Мемуарные свидетельства о восприятии политической линии М
advertisement
В.В. Алексеев М.С. ГОРБАЧЁВ И ВЫСШИЙ КОМАНДНЫЙ СОСТАВ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СССР Крушение и распад Советского Союза стали, пожалуй, самым значимым историческим событием конца ХХ века. Одновременно прекратили играть существенную геополитическую роль его Вооружённые силы – одна из мощнейших армий мира. Та самая армия, которая являлась олицетворением мощи советской державы. Пролить свет на вопросы о том каким образом и почему это произошло, помимо официальных документов, большую помощь исследователям могут оказать мемуары непосредственных участников и свидетелей событий, которые зафиксировали подчас скрытые, подспудные стороны явлений. В частности, это касается взаимоотношений между М.С. Горбачёвым, который одновременно являлся Генеральным секретарём ЦК КПСС, Президентом СССР и Верховным главнокомандующим, с верхушкой генералитета Советской армии. После прихода к руководству страной в апреле 1985 года и получив доступ к наиболее полной информации, М.С. Горбачёв, по его собственному признанию, был потрясён масштабами милитаризации советской экономики. «Оказалось, – пишет он, – что военные расходы составляли не 16, а 40 (!) процентов госбюджета, продукция ВПК – не 6, а 20 процентов валового общественного продукта. Из 25 млрд рублей общих расходов на науку – около 20 млрд шло на военно-технические исследования и разработки»i. Впрочем, поначалу линия его поведения в отношении армии следовала традиционной модели взаимодействия государственных властных структур с высшими военными органами управления. Прекрасно понимая влиятельность Вооружённых сил и военного руководства в советском обществе в силу тесных связей с военно-промышленным комплексом и партийно-хозяйственной бюрократией, новоявленный Генеральный секретарь ЦК КПСС сразу же постарался установить тесные контакты с верхним звеном командования армии и флота. В течение апреля–июня 1985 года он несколько раз заслушивал доклады министра обороны и начальника Генерального штаба о состоянии Вооружённых сил, их предназначении и планировании применения, интересовался деталями материального обеспечения личного состава, научно-исследовательскими работами в области вооруженийii. Более того, маршал С.Ф. Ахромеев позитивно расценил то обстоятельство, что ежедневно возникавшие в сфере военной и внешней политики вопросы стали на тот момент решаться оперативнееiii. Однако уже тогда Горбачёв, пока ещё осторожно, стал высказывать сомнение в том, «полностью ли соответствует современным требованиям существующая структура Вооружённых сил»?iv Впрочем, на первых порах Горбачёв старался не конфликтовать с военными. Он больше был занят укреплением своих позиций на политическом Олимпе. По крайней мере, имеющаяся мемуарная литература не обозначает какой-либо напряжённости между ним и руководством Министерства обороны вплоть до момента провозглашения в 1987 году курса на «перестройку» и, особенно, «нового политического мышления» в области внешней политики. Конкретно это означало изменение всей совокупности политических, идеологических и экономических отношений. Такого рода перемены не могли не затронуть Вооружённые силы. Но прежде, чем реализовать свои новые подходы в международных делах, Горбачёву потребовалось вслед за чисткой партийного аппарата осуществить замены в руководстве Министерства обороны, чтобы, по возможности, вывести из игры, как ему казалось, оппозиционных консерваторов в этом ведомстве. В принципе высшие эшелоны Минобороны объективно нуждались в обновлении, поскольку их составляли люди старшего поколения, чей средний возраст колебался в диапазоне от 62 до 65 лет, а министру обороны маршалу Советского Союза С.Л. Соколову уже исполнилось 73 годаv. И всё-таки первые кадровые перемещения в Министерстве обороны Горбачёв осуществлял более осторожно, нежели в партийном и государственном аппаратах. В июле 1985 года взамен престарелых главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения, главного маршала артиллерии В.