ЕЛЕНА ЕРПЫЛЁВА

ЕЛЕНА ЕРПЫЛЁВА
Дон Жуан в масштабе тыла
( Явь с прицелом)
Не до ордена.
Была бы Родина…
Действующие лица:
Никанор Никанорович – дед под 70 лет
Бабка- его жена
Валентина – баба 42-х лет д. Лысенки
Наталья – молодая баба 35- ти лет, д. Сноровки
Липочка – бабенка 50-ти лет, д. Конюшено
Голоса мужей Саши, Васеньки, Николая.
Матушка Родина
Действие происходит, перед самой
Победой, когда все ждут возвращения своих
мужей и не теряют надежду, что те
вернутся.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Деревня
Конюшено.
Дом
Липочки.
Посреди избы Липочка перебирает пряжу. Стук в
дверь. Липочка вскакивает и мечется. Потом
застывает. Входит Никанор.
ЛИПОЧКА (начинает говорить быстро,
будто что-то заговаривает): Ой, напужал. Как
увижу тебя, так страхи по коже забегають. Тудасюда, туда-сюда. Знаешь, мурашки таки, то
холодом всю обдаст, то жаром. Вот и щас, прям
эта, как его…Ну чего ты? Чего молчишь? Ну?!
НИКАНОР (откашливается в кулак): Энта,
как его? Я чего пришел-то…
ЛИПОЧКА ( тихо): Нет, Никанор, нет…
НИКАНОР: Да не пужайся ты так. Я так
зашел, взмёрз, как пёс, вот и забрёл.
ЛИПОЧКА: Да с чего ты взмёрз, когда на
улице теплынь с утра?
НИКАНОР: Конечности, это, коченеють.
Ревматизма энта замучила. К старости, видать.
ЛИПОЧКА: Ну ясно, не к молодости.
Пройди, чайку повздуем.
НИКАНОР: Вот это дело!
ЛИПОЧКА (суетится с чаем): Взвара на
траве не жалко, а ничего больше дать не могу,
сам знаешь, для свово приберегаю.
НИКАНОР: Полезное дело.
Садятся, пьют чай. Молчат. Чувствуется
напряжение и какая-то недоговоренность.
ЛИПОЧКА: Фёкла твоя всё нездоровая?
НИКОНОР: Да кряхтить помаленьку. Вот за
место её нынче и топаю. Хотя щас не за место её,
а за место себя, то есть это …( путается).
ЛИПОЧКА: Чего за место себя-то?
Дед сплёвывает, молчит, пьёт чай.
ЛИПОЧКА: А чего ж все-таки зашел?
Неспроста вить. Вижу, глаз-то намётанный.
НИКАНОР: Ну, как тебе так сразу сказать,
чтоб ты не упала?
ЛИПОЧКА (трясясь): Ну?!
НИКАНОР: В
жизни у меня, слышь,
малость перегруз вышел.
ЛИПОЧКА: Какой ещё перегруз?
НИКАНОР:
Такой,
Михаилчто
Кульчицкий.
сразу
не
сообразишь, как сказать.
ЛИПОЧКА: Ну?
НИКАНОР: Что «ну»? Вот тебе и «ну»!
«Ну» да «ну»! (Начинает сердиться). Заладила
нукачка!
ЛИПОЧКА: Что-то ты, дед, крутишьвертишь, вокруг ходишь, чего стряслось-то?
НИКАНОР: Чаво-чаво? Ничаво! Пойду я.
(Встает).
ЛИПОЧКА: А чо приходил?
НИКАНОР (снова садится): К тебе
приходил. Вот чаво!
ЛИПОЧКА: Это как это, «ко мне»?
НИКАНОР: К тебе, к бабе, то есть.
ЛИПОЧКА: Вот те раз! Ты чо ополоумел,
дед? К какой еще бабе ты пришел? Где ты бабу
увидал? Мы уж давно все мужиками заделались.
Вымерли бабы-то. С начала войны все враз
вымерли, как мавонты энти.
НИКАНОР: Ну, скажешь тоже! Мавонты.
Вон ты кака, вся с лица, да с тела. Пышка с жару!
Хошь щас ешь, хошь на потом оставляй.
ЛИПОЧКА: Тьфу ты, чёрт! Болтает всяку
ерунду. Слушать – уши устают. Иди, дед, куды
шёл. А мне не мешай. Спасибо, что плоху весть не
принес и ладно. С хорошей приходи, рада буду.
От Коленьки мово весточку принесешь, расцелую
тебя всего, какой ты есть, красивый. Так уж и
быть.
НИКАНОР: Ладноть, в другой раз зайду,
можа поласковей будешь. (Хочет уйти).
ЛИПОЧКА: Иди, иди, кавалер сыскался.
НИКАНОР: И что ты в своем Кольке нашла
– ума не приложу? Ладно, ладно, иду. Вот
оголтелая. (Выходит).
ЛИПОЧКА (одна): Чо приходил дурак
старый? За каким чёртом? То ли в мозгах к
старости чего пересохло? ( Вдруг смеётся и у
зеркала прихорашивается, потом сплёвывает с
досады.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Деревня Лысенки. Никанор заходит в
дом. Там никого нет. Топчется, проходит через
кухню.
НИКАНОР: Эй, есть кто? Валь, жива ли?
Нет никого. Оставить на столе, да уйти. Этак
лучше будет. (Достает бумагу,, кладет на стол,
перекладывает. В сенях раздается стук ног о пол,
появляется Валентина. Никанор хватает бумагу,
засовывает в сумку).
ВАЛЕНТИНА (подозрительно): Это чего ты
лесу, хоть в околке. Вон сколь простору для
жизни.
ВАЛЕНТИНА: Вот еще пойду я с тобой
гулять! По деревне на смех? Да чо я ополоумела
совсем?
НИКАНОР: Ну, эти оскорбления меня даже
и не царапают ни по какому месту, не щекочут
даже нигде, потому как глупость одна в их и
только. Без глупости вы, бабы, юбки на себя не
наденете. Так уж вы погано устроены.
ВАЛЕНТИНА: Но, но! Ругаться тут!
Посидел, потешил душу и ступай.
НИКАНОР: Да я и без твово указу ступать
собрался. Прям чуть не погодила уж, в спину
толкает.
ВАЛЕНТИНА: Ты, дед, на старости такие
вещи уж не затевай, а то как соглашусь, так стыда
не оберешься! (Смеется).
НИКАНОР: А мы ко всему привычные. Баб
свободных пруд пруди,
считать замучаешься.
Потом меня вспомнишь, да поздно, смотри, к
другому двору прибьюсь. (Уходит).
ВАЛЕНТИНА (в след): Смотри , кабы тебя
самого где не прибили кобеля незваного.
НИКАНОР ( один сам, себе): Нет, так дело не
пойдет. Нужно себя в руки взять, совсем ослаб,
духом пал, старый пенёк! Даже животом ослабел.
Давече как прихватило, еле до пригону добег! Не
годится! Ты чего, Никанор, чего? (Закуривает,
молчит). Вот сейчас докурю и пойду. Только одну
скурну и потопаю. Сёдня у меня три двора: в
Лысенки, Сноровки и в Конюшено. Мне их всех
победить надо, все три двора! Ну, с Богом,
Никанор, дерзай, старая псина, ты еще ничего,
ох-хо-хо! Ничего, огонёк в тебе еще теплится!
схватил со стола?
НИКАНОР: Так, ерунда кака-то…
ВАЛЕНТИНА: Нет, не ерунда, я видала.
НИКАНОР: Померещилось тебе с темнотыто, в сенях прямо чуть глаз на гвоздь не посадил.
Хоть бы како окошко прорубила.
ВАЛЕНТИНА: Сашка придет – прорубит.
НИКАНОР: Сашка, Сашка, а без Сашки
прям и жизни нет никакой.
ВАЛЕНТИНА: Ты зубы не заговаривай.
Чаво со стола взял?
НИКАНОР: Чаво, чаво? Посланию тебе
написал.
