Постановление ЕСПЧ по делу № 3950

[неофициальный перевод] <*>
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО "АНАТОЛИЙ ТАРАСОВ (ANATOLIY TARASOV)
ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"
(Жалоба N 3950/02)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(Страсбург, 18 февраля 2010 года)
--------------------------------
<*> Перевод на русский язык Николаева Г.А.
По делу "Анатолий Тарасов против Российской Федерации" Европейский суд по
правам человека (Первая секция), заседая Палатой в составе:
Христоса Розакиса, Председателя Палаты,
Нины Ваич,
Анатолия Ковлера,
Элизабет Штейнер,
Сверре-Эрика Йебенса,
Джорджио Малинверни,
Георга Николау, судей,
а также при участии Серена Нильсена, Секретаря Секции Суда,
заседая за закрытыми дверями 28 января 2010 г.,
вынес в указанный день следующее Постановление:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано жалобой N 3950/02, поданной против Российской
Федерации в Европейский суд по правам человека (далее - Европейский суд) в
соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее Конвенция) гражданином Российской Федерации Анатолием Валерьевичем Тарасовым
(далее - заявитель) 22 ноября 2001 г.
2. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным
Российской Федерации при Европейском суде по правам человека П.А. Лаптевым.
3. 9 мая 2005 г. Председатель Третьей секции коммуницировал жалобу властям
Российской Федерации. В соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции, было также
решено рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по
существу. 12 сентября 2005 г. Председатель Третьей секции предложил властям
Российской Федерации представить дополнительные объяснения в связи с жалобой
заявителя на предполагаемое воспрепятствование праву обращения в Европейский суд.
4. Впоследствии жалоба была передана в Первую секцию.
5. Власти Российской Федерации возражали против одновременного рассмотрения
жалобы по вопросу приемлемости и по существу. Рассмотрев возражения властей
Российской Федерации, Европейский суд отклонил их.
ФАКТЫ
I. Обстоятельства дела
6. Заявитель родился в 1961 году и отбывает срок лишения свободы в
исправительной колонии ИК-3 в Республике Башкортостан.
A. Задержание заявителя и его заключение под стражу
7. 14 сентября 1998 г. заявитель был задержан в г. Глазове по подозрению в убийстве
и нескольких эпизодах грабежа. Он был обыскан, сотрудники милиции предположительно
изъяли у него денежные средства и драгоценности и избили его. Они доставили его в
Глазовский городской отдел внутренних дел, где побои предположительно продолжались.
8. В неустановленную дату заявителю было предъявлено обвинение в разбое при
отягчающих вину обстоятельствах, убийстве, незаконном лишении свободы,
вымогательстве, незаконном хранении огнестрельного оружия и применении насилия в
отношении представителя власти - преступлениях, предусмотренных статьями 162, 105,
127, 163, 222 и 318 Уголовного кодекса. Заявитель был заключен под стражу.
B. Судебное разбирательство
9. 12 октября 1999 г. Верховный суд Удмуртской Республики признал заявителя
виновным в разбое, совершенном с целью завладения чужим имуществом в крупном
размере и сопровождавшемся причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего
(пункты "б" и "в" статьи 162 <*>); незаконном лишении человека свободы, повлекшем
тяжкие последствия (часть 3 статьи 127); убийстве из корыстных побуждений,
сопряженном с разбоем (пункт "з" части 2 статьи 105); вымогательстве, совершенном с
целью получения имущества в особо крупном размере (пункт "б" части 3 статьи 163);
незаконном хранении огнестрельного оружия (часть 1 статьи 222) и применении насилия в
отношении представителя власти (часть 1 статьи 318). Суд установил, что заявитель
подстрекал двух своих сообвиняемых к ограблению сотрудников коммерческой
организации. Совместно с сообвиняемыми и имея огнестрельное оружие, заявитель
остановил автомобиль сотрудников, ограбил их, привязал их к дереву в лесу и застрелил
одного из них. Суд также установил, что заявитель шантажировал другого потерпевшего,
вымогая у него денежную сумму, и применил насилие к сотрудникам милиции в момент
задержания. Признавая заявителя виновным, суд учел показания его сообвиняемых,
выживших потерпевших и свидетелей, а также вещественные доказательства. Заявитель
был приговорен к 23 годам лишения свободы. Он обжаловал приговор.
--------------------------------
<*> Имеются в виду пункты "б" и "в" части 4 статьи 162 УК (прим. переводчика).
10. В неустановленную дату в мае 2000 г. заявитель был переведен в следственный
изолятор СИЗО-3 в Москве с целью обеспечения его участия в рассмотрении
кассационной жалобы. Он предположительно был помещен в камеру, где подвергался
сильным побоям со стороны других заключенных.
11. 4 октября 2000 г. Верховный суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу,
оставил вынесенный заявителю обвинительный приговор без изменения.
C. Надзорное производство
12. 16 апреля 2001 г. заместитель Генерального прокурора Российской Федерации
подал в Президиум Верховного суда Российской Федерации протест в порядке надзора на
судебные акты от 12 октября 1999 г. и 4 октября 2000 г. Прокурор просил
переквалифицировать преступные действия заявителя, в частности, переквалифицировать
обвинение в "незаконном лишении человека свободы, совершенном организованной
группой <*>", в соответствии с частью 3 статьи 127 Уголовного кодекса, на "незаконное
лишение свободы двух и более лиц, совершенное группой лиц по предварительному
сговору с применением оружия и насилия, опасного для жизни" в соответствии с
пунктами "а", "в", "г" и "ж" части 2 статьи 127. Кроме того, он просил
переквалифицировать обвинение в "убийстве из корыстных побуждений, сопряженном с
разбоем" в соответствии с пунктом "з" части 2 статьи 105 в "убийство, сопряженное с
разбоем", предусмотренное тем же положением.
--------------------------------
<*> Ранее в § 9 настоящего Постановления упоминалось "незаконное лишение
человека свободы, повлекшее тяжкие последствия" (прим. переводчика).
13. Власти Российской Федерации указали, что копия протеста прокурора была
"одновременно" направлена заявителю и 27 июля 2001 г. он был уведомлен, что
рассмотрение протеста Президиумом состоится 8 августа 2001 г. Они также утверждали,
что заявитель был впоследствии уведомлен о том, что слушание отложено. Копия
протеста заместителя Генерального прокурора, представленная властями Российской
Федерации, содержит рукописную пометку: "отложено (подпись) 08.08.", "отложено
(подпись) 23.05", "отложено 27.06.2001 (подпись)".
14. Как утверждает заявитель, он получил копию протеста заместителя Генерального
прокурора только 16 августа 2001 г. В неустановленную дату заявитель направил в
Генеральную прокуратуру и Президиум Верховного суда свои замечания в связи с
прокурорским протестом. Он также просил обеспечить его личное участие в заседании
суда надзорной инстанции. Представляется, что его ходатайства были оставлены без
ответа.
15. 3 октября 2001 г. Президиум Верховного суда Российской Федерации рассмотрел
протест. Заслушав прокурора и судью-докладчика и исследовав материалы дела,
Президиум удовлетворил протест, переквалифицировал действия заявителя в
соответствии с протестом прокурора и уменьшил наказание до 22 лет лишения свободы.
Постановление Президиума не упоминало замечания заявителя или высказанные им
доводы. Заявитель не участвовал в заседании.
D. Предполагаемое запугивание заявителя
16. С 6 апреля по 16 октября 2005 г. заявитель содержался в колонии ЛИУ-2 в
Удмуртской Республике.
17. 5 мая 2005 г. Европейский суд коммуницировал жалобу властям Российской
Федерации.
18. Письмом от 20 мая 2005 г., переданным по неофициальным каналам, заявитель
уведомил Европейский суд о том, что 16 мая 2005 г. надзиратели Ч., Я. и О. имели с ним
беседу. Как утверждает заявитель, они сообщили ему, что Европейский суд начал
рассмотрение жалобы, поданной Хужиными, и что они не хотят, чтобы заявитель
жаловался на условия содержания в российских исправительных колониях в
Страсбургский суд. Они приказали ему написать заявления на имя начальника управления
Федеральной службы исполнения наказаний по Удмуртской Республике Желудова и
прокурора Марданшина. Заявитель должен был подтвердить, что не имеет жалоб на
условия содержания. Заявитель отказался и предположительно претерпел побои в течение
трех дней, и ему угрожали убийством. Как утверждает заявитель, доказательства
жестокого обращения отсутствуют, поскольку он не имел доступа к врачу. 19 мая 2005 г.
заявитель сдался и подписал заявления.
19. Письмом от 20 мая 2005 г. он просил Европейский суд не принимать заявлений,
аналогичных вышеизложенным, в случае, если власти Российской Федерации их
представят.
E. Предполагаемое вскрытие письма Европейского суда
и изъятие его приложений
20. Письмом от 10 мая 2005 г. Секретариат Европейского суда уведомил заявителя о
том, что его жалоба коммуницирована властям Российской Федерации. Заявителю было
предложено назначить представителя в разбирательстве дела Европейским судом. Письмо
содержало ряд приложений, а именно: изложение фактов, вопросы сторонам,
информацию для заявителей относительно разбирательства после коммуницирования
жалобы, формуляр доверенности и перечень российских адвокатских организаций, в
которые заявитель мог обратиться для представительства в Европейском суде.
21. Письмом от 30 мая 2005 г. заявитель уведомил Европейский суд, что 26 мая 2005
г. один из заключенных передал ему Письмо Секретариата от 10 мая 2005 г. Конверт был
вскрыт. В нем содержалось письмо и вопросы сторонам. В связи с отсутствием ряда
документов заявитель просил администрацию разъяснить причины вскрытия письма. Как
утверждает заявитель, в связи с заданными им вопросами 26 мая 2006 г. он был помещен
на четыре месяца в так называемое помещение камерного типа с более строгим режимом.
F. Проверки событий 16 и 26 мая 2005 г.
1. Внутренняя проверка
22. 27 июня 2005 г. заявитель жаловался на цензуру начальнику колонии, который
возбудил проверку.
a) Объяснения З., Х. и В.
23. 27 июня 2005 г. сотрудница З. представила начальнику колонии объяснительную
записку, в соответствующих частях которой указывалось:
"Настоящим довожу до вашего сведения, что 25 мая 2005 г. было получено Письмо
(входящий N 1324) на иностранном языке для осужденного Тарасова (заявителя). Я
рассмотрела (Письмо). Документы в конверте были осмотрены и вложены обратно в
конверт; они не были задержаны. Другие лица не имели доступа к вышеупомянутому
Письму, и в тот же день оно было передано под расписку бригадиру Х.".