Ф. Толубко и начальника Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота генерала армии А.А. Епишева назначили генералов армии Ю.П. Максимова и А.Д. Лизичева, соответственно. Чуть позднее в отставку отправили главнокомандующего ВМФ адмирала С.Г. Горшкова, которого сменил его заместитель – адмирал В.Н. Чернавин. Кадровая перетряска также коснулась заместителей министра обороны, включая его первого зама. Хотя командование Вооружённых сил СССР давно не играло самостоятельной политической роли и привыкло послушно следовать в русле проводимой Политбюро ЦК КПСС линии, тем не менее, уже в конце лета 1986 года обозначились первые признаки того, что в руководстве армии зародилось недовольство проводимой Горбачёвым политикой в области экономики и осуществления контроля за вооружениями, а также предложениями сократить военный бюджетvi. Генеральному секретарю ЦК КПСС требовалось что-то срочно предпринять, чтобы нейтрализовать потенциальную оппозицию. Для этого он воспользовался инцидентом с прилётом в Москву 28 августа 1987 года немецкого лётчика-любителя Матиаса Руста, который на лёгкомоторном спортивном самолёте «Сессна» сумел беспрепятственно преодолеть все защитные линии ПВО на маршруте от западной границы СССР до Красной площади. В этом полёте до сих пор многое остаётся загадкой, однако Горбачёв использовал его как подходящий к случаю повод. В первую очередь лишились своих постов министр обороны маршал С.Л. Соколов (заодно освобождённый от обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС) и ряд его заместителей, также сменили всё руководство ПВО вместе с маршалом авиации А.И. Колдуновым. Последний, кстати, по мнению современного исследователя И.Г. Земцова был смещён с нарушением формальной бюрократической процедуры, а именно – простым решением Политбюроvii. Всего от занимаемых должностей отстранили 9 генералов и 298 офицеровviii. Сам М.С. Горбачёв утверждает, что в процессе обновления и омоложения генералитета и офицерского корпуса на пенсию отправили 1200 генераловix. Новым министром обороны назначили генерала армии Д.Т. Язова. И хотя должность, которую он занял, предполагала более высокое воинское звание, маршальские погоны он получил лишь три года спустя. Даже после того, как на заседании Главного военного совета 18 октября 1989 года был поставлен прямой вопрос о необходимости присвоения Язову звания маршала, соответствующий указ появился лишь на следующий год. Тогдашний заместитель министра обороны СССР и главнокомандующий Сухопутными войсками генерал армии В.И. Варенников в своих мемуарах объяснял причину столь долгой проволочки тем, что Горбачев таким образом хотел «приручить к себе министра, сделать его покорным и послушным»x. Существенное обновление генералитета позволило политическому руководству СССР во главе с Горбачёвым коренным образом изменить подходы к военному строительству. Руководствуясь принципами «нового мышления», Горбачёв добился, чтобы в самом конце 1986 года советская военная доктрина была пересмотрена и обрела исключительно оборонительный характер. Она была рассмотрена и одобрена Советом обороны СССР. Её основу составило положение о разумной и надёжной оборонной достаточности. Согласно точке зрения, изложенной министром обороны Д.Т. Язовым: «Установка на качественные показатели оборонного строительства имеет целью не наращивание боевой мощи Вооружённых сил,…, а поддержание этой мощи на уровне, исключающем военное превосходство над нами и гарантирующем надёжную защиту мирного труда, мирной жизни советских людей»xi. Теперь ставка делалась на отражение нападения вероятного противника исключительно затяжными оборонительными операциями с одновременным стремлением с помощью политических и дипломатических средств ликвидировать конфликт. Таким образом, стратегическая инициатива преднамеренно отдавалась возможному агрессору. Только спустя несколько недель, когда бы выяснилось, что обороной и политическими акциями агрессию прекратить не удаётся, предполагалось на втором этапе перейти к крупномасштабным наступательным действиям для нанесения поражения армии вторжения. Наиболее развёрнуто данная оборонительная доктрина была доведена до командного состава советских Вооружённых сил в докладах и материалах проведённой 7 декабря 1990 года министром обороны и Генеральным штабом научно-практической конференции. Основной доклад сделал маршал С.