Программа «Понимание жертв преступлений

Бельгия. Ознакомительный визит российской делегации для
изучения опыта проведения программ восстановительного правосудия в
тюрьмах. Апрель 2003.
Выступление Сабин де Борг и Кристел, специалистов программы
«Понимание жертв преступлений».
Сабин де Борг. Я Сабин де Борг. Я отвечаю за программу подготовки
людей, которые будут работать в программе «Понимание жертв преступлений».
В начале я хочу сказать пару слов о том, как этот проект начался. Мы являемся
разработчиками проекта, в центре которого находятся интересы жертвы. Идея
заключается в том, чтобы дать понять преступнику, как последствия его
преступления сказываются на жертве. Тем не менее, очень часто в процессе
правосудия интересы жертвы не учитываются вовсе. И мы разработали
программу, в центре которой находится не правонарушитель со своими
проблемами, а жертва преступления. Программа эта сама по себе была
уникальна для своего времени, и вдохновил нас на это голландский опыт таких
же программ. В Голландии разрабатывался специальных проект для
несовершеннолетних, для незначительных правонарушений, как альтернативная
санкция. Мы переняли этот опыт, внедрили эту программу в Бельгийских
условиях, и стали заниматься совершеннолетними. Мы работали в разных
частях фламандской территории Бельгии. Когда проект начал работать, мы
получили приглашение из трех тюрем, которые были пилотными площадками
для внедрения программ восстановительного правосудия. И нам пришлось
адаптировать программу под эту ситуацию. Это что касается истории проекта.
Вопросы есть?
Вопрос. Прошла ли ваша стратегия поддержки жертв определенные этапы,
эволюция прежде чем вы обратились к восстановительному правосудию? Или с
самого начала вы ориентировались на восстановительное правосудие? Я имею в
виду проект.
Сабин де Борг. Думаю, да. Может быть, у нас не было так все четко
сформулировано, но думаю, да.
Существовала официальная организация поддержки жертв на
территории Фламандии. И мы стремились создать такой проект и найти
финансирование для этого проекта. Этот проект начался, как обобщение
накопленного опыта по поддержке жертв, и в процессе создания этого проекта,
мы начали осознавать, что придерживаемся тех же принципов, что и люди,
работающие в рамках восстановительного правосудия.
Итак, теперь что касается цели нашего проекта. Мы работаем на
нескольких уровнях. Мы хотим повысить уровень осознания правонарушителем
того, какое влияние оказывает, или оказало уже, его преступление на жертву.
Это первое направление. Второе направление нашей работы заключается в том,
чтобы заставить правонарушителя поставить себя на место жертвы, понять
чувства, которые испытывает жертва. Третий уровень работы. Запустить
процесс изменений отношений между преступником и потерпевшим. Конечно,
в конечном итоге мы бы хотели достичь коренного изменения поведения
преступника, однако делать это основной задачей проекта было бы слишком
амбициозно. Наш проект, как я уже говорила ранее, направлен на молодых
людей и взрослых от 18 лет и старше. Сейчас у нас также запущен проект и для
несовершеннолетних. И отдельный проект направлен на заключенных. Теперь
1
немного поподробнее о нашей работе. У нас есть специально разработанный
курс, который длится 30 часов, иногда чуть-чуть дольше. Курс длится 4 недели.
