организме не хватает. Но я все
еще кормлю его грудью. А как только потеплеет, понесу его
фотографироваться и обязательно вам вышлю. Напишите нам:
Свердловск, улица Советская 16, Копыловой Варваре Тимофеевне,
для Маши.„
Сцена 17.
1991 год. Квартира Аллы Ильиничны.
Жанна моет пол. Раздается звонок в дверь, от которого она испуганно
вздрагивает.
Инна. Ничего себе спряталась!
Жанна. Как ты меня нашла?
Убираем. Инна. Элементарно, Ватсон! Дашка твоя открыла, сказала,
где ты.
Жанна. Вот, противная, сто раз говорили ей не открывать.
37
Инна. А какие напряги? Я что грабитель?
Жанна. Ну, не ты, а вообще... Как ее приучить, не открывать?
Инна, Кому нужна ваша хата? Во... а здесь классно! Это чья квартира?
Жанна. Не топчись пол чистый.
Инна. Сколько техники! Я такой даже в фирмухах не видела! Это что?
Жанна. Не трогай!
Инна. Нет, в самом деле... кофемолка?
Жанна. Ингалятор. Когда задыхаешься, помогает. Поставь, сломаешь.
Инна. А здесь что, кто-то с приветом живет?
Жанна. Почему это?
Инна. Прикинь мебель старая. Такая на аукционах и в антикварных
бывает или где-нибудь на дачах времен Буденого, а техника -люкс! Нет,
классно!
Плюхается на диван.
Жанна. А ну, встань!
Инна. Ты, что это? Послушай, ты какая-то дёрганная, что ли?
Жанна. Встан, говорю, не твоё!
Инна. Да, пожалуйста. Ты сама здесь не того?
Жанна. Не того. Хозяйки нет, а ключ в нашей семье, значит я за все
отвечаю.
Инна. Ты?!
Жанна. Ну, не я, а мой отец.
Инна. (Разочарованно) А то я размечталась зависнуть тут как-нибудь. А?
Может, можно? Слушай, а тут компьютер есть?
Жанна. Ты дура или как? Хозяйки пока нет временно, а ты тут
распоряжаешься.
Инна. А что я делаю? Подумаешь удивилась! Такие хоромы! Необычно
просто и все. Где ты такой канделябр увидишь?
Жанна. Не канделябр, а абажур. Пыль бы протереть, да высоко.
Инна. А ты что же подрабатываешь домработницей?
Жанна. Не подрабатываю я ! Что ты вообще меня допрашиваешь?
Завалилась, так сиди. Хозяйка, Алла Ильинична в больницу попала.
Инна. А вы что ее на опеку взяли с правом наследства?
Жанна. Она нам родственница!
Инна. Обалдеть! Оба-на! Вот так жили, жили и не знали, что внизу под
вами живёт родственница?! Да ещё того / крутит пальцем / Выгодно!
Мне бы так обломилось!
Жанна. Не ха ! Да, родственница! Мы с папой так решили. Только нам
от нее ничего не надо. Мы просто ухаживаем. Папа ей „Скорую., вызывал,
а я напросилась полы помыть.
Инна. А ко мне не напросишься?
Жанна. А ты и сама не переломишься.
Инна. А давно вы её знаете?
38
Жанна. Недели две.
Инна. Кино! Две недели и родственники?
Жанна. Она когда-то в Канаде жила или где-то там еще. А недавно сюда
переехала.
Инна. Вот это да! Так не бывает. Отсюда все сваливают за бугор, кто
только может. Я бы сама свалила.
Жанна. Сваливай.
Инна. А что ты отказалась бы?
Жанна. Отказалась, если только посмотреть, потому, что нигде не была.
А так нет. Теперь точно нет.
Инна. Почему.?
Жанна. Я как с этой женщиной познакомилась, в моей жизни всё
изменилось.
Раздаётся телефонный звонок. Жанна снимает трубку.
Жанна. Кто проживает? Да, здесь Алла Ильинична проживает. Из
больницы? Ей плохо? Да, родственники. Спасибо, я сейчас срочно папе
позвоню, он подъедет. Да, он в курсе, он знает куда.
Кладёт трубку. И тут же набирает другой номер.
Жанна. Папа! Алло! Слушай, сейчас позвонили из больницы, кажется,
Алле Ильиничне стало плохо… Ты прямо сейчас поедешь? Можно я с
тобой? Почему остаться? От кого ждать звонка? Да, поняла. Ну, ладно,
только ты тоже звони, обязательно, я ждать буду.
Пока Жанна разговаривает, Инна тихо собирается, идёт
к двери. Жанна опускается на стул.
Инна. ( шёпотом). Ладно, я пойду. Ты не пропадай надолго. Помочь не
надо?
Жанна. Да чем?
