Шеуджен Э.А. Историческое сочинение: поиски идеала (С. 5-13)
advertisement
Э.А. Шеуджен Историческое сочинение: поиски идеала За время развития исторического знания накопилась огромная масса историографических источников. Это различные по типу, объему, проблематике, содержанию, стилистике сочинения. И, тем не менее, до настоящего времени радикально отличаются представления о том, как пишется, из чего должно состоять «историческое сочинение», к какому идеалу следует стремиться? П.Н. Филонов. «Победа над вечностью». 1920-1921 гг. Уже несколько столетий на эти, казалось бы, простые вопросы, пытаются ответить историки и философы различных научных школ и направлений. Это форма аргументации, манера высказываться, использовать цитаты, применять метафоры — словом, речь идет о способах писать историю. Именно здесь сосредоточен широкий спектр проблем, возникающих в деятельности историка. Исторические результаты могут быть получены путем компьютерного анализа, принимать форму таблицы, схемы, ряда сухих положений или образного литературного рассказа. Долгое время присущая историку манера письма непроизвольно мыслилась как отчет о научной работе. При этом не учитывалось, что тема, исследуемый материал способны оказывать влияние на манеру описания, вводят как бы свою форму изложения. Исторические сочинения могут быть литературными или скучными, но вопрос, прежде всего, в другом — насколько они точны в объяснении того, о чем написаны. Конечно, было бы неверным отрицать важное значение формы изложения. Сейчас мы все хорошо это понимаем. Выдающиеся историки прошлого оставили нам блестящие образцы исторической прозы. Так, характеристики исторических деятелей, данные В. О. Ключевским, стали классическими образцами. Проблема связи содержания исторического исследования и его формы имеет особое значение для современной российской исторической науки, пытающейся избавиться от трафаретных штампов и шаблонов официальной советской историографии. Изыскания в современной философии истории значительно расширили традиционные представления о природе исторического исследования, в то время как, по-прежнему, гораздо меньше внимания уделяется проблемам, связанным с написанием истории. В зарубежной историографии (немецкой, голландской и др.), как правило, подчеркивается различие между «историческим исследованием» и «написанием истории». В первом случае речь идет о стремлении историка установить исторические события с максимальной точностью. В этом смысле, используя знаменитый образ Р. Коллингвуда, его можно сравнить с детективом, пытающимся понять, что в действительности произошло1. Но этим предварительным этапом деятельность историка не ограничивается. Он должен решить главную задачу - объединить факты в последовательное логически выверенное повествование, т.е. создать историческое сочинение. Этот этап и определяется как «нарративное написание истории». Сразу же следует заметить, что невозможно провести четкой грани между историческим исследованием и написанием исторической работы. Немало историков считают, что их вообще не следует различать. Тем не менее, нельзя не признать, что немало историков занимаются исключительно историческими исследованиями. Десятилетиями они ведут трудоемкие изыскания по «прочтению» уникальных исторических источников. Путем логических операций устанавливают «выпадающие» из истории события, по фрагментам «остатков» (археологических, этнографических) возрождают материальный мир прошлого. Результаты же проведенной сложнейшей исследовательской работы могут быть изложены на нескольких страницах, в кратком отчете, весьма отдаленно напоминающем историческое сочинение. В то же время есть историки с синтетическим складом ума. Они способны обобщать, объединять значительные массивы фактов, в том числе уже введенных в научный оборот, «добытых» другими исследователями и на этой основе воспроизводить широкую, образную картину прошлого, давая новую жизнь давно известным фактам и событиям. Различия между этими типами историков становятся весьма заметными при сравнении созданных ими исторических работ (сопоставьте: описание результатов математической обработки статистических источников школы И.Д. Ковальченко и сочинения историков школы «Анналов»). Для понимания этой идеи рассмотрим несколько положений, способных прояснить общие основания. Как это не банально звучит — история пишется историками, т.