ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛУЦИЯ

Глава XXXVII
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛУЦИЯ
Марк стоял у бассейна, опершись руками о каменную кромку, и
смотрел на ровную как зеркало гладь воды. У его правой ноги поднялась и
рассыпалась в стороны земля. Из образовавшейся норы выползла змея, обвив
ногу хозяина, поднялась на каменный парапет бассейна и свернулась в
клубок, уставившись в ту же сторону, куда и Марк. Он не спеша погладил ее
по голове.
- Только скажите, и я расправлюсь с ним.
- Не стоит, Абигор. Не стоит. Все нормально, так и должно быть.
Скажи Маркусу, пускай отправляется к нашему прокуратору. Раз Луций не
смог сделать то, что нужно, сделает его брат. Пускай Понтий подготовится к
встрече. Да, и пусть он проведет беседу с первосвященниками. Как ни как у
них собираются отобрать самое ценное. Власть. А они этого не позволят.
- Как прикажите, милорд.
- Постой, - Марк дотронулся до змеи, которая вытянулась и
превратилась в меч. - Передай его Маркусу, пусть владеет.
Абигор слегка склонил голову, принимая оружие из рук хозяина.
Народ все прибывал и прибывал. Луций и представить себе не мог, что
столько людей нуждается в помощи. Оборванные, нищие, больные, они все
лезли в дом, смотря на своего спасителя глазами полными надежды. Такими
глазами смотрела на него Мария, такие глаза он видел у своего брата,
которого бросил на поле боя, такие глаза были у его отца. Остальные
смотрели на него глазами полными страха и ненависти. Он старался не
привлекать внимания, чтобы его случайно не узнали. Впрочем, сейчас до
него никому не было дела. У них был Иисус, и он давал им надежду, веру и
любовь. А Луций мог дать только страх, боль и ужас. Да, у него была власть,
и у Иисуса была власть. Он добился ее путем страха, мессию же любили, он
давал надежду, а не отнимал ее. Люди тянулись к нему, падали в ноги,
целовали обувь искренне, а не из-за приставленной к горлу холодной и
острой стали гладия. Все что сделано, уже сделано, и вернуть ничего нельзя.
Мир оказался не такой, как он думал.
Иисус исцелял просящих, рассказывал о своем отце. Они падали ниц,
славя его учения. Луций невольно ухмылялся, зная как мерзок человек, зная
498
это по самому себе. Сейчас он для них мессия, а приведи сюда Черный
легион, они бы сами требовали распять его, боясь за свои шкуры, мгновенно
позабыв о том, что он их лечит. Луций прочитал в глазах Иисуса понимание.
Тот знал что отрекутся, знал, что человек несовершенен, но многие останутся
верны, и этого было для него достаточно. Кто-то в благодарность поцеловал
ему руку, но он пристально ждал ответа от генерала, ответа на вопрос: «А ты,
Луций? Ты не отречешься? Или ты все еще хочешь править миром? Только
каким миром ты хочешь править? Тем, что дает мой отец или его брат?»
Луций находился у развилки, не зная, какую дорогу выбрать. Ему было по
большому счету все равно, идти придется по любой дороге. Только приведут
они к разным целям. Во взгляде полубога читалось: «Приведут все равно к
отцу моему». А вдруг к его брату? Иисус опустил веки: «Горе тому, кто к
нему попадет, ибо не прощает он, а наказывает».
Почти сутки шел народ со своими проблемами, со своим горем. «И
давал им сын божий то, что нужно было им, веру, ибо не было до этого в них
ее». Так записал Луций на исходе второго дня, когда спаситель исцелил всех
нуждающихся. Слабый огонь зажегся внутри у генерала. Ему захотелось
описать творения этого удивительного человека, свидетелем которых он
стал, передать его послание людям. С ним его не мучили кошмары, не
преследовали призраки и не беспокоил карлик Авера. С ним он ощущал боль
шрамов своего израненного тела и боль своей души, черной, прогнившей,
никчемной, но все-таки души. И раз в ней жили демоны, значит, когда-то
были и ангелы. Он вспомнил то, чего не чувствовал с самого детства. Луций
немного задумался, огонек масляной лампы подрагивал в темноте. Он
кропотливо документировал речи Иисуса прихожанам.
1. «Я Господь, Бог твой. Да не будет у тебя других богов пред лицом
Моим».
Как только Луций поставил точку, заговорил Марк.
– Писарем устроился, генерал? Волка в овечьей шкуре не спрячешь. Ты
умеешь только убивать, зачем тебе он? Тебя еще ждут в Риме. Я жду. Тем
более он лжет тебе. Его отец, он сам, да и я боги. Так кому должны служить
люди? Какому одному Богу?
Луций собрался с силами, стараясь не отвлекаться.
2. «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе
вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не
служи им».
- Ты думаешь, привыкшие кланяться статуям и изображениям внемлют
этому? Они не смогут почитать то, что не будут видеть. Ты же знаешь, они
верны только тому, у кого есть власть, сила и меч. Они верны лишь тому, кто
может уничтожить их. Они будут верны тебе. Вернись. Если хочешь, чтобы
поняли они, допиши сюда, что у Бога есть брат его. Брат ревнивый и
ненавидящий людей, наказывающий детей за вину отцов до третьего и
четвертого колена.
499
- Хорошо, - Луций записал слова Марка. - А творящим милость,
любящим Его и соблюдающим заповеди Его, Господь дает благо до тысячи
родов.
- Ты изворотлив. Неплохо. Только увидишь, переврут они то, что ты
написал, - раздался холодный пронзающей разум смех Марка.
3. «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь
не оставит без наказания того, кто произносит напрасно имя Его».
– Глупости, Луций, глупости. Ты сам знаешь. Они будут вспоминать и
поносить имя его каждый раз, когда он не даст им то, чего они хотят.
4. «Помни день последний недели, чтобы святить его. Шесть дней
работай, и делай всякие дела твои, а день седьмой посвяти Господу, Богу
твоему. Не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни
скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих. Ибо в шесть дней создал
Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил. Посему
благословил Господь день этот и освятил его для отдыха».
– Молодец, Луций. Ведь тебе рассказывали совсем другую историю
сотворения мира. Где же мое присутствие? Люди, люди. Любите вы искажать
и приукрашивать историю. Думаешь, не узнают обо мне. Узнают, как ни
старайся.
5. «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на
земле, которую Господь, Бог твой, дал тебе».
С каждой фразой Луцию приходилось испытывать адскую боль при
записи учений Иисуса. Тело ломало, словно в жерновах пыточной машины,
каждый шрам его тела ныл. Правая рука то мерзла, то горела так, что
хотелось бросить все. Он стискивал зубы и терпел.
– Ха-ха-ха! Для того чтобы почитать нужно уважать! Ты сам-то уважал
своего отца, генерал? Ваши низкие и мелочные желания всегда будут идти по
разные стороны с уважением. Ты разочаровался в отце, видя богатство и
власть других. Ты не научишь любить и собственную кровь, не научишь
почитать животных уважать родителей своих. Для вас ваше Я будет куда
важнее старческого наставления.
6. «Не убивай».
С трудом вывел дрожащей рукой Луций.
– Ты удивляешь меня! Трудно писать то, что сам никогда не соблюдал?
Ты отлично знаешь, что убивать заложено в вашей природе. Скольких ты
лишил жизни, Луций? Скольких? А скольких еще ты убьешь? Я знаю тебя,
твою сущность. Все, кто связан с тобой, умирают. Отец, Ромул, Мартин,
тысячи и тысячи людей. Интересно когда ты пересмотрел свои принципы по
поводу этого наставления? А если убийство будет избавлением от
страданий? Как думаешь, ты будешь стоять на месте, исполняя наказы Его,
или все же сжалишься над несчастным? Молчишь? Что ж, посмотрим.
7. «Не прелюбодействуй».
– Ха-ха-ха! Похоть! Еще одно доказательство вашей скотообразности.
Ты же видел, как проводят время римские аристократы, рабовладельцы и сам
император. Для кого эта заповедь? Ты же не сможешь остановить этим
500
людей от ублажения их тел? Подумай сам, твой друг Ромул поплатился
жизнью из-за потаскухи. Ты лично приказал его убить, помнишь? Конечно,
помнишь. Ради плотских утех вы предаете семьи, детей, родных, жен, друзей,
собственные принципы. Нет, мой ученик, ты бы лучше вычеркнул эту запись.
Похоже это не для вас.
8. «Не кради».
– И снова ты не прав. Человек завистлив и ленив. Для вас проще взять
чужое, чем заработать свое. Ты хочешь сказать, что солдаты будут следовать
этому правилу на войне? А как будут существовать ваши государства, если
правительство не будет обворовывать собственный народ? Не логично все
получается, не кажется тебе?
9. «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего».
– А как же тогда будут существовать ваши суды? Римское право?
Право для тех, у кого есть сестерции. Думаешь, кому-то нужны честные
показания? На них судьи не разбогатеют. Вы никогда не сможете жить без
лжи. Пока лгут судьи, пока лгут ваши первосвященники, пока лгут цари и
императоры, вы будете существовать.
10. «Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего,
ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего».
Еле дописал Луций и так тяжело выдохнул, будто совершил переход
через Альпы.
- Глупец. Ты пытаешься записать за ним то, что понятно только ему и
его отцу. Людям этого не осознать. Им этого не нужно. Ты мучаешь себя,
Луций. Ты не такой как он. Вернись. Ты будешь править миром. Я могу все
сделать, все уладить.
- Ты обманул меня, Марк. Ты отнял у меня все человеческое. Ты
превратил меня в то, что я есть.
- Разве? Ты хочешь сказать, что это я заставлял тебя делать те ужасные
вещи, что ты совершил? Я заставлял тебя вырезать целые деревни, распинать
тысячи людей, насиловать, грабить, проливать кровь? Разве все это заставлял
тебя делать я? Согласись, тебе это нравилось самому. Нравилось быть богом,
вершить людские судьбы, быть неподвластным никому. Признайся мне, что
ты чувствовал, когда убивал?
- Ничего. Ничего я не чувствовал.
- Вот видишь, в тебе есть то, чего нет в других. Не причисляй себя к
этим ничтожествам. Возвращайся. Все готово для свержения Тиберия. Рим
устал от его власти. Твой легион ждет тебя, ждет своего императора. Луций,
пойдем со мной.
Из воздуха показалась протянутая к генералу рука. Затем появился
черный силуэт человека из блестящей ртути. Комната преобразилась,
зазвучали трубы. По улице, отбивая шаг, маршировали легионы, которые
возглавлял Луций на колеснице. Народ славил своего правителя. Он
приветственно поднял руку. Очарованная толпа взорвалась в радостных
овациях. Луций разглядел стоящего среди людей Иисуса, рядом его отец и
501
друзья. Из толпы вырвалась маленькая девочка. Сестра Мартина радостно
бежала к нему, но кони неслись вперед. Человек в черном балахоне
отчетливо выделялся из толпы, он ждал развязки. С другой стороны стоял
тот, кто открыл ему глаза, и тоже ждал. Он император, он не может свернуть.
Он власть, он генерал Черного легиона, не знающий пощады и поражения.
Он человек, созданный по Его образу и подобию! Смертный! Человек!
Поводья натянулись и лошади уперлись копытами в землю. Народ ахнул.
Юлия улыбалась ему. Черная фигура развернулась и скрылась в толпе.
Луций вздохнул и открыл глаза. Наваждение кануло в небытие.
- Что пишешь? – Иисус стоял совсем близко.
- Хочу записать то, чему ты учишь, то, что ты делаешь. Хочу хоть както искупить свои деяния. Хочу помогать тебе.
- Это опасно, Луций.
- Не опасней того, чем я занимался до этого. Думаешь идти к власти
легче?
- Может быть, может быть. А как ты собираешься назвать свою книгу?
- Не знаю. Я не думал об этом.
- А как по-греческий будет книга?
- Библия, - мгновенно ответил Луций.
- По-моему, прекрасное название. Ложись спать, мой ученик, впереди
трудные дни.
Человек в возрасте в зеленом тюрбане и красивой одежде склонился
над горящей свечой. Его руки медленно перебирали бумаги, раскладывая их
по стопкам. Темные глаза щурились, длинный с небольшой горбинкой нос
иногда раздувал ноздри. Небольшая борода подернулась, когда он наткнулся
на знакомое письмо. Первосвященник Каиафа, верховный служитель храма в
Иудеи, распечатал послание Понтия, в котором тот снова требовал денег. С
приходом нового прокуратора жизнь Каиафы усложнилось тысячекратно.
Ненасытный, хитрый и невероятно жестокий игемон уже успел растрясти
храмовую казну для строительства водопровода. Только первосвященник
знал, сколько Понтий прикарманил себе. Сколько раз он писал в Рим доносы,
но тщетно. Словно за этим человеком стоял сам император лично. И вот
очередное прошение, даже не прошение, а требование. Что ему сказать своим
священникам?
- Придет время, когда я поквитаюсь с тобой, прокуратор! – злобно
сжимая бумагу, зашипел он.
- За что ты так не любишь своего игемона, Каиафа? – раздался голос
позади первосвященника.
Он резко обернулся, но никого не увидел. На кирпичной кладке храма
выросла тень преторианского воина. Первосвященник остолбенел при виде
появившегося образа.
- Кто ты? – еле шевеля губами, спросил он у тени.
- Маркус. Меня зовут Маркус, Каиафа. Обернись, я стою позади тебя.
- Как ты тут очутился? – испуганно вжался в стул первосвященник.
502
- Тебе передает привет Александр. Помнишь такого?
- Как же я могу забыть своего господина, который назначил меня на эту
должность и дал мне все?
- Тогда не стоит ворчать на Понтия. Ты меня понял? - Каиафа затряс
головой. Его маленькая борода смешно вибрировала. – Ты слышал о неком
человеке, который называет себя Иисусом из Назарета?
- Последнее время многие о нем говорят, но сам я его не видел. Разные
про него ходят слухи.
- Смотри, Каиафа. Слухи просто так не рождаются. Александр просил
передать тебе, чтобы ты держал ухо в остро. Ты ведь знаешь, как люди
переменчивы. Что ты будешь делать, если он прибудет сюда и уведет твою
паству? Не будет народа, не будет денег. Не будет денег, не будет власти. А
раз у тебя не будет власти, Каиафа, зачем ты нам будешь нужен?
Нижняя губа первосвященника немного потрясывалась, руки вспотели,
по спине прополз зловещий холодок. Огромный римский солдат в черных
доспехах отделанных золотом вселял в него ужас. В руке он держал шлем, а
на поясе висел меч с рукоятью в форме змеи. Маркус прожигал его взглядом
насквозь. Он шагнул вперед, превращаясь в скелета с огненными глазницами.
Свеча потухла и настала кромешная мгла.
- Смотри, Каиафа! Смотри! – звучал голос из самого царства Плутона.
Секунды показались первосвященнику вечностью. Свеча вспыхнула
вновь, озаряя комнату, в которой остался только хозяин храма. Каиафа,
дрожащей рукой стер со лба испарину и тяжело выдохнул, беспомощно и
бессмысленно уставившись на танцующий вокруг фитиля огонек. Страх
заставляет человека принимать решение очень быстро. И он его принял.
503