24. Объяснительная записка, составленная 1 июля 2005 г. Х., бригадиром бригады
заявителя, описывала дальнейшие события следующим образом:
"25 мая 2005 г. около 15.00 сотрудница З. передала мне большой конверт,
адресованный (заявителю). Конверт был вскрыт, я (рассмотрел) содержавшиеся в нем
документы и вложил их обратно. Документы на русском языке отсутствовали. Я передал
конверт В., дежурному заключенному, чтобы он передал его (заявителю). Я не брал
документов из конверта и не передавал их другим лицам, кроме В.".
25. 29 июня 2005 г. осужденный В. представил начальнику колонии объяснительную
записку, составленную в следующих выражениях:
"Я... передал (заявителю) большой конверт, переданный мне бригадиром Х. Через 15
минут после того, как я получил конверт, я передал его (заявителю). Я не заглядывал в
конверт и не брал из него документов, я не передавал конверт кому-либо еще".
b) Заключение начальника колонии
26. 4 июля 2005 г. исполняющий обязанности начальника колонии составил
заключение. В нем указывалось, что в ходе проверки установлено, что 25 мая 2005 г. в
колонию поступил конверт для заявителя, содержавший документы из Европейского суда
по правам человека. Сотрудница З., ответственная за цензуру корреспонденции
заключенных, машинально вскрыла конверт, не заметив логотипа Европейского суда.
После осмотра документов она вложила их обратно в конверт и передала Х., бригадиру
бригады заявителя, который должен был передать их заявителю. В заключении
указывалось, что З. нарушила часть 2 статьи 91 Уголовно-исполнительного кодекса,
запрещающую цензуру переписки осужденных с Европейским судом по правам человека.
Заключение также указывало, что З. объявлен выговор за халатность и что для
сотрудников колонии организованы курсы изучения статьи 91 Уголовно-исполнительного
кодекса со сдачей зачета по их окончании.
2. Проверка Федеральной службы исполнения наказаний
27. 2 сентября 2005 г. Европейский суд предложил властям Российской Федерации
представить дополнительные объяснения в связи с цензурой письма Секретариата и
предполагаемым запугиванием заявителя.
28. В неустановленную дату региональное управление Федеральной службы
исполнения наказаний по Удмуртской Республике возбудило проверку в связи с
коммуницированием Европейским судом жалобы заявителя властям Российской
Федерации.
a) Объяснения заявителя
29. 25 октября 2005 г. региональный прокурор опросил заявителя. В
соответствующей части его объяснений указывалось:
"26 мая 2005 г. около 12.10 дежурный заключенный В. передал мне вскрытый
конверт с логотипом ЕСПЧ; в нем находились три листа бумаги с текстом на английском
языке. Он сообщил мне, что получил конверт от Х. За обедом я спросил Х., почему
конверт вскрыт. Он ответил, что получил конверт от цензора во вскрытом виде...
Из текста документов я понял, что не все документы мне переданы; в частности,
некоторые документы, которые мне предлагалось заполнить и возвратить в ЕСПЧ,
отсутствовали...
Я считаю, что отсутствующие документы... были удержаны представителями
администрации ЛИУ-2. Я не могу назвать конкретных лиц, поскольку они мне
неизвестны. Мои подозрения в отношении администрации основаны на том факте, что
непосредственно после моей жалобы Я., заместителю начальника колонии,
администрация повела себя странным образом. Вместо того чтобы попытаться выяснить,
где находятся отсутствующие документы, они поместили меня в ПКТ. Я считаю, что если
бы администрация была непричастна к утрате документов, она бы не действовала
подобным образом...
...В ЛИУ-2 я не подвергался непосредственному давлению. Однако мне кажется
подозрительным, что я внезапно превратился в закоренелого нарушителя режима. У меня
также вызывает тревогу, что принимаются меры по задержке моей входящей
корреспонденции из ЕСПЧ и моей исходящей корреспонденции. Приложения к письму
ЕСПЧ, вскрытому в мае 2005 г., могли быть задержаны с той же целью".
b) Заключение от 1 ноября 2005 г.
30. 1 ноября 2005 г. региональное управление Федеральной службы исполнения
наказаний составило заключение, в котором признавалось нарушение правил
конфиденциальности переписки заявителя с Европейским судом. В то же время
отмечалось, что не подтвердилось изъятие документов из конверта Секретариата. Также
указывалось, со ссылкой на объяснения З., исполняющего обязанности начальника
колонии, и Х., о том, что З. машинально вскрыла конверт, что она не читала документов и
что, в любом случае, она не понимала английского. Если бы она заметила логотип
Европейского суда, она бы не стала вскрывать конверт. Ни она, ни другие лица не брали
документов из конверта; такие указания никому не давались. Выговор З. не был объявлен,
поскольку к тому времени ее служба была прекращена в связи с мероприятиями по
сокращению численности персонала.
31. Что касается утверждений заявителя о давлении, оказанном на него с целью
отзыва части его жалобы, поданной в Европейский суд, в заключении отмечалось, что
согласно его собственным объяснениям, он затрагивал только вопрос о вмешательстве в
его переписку с Европейским судом в связи со вскрытием письма Секретариата. Он не
приводил иных примеров запугивания или вмешательства.
32. Наконец, во время его содержания под стражей до вступления приговора в
законную силу он 14 раз подвергался взысканиям за различные нарушения режима
содержания. После того как приговор вступил в силу, заявитель нарушал режим 27 раз: он
водворялся в штрафной изолятор 9 раз, в ПКТ два раза, и ему объявлялся выговор 17 раз.
33. Вступившим в силу приговором от 15 декабря 2006 г. заявитель был признан
виновным в применении насилия к представителю власти.
34. В неустановленную дату он был переведен для отбывания наказания в
исправительную колонию ИК-3 в Республике Башкортостан.
G. Предполагаемая цензура корреспонденции заявителя
35. 12 сентября 2005 г. Европейский суд, коммуницировав жалобу заявителя в части
вскрытия письма и предполагаемого запугивания заявителя в соответствии со статьей 34
Конвенции, по собственной инициативе затронул вопрос о том, подвергали ли цензуре
тюремные власти корреспонденцию заявителя в нарушение статьи 8 Конвенции.
36. Как утверждает заявитель, во время его пребывания в ЛИУ-2 администрация
подвергала цензуре его входящую корреспонденцию от национальных властей, которая не
подлежала цензуре в силу национального законодательства.
37. В частности, заявитель ссылался на входящие письма от следующих
отправителей: уполномоченного по правам человека в Российской Федерации (Письма от
6 июня и 14 октября 2004 г.), Конституционного Суда Российской Федерации (Письмо от
26 августа 1999 г.), Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации
(Письмо от 15 апреля 2004 г.), Генеральной прокуратуры (Письма от 11 ноября 2002 г. и
27 октября 2005 г.), прокуратуры Удмуртской Республики (Письма от 3 декабря 2002 г. и
11 мая 2004 г.), Министерства юстиции Российской Федерации (Письмо от 31 октября
2002 г.), Верховного суда Российской Федерации (Письмо от 20 ноября 2002 г.),
управления Федеральной службы исполнения наказаний по Удмуртской Республике
(Письма от 26 апреля, 3 и 10 июня и 10 августа 2004 г.), Можгинского районного суда
(Письмо от 13 января 2004 г.).
38. Письмо из Генеральной прокуратуры от 27 октября 2005 г. было адресовано
начальнику ЛИУ-2. Ему было предложено уведомить заявителя о том, что Генеральная
прокуратура рассмотрела жалобу заявителя, поступившую из Администрации Президента
Российской Федерации, и отклонила ее как необоснованную.
II. Применимое национальное законодательство
и практика
A. Рассмотрение дел в порядке надзора
39. Согласно части 3 статьи 377 Уголовно-процессуального кодекса 1960 года,
действовавшего в период, относящийся к обстоятельствам дела, в рассмотрении дела в
порядке надзора принимает участие прокурор. В необходимых случаях на заседание суда,
рассматривающего дело в порядке надзора, для дачи объяснений могут быть приглашены
осужденный и его защитник. Приглашаемым на заседание лицам обеспечивается
возможность ознакомления с протестом и дачи устных объяснений в заседании.
Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2000 г.
положения части 3 статьи 377 Кодекса признаны не соответствующими Конституции
Российской Федерации в той мере, в какой они позволяют суду надзорной инстанции
рассмотреть дело без ознакомления осужденного, оправданного, их защитников с
протестом, в котором поставлен вопрос об отмене вступившего в законную силу
судебного решения по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного или
оправданного. Конституционный Суд дал аналогичные указания в связи с отсутствием
правовой определенности в случае, если осужденный, оправданный, их защитники не
извещены о времени и месте судебного заседания. В этом случае вышеупомянутые лица
лишены возможности довести до суда свою позицию.
40. При рассмотрении протеста в порядке надзора суд не связан доводами протеста и
обязан проверить все производство по делу в полном объеме (статья 380). Он может
оставить без изменения, изменить или отменить любой из ранее вынесенных судебных
актов, изменить наказание, прекратить уголовное дело или передать его на новое
рассмотрение в суд первой или кассационной инстанций. Однако он не вправе усилить
наказание, а равно применить закон о более тяжком преступлении (там же).
B. Корреспонденция заключенных
41. Часть 2 статьи 91 Уголовно-исполнительного кодекса, в редакции от 8 декабря
2003 г., а также пункт 53 Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений,
утвержденных 3 ноября 2005 г. Приказом N 205 Министерства юстиции России,
предусматривают, что получаемая и отправляемая осужденными корреспонденция
подвергается цензуре со стороны администрации исправительного учреждения.
Переписка осужденного с судом, прокуратурой, вышестоящим органом уголовноисполнительной системы, а также с уполномоченным по правам человека в Российской
Федерации, общественной наблюдательной комиссией, Европейским судом по правам
человека цензуре не подлежит.
ПРАВО
I. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции
42. Заявитель жаловался со ссылкой на подпункты "b" - "d" пункта 3 статьи 6
Конвенции на то, что Постановление Президиума Верховного суда Российской
Федерации, принятое в его отсутствие, нарушило его право на справедливое судебное
разбирательство. Европейский суд рассмотрит жалобу заявителя с точки зрения пункта 1 и
подпунктов "b" и "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции, в соответствующих частях
предусматривающих следующее:
"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на
справедливое... разбирательство дела... судом...
3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум
следующие права...
b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;
c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или,
при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами
назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия..."
A. Доводы сторон
43. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель был надлежащим
образом уведомлен о заседании, назначенном на 8 августа 2001 г., и его отложении, а
также ему была заблаговременно выслана копия протеста от 16 апреля 2001 г. Таким
образом, он должен был сознавать факт и цель пересмотра вынесенного ему
обвинительного приговора. В отличие от дела Пелисье и Сасси <*> рассмотрение дела
Президиумом не должно рассматриваться как выдвижение нового обвинения против
заявителя, поскольку обстоятельства остались прежними; им только была дана иная
правовая квалификация. Кроме того, переквалификация была благоприятной для
заявителя, поскольку назначенное ему наказание было смягчено. Президиум мог решить
вопрос об участии заявителя в заседании; его присутствие не было необходимым,
поскольку суд первой инстанции правильно установил все факты. Участие прокурора в
заседании ограничилось простым оглашением его протеста.