Ф. Ахромеев, ставший к тому времени военным советником Горбачёва. «Пока я делал доклад, в зале была абсолютная тишина, а на лицах слушающих – особенно в ходе второй половины доклада – непонимание, недоумение и тревога», – вспоминал онxii. Затем посыпались обвинения чуть ли не в измене, недопустимости ряда положений доклада. Мемуары генерала В.И. Варенникова также отразили его откровенное негодование такой «пораженческой либерально-просительной позицией»xiii. И он не был одинок в своём мнении. В кулуарах Министерства обороны и Генерального штаба вовсе не редки были раздражительные реплики относительно некоторых «авантюрных и сырых» стратегических решений, принимаемых в Кремлеxiv. В этом нет ничего удивительного. Даже приближенный к Горбачёву маршал Ахромеев признавал: «Шла под откос значительная часть военного опыта, теории и практики нашего военного дела»xv. Дело в том, что базовой традиционной установкой советских военных кругов после Второй мировой войны на внешнюю и военную политику СССР являлось сохранение статускво в послевоенном устройстве Европы и мира. «Основу безопасности Советского Союза, – пишет Ахромеев – мы видели в поддержании советских Вооружённых сил и армий других государств Варшавского договора примерно на том же уровне, на котором находились вооружённые силы НАТО... Считалось необходимым для нашей безопасности наличие в Центральной Европе крупной группировки вооружённых сил Варшавского договора, ядром которой были бы советские войска. По убеждению военных, эта группировка не должна была уступать соответствующей группировке НАТО»xvi. Ценой значительных усилий, которые порой даже предпринимались в ущерб нормальному развитию народного хозяйства, в 1960–70 годах Советскому Союзу удалось достичь военного паритета с США, а Организация Варшавского договора вполне уравновешивала блок НАТО. Боеспособность и боевая готовность отечественных Вооружённых сил были адекватными сложившейся на тот момент военно-политической обстановке. Теперь этот баланс сил стал рушиться. Достаточно серьёзные трения между военными и политическим руководством страны проявились в ходе подготовки и проведения международных переговоров о сокращении вооружений. В первую очередь, это касалось Договора о ликвидации ядерных ракет средней дальности (декабрь 1985 г.), Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности (декабрь 1987 г.) и Договора о сокращении обычных вооружений в Европе (ноябрь 1990 г.). Прежде всего, раздражало военных то обстоятельство, что значительное свёртывание и ликвидация вооружений имели ассиметричный характер, что явно было не в пользу советской стороне. Согласно новым договорённостям, СССР должен был уничтожить в два с лишним раза больше стратегических и тактических ядерных средств доставки и почти в 3,4 раза больше боеголовок к ним, нежели США. По мнению военных специалистов, «... в этом принципиальном вопросе Советский Союз уступил необоснованно, не исчерпав всех возможностей»xvii. В одностороннем порядке Советский Союз заявил о сокращении к концу 1990 года численности своих Вооружённых сил на 500 тыс. человек, 10 тыс. танков, 8,5 тыс. артиллерийских систем, 820 боевых самолётов. Из состава Военноморского флота выводилось 40 кораблей (в том числе 12 подводных лодок). Также ликвидировались оперативные манёвренные армейские группы, которые на Западе называли «танковыми кулаками». В численном отношении это проявлялось в том, что из мотострелковых дивизий изымалось 40% танков (их количество уменьшалось с 260 до 155 единиц), а из танковых – 20% (т.