Кирилл Евлогин / Проклятье писателя «П

advertisement
Кирилл Евлогин / Проклятье писателя «П»
«Когда достигший архатства Писатель — автор знаменитых «Чапаева и П» и «Generation П» — наконец
ушел, почитатели и последователи воздвигли ему памятник. Его пьедестал, а по некоторым данным — сам
монумент, можно осмотреть и поныне. Куб памятника собран из зеркал, обращенных лицом вовнутрь. Там
Пустота отражается тысячекратно, холодно разглядывая самое себя...»
Из путеводителя «Москва-2071» (перевод с тибетского).
Писать о Викторе Олеговиче Пелевине страшновато — его читают все «читающие» и не только они.
Последняя книга — не женский роман и не «дюдик»! — уверенно держится на вершине рижского топа
продаж. Проще всего было бы, конечно, перелистать свеженькое «Поколение П», надергать забавных цитат,
употребить термин «постмодернизм» и на том угомониться. Большинство материалов в прессе о самом
модном русском авторе именно такого рода. Пелевинская идея, П-парадигма, очень неприятная, кстати,
остается в тени. Может быть, потому, что его книги — это не совсем литература. Точнее, не только...
Пустота пустот
Пустота пустот и всяческая пустота поселилась в книгах писателя П. Он к ней
явно благоволит. Когда герой «Желтой стрелы» выбирается из метафоричного
одноименного поезда, то выходит совсем не в жизнь, а напротив — не надо верить
оптимистической концовочке. Петр в финале «Чапаева» ныряет в иллюзию —
водопады Внутренней Монголии милее его сердцу. Потусторонняя жизнь —
фальшивка из секретного съемочного павильона — кипит и в давнишнем «Омоне
Ра», и в последней «Generation П». Кто-то определил Пелевина «русским
буддистским писателем». Возможно... Но если П. и буддист, то довольно
странный.
Да, подчеркиваний иллюзорности сущего у Пелевина, особенно в «Чапаеве»,
навалом. Любопытна, кстати, одна буддийская мулька: слова пусты. Слово
фиктивно, потому что выражает целостность, которой в бытии нет, — ведь все
иллюзорно. И если европейская мысль проблему соотношения части и целого
решала в пользу целого: именно оно существует, а части онтологически вторичны
к идее, то буддизм приходит к обратному выводу: если целое не присутствует в частях — его просто нет. Да,
П. — буддист в своем отстраненном отношении к людям как к персонажам «Жизни насекомых».
Милосердие в буддизме своеобразно — не жалость к чужому страданию, но забота о собственном спасении.
Кому сострадать? Ведь никаких «Я» (и собственного в том числе) на самом деле нет. Любить некого. И
некому...
Если бога нет
В философии буддизма нет понятия Бога, сам Будда — не божество. Все и вся лишь
легкая рябь космического ветра — всемирного закона Кармы. У П. в книгах действует
и это правило. Пример метемпсихоза и воздаяния: «ницшеанец» («Бог умер»?) Вовчик
Малой из «Чапаева», бандюк, заваливший десяток конкурентов ради «шестисотого»,
переселяется в бестселлер «Generation» лишь для того, чтобы вместе с «мерсом»
разлететься на сканды от залпа из чеченского гранатомета. Много думать стал, о
«русской идее» помыслил...
Вот чтобы на улицах городов люди не палили друг в друга из противотанкового
оружия, с законом Кармы неразрывно связано понятие дхармы. Это своего рода
«моральный кодекс» буддиста — нормы поведения, правильной жизни. Герои книг П.
может и живут «по понятиям», но отнюдь не по понятиям дхармы. Обвинять Пелевина
в манипулировании сознанием поколения «П» вряд ли стоит — какое время, такие и песни. И все же тезис
«Если все иллюзия...» может привести к вполне логичному выводу «...то все дозволено!»
Тридцать мардонгов
Россия не восточная страна! То, что здорово отшельнику из джунглей Индокитая, русскому не есть хорошо.
Все-таки христианская понятийность говорит о Полноте Жизни, а вовсе не о ее Пустоте. Надо отличать
зерна от плевел («пелева», кстати, и есть плевелы, мякина — см. словарь Даля). Ваш корреспондент вовсе не
апологет православия, но следует признать — христианская страта в нашем сознании немаловажна.
Попытка жить по другим канонам даже опасна — вряд ли стоит ехать по левойь полосе при правостороннем
движении. Внутренний конфликт неизбежен.
Впрочем для нас Писатель все еще мессия и пророк, в то время как на Западе эта профессия находится в
одном списке с шоуменами и клоунами. Пелевин же создал проблемы прежде всего самому себе. Он и сам
это, кажется, понимает. В финале последней книги узнаваемый «мардонг» творца русского pulp fiction для
высоколобых присутствует в количестве аж 30 штук. Ну что тут сказать? Сам напустил Пустоты — ему в
ней и жить!
Download