Программу ведут два специалиста. В группе обычно от 4 до 8 человек. У нас
различные методы. Мы проводим письменные задания, устные обсуждения,
смотрим видео записи бывших правонарушителей, которые рассказывают о
своем пути осознания своего преступления, где они рассказывают о своих
преступлениях. Мы приглашаем на занятия потерпевших. Иногда приходят
гости: адвокаты; люди, занимающиеся поддержкой потерпевших; потерпевшие;
а если мы работаем в тюрьме, то в работе группы участвует медиатор. Медиатор
принимает участие и в работе с несовершеннолетними. Мы устраиваем ролевые
игры. Самое главное для осуществления групповой работы – это царящая на
группе атмосфера доверия, открытости. Потому что мы ожидаем, чтобы
участники группы честно и открыто расскажут нам о том, что они сделали и о
том, что они теперь чувствуют и думают. Мы поощряем активное и открытое
участие в работе группы, а также когда преступник искренне старается
прочувствовать ощущения потерпевшего, встает на место жертвы, любой
признак проявления ответственности за свои поступки. Вот вкратце то, что мы
делаем. Хотите ли вы, чтобы я рассказала немного о теоретической базе?
Существует множество теорий. Например, теория поведенческая (бихевиоризм),
то есть, что преступному поведению можно научить, а можно отучить от него и
научить вместо этого чему-то другому. Подростки и молодые люди обычно
объединяются в группы и легко усваивают тип поведения, принятого в группе
сверстников, так рождается и преступное поведение. Мы также создаем группу,
запускаем процесс переучивания, теперь если ранее у подростков было
выработано положительное отношение к нарушению закона, мы вырабатываем
постепенно негативное отношение к правонарушению. Вот такая теория.
Существует теория натурализации. Преступник часто отрицает свою
ответственность за преступление и отрицает тот факт, что его поступок имел
последствия для потерпевшего. Они не видят или не хотят видеть, что они
ответственны за то, что появилась жертва преступления. Этот процесс создания
жертвы, виктимизация, произошел намного раньше физического совершения
преступления, потому что в сознании человека уже было его намерение, его
понимание. Это базисное объяснение этой теории. Ван … пишет, что
преступник склонен либо вовсе отрицать тот негативный разрушительный
эффект, который имел его поступок для потерпевшего, либо приуменьшать его
до возможных границ. Преступник склонен подсознательно снимать с себя всю
ответственность за преступление и наоборот возлагать ответственность за свое
преступление на жертву, а жертву воспринимать как некий механизм, а не как
живого человека, такого же, как он сам. И, исходя из собственного опыта
работы с правонарушителями, могу сказать, что на самом деле все не так
просто, как кажется на первый взгляд, после ознакомления с этими теориями.
Вопрос. Используете ли вы идеи Брэйтуэйта в своей работе?
Сабин де Борг В целом, да. Мы пользуемся этими идеями, это часть
теоретической программы. Кроме того, эта теория очень тесно связана с нашей
работой. Труднее всего человеку признаться в том дурном, что он совершил,
труднее всего открыто сказать, что он сделал то или иное преступление.
Человек испытывает такое сильное чувство стыда, что сделать это очень трудно.
В группе, где все искренни, открыты, принимают его таким, какой он есть,
открыто признаться на группе и легче и пользы это приносит больше.
2
Реплика. То есть ему легче рассказать там, где его принимают в общество, в
группе. Где осуществляется его реинтеграция.
Сабин де Борг. Да.
Теперь я хотела бы немного рассказать о структуре программы. Первый
уровень – это проникновение и знание. Мы видим, что у правонарушителя
практически нет никаких знаний о том, что переживает жертва. И нам нужно
повысить уровень его понимания. Это происходит через общение с гостями,
которых мы приглашаем на группу, через дискуссии, обсуждения, просмотр
специальных видео фильмов. Очень часто, мы слышим такие заявления: «Я и
понятия не имел, что жертве так трудно жить после моего преступления против
нее». Во время судебных разбирательств жертве приходится пройти через уже
пройденное еще и еще раз, снова и снова чувствовать себя жертвой. Для
правонарушителя это часто также открытие. К тому же жертва – это обычно
человек, у которого есть семья, соседи, друзья; все эти люди тоже оказываются
втянутыми в процесс, оказываются под влиянием. У жертвы в теории есть
некоторые права, но на самом деле, очень трудно эти права осуществить. Мы
часто видим, что в начале работы группы, люди равнодушны к проблеме, но по
мере работы они все живее интересуются этими проблемами.
