Оценка нефтегазового потенциала стран Центральной Азии и
advertisement
Казахский национальный университет имени аль-Фараби УДК 327;339.9 На правах рукописи ЕЛИБАЕВА АЙГЕРИМ ЕРБОЛАТОВНА Шанхайская Организация Сотрудничества и Европейский Союз: региональные комплексы энергетической безопасности 6D020200 – Международные отношения Диссертация на соискание ученой степени доктора философии (PhD) Научные консультанты: доктор исторических наук, профессор Губайдуллина М.Ш. доктор политических наук, профессор Каппель Р. Республика Казахстан Алматы, 2014 СОДЕРЖАНИЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ........................................................... 3 ВВЕДЕНИЕ........................................................................................................ 5 1 ТЕОРЕТИКО МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПРОБЛЕМАТИКИ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 1.1 Сущность и понятие «энергетической безопасности…………………… 21 1.2 Принципы и риски энергетической безопасности……………………… 27 1.3 Сравнительные концептуальные подходы к энергетической 34 безопасности в основных теориях международных отношений…………... 2 ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ ПРИОРИТЕТОВ СТРАН-УЧАСТНИЦ ШОС 2.1 Предпосылки формирования единого энергетического рынка в 43 регионе стран-участниц ШОС………………………………………………... 2.2 Основные внешнеполитические приоритеты стран Центральной Азии в сфере энергоресурсов……………………………………………………….. 53 2.3 Стратегия безопасности КНР и ее влияние на формирование энергетического взаимодействия в рамках ШОС………………………................................................................................. 66 2.4 Подходы России к развитию энергетического рынка ШОС…………. 87 3 ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА И ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СО СТРАНАМИУЧАСТНИЦАМИ ШОС 3.1 Особенности формирования энергетической политики ЕС……………. 94 3.2 Энергетический фактор в сотрудничестве стран ЕС и КНР……………. 98 3.3 Интересы и подходы в развитии энергетического диалога ЕС и РФ…. 110 3.4 Энергетические стратегии и приоритеты ЕС в Центральной Азии…… 118 4 РЕГИОНАЛИЗМ КАК НОВАЯ ВЕРСИЯ МНОГОСТОРОННЕГО ПАРТНЕРСТВА 4.1 Понятие «регионального комплекса» безопасности и особенности регионального взаимодействия государств в энергетической сфере……… 122 4.2 Подходы ШОС и ЕС в реализации регионального принципа многосторонних отношений в Центральной Азии.......................................... 138 4.3 Противоречия интересов и факторы сближения ШОС и ЕС в сфере энергетической безопасности………………………………………………… 142 ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………. 148 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ................................... 150 ПРИЛОЖЕНИЯ…...……………………………………………………........ 174 2 ОБОЗНАЧЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ АСЕАН (Association of South East Asian Nations) - Ассоциация государств ЮгоВосточной Азии АСЕМ (Asia-Europe Meeting) — Форум «Азия — Европа», международная организация, объединяющая страны Восточной Азии и Европы. АТР – Азиатско-тихоокеанский регион АТЭС - Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество БРИК - группа из пяти быстроразвивающихся стран: Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика Газпром - Российская энергетическая компания ГВУ – Группа высокого уровня ШОС ГЭС - Гидроэлектростанция ЕврАзЭС – Евразийское экономическое сообщество; Евростат — статистическая служба Европейского союза, ЕОУС - Европейское объединение угля и стали, международная организация, объединявшая каменноугольную, железорудную и металлургическую промышленности Франции, ФРГ, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга ЕС – Европейский Союз ИНОГЕЙТ (Interstate Oil and Gas Transportation to Europe ) - Программа международного сотрудничества в энергетической сфере между Европейским Союзом, Причерноморскими и Прикаспийскими государствами КР – Кыргызская Республика КТК – Каспийский трубопроводный консорциум МИРЭС – Мировой Энергетический Совет МЭА – Международное энергетическое агентство МЭФ - Международный энергетический форум НАТО – Организация Североатлантического договора ОДКБ – Организация договора о коллективной безопасности ОЛАДЕ - Латиноамериканская организация по энергетике ООН – Организация объединенных наций ОПЕК – Организация стран экспортеров нефти ОЭСР - Организация экономического сотрудничества и развития РК – Республика Казахстан РТ – Республика Таджикистан РУ – Республика Узбекистан РФ – Российская Федерация САЦ – газотранспортная система «Средняя Азия – Центр» СНГ – Содружество независимых государств СУАР – Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР США – Соединенные Штаты Америки ТАСИС (Technical Assistance for the Commonwealth of Independent States, Техническая помощь Содружеству Независимых Государств) — Программа 3 Европейского союза по содействию ускорению процесса экономических реформ в СНГ ТРАСЕКА - Программа международного сотрудничества в области транспорта между ЕС и странами-партнерами Восточной Европы, Южного Кавказа и Центральной Азии ТЭБ – топливно-энергетический баланс; ТЭК – топливно-энергетический комплекс; у.т. – условное топливо. ЦА – Центральная Азия ШАМИ (Shanghai Institute for International Studies) - Шанхайская Академия международных исследований ШАОН (Shanghai Academy of Social science) – Шанхайская Академия общественных наук ШОС – Шанхайская Организация Сотрудничества ЮНЕСКО (The United Nations Educational, Scientific and Cultural Organization) — Организация Объединѐнных Наций по вопросам образования, науки и культуры BP (British Petroleum) - британская нефтегазовая компания CNODC (China National Oil and Gas Exploration and Development Corporation) – Китайская национальная нефтегазовая корпорация по разведке и добычи CNOOC (China National Offshore Oil Corporation) - Китайская национальная компания по эксплуатации морских нефтяных ресурсов CNPC (China national petroleum corporation) – Китайская национальная нефтяная корпорация GIGA (German Institute of Global and Area Studies) – Институт глобальных и региональных исследований, ФРГ KNOC (Korea National Oil Corporation) –национальная нефтяная корпорация Кореи Mtoe - млн.тонн нефтяного эквивалента Petronas (Petroliam Nasional Berhad) — Малазийская нефтегазовая компания Sinopec (China Petroleum & Chemical Corporation) - Китайская нефтяная и химическая корпорация SWP – Фонд науки и политики, Берлин, ФРГ SWP (Stiftung Wissenschaft und Politik)– Фонд науки и политики TCE-тонна условного топлива в пересчѐте на уголь (29, 3 ГДж) 4 ВВЕДЕНИЕ Общая характеристика диссертационного исследования В диссертации исследуется проблематика формирующихся комплексов энергетической безопасности ШОС и ЕС, имеющих взаимозависимые интересы и противоречия, которые нередко пересекаются в регионе Центральной Азии. В работе проведен системный и компаративный анализ теоретических и концептуальных подходов по изучению сферы энергетической безопасности, которая одновременно входит в поле двусторонней и многосторонней практики современных международных отношений. Актуальность диссертационного исследования В первые десятилетия XXI века мировое сообщество все больше внимания уделяет решению региональных и глобальных проблем энергетической безопасности, которые предопределяют развитие национальных государств, темпы их социально-экономического и политического развития. Современная система международных отношений характеризуется новыми геополитическими и геоэкономическими реалиями. Наряду с ростом угроз глобального и регионального уровня, вызовами нетрадиционного и невоенного характера, а также усиления взаимозависимости стран и регионов параллельно идет процесс истощения базовых энергетических ресурсов. Все это выдвигают вопросы энергетической безопасности на основную повестку дня мировой политики, придав статус «особой» категории безопасности [1]. Необходимо учитывать и тот факт, что по мере все большей глобализации и с возрастанием числа организаций и союзов государства для увеличения собственного потенциала в международных делах и эффективной реализации своей политики стремятся к установлению отношений с теми странами и организациями, которые поддерживают взаимные общие интересы, включая энергетические. Значимость двух субрегиональных объединений – Европейского Союза и Шанхайской Организации Сотрудничества на региональном и мировом уровнях становится еще более очевидной, политика и собственная позиция этих организаций реализуется в области энергетической безопасности. Участие Казахстана в ШОС в качестве полноправного государства-члена и участие в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве с ЕС – два взаимосвязанных процесса, обусловленных объективными реалиями региональной политики нашего государства. Развитию сотрудничества на огромном Евроазиатском континенте способствует сосуществование двух разных по характеру организаций, преследующих одинаковую цель по установлению стабильности и безопасности вокруг своих государств. Глубоко символично и справедливо было проведение в Астане в 2007 г. переговорного процесса на высоком уровне и принятие Центральноазиатской стратегии ЕС для региона. Также 15 июня 2011 г. в Астане состоялся саммит ШОС, посвященный 10-летнему юбилею организации с участием глав государств и правительств. Глава государства Нурсултан Назарбаев подчеркивал, что наша 5 страна делает все необходимое для укрепления ШОС, созданной при активном участии РК. Одним из приоритетов внешней политики как раз и является взаимодействие в рамках Шанхайской организации. Нурсултан Назарбаев отмечал важность работы Энергетического клуба ШОС: "Казахстан в качестве первого председателя Клуба организовал заседание Группы высокого уровня. Рассчитываем на дальнейшее активное участие сторон» [2]. За годы существования ШОС наглядно продемонстрировала свою жизнеспособность и огромный потенциал развития. Из консультативной структуры сегодня она превратилась в одну из авторитетных субрегиональных организаций, о ее наработанном за десятилетие авторитете и влиянии свидетельствует всевозрастающий интерес со стороны ряда государств и международных структур, включая страны Европы и непосредственно сам Европейский Союз. Осознавая, что современные энергетические вызовы носят комплексный, взаимосвязанный характер, перед странами и регионами, перед международными организациями сегодня стоит задача по осуществлению всеми акторами скоординированных шагов в сфере экономической, финансовой, энергетической и продовольственной безопасности. В основе коренных вопросов энергетической безопасности лежит применение углеводородных ресурсов, характеризующихся неравномерностью распределения по всему миру, ростом спроса на них (порядка 90 процентов), а также углублением глобальных и региональных противоречий, вытекающие из трубопроводной политики государств [1, с.318-324]. Ввиду того, что энергетический фактор лежит в основе развития государства, его экономической и национальной безопасности и обеспечения стабильности, определяющим в энергетической системе является принадлежность государства к одной из групп стран – производителей, потребителей или транзитных государств. Глобальный характер рынка энергетических ресурсов приводит к объединению государств в группы, нового уровня взаимоотношений и дипломатии. Отход от классической схемы и цепи взаимодействия, связанный с политикой западных государств начала 1970 годов, изменение восприятия энергетического фактора как военно-политического инструмента обеспечения ресурсами, а также трансформация политики развивающихся государств, нацеленных на обеспечение внутренних потребностей экономики, нежели на реагирование на внешние вызовы, формирует новый уровень дипломатии между странами. В академическом дискурсе проблематики энергетических исследований встала острая необходимость выработки новых подходов и механизмов функционирования межгосударственного взаимодействия в энергетической сфере в связи с формированием архитектуры глобальной энергетической безопасности посредством создания сети региональных комплексов. Географическое положение, а также энергетический потенциал Казахстана определяют долю энергоресурсов в структуре экономики и многовекторный характер проводимой энергетической и трубопроводной политики, которая 6 связана с необходимостью строительства сети экспортных трубопроводов через территории сопредельных государств. Казахстан, завершив трансформационный этап своего развития, выдвигает новые амбициозные задачи для дальнейшего качественного скачка в развитии экономики и преодоления вызовов мирового финансового кризиса и интеграции в международную систему экономических отношений [3]. Стратегия Казахстана долгосрочного и устойчивого развития до 2050 года