Инна. Я позвоню, ладно? Выходит.
Затемнение.
Теперь уже голос Жанны звучит эхом: «Я обязательно
буду ждать!»
Вечер. Жанна включает светильники. Пробует включить
телевизор, но это сразу нарушает уют, поэтому тут же выключает.
Перебирает коллекцию компакт-дисков – всё классика. Выбирает одну –
«Танцевальные фокстроты 30-х годов». Бьют часы одиннадцать раз,
раздаётся звонок в дверь. Жанна открывает. Это Георгий Иванович.
Жанна. Ну, что?!
Георгий молчит, медленно снимает обувь, проходит.
Ну, что?! Ты что молчишь?
Георгий Иванович берёт первую попавшуюся чашку,
пьёт воду из-под крана.
Ты, что, сказать не можешь? Там плохо. Да? Мама там осталась?
39
Георгий Иванович. Мама домой пошла, еле на ногах держится, а я за тобой.
Там плохо. Плохо. Алла Ильинична умерла.
Жанна. Как?! ( Всхлипывает) Ой, мамочки, как так?!
Георгий Иванович. Сердце. Я думаю, оно не выдержало. Оно всё в себя
вбирает, иногда больше, чем может.
Жанна всхлипывает, Георгий Иванович гладит её по
голове.
Жанна. Это я виновата: пол вымыла. Говорят, не нельзя… вот и случилось.
Георгий Иванович. Глупенькая ты моя. Ты здесь не при чём. Это её
воспоминания догнали. Война догнала.
Жанна. Ну, за что так? Такая добрая!
Георгий Иванович. ( спохватившись, достаёт из кейса пакет фруктов и
письмо)
« Дорогой Георгий Иванович! Сердце сжимает всё больнее, боюсь не успеть.
Перешлите этот конверт моим родным в Канаду. На конверте указан адрес и
телефон. Они приедут и сделают всё, как надо. Вы нет волнуйтесь. Я вам за
всё благодарна. А ещё одно письмо Жанне. Я рада, что узнала вас такими,
как вы есть. Все письма и фотографии, подарите, пожалуйста ей, там есть два
письма от Лизы, письма вашей бабушки, и письма Георгия. Там же есть его
адрес и телефон, если захотите встретиться с ним. На встречу я уже не
надеюсь, жалко, что не среди родных стен. Но на всё воля Божья. Спасибо за
всё. Алла Ильинична»
Георгий Иванович. ( протягивает конверт Жанне. Пока она будет
читать, постепенно свет будет только на лице Жанны, которая сидит так
же, как раньше Анька, а в глубине сцены начинает всё ярче « проявляться»
при помощи луча света лицо Аллы Ильиничны.
«Милая Жанночка! Я так рада, что ты случилась в моей жизни,
как видно напоследок. Я не рассчитывала, что мы подружимся, и так
рада тому, что обрела тебя. Мне это очень важно. В моей жизни было
столько бессмысленных жестоких потерь, что Богу было угодно свести
нас. Ведь даже то, что у нас одно имя, вероятно, обретает сейчас
особый смысл: «Жанна» и «Иоанна» и «Анна» – одно имя. Аллой я стала
случайно, когда при оформлении документов не так поставили «палочки.
Вместо отчества стояло «И.», вот и записали Ильинична. С новым
именем было отрезано моё прошлое. Прошлое той девчонки Аньки,
которой когда-то было 17. Её звали Аня Панькова. В моей беспечной
жизни сытой госпожи… девчонка Анька не хотела теряться, исчезать,
умирать. И чем дальше. Тем настойчивее. Я хотела успеть рассказать.
Как пела её подруга Лиза, как бил чечётку и бил фашистов Герка, но
письма расскажут красноречивее. Завершать жизнь проще, когда
знаешь, что после тебя кто-то остаётся. И я благодарна тебе, надеюсь,
что письма тебе помогут.
С любовью Анна Панькова»
40
Звучит музыка. Рядом с Аллой Ильиничной начинают
проступать Лица. А потом и полностью силуэты Олега, Сергея, Елены
Васильевны, Маши, Почтальонши.
Занавес.
Послесловие.
Эта пьеса – дань памяти. Своеобразное моё долговое обязательство
перед теми, с кем меня сводила жизнь.
В этой пьесе нет ни одного вымышленного героя. Все они просто
«соединены» в этом сюжете, не смотря на то, что в моей жизни
"выплывали" совершенно независимо друг от друга.
Алла Ильинична Кирьянова - наша соседка (слева) – ученица знаменитого
академика Вавилова, прожившая послевоенную жизнь одна среди фотографий
погибших и репрессированных родных.
Сергей – наш сосед ( справа) Фрид Исаак Ульфович, герой войны,
хирург, участник десанта при переправе Днепра, лично выносивший
раненых с поля боя. Однажды в операционной разорвалась мина, и он чудом
остался жив, но ему ампутировали ногу.