--------------------------------
<*> Имеется в виду Постановление Большой палаты от 25 марта 1999 г. по делу
"Пелисье и Сасси против Франции" ({Pelissier} <**> and Sassi v. France), жалоба N
25444/94, § 31. Власти, вероятно, намекали на то, что в одном деле апелляционный суд
признал заявителей виновными по не предъявлявшемуся ранее обвинению в фиктивном
банкротстве и увеличил одному из них срок наказания, хотя и приостановил его
исполнение (прим. переводчика).
<**> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке набраны латинским
шрифтом и выделены фигурными скобками.
44. Заявитель подчеркивал, что он не просил о переквалификации его действий.
Уменьшение срока его наказания не отменяло того факта, что ему не была предоставлена
возможность эффективного участия в надзорном производстве. Таким образом, он не
имел достаточного времени для подготовки возражений на протест прокурора; в любом
случае, хотя он представил их в прокуратуру и в Президиум, они были оставлены без
внимания, о чем свидетельствует Постановление от 3 октября 2001 г., в котором ни один
из его доводов не упоминается. Все его ходатайства о доставке в судебное заседание были
проигнорированы, что лишило его возможности участия в нем и защиты своей позиции.
По его мнению, постановление, вынесенное после заседания, в котором он не имел
возможности представить свои доводы лично или через какую-то форму
представительства, нарушило его право на справедливое судебное разбирательство и
принцип равенства сторон.
B. Мнение Европейского суда
1. Приемлемость жалобы
45. Европейский суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно
необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не
является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба
должна быть объявлена приемлемой.
2. Существо жалобы
46. Ранее Европейский суд уже устанавливал нарушение требования справедливости,
содержащегося в пункте 1 статьи 6 Конвенции, в делах, в которых суды надзорной
инстанции принимали иную правовую квалификацию преступлений заявителей без их
участия в заседании или предоставления возможности представить возражения на протест
(см. Постановление Европейского суда от 15 декабря 2005 г. по делу "Ваньян против
Российской Федерации" (Vanyan v. Russia), жалоба N 53203/99, § 63 - 68; Постановление
Европейского суда от 12 октября 2006 г. по делу "Алдошкина против Российской
Федерации" (Aldoshkina v. Russia), жалоба N 66041/01, § 23 - 25; и Постановление
Европейского суда от 12 октября 2006 г. по делу "Станислав Жуков против Российской
Федерации" (Stanislav Zhukov v. Russia), жалоба N 54632/00, § 23 - 25). Что касается
довода властей Российской Федерации о том, что переквалификация не ухудшала
положения заявителя, Европейский суд отмечает, что он ранее рассмотрел и отклонил
подобные доводы в вышеупомянутых делах Ваньяна и Станислава Жукова
(упоминавшихся выше, § 53 и 24 соответственно; см. также Постановление Европейского
суда от 15 января 2009 г. по делу "Шаромов против Российской Федерации" (Sharomov v.
Russia), жалоба N 8927/02, § 44).
47. С учетом своей прецедентной практики по данному вопросу и материалов,
представленных сторонами, Европейский суд отмечает, что власти Российской Федерации
не указали факта или довода, которые могли бы вынудить его прийти в настоящем деле к
иным заключениям. Президиум Верховного суда изменил приговор, вынесенный
заявителю, и принял иную правовую квалификацию его действий, тем самым приняв иное
решение по предъявленным ему обвинениям (см. упоминавшиеся выше Постановления
Европейского суда по делам Станислава Жукова и Алдошкиной, § 24 и § 24
соответственно <*>). Представитель обвинения присутствовал в заседании суда
надзорной инстанции и представил устные объяснения в пользу переквалификации.
Президиум суда был обязан пересмотреть дело в полном объеме и мог отклонить протест,
отменить приговор и/или другие судебные акты, прекратить уголовное дело или изменить
любой из вынесенных судебных актов (см. § 40 настоящего Постановления). При таких
обстоятельствах заявителю должна была быть предоставлена эффективная возможность
ознакомиться с протестом властей и их устными объяснениями Президиуму, а также
представить на них возражения и отстаивать свою позицию в состязательной процедуре
(см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского суда по делам Ваньяна,
Алдошкиной и Станислава Жукова, § 24, 24 и 67 соответственно <**>). Однако не
имеется данных о том, что ему была предоставлена такая возможность. Во-первых, власти
Российской Федерации не обосновали свой довод о том, что заявитель был уведомлен о
заседании 8 августа 2001 г. и о его отложении на 3 октября 2001 г. Кроме того, власти
оставили без внимания ходатайства заявителя о личном участии в заседании Президиума,
в связи с чем он отсутствовал в нем. Наконец, хотя заявитель представил письменные
возражения на протест, из текста Постановления от 3 октября 2001 г. явствует, что они
были рассмотрены Президиумом.
--------------------------------
<*> Так в тексте (прим. ред.)
<**> Так в тексте (прим. ред.)
48. С учетом вышеизложенных соображений Европейский суд находит, что
разбирательство в Президиуме Верховного суда Российской Федерации не отвечало
требованиям справедливости. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6
Конвенции.
49. Ввиду этого заключения отсутствует необходимость обособленного
рассмотрения вопроса о соблюдении пункта 3 статьи 6 Конвенции (см. упоминавшиеся
выше Постановления Европейского суда по делам Станислава Жукова и Алдошкиной, §
25 и 25 соответственно).
II. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции
50. Заявитель жаловался на то, что власти вскрыли и осмотрели Письмо
Европейского суда от 10 мая 2005 г. и изъяли приложенные к нему документы.
Европейский суд полагает, что жалоба заявителя подлежит рассмотрению с точки зрения
статьи 8 Конвенции, которая предусматривает следующее:
Статья 8
"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и
его корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление
этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом
и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и
общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения
беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты
прав и свобод других лиц".
A. Доводы сторон
51. Власти Российской Федерации признали, что цензура письма Европейского суда,
направленного заявителю, составляет нарушение статьи 8 Конвенции. Однако они
подчеркивали, что властями приняты меры по исправлению ситуации. В частности,
ответственные за нее установлены, и необходимость осознания ими ситуации и
недопущения таких инцидентов впредь признана. Признание этого "незначительного"
нарушения прав заявителя составляло, по их мнению, адекватное возмещение, и, таким
образом, он более не являлся жертвой предполагаемого нарушения. По существу жалобы
они указывали со ссылкой на справку, выданную колонией ЛИУ-2, что в период его
содержания до и после осуждения заявитель отправил 296 писем и жалоб в различные
органы власти и получил 204 ответа, включая его переписку с Европейским судом. По
мнению властей Российской Федерации, этот факт опровергает его утверждение о том,
что ЛИУ-2 вмешивалась в его переписку с Европейским судом. Ссылаясь на выводы
национальных проверок, они утверждали, что З. машинально вскрыла письмо
Европейского суда. Увидев, что это письмо и приложенные документы составлены на
английском языке, она немедленно передала конверт и все приложенные документы Х.,
бригадиру бригады заявителя. Она не задерживала никаких документов. Власти
Российской Федерации подчеркивали, что З. не владела английским языком и не могла
понять содержание документов. Если бы она заметила логотип Европейского суда, она бы
не стала распечатывать конверт. Х. и В. также утверждали, что они немедленно передали
конверт и не брали оттуда документов.
52. Заявитель возражал, что справка, выданная колонией, содержала неточные
сведения. Таким образом, в то время как в ней указывалось, что заявитель получил восемь
писем Европейского суда, в действительности он получил 17 писем. Он также утверждал,
что два письма Европейского суда имели штампы колонии, свидетельствующие о том, что
корреспонденция вскрывалась и проверялась в обычном порядке. Его письма
национальным органам власти и от них, которые не подлежали цензуре в соответствии со
статьей 91 Уголовно-исполнительного кодекса, также содержали штампы. Имели место
задержка в передаче ему одного из писем Европейского суда, а также систематические
задержки отправки его писем в различные органы.
53. Что касается вскрытия письма Европейского суда, заявитель утверждал, что по
неизвестным причинам оно было доставлено в цензурное подразделение и Х. передала его
заключенному вместо того, чтобы передать непосредственно ему. Кроме того, хотя
письмо поступило 25 мая 2005 г., оно было передано заявителю только на следующий
день, объяснения этой задержке не были представлены, и несколько приложений,
находившихся в конверте, пропали. Из показаний З. и Х. с очевидностью следует, что они
рассмотрели содержимое конверта, и, таким образом, довод властей Российской
Федерации об их халатности не выдерживает критики. Нарушение прав заявителя не было
устранено на национальном уровне. Власти провели тщательную проверку только после
того, как Европейский суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации.
Никто не понес наказание за нарушение его прав, и адекватное возмещение не было
предоставлено. Напротив, заявитель был водворен в ПКТ за попытку выяснить, где
находятся документы.
B. Мнение Европейского суда
1. Приемлемость жалобы
54. Европейский суд напоминает, что решение или мера, принятые в пользу
заявителя, в принципе недостаточны для лишения его статуса "жертвы", пока власти
страны не признают нарушение Конвенции прямо или по существу и не предоставят
соответствующее возмещение (см. Постановление Европейского суда от 25 июня 1995 г.
по делу "Амуур против Франции" (Amuur v. France), Reports of Judgments and Decisions
1996-III, § 36; и Постановление Большой палаты по делу "Далбан против Румынии"
(Dalban v. Romania), жалоба N 28114/95, § 44, ECHR 1999-VI). В этой связи Европейский
суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что нарушение права
заявителя на уважение его корреспонденции было, по крайней мере, по существу
признано национальными властями и в разбирательстве жалобы Европейским судом (см.
§ 26, 30 и 51 настоящего Постановления). Что касается вопроса о возмещении,
Европейский суд не исключает, что в такой ситуации, как в настоящем деле, адекватное
возмещение не обязательно предполагает денежную компенсацию, но может принимать
другие формы; адекватность такого возмещения оценивается с учетом конкретных
обстоятельств каждого дела. Однако в настоящем деле Европейский суд не усматривает
оснований полагать, что со стороны национальных властей имело место решение или
мера, которые могли рассматриваться как адекватное возмещение в связи с
предполагаемым нарушением прав заявителя, предусмотренных статьей 8 Конвенции. В
этой связи Европейский суд учитывает довод заявителя, не оспаривавшийся властями
Российской Федерации, о том, что надлежащая проверка была предпринята только после
того, как Европейский суд коммуницировал жалобу заявителя, что никакие меры не были
приняты в отношении должностных лиц, установленных при проверке в качестве
ответственных за вскрытие письма Европейского суда, и что никто не принес заявителю
извинений.