определила новый этап последующего развития, в котором вопросы внутрирегиональной интеграции в Центральной Азии определены в качестве долгосрочного приоритета страны. Объединение усилий для совместного противодействия угрозам и вызовам, развитие эффективного диалога энергетического сотрудничества, как и укрепление стратегического партнерства, наглядно демонстрирует заинтересованность Казахстана и стран региона в обеспечении развития региона и региональной интеграции. В связи с этим, в политической науке прослеживается востребованность и актуальность исследований, позволяющих конкретизировать область национальных интересов КНР и РФ в регионе Центральной Азии, посвященных осмыслению теоретических и практических аспектов региональной политики и изучению структуры, функций, целей и задач тех или иных региональных организаций. Страны Центральной Азии уже имеют немалый опыт интеграционных проектов в регионе. Особенностью ШОС является наличие замкнутого круга энергетической цепи, так и внешних транзитных каналов, развитие которых облегчено имеющейся структурой энергетического комплекса. ШОС, обладая достаточно серьезным энергетическим потенциалом, представляет собой потенциальную модель экономического развития стран региона, объединяя их в региональный комплекс безопасности. Развитие ШОС приобретает более четкие контуры своей направленности, представляя собой региональный комплекс безопасности в Евразии, обладающий конструктивным потенциалом влияния на трансформационные процессы в регионе и в мире. Немаловажную роль в развитии организации и в регионе в целом, наряду с Россией играет и Китай. Начало пост-Маоистского периода ознаменовало трансформацию внешней политики КНР, приведя к концептуальной смене акцентов внешнеполитического курса от идеологии и революции к прагматизму и реформам. Данный этап положил начало развитию новой волны научного анализа окружающего мира Китая и исследованию структур и принципов политики других государств. Неизбежное переплетение стратегических интересов великих держав в регионе, связанные с вопросами транспортных коридоров, включая Европейский Союз, приводит к пересмотру роли ШОС в регионе и стран Центральной Азии. Европейский Союз, подчеркивая важность политического аспекта в региональной политике стран Центральной Азии, придает огромное значение решению вопросов энергетической безопасности, угрозам терроризма, 7 исламского экстремизма, наркотрафика и неконтролируемой миграции. Несмотря на то, что ЕС не выработал четкой линии сотрудничества с ШОС, как субрегиональной структурой, отношения с ее участниками реализуется в двустороннем формате. Взаимозависимость и взаимодополняемость региональных комплексов безопасности ШОС и ЕС, определенно влияет на изменение восприятия структурами друг друга. В контексте экономической интеграции, страны Европейского Союза заложили основу регионального энергетического взаимодействия, объединенных с инициативами МЭА для предотвращению краткосрочных сбоев поставок углеводородом, сериями совместных схем для углубления энергетической безопасности и сотрудничества по развитию технологий и правовых рамок в рамках ДЭХ. Создание единой энергетической системы, которая объединит как углеводородный, так и гидроэнергетический потенциал стран региона в рамках регионального комплекса ШОС, позволит снизить существующие проблемы междугосударственных отношений и заложит основу для стабильного устойчивого развития региона. Создание ЕС многостороннего межправительственного соглашения по сотрудничеству в энергетической области обеспечило безопасность поставок углеводородов, снизило инвестиционные риски и позволила активно развивать программу Восточного партнерства, в рамках которой Центральной Азии уделена своя роль. Тема исследования, по своему содержанию, ввиду недостаточной теоретической разработки вопросов, посвященных энергетической безопасности, а также возрастанием роли членов организации ШОС в обеспечения энергетической безопасности в регионе и в мире, отвечает потребностям азиатского и евроазиатского сообщества в настоящее время. Объектом исследования является энергетическая политика и стратегии стран-участниц ШОС и ЕС, объединяющие группу экспортеров, импортеров энергетических ресурсов. Предметом исследования являются региональные процессы в области энергетической безопасности, связанные с возникновением вызовов в регионе стран-участниц ШОС и ЕС. Целью диссертационного исследования заключается выявление характерных особенностей реализации внешнеполитических приоритетов стран-участниц ШОС и ЕС в энергетической сфере, а также их трансформация на региональную политику в Центральной Азии. Для реализации поставленной цели было выдвинуто решение следующих задач: 1. Выявить основные концептуальные и теоретические подходы к исследованию сущности энергетической безопасности, ее основных принципов и рисков; 8 2. Проанализировать энергетический потенциал стран-членов ШОС и ЕС, рассмотрев институциональные предпосылки, объективные условия, а также особенности внутрирегиональных противоречий; 3. Обозначить ключевые интересы и особенности внешнеполитического курса РФ в энергетической сфере, определяющие взаимоотношения со странами – участницами ШОС и ЕС; 4. Выявить основные интересы, политику и стратегии правительства КНР в развитии цепи энергетических взаимоотношений; определить особенности отношений КНР с РФ, ЕС и странами Центральной Азии; 5. Проанализировать роль и перспективность создания энергетической структуры в рамках ШОС, в качестве интегрирующего фактора стран региона Центральной Азии на основе сравнительного анализа ЕС и других объединений развивающихся стран; 6. Определить перспективность применения регионализма, как модели многостороннего сотрудничества в сфере обеспечения энергетической безопасности 7. Рассмотреть особенности влияния региональных комплексов ШОС и ЕС, как формирующихся комплексов энергетической безопасности, оказывающие влияние на региональную политику Центральной Азии. Хронологические рамки исследования охватывают период, начиная с 2001 года – момента официального учреждения ШОС по 2014 год. Учитывая существующие связи между государствами ШОС и Европой в более отдаленной исторической перспективе, необходимость обоснования и доказательства отдельных обстоятельств двух- и многостороннего сотрудничества, нами были предприняты некоторые отступления от указанных хронологических рамок. Источниковая база исследования. Для достижения поставленной цели был использован широкий круг источников, которые могут быть классифицированы по нескольким группам. Первая группа включает документы политико-дипломатического характера ШОС и ЕС, которые легли в основу анализа состояния политического курса в энергетической сфере. Сюда входят документы учредительного характера, двусторонние и многосторонние договоры, соглашения, коммюнике, официальные заявления государств-членов ШОС, а именно Декларация о создании ШОС (2001), Совместное заявление глав государств ШОС (2001), Декларация глав государств-членов ШОС (2002), Хартия ШОС (2002), Совместное Коммюнике по итогам заседания Совета глав правительств (премьер-министров) государств-членов ШОС (2003), Программа многостороннего торгово-экономического сотрудничества государств-членов ШОС, утвержденная решением Совета глав правительств (премьер-министров) государств-членов ШОС (2003), Совместное Коммюнике заседания Совета министров иностранных дел государств - членов ШОС (2005), Душанбинская Декларация (2008), Декларация глав государств-членов ШОС о построении региона долгосрочного мира и совместного процветания (2012), Бишкекская 9 Декларация ШОС (2007), Совместное Коммюнике по итогам заседания Совета глав государств-членов ШОС (2007) и Екатеринбургская Декларация государств-членов ШОС (2009) [4-15]. Среди документов Европейского Союза следует, прежде всего, отметить Европейскую энергетическую Хартию (1991), Договор к Энергетической Хартии (1994), Коллективную Стратегию Европейского Союза по отношению к России (1999), Лиссабонский договор о внесении изменений в Договор о Европейском Союзе и Договор об учреждении Европейского Сообщества (2007), Стратегию ЕС в Центральной Азии на период 2002-2006, Стратегию «ЕС – Центральная Азия: стратегия нового партнерства» (2007) , Региональный стратегический документ оказания помощи странам Центральной Азии на период 2007-2013гг. [16-22]. Вторая группа источников охватывает нормативно-правовые документы и законодательные акты стран-участниц ШОС: Закон «О национальной безопасности Республики Казахстан» (2012), Закон РК «О недрах и недропользовании» (2010), Закон КР «О нефти и газе» (1988), Закон КР «О недрах» (1997), Закон РТ «О Недрах» (1995), Распоряжение Правительства РФ «Об основных видах минерального сырья» (1996) и Закон РУ «О Недрах» (2002) [23-29]. К третьей группе источников относятся речи, выступления, интервью государственных и политических деятелей стран ШОС и ЕС, в которых дается оценка энергетической политики, идет речь о сотрудничестве и о проблемах, встающих в ходе реализации энергетических проектов. Были использованы речи и выступления комиссара ЕС по внешним связям и политике соседства – Б. Ферреро-Вальднера, Сенатора США Л. Мурковски, вице-министра энергетики РК – Л. Киинова, Чрезвычайного и Полномочного посла РК в Индии – К. Умарова [30-32]. К этой группе необходимо отнести выступления глав государств и правительств стран-участниц ШОС: Президента РК Н. Назарбаева, Президента РФ В. Путина, Председателя КНР – Си Цзиньпина. Особый интерес представляют эмпирический материал, собранный самостоятельно в результате проведенных интервью и бесед с экспертами в ходе научно – исследовательской стажировки автора в КНР и в ФРГ. Эксперты раскрывают особенности национальных интересов государств, легшие в основу внешнеполитических приоритетов государств. Это интервью с директором Центра исследований по России и Центральной Азии Фуданского университета – профессором Чжао Хуашен (Huasheng Zhao), с экспертами Шанхайской Академии международных исследований (Shanghai Institute for International Studies) – профессором Чжанг Яо (Zhang Yao) и доктором Е Ю. (Ye Yu); с экспертами Шанхайской Академии общественных наук (Shanghai Academy of Social science): директором Центра Российских исследований (Centre for Russian studies) – профессором Пан Дауэй (Prof. Dr. Pan Dawei), с заместителем генерального секретаря Центра исследований России и Центра исследования 10 ШОС - г. Чжан Цзяньжун, с заместителем генерального секретаря Центра по исследованиям ШОС – г. Ли Лифан (Li Lifan) [33]. В ходе научно-исследовательской стажировки в ФРГ, автором проинтервьюированы эксперты Института глобальных и региональных исследований (GIGA) – проф. Р. Каппель, директор Института Азии – проф. П. Кѐльнер, проф. Анья Этчке, с экспертом по внешней политике КНР – Н. Нозельт, со старшим научным сотрудником Фонда науки и политики (SWP), членом исследовательской группы по Азии – доктором Надин Гѐдехардт [33]. Презентация первой Программы о перспективах развития энергетики КНР в выступлении генерального директора института энергетических исследований КНР – профессора Хан Венке (Han Wenke) позволила глубже проанализировать политику КНР в энергетической сфере [34]. Говоря об энергетической политике КНР и сменах ее акцентов, важно отметить и интервью директора программы по исследованиям энергетической безопасности при Национальном бюро азиатских исследований – М. Херберга [35]. Четвертая группа источников объединяет документы программного, стратегического характера, отчеты, аналитические доклады. В качестве источников стратегического характера были использованы Послания Президента РК Н.