Ключевые идеи русской языковой картины мира

НАУКИ О ЧЕЛОВЕКЕ И ОБЩЕСТВЕ
Ключевые идеи русской языковой картины мира
ККЛЛЮ
ТИ
РТ
АР
Й ККА
ОЙ
ВО
ОВ
ЫККО
ЯЗЗЫ
ЙЯ
ОЙ
СККО
СС
РУУС
ИР
ЕИ
ДЕ
ИД
А
РА
ЕИ
ИР
ЫЕ
МИ
ВЫ
ЕВ
ЫМ
ЧЕ
НЫ
ЮЧ
ИН
А.Д. Шмелев, А.А. Зализняк, И.Б. Левонтина
Алексей Дмитриевич Шмелев, доктор филологических наук, профессор Московского педагогического государственного университета. Руководитель проекта 01-06-80401.
Анна Андреевна Зализняк, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник
Института языкознания РАН.
Ирина Борисовна Левонтина, кандидат филологических наук, научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН.
Идея, что язык отражает определенное видение мира, восходит к работам В. фон Гумбольдта и в дальнейшем развита этнолингвистами (Э. Сепир, Б. Уорф и др.). В настоящее
время это одна из аксиом лингвистической семантики. Именно с этой идеей связано понятие
языковой, или, как ее иногда называют, «наивной» кар тины мира, которая, с одной стороны,
отличается от научной, а с другой — неодинакова в разных языках. И если вначале исследователей привлекал в основном первый аспект, то в последнее время интерес сместился в сторону этнолингвистики. Можно выделить два основных направления. Одно из них концентрируется собственно на языковой специфике, другое ставит своей задачей реконструкцию представленной в том или ином языке картины мира в целом. Недостатками первого подхода являются фрагментарность и опасность спекулятивных выводов глобального характера, связанных с национальным менталитетом. Недостаток второго — неразличение универсального и
национально-специфического в семантике того или иного языка. Авторы видят свою задачу в
том, чтобы преодолеть ограниченность обоих подходов. Для этого необходим систематический анализ русского лексикона с привлечением других — хотя бы европейских — языков.
Бурное развитие семантики привело к появлению новых методик точного семантического
описания, которые позволяют обнаружить, насколько своеобразна языковая концептуализация мира. Итак, каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия устройства мира, или его языковую картину. Совокупность представлений о мире, заключенных
в значении разных слов и выражений, складывается в единую систему взглядов или предписаний и навязывается в качестве обязательной всем носителям языка.
Почему говорящий на данном языке должен обязательно разделять эти взгляды? Потому
что представления, формирующие картину мира, входят в значения слов в неявном виде, и
человек принимает их на веру, не задумываясь. Пользуясь словами, содержащими неявный
смысл, человек, сам того не замечая, принимает и заключенный в них взгляд на мир. Напротив, те смысловые компоненты, которые входят в значение слов и выражений в форме эксплицитных утверждений, могут быть предметом спора между разными носителями языка и
тем самым не входят в общий фонд тех представлений, которые формируют языковую картину мира. Так, из русской пословицы Любовь зла, полюбишь и козла нельзя сделать никаких
выводов о месте любви в русской языковой картине мира, а лишь о том, что козел предстает в
ней как малосимпатичное существо.
Владение языком предполагает видение концептуализации мира, отраженной в этом
языке. При этом конфигурации идей, заключенные в значении слов родного языка, воспринимаются говорящим как нечто само собой разумеющееся и у него возникает иллюзия, что так
устроена жизнь. Но при сопоставлении разных языковых картин обнаруживаются значительные расхождения между ними, причем иногда весьма нетривиальные.
Действительно, разные языки почему-то уделяют неодинаковое внимание различным
смысловым областям. В таких случаях несколько слов одного языка переводятся приблизительно одним и тем же словом другого, но при этом теряются различающие их нюансы. Новизна подхода состоит, в частности, в том, что внимание уделяется не только отдельным
1
НАУКИ О ЧЕЛОВЕКЕ И ОБЩЕСТВЕ
Ключевые идеи русской языковой картины мира
«специфически русским» словам, но и целым семантическим полям, которые оказались особенно подробно разработанными.
Новым является также и то, что авторы не ограничиваются традиционным семантическим анализом лексических единиц, а рассматривают также их функционирование в текстах
разных жанров и «вес» в культуре. Помимо отдельных слов, выявляются и смысловые компоненты, которые в данном языке оказываются более частотными, чем в других. Они входят в
состав многих слов, в других языках им соответствуют выражения, не включающие таких
компонентов.
