Право европейского союза . Вопросы истории и теории
advertisement
Право европейского союза. Вопросы истории и теории • Марченко М.Н., Дерябина Е.М. Право Европейского союза. Вопросы истории и теории. - "Проспект", 2010 г. Содержание От авторов ............................................................................................................... 3 Глава I. Исторический очерк становления и развития объединенной Европы и ее правовой системы ........................................................................................................ 4 § 1. Зарождение и развитие идей объединенной Европы в период с XI по XIX в. ......................................................................................................................................... 4 § 2. Идеи панъевропеизма в первой половине XX в. ......................................... 11 § 3. Эволюция идей европейской интеграции во второй половине XX - начале XXI в. и их реализация .................................................................................................... 17 § 4. Основные предпосылки и факторы, оказавшие влияние на процесс формирования и развития Европейского союза и его правовой системы .................. 26 Глава II. Общая характеристика правовой системы Европейского союза ....... 34 § 1. Понятие и юридическая природа правовой системы Евросоюза............... 34 § 2. Характерные черты и особенности правовой системы Евросоюза. Особенности ее легитимации и конституционализации ............................................... 43 § 3. Структурные и иные особенности правовой системы Европейского союза .......................................................................................................................................... 52 § 4. Сочетание в правовой системе Евросоюза элементов романо-германского и англосаксонского права. Их общее и особенное ....................................................... 61 § 5. К вопросу о конвергенции романо-германского и англосаксонского права в правовой системе Европейского союза ......................................................................... 72 § 6. Основные пути и формы сближения европейских правовых систем и семей ................................................................................................................................ 81 Глава III. Источники права Европейского союза ................................................. 91 § 1. Понятие и основные особенности источников права европейского союза 91 § 2. Виды источников права Европейского союза. Источники первичного права .......................................................................................................................................... 98 § 3. Источники вторичного права Европейского союза .................................... 106 § 4. Общие принципы как источники права Евросоюза: вопросы теории и методологии исследования .......................................................................................... 116 § 5. Классификация общих принципов и их роль в правовой системе Европейского союза ...................................................................................................... 124 § 6. Принцип субсидиарности в системе общих принципов Евросоюза ......... 133 Глава IV. Правовой статус Европейского союза и составляющих его сообществ ...................................................................................................................... 141 § 1. Евросоюз: федерация, конфедерация или международная (межправительственная) организация?....................................................................... 141 § 2. Правовой статус Европейских сообществ ................................................. 149 Глава V. Институциональная характеристика Европейского союза и Сообществ ..................................................................................................................... 156 § 1. Общая характеристика организационного механизма Евросоюза и Сообществ ..................................................................................................................... 156 § 2. Европейский парламент в институциональной системе Евросоюза........ 164 § 3. Полномочия Европейского парламента и порядок их реализации .......... 171 § 4. Совет Европейского союза: место и роль в политико-правовой системе Союза и Сообществ....................................................................................................... 181 § 5. Европейская комиссия в системе институтов Евросоюза ........................ 191 Глава VI. Судебная система Европейского союза ........................................... 199 § 1. Европейский суд справедливости - основной носитель судебной власти в Европейском союзе ....................................................................................................... 199 § 2. Прецедентный характер решений Европейского суда справедливости.. 207 § 3. Суд первой инстанции в судебной системе Евросоюза............................ 215 Глава VII. Право Европейского союза и национальное право ........................ 222 § 1. Взаимосвязь и взаимодействие правовой системы Евросоюза с правовыми системами государств-членов: характер, формы, принципы ................. 222 § 2. Верховенство права Европейского союза по отношению к национальному праву государств-членов .............................................................................................. 228 § 3. Принцип прямого действия права Европейского союза............................ 235 Глава VIII. Соотношение права Европейского союза и международного права ........................................................................................................................................ 241 § 1. Традиционные доктрины и подходы к решению вопроса о соотношении международного, внутригосударственного и европейского права: монизм и дуализм ........................................................................................................................................ 242 § 2. Международное и европейское право: общее и особенное. Характер их взаимосвязи и взаимодействия .................................................................................... 251 От авторов Среди разнообразных путей и направлений исследования национальных правовых систем и правовых семей в отечественной и зарубежной юридической литературе все большее внимание за последние десятилетия уделяется изучению правовой системы Европейского союза. И это не случайно, а скорее закономерно, если иметь в виду как теоретическую, научную, так и практическую значимость исследования данной тематики. В теоретическом плане изучение правовой системы Евросоюза наряду с анализом его институциональной, функциональной и иных сторон позволяет не только расширить и углубить диапазон наших познаний в государственно-правовой и международно-правовой сферах, но и по-новому, под другим углом зрения, как бы со стороны взглянуть и с учетом дополнительных знаний оценить традиционные, порой кажущиеся незыблемыми в отечественной юридической науке представления о целом ряде государственно-правовых явлений, институтов и учреждений. В определенной мере это касается, например, представления о правовой системе как о некоем одномерном явлении, в то время как применительно к Евросоюзу она рассматривается вместе с источниками права на разных уровнях, а именно - на первичном и вторичном уровнях. Речь идет также о представлении, касающемся формы государственного или же надгосударственного устройства того или иного объединения. Существующий понятийный аппарат традиционно в подобных случаях апеллирует к таким формам, как федерация, конфедерация, унитарное государство или же международная организация. В то же время исследование формы образования и функционирования Европейского союза со всей очевидностью указывает на то, что помимо традиционных государственно- и надгосударственно-правовых форм существуют также формы "смешанные", значительно отличающиеся от устоявшихся и широко распространенных организационных феноменов. Аналогично обстоит дело и с некоторыми другими, устоявшимися и незыблемыми на первый взгляд представлениями о государственно-правовых и международно-правовых явлениях и соответствующих им понятиях. В практическом плане изучение правовой системы Евросоюза, наряду с анализом уникального в своем роде опыта формирования и функционирования данного, объединяющего в одно целое 27 суверенных государств, наднационального образования, несомненно может быть использовано для выработки соответствующих предложений по дальнейшему развитию и совершенствованию внутрисоюзных отношений между различными государствами членами СНГ, по созданию единого государства России и Белоруссии и др. Разумеется, накопленный за последние годы весьма обширный академический и законодательный материал, касающийся Европейского союза и его правовой системы, может и должен быть, как представляется, в полной мере использован в научной работе и в учебном процессе. Необходимость этого, так же как и необходимость более широкого использования в юридической науке и отечественном образовании сравнительного правоведения, обусловлена прежде всего тем, что в силу происходящих в мире процессов глобализации и регионализации наша страна все более активно и масштабно входит в единое мировое экономическое, политическое, информационное, образовательное и иное пространство, требующее профессионального знания, - не только отечественной, но и зарубежной государственно-правовой материи. В настоящем издании с позиций общей теории государства и права и отчасти других юридических дисциплин авторы попытались рассмотреть лишь некоторые узловые, теоретически и практически значимые вопросы, касающиеся правовой системы Европейского союза. Это вопросы юридической природы и содержания правовой системы Евросоюза, наличия в ней элементов романо-германского и англосаксонского права, вопросы конвергенции данных правовых семей, проблемы соотношения права Европейского союза с национальным и международным правом, вопросы источников права Евросоюза и прецедентного права и др. При подготовке и написании монографии широко использовались соответствующие работы зарубежных и отечественных авторов, а также документальный материал и законодательство Евросоюза и государств-членов. Авторы выражают глубокую благодарность членам кафедры Теории государства и права Юридического факультета МГУ, а также официальным рецензентам, оказавшим огромную помощь в подготовке рукописи настоящей работы к изданию. Глава I. Исторический очерк становления и развития объединенной Европы и ее правовой системы § 1. Зарождение и развитие идей объединенной Европы в период с XI по XIX в. 1. Глубокое и всестороннее изучение права Европейского союза, равно как и всего европейского права в целом, с неизбежностью предполагает рассмотрение его не только в том виде, в каком оно сложилось к настоящему времени, но и в том состоянии, в каком оно находилось раньше. Что сопутствовало его образованию, а что препятствовало? Какие идеи лежали в основе его изначального образования и последующего функционирования? Какие из них были в той или иной мере реализованы на практике, а какие остались лишь на уровне теории? Эти и другие им подобные вопросы касаются не только и даже не столько сугубо правовых теорий и идей, сыгравших определенную роль в процессе становления и развития объединенной Европы и ее права, сколько политических, социально-экономических, идеологических и иных социально значимых воззрений и идей*(1). Ибо какими бы значимыми в реальной жизни ни были или какими бы важными ни казались те или иные правовые идеи и возникающие на их основе правовые институты, политические, социально-экономические и иные идеи и институты в решении таких вопросов, как формирование и развитие объединенной Европы и ее правовой системы, неизменно играли доминирующую роль. Об этом свидетельствуют как опыт прошедших столетий, так и социально-политическая практика наших дней*(2). Основная причина подобной "субординации" правовых, политических и иных идей и институтов заключается не в них самих как таковых или же в их первозданной природе, а в соподчиненном характере "заложенных" и отраженных в них соответствующих интересов. Неслучайно в связи с этим известный немецкий историк и философ О. Шпенглер при рассмотрении проблем соотношения права и "политических вопросов власти" указывал еще в начале XX в. на то, что "было бы большой ошибкой полагать, что вообще может существовать право, полностью независимое от политико-экономических интересов и словно парящее над вещами". Его можно себе лишь представить, рассуждал автор, "и люди, которые принимали изображение политических возможностей за политическую деятельность, были всегда"*(3). Однако "это ничего не меняет в том факте, что такого абстрактного права, имеющего абстрактное происхождение, в исторической реальности не существовало". Каждое право, заключал ученый, "содержит в себе в отвлеченной форме отпечаток мировоззрения своих создателей, а любой исторический образ содержит политикоэкономическую тенденцию, зависящую не от теоретических изысканий, а от практической воли сословия, держащего в руках подлинную власть и тем самым правотворчество"*(4). Исходя из этого применительно к процессу формирования и развития объединенной Европы и функционирующей в ее пределах правовой системы можно сказать, что данный процесс - это дело рук не только и даже не столько права, правовых идей и институтов, сколько политики, экономики, а отчасти - культуры и идеологии. Именно политические, экономические и иные тесно связанные с ними интересы и отражающие их идеи в течение многих столетий были и продолжают оставаться в основе всего процесса образования и развития объединенной Европы и ее правовой системы. Именно они в первую очередь постоянно делали и продолжают ныне делать на Европейском континенте, впрочем, как и в других частях света, всю социально-политическую погоду и направлять процесс развития европейских стран по мере созревания соответствующих условий в одно объединительное русло. Это не означает, разумеется, наличия каких бы то ни было попыток противопоставления политических и иных интересов и идей, их роли и значения в процессе становления и развития объединенной Европы и ее правовой системы чисто юридическим интересам и идеям, ибо зачастую весьма трудно, а порою вообще невозможно отделить одни от других. Речь идет лишь о том, что в процессе становления и развития объединенной Европы и ее правовой системы доминирующую роль неизменно выполняли обусловленные соответствующими интересами идеи, доктрины и институты социально-политического и экономического, а не сугубо юридического характера и что первые нередко весьма тесно были связаны и переплетались со вторыми. В связи с этим в современной научной и учебной литературе вполне обоснованно констатируется, что "формирование Европейских сообществ и европейского права - это единовременный и тесно взаимосвязанный процесс"*(5). Известно, что формирование и развитие Европейских сообществ осуществлялось на определенной юридической основе, ибо с помощью права определялись их цели и задачи, их структура, а также условия и порядок их деятельности. В свою очередь, благодаря существованию "организационных структур, образующих как бы материальную субстанцию самого европейского права", невозможно было бы создание единой системы европейского права. Иначе говоря, "становление европейского права немыслимо без образования Европейских сообществ, а его функционирование и развитие невозможны вне Европейских сообществ"*(6). Вполне резонно утверждается также, что "было бы некорректно ставить вопрос о том, что чему предшествовало - возникновение европейского права образованию сообществ или наоборот". Ведь речь идет "о взаимодополняющих слагаемых, без которых невозможно развитие процесса европейской интеграции"*(7). Соглашаясь с авторами в отношении некорректности подобной постановки вопроса применительно к общеевропейским институтам, нельзя в то же время не заметить, что эта "некорректность" имеет свои пределы и не распространяется на идеи, теории и доктрины возникновения и развития объединенной Европы и ее права, в которых отражаются самые различные политические, социальные, экономические и иные интересы. Как свидетельствует накопившаяся в течение многих столетий общественная практика, политические, социально-экономические и идеологические идеи, теории и доктрины и отражаемые в них интересы в своем появлении, как правило, значительно опережали все иные им подобные феномены*(8). И, разумеется, это обстоятельство нельзя не учитывать при рассмотрении вопросов, касающихся зарождения и развития идей объединенной Европы и ее права как на ранних, так и на всех последующих этапах эволюции западно-европейского сообщества. 2. Говоря о характере и времени появления самых ранних идей объединения народов Европы в единое целое, исследователи данной проблематики высказывают далеко не одинаковые мнения. Так, одни из них апеллируют к Юлию Цезарю (100-44 г. до н.э.), представляя его едва ли не в качестве первичного источника, настоящего автора идеи объединения не только народов Западной Европы в одно целое и консолидации их вокруг Римской империи*(9), но и народов, проживающих в других частях света. По свидетельству Плутарха, Цезарь "готовился к войне с парфянами (в Месопотамии), а после покорения их имел намерение, пройдя вдоль южного побережья Каспийского моря и Кавказа, обойти Понт (Черное море) и вторгнуться в Скифию (Северное Причерноморье), затем напасть на Германию и граничащие с ней страны и вернуться в Италию через Галлию (совр. Франция), сомкнув круг римских владений таким образом, чтобы со всех сторон империя была окружена водными просторами"*(10). Другие ученые-историки и философы придерживаются иного мнения. Высказываются, например, суждения относительно того, что "представления о Европе как особом мире, особой семье рода человеческого" начали формироваться только в раннем Средневековье и стали достаточно четко прослеживаться лишь в XI в.*(11) Утверждается также наряду с высказанными мнениями, что идея "единой Европы" как совокупности государств уходит во времена Карла Великого (768814 гг.), который за годы своего правления завоевал Ломбардию в Италии, подчинил себе саксов и Баварию. Поясняется, что в его "огромную империю вошел весь христианский мир", за исключением Испании и Британских островов, и что "это были первые попытки объединить европейские страны военным путем и создать общеевропейское единство в виде церковного государства"*(12). Помимо названных мнений, касающихся появления первых идей объединения народов Европы в одно целое сообщество, в научной, преимущественно исторической, литературе по этому поводу высказываются и иные, не совпадающие с ранее приведенными, суждения. Однако по большому счету не в них сейчас дело, поскольку установление точной даты появления первых общеевропейских объединительных идей не имеет принципиального значения. Главное при этом заключается, во-первых, в том, что такого рода идеи, как справедливо отмечается в западных научных источниках, отнюдь не являются новыми для современной Европы*(13): зарождение и развитие их прослеживается уже на ранних этапах эволюции европейского сообщества. Во-вторых, что на всем протяжении развития европейского общества имела место своего рода естественная преемственность объединительных идей. Нельзя не заметить, заявляют по этому поводу исследователи, что "всякий раз, когда Европа становилась ареной кровопролитных конфликтов, столкновений и противостояния", как реакция на эти события возникали и получали дополнительный импульс идея мира и единения, выдвигались конкретные проекты и предложения общеевропейского урегулирования. Так было и в далекие эпохи Столетней и Тридцатилетней войн, так было и в начале XX в. Причем, констатируют авторы, чем более ожесточенный и кровопролитный характер носили конфликты, тем более активную ответную реакцию они вызывали*(14). И, в-третьих, что на всех этапах развития западноевропейских стран объединительные идеи оказывали постоянное и все более возрастающее по мере эволюции европейской цивилизации влияние на процесс формирования соответствующего общественного мнения и правосознания населения. Несмотря на то что "было бы ошибочным рассматривать современное развитие европейской интеграции, - рассуждают по этому поводу западные авторы, как прямое воздействие на данный процесс самых ранних объединительных идей и предложений", - тем не менее было бы неверным также отрицать значимость этих идей для формирования объединенной Европы и не замечать преемственности в развитии данных объединительных начинаний. Вполне очевидным в этом плане, констатируют исследователи, является, в частности, тот факт, что "современная модель объединенной Европы, созданная не путем насилия и завоевания, а путем общего устремления европейских народов к достижению таких высоких целей, как мир, процветание и стабильность, привлекала внимание известных всему миру мыслителей еще в Средние века"*(15). 3. Известная преемственность и влияние объединительных идей раннего периода развития европейских стран и народов на их эволюцию в Средние века и позже нашли свое непосредственное выражение во взглядах и суждениях целого ряда политических и общественных деятелей того времени: философов, писателей, персон, стоявших у власти или приближенных к ней. Среди последних современные исследователи называют, в частности, П. Дюбуа - легиста французского короля Филиппа Красивого (XIV в.), чешского короля Й. Подебрада (XV в.), советника английского короля Генриха IV (XVI-XVII вв.) герцога Сюлли, французского аббата Сен-Пьера (VIII в.) и др.*(16) В числе известных писателей рассматриваемого периода, затрагивавших или развивавших в своем творчестве идеи единения стран и народов Европы, выделяется В. Гюго, который, по свидетельству исследователей, был одним из первых, кто для выражения своих объединительных идей использовал (в 1849 г.) термин "Соединенные Штаты Европы"*(17). Что же касается известных мыслителей, философов и других, по выражению современных авторов, "знаменитых интеллектуалов", в той или иной мере затрагивавших проблемы объединения стран и народов Европы, особенно в эпоху Просвещения, то среди них называются Кант, Бентам, Руссо, Вольтер, Сен-Симон, Лейбниц и многие другие*(18). В своих размышлениях "К вечному миру" (1795) о судьбе европейских и других народов Иммануил Кант призывал, например, к созданию федерации всех "свободных государств". Международное право, доказывал философ, "должно быть основано на федерализме свободных государств"*(19). Можно показать, рассуждал мыслитель, "осуществимость (объективную реальность) этой идеи федерации, которая должна постепенно охватить все государства и привести таким образом к вечному миру". "Если бы по воле судеб, - заключал автор, - какой-либо могучий и просвещенный народ имел возможность образовать республику (которая по своей природе должна тяготеть к вечному миру), то такая республика служила бы центром федеративного объединения других государств, которые примкнули бы к ней, чтобы в соответствии с идеей международного права обеспечить таким образом свою свободу, и с помощью многих таких присоединений все шире и шире раздвигались бы границы союза"*(20). В своем "социальном учении" Сен-Симон вслед за другими мыслителями, занятыми поисками "вечного мира", единения и равновесия на Европейском континенте, исходил из необходимости объединения народов Европы "одной общей целью". До тех пор, размышлял он, пока не наступит такое время, когда у людей будет общая цель, "члены великой европейской семьи, исполненные взаимного недоверия, всецело занятые собою, враждебные всякой власти, не желающей связать себя с их судьбою (которой они не знают, но ищут), не будут себя чувствовать связанными, как во времена духовного братства христиан, одним и тем же долгом, одним и тем же нравственным законом"*(21). Аналогичные идеи единения европейских народов и стран развивали и другие известные мыслители рассматриваемого периода. Однако в данное время, несмотря на усиленные поиски общей, объединяющей все европейские народы и страны в одно целое идеи, попытки формирования такого целого не имели, да и не могли иметь в силу отсутствия необходимых для создания единой Европы исторических условий и соответствующих движущих сил сколько-нибудь ощутимого успеха*(22). Более ощутимый и "более конкретный прогресс" в плане объединения Европы был достигнут, согласно исследованиям западных специалистов в данной области, гораздо позднее, в период раннего капитализма, когда в экономической сфере более четко обозначились не только такие процессы, как "трансформация средств производства и движение в сторону индустриализации, но и такие, как процесс интеграции национальных рынков, который зачастую проходил параллельно с процессом формирования политических союзов и укрепления национального политического единства"*(23). В рассматриваемый же период имели место хотя и нередкие, но тем не менее лишь весьма разрозненные высказывания и своеобразные, навеянные духом времени проекты, а зачастую и явные прожекты объединения государств и народов Европы в единый союз или даже в единое государство. Так, П. Дюбуа в 1306 г. вынашивал проект создания на европейском континенте "Христианской республики". Считается, что это был исторически первый проект объединения государств и народов Европы*(24). Спустя столетия И. Бентам (1748-1832) предлагал свой вариант объединения Европы: с едиными органами власти, в частности единым парламентом (Европейской ассамблеей), единой армией, общим законодательством. "Предметом законодательства, - писал он в широко известном труде "Принципы законодательства", - должно быть общественное благо: общая польза должна быть основой всякого рассуждения в области законодательства. Наука состоит в том, чтобы знать, в чем заключается благо данного общества, искусство в том, чтобы найти средства для осуществления этого блага"*(25). В конце XIX в., а точнее - в 1878 г. со своим планом объединения Европы выступал известный швейцарский правовед, видный представитель органической школы права И. Блюнчли. В статье "Организация европейского союза государств" он обосновывал идею создания в будущем на базе европейских государств такого "политического союза", который представлял бы интересы всего европейского сообщества и управлялся бы выборными общеевропейскими органами в виде Федерального совета и Сената*(26). Наряду с названными аналогичные "объединительные" проекты и идеи формирования единой Европы выдвигались и по-своему обосновывались в рассматриваемый период и другими учеными, философами, государственными и общественными деятелями*(27). Однако при всей их важности и социальной значимости они имели весьма спорадический характер и были весьма далекими от того, что именуется общим подходом к решению той или иной, в данном случае общеевропейской, объединительной проблемы. 4. Простое сопоставление и сравнение предлагавшихся в тот период объединительных проектов и идей со всей очевидностью показывает, что они, будучи внешне сходными между собой, в то же время весьма значительно отличались друг от друга как по форме предполагаемого объединения, так и по его замыслу и содержанию, а также по предлагавшимся методам формирования общеевропейского сообщества. Так, если одни авторы и сторонники идеи объединения государств и народов Европы в единое целое (Руссо, Бентам и другие мыслители эпохи Просвещения) исходили из необходимости и допустимости формирования такого объединения только мирным путем, то другие "объединители" Европы уповали лишь на грубую силу, на насилие. Таковыми были в древности попытки насильственной "консолидации" народов, проживающих на европейской территории, вокруг "громадной Римской империи"*(28). Таким же насильственным путем пытался в XIX в. создать "великую Европейскую империю" Наполеон, а в XX в. нечто подобное в виде тысячелетнего Рейха - Гитлер*(29). Если мирный путь, согласно взглядам авторов-просветителей, должен был базироваться на принципах добровольности участия в объединительном процессе народов и стран, строящих "общеевропейский дом", и взаимоуважения, то насильственный путь базируется на основе принципов (если их можно назвать таковыми) высокомерия и пренебрежительного отношения одних государств - субъектов объединения - к другим государствам - объектам объединения. Убедиться в этом нетрудно, обратившись к размышлениям и отзывам такого рода "объединителей" и их соратников о тех или иных европейских странах и народах, а главное - к такого рода "объединительной" практике. "Швейцария, писал, например, в марте 1945 г. об этой благословенной стране один из подручных Гитлера Й. Геббельс, - жалкое государственное образование, сохраняющее национальный суверенитет только в газетных статьях"*(30). Данная и подобного рода записи*(31) о Швейцарии появились в дневниках главного идеолога фашизма лишь после того, как Швейцария "под нажимом англо-американцев" наложила запрет на транзитное сообщение с Германией. Однако подобное пренебрежительное отношение лидеров фашистской Германии к другим странам и народам было заложено изначально в их "объединительных" идеях и в целом в самой фашистской идеологии. Разумеется, сторонники насильственных, равно как и ненасильственных методов объединения европейских стран и народов в единое целое всегда уповали, выражаясь современным языком, не только на успешное осуществление своих проектов, но и на прочность и долговременность существования объединенной Европы. Однако, как показывает многовековой общественный опыт, подобному "объединению" Европы, даже в его зачаточном состоянии, не суждено было долго жить. С "объединительной" миссией Гитлера, закабалившей все европейские народы, покончил, как известно, Советский Союз. С аналогичным проектом Наполеона "разобралась" царская Россия. Что же касается "громадной", фактически охватившей большую часть европейской территории, Римской империи, то она рухнула как в силу внутренних, так и внешних причин. Три основные причины, замечает в связи с этим Зб. Бжезинский, привели в конечном счете к краху Римской империи. Это, во-первых, ее огромная территория, не позволявшая больше управлять из единого центра, а разделение ее на Западную и Восточную подорвало и "автоматически уничтожило монополистический характер ее власти". Во-вторых, порожденный "продолжительным периодом имперского высокомерия" культурный гедонизм, который "постепенно подорвал стремление политической элиты к величию". И, втретьих, существование в стране "длительной инфляции", также подорвавшей способность системы поддерживать себя "без принесения социальных жертв, к которым граждане больше не были готовы"*(32). "Культурная деградация, политический раздел, финансовая инфляция, - резюмирует автор, - в совокупности сделали Рим уязвимым даже для варваров из прилегающих к границам империи районов"*(33). Расхождения в предлагавшихся методах добровольного формирования, с одной стороны, и использование силовых средств в процессе создания своего рода "объединенной Европы", с другой, традиционно дополнялись далеко не совпадающими между собой идеями и взглядами различных авторов относительно форм и, соответственно, уровней такого объединения. В принципе верным является утверждение о том, что каждому историческому периоду были присущи свои определенные представления о европейском единстве, которые зависели "от уровня развития общества и преобладающей власти (сильная церковь - идеи объединения стран под эгидой церкви, сильная императорская власть - возникновение теорий объединения европейских стран под эгидой императора)"*(34). Хотя более точным и более конкретным было бы утверждение о том, что каждому историческому периоду были свойственны свои собственные представления не только и даже не столько о европейском единстве вообще как таковом, сколько о характере и потенциальных возможностях очередной "объединительной" силы (религия, власть монарха и т.п.), а также о формах, уровнях и средствах достижения этого единства. В зависимости от тех или иных этапов развития европейского общества разными авторами разрабатывались и предлагались такие формы государственного устройства, как федерация (Кант и др.) и конфедерация (Гюго - "Соединенные Штаты Европы" и др.) в пределах Европы, с одной стороны, и унитарное государственное образование в виде "Христианской республики" (Дюбуа) или "Христианской всемирной монархии", идея создания которой появилась в период правления Карла V (1500-1558), с другой*(35). В соответствии с формами государственного устройства в разное время разрабатывались и предлагались также различные - монархические или республиканские - формы правления. Справедливости ради следует заметить, что на протяжении всей истории существования и развития объединительных европейских идей все предлагавшиеся для объединенной Европы по аналогии с государственными формы правления зачастую вызывали весьма резкое отторжение со стороны ряда стран и народов, поскольку всегда существовали опасения по поводу того, что на месте независимых европейских государств будет создано одно, резко ограничивающее или полностью лишающее их самостоятельности "супергосударство". Такие опасения вполне естественно существовали на ранних стадиях возникновения и развития идей объединения европейских стран и народов. Подобные опасения существуют у ряда европейских государств и на нынешнем этапе их развития. В настоящее время, как свидетельствуют эксперты, опасения возникновения "супергосударства" 27 стран - членов Евросоюза - разделяют не только новые члены Евросоюза - так называемые молодые демократии, наподобие Польши, но и ряд других европейских стран - "старых демократий", в частности Великобритания*(36). Однако никакие опасения или же отторжения тех или иных форм правления применительно к объединенной Европе "не отменяют" и не могут "отменить" того факта, что на разных этапах развития европейского общества разрабатывались и предлагались не только общие идеи и доктрины, но и формы правления государственного, а точнее - политико-правового, устройства объединенной Европы. Несомненно, что наряду с общими объединительными идеями и доктринами, возникшими на ранних стадиях развития европейского общества, они имели определенное теоретическое, а отчасти - политико-правовое значение и для всех последующих его этапов. § 2. Идеи панъевропеизма в первой половине XX в. 1. Значительный сдвиг в развитии идей формирования единой Европы был сделан в конце XIX - первой половине XX в. Одной из главных причин этого послужила их не только теоретическая, но и практическая востребованность, обусловленная нарастающими и углубляющимися в данный период экономическими, политическими и иными связями между различными европейскими странами и создаваемыми ими хозяйственными объединениями и союзами. Идеи европейского единения, констатируется в связи с этим в отечественной литературе, которые проявлялись на протяжении столетий то сильнее, то слабее, длительное время так и не были по-настоящему востребованы историей. "Только в XX в., да и то в основном после Первой мировой войны, когда стала ослабляться острота прежних противоречий между государствами, эти идеи вновь вышли на авансцену политической жизни". Панъевропеизм стал модным течением во многих странах*(37). Его сторонниками были как политические деятели и профессиональные идеологи, так и ученые - историки, философы, представители других гуманитарных и общественных наук. Опубликованная в 1915 г. книга немецкого историка Ф. Ноймана "Центральная Европа", в которой развивались идеи создания Европейского политического союза*(38), трансформированные позднее в идеи панъевропеизма, может служить одним из многочисленных примеров приверженности интеллектуальных слоев европейского общества в рассматриваемый период набиравшему в то время силу панъевропейскому движению. Позднее увидели свет работы признанного лидера панъевропейского движения, австрийца Р. Куденхове-Калерги, под названием "Борьба за Пан-Европу", "Пан-Европа", "Европа просыпается" и другие, в которых, как это следует уже из их названия, развивались идеи панъевропеизма и одновременно обосновывался выдвинутый им план создания Соединенных Штатов Европы. Будучи не только теоретиком, но и в известном смысле практиком, деятельным проводником идей панъевропеизма, Куденхове-Калерги создал в 1923 г. Панъевропейский союз, ближайшей целью которого было объединение всех государств Западной Европы в таможенный союз и создание в рамках этого союза третейских судебных органов. Подобный, хотя и весьма ограниченный союз был создан в 1922 г. между Бельгией и Люксембургом. Этот союз стал, по мнению западных экспертов, "прологом (предтечей)" последующего аналогичного соглашения между странами Бенилюкса*(39) и вместе с тем оказал огромное влияние на процесс подготовки и формирования Европейского экономического сообщества*(40). Практика заключения таможенных союзов между государствами Западной Европы, как известно, существовала и раньше. В этом плане достаточно вспомнить образование такого союза в 1834 г. рядом северогерманских государств во главе с Пруссией. Однако ранее заключавшиеся на территории Западной Европы таможенные союзы не охватывали всех западноевропейских государств, как это предусматривалось планом Куденхове-Калерги, и в этом смысле они носили локальный, в рамках европейского континента, характер. Это во-первых. А вовторых, заключение и функционирование этих союзов было самоцелью, а точнее конечной целью, в то время как далеко идущий план Куденхове-Калерги предусматривал создание на территории Западной Европы наряду с таможенным союзом как первичным звеном и основой объединенной Европы более широкий союз западноевропейских государств в виде Панъевропейской федерации. По замыслу автора этого объединительного плана "проектируемые" им Соединенные Штаты Европы как общеевропейский союз должны были бы функционировать в форме "панъевропейской федерации", которая должна была "гарантировать" на территории Западной Европы "сохранение мира, стабильность экономического развития и свободу от влияния коммунизма"*(41). Несмотря на свою привлекательность и перспективность с точки зрения панъевропейского движения и объединительных идей, план, или предложение, по определению А. Тойнби, Куденхове-Калерги так и оставался бы планом в сфере политических мечтаний, если бы министр иностранных дел Франции А. Бриан почетный (с 1927 г.) президент Панъевропейского союза не выступил в 1929 г. с речью в Лиге Наций, в которой предлагалось создание под эгидой и в рамках Лиги Наций Европейского федерального союза. Это было по своей сути предложение о реанимации идеи создания Соединенных Штатов Европы, или пан-Европы - "некоего то ли конфедеративного, то ли федеративного государства, противостоящего как американской экономической, так и советской политической экспансии"*(42). В 1930 г. панъевропейский план Бриана получил официальный статус, будучи изложенным в меморандуме французского правительства и направленным для рассмотрения и обсуждения всем остальным государствам - членам Лиги Наций*(43). В этом же году Лигой Наций была создана специальная комиссия для обсуждения предложенного проекта объединения европейских государств в одно целое "без ущемления их суверенитета", которая, проработав в течение двух лет, безрезультатно закончила в 1932 г. свое существование. Таким образом, несмотря на то что план Бриана, направленный на создание единой Европы, в отличие от аналогичного по своей конечной цели плана Куденхове-Калерги получил официальное признание со стороны французского правительства и Лиги Наций, в практическом отношении он, как и все предшествовавшие ему проекты объединения западноевропейских государств в единый союз, остался нереализованным. "Призрак утраты суверенитета", делается в связи с этим вывод в научной литературе, отпугивал от данного проекта многие европейские страны. К тому же сказывалось и то, что в Лиге Наций, "которая так и не стала универсальной всемирной организацией", в это время доминировали ведущие европейские державы, интересам которых не отвечало появление панъевропейской федерации*(44), хотя в плане Бриана просматривалась скорее конфедеративная, нежели федеративная линия. Неприятие плана Бриана рядом европейских государств связано помимо всего с тем, что в нем изначально были заложены прежде всего французские, а затем уже общеевропейские интересы. Это подтверждается, в частности, тем, что план Бриана, стремясь обеспечить главенствующее положение Франции среди европейских государств, отнюдь не предусматривал участие в Панъевропейском союзе такой мощной в то время державы, каковой была Великобритания*(45). Это с одной стороны. А с другой, план Бриана был направлен на нейтрализацию угрозы Франции со стороны Германии, на обеспечение ее безопасности "путем глубокого вовлечения Германии в общеевропейские структуры", путем "европеизации" Германии*(46). Обострение противоречий между европейскими государствами в связи с установлением в некоторых из них (Германия, Италия, Испания) фашистских, агрессивных по своей природе режимов не только покончило в 30-40-е годы XX столетия с какими бы то ни было планами создания общеевропейского союза и иллюзиями на этот счет, но и привело к значительному свертыванию самого панъевропейского движения. Только в конце Второй мировой войны, как резонно замечали по поводу ослабления панъевропейского движения в этот период некоторые западные авторы, "когда европейцы перестали убивать друг друга, почти каждый из них, как будто очищаясь от совершенного прегрешения, представлялся сторонником идеи создания Европейского союза"*(47). Объективности ради следует, однако, сказать, что панъевропейские идеи и само движение не исчезали и в самые трудные для европейских народов предвоенные и военные годы. В частности, в годы войны они поддерживались и развивались Движением сопротивления гитлеровскому режиму, объединившим вокруг себя не только многочисленных представителей различных наций и народов, но и их правительства в изгнании*(48). Видные деятели Движения сопротивления, такие, например, как А. Спинэлли активный поборник и последовательный защитник идей европейского федерализма не только в годы войны, но и в послевоенный период, - выступали на конференции представителей Движения сопротивления, состоявшейся в июле 1944 г. в Женеве, с предложениями, весьма созвучными с некоторыми положениями, заложенными в основу современного Европейского союза. Они касались формы если не настоящего, то будущего политико-правового устройства объединенной Европы "европейского федерализма"; принятия общеевропейской "писаной конституции"; учреждения общеевропейских органов власти и управления - Парламента и Правительства; формирования правовой и судебной систем; создания общеевропейской армии*(49). Большинство из этих положений и прежде всего предложения, касающиеся федеративной формы устройства Европейского союза, нашли свое подтверждение и активную поддержку в документе под названием "Программа из 12 пунктов", принятом в 1946 г. на очередной (Гертенштейновской) встрече представителей различных групп Движения сопротивления. Помимо того что данная Программа предусматривала создание Европейского союза на федеративной основе, она исходила также из того, что Союз должен был рассматриваться как "составная часть общемировой системы Организации Объединенных Наций". При этом предполагалось, что государства - члены Европейского союза, преследующего цель восстановления разрушенной в ходе войны экономики и укрепления между его членами разносторонних связей, передадут "часть своих экономических, политических и военных суверенных полномочий образованной ими Федерации" (п. 4)*(50). Принимая Программу из 12 пунктов, ее авторы и вдохновители, естественно, рассчитывали на поддержку содержащихся в ней положений как со стороны широких слоев населения, так и со стороны официальных кругов и видных политических деятелей. Одним из таких деятелей, "весьма популярных в федералистских кругах", был У. Черчилль, который предлагал французам еще в 1940 г. создать франкобританский союз. Правда, такое предложение некоторые исследователи называют не иначе, как "драматичным", "театральным", "деланным" (dramatic) и т.п.*(51) в силу его "искусственного" характера и очевидной невозможности образования такого союза в тот период. Но тем не менее историческим фактом остается то, что такого рода предложение, направленное на единение ведущих европейских держав, было "в свое время" сделано, хотя и не было реализовано. Отдавая дань последовательности взглядов Черчилля в вопросах, касающихся единения европейских государств, следует заметить, что он весьма активно отстаивал объединительные идеи не только в довоенный период и в годы войны, но и в послевоенный период. В этом отношении весьма примечательным является его выступление в университете г. Цюриха в сентябре 1946 г., где он предлагал "в высшей степени действенное средство" (sovereign remedy) "для воссоздания (recreate) европейской семьи" в виде "своего рода Соединенных Штатов Европы" с соответствующей структурой, с помощью которой воссозданная "европейская семья" сможет жить "в условиях мира, безопасности и свободы"*(52). "Мы должны построить нечто подобное Соединенным Штатам Европы", говорил Черчилль и добавлял: "Только таким путем сот ни миллионов тружеников смогут вновь обрести радость жизни и надежду, которые делают жизнь осмысленной и достойной"*(53). Если же в начале этого пути, размышлял оратор, не все европейские государства проявят в достаточной мере свою волю и не все будут в состоянии вступать в Европейский союз, то "мы должны сделать все возможное, чтобы те, кто может это сделать и хочет, пошли навстречу друг другу и объединились"*(54). Первым шагом на пути "воссоздания европейской семьи", по мнению Черчилля, "должно быть партнерство Франции и Германии". Что же касается Великобритании, то ей должна была отводиться особая, своего рода "менторская" роль в этом процессе, наподобие той миссии, которую выполняли США в послевоенной Европе*(55). Призыв Черчилля к "воссозданию европейской семьи" в виде Соединенных Штатов Европы, а также общеевропейский настрой, царивший в послевоенное время среди значительной части европейского населения, несомненно способствовали не только развитию, но и в определенной мере реализации идей панъевропеизма, причем как на государственном, так и на общественном уровне. После окончания Второй мировой войны, заключают западные эксперты, наступило благоприятное время "для международного объединения и кооперации в пределах Европы. В течение 30 лет на территории Европы прошли две самые разорительные войны, какие только знал когда-либо мир. Европейские государства не могли больше чувствовать себя каждое в отдельности самодостаточными, существуя бок о бок с мировыми супердержавами - США и СССР". Поэтому среди политических деятелей и широких слоев населения Европы, освободившихся от фашизма, укоренилась глубокая убежденность в том, что на европейском континенте "должна быть создана новая политическая система, которая бы гарантировала от возникновения новой мировой войны"*(56). При этом в качестве ведущей идеи по созданию "новой политической системы", как и раньше, оставалась идея формирования Соединенных Штатов Европы. Что же касается конкретных ее форм - федерализм, конфедерализм или смешанная форма, - то о них либо умалчивалось, поскольку это была (и остается в Европейском союзе) весьма спорная и весьма чувствительная для большинства европейских государств тема, либо предложения и лозунги, касающиеся той или иной формы, подавались в более мягком и расплывчатом виде. Тем не менее вопросы, касающиеся формы организации Соединенных Штатов Европы, будучи принципиально важными для каждого европейского государства, поскольку они непосредственно связаны с уровнем сохранения каждым из них в рамках Союза самостоятельности и идентичности, постоянно находились в поле зрения сторонников объединения Европы и в неофициальном или полуофициальном варианте обсуждались*(57). Наибольшую активность при этом в конце 1940-х годов проявляли такие общественные объединения, как Европейский союз сторонников федерализма, Движение за социалистические Соединенные Штаты Европы, Объединение союзов европейского единства и многие другие группы и организации. Одно из таких наиболее широких объединений - Европейское движение, возникшее в октябре 1948 г., по мнению исследователей, "в значительной мере подготовило почву для создания в 1949 г. Совета Европы", в уставе которого отразились многие идеи, разрабатывавшиеся и проповедовавшиеся именно Европейским движением*(58). Важной вехой на пути развития и продвижения идей панъевропеизма в рассматриваемый период стал Конгресс Европы, состоявшийся в 1948 г. в Гааге с участием представителей различных взглядов и течений в рамках панъевропейского движения, включая радикальных федералистов и сторонников более умеренного, конфедеративного направления в организации внутренней жизни и деятельности объединенной Европы. В резолюции, принятой Конгрессом, в частности, говорилось о том, что данный форум признает, что "обязанностью народов Европы стало безотлагательное создание экономического и политического союза для обеспечения безопасности и социального прогресса", и провозглашает, что "настал час, когда народы Европы должны передать свои отдельные суверенные права для осуществления их сообща, с целью координации и развития своих ресурсов"*(59). Кроме того, в резолюции Конгресса содержалось предложение (рекомендация) о необходимости создания Совета Европы, который, как показала его деятельность, "хотя и оставался всегда по своей изначальной природе довольно слабым (has always been bland) институтом"*(60), "последовательно избегавшим рассмотрения таких весьма противоречивых вопросов, как проблемы обороны и безопасности", но тем не менее он "сыграл свою определенную символическую роль в деле объединения Европы как форум для дискуссий", а также "для ознакомления с политической демократией и правами человека"*(61). Наряду с общими, стратегического порядка проблемами, касавшимися объединения стран и народов Европы, в рамках панъевропейского движения в послевоенный период предпринимались одновременно значительные усилия для решения менее общих, но весьма важных для нормальной жизнедеятельности европейских государств социально-экономических, политических, оборонных и иных проблем. Вполне естественно, что на первом плане в это время стояли перед каждым европейским государством и перед Европой в целом социально-экономические проблемы, связанные с восстановлением разрушенного войной хозяйства, науки, культуры, сложившегося уклада жизни. Значительную роль в восстановлении и послевоенном развитии европейского хозяйства и тем самым (косвенно, отчасти - вопреки своему желанию) в формировании единой Европы сыграли США. В научной литературе и в политической практике помощь США в восстановлении Европы обычно ассоциируется с так называемой "доктриной Трумэна", направленной на "поддержку свободных людей, решительно выступивших против попыток своего порабощения", а также с порожденным этой доктриной и "вытекающим из нее" планом Маршалла*(62). Дж. Маршалл, бывший госсекретарь США, выступая в июне 1947 г. в Гарвардском университете, объявил о программе мер, направленных на восстановление разрушенного во время войны европейского хозяйства. В политической теории и практике данная программа, названная Черчиллем "самым бескорыстным актом в истории", а другим, менее эмоциональным автором - У. Клейтоном - "акцией, продиктованной на редкость просвещенным пониманием собственных интересов", получила наименование "плана Маршалла"*(63). Суть этого экономически и политически значимого плана заключалась в том, чтобы, оказывая помощь в восстановлении разрушенного войной хозяйства и ослаблении разразившегося к весне 1947 г. на всей территории Европы тяжелого экономического кризиса, снизить с помощью экономических мер повсеместно нарастающую социальную напряженность и политическую нестабильность и тем самым поставить заслон на пути дальнейшего распространения социалистических идей и настроений среди широких слоев европейского населения. В особенности это касалось таких ведущие европейских держав, как Италия и Франция, где в послевоенный период были самые мощные и весьма влиятельные компартии, имевшие своих представителей как в законодательных, так и в исполнительных органах власти этих стран*(64). Для реализации плана Маршалла с американской стороны действовал специальный правительственный комитет по изучению национальных экономических и финансовых возможностей США для оказания помощи европейским странам. С европейской - был учрежден Комитет по европейскому экономическому сотрудничеству (КЕЭС)*(65), в задачу которого входила подготовка доклада о состоянии европейской экономики на данный момент и определение ее потребностей на ближайшие, с 1948 по 1951, годы. По материалам этого Комитета в апреле 1948 г. Конгресс США принял специальный Акт оказания экономической помощи (Economic Assistance Act), в котором, как отмечают эксперты, "впервые в истории европейским странам предлагалось выходить из кризиса не в одиночку, а совместными усилиями"*(66). Несколько позднее 16 европейскими государствами была подписана соответствующая конвенция по координации их действий, непосредственно связанных с реализацией плана Маршалла. Согласно данной конвенции европейские государства, принявшие план Маршалла, должны были отказаться от национализации, всячески поощрять частные инвестиции, принимать меры по облегчению обмена товарами, придать процессу воздействия государств организационное обеспечение в виде образованной из КЕЭС Организации европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС)*(67) и т.д. Оценивая роль и значение плана Маршалла для послевоенной Европы, специалисты в данной области отмечают, что по существу своему он стал "поворотным моментом в истории, обеспечившим мировое лидерство США и послужившим первой ступенью атлантической интеграции". Уже вскоре после его принятия план Маршалла фактически превратился "в программу предоставления американской военной помощи" европейским странам, и в конечном счете реализация этого плана "позволила создать блок НАТО"*(68). Последний как военно-политическая организация, учрежденная на основе Североатлантического договора в 1949 г. под эгидой и фактическим руководством США, формально призван был обеспечить безопасность государств - участников этого блока и предотвратить агрессию, откуда бы она ни исходила. Фактически же основная его деятельность была направлена в этот период - период холодной войны, начавшейся "по инициативе" Черчилля (его знаменитая речь в г. Фултоне, США) еще в 1946 г., - на установление доминирующей роли США в Европе и во всем мире и, соответственно, на "сдерживание коммунизма". Воспоминания о фашистской Германии как последнем агрессоре, просвещали в конце 1940-х годов непросвещенных европейцев некоторые политические деятели - сторонники свободной объединенной Европы под покровительством США, "вскоре станут совсем слабыми или же вовсе будут вытеснены страхом перед новым агрессором" в лице "вооруженного советского коммунизма" (Armed Soviet Communism), который "преуспел как на Эльбе, так и за ней". Одновременно "французский и итальянский коммунизм показал свою силу, насколько известно, как в парламентской борьбе в своих странах, так и в прямых акциях на Пиренеях" и в других местах*(69). Перед "этой общей непосредственной угрозой", нависшей над европейскими странами, "только совместная оборона, общий фронт в сфере внешней политики и политическая солидарность в своем европейском доме позволят свободной Европе устоять перед новыми вызовами и давлением, которым подвергается она как изнутри, так и извне"*(70). Таким образом, европейская интеграция и панъевропеизм как движения, подвергавшиеся в конце 1940-х годов, равно как и в последующие годы, сильнейшему влиянию и давлению со стороны США, строились в этот период не только на своей собственной основе, но и на экономической и военно-политической солидарности с США, широко использовавших для поддержания евро-американского единства мнимую советскую угрозу. Следует заметить, что последняя как фактор единения западных стран особенно активно использовалась в конце 1940-х и во все последующие годы холодной войны. Что же касается первых послевоенных договоров о коллективной безопасности, заключенных между европейскими государствами, таких, например, как двусторонний договор, подписанный в 1947 г. между Францией и Великобританией, Брюссельский пакт, подписанный пятью европейскими государствами (Великобритания, Франция, Бельгия, Люксембург и Нидерланды), то они были направлены главным образом против Германии, хотя она уже не существовала как единое государство*(71). Как показывает анализ процесса развития панъевропейских идей и возникшего на их основе панъевропейского движения, они, несомненно, весьма эволюционировали в послевоенное время, особенно в годы холодной войны. Но эта эволюция и как следствие ее - процесс интеграционного развития на Европейском континенте оказались "резко деформированными". В результате, как верно подмечается учеными-аналитиками, "сама интеграция развивалась в значительной мере под воздействием и даже на основе тех двух противостоящих блоков, которые сформировались на Европейском континенте"*(72). Естественно, крайне деформированный, не в меру политизированный и идеологизированный процесс европейской интеграции, равно как и сама интегрированная на этой основе Европа, по определению не имел и не мог иметь будущего. Как свидетельствует история и здравый смысл, для создания жизнеспособного стабильного, самодостаточного, долговременного и предсказуемого европейского единения государств и народов нужна была качественно иная, более фундаментальная социально-экономическая, политическая и интеллектуальная база. § 3. Эволюция идей европейской интеграции во второй половине XX - начале XXI в. и их реализация 1. Вопросам развития идей европейской интеграции, равно как и самому процессу интеграции рассматриваемого периода, в отечественной и зарубежной литературе традиционно уделяется значительное внимание. Об этом свидетельствуют многочисленные публикации в виде статей, брошюр, учебников, монографий и других изданий*(73). Однако при этом нередко упускается из поля зрения преемственность идей современного этапа развития европейской интеграции от прежних ее этапов и не всегда четко прослеживаются и выделяются особенности "объединительных" идей современного этапа по сравнению с прежними, более ранними, этапами. Не претендуя на полный и всесторонний охват рассматриваемой материи, ибо она требует отдельного монографического исследования, с опорой на имеющиеся научные источники и сложившуюся на Европейском континенте интеграционную практику попытаемся восполнить данный "пробел". 2. При ответе на вопрос, чем отличается рассматриваемый этап развития идей европейской интеграции от прежних этапов и в чем заключаются его и развиваемых в его пределах идей особенности, необходимо, как представляется, обратить внимание на следующее. Во-первых, на то, что на данном этапе, начиная с 1950-х годов и вплоть до настоящего времени, впервые в истории развития идей европейской интеграции процесс их аккумуляции, разработки на их основе различных планов и программ, а вместе с тем - "внедрения их в массы" и их декларации не остается, как прежде, в основном на уровне теоретико-политических мечтаний, а сопровождается процессом их практической реализации. Именно на этом этапе идеи и планы европейской интеграции, будучи востребованными самой жизнью, не остаются больше нереализованными идеями и планами, а наполняют собой суть и содержание соответствующих договорных и иных актов, на основе которых создаются и развиваются самые различные наднациональные, общеевропейские институты и учреждения*(74). В их числе такие, например, социально-экономические институты, как образованное на основе Парижского договора 1951 г. Европейское объединение угля и стали (ЕОУС); созданные во исполнение Римских договоров 1957 г. Договора о Европейском экономическом сообществе (ЕЭС) и Договора о европейском сообществе по атомной энергии (Евратом) - соответствующие сообщества; образованный на основе Маастрихтского договора 1992 г. Европейский союз (ЕС); сформированные в рамках Европейского союза и вошедших в его состав трех Сообществ - ЕОУС, ЕЭС и Евратома - общеевропейские органы: Европейский парламент, Европейский совет, Суд Европейских сообществ, Европейский инвестиционный банк и др. Свидетельством практической реализации идей европейской интеграции является также учреждение Европейской системы центральных банков, Европейского валютного института, института омбудсмена, Палаты аудиторов как общеевропейского органа и ряда других наднациональных институтов. Реализация идей европейской интеграции помимо создания и деятельности различных общеевропейских институтов, учреждений и их органов со всей наглядностью проявляется также в проводимой ими общей политике в различных сферах жизни общества, и прежде всего в экономике и в социальной сфере. Еще в конце 1950-х годов в Договоре о Европейском экономическом сообществе предусматривалось проведение согласованной экономической политики государств - членов ЕЭС, а также общей торговой политики, общей политики в области транспорта, в области сельского хозяйства и рыболовства, а также "политики в социальной сфере, включая деятельность Европейского социального фонда" (ст. 3). Создание Европейского экономического сообщества вместе с другими общеевропейскими институтами и проводимая ими согласованная социальноэкономическая политика вполне оправданно рассматривались западными авторами как "начальный пункт дальнейшей экономической интеграции между европейскими государствами"*(75), как "первый шаг" или как "отдельная глава" в эволюции идей объединения европейских государств и народов в одно целое под названием Европейское сообщество*(76). Во-вторых, при рассмотрении отличительных особенностей нынешнего более чем пятидесятилетнего этапа развития идей европейской интеграции и самого процесса объединения европейских стран и народов в одно целое необходимо обратить внимание на постепенность и последовательность развития этих идей и реализующей их интегративной практики, а также на все более широкое распространение и охват ими новых сфер*(77). Постепенность и последовательность в развитии объединительных идей и выстраивающейся на их основе интегративной практики были заложены уже в самом начале данного этапа, при подготовке и принятии самых первых учредительных договоров, образовавших позднее, после создания Европейского союза, его конституционные основы. Так, еще при подготовке проекта договора о создании Европейского объединения угля и стали в Декларации французского правительства, инициированной и подготовленной весной 1950 г. под руководством министра иностранных дел Шумана ("Декларация Шумана" от 9 мая 1950 г., больше известная как план Шумана), особо подчеркивалось, что "Европа не может быть построена сразу, в один момент и по одному единственному плану (single plan). Она будет построена посредством конкретных дел и достижений, которые призваны обеспечить прежде всего солидарность de facto, на деле"*(78). С позиции принципа постепенности и последовательности решения общеевропейских объединительных проблем в плане Шумана, а также в некоторых других проектах, направленных в конечном счете на формирование единой Европы, западными аналитиками выделялось и рассматривалось "узкое" и "широкое" видение европейской интеграции, которое "накладывает определенный отпечаток (marked) на всю эволюции Европейского сообщества"*(79). Кроме того, на протяжении ряда лет, по крайней мере вплоть до начала 1990х годов, до образования единого общеевропейского института в лице Европейского союза, на общетеоретическом и практическом интегрированном уровнях довольно четко и последовательно прослеживалось фактическое подразделение всей европейской интеграции на общую и особенную (секторальную) интеграцию*(80). Предполагалось, что общая интеграция представлена и обеспечивается Европейским экономическим сообществом, деятельность которого помимо других направлений была непосредственно связана с формированием общеевропейского внутреннего рынка, характеризующегося "устранением препятствий между государствами-членами свободному перемещению товаров, лиц, услуг и капиталов" (п. 1 ст. 3 Договора, учреждающего Европейское сообщество)*(81). В свою очередь, особенная (секторальная) интеграция рассматривалась как процесс взаимодействия государства, осуществляемый в пределах таких секторов европейской экономики, как производство угля и стали под "патронажем" Европейского объединения угля и стали, с одной стороны, и как совместная деятельность ряда европейских государств, направленная на создание благоприятных условий для производства и применения атомной энергии в мирных целях под эгидой Евратома - с другой. "Подобно ЕОУС, - резонно замечает в связи с этим Б.Н. Топорнин, - Евратом стал инструментом частичной интеграции, охватившей одну из сфер экономического развития Западной Европы"*(82). С образованием Европейского союза, олицетворяющего собой общеевропейский интеграционный процесс, основания для дальнейшего рассмотрения европейской интеграции в виде общей и особенной (секторальной), равно как и основания для соответствующей классификации опосредующих эти разновидности институтов, в значительной мере отпали. Хотя, как свидетельствует практика, в настоящее время говорить о тотальной интеграции, в равной мере охватывающей собой все сферы экономической, социально-политической, культурной и иной жизни европейского общества, не приходится. В наибольшей степени процесс интеграции продвинулся в экономической и отчасти в социальной сферах жизни европейского общества, гораздо слабее - во внешнеполитической, оборонной и других сферах*(83). Не случайно поэтому в теоретическом, а главное - в практическом отношении перед европейской интеллектуальной элитой и политическими деятелями Европы постоянно стоял вопрос о необходимости устранения этого интеграционного "дисбаланса", по возможности более скорого и эффективного "преодоления отрыва, обособленности решения экономических проблем от всех остальных", дополнения взаимодействия европейских государств в проведении общей экономической, социальной, валютной, торговой и иной политики "более тесным сотрудничеством в сфере международных отношений, создания системы безопасности", в борьбе с преступностью и др.*(84) Сравнивая процесс европейской интеграции 1950-х годов с аналогичным процессом 1990-х годов и более позднего времени, нельзя не заметить тем не менее, что, несмотря на имеющийся "дисбаланс" и сохраняющийся разрыв в уровнях экономической интеграции, с одной стороны, и интеграции в других сферах жизни европейского общества, с другой, этот процесс продолжал постепенно расширяться, охватывая собой все новые сферы, и углубляться*(85). Это нетрудно проследить на примере развития европейского договорного права, в котором напрямую отражалась эволюция данного процесса. Так, если в учредительных и иных договорах, заключенных между европейскими государствами в 1950-е годы, речь шла в основном, а в ряде случаев - исключительно об экономической интеграции, то в договорных актах более поздних лет все больший акцент делался и на других видах интеграции. Например, в так называемом Едином европейском акте (The Single European Act), вступившем в силу в 1987 г., значительно расширившем круг вопросов, подлежащих разрешению в рамках ЕЭС, и усилившем его компетенцию*(86), большое внимание уделялось наряду с проблемами дальнейшего углубления экономической интеграции в рамках формируемого общеевропейского рынка также вопросам более тесного политического сотрудничества между европейскими государствами, сотрудничества в области охраны окружающей среды, в социальной и других сферах жизни европейского общества. Единый европейский акт, не без оснований утверждается в научной литературе, "характеризуется стремлением к дальнейшему строительству Европейского сообщества и одновременно демонстрацией воли объединить под крышей ЕС всю совокупность отношений между государствами ЕС"*(87). Аналогичное стремление к объединению "под крышей" ЕС всей совокупности отношений между европейскими государствами или, иначе говоря, стремление к распространению процесса интеграции с экономической сферы жизни европейского общества на все иные сферы прослеживается также в Маастрихтском договоре Договоре о Европейском союзе, подписанном в 1992 г., в котором предусматривается активное сотрудничество государств - членов Европейского союза не только в сфере экономики, но и в таких областях, как внешняя политика, охрана окружающей среды, правосудие, внутренняя безопасность и др.*(88) Стремление к расширению сферы реализации интегративных теорий и идей прослеживается и в других договорных актах, заключавшихся между европейскими странами. В-третьих, при рассмотрении особенностей современного этапа развития идей европейской интеграции представляется важным отметить, что при всей их кажущейся на первый взгляд простоте они имеют сложный, многоцелевой, комплексный характер. Это проявляется, в частности, в том, что в процессе реализации тех или иных интегративных идей, скажем, в сфере экономики, европейскими государствами зачастую одновременно решаются старые или вновь возникающие проблемы в их отношениях друг с другом в сфере политики или в иных сферах. В качестве одного из примеров можно сослаться на сложный, двуцелевой характер идей, заложенных о Договоре о Европейском объединении угля и стали, с помощью которого одновременно решались экономические проблемы в объединенной под наднациональным началом угольной и сталелитейной промышленности и военно-политические проблемы в отношениях между участниками этого договора - Германией и Францией. Дело в том, что сотрудничество, развивавшееся на базе данных основных отраслей промышленности, сближало эти еще совсем недавно воевавшие друг против друга, причем не в первый раз, страны. И Договор о ЕОУС, как резонно замечают исследователи, имел своей целью не только исключить противоборство в сфере жизненно важных экономических отношений, - а производство угля и стали как раз относилось именно к этой сфере, - но и замышлялся более глобально. Речь в данном случае шла о том, чтобы покончить с долголетним соперничеством этих двух стран-участниц на Европейском континенте и вместе с тем создать систему полного взаимопонимания и долговременного стабильного сотрудничества*(89). Разумеется, самые различные по своему характеру и мотивам задачи европейские страны решали не только в разных сферах, но и в наиболее продвинутой в плане реализации интегрированных идей экономической сфере. Так, при разработке и заключении Договора о Европейском экономическом сообществе, являющегося, по словам экспертов в данной области, "краеугольным камнем при сооружении европейского политического союза"*(90), страны Бенилюкса - участницы этого Договора "рассчитывали с помощью других стран решить проблемы малых государств в условиях нарастающей глобальной экономики". Германия "надеялась найти более широкий рынок для своей промышленной продукции. Италия рассчитывала, используя ЕЭС и "свободное перемещение рабочей силы", превратить в капитал (to capitalise) один из своих наиболее мощных активов на тот момент - квалифицированный труд". Франция надеялась, опираясь на ЕЭС, создать более благоприятные условия для развития "своего огромного сельскохозяйственного сектора" и одновременно делала ставку на то, чтобы "не допустить доминирования Германии на Европейском континенте"*(91). Иными словами, каждая из шести стран, непосредственно участвовавших в создании Европейского экономического сообщества, имела на тот момент весьма разную мотивацию и преследовала свои довольно отличающиеся друг от друга конкретные цели. Аналогично обстояло дело в процессе реализации идей европейской интеграции и во всех других случаях. В-четвертых, выявляя особенности современного этапа развития идей европейской интеграции, а вместе с тем и самого процесса интеграции, необходимо обратить внимание, с одной стороны, на разнообразие форм развития интеграционного процесса, разрабатывавшихся и применявшихся на основе объединительных идей, а с другой - на разнородность использовавшихся при этом методов и подходов. Среди форм интеграционного, а шире - объединительного процесса независимо от того, осуществляется ли он в рамках европейского или любого иного региона, или же под воздействием глобализации на мировом уровне, обычно выделяются такие формы, как кооперация, унификация и интеграция в экономической, политической, социальной или любой иной сфере жизни общества. При этом кооперация в общеупотребительном смысле понимается как "объединение для совместных действий" или же как "организация, основанная на принципах объединения средств ее членов"*(92). Унификация трактуется как "приведение к единообразию"*(93) идей, действий, норм, институтов и пр. А интеграция представляется как процесс "объединения в целом каких-либо частей"*(94). В рамках объединительных процессов, происходящих с начала 1950-х годов по настоящее время на Европейском континенте, широко используются все три названные формы. Кооперация возникает, как правило, на основе двухсторонних или многосторонних договоров, заключаемых между европейскими государствами, сохраняющими свой суверенитет в рамках Европейского союза, по тем или иным вопросам или же между европейскими и неевропейскими государствами. Унификация как "приведение к единообразию" проявляется на уровне отдельных сообществ и Европейского союза в целом в виде их весьма схожих друг с другом или ставших одинаковыми в результате взаимосвязи и взаимодействия этих институтов принципов их организации и деятельности, методов и способов разрешения возникающих в процессе их функционирования спорных вопросов и проблем, различных правил поведения и отдельных правовых актов, регламентирующих те или иные стороны их повседневной деятельности и т.д. Интеграция как наиболее глубокая форма взаимосвязи и взаимодействия европейских государств друг с другом возникает изначально, как свидетельствует история, в экономической сфере жизни европейского сообщества на основе прежнего многовекового опыта установления и поддержания ими в данной области двусторонних и многосторонних связей, т.е. на основе кооперации, и постепенно распространяется на другие сферы, неизбежно порождая при этом такую форму объединительного процесса, как унификация*(95). Проводя разграничительную линию между такими формами развития интеграционных процессов на Европейском континенте, равно как и в других регионах мира, как кооперация и интеграция, и понимая под кооперацией "совместную деятельность самостоятельных в правовом и экономическом смысле партнеров", а под интеграцией - "процесс слияния частей в одно целое", отечественные и зарубежные авторы не без оснований указывают на то, что "основное отличие кооперации от интеграции состоит в том, что первая возможна между всеми государствами мира; интеграция же реализуема только на региональном уровне и только между соседними государствами"*(96). Это общее, "пространственное" различие кооперации и интеграции дополняется также другими, более конкретными различиями типа целевого предназначения и "предметного устремления" рассматриваемых форм, имея при этом в виду, что кооперация в сфере экономических, торговых и иных отношений государств направлена на их интенсификацию, не сопровождающуюся, как правило, возникновением новых организационных структур*(97), в то время как интеграция, судя по опыту европейских стран, не только не исключает, а наоборот, с неизбежностью предполагает их создание и функционирование. Кроме того, при кооперативной форме совместная деятельность государств осуществляется "без какого-либо институционального аппарата", т.е. без специально созданного аппарата связи и управления. Интеграция, напротив, реализуется на основе соответствующих объединительных идей "не просто за счет функциональной совместной деятельности суверенных государств, а для нее требуется наличие центральных органов с полномочиями, необходимыми и достаточными для решения возникающих в процессе их повседневной деятельности вопросов"*(98). Наряду с названными формами европейского объединительного процесса кооперацией, унификацией и интеграцией - авторами, профессионально занимающимися исследованием проблем объединенной Европы, широко используются также такие формы, как "координация" и "гармонизация"*(99). В учредительных договорных актах Европейских сообществ и Европейского союза применяется, кроме того, такая весьма общая, мало к чему обязывающая форма, которая именуется "аппроксимацией" (approximation), означающая в буквальном смысле "приближение", "сближение" применительно к позиции тех или иных государств по рассматриваемому вопросу. Разнообразие вырабатываемых на основе объединительных идей и реализуемых на практике многообразных форм интеграционного процесса делает его, как показывает европейский опыт, более гибким и более предсказуемым*(100). Аналогично обстоит дело с разнообразием разработанных на основе объединительных идей и используемых в процессе европейской интеграции различных методов и подходов к решению возникающих на пути интеграционного процесса проблем. На протяжении всей истории реализации европейских объединительных идей начиная с 1950-х годов и вплоть до настоящего времени в научной теории и практике европейского интеграционного процесса в зависимости от того или иного периода широко использовались такие методы и подходы, зачастую выступающие в виде сформированных концепций, как институционализм, функционализм, неофункционализм, федерализм и юнионизм. Отражая определенные взгляды и настроения, обусловленные вполне определенными целями и интересами, каждый из этих подходов на протяжении всего пути развития европейского интеграционного процесса или же на отдельных его участках играл и продолжает играть весьма важную роль. Так, федерализм, исходным посылом которого было построение объединенной Европы на федеративных началах с передачей значительной части национального суверенитета и полномочий национальных государственных органов общеевропейским, наднациональным структурам, а вместе с федерализмом юнионизм*(101), ратующий за Союз европейских государств с полным сохранением каждым из них суверенитета и государственно-властных полномочий, противопоставляясь и противодействуя друг другу, играли значительную роль на протяжении всей истории развития идей европейской интеграции*(102). В то же время институционализм, берущий за основу интеграционного процесса формирование и деятельность "сопровождающих" и направляющих данный процесс наднациональных институтов, равно как и функционализм, делающий упор на функциональном аспекте процесса европейской интеграции, играли весьма важную роль, по свидетельству западных исследователей, лишь на определенных участках пути развития и реализации европейских интеграционных идей*(103). Функционализм, например, вместе со своей послевоенной модификацией под названием "неофункционализм" имел значительное влияние и даже "доминировал среди теорий, касающихся познания различных сторон Европейского сообщества" в 1950-60-е годы*(104). Доминирующее положение функционализма, а точнее - неофункционализма, в системе европейской интеграционной идеологии напрямую было связано с возникновением и успешным функционированием в рассматриваемый период Европейских сообществ. Создавалась ситуация, когда согласно утверждениям исследователей функционирование одной общеевропейской структуры стимулировало процесс возникновения и успешного функционирования других аналогичных ей по своему характеру и конечным целям общеевропейских структур, когда интеграция в одном секторе экономики или сфере общественно-политической жизни европейского общества оказывала огромное влияние на развитие процесса интеграции в других секторах и сферах*(105). Согласно утвердившимся постулатам и выводам сторонников функционализма, к преимуществам которого, как полагают некоторые авторы, относится "достижение прогресса там, где это только мыслимо"*(106), возникший в 1950-е и продолжавшийся в 1960-е годы процесс реализации идей европейской интеграции был "неодолимым и необратимым"*(107). Жизнь адекватно отражалась в теории, а теория оказывала значительное влияние на жизнь. Однако такая идиллия длилась недолго, а именно - до конца 1960-х - начала 1970-х годов, когда функционализм вместе с рядом других интеграционных теорий начал давать все более ощутимые для европейского интеграционного процесса сбои. Начались эти весьма ощутимые для процесса европейской интеграции сбои еще в середине 1950-х годов с неудачной попытки ряда европейских государств создать Европейское оборонительное сообщество с единой европейской армией и соответствующей инфраструктурой, а также с провала учреждения в этот же период Европейского политического сообщества. Это было началом конца гладкого, "неодолимого" процесса развития европейской интеграции как в сфере экономики, так и в других сферах жизни европейского общества*(108). Зафиксированным в научных источниках концом этих иллюзий стали события, связанные с отказом Франции трижды (в 1958, 1963 и 1967 гг.) дать согласие на вступление Великобритании в Европейское экономическое сообщество ("Общий рынок"). При этом позиция Франции в значительной мере объяснялась тем, что она имела все основания опасаться приобрести в лице Великобритании партнера, способного потеснить ее с занятых рубежей. А кроме того, небезосновательными были, как показал опыт всех последующих лет вплоть до современности, опасения тогдашнего президента Франции де Голля относительно того, что Великобритания будет выполнять роль "троянского коня" Соединенных Штатов, "желающих диктовать свои условия Европе"*(109). Констатируя подобное развитие событий, далеко не соответствующее представлениям сторонников функционализма о беспрепятственной реализации идей европейской интеграции, западные исследователи вполне правомерно заключают, что в конце 1960-х - начале 1970-х годов теория функционализма "все больше входила в противоречие с действительностью" и что "этот разрыв связи между теорией и реальностью привел к неизбежной переоценке ее значимости и, в конечном счете, - к последующему отказу от нее"*(110). Функционализм как теория, метод познания европейской действительности и подход к решению интеграционных проблем в последующий период реализации идей европейской интеграции был вытеснен, с одной стороны, "весьма тщательным (painstaking) эмпиризмом"*(111), а с другой - традиционным для западной политической науки и юриспруденции институционализмом. Однако, несмотря на подъемы и падения в отдельные периоды или же на всем пути реализации объединительных идей тех или иных концепций и подходов, несмотря на их несовпадение, а нередко и противопоставление, в практике европейской интеграции, как показывает опыт, почти всегда между ними имел место компромисс. Следы последнего довольно четко просматриваются, например, уже в 1950-е годы в Договоре о Европейском экономическом сообществе между федералистами и юнионистами, закрепившем, с одной стороны, в угоду федералистам довольно высокий уровень самостоятельности наднациональных институтов, а с другой сохранившем, делая реверанс в сторону юнионистов, за государствами - членами ЕЭС "контроль над основными направлениями деятельности Сообщества"*(112). Компромиссные решения спорных, принципиально важных вопросов, касающихся реализации идей европейской интеграции, имеют место также в Маастрихтском договоре об образовании Европейского союза*(113) и в других договорных актах, заключаемых государствами - членами всего европейского сообщества. В-пятых, наряду с названными особенностями современного этапа развития идей европейской интеграции, а вместе с тем и процесса их реализации представляется необходимым выделить, с одной стороны, поступательность и преемственность в развитии этих идей и процесса их реализации, а с другой неравномерность развития европейского интеграционного процесса. Поступательность в развитии интеграционных идей и процесса их реализации на современном этапе проявляется прежде всего в том, что, несмотря на многочисленные проблемы и препятствия на пути к формированию объединенной Европы, объединительный процесс в европейском регионе, как свидетельствует наука и практика, все более углубляется и расширяется, охватывая все новые сферы жизнедеятельности людей и вовлекая в Европейское сообщество все новые страны. Разумеется, при этом возникают проблемы эффективности, управляемости, оптимальных пределов расширении и долговременной жизнеспособности такого сообщества, но это уже иного рода вопросы*(114). Преемственность в развитии интеграционных идей и процесса их реализации на Европейском континенте прослеживается на самых разных в институциональном, функциональном, правовом и других отношениях плане. В качестве одного из примеров можно сослаться на преемственность в развитии базового для Европейского союза и составляющих его сообществ учредительного договорного права, которое по мере развития европейского общества на каждом из его этапов, требующих радикального изменения права, не отменялось, а лишь реформировалось, существенно обновлялось и дополнялось*(115). Правда, в 1980-е годы, как отмечают западные исследователи, в рамках европейской интеграции предпринимались неоднократные попытки радикального изменения "духа отцов-основателей" и, соответственно, учредительных актов со стороны радикальных федералистов, но все они окончились безрезультатно*(116). Неравномерность развития европейского объединительного процесса ассоциируется не только с провалами или спадами в развитии интеграционного процесса в целом или же в эволюции порождаемых им институтов, таких как несостоявшееся Европейское оборонительное сообщество или Европейское политическое сообщество, с одной стороны, и периодическими подъемами в развитии интеграционного процесса, с другой*(117). Она ассоциируется также с неравномерным участием, в силу объективных и субъективных причин, государств - членов Европейского союза в самом объединительном процессе. Данное явление значительно усилилось в последние годы в связи с резким, довольно политизированным и в значительной мере искусственным расширением Евросоюза за счет бывших соцстран. В западной литературе появилось даже нечто подобное концепции под названием "Европа разных скоростей", свидетельствующее об изменении самой философии европейской интеграции. Дело в том, что в 1950-60-е годы, когда объединялись в сообщества примерно одинаковые по уровню своего экономического и иного развития западноевропейские страны, философия интеграции базировалась на принципах синхронного продвижения и равного участия всех стран в интеграционном процессе. В этом смысле неравномерность развития интеграционного процесса в данный период почти исключалась. В последние же годы в связи с изменением ситуации в Евросоюзе изменилась и философия интегрированного процесса. Неравномерность участия ряда стран в европейском объединительном процессе стала скорее не исключением, а правилом*(118). 3. Кроме названных особенностей в развитии идей европейской интеграции на современном этапе и процесса их реализации можно указать также и на другие их отличительные черты. В частности, в западной юридической и отчасти в экономической литературе при рассмотрении такого рода идей и процесса их реализации в качестве одной из особенностей данного двуединого явления выделяется возможность подразделения этих идей и процессов интеграции на позитивные, направленные на достижение конечных экономических и иных целей, и негативные, связанные лишь с устранением препятствий на пути совместной деятельности государств*(119). Обращается также внимание на такую особенность, как сочетание в процессе реализации объединительных идей принципа расширения сферы деятельности и усиления полномочий наднациональных органов и институтов с принципом сохранения автономии и значительной части суверенитета национальных европейских государств*(120); использование в процессе реализации объединительных идей правового комплекса, состоящего из системы международно-правовых договорных актов, национальных законодательных актов и актов, исходящих от наднациональных европейских органов, и др. § 4. Основные предпосылки и факторы, оказавшие влияние на процесс формирования и развития Европейского союза и его правовой системы 1. Вопрос о предпосылках и факторах, оказавших и оказывающих влияние на процесс возникновения и развития Евросоюза и его правовой системы, имеет весьма важное не только теоретическое, но и практическое значение, причем не только применительно к европейскому, но и к другим регионам мира, а также ко всему процессу глобализации, происходящему на современном этапе развития человеческой цивилизации*(121). Ибо вопрос о том, каковы должны были быть "предварительные условия", именуемые в научной литературе предпосылками, и каковы должны быть причины, "движущие силы" - факторы, оказавшие воздействие на процесс европейской интеграции, для человеческого сообщества является в известном смысле отнюдь не частным, а общим вопросом, представляющим собой определенный интерес не только для европейцев, но и для других регионов и континентов. Особенно важен он для дальнейшего развития таких, например, международно-правовых объединений, как не всегда и не во всем эффективное Содружество Независимых Государств (СНГ), Союз Россия - Белоруссия, Евразийское экономическое сообщество (Евразэс), Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), проектируемый под эгидой Казахстана, судя по сообщениям прессы, Союз среднеазиатских государств, названный английской газетой The Times "Унистаном", и др.*(122) Разумеется, речь при этом идет не только и даже не столько о конкретных предпосылках и факторах, способствовавших или, наоборот, препятствовавших успешному развитию европейской интеграции, сколько о весьма позитивном опыте, методике и методологии, наконец - о самом механизме и технологии данного процесса. Ведь общеизвестно, что в истории развития человеческого сообщества было немало попыток создания "вечных" и "нерушимых" союзов государств, империй как в региональном, так и в глобальном масштабах, однако все они вместе с аналогичными замыслами неизменно были обречены на провал и терпели крах. "До настоящего времени, - писал по этому поводу О. Шпенглер в начале XX в., - было отмечено три замысла реализации идеи одного правителя, в сферу власти которого входит весь исторический мир и судьба которого определяет судьбы всего человечества. Первым стало возведение фараона в ранг бога Гора, затем последовало грандиозное китайское представление о властителе срединной империи, царством которого является вся Поднебесная (тянься), и наконец, в ранний готический период, когда в 962 г. Отгону Великому, охваченному глубоким мистическим чувством и стремлением к исторической и пространственной бесконечности, царившими тогда во всем мире, пришла в голову мысль о Священной Римской империи германской нации"*(123). Причин неизбежности провала и краха попыток, равно как и предшествовавших им замыслов создания "вечных" империй и "нерушимых" союзов государств, за всю историю существования человечества было довольно много, и они были весьма разнообразны. Однако все упиралось в конечном счете в отсутствие необходимых предпосылок и в слабость (или отсутствие) тех факторов, которые бы не только способствовали формированию таких национальных институтов, как союзы и империи, но и способствовали бы их долговременному существованию и функционированию. Стремясь найти прочную основу, на которой можно было бы создать если не вечные, то, по крайней мере, долговременные союзы государств, некоторые весьма известные ученые и философы усматривали ее в совместной (общей) "обязанности" государств сохранить на Земле "мирное состояние". Именно о такого рода основе - предпосылке и факторе - говорил в свое время, например, И. Кант. В работе "К вечному миру" он писал, что "способ, каким государства добиваются своих прав, - это не судебный процесс, а только война", и чтобы покончить с ней и обеспечить "мирное состояние"*(124), между народами "должен существовать особого рода союз, который можно назвать союзом мира (toedus pacifium) и который отличался бы от мирного договора (pactum pacis) тем, что последний стремится положить конец лишь одной войне, тогда как первый - всем войнам и навсегда". Этот союз, заключал философ, "имеет целью не приобретение власти государства, а исключительно лишь поддержание и обеспечение свободы государства для него самого и в то же время для других союзных государств"*(125). Аналогичного мнения относительно достижения и сохранения "мирного состояния" на Земле как основной предпосылки и фактора, в решающей мере способствующих созданию наднациональных институтов и союзов государств, придерживался также наряду с И. Кантом и другими мыслителями О. Шпенглер. В работе "Закат Европы. Всемирно-исторические перспективы", касаясь данного вопроса, он писал: "В своей направленной вовне борьбе государство вступает в союзы с другими государствами, а во внутриполитической вынуждено искать союзы с сословиями"*(126). И далее: "Мировая история - это история государств и навсегда останется таковой. Внутренняя организация нации всегда и везде имеет только одну цель: быть в "форме" для внешней борьбы независимо от того, носит ли она военный, дипломатический или экономический характер"*(127). Высказывая данную позицию, О. Шпенглер и другие разделяющие ее мыслители, исходили, как показывает анализ их размышлений, не только из необходимости и важности, но и из самодостаточности рассматриваемой ими предпосылки и приводимого ими фактора - причины и "движущей силы" для формирования и долговременного функционирования любого союза государств или глобального государственного образования. Будучи в принципе верной и адекватно отражающей реальную действительность, данная позиция тем не менее имеет один весьма существенный недостаток, который заключается в односторонности суждения и соответствующего умозаключения относительно сути рассматриваемого явления. Предотвращение угрозы извне и обеспечение в том или ином регионе или же в масштабе всего земного шара "мирного состояния" - несомненно, весьма важная задача каждого государства и важнейшая предпосылка и причина для образования союзов государств и соответствующих надгосударственных институтов. Однако о создании каких союзов и институтов и при каких условиях может идти речь? Можно ли ожидать, что под влиянием только внешних факторов и предпосылок, только при угрозе воздействия извне могут возникать не военные оборонительные или наступательные, своего рода "узкопрофильные" союзы государств типа Варшавского договора, как это было в прошлом, или типа НАТО, который существует и поныне, - а "универсальные" союзы с признаками единого государственного образования наподобие Европейского союза? Исторический опыт далекого прошлого, равно как и практика формирования межгосударственных союзов в настоящем, со всей очевидностью свидетельствуют об обратном. Нет сомнения, например, в том, что идеи европейского единения изначально развивались, а во второй половине XX в. реализовывались*(128) не в последнюю очередь под влиянием внешних факторов в виде военной угрозы, опасности экономической экспансии извне и т.д. В середине века идеи и проекты создания объединенной Европы развивались и обосновывались, в частности, необходимостью совместной защиты европейских государств от надвигавшейся на них турецкой опасности*(129). В начале XX в., а точнее, сразу же после Первой мировой войны, когда США, по выражению А. Тойнби, "почти в мгновение ока из крупнейшего в мире должника превратились в крупнейшего кредитора" и сильного европейского конкурента, который, "несмотря на свою традиционную неприязнь к европейским связям" должен был "в силу требований новой экономической ситуации искать рынки кредитов в Европе, а также рынки для американских товаров и услуг"*(130), - в этот период развития объединительных европейских идей и сам (виртуальный в то время) процесс европейской интеграции подогревался и обосновывался необходимостью совместной борьбы с экономической и финансовой экспансией. Спустя десятилетие, в 1926 г., А. Тойнби замечал по этому поводу, что, "столкнувшись с такой болезненной переменой в отношениях с Соединенными Штатами, европейцы задают себе вопрос: "Считать ли эту беду случайной и, следовательно, исправимой и временной? Или она имеет более давние и глубокие корни, отчего ей значительно труднее противостоять?"*(131). Как показала жизнь, автор не ошибся, когда "рискнул предположить, что вторая вероятность ближе к истине", ибо и в настоящее время, в начале XXI в., после небольшого по историческим меркам перерыва, длившегося всего несколько десятилетий после окончания Второй мировой войны, когда США выполняли роль далеко не бескорыстного донора по отношению к европейским странам, они вновь становятся, как верно подмечается исследователями, "главным конкурентом объединенной Европы", в связи с чем "усиление Европейского союза равносильно укреплению самостоятельности и независимости Европы по отношению к заокеанской державе"*(132). В 30-е и 40-е годы XX столетия на развитие идей и проектов европейского объединения определенное влияние оказывала угроза со стороны фашизма, а во все последующие годы - годы холодной войны, вплоть до разрушения СССР, - мнимая советская угроза, экспансия со стороны коммунизма. Различные угрозы извне - реальные или придуманные в политических целях не всегда адекватно мыслящими западными идеологами, разнообразные внешние факторы и впредь будут играть определенную роль в укреплении и развитии Европы в лице Евросоюза и формируемой им правовой системы. Это несомненно так же, как не подлежит сомнению и то, что внешние факторы никогда не были решающими в европейском объединительном процессе и никогда по определению не станут таковыми. Об этом со всей очевидностью свидетельствует и дает все основания так предположить опыт образования и функционирования Европейского союза и его правовой системы. 2. Анализируя данный опыт, а вместе с тем предпосылки и факторы, оказавшие и оказывающие влияние на Евросоюз и его правовую систему, отечественные и зарубежные исследователи пришли к вполне ожидаемому и обоснованному выводу о том, что не отдельные предпосылки и факторы играют определяющую роль в процессе образования и функционирования Евросоюза и его правовой системы, а целый их комплекс*(133). В целях более глубокого и разностороннего изучения входящих в данный комплекс разнообразных факторов их можно классифицировать, исходя из присущих каждому из них особенностей по самым разным критериям. Так, в зависимости от их волевого признака все факторы, оказавшие и оказывающие влияние на процесс формирования, становления и развития Евросоюза и его правовой системы, можно подразделить на объективные и субъективные. Первые, как известно, существуют независимо от воли человека, в то время как вторые имеют волевой характер, т.е. формируются и реализуются в процессе воздействия на Евросоюз и его правовую систему не сами по себе, фактом своего существования и функционирования, как это происходит с объективными факторами, а под целенаправленным влиянием воли и сознания людей. К разряду объективных факторов, воздействующих на Евросоюз и его правовую систему, относятся все те жизненные условия и обстоятельства, которые складываются и развиваются, воздействуя на Евросоюз и его правовую систему в позитивном или негативном плане помимо воли, сознания и желания отдельного человека или группы людей. Это, в частности, уровень развития экономики; уровень общей, правовой, технической, технологической и иной культуры; уровень правового, политического и иного сознания населения Евросоюза в целом и его соотношение с уровнем сознания населения стран Западной, Центральной и Восточной Европы; уровень развития и особенности интеллекта народов, населяющих Европейский континент, и др.*(134) Данные и подобные им жизненные условия и обстоятельства, будучи по своему характеру объективными и одновременно социально-направленными, т.е. непосредственно связанными и постоянно воздействующими на европейский объединительный процесс, сами, в свою очередь, подвергаются обратному воздействию со стороны Европейского сообщества и развиваемого им процесса. Это очевидно и не подлежит сомнению, поскольку сама цель создания европейских сообществ и Евросоюза в целом фокусируется или на повышении уровня экономического развития в масштабе континента, или на совместном разрешении других, относящихся к категории объективных, проблем. Убедиться в справедливости сказанного нетрудно, обратившись к любому из учредительных договоров. Например, в Договоре о Европейском союзе, подписанном 7 февраля 1992 г., с изменениями, внесенными последующими Договорами (Амстердамским договором 1997 г. и Ниццким договором 2001 г.), в статье второй говорится, в частности, о том, что Евросоюз ставит своей целью в числе других содействие экономическому и социальному развитию европейских государств, повышению уровня занятости трудоспособного населения, достижению сбалансированного развития различных сфер общественной жизни, экономики, финансовой сферы и др. Среди бесспорных социально направленных объективных факторов, оказавших влияние на европейский объединительный процесс, а соответственно, на формирование Евросоюза и его правовой системы, следует выделить, помимо того, спорные в отношении своего объективного характера, а также природные, географические и иные подобные им факторы. К спорным объективным факторам можно отнести, например, так называемый военный фактор. На вопрос, является ли война исторически объективным или субъективным фактором, у мыслителей разных времен были далеко не одинаковые ответы. И. Кант, например, исходил из того, что "состояние мира между людьми, живущими по соседству, не есть естественное состояние (status naturalis)". Последнее, наоборот, считал философ, "есть состояние войны, т.е. если и не беспрерывные враждебные действия, то постоянная их угроза"*(135). Следовательно, делал вывод автор, "состояние мира должно быть установлено. Ведь прекращение военных действий не есть еще гарантия от них, и если соседи не дают друг другу такой гарантии (что может иметь место лишь в правовом состоянии), то тот из них, кто требовал этого у другого, может обойтись с ним как с врагом"*(136). Аналогичных взглядов на войну как на "естественное состояние" отношений между людьми, т.е. как на объективный по своей природе и характеру фактор, придерживались и некоторые другие мыслители. Однако суть вопроса применительно к процессу формирования Евросоюза и его правовой системы состоит в том, что независимо от того, рассматривается ли война с философской точки зрения в виде объективного или субъективного фактора, она объективно повлияла на этот процесс, ибо многие европейцы, да и не только они, после очередной разрушительной войны особенно остро осознавали необходимость как регионального, так и глобального единения. Несомненно, прав был американский исследователь Р. Фолсом, когда писал, что "война в течение многих прежних веков и дважды в XX в. бичевала (has plaqued) Европейский континент" и что страстное желание мира, особенно после Второй мировой войны, "помогает понять и раскрыть начало европейской интеграции"*(137). Кроме объективных социально направленных факторов, на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы, так же как и любых иных институтов и систем, определенное влияние оказывают природные и иные подобные им по своему характеру факторы. Речь идет, в частности, о наличии в достаточном количестве или отсутствии в тех или иных европейских странах или на Европейском континенте в целом жизненно необходимых природных ресурсов (нефти, газа, угля и пр.), требующих совместных усилий для их освоения или импорта из третьих стран и использования; о состоянии на континенте и на отдельных его частях природной окружающей среды, требующей для своего сохранения и защиты совместных усилий национальных государств и надгосударственных образований, и др. На наличие подобного рода факторов в прямой или косвенной форме указывается в учредительных договорных актах, а также в некоторых других официальных документах, принятых на уровне Евросоюза и Европейских сообществ. Так, например, в Договоре об учреждении Европейского экономического сообщества, вступившем в силу с 1 января 1958 г., наряду с другими жизненно важными проблемами, которые оно призвано решать, особое внимание уделяется вопросам окружающей среды. "Политика Сообщества в области защиты окружающей среды, - говорится в ст. 174 Договора, - имеет целью выход на качественно иной уровень охраны, учитывающий разницу ситуаций в регионах. Она основывается на принципах предупреждения и превентивных действий, возмещения ущерба окружающей среде, главным образом путем устранения его причин, и оплаты ущерба теми, кто его причинил"*(138). Наряду с системой самых разнообразных объективных факторов на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы огромное влияние оказали субъективные факторы, зачастую именуемые в обобщенном виде человеческим фактором. Рассматривая их, нельзя не обратить внимание прежде всего на то, что все объективные факторы, какими бы значимыми для Евросоюза и его правовой системы они ни были, реализуются, воздействуя на Евросоюз и его правовую систему не сами по себе, автоматически, а через людей - носителей субъективного фактора и посредством людей. В научной литературе в связи с этим вполне резонно отмечалось, что при анализе всех условий и обстоятельств, оказывающих влияние на процесс европейской интеграции и на эволюционное развитие Евросоюза, с одной стороны, "нельзя преуменьшать значение объективных закономерностей, предопределяющих природу интеграции", а с другой - нельзя "сводить все дело к неумолимому действию объективных факторов"*(139). Субъективные факторы в различные периоды развития европейской интеграции порою играли не меньшую роль в объединительном процессе, чем создающие основу для формирования единой Европы объективные факторы. Указывая на данное обстоятельство, Б.Н. Топорнин верно подмечал, что "конъюнктурные политические интересы, в особенности связанные с борьбой за власть, за поддержку со стороны избирателей, могут отражаться в конкретном поведении отдельных стран, в изменении позиций их лидеров"*(140). Примеров непоследовательного, обусловленного переменчивой политической конъюнктурой в той или иной европейской стране, поведения их лидеров по отношению к европейскому объединительному процессу и к Евросоюзу история и современность дают более чем достаточно для того, чтобы убедиться, что проблемы в европейском объединительном движении и в европейской интеграции возникают не только на объективной, но и на субъективной основе*(141). Последняя, однако, не сводится к умозрительному восприятию происходящих в Европе событий и соответствующему - позитивному или негативному воздействию на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы лишь со стороны тех или иных политических функционеров. Не менее важное значение при этом имеет также реакция на происходящие в Европе события рядовых граждан, с мнением которых, особенно накануне выборов, вынуждены считаться национальные лидеры. Как показывают исследования, в годы Второй мировой войны и после ее окончания на волне борьбы с фашизмом и его последствиями среди весьма значительной части европейского населения преобладали объединительные настроения, с которыми не могли не считаться и не учитывать их в своей деятельности по созданию европейских сообществ политические и иные национальные функционеры. На Европейском континенте в то время, особенно в 1950-60-е годы, среди различных общественно-политических движений и настроений доминировал еврооптимизм*(142). Однако в более поздний период, примерно с конца 1970-х и в последующие годы, среди широких слоев населения ряда европейских стран еврооптимизм в силу многих объективных и субъективных причин стал постепенно вытесняться европессимизмом. Особенно заметно это было в Великобритании, где по данным периодических опросов населения с 1990 по 1992 г. 30% жителей высказались против "каких бы то ни было усилий (efforts), направленных на объединение стран Западной Европы". В Дании эта цифра поднималась до 32%*(143). Разумеется, подобные антиинтеграционные настроения, которые наблюдались не только в Великобритании и Дании, но и в других европейских странах, хотя и в меньшей степени, не могли не сказаться в этот период на ратификации Договора о Европейском союзе*(144). Данный договор "оказался политически весьма противоречивым", по наблюдению западных авторов, не только для Великобритании и Дании, но и для других европейских стран, включая такие ведущие среди государств - членов Евросоюза державы, как Германия и Франция, которые "обычно рассматривались в качестве движущей силы, мотора европейской интеграции"*(145). В результате нарастающего негативного отношения к интеграции и к Договору о Евросоюзе населения ряда европейских стран, первоначально заблокировавшего его принятие на референдумах в Дании и Франции, Маастрихтский договор вступил в силу не с 1 января 1993 г., как ранее предусматривалось, а лишь с 1 ноября 1993 г. В течение многих месяцев, констатируют в связи с этим эксперты, "вообще было неясно по поводу того, вступит ли когда-нибудь в силу Маастрихтский договор или не вступит"*(146). В настоящее время в связи с резким расширением Евросоюза за счет бывших соцстран, поскольку "политически Евросоюз не мог разочаровывать этих кандидатов"*(147), и возникновением новых, привнесенных проблем, а также в силу ряда других причин среди широких слоев населения, согласно заключению экспертов, в европейских странах все больше развивается "евроскептицизм" в формах "евроцинизма" (eurocunicism) и "антиеврофундаментализма". Одним из последних проявлений евроскептицизма - своего рода субъективного фактора, оказывающего определенное влияние на развитие Евросоюза и его правовой системы, с которыми не могут не считаться европейские функционеры, - является неудачная попытка принятия с первого раза общеевропейской Конституции. 3. Наряду с классификацией предпосылок и факторов, оказывающих влияние на процесс образования и развития Евросоюза и его правовой системы, по волевому признаку в научных исследованиях и практической деятельности возможна их классификация и по другим основаниям или критериям. Одной из практикуемых в отечественных и зарубежных изданиях является классификация рассматриваемых предпосылок и факторов по сферам их возникновения и проявления. В зависимости от данного критерия все исторические предпосылки образования Европейского союза подразделяются на экономические, политические, идеологические и предпосылки в области культуры*(148). Решающую роль в системе этих предпосылок и факторов играют экономические феномены. Суть их сводится по общему правилу к такому изменению экономического базиса Европейского сообщества, при котором неизбежно происходит все более глубокая и разносторонняя интернационализация хозяйственных, а вместе с ними социальных, политических и иных связей между европейскими странами, ведущая в конечном счете к возникновению процессов интеграции в различных сферах жизни общества и формированию наднациональных институтов. Рассматривая индустриальную систему в качестве одного из элементов общеэкономической системы, А. Тойнби не без основания считал, что "распространение индустриализма в Великобритании", где он был "изобретен", по всему Европейскому континенту явилось "одним из факторов национального объединения Италии и Германии", а позднее - и других европейских стран*(149). Отдавая должное предпосылкам и факторам, возникающим и проявляющимся по отношению к европейскому объединительному процессу и к Евросоюзу в экономической сфере, не следует, однако, недооценивать роль и значение подобного рода феноменов, существующих в других сферах*(150). Нельзя, например, игнорировать или не придавать должного значения во избежание односторонности исследования такой нередко упускаемой из поля зрения многих авторов сферы, как сфера общей и в особенности правовой культуры. Ибо, как показывают многочисленные научные исследования, правовая культура, как и само европейское право, со времени "его изначальной идентификации в XI в. благодаря подлинному ренессансу (a genuine renaissance) римского права"*(151) и вплоть до наших дней всегда оказывали значительное влияние на развитие европейского общества и на происходящий в его рамках объединительный процесс. Констатируя, что "среди многочисленных факторов, способствующих успеху интеграционных процессов, право играет особо важную роль", Л.М. Энтин верно подмечает, что благодаря развитию права на Европейском континенте формируется не только единое правовое пространство, но и создаются все необходимые предпосылки и условия для образования единого экономического пространства, единого культурного пространства, для дальнейшего развития в Европе интеграционных процессов*(152). При этом сути дела не меняют разного рода "превходящие" обстоятельства, связанные, например, с тем, что европейское, равно как и иное, право не всегда рассматривается, а следовательно, и оценивается однозначно с точки зрения его значимости, в том числе и для европейского объединительного процесса. А именно, с одной стороны, как "ничтожное" (misery) явление, непременно ассоциирующееся с "принуждением", "наказаниями" и тому подобными "репрессиями", а с другой - как "великое" явление, ассоциирующееся с надеждами людей на "достижение справедливости"*(153). Не меняет сути дела также и такое "привходящее" обстоятельство, которое связано в некоторых случаях с отрицанием существования в настоящее время, а тем более на ранних этапах развития европейской интеграции, единой европейской правовой культуры*(154). Наряду с широко распространенной в зарубежной юридической литературе концепцией существования единой, а точнее - общей для всех западноевропейских стран правовой культуры, на основе которой собственно создавалась, а ныне функционирует правовая система Евросоюза, некоторыми исследователями развиваются идеи о плюрализме, множественности и многообразии существующих на Европейском континенте правовых культур*(155). При этом в качестве исходного рассматривается тезис не о сформированной, а о формирующейся общеевропейской культуре, которая, будучи весьма далекой от своего завершенного состояния, тем не менее уже сейчас выглядит таковой при сопоставлении (в контрасте) с другими, неевропейскими, правовыми культурами*(156). Однако, как бы там ни было, независимо от того, рассматривается ли правовая культура как сложившийся западноевропейский феномен или же она представляется как формирующееся общеевропейское явление, в любом своем состоянии она всегда выступала и выступает как весьма важная предпосылка и фактор, оказывающий значительное влияние на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы*(157). 4. Кроме отмеченных оснований классификации различных предпосылок и факторов, оказывающих влияние на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы (по волевому признаку и в зависимости от сфер их возникновения и проявления) в научно-познавательных и практических целях представляется вполне допустимой и оправданной классификация их и по другим критериям. Так, в зависимости от длительности их воздействия на рассматриваемый объект все предпосылки и факторы можно подразделить на феномены постоянного действия, оказывающие влияние на европейский объединительный процесс и на соответствующие национальные институты, включая Евросоюз и его правовую систему, на протяжении всего пути их формирования и развития, а также на предпосылки и факторы временного воздействия, проявляющиеся лишь на отдельных этапах их формирования и развития. В зависимости от места возникновения и направления воздействия все рассматриваемые предпосылки и факторы можно разделить на внутренние, действующие внутри европейской экономической, социальной и политико-правовой системы и воздействующие на нее, и внешние, возникающие за ее пределами и влияющие на нее. Согласно значимости, или силе (масштабу), воздействия на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы все предпосылки и факторы можно подразделить на главные (основные), первостепенные и на неосновные, второстепенные. В соответствии с характером воздействия на Евросоюз и его правовую систему рассматриваемые предпосылки и факторы следует классифицировать как способствующие интеграционному процессу, объективно или субъективно препятствующие ему или же "нейтральные" по отношению к нему. К разряду последних можно отнести отдельные географические, природные и некоторые иные факторы. Разумеется, перечень приведенных предпосылок и факторов, оказывающих определенное воздействие на процесс формирования и развития Евросоюза и его правовой системы, не является исчерпывающим, а классификация их не может рассматриваться как абсолютная. Наряду с названными существуют и другие аналогичные им предпосылки и факторы, которые можно классифицировать, сообразуясь с теоретической и практической целесообразностью, по самым разным критериям. Глава II. Общая характеристика правовой системы Европейского союза § 1. Понятие и юридическая природа правовой системы Евросоюза 1. Хрестоматийным или малозначащим может показаться на первый взгляд утверждение о том, что, прежде чем пытаться проникнуть в суть и содержание того или иного исследуемого явления, необходимо изначально определиться с тем, каковы его природа и понятие, какое смысловое значение придается данному явлению и отражающему его понятию. Однако это далеко не так, ибо в каждом отдельном случае вопрос о понятии и природе исследуемого явления, будучи исходным по своему характеру и значению, неизменно приобретает первостепенное значение и выступает на первый план. Основная причина этого заключается в том, что без предварительного решения данного исходного вопроса невозможно удовлетворительное решение всех других неразрывно связанных с ним вопросов. Правовая система Европейского союза в этом смысле не является исключением. Для того чтобы глубоко и всесторонне изучить феномен, именуемый правовой системой Евросоюза, следует прежде всего определиться с его понятием и природой. Анализ существующей отечественной и зарубежной литературы, посвященной изучению различных сторон жизнедеятельности Евросоюза и его правовой системы, показывает, что в настоящее время нет недостатка в исследованиях, касающихся понятия и природы рассматриваемого явления*(158). Однако при этом имеют место, особенно в отношении того, что касается определения понятия правовой системы Евросоюза, как минимум два круга теоретически и практически значимых проблем. Первый из них, довольно традиционный применительно не только к правовой системе Европейского союза, непосредственно связан с существованием множественности самых различных, порою противоречащих друг другу, представлений об исследуемом объекте и невозможностью приведения их к общему знаменателю. За послевоенные годы в правовой и других сферах жизни западноевропейского общества, констатируют западные исследователи, возник целый ряд самых различных по характеру, но весьма схожих между собой - "до конфуза" (confusingly) - по своему названию правовых феноменов. Одних только областей права, именуемых "европейским правом" существует не менее четырех. Это и система правовых норм, содержащихся в Европейской конвенции по правам человека, и право Европейских сообществ, и право, действующее в пределах Европейской экономической зоны, и, наконец, - право Европейского союза*(159). На возникшую в послевоенный период и существующую в правовой сфере объединенной Европы вплоть до настоящего времени терминологическую путаницу в названиях далеко не одинаковых по своему объему и содержанию правовых массивов неоднократно обращалось внимание не только в зарубежных, но и в отечественных исследованиях. Так, в частности, подчеркивая, что хотя термин "европейское право" еще не стал "общеупотребительным, но получает все более широкое распространение"*(160), отечественные ученые по примеру своих зарубежных коллег не без оснований указывают прежде всего на то, что данный термин и соотносящееся с ним понятие далеко не всегда употребляются однозначно. А именно: в одних случаях европейским правом именуется "совокупность национальных правовых систем, несмотря на их весьма существенные, порой принципиальные различия"*(161). В других случаях термин "европейское право" используется для обозначения той совокупности международно-правовых норм, с помощью которых опосредуются и регулируются отношения, возникающие между европейскими государствами в самых различных областях. В данных случаях термин "европейское право" применяется, как нетрудно понять, для обозначения региональной или "даже субрегиональной международно-правовой системы", опосредующей самые различные отношения, возникающие между европейскими государствами. И, наконец, в третьих случаях термин "европейское право" широко используется для обозначения всей совокупности правовых норм, с помощью которых регулируется весь комплекс разнообразных отношений, возникающих в пределах европейских интеграционных объединений, "в рамках Европейских сообществ и Европейского союза". При этом особо отмечается, что право сообществ и право Европейского союза - во многом совпадающие, но не идентичные понятия"*(162). Аналогичные проблемы, связанные с использованием одного и того же термина и понятия для обозначения различных по своему объему и характеру правовых массивов, возникают не только применительно к "европейскому праву", но и в отношении некоторых других терминов и понятий, "обслуживающих" право интегрированной Европы, включая "правовую систему Европейского союза"*(163), которая в одних случаях идентифицируется, судя по рассуждениям авторов, как правовая система объединенной Европы, в других рассматривается в виде европейского права, а в-третьих - как право Европейского союза и право каждого составляющего его сообщества*(164). Наличие множественности представлений о правовой системе Евросоюза и многочисленности противоречащих друг другу определений ее понятия несомненно затрудняют процесс глубокого и всестороннего познания исследуемой правовой материи. Но, говоря об этом, следует вместе с тем обратить внимание на то, что многие из них, адекватно отражая те или иные стороны правовой системы Евросоюза, носят не субъективный, а объективный характер, порожденный сложностью, многогранностью и внутренней противоречивостью самого предмета познания. Второй круг проблем, касающихся понятия правовой системы Европейского союза и ее применения, непосредственно связан с необходимостью и практической значимостью разграничения данного понятия с другими сопредельными с ним однопорядковыми понятиями и недопущения их смешения между собой. Речь при этом идет прежде всего о соотношении понятия правовая система Евросоюза с такими однопорядковыми понятиями, как система права данной наднациональной организации и система законодательства. Согласно издавна сложившемуся и многократно подтвержденному юридической практикой понятийному аппарату система права применительно к национальной системе рассматривается, как известно, в виде обусловленной экономическим и социально-политическим строем общества внутренней структуры права, выражающей внутреннюю согласованность и единство юридических норм и "одновременно их разделение на соответствующие отрасли и институты"*(165). Система законодательства, проявляющаяся в виде внешней формы права, трактуется как совокупность существующих в пределах той или иной государственно-правовой или надгосударственной системы нормативных правовых актов. Что же касается правовой системы, то она как "предельно широкая, собирательная система, отражающая всю правовую организацию данного общества" применительно к национальному государству определяется, по сложившемуся представлению, в виде "внутренне согласованных и взаимосвязанных юридических средств", с помощью которых государство оказывает нормативно-правовое воздействие на общественные отношения*(166). По своему логическому объему и содержанию правовая система как явление и правовая категория охватывает собой не только систему права и систему законодательства, но и всю остальную часть юридической надстройки того или иного общества. А именно - правовую культуру, правовую идеологию, различные формирующие и "обслуживающие" право в разных сферах жизни общественные институты, правосознание и все иные сугубо правовые феномены. Исходя из неразрывной связи государственных - правообразующих, правоохраняющих и правоприменяющих - структур, с одной стороны, и правовых (с позитивистской точки зрения) институтов, с другой, более логичным и последовательным было бы говорить скорее не о правовой, а о государственноправовой системе, вбирающей в себя не только сугубо правовые, но и "прилегающие" к ним и "обслуживающие" их государственные институты. Применительно к правовой системе Евросоюза в плане ее более глубокого и всестороннего познания это означало бы, что наряду с системой права, представляющей собой внутреннюю структуру права данного надгосударственного комплекса и состоящей из его правовых норм, институтов и формирующихся отраслей, а также наряду с системой законодательства, выступающей в виде совокупности нормативных правовых актов, порожденных надгосударственными институтами, и правовой системой, охватывающей собой всю юридическую надстройку Европейского союза, весьма целесообразным и оправданным было бы, как представляется, выделение и использование такой категории, как государственно-правовая, а точнее - надгосударственно-правовая система. Последняя, наиболее близко стоящая по своему характеру, логическому объему и содержанию к правовой системе Евросоюза, дает возможность более обстоятельно исследовать правовую материю не только саму по себе, но и в тесной взаимосвязи и взаимодействии с сугубо государственной и надгосударственной материей, рассмотреть ее не только в регулятивном и функциональном аспекте, как это традиционно имеет место в научной литературе, но и в институциональном плане. Использование данной категории, которую с определенными оговорками и со значительной долей условности можно было бы также именовать правовой системой Евросоюза, рассматриваемой в широком смысле, позволило бы помимо всего прочего избежать тех недомолвок и нареканий в нарушении логики исследований, которые неизбежно возникают, когда в процессе познания права Европейского союза или европейского права значительное внимание уделяется также рассмотрению тесно связанных с ним государственных и надгосударственных институтов, таких как Европарламент, Европейский совет, комиссия, суд, Европейский инвестиционный банк, институт Президента, институт европейского омбудсмена и др.*(167) Бесспорно, что данные, равно как и иные подобные им институты даже с самой большой натяжкой нельзя назвать исключительно правовыми институтами. Однако очевидно и то, что их нельзя отрывать от этих институтов, рассматривать их как нечто внешнее, а тем более в социальном и функциональном плане чуждое по отношению к ним. Так же, как и в рамках отдельных стран сугубо государственные и "чисто" правовые институты, будучи взаимосвязанными и взаимодействующими друг с другом, формируют целостное государственно-правовое образование, на уровне Европейского союза создается нечто подобное ему - целостное надгосударственноправовое образование. В структурном отношении оно состоит, с одной стороны, из всей совокупности существующих и функционирующих в пределах Евросоюза и входящих в него сообществ, органов и институтов, а с другой - из всего существующего и функционирующего на уровне Европейского союза сугубо правового материала. Последний включает в себя весь тот правовой массив, который охватывается системой права и системой законодательства Европейского союза в целом и составляющих его Европейских сообществ, будучи созданным общеевропейскими законодательными, исполнительными и судебными органами и институтами. Руководствуясь тем, что данный правовой массив, порожденный общеевропейскими надгосударственными органами и институтами, носит не фрагментарный, разрозненный, а упорядоченный, системный характер, представляется, что было бы вполне логичным и оправданным трактовать его прежде всего и преимущественно в этом же системном духе и именовать исходя из его общеевропейского объема и масштаба не иначе как правовой системой Евросоюза, рассматриваемой в узком смысле. В качестве синонима данного термина и понятия, хотя и с определенными оговорками, касающимися неполного совпадения логических объемов и содержания рассматриваемых явлений, могут выступать такие термины и понятия, как "право Европейского союза", "право Европейского союза и Европейского сообщества", а также "европейское право". В отношении последнего термина и понятия элемент условности по сравнению с "правовой системой Евросоюза" или просто с "правом Европейского союза" заключается в том, что термином и понятием "европейское право" охватывается, строго говоря, не только право Евросоюза и Европейских сообществ, но и правовые системы тех европейских государств (в частности, Швейцарии), которые не являются членами данных общеевропейских объединений. Кроме того, этот термин и понятие распространяются также на систему правовых актов, с помощью которых регулируется, как отмечают исследователи, "деятельность и способы организации практически всех европейских международных организаций"*(168). Сравнивая "европейское право" с другими рассматриваемыми в качестве синонимов терминами и понятиями, нетрудно заметить их определенное несовпадение как по логическому объему, так и по содержанию. С учетом этого, а также с учетом многозначности европейского права весьма важным представляется во избежание терминологической путаницы в каждом конкретном случае указывать на то, в каком значении употребляется данный термин и какой смысл вкладывается в соотносящееся с ним понятие. Это касается всех синонимичных терминов и понятий, но в первую очередь это относится к не менее сложному и многозначному, чем "европейское право", понятию "правовая система Европейского союза", довольно широко и вполне правомерно используемому в научной и учебной литературе в качестве равнозначного по своему логическому объему и содержанию понятиям "право Европейского союза" и "право Европейского союза и Европейских сообществ". "Право Европейского союза, - констатируется в связи с этим в отечественных изданиях, - это особая правовая система, нормы которой регулируют общественные отношения, складывающиеся в ходе интеграционных процессов в рамках Европейских сообществ и Европейского союза"*(169). 