е. определенной группой людей, прошедших специальную подготовку, взявших на себя задачу и право судить о событиях, пребывавших в другом времени. Причем речь идет не о природных явлениях, а «о людях в истории», таких же существах «из плоти и костей»2, как и сам историк. В современной историографической ситуации эти положения приобретают особое значение. В методологии истории все чаще используется понятие «управление прошлым», то есть ставится вопрос о том, что историки пытаются найти в прошлом для обоснования настоящего. В результате, закрепляется более широкий взгляд: историческое сочинение не только обращено в прошлое, но и способно оказывать влияние (позитивное или негативное) на современное состояние общества. Рассмотрев, в общих чертах, причины обращения к написанию исторических сочинений имеет смысл попытаться ответить на основной вопрос, что из себя представляют исторические сочинения (повествования)? Исторические сочинения являются репрезентациями прошлого. Это главный типологический признак. Репрезентация, преодолевая время и пространство, делает присутствующим отсутствующий объект. Иначе говоря, историческое повествование создает «образ» прошлого, выступающий «заменителем» исторической реальности. В процессе создания исторического труда усилия авторов направлены на то, чтобы эта задача была выполнена как можно лучше. Основным критерием оценки научной значимости исторического сочинения принято считать степень соотношения созданного «образа» прошлого с изучаемой реальностью. Такая постановка вопроса возвращает нас к проблеме исторического источника. Как бы не оспаривалось это положение, история пишется по источникам. Отношение к этой проблеме изменялось по мере развития историографии. Геродот считал возможным включить в свою работу все сведения, добытые методом «расспрашивания»3. Л. Ранке придавал буквально культовое значение источникам и методам их обработки, призывая строить реконструкцию исторического прошлого на добротной документальной основе, считая, что только таким образом можно выполнить главное, по его убеждению, требование - писать так, «как это происходило на самом деле»4. В свою очередь, историки школы «Анналов» призы вали изгнать из истории «наивный реализм в стиле Ранке»5. В наши дни лишь немногие историки считают, что, даже обладая обширным и добротным корпусом источников, возможно идентично описать прошлое. При реконструкции исторического прошлого историку приходится преодолевать несколько уровней «обороны»; - учитывать субъективность источников» — субъективизм в их отборе; субъективизм собственных представлений и трактовок событий прошлого. При таком положении очень сложно выделить компоненты, действительно имевшие место в прошлом или «приписанные» изучаемым явлениям. При этом важно отметить, что «ис- ториографические операции» опираются не только на свидетельства, зафиксированные в источнике, но и на широкий круг знаний в области истории, социологии, экономики, антропологии, географии и т.п. Историческое познание связано с напряженной умственной работой по интеллектуальному осмыслению самых различных источников, позволяющих создать «образ» прошлого. Характер исследовательских задач и уровень их разрешения определяется социокультурной средой, в которой живет историк, историографической традицией, профессиональной подготовкой, исследовательским опытом и многими другими обстоятельствами, вплоть до психологических особенностей (тип мышления, темперамент и т.п.). Труды таких историков, как Ж. Мишле, Л. Ранке, В. Ключевский, А. Токвиль, А. Тойнби, и философов истории, как Г. Гегель, К. Маркс, Ф. Ницше, Б. Кроче, считаются общепризнанными моделями возможных методов постижения истории. При этом их сочинения объединяют такие характеристики, как последовательность, согласованность, широта видения исследовательского пространства. Именно по этой причине, как принято считать, они не могут быть «опровергнуты» обращением к новым сведениям, привлеченным в последующих исследованиях, а их обобщения не могут быть «разрушены» разработкой новых теорий для интерпретации известных событий6. Думаю, что данная, в целом справедливая, оценка несколько завышена: основания самых фундаментальных сооружений не вечны, периодически даже они нуждаются в укреплении и обновлении. Начиная с 70-х гг. XX в., под влиянием лингвистического поворота, появились специальные исследования, посвященные механизму написания исторических работ. В результате, в очередной раз удалось укрепиться во мнении, что история является особой наукой, принципиально отличающейся от «законополагающих» наук. Несмотря на продолжительность и остроту дискуссий, историю не удается поставить в один ряд со «строгими» науками. По-прежнему сохраняет смысл идея, высказанная еще Ф.Бэконом. «Наиболее правильным разделением человеческого знания,— писал он,— является то, которое исходит из трех особенностей разумной души, сосредоточивающей в себе знание. История соответствует памяти, поэзия - воображению, философия - рассудку»7. В связи с этим, наряду с другими вопросами, остроту приобрела проблема исторического повествования. Сложность понимания этого вопроса связана, как минимум, с двумя обстоятельствами. Прежде всего, история не просто повествование, а повествование, претендующее на истинность. Для дальнейших рассуждений на эту тему необходимо определится с таким понятием, как «историческое поле». Под ним принято понимать некое пространство, находящееся в сфере анализа и репрезентации историка. Условно его можно представить в виде огромной сцены, на которой разворачивается сложное многофакторное действие: есть декорации («историческая среда»); действующие лица («исторические персоны»), связанные сложными отношениями, преследующие определенные цели. Именно на этом «историческом поле» историками «добываются» свидетельства, необходимые для реконструкции происходивших в прошлом событий. На протяжении длительного времени историки стремились прояснить, из чего состоит идеально-типологическая структура исторического сочинения. В сферу обсуждения принято включать: признаки, отличающие хронику и историю, тип построения сюжета, тип доказательства, тип идеологического подтекста. Рассмотрим эту структуру более детально. На первом этапе историку необходимо организовать элементы исторического поля в хронику событий, т.