Языковая картина мира формируется системой ключевых концептов (они да ют «ключ»
для ее понимания) и связывающих их инвариантных ключевых идей, или сквозных мотивов,
повторяющихся в значении многих слов и выражений. Ключевые для русской языковой картины мира концепты заключены в таких словах, как душа, судьба, тоска, счастье, разлука,
справедливость. Все эти слова труднопереводимы: их переводные эквиваленты не просто
приблизительны, они не включают важных именно для русского языка смысловых компонентов. К числу лингвоспецифичных относятся также любые слова, в значение которых входит
какая-то важная именно для данного языка в целом идея, например: собираться, добираться
куда-то, постараться что-то сделать; сложилось, довелось; обида, попрек; заодно и др.
Ключевыми идеями для русской языковой картины мира являются, в частности, следующие:
− Идея непредсказуемости мира (авось, а вдруг, на всякий случай, если что;
обойдется, пронесет; собираться, стараться; вышло, получилось, сложилось; угораздило; добираться; счастье).
− Представление о том, что для любого действия необходимо мобилизовать свои
внутренние ресурсы, а это трудно (собираться, заодно).
− Особая значимость оппозиции «высокое — низкое» (быт — бытие, истина
— правда, долг — обязанность, добро — благо, радость — удовольствие).
− Высокая требовательность в человеческих отношениях (друг, общение, отношения, попрек, обида, родной, разлука, соскучиться, просить, просьба).
− Идея справедливости (справедливость, правда, обида).
− Для того чтобы человеку было хорошо внутри, ему необходимо большое пространство снаружи; однако, если оно необжитое, то это тоже создает внутренний дискомфорт (удаль, воля, раздолье, размах, ширь, широта души, маяться, неприкаянный).
− Хорошо, когда другие люди знают, что человек чувствует (искренний, хохотать, душа нараспашку).
− Плохо, когда человек действует из соображений практической выгоды (расчетливый, мелочный).
Представление о непредсказуемости мира имеет два аспекта. С одной стороны, человек
не может ни предвидеть будущее, ни повлиять на него. Специфика такого мироощущения
сконцентрирована в знаменитом русском авось. О чело веке, который покупает лотерейный
билет (т.е. надеется на удачу), не говорят, что он действует на авось. Скорее так скажут о человеке, который не чинит крышу, готовую обвалиться, садится в автомобиль с неисправным
двигателем или строит атомную станцию без надлежащей системы защиты. Вопреки разуму
он надеется, что ничего плохого не случится — обойдется или пронесет.
С другой стороны, идея непредсказуемости мира оборачивается не контролируемостью
собственных действий. Русский язык обладает удивительным богатством средств, позволяющих снять с себя ответственность. Достаточно сказать: мне вчера не работалось вместо я за
2
НАУКИ О ЧЕЛОВЕКЕ И ОБЩЕСТВЕ
Ключевые идеи русской языковой картины мира
вчерашний день ничего не сделал, или употребить слово постараюсь вместо сделаю, или не
успел вместо не сделал. Во всех этих случаях ситуация описывается как нечто, происходящее
с человеком помимо его воли. Целый пласт слов и ряд так называемых безличных синтаксических конструкций, в которых они употребляются, включает идею, что не стоит прилагать
усилия, чтобы сделать нечто, потому что, в конечном счете, от нас ничего не зависит. Например: мне удалось, привелось, довелось, пришлось, случилось, посчастливилось, повезло; у
меня не получилось, не вышло, не сложилось и др. Все перечисленные слова труднопереводимы.
Представление о том, что нечто происходит с человеком «как бы само собой», столь
укоренено и столь естественно для русской языковой картины мира, что может выражаться не
только полнозначными словами и синтаксическими конструкциями, но также и словообразовательными моделями. Говоря про себя, я зачитался, заработался, засиделся и т.п., человек
представляет ситуацию вместе с ее негативными последствиями, произошедшую как бы помимо его воли: заработался — и поэтому не сделал чего-то, что должен был сделать, но как
бы не по своей воле, и, тем самым, не по своей вине. И русский язык для такого представления дает ему готовые, проверенные опытом предшествующих поколений средства.
Другая весьма важная для русской языковой картины мира установка состоит в том, что
активная деятельность возможна только при условии, что человек предварительно мобилизовал внутренние ресурсы (как бы собрав их воедино), — а это сделать трудно. Чтобы сделать
что-то, надо собраться с силами, с мыслями — или просто собраться.