2. Эта система возникает и развивается не сама по себе, а в неразрывной связи и взаимодействии с другими, формирующимися в пределах Европейского континента под воздействием интеграционных процессов, системами. Имеются в виду экономическая интеграционная система, возникшая в форме единого внутриевропейского рынка, а также находящиеся в процессе становления и развития социальная, политическая и иные, региональные по своему характеру и масштабу, системы. Разумеется, как показывает практика, от "интеграционной Европы" до единой во всех отношениях "целостной Европы", когда она "могла бы говорить одним голосом" (speak with just one voice)*(170) как в правовой, так и в других сферах европейского общества, еще весьма далеко, если это вообще когда-либо достижимо. Но факт остается фактом: процесс европейской интеграции последовательно расширяется и углубляется, а вместе с ним развиваются и укрепляются прямые и обратные связи между правовой системой Евросоюза и Европейских сообществ, с одной стороны, и всеми иными системами, возникающими на базе интеграционных процессов, с другой. Правовая система Евросоюза и Европейских сообществ, будучи органически связанной и в значительной степени зависимой в первую очередь от их экономической и политической систем, подвергаясь со стороны этих и других систем прямому воздействию, сама, в свою очередь, оказывает на них обратное воздействие. При этом по аналогии с национальным правом границы (пределы) действия правовой системы Евросоюза в значительной степени определяются политическими границами этого наднационального учреждения*(171). В комплексе взаимосвязей и взаимодействий, возникающих между правовой системой Евросоюза и другими, формирующимися интеграционными системами, первая выступает по отношению ко вторым прежде всего как регулятор самых разнообразных общественных отношений, закрепляющий их правовой и социальный статус и тем самым создающий все необходимые для их дальнейшего укрепления и развития юридические условия. В свою очередь, вторые - экономическая, политическая и другие формирующиеся в масштабе объединенной Европы системы - проявляются по отношению к правовой системе одновременно в двух качествах, а именно - в качестве ее экономической, политической, социальной и иной основы и в виде ее окружающей среды. Рассматривая интеграционные экономические, политические и другие институциональные и функциональные комплексы в качестве соответствующей основы правовой системы Евросоюза и одновременно в виде ее окружающей среды, следует обратить внимание в целях более глубокого понимания механизма взаимодействия систем на структуру и содержание каждого из них. Экономический комплекс, или региональная экономическая система, оказывающая решающее воздействие на правовую систему Евросоюза, представляет собой совокупность сложившихся в результате осуществления общеевропейского интеграционного процесса в сфере экономических и финансовых связей идей, материальных и финансовых ресурсов, а также общеевропейских экономических и финансовых институтов. Ведущую роль в финансовой сфере играет Европейская система центральных банков и Европейский центральный банк, которые были учреждены в соответствии с порядком, предусмотренным Договором о Европейском экономическом сообществе (ст. 8), и действуют в пределах полномочий, предусмотренных этим Договором и "приложенным" к нему банковским Уставом*(172). Доминирующую роль в экономической сфере играет Европейское сообщество (изначально - Европейское экономическое сообщество), которое согласно ст. 2 Договора "призвано содействовать повсеместно гармоничному, сбалансированному и устойчивому развитию экономической деятельности", а также решению других социально-экономических задач. Современная политическая система Евросоюза, выступающая в качестве политической основы его правовой системы, представляет собой совокупность соответствующих - политических по своей природе и характеру - отношений, идей, наиболее распространенных на Европейском континенте политических теорий и доктрин, а также проявляющихся в качестве субъектов политических отношений надгосударственных институтов и государств-членов. Подвергая анализу "политическую динамику" современного, расширенного Евросоюза, западные исследователи не без оснований отмечают все большую политизацию различных сфер жизнедеятельности объединенной Европы, включая процессы принятия и реализации решений различными надгосударственными органами и институтами, процессы, связанные с использованием в рамках Европейского союза "новых моделей управления", и др.*(173) Естественно, расширение политической составляющей в структуре и содержании Евросоюза объективно сказывается на расширении и укреплении политической основы его правовой системы. Последнее представляется бесспорным. Однако, судя по многочисленным научным и популярным публикациям, западных исследователей всерьез занимает вопрос о том, что собой представляет этот расширяющийся процесс политизации и каковы будут его последствия не только для правовой системы, но и для всего Евросоюза в целом, для перманентно анонсируемых по американскому примеру прав и свобод граждан, настоящей демократии*(174). В частности, не превратится ли, скажем, Европейский центральный банк в некоего не только финансового, но и "политического монстра", имея в виду его "принимающее угрожающие размеры влияние на политической и экономической карте Европы"?*(175) Или: не следует ли провести в Европейском союзе "демократический аудит", имея в виду, что "существующие методы оценки уровня демократии в Евросоюзе явно не работают" и что непрерывно ведущиеся споры о том, "как дальше развивать демократию в рамках Европейского союза, весьма далеки от абстрактных", не имеющих для этого веских причин разговоров?*(176) Подобного рода ремарки и суждения свидетельствуют о том, что для правовой системы Евросоюза, для ее дальнейшего расширения и углубления, важны не любые, а только демократические политические основы. Аналогичные требования выдвигаются западными экспертами и в отношении других основ правовой системы Европейского союза. В частности, по отношению к ее идеологической основе, сердцевину которой составляет "неолиберализм", исходящий из "умеренного" вмешательства государства в экономическую и другие тесно связанные с ней сферы жизни*(177), и "поздний капитализм", развивающий в явно апологетических целях тезис о том, что "даже в условиях государственнорегулируемого капитализма процесс социального развития неизбежно связан с противоречиями и кризисом"*(178). 3. Рассматривая правовую систему Евросоюза под углом зрения ее взаимосвязи и взаимодействия с иными системами, выступающими по отношению к ней одновременно в качестве ее основы и окружающей среды, в плане формирования общего видения этого феномена представляется важным, во-первых, обратить внимание на динамичный характер этой правовой системы, в значительной мере обусловленный процессом эволюционного развития и постоянного воздействия на нее других систем. Возникнув как совокупность норм и принципов, содержащихся лишь в учредительных договорных актах, правовая система Евросоюза в настоящее время превратилась, в силу эволюции экономической и других интеграционных систем, в огромный массив упорядоченных правовых норм, содержащихся как в учредительных договорах, так и в многочисленных актах, исходящих от надгосударственных органов и институтов, а также в решениях действующих в пределах Евросоюза судов; во-вторых, указать на возрастающую по мере развития Европейского союза целостность и самодостаточность его правовой системы. Целостность, а вместе с тем системность и определенная иерархичность правового массива, возникающего на основе интеграционных процессов, протекающих в рамках Евросоюза, обусловлены, с одной стороны, возрастающей, хотя и далеко не равномерно, целостностью самого этого надгосударственного образования, а с другой - реализацией принципа строгого соответствия принимаемых его органами и институтами актов положениям, содержащимся в учредительных договорах. Кроме того, юридическая упорядоченность общеевропейского правового массива обусловливается соблюдением в правотворческой деятельности наднациональных органов и институтов требования, согласно которому все принимаемые ими решения должны в максимальной степени сочетаться с правовыми актами, ранее принятыми государствами-членами*(179). В контексте этого требования некоторыми авторами особо подчеркивается, что плюрализм национальных правовых систем не должен противоречить и, соответственно, не должен препятствовать достижению "правовой согласованности" в правотворческой и иной деятельности государств - членов Евросоюза*(180). Что же касается самодостаточности правовой системы Европейского союза, то она обеспечивается как материальными, интеллектуальными и иными ресурсами, находящимися в распоряжении данного общеевропейского образования, так и активной повседневной деятельностью его органов и институтов. Самодостаточность и эффективность правовой системы Евросоюза, отмечается в связи с этим западными исследователями, в значительной степени зависит не только от признания государствами-членами формирующих ее актов, но и от уровня активности общеевропейских законодательных, судебных и иных органов и институтов*(181). В-третьих, акцентировать внимание на относительной самостоятельности правовой системы Евросоюза, являющейся по существу функциональным продолжением и внешним проявлением ее целостности и самодостаточности. Предлагая рассматривать право Европейского союза "не просто как наднациональное право, а как право, которое постепенно становится интегральной частью национального порядка и которое применяется не только национальными судами, но и Европейским судом справедливости"*(182), многие авторы тем не менее при каждом удобном случае стремятся подчеркнуть прежде всего самостоятельный, реже - относительно самостоятельный характер искомой правовой системы. Право Европейского союза, говорилось в одном из полуофициальных исследований, проводившихся с целью поиска путей и средств совершенствования данного общеевропейского образования, "следует рассматривать как независимую правовую систему в том смысле, что она не связана своим происхождением ни с какой из национальных правовых систем и что она не зависит от какой бы то ни было национальной правовой системы"*(183). Больше того, она не только не зависит от них, но и, наоборот, "оказывает определенное воздействие на национальные правовые системы" и даже "переплетается с этими системами"*(184). Однако относительная самостоятельность правовой системы Евросоюза проявляется не только по отношению к национальным правовым системам, но и ко всей окружающей ее экономической, социальной, политической и иной среде. Свое конкретное выражение это находит в том, что с помощью права в Европейском сообществе, так же как и на уровне национальных государств, не только закрепляются и стабилизируются сложившиеся в разных сферах жизнедеятельности Европейского союза отношения, но и предопределяются основные пути и направления их развития. При этом право, будучи вплетенным прежде всего в экономическую и социально-политическую ткань данного надгосударственного образования, воздействует на окружающую среду как самим фактом своего существования, так и через систему национальных и наднациональных органов и институтов*(185). Ни одно намерение, ни один план и ни одна программа Евросоюза не могут быть реализованы до тех пор, пока они не будут облачены в соответствии с существующим законодательно закрепленным порядком в правовые формы. Это касается всех без исключения проявлений активности Евросоюза, в том числе, например, таких весьма значительных не только для Европы, но и для всего мира проявлений его активности, как одобрение в январе 2008 г. Еврокомиссией Программы по борьбе с глобальным потеплением. Эта Программа предусматривает сокращение к 2020 г. выбросов углекислого газа на 20% по сравнению с уровнем 2005 г. и в то же время увеличение доли возобновляемых источников энергии в среднем до 20%*(186). Несмотря на огромную и вместе с тем вполне очевидную значимость данной Программы, она не будет реализовываться до тех пор, пока не будет утверждена Европарламентом и соответствующими органами государств-членов. Иными словами, пока ей не будет придана юридическая форма, уполномочивающая и одновременно обязывающая различные национальные и наднациональные структуры к ее выполнению. Аналогично обстоит дело и с другими проявлениями активности и начинаниями Евросоюза, свидетельствующими об относительной самостоятельности и самодостаточности правовой системы Евросоюза. И, в-четвертых, выявить природу правовой системы Европейского союза и раскрыть ее основания. Вопрос о природе правовой системы неразрывно связан с вопросами ее самобытности, самодостаточности, относительной самостоятельности, а также места и роли правовой системы Евросоюза в жизни Европейского сообщества. От того, как определяется природа этого феномена, зависит, как решаются все остальные обусловленные этим определением вопросы. В западной юридической и социологической литературе существует, как известно, два основных подхода к решению проблемы определения природы права и его места и роли в жизни общества. Один из них, именуемый инструментальным (instrumentalism), исходит из того, что право является лишь "средством поддержания или изменения отдельных сторон жизни общества, но не главной силой и средством, обеспечивающим организацию общества"*(187); что право не является интегральной частью той сферы жизни общества, которую оно регулирует" и что следует проводить "четкое разграничение между социальным (средством, сферой и т.п.) и правовым"*(188). Право и его система рассматриваются в данном случае как нечто внешнее по отношению к регулируемой им среде. Напротив, другой подход к определению природы права и установлению его места и роли в жизни общества, названный конститутивным (constitutive)*(189), подразумевает, что право является одной из важнейших составных (интегральных) частей общества и что оно воздействует на него в регулятивном и ином плане как сила, находящаяся не вне общества, а внутри его. Связь между правом и обществом с позиции данного подхода прослеживается на двух уровнях: на формальноюридическом и практическом, с одной стороны (на уровне юридической практики), и на теоретическом уровне (на уровне правовых взглядов, теорий и доктрин), с другой*(190). Пытаясь определить природу правовой системы Евросоюза с позиций данных подходов, а вместе с тем установить ее место и роль в европейском сообществе, следует заметить, что, несмотря на то что искомая правовая система в повседневной жизни выступает как относительно самостоятельное, самодостаточное и в этом смысле, казалось бы, во всех отношениях вполне определенное явление, в том, что касается ее природы, все обстоит несколько иначе. Дело в том, что изначально право интегрированной Европы, будучи порожденным учредительными договорными актами, заключенными между европейскими государствами, по своей природе было не чем иным, как сугубо международным правом. Причем почти во всех отношениях: с точки зрения порядка возникновения и функционирования, содержащихся в нем принципов и норм, правосубъектности сторон и т.д. Однако по мере становления и развития объединенной Европы и как следствие активизации правотворческой деятельности надгосударственных органов и институтов значительные изменения претерпела и изначальная международноправовая природа рассматриваемой системы. К настоящему времени правовая система Евросоюза, констатируют исследователи, несмотря на свое международноправовое происхождение, содержит в себе гораздо больше "общих характеристик" с национальным, нежели с международным правом*(191). В особенности это касается таких отраслей публичного права, как конституционное и административное право. Определяя право Европейского союза как "совокупность правовых норм, содержащих в себе права и обязанности субъектов права, властные полномочия и правовые средства, закрепленные в учредительных договорах, заключенных тремя Европейскими сообществами"*(192), авторы, а до них - Европейский суд справедливости отмечают, что, поскольку это право как "самостоятельная правовая система весьма тесно связано и с международным и с национальным правом"*(193), то и его природу в настоящее время следует рассматривать с этих двойственных позиций*(194). Двойственный характер правовой системы Евросоюза как результат эволюции и трансформации международно-правовой природы общеевропейского права в его двойственную, сочетающую в себе элементы международного и национального права, природу "обязан" своим появлением и существованием прежде всего специфике лежащих в основе искомой правовой системы учредительных договорных актов. Будучи по форме международно-правовыми актами, они по сути своей и содержанию "заложенных" в них идей и положений, по определению Суда, "были более, чем обычные международные акты". Ибо они положили начало "перетеканию ряда суверенных прав государств - членов Евросоюза, касающихся законодательной, административной и судебной деятельности национальных органов, к национальным институтам*(195). Они послужили основой формирования Конституции Европейского союза и его правовой системы*(196). На их базе принимались многочисленные нормативно-правовые акты, в которых содержались нормы, образовавшие в своей совокупности "внутреннее" право Европейского союза. Таким образом, определяя природу правовой системы Евросоюза, а вместе с тем и ее понятие, следует сказать, что, будучи относительно самостоятельным явлением, данный правовой, весьма уникальный, феномен вобрал в себя элементы как международного, так и национального права. § 2. Характерные черты и особенности правовой системы Евросоюза. Особенности ее легитимации и конституционализации 1. Глубокое и всестороннее изучение правовой системы Европейского союза самой логикой познания с необходимостью предполагает изначальное выявление и рассмотрение ее общих черт и особенностей, формирующих о ней целостное представление и выделяющих ее среди других правовых систем. Несмотря на то что рассмотрению данной материи, так же как и проблемам понятия и юридической природы искомой системы, в последние десятилетия уделяется довольно значительное внимание*(197), остается целый ряд теоретически и практически значимых вопросов, требующих дополнительного изучения и освещения. И это не случайно, имея в виду, что характерные черты и особенности правовой системы Евросоюза, отличающие ее от других аналогичных феноменов национального, регионального и глобального уровней, проявляются фактически во всех сферах жизнедеятельности данной системы и ее организации. Весьма зримое проявление они находят, как показывают исследования, в самой сущности рассматриваемой правовой системы, в ее формах, структуре, содержании, в ее "интегрированных" целях и назначении, а также в характере ее конституционности и легитимности. Не имея возможности обстоятельно рассмотреть все характеризующие правовую систему Европейского союза черты и особенности, остановимся на раскрытии лишь некоторых, наиболее очевидных и наиболее значимых из них. 2. Одна из таких черт и особенностей, придающих правовой системе Евросоюза своеобразие, если не сказать - уникальность, и выделяющих ее среди других правовых систем, непосредственно связана с характером ее легитимации и процессом ее конституционализации. При этом легитимация (лат. legitimus - узаконенный, законный) в общепринятом виде воспринимается как "признание большинством населения законности существования какого-либо органа власти, действий должностного лица, события, факта", как придание таким образом какому-либо явлению, институту или учреждению правового характера*(198). В свою очередь, конституционализация понимается как процесс придания правовой системе конституционного характера. Применительно к национальным государствам и их правовым системам легитимация и конституционализация традиционно выступают как результат, или следствие, проявления воли большинства "своего" народа на всеобщих выборах или же на референдуме. "Воля народа" при этом рассматривается в качестве ключевого политико-правового и социально-психологического явления и постулата, предопределяющих наличие или, наоборот, отсутствие как легитимности, так и конституционности правовой системы. Отнюдь не случайно поэтому данное основополагающее для современного национального государства и его правовой системы положение не только декларируется в речах многих политических и общественных деятелей, представляющих "интересы народа", но и в подавляющем большинстве случаев конституционно закрепляется. Так, например, в Конституции Австрии (ст. 1) фиксируется положение о том, что "Австрия является демократической республикой" и что "ее право исходит от народа"*(199). В Основном законе Федеративной Республики Германии (в Преамбуле) говорится о том, что германский народ, "сознавая свою ответственность перед Богом и людьми, воодушевленный стремлением служить делу мира во всем мире в качестве равноправного союзника в объединенной Европе", принял "в силу своей конституирующей власти настоящий Основной закон" и что действие этого закона "распространяется на весь германский народ"*(200). В Конституции Швеции (гл. 1, § 1) указывается на то, что "вся государственная власть Швеции исходит от народа" и что "правление шведского народа основывается на свободном формировании мнений и на всеобщем и равном избирательном праве"*(201). Аналогичные положения, касающиеся народа как источника власти, которая, как подчеркивается в Конституции Греции, не только "исходит от народа", но и "существует для народа и нации и осуществляется путем, определяемым Конституцией"*(202), закрепляются также в конституционных актах ряда других национальных государств. Кроме того, в конституциях некоторых европейских государств помимо принадлежности власти народу особо указывается также на то, что вместе с властью и суверенитет в стране принадлежит народу. В прямой форме это закрепляется, например, в Конституции Италии (ст. 1), где говорится, что "суверенитет принадлежит народу, который осуществляет его в формах и в границах, установленных Конституцией"*(203); в Конституции Франции, где также указывается на принадлежность национального суверенитета народу, "который осуществляет его через своих представителей и путем референдума"*(204); в конституциях некоторых других национальных государств. Закрепляя положения о принадлежности власти и суверенитета народу, формально-юридически представляя его в качестве единственного источника власти и носителя суверенитета, национальные государства тем самым "узаконивают" свою власть и самих себя как "официальных представителей" всего общества и народа, придают своему существованию характер легитимности и конституционности. При этом для того, чтобы ни у кого не оставалось сомнений на этот счет, конституции ряда государств, по примеру Конституции Франции, особо подчеркивают, что "никакая часть народа, никакая отдельная личность не могут присвоить себе" осуществление власти и суверенитета*(205), которые принадлежат только всему народу. Именно воля всего народа, а не отдельной ее части и тем более - индивида является единственным общепризнанным фактором, а точнее основанием легитимности и конституционности как самого национального государства, так и его правовой системы. 3. Пытаясь решить с данных концептуальных позиций проблему легитимации и конституционализации правовой системы Евросоюза, мы неизбежно в силу объективных обстоятельств сталкиваемся как минимум с двумя группами вопросов, касающихся, с одной стороны, определения природы этой правовой системы, далеко не совпадающей с природой правовой системы национального государства. Ведь не случайно правовую систему Евросоюза в научной литературе рассматривают то как аналог национально-правовой системы; то как часть современного международного права; то как автономную, но "двойственную" по своему характеру правовую систему, сочетающую в себе черты национального и международного права*(206); то, наконец, ее идентифицируют как правовую систему так называемой консоциативной (consociative) федерации, одной из основных черт которой является сохранение государствами-членами своего суверенитета*(207). С другой стороны, мы неизбежно сталкиваемся с кругом вопросов, касающихся определения основания легитимности и конституционности правовой системы Европейского союза. Суть проблемы заключается в том, можно ли использовать при решении вопроса о ее легитимности и конституционности тот же критерий, или основание, "волю народа", который используется при определении аналогичных свойств у национальных правовых систем. И если нельзя, то какой или какие при этом критерии (основания) должны быть выработаны и использованы? Не подлежит сомнению утверждение исследователей о том, что "основным и единственным" морально-политическим и правовым базисом "для применения законодательных актов, исходящих от Европейского союза, на территории государств-членов может служить не что иное, как только воля их народов"*(208). Ибо только она согласно доминирующей в современном мире государственноправовой концепции, придавая национальному государству и его правовой системе характер легитимности и конституционности, определяет в конечном счете границы действия национального государства. Но вполне очевидным является и то, что сама воля того или иного народа не безгранична как в морально-политическом, правовом, так и в других отношениях*(209), включая решение вопросов, касающихся определения и установления легитимности и конституционности национального государства и права. Сфера непосредственного проявления воли одного суверенного народа заканчивается там, где начинаются границы воли другого народа. Применительно к национальным государствам и правовым системам в практическом плане это означает, что, скажем, сфера действия воли французского народа, распространяясь, соответственно, лишь на французское государство и его правовую систему, заканчивается там, где начинается сфера непосредственного воздействия воли немецкого или любого иного народа в отношении своего государства и права, и наоборот. Из этого следует, что воля народа как источник власти и основание легитимности и конституционности вполне естественно и закономерно проявляется лишь по отношению к вполне определенному национальному государству и конкретной правовой системе, но отнюдь не по отношению к другим государствам и их правовым системам, а тем более - не к создаваемым ими конгломератам типа Евросоюза и к возникающим в их рамках правовым системам*(210). Любой иной вывод, допускающий возможность использования "воли народа" как источника власти в качестве основания для признания легитимности и конституционности не только национальных государств и их правовых систем, но и Евросоюза вместе с его правовой системой в целом, неизбежно окажется весьма уязвимым в силу разных причин и логических нестыковок и в конечном счете по логике вещей будет признан несостоятельным. При этом одна из трудно решаемых проблем в процессе установления легитимности и конституционности правовой системы Европейского союза через "волю народа" заключается в том, кого считать европейским народом. Как определить этот самый европейский народ, волю которого можно было бы рассматривать в качестве основания для легитимации и конституционализации искомой правовой системы? Ответов на данные и им подобные вопросы, судя по довольно многочисленным публикациям западных авторов, в той или иной степени затрагивающих эту тему, существует несколько, но все они, как представляется, являются далеко не безупречными. Это касается, например, рассуждения о том, что в качестве европейского народа, чья воля может рассматриваться в виде источника власти и основания для признания легитимности правовой системы Евросоюза, следует признать "совокупность всего населения, проживающего на территории государств - членов Союза"*(211). Одновременно предлагается рассматривать Европарламент не в виде парламентской ассамблеи, как он изначально замышлялся или в виде представительного органа суверенных народов государств-членов, а в образе представительного органа "совокупного" европейского народа - "народа Европейского союза"*(212). В качестве аргумента в пользу данной позиции авторами проводится аналогия между высшим законодательным органом ФРГ, который избирается всем немецким народом, состоящим из народов отдельных земель, и Европейским парламентом, который формируется, по версии исследователей, единым европейским народом, состоящим из народов отдельных европейских стран*(213). Уязвимость данной аналогии и тезиса о том, что совокупность народов государств-членов и их "совокупная" воля есть не что иное, как европейский народ и его воля, служащие основанием легитимности и конституционности Евросоюза и его правовой системы, состоит, во-первых, в том, что в процессе проведения аналогии допускается заведомо недопустимое сопоставление двух таких несопоставимых по своей природе и характеру институциональных феноменов, как национальное государство в лице ФРГ, являющееся федерацией, и надгосударственное образование в виде Евросоюза, официально не признанное федерацией*(214), а вовторых, в том, что механическое объединение народов национальных государств и такое же соединение их воли, вопреки элементарной логике и реальной действительности, выдается за нечто органически целое, единое, произвольно неделимое. Наряду с представлением о европейском народе как о простой совокупности народов, проживающих на территории государств - членов Европейского союза, небезупречными являются и другие аналогичные мнения и суждения по этому вопросу. В частности, небесспорными представляются попытки рассмотрения если не в качестве европейского народа, то в виде весьма близкого к нему некоего общеевропейского социума - совокупности граждан Европейского союза, которые, сохраняя одновременно в соответствии с Договором об учреждении Европейского сообщества (ст. 17) свое национальное гражданство, оказывают едва ли не решающее влияние не только на развитие национальных государств, но и всего общеевропейского сообщества в целом*(215). Подчеркивая "диалектический" характер гражданства Европейского союза и вместе с тем акцентируя внимание на его влиянии на процесс установления и поддержания легитимности данного надгосударственного института, исследователи особо указывают на то, что если изначально гражданство Евросоюза находилось "под влиянием парадигмы национального гражданства", то сейчас все происходит наоборот, "несмотря на попытки государств-членов в корне изменить ситуацию, сделав гражданство Евросоюза полностью зависимым от национального гражданства"*(216). При этом государства апеллируют к положению, закрепленному в ст. 17 Договора, согласно которому "гражданство Союза дополняет, но не заменяет национальное гражданство"*(217). Однако, как бы там ни было, несомненным остается то, что еврогражданство, так же как и механическая совокупность народов европейских стран и их воли, не могут претендовать на статус единого европейского народа и единой общеевропейской воли, а следовательно, не могут рассматриваться в качестве основания для определения легитимности и конституционности Евросоюза и его правовой системы. В дополнение следует заметить, что, когда предпринимаются попытки рассмотрения совокупности граждан Евросоюза, являющихся одновременно гражданами национальных государств, в качестве основания легитимности и конституционности Союза и его правовой системы, при этом не учитывается тот общеизвестный факт, что гражданство само по себе как свидетельство принадлежности лица к государству или к надгосударственному образованию Европейскому союзу не является первичным. Оно всегда вторично, производно от них и возникает только после них. В силу этого гражданство по определению не может выступать в качестве первопричины и основания легитимации и конституционализации Европейского союза и его правовой системы. Осознавая уязвимость доктрины легитимации Евросоюза и его правовой системы через его гражданство, некоторые западные исследователи в стремлении укрепить свои позиции апеллируют одновременно в решении данного вопроса и к национальным государствам. В связи с этим развивается концепция "двойной основы легитимации" (double basic of legitimacy), суть которой заключается в том, что в качестве основания возникновения данного свойства у Евросоюза и его правовой системы рассматривается не только гражданство, но и сами национальные государства, передающие сформированному ими надгосударственному учреждению часть своих суверенных прав и полномочий*(218). Однако проблема, как отмечают авторы, критически воспринимающие данную концепцию, заключается в том, что "если воля демократического государства не может получить легитимацию иначе, как через волю народа и формирующих его выборные органы граждан", то как быть в таком случае с "двойной" легитимацией Евросоюза и его правовой системы? Если исходить из данных позиций, заключают исследователи, то возникают огромные трудности "с конструированием концепции двойной легитимации Союза и его права"*(219). Дело в том, что национальные государства как суверенные образования и субъекты международного права на законных основаниях и по традиции могут создавать лишь международные союзы и учреждения, придавая им при этом характер легитимности и правосубъектности. Но как быть с легитимностью Евросоюза и его правовой системы, сочетающих в себе черты международных и внутринациональных феноменов? Вполне очевидно, что прежние, традиционные, модели и способы получения легитимности через волю народа в этом случае не работают, поскольку нет самого соотносящегося с Европейским союзом и его правом европейского народа. Национальные государства не могут подменить собой народ и, следовательно, также не могут придать Евросоюзу легитимность в силу того, что в юридическом и практическом плане он выступает не только и даже не столько как международно-правовое, сколько как псевдогосударственное образование. Во избежание неопределенности и двусмысленности в решении проблем легитимации Евросоюза и его правовой системы вполне очевидной является необходимость разработки новых моделей и подходов к рассмотрению данного вопроса, берущих за основу волю народа как непременное условие и первопричину легитимности исследуемых явлений и при этом в полной мере учитывающих их специфику. Без этого легитимность Евросоюза и его права, находясь в состоянии юридической неопределенности и двусмысленности, будет постоянно подвергаться профессиональному сомнению. Судя по настрою западных исследователей, которые по вполне понятным причинам уделяют гораздо больше внимания проблемам Евросоюза и его правовой системы, чем другие авторы, это будет происходить и уже происходит, несмотря на то что в некоторых официальных документах Евросоюза, таких, например, как проект несостоявшейся Конституции 2004 г. или его "заменитель" - Лиссабонский договор 2007 г., а точнее - его проект, в "явочном" порядке (в преамбулах) заявляется об "отражении" в них "воли граждан и государств Европы к построению общего будущего", о "демократической легитимации Союза" и т.д.*(220) 4. Наряду с легитимацией правовой системы Европейского союза некоторые спорные, тесно связанные с ней вопросы возникают и в отношении конституционализации, т.е. придания этой правовой системе конституционного характера. Анализируя процесс конституционализации правовой системы Евросоюза, исследователи не без оснований указывают на то, что в нем не только смещен акцент в оценке этой системы и Европейского союза в целом с традиционного их понимания как международных феноменов в сторону внутриевропейского, квазигосударственного представления, но и одновременно усилены их наднациональные интегративные элементы*(221). Широко известно, что ни в Европейских сообществах, ни в объединившем их в единое целое Евросоюзе никогда не было и до сих пор нет конституции в общепринятом применительно к национальному государству смысле как его Основного закона, характеризующегося особым содержанием, особой юридической силой, а также особым порядком принятия и изменения. В отличие от национальных правовых систем, конституционализация правовой системы объединенной Европы как процесс и явление, во-первых, возникает не сразу, со времени появления самой правовой системы, а по истечении довольно длительного времени ее существования и функционирования. В частности, только в 1986 г. Европейский суд справедливости признал Договор о Европейском экономическом сообществе в качестве "основного" конституционного акта*(222). Во-вторых, в качестве основополагающего, своего рода конституционного для Евросоюза акта рассматривался не отдельный акт под названием "Конституция", а все учредительные договоры Европейских сообществ, составившие основу первичного права*(223). И, в-третьих, конституционализация правовой системы Евросоюза, в отличие от национальных правовых систем, осуществляется не высшими законодательными органами, принимающими, изменяющими и отменяющими конституционные акты, как это обычно происходит, а Европейским судом справедливости. Именно Суд при рассмотрении конкретных дел неоднократно подчеркивал основополагающее значение учредительных договорных актов и указывал на то, что в интегрированной Европе на основе этих актов создается особый правовой порядок. Так, еще в 1963 г. Европейский суд пришел к выводу о том, что "Сообщество создает новый международный порядок, ради установления которого государствачлены ограничили, хотя и в узких сферах, свои суверенные права и субъектами которого являются не только сами государства, но и их граждане"*(224). Одной из особенностей этого правопорядка, по определению Суда, является то, что "правом Сообщества" на каждого отдельно взятого индивида возлагались "не только обязанности", но и представлялись определенные права, "которые становились частью его правового статуса". Причем одна часть этих прав прямо следовала из учредительных договорных актов, в то время как другая часть корреспондировалась и предопределялась обязанностями лица "как по отношению к другим лицам, так и по отношению к государствам-членам и институтам Сообщества"*(225). Характеризуя этот "новый тип правопорядка, действующего в международноправовой, или наднациональной, сфере" и фактически приравниваемого к одной из разновидностей конституционного правопорядка, авторы особо акцентируют внимание на том, что это не обычный, а строго ориентированный на дальнейшее развитие процесса интеграции правопорядок, ведущий к формированию "союза европейских государств и народа"*(226). 5. Своеобразие процесса конституционализации правовой системы Евросоюза, равно как и порожденные этим процессом особенности нового общеевропейского правопорядка, которые в значительной степени отличаются от аналогичных процессов и правопорядков, сложившихся в различных государствахчленах, породили целый ряд теоретически и практически важных вопросов, ставящих порой под сомнение саму легитимность общеевропейской правовой действительности. При этом речь идет не только и даже не столько о названии "конституционного порядка", созданного Европейским судом и именуемого в одних случаях транснациональным, в других - свехрнациональным, а в третьих случаях - даже постнациональным правопорядком. И тем более - не о терминологической идентификации общеевропейского политического порядка, рассматриваемого в виде "многоуровневой политической системы", "системы управления без правительства" и т.д.*(227) Имеются в виду вопросы, касающиеся прежде всего сущности, содержания, а также правомерности процесса конституционализации правовой системы Евросоюза, осуществляемой через Европейский суд. Одним из таких "наиболее значимых и не нашедших окончательного ответа вопросов, которые адресуются Европейскому суду справедливости", является, по мнению исследователей, вопрос о допустимости замены традиционного субъекта конституционализации - парламента, учредительного собрания или всенародного опроса - референдума Судом, а также вопрос о допустимости с точки зрения легитимности правовой системы Евросоюза "трансформации традиционного международного договора", каким является Договор об учреждении Европейского экономического сообщества, "в конституционный акт квазифедеральной Европы"*(228). Ведь если строго следовать букве и духу Договора, в котором закрепляется правовой статус Европейского суда справедливости, осуществляющего процесс конституционализации правовой системы Евросоюза, то Суд, как и любой иной подобный орган, наделяется юрисдикцией в основном по принятию решений, касающихся применения и толкования права, но отнюдь не изменения характера и юридической силы того или иного акта и, в частности, превращения сугубо международно-правового акта, каковым по своей изначальной природе является Договор, в конституционный. В данном случае, как нетрудно заметить, имеет место двойная нестыковка с точки зрения общей теории права и сложившегося применительно к национальным государствам и правовым системам представления. С одной стороны - в отношении понимания процесса конституционализации и его субъектов, а с другой - в отношении возможности и допустимости "трансформации" одного - международного акта - в другой - конституционный акт. Среди авторов, профессионально занимающихся проблемами конституционализации европейского права, при рассмотрении данных вопросов сложилось два диаметрально отличающихся друг от друга мнения и подхода. Один из этих подходов, не отрицая важной роли Европейского суда в развитии обычного общеевропейского права и определенной "трансформации" договорного права, тем не менее в оценке характера учредительных договорных актов, равно как и в оценке отвергнутого в 2004 г. проекта Конституции Евросоюза, исходит из того, что все эти акты "для многих национальных институтов" как были изначально, так и остались впоследствии ничем иным, как международно-правовыми актами*(229). Подобного мнения придерживаются не только многие исследователи общеевропейского права*(230), но и высшие судебные и парламентские органы некоторых государств-членов, такие как Conseil Constitutionnel во Франции, Конституционный суд Испании, Парламентский комитет по конституционному праву Финляндии и др.*(231) Одним из наиболее распространенных аргументов в пользу данного подхода является констатация того общеизвестного факта, что существующие в современном мире модели конституционных актов как основных законов и процессов конституционализации могут быть применимы только к национальным государствам и правовым системам, но не к надгосударственным учреждениям, таким как Евросоюз, который "не изменил своего характера за все время своего существования и не стал государством", и не к их правовым системам*(232). По отношению к процессу конституционализации последних, резонно отмечается сторонниками данного подхода, должны быть выработаны свои, особые, "универсальные" модели и доктрины, которые бы охватывали собой и раскрывали суть и содержание не только национального, но и "постнационального конституционализма", включая, в частности, конституционализм таких объединений, как Евросоюз и ВТО*(233). В процессе формирования такого рода "универсальных" моделей и доктрин по весьма спорному в силу его расхождения с жизненными реалиями мнению исследователей необходимо было бы в первую очередь отказаться от таких терминов и понятий, как "суверенитет", "власть" и "управление", и заменить их "управляемостью" общества и надгосударственных учреждений, ассоциирующейся "с либерализмом и контролем над управленческим процессом со стороны населения"*(234). Другой подход к разрешению вопроса о правомерности осуществления процесса конституционализации Евросоюза и его правовой системы Судом и допустимости процесса "трансформации" международно-правового договорного акта в конституционный исходит из того, что поскольку в настоящее время в Европейском союзе "существует такой конституционный порядок, конституционная теория которого пока еще не выработана"*(235), то при его изучении и оценке, так же как и при решении вопросов, касающихся "трансформации" учредительных договорных актов, вполне допустимо использование Судом национальных теоретических конструкций*(236). При этом, как правило, оставляя в стороне весьма деликатный и трудно разрешимый вопрос о правомерности придания Судом, а не иным органом или иным путем, конституционного характера международно-правовым договорным актам, авторы - сторонники рассматриваемого подхода акцентируют основное внимание на доказательстве правомерности трансформации и конституционности данных актов. В качестве аргументов при этом указывается на то, что: а) учредительные договорные акты стоят "выше обычных международных договоров", поскольку они адресуются не только государствам-членам, но и "имеют прямое отношение к их гражданам"; б) Договор об учреждении Европейского экономического сообщества был признан Судом в качестве основного конституционного акта, в виде своего рода конституционной хартии; в) по своим конечным целям и задачам учредительные договорные акты являются весьма схожими с внутригосударственными конституционными актами. Кроме того, в ряде случаев авторы для доказательства правомерности трансформации и конституционности учредительных договорных актов ссылаются на "волю" государств-членов, а также на конституционные принципы национальных государств и правовых систем, нашедшие свое отражение в конституционном характере учредительных договоров*(237). Анализируя данные и другие приводимые доводы в пользу правомерности и допустимости с юридической точки зрения процесса подобной трансформации международно-правовых актов и превращения их в конституционные акты, следует заметить, что они, несомненно, заслуживают внимания и одобрения. Однако достаточны ли они для того, чтобы положительно и с полной уверенностью ответить на все возникающие при этом вопросы? Вряд ли. Недостаточно для этого также и ссылок на "волю" государств, выраженную в национальных конституционных актах. Тем более, как отмечают исследователи, "ни в одной конституции государств-членов нет ни одного четко выраженного положения, предусматривающего возможность участия государства в формировании конституции Европейского союза"*(238). Скорее наоборот. Не национальные конституции воздействовали на общеевропейские конституционные акты, именуемые конституцией, а зачастую последние вызывали необходимость соответствующих изменений у первых. Так случилось, например, с Конституцией Австрии от 10 ноября 1920 г., дополненной целым подразделом под названием "Европейский союз"*(239); с Конституцией Люксембурга от 17 октября 1868 г., включившей в связи с образованием Европейского сообщества статью, согласно которой "осуществление полномочий, зарезервированных Конституцией за законодательной, исполнительной и судебной властями, может быть временно возложено договором на учреждения по международному праву"*(240); с Конституцией Федеративной Республики Германии от 23 мая 1949 г., закрепившей "в целях осуществления идеи объединенной Европы" ряд положений, касающихся участия этого государства в жизнедеятельности объединенной Европы*(241), и др. Отдавая себе отчет в том, что идея придания международным по своей природе учредительным договорным актам конституционного характера, тем более Судом, несмотря на свою академическую оригинальность и практическую значимость, страдает с традиционной юридической точки зрения известной ущербностью, политические и государственные деятели объединенной Европы отнюдь не случайно еще в конце 90-х годов прошлого столетия поставили на повестку дня вопрос о необходимости разработки и принятия "настоящей" Конституции, которая бы "укрепила Европейский союз, которому ради достижения общих целей государства-члены уступают часть своих правомочий (competences)" (ст. 1-1, часть I проекта Конституции Евросоюза). После провала проекта данной Конституции на референдумах во Франции и Нидерландах в 2005 г. идея разработки и принятия "настоящей" европейской Конституции фактически воплотилась, судя по духу и тексту нового документа, в ее аналоге - Лиссабонском договоре 2007 г. Аксиоматичным при этом представляется тот факт, что не только для разработки и принятия, но и, главное, для долговременного существования и функционирования "настоящей" общеевропейской Конституции, равно как и любого иного европейского конституционного акта, нужна твердая легитимная основа как Европейского союза в целом, так и его правовой системы. Отсутствие последней будет негативно сказываться не только на процессе конституционализации Евросоюза и его правовой системы, но и на других сторонах данных общеевропейских феноменов. § 3. Структурные и иные особенности правовой системы Европейского союза 1. Среди характерных черт и особенностей, выделяющих правовую систему Евросоюза среди других правовых систем, особое внимание отечественных и зарубежных авторов традиционно привлекают ее внутриорганизационные, структурные особенности*(242). И это не случайно, имея в виду, что внутреннее строение любого явления, института и учреждения дает о нем не меньшее, а возможно, и большее представление, нежели его юридическая природа или содержание. Правовая система Евросоюза в этом плане не является исключением. Исходя из сложности, многогранности и многоуровневости правовой системы Европейского союза, выступающей в виде совокупности норм, опосредующих весь круг общественных отношений, которые возникают в пределах Европейских сообществ и самого Евросоюза в целом, ее внутреннюю структуру следует рассматривать под разными углами зрения и руководствуясь разными критериями. В качестве последних, следуя логике познания системных явлений, к каковым относится и правовая система Евросоюза, можно указать, например, на такие обстоятельства, выступающие в виде критериев выделения структурных элементов рассматриваемой системы, как иерархичный характер построения и взаимоотношения различных частей правовой материи; особенности предмета и метода правового регулирования тех или иных общественных отношений; характер выражаемых и защищаемых правом публичных или частных интересов; непосредственная связь правового массива с тем или иным сообществом или же с Европейским союзом в целом и др. Рассматривая структуру правовой системы Евросоюза в плане выделения ее особенностей, следует обратить внимание прежде всего на то, что эти особенности, так же как особенности внутригосударственных правовых систем, помимо множества различных факторов, в значительной степени предопределяются особенностями структуры самого породившего данное право учреждения - государства или надгосударственного образования - Европейского союза. Причина подобного явления заключается в том, что между институциональной структурой Евросоюза и структурой его правовой системы существует довольно жесткая - прямая и обратная - связь и взаимозависимость. В результате этого Евросоюз и его структура, формируя и применяя общеевропейское право, тем самым оказывают на него и на его внутреннее строение прямое воздействие. В свою очередь, правовая система Европейского союза, закрепляя юридический статус составляющих его сообществ - структурных элементов, таким образом оказывает на него обратное воздействие. Из данного посыла, или положения, следует, что, руководствуясь в процессе выявления структурных особенностей права Евросоюза критерием непосредственной связи правового массива с формирующими его институтами, следует исходить прежде всего из особенностей структуры этого надгосударственного образования. Будучи по своему внутреннему строению весьма сложным и разнородным образованием, состоящим из трех Европейских сообществ в лице Европейского экономического сообщества (ныне - Европейское сообщество), Европейского объединения угля и стали и Европейского сообщества по атомной энергии, именуемых "первой опорой" Евросоюза, последний порождает такую же по своей структуре правовую систему. Она складывается из столь разнородных по своей природе и характеру правовых массивов, какими являются, с одной стороны, учредительные договорные акты, а точнее - содержащиеся в них правовые нормы и принципы, адресованные каждому из сообществ и каждому государству-члену, а с другой - юридически значимые акты, принимаемые их совместными надгосударственными органами. Сохраняя в структуре Евросоюза статус юридического лица, каждое сообщество формирует и использует свое собственное право, являющееся составной частью общеевропейского права - права Европейского союза. Будучи разными по своему объему, сфере приложения и по другим параметрам, правовые массивы каждого из сообществ образуют в рамках Евросоюза единое целое, проявляющееся вовне в виде их общей правовой системы. Несмотря на то что каждое из трех Сообществ, формирующих Евросоюз, отмечают западные исследователи, значительно отличается друг от друга в юридическом плане, они тем не менее в своей повседневной деятельности не только опираются на общие институты и принципы, но и создают общее правовое пространство, именуемое коммунитарным правом. В формально-юридическом и терминологическом плане это означает, по мнению авторов, что термины "сообщество" и "право сообщества" могут использоваться не только применительно к каждому отдельно взятому сообществу и его праву, но также "к их совокупности и создаваемому ими совместно друг с другом правовому порядку"*(243). С момента формирования Евросоюза и его правовой системы и вплоть до настоящего времени место и роль каждого Сообщества и его права в их общей системе никогда не оставались одинаковыми. Доминирующую роль при этом неизменно играло и продолжает играть Европейское экономическое сообщество, поскольку в нем, а точнее, в Договоре о его учреждении закреплены основные положения, касающиеся функций, сфер деятельности, властных полномочий, а также значительной части предметов ведения Европейского союза. Речь идет, в частности, о таких весьма важных для развития экономической, социальной, правовой и других основ Евросоюза положениях Договора, которые предусматривают: отмену между государствами-членами таможенных сборов и "количественных ограничений на импорт и экспорт товаров, а также всех других эквивалентных по своим последствиям мер"; принятие мер по координации "общей политики государств-членов в области занятости в целях повышения их эффективности путем выработки скоординированной стратегии в отношении занятости"; сближение национальных законодательств "в той мере, в какой это необходимо для функционирования рынка"; повышение "конкурентоспособности промышленности сообщества" и др.*(244) Что же касается двух других Сообществ и их правовых систем, существующих наряду с Европейским (экономическим) сообществом и его правовой системой, то, несмотря на их несомненную значимость в соответствующих сферах жизнедеятельности - в сфере атомной энергетики и в сфере угольной и сталелитейной промышленности, - в структуре Евросоюза в целом и в его правовой системе они изначально играли второстепенную роль*(245). В отношении Европейского сообщества по атомной энергии и его правовой системы эта роль не изменилась и поныне. Что же касается Европейского объединения угля и стали и обслуживающего его правового массива, то в силу окончания срока действия Учредительного (Парижского) договора об образовании данного объединения, который был заключен в 1951 г. на 50 лет, в 2002 г. он, а вместе с ним и его правовая система, все принадлежавшие ему правовые и иные атрибуты вместе с его компетенцией и имуществом утратили свою первоначальную самостоятельную значимость и перешли к Европейскому (экономическому) сообществу. Таким образом, поскольку в структуре Евросоюза в настоящее время осталось два формирующих его Сообщества, каждое из которых, несмотря на свою организационную общность друг с другом и с Евросоюзом в целом, проявляющуюся в наличии у них общих органов и единой организации, по-прежнему сохраняет свою относительную автономию и функционирует на базе своего Учредительного договора*(246), то и структура правовой системы данного, объединяющего их надгосударственного учреждения в значительной части складывается из обслуживающих эти Сообщества правовых систем. В юридической литературе по этому поводу верно отмечается, что юридические нормы, изначально созданные Европейским сообществом и в меньшей степени двумя другими Сообществами (коммунитарное право), образуют "самую обширную по объему и многообразную по содержанию часть права Европейского союза"*(247). Характерными особенностями права Европейских сообществ - этой неотъемлемой составной части правовой системы Евросоюза, - как было подмечено Европейским судом справедливости еще в начале 1990-х годов*(248), а позднее обобщено исследователями, являются следующие: а) способность системы норм, содержащихся в учредительных договорных актах, и в первую очередь в Договоре об учреждении Европейского сообщества, к формированию "особого правопорядка"; б) их интегрированность в национальные правовые системы; в) обязательность применения норм права Европейских сообществ судебными органами государствчленов; г) выступление в качестве субъектов этого права не только государствчленов, но и находящихся под их юрисдикцией юридических и физических лиц; д) порождение нормами права Европейских сообществ различных прав и обязанностей как юридических, так и физических лиц*(249). 2. Наряду с существованием в правовой системе Евросоюза относительно самостоятельной совокупности юридических норм, обслуживающих Европейские сообщества, именуемые первой опорой данного надгосударственного учреждения, в структуре исследуемой правовой системы имеют место и другие правовые анклавы, обслуживающие так называемые вторую и третью опоры, на которых строится не только здание всего Евросоюза, но и вся его правовая система*(250). Согласно ст. 1 Договора о Европейском союзе, закрепляющей положение, по которому Союз учреждается на основе Европейских сообществ, "дополненных сферами политики и формами сотрудничества", сферы политики, а точнее - сферы "общей внешней политики и политики безопасности", определяемые и осуществляемые Евросоюзом, именуются не совсем обычно как его вторая опора, одной из важнейших целей образования которой является "защита общих ценностей, основных интересов, независимости и целостности Союза в соответствии с принципами Устава Организации Объединенных Наций"*(251). В то же время как "формы сотрудничества", под которыми понимаются согласно Договору "положения о сотрудничестве полиций и судов" государствчленов в уголовно-правовой сфере, рассматриваются в виде третьей опоры Евросоюза и его правовой системы, основной целью формирования которой "без ущерба для полномочий Европейского сообщества" является "обеспечение гражданам высокого уровня безопасности в рамках пространства свободы, безопасности и законности путем осуществления совместных действий государствчленов в области сотрудничества полиций и судов в уголовно-правовой сфере, а также путем предотвращения и борьбы с расизмом и ксенофобией"*(252). Подобно тому как Европейские сообщества выступают в институциональной структуре Евросоюза его первой и главной опорой, а вторая и третья опоры выполняют роль дополнительных опор, так и в структуре правовой системы Евросоюза, соответственно, совокупность правовых норм, закрепляющих и регулирующих общественные отношения, возникающие в связи и по поводу функционирования Европейских сообществ, неизменно находится на первом плане и играет ведущую роль, в то время как правовым массивам, непосредственно связанным со второй и третьей опорами Европейского союза, традиционно в силу объективных обстоятельств отводится второстепенная роль*(253). Характерными чертами и особенностями правовых норм, применяемых в рамках второй и третьей опор Евросоюза, т.е. правовых норм, действующих, с одной стороны, в рамках общей внешней политики и политики безопасности Европейского союза, а с другой - в рамках сотрудничества полиций и судебных органов государств-членов в уголовно-правовой сфере, являются следующие. Во-первых, в отличие от правовых норм Европейских сообществ эти нормы напрямую не связаны, в смысле их возникновения и осуществления, ни с одним из сообществ. Они создаются на базе соответствующих соглашений, заключаемых между государствами-членами и носят, "по общему правилу, конвенционный характер"*(254). Во-вторых, правовые нормы, обслуживающие вторую и третью опоры Евросоюза, не имеют своего собственного "конституционного" начала в виде отдельных учредительных договорных актов. В качестве такового применительно ко второй опоре выступает раздел V Договора о Европейском союзе под названием "Положения об общей внешней политике и политике безопасности", а в отношении третьей опоры - раздел VI этого же Договора под названием "Положения о сотрудничестве полиций и судов в уголовно-правовой сфере". В разделе V Договора устанавливается, что "Союз определяет и осуществляет общую внешнюю политику в политику безопасности, охватывающую все области внешней политики и политики безопасности" и что основные цели и задачи, стоящие перед Евросоюзом в данной сфере, он решает путем "определения принципов и основных ориентиров общей внешней политики и политики безопасности; принятия решений по общей стратегии; одобрения совместных действий; одобрения общих позиций; усиления систематического сотрудничества между государствами-членами в проведении их политики"*(255). Соответственно в разделе VI Договора о Европейском союзе закрепляются исходные положения и принципы сотрудничества полиции и судов государствчленов в уголовно-правовой сфере, а также указывается на то, что основная цель, стоящая перед Союзом в данной области, достигается "путем предотвращения и пресечения организованной и иной преступности, особенно терроризма, торговли людьми и преступлений против детей, незаконных операций с наркотиками и оружием, коррупции и мошенничества"*(256). В-третьих, правовые нормы, применяемые в рамках второй и третьей опоры Евросоюза, имеют свой особый, значительно отличающийся от норм, обслуживающих Европейские сообщества, правовой режим. По своему характеру и методам реализации они, в отличие от норм, содержащихся в актах, принимаемых общими для всех структур институтами Евросоюза в отношении Европейских сообществ, стоят ближе к нормам международного, нежели к нормам национального и регионального права. В процессе формирования и реализации подавляющего их большинства лежит, так же как и в основе любого иного международно-правового акта, принцип согласования воли сторон*(257). Однако это не исключает того, что в актах Евросоюза, касающихся второй и третьей опор, могут содержаться нормы не только рекомендательного, но и императивного характера. В качестве примера можно сослаться на п. 2 ст. 11 Договора о Европейском союзе, устанавливающей в довольно категоричной форме, что "государства-члены активно и безоговорочно поддерживают внешнюю политику и политику безопасности Союза в духе лояльности и взаимной солидарности". И далее: "Они будут совместно добиваться укрепления и развития их политической солидарности. Они будут воздерживаться от любых действий, которые противоречат интересам Союза и могли бы ослабить его действенность как сплачивающей силы в международных отношениях"*(258). В Договоре все положения, закрепленные в данной статье, именуются не нормами, а принципами, "обеспечение соблюдения которых возлагается на Европейский совет, собирающийся в составе глав государств-членов или правительств. Однако это не меняет сути дела, ибо независимо от названия этих положений их императивный характер остается неизменным. Справедливости ради следует заметить, что в подобного рода случаях речь идет об императивности, проявляющейся скорее в формально-юридическом, теоретическом плане*(259). В практическом же плане, как показывает опыт реализации данных положений, касающихся, в частности, "активной и безоговорочной" поддержки со стороны государств-членов внешней политики Союза, нередко все обстоит как раз наоборот. Об этом свидетельствуют многочисленные факты, одним из которых является, например, раскол среди государств членов Евросоюза по вопросу о признании Союзом самопровозглашенной республики Косово в начале 2008 г. Как известно, одна часть государств-членов, безмолвно следуя за США, немедленно и с готовностью признала возникшее в нарушение норм международного права государство, в то время как другие европейские государства, в том числе такой "тяжеловес", как Испания, категорически отказались от такого признания. В-четвертых, нормы права, опосредующие отношения, возникающие в рамках второй и третьей опор Евросоюза, будучи, как и все иные правовые нормы, обязательными по своему характеру, тем не менее, по справедливому замечанию специалистов в данной области*(260), не имеют прямого действия, "автоматически не интегрируются в национальные системы права государств-членов", если иное не предусмотрено национальным законодательством, а также не подлежат "прямому применению национальными судебными учреждениями" при отсутствии соответствующих актов имплементации*(261). Основные причины того, что данные правовые нормы не имеют сами по себе прямого действия, автоматически не интегрируются в национальные правовые системы и не подлежат прямому применению национальными судами, заключаются, как представляется, в одних случаях в том, что, будучи в подавляющем своем большинстве нормами международного права, они имеют свой особый механизм реализации. Он используется всегда, когда речь идет о нормах, содержащихся в соглашениях, заключаемых по вопросам, касающимся второй и третьей опор Евросоюза, между государствами-членами. В других случаях эти причины заключаются в весьма общем характере рассматриваемых правовых норм, не позволяющем их прямое "безымплементационное" применение национальными судами и использование иными государственными органами. Подобного рода нормы-принципы, нормы-цели, нормы - общие установки и декларации содержатся, в частности, в разделе V Договора о Европейском союзе, предписывающем Союзу "всемерное укрепление" его безопасности, "содействие международному сотрудничеству", "развитие и консолидацию демократий и законности", "уважение прав человека и основных свобод", "сохранение мира и укрепление международной безопасности в соответствии с принципами Устава Организации Объединенных Наций, равно как и принципами Хельсинкского заключительного акта и целями Парижской хартии, включая те, что относятся к внешним границам"*(262). Аналогичные по своему весьма общему характеру и содержанию нормы имеются также в разделе VI Договора, указывающем Союзу на необходимость совместного решения проблем, возникающих в уголовно-правовой сфере деятельности государств-членов, посредством "более тесного сотрудничества полицейских лиц, таможенных и других компетентных органов государств-членов, как непосредственно, так и в рамках Европейского полицейского ведомства (Европол)"; "более тесного сотрудничества между судебными и другими компетентными органами государств-членов", а также - "сближения, когда это необходимо", норм уголовного права государств-членов*(263). И, в-пятых, характерные черты и особенности норм права, действующих в пределах пространства второй и третьей опор Евросоюза, проявляются в том, что субъектами опосредуемых ими отношений могут быть лишь государства-члены и соответствующие институты Евросоюза, но отнюдь не физические лица. В силу этого данные нормы, в отличие от правовых норм, обеспечивающих повседневное функционирование Европейских сообществ и Евросоюза в целом, не создают для частных лиц каких-либо прав и, соответственно, не порождают для них никаких обязанностей. 3. Наряду с нормами права, опосредующими отношения, возникающие в рамках каждой из трех опор и Евросоюза в целом, в структуре правовой системы данного надгосударственного учреждения относительно самостоятельное место занимает так называемое шенгенское право*(264). Оно представляет собой систему правовых норм, регулирующих разнообразные отношения, возникающие между различными государствами Европы в связи с установлением ими прозрачности общих границ, определением единых правил и условий въезда на их территорию, отменой таможенных проверок, препятствующих свободному перемещению людей и товаров, введением единого визового режима на границах с "третьими странами", т.е. со странами, территория которых находится за пределами шенгенского пространства, и др. Основополагающими правовыми актами, положившими начало шенгенскому праву, стали Шенгенское соглашение от 14 июня 1985 г. под названием "О постепенной отмене проверок на общих границах" и Шенгенская конвенция от 19 июня 1990 г. "О применении Соглашения 1985 года"*(265). Помимо многочисленных положений, касающихся порядка пересечения общих границ частными лицами и транспортом, особенностей визового режима с третьими странами и других вопросов, значительное внимание в данных актах уделяется усилению взаимодействия таможенных служб и полиций государств, подписавших Шенгенскую конвенцию, а также гармонизации и унификации соответствующего национального законодательства*(266). Возникнув как отдельный, относительно самостоятельный правовой массив на территории современной Европы, шенгенское право по мере расширения зоны его применения и увеличения числа признающих его европейских государств постепенно инкорпорировалось в правовую систему Европейского союза. Оно стало наряду с правовыми нормами, обслуживающими каждую из опор Евросоюза, неотъемлемой составной частью его правовой системы*(267). Юридическую основу инкорпорации шенгенского права в структуру правовой системы Европейского союза заложил Протокол "О включении Шенгенских достижений в рамки Европейского союза", который был подписан вместе с принятием Амстердамского договора 1997 г. В настоящее время согласно Протоколу, став одной из составных частей правовой системы Евросоюза, шенгенское право развивается и функционирует на основе Договора о Европейском (экономическом) сообществе и Договора о Европейском союзе*(268). 4. Помимо шенгенского права и правовых массивов, обеспечивающих долговременное существование и функционирование каждой их трех опор Европейского союза, в структуре правовой системы данного надгосударственного учреждения выделяется относительно самостоятельная группа правовых норм, а точнее - положений, содержащихся в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1995 г., в значительной своей части нашедших отражение в Хартии Европейского союза об основных правах 2000 г.*(269) Объективности ради следует заметить, что мнение о необходимости выделения в отдельную группу в структуре правовой системы Евросоюза данных правовых норм разделяется не всеми исследователями. Однако, как справедливо отмечается в научной и учебной литературе, уже сам текст Амстердамского договора, с которым связывается процесс инкорпорации норм данной Европейской конвенции в правовую систему Евросоюза, "явно склоняется ко все большей интеграции положений Конвенции в части защиты основных прав и свобод и признанию их составной частью права Европейского союза"*(270). Этот процесс еще более усилился в последующие годы в связи с разработкой и принятием в 2000 г., одновременно с одобрением текста Ниццкого договора, Хартии Европейского союза об основных правах как совместного акта Европарламента, Совета и Комиссии Европейского союза. Разумеется, что инкорпорация и выделение норм, содержащихся в Европейской конвенции и в Хартии, в отдельный, относительно самостоятельный правовой массив коснулись в первую очередь тех из них, в которых непосредственно излагаются права и свободы граждан, а вместе с ними - и их гарантии. Это, в частности, личные права и свободы, такие как право на достоинство человека, право на жизнь, право на свободу и личную неприкосновенность, право на неприкосновенность жилища и тайну почтовых, телефонных и иных сообщений, свободу передвижения и выбора места жительства, свободу совести, свободу информации и др. Это также социально-экономические, политические, культурные и иные права и свободы граждан, зафиксированные в данных правовых документах*(271). Будучи условно выделенными в отдельную, относительно самостоятельную в структуре правовой системы Евросоюза группу норм, рассматриваемые правила поведения, фиксирующие права и свободы граждан вместе с их гарантиями, находятся в неразрывной связи и взаимодействии со всеми другими группами норм, формирующими структуру правовой системы Европейского союза*(272). 5. Наряду с разнородностью, разноплановостью и неравнозначностью групп правовых норм, выступающих в качестве составных частей правовой системы Евросоюза, структура последней имеет и другие специфические особенности. В их числе следует указать, например, на такую ее специфическую черту, как отсутствие в отличие от других правовых систем четкого подразделения содержащихся в ней норм на нормы публичного и частного права. Несмотря на то, замечают по этому поводу исследователи, что "сам по себе Европейский союз является полноценным источником публичной власти"*(273), в его правовой системе в силу разных причин "отсутствует четкое различие между публичным и частным правом"*(274). Одна из причин такого положения заключается в том, что на протяжении всего периода существования правовой системы Европейского союза "в процессе ее эволюции" большая часть правовых актов, хотя и принималась надгосударственными органами - носителями публичных интересов, но, будучи "сугубо прагматичными" по своему характеру, они принимались "для решения лишь сугубо частных, конкретных вопросов"*(275). Кроме того, довольно значительную роль в сложившейся ситуации, когда весьма затруднительно или вообще невозможно провести грань между публичным и частным правом Евросоюза, сыграла весьма распространенная в европейском праве договорная система, нередко опосредующая одновременно и публичные, и частные интересы. Отсутствие более или менее четкого подразделения права Европейского союза на публичное и частное самым непосредственным образом сказывается на различных сторонах и формах его эволюции, в частности на унификации норм частного права, которую неоднократно предлагалось проводить прежде всего с помощью таких средств, как директивы, исходящие от Евросоюза, и которую иногда рассматривают в виде "альтернативы их кодификации"*(276). 6. К числу особенностей правовой системы Евросоюза по сравнению с национальными правовыми системами следует отнести также складывающиеся, но до конца не сложившиеся в зависимости от предмета своего регулирования отрасли (подотрасли), институты и субинституты европейского права. В научной и учебной литературе верно подмечается, что "удельный вес норм различных отраслей и институтов в системе права Союза неодинаков" и что "с учетом исторического развития этой организации" вполне естественным является то, что наибольшее развитие получили нормы, регулирующие экономические и иные, непосредственно связанные с ними отношения*(277). Однако означает ли даже самое "наибольшее развитие" тех или иных норм в структуре правовой системы Евросоюза, что на базе регулируемых ими общественных отношений сложились в законченном виде отрасли или институты права? Анализ сформировавшегося в пределах Европейского союза правового материала свидетельствует о том, что это далеко не так. В различных сферах жизни Евросоюза на базе самых различных общественных отношений возникают и развиваются, причем в нарастающей степени, самые различные правовые массивы, которые содержатся в многочисленных актах, выступающих в качестве элементов системы законодательства, но отнюдь не системы европейского права. В западноевропейских изданиях, посвященных исследованию правовой системы Евросоюза, есть немало работ, в которых рассматриваются проблемы, касающиеся процессов формирования и развития конституционного, административного, таможенного, гражданского, трудового и других отраслей европейского права*(278). Но это вовсе не означает, что они отражают сложившиеся правовые массивы, именуемые отраслями или институтами европейского конституционного или иного права. Речь в основном идет лишь о системах административных, договорных или иных актов, возникших в различных сферах жизни европейского общества, но не более того. Что же касается отраслей и институтов права, традиционно формирующихся на основе относительно самостоятельных предметов - однородных общественных отношений и одинаковых методов их регулирования, - то в плане их выделения в системе европейского права возникают определенные трудности. Некоторые из них заключаются, в частности, в том, что значительную часть предмета регулирования права Евросоюза составляют не однородные, а разнородные отношения - своеобразные комплексы общественных отношений, возникающие в различных сферах жизнедеятельности Союза. Соответственно, они опосредуются с помощью норм, относящихся не к одной, а сразу к нескольким отраслям или же институтам права. В качестве примера можно сослаться на так называемое право общего рынка; право внешнеэкономической деятельности Евросоюза; право, регулирующее различные аспекты лоббистской деятельности в рамках Европейского союза, и др.*(279) К сказанному следует добавить, что в правовой системе Евросоюза далеко не всегда проводится четкая разделительная грань между материальным и процессуальным правом, что, несомненно, создает дополнительные препятствия на пути формирования и относительно самостоятельного функционирования отраслей и институтов права. 7. Среди других особенностей правовой системы Евросоюза, рассматриваемой в структурном и иных аспектах, следует указать на ее не только системный, но и иерархический характер построения и функционирования, а также на содержание в ее структуре элементов различных правовых семей. В последнем случае имеются в виду элементы таких правовых семей, какими являются романо-германское право, сердцевину которого составляют правовые системы западноевропейских стран, и англосаксонское право, ядром которого является правовая система Великобритании - одного из наиболее значимых членов Евросоюза. Обе правовые семьи, точнее, их отдельные элементы, неразрывно связаны друг с другом и взаимодействуют между собой в рамках правовой системы Евросоюза, придавая последней характер комплексности и многогранности. В силу уникальности этого правового симбиоза, а также его сложности и огромной теоретико-практической значимости данная черта и особенность правовой системы Евросоюза требует, как представляется, своего отдельного монографического или иного рассмотрения. А сейчас следует лишь отметить, что вместе с другими чертами и особенностями она дает полное представление о характере и специфике правовой системы Европейского союза. Что же касается иерархичности построения и функционирования правовой системы Евросоюза, то в отношении этой ее особенности в научной литературе выделяются три довольно отличающиеся друг от друга мнения. Первое из них заключается в том, что в правовой системе Европейского союза вообще отсутствует "настоящая иерархия правовых актов наподобие той, которая существует в национальных правовых системах"*(280). В качестве основного аргумента при этом дается ссылка на ст. 249 Договора, учреждающего Европейское (экономическое) сообщество, в которой предусматривается совместное принятие Европарламентом и Советом, Советом и Еврокомиссией соответствующих актов и ничего не говорится ни в прямой, ни в косвенной форме об их иерархичности по юридической силе*(281). Суть мнения других авторов в отношении рассматриваемого вопроса сводится лишь к частичному признанию иерархического характера как самого права Европейского союза, так и его источников. Иерархичность правовой системы Евросоюза традиционно усматривается при этом в делении всего его правового массива и соответственно источников права на первичные - конституционные - и вторичные, соподчиненные по отношению к ним, правовые феномены. Первичным правом охватывается система норм, содержащихся в учредительных договорных актах и в сопутствующих им протоколах, а вторичным совокупность правовых норм, содержащихся в актах, издаваемых институтами Евросоюза. Вторичное право, как об этом свидетельствует уже само его название, создается и действует не иначе как на основе первичного и в соответствии с его основными положениями*(282). Если пользоваться категориями внутригосударственного, национального права, резонно замечал по этому поводу Б.Н. Топорнин, то в отличие от учредительных договоров - своего рода "конституций" сообществ - акты вторичного права "больше сопоставимы с обычными законами, а то и с подзаконными актами (правительственными постановлениями, министерскими распоряжениями и т.п.)"*(283). И далее: деление на первичное и вторичное право - "это не просто классификация правовых актов, а основание для иерархии их отношений". В такой иерархии первичное право стоит выше, чем вторичное, а это означает, что акты первичного права обладают приоритетом, "высшей юридической силой по сравнению с актами вторичного права"*(284). Наконец, третья группа авторов a priori исходит из того, что в правовой системе Евросоюза и ее источников существует такая же иерархическая связь, как и в национальных правовых системах. "Несмотря на то, - отмечают авторы - сторонники данного воззрения на принцип иерархичности в праве Евросоюза, - что иерархический характер формального права Евросоюза официально не признан, это не мешает определить его по аналогии с национальными правовыми системами"*(285). При этом иерархический характер правовой системы Союза и ее источников определяется в зависимости от "соподчиненности" одних, формирующих данную правовую систему, правовых массивов, другим. А именно - так называемого третичного права Евросоюза, источниками которого считаются конвенции, заключенные государствами-членами, соглашения (arrangements) о более тесном сотрудничестве между государствами-членами и вторичные акты, принимаемые различными институтами Союза, вторичному праву, а вторичного - первичному праву - высшему (paramount) звену в правовой системе Союза*(286). Анализируя различные мнения и подходы к рассмотрению принципа иерархичного построения правовой системы Евросоюза и ее источников, следует заметить, что исследователями в ряде случаев допускаются ничем не оправданные крайности в решении данного вопроса. В одних случаях это проявляется в полном отрицании иерархического характера правовой системы Европейского союза, а в других - в полном отождествлении его с иерархичностью национальных правовых систем. Истина, по-видимому, находится где-то посредине, поскольку, с одной стороны, вполне очевидным является тот факт, что в искомой правовой системе существует бесспорная соподчиненность одной ее составной части в виде вторичного права другой ее части в виде первичного права. А с другой стороны, в силу того что в институциональной структуре Евросоюза нет такого четкого деления органов, как этот имеет место в национальных государствах, на законодательные и исполнительные органы*(287), в значительной степени предопределяющего иерархию правовых актов, то было бы неправомерным говорить об идентичности иерархии права Евросоюза и его актов праву государств-членов и их актов. Наряду с названными существуют и другие структурные и иные особенности правовой системы Евросоюза, формирующие о ней разностороннее представление. § 4. Сочетание в правовой системе Евросоюза элементов романо-германского и англосаксонского права. Их общее и особенное 1. Среди многочисленных черт и особенностей, выделяющих правовую систему Европейского союза среди других правовых систем, весьма важной, идентифицирующей ее особенностью является органическое сочетание в ее структуре элементов различных правовых семей - элементов романо-германского и англосаксонского права. В зарубежной и отчасти в отечественной литературе рассмотрению данной особенности европейского права вообще и права Европейского союза в частности уделяется определенное внимание*(288). Однако многие теоретически, методологически и практически значимые вопросы, касающиеся данной фундаментальной темы и вместе с тем проблемы, остаются в настоящее время без должного ответа. Среди них вопросы юридической природы и характера взаимосвязи и взаимодействия элементов правовых семей в структуре правовой системы Евросоюза, вопросы механизма и уровней их взаимосвязи и взаимодействия, проблемы определения основных тенденций и перспектив развития элементов искомых правовых семей в правовой системе Союза и др. Успешное решение данных и иных им подобных, частных по своей природе и характеру, вопросов возможно лишь, как представляется, в контексте более общих проблем, касающихся соотношения романо-германского и англосаксонского права в целом, выявления у них общих черт и особенностей, которые в значительной мере проявляются на уровне правовой системы Евросоюза, а также с использованием средств и возможностей сравнительного правоведения. 2. Как известно, вопросы, касающиеся соотношения романо-германского и англосаксонского права, выявления их общих черт и особенностей, безотносительно европейского или иного региона их проявления и рассмотрения, стали традиционными для западных исследователей-компаративистов начиная со времени окончания Второй мировой войны вплоть до наших дней*(289). Причины постоянного, а в конце XX - начале XXI в. повышенного внимания к ним весьма многочисленны и носят не только и даже не столько академический, сколько сугубо прагматический, практический характер. Дело прежде всего в том, что объединение столь многочисленных и разнообразных по уровню своего развития, культуре и другим отличительным особенностям государств, каковыми являются, с одной стороны, "старые демократии" (Германия, Франция и др.), а с другой - "новые демократии" (Польша, Латвия, Литва и др.) в единое Европейское сообщество под названием "Европейский союз", а также вхождение в это Сообщество наряду со странами, правовые системы которых традиционно принадлежат романогерманскому праву, Великобритании, являющейся прародиной англосаксонского права, - все это и многое другое потребовало особого внимания западных теоретиков и практиков не только к экономическим, социально-политическим и иным им подобным проблемам, но и к праву, а именно - к сравнительному анализу национальных правовых систем и правовых семей, к выявлению у них общих черт и особенностей в целях их последующей, в рамках правовой системы Европейского союза, гармонизации, унификации и интеграции. Что же касается усилившегося в последние годы внимания и интереса отечественных авторов к проблемам общего и особенного в романо-германском и англосаксонском праве, то они вызваны прежде всего, как представляется, осознанием того непреложного факта, что в условиях глобализации и регионализации по сути нет таких региональных или национальных, а тем более межнациональных, межгосударственных и межправовых проблем, которые бы в той или иной мере не имели общего или всеобщего характера*(290). В научной литературе в связи с этим вполне обоснованно констатируется, что опыт сравнительного исследования различных правовых систем и семей, так же как и "опыт интеграции государств - членов Европейского союза, имеет не только региональное значение. Изучение его правопорядка полезно также при анализе проблем, связанных с интеграцией на территории бывшего СССР"*(291). Разумеется, оговариваются ученые, это не означает призыва к механическому подражанию, "к применению в иных условиях того, что уже сделано в странах Западной Европы. Даже слабые попытки слепого копирования потерпели бы неминуемый провал. Вместе с тем было бы по меньшей мере неразумно не учиться на примерах других стран, каждый раз изобретать собственный велосипед"*(292). В контексте происходящих в современном мире процессов глобализации и регионализации, затрагивающих в той или иной мере практически все правовые семьи и национальные правовые системы, при выявлении общих черт и особенностей романо-германского и англосаксонского права теоретически и методологически важным представляется исходить из следующих посылок и учитывать следующие обстоятельства. Во-первых, необходимо иметь в виду, что выделение и рассмотрение общего и особенного у романо-германского и англосаксонского права в рамках правовой системы Евросоюза или на любом ином уровне в плане сравнительного правоведения, востребованность в котором многократно возрастает в условиях глобализации и регионализации по сравнению с прежними этапами развития общества и государства, вовсе не означает игнорирования или недооценки роли и значения других правовых семей и систем, находящихся за пределами романогерманского (континентального) и англосаксонского (общего) права и в той или иной степени связанных с ними*(293). Рассматриваемые правовые семьи хотя и являются ведущими, центральными звеньями в правовой системе Европейского союза и "юридической географии мира"*(294), тем не менее они не исчерпывают всего его содержания и многообразия всех других правовых семей и систем. Во-вторых, необходимо учитывать относительный характер классификации национальных правовых систем и отнесения их к той или иной правовой семье, в частности к романо-германскому или англосаксонскому праву. Применительно к рассматриваемой теме это означает, что в рамках правовой системы Евросоюза одни и те же ее элементы могут одновременно относиться, хотя и в разной степени, и к романо-германскому, и к англосаксонскому праву. Это касается, в частности, многих принципов права, таких как rule of law, или источников права, таких как нормативный правовой акт, прецедент и др. О строго выверенной и в этом смысле "абсолютной" классификации национальных правовых систем, так же как и любых иных государственно-правовых явлений, институтов и учреждений, как показывает жизненный опыт, можно говорить лишь весьма условно, в теоретическом, но отнюдь не в практическом плане*(295). Ибо в противном случае довольно трудно будет понять, например, суть традиционных споров относительно того, являются ли правовые системы скандинавских стран - Норвегии, Швеции, Дании и Финляндии - неотъемлемой составной частью романо-германского права или же они, опираясь на свою общую, исторически сложившуюся самобытность, образуют самостоятельную ("скандинавскую") правовую семью*(296). Точно так же весьма затруднительно будет разобраться и в ряде других вопросов, касающихся классификации национальных правовых систем, если не учитывать при этом известную условность и относительность характера их "разнесения" по тем или иным правовым семьям. В-третьих, важно не упускать из поля зрения при рассмотрении общего и особенного романо-германского и англосаксонского права, в том числе в пределах правовой системы Евросоюза, тот факт, что некоторые правовые системы составные части этих правовых семей в силу исторических и иных причин органически сочетают в себе "смешанные правовые традиции", свойственные как романо-германскому, так и англосаксонскому праву, которые, несомненно, находят свое отражение и в правовой системе Евросоюза. В качестве примера можно указать на правовую систему Луизианы - прежней французской колонии, а ныне - одного из штатов США, где, как свидетельствуют исследователи, в отраслях частного права доминируют традиции, принципы и институты романо-германского права, а в публичном праве "отражаются традиции и принципы общего и американского статутного права"*(297). При этом, констатируют авторы, несмотря на то что на территории этого штата функционируют "элементы того же общего права, которые всецело доминируют в остальных сорока девяти штатах США", тем не менее для обычных граждан штата Луизианы более важным и предпочтительным являются "компоненты континентального (цивильного) романо- германского права"*(298). Аналогично обстоит дело и в некоторых других правовых системах, таких, в частности, как правовая система франкоязычной провинции Квебек - одного из субъектов канадской федерации, где на исторически сложившиеся и глубоко укоренившиеся в общественной жизни традиции романо-германского права около ста пятидесяти лет назад, с приходом англичан - носителей культуры общего права, объявивших в 1867 г. Канаду своим доминионом, наложились институты и традиции англосаксонского права*(299). Одним из свидетельств и последствий такого "промежуточного" (между двумя ведущими правовыми семьями) состояния правовой системы Квебека наряду с другими причинами юридического и социально-политического характера явилось принятие в 1981 г. Гражданского кодекса Квебека, действующего наряду с принятым еще в 1866 г. Гражданским кодексом Нижней Канады (Civil Code of Lower Canada), a также принятие других, "промежуточных" по своему характеру правовых актов*(300). Примерами "промежуточного" состояния правовых систем могут служить также правовая система Южной Африки, подвергаемая влиянию как со стороны традиций романо-германской (через систему датского права), так и со стороны англосаксонской правовой семьи (через правовую систему Великобритании); правовая система Шотландии, которую многие исследователи рассматривают как "промежуточную", а также правовые системы некоторых других государств*(301), в том числе государств - членов Европейского союза (некоторые скандинавские государства). И, в-четвертых, необходимо иметь в виду при рассмотрении общих черт и особенностей двух ведущих правовых семей во избежание односторонности исследования то обстоятельство, что романо-германское и англосаксонское право отнюдь не сводятся к составляющим их ядро и основу - французскому и английскому праву, как это иногда невольно представляется в отечественной литературе. Следовательно, анализ их общих и особых черт не ограничивается анализом признаков, свойственных исключительно данным правовым системам, а должен охватывать собой и все другие правовые системы, выступающие в качестве структурных элементов более общих по сравнению с ними системных явлений правовых семей, независимо от того, рассматриваются ли они в рамках правовой системы Евросоюза или же в пределах правовых систем других регионов*(302). Разумеется, в силу того что правовые системы Франции и Англии исторически являются центральными звеньями в "своих" правовых семьях, вполне логично, на первый взгляд, было бы предположить, что только они определяют суть и содержание, а вместе с тем и наиболее характерные признаки, свойственные рассматриваемым правовым семьям, наиболее непосредственно и масштабно взаимодействующих друг с другом в правовой системе Европейского союза. Однако такое предположение оказалось бы неверным, поскольку основывалось бы на заведомо несостоятельном тезисе о том, что "частное" ("единичное"), в качестве которого в каждой правовой семье выступают соответственно французское и английское право, может заменить собой "общее", или "всеобщее", в качестве которого выступают соответствующие правовые семьи. Из этого следует, что при анализе общих черт и особенностей, свойственных романо-германскому и англосаксонскому праву, за основу должны браться не частные признаки, присущие лишь отдельным правовым системам, а их общие, родовые и типовые признаки и черты, характеризующие рассматриваемые правовые семьи в целом. Обращая внимание на это обстоятельство, следует между тем оговориться, что речь не идет о некой абстрактной "генерализации" общих черт и особенностей, присущих той или иной правовой семье, равно как и не имеется в виду сравнение рассматриваемых правовых систем вообще, в целом, без учета их конкретных черт и особенностей, поскольку такая "генерализация", как справедливо заметил американский ученый-компаративист Дж. Бэлл, по определению не может привести к формированию четкого представления как об особенностях рассматриваемых правовых семей в целом, так и об их общих признаках и чертах*(303). Речь идет о таком сравнительном анализе данных правовых семей, который учитывает, с одной стороны, все те общие и конкретные черты и особенности, которые свойственны каждой из составляющих их правовых систем, а с другой которые вырабатываются самими правовыми семьями в процессе их существования и функционирования как системных образований в целом. Применительно к правовой системе Европейского союза это означает необходимость учета, с одной стороны, тех общих черт и особенностей, которые свойственны каждой правовой системе государств - его членов, а с другой - тех общих черт и особенностей, которые изначально присущи романо-германскому и англосаксонскому праву как целостным правовым образованиям или же вырабатываются ими в процессе их взаимосвязи и взаимодействия на общеевропейском уровне. 3. Какова общность элементов романо-германского и англосаксонского права, проявляющаяся на общеевропейском или ином уровнях? В чем конкретно выражается сходство этих правовых семей и какова степень их различия? Отвечая на эти и другие им подобные вопросы, необходимо обратить внимание прежде всего на сходство фундамента, на котором строятся и функционируют рассматриваемые правовые семьи, на сходство их основ в пределах и за пределами Европейского союза. Еще в 80-е годы XX в. западные исследователи указывали на то, что несмотря на имеющиеся различия между романо-германским (континентальным) и англосаксонским (общим) правом, их объединяет главным образом то, что они, как и составляющие их национальные правовые системы, строятся на общем фундаменте, каковым является "западная буржуазно-демократическая основа"*(304). На фундаментальное сходство рассматриваемых правовых семей многими западными авторами обращалось внимание и в более поздний период, вплоть до настоящего времени, особенно когда ввиду более активного взаимодействия Великобритании - члена Европейского союза и носительницы традиций общего права - с другими государствами - членами Европейского союза и носителями традиций континентального права, в полный рост встал вопрос относительно их правовых систем, а на региональном уровне - относительно рассматриваемых правовых семей не только в плане их общности и сходства, но и в плане их унификации и интеграции. И хотя по-прежнему в целом ряде научных исследований, посвященных проблемам взаимосвязи и взаимодействия романо-германского и англосаксонского права, акцентируется значительное внимание не только, а в некоторых работах даже не столько на их общности и сходстве, сколько на их фундаментальном отличии друг от друга*(305), тем не менее в западной литературе последних лет все больше преобладает мнение, согласно которому существующие различия между рассматриваемыми правовыми семьями касаются скорее их формы, нежели содержания. "Мой личный академический опыт и мои наблюдения, - отмечал в связи с этим известный английский автор лорд Чиивли в своей лекции "Будущее общего права", прочитанной в конце 1990-х годов в Британском институте международного и сравнительного права, - показывают, что основные различия, которые можно найти между нашим общим правом и тем, что в самом широком смысле именуется цивильным (континентальным) правом, лежат прежде всего и скорее всего в форме, нежели в содержании права"*(306). Аналогичного мнения относительно сходства и различия рассматриваемых правовых семей, равно как и всех западных правовых систем, придерживались также, хотя и совершенно по другим причинам - идеологического характера, - и советские ученые-юристы, считавшие, что значительные различия и по общему правилу - противоречия в сущности и содержании - имеют место только в отношениях между социалистическим и капиталистическим правом. Что же касается различий, существующих внутри самого капиталистического права, то они затрагивают лишь его форму, но отнюдь не его сущность и содержание*(307). Данный, на первый взгляд, довольно идеологизированный вывод в значительной мере подтверждается многими западными исследователями, рассуждающими о сходстве исследуемых правовых семей и формирующих их национальных правовых систем в силу их возникновения и развития на базе "весьма близких друг другу типов общества", в силу "общего или весьма сходного процесса их исторического развития", "общей или весьма сходной религии", а также других "весьма сходных сторон и аспектов" общественной и государственной жизни*(308). Под "общими или весьма сходными" основами романо-германского и англосаксонского права следует, как представляется, понимать прежде всего однотипную - рыночную, капиталистическую экономику, на базе которой возникает и развивается соответствующая ей и адекватно отражающая ее не только социальная, политическая, идеологическая, но и правовая среда в виде национальных правовых систем и рассматриваемых правовых семей. Поскольку термины "капиталистический", "капитализм" и т.п. применительно к рыночной экономике, равно как и в отношении других "рыночных" явлений, институтов и учреждений, в отечественной литературе искусственно выводятся из оборота и заменяются далеко не адекватными им, но более "благозвучными" терминами типа "цивилизованный", "пост индустриальный" и т.п., следует в связи с этим пояснить, что в западной политической и социологической науке под капитализмом понимается система, или строй, при котором: а) "собственность на землю и на основные средства производства принадлежит отдельным индивидам, акционерным обществам и корпорациям"; б) свободная конкуренция имеет своей "непосредственной целью получение собственником прибыли"; в) достижение "высокого уровня специализации в производстве, а также в финансовой сфере деятельности"; г) имеет место усиление "концентрации капитала" и быстрый рост "мощных национальных и транснациональных корпораций"; д) устанавливается и поддерживается государственный контроль за деятельностью бизнеса" и т.д.*(309) Наряду с однотипными экономическими основами в качестве общих признаков и черт романо-германского и англосаксонского права в рамках правовой системы Евросоюза и за ее пределами выступают также в значительной части обусловленные ими однотипные социально-политические (однотипный социальный и политический строй), идеологические (либеральные и неолиберальные идеи и концепции) и цивилизационные, а более конкретно - культурологические основы. Когда мы говорим об общих цивилизационных основах рассматриваемых правовых семей, то имеем в виду прежде всего ту общесоциальную в самом широком смысле среду, ассоциирующуюся с самыми различными компонентами и явлениями общественной жизни, такими как "религия, живопись, архитектура, нравы и обычаи" и др.*(310), в пределах и под воздействием которой возникли и развивались данные правовые семьи. Это - западная цивилизация, которая не только породила сходные в основе своей государственно-правовые системы, но и оказала огромное влияние на другие, существующие параллельно с ней цивилизации и возникшие в их рамках государственно-правовые системы. Применительно к Европейскому союзу и его правовой системе западная цивилизация явилась той основой, на базе которой возникают и развиваются не только глобальные, но и региональные ценности, свои относительно самостоятельные региональные интересы, а также свое правовое мышление*(311). Не случайно, памятуя об огромном влиянии римского права на последующее развитие западноевропейского права, некоторые западные авторы сравнивают современное общеевропейское сообщество и его правовую систему с Римской империей и ее правовой системой как в географическом, так и в "рецепционном" плане*(312). Тем самым подчеркивается, с одной стороны, глобализм Евросоюза и его правовой системы с точки зрения их значительного влияния на окружающую международно-правовую среду, а с другой - их классический в современном его понимании регионализм, органически сочетающий в себе элементы романогерманского и англосаксонского права. Наличие последних, возникших и развивающихся на общей цивилизационной основе, позволило отдельным исследователям говорить даже "не о двух относительно самостоятельных правовых семьях - романо-германском и англосаксонском праве, а о единой их семье под названием правовая система "либерального и демократического Запада"*(313). Говоря о западной цивилизации как общей основе формирования и развития рассматриваемых правовых семей и их элементов в правовой системе Евросоюза, необходимо заметить, что в историческом плане данная цивилизация, равно как и все иные цивилизации, обусловившие существование и функционирование соответствующих типов государств, а вместе с ними - правовых систем и правовых семей, возникают задолго до их появления и, как показывает исторический опыт, продолжают существовать весьма длительное время после ухода их с арены активной жизни, после их исчезновения. Государства, писал по этому поводу английский историк А. Тойнби в своем эссе под названием "Столкновения цивилизаций", "имеют склонность к короткой жизни и внезапным смертям: западная цивилизация, к которой мы с вами относимся, может просуществовать столетия после того, как с политической карты мира исчезнут Соединенное Королевство и Соединенные Штаты, как прежде исчезли их более старшие современники - Венецианская республика и Австро-Венгерская монархия"*(314). Аналогично обстоит дело также и с порожденными на общей цивилизационной основе и в ее пределах национальными правовыми системами и соответствующими романо-германской и англосаксонской правовыми семьями*(315). Говоря об общей для данных правовых семей цивилизационной основе как сложном и многокомпонентном явлении, необходимо в первую очередь иметь в виду одну из ее важнейших, если не самую важную, составную часть - культуру общества вообще и правовую культуру в частности. Именно правовая культура как часть западной цивилизации является той общей непосредственной базой, на которой возникают и развиваются как соответствующие национальные правовые системы, так и формируемые ими правовые семьи, а также их общие элементы, которые существуют и функционируют в пределах правовой системы Европейского союза. Выступая в виде "совокупности всех позитивных компонентов правовой деятельности в ее реальном функционировании, воплотившей достижения правовой мысли, юридической техники и практики", правовая культура, по справедливому замечанию В.П. Сальникова, "пронизывает" собой все право, правосознание, правоотношения, сложившийся в обществе правопорядок, а также правотворческую, правоприменительную и всю иную юридическую деятельность*(316). Именно правовая культура как часть общей культуры того или иного человеческого сообщества, порождающей наряду с ней определенную музыкальную, языковую и иную культуру, в решающей степени обусловливает сущность и содержание, природу и характер не только различных правовых систем, но и сформированных на их основе правовых семей*(317), а также общность их существующих в пределах правовой системы Евросоюза элементов. Из этого следует, в частности, что греко-римская или мусульманская цивилизации, по классификации А. Тойнби*(318), порождая соответствующую правовую культуру, обусловливают тем самым через нее появление не только сходных по своим основным параметрам внутригосударственных правовых систем, но и объединяющих их между собой правовых семей. В полной мере это относится также ко всем иным цивилизационным образованиям и правовым культурам, не исключая в том числе ныне существующие западные феномены. Разумеется, говоря об общности и обусловленности романо-германского и англосаксонского права западной правовой культурой, данное явление (общность) и процесс (обусловленность) не следует абсолютизировать, а саму западную правовую культуру не следует рассматривать как некую монокультуру. Будучи определенным типом правовой культуры, в решающей степени предопределяющим сходство исследуемых правовых феноменов по сущностным и содержательным параметрам, западная правовая культура в то же время как общеродовое явление и понятие по отношению к правовым культурам разных стран, соответственно относящихся к странам романо-германского и англосаксонского права - видовым явлениям и понятиям, а priori содержит в себе потенциальную возможность их различения как минимум по формальным (второстепенным) признакам. Признавая, например, по существу и значимости для гражданского общества свободу слова как проявление общности романо-германского и англосаксонского права, каждая правовая семья в то же время демонстрирует свое особое отношение к данному феномену по форме. Это проявляется, в частности, в том, что представители романо-германского права - европейцы - изначально рассматривали и рассматривают "эту свободу и право", как свидетельствуют научные источники и общественная практика, "в контексте многих других однопорядковых с ней прав и свобод", в качестве такого атрибута демократии, который может быть ограничен без ущерба для гражданского общества "при самых различных обстоятельствах"*(319). В противоположность такому восприятию свободы слова как некоего рядового феномена представители англосаксонского права - американцы, - наоборот, придают данному феномену исключительный характер, считая свободу слова и "все непосредственно связанные с ней права" ни в коей мере не подлежащими какомулибо ограничению, "первичными правами"*(320). Сходство и общность романо-германского и англосаксонского права в главном - в их сущности и содержании, с одной стороны, и их особенность (различие) во второстепенном - в технико-юридическом и ином формальном (не принципиальном) отношении, с другой, весьма четко проявляются не только в приведенном примере со свободой слова, которая в романо-германском праве рассматривается как некое рядовое явление, а в системе общего, в частности, американского права фетишизируется, но и во многих других случаях. В полной мере это относится, например, к лежащим в основе исследуемых правовых семей либеральным (рыночным) ценностям, их социально-политическим (защита в первую очередь интересов имущих и власть предержащих слоев) и формально-юридическим (регулирование общественных отношений) целевым установкам, к внутренней структуре романо-германского и англосаксонского права и внешним формам их выражения (источникам), к основным задачам и функциям рассматриваемых правовых семей*(321), проявляющимся как на глобальном, так и на региональном уровне, в частности на уровне Европейского союза. Говоря о сходстве и общности романо-германского и англосаксонского права в главном и их различиях во второстепенном, нельзя не признать состоятельность тезиса, высказанного в западной литературе о том, что общее и особенное в рассматриваемых правовых семьях - это не только две стороны одной и той же медали, но и их продолжение и дополнение друг друга*(322), в том числе в пределах правовой системы Евросоюза. Общность романо-германского и англосаксонского права самой логикой их исторического развития с неизбежностью предполагает одновременно и их особенность, ибо в противном случае трудно объяснимым было бы само их относительно самостоятельное, раздельное существование, а тем более - активное функционирование. Это с одной стороны. А с другой, наличие особенностей рассматриваемых правовых семей свидетельствует о том, что между ними существует лишь общность, сходство, но не единство, что они - суть относительно обособленные друг от друга системы, но отнюдь не моносистема, не единая органическая система, что весьма отчетливо просматривается на всех уровнях взаимосвязи и взаимодействия данных правовых семей, включая общеевропейский уровень. Образование Евросоюза лишь положило начало формированию на этом уровне единой правовой системы - своего рода моносистемы, состоящей из элементов романо-германского и англосаксонского права, но не более того. Сложность, многогранность и внутренняя противоречивость рассматриваемых правовых семей, равно как и их отношений между собой, порождают самые различные точки зрения и подходы к анализу их общих черт и особенностей. Так, в одних случаях в процессе исследования общего и особенного у романогерманского и англосаксонского права основной акцент делается скорее на их отличительных, нежели на общих или сходных чертах и особенностях. В основе данного подхода лежит тезис-утверждение о том, что в Западной Европе "нет единой европейской культуры, а есть лишь многообразие национальных правовых культур", которое порождает преимущественно различие, а не сходство или общность национальных правовых систем и правовых семей*(323). В других случаях при рассмотрении проблем общего и особенного у романогерманского и англосаксонского права основное внимание концентрируется на "паритете" данных явлений и категорий*(324). При этом утверждается, что, несмотря на существование "традиционных противоречий между общим и континентальным правом", проявляющихся, в частности, на уровне Европейского союза*(325), с одной стороны, и усиление процесса "европеизации" права и правовой культуры в пределах Европейского континента*(326), с другой стороны, в настоящее время между рассматриваемыми правовыми семьями в плане соотношения их "общего" и "особенного" сохраняется некое "равновесие". Наконец, в третьих случаях в процессе выявления общего и особенного у романо-германского и англосаксонского права на первый план выдвигаются общие признаки и черты рассматриваемых правовых семей, а на втором плане остаются их особенности. Применительно к праву Европейского союза, где наиболее отчетливо проявляется взаимосвязь и взаимодействие романо-германского и англосаксонского права, общность данных правовых семей, рассматриваемая иногда в виде неких "общеевропейских правовых стандартов", представляется в виде своеобразного противовеса формирующимся в результате глобализации и регионализации "общемировым правовым стандартам"*(327). При этом презюмируется, что если общеевропейские правовые стандарты своего рода общность исследуемых правовых семей - формируются на базе общеевропейской, т.е. фактически всей западной правовой культуры, то общемировые правовые стандарты складываются на основе формирующейся глобальной правовой культуры*(328). Анализируя данные и иные им подобные подходы к разрешению проблем общего и особенного у романо-германского и англосаксонского права на общеевропейском, региональном и глобальном уровнях, нельзя не заметить, что в ряде случаев из поля зрения исследователей выпадает тот факт, что данные правовые семьи в отличие, например, от мусульманского или индуистского права, имея общие (однотипные) экономические, социально-политические, интеллектуальные и иные основы, а также весьма разные исторические, национальные и иные традиции, оказывающие значительное влияние как на внутреннее развитие рассматриваемых правовых семей, так и на характер их взаимоотношений, по определению не могут, с одной стороны, радикально отличаться друг от друга, а с другой - хотя бы в незначительной своей части отождествляться друг с другом. Вполне очевидным является то обстоятельство, что, отдавая должное доминирующему во взаимоотношениях между романо-германским и англосаксонским правом общему, в то же время нельзя недооценивать, равно как и переоценивать, у каждого из них особенное. 5. В чем конкретно проявляется последнее у каждой из рассматриваемых правовых семей и в отношениях между ними на общеевропейском, континентальном и глобальном уровнях? Отвечая на данный вопрос, западные исследователи обращают внимание прежде всего на вполне очевидное различие в самом характере романо-германского и англосаксонского права*(329). А именно - на судейский (прецедентный) характер системы общего права и статутный ("законный") характер системы континентального права. Если в основе процесса становления и развития англосаксонского права, отмечается авторами, лежит правотворческая деятельность судов, то в основе романо-германского права - правотворчество парламента. Следовательно, если в системе источников общего права на протяжении почти всей истории его развития центральное место занимал прецедент, то в системе источников континентального права ведущая роль неизменно отводилась закону, а точнее - системе нормативноправовых актов, принимаемых "не только законодательными, но и исполнительными органами, а также - путем проведения народного референдума (popular referendum)"*(330). Разумеется, говоря о прецедентном характере англосаксонского права и статутном характере романо-германского права, не следует впадать в крайности и противопоставлять в связи с этим рассматриваемые правовые семьи друг другу. Нельзя упускать из виду, в частности, тот очевидный факт, что в системе источников каждой из этих правовых семей имеет место как закон, так и прецедент и что каждая из них обязана своим существованием и развитием как парламенту, так и суду*(331). Речь идет лишь о неодинаковом месте закона и прецедента в той или иной правовой системе и правовой семье, а также о разной степени обязательности их существования и развития по отношению к парламенту и суду. Кроме того, речь идет о такого рода отличительных особенностях рассматриваемых правовых семей и формирующих их национальных правовых систем, как порядок образования и деятельности судебных и иных правотворческих органов, порядок подготовки и принятия ими решений, юридическая сила тех или иных решений и др.*(332) Нетрудно заметить, что такого рода отличительные черты и особенности не касаются самой сути и содержания романо-германского и англосаксонского права, а затрагивают и отражают лишь их внешнюю, порожденную внутренними особенностями их правовой культуры, сторону. Помимо всего прочего, это создает основу не только для более тесной связи и взаимодействия данных правовых семей, но и для формирования в пределах Европейского континента единой правовой системы на уровне моносистемы. Аналогичным образом обстоит дело на практике и с другими отличительными признаками и чертами каждой из этих правовых семей, которые, как правило, в западной литературе не только выделяются, но и довольно обстоятельно раскрываются. При этом имеются в виду также такие особенности романо-германского и англосаксонского права, которые проявляются, во-первых, в их структуре, в частности в более раннем и более четком делении романо-германского права по сравнению с англосаксонским на публичное и частное право. "Такая классификация, имеющая лишь весьма приблизительный ("латентный", "подразумеваемый") характер в общем праве, - подчеркивают аналитики, - является базовым элементом для понимания континентального ("цивильного") права"*(333). Во-вторых, в более масштабной и более строгой кодификации романогерманского права по сравнению с англосаксонским правом. Отмечая огромное значение кодификации для развития и, соответственно, идентификации романо-германского права, Р. Давид писал, что кодификация "давала возможность покончить с дробностью" этого права, с "множественностью обычаев, часто связывавших практику", наконец, она не только помогала "слиянию теоретического и практического права", но и "позволяла в то же время путем просвещенного вмешательства законодателя положить конец слишком укоренившимся повсюду архаизмам"*(334). В-третьих, в большей приверженности "цивильного" права к доктринальному восприятию правовой материи по сравнению с общим правом. Если в странах романо-германского права особое внимание уделяется, подчеркивают исследователи, общим теориям права, касающимся общих принципов, источников или же эволюции правовых систем и правовых семей, то в странах англосаксонского права предпочтение отдается преимущественно "анализу конкретных судебных решений с целью их классификации и выделения содержащихся в них норм"*(335). В-четвертых, в различном стиле романо-германского и англосаксонского права, который определяется, по мнению К. Цвайгерта и X. Кетца, такими факторами, как историческое происхождение и развитие правовой семьи; господствующая правовая доктрина и "ее специфика"; наиболее важные и "выделяющиеся своим своеобразием правовые институты"; основные источники права и "методы их толкования"; "идеологические факторы"*(336). Наряду с названными романо-германское и англосаксонское право отличаются друг от друга и другими особенностями, такими, в частности, как правовые и неправовые обычаи, отдельные традиции, особенности правового сознания и мышления, особенности правового судебного рассмотрения уголовных и гражданских дел и др.*(337) Однако все они, равно как и другие им подобные особенности, подчеркивая своеобразие одной рассматриваемой правовой семьи по отношению к другой, неизменно носят, по сравнению с их общими признаками и чертами, производный второстепенный характер. Из этого, как представляется, следует исходить при рассмотрении романо-германского и англосаксонского права в плане выявления у них общего и особенного, элементов сходства и различия, проявляющихся как на глобальном, так и на региональном уровнях, в частности на уровне правовой системы Европейского союза. § 5. К вопросу о конвергенции романо-германского и англосаксонского права в правовой системе Европейского союза 1. Наличие в правовой системе Евросоюза элементов романо-германского и англосаксонского права неизбежно порождает ряд вопросов, касающихся их эволюции по мере дальнейшего углубления процесса европейской интеграции как следствия более широких процессов - регионализации и глобализации. Последние, как известно, охватившие собой практически все части бывшего Старого и Нового Света и наиболее ярко проявившиеся на сей день в сфере экономики, финансовой сфере и в области коммуникаций, оказывают значительное влияние не только на социально-политическую, культурную и идеологическую сферы жизни общества, как это традиционно подразумевается и периодически констатируется в научной литературе*(338), но и на право. Воздействию процессов глобализации и регионализации подвергаются, как показывают общественный опыт и соответствующие исследования, все без исключения национальные правовые системы и правовые семьи, но наиболее зримо это влияние прослеживается в романо-германском и англосаксонском праве, в пределах каждой из этих правовых семей и в отношениях, возникающих между ними в рамках правовой системы Европейского союза. Причин такого "выборочного" влияния процессов глобализации и регионализации на право довольно много, но наиболее важные из них заключаются в том, что промышленное развитие государств, на территории которых функционируют данные правовые семьи, в силу самых разных обстоятельств является наиболее "чувствительным" по отношению к процессу как глобализации, так и регионализации. При этом вполне очевидным, а посему и общепризнанным в научной литературе является тот факт, что весьма обширной и непосредственной зоной соприкосновения романо-германского и англосаксонского права является сфера нормативного регулирования, охватываемая правом Европейского союза, и что развитие данных правовых семей отличается исключительно эволюционным характером, при котором постепенное количественное накопление соответствующих элементов в рассматриваемых правовых семьях с неизбежностью приводит к качественным изменениям как их самих, так и отношений, возникающих между ними. 2. На вопрос, в каком направлении развиваются романо-германское и англосаксонское право под воздействием этих изменений - в направлении их постепенного и последовательного сближения или же, наоборот, расхождения, среди ученых, занимающихся данными проблемами, нет единого, общепризнанного мнения. Так, одни из них исходят из того, что глобализация и регионализация не только способствуют созданию материальных и иных предпосылок для сближения романо-германского и англосаксонского права, но и "подталкивают" их в этом направлении. Довольно типичными при этом являются рассуждения о том, что "экономическая интеграция", имеющая место в пределах Европейского союза и других регионов мира с неизбежностью приведет также и к соответствующей ее характеру "юридической интеграции", к созданию в конечном счете единой монолитной правовой системы на базе рассматриваемых правовых семей*(339). Развивая такого рода "интегративные" взгляды, авторы широко используют постулаты так называемой теории конвергенции, перенесенной из социальнополитической, а первоначально - из биологической сферы, в юридическую. Суть этой теории заключается в том, что поскольку в мире нет совершенных политических и правовых систем, а соответственно, и правовых семей, и поскольку каждая из них имеет свои плюсы - положительные и свои минусы - отрицательные стороны*(340), то следует задуматься о формировании таких "синтезированных" феноменов, которые бы "включали" в себя все присущие каждой из них только позитивные элементы. Применительно к романо-германскому и англосаксонскому праву конвергенция означает допустимость и необходимость формирования на их основе такой "промежуточной" правовой семьи, которая бы вбирала в себя все те отвечающие вызовам времени правовые идеи, положения, институты и учреждения, которые свойственны как романо-германскому, так и англосаксонскому праву*(341). Таковой, по мнению этой группы исследователей, должна в конечном счете стать правовая система Евросоюза*(342). В отличие от авторов, апеллирующих к конвергенции романо-германского и англосаксонского права и формированию (в перспективе) на их основе некой "интегрированной" или "синтезированной" правовой семьи, другая группа исследователей, не отрицая в принципе некоторые элементы конвергенции, исходит из того, что в основе своей обе рассматриваемые правовые семьи развиваются параллельно и что в процессе их взаимосвязи и взаимодействия в правовой системы Европейского союза имеют место как элементы конвергенции, так и дивергенции. Иными словами, наблюдаются как признаки их сближения - в одних отношениях, - так и признаки их расхождения - в других отношениях*(343). Причем в позиции авторов, придерживающихся данной точки зрения, прослеживаются некоторые нюансы. Основной смысл их содержания заключается, в частности, в том, что при рассмотрении характера взаимосвязи и взаимодействия романо-германского и англосаксонского права в одних случаях акцент делается в основном на их последовательном сближении, а в других - на их расхождении. Указывая на то, что проблемы взаимоотношений романо-германского и англосаксонского права традиционно находились в поле зрения юристовкомпаративистов и что перед исследователями постоянно вставал один и тот же "коренной вопрос", касающийся преобладания конвергенции над дивергенцией или наоборот, многие западные авторы не без оснований утверждают, что конвергенция в настоящее время в этой дилемме является "более мощным" (more powerful) и более значимым феноменом, нежели дивергенция (divergence)*(344), особенно в сфере действия правовой системы Евросоюза. Основания для такого рода утверждений исследователи усматривают, вопервых, в "естественной природе" человеческого сообщества и человеческих отношений, которые опосредуются нормами различных правовых систем и правовых семей, в том числе нормами романо-германского и англосаксонского права. При этом конвергенция правовых систем и семей рассматривается как "движение в таком направлении, при котором наиболее полно обнаруживается и отражается в праве единая человеческая природа". А во-вторых, основания для вывода о том, что в отношении между романо-германским и англосаксонским правом конвергенция преобладает над дивергенцией, учеными-компаративистами усматриваются в "естественном характере" самого процесса взаимосвязи и взаимодействия рассматриваемых правовых семей, направленном в силу природного сходства данных феноменов на их дальнейшее сближение как в пределах правовой системы Евросоюза, так и за ее пределами. Называя данный процесс "естественной конвергенцией" (natural convergence), западные авторы исходят из того, что последовательное сближение романо- германского и англосаксонского права, будучи объективным процессом, обусловлено такими обстоятельствами, как: а) принадлежность большинства стран романо-германского и англосаксонского права к "западной буржуазной демократии"; б) значительное сходство их общей и правовой культуры; в) наличие в этих странах большого количества взаимосвязанных между собой и взаимодействующих друг с другом негосударственных институтов, оказывающих возрастающее влияние на развитие права, и др.*(345) Однако, говоря о конвергенции рассматриваемых правовых семей вообще и об их "естественной конвергенции" в частности, исследователи характера взаимоотношений данных правовых феноменов указывают в то же время и на имеющие место в их отношениях элементы дивергенции*(346). Несмотря на то, отмечается в связи с этим в научной литературе, что между романо-германским и англосаксонским правом весьма много общих признаков и черт, выступающих в качестве основы их сближения, в каждой из этих правовых семей содержится в то же время немало таких особенностей, которые стоят на пути их конвергенции и препятствуют их сближению*(347). 