е. расположить изучаемые события в порядке того, как они произошли. Затем решается задача трансформации хроники событий в историю. При этом события группируются и характеризуются в терминах. К первой группе принято относить причины («условия», «предпосылки» и т. п.), ко второй — явления развития («обострение», «усложнение», «разрешение» и т.п.); к третьей — развязки, завершения («результаты», «итоги», «последствия» и т.п.). Следовательно, в основе исторических сочинений лежит осмысленная, структурированная последовательность событий — «от завязки к развязке», «от причин к последствиям». Письменные истории имеют начало и конец («хронологические границы»), в отличие от хроник, которые начинаются по воле хроникера и могут продолжаться бесконечно. Более того, в событийном ряду историк «выделяет» свои истории: он может как бы «разорвать» хронологическую цепочку и выбрать те события, которые, по его мнению, являлись началом, кульминацией и концом изучаемого процесса. Историк не только придает событиям прошлого статус факта, но и наделяет их смыслом. Представим хронологический ряд событий, как а б в г д е. В этом ряду историк может достаточно условно выбрать те факты, которые ему представляются наиболее достоверными и значимыми (а-в-е, или б-в-г, или в-г-д и т.д.). Серия эпизодов в историческом повествовании воспринимается как интрига. При этом, вне его сочинения остается множество выявленных, а зачастую и просто неизвестных автору событий. Исходя из этого, можно утверждать, что историк в определенном смысле произвольно строит сюжет своего исследования, «изобретает» предмет. Тем не менее, конструируя повествование, историк должен ответить на конкретный «набор» вопросов. Каковы были причины данного события? Почему именно так, а не иначе развивались события? Что произошло потом? Ответы на эти и подобные вопросы являются характеристической особенностью структуры исторической работы. Предмет рассмотрения в историческом повествовании принадлежит самому прошлому, в то время как историк дает свою интерпретацию прошлого. Предлагая свою «точку зрения» на описываемые события, серьезные историки, как правило, не придают своим выводам характер абсолютной истины, напротив, их выводы оказываются основанием для научных дискуссий, способствующих достижению истины. При определении границ предмета возникает проблема — может ли историческое сочинение ответить на все вопросы, лежащие в данной плоскости? При этом важно учитывать, что возникают как «внутренние», так и «внешние» вопросы. «Внутренние» вопросы проявляются в процессе работы с источниками в результате их прочтения, интерпретации и анализа. Обращаясь к этой проблеме, Р. Коллингвуд подчеркивал, что для правильного истолкования текста мы всегда должны поставить вопросы, на которые он призван ответить8. Следовательно, текст возможно понять лишь в процессе последовательно возникающих вопросов и ответов. В идеальной исторической работе должны быть даны ответы на все «внутренние» вопросы, что, как правило, невозможно сделать. Учитывая это обстоятельство, историк должен, критически осмыслив возникающие вопросы, выделить наиболее существенные. Постараемся проанализировать подобную ситуацию. Мы имеем два исторических сочинения. Автор одного пытается ответить на все вопросы, возникающие в процессе работы, но его ответы поверхностны, малоубедительны, в то время как автор другого отвечает лишь на некоторые, по его мнению, наиболее важные, обстоятельно и глубоко. Думаю, что вторая работа предпочтительнее первой. Иначе говоря, наилучшим историческим повествованием является то, «в котором предполагаемое понимание целого выражено наиболее четко»9. «Внешние» вопросы могут возникнуть в самых неожиданных вариантах и выходить далеко за рамки изучаемых источников. Например, при анализе планов Генерального Штаба по подготовке контрнаступления советских войск под Сталинградом может возникнуть вопрос — каким в это время был рацион питания солдат, хотя в самих документах нет даже намека на данное обстоятельство. Исторические сочинения отличаются по типологии. Историк может придать своей работе любую сюжетную структуру. В историографической литературе, как правило, выделяются четыре типа построение сюжета: Роман, Трагедия, Комедия и Сатира. Конечно, эта классификация жанров не исключает и другие типы исторических сочинений, например, Эпос, Отчет. Роман считается наиболее