Глагол собираться в русском языке стал наиболее естественным способом выражения
установки по отношению к собственным действиям в будущем. При этом, обозначая свое намерение глаголом собираться, говорящий на русском языке автоматически принимает представление о том, что намерение, по тем или иным причинам, не всегда превращается в действие (это называется, не собрался), — и делает он это бессознательно и совершенно независимо от его характера, волевых качеств и убеждений относительно устройства мира. В этом
смысле можно говорить, что язык не только отражает те или иные ментальные стереотипы,
бытующие в коллективе, но и навязывает их говорящему.
Другая особенность русского глагола собираться состоит в следующем. Хотя этот глагол указывает, прежде всего, на определенное ментальное состояние, в нем достаточно сильна
и идея процесса. Например, хорошо, что ты позвонила, а то я уже целый час лежу и
собираюсь встать. Показательно, что в тех контекстах, где идея процесса выходит на первый
план, слово собираться не может быть заменено на намереваться, намерен и т.п. Так, нельзя
сказать: лежу и намереваюсь встать.
Процесс, подразумеваемый глаголом собираться, отчасти может быть понят как процесс мобилизации внутренних и даже внешних ресурсов. Однако в гораздо большей степени
собираться предполагает сугубо метафизический процесс, который не имеет никаких осязаемых проявлений. Идея такого процесса составляет специфику слова собираться и отличает его как от близких синонимов (намереваться, намерен), так и от эквивалентов в европейских языках (которые со относятся скорее с намереваться, чем с собираться). Например,
немецкое beab sichtigen, die Absicht haben, vorhaben, а также английское to intend (и to be
going to), французское avoir l’intention, итальянское avere intenzione.
Ментальный стереотип, заключенный в русском глаголе собираться, отражен в значении целого ряда языковых единиц — например, в слове заодно. Поскольку приступить к выполнению действия трудно, то хорошо, когда удается что-то сделать, не прилагая к этому отдельных усилий (не специально, а заодно). Побуждая к действию, мы можем сказать: Ты все
равно идешь гулять, купи заодно хлеба. Человеку, который уже собрался пойти гулять, совсем не трудно заодно (не надо собираться!) сделать еще какое-то дело.
Как отмечают многие исследователи, для русской языковой картины мира характерно
противопоставление высокого и низкого, небесного и земного, внутреннего и внешнего —
3
НАУКИ О ЧЕЛОВЕКЕ И ОБЩЕСТВЕ
Ключевые идеи русской языковой картины мира
одновременно с отчетливым предпочтением первого, т.е. своего рода ценностная поляризация. Целый ряд важных понятий существует в русском языке в таких двух ипостасях: истина
и правда, долг и обязанность, добро и благо. Ярким примером этой поляризации может служить пара радость — удовольствие. Радость связывается со способностями души или духа,
а удовольствие является атрибутом тела или плоти.
Оппозиция радости и удовольствия как высокого и низкого может быть про иллюстрирована следующей цитатой из дневника М.М. Пришвина:
«Подозреваю, что та редкая радость (будто взыгрывается что-то в душе), радость, не
забиваемая ни годами, ни нуждой, ни оскорблениями, — эта радость у нас с ней общая, она и
соединила нас. И отсюда наша общая с нею ненависть к удовольствию, заменяющему радость».
Удовольствие в русской картине мира легко сдвигается в область отрицательной оценки: человек, одолеваемый жаждой удовольствий и проводящий свою жизнь в погоне за удовольствиями, представляется бездуховным существом. Примечательно, что интеллектуальное объединяется с телесным и противопоставляется душевному: интеллектуальные удовольствия стоят в русском языке в одном ряду с физиологическими и моторными. Вот цитата из «Записок» Ф.Ф. Вигеля, где ум и тело объединяются и противопоставляются душе.
«Свет наук к началу 1820 г. стал быстрее распространяться; но по мере как новые изобретения с каждым днем создавали для человека новые удобства, новые наслаждения в жизни, законы нравственности все более теряли силу. Все для ума, для тела, ничего для души,
которой и в существовании скоро стали отказывать».
Еще один сквозной мотив русской языковой картины мира — высокая требовательность
в сфере человеческих отношений. Специфическими является само слово отношение (кого-то
к кому-то) и отношения (между двумя людьми), особенно труднопереводим глагол (относиться как-то к кому-то).
Один из способов реализации человеческих отношений — это общение. Надо сказать,
что сами слова общение и, особенно, общаться в русском языке устроены существенно иначе, чем их аналоги (например, английское to communicate, to contact). Слово общаться содержит, кроме того, идею бескорыстия, непрактичности, бесцельности этого занятия, положительная оценка которых составляет еще один сквозной мотив русской языковой картины мира. От общения люди получают удовольствие или испытывают радость.