3. Какие же факторы, воздействующие на характер взаимосвязи и взаимодействия романо-германского и англосаксонского права, способствуют, а какие препятствуют их сближению на общеевропейском, региональном и глобальном уровнях? Отвечая на данный вопрос, следует, как представляется, обратить внимание прежде всего на то, что в каждой группе факторов, способствующих, или, наоборот, препятствующих сближению рассматриваемых правовых семей, выделяются основополагающие, первичные, и производные от них, обусловленные ими вторичные факторы. В качестве первичных факторов, способствующих процессу конвергенции романо-германского и англосаксонского права, следует рассматривать все то общее - в виде однотипной экономики, социальной и политической структуры общества, однотипного государственного механизма, правовой культуры и других им подобных по своему характеру и своей потенциальной направленности компонентов, - что эти правовые семьи объединяет. В свою очередь, в качестве первичных факторов, препятствующих сближению романо-германского и англосаксонского права, необходимо выделять и рассматривать все то особенное - в виде исторических и национальных традиций, обычаев, свойственных каждой правовой семье, и других им подобных по своему характеру явлений, институтов и учреждений, - что данные правовые семьи разъединяет. Первичные факторы - это собственно тот базис, который не только обуславливает сущность, внутреннее строение и содержание каждой из рассматриваемых правовых семей, но и предопределяет характер и тенденции развития отношений между ними. Что же касается вторичных факторов, то они, будучи производными от первичных, выражают, а точнее, отражают заложенный в романо-германской и англосаксонской правовых семьях базисный потенциал, а также тенденции как к их сближению, так и к расхождению. Среди вторичных факторов - элементов, способствующих сближению рассматриваемых правовых семей, - следует выделить прежде всего такие, которые проявляются на региональном уровне взаимосвязи и взаимодействия романогерманского и англосаксонского права. Разумеется, вторичные факторы, способствующие сближению данных правовых семей, находясь в неразрывной связи с первичными факторами, в определенной мере проявляются также на глобальном уровне - на уровне правовых семей в целом и на локальном уровне - на уровне отдельных национальных правовых систем. Как это имеет место, например, в правовой системе США, где правовая система штата Луизиана, будучи по природе своей и характеру романогерманским феноменом, находится в непосредственной связи с англосаксонским феноменом, каковым является правовая система американской федерации. Однако наиболее отчетливо характер воздействия вторичных факторов, способствующих сближению романо-германского и англосаксонского права, как и сами эти факторы, проявляется на региональном уровне, в частности на уровне Европейского союза. Одним из таких факторов на этом уровне является членство Великобритании прародительницы англосаксонского права - в Европейском союзе, в состав которого входят государства, правовые системы которых строятся на принципах и традициях романо-германского права. Находясь в тесной взаимосвязи и взаимодействии друг с другом в процессе выполнения по сути одинаковых технико-юридических и социально-политических функций*(348), данные правовые семьи оказывают постоянное влияние друг на друга. Система общего права оказывает непосредственное влияние через право Великобритании на романо-германское право. В свою очередь, последнее через те же самые каналы регионального уровня оказывает обратное воздействие на англосаксонское право. В научной юридической литературе не принято поднимать и обсуждать вопрос о степени влияния друг на друга, по крайней мере на региональном уровне, в рамках Европейского союза, рассматриваемых правовых семей, хотя бесспорным представляется исходя из анализа данной правовой материи факт преимущественного воздействия общеевропейского (континентального) романогерманского права на британское общее (англосаксонское) право. Нет ничего удивительного в том, замечает по этому поводу английский правовед Ж. Битсон в статье "Есть ли у общего права будущее?", что вскоре после присоединении Великобритании к Европейскому союзу "английское право все больше стало походить на европейское континентальное право, на право Европейского союза"*(349). Причем, добавляет автор, влияние общеевропейского континентального права на английское общее право со временем не только не ослабевает, а, наоборот, еще больше возрастает по мере его развития и совершенствования, о чем свидетельствуют, в частности, многочисленные решения ряда институтов европейского союза, "исходящие из традиций романо-германского континентального права" и непосредственно касающиеся в том числе британского общего права. По мере расширения правового регулирования, осуществляемого с помощью норм, содержащихся в актах институтов Европейского союза, все больше набирает обороты процесс "европеизации" английского права, процесс "проникновения" и адаптации многих норм и институтов общеевропейского (континентального) права в системе англосаксонского (общего) права*(350). В результате этого, а также под воздействием ряда других факторов, по мнению некоторых исследователей, "английское право постепенно становится все менее английским"*(351) как в практическом, так и в теоретическом плане. При этом имеется в виду, в частности, тот факт, что членство Великобритании в Европейском союзе все более заметно сказывается не только на правотворческой и правоприменительной деятельности соответствующих английских органов, но и на традиционном представлении английского юридического истеблишмента, в частности, о конституционном праве*(352). Дело в том, что если раньше в английской правовой теории доминировало мнение о несомненном преимуществе неписаной конституции по отношению к писаной, то со времени вступления Великобритании в Европейский союз под воздействием общеевропейского права, его принципов и различных общетеоретических положений ситуация в значительной мере изменилась. В английском правоведении, констатируют эксперты, наметился заметный сдвиг во взглядах как на форму конституционного акта, так и на конституционализм. Относительно формы конституционного акта наметился "сдвиг" от неписаной к "частично писаной" Конституции внутри страны*(353) и к писаному конституционному акту вовне, в пределах Европейского союза. Что же касается конституционализма как явления и представления о нем, то здесь также произошли значительные изменения, в особенности после принятия в стране в 1998 г. Акта о правах человека, ограничившего "суверенитет Парламента" и расширившего прерогативы судебной власти в сфере "конституционного контроля"*(354). Различные "внутренние и внешние силы", говорится в связи с этим в специальных исследованиях, в значительной степени изменили английское представление не только о конституции, но и о конституционализме, приблизив его к общеевропейскому, континентальному представлению*(355). При этом в качестве факторов, "приблизивших" в данной сфере английское восприятие конституционных феноменов к общеевропейскому, континентальному восприятию и тем самым сблизивших хотя бы на йоту англосаксонское право с романо-германским, называется не только членство Великобритании в Европейском союзе, но и глобализация, точнее - "глобальная экономика", регионализация и европеизация, понимаемая как унификация, гармонизация и интеграция правовых систем государств - членов Европейского союза, включая систему общего права Англии, "смешанную" правовую систему Шотландии и другие им подобные факторы*(356). Европеизация, как свидетельствует общеевропейская практика, оказывает значительное влияние не только на различные стороны английского права, но и на правовые системы других государств - членов Евросоюза, формирующих романогерманскую правовую семью. Согласно сложившемуся в западной юридической и социологической литературе представлению, европеизация как явление и отражающее его понятие представляет собой не только "комплекс региональных экономических, институциональных и иных идентичных им по своей природе факторов (сил - forces), направленных на изменение национальной политико-правовой жизни и практики" государств-членов, но и систему соответствующих общеевропейских региональных идей*(357). В теоретическом и практическом плане европеизация как фактор, способствующий сближению в рамках Европейского союза элементов различных правовых семей и систем, и одновременно как процесс, направленный на углубление и расширение общеевропейской интеграции, порождает и опосредует прямые и обратные связи, возникающие между правовой системой Евросоюза и ее институтами, с одной стороны, и искомыми правовыми семьями и правовыми системами национальных государств-членов, с другой. В западной литературе в связи с этим верно подмечается, что европеизация это двусторонний, прямой и обратный процесс, порождающий на европейском уровне особую систему управления и особые политико-правовые институты, которые, оказывая прямое воздействие на национальные системы управления и политико-правовые структуры, в то же время сами подвергаются с их стороны обратному воздействию*(358). Разумеется, в формирующейся и укрепляющейся правовой и институциональной системе Евросоюза доминирующую роль играют прямые связи общеевропейских наднациональных правовых и иных институтов над национальными, формы прямого воздействия процессов европеизации и интеграции над формами обратного воздействия*(359). При этом процесс европеизации как фактор сближения правовых семей (путем воздействия на правовую систему Великобритании) и правовых систем (путем аналогичного воздействия на правовые системы остальных государств членов Европейского союза) не только создает необходимые условия для гармонизации и унификации политических и правовых институтов на общеевропейском уровне, но и формирует новые общеевропейские ценности, правовую и политическую идеологию, новое мировоззрение, а также новую социальную общность под названием "европейцы", или "европейский народ". Вполне понятно, исходя прежде всего из личных экономико-финансовых и иных интересов, что в авангарде этого интеграционного процесса идет, как свидетельствуют источники, "политическая элита, работающая в новых европейских институтах" - Европарламенте, Европейском совете, Комиссии, в судебных и других общеевропейских органах*(360). Именно она поддается весьма активной социализации в плане ускоренной европеизации, в плане восприятия новых, общеевропейских ценностей и интересов, в смысле адаптации к новым общеевропейским реалиям*(361). Однако европеизация, хотя и в гораздо меньшей степени, чем это имеет место в отношении европейской "политической элиты", связавшей все свои карьерные и другие жизненные помыслы с Евросоюзом, затрагивает и другие слои населения, проживающие на территории государств-членов. Об этом свидетельствуют, в частности, многочисленные социологические исследования, касающиеся отношения жителей Европейского континента к Европейскому союзу, за создание и существование которого в 1992 г. голосовало, например, в Ирландии 68,7% участвовавших в референдуме, во Франции - 51,1%, а в Дании - всего 49,3%*(362). Об активной социализации населения, проживающего на территории государств-членов, в плане его постепенной европеизации свидетельствует также значительная его причастность к общеевропейским ценностям и интересам, таким как вера в Бога (в 1981 г. - 33%, а в 1990 - 36%), вера в потустороннюю жизнь (в 1981 г. - 40%, а в 1990 - 41%), приверженность семейным ценностям (в 1981 г. - 57%, а в 1990 - 62%), осознание необходимости объединения усилий для решения проблем, возникающих в сфере экономики, финансов, внутренней и внешней политики, обороны, безопасности и др.*(363) Наряду с названными европеизация имеет и другие формы проявления в самых различных сферах жизни Европейского сообщества и надгосударственного учреждения - Евросоюза, распространяясь при этом на самые различные слои европейского населения. По мере расширения и углубления европейской интеграции европеизация как процесс и фактор играет все более значимую роль в сближении друг с другом различных правовых семей и систем. Определенное значение наряду с европеизацией среди факторов, способствующих сближению романо-германского и англосаксонского права в западной, преимущественно американской литературе, придается такому феномену, как американизация, или "рецепция" американского, общего по своему характеру, права в европейском континентальном праве*(364). Называя рецепцией американского права его огромное влияние после Второй мировой войны на европейское право, а в ряде случаев - и на право других регионов мира, авторы ничтоже сумняшеся, с чрезмерным преувеличением значимости данного явления проводят даже некую параллель между рецепцией американского и рецепцией римского права. "Процесс рецепции американского права, так же как и процесс любой иной рецепции, - отмечают в связи с этим западные правоведы, - состоит из весьма многих взаимозависимых элементов. С этой точки зрения параллель между рецепцией американского права и рецепцией римского права jus commune, имевшей место на европейском континенте в Средние века, вполне оправданна и примечательна"*(365). Чрезмерно преувеличивая влияние американского права на европейское в послевоенный, а тем более в последующие периоды*(366) и без всяких на то оснований, сравнивая "американизацию" европейского права с рецепцией римского права, исследователи, тем не менее, правы в том, что общее право в лице американской правовой системы оказало определенное влияние на романогерманское в лице общеевропейского, континентального права. Особенно заметно это влияние сказалось на таких отраслях, подотраслях и институтах права, которые наполняют собой содержание частного права*(367). В их числе гражданское, коммерческое, корпоративное и другие составные части системы европейского права. Наряду с влиянием на европейское законодательство, на практику правотворческой, правоприменительной и правоохранительной деятельности европейских государств, правовые системы которых относятся к романо-германской правовой семье, рецепция американского права в определенной мере затронула и европейскую правовую теорию. По мнению некоторых авторов, "почти все наиболее важные и долгосрочные изменения, которые произошли в послевоенный период в европейском частном праве и его теории, имели свое начало в Америке"*(368). Речь идет, в частности, о "новых бизнес-концепциях", касающихся "новых договорных форм" в сфере экономических отношений (New Contractual Concepts in the Economy)*(369), связанных с лизингом (leasing), договором аренды предприятий (factoring), франчайзингом (franchising), обеспечением тайны банковских вкладов, защиты прав собственника и потребителей, "частноправовых деликтов" и др.*(370) Основные причины и предпосылки интенсивной американизации европейского права в послевоенный период заключались, во-первых, в своеобразной универсализации американского частного права, позволяющей широко использовать различные его институты в пределах не только англосаксонского, но и романогерманского права. Во-вторых, в экономическом и политическом доминировании США в западном мире в послевоенные годы, что позволяло им распространять свое влияние и в правовой сфере. В-третьих, в широком распространении и "внедрении" английского языка в послевоенные годы в повседневную (бытовую) и профессиональную жизнь многих стран Западной Европы, что создавало условия для использования в них американских "наработок" не только в области техники и технологии, но и в праве. И, в-четвертых, в обучении многих европейских студентовюристов в университетах США, которые затем, по окончании учебы, "занимали ключевые позиции в европейских академических институтах, крупных банках, юридических фирмах и в частном предпринимательстве" и переносили тем самым американские знания в области юриспруденции и практический опыт на европейское право*(371). Следует добавить, что весьма важную роль в американизации европейского континентального, впрочем, как и всего романо-германского права играли и играют также американские и транснациональные корпорации*(372). 4. Помимо названных факторов, способствующих сближению романогерманского и англосаксонского права, и нарастающей по мере развития экономических, социально-политических и иных связей между странами конвергенции, в научной литературе рассматриваются и другие им подобные первичные и вторичные факторы. Не вдаваясь в анализ этих факторов, следует заметить, что в своей совокупности они обеспечивают устойчивое и целенаправленное развитие романогерманского и англосаксонского права в сторону их постепенного взаимопроникновения и формирования на этой основе качественно нового правового массива. Исходя из опыта общественно-политического и правового развития западных стран нет никакого сомнения в том, что факторы, способствующие развитию процесса конвергенции рассматриваемых правовых семей, будут и дальше, по крайней мере в обозримом будущем, играть в определении характера отношений между романо-германским и англосаксонским правом доминирующую роль. Однако их роль и значение при этом не следует преувеличивать, а тем более - абсолютизировать как в рамках Европейского союза, так и за его пределами. Ибо, как показывает практика, наряду с факторами, способствующими сближению, а в перспективе - и возможно полному слиянию, по мнению отдельных авторов, романогерманского и англосаксонского права, существует множество экономических, социально-политических, психологических, идеологических и иных факторов, которые не только не способствуют, а в некоторых случаях даже наоборот, препятствуют их сближению. Ведь не следует забывать, что право - правовые законы, правовые системы и правовые семьи - существует не само по себе, изолированно или в отрыве от других - экономических, социальных и иных систем. Они возникают и функционируют не иначе как отражение их субстанции и как своего рода юридическая надстройка над данными системами. Из этого следует, что факторы, препятствующие сближению романо-германского и англосаксонского права, коренятся не только и даже не столько в правовой, сколько в экономической, социально-политической и других сферах жизни западного общества, а также в "заложенных" в каждую из них соответствующих интересов. Там, где интересы правящих слоев и государств - носителей традиций рассматриваемых правовых семей - сходятся, действуют факторы, направленные на сближение данных правовых массивов. И наоборот, там, где эти интересы расходятся, появляются факторы, препятствующие их сближению. Одним из таких факторов в научной литературе называется, в частности, политический фактор*(373), суть которого заключается в совпадении или же расхождении политических интересов. Можно, например, с полной уверенностью утверждать, что если бы в послевоенный период политические интересы США - носителя традиций общего права - и стран континентальной Западной Европы - приверженцев романогерманского права - совпадали в такой же мере, как их экономические интересы, то американизация в значительной степени затронула бы не только европейское частное, но и публичное - конституционное, административное, уголовное и другие соответствующие отрасли права. Однако этого не произошло, поскольку на пути американизации данного сектора европейского права и, соответственно, процесса сближения рассматриваемых правовых семей стояли различные политические и другие связанные с ними интересы участвующих в данном процессе сторон. Политические, равно как и иные не совпадающие друг с другом интересы сторон выступают в качестве тех факторов, которые не только не содействуют, но и чаще всего препятствуют гармонизации и интеграции различных правовых систем и правовых семей, включая романо-германское и англосаксонское право. Естественно, что эти интересы сами по себе отнюдь не являются единственными, а тем более первичными факторами, препятствующими сближению различных, формирующих романо-германское и англосаксонское право, национальных правовых систем, так же как и данных правовых семей. Наряду и вместе с ними, имеющими скорее субъективный и в этом смысле производный, вторичный характер, существует целый ряд и других, более глубинных и более значимых с точки зрения степени воздействия на систему отношений романогерманского и англосаксонского права, аналогичных по своей направленности факторов, имеющих объективный характер. Речь идет о таких факторах, которые, с одной стороны, определяют природу тех или иных законов, возникающих в каждой отдельной стране, а с другой - влияют на характер национальных правовых систем и формируемых ими правовых семей. Законы, писал в связи с этим в середине XVIII в. Ш. Монтескье в своем знаменитом произведении "О духе законов", "должны находиться в тесном соответствии со свойствами народа, для которого они установлены". Необходимо, подчеркивал просветитель, "чтобы законы соответствовали природе, принципам установленного или установляемого правительства", а также "физическим свойствам страны, ее климата, качествам ее почвы, ее положению, ее величию, образу жизни ее народов, степени свободы, допускаемой устройством государства, религии населения, его склонностям, богатству, численности, торговле, нравам и обычаям". Наконец, подытоживал автор, "они должны состоять в известном отношении друг к другу, к условиям своего происхождения, к целям законодателя и к порядку вещей, на котором они утверждаются"*(374). Исходя из этого законы, а вместе с ними система законодательства и система права одной страны, не могут быть идентичными соответствующим правовым феноменам другой страны. И как следствие, формирующиеся на их основе одни правовые семьи не могут проявляться как полноценные копии других правовых семей. В полной мере это касается не только таких разнородных правовых семей, какими являются, скажем, мусульманское и иудейское право, но и таких весьма близких между собой по своей природе и характеру правовых семей, каковыми представляются романо-германское и англосаксонское право*(375). Будучи построенными и функционирующими на одной и той же в принципиальном плане, однотипной экономической, социально-политической, идеологической и иной основе и аккумулируя в себе по этой причине довольно много общих признаков и черт, каждая из данных правовых семей не может в то же время, как отражение различных "свойств народа" и "физических свойств" каждой страны, не содержать в себе и массу отделяющих друг от друга эти правовые семьи особенностей. Последние могут выступать в самых различных формах и проявлениях, таких, в частности, как особенности внутреннего строения отдельных правовых систем, а вместе с тем и правовых семей; особенности правовой культуры и правосознания; особенности исторических и национальных традиций; особенности правовых обычаев, существующих в пределах рассматриваемых семей, и др.*(376) Кроме того, особенности романо-германского и англосаксонского права могут проявляться и проявляются также в их идеологии и различных постулатах, наполняющих эту идеологию, которые рассматриваются как нечто обычное в пределах одной правовой семьи, но не воспринимаются представителями другой. Например, для системы англосаксонского права весьма расхожими и вполне привычными являются положения типа: "законодательство - это то, что говорит законодатель (парламент), а юридически значимое законодательство - это то, что сказал суд"; "в практическом плане юридическое значение парламентского акта преимущественно сводится к определению его силы высшим судебным органом"; "авторитарное заявление, касающееся юридической силы закона, является исключительной прерогативой (функцией) суда" и т.п.*(377) Однако эти положения не вполне или вообще не воспринимаются в системе романо-германского права как в глобальном плане, так и на региональном уровне, в частности на уровне Европейского союза. Аналогично обстоит дело и с некоторыми постулатами, составляющими содержание идеологии романо-германского права. Будучи обыденными и общепризнанными в романо-германской правовой семье, они не находят должного восприятия и поддержки в англосаксонском праве. Несмотря на то, например, что количество законов в Великобритании за последние годы значительно возросло по сравнению с прецедентами за счет интенсивного национального и общеевропейского правотворчества, тем не менее они все еще, как замечают исследователи, продолжают психологически восприниматься многими юристами, имеющими дело с англосаксонским правом, вопреки романо-германской традиции, ставящей закон на первое место в системе источников права, "как исключение из правил, нежели как само правило"*(378). Особенности идеологии романо-германского и англосаксонского права наряду с другими особенностями данных правовых семей зачастую выступают в качестве факторов не только сдерживающих, но и препятствующих сближению различными путями, в том числе путем гармонизации и возможной в последующем их интеграции. Кроме политических, идеологических и иных факторов на пути сближения романо-германского и англосаксонского права в целом и их различных элементов на уровне правовой системы Евросоюза действует также такой социальнопсихологический и политический фактор, как евроскептицизм. Впервые это явление, выражающее недоверие значительной части Европейского сообщества к "проекту политической и экономической интеграции в Континентальной Европе", было названо так, как оно называется в настоящее время, - "евроскептицизм" - еще в 80-е годы XX в. в Великобритании*(379). Позднее этот термин, будучи соотнесенным с другими, однородными, но далеко не всегда равнозначными ему по содержанию терминами, такими как "евроэнтузиазм", "еврофобия", "евроцинизм", "европессимизм", "европеизм" и др., получил широкое распространение на территории всех стран Европейского союза и далеко за ее пределами*(380). Подвергая сомнению необходимость формирования на общеевропейском уровне самостоятельной надгосударственной власти и называя идею создания в современных условиях монолитной самодостаточной, независимой прежде всего от США политической власти "великой иллюзией"*(381), авторы, разделяющие идеи евроскептицизма, исходят из того, что европеизация как таковая, а вместе с ней безмерный "еврооптимизм" с неизбежностью ведут к "весьма опасной для стабильности общества эрозии европейских национальных государств", к разрушению установившегося на Европейском континенте общественного порядка, к ущемлению демократических прав и свобод граждан, к неконтролируемому росту "действующей через головы национальных государств и народа европейской бюрократизированной элиты"*(382). Евроскептицизм как явление и понятие, противостоящее чрезмерному европеизму и еврооптимизму*(383), объективно выступает в виде одного из факторов, сдерживающих на Европейском континенте процесс дальнейшей экономической и социально-политической интеграции, а вместе с тем - и процесс сближения в пределах правовой системы Евросоюза элементов различных правовых семей и национальных правовых систем. § 6. Основные пути и формы сближения европейских правовых систем и семей 1. В плане общей характеристики правовой системы Европейского союза теоретически и практически важным представляется обратить внимание не только на процесс сближения (конвергенции) правовых семей и систем, происходящий в рамках общеевропейского права, но и указать на основные пути развития и формы проявления этого процесса. Широко известно среди авторов, занимающихся проблемами сравнительного правоведения, что по мере эволюции романо-германского и англосаксонского права в направлении их сближения как систем, имеющих однотипные экономические, политические, идеологические и иные основы, на разных уровнях и на всем пространстве их взаимосвязи и взаимодействия прослеживаются весьма многочисленные и разнообразные формы проявления этого сближения. Однако наиболее четко они выделяются и прослеживаются на Европейском континенте, где романо-германское право в лице его носителей - большинства стран Европейского союза - находится в постоянной и непосредственной связи с общим англосаксонским правом в лице его традиционного носителя, также члена Европейского союза Великобритании*(384). 2. По каким путям развивается и в каких формах проявляется процесс сближения (конвергенции) рассматриваемых правовых семей? Отвечая на этот вопрос, следует обратить внимание прежде всего на отражение и проявление данного процесса в конвергенции форм, или источников романо-германского и англосаксонского права. В западной юридической литературе вопрос о сближении (конвергенции), а точнее - о гармонизации источников рассматриваемых правовых семей издавна находится в поле зрения исследователей. Основная причина при этом заключается не только и даже не столько в том, что данное проявление процесса конвергенции романо-германского и англосаксонского права, равно как и некоторые другие свидетельства этого процесса, лежит на поверхности и видно невооруженным глазом, сколько в том, что источники права, их состояние и характер соотношения играют ключевую роль как в процессе развития каждой из рассматриваемых правовых семей, так и в их взаимосвязи и взаимодействии. Акцентируя внимание на "сближении" источников романо-германского и англосаксонского права вообще и на их гармонизации в частности, авторы не без оснований указывают на то, что данный процесс осуществляется не сам по себе, а под воздействием процессов экономической, социальной и иной интеграции, которая оказывает прямое воздействие не только на развитие национальных правовых систем и правовых семей, но и на эволюцию соответствующих источников права*(385). Гармонизация последних обусловлена также, по мнению исследователей, такими процессами, происходящими на Европейском континенте, но оказывающими влияние на романо-германское и англосаксонское право в целом, как европеизация правовой сферы, связанная с постепенным вытеснением из правового поля Европейского союза национального права, а следовательно, и его источников и заменой их общеевропейскими правовыми институтами*(386), создание "нового европейского правопорядка", "более совершенного (advanced), нежели глобальный (мировой) правопорядок"*(387), требующего как принятия новых законодательных актов, так и определенной унификации правовых форм, и др. Следует заметить, что гармонизация источников романо-германского и англосаксонского права, так же как и конвергенция самих этих семей, выступает в основе своей как явление объективное, обусловленное главным образом такими же объективными по своей природе и характеру процессами, как глобализация и регионализация. Это не исключает, однако, субъективного вмешательства и воздействия на процесс гармонизации источников права, вызванных практической необходимостью и потребностью. Причем объективный характер гармонизации, так же как и субъективное вмешательство в целях воздействия на данный процесс, касается не только отдельных источников права, но и всей системы в целом, включая нормативноправовые акты, судебные прецеденты, обычаи, международно-правовые договоры, общие принципы права и правовые доктрины. Разумеется, на первом плане в этом процессе всегда находились и находятся законы как основные источники романо-германского права и судебные прецеденты как ведущие источники англосаксонского права. Выделяя их, следует заметить, что у отечественных юристов - теоретиков и практиков, а отчасти и у зарубежных авторов, занимающихся проблемами сравнительного правоведения, сложилось устойчивое представление о законе не только как о главном, доминирующем, но и как об исключительном источнике романо-германского права и, соответственно, об исключительной принадлежности судебного прецедента англосаксонскому праву*(388). Подобная позиция, особенно в отношении "исключительной принадлежности" судебного прецедента англосаксонскому праву, в определенной мере оправдалась и имела под собой известную основу "вчера", до начала во второй половине XX в. сравнительно бурного развития в мире процессов глобализации и регионализации, оказавших значительное влияние на процесс европейской, в том числе правовой, интеграции. Однако она полностью утратила свою основу "сегодня", в период функционирования Европейского союза как относительно целостного образования, вобравшего в себя и в значительной степени опирающегося на правовую культуру и порожденные ею институты, являющиеся по своей природе и характеру принадлежностью не только романо-германского, но и англосаксонского права. Говоря об отношении к судебному прецеденту, а вместе с ним и к судебному правотворчеству на ранних стадиях развития романо-германского права, нельзя не отметить тот широко известный специалистам в области зарубежного государства и права, а также юристам-компаративистам факт, что в данной правовой семье в отличие от англосаксонского права, где судебный прецедент признавался как источник права на протяжении всей истории его существования, не было последовательности в его восприятии. В зависимости от этапов развития романо-германского права спектр мнений и общественная практика, касающаяся судебного правотворчества и судебного прецедента как источника права, колебались в разные периоды от их полного признания до их категорического отрицания*(389). Подобное колебание и разнообразие взглядов и подходов к решению проблем места и роли судебного прецедента как источника права в системе других источников права отмечались не только на уровне всего правового массива, из которого позднее сложилась романогерманская правовая семья, но и в пределах отдельных национальных правовых систем*(390). Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, например, что во Франции, правовая система которой составляет сердцевину романо-германского права, в силу разных причин с XVII-XVIII вв. вплоть до Великой Французской революции (17891794), согласно многочисленным исследованиям, широко, "даже больше, чем в Англии в этот период, использовалось прецедентное право (case law)", в то время как после революции на судебное правотворчество и даже на свободное толкование Кодекса Наполеона и других законодательных актов был наложен официальный запрет*(391). Аналогично обстояло дело и с законодательством Австрии, которое примерно в тот же период, как и законодательство Франции, фактически признавало в своей правовой системе судебные акты (прецеденты), содержащие общие нормы, в качестве источников права, а начиная с 1811 г., когда был введен в действие Гражданский кодекс, наложило на это признание, а вместе с ним и на само судебное правотворчество полуофициальный запрет. В Законе от 1811 г. (§ 12 ABGD) прямо говорилось, что "судейское право (judge-made law) не является источником в отношении австрийского правового порядка" и что здесь действует принцип, согласно которому "судебные решения по конкретным делам не создают общей нормы, которая бы применялась в аналогичных случаях"*(392). Подобного рода вопросы, касающиеся периодов спада и подъема судебного правотворчества и судейского права на разных этапах развития романо-германского права, возникали не только по отношению к правовой системе Австрии или Франции, но и в отношении законодательства других стран, правовые системы которых формируют собой романо-германскую правовую семью*(393). В частности, они возникали по отношению к правовой системе Дании, в которой раньше согласно историческим материалам, вплоть до второй половины XVII в., а точнее - до указа (Rules) 1672 г., допускалось "в особо сложных случаях отступление суда от строгой буквы закона" и "периодическое использование судебного прецедента", а затем подобное "отступление" было ограничено простой формулой - "суд и порождаемый им прецедент не делают право"*(394); по отношению к правовой системе Норвегии, где так же, как и в правовых системах других стран романо-германского права, в разные периоды ее развития отмечались разные оценки значимости судебного правотворчества и где традиционно начиная с 1907 г. - со времени принятия Торгового закона страны (Sales Act 1907) - и вплоть до настоящего времени признаются как "правовые" решения судов, вынесенные на основе "обыкновений" (usages), сложившихся в результате многократного повторения - "серии предыдущих судебных решений по сходным делам"*(395), и др. Имея в виду колебания - "спады" и подъемы в восприятии судебного прецедента как источника права на ранних стадиях развития романо-германской правовой семьи и учитывая непоследовательность сторонников данной правовой семьи в отношении этого правового феномена, представляется возможным говорить о том, что прецедент в рассматриваемый период был наиболее значимым и даже исключительным источником лишь в сфере традиционного для него англосаксонского права, в отличие от романо-германского права, где аналогичное значение имел закон. Однако такого рода утверждение не будет соответствовать настоящей действительности, имея в виду тот трудно оспоримый факт, что в последние десятилетия под влиянием процессов глобализации и регионализации и, как следствие, - правовой и иной интеграции, судебный прецедент утратил свою прежнюю одностороннюю исключительность и стал "достоянием" как англосаксонского, так и романо-германского права. Из эпизодически признаваемого источника права на ранних стадиях развития романо-германской правовой семьи судебный прецедент в настоящее время фактически стал общепризнанным нормативно-правовым феноменом. Подавляющее большинство стран романо-германского права используют судебный прецедент как источник права фактически, а некоторые из них закрепляют его также и юридически. В подтверждение сказанного можно сослаться, в частности, на Гражданский кодекс Швейцарии, действующий в стране с 1912 г. Статья первая Вводной главы (Preliminary Chapter) этого законодательного акта, гласящая, что "право должно применяться во всех случаях в строгом соответствии с буквой и духом содержащихся в ней положений", четко закрепляет порядок не только правоприменительной, но и правотворческой деятельности судов. Согласно этой статье если при рассмотрении конкретного дела "не окажется законодательных положений, которые можно было бы в данном случае применить, то судья должен вынести решение в соответствии с существующим обычным правом"*(396). А в случае отсутствия последнего он должен действовать "в соответствии с такими нормами права, которые бы он сам установил, как если бы был законодателем (if he had himself to act as legislator)"*(397). При этом, подчеркивается в законе, судья "должен руководствоваться признанной правовой доктриной и судебным прецедентом"*(398). В настоящее время в системе романо-германского права наметилась ярко выраженная тенденция фактического*(399), отчасти и юридического признания прецедента как источника романо-германского права, причем не только на уровне национально-правовых систем, но и в масштабе общеевропейского права, а точнее права Европейского союза в целом. Наглядным свидетельством последнего может служить деятельность Европейского суда справедливости (European Court of Justice), который занимается не только правоприменительной, но и правотворческой деятельностью, результатом которой является судебный прецедент. Будучи главным судебным институтом Европейского союза, Суд принимает акты прецедентного характера, содержащие в себе общую норму или положение (принцип), которое должно учитываться всеми судебными органами Евросоюза при рассмотрении ими в той или иной степени связанных с решением Европейского суда дел*(400). В качестве такого рода актов, исходящих от Европейского суда справедливости и обладающих прецедентным характером, следует признать прежде всего акты толкования и судебного контроля за соответствием принимаемых различными институтами Европейского союза и государств - членов Союза решений положениям, содержащимся в учредительных и договорных актах и в сформированном на их основе общеевропейском законодательстве. Для общеевропейских и национальных институтов, а в определенной мере и для национальных судов государств - членов Европейского союза данные акты Суда имеют императивный, неоспоримый и общеобязательный характер. Это обусловлено, с одной стороны, несомненным приоритетом права Европейского союза по отношению к национальному праву государств - членов Союза в случае возникновения правовых коллизий*(401), а с другой - полной монополией Суда давать окончательное толкование конституционных, в смысле - основополагающих актов Европейского союза и, соответственно, решать вопрос о юридической состоятельности (конституционности) принимаемых различными институтами этого Сообщества решений. Пользуясь монополией в данной области, Суд в продолжение своей миссии ориентирует и национальные суды действовать в направлении принятия мер для единообразного понимания и применения права Европейского союза различными институтами государств - членов этого Союза. Согласно сложившейся практике в тех случаях, когда отсутствует толкование Европейского суда справедливости в отношении того или иного общеевропейского акта, применяемого в рамках юрисдикции национального суда, и упущена возможность предварительного обращения к Европейскому суду с просьбой дать такое толкование, национальные суды в случае необходимости (in cases of urgency) "должны объявлять юридически несостоятельными действия национальных институтов, применяющих общеевропейский акт, который, как предполагается, не имеет юридической силы", т.е. не является конституционным*(402). В такого рода случаях национальные суды могут также "предпринимать и другие соответствующие временные меры, делая при этом ссылку на тот или иной юридически состоятельный общеевропейский акт"*(403). Наряду с названными актами Европейского суда справедливости, имеющими прецедентный характер, в качестве других его аналогичных актов следует указать также на предварительные (прелиминарные) заключения (Preliminary Rulings), или определения Суда, которые он выносит по поводу юридической состоятельности того или иного общеевропейского акта или же соответствия актов, исходящих от национальных институтов государств членов Европейского союза, общеевропейскому законодательству*(404). По своей юридической сути "прелиминарные заключения" - это не что иное, как акты толкования, точнее - их разновидность, которая дается Европейским судом по предварительному обращению к нему (запросу) со стороны того или иного национального суда. В силу того что в соответствии с действующим законодательством и сложившейся практикой "каждый национальный суд рассматривается одновременно и как часть общеевропейского суда", все национальные суды "от самой низкой судебной инстанции (judge conciliateur) до самой высокой - Конституционного суда" наделяются полномочиями обращения в Европейский суд справедливости за дачей прелиминарного заключения во всех тех случаях, когда при рассмотрении конкретного дела, связанного с применением норм общеевропейского права, возникают сомнения в конституционности того или иного общеевропейского акта или необходимость его толкования*(405). Данное положение, равно как и все иные положения относительно прецедентного характера решений Европейского суда справедливости, касается, естественно, не только судебных и иных институтов стран романо-германского права, но и всех институтов Великобритании - прародительницы англосаксонского права. В связи с этим в западной юридической литературе особо подчеркивается, что английские суды, так же как и суды других стран - членов Европейского союза, "должны уважать решения Европейского суда справедливости"*(406) и относиться к ним как "к прецеденту при рассмотрении соответствующих дел"*(407). Распространение и закрепление прецедента как источника права "на постоянной основе" не только в системе англосаксонской, но и романо-германской правовой семьи свидетельствует, помимо всего прочего, о том, что в настоящее время в отношениях между данными правовыми семьями имеет место если не их унификация, то, по крайней мере, явно выраженное сближение. Сути дела при этом не меняет тот факт, что прецедент, порождаемый европейскими структурами, и в частности Европейским судом справедливости, в определенной мере отличается от "классического" прецедента, существующего в системе англосаксонского права вообще и английского права в частности. Одна из таких отличительных особенностей судебного прецедента, порождаемого Европейским судом справедливости, заключается в том, что он в силу отсутствия иерархии судебных органов в Европейском союзе не имеет жесткой связи и обязательности национальных судов следовать решениям Европейского суда, а также в отсутствии четкого различия между такими важнейшими структурными составными частями прецедента, как ratio decidendi (сущность решения) и obiter dictum (попутно сказанное, судебное мнение, суждение)*(408). В отличие от системы общего права, где наличие в судебном решении ratio decidendi способно довольно жестко связывать суды на будущее при решении аналогичных дел, в праве Европейского союза официально не признается доктрина "связующего" прецедента. В силу этого различие между "попутно высказанным" Судом в процессе рассмотрения дела мнением (obiter dictum) и содержанием им же принятого решения (ratio decidendi) "во многом стирается и утрачивает свою изначальную значимость и смысл"*(409). Важной особенностью решения Европейского суда справедливости, рассматриваемого в качестве прецедента, является также то, что оно имеет в силу сложившихся и законодательно закрепленных обстоятельств по вопросам, касающимся европейского права, окончательный характер, "не подлежит сомнению, обжалованию и пересмотру". Данная особенность прецедентных решений Европейского суда обусловлена помимо других причин тем, что в пределах Европейского союза отсутствие иерархии судов в значительной степени "компенсируется" иерархией правовых систем. Согласно законодательно закрепленным положениям правовой теории и сложившейся практики, несмотря на то что общеевропейское право применяется и "в принудительном порядке осуществляется через национальные суды и трибуналы государств - членов Европейского союза", оно имеет безусловный приоритет перед национальным правом*(410). Из этого следует логический и вполне обоснованный вывод о том, что приоритет одной правовой системы в целом над другой с неизбежностью предопределяет, соответственно, и приоритетный характер взаимоотношений их отдельных составных частей, в том числе прецедентных решений Европейского суда справедливости, касающихся вопросов общеевропейского права. Не случайно в таких государствах - членах Европейского союза, как Англия, где официально - формально и фактически - признается в качестве одного из ведущих источников права прецедент, исходя из приоритета общеевропейского права над национальным выстраивается своеобразная иерархия прецедентов, в которой прецедентному характеру решений Европейского суда справедливости отводится ведущая роль. Европейский суд, констатируется в научной литературе, выносит окончательный вердикт по всем вопросам, касающимся общеевропейского права, а "создаваемый им прецедент является обязательным для всех национальных судов государств - членов Европейского союза"*(411). Помимо названных существуют и другие отличительные особенности прецедентных актов романо-германского права по сравнению с подобного рода актами англосаксонского права. Однако они не подвергают сомнению тот факт, что закрепление "на постоянной основе" прецедента в системе романо-германского права выступает как одно из проявлений его сближения с англосаксонским правом. Аналогично обстоит дело и с другими источниками права рассматриваемых правовых семей, такими, в частности, как закон (статут), который, будучи основным источником романо-германского права, усилил свое влияние в послевоенный период в ряде стран англосаксонского права и играет в них в настоящее время существенную роль*(412); правовой и неправовой обычай, который, как свидетельствуют исследования, значительно повысил свою значимость во второй половине ХХ в. в различных правовых семьях, в особенности в сфере частного коммерческого, гражданского - и других отраслей права и играет в них более заметную по сравнению с довоенным периодом роль*(413), и др. Расширение сферы применения данных и других источников права в различных правовых семьях свидетельствует не только об их общности, но и об особенности процесса развития рассматриваемых правовых семей в направлении их унификации и гармонизации. Об этом же свидетельствуют и другие пути их развития и формы проявления. Одним из таких путей развития и форм проявления процесса конвергенции романогерманского и англосаксонского права является усиление сходства их структуры и содержания. Это выражается, в частности, в расширении старых и появлении в обеих правовых семьях, а точнее, в формирующих их национальных правовых системах, новых отраслей, подотраслей и институтов права, таких, например, как корпоративное право, информационное право, интернет-право, а также региональное (в пределах Европейского союза) конституциональное, таможенное, трудовое и иные формирующиеся отрасли и подотрасли публичного и частного права. Усиление сходства структуры и содержания рассматриваемых правовых семей выражается также в установлении и распространении на все входящие в Евросоюз национальные правовые системы "универсальных" трудовых и иных стандартов*(414); а кроме того, в расширении правового массива, касающегося таких относительно новых прав и свобод человека и гражданина, какими являются права третьего поколения - коллективные права, право на развитие*(415) и социальные права, которые в общеевропейском праве - "конгломерате" континентального и общего права - рассматриваются одновременно в национальном разрезе, а также в контексте регионализации и глобализации*(416). Далее, усиление сходства структуры и содержания романо-германского и англосаксонского права проявляется в расширении и углублении в национальных правовых системах, формирующих эти правовые семьи, практики судебного надзора и контроля за соответствием принимаемых и принятых законов букве и духу действующей конституции. Наглядным примером усиления сходства правовых семей в этом отношении может служить расширение такого рода практики в государственно-правовом механизме Великобритании после принятия в 1998 г. парламентом страны Закона о правах человека (British Human Rights Act 1998). Дело в том, что если раньше, до появления данного акта, надзорная деятельность английского суда традиционно ограничивалась лишь сферой принятия и применения административных актов, то теперь она распространяется и на законы (статуты). "Значительная часть судебного надзора, если не весь он, - констатируется в английской юридической литературе, - в настоящее время весьма заметно переместилась с административного права на конституционное"*(417). Судебный надзор касается прежде всего статутов, затрагивающих в той или иной мере права человека. В соответствии с Законом о правах человека (п. 2 ст. 4) суды Великобритании уполномочиваются "делать соответствующие заявления (declarations)", а точнее представления во всех тех случаях, когда тот или иной закон или подзаконный акт, с их точки зрения, не соответствует положениям Европейской конвенции или же английскому Закону о правах человека*(418). При этом хотя парламент может не согласиться с мнением суда, но оно является обязательным для всех государственных служащих, которым вменяется в обязанность строго следовать всем предписаниям данного Закона*(419). Расширение практики судебного контроля в Великобритании - стране общего права с неписаной конституцией, отмечается западными исследователями, так же как и соответствующие декларации английских судов, "весьма схожи с теми, что имеют место в демократиях с писаными конституциями, обеспечивающими права граждан от вмешательства государственных институтов и должностных лиц"*(420). Одновременно это является одним из проявлений растущего сходства между романо-германским правом, представленным "демократиями с писаной конституцией"*(421) и англосаксонским правом в лице Великобритании "демократии с неписаной конституцией". Наконец, усиления сходства структуры и содержания рассматриваемых правовых семей, помимо отмеченных проявлений, нельзя не видеть в растущей универсализации и в расширении сферы применения общих принципов их построения и функционирования. Речь идет, в частности, о таких принципах, распространяющихся в рамках права Европейского союза на общее и континентальное право, как принцип приоритета "права, обеспечивающего существование Евросоюза" по отношению к национальному праву; принцип "юридического равенства" положений, содержащихся в учредительных договорных актах Евросоюза, и "общих принципов права Европейского союза"; принцип строгого соответствия "первичному праву" Евросоюза, состоящего из системы норм, содержащихся в учредительных договорах Европейского союза, в поправках к ним и других актах "вторичного права", выступающего в виде совокупности норм, содержащихся в актах, исходящих от различных органов Евросоюза*(422). Важность этих общих принципов для всех государств - членов Евросоюза, включая Великобританию - исторический центр англосаксонского права, заключается в том, как свидетельствуют эксперты, что они, будучи различными по своей природе и характеру ("горизонтальными" и "вертикальными" институциональными, "субсидиарными" и иными) принципами*(423), рассматриваются наряду с учредительными договорами и "вторичным правом" как "третий вид источников общеевропейского права"; что они признаются Европейским судом справедливости - высшей судебной инстанцией Евросоюза - и что эти принципы выступают в качестве весьма значимых регуляторов общественных отношений, существующих, с одной стороны, между различными институтами Евросоюза, а с другой - между общеевропейскими институтами и институтами государств - членов Евросоюза*(424). Наряду с общими принципами, возникающими на общеевропейской основе на "общем поле" романо-германского и англосаксонского права, о растущем сходстве данных правовых семей свидетельствует также "трансформация", а точнее, взаимопереход в адаптированном виде применительно к новым условиям принципов одной правовой семьи в другую. В качестве одного из примеров такого обоюдного процесса может служить распространение ряда принципов "классического прецедентного права", каковым традиционно считается англосаксонское право, на романо-германское право. При этом имеются в виду не только принципы, касающиеся обычного, именуемого иногда "положительным", т.е. соответствующим всем канонам общего права, прецедента, но и принципы так называемого "неправильного", "ошибочного" (wrong) прецедента*(425), в соответствии с которыми прецедент теряет юридическую силу и не применяется, в частности, во всех тех случаях, когда радикально изменились "фактические общественные условия" и "соответствующие правовые принципы" по сравнению с тем периодом, когда формировался прецедент или когда прецедент "в практическом плане признается несостоятельным (unworkable), не работающим"*(426). Это с одной стороны. А с другой, в качестве примера нарастающего сходства правовых семей, рассматриваемых под данным углом зрения, может служить более широкое распространение на англосаксонское право, а вместе с ним и на другие правовые семьи, принципа "господства права", исторически ориентированного на закон как на основной источник романо-германского права и лишь отчасти - на прецедент - ведущий источник англосаксонского права. В западной правовой теории и правоприменительной практике принцип "господства права", выступающий, по мнению исследователей, как "неотъемлемая составная часть правовой культуры Запада", призванная в первую очередь в максимальной степени "обеспечить права человека и защитить его от государства"*(427), имеет довольно много отличающихся друг от друга смысловых значений и оценочных толкований. Англосаксонское "Rule of Law" и романо-германское "Rechtsstaat", "Etat de Droit" или "Estado de derecho" - это не просто различное языковое выражение одного и того же явления, обозначаемого в русском переводе как "господство права". Это прежде всего различное видение этого явления, с весьма своеобразными оттенками его понимания и, соответственно, толкования*(428). Так, если англосаксонское понимание и толкование смыслового значения "господство права" ассоциируется прежде всего с верховенством суда в системе государственных органов и, соответственно, с непререкаемой юридической силой издаваемых им актов, то романо-германская версия господства права, так называемая позитивистская доктрина господства права, исходит из суверенитета парламента и, соответственно, верховенства закона*(429). Традиционная англосаксонская трактовка принципа господства права, подчеркивается в исследованиях западных авторов, сводится в конечном счете к установлению такого конституционного порядка, при котором "суд, а не законодатель (legislature) обладал бы полномочиями окончательного, в соответствии с другими фундаментальными принципами общего права, решения вопроса о том, что является правом, а что не является таковым"*(430). В то же время традиционная романо-германская трактовка принципа господства права апеллирует к такому правопорядку, когда законодатель при "полуавтономном" статусе национального суда и его "уважительном отношении к суверенитету парламента" в окончательном варианте решал бы все фундаментальные вопросы права*(431). В настоящее время, как свидетельствуют исследования, наряду с расширением сферы применения прецедента и распространения ряда принципов классического прецедентного права на романо-германское право идет также встречный процесс распространения и адаптации романо-германского варианта господства права к англосаксонскому*(432). Помимо всего прочего, это свидетельствует не только об общности рассматриваемых правовых семей, но и об их все более возрастающем по мере развития процессов глобализации и регионализации сближении, об эволюции данных правовых семей в направлении их дальнейшей унификации и гармонизации. Наряду с названными путями и формами проявления процесса конвергенции романо-германского и англосаксонского права существуют и другие свидетельства их сближения. В качестве таковых следует указать, например, на усиление внимания в обеих правовых семьях за последние полстолетия не только к правотворчеству и правоприменению, но и к толкованию правовых актов. Разумеется, в каждой правовой семье по-прежнему сохраняются свои определенные особенности данного процесса. Не случайно в связи с этим нередко подчеркивается применительно, в частности, к англосаксонскому праву, что в процессе толкования статутов в каждой стране, принадлежащей к данной правовой семье, "суд неизменно должен руководствоваться принципами общего права"*(433). Однако вместе с тем в настоящее время для обеих правовых семей все более общими и расхожими становятся положения, согласно которым "право есть не что иное, как результат (следствие, дело) толкования законодательных актов"*(434); "настоящим законодателем является не тот, кто первым написал и принял закон, а тот, кто истолковал его", и т.д.*(435) Помимо отмеченных, процесс конвергенции романо-германского и англосаксонского права проявляется и в других отношениях. В таких, например, как расширение сферы кодифицированного законодательства не только в континентальном, но и в общем праве; сближение основных постулатов государственно-правовой идеологии рассматриваемых правовых семей; более широкое использование отраслевой, а вместе с ней публично-правовой и частноправовой классификации нормативного материала в различных правовых системах и правовых семьях и т.д.*(436) Выделение и обстоятельное рассмотрение их наряду с другими взаимосвязанными между собой и взаимодействующими друг с другом в рамках правовой системы Европейского союза элементами романо-германского и англосаксонского права позволяет, как представляется, сформировать о действующем европейском праве - праве Евросоюза - более глубокое и разностороннее представление. Глава III. Источники права Европейского союза § 1. Понятие и основные особенности источников права европейского союза 1. Весьма банальным выглядело бы утверждение о том, что источники права Европейского союза (ЕС), так же как и любой иной правовой системы, попадая под общее понятие источника или формы права, обладают как общими для них всех родовыми признаками и чертами, так и имеют свои особенности, если бы, вопервых, не принимать во внимание тот факт, что ни в отечественной, ни в зарубежной литературе не сложилось устойчивого представления об общих признаках и чертах, формирующих общеродовое понятие источника права, а вовторых - не учитывать то обстоятельство, что именно в особенностях каждого источника права "заложена" его конкретная суть и содержание*(437). Исходя из этого при рассмотрении источников права Европейского союза, равно как и любой иной правовой системы, во избежание путаницы теоретически и методологически важным представляется вначале определиться с исходными, общетеоретическими положениями, касающимися источников права, а затем, опираясь на них и используя их, обратиться к рассмотрению особенностей источников искомой правовой системы. 2. Широко известно, что среди отечественных правоведов и государствоведов на вопросы типа: "Что такое форма права и что собой представляет источник права?", "Являются ли они идентичными явлениями и понятиями или же они разнятся между собой?" - также как и на другие аналогичные им вопросы, традиционно не было и нет однозначного ответа. Так, в одних случаях форма права рассматривалась как явление, идентичное норме права. Предполагалось, что "юридическая норма" выступает в виде внутренней формы права, "сообщающей ему общеобязательность", а "нормативные акты государства" - в виде внешней формы права*(438). В других случаях в качестве "двух основных форм права", к которым "причислялись" и с помощью которых упорядочивались нормы права, рассматривались основные направления (теории) и подходы к праву, такие как позитивное и естественное право*(439). В третьих же случаях под формой права понимается внутренняя организация права (внутренняя форма) и "принятая в данном обществе форма выражения нормативной государственной воли правящего класса"*(440). Разноречивые мнения, как известно, доминируют не только в отношении "формы права", но и в отношении "источника права", а также их соотношения между собой. Отмечая многозначность и вместе с тем неудачность термина "источник права", введенного в научный оборот еще Титом Ливием*(441), отечественные исследователи под "именем" источника понимают силы, творящие право; материалы, "положенные в основу того или иного законодательства"; исторические памятники, "которые когда-то имели значение действующего права", и средства познания действующего права*(442). Зарубежные авторы, зачастую не вдаваясь в определение понятия источника права, рассматривают его в двух проявлениях - формальном и материальном. Для западных правоведов, констатирует профессор Оксфордского университета И. Броунли, является "общепринятым проводить различие между формальным и материальным источником права"*(443). Причем в отличие от отечественных авторов, которые под формальными, а точнее - формальноюридическими источниками понимают способы (приемы, средства) внутренней организации и внешнего выражения права, а под материальными - экономические, социальные и иные жизненные условия, определяющие необходимость принятия или изменения, отмены, дополнения тех или иных правовых актов*(444), зарубежные исследователи вкладывают в понятие формального и материального источника права совершенно иной смысл. А именно - формальный источник представляется в виде "юридических процедур (процессуальных норм) и методов, используемых в процессе выработки и принятия правил общего характера, которые являются юридически обязательными для всех, кому они адресованы"*(445). Материальный источник при этом рассматривается в виде некоего "свидетельства (доказательства) существования принятых в установленном порядке общих норм, имеющих обязательный характер"*(446). Отсутствие у отечественных и зарубежных правоведов единого мнения по вопросам, касающимся понятий формы права и источников права, дополняется разнообразием в суждениях, затрагивающих проблемы их соотношения. Констатируя тот широко известный факт применительно к праву Европейского союза, что "источники системы европейского права отличаются своеобразием" и что "деление европейского права на образующие его части в значительной мере авторы, обстоятельно предопределено природой его источников"*(447), занимающиеся исследованием данной материи, в одних случаях, как правило, полностью отождествляют источник права с формой права, а в других - проводят между ними разграничительную линию*(448). Не вдаваясь в причины разнобоя во мнениях относительно понятий источника и формы права, которые имеют как объективный, порожденный сложностью, а нередко - противоречивостью исследуемого предмета, так и субъективный характер, обратим внимание в плане рассматриваемого предмета - источников права Евросоюза и их особенностей - лишь на следующее. Во-первых, на то, что форма права, несмотря на различное о ней представление и ее далеко не всегда совпадающие друг с другом толкования, в данном исследовании будет трактоваться как способ формирования и выражения вовне общеобязательных (для тех, кому они адресованы) правил поведения, издаваемых уполномоченными на то государственными и надгосударственные органами, а также формируемых в недрах самого европейского общества (обычай, традиция, принцип, "разум") и признаваемых судами. Во-вторых, на то, что источник права, будучи тесно связанным с формой права и с процессом возникновения и развития самого права, в теоретическом и практическом плане будет рассматриваться под углом зрения формальноюридических и фактических, а точнее материальных (экономических, социальных, политических и иных) условий, или факторов, формирования и развития права, предопределяющих его сущность, содержание и формы выражения. И, в-третьих, при рассмотрении формы права и источника права под углом зрения их соотношения следует, как представляется, обратить внимание на то (во избежание имеющих иногда место в отечественной и зарубежной литературе крайностей), когда форма права и источник права или полностью и во всех своих проявлениях отождествляются, или так же безоговорочно друг другу противопоставляются. Не вдаваясь в подробности рассматриваемого вопроса, следует между тем заметить, что истина, как всегда в подобных случаях, находится где-то посредине. Обстоятельное изучение характера взаимоотношений формы и источника права указывает на то, что в одних случаях они могут совпадать друг с другом и рассматриваться как тождественные, а в других - значительно отличаться друг от друга и соответственно не могут считаться тождественными. Совпадение их и тождественность имеют место на формально-юридическом уровне, когда, например, закон, указ или любой иной нормативный правовой акт выступает одновременно и как форма организации содержащихся в нем норм, и как источник, своего рода "поставщик" для той или иной правовой системы новых норм. Несовпадение и соответственно нетождественность источника и формы права проявляются на материальном (фактическом) уровне, где источник выступает в виде экономических, финансовых, социально-политических и иных "исходных" условий (факторов), оказывающих влияние на процесс формирования и развития правовой системы и ее формально-юридических форм. На данном уровне никакого тождества и совпадения источника права с формой права нет и по определению не может быть, поскольку материальный, условно говоря, первичный источник "обслуживает" одну - материальную - сферу жизни общества, а форма права наряду с формально-юридическими, вторичными производными вместе с формой права от первичного, источниками "обслуживает" непосредственно совсем другую сферу - формально-юридическую*(449). 3. Отмеченные и другие им подобные общетеоретические положения, касающиеся понятия источников права и их соотношения с формами права, в определенной степени, как представляется, применимы, с упреждением на них региональной и иной специфики не только к традиционным правовым семьям и системам, но и к переходным, формирующимся правовым системам, к числу которых и относится правовая система Европейского союза*(450). Рассматривая ее и свойственные ей источники права с общетеоретических позиций, с точки зрения выработанных правовой доктриной и подтвержденных юридической практикой теоретически и методологически важных универсальных положений, следует заметить, что не менее, а возможно, и более важным для понимания природы и характера источников права Евросоюза является рассмотрение и их особенностей*(451). Среди них следует выделить, во-первых, такую особенность, которая ассоциируется со своеобразной юридической природой и характером источников правовой системы Европейского союза. Суть этого своеобразия заключается в том, что в отличие от источников национального права, исходным началом и основой которых являются, по крайней мере теоретически, воля и интересы того или иного народа, проживающего в пределах юрисдикции национального государства, в основе источников, как и самого права Евросоюза, лежит совокупный интерес европейских народов и согласованность их воли. Это касается непосредственно таких источников правовой системы Европейского союза, как учредительные договорные акты, на основе которых изначально возникли все три Европейских сообщества (Европейское объединение угля и стали, Европейское экономическое сообщество и Европейское сообщество по атомной энергии), а затем на их основе образовался и Евросоюз. По своей юридической природе и характеру эти договорные акты всегда были и остаются не чем иным, как международными правовыми актами, в которых, как и в любом ином международном правовом акте, выражаются и отражаются воля и интересы не одного государства, а всех участвующих в данных договорных отношениях государств*(452). Если в учредительных договорных актах согласованная воля и интересы государств - членов Евросоюза выражаются непосредственно, то в правовых актах также источниках права Евросоюза, исходящих от формируемых ими надгосударственных институтов в лице Европейского Парламента, Совета Европейского союза, Европейской комиссии и других органов, согласованная воля и интересы этих государств проявляются опосредованно. По своей природе и характеру эти акты не являются ни национальными, ни международными правовыми. Будучи в пространственно-территориальном отношении региональными актами, они по своей сути, содержанию и назначению занимают как бы промежуточное место между национальными и международными правовыми актами. Основная причина их юридической неопределенности и в некотором роде двойственности состоит не в них самих и даже не в формируемой и постоянно пополняемой ими за счет содержащихся в них норм правовой системе Евросоюза, а в самом Европейском союзе, а точнее, в его двойственной юридической природе. Свое конкретное выражение эта двойственная юридическая природа Евросоюза, а вместе с тем его правовой системы и источников права находит, как резонно замечают авторы, с одной стороны, в том, что Евросоюз через соответствующие органы осуществляет реальное управление обществом, по широкому кругу вопросов принимает общеобязательные акты, выносит судебные решения, выпускает собственную валюту, а также осуществляет другие действия, свойственные "государственно-подобной инстанции, механизму политической власти"*(453). А с другой стороны - в том, что весь объем властных полномочий Евросоюза, как и сам факт его возникновения и функционирования, являются "не результатом волеизъявления одного "европейского народа", а продуктом согласования воль и интересов многих стран, которые совместно делегировали этой европейской инстанции часть своих суверенных прерогатив"*(454). Констатируя двойственный характер Евросоюза, его правовой системы, "обладающей автономией по отношению к правовым системам государств - членов Евросоюза"*(455), и двойственный, а точнее, раздвоенный характер источников права Европейского союза, вместе с тем необходимо отметить, что на генетическом уровне учредительные договоры, будучи международными по своей природе и характеру актами, по логике вещей в значительной мере тяготеют к международному правопорядку, в то время как правовые акты Евросоюза, являясь по сути региональными актами, гораздо ближе состоят и глубже связаны с национальными правопорядками. Это обеспечивает устойчивую связь Евросоюза и его правовой системы как с национальными правовыми системами государств членов этого общеевропейского института, так и с международным правопорядком и институтами. Во-вторых, важной особенностью источников права Евросоюза является возникновение их и развитие вместе с его правовой системой на основе принципов традиций двух доминирующих в современном мире правовых семей - романогерманского (континентального) и англосаксонского (общего) права. Особенность эта обусловлена тем, что в составе Евросоюза находятся представители каждой из этих семей в лице Франции - прародительницы романо-германского права - и других европейских континентальных государств, с одной стороны, и Великобритании общепризнанной родины общего права, с другой*(456). Практическим результатом такого синтеза правовых семей и соответственно породивших их правовых культур является существование и одновременное функционирование в рамках правовой системы Евросоюза таких разноплановых источников права, как закон в широком смысле, т.е. фактически нормативный правовой акт - основной источник романо-германского права, и прецедент - доминирующий источник англосаксонского права*(457). Закон исходит от законодательных и исполнительно-распорядительных органов Европейского союза, а прецедент создается его соответствующими судебными органами в лице Европейского суда справедливости (The European Court of Justice). Такое эволюционно сложившееся распределение сфер "приложения" данных правовых семей и свойственных им источников вовсе не означает, как иногда утверждается в отечественной литературе, что романо-германская правовая семья является "систематизирующим фактором" в европейском праве и что "интенсификация развития источников права ЕС (по вертикали) в большей степени адекватна романо-германской правовой системе", в то время как "экстенсивное их развитие (по горизонтали) ориентировано на англосаксонскую систему права, но с жестким соблюдением рамок, обозначенных международным правом"*(458). Подобное утверждение требует более обстоятельной и предметной аргументации, ибо из анализа права Евросоюза и его источников вовсе не следует, что только романо-германское право является системообразующим фактором и что только ему в большей степени адекватна "интенсификация развития источников права ЕС (по вертикали)", а не англосаксонскому праву. Скорее наоборот интенсификация источников права ЕС по вертикали свойственна в большей степени англосаксонскому праву, нежели романо-германскому, поскольку именно суду одному из важнейших традиционных атрибутов (институтов) англосаксонского права - отданы, согласно философии, лежащей в основе учредительных договоров, исключительные полномочия "быть высшим арбитром" правовой системы Европейского союза, а следовательно, путем создания прецедента - решать вопросы, касающиеся иерархии тех или иных актов, исходящих от соответствующих органов Евросоюза, по их юридической силе. В-третьих, к числу особенностей источников права Европейского союза следует отнести отсутствие их четкого иерархического построения и функционирования. В отечественной и зарубежной юридической литературе проблемам выявления иерархических связей, существующих между различными источниками права Европейского союза, уделялось определенное внимание. Однако в одних случаях это сводилось лишь к констатации того, что в связи с попытками четко построить иерархию правовых актов сообществ возникает много спорных вопросов*(459), в других - к предположению о том, что иерархия источников правовой системы Евросоюза "постепенно приходит в соответствие с общепринятой в континентальной правовой системе (взять хотя бы принятие Конституции ЕС)" и что "в то же время механизм реализации права в большей степени тяготеет к англосаксонской системе права (судебная практика, неписанное право), равно как и сам процесс нормотворчества"*(460). В третьих же случаях пояснялось, что в пределах правовой системы Евросоюза речь идет лишь о той "настоящей иерархии правовых актов, которая хорошо известна национальным правовым порядкам"*(461). Авторы, как представляется, верно исходят при этом из того, что не следует упрощать ситуацию с наличием или полным отсутствием иерархических связей между различными источниками права Евросоюза, ибо, с одной стороны, очевидная иерархия отношений существует, скажем, между конституционными актами Европейского союза, выступающими в виде учредительных договоров, и издаваемыми на их основе правовыми актами, а с другой - далеко не очевидная, трудно уловимая иерархическая связь (если таковая существует вообще) в ряде случаев может прослеживаться между прецедентами и законодательными актами. Сталкиваясь со сложностью, многоаспектностью и внутренней противоречивостью исследуемой материи - источников права Евросоюза, рассматриваемых под углом зрения существующих между ними иерархических связей, некоторые западные эксперты вполне оправданно предпочитают говорить не об иерархии источников права, а "об иерархии правовых принципов, которые сложились в рамках правовой системы Евросоюза на основе учредительных договоров"*(462). Среди подобного рода "иерархических" принципов выделяются такие, как принцип полного соответствия актов, исходящих от уполномоченных на их издание органов Евросоюза, европейским учредительным актам; принцип, согласно которому акты толкования и правоприменения должны соответствовать основным положениям актов, которые толкуются и применяются; принципы, в соответствии с которыми "международные соглашения Европейских сообществ обладают приоритетом по отношению к внутренним актам Евросоюза", более поздние акты, исходящие от органов Евросоюза, превалируют над аналогичными ранее изданными актами, а специальные акты - над общими, и др.*(463) Разумеется, данные и другие им подобные принципы не решают всех проблем, возникающих в связи с отсутствием четкой иерархии источников права Евросоюза, но они, по мнению экспертов, помогают "разрешать определенные противоречия, время от времени возникающие между правовой системой и источниками права Европейского союза, с одной стороны, и национальными правовыми системами и их источниками, с другой"*(464). В-четвертых, к одной из особенностей источников права Евросоюза следует отнести их действие в необычном пространстве, а точнее - на территории, являющейся одновременно территорией Евросоюза и территорией входящих в него европейских государств. Подобная "совмещенность" территорий, на которой функционируют правовая система ЕС и ее источники, обусловлена самой природой Евросоюза, учреждаемого, согласно Договору о его создании, "на базе Европейских сообществ, дополненных сферами политики и формами сотрудничества" суверенных государств, а также закрепленными в этом Договоре целями его содействия экономическому и социальному прогрессу, высокому уровню занятости, достижению сбалансированного и устойчивого развития, "особенно путем создания пространства без внутренних границ"*(465). В отличие от источников национального права, которые функционируют на территории, находящейся под юрисдикцией суверенных государств, источники права Европейского союза функционируют в территориальном пространстве совершенно иного правового режима. Суть его и содержание обусловливается тем, что в отличие от правового режима территорий национальных государств - составных частей территории Евросоюза, на которых действует суверенная власть, правовой режим "совокупной" территории Евросоюза характеризуется отсутствием в отношении нее какой бы то ни было суверенной власти. Евросоюз, замечают по этому поводу правоведы, будучи уникальным и вполне самостоятельным надгосударственным институтом*(466), не имеет тем не менее ни международной правосубъектности, ни суверенной власти в отношении своей собственной территории. Это проявляется, в частности в том, что Евросоюз не вправе вести переговоры относительно территориальных изменений и не может пересматривать границы Европейского союза, хотя и "может регулировать пространственную сферу применения европейского права посредством установления изъятий и ограничений"*(467). Однако отсутствие суверенной власти Европейского союза в отношении своей собственной "совокупной" территории вовсе не означает, что она юридически и фактически не является "потенциально пространственной сферой действия европейского права" и соответственно реализации его источников*(468). Это предопределяется прежде всего общими принципами, лежащими в основе правовой системы Евросоюза, согласно которым правовые акты, порождаемые данным надгосударственным институтом, обладая таким свойством, как прямое действие, подлежат обязательному применению на территории государств, являющихся членами Европейского союза*(469). Более того, это предопределяется и подкрепляется также устоявшимися в рамках европейского правового порядка принципом, в соответствии с которым нормативные акты Евросоюза, изданные на основе учредительных договоров и с соблюдением установленных процедур, обладают несомненным приоритетом в случае возникновения между ними противоречий*(470). В-пятых, важной особенностью источников права Европейского союза является особый, дифференцированный порядок их принятия и вступления в силу, а также включения содержащихся в них норм во внутреннее право государств - членов Евросоюза. Дифференцированный порядок принятия и вступления в силу различных источников права Евросоюза обусловлен тем, что у них разные юридическая природа, характер, роль и назначение. Одни из них - учредительные договоры, будучи по своей природе и характеру международно-правовыми актами, возникают в результате договорного процесса и направлены на создание Европейских сообществ и самого Европейского союза с соответствующими целями и задачами*(471). Порядок вступления в силу, равно как и время вступления в силу, а также срок действия договоров указываются в текстах договоров. Все учредительные договоры, включая Договор о Европейском союзе, кроме Договора об учреждении Европейского объединения угля и стали, заключены были на "неограниченный срок", как говорится в Договоре о Евросоюзе (ст. 51), или носят "бессрочный характер", как закрепляется в Договоре, учреждающем Европейское сообщество (ст. 312). Договор об учреждении Европейского объединения угля и стали, вступивший в силу 23 июля 1952 г., был заключен на 50 лет и утратил силу 24 июля 2002 г. Порядок вступления в силу учредительных договоров предусматривает ратификацию их "Высокими Договаривающимися Сторонами в соответствии с их конституционными процедурами"*(472). Аналогичный порядок предусматривается, по общему правилу, и во всех случаях, когда речь идет о дополнениях, поправках или изменениях учредительных договоров. Иначе в сравнении с учредительными договорными актами решается вопрос о порядке и времени вступления в силу, а также о сроках действия юридически значимых актов, издаваемых уполномоченными на то органов Европейского союза. Как верно подмечается в юридической литературе, в данном случае все зависит от правового режима того или иного акта, выступающего в качестве источника права, а также от характера закрепленных в нем положений*(473). По общему правилу такие, например, общеобязательные акты прямого действия, как регламенты, вступают в силу на второй день после их опубликования в официальном издании, если иное не указано в самом тексте данного акта. Директивы и решения, адресованные узкому кругу субъектов, вступают в силу с момента их нотификации, т.е. доведения до сведения тех, кому они адресованы. Решения Европейского суда справедливости вступают в силу с момента их принятия. В подавляющем большинстве случаев вопрос о сроках действия актов, исходящих от национальных европейских органов, решается в соответствии с принципом, согласно которому ранее принятый акт действует до тех пор, пока не будет заменен или отменен последующим аналогичным актом или актом, содержащим сходные с действующим, но обновленные юридически значимые положения. В директивах и решениях, адресованных сравнительно узкому кругу субъектов, может указываться срок их действия или же срок исполнения тех или иных предписаний, содержащихся в данных актах. Что же касается вопросов включения норм, содержащихся в актах национальных органов, в систему права государств - членов Евросоюза, то они решаются в соответствии с положением, предусмотренным учредительным законодательством и "конституционными процедурами" этих государств*(474). Кроме названных особенностей источников права Европейского союза, существуют и другие специфические черты, в той или иной степени выделяющие их среди источников национального права и различных правовых семей. Однако они не имеют принципиального значения для идентификации как данных форм - источников права, так и самой соотносящейся с ними правовой системы. § 2. Виды источников права Европейского союза. Источники первичного права 1. Вопрос о видах источников правовой системы Евросоюза, равно как и любой иной правовой системы, - это вопрос не только и даже не столько теории, сколько практики и эффективности их использования. От того, какие теоретически значимые акты признаются и используются в качестве источников права и как они классифицируются, в значительной мере зависит жизнеспособность, а вместе с тем и эффективность "обслуживаемой" ими правовой системы*(475). Несмотря на то что проблемы, касающиеся различных видов источников правой системы Евросоюза, представляемой в научных исследованиях как "уникальная национальная", отличающаяся от романо-германского и англосаксонского права, региональная правовая система*(476), изучаются с момента зарождения этой системы и вплоть до наших дней, в исследованиях данной темы остается тем не менее довольно много нерешенных вопросов. Один из них касается перечня тех правовых феноменов, которые относятся к категории источников правовой системы Европейского союза. Определяя источники права Евросоюза как "внешние формы выражения (проявления), закрепления юридических норм, принятых институтами ЕС в рамках их полномочий и в соответствии с установленными процедурами"*(477), некоторые авторы ограничиваются перечислением лишь учредительных договоров европейских сообществ и актов, указанных в ст. 249 Договора о Европейском экономическом сообществе (позднее - Европейское сообщество), где перечисляются юридически значимые акты, исходящие от уполномоченных на их издание органов Евросоюза, а именно - регламент, директива, решение, рекомендации и заключение. В то же время круг источников права Евросоюза включает в себя гораздо большее число рассматриваемых феноменов, нежели те, которые официально зафиксированы в указанной статье*(478). Речь идет, в частности, об общих принципах права Европейского союза, таких как принцип господства права (rule of law), принцип демократического правления (democratic government), принцип свободы транснационального рынка и др.*(479) Некоторые из этих и иных им подобных принципов закрепляются в законодательном порядке. Другие вырабатываются и применяются судом. Они признаются и рассматриваются как источники права, где последнее в контексте судебного правотворчества, по мнению некоторых экспертов, "означает даже больше, чем письменное право, порожденное учредительными договорами"*(480). Причина этого заключается в том, что принципы, открываемые и развиваемые Европейским судом справедливости, являются общими принципами права, свойственными каждой в отдельности и всем вместе взятым национальным правовым системам государств - членов Евросоюза. Эти принципы традиционно разделялись и использовались в пределах национальных правовых систем в виде источников права "задолго до появления письменного права, возникшего на основе учредительных договорных актов"*(481). В систему источников права Европейского союза помимо названных входят также судебный прецедент, правовая доктрина; формирующиеся правовые обычаи, за которыми, правда, далеко не всегда признается статус самостоятельного источника права; признанные Судом так называемые акты особой категории, или рода (sui generis acts), связанные с внутренней организационной и иной деятельностью институтов Евросоюза; а также акты, входящие в состав так называемого мягкого права, которое определяется как "система правил поведения, в принципе не обладающих официально признанной какой бы то ни было юридической силой", но тем не менее имеющих в сфере юридической деятельности различных органов Евросоюза "значительный практический эффект"*(482). Мягкое право (в отличие от обычного материального и процессуального - жесткого права) в западной юридической литературе рассматривается в виде некоего "вспомогательного" права и соответственно именуется вспомогательным правом*(483). К числу его источников относятся также такие юридически значимые акты, как декларации, коммюнике и резолюции различных институтов Евросоюза; официальные ответы на вопросы, адресованные Европарламенту; заявления Комиссии по поводу проводимой Европейским союзом политики в той или иной области и др.*(484) 2. Пытаясь свести все источники права Евросоюза в единую систему и классифицировать их с целью более глубокого изучения и более эффективного использования, отечественные и зарубежные авторы руководствуются при этом самыми различными критериями. В зависимости, например, от сферы применения и направленности действия тех или иных источников их подразделяют на внутренние и внешние*(485). К внутренним источникам относятся учредительные договоры, текущее законодательство Евросоюза и общие принципы права. К внешним - международные договоры*(486). На основе такого критерия, как способ формирования и принятия тех или иных актов, именуемых источниками права Евросоюза, а также в зависимости от формы их выражения все источники права подразделяются на: а) учредительные договоры, "сравнимые по своему значению с национальными конституционными законами" и "иные акты, регулирующие важнейшие вопросы организации и функционирования Евросоюза"; б) акты, принимаемые институтами Европейского союза и "сопоставимые с обычными законами и подзаконными актами национального права"; в) решения Европейского суда справедливости, "основанные на правовых нормах учредительных актов Евросоюза и иные источники права (общие принципы права ЕС и международного права, правовая доктрина)*(487). Помимо названных, существуют еще и другие критерии классификации источников права Европейского союза, но наиболее распространенным и устоявшимся среди них является критерий, в соответствии с которым рассматриваемые источники права классифицируются в зависимости от их юридической силы. По этому критерию все источники права Евросоюза подразделяются на две основные группы - источники первичного права и источники вторичного права. В научной литературе их называют иногда первичными и вторичными источниками*(488), что не имеет принципиального значения. Важно лишь, чтобы при этом не допускалось смешения с используемой классификацией источников права по "материальному" и формально-юридическому признакам, когда источники в материальном смысле - жизненные (экономические, социальные др.) условия, оказывающие влияние на процесс формирования и развития права, рассматриваются как первичные источники права, а формально-юридические, выступающие в виде форм (способов, средств) выражения правовых норм вовне, рассматриваются как вторичные источники права*(489). 3. Не касаясь других критериев классификации источников права Европейского союза, равно как и характеристики их отдельных видов, остановимся лишь на рассмотрении источников первичного права. Изначально, однако, следует определиться с тем, какие виды правовых актов относятся к категории источников первичного права. Ибо если обратиться к исследованиям по данному вопросу, то можно увидеть, что в одних случаях к источникам первичного права Евросоюза авторы относят "все учредительные договоры об образовании сообществ, обычное право и общеправовые принципы"*(490). В других случаях к данной категории источников права Евросоюза, кроме учредительных договоров, причисляются все договоры, вносящие в них изменения и дополнения "со всеми положениями, протоколами, декларациями и иными сопровождающими их документами", а также правовые обычаи, традиции, "общие принципы, признаваемые и провозглашаемые в конституциях государств - членов Евросоюза", и правовые доктрины, суть которых видится в том, что "нормы права сообществ содержатся не только в учредительных договорах и других правовых актах, но и в неписанном праве, последовательно отражается в решениях и заключениях суда Европейских сообществ"*(491). В третьих же случаях круг источников права Европейского союза ограничивается в основном перечнем учредительных актов и договоров, вносящих в них изменения и дополнения*(492). Наряду с названными существуют и другие, в определенной мере отличающиеся друг от друга представления о видах источников, которые следует отнести к источникам, или формам, первичного права. Дело, разумеется, не в их множественности и разнообразии, а в том, чем руководствовались исследователи при отнесении тех или иных источников к первичному праву, какие критерии при этом использовались. Анализируя различные подходы к рассмотрению структуры и других сторон первичного права, нетрудно заметить, ибо это вполне очевидно, что при всем их разнообразии авторы в прямой или косвенной форме выражают единодушие в том, что первичное право Евросоюза - это своего рода аналог национального конституционного права, а учредительные договоры - аналог национальной Конституции*(493). В юридической литературе по этому поводу верно констатируется, что "деление европейского права на образующие его сегменты в значительной мере предопределено природой его источников" и что "особая значимость учредительных актов для создания и функционирования сообществ и Союза послужила основанием для их квалификации в качестве актов конституционного значения"*(494), на основании которых - своего рода конституции - издаются и применяются различные законодательные акты, формирующие вторичное право. Исходя из данного тезиса - предположения о том, что учредительные договорные акты - это, по сути, своего рода совокупная Европейская Конституция предтеча обсуждаемой сейчас в рамках Евросоюза единой наднациональной Конституции, а образуемое на их основе первичное право - это весьма близкий аналог конституционного права, - на этой основе, как представляется, и следует решать все вопросы, касающиеся классификации по юридической силе источников его первичного права, в частности. В соответствии с данным подходом несомненным является то, что систему источников первичного права составляют учредительные договорные акты Европейских сообществ и Евросоюза в целом - основная (главная) подсистема источников первичного права как составная часть их общей системы. Это с одной стороны. А с другой - в общую систему источников первичного права входят все иные договорные акты, с помощью которых вносятся изменения и дополнения в учредительные договоры, а также все сопутствующие принятию и развитию учредительных договоров документы в виде протоколов, деклараций и иных приложений, развивающих и поясняющих те или иные положения, которые содержатся в договорных актах*(495). Они образуют вторую, зависимую от первой, подсистему источников первичного права - составную часть общей системы источников этого права. Что же касается всех иных источников права Евросоюза, таких, в частности, как правовой обычай, традиция, судебный прецедент, международные договоры Европейских сообществ с третьими странами, т.е. с государствами, не являющимися членами Европейского союза, равно как и иные правовые акты, которые при всей их важности и социальной значимости не могут рассматриваться в качестве базовых, "конституционных" актов, то их согласно элементарной логике следует отнести в разряд источников вторичного права Евросоюза*(496). Они целиком и полностью зависят от источников первичного права, на их основе и в соответствии с ними возникают, развиваются и применяются. Обладание высшей юридической силой в системе источников права Евросоюза - это главная, но далеко не единственная отличительная черта источников первичного права, которая выделяет их среди всех иных источников. В числе отличительных особенностей источников первичного права учредительных договоров следует указать также на то, что, будучи по своей природе и характеру международными правовыми актами, они имеют своей непосредственной целью и направленностью формирование и регулирование внутриинституциональных (в рамках европейских сообществ и Евросоюза в целом) отношений. Если "по способу выработки, заключения и введения в действие" учредительные договоры, отмечают отечественные исследователи, воспроизводят соответствующий порядок и процедуры, обычно принятые при заключении международных договоров и соглашений и в этом смысле эти акты "напоминают обычный международный договор", то по своей направленности и кругу субъектов, которым адресуются содержащиеся в этих актах предписания с точки зрения их содержания и значимости, "они во многом близки к такому юридическому источнику национального права, как конституция"*(497). Оценивая юридическую природу и характер учредительных договорных актов, западные авторы подчеркивают "более чем классический характер такого рода международных договоров, устанавливающих взаимные обязательства между высокими Договаривающимися Сторонами"*(498). Не в последнюю очередь "более чем классический характер" этих актов усматривается в том, что, будучи международными правовыми актами, они тем не менее: а) "создают квазигосударственные органы (институты), независимые от национальных государственных властей", наделенные "суверенными правами" в области законодательной, административной и судебной деятельности, которые передаются им от государств - членов Евросоюза; б) "закладывают основные принципы", в соответствии с которыми функционируют эти квазигосударственные институты*(499). Более того, учредительные договоры как источники первичного права устанавливают "особый правовой порядок" (specific legal order) в Европейских сообществах и в Европейском союзе в целом, а также создают конституционноправовые основы их существования и функционирования. Еще в начале 1960-х годов, касаясь данного вопроса, Европейский суд справедливости констатировал, что учредительные договоры создают "новый правовой порядок в сфере международных отношений", который служит каждому государству - члену Европейского сообщества, "добровольно ограничившему в некоторых сферах свои суверенные права". Субъектами этого правопорядка являются не только сами государства - члены этого Сообщества (Сообществ), но и их граждане, на которых возлагаются определенные обязанности, ассоциирующиеся с их "общеевропейским" гражданством, и которым вместе с тем предоставляются определенные, составляющие часть их юридического статуса, права*(500). Несколько позднее (в 1964 г.), возвращаясь к вопросу об "особом правовом порядке" в европейских сообществах, заложенном учредительными договорными актами, Суд подтвердил свою прежнюю позицию относительно уникальности, самостоятельности и самодостаточности данного правопорядка*(501) и пояснил, что этот особый правопорядок проявился прежде всего в создании такого Сообщества, которое "не ограничено никакими сроками своего существования", "имеет свое собственное лицо, свою собственную правоспособность и право представительствовать на международной арене", а главное - имеет "реальную власть, возникшую в результате добровольного ограничения своего суверенитета" государствами - членами Европейского сообщества в некоторых областях и передачи ими соответствующих полномочий наднациональным институтам, приобретшим право "принимать общеобязательные акты как для самих государств, так и для их граждан"*(502). Разумеется, этот "особый правовой порядок" не сразу складывался и не сразу, даже после ряда судебных решений на общеевропейском уровне в его поддержку, утверждался. Потребовались годы, замечают по этому поводу авторы, занимающиеся изучением данного вопроса, "пока все национальные суды и трибуналы не признали правопорядок, созданный европейскими учредительными договорами особым, самостоятельным правовым порядком"*(503). И это несмотря на то, что некоторые из них, такие, например, как Высший административный суд Германии, немедленно высказались в поддержку идеи о том, что право Европейских сообществ создает "отдельный правовой порядок, основные положения которого не относятся ни к международному праву*(504), ни к национальному праву государств членов данных Сообществ". Устанавливая особый правовой порядок в Европе, учредительные договорные акты как остов не только первичного, но и всего остального европейского права закладывают одновременно конституционно-правовые основы процесса формирования и развития структурных элементов европейских сообществ, различных наднациональных институтов, их властных полномочий, основных целей их создания и стоящих перед ними задач, характера взаимоотношений их между собой и с соответствующими органами образующих Европейские сообщества национальных государств*(505). Кроме того, в учредительных договорных актах формулируются и закрепляются основные принципы взаимоотношений общеевропейского права, точнее - права Евросоюза, наднационального по своему характеру права, с национальным, а также с международным правом, наднационального европейского правопорядка с национальным и международным правопорядком. Иными словами, несмотря на то что учредительные договорные акты в некоторых случаях лишь весьма условно приравниваются к национальным конституционным актам*(506), они тем не менее в рамках правовой системы Евросоюза, устанавливая и закрепляя ее основные, фундаментальные положения и характеристики, по своей сути и значению выполняют полноценную конституционную роль. Выполнению данной миссии вовсе не препятствует то обстоятельство, что, обладая одинаковой юридической силой, каждый учредительный договор Парижский договор 1951 г. о Европейском объединении угля и стали и два Римских договора 1957 г. - о Европейском экономическом сообществе и Евратоме - имеет свою особую сферу приложения, преследует свои строго определенные конкретные цели и регулирует круг определенных общественных отношений. В научной и учебной литературе верно подмечается, что Договор о Европейском объединении угля и стали, равно как и Договор о Евратоме, о чем свидетельствуют уже их названия, были нацелены "на конкретные, узкие сферы интеграции, особый характер которых требовал отдельного урегулирования". В то же время Договор о Европейском экономическом сообществе, в отличие от них, охватывал практически всю сферу и сферу политики*(507). Характеризуя этот Договор и определяя его место и роль в системе первичного права, исследователи не без оснований называют его "не только самым крупным по объему (свыше 300 статей плюс 2 приложения из 35 протоколов), но и важнейшим по значению источником первичного права Европейского союза в целом"*(508). Этот Договор, подчеркивают авторы, является "основным международно-правовым актом в системе европейского права", создающим "уникальный во многих отношениях правовой режим в Европейском регионе"*(509). В середине 1980-х годов Европейский суд справедливости, придавая огромное значение рассматриваемому Договору, признал его своеобразной "конституционной хартией". В начале 1990-х годов Суд закрепил свою оценку данного Договора, который "хотя и заключен в форме международного договора, тем не менее составляет конституционную хартию Сообщества, основанного на господстве права". При этом, констатировал Суд, "существенными характеристиками правопорядка Сообщества, которые таким образом были установлены, явились, в частности, его примат над правом государств-членов и прямое действие целого ряда положений, которые применяются к их гражданам и к самим государствамчленам"*(510). Выделение Договора о Европейском экономическом сообществе среди других учредительных договорных актов по вполне объективным показателям отнюдь не уменьшает роли и значения этих актов, а лишь подчеркивает одну из особенностей первичного права в общей системе Европейского права, суть которой состоит в том, что формирующие его учредительные договоры, будучи равными между собой юридически, отнюдь не являются таковыми фактически. Ведущее положение среди них в этом отношении всегда последовательно занимал и занимает Договор об учреждении Европейского экономического сообщества (ныне - Европейского сообщества). Правда, после образования Европейского союза 1992 г. в качестве главного учредительного Договора в силу его не только экономической, но и социально-политической значимости в юридической литературе наряду с Договором об учреждении Европейского союза стали выделять также Договор о Европейском союзе (Маастрихтский договор)*(511). Однако это никак не отразилось на представлении о фактическом статусе Договора о Европейском экономическом сообществе как ведущего учредительного Договора. 4. Рассматривая источники первичного права с разных сторон, нетрудно заметить, что наряду с обладанием высшей юридической силой, конституционным характером по отношению ко всем источникам права Европейского союза и фактически дифференцированным характером по отношению друг к другу они обладают и другими особенностями. В их числе можно выделить, в частности, такую особенность источников первичного права, как прямое действие их по отношению к национальному праву и правопорядку. Согласно правовой доктрине и заключениям Европейского суда справедливости целый ряд положений, содержащихся в учредительных договорных актах, имеют прямое действие как в отношении различных внутригосударственных органов, так и в отношении юридических и физических лиц. В особенности это касается прав и свобод граждан, а также непосредственно связанных с ними положений договоров, в отношении которых Суд неоднократно подчеркивал, что они могут быть реализованы без дополнительного принятия каких-либо других законодательных актов, в судебном порядке и что национальные суды обязаны уважительно относиться к общеевропейскому законодательству. Однако, говоря о прямом действии источников первичного права, следует заметить, что доктрина так называемого "прямого эффекта"*(512), которой руководствуются судебные органы в процессе применения общеевропейского законодательства и сложившаяся судебная практика, исходят из того, что не все положения учредительных договоров могут непосредственно применяться национальными судами*(513). Прямому применению подлежат только те положения учредительных правовых актов, которые: а) отличаются своей "четкостью и конкретностью"; б) имеют "ярко выраженный характер"; в) "не нуждаются для своего применения в каких-либо дополнительных мерах" (актах) со стороны национальных и наднациональных властей; г) не оставляют для национальных, так же как и для наднациональных властей, применяющих те или иные положения учредительных договоров, "какихлибо существенных альтернатив или усмотрений" (discretion)*(514). Устанавливая подобного рода требования к подлежащим прямому применению положениям учредительных договоров, правовая доктрина "прямого эффекта" и соответствующая судебная практика, с одной стороны, полностью исключают возможность прямого действия таких весьма абстрактных юридических феноменов, как нормы-цели, нормы - общие установки или нормы-задачи, а с другой - признают в качестве подлежащих прямому применению целый ряд содержащихся в учредительных правовых актах статей*(515). Речь идет, в частности, о таких довольно четко сформулированных и не допускающих никаких двусмысленностей в понимании и толковании статьях, как ст. 39 (в первоначальной редакции - ст. 48) Договора, учреждающего Европейское сообщество, согласно которой "свободное передвижение трудящихся внутри Сообщества гарантируется" и "предполагает упразднение любой дискриминации по признаку гражданства трудящихся государств-членов в том, что касается найма, вознаграждения и других условий труда и занятости"; ст. 56 (бывшая ст. 73-В), в соответствии с которой "запрещаются все ограничения на движение капитала между государствами-членами и третьими странами, осуществляемые в рамках положений, установленных в настоящей главе", т.е. в гл. 4 Договора под названием "Капиталы и платежи", и др.*(516) 5. В плане характеристики источников первичного права, кроме отмеченных их особенностей, следует указать также на то, что в отличие от других источников права Евросоюза, и прежде всего законодательных актов, развитие которых осуществляется в соответствии с принципом приоритетности более позднего акта по отношению к раньше принятому, эволюция учредительных Договоров совершается несколько по иным стандартам. А именно - не путем замены одного устаревшего договорного акта другим, обновленным актом, а с помощью внесения в учредительные Договоры отвечающих духу времени изменений, поправок и дополнений, а также путем интерпретационной деятельности Суда. Объективности ради следует заметить, что в процессе развития первичного права предпринимались попытки полной замены одного учредительного договора другим, новым договором. Например, в феврале 1984 г. такое предложение (о замене Римского договора новым Договором о Европейском союзе) было поддержано даже Европейским парламентом, но оно не получило одобрения со стороны ряда государств - членов Европейского сообщества и, таким образом, не было реализовано*(517). Необходимость внесения изменений и дополнений в учредительные Договоры, так же как и в любые иные правовые акты, возникает всегда по мере развития общественных отношений и проявлений новых жизненных обстоятельств, требующих соответствующей корректировки*(518). Однако это зачастую происходит далеко не в одинаковых условиях, с проявлением разной степени новизны и радикализма вносимых изменений и дополнений, с соблюдением разных требований к вносимым изменениям и дополнениям, а также соответствующих процедур. Применительно к учредительным договорным актам правовым основанием для их пересмотра - внесения тех или иных поправок и дополнений - служит ст. 48 Договора о Европейском союзе, в соответствии с которой "правительство любого государства-члена или Комиссия могут представлять Совету предложения об изменении Договоров, на которых основан Союз"*(519). И далее в процедурном плане: "Если Совет, после консультаций с Европейским парламентом и, если это необходимо, Комиссией, дает заключение о необходимости созыва конференции представителей правительств государств-членов, то такая конференция созывается председателем Совета с целью определения, при общем согласии, поправок, которые должны быть сделаны к этим Договорам"*(520). Принятые поправки вступают в силу после ратификации всеми государствамичленами "в соответствии с их конституционными процедурами"*(521). Данный порядок внесения поправок и изменений в учредительные Договоры, в котором задействованы практически все законодательные и исполнительные органы Евросоюза, является общепринятым, стандартным. Однако кроме него существует также упрощенная процедура пересмотра некоторых статей учредительных актов. Имеется в виду, например, такая процедура, при которой допускается возможность внесения изменений в Договор лишь по решению Совета без участия в этом процессе других органов Евросоюза и без последующей ратификации внесенных изменений государствами - членами Сообщества. Этот порядок используется, в частности, при решении таких вопросов, которые касаются количественного состава тех или иных наднациональных органов. Упрощенная процедура внесения изменений в учредительные Договоры используется и в некоторых других случаях*(522). Помимо внесения изменений в учредительные договорные акты как способа их совершенствования, огромную роль в этом процессе играет Европейский суд справедливости, который обеспечивает согласно ст. 220 Договора о Европейском сообществе "применение права Сообщества посредством единообразного толкования и применения настоящего Договора". 6. Наконец, рассматривая источники первичного права, нельзя не обратить внимание на такую особенность, как все более четко проявляющаяся тенденция к унификации учредительных договорных актов, к созданию на их основе единого базового, конституционного документа. Разумеется, эта тенденция возникает не сама по себе, на пустом месте, а в силу целого ряда объективных и субъективных причин, как отражение внутренних, происходящих на мировом уровне в рамках европейских сообществ, интеграционных и внешних глобальных процессов. Наиболее яркое проявление тенденция к унификации учредительных Договоров, к "их пересмотру" и "созданию на их основе "единого кодифицированного акта", который бы заменил собой ныне действующие учредительные акты*(523) и к тому же был бы "более простым и более кратким документом"*(524), получила при подготовке и попытках принятия в настоящее время проекта единой Конституции Европейского союза. Конечно, замечают по этому поводу авторы - сторонники идеи создания общеевропейской федерации, предлагаемый проект Конституции - это еще "пока не Конституция федерального государства с единым правовым порядком, возникшим на основе общеевропейского и национального права". Представленная общеевропейская конституция - это лишь базовый акт, который "стоит в одном ряду (alongside) с национальными конституциями" государств - членов Евросоюза, являющимися "высшими источниками права в своих национально-правовых порядках"*(525). Однако и в таком варианте обсуждаемая конституция (проект) свидетельствует, по мнению авторов, о развитии учредительного права Европейского союза, как и самого этого квазигосударственного образования, в направлении формирования единого конституционного акта и создания "Соединенных Штатов Европы" - общеевропейской федерации*(526). Конечно, по поводу перспектив квазигосударственного и государственного развития Евросоюза вопрос остается открытым, но бесспорным является то, что вместе с надгосударственным развитием в современной Европе под влиянием внутренних и внешних факторов набирает силу процесс конституционного развития в направлении унификации учредительных договорных актов как основы первичного права и принятия вместо них аккумулирующего и систематизирующего их основные положения единого конституционного акта. § 3. Источники вторичного права Европейского союза 1. Источники вторичного права Евросоюза, представляющего собой совокупность норм, или правил поведения, устанавливаемых различными органами и институтами Европейских сообществ и содержащихся в международных договорных актах, заключаемых Европейскими сообществами с третьими странами, занимают весьма важное место и играют трудно переоценимую роль в общей системе источников права этого объединения. Само название "источник вторичного права" вовсе не свидетельствует о некой второстепенности и затрапезности данного явления, а лишь подчеркивает, что каждый источник этого права возникает и реализуется не иначе, как на основе и в соответствии с первичным правом, целиком и полностью опирается на него и не может противоречить ему*(527). Это исходные и основные требования, которые предъявляются к источникам вторичного права и в соответствии с которыми в зависимости от их юридической силы выстраивается своеобразная пирамида, в основании которой находятся источники первичного права, или вертикаль, где источники первичного права находятся на самом верху, а вторичного - под ним, внизу. В данном случае вполне допустима аналогия внутреннего строения права Евросоюза и его источников с национальным правом и его источниками, где первичное право, состоящее из системы норм, содержащихся в учредительных договорных актах, и, соответственно, его источники рассматриваются как конституционные феномены*(528), а вторичное право и его источники - как обычные, возникающие на их основе и в соответствии с ними правовые явления. Правда, при этом в силу специфики правовой системы Евросоюза, не являющейся по своей природе и характеру ни национальной ни международной правовой системой, неизбежно возникает ряд вопросов, касающихся в том числе "чистоты" классификации источников права на первичные и вторичные, т.е. на источники первичного ("конституционного") и источники вторичного ("неконституционного") права*(529). Б.Н. Топорнин был, несомненно, прав, когда писал, что "классификация источников права путем отнесения их к группе первичного или к группе вторичного права представляется довольно простой", однако, "здесь есть свои подводные камни"*(530). На это указывает, в частности, анализ международных договоров и соглашений, заключаемых Европейскими сообществами с третьими странами и международными организациями. На первый взгляд их следовало бы отнести к первичному праву, охватывающему собой учредительные Договоры и сопровождающие их, а точнее прилагаемые к ним документы, в частности в виде протоколов, которые согласно, например, Договору о Европейском сообществе (ст. 311, в прежней ред. - ст. 239) "с общего согласия государств-членов составляют неотъемлемую составную часть Договора"*(531), тем более что учредительные Договоры предусматривают соответствующие полномочия Сообществ на заключение международных договоров с третьими странами. Однако стремление основателей Сообществ к единому и внутренне согласованному правопорядку привело к тому, отмечает Б.Н. Топорнин, что кроме сравнительно небольшой группы документов в виде учредительных договоров и прилагаемых к ним актов, составляющих первичное право, "все остальные международно-правовые акты относятся ко вторичному праву"*(532). Данный вывод, обусловленный "стремлением основателей Сообществ" к единому и к тому же стабильному правопорядку в рамках Европейского союза, получил соответствующее подтверждение в процессе развития права Евросоюза не только в теории, но и на практике. Что же касается других позиций по данному вопросу, когда в одних случаях международный договор, равно как и все "нормы международного права, в особенности те, которые защищают основные права и свободы человека"*(533), рассматриваются как составные части первичного права, а в других случаях считается, что "международные договоры Сообщества занимают промежуточную позицию, находясь ниже первичного права, но над вторичным правом"*(534), то они, по-видимому, базируются на весьма расширительном понимании толкования ст. 307 (бывшей ст. 234) Договора о Европейском сообществе. Согласно этой статье "права и обязанности, вытекающие из соглашений, заключенных до 1 января 1958 г. (до вступления в силу этого Договора. - Авт.) или для присоединившихся государств до дня их присоединения, между одним или несколькими государствами-членами, с одной стороны, и одним или несколькими третьими государствами - с другой, не затрагиваются положениями настоящего Договора"*(535). Иными словами, соответствующие положения данного Учредительного договора не имеют никакого приоритета и верховенства по отношению к аналогичным положениям международных договоров*(536). Следуя логике, эти международные договоры в таком случае должны находиться или на одном уровне с учредительными договорами и формировать вместе с ними первичное право или же, по крайней мере, не опускаться до уровня вторичного права, а находиться между первичным и вторичным правом. Однако это касается, согласно ст. 307 Договора, только некоторых международных договоров, о которых было сказано, но отнюдь не всех. Причем даже в отношении этих международных соглашений (договоров) "в той степени", в какой они "несовместимы с настоящим Договором", предполагается, что "заинтересованное государство-член или государства-члены используют все подходящие меры для того, чтобы устранить возникшее несоответствие". А в случае необходимости "государства-члены оказывают друг другу взаимную помощь для достижения этой цели и в надлежащих случаях вырабатывают общую позицию"*(537). Наряду с "подводными камнями", возникающими в процессе классификации источников права Евросоюза на источники первичного и вторичного права, ряд проблем появляется также в процессе идентификации и градации самих источников вторичного права*(538). Речь идет, в частности, о таких довольно спорных и трудно решаемых вопросах, как вопрос о месте и роли в системе источников вторичного права актов рекомендательного, политического или индивидуального характера, которые имеют весьма важное значение для юридической практики, но вопреки западноевропейской правовой доктрине официально не признаются в качестве источников права. Это разнообразные акты, относящиеся к разряду вспомогательных (актов мягкого права), в числе которых некоторыми авторами не без оснований в первую очередь выделяются соглашения и конвенции, заключаемые государствами - членами Евросоюза "в целях реализации предписаний, содержащихся в самих учредительных договорах"*(539). К разряду таковых относятся, например, положения ст. 297 (бывшей ст. 224) Договора, учреждающего Европейское сообщество, согласно которым "государствачлены будут проводить между собой консультации с целью осуществления совместных действий, необходимых для того, чтобы функционирование общего рынка не было затронуто мерами одного из государств-членов", которые оно "может оказаться вынужденным принять" в случаях "серьезных внутренних волнений", "в случае войны или серьезной угрозы войны", а также "для того, чтобы выполнить обязательства, взятые им на себя с целью сохранения мира и международной безопасности"*(540). Аналогичными по характеру представляются также положения, содержащиеся в ст. 293 (прежней ст. 220) этого же Договора, в соответствии с которыми государства - члены Евросоюза "в случае необходимости вступят между собой в переговоры" с целью обеспечения своим гражданам: защиты личности; использования и защиты ее прав "на тех же условиях, которые предоставляются каждым государством своим собственным гражданам"; устранения двойного налогообложения внутри Сообщества; упрощения формальностей, "установленных для взаимного признания и исполнения судебных и арбитражных решений"; взаимного признания компаний и фирм, а также сохранения статуса юридического лица "в случае перенесения их местопребывания из одной страны в другую" и возможности слияния компаний и фирм, регулируемого законами разных стран*(541). Кроме названных положений и актов, относящихся к числу вспомогательных, которые именуются иногда также дополнительными (к основным актам) или комплементарными (complementaire), в пределах мягкого права существует еще целый ряд аналогичных им актов*(542). Отношение к ним с точки зрения их классификации не одинаково, ибо в одних случаях они рассматриваются как разновидности актов вторичного права, а в других - как источники самостоятельного (в рамках правовой системы Евросоюза) "третичного права"*(543). Трудность их классификации заключается в том, что эти акты в виде всякого рода официальных заключений, коммюнике, деклараций, мнений, рекомендаций, программных и других им подобных актов имеют двойственный характер в том смысле, что все они признаются как источники права фактически, но не рассматриваются в качестве таковых юридически. Исключение составляют лишь рекомендации и заключения в том плане, что о них говорится в ст. 249 (бывшей ст. 189) Договора о Европейском сообществе наряду с другими вторичными источниками права, хотя особо при этом подчеркивается, что "рекомендации и заключения обязательными не являются"*(544). В переводе на язык практики это означает, что данные акты, так же как и им подобные, будучи признаны фактически и, больше того, рекомендованными Европейским судом справедливости для использования национальными судами во всех тех случаях, когда они способствуют пониманию права Европейского сообщества и помогают толкованию национального права*(545), тем не менее никакой юридической силой не обладают. Иными словами, рекомендации и заключения, равно как и другие им подобные по своей природе и характеру акты, будучи представленными в правовой системе Евросоюза в фактическом плане (de facto), не признаются в виде источников этого права в юридическом отношении (de jure). В силу подобного статуса рассматриваемых актов неизбежно встает вопрос относительно: а) их возможности и способности формировать "третичное" или любое иное право; б) допустимости и целесообразности их как вспомогательных, или дополнительных, актов выведения за пределы источников вторичного права и их обособленного от других актов, по отношению к которым они выполняют вспомогательную роль, рассмотрения. Из этого следует, как представляется, один и притом вполне определенный вывод о том, что подобного рода акты, не являющиеся юридически самостоятельными и самодостаточными, нецелесообразно отрывать от других "обслуживаемых" ими актов - источников права Евросоюза. По логике вещей их следует рассматривать в системе источников вторичного права. В данном случае необходимо признать правоту авторов, которые причисляют к источникам вторичного права все те акты, которые не относятся к категории учредительных договорных актов и прилагаемых к ним документов. А именно регламенты, директивы, решения, рекомендации и заключения; "акты организаций ЕС, такие как решения Совета об изменении числа членов Комиссии"; международные договоры с третьими странами; "акты о координации общей внешней политики и политики безопасности, а также сотрудничества полиций и судебных органов в уголовно-правовой сфере"; принципы права Евросоюза и общие ориентиры; прецеденты, создаваемые Европейским судом справедливости; акты, связанные с выработкой общей позицией Евросоюза по тем или иным вопросам ("общая стратегия", "совместная акция" и др.); наконец, акты sui generic "неофициальные" формы права, исходящие от различных органов Евросоюза и выступающие в виде решений по конкретным вопросам или в виде резолюций*(546). 2. Обстоятельное рассмотрение каждого из этих актов и всех их вместе, исходя из наличия огромного непосредственно касающегося их правового материала, требует отдельного монографического исследования. Не имея такой возможности, остановимся на краткой, обобщенной характеристике данного вида юридически и практически значимых актов источников вторичного права с выделением и акцентированием внимания на тех из них, которые официально признаны и закреплены в учредительных договорных актах, в частности в Договоре об учреждении Европейского сообщества. Статья 249 (бывшая ст. 189) этого Договора определяет, что "для выполнения своих задач и в соответствии с условиями, предусмотренными настоящим Договором, Европейский парламент совместно с Советом, Совет и Комиссия принимают регламенты, директивы и решения", а также "дают рекомендации и заключения"*(547). Анализируя данные, а вместе с ними и другие источники вторичного права, нельзя не заметить, что у них, равно как и у иных однородовых или однотипных явлений, общие признаки и черты органически сочетаются и дополняются, применительно к каждому источнику, их особенностями. Среди общих признаков и черт, присущих источникам вторичного права, следует выделить прежде всего их своего рода "подзаконный" характер. Он проявляется не только в требовании их возникновения и развития строго на основе и в соответствии с положениями первичного (конституционного) права, но и строго в рамках полномочий, которыми наделяются органы сообществ, их порождающие. Согласно действующему законодательству и правовой доктрине в правовой системе Евросоюза не признается в принципе доктрина "компетенции компетенций", которая бы позволяла органам Сообщества при определенных условиях самостоятельно корректировать" (как правило, в сторону расширения) свои полномочия. Здесь действует доктрина строго ограниченного наделения органов Сообщества компетенцией. Они, как верно констатируется в юридической литературе, располагают только теми полномочиями, касающимися правотворчества в сфере вторичного права, которые исходят от государств - членов Евросоюза и закрепляются в учредительных договорных актах*(548). Данное положение особо фиксируется в двух статьях Договора об учреждении Европейского сообщества. А именно - в ст. 5 (бывшей ст. 3В), которая гласит, что "Сообщество действует в пределах своих полномочий и поставленных перед ним целей, определяемых настоящим Договором", и в ст. 7 (бывшей ст. 4) этого учредительного акта, которая указывает на то, что "каждый институт действует в рамках полномочий, предоставленных ему настоящим Договором"*(549). Однако поскольку "нет правил без исключений", то и здесь, несмотря на общепризнанность в правовой теории и юридической практике Евросоюза доктрины строго ограниченного наделения европейских наднациональных органов компетенцией, "в отдельных случаях Сообщество перенимает компетенцию, которая ему прямо не предоставлена, если таковая необходима для обоснования и реализации его полномочий"*(550). Данное положение закреплено в ст. 308 (бывшей ст. 235) Договора об учреждении Европейского сообщества, которая гласит, что "если в ходе функционирования общего рынка возникает необходимость в действиях Сообщества для достижения одной из его целей и если настоящий Договор не предусматривает необходимых полномочий для таких действий, Совет по предложению Комиссии и после консультаций с Европейским парламентом принимает надлежащие меры на основе единогласия"*(551). Наряду с "подзаконностью" в числе общих для источников вторичного права признаков и черт следует назвать также такие, как: а) их менее высокий уровень, по сравнению с источниками первичного права, обобщенности и абстрактности; б) направленность их на достижение более конкретных целей и решение более определенных задач; в) гораздо более широкое разнообразие и многообразие источников вторичного права по сравнению с источниками первичного права и, соответственно, несравнимо больший объем первого по сравнению со вторым; г) направленность их на обеспечение повседневного стабильного функционирования Евросоюза и его правовой системы; д) ориентация их на оперативное управление текущими делами сообществ и на поиск новых, наиболее оптимальных путей реализации первичного права; е) наличие среди них актов как прямого, непосредственного действия в правовой системе Евросоюза и во всех государствах, являющихся его членами, так и опосредованного применения - путем издания дополнительных актов*(552). 3. Обладая общими, свойственными всем без исключения юридически значимым актам, относящимся к категории источников вторичного права Евросоюза, признаками и чертами, каждый источник вторичного права в то же время имеет свои неповторимые особенности. Убедиться в этом можно на примере таких источников вторичного права, закрепленных в Договоре об учреждении Европейского сообщества, как регламент, директива и решение, которым в силу их юридической и социально-политической важности в правовой системе Евросоюза уделяется особое внимание и соответственно предъявляются повышенные требования, в частности в плане того, что они "должны быть мотивированы и содержать ссылки на предложения или заключения, которые запрашиваются в обязательном порядке, согласно настоящему Договору"*(553). Одним из важнейших среди источников вторичного права является регламент. Как известно, в отечественной и отчасти в зарубежной юридической литературе, согласно утвердившейся терминологии, под регламентом понимается внутренний распорядок (процедура) деятельности различных государственных и иных органов и организаций (регламент деятельности парламента, его комитетов, палат и т.п.). Однако в правовой системе Евросоюза "регламенту" (regulation правило, предписание, регулирование, распоряжение) придается несколько иной смысл. Поэтому, стремясь не допустить терминологического разрыва, некоторые авторы вполне оправданно используют в своих исследованиях вместо термина "регламент" термин "распоряжение", который, с их точки зрения, по-видимому, более точно отражает суть явления*(554). Разумеется, дело не в названии того или иного источника права, равно как и любого иного явления, а в его сущности и содержании. Важно при этом не допускать подмены понятий и путаницы в терминологии. В западных исследованиях, посвященных праву Европейского союза, регламент определяется как такой законодательный акт, который "создается Сообществом для каждого государства - его члена" и который "заменяет собой любой существующий, а тем более противоречащий ему акт, действующий в пределах национальной правовой системы"*(555). Несмотря на то что регламенты принимаются не только Парламентом Евросоюза совместно с Советом, но и по согласованию с другими органами только Советом*(556), тем не менее их зачастую рассматривают как акты, "сравнимые с законами, издаваемыми внутри каждого государства", или просто называют актами Европейского парламента*(557). Закрепляя регламент как один из важнейших источников правовой системы Евросоюза, который принимается наряду с директивами и решениями Европейским парламентом совместно с Советом, Советом и Комиссией в соответствии с условиями, предусмотренными Договором об учреждении Европейского сообщества, и для выполнения каждым из этих органов поставленных перед ними задач, Договор определяет регламент как "акт общего характера", который "обязателен во всех своих составных частях и подлежит прямому применению во всех государствахчленах"*(558). В плане идентификации регламента и выявления характерных для него юридических свойств следует обратить внимание, как представляется, прежде всего на то, что это не индивидуальный акт, содержащий в себе конкретную норму или нормы, касающиеся конкретного лица или лиц и рассчитанные на однократность применения, а нормативный правовой акт, содержание которого составляют общие нормы - нормы "общего характера". Обладая общенормативным характером, регламент адресуется не конкретным юридическим или физическим лицам, не конкретным государственным органам или организациям, а в целом государствам - членам Евросоюза, категориям граждан или организаций, преследует цель воздействия на различные сферы европейской интеграции. В иерархической системе правовых актов, исходящих от различных органов Евросоюза, регламент, по мнению исследователей, бесспорно, занимает верхнюю ступень. Ибо путем принятия регламента решаются наиболее важные для жизнедеятельности Европейских сообществ и Евросоюза в целом вопросы. Наряду с учредительными договорными актами регламенты выступают в качестве основы правового регулирования политики Сообществ и Евросоюза в наиболее важных и сложных сферах жизни общества и экономики, играют трудно переоценимую роль в развитии интеграционных процессов на Европейском континенте*(559). Среди других юридических свойств, кроме общего характера, регламенту присущ также обязательный характер в отношении тех субъектов права, кому он адресован. Обязательная сила регламента распространяется как на территорию каждого отдельного государства, так и Евросоюза в целом*(560). Исключение составляют Великобритания, Дания и Швеция, сохранившие свою национальную валюту, на которых не распространяются положения регламентов, касающиеся правового режима наднациональной валюты - евро, а также ряда вопросов экономического и валютного Европейского союза. Кроме того, на территории Дании не имеют юридической силы регламенты Евросоюза, в которых содержатся положения, касающиеся визового режима, иммиграции, правосудия по гражданским делам и убежища. В Великобритании и Ирландии такого рода регламенты действуют лишь "в случае специально выраженного ими согласия"*(561). Важным юридическим свойством регламента является его прямое действие как в отношении европейского наднационального правопорядка, так и в отношении национальных правовых систем. Касаясь данного вопроса, Европейский суд справедливости установил, что в отношении регламента прямое действие означает "его вступление в силу и его применение в пределах национального права независимо от каких бы то ни было мер его адаптации". И далее: "Государства-члены обязаны воздерживаться от принятия любых мер, препятствующих прямому применению положений, содержащихся в регламенте. Строгое выполнение этих обязанностей является непременным условием единообразного применения регламентов Сообщества на всей его территории"*(562). В плане более глубокого и разностороннего понимания прямого действия регламента следует заметить, что существующее законодательство Евросоюза и правовая доктрина исходят из того, что: а) регламент не нуждается применительно к национальному праву ни в ратификации, ни в любой иной форме адаптации; б) национальные государства должны воспринимать регламент как данность во всех отношениях, которую нельзя изменять или дополнять; в) в случае коллизий положений регламента с положениями национального законодательного или договорного акта последний должен быть приведен в соответствие с первым; г) государства не вправе принимать правовые или иные акты, препятствующие применению положений, содержащихся в регламентах, на их территории; д) они не могут также подменять регламенты своими собственными законами*(563); е) регламенты "автоматически становятся составной частью правовой системы каждого государства-члена в одно и то же время и в одном и том же виде без каких бы то ни было действий с его стороны*(564); ж) следует различать "прямое действие" регламента, ассоциирующееся с непосредственным внедрением содержащихся в нем положений в правовые системы национальных государств, и его "прямой эффект", связанный, в частности, с прямым установлением для физических и юридических лиц определенных прав*(565). Идентифицируя регламент как источник вторичного права Евросоюза, необходимо обратить внимание также на то, что, несмотря на безусловность прямого действия регламента, не нуждающегося в каких-либо имплементационных мерах со стороны государств-членов, тем не менее в отдельных случаях эти меры могут предусматриваться самим регламентом*(566) или же в случае "явной необходимости" инициироваться государствами. В связи с этим еще в 1970-е годы Советом при утверждении одного из регламентов (The Tachograph Regulation) указывалось на то, что "государства-члены могут в свое время и после консультаций с Комиссией принять такие законы, предписания или административные акты, которые могут быть необходимы для имплементации данного регламента"*(567). Разумеется, речь при этом шла о правовых мерах и методах имплементации, которые способствуют прямому действию регламента, а не наоборот. Методы имплементации, которые препятствуют прямому действию регламентов, а вместе с тем - их единообразному применению в правовой системе Сообществ, по заключению Суда, противоречат учредительному договорному праву*(568). Независимо от того, применяются ли регламенты "в национальном правопорядке" непосредственно или же они внедряются в него путем дополнительного принятия имплементационных актов, в реальной действительности объективно они всегда направлены, с одной стороны, на вытеснение из сферы правового регулирования национального права наднациональным, ибо, как образно замечают исследователи, возникновение регламентов в той или иной сфере всегда служит сигналом "посторонись" для национальных законов*(569), а с другой - на формирование унифицированного права в пределах Евросоюза и образующих его государств. 