55. С учетом вышеизложенного Европейский суд полагает, что заявитель не утратил
статус жертвы в отношении предполагаемого нарушения статьи 8 Конвенции. Он также
отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной и неприемлемой по
каким-либо другим основаниям и должна быть объявлена приемлемой.
2. Существо жалобы
56. Европейский суд напоминает, что "вмешательство публичных властей" в
осуществление права на уважение корреспонденции составляет нарушение статьи 8
Конвенции, если оно не "предусмотрено законом", не преследует одну или несколько
законных целей, упомянутых в пункте 2 той же статьи и, кроме того, не является
"необходимым в демократическом обществе" для их достижения (см., в частности,
Постановление Большой палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба
N 26772/95, § 179, ECHR 2000-IV).
a) Наличие вмешательства
57. Европейский суд напоминает, что вскрытие письма является достаточным для
установления наличия вмешательства в право заявителя на уважение его корреспонденции
(см. Постановление Европейского суда от 1 июня 2004 г. по делу "Наринен против
Финляндии" (Narinen v. Finland), жалоба N 45027/98, § 32).
58. Европейский суд отмечает, и это не оспаривалось сторонами, что 25 мая 2005 г.
должностное лицо колонии З. вскрыло адресованное заявителю Письмо Европейского
суда от 10 мая 2005 г. В своих объяснениях З. и Х. прямо указали, что доставали
документы из конверта и "рассматривали" или "проверяли" их (см. § 23 и 24 настоящего
Постановления). В этой связи довод властей Российской Федерации о том, что З. и Х. не
могли прочитать приложений на английском языке, не имеет значения для Европейского
суда. Сторонами также не оспаривается, что З. первой вскрыла конверт и проверила его
содержимое, что Х. впоследствии также проверил его и передал В., после чего оно было
передано заявителю на следующий день с некоторыми отсутствующими документами. В
этой связи следует отметить, что через несколько дней после происшествия заявитель
написал в Европейский суд и довел до его сведения, что получил вскрытый конверт, и что
некоторые документы в нем отсутствовали (см. § 21 настоящего Постановления). В
последующей переписке и своих объяснениях он настаивал на своем описании событий.
59. С учетом вышеизложенного Европейский суд полагает, что цензура письма
составляла "вмешательство" публичных властей в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции
в осуществление права заявителя на уважение его корреспонденции.
b) Было ли вмешательство "предусмотрено законом"
60. Европейский суд отмечает, что часть 2 статьи 91 Уголовно-исполнительного
кодекса в редакции, действовавшей в период, относящийся к обстоятельствам дела, прямо
запрещает цензуру переписки осужденных с Европейским судом по правам человека. Он
принимает к сведению признание властями Российской Федерации того, что
вмешательство в право заявителя на уважение корреспонденции нарушало статью 8
Конвенции. Отсюда следует, что цензура указанного письма не была "предусмотрена
законом".
61. Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
III. Предполагаемое нарушение статьи 34 Конвенции
62. Заявитель также жаловался на то, что 19 мая 2005 г. надзиратели вынудили его
написать заявление о том, что он не имеет жалоб на условия его содержания. Он не
ссылался на какое-либо положение Конвенции. Европейский суд рассмотрит жалобу с
точки зрения статьи 34 Конвенции, которая предусматривает следующее:
Статья 34 Конвенции
"Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой
неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают,
что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав,
признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся
Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению
этого права".
A. Доводы сторон
63. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не подвергался какомулибо давлению, поскольку никакие указанные им заявления в Европейский суд или
Уполномоченному Российской Федерации в Европейском суде не поступали. Кроме того,
в своем объяснении от 25 октября 2005 г. заявитель утверждал, что сотрудники колонии
ЛИУ-2 не требовали от него отзыва жалобы в Европейский суд. Он также указывал, что не
подвергался непосредственному давлению в колонии. Кроме того, заявитель имел
возможность написать и отправить в Европейский суд письмо с изложением
происшествия с письмом Европейского суда. Его доводы опровергаются результатами
проверок, свидетельствующих о том, что администрация колонии проявляла нетерпимое
отношение к нарушению конвенционных прав осужденных и не вмешивалась в их
переписку с Европейским судом. Согласно показаниям осужденных, содержавшихся
совместно с заявителем, администрация колонии всегда вежлива с ними и они имели
возможность решать все вопросы в тесном контакте с ней. Власти Российской Федерации
представили показания четырех заключенных и подчеркивали, что они, в частности,
отметили, что должностные лица колонии никогда не оказывали давления на заявителя. В
своих показаниях осужденные также выразили негативное отношение к заявителю,
поскольку он постоянно искал поводы для жалоб.
64. Заявитель утверждал, что он был вынужден передать свое письмо об оказании на
него давления через неофициальные каналы, поскольку опасался преследования со
стороны администрации колонии. Трудно предположить, что власти отправили бы его
заявления, полученные под давлением, в Европейский суд после того, как он просил не
принимать их. Будучи опрошен относительно предполагаемого давления, он не хотел
сообщать дополнительные сведения, поскольку не доверял должностным лицам. Кроме
того, 26 мая 2005 г. он был водворен в ПКТ на четыре месяца за попытки выяснить, где
находятся отсутствующие документы и кто вскрыл конверт Секретариата. В ПКТ ему
было отказано в англо-русском словаре и юридической литературе, и он получил их
только после шестидневной голодовки. Это необоснованное наказание было
дополнительным доказательством оказания на него давления. Что касается письменных
показаний четверых осужденных, представленных властями Российской Федерации,
другие осужденные, которым заявитель их огласил, были потрясены содержащейся в них
ложью и лицемерием ее авторов. В поддержку своей позиции заявитель представил
"мнение", подписанное 20 осужденными, которые подтвердили его объяснения
относительно недостоверности показаний осужденных, представленных властями
Российской Федерации.
B. Мнение Европейского суда
65. Европейский суд напоминает, что важнейшим условием для эффективного
существования системы индивидуального обращения в суд, установленной в статье 34
Конвенции, является возможность свободного общения заявителей или потенциальных
заявителей с Европейским судом в отсутствие давления в любой форме со стороны
властей с целью отказа от жалобы или ее изменения (см., в частности, Постановление
Европейского суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции"
(Akdivar and Others v. Turkey), § 105, Reports of Judgments and Decisions 1996-IV, и
Постановление Европейского суда от 18 декабря 1996 г. по делу "Аксой против Турции"
(Aksoy v. Turkey, § 105, Reports of Judgments and Decisions 1996-VI). В этом контексте
"давление" включает не только прямое принуждение и очевидное запугивание, но также
косвенные действия и контакты, призванные воспрепятствовать использованию средств
защиты, предусмотренных Конвенцией (см. Постановление Европейского суда от 25 мая
1998 г. по делу "Курт против Турции" (Kurt v. Turkey), § 159, Reports of Judgments and
Decisions 1998-III.
66. Вопрос о том, представляли ли собой контакты властей и заявителя
неприемлемую практику с точки зрения статьи 34 Конвенции, должен быть рассмотрен с
учетом конкретных обстоятельств дела. В этом отношении должны приниматься во
внимание уязвимость заявителя и его подверженность влиянию, осуществляемому
властями (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского суда по делам
Акдивара и других и Курта, § 105 и § 160 соответственно). Положение заявителя должно
считаться особенно уязвимым, поскольку он содержался под стражей, имея ограниченные
контакты с семьей или окружающим миром (см. Постановление Европейского суда от 3
июня 2003 г. по делу "Котлец против Румынии" ({Cotlet} v. Romania), жалоба N 38565/97,
§ 71).
67. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский суд отмечает, что
стороны почти не представили доказательств в связи с вышеупомянутой жалобой. В то же
время они представили многочисленные противоречивые показания осужденных,
содержащихся в колонии, свидетельствующие, с одной стороны, что администрация
уважала заключенных и, с другой стороны, что это неправда. Однако в настоящем деле
Европейский суд рассматривает не общую ситуацию в вышеупомянутой колонии, но
конкретную жалобу на предполагаемое несоблюдение обязанностей, вытекающих из
статьи 34 Конвенции, в связи с давлением, оказанным на заявителя с целью принуждения
к подписанию конкретного заявления. Таким образом, он сосредоточится на конкретных
утверждениях заявителя в этом отношении и рассмотрит, насколько они могут считаться
обоснованными.
68. Европейский суд отмечает, что заявитель утверждал, что 16 мая 2005 г.
должностные лица колонии принудили его подписать заявление на имя прокурора и в
региональное управление Федеральной службы исполнения наказаний о том, что он не
имеет жалоб на условия его содержания под стражей, а после отказа предположительно
подвергли его побоям. Они предположительно не допускали его осмотра врачами для
фиксирования его травм, и он наконец подписал заявление во избежание дополнительных
побоев.
69. Он отмечает, что в ходе проверки факта вскрытия письма Европейского суда при
опросе прокурора по поводу предполагаемого давления, заявитель прямо указал, что не
подвергался непосредственному давлению в ЛИУ-2. Он также пояснил, что рассматривал
как давление те факты, что он внезапно был признан закоренелым нарушителем режима,
задержки в отправке корреспонденции в Европейский суд и вскрытие письма
Европейского суда. В своих объяснениях он не ссылался на заявление, которое он
предположительно вынужден был подписать, на побои, которыми это принуждение
предположительно сопровождалось, или на связанный с этим отказ в осмотре врачом (см.
§ 29 настоящего Постановления). В этой связи Европейский суд напоминает, что
полностью учитывает уязвимость заявителя как осужденного, который пытается привлечь
к ответственности должностных лиц его собственной колонии за оказание на него
давления (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Котлец
против Румынии", § 71). Однако он не может не отметить, что в той же беседе с
прокурором заявитель энергично жаловался и выдвигал все свои соображения и
подозрения в связи с цензурой письма Европейского суда. Европейский суд не находит
убедительным объяснение заявителя о том, что он "не хотел" затрагивать этот вопрос в
беседе с прокурором, поскольку не доверял ему (см. § 64 настоящего Постановления).
Наконец, даже учитывая проблемы, с которыми мог столкнуться заявитель при попытках
добиться осмотра врачом после его предполагаемого запугивания, Европейский суд не
может не отметить, что он представил показания 20 заключенных, оспаривавших
достоверность показаний свидетелей, представленных властями Российской Федерации
(см. там же).
70. Что касается довода заявителя о том, что он был "внезапно" и произвольно
отнесен к "нарушителям режима", хотя Европейский суд не углубляется в этот вопрос, он
тем не менее учитывает выводы проверки, не оспариваемые заявителем, о том, что
допускал многочисленные нарушения режима как до, так и после его осуждения (см. § 32
настоящего Постановления). Точно так же Европейский суд находит необоснованным
довод заявителя о том, что он был водворен в ПКТ в связи с его жалобами на вскрытие
письма Европейского суда.