ВАЛЕНТИНА: Ой! Сашка что ли? Письмо от
его?
НИКАНОР: Щас. Жди от свово Сашки
письма. Он писать с роду не умел. Я написал.
( пауза).
ВАЛЕНТИНА: Кому?
НИКАНОР: Тебе.
ВАЛЕНТИНА: Зачем?
НИКАНОР: Для разнообразия жизни.
ВАЛЕНТИНА:
Для
какого
еще
разнообразия жизни? Чаво ты мелешь?
НИКАНОР: Ну для радости бабьей, вот для
чаво?
ВАЛЕНТИНА: Да кака радость с твово
послания? Чаво в ем?
НИКАНОР: А раз нет никакой радости, то
нечего и разговоры говорить. Пошел я.
ВАЛЕНТИНА: Нет, интересно. Хоть для
смеха прочти.
НИКАНОР: Вот еще! Я сурьезно, а ей
хиханьки.
ВАЛЕНТИНА: Врешь ты всё, дед. Врёшь!
Говори прямо, чо за письмо?
НИКАНОР: Ах, вру! Ну так вот тебе!
(Смеется, взваливает на плечо сумку, кряхтит,
уходит).
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
(Вырывает из сумки письмо, раскрывает, начинает
читать). « Валентина, свет моей души! Пишу тебе
Деревня Сноровки. Дом Натальи. Наталья
гладит белье скалкой, поёт частушки, но совсем
невесело.
Брызгает на белье водой
с
остервенением. Появляется Никанор. Наталья его
не замечает. Он некоторое время наблюдает за
ней. Потом подхватывает частушку, допевают
вместе, причем Никанор явно фальшивит.
я, дед Никанор, с досады и злости. Живешь ты, а
как слепая, обидно даже. Жизнь идет, а всё мимо
тебя, а ты как мертвая, вперед себя умерла
зачем-то. А есть еще радость жизни, только
оглянись и поищи глазами…»
ВАЛЕНТИНА: Да где она радость, где?
НИКАНОР: Да хоть вот я!
ВАЛЕНТИНА: Да кака с тебя радость? Один
смех!
НИКАНОР: Ну, к обидам я с молодости
привыкший. Только я на их с высоты между
прочем. А насчет послания подумай. Правда все
ж-таки в ем.
ВАЛЕНТИНА: Какая правда? Что я вперед
тебя померла, что ли, старый?
НИКАНОР: Да хоть и это тоже не в бровь,
а в глаз. Запёрла себя в четырёх стенах и
кукуешь. А могли бы погулять с тобой хоть и по
НАТАЛЬЯ: Ты как здесь?
НИКАНОР: Пришел вот.
НАТАЛЬЯ: Вася?
НИКАНОР: Нет, не Вася, а я.
НАТАЛЬЯ: От Васи чего?
НИКАНОР: Ничего.
НАТАЛЬЯ: Дядь Никанор, не мучай меня.
Есть ли чего от Васи? Неспроста ж ты…
НИКАНОР: Неспроста. Энто ты правду
сказала. Какой мужик к бабе запросто придет?
НАТАЛЬЯ: Дядь Никанор, ну не тревожь
ты мне сердце.
2
НИКАНОР: Я может себе, девка, всю душу
растревожил. И ничего.
НАТАЛЬЯ (шепотом): Значит, плохие
вести…
НИКАНОР: Никаких вестей я тебе, девка,
еще не говорил. Ты вот лучше скажи, что тебе по
ночам снится? Мужик снится? Красивый, ладный?
Вот и не просыпайся подоле, смотри на его во все
глаза, разуй пошире глаза и радуйся жизни. Я
где-то читал, что сны – они вовсе и не сны, как
мы думаем, а самая что ни на есть настоящая
наша жизнь, только перевернутая. По научному –
явь с прицелом.
НАТАЛЬЯ: С каким еще прицелом?
НИКАНОР: Ну, по-нашему, с намеком. Тебе
дается какой-то намек, а ты должна его понять:
так и этак, мол. Вот отсюда все ваши бабские
домыслы, что там снится к деньгам, что к любви,
что еще к чему.
НАТАЛЬЯ: Дядь Никанор, ты зачем
пришел?
НИКАНОР: Зачем, зачем? Затем! И чего
заладила: дядь Никанор, дядь Никанор! Какой я
тебе дядя, я мужчина. И еще, может, в расцвете
сил.
НАТАЛЬЯ: Ой, дядь Никанор, не смеши. У
тебя же бабка.
НИКАНОР: А что бабка? Бабка свое
отжила, отцвела, осыпалась. А мужик в эти годы
только силу набирает, с опытом прошлых лет он
любой бабе в подмогу, в подспорье. На мужско
плечо люба рада опереть себя и двигаться по
жизни. Ты вот за своим много радости видала?
НАТАЛЬЯ: Дак мой же ж молодой!
НИКАНОР: Не во всякой молодости есть
сила. Глянь на молодо дерево, любым ветром его
согнет, а то и надломит. А стоит старый дубище,
не обхватить, не обойти, а любуйся и пользуйся
плодами зрелости.
НАТАЛЬЯ: Что-то ты, дядя Никанор, кудато клонишь, а куда – не пойму никак.
НИКАНОР: Какие ж вы, бабы бестолковые,
честно слово. Живете, а жизни не наблюдаете. Ну
война, ну горе, ну голод и холод, а жизнь-то она
ить на месте не стоит. Движется. Развитие идет.
Размножение в природе. Вот дано тому цветку
расцвесть и чего ему та война? Он от солнца свет
наберет, от дождя влагу, от земли силу – и вот
гляди: стоит глаз радует. А потому что любовью
вспоен. А дурна баба от любви бежит, так и
зачахнет в ненужности.
НАТАЛЬЯ: Дак есть у нас любовь, есть!
Только нет мужиков наших, некому любовь ту
отдать. Вот кончится война, вернутся…
НИКАНОР: Вернутся! То когда еще будет,
да и вернутся ли…
НАТАЛЬЯ: Ты чего-то знаешь, дядя
Никанор! Я поняла, ты к чему-то такому
подбираешься…
НИКАНОР: Да ни к чему я не подбираюсь.
Я к тебе подбираюсь. Вот и все дела.
НАТАЛЬЯ (не понимая): Ко мне? Зачем?
НИКАНОР:
Ну
чтобы
ты…забылась
малость, голову там потеряла или еще чего.
НАТАЛЬЯ: Зачем?
НИКАНОР: Что зачем?
НАТАЛЬЯ: Голову терять зачем?
НИКАНОР: Тьфу ты, дура какая. Чтоб
тоской себе душу не теребить. Ты вот о чем весь
день думаешь?
НАТАЛЬЯ: О победе.
НИКАНОР: Правильно. Вот думаешь:
«Наши разобьют всех немцев, победу объявят, и
муж мой объявится. И будем мы с ним жить
весело и счастливо». Так?
НАТАЛЬЯ: Ну, так, а что?
НИКАНОР: Думаешь, думаешь, а в какойто момент вдруг сердце захолонет и остановится:
«А вдруг не объявится? Вон сколь похоронок
вокруг?» Так?
НАТАЛЬЯ: Ну так, так!
НИКАНОР: И начинает тоска твою душу
жрать. Жрёт, жрёт, сосёт, сосёт, и уже свет не
мил, и всё из рук валится. Так ?
НАТАЛЬЯ: Ну?
НИКАНОР: А я на что?
НАТАЛЬЯ: На что?
НИКАНОР: На развод этой самой тоски.
Возьму и тоску всю тебе разведу. Пошепчу в
ушко слова ласковы, вот тоска сама собой и
уляжется. Ждать меня начнешь.
НАТАЛЬЯ: Зачем?
НИКАНОР: Как зачем? Чтоб тоску
развести.
НАТАЛЬЯ: А зачем ты мне на ушко
шептать будешь? Ты так скажи, что думаешь.
НИКАНОР: Ну вот, кака ты непонятлива. А
интим на что?
НАТАЛЬЯ: Какой интим?