3. Своими особенностями наряду с регламентом обладает также такой источник вторичного права Евросоюза, как директива. В договоре, учреждающем Европейское сообщество, где определяется статус актов, исходящих от различных органов Европейского союза, не дается определения "директивы", а указывается лишь на то, что директива "обязательна для каждого государства-члена, которому она адресована, в том, что касается ожидаемого результата, сохраняя за национальными властями свободу выбора форм и средств"*(570). Исходя из этого исследователи усматривают "специфический характер директив" прежде всего в том, что в них, в отличие от других актов, "закладывается особый тип обязательств, которые адресуются субъектам". Эта особенность заключается в основном в том, что в директивах важнейшие обязанности субъектов ассоциируются главным образом с конечным результатом, полученным в процессе реализации директив, а не с обязанностями, возникающими в процессе их применения*(571). Данная весьма важная особенность директивы неразрывно связана, как это следует из Договора, с другой его не менее важной особенностью, заключающейся в полной свободе выбора государствами средств, форм и методов реализации положений, содержащихся в директиве, и, соответственно, направленных на достижение предначертанного директивой конечного результата*(572). В соответствии с существующим в каждой стране конституционным порядком и установленной процедурой государство само решает, как, каким способом и с помощью каких форм и средств будет реализовываться на территории, находящейся под его юрисдикцией, та или иная поступившая от соответствующих органов Евросоюза директива. При этом в течение всего срока ее реализации, который указывается в директиве и который может исчисляться месяцами или даже годами, государство не может издавать никаких актов, которые бы могли отрицательно сказаться на достижении результатов, обозначенных в директиве. Более того, государство несет ответственность в судебном порядке за ненадлежащее выполнение требований и нарушение сроков реализации директивы. При этом, согласно решению Суда, оно не может ссылаться в качестве оправдания на возникшие в процессе реализации директивы "внутренние трудности"*(573). Именуемая в юридической литературе "второй главной формой правотворчества Европейского сообщества", директива обладает, кроме названных, целым рядом других идентифицирующих ее юридических свойств. Среди них следует указать на то, что она содержит в себе общие, рассчитанные на многократность применения нормы. Иными словами, директива, как и регламент, по существу своему представляется в виде нормативного правового акта. В соответствии с законодательством, правовой доктриной и юридической практикой директива адресуется только государствам - членам Евросоюза или государству, но отнюдь не отдельным государственным органам или юридическим и физическим лицам. В тех же случаях, когда в директиве затрагивается вопрос о правах и обязанностях граждан, они могут быть предоставлены им "в принципе лишь национальными имплементационными актами, но не директивами"*(574). Последнее, помимо всего прочего, свидетельствует о том, что в процессе имплементации директивы и внедрения содержащихся в ней правил в национальное право может меняться не только форма, но и содержание этого права. Немало примеров подобного изменения дает многолетняя имплементационная практика*(575). Причем задержка в изменении национального законодательства, связанная с нарушением сроков имплементации положений, содержащихся в директивах, влечет за собой, согласно решению Суда, наряду с ответственностью за ненадлежащее выполнение этих положений и нарушение сроков получения "ожидаемого результата" также ответственность за те негативные последствия (damage), которые возникли в результате задержки с имплементацией директивы*(576). В порядке идентификации директивы как источника вторичного права Евросоюза, кроме отмеченных ее юридических свойств, следует указать также на то, что: а) она, как и регламент, в процессе внедрения в национальное законодательство не нуждается в ратификации; б) обязательства государств, которым адресуется директива "сходны с их обязательствами, вытекающими из учредительных договоров"*(577); в) основным назначением ("главной функцией") директивы является гармонизация европейского законодательства, заключающаяся в приведении государствами-членами своего национального права к "общему знаменателю" вместе с правовыми системами других стран и общеевропейским правом, а также к порождению в правовой сфере Евросоюза единых "правовых стандартов"*(578). Данная целевая установка директивы предусмотрена изначально учредительным законодательством, в частности Договором о Европейском сообществе, ст. 94 (бывшая ст. 100) которого гласит: "Совет по предложению Комиссии и после консультаций с Европейским парламентом и Экономическим и социальным комитетом принимает единогласно директивы о сближении законодательных, регламентарных и административных положений государствчленов, которые оказывают непосредственное воздействие на создание и функционирование общего рынка"*(579). Процессам гармонизации и стандартизации права Европейского союза значительное внимание уделяется также Судом*(580). Стремясь придать законодательным актам Евросоюза, включая директивы, максимальную эффективность, Европейский суд справедливости идет даже на то, чтобы директива в порядке исключения не только имплементировалась в национальное право через систему различных мер и правовых актов, но и имела прямое действие. Однако это распространяется только на довольно узкую сферу общественных отношений, а именно - на взаимоотношения гражданина и государства и только на те положения директив, которые имеют четкий и вполне конкретный, необходимый и достаточный для непосредственного правоприменения характер*(581). При прямом действии директивы юридические и физические лица могут ссылаться на ее соответствующие положения как в судах, так и в других органах государств - членов Евросоюза. 4. Третьим по счету, но не по важности источником вторичного права Евросоюза, закрепляемом в ст. 249 (бывшей ст. 189) Договора об учреждении Европейского сообщества, является решение. В учредительном документе о данном юридически значимом акте говорится, что он, так же как и другие акты, принятые органами Евросоюза, должен быть мотивирован; содержать ссылки на предложения или заключения, которые запрашиваются в обязательном порядке в соответствии с данным учредительным Договором; быть обязательным "во всех своих составных частях" для тех, кому этот документ адресован*(582); подлежать в некоторых случаях принудительному исполнению. Решения Совета или Комиссии, говорится в связи с этим в ст. 256 (бывшей ст. 192) Договора, "налагающие платежные обязательства на любое лицо, кроме государства, подлежат принудительному исполнению. Принудительное исполнение регулируются гражданско-процессуальными нормами того государства, на территории которого исполнение имело место"*(583). По своей юридической природе и характеру решение выступает в виде индивидуального акта. Оно адресуется конкретному субъекту, каковым может быть отдельное государство или несколько государств, а также юридические и физические лица*(584). Как индивидуальный акт, решение всегда имеет прямое применение и, как правило, принимается по конкретному случаю. Права и обязанности юридических и физических лиц, возникающие на основе того или иного решения, "могут служить предметом разбирательства в суде, не предполагая каких-либо особых условий и обязательств"*(585). Анализируя практику применения решений как индивидуальных актов, исследователи подмечают, что значительная часть их в той или иной степени связана с реализацией правовых норм, касающихся конкуренции, а возникающие в процессе применения решений обязанности субъектов, которым они адресованы, как и в случае с директивами, направлены на "достижение конечного, желаемого результата"*(586). В особенности это касается ст. 81 (бывшей ст. 85) Договора об учреждении Европейского сообщества, которая гласит: "Запрещаются как несовместимые с общим рынком любые соглашения между предприятиями, решения, принятые объединениями предприятий и любая картельная практика, которые могут воздействовать на торговлю между государствами-членами и которые имеют своей целью или результатом предотвращение, ограничение или нарушение конкуренции в пределах общего рынка"*(587). Это же относится и к ст. 82 (бывшей ст. 86) Договора, устанавливающей, что "злоупотребление одним или несколькими предприятиями своим доминирующим положением на общем рынке или на существенной его части запрещается как несовместимое с общим рынком в той мере, в какой от него может пострадать торговля между государствами-членами"*(588). Решения, касающиеся процесса реализации данных, равно как и других, статей Договора, будучи принятыми по конкретному случаю и адресованными конкретному субъекту, содержат в себе конкретную норму и в силу этого, бесспорно, являются "чисто" индивидуальными по своему характеру актами. В соответствии с так называемым Регламентом (regulation) 17 они принимаются Комиссией*(589). Однако этим же органом Евросоюза принимаются решения не только по конкретным, но и по некоторым общим вопросам, касающимся, например, координации действий государств-членов в области социальной политики. Решения такого рода рассматриваются в западной правовой теории и судебной практике как акты, "весьма схожие и близкие к нормативно-правовым актам"*(590). В заключение необходимо сказать, что, выполняя свои регулятивные и иные функции, решения действуют не сами по себе, а в системе других источников вторичного права Евросоюза, возникшего и реализуемого на основе его первичного права. Не отдельные источники, а их совокупность обеспечивает непрерывное и последовательное развитие как отдельных составных частей, так и всей правовой системы Евросоюза в целом. Трудно переоценимую роль при этом играют источники вторичного права. § 4. Общие принципы как источники права Евросоюза: вопросы теории и методологии исследования 1. Вопрос об общих принципах как источниках права Европейского союза, равно как и любой иной правовой системы, занимает умы исследователей едва ли не со времен появления самих правовых систем. Широко известно, например, что об общих и иных принципах применительно к римскому праву довольно много писалось и говорилось как самими древнеримскими авторами, так и последующими поколениями исследователей*(591). О теории и практике применения принципов более поздних государственно-правовых систем говорили и писали также известные в научном и социально-политическом мире деятели, такие как Руссо ("Об общественном договоре, или принципах политического права"), Монтескье ("О принципах трех видов правления"), Мабли ("О законодательстве, или Принципы законов"), Гольбах ("Об истинных принципах управления"), Бентам ("Принципы законодательства"), Штаммлер ("Принципы справедливого права"), Робеспьер ("О принципах революционного права") и др. Исследованию принципов права уделялось большое внимание в отечественной литературе дореволюционного (до октября 1917 г.), советского и постсоветского периодов, о чем свидетельствуют, в частности, многочисленные публикации в виде книг, брошюр, статей и пр.*(592) Аналогично обстояло дело с исследованием принципов права в данный период и в зарубежной юридической общетеоретической и отраслевой науке, о чем также свидетельствуют соответствующие публикации*(593). Несмотря на относительно небольшой по историческим меркам период существования и функционирования правовой системы Евросоюза, значительное число научных работ, преимущественно в виде статей и глав в учебниках и учебных пособиях, было посвящено исследованию общих принципов данного политикоправового явления. При этом общие принципы нередко рассматривались и рассматриваются как источники права преимущественно лишь сами по себе, вне связи и взаимодействия с другими источниками европейского права. А кроме того, исследование их ограничивается зачастую анализом только тех принципов, которые текстуально зафиксированы в Договоре о Европейском союзе, согласно которому "Союз основан на принципах свободы, демократии, уважения прав человека и основных свобод, а также принципе правового государства - принципах, которые являются общими для государств-членов"*(594). Разумеется, эти принципы, будучи основополагающими, требуют к себе особого внимания и первоочередного рассмотрения. Однако по истечении полуторадесятилетнего срока существования и функционирования Евросоюза и его правовой системы Европейским судом справедливости был выработан целый ряд новых, не менее важных принципов, требующих к себе не менее пристального внимания. Упущение их из поля зрения исследователей чревато, как представляется, неполнотой и односторонностью познания рассматриваемой материи. 2. Выявляя и анализируя общие принципы правовой системы Евросоюза, методологически важным представляется исходить из того, что они, будучи разновидностью "общих принципов права, признанных цивилизованными нациями", о которых говорится, в частности, в Уставе Международного суда (ст. 38) и которые комментируются в научной литературе*(595), обладают наряду со своими специфическими особенностями также общеродовыми признаками и чертами, свойственными любому виду, или категории, принципов права, независимо от того, в каких правовых системах они проявляются и в каких формах они осуществляются. Такой подход к познанию общих принципов права Европейского союза, исследованию их с позиций общей теории права дает широкую возможность изучить их более глубоко и разносторонне не только эмпирически, но и в академическом плане, в контексте других правовых принципов и сходных правовых явлений, рассматривая их теорию и практику как неотъемлемую составную часть соответствующей общей теории и практики. Рассмотрение принципов права Евросоюза с позиции "общего и особенного" позволяет более глубоко и обстоятельно изучить их не только юридическую, но и социальную природу, познать их сущность и содержание, формы их выражения и нормативно-правового закрепления, механизм превращения принципа-идеи в принцип-норму, точнее определить место и роль общих принципов, а также их функциональное назначение в правовой системе Европейского союза*(596). Не имея возможности охватить весь круг теоретически и практически значимых вопросов, касающихся общих принципов права Евросоюза, остановимся на рассмотрении лишь некоторых из них. 3. Исходными при этом, в значительной степени предопределяющими весь процесс познания и применения общими принципами европейского права, являются, по логике вещей, прежде всего такие вопросы, как вопросы их понятия и идентификации, связанные с установлением свойственных им признаков и черт и, соответственно, с выделением общих принципов права как источников права среди других правовых феноменов. Ведь от того, что понимается под общими принципами права Евросоюза или любой иной правовой системы, какой смысл вкладывается в понятие и содержание, скажем, таких принципов права Европейского союза или любого иного права, как весьма расхожие в современную эпоху принципы свободы и демократии, в значительной мере зависит ход и результат всего последующего их исследования. Обращая внимание на данную сторону рассматриваемого вопроса, известный французский правовед Жан-Луи Бержель писал, что "несмотря на то, что мы регулярно обращаемся к понятию "общие принципы права", его значение остается смутным, а "природа общих принципов" - неопределенной, в том числе по причине неопределенности их источников"*(597). Аналогичного мнения о неопределенности общих принципов права, "которые юристы могут иногда найти в самом законе, но которые они умеют в случае необходимости находить и вне закона"*(598), придерживались и другие авторы, занимающиеся данной тематикой. В частности, Р. Давид и К. Жоффре-Спинози отмечали, что ссылка на общие принципы и их использование "труднообъяснимы для теоретиков законодательного позитивизма"*(599). Эти принципы, подчеркивали они, "показывают подчинение права велениям справедливости в том виде, как последняя понимается в определенную эпоху и определенный момент; они раскрывают также характер не только систем законодательных норм, но и права юристов в романо-германской правовой семье"*(600). Сохраняющиеся вплоть до настоящего времени "смутность" и "неопределенность" общих принципов права, в особенности тех, которые прямо не называются и не закрепляются законодателем в издаваемых ими актах, вполне понятны и объяснимы, учитывая их сложность, многогранность, а нередко - их внутреннюю противоречивость. Однако это, как показывает опыт их многовекового исследования, вовсе не исключает, а наоборот, всячески предполагает разностороннее познание общих принципов права в силу их исключительной теоретической важности и практической значимости. При этом весьма спорными - "смутными" и "неопределенными" - традиционно оставались и остаются такие на первый взгляд частные и тривиальные вопросы, касающиеся проблем определения понятия и идентификации общих принципов права, как вопросы их первоначального возникновения в виде принципов-идей (их основных черт и особенностей) и вопросы их последующего превращения в собственно общие принципы права, зачастую идентифицируемые как принципынормы*(601). 4. В отечественной и зарубежной научной, учебной и справочной литературе принципы права вообще и общие принципы права в частности, как известно, определяются далеко не одинаково. Отправляясь от издавна сложившегося и широко признанного понятия принципа, как основного исходного положения какой-либо теории, учения, науки и мировоззрения*(602), одни авторы рассматривают принципы права в виде "исходных сквозных идей, начал", выражающих "главное и решающее в содержании права"*(603). Другие представляют принципы как "ведущее начало, закон данного движения материи и общества, а также велений, включенных в ту или иную форму движения"*(604). Наряду с названными существуют и другие, в той или иной степени отличающиеся друг от друга точки зрения по данному вопросу. Анализируя их, нетрудно заметить, что, несмотря на их определенное различие, все авторы, за весьма редким исключением*(605), исходят из того, что принципы права - это прежде всего "сквозные", "основополагающие", "руководящие" и иные им подобные идеи, начала, положения и пр. Это во-первых. А во-вторых, никто из авторов, опять же за весьма редким исключением, не поясняет, что он имеет в виду, когда характеризует принципы права не просто как идеи, начала или положения, а как "руководящие", "основополагающие" и прочие им подобные феномены. Очевидно, считается, что данные термины в силу их на первый взгляд кажущейся простоты и ясности не допускают двусмысленности в понимании и не нуждаются в дополнительном толковании. Однако не в них ли заключается изначальная и основная причина "смутности" и "неопределенности" принципов права вообще и общих принципов российского, европейского или любого иного права, в частности? В общетеоретическом и практическом плане представляется весьма важным, как можно более четко с самого начала определиться в вопросе о том, какие идеи и положения следует рассматривать в качестве "основополагающих", "руководящих" и т.п., а какие нельзя относить к разновидности таковых, иными словами - какие идеи и положения могут потенциально претендовать на статус принципов-идей и положений, а какие не могут. А главное - каким требованиям и критериям принципыидеи и положения должны хотя бы в минимальной степени отвечать. Представляется вполне очевидным, что без удовлетворительного решения данных и других им подобных вопросов будет весьма трудно, если вообще возможно, провести изначальное, более или менее четкое, различие между идеями и положениями-принципами, с одной стороны, и идеями (положениями), которые не являются и не могут являться таковыми, с другой. Разумеется, речь при этом идет прежде всего о тех идеях и положениях, которые официально не провозглашаются и законодательно не закрепляются в качестве принципов-идей и положений. Например, когда в Договоре о Европейском союзе, помимо вышеназванных общих принципов-идей и положений, на основе которых строится Евросоюз, прямо указывается на то, что "Союз в качестве общих принципов права Сообщества уважает основные права, как они гарантированы Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод, подписанной в Риме 4 ноября 1950 г., и как они вытекают из общих для государств-членов конституционных традиций" (п. 2 ст. 6), когда это прямо указывается в учредительном Договоре, здесь ясно, что речь идет об идеях и положениях, касающихся "основных прав" и свобод, которые следует рассматривать в качестве общих принципов права Евросоюза. Но как следует в этом плане трактовать ряд других, довольно общих по своему характеру идей и положений, содержащихся в цитируемой ст. 6 данного Договора, которые прямо не рассматриваются в качестве общих принципов права Евросоюза, но которые стоят в одном ряду вместе с декларируемыми общими принципами? Можно ли, например, рассматривать в качестве общего принципа положение п. 3 ст. 6 этого Договора, согласно которому "Союз уважает национальную индивидуальность своих государств-членов"? Или положение о том, что "Союз наделяет себя средствами, необходимыми для достижения своих целей и для успешной реализации своей политики"? Однозначного ответа на эти и другие аналогичные им вопросы, как показывает анализ специальной литературы и судебной практики*(606), нет и, очевидно, не может быть в силу следующих причин. Во-первых, в силу того, что принципы права Европейского союза, равно как и любые иные принципы, - это не только объективные, но и субъективные феномены, которые не только допускают, но и предполагают в процессе своего формирования и осуществления наличие волевого момента. В отечественной юридической литературе верно в связи с этим отмечается, что поскольку принципы права объективно отражают присущие ему качества и закономерности общественной и государственной жизни, постольку их содержание объективно. Но вместе с тем "они представляют волевой опыт государства, продукт сознательного творчества законодателя", и в этом смысле принципы права "по форме своего юридического выражения" субъективны. Иными словами, по сути своей принципы права - "это результат единства двух сторон - объективной и субъективной"*(607). Будучи предопределенными объективными условиями жизни общества, вместе с тем характером, природой и условиями существования и функционирования государства и права, правовые идеи, между тем как принципы отнюдь не придумываются, а "раскрываются в понятиях и категориях, обосновываются и доказываются"*(608). Вполне резонно подмечается в связи с этим, что наука лишь "открывает" заложенные в праве принципы, "показывает их роль и значение, содержание и функционирование"*(609) и что "задачей науки является их выявление, обоснование, изучение и классификация"*(610). Выдвигая в процессе познания принципов права Европейского союза или любого иного права на первый план их объективность, представляется весьма важным при этом не преуменьшать роль и значение их субъективности. Ведь о "полной объективности" права и его принципов в смысле их полной независимости от воли и влияния человека можно говорить (с известными оговорками) лишь в том случае, когда речь идет о божественном происхождении права и его принципов или когда стоит вопрос о формировании права на основе религиозных принципов, как это имеет место в правовой системе Ирана и ряда других мусульманских государств, где конституционно закрепляется положение, согласно которому все публичное и частное право "должно основываться на исламских принципах"*(611). Во всех остальных случаях субъективный фактор в процессе "выявления", "открытия" и "обоснования" правовых принципов, впрочем, как и в процессе формирования и функционирования самого права, играет довольно важную роль. А это, помимо всего прочего, означает, в частности, что при решении вопроса о том, можно ли рассматривать закрепленное в Договоре об образовании Европейского союза положение об уважении Союзом "национальной индивидуальности своих государств-членов" или положение о наделении Евросоюзом самого себя "средствами, необходимыми для достижения своих целей для успешной реализации своей политики" в качестве идей и положений-принципов, значительное место занимает волевой момент, который проявляется по общему правилу в самых различных мнениях по данному вопросу и в суждениях. Это, несомненно, снижает вероятность однозначного ответа на поставленные и им подобные вопросы. Во-вторых, вероятность однозначного ответа на поставленные вопросы снижается также в силу того, что в отечественной и зарубежной юридической литературе пока не выработаны четкие критерии определения реальных или потенциальных идей, претендующих на статус идей-принципов, отсутствует перечень их идентифицирующих признаков. Поэтому, когда в Договоре об образовании Европейского союза указывается, например, на то, что "Европейский парламент, Совет, Комиссия и Счетная палата осуществляют свои полномочия на условиях и в целях, предусмотренных, с одной стороны, положениями договоров, учреждающих Европейские сообщества, и последующих договоров и актов, которые внесли в них изменения или дополнения, а с другой стороны - иными положениями настоящего Договора" (ст. 5), - данное, равно как и другие такого рода положения, ввиду отсутствия четкой идентификации принципов-идей и принципов-положений можно трактовать двояко. А именно: или как указание на строгое и неуклонное соблюдение положений, содержащихся в учредительных договорных и иных актах, т.е. указание на принцип законности и "конституционности", или в виде обычного указания на те условия, при которых должны действовать все ведущие органы Евросоюза, и цели, на достижение которых должны быть направлены их усилия. Разумеется, вопросы о том, какую идею или положение следует рассматривать в качестве принципа права Евросоюза, решаются Европейским судом справедливости*(612). Только он выявляет и раскрывает тот или иной правовой принцип, решает вопрос о том, каким идее или положению может быть придан статус принципа-идеи или принципа-положения, а каким не может. Однако при этом суд, а в других правовых системах и иные государственные и надгосударственные органы в процессе "выявления" и "раскрытия" идей-принципов или соответствующих положений отнюдь не действуют и не могут действовать согласно логике вещей и накопленного в различных правовых системах опыта сугубо произвольно, только по своему усмотрению, а руководствуются определенными писаными или неписаными - требованиями-критериями. 5. Среди последних можно выделить два основных вида требованийкритериев: а) "материальные", а точнее - социально-политические, экономические, идеологические и другие им подобные по своему характеру; б) формальные, неразрывно связанные и в значительной мере обусловленные материальными требованиями-критериями. При этом под "материальными" требованиями-критериями, которые предъявляются к идеям и положениям, претендующим на статус правовых принципов, следует понимать, исходя из элементарной логики и общественного опыта в данной области, те экономические, социально-политические и иные факторы, которые предопределяют объективный характер их существования и функционирования. Несомненно, прав Д.А. Керимов, констатирующий, что "правовые принципы, политика и предписания вовсе не являются субъективно-произвольными. Они обусловлены теми объективными в данных условиях места и времени общественными отношениями, природа которых требует правового опосредования и правового регулирования. Это последнее преследует цель установления режима общественного порядка, обеспеченного мерами просвещения и воспитания граждан общества в духе правовой культуры, уважения к правовым предписаниям"*(613). Среди факторов, оказывающих влияние на процесс формирования и развития идей-принципов и соответствующих положений, их "выявления" и "раскрытия", в научной литературе вполне оправданно указывается на такие объективные обстоятельства, как: а) особенности государственного (в Евросоюзе надгосударственного или межгосударственного) и общественного строя, в рамках которых возникают и развиваются принципы-идеи и принципы-положения; б) социально-классовая сущность и природа правовой системы, в пределах которой они зарождаются и функционируют*(614); в) правосознание общества, правовая культура и господствующая в тех или иных странах или же в их союзе идеология. Справедливо замечание о том, что принципы права не должны быть "засорены" идеологией и должны выводиться из правовой материи. Но исходя из общеизвестного относительно того, что "право определяется выражением воли и интересами господствующих слоев общества", следует признать, что "классовая сущность принципов права не может не нести в себе идеологических моментов"*(615); г) юридические закономерности, которые в отдельных случаях рассматриваются как сами принципы права. "Обоснованность претензий правовых принципов на роль юридических закономерностей, - констатирует в связи с этим В.М. Серых, - видится в том, что они выступают идеологической, научно обоснованной формой отражения объективных законов. Иначе говоря, правовой принцип есть не что иное, как познанный юристами объективный юридический закон"*(616); д) традиции и обычаи, существующие в том или ином обществе, а также естественно-правовые постулаты и общественная мораль. Что касается "подлинного содержания" ряда общих принципов, замечал по этому поводу Жан-Луи Бержель, то оно в значительной мере "заимствовано у морали, из представлений о справедливости или естественного права - принцип чистосердечия, изречение "fraus omnia corrumpit" ("обман все извращает") - и совершенно очевидно имеет моральный подтекст"*(617). В системе рассматриваемых требований-критериев, а точнее - факторов, оказывающих влияние на процесс "выявления" и "раскрытия" идей-принципов и соответствующих положений, наряду с названными следует указать также на различную мотивацию, которая лежит в основе общих принципов европейского права. Одни из этих принципов, резонно подчеркивает Бержель, "можно считать традиционными, поскольку они пришли из философии 1789 г.". Это принцип равенства граждан, разделения властей и т.д. Другие, "внутренне присущие юридическому порядку, были почерпнуты в частном праве или в процедурах гражданского права и распространены на сферу государственного права"*(618). Это принцип состязательности, отсутствия обратной силы закона, ответственности виновных за причиненный ущерб и права лиц, понесших ущерб, на компенсацию и др. Наконец, "есть принципы, которые объясняются потребностями жизни в обществе или внутренней логикой существования правовых институтов"*(619). 6. Наряду с "материальными" требованиями-критериями, предъявляемыми к идеям и положениям, претендующим на статус общих принципов права, следует выделить также их формальные атрибуты. Выделение это не связано с нахождением и раскрытием неких четких черт, присущих принципам-идеям и положениям права Европейского союза или любой иной правовой системы, строго идентифицирующих их. Таковых - строго выверенных, "универсальных", в равной мере свойственных принципам-идеям и положениям любой правовой системы признаков и черт в природе нет и не может быть, поскольку в каждой правовой системе существуют на этот счет свои собственные типовые и видовые особенности. Речь идет лишь о тех весьма общих родовых признаках и чертах, которыми должны обладать принципы-идеи и положения любой правовой системы, которые могут рассматриваться в виде предъявляемых формальных требований-критериев. Последние, как показывают исследования в данной области отечественных и зарубежных авторов, могут выражаться как в прямой, так и в косвенной ("от противного") форме*(620). В частности, согласно сложившемуся представлению об идеях и положениях, претендующих на статус принципов-идей и соответствующих положений, их, по мнению авторов, нельзя смешивать с целевым назначением того или иного института и со стоящими перед ним задачами*(621). Применительно к праву Евросоюза это означает, что принципы данной правовой системы, закрепленные в ст. 6 Договора о Европейском союзе, и принципы, выработанные Европейским судом правосудия, не могут подменять собой и выступать в виде его целей, объявленных в ст. 2 этого учредительного акта, и наоборот. Имеются в виду даже такие цели создания Евросоюза, как "усиление защиты прав и интересов граждан государствчленов путем введения гражданства Союза" (ст. 2), которые весьма близко примыкают к другим принципам Европейского союза, в частности к принципу уважения основных прав, "как они гарантированы Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод". Идентифицируя принципы-идеи и положения - потенциальные принципы права, их не следует смешивать с функциями или признаками права. Ибо, как верно подмечает Н.Н. Вопленко, "если признаки права суть его внутренние свойства, выражающие своеобразие регулятивных возможностей и позволяющие отграничить право от других регуляторов общественных отношений", то принципы права - это его "сквозные и генеральные идеи, определяющие общий дух и направленность правового регулирования"*(622). По своей природе и назначению общие принципы-идеи и положения, трансформируемые в правовые принципы, должны иметь кроме всего прочего не локальный, "узкопрофильный", а глобальный, пронизывающий собой всю правовую материю Евросоюза и государств - членов этого Союза характер*(623). Возникая в пределах той или иной правовой системы или в целом романогерманской правовой семьи, принципы-идеи и принципы-положения для того, чтобы быть действенными, должны в максимальной степени адекватно отражать сущность, содержание и социальное назначение данных правовых феноменов. Однако при этом они не должны подменять собой ни эти феномены, ни любые иные правовые понятия и категории, включая, например, такие, как понятие презумпции вообще и правовой презумпции в частности, которые иногда смешиваются с правовыми принципами*(624). Кроме названных формально-юридических и иных особенностей принциповидей и положений, следует обратить внимание также на то, что в отличие от других идей и принципов-положений они не только отражают, но и фиксируют в себе все то наиболее важное и наиболее существенное, что есть в праве Европейского союза или в любом ином праве. Формируя правосознание законодателя и правоприменителя, принципы-идеи и положения выступают, по справедливому замечанию С.С. Алексеева, в качестве своего рода философского, мировоззренческого кредо, которое далеко не всегда может быть выражено в четкой, строго определенной форме*(625). Будучи исходными, теоретически и практически значимыми феноменами, принципы-идеи и положения, равно как и иные философские категории, проявляются в рамках национальных правовых систем и правовой системы Евросоюза в целом в виде весьма абстрактных, предельно обобщенных и в то же время наиболее устойчивых элементов. Именно на их основе возникают и развиваются в пределах юрисдикции национальных государств-членов и на уровне Евросоюза в целом огромные, строго упорядоченные правовые массивы, издаются и реализуются взаимосвязанные друг с другом и дополняющие друг друга самые различные по своему характеру и юридической силе нормативные и иные юридически значимые акты*(626). Принципы-идеи и положения сами по себе, не будучи трансформированными в правовые категории, не обладают нормативно-правовым характером и, соответственно, не выступают в качестве регулятора общественных отношений в общепринятом смысле наряду с нормами морали, права и другими социальными нормами. Однако, отражая и аккумулируя в себе наиболее важные черты и особенности существующей или создаваемой правовой системы, а вместе с тем государственного (в случае с Евросоюзом - надгосударственного) и общественного строя, принципы-идеи и положения указывают на общее, стратегическое направление развития национального или наднационального права - права Европейского союза*(627). Несомненно, что в этом проявляется не только их основополагающая роль в развитии государственно-правовой и общественной системы, но и их общее регулятивное воздействие на поведение людей и на возникающие между ними отношения. Это воздействие значительно усиливается во всех тех случаях, когда принципы-идеи и положения трансформируются благодаря правотворческой и правоприменительной деятельности государственных и надгосударственных органов Евросоюза в правовые принципы. При этом принципы-идеи и положения, переходя из одного - идеологического, морального и естественно-правового - качественного состояния в другое позитивно-правовое, становясь, иными словами, правовыми феноменами, усиливают не только свой изначально "заложенный" в них регулятивный потенциал, но и вместе с тем обретают новые качественные черты и особенности. В силу своего двойственного статуса, проявляющегося в том, что общие принципы права вообще и общие принципы правовой системы Евросоюза, в частности, выступают, с одной стороны, как некие политико-идеологические постулаты, содержащиеся в правосознании правотворца и правоприменителя, а с другой - как положения нормативного характера, формально закрепляющиеся в текстах законов, в актах, исходящих от судебных органов (прецедент, судебная практика, правовая позиция) или же "существующие в скрыто выраженной форме"*(628), в силу этой двойственности к правовым принципам, помимо тех требований-критериев, которым должны отвечать принципы-идеи и положения, предъявляются также новые требования-критерии их самоидентификации. В научной литературе наряду с повышенной регулятивностью их обычно рассматривают в виде таких свойств, в которых "должна выражаться сущность принципов права", как: а) аксиоматичность, согласно которой не подвергается сомнению тот факт, что принципы права обладают "верховенством по отношению ко всем другим нормам права"; б) ненарушаемость принципов права, влекущая за собой в противном случае "обязательную отмену нормативного акта"; в) их универсальность в смысле распространения общих принципов на все отрасли и институты права; г) системность; д) нормативность принципов права*(629). Помимо этого к принципам права в процессе их идентификации предъявляется также ряд других требований-критериев. В частности, вполне оправданно акцентируется внимание на том, что принципы права не следует отождествлять с нормами права, что они не должны содержать в себе запреты и что в то же время они должны быть хотя бы в минимальной степени императивными. Общие принципы, замечает по этому поводу Бержель, "должны быть строго сформулированы по крайней мере судебной властью; они наделены такими качествами, как власть, строгость и применимость"*(630). Несмотря на то что общие принципы права, а точнее - их понятие, в отечественной и зарубежной литературе рассматриваются как "универсальные", в равной мере применимые к общим принципам любой правовой системы, тем не менее, как показывают исследования, полного совпадения свойств и признаков, на основе которых формируется это понятие в разных правовых системах, нет. В значительной мере это относится также не только к общим, но и ко всем иным правовым принципам. Применительно, например, к правовым принципам Европейского союза не без оснований указывается на то, что они по сравнению с принципами других правовых систем "вытекают из правопорядков государств-членов"*(631); что одной из их "характерных черт" является "их применение в судебной практике"*(632); что принципы договорного права Евросоюза по сравнению с аналогичными принципами других правовых систем не закрепляются законодательно, а выражаются "в отдельных специальных документах, как правило, ненормативного характера"*(633); что одной из их характерных черт является "их применение в судебной практике"*(634); что принципы договорного права Евросоюза по сравнению с аналогичными принципами других правовых систем не закрепляются законодательно, а выражаются "в отдельных специальных документах, как правило, ненормативного характера"*(635), и т.д. Наряду с названными существуют и другие особенности правовых принципов Евросоюза, обусловленные многочисленными объективными и субъективными факторами. Однако это отнюдь не означает, что принципы права Европейского союза выпадают из общей теории и сложившейся в различных правовых системах и правовых семьях практики их формирования и функционирования. § 5. Классификация общих принципов и их роль в правовой системе Европейского союза 1. Согласно сложившемуся и общепризнанному представлению о классификации применительно к общим принципам Евросоюза последняя рассматривается как их распределение по определенным группам, классам, разрядам и т.п. в соответствии с теми или иными присущими им признаками или свойствами. Классификация общих принципов данной, равно как и любой иной, правовой системы имеет большое теоретическое и практическое значение*(636). В теоретическом плане она дает возможность, рассматривая принципы права Европейского союза не вообще, а конкретно и дифференцированно, их более глубокого и разностороннего познания. В практическом отношении классификация принципов права Европейского союза способствует выработке рекомендаций по созданию соответствующих условий, необходимых для повышения их социальной роли, значимости и регулятивной эффективности. Ключевое значение в процессе классификации общих принципов права Евросоюза имеют прежде всего выработка и применение объективных критериев. Любая попытка классификации, писал по этому поводу Жан-Луи Бержель, "предполагает наличие некоего критерия, позволяющего проводить различия". Однако критерии оценки принципов, констатировал автор, "нигде не описаны. И их (критериев) определение представляется делом нелегким"*(637). Последнее усугубляется целым рядом таких обстоятельств, которые связаны, например, с особенностями формирования и функционирования самого европейского права, в частности с разработкой и реализацией идеи создания "единого европейского частного права", которая стала одной из центральных идей региона в конце XX - начале XXI в. и "реализация которой зависит от степени политического, экономического, социального и иного объединения европейских стран в одно целое"*(638). В такого рода случаях можно говорить лишь об общих принципах формирования "единого европейского частного права", равно как и всей правовой системы Европейского союза в целом, но не о принципах его внутреннего строения (организации) и функционирования. Определенные трудности в разработке критериев классификации общих принципов права Евросоюза связаны, кроме того, с их динамикой, "увеличением численности и эволюции общих принципов права", приводящим к "дополнительной необходимости определения их количественных и качественных показателей"*(639). Известные проблемы и трудности в процессе классификации и выработки при этом соответствующих критериев обусловливаются иногда, как справедливо отмечается в юридической литературе, "модификацией классических принципов, а в некоторых случаях их исчезновением"*(640) или же подменой общих принципов права другими правовыми феноменами, в частности правами и свободами человека и гражданина. В этом плане довольно спорным представляется, например, выделение в качестве самостоятельных принципов права Евросоюза так называемых "принципов правового положения человека и гражданина" - "своего рода наиболее общих специальных принципов института прав в Европейском союзе"*(641). В данном случае, как представляется, имеет место подмена декларированного в Договоре о Европейском союзе (п. 1 ст. 6) принципа "уважения прав человека и основных свобод" так называемыми "принципами правового положения человека и гражданина", а по существу - правовым статусом личности. Аналогичная подмена различными правовыми феноменами принципов права имеет место в некоторых случаях не только на наднациональном, но и на национальном уровне. Например, на уровне российского трудового права, где в качестве принципа права рассматривается "свобода труда, включая право на труд"*(642) или на уровне российского земельного права, где в виде принципа права представляется фактически право на "участие граждан и общественных организаций (объединений) в решении вопросов, касающихся их прав на землю"*(643). Аналогичная подмена категорий и понятий принципов права иными категориями и понятиями имеет место и в других отраслях права. 2. Решая вопрос о критериях классификации принципов права Европейского союза вообще и общих принципов данной правовой системы в частности, следует заметить, что в силу особенностей права Евросоюза, а следовательно, и его принципов по сравнению с национальными правовыми системами и их принципами здесь не могут быть использованы в полной мере критерии классификации последних. В частности, не могут быть использованы устоявшиеся критерии классификации принципов национального права на общие, межотраслевые и отраслевые*(644) или же их подразделения на принципы публичного и частного права, поскольку в правовой системе Евросоюза на современном этапе еще не сложились в такой же степени, как это имеет место в национальных правовых системах, отрасли, институты и другие ее структурные составные части. Исходя из особенностей Евросоюза и его правовой системы следует признать, что в процессе классификации общих принципов права Европейского союза должны быть разработаны и использованы свои собственные критерии, что не исключает, однако, возможности применения некоторых критериев, использующихся при классификации принципов национальных правовых систем. Среди такого рода универсальных критериев, применяющихся в процессе классификации принципов права Евросоюза и национальных правовых систем, в которых признается правотворческая роль судебных органов, обладающих полномочиями, связанными с формированием прецедентного права и правовых принципов, следует выделить в качестве критерия классификации общих принципов права способ их возникновения. В соответствии с этим критерием все общие принципы правовой системы Евросоюза, равно как и принципы формирования и функционирования самого этого объединения европейских государств, можно подразделить на принципы, зафиксированные в Учредительных договорных актах Евросоюза и официально возникшие вместе с ними. Это одна группа общих принципов. А вторую группу составляют общие правовые принципы, возникшие в результате повседневной деятельности Европейского суда справедливости, связанной с толкованием конституционно значимых актов, в качестве каковых Судом были признаны Учредительные договоры*(645), и с применением содержащихся в них положений к изменяющимся условиям жизни общества. К первой группе общих принципов относятся прежде всего те из них, которые закреплены в Договоре о Европейском союзе (ст. 6). Это, как неоднократно отмечалось и комментировалось в юридической литературе, принцип демократии, принцип свободы, принцип уважения прав человека и его основных свобод, а также принцип правового государства. К этой же группе общих принципов относятся также аналогичные им по своему характеру принципы, содержащиеся в других учредительных договорных актах, и в первую очередь в таком основополагающем акте, как Договор об учреждении Европейского экономического сообщества. В данном учредительном документе закрепляются такие принципы, как: а) принцип равноправия граждан Европейского союза, предусматривающий, в частности, что "каждый гражданин Союза имеет право на свободное передвижение и постоянное проживание на территории государств-членов, с учетом ограничений и условий, предусмотренных настоящих Договором, и в соответствии с положениями, принятыми в целях его применения" (п. 1 ст. 18); б) принцип "свободного движения лиц, услуг и капиталов", означающий, в частности, в отношении "трудящихся", за исключением "ограничений по мотивам публичного порядка, общественной безопасности и здравоохранения", их право "принимать реально предлагаемую работу", свободно передвигаться "в этих целях на территории государств-членов", "находиться в одном из государств-членов" при осуществлении трудовой деятельности "в соответствии с законодательными, регламентарными и административными положениями, регулирующими законность граждан данного государства", а также "оставаться на территории одного из государств-членов после завершения трудовой деятельности в этом государстве на условиях, которые будут определены правоприменительным регламентом, принятым Комиссией" (п. 3 ст. 39); в) принцип свободного движения товаров, предусматривающий "запрещение импортных и экспортных таможенных пошлин и любых равнозначных сборов в торговых отношениях между государствами-членами, а также установление общего таможенного тарифа в их отношениях с третьими странами" (п. 1 ст. 23); г) принцип взаимных обязательств ответственности государств-членов, согласно которому "государства-члены должны предпринимать все надлежащие меры общего и частного характера, чтобы обеспечить выполнение обязательств, вытекающих из настоящего Договора или из актов, принимаемых институтами Сообщества" (ст. 10); и др. Ко второй группе общих принципов Евросоюза, а именно тех, которые вырабатываются и формулируются Судом в процессе его повседневной деятельности, относятся такие, как принцип правовой определенности, включающий в себя в качестве основного требования условие о недопустимости обратной силы любых предписаний, которые ухудшают правовое положение юридических или физических лиц*(646); принцип верховенства права Евросоюза по отношению к национальному праву государств, являющихся его членами; принцип единства в отношении к Общему рынку; принцип прямого действия Учредительных договоров и правовых актов, исходящих от различных органов Европейского союза; принцип солидарности государств-членов в отношении к тем субъектам правовых отношений, возникающих на основе норм права Евросоюза, которые не выполняют своих обязательств, и др.*(647) 3. Наряду с критерием классификации общих, а вместе с ними и всех иных правовых принципов Евросоюза по способу их возникновения в научной литературе широко используются и другие критерии. В их числе, например, кроме способа возникновения (происхождения) в качестве критериев классификации "всей совокупности принципов права Европейского союза" используется их назначение и сфера действия*(648). В соответствии с этими критериями все правовые принципы Евросоюза подразделяются на общие принципы права - "исходные начала правового регулирования", действующие во всех сферах ведения Союза и "присущие также другим демократическим системам"; общепризнанные принципы международного права, действующие в правовой системе Евросоюза; функциональные принципы права Европейского союза (принцип прямого действия права Евросоюза, принцип верховенства этого права и др.); принципы деятельности Евросоюза, предопределяющие условия и порядок реализации его компетенции (принцип законности, гласности, принцип пропорциональности, принцип субсидиарности, принцип самоидентификации Европейского союза и принцип уважения национальной индивидуальности государств - членов Евросоюза); специальные принципы права Европейского союза, охватывающие собой не весь правовой массив Евросоюза, а только отдельные его составные части в виде складывающихся отраслей права, правовых институтов и др. К специальным принципам Евросоюза в данном случае исследователи относят прежде всего принципы, определяющие правовой режим внутреннего рынка Европейского сообщества: принципы свободы движения товаров, лиц, услуг и капиталов. К этому же виду принципов авторы относят принципы "экономической системы и экономической политики Сообщества" (принцип открытой рыночной экономики со свободной конкуренцией, "стабильные цены, здоровое состояние публичных финансов и валюты, устойчивый платежный баланс"); принцип продвинутого сотрудничества, дающий возможность в процессе европейской интеграции сочетать различный уровень развития государств - членов Евросоюза, таких, например, как наиболее развитые западноевропейские государства представители "старой демократии", с одной стороны, и менее развитые восточноевропейские государства - носители "новой демократии", с другой; принципы "институционного права Союза", такие, в частности, как принцип независимости судей, Европейской комиссии и других органов Евросоюза, и "принципы правового положения человека и гражданина", "формирующие свою собственную систему", содержание которой составляют принципы юридического, социального и политического равенства, а также "равенство полов", принцип уважения прав человека и основных свобод и принцип гарантированности прав и свобод*(649). Разделяя в главном и по существу классификацию принципов права Евросоюза на основе комплексного критерия, в соответствии с которым все правовые принципы данного надгосударственного объединения разделяются на подгруппы в зависимости от их происхождения, сферы действия и назначения, следует вместе с тем обратить внимание на некоторые весьма спорные положения, касающиеся данной классификации. Речь при этом идет не только о ранее высказанном сомнении относительно допустимости и обоснованности рассмотрения в качестве самостоятельных принципов по сути правового статуса человека и гражданина. Имеются в виду также положения, составляющие содержание этих принципов, а именно положения, касающиеся принципов социального, политического и юридического равенства, равенства полов, принципа уважения прав человека и основных свобод и принципа гарантированности прав и свобод. В рассматриваемом научном исследовании С.Ю. Кашкина, со ссылкой в ряде случаев на Договор о Европейском союзе и Хартию Европейского союза об основных правах 2000 г., эти принципы относятся к разряду специальных принципов права Евросоюза, представляющих собой "основные начала правового регулирования в отдельных сферах общественной жизни"*(650). Однако при этом вполне закономерно возникает вопрос относительно того, что если принципы равенства граждан Евросоюза, равно как и принцип уважения прав и свобод человека вместе с их гарантиями, отнесены к специальным принципам и, следовательно, выступают в качестве "основных начал правового регулирования лишь в отдельных сферах общественной жизни" Европейского союза, то как быть со всеми иными сферами? Можно ли допустить, исходя, в частности, из политической и идеологической целесообразности, чтобы Европейский союз и все входящие в него государства, постулируя себя в качестве едва ли не самых цивилизованных и демократических институтов в современном мире, декларировали бы вместе с тем принципы равенства граждан Евросоюза, уважения прав человека и основных свобод, равно как и их гарантий, весьма выборочно, лишь в отдельных, а не во всех сферах жизни своих сообществ и объединений? Очевидно, как подсказывает здравый смысл и элементарная логика, это невозможно. А если это так, то и вопрос о характере рассматриваемых принципов и принадлежности их к группе специальных или иных принципов должен решаться совершенно иначе, а именно путем отнесения их к числу общих принципов Европейского союза, которые распространяются не на отдельные, а на все без исключения сферы общественной жизни данного объединения. Что же касается специальных принципов Евросоюза, действительно охватывающих отдельные сферы его жизнедеятельности, то в качестве таковых могут выступать, например, принципы Европейского союза в сфере распределения концессий; принципы, действующие в сфере отношений собственности, и др.*(651) Помимо сказанного определенные сомнения возникают не только в отношении характера вышеназванных принципов, но и в отношении таких "руководящих принципов", как "стабильные цены, здоровое состояние государственных финансов и валюты, устойчивый платежный баланс"*(652). В учредительном Договоре о Европейском сообществе, а вслед за ним и в комментариях к данным положениям, имеющим место в научной литературе, последние по вполне понятным причинам, связанным с приданием им повышенной значимости, представляются в виде "руководящих принципов". Однако являются ли они таковыми на самом деле? Можно ли рассматривать сами по себе "стабильные цены", "устойчивый платежный баланс" или "здоровое состояние государственных финансов и валюты", исходя из сложившегося в зарубежной и отечественной научной литературе представления о принципах как об основополагающих идеях, исходных началах, ведущих положениях, "фундаментальных правилах поведения" и т.п.*(653), в качестве направляющих принципов-идей, положений, начал или, наконец, "фундаментальных правил поведения"? Анализ теории данных положений и практики их применения со всей очевидностью показывает, что вряд ли это возможно. Достижение устойчивого платежного баланса, стабильных цен и здорового состояния государственных финансов и валюты ассоциируется скорее с целями и задачами Сообщества в валютно-финансовой сфере и в системе ценообразования, нежели с "руководящими принципами". 4. Кроме обозначенных критериев общие, а вместе с ними и все иные правовые принципы Евросоюза классифицируются также и по другим основаниям. В частности, предпринимаются попытки подразделения общих принципов права в зависимости от выполняемой ими конкретной роли и их функционального предназначения на направляющие правовые принципы и корректирующие. Данная классификация, по мнению Жан-Луи Бержеля, "не претендует на большую близость к идеалу и при всей ее неопределенности в ряде вопросов" достаточно четко "высвечивает роль общих принципов во всем юридическом устройстве и может эффективно дополнять классификацию принципов по сфере их распространения"*(654). В качестве примера направляющих принципов права Евросоюза могут служить, в частности, зафиксированные в учредительных документах Союза принципы равенства его граждан, принцип свободного движения товаров, принцип свободного движения лиц, услуг и капиталов, принцип открытой рыночной экономики со свободной конкуренцией и др.*(655) Данные и иные им подобные принципы, отражающие суть и составляющие значительную часть содержания учредительных договоров, именуются направляющими в силу того, как подсказывает логика, что они не только формируют морально-политический фундамент Евросоюза и его правовой системы, но и предопределяют основные направления их развития. Соответственно, в качестве "корректирующих принципов Евросоюза и его правовой системы" необходимо рассматривать, следуя той же логике, такие принципы, которые формируются Судом и которые либо подтверждают направляющие принципы, внося в них при этом определенные смысловые изменения и дополнения, либо создают ("открывают") новые принципы в плане корректировки системы существующих, зафиксированных в договорных актах принципов. Одним из типичных примеров корректирующих принципов могут служить неоднократные решения Европейского суда справедливости, касающиеся, в частности, экономических принципов - принципов свободного передвижения товаров, свободной торговли, рассматриваемой в виде фундаментального права, свободной конкуренции и других принципов, которые, будучи по своей природе направляющими, в силу придания им Судом статуса "общих и конституционных" приобрели одновременно также характер корректирующих принципов. Следует иметь в виду, говорилось по этому поводу в одном из судебных заключений, что "принципы свободного движения товаров и свободной конкуренции, так же как и принципы свободной торговли, проявляющиеся в виде фундаментального права, - все они являются общими принципами права Сообщества, соблюдение которых обеспечивается Судом"*(656). В данном, равно как и в других ему подобных случаях, как это нетрудно заметить, корректировка направляющих принципов заключается в придании им и закреплении за ними более высокого статуса - статуса не только общих, но и конституционных по своей юридической силе и характеру правовых феноменов. Это своего рода позитивная корректировка направляющих принципов-положений. Однако она может носить и, условно говоря, негативный характер по отношению к направляющим принципам. Это имеет место во всех тех случаях, когда корректировка направляющих принципов проводится не в плане усиления их статуса и характера, а в плане уточнения и конкретизации их содержания с целью предотвращения злоупотреблений и отклонений от норм*(657). Кроме того, по справедливому замечанию Бержеля, подобного рода корректировка направляющих принципов и различных решений, принимаемых от имени закона, осуществляется и тогда, когда они "без соответствующего исправления могут оказаться несправедливыми или неприспособленными для целей общества"*(658). 5. Классификация общих принципов права Евросоюза в зависимости от их конкретной роли и функционального назначения дополняется иногда попытками их подразделения на группы в зависимости от их юридической силы и значимости. Прежде всего следует признать, размышлял по этому поводу Бержель, что "в отношениях между различными общими принципами права существует иерархия значимости. Так, все, что касается общественного порядка, считается превалирующим над частными интересами". В силу этого "принципы, ограниченные конкретными специальными вопросами, должны применяться преимущественно по отношению к общим, имеющим более широкую область распространения"*(659). В переводе с языка теории на язык практики это означает, что принципы, распространяющиеся на меньшую по объему область применения, по своей юридической силе и значимости уступают принципам, распространяющимся на большую сферу общественных отношений. Из этого следует, что общие принципы правовой системы Евросоюза в целом обладают большей юридической силой и значимостью как по отношению к принципам, функционирующим в отдельных сферах общественных отношений и ее отдельных составных частях, так и по отношению к принципам, действующим в пределах правовых систем различных государств - членов Европейского союза. Разумеется, речь при этом идет не только о соотношении общих и частных принципов права Евросоюза, но и об иерархии в системе самих общих правовых феноменов. Ибо общие принципы существуют не только на уровне правовой системы Европейского союза в целом, но и на уровне его отдельных сфер, а также в пределах отдельно взятых национальных правовых систем и даже институтов. Например, к общим принципам, функционирующим в экономической сфере общественных отношений Евросоюза, западные исследователи вполне обоснованно относят принцип свободы рынка (market freedoms), который является "важнейшим пререквизитом процесса интеграции в общеевропейскую экономику национальных экономик" и одновременно служит основой для развития таких менее общих принципов, как принцип "свободного осуществления профессиональной деятельности", и др.*(660) Что касается общих принципов, существующих на уровне отдельных институтов, то в качестве одного из примеров могут служить принципы деятельности судебных органов, а точнее - принципы правосудия, действующие в современных правовых системах мира, включая правовую систему Евросоюза. К их числу относятся такие принципы, как независимость судебной власти, свободный доступ к правосудию, публичность судебной деятельности, устность и непосредственность судопроизводства и др.*(661) Вопрос о юридической силе общих принципов права в зависимости от "иерархии их значимости" решается, таким образом, согласно теории и практике их применения по следующей условной схеме: общие принципы права Евросоюза в целом - общие принципы отдельных его сфер и институтов, а также общие принципы национальных правовых систем государств-членов - частные, менее общие принципы, возникающие на базе общих принципов. Данная схема, равно как и порядок расположения принципов права Евросоюза в зависимости от их иерархической, а вместе с тем и юридической значимости, вполне понятно, нигде в законодательном или договорном порядке не фиксируется. Все вопросы, касающиеся понятия и содержания общих и иных принципов права Евросоюза, порядка их расположения в зависимости от их формально-юридической и фактической значимости, характера их взаимосвязи и взаимодействия, а вместе с тем и все другие вопросы, затрагивающие принципы права Евросоюза, решаются преимущественно, а в ряде случаев (например, когда речь идет о правах граждан Евросоюза) - исключительно только Судом. Это положение, заложенное в Учредительных договорных актах объединенной Европы и неоднократно отражавшееся в последующих документах, таких, например, как Декларация принципов государств-членов Европейского сообщества по вопросам европейской идентификации (1973 г.), в которой говорилось, что государства-члены согласны действовать совместно "для защиты принципов представительной демократии, господства права, социальной справедливости" и других принципов*(662), остается неизменным и по сей день. Исходя из своих собственных, неоднократно декларировавшихся положений о том, что "Европейское экономическое сообщество - это сообщество, действующее на основе фундаментального принципа господства права" и что Учредительные договоры - это конституционные по своему характеру и значимости для объединенной Европы акты*(663), Суд и поныне решает ("открывает" принципы) вопросы о том, какие идеи, доктрины или концепции следует рассматривать в виде правовых принципов, а какие не следует; имеют ли они фундаментальный (конституционный) характер, сравнимый по своей значимости с универсальными принципами, типа принципа господства права, или не имеют, и т.д.*(664) Такого рода деятельность Европейского суда касается в равной мере всех без исключения принципов Евросоюза. Одни из них (зафиксированные в Учредительных договорных актах) он вместе с остальными положениями, закрепленными в Договорах, толкует. Другие, не нашедшие своего прямого закрепления в договорных актах, он "обнаруживает и раскрывает". При этом, толкуя одни и открывая другие принципы права Евросоюза, Суд вместе с тем создает в пределах сферы своей деятельности и полномочий все необходимые условия не только для их повседневной реализации, но и для повышения их роли в правовой системе Сообщества, усиления их эффективности и социальной значимости. 6. Важное значение в этом процессе, применительно к принципам права Евросоюза, так же как и в отношении к принципам любой иной правовой системы, всегда имели и имеют их по возможности строгое упорядочение, классификация принципов по самым разным критериям, установление их иерархических связей и систематизация. Повышение роли и значимости принципов права вообще и принципов права Евросоюза в частности предопределяется также их социальнополитической и идеологической природой и их непосредственным целевым назначением*(665). Общеизвестно, что в каждой правовой системе есть, помимо универсальных, свои собственные принципы, отражающие ее сущность, содержание, формы выражения и имеющие при этом свое особое целевое назначение. Так, если признанное назначение принципов права независимо от того, в пределах какой правовой системы они возникают и функционируют, сводится по широкому признанию к тому, чтобы определять общую направленность и тенденции развития правовых систем и их составных частей, служить основой объединения различных правовых норм в единую систему, способствовать закреплению и упорядочению сложившихся в обществе правовых отношений, стремиться задавать общий алгоритм правотворческому, правоприменительному и в целом всему юридическому процессу и т.д.*(666), то назначение принципов права Евросоюза помимо всего этого имеет также свои особенности. Речь при этом идет не только и даже не столько об особенностях целевого предназначения отдельных групп общих принципов права, таких, скажем, как фундаментальные принципы по классификации Бержеля, "на которых основываются положения Конституции" и "другие общие принципы" или "простые" общие принципы, "которые, обладая лишь вспомогательным значением, применяются только в случае, если нет препятствия со стороны законов и от которых могут отступать регламенты", и общие принципы, "которые обязательны для выполнения административными органами, но от которых могут отступать законы"*(667), - сколько об особенностях целевого назначения всей системы общих принципов права Евросоюза в целом. О каких особенностях назначения общих принципов права Евросоюза идет речь? В чем эти особенности выражаются? Отвечая на эти и другие им подобные вопросы, следует обратить внимание прежде всего на то, что, будучи составной частью интегрирующейся экономической, социально-политической и иной системы, каковой является Евросоюз, общие принципы права имеют своим предназначением в конечном счете создание таких политико-правовых условий, которые бы способствовали дальнейшему развитию данного процесса. Такие условия создаются в экономической, социальной, политической и, естественно, в правовой сфере, в частности в сфере гармонизации правового массива Евросоюза, сочетающего в себе элементы романо-германской и англосаксонской правовых семей*(668). Важное значение общие принципы права Евросоюза имеют для расширения и углубления его правовой системы; для его социально-экономической, политической и юридической самоидентификации, а также для унификации общеевропейского и национального права государств - членов Европейского союза. Общие принципы права Евросоюза в повседневной политико-правовой жизни Сообщества выступают не только в виде стратегически значимых регуляторов общественных отношений, но и в виде весьма важных источников права. Общие принципы широко используются Судом для решения вопросов по аналогии права. На их основе решается вопрос о толковании действующего законодательства Евросоюза о соответствии или несоответствии актов, исходящих от его различных органов, Учредительным договорам*(669). Наряду с этим общие принципы права Европейского союза выполняют и другие социально-политические и юридические функции. § 6. Принцип субсидиарности в системе общих принципов Евросоюза 1. В силу целого ряда объективных причин принцип субсидиарности в отличие от многих других принципов Европейских сообществ был признан не сразу, одновременно с образованием последних, а гораздо позднее - в 1992 г., будучи впервые конституционно закрепленным в Маастрихтском договоре. Однако столь позднее официальное признание и законодательное закрепление данного принципа вовсе не означают, что субсидиарность как понятие и доктрина не была известна до этого в Западной Европе и за ее пределами и что ее признанием прекратились те многочисленные и затяжные споры, которые велись среди теоретиков права и практиков на протяжении весьма длительного времени*(670). Анализ многочисленных научных источников и накопившейся на протяжении многих столетий общественно-политической и юридической практики со всей очевидностью показывает, что субсидиарность как понятие и доктрина - явление столь же не новое, сколь и небесспорное, в частности в том, что касается его понятия, содержания, выполняемой роли и назначения. Чтобы убедиться в этом, достаточно сказать, что в научной литературе до сих пор ведутся споры по поводу того, какой смысл следует вкладывать в латинские термины "subsidiaries" и "subsidium", послужившие основой для производного от них термина "subsidiary", означающего "оказывать помощь, поддержку", "дополнять чтолибо, пополнять", "рассматривать что-то в виде действующего приложения" и т.д.*(671) И, соответственно, какой точный смысл следует вкладывать в понятие и доктрину субсидиарности? Ибо одни авторы, рассматривающие принцип субсидиарности в пределах Евросоюза, как свидетельствует Г. Берман, "заявляют, что они не знают, что означает субсидиарность, а если и знают, то не усматривают в ней что-либо новое", - в то время как другие комментаторы принципа субсидиарности рассматривают его едва ли не в виде "панацеи от всех постигших в последнее время Сообщество бед" (current malaise)*(672). Непрекращающиеся споры, судя по исследованиям разных лет, ведутся также вокруг вопросов, касающихся природы и характера принципа субсидиарности, в частности в отношении того, является ли данный принцип универсальным, в равной мере "приложимым" ко всем сферам жизни общества и отношениям или же он распространяется лишь на отдельные, специфические сферы и отношения*(673). Многовековой опыт существования и функционирования принципа субсидиарности показывает, например, что на протяжении длительного времени в странах Западной Европы и в ряде других стран предпринимались попытки использования данного принципа в сфере социальных отношений человека и общества, различных социальных групп и государства, общества и государства. Как известно, принцип субсидиарности лежал в основе так называемой Католической социальной доктрины, исходящей из того, что "в плюралистическом обществе все, даже самые небольшие социальные группы, объединенные между собой общими моральными устоями, должны быть автономными и суверенными. В своей повседневной жизнедеятельности они должны находиться под покровительством государства, которое, однако, не подменяет и не подавляет их своими чрезмерными требованиями, а, поддерживая в обществе правовой порядок, служит их общему благу"*(674). Католическая социальная доктрина субсидиарности, по словам исследователей, нашла "свое наиболее яркое и полное выражение в континентальной христианско-демократической версии государства всеобщего благоденствия, в своего рода социальном рынке"*(675), где полное отсутствие или недостаток жизненных возможностей каждого индивида или социальной группы в соответствии с принципом субсидиарности восполняются или должны восполняться государством. Наряду с попытками использования принципа субсидиарности в сфере социальных отношений данный принцип довольно широко применяется в правовой сфере, в частности в сфере действия гражданского и других отраслей частного управа, постепенно проникая между тем в сферы регулятивного воздействия на общественные отношения со стороны международного права и ряда отраслей публичного права, таких как конституционное, административное, трудовое и другие отрасли права*(676). При этом небезынтересно заметить, что применительно к каждой сфере правового воздействия на общественные отношения - к сфере частного или публичного права - в термин и понятие субсидиарности вкладывается далеко не совпадающий друг с другом смысл. В сфере частного права субсидиарность рассматривается как правовая восполняемость, дополняемость и пр. Смысл субсидиарности в этой сфере, резонно замечает Б.Н. Топорнин, заключается в том, что в предусмотренных законом случаях, когда вопрос не может быть решен на базе соответствующей отрасли права или соответствующего правового комплекса, возможно привлечение "недостающих" норм из смежных отраслей права или правовых комплексов. Иными словами, "если должной правовой нормы нет, то применяется другая, наиболее подходящая норма"*(677). В качестве иллюстрации можно сослаться на институт субсидиарной ответственности, традиционно существующий в системе гражданского права каждого государства, в том числе и Российской Федерации. Субсидиарная ответственность в смысле восполняемости, дополняемости и пр. предусмотрена целым рядом статей Гражданского кодекса РФ. Так, ст. 105 ГК РФ под названием "Дочернее хозяйственное общество" устанавливает, что "в случаях несостоятельности (банкротства) дочернего общества по вине основного общества (товарищества) последнее несет субсидиарную ответственность (выделено нами. - Авт.) по его долгам"*(678). Статья 121 ГК РФ "Объединения юридических лиц (ассоциации и союзы)" гласит: "Ассоциация (союз) не отвечает по обязательствам своих членов. Члены ассоциации (союза) несут субсидиарную ответственность (выделено нами. - Авт.) по ее обязательствам в размере и в порядке, предусмотренном учредительными документами ассоциации"*(679). Наконец, ст. 399 ГК РФ "Субсидиарная ответственность" (гл. 25 ГК - "Ответственность за нарушение обязательств") закрепляет положение, согласно которому "до предъявления требований к лицу, которое в соответствии с законом, иными правовыми актами и условиями обязательства несет ответственность дополнительно к ответственности другого лица, являющегося основным должником (субсидиарная ответственность), кредитор должен предъявить требование к основному должнику"*(680). Анализируя данные и другие им подобные статьи и положения, касающиеся субсидиарной ответственности, нетрудно заметить, что последняя во всех них рассматривается не иначе, как в виде дополнительной, вспомогательной, восполняющей (дополняющей) основную ответственность. В каждом случае применение субсидиарной ответственности в силу ее вспомогательного характера обставлено определенными законодательно закрепленными требованиями, обстоятельствами и условиями. Например, применительно к ст. 399 ГК РФ в качестве таковых, обусловливающих возможность наступления субсидиарной ответственности, выступают условия (обстоятельства) отказа основного должника удовлетворить требования кредитора, неполучение кредитором в "разумный срок" от основного должника ответа на предъявленное требование, невозможность удовлетворения требования кредитора к основному должнику путем зачета встречного требования либо "бесспорное взыскание средств с основного должника". Различными условиями, требованиями и обстоятельствами обусловливается применение принципа субсидиарности при решении вопроса об ответственности и иных вопросов, возникающих в сфере частного права и во всех других случаях. Принцип субсидиарности при этом выступает в роли своеобразного дополнительного, вспомогательного, восполнительного и иного подобного - средства обеспечения точного и своевременного выполнения сторонами - участниками гражданско-правовых отношений своих обязательств или решения других частноправовых вопросов. 2. По-иному, однако, обстоит дело с пониманием и толкованием принципа субсидиарности, со смысловым значением, которое вкладывается в него в сфере публичного и, в частности, международного и конституционного права. В отличие от сферы частного права, где субсидиарность ассоциируется с дополняемостью и восполняемостью, в области публичного права ей, а вместе с ней и принципу субсидиарности придается несколько иной смысл. "В международном и конституционном праве, - справедливо замечает Б.Н. Топорнин, - на первый план выступают другие свойства принципа субсидиарности". А именно, речь идет не о дополняемости или восполняемости, а преимущественно о распределении полномочий между различными ступенями власти в процессе принятия и реализации решений, при котором решение принимается и реализуется на той ступени или этаже власти, где имеется большая квалификация и где существуют большие возможности для решения возникшей проблемы или проблем. В сфере публичного права принцип субсидиарности предполагает, что "все вопросы, которые могут быть решены на местах, должны находиться в ведении муниципальных органов". А что касается регионального, общегосударственного или наднационального (надгосударственного) уровней, то им должны передаваться лишь те полномочия, которые не могут быть эффективно реализованы на нижестоящих уровнях публичной власти*(681). 3. Применительно к Евросоюзу, а точнее, к тем отношениям, которые возникают в его пределах между Европейским сообществом, с одной стороны, и государствами-членами, с другой, это означает, что Сообщество наделяется лишь тем объемом полномочий, который ему необходим для решения вопросов, превышающих пределы возможностей одного отдельно взятого государства или нескольких государств*(682). Там же, где государство в состоянии самостоятельно заниматься соответствующими делами и решать возникающие перед ним проблемы, вмешательство Сообщества, а следовательно, наделение его дополнительными полномочиями "не только не нужны, но и могут оказать неблагоприятное воздействие на процесс интеграции"*(683). Нормативно-правовое закрепление применительно к объединенной Европе принцип субсидиарности, а вместе с ним его доктрина получили прежде всего в Договоре о Европейском союзе, в статье первой которого говорилось о том, что "Договор знаменует собой новый этап в процессе создания постоянно укрепляющего свою сплоченность союза народов Европы, в котором принятие решений осуществляется при как можно более полном соблюдении принципа гласности и, по возможности, максимально приближенно к гражданам". Согласно смыслу этой статьи принятие решений должно осуществляться наднациональными, общеевропейскими органами постадийно, начиная с локальных органов, которые наиболее близко находятся к гражданам, и заканчивая в случае невозможности их решения на низших - локальных и средних - национальных уровнях. В наиболее развернутом виде принцип субсидиарности и сопутствующие ему положения были отражены в ст. 5 Договора об учреждении Европейского экономического сообщества. В нем наряду с указанием на то, что Сообщество должно действовать, сообразуясь со своими полномочиями и обозначенными в Договоре целями, и "не должно выходить за пределы необходимого" для достижения этих целей, было установлено положение о том, что "в областях, которые не подпадают под его исключительную компетенцию, Сообщество действует в соответствии с принципом субсидиарности, если и поскольку цели намечаемых действий не могут быть достигнуты в достаточной мере государствамичленами и поэтому, в силу масштабов и результатов предполагаемого действия, могут более успешно осуществляться Сообществом". Дальнейшее развитие и укрепление нормативно-правовая основа принципа субсидиарности получила в Протоколе к Амстердамскому договору 1997 г. "О применении принципов субсидиарности и пропорциональности", в котором помимо всего прочего обращалось внимание на то, что принцип субсидиарности в отношениях Сообщества с государствами-членами "не подвергает сомнению его полномочия" и что он выступает в качестве своего рода "ориентира того, как эти полномочия Сообщества должны реализовываться" (ст. 3). Положения, касающиеся принципа субсидиарности и особенностей его применения, кроме названных актов отражаются и закрепляются также в других официальных документах Европейского сообщества*(684). 4. Анализируя их и одновременно сравнивая "статус" принципа субсидиарности применительно к Евросоюзу - к сфере публичного права - с его "статусом" в сфере общественных отношений и частного права, следует обратить внимание на следующие его особенности. Во-первых, на то, что данный принцип применяется к отношениям, возникающим не между "автономными" индивидами или социальными группами и обществом, где государство осуществляет лишь "покровительство" или же использует принцип субсидиарности для разрешения некоторых вопросов, касающихся гражданско-правовой ответственности, а в отношениях между самими, отдельно взятыми государствами или группой государств-членов, с одной стороны, и Евросоюзом в лице его руководящих органов и институтов, с другой*(685). Государство в этой системе субсидиарных отношений выступает не как покровитель или посредник в решении некоторых спорных вопросов, возникающих между субъектами частноправовых отношений, а как непосредственный участник, как одна из сторон данных отношений. Участие государств в субсидиарных отношениях в принципе меняет не только характер, но и содержание, а вместе с тем и назначение самого принципа субсидиарности. Ибо в системе отношений, существующей между государствамичленами и Евросоюзом, данный принцип выступает не как средство дополнения или восполнения недостающих возможностей, а скорее как способ построения вертикали власти, как один из способов фиксации и поддержания баланса между властными полномочиями сторон*(686). При этом государство, стремясь наиболее полно и эффективно решать свои собственные проблемы с помощью других государств-членов и Евросоюза в целом и одновременно пытаясь в максимальной степени сохранить свою идентичность, неизменно проявляется в двух своих таких ипостасях, как партнер и суверен. Партнер - в отношениях с другими государствами и надгосударственными институтами. Суверен - по отношению к национальным органам и институтам, к правопорядку и законности внутри страны. Разумеется, строгого разграничения между этими "ликами" или проявлениями государства нет и не может быть, ибо любое самодостаточное государство едино с точки зрения его суверенных полномочий и неделимо. Однако в функциональном плане, а также с учетом различного характера и особенностей решаемых государством вовне - в рамках Евросоюза - и внутри каждой страны задач такое разграничение в целях более глубокого и разностороннего понимания происходящих процессов не только допустимо, но и необходимо. В противном случае весьма трудно будет понять, например, кажущееся на первый взгляд противоречие: почему государства-члены, в частности ФРГ, в своих конституциях, с одной стороны, законодательно закрепляют свое участие в "осуществлении идеи объединенной Европы" и тем самым стимулируют ее развитие, а с другой - ограничивают функционирование Европейского союза рамками целого ряда условий-обязательств, включая сохранение и строгое соблюдение принципа субсидиарности, а также гарантий защиты конституционных прав, "по существу совпадающих с основными правами, содержащимися в Основном законе"*(687). Подходя к рассмотрению взаимоотношений государств Евросоюза дифференцированно, нельзя не видеть, что в первом случае государство-член проявляет себя как партнер в отношениях с другими государствами и создаваемыми ими наднациональными органами и институтами, основная целевая установка которого заключается в дальнейшем укреплении и развитии процесса интеграции взаимного сотрудничества в рамках Европейского союза. В то же время, как во втором случае, государство-член выступает прежде всего как суверен, главной задачей которого является, с одной стороны, сохранение и укрепление, в том числе с помощью принципа субсидиарности, своей суверенной целостности, внутренней самостоятельности и идентичности, а с другой - как об этом свидетельствует практика, недопущение превращения Евросоюза в стоящее над всеми государствами-членами и полностью определяющее их внутреннее развитие государство-Левиафан, супер- или же гипергосударство*(688). Во-вторых, необходимо обратить внимание на то, что принцип субсидиарности применительно к отношениям "Евросоюз - государство" не подпадает согласно ст. 5 Договора под исключительную компетенцию Сообщества. Это означает, что данный принцип не действует, скажем, в таких областях, традиционно относящихся к исключительной юрисдикции Евросоюза, как сельское хозяйство, рыболовство, транспорт и другие сферы деятельности подгосударственных органов и институтов, в отношении которых на Евросоюз возлагается обязанность выработки общей политики их функционирования и развития. Принцип субсидиарности применяется лишь в тех областях жизни Европейского сообщества, которые относятся к сфере общей компетенции наднациональных и национальных органов, где "Договором предусматривается совместная деятельность Евросоюза с государствами-членами"*(689). Используя устоявшуюся в государственно-правовой системе Германии и некоторых других стран классификацию полномочий государственных органов на исключительные, принадлежащие только отдельным органам, совместные (concurrent), осуществляемые несколькими органами, и потенциальные*(690), принадлежащие различным органам, но в силу различных причин временно не реализуемые, следует сказать, что сфера применения принципа субсидиарности в отношениях "Евросоюз - государство" находится в промежутке между областью исключительной компетенции Европейского союза, с одной стороны, и областью исключительной компетенции государств - его членов, с другой. Там, где в соответствии с Договором, резонно замечается по этому поводу в научной литературе, "зона ответственности Сообщества" совпадает с "зоной ответственности государств-членов", принцип субсидиарности служит критерием определения меры ответственности каждой из сторон. Там же, где нет "зоны их совместной ответственности", а есть лишь сферы исключительной компетенции Евросоюза и государств-членов, принцип субсидиарности теряет почву для своего применения и утрачивает свою роль*(691). В теоретическом и практическом плане проблема, однако, заключается в том, что исходя из текстов договорных актов весьма трудно провести "демаркационную" линию между исключительной компетенцией Евросоюза и аналогичной компетенцией государств-членов, точно определить ту "промежуточную" между ними сферу совместной компетенции, где применяется принцип субсидиарности*(692). Причины такого положения, как отмечают исследователи, состоят прежде всего в том, что сферы исключительной компетенции сторон определяются в договорных актах не по их специфическому предмету, как это обычно происходит, а по их "функциональному описанию" (functional description)*(693). А кроме этого ситуация усугубляется тем, что в некоторых случаях Договор о Европейском экономическом сообществе (ст. 308) позволяет последнему, при возникновении необходимости для достижения одной из его закрепленных в Договоре "общерыночных" целей, принимать надлежащие меры даже тогда, когда Договор "не предусматривает необходимых полномочий для таких действий". Логически данное положение, позволяющее принимать органам Евросоюза (Совету "на основе единогласия", по предложению Комиссии и после консультаций с Европейским парламентом) без участия государств-членов положения, выходящие за пределы их закрепленных в договоре полномочий, можно рассматривать как своего рода карт-бланш на расширение сферы исключительных полномочий Европейского союза, в результате которого неизбежно стирается грань между исключительной и совместной компетенцией Евросоюза и государств-членов, размываются границы той "промежуточной" области, в пределах которой возможно применение принципа субсидиарности. В-третьих, необходимо отметить, что принцип субсидиарности применяется в сфере совместной компетенции Евросоюза и государств-членов не автоматически, а при соблюдении ряда требований и условий, которые в известной степени компенсируют издержки, связанные с размыванием границ между исключительными и совместными полномочиями сторон и вносят элемент определенности в процесс реализации данного принципа. В числе такого рода требований-условий Договор об учреждении Европейского экономического сообщества выделяет следующие: а) допустимость решения рассматриваемого вопроса как на уровне государств-членов, так и на уровне Евросоюза в целом; б) невозможность самостоятельного решения проблемы "в достаточной мере государствами-членами"; в) уверенность в том, что данная проблема "в силу ее масштабов и результатов", с одной стороны, и возможностей Европейского сообщества, с другой, может быть более эффективно решена на наднациональном, нежели на национальном уровне*(694). Кроме того, дополнительные требования-условия ("ориентиры") предусматриваются Протоколом "О применении принципов субсидиарности и пропорциональности". Основной смысл их сводится к тому, чтобы определить, как и в какой мере выполняются условия Договора, касающиеся применения принципа субсидиарности вообще*(695) и принятия наднациональных акций в частности. Согласно Протоколу (ст. 5) последние вполне законно и оправданно могут быть приняты лишь в следующих случаях: 1) если рассматриваемый вопрос имеет "транснациональные аспекты, которые не могут быть удовлетворительно урегулированы с помощью средств, находящихся в распоряжении государствачлена"; 2) если самостоятельные действия государств-членов или отсутствие их на уровне Сообщества могут войти в противоречие с требованием договора или же "каким-либо иным образом причинить существенный вред государствам-членам"; 3) если в результате действия Сообщества будет получена чистая прибыль по сравнению с действиями на уровне отдельных государств-членов в силу того, что первые "более масштабны и эффективны по сравнению со вторыми"; 4) если решения наднациональных органов, направленные на достижение закрепленных в договорах целей, будут способствовать "гармонизации норм национального права" и стандартизации принимаемых государствами-членами законодательных актов*(696). В-четвертых, важно заметить, что хотя принцип субсидиарности распространяется на всю сферу совместной компетенции Евросоюза и государствчленов, все же наиболее часто, по свидетельству источников и согласно сложившейся практике, он применяется в области правотворческой деятельности сторон. Прежде всего, в рамках правотворческой деятельности, констатируют исследователи, осуществляется институтами Европейского союза реализация принципа субсидиарности. Именно здесь "наиболее эффективно и осязаемо" проявляются последствия его благоприятного воздействия на характер отношений наднациональных, общеевропейских институтов с национальными институтами, Европейского союза с государствами - его членами. Известно, что в повседневной жизнедеятельности Евросоюза и его отношениях с государствами-членами принцип субсидиарности проявляется в разных формах и имеет несколько путей своего функционального выражения. Так, в одних случаях он выполняет "интерпретационные функции" - функции толкования принимаемых или принятых на уровне Европейского союза правовых актов. В других - принцип субсидиарности рассматривается как один из элементов (как "интегральный элемент") определения законности принимаемых институтами Сообщества нормативно-правовых актов. В третьих же случаях он выступает как политический феномен, помогающий "вызвать доверие к актам сообщества и к их законности", а также показать "государствам-членам, которые все еще с предубеждением относятся к процессу усиления европейской интеграции", что помимо сфер исключительной и совместной компетенции Сообщества существуют также сферы жизни, которые находятся "вне компетенции Евросоюза и которые, таким образом, способствуют сохранению их национальной и региональной идентичности"*(697). Помимо названных, в исследованиях западных авторов указывается также и на некоторые другие формы выражения и пути "функционального проявления" принципа субсидиарности. Однако по частоте и по степени важности на первом плане всегда стояло и стоит проявление в сфере правотворческой деятельности сторон - Евросоюза и государств-членов. Исходным звеном в механизме реализации принципа субсидиарности в данной, равно как и в других сферах является положение о том, что, прежде чем вносить все возникающие в области совместной компетенции вопросы на наднациональный уровень, необходимо попытаться с максимальной степенью эффективности решить их на национальном уровне - на уровне государствчленов*(698). Наднациональная же инстанция в лице Европейского союза подключается к их решению лишь тогда, когда это невозможно сделать на национальном уровне и когда есть уверенность в том, что эти вопросы могут быть более эффективно решены на уровне Евросоюза, нежели на уровне отдельных государств-членов. Отмечая все более возрастающую по мере развития Евросоюза теоретическую и практическую значимость принципа субсидиарности в правотворческой и других сферах жизни Европейского сообщества, многие авторы между тем не без оснований указывают на то, что появление этого принципа в пределах Евросоюза было своего рода "доктринальным ответом" на участившуюся критику Сообщества по поводу масштабного расширения (особенно в 1980-1990-е годы) сферы его деятельности и компетенции и соответственно сужения сферы деятельности национальных государств*(699). Разумеется, больше всего это коснулось правотворческой деятельности Евросоюза и государств-членов, в которой во избежание дальнейших перекосов и был в первую очередь "внедрен" принцип субсидиарности. Призванный сбалансировать в изменившихся условиях жизнедеятельности Евросоюза правотворческую активность Сообщества и государств-членов, а вместе с тем уравновесить их интересы, принцип субсидиарности в этом плане, по свидетельству исследователей, продолжает и в настоящее время играть весьма позитивную, хотя не всегда в полной мере отвечающую интересам сохранения идентичности и самобытности национальных государств, роль. Очевидным фактом остается то, констатируют авторы, что в настоящее время механизм контроля за весьма значительной и все более возрастающей по мере углубления европейской интеграции сферой законодательства находится в руках Сообщества. И было бы абсурдным полагать, что все должно быть иначе, а именно что Сообщество, на котором лежит ответственность за формирование "эффективного внутреннего рынка, когда-либо передаст этот механизм, а вместе с ним и все более расширяющиеся законодательные функции государствам - членам Евросоюза"*(700). В переводе с языка теории на язык практики это означает, что по мере дальнейшего развития Европейского союза его интегральные законодательные функции все в большей мере будут вытеснять право творческие функции национальных государств, что наднациональное законодательство постепенно будет заменять собой национальное законодательство и что национальная автономия и идентичность с неизбежностью будут размываться и подменяться европейской общностью и идентичностью*(701). В-пятых, при рассмотрении особенностей принципа субсидиарности применительно к взаимоотношениям Евросоюза с государствами-членами необходимо подчеркнуть, что, с одной стороны, данный принцип сам по себе не дает никакого разграничения компетенции Европейского союза и государств-членов по предмету их совместного ведения и обращается при этом (согласно ст. 5 Договора) лишь к первому, но не ко вторым, а с другой - он предполагает обязательность выполнения государствами-членами всех без исключений, в том числе субсидиарных решений, которые исходят от Сообщества*(702). При этом если отдельные или даже все государства - члены Евросоюза считают, что они могли бы справиться с проблемой самостоятельно и не хуже Сообщества в целом, они тем не менее "в силу принципа верховенства права ЕС обязаны полностью и безоговорочно выполнять принятое решение"*(703). Само собою разумеется, что ответственность за невыполнение или ненадлежащее выполнение требований, содержащихся в субсидиарном акте, лежит на государствах-членах, а ответственность за ненадлежащее качество данного акта возлагается на Европейский союз в лице Еврокомиссии, выступающей (согласно ст. 19 Протокола) с инициативой принятия субсидиарного акта, а также на Совет и Европарламент, поддержавшие его принятие*(704). В случаях возникновения споров, касающихся применения принципа субсидиарности или толкования субсидиарного акта, все подобного рода вопросы решаются только на наднациональном уровне, а точнее - Судом. 5. Кроме названных особенностей, характеризующих принцип субсидиарности применительно к правотворческим и иным отношениям, возникающим между Европейским союзом и государствами-членами, необходимо обратить внимание также на то, что на наднациональном уровне данный принцип существует и реализуется не только и даже не столько сам по себе, сколько во взаимосвязи и взаимодействии с другими, подобными ему по своей природе и характеру принципами. Среди них следует выделить прежде всего такие принципы, как принцип интеграции, кооперации, принципы пропорциональности и эффективности права, принцип федерализма*(705), принципы регионализма и глобализма и др. Глава IV. Правовой статус Европейского союза и составляющих его сообществ § 1. Евросоюз: федерация, конфедерация или международная (межправительственная) организация? 1. Проблемы государственного устройства и правового статуса Европейского союза как относительно самостоятельного и надгосударственного учреждения в силу своей теоретической и практической значимости издавна привлекает к себе особое внимание исследователей*(706). И это не случайно, поскольку от решения данной, общей по своему логическому объему и ключевой по своему характеру, проблемы в значительной степени зависит решение многих других менее общих, но не менее важных проблем, касающихся Евросоюза. Это, в частности, проблемы институциональной структуры Европейского союза, его суверенитета, международной правосубъектности, характера его отношений с государствамичленами, распределения компетенции между надгосударственными и государственными органами и др. Отмечая, что "на протяжении всей истории существования Евросоюза" вопрос о его статусе и о "сохранении баланса властей" между ним и государствами-членами всегда находился в центре внимания теоретиков и практиков, западные авторы не без оснований указывают также на то, что традиционно всегда были и остаются при этом более частные вопросы, касающиеся оптимального устройства Евросоюза, необходимого для "максимальной реализации заложенного в нем потенциала"; вопросы эффективности управления европейским рынком "в условиях расширения Союза"; проблемы, связанные с формированием и реализацией социальной политики, и др.*(707) Решая данные и им подобные вопросы, исследователи неизбежно сталкиваются с проблемой определения правового статуса Евросоюза, а также, пользуясь государственно-правовой терминологией, - с проблемой его государственного устройства. На протяжении всего периода европейской интеграции, вплоть до сегодняшнего дня, среди авторов, занимающихся данной проблематикой, идут нескончаемые споры по поводу того, как идентифицировать в политико-правовом плане это надгосударственное, общеевропейское образование*(708). Можно ли его рассматривать с позиций традиционного представления о государственных, межгосударственных и надгосударственных институтах или же необходимо вырабатывать новые подходы для его политико-правового рассмотрения и определения? Возможно ли вообще идентифицировать Европейский союз, используя сложившийся методологический арсенал, или следует согласиться с иногда высказываемым в западной литературе мнением о том, что "Европейский союз как таковой вообще не подлежит никакой правовой идентификации"?*(709) Пытаясь ответить на эти и другие им подобные вопросы, отечественные и зарубежные исследователи высказали целый ряд отличающихся друг от друга в той или иной степени мнений и суждений. При этом одни авторы призывают не отступать в процессе идентификации политико-правового статуса Евросоюза от традиционных, выверенных временем схем и моделей и, соответственно, рассматривать данное, наднациональное образование с позиций федерации, конфедерации или же обычной международной (межправительственной) организации. Напротив, другие исследователи, не отрицая определенной значимости в процессе определения статуса Евросоюза традиционных моделей и схем, в то же время полагают, что наиболее адекватным и перспективным в решении данного вопроса будет подход, согласно которому Европейский союз будет рассматриваться в виде "уникальной структуры и правопорядка, не подходящих ни под одну из ныне существующих государственно-правовых форм*(710). Ссылаясь при этом на мнение Верховного суда Германии, высказанное по данному вопросу в деле Brunner V. European Union Treaty (1994), авторы тем не менее одновременно рассуждают в духе возможного использования при определении статуса Евросоюза традиционных на сегодняшний день моделей и форм организации общественной жизни. Европейский союз, отмечают они, "больше похож на конфедерацию или межправительственный институт, чем на настоящую наднациональную структуру"*(711). Не вдаваясь в подробности обсуждения высказанных в научной литературе точек зрения и суждений по вопросу, касающемуся статуса Европейского союза, обратим внимание лишь на некоторые, наиболее удавшиеся и наиболее распространенные из них. Из такого рода воззрений на статус Евросоюза в одних случаях выделяются "федеративные" взгляды и суждения. Европейский союз рассматривается сквозь призму федерации, которая считается будущей формой данного надгосударственного образования. Сегодня, по мнению сторонников этой концепции, "только федерализм как форма организации социальной и политической жизни Европейского общества способен сохранять в условиях все более возрастающей взаимосвязи государств и глобализации национальную и региональную идентичность"*(712). Это с одной стороны. А с другой - только федерализм, с точки зрения авторов, становится тем единственным "противоядием" в "системе современного информационного сообщества", которое возможно эффективно использовать против "нарастающего оживления" в национальных государствах весьма опасного для всего Европейского сообщества "ядовитого национализма"*(713). В других случаях Европейский союз представляется в виде конфедерации, состоящей из независимых друг от друга самодостаточных суверенных государств. Сочетая в себе "внутригосударственные и надгосударственные элементы", отмечается в связи с этим в специальной, посвященной анализу различных сторон Европейского сообщества, литературе, Евросоюз существует и функционирует с точки зрения своего статуса и структурной композиции как "уникальный гибрид, как своего рода конфедерация"*(714). Наконец, в третьих случаях Европейский союз рассматривается в виде некой разновидности международной организации. Существующие на этот счет в западной литературе суждения и комментарии сводятся в конечном счете к утверждению о том, что многие политические деятели и аналитики считают, что Европейский союз по своей сути является и в будущем "должен оставаться не чем иным, как базирующейся на договорных актах международной организацией, члены которой - государства как национальные институты - в основе своей сохраняют свой суверенитет"*(715). Разумеется, поясняют исследователи, Евросоюз, выступающий в виде своеобразного международного объединения, несомненно, должен обладать определенной, тщательно дозированной и сохраняемой властью. Однако основные государственно-властные полномочия тем не менее "должны оставаться на национальном уровне". Европейский союз "должен функционировать, хотя и как в высшей степени необычная, но тем не менее как международная (межправительственная - intergovernmental) организация"*(716). Кроме названных, устоявшихся подходов к определению статуса Евросоюза и формы организации Европейского сообщества, на этот счет существуют и другие, хотя и менее распространенные суждения*(717). Однако дело заключается не в их количестве или степени распространенности, а в их "качестве", в адекватности отражения или сложившейся в пределах Европейского континента политикоправовой реальности. Основной вопрос состоит в том, в какой мере они отвечают, если вообще отвечают, тем требованиям, а точнее - признакам и чертам, которые свойственны применительно к Евросоюзу, скажем, традиционным формам государственного устройства - федерации или конфедерации, а также международной организации, которыми зачастую пытаются оперировать в процессе рассмотрения Европейского сообщества отечественные и зарубежные исследователи? Иными словами, в какой степени применимы к Евросоюзу те формы организации политико-правовой жизни общества, которые принято считать традиционными и насколько правомерно рассмотрение Европейского союза в виде федерации, конфедерации или международной организации? 2. Отвечая на эти и другие им подобные вопросы, следует подходить к анализу каждой из этих форм применительно к Евросоюзу и, в первую очередь, к рассмотрению данного общеевропейского объединения сквозь призму федерации. В современном мире, как известно, существует целый ряд в той или иной мере отличающихся друг от друга форм государственного устройства, именуемых федерациями. Соответственно, существует целая серия отражающих их и несовпадающих между собой представлений о них и их понятий. Так, например, если одни авторы образно определяют федерацию как такую "форму организации государства", "которое стремится примерить региональное разнообразие с определенным уровнем коллективного единства и делает это таким путем, при котором региональные правительства играют вполне определенную роль"*(718), - то другие исследователи рассматривают федерацию "как устройство политической системы государства, где суверенная воля народа находит свое воплощение в конституционном или договорном создании единого государства, где гармонически сочетаются интересы всего федеративного государства, его субъектов и граждан этого государства"*(719). Наличие различных точек зрения и представлений о федерации, несомненно, затрудняет использование ее понятия применительно к Европейскому союзу. В силу этого неслучайным представляется то, что, во избежание такого рода затруднений, некоторые западноевропейские авторы полностью ориентировались и ориентируются в своих исследованиях лишь на американскую федерацию*(720). Даже несмотря на то, что "американская федеральная модель не была принята европейскими государствами после 1945 г.", отмечают в связи с этим аналитики, даже после того как на Европейском континенте была создана "государственная, или наднациональная, организация вместо федерации", - даже тогда эта федеральная модель не была отброшена, а "легла в основу программы действия в Европе бесчисленных федералистских групп давления"*(721). Потерпев фиаско в создании Соединенных Штатов Европы как европейской федерации, построенной по образцу и подобию Соединенных Штатов Америки американской федерации, сторонники данной формы организации политикоправовой жизни объединенной Европы тем не менее не отступили от своих прежних намерений формирования на территории Европейского континента федерации. Это наиболее ярко проявилось при разработке и заключении Маастрихтского договора 1997 г. и всех последующих договорных актов, принятых государствами - членами Европейского союза. Однако вместе с тем нельзя не заметить, что в воззрениях авторов на европейскую федерацию произошли определенные изменения. Суть их, кратко говоря, сводится, во-первых, к постепенному отказу от американской модели федерации как некоего образца, предназначенного для подражания, хотя при этом не отрицается теоретическая и практическая значимость концепции американского федерализма*(722). А во-вторых, к признанию необходимости выработки своего представления о федерации с использованием федеративного опыта Германии и других европейских стран и применения его в процессе определения политикоправового статуса Европейского союза. Последовательно проводя идею о том, что общеевропейское образование "имеет типичный федеральный характер", исследователи тем не менее именуют его не федерацией в собственном смысле, а "префедеративной структурой" (prefederal structure), "в значительной степени федеративной организации" (largely federal organization), "незавершенным федеративным государством" (incomplete federal state) и т.д.*(723) Тем самым подчеркивается, что, несмотря на то что в настоящее время политико-правовая форма Евросоюза не является федеративной в прямом смысле, она содержит в себе элементы федерации и имеет тенденцию со временем стать таковой*(724). Следует заметить, что в данном утверждении, особенно в первой его части, где речь идет о наличии в политико-правовой форме Евросоюза элементов федерации, есть значительная доля истины. Констатируя данный факт, исследователи не случайно, несколько преувеличивая, правда, федеративный характер Европейского союза, именуют его "эмбриональной федерацией"*(725). Или подчеркивают, что "хотя Евросоюз не является государством", но очевидно и общепризнанно, что он обладает целым рядом институциональных и иных признаков, присущих "сформированной федерации"*(726). Применительно к Евросоюзу эти признаки проявляются, в частности: а) в наличии единой территории данного объединения, каковой является территория входящих в него государств; б) в существовании двойного гражданства гражданства Евросоюза и государств-членов; в) в распределении властных полномочий между Евросоюзом и образующими его государствами и в поддержании между ними некоего государственно-властного баланса; г) в существовании высших законодательных, исполнительных и судебных инстанций как на уровне Европейского союза, так и на уровне формирующих его государств; д) в существовании и функционировании общеевропейской правовой системы и неразрывно связанных с ней национальных правовых систем; е) в выработке и проведении Союзом, а точнее - входящим в него Европейским сообществом, общей торговой политики, общей политики в области сельского хозяйства, рыболовства, транспорта и в ряде других сфер; ж) в наличии у Евросоюза общей (за некоторым исключением) валютной системы и единой валюты и т.д.*(727) Наличие данных и иных им подобных по своему характеру признаков и черт у Европейского союза несомненно свидетельствует о его "профедеральной "форме" государственного устройства". Об этом же говорят факты и факторы (внешние давление, а точнее, угроза безопасности государств, и внутренние, связанные с кризисными явлениями внутри европейских стран)*(728), оказавшие влияние на процесс зарождения и развития этих федеративных признаков и черт Евросоюза. Однако является ли все это достаточным основанием для того, чтобы считать Европейский союз сложившейся федерацией? Анализ различных сторон данного общеевропейского объединения показывает, что это далеко не так. У Евросоюза не только отсутствует целый ряд весьма важных признаков федеративного образования, в частности, в виде федеральной конституции, а не учредительных договоров, в виде полноценного самодостаточного суверенитета, в виде статуса субъекта международного права и юридического лица и др., но и нет в обозримом будущем, как свидетельствуют источники, никакой перспективы стать таковым. Причин для подобного, отнюдь не оптимистичного для сторонников европейской федерации, вывода существует много, но наиболее важные из них заключаются в отсутствии желания и воли значительной части населения Европы жить в едином не только экономическом, но и политическом союзе, именуемом федерацией. Согласно социологическим исследованиям, проведенным в странах Западной Европы в апреле 1981 г., 51% граждан Дании и 61% граждан Великобритании вообще высказались за то, что они поддержали бы, будь референдум по этому вопросу, инициативу выхода их государств из Европейского сообщества*(729). В мае 2005 г. только до 28% населения Великобритании, Дании, Швеции и Финляндии поддержали идею превращения Евросоюза из преимущественно экономического объединения в политическое*(730), поскольку опасаются возникновения на базе Европейского союза некоего федеративного или иного "супергосударства", государства-Левиафана*(731), и утраты при этом своей государственной самостоятельности и национальной идентичности. Бесперспективность идеи образования в обозримом будущем общеевропейского учреждения на федеративной основе не только просматривается сквозь негативное отношение к ней значительной части европейского населения, но и отражается в обсуждаемых на уровне Евросоюза за последние годы конституционно значимых документах. В качестве примера можно сослаться на провалившийся в 2005 г. на референдумах во Франции и Голландии проект Европейской конституции и на призванный заменить собой по замыслу разработчиков данный проект Лиссабонский договор, подписанный руководителями государств-членов в декабре 2007 г.*(732) Сравнивая эти разнесенные во времени документы под углом зрения содержащихся в них положений, которые свидетельствовали бы о становлении общеевропейского федерального государства, нельзя не заметить следующее. Во-первых, что второй документ по сравнению с первым именуется уже не конституцией, являющейся неотъемлемым элементом любого современного государства, а просто договором, призванным дополнить и уточнить существующие общеевропейские, международно-правовые по своей изначальной природе и характеру договоры. Во-вторых, что в Лиссабонском договоре, несмотря на содержание в нем ряда положений Европейской конституции, в то же время опущены ее некоторые фрагменты, свидетельствующие о стремлении придания Европейскому союзу государственного характера. В числе прочих речь идет, в частности, о таких федеральных атрибутах государства, как гимн ("Ода радости" из Девятой симфонии Бетховена) и флаг ("круг из двенадцати золотых звезд на голубом фоне"). И, в-третьих, что в отличие от Европейской конституции Лиссабонский договор даже в таком псевдоконституционном виде, каким он по существу является, во избежание фиаско во всех государствах-членах, кроме Ирландии, решено принимать не с помощью всенародного голосования - референдума, а путем парламентского рассмотрения и одобрения. Изменение формы принятия данного договорного акта по сравнению с отвергнутым проектом Европейской конституции, в силу того что "большинство европейцев полностью утратило интерес к объединенной Европе", а вместе с тем и "федералистские" чувства*(733), несомненно свидетельствует в плане рассматриваемой проблемы весьма о многом. В частности о том, что Евросоюз, несмотря на наличие в нем определенных признаков федерации, не может рассматриваться в качестве таковой не только в настоящем, но и в обозримом будущем. Разумеется, речь при этом идет о настоящем, классическом, а не о сформированном с помощью усилий еврочиновников образовании, которое именовалась бы федерацией. 3. Отрицание федеративного характера Евросоюза на современном этапе его развития и в обозримом будущем самой логикой познания политико-правового статуса данного надгосударственного образования подталкивает многих исследователей к использованию в данном процессе других традиционных категорий и понятий, таких как "конфедерация" и "международная организация"*(734). "Наше изучение правового статуса Евросоюза в сравнении с федеративной моделью США, - отмечают в связи с этим некоторые западные авторы, - привело нас к выводу о том, что ныне существующие и, по всей вероятности, будущие интегративные тенденции в Европе будут скорее конфедеративными, нежели федеративными". Понятно, заключают эксперты в данной области, что Евросоюз в его нынешнем виде есть нечто новое в организации человеческого общежития, "это новелла". Однако тем не менее в этой новелле угадываются скорее конфедеративные признаки, сходные с теми, которые были свойственны американской конфедерации 1780 г., нежели федеративные*(735). Аналогичного мнения придерживаются и многие другие авторы, рассматривающие конфедерацию в одних случаях с упором на то, что это "форма государственного устройства", при которой государства-члены полностью сохраняют свою самостоятельность в решении общих вопросов, создавая при этом на паритетных началах "специальные объединительные органы"*(736). В других случаях с акцентом на то, что конфедерация это не форма государственного устройства, а "ассоциация суверенных государств", "устойчивое объединение государств, члены которого, имея общие, весьма важные цели и задачи, такие как обеспечение мира и безопасности, берут на себя соответствующие обязательства и создают для их реализации межгосударственные законодательные и исполнительные органы"*(737). В третьих же случаях некоторые авторы предлагают рассматривать Евросоюз под углом зрения конфедерации, выступающей в виде некой "децентрализованной федерации"*(738). Различных вариантов и моделей конфедерации, так же как и федерации, в современной государственно-правовой и международно-правовой теории и отчасти практике сложилось довольно много, но все они в конечном счете согласно устоявшемуся представлению сводятся к тому, что конфедерация - это долговременный или кратковременный союз суверенных государств, направленный на достижение определенных, обусловленных экономическими, социальными, политическими и иными интересами государств - участниц конфедерации, целей. Правовой основой конфедерации является международный договор. Для координации деятельности государств-участниц создаются специальные органы, принимающие решения рекомендательного характера. Обязательную силу они приобретают лишь после утверждения их соответствующими государственными органами. В своем развитии конфедерация, как показывает опыт США и некоторых других государств, может эволюционировать, превращаясь в федерацию. Применяя сложившееся представление о конфедерации к Европейскому союзу, нетрудно заметить, что в нем нет недостатка в тех общих признаках и чертах, которыми обычно наделяются образования, именуемые конфедерацией. Это, в частности, суверенность государств, образующих Союз; возникновение Евросоюза на основе международного по своей природе и характеру договора; наличие общих интересов и целей у государств - членов Евросоюза; существование и функционирование общих органов, вырабатывающих общую политику развития различных сфер жизни европейского общества и тем самым координирующих деятельность государств-членов, и др.*(739) Наличие данных и иных им подобных признаков, свойственных Европейскому союзу, несомненно, придают ему ярко выраженный конфедеративный характер, позволяющий рассматривать его в виде типичной, классической конфедерации. Однако это кажется только на первый, поверхностный взгляд, учитывающий его лишь внешние конфедеративные проявления. По существу же дело обстоит гораздо сложнее, имея в виду наличие в политико-правовом статусе Евросоюза наряду с признаками конфедерации, с одной стороны, признаков федерации*(740) с другой международной организации. В мире не было и нет такого объединения государств, именуемого конфедерацией, где государства - его члены отдавали бы ему, как это имеет место в Европейском союзе, часть своего суверенитета; где были бы единая валюта и единое гражданство; где наряду с национальными правовыми системами существовала бы наднациональная правовая система; где общие, наднациональные органы обладали бы полномочиями на принятие решений, имеющих как рекомендательный, так и императивный характер; где, наконец, наднациональные судебные органы наделялись бы правом на принятие решений прецедентного характера, имеющих обязательную силу как в отношении органов, должностных лиц и институтов самого наднационального объединения в целом, так и в отношении отдельных государств*(741). Очевидно, что такого рода отличительные признаки и особенности идентифицируют межгосударственное, или надгосударственное, объединение скорее как федерацию, но отнюдь не как конфедерацию. В этом плане, несомненно, правы те авторы, которые усматривают в политико-правовом статусе Евросоюза одновременно признаки федерации, считая, что Европейский союз "как союз государств" (Staatenverbund) по своему статусу и положению "находится где-то между федерацией и конфедерацией"*(742). Однако, говоря о наличии в политико-правовом статусе Евросоюза признаков федерации и конфедерации, нельзя забывать вместе с тем о том, что Евросоюз, будучи по своей изначальной природе и характеру международным объединением, не может по определению одновременно не содержать в себе также ряд признаков международной, межправительственной, а точнее, межгосударственной организации. В числе таких свойственных межгосударственным организациям признаков, согласно соответствующим конвенциям и научным исследованиям в области международного права, выделяют следующие: а) формирование подобного рода объединений только на основе двустороннего или многостороннего международного договора; б) в качестве их членов могут быть только государства; в) строго целевой характер образования и деятельности; г) наличие у каждой международной организации соответствующих органов и должностных лиц, наделенных полномочиями, необходимыми для управления деятельностью организации и решения стоящих перед нею задач*(743). Анализ данных, свойственных каждой межгосударственной (межправительственной) организации, признаков применительно к Европейскому союзу показывает, что он в этом плане как международная организация не является исключением*(744), что ему в значительной мере присущи все те признаки, которые характерны для любой межгосударственной организации, и что в этом смысле политико-правовой статус Евросоюза с определенными оговорками можно приравнивать к статусу международной организации. Суть этих оговорок сводится прежде всего к тому, что Евросоюз как международная организация содержит в себе также признаки федерации и конфедерации. Естественно, что подобная ситуация не свойственна какой-либо межгосударственной организации. Из этого следует, что, приравнивая статус Евросоюза к статусу международной организации, его необходимо рассматривать как особый статус особой организации. Определенные оговорки следуют также в отношении Учредительного договора Евросоюза, имея в виду его кардинальное отличие от учредительных договорных актов других международных организаций как в формальном, так и в содержательном плане. В формальном аспекте это отличие заключается в том, что данный договор был разработан и принят не сам по себе, как это имеет место при создании других, обычных межгосударственных организаций, а на основе и в развитие договорных актов трех уже существовавших организаций: Европейского экономического сообщества, Европейского объединения угля и стали, Европейского сообщества по атомной энергии*(745). В содержательном плане Договор об учреждении Евросоюза отличается от аналогичных договоров, на основе которых возникают другие межгосударственные организации, помимо всего тем, что в нем фиксируются не только сиюминутные, конкретные цели и задачи, которые призвано решать создаваемое объединение, но и основные направления, перспективы развития Европейского союза. Это, в частности, содействие экономическому и социальному прогрессу в объединенной Европе; утверждение "своей индивидуальности на международной арене"; усиление защиты прав и интересов граждан государств - членов Евросоюза; сохранение и развитие Евросоюза "в качестве пространства свободы, безопасности и правосудия, внутри которого обеспечено свободное передвижение лиц во взаимосвязи с надлежащими мерами в сфере контроля за внешними границами, предоставления убежища, иммиграции, а также предотвращения преступности и борьбы с этим явлением" и др. Кроме отмеченных особенностей правового статуса Евросоюза как межгосударственной организации по сравнению со статусом других международных (межправительственных) организаций, следует указать также на такую его отличительную черту, как последовательное расширение по мере развития Союза сфер его непосредственного действия и полномочий в этих сферах. Речь, в частности, идет не только о традиционных для Европейского союза экономической и социальной сферах, но и о сфере внешней политики, политики безопасности, полицейского и судебного сотрудничества в уголовно-правовой сфере и др. Подобная динамика учредительного договорного акта и соответствующих статусных черт Европейского союза вместе с другими его особенностями как международной организации, несомненно, весьма значительно выделяют данное объединение среди других аналогичных ему объединений. При этом вполне логично и естественно встает вопрос: может ли Евросоюз с такого рода радикальными отклонениями от сложившегося в международно- правовой теории и практике представления о межгосударственных организациях*(746) вообще рассматриваться в качестве таковой? По-видимому, нет. Для этого существует целый ряд причин и оснований, главные из которых заключаются в том, что "аномальные" признаки Евросоюза как международной организации почти полностью совпадают с такими его признаками и особенностями, которые обычно свойственны федерации или конфедерации. Исходя из этого при определении статуса Европейского союза представляется вполне логичным и оправданным не подгонять его под традиционные формы и модели организации социально-экономической и политико-правовой жизни в виде межгосударственной организации, федерации или конфедерации, а рассматривать Евросоюз на современном этапе его развития в виде особого (нетрадиционного, "уникального"*(747) и т.п.) объединения, в политико-правовом статусе которого органически сочетаются элементы самых различных моделей и форм. Именно таковым по своему статусу является Евросоюз в настоящее время. § 2. Правовой статус Европейских сообществ 1. Глубокое и всестороннее изучение Европейского союза и его правовой системы с неизбежностью предполагает рассмотрение проблем, касающихся не только данного общеевропейского объединения в целом, но и образующих его составных частей в виде Европейских сообществ. Это Европейское объединение угля и стали (ЕОУС), созданное на основе и во исполнение Парижского договора, получившего название по месту его заключения и вступившего в силу 23 июля 1952 г. после его ратификации всеми государствами - его участниками; Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), позднее преобразованное в Европейское сообщество (ЕС) и Европейское сообщество по атомной энергии (Евратом), сформированные на основе двух Римских договоров, подписанных в Риме 25 марта 1957 г. и вступивших в силу после их ратификации с 1 января 1958 г.