71. С учетом вышеизложенных фактов и соображений Европейский суд полагает, что
предполагаемое несоблюдение обязательства государства, вытекающее из статьи 34
Конвенции, не является установленным.
IV. Иные предполагаемые нарушения Конвенции
72. Наконец, заявитель ссылался на нарушение его прав, предусмотренных статьями
2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 13 и 17 Конвенции, статьи 1 Протокола 1 к Конвенции и статьи 4
Протокола N 7 к Конвенции по различным основаниям.
73. Однако с учетом представленных ему материалов и поскольку эти жалобы
относятся к компетенции Европейского суда, он находит, что они не свидетельствуют о
наличии признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или
Протоколами к ней. Отсюда следует, что эта часть жалобы является явно необоснованной
и подлежит отклонению, в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
V. Применение статьи 41 Конвенции
74. Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней,
а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь
частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости,
присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Ущерб
75. Заявитель требовал компенсации материального ущерба и морального вреда без
указания конкретной суммы.
76. Власти Российской Федерации утверждали, что требования заявителя подлежат
отклонению, поскольку он не указал, по каким основаниям он требует компенсации или
конкретной суммы по каждому из его требований. Они также подчеркивали, что его
требования о компенсации морального вреда явно связаны с его нравственными и
эмоциональными страданиями, причиненными уголовным преследованием как таковым, и
просили Европейский суд отклонить их. Наконец, они полагали, что в случае
установления Европейским судом нарушения какого-либо положения Конвенции
установление факта нарушения само по себе являлось бы достаточно справедливой
компенсацией.
77. Принимая во внимание объяснения заявителя, Европейский суд не согласен с
властями Российской Федерации в том, что его требования о компенсации морального
вреда относятся исключительно к факту его уголовного преследования. Он признает, что
заявитель должен был претерпеть страдания и разочарование, вызванные нарушением его
права на справедливое судебное разбирательство и права на уважение корреспонденции, и
полагает, что их достаточной компенсацией не может быть признано одно лишь
установление факта нарушения Конвенции. Оценивая указанные обстоятельства на
справедливой основе, Европейский суд присуждает заявителю 2500 евро, а также любые
налоги, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявителя в связи с этой
суммой.
B. Судебные расходы и издержки
78. Заявитель также требовал 250 евро в качестве возмещения расходов на
фотокопирование документов для разбирательства в Европейском суде.
79. Власти Российской Федерации оспаривали это требование как необоснованное.
80. В соответствии с прецедентной практикой Европейского суда заявитель имеет
право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были
действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем
деле, учитывая информацию, которой он располагает, и вышеизложенные критерии,
Европейский суд находит, что заявитель не обосновал свои требования, и, соответственно,
отклоняет их.
C. Процентная ставка при просрочке платежей
81. Европейский суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей
должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального
банка плюс три процента.
НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО:
1) признал жалобу приемлемой в соответствии со статьями 6 и 8 Конвенции
соответственно, в части несправедливости рассмотрения дела в порядке надзора и
цензуры письма Европейского суда, а в остальной части неприемлемой;
2) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в части
несправедливости рассмотрения дела в порядке надзора;
3) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в части цензуры
письма Европейского суда;
4) постановил, что государство-ответчик не допустило несоблюдения обязательства,
вытекающего из статьи 34 Конвенции в отношении предполагаемого запугивания
заявителя;
5) постановил:
a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления
настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции
выплатить заявителю 2500 евро (две тысячи пятьсот евро) в качестве компенсации
морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на
день выплаты, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму;
b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на
эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется
предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период
неуплаты, плюс три процента;
6) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в
письменном виде 18 февраля 2010 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77
Регламента Суда.
Председатель Палаты Суда
Христос РОЗАКИС
Секретарь Секции Суда
Серен НИЛЬСЕН
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
FIRST SECTION
CASE OF ANATOLIY TARASOV v. RUSSIA
(Application No. 3950/02)
JUDGMENT <*>
(Strasbourg, 18.II.2010)
--------------------------------
<*> This judgment will become final in the circumstances set out in Article 44 § 2 of the
Convention. It may be subject to editorial revision.
In the case of Anatoliy Tarasov v. Russia,
The European Court of Human Rights (Third Section), sitting as a Chamber composed of:
Christos Rozakis, President,
Nina {Vajic},
Anatoly Kovler,
Elisabeth Steiner,
Sverre Erik Jebens,
Giorgio Malinverni,
George Nicolaou, judges,
and {Soren} Nielsen, Section Registrar,
Having deliberated in private on 28 January 2010,
Delivers the following judgment, which was adopted on that date:
PROCEDURE
1. The case originated in an application (No. 3950/02) against the Russian Federation
lodged with the Court under Article 34 of the Convention for the Protection of Human Rights
and Fundamental Freedoms ("the Convention") by a Russian national, Mr Anatoliy Valeryevich
Tarasov ("the applicant"), on 22 November 2001.
2. The Russian Government ("the Government") were represented by Mr P. Laptev, former
Representative of the Russian Federation at the European Court of Human Rights.
3. On 9 May 2005 the President of the Third Section decided to give notice of the
application to the Government. It was also decided to examine the merits of the application at the
same time as its admissibility (Article 29 § 3). On 12 September 2005 the President of the Third
Section requested the Government to submit further observations in connection with the
applicant's complaint about the alleged hindrance of his right of petition.
4. Subsequently, the application was transferred to the First Section.
5. The Government objected to the joint examination of the admissibility and merits of the
application. Having examined the Government's objection, the Court dismissed it.
THE FACTS
I. The circumstances of the case
6. The applicant was born in 1961 and is serving a prison sentence in correctional colony
IK-3 in the Bashkortostan Republic.
A. The applicant's arrest and placement in custody
7. On 14 September 1998 the applicant was arrested in the town of Glazov on suspicion of
murder and several robberies. He was searched and police officers allegedly withheld his money
and jewellery and beat him up. They took him to Glazov town police station where the beatings
allegedly continued.
8. On an unspecified date the applicant was charged with aggravated robbery, murder,
unlawful detention of an individual, extortion, unlawful possession of firearms and use of force
against a State official - offences under Articles 162, 105, 127, 163, 222 and 318 of the Criminal
Code. The applicant was placed in custody.
B. Trial
9. On 12 October 1999 the Supreme Court of the Udmurtiya Republic found the applicant
guilty of robbery committed with a view to acquiring others' property on a large scale and
accompanied by infliction of grievous bodily harm on the victim (Article 162 § (b) and (c));
unlawful detention of a person entailing grave consequences (Article 127 § 3); murder with a
lucrative aim accompanied by a robbery (Article 105 § 2 (i)); extortion aimed at acquisition of
others' property on a large scale (Article 163 § 3 (b)); unlawful possession of a firearm (Article
222 § 1) and assault on a State official (Article 318 § 1). The court established that the applicant
had instigated his two co-defendants to rob employees of a trading company. Accompanied by
the co-defendants and carrying a firearm, the applicant had stopped the employees' car, had
robbed them, tied them to a tree in the forest and shot one of them dead. The court further found
that the applicant had blackmailed another victim, extorting a sum of money from him and had
assaulted police officers during his arrest. The court based the applicant's conviction on
testimonies by his co-defendants, the surviving victims and witnesses and the material evidence.
The applicant was sentenced to twenty-three years' imprisonment. He appealed against the
judgment.
10. On an unspecified date in May 2000 the applicant was transferred to remand centre
SIZO-3 in Moscow in order to secure his presence at the appeal hearing. He was allegedly placed
in a cell where he was severely beaten by other inmates.
11. On 4 October 2000 the Supreme Court of the Russian Federation upheld the applicant's
conviction on appeal.
C. Supervisory review
12. On 16 April 2001 a deputy Prosecutor General of the Russian Federation lodged with
the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation an application for supervisory
review of the judgments of 12 October 1999 and 4 October 2000. The prosecutor requested a
different legal characterisation of the applicant's criminal acts, in particular that the charge of
"unlawful detention of an individual by an organised group" under Article 127 § 3 of the
Criminal Code be reclassified as "unlawful detention of two or more individuals by a group of
persons with the use of weapons and violence dangerous to [their] health" under Article 127 § 2
(a), (c), (d) and (h). Furthermore, he requested that the charge of "murder for financial gain
coupled with robbery" under Article 105 § 2 (i) be reclassified as "murder coupled with robbery"
under the same provision.
13. According to the Government, a copy of the prosecutor's application was sent to the
applicant "simultaneously" and on 27 July 2001 he was informed that the hearing before the
Presidium was scheduled for 8 August 2001. They further submitted that the applicant had been
subsequently notified that the hearing had been postponed. The copy of the application of the
deputy Prosecutor General produced by the Government contained handwritten notes:
"postponed [signature] 08.08.", "postponed [signature] 23.05", "postponed 27.06.2001
[signature]".
14. According to the applicant, he obtained a copy of the deputy Prosecutor General's
application only on 16 August 2001. On unspecified dates the applicant sent to the Prosecutor
General's Office and the Presidium of the Supreme Court his observations in connection with the
prosecutor's application. He also sought leave to appear at the supervisory review hearing. It
appears that his requests were left without reply.
15. On 3 October 2001 the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation
examined the application. After having heard the prosecutor and the judge rapporteur and
examined the materials of the case, the Presidium granted the request, reclassified the applicant's
acts as sought by the prosecutor and reduced the sentence to twenty-two years' imprisonment.
The Presidium court's decision contained no reference to the applicant's observations or
arguments raised therein. The applicant did not attend the hearing.
D. The alleged intimidation of the applicant
16. From 6 April to 16 October 2005 the applicant was held in colony LIU-2 in the
Udmurtiya Republic.
17. On 5 May 2005 the Court decided to give notice of the application to the Government
of the Russian Federation.
18. By a letter dated 20 May 2005 and sent through informal channels, the applicant
informed the Court that on 16 May 2005 wardens Ch., Ya. and O. had had a conversation with
him. According to the applicant, they told him that the Court had started its examination of the
application lodged by Messrs Khyzhiny and that they did not want the applicant to complain
about conditions of detention in Russian correctional colonies to the Strasbourg Court. They
ordered him to write statements addressed to Mr Zheludov, head of the Federal Service of the
Execution of Sentences in the Republic of Udmurtiya, and to Mr Mardanshin, a prosecutor. The
applicant was to affirm that he had no complaints about the conditions of detention. The
applicant refused and allegedly endured beatings for three days and received death threats.
According to the applicant, there was no physical evidence of ill-treatment because he had been
refused access to a doctor. On 19 May 2005 the applicant gave up and signed the declarations.
19. In his letter of 20 May 2005 he requested the Court not to accept any statement similar
to the above, should the Government produce one.