И еще, группа – очень важна, потому что люди учатся на опыте друг
друга. Поэтому это главный, основной уровень, на котором строится вся
последующая работа. Мы постепенно развиваем, учим людей сопереживать.
Существуют отличные методы для развития сочувствия, умения сопереживать –
это ролевые игры. Мы просим правонарушителей разыграть роль жертвы,
потерпевшего в результате их собственного правонарушения или другого
любого правонарушения, предлагаем им такую ситуацию: вы – потерпевший, и
у вас берут интервью, в котором вам нужно рассказать, что с вами произошло.
Правонарушителю приходится говорить от лица потерпевшего, он начинает
понимать, как трудно это, какое отчаяние и гнев, и беспомощность испытывает
жертва. Мы приглашаем потерпевших. Чтобы они пришли и рассказали нам о
том, что они испытывают. Это очень важно, потому что, когда мы смотрим
видео, все происходящее на экране все-таки нереально, мы дистанцированы от
этого. А когда жертва сидит перед вами во плоти, вы чувствуете ее чувства,
эмоции, все реально, можно задать вопросы...
Именно после этого они стали впервые понимать, каково это быть
потерпевшим. А для потерпевшего это также важно, потому что можно увидеть
своего обидчика в нейтральной ситуации, в обстоятельствах, когда он не
опасен. Часто возникают контакты между потерпевшими и правонарушителями,
нормальные человеческие контакты. Они начинают лучше понимать положение
потерпевшего. Они начинают понимать последствия своего поступка. Третья
часть программа – отношение к ответственности. В начале программы мы
говорим о преступлениях, потерпевших и т.д. в общем и целом, а по мере
продвижения к концу программы мы все больше останавливаемся на
конкретных преступлениях тех, кто находится в группе. У нас разные методы
здесь. Например, по поводу встреч с потерпевшими, мы задаем участникам
группы вопрос, что они думают о встрече с потерпевшими, как они конкретно
представляют себе эту встречу. Мы часто спрашиваем, что еще можно сделать
для потерпевшего, после того, как выплачена компенсация, закончено судебное
разбирательство. У нас существуют в программе такое особое упражнение –
написание писем потерпевшему. Но это не значит, что все письма обязательно
нужно отправлять потерпевшим. Это упражнение. Но если некоторые люди
3
действительно хотят послать письмо потерпевшему, мы стараемся помочь ему
сделать это. В конце происходит ролевая игра, приходит профессиональный
актер или актриса, которая изображает потерпевшего конкретного участника
группы. Постепенно мы наблюдаем эволюцию, развитие участников, от начала
программы до конца, эволюцию в отношении к потерпевшему, в том, как
участники говорят со своим потерпевшим. Это прекрасная подготовка к
медиации, потому что с людьми легче говорить, после того как они прошли этот
период ролевых игр.
Вопрос. Правильно ли я понял: один человек проводит медиацию, другой
готовит человека к медиации через ролевые игры?
Сабин де Борг. Существует отдельный курс, на котором человека учат
сопереживать потерпевшему, а другой человек, медиатор, подключается к
процессу на определенном этапе для медиации. Этот человек готовит жертву и
правонарушителя к процессу медиации. И если правонарушитель прошел
данный курс, медиатору, несомненно, легче работать с таким человеком в
процессе медиации.
Вопрос. Можно ли сказать, что весь этот курс является долгосрочным
процессом подготовки правонарушителя к медиации?
Сабин де Борг. Да.
Вопрос к Кристел, присутствующему медиатору. У меня такой вопрос. Вы
сказали, что если сторона правонарушителя прошла ваш курс понимания
потерпевшего, означает ли это, что медиация проходит качественнее, были ли у
вас конкретные успехи благодаря этому курсу в последующий период
медиации?