*(748) Особое значение при этом имеет рассмотрение Европейских сообществ с правовой точки зрения, в аспекте их правового статуса и правовых отношений, возникающих между ними, с одной стороны, и всеми иными - международноправовыми, региональными и национальными объединениями, а также - с Европейским союзом в целом, в состав которого они входят с момента его образования в 1992 г., с другой стороны. Следует заметить, что вхождение Сообществ в Европейский союз вовсе не означало их полного или частичного в нем растворения. Политико-правовой статус Европейского союза, равно как и другие его черты и особенности, формируется и развивается отнюдь не как некое суммарное явление, производное от соответствующих черт и особенностей или же от политико-правового статуса входящих в него Европейских сообществ. Оказывая взаимное - прямое и обратное - воздействие друг на друга, Евросоюз как целостное образование и входящие в его структуру Европейские сообщества остаются тем не менее относительно самостоятельными в своем статусном положении по отношении друг к другу и в своем непосредственном, изначальном предназначении. По существу, констатировали в связи с этим западные исследователи вскоре после образования Европейского союза, в структуре последнего существуют три формирующих его и вместе с тем сохраняющих в определенной мере свою идентичность Европейских сообщества: Европейское объединение угля и стали, образованное в 1952 г., Европейское экономическое сообщество и Европейское сообщество по атомной энергии, созданные на основе Римских договоров 1957 г. Каждое из них, несмотря на то что является неотъемлемой составной частью Евросоюза и имеет вместе с другими Сообществами в соответствии с так называемым Объединительным договором 1965 г. общие органы управления и институты, по-прежнему действует на основе своего собственного учредительного договора (первичное право), издает свои собственные, распространяющиеся на сферу их непосредственного воздействия акты (вторичное право), сохраняет свой прежний правовой статус*(749). К настоящему времени в составе Европейского союза находятся только два Сообщества: Европейское сообщество по атомной энергии и Европейское сообщество. Европейское объединение угля и стали, как было отмечено, в связи с истечением срока действия его учредительного договора, заключенного в 1952 г. на 50 лет, в июле 2002 г. прекратило свое существование. Ведущую роль среди Европейских сообществ, как прежде, до образования Евросоюза и вхождения их в его структуру, так и во весь последующий период вплоть до сегодняшнего дня, неизменно выполняло Европейское экономическое сообщество, переименованное позднее просто в Европейское сообщество. Как изначально, так и теперь оно постоянно занимает центральное место в различных сферах жизнедеятельности Евросоюза, не исключая область права. В силу этого, заключают эксперты, в практическом плане правовая система Евросоюза в значительной мере идентифицируется "с правовой системой Европейского экономического сообщества, в настоящее время - просто Экономического сообщества", выступающей одновременно в виде составной части национального права*(750). 2. Определяя правовой статус Европейских сообществ, следует заметить, что в отличие от правового статуса Евросоюза, при идентификации которого возникает "множество проблем и сомнений", он не вызывает, как правило, особых споров и принципиальных разногласий среди авторов, занимающихся исследованием данной политико-правовой материи*(751). Довольно устоявшимся и широко распространенным в отечественной и зарубежной литературе представлением о правовом статусе Европейских сообществ является взгляд на данные объединения как на международные регионального уровня организации, обладающие своей "собственной международной правосубъектностью" и являющиеся самостоятельными носителями прав и обязанностей*(752). Наряду с этим Европейские сообщества обладают также "частноправовой правосубъектностью в области национального права", в силу чего "обеспечивается их дееспособность в рамках внутригосударственного правооборота". В пределах территории, находящейся под юрисдикцией государств - членов Евросоюза, Сообщества согласно Протоколу о привилегиях и освобождений от уплаты пошлины Европейских сообществ, принятому в 1965 г. и скорректированному в Ниццком договоре в 2001 г., наделяются привилегиями и льготами. В частности, на территории государств-членов они "повсеместно освобождены от обязанности платить сборы и пошлины"; принадлежащие им офисные и иные помещения пользуются неприкосновенностью, а их "имущественные объекты и активы" защищены с помощью правовых средств от принудительных изъятий и конфискации. Кроме того, Европейские сообщества в силу международного обычного права и вышеназванного Протокола пользуются иммунитетом "от политических мер", предпринимаемых на территории государств - членов Евросоюза и в третьих государствах, их признавших*(753). Будучи, с одной стороны, составными частями Европейского союза и, соответственно, субъектами общеевропейского и национального права, а с другой выступая как международные организации в виде субъектов международного права, Европейские сообщества существуют и функционируют одновременно в трех не совпадающих друг с другом правовых режимах и правопорядках. В силу этого на них распространяется определенный массив правовых норм, существующих не только в актах национального и регионального права, но и в актах международного права. Как и любой иной субъект международного права, верно подмечается в литературе, Европейские сообщества "подчиняются нормативному регулированию в сфере международного права". Иными словами, они подчиняются предписаниям, содержащимся в заключаемых ими международных договорных актах, в международном обычном праве и общепризнанных принципах международного права "настолько, насколько все это, исходя из содержания, применимо по отношению к ним"*(754). Следует заметить, что поскольку заключаемые Сообществами международные договоры наряду с рядом других источников международного права являются составными частями правовой системы Евросоюза, то, естественно, все нормативные акты, исходящие от Сообществ, не должны противоречить им. В переводе на язык практики, между нормативными актами Сообществ и международными актами приоритет будет на стороне последних. Данное положение, однако, не касается учредительных договоров, рассматриваемых в качестве конституционных актов: они обладают безусловным приоритетом по отношению к нормам международного права как lex specealis*(755). Действуя в разных правовых порядках и режимах, Европейские сообщества, соответственно, приобретают целый ряд весьма разнородных прав и соотносящихся с ними обязанностей*(756) как по отношению к национальным государствам, так и по отношению к другим субъектам национального и международного права. По этой причине, а также в силу глубокой и разносторонней "вовлеченности" Европейских сообществ в правовую жизнь, их иногда именуют не иначе как "правовыми сообществами", не без оснований считая, что данный термин в максимальной степени отражает "их суть, выраженную в наиболее четкой и концентрированной форме"*(757). Все дело в том, рассуждают исследователи, обосновывая правомерность и оправданность названия Европейских сообществ правовыми объединениями, что они, во-первых, возникают и функционируют на основе правовых учредительных актов; во-вторых, в своей деятельности используют самые различные правовые средства в виде общеобязательных и иных актов, таких, например, как рекомендации и официальные мнения по рассматриваемым вопросам; и, в-третьих, обладают правом прямого обращения в своей повседневной деятельности не только к государствам - членам Европейского союза, но и непосредственно к гражданам того или иного государства, являющимся одновременно гражданами Европейского союза*(758). Наличие у Европейских сообществ права и возможности установления непосредственных отношений с гражданами, равно как и наличие у них иных подобного рода прав и обязанностей, связанных с их частноправовой правосубъектностью в сфере национального права, несомненно, в определенной мере расходится со сложившимся традиционным представлением о понятии и основных признаках международных организаций*(759). В этом плане Европейские сообщества, будучи по своему статусу международными, межгосударственными организациями, тем не менее в известной степени отличаются (по ряду признаков) от классических международных организаций. Подобное расхождение с "классикой" дает основание некоторым отечественным и зарубежным авторам, в принципе разделяющим точку зрения, согласно которой Европейские сообщества по своему статусу являются международными организациями, тем не менее в одних случаях утверждать, что на примере данных объединений можно наблюдать становление нового типа межгосударственных отношений и международных организаций и что в Европейских сообществах "воплотилась новая философия интеграции, значительный отрыв от того имиджа международной организации, который доминировал в мире до середины ХХ столетия"*(760). В других случаях такого рода расхождения с укоренившимся на протяжении многих лет представлением о международных организациях позволяют исследователям прийти к выводу о том, что в Европейских сообществах заложен такой мощный правовой и социально-экономический потенциал, "которого до сих пор не имела ни одна международная организация"*(761). В третьих же случаях подобные расхождения дают возможность авторам по новому взглянуть на Европейские сообщества как на международные организации и исходя из этого заключить, что "Сообщества - это уже не просто международные организации классического типа, а образования, которые во многом перенимают черты, свойственные суверенному государству"*(762). Вместе с тем, резюмируют ученые, Европейские сообщества представляют собой такие образования, которые "не могут быть квалифицированы как исключительно надгосударственные структуры, поскольку речь идет об объединении усилий и развитии достаточно глубоких интеграционных процессов только в определенных областях жизнедеятельности"*(763). Наряду с названными в юридической литературе высказываются и другие, в той или иной степени отличающиеся друг от друга и от классического представления о международной организации, суждения относительно статуса Европейских сообществ. Например, в отношении политико-правового статуса Европейского экономического сообщества еще в начале 1990-х годов, до образования Евросоюза, говорилось, что оно "не является государством в классическом смысле", поскольку у него нет своей собственной территории, своего населения, которое бы не обладало гражданством государств-членов; у его органов "нет иной власти, кроме той, которая предоставлена им Римским учредительным договором", и т.д. Но вместе с тем утверждалось, что было бы совершенно неправильно рассматривать это объединение "лишь как простую совокупность суверенных государств", имея в виду хотя бы то обстоятельство, что Европейское сообщество, в отличие от других международных организаций, функционирует не только на основе норм международного права, но и на основе конституционного по своему характеру учредительного договора*(764). Данное мнение, равно как и все иные в той или иной мере расходящиеся с традиционным представлением о Европейских сообществах как о международных организациях суждения, однако, не изменяет того неоспоримого факта, что эти объединения в своей основе как были, так и остаются, несмотря на их определенные модификации, международными публично-правовыми и частноправовыми институтами. Публично-правовой характер Европейских сообществ предопределяет, помимо всего прочего, их потенциальную и реальную возможность участия в качестве полноправного субъекта в международных, конституционных и иных публично-правовых отношениях*(765), в то время как их частноправовой характер позволяет им быть участниками гражданско-правовых и иных частноправовых отношений, возникающих на разных уровнях; выступать в качестве юридических лиц*(766). Последнее прямо предусмотрено действующим в рамках Европейского союза законодательством, в основе которого лежат как общие, наиболее важные положения (принципы), так и конкретные нормы, содержащиеся в учредительных договорных актах. Прямое указание на статус юридического лица данных европейских объединений содержится, например, в ст. 281 Договора, учреждающего Европейское сообщество. В этой статье прямо говорится о том, что "Сообщество обладает правами юридического лица". А в следующей - ст. 282 - что "в каждом из государствчленов Сообщество обладает самой широкой правоспособностью, признаваемой национальными законодательствами за юридическими лицами; оно, в частности, может приобретать и отчуждать движимое и недвижимое имущество и выступать стороной в судебном процессе. В этих целях представителем Сообщества является Комиссия"*(767). Аналогичное положение содержится также в Договоре о Евратоме (ст. 185), который закрепляет правовое положение данного Сообщества как юридического лица. Однако, даже если бы в Договоре о Евратоме не содержалось такого положения, это вовсе не означало бы отсутствия у Евратома статуса международной организации и юридического лица. Для получения и закрепления такого статуса Европейских сообществ вполне достаточно согласно правовым предписаниям и правопорядку, существующему в пределах Евросоюза, закрепления соответствующего положения лишь в Договоре об учреждении Европейского экономического сообщества, с самого начала ставшего ввиду доминирующего положения ЕЭС среди других Сообществ "главным учредительным документом Европейских сообществ"*(768). По этой же причине правовые акты, издаваемые в рамках Евросоюза, по справедливому замечанию исследователей, принимаются и реализуются "именно как акты данного Европейского сообщества"*(769). 3. Говоря о "самой широкой правоспособности" Европейских сообществ как юридических лиц "в каждом из государств-членов", необходимо заменить, что в Учредительном договоре о Европейском сообществе речь идет только о сообществе в целом, а не о его органах или институтах. На это принципиально важное положение обращается особое внимание в западной юридической литературе, где подчеркивается, что "только сами Сообщества как таковые, а не их отдельные органы и институты, являющиеся юридическими лицами", обладают в государствахчленах "самой широкой правоспособностью"*(770). Данное положение неоднократно отражалось также в судебной практике. В частности, в деле Algera v. Common Assembly of the ECSC Европейский суд справедливости отмечал, что "только Сообщество, а не его органы и институты, обладает правоспособностью и дееспособностью". Аналогичное заключение содержалось также в решении Суда по делу W. Werhahn Hansamehle v. EC Council*(771). Термин "сообщество", как следует из текстов судебных решений, в первом и во втором случае используется в собирательном смысле, означающем, что судебные решения касаются не одного, а всех Европейских сообществ, причем каждого из них в целом, а не их отдельных органов и институтов. Эти и им подобные решения, равно как и положение о самой широкой правоспособности в государствах - членах Евросоюза, не относятся не только к органам и институтам Сообществ, но и к непосредственно связанным с ними организациям, таким, например, как компании и фирмы, действующие внутри того или иного Сообщества*(772). На них распространяется иного рода положение, согласно которому "компании или фирмы, которые учреждены в соответствии с законодательством какого-либо государства-члена, и зарегистрированное местонахождение, центральное управление и основная предпринимательская деятельность которых находится внутри Сообщества, приравниваются, с точки зрения целей данной главы (гл. 2 - "Свобода учреждения и экономической деятельности". - Авт.), к физическим лицам, являющимся гражданами государств-членов" (выделено нами. - Авт.)*(773). При этом поясняется, что под компаниями и фирмами, "деятельность которых находится внутри Сообщества", "подразумеваются компании и фирмы, учрежденные на основе гражданского или торгового права, в том числе торговые товарищества, а также другие юридические лица, регулируемые публичным и частным правом, за исключением обществ, которые не преследуют целей получения прибыли"*(774). 4. Будучи по своей природе и статусу международными организациями, обладающими "самой широкой правоспособностью" на территории, находящейся под юрисдикцией государств-членов, Европейские сообщества находятся в постоянной связи и взаимозависимости как с другими международными организациями, так и с государствами-членами. При этом они не только обладают правом выступать стороной в суде в случае возникновения тех или иных споров, но и несут ответственность перед своим контрагентом по своим обязательствам. "Ответственность Сообщества по договорам, - говорится в связи с этим в Договоре о Европейском сообществе, - определяется законом, применимым к данному Договору". Что же касается внедоговорной ответственности, то "Сообщество, в соответствии с общими принципами права, общими для всех государств-членов, возмещает ущерб, нанесенный его институтами или его служащими при исполнении ими своих обязанностей"*(775). Однако, как поясняется и закрепляется в Договоре, "Сообщество не несет ответственности и не принимает на себя обязательств центральных правительств, региональных, местных и иных органов публичной власти, других организаций публичного права или государственных предприятий государств-членов, за исключением взаимных финансовых гарантий при совместной работе над конкретным проектом"*(776). Закрепляя в правовом порядке вопросы, касающиеся ответственности Сообществ как международных организаций и юридических лиц, равно как и все иные вопросы, относящиеся к их правовому статусу, Договор о Европейском сообществе исходил прежде всего из того, как справедливо отмечают исследователи, что основным источником их власти и полномочий являются сами государства-члены*(777), что отношения между Европейскими сообществами и государствами-членами "базируются на факте делегирования государственной власти различным институтам этих Сообществ и на основе принципа разделения функций"*(778). Отмечая это обстоятельство, Европейский суд справедливости констатировал еще в 1960-е годы, что в процессе создания Европейских сообществ "на неопределенный срок, со своими собственными институтами, своей индивидуальностью, своей собственной правоспособностью, а также способностью иметь свое представительство в международном плане" государства-члены добровольно ограничили, хотя и в узких сферах, свои суверенные права, "передав их вместе с частью своей власти данным наднациональным образованиям"*(779). В силу политических, национальных и иных особенностей государств-членов формы передачи ими суверенных прав Европейским сообществам, равно как и подходы к наделению их соответствующими полномочиями, особенно в концептуальном плане, не всегда совпадают. Это прослеживается особенно четко, с одной стороны, на примере конституционного законодательства Франции, которое, как справедливо замечают эксперты в данной области, "исходит из концепции коллективного или совместного осуществления прав и прерогатив, передаваемых государством в ведение Сообществ"*(780). Так, ст. 88-1 Конституции Франции закрепляет положение, в соответствии с которым "республика принимает участие в Европейских сообществах и Европейском союзе, учрежденных свободным выбором государств в силу заключенных ими договоров, для совместной реализации некоторых своих полномочий"*(781). В последующих статьях данного конституционного акта - ст. 88-2 и 88-3 - также прослеживается тезис о совместном, "на основе взаимности и в порядке, предусмотренном Договором о Европейском союзе, подписанным 7 февраля 1992 г.", осуществлении прав и прерогатив Францией и Европейскими сообществами. Только на этой основе, говорится, в частности, в Основном законе страны, "Франция соглашается с передачей необходимых полномочий институтам Европейского экономического и валютного союза, а также с установлением правил, касающихся пересечения внешних границ государств - членов Европейского сообщества"*(782). С другой стороны, несовпадение форм и подходов к наделению суверенными правами и полномочиями Европейского союза довольно четко прослеживается на примере конституционного законодательства ФРГ и ряда других государств, где акцент делается не на совместной реализации передаваемых полномочий, а на возможности передачи части суверенных прав при определенных условиях и под определенным контролем. Иными словами, проблема передачи суверенных прав и полномочий Европейским сообществам в данном случае решается не иначе как проблема их уступки со стороны данных государств-членов*(783). В подтверждение сказанного можно сослаться на ст. 23 Основного закона ФРГ, в которой говорится о том, что Федеративная Республика Германии "участвует в развитии Евросоюза", а следовательно, и Европейских сообществ при условии выполнения ими обязательств "по сохранению" ряда демократических принципов, включая принцип субсидиарности, а также установления гарантий соблюдения основных прав, "по существу совпадающих с основными правами, содержащимися в Основном законе". "В этих целях, - резюмируется в данной статье, - Федерация может передавать свои суверенные права на основании закона, одобренного Бундесратом"*(784). Аналогичные положения, акцентирующие внимание на определенных условиях передачи государствами своих суверенных прав, содержатся также в конституционных актах и других стран. Например, в Конституции Италии (ст. 11) говорится о том, что "она соглашается на условиях взаимности с другими государствами на ограничения суверенитета, необходимые для порядка, обеспечивающего народам мир и справедливость, она поощряет международные организации, стремящиеся к этим целям, и благоприятствует им"*(785). Вполне очевидно, что данное положение, равно как и другие аналогичные ему по своему характеру общие положения, зафиксированные в законодательстве государствчленов, касается всех без исключения международных организаций, и в первую очередь Европейских сообществ. 5. Рассматривая различные формы и подходы к наделению Европейских сообществ государствами-членами определенными полномочиями, позволяющими говорить о них как о международных организациях и юридических лицах, необходимо заметить, что по существу своему они не оказывают значительного влияния ни на процесс формирования правового статуса данных общеевропейских объединений, ни на поддержание государствами с ними стабильных отношений. Решающую роль при этом играют суть и содержание данного процесса, в основе которого лежат интересы как самих государств, так и образуемых ими международных организаций. В научной литературе по этому поводу верно подмечалось, что "распределение полномочий, как показывает практика, - это сложный процесс, в основе которого лежат интересы государств-членов". Они идут на передачу полномочий сообществу лишь в тех случаях и в тех объемах, которые обеспечивают получение ими "наибольшего позитивного результата". И наоборот, "стоят намертво" тогда, когда такая передача может затронуть их экономические, политические или иные интересы*(786), составляющие суть и содержание не только процесса наделения Европейских сообществ соответствующими полномочиями, необходимыми для формирования их правового статуса, но и процесса их повседневного взаимодействия с национальными государствами. Аккумулируя в себе многочисленные интересы государств-членов и прилагая значительные усилия для приведения их "к общему знаменателю", Европейские сообщества как международные организации и юридические лица взаимодействуют при этом с ними в самых различных сферах и направлениях. Так, согласно Договору они сотрудничают с государствами-членами в области занятости и "особенно в области подготовки квалифицированной, обученной и легко адаптирующейся рабочей силы и рынков труда, быстро реагирующих на изменения в экономике" (ст. 125). Устанавливается, что Сообщество "способствует высокому уровню занятости, поощряя сотрудничество между государствами-членами, поддерживая и в случае необходимости дополняя их действия". При этом, подчеркивается в учредительном договорном акте, "уважается юрисдикция государств-членов" (ст. 127). Кроме сферы занятости, сотрудничество Европейских сообществ с государствами-членами прямо предусматривается Договором и в других областях. В частности, в области общественного здравоохранения, где "действия Сообщества, которые дополняют национальную политику, направлены на улучшение общественного здравоохранения и предупреждение заболеваний и инфекций и устранение факторов, создающих угрозу для здоровья людей" (ст. 152); в сфере защиты прав потребителей, необходимость которой "принимается во внимание при определении и осуществлении других направлений политики и деятельности Сообщества" (ст. 153); в области охраны, защиты и улучшения состояния окружающей среды, где "в рамках соответственно своих компетенций" Сообщество и государства-члены сотрудничают не только между собой, но и с "третьими странами, а также с компетентными международными организациями" (п. 4 ст. 174); в сфере образования, где Сообщество способствует улучшению его качества "путем поощрения сотрудничества между государствами-членами и в случае необходимости путем поддержки их действий, при этом государства-члены продолжают нести ответственность за содержание обучения и организацию систем образования и их культурного и языкового разнообразия" (п. 1 ст. 149) и др. В своей повседневной деятельности Европейские сообщества как международные организации и юридические лица, однако, не ограничиваются сотрудничеством только с государствами-членами. Они имеют, как показывает практика, широкие и разносторонние связи также с различными международными организациями и третьими странами. Глава V. Институциональная характеристика Европейского союза и Сообществ § 1. Общая характеристика организационного механизма Евросоюза и Сообществ 1. На протяжении многих столетий изучения государственно-правовой материи в научной литературе обозначилась целая серия самых различных моделей и подходов к познанию исследуемого предмета. Это, в частности, такие традиционные, новые и относительно новые подходы, как исторический, социологический, психологический, бихевиористский (поведенческий), системный, функциональный, неофункциональный и др. Существенное значение среди них имеет институциональный, нередко именуемый и рассматриваемый как организационный, подход. Применительно к Евросоюзу и входящим в него Сообществам, равно как и к другим наднациональным и национальным государственно-правовым объединениям, он фокусирует основное внимание исследователей прежде всего на структуре рассматриваемого объединения, а также на отдельных ее составных частях - государственных или надгосударственных органах и институтах. Подразделяя институциональный подход на старый институционализм традиционный, фокусирующий внимание в основном на "формальной стороне организации управления", - и на новый институционализм, выделяющий наряду с формальными институтами также опосредующие их правовые нормы, разделяемые ими ценности и защищаемые ими интересы, авторы не без оснований полагают, что "такая модель исследования" Евросоюза и Европейских сообществ, которая в принципе ассоциируется с институционализмом, "поможет в полной мере раскрыть не только формальные, но и все другие стороны данных объединений"*(787). Несомненно, правы те исследователи, которые утверждают, что "природу, цели и задачи, тенденции развития Сообществ и Европейского союза крайне трудно понять без рассмотрения их институциональной системы", поскольку она является не только "обликом, организационным воплощением" Европейского союза, но и всей европейской интеграции*(788). Именно с помощью институциональной системы - своего рода организационного механизма Европейского союза и Сообществ - осуществляется их компетенция, устанавливаются и поддерживаются связи с другими государственными и надгосударственными объединениями, обеспечивается достижение зафиксированных в учредительных договорных актах их целей и задач*(789). Причем речь идет не только об общих целях и задачах, стоящих перед Евросоюзом и Сообществами в области экономики и социальной сфере: содействие экономическому и социальному прогрессу; достижение сбалансированного и устойчивого развития; укрепление экономического и социального сплочения; сохранение достижений Сообщества и развитие их "на предмет изучения вопроса о том, в какой мере введенные настоящим Договором (Договором о Европейском союзе. - Авт.) сферы политики и формы сотрудничества подлежат пересмотру для обеспечения эффективности механизмов и институтов Сообщества" и др.*(790) Имеются в виду также общие цели и задачи, стоящие перед Евросоюзом в сфере внешней политики и политики безопасности: определение принципов внешней политики и политики безопасности Евросоюза и ее общих ориентиров, принятие решение "об общих стратегиях", "принятие общих позиций", "принятие общих акций" и др. (ст. 12); цели и задачи, стоящие перед Союзом "в области сотрудничества полиций и судебных органов в уголовно-правовой сфере", в которой "без ущерба для компетенции Европейского сообщества Союз преследует цель предоставить гражданам высокий уровень защиты внутри пространства свободы, безопасности и правосудия" (ст. 29); цели и задачи, стоящие перед каждым Европейским сообществом, а также перед каждым наднациональным органом и институтом*(791). 2. Направляя свои усилия на достижение закрепленных в учредительных договорных актах целей и на решение стоящих перед ними на каждом этапе развития европейского общества задач, Европейский союз и составляющие его сообщества действуют не разрозненно, а в неразрывной связи и взаимозависимости, дополняя друг друга. В социально-экономическом плане Евросоюз вместе со своими сообществами выступает, по выражению западных исследователей, как своеобразная "макросоциальная организация", играющая главную роль в механизме современной европейской интеграции и в "осуществлении политики европейской идентификации"*(792), в то время как в институциональном отношении это надгосударственное объединение проявляется в виде доминирующего на Европейском континенте среди многочисленных учреждений, относительно слаженного организационного механизма. Европейский союз, констатируется в связи с этим в Договоре о Европейском союзе, "располагает единым институциональным механизмом, который обеспечивает согласованность и преемственность мероприятий, осуществляемых для достижения его целей, при соблюдении и дальнейшем развитии достижений Сообщества". Располагая таким механизмом, "Союз, в частности, заботится о согласованном характере всей своей внешнеполитической деятельности, осуществляемой в рамках его помощи в сфере внешних сношений, политики безопасности, экономической политики и политики развития" (ст. 3). 3. Что собой представляет данный институциональный, или организационный, механизм? Какова его структура и правовая основа? Каковы принципы его организации и деятельности? Каков, наконец, характер его отношений как наднационального механизма с национальным институциональным механизмом и с его отдельными составными частями? Отвечая на эти и другие весьма важные с точки зрения общей характеристики и формирования общего представления об институциональном механизме Евросоюза и Сообществ вопросы, следует обратить внимание прежде всего на понятие и структурное содержание данного феномена. Ибо от того, как понимается институциональный механизм и как представляется его структура, во многом зависит понимание и решение всех других касающихся рассматриваемой организационно-правовой материи вопросов. В отечественной и зарубежной литературе нет единого представления о понятии и содержании институционального механизма Европейского союза. Однако есть относительно устоявшееся мнение о том, что организационный механизм Евросоюза - это система институтов и других его органов, посредством которых он осуществляет свою компетенцию*(793). Методологически важным в плане глубокого и разностороннего познания институционального механизма в этом определении является то, что он представляется не как набор не связанных между собой и не взаимодействующих друг с другом органов и институтов, а как их система. Причем, исходя из того, что институциональный механизм охватывает своей активностью практически все сферы жизнедеятельности Евросоюза и вбирает в себя все функционирующие в его пределах органы и институты, данный феномен вполне оправданно иногда именуется и рассматривается не просто как система, а как общая система*(794). Распадаясь на определенные составные части - первичные элементы частные системы (подсистемы), эта общая институциональная система Евросоюза постоянно находится в тесной взаимосвязи и взаимодействии с другими аналогичными ей по своему характеру общими системами, такими как экономическая, социальная, правовая, складывающаяся политическая и иные общеевропейские системы. Последние являются той неразрывно связанной с ней и окружающей ее средой, в которой она существует и функционирует. В качестве составных частей институционального механизма Европейского союза как общей системы выступают такие его частные системы (подсистемы), как система (подсистема) институтов данного надгосударственного объединения и система (подсистема) его органов. Основное различие между теми и другими, заложенное еще в 1950-е годы учредительными договорными актами, в частности Договором о Европейском объединении угля и стали*(795), заключается в том, что они, по мнению аналитиков, обладают разными по своему характеру полномочиями. А именно: в то время как институты "по общему правилу" принимают юридически значимые решения, "имеющие общеобязательный характер для государств-членов, других институтов и для граждан", то обычные надгосударственные органы, нередко порождаемые самыми институтами, за редким исключением, касающимся, например, Европейского инвестиционного банка или Агентства по атомной энергии (Euratom's Supply Agency), обладают полномочиями на принятие актов, имеющих лишь рекомендательный характер*(796). Впрочем, ни в теории, ни на практике, как свидетельствуют исследования, четкой грани между органами и институтами зачастую не проводится. Понятие "орган" в правовой системе Евросоюза нередко используется в весьма широком смысле*(797), в значительной степени совпадая и отождествляясь с понятием "институт" или же с довольно распространенным понятием "учреждение". К категории последних - "органов-учреждений" - законодательство Евросоюза относит, например, такие образования, как Комитет регионов, экономический и социальный комитет, Европейский социальный фонд и другие "органы-учреждения", которые зачастую наделяются правосубъектностью наряду с сообществами и их институтами и служат "опорой и поддержкой" последних*(798). Расплывчатость в определениях тех или иных образований и, как следствие, разнобой во мнениях исследователей относительно идентификации органа или учреждения, несомненно, имеют принципиальное значение во всех тех случаях, когда речь идет об определении правового статуса каждого конкретного образования и, соответственно, о его отнесении к тем или иным структурным элементам институциональной системы Европейского союза. Однако они не имеют особого значения в других случаях, а именно - тогда, когда решается вопрос о структуре данного надгосударственного объединения в целом, о внутреннем строении его институционального (организационного) механизма, поскольку независимо от тех или иных особенностей каждого отдельного образования все они входят в качестве структурных элементов в формируемую ими общую систему. В силу того что в практическом плане, как верно констатируется в научной литературе, "каждый институт одновременно выступает в качестве органа Сообществ и Союза" (но не наоборот), всю структуру их организационного механизма можно было бы, хотя и в несколько упрощенном виде, без учета непринципиальных различий между органами, подразделить на институты и все другие органы*(799). 4. Институты, бесспорно, занимают доминирующее положение в организационном механизме Евросоюза и его Сообществ. Они составляют ядро, основу институциональной структуры Евросоюза и его Сообществ, с помощью которой осуществляются их функции и решаются стоящие перед ними задачи, в то время как "другие органы" играют ведомую роль. В Договоре о Европейском союзе, вобравшем в себя основные положения Договора, учреждающего Европейское сообщество, называются такие институты, как Европейский парламент, Совет, Комиссия, Суд и Счетная палата. Все они согласно действующим нормативам "осуществляют свои полномочия на условиях и в целях", которые предусмотрены учредительными договорными актами и всеми последующими договорами, внесшими в них изменения или дополнения, а также соответствующими положениями Договора о Европейском союзе (ст. 5). В Конституционном договоре - Конституции Европейского союза, подписанном представителями государств-членов 24 октября 2004 г., но не подтвержденном на проводившихся во Франции и Нидерландах референдумах, в качестве институтов Евросоюза представлялись (ст. 1-19) Европейский парламент, Европейский совет, Совет министров, Европейская комиссия и Суд справедливости Европейского союза*(800). Каждый институт, подчеркивалось в проекте Конституции, "должен действовать в рамках тех полномочий и в соответствии с тем порядком и условиями, которые установлены в отношении его Конституцией". Вместе с тем "институты должны действовать на основе взаимной искренней кооперации"*(801). В Лиссабонском договоре - своего рода новом варианте Конституции Евросоюза, который был подписан лидерами 27 государств-членов в декабре 2007 г. и который должен был вступить в действие после ратификации в 2009 г., - в качестве институтов Евросоюза называются Европейский парламент, Европейский совет, Совет, Европейская комиссия (или просто - Комиссия), Суд справедливости Европейского союза, Европейский центральный банк и Счетная палата (the Court of Auditors). В этом акте, так же как и в конституционном договоре, указывается на то, что каждый институт должен действовать только в рамках своих полномочий и в соответствии "с тем порядком, условиями и целями", которые предписываются ему Договором *(802). Кроме того, в Лиссабонском договоре, отдающем дань демократическому настрою европейского общества, обращается внимание на то, что институты Евросоюза должны, "используя соответствующие средства", обеспечить возможность гражданам и представителям их ассоциаций публично выражать свое мнение "во всех сферах жизнедеятельности Союза" и что "институты должны поддерживать открытый, транспарентный и постоянный диалог с представительными ассоциациями и с гражданским обществом"*(803). Одновременно "Европейская комиссия должна проводить широкие консультации с заинтересованными организациями (партиями) с целью обеспечения согласованных с ними и транспарентных действий Евросоюза"*(804). Анализируя последние институциональные веяния в общей системе Европейского союза, нетрудно установить, что, несмотря на некоторые изменения, имеющие место в частной системе (подсистеме), состоящей из институтов данного объединения, последняя не претерпела за все годы своего существования и функционирования кардинальных изменений*(805). Такого рода изменения имели место лишь в середине 1960-х годов, задолго до образования Евросоюза, когда на основе и во исполнение Договора об учреждении единой Комиссии и единого Совета Европейских сообществ, так называемого Договора о слиянии 1967 г., все три Европейских сообщества создали de facto единую организацию и, соответственно, единую систему институтов, в частности, в виде Комиссии Европейских сообществ, единого Совета, Ассамблеи Европейских сообществ - прототипа Европейского парламента и единого Суда, для решения возникающих в процессе их деятельности проблем и управления их повседневными делами. С подписанием же Маастрихтского договора 1992 г., положившего начало Евросоюзу, "система институтов и других органов Сообществ, - по справедливому замечанию исследователей, - внешне не претерпела кардинальных перемен", хотя в ее назначении, "в функциях ее институтов и других органов", а также в порядке распределения компетенции между различными институтами и в порядке принятия ими решений произошло немало изменений, "появилось немало нового, что прямо вытекало из самого факта создания Европейского союза"*(806). Речь идет, в частности, о расширении функций Европарламента в сфере общеевропейской внешней политики и политики безопасности, а также в области правового сотрудничества государств-членов и внутренних дел; об усилении роли Европейского совета, принимающего в соответствии с Договором о Европейском союзе "решения об общих стратегиях, которые будут претворяться в жизнь Союзом в тех сферах, где государства-члены имеют важные общие интересы" (п. 2 ст. 13), и др.*(807) Определенные институциональные, функциональные и процедурные изменения предусматривались европейской Конституцией, а точнее, ее несостоявшимся проектом в 2004 г.*(808) и проектом ее аналога 2007-2009 гг. Последний в виде Лиссабонского договора, вобравшего в себя целый ряд основных положений проекта Конституции 2004 г., предусматривал, в частности, введение поста президента Евросоюза, который будет избираться на два с половиной года и заменит собой действующую в настоящее время систему поочередного шестимесячного председательства в Евросоюзе представителей государств - его членов; введение новой должности главы внешней политики, которая должна соединить в себе функции и полномочия ныне действующего верховного представителя Союза по внешней политике и политике безопасности, с одной стороны, и еврокомиссара, с другой; расширение полномочий таких ключевых институтов, как Еврокомиссия, Европарламент и Суд справедливости Европейского союза; пересмотр порядка и системы голосования государств - членов Евросоюза в период 2014-2017 гг.; сокращение состава Еврокомиссии начиная с 2014 г. и др. 5. Наряду с институтами значительное место в структуре институционального (организационного) механизма Евросоюза занимают все другие органы. К их числу относятся такие, например, органы, как Экономический и социальный комитет, который формируется согласно Договору, учреждающему экономическое сообщество, "из представителей различных групп экономической и социальной деятельности, в том числе промышленников, фермеров, работников транспорта, трудящихся, коммерсантов, ремесленников, лиц свободных профессий и представителей общественности"*(809). Основным назначением данного Комитета является выработка заключений и рекомендаций институтам Евросоюза по вопросам, относящимся к сфере их деятельности. "Совет или Комиссия, - говорится по этому поводу в Договоре, учреждающим Европейское сообщество, - консультируются в обязательном порядке с Комитетом в случаях, предусмотренных настоящим Договором. Эти институты могут консультироваться с ним во всех случаях, когда они сочтут это целесообразным. Комитет может высказывать свою точку зрения по собственной инициативе, если сочтет это возможным"*(810). Кроме Совета и Комиссии, с данным Комитетом согласно Договору "может консультироваться" также и Европейский парламент. Для выполнения своих функций и решения стоящих перед ним задач Комитет наделяется определенными консультативными по своему характеру полномочиями и имеет в своем составе ряд структурных элементов в виде "специализированных секций по основным областям" деятельности Комитета и подкомитетов "для разработки проектов заключений по определенным вопросам или в определенных областях для представления их на рассмотрение Комитета"*(811). Порядок формирования и деятельности специализированных секций и подкомитетов определяются специальным актом, именуемым Внутренним регламентом. Все специализированные секции должны действовать строго в рамках общей компетенции Комитета. В Договоре по этому поводу особо подчеркивается, что с ними "нельзя консультироваться независимо от Комитета"*(812). В переводе на язык практики это означает, что только Комитет, а не его специализированные секции или подкомитеты уполномочены давать тем или иным институтам Евросоюза юридически значимые консультации. Важное место в системе (подсистеме) органов Европейского союза занимает наряду с Экономическим и социальным комитетом Комитет регионов. В Договоре, учреждающем Экономическое сообщество, в связи с этим говорится, что "Совету и Комиссии оказывают содействие Экономический и социальный комитет и Комитет регионов, выполняющие консультативные функции"*(813). Комитет регионов состоит "из представителей региональных и местных властей" государств - членов Европейского союза. Члены Комитета и "равное им число заместителей" назначаются Советом единогласным решением сроком на четыре года. Однако их полномочия могут быть согласно Договору возобновлены. Члены Комитета не могут быть одновременно членами Европейского парламента. При выполнении своих обязанностей, действуя в общих интересах всего Сообщества, они "должны быть полностью независимыми" и не связанными никакими "обязывающими их инструкциями". В соответствии со своим назначением Комитет регионов "консультирует Совет и Комиссию" в случаях, предусмотренных Договором об учреждении Сообщества, а также "во всех других случаях, в частности тех, которые касаются трансграничного сотрудничества, когда один из этих институтов сочтет это уместным"*(814). Кроме того, Комитет регионов обладает полномочиями консультировать Европарламент по его запросу, а также "давать заключение по своей собственной инициативе во всех тех случаях, когда он сочтет это необходимым"*(815). Наряду с Экономическим и социальным комитетом, Комитетом регионов и другими органами, обладающими консультативными прерогативами, в организационном механизме Евросоюза и Европейских сообществ функционируют также такие органы-учреждения, как Европейский центральный банк и Европейский инвестиционный банк, обладающие несравнимо более широкими полномочиями. Каждый из них, имея свою собственную структуру, обладает правосубъектностью и наделяется правом юридического лица. Кроме названных, в институциональной системе рассматриваемых надгосударственных образований существует целый ряд других образований*(816), неразрывно связанных с институтами Евросоюза и Европейских сообществ, которые, по справедливому замечанию исследователей, не следует смешивать ни с их органами, ни с институтами. В числе последних - Европейский банк реконструкции и развития; Организация экономической кооперации и развития, Ассамблея европейских регионов, Совет Европы, Европейская ассоциация свободной торговли, Европейское космическое агентство (The European Space Agency), Западноевропейский союз (The Western European Union) и др.*(817) Несмотря на то что они создаются и функционируют на базе европейских государств, многие из которых, в некоторых случаях - все без исключения, являются членами Евросоюза, тем не менее эти образования сохраняют свою полную институциональную и функциональную самостоятельность по отношению к Союзу и остаются вне системы формируемых в его пределах многочисленных органов и институтов. 6. Характеризуя организационный механизм Евросоюза и Европейских сообществ, следует, как представляется, помимо обозначенных его сторон, обратить внимание также на другие его аспекты. В числе последних важно указать, во-первых, на правовые основы образования и деятельности различных органов и институтов Евросоюза и Европейских сообществ*(818). В качестве таковых выступают соответствующие нормы и положения, содержащиеся в учредительных договорах; в протоколах, прилагаемых к этим договорным актам; в статутах, на основе которых в настоящее время действуют высшие судебные инстанции Евросоюза и сообществ, Европейский центральный банк и некоторые другие надгосударственные институты; во внутренних регламентах, разрабатываемых и принимаемых большинством институциональных образований Европейского союза и Европейских сообществ и их отдельными органами*(819). Наличие у надгосударственных органов и институтов четких, не вызывающих сомнения и двусмысленного толкования, как это имеется, например, в отношении правового статуса Евросоюза, правовых основ со всей очевидностью свидетельствует не только об их строгой легитимности, но и одновременно - о заложенной в них реализованной или реализуемой эффективности. Во-вторых, необходимо обратить внимание на основные тенденции развития общей институциональной системы Евросоюза и Европейских сообществ. В научной литературе вполне оправданно в связи с этим указывается на то, что данная система "не статична, а достаточно динамична", что ей присуща тенденция модификации как самих институтов, так и выполняемых ими функций*(820). Наряду с этим по мере развития и усложнения на Европейском континенте интеграционных процессов все четче проявляется тенденция перераспределения полномочий между Евросоюзом и Сообществами, с одной стороны, и государствами-членами, с другой. Несмотря на определенные сбои, связанные, в частности, с фиаско по поводу принятия конституции Евросоюза и утверждения Лиссабонского договора, процесс перераспределения полномочий в историческом контексте осуществляется в пользу Евросоюза и составляющих его Сообществ. Наряду с данными тенденциями на протяжении всего периода существования и функционирования Евросоюза и Европейских сообществ все более четко проявляется тенденция ускоренного приспособления их институциональной системы к окружающей ее и непрерывно изменяющейся экономической, социальной, политической и иной среде. Исследователи верно констатируют, что "хотя институциональная система усложняется, даже бюрократизируется, в целом она оказалась способной более или менее адекватно реагировать на вызовы времени"*(821). В-третьих, следует акцентировать внимание на характере отношений институциональной системы Евросоюза и его Сообществ с государствами-членами, базирующемся на основе принципа паритетности, взаимной дополняемости и ответственности данных наднациональных и национальных образований друг перед другом. В связи с этим Договор о Европейском союзе, так же как и Договор об учреждении Европейского сообщества (ст. 10), особо указывают на то, что государства-члены должны не только "предпринимать все надлежащие меры" для обеспечения выполнения обязательств, содержащихся в учредительных договорных актах и актах, принимаемых институтами Сообщества, но и "должны воздерживаться от принятия любых мер, способных поставить под угрозу достижение целей", которые провозглашаются и закрепляются в учредительных Договорах. В-четвертых, весьма важным представляется уделить особое внимание принципам организации и деятельности институциональной системы Евросоюза и Сообществ. При этом речь идет не только о широко известных и декларируемых в Договоре о Европейском союзе (ст. 6) принципах типа принципа свободы, демократии, уважения прав человека и основных свобод и других. Имеются в виду также такие принципы, как: а) принцип единства институционального механизма Евросоюза и Сообществ, согласно которому с 1967 г. каждый институт Европейского сообщества является одновременно институтом для других сообществ, а с 1993 г. - не только для каждого из них в отдельности, но и для образуемого ими Европейского союза в целом*(822); б) принцип субсидиарности, в соответствии с которым вопросы, относящиеся к общему ведению Союза и государств-членов, рассматриваются и решаются на уровне первого только в том случае, если они не могут быть лучше или легче (с наименьшими затратами) решены на уровне последних, т.е. на уровне государствчленов*(823); в) принцип разделения властей, суть которого применительно к институциональному механизму Евросоюза и Европейских сообществ сводится, с одной стороны, к весьма условному разделению властных полномочий между их различными институтами, а с другой - к установлению между ними системы сдержек и противовесов*(824); г) принцип установления и поддержания баланса властных полномочий и интересов между различными институтами, который весьма созвучен с принципом разделения властей в части, касающейся системы сдержек и противовесов. Принцип "институционального баланса", как он был сформулирован Европейским судом справедливости в деле "Европарламент против Совета" еще в 1990 г., заключается "в системе распределения властных полномочий между различными институтами Сообщества, каждый из которых выполняет свою собственную роль в институциональной структуре Сообщества и в решении тех задач, которые стоят перед Сообществом"*(825). Поскольку в западной литературе презюмируется, что институты Сообщества всегда действуют "как выразители общих или же национальных интересов", то, соответственно, распределение властных полномочий между ними должно непременно "базироваться на весьма деликатном балансе интересов, которые они представляют"*(826). В свете этого, как подчеркивают исследователи, ст. 7 Договора о Европейском сообществе, предписывающую каждому институту действовать не иначе как строго в рамках представленных ему данным договором полномочий, применительно к принципу "институционального баланса" следует понимать так, что каждый институт: 1) имеет "необходимый для выполнения своих властных полномочий уровень самостоятельности"; 2) не может безоговорочно передавать свои полномочия другим институтам или иным образованиям; 3) должен проявлять уважение к властным полномочиям других институтов*(827). Несоблюдение данных положений, влекущих за собой нарушение принципа "институционального баланса", чревато, как констатировал Суд, применением к нарушителю определенных санкций*(828). Кроме названных существуют и иные принципы организации и деятельности институциональной системы Евросоюза и Сообществ. Вместе с другими характерными чертами и особенностями они формируют общее представление об организационном механизме данных общеевропейских надгосударственных образований. § 2. Европейский парламент в институциональной системе Евросоюза 1. Несмотря на то, что по историческим меркам Европейский парламент является сравнительно новым надгосударственным институтом, существующим немногим более пятидесяти лет, он неизменно привлекал к себе повышенное внимание исследователей, создавшим многочисленные труды по самым различным вопросам, касающимся его статуса, порядка формирования и развития, его внутренней организации и деятельности и др.*(829) Основная причина столь пристального внимания к данному институту заключается прежде всего в его исключительной новизне как парламента (по крайней мере - по названию) по отношению ко всем другим ранее известным до сих пор парламентам; в его необычности и нетрадиционности как представительного не национального, а наднационального органа, а также в его сложности, многосторонности и внутренней противоречивости*(830), проявляющейся, в частности, в определенном несоответствии его названия - "парламент" - издавна сложившемуся представлению о такого рода образовании, о его основных признаках и чертах, о его содержании. В этом же кроется и основная причина многочисленных споров, затрагивающих самые различные стороны данного института, начиная с его наименования и заканчивая его правовым статусом, местом и ролью Европарламента в системе других надгосударственных институтов, выполняемыми им функциями, а также его властными полномочиями и характером отношений Европейского парламента с национальными парламентами. Рассматривая различные стороны Европейского парламента в аналитическом плане и сравнивая их с соответствующими сторонами национальных парламентов, исследователи в одних случаях указывают на то, что хотя данное надгосударственное образование и именуется парламентом, но оно ни формальноюридически, ни фактически не обладает теми властными полномочиями, в частности, "в сфере законодательства и в налоговой сфере", которые "характеризуют любой демократический парламент"*(831). В силу этого, по мнению авторов, название "парламент" применительно к рассматриваемому общеевропейскому институту вводит население объединенной Европы в заблуждение, "создает иллюзию, что в Европейском союзе и в Сообществах реально существует демократический парламентский контроль, как это имеет место на национальном уровне"*(832). На самом деле полного парламентского контроля никогда здесь не было и нет. И ситуация отнюдь не меняется от того, что Маастрихтский договор, а вместе с ним и некоторые другие договорные акты значительно расширили законодательные прерогативы Европарламента. Он как никогда не был, так и "все еще не является парламентом в общепринятом смысле этого слова"*(833). В других случаях авторы, рассматривающие Европейский парламент в аналитико-критическом плане, акцентируют внимание на том, что данный институт, в отличие от национальных парламентов, выполняющих функции представительных учреждений, в полной мере не обладает такого рода прерогативами. Несмотря на то, констатируют исследователи, что за последние десятилетия наблюдается нарастающая тенденция не только к расширению полномочий Европарламента, но и к активизации его участия "в жизнедеятельности интеграционных объединений, в решении стоящих перед ними задач", тем не менее, "было бы преувеличением говорить о том, что Европейский парламент обладает всеми полномочиями и выполняет функции, типичные для представительного учреждения"*(834). В силу этого делается вывод: Европарламент может быть лишь со значительной долей условности охарактеризован "как институт, осуществляющий функции представительного учреждения. Это скорее квазипарламентский представительный орган"*(835). Аналогичного мнения придерживаются и многие другие аналитики относительно квазипредставительного характера Европейского парламента*(836). Правда, при этом основной акцент делается не на представительных функциях, а на порядке формирования Европарламента, выступавшего до 1979 г., по словам авторов, в виде "косвенного представителя народа", поскольку вплоть до этого времени депутаты Парламента не избирались, а назначались в определенном количестве от каждого государства-члена*(837). Как в первые годы существования Европарламента, так и в настоящее время у него, как у института, претендующего на представительство интересов всех народов, проживающих на территории государств - членов Евросоюза, существуют, по наблюдению западных авторов, большие проблемы, связанные также с получением подлинного доверия к нему со стороны европейцев. Ибо "очень немногие из них знают, а тем более испытывают большой интерес (much care) к тому, что собой представляет Европарламент или же поддерживают с ним такую же психологическую связь, которая существует у них по отношению к их национальным парламентам"*(838). Более того, поскольку до сих пор четко не обозначилась общеевропейская идентичность и борьба между политическими партиями и движениями во время выборов в Европейский парламент происходит в основном на национальных платформах, то это не вызывает особого энтузиазма у избирателей и становится одной из причин их низкой явки на европейских выборах. Последнее, констатируют исследователи, несомненно "подрывает властные полномочия и доверие (credibility) к Парламенту", который в известном смысле попадает в замкнутый круг: "немногие избиратели проявляют к нему интерес, поскольку он обладает ограниченной властью, а его власть является таковой отчасти потому, что немногие избиратели интересуются тем, чем занимается этот институт"*(839). Наконец, в третьих случаях исследователи, изучающие Европарламент в аналитико-критическом плане, фокусируют помимо всего прочего внимание на том, что данный институт не может рассматриваться в виде полноценного парламентского учреждения ввиду того, что он, в отличие от традиционных парламентов, не обладает необходимыми прерогативами как потенциальная законодательная власть в отношении других властей, и в частности по отношению к исполнительной власти*(840). Европейский парламент, в отличие от национальных парламентов, "не может ни утвердить, ни изменить состава правительства", что вызывает, по наблюдению специалистов в данной области, недоумение у одних избирателей и непонимание того, что собой представляет "этот новый политический зверь", именуемый Европейским парламентом, - у другой*(841). К тому же Европейский парламент, замечают исследователи, весьма заметно выбивается из традиционной парламентской колеи в том смысле, что он, в отличие от национальных парламентов, являющихся "составной частью законченной институциональной системы" (as part of a finished institutional system), не выступает в качестве таковой, а проявляется в виде составной части непрерывно эволюционизируемой и трансформируемой институциональной системы*(842). Наряду с названными существуют и другие аналитико-критические подходы к рассмотрению Европейского парламента как законодательного и представительного органа, нередко ставящие под сомнение не только его название, но и его парламентский статус, его парламентско-представительную суть и содержание. Однако, как бы там ни было, в институциональной системе Европейского союза и Европейских сообществ институт, именуемый парламентом, не только существует, но и активно функционирует. А посему он, как и любое иное скольконибудь социально значимое явление, институт и учреждение, нуждается в полном и всестороннем изучении с целью его дальнейшего развития и совершенствования. 2. В научной литературе верно подмечается, что каждый парламент имеет свою собственную историю, внутреннюю культуру, наделяется определенной властью и функционирует в определенной политической среде*(843). И для того чтобы полностью и всесторонне познать его, точнее определить его место и роль в современном обществе и в окружающей его институциональной и иной среде, необходимо обратить внимание не только на особенности его существования и функционирования в настоящем, но и на его эволюционное развитие, а также на то, каким он был в прошлом. Европейский парламент в этом плане не является исключением. Согласно действующему Договору об учреждении Европейского сообщества (ст. 189) Европейский парламент состоит "из представителей народов государств, объединившихся в Сообщество" и "осуществляет полномочия, которыми он наделен по настоящему Договору"*(844). В момент образования Европейского парламента в 1952 г., а точнее - его прототипа под названием Общей ассамблеи Европейского объединения угля и стали, данный представительный институт насчитывал в своих рядах 78 членов. Однако по мере расширения Европейского сообщества за счет присоединения к нему новых государств-членов и усиления его властных полномочий в разных сферах число депутатских мест в Европарламенте продолжало неуклонно расти. Так, уже в 1958 г. их насчитывалось 158, в 1973 - 198, в 1976 - 410, в 1986 518, в 1995 - 626, а в 2004 г. в связи с принятием в Евросоюз ряда стран Восточной Европы, а также Кипра и Мальты в состав Европарламента было избрано 732 депутата от входящих в Европейский союз 27 государств*(845). После проведенных в июне 2009 г. выборов в Европарламент, в нем будут заседать 736 депутатов с ежемесячной зарплатой в 7 тыс. евро*(846). Следует заметить, что численный состав Европарламента, судя по документам, никогда не оставался для Европейских сообществ и для Европейского союза в целом второстепенным вопросом. Ибо, как известно, применительно к Европарламенту, равно как и к любому национальному парламенту, количественный рост депутатского состава далеко не всегда сопровождается качественным ростом их парламентской работы. Это во-первых. А во-вторых, чрезмерное расширение численного состава общеевропейского представительного органа, хотя и выглядит внешне весьма демократично, но на деле это неизбежно влечет за собой возникновение проблем, связанных с неповоротливостью и инертностью данного образования, с оптимальностью организации и неэффективностью его деятельности и управления, с нерациональностью финансовых расходов, с бюрократизмом и другими им подобными негативными явлениями*(847). В силу этого отнюдь не случайным представляется тот факт, что Договор об учреждении Европейского сообщества четко фиксировал положение, согласно которому "общее число членов Европейского парламента не должно превышать 700" (ст. 189), а в предложении к проекту несостоявшейся Европейской конституции жестко определялась конечная цифра - 736 депутатских мест - "независимо от того, сколько государств в будущем могут еще присоединиться к Европейскому Союзу"*(848). В самом же проекте Конституции (ст. 1-20) с констатацией того, что "Европейский парламент должен состоять из представителей граждан Союза", фиксировалась цифра в 750 депутатских мест с указанием того, что минимальное (согласно численности населения страны) число мест государства-члена в Парламенте не должно быть меньше шести, а максимальное не должно превышать девяноста шести депутатских мест*(849). Несмотря на существующую в Европейском союзе систему квот, в соответствии с которой "число представителей, избираемых в каждом государствечлене, должно обеспечить соответствующее представительство народов государств, объединенных в Сообщество"*(850), депутаты Европарламента тем не менее не рассматриваются в качестве представителей государств-членов. Избираясь, согласно Договору об учреждении Европейского сообщества, на пятилетний срок и обладая свободным мандатом, депутаты Европарламента рассматриваются как представители всех народов государств, входящих в Европейское сообщество. С 1979 г. члены Европейского парламента избираются по соответствующим квотам от каждого государства прямым всеобщим голосованием (ст. 190 Договора). Проект документа, обеспечивающего проведение всеобщих прямых выборов во всех государствах-членах в соответствии с единообразной процедурой или на основе принципов, общих для всех государств-членов", разрабатывается согласно Договору об учреждении Европейского сообщества самим парламентом*(851). Однако, поскольку единообразная процедура (порядок) выборов пока не принята и не введена, избирательный процесс определяется государствамичленами самостоятельно. Голосование в Европарламент проводится каждые пять лет и одновременно во всех государствах-членах. Правом на участие в выборах (избирать и быть избранным) обладают все граждане Европейского союза, достигшие 18 лет. Причем принимать участие в выборах гражданин Евросоюза может независимо от того, на территории какого государства-члена он в период проведения выборов проживает*(852). Статус депутата Европарламента, его иммунитет и привилегии, закрепленные в специальном Протоколе о привилегиях и иммунитете, равно как и депутатские права и обязанности, устанавливаются нормативными правовыми актами Европейского союза и Сообществ, определяющими общие условия реализации депутатских полномочий. Вопрос о совместимости мандата депутата Европарламента с занятием других должностей решается на уровне как национального, так и общеевропейского законодательства. Так, в Акте о введении всеобщих и прямых выборов депутатов Европарламента последним строго запрещается совмещать выполнение депутатских обязанностей с занятием должностей члена правительства государствачлена, члена Комиссии, члена Палаты аудиторов, члена Совета управляющих, Директората или служащего Европейского инвестиционного банка и др. 3. Внутренняя организация Европейского парламента и порядок его деятельности, как справедливо отмечается в юридической литературе, находятся "в русле общих традиций представительных учреждений", хотя и имеют некоторые специфические черты*(853). В соответствии с Договором об учреждении Европейского сообщества и Внутренним регламентом, который согласно ст. 199 Договора принимается Парламентом большинством своих членов, внутренняя структура данного представительного образования складывается из таких руководящих и иных органов, как председатель, его заместители, бюро, конференция председателей, постоянные комитеты, временно создаваемые Парламентом комиссии, квесторы и генеральный секретариат (аппарат Европарламента)*(854). В организационном плане, замечают исследователи, Парламент определяется тремя главными элементами: президент (председатель), парламентские комитеты и сами депутаты*(855). Председатель Европарламента является высшим должностным лицом, осуществляющим согласно Внутреннему регламенту (ст. 19) общее руководство деятельностью Парламента и его органов. Он избирается депутатами Парламента из числа своих членов (ст. 196 Договора) сроком на два с половиной года с правом повторного переизбрания на занимаемый пост. В своей повседневной деятельности председатель осуществляет руководство пленарными заседаниями Парламента, работой бюро и конференцией председателей. От имени Парламента он подписывает парламентские акты, бюджет Евросоюза, а также тексты решений и "законодательных предложений" (инициатив), рассматриваемых и принимаемых совместно с Советом (decided by codecision)*(856). В отношениях с государствами - членами Евросоюза, с третьими странами и различными институтами и органами Европейского союза председатель выступает в качестве официального представителя Европарламента*(857). В помощь председателю в организации работы Парламента из числа депутатского корпуса избирается 14 его заместителей. Как и председатель, они избираются на два с половиной года. Кроме выполнения конкретных служебных обязанностей, они имеют право замещать председателя во время проведения пленарных заседаний Парламента и ряда других мероприятий. Вместе с председателем все его заместители образуют один из руководящих органов Европарламента под названием бюро Парламента. Основным его назначением является, согласно Внутреннему регламенту Европарламента (ст. 22), решение организационных, административных, технических и финансовых вопросов, касающихся депутатского корпуса. Бюро ответственно также за бюджет Парламента и за всю внутреннюю организацию данного представительного учреждения и его органов. Исходя из преимущественно административного или полуадминистративного характера выполняемых бюро функций в научной литературе этот орган зачастую называют административным органом или подобием "правящего Совета" (governing council) Европарламента*(858). В отличие от данного, преимущественно административного органа, Конференция председателей рассматривается в Европарламенте в виде своеобразного политического органа. В его состав входят, кроме председателя Парламента, руководители (председатели) всех политических групп в Парламенте (в 2004 г. их было 7), а также два представителя (без права голоса) от "неприсоединившихся" депутатов. Круг вопросов, которые решаются Конференцией председателей, касается повестки дня пленарных заседаний, порядка работы Парламента, состава и полномочий комитетов, взаимодействия Европарламента с национальными парламентами и др. Работа Конференции председателей политических групп в Европарламенте дополняется работой Конференции руководителей парламентских комитетов, которая проводится ежемесячно и рассматривает организационные вопросы, а также вопросы, касающиеся повестки очередного пленарного заседания*(859). Большую роль в повседневной работе Европарламента играют парламентские комитеты. В зависимости от продолжительности своего существования и целевого назначения они подразделяются на постоянные комитеты (standing committees), временные комитеты (temporary committees) и комитеты по исследованию конкретных дел (committees of enquiry), которые нередко именуются комиссиями*(860). По поводу последних в Договоре об учреждении Европейского сообщества (ст. 193) говорится, что Европейский парламент, "действуя в рамках своих полномочий и не нанося ущерба компетенции, предоставленной настоящим Договором другим институтам и органам, может по требованию четверти его членов образовать временную следственную комиссию для изучения заявлений о предполагаемых правонарушениях или недобросовестном применении права Сообщества"*(861). При этом порядок осуществления такого рода следственных действий определяется "общим соглашением между Парламентом, Советом и Комиссией"*(862). Свою работу временная следственная комиссия завершает по представлении доклада Парламенту. Временные комитеты (комиссии) создаются не только для проведения тех или иных следственных действий, связанных с предполагаемыми правонарушениями, но и для изучения конкретных вопросов, касающихся занятости в различных отраслях промышленности и в Евросоюзе в целом, качества медицинского обслуживания, проблем социального обеспечения и др.*(863) В системе парламентских комитетов особое значение придается постоянным комитетам Европарламента. В соответствии с Внутренним регламентом их формирование осуществляется на партийно-политической основе с последующим утверждением Европарламентом. Каждая фракция, а также группа депутатов, не входящих ни в какую фракцию, обладает в каждом комитете количеством мест, примерно соответствующим числу их депутатских мандатов в Парламенте. Наибольшим по своей численности считается Комитет по международным делам, в составе которого в 2004 г. было 69 членов, средним по составу - Комитет по сельскому хозяйству, рыболовству и продовольствию, насчитывающий 39 членов. Количество постоянных комитетов варьируется в зависимости от ситуации*(864): в 1979 г. их было 16, затем число их возросло до 20, а в 1999 г. их стало 17. Названия комитетов устанавливаются в зависимости от характера их деятельности: Комитет по бюджету, Комитет по региональной политике и региональному планированию, Комитет по социальным вопросам и занятости, Комитет по делам молодежи, культуре, образованию, информации и спорту и др.*(865) Действующие внутри парламентской жизни нормативы довольно четко определяют "сферу ответственности" и круг вопросов, которые решает каждый комитет*(866). В целом же постоянные комитеты призваны давать предварительный анализ тех проектов решений, которые подлежат обсуждению и принятию на пленарном заседании Парламента. В некоторых случаях в соответствии с Внутренним регламентом (ст. 62) допускается делегирование постоянным комитетам полномочий Европарламента для решения отдельных вопросов. Наряду с парламентскими комитетами и другими элементами во внутренней структуре Европарламента выделяются также квесторы - должностные лица Европарламента в количестве пяти человек, которые избираются депутатами из своего состава на срок два с половиной года и отвечают за "административные и финансовые вопросы, которые непосредственно касаются каждого депутата". Речь идет о получении от каждого депутата ежегодной декларации с указанием доходов, полученных ими сверх жалованья, средств, полученных в связи с их политической деятельностью от различных организаций и физических лиц и др. Кроме руководящих политических и иных органов, важную роль в организации повседневной деятельности Европарламента играет его Генеральный секретариат аппарат Парламента, именуемый иногда Административным секретариатом. Численный состав его насчитывает более 3,5 тыс. человек, среди которых около одной трети от общего числа - переводчики. Постоянным местом пребывания Секретариата является Люксембург. Исходя из того, что в соответствии с Протоколом о местонахождении институтов Евросоюза официальным местом пребывания Европарламента, местом проведения его пленарных заседаний является г. Страсбург (Франция), а постоянных комитетов г. Брюссель (Бельгия), то такого рода "разбросанная" география дает основание некоторым авторам констатировать, что Секретариат находится в некотором отрыве от основных парламентских органов, в "относительной изоляции"*(867). Ибо, не без иронии замечают эксперты, "немного найдется таких депутатов, которые нуждались бы в том, чтобы посетить Секретариат или провести в нем некоторое время"*(868). 4. Рассматривая Европарламент с разных сторон, нельзя не заметить, что если его внутренняя структура и сессионный порядок деятельности с опорой на комитеты и другие органы находятся в русле общих традиций такого рода представительных органов, то этого нельзя сказать о другой его стороне, непосредственно связанной с характером его деятельности, а точнее - с объемом и характером осуществляемых им законотворческих полномочий. Именно эта сторона всегда вызывала и до сих пор вызывает весьма горячие споры, ставящие порой под сомнение допустимость как самого названия "парламент" применительно к данному представительному институту, так и соответствие этому названию содержания его деятельности, обусловленное объемом и характером приданных ему полномочий*(869). "Ущербность Европарламента в сфере законодательства, традиционно являющейся самой объемной и важной для любого парламента, - замечает в связи с этим Б.Н. Топорнин, - давно уже стала притчей во языцех во всех дискуссиях, касающихся реформы институтов сообществ"*(870). Критика устройства Сообществ и всего Евросоюза за дефицит демократии всегда начинается и заканчивается ссылками на "явно неубедительные законодательные полномочия Европарламента". Сам Европарламент, - констатирует автор, - "не раз высказывался за то, чтобы иметь широкие и действенные полномочия в этой сфере. Однако до сих пор дело до кардинальных перемен не дошло - в принципе законодательство остается привилегией Совета"*(871). Но время, весьма оптимистично заключает исследователь, "работает на Европарламент медленно, но все больше и больше он осваивает новые полномочия"*(872). Не разделяя в отношении светлого будущего Европарламента чрезмерного оптимизма, поскольку даже в плане самого его названия "парламент", как констатируется в литературе, "длительное время была сильная оппозиция со стороны Совета и ряда государств-членов"*(873), не говоря уже об усилении его правотворческой деятельности и о том, что для того чтобы стать настоящим законодателем, Европарламенту придется вести довольно непростую борьбу "за получение полномочий, необходимых для использования системы сдержек и противовесов в отношении Еврокомиссии и Совета"*(874), - тем не менее следует признать, что для утверждения о все большем освоении данным представительным органом новых полномочий есть довольно весомые основания. Убедиться в этом нетрудно, проследив хотя бы вкратце эволюцию в освоении полномочий Европарламентом с момента его образования и вплоть до нынешних дней. Она указывает на то, что если на первых этапах своего существования начиная с 1952 г., когда он сначала именовался Общей ассамблеей Европейского объединения угля и стали, затем (с 1958 г.) - Парламентской ассамблеей и, наконец, когда в 1962 г. он получил нынешнее название Европейского парламента, которое было официально закреплено лишь в 1986 г. Единым европейским актом, данный представительный институт обладал преимущественно только консультативными полномочиями*(875), то по мере развития институционального механизма объединенной Европы он все больше расширял сферу своего воздействия и наращивал силу в том числе и в области правотворчества. Хотя консультативная сторона деятельности Европарламента по-прежнему оставалась одним из основных направлений его деятельности и одной из форм его участия в правотворческом процессе. § 3. Полномочия Европейского парламента и порядок их реализации 1. Если на ранних этапах своего развития Европейский парламент обладал преимущественно консультативными полномочиями, то в более поздние периоды, включая современный, он весьма активно воспринимал и другие социально значимые прерогативы. В результате этой эволюции к настоящему времени Европарламент обладает не только консультативными, но и определенными (совместно с Еврокомиссией и Советом) законодательными, контрольными и бюджетными полномочиями, а также полномочиями в сфере внешнеполитических связей Европейского союза и отношений с другими институтами Союза и должностными лицами*(876). Спустя четыре декады, замечают по этому поводу аналитики, Европарламент прошел значительный путь "от преимущественно консультативного института до настоящего созаконодателя в Европейском союзе, который значительно превзошел себя в своем первоначальном развитии как по сферам своего воздействия, так и по объему приобретенных им властных полномочий"*(877). В частности, в сфере консультативных полномочий как части правотворческих функций Европарламент не только не утратил свои прежние позиции, но и еще больше усилил их и приобрел новые. Так, если в соответствии с Римскими договорами 1957 г. сфера обязательных консультаций с Парламентом ограничивалась в основном кругом вопросов, касающихся проводимой в объединенной Европе аграрной политики, свободного движения товаров, транспортной политики и соглашений о присоединении к Европейскому сообществу новых ассоциированных членов, то согласно Единому европейскому акту (1986 г.) необходимость обязательных консультаций Совета с Парламентом в процессе принятия им юридически обязательных актов распространилась также на сферы, касающиеся экологии, социального и экономического сближения, исследований в области технологии*(878). Маастрихтский договор - Договор о Европейском союзе (1992 г.) еще больше расширил сферу обязательных консультаций Совета с Европарламентом, доведя ее, по подсчетам исследователей, до 33 позиций*(879). Это, в частности, вопросы гражданства, государственной помощи, налогообложения, индустрии, международной политики и политики безопасности, финансового регулирования и др. Особое внимание при этом уделялось гармонизации национального законодательства, которое оказывает "непосредственное содействие на создание и функционирование общего рынка" вообще и на решение вопросов косвенного налогообложения в частности. В ст. 93 Договора, учреждающего Европейское сообщество, в связи с этим говорится, что "Совет по предложению Комиссии и после консультаций с Европейским парламентом и Экономическим и социальным комитетом утверждает единогласным решением нормы, регулирующие процесс гармонизации законодательства о налогах с оборота, акцизных сборах и других формах косвенного налогообложения в той мере, в какой эта гармонизация необходима для создания и функционирования внутреннего рынка" в установленные Договором сроки. Одним из ключевых вопросов, по которому согласно Маастрихтскому договору требуются обязательные консультации с Европарламентом, является вопрос, касающийся принятия Советом "по предложению Комиссии и после консультаций с Европейским парламентом, на основе принятого единогласно решения" мер для борьбы с дискриминацией по признаку пола и другим признакам (ст. 13). Обязательные консультации с Европарламентом требуются также по вопросам применения и расширения прав, связанных с гражданством Европейского союза (ст. 22); с установлением "единогласным решением Совета по предложению Комиссии и после консультаций с Европейским парламентом" способов осуществления прав граждан Евросоюза, проживающих на территории государствчленов, гражданами которого они не являются, принимать участие в голосовании и баллотироваться в качестве кандидатов на муниципальных выборах в этих государствах "на тех же условиях, что и граждане этих государств"*(880); с решением вопроса о созыве "конференции представителей правительств государств-членов" с целью "принять по общему согласию" изменения, которые необходимо внести в учредительные договорные акты. При этом имеется в виду положение, закрепленное в ст. 48 Договора о Европейском союзе, согласно которому "правительство любого государства-члена или Комиссия могут представить в Совет проект в целях пересмотра договоров, на которых основан Союз"*(881). Естественно, что решение о созыве конференции по такому чрезвычайно важному для всего Европейского союза вопросу, равно как и многих других социально, экономически и политически значимых вопросов, по определению не может обойтись без консультации и учета мнения Европарламента, который является одним из ведущих институтов Евросоюза. В полной мере это касается не только названных, но и таких весьма чувствительных для нормальной жизнедеятельности Европейского союза вопросов, как вопросы иммиграции, визовые вопросы, проблемы тесного взаимодействия и сотрудничества полиции государств-членов, органов юстиции, судебных и других органов и институтов. Говоря об этом, следует заметить, что консультативное участие Европейского парламента в правотворческой деятельности Евросоюза и сообществ не только провозглашается и юридически закрепляется, но и организационно обеспечивается. Одной из форм такого обеспечения является, в частности, консультативная процедура. Содержание ее и основные этапы сводятся к следующему: а) представление проекта нормативного акта Комиссией в Парламент; б) рассмотрение с возможным дополнением проекта и выработка окончательного мнения Парламента в целом по проекту. Позиция Парламента в отношении представленного проекта решения оформляется в виде официального письменного заключения (резолюции); в) возвращение рассмотренного проекта в Комиссию, которая вносит в проект те поправки, поступившие от Европарламента, которые она принимает; г) направление Комиссией согласованного с Парламентом проекта решения в Совет, который единогласно или квалифицированным большинством голосов его принимает или отклоняет*(882). Следует заметить, что на протяжении всего периода существования Европарламента его консультативным полномочиям и порядку (процедуре) их реализации традиционно придавалось и придается повышенное значение. При этом консультативная деятельность Парламента рассматривается, с одной стороны, как одна из форм все более возрастающего участия данного представительного органа в правотворческом процессе, а с другой - как один из наиболее наглядных и политически эффективных способов реализации демократических принципов деятельности не только Европарламента, но и других европейских институтов. Несомненно, что подобные формы проявления консультативной деятельности Европейского парламента, помимо всего прочего, в определенной мере усиливают роль и повышают социально-политическую значимость данного института. Но еще больше этому способствует, как замечают исследователи, активность в этом направлении самого искомого представительного учреждения*(883). Именно благодаря прежде всего "парламентскому давлению", считают аналитики, Совет предпринял в марте 1960 г. меры по распространению консультативной процедуры на решение вопросов, касающихся "всех наиболее важных проблем, даже в тех случаях, когда в Договорах специально не указывалось на необходимость проведения консультаций с Парламентом". Подобная практика, получившая название добровольных консультаций, имеет место и в настоящее время*(884). По этой же причине, подчеркивают авторы, Совет в последующие годы "пошел еще дальше". А именно - в феврале 1964 г. он еще больше расширил сферу необходимых консультаций "по наиболее важным проблемам", хотя при этом и "не указал на их пределы"*(885). В ноябре 1968 г. Совет ввел практику проведения консультаций с Парламентом по целому ряду проектов решений, которые не имели нормативного характера, но указывали на возможные пути развития законодательства в той или иной сфере, а в середине 1970-х годов Совет стал консультироваться с Парламентом фактически по всем попадавшим в поле его зрения и ответственности проектам юридически значимых решений, "за исключением тех, которые носят чисто технический или временный характер"*(886). Расширенное взаимодействие Европарламента с Советом и Еврокомиссией в сфере его консультативных полномочий с применением консультативной процедуры всегда носило не столько неформальный, фактический, сколько юридический характер: закреплялось как в договорных актах, так и в актах, принимавшихся в результате правотворческой деятельности институтов Евросоюза*(887). К таковым можно отнести, в частности, Декларации Европарламента, Совета и Комиссии 1973 и 1975 гг., в которых акцентировалось внимание не только на порядке, но и на сроках осуществления консультативной процедуры ("не более трех месяцев, если в проекте не указана дата, в пределах которой должен быть принят акт, или если решение вопроса не носит срочного характера, когда Совет сам может установить более ограниченный период времени, необходимый для его рассмотрения"), на необходимости поступления в Парламент со стороны Совета и Комиссии более полной информации о текущих делах; на важности консультативной процедуры "для достижения согласия между Парламентом и Советом" и др.*(888) Юридически закрепленный порядок принятия нормативной процедуры является весьма важным для признания его заключений Парламентом по проектам решений, представленных Еврокомиссией, как актов, имеющих не только моральнополитический, но и, хотя и опосредованно, правовой характер. Последнее означает, что, не будучи непосредственно наделенным полномочиями самостоятельно принимать законодательные акты, Парламент тем не менее дает юридически значимые заключения, без которых юридическая сила принимаемых Советом актов ставится под сомнение. Речь при этом идет прежде всего о заключениях, даваемых Европарламентом в порядке обязательных, предусмотренных договорами, а не "добровольных" или иных консультаций. Подтверждая важность заключений Европарламента в правотворческом процессе, Европейский суд справедливости еще в 1980 г. путем аннулирования законодательного акта, принятого Советом без учета мнения Парламента, указал на то, что хотя Парламент непосредственно не издает нормативно-правовых актов, но он и не стоит в стороне от этого процесса, а является его неотъемлемым звеном. Суд четко дал понять, говорится в комментарии по этому делу, что "Совет не может принимать законодательные акты, касающиеся всего Сообщества без мнения Парламента, получение которого предусмотрено договорами"*(889). И далее: "В своем решении Суд указал на прямую связь между консультациями Парламента и демократическим характером Сообщества", - и обратил внимание на то, что положения учредительных договоров, предусматривающие обязательные консультации с Парламентом, "являются тем средством, которое обеспечивает его участие в законодательном процессе"*(890). Реализация консультативных полномочий Парламента выступает в качестве "важнейшего фактора, оказывающего влияние на поддержание институционального баланса в Сообществе, предусмотренного договорами"*(891). 2. Наряду с консультативными полномочиями, реализуемыми с помощью консультативной процедуры как организационного средства участия Европарламента в законодательном процессе, данным представительным органом в этих же целях используются и другие процедуры. Поскольку в Европейском союзе нет единого порядка (процедуры) принятия нормативных правовых актов, то, как верно подмечают исследователи, порядок, а вместе с ним и степень участия Европарламента в правотворческом процессе "в значительной мере зависят от того, каким является предмет правового регулирования". Европейский парламент, говорится по этому поводу в Договоре, учреждающем Европейское сообщество, "участвует в процессе принятия актов Сообщества в той мере, в какой это предусмотрено настоящим Договором, осуществляя свои полномочия в рамках процедур, предусмотренных ст. 251 и 252, а равно путем принятия совпадающего положительного заключения или дачи консультативного заключения"*(892). Кроме того, Парламент может по требованию большинства депутатов рекомендовать Комиссии представить предложения, которые кажутся ему необходимыми для осуществления настоящего Договора, в целях выработки нормативного правового акта Сообщества*(893). В числе довольно широко используемых в настоящее время процедур, обеспечивающих участие Европарламента в правотворческом процессе Сообщества, выделяется так называемая "процедура сотрудничества", впервые введенная в практику Европейского сообщества в 1987 г. Единым европейским актом и развитая в последующих договорных актах, включая Маастрихтский договор. Введение процедуры сотрудничества, по мнению ученых-юристов, "свидетельствовало о том, что Европарламент вышел за узкие пределы консультаций" и в определенной мере непосредственно включился в законодательный процесс. Хотя это еще не означало наделения Европарламента правом законодательной инициативы, ибо по-прежнему проекты регламентов и директив разрабатывались лишь одной только Комиссией*(894). Сфера применения процедуры сотрудничества, как она определена в договорных актах, довольно широка по объему и весьма разнообразна по предметам своего охвата. Она касается таких, в частности, проблем, которые связаны с различными аспектами деятельности Экономического и валютного союза*(895), с общественной безопасностью, свободой индивидуального труда, социальной политикой, развитием законодательства по внутреннему рынку, здравоохранением и др.*(896) Отличительной особенностью процедуры сотрудничества по сравнению с процедурой консультации является, по мнению специалистов в данной области, то, что она предусматривает не одно, а два чтения при рассмотрении Парламентом проектов нормативных правовых актов, касающихся всего Европейского сообщества. В то время как в процессе применения консультативной процедуры "решение Совета, независимо от характера заключения Европарламента, является окончательным, в случае использования процедуры сотрудничества дело обстоит совсем иначе"*(897). А именно - если в условиях применения консультативной процедуры участие Парламента в правотворческом процессе ограничивается единственным и в то же время окончательным, независимо от исхода дела, обсуждением (первое чтение) предлагаемого Комиссией проекта нормативно-правового акта, то применение процедуры сотрудничества предполагает повторное обсуждение (второе чтение) в Парламенте данного проекта. Естественно, что необходимость в нем возникает только тогда, когда Совет, принимающий нормативный правовой акт, не согласен с теми поправками или дополнениями к проекту рассматриваемого акта, которые предлагаются Парламентом в его заключении. Для достижения согласия сторон в этом случае Совет совместно с Комиссией вырабатывает общую позицию по документу, представленному Европарламентом, и вновь направляет рассматриваемый проект с указанием на общую позицию в Парламент для повторного рассмотрения (второе чтение). В соответствии с действующими нормативами, зафиксированными в Договоре, учреждающем Европейское сообщество*(898), Парламент должен в течение трех месяцев рассмотреть общую позицию и принять по этому вопросу свое решение. Если в течение трех месяцев после получения сообщения о принятой Советом и Комиссией общей позиции и информации о соображениях, приведших к принятию Советом общей позиции, а равно о позиции Комиссии, Европейский парламент "одобрит эту общую позицию или не примет решения в течение этого периода, Совет принимает окончательно обсуждаемый акт в соответствии с общей позицией"*(899). В случае же отклонения Парламентом общей позиции (большинством голосов от списочного состава депутатов) Совет в течение трех месяцев может путем единогласного решения преодолеть позицию данного представительного учреждения. Помимо порядка рассмотрения проектов нормативных правовых актов, в случаях неполного согласия Европарламента с предлагаемой ему общей позицией или же ее отклонения в Договоре в рамках общей процедуры сотрудничества предусматривается также порядок рассмотрения поправок к общей позиции. Предусматривается, что все поправки Парламента к общей позиции направляются для рассмотрения в Еврокомиссию. Окончательное же решение по ним, так же как и всему проекту предлагаемого нормативного правового акта, принимает Совет. Оценивая значимость процедуры сотрудничества как формы и средства, обеспечивающего участие Европарламента в правотворческом процессе Евросоюза, исследователи верно отмечают, что эта процедура "придала новый импульс активности Европарламента и повысила его роль в законодательном процессе. Стали более интенсивными и содержательными отношения Европарламента с Советом и Комиссией. Особенно активизировались рабочие контакты Европарламента с Комиссией"*(900). 3. Среди других процедур, обеспечивающих участие Европарламента в правотворческом процессе, важное значение придается порядку совместного принятия решений. Данная процедура была инициирована в начале 1990-х годов и закреплена в 1992 г. Маастрихтским договором. По мнению авторов, занимающихся изучением процедурных вопросов в Евросоюзе, Маастрихт, введя процедуру совместного принятия решений, которая "в настоящее время является наиболее востребованной и распространенной" в правотворческой системе Евросоюза, значительно усилил полномочия Парламента в правотворческой сфере, предоставив ему право на третье чтение по определенным вопросам и сделав его "созаконодателем" с Советом Министров по данному кругу проблем*(901). Первоначально сфера применения процедуры совместного решения распространялась в основном на решение проблем развития внутреннего рынка; на поддержку программы защиты окружающей среды; на развитие культуры, где объявлялось, что "Сообщество содействует расцвету культур государств-членов, уважая их национальное и региональное разнообразие и в то же время выдвигая на первый план общее культурное наследие"; на поддержку здравоохранения с тем, что "высокий уровень защиты здоровья должен быть гарантирован при определении и осуществлении всех направлений политики и деятельности Сообщества"*(902). Позднее, а именно - в 1997 г., Амстердамский договор значительно расширил сферу применения процедуры совместного решения, доведя ее до более чем двадцати случаев возможного использования. Это, в частности, не только сферы культуры, здравоохранения, внутреннего рынка и охраны окружающей среды, но и сферы образования, научных исследований, защиты прав потребителей, трансъевропейских сетей, взаимодействия таможенных служб и др.*(903) Амстердамский договор не только расширил сферу применения порядка принятия совместных решений Европарламентом и Советом, но и несколько упростил ее, исключив из данной процедуры третье чтение*(904). В настоящее время процедура принятия совместных решений, весьма обстоятельно прописанная в ст. 251 Договора, учреждающего Европейское сообщество*(905), активно используется как Европарламентом, так и Советом для решения общих правотворческих проблем. Структура и само содержание данной процедуры имеет определенное сходство с процедурой сотрудничества, особенно в той части, которая касается внесения предложений о принятии того или иного нормативного акта, о первоначальном его прохождении, а также в отношении выработки первоначального рассмотрения общей позиции*(906). Однако процедура совместного принятия решений, как и последствия ее несоблюдения, имеет по сравнению с порядком сотрудничества Европарламента и Совета в процессе правотворчества принципиальное отличие. Суть его заключается в том, что если во втором случае Совет фактически лишь согласовывает с Парламентом проект рассматриваемого акта и самостоятельно принимает окончательное решение независимо от мнения Парламента и характера внесенных им в общую позицию поправок, то в первом случае, при использовании процедуры совместного принятия решений, вопрос решается иначе. Согласно ст. 251 Договора Парламент получает при этом, хотя и весьма ограниченные определенными сферами и вопросами, но тем не менее вполне реальные полномочия созаконодателя. Они проявляются, в частности, в том, что при обсуждении общей позиции, принятой Советом и направленной в Парламент (второе чтение), последний может: а) одобрить общую позицию или не принимать по ней никакого решения в течение трех месяцев и тогда "обсуждаемый акт считается принятым в соответствии с этой общей позицией". Иными словами, Европарламент дает добро на принятие акта, без которого он будет считаться недействительным; б) отклонить абсолютным большинством голосов своих членов общую позицию и тогда "предлагаемый акт считается отклоненным". В данном случае речь фактически идет об обладании Парламентом правом вето в отношении рассматриваемого акта; в) предлагать "поправки к общей позиции абсолютным большинством голосов своих членов", которые в исправленном тексте предлагаемого акта направляются в Совет и Комиссию для обязательной дачи заключения по этим поправкам*(907). В соответствии с п. 3 ст. 251 Договора если в течение трех месяцев "с момента получения всех материалов, касающихся этого вопроса, Совет одобряет квалифицированным большинством голосов все поправки Европейского парламента, обсуждаемый акт считается принятым в соответствии с исправленной общей позицией". В тех же случаях, когда Совет не одобряет все поправки, председатель Совета по согласованию с председателем Европарламента созывает в срок до шести недель заседание специально созданного Согласительного комитета, в состав которого входит равное число членов Совета или их представителей и представителей Европарламента. Целью создания этого Комитета является достижение соглашения "относительно совместного текста, принимаемого квалифицированным большинством голосов членов Совета или их представителей и большинством голосов представителей Европейского парламента" (п. 4 ст. 251). В работе Комитета принимает участие также Комиссия, которая "предпринимает все необходимые инициативы с целью сближения позиций Европейского парламента и Совета". В процессе выполнения своей миссии Согласительный комитет "рассматривает общую позицию, основываясь на поправках Европейского парламента". Согласно процедуре принятия совместных решений Согласительный комитет должен в течение шести недель довести проект предлагаемого акта до такого состояния, чтобы он удовлетворял всем запросам сторон ("совместный проект"). После выработки и одобрения всеми членами Согласительного комитета совместного проекта Европарламент "абсолютным большинством голосов своих членов и Совет квалифицированным большинством голосов должны в течение шести недель, считая с момента одобрения и в соответствии с совместным проектом, принять обсуждаемый акт"*(908). Если один из этих институтов не одобрит предлагаемый акт, то он считается отклоненным. Таковым будет считаться данный акт и в том случае, если Согласительный комитет не одобрит совместный проект, т.е. если Комитет не выработает отвечающий интересам всех сторон проект*(909). 4. В системе полномочий Европарламента кроме названных определенное место занимают его бюджетные и контрольные полномочия*(910). Формы и методы реализации последних, наполняющих собой содержание традиционного для высших представительных органов разных стран парламентского контроля, не отличаются особой оригинальностью*(911). Контроль Европарламента за деятельностью Комиссии как главного исполнительного органа Евросоюза и отчасти - за работой Совета осуществляется в типичных для любого парламента сферах и реализуется с помощью таких форм и способов, как: а) устные и письменные вопросы, первые из которых адресуются депутатами Европарламента членам Совета и Комиссии непосредственно на заседаниях Парламента во время проведения так называемого часа вопросов, а вторые, согласно Внутреннему регламенту Европарламента (ст. 44), направляются соответствующему адресату в письменной форме; б) отчеты и доклады, которые периодически, в установленные сроки, направляются Европарламенту Советом, Комиссией и некоторыми другими институтами Евросоюза. Так, в соответствии с Договором "Совет заслушивается Европейским парламентом в соответствии с условиями, установленными его внутренним регламентом" (ст. 197), а Комиссия представляет Парламенту ежегодный общий доклад, который обсуждается на его открытом заседании (ст. 200). Кроме того, ежегодный отчет, а также отчет о каждом расследовании представляет омбудсмен, назначаемый Парламентом (ст. 195), и Европейский центральный банк (ежегодный отчет); в) парламентские слушания, которые периодически проводятся по наиболее актуальным, социально значимым вопросам с участием представителей различных институтов, в том числе Комиссии и Совета, и должностных лиц; г) декларации и сообщения, направляемые в Парламент различными институтами Евросоюза и должностными лицами и позволяющие ему не только получать необходимую информацию о состоянии дел в отдельных сферах жизни Европейского союза и Европейского сообщества в целом, но и предпринимать соответствующие шаги для решения назревших вопросов. Касаясь вопроса о бюджетных полномочиях Европейского парламента, следует заметить, что они значительно отличаются от соответствующих полномочий классических парламентов. Их особенность заключается, во-первых, в том, что не только Парламент, но и Совет может в процессе рассмотрения в конечном счете отвергнуть предварительный проект бюджета, который разрабатывается на основе смет расходов каждого института Сообщества комиссий и направляется "на рассмотрение Совета не позже 30 сентября года, предшествующего году исполнения бюджета"*(912). В отличие от классических парламентов, в руках которых находится основная "бюджетная власть", Европарламент разделяет ее с другими институтами Евросоюза, а именно - отчасти с Комиссией и в основном - с Советом. Во-вторых, при существующей в Евросоюзе практике подразделения бюджета Сообщества и, соответственно, его проекта на две части - обязательных расходов, которые предусмотрены учредительными договорными и иными актами Союза, и так называемых необязательных - всех остальных расходов, основные прерогативы Европарламента сосредоточены в сфере необязательных расходов. Это проявляется, в частности, в том, что при обсуждении проекта бюджета все вносимые Парламентом поправки в этой сфере носят обязательный для учета, императивный характер. Что же касается обязательных расходов, где последнее слово остается за Советом, то все поправки Европарламента в этой области носят скорее рекомендательный, но не обязательный для учета Советом характер. Исходя из того, что большая часть бюджетных расходов относится к разряду обязательных, а Парламент, позицируемый как весьма значимый европейский институт, фактически лишен реальной возможности влиять на процесс их формирования, исследователи не без оснований называют сложившуюся ситуацию "довольно оригинальной"*(913). Практически Европейский парламент, резюмируют они, "лишен возможности сколько-нибудь существенно пересматривать доходную и расходную части бюджета и не обладает правом внесения своего собственного законопроекта по финансам". И далее: "Парламент не может воздействовать на другие институты, участвующие в принятии бюджета Союза, путем внесения изменений в его доходную часть". Он не имеет полномочий самостоятельно изменять как источники своих собственных средств, "так и потолочные цифры", определяющие сумму финансовых поступлений. В отличие от национальных парламентских учреждений, Европейский парламент не является "хозяином кошелька"*(914). И, в-третьих, отличительная особенность бюджетных полномочий Европарламента, по сравнению с классическими парламентами, заключается в том, что он разделяет свою финансовую власть с Советом не только в процессе обсуждения и принятия, но и при исполнении бюджета. Так, в соответствии с Договором Европарламент дает разрешение на исполнение бюджета не самостоятельно, а только "действуя по рекомендации Совета, принятой квалифицированным большинством голосов"*(915). Правда, при этом оговаривается в плане придания значимости представительному органу, что, "перед тем как дать разрешение Комиссии или с любой другой целью в связи с осуществлением ею своих полномочий по исполнению бюджета, Европейский парламент может пригласить Комиссию для объяснений относительно произведенных расходов или функционирования системы финансового контроля. Комиссия представляет любую необходимую информацию Европейскому парламенту по просьбе последнего"*(916). Несмотря на то что Председатель Европарламента от имени последнего "объявляет бюджет окончательно принятым" и подписывает его, свой ежегодный отчет об исполнении бюджета в предшествующем финансовом году Комиссия представляет не только Парламенту, но и Совету (ст. 275). 5. Кроме отмеченных прерогатив, Европейский парламент обладает также определенными полномочиями вовне - в области внешней политики - и внутри Евросоюза - по отношению к его различным институтам и должностным лицам*(917). Как и все иные его полномочия, они фиксируются и развиваются как в договорных, так и в обычных, принимаемых в рамках Европейского союза и Сообществ актах. Каждое из этих полномочий Европарламента, подобно ранее рассмотренным, в значительной мере отличается от аналогичных полномочий национальных, классических парламентов. Так, например, если последние в области внешних сношений традиционно наделяются правом ратификации международных договоров, то Европейский парламент такими полномочиями не обладает. Его основные полномочия в данной сфере сводятся преимущественно к следующему. Во-первых, к даче консультаций и рекомендаций по вопросам внешней политики Евросоюза и сообществ, которые не имеют обязательного характера. Данные прерогативы Европейского парламента изначально были предусмотрены Договором, учреждающим Европейское сообщество (п. 5 ст. 133 и п. 3 ст. 300), и Договором о Европейском союзе. В ст. 21 этого Договора устанавливается, что "председательствующий" в Евросоюзе консультируется с Европарламентом "в отношении принципиальных аспектов и выбора основополагающих направлений общей внешней политики и политики безопасности и заботится о том, чтобы взгляды Европейского парламента должным образом были приняты во внимание"*(918). Далее в этой же статье говорится о том, что Европарламент "может направлять вопросы или формулировать рекомендации (выделено нами. - Авт.) в адрес Совета", касающиеся внешней политики и политики безопасности, и что он ежегодно проводит дебаты о прогрессе, достигнутом в данной сфере*(919). Во-вторых, к праву на получение исчерпывающей информации по вопросам общей внешней политики Евросоюза и сообществ, и вместе с тем - по вопросам политики безопасности Союза. Данный вид полномочий Европарламента, если их можно назвать таковыми, предусматривается в п. 2 ст. 300 Договора, учреждающего Европейское сообщество, в которой говорится о том, что Европарламент "немедленно и в полном объеме получает информацию о любых решениях", принятых в отношении заключения соглашений между Сообществом и одним или несколькими государствами или международными организациями. Аналогичное положение содержится также в ст. 21 Договора о Европейском союзе, которая предусматривает, что "Европейский парламент подлежит регулярному информированию Председательствующим и Комиссией о развитии внешней политики и политики безопасности"*(920). И, в-третьих, к выражению Европарламентом согласия или, наоборот, несогласия в отношении ряда рассматриваемых вопросов, касающихся внешней политики Евросоюза. В соответствии с Договором, учреждающим Европейское сообщество (п. 3 ст. 300), согласие Парламента требуется в обязательном порядке во всех тех случаях, когда речь идет: а) о соглашениях, заключенных Сообществом с одним или несколькими государствами или международными организациями, учреждающими "ассоциацию, предполагающую взаимные права и обязанности, совместные действия и особые процедуры"*(921); б) о других соглашениях, устанавливающих особые институциональные рамки путем организации процедур сотрудничества"*(922); в) о соглашениях, имеющих "важное бюджетное значение для Сообщества"; г) о соглашениях, влекущих за собой поправки к актам, принятым в соответствии с процедурой совместного принятия решений, в созаконодательном порядке. Что же касается полномочий Европарламента в отношении других институтов Европейского союза и его должностных лиц, то они заключаются, с одной стороны, в его влиянии на процесс формирования институтов и назначения должностных лиц, а с другой - в контроле за их деятельностью и воздействии на них в случаях, предусмотренных договорами и другими правовыми актами*(923). В соответствии с действующими в настоящее время нормативами Европарламент выражает вотум доверия Еврокомиссии и утверждает кандидатуру ее Председателя; назначает омбудсмена и заслушивает его отчеты; ставит устные и письменные вопросы перед Еврокомиссией и заслушивает информацию о состоянии дел в Союзе со стороны Совета*(924). "Европейский совет, - говорится в ст. 4 Договора о Европейском союзе, - представляет Европейскому парламенту доклад после каждого из своих заседаний, а также ежегодный письменный доклад о прогрессе, достигнутом Союзом". Помимо названных проявлений, рассматриваемые полномочия Европарламента выражаются также в его причастности (через консультации) к назначению президента и членов Исполкома Европейского центрального банка, руководителей диппредставительств (делегаций) Еврокомиссии "в третьих странах", аудиторов Счетной палаты Евросоюза и других должностных лиц. § 4. Совет Европейского союза: место и роль в политико-правовой системе Союза и Сообществ 1. На протяжении всего сравнительно непродолжительного периода существования и функционирования Совет, так же как и некоторые другие институты Европейского союза, включая прежде всего Европарламент, привлекал к себе пристальное внимание как теоретиков, преимущественно специалистов в области конституционного права, судя по характеру их исследований*(925), так и практиков. И это не случайно, имея в виду то особое место, которое Совет с момента своего образования и поныне занимает в системе многочисленных органов и институтов Евросоюза, и ту особую, разноречивую и далеко не ординарную по своей значимости для Союза в целом и для его отдельных государств-членов роль, которую он играл и играет на всех этапах своего развития и функционирования. Зародившись как Специальный Совет министров Европейского объединения угля и стали еще в 1950-е годы под эгидой стран Бенилюкса, стремившихся, по словам аналитиков, защитить с его помощью свои экономические и иные национальные интересы "перед лицом угрожающего доминирования в Европе Германии, Франции и Италии"*(926), данный институт претерпел в своей эволюции весьма значительные как формальные, отразившиеся даже на его названии, так и реальные, нашедшие свое отражение в его довольно многогранной деятельности, изменения*(927). В настоящее время он официально именуется как Совет Европейского союза, в отличие от первоначального своего названия - Специальный Совет министров или последующего за ним - Совет Европейских сообществ, установленного Единым европейским актом и существовавшего с 1967 по 1993 г. Нынешнее название Совета - Совет Европейского союза - было принято Маастрихтским договором и дополнительно подтверждено в 1993 г. специальным решением самого Совета, в котором говорилось, что отныне и впредь так будет именоваться этот институт во всех проявлениях своей деятельности, включая издаваемые им акты и принимаемые им решения по всем вопросам, в том числе общей внешней политики Евросоюза и политики безопасности. Между тем в научной литературе, по мнению исследователей, давно стало привычным и довольно широко используемым названием данного учреждения - Совет министров, наиболее адекватно отражающим его состав и отчасти характер его деятельности*(928). Справедливости ради следует отметить, однако, что данное мнение разделяется не всеми авторами, считающими, что термин "Совет министров" является неточным и к тому же вводящим в заблуждение, поскольку "фактически существует не один Совет как таковой, а несколько разных советов под одним названием, зависящих от того предмета, какой обсуждается на том или ином его заседании"*(929). Например, когда на заседании Совета министрами иностранных дел государств-членов обсуждаются внешнеполитические проблемы - это будет Совет министров иностранных дел. Если в центре внимания членов Совета министров по охране окружающей среды государств-членов находятся экологические проблемы - это будет Совет министров по охране окружающей среды. И так далее*(930). Разумеется, в данном случае, равно как и в других аналогичных случаях, дело заключается не только и даже не столько в точном названии рассматриваемого института, хотя и его не следует игнорировать во избежание, в частности, смешения Совета Европейского союза, или просто Совета, как эти идентичные термины употребляются в учредительных договорах, с такими сходными, но неидентичными терминами и понятиями, как "Европейский совет" или "Совет Европы"*(931). Главное состоит в смысловом значении и содержании рассматриваемых терминов и понятий, а также в сущности и идентичности тех ключевых оценочных категорий, которые при этом используются для характеристики отражающихся в них явлений. 2. Применительно к характеристике Совета Европейского союза, к определению его статуса и установлению его места и роли в политико-правовой системе этого наднационального образования, в отечественной и зарубежной литературе нет однозначного подхода. Спектр мнений довольно широк и разнообразен. Например, одни авторы, ссылаясь на ст. 207 Договора, учреждающего Европейское сообщество, где наряду с организационной и другими сторонами деятельности Совета говорится и о его законодательной деятельности, а также, придерживаясь "западноевропейской доктрины", согласно которой, с их точки зрения, Совет, "несмотря на его состав, традиционно характеризуется как главный законодательный орган Европейского союза", на первый план ставят его законодательные полномочия и функции. При этом, правда, оговаривается, что наряду с законодательными Совет "осуществляет и многие другие полномочия, в том числе в сфере исполнительной власти"*(932). Совет Европейского союза, пишут в связи с этим английские исследователи Д. Эдвард и Р. Лэйн, является в основе своей "предельно законодательным органом Сообщества"*(933). Исключение составляют лишь два момента или обстоятельства. Первое - когда согласно Договору о Европейском объединении угля и стали (ст. 14, 28) правотворческие функции выполняла Комиссия, а от Совета требовалось в некоторых случаях только согласие на принятие ею решений по определенным вопросам. А второе исключение состоит в том, что в соответствии с тем же Договором (ст. 251) Совет в ряде случаев должен следовать процедуре совместного принятия решений, предписывающей деление правотворческих полномочий между ним и Европарламентом. Если данная группа авторов в процессе определения места и роли Совета в политико-правовой системе Евросоюза акцентирует внимание в основном на его правотворческой и отчасти на исполнительно-распорядительной деятельности, тесно связанной с правотворческой, то другая группа исследователей, не упуская из поля зрения правотворческие функции Совета, придает весьма важное значение одновременно его координирующей деятельности. Совет Европейского союза, отмечается по этому поводу, выступает, с одной стороны, как важнейший институт, призванный "обеспечить координацию экономической политики государств-членов", а с другой - "проявляется так же, как правотворческий орган Сообщества"*(934). В доказательство важности координирующей деятельности Совета традиционно даются ссылки не только на практику функционирования Совета в этой области, но и на соответствующие правовые нормативы, в частности на ст. 4 Договора, учреждающего Европейское сообщество, в которой указывается на необходимость в целях решения экономических и социально-политических задач, стоящих перед Сообществом, "установления экономической политики, которая основана на тесной координации экономической политики государств-членов". Ссылки даются также на ст. 202 данного договорного акта, где говорится о том, что "для достижения целей, определенных в настоящем Договоре, и в соответствии с его положениями" Совет, наряду с другими видами и формами деятельности, "обеспечивает координацию общей экономической политики государствчленов"*(935). Наконец, при рассмотрении различных наметившихся в отечественной и зарубежной литературе подходов к определению места и роли Совета в политикоправовой системе Евросоюза, нельзя не обратить внимание на то, что в некоторых случаях, в отличие от традиционного его изучения в качестве законодателя, исполнителя, контролера или координатора, Совет Европейского союза исследуется одновременно и как политический институт. Констатируя, что Совет является неотъемлемой составной частью институциональной системы Европейского союза и что его статус и полномочия определены непосредственно в учредительных договорах, исследователи не без оснований обращают особое внимание на то, что Совет, помимо всего прочего, представляет собой "важный политический институт, который призван обеспечить согласование национальных интересов государств-членов с выполнением задач и целей, стоящих перед интернациональным объединением"*(936). Будучи в формально-юридическом плане институтом Европейского союза и Сообществ, который в силу своего положения должен следовать предписаниям европейского права в целом, Совет одновременно в процессе обсуждения и принятия решений не может не учитывать жизненно важные интересы государствчленов. В практическом отношении это означает, что в силу действующих положений он обязан воздерживаться от принятия любых решений, если какое-либо государство - член Союза заявит о том, что принятием данного акта будет нанесен серьезный ущерб его национальным интересам*(937). В западной литературе такое двоякое положение Совета, когда он, будучи институтом Евросоюза, должен, с одной стороны, выражать общие интересы государств-членов, а с другой - в максимальной степени учитывать интересы каждого из них, именуют дихотомией*(938) - "последовательным делением целого на части", которая "нередко порождает противоречия (трения - frictions) между интересами Сообщества и интересами отдельных государств-членов"*(939). В практическом плане эти "трения"-противоречия устраняются или нивелируются, по наблюдению аналитиков, в результате переговоров между заинтересованными сторонами со ссылкой и опорой на ст. 2 Договора, учреждающего Европейское сообщество, которая обязывает сообщества содействовать повсеместно не только "гармоничному, сбалансированному и устойчивому развитию экономической деятельности, высокому уровню конкурентоспособности и конвергенции экономических показателей", "устойчивому и безинфляционному росту", высокому уровню защиты и улучшения качества окружающей среды, повышению жизненного уровня и качества жизни, но и, наряду с этим - также "экономическому и социальному сплочению и солидарности государствчленов"*(940). 3. Наличие различных подходов к рассмотрению Совета Европейского союза путем выделения его отдельных, наиболее важных сторон и видов законодательной, координирующей или иной - его деятельности, несомненно, имеет весьма важное значение для идентификации данного общеевропейского института, а также для определения его места и роли в политико-правовой системе Европейского союза и Сообществ*(941). Однако не менее важное значение при этом имеет, наряду с обозначением его главной, определяющей черты, выделение и рассмотрение ряда других его черт и особенностей, позволяющих более точно определить не только его политикоправовой статус, но и его место и роль как общеевропейского института среди других, тесно связанных и взаимодействующих с ним институтов. Речь идет, в частности, о таких чертах и особенностях Совета Европейского союза, которые связаны с порядком его формирования и деятельности, с его составом, полномочиями, целями и задачами, стоящими перед ним, а также с характером его отношений с другими институтами и должностными лицами. Не имея возможности подробно останавливаться на рассмотрении каждой из этих черт и особенностей, обратим внимание лишь на те из них, которые дают в своей совокупности наиболее четкое представление как о самом Совете, так и о его месте и роли в политико-правовой системе Европейского союза. Одна из таких черт и особенностей ассоциируется с составом Совета, а также с порядком его формирования и функционирования. Согласно действующим нормативам в состав Совета входит "по одному представителю из каждого государства-члена на уровне министров, способных обязывать свое государство"*(942). В заседаниях Совета обычно принимает участие представитель Еврокомиссии, который, по словам Дж. Маккормика, следит за тем, чтобы Совет "не превращался в слишком националистический институт или в орган, занимающийся весьма узкими проблемами"*(943). Работу Совета организует и ведет его заседания председатель Совета, который в порядке ротации государств-членов занимает этот пост в течение шести месяцев. Данное положение закреплено в Договоре, согласно которому председательствование в Совете осуществляется "поочередно в течение шести месяцев каждым государством-членом Совета в порядке, установленным Советом на основе единогласия"*(944). В соответствии с Внутренним регламентом, который принимается Советом в целях упорядочения его внутренней жизни и деятельности, в повседневной работе председателя ему оказывает помощь заместитель, являющийся представителем государства-члена, которое будет председательствовать в течение следующих шести месяцев. Главное назначение поста заместителя, который в некоторых случаях по просьбе председателя может временно выполнять его функции, заключается в обеспечении преемственности в руководстве Советом*(945). Изначально Совет, как свидетельствуют источники, замышлялся в виде некой "коллегии делегатов", функционирующей в виде "единого самостоятельного института Сообщества", состоящего из постоянных, специально назначенных государствами-членами для представления их интересов в Совете, министров*(946). Однако последующая практика работы Совета с постоянным составом одних и тех же министров себя не оправдала. И Совет фактически преобразовался в нечто подобное "традиционному форуму для переговоров на межправительственном уровне", а его постоянно меняющийся состав стал в полной мере зависим от того, какие вопросы обсуждаются на его очередном заседании*(947): при обсуждении финансовых вопросов в составе Совета работают министры финансов государствчленов; при рассмотрении вопросов образования и культуры - соответственно, министры государства или отрасли; при анализе проблем здравоохранения министры здравоохранения и т.д. Причем по настоянию Германии и Бельгии в состав Совета могут входить от федераций не только федеральные, но и региональные министры - министры субъектов федерации*(948), "способные обязывать свое государство". Количество Советов, существующих под одним названием Совета Европейского союза, а точнее - его заседаний с меняющимся в зависимости от предмета обсуждения составом, в учредительных договорных или иных актах Евросоюза не фиксируется. Они проводятся по мере необходимости и созываются в соответствии со ст. 204 Договора, учреждающего Европейское сообщество, "председателем по его собственной инициативе, по предложению одного из членов Совета или по предложению Комиссии"*(949). В формально-юридическом плане все "формации" Совета, как называются во Внутреннем регламенте его заседания, проводимые в новом составе по обсуждению и решению различных вопросов, равны между собой, обладают одинаковым статусом и от имени Совета принимают одинаковые по своей юридической силе решения. Однако, фактически в соответствии со сложившейся практикой роль ведущей формации выполняет так называемый Совет по общим и иностранным делам, вопросам, в составе министров иностранных дел или министров по европейским делам, в тех государствах-членах, где такая должность существует. Кроме проблем, касающихся внешней политики Европейского союза, этот Совет выполняет функции координации деятельности других составов Совета. Во всех тех случаях, когда Совет заседает в составе глав государств и правительств, что допускается ст. 203 Договора, предусматривающей участие в работе Совета представителей государств-членов на уровне министров в ее расширенном толковании, ведущую и определяющую роль среди всех Советовформаций выполняет, естественно, данный Совет. Этот фактически "европейский саммит" решает стратегически важные вопросы, касающиеся как Евросоюза в целом, так и его отдельных институтов. Его решения носят, как правило, преимущественно политический, а не юридический характер. Если заседания с участием министров проводятся, как свидетельствует практика, по нескольку раз в месяц, то Совет на высшем уровне собирается довольно редко. Главы европейских государств и правительств постоянно принимают участие в работе другого органа, не входящего в структуру Евросоюза, Европейского совета*(950). В силу того что Совет каждый раз при обсуждении новых вопросов работает в разном составе и при этом им используется сессионный порядок деятельности, вполне естественно встает вопрос в плане определения места и роли Совета в политико-правовой системе Евросоюза не только о характере его взаимосвязей и взаимодействия с национальными государствами, но и о его, следуя логике неизбежной, причем весьма значительной, судя по отзывам экспертов, зависимости от руководящих органов в лице председателя и его заместителя, от вспомогательных органов - Комитета постоянных представителей, включающего в себя руководителей официальных представительств государств-членов при европейских сообществах, от специальных комитетов и рабочих групп, а также от Генерального секретариата Совета, обеспечивающего его организационную и техническую работу. При определении статуса Совета в договорных актах в связи с этим не случайно особое значение придается каждому из этих компонентов Совета. В частности, предусматривается, что "Комитет, состоящий из постоянных представителей государств-членов" не только "несет ответственность за подготовку работы Совета и выполнение задач, порученных ему Советом", но и самостоятельно "может принимать решения по процедурным вопросам в случаях, предусмотренных Внутренним регламентом Совета"*(951). Более того, значительная часть решений, констатируют аналитики, "лишь формально принимается Советом, а фактически - Комитетом постоянных представителей"*(952). Речь при этом идет о решениях, которые в повестке дня Совета, согласно Внутреннему регламенту и сложившейся практике, относятся к части А, означающей полное согласование их и одобрение Комитетом. По общему правилу они принимаются Советом без обсуждения, которое проводится лишь по тем вопросам, по которым не было достигнуто согласие в Комитете, и они соответственно были отнесены ко второй части повестки, обозначенной буквой В*(953). Поскольку, отмечают исследователи, подавляющее большинство вопросов, обсуждаемых Советом (свыше 90%), - вопросы части А его повестки дня, то это означает, что "основная часть законодательства, исходящего от Совета Европейского союза, является результатом усилий не столько министров, сколько членов Комитета постоянных представителей, а также рабочих групп"*(954). Аналогично в плане взаимоотношений Совета с действующими в его пределах органами обстоит дело и с Генеральным секретариатом. В Договоре, учреждающем Европейское сообщество, по этому поводу говорится, что "Совет пользуется помощью Генерального секретариата, возглавляемого Генеральным секретарем, Верховным представителем по вопросам общей внешней политики и политики безопасности, которому помогает заместитель Генерального секретаря, осуществляющий управление работой Генерального секретариата"*(955). В связи с очевидной зависимостью Совета от его вспомогательных органов и аппарата вполне логично встает еще один вопрос, касающийся уровня его организационной, функциональной и иной самостоятельности как одного из ведущих институтов в политико-правовой системе Европейского союза и степени подмены его весьма важной для интересов государств-членов деятельности активностью технической и иной, обобщенно именуемой западными авторами "брюссельской бюрократией"*(956). Последняя, как широко известно, традиционно и не без оснований ассоциируется западными исследователями не только с отдельными институтами Евросоюза, включая Совет, но и с самим надгосударственным образованием в целом. Бюрократия, писал по этому поводу англичанин Эд Пэйдж, "весьма легко ассоциируется с Европейским союзом"*(957). Для многих людей, весьма скептически относящихся к более глубокой европейской интеграции, "независимо от того, находятся ли они в Великобритании, Норвегии, Франции, Германии или еще гделибо, одну из главных проблем Европейского союза они видят в стремлении оторванной от жизни бюрократии к стандартизации всей повседневной жизни 380 миллионов человек - его граждан и введении ее в прокрустово ложе, спроектированное в Брюсселе"*(958). 