E. The alleged opening of the Court's letter
and seizure of its enclosures
20. By a letter of 10 May 2005 the Registry of the Court informed the applicant that notice
of his application had been given to the Russian Government. The applicant was invited to
designate a representative in the proceedings before the Court. The letter contained several
enclosures, such as a statement of facts, questions to the parties, an information note to
applicants on the proceedings after communication of an application, an authority form and a list
of Russian bar associations to which the applicant could apply for representation before the
Court.
21. By letter dated 30 May 2005 the applicant informed the Court that on 26 May 2005 a
co-detainee had handed him the Registry's letter of 10 May 2005. The envelope had been
unsealed. It contained the letter and the questions to the parties. Considering that certain
documents were missing, the applicant requested the prison administration to explain why the
letter had been opened. According to the applicant, on 26 May 2006 he had been placed for four
months in so-called "PKT cell-type premises" [помещение камерного типа] with a stricter
prison regime because of his questions.
F. Inquiries into the events of 16 and 26 May 2005
1. Internal Inquiry
22. On 27 June 2005 the applicant complained of censorship to the head of the colony who
initiated an inquiry.
(a) Explanations by Z., Kh. and V.
23. On 27 June 2005 officer Z. submitted to the head of the colony an explanation which,
in its relevant parts, read as follows:
"I hereby notify you that on 25 May 2005 a letter (incoming No. 1324) in a foreign
language for convict Tarasov [the applicant] was received. I examined [the letter]. The
documents in the envelope were inspected and put back into the envelope; they were not
withheld. Other persons did not have access to the above letter and on the same day it was
handed over against receipt to Kh., head of the brigade..."
24. The explanation compiled on 1 July 2005 by Kh., head of the applicant's brigade, went
on as follows:
"On 25 May 2005 at around 3 p.m. officer Z. handed over to me a big envelope addressed
to [the applicant]. The envelope was opened, I examined [рассмотрел] the documents contained
therein and put them back. There were no documents in Russian there. I gave the envelope to V.,
the inmate on duty, for him to pass it to [the applicant]. I did not remove any documents from the
envelope and did not give them to persons other than V."
25. On 29 June 2005 inmate V. submitted to the head of the colony an explanation worded
in the following terms:
"I... handed over to [the applicant] a big envelope which had been given to me by Kh., head
of the brigade. Some fifteen minutes after the envelope was given to me I handed it over to [the
applicant]. I did not look into the envelope and did not take any documents out of it, I did not
give the envelope to anybody."
(b) Report by the head of the colony
26. On 4 July 2005 the acting head of the colony delivered a report [заключение]. It stated
that in course of the inquiry it had been established that on 25 May 2005 the colony had received
an envelope for the applicant with documents from the European Court. Officer Z. in charge of
censoring the inmates' correspondence had automatically opened the envelope, not noticing the
logo of the European Court of Human Rights. After the inspection [осмотр] of the documents
she had put them back into the envelope and had passed it over to Kh., head of the applicant's
brigade, who was supposed to hand it over to the applicant. The report concluded that Z. had
breached Article 91 § 2 of the Penal Code prohibiting censorship of convicts' correspondence
with the European Court of Human Rights. The report went on suggesting, among other things,
reprimanding Z. for negligence and conducting study courses on Article 91 of the Penal Code
with the colony officers, followed by obligatory tests.
2. Inquiry by the Federal Service for Execution of Sentences
27. On 2 September 2005 the Court requested the Government to submit further
observations in connection with the censorship of the Registry's letter and the alleged
intimidation of the applicant.
28. On an unspecified date the regional office of the Federal Service for the Execution of
Sentences in the Republic of Udmurtiya opened an inquiry in connection with the Court's
communication of the applicant's complaints to the Government.
(a) Explanation by the applicant
29. On 25 October 2005 the regional prosecutor questioned the applicant. His explanation,
in so far as relevant, read:
"On 26 May 2005 at around 12.10 on duty inmate V. handed over to me an opened
envelope with the logo of the ECHR; there were three sheets of paper with a text in English. He
told me that he had received the envelope from Kh.. At lunch I asked Kh. why the envelope had
been opened. He answered that he had been given the opened envelope by the censor...
From the text of the documents I understood that not all documents had been given to me;
in particular, some documents which I was supposed to fill in and to return to the ECHR were
missing...
I think that the missing documents... had been withheld by the representatives of the
administration of LIU-2. I cannot name specific persons because I don't know who they were.
My suspicions in respect of the administration are based on the fact that directly after my
complaint to Ya., deputy head of the colony, the administration acted in a strange way. Instead of
attempting to find out what had happened to the missing documents, they placed me in a PKT. I
think that if the administration had had nothing to do with the loss of the documents they would
not be acting like that...
...In LIU-2 I was not pressurised directly. However it looks suspicious to me that I have
suddenly become a persistent regime breaker. It is also alarming that measures are taken with a
view to delaying my incoming correspondence from the ECHR and my outgoing
correspondence. The attachments to the ECHR letter opened in May 2005 may have been
withheld with this aim."
(b) Report of 1 November 2005
30. On 1 November 2005 the regional office of the Federal Service for Execution of
Sentences issued a report in which they acknowledged a breach of the rules concerning the
confidentiality of the applicant's correspondence with the Court. At the same time it was noted
that it had not been confirmed that documents had been removed from the Registry's envelope. It
was further stated, with reference to the explanations of Z., the then acting head of the colony,
and Kh., that Z. had automatically opened the envelope, that she had not read the documents and
that, in any event, she did not speak English. Had she noticed the European Court's logo, she
would not have unsealed the envelope. Neither she nor other persons had removed the
documents from the envelope; no such directions had ever been given to anybody. It had been
impossible to reprimand Z. because by the relevant time her employment had already been
terminated because of general measures to reduce the workforce.
31. As regards the applicant's allegation of pressure with a view to making him withdraw
some of his complaints to the Court, the report noted that, according to his own explanation, he
had only raised the issue of interference with his communication with the Court in connection
with the opening of the Registry's letter. He had not referred to any other instances of
intimidation or interference.
32. Lastly, during his detention before his conviction had become final he had been
reprimanded fourteen times for various breaches of the detention regime. After the conviction
had become final the applicant breached the prison regime on twenty-seven occasions: he was
placed in a punishment cell, nine times, in a PKT twice, and was reprimanded seventeen times.
33. By a final judgment of 15 December 2006 the applicant was convicted of having
publicly assaulted a public official.
34. On an unspecified date he was transferred to serve his prison sentence to correctional
colony IK-3 in the Republic of Bashkortostan.
G. Alleged censorship of the applicant's correspondence
35. On 12 September 2005 the Court, while giving notice of the applicant's complaints
about the opening of its letter and the applicant's alleged intimidation under Article 34, of its own
motion, raised the issue of whether the prison authorities censored the applicant's
correspondence, in breach of Article 8 of the Convention.
36. According to the applicant, during his stay in LIU-2 the prison administration routinely
censored his incoming mail from the domestic authorities that was not subject to censorship by
virtue of the domestic law.
37. In particular, the applicant referred to the incoming mail from the following authorities:
the Ombudsman of the Russian Federation (letters of 6 June and 14 October 2004), the
Constitutional Court of the Russian Federation (letter of 26 August 1999), the Commission on
Human Rights with the President of the Russian Federation (letter of 15 April 2004), the
Prosecutor General's Office (letters of 11 November 2002 and 27 October 2005), the prosecutor's
office of the Udmurtiya Republic (letters of 3 December 2002 and 11 May 2004), the Ministry of
Justice of the Russian Federation (letter of 31 October 2002), the Supreme Court of the Russian
Federation (letter of 20 November 2002), the department of the Federal Service for Execution of
Sentences in the Udmurtiya Republic (letters of 26 April, 3 and 10 June and 10 August 2004),
the Mozhgi District court (letter of 13 January 2004).
38. The letter of the Prosecutor General's Office dated 27 October 2005 was addressed to
the head of LIU-2. He was requested to notify the applicant that the Prosecutor General's Office
had examined the applicant's complaint, forwarded to them by the Office of the President of the
Russian Federation, and dismissed it as unfounded.
II. Relevant domestic law and practice
A. Supervisory review proceedings
39. Under Article 377 § 3 of the 1960 Code of Criminal Procedure, in force at the material
time, a prosecutor took part in a hearing before a supervisory review court. A convict and his or
her counsel could be summoned if the court found it necessary. If summoned, they were to be
afforded an opportunity to take cognisance of the application for supervisory review and to make
oral submissions at the hearing. By its ruling of 14 February 2000, the Constitutional Court
declared Article 377 § 3 of the Code unconstitutional in so far as it allowed a supervisory
instance court to examine the case without providing the convicted or acquitted person and their
counsel with an opportunity to know the contents of the request for supervisory review lodged by
the prosecutor, if the latter sought annulment of the final judgment on grounds unfavourable to
that person. The Constitutional Court made the same findings in respect of the lack of a legal
requirement to notify the convicted or acquitted person and their counsel of the time when and
place where the supervisory review hearing would take place. Failing that, the above persons
would be unable to state their position to the court.
40. A supervisory review court was not bound by the scope of the application for
supervisory review and was under an obligation to review the criminal case in its entirety
(Article 380). It could uphold, amend or quash any of the earlier judgments, vary the sentence,
discontinue the criminal proceedings or remit the matter for new consideration by the trial or
appeal court. It could not, however, increase the sentence or re-categorise the defendant's actions
as a more serious offence (ibid.).
B. Prisoners' correspondence
41. Article 91 § 2 of the Penal Code, as amended on 8 December 2003, as well as Rule 53
of the Internal Regulations of Correctional Facilities adopted on 3 November 2005 by Decree
No. 205 of the Russian Ministry of Justice, provide that all detainees' incoming and outgoing
correspondence is subject to censorship by the administration of the correctional facility.
Correspondence with courts, prosecutors, penitentiary officials, the Ombudsman, the public
monitoring board and the European Court of Human Rights is not subject to censorship.
THE LAW
I. Alleged violation of Article 6 of the Convention
42. The applicant complained under Article 6 § 3 (b) - (d) of the Convention that the
decision of the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation, taken in his absence,
had violated his right to fair trial. The Court will examine the applicant's complaint under Article
6 §§ 1 and 3 (b) and (c), the relevant parts of which read as follows:
"1. In the determination of... any criminal charge against him, everyone is entitled to a
fair... hearing... by [a]... tribunal....
3. Everyone charged with a criminal offence has the following minimum rights:...
(b) to have adequate time and facilities for the preparation of his defence;
(c) to defend himself in person or through legal assistance of his own choosing or, if he has
not sufficient means to pay for legal assistance, to be given it free when the interests of justice so
require..."