НИКАНОР: Такой. Что промежду мужчиной
и женщиной интим должон быть, связь там и
прочее. А без этого нет интересу.
НАТАЛЬЯ: Так то между мужчиной и
женщиной. А я тебе в дочки гожусь, какой такой
интим промеж нас ?
НИКАНОР: Ну вот, взяла и всё испортила.
Я ж не на самом деле чего предлагаю, у меня,
может, и силы уже на исходе, чтоб чего такого
молодой бабе предлагать. Я тебе предлагаю игру
от тоски.
НАТАЛЬЯ: Зачем?
НИКАНОР: Тьфу ты! Зачем! Да потому что
тошно видеть, как ты кручиной себя изводишь.
Вянешь почем зря.
НАТАЛЬЯ: Так то у меня к тебе интерес
должон быть. А у меня к тебе какой интерес, дядя
Никанор?
НИКАНОР: Ну, интерес, он знаешь, из
ниоткуда не берется. Интерес он, как клубок,
начни токо, а он сам скрутится.
НАТАЛЬЯ: Да как начать-то? И чего
начинать? Я тебя совсем не понимаю.
НИКАНОР: Молода, потому и глупа. Валька
вон сразу все сообразила.
3
НАТАЛЬЯ: Какая Валька?
НИКАНОР: Эт-то я так, разболтался чегото! (В сердцах). Всё б вам играть, да прыгать,
стрекозы! (Резко уходит).
НАТАЛЬЯ (одна): Чумной какой-то дед. А
забавный, сил нет. (Смеется чему-то, начинает
петь уже веселее, чем вначале).
кобель, а она со двора в окно колотит во всю
дурь: « Сашк, а Сашк, пышек не хочешь
откушать? С пылу с жару!»
ГОЛОС САШИ:
А я ей: «Да чтоб ты
подавилась своими пышками!»
ВАЛЕНТИНА: Ни за что прям её обидел.
Она потом три недели нос от нашего двора
воротила.
ГОЛОС САШИ: Пущай знает, когда с
пышками в чужой дом стучать! Тут и так баба не
кажный день достаётся!
ВАЛЕНТИНА: Откуда ж ей знать, может
ты, кобель этакий свою бабу мять не вовремя
вздумал? Эх, а помял бы ты щас свою Вальку-то,
а? Помял бы?
ГОЛОС САШИ: Тихо, Валь, ты так не
кричи! Не надрывайсь. Я всё хотел сказать , да не
смог. Ты, Валь , когда так кричишь, я думаю, что
ещё живой…
ВАЛЕНТИНА: Как это? А ты что ж, Саш, ты
что, Саш?! Саша!? ( кричит и видит в дверях деда
Никонора).
НИКОНОР: Ты чего глоть рвёшь? Напужала
прям всего, аж взопрел!
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Никанор и бабка.
НИКАНОР: Я, бабка, слышь, боюсь их. Иду,
а сам боюсь до смерти.
БАБКА: Чего они тебе сделают старому?
Потешатся только!
НИКАНОР: Сделать ничего, конечно, не
сделают, а все ж таки страшно. Кажный раз
моменту оттягиваю.
БАБКА: И здря!
НИКАНОР: Чего здря?
БАБКА: Моменту оттягиваешь здря. Всё
как-никак, а конец один будет.
НИКАНОР: Будет-то он будет, да вот
только горечь у меня в душе от всего. Как
подумаю, что потом будет, ну после моменты,
если не оттяну…
БАБКА: А чо будет? То и будет, что со
всеми быват – повоють, поголосят, да и дальше
жить станут.
НИКАНОР: А бабёнки-то больно хороши.
Одна другой пригожей. Ладные, породистые.
БАБКА: Ты прям про их, как про лошадей…
НИКАНОР: А скажи, чем баба не лошадь?
Ест мало, тащит на себе воз тяжёлый, а надо, так
землю копытами взроеть.
БАБКА: Ты, дед, собрался, так иди!
Моменту не оттягивай!
НИКАНОР: Да, надо идти. Ты мне, бабка,
баню нынче истопи, побаловать душу веничком, а
то пока ходить буду, взопрею.
БАБКА: А ты полегче, помягче, без суеты.
Бабы любят ласкового кобеля.
НИКАНОР: Ладно, учить меня будешь,
лежи уж старая.( Уходит).
БАБКА: ( одна): Вот окаянный что затеял
– сам не ведает! На сердце совсем ослабел к
старости не токо на живот!
Валентина будто в ступоре.
НИКОНОР: Вальк, а Вальк?
ВАЛЕНТИНА: (чуть отходит): Фу, дед, ты
прям откуда-то вылез, как жук. Я и не соображу,
откуда ты вылез-то?
НИКОНОР:
Да
с
сенок
зашёл.
(Передразнивает) Вылез! Чего я тебе таракан
что ль запечный? А вот ты чего орёшь?
ВАЛЕНТИНА
( отходит): Эт-то я так. (
Продолжает стряпать).
Дед Никонор садится,
ВАЛЕНТИНА: Ты чего такой?
НИКАНОР: Какой?
ВАЛЕНТИНА: Ну, нарядный? Праздник что
ль какой?
НИКАНОР: У меня, Валентина, теперь
кажный день праздник. Я победы жду.
ВАЛЕНТИНА: Ой, а мы не ждем, что ли?
НИКАНОР: Нет, я не как вы ее жду. Я так
жду, что с меня сразу весь груз валом свалится. И
вы все с меня свалитесь, с души моей.
ВАЛЕНТИНА: А чего мы забыли, в душе-то
твоей?
НИКАНОР: Забыли. Взобрались сидите и
никак не слезете, истоптали всю душу, всю кровь
высосали, как клещи энти!
ВАЛЕНТИНА: Ну ладно, хватит заливать.
Чего пришел?
НИКАНОР: Чего? Пластинку тебе нову
принес.
ВАЛЕНТИНА: Врёшь? Где взял?
КАРТИНА ПЯТАЯ
Деревня Лысенки.
Валентина что-то стряпает.
Изба
закуривает и
молчит.
Валентины.
ВАЛЕНТИНА ( говорит
с невидимым
мужем): Вот, Саш, решила пышки нынче испечь,
любил ты такие пышки, по сколь штук за раз
слопывал – не давился! Слышь, Сашк? Думаю,
вдруг спеку, а ты и вернёшься (смеётся). А
помнишь, золовка моя напекла пышек, знала, что
ты их жалуешь, принесла, а уж темень во дворе,
мы с тобой токо залегли, ты на меня полез как тот
4
НИКАНОР: ( падает пластом). Где, где? У
тебя одной патефон, а я так думал вам , бабам
вечер устроить, совместный, позвать ту, другую.
ВАЛЕНТИНА (разглядывает пластинку,
удивленно): Правда пластинка. А то у меня одна,
уж всю заездила.
НИКАНОР: Ставь давай, послухаем.
ВАЛЕНТИНА: Прям щас, что ли?
НИКАНОР: А когда? Мне некогда лясы
точить. Меня другие ждут.
ВАЛЕНТИНА (усмехаясь): Другим тоже
пластинку поставишь?
НИКАНОР: Не зубоскаль.
НИКАНОР: Женщина, вы чего?
Валентина по-прежнему не шевелится.
НИКАНОР: Валь, а Валь?
Та не шелохнется.
НИКАНОР: В ступоре! Во как! Загнал бабу в
ступор. (С опаской берет Валентину за руку, та не
реагирует, начинает гладить). Рука, как рука,
бабская по своей сути, а по существу как у самого
что ни есть мужика. Прям лопата, а не рука. Чо
хошь этой рукой делай, хошь землю рой, хошь
подковы гни! Валь, ты бы хоть энт-та…руки-то
каким жиром смазывала, что ли. Или хоть энта,
как его…травой какой натирала, бабы знают таку
траву. Натрешь ей, и как новенькие, гладкигладки, белы-белы, как у энтой…у русалки. Вот чо
сказал-то? У русалки есть ли руки? Или ног у ей
нет или того и другого? Я так думаю, хоть одна, а
имеется. Чем она мужиков-то опутывает? Сетями?