4. Наряду с составом Совета, порядком его формирования и функционирования большое значение для его идентификации, а также определения места и роли Совета в институциональной структуре Евросоюза имеет его социально-экономическое и политико-правовое назначение. Оно, как это следует из Договора, учреждающего Европейское сообщество, определяется в конечном счете теми целями, которые закреплены в данном договорном акте и на достижение которых направлена деятельность Совета. Среди целей, которые стоят перед Сообществом, Договор указывает на содействие Сообщества повсеместно "гармоничному, сбалансированному и устойчивому развитию экономической деятельности, высокому уровню занятости и социальной защиты, равноправию между мужчинами и женщинами, повышению жизненного уровня и качества жизни, высокому уровню конкурентоспособности и "конвергенции экономических показателей" и др.*(959) Для достижения этих и иных закрепленных в Договоре целей Совет в соответствии со ст. 202 Договора: а) обеспечивает координацию общей экономической политики, проводимой Евросоюзом; б) наделяется правом принятия решений; в) посредством принимаемых им актов обладает полномочиями и правом наделять Комиссию "полномочиями по исполнению норм, выработанных Советом"*(960). При этом Совет может "обусловить осуществление этих полномочий определенными требованиями". А кроме того, при необходимости Совет может также сохранить за собой право "в определенных случаях непосредственно осуществлять полномочия по исполнению"*(961). В соответствии со своим статусом и назначением Совет согласно ст. 208 Договора обладает правом "просить Комиссию провести любое исследование, которое он сочтет целесообразным для достижения общих целей, и представить ему соответствующие предложения"*(962). Анализируя разностороннюю деятельность Совета, направленную в конечном счете на достижение целей Сообщества, провозглашенных в Договоре, и полагая, что эту деятельность следует рассматривать "как ключ к ответу на вопрос о назначении Совета и круге его полномочий"*(963), авторы вполне обоснованно, как представляется, указывают на два спорных и довольно противоречивых обстоятельства, связанных с назначением, местом и ролью Совета в политикоправовой системе Евросоюза. Первое из них связано с противоречивостью положений ст. 202 Договора, где говорится, с одной стороны, об обеспечении координации общей экономической политики государств-членов, а с другой - о праве Совета принимать решения. Суть противоречия роли и назначения Совета заключается в том, что в первом случае он как координатор, имеющий дело с государствами-членами, для выполнения своей миссии должен их объединять, вести с каждым из них диалог, заслушивать их мнения и т.д. Иными словами, в этом случае Совет позиционирует себя и действует как "форум представителей государств-членов"*(964), а не как правотворческий или иной институт. Следует заметить, что образ Совета-форума, на котором встречаются министры - члены национальных правительств для обсуждения и окончательного решения проблем, касающихся права Европейского союза и политики, а также национальных интересов*(965), довольно прочно укоренился в западных изданиях. В другом случае Совет представляется уже не как форум, призванный объединять государства-члены и координировать их действия, а как "главный законодатель Европейского союза и Сообществ"*(966), основное назначение которого заключается не в объединении и координации действий государств-членов, а в правотворчестве. Наличие этих двух не вполне совместимых друг с другом представлений о роли и назначении Совета зачастую, как свидетельствуют источники, негативно отражается на работе данного института и порождает противоречия*(967). Второе спорное и довольно противоречивое обстоятельство, касающееся роли и назначения Совета, непосредственно связано с определением правового статуса и характера данного учреждения. Суть спорного вопроса заключается в том, следует ли Совет, как и Евросоюз в целом, рассматривать в виде межгосударственного образования, которое возникает в результате самоограничения государств-членов ради создания нового института или образования с отдельными признаками, свойственными "кооперативному федерализму"*(968), или же его следует трактовать как надгосударственный институт со всеми вытекающими из этого посыла выводами и последствиями. В зависимости от того, как решается данный вопрос, соответствующим образом решаются и другие тесно связанные с ним вопросы, в том числе те из них, которые касаются юридической природы, статуса, места и роли Совета в политикоправовой системе Европейского союза. 5. Кроме названных черт и особенностей, весьма значимым для формирования адекватного представления о Совете Евросоюза, его месте и роли как общеевропейского института среди других аналогичных институтов является акцентирование внимания на его полномочиях и на порядке рассмотрения и принятия им решений. Полномочия Совета и порядок их реализации определены и закреплены в учредительных договорах, а также в ряде других актов, исходящих от Европейского союза и Сообществ. В настоящее время Совет как один из главных институтов Евросоюза и как законодатель, разделяющий в ряде случаев свои правотворческие функции с Парламентом и Комиссией, по заключению аналитиков, охватывает своими решениями практически "весь спектр активности" данного надгосударственного образования*(969). Констатируя, что с принятием Единого европейского акта, а затем с подписанием Маастрихтского и Амстердамского договоров сфера ведения Сообществ и Союза была заметно расширена, а соответственно расширились и "видоизменились" полномочия Совета*(970), исследователи вполне оправданно исходят из того, что "в основном Совет наделен двумя видами полномочий: координирующими и решающими"*(971). В основе такой классификации лежит критерий, связанный с характером деятельности Совета по реализации приданных ему полномочий и с характером принимаемых им решений. Он органически сочетается и дополняется также другими критериями, такими, например, как сфера реализации полномочий Совета, предмет, служащий основанием для принятия им решений, и др. На основе этих критериев полномочия Совета подразделяются на правотворческие, исполнительно-распорядительные, контрольные, бюджетные, полномочия по формированию органов Евросоюза и назначению должностных лиц, а также внешнеполитические полномочия*(972). Особое внимание в действующих нормативах по вполне понятным причинам, имея в виду важность данного вида деятельности для Евросоюза в целом и для каждого отдельного государства-члена, уделяется правотворческой деятельности Совета. Согласно Внутреннему регламенту (ст. 7) Совет считается действующим в качестве законодателя в тех случаях, когда им принимаются обязательные для соблюдения государствами-членами и институтами Евросоюза юридически значимые нормы, содержащиеся в директивах, регламентах, рамочных или иных решениях. Обязанность Совета идентифицировать себя как законодателя, указывать, "в каких случаях он должен рассматриваться как действующий в качестве законодателя", зафиксирована в ст. 207 Договора, учреждающего Европейское сообщество. Это связано с тем, как гласит Договор, чтобы "обеспечить в этих случаях наилучший доступ к документам, сохраняя в то же время эффективность процесса принятия решений"*(973). Договор, помимо данного положения, устанавливает, что "в любом случае, когда Совет действует в качестве законодателя, результаты и мотивы голосования, равно как и внесенные в протокол заявления, придаются гласности"*(974). Правовое закрепление подобного положения в отношении Совета отнюдь не является излишним, поскольку он, так же как и другие институты Европейского союза, традиционно страдает "дефицитом" не только демократии, но и гласности. Они "обычно закрыты для граждан, несмотря на то, что ими принимаются весьма важные для всех решения в области права и политики"*(975). Говоря о полномочиях Совета в различных сферах жизни Евросоюза и о важности принимаемых им решений, следует обратить внимание на то, что в действующих нормативах особо выделяются полномочия Совета с участием глав государств и правительств и особенности принимаемых ими решений. Последние не являются теми формами актов, которые предусмотрены Договором. Они не являются в строгом смысле юридическими, но они "напрямую связаны с различными сторонами деятельности Евросоюза" и уже в силу этого имеют важное практическое значение. Решения Совета глав государств и правительств зачастую облекаются в форму всякого рода резолюций и не могут быть, в отличие от других актов Совета, оспорены в судебном порядке*(976). Решения такого Совета весьма часто перекликаются с решениями Европейского совета, который, в частности, в сфере внешней политики и политики безопасности определяет, согласно Договору о Европейском союзе, ее общие принципы и "общие ориентиры, в том числе по вопросам, затрагивающим оборонную сферу"*(977). На базе общих ориентиров, установленных Европейским советом, Совет принимает решения, "необходимые для разработки и претворения в жизнь общей внешней политики и политики безопасности"*(978). Кроме того, Совет вносит в Европейский совет "рекомендации об общих стратегиях и реализует последние, в частности, путем утверждения общих акций и общих позиций. Совет заботится о единстве, согласованности и эффективности действий Союза"*(979). По вопросам общей политики и политики безопасности Совет также принимает "общие акции", относящиеся "к определенным ситуациям, в которых признаны необходимыми практические действия со стороны Союза" (п. 1 ст. 14). В этих акциях указываются цели их принятия, сферы применения, средства, которые должны быть предоставлены для их реализации в распоряжение Союза, условия о порядке их осуществления и при необходимости срок их действия. Данные акции накладывают на государства-члены обязанность действовать в направлении реализации обозначенных в них целей и информировать Совет "о любом выражении позиции или любом действии на национальном уровне, намеченном во исполнение общей акции" (п. 5 ст. 14). В тех же случаях, когда у государства-члена возникают значительные трудности в исполнении общей акции, оно обращается в Совет, который "проводит обсуждение и осуществляет поиск приемлемых решений проблемы. Последние не могут противоречить целям акции, а равно наносить ущерб ее эффективности" (п. 7 ст. 14). В сфере общей политики и политики безопасности Совет вырабатывает и принимает, кроме того, "общие позиции", в которых "определяется позиция Союза по конкретному вопросу географического или тематического характера" и за соответствием которых должны следить государства-члены в процессе реализации своей национальной политики (ст. 15). При этом каждое государство-член, а также Комиссия могут обращаться к Совету по любому вопросу общей внешней политики и политике безопасности и могут вносить в Совет свои предложения (п. 1 ст. 22). Наряду с общей внешней политикой и политикой безопасности Совет обладает широкими правотворческими и иными полномочиями и в других сферах жизнедеятельности Европейского союза. Не случайно его называют, ссылаясь на учредительные договоры, "главным органом, издающим нормы вторичного права"*(980), имея в виду его как непосредственную, индивидуальную, так и совместно с Европарламентом и Комиссией правотворческую деятельность, связанную с изданием всего перечня нормативных актов, которые относятся к категории вторичных. Не имея полномочий на принятие актов первичного права, к числу которых относятся учредительные иные договорные акты, Совет, однако, обладает, согласно ст. 48 Договора о Европейском союзе, широкими возможностями влияния на процесс подготовки и "пересмотра договоров, на которых основан Союз". Кроме того, Совет обладает значительными прерогативами и играет ключевую роль в решении вопросов, связанных с вступлением новых государств в Европейский союз. В соответствии с Договором, "любое европейское государство", уважающее принципы, изложенные в Договоре, и желающее стать членом Союза, должно направить свою заявку в Совет, "который принимает решение единогласно после консультации с Комиссией и после того, как положительное заключение вынесет Европейский парламент, постановляющий абсолютным большинством членов входящих в его состав"*(981). Помимо названных, Совет наделяется определенными полномочиями в решении вопросов сотрудничества полиций и судебных органов государств-членов в уголовно-правовой сфере. В Договоре о Европейском союзе (ст. 30-31) акцентируется особое внимание на том, что Совет "поощряет" сотрудничество государств-членов через Интерпол и через Евроюст, создавая для этого благоприятные условия с тем, "чтобы способствовать достижению целей Союза". В этом отношении он может, гласит ст. 34 данного Договора, "постановляя единогласно по инициативе любого государства-члена или Комиссии": а) принимать общие позиции, в которых устанавливается "подход Союза к определенному вопросу"; б) принимать рамочные решения в целях сближения законодательных и регламентарных положений государств-членов"; в) принимать решения "в любых иных целях", соответствующих целям, которые предусмотрены Договором в отношении сотрудничества полиций и судебных органов государств-членов в уголовно-правовой сфере; г) разрабатывать в данной области концепции, которые Совет "рекомендует принять государствам-членам в соответствии с конституционными правилами каждого из них"*(982). Осуществление прерогатив Совета в данной сфере органически сочетается с реализацией его полномочий в экономической, финансовой, отчасти в административной, контрольной и других областях жизнедеятельности Союза. Это проявляется, в частности, в использовании Советом права законодательной инициативы в различных сферах; в решении вопроса о составе Счетной палаты, члены которой "назначаются на шестилетний срок Советом, принимающим решение единогласно и после консультаций с Европейским парламентом"; в определении состава членов Комитета регионов, которые назначаются Советом на четыре года единогласным решением по представлению государств-членов; в назначении членов Экономического и социального комитета, которое осуществляется Советом путем единогласного принятия соответствующего решения; в разработке совместно с Европарламентом бюджета Союза и т.д.*(983) 6. В процессе осуществления Советом данных и других свойственных ему весьма многочисленных и разнообразных прерогатив огромное значение придается не только их содержанию, но и процедуре их реализации, а также порядку принятия на их основе соответствующих решений*(984). Изучение нормативного материала, касающегося данного вопроса и многочисленных научных источников, посвященных рассматриваемой теме, свидетельствует о том, что порядок принятия решений находится в прямой зависимости от их содержания и их социально-экономического, политического и иного значения. Статья 205 Договора, учреждающего Европейское сообщество, гласит: "Совет принимает решения большинством голосов (выделено нами. - Авт.) его членов", и дополняет: "...если настоящий Договор не предусматривает иного". В тех же случаях, "когда для принятия решения Совета требуется квалифицированное большинство" (выделено нами. - Авт.), каждый из его членов обладает определенным, соотносимым с численностью населения государства-члена, числом "взвешенных голосов". Последние определяются и закрепляются с помощью договорных актов*(985). Квалифицированное большинство голосов согласно действующим нормативам требуется при решении таких вопросов, которые касаются сельскохозяйственного производства, свободного движения капиталов и рабочей силы, образования, культуры, охраны окружающей среды, здравоохранения и др.*(986) В настоящее время, по мнению экспертов, большинство решений в Совете принимается именно квалифицированным большинством*(987), в то время как принцип простого большинства, "как и раньше, применяется в значительной мере для решения процедурных вопросов"*(988). Кроме простого и квалифицированного большинства, в договорных актах Евросоюза в отношении процесса принятия решений Советом предусматривается также принцип единогласия. Соблюдение данного принципа согласно договорным актам в обязательном порядке требуется тогда, когда Совет принимает решения, касающиеся приема в Евросоюз новых членов, делегирования отдельных властных полномочий Комиссии, рассмотрения вопросов налогообложения, гармонизации национального законодательства и др.*(989) Принцип единогласия в принятии решений Советом был наиболее распространенным на ранних стадиях развития Европейского сообщества. Его преимущество состояло и состоит в том, что при его применении каждое государство-член обладает правом вето в случае, если его не устраивает то или иное решение*(990), а недостаток - в том, что по мере расширения Евросоюза становится все труднее находить консенсус среди все более возрастающего числа членов Совета, которые делегируются государствами-членами. Это, несомненно, создает дополнительные проблемы в работе Совета и негативно сказывается на его эффективности*(991), а также на его роли как одного из ведущих институтов в политико-правовой системе Европейского союза. Наряду с названными факторами, проявляющимися в виде отмеченных черт и особенностей Совета, на его место и роль в политико-правовой системе Евросоюза значительное воздействие оказывают и другие, хотя и менее заметные факторы. § 5. Европейская комиссия в системе институтов Евросоюза 1. В силу своей разносторонней - социально-экономической, политикоправовой и иной значимости для Европейского союза в целом и для его отдельных институтов, Европейская комиссия, или просто Комиссия, официально именуемая Комиссией Европейских сообществ, традиционно привлекала наряду с другими институтами к себе постоянное внимание исследователей и, как правило, вызывала самые различные оценки и суждения относительно своей деятельности, а также своего места и роли среди других институтов*(992). В попытках адекватной оценки Европейской комиссии как института Евросоюза среди других его органов и институтов отечественные и зарубежные авторы неоднократно обращались к ее различным сторонам и видам деятельности, а также к оценке ее роли и значения в процессе европейской интеграции. Рассматривая Комиссию с позиций общеевропейского интеграционного процесса и отдавая ей должное в процессе объединения Европы, исследователи, как правило, не скупятся на возвышенные слова и на лестные эпитеты в оценке ее роли. "Как самый наднациональный институт Евросоюза, Комиссия долгое время находилась и находится в самом сердце европейской интеграции", - утверждают одни из них*(993). "Европейская комиссия - это сердцевина процесса интеграции", это "барометр интеграции" и одновременно это тот "центральный институт", вокруг которого уже длительное время ведутся споры "между двумя академическими школами по проблемам теории и практики европейской интеграции", - вторят им другие авторы*(994). Еврокомиссия - это "страж учредительных договоров и в то же время это движущая сила процесса европейской интеграции"*(995). Это "связующее звено в наднациональной институциональной структуре Европейского союза"*(996). Наконец, это "мотор интеграции, вырабатывающий рекомендации в отношении предпринимаемых Евросоюзом политических акций, администрирующий Договоры и действующий в качестве стража и блюстителя интересов всего Европейского сообщества"*(997), - образно выражает в отношении Еврокомиссии свое мнение третья группа авторов. В этих и других им подобных по своему тону и содержанию оценках роли Комиссии в общеевропейском интеграционном процессе несомненно есть значительная доля правды, помогающей идентифицировать данный институт и определить его место и его значимость среди других европейских надгосударственных органов и институтов. Однако в дополнение к этому не менее, если не более продуктивным в плане изучения Еврокомиссии как таковой и ее роли не только в интеграционной, но и в других сферах жизнедеятельности Европейского союза будет, как представляется, сосредоточение внимания на рассмотрении ее внутренней структуры, порядка формирования и деятельности, ее полномочий, характера взаимоотношений Комиссии как института с другими органами и институтами, ее юридической и политической ответственности за возможные негативные последствия своей деятельности и др. Используя накопленный за десятилетия разработки данной тематики академический и нормативно-правовой материал, остановимся на рассмотрении некоторых из этих вопросов, дающих общее представление об искомом институте. 2. Для ответа на вопрос, что собой представляет Европейская комиссия в институциональном плане, какова ее внутренняя структура, состав, как она формируется и как в своей повседневной жизнедеятельности она организуется, следует обратиться прежде всего к договорным и иным актам Евросоюза, которые прямо или косвенно касаются данных вопросов. В первую очередь это относится к Внутреннему регламенту, который, согласно Договору, учреждающему Европейское сообщество, принимается Комиссией "в целях организации своей работы и работы своих служб в соответствии с положениями настоящего договора" и ею же обеспечивается его опубликование*(998). В состав Комиссии согласно нормативам Евросоюза должен входить, "по крайней мере, один гражданин от каждого государства-члена, но не может быть более двух членов, имеющих гражданство одного и того же государства"*(999). Последнее согласно сложившейся практике касалось лишь государств - членов "большой четверки" (Великобритания, Франция, Германия и Италия), а также Испании, которые рекомендовали в состав Комиссии по два человека, в то время как остальные государства-члены - по одному человеку. Согласно Ниццкому договору 2001 г., предпринявшему реформу количественного состава Комиссии, данные преференции крупным государствам были отменены. В настоящее время каждое государство-член в порядке ротации направляет для работы в составе Еврокомиссии сроком на пять лет только одного человека. Однако, как гласит Договор, полномочия членов Комиссии могут быть возобновлены (ст. 214 п. 2). В соответствии со ст. 214 Договора о Европейском сообществе, устанавливающей порядок формирования Комиссии, вначале правительства государств-членов "с общего согласия намечают кандидата, которого они намерены назначить на пост Председателя Комиссии". Кандидатура председателя должна быть утверждена Европейским парламентом. Затем правительства государств-членов по общему согласию с кандидатом в председатели подбирают кандидатов в члены Комиссии, которые вместе с председателем "подлежат утверждению в качестве коллегиального органа Европейским парламентом. После этого утверждения "председатель и члены Комиссии назначаются с общего согласия правительствами государств-членов". Несмотря на то что государства-члены, как это нетрудно заметить, играют весьма важную роль в формировании состава Комиссии, тем не менее, члены Комиссии не считаются в формально-юридическом плане представителями этих государств в Еврокомиссии. Они обретают статус должностного лица надгосударственного образования - Евросоюза, - "полностью независимы в выполнении своих функций" и действуют только "в общих интересах Сообществ"*(1000). Конечно, замечают эксперты, "в реальности очень трудно членам Комиссии полностью отрешиться от национальных интересов в пользу общих"*(1001), имея при этом в виду тот немаловажный факт, что по истечении срока пребывания в должности надгосударственного чиновника каждый из них "через плечо поглядывает в сторону своего дома" в надежде на последующее возобновление своих полномочий*(1002). В числе основных условий и требований, которые предъявляются к членам Комиссии, в действующих нормативах указывается на то, что: а) членами Комиссии "могут быть только граждане государств-членов"; б) при выполнении своих обязанностей они "не запрашивают и не принимают инструкций от какого бы то ни было правительства или иного органа"; в) члены Комиссии воздерживаются от любых действий, которые несовместимы с их служебными обязанностями. При этом каждое государство-член "обязуется уважать этот принцип и воздерживаться от попыток повлиять на членов Комиссии при выполнении ими своих обязанностей"; г) в течение всего срока своих полномочий члены Комиссии "не могут заниматься какой-либо иной профессиональной деятельностью за вознаграждение или без него"; д) при вступлении в должность они принимают торжественное обязательство соблюдать как в период отправления своей должности, так и после ее оставления "проявлять порядочность и щепетильность в том, что касается согласия занять определенные должности или получить определенные выгоды после прекращения их деятельности в Комиссии"*(1003). В тех случаях, когда данные обязательства нарушаются членом Комиссии, когда он перестает удовлетворять требованиям, необходимым для выполнения его обязанностей, или если он совершил серьезный проступок, "Суд может отстранить его от должности по требованию Совета или Комиссии". Вместе с тем Суд может принять также решение о лишении этого члена Комиссии "права на пенсию или иных преимуществ"*(1004). В своей повседневной работе каждый член Комиссии, именуемый комиссаром, осуществляет по поручению Председателя общее руководство определенной сферой жизнедеятельности Союза и, соответственно, несет ответственность за данную сферу управления. По общему правилу при выполнении своих служебных обязанностей члены Комиссии опираются на органы специальной компетенции под названием генеральные директораты, отвечающие за подготовку и осуществление контроля за исполнением решений, принимаемых Комиссией. В тесной взаимосвязи и взаимодействии с ними находятся также все остальные структурные компоненты Европейской комиссии: коллегия комиссаров, представляющая собой "подобие кабинета системы Евросоюза, несущего коллективную ответственность за последствия принятых им решений"; Председатель Комиссии (Президент - в нормативных актах), "доминирующая фигура в Еврокомиссии, близко стоящая к тому, чтобы претендовать на лидерство в Евросоюзе"*(1005); специальные службы, такие как юридическая, статистическая, служба переводов и другие, приравниваемые по своему статусу к генеральным директоратам, и комитеты советников (advisory committees), обслуживающие как отдельные структурные подразделения, так и Комиссию в целом*(1006). Работа Комиссии строится на постоянной, строго иерархической основе*(1007). Согласно ст. 219 Договора, учреждающего Европейское сообщество, вся ее деятельность осуществляется "под политическим руководством своего Председателя", который ведет заседания Комиссии, распределяет среди ее членов портфели, участвует от имени Комиссии в работе европейских саммитов, представляет Комиссию в отношениях с третьими странами, несет "общую ответственность за то, чтобы Комиссией придавались все новые импульсы процессу дальнейшей европейской интеграции". По своему формально-юридическому и фактическому статусу председатель Еврокомиссии в настоящее время, по мнению экспертов, весьма близок к статусу, которым наделялись президенты США в течение всего XIX в.*(1008) Решения Комиссии принимаются большинством голосов своих членов в порядке, предусмотренном договорными актами и Внутренним регламентом. Согласно последнему Комиссия, сохраняя за собой контрольные функции, может в отдельных случаях наделять правом комиссаров и некоторых других должностных лиц (генеральных директоров и начальников специальных служб) принимать решения, которые в обычном режиме работы исходят от Комиссии (ст. 13, 14 Внутреннего регламента). Акты, принимаемые в порядке внутреннего делегирования полномочий Комиссии имеют административный характер*(1009). 3. При рассмотрении Комиссии в функциональном плане и под углом зрения осуществляемых ею полномочий в отечественной и зарубежной литературе акцент обычно делается на исполнительской, властно-распорядительной стороне ее деятельности. Еврокомиссия при этом в одних случаях прямо представляется как "исполнительная ветвь власти и Европейского сообщества, реализующая его политику, обеспечивающая исполнение его бюджета, осуществляющая контроль за точным применением нормативно-правовых актов Европейского союза государствами-членами и вырабатывающая новые идеи и предложения для дальнейшего развития Евросоюза"*(1010). В других случаях ее деятельность приравнивается к деятельности государственных гражданских служб. Считается, что Комиссия "в действительной реальности есть не что иное, как институт, выполняющий в Сообществе функции гражданской службы и одновременно играющий уникальную роль как обладатель права законодательной инициативы"*(1011). В третьих случаях Европейская комиссия рассматривается как "ведущий институт Европейских сообществ и Европейского союза, который осуществляет "повседневное оперативное управление делами Сообществ и отчасти Союза и без участия которого практически не принимается ни одно важное, обязывающее Сообщества, решение. Комиссия воплощает в себе наднациональное начало в европейском строительстве"*(1012). Наконец, в отдельных случаях Еврокомиссия представляется в виде "подобия кабинета", в котором каждый ее член-комиссар отвечает за проведение общеевропейской политики в той или иной строго определенной сфере и "опекает" один или более генеральных директоратов, которые в функциональном отношении "являются эквивалентами (equivalents) правительственных департаментов государств-членов"*(1013). Комиссия, замечает по этому поводу Б.Н. Топорнин, "является некоей составной частью правительства, если говорить о правительстве в целом". Но тут же оговаривается, что сопоставление Комиссии с кабинетом министров, с правительством "не выдерживает критики по той простой причине, что правительство принимает решения, а Комиссия этого права в принципе лишена". Поэтому, делает вывод исследователь, "всякая прямая аналогия между Комиссией и правительством любого суверенного государства неверна. Скорее можно говорить о Комиссии как о своего рода штабе, консультативном органе, высшей бюрократии исполнительной власти", которая значительно ближе "к постоянной государственной службе, именуемой все чаще администрацией"*(1014). В принципе, разделяя мнение авторов, исследующих Европейскую комиссию, о том, что она, будучи наделенной весьма значительными полномочиями в сфере исполнительной власти, может рассматриваться в качестве главного исполнительного органа Евросоюза, следует тем не менее обратить внимание на некоторые "нестыковки" в данном суждении*(1015). Суть их заключается, во-первых, в том, что исполнительная власть Комиссии не распространяется в равной мере на все сферы жизнедеятельности Союза. Широкими исполнительскими прерогативами Комиссия обладает, например, в финансовой сфере, где она в соответствии с Договором, учреждающим Европейское сообщество, "руководствуясь принципами здорового управления финансами" и "в пределах выделенных ассигнований" исполняет бюджет. При этом государствамчленам предписывается "сотрудничать с Комиссией для обеспечения использования ассигнований в соответствии с принципами здорового финансового управления"*(1016). Значительные полномочия исполнительного характера предоставлены Комиссии в сфере расследования нарушений действующих нормативных и договорных актов Европейского союза или уклонения государством-членом "от выполнения каких-либо обязательств", возложенных на него Договором*(1017). Комиссия в данном случае обладает правом принимать "мотивированное заключение по этому поводу", предварительно предоставив заинтересованному государству-члену возможность изложить свои соображения. В случае оставления данным государством мотивированного заключения без внимания в течение установленного Комиссией срока, она, в соответствии со ст. 226 Договора, может обратиться в Суд Европейского сообщества. Наряду с названными прерогативами Комиссия обладает широкими полномочиями исполнительного характера и в других сферах. В частности, она наделяется "полномочиями по исполнению норм", которые вырабатываются Советом Европейского союза. Однако все эти исполнительные прерогативы Еврокомиссии распространяются в основном на так называемую первую опору Евросоюза - сферу жизнедеятельности Европейских сообществ и весьма ограничены в следующих его опорах, а именно в сфере общей политики и политики безопасности и в сфере сотрудничества полиций и судебных органов в уголовно-правовой области. Во-вторых, в том, что кроме Комиссии исполнительно-распорядительными функциями в рамках Европейского союза обладают и некоторые другие его институты. Речь при этом идет, в частности, о Совете, который, например, в административно-правовом порядке квалифицированным большинством устанавливает размеры окладов, вознаграждений и пенсий ряду должностных лиц Евросоюза, а также определяет "любые выплаты, производимые в целях возмещения"*(1018). Имеется в виду также Европейский центральный банк, который наряду с различными распорядительными функциями, имеет, в частности, исключительное право санкционировать эмиссию банкнот внутри Сообщества"*(1019). И, в-третьих, в том, что помимо исполнительно-распорядительных полномочий, Комиссия обладает довольно широким кругом других прерогатив, наличие которых не позволяет рассматривать ее только в одном каком-либо качестве, в том числе - главного исполнительно-распорядительного органа Европейского союза*(1020). Ее деятельность носит разносторонний и многогранный характер. Основная цель и назначение Европейской комиссии согласно Договору, учреждающему Европейское сообщество, заключаются в том, чтобы "для обеспечения надлежащего функционирования и развития общего рынка": а) обеспечивать применение положений данного Договора, "а равно положений, принимаемых институтами на его основе"; б) формулировать рекомендации и давать заключения по вопросам Договора в тех случаях, когда это в нем прямо предусматривается или "если Комиссия сочтет это необходимым"; в) принимать собственные решения по вопросам, относящимся к ее компетенции и принимать участие в подготовке актов, издаваемых Советом и Европейским парламентом в соответствии с условиями, предусмотренными настоящим договором; г) в полной мере осуществлять полномочия, "которыми ее наделяет Совет во исполнение принятых им постановлений"*(1021). Анализируя содержание основных положений договорных и иных актов Европейского союза, касающихся Комиссии, нетрудно заметить, что, несмотря на превалирующий характер ее исполнительно-распорядительной деятельности, она обладает значительными полномочиями также и по отношению к другим видам законодательной, координационной, контрольно-надзорной и иной - деятельности. В научной литературе полномочия, которыми обладает Комиссия, и вся ее разносторонняя деятельность в обобщенном виде классифицируются по следующим направлениям: обеспечение строгого соблюдения государствамичленами положений, содержащихся в нормативно-правовых и договорных актах Евросоюза и Сообществ; подготовка рекомендаций и выражение своего мнения по ряду рассматриваемых Советом и Парламентом вопросов; принятие своих собственных решений и участие в правотворческом процессе Союза; реализация полномочий, делегированных Советом; ведение международных переговоров от имени Союза и Сообществ в соответствии со своими прерогативами, закрепленными в Договоре; выступление в качестве посредника в спорах, возникающих между государствами-членами; выработка предложений, касающихся развития различных сфер жизнедеятельности Союза; активная реализация права законодательной инициативы; исполнение бюджета Европейского союза и Сообществ; публикация ежегодного доклада о развитии Сообщества*(1022). Наряду с классификацией полномочий и направлений деятельности Комиссии исследователи выделяют также ее основные, базовые функции и фиксируют выполняемую ею в разных формах и проявлениях роль. В числе первых называются такие базовые функции, как: формулирование политики; ее выполнение и администрирование; представление интересов Европейского союза вовне и обеспечение соблюдения основных положений, содержащихся в Договорах*(1023). Среди различных ролевых проявлений деятельности Комиссии выделяются: а) так называемая инициативная роль, сводящаяся в конечном счете к активному использованию комиссией своего "монопольного" права законодательной инициативы; б) контрольная и надзорная роль, заключающаяся в отслеживании нарушений или несоблюдении положений, содержащихся в договорных и иных актах Евросоюза; в) посредническая роль, осуществляемая Комиссией при возникновении споров между государствами-членами и институтами; г) представительская роль, выполняемая Комиссией как официальным представителем в отношениях с третьими странами и различными международными организациями; д) "нормативная роль", проявляющаяся в нормотворческой деятельности Комиссии и в выработке ею предложений и рекомендаций по дальнейшему развитию Евросоюза и Сообществ*(1024). Рассматривая Еврокомиссию под углом зрения реализуемых ею в разных сферах и формах полномочий, необходимо отметить, что последние как в теоретическом, так и в практическом плане классифицируются не только по функциональному ("базовые функции") и ролевому (значимому) признаку, но и в зависимости от своего происхождения. На основе этого критерия полномочия Комиссии условно можно подразделить на первичные и вторичные. В качестве первичных и вместе с тем основных, базовых полномочий выступают те из них, которые прямо закреплены в учредительных договорных актах. К разряду вторичных относятся те полномочия Комиссии, которые делегированы ей другими институтами Евросоюза, а именно Советом и Парламентом. Вторичные полномочия носят производный характер; они возникают и реализуются не иначе, как на основе и в пределах первичных полномочий. Иллюстрацией первичного полномочия Комиссии может служить принадлежащее ей исключительное право законодательной инициативы; правомочие на предоставление Совету предложений "для осуществления общей торговой политики" (п. 2 ст. 133); осуществление "в сотрудничестве с государствамичленами" регулярного надзора "за всеми системами полиции, оказываемого в этих государствах" (п. 1 ст. 88); право и обязанность отслеживать "состояние бюджетов и суммы государственного долга государств-членов с целью устранения явных ошибок" (п. 2 ст. 104) и др. Примерами вторичных могут служить полномочия Комиссии, возникающие у нее в результате наделения ими данного института "посредством принимаемых актов" Советом. Это положение, предусмотренное еще Единым европейским актом в середине 1980-х годов, получило свое дальнейшее закрепление и развитие в последующих договорных актах. Решения, принимаемые Комиссией на основе делегированных полномочий, направлены, как было отмечено, на "исполнение норм, выработанных Советом", и в большинстве своем имеют "административный" характер*(1025). Они охватывают собой фактически все сферы жизнедеятельности Европейского союза, но в особенности эти решения, по наблюдению исследователей, получили весьма активное применение как средство регулирования отношений, касающихся сельского хозяйства и конкуренции*(1026). Необходимость в делегировании некоторых своих полномочий Советом Комиссии возникает в силу того, что он, работая лишь несколько дней в месяц, не имеет "ни возможности, ни стремления вырабатывать конкретные нормы", направленные на применение исходящих от него актов союзного масштаба. В силу этого Совет по общему правилу передает данные полномочия и функции Комиссии как постоянно действующему органу, обусловливая их реализацию определенными требованиями процедурного и иного порядка. Постоянным и основным при этом является требование обязательной перед принятием Комиссией "делегированного" акта консультации с соответствующими комитетами Совета*(1027). Рассматривая эволюционные изменения, происшедшие в полномочиях Комиссии за все время ее существования, аналитики не без оснований указывают, в частности, на то, что по мере расширения правотворческой деятельности Совета соответственно возрастает объем ее полномочий в данной области, а вместе с тем и количество исходящих от нее актов*(1028). Подобная тенденция расширения правотворческих прерогатив Комиссии, будучи положительно оцененной одними авторами, вызывает в то же время настороженное отношение к данному явлению у других исследователей*(1029). Основная причина подобной настороженности, породившая споры и различные суждения относительно "пределов делегирования власти", заключается в опасениях, что чрезмерное делегирование властных полномочий внутри институтов Евросоюза и между ними может нарушить существующий институциональный баланс и негативно сказаться на дальнейшем развитии всего Сообщества*(1030). В силу этого, для того чтобы избежать подобного нарушения баланса, Европейский суд еще в 1960-е, а затем в 1970-е годы сформулировал, опираясь на учредительные договоры, отдельные принципы, связанные с делегированием властных полномочий и характером отношений между институтами Евросоюза. Суть их сводится к тому, чтобы институты в процессе делегирования части своих полномочий, равно как и в процессе всей остальной своей деятельности: а) не выходили за рамки своих полномочий, установленных договорными актами; б) не подрывали свой статус и не утрачивали эффективность; в) руководствовались интересами всего Сообщества; г) не посягали на полномочия и статус других институтов; д) проявляли должное уважение к этим институтам*(1031). За нарушение этих и им подобных по духу и характеру принципов, по мнению экспертов, необходимо вводить и применять строгие санкции. "Институционный баланс требует для своего сохранения, - убеждены исследователи, - того, чтобы были предусмотрены санкции в отношении тех институтов, которые при реализации своих властных полномочий без должного уважения относятся к полномочиям других институтов"*(1032). Разумеется, требование соблюдения принципов взаимного уважения и предложение об ответственности за нарушение этих принципов касается всех без исключения органов и институтов Евросоюза, но в первую очередь это относится к Комиссии, обладающей огромными властными полномочиями и имеющей тесные связи практически со всеми основными надгосударственными органами и институтами. В том числе с Советом, с которым Комиссия, как предписывает Договор, "проводит взаимные консультации и определяет с общего согласия методы их сотрудничества"*(1033), и с Парламентом, у которого с Комиссией заключено специальное соглашение о сотрудничестве. В нем отражаются различные аспекты взаимосвязи и взаимодействия этих двух институтов, в том числе - вопросы политической ответственности*(1034). Данное соглашение, как и содержащиеся в нем положения, включая положение об ответственности, целиком базируется на основных постулатах учредительных договоров, в которых предусматривается помимо всего прочего положение как о коллективной ответственности членов Комиссии в виде ухода их в отставку в случае принятия Парламентом "резолюции порицания", так и о персональной ответственности каждого из них, вплоть до уголовной ответственности в случае совершения членом Комиссии деяний, которые квалифицируются как преступные. Глава VI. Судебная система Европейского союза § 1. Европейский суд справедливости - основной носитель судебной власти в Европейском союзе 1. В зарубежной и отчасти в отечественной юридической литературе в последние годы, в связи с проходящими в мире процессами глобализации и интеграции, вопросам организации и функционирования наднациональных институтов уделяется повышенное внимание*(1035). Об этом свидетельствуют, в частности, многочисленные публикации, посвященные деятельности Гаагского суда ООН, Международного уголовного суда, Европейского суда по правам человека и других им подобных институтов. Не является исключением в этом плане и Европейский суд справедливости (European Court of Justice), зачастую именуемый также Судом правосудия Европейских сообществ (Court of Justice of the European Communities), или просто Судом, выступающим в виде основного носителя судебной власти в Европейском союзе и олицетворяющим собой судебную ветвь власти в этом сообществе*(1036). С момента своего образования в 1958 г. на базе трех ранее существовавших с 1950 г. наднациональных судов, "обслуживающих" соответственно три Европейских сообщества: Европейское объединение угля и стали, Европейское экономическое сообщество и Европейское объединение по атомной энергии, - Европейский суд справедливости (ЕСС) если и не находился в центре внимания исследователей европейского права, то, по крайней мере, постоянно занимал значительное место в проводимых в данной области исследованиях. Анализ научного и законодательного материала показывает, что Европейский суд справедливости периодически подвергался исследованию под углом зрения порядка его формирования, состава, процедуры принятия его решений, характера его отношений с национальными судами государств Европейского союза и др. Весьма важное значение для дальнейшего, более глубокого и разностороннего изучения данного института имеет также, как представляется, рассмотрение его под углом зрения основного носителя судейской власти в Европейском союзе; обладателя весьма широкой юрисдикции; многоликого института, обеспечивающего верховенство права Европейского союза и выполняющего другие, не менее важные функции. 2. При изучении и освещении данной группы и иных тесно связанных с ними вопросов, во избежание недопонимания, в особенности при констатации тезиса о Европейском суде справедливости как о главном носителе судебной власти в Европейском союзе, следует иметь в виду, что, будучи главным, он не является тем не менее единственным судебным органом и, соответственно, - единственным носителем этой власти. В современной западной литературе на этот счет высказывается несколько, а точнее - три в той или иной мере отличающиеся друг от друга позиции. Суть первой из них заключается в том, что судебная власть в Европейском союзе осуществляется в основном только двумя судебными инстанциями, а именно Европейским судом справедливости и так называемым Судом первой инстанции (The Court of First instance)*(1037), который создан по настоятельной инициативе Европейского суда справедливости и который рассматривается едва ли не как "продолжение" этого Суда*(1038). Основной смысл второй позиции выражается в том, что авторы, исследующие судебную власть и судебную систему Европейского союза, выделяют в последней не два, а три звена, включая в нее, помимо Европейского суда справедливости и Суда первой инстанции, также национальные суды государств - членов Европейского союза. В качестве аргумента при этом используется тот факт, что национальные суды, по мнению авторов, разделяющих данную позицию, "применяя право Европейского союза", уже в силу этого могут и должны рассматриваться как "суды общей юрисдикции в системе всех европейских судов", как неотъемлемая составная часть этой системы*(1039). Наконец, суть третьей позиции западных авторов в отношении судебной системы Европейского союза и составляющих ее звеньев заключается в том, что в качестве носителей судебной власти данного сообщества рассматриваются не только собственно судебные общеевропейские и национальные органы, но и такой институт, как Европейская комиссия. Последняя, не будучи "в строгом смысле слова судом как таковым" и, соответственно, не выполняя "в прямом смысле судебные функции", а занимаясь в основном вопросами, касающимися "политики свободной конкуренции и государственной помощи" в рамках Европейского союза, тем не менее осуществляет, по выражению некоторых авторов, "околосудебные" функции*(1040). Суть этих функций сводится в конечном счете к тому, что Европейская комиссия в ряде случаев, а именно в случаях нарушения правил свободной конкуренции и рассмотрения соответствующих дел в национальных судах, обладает и реализует предоставленные ей широкие возможности оказания влияния на ход рассмотрения и разрешения в них подобного рода спорных вопросов*(1041). Наличие различных точек зрения и суждений по вопросам структуры судебной системы Европейского союза вовсе не исключает, а, наоборот, всячески предполагает, исходя из сложившейся практики деятельности судебных органов данного сообщества, единство мнений в отношении доминирующей роли Европейского суда справедливости в этой структуре и выступления его в качестве главного носителя судебной власти Европейского сообщества. 3. Будучи признанным в качестве основного звена судебной системы Европейского союза и главного носителя его судебной власти, Европейский суд справедливости, по заключению исследователей, в силу своей довольно широкой и разносторонней юрисдикции, выступает одновременно в нескольких своих ипостасях-проявлениях. А именно: а) в виде международного суда, рассматривающего спорные вопросы, возникающие, с одной стороны, между различными институтами Европейского союза, а с другой - между государствами членами данного объединения*(1042); б) одновременно в роли конституционного и административного суда*(1043). При этом признаки конституционного и административного суда усматриваются в том, что Европейский суд справедливости имеет дело, с одной стороны, с проблемами юридической состоятельности актов, исходящих от различных институтов Европейского союза - его "законодательных", исполнительных и иных органов, - соответствия издаваемых ими актов учредительным Договорам, а с другой - рассматривает и решает вопросы, касающиеся компенсации за ущерб, нанесенный юридическим или физическим лицам институтами Европейского союза или их служащими; в) одновременно в роли международного и конституционного суда в тех случаях, когда в соответствии с предоставленными ему полномочиями Европейский суд справедливости дает "предварительные заключения" (preliminary rulings), касающиеся толкования учредительных Договоров Европейского сообщества, а также юридической силы актов, исходящих от различных органов Европейского союза; г) в виде суда, обладающего уголовно-правовой юрисдикцией, а точнее, в виде суда, "имеющего признаки судебного органа, рассматривающего уголовные дела". Такого рода юрисдикция Европейского суда справедливости, по мнению экспертов в области права Европейского союза, предусмотрена как учредительными договорными актами, в частности Римским договором, так и другими, изданными на их основе нормативно-правовыми актами*(1044). 4. Правовую основу Европейского суда справедливости составляют учредительные договорные акты западноевропейских государств, образовавших единый Союз, и Статут о Европейском суде справедливости (Statute of the Court of Justice), определяющие статус, порядок формирования и деятельности не только самого Суда, но и Суда первой инстанции. По своей юридической силе данный статут - своего рода устав Суда, а точнее, закон о Европейском суде справедливости и о Суде первой инстанции, представляет собой международный коллективный акт конституционного характера. О правовой основе Европейского суда справедливости в Статуте (ст. 1) говорится, что данный Суд "должен быть создан и должен функционировать в соответствии с положениями Договора о Европейском союзе (EU Treaty), Договора об образовании Европейского сообщества (ЕС Treaty), Договора о создании Европейского объединения по атомной энергии (EAES Treaty) и данного Статута". В Протоколе, непосредственно касающемся статута Европейского суда справедливости, указывается также на то, что правовую основу данного судебного института составляют, кроме учредительных договорных актов и Статута о Суде, "некоторые, имеющие непосредственное отношение к учредительным Договорам" акты, принятые главами государств - членов Европейского союза в Ницце (Франция) в феврале 2001 г.*(1045) и дополненные решениями Совета министров в июле 2003 г.*(1046) и в апреле 2004 г.*(1047) Правовая основа Европейского суда справедливости, наряду с другими сторонами данного института, как свидетельствует практика, не остается неизменной, а постоянно развивается и совершенствуется. Однако базисные, своего рода конституционные, элементы ее содержания, заложенные учредительными договорными актами как исходные правовые положения, остаются прежними, практически неизменными. Помимо всего прочего это свидетельствует не только о стабильности положения Европейского суда справедливости в системе европейского правосудия, но и о сохранении и усилении его социально-правовой значимости, юридической весомости. За истекшие десятилетия своего существования Суд не только сохранил, а тем более не утратил своих позиций среди других европейских институтов, а наоборот, еще более усилил их и расширил. Одним из доказательств этого могут служить изменения в плане расширения компетенции Европейского суда справедливости, внесенные в его юрисдикцию Договором об образовании Европейского союза. Речь идет, в частности, о расширении полномочий Суда в отношении проверки соответствия издаваемых органами Европейского сообщества актов учредительным Договорам. Если раньше, в соответствии с Римским договором (п. 1 ст. 173) данные полномочия Суда позволяли ему проводить проверку на предмет "конституционности" только актов, исходящих от Совета министров и Комиссии (за исключением их рекомендаций и высказанных мнений-"заключений"), то с принятием Договора об образовании Европейского союза перечень этих актов и органов, издающих такого рода общеобязательные акты, которые подлежат проверке Европейским судом справедливости, значительно расширился*(1048). Согласно Договору об образовании Европейского союза, а также сложившейся прецедентной практике, послужившей одним из оснований и причин, вызвавших изменения в ст. 173 Римского договора, проверке Судом на предмет "конституционности" подлежат не только акты Совета министров и Комиссии, но и акты Европейского парламента, затрагивающие интересы третьих лиц, а также совместные акты, принимаемые Советом министров и Европейским парламентом. Как известно, Римский договор (ст. 189), лежащий в основе всех последующих за ним договорных и иных основополагающих европейских актов и образований, включая Европейский союз, предусматривает принятие высшими органами Европейского союза таких нормативных актов, как регламенты, или постановления (regulations), директивы (directives), решения (decisions), рекомендации (recommendations) и заключения (opinions). Все они имеют юридический характер, но обладают далеко не одинаковой юридической силой и влиянием*(1049). Так, если регламенты, будучи актами прямого действия и применения на территории всех государств - членов Европейского союза обязательны для каждого из них, то директивы имеют обязательную силу "в отношении достижения конечного результата" лишь для тех государств, которым они адресованы. Определяя для каждого из них нормотворческую цель, директивы, как верно подчеркивается в научной литературе, оставляют "в компетенции национальных органов свободу выбора форм и методов действий по ее достижению"*(1050). Решения имеют обязательный характер только для тех государств, которым они непосредственно адресованы. Что же касается рекомендаций и заключений, то они не имеют обязательного характера. Имея дело с такого рода далеко не одинаковыми по своей юридической природе и характеру актами, Европейский суд справедливости в области проверки актов, принимаемых различными органами Европейского союза, по замечанию исследователей, придерживается концепции, согласно которой "проверки не ограничиваются лишь постановлениями, именуемыми регламентами, директивами и решениями. Содержание постановлений Суд считает важнее формы их выражения, и он неоднократно подтверждал, что допускает принятие к рассмотрению любых предписываемых органами Европейского союза действий, порождающих правовые последствия"*(1051). Например, в числе подвергавшихся рассмотрению на предмет конституционности со стороны Европейского суда справедливости были такие акты, как письма, коммюнике, "материалы для обсуждения" и др. В то же время, как отмечают эксперты, в ряде постановлений Суда имеют место указания на то, что ему "неподведомственны" отдельные материалы, например в виде протоколов разногласий, предварительных замечаний, мнений и др.*(1052) 5. Будучи многоликим по своей природе и в своих проявлениях, выступая при рассмотрении подведомственных ему вопросов в качестве конституционного суда и "административного трибунала", в роли международного суда и "индустриального трибунала"*(1053), а также выполняя функции "иммиграционного трибунала" и суда, "имеющего дело с финансовыми и налоговыми проблемами, "родственными тем, которые решаются в рамках юрисдикции уголовного суда"*(1054), Европейский суд справедливости тем не менее, несмотря на свою многоликость, решает общие, а точнее - единые для всех его проявлений задачи. Суть их заключается в том, как это следует из учредительных договорных актов, Статута о Европейском суде справедливости, практических решений самого Суда и некоторых других непосредственно относящихся к данному судебному органу и его деятельности актов, чтобы обеспечить контроль за соблюдением норм, составляющих систему права Европейского союза, их толкование в соответствии с буквой и духом учредительных договоров и непосредственного применения отдельных, содержащихся в законодательстве Европейского союза норм и положений*(1055). Весьма кратко основная задача Суда формулируется в учредительных документах и последующих комментариях примерно так: обеспечить соблюдение действующего законодательства в процессе толкования и реализации положений, содержащихся в учредительных договорных актах*(1056). Более подробно, с предварительной констатацией того факта, что Европейский суд справедливости является "главным носителем судебной власти во всех сферах европейского права", что это "первая (и последняя) судебная инстанция" в Европейском союзе и что он не только применяет, но и развивает (создает) общие принципы права на базе существующего европейского законодательства и Договоров, основная задача Суда с такого рода "предисловием" излагается не только в традиционной сфере правоприменения и толкования права, но и в плане создания юридических гарантий его обеспечения, дальнейшего укрепления и развития правопорядка и т.д.*(1057) Главная задача Европейского суда справедливости, говорится в связи с этим в докладе Британского института международного и сравнительного права под названием "Роль и будущее Европейского суда справедливости", состоит в том, чтобы "способствовать развитию и укреплению юридических гарантий права Европейского союза, а также сохранению и усилению правового порядка" в рамках Европейского сообщества*(1058). Помимо этого в непосредственную задачу Суда входит, как отмечают исследователи, также обеспечение одинакового ("унифицированного") толкования общего для всех стран - членов Европейского союза европейского права национальными судами, защита интересов сторон - национальных государств и общеевропейских институтов, а также "обеспечение верховенства общеевропейского права над национальным правом"*(1059). Следует заметить, что последнему, т.е. обеспечению верховенства права Европейского союза над национальным правом, в западной юридической литературе традиционно придается повышенное внимание и значение, поскольку от соблюдения данного принципа во многом напрямую зависит эффективность общеевропейского и косвенно-национального права. Проблемы с приоритетом общеевропейского права по отношению к национальному особенно остро возникают тогда, когда, как это было в Германии в 1970-1980-х гг., оно входит в противоречие с национальным конституционным правом. Или тогда, когда по ряду причин Конституционный суд страны не признавал верховенства общеевропейского права над своим национальным правом и рассматривал их в виде "равноправных" нормативно-правовых систем, как это имело место вплоть до 1973 г. в Италии*(1060). 6. Для решения главной задачи, стоящей перед Европейским судом справедливости, а также для достижения других весьма многочисленных, обусловленных ею, целей Суд наделяется значительными полномочиями затрагивающими различные сферы жизни европейского общества, широкой юрисдикцией. Суть и содержание юрисдикции Европейского суда справедливости состоят в следующем. Во-первых, в его полномочиях рассматривать и решать вопрос о том, было ли в том или ином случае нарушение европейского права со стороны государства члена Европейского союза или не было, а также выполняет ли то или иное национальное государство свои обязательства, вытекающие из подписанного им учредительного договора, или не выполняет. В отношении государств - членов Европейского союза, нарушающих действующее общеевропейское законодательство, уклоняющихся или отказывающихся от его применения, Суд, согласно ст. 226 Договора о создании Европейского союза, имеет право применять "принудительные меры". Они выражаются в финансовом воздействии на нарушителя. В частности, в "штрафных санкциях" (penalty payment), налагаемых Судом. По мнению экспертов в области судебно-правовой системы Европейского союза, такого рода полномочия Европейского суда справедливости позволяют ему обеспечить в этой системе весьма важную роль*(1061). Решая вопрос о применении мер воздействия к государству, нарушающему или отказывающемуся от применения права Европейского союза, Суд действует самостоятельно, независимо от каких бы то ни было общеевропейских или национальных институтов. Действующее законодательство, и в частности Статут о Суде, юридически гарантирует самостоятельный характер функционирования данного судебного учреждения, равно как и "иммунитет судей" от преследования за их профессиональные действия во время исполнения ими должностных обязанностей. Статья 3 (гл. 1) Статута о Суде по этому поводу гласит, что "судьи обладают иммунитетом в отношении юридического преследования" не только во время исполнения ими своих служебных обязанностей, но и после ухода в отставку. Они не могут преследоваться "не только за свои действия, которые предпринимались ими в силу их должностного положения, но и за свои слова, выраженные как в устной, так и в письменной форме". Однако Суд несколько ограничен в процессуальном смысле, имея в виду то обстоятельство, что в соответствии с Договором (ст. 227) инициатива в постановке вопроса перед Судом о рассмотрении того или иного нарушения или отказа в применении общеевропейского права принадлежит не Суду, а Комиссии как "представителю интересов всего Европейского сообщества", своего рода "хранителю права Европейского союза", а также отдельным государствам - членам Европейского союза, которые первоначально могут поставить данный вопрос перед Комиссией*(1062). Во-вторых, в наличии у Европейского суда справедливости права осуществлять судебный контроль за соответствием действий и издаваемых различными институтами Европейского союза актов положениям, содержащимся в учредительных договорах, а также в текущем законодательстве. Наряду с "законностью действий" институтов Евросоюза в поле зрения Суда находится также и "законность" их бездействий в тех случаях, когда они обязаны были, согласно существующему законодательству, действовать*(1063). Правом обращений в Суд по вопросам законности действий (бездействия) того или иного института Европейского союза и издаваемых им актов обладает любой другой институт Евросоюза, каждое государство - член Европейского союза, а также в особых случаях, предусмотренных законом, - отдельные индивиды и частные организации и учреждения. В-третьих, Европейский суд справедливости полномочен давать по требованию национальных судов так называемые "предварительные заключения" (preliminary rulings), касающиеся различных аспектов права Европейского союза*(1064). Согласно действующему законодательству (ст. 177 Договора об образовании Европейского союза) любой национальный суд при рассмотрении дела, связанного с необходимостью применения общеевропейского права, в случае неясности тех или иных его положений, имеющих важное значение для принятия правильного решения, может официально обратиться в Европейский суд справедливости за соответствующим разъяснением. В соответствии с законодательством и сложившейся практикой "предварительные заключения" Суда касаются: а) толкования тех или иных статей и положений учредительных Договоров; б) юридической силы актов, издаваемых различными институтами Европейского союза; в) толкования актов, исходящих от этих институтов и от Европейского центрального банка; г) толкования статутов, непосредственно относящихся к тем или иным органам, создаваемым Советом министров*(1065). Несмотря на законодательное закрепление и сложившуюся практику дачи "предварительных заключений" Европейским судом справедливости, в западной юридической литературе не прекращаются споры относительно того, должен ли Суд при каждом обращении к нему национальных судов давать такие заключения или не должен. И если должен, то в каких случаях и при каких обстоятельствах? Подчеркивая сложность данного вопроса, исследователи апеллируют к отдельным судебным заключениям и к позиции самого Суда, выраженной им при рассмотрении относящихся к его ведению вопросов. Основной смысл вполне разумной и обоснованной позиции Суда сводится к тому, что нет никакой необходимости в его "предварительных заключениях", если поставленный перед ним национальным судом вопрос не имеет отношения к рассматриваемому делу; если очевидно, что вопрос предельно ясен и не вызывает никаких сомнений в его однозначном понимании и толковании (the acte - claire doctrine) и если по данному или аналогичному ему вопросу Судом уже давалось раньше предварительное заключение*(1066). Выражая свою позицию, Суд учитывает и другие, аналогичные названным, обстоятельства. При этом он, будучи довольно многоликим и многогранным институтом, выступает преимущественно как конституционный суд*(1067). В-четвертых, в наличии полномочий у Европейского суда справедливости рассматривать и самостоятельно решать дела, связанные с причинением ущерба частным лицам действиями различных институтов Европейского союза и должностными лицами. В соответствии с Римским договором (ст. 215) в европейской судебной практике проводится четкое разграничение между договорной и внедоговорной ответственностью. Вопросы, связанные с договорной ответственностью, относятся к сфере национального права и, соответственно, рассматриваются национальными судами. А все другие вопросы, касающиеся внедоговорной ответственности, возникающие в результате причинения вреда частным лицам действиями различных органов Европейского союза и их служащими при исполнении ими своих должностных обязанностей, относятся к компетенции Европейского суда справедливости*(1068). Действующее законодательство никак не ограничивает круг субъектов, имеющих право на предъявление иска о возмещении такого рода ущерба. Однако оно строго определяет момент, с которого возникает ответственность, - совершение действий, причинивших тому или иному частному лицу вред, а также срок исковой давности - пять лет. "Предъявление иска Сообществу, - говорится по этому поводу в ст. 46 Статута о Суде, - по вопросам, возникающим в связи с внедоговорной ответственностью, ограничивается исковой давностью сроком в пять лет с момента совершения действия, послужившего основанием для его возникновения". Закон предусматривает случаи возможного прерывания срока давности по рассматриваемым делам, а также определяет условия, при которых наступает ответственность институтов Европейского сообщества и должностных лиц*(1069). В обобщенном виде, как это следует из содержания действующего законодательства, в качестве таковых рассматриваются неправомерный характер действий или бездействий тех или иных институтов Сообщества и должностных лиц и наличие причинно-следственных связей между причиненным вредом и действиями (бездействием) институтов Сообщества и должностных лиц. В правовой теории и юридической практике все такого рода неправомерные действия (бездействия) подразделяются в зависимости от их характера на действия (бездействия), связанные с безответственным отношением должностных лиц к выполнению своих служебных обязанностей; с совершением административных ошибок и "с изданием незаконных актов, породивших неблагоприятные последствия, либо с уклонением от принятия актов, когда это входит в обязанность соответствующего органа"*(1070). Большинство исков о возмещении вреда, которые подаются в Европейский суд справедливости, по мнению ученых-юристов, связаны с третьей разновидностью неправомерных действий или бездействия*(1071). Исследователями обращается также внимание и особо подчеркивается, что иски о возмещении вреда, причиненного неправомерными действиями (бездействиями) различных институтов Европейского сообщества и должностными лицами, могут исходить не только от частных лиц, но и от государств - членов Сообщества и от юридических лиц*(1072). 7. Наряду с названными правами и полномочиями Европейского суда справедливости, составляющими содержание его юрисдикции, действующее законодательство возлагает на него также полномочия для решения целого ряда и других, не менее важных вопросов. Среди них полномочия: по рассмотрению и решению споров, возникающих между Европейским союзом как таковым и его служащими, между различными институтами Сообщества и должностными лицами; по разрешению споров, связанных с принудительным уходом в отставку членов Европейской комиссии; по выработке и предложению "консультативных мнений" (advisory opinions) по запросу институтов Сообщества и государств - членов Европейского союза; по принятию мер, связанных с принудительным выполнением обязательств сторон перед Европейским инвестиционным банком. Кроме того, Европейский суд справедливости наделяется юрисдикцией, позволяющей ему выступать в качестве апелляционного суда по отношению к Суду первой инстанции, а также некоторыми другими полномочиями. Наличие широких полномочий позволяет Суду оказывать значительное влияние не только на европейское право и на судебную систему Европейского сообщества, но и на все иные сферы жизни Европейского союза. Это только "с первого взгляда кажется, - подчеркивают авторы, специализирующиеся в области европейского права и правосудия, - что Суд справедливости, как и любой другой институт, ограничен рамками принципа атрибутивной (сугубо юридической) власти"*(1073). На самом же деле его активность и влияние распространяются и на многие другие общественные отношения и сферы жизни. Анализируя роль Суда в Европейском сообществе, исследователи не без оснований указывают прежде всего на то, что он своей повседневной деятельностью способствует поддержанию правопорядка в Евросоюзе и дальнейшей интеграции Европейского сообщества и что он тем самым выполняет не только сугубо юридические, но и социально-политические функции*(1074). Исходя из факта высокого уровня доверия к Суду справедливости со стороны европейцев (в 2000 г. в Ирландии, например, уровень доверия был 61%, в Нидерландах - 79%)*(1075), некоторые авторы несколько высокопарно называют его даже "воплощением нового европейского духа" - своего рода "народного духа" (Volksgeist), "судом совести жителей современной Европы" и пр.*(1076) Однако как бы там ни было, неоспоримым фактом остается то, что Суд играет разноплановую и трудно переоценимую, в том числе и в сфере правотворчества, роль в развитии и укреплении Европейского сообщества. § 2. Прецедентный характер решений Европейского суда справедливости 1. Вопрос о юридической природе и характере решений Европейского суда справедливости является частью более общего вопроса о возможности и допустимости правотворчества судебных органов за пределами системы общего, зачастую именуемого прецедентным, права, в частности в пределах романогерманского права, и "приемлемости" существования в ней прецедента в качестве источника права. Проблема является далеко не новой, в определенном смысле - традиционной, а тем более - нетривиальной, имея в виду тот факт, что в европейском праве, стремящемся интегрировать в себя элементы различных правовых систем и семей, идет незримая борьба устоявшихся тенденций и традиций романо-германского (континентального) и англосаксонского (общего) права*(1077). Данное обстоятельство находит свое прямое отражение как в научных исследованиях романо-германского права и характера решений Европейского суда справедливости, так и в соответствующих публикациях, посвященных анализу рассматриваемых проблем*(1078). В западной, а отчасти и в отечественной юридической литературе, касающейся данной тематики, в целом наметилось два значительно отличающихся друг от друга подхода к определению юридической природы и характера решений Европейского суда справедливости. Первый подход ассоциируется с категорическим отрицанием правотворческой функции судебного органа - основного носителя судебной власти Европейского союза и, соответственно, с отрицанием прецедентного характера принимаемых им решений. Сторонники данного подхода с известной долей популизма заявляют, что "тот суд, который стремится быть вовлеченным в правотворческий процесс, с неизбежностью превращает зал судебного заседания в зал законодательного собрания" со всеми вытекающими отсюда возможными последствиями, связанными с "классовыми акциями", выступлениями во время судебного процесса "в защиту публичных интересов", с разного рода предложениями социально-политического плана и др.*(1079) Разумеется, с определенным резоном заключают авторы, это не может быть приемлемо и допустимо в системе романо-германского права, поскольку, помимо всего прочего, при этом грубо нарушается принцип разделения властей. К тому же, отмечают ученые - сторонники первого подхода, не следует игнорировать тот факт, что в Европейском союзе по сравнению, например, с США, где господствует теория общего права, значительная часть теоретиков права и практиков "строго не различает и не разделяет традиций общего права", что многие из них полностью "отвергают саму идею общего права в ее англо-американском варианте" и что "для них судебные решения не имеют того значения источников права, какое им придается, скажем, в Канаде или США"*(1080). Суть второго подхода к определению юридической природы и характера решений Европейского суда справедливости сводится к прямо противоположному заключению авторов по сравнению со взглядами сторонников первого подхода. Разделяя мнение о прецедентном характере решений главного суда Европейского союза и о необходимости рассмотрения их не иначе как в качестве актов, содержащих общие нормы права, одни авторы выражают свое отношение к ним и свои оценки их характера тем, что наряду с учредительными Договорами, породившими и закрепившими Европейское сообщество, и другими актами, "демонстративно", без каких-либо пояснений включают решение Суда в число источников европейского права*(1081). Другие исследователи, приводя соответствующие аргументы, рассматривают Европейский суд справедливости одновременно и как законодателя, порождающего новые источники права, и как толкователя учредительных Договоров и действующего европейского права, и как "хранителя и продолжателя" учредительных договорных актов и самого европейского права*(1082). Наконец, третья группа ученых, рассматривая вопрос о юридической природе и характере решений Европейского суда справедливости, ограничивается простой констатацией - утверждением того неоспоримого, с их точки зрения, факта, что Суд, хотя и весьма осмотрительно (deliberately), выборочно, но все же выполняет правотворческие функции*(1083); что в своей повседневной деятельности он создает прецеденты и, соответственно, формирует прецедентное право*(1084) и что создаваемые им прецеденты как источники права фактически признаются не только общеевропейскими институтами, но и национальными судами*(1085). Не касаясь сути продолжающихся споров и анализа различных точек зрения, высказанных авторами по вопросу о юридической природе и характере решений Европейского суда справедливости, следует отметить лишь, что второй подход к разрешению данной проблемы является не только более распространенным в научной юридической литературе, но и представляется более адекватно отражающим реальную действительность, сложившуюся практику и поэтому более приемлемым. 2. Разумеется, говоря о прецедентном характере решений Европейского суда справедливости, не следует воспринимать создаваемый Судом прецедент, равно как и само возникающее на его основе прецедентное право, в виде некоего варианта или разновидности своего рода "классического" прецедента, существующего в системе общего права. Авторы, занимающиеся исследованием данной материи, совершенно правы, когда утверждают, что в системе европейского права прецедент и в особенности формируемый им правовой массив существует не под своим традиционным названием общего права, а выступает в несколько ином виде и под другим названием, а именно - "под рубрикой общие принципы права", доктрина которых возникает и развивается благодаря креативной юриспруденции Европейского суда"*(1086). Особенности прецедента, порождаемого Европейским судом справедливости, так же как и специфика формируемого на его основе в пределах европейского права и всей романо-германской правовой семьи прецедентного, или судейского, права, по сравнению с прецедентом, существующим в системе общего права, обусловлены следующими обстоятельствами. Во-первых, отсутствием строгой, официально признанной иерархии в строении и отношениях между Европейским судом справедливости и национальными судами*(1087). Иерархическая система связей судебных органов как предпосылка и обязательное условие возникновения и применения прецедента как источника права на общеевропейском уровне существует лишь между Европейским судом справедливости и так называемым Судом первой инстанции. Между ними, по замечанию специалистов в данной области, существует не только "обычная субординация, свойственная отношениям нижестоящих судебных инстанций с вышестоящими, но и весьма тесное их сотрудничество"*(1088). Что же касается отношений Европейского суда справедливости с национальными судами государств - членов Европейского союза, то здесь официально признанной и законодательно закрепленной иерархической связи между ними нет. Несмотря на то что в научной литературе национальные суды причисляют иногда к общеевропейской системе судебных органов*(1089), правовой статус их и юрисдикция от этого нисколько не меняются. В соответствии с действующим на уровне Европейского союза и на уровне государств - членов этого союза законодательством национальные суды сохраняют свою полную административную, организационную, юрисдикционную и иную самостоятельность. Их отношения с Европейским судом справедливости по поводу осуществляемого им толкования права Европейского союза, его применения национальными судами наряду с национальным правом или же обращения с жалобами юридических и физических лиц в этот Суд по поводу вынесенного национальными судами, применявшими нормы общеевропейского права, решения все эти и другие им подобные отношения, возникающие между Европейским судом справедливости и национальными судами, являются, по мнению ряда экспертов, "скорее кооперативными по своей природе и характеру, нежели иерархическими"*(1090). При сохранении приоритета права Европейского союза перед национальным правом и обязательности актов толкования его Европейским судом для всех европейских и национальных институтов, включая национальные суды, принцип "лояльной кооперации" тем не менее, согласно наблюдениям экспертов, в отношениях между "национальными властями и национальными судами", с одной стороны, и Европейским судом справедливости, с другой, остается неизменным*(1091). Отсутствие четко обозначенной и официально признанной иерархии судов в Европейском союзе, несомненно, накладывает определенный отпечаток на прецедентный характер принимаемых Судом справедливости решений. Во-вторых, особенности прецедентного характера решений Европейского суда справедливости, равно как и особенности самого прецедента, порождаемого данным институтом, обусловлены тем, что прецедент, будучи сформированным Судом только на основе и в рамках общеевропейского права, распространяет тем не менее свое влияние как на правовую систему Европейского союза, так и на национальное право. Подобная ситуация складывается в силу того, что Суд, имея дело только с вопросами, касающимися исключительно общеевропейского права, которое очень тесно связано, а нередко органически вписывается, а точнее, интегрируется в национальное право, в ряде случаев вынужден в силу сложившихся объективных обстоятельств "вторгаться" в сферу этого интегрированного национального права*(1092). Разумеется, речь не идет при этом об остальной, неинтегрированной, сугубо национальной части этого права, на которую не распространяется юрисдикция Европейского суда. Например, по общему правилу, она не распространяется на многие дела (так называемые secondpillar matters), возникающие в области внешней политики, обороны, в решении вопросов, касающихся иммиграционной политики государств - членов Европейского союза, а также вопросов предоставления или отказа в предоставлении политического убежища*(1093). Дела, возникающие в данной сфере общественных отношений, так же как и дела, связанные с применением интегрированного права, функционирующего на территории того или иного государства - члена Европейского союза, национальные суды рассматривают и решают самостоятельно. Европейский суд справедливости при этом имеет дело, как особо констатируется в научной литературе, "только с вопросами, касающимися общеевропейского", в том числе и интегрированного права, а именно с вопросами его толкования; осуществления судебного контроля за соответствием текущего законодательства конституции Европейского союза, под которой понимается "серия учредительных международных договоров"*(1094), - судебного контроля в области правотворчества; а также - в процессе правоприменения. Исходя из того, что Европейский суд справедливости занимается главным образом вопросами толкования и обеспечения соответствия принимаемых и применяемых актов учредительным Договорам, а рассмотрение и "окончательное решение" конкретных дел, связанных с нарушением национального права, содержащего в себе элементы общеевропейского права, находится в исключительной юрисдикции национальных судов, некоторые авторы выражают опасение по поводу того, что последние не всегда будут следовать заключениям Суда, касающимся толкования применяемого ими права. Справедливости ради следует сказать, что "отступления" такого рода имели место в деятельности Высшего административного суда Франции (Conseil d'Etat) и Высшего налогового суда Германии (Bundes-fmanzhof)*(1095). Однако, как показывает практика, это скорее исключение из правила, чем само правило. В-третьих, особенность прецедента, порождаемого Европейским судом справедливости, по сравнению с "классическим" прецедентом, существующим в системе общего права, заключается в том, что он, в силу отсутствия иерархии судебных органов в Европейском союзе, не имеет жесткой связи и обязательности национальных судов следовать решениям Европейского суда, а также в отсутствии четкого различия между такими важнейшими структурными составными частями прецедента, как ratio decidendi (сущность решения) и obiter dictum (попутно сказанное, судебное мнение, суждение)*(1096). В отличие от системы общего права, отмечается в связи с этим в научной литературе, где наличие в судебном решении ratio decidendi способно довольно жестко связывать суды на будущее при решении аналогичных дел, в праве Европейского союза официально не признается доктрина "связующего" прецедента. В силу этого различие между "попутно высказанным" Судом в процессе рассмотрения дела мнением (obiter dictum) и содержанием им же принятого решения (ratio decidendi) "во многом стирается и утрачивает свою изначальную значимость и смысл"*(1097). В-четвертых, особенность решения Европейского суда справедливости, рассматриваемого в качестве прецедента, заключается в том, что оно имеет, в силу сложившихся и законодательно закрепленных обстоятельств по вопросам, касающимся европейского права, окончательный характер, "не подлежит сомнению, обжалованию и пересмотру". Данная особенность решений Европейского суда обусловлена, помимо всего прочего, тем, что в пределах Европейского союза отсутствие иерархии судов в значительной степени "компенсируется" иерархией правовых систем. Согласно законодательно закрепленным положениям правовой теории и сложившейся практике, несмотря на то что общеевропейское право применяется и "в принудительном порядке осуществляется через национальные суды и трибуналы государств - членов Европейского союза", оно имеет безусловный приоритет перед национальным правом*(1098). Из этого следует логический и вполне обоснованный вывод о том, что приоритет одной правовой системы в целом над другой с неизбежностью предопределяет, соответственно, и приоритетный характер взаимоотношений их отдельных составных частей, в том числе решений Европейского суда справедливости, касающихся вопросов общеевропейского права. Не случайно в таких государствах - членах Европейского союза, как Англия, где официально признается в качестве одного из источников права прецедент, исходя из приоритета общеевропейского права над национальным выстраивается своеобразная иерархия прецедентов, где прецедентному характеру решений Европейского суда справедливости отводится ведущая роль. Европейский суд, констатируется в научной литературе, выносит окончательный вердикт по всем вопросам, касающимся общеевропейского права, а "создаваемый им прецедент является обязательным для всех национальных судов государств - членов Европейского союза"*(1099). 3. Наряду с названными особенностями решений Европейского суда справедливости, имеющими прецедентный характер, а также своеобразными обстоятельствами, предопределяющими эти особенности, в научной литературе называются и другие им подобные факторы. Наличие их свидетельствует не только об особенностях прецедента как источника права, формируемого данным Судом, но и особенностях процесса его возникновения и формы его проявления. Какие акты, исходящие от Европейского суда справедливости, следует рассматривать в качестве прецедента и в чем проявляется их прецедентный характер как источников права? Отвечая на вторую часть данного вопроса, следует заметить, что прецедентный характер решений Европейского суда справедливости, равно как и любого иного судебного или административного акта, именуемого прецедентом, заключается в том, что он содержит в себе общую норму или положение (принцип) общего характера, которое учитывается (должно учитываться) всеми иными судебными органами при рассмотрении всех последующих, в той или иной степени связанных с решением Европейского суда дел. По общему правилу, сложившемуся в правовой теории и многократно подтвержденному юридической практикой, прецедент как источник права (в данном случае это решение Суда) по аналогии с требованиями, которые предъявляются к любому источнику права, в частности к нормативному правовому акту, должен быть рассчитан на многократность применения и относиться к неопределенному кругу аналогичных случаев, судебных и иных органов, юридических и физических лиц. В качестве такого рода актов, исходящих от Европейского суда справедливости и обладающих прецедентным характером, следует признать прежде всего акты толкования и судебного контроля за соответствием принимаемых различными институтами Европейского союза и государств - членов Союза решений положениям, содержащимся в учредительных договорных актах и в сформированном на их основе общеевропейском законодательстве. Придавая данной стороне деятельности Суда и принимаемым им актам огромное не только юридическое, но и социально-политическое значение, исследователи европейского права особо подчеркивают, что Суд в процессе осуществления контроля за законностью издаваемых различными институтами Европейского союза актов "защищает права всех тех, кто является субъектом права Европейского сообщества", и вместе с тем обеспечивает, чтобы "деятельность институтов Сообщества оставалась в рамках границ, установленных учредительными договорными актами, и чтобы эти институты сохраняли баланс властей, существующий в пределах Сообщества"*(1100). Что касается сугубо юридической оценки деятельности Суда, связанной с осуществлением контроля за конституционностью решений, принимаемых различными институтами Сообщества, и особенно с юридической силой издаваемых им при этом актов, то здесь возникают два традиционных для правовых систем, официально не признающих прецедент в качестве источника права, вопроса. Первый из них касается роли и статуса Суда в правовой системе (только правоприменитель или же "толкователь" права или же одновременно "толкователь" и отчасти - законодатель?) и, соответственно, в зависимости от этого - юридического характера и юридической силы принимаемого им акта. Применительно к Европейскому суду справедливости можно с полной уверенностью сказать, исходя из анализа его повседневной деятельности, что он выступает одновременно "в трех лицах"*(1101) и что исходящие от него акты толкования в силу своего нормативного и строго обязательного для всех институтов, имеющих дело с правом Европейского союза, содержания*(1102) являются не только актами "толкователя" этого права, но и актами правотворца, законодателя. Суд неизбежно выступает в нескольких своих ипостасях, в частности одновременно в роли толкователя права и законодателя, констатируется в западной литературе, поскольку толкование права уже само по себе, будучи творческим процессом, предполагает "определенную степень выбора судебного усмотрения", непосредственно связанного не только с раскрытием содержания того или иного правового акта, но и с созданием новых норм*(1103). Второй довольно традиционный и вместе с тем весьма актуальный для правовой системы Европейского союза вопрос касается юридической силы актов толкования Европейского суда, имеющих прецедентный характер, и их обязательности не только для институтов Европейского союза и национальных институтов государств - членов Союза, но и для самого Суда. Господствующая в правовой системе Евросоюза доктрина и сложившаяся практика со всей очевидностью свидетельствуют о том, что насколько однозначно решен данный вопрос в отношении других общеевропейских и национальных институтов, включая национальные суды, настолько же он остается неопределенным в отношении самого Суда*(1104). Однозначность решений вопроса, касающегося юридической силы юридических актов толкования Суда для других общеевропейских и национальных институтов, в том числе и национальных судов, заключается, как было отмечено, в их императивном характере, неоспоримости и обязательности. Это обусловлено, с одной стороны, несомненным приоритетом права Европейского союза перед национальным правом государств - членов Союза*(1105) в случае возникновения правовых коллизий, а с другой - полной монополией Суда давать окончательное толкование конституционных, в смысле основополагающих, актов Европейского союза и соответственно решать вопрос о юридической состоятельности (конституционности) принимаемых различными институтами этого Сообщества решений. Пользуясь монополией в данной области, Суд в продолжение своей миссии ориентирует и национальные суды действовать в направлении принятия мер для единообразного понимания и применения права Европейского союза различными институтами государств - членов этого Союза. Согласно сложившейся практике в тех случаях, когда отсутствует толкование Европейского суда справедливости в отношении того или иного общеевропейского акта, применяемого в рамках юрисдикции национального суда, и упущена возможность предварительного обращения к Европейскому суду с просьбой дать такое толкование, национальные суды, в случае необходимости (in cases of urgency) "должны объявлять юридически несостоятельными действия национальных институтов, применяющих общеевропейский акт, который, как предполагается, не имеет юридической силы", т.е. не является конституционным*(1106). В такого рода случаях национальные суды могут также "предпринимать и другие соответствующие временные меры, делая при этом ссылку на тот или иной юридически состоятельный общеевропейский акт"*(1107). Что же касается неопределенности и нерешенности вопроса об обязательности или, наоборот, необязательности следования Европейского суда справедливости своим собственным, ранее принятым актам, то в соответствии с действующим законодательством и сложившейся теорией Суд, по аналогии с высшими судебными инстанциями Великобритании (Палата лордов), США (Верховный суд) и ряда других стран, не является институтом, связанным своими собственными решениями, хотя и следует им. Несмотря на то что Европейский суд справедливости, подчеркивают в связи с этим исследователи, принимает, как обычно, весьма авторитарные по своему характеру акты, он тем не менее жестко не связан ими и может отойти от них в любое время, "когда он сочтет это необходимым"*(1108). Подобные утверждения содержатся во многих академических изданиях и верно отражают сложившуюся правовую теорию, точнее, доктрину. Но они не учитывают при этом не менее устоявшуюся практику. А она такова, что Суд, будучи законодательно (теоретически) не связанным своими собственными решениями, практически вынужден, в силу целого ряда объективных причин, следовать им. При этом дело заключается не только в "уважительном отношении Суда к своим решениям", как это иногда утверждается в научной литературе*(1109), но и в других, не менее важных причинах. Например, необходимость Суда следовать своим собственным решениям может быть обусловлена стремлением к сохранению в правовой системе Европейского союза юридической стабильности, укреплению и поддержанию сложившегося в пределах Европейского сообщества правопорядка и правовой определенности и т.д.*(1110) Иными словами, в отношении связанности Европейского суда справедливости своими собственными решениями можно сказать, что Суд настолько же свободен от них, насколько и связан ими. Верно подмечается в научной литературе, что, несмотря на то что в правовой системе Европейского союза "прочно установился принцип несвязанности Европейского суда своими решениями", столь же непоколебима здесь точка зрения, согласно которой "каждый отход Суда от своих решений должен быть обоснован и доказан"*(1111). 4. Наряду с названными актами Европейского суда справедливости, имеющими прецедентный характер, в качестве других его аналогичных актов следует указать также на "предварительные (прелиминарные) заключения" (preliminary Ruling), или определения Суда, которые он выносит по поводу юридической состоятельности того или иного общеевропейского акта, или же соответствия актов, исходящих от национальных институтов государств - членов Европейского союза, общеевропейскому законодательству*(1112). По своей юридической сути "прелиминарные заключения" - это не что иное, как акты толкования, точнее - их разновидность, которая дается Европейским судом по предварительному обращению к нему (запросу) со стороны того или иного национального суда. В силу того что в соответствии с действующим законодательством и сложившейся практикой "каждый национальный суд рассматривается одновременно и как часть общеевропейского суда", все национальные суды "от самой низкой судебной инстанции - judge conciliateur - до самой высокой - Конституционный суд" наделяются полномочиями обращения в Европейский суд справедливости за дачей прелиминарного заключения во всех тех случаях, когда при рассмотрении конкретного дела, связанного с применением норм общеевропейского права, возникают сомнения в конституционности того или иного общеевропейского акта или необходимость его толкования*(1113). Согласно ст. 234 Договора об образовании Европейского сообщества (ст. 177 Маастрихтского договора) Европейский суд справедливости обладает исключительной юрисдикцией давать прелиминарные заключения по вопросам, касающимся: толкования этого договора; юридической силы актов, издаваемых различными институтами Европейского союза и Европейским банком; их толкования, а также толкования уставов (положений) различных органов, создание которых предусматривается теми или иными решениями Совета. Следует заметить, что полномочия обращаться в Европейский суд по поводу дачи прелиминарных заключений принадлежат только национальным судам, и никто не может лишить их этих полномочий, как определил в своих решениях Суд*(1114), "ни сам Суд, ни национальное право, ни общеевропейское законодательство"*(1115). 5. Поскольку национальные суды в силу своего статуса, складывающегося из элементов сугубо национального и общеевропейского свойства, выступают по выражению экспертов, в качестве институтов, трансформирующих нормы и принципы общеевропейского права, включая принцип верховенства, прямого действия, "принцип прецедента", в "конкретные правила поведения", то по логике вещей, подтвержденной судебной практикой, прелиминарные акты Европейского суда справедливости не могут не оказывать "связующего эффекта" по отношению к национальным судам*(1116). Вопрос, однако, заключается в том, каков по своему характеру будет этот "связующий эффект", какова его степень воздействия на национальные суды и в чем он выражается? Анализируя сложившуюся практику взаимоотношений Европейского суда и национальных судов по вопросам, касающимся прелиминарных заключений, нельзя не обратить внимание на то, что "связующий эффект" имеет не односторонний, а двусторонний характер. Он касается не только национальных судов, которые при рассмотрении конкретных дел, связанных с применением общеевропейского права, сочли необходимым обратиться к Суду с просьбой дать прелиминарное заключение по тому или иному нормативно-правовому акту, но и самого Суда. При этом речь идет не только об относительной связанности Суда своими собственными решениями, но и о его прямой обязанности в случае обращения к нему национального суда по данному вопросу дать соответствующее заключение*(1117). Согласно действующему законодательству (ст. 234 Договора) такого рода заключение имеет юридическую силу не только для обратившегося суда, но и для судов других государств - членов Европейского союза, рассматривающих аналогичные дела. Иными словами, данный акт, именуемый прелиминарным заключением, рассчитан не на однократность, а на многократность применения. К тому же он относится не только к конкретному суду или рассматриваемому им делу, но и ко всем иным национальным судам и всем последующим рассматриваемым ими аналогичным делам. Прелиминарные заключения, таким образом, так же как и все иные, "обычные" акты толкования Суда, носят не частный, точнее, индивидуальный, а нормативно-правовой характер. Однако, говоря об этом, равно как и о "связанности" национальных судов прелиминарными заключениями Европейского суда, следует иметь в виду, что эта связанность Суда следовать своим собственным решениям, носит не абсолютный, а относительный характер. Свое конкретное проявление это находит, в частности, в том, что, согласно правовой позиции Европейского суда, национальный суд, не удовлетворившись одним прелиминарным заключением и "имея для этого определенные основания" в виде дополнительных фактов при рассмотрении конкретного дела и пр., может вновь обратиться к Суду, "если он это сочтет необходимым"*(1118). Разумеется, повторное обращение по одному и тому же вопросу не может быть произвольным в том смысле, что под ним не могут не быть не только "определенные", но и весьма весомые основания. Ибо национальный суд, будучи в соответствии с европейским законодательством довольно жестко связанным положениями, содержащимися в прелиминарных заключениях, "не может их не учитывать при рассмотрении того или иного конкретного дела", а тем более "сознательно их игнорировать"*(1119). Поэтому решение национального суда не следовать первому прелиминарному заключению, а "искать" у Европейского суда другое заключение по исковому вопросу - это не механический, а тем более не произвольный шаг, а, как правило, весьма продуманное, базирующееся на новой аргументации и информации действие. Реализуя свое право на повторное обращение в исключительных случаях к Европейскому суду по поводу прелиминарного заключения, национальные суды учитывают, с одной стороны, тот факт, что Суд "не связан жестко своими прежними решениями", в том числе решениями, касающимися первых прелиминарных заключений и что он "может, при необходимости, модифицировать их"*(1120). А с другой стороны, национальные суды исходят из того, что "при любом раскладе сил", т.е. при любом характере и содержании прелиминарного заключения окончательное решение по конкретному делу остается за ними*(1121). Таким образом, рассматривая прелиминарные заключения Европейского суда справедливости в качестве акта, имеющего прецедентный характер, следует иметь в виду, что данная форма прецедента, равно как и другие его формы, порождаемые Судом, в значительной мере отличаются от "классического" прецедента, существующего в системе общего права и содержащего в себе, в отличие от них, не "относительные" по своей "связующей" юридической силе, а скорее "абсолютные", императивные нормы и принципы. § 3. Суд первой инстанции в судебной системе Евросоюза 1. Данный судебный орган, официально именуемый "Судом первой инстанции Европейских сообществ" (The Court of First instance of the European Communities), а неофициально и сокращенно во французском варианте - "Трибуналом первой инстанции" (Tribunal de premiere instance)*(1122) вместо немецкого и английского "Суда первой инстанции", по своей значимости в судебной системе Европейского союза, по общему признанию, занимает следующее после Европейского суда справедливости, второе место*(1123). Идея создания этого суда была заложена в Едином европейском договоре в 1986 г., в котором говорилось о том, что "Совет по запросу Суда справедливости (Court of Justice), после консультаций с Комиссией и Парламентом, путем единогласного голосования может придать Суду справедливости другой суд, позволяющий ему рассматривать и принимать решения в первой инстанции, в соответствии с положениями Статута и при условии, что Суд справедливости будет выступать в качестве кассационной инстанции по определенному виду исков, с которыми обращаются к нему физические и юридические лица, и поступков"*(1124). В соответствии с этим Договором в октябре 1988 г. Совет принял решение об учреждении Суда первой инстанции, в котором указывалось на то, что "Суд, который впредь будет именоваться Судом первой инстанции Европейских сообществ", должен быть придан Европейскому суду справедливости (официальное название Суд справедливости Европейских сообществ) и что "он должен находиться в месторасположении этого суда"*(1125). С 1989 г. Суд первой инстанции в "месторасположении" Европейского суда справедливости (Люксембург) начал действовать. Основными причинами образования данного, ставшего к настоящему времени весьма значимым в структуре Евросоюза учреждением, судебного органа были следующие обстоятельства. Во-первых, перегруженность Суда справедливости многочисленными делами, которые, как считают эксперты, мешали ему "лучше справляться с основными своими задачами - обеспечением единообразного понимания и толкования права Европейского сообщества"*(1126). Суд первой инстанции, по замыслу его создателей, должен был облегчить затруднительное положение Суда справедливости, взяв на себя рассмотрение ряда относившихся к его юрисдикции дел. Однако, как свидетельствуют аналитики, этого не случилось. В силу расширения Евросоюза и ряда других обстоятельств, вызвавших быстрый рост числа дел, "оба судебных органа не справляются со своевременным рассмотрением поступающих к ним обращений", свидетельством чего является увеличение числа "висячих" дел, т.е. дел, не рассмотренных вовремя или вообще*(1127). И, во-вторых, стремление сделать в этих наднациональных судах защиту прав индивидов и корпораций более надежной, примерно такой, какая существует в государствах-членах, где непременно имеются кассационные инстанции и осуществляется обстоятельный юридический надзор*(1128). Причины создания Суда первой инстанции в значительной степени совпадают с непосредственными целями его образования. Нормативно-правовую основу образования и деятельности Суда первой инстанции составляют положения, содержащиеся в решении Совета 1988 г. "Об учреждении Суда первой инстанции"; в Статуте Суда справедливости (раздел IV "Суд первой инстанции Европейских сообществ, ст. 47-62); в Ниццком договоре, внесшем изменения в ст. 220 (бывшую ст. 164) Договора, учреждающего Европейское сообщество, где вместо прежней формулировки "Суд ЕС обеспечивает применение права Сообщества посредством единообразного толкования и применения настоящего Договора" появилась новая формулировка, согласно которой выполнение данной задачи возлагается и на Суд первой инстанции, "действующий в рамках своей компетенции", и на Процессуальный регламент (Rules of Procedure)*(1129), который разрабатывается самим Судом первой инстанции "по согласованию с требованием Единого европейского договора" (п. 4 ст. 32d), единогласно принятым решением Совета. Будучи "приданным" Европейскому суду справедливости и находясь, согласно решению Совета от 24 октября 1988 г., в "месторасположении" Суда справедливости, Суд первой инстанции обслуживается в основном одним и тем же бюро переводчиков, пользуется одной и той же библиотекой, документацией; оба судебных органа обслуживаются преимущественно одним и тем же персоналом*(1130). В научной и учебной литературе верно подмечается, что несмотря на то, что в формально-юридическом плане Суд первой инстанции не признается институтом Евросоюза и в договорных актах не упоминается в качестве такового, фактически и он является таковым, поскольку его решения, как и решения любого иного института, имеют юридически обязательный характер*(1131). В фактическом социальноюридическом статусе Суда первой инстанции проявляется одна из основополагающих общих черт данного института с Судом справедливости юридически и фактически признанным институтом. 2. Будучи производным от Суда справедливости, Суд первой инстанции имеет с ним как институт Евросоюза и как относительно самостоятельный судебный орган целый ряд общих признаков и черт*(1132). В частности, общность данных институтов проявляется не только в том, что они действуют в рамках одного и того же типа нормативно-правовых актов договорных и иных актов Европейского союза, но и в том, что оба этих судебных органа опираются и руководствуются одними и теми же правовыми принципами. В их числе принцип "постижения" права, а точнее, нахождения истины в праве и через право; принцип равенства сторон в судебном процессе, недопущения дискриминации в любой форме и проявлении; принцип правовой определенности; принцип пропорциональности и беспристрастности при рассмотрении дел и др.*(1133) Эти и другие им подобные принципы признаются как неотъемлемая составная часть права Европейского союза и Сообществ, которая, по заключению специалистов, может быть использована и используется в действительности судебными органами "для надзора за соблюдением законности в сфере реализации правовых актов Сообщества"*(1134). Наряду с принципами образования и деятельности рассматриваемых судебных органов, их общность проявляется и в других отношениях, в частности в сходном порядке образования и деятельности Суда справедливости и Суда первой инстанции, а также в тех требованиях, которые предъявляются к членам Суда и к характеру выполняемых ими функций. В разделе IV Статута Суда справедливости, зафиксированном в Протоколе к Маастрихтскому договору "Об образовании Европейского союза" под названием "Суд первой инстанции Европейских сообществ", прямо указывается на то, что ряд статей Статута, включая прежде всего те из них, которые регламентируют процесс формирования судов, их состав, закрепляют требования, предъявляемые к членам данных судебных органов, устанавливают их привилегии и иммунитет и некоторые другие статьи Статута Суда справедливости "должны в полной мере применяться также к Суду первой инстанции и к его членам"*(1135). Положения данных статей почти полностью воспроизводятся в "Процедурных правилах Суда первой инстанции Европейских сообществ" - Процедурном регламенте этого Суда и в Договоре, учреждающем Европейское сообщество, со всеми его дополнениями и изменениями*(1136). В соответствии с ранними нормативами Евросоюза и Сообществ, касающихся Суда первой инстанции, в частности согласно ст. 48 Статута Суда справедливости, искомый судебный орган должен был состоять из 15 судей. Однако позднее в связи с расширением Евросоюза в действовавшие нормативные акты были внесены определенные коррективы и дополнения. В частности, в новой редакции ст. 224 Договора, учреждающего Европейское сообщество, говорилось, что "Суд первой инстанции должен включать в себя по меньшей мере одного судью от каждого государства-члена. Количество судей в данном суде должно определяться Статутом Суда справедливости". Аналогичное, но только более четкое положение устанавливалось также относительно количественного состава Суда справедливости. В ст. 221 Договора, учреждающего Европейское сообщество, по этому поводу категорично утверждалось, что "Суд справедливости должен состоять из одного судьи от каждого государства-члена". Назначаются члены Суда первой инстанции правительствами государствчленов "при их полном согласии" сроком на шесть лет. Каждые три года состав Суда частично обновляется. По истечении срока пребывания в должности каждый судья может быть назначен вновь. К кандидатам в судьи, равно как и к самим судьям, по вполне понятным причинам предъявляются повышенные требования. "Члены Суда первой инстанции, - гласит по этому поводу п. 1 ст. 225 Договора, учреждающего Европейское сообщество, - выбираются среди лиц, независимость которых не подлежит сомнению и которые обладают необходимой квалификацией для работы на должности судьи". В Статуте Суда справедливости содержится требование, согласно которому в течение всего срока выполнения своих служебных обязанностей судьи не могут занимать никакие политические или административные должности. Они не могут заниматься также любой другой деятельностью независимо от того, является ли она оплачиваемой или нет. В порядке исключения разрешение на нее может быть дано только Советом. Перед вступлением в должность каждый судья приносит присягу перед Судом справедливости о том, что будет "беспристрастно и добросовестно исполнять свои обязанности", а также "хранить секреты обсуждений (the secrecy of the deliberations), происходящих в Суде". Затем немедленно (сразу же) после принятия присяги "он должен подписать заявление, в котором торжественно клянется", что как в течение всего срока исполнения возложенных на него обязанностей, так и после ухода в отставку будет соблюдать обязательства, связанные с пребыванием его в судейской должности. Особо обращается внимание судей, ушедших в отставку, на обязанность "вести себя скромно и добропорядочно", в частности в отношении принятия предложений о занятии тех или иных должностей или получения каких-либо иных выгод, связанных с пребыванием в своей прежней судейской должности*(1137). Нарушение правил поведения или недобросовестное выполнение судьями своих обязанностей влечет за собой не только моральное осуждение, но также и юридические и иные последствия. В соответствии со ст. 6 Статута Суда справедливости, которая полностью распространяется также и на Суд первой инстанции, судья, нарушающий установленные правила поведения или недобросовестно выполняющий свои обязанности, "может быть отрешен от своей должности, лишен права на пенсию или же вместо этого лишен других выгод"*(1138). Инициатива отрешения от должности судьи, который "больше не отвечает требуемым условиям работы и не выполняет своих должностных обязанностей", официально исходит от Суда справедливости, которому "придан" Суд первой инстанции, и фактически им же решается. Согласно ст. 5 Процедурных правил Суда первой инстанции после того как Суд справедливости, проведя предварительные консультации с Судом первой инстанции, официально направит ему запрос по данному вопросу, председатель этого Суда должен поставить его рассмотрение на закрытой сессии. Судья, которому предъявлено обвинение в нарушении действующих нормативов или невыполнении своих служебных обязанностей, во время рассмотрения данного вопроса не участвует в его обсуждении. Решение Суда первой инстанции принимается большинством голосов. Голосование тайное. Результаты обсуждения и итоговое решение данного вопроса передаются в Суд справедливости*(1139). В случаях совершения членами Суда преступлений, рассмотрение возбужденных при этом уголовных дел проводится высшими судебными инстанциями тех государств-членов, правительства которых рассматривали и утверждали их кандидатуры*(1140). Данное положение, равно как и ряд других положений, касающихся статуса судейского состава, относится не только к судьям - членам Суда первой инстанции, но и к судьям Европейского суда справедливости. Несмотря на производный характер первого от второго и на их неодинаковый статус в общеевропейской системе правосудия, это несомненно свидетельствует об институциональной, организационной и иной общности данных звеньев судебной системы Евросоюза и Сообществ. Разумеется, и это хрестоматийно, что общность данных институтов вовсе не означает их тождества и их идентичности, ибо в таком случае не было бы смысла создавать помимо Суда правосудия новую структуру. Вполне очевидно, что, кроме общности, каждый из рассматриваемых судебных органов имеет свои институциональные, процедурные, функциональные и другие особенности. Последние не носят, однако, принципиального характера, поскольку речь идет лишь о различных звеньях одной и той же судебной системы одного и того же Сообщества, а имеют скорее второстепенную значимость, обусловленную местом и ролью каждого института в их общей системе. 3. Выделяя особенности Суда первой инстанции необходимо обратить внимание, во-первых, на то, что в его структуре, в отличие от Суда справедливости, нет такой должности, как генеральный адвокат. По своему статусу данное должностное лицо выполняет в Суде весьма важную функцию, связанную с изучением дела, которое готовится к рассмотрению в Суде. Генеральный адвокат готовит по каждому делу свое квалифицированное заключение, которое, хотя не является обязательным для Суда, но, тем не менее, имеет важное значение для принятия им по делу окончательного решения*(1141). В Суде первой инстанции, в связи с отсутствием постоянной должности генерального адвоката, выполнение его функций по конкретному делу может быть возложено председателем суда на одного из судей - членов этого Суда (ст. 17 Процедурных правил). Согласно Процедурным правилам Суда первой инстанции (ст. 18) генеральный адвокат может быть назначен лишь при подготовке и рассмотрении таких дел, которые, по мнению пленарной сессии Суда, вызывают значительные трудности юридического характера или же связаны со сложностью обобщения и анализа фактического материала по делу. Судья, выступающий в качестве генерального адвоката по конкретному делу, не может принимать участие вместе с другими судьями в качестве судьи при его рассмотрении и окончательном решении. Во-вторых, на то, что по сравнению с Судом справедливости, где признается только принцип коллегиальности при рассмотрении любых дел и где решение Суда при отсутствии кворума не будет считаться действительным, в Суде первой инстанции допускается разрешение дел в единоличном порядке. В ст. 50 Статута Суда справедливости по этому поводу говорится, что "по определенным делам, установленным в Процедурных правилах, Суд первой инстанции может рассматривать дела как в своем полном составе, так и в составе одного единственного судьи"*(1142). Существующие при этом ограничения, согласно Процедурным правилам Суда первой инстанции, касаются таких дел, как: а) дела, в которых затрагиваются вопросы "законности актов общего назначения"; б) дела, связанные с применением норм, касающихся конкуренции, оказания помощи государствами-членами, мер, направленных на защиту свободной торговли и "общей организации сельскохозяйственных рынков"; в) некоторые другие дела, указанные в Процедурных правилах, в частности в ст. 130 (1)*(1143). В случае, когда при рассмотрении дела судья придет к выводу, что оно выходит за рамки делегированной ему юрисдикции, он должен возвратить его в палату Суда на общее рассмотрение (п. 3 ст. 14). В-третьих, говоря об особенностях Суда первой инстанции, необходимо обратить внимание на то, что, помимо беспристрастности, справедливости, добросовестности и других черт и требований, которым должен отвечать член этого Суда, к нему предъявляются также требования, касающиеся его юридической квалификации. "Каждый член Суда первой инстанции должен, как правило, быть способным выполнять функции судьи", - говорится по этому поводу в ст. 2 Процедурных правил этого судебного органа. И добавляется: "В дальнейшем члены Суда первой инстанции будут рассматриваться не иначе, как судьи", - каждый из которых, кроме председателя Суда, должен быть готов и способен выполнять при рассмотрении отдельных дел функции генерального адвоката*(1144). В-четвертых, рассматривая особенности Суда первой инстанции, следует выделить то обстоятельство, что согласно действующим нормативам судейским иммунитетом и привилегиями обладают не только сами судьи, но и доверенные лица сторон, их советники и юристы, участвующие в процессе. Их иммунитет "в отношении устных или письменных слов, касающихся сути дела или участников процесса", сохраняется не только в Суде первой инстанции на протяжении всего периода рассмотрения дела, но и "в любых других юридических инстанциях"*(1145). По отношению к указанным лицам в Процедурных правилах устанавливается также: а) что "их служебные бумаги и документы, касающиеся рассматриваемого дела, не могут быть подвергнуты досмотру или конфискации" со стороны полиции, таможенных или любых иных служб; б) что они обладают правом держать такую сумму иностранной валюты, которая необходима для успешного выполнения возложенных на них функций; в) что доверенные лица, советники и юристы "могут беспрепятственно" перемещаться по территории государств-членов в связи с выполнением ими своих обязанностей*(1146). В-пятых, при рассмотрении особенностей Суда первой инстанции следует обратить внимание на то, что его решения как судебного института, "приданного" другому институту - Суду справедливости, в отличие от решений последнего, могут быть обжалованы в кассационном порядке в этот Суд, выступающий по отношению к Суду первой инстанции в качестве кассационной инстанции. При этом, согласно действующим нормативам, "апелляция к Суду справедливости должна быть ограничена только вопросами права"*(1147). Основаниями для апелляции могут служить лишь такие обстоятельства, которые связаны с нарушением действующих нормативно-правовых актов Евросоюза и Сообществ, а также с недостаточной или вообще с отсутствием информации, по мнению заявителя, для рассмотрения искомого дела и принятия заявителя решения*(1148). Апелляция на решение Суда первой инстанции может быть подана либо одной из сторон судебного процесса, либо государством-членом или институтом Сообщества, которые не участвовали в судебном процессе, но интересы которых при этом затрагиваются. Правом на апелляцию обладают также третьи лица, которые принимали лишь частичное участие на ранних стадиях рассмотрения вопроса Судом первой инстанции, но решение которого непосредственно касается их интересов*(1149). При наличии достаточных оснований Суд справедливости может отменить решение Суда первой инстанции и самостоятельно решить рассматриваемый вопрос, "если это допускается существующей процедурой". В случае невозможности сделать это, дело возвращается в Суд первой инстанции на новое рассмотрение. При этом мнение кассационной инстанции "по вопросам права" является для него обязательным. Суд справедливости обладает также правом при наличии достаточных оснований частично изменять решение Суда первой инстанции в той его части, которая затрагивает интересы подавшего апелляцию субъекта. В качестве последнего может выступать только государство-член или же институт Евросоюза, интересы которых были затронуты в данном решении, хотя они и не участвовали в процессе рассмотрения дела в Суде первой инстанции*(1150). И, в-шестых, при выявлении особенностей Суда первой инстанции следует указать на особенности его юрисдикции*(1151). Несмотря на то что последняя, так же как и сам Суд первой инстанции, носит производный характер, имея в виду тот факт, что большинство дел, изначально отнесенных к юрисдикции этого судебного органа были изъяты из юрисдикции Суда справедливости, юрисдикция Суда первой инстанции тем не менее имеет довольно широкий диапазон и вместе с тем, по мнению исследователей, стремится к дальнейшему расширению*(1152). Разумеется, основные положения договорных актов, включая Договор, учреждающий Европейское сообщество, касающиеся юрисдикции Суда первой инстанции, согласно которым его компетенция "ограничена лишь вопросами права" и он неправомочен рассматривать и решать вопросы преюдиционного характера", связанные с толкованием учредительных договоров, актов, принимаемых институтами Сообщества и Европейским центральным банком, а также "уставов организаций, создаваемых на основе акта Совета, если таковое предусмотрено этими уставами"*(1153), - эти положения по-прежнему составляют важную составную часть его юрисдикции. Однако последняя с момента учреждения данного Суда значительно расширилась. В настоящее время Суд первой инстанции, как и на ранних этапах своего развития, рассматривает и решает в основном дела прямой юрисдикции, сторонами которых являются юридические и физические лица. А именно - споры между служащими Евросоюза, с одной стороны, и его органами и институтами, с другой; гражданские иски юридических и физических лиц к Европейскому центральному банку, а также к различным институтам Союза и Сообществ; иски юридических и физических лиц, оспаривающих решения институтов Евросоюза, которые приняты "персонально" в отношении данных лиц, а также "решения, которые хотя и приняты в форме регламента или решения, адресованного другому лицу, непосредственно и персонально затрагивают первое лицо"*(1154); жалобы юридических или физических лиц на институт Сообщества, бездействие со стороны которого "в отношении их лиц" не приводит к принятию актов иных, нежели рекомендации и заключения, и др.*(1155) Значительное расширение юрисдикции Суда первой инстанции имело место вскоре после его образования в 1993 и 1994 гг., когда решениями Совета к компетенции Суда было отнесено, в частности, рассмотрение фактически "любой акции, предпринятой юридическими или физическими лицами, оспаривающими правомерность актов того или иного института Сообщества"*(1156). К юрисдикции данного Суда было отнесено также рассмотрение всех исков, связанных с договорной и внедоговорной ответственностью; с нарушением правил торговли; дел, касающихся борьбы с демпингом, и т.д.*(1157) Дальнейшее расширение юрисдикции Суда первой инстанции было предопределено Ниццким договором (2001 г.) и новым Статутом суда, в соответствии с которыми к его компетенции были отнесены рассмотрение и принятие решений по некоторым вопросам в преюдиционном порядке, а также были даны полномочия вместе с Судом справедливости "каждому в рамках своей юрисдикции" обеспечивать соответствие нормативных правовых актов Евросоюза и Сообществ учредительно-договорным актам. Кроме того, в Ниццком договоре было предусмотрено формирование Советом по инициативе Комиссии или же по представлению Суда справедливости так называемых судебных палат или коллегий (judicial panels), которые "могут быть приданы Суду первой инстанции" и которые предназначены, как гласит ст. 220 Договора, учреждающего Европейское сообщество, для реализации своей компетенции "в определенных, конкретных сферах" (ст. 220). Создание нового судебного учреждения, обусловленное необходимостью ослабить перегрузки в работе действующих судов, с неизбежностью повлечет за собой не только новое перераспределение юрисдикции судебных органов, но и усиление требования к более строгому соблюдению закрепляющих сферу деятельности и компетенцию Суда первой инстанции и Суда справедливости нормативов. В настоящее время спорные или нечетко обозначенные прерогативы данных судов решаются в соответствии со Статутом Суда справедливости*(1158) следующим образом: а) в случае установления Судом первой инстанции, что рассматриваемое им дело относится к компетенции Суда справедливости, он немедленно отправляет его в этот Суд; б) если в подобной ситуации оказывается Суд справедливости, то он поступает таким же образом, отправляя неподсудное ему дело в Суд первой инстанции. При этом последний не может, ссылаясь на недостаточную компетенцию, уклоняться от рассмотрения переданного ему дела; в) в тех случаях, когда в обоих судах рассматриваются сходные дела, в частности касающиеся толкования или юридической силы тех или иных решений, то Суд первой инстанции вправе приостановить рассмотрение вопроса до тех пор, пока Суд справедливости не примет своего решения; г) при аналогичных обстоятельствах Суд справедливости может также, приостановив рассмотрение дела, дать возможность Суду первой инстанции продолжить слушание дела; д) во всех тех случаях, когда государство-член и институт Сообщества оспаривают один и тот же акт, Суд первой инстанции должен исходить из недостаточности своей юрисдикции (shall decline jurisdiction) для рассмотрения данного вопроса с тем, чтобы он был решен Судом справедливости*(1159). Наряду с названными, в действующих нормативах имеют место и другие нюансы, связанные, с одной стороны, с разграничением компетенции данных судебных органов, а с другой - с определением места и роли Суда первой инстанции в судебной системе Европейского союза и Сообществ. Глава VII. Право Европейского союза и национальное право § 1. Взаимосвязь и взаимодействие правовой системы Евросоюза с правовыми системами государств-членов: характер, формы, принципы 1. Анализ многочисленных академических и иных источников, а также сложившейся в процессе европейской интеграции практики взаимоотношений Европейского союза с государствами - его членами со всей очевидностью свидетельствует о том, что вопросы взаимосвязи и взаимодействия их правовых систем, наряду с экономическими, политическими и иными проблемами, всегда находились в центре внимания исследователей-теоретиков и практиков*(1160). Одна из причин этого заключается в том, что с помощью права и сквозь призму права зачастую легче заметить и глубже понять многие из тех теоретически и практически значимых проблем, которые возникают как в различных сферах жизнедеятельности Европейского союза, так и в его отношениях с национальными государствами. В научной литературе в связи с этим верно подмечалось, что "соотношение права сообществ и национального права точнее и полнее, чем любой другой показатель, характеризует не только общее назначение сообществ, их природу и главные цели, но и достигнутый уровень интеграции в ее реальном выражении"*(1161). Никакие декларации, ни даже согласованные намерения лидеров стран-участниц не способны привести к искомым результатам, "если не будет обеспечена корреляция между системами двух уровней, на одном из которых находятся сообщества, а на другом - государства-члены"*(1162). Аналогичного мнения относительно важности проблем соотношения европейского наднационального и национального права придерживаются также многие другие исследователи, рассматривающие Евросоюз вместе с его политической и правовой системами в виде своего рода "центральной арены для транснациональной кооперации и разрешения наднациональных проблем"*(1163), исходящие из того, что в процессе взаимосвязи и взаимодействия данных явлений происходит не односторонняя, как это иногда утверждается в литературе, а двусторонняя "трансформация" как национальных, так и наднациональных институтов и правовых систем*(1164). 