е. сокращалось с 320 до 250 единиц)xviii. Параллельно осуществлялось замораживание и сокращение военных расходов примерно на 14%, тогда как в США за период 1985–1990 годов они наоборот выросли на 17%xix. Высшее военное командование Вооружённых сил СССР, в принципе, было не против сокращений, но оно упорно настаивало на том, чтобы это делалось постепенно, продуманно, без популистского авантюризма. Однако уже в 1986–1988 годах Горбачёв ни разу не обсуждал с военными военно-политическую обстановку в Европе и перспективы её развитияxx. Дополнительные осложнения вызывало подспудное противостояние между оборонным ведомством и Министерством иностранных дел, во главе которого тогда находился Э.А. Шеварднадзе. С его помощью Горбачёв навязывал генералам «новое мышление», понуждая ко всё более широким уступкам в сфере разоружения. Часто случалось так, что разработанные, согласованные и утверждённые для предстоящих международных переговоров директивы, Шеварднадзе превышались, и военные оказывались перед свершившимся фактомxxi. Самым пагубным являлось то, что Горбачёвым, который де-юре формально являлся Верховным главнокомандующим, был нарушен принцип принятия во внимание точки зрения Генштаба при выработке важнейших решений по вопросам внутренней и международной военной политики и военной безопасности страны. Ранее готовилось любое мероприятие, основательно. Проекты касающееся решений по Вооружённых военным сил, вопросам тщательно прорабатывались в Генеральном штабе. Обычно это занимало 9– 12 месяцев, поскольку все детали обстоятельно согласовывались во множестве ведомств, прежде всего в Госплане. Окончательно планы военного строительства утверждались на Совете обороны. Теперь же оказалось, «что некоторые решения новым руководством недостаточно глубоко продумываются, слишком легко принимаются, проявляется при этом немалая самоуверенность. К советам осторожных и опытных людей новое руководство недостаточно прислушивается. А в целом программа действий его не сформирована и не сформулирована»xxii. По этим причинам некоторые действия в военной области Горбачёва с его единомышленниками подчас предпринимались вопреки здравому смыслу. Бывший высокопоставленный офицер, пресс-секретарь министра обороны полковник В.Н. Баранец свидетельствует, что во время подготовки Горбачёвым «исторического прорыва» в области сокращения обычных и ядерных вооружений, некоторые генералы и офицеры Генштаба и Главного штаба Ракетных войск стратегического назначения признавались, что «вёдрами пьют валидол»xxiii. После подписания договора с США, называемого в обиходе на военном сленге «ядерным», слова «его же расстрелять за это надо» были, пожалуй, самым мягким комментарием генштабистовxxiv. Заодно в бурных разговорах между собой офицеры «яростно костерили… за беспринципность и мягкотелость» министра обороны Д.Т. Язова и начальника Генштаба генерала М.А. Моисеева, а также военного советника Президента СССР маршала С.Ф. Ахромееваxxv. Не меньшую озабоченность вызывали чрезмерно сжатые сроки вывода советских военных группировок из стран-союзниц по Варшавскому договору и Монголии. Выводу подлежали 35 общевойсковых и танковых дивизий, 2 отдельные мотострелковые, 2 десантно-штурмовые, 7 артиллерийских, 17 ракетных, 15 зенитно-ракетных бригад, 43 авиационных и 18 вертолётных полков общей численностью свыше 620 тыс. военнослужащихxxvi. Сюда ещё надо добавить семьи офицерского состава и прапорщиков, а также вольнонаёмный состав армии. Так что цифра людей, подлежащих передислокации, составляла около миллиона человекxxvii. Не надо забывать также о тяжёлой боевой технике и оборудовании, около 2 тысяч различных частей и учреждений типа ремонтных заводов, арсеналов. Уже в 1989 году было выведено с территории ГДР и Венгрии, а затем расформировано более 27 тыс. человек, 2700 танков, 310 самолётов. В 1990 году из Чехословакии, Венгрии и Польши вывели свыше 43 тыс. личного состава, 900 танков, более 680 артиллерийских систем, 52 