Из области отношений между людьми стоит упомянуть и труднопереводимые русские
слова попрекнуть (попрекать) и попрек. Они употребляются при описании ситуации, когда
некто, сделав в прошлом что-то хорошее кому-либо, считает, что теперь он имеет право ожидать от этого человека ответных благодеяний, послушания или просто постоянных изъявлений благодарности. Действие, обозначаемое словом попрекать, оценивается резко отрицательно. С точки зрения отраженных в русском языке этических представлений, человек должен избегать высказываний, которые могут выглядеть как попреки, и, сделав кому-то добро,
великодушно не напоминать ему об этом. Попрек несет на себе печать близких, часто семейных отношений, причем попрекаемый обычно уже и так находится в униженном или зависимом положении, попреки делаются как бы сверху вниз. Так, родители иногда попрекают детей тем, что отдали им лучшие годы жизни. Попреки тешат тщеславие попрекающего и больно бьют по самолюбию попрекаемого.
Идея недопустимости попреков чрезвычайно органично вписывается в закрепленную в
русском языке систему этических представлений. Главный критерий положительного — мера
искренности и бескорыстия. Представление о попреках вносит новый штрих в эту картину.
Оказывается, что, даже сделав нечто хорошее от всей души и без всякой задней мысли, человек может потом все перечеркнуть бестактным напоминанием. Можно сказать, что рисуемая
4
НАУКИ О ЧЕЛОВЕКЕ И ОБЩЕСТВЕ
Ключевые идеи русской языковой картины мира
картина вполне аналогична евангельской идее — когда человек вершит добро, его левая рука
не должна знать, что делает правая.
В русском языке имеется ряд концептов, относящихся к разным жизненным сферам, но
объединенных идеей справедливости. Один из них — это концепт чувства обиды.
Обида — это жалость к себе, соединенная с претензией к другому. Обида возникает в
том случае, когда другой человек оказал мне мало внимания, уважения, доверия и т.п. – недостаточно по сравнению с некоторым должным уровнем. Так или иначе, я обнаружил в нем
меньше добрых чувств, чем предполагал — и чем-то, что, по моим представлениям, он мне
должен. Идея несправедливости возникает именно из этого должен. Претензия на добрые
чувства к себе, которые человек воспринимает как должное, является лингвоспецифичным
семантическим компонентом.
Говорящим по-русски чувство обиды кажется настолько естественным и повседневным,
что они с удивлением обнаруживают отсутствие точного эквивалента этому слову в других
языках. Действительно, такие слова как английское to offend, offence, французское offenser,
offense, немецкое beleidigen, beleidigung имеют значение, более точно соответствующее русскому оскорбить, оскорбление, т.е. заключают в себе совсем иной смысл, в центре которого
находится представление не о справедливости, а о чести.
С другой стороны, во многих языках имеются слова, обозначающие нанесение физического ущерба и имеющие производное значение, близкое к русскому обидеться. Например,
английское to be hurt, немецкое gekranktsein, французское кtreblesse; русское ранить в переносном значении. Различие между словами типа to be hurt и обидеться определяется, в конечном счете, малой определенностью этого концепта в русском языке, что говорит о его меньшей значимости для языковой картины мира.
Одна из особенностей нашей культуры состоит в том, что в ней справедливость относится к сфере эмоционального — в русском языке есть словосочетание чувство справедливости. При этом противопоставление справедливости и законности, которое во многих языках и
выразить невозможно, для русского и самоочевидно, и необычайно существенно.
Оценка справедливости в русской картине мира двойственна. Это связано с особым
представлением о несправедливости. Человек чрезвычайно болезненно воспринимает, когда
по отношению к нему или к тому, кому он сочувствует, проявляется несправедливость. Когда
справедливость основана на объективности, беспристрастности — это ценность низшего
уровня. Но она начинает восприниматься как высшая ценность, когда пропитывается чувствами, прежде всего болью за человека обиженного, пострадавшего от несправедливости. Специфика русской языковой картины мира не в том, что в ней противопоставлены закон и милосердие — это общее место для христианской культуры в целом. Особенность представления о
мире, отраженная в русском языке, состоит в том, что наряду с законом и милосердием в нем
представлена справедливость, которая гораздо важнее закона, но при этом уступает по значимости более высоким духовным ценностям. Однако, соединяясь с чувством и душевной болью, справедливость повышается в статусе и попадает в один ряд с милосердием и правдой.
А душа, уж это точно, ежели обожжена, Справедливей, милосерднее и праведней она.
Булат Окуджава
5