М.П. Шумакова АФРОДИТА ЗЕМНАЯ И НЕБЕСНАЯ: ЛЮБОВЬ В

случае нужды, возвращают друг другу долги и услуги, часто оказывают друг другу
эмоциональную поддержку. И все же инструментальное начало еще достаточно сильно. Дружеские отношения еще не вполне устойчивы, легко нарушаются. Дружба пока
не рассматривается как союз единомышленников, не отличается особой интимностью,
глубиной чувствования. Самый распространенный тип дружбы в провинции – это
дружба-покровительство более старшего и опытного или лица более высокого социального статуса.
Искусство на рубеже ХVIII–XIX вв., или, вернее, художественное творчество,
редко на профессиональном, в основном на бытовом уровне стало новым видом деятельности для дворянства. Оно изменяло внутренний мир человека, делало его ярче,
тоньше, благороднее, богаче. Можно сказать, что искусство приобретало новую функцию – не только воспитывало индивидуальность человека, но и стало служить средством самовыражения для самых одаренных личностей и в столице, и в провинции, также отражая различные стороны приватного существования человека, наполняя его.
В провинции сохраняется противопоставление государственной службы и частной жизни, но право на последнюю зарождается и здесь. Творческий человек находил здесь возможности для саморазвития, воспитания чувств и мысли. Таким образом, понятие «частная жизнь» формируется и в столице, и в провинции, в городе и
в усадьбе.
Но в провинции частная сфера жизни имела свою специфику. Прежде всего,
она не была вполне «приватной», так как и в любви, и в семейных, и в дружеских отношениях сохранялась значительная доля традиционного, регламентированного. Человек оставался в зависимости от прежних социальных структур, его частная жизнь
протекала во многом на виду. Его сокровенные мысли, чувства редко прорывались
наружу, даже в таких сочинениях личностного характера, как мемуары, дневники,
автобиографии. Люди стеснялись своих чувств, старались их скрыть, самое личное,
сокровенное оставалось вне описываемого. Человек был относительно свободен в
своих чувствах и мыслях, когда речь шла об отношении к природе, а также в художественном творчестве «для домашнего обихода», так как это делалось для себя и самого близкого круга.
И все же право на частную жизнь уже четко обозначилось даже у провинциального дворянства, вернее у наиболее образованной его части, появилась независимая ниша для дальнейшего развития личности.
М.П. Шумакова
АФРОДИТА ЗЕМНАЯ И НЕБЕСНАЯ:
ЛЮБОВЬ В КУЛЬТУРЕ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»
Цель нашего исследования – изучение особенностей взаимоотношений мужчины и женщины в контексте «серебряного века» российской культуры конца Х1Х –
начала ХХ в. Сегодня подобная проблематика характерна для нового направления
исторических исследований – гендерной истории.
В исследовательских целях мы считаем допустимым использование понятия
«менталитет», выработанного исторической школой «Анналов», а также элементов
герменевтического анализа «текста», рассматриваемого в широком контексте культурно-исторической реальности исследуемой эпохи.
Следует отметить ряд работ, так или иначе затрагивающих гендерную проблематику в связи с исследованиями культурно-исторической реальности рубежа ХIХ–
150
ХХ вв. Это труды Н. Богомолова, А. Лаврова, Е.В. Ермиловой, А. Шаталова. Однако
отсутствуют специальные исследования, посвященные заявленной проблеме.
Из опубликованных источников следует отметить прежде всего сочинения
личного происхождения. Это мемуары К. Бальмонта, А. Белого, В. Брюсова, Н. Валентинова, Е. Герцык, З. Гиппиус, С. Городецкого, М. Гофмана, Б. Зайцева, Г. Иванова, Л. Ивановой, А. Лурье, С. Маковского, К. Мочульского, Б. Погореловой, А. Ремизова, В. Розанова, Ф. Степуна, А. Тургеневой, Н. Тэффи, П. Флоренского, В. Ходасевича, Г. Чулкова, Н. Чулковой и др. Большинство этих воспоминаний опубликовано
в России или за рубежом. К комплексу источников мемуарного характера тесно примыкают дневники. Это наиболее редкий вид источников. Из опубликованных материалов нами были использованы дневники А. Блока.
Значительное число материалов остается неопубликованными. Нами были использованы материалы, хранящиеся в Отделе рукописей Российской государственной
библиотеки (ОР РГБ), Российском государственном архиве литературы и искусства
(РГАЛИ), Отделе рукописей Российской национальной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина (ОР РНБ).
В РГБ источники обнаружены в следующих фондах. В фонде М.К. Морозовой
(Ф. 171) сохранилась ее обширная переписка с Е. Трубецким, А. Белым, Г.А. Рачинским, Э. Метнером и др. Следующий фонд – В. Иванова (Ф.109), среди материалов
которого, использованных для написания работы, следует отметить воспоминания
Н. Чулковой, жены Г. Чулкова, дневник Л.Д. Зиновьевой-Аннибал, переписку В. Иванова с различными лицами (в том числе с Л.Д. Зиновьевой-Аннибал, А. Белым,
А. Каменской и др.). Интересными источниками, храня-щимися в этом фонде, стали
для нас тексты «молитв», обращенных к Л.Д. Зиновьевой-Аннибал, и «завещаний»,
написанных от ее имени после ее смерти, по-видимому, В. Ивановым во время спиритического общения. В РГАЛИ мы воспользовались таким уже достаточно известным в
литературе, но до сих пор не опубликованным источником, как дневники М. Кузмина
(Ф.232).
Особая «философия любви», наиболее «полно» разработанная в творчестве самых известных представителей «серебряного века», оказала свое влияние и на судьбу
ее создателей, и на их ближайшее окружение.
Любопытным явлением культуры «серебряного века» стала попытка соединения языческих и собственно христианских воззрений на природу эроса. Это соединение, происходившее в сознании наиболее образованных людей своего времени, насыщалось сюжетами и образами различных эпох, в ней словно заново воскресали язычески-чувственные мотивы, «увиденные» в контексте культур древних земледельческих
народов. Само христианство, выросшее на почве древних языческих культов (недаром
для представителей интеллигенции России начала века свойственна тяга к неоплатонизму и гностицизму), несло в себе возможности именно такого прочтения. Актуализация язычески-чувственных мотивов была вполне закономерной для того времени.
Эпоха словно нуждалась в «оправдании чувственности» как таковой. Однако для того,
чтобы подобное оправдание не скатилось в глубины безличного родового чувства,
оказавшись в губительной власти Афродиты Земной, необходимо было найти обоснование для «реабилитации» чувственности в тех архетипических образах, которые уже
были созданы в культуре. Здесь приоритет оставался за античностью (в том числе
поздней), а также средневековьем. Первой попыткой подобного обоснования следует
признать, на наш взгляд, философию В. Соловьева.
151
Отметим лишь тот факт, что некая двойственность, некий «соблазн», который
изначально присутствовал в «концепциях любви» того времени, порождали либо раздвоенность существования тех, кто пытался следовать подобным идеям, либо весьма
обыкновенное и даже банальное стремление оправдать «нецеломудренное» отношение к этой стороне жизни. Однако мы уже отмечали, что живая человеческая личность
всегда стремится выйти за рамки тех «шаблонов», «штампов», которые приняты в ее
«родной» культурно-исторической среде. И мы видим яркие примеры проявления
подобной индивидуальности в выражении любовного чувства. Это заметно и в отношениях Блоков, А. Белого и Н. Петровской, М. Морозовой и Е. Трубецкого и др.
Е.М. Устьянцева
К ВОПРОСУ ОБ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
ХУДОЖЕСТВЕННОГО МУЗЕЯ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ
Современному сознанию необходимо создать целостную картину мира, понять мир культуры. И как важно, вступив в новое тысячелетие, не сойти с траектории
понимания, осознания роли личности в этом мире и делать всё, чтобы свободная творческая личность, способная к преобразовательской деятельности, в этой жизни состоялась. Эта глобальная задача современного общества возложена на многие социальные институты: семью, дошкольные учреждения, средние и высшие учебные заведения. В соответствии с курсом на гуманизацию и гуманитаризацию образования был
сделан очень важный акцент: «от идеи образованного человека – к идее человека
культуры»1. Идти в этом направлении – значит осуществить процессы интеграции
образования и культуры. Художественный музей, как важный социокультурный институт, в состоянии вывести индивида на нужную орбиту.
В раскрытии понятия «образование» уже недостаточно руководствоваться
формулировкой: «…это результат усвоения систематизированных знаний, умений
и навыков, опыта творческой деятельности, эмоционально-ценностного отношения к миру». В свете поставленных перед обществом задач полагаю актуальной
культурологическую трактовку этого термина М.С. Каганом, который рассматривает образование как «специализированный способ трансляции культуры и освоения культурного опыта, а также компонент социализации, характеризующейся
приобретением культурной компетенции»2.
Хотелось бы привести слова выдающегося историка искусства Ханса
Зедльмайра: «…для полного равновесия человеческого образования рядом с умением мыслить и умением проявлять волю должно встать умение созерцать»3.
В век научно-технического прогресса, скоростей и хаоса, в век тотальной
вербализации культуры это высказывание очень современно и ценно в методологическом плане.
Пространство интересует автора как:
1) изобразительное пространство (изобразительное поле картин);
2) система отношений между произведениями искусства, произведениями
искусства и музейной средой (экспозиция);
3) отношение «информационного источника» (музейный педагог) и «приёмника информации» (зритель);
4) музейное пространство – образ мира.
В союзе двух слов «образование» и «пространство» – «образовательное
пространство» – и в синтезе всех вышеизложенных значений заложен механизм
воздействия на индивида, работающий в пространстве художественного музея.
152