боевых самолёта. Из Монголии – свыше 16 тыс. военнослужащих, более 470 танков, 360 артсистем и 121 самолётxxviii. Наибольшую проблему представляла необходимость строительства новых военных городков и сопутствующей инфраструктуры для перемещаемых на территорию СССР воинских соединений. Для её разрешения требовалось проделать колоссальный объём работы: «от согласования с местными центральными органами районов строительства, проектов и смет до «выбивания» денег, фондов на это строительство и организации самого процесса стройки с подключением войск»xxix. По прикидкам специалистов Генерального штаба, на это требовалось минимум четыре года. Однако Горбачёв, не прислушиваясь к квалифицированным рекомендациям по данному вопросу, решил по-своему и определил срок всего лишь в один год. Скоропалительный вывод войск воспринимался как бегство. По словам Баранца, «всем нам было неприятно думать о том, что вывод войск, по сути, означает ослабление наших стратегических военных позиций не только в Европе, но и мире»xxx. Типичную для армейских офицеров точку зрения высказал 13 ноября 1990 года во время встречи Президента СССР М.С. Горбачёва с народными депутатами-военнослужащими капитан Б.Я. Ахаладзе: «Михаил Сергеевич! Я один из многих людей, которые с 1985 по 1988 год безраздельно любили Вас. Вы были моим идеалом. Честное слово. Везде и всюду я готов был стоять горой за Вас. Но с 1989 года я постепенно ухожу, удаляюсь от Вас. И таких людей с каждым днём становится всё больше. У людей, восхищавшихся перестройкой, начинается аллергия на неё»xxxi. Данное свидетельство в определённой мере опровергает утверждение Ахромеева о том, что «...уже принятое политическим руководством решение никогда военными не оспаривалось и беспрекословно выполнялось. И всякие домыслы о каком-то сопротивлении военных перестройке в стране и в партии никаких оснований под собой не имеют»xxxii. Решение Горбачёва о сокращении личного состава армии на 500 тыс. человек привело к увольнению из рядов Вооружённых сил 100 тыс. офицеров. И это притом, что в реальности недокомплект офицерского состава (в основном младших командиров) составлял 8 процентов, недокомплект личного состава – более 350 тыс. человек, а в пограничных войсках некомплект достиг 20 процентовxxxiii. Психологический шок и возмущение у кадрового офицерского корпуса порождало то, что при сокращении численности армии одним росчерком пера расформировывались многие прославленные ещё со времени Великой Отечественной войны боевые дивизии. Уже упомянутый полковник Баранец так описывает свои чувства: «Я не мог, не могу понять до сих пор, почему так легко расформировывались легендарные соединения и части с богатейшей боевой биографией, а дивизии и полки, которым от роду не было и пяти лет, имеющие нередко только номер, оставались здравствовать. Иногда доходило до того, что новорожденная часть существовала, не имея даже Боевого Знамени…»xxxiv. С ним солидарен генерал Варенников, который полагал, что тем самым были «допущены непростительная небрежность и безразличие к нашей истории… (выделено мемуаристом – В.А.). Никто не думал и не думает о том, что одним из факторов высокой боевой готовности является моральный дух»xxxv. Такое уничтожение преемственности и армейских традиций многими офицерами воспринималось как предательство. Следует отметить, что в целом были расформированы управления двух военных округов, трёх общевойсковых армий, пяти армейских корпусов, 21 общевойсковой дивизии, ряд соединений и частей других видов ВС и родов войскxxxvi. Настоящий стресс пережили военные от развёрнутой в средствах массовой информации кампании по дискредитации армии, которая больше напоминала травлю. «Уверовавшая в исцеляющую силу гласности «демократически настроенная» пресса – с горечью вспоминает очевидец – безбожно лупила по армии, смешивая правду и ложь, желчную и циничную предвзятость с объективностью»xxxvii. Причём происходило это при явном попустительстве Горбачёва. Не надо забывать, что в тот момент в ряде регионов Советского Союза разгорелись межнациональные конфликты. Для их нейтрализации стали использовать Вооружённые силы. Однако, как только происходили серьёзные столкновения, Горбачёв демонстративно отстранялся, снимал с себя всякую ответственность, в том числе и моральную. Подобные действия давали лишний повод, чтобы оболгать армию. Так случилось с командующим Закавказским военным округом генералом И.