2. Будучи взаимосвязанными и взаимодействующими между собой, правовые системы Европейского союза и государств-членов, несмотря на затронувшие их вместе с экономической политикой и другими сферами жизни европейского общества интегративные процессы, выступают как относительно самостоятельные, автономные, дополняющие и воздействующие друг на друга явления, институты и учреждения*(1165). Правовые системы государств-членов в формально-юридическом, институциональном, функциональном и иных планах неизменно проявляются как традиционные, "классические", относительно самостоятельные системы, вобравшие в себя многовековой опыт и традиции, свойственные каждой из входящих в сферу действия европейского права национальных правовых систем. Их относительная автономия и самостоятельность, уровень и характер которых довольно обстоятельно обсуждаются в западной юридической литературе, предопределяются уровнем и характером самостоятельности и автономии самых национальных государств, "остающихся центральным действующим звеном в Европейском союзе"*(1166). Что же касается правовой системы Евросоюза, то она, находясь по своей природе и характеру между национальной и международной правовыми системами, являет собой новый, далеко не классический и не стандартный вариант данного явления*(1167). Рассматривая эту систему под углом зрения ее взаимосвязи и взаимодействия с национальными правовыми системами, исследователи не без оснований указывают прежде всего на то, что правовая система Евросоюза: а) это еще не сложившаяся полностью, а формирующаяся правовая система, не имеющая своих традиций и уступающая в этом отношении, а также в плане своей внутренней организации национальным правовым системам; б) это комплексная правовая система, с одной стороны, вбирающая в себя некоторые черты и особенности национального и международного права, а с другой - продуцирующая свои собственные, "уникальные юридические конструкции, впервые здесь разработанные и апробированные на практике"*(1168); в) это наднациональная правовая система, обладающая приоритетом по отношению к национальным правовым системам, обеспечивающимся в первую очередь Европейским судом справедливости, который является "главной и конечной инстанцией" в процессе толкования распространяющихся на все национальные правовые системы государств-членов учредительные договорные акты*(1169); г) это "генерирующая" правовая система, которая не только складывается из обязывающих все потенциальные и реальные субъекты права положений учредительных договоров, но также вбирает в себя нормы, содержащиеся в актах, исходящих от уполномоченных на их издание институтов Евросоюза и Сообществ, а также в "неписаном" праве, формируемом Европейским судом, и д) это относительно самостоятельная и автономная правовая система, выступающая в качестве таковой по отношению как к международному, так и к национальному праву*(1170). Если применительно к национальным правовым системам в основе данного их качества, равно как и легитимности обеспечивающего их реализацию государства, лежит воля немецкого, французского, испанского или иного государствообразующего народа и соответствующей нации, то в основе относительной самостоятельности и автономности права Европейского союза, равно как и самого этого надгосударственного образования, лежит в силу отсутствия европейского народа как такового и европейской государство-, а точнее надгосударствообразующей нации "вторичная" после народной воля входящих в Европейский союз государств. Исходя из этого в плане юридической природы и легитимности вполне логично и оправданно в целях более глубокого и разностороннего представления о характере, формах, принципах и других сторонах и аспектах взаимоотношений искомых правовых систем было бы рассматривать национальное право государствчленов как первичное, исходное явление, а право Европейского союза и Сообществ - соответственно как нечто внешнее по отношению к нему, вторичное. В научной литературе неслучайно поэтому авторы, стоящие на позициях традиционного государственного суверенитета, при анализе характера отношений права Европейского союза и национального права государств-членов теоретически исходят из того, что в силу своей юридической природы и особенностей легитимности правовую систему Евросоюза следует рассматривать как "внешнее", а правовые системы государств-членов - как "внутреннее" право. Соответственно и отношения между ними необходимо трактовать не иначе как отношения, возникающие не в рамках одного разделенного на различные составные части правового массива, а между разными правовыми массивами*(1171). Однако это теория. Практика же такова, что с помощью учредительных договорных актов, с одной стороны, обязывающих государства-члены, используя свои разнообразные, в том числе правовые, средства, всячески способствовать выполнению задач Сообщества и воздерживаться от принятия каких бы то ни было, в том числе правовых, мер, "способных поставить под угрозу достижение целей", обозначенных в договорах, а с другой - закрепляющих статус права Сообщества на территории государств-членов*(1172), - благодаря этим и другим им подобным положениям грань между искомыми правовыми системами если не нивелируется в значительной мере, то постепенно стирается. По мнению некоторых исследователей, затрагивающих данную тему, "главной тенденцией эволюции права Европейского союза является его сближение по ряду формальных и сущностных характеристик с национальным (внутригосударственным) правом при сохранении и творческом развитии его международно-правовых черт"*(1173). Несомненно, для такого и ему подобного утверждения о сближении европейского наднационального права с национальным есть определенные основания, если иметь в виду тот факт, что обе правовые системы базируются на однотипной экономической, политической, социальной, идеологической и иной основе; имеют одинаковую социально-политическую сущность и содержание; проявляются в виде некоторых общих форм, таких, например, как судебный прецедент и общеправовые принципы; преследуют на наднациональном уровне общие для Евросоюза и государств-членов цели и решают общие для них всех общесоюзные задачи; выражают и защищают, хотя и с переменным успехом, в силу возникающих в ряде случаев противоречий и трудностей сочетания наднациональных компонентов с национальными, общие, "интегративные" интересы*(1174). Иными словами, существует реальная юридическая и фактическая база для сближения "по ряду формальных и сущностных характеристик" правовой системы Евросоюза с национальными правовыми системами государств-членов и соответственно для изменения характера отношений между ними, когда одна система предстает по отношению к другой как "внешнее" явление к внутреннему, а вторая - как "внутреннее" - ко внешнему. Однако, говоря о сближении правовых систем, следует обратить внимание, во-первых, на то, что это односторонний процесс, при котором правовая система Евросоюза, следуя логике такого рода суждений, приближается по своим сущностным и формальным характеристикам к классической модели национальных правовых систем, а не наоборот. А, во-вторых, такое сближение имеет свои объективные и субъективные пределы и стоящие на этом пути препятствия, проявляющиеся в виде далеко не всегда совместимых между собой формируемых наднациональных и веками существующих национальных традиций и интересов; в виде многочисленных противоречий между государствами-членами, с одной стороны, и Евросоюзом и Сообществами - с другой, а также в виде вполне реальных опасений государств-членов по поводу утраты в будущем своей исторической, национальной, культурной и иной идентичности и самобытности*(1175). В самом начале, когда только создавалось Европейское экономическое сообщество, отмечают в связи с этим западные авторы, никто из представителей национальных государств даже не помышлял о том, что это надгосударственное образование вместе с его правовыми и иными атрибутами сможет когда-либо "заменить собой или даже ослабить национальное государство"*(1176). Хотя, добавляют они, уже в то время многие идеалисты, "в том числе федералисты и неофункционалисты стремились к различным формам радикальной трансформации национального государства и даже к вытеснению его наднациональным образованием с властными полномочиями, которые были бы переданы ему от национальных государств"*(1177). Легко заметить, что в данном случае, равно как и в других аналогичных случаях, пределы сближения правовой системы Евросоюза с национальными правовыми системами, а соответственно и характер их отношений между собой обусловливаются сохранением самостоятельности и самобытности государствчленов*(1178) не только на ранних стадиях развития процесса европейской интеграции, но и в будущем. Несмотря на то что процессы глобализации, проходящие на макроуровне, и процессы европеизации, проходящие "на более конкретном уровне", а именно - на уровне Европейского континента, замечают по этому поводу исследователи, стимулировали развитие процесса конвергенции национальных и общеевропейских политических и правовых систем, однако в настоящее время между ними "все еще сохраняется колоссальная дивергенция". Это означает, что европейские государства вместе с их политическими и правовыми системами "следовали своим собственным, отличающимся от других путем" не только в прошлом, но "вполне вероятно, они будут делать это и в будущем"*(1179). Национальная политика в широком смысле, в том числе в области права, далеко не одинакова у каждого из государств-членов, "даже тогда, когда они воспринимают как нечто образцовое правила и регламенты Европейского союза"*(1180). В отличие от авторов, связывающих пределы сближения и характер отношений правовой системы Евросоюза с правовыми системами государствчленов, с сохранением относительной самостоятельности и самобытности последних как в настоящем, так и в будущем, другие исследователи, не касаясь политико-правовых судеб государств-членов и их права, вместе с тем предрекают относительно правовой системы Евросоюза, что она как "уникальная правовая система будет с неизбежностью отличаться от двух сплавленных вместе базовых компонентов" - национального и международного права и что она "будет обладать принципиально новыми качествами, многие из которых нам еще не известны"*(1181). Не вдаваясь в анализ обоснованности суждений относительно пределов сближения правовой системы Евросоюза с национальными правовыми системами и характера их взаимосвязи и взаимодействия в будущем, более рациональным, как представляется, будет сосредоточить внимание на тех реалиях в данной области, которые имеют место в настоящем. 3. А реалии эти заключаются в следующем: а) независимо от того, как будут складываться отношения между наднациональной и национальными правовыми системами в будущем, в настоящее время они существуют как относительно самостоятельные друг по отношению к другу и взаимодействующие между собой феномены; б) характер отношений между ними по существу своему является иерархическим: действует принцип верховенства права Евросоюза и сообществ по отношению к национальному праву; в) помимо общего с наднациональным правом "поля деятельности" - сферы общественных отношений, регулируемых с помощью норм, содержащихся в обеих искомых правовых системах, каждая национальная правовая система имеет свой собственный предмет регулирования в виде совокупности общественных отношений, опосредуемых нормами конституционного, уголовного, уголовно-процессуального, налогового, финансового и ряда других отраслей национального права и г) в отношениях между рассматриваемыми правовыми системами все четче проявляется тенденция усиления роли и влияния европейского права на национальное, расширения сферы его применения и, соответственно, сужения сферы "приложения" национального права. Идет постепенный, периодически замедляющийся, а иногда даже дающий значительные сбои, как это было в случае с Евроконституцией, но непрерывный процесс вытеснения с регулятивного европейского поля национального права наднациональным, процесс европеизации национального права. Даже в отношениях таких сугубо национальных правовых институтов, которые связаны с налогами и иммиграцией, констатируют исследователи, где "в принципе государства-члены свободны действовать так, как они считают нужным", даже в этой сфере установлены жесткие требования, направленные на то, чтобы не допускалось нарушения права Евросоюза и Сообществ*(1182). Свидетельством европеизации национального права, нередко трактуемой как "особый случай глобализации", связанный с "усиленным распространением" наднационального права на территории национальных государств*(1183), является, с одной стороны, последовательное расширение сферы регулятивного воздействия права Евросоюза и сообществ на общественные отношения, возникающие в территориальных пределах национальных государств, а с другой - нарастающее число нормативных правовых актов наднационального характера, направленных на регулирование этих отношений. Так, если в 1983 г. от наднациональных органов и институтов исходило 4566 таких актов, то в 1989 г. их было уже почти в два раза больше, а именно - 9767 актов. Общее же число наднациональных нормативных правовых актов, принятых за эти годы европейскими органами и институтами, приблизилось в декабре 1998 г. к 53 тысячам и составило 52 799 актов*(1184). В особенности это коснулось, по заключению экспертов, таких отраслей национального права, как административное, экологическое и финансовое право, европеизация которых породила множество противоречий между наднациональным и национальным правом и череду "интенсивных споров" по поводу "способности и возможности правовых систем государств-членов" отвечать на эти "вызовы"*(1185). При этом в системе административного права государств-членов в контексте набирающего силу по мере развития европейской интеграции процесса европеизации обычно выделяется три группы "нормативных положений", содержащихся в различных административных и иных актах. Это: а) правовые нормы и принципы, издаваемые и применяемые различными органами и институтами Европейского союза и Сообществ; б) нормы права, содержащиеся в актах, издаваемых "в основном" различными государственными органами "под сильным влиянием норм и принципов европейского права" с целью их реализации на территории, находящейся под юрисдикцией национальных государств, и в) группа правовых норм, наполняющих содержание ряда национальных правовых актов, не имеющих прямого отношения к процессу применения европейского права, но тем не менее "находящихся под сильным воздействием этой системы права, оказывающей значительное влияние на развитие и трансформацию национальных правовых систем"*(1186). Разумеется, действие данных и других им подобных нормативных положений европейского права не ограничивается лишь сферой применения норм административного права, а все больше распространяется и на сферы регулятивного воздействия других отраслей права. Это недвусмысленно свидетельствует о том, что по мере дальнейшего развития процесса европейской интеграции одновременно с ним, как его прямое следствие, расширяется и углубляется также и процесс европеизации национальных правовых систем, обусловливающий иерархический характер отношений наднационального и национального права, в основе которого лежит принцип верховенства первого по отношению ко второму*(1187). Развитие этого далеко не всегда гладко проходящего процесса вполне естественно порождает самые противоречивые взгляды и отношения к нему, как оптимистичные, так и в той или иной мере пессимистичные. Так, одни авторы, анализируя характер взаимосвязи и взаимодействия наднациональной и национальных правовых систем, в частности на примере общего права Великобритании, считают, что в настоящее время "просто нереалистично рассматривать английскую правовую систему и источники английского права в отрыве от права Европейского союза" и что "чем быстрее осознается факт важности европейского права и придет понимание того, что это право не является иностранным по отношению к правовой системе Великобритании правом, навязанным Брюсселем, тем будет лучше" в плане эффективности как английского, так и общеевропейского права*(1188). Другие же исследователи акцентируют внимание на традиционной, сохраняющейся и в настоящее время относительной самостоятельности и самодостаточности национальных правовых систем и, как следствие, - на том, что расширение и усиление права Европейского союза и Сообществ на территории государств-членов разрушает "различными путями" национальные традиции и в этом смысле ослабляет механизм правового регулирования в этой стране*(1189). Наряду с названными в западной юридической литературе высказываются в отношении последствий процесса европеизации национального права и характера его отношений с наднациональным правом также и другие, в той или иной мере оптимистичные или, наоборот, пессимистичные мнения. Однако независимо от взглядов на эту проблему значительная часть авторов исходит из того, что: а) на Европейском континенте идет процесс сближения наднациональной и национальных правовых систем; б) этот процесс имеет по существу односторонний характер: правовая система Евросоюза оказывает несравнимо большее влияние на правовые системы государств-членов, нежели они воздействуют на нее; в) процесс европеизации объективно ограничивает относительную самостоятельность и автономию национального государства и права как таковых*(1190); г) этот процесс протекает на разных уровнях, включая конституционный, и проявляется в разных формах, таких как гармонизация действующего законодательства, кооперация, имплементация, координация и др.*(1191); д) взаимосвязь и взаимодействие искомых правовых систем - права Евросоюза и права государств-членов строится на иерархической основе, на приоритете первого по отношению ко второму; е) процесс европеизации самой логикой своего существования и развития направлен на расширение сферы применения права Евросоюза и сообществ и, как следствие, - на сужение сферы применения национального права*(1192). Среди различных путей, или, как их называют в научной литературе, "векторов европеизации" как таковой вообще и европеизации права, в частности, проявляющейся в воздействии европейского права на национальное, выделяют векторы воздействия европейского публичного права на национальное публичное и отдельно - на национальное частное право, а также векторы влияния европейского частного права на национальное частное и отдельно - на национальное публичное право*(1193). Наряду с этим выделяют и рассматривают основные пути и формы "адаптации" национального права и его многочисленных институтов к наднациональному праву и его институтам. В отличие от прямого воздействия права Евросоюза на национальное право это своего рода обратное воздействие национального права на наднациональное, в результате чего складывается в конечном счете характер отношений искомых правовых систем в настоящем и, возможно, в обозримом будущем. § 2. Верховенство права Европейского союза по отношению к национальному праву государств-членов 1. При рассмотрении характера взаимосвязи и взаимодействия правовой системы Евросоюза и правовых систем государств-членов в отечественной и зарубежной литературе особое внимание уделяется верховенству наднационального европейского права по отношению к национальному*(1194). В социально-правовом плане при этом верховенство в одних случаях представляется в виде нормативно-значимого положения, распространяющегося на право Европейского союза и государств-членов. В других - в виде прецедента, сформулированного Европейским судом справедливости. В третьих случаях верховенство видится в виде одного из ведущих общих принципов права Европейского сообщества, выступающего в системе других его общих принципов, таких как принцип охраны прав и свобод личности, принцип субсидиарности, принцип пропорциональности, недопущения дискриминации, принцип защиты от недобросовестной конкуренции и др. Наконец, в четвертых случаях оно представляется в форме некой сформировавшейся в процессе реализации права Европейского союза доктрины. Однако, несмотря на разноголосицу в наименовании и видении верховенства как общего принципа права Евросоюза, сформировавшейся доктрины или иных его форм и проявлений, суть и содержание данного правового феномена сводится в конечном счете к тому, что он: а) закрепляет приоритет норм наднационального, общеевропейского права над национальным, права Европейского союза над правом государств-членов; б) устанавливает, что юридическая сила первых превышает юридическую силу последних*(1195); в) исходит из того, что нормы национального права не могут и не должны находиться в противоречии с нормами наднационального права, и наоборот. При этом презюмируется, что реализация принципа, или доктрины верховенства права Европейского союза, "даже если она влечет за собой отмену или изменение национальных законодательных актов, противоречащих наднациональному законодательству", играет тем не менее трудно переоценимую роль как в установлении и поддержании "конституционной определенности" в искомых - национальных и наднациональной - правовых системах, так и в их развитии*(1196). Будучи одним из основных и одним из наиболее значимых принципов права Евросоюза, принцип его верховенства не получил своего, как это следовало бы ожидать, прямого провозглашения и утверждения ни в учредительных, ни в последовавших за ними договорах или изданных на их основе и в развитие заложенных в них положений нормативных правовых актов. Ни один из договоров, касающихся вопроса о соотношении права Европейского союза и национального права, констатируется в связи с этим в западной юридической литературе, "не указывает на то, что нужно делать, когда возникает противоречие между наднациональным и национальным правом". Здесь нет такой статьи (supremacy сlause), как это имеет место "по аналогии" в Конституции США, которая бы указывала на верховенство одних норм или актов по отношению к другим*(1197). В то же время, как верно подмечают исследователи, данный вопрос является "абсолютно важным (absolutely critical)"*(1198) для успешной реализации правовых норм Европейского союза независимо от того, содержатся ли они в учредительных договорных актах, директивах, регламентах, решениях судов, в общих принципах права Европейского союза или же в любых иных формах и проявлениях. Данное "упущение", предполагают авторы, "вероятно, было связано с самого начала с тем, чтобы обеспечить беспрепятственное прохождение" учредительных договорных актов через национальные парламенты, их успешную ратификацию, имея при этом в виду то обстоятельство, что закрепление в договорах положения о верховенстве наднационального права над национальным могло бы вызвать со стороны государств-членов в лице их парламентов вполне возможные и ожидаемые в тот период резкие возражения. Но поскольку проблема противоречий между правом Европейского союза и правовыми системами государств-членов "не исчезла и не разрешилась сама собой", то властным структурам Евросоюза ничего другого не оставалось делать, как "передать ее рассмотрение и решение в Европейский суд справедливости"*(1199). 2. Последний же, определяя характер отношений Европейского сообщества с государствами-членами и как следствие - характер отношений между их правовыми системами, еще в начале 1960-х годов при рассмотрении дела VanGena en Loos (26/62) указал на то, что государства-члены при передаче своих полномочий Евросоюзу тем самым "ограничили свои суверенные права, хотя и в пределах лишь некоторых узких сфер". Применительно к рассматриваемой проблеме это, помимо всего прочего, означало не что иное, как косвенное признание приоритета актов Сообщества, принятых в "узких (ограниченных) сферах" на основе делегированных ему от государств-членов суверенных прав, по отношению к соответствующим национальным актам. Следующим шагом Суда на пути признания верховенства права Европейского сообщества было решение по делу Costa v. ENEL (в отечественной литературе его именуют как "дело Коста"*(1200)), вынесенное Европейским судом по запросу одного из итальянских судов в 1964 г. В этом решении Судом впервые было высказано прямое признание верховенства права Европейского сообщества по отношению к праву государств-членов. Отмечая, что Договор об учреждении Европейского экономического сообщества положил начало формированию Сообществом "своей собственной правовой системы", которая является "неотъемлемой частью национальных правовых систем" и которую судебные органы государств-членов обязаны соблюдать и применять, Суд вынес вердикт, устанавливающий приоритет права Европейского сообщества над национальным правом, согласно которому нормативные правовые акты, изданные на основе положений, содержащихся в учредительном договоре, не могут быть отменены или изменены любыми внутригосударственными актами, поскольку это может самым негативным образом сказаться на правовой основе и системе всего Сообщества. Окончательное решение Суда в плане рассматриваемого вопроса в итоге сводилось к тому, что передача государствами-членами "из своих внутренних (domestic) правовых систем в правовую систему Сообщества прав и обязанностей, вытекающих из Договора, сопровождается постоянным ограничением их суверенных прав, по отношению к которому не может превалировать более поздний односторонний акт, несовместимый (incompatible) с концепцией Сообщества"*(1201). К такому общему, принципиально важному для сохранения и дальнейшего развития Европейского сообщества и его правовой системы выводу Европейский суд справедливости в данном случае, равно как и в других подобных случаях, пришел на основе рассмотрения конкретного дела. Суть дела Costa v. ENEL, о котором идет речь, кратко сводилась к следующему. Г-н Коста - владелец акций итальянской компании Edison Volta, "занимавшейся выработкой и распределением электроэнергии в стране", обратился в суд г. Милана с иском о возмещении вреда, причиненного ему, с его слов, национализацией этой компании. Иск был обращен к вновь созданной компании ENEL. Оспаривая правомерность этой национализации, заявитель утверждал, что она была проведена в нарушение ряда положений Римского договора 1957 г. Поскольку вопрос касался наднационального права, то суд г. Милана, действуя в соответствии с существующими нормативами, обратился в Европейский суд за разъяснением и толкованием соответствующих положений Договора. Однако еще до получения разъяснения Конституционный суд Италии, взяв на себя инициативу рассмотрения вопроса, связанного с правомерностью создания компании ENEL, пришел к выводу о том, что поскольку Римский договор был ратифицирован парламентом страны с помощью принятия национального акта, изданного позднее договорного акта, то исходя из этого положения более позднего акта в случае возникновения коллизий с наднациональным правом должны обладать приоритетом по отношению к соответствующим положениям Договора. Не соглашаясь с решением Конституционного суда Италии, Европейский суд указал на то, что Сообщество, обладая "реальной властью, возникающей у него в силу ограничения национального суверенитета и передачи ему части властных полномочий от национальных государств", принимает также правовые акты, хотя и не во всех сферах, которые являются обязательными для исполнения как наднациональными, так и национальными органами и институтами*(1202). Таким образом, данное заключение Европейского суда справедливости вместе с его окончательным выводом по делу Costa v. ENEL положило начало созданию прецедента, согласно которому наднациональное европейское право обладает верховенством по отношению к национальному праву. Создание такого прецедента, ставящее фактически наднациональное право в значительной его части над национальным, а вместе с тем по логике вещей и характеру принимаемых решений - наднациональные суды над национальными примечательно еще тем, помимо самого факта появления этого стратегически важного для будущего Европейского сообщества акта, что оно в определенной мере идет вразрез с западноевропейской официальной доктриной, исходящей, нередко вопреки очевидной реальности, из того, что в отношениях между этими судебными органами "нет признаков иерархии, а только кооперация", что Европейский суд в своих решениях "вовсе не претендует на старшинство (superiority)", а лишь на сотрудничество*(1203). Он постоянно указывает на то, что как национальные суды, так и суды Сообщества играют свою собственную роль в процессе применения европейского права*(1204). Оказывая помощь национальным судам путем принятия обязательных для них актов толкования европейского права, утверждают западные исследователи, Европейский суд справедливости неизменно руководствуется принципами сотрудничества, а не соперничества или иерархического соподчинения национальных судебных органов наднациональным. И большинство национальных судов "разделяют это мнение"*(1205). Однако, говоря о принципах сотрудничества в отношениях между различными судебными органами, а не соперничества или иерархичности, западные авторы, занимающиеся изучением данных вопросов, особо обращают внимание на то, "во избежание недопонимания (misunderstood)", что "кооперация" национальных судов с наднациональными вовсе не означает необязательности для них актов толкования европейского права - так называемых предварительных заключений (preliminary rulings), принимаемых Европейским судом справедливости, ибо это не просто мнение Суда, имеющее факультативный характер, а имеющий значительную силу юридический акт, "который национальные суды не могут игнорировать"*(1206). Получив прямое признание и юридическое закрепление в прецеденте Европейского суда, созданного при рассмотрении им в 1964 г. дела Costa v. ENEL, принцип верховенства права Европейского сообщества нашел свое дальнейшее развитие в других касающихся характера отношений между искомыми правовыми системами его решениях и заявлениях. Так, в 1970 г. Суд в развитие доктрины верховенства европейского права по отношению к национальному праву сформулировал положение, согласно которому законность и достоверность (validity) принятых на уровне Европейского сообщества мер, равно как и их эффективность на уровне национальных правовых систем государств-членов, не могут быть подвергнуты сомнению на том основании, что "они направлены или противоречат принципам национальных конституционных мер и учреждений"*(1207). В 1977 г., закрепляя принцип верховенства права Европейского сообщества, Европейский суд справедливости (в деле Simmenthal 106/77) пошел, по мнению аналитиков*(1208), еще дальше, указав на то, что "любой национальный суд" обязан применять право Сообщества "во всей его полноте" и что он "соответственно обязан оставлять без внимания (отвергать - set aside) любые положения национального права", которые "могут противоречить ранее принятым или более поздним правовым нормам", составляющим содержание актов Сообщества. В заключение этого дела Суд указал на то, что "в соответствии с принципом приоритета права Сообщества соотношение между предписаниями (учредительного) Договора и подлежащими непосредственному применению актами институтов, с одной стороны, и национальным правом - с другой, является таковым, что с момента вступления в силу данных положений (права Сообщества) они не только автоматически делают не подлежащей применению любую действующую норму национального права, которая им противоречит... но также препятствуют законному принятию новых национальных законодательных актов, в той мере, в каковой они будут несовместимы с предписаниями Сообщества"*(1209). Помимо названных дел и решений, вопросы становления и развития принципа верховенства наднационального права по отношению к национальному праву неоднократно затрагивались Европейским судом и в других последовавших за ними делах. При этом Суд выделял и рассматривал данный принцип не только сам по себе, но и в системе других, касающихся взаимоотношений искомых правовых систем, принципов, таких, в частности, как принципы прямого и косвенного воздействия европейского права на национальное, принцип государственных обязательств и ответственности государств-членов, связанных с применением надгосударственного права во внутригосударственном, и др.*(1210) Особое внимание в связи с реализацией принципа верховенства европейского права, а вместе с тем и опосредуемых им целевых установок Европейского сообщества, Европейский суд уделял наряду с ролью национальных судов в этом процессе также значимости и ответственности в целом самих государств-членов. Опираясь на положения ст. 10 Договора об учреждении Европейского сообщества, обязывающей государства-члены предпринимать все необходимые меры для обеспечения обязательств, вытекающих из данного Договора, и воздержания от принятия любых, в том числе правовых, мер, которые поставили бы под угрозу достижение целей, обозначенных в этом Договоре, суд активно применял, в частности, ст. 226 и 227 Договора, предусматривающие право Еврокомиссии и государств-членов обращаться к нему во всех тех случаях, когда, по их мнению, другие государства-члены уклоняются от выполнения своих предусмотренных Договором обязательств. Последние, имея довольно общий и в то же время весьма обширный, охватывающий самые различные сферы жизнедеятельности Европейского сообщества и государств-членов характер, прямо или косвенно касаются также и правовой сферы со всеми составляющими ее элементами, включая принцип верховенства европейского наднационального права по отношению к национальному праву, равно как и другие связанные с ним правовые принципы. Несоблюдение возложенных на государства-члены договорных обязательств неизбежно влечет за собой принятие по отношению к ним определенных мер воздействия со стороны надгосударственных органов и в первую очередь - со стороны Европейского суда. Если Суд, говорится по этому поводу в ст. 228 Договора, учреждающего Европейское сообщество, "признает нарушение со стороны какого-либо государствачлена обязательств, вытекающих из настоящего Договора, то это государство-член обязано принять необходимые меры для выполнения решения Суда ЕС", а если Суд установит, что "государство-член не выполнило его решения, он может обязать данное государство-член уплатить единовременную сумму или штраф"*(1211). Разумеется, данные санкции за нарушение принципа верховенства европейского права непосредственно не налагаются на государство или на его судебные органы, поскольку в Договоре прямо не предусмотрено обязательство государств-членов соблюдать данный принцип. Однако из этого вовсе не следует, что соблюдение данного принципа никак не обеспечивается надгосударственным принуждением*(1212). В силу того что, как показывает практика, принцип верховенства надгосударственного права не нарушается государствами-членами в лице их различных органов в "чистом виде", а по общему правилу его нарушение связано с нарушением других принципов европейского права и различных договорных обязательств государств-членов, то и санкции, связанные с его нарушением, следуют не в "чистом виде", а в контексте других соответствующих санкций. 3. Рассматривая процесс становления и развития принципа верховенства европейского права по отношению к национальному праву, а вместе с тем - его юридическое содержание и формы проявления, нельзя не обратить при этом внимание в плане его более глубокого и разностороннего познания на особенности его различных сторон и форм выражения. Среди таких особенностей принципа верховенства наднационального права по отношению к национальному следует выделить и указать прежде всего на широко объемлющий, своего рода универсальный характер данного принципа. Универсальность при этом понимается лишь в том смысле, что этот принцип: а) действует на территории не отдельных, а всех без исключения государств-членов; б) что приоритетом по отношению к нормам и положениям национального права обладают не только учредительные договоры - своего рода европейские конституционные акты, но и все другие нормативно-правовые акты, исходящие от Евросоюза и Сообществ; в) что европейское право обладает преимущественным действием не только по отношению к нормам национального обычного (текущего), но и конституционного права. По поводу последнего в научной литературе верно подмечалось, что при толковании термина "преимущественное действие права Сообщества" речь идет "не о сфере применения, ведущей к недействительности национального права, а об обычной процедуре применения, т.е. при коллизиях применяется право Сообщества, а не национальное право"*(1213). Последствием преимущественного действия права Сообщества, отмечают исследователи, является то, что "национальные суды должны предлагать эффективную правовую защиту от национального права, противоречащего праву Сообщества"*(1214). Говоря об универсальности принципа верховенства европейского права как об одной из его особенностей, следует обратить внимание на то, что универсальный характер данного явления отнюдь не тождественен его абсолютному характеру. Свидетельством тому является, во-первых, то обстоятельство, что хотя формально-юридически принцип верховенства права Евросоюза и Сообществ существует с момента его идентификации в наднациональной правовой системе постоянно, всегда, но в практическом плане он проявляется только тогда, когда возникает коллизия между правовыми нормами Евросоюза и Сообществ, с одной стороны, и нормами национального права, с другой. Констатируя тот факт, что в соответствии с доктриной верховенства Европейский суд справедливости "признал бесчисленное количество национальных правовых актов, находившихся в противоречии с соответствующими наднациональными актами, как не имеющими юридической силы", западные авторы особо указывают на то, что данные акты, несомненно, оставались бы по-прежнему действующими, "если бы они не вошли в противоречие с актами Европейского союза"*(1215). И, во-вторых, об относительно универсальном характере принципа верховенства европейского права по отношению к национальному праву свидетельствует то обстоятельство, что он не распространяется ни в какой форме и ни в каком виде на любые юридически значимые акты, регламентирующие отношения Евросоюза и государств-членов в сфере общей внешней политики и политики безопасности (так называемая "вторая опора" Европейского союза). Речь при этом идет о таких актах, закрепленных в Договоре о Европейском союзе (ст. 12), как решения, касающиеся определения "принципов общей внешней политики" государств-членов, "общих ориентиров" политики их безопасности, "общих стратегий" государств-членов в данной области, их "общих акций" и "общих позиций". Кроме того, имеются в виду и некоторые другие акты, практически используемые государствами-членами в данной сфере их отношений с Евросоюзом, такие, например, как декларации*(1216), принимаемые ими по тому или иному поводу, о которых ничего не говорится в Договорах и которые "не имеют определенной юридической природы"*(1217). В сфере отношений, возникающих в рамках "второй опоры" Евросоюза, и, соответственно, в вопросах, касающихся характера соотношения ("кооперация", субординация и т.п.) актов Евросоюза и государств-членов в данной сфере, Европейский суд справедливости не имеет никакой юрисдикции. В теоретическом и практическом плане это означает, что в случае возникновения противоречий между актами Евросоюза и государств-членов в области общей внешней политики и политики безопасности они разрешаются не на основе принципа верховенства европейского права по отношению к национальному, а на базе иных начал. Основная причина нераспространения действия принципа верховенства на данную сферу отношений Евросоюза и государств-членов, а вместе с тем на принимаемые ими в данной области акты заключается в том, что последние по общему правилу носят скорее политический, нежели юридический характер. Аналогичная ситуация с реализацией, а точнее, с нереализацией принципа верховенства имеет место не только в сфере общей внешней политики и политики безопасности, но и в области сотрудничества полиций и судебных органов государств-членов в уголовно-правовой сфере (так называемая "третья опора" Европейского союза), с той лишь разницей, что если в первой из них принцип верховенства права Евросоюза и Сообществ не реализуется вообще ни при каких обстоятельствах, то в области сотрудничества полиций и судебных органов государств-членов в уголовно-правовой сфере он осуществляется лишь частично*(1218) и при определенных условиях, определяемых вместе с частичной юрисдикцией Суда Евросоветом в отдельных конвенциях. В такого рода конвенциях, говорится в специальных изданиях, посвященных рассмотрению данных вопросов, "может быть предусмотрено предоставление Европейскому суду полномочий на толкование содержащихся в них положений, а также на выработку правил, касающихся реализации данных положений"*(1219). Обобщая все сказанное об универсальности принципа верховенства европейского права как об одной из его особенностей, следует заметить, что, будучи таковым формально-юридически, он довольно усечен и ограничен фактически. 4. Наряду с "ограниченной универсальностью" принципа верховенства следует обратить внимание также на такую его особенность, которая связана со способом его установления и осуществления*(1220). Рассматривая в плане сравнения с целью более глубокого понимания сути вопроса способ установления и осуществления принципа верховенства европейского права по отношению к национальному праву со способом установления принципа приоритета международного права по отношению к внутригосударственному праву, нельзя не заметить, что если в случае с приоритетом международного права решающую роль играют сами национальные государства в лице их соответствующих органов, то при разработке и "внедрении" принципа верховенства эту роль вместо государств выполняет Европейский суд. Это первое. Второе: если для реализации принципа приоритета международного права требуется согласие государств и закрепление его в их соответствующих, прежде всего в конституционно-правовых, актах, то для осуществления принципа верховенства наднационального права подобного согласия каждого отдельного государства вовсе не требуется. Безусловным верховенством на территории государств-членов обладают не только учредительные договоры, ратифицированные государствами, но и другие нормативно-правовые акты, исходящие от Европейского союза и Сообществ. И третье: если контроль за реализацией приоритета международного права на территории национального государства, признавшего данный принцип, осуществляют прежде всего его судебные органы, то контроль за соблюдением принципа верховенства европейского права по отношению к национальному праву осуществляет Европейский суд. Именно этот судебный орган выступает в качестве высшей инстанции, которая, руководствуясь принципом верховенства, решает все спорные вопросы, связанные как с толкованием наднационального права, так и с его применением*(1221). Именно этот орган является тем наднациональным механизмом, который осуществляет повседневный контроль за реализацией принципа верховенства европейского права по отношению к национальному праву и не допускает принятия никаких иных актов и принципов, которые бы препятствовали его осуществлению. Помимо названных, принцип верховенства наднационального права обладает также и иными особенностями, которые выделяют его среди других, тесно связанных с ним принципов, и которые способствуют повышению его роли и значения в процессе взаимосвязи и взаимодействия правовой системы Евросоюза с правовыми системами государств-членов. § 3. Принцип прямого действия права Европейского союза В системе разнообразных принципов права Европейского союза особое место занимает принцип прямого действия этого права в его отношениях с национальным правом. В правовой теории и практике этот принцип не без оснований, именуя "доктриной прямого действия", относят вместе с принципом верховенства европейского права к разряду фундаментальных принципов, на основе которых строится и "поддерживается европейский правопорядок"*(1222), рассматриваемый в настоящее время с подачи Европейского суда не иначе как в качестве "конституционного правопорядка"*(1223). Определяя характер взаимосвязи и взаимодействия права Европейского союза и национального права, исследователи верно подмечают, что в практическом плане осуществление принципа прямого действия права наряду с принципом его верховенства означает "для физических и юридических лиц возможность опираться на право Сообществ и добиваться его реализации через суды государств-членов", а для европейского правопорядка - его утверждение и развитие*(1224). В теоретическом и практическом плане принцип прямого действия европейского права проявляется в виде возможности и способности норм, содержащихся в актах, исходящих от органов и институтов Евросоюза и Сообществ, выступать в виде регулятора общественных отношений, возникающих на территории государств-членов, непосредственно, напрямую, без необходимости их ратификации или иных форм их официального признания со стороны государств. Такого рода прямое, беспрепятственное применение актов Европейского союза и Сообществ на территории государств-членов, несомненно, способствует усилению взаимосвязи и взаимодействия правовой системы данного национального образования с национальными правовыми системами и тем самым создает необходимые условия для повышения их общей слаженности и усиления эффективности. Говоря об этом, нельзя не согласиться с мнением, высказанным в литературе, о том, что если бы на пути прямого воздействия права Евросоюза и Сообществ на национальное право существовало "ограничение" в виде необходимости его ратификации или иной формы имплементации, то это право "утратило бы свою нынешнюю эффективность, поскольку необходимость согласительной процедуры поставила бы ее реализацию в жесткую зависимость от каждого государства-члена и общие интересы могли бы быть серьезно нарушены"*(1225). 2. Анализ действующего законодательства и судебной практики Европейского союза со всей очевидностью указывает на то, что хотя принцип прямого действия наднационального права представляется в виде фундаментального, а следовательно - в известной степени универсального принципа, который по логике вещей должен был бы распространяться на все без исключения акты, исходящие от наднациональных органов и институтов, однако это не совсем так*(1226). Данный принцип имеет широкоохватывающий, но отнюдь не всеохватывающий и к тому же довольно дифференцированный характер. Свое изначальное закрепление принцип прямого действия наднационального права получил в учредительных договорных актах Евросоюза и Сообществ, в частности в Договоре, учреждающем Европейское сообщество, и распространялся лишь на некоторые юридические акты, а именно на регламенты - "акты общего характера", являющиеся "обязательными во всех своих составных частях" как для наднациональных, так и для национальных органов и институтов и подлежащие "прямому применению во всех государствах-членах", а также на решения, содержащие в себе положения нормативного характера, принимаемые по каждому конкретному случаю, и являющиеся обязательными "во всех своих составных частях" для каждого субъекта права, "кому они адресованы", включая государствачлены, корпорации и другие юридические и физические лица*(1227). В более поздний период принцип прямого действия наднациональных актов был распространен практикой Европейского суда справедливости также на ряд других правовых актов, исходящих от различных органов и институтов Евросоюза, в том числе "в порядке исключения" - на директивы как на "инструмент" гармонизации и определенной унификации наднационального и национального права*(1228). В соответствии с судебной практикой 1980-х и 1990-х годов директива может иметь прямое действие в тех случаях, если она не была имплементирована, несмотря на истечение срока ее реализации в национальное право, и если она по своему содержанию является "достаточно конкретной, чтобы применяться в отдельном случае"*(1229). Прямое применение директивы основывается на принципе effect utile, направленном на придание правовым нормам Евросоюза и Сообществ максимальной эффективности. Прямое действие директив имеет так называемый вертикальный характер, означающий, что субъекты права юридические и физические лица, защищая свои интересы, могут ссылаться на директивы только по отношению к национальным государственным властям и судам (вертикальное действие по отношению к третьим лицам). Однако это действие директив, будучи ограниченным сферой взаимоотношений государства и граждан, не распространяется на взаимоотношения субъектов права - частных лиц и, соответственно, не создает для них никаких прав и обязанностей. Это означает, что прямое действие этих актов, распространяясь лишь на сферу отношений, возникающих между частными лицами и государством, и не затрагивая отношения, возникающие между юридическими и физическими лицами, имеют только вертикальный, но не горизонтальный характер*(1230), именуемый таковым и рассматриваемый в качестве такового во всех тех случаях, "когда один индивид выступает с претензиями по отношению к другому индивиду"*(1231) и когда в такого рода претензионных отношениях в качестве субъекта права, а точнее, в качестве одной из сторон, не выступает ни государственный, ни надгосударственный институт или орган. Уделяя значительное внимание прямому действию директив и выработке при этом определенных принципов и правил, Европейский суд справедливости, а вместе с ним и исследователи исходят из того, что: а) правовой основой принципа прямого действия директив, которые являются обязательными для каждого отдельно взятого государства-члена, какому они адресуются, "в том, что касается ожидаемого результата", служит, так же как и в отношении регламентов и решений, ст. 249 Договора, учреждающего Европейское сообщество; б) обязательность применения директив в случае их прямого действия, равно как и в других случаях, возлагается не только на национальные суды, но и на другие соответствующие органы государствчленов*(1232); в) во многих случаях принцип прямого действия распространяется не на всю директиву как таковую в целом, а только на отдельные ее положения или на ряд содержащихся в ней положений*(1233); г) помимо общих условий и требований, при соблюдении которых реализуется принцип прямого действия наднационального права по отношению к национальному, в случаях с прямым применением директив Европейский суд справедливости может вырабатывать также и специальные условия относительно каждого конкретного случая*(1234); д) в повседневной реальности принцип прямого действия европейского права зачастую реализуется не столько сам по себе, сколько во взаимосвязи и взаимодействии с другими соотносящимися с ним принципами (принцип верховенства наднационального права, принцип пропорциональности и др.). Основные положения, касающиеся прямого действия директив в целом или их отдельных составных частей, в значительной степени относятся также к прямому действию ряда других нормативных правовых и индивидуальных актов, издаваемых наднациональными европейскими органами и институтами. Хотя при этом, в силу того что принцип прямого действия, в отличие, скажем, от принципа верховенства наднационального европейского права по отношению к национальному, не имеет безусловного характера, не может быть полного совпадения требований и условий, при которых непосредственно применяется на территории национальных государств тот или иной наднациональный акт. Подобно тому как правовая теория и юридическая практика Европейского союза и Сообществ выработала целый ряд способов или форм "перехода" ("перемещение" - transposition) норм наднационального права в национальное, так и Европейский суд справедливости сформулировал, опираясь на соответствующие положения учредительных договоров, ряд прецедентных правил в виде определенных требований и условий, при наличии которых реализуется принцип прямого действия различных наднациональных актов. Среди наиболее распространенных форм "перехода" норм наднационального, в основе своей романо-германского, права в национальное, в частности в общее право Великобритании, выделяют такие, как инкорпорация норм и различных положений общеевропейского права в действующее национальное, в данном случае - английское право; принятие новых или изменение существующих национальных актов в плане реализации требований, содержащихся в национальных актах, и др.*(1235) Что же касается требований и условий прямого действия наднационального права по отношению к национальному праву своеобразной формы "перемещения", а точнее - "внедрения" первого во второе, то здесь применительно к различным группам наднациональных нормативно-правовых и иных актов существует свой дифференцированный подход*(1236). Признание конкретной нормы наднационального права как непосредственно действующей, резонно подмечается в связи с этим в научной литературе, "зависит, во-первых, от ее содержания, а во-вторых, от источника, в котором она закрепляется"*(1237). Исходя из этого все наднациональные нормативные правовые и иные акты с точки зрения возможности и степени их прямого действия или применения на территории государств-членов можно подразделить на следующие три группы: 1) на акты, которые в полном объеме и вне всяких условий имеют прямое действие. Это регламенты, решения и некоторые другие нормативные правовые и индивидуальные акты, исходящее от европейских негосударственных органов и институтов; 2) на акты, имеющие прямое действие лишь при соблюдении определенных условий и требований, сформулированных и закрепленных в соответствующих решениях Европейского суда справедливости. Это, в частности, директивы, договорные акты, заключаемые Европейскими сообществами с третьими странами, и ряд других актов. При этом, как верно замечают исследователи*(1238), нередко бывают такие ситуации, когда один и тот же источник включает нормы, одни из которых обладают прямым действием, а другие не имеют такового (например, нормы-цели, нормы-дефиниции и др.); 3) на акты, которые не могут ни при каких обстоятельствах и условиях в настоящее время иметь прямого действия. Речь идет, в частности, об актах, принимаемых в процессе сотрудничества полиций и судебных органов государствчленов в уголовно-правовой сфере. Это такие, например, акты, принимаемые "единогласно по инициативе любого государства-члена или комиссии" Советом, как рамочные решения, которые согласно Договору о Европейском Союзе являются обязательными для государств-членов "в отношении результата, которого нужно достичь, оставляя в то же время национальным инстанциям компетенцию относительно формы и методов достижения", но вместе с тем они "не могут иметь прямого действия". В данном случае имеются в виду рамочные решения, принятые в целях сближения "законодательных и регламентарных положений" государствчленов. Аналогично обстоит дело и с рядом других решений Совета, принимаемых в уголовно-правовой сфере сотрудничества полиций и судебных органов государствчленов в соответствии с Договором о Европейском союзе, которые хотя и являются для них обязательными, но тем не менее "не могут иметь прямого действия"*(1239). 3. В такого рода случаях, когда наднациональный акт, будучи обязательным по своей сути и характеру для государств-членов и их различных органов, но вместе с тем не имеет и не может иметь прямого действия, в отечественной и зарубежной литературе обычно квалифицируют как акт, подлежащий не прямому применению, а "опосредованному исполнению". Констатируя, что "в большинстве случаев право Сообществ исполняется государствами-участниками", авторы акцентируют внимание на том, что "следует непосредственное межгосударственное исполнение отличать от опосредованного межгосударственного исполнения"*(1240). При этом подчеркивается, что если при "непосредственном исполнении", т.е. при прямом действии, "процесс осуществляется за счет прямо применяемого первичного права, распоряжений и непосредственно действующих директив", то при "опосредованном межгосударственном исполнении" "работает" национальное право, имея в виду, что "исполнение осуществляется посредством издания национальных законов, постановлений и распоряжений"*(1241). Разумеется, что данные национальные акты издаются "на основе и во исполнение" соответствующих наднациональных актов, таких, в частности, как рамочные и иные решения, принимаемые в уголовно-правовой сфере и выступающие в качестве своего рода основы наднационального и национального законодательства в данной области*(1242). В процессе принятия и применения этих актов, являющихся составной частью, звеном "опосредованного исполнения" соответствующих наднациональных актов, так же как и в процессе прямого применения последних, когда это допускается действующими европейскими нормативами, законодатель должен руководствоваться такими общезначимыми принципами, как принцип эффективности, исходящий из того, что реализация норм, содержащихся в национальных актах, "не может быть практически невозможной или затрудненной"; принцип равнозначности, или эквивалентности, согласно которому "национальное право не может быть менее благоприятным" по сравнению с соответствующими нормами наднационального права и который направлен на "предотвращение пренебрежения при применении права Сообществ по отношению к сугубо национальным делам"*(1243), и др. Подразделение всего процесса реализации, а точнее - применения права Европейского союза и Сообществ на две составные части - "прямое применение во всех государствах-членах" и "опосредованное исполнение" - несомненно, носит довольно условный характер, имея в виду то обстоятельство, что некоторые наднациональные акты, в частности директивы, в одних своих составных частях могут иметь прямое действие, а в других - реализовываться путем "опосредованного исполнения". Аналогичным образом обстоит дело и с договорными актами, включая, естественно, и учредительные договоры, которые, по заключению экспертов, содержат в себе, с одной стороны, положения, подлежащие "прямому применению на территории государств-членов", а с другой - "общие положения", требующие для своей реализации на территории, находящейся под юрисдикцией государств-членов, принятия на национальном уровне специальных нормативных правовых актов*(1244). Европейский суд справедливости неоднократно указывал на то, что ряд положений, содержащихся, в частности, в Договоре об учреждении Европейского сообщества, в силу своего весьма общего характера "не могут иметь прямого действия"*(1245). Это касается, например, таких положений, по которым была обозначена позиция Европейского суда, как положения, связанные с реализацией принципа субсидиарности (ст. 5), с определением квот в сфере межгосударственной торговли (ст. 33), с реализацией принципа свободного движения капитала (ст. 67, 71), с осуществлением различных сторон и аспектов социальной политики государствчленов (ст. 117, 118) и др.*(1246) Наличие таких "двойственных" по своей природе и характеру с точки зрения прямого действия актов, как директива, равно как и многих общих положений учредительных и иных договоров, которые не могут быть реализованы непосредственно, а лишь путем издания соответствующих национальных актов, свидетельствует, помимо всего прочего, о том, что общеобязательный характер наднациональных правовых актов далеко не всегда соотносится с непосредственным характером их применения. Здесь имеет место определенный и вполне понятный "разрыв" между общеобязательностью наднациональных актов и непосредственностью их применения, реализацией их без помощи национальных актов. В известной мере он является порождением и одновременно отражением того соотношения полномочий в правотворческой и правоприменительной сфере, которое сложилось между наднациональными органами и институтами, с одной стороны, и суверенными национальными государствами, с другой. Имея общеобязательный и в этом смысле безусловный характер, многие наднациональные акты тем не менее полностью или частично "проникают" в национальные правовые системы не прямо, непосредственно, как это следовало бы осуществлять по отношению к общеобязательным актам, а "косвенно", опосредованно*(1247). В результате этого в национальных правовых системах, за исключением непосредственно реализуемых наднациональных актов, свидетельствующих о наличии у Евросоюза и Сообществ таких правотворческих полномочий, которые позволяют принимать акты, напрямую входящие в эти системы, сохраняется весьма значительный массив правовых норм, которые прямо или косвенно опосредуются национальными государствами. Его объем, равно как и сфера его применения, тесно связаны и полностью зависят от уровня развития процесса общеевропейской экономической, социальной, политической и иной интеграции вообще и государственно-правовой интеграции в частности. Усиление этого процесса неизбежно: сама логика развития событий ведет к увеличению объема и расширению сферы прямого применения на территории государств-членов правовых норм, порождаемых общеевропейскими органами и институтами, и, соответственно, к сокращению объема и сужению сферы применения правовых норм, прямо или косвенно опосредуемых государствамичленами. И наоборот, ослабление, а тем более торможение или развитие вспять данного процесса с неизбежностью приведет к обратному результату. А именно - к сохранению на прежнем уровне или расширению сферы действия национального права и, соответственно, - к сужению сферы, в том числе и прямого применения, наднационального права. 4. Рассматривая особенности принципа прямого действия права Европейского союза и Сообществ, необходимо заметить, что помимо классификации норм и юридически значимых положений на нормы и положения вертикального и горизонтального характера, нормы и положения прямого и опосредованного исполнения, а также на так называемые нормы "самоприменения"*(1248), многие западные авторы подразделяют нормы и положения прямого действия, а вместе с ними и соответствующие принципы на феномены под названием "прямое действие" (direct effect) и "прямое применение" (direct applicability). В отечественной литературе вслед за западными авторами, не разделяющими данные позиции, верно констатируется, что грань между этими понятиями "является весьма тонкой, и ее не всегда удается точно провести"*(1249). Ведь не случайно даже Европейский суд справедливости, как отмечают исследователи, далеко не всегда бывает последователен в данном вопросе, имея в виду, что в одних случаях он вообще не проводит различий между "прямым действием" и "прямым применением" наднационального права*(1250), а в других хотя и проводит между ними грань, но при этом допускается смешение используемых терминов и понятий*(1251). Не случайно и то, что среди экспертов в области общеевропейского права по данному вопросу никогда не было единого мнения, свидетельством чего является то, что одни авторы традиционно проводят различие между "прямым действием" национального права и его "прямым применением", другие рассматривают их как "равнозначные", а третьи исходят из того, что "хотя различие между этими понятиями существует, но их не следует преувеличивать" ("драматизировать" - to dramatize)*(1252). Однако как бы там ни было, факт остается фактом, что значительная часть исследователей-теоретиков и практиков считает необходимым не только проводить, но и тщательно учитывать в процессе познания характера отношений наднационального и национального права различие между "прямым действием" и "прямым применением" первого по отношению ко второму. Несмотря на зачастую допускаемую при этом терминологическую путаницу и подмену понятий, как об этом свидетельствуют источники*(1253), весь ход рассуждений авторов сводится в конечном счете к тому, что под "прямым применением" наднационального права понимается получение юридической силы национальными актами на территории государств-членов без принятия каких бы то ни было иных актов, вводящих их в действие. Данное представление о "прямом применении" и его понятие своим источником происхождения имеют, по заключению экспертов, монистическую концепцию международного права и адресуются в основном государствам-членам и их органам*(1254). Что же касается "прямого действия" (в немецком варианте - unmittelbare Wirkung) национального права*(1255), то, судя по многочисленным исследованиям, речь идет о непосредственном применении на территории государств-членов таких положений, содержащихся в учредительных договорных актах, которые: 1) в той или иной степени касаются прав и свобод индивидов; 2) могут и должны быть непосредственно обеспечены национальными судами; 3) являются четкими и ярко выраженными; 4) не требуют для своей реализации принятия каких-либо дополнительных актов или иных мер со стороны национальных органов и институтов, равно как и со стороны государств-членов; 5) в силу своей ясности и четкой выраженности не нуждаются в толковании; 6) не оставляют для государств-членов никакой "сколько-нибудь существенной свободы и возможности усмотрения" в процессе их применения*(1256). В числе такого рода положений, содержащихся в учредительных договорных актах и попадающих под категорию актов прямого действия, в научной литературе и в европейской судебной практике выделяют такие положения, которые касаются: запрещения дискриминации по национальному признаку; сохранения равной оплаты труда мужчин и женщин; недопущения принятия мер, которые в той или иной степени ограничивают права и возможности государств в сфере борьбы с монополизмом; обеспечения свободного перемещения товаров и рабочей силы в рамках Евросоюза в целом и каждого государства-члена в отдельности и др.*(1257) Наличие данных и иных им подобных четко выраженных по форме и юридически значимых по сути и содержанию положений учредительных договорных актов, применение которых напрямую, без каких бы то ни было дополнительных актов, обеспечивается судебными органами и свидетельствует, с одной стороны, об относительной широте сферы прямого действия национального права, а с другой - о ее сложности и внутренней противоречивости. Последнее особенно ярко прослеживается тогда, когда авторы пытаются проводить четкую, трудно проводимую грань между "прямым действием" и "прямым применением". Ведь по сути дела и то и другое является не чем иным, как формой прямой реализации общеевропейского права на территории традиционного действия национального права. Существующая же между ними разница, заключающаяся в основном в том, что нормы и положения одной из данных групп, непосредственно действующих на территории государств-членов, содержатся в актах, исходящих от наднациональных органов и институтов, а второй - в учредительных договорах, не имеет, как представляется, сколько-нибудь важного в теоретическом и практическом плане значения. Глава VIII. Соотношение права Европейского союза и международного права § 1. Традиционные доктрины и подходы к решению вопроса о соотношении международного, внутригосударственного и европейского права: монизм и дуализм 1. Проблема соотношения международного и внутригосударственного (национального) права, как известно, насчитывает не одну сотню лет, хотя теоретические конструкции в виде относительно завершенных концепций и доктрин появились лишь во второй половине ХХ в. Столь позднее появление их, по мнению ряда исследователей, объясняется прежде всего тем, что до конца XIX - начала XX в. в мире еще не сложилась единая международно-правовая система, в рамках которой действовали бы государства юридически равные между собой партнеры. Вместо единой международно-правовой системы функционировали лишь региональные правовые системы, а в качестве равноправных партнеров - субъектов международного права - в этот период выступали "почти исключительно только европейские и американские государства"*(1258). Что же касается вопроса о соотношении международного права и общеевропейского права - права Евросоюза и Сообществ, то, естественно, он возник лишь с образованием правовой системы последних. При этом, как показывает практика рассмотрения и попыток решения данного вопроса, несмотря на его специфику, обусловленную особенностями правовой системы Евросоюза и сообществ, в подавляющем большинстве случаев он решается на основе и с помощью тех подходов и доктрин, которые были сформированы и использовались при разрешении проблем соотношения международного и внутригосударственного права*(1259). А именно - все сводилось и сводится в конечном счете к двум основным доктринам и подходам монистическому в двух вариантах и дуалистическому. Что они собой представляют? 2. Монистический подход, как видно уже из названия, основан на утверждении, что международное и внутригосударственное (национальное) право едины. Предполагается, что эти правовые системы не имеют особых различий, а следовательно, должны рассматриваться как единая правовая сущность. В рамках этого подхода различают две концепции. Взгляды сторонников этих концепций значительно отличаются друг от друга: среди них выделяются сторонники примата национального права над международным и сторонники верховенства международного права над национальным. Первая концепция, фактически определяющая международное право как отрасль права внутригосударственного, основана на взглядах Гегеля о государстве и праве. Рассматривая государство как "дух в его субстанциональной разумности и непосредственной действительности", Гегель считал, что государство наделено "абсолютной властью на земле", а потому вправе по собственной воле изменять нормы как внутригосударственного, так и национального права*(1260). По мнению советского ученого-юриста Р.А. Мюллерсона, подобная концепция ведет к международно-правовому нигилизму*(1261). Кроме того, история демонстрирует трагический опыт осуществления этих взглядов на практике. Хорошо известно, что эта идея получила широкое распространение в Германии в XIX - начале XX в., оправдывая фашизм и отказ от общепризнанных норм международного права. Большинство современных исследователей склонны считать, что в настоящее время эта концепция представляет чисто исторический интерес. Однако трудно не согласиться с точкой зрения некоторых российских исследователей, что почва для нее существует и сейчас, если рассматривать объявление конкретным государством зоной действия его интересов весь мир (или любую его часть, выходящую за пределы его государственной территории)*(1262). Значительно большее распространение получила вторая монистическая концепция, отдающая предпочтение международному праву перед национальным. Она появилась после Первой мировой войны и в тот период выражала стремление государств Антанты навязать миру свой правопорядок. Таким образом, "примат международного права в переводе на ясный политический язык означал бы примат воли крупных держав, навязываемой ими другим государствам в форме решения международных органов или в форме международных соглашений"*(1263). Наиболее полно концепция примата международного права над национальным разработана австрийским мыслителем Г. Кельзеном в его трудах "Чистая теория права" (1934) и "Принципы международного права" (1952). Г. Кельзен фактически не видел различий между национальным и международным правом, за исключением способа их образования. На этом основании он считал, что они образуют единый правопорядок, однако международное право играет значительно более важную роль, так как, по мнению автора, создает возможность сосуществования множества государств, определяя территориальную сферу их деятельности и способ регулирования внутренних вопросов. Согласно концепции Г. Кельзена, и то и другое право не различаются по объекту регулирования на том основании, что международное право регулирует вопросы не только внешней политики, но и все внутренние проблемы, которые являются объектами международных договоров или станут ими рано или поздно. Предполагается, что нормы международного права могут регулировать самый широкий спектр вопросов: от внутрисоциальных до определения форм государства (в частности, устанавливать форму правления). И, наконец, Г. Кельзен, считая, что у национального и международного права единая цель - предотвращать вредное для общества поведение людей и поощрять полезное, находит, что у них общий субъект, включая индивида. Таким образом, Г. Кельзен приходит к выводу о повсеместном распространении норм международного права и, следовательно, его приоритете по отношению к национальному праву. Советский исследователь Р.А. Мюллерсон усматривал истоки монистической концепции Г. Кельзена в его "чистой теории права", с помощью которой предпринималась попытка деидеологизировать понятия права, государства и отрицалась их политическая природа*(1264). В русле теории государство отождествлялось с корпорацией. Главное отличие государства от любой другой организации Г. Кельзен видел в наличии у него суверенитета, считая, однако, что государство может быть суверенным только если существует примат национального права. Р.А. Мюллерсон видел ошибку Г. Кельзена в неправильном подходе к понятию государственного суверенитета. "Признание государства суверенным не означает, что оно не подчиняется нормам международного права. Это означает, что оно не подчиняется другим государствам. Однако подчинение государства нормам международного права не предполагает признания примата международного права над национальным"*(1265). Известный советский ученый Г.И. Тункин характеризовал подход Г. Кельзена к вопросу о соотношении международного и национального права как недиалектический, что обозначилось точкой зрения о "недопущении существования различных, но взаимосвязанных систем права"*(1266). 3. В конце XIX - начале XX в. получила распространение дуалистическая концепция соотношения международного и национального права, основанная на позитивистской школе права. Эта концепция исходила из самостоятельности и независимости каждой правовой системы, что, по мнению сторонников этого направления, было обусловлено разными предметами регулирования рассматриваемых нормативных систем: международное право регулирует отношения между государствами, а национальное право - внутренние вопросы между гражданами или между государством и гражданами. Именно поэтому "ни один из этих правопорядков не может создавать или изменять нормы другого. Механизм осуществления международно-правовых норм в рамках национально-правовых систем целиком и полностью зависит от усмотрения соответствующих государств"*(1267). "...Если национальное законодательство допускает возможность действия норм международного права на территории какой-либо страны, то ... это следует расценивать не как проявление органически присущей международному праву возможности реализовывать себя в рамках внутригосударственного правопорядка, а как верховенство государственной власти, предоставляющей ему такую возможность"*(1268). Национальное право, в свою очередь, не реализуется на международной арене, поэтому государства не могут ссылаться на свое внутреннее законодательство при решении международных вопросов. Наиболее известные представители дуалистической концепции соотношения международного и внутригосударственного права - Х. Триппель и Д. Анцилотти. В своем исследовании "Международное право и внутригосударственное право" (1899) Х. Триппель рассматривал эти области права как тесно соприкасающиеся, но никогда не пересекающиеся. Автор считал, что национальное и международное право не только различны, но и взаимосвязаны. Их взаимосвязь Х. Триппель видел в существовании вопросов, которые могут иметь решение только благодаря "трансформации" норм права одной системы в нормы другой. Д. Анцилотти подобное преобразование норм называл "репродукцией". В пользу того, что национальная и международная системы права - суть раздельные правопорядки, приводились следующие доводы. "Нормы международного права формально не являются производными от норм внутригосударственных. Внутригосударственные же нормы не могут быть обязательными в силу основной нормы международного правопорядка. Нормы международного права не могут оказывать влияние на обязательную силу внутригосударственных норм, и наоборот. Невозможны конфликты... между правом международным и внутригосударственным. Международное право может, однако, отсылать к внутригосударственному праву, а это последнее к международному..."*(1269) Советская юридическая наука дала еще одно течение в дуалистической концепции. "В отличие от западных дуалистов советские ученые, признавая объективную самостоятельность двух систем права, указывали и на постоянную их взаимосвязь... желательность согласованности между ними как на стадии нормообразования, так и на стадии применения тех и других норм"*(1270). Такой подход к проблеме получил название диалектического дуализма. Его суть состоит в том, что юридическое превосходство одной системы над другой отрицается, а подчеркивается их активное взаимодействие друг с другом и взаимовлияние. Однако С.В. Черниченко обращает внимание на то, что это влияние не правовое, а скорее социальное*(1271). Такой подход в целом был характерен для российской юриспруденции. Русский дореволюционный юрист Ф.Ф. Мартенс видел очевидную связь международного и национального права. "...Современное положительное международное право нельзя понять, не зная действующего государственного права образованных народов"*(1272). Другой исследователь в данной области Л.А. Камаровский писал: "Нормы, выставленные каким-либо одним государством, превращаются в международные лишь на основании согласия всех остальных народов, выраженного либо молчаливо... либо формально..."*(1273) Известный русский юрист П.Е. Казанский считал, что "международное право и постановления права внутригосударственного должны находиться в согласии между собою. Внутригосударственное право не может противоречить международному. Если же подобные противоречия окажутся... государство обязано... согласовать свои внутренние порядки с принятыми им на себя обязательствами. Международное право должно быть выполняемо"*(1274). В западном варианте диалектический дуализм назывался умеренным дуализмом. Сущность направления от этого не менялась: международное и внутригосударственное право по-прежнему рассматривались как различные, но тесно связанные между собой правовые системы. Необходимо отметить, что вместе с умеренным дуализмом появилось и направление умеренного монизма. Их суть, однако, совпадала. А. Фердросс по этому поводу писал: "Данная теория сохраняет различия права международного и внутригосударственного права, но в то же время подчеркивает их взаимосвязь в единой правовой системе на основе Конституции международного правового сообщества"*(1275). Умеренный монизм, воздерживаясь от радикализма, признал примат действия норм внутреннего права во внутригосударственной сфере, даже если есть противоречия с правом международным. Основным достижением "теории умеренности" несомненно является отказ от противопоставления норм международного права наличию государственного суверенитета. "Эти правовые категории с необходимостью предполагают наличие друг друга... Международное право немыслимо без его основных субъектов - суверенных государств. А государство, в свою очередь, не может существовать без такого важнейшего свойства государственной власти, как суверенитет"*(1276). Государства выступают в нормотворческих процессах как создатели и международно-правовых, и внутригосударственных норм. И те и другие правовые нормы не образуют новой системы, а остаются частями своих систем права. Обе системы вступают друг с другом во взаимодействие на основе определенных согласованных правил поведения. Взаимодействие обеих систем выражается в их взаимовлиянии, при этом первичным является влияние национального права на международное. Г.И. Тункин справедливо отмечал, что международное право создают государства, а не наоборот*(1277). Однако это не означает, что нормы национального права имеют какое-либо преимущество по сравнению с нормами международного права. Такое положение дел проистекает из того, что внутренняя политика, как правило, является определяющей по отношению к внешней. Согласно Р.А. Мюллерсону, такая первичность означает, что государства, создавая нормы международного права, исходят из норм и принципов своего национального права, закрепленных в конституциях, и "не идут на создание норм международного права, противоречащих основам их социального и политического строя. Государства также стараются не заключать международные соглашения, выполнение которых требовало бы от них осуществления значительных изменений в своем национальном праве"*(1278). Юридическая наука указывает на двоякое влияние, которое оказывает внутригосударственное право на международное право, материальное и процессуальное. Материальное влияние означает воздействие содержания норм национального права на содержание норм международного права. Процессуальное влияние - это влияние внутригосударственных норм, регулирующих порядок заключения международных договоров, на действительность норм международного права. Действительный договор должен быть правомерным не только по содержанию, объекту и целям, но и по способу заключения. Это означает, что, воплощая подлинное соглашение субъектов договора, не противореча основным принципам и императивным нормам международного права, договор должен быть заключен субъектами международного права с соблюдением всех формальностей. 4. Основной особенностью воздействия национального права на международное является то, что это воздействие однопорядковых явлений друг на друга, а именно юридически обязательных правил поведения одной сферы на юридически обязательные правила поведения другой равноценной сферы*(1279). На международное право оказывают влияние несколько видов актов и принципов национального права. Прежде всего это принципы внешней политики государства, как правило, закрепленные в конституции страны. Внешнеполитические принципы современных демократических государств являются прямым продолжением основополагающих (общепризнанных) принципов международного права. В российской юридической науке принципы международного права понимаются как общие нормы права или как принципы-идеи. Чтобы воплотиться на практике, они должны быть конкретизированы в норме международного права. Принципы в международном праве призваны устанавливать режим международного сотрудничества и его организационно-правовые основы*(1280). Г.И. Тункин придерживался определенной квалификации принципов международного права, указывая, однако, на ее условность, поскольку все принципы взаимосвязаны и одинаково значимы для международной системы права. В то же время регулирующая роль тех или иных принципов наиболее ярко проявляется в конкретных сферах международных отношений. Основные принципы международного права можно разделить следующим образом: принцип мирного сосуществования государств независимо от их экономических, социальных и политических систем; принципы, непосредственно относящиеся к поддержанию международного мира и безопасности; общие принципы международного сотрудничества. Принцип мирного сосуществования появился сразу после Октябрьской революции. С одной стороны, он предполагал добрососедские отношения с капиталистическими государствами, а с другой - должен был послужить средством для обеспечения условий мирного соревнования социализма и капитализма, в котором социализм докажет свое преимущество и таким образом победит. В тот период истории западные государства идею мирного сосуществования отвергли. Сам принцип получил юридическое закрепление только после Второй мировой войны в Уставе ООН*(1281). Принцип мирного сосуществования обязывает государства признавать различные социальные, политические и экономические системы, принятые в других государствах, не навязывая свои ценности с помощью силы, финансов или экономики. Среди принципов, непосредственно относящихся к поддержанию международного мира и безопасности, прежде всего необходимо назвать принцип неприменения силы и угрозы силой. В международном праве он появился в период между двумя мировыми войнами как принцип запрещения агрессивной войны. Он запретил право государств на войну, позволявшее любой стране в случае международного спора прибегнуть к военным действиям. В настоящее время этот принцип закреплен в ст. 2 Устава ООН. Принцип мирного разрешения международных споров самым тесным образом связан с предыдущим, так как он предполагает, что государства должны разрешать споры между собой только мирными средствами. До ХХ в. считалось, что споры между государствами можно решать и немирными средствами, включая войну*(1282). Принцип территориальной целостности государств также является частью принципа неприменения силы или угрозы силой, а также принципа суверенного равенства государств. В Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе он выделен как самостоятельный принцип международного права*(1283). Принцип нерушимости границ также выделен как самостоятельный и идет дальше принципа неприменения силы, так как предполагает отказ от претензий на пересмотр государственных границ*(1284). Хотя по взаимному согласию государства всегда могут изменить свои границы. К общим принципам международного сотрудничества относятся принцип суверенного равенства государств; принцип невмешательства; принцип равноправия и самоопределения народов; принцип сотрудничества государств; принцип уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международных обязательств. Значительное влияние на международное право оказывают "общие принципы права, признанные цивилизованными нациями"*(1285) или юридические максимы. Большинство из них пришли из римского права и создали основу национальных правовых систем. Наиболее известные среди них - "Выслушаем и другую сторону", "Никто не может передать другому больше прав, чем он сам имеет", "Специальный закон отменяет общий", "Последующий закон отменяет предыдущий" и др. Заметное влияние на международное право общие принципы оказали в таких вопросах, как международно-правовой статус открытого моря, дополнения к Положению об открытом море; в практике международных судов применяются такие общие правовые понятия, как "добрая совесть", "злоупотребление правом", "бремя доказательств возлагается на сторону, предъявившую иск". Юридические максимы не регулируют какие-либо конкретные отношения, их цель - обеспечить согласованность между отдельными положениями правовой системы. Возникнув в национальном праве, они укоренились в международном праве благодаря соглашениям между государствами. Г.И. Тункин отмечает, что нормами права они не являются, хотя и носят правовой характер. Кроме внешнеполитических принципов и общих принципов права, существенное влияние на международное право оказывают нормы национального права, закрепляющие конкретные формы осуществления внешнеполитических функций. Свое отражение они нашли в дипломатическом и консульском праве, которое регулирует правовое положение и деятельность органов внешних сношений государств и сотрудников этих органов, а также вопросы привилегий и иммунитетов сотрудников межправительственных организаций и самих организаций. При создании Конвенции о дипломатических сношениях 1961 г. Комиссия международного права ООН запрашивала сведения о нормах национального законодательства по вопросам правового положения иностранных дипломатических представительств и дипломатов на территории государств, поскольку нормы, регулирующие эти вопросы, первоначально возникли в национальном праве, а затем вошли в качестве обычных норм в международное право. Большое влияние на международное право оказывают нормы, выработанные в ходе урегулирования отношений между субъектами национального права разных государств - физическими или юридическими лицами. В качестве средств установления норм международного права в этом случае выступают как национальные законодательные акты, так и решения национальных судов. Государства, одинаково регулирующие спорные вопросы, создают так называемое параллельное законодательство, которое впоследствии закрепляется в международном праве в виде международных обычаев, и далее, после всеобщего признания в качестве обычных норм или конвенционных, они становятся нормами международного права. Речь идет о национальных нормах, наиболее целесообразных с точки зрения практики, образцом для которых служит законодательство другого государства. Например, до Первой мировой войны не существовало общепризнанных международных норм, регулирующих перемещение в воздушном пространстве. Впервые инициатором распространения государственного суверенитета на воздушное пространство выступила Швейцария, поскольку, являясь в войне нейтральным государством, не одобряла полеты иностранных воздушных судов над своей территорией. Вскоре многие государства последовали ее примеру. Среди совпадающих норм также можно назвать навигационные нормы, нормы морского права, дипломатического права и др. Таким образом, параллельное законодательство способствует формированию и развитию новых норм международного права. Еще одна группа норм национального права, влияющих на международное право, - это нормы, регулирующие сугубо внутригосударственные отношения, могущие породить межгосударственные отношения по поводу их регулирования. Наиболее яркий пример - нормы, регулирующие отношения между государствами по поводу защиты прав и свобод человека. Как говорилось выше, влияние национального права на международное право двояко - материальное и процессуальное. Процессуальное влияние касается важнейшей формы осуществления внешнеполитической функции государства заключения международных договоров. Эту функцию обеспечивают различные органы государства через специально уполномоченных на то лиц. "В процессе создания норм права международных договоров важное место занимают конституции и другие нормативные акты государств. Они устанавливают, какие органы и в каких случаях имеют право заключать международные договоры, определяют органы и процедуру ратификации, перечень договоров, подлежащих обязательному предварительному парламентскому одобрению и ратификации, последовательность осуществления этих актов и т.д."*(1286) В некоторых государствах приняты специальные законодательные акты, определяющие порядок заключения, исполнения и прекращения действия международных договоров. Нарушение некоторых положений национального права, касающихся порядка заключения договора, влечет за собой недействительность такого договора. Венская конвенция о праве международных договоров в ст. 46 предоставляет государствам право ссылаться на нарушение норм заключения договоров своего национального права как на основание недействительности договора, особенно если нарушение было явным и касалось нормы внутреннего права государства особого назначения*(1287). Таким образом, влияние национального права на международное хотя и значительно, однако носит не прямой, а опосредованный характер, который определяется общей направленностью внутригосударственного права. Только внутригосударственное право демократической направленности оказывает прогрессивное воздействие на развитие международного права. 5. Однако международное право, в свою очередь, оказывает немалое воздействие на национальное право. "Под его влиянием в национальном праве возникают новые нормы, изменяются либо отменяются существующие, т.е., оказывая помощь международному праву с целью реализации его норм, национальное право подвергается изменениям, вызванным необходимостью исполнения норм международного права"*(1288). Таким образом, если влияние внутригосударственного права на международное носит скорее социологический характер, то обратное воздействие имеет сугубо юридический аспект, поскольку нормы международного права для своей реализации нуждаются в помощи норм национального права. Такая помощь необходима не потому, что нормы международного права в каком-то смысле неполноценны, а потому, что международное право имеет особый характер, что и обусловливает особенности реализации его норм*(1289). Во-первых, нормы международного права создаются самими субъектами международного права путем согласования их воли. Во-вторых, если нормы национального права соответствуют социальной сущности конкретного государства, то нормы общего международного права имеют "общеволевой" характер. В-третьих, субъектами национального права являются физические и юридические лица. Среди субъектов международного права основное место занимают суверенные государства, а также государства в стадии становления, нации, межгосударственные организации, государствоподобные образования и в последнюю очередь юридические и физические лица. Далее, международное право в отличие от национального имеет свой предмет регулирования - отношения между участниками межгосударственной системы. И, наконец, главную роль в функционировании международного права играют государства и международные организации. Таким образом, международное право отличается от национального по способу образования норм права, социальной сущности, субъектам, объекту регулирования и способу функционирования*(1290). Отдельно следует подчеркнуть две особенности международного права, влияющие на реализацию его норм. Субъекты международного права - суверенные государства - сложные социальные образования, к которым международное право относится как к нерасчлененному целому, и потому возникает необходимость опираться на национальное право при реализации своих норм. Необходимость содействия норм национального права также определяется тем обстоятельством, что в нормах международного права содержатся положения, которые в конечном счете должны регулировать отношения с участием субъектов национального права, т.е. им необходимо "переадресовать" нормы международного права через нормы национального права*(1291). В международно-правовой практике для этих целей предлагается несколько концепций - теории трансформации, инкорпорации и имплементации. Теория трансформации отражает дуалистический подход к проблеме соотношения международного и национального права. Ее основная идея состоит в следующем: поскольку международное и внутригосударственное право представляют собой различные правопорядки, то международные нормы могут приобрести силу норм внутригосударственного права только при условии придания им силы национального права путем издания внутригосударственного правового трансформационного акта. Эта теория вызывает значительную критику со стороны исследователей. Достаточно условным представляется и сам термин "трансформация", и смысловая нагрузка, которую он несет, не отражает сущности процесса применения международных норм в рамках национальной системы права. Слово "трансформация" буквально обозначает "превращение", т.е. международноправовые нормы посредством трансформационных норм должны превратиться в нормы национального права. Как следствие, международные нормы становятся включенными во внутригосударственную правовую систему. Однако, как считают российские исследователи, "международное право по сути своей является международным правом... Международный договор как продукт согласования воль независимых государств-участников не может как таковой исчезнуть из сферы международного права в результате его превращения по волеизъявлению одного из государств-участников в национальный нормативный акт"*(1292). В основе теории инкорпорации (адаптации) лежит монистический подход к вопросу о соотношении международного и внутригосударственного права. Согласно ей международное право является составной частью внутреннего права, так как эти системы полностью согласуются между собой. Благодаря положениям конституции или решениям национальных судебных органов международно-правовые нормы становятся частью национального права без издания дополнительных внутренних правовых актов. Критику этой концепции можно свести к следующим основным моментам. Теория инкорпорации не делает различий в содержании и предназначении норм международного права - регулируют ли они отношения внутри государства или отношения, выходящие за его рамки. Инкорпорация также не учитывает, что международно-правовые нормы не всегда пригодны для регламентации отношений с участием субъектов национального права, поэтому возникают проблемы самоисполнимых и несамоисполнимых норм международного права*(1293). При объявлении международных норм частью национального права также возникают проблемы "технического" характера, которые часто не находят должного решения в правовой практике государств. Таким образом, обе концепции "не отвечают современному уровню развития международной и национальных правовых систем, не раскрывают сути действительного соотношения их нормативных компонентов друг с другом"*(1294). В основе теории имплементации лежит дуалистический подход к проблеме соотношения международного и национального права. Сам термин "имплементация" дословно означает "осуществление", "претворение в жизнь". Так же как и теория трансформации, эта концепция основывается на положении о самостоятельности систем национального и международного права, но для согласования их норм предлагает другое основание. Концепция предлагает не преобразовывать международные нормы в национальные и не объявлять их частью внутреннего права, а "наделить их способностью действовать в собственном качестве в правовой системе соответствующего государства с санкции и при помощи вторых"*(1295). Суть процесса должна заключаться в проведении мероприятий, направленных "на признание юридической силы и организационное обеспечение осуществления международных правовых норм внутри государства"*(1296). Содержание механизма имплементации международных норм зависит от их вида, содержания и конкретной цели международно-правового регулирования, а также от особенностей правовой системы государства. 6. Основные положения и выводы, касающиеся использования монистического и дуалистического подходов к рассмотрению вопросов о соотношении международного и внутригосударственного (национального) права, а также об их взаимном влиянии друг на друга, в полной мере, как представляется, распространяются и на систему отношений международного и европейского права разумеется, с учетом тех отличительных особенностей, которые свойственны, с одной стороны, европейскому международному праву, субъектами которого являются не только государства - члены Евросоюза и международные организации, но и третьи европейские (например, Швейцария) и неевропейские страны, а с другой, европейскому региональному внутриблоковому праву, порожденному различными договорными актами Евросоюза и Сообществ и исходящими от их различных институтов юридически значимыми решениями. Более того, многие положения монистической и дуалистической доктрин довольно широко и активно используются рядом авторов при анализе характера отношений внутрирегионального уровня - отношений, существующих между европейским наднациональным правом и национальным. В частности, с опорой на монистическую теорию, а также на получивший за последние годы распространение тезис о том, что "между монистической и дуалистической теориями нет глубокого различия"*(1297), что наличие фундаментальных различий между ними "кажется лишь на первый взгляд"*(1298), в рамках Европейского союза и Сообществ обосновывается необходимость и оправданность факта прямого действия европейского наднационального права по отношению к национальному*(1299). Исходя из этих же позиций в западной юридической литературе обосновывается тезис о том, что международные конвенции применительно к национальному праву государств-членов, таким, в частности, как право Франции, становятся составными частями их правовых систем, что, однако, "вовсе не означает наличия у них такого же статуса, каким обладают национальные правовые акты"*(1300). Наряду с отмеченными вариантами основные положения монистической и дуалистической доктрин используются как в пределах Евросоюза, так и за его рамками и в других направлениях. § 2. Международное и европейское право: общее и особенное. Характер их взаимосвязи и взаимодействия 1. Рассматривая вопрос о соотношении европейского права - права Евросоюза и Сообществ с международным правом в плане выявления у них общего и особенного, а также установления характера их взаимосвязи и взаимодействия, следует, как представляется, вначале, во избежание недомолвок и недопонимания в этом вопросе, обратить внимание на то, что традиционно международное право понимается как "совокупность и система норм, регулирующих отношения между государствами и иными его субъектами (международные отношения)"*(1301). Несмотря на то что в ряде научных изданий при определении международного права к "системе норм" добавляются также "принципы, предопределяющие права и обязанности государств по отношению к другим государствам и их гражданам"*(1302) или акцентируется внимание на том, что международное право - это "совокупность норм и принципов, скрепляющих взаимосвязи и взаимодействия цивилизованных государств"*(1303), суть представления и традиционного определения международного права от этого значительно не меняется. Не изменяется она и от того, что международное право зачастую весьма тесно ассоциируется не только с внешней, но и с внутренней политикой государств, деятельностью не только внешнеполитических, но и ряда внутриполитических институтов*(1304), рассматривается как весьма важный "правовой феномен в правовых системах национальных государств"*(1305). Что же касается самого права Евросоюза и Сообществ, то в соотношении с международным правом оно, будучи по своей природе и сфере распространения региональным (европейским) правом, в одних случаях рассматривается как право "наднациональной", или "интеграционной организации"*(1306); в других - как некое "экспериментальное" право, как право, отражающее и закрепляющее проходящий на Европейском континенте "великий" интеграционный "эксперимент"*(1307), а в третьих случаях право Евросоюза и сообществ представляется в виде особого правового феномена, занимающего "свою собственную нишу в неординарной системе правовых связей и отношений, сложившихся не только на Европейском континенте, но и во всем мире" и отличающегося, с одной стороны, от международного права, а с другой - от национального права*(1308). Наличие своей ниши у европейского права вовсе не означает, однако, как справедливо отмечают исследователи, что оно "отгорожено китайской стеной" от международного и национального права*(1309). Скорее, наоборот - в развитии этого права проявляются и пересекаются взаимно влияния "соседей" с обеих сторон, что, разумеется, не может не сказаться как на принципах формирования и развития данного права, так и на конкретных его институтах, отраслях и нормах. Последнее особенно ярко прослеживается на примере взаимосвязи и взаимодействия международного и европейского права в целом, каждое из которых, будучи относительно самостоятельным и самодостаточным правовым феноменом, оказывает влияние на другое*(1310). В основе этого взаимодействия и взаимного влияния международного и европейского права друг на друга лежат, с одной стороны, их фундаментальное, институциональное, функциональное и иное сходство, а с другой - обусловленные самой природой и назначением данных правовых систем их различия. 2. В чем проявляется их сходство и в чем состоит их различие? Что у них общего, сближающего их друг с другом, и что у каждого из них особенного, отличающего их друг от друга? Отвечая на эти и другие им подобные вопросы, необходимо обратить внимание на то, что у международного и европейского права a priori больше общего, чем особенного, и заметить, что зачастую сходство тех или иных сторон одновременно содержит в себе те или иные различия. Убедиться в этом нетрудно, обратившись к рассмотрению некоторых наиболее важных аспектов международного и европейского права, касающихся, в частности, их юридической природы, статуса, порядка их возникновения и функционирования, их источников, субъектов международного и европейского права и др. Не претендуя на охват всей проблематики, связанной с выявлением общего и особенного у международного и европейского права, а также с установлением характера их взаимоотношений между собой, остановимся на рассмотрении лишь некоторых их общих черт и особенностей, дающих общее представление об искомой теме и материи. 3. Среди такого рода черт и особенностей у рассматриваемых систем следует выделить прежде всего элементы общности и особенностей их юридической и социально-политической природы. Широко известно, что в основе юридической, а вместе с тем и социальнополитической природы обеих правовых систем лежит воля государств. И международное и европейское право возникают и развиваются не иначе как в результате волевой деятельности суверенных государств. Согласование воли государств, пояснял в отношении юридической и социально-политической природы международного права известный советский ученый Г.И. Тункин, "включает взаимообусловленность воль, выражающуюся в том, что согласие государства на признание той или иной нормы в качестве нормы международного права дается под условием аналогичного согласия другого или других государств"*(1311). Вполне естественно, что изначально в процессе формирования как отдельных норм, так и в целом договорных актов - источников международного права - между правовыми позициями различных государств - участников международных соглашений зачастую возникают не только определенные различия, но и противоречия*(1312). Однако это не мешает им в большинстве случаев путем использования такого широко признанного в международном праве средства, как согласование воли, прийти к созданию той или иной отражающей их общие интересы международно-правовой нормы. Аналогично обстоит дело не только с международным "глобальным" правом, охватывающим всю сеть публично-правовых отношений, возникающих между различными государствами, но и с международным "региональным" правом, опосредующим систему отношений, возникающих между Европейскими государствами в связи и по поводу формирования Европейского союза и входящих в него Сообществ. Именно на основе согласования воли между государствами-членами образуется как международное "глобальное", так и международное "региональное" европейское право. Только само суверенное государство, а не какой-либо иной институт определяет, быть ему членом Европейского сообщества и, соответственно, субъектом европейского права, со всеми вытекающими из этого последствиями, или не быть; брать на себя соответствующие международно-правовые обязательства или не брать. Уважая и отдавая должное суверенной воле государств-членов, учредительные договорные акты и, в частности, Договор о Европейском союзе в разделе "Положения об общей внешней политике и политике безопасности" особо предусматривает положение о том, что "никакое соглашение не связывает государство-член, представитель которого в рамках Совета заявит, что оно должно придерживаться своих собственных конституционных правил"*(1313). Что же касается остальных членов Совета Евросоюза - государств, обладающих, так же как и несогласное государство, своей собственной суверенной волей, то они, согласно Договору, "могут договориться о том, что соглашение, тем не менее, подлежит применению на временной основе"*(1314). Формирование европейского и международного права на основе и в соответствии с волей суверенных государств, несомненно, свидетельствует об общности их юридической и социально-политической природы, которая применительно к Евросоюзу и Сообществам проявляется в самых различных отношениях, и в частности в деятельности Европейского суда справедливости, применяющего в случае необходимости наряду с европейским также международное публичное право*(1315). Это происходит, во-первых, во всех тех случаях, когда "Сообщество как таковое", заключая договор с третьими странами, т.е. с государствами, не являющимися членами Евросоюза, приобретает в отношении их не только определенные права, но и обязанности. При возникновении и разрешении споров между сторонами Суд руководствуется нормами как европейского, так и международного права. Во-вторых, это происходит во всех тех случаях, когда государство - член Евросоюза, заключая договор с третьими странами, берет на себя такие обязательства, которые противоречат тем или иным положением европейского права. Рассматривая такого рода дела, Европейский суд справедливости также руководствуется нормами не только европейского, но и международного права*(1316). При этом Суд исходит из положения ст. 307 Договора, учреждающего Европейское сообщество, согласно которому в случае несовместимости соглашения государства-члена с европейским правом, и в частности с настоящим Договором, "заинтересованное государство-член или государства-члены" в первую очередь сами должны использовать "все подходящие меры для того, чтобы устранить возникшее несоответствие". И, в-третьих, Европейский суд справедливости применяет нормы и принципы не только европейского, но и международного публичного права тогда, когда последние непосредственно используются в процессе регулирования общественных отношений, возникающих в рамках Европейского сообщества. По мнению исследователей и в соответствии с судебной практикой нормы и принципы международного публичного права могут использоваться для регулирования общественных отношений, возникающих в рамках Европейского сообщества, во всех тех случаях, когда "отсутствуют соответствующие положения" в учредительных договорных актах, а также в решениях надгосударственных общеевропейских институтов*(1317). При этом такого рода нормы и принципы международного публичного права используются Судом не только в процессе правоприменения, но и толкования европейского права. Судя по соответствующим решениям судебных органов, последнее имеет место в весьма редких случаях, и само международное право, как отмечают эксперты, используется при этом лишь как "вспомогательный источник (средство) в процессе толкования и определения европейского права"*(1318). Указывая на общность юридической и социально-политической природы международного и европейского права, обусловленную тем, что обе правовые системы формируются и развиваются не иначе, как на основе согласования воли суверенных государств*(1319), следует в то же время особо подчеркнуть, что данная основополагающая общность не только не исключает, а наоборот, предполагает наличие в природе искомых правовых систем тех или иных особенностей. Это объективно обусловлено различным характером данных правовых систем, их местом, их ролью в жизни общества и формирующих их государств, их различным социально-политическим содержанием и назначением. Применительно к европейскому праву следует отметить, что одна из важнейших особенностей его природы состоит, в частности, в том, что на основе согласования воли суверенных государств, находящей свое выражение и проявление в учредительных договорах, формируется не все право, а лишь его базовая часть, фундамент этой правовой системы под названием "первичное право". Что же касается остальной его части, именуемой вторичным правом, то в основе его образования и функционирования непосредственно находится не воля государств, а воля порожденных ими надгосударственных органов и институтов. Относительно особенностей юридической и социально-политической природы международного права следует указать на то, что в основе ее формирования лежит не только воля суверенных государств как таковых, но и производная от них воля межправительственных (международных) организаций, ставших весьма многочисленными, особенно после Второй мировой войны*(1320). Несмотря на то что международные организации создаются по воле государств и "приводятся в действие государствами", они, тем не менее, как справедливо отмечается в литературе, являются организациями, весьма отличными от государств и, соответственно, их действия, в том числе и в правотворческой сфере - в сфере международного договорного права, - "ни фактически, ни юридически не сводятся к действиям государств"*(1321). Таким образом, рассматривая юридическую и социально-политическую природу европейского и международного права в сравнительном плане, следует констатировать, что у них, как у относительно самостоятельных правовых систем, в этом отношении есть значительные элементы не только общего, но и особенного. 4. Аналогичная картина с общим и особенным искомых правовых систем складывается и в других отношениях, в частности в отношении их правового статуса. Общепризнанным в правовой теории и юридической практике является тот факт, что как международное, так и европейское право в реальной действительности выступают не только как относительно самостоятельные по отношению друг к другу, но и как самодостаточные правовые системы, обладающие своим собственным статусом и выполняющие свои особые, отличающиеся друг от друга по характеру, сферам применения и масштабам задачи. В силу этого, говоря о сходстве статуса, а вместе с тем - и других, производных от него общих черт европейского и международного права, следует обратить внимание прежде всего на то, что сходство международно-правового статуса рассматриваемых систем, в пределах которых, по справедливому замечанию исследователей, возникают также общие проблемы, касающиеся, в частности, правового статуса международных договоров, их юридической силы, "верховенства" по отношению к другим источникам права, их "прямого действия" ("прямого эффекта" - direct effect) по отношению к национальному праву и др.,*(1322) - это сходство, общность в данном отношении искомых правовых систем с неизбежностью предполагает и их различие. Последнее наиболее ярко и отчетливо проявляется прежде всего в эволюционной природе и динамичном характере правового статуса одной из рассматриваемых правовых систем. Разумеется, речь идет о системе европейского права, которая изначально, будучи полностью идентичной по своему международно-правовому статусу системе международного права, постепенно, по мере развития интегративных процессов на Европейском континенте и соответствующего изменения межгосударственных отношений внутри Европейского сообщества, все больше приобретает свой собственный (региональный) правовой статус, в определенной мере отличающийся как от международно-правового, так и от национально-правового статуса*(1323). И это не случайно, а вполне закономерно, имея в виду то обстоятельство, что, по общему признанию, Европейское сообщество, в соответствии с замыслами его основателей, создавалось и развивалось не просто как обычная международная организация, а как "модель", стоящая "дальше" и "выше" такого рода ассоциаций*(1324). Подобная институционально-функциональная установка предопределила основные направления и тенденции развития не только самого Европейского сообщества, а точнее - трех Европейских сообществ, на базе которых позднее сформировался Евросоюз, но и его правовой системы, постепенно трансформировавшейся в своем статусе из сугубо международной правовой системы в региональную правовую систему, сочетающую в себе элементы как международно-правового, так и национального характера. Эта же установка оказала значительное влияние на процесс изменения и трансформации сугубо международного в первоначальном варианте, классического международного права, регулировавшего отношения между государствами членами Европейского сообщества в 1950-е годы, на начальных этапах его образования и функционирования, в сугубо региональное европейское право со всеми его особенностями в последующие годы. В значительной мере она сказалась на самых различных сторонах европейского права, а также на его субъектах. В отношении последних следует сказать, что обе правовые системы - как европейское, так и международное право - в равной степени признают в качестве субъектов права суверенные государства и международные организации. В научной литературе, посвященной европейскому праву, по поводу правосубъектности государств - членов Евросоюза особо подчеркивается, что, несмотря на передачу ими определенных суверенных прав Европейскому союзу, они были и остаются самодостаточными субъектами европейского права*(1325). По этой причине в отношении таких вопросов, как вопросы, касающиеся внешней политики, государства-члены могут действовать, будучи одновременно субъектами международного и европейского права, как непосредственно, сами по себе, так и через общеевропейские институты*(1326). При этом во всех случаях государства-члены, согласно положениям Договора о Европейском союзе, должны "координировать свои действия в рамках международных организаций и на международных конференциях. Они должны "защищать на этих форумах позиции Союза". В частности, говорится в Договоре, государства - члены Евросоюза, которые являются также членами Совета Безопасности ООН, "будут согласовывать свои действия и в полной мере информировать остальные государства-члены, а также Верховного представителя". При осуществлении своих функций "они будут защищать позиции и интересы Союза, без ущерба ответственности, возлагаемой на них согласно положениям Устава Организации Объединенных Наций"*(1327). Наряду с государствами - субъектами международного и европейского права, в поле зрения исследователей особое место как субъекты права занимают Европейские сообщества - Европейское экономическое сообщество и Европейское сообщество по атомной энергии. В соответствии с действующими договорными актами, и прежде всего Договором, учреждающим Европейское сообщество, последнее, равно как и другое, ныне функционирующее в рамках Евросоюза, Европейское сообщество по атомной энергии, обладают не только внутрисоюзной, но и международной правосубъектностью, т.е. правоспособностью и дееспособностью. На это весьма важное свойство Европейских сообществ неоднократно обращалось внимание как в научной литературе*(1328), так и в решениях Европейского суда справедливости, который констатировал еще в 1977 г., что Европейские сообщества "обладают полномочиями вступать в международные соглашения и брать на себя соответствующие обязательства, необходимые для достижения стоящих перед ними целей"*(1329). Признание европейским и международным правом в качестве субъектов права суверенных государств и международных организаций, несомненно, указывает на общность данных правовых систем. Но, говоря об общности европейского и международного права в плане признания ими указанных субъектов права, нельзя не видеть в этом же отношении и их различие. Речь идет, в частности, о том, что в каждой из рассматриваемых правовых систем признаются и функционируют не только их общие, но свои собственные, особые субъекты права. Так, в международном публичном праве, кроме суверенных государств основных субъектов права и международных организаций, в качестве субъектов права признаются, в частности, международные суды, следственные и иные комиссии, а также другие международные органы, которые создаются по соглашению между государствами и руководствуются в своей деятельности международно-правовыми актами. В качестве субъектов международного публичного права признаются также нации и народы, которые представляются в виде специальных субъектов международного права, обладающих правом на самоопределение вплоть до отделения*(1330). Традиционно спорным с момента образования Евросоюза является вопрос о его международной правосубъектности. При рассмотрении этого вопроса выделяют два различных подхода и суждения. Первый из них сводится к тому, что в соответствии с Маастрихтским договором, положившим начало существованию и функционированию Европейского союза, последний не является ни формально, ни фактически субъектом международного права. Согласно Маастрихтскому договору, замечает по этому поводу Б.Н. Топорнин, только Европейские сообщества были и остаются субъектами международного права. "В отличие от них Европейский союз не обладает международной правоспособностью"*(1331). Определяя его задачи, продолжает автор, государствачлены отметили в Договоре лишь необходимость "способствовать утверждению его индивидуальности на международной арене", не более того. А это есть не что иное, как только "декларация о намерениях, постановка общеполитической задачи на будущее"*(1332), но не признание правосубъектности Союза. В отличие от данной точки зрения и подхода к решению вопроса о международной правосубъектности Евросоюза, ряд авторов придерживаются несколько иного взгляда на данную проблему. А именно - не отрицая того факта, что, хотя с формально-юридической точки зрения Евросоюз не является субъектом международного права, фактически он, по мнению исследователей, является таковым. В качестве аргументов при этом приводятся ссылки на то, что Евросоюз как таковой участвует в создании и работе ряда международных организаций, выступает в качестве наблюдателя при ООН, является фактическим участником других международно-правовых отношений*(1333). А если это так, если Союз заключает международные соглашения и договоры, которые признаются другими участниками этих соглашений и договоров, то, делают вывод авторы, "это должно служить конкретным доказательством того, что Евросоюз фактически выступает как субъект международного права"*(1334). Следует заметить, что такого рода суждения, имеющие под собой определенную почву, находят официальную поддержку со стороны правящих кругов Евросоюза и в той или иной мере отражаются в некоторых документах. Подтверждение этому можно найти, например, в несостоявшейся Конституции Евросоюза, а также в Лиссабонском договоре, точнее, в его проекте к настоящему времени, где говорится, в частности, о том, что "Союз должен развивать особые отношения с соседними странами" и что для достижения этих целей он может заключать с ними "особые (specific) соглашения", в которых "могут содержаться взаимные права и обязанности сторон", а также может быть предусмотрена "возможность проведения совместных действий"*(1335). Данные, а вместе с тем и иные им подобные положения следует рассматривать, как представляется, не иначе как в виде косвенного признания международной правосубъектности Европейского союза. Ибо "развивать особые отношения" с третьими странами и заключать с ними "особые соглашения", содержащие в себе не только права, но и обязанности сторон, могут лишь те надгосударственные институты и объединения государств, которые обладают международной правоспособностью и дееспособностью и которые в силу этого наделяются статусом субъекта международного права*(1336). При этом сущность и содержание правосубъектности Европейского союза в свете Лиссабонского договора выражается, как не без оснований замечают исследователи, в таких его прерогативах, как: а) наличие у Союза максимально широкой правоспособности юридического лица на территории всех его государствчленов, включая возможность быть собственником движимого и недвижимого имущества; б) право Евросоюза заключать международные соглашения с третьими государствами и международными организациями; в) признание деликтоспособности Евросоюза, означающей его способность нести ответственность в соответствии с заключенными им договорами, за причинение вреда другим юридическим и физическим лицам и по другим обязательствам; г) возможность создания дипломатических миссий ("делегаций") Европейского союза в государствах, не являющихся его членами, и при международных организациях и др.*(1337) Говоря об особенностях европейского права по отношению к международному праву в плане признания либо тех или иных институтов, либо физических лиц в качестве субъектов права, необходимо обратить внимание на то, что, кроме государств и Европейских сообществ, являющихся субъектами обеих правовых систем, исключительно субъектами европейского права признаются различные надгосударственные органы и институты, функционирующие в рамках Евросоюза и Сообществ, Европейский суд справедливости и Суд первой инстанции, Счетная палата, Европейский центральный и Европейский инвестиционный банки, различные консультативные органы и др. Полноправными субъектами европейского права, в отличие от международного права, где физические лица обладают правоспособностью "в ограниченном объеме"*(1338), являются также граждане Европейского союза, в качестве каковых выступают лица, имеющие гражданство государств-членов*(1339). 4. Наряду с отмеченными проявлениями общего и особенного в системе европейского и международного права, следует заметить, что общность и особенность данных правовых систем прослеживается и в других отношениях. В частности, это свойство данных правовых систем нельзя не заметить, рассматривая их под углом зрения признаваемых ими и используемых в повседневной жизнедеятельности источников права. Сравнивая искомые правовые системы и их источники между собой, легко заметить, что, кроме общих источников права, признаваемых и используемых обеими правовыми системами, например, в виде договорных актов, общих принципов права или же соответствующих актов-предписаний, адресованных государствам - членам международных организаций, в каждой правовой системе имеют место и активно используются также свои собственные источники права*(1340). В международном праве это, в частности, международные обычаи, выступающие, по определению статуса Международного суда ООН (ст. 38), в виде "доказательства всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы". При этом "всеобщая практика", порождающая обычные нормы международного права, может состоять, по мнению ученых-специалистов в области международного права, как в позитивных, многократно повторяющихся действиях государств, так и в их воздержании от совершения определенных действий в отношений других государств*(1341). В силу сравнительно непродолжительного по историческим меркам времени существования и функционирования европейского права, в его недрах еще не сложились свои собственные правовые обычаи; при определенных обстоятельствах здесь, равно как и в других правовых системах, могут применяться обычные нормы международного права. Однако это не исключает того, что европейское право как самостоятельная и самодостаточная правовая система может иметь и действительно имеет наряду с общими для нее самой и для международного права источниками также и свои собственные источники права. В их числе - регламенты; директивы; "решения" надгосударственных европейских органов, обязательные "во всех своих составных частях для тех, кому они адресованы"; общие принципы европейского права и судебные прецеденты, исходящие от высших судебных органов Евросоюза и Сообществ*(1342). 5. Кроме названных, элементы общности и особенностей европейского и международного права проявляются и в других отношениях, например в отношении их к национальному праву, с которым они тесно связаны и на которое оказывают воздействие. В самом факте этой связи и воздействия европейского и международного права на национальное право, несомненно, проявляются элементы общности этих правовых систем. Что же касается форм их связи и воздействия на национальное право, то здесь на первом плане стоят скорее элементы их различия. Дело в том, что для "внедрения" норм или принципов международного права в национальное в зависимости от конституционных положений той или иной страны во многих случаях требуется принятие соответствующего национального правового акта*(1343), в то время как для применения норм европейского права на территориях, находящихся под юрисдикцией государств-членов Евросоюза, не требуется принятия каких-либо дополнительных нормативных правовых актов*(1344). Огромное значение при этом имеет реализация принципа прямого действия европейского права по отношению к национальному праву. 6. Наконец, говоря об общем и особенном у европейского и международного права, нельзя не обратить внимание на проявление этих элементов в самом процессе формирования и функционирования рассматриваемых правовых систем. Элементы общего проявляются у них, исследуемых в данном аспекте, в том, что обе правовые системы формируются и функционируют прежде всего на основе международных договорных актов. Последние, согласно сложившемуся представлению о них как о "способе создания" норм международного, а вместе с тем и европейского права, выступают в виде "явно выраженного соглашения между государствами относительно признания того или иного правила в качестве нормы международного права, изменения или ликвидации существующих норм международного права"*(1345). В системе международного права договор по своей природе и характеру независимо от его разновидностей всегда был и остается неизменным. В равной мере это касается как договоров, возникающих между суверенными государствами, так и договоров, заключаемых международными организациями друг с другом и с третьими государствами. Они изначально были и остаются международными актами*(1346). Несколько по-иному в этом плане обстоит дело с договорами, образующими Европейские сообщества, а позднее - Европейский союз, и с договорами, возникающими в рамках Евросоюза и Сообществ, т.е. с учредительными и иными договорами. Будучи изначально чисто международными по своей природе и характеру договорами, учредительные договорные акты, как отмечалось ранее, в силу заложенных в них внутриевропейских объединительных положений, по мере развития на Европейском континенте интегративных процессов все в большей степени утрачивали свой международно-правовой характер и приобретали черты европейско-правовых актов. Такого рода трансформация осуществлялась и осуществляется в основном благодаря соответствующим решениям Европейского суда справедливости, который, обладая исключительным правом толкования учредительных договоров, уже на ранних этапах развития Европейского объединения государств рассматривал эти договорные акты, как известно, не только и даже не столько как международные, сколько как конституционные акты. В последующие годы, по справедливому замечанию исследователей, основным способом развития данных международных конституционных актов было внесение в них изменений и дополнений, а также их толкование, проводимое Европейским судом*(1347). Международные по своей природе и конституционные по своему характеру учредительные акты Евросоюза и Сообществ не следует смешивать с международными актами, заключаемыми Евросоюзом, Сообществами и государствами-членами с третьими странами и международными организациями*(1348). Эти договорные акты подразделяются на договоры, заключаемые отдельно Европейскими сообществами и Европейским союзом с третьими странами, Европейским союзом совместно с государствами-членами ("смешанные" договорные акты) и др.*(1349) Исходя из природы и характера этих договоров, их следует рассматривать не иначе как в качестве сугубо международных договорных актов со всеми вытекающими из этого последствиями. Что же касается внутренних договоров, заключаемых в рамках Евросоюза и Сообществ на основе и в развитие учредительных договорных актов между государствами-членами и другими субъектами европейского права, то они, как установил Суд, будучи по природе международными, тем не менее относятся к европейскому праву*(1350) и по своей юридической силе обладают приоритетом по отношению ко вторичному праву*(1351). Такого рода договорные акты, констатируют эксперты, "находятся между первичным и вторичным правом Евросоюза и Сообществ. В случае возникновения коллизий они имеют несомненный приоритет перед вторичным, но отнюдь не перед первичным правом"*(1352). Таким образом, говоря об общности и особенностях европейского и международного права в процессе их формирования и функционирования, следует заметить, что, будучи общими по природе и способу своего договорного международно-правового формирования, данные правовые системы отличаются друг от друга по характеру своего договорного функционирования. В системе международного права исходные договорные акты не меняют своего международноправового характера независимо от каких бы то ни было обстоятельств, в то время как в системе европейского права происходит постепенная трансформация международно-правовых актов во внутриевропейские по своему характеру акты. Кроме данного различия, искомые правовые системы значительно отличаются друг от друга и в других отношениях. Обстоятельное рассмотрение и раскрытие их требует своего отдельного исследования. 7. Не касаясь этих, равно как и других вопросов общего и особенного у европейского и международного права, обратим внимание лишь на характер взаимоотношений рассматриваемых правовых систем. Одним из основных вопросов, возникающих при этом, является вопрос о приоритете международного права по отношению к европейскому праву, и формах его проявления. Ведь не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что, несмотря на широкомасштабную трансформацию международно-правовых по своей природе договорных актов во внутриевропейские, нормы и принципы международного права продолжают играть весьма важную роль в механизме правового регулирования Евросоюза и Сообществ и, соответственно, в системе европейского права*(1353). Свидетельством тому является, в частности, то уже упоминавшееся обстоятельство, что в своей правоприменительной и интерпретационной (толковательной) деятельности Европейский суд справедливости обращается и использует нормы не только европейского, но и международного права*(1354). Последние вместе с принципами международного права оказывают значительное влияние на европейское право как непосредственно, выступая в качестве прямых регуляторов общественных отношений, возникающих в рамках Евросоюза и Сообществ, так и опосредованно - через нормы европейского и национального права, которые издаются под влиянием соответствующих норм и принципов международного права. В первом случае речь идет, в частности, о нормах международного права, содержащихся в договорных актах Евросоюза со Всемирной торговой организацией и другими международными организациями*(1355), а также с третьими странами*(1356). Во втором случае имеются в виду общепризнанные принципы и нормы международного права, под влиянием и с соблюдением требований которых формировалось и функционировало как первичное европейское право, состоящее из системы норм, принципов и положений, содержащихся в учредительных договорных актах и в актах их судебного толкования, так и вторичное право, выступающее в виде системы норм, содержащихся в актах, исходящих от различных институтов и учреждений Евросоюза и Сообществ. Говоря о характере взаимоотношений европейского и международного права как относительно самостоятельных и самодостаточных правовых систем, следует согласиться с позицией авторов, которые считают, что их соотношение "строится на тех же основах, что и соотношение национального права с международным". Другими словами, что в основе их взаимоотношений лежит принцип примата международного права над европейским*(1357). Особенность этих взаимоотношений, однако, состоит в том, что подобно международному праву формирование и функционирование европейского права основывается обычно на балансе интересов государств-членов. В его основе был и остается договор, сторонами которого являются государства-члены*(1358). Это же полностью относится и к международному праву. Другая особенность взаимоотношений рассматриваемых правовых систем, а точнее, примата международного права над европейским правом состоит в том, что в данном случае он проявляется не одномерно, как по отношению к национальному праву, а многомерно, на разных уровнях и в разных формах. Речь идет, в частности, о том, что на глобальном уровне общепризнанные принципы и соотносящиеся с ними нормы международного права обладают безусловным приоритетом в случае возникновения коллизий как по отношению к первичному, так и по отношению ко вторичному европейскому праву. В то же время на региональном уровне нормы международного права, содержащиеся, например, в договорных актах, возникающих между государствами - членами Евросоюза, имеют примат, как было отмечено, лишь над вторичным, но отнюдь не перед первичным европейским правом. Марченко М.