Анька с её танцами – это моя мама. На всех довоенных
фотографииях она в костюмах, как участница хореографического коллектива.
Из её рассказов стала понятна и страсть к парашютному спорту в
предвоенное время. Мама стала курсантом –десантником, имеет звание
лейтенанта.
Олег – собирательный образ моих родных дяди Мити и дяди
Володи.
Герка в молодости - это мой отец из простой уральской семьи.
После того как его комиссовали по состоянию здоровья с японской границы,
он добился того, что ушёл добровольцем на фронт, прошёл в составе 2
белорусского фронта танкистом весь путь до Берлина. А нашей семье
постоянно собирались «мальчишники» из его друзей, вспоминали финскую,
мобилизацию. Очень хорошо помню их всех, их бесчисленные воспоминания
охватывающие период с первого до последнего дня войны.
Друг нашей семьи Поляков Иван Иванович – прошёл плен, долго
был в лагерях в Норвегии, потом в «наших» лагерях.
Мамина подруга Валентина Тужилина также после фашистского
концлагеря, побывала в советских концлагерях. Это клеймо наложило
отпечаток на всю её жизнь. Будучи начальником прядильной фабрики в
г.Уфе, мама помогла Валентине устроиться на работу, а потом и получить
комнату. С этого-то и началась их дружба. Валентина была благодарна за это
всю жизнь. Так она тоже стала нашей соседкой. Валентина написала маслом
картину, которая «переезжала» с нами, где бы ни приходилось нам жить, она
и сейчас висит на стене.
Моя сотрудница Нетужилина Вячеслава Георгиевна побывала в
нескольких концлагерях, в том числе и в Бухенвальде. Прошла все зоны
оккупации, побывала в Америке, вернулась на Родину в Стерлитамак и Уфу.
41
Я просто обожала её! А о её героическом прошлом узнала почти случайно,
когда её фамилию прочитали в одном из списков участников войны на
профсоюзном собрании. Сложно поверить, что не всегда участники войны
получали достойное внимание и уважение, особенно если побывали на
оккупированных территориях.
Вячеслава Георгиевна
- человек
исключительной скромности! Надеюсь, что она и сейчас жива, мы расстались
с ней потому, что она переехала в Стерлитамак.
На фронт Вячеслава Георгиевна ушла в 15 лет! На её глазах
повесили мать и сестру. Судьба складывалась так, что она побывала и
участницей французского Сопротивления.
Судьба Лизы соткана из многочисленных рассказов
обрусевших немцев. Особенно ярким был рассказ жены нашего друга
Игнатенкова Михаила Андреевича. Она, обрусевшая немка, прошла весь
путь Лизы, и от голодной смерти её спасла случайная встреча и
перспективное замужество: Михаил Андреевич уже тогда был начальником
цеха крупного завода. Хотя супруга продолжалась ежедневно отмечаться в
военной комендатуре до 1956 года!
Что касается писем из Канады, то это история сразу нескольких
семей. Но к одной моей воспитаннице, (прообраз
Инны) письма приходят
и сейчас. Они хранятся у нас дома, потому что создавать эту пьесу своими
рассказами, помогали многие, принося мне дорогие письма.
В одной из похоронок точно указан адрес села, где погиб мой
дед Пётр Иванович. Он считался пропавшим без вести, бабушка, как и все
другие, чуть ли не каждый вечер пела «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина»,
и тихо плакала, потому что даже пенсию за погибшего мужа не получала, а
поднимала шестерых детей. Могилу деда под Днепропетровском помогла
разыскать пионерка-следопыт аж в 1982 году! Тогда с полевой сумкой было
найдено и одно из писем о картошке, которое дед писал из окружения. Даже
там он беспокоился о семье! Похоронен он в братской могиле, на которой
мы побывали спустя 42 года!
Письма, не нашедшие своих адресатов, в Москве
сдавались в 9 отдел Главпочтамта. Я успела встретиться и поговорить о них
со старейшим работником почтамта. Встречалась с теми, кто в войну являлся
студентами медицинского института в Москве, подрабатывал на заводе,
получая «сытые» карточки.
Жанна, Инна, Анька – реальные девчонки, которых я вижу
каждый день. Именно они уговорили меня написать пьесу о войне, чем очень
удивили, потому что казалась, что современную молодёжь мало волнует чтонибудь, кроме жанра фэнтази. Но они оказались настойчивыми. Как
оказалось молодых, желающих знать правду о войне много. Это наша боль!
Наша история, они желают знать истинную цену, которую заплатил наш
народ за великую победу! А ведь « гордиться славою своих предков не
только можно, но и должно, не уважать оное есть постыдное малодушие!» так говорил Пушкин.
42
43