A. Submissions by the parties
43. The Government submitted that the applicant had been duly notified of a scheduled
hearing on 8 August 2001 and adjournment, as well as provided in due time with a copy of the
application of 16 April 2001. Hence, he should have been aware of the fact and the aim of the reexamination of his conviction. By contrast to the case of Pelissier and Sassi, the examination of
the case by the Presidium court should not be considered as levelling a new charge against the
applicant because the relevant facts remained the same; they had only been given a different
legal classification. Moreover, the reclassification had been favourable to the applicant because
his sentence had been reduced. It had been up to the Presidium to decide whether or not to
summon the applicant to the hearing; his presence had not been necessary, given that all facts
had been correctly established at the court of first instance. The prosecutor's intervention at the
hearing was confined to a mere reading out of the application for review.
44. The applicant stressed that he had not requested a reclassification of his offence. The
reduction of his sentence had not negated the fact that he had not been afforded an opportunity to
participate effectively in the supervisory review hearing. Thus, he had not had sufficient time to
prepare his comments on the prosecutor's application; in any event, although he had submitted
them both to the prosecutor's office and the Presidium court, they had disregarded them which
had been evident from the decision of 3 October 2001, which had not referred to any of his
arguments. In the same vein, all his requests to attend the hearing had been disregarded, which
had deprived him of an opportunity to attend the hearing and to defend his position. In his
opinion, the decision, delivered after a hearing where he had not been able to present his
arguments in person or through some form of legal representation, had breached his right to a
fair trial and the principle of equality of arms.
B. The Court's assessment
1. Admissibility
45. The Court notes that this complaint is not manifestly ill-founded within the meaning of
Article 35 § 3 of the Convention. It further notes that it is not inadmissible on any other grounds.
It must therefore be declared admissible.
2. Merits
46. The Court has already found a violation of the fairness requirement of Article 6 § 1 of
the Convention in the cases where the supervisory review courts adopted a different legal
classification of the applicants' offence without summoning them to supervisory review hearings
or affording them an opportunity to comment on the applications for supervisory review (see
Vanyan v. Russia, No. 53203/99, §§ 63 - 68, 15 December 2005; Aldoshkina v. Russia, No.
66041/01, §§ 23 - 25, 12 October 2006; and Stanislav Zhukov v. Russia, No. 54632/00, §§ 23 25, 12 October 2006). As regards the Government's submission that the reclassification was not
to the applicant's detriment, the Court observes that it has already examined and rejected similar
arguments in the above-mentioned Vanyan and Stanislav Zhukov cases (both cited above, §§ 53
and 24, respectively; see also Sharomov v. Russia, No. 8927/02, § 44, 15 January 2009).
47. Having regard to its case-law on the subject and the material submitted by the parties,
the Court notes that the Government have not put forward any fact or argument capable of
persuading it to reach a different conclusion in the present case. The Presidium of the Supreme
Court amended the applicant's sentence and adopted a different legal classification of his actions,
thereby re-determining the criminal charge against him (see Stanislav Zhukov and Aldoshkina,
both cited above, § 24 and § 24 respectively). The prosecution was present at the supervisory
review hearing and made oral submissions in support of the reclassification. The Presidium court
was under an obligation to exercise a full review of the case and could dismiss the application for
supervisory review, quash the conviction and/or the previous judgments, discontinue the criminal
proceedings, or amend any of the earlier decisions (see paragraph 40 above). In such
circumstances the applicant should have been afforded an effective opportunity to have
knowledge of and comment on the authorities' application for supervisory review and their oral
submissions to the Presidium court and to plead his case in adversarial proceedings (see Vanyan,
Aldoshkina and Stanislav Zhukov, all cited above, §§ 24, 24 and 67 respectively). However,
nothing suggests that he was afforded such an opportunity. Firstly, the Government failed to
substantiate their submission that the applicant had been apprised of the hearing on 8 August
2001 and of its adjournment until 3 October 2001. Furthermore, the authorities disregarded the
applicant's requests for leave to appear before the Presidium court and thus he was absent from
the hearing. Lastly, although the applicant submitted his written comments on the prosecution
application, it does not transpire from the text of the judgment of 3 October 2001 that they were
considered by the Presidium court.
48. In view of the above considerations the Court finds that the proceedings before the
Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation did not comply with the requirements
of fairness. There has therefore been a breach of Article 6 § 1 of the Convention.
49. In light of this finding it is not necessary to examine separately whether the provisions
of Article 6 § 3 have been complied with (see Stanislav Zhukov and Aldoshkina, both cited
above, §§ 25 and 25 respectively).
II. Alleged violation of Article 8 of the Convention
50. The applicant complained that the authorities had opened and inspected the Court's
letter of 10 May 2005 and had seized documents enclosed there. The Court considers will
examine the applicant's complaint under Article 8 of the Convention which reads as follows:
Article 8
"1. Everyone has the right to respect for his private and family life, his home and his
correspondence.
2. There shall be no interference by a public authority with the exercise of this right except
such as is in accordance with the law and is necessary in a democratic society in the interests of
national security, public safety or the economic well-being of the country, for the prevention of
disorder or crime, for the protection of health or morals, or for the protection of the rights and
freedoms of others."
A. Submissions by the parties
51. The Government acknowledged that the censorship of the Court's letter to the applicant
constituted a breach of Article 8 of the Convention. They stressed, however, that the measures
taken by the authorities had remedied the situation. In particular, the responsible persons had
been identified and the need for them to be made aware and to avoid similar incidents in future
had been acknowledged. The acknowledgment of that "insignificant" breach of the applicant's
rights had constituted, in their view, an adequate redress and thus, he was no longer a victim of
the alleged violation. On the merits, they argued, with reference to a certificate issued by colony
LIU-2, that throughout his detention before and after conviction the applicant had sent 296 letters
and complaints to various public authorities and had received 204 replies, including his
correspondence with the Court. In the Government's view, that fact refuted his allegation that
LIU-2 had interfered with his correspondence with the Court. Relying on the results of the
domestic inquiries, they submitted that Z. had automatically unsealed the Court's letter. Having
seen that the letter and the enclosed documents were in the English language, she had
immediately passed the envelope and all enclosed documents on to Kh., head of the applicant's
brigade. She had never withheld any documents. The Government stressed that Z. had had no
command of English and could not have grasped the contents of the documents. Had she seen the
European Court's logo, she would not have unsealed it. Kh. and V. also submitted that they had
immediately passed the envelope on and had never removed any documents from it.
52. The applicant retorted that the certificate issued by the colony contained inaccurate
information. Thus, whilst it mentioned in total eight letters received by the applicant from the
Court, in reality he had received seventeen letters from it. He further submitted that two of the
Court's letters had colony stamps disclosing that the correspondence had been routinely opened
and inspected. His letters to and from the domestic authorities which should not have been
censored by virtue of Article 91 of the Penal Code had also been stamped. There had been a
month's delay in handing one of the Court's letters over to him; there were persistent delays in
posting his letters to various authorities.
53. As regards the opening of the Court's letter, the applicant maintained that, for some
unspecified reasons, it had been brought to the censorship unit and that Kh. had passed it to a coinmate instead of handing it over directly to him. Furthermore, while the letter had been received
on 25 May 2005, it had been handed over to the applicant only a day later, there had been no
explanation for that delay and several enclosures were missing from the envelope. From the
statements of Z. and Kh. it was obvious that they had examined the contents of the envelope and
thus the Government's argument about their negligence did not stand. The breach of his rights
had never been remedied at the domestic level. The authorities had carried out a proper inquiry
only after the Court had given notice of the application to the Government. Nobody had been
punished for the breach of his rights and no adequate redress had been provided. On the contrary,
he had been put in PKT for his attempt to find out what had happened to the documents.
B. The Court's assessment
1. Admissibility
54. The Court reiterates that a decision or measure favourable to the applicant is not in
principle sufficient to deprive him of his status as a "victim" unless the national authorities have
acknowledged, either expressly or in substance, and then afforded redress for, the breach of the
Convention (see Amuur v. France, 25 June 1996, § 36, Reports of Judgments and Decisions
1996-III, and Dalban v. Romania [GC], No. 28114/95, § 44, ECHR 1999-VI). In this connection
the Court accepts the Government's argument that the breach of the applicant's right to respect
for his correspondence had been, at least in substance, acknowledged by the domestic authorities
and in the proceedings before it (see paragraphs 26, 30 and 51 above). As to the issue of redress,
the Court does not exclude that in a situation like the one in the present case adequate redress
would not necessarily imply monetary compensation but might take other forms, the adequacy of
such redress being assessed with regard to the particular circumstances of each case. However, in
the present case the Court finds nothing to suggest that there was any decision or measure on the
part of the domestic authorities which could be regarded as adequate redress for the alleged
breach of the applicant's rights under Article 8 of the Convention. In this connection the Court
takes note of the applicant's submission, uncontested by the Government, that a proper inquiry
had only been initiated after the Court had given notice of the applicant's complaints, that no
measures had been taken in respect of the officials identified during the inquiry as responsible
for the opening of the Court's letter and that no one had apologised to the applicant.
55. In view of the foregoing the Court concludes that the applicant has not lost victim
status in relation to the alleged violation of Article 8 of the Convention. It further notes that the
complaint is not manifestly ill-founded and not inadmissible on any other grounds and should be
declared admissible.
2. Merits
56. The Court reiterates that "interference by a public authority" with the exercise of the
right to respect for his correspondence will contravene Article 8 unless it is "in accordance with
the law", pursues one or more of the legitimate aims referred to in paragraph 2 and furthermore
is "necessary in a democratic society" to achieve them (see, among many other authorities,
Labita v. Italy [GC], No. 26772/95, § 179, ECHR 2000-IV).
(a) Existence of an interference
57. The Court reiterates that the opening of one letter is sufficient to disclose an
interference with the applicant's right to respect for his correspondence (see Narinen v. Finland,
No. 45027/98, § 32, 1 June 2004).
58. The Court observes, and it was not disputed by the parties, that on 25 May 2005 colony
official Z. had unsealed the Court's letter to the applicant dated 10 May 2005. In their
explanations Z. and Kh. explicitly stated that they had taken the documents out of the envelope
and had "examined" or "inspected" them (see paragraphs 23 and 24 above). In this connection
the Government's argument that Z. and Kh. were unable to read the enclosures in English is
without relevance for the Court. It is further not disputed by the parties that Z. had been the first
to open the envelope and examine its contents, that Kh. had subsequently also examined them
and had passed them on to V. before it had reached the applicant a day later, some documents
being missing. In this connection it is to be noted that several days after the incident the
applicant had written to the Court and put it on notice that he had received an opened envelope
and that several documents were missing (see paragraph 21 above). In the ensuing
correspondence and his observations he consistently confirmed his description of the events.
59. Having regard to the foregoing, the Court considers that the censorship of the letter
amounted to an "interference" by a public authority, within the meaning of Article 8 § 2, with the
exercise of the applicant's right to respect for his correspondence.