Руками поди. Или она только взглянет, а он уж
сам дурак – в сетях? Валь, чо ты молчишь? Ты на
меня больно-то обиды не держи, один я на вас на
всех остался. Меня изведёте и за сто верст
мужиком не пахнёт. Вы бы уж меня пользовали,
что ли, раз уж я в наличии. Ну не в прямом таком
смысле, а так играючи, где глазом, где смехом,
где песенкой, всё веселее. Я ж таки не совсем в
могиле, а поверхность земли еще могу сотрясти. Я
может тоже боец, пусть не на фронте, а здеся, в
тылу, но боец! Я, можа…(резко обрывает речь,
Слушают. Потом дед начинает потихоньку
приплясывать и приглашает Валентину.
ВАЛЕНТИНА: Ой, дед, не смеши, у меня
руки в муке. (Нехотя вступает в танец, танцует,,
в такт музыке). Ой, дед, неспроста ты ко мне
захаживаешь!
НИКАНОР
(в
ответ
частушкой):
Полюбилась мне вдова, накрутил я кудри!
ВАЛЕНТИНА (резко останавливаясь): Что
ты сказал? Какая я вдова? Ну-ка повтори.
НИКАНОР (теряясь): Дак это так, ну с
языка сорвалось, для складухи.
ВАЛЕНТИНА (вдруг начинает плакать и
причитать): Ох, Сашка, Сашка! Где же ты есть?
Ох, хоть бы весточку от тебя получить, хоть бы
голос твой услыхать! Хоть бы глазом на тебя
взглянуть…
НИКАНОР (явно в расстройстве, но не
показывая вида, ворчливо): Подумаешь, Сашка!
Свет на ём, что ли, клином сошелся! Поди и
другие мужики есть, окромя твово Сашки.
(Расправляет плечи и ходит петухом).
ВАЛЕНТИНА (настороженно): Чего? Чо ты
там бормочешь?
НИКАНОР: А ничаво! Сашка! Знали мы
твово Сашку. Неделю квасил, неделю по бабьим
юбкам шваркал. Глядите боец Красной Армии!
Знаем мы таких бойцов и таку армию, где он
боец! Знаем!
ВАЛЕНТИНА: Ты чего несешь?! Чего
несешь, старый пень? Ты на кого варежку
разеваешь?! (Наступает на деда).
НИКАНОР: Э,э! Мадам! Прошу дистанцию
блюсти! Я всё ж таки государственно лицо!
Уполномоченный письма вам дурам разносить! За
бабку за свою!
ВАЛЕНТИНА: Я те щас дам, государственно
лицо! Я тя как отхожу щас по твоей
государственной роже, дак забудешь все разом
адреса. (Бьет Никанора полотенцем).
НИКАНОР: Э, Валентина! Это я так, так
просто сказанул. Ну, для веселости, ради смеха. Я
ж пошутковал.
так как видит, что Валентина смотрит на него в
упор насмешливо, потом вырывает руку и встает).
ВАЛЕНТИНА: Ну, ладно, боец невидимого
фронта! Пошаркал ногами и ступай. Неча
засиживаться. Балабол хренов!
НИКАНОР: Вот взяла и всё испортила. Я б
на твоем месте хорошо подумал о предложениито. (Надевает сумку на плечо). Ими, между
прочим, не разбрасываются, предложениями-то.
Оне, между прочим, нынче в цене большой, вот
так!
На безмужичье-то!
ВАЛЕНТИНА: Ты о каком предложении тут
говоришь? Замуж что ли зовёшь?
НИКАНОР: Ну зачем взамуж? Чуть что,
сразу взамуж, хитрая кака. У тебя мужик есть, у
меня бабка дома с печи не слазит. А так, для
флирту почему бы и не подружить? Между
основным-то делом? Жизнь-то она идеть своим
чередом, не торопится.
ВАЛЕНТИНА: Господи! Да кто б тебя щас
услыхал, так обмер бы со смеху. Подружить ему!
Я щас как ухват-то возьму, да удружу тебе враз.
Флирту ему захотелось!
НИКАНОР: Но-но! Руки-то убери! Ни к чему
руки-то. Чай, не русалочьи. Нет, дак нет. А только
запомни хорошенько, мадам: бабий век не долог.
Вот так! Прощевай! (Уходит, гремит в сенцах
ведрами).
ВАЛЕНТИНА
(одна,
смеется):
Ох,
нелепость ходячая, а туда же! А всё ж таки,
Валентина бросает полотенце, в бессилии
садится, сидит опустив руки, обмякнув, будто
разом онемела и обессилела.
5
голове). Эх ты, нюни-то распустил, жених!
(смеётся).
повеселил малость. Прям с души чего-то спало,
тяжесть кака-то ушла! А то ведь недолго и с тоски
помереть.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Бабка сидит и чистит лук. Входит дед Никонор,
будто побитый чем. Бабка косится с усмешкой.
Деревня Конюшенно. Дом Липочки. Дед
Никанор разнаряженный, с букетом полевых
цветов топчется на пороге дома Липочки.
БАБКА: Да, пофурычили тебя наши бабенки!
НИКОНОР(зло): Тебе всё хихиканьки, а мне
отдувайся.
БАБКА: Сам дотумкал! ( Передразнивает). Пускай
каждая как в раю поживёт. Тоже мне Адам
выискался. Тяжко на три двора – то петухом
выхаживать?
НИКОНОР: Дура ты! Тут другое. Они ведь как
цветочки, бутончики сидят в земле, головки
согнули, припали, а тут прям как кто крылья им
поприделал…
БАБКА: Ты что ли поприделал, каждой по два
крыла, Архангел хренов?
НИКОНОР: Эх, мать, я ведь только теперь до
конца может жизнь понял, ну как будто мне Бог
глаза открыл, и душу. Я посмотрел на эту жизнь
и будто только её и увидал. Только разглядел
всю.
БАБКА: ( усмехается): И чего? Чего увидал-то ?
Гляделками своими, кобель ты этакой.
НИКОНОР: Да не то, что ты думаешь, дура
ты.Кобель, кобель! Можа я вашу бабскую душу
разглядел. Я увидал такое большое, большое поле
без конца и без края, всё в цветах, только никто
эти цветы не собирает, никто и никому они не
нужны, и вянут они, и пропадают почём зря… И
даже когда цветут, всё равно вянут.
БАБКА: О! Понесло! Слезу
для важности
подпусти. И соплей утрись!
НИКОНОР ( не обращая внимания на бабку) :И
когда война , и когда нет войн, цветы эти гибнут
и гибнут, гибнут и гибнут! Сколь их по миру
зачахло! А ведь когда баба чахнет, что и Родина
навроде пустоцвета.
БАБКА: А ты чего за Родину что ль печёшься
,старый ? Орден что ли хочешь от её получить за
подвиг свой кобелиный?
ДЕД: Причем тут орден? Не до ордена, была бы
родина!
БАБКА: Ну да! Получишь, да и подвесишь в одно
место, чтоб звенеть им по селу, да баб удивлять.
Он тебе за место этого муляжа.( Смеётся).
ДЕД: И откуда похабщина из тебя только прёт?
Орден! Да на кой он мне ? А! Да чё с тобой
говорить! Всё одно , что о бревно стучать – пусто.
Сидит молча, курит.
БАБКА: Обиделся никак!? Э! Дурень! Ладно,
уговорил, пошли в баню, муляж старый! Может
чего и выйдет!
ЛИПОЧКА: Ой, дед, ты чего? Прям как
пасхальное яйцо. Светится весь.
НИКАНОР (подает цветы): Это вам, Липа
Матвевна.
ЛИПОЧКА: В честь чего энта ?
НИКАНОР: В честь будущей
нашей
победы.
ЛИПОЧКА: Ой, дед, галантный
какой!
Прям фонтан с фейерверком.
