Живые голоса истории

Живые голоса истории
Сегодня в нашей рубрике «Живые голоса истории» мы предлагаем вам прочесть
воспоминания Анны Ивановны Домрачевой – бывшей малолетней узницы фашистских
концлагерей.
Родилась я в деревне Степановка в 1937 году, а жили мы в посёлке Красный Бор. Мама моя
преподавала в средней школе русский язык и литературу. А отец работал в Ижоре бухгалтером. Мне
было всего 4 года, когда началась война. Специфика детской памяти такова, что все воспоминания
фрагментарны, состоят из отдельных «картинок».
Почему-то запомнился Новый год (1942-й). Очень сильно бомбили, а у нас большая ёлка поставлена
была, и мы с мамой. Отца не было, его взяли уже на [военную] службу. И вот мы с мамой забрались под
кровать и пережидали эту страшную бомбежку. Звенели стекла, звенели игрушки на елке. Было
страшно.
И еще запомнилась одна бомбёжка, когда мы были уже на оккупированной территории.
Бомбили уже наши. И наши самолеты летели так низко, что видны были звёзды на крыльях. А у меня
был ещё брат, Андрей. Увидев самолёты, он выскочил на дорогу и приветствовал эти самолёты. У
него в руках была палка, а к палке он привязал пионерский галстук. У меня дома есть газета, где
описывается этот случай. Брат-то просто хотел поприветствовать самолёты, а немцы решили, что он
выдаёт расположение их войск. И, конечно, они его подстрелили. Он упал в канаву, снегом его
занесло. Мы его долго искали, а очевидцы нам всё рассказали. Брат всё-таки был уже
подростком, он маме по хозяйству помогал, ходил, выпрашивал очистки (голодно ведь было).
Потом был, помню, какой-то подвал, куда немцы бросали обглоданные кости. И вот мы, дети, лазали
в этот подвал, собирали кости, разбивали их, как могли, доставали, что там осталось. Крапиву ели,
лебеду. Ели прошлогоднюю мороженую картошку...
Мама работала на заготовке леса. Это немцы заставляли пилить. Зимой, в мороз. А я всё время
была с мамой, сама видела, как она валила берёзы, обрубала ветки. Уже брата не было, остаться мне
было не с кем, и я всё время ездила с мамой.
Мама была членом партии. А немцы всех членов партии расстреливали. И она старалась
скрыть это. Она заявляла, что она не состоит в партии, но находились такие люда (главным образом
из тех, чьи родственники: мужья, отцы — были расстреляны как члены партии), и они говорили: «А
почему вы её не убиваете? Она тоже член партии». Тогда немцы маму вытаскивали за шиворот
вместе со мной и уже наводили на неё автоматы, а она, поскольку была преподавателем и
разбиралась в ситуации, заявляла, что я — немецкий ребенок. Говорила, что мой отец родился в
Поволжье, в селе Бобровка, и по происхождению он немец. Там действительно жили поволжские
немцы. Она показывала им его свидетельство о рождении, где было написано: «Село Бобровка
Саратовской области». А те удивлялись: «Что ты нам мозги морочишь? Написано, что он Иван
Иванович — русский Иван!» Бывало, что и ночью приходил кто-то с автоматом, уводил мать на
допрос. Тут она вынуждена была меня на какое-то время оставлять одну.
Когда немцы стали отступать, они забирали нас с собой. Мы были, как пленные. Никто же
добровольно не хотел в Германию или в Прибалтику ехать. Силой угоняли. Мы шли пешком, толпой,
под охраной. Хочешь — не хочешь, а идёшь, узелок с пожитками несёшь или тачку какую, если была.
У мамы был пояс, на нем она документы сохраняла. Это зимой всё происходило. И были наши
партизаны, которые старались нас освободить. Иногда и отбивали, а что получалось? Нас партизаны
отобьют, а немцы нас ищут, возвращают. Потом везли нас в каких-то машинах, потом в товарных
вагонах по железной дороге. В конце концов, мы попали в Прибалтику. Были в Латвии, в Литве, в
Калининградской области.
Война окончилась, а память о войне осталась на всю жизнь. Я долго боялась грома: мне казалось, что это
бомбёжка. Всю жизнь мучают ночные кошмары...
Вернулись мы после войны в Ораниенбаум. Мать стала там работать в ремесленном
училище, я пошла в школу. Там вместе с нами учились детдомовские дети. И всё-таки пребывание в
оккупации и в Прибалтике не прошло для нас бесследно. Как только понадобилось место в
Ораниенбауме, маме сказали, что её увольняют, поскольку она находилась на оккупированной
территории. И мы уехали в Ростовскую область. Там были у нас родственники. Там я десятилетку
окончила. Там и в комсомол вступила. Не без сложностей: на моем заявлении было отмечено, что я
была на оккупированной территории, а потом — в Латвии, в Литве, в Калининградской области. Но
всё-таки приняли. Возможно, потому что мама — учительница...
А отец был на фронте. Его ранили, и он попал в плен. И ему это не прошло даром. После
освобождения его подлечили в госпитале, а потом отправили в Сибирь, в город Осинники. Это была
ссылка. В результате я отца после войны уже не увидела.
Позже, когда я в 55-м году приехала в Ленинград и поступила во 2-й медицинский институт,
только тогда я отца встретила. Но он тогда уже другую семью построил и жил в Усть-Ижоре. А я в
Ленинграде сначала комнату снимала, потом в общежитии жила. С общежитием трудно было. Не всем
давали места и не сразу. А когда дали, там тоже непросто было: в комнате больше пятидесяти человек.
Не позанимаешься. Но зато весело жили, дружно.
А мама долго одна не выдержала. Побыла какое-то время там, в Ростовской области, а потом
сюда приехала, когда я ещё в институте училась. И поселилась мама здесь, во Мге. И я, когда
окончила институт, тоже сюда приехала, устроилась на работу. Сначала на санэпидстанции, потом она
закрылась, и мне пришлось переучиваться на педиатра. Вот так и осталась жить и работать здесь.
С тех пор не одно поколение мгинских ребятишек прошло через добрые заботливые
руки Анны Ивановны Домрачевой. Многие мгинские матери сохранили в душе
благодарность к этому врачу-педиатру. Потому, что невозможно забыть то, с какими
особенным вниманием относилась она к здоровью своих маленьких пациентов, как
неукоснительно выполняла она основные врачебные заповеди. Известно, что основы нашего
здоровья закладываются ещё в детстве, а детство самой Анны Ивановны – это война.
Наверное, и поэтому тоже, отдавая мгинским ребятишкам своё внимание и заботу,
стремилась Анна Ивановна к тому, чтобы выросли из них в будущем здоровые, а значит,
успешные люди, стремилась дать им то, чего сама она была лишена в далёкие грозные
военные годы. Сейчас Анна Ивановна уже на пенсии. Здоровье у неё, конечно, не идеальное,
как и у большинства её сверстников, прошедших через суровые испытания военного
детства.
Воспоминания этих людей для нас, их потомков, бесценный капитал. Это – наша
история, наша боль и наша гордость. Уважать своих земляков, прошедших сквозь
тяжёлые испытания военного времени, помогать им по мере наших сил и возможностей это дело нашей совести, наша святая обязанность. Давайте же все вместе будем
следовать ей.