распространенной формой исторического повествования. При таком подходе определяется фабула, есть четкий круг действующих лиц, плавное развитие событий, литературная стилистика. Имеет смысл сопоставить историческое сочинение, написанное в форме романа и «исторический роман» как литературное произведение. Граница между этими двумя повествовательными жанрами весьма подвижна. Р. Коллингвуд, обращаясь к этой проблеме, подчеркивал, что произведения историка и произведения романиста являются «продуктами воображения» и в этом смысле не отличаются друг от друга. В то же время он отмечал принципиальное различие. Перед романистом стоит одна задача — «построить связную картину, картину, обладающую смыслом. В то время, как историк решает двойную задачу. Во-первых, как и романист, должен построить осмысленную картину, а, во-вторых, именно в этом главное отличие, «картина должна быть и картиной вещей, какими они были в действительности, и картиной событий, какими они случились в действительности»10 . При этом нельзя не учитывать уровень «исторической» подготовленности отдельных романистов. Примером может служить творчество Дмитрия Сергеевича Мережковского(1865-1941), известного поэта, драматурга, публициста, исторического беллетриста. Мережковский был человеком широкого кругозора и блестящей эрудиции. Он знал множество языков, с увлечением, упорно работал в крупнейших библиотеках и музеях Европы, читая и перечитывая древние манускрипты. Им созданы увлекательные исторические работы «Христос и Антихрист», «Царство Зверя», «Павел», «Александр I». В наши дни впервые опубликована его книга «Тайна трех. Египет — Вавилон»11, основанная на серьезном анализе таинственных образов египетской и вавилонской мифологий. Вне всякого сомнения, подобные литературные произведения, написанные на добротном историческом материале, не сообщая истину на элементарном уровне, достигают большего — создавая обобщенные картины исторической действительности в конкретные периоды развития человечества. Следовательно, как историки могут писать в стиле различных литературных жанров, так и литераторы могут наполнять свои сочинения серьезными историческими знаниями. Эти положения могут быть применены и к другим формам исторического повествования. Трагедия в историческом повествовании, как правило, ассоциируется с особой тематикой: историей распятия Христа, Всемирным потопом, войнами, революциями и т.п. событиями. В подобных историях события предстают на грани жизни и смерти человека, борьбы добра и зла. В сюжетах, описанных в этом стиле, нет праздников, они носят иллюзорный характер («День победы — со слезами на глазах...»). Комедия — наиболее оптимистичный способ разработки исторического сюжета («И это пройдет...»). В ней, зачастую, пересекаются комичные и трагичные ситуации, но в итоге общественные условия, несмотря на сложности и противоречия, предстают как нормальные, достаточно гармоничные. Сатирический тип построения сюжета ориентирован на ироническое, критическое восприятие происходивших событий. В историографии существует достаточно образное определение сочинений, написанных в этом жанре, — исторические события в них рисуются как бы «серым по серому». Одним из важных критериев, отличающих историческое повествование, принято считать наличие в художественных произведениях «ложных высказываний». Однако в таком подходе достаточно явственно проявляется условность: в историческом повествовании, по разным причинам, может быть больше ложных высказываний по сравнению с литературным с его вымышленными героями. Повидимому, такой критерий не имеет серьезных шансов на успех при сравнении данных повествовательных жанров. Одно бесспорно — типические формы написания истории позволяют достигнуть необходимого эффекта при описании происходивших в прошлом событий. При этом, как хорошо видно, характер событий не остается нейтральным, именно он «диктует» форму. Немало исследователей считают, что в XIX в. история, обретя статус научной дисциплины, утратила тысячелетние связи с литературой и риторикой. Бесспорно, в новой культурной среде стиль написания исторических работ не мог не измениться, но, по-прежнему, для описания результатов исследования прошлого нужно грамотное образное письмо. Историкам, по-видимому, не избежать и риторики, учитывая, что им проходится описывать феноменальные явления прошлого. При создании исторического сочинения в обязательном порядке применяется операция объяснения (доказательства). На этом уровне историк конструирует аргументацию, используя дедуктивный метод, при котором частные положения логически выводятся из общих положений (законов, аксиом, гипотез и т.