НИКАНОР: Ты, Липа, не грусти, вот что я
хочу сказать. Даже если в…ну, там…не все
вернутся с фронта. Ведь не все ж возвращаются.
В том смысле что…воевать – мудрость великая, а
все ж-таки…
ЛИПОЧКА (строго, почти сурово): Так вот
ты зачем пришел? (Садится на стул, сидит).
Говори.
НИКАНОР: Я к тому, Липа Матвевна…
ЛИПОЧКА (кричит): Говори!!! (Рыдает).
НИКАНОР (орёт): Да ничего я не знаю! Не
знаю! Нет ничего. Я так зашел, я зашел потому
что не могу я на тебя глядеть, дура, без слёз, вот
почему зашел. Ноги занесли, вот и зашёл.
ЛИПОЧКА (продолжает рыдать): Я знала,
знала…Господи, господи!
НИКАНОР (не может прийти в себя): Да
люба ты мне, вот я и зашел.
ЛИПОЧКА: Врёшь, врёшь, ой, дед, чуяло
мое сердце, чуяло!
НИКАНОР: Ну, постой, погоди! Ну без
вести пропадают, а потом глянь-пришел. Не было
нигде – и вот он.
ЛИПОЧКА: Так он без вести?
НИКАНОР (испуганно): Кто?
ЛИПОЧКА: Мой муж…без вести пропал?
НИКАНОР: Какой муж? Ничего я не знаю.
Может, кто знает, а я нет.
ЛИПОЧКА:
Дедуля,
миленький,
Никанорчик…Говори, как оно всё есть, говори…Я
ведь и без тебя всё знаю. Знаю, почему ты
кругами вокруг дома ходишь. Не одна я такая.
НИКОНОР(орёт): Ничего ты не знаешь!
Ничего!Ничего! Он живёт где-то, а ты его раньше
времени. В саму землю, в саму землю толкаешь.
Запихиваешь прям! Бес у меня в ребре, бес, вот я
и хожу, на вас дур одна жалость глядеть! А вы, а
вы…
ЛИПОЧКА: (приходя в себя,
успокаивается): Ну и ладно, дед, ладно, ступай!
Душу погладил и ступай! ( гладит деда по
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
6
Бабка парит в бане
какие–то снадобья.
деда Никанора). А ведь всё это могло ещё ой-ейей! ( снова репетирует, не замечает её)
деда Никонора, разводя
Наташенька, свет мой жёнушка…
НАТАЛЬЯ ( орёт не своим голосом): Вася!
Васенька! ( бросается на шею Никонору, висит,
БАБКА: Одна шкура сойди, вся дурь уйди, две
шкуры сойди – вся хворь уйди, три шкуры сойди –
лета уйдите. Совсем прочь уйдите, тело
освободите. Отзовись, появись, обновись!
не может оторваться).
НИКОНОР: Ну вот, ну и ладненько, свиделись же!
И довольно виснуть, шею прям всю скрутила! Не
казенная чай шея-то! (Смеётся, смущаясь всё
больше).
НАТАЛЬЯ: Ой, не верю, что это ты! Нет, не ты это,
не ты! ( Отходит и смотрит со стороны).
НИКОНОР ( пугается): Как не я? Я! Я и есть!
Васька твой пришибленный! Помнишь как меня
оглоблей пришибло?
НАТАЛЬЯ : Глазам не верю!
НИКОНОР: Вот и не верь, сердцу верь!
НАТЕЛЬЯ: Васенька, ты и не ты! Прям как будто
чужой и как будто мой! Родной весь!
НИКОНОР: Ну на войне своим сама знаешь как
можно остаться. Я теперь не только тебе, Родине
всей принадлежу. Три дня, милая, я твой, а
апосля весь её, родины…
НАТАЛЬЯ: Как? Снова!?
НИКОНОР: Ну чуть доприжмём немца, до Берлина
допрём, и тут уж я весь твой, Наталья, никуда не
денуся.
Гнать будешь – не уйду!
НАТАЛЬЯ: Да какое гнать! Какое гнать! Господи!
Что ж я стою? Есть, пить, баню топить.
Дед сначала кряхтит, потом стонет, потом орёт
благим матом, потом тихо скулит, будто
зализывает раны. Из пара выходит молодой,
крепкий, красивый мужчина. Льёт на себя ушат
холодной воды.
БАБКА: (стоит в углу предбанника на коленях,
крестится). Ой, господи, прости ты меня грешную!
20 лет уж не чудила! Ввёл меня старый в грех колдовской! Прости мою душу и все мои
прегрешения, не во зло творила, истинно говорю
не во зло!
НИКОНОР:
(ещё не понимая до конца, что
происходит) Ладно бухтеть. Он ежели видит всё,
то и без того видит наши с тобой грехи ( замечает
свои ноги, руки, щупает лицо). Ой, бабка, ой чего
натворили-то мы! Молись, бабка, молись! На
колени, старая ведьма!
БАБКА: Только смотри, если лишку самогонки
хряпнешь, пеняй на себя. Я тут не виноватая.
Обратно в старую шкуру влезешь.
(Бросается на шею Никанора и целует,
целует!).Мужик! Мужик в дом пришёл!
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
Дед Никонор молодой, подтянутый, в военной
форме входит в дом Натальи. Натальи в доме нет.
Никонор снимает шинель, располагается, на стол
выкладывает нехитрые продукты, шматок сала,
хлеб.
Деревня Конюшено. Дом Липочки.
ЛИПОЧКА: (сидит на крыльце, вяжет): Вот,
Коленька, сотый носок вяжу, а как ещё немного
свяжу, так и войне конец. Я так задумала, так
тому и быть. У меня ,знаешь, Коль, чо в голове-то
всё вертится, вот был ты тогда с Веркой иль не
был? Ластился ты к ней хорошо, а вот был?
ГОЛОС НИКОЛАЯ: И какой чушью вы, Липа
Ивановна, страдаете, когда родина вас от фрица
отбивает.
ЛИПОЧКА: Знаю, Коль, знаю, что не тем голову
свою забила, но ты скажи правду, я и успокоюсь.
ГОЛОС НИКОЛАЯ: Вас, Лип Ивановна, уж ничего
видать не переделает в этой жизни. А жаль,
потому что, я вам вот что скажу, Липа Ивановна.
Теперь уж ваш муж, Николай Григорьевич, ни к
кому ластиться не будет и зажимать никого не
будет. Ни Верку, никого. Даже вас, Липа
Ивановна, я теперь не буду домогаться. Ваше
тело теперь для меня не имеет ценности никакой.
Даже супружеской!
ЛИПОЧКА: Вот те на! Как это? Боже, понимаю,
тебя ранили да? Туда да? Коленька, туда!?
ГОЛОС НИКОЛАЯ: Тьфу, дура! Тут стоишь одной
ногой в яме, на тот свет метишь попасть, а ей
главное, чтоб туда не попали! Не попало! Всё в
целости, сохранности!
НИКАНОР: ( репетирует, откланивается, смотрит
на себя в зеркало): Ну, здравствуй, добрая
жёнушка, здравствуй ненаглядная? Что не ждала
своего суженого? Иль как? А с дедом Никонором
кто лясы точил? Тоску бабью кто хотел с им
старым заглушить? Шаркал дедок-то, шамкал?Не
соблазнилась на его кобелиный опыт, на речи его
сладкие не купилась? Вот и умница! За то я тебе
шматок сальца приволок с погребу. Э…С какого
погребу…? Чего я несу? С фронту, да с фронту
самого! Ой, господи, чего бы не напутать! Мозгито бабка чай не ошпарила! А что как она меня
разгадает? Не может такого быть! Бабка сказала,
что у их от ожидания долгого глаза уж залило
ненужным светом, что они только наполовину
здесь, а наполовину уж там, с ими. Господи! Да
где с ими-то? На фронте иль в могиле? Где с имито? И я кто я есть, зачем? А как ничего не выйдет,
да так ведь убьют меня, прям живого всего и
убьют, они на всё горазды, стервы эти, не
попотчуют даже! ( Смотрит в зеркало). А жаль,
пропадёт такое добро, сгинет прям. ( В дверях
появляется Наталья, смотрит
во все глаза на
7
Появляется
молодой
Никанор.