Н. Родионовым, который получил приказ навести порядок в Грузии. «Его жёсткие, – констатирует Г.И. Янаев, – но вполне адекватные той критической ситуации решения на всесоюзном Съезде народных депутатов некоторые парламентарии объявили во всеуслышание преступными»xxxviii. Неудивительно, что в такой атмосфере среди командного состава Вооружённых сил были распространены самые мрачные настроения. Рушились привычные устои армейской жизни, которые ранее казались прочными и незыблемыми. «Армия начинала жить с таким ощущением, словно из неё вынимали позвоночник»xxxix. Разочарование в Горбачёвеполитике и той линии, которую он проводил, толкали отдельных представителей генералитета на крайние, отчаянные меры. 25 августа 1991 года совершил самоубийство маршал Ахромеев. Кое-кто полагает, что он покончил с собой из-за боязни ответственности своих антигорбачёвских выступлений. Но, как считает бывший руководитель личной охраны Горбачева генерал В.Т. Медведев, это произошло совсем по другой причине. По его мнению, маршал Ахромеев был человеком достаточно волевым и отнюдь не являлся трусом; «он просто окончательно во всём разуверился жизнь для него пошла прахом»xl. Об этом недвусмысленно говорит предсмертная записка самого маршала: «Не могу жить, когда гибнет моё Отечество и уничтожается всё, что я всегда считал смыслом моей жизни»xli. Маршал Д.Т. Язов, генералы В.И. Варенников, А.М. Макашов и ряд других высших офицеров в конечном итоге встали на путь активного сопротивления. Впоследствии они в своих воспоминаниях старались объяснить те психологические причины, которые подвигли их выйти из повиновения Верховному главнокомандующему, утратившему в их глазах право на уважение, а кое-кто даже начал его откровенно презирать. i Горбачёв М.С. Жизнь и реформы. Кн. 1. – М., 1995. – С. 334. Ахром ii iii Там же. – С.55. iv Там же. – С. 65. Ахром v vi Земцов И.Г. Крах эпохи. Кн. 2. – М., 1999. – С. 39. vii Там же. – С. 48. viii Известия. – 2008. – 23.06. ix Горбачёв М.С. Указ. соч. – С. 358. x Вареников В.И. Дело ГКЧП. – М., 2010. – С. 40. xi Язов Д.Т. Оборонное строительство: новые подходы. – М., 1989. – С. 24. xii Ахромеев С.Ф., Корниенко Д.М. Указ. соч. – С. 126. xiii Варенников В.И. Неповторимое. Кн. 6. – М., 2002. – С. 104– xiv Баранец 110. В.Н. Потерянная армия. Записки полковника Генштаба. – М., 1998. – С. 109. xv Ахромеев С.Ф., Корниенко Д.М. Указ. соч. – С. 124. xvi Там же. – С. 64. xvii Там же. – С. 98. xviii Язов Д.Т. Военная реформа. – М., 1990. – С. 20–21. xix Там же. – С. 23. xx Ахромеев С.Ф., Корниенко Д.М. Указ. соч. – С. 70. xxi Там же. – С. 194. xxii Там же. – С. 63. xxiii Баранец В.Н. Указ. соч. – С. 109. xxiv Там же. – С. 110. xxv Там же. xxvi Португальский Р.М., Рунов В.А. Верховные главнокомандующие Отечества. – М., 2001. – С. 427. xxvii Варенников В.И. Неповторимое. – С. 56. xxviii Язов Д.Т. Военная реформа. – С.74. xxix Варенников В.И. Неповторимое. – С. 185. xxx Баранец В.Н. Указ. соч. – С 143. xxxi Судьба народа – судьба армии. Встреча Президента СССР М.С. Горбачёва с народными депутатами-военнослужащими 13 ноября 1990 года. – М., 1991. – С. 17. xxxii Ахромеев С.Ф., Корниенко Д.М. Указ. соч. – С. 73. Язов Д xxxiii xxxiv Баранец В.Н. Указ. соч. – С. 102. xxxv Варенников В.И. Неповторимое. – С. 57. xxxvi Язов Д.Т. Военная реформа. – С. 38. xxxvii Баранец В.Н. Указ. соч. – С. 107. xxxviii Янаев Г.И. ГКЧП против Горбачёва. Последний бой за СССР. – М., 2010. – С. 23. xxxix Баранец В.Н. Указ. соч. – С 119. xl Медведев В.Т. Человек за спиной. – М., 1994. – С. 307. xli Язов Д