п.). В историографии нет единого мнения по вопросу, могут ли законы, к которым прибегают в научных объяснениях, использоваться в гуманитарных науках («в науках о духе»)? В естественных науках существует устоявшееся представление о форме научных объяснений, системе доказательств. В историографии, несмотря на предпринимаемые усилия, такого единства позиций так и не удалось достигнуть. Попрежнему существуют различные представления, не только о типах объяснения, но и о задаче, в этом смысле, историка. В историографии принято выделять три стороны в объяснении: технику объяснения (прагматику), его понятийное содержание (семантику) и его логическую структуру (синтаксис). При таком подходе техника объяснения в истории фактически мало чем отличается от методов исследования применяемых в естественных науках, что не может не вызывать возражений, учитывая особенности процесса познания в истории. Несмотря на дискуссионный харак- тер многих вопросов, лежащих в этой плоскости, некоторые формы объяснения получили достаточное осмысление. К ним могут быть отнесены формистские приемы, при которых усилия историка направлены на идентификацию уникальных объектов, т.е. отождествление, приравнивание одних событий к другим, аналогичным. При таком подходе объяснение считается законченным, когда проведена классификация объектов, выделены общие и специфические способности, введена соответствующая терминология (например, социальные протестные выступления — мятежи, бунты, восстания, революции). Историк - формист стремится к обобщениям, для него важно понять смысл происходивших исторических событий, цели действующих персонажей. Не менее широкое распространение получили и органистские формы объяснения. Они ориентированы на изображение деталей происходивших событий. Историки, работающие в рамках этой стратегии объяснения, сосредотачивают внимание на индивидуальных событиях, считая их компонентами изучаемых процессов, частью образующих целое (народ, культура и т.д.). Конечно, при таком подходе историк в большей степени заинтересован в характеристике индивидуальных элементов как части интегративного процесса. История, написанная в этом ключе, тяготеет к определению целей, начала и конца событий. Важное место в ряду доказательств занимают механистические формы объяснений, нацеленные на поиски за конов общественного развития. Исходя их этой позиции, все процессы, происходящие в историческом поле, определяются действием законов. С этой точки зрения объяснение считается завершенным, когда исследователю удается открыть законы, управляющие историй, т.е. максимально приблизить систему доказательства в истории к существующей в естественных науках. Достаточно часто историки прибегают и к такой форме объяснения, как контекстуализм. В рамках данного подхода историки стремятся объяснить те или иные явления, исходя из «контекста», в котором они и происходили. При таком подходе устанавливается функциональная взаимосвязь изучаемых явлений с другими событиями, происходящими в окружающем их историческом пространстве. Эту операцию в современной европейской историографии принято, достаточно образно, называть «связыванием», так как в ходе подобного объяснения протягиваются как бы «нити», соединяющие изучаемые события с другими. Невидимые «нити» пронизывают все социальное пространство человеческого бытия, связывают изучаемые события с прошлым, настоящим и будущим, позволяя видеть как ретроспекцию, так и перспективу развития исторических явлений. Этот подход применяется при объяснении как масштабных явлений, так и конкретных обстоятельств повседневной жизни обычного человека. В исследовательской практике все эти модели используются для доказательства позиций авторов. Однако замечено, что профессиональные историки чаще делают выбор в пользу формизма и контекстуализма, в то время как два другие подхода воспринимаются достаточно критично12. В споре сторонников и противников каждой из объяснительных стратегий присутствуют не столько научные, сколько идеологические мотивы. В ча- стности, утверждение радикальных историков о возможности открытия «законов» исторического развития, оценивается либеральными историками как идеологически мотивированные, выдвигаемые с целью повлиять на социальное развитие в программируемом направлении. В заключение хотелось бы подчеркнуть, что историческое повествование является сложной структурой, адаптирующей многие составляющие. До настоящего времени историкам так и не удалось выработать параметры, критерии оценки идеального исторического сочинения. Быть может, именно в этом главный успех развития историографии: отсутствие общепринятого эталона заставляет историков думать и надеяться. ПРИМЕЧАНИЯ 1. Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 253-256. 2. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М, 1973. С. 83. 3. Историки античности. T.l. C. 11. 4. Шеуджен Э.А. Историография. История исторической науки. Майкоп, 1999. С. 130-132. 5. См.: Февр Л. Бои за историю. М.,1991. 6. Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург, 2002. С. 23-24. 7. Бэкон Ф. Великое восстановление наук //Бэкон Ф. Соч.: в 2т. T.l. M., 1977. С. 148-149. 8. Коллингвуд РДж. Указ. соч. С. 338 - 346. 9. Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М., 2003.С. 11. 10. Коллингвуд Р. Дж. Указ. соч. С. 234. 11. Мережковский Д.С. Тайна трех. Египет - Вавилон. М., 2003. 12. См.: Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993