медленно приподнимается.
бы в гроб просится и прям так ласково на ушко
шелестит кто: « А в гробу-то, Валька, тихо,
спокойно, спи себе: Я прям на бок валюсь така
благодать в руках и ногах, и в животе так тихо.
Вот что со мной делается. А потом как заору сама
себе: « Чего это ты?! Чего! Всю войну прожила,
а перед победой перед самой в гроб?» И вскочу и
бегаю, бегаю, вот так руками, ногами в стороны и
в присядку, и песню ору во всё горло. Да ты, Саш,
чего молчишь-то? Ты не молчи, я молчать-то
устала… И пей, пей. Да пей ты, что – то ты совсем
даже не нюхашь. Раньше один бывало цельный
литр выдувал. А щас после казённого спирту
наша самогоночка совсем в глоть не лезет?
НИКАНОР: Не хочется чего –то ! Я уж давеча
хорошо хлебнул, харэ будет.
ВАЛЕНТИНА: Где это ты хлебнуть успел?
НИКАНОР: Дак энто… по приезде. Того встречу,
этого.
ВАЛЕНТИНА: Кого того - этого? Опять брехать
стал, не успел порог перелезть, а уж за брехню
взялся!
НИКАНОР:
Да не брешу я.
А Наталья из
Сноровок налила. Я ж мимо её деревни ехал. Она
заприметила, заманула и пляснула чарку. За
здороье её мужика выпили.
ВАЛЕНТИНА ( в слёзы ): Ну вот! Так и знала,
ишо не объявился, а уж вперёд моего под чужой
подол полез.
НИКАНОР: Да не под подол тебе говорю, а чарку
пригубил за её Ваську.
ВАЛЕНТИНА: Сначала за Ваську, а потом вместо
Васьки! Так оно и бывает!
НИКАНОР: Тьфу, дура! Ну наливай, выпью, так и
быть!
Липочка
ЛИПОЧКА ( не сводя глаз с Никанора): Коля,
Коленька! А я думала, мне мерещится! Что ты с
того свету со мной говоришь! ( Рыдает и
бросается на шею Никанору).
НИКАНОР ( в сторону): Да, бабка, вошли мы с
тобой в историю! Союза Советских
социалистических республик!
КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ
Никонор всё ещё молодой, за накрытым столом.
Рядом Валентина, пот с его лба полотенцем
утирает, глаз с него не сводит.
ВАЛЕНТИНА: Ты говори, говори, не молчи. Я уж
намолчалась, так намолчалась, что иной раз сама
себе чего-то говорю, с курями вон разговоры
разговариваю. Как встану утром и буроблю,
буроблю: Вот сейчас то-то сделаю, то-то, а потом
туда пойду, а встречу кого-то, то-то спрошу и мне
ежели так ответят, что я вот так, а ежели эдак,
что я вот этак. Я, знаешь, Саш, чего думаю всё:
вот страна у нас большая такая, даже ежели глаза
закроешь и представишь, что всё равно всю
никак головой не охватить. Я когда к тётке в
Архангельск ездила, что еду и еду, еду и еду,
леса, леса, поля и всё конца края нет и нет. Это
немцу сколь бы надо было по ней шагать, чтоб
всю-то её пешком пройти, это бы им уж 100 лет
было бы, а они что не уразумели, что каждую
поляну, каждый околок надо обойтить и жизни
никакой не хватит, чтоб всё обойтить. Я баба
дурная и то понимаю, а они чего, совсем без
головы? Ты, Саш, не молчи, не молчи, я ведь тебя
как ждала, так со страху раз чуть не обмерла.
Прямо как сидела, так чуть не сковырнулась.
Сижу себе, а темнота за окном жуткая и вдруг в
окно кто стук-стук. Думаю ставень что ли бьётся о
стенку, я ставни-то не закрыла и уж пожалела,
ставень-то был бы кто стучал, то есть в ставень
бы стучал, ну и стучи себе. Ту кто будто прям
живым пальцем стук да стук. И вдруг твой голос
прям живой, прям
твой говорит за окном: «
Вальк, а Вальк!»Я со страху молчу. А ты мне: «
Ты, Вальк, в прорубь за водой когда пойдёшь
только не ходи завтра. Ледок подтаял, кабы беды
не вышло». И всё. Я в дверь, на двор: « Сашк,
Сашк!» А ты пропал весь. А на завтра я не пошла
в прорубь, у меня
било сколько-то, плескалось
на дне. А веришь, кума пошла, и под лёд ушла,
прямо вся как есть. Фуфайка спасла, надулась и
не дала утонуть, бабы увидали, спасли. Вот как,
Сашка, ты меня спас. Да, ты не молчи, не молчи,
я уж молчать устала. И тебя ждать устала. Я
даже, Саш, веришь, грех это понимаю, но я
последние дни, я, Сашк, прям жить устала. Встану
прямо утром, говорю себе: « Сейчас то сделаю, и
это, а тело прямо само меня укладывает, вот как
Валентина наливает. Выпивают.
И чувствует
дед, как будто молодость от него уходить стала.
Тут в дверь кто-то стучит. Никанор со страху
убегает в комнату. Входят Липочка и Наталья,
смотрят на Валентину и на накрытый стол.
ЛИПОЧКА ( ВАЛЕНТИНЕ) : С чего это ты самогон
- то жрёшь? Повод что ли какой?
ВАЛЕНТИНА (Липочке): Не трогай Сашку,
предупреждение даю. Споила его уж и так!
НАТАЛЬЯ: Какого Сашку? Сашка что ли пришёл?
ВАЛЕНТИНА ( резко меняясь): Ой, бабы, така
радость, така радость!
ЛИПОЧКА( наступает вдруг) : Где он?
ВАЛЕНТИНА: Кто?
ЛИПОЧКА: Ну радость твоя где?
ВАЛЕНТИНА: Так- то Сашка мой …
НАТАЛЬЯ: Мы тоже с дуру радостью умылись, а
теперь вон остываем…
ВАЛЕНТИНА: Да что случилось, бабоньки?
ЛИПОЧКА: А то, что оборотень тут один дворами
шастаеть. Баб баламутит.
ВАЛЕНТИНА: У кого может и оборотень, а у меня
живой мужик. С фронту вернулся.
НАТАЛЬЯ: Дак покажи, где он есть?
8
ВАЛЕНТИНА: Это за чем? Это вы его сначала
спаивали,
а теперь изловить хотите? Своих
мужиков не дождались, так за моего надоть
взяться?! Разгадала я вашу сущность!
ЛИПОЧКА: Ты покажи хоть Сашкину морду, чего
хоронишь? Если он есть, чего прячется?
ВАЛЕНТИНА: Да мне и нечего скрывать! Сашка,
Саш, подь сюды!
ЛИПОЧКА( смеётся):Вот так же и мой утух! Как
до дела дошло - сразу сгинул.
ВАЛЕНТИНА: Кто утух? Сашка!!! Кто утух-то?!
ЛИПОЧКА: Кто-кто! Откуда я знаю кто. Сначала
думала, что заспала я, ну во сне там побалакала
со своим-то, а тут глянь он в дверях – живой невредимый. Ну, слёзы, крики, стол накрыла. Чуть
пригубил и сидит, будто на чужой свадьбе. А
когда я постель стала расстилать, он и вовсе
утёк.
Я сначала в слёзы, дескать вернись, всё понимаю,
ранение у тебя боевое. Ну в смысле немец не
туда попал, куда следоват.
А тут Наташка в
дверях. И у ей мужик во сне пришёл, да не во сне
сбежал. Оборотень- то по дворам ходит, навроде
Никанора,
бабка его всякими зельями умеет
одуровать. Вот!