Кристел. Трудно сказать. Потому что статистики большой нет. Могу лишь
сказать, что мне, как медиатору, легче работать. Мне не нужно индивидуально
рассказывать им о переживаниях потерпевшего, они уже прошли курс и
основные базовые понятия знают. Поэтому медиация занимает порой меньше
времени. Правонарушитель лучше подготовлен.
Вопрос. То есть, больше людей готовы к медиации после этого курса?
Кристел. Да. Иногда я даже прошу правонарушителя пройти этот курс. Чтобы у
правонарушителя изменилось мышление, сознание. Правонарушитель учится
сопереживать жертве, а в конце они подходят к такому вопросу, что можно
сделать для потерпевшего, чтобы загладить свою вину.
Реплика. Потому что во время курса, правонарушители имеют возможность
обмениваться мыслями, делиться переживаниями и опытом. Правильно?
Кристел. Иногда о своем преступлении труднее говорить с посторонними в
группе, чем непосредственно со своей жертвой на медиации. Поэтому нет
такого положения, что этот курс обязательно должны пройти все
правонарушители. Мне проще, если человек прошел этот курс. Это хороший
подготовительный момент.
Реплика. Возможно, после этого курса люди уже не будут так бояться
встретиться со своим потерпевшим.
Вопрос. У меня есть вопрос. Вы говорите, что медиация проходит лучше, если
правонарушитель пройдет это курс. Не кажется ли вам, что в таком случае у вас
слегка смещается баланс. Правонарушитель оказывается лучше готов к
медиации, чем жертва. Возможно, стоит подумать о подобном курсе для жертв
правонарушений?
Кристел. В это и заключается мой работа, как медиатора, создать баланс, если
его не хватает. Существует, кстати, специальная команда поддержки
4
потерпевших. Речь тут не идет о группе подготовки к медиации, речь идет о
психологической помощи потерпевшему, подготовке его к ситуации, когда ему
придется встретиться со своим обидчиком. Это косвенно, но все же готовит
жертву к медиации.
Вопрос. Это фактически, как я понял, курс подготовки правонарушителя к
встрече с потерпевшим. А вот курса подготовки жертвы к встрече нет, такой же,
как подготовка правонарушителя.
Кристел. Этот курс не направлен только на подготовку к медиации. Это для
правонарушителей, которые не понимают, что на самом деле совершили
противозаконный акт. Для жертв, такого курса не нужно, потому что они не
совершили правонарушения, они оказались жертвой правонарушителя против
своей воли. Правонарушитель совершил преступление против другого человека,
сделал его жертвой, и нам приходится учить его понимать, что это такое быть
жертвой. И после этого курса, благодаря, если можно так сказать, совпадению,
правонарушитель оказывается психологически лучше подготовлен к медиации.
С ним можно говорить об общепринятых положениях нравственности. И уже
моя работа сделать так, чтобы правонарушитель и потерпевший оказались на
одном уровне психологически, чтобы было возможно общение, обсуждение,
примирение.
…..
Медиация, это акт доброй воли, когда два человека решили встретиться с
посредником для разрешения возникшей проблемы. Курс этот к этому никакого
отношения не имеет. Однако когда двое людей дают согласие на медиацию,
медиатор должен быть уверен, что они оба готовы к медиации. Это означает,
что порой, одному участнику нужно ждать, пока второй не будет готов. Этот
тренировочный курс проводится только в мужских тюрьмах пока. В частности
это происходит потому, что мужского тюремного населения в Бельгии больше.
Имела место медиация с женщиной правонарушительницей, но вне тюрьмы.
Вопрос. Процесс был таким же, или были какие-то различия, связанные с
половой принадлежностью?
Кристел. Абсолютно никакой разницы нет. Для меня, я никогда не нахожусь на
стороне жертвы. В диалоге, чаще всего женщина более открыта к встрече с
преступником. Для меня преступник – это чей-то брат, отец, мать или сестра.
5