Назарбаева народу Казахстана, Стратегический план развития РК до 2020 года, Государственная программа по форсированному индустриально-инновационному развитию Республики Казахстан на 2010 - 2014 годы, Энергетическая стратегия России на период до 2020 года (2003), Энергетическая стратегия России на период до 2030 года (2009), Дорожная карта сотрудничества России и ЕС в сфере энергетики до 2050 года, Программа перспектив развития энергетики КНР, Пятилетние программы развития КНР (11- и 12 летние программы), Концепция по рациональному использованию и охране водных ресурсов Таджикистана (2001), Программа по развитию нефтегазового сектора в РК на 2010-2014 годы, Национальная стратегия устойчивого развития Кыргызской Республики на период 2013-2017 годы [36-47]. К этой же группе необходимо отнести итоговые отчеты министерств, обзоры налогового режима в нефтегазовой отрасли РК Эрнст и Янг, материалы ПРООН, отчеты исследовательской службы конгресса США, Отчеты Комитета по энергетической политике и энергоэффективности Российского союза промышленников и предпринимателей, а также Центра устойчивого энергетического развития РФ [48-53]. Пятую группу источников составляют статистические данные, материалы и отчеты международных организаций, ведущих аналитических агентств. Статистические данные представляют собой отчеты по регионам, странам, типам энергетических ресурсов, позволяя провести сравнительный анализ исходных данных. К ним мы относим, отчеты статистической службы Европейского Союза «Евростат», отчеты Управления энергетической 11 информации США, являющегося учреждением федеральной статистической системы США, отчеты министерства энергетики РФ и стран ЦА [54-57]. Шестая группа источников представлена массивом эмпирических данных, факты и события, явления и процессы, происходящие на пространстве ШОС и в Европе в энергетической сфере, выявленные в материалах периодических изданий, информационных агентств, периодических изданиях, содержащие хронику событий, в аналитических публикациях, доступных в открытой печати и на интернет-сайтах стран ШОС, которые были нами систематизированы и классифицированы для дальнейшего анализа и получения результатов по теме диссертации. К этой группе относятся материалы новостных информационных агентств, таких как Euro news, Deutsche-welle, People‘s daily online, новости Независимой газеты; научно-аналитических изданий, среди которых следует выделить казахстанскую периодику, а также журналы КИСИ при Президенте РК, такие как «Analytic», Central Asian Affairs и «Казахстан-Спектр» [58-80]. Для анализа достоверных и хронологических данных были использованы протоколы заседаний немецкого Бундестага, информация средств массовой информации и отдельные журналы, как «Дипломатия Жаршысы», Zentralasien Analysen [81-86]. В дополнение к этому, следует отметить использованные в работе материалы научной библиотеки Шанхайской Академии международных исследований и Института глобальных и региональных исследований в Гамбурге и в Берлине, благодаря которым удалось провести анализ внутренней и внешней политики государств ЕС и КНР. Таким образом, использованные автором источники позволяют полно раскрыть поставленную цель и задачи диссертационного исследования, обеспечив при этом объективность и научную достоверность выводов. Степень научной разработанности темы В ходе диссертационного исследования проведен анализ трудов ведущих отечественных и зарубежных исследователей и экспертов по вопросам взаимодействия государств в рамках ШОС, политике ЕС, Китая и России. Необходимо отметить, что отдельные аспекты достаточно широко освещены как в отечественной, так и в зарубежной историографии. Однако, анализ научных работ показывает, что комплексное исследование вопроса энергетической безопасности в рамках ШОС, не являлось предметом отдельного исследования в РК. В этой связи, исходя из предмета исследования, историография разделена на отечественную и зарубежную. Зарубежная историография, в основном, представлена трудами российских, китайских, индийских, европейских авторов и трудами ученых Центральной Азии. В западной историографии имеется значительное количество работ, посвященных внешней политике европейских стран, связанных с обеспечением внутренних энергетических потребностей и снижения влияния России на 12 общеевропейский газовый рынок. Среди европейских исследователей следует, прежде всего, выделить труды Д. Ергина, Г. Глисона, М. Мерлинга [87-88]. М. Мерлинг в своей работе о политике безопасности ЕС, ввиду высокой зависимости от российского импорта энергоносителей, отмечает о серьезной озабоченности Европейского Союза и особенностях взаимоотношений с РФ, являющихся производными от структурных и политических факторов. Проблемы ЕС увеличили геоэкономическую значимость Центральной Азии, Южного Кавказа, Молдавии и Украины, как потенциальных экспортеров и транзитных каналов. Ж. Бугажски, ежегодный экономический рост России в 7 процентов связывает с сосредоточенностью государства на монополизации поставок углеводородов на Европейский рынок [89]. А. Матвеева, анализируя конфликтогенный потенциал между РФ и ЕС, отмечает трансформацию политики ЕС в энергетической сфере и изменение понимания вопроса энергообеспечения в сторону Центральной Азии, наступившей после российско-украинского газового кризиса [90, c. 186]. А. Орбан в своей работе о новом российском империализме делает заключением, что целью «Газпрома» является предотвращение попыток диверсификации снабжения энергии Центральной Европы [91]. Внешнеполитическим приоритетам КНР и роли Каспий посвящены работы М. Лантен, Т.Гранта [92-93]. Анализу Европейской политики в Центральной Азии и роли Китая посвящены работы Д. Дориана, С. Бланка, Д. Энкельман [94-97]. Интересным представляет собой доклад Д. Энкельман о Центральноазиатской стратегии Европейского Союза, согласно которой продвижение гражданских ценностей и экономических реформ лежит в основе политики создания условий для гарантирования стабильных поставок энергоносителей. Более того, несмотря на то, что регион Центральной Азии рассматривается по своему развитию гомогенным, различие в экономическом развитии определяют дифференцированный подход ЕС [95, c.12-13]. Интересным представляет собой работа О. Антоненко о перспективах партнерства ЕС и ШОС. По мнению О. Антоненко, ЕС должен быть нацелен на развитие отношений с Шанхайской структурой, будучи заинтересованным в обеспечении гарантий и безопасности в регионе. Именно эти цели были подчеркнуты бывшим немецким министром иностранных дел Ф. Штайнмайером в 2006 году, о сохранении трех стратегических интересов: близости к нестабильным странам Афганистану, Пакистану и Ирану; исламского фундаментализма и огромных запасов энергетических ресурсов. Данная политика должна стать основой сохранения сотрудничества с ШОС, в основе которой лежало решение аналогичных задач [98, c.1]. Противоречивый характер ШОС, по мнению О. Антоненко, связанный с отсутствием наднационального органа, аналогичного с ЕС и несогласованностью интересов двух лидеров организации ведет к торможению реализации экономических проектов под эгидой ШОС. Если КНР видит 13 целесообразность экономической составляющей, то для России вопросы военной безопасности важнее. Слабостью ЕС как отмечает автор является отсутствие согласованной и четкой стратегии по отношении к ШОС. Новый подход, основанный на взаимном диалоге и взаимодействии позволит понять ключевые цели России и Китая в ЦА. Более того, российский эксперт считает, что успех взаимодействия двух структур, может позволить ЕС получить гарантий поставок энергетических ресурсов. Отношения ЕС и КНР находят освещение в работах Г. Вакера, который приходит к заключению, об отсутствии выработанной, единой и скоординированной позиции по отношению к КНР [99, c.77]. Данный тезис подтверждается и немецким экспертом Фонда науки и технологии (SWP) Н. Гѐдехардт [100]. Отношения, характеризовавшиеся в период с 2003-2005 годы высокими ожиданиями и позитивным сигналами, в связи с включением КНР в Стратегию Европейской безопасности, в качестве одного из трех стратегических партнеров в Азии, больше основаны на двусторонних отношениях и интересах с ФРГ, о чем свидетельствует высокий уровень регулярных встреч. Однако, благоприятный период с 1990 по 2005 год, сменился десятилетием восприятия КНР как угрозы глобальной стабильности. Ряд работ европейских исследователей посвящены новым вызовам Китая и «Большой стратегии мирного развития», Э. Голдстайн в своем анализе о стратегии Китая дает широкое понимание как связующей составляющей внешней политики и интересов нации. Более того, определяя конкретные инициативы военного, экономического и дипломатического характера, связанного историческим наследием КНР [101]. М. Кларк и Р. Шаттер, отмечают о новых тенденциях взаимоотношений КНР со странами Центральной Азии, характеризующихся вассальными отношениями государств и динамиком «нового регионализма» [102-103]. Интересной представляется работа немецкого эксперта Н. Нозельт, которая приводит анализ академического дискурса китайских экспертов о восприятии КНР мировой политики и своей роли. Так, согласно позиции китайских экспертов, первое десятилетие XXI века характеризовалось двумя основными тенденциями международной политики. Оба связаны с распределением энергетических ресурсов между акторами международной системы. В то время как теоретические дискуссии запада связаны с наличием полюсов или их отсутствием в мировой политике, эталонной моделью китайского общества является наличие «одной сверхдержавы и нескольких великих держав». В связи с этим, наиболее прогнозируемым китайским сценарием является постепенный переход от однополярной к многополярной, многосубъектной структуре. Более того, основной акцент мировой политики, согласно китайским экспертам, будет смещен в сторону Азии, как и плавно произойдет замена традиционной концепции о глобальных противоречиях между Севером и Югом на конкуренцию между западными и незападными регионами [104, c.11-12]. 14 Российская историография Российская историография представлена работами широким пластом работ, посвященных двусторонним отношениям со странами-участницами ШОС и ЕС; политике ЕС в Центральной Азии. Вопросам внешней политики и стратегии Китая в ЦАР посвящено ряд работ российских исследователей, таких как М. Носова, С. Лузянина, А. Медведева, А.Строкова, О. Столповского и А. Лымарь [105-109]. Российский эксперт С. Лузянин, отмечает ряд предпринятых, Россией в частности, перспектив по созданию энергетической системы и выстраиванию механизма реализации взаимодействия экспортеров и импортеров ШОС, которая заключается в координации транспортных, ценовых и производственных вопросов со странами ЦА [110]. Признавая факт ограниченности инвестиционных ресурсов для организации отдельной энергетической структуры, автор видит необходимость присутствия китайского капитала в разведке и разработке нефтегазовых ресурсов [110, c.152]. Что касается сотрудничества в сфере безопасности, здесь выделяет важность евразийской безопасности, нежели региональной в силу различий в характере вызовов и угроз современности [111, c.31]. Е. Кузьмина в своей работе о взаимоотношениях ЕС с ЦА, подтверждает тезис о преобладании двустороннего формата взаимодействия между ЕС и странами ЦА, с параллельным развитием общерегиональных приоритетов. Запоздалая конкретизация приоритетов в 2005 и формирование единой стратегии по сотрудничеству с ЦА в 2007 году, автор связывает с поздней выработкой общеевропейской стратегии ЕС [112, c.88]. Несмотря на осознание Европой неизбежности столкновений интересов в регионе отдельных стран ЕС, сотрудничество с ЦА видит в рамках Общей региональной инициативы и Европейской политики добрососедства с целью создания в перспективе Черноморско-Каспийского региона. Китайская историография Китайская историография представлена работами Ч. Хуашен, Д. Ли, Ш. Ю, И. Ши, С. Фан, Д. Туошен и другими [112-119]. Большая часть работ освещает особенности проводимой Китаем внешнем политики, основанной на развитии гармоничного сосуществования, как следствие развития внутренних тенденций и новых вызовов. Современная концепция мирового порядка Китая нашла отражение в его «новой стратегии безопасности», содержащей взгляды КНР на мировую политику, вопросы двустороннего и многостороннего сотрудничества, основанного на верховенстве государства и использования альтернативных решений. Выдвинутая в 2002 году концепция безопасности основана на принципах «взаимного доверия, взаимной выгоды, равенства и сотрудничества» в противовес мышлению холодной войны и политики с позиции силы. Переосмысление Китаем концепции безопасности основано на изменении международной ситуации, международного стратегического баланса, 15 произошедшей эволюции международного порядка и механизмов, как и глубоких изменений внутренних изменений. Интересной представляется работа индийского исследователя А. Патнаика, который, сравнивая подходы КНР и Индии в ЦА, приходит к заключению, что политика Китая не лежит лишь в поиске подходов обеспечения военной безопасности, она прежде все преследует экономическую выгоду. Именно это понимание своей роли приводит к противоречивой природе взаимоотношений с Россией. В качестве подтверждения, А. Патнаик приводит данные торгового оборота со странами ЦА в 2008 году: товарооборот Индии составляет 366,73 млн.долларов США, Ирана – 1,8 млрд. долларов США, в то время как Китая составило 28,18 млрд. долларов США [120, c.3]. В отечественной историографии имеется значительное количество работ, посвященных внешней политике и стратегии КНР, стратегии России в Центральной Азии, энергетической политике стран ЦА, среди которых можно отметить труды М. Лаумулина, К. Сыроежкина, А. Акимова, М. Губайдуллиной, Р. Изимова, Б. Дуйсебаева [121-126]. Политика стратегии ЕС в Центральной Азии рассмотрена в ряде работа М. Лаумулина, К. Байзаковой, К. Исаева, Г. Мовкебаевой [127-132]. Что касается общих концептуальных аспектов энергетической безопасности, то интересным представляет собой работа Каратаевой Л.