Н. Дерябина Е.М. *(1) См.: Wallace W. The Dynamics of European Integration. L., 1990; Wallace W. Regional Integration: The West European Experience. Wash., 1994; Dinan D. Ever Closer Union: An Introduction to European Integration. L., 1999; etc. *(2) См.: Тойнби А. Будущее сообщества // Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1995. С. 84-96. *(3) Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. Всемирно-исторические перспективы. М., 1999. С. 81. *(4) Там же. *(5) Европейское право. Учебник для вузов / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 1. *(6) Там же. С. 1. *(7) Там же. *(8) См.: George St. Politics and Policy in the European Community. Oxford, 1985. P. 6-34; Shaw J., More G. New Legal Dynamics of European Union. Oxford, 1995. P. 293311; etc. *(9) Roney A. EC/EU Fact Book. J. 1995. P. 14. *(10) Плутарх. Цезарь. С. LV-LVIII // Федорова Е.В. Императорский Рим в лицах. М., 1979. С. 48. *(11) Борко Ю.А., Загорский А.В., Караганов С.А. Общий европейский дом: что мы о нем думаем. М., 1991. С. 8-9; Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 33. *(12) Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005. С. 16. *(13) Roney A. OP. cit. P. 14-15. *(14) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 3. *(15) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 41. *(16) См.: Топорнин Б.Н. Европейское право. С. 33; Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 15-18; Dinan D. Ever Closer Union: An Introduction to European Integration. P. 16-34. *(17) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 12. *(18) Shaw J. Law of the European Union. P. 41. *(19) Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане. К вечному миру / вступ. ст. и прим. С.Ф. Ударцева. Алматы, 1999. С. 86. *(20) Кант И. Указ. соч. С. 90. *(21) Изложение учения Сен-Симона. М., МС МXLVII. С. 133. *(22) См.: George St. Politics and Policy in the European Community. Oxford, 1985. P. 6-24; Urwin D. The Community of Europe. L., 1991. P. 3-18; Edward D., Lane R. European Community Law. Edinburgh, 1995. P. 1-6. ──────────────────────────────────────────────────────────────────────── *(23) Shaw J. OP. cit. P. 41. *(24) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 59. *(25) Бентам И. Принципы законодательства. История политических и правовых учений: хрестоматия / сост. В.В. Ячевский. Воронеж, 2000. С. 626. *(26) Подробнее об истоках европейской идеи см.: Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 33-35; Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 54-62 и др. *(27) См.: European Idea in History in Nineteenth and Twenteeth Centuries: A View from Moscow / by A. Tchoubarian. Kent, 1994; Shaw J. Law of the European Union; etc. *(28) Roney A. OP. cit. P. 14. *(29) См.: Бросцат М. Тысячелетний Рейх. М., 2004. *(30) Геббельс Й. Последние записи. Смоленск, 1998. С. 151. *(31) Там же. *(32) Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. М., 1999. С. 23. *(33) Там же. *(34) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 16. *(35) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 33-38; Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 16-18; Shaw J. OP. cit. P. 41-42. Mathysen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 3-12; etc. *(36) Шпаков Ю. Поляки не подумали, как будут слезать с дерева // Время новостей. 2007. 19 июня. С. 5. *(37) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 35. *(38) Neumann F. Mitteleuropa. Berlin, 1915. *(39) См.: Beloff N. The General Says NO. L., 1963. P. 39. *(40) Ellis E., Tridimas T. Public Law of the European Community: Text, Materials and Commentary. L., 1995. P. 7. *(41) Ellis E., Tridimas T. OP. cit. P. 7. *(42) Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1995. С. 428. *(43) Подробнее об этом см.: Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 62-63. *(44) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 36. *(45) См.: Тойнби А. Указ. соч. С. 428. *(46) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 42. *(47) Beloff N. OP. cit. P. 39. *(48) Kitzinger U. The Politics and Economics of European Integration. N.Y., 1976. P. 3; Lipgens W. European Federation in the Political Thought of Resistance Movements during World War II. Wills A. (ed.). European Integration. L., 1975. P. 36-39. *(49) Shaw J. OP. cit. P. 42. *(50) Цит. по: Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 37. *(51) Shaw J. OP. cit. P. 42. *(52) Cannadine D. (ed.). The Speeches of Winston Churchill. L., 1990. P. 310. *(53) Ibid. P. 311. *(54) Ibid. P. 312-313. *(55) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 12-13. *(56) Freestone D., Davidson J. The Institutional Framework of the European Communities. N.Y., 1988. P. 2-3. *(57) См.: Heater D. The Idea of European Unity. N.Y., 1992; Wyatt A., Dashwood N. European Community Law. L., 1993; Ellis V., Tridimas T. OP. cit.; etc. *(58) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 37-38. *(59) Цит. по: Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 65. *(60) Urwin D. The Community of Europe. A History of European integration Since 1945. L., 1995. P. 40. *(61) Shaw J. Law of the European Union. P. 43-44. *(62) Ibid. Р. 43. *(63) Подробнее об этом: Freestone D., Davidson. OP. cit. P. 2-3; Shaw J. OP. cit. P. 42-43; Время новостей. 2007. 6 июня. С. 6. *(64) Kitzinger U. The Politics and Economics of European Integration. N.Y., 1976. P. 4. *(65) В научной и учебной литературе Комитет по европейскому экономическому сотрудничеству нередко именуется как Организация европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС). *(66) Время новостей. 2007. 6 июня. С. 6. *(67) В 1961 г. ОЕЭС была преобразована в Организацию экономического сотрудничества и развития (Organization for Economic Cooperation and Development) с участием США, Канады и других основных индустриальных стран (Shaw J. OP. cit. P. 17; Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 13). *(68) Время новостей. 2007. 6 июня. С. 6. *(69) Kitzinger U. The Politics and Economics of European Integration. N.Y., 1976. P. 8. *(70) Подробнее об этом см.: Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 65-68. *(71) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 65-68. *(72) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 3. *(73) См.: Хартли Т. Основы права Европейского сообщества. М., 1998; Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998; Преподавание права Европейского союза в российских вузах. Материалы семинара. М., 2001; Капустин А.Я. Европейский союз: интеграция и право. М., 2000; Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004; Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004; Chalmers D. European Union Law. Dartmouth, 1998; Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000; etc. *(74) См.: Cram L., Dinan D. and Nugent N. (eds.). Developments in the European Union. L., 1999; Rees W., Neuwahl N. and Lynch P. Reforming the European Union. L., 2000; Hanlon J. European Community Law. L., 2003; etc. *(75) Kitzinger U. The Politics and Economics of European Integration. N.Y., 1976. P. 18. *(76) Shaw J. OP. cit. P. 44. *(77) См.: Craig P. and Burca G. (eds.). The Evolution of EU Law. Oxford, 1999; Wallace W. (ed.). The Dinamics of European Integration. L., 2000; etc. *(78) Shaw J. OP. cit. P. 44. *(79) Weigall D., Stirk D. The Origins and Development of the European Community. L., 1992. P. 58-59. *(80) См.: McCormick J. Understanding the European Union. A Concise Introduction. L., 1999; Kilpatrick C, Novitz Т., Skidmore P. (eds). The Future of Remedies in Europe. Oxford, 2001; etc. *(81) Здесь и далее текст Договора см.: Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. *(82) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 105. *(83) См.: Cram L., Dinan D., Nugent N. (eds.). Developments in the European Union. L., 1999; Dinan D. Ever Closer Union: An Introduction to European Integration. L., 1999; Dison K., Teatherstone K. The Road to Maastricht. Oxford, 2003; etc. *(84) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 137-138. *(85) См.: Bulmer S., Scott A. (eds.). Economic and Political Integration in Europe. Internal Dynamics and Global Context. Oxford, 1994. *(86) Bermann J. The Single European Act: A new Constitution for the Community? // Columbia Journal Transnational and International Law. 1989. N 27. *(87) Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2000. С. 28. *(88) См.: Laffan В. The Treaty of Maastricht: Political Authority and Legitimacy. In: Cafruny A., Rosenthal J. (eds.). The State of the European Community. Vol. 2. The Maastricht Debates and Beyond. Boulder, 1993. *(89) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 42; Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 72-73; Shaw J. Law of the European Union. P. 44-47. *(90) Shaw J. OP. cit. P. 47. *(91) Там же. *(92) Словарь русского языка. Т. II. / гл. ред. А.П. Евгеньева. М., 1991. С. 98. *(93) Словарь русского языка. Т. III. / гл. ред. А.П. Евгеньева. С. 498. *(94) Словарь русского языка. Т. I. / гл. ред. А.П. Евгеньева. С. 671. *(95) Cappelletti M, Seccombe M., Weiler J. Integration Through Law. N.Y., 1986. *(96) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 19-20. *(97) Meeham E. Citizenship and the European Community. L., 1993. Ch. 4. Economic and Social Cooperation. P. 59-67. *(98) Подробнее об этом см.: Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 20-21. *(99) Evans A. The Law of the European Community. Kluwer, 2004. P. 231-247. *(100) См.: Ash T. History of the Present. L., 1999; Usher J. (ed.). The State of the European Union: Structure, Enlargement and Economic Union. L., 2000; etc. *(101) В зарубежной литературе чаще используется термин "intergovernmentalism", означающий приверженность идеям построения на Европейском континенте не союзного федеративного государства, а Союза государств. *(102) Kommers D. Federalism and European Integration: A Commentary. In: Cappelletti M, Seccombe M., Weiler J. OP. cit. P. 603-616. *(103) См.: Mitrany D. The Functional Theory of Politics. L., 1975; Warnecke St. (ed.). Research Resources: The European Community. L., 1978; etc. *(104) George St. Politics and Policy in the European Community. Oxford, 1985. P. 16. *(105) Ibid. P. 21-24. *(106) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 19. *(107) George St. OP. cit. P. 16. *(108) Там же. P. 24-28. *(109) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 120. *(110) George St. OP. cit. P. 16. *(111) Там же. P. 17. *(112) Shaw J. OP. cit. P. 47-48. *(113) Подробнее об этом см.: Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 147-148. *(114) См.: Каракулян Э.А. История европейского строительства и проблемы европейской интеграции // Преподавание права Европейского союза в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001. С. 217-221; Крылова И.С. Проблемы управления в Европейском союзе в связи с его расширением // Государство и право. 2003. N 7. С. 59-66; Глинкина С.П. Последствия расширения Евросоюза для России. Перспективы сотрудничества с "Большой Европой" // СНГ, Россия и Европа / сост. А.В. Захаров. М., 2006. С. 61-102. *(115) Winter J., Curtin D., Kellermann A., Witte B. (eds.). Reforming the Treaty on European Union. The Legal Debate. Kluwer, 1995. P. 5-18. *(116) См.: Freestone D., Davidson J. The Institutional Framework of the European Communities. N.Y., 1988. P. 7-9. *(117) Beatson J., Tridimas T. (eds.). New Directions in European Public Law. Oxford, 1998; Dyson K., Featherstone K. The Road to Maastricht. Oxford, 1999; Burca G., Scott J. Constitutional Change in the European Union: From Uniformity to Flexibility. Oxford, 2000. *(118) Подобнее об этом см.: Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 245-248. *(119) Evans A. The Law of the European Communty. Kluwer, 2004. P. 231-234. *(120) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 7-8. *(121) Simmons P. and Oudraat Ch. Managing Global issues. Wash., 2001; Ahheir H., Glasius M., Kaldor M. (eds.). Global Civil Society 2002. Oxford, 2002; Jorges Ch. Europeanization as Process: Thoughts on the Europeanization of Private Law. European Public Law. 2005. N l; etc. *(122) Подробнее об этом см.: Коммерсант. Власть. 2007. N 20. С. 38-42. *(123) Шпенглер О. Закат Европы. Всемирно-исторические перспективы. Минск, 1999. С. 488. *(124) Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане. К вечному миру / вступ. ст. и примечания С.Ф. Ударцева. Алматы, 1999. С. 89, 90. *(125) Там же. С. 90. *(126) Шпенглер О. Указ. соч. С. 479. *(127) Там же. *(128) Stromberg R. European Intellectual History Since 1789. N.Y., 1994; Folsom R. European Union Law in a Nutshell. St. Paul, 1995; Shaw J. Law of the European Union. L., 2000; Henn H. Legal Traditions of the World. Sustainable Diversity in Law. Oxford, 2000; etc. *(129) Топорнин Б.Н. Европейское право. M., 1998. С. 33-34. *(130) Тойнби А. Европа сужается // Тойнби А. Цивилизация перед судом истории: сб. М., 1995. С. 76. *(131) Там же. С. 77. *(132) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 58. *(133) См: Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 1-9; HanLon J. European Community Law. L. 2003. P. 3-28; Napolitano Y. Towards a European Legal Order for Services of General Economic Interest / European Public Law. 2005. N 4. P. 565-581; etc. *(134) См.: Barnes H. An Intellectual and Cultural History of the Western World. Vol. I. N.Y., 1965. P. 215-231; Caenegem R. European Law in the Past and the Future. Unity and Diversity Over Two Millennia. Cambridge, 2003. P. 134-136; Usher Y. The Legal Framework of the European Union // The European Union Encyclopedia and Directory 2005. L., 2006. P. 193-196; etc. *(135) Кант И. Указ. соч. С. 77-78. *(136) Там же. С. 78. *(137) Folsom R. European Union Law in a Nutshell. P. 1. *(138) Договор об учреждении Европейского экономического сообщества. Ст. 174 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 642. *(139) Топорнин Б.Н. Европейское право. С. 205. *(140) Там же. *(141) См.: Hayward Y., Page E. (eds). Yoverning the New Europe. Cambridge, 1995; Andersen S., Elliassen S. (eds). The European Union: How Democratic is it? L., 1996; Heukels Т., McDonnell A. (eds). The Actions for Damages in Community Law. The Hague, 1997; etc. *(142) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 12-14; Roney A. EC/EU Fact Book L., 1995. P. 14-15; Cram L., Dinan D., Nugent N. (eds.). Developments in the European Union. L., 1999. P. 3-12; Shaw Jr. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 42-50; etc. *(143) Laursen F. The Not-SO-Permissive Consensus: Thoughts on The Maastricht Treaty and the Future of European integration // Laursen F., Vanhoonacker S. (eds.). OP. cit. P. 295-306; Knoben R. Public Opinion in the European Union // Laursen F., Vanhoonacker S. (eds.). OP. cit. P. 319-320. *(144) Best Ed. The Treaty on European Union: What Does It Actually Say and Do? // Laursen F., Vanhoonacker S. (eds.). The Ratification of the Maastricht Treaty. Leiden, 1994. P. 17-18. *(145) Laursen F. OP. сit. P. 295-297. *(146) Shaw J. Law of the European Union. P. 64, 65. *(147) Lodge J. The Future of the New European Union // The European Union Encyclopedia and Directory 2005. L., 2006. P. 165. *(148) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 54-67. *(149) Тойнби А. Европа сужается // Тойнби А. Цивилизация перед судом Истории: сб. М. Б. 1995. С. 77-79. *(150) Wilts A. Europeanization and Means of Interest Representation by National Business Associations. P. 269-271. *(151) Weacker Fr. Foundations of European Legal Culture // The American Journal of Comparative Law. 1992. Vol. 38. P. 12-13. *(152) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 1-2. *(153) Weacker Fr. OP. cit. P. 2-3. *(154) Jessner V., Hofland A., Varga С. European Legal Cultures. Sydney, 1996. P. 493-495. *(155) Weacker Fr. Foundations of European Legal Culture / The American Journal of Comparative Law. 1992. Vol. 38. P. 1-29; Jessner V., Holland A., Varga С. European Legal Cultures. Sydney, 1996. P. 493-494. *(156) Blankenburg E. Patterns of Legal Culture: the Netherlands Compared to Neighboring Germany / The American Journal of Comparative Law. 1998. N 1. P. 493494. *(157) Ward I. А Critical Introduction to European Law. L., 1996. P. 178-179. *(158) См.: Топорнин Б.Н. Европейского право. М., 1998; Хартли Э.К. Право Европейского сообщества. М., 1998; Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота / под ред. B.B. Безбаха, А.Я. Капустина, В.К. Пучинского. М., 1999; Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000; Lenaerts K., Nuffel P. Constitutional Law of the European Union. L., 2005; etc. *(159) Edward D. and Lane К. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 1. *(160) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 36. *(161) Там же. С. 34. *(162) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 36. *(163) Besson S. From European Integration to European Integrity: Should European Law Speak with Just One Voice? // European Law Journal. 2004. Vol. 10. N 3. P. 257-281. *(164) Sarat A., Douglas L. and Umphrey M. (eds.). The Place of Law. N.Y., 2003; Tridimas T. and Nebbia P. (eds.). European Union Law for the Twenty-First Century. Rethinking the New Legal Order. Oxford, 2004. Vol. 2; Bogdandy A. and Bast J. (eds.). Principles of European Constitutional Law. Oxford, 2006; etc. *(165) Общая теория государства и права: академический курс: в 3 т. / отв. ред. М.Н. Марченко. Т. 2. 2-е изд. М., 2007. С. 332. *(166) Общая теория государства и права: академический курс: в 3 т. С. 333. *(167) Pearson Ed. Law for the European Business Studies. L., 1994; Hartkamp A., Hesselink M., Hondius E., Jousrra C., Perron Ed. (eds.). Towards a European Civil Code. L., 1998; Lenaerts K., Nuffel P. Constitutional Law of the European Union. L., 2005; etc. *(168) Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005. С. 8. *(169) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 108. *(170) Besson S. From European Integration to European Integrity: Should European Law Speak with Just One Voice? // European Law Journal. 2004. Vol. 10. N 3. P. 257-281. *(171) Hartkamp A., Hesselink M., Hondius E., Joustra С., Perron (eds.). OP. cit. P. 24-32. *(172) Beaumont P. and Walker N. (eds.). Legal Framework of the Single European Currency. Oxford, 1999; Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. *(173) Nugent N. Political Dynamics in the Enlarged European Union // Stephanou С. (ed). Adjusting to EU Enlargement. Recurring Issues in a New Setting. Northampton, 2006. P. 92-108. *(174) Conant L. Justice Contained. Law and Politics in the European Union. L., 2002. *(175) Howarth D., Loedel P. The European Central Bank: The New European Leviathan? N.Y., 2003. P. XII. *(176) Lord Ch. A Democratic Audit of the European Union. L., 2004. P. 2, 4; Benz A. Federal and Democratic? Reflections on Democracy and the Constitution of the EU // University of Tokyo Journal of Law and Politics. 2006. Vol. 3. P. 27-41. *(177) Подробнее об этом см.: Drabek Zd. (ed.). Globalization under Threat. The Stability of Trade Policy and Multilateral Agreements. Northampton, 2001. P. 205-208. *(178) Habermas J. What does a Legitimation Crisis Mean today? Legitimation Problems in Late Capitalism // Connolly W. (ed.). Legitimacy and the State. Oxford, 1984. P. 134. *(179) Besson S. OP. cit. P. 265. *(180) Gunther К. Rechtspluralismus und Universaler Code der Legalitat: Globalisierung als Rechtstheoretisches Problem // Wingert L. and Gunther К. (eds.). Die Offentlichkeit der Vernunft und die Vernunft der Offentlichkeit. Berlin, 2001. P. 539-542. *(181) Pearson Ed. Law for European Business Studies. L., 1994. P. 31. *(182) Cruz P. Comparative Law in Changing World. L., 1995. P. 165. *(183) Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 57. *(184) Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 57. *(185) Edward D., and Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 1-5. *(186) Климатическая установка. Еврокомиссия приняла однозначную программу по снижению выбросов углекислого газа // Время новостей. 2008. 24 янв. *(187) Здесь и далее курсив источника. - Авт. *(188) Sarat A., Douglas L. and Umphrey M. (eds.). The Place of Law. N.Y., 2003. P. 6. *(189) Sarat A., Douglas L. and Umphrey M. (eds.). OP. cit. P. 7. *(190) Sarat A., Douglas L. and Umphrey M. (eds.). OP. cit. P. 7. *(191) Hartly Т. Constitutional Problems of the European Union. Oxford, 1999; Weiler J. and Wind M. (eds.). European Constitutionalism Beyond the State. Cambridge, 2003; Schiemann K. Europe and the Loss of Sovereignty // International and Comparative Law Quarterly. 2007. Vol. 56. Part. 3. *(192) Pearson Ed. Law for European Business Studies. L., 1994. P. 30. *(193) Van Gend en Loos (1963). ECR 1. *(194) Cruz P. Comparative Law in Changing World. L., 1995. P. 165. *(195) Pearson Ed. OP. cit. P.30. *(196) Federation Charbormiere de Bergigue V. High Authority. Case 8/55 (1956). ECR 245 at 277; Costa V. Ente Nazionale Per L'Energia Electtrica (ENEL). (1964). ECR 585. *(197) См.: Основы права Европейского союза. М., 1997; Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005; Raworth Ph. Introduction to the Legal System of the European Union. N.Y., 2001; Apap J. (ed.). Justice and Home Affairs in the EU. Liberty and Security Issues after Enlargement. Northampton, 2004; Hanlon J. European Community Law. L., 2003; Piris J. The Constitution for Europe. A Legal Analysis. Cambridge, 2006; etc. *(198) Юридическая энциклопедия / под ред. Б.Н. Топорнина. М., 2001. С. 478; Webster's New Universal Unabridged Dictionary. N.Y., 1993. P. 1035. *(199) Конституции государств Европейского союза. М., 1999. С. 11. *(200) Конституции государств Европейского союза. С. 181. *(201) Там же. С. 701. *(202) Там же. С. 245. *(203) Там же. С. 423. *(204) Там же. С. 665. *(205) Конституции государств Европейского союза. С. 666. *(206) Энтин М.Л. Суд Европейских сообществ. М., 1987. С. 26-29; Шамсон Р. Право Европейского союза: некоторые особенности и тенденции развития // Преподавание права Европейского союза в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001. С. 319. *(207) Hirsch G. Nizza: Ende einer Etappe, Beginneiner Epoche // Nene Juristische Wochenschrift. 2001. S. 2677-2678; Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 57-58. *(208) Andenas M. and Usher J. OP. cit. P. 57. *(209) См.: Философский словарь. М., 1988. С. 231-232. *(210) Banchoff Th. and Saith M. (eds.). Legitimacy and European Union. N.Y., 1999. P. 1-18. *(211) Bogdandy A. and Bast J. (eds.). Principles of European Constitutional Law. Oxford, 2006. P. 69-70. *(212) Ossenbuhl F. Maastricht und das Grundgesetz - Eine Verfassungsrechtliche Wende? Deutsches Verwaltungsblatt. 1993. S. 629-634. *(213) Ipsen H. Europaische Verfassung - Nationale Verfassung. Europarecht, 1987. S. 195-208; Bogdandy A. and Bast J. (eds.). OP. cit. P. 69. *(214) Cygan A. National Parliaments in an Integrated Europe. An Anglo-German Perspective. N.Y., 2001. P. 3-7; Ott A. and Englis K. (eds.). Handbook on European Enlargement: The Hague, 2002. P. 7-11; Crawford J. The Creation of States in International Law. Oxford, 2006. P. 495-499; etc. *(215) Rosas A. and Antola E. (eds.). A Citizens Europe: in Search of a New Order. L., 1995; Bellamy R. and Warleigh A. (eds.). Citizenship and Governance in the European Union. N.Y., 2001; etc. *(216) Besson S. and Utzinger A. Introduction: Future Challenges of European Citizenship - Facing a Wide - Open Pandora's Box // European Law Journal. 2007. Vol. 13. N 5. P. 583. *(217) См. об этом: Bellamy R., Castinglione D. and Shaw J. (eds.). Making European Citizens: Civic Inclusion in an Transnational Context. L., 2006; Follesdal E. Union Citizenship: Unpacking the Best of Burden // Law and Philosophy. 2001. N 20; etc. *(218) Bancoff Th. and Smith M. Conceptualizing Legitimacy in a Contested Polity // Banchoff Th. and Smith M. (eds.). Legitimacy and the European Union. The Contested Polity. N.Y., 1999. P. 1-20. *(219) Andenas M. and Usher J. OP. cit. P. 59. *(220) Treaty of Lisbon. Amending the Treaty of European Union and the Treaty establishing the European Community // Official Journal of the European Union. 2007. 17 дек. P. С. 306/3. *(221) Ginsbourg Т. and Kagan R. Institutions and Politic Law. Comparative Approaches. N.Y., 2005. P. 108. *(222) Case 294/83. Les Verts v. European Parliament (1986). ECR 1339. *(223) Albi A., Ziller G. (eds.). The European Constitutions and National Constitutions. Ratification and Beyond. L., 2007. *(224) Case 26/62. Van Gend en Loos (1963). ECR 3. *(225) Case 26/62. Van Gend en Loos (1963). ECR 3. *(226) Shaw J. Law of the European Union. L., 2000. P. 3. *(227) Shore С. Government without Statehood? Antropological Perspectives on Governance and Sovereignty in the European Union // European Law Journal. 2006. Vol. 12. N 6. P. 709. *(228) Kuper R. The Politics of the European Court of Justice. L., 1998. P. 3. *(229) Ginsburg T. and Kagan R. Institutions and Public Law. Comparative Approaches. N.Y., 2005. P. 108-112. *(230) Weiler J. The Constitution of Europe. Cambridge, 1999. P. 245-270. *(231) Подробнее см. об этом: Albi A., Ziller J. (eds.). OP. cit. P. 5-7. *(232) Подробнее см. об этом: Albi A., Ziller J. (eds.). OP. cit. P. 6. *(233) Walker N. The EU and the WTO: Constitutionalism in a New Key' // Burca G. and Scott J. (eds.). The EU and the WTO: Legal and Constitutional Issues. Oxford, 2001. P. 31-33. *(234) Foucault M. Governmentality // Burchell G., Gordon С. and Miller P. (eds.). The Foucault Effect: Studies in Governmentality. N.Y., 1991. P. 721-722. *(235) Eriksen E., Fossum J. and Mendez A. (eds.). Constitution Making and Democratic Legitimacy. L., 2002. P. 81-84. *(236) Weiler J. and Wind M. (eds.). European Constitutionalism beyond the State. Cambridge, 2003. P. 28-29. *(237) Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 56-59. *(238) Ibid. P. 59. *(239) Конституция государств Европейского союза. С. 27-30. *(240) Конституция государств Европейского союза. С. 27-30. *(241) Там же. С. 188. *(242) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004; Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004; Witte B. (ed.). An Emerging Constitution for Europe? Oxford, 2003; Weiler J. and Wind M. (eds.). European Constituonalism Beyond the State. Cambridge, 2003; Bogdan m. Comparative Law. Oxford, 2006; etc. *(243) Edward D. and Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 1. *(244) Договор, учреждающий Европейское экономическое сообщество. Статья 3. пп. a), h), m) - Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 555-556. *(245) Ballin E. and Senden L. Co-actorship in the Development of European Lawmaking. The Haque, 2005. P. 10-32. *(246) Raworth Ph. Introduction to the Legal System of the European Union. N.Y., 2001. P. 99-132. *(247) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 87. *(248) Andrea Francovich and Danila Bonifaci and others V. Italian Republic. 1991. RCR 1-5357. Case C-6/90. *(249) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2007. С. 50; Hervey F. and Kenner J. (eds). Economic and Social Rights under the EU Charter of Fundamental Rights. A Legal Perspective. Oxford, 2003. P. 1-25; Hanlon J. European Community Law. L., 2003. P. 65-69; etc. *(250) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 4-11. *(251) Договор о Европейском союзе. Статья 11. Европейское право / рук. авт. колл. И отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 530. *(252) Там же. С. 539. *(253) Davis K. Understanding European Union. N.Y., 2007. P. 42-65; Tridimas T. and Nebbia P. (eds.). European Union Law for the Twenty-First Century. Rethinking the New Legal Orden. Vol. 2. Oxford, 2004. P. 3-18. *(254) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 51. *(255) Договор о Европейском союзе. Ст. 11. П. 11, 12. *(256) Там же. Ст. 29. *(257) Tallon D. The Impact of International Conventions on Municipal Law // Markesinis B. (ed.) The Gradual Convergence. Foreign Ideas, Foreign Influences and English Law on the Eve of the 21st Century. Oxford, 1994. P. 133-175; Lowe V. International Law. Oxford, 2007. P. 5-11; etc. *(258) Договор о Европейском союзе. Ст. 11. П. 2. *(259) Slaughter A., Burke-Whire W. The Future of International Law is Domestic (or: The European Way of Law) // Harvard International Law Journal. 2006. Vol. 47. N 2. Р. 327-349. *(260) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 51. *(261) Там же. С. 51. *(262) Договор о Европейском союзе. Ст. 11. П. 1. *(263) Договор о Европейском союзе. Ст. 29. *(264) The Schengen Agreement of 14 June 1985. Agreement between the Governments of the States of the Benelux, Economic Union, The Federal Republic of Germany and the French Republic on the Gradual Abolition of Controls at the Common Fronties // Schermers H. Free Movement of Persons in Europe. L., 1993. P. 47-551. *(265) The Schengen Agreement of 19 June 1990. Applying the Schengen Agreement of 14 June 1985 between the Governments of the States of the Benelux, Economic Union, The Federal Republic of Germany and the French Republic, on the Gradual Abolition of Checks at Their Common Borders // Schermers H. (ed.). OP. cit. P. 552-603. *(266) См.: Кашкин С.Ю., Четвериков А.О. Шенгенские соглашения. М., 2000. *(267) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 228-233. *(268) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 777. *(269) Хартия Европейского союза об основных правах: комментарий / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2001. *(270) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 35. *(271) Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М., 1998. *(272) Подробнее об этом см.: Право Европейского союза. С. 394-410. *(273) Ballin H. and Senden L. Co-actorship in the Development of European Lawmaking. The Hague, 2005. P. 11. *(274) Hofmann H. Agreement in EU Law // European Law Review. 2006. Vol. 31. N 6. Р. 800. *(275) Ibid. P. 800-810. *(276) Hartcamp A., Hesselink M., Hondius E., Joustra C., Perron Ed. (eds.). Towards a European Civil Code. L., 1998. P. 72-79. *(277) Право Европейского союза. С. 149. *(278) См., например: Ladeur K. (ed.). The Europeanisation of Administrative Law. Transforming National Decision-making Procedures. Sydney, 2002; Bercusson B. (ed.). European Labour Law and the EU Charter of Fundumental Rights. L., 2006; Piris J. The Constitution for Europe. A Legal Analysis. Cambridge, 2006; Bogdandy A. and Bast J. (eds.). Principles of European Constitutional Law. Oxford, 2006; etc. *(279) Employment Law in Europe. A Country Guide for Employers. L., 1992; Ogus A. Regulation Legal Form Community Law. L., 2003; Ullrich H. (ed.). The Evolution of European Competition Law. Whose Regulation, Which Competition? Northampton, 2006; Davis K. Understanding European Union Law. N.Y., 2007; Schendelen R. Machiavelli in Brussels. The Art of Lobbying the EU. Amsterdam, 2002 etc. *(280) Lenaerts K. and Desomer M. Towards a Hierarchy of Legal Acts in the European Union? Simplification of Legal Instruments and Procedures // European Law Journal. 2005. N 6. Vol. 11. P. 745. *(281) Lenaerts K. and Desomer M. OP. cit. P. 745. *(282) Pollard D., Ross M. European Community Law. 1994; Denza E. The Intergovernmental Pillars of the European Union. Oxford, 2002; Thomson R., Stokman Fr., Asher Ch. and Kunig Th. The European Union Decides. Cambridge, 2006; etc. *(283) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 277. *(284) Там же. С. 277. *(285) Raworth Ph. Introduction to the Legal System of the European Union. N.Y., 2001. P. 118. *(286) Ibid. P. 119. *(287) Raworth Ph. OP. cit. P. 109. *(288) Pollard D., Ross M. European Community Law. L., 1994; Geyr R., Ingebritsen Ch. and Moses J. (eds.). Globalization, Europeanization and the End of Scandinavian Social Democracy? L., 2000; Thomson R., Stokman Fr., Achen Ch. and Konig Th. The European Union Decides S. Cambridge, 2006; etc. *(289) См.: Zweigert К., Ketz H. An Introduction to Comparative Law. Amsterdam, 1977; Grossfeld B. The Strengh and Weakness of Comparative Law. Oxford, 1990; Droit Anglo-Saxon Et Droit Continental. Confrontation or Harmonisation? Paris, 1995; Snyder Fr. (ed.). Europeanisation of Law: The Legal Effects of European integration. Oxford, 2000; Joerges Ch. Europeanization as Process: Thoughts on the Europeanization of Private Law // European Public Law. 2005. N 1; etc. *(290) Саидов А.X. Сравнительное правоведение: Краткий учебный курс. М., 2006. С. 174-205. *(291) Топорнин Б.Н. Европейское право. М, 1998. С. 8. *(292) Там же. *(293) Dainow J. The Civil Law and the Common Law: Some Points of Comparison // The American Journal of Comparative Law. 1966-1967. Vol. 15. P. 420. *(294) Подробнее об этом см.: Саидов А.X. Указ. соч. С. 198-270. *(295) См.: Denza E. Two Legal Orders: Divergent or Convergent? // International and Comparative Law Quarterly. 1998. Vol. 48. P. 257-284; Volske С. Comparative Law as Comparative Jurisprudence. The Comparability of Legal System // The American Journal of Comparative Law. 2004. N 3. P. 720-726; etc. *(296) См.: Eyben W. Inter-Nordic Legislative Cooperation // Scandinavian Studies in Law. 1962. N 6. P. 63-90; Bogdan M. Comparative Law. Kluwer, 1994. P. 88-90; etc. *(297) Osakwe Ch. Louisiana Legal System: A Coenfluence of Two Legal Traditions // The American Journal of Comparative Law. 1986. Vol. XXXIV (Supplement). P. 30. *(298) Ibid. *(299) Valcke С. Quebec Civil Law and Canadian Federalism // Yale Journal of International Law. 1996. N 1. P. 67-121. *(300) The Civil Codes and Related Civil Law Statutes. A Critical Edition. Montreal, 1991. P. X-XII. *(301) Подробнее об этом см.: Bogdan M. OP. cit. P. 87-91; Dainow J. OP. cit. P. 419-420. *(302) Geyer R., Ingebritsen Ch. and Moses J. (eds.). Globalisation, Europeanization and the End of Scandinavian Social Democracy? L., 2000; Schmidt V. The Futures of European Capitalism. Oxford, 2002; Borzel T. States and Regions in the European Union. Institutional Adaptation in Germany and Spain. Cambridge, 2002; etc. *(303) Bell J. English Law and French Law - Not So Different? // Current Legal Problems. Oxford, 1995. Vol. 48. Part 2. P. 63. *(304) Merryman J., Clark D. Comparative Law: Western European and Latin American Legal Systems. N.Y., 1978. P. 210. *(305) Caenegem R. Civil Law and Common Law: the Twain that Seldom Met. Droit Anglo-Saxon et Droit Continental. Confrontation or Harmonisation? Paris, 1995. P. 3. *(306) Chieveley G. The Future of the Common Law // International and Comparative Law Quarterly. 1997. Part 4. P. 746. *(307) Подробнее об этом см.: Марченко М.Н. Правовые системы современного мира. М., 2008. С. 206-241. *(308) См.: Bogdan M. Comparative Law. P. 68-83; Denza E. OP. cit. P. 257-284; Cooke R. The Road ahead for the Common Law // International and Comparative Law Quarterly. 2004. Vol. 53. Part. 2. P. 273-276; etc. *(309) Dictionary of Sociology and Related Sciences. Totowa. New Jersey, 1988. P. 32; Webster's New Universal Unabridged Dictionary. N.Y., 1993. P. 269. *(310) Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1995. С. 133. *(311) Ashford Sh., Timms N. What Europe Thinks. A Study of Western European Values. Sydney, 1992. P. 108-137; Houben G. and Pollan Th. (eds.). European Interests. A 2020 Vision of the Union's Foreign and Security Policy. Munich, 2005. P. 16-67. *(312) Lenz С. Common Bases and Fundamental Values of European Community Law; Gessner V., Hofland A., Varga С. European Legal Cultures. Sydney, 1996. P. 78-80. *(313) Werro Fr. Harmonization of the Rules of Private Law between Civil Law and Common law Countries // Gessner V., Hofland A., Varga С. European Legal Cultures. P. 164. *(314) Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. С. 134. *(315) См.: Glenn H. Legal Traditions of the World. Sustainable Diversity in Law. Oxford, 2000. *(316) Сальников В.П. Правовая культура. Общая теория государства и права: академический курс: в 3 т. 3-е изд. Т. 3 / отв. ред. М.Н. Марченко. М., 2007. С. 362. *(317) Gibson J., Caldeira G. The Legal Cultures of Europe // Law and Society. Review. 1996. N 1. P. 57-59; Cohen-Tanugi L. Legal Cultures Compared: The American and the Frenchand the German // Gessner V., Hofland A., Varga С. (eds.). European Legal Culture. Sydney, 1996. P. 269-275; Watson A. Legal History and Common Law for Europe. Mistery, Reality, Imagination. Stockholm, 2001. P. 101-176; etc. *(318) Тойнби А. Указ. соч. С. 99-101. *(319) Schwartz H. Defamation and Democracy // The Parker School Journal of East European Law. 1996. N 2. P. 217. *(320) Schwartz H. OP. cit. P. 217. *(321) См.: Legrand P. European Legal Systems Are Not converging // International and Comparative Law Quarterly. 1996. Vol. 45. P. 52-68; Glenn H. Legal Traditions of the World. Sustainable Diversity in Law. Oxford, 2000. P. 126-212; etc. *(322) Bogdan M. Comparative Law. P. 68-70. *(323) Gessner V., Hofland A., Varga С. European Legal Cultures. Sydney, 1996. P. 493. *(324) См.: Wieacker Fr. Foundations of European legal Culture // The American Journal of Comparative Law. 1992. N 38. P. 1-29. *(325) Chieveley G. OP. cit. P. 749-750. *(326) Joerges Ch. Europeanization as Process: Thoughts on the Europeanization of Private Law // European Public Law. 2005. N 1. P. 63-84. *(327) Napolitano G. Towards a European Legal Order for Services of General Economic Interest // European Public Law. 2005. N 4. P. 581. *(328) Twining W. Globalisation and Legal Theory. L., 2000. P. 53-55. *(329) См.: Bell J. English Law and French Law - Not So Different? // Current Legal Problems. P. 66-97; Caenegem R. Civil Law and Common Law: the Twain that Seldom Met // Droit Anglo-Saxon et Droit Continental. Confrontation or Harmonisation? Paris, 1995. P. 3-11; etc *(330) Glendon M., Gordon M., Osakwe Ch. Comparative Legal Traditions. St. Paul, Minn., 1994. P. 193. *(331) См.: MacCormick D., Summers R. (eds.). Interpreting Precedents. A Comparative Study. Sydney, 1995. P. 292-308; Glenn H. Legal Traditions of the World. Sustainable Diversity in Law. Oxford, 2000. P. 126-212; etc. *(332) Dainow J. The Civil Law and the Common Law: Some Points of Comparison. P. 424-430. *(333) Glendon M., Gordon M., Osakwe Ch. OP. cit. P. 265. *(334) Давид Р. Основные правовые системы современности. (Сравнительное право). М., 1967. С. 84. *(335) Dainow J. OP. cit. P. 428. *(336) Цвайгерт К., Кетц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. I. Основы. М., 1998. С. 108. *(337) См.: Cohen-Tanugi L. Legal Cultures Compared: The American and the French and the German // Gessner V., Hofland A., Varga С. (eds.). OP. cit. P. 269-273; Cooke R. The Road Ahead for the Common Law // International and Comparative Law Quarterly. 2004. Vol. 53. Part. 2. P. 273-275; etc. *(338) См.: Mollers Th. The Role of Law in European Integration // The American Journal of Comparative Law. 2000. N 48. P. 681-692; Snyder Fr. (ed.). Europeanization of Law: The Legal Effects of European integration. Oxford, 2000: P. 289-295; Jorges Ch. Europeanization as Process: Thoughts on the Europeanization of Private Law // European Public Law. 2005. N 1. P. 64-84; etc. *(339) Legrand P. European Legal System Are Not Converging // International and Comparative Law Quarterly. 1996.Vol. 45. P. 52-55. *(340) Подробнее об этом: Скворцов В.Н. Доктрина конвергенции и ее пропаганда. М., 1974. С. 3-5. *(341) См.: Danner R. Bernalm Introduction to Foreign Legal Systems. N.Y., 1994; C. 54-56; Bell J. English Law - Not So Different? // Current Legal Problems. Part 2. 1995. Vol. 48. P. 63-98; The European Union Encyclopedia and Directory 2005. L., 2005. P. 164173; etc. *(342) Подробнее об этом см.: Марченко М. Н. Конвергенция романогерманского и англосаксонского права. Киев, Симферополь, 2007. *(343) Chesterman M. Contempt: in the Common Law, But Not the Civil Law // Enternational and Comparative Law Quarterly. 1997. Part 3. Vol. 46. P. 557-560; Valke С. Comparative Law as Comparative Jurisprudence. The Comparability of Legal Systems // The American Journal of Comparative Law. 2004. N 3. P. 721-726; etc. *(344) Merryman J. On the Convergence (and Divergence) of the Civil Law and the Common Law // Cappelletti M. (ed.). New Perspectives for a Common Law of Europe. L., 1978. P. 197. *(345) Merryman J. OP. cit. P. 210. *(346) См.: Denza E. Two Legal Orders: Divergent or Convergen? // International and Comparative Law Quarterly. 1998. Vol. 48. P. 257-284. *(347) Dainow J. The Civil Law and the Common Law: Some Points of Comparison // The American Journal of Comparative Law. 1966/1967. Vol. 15. P. 435. *(348) См. Ogus A. Regulation Legal Forms and Economic Theory. Oxford, 1994. P. 338-341. *(349) Beatson J. Has the Common Law a Future? // The Cambridge Law Journal. 1997. Part I. Vol. 56. P. 292. *(350) Beatson J. OP. cit. P. 292-293. *(351) Cooke R. The Road Ahead for the Common Law // International and Comperative Law Quarterly. 2004. Vol. 53. Part 2. P. 273. *(352) Bognar V. (ed.). The British Constitution in the Twentieth Century. Oxford, 2003. P. 663. *(353) См.: Jenkins D. From Unwritten to Written: Transformation in the British Common Law Constitution // Vander Bilt Journal of Transnational Law. Vol. 36. N 3. 2003. P. 865-867. *(354) Подробнее об этом см.: Марченко М.Н. Судебное правотворчество и судейское право. М., 2007. С. 336-350. *(355) Alder J. General Principles of Constitutional and Administrative Law. L., 2004. P. 139-141. *(356) Joerges Ch. Europeanization as Process: Thoughts on the Europeanization of Private Law // European Public Law. 2005. N 1. P. 63-84; Napolitano J. Towards a European Legal Order for Services of General Economic Interest // European Public Law. 2005. N 4. P. 565-581; etc. *(357) Schmidt V. The Futures of European Capitalism. Oxford, 2002. P. 41, 42. *(358) Borzel Т. States and Regions in the European Union. Institutional Adaptation in Germany and Spain. Cambridge, 2002. P. 15. *(359) Wilts A. Europeanization and Means of Interest Representation by National Business Associations // European Journal of Industrial Relations. 2001. N 3. P. 269-283. *(360) Scully R. Becoming Europeans? Attitudes, Behavior and Socialization in the European Parlament. N.Y., 2005. P. 3. *(361) Ibid. P. 3-10. *(362) Hug S. Voices of Europe. Citizens, Referendums and European Integration. Oxford, 2002. P. 133. *(363) Snyder Tr. OP. cit. P. 3-11; Ashford Sh., Timms N. What Europe Thinks. A Study of Western European Values. Sydney, 1992. P. 110-111; Palermo Tr., Toggenburg G. (eds.). European Constitutional Values and Cultural Diversity. Bozen, 2003. P. 11-19; etc. *(364) Wiegand W. The Reception of American Law in Europe // The American Journal of Comparative Law. 1991. N 2. P. 229-248. *(365) Ibid. P. 246. *(366) Mathiopoulos M. History and Progress in Search of the European and American Mind. N.Y., 1989; Koh H. On American Exceptionalism // Stanford Law Review. 2003. N 5. Vol. 55; Steffenson R. Managing EU - US Relations. Actors, Institutions and the New Translantic Agenda. N.Y., 2005; etc. *(367) Wiegand W. Studien zur Rechtsanwendungslehre der Rezeptioszeit. Munich, 1977; Sturner R. Die Rezeption U.S. - Americanischen Rechts in der Bundesrepublik Deutchland. Bonn, 1989; etc. *(368) Cruze P. A Modern Approach to Comparative Law. Boston, 1993. P. 335. *(369) Ibid. P. 335-336. *(370) См.: Wiegand W. The Reception of American Law in Europe. P. 235-247. *(371) Craze P. A Modern Approach to Comparative Law. P. 335. *(372) См.: Киселев И.Я. Транснациональные корпорации и буржуазное трудовое право. М., 1985. С. 46-183; Trochon J. New Challenges Facing Multinational Corporations // A Legal Perspective. International Business Law Journal. 2003. N 8. P. 847-854. *(373) Merryman J. On the Convergence and Divergence of the Civil Law and the Common Law. P. 213. *(374) Монтескье Ш. О духе законов // История политических и правовых учений: хрестоматия / сост. и ред. Г.Г. Демиденко, Г.А. Борисов. Белгород, 1999. С. 265. *(375) См.: Chesterman M. Contempt: The Common Law, But Not the Civil Law // International and Comparative Law Quarterly. 1997. Vol. 46. Part 2. P. 21-558. *(376) См.: Merryman J. OP. cit. Р. 223-227; Cooke R. The Road Ahead for the Common Law. P. 274-276; Blankenburg E. Patterns of Legal Culture: The Netherlands Compared to Neighboring Germany // The American Journal of Comparative Law. 1998. P. 2-37; Baker J. Why the History of English Law Has Not Been Finished? // Cambridge Law Journal. 2000. Vol. 59. N 1. P. 63-84; etc. *(377) Bennion F. Understanding Common Law Legislation Drafting and Interpretation. Oxford, 2001. P. 201, 202. *(378) Beaston J. Has the Common Law a Future // Cambridge Law Journal. 1997. N 2. P. 229. *(379) Harmsen R. and Spiering M. Introduction: Euroscepticism and the Evolution of European Political Debate // European Studies. 2004. N 20. P. 13, 15. *(380) Tiersky R. Introduction: Euroscepticism and "Europe" // Tiersky R. (ed.). Euro-Skepticism. A Reader. Oxford, 2001. P. 1-5. *(381) Judt T. Europe: The Grand Illusion // Tiersky R. (ed.). Euro-Skepticism. A Reader. Oxford, 2001. P. 285-289. *(382) Tiersky К. OP. cit. P. 1-3. *(383) Holmes M. (ed.). Eurosceptical Reader. L., 1996; Benoit В. SocialNationalism: An Anatomy of French Euroscepticism. N.Y., 1997; Miener S. Introduction: A Healthy Skepticism? // Journal of European Integration. 2000. N 1; Forster A. Eurosceepticism in Contemporary British Politics: Opposition to Europe in the British Conservative and Labour Party Since 1945. L., 2002; etc. *(384) См.: Sheridan M., Cameron J. EC Legal Systems. An Introduction Guide. L., 1992; Denza E. Two Legal Orders: Divergent or Convergent? // International and Comparative Law Quarterly. 1998. Vol. 48; Joerges Ch. Europeanization as Process: Thoughts on the Europeanization of Private Law // European Public Law. 2005. N 1; etc. *(385) Wilts A. Europeanization and Means of Interest Representation by National Business Associations // European Journal of Industrial Relations. 2001. N 3. P. 269-270. *(386) Mortelmans K. The Relations hip Between the Treaty Rules and Community Measures for the Establishment and Functioning of the Internal Market. Towards a Concordance Rule // Common Market Law Review. 2002. N 39. P. 1307-1310. *(387) Napolitano Y. Towards a European Legal Order for Services of General Economic Interest // European Public Law. 2005. N 4. P. 581. *(388) См.: Kourilsky Ch., Racz A. and Schaffer H. (eds.). The Sources of Law. A Comparative empirical Study. Budapest, 1982; White R. The English Legal System in Action. The Administration of Justice. L., 1999; Craig P. Constitutional Foundations, the Rule of Law and Supremacy // Public Law: Spring. 2003; International Encyclopedia of Laws. Civil Procedure. The Hague, 2004. Vol. II; etc. *(389) Подробнее об этом см.: Марченко М.Н. Судебное правотворчество и судейское право. М., 2007. С. 235-249. *(390) См.: Caenegem R. European Law in the Past and the Future. Unity and Diversity Over Two Millennia. Cambridge, 2003. *(391) Dawson J. Oracles of Law. L., 1968. Ch. 4; Henn H. Legal Traditions of the World. N.Y., 1998. P. 126. *(392) Kourilsky Ch., Racz A. and Schaffer H. (eds.). The Sources of Law, A Comparative Empirical Study. Budapest, 1982. P. 32. *(393) Vrij E. Equity in Holland V. Equity in Australia: A Comparative Essay on the Place an Administration of Equity in Civil Law and Common Law Jurisdictions // The ELSA Law Review. 1996. N 2. P. 45-51. *(394) Iuul St. The Danish Supreme Court Through 300 Years // Scandinavian Studies in Law. 1962. Vol. 6. P. 172-173. *(395) Konrulsky Ch., Racz A. and Schaffer H. (eds.). OP. cit. P. 212. *(396) The Swiss Civil Code. Vol. 1. Preliminary Chapter. Zurich, 1976. Art. l. *(397) Ibid. *(398) Ibid. *(399) Gomard B.A. Programme of Legal Policy on Judge-made Law // Scandinavian Studies in Law. 1988. Vol. 32. P. 14-17; Alexy R.A. Theory of Legal Argumentations. Oxford, 1989. P. 274-276; Green-Gonas С. The Scandinavian Legal System. An Introduction // Comparative Juridical Review. 1990. Vol. 27. P. 11-15; Dadomo Ch., Farran S. The French Legal System. L., 1993. P. 40-43; etc. *(400) См.: Brown L., Kennedy T. The Court of Justice of the European Communities. L., 2000; Grainne De Burca and Weiler J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2000: Nascim-Bene B. The European Court of Justice and the Powers of the Italian Antitrust Authority: The CIF Case // European Public Law. 2004. Vol. 10. N 4; etc. *(401) Shaw J. Law of European Union. L., 2000. P. 419. *(402) Ibid. *(403) R.V. Secretary of State for Transport Ex P. Factortame Ltd (1991) 1A. C. 603. ECJ. *(404) Shau J. Law of the European Union. L., 2000. P. 397-418. *(405) Cappelletti M. The Judicial Process in Comparative Perspective. Oxford, 1989. P. 366. *(406) Brown J. and Jacobs A. The European Court of Justice. L., 1994. Ch. 16. *(407) Birks P. (ed). English Private Law. Oxford, 2000. Vol. I. P. 37. *(408) В английской юридической литературе отмечается, что "проблема отличия ratio decidendi от obiter dictum очень стара" (Кросс Р. Прецедент в английском праве / под общ. ред. Ф.М. Решетникова). М., 1985. С. 57. *(409) Arnull A. The European Union and Its Court of Justice. Oxford, 1999. P. 529. *(410) Barah A. The Court of Justice of the European Communities // Shetreet Sh. (ed.). The Role of the Courts in Society. Boston, 1988. P. 391-394. *(411) Redmond P., Shears P. General Principles of English Law. L., 1993. P. 29. *(412) См.: Bell J. French Constitutional Law. Oxford, 1994; Hay P. Law of the United States. Munich, 2002; Leyland P., Woods T. Textbook on Administrative Law. Oxford, 2002; Bognar V. (ed.). The British Constitution in the Twentieth Century. Oxford, 2003; etc. *(413) Burca G. and Witte B. (eds.). Social Rights in Europe. Oxford, 2005; Social Protection in the European Social Charter. Strasbourg, 2000; The Protection of Fundamental Social Rights in Europe Through the European Social Charter. Strasbourg, 2001. *(414) См.: Servais J. Universal Labor Standards and National Cultures // Comparative Labor Law and Policy Journal. 2004. N l. P. 35-49. *(415) Marx St. The Human Right to Development: Between Rhetoric and Reality // Harvard Human Rights Journal. 2004. Vol. 17. P. l37-167; Alston Ph. Making Space for New Human Rights: The Case of the Right to Development // Harvard Humanitarian Rights Year Book. N.Y. 1988. P. 3-20; etc. *(416) Burca J. and Witte B. (eds). Social Rights in Europe. Oxford, 2005; Social Protection in the European Social Charter. Strasburg, 2000; The Protection of Fundamental Social Rights in Europe Through the European Social Charter. Strasburg, 2001. *(417) Jowell J. Beyond the Rule of Law: Towards Constitutional Judicial Review // Public Law. Winter. 2000. Р. 672. *(418) Markesinis B. (ed.). The Impact of the Human Rights Bill on English Law. Oxford, 1999. P. 21-28. *(419) Stevens R. Government and Judiciary // Bogdanor V. (ed.). The British Constitution on the Twentieth Century. Oxford, 2003. P. 333-365. *(420) Jowell J. OP. cit. P. 671. *(421) Следует заметить, однако, что не у всех "демократий" романогерманского права с писаной конституцией существует институт судебного надзора за соответствием актов парламента действующей конституции. В Финляндии, например, существует, по мнению авторов, лишь так называемый "квазиюридический институт, наблюдающий за соблюдением конституции" (Poyhonen J. (ed.). An Introduction to Finnish Law. Helsinki, 1993. P. 31). См. об этом: Конституция Финляндии. § 58 // Конституции государств Европейского союза. М., 1999. С. 622. *(422) См.: Hartley Т. International Law and the Law of European Union. A Ressessment. The British Year Book of International Law. Oxford, 2002. Р. 3-19; Lenarets K. and Desomer M. Towards a Hierarchy of Legal Acts in the European Union? Simplification of Legal Instruments and Procedures // European Law Journal. 2005. N 6. P. 745-765; etc. *(423) Snyder Fr. (ed.) Europeanisation of Law: The Legal Effects of European Integration. Oxford, 2000. P. 83-97. *(424) Ibid. P. 83-86. *(425) Harris В. Final Appellate Courts Overruling Their Own "Wrong" precedents: the On going Search for Principle // The Law Quarterly Review. 2002. Vol. 118. P. 408412. *(426) См.: Lewis V. AH. General Jamaica (2001). 2 A. C. 50 at P. 89. *(427) Kohne M. Rule of Law Put to the Test: The Case of Judicial Rule-making by Agreement // Netherlands International Law Review. 2004. N 1. P. 78. *(428) См.: McCormick J. Supranational Challenges to Rule of Law; The Case of the European Union // Dyzenhaus D. (ed.). Recrafting the Rule of Law: The Limits of Legal Order. Oxford, 1999. P. 267-273. *(429) Ekins R. Judicial Supremacy and the Rule of Law // The Law Quarterly Review. 2003. Vol. 119. P. 127-151. *(430) Ekins R. OP. cit. P. 127. См. также: The Constitution, Morals and Rights. L., 1996. P. 627-630; Allan T. Constitutional Justice: A Liberal Theory of the Rule of Law. L., 2001. P. 21-25; etc. *(431) См.: Campbell J. The Legal Theory of Ethical Positivism. L., 1996. P. 3-18; McCormick J. OP. cit. P. 267-269; Ekins R. OP. cit. P. 146-151. *(432) Harding A. Global Doctrine and Local Knowledge: Law in South East Asia // International and Comparative Law Quarterly. 2002. Part I. Vol. 51. P. 35-53. *(433) Bennion F. Understanding Common Law Legislation. Drafting and interpretation. Oxford, 2001. P. 5. *(434) Dworkin R. Law as Interpretation // Arnio A. and MacCormick D. (eds). Legal Reasoning. Dartmouth, 1992. P. 528. *(435) Harvard Law Review. 1982. N 6. P. 33; Coomaraswamy R. Toward an Engaged Judiciary. The Role of Judiciary in Plural Societies. L., 1997. P. 3; etc. *(436) Maurer A., Mittag J. and Wessels W. National Systems' Adaptation to the EU System: Frends, Offers and Constraints // Kohler-Koch B. (eds.). Linking EU and National Governance. Oxford, 2003. P. 53-71; Mc Garry J. and Keating M. (eds.). European Integration and the Nationalities Question. N.Y., 2006. P. 1-17; etc. *(437) См.: Шебанов А.Ф. Форма советского права. М., 1968; Зивс С.Л. Источники права. М., 1981; Гурова Т.В. Источники российского права: автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 1998; Рябко А.И., Василенко О.Н. Актуальные проблемы онтологии форм права // Философия права. 2000. N 2; Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000; Марченко М.Н. Источники права. М., 2005 и др. *(438) Иоффе О.С., Шаргородский Т.Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 134. *(439) Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. С. 73-74. *(440) Шебанов А.Ф. Указ. соч. С. 23, 24. *(441) Неаgn К. The Theory Legal Duties and Rights. L., 1883. P. 31-32. *(442) Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Учеб. пособие. М., 1995. Т. 2. С. 5. *(443) Brownlie I. Principles of Public International Law. Oxford, 1990. P. 1. *(444) Подробнее см.: Марченко М.Н. Указ. соч. С. 29-77. *(445) Brownlie I. OP. cit. P. l. *(446) Brownlie I. OP. cit. P. l. *(447) Абашидзе А.Х. Международные договорные нормы в системе европейского права. Преподавание права Европейского союза в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001. С. 49. *(448) Байтин М.И. Сущность права. (Современное нормативное правопонимание на грани веков). Саратов, 2001. С. 67; Лучин В.О., Мазуров А.В. Указы Президента РФ. Основные социальные и правовые характеристики. М., 2000. С. 11. *(449) В более развернутом виде данную трактовку характера соотношения формы и источника права см.: Марченко М.Н. Указ. соч. С. 56-58. *(450) См.: Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 83-84; Шевцов А.Л. Система источников в развитии права Европейского союза (Теоретико-правовое исследование): автореф. дис... канд. юрид. наук. Тамбов, 2007. С. 8. *(451) McCormick J. Understanding the European Union. A Concise Introduction. L., 1999. Р. 32-46; Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 240-243. *(452) Dinnage J., Murhy J. The Constitutional Law of the European Union. N.Y., 1996. Р. 3-18; Snyder Fr. (ed.). Europeanization of Law: The Legal Effects of European Integration. Oxford, 2001. P. 1-9; Hoaben Y., Pollan Th. (eds.). European Interests. A 2020 Vision of the Union's Foreign and Security Policy. Munich, 2005. P. 11-29. *(453) Четвериков А.О. Основные положения проекта Конституции ЕС и правовые аспекты формирования общего социального пространства Российской Федерации и Европы // СНГ. Россия и Европа: сб. статей / сост. А.В. Захаров. М., 2006. С. 161. *(454) Там же. С. 162. *(455) Edward D., Jane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 53. *(456) Подробнее об этом см.: Марченко М.Н. Правовые системы современного мира. 2-е изд. М., 2007. *(457) Henn H. Legal Traditions of the World. Sustainable Diversity in Law. Oxford, 2000. P. 126-210; Hesselink M. The New European Private Law. Essays on the Future of Private Law in Europe. N.Y., 2002. P. 11-22. *(458) Рассмагина А.З. Источники права Европейского союза: автореф. дис... канд. юр. наук. М., 2004. С. 12-13. *(459) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 276. *(460) Рассмагина А.З. Указ. соч. С. 12. *(461) Lenaerts К., Desomer M. Towards a Hierarchy of Legal Acts in the European Union Simplification of Legal Instruments and Procedures // European Law Journal. 2005. N 6. P. 745. *(462) Lenaerts K. OP. cit. Р. 745. *(463) Brownlie I. OP. cit. P. 15-19; Edward D., Lane R. OP. cit. P. 64-69; Lenaerts K. OP. cit. Р. 745; etc. *(464) Lenaerts K. OP. cit. Р. 745. *(465) Договор о Европейском союзе. Ст. 1, 2 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 526. *(466) Sieberson St. How the New European Union Constitution Will Allocate Power Between the EU and its Member States. A Textual Analysis // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2004. N 4. P. 994-996. *(467) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 103. *(468) Там же. *(469) См.: Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005. С. 43; Witte Br. Community Law and National Constitution Values // Jessner V., Hofland A., Varga С. European Legal Culture. Sydney, 1996. P. 503-512; Bennion F. Understanding Common Law Legislation. Oxford, 2001. P. 152-154. *(470) Roney A. The EC/EU Fact Book. L., 1995. P. 52. *(471) Weatherill S. Law and Integration in the European Union. Oxford, 1995; Edwards Y., Pypers A. (eds.) The Politics of European Treaty Reform. L., 1997; Neunreither K., Wuner A. (eds.). European Integration After Amsterdam: Institutional Dynamics and Prospects Democracy. Oxford, 2000; etc. *(472) Договор о Европейском союзе (ст. 52) // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 551. *(473) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 102. *(474) Daintith F. (ed.) Implementing EC Law in the United Kingdom: Structures for Indirect Rule. Chichester, 1995; P. 8-19; Bennion F. Understanding Common Law Legislation. Oxford, 2001. P. 152-155; Shaw J. OP. cit. P. 296-327. *(475) См.: Байтин М.И. Указ соч. С. 65-70; Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М., 2002. С. 152-166; Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 96-104 и др. *(476) Cruz P. A Modern Approach to Comparative Law. Kluwer, 1993. P. 123. *(477) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 284-287. *(478) Шевцов А.Л. Система источников в развитии права Европейского союза (Теоретико-правовое исследование): автореф. дис... канд. юрид. наук. Тамбов, 2007. С. 22-23. *(479) Petersmann E. Proposals for a New Constitution for the European Union Building // Blogs for a Constitutional Theory and Constitional Law of the EU // Common Market Law Review. 1995. *(480) Edward D., Lane R. European Community Law. An introduction. Edinburgh, 1995. P. 64. *(481) Ibid. *(482) Snider F. The Effectiveness of European Community Law: Institutions, Processes, Tools and Techniques // Modern Law Review. 1993. N 19. P. 32. *(483) Edward D., Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 52. *(484) Ibid. *(485) Shaw J. OP. cit. P. 240. *(486) Ibid. *(487) Швецов А.Л. Указ. соч. С. 17. *(488) См. Борхардт К.Д. Азбука права Европейского союза. М., 1994. С. 32-33; Shaw J. OP. cit. P. 241-243. *(489) См.: Марченко М.Н. Источники права. М., 2005. С. 55-58. *(490) Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 1998. С. 282. *(491) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 282. *(492) Cruz P. Comparative Law in Changing World. L., 1995. P. 172-173. *(493) Edward D., Lane R. OP. cit. P. 51-54; Freestone D., Davidson I. The Intuitional Jramework of the European Communities. N.Y., 1988. P. 11-12; Sieberson St. How the New European Union Constitution will Allocate Power Between the EU and Its Member States - A Textual Analysis // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2004. Vol. 37. N 4. P. 993-1040; etc. *(494) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 83. *(495) См.: Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 280. *(496) Craig P., Harlow С. Lawmaking in the European Union. L., 1998; Hartley F. Constitutional Problems of the European Union. Oxford, 1999; Hanlon J. European Community Law. L., 2003; etc. *(497) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 85. *(498) Mathijsen P. A Guide to European Community Law. L., 1990. P. 304. *(499) Mathijsen P. OP. cit. P. 304. *(500) (1963) ECR 1 at 12; (1963) CMLR 105 at 129; Edward D., Lane R. European Community Law. Anintroduction. P. 55. *(501) Mathijsen P. OP. cit. P. 305. *(502) Case 6/64 Costa v. Enel (1964). E.C.R. 585 at 593. *(503) Matuijsen P. OP. cit. P. 305. *(504) C.M.L. Review. 1967. P. 483. *(505) Polland D., Ross M. European Community Law. L., 1994. P. 168. *(506) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 86. *(507) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 114. *(508) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. Приложение 31. С. 233. *(509) Freestone D., Davidson J. The Institutional Framework of the European Communities. N.Y., 1988. P. 11. *(510) Opinion 1/91, First EEA Case (1991). ECR 6079. Цит. по: Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 125. *(511) Право Европейского союза. С. 124-126. *(512) Pescatore P. The Doctrine of "Direct Effect": An Infant Disease of Community Law // European Law Review. 1983. N 8. Р. 153-158. *(513) Mathijsen P. A. Guide to European Community Law. P. 307-308. *(514) Case 148/78 Pubblico Ministero V. Ratti (1979). ECR1629 at 1651; (1980)1 CMLR 96' at 102. *(515) Edward D., Lane R. European Community Law. P. 55. *(516) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 39, 56 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 570, 577. *(517) Freestone D., Davidson J. The Institutional Framework of the European Communities. N.Y., 1988. P. 7-8. *(518) Petersmann E. Proposals for a New Constitution for the European Union: Building-Blocks for a Constitutional Theory and Constitutional Law of the EU // Common Market Law Review. 1995. Vol. 23-1125. *(519) Договор о Европейском союзе. Ст. 48 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 549. *(520) Договор о Европейском союзе. Ст. 48 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 550. *(521) Там же. *(522) Подробнее об этом см.: Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 126-130. *(523) Sieberson St. How the New European Union Constitution Will Allocate Power Between the EU and its Member States. A Textual Analysis // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2004. Vol. 37. N 4. P. 994. *(524) Petersmann E. Proposals for a New Constitution for the European Union: Building-Blocks for a Constitutional Theory and Constitutional Law of the EU // Common Market Law Review. 1995. Vol. 23. 1123-1125. *(525) Witte B. Community Law and National Constitutional Values // Gessner V., Hofland A., Varga С. (eds.). European Legal Cultures. Sydney, 1996. P. 503. *(526) Sieberson St. How the New European Union Constitution Will Allocate Power Between the EU and its Member States. A Textual Analysis // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2004. Vol. 37. N 4. P. 995. *(527) См.: Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 278-285; Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 46-51; Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005. С. 59-61. *(528) Шевцов А.Л. Система источников в развитии права Европейского союза (Теоретико-правовое исследование): автореф. дис... канд. юрид. наук. Тамбов, 2007. С. 16-18. *(529) Mortelmahs К. The Relationship Between the Treaty Rules and Community Measures for the Establishment and Functioning of the Internal Market. Towards a Concordance Rule // Common Market Law Review. 2002. N 39. P. 1306-1309. *(530) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 279. *(531) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 311 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 698. *(532) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 279. *(533) Рассмагина A.3. Источники права Европейского союза: автореф. дис... канд. юрид. наук. М., 2004. С. 20. *(534) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 57. *(535) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 307. *(536) Абашидзе А.Х. Международные договорные нормы в системе европейского права // Преподавание права Европейского союза в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001. С. 45-47. *(537) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 307. *(538) См.: Edward D., Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 51-52; Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 241-243. *(539) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 48. *(540) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 297. *(541) Там же. С. 293. *(542) Snyder F. Soft Law and Institutional Practice in the European Community // Martin S. The Construction of Europe. Kluwer, 1994; Beveridge F., Nott S. A Hard Look at Soft Law // Craig P., Harlow С. Lawmaking in the European Union. L., 1998; etc. *(543) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 48-49. *(544) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 249. *(545) Case С-322/88 Grimaldi v. Fonds des Maladies Professionnelles. (1989). ECR 4407. *(546) См.: Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 59-61; Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 131-146; Freestone D., Davidson J. The Institutional Framework of the European Communities. N.Y., 1988. P. 26-27; Pollard D., Ross M. European Community Law. L., 1994. P. 168-172; Edward D., Lane R. OP. cit. P. 51-52; Hanlon J. European Community Law. L., 2003. Ch. 2-6; etc. *(547) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 249. *(548) Sieberson St. How the New European Union Constitution Will Allocate Power Between the EU and its Member - States - A Textual Analysis // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2004. Vol. 37. N. 4. P. 1018-1035. *(549) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 5, 7. *(550) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 59. *(551) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 308. *(552) См.: Sheridan M, Cameron J. EC Legal Systems. An Introduction Guide. L., 1992. P. 4-26; Wiatt D., Dashwood A. European Community Law. L., 1993. P. 52-56; Mortelmans K. OP. cit. P. 1307-1309; Hartley T. International Law and the Law of European Union A. Reassessment. The British Year Book of International Law. Oxford, 2002. P. 1-18; etc. *(553) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 253. *(554) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 59. *(555) Pollard D., Ross M. European Community Law. L., 1994. P. 169. *(556) Ibid. *(557) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 243. *(558) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 249. *(559) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 286-287. *(560) Weatherill S. Law and Integration in the European Union. Oxford, 1995. Ch. 5; Shaw J. OP. cit. P. 243-244; Edward D., Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 52-55. *(561) Право Европейского союза / отв. ред. С.Ю. Кашкин. С. 132. *(562) Case 34/73 Variola v. Italian Finance Administration (1973) ECR 990. *(563) Ibid. ECR981. *(564) Pollard D., Ross M. OP. cit. P. 169. *(565) Mathijsen P. A Guide to European Community Law. L., 1990. P. 307-310; Edward D., Lane. R. OP. cit. P. 55, 61. *(566) См. об этом: Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 63. *(567) Council Regulation 1463/70 OJ 1970 (SP. Ed.). P. 482. *(568) Case 39/72 (1973) ECR 101. *(569) Usher J. European Community Law and National Law: The Irreversible Transfer? L., 1981. P. 17. *(570) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 249. *(571) Shaw J. OP. cit. P. 244. *(572) Weatherill S. Addressing Problems of Unbalanced Implementation in EC Law: Remedies in an Institutional Perspective // Kilpatrick C., Novitz T. and Skidmore P. (eds.). The Future of Remedies in Europe. Oxford, 2000. *(573) Cases С-1 and 176/90. (1991) ECR 1-4151; (1994) 1 CMLR 887. *(574) Edward D., Lane R. European Community Law. An introduction. Edinburgh, 1995. *(575) См., например: Ефремкина О.В. Основные положения Директивы 1999/93/ЕС Европейского парламента и Совета от 13 декабря 1999 г. о порядке использования электронных подписей в Европейском сообществе // Преподавание права Европейского союза в российских вузах. С. 195-206. *(576) Case 46, 48/93 (1996), ECR 1-1029; Case C-392/93 (1996). ECR 1-1631. *(577) Freestone D., Davidson J. OP. cit. P. 26. *(578) Ibid. *(579) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 94. *(580) См.: Case C-293/97 R. v. Secretary of state for the Environment and Minister of Culture, Fisheries and Food, Ex Parte Standley and Metson (1999) ECR1-2603. *(581) См.: Cases C-6, 9/90 Francovich v. Italian State (Francovich-1) (1991) ECR 1-5357. *(582) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 249, 253. *(583) Там же. Ст. 256. *(584) Roney A. The EC/EU Fact Book. L., 1995. P. 53. *(585) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 65. *(586) Freestone D., Davidson J. OP. cit. P.27. *(587) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 81. *(588) Там же. Ст. 81, 82. *(589) Подробнее об этом см.: Shaw J. OP. cit. P. 245-246. *(590) Show J. OP. cit. P. 245. *(591) См.: Царьков И.И. О правовых принципах в средневековой юриспруденции // Правоведение. 2003. N 2. *(592) См.: Ведяхин В.М., Суркова О.Е. Факторы формирования и реализации принципов права. Самара, 2005; Захаров А.Л. Межотраслевые принципы права / под общ. ред. Ведяхина В.М. Самара, 2005; Проценко В.П. Принципы уголовного процесса и критерии систематизации. Краснодар, 2005; Анишина В.И. Конституционные принципы судебной власти Российской Федерации: формирование, содержание и перспективы развития. М., 2006 и др. *(593) См.: Chorus J. (ed.) Inroduction to Dutch Law for Foreign Lawyers. Boston, 1993. P. 62-76; Cruz P. Comparative Law in Changing World. L., 1995, P. 160-175; Hanlon J. European Community Law. L., 2003; P. 74-89; Alder J. General Principles of Constitutional and Administrative Law. L., 2004. P. 3-65; etc. *(594) Договор о Европейском союзе. Ст. 6 // Европейское право / рук. авт. колл. И отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 528. *(595) Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. I. Основы. М., 1998. С. 17-18. *(596) См.: Хартли Т. Основы права Европейского сообщества. М., 1998; Дедов Д.И. Принцип пропорциональности в праве ЕС // Преподавание права ЕС в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001; Кашкин С.Ю. Возможность использования принципов права Европейского союза для интеграционных процессов в СНГ // СНГ, Россия и Европа: сб. статей / сост. А.В. Захаров. М., 2006 и др. *(597) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 163. *(598) Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М., 1998. С. 108. *(599) Там же. *(600) Там же. *(601) См.: Лукашева Е.А. Принципы социалистического права // Советское государство и право. 1970. N 6. С. 21-29; Вопленко Н.Н. Сущность, принципы и функции права. Волгоград, 1998. С. 34-44; Ведяхин В.М., Ревина С.Н. О принципах правового регулирования рыночных отношений. Самара, 2005. С. 79-104 и др. *(602) Большой энциклопедический словарь. М., 1997. С. 960. *(603) Алексеев С.С. Проблемы теории права. Т. 1. Свердловск, 1972. С. 105. *(604) Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963. С. 135. *(605) См., например: Протасов В.Н. Что и как регулирует право? М., 1995. С. 46-48. *(606) См.: Freestone D., Davidson J. The Institutional Framework of the European Communities. N.Y., 1988. P. 27-29; Edward D., Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 74-79; etc. *(607) Ведяхин В.М., Суркова О.Е. Факторы формирования и реализации принципов права. Саратов, 2005. С. 7. *(608) Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М., 1976. С. 221. *(609) Цыбулевская О.И. Значение общеправовых принципов для отраслевого законодательства // Вопросы теории государства и права. 2000. Вып. 2 (11) / под ред. М.И. Байтина. Саратов, 2000. С. 75-76. *(610) Захаров А.Л. Указ. соч. С. 11. *(611) The Civil Code of Iran. Glasgow, 1989. P. 5. *(612) См.: Abo К. Some Aspects of the Court of Justice L., 1996; Arnult A. The European Union and Its Court of Justice. Oxford, 1999; Grainne De Burca, Weiler J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2001; Slaughter A. A Global Community of Courts // Harvard International Law Journal. 2003. N 1 etc. *(613) Керимов Д.А. Методология права. Предмет, функции, проблемы философии права. М., 2000. С. 356. *(614) Общая теория государства и права. Академический курс: в 3 т. Т. 2. 3-е изд. / отв. ред. М.Н. Марченко. М., 2005. С. 356. *(615) Захаров А.Л. Межотраслевые принципы права. С. 14, 15. *(616) Сырых В.М. Логические основания общей теории права: в 2 т. Т. 1. Элементный состав. М., 2000. С. 63. *(617) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 187. *(618) Там же. С. 188. *(619) Там же. С. 188. *(620) См.: Экштайн К. Признание общих принципов права. Доктрина правового государства // Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры в практике конституционного правосудия. Материалы Всероссийского совещания (Москва, 24 декабря 2002 г.). М., 2004. С. 3639. *(621) См.: Фефелов П.А. Понятие и система принципов современного уголовного права. Свердловск, 1970. С. 10-12; Захаров А.Л. Межотраслевые принципы права. С. 22-24; Проценко В.П. Принципы уголовного процесса и критерии их систематизации. Краснодар, 2005. С. 9-12. *(622) Вопленко Н.Н. Сущность, принципы и функции права. Волгоград, 1998. С. 34. *(623) См.: Георгиевски Н.Н. Принципы Европейского союза в сфере распределения концессий // Актуальные вопросы государства и права в Российской Федерации и в Республике Македонии. Вып. I / отв. ред. A.Е. Шерстобитов. 2006. С. 281-295. *(624) Критические замечания по этому поводу см.: Захаров А.Л. Международные принципы права. С. 23-24. *(625) Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия. Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 294-295. *(626) См.: Wyatt D., Dashwood A. European Community Law. L., 1993 P. 52-54; Betham D., Lord С. Legitimacy and the European Union. L., 1998, P. 8-42; Usher Y. General Principles of EC Law. N.Y., 1998. P. 3-26; etc. *(627) См.: Alder Y. General Principles of Constitutional and Administrative Law. L., 2004. P. 93-97; Hanlon G. European Community Law. L., 2003. P. 74-78. *(628) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 187. *(629) См.: Захаров А.Л. Межотраслевые принципы права. С. 30-42; Каткий С.Ю. Возможность использования принципов права Европейского союза для интеграционных процессов в СНГ. С. 104-130; Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 178-193 и др. *(630) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 168. *(631) Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005. С. 58. *(632) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 170. *(633) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 58. *(634) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 170. *(635) Кислицин В.А., Кислицина О.В. Основные принципы договорного права России и Европейского союза // Преподавание права Европейского союза в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001. С. 233. *(636) См.: Ведяхин В.М. К вопросу о классификации принципов российского права // Вестник Института права СГЭА. Актуальные проблемы правоведения. 2001. Вып. 1. С. 5-12; Экштайн К. Признание общих принципов права. Доктрина правового государства // Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры в практике конституционного правосудия. М., 2004. С. 3642; Ведяхин B.M., Суркова О.Е. Факторы формирования и реализации принципов права. Самара, 2005. С. 7-29 и др. *(637) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 185, 191. *(638) MacQueen H., Vaquer A., Espiau S. (eds.). Regional Private Law and Codification Europe. Cambridge, 2003. P. 1. *(639) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 186. *(640) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 186. *(641) Кашкин С.Ю. Возможность использования принципов права Европейского союза для интеграционных процессов в СНГ // СНГ, Россия и Европа / сост. А.В. Захаров. М., 2006. С. 126. *(642) Трудовой кодекс Российской Федерации. М., 2007. Ст. 2. *(643) Земельный кодекс Российской Федерации. М., 2007. Ст. 1. П. 4. *(644) См.: Цыбулевская О.И. Значение общеправовых принципов для отраслевого законодательства // Вопросы теории государства и права. Вып. N 2 (II) / под ред. М.И. Байтина. Саратов, 2000. С. 75-79; Захаров А.Л. Межотраслевые принципы права / под ред. В.М. Ведяхина. Самара, 2005. С. 78-86 и др. *(645) См.: Opinion on the Draft Agreement on a European Economic Area. (1991). ECR 1-6084. *(646) Кашкин С.Ю. Указ. соч. С. 106. *(647) Cruz P. Comparative Law in Changing World. L., 1995. P. 171-172; Edward D., Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 7073; etc. *(648) См., например: Кашкин С.Ю. Указ. соч. С. 104-138. *(649) Кашкин С.Ю. Указ. соч. С. 125-129. *(650) Кашкин С.Ю. Там же. С. 125. *(651) См.: Кислицын В.А., Кислицына О.В. Основные принципы договорного права России и Европейского союза // Преподавание права Европейского союза в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001. С. 222-228; Георгиевски С. Принципы Европейского союза в сферах распределения концессий // Актуальные вопросы государства и права в Российской Федерации и в Республике Македония. Сб. научных статей / отв. ред. А.Е. Шерстобитов. М., 2006. С. 281-285; Chorus J. (ed.). Introduction to Dutch Law for foreign Lawyers. Boston, 1993. P. 63-75. *(652) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 4. П. 3. *(653) Webster's New Universal Unabridged Dictionary. N.Y., 1993. P. 1431; The Penguin English Dictionary. L., 2001. P. 557; The Advanced Learner's Dictionary of Current English. Oxford, 1998. P. 769. *(654) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 192. *(655) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 331-333. *(656) Case 240/83 Procureur de la Republique v. Association de difense des bruleurs d'huiles usagees. (1985. ECR 520. P. 531.). *(657) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 183. *(658) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 184. *(659) Там же. С. 185. *(660) Cruz P. Comparative Law in Changing World. L., 1995. P. 172. *(661) Анишина В.И. Конституционные принципы судебной власти Российской Федерации: формирование, содержание и перспективы развития. М., 2006. С. 109. *(662) Declaration of Principles of the EC Member States at the Paris Summit of July 1973 on the European Identity // EC Bulletin. 1973. N 12 (2501). *(663) Case 294/83, Les verts v. Parlement (1986). ECJ. 1339. *(664) См.: Jacque J. The Role of Law in European Integration // Gessner V., Hofland A., Varga С. (eds.). European Legal Cultures. Sydney, 1996. P. 501-503; Cruz P. OP. cit. P. 171-173; etc. *(665) См.: Ведяхина В.М. Принципы правового регулирования рыночных отношений // Правоведение. 1995. N 6. С. 27-37; Малеин Н.С. Правовые принципы, нормы и судебная практика // Государство и право. 1996. N 6. С. 12-15; Захаров А.Л. Межотраслевые принципы права. С. 9-44. *(666) Подробнее об этом см.: Захаров А.Л. Указ. соч. С. 46-48; Вопленко Н.Н. Сущность, принципы и функции права. Волгоград. 1998. С. 34-44; Ведяхин В.М., Суркова О.Е. Факторы формирования и реализации принципов права. Самара, 2005. С. 29-46. *(667) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 191. *(668) Марченко М.Н. Конвергенция романо-германского и англосаксонского права. Открытая лекция // Институт государства и права им. В.М. Корецкого НАН Украины. Киев, Симферополь, 2007. Серия научно-методических изданий "Академия сравнительного правоведения". Вып. 1. С. 3-35. *(669) Hanlon J. European Community Law. L., 2003. P. 75-79. *(670) Peterson J. Subsidiarity: A Definition to Suit any Vision? // Parliamentary Affairs. 1994. N 47; Kersbergen K. and Verberk B. The Politics of Subsidiarity in the European Union // Journal of Common Market Studies. 1994. N 32; Apap J. (ed.). Justice and Home Affairs in the EU. Liberty and Security issues after Enlargement. Northampton, 2004. P. 61-66; etc. *(671) Webster's New Universal Unabridged Dictionary. N.Y., 1993. P. 1816. *(672) Bermann G. Subsidiary and the European Community // Lutzeler P. (ed.). Europe after Maastricht. American and European Perspectives. Oxford, 1994. P. 139. *(673) Roney A. EC/EU Fact Book. A Complete Guide. L., 2000. P. 52; Cygan A. National Parliaments in an Integrated Europe. An Anglo-German Perspective. N.Y., 2001. P. 15-27; Fridimas T. The General Principles of EU Law. Oxford, 2006. P. 183-188. *(674) Цит. по: Peterson J. OP. cit. P. 118. *(675) Kersbergen K. and Verbeek B. OP. cit. P. 222. *(676) Bridge J. Subsidiary as a Principle of Constitutional Law // XIV International Congress of Comparative Law. Athens, 1994. Athens, 1996. P. 611-631. *(677) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 58. *(678) Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая. М., 2007. Ст. 105. *(679) Там же. Ст. 121. *(680) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 59. *(681) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 205. *(682) Fabio U. The Allocation of Competences Between the European Union and its Member States // Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 107-113. *(683) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 59. *(684) См.: European Council of Edinburgh, 11-12 December 1992. Presidency Conclusions. Annex 1. Agency Europe. Special Edition. 5787 BIS. 13/14 December 1992. *(685) Burca G. Reappraising Subsidiarity's Significance After Amsterdam // Harvard Jean Monnet Working Paper. 1998. 8/99. *(686) Hert P. Division of Competencies Between National and European Levels with Regard to Justice and Home Affaire // Apap J. (ed.). OP. cit. P. 61-65. *(687) Основной закон Федеративной Республики Германии от 23 мая 1949 г. // Конституция государств Европейского союза. М., 1999. С. 188. *(688) Fabio U. The Allocation of Competences Between the European Union and its Member States // Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 107-119. *(689) Raworth Ph. Introduction to the Legal System of the European Union. N.Y., 2001. P. 106. *(690) Cygan A. National Parliaments in an Integrated Europe. An Anglo-German Perspective N.Y., 2001. P. 15-16. *(691) Apap Y. (ed.). Justice and Home Affairs in the EU. Liberty Security Issues After Enlargement. Northampton, 2004. P. 61-62. *(692) Cruz P. Comparative Law in Changing World. L., 1995. P. 177. *(693) Арар Y. (ed.). OP. cit. P. 62. *(694) Подробнее об этом см.: Raworth Ph. OP. сit. Р. 102-107; Fridimas F. OP. cit. Р. 175-177. *(695) Apap J. (ed.) OP. cit. P. 62. *(696) Roney A. ES/EU Fact Book. A Complete Guide. Sixth ed.; Bermann G. Subsidiary and European Community. P. 148-149: Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 207; Shaw J. Law of the European Union. P. 229. *(697) Cygan A. National Parliaments in an Integrated Europe. An Anglo-German Perspective. N.Y., 2001. P. 20. *(698) Bermann G. Subsidiarity and the European Community. P. 140. *(699) Bermann G. Subsidiarity and the European Community. P. 142, 146. *(700) Cygan A. OP. cit. P. 20. *(701) Lewis С. Judicial Remedies in Public Law. L., 2004. P. 575-583. *(702) Case С - 415/93. Bosman (1995, ECR I -4921; Case С 413/99. Baumbast and R. v. Secretary of State for the Home Department (2002). ECR 1-7091. *(703) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 208. *(704) Raworth Ph. OP. cit. P. 102. *(705) См.: Burca Y. and Scott I. (eds.). Constitutional Change in the EU. From Uniformity to Flexibility. Oxford, 2001. From the European Community to the European Union. N.Y., 2003. P. 1-3, 205-213; Bogdandy A. and Bast J. (eds.). Principles of European Constitutional Law. Oxford, 2006. P. 8-26; Ullrich H. (ed.). The Evolution of European Competition Law. Whose Regulation, Which Competition? Northampton, 2006. P. 315-339; etc. *(706) Арах М. Европейский союз: видение политического объединения. М., 1998: Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998; Капустин А.Я. Европейский союз: интеграция и право. М., 2000; Burgess M. Federalism and European Union: The Building of Europe, 1950-2000. N.Y., 2000; Sidjansky D. The Federal Future of Europe. From the European Community to the European Union. N.Y., 2003 etc. *(707) Sieberson St. How the New European Union Constitution Will Allocate Power Between the EU and its Member States. A Jextual Analysis // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2004. Vol. 37. N 4. P. 994. *(708) См.: Юмашев Ю.М. О правовой природе Европейского сообщества // Европейская интеграция: правовые проблемы. Кн. 1. М., 1992; Каламкарян Р.А., Капустин А.Я. Европейский союз: интеграция и право // Государство и право. 2001. N 2; Sidjansky D. The Federal Future of Europe. From the European Community to the European Union. N.Y., 2003; etc. *(709) Alder Y. General Principles of Constitutional and Administrative Law. L., 182. *(710) Alder Y. OP. cit. P. 195. *(711) Alder Y. OP. cit. P. 195. *(712) Sidjansky D. The Federal Future of Europe. From the European Community to the European Union. N.Y., 2003. Р. l. *(713) Ibid. *(714) Sieberson St. OP. cit. P. 995; Forsyth M. Unions of States. L., 1991. P. 1018. *(715) Sieberson St. How the New European Union Constitution Will Allocate Power Between the EU and its Member States. A Jextual Analysis // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2004. Vol. 37. N 4. P. 995. *(716) Ibid. *(717) См.: Костенко М.Л., Лавренова Н.В. ЕС после Маастрихта: федерация, конфедерация или международная организация? // Государство и право. 1994. N 4; Топорнин Б.Н. Указ. соч.; Renz A. Federal and Demokratic? Reflections on Democracy and the Constitution of the EU // Univ. of Tokyo Journal Law and Politics. 2006. Vol. 3. *(718) Натан Р., Хоффман Э. Современный федерализм: сравнительные перспективы // Международная жизнь. 1991. N 4. С. 35. *(719) Лысенко В.Н. Основные черты и функции развития федеративных отношений в России на современном этапе. М., 1995. С. 5. *(720) Spinelli A. Manifeste des Federalistes Europeens. Paris, 1957; Hay P. Federalism and Suppranational Organizations L., 1966; Lasok D., Bridje Y. Law and Institutions of the European Communities. L., 1991; Jabko N. and Parsons С. (eds). The state of the European Union. With US or Against US? European Frens in American Perspective. Oxford, 2005. Vol. 7; etc. *(721) Cappeletti M., Secombe M., Weiler J. Integration Through Law. N.Y., 1986. P. 88. *(722) McKay D. Federalism and European Union. A Political Economy Perspective. Oxford, 1999. P. 15-23. *(723) Hay P. OP. cit. P. 60-78; Cappelletti M., Secombe M., Weiler J. OP. cit. P. 91-92. *(724) Burgess M. Federalism and the European Union: the Building of Europe. 1950-2000. N.Y., 2000. P. 25-29. *(725) Newman M. Democracy, Sovereignty and the European Union. L., 1996. P. 15. *(726) Burgess M. OP. cit. Р. 29. *(727) Burgess M. OP. cit. Р. 29. См.: Sieberson St. OP. cit. P. 995-998; Apap J.(ed.). Justice and Home Affairs in the EU. Liberty and Security Issues after Enlargement. Nothampton. 2004; P. 55-66; Shore С. Government Without Statehood? Antropological Perspectives on Governance and Sovereignty in the European Union // European Law Journal. 2006. Vol. l2. N 6. P. 709-721; etc. *(728) Cappelletti M., Seccombe M., Weiler J. OP. cit. P. 113-117. *(729) Cappelletti M., Seccombe M., Weiler J. OP. cit. P. 121. *(730) Moussis N. The European Union With or Without a Constitution: Aresponse to Citizens Questions. Paris, 2005. P. 145-146. *(731) Walters A. The Brussels Leviathan. L., 2003; Minford P. (ed.). The Cost of Europe. N.Y., 2004. P. 24-29. Jreaty of Lisbon. Ameding the Jreaty of European Union and the Jreaty Establishing the European Community // Official Journal of the European Union. 2007. (C 306/01). *(732) Jreaty of Lisbon. Ameding the Jreaty of European Union and the Jreaty Establishing the European Community // Official Journal of the European Union. 2007. (C 306/01). *(733) Cappelletti M., Seccombe M., Weiler J. OP. cit. P. 120. *(734) См.: Костенко М.Л., Лавренева И.В. К вопросу о наднациональности и особенностях ЕС // Европейская интеграция: правовые проблемы. Кн. 1. М., 1992. С. 73-75; Каламкарян Р.А., Капустин А.Я. Европейский союз: интеграция и право. 2001. N 2. С. 125-127; Арбузов А.В. Европейский союз: международная организация или конфедерация? // Правоведение. 2005. N 4. С. 115-123 и др. *(735) Cappelletti M., Seccombe M., Weiler J. OP. cit. P. 122. *(736) Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 631. *(737) Prelot M., Boulouis J. Institutions Politiques et Droits Constitutionnels. Paris, 1975. P. 274. *(738) Beaudoin G. The Modern Concept of Confederation. Santorini, 1994. 22-25 Sept. Council of Europe Publishing. 1995. P. 52. *(739) Newman M. Democracy, Sovereignty and the European Union. L., 1996. P. 15-21; Fabio U. The Allocation of Competences Between the European Union and Its Member States // Andenas M. and Usher J. The Freaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 107-119; Schiemann K. Europe and the Loss of Sovereignty // International and Comparative Law Quarterly. 2007. Part 3. Vol. 56. P. 475-488; etc. *(740) Об общих чертах и особенностях федерации и конфедерации см.: Федерализм: теория и история развития (Сравнительно-правовой анализ) / отв. ред. М.Н. Марченко. М., 2000. С. 24-40. *(741) Shaw J., More Y. New Legal Dinamics of European Union. Oxford. 1995 P.P. 293-311; Sidjansky D. The Federal Future of Europe. From the European Communiti to the European Union. N.Y., 2003. P.P. 205-215; etc. *(742) Crawford J. The Creation of States in International Law. Oxford, 2006. P. 495. *(743) См.: Кривчикова Э.С. Основы теории права международных организаций. М., 1979; Шибаева Е.А., Поточный М.А. Правовые вопросы структуры и деятельности международных организаций. М., 1988; Арбузов А.В. Европейский союз: международная организация или конфедерация? // Правоведение. 2005. N 4 и др. *(744) Артамонова О.Ф. Международная правосубъектность Европейского союза // Журнал российского права. 2002. N 8. С. 150-151. *(745) Подробнее об особенностях Евросоюза как межгосударственной организации см.: Юмашев Ю.М. О правовой природе Европейского сообщества. Европейская интеграция: правовые проблемы. Кн. 1. М., 1992. С. 94-98; Арбузов А.В. Указ. соч. С. 117-122. *(746) Bloker N. Decisions of International Organizations: the Case of the European Union // Netherlands Yearbook of International Law. 1999. Vol. XXX. P. 3-27; Neuwahl N. Legal Personality of the European Union. International and Institutional Aspects; Kronenberger V. (ed.). The European Union and the International Legal Order: Discord or Harmony? The Haque, 2001. P. 3-22. *(747) Newman M. Democracy, Sovereignty and the European Union. P. 15. *(748) Подробнее об этом см.: Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 39-115; Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 919; Право Европейского союза / отв. ред. С.Ю. Кашкин. М., 2004. С. 67-103; Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005. С. 22-25 и др. *(749) Pearson Ed. Law for the European Business Studies. L., 1994. Р. 28. *(750) Edward D. and Lane К. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 1. *(751) Ott A. and Inglis K. (eds.). Handbook on European Enlargement: The Hague, 2002. P. 9-11. *(752) Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. С. 40; Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 5-7; Edward D., Lane R. OP. cit. P. 4-5; etc. *(753) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 40. *(754) Горниг Г., Витвицкая О. Указ. соч. С. 40. *(755) Там же. *(756) Lasok D., Bridje Y. Law and Institutions of the European Communities. L., 1991. Р. 29-41. *(757) Gessner V., Hofland A., Varga С. European Legal Cultures. Sydney, 1996. P. 83. *(758) Ibid. P. 83-84. *(759) Kronenberger V. (ed.). The European Union and the International Legal Order: Discord or Harmony? The Haque, 2001. P. 4-17; Govaere I., Capeau J. and Vermeersch. In Between Seats: The Participation of the European Union in International Organizations // European Foreign Affairs Review. 2004. N 9. Р. 156-187; etc. *(760) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 58. *(761) Gessner V., Hofland A., Varga С. OP. cit. P. 84. *(762) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 2. *(763) Там же. *(764) Lasok D., Bridje Y. Law and Institutions of the European Communities. L., 1991. Р. 31. *(765) Kapteyn P. and Tnemaat P. Introduction to the Law of European Communities. From Maastricht to Amsterdam, Boston, 1998; Banchoff Th. and Saith M. (eds.). Legitimacy and European Union. The Contested Polity. N.Y., 1999; etc. *(766) См.: Капустин А.Я. Общая характеристика концептуальных основ правовой системы Европейского союза // Преподавание права Европейского союза в российских вузах: Материалы семинара. М., 2001. С. 18-37; Кондратьев А.В. Категория юридического лица в праве Европейского союза // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2005. N 3. С. 52-63 и др. *(767) Цит. по: Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 688. *(768) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 55-56. *(769) Право Европейского союза / отв. ред. С.Ю. Кашкин. С. 156-157. *(770) Lasok D., Bridje Y. OP. cit. P. 41. *(771) Cases 7/56 and 3-7/57: (1957-1958). ECR39; Case 63-69/72: W. Werhahn Hansamehle v. EC Council (1973). ECR 1229-1246. *(772) Esty D. and Geradin D. (eds.). Regulatory Competition and Economic Integration. Comparative Perspective. Oxford, 2001. P. 192-217. *(773) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 48. *(774) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 48. *(775) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 288. *(776) Там же. Ст. 103. *(777) Lasok D., Bridje Y. Law and Institutions of the European Communities. Р. 31327. *(778) Lasok D., Bridje Y. OP. cit. P. 36. *(779) ECY, Case 6/64 Costa v. ENEL (1964). ECR 585-593. *(780) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 2. *(781) Конституции государств Европейского союза. М., 1999. С. 681. *(782) Там же. *(783) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 2. *(784) Конституции государств Европейского союза. М., 1999. С. 188. *(785) Там же. С. 434. *(786) Топорнин Б.Н. Европейское право. С. 104. *(787) Thomson R., Stokman Fr., Asher Ch. and Konig Th. The European Union Decides. Cambridge, 2006. Р. 5. *(788) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 310. *(789) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 227232. *(790) Договор о Европейском союзе. Ст. 2 // Европейское право / рук. авт. колл. И отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. *(791) Armstrong K. and Bulmer S. The Governance of the Single European Market. Manchester, 1998; Burca G. The Institutional Development of the EU: A Constitutional Analysis; Craig P. and Burca G. (eds.). The Evolution of EU Law. Oxford, 1999; Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000; etc. *(792) Laffan B. The European Union and Its Institution as "Identity Builders" // Herrmann R., Rise T. and Brewer M. (eds.). Transnational Identities. Becoming European in the EU. Oxford, 2004. P. 75. *(793) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 227. *(794) Maurer A., Mittag J. and Wessels W. National Systems' Adaptation to the EU System: Jrends, Offers and Constraints // Kohler-Koch B. (eds.). Linking EU and National Governance. Oxford, 2003. Р. 53-77. *(795) Бирюков М.М. Первый учредительный договор Европейского союза. "Конституция для Европы" и последние изменения в составе и статусе Европейского парламента // Журнал российского права. 2005. N 5. С. 90. *(796) Mathijsen P.A Guide to European Union Law. L., 1990. Р. 15. *(797) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 229. *(798) Roney A. EC/ EU Fact Book. A Complete Guide. L., 2000. P. 27. *(799) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 228. *(800) Подробнее об этом см.: Бирюков М.М. Первый учредительный договор Европейского союза. "Конституция для Европы" и последние изменения в составе и статусе Европейского парламента // Журнал российского права. 2005. N 5. С. 88-97; Четвериков А.О. Основные положения проекта Конституции ЕС и правовые аспекты формирования общего социального пространства Российской Федерации и Европы // СНГ. Россия и Европа: сб. статей / сост. А.В. Захаров. М., 2006. С. 152-200. *(801) The Constitution. The Reader / Friendly edition by Jens Peter Bonde. Brussels, 2004. Art. 1-19. *(802) Amendments to the Treaty of European Union and to the Treaty Establishing the European Community. Art. 9 // Official Journal of the European Union. C306/10. 2007. 17 дек.. *(803) Amendments to the Treaty of European Union and to the Treaty Establishing the European Community. Art. 8B. *(804) OP. cit. *(805) Laffan B. The European Union and Its Institution as "Identity Builders" // Herrmann R., Rise T. and Brewer M. (eds.). Transnational Identities. Becoming European in the EU. Oxford, 2004. P. 75-96. *(806) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 313-317. *(807) Laursen F. and Vanhoonacker: S. (eds.). The Ratification of the Maastricht Treaty issues, Debates and Future Implication. L., 1994. P. 17-21; Thomson R., Stokman Fr., .. Asher Ch. and Konig Th. The European Union Decides. Cambridge, 2006. P. 5-15. *(808) Бирюков М.М. Новый учредительный договор Европейского союза. "Конституция для Европы" и последние изменения в составе и статусе Европейского парламента // Журнал российского права. 2005. N 5. С. 88-97. *(809) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 257 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. *(810) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 262. *(811) Там же. Ст. 261. *(812) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 261. *(813) Там же. Ст. 7. П. 2. *(814) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 265. *(815) Там же. *(816) Roney A. EC/EU Fact Book. A Complete Guide. Sixth Ed. L., 2000. P. 27. *(817) Roney A. OP. cit. P. 270. *(818) Laffan B. The European Union and Its Institution as "Identity Builders" // Herrmann R., Rise T. and Brewer M. (eds.). Transnational Identities. Becoming European in the EU. Oxford, 2004. P. 75-96. *(819) Подробнее об этом см.: Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 231-233. *(820) Топорнин Б.Н. Европейское право. С. 312-313. *(821) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 313. *(822) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 230-231. *(823) Roney A. EC/EU Fact Book. A Complete Guide. L., 2000. P. 52. *(824) Lenaerts K., Nuffel P. Constitutional Law of the European Union. L., 2005. Р. 557-562. *(825) ECY, Case C-70/88 European Parliament v. Council (1990). ECR 1-2041. Para 21. *(826) Lenaerts K., Nuffel P. OP. cit. P. 560. *(827) Ibid. *(828) ECY, Case 294/83 Les Verts v. European Parliament (1983). ECR. 1339. Para 25. *(829) Jacobs Fr., Corbett R., Shackleton M. European Parliament. L., 1995; Denza E. The intergovernmental Pillars of the European Union. Oxford, 2002; McCormick J. European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004; Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. The European Parliament. L., 2005; etc. *(830) Neunreither K.-H. The European Parliament // Cram L., Dinan D. and Nugent N. (eds.). Developments in the European Union. L., 1999. *(831) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 25. *(832) Mathijsen P. OP. cit. P. 25. *(833) Ibid. *(834) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 268. *(835) Там же. *(836) Jacobs Fr., Corbett R., Shackleton M. European Parliament. L., 1995. Р. 299-305. *(837) Folsom R. European Union Law in a Nutshell. St. Paul, 1995. Р. 40. *(838) McCormick J. European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004. Р. 151. *(839) Ibid. *(840) Pollard D., Ross M. European Community Law. 1994. Р. 131-133. *(841) Jacobs Fr., Corbett R., Shackleton M. OP. cit. P. 299. *(842) Jacobs Fr., Corbett R., Shackleton M. OP. cit. P. 299. *(843) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. The European Parliament. L., 2005. Р. 2. *(844) Договор, учреждающий Европейское экономическое сообщество. Ст. 189 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 649. *(845) McCormick J. European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004. Р. 154-155. *(846) Время новостей. 9 июня 2009 г. *(847) Bureaucracy and the European Union // Page Ed. People Who Run Europe. Oxford, 1997. P. 1-9. *(848) McCormick J. OP. cit. P. 154. *(849) Bonde Jens-Peter (ed.). The Constitution / The Reader Friendly edition. Brussels, 2004. Art. 1-20. *(850) Договор, учреждающий Европейское экономическое сообщество. Ст. 190. П. 2. *(851) Там же. Ст. 190. П. 4. *(852) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 257-258; Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 272-273; Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 325-332. *(853) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 261. *(854) McCormick J. European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004. Р. 156. *(855) Подробнее об этом см.: Маклаков В.В. Европейский парламент. М., 2001. *(856) McCormick J. OP. cit. P. 156-158. *(857) Westlake M. Modern Guide to the European Parliament. L., 1994; Judge D. and Earnshaw D. The European Parliament. L., 2003. *(858) McCormick J. OP. cit. P. 160. *(859) Ibid. *(860) Pollard D., Ross M. European Community Law. L., 1994: McCormick J. OP. cit. P. 160-161. *(861) Договор, учреждающий Европейское экономическое сообщество. Ст. 193. *(862) Ibid. *(863) McCormick J. OP. cit. P. 161. *(864) Ibid. P. 160-162. *(865) Pollard D., Ross M. OP. cit. P. 150-152. *(866) Standing Committees of the European Parliament. Rules of Procedure //Pollard D., Ross M. OP. cit. P. 151-152. *(867) McCormick J. OP. cit. P. 156. *(868) Ibid. *(869) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 139-141; Corbett R. and Hansch K. The European Parliament's Role in Closer EU Integration. L., 2002. P. 3-12; etc. *(870) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 344. *(871) Там же. *(872) Там же. *(873) Mathijsen P.A Guide to European Union Law. P. 25. *(874) McCormick J. OP. cit. P. 170. *(875) Mathijsen P. OP. cit. P. 25. *(876) Folsom R. OP. cit. P. 40-47; Pollard D., Ross M. European Community Law. 1994; Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. OP. cit. P. 196-208. *(877) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. OP. cit. P. 3. *(878) Подробнее об этом см.: Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 345-347. *(879) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., Р. 29. *(880) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 19 // Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 562. *(881) Договор о Европейском союзе. Ст. 48 // Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2004. С. 253. *(882) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. The European Parliament. L., 2005. Р. 197. *(883) Westlake M. Modern Guide to the European Parliament. L., 1994; Corbett R., Jacobs Fr. and Shackleton M. European Parliament. L., 2003; Judge D. and Earnshaw D. The European Parliament. L., 2003; etc. *(884) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. The European Parliament. L., 2005. Р. 197. *(885) Ibid. *(886) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. OP. cit. Р. 197. *(887) Noul Em. Legislative Power of the European Parliament. // Dehousse R. (ed.). Europe After Maastricht. An Ever Closer Uvion? Munchen, 1994. P. 17-21. *(888) Mep R., Jacobs Fr. and Shackleton M. OP. cit. Р. 198-203. *(889) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. OP. cit. Р. 199. *(890) Ibid. *(891) Lenaerts K., Nuffel P. Constitutional Law of the European Union. L., 2005. Р. 584. *(892) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 192. *(893) Там же. *(894) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 347. *(895) Подробнее см.: Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. OP. cit. Р. 205-206. *(896) Folsom R. European Union Law in a Nutshell. St. Paul, 1995. Р. 42-48; Mathijsen P. A Guide to European Union Law. Р. 31-34; etc. *(897) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. OP. cit. Р. 206. *(898) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 252. *(899) Там же. *(900) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 348. *(901) McCormick J. The European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004. P. 165. *(902) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 151, 152. *(903) McCormick J. OP. cit. P. 166-167. *(904) Подробнее об этом см.: Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 350-352. *(905) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 251. *(906) Mep R., Jacobs Fr., Shackleton M. OP. cit. P. 207. *(907) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 251. П. 2. *(908) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 251. П. 5. *(909) Там же. Ст. 251. пп. 5, 6. *(910) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 136-138; McCormick J. OP. cit. P. 168-170; Folsom R. OP. cit. P. 47-51; etc. *(911) Denza E. The Intergovernmental Pillars of the European Union. Oxford, 2002. Р. 311-325. *(912) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 272. П. 3. *(913) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 280. *(914) Там же. *(915) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 276. П. 1. *(916) Там же. Ст. 276. П. 2. *(917) Lenaerts K., Nuffel P. Constitutional Law of the European Union L., 2005. Р. 739-747; McCormick J. OP. cit. P. 168-169. *(918) Договор о Европейском союзе. Ст. 21. *(919) Договор о Европейском союзе. Ст. 21. *(920) Там же. *(921) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 310. *(922) Там же. Ст. 300. П. 3. *(923) McCormick J. European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004. *(924) Там же. Ст. 195, 197. *(925) Kirchner E. Decision-making in the European Community: The Council Presidency and European Integration. Manchester, 1999; Sherrington Ph. The Council of Ministers: Political Authority in the European Union. L., 2000; Elgtrom O. (ed.). European Union Council Presidencies: A Comparative Perspective. L., 2003; etc. *(926) McCormick J. European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004. P. 128. *(927) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 232253. *(928) Edward D., Lane R. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 19. *(929) McCormick J. OP. cit. P. 127. *(930) Ibid. P. 127-128. *(931) Dehousse R. (ed.). Europe After Maastricht. An Ever Closer Union? Munchen, 1994. P. 23-25; Peterson J. and Shackleton M. The Institution of the European Union. Oxford, 2002. P. 22-25; Ballin E. and Senden L. Co-actorship in the Development of European Law-making. The Haque, 2005. P. 11-14. *(932) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 233. *(933) Edward D. and Lane К. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 19. *(934) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. L., 1995. P. 5. *(935) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 4, 202. *(936) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. С. 237. *(937) Там же. *(938) Mathijsen P. OP. cit. P. 49. *(939) Ibid. P. 49-50. *(940) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 2. *(941) Stephanon C. (ed.). Adjusting to EU Enlargement. Recurring Issues in a New Setting. Northampton, 2006. P. 96-98. *(942) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 203. *(943) McCormick J. OP. cit. P. 128. *(944) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 203. *(945) Подробнее см.: Westlake M. The Council of the European Union. L., 1999; Sherrington Ph. The Council of Ministers: Political Authority in the European Union. L., 2000; Elgstrom O. (ed.). European Union Council Presidencies. A Comparative Perspective. N.Y., 2003; etc. *(946) Edward D., Lane R. OP. cit. P. 19. *(947) Johnson M. The European Council: Gatekeeper of the European Community. Boulder, 1994. P. 8-24. *(948) Edward D., Lane R. OP. cit. P. 19-20; Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005. С. 44. *(949) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 204. *(950) Bulmer S. and Wessels W. The European Council: Decision-making in European Politic. N.Y., 2001. *(951) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 207. П. 1. *(952) Edward D., Lane R. OP. cit. P. 21. *(953) Ibid. *(954) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 239. *(955) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 207. П. 2. *(956) В настоящее время резиденция Совета находится в Брюсселе. Несколько месяцев в году сессии Совета проводятся в Люксембурге. *(957) Page Ed. People Who Run Europe. Oxford, 1997. P. 1. *(958) Page Ed. OP. cit. P. 1. *(959) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 202. *(960) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 202. *(961) Там же. *(962) Там же. Ст. 208. *(963) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 357. *(964) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 126. *(965) McCormick J. OP. cit. P. 127. *(966) Shaw J. OP. cit. P. 127. *(967) Ibid. *(968) Wessels W. The EC Council: The Community's Decision-making Center // Keohane R. and Hoffmann St. (eds). The New European Community: Decision-making and Institutional Change. Boulder, 1991. P. 137. *(969) Mathijsen P. OP. cit. P. 59. *(970) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 238. *(971) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 368. *(972) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 248-252; Shaw J. OP. cit. P. 126-134; Folsom R. European Union Law in a Nutshell. St. Paul, 1995. P. 50-58 etc. *(973) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 207. П. 3. *(974) Там же. *(975) McCormick J. OP. cit. P. 134. *(976) Mathijsen P. OP. cit. P. 66. *(977) Договор о Европейском союзе. Ст. 13. П. 1. *(978) Там же. Ст. 13. П. 3. *(979) Договор о Европейском союзе. Ст. 13. П. 3. *(980) Горниг Г., Витвицкая С. Указ. соч. С. 44. *(981) Договор о Европейском союзе. Ст. 49. *(982) Там же. Ст. 34. *(983) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 247, 263, 258, 227. *(984) Nugent N. Political Dynamics in the Enlarged European Union // Stephanou С. (ed.) Adjusting to EU Enlargement. Recurring issues in a New Setting. Northampton, 2006. P. 97-98. *(985) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 205. Пп. 1, 2. *(986) Folsom R. OP. cit. P. 60-61. *(987) Shaw J. OP. cit. P. 127-128; Горниг Г., Витвицкая С. Указ. соч. С. 45. *(988) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 364. *(989) Folsom R. OP. cit. P. 58-59; Roney A. OP. cit. P. 34-35; Pollard D., Ross M. European Community Law. 1994. P. 133-135. *(990) Mathijsen P. OP. cit. P. 52. *(991) Nugent N. Political Dynamics in the Enlarged European Union. P. 97-98. *(992) Fitzmaurice J. The European Commission // Duff A. (ed.). Maastricht and Beyond: Building the European Union. L., 1994; Edwards J. and Spence D. (eds.). The European Commission. L., 1997; Nugent N. The European Commission. N.Y., 2001; Spence D. (ed.). The European Commission. L., 2006; etc. *(993) McCormick J. European Union. Politics and Policies. Cambridge, 2004. P. 103. *(994) Dimitrakopoulus D. The Changing European Commission. N.Y., 2004. P. 1. *(995) Usher J. The Commission and the Law // Spence D. (eds.). The European Commission. L., 2006. P. 103. *(996) Urwin D. The Community of Europe. A History of Europe an Integration Since 1945. L., 1995. P. 81. *(997) Shaw J. Law of the European Union. N.Y., 2000. P. 110. *(998) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 213. П. 1. *(999) Подробнее об этом см.: Nugent N. (ed.). At the Heart of the Union: Studies of the European Commission. N.Y., 2006. P. 11-26. *(1000) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 213. П. 2. *(1001) McCormick J. OP. cit. P. 108. *(1002) Folsom R. European Union Law in a Nutshell. St. Paul, 1995. Р. 66. *(1003) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 213. П. 2. *(1004) Там же. Ст. 213. П. 2; ст. 216. *(1005) McCormick J. OP. cit. P. 110. *(1006) Ibid. P. 107-113. *(1007) The Commission in the Nice Treaty // Spence D. (ed.). The European Commission. L., 2006. P. 521-525. *(1008) McCormick J. OP. cit. P. 110-111. *(1009) Edward D. and Lane К. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 22. *(1010) Jacobs Fr., Corbett R. and Shackleton M. European Parliament. L., 1995. P. 4. *(1011) Roney A. EC/EU Fact Book. J. 2000. P. 29. *(1012) Бирюков М.М. "Конституция для Европы" и реформирование на ее основе Европейской комиссии и судебной системы Европейского союза // Журнал российского права. 2005. N 8. С. 128-129. *(1013) McCormick J. OP. cit. P. 103. *(1014) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 388. *(1015) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. С. 278. *(1016) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 274. *(1017) Там же. Ст. 226. *(1018) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 210. *(1019) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 106. П. 1. *(1020) Diedrichs U. and Wessels W. The Commission and the Council // Spence D. (ed.). The European Commission. L., 2006. P 209-225; Pedler R., Bradley K. The Commission, Policy Management and Comitology // Spence D. (ed.). The European Commission. P. 235-262. *(1021) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 211. *(1022) Mathijsen P. OP. cit. P. 69-70; Roney A. EC/EU Fact Book. A Complete Guide. L., 2000. P. 30. *(1023) Shaw J. Law of the European Union. P. 117. *(1024) Spence D. (ed.) The European Commission. L., 2006. P. 7-9; Employment Law in Europe. A Country by Country Guide for Employers. L., 1992. P. 2-3. *(1025) Edward D. and Lane К. European Community Law. An Introduction. Edinburgh, 1995. P. 22-23. *(1026) Edward D. and Lane К. OP. cit. P. 22. *(1027) Mathijsen P. A Guide to European Union Law. Р. 75; Edward D. and Lane К. OP. cit. P. 23. *(1028) Folsom R. European Union Law in a Nutshell. P. 64-66. *(1029) Dehousse R. (ed.). Europe After Maastricht. An Ever Closer Uvion? Munchen, 1994. P. 22-23. *(1030) Lenaerts K., Nuffel P. Constitutional Law of the European Union. L., 2005. 562-563. *(1031) ECY. Case 9/56 Meroni V. High Authority (1958). ECR. 133, 152; ECY. Case 27/50. Koster (1970). ECR. 1161. *(1032) Lenaerts K., Nuffel P. OP. cit. P. 562. *(1033) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 218. *(1034) Framework Agreement on Relations Between the European Parliament and the Commission // Spence D. (ed.). The European Commission. L., 2006. P. 542-551. *(1035) См.: Barah A. The Court of the European Communities // Shetreet Sh. (ed.). The Role of Courts in Society. Boston, 1988; Brown L., Kennedy T. The Court of Justice of the European Communities. L., 2000; Grainne De Burca and Weiler J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2001; Slaughter A. A Global Community of Courts // Harvard International Law Journal. 2003. N 1. Vol. 44; etc. *(1036) См.: Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота / под ред. В.В. Безбаха, А.Я. Капустина, В.К. Пучинского. М., 2000. С. 2005. *(1037) См.: Millet T. The Court of First Instance of the European Communities. L., 1990. P. 18-19. *(1038) См.: The Role and Future of the European Court of Justice. L., 1996. P. 13. *(1039) См.: Grainne De Burca and Weiler J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2001. P. 78. *(1040) См.: Grainne De Burca and Weiler J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2001. P. 179. *(1041) См.: Grainne De Burca and Weiler J. (eds.). OP. cit. P. 179. *(1042) См.: Pollard D., Rossm. European Community Law. Text and Materials. L., 1994. P. 197. *(1043) Ibid. P. 197-198. *(1044) Pollar D., Ross M. OP. cit. P. 197-198. *(1045) OJC80 of March. 2001. *(1046) OJL 188 of 26 July. 2003. P. 1. *(1047) OJL 132 of 29 April. 2004. P. 1, 5. *(1048) Подробнее об этом см.: Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота. С. 206-207. *(1049) См.: Гражданское и торговое право зарубежных прав / под общ. ред. В.В. Безбаха и В.К. Пучинского. М., 2004. С. 41-42. *(1050) Там же. *(1051) Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота. С. 207. *(1052) Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота. С. 207. *(1053) Barah A. The Court of Justice of the European Communities // Shetreet Sh. (ed). The Role of Courts in Society. Boston, 1988. P. 416. *(1054) Barah A. OP. cit. P. 416. *(1055) См.: Shaw J. Law of the European Union. L., 2000. P. 154-155. *(1056) Mathijsen P. A Guide to European Community Law. L., 1990. P. 68. *(1057) См.: Rideau J. Droit Institutionnel de l'Union et des Communautes Europeennes. Paris, 1996. P. 135-138; Darbyshire P. The English Legal System. L., 1992. P. 172-173. *(1058) The Role and Future of the European Court of Justice. L., 1996. P. 4. *(1059) Abo K. Some Aspects of the Court of Justice. L., 1996. P. 4. *(1060) См. об этом подробнее: Abo К. OP. cit. P. 82. *(1061) Alder J. General Principles of Constitutional and Administrative Law. L., 2004. P. 190. *(1062) См.: Mathysen P. OP. cit. P. 72-73; Alder J. OP. cit. P. 190. *(1063) Arnull A. The European Union and Its Court of Justice. Oxford, 1999. Р. 18- *(1064) См.: Arnull A. References to the European Court // European Law Review. 1990. Vol. 15; Maher I. National Courts as European Community Courts // Legal Studies. 1994. N 4; etc. *(1065) Подробнее об этом см.: Arnull A. The European Union and its Court of Justice. Oxford, 1999. P. 50; Alder J. OP. cit. P. 190-191. *(1066) См.: R. v. International Commission of the Stock Exchange ex Parte ELSE (1982) LTD. IALLER 420 at 422; Customs and Excise v. Samex (1983) IALLER 1042 at 1055-6. *(1067) Alder J. OP. cit. P. 191. *(1068) Mathijsen P. OP. cit. P. 85-87; Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота. С. 215-216. *(1069) Подробнее об этом см.: Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота. С. 216-219. *(1070) Право Европейского союза: правовое регулирование торгового оборота. С. 216. *(1071) Там же. С. 216-217. *(1072) Mathijsen P. OP. cit. P. 72. *(1073) Shaw J. Law of the European Union. P. 156. *(1074) Raworth Ph. Introduction to the Legal System of the European Union. N.Y., 2001. P. 84. *(1075) Grainne De Burca and Weller J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2001. P. 11. *(1076) Grainne De Burca and Weller J. (eds.). OP. cit. P. 10-11; Alter K. The European Court's Political Power // West European Politics. 1996. N 19. P. 458. *(1077) См.: Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 17-21. *(1078) Koopmans T. The Birth of European Law at the Crossroads of Legal Traditions // American Journal of Comporative Law. 1991. N 39. P. 493-496; Arnull A. The European Union and its Court of Justice. Oxford, 1999; Shaw J. Law of the European Union. L., 2000. *(1079) Rusmussen H. On Law and Policy in the European Court of Justice: A Comparative Study in Judicial Policymaking. L., 1986. P. 18-29; Grainne De Burca and Weiler J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2001. P. 27-31. *(1080) Hartley T. Federalism, Courts and Legal Systems: The Emerging Constitution of the European Community // The American Journal of Comparative Law. 1986. Vol. 34. P. 242. *(1081) См.: Wyatt D., Dashwood A. European Community Law. L., 1993. P. 52. *(1082) Pollard D., Ross M. European Community Law. Text and Materials. L., 1994. P. 218. *(1083) Barah A. The Court of Justice of the European Communities // Shetreet Sh. (ed.). The Role of Courts in Society. Boston, 1988. P. 416. *(1084) Arnull A. OP. cit. P. 529. *(1085) См.: Nascimbene B. The European Court of Justice and the Powers of the Italian Antitrust Authority: The CIF Case // European Public Law. 2004. Vol. 10. N 4. P. 626. *(1086) Hartley F. Federalism, Courts and Legal Systems: The Emerging Constitution of the European Community // The American Journal of Comparative Law. 1986. Vol. 34. P. 242. *(1087) См.: Craig P. and Harlow С. Lawmaking in the European Union. L., 1998; Craig P. and de Burca G. (eds.). The Evolution of EU Law. *(1088) Brown L., Kennedy Т. The Court of Justice of the European Communities. L., 2000. P. 89. 26. *(1089) См.: Grairme De Burca and Weiler J. (eds.). The European Court of Justice. Oxford, 2001. P 178. *(1090) Waytt D., Dashwood A. European Community Law. L., 1993. P. 145. *(1091) См.: Nascimbene B. OP. cit. P. 625-628. *(1092) См.: Arnull A. Does the Court of Justice have inherent Jurisdiction? // Common Market Law Review. 1990. N 27. P. 683-685; Armstrong K. and Shaw J. Integrating Law // Journal of Common Market Studies. 1998. Vol. 36. N 2. P. 18-34. *(1093) Alder J. General Principles of Constitutional and Administrative Law. L., 2004. P. 191. *(1094) Hartley T. Federalism, Courts and Legal Systems: The Emerging Constitution of the European Community // The American Journal of Comparative Law. 1986. Vol. 36. P. 231. *(1095) Подробнее об этом см.: Hartley T. OP. cit. P. 236-237. *(1096) В английской юридической литературе отмечается, что "проблема отличия ratio decidendi от obiter dictum очень стара" (Кросс Р. Прецедент в английском праве / под общ. ред. Ф.М. Решетникова). М., 1985. С. 57. *(1097) Arnull A. The European Union and its Court of Justice. Oxford, 1999. P. 529. *(1098) Barah A. The Court of Justice of the European Communities // Shetreet Sh. (ed.). The Role of the Courts in Society. Boston, 1988. P. 391-394. *(1099) Redmond P., Shears P. General Principles of English Law. L., 1993. P. 29. *(1100) Mathijsen P. A Guide to European Community Law. L., 1990. P. 74-75. *(1101) Shaw J. Law of the European Union. L., 2000. P. 397-418. *(1102) Barah A. The Court of Justice of the European Communities. P. 394-396. *(1103) Cappelletti M. The Judicial Process in Comparative Perspective. Oxford, 1989. P. 53-54. *(1104) См.: Brown L., Kennedy T. The Court of Justice of the European Communities. L., 2000. P. 369-373. *(1105) Shaw J. Law of the European Union. L., 2000. P. 419. *(1106) Shaw J. Law of the European Union. L., 2000. P. 419. *(1107) R.V. Secretery of State for Transport Ex P. Factortame Ltd (1991) 1A.C. 603. ECJ. *(1108) Brown L., Kennedy T. The Court of Justice of the European Communities. P. 369-370. *(1109) Birks P. (ed.). English Private Law. Vol. I. Oxford, 2000. P. 36. *(1110) Подробнее об этом см.: Brown L., Kennedy T. OP. cit. P. 372-376. *(1111) Arnull A. European Union and its Court of Justice. Oxford, 1999. P. 533. *(1112) Shaw J. Law of the European Union. L., 2000. P. 397-418. *(1113) Cappelletti M. The Judicial Process in Comparative Perspective. Oxford, 1989. P. 366. *(1114) См.: Case 127/73 BRT v. Sabam (1974) E.C.R. 51 at 63 (23); Case 5/77 Tedesch v. Denkavit (1977) E.C.R. 1555 at 1574 (17). *(1115) Mathijsen P. A Guide to European Community Law. L., 1990. P. 84. *(1116) Barah A. The Court of Justice of the European Communities. P. 397-398; Brown L., Kennedy T. OP. Cit. P. 378. *(1117) См.: Arnull A. The European Union and Its Court of Justice. P. 49-50; Alder J. General Principles of Constitutional and Administrative Law. L., 2004. P. 190-192. *(1118) См.: Joined Cases 28, 29 and 30/62. Da Costa en Schaake v. Nederlandse Belasting Administrate (1963). ECR 31 at 38, C.M.L. R. 224. *(1119) Brown L., Kennedy T. The Court of Justice of the European Communities. L., 2000. P. 378. *(1120) Brown L., Kennedy T. OP. cit. P. 38. *(1121) Abo K. Some Aspects of the Impact of the Court of Justice on Integration in the European Communities // Nordisk Tidsskrift for International Ret. 1981. Vol. 50. P. 7879. *(1122) По мнению некоторых английских авторов, термин "трибунал" применительно к статусу данного суда порождает "у тех, кто знаком с английской правовой системой" "замешательство и недоразумение" (Kennedy T. Learning European Law. L., 1998. P. 166). *(1123) Dehousse R. The European Court of Justice. L., 1998; Court of Justice. The Futureof the Judicial System of the European Union (Proposals and Reflections). Luxembourg, 1999; Ward A. Judicial Review and the Rights of Private Parties in EC Law. Oxford, 2003; Arnull A. The European Union and its Court of Justice. Oxford, 2006; etc. *(1124) Treaty Provisions Concerning the CFI Introduced by the Single European Act. Art. 32d // Millet T. The Court of the First Instance of the European Communities. L., 1990. P. 86. *(1125) Council Decision of 24 October 1988, Establishing a Court of First Instance of the European Communities. 88/591. ECSC, EEC, Euratom. *(1126) Kennedy T. OP. cit. P. 180. *(1127) Dashwood A. and Johnston A. (eds.). The Future of the Judicial System of the European Union. Oxford, 2001. P. 116. *(1128) Kennedy T. OP. cit. P. 180. *(1129) OJL 136 of 30 May 1991 as amended: on 15.9.1994 (OJL 249 of 24.9.1994. P. 17; on 17.2.1995 (OJL 44 of 28.2.1995. P. 64); on 12.3.1997 (OJL 103 of 19.4.1997 P. 72); etc. *(1130) Millett T. The Court of First Instance of the European Communities. P. 18. *(1131) Edward D., Lane R. European Community Law. Edinburgh, 1995. P. 32-33; Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 332. *(1132) Schermers H., Waelbroeck D. Judicial Protection in the European Union. N.Y., 2001. P. 294-295. *(1133) Millett T. OP. cit. P. 75. *(1134) Ibid. *(1135) OJC 80 of 10 March 2001; OJL 188 of 26 July 2003. P. 1; OJL 132 of 29 April 2004. P. 1. *(1136) Lasok K. The European Court of Justice. Practice and Procedure. Appendix. L., 1994. P. 684-710. *(1137) Rules of Procedure of the Court of First Instance of the European Communities of 2 may 1991. Art. 4. OJL 136 of 30 may 1991. *(1138) Statute of the Court of Justice. Art. 6. *(1139) Rules of Procedure of the Court of First instance of the European Communities. Art. 5. *(1140) Statute of the Court of Justice. Art. 3. *(1141) Edward D., Lane R. European Community Law. P. 31-32. *(1142) Statute of the Court of Justice. Art. 50. *(1143) Rules of Procedure of the Court of First instance of the European Communities. Art. 14. П. 2. *(1144) Rules of Procedure of the Court of First instance of the European Communities. Art. 2. *(1145) Ibid. Art. 38 (2). *(1146) Rules of Procedure of the Court of First instance of the European Communities. Art. 38 (2). *(1147) Ibid. Art. 58. *(1148) Ibid. Art. 58. *(1149) Edward D., Lane R. European Community Law. P. 44. *(1150) Rules of Procedure of the Court of First Instance of the European Communities. Art. 61. *(1151) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 333334. *(1152) Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004. С. 292. *(1153) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 234. *(1154) Там же. Ст. 230 (в новой редакции). *(1155) Договор, учреждающий Европейское сообщество. Ст. 232. *(1156) Edward D., Lane R. OP. cit. P. 32. *(1157) Decision 93/350. OJL 144, 16.6.93. P. 21-23; Decision 94/149, OJL 10.3.94 P. 29-30. *(1158) Dashwood A. and Johnston A. (eds.). The Future of the Judicial System of the European Union. Oxford, 2001. P. 116-119. *(1159) Statute of the Court of Justice. Art. 54. *(1160) См.: Европейское право / рук. авт. колл. и отв. ред. Л.М. Энтин. М., 2004; Горниг Г., Витвицкая О. Право Европейского союза. М., 2005; Хартли Т.К. Основы права Европейского сообщества. М., 1998; Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003; Ullrich H. (ed.). The Evolution of European Competition Law. Whose Regulation, Which Competition? Northampton, 2006; etc. *(1161) Топорнин Б.Н. Европейское право. М., 1998. С. 301. *(1162) Топорнин Б.Н. Указ. соч. С. 302. *(1163) Kohler-Koch B. (ed.). Linking EU and National Governance. Oxford, 2003. P. 53. *(1164) Murray Ph. The European Transformation of the Nation State // Murray Ph. And Holmes L. (eds). Europe: Rethinking the Boundaries. Sydney, 1998. P. 43-59. *(1165) Claudina R. The Supremacy of Community Law Before the French Constitutional Court // European Law Review. 2006. P. 499-517. *(1166) Murray Ph. OP. cit. P. 57. *(1167) Steyger E. National Traditions and European Community Law. Sydney, 1997. P. 228-235. *(1168) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 106. *(1169) Murray Ph. OP. cit. P. 52. *(1170) Fabio U. The Allocation of Competences Between the European Union and Its Member States // Andenas M. and Usher J. The Treaty of Nice and Beyond. Oxford, 2003. P. 107-119. *(1171) Lenaerts K., Nuffel P. Constitutional Law of the European Union L., 2005. P. 325. *(1172) Lenaerts K., Nuffel P. OP. cit. P. 325. *(1173) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 106. *(1174) Cichowski R. The European Court and Civil Society Litigation. Mobilization and Governance. Cambridge, 2007. P. 43-46. *(1175) Tiersky R. Introduction: Euro-skepticism and "Europe" // Tiersky R. (ed.). Euroskepticism. A Reader. Oxford, 2001. P. 2-6. *(1176) Murray Ph. OP. cit. P. 43. *(1177) Ibid. *(1178) Kumm M. The Jurisprudence of Constitutional Conflict: Constitutional Supremacy in Europe Before and After the Constitutional Treaty. European Law Journal. 2005. N 3. Р. 263-268. *(1179) Schmidt V. The Futures of European Capitalism. Oxford, 2002. P. 303. *(1180) Schmidt V. OP. cit. P. 303. *(1181) Право Европейского союза / под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2004. С. 106. *(1182) Schiemann K. Europe and the Loss of Sovereignty // International and Comparative Law Quarterly. 2007. Part. 3. Vol. 56. P. 485. *(1183) Schendelen R. Machiavelli in Brussels.