ВАЛЕНТИНА: Ой, Господи, спаси и сохрани! А как
же Сашка? Нет, у меня не оборотень, у меня мой
Сашка. Да и зачем деду Никанору … хотя давеча
он и правду ко мне приставал. Вот старая
образина! Не, не верю, Сашка! Саш! Подь сюды!
НИКОНОР:
Бабы- то , сама знаешь,
жить
устают, придумывают себе сны такие вещие,
желания, будто застилает им кто свет белый. И
ждут они, когда к ним кто- то вдруг придёт, кто-то
вдруг спустится. И купаются они в своей мечте
как в проруби и никто эту мечту не выкрадет.
Во дворе лает собака. Бабка выглядывает в
окно.
БАБКА: Вон идут. Все твои жинки, как одна.
Прям строем. Чую свою мечту бить будут, а может
и вовсе убьют. Ложись на лавку, дед, помирай
вперёд смерти. Другого у тебя хода нет.
Дед мечется по избе, потом ложится на лавку и
затихает. Входят бабы.
БАБКА ( причитает над дедом, делая вид, что не
замечает баб) : Эх, Никанор, Никанор! А я тебе чо
говорила! Хотел объять необъятно, хотел всех баб
пригреть на своей впалой груди. На немощный
свой организм понадеялся. Да надорвался! Вот,
дескать, бабы прозябаете вы, вянете, гибнете и
нет такого чуда, чтоб вас спасло. А я, мол , такое
чудо сотворю для вас, для дур. Хоть на день,
хоть на час осчастливлю каждую, чтоб этот день
и час спас, кода настояща беда придёт, чтоб не
дал согнуться вам уж и без того согнутым, чтоб не
сковоротило вас уж сковоротившихся, чтоб черны
лица ваши побелели, а грубы руки помягчели,
чтоб…
Из комнаты выходит Дед Никанор в старом
обличии и боком, боком, семеня проходит через
избу и скрывается в дверях, а из уже
сеней
кричит.
Пока бабка говорит, бабы утихли, стали
шмыгать носами, утирать глаза, отсмаркиваться.
НИКАНОР: Как родная мать меня провожала! Тут
и вся моя родня набежала!
Валентина рыдает. Бабы
многозначительно
переглядываются.
ВАЛЕНТИНА: Он руки – то мне хотел каким - то
салом смазать, чтоб как у русалки, мол…
ЛИПОЧКА: А меня пышкой с жару называл!
НАТАЛЬЯ: В ём по всему видать артист какой
жил… Вон он как умел речами обволакивать.
ВАЛЕНТИНА: А можа, в ём душа самого Ангела
Господня сопряталась? Таких ведь на землю и
посылают для нас обездоленных, незрячих.
БАБКА: Ну Ангел Господний – это конечно как
сказать, я в ём этого не подозревала. А вот, что
жалел он вас, бабоньки , это правда. Так жалел,
что и спать не мог. Когда я занемогла письма вам
разносить, так он будто чумной сделался. Весь
как
есть
заболел.
Ел,
что
мышьспал, что петух - глаз закроет, а другим косит. И
глаз тот весь в слезе горючей. А уж как сердце –
то его болело об вас. Да чего теперь, лежит,
отдыхает. Никому теперяча ничего не сделает:
ни любви не прибавит, ни злости не убавит.
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Дед Никанор и бабка сидят дома и пьют чай.
НИКАНОР: Эх, мать, в жизни я им может что – то
такое сделал ( ведь даже то и не я был, а кто-то
другой, кому Бог силы дал и прозрел кого ), что
им теперь дальше уж не страшно жить. И
ничего не страшно. Я для их теперяча, вроде как
мужа, а они все жёны мои. Я за их всех мужей
перед Всевышним теперь в ответе.
БАБКА: Ой! Куда тебя понесло! Мужики – то их
явятся, так намнут тебе бока. И у Всевышнего не
спросят.
НИКОНОР: Эх, кабы хоть один пришёл, то пусть
бы и мял, только вот они
бумажки-то. И не
один из них по этим
бумажкам в живых не
числится.
БАБКА: А они тебя взаправду что ль за
своих
приняли или брешешь?
Дед от жалости к себе вдруг плаксиво икает.
ВАЛЕНТИНА: Ох, ёк-макарёк! Вот и ожил
покойничек! Чуяло сердце, что-то тут не то, нет
будто глаза кто застил! ( Хватает коромысло и
замахивается на деда). Щас как убью один раз
9
энтого бойца, другой раз не надо будет умирать! (
Гоняется за дедом).
НИКАНОР: Вальк, не тронь! Сдурела что ли! Не я
это, не я! Родина мне приказала! Я вить как в
стихе том: « Не до ордена! Была бы Родина».
КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ.
Валентина бросает коромысло, рыдает в
бессилии. Вперёд выступает Липочка.
НИКАНОР: Ну что ты всё ходишь и ходишь, всё
молчишь, сказала бы уж чего?
ЖЕНЩИНА: Но
ты ведь не веришь в меня,
думаешь, что я явь с прицелом, сон твой давний.
НИКАНОР: А что ж ты ещё, явь с прицелом и есть.
ЖЕНЩИНА: Нет, Никанор, я твоя матушка.
НИКАНОР: Да ну? Отродясь у меня такой матушки
не было, у меня другая мать. Только померла уж
она, я ещё ребёнком был.
ЖЕНЩИНА: А я не та матушка, что только тебе, я
матушка для всех. Я матушка Родина!
НИКАНОР: Вот те на! Да какая ж ты Родина,
когда ты баба с руками,
ногами. Глаза вон
таращишь! А Родина – это то, что не обнять, не
объять. И с бабой ничего общего.
ЖЕНЩИНА: Ну как хочешь понимай, только я
Родина и есть. По делу я к тебе пришла.
НИКАНОР: Ну ладно. Допустим. И что за такое
дело?
Дел у тебя других нет, чтоб ко мне
старому шастать?
ЖЕНЩИНА: Смотрю я на баб на наших, на то, как
они мучаются и думаю: «А за что?»
НИКАНОР: Как за что? Все мучаются, и они вместе
со всеми. Ты ведь и сама мучаешься?
ЖЕНЩИНА: Я мучаюсь, Никанорушка,
когда
баба мучается. Не будет баба мучаться, и мне
полегчает.
НИКАНОР: Да как же сделать, чтобы баба наша
не мучалась? Ей на роду написано: мучаться. А
как помрёт, все хором: « Слава те Господи, ишо
одна отмучилась».
ЖЕНЩИНА: А ты подумай, подумай, Никанорушка,
один ты из мужиков остался в тылу, на тебе
одном вся ответственность за всех баб лежит. И
никто – нибудь тебе приказ даёт, а сама Родина. Я
то есть.
НИКАНОР: Да что ж я один сделать смогу, да и
старый я?
ЖЕНЩИНА: А ты им, Никанорушка,
душу
расшевели. Душа – она ведь в горе комочком
свернулась, скукожилась, будто иссохла, а ты её
где погладь, где встряхни, где рассмеши, она и
оживёт, душа – то. А живая душа и телу пасть не
даст. Так до победы и дотянут. А то у их уж сил
нет лямку мужикову тянуть.
Из рассказа деда Никанора.
Явь с прицелом.
Дед Никанор плетёт сети, как вдруг появляется
какая - то женщина и помогает ему плести.
ВАЛЕНТИНА ( причитает): Ой, господи, да за что
же это ты меня так? Да чем же я перед тобой, да
где же тут правда и справедливость? Где ходют,
где гуляют?!
ЛИПОЧКА: Щас- то мы и узнаем, где они ходют,
где гуляют. ( Хватает Никанора за загривок и
трясёт что есть силы).
БАБКА: Ой, чо за дела – то! Убьёте мужика!
ЛИНОЧКА: А то ли это чей мужик, а, Наталья? (
подмигивает Наталье).
НАТАЛЬЯ: Да как чей? Мой то мужик. С войны
возвернулся. Живой-невредимый.
ЛИПОЧКА: Ой, ли! А я думала мой! Больно уж на
моего смахивает. Что сзади, что спереди. Такая
же шея кривая ( ворочает дедом туда- сюда).
ВАЛЕНТИНА ( вцепилась в рукав и толкает): Щас,
разбежалась! Нечего пасть на
чужое добро
разевать.
( Начинают
раздирать деда по
сторонам).
БАБКА: Цыц! Треклятые! Добро-то одно, а вас
вон скоко!
ЛИПОЧКА: А это, бабка, не твоё дело! Лежишь на
печи и лежи, не кудахтай. Сами разберёмся.
БАБКА: Да как же сами, когда живого хотят в
мёртвого обратить?
НАТАЛЬЯ: А пускай по чужим курятникам не
лазит.
НИКАНОР: Эх, вы, бабы, бабы! Ничего - то вы не
поняли, не сообразили, безмозглые вы курицы. Не
мужик я вам, а мечта ваша единственна. Не муж
одной, а муж всех. Захотите опереться, а я вон
тута и плечо моё вам подставленное. Не кобель я
перед вами был, а высшая материя, можно
сказать, сверху спущенная.
ЛИПОЧКА: Ну щас мы этой высшей материи
отвесим сколь надо, а остальное бабке оставим пусть доедает.
БАБКА: Постойте! Я сама. Я сама его допеку, я
знаю такой способ! ( Наливает чарку какого-то
снадобья и подаёт деду).Пей, милой, пей, сам
напросился! Выпьешь и отдохнёшь, остынешь
враз.
НИКАНОР: Я, конечно, выпью, но сначала
расскажу всё как есть (кряхтит). Сон то был или
не сон, но явь с прицелом полная. Сама матушка
Родина, ко мне пожаловала и озадачила меня.
БАБА ( хором):Чего?!
НИКАНОР: А вот чего! Слушайте и внимайте! Плёл
я как сети на днях, вдруг кака-то баба откуда не
возьмись.
ВАЛЕНТИНА: Ещё одна! Ну плети, плети…
КАРТИНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Действие возвращается в дом Никанора.
НИКАНОР: Думал я, думал, гадал, и пришёл я к
выводу, бабёночки, мои милые, что без меня, без
мужика, то есть живого вы совсем пропадёте. Что
жизнь – её ведь не остановить. Так что не я об
10
вас позаботился, а сама Родина – мать. ( Бабы
начинают смеяться).
НАТАЛЬЯ: Нет, слыхали таку басню? Родина к ему
шастает прямо в хату, как какая-то конкретна
баба.
ЛИПОЧКА: Ну, наворотил дед.
ВАЛЕНТИНА: Да прибить его, и дело с концом. А
язык курям выкинуть, чтоб не брехал.
ДЕД НИКАНОР: Да я не про вас, я про всех про
нас, про вражин эдаких. И я свою сроду не жалел,
не холил, где обматерю, где вдарю, а она мне
шестерых девок выкатила, все как яичко.
Разнесло их по свету, прибило к таким же
кобелям, а те тоже то гавчут, то руки распускают,
то без вести канут и нет вовсе, лучше бы гавчали.
ГОЛОС САШИ: Так ты, дед, стало быть, свои грехи
на наших бабах замаливаешь? Свою не дожалел,
на наших потянуло?
ДЕД НИКАНОР: Нет, мужики. Я не об этом
вовсе, не я не святой, не вы. Ну, война, ну, горе,
ну, голод и холод, а жизнь-то она ить на месте не
стоит. Движется. Развитие идет. Размножение в
природе. Вот дано тому цветку расцвесть и чего
ему та война? Он от солнца свет наберет, от
дождя влагу, от земли силу – и вот гляди: стоит
глаз радует. А потому что любовью вспоен. А
дурна баба от любви бежит, так и зачахнет в
ненужности. Вот наши бабы без любви и чахли.
Не вытащил я их, конечно к свету, да к солнцу. Ни
сил, ни лет не хватило, да и кто им вас заменит?
А только тот, кто войну затеват, должон прежде
умом
раскинуть,
что ежели ты одну нитку
оборвал, то весь клубок уж не раскрутится. А
сколь таких нитей, да клубков по миру! А что я?
Я во всё этом раскладе всего лишь тля, букашка.
Вот и весь вам мой сказ.
ГОЛОС САШИ: Ладно, дед, не серчай! Какие б мы
ни были, а лучше нас для их никого во всём свете
нет.
ДЕД НИКАНОР: Вот и я о том, что нет. Только где
вы?
ГОЛОС САШИ: Я давеча к своей наведывался,
она пышки пекла. Какой дух стоял! И сама как
пышка, эх, не пожили мы как следоват, не
полюбились. Всё лаялись. А щас бы я её пальцем
не тронул, а всё дул бы на её как на горячую
пышку и ел бы всю не наелся!
ГОЛОС НИКОЛАЯ: А моя всё переживает, в како
место её мужика ранило. Будто у мужика только
одно то место и есть, и фриц будто специально
только туда и метит. Ну, успокоил, что всё в
целости и сохранности, и что Верку я не мял, да
только чего теперь об этом? Какими пустяками
головы бабьи забиты.
ДЕД НИКАНОР: А ты, Васька, чего молчишь? Чего
ты обо всём этом думаешь?
ГОЛОС ВАСИЛИЯ: А я молчу, потому что домой,
дед, иду. А как приду, так всё и скажу, чего
думаю. А если понадобится, то и тебе бока намну
старому за твой героический подвиг.
ДЕД НИКАНОР: Да не уж-то жив, Васька!? Эх,
молодчина ты, молодчина! Вот порадовал
старика! Прям до слёз прошиб. Только на счёт
боков-то не очень спеши! Бока лучше мне моя
бабка намнёть. В баньке субботней. Так намнёт,
мало не покажется!
Бабы смеются аж захлёбываются. И бабка
вместе с ними. Один Никанор не смеётся. Но
потом не выдерживает и он начинает смеяться.
КАРТИНА ПЯТНАДЦАТАЯ
Дед Никанор один сидит, закуривает, сам себе
говорит.
НИКАНОР: Эх, кто б знал, как я их боюсь!
До смерти как боюсь. Спать лягу, а они во сне
приходють и стоят, прям как столбы. И все на
одно лицо. Иные говорить начнут, а иные прям
молчат, как проклятые. Другой бы уж привык или
помер бы давно со страху, с жути с этой. А я и
не привыкну и помереть не могу. В голове какаято каша. И ведь по жизни не то, не трусоват
вовсе, по молодости на кабана один ходил и
валил его. А тут ить не кабаны, а все ж таки жуть
от их !
ГОЛОС НИКОЛАЯ: А чего нас бояться, мы чай не
кусаемся.
Дед застывает с папиросой во рту.
ГОЛОС САШИ: Да уж не пугал бы старика, он и
так на живот слаб. На кабана –то ходил , сколь с
того времени годов-то прошло. А теперь штаны
не просыхают.
ДЕД НИКАНОР: (постепенно приходит в себя и
вступает в диалог, оскорбляясь за штаны ): А чего
мне вас бояться, вы чай безопасные совсем, для
меня. Где вы, и где я!
ГОЛОС НИКОЛАЯ: Это точно, что безопасные! А
так бы мы тебе бока- то намяли.
НИКАНОР: Мне Родина приказала, дурни, за вас
за всех отдуваться. Патриотизьм – то он не в
штанах зарыт. А, в душе, между прочим.
ГОЛОС САШИ: То-то ты душу свою по бабам всю
поистаскал!
ДЕД НИКАНОР: Да они к моей душе, как собаки
бросились, изголодались. Много – то вы им при
жизни ласки давали? Валька вечно бита ходила,
что пугало огородное. Липка сама всё мастерила,
и молотком, и топором. А Наташка в каком платье
от мамки ушла взамуж, в таком и по сей день
шастат. Бабу надо любить, когда она рядом, а не
когда уж любить жизни нет.
ГОЛОС НИКОЛАЯ: Ты нас щас ещё поучи, как
бабу любить.
2005г - 2006г.
г.Когалым.
11
Конец.