(b) Whether the interference was "in accordance with the law"
60. The Court notes that Article 91 § 2 of the Penal Code, as in force at the material time,
expressly prohibited censoring of detainees' correspondence with the European Court of Human
Rights. It takes into account that the Government acknowledged that the interference with the
applicant's correspondence had been in breach of Article 8. It follows that censoring of the above
letter was not "in accordance with the law".
61. There has therefore been a breach of Article 8 of the Convention.
III. Alleged violation of Article 34 of the Convention
62. The applicant also complained that on 19 May 2005 wardens had forced him to write a
statement to the effect that he had no complaints about the conditions of his detention. He did not
refer to any Convention provision. The Court will examine the complaint under Article 34 of the
Convention which provides as follows:
Article 34
"The Court may receive applications from any person, non-governmental organisation or
group of individuals claiming to be the victim of a violation by one of the High Contracting
Parties of the rights set forth in the Convention or the Protocols thereto. The High Contracting
Parties undertake not to hinder in any way the effective exercise of this right."
A. Submissions by the parties
63. The Government stated that the applicant had not been subjected to any pressure
because no statement, as described by him, had been received by the Court or the Representative
of the Russian Federation at the Court. Furthermore, in his statement of 25 October 2005 the
applicant himself submitted that no one in colony LIU-2 had told him that he should withdraw
his application to the Court. He had also stated that he had not been subjected to direct pressure
in that colony. Moreover, the applicant was able to write and send to the Court a letter describing
the incident with the Court's letter. His submissions were refuted by the results of the inquiries
showing that the administration of the colony had not tolerated breaches of detainees'
Convention rights and had not interfered with their correspondence with the Court. According to
statements of the applicant's co-detainees, the colony administration had always been polite to
them and they had been able to resolve all issues in close contact with it. The Government
produced statements from four detainees and stressed that they had, in particular, emphasised
that the colony officials had never pressurised the applicant. In their statements the detainees had
also expressed a negative attitude towards the applicant because he had been constantly trying to
find occasions to complain about something.
64. The applicant claimed that he had been obliged to transfer his letter about the
pressurising though informal channels because he had feared persecution by the colony
administration. It was hardly thinkable that the authorities would send his statements, obtained
under duress, to the Court after he had requested it not to accept them. While questioned about
the alleged pressure he had not wanted to give any further information because he had not trusted
the officials. Furthermore, on 26 May 2005 he had been placed in a PKT for four months for his
attempts to find out what had happened to the missing documents and who had opened the
Registry's envelope. In the PKT he had been refused an English-Russian dictionary and law
books and had received them only after a six-day hunger strike. That unjustified punishment was
a further proof that he had been pressurised. As regards the written statements by four detainees
produced by the Government, other detainees to whom the applicant had read them had been
appalled by the lies contained therein and the hypocrisy of their authors. In support of his
position the applicant produced an "opinion" signed by twenty inmates who had confirmed his
submissions concerning the untrustworthiness of the detainees' statements submitted by the
Government.
B. The Court's assessment
65. The Court reiterates that it is of the utmost importance for the effective operation of the
system of individual petition instituted by Article 34 that applicants or potential applicants
should be able to communicate freely with the Court without being subjected to any form of
pressure from the authorities to withdraw or modify their complaints (see, among other
authorities, Akdivar and Others v. Turkey, 16 September 1996, § 105, Reports of Judgments and
Decisions 1996-IV, and Aksoy v. Turkey, 18 December 1996, § 105, Reports of Judgments and
Decisions 1996-VI). In this context, "pressure" includes not only direct coercion and flagrant
acts of intimidation but also other improper indirect acts or contacts designed to dissuade or
discourage applicants from pursuing a Convention remedy (see Kurt v. Turkey, 25 May 1998, §
159, Reports of Judgments and Decisions 1998-III).
66. Whether or not contacts between the authorities and an applicant are tantamount to
unacceptable practices from the standpoint of Article 34 must be determined in the light of the
particular circumstances of the case. In this respect, regard must be had to the vulnerability of the
complainant and his or her susceptibility to influence exerted by the authorities (see Akdivar and
Others and Kurt, both cited above, §§ 105 and 160 respectively). The applicant's position might
be particularly vulnerable when he is held in custody with limited contacts with his family or the
outside world (see {Cotlet} v. Romania, No. 38565/97, § 71, 3 June 2003).
67. Turning to the circumstances of the present case, the Court observes that the parties
produced little or no evidence in connection with the above complaint. At the same time they
furnished numerous opposing statements from detainees of the colony suggesting, on the one
hand, that the administration respected the inmates and, on the other, that it was not true.
However, in the present case the Court is not dealing with the general situation in the above
colony but with a specific complaint concerning the alleged breach of the obligations under
Article 34 on account of pressure being put on the applicant with a view to having him sign a
specific statement. Hence, it will focus on the applicant's specific allegations in this respect and
examine whether they can be found to be well-founded.
68. The Court notes that the applicant alleged that on 16 May 2005 colony officials had
ordered him to sign a statement addressed to a prosecutor and the regional department of the
Federal Service of Execution of Sentences to the effect that he had no complaints about the
conditions of his detention and, when he refused, had allegedly beaten him. They had allegedly
prevented him from seeing doctors to record his injuries and he had finally signed the
declarations to avoid further beatings.
69. It observes that in the course of an inquiry into the opening of the Court's letter, while
questioned by the prosecutor about the alleged pressure, the applicant explicitly stated that he
had not been directly pressurised in LIU-2. He further explained that he had considered as
pressure the fact of having suddenly become a persistent regime breaker, the delays in posting
his correspondence to the Court and the opening of the Court's letter. Nowhere in his explanation
did he refer to statements he had been allegedly forced to sign, the beatings which had allegedly
accompanied them or the related refusals of access to a doctor (see paragraph 29 above). In this
connection, the Court reiterates that it is fully aware of the vulnerability of the applicant, as a
prisoner who sought to accuse officials of his own colony of putting him under pressure (see
{Cotlet}, cited above, § 71). However, it cannot but observe that in the same conversation with
the prosecutor the applicant complained vigorously and raised all his considerations and
suspicions in connection with the censorship of the Court's letter. The Court does not find
convincing the applicant's explanation that he "did not want" to raise the issue before the
prosecutor because he did not trust him (see paragraph 64 above). Lastly, even being mindful of
the problems the applicant might have encountered in getting access to doctors after his alleged
intimidation, the Court cannot but observe that he produced statements by twenty inmates
contesting the credibility of the witnesses whose statements had been furnished by the
Government (see ibid.).
70. As regards the applicant's submission that he had "suddenly" and arbitrarily been
classified as a "regime breaker", although the Court will not look in depth at this matter, it
nonetheless cannot disregard the findings of the inquiry, uncontested by the applicant, to the
effect that he had had a long record of breaches of regime before as well as after his conviction
(see paragraph 32 above). In the same vein, the Court finds unsubstantiated his submission that
he had been placed in a PKT in connection with his complaints about the opening of the Court's
letter.
71. In the light of the above facts and considerations the Court considers that an alleged
breach of the State's obligation under Article 34 of the Convention has not been established.
IV. Other alleged violations of the Convention
72. Lastly, the applicant alleged violation of his rights under Articles 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 13
and 17 of the Convention, Article 1 of Protocol No. 1 and Article 4 of Protocol No. 7 on various
grounds.
73. However, having regard to all the material in its possession, and in so far as these
complaints fall within the Court's competence, it finds that they do not disclose any appearance
of a violation of the rights and freedoms set out in the Convention or its Protocols. It follows that
this part of the application must be rejected as being manifestly ill-founded, pursuant to Article
35 §§ 3 and 4 of the Convention.
V. Application of Article 41 of the Convention
74. Article 41 of the Convention provides:
"If the Court finds that there has been a violation of the Convention or the Protocols
thereto, and if the internal law of the High Contracting Party concerned allows only partial
reparation to be made, the Court shall, if necessary, afford just satisfaction to the injured party."
A. Damage
75. The applicant claimed compensation in respect of pecuniary and non-pecuniary
damage, without specifying its amount.
76. The Government submitted that the applicant's claims should be dismissed because he
had failed to indicate either the grounds for the compensation sought or the particular amount
under each head of his claims. They also stressed that his claims in respect of non-pecuniary
damage had apparently related to his mental and emotional suffering as a result of his criminal
prosecution as such, and invited the Court to dismiss them. Lastly, they considered that, should
the Court find a violation of any Convention provision, a finding of a violation would constitute
sufficient just satisfaction.
77. Having regard to the applicant's observations, the Court does not agree with the
Government that his claims in respect of non-pecuniary damage relate solely to the fact of his
criminal prosecution. It accepts that the applicant must have suffered distress and frustration
resulting from the violation of his right to a fair trial and the right to respect for the
correspondence and considers that they cannot be compensated for by a mere finding of violation
of the relevant Convention provisions. Making its assessment on an equitable basis, the Court
awards the applicant 2,500 euros (EUR), plus any tax that may be chargeable to the applicant.
B. Costs and expenses
78. The applicant also claimed EUR 250 for photocopying of the documents for the
proceedings before the Court.
79. The Government contested the claim as unsubstantiated.
80. According to the Court's case-law, an applicant is entitled to the reimbursement of costs
and expenses only in so far as it has been shown that these have been actually and necessarily
incurred and are reasonable as to quantum. In the present case, regard being had to the
information in its possession and the above criteria, the Court finds that the applicant failed to
substantiate his claims and therefore dismisses them.
C. Default interest
81. The Court considers it appropriate that the default interest should be based on the
marginal lending rate of the European Central Bank, to which should be added three percentage
points.
FOR THESE REASONS, THE COURT UNANIMOUSLY
1. Declares the complaints under Articles 6 and 8 of the Convention concerning,
respectively, the unfairness of the supervisory review proceedings and the censorship of the
Court's letter admissible and the remainder of the application inadmissible;
2. Holds that there has been a violation of Article 6 § 1 of the Convention on account of the
unfairness of the supervisory review proceedings;
3. Holds that there has been a violation of Article 8 of the Convention on account of the
censorship of the Court's letter;
4. Holds that the respondent State has not failed to comply with their obligation under
Article 34 of the Convention in respect of the applicant's alleged intimidation;
5. Holds
(a) that the respondent State is to pay the applicant, within three months from the date on
which the judgment becomes final in accordance with Article 44 § 2 of the Convention, EUR
2,500 (two thousand and five hundred euros) in respect of non-pecuniary damage, to be
converted into Russian roubles at the rate applicable at the date of the settlement, plus any tax
that may be chargeable;
(b) that from the expiry of the above-mentioned three months until settlement simple
interest shall be payable on the above amount at a rate equal to the marginal lending rate of the
European Central Bank during the default period plus three percentage points;
6. Dismisses the remainder of the applicant's claim for just satisfaction.
Done in English, and notified in writing on 18 February 2010, pursuant to Rule 77 §§ 2 and
3 of the Rules of Court.
Christos ROZAKIS
President
{Soren} NIELSEN
Registrar