Р., Сайфуллиной А., Тажина М. [133-134]. Анализируя политику России, Китая и Запада, казахстанский эксперт К. Сыроежкин отмечает об изменении характера взаимодействия стран в сторону более прагматичного и жесткого подхода. Учитывая возрастающее желание РФ сохранять свое влияние в регионе Центральной Азии и на постсоветском пространстве, это приводит к сохранению конкуренции в регионе, как с западными государствами, так и с КНР, проникновение которого является неизбежным и взаимовыгодным [135, c.50]. Учитывая заинтересованность лидеров стран ЦА балансировать противоречия геополитических акторов, неизбежно приводит к разрушению перспектив региональной интеграции и безопасности, решение которых лежит в совместных решениях. Страны, ориентированные на продажу углеводородного сырья неизбежно страдают синдромом ресурсного проклятия, который как замечает Б. Дуйсебаев, проявляется в период резкого падения цен [126, c.82]. Г. Мовкебаева, в своем анализе о приоритетах политики ЕС в ЦА выделяет 6 основных принципов внешнеполитического курса в энергетической сфере. К ним принято относить единство действий, интеграцию национальных рынков, солидарность, устойчивость и разнообразие источников, а также научнотехнический прогресс, содержащих две ключевые позиции диверсификацию и необходимость безотлагательных действий [127, c.208]. Основным приоритетом для Европейского Союза, переживающий трансформацию, является создание внутреннего регионального энергетического рынка, о чем свидетельствует выступление Ж. Баррозу на заседании Европейского Совета 4 февраля 2011г. 16 К. Байзакова, в своем анализе политико-правовых основ сотрудничества ЕС с ЦА, приходит к заключению, что формирование Европейской концепции взаимоотношений с новыми государствами фактически произошло в 1991 году, с момента перехода ЕС на прямые контакты с постсоветскими государствами. Более того, ЕС заложил фундамент для дальнейшей интеграции государств в европейскую экономику, подписав Соглашение о партнерстве и сотрудничестве [132, c.27]. В процессе написания работы был также изучен ряд коллективных монографий и использованы материалы ведущих зарубежных академических изданий, представленная Foreign affairs, Strategic analysis, Contemporary Central Asia, The China and Eurasia forum quarterly, The China Quarterly, Индекс безопасности, Australian Journal of International Affairs, Международная жизнь, Центральная Азия и Кавказ, GIGA Focus Asien, China Aktuell [136-143]. Историография по теме энергетической ЕС представлена широко. Она отражает большое многообразие мнений и оценок, как современного состояния, так и прогнозов. В связи с тем, что процессы, происходящие на пространстве ШОС в энергетической и политической сферах, характеризуются неоднозначностью, порой противоречивостью, а также институциональной незавершенностью, нами был получен эмпирический материал, отличающийся разнообразием. Соответственно, для анализа широкого комплекса европейских и азиатских данных и для получения более объективных оценок нами выбран комплексный теоретико-методологический подход, который включает использование нескольких базовых теорий и методологий применительно к конкретным явлениям, изучаемым в диссертационном исследовании. Положения теории политического реализма в трудах последователей Копенгагенской школы безопасности позволяют рассматривать энергетическую безопасность в рамках национальной безопасности государства, предполагают естественную борьбу, как за власть, так и за доступ к энергетическим ресурсам, их производства, транспортировки, что определяет роль энергетического фактора, лежащего за пределами обычного политического процесса [1, с. 5588]. Вместе с ними нами учтены теоретические положения либеральной школы международных отношений, которые раскрывают природу энергетической безопасности с точки зрения единого комплекса международной и внутренней системы, требующих выявления уязвимых сторон энергетической сферы для выработки отдельных конструктивных решений. Поскольку система энергетической безопасности не может не рассматриваться через призму теории зависимости, структурализма и критической теории, в диссертации были применены положения марксисткой радикальной школы международных отношений. В основе эффективной энергетической политики, согласно положениям марксисткой радикальной школы, лежит наличие надгосударственной структуры, ответственной за геополитическое распределение власти и расположение ресурсов. При этом, 17 выделяет важность роли государства в противовес региональным и международным структурам. Данный подход солидаризируется теорией материализма безопасности, связанный с теорией системных изменений, которые основаны на материальных факторах и анализе действующих структур. Материальная природа в свою очередь выделяет важность безопасности поставок энергоресурсов и наличия технологий для их переработки. Положения теории институционализма, лежащие в основе создания стабильных и безопасных экономических отношений, вытекающих из правовых норм и регулярной практики. Учитывая, что основные теории международных отношений несколько уже рассматривают энергетические аспекты, лишь описывая процессы, конфликты и виды сотрудничества, использованные в диссертационном исследовании комплекс теоретических подходов является взаимодополняющим и определяет разнообразную природу факторов международной системы энергетической безопасности. В работе использовались общелогические и общенаучные методы анализа и синтеза, обобщения, аналогий; системный и междисциплинарный подходы, использование которых оправдано целями и задачами диссертационного исследования; общенаучные методы и приемы исследования: эмпирические методы сравнения и описания для определения основных тенденций и перспектив взаимодействия в энергетической сфере. Помимо этого, автором были проведены полевые исследования в КНР и в ФРГ, в ходе которых были задействованы методики непосредственного наблюдения, интервьюирования. Научная новизна диссертационного исследования заключается в системном и комплексном анализе особенностей взаимоотношений государств– членов ШОС и механизмов взаимодействия в энергетической сфере. Осуществлен сравнительный анализ различий в энергетической политике и подходах стран-участниц ШОС и членов ЕС. Значимость для науки результатов заключается в том, что теоретические выводы раскрывают роль Шанхайской Организации Сотрудничества, как структурообразующей организации в формировании интегрированного энергетического рынка, лежащего в интересах и в системе как азиатского, так и европейского энергетического рынков. Теоретическая и практическая значимость исследования Практическая значимость выбранной темы определяется насущной необходимостью выработки системного, стратегического подхода РК к политике по отношению к республикам Центральной Азии, а также к восточному соседу – КНР. Научные результаты, материалы и выводы диссертационного исследования могут быть использованы в практической сфере: при разработке методов сравнительного анализа региональных интеграционных объединений, для дальнейшего изучения перспектив и основ регионализации, а также для 18 исследования роли энергетического фактора во внешней политике развивающихся государств. Отдельные аспекты диссертационной работы могут быть включены в учебные программы специальных курсов в вузах РК по тематике. Основные положения, выносимые на защиту 1. Концептуальное осмысление региональной энергетической безопасности, как важной составляющей национальной безопасности, существенно претерпело изменение, обусловленное сменой акцентов и характера современных политических и энергетических кризисов с конъюнктурного, основанного на спросе углеводородов, на кризис структурный. Конкретизация международных угроз национальной безопасности государств, а также изменение глобальной цепи поставок энергоресурсов, обосновывают необходимость и эффективность регионального взаимодействия государств. 2. Доминируемый в энергетической сфере двусторонний формат взаимоотношений стран ведет к росту конкуренции и несогласованности общей экономической стратегии и дальнейших действий, что препятствует энергетической интеграции на региональном уровне. Ввиду глобального характера энергетического рынка, региональные подходы представляют собой эффективный механизм институционализации взаимоотношений государств, а также поиска альтернативных решений. 3. В связи с отличиями интересов, статуса и позиций по общим мировым проблемам, обуславливающих задержку реализации энергетических проектов государств-членов ШОС, механизм институционализации, успешно адаптированный в ряде других областей (военное сотрудничество ШОС) может быть применен и в интеграционных перспективах в энергетической сфере в будущем. 4. Энергетический фактор лежит в основе современной внешней и внутренней политики стран-участниц ШОС и Европейского Союза, используемый ведущими игроками в качестве политического рычага давления и защиты своих энергетических интересов. 5. Отсутствие системного характера интеграционных усилий государств Центральной Азии приводит к растущей конкуренции различных проектов в энергетической сфере и специфически характеризует как региональные взаимоотношения стран, так и их отношения с внерегиональными игроками – КНР, Россией, ЕС. 6. Несмотря на то, что энергетический рынок ЕС основан на двусторонних проектах и трубопроводной политике, наблюдается неизбежность использования целостного подхода, призванного развивать все Европейское энергетическое пространство, основанное на рынках 27 стран, в согласии с энергетическим пространством ШОМ, включающим ЦА, Россию, Каспий. Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертационного исследования обсуждались на заседании кафедры международных отношений и мировой 19 экономики КазНУ имени аль-Фараби и были апробированы автором в ходе выступлений на международных и республиканских научно-практических конференциях, круглых столах и семинарах: «Проблемы безопасности в Центральной Азии и перспективы урегулирования Афганского кризиса после 2014 года» (Алматы, Казахстан,, 18 апреля 2013 г.), «Язык, общество, культура на перекрестке цивилизаций» (Цукуба, Япония, 15-16 марта 2013г.), «Германия – Центральная Азия: актуальные вопросы внешней политики и международных отношений» (Алматы, Казахстан, 23-26 апреля 2012г.), «XXXIII Международная конференция Европейских и Евразийских исследований» (Париж, Франция, 27-28 ноября, 2012г.), «Наука и инновации молодых ученых: стратегия выбора и обновления» (Алматы, Казахстан, 13 мая 2011г.), «Роль суверенного Казахстана в обеспечении региональной безопасности в Центральной Азии» (Алматы, Казахстан, 15 апреля 2011г.). Ряд выводов и положений диссертационного исследования нашли отражение в 11 статьях, опубликованных в отечественных и зарубежных научных изданиях, из них в журналах, рекомендованных Комитетом по контролю в сфере образования и науки МОН РК (5), в международном научном издании, индексируемого в базе данных Scopus (1), а также в материалах международных и зарубежных конференций в РК и в Японии (5). Отдельные положения диссертационного исследования были апробированы перед группой экспертов Института Азии при Институте глобальных и региональных исследований (GIGA) в ФРГ и экспертами Шанхайской Академии международных исследований (SIIS), КНР. Структура диссертационного исследования обусловлена логикой поставленной цели и задач исследования. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и приложений. 20 1 ТЕОРЕТИКО МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМАТИКИ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ОСНОВЫ 1.1 Сущность и понятие «энергетической безопасности» Современные тенденции развития мировой экономики и политики в период глобального кризиса, изменение климата и растущего соперничества государств особенно остро выделяют вопросы обеспечения энергетической безопасности и необходимость поиска альтернативных решений по определению оптимальной модели развития энергетических структур государств. Перманентная борьба между энергоизбыточными и энергодефицитными государствами, ввиду неравномерного распределения мировых энергетических ресурсов, приводит к естественной необходимости согласования внутренних государственных интересов [144]. Это сложный и взаимосвязанный процесс, обусловливающий выработку адекватных политико-правовых инструментов и формирование единого подхода в понимании энергетической безопасности и ее основных рисков. Поскольку глобальный рынок энергетических ресурсов характеризуется противоречивыми процессами, связанный с развитием экономик государств и особенностью, проводимой ими политики, достаточно сложно сформировать устойчивый долгосрочный курс по проведению государственной энергетической политики. В качестве примера можно привести политику Китая по снижению имеющейся устойчивой тенденции зависимости от импорта энергоресурсов, обусловленную динамичным развитием экономики, а также недостатком внутренних энергетических ресурсов и загрязнением окружающей среды. С другой стороны, можно отметить политику Европейского Союза, характеризующуюся сформированным уровнем взаимоотношений с основными энергетическими акторами, но все же зависимый от постоянного наращивания взаимодействия для стабильного функционирования имеющихся энергетических потоков и развития новых. Вопросы обеспечения энергетической безопасности государств имеют давнюю историю и являются предметом долгих научных дискуссий. Уже в годы первых нефтяных кризисов 1973 и 1974 годов произошли изменения в политических отношениях производителей и потребителей нефти в мире. Проблема необходимости урегулирования конфликтов между транснациональными корпорациями и государствами – обладателями нефтяных ресурсов в 80-е годы двадцатого столетия были возведены в ранг политических факторов, оказывающих влияние на мировую экономическую систему [145, c. 13]. Западные страны, в первую очередь США, уже после второй мировой войны в основе своей национальной политики поставили необходимость снижения зависимости от энергопоставок в приоритет. 21 Однако формирование самого понятия энергетической безопасности все еще является предметом научных обсуждений. Одну из первых трактовок принято считать введенную в Законе о национальной безопасности США. Введение понятия энергетической безопасности в оборот международной и государственной практики произошло по мере конкретизации угроз национальной безопасности западных государств, в рамках тенденций развития конъюнктуры мирового энергетического рынка 70-х годов и возникшей международной обстановки на Ближнем Востоке [146]. Этот период прочно укоренил вопросы обеспечения энергетической безопасности в приоритет государств. Впервые понятие энергетической безопасности было отражение в Законе о национальной безопасности США, развитие которой рассматривалось как обеспечение национальной экономической безопасности страны [147]. Международное энергетическое агентство, образованное в 1974 году после волны нефтяных кризисов 1973-1974 годов, представлявшего собой структуру обеспечения и гарантирования интересов импортеров в противовес странэкспортеров ОПЕК, в основу понятия энергетической безопасности заложило важность обеспечения условий по гарантированию должного объема нефтяных ресурсов [148]. Согласно В. Дэвиду и Л. Юэ, традиционное понимание энергетической безопасности, связанное со стабильностью поставок энергоресурсов, претерпело немаловажные изменения. Современная трактовка значительно шире рассматривает ее с точки зрения добычи, транспортировки, а также экспорта ресурсов, объединяя в единую энергетическую цепь, как поставщиков, потребителей, так и транзитные государства с транснациональными корпорациями [146, c.41]. Тулепбергенова Г., ввиду возникающих сложностей у участников процесса обеспечения энергетической безопасности, связанные с определением единого понятия, приходит к заключению, что в научной анализе отсутствует четкая и полная формулировка [149]. В подтверждение этому тезису можно привести несколько вариаций понимания энергетической безопасности. Под энергетической безопасностью одни эксперты понимают состояние защищенности населения и экономики государства от внешних угроз и угроз дефицита энергетических ресурсов, некоторые видят в долгосрочном и экономически приемлемом обеспечении оптимального сочетания различных видов энергии для устойчивого развития государства и мирового сообщества [150-152]. Третьи видят в предотвращении конфликтов за энергетические ресурсы между поставщиками и потребителями и транзитным звеном, с другой стороны-это расширение доступа к энергетическим ресурсам. Имеющиеся различия во многом связаны с восприятием энергетической безопасности, как некоего следствия объективного характера. В основном различие предопределено, к какой группе стран относит себя государство 22 исходя из своего энергетического и инфраструктурного потенциала, а также экономической доступности энергоресурсов 1. Смысловой контекст в каждом отдельном определении позволяет выявить основную цель обеспечения энергетической безопасности. Мировой энергетический совет (МИРЭС) определил ее как уверенность наличия качественной энергии в необходимом количестве при определенных экономических условиях. В то время как Международное энергетическое агентство выделило важность адекватных поставок по разумной цене (1990) [153]. С конца 1970 годов, по мере роста взаимозависимости современного сообщества и мировых вызовов, определение энергетической безопасности стало трактоваться шире, не ограничиваясь национальными рамками одного государства. Подобные объективные обстоятельства позволяют сделать вывод, что внешнеэкономическая самоизоляция, как и долгосрочная энергетическая стратегия одного государства без соответствующей координации в рамках мирового сообщества не представляется возможным. В то же время, именно после введения нефтяного эмбарго в 1973 году, под энергетической безопасностью понимали энергетическую самодостаточность государства, основанной на концепции зависимого от иностранных поставок государства, однако неуязвимого благодаря устойчивым ценам и стабильным поставкам [154]. Однако, вне зависимости от того, рассматривается ли себя государство в качестве страны-экспортера или импортера энергетических ресурсов, энергетическая безопасность является важнейшей составляющей экономической и национальной безопасности. Энергетическая безопасность в Казахстане является неотъемлемой частью экономической и национальной безопасности. Так, согласно Закону «О национальной безопасности Республики Казахстан» от 6 января 2012 года, энергетическая безопасность предусматривает «…состояние защищенности топливно-энергетического, нефтегазового и атомно-энергетического комплексов экономики от реальных и потенциальных угроз, при котором, государство способно обеспечить энергетическую независимость и их устойчивое развитие для удовлетворения потребностей общества и государства в энергоресурсах» [23, с. 22]. Энергетическая безопасность России понимает состояние защищенности населения и экономики страны от угроз дефицита экономически доступных топливно-энергетических ресурсов приемлемого качества и угроз нарушения стабильного топливо энергоснабжения [155]. 1 Ресурсная достаточность, по мнению В. Бушуева и А. Громова определяется физической возможностью обеспечения энергоресурсами экономики страны, экономической доступности – рентабельности при соответствующей конъюнктуре цен, а также экологической и технологической допустимости, под которым подразумевается особенность возможной добычи, производства и потребления энергетических ресурсов при наличии соответствующей технологии. 23 Разнообразные подходы в обеспечении энергетической безопасности приводят к разной интерпретации самого понятия, что и объясняет причину отсутствия выработанного единого понимания. Лю Цянь, анализируя официальные документы США, ЕС, РФ и ОПЕК2, приходит к заключению, что специфика энергетических стратегий государств, прежде всего, определена особенностью энергетического потенциала, объясняя их политические и экономические действия. Для стран-импортеров нефти в приоритете остаются вопросы поставок энергетических ресурсов по разумной цене, в то время как нефте-экспортеры больше обеспокоены стабильностью рынков сбыта [156, c. 34]. Данная тенденция характерна не только межгосударственному уровню взаимодействия. Все больше стран объединяется для обеспечения доступа к энергоресурсами и получения привилегий. Объективное сближение позиций государств приводит к единому подходу в понимании энергетической безопасности. Примером может служить определение Международного государственного совета ЕврАзЭС, который в 2003 году под энергетической безопасностью определил состояние защищенности энергетического сектора государств ЕврАзЭС от внутренних и внешних условий, процессов и факторов, ставящих под угрозу его устойчивое развитие и энергетическую независимость [157]. Традиционное восприятие энергетической отрасли, как части лишь экономического сектора государства уже не является объективной истиной. Вследствие возникновения новых видов угроз, связанных с ростом природных катаклизмов, региональных конфликтов и террористических актов в мире, развитие дополнительных механизмов легло в основу долгосрочных договоренностей и контрактов между экспортерами и импортерами ресурсов. В немалой степени это связано с переосмыслением понятия безопасности и интегрированным характером энергообеспечения государств [150]. Исторически, особенность рисков и угроз определяла важность применения вооруженных сил по защите населения и обеспечения суверенных прав государства. При этом основное внимание уделялось решению вопросов предотвращения военных угроз [156, c.32]. Постепенное смещение политических приоритетов национальных государств привело к осознанию эффективности экономических инструментов. Военный фактор перестал быть единственным регулятором современных международных отношений и гарантом национальной безопасности государств [158]. Понимание государствами ограниченности базовых энергетических ресурсов (нефть, газ и уголь), а также их невозобновляемость, определяют стратегию и степень заинтересованности в принятии позиции другой стороны 2 «Национальная энергетическая политика США на период до 2020 года», «Зеленая книга. Европейская стратегия устойчивой, конкурентоспособной и безопасной энергетики», «Энергетическая стратегия России на период до 2020 года» и «Долгосрочная стратегия ОПЕК» 24 всех основных участников энергетической цепи (производители, поставщики и транзитные государства) Согласно прогнозам М. Базедау и Р. Каппеля, уже в 2035 году, добыча нефти в мире не сможет обеспечить мировой спрос на него [159]. В противовес углеводородам выступают альтернативные источники энергии, которые из-за несовершенства технологий и высокой стоимости не могут быть использованы в полной мере [160]. Прогнозы мирового потребления энергоресурсов показывают о растущей ее тенденции на 45 процентов в ближайшие 15-20 лет. Мировой спрос на нефть к может возрасти к 2025 году на 35 млн. баррелей в день, что составит порядка 42 процентов прироста и газа – на 1,7трлн. куб. м. в год с приростом в 60 процентов [161]. Неравномерность распределения нефти и газа в мире и увеличивающийся спрос на них, сделали их инструментами экономического и внешнеполитического влияния, участвующих в обеспечении стабильности режима, уровня легитимности правительств в ряде стран. Анализ мировых энергетических ресурсов, выполненный российскими экспертами В. Бушуевым и А. Громовым, подтверждает тезис о наличии дисбаланса спроса и предложения, который приводит к интенсивной межрегиональной торговле. Так, основные запасы нефти сконцентрированы в странах Ближнего Востока, в России и несколько меньше в странах Центральной Азии. Суммарный объем запасов нефти составляет порядка 94% (2009). На другие страны Европы и Азии, по мнению В. Бушуева приходится лишь 6% запасов нефти, с 25% и 81% спроса соответственно [144]. Что касается месторождений газа, то основные его запасы сконцентрированы в РФ, в странах Ближнего Востока, составляя порядка 87%, с 63% добычи и 45% - потребления. Энергодефицитные страны обладают лишь 13% от общих мировых запасов газа, 37% добычи и 55% - потребления. В противоположность нефти и газу, месторождения угля более сконцентрированы в странах энергодефицитных (Китай, Индия, ЕС) по другим видам энергетических источников, не привязанных к реальной динамике спроса и предложения. С изменением экономических условий развития стран и ростом потребности в энергоресурсах, вопросы обеспечения энергетической безопасности легли в основу стратегий национальной безопасности государств и меняют свое содержание под влиянием складывающихся условий как внутри государства, так и внешних факторов. По мнению Б. Лукшина, обеспечение энергетической безопасности большинства стран заключено в единую интегрированную систему политики в области безопасности на национальной и международном уровне. Изучение специфики, проводимой политики стран в энергетической области позволяет обозначить ряд тенденций. 25 Для стран Азиатско-Тихоокеанского региона и Китая вопрос обеспечения энергетической безопасности лежит в основе развития экономики страны. Это и обусловливает возрастающую заинтересованность азиатских стран в расширении базы энергетического партнерства для дальнейшей диверсификации поставок энергоресурсами. Особый интерес на рынке энергетических ресурсов связано с возрастанием роли АТР, в особенности Восточной Азии, испытывающих дефицит по энергоресурсам с одновременным превращением региона в центр мировой экономики. В случае Соединенных Штатов Америки, данный вопрос лежит несколько в иной плоскости. В первую очередь это связано с наличием политических и экономических рычагов, обеспеченных военными средствами для наличия гарантий поставок энергетических ресурсов. Поддержка либерального налогового режима в отношении нефтегазовых компаний, так и наличие производственных стимулов лежит в основе законодательных актов США с конца 1970 годов [162]. Основные идеи политики обеспечения энергетической безопасности США отражены в Акте об энергетической дипломатии и безопасности от 2006 года, суть которых заключается в неизбежном конфликтном потенциале на глобальном уровне ввиду различия политических ценностей одних государств и концентрации энергетических ресурсов в других государствах, обеспечивая им тем самым возможность одностороннего наращивания своих доходов. Что касается Европейского Союза, то особый акцент в области энергетики лежит в вопросах обеспечения устойчивости, долгосрочности и непрерывности поставок энергоресурсов. А. Гурьев в своей работе об энергетической безопасности Турции, приводит данные о ежегодно возрастающей тенденции импорта углеводородных ресурсов, и делает прогноз о возможности зависимости Турции от поставок России и Ирана на 80 процентов к 2020 году, несмотря на 75 процентное увеличение закупок нефти и газа с 2004 года [163]. Подобные обстоятельства вынудили правительство Турции пересмотреть внутреннюю политику обеспечения энергетическими ресурсами с дальнейшей диверсификацией их поставок, использования внутреннего резерва и строительства хранилищ для нефти и газа. Подобный подход, легший в основу многих стран-импортеров энергоресурсов, является объективным следствием в сложившейся ситуации. Что касается России, то анализ состояния топливно-энергетического комплекса, сделанный командой экспертов Института систем энергетики им. Л.А. Мелентьева, выявил ряд угроз стратегического характера, который может привести к длительному дефициту энергетическими ресурсами, экономической стагнации и ухудшению социальной картины государства [151]. В основном этом связано с ресурсной ориентированностью экономики, требующей постоянной минимизации различного рода политических, экономических, военных и технологических рисков. 26 Для России, обеспечение энергетической безопасности является вопросом стратегической важности, влияющий на долгосрочную государственную энергетическую политику, отраженную в Энергетической стратегии России на период до 2030 года [164]. Для Казахстана, как динамично развивающегося экспортера энергетических ресурсов, политико-экономические приоритеты легли в основу создания стабильного и дифференцированного рынка энергетических ресурсов. Нежелание впасть в положение зависимости от одного потребителя, вынуждают Казахстан искать новые пути диверсификации экспорта своей продукции. Уже в 2007 году, Президент Казахстана выдвинул предложение Азиатской энергетической стратегии, способной объединить страны Азиатского континента и создать единую азиатскую биржу энергоресурсов, повысив роль Шанхайской организации сотрудничества в данной области. Наблюдаемая смена акцентов в трактовке самого понятия энергетической безопасности указывает и на наличие противоречий между взаимозависимыми участниками процесса мировой энергетической политики. 1.2 Принципы и риски энергетической безопасности В современном мире снижается роль оружия, конкуренция между государствами все чаще осуществляется на ином уровне – энергетическом, в связи, с чем обеспечение безопасности энергетических комплексов становится, одной из основных задач государства. Экономическое и социальное развитие человечества непосредственно зависит от надежного, стабильного и адекватного энергоснабжения. Система энергообеспечения сегодня стала настолько интегрированной и глобальной, что практически любое нарушение в ее функционировании неизбежно ведет к последствиям, ощутимым во всем мире. Являясь составной частью глобальной системы безопасности, энергетическая безопасность призвана решать вопросы глобального характера экономики как бедность, эпидемия, низкий уровень образования, угрозы экологии. Комплекс рисков при изучении вопросов энергетической безопасности позволяет выявить проблемный потенциал этой сферы и одновременно структурировать понятие энергетической безопасности. Согласно Г. Тулепбергеновой, в число основных рисков, влияющих на обеспечение энергетической безопасности, относятся технологические, ценовые, экологические и управленческие риски, наряду с рисками нового уровня как террористические, военно-политические, геополитические и политические [149]. Эскалация проблемы терроризма, преимущественно идеологического, религиозного и политического характера, привели к возникновению угроз на энергетических объектах. Террористические акты по своей сути более ориентированы на дестабилизацию рынка сырья и провокацию политического кризиса. В то время как, военно-политические риски больше связаны на угрозы военных 27 конфликтов в районах нефтедобычи и транспортировки сырья. Военнополитические методы зачастую становятся основными инструментами обеспечения энергетической безопасности ведущих государств мира. Что касается геополитических рисков, то здесь немаловажную роль играет обеспечение стратегического контроля над географическим пространством и энергетическими ресурсами. Учитывая техническую специфику энергетических и углеводородных ресурсов, необходимо отметить характерную им неравномерность концентрации в мире и особенности физического перемещения. Подобная специфика предопределяет естественное изменение расклада сил на мировом энергетическом пространстве. Это, в первую очередь, приводит к появлению новых субъектов мировой энергетической системы, как Китая и Индии, которые активно внедряются в зоны стратегических интересов ведущих государств, имевших продолжительное монопольное положение. Появление новых акторов, в большей степени, объясняется происходящим изменением интенсивно развивающейся экономики стран, стимулирующих выработку конкурентных механизмов развития во имя мирового экономического лидерства. Политические и территориальные риски больше связаны с необходимостью урегулирования вопросов как внутри государства, так и с его партнерами. Данным рискам характерна многоаспектность ввиду их связи с управленческими рисками. По мнению Кокошина А., решение подобных задач осложнено высокополитизированностью сферы энергетики [146, c.43]. Стабилизация же второй группы рисков больше связано с обеспечением снижения издержек для экономики государств, предотвращением социальнополитических кризисов и конфликтов, а также с необходимостью определения перспектив дальнейшего развития. Принимая во внимание, влияние ценообразования на энергетические ресурсы на геополитическую и экономическую стратегию государств, а также их политическую активность, рост цен признан наиболее чувствительным фактором, имеющий огромные последствия для всех категорий стран, из числа экспортеров, импортеров, так и принадлежащих к транзитным государствам. Наиболее уязвимой группой рисков являются экологические, так как связаны с нарушением экологического баланса государств. Так, по мнению М. Херберга, 75 процентов загрязнения Китая происходит по причине использования угля и лишь 5 процентов приходится на транспорт [166]. Таким образом, решение проблем экологического характера лежит в использовании новых технологий, позволяющих свести экологические риски к минимуму. Б. Лукшин, ссылаясь на Оценку индекса энергетического риска США: 2010-2030 годы, приводит в качестве основных доводов доминирование четырех основных типов риска: экологического, надежных поставок, экономических и геополитических. Последняя группа рисков значительно преобладает над группой экологических рисков и надежных поставок (40%) составив порядка 60% [162]. 28 С целью уменьшения рисков глобального характера все больше стали говорить о целесообразности создания международного инструмента по преодолению энергетической безопасности в виде фонда передачи технологий по энергетической эффективности. Россия, осознавая свою роль стабилизатора мировых энергетических процессов, по мнению Президента РСПП А. Шохина, должна выработать мировую систему взаимных гарантий по поставкам энергоносителей, так и по спросу [166]. Но все же задача изменения структуры спроса углеводородного сырья лежит в основе решений для предотвращения политических рисков в энергетической области. Говоря о принципах энергетической безопасности, то следует отметить, что часть из них заложена в системе безопасности, созданной в 70-е годы для предотвращения или ослабления воздействия перебоев в поставках, таких как нефтяное эмбарго 1973 года. Эта система предусматривала создание Международного энергетического агентства, формирование стратегических запасов, таких как стратегический нефтяной резерв, налаживание постоянного диалога и лучшее информирование, а также разработку практики совместного использования поставок в случае возникновения перебоев. Исторически, исследования в области энергетической безопасности ограничивали рамки концепции энергетической безопасности лишь потребностями государств – потребителей. Со временем, концепция энергетической обеспеченности получила более широкое понимание, заложив взаимную ответственность, как потребителя, так и производителя [167]. Что в большей степени было обусловлено возросшей политической нестабильностью в государствах-производителях. В основном, все промышленно развитые страны строят свои энергетические программы, основываясь на основных четырех принципах [168]: диверсифицированных поставках, импорте энергетических ресурсов, уменьшении зависимости от поставок энергоресурсов и достижения низкого уровня волатильности цен на энергоносители [162]. Все эти принципы строились в рамках концепции энергетической безопасности, закрепленной на нефти. Однако, расширение торговли природным газом и увеличение его добычи, привели к расширению понимания самой концепции, приведшей не только к диверсификации спроса и предложения энергии и источников энергии, но и к диверсификации географического и секторального рынков, транспортных маршрутов и транспортных средств. Выделяя основные принципы, можно отметить, что энергетическая безопасность заключается во взаимной ответственности потребителя и поставщика энергетических ресурсов, взаимозависимых друг от друга. Принимая во внимание фактор конкуренции между поставщиками энергетических ресурсов, их диверсификация и постепенный переход к изменению структуры топливно-энергетического баланса становятся краеугольными вопросами. 29 Многие эксперты склоняются к принципу деполитизации энергетических ресурсов и к конкуренции, построенной на экономических принципах. Необходимость деполитизации лежит в основе недопущения непредсказуемых конфликтов, ставших одним из вызовов глобальной системы энергетической безопасности. Само же употребление термина энергетическая безопасность, по мнению российских экспертов, невозможно без ссылки на процесс глобализации. Глобальный аспект касается подхода к энергетическим ресурсам не только как к средству торговли и получения прибыли отдельными игроками, но и как к одной из основ экономического и гуманитарного развития мира в целом. В исследованиях ряда российских специалистов как Коржубаева А.Г., Ляшок Я.А., и Пляскиной Н.И., решение энергетических проблем лежит в основе создания международного механизма глобальной энергетической безопасности целью которого станет предотвращение и разрешение конфликтов путем согласия всех государств, наделенных полномочием управлять глобальным сбалансированным энергетическим потенциалом [169171]. Большинство стран стремятся разрабатывать национальные энергетические стратегии, позволяющие выявить наиболее желательные направления деятельности государства в сфере энергетики, повысить уровень энергетической безопасности и экономическую эффективность использования энергоресурсов, исходя их внутренней потребности в них и использования внешних источников. Вопрос формирования национальной стратегии лежит в стратегии исследования внутренних и внешних факторов, влияющих на процесс развития энергетической безопасности [172]. На сегодняшний день Китай, с самой быстро развивающейся экономикой и наиболее перспективным емким рынком в мире, становится значительным игроком на мировом рынке энергоресурсов. Экономическое развитие Китая в значительной степени определяется состоянием топливно-энергетического комплекса страны, который в настоящее время находится в стадии реформирования. Среди наиболее значимых проблем ТЭК Китая являются высокая зависимость энергоснабжения страны от потребления угля на 70 процентов, загрязнение окружающей среды, низкая эффективность энергопотребления, неразвитая инфраструктура. Большая часть углеводородов в Китай импортируется ежегодно, с ростом которой увеличивается и зависимость от импорта нефти. Принимая во внимание нестабильность регионов Ближнего Востока и Африки, правительство Китая с образованием ШОС в 2001 году пересмотрело свою политику в отношении РФ и стран Центральной Азии, осуществляя партнерство не только в двустороннем формате, но и в формате интеграционных группировок. 30 Вопросы, связанные с проблемами энергетического сотрудничества между Китаем и странами-членами ШОС, рассматривались в работах целого ряда китайских, российских и экспертами центрально-азиатских государств. Так, китайский эксперт Лю Цянь отмечает, что резкое увеличение потребления энергоресурсов приводит к серьезным осложнениям в развитии экономики КНР, сопровождающихся структурными, технико-экономическими и экологическими проблемами [173]. Китай придает международному сотрудничеству важное значение, выделив его в ряд основных стратегических направлений энергетического развития. Согласно Лю Цянь, процесс осмысления энергетической политики Китая до сих пор не завершен, что позволяет корректировать ряд положений ныне действующих программ и вносить новые положения в «Энергетическую стратегию Китая». Страны-экспортеры, будь то Россия или Ближний Восток, смотрят на проблему с другой стороны и говорят о "безопасности спроса" - что означает достаточный доступ на рынки и к потребителям, который оправдывал бы будущие капиталовложения. Согласно Даниэлю Эргину, для России энергетическая безопасность - это новый захват государством "командных высот" в энергетическом секторе и расширение этого контроля "вниз по течению" - на важнейшие экспортные трубопроводы, которые дают государству значительную часть доходов [174]. У Европы наибольшее беспокойство сегодня вызывает не нефть, а газ, а также споры по поводу газовой зависимости от России. Что касается Японии, суть вопроса заключается в компенсировании практически полного отсутствия внутренних ресурсов. Для Китая и Индии проблема состоит в том, чтобы нехватка энергоресурсов не сдерживала экономический рост, необходимый им для развития и предотвращения социальной напряженности. Д. Эргин отмечает, что в США энергетическая безопасность имеет два главных аспекта. Один из них состоит в предотвращении любых возможных перебоев с поставками в ближневосточном стиле. Другой - это достижение так часто упоминаемой "энергетической независимости". Впервые об этом сказал в 1973 году Ричард Никсон, а с тех лет импорт нефти в Соединенных Штатах вырос с тридцати до шестидесяти процентов. В предстоящие годы глобальные цепочки поставок приобретут еще более сложный характер. Сегодня ежедневно мировые океаны пересекает 40 миллионов баррелей нефти; через 15 лет этот объем составит 70 миллионов баррелей. В тот же период времени утроится количество перевозимого морем сжиженного газа. В этом плане существуют критические узкие места. 20 процентов мировых поставок нефти идет через Ормузский пролив. 80 процентов японской и корейской нефти, а также половина китайской нефти проходит через Малаккский пролив. Если учитывать важность и масштабность этих географических точек, то надежность цепочек поставок требует определенного "запаса прочности в 31 безопасности". Она также требует налаживания более активного взаимодействия между государствами, а также между государствами и компаниями. Частью энергетической безопасности является инвестиционная картина. Необходимы разумные, стабильные и предсказуемые режимы инвестирования в разработку новых ресурсов, средств и технологий. И наконец, энергетическая безопасность требует более масштабного взгляда на перспективу. Что бы ни говорили об энергетической независимости, правда состоит в том, что существует лишь один глобальный нефтяной рынок. Более того, рынки энергоресурсов, подобно торговле и финансам, становятся все более связанными в мировом масштабе. Энергетическая безопасность не существует в вакууме, она является лишь частью более масштабной модели межгосударственных отношений. И от того, как будут развиваться эти отношения, зависит наша собственная безопасность в энергетической сфере. Энергетическая составляющая занимает все большее место в экономических процессах. Тема энергетики становится предметом споров между отдельными государства и их союзами. Не менее актуален вопрос первичности энергетической составляющей на уровне региональных объединений, таких как ШОС. Идея Энергетического клуба имеет высокий потенциал для реализации. Очевидно, что в своем развитии ШОС все больше переходит от политического к экономическому взаимодействию. Такой подход диктует ситуация на мировых рынках энергоресурсов и проблемы, накопившиеся в странахучастницах ШОС. И в России, и в Казахстане Китае, и в других странах «шестерки» понимают, только скорейшее решение накопившихся социальноэкономических трудностей в своих пределах может обеспечить безопасность и стабильность во всем регионе. Сегодня казахстанский газ и продукты его переработки успешно реализуются на внутреннем и внешнем рынках. Если сопоставить цифры, то за последние годы объемы переработки составили 7,5 млрд. кубометров в год. Максимальный объем переработки газа – не менее 16 млрд. кубометров – будет достигнут согласно предварительным прогнозам в 2012 году [175]. Понимание "энергетической безопасности" как динамической категории позволит сформировать основополагающие принципы организации системы управления энергетической безопасностью, которые в большей степени соответствовали бы динамичной и быстроменяющейся среде и позволили бы сформировать адекватный уровень энергетической безопасности в долгосрочной перспективе [176]. Мировая практика и мировой энергетический рынок различает 10 основных принципов энергетической безопасности: Диверсификация поставок как один из главных гарантов безопасности и основа энергетической безопасности. Расширение источников поставок позволяет уменьшить негативное влияние прекращения поставок и 32 своевременно распределить другие источники, компенсировав недостающие объему. Неизбежное признание одного нефтяного рынка в мире. Безопасность предполагает наличие маржи. Это означает наличие дополнительных ресурсов, которые могут быть восполнены в случае нарушения поставок. Даниэль Ергин различает две формы такой маржи [177]: «запасные емкости», т.е. поддерживаемые дополнительные мощности, превышающие стандартные выходные мощности, которые могут быть введены в производство быстро. Подобными запасами обладает к примеру, Саудовская Аравия, которая использовала их впервые в 1990 году, когда работы на нефтяных месторождения в Ираке и в Кувейте были прекращены. Позже, в 2003 году, Саудовская Аравия использует запасную маржу, когда поставки были прекращены из-за военных действий в Ираке. Второй формой выступают запасы чрезвычайного уровня, как например стратегические нефтяные запасы США3, которые призваны обеспечить безопасность поставок при серьезных срывах поставок [178, c.510]. Это своего рода страховая политика против серьезных нарушений поставок, который может негативно сказаться на ВВП государства. Внедренная система менеджмента данной формы маржи позволяет чувствительно реагировать на ценовые изменения на энергоресурсы. На сегодня, стратегические резервы являются мощным оружием для обеспечения стабильности цен, противодействия мощности ОПЕК и увеличения американского политического влияния, обеспечивая безопасность других сотрудничающих стран. Для нефтяного рынка не характерна гибкость к внешним условиям. Вмешательство и контроль могут быть весьма контрпродуктивными, препятствуя системе быстро адаптироваться к изменениям на рынке или в случае срыва поставок. Также существует высокая вероятность политического давления на ценообразование в особенности, как это было в кризисах 1973 и 1979 годов. Крайне важно построить отношения, основанные на сотрудничестве между производителями и потребителями энергетических ресурсов. Взаимозависимое и осознанное партнерство позволяет построить рамки долгосрочного партнерства. Важно развитие партнерства и со странами, обладающих новыми рынками сбыта, как Индия и Китай. Спрос на энергоресурсы в этих странах является вопросом стратегической важности, так как лежит в основе развития их экономического развития в целом. Это позволит развивать сотрудничество, координировать энергетическую политику, определять общие рамки и обеспечить механизмы для реагирования на чрезвычайные ситуации. Возросшая взаимозависимость требует безопасности всех вовлеченных сторон в цепи поставок, как производителей, так и потребителей. Данный 3 В 1975 году Конгресс США принял Закон об энергетической политике и охране, согласно которому создавался стратегический нефтяной резерв для временной замены импорта нефти сроком до 90 дней в случае крупных потрясений, особенно на Ближнем Востоке. 33 принцип предполагает совместную работу органов внутренних дел и структур национальной безопасности, и военных для мониторинга, обнаружения и координации ситуации в странах всей цепи. Правительства и частные структуры, вовлеченные в процесс обеспечения энергетической безопасности должны предоставлять верную и корректную информацию общественности стимулируя обмен информацией с производством, которое может обеспечить своевременную адаптацию в случае нарушения равновесия на рынке. Эффективно действующая энергетическая отрасль государства является основой энергетической безопасности. И завершающим принципом выступает приверженность исследованиям, разработкам и инновациям. В долгосрочной перспективе именно этот принцип может выступить двигателем для достижения широкой диверсификации и создания основы для перехода к новым энергетическим системам. Подытоживая, можно сделать следующее заключение, что энергетическая безопасность прошла несколько исторических этапов трансформации, став политическим инструментом и гарантией устойчивого развития государства. Явившись исторически естественным следствием развития мирового энергетического рынка, энергетическая безопасность призвана обеспечить необходимый уровень энергопотребления государству с учетом наличия внутренних и внешних угроз для его устойчивого развития, что требует более интегрированного подхода во внешней политике государств и их национальных стратегий. 1.3 Сравнительные концептуальные подходы к энергетической безопасности в основных теориях международных отношений С углублением процесса глобализации произошло смещение акцентов в понятии безопасности государства. Появление новых направлений безопасности, значительно расширило толкование самого понятия. Доминировавший в теории международных отношений политический реализм, в лице его представителей Г. Моргентау и Г. Киссинжера, рассматривал в качестве объекта лишь военные и политические отношения государства либо группы государств, в которых вопросы обеспечения безопасности общества и личности считались лишь производными от государственных интересов [179]. Согласно другому представителю политического реализма К. Уолтцу, государства действуют в рамках международных отношений, исходя из своей структурной силы. Система по К. Уолтцу предполагает борьбу государств за выживание в рамках международной системы, характеризующейся отсутствием какого-либо международного надгосударственного органа [180]. Борьба за власть характеризует межгосударственные отношения, включая и отношения в борьбе за доступ к ресурсам. С изменением самой парадигмы безопасности, безопасность стала трактоваться как состояние надежной защищенности жизненно важных 34 интересов общества и государства от внутренних и внешних угроз, которая, по мнению В. Мишина, включает в себя такие обязательные понятия как «опасность», «вызов» и «угрозу». При чем, безопасность здесь определена как системная категория, построенная на принципах устойчивости, саморегуляции и целостности. На протяжении долгого времени, между национальной и военной безопасностью проводились параллели, так как сама проблематика национальной безопасности трактовалась через приму военно-политических отношений государств. Однако обострение новых глобальных вызовов привело к проникновению в сферу национальной безопасности, прежде всего, вопросов социального и экономического характера. Актуальными становятся новые измерения безопасности как экологическая, энергетическая, продовольственная и другие ее виды, которые непосредственно связаны с ростом ряда факторов как доступ к технологиям, источникам энергии, динамики роста населения и окружающей среды. В настоящее время актуальна тенденция расширения предметного поля безопасности за счет возникающих новых угроз невоенного характера. Введенный учеными Копенгагенской школы термин «секьюритизация» придал особый статус вопросам безопасности, решение которых лежит за пределами обычного политического процесса [1, c.192]. Энергетическая безопасность также включена в сферу мирового воздействия, связанного с производством, транспортировкой углеводородов и потреблением энергетических ресурсов. Основными аспектами энергетической безопасности, сохраняющих признаки секьюритизации являются ограничения выхода на мировые рынки, экономическая жизнедеятельность, связанная с доходами от поставок и военную безопасность задействованных государств [181, c.23]. Вопросы нарушения беспрепятственной транспортировки энергетических ресурсов через транзитные территории и решение спорных вопросов по трансграничным месторождениям также могут быть отнесены к основным аспектам секьютиризации. Прежняя парадигма безопасности предполагала защиту от внешних угроз больше военного характера, в то время как современная безопасность отличается ростом внутренних угроз в национальных государствах и проникновением глобализационных процессов на региональном уровне. Что в свою очередь приводит к росту конфликтного потенциала в регионах и к асимметрии в развитии государств. Именно с увеличением асимметрии между географическим распределением ресурсов и импортом энергетических ресурсов после нефтяных шоков конца 1970, произошло сокращение нефти в странах, зависимых от его поставок. По мнению А. Белого, данные объективные факторы послужили причиной активного обсуждения вопросов энергетической безопасности в теории 35 международных отношений, рассматривающих энергетическую безопасность через призму четырех основных подходов [180]. Первый подход - рациональный, основан на структурном дисбалансе между регионами экспортеров и импортеров углеводородных ресурсов. С ростом уязвимости поставок нефти, в теории международных отношений возрос интерес к анализу растущего уровня потребления энергии и зависимости от импорта энергии многих промышленно развитых государств. Второй подход связан с анализом эффективности международных экономических институтов, вовлеченных в трансграничную торговлю энергетических ресурсов и ответственных за ее безопасность. Третий подход, обозначенный как «новая политическая экономика энергетики», характеризуется растущим разнообразием технологий, тенденцией к дерегулированию, ростом иностранных инвестиций и взаимозависимости в энергетическом секторе. Сектор энергетических ресурсов представляет собой сложную систему торговых сделок, в которой ценообразование становится политически уязвимым компонентом всей системы, требующей глубокого анализа. Четвертый подход заключен в критическом подходе к международной политической экономии, описанных в экономических теориях рационализма. Концепция безопасности, пересмотренная Барри Бузаном в 1990 году, не рассматривает безопасность как прямое следствие угрозы, подразумевая результат политической интерпретации угрозы, процесса, обозначенного как секьюритизация [180]. Копенгагенская Школа по исследованиям безопасности, представителем которой является Б. Бузан, видит необходимость концептуализации безопасности в более широких рамках, нежели ограничивая ее рамками угрозы или какой-либо проблемы. Рассматривая анархию как основную черту международной системы, реалисты находят объяснения позиций стран по отношению к обеспечению безопасности. Само понятие включает пять отдельных секторов, как политический, отвечающий за внутреннюю и внешнюю стабильность государств, военный - в вопросах обороны и защиты, социальный или общественный – означающий стабильность культурной, религиозной идентичности, экономический сектор – ответственный за доступ к ресурсам, рынкам и окружающую среду – отвечающую за защиту экологической биосферы. Согласно А.Белому, Копенгагенская школа не выделяет энергетическую безопасность от других ее видов ввиду прямой связи энергетической безопасности со всеми остальными секторами государства и его интересов. В противоположность данному тезису, М. Братерский отмечает, что уже в 1990 году понятие энергетической безопасности было введено в научный оборот Копенгагенской школы международных отношений, расширив его и разделив на экономическую, экологическую и энергетическую безопасность [182]. 36 Теории международных отношений стремятся определить основные закономерности и модели взаимодействия в сфере международной политики для объяснения природы и базовой структуры взаимодействия. Несмотря на изобилие теоретических подходов и очевидное значение энергетики в международных отношениях, применение теорий международных отношений для описания энергетических процессов, конфликтов и видов сотрудничества несколько ограничено. Основное направление работ, посвященных вопросам энергетической безопасности, сконцентрировано вокруг политических вопросов и вопросов сотрудничества. Р. Данройтхер, подытоживая особенности анализа политического реализма в области энергетической безопасности, пришел к заключению, что большая часть теоретических работ написана с позиций реализма и геополитических подходов [183]. В подтверждение данному утверждению, автор выделяет четыре основных аспекта: Доступ к природным ресурсам, в особенности к энергетическим, а также контроль над ними, является основным показателем власти государства и объясняет его интересы; Энергетическим ресурсам свойственна ограниченность и нестабильность; Государства находятся в постоянной борьбе за доступ и контроль над ресурсами; Велика вероятность конфликтов и войн по причине этих ресурсов, представляя собой неизбежный факт. Для реализма приоритетным остаются характерные особенности геополитического распределения власти, географическое расположение ресурсов и стоимости ресурсов. Реализм фокусируется главным образом на глобальных, региональных и межгосударственных конфликтах, уделяя меньшее внимания местным и экономическим конфликтам и механизмам сотрудничества. Несколько меньшее внимание уделяется связи и отношениям государственных компаний, и потенциалу государства. Что касается региональных и международных объединений, то регионализм более скептически относится к агентствам и передачи власти над государственным объединениям. Либеральная школа международных отношений в отличие от реализма отрицает наличие разрыва связи между внутренней и мировой политикой и что разные моральные и практические принципы должны быть применены в каждом отдельном случае. Обязанность уважать автономию индивида и необходимость развития институтов для соблюдения этих прав лежит в основе основных принципов либеральной школы. С точки зрения либеральной школы, изучение международной энергетической политики предполагает анализ двух основных позиций: разоблачение уязвимых сторон международной энергетической отрасли и 37 выработку конструктивного комплекса мероприятий в области управления международной энергетической отраслью. Выявление уязвимых сторон международной энергетической отрасли предполагает экспозицию целого ряда нелиберальных практик, включая проклятие ресурсов, ориентированность государства на одном единственном виде энергетического ресурса, а также ресурсные войны [184]. Под проклятием ресурсов принято понимать низкий уровень экономического развития стран, богатых энергетическими ресурсами, а также факторы, способствующие возникновению «голландской болезни», которой свойственна отсталость развития других секторов экономики. Вторая ситуация касается государств, живущих преимущественно за счет единственного ресурса. В таких странах, богатых природными ресурсами, упрочены ново-патримониальные авторитарные режимы, фактически разрушено гражданское общество, и явно прослеживаются репрессивные функции государства, где запрет на развитие демократического государства закреплен на конституциональном уровне и на уровне исполнительной власти. Что касается ресурсных войн, Р. Данройтхеру связывает это связано с хищничеством природных ресурсов и распадом ново-патримониальных государств в воюющие группировки, основным стимулом которых является захват арендной платы. Выработка конструктивного комплекса мероприятий по управлению международной энергетической отраслью объясняется необходимостью поиска решений проблем, связанных с гражданскими и межгосударственными конфликтами. Подобный комплекс мер зачастую представляет собой свод рекомендаций для дальнейшей выработки политических решений. В качестве примера можно привести отчеты Международной кризисной группы, имеющей разработанные энергетические программы безопасности по каждому региону. Рекомендации в целом содержат классические либеральные принципы как: прозрачность и открытость информации во избежание нелиберальных практик; международно-правовое регулирование для ограничения и сдерживания незаконной торговли и практики, которые способствовали бы возникновению конфликта; корпоративная социальная ответственность, прежде всего, компаний, так как они несут непосредственную ответственность за влияние на общество, окружающую среду и за соблюдение правовых норм и ответственность вовлеченных физических лиц; эффективное управление для преодоления глубоко укоренившихся нелиберальных практик; поощрение региональных и международных энергетических режимов, и институтов; и либеральная экономика, связанная с несовершенством рынков. 38 Либерализм, в противоположность реализму, больше внимания уделяет объединениям и потенциалу открытых правовых рамок и норм, регулирующих рыночные отношения, а также региональные и международные учреждения. Потенциал государства и его отношения находятся в корне изучения либеральной школы с меньшим вниманием на аспекты географического расположения ресурсов и геополитического распределения власти. Причины конфликтов, в энергетической области, в либерализме рассматриваются на национальном и местном уровне, связывая их уязвимыми сторонами государства, а не на глобальном или региональном уровне межгосударственного конфликта. Анализ международных структур, проведенный британским ученым П. Эндрю – Спидом, объясняет наличие моделей взаимозависимости государств совместного сотрудничества в соответствии с их интересами и потенциалом [185]: К первой группе относятся страны, экспортирующие финансы и технологии, но импортирующие энергетические ресурсы: США, Япония и большинство стран ЕС (Германия, Франция, Италия, Бельгия, Испания). Вторую группу составляют экспортеры нефти и газа, а также финансов и технологий: Великобритания, Норвегия, Дания и Нидерланды. Большинство производителей углеводородов, экспортирующих нефть и газ, но импортирующих технологии и финансы составляют третью группу, включая страны ОПЕК, Россию и страны Каспийского региона (Казахстан, Азербайджан, Туркменистан и Узбекистан). В четвертую группу входят страны, импортирующие товары, технологии, финансы и энергетические ресурсы, среди которых большинство стран заявителей в ЕС и развивающиеся страны Юго-Восточной и Восточной Азии. Марксисткие радикальные подходы международных отношений, как теория зависимости, структурализм и критическая теория обеспечивают основную критику доминирующим теориям либерализма и реализма. Одним из основополагающих трудов радикальной теоретической школы является работа Рэя Хинебуша по «Международной политике Ближнего Востока» (2003) [186]. По мнению Р. Хиннебуша страны Ближнего Востока проявляют классические черты зависимого государства, как зависимость лишь от нескольких экспортных товаров, прежде всего нефти; страны не занимаются обработкой сырья с целью производства завершенного продукта с высокой себестоимостью, делая свою экономику более зависимой не только от основного экспортного товара, но и от уровня политических связей местного населения. Данные тенденции препятствуют развитию национальной экономики и притоку финансов с Западных стран для поддержания структуры военной безопасности, призванной подавлять вызовы на периферии. Современная история Ближнего Востока все больше представляет собой вечную борьбу между местными аборигенами - радикальными арабскими националистами антиимпериалистической борьбы 1970-х и между западными 39 государствами и транснациональными корпорациями, которым удавалось постоянно подавлять попытки национальной автономии, используя неолиберальные лозунги 1980 годов и последовавший за этим развал Советского Союза, оставив США как безнаказанного гегемона на Ближнем Востоке. На сегодня все больше международных нефтяных компаний чаще оспаривают каналы обеспечения своих интересов, а не национальных целей в области развития государств, в которых они существуют. К примеру, в России приватизация отраслей нефти и газа в 1990 годы, воспринимается как следствие поддержки западных стран либеральной волны нового российского государства с целью ослабления власти государства и его традиционного статуса великой державы. Соответственно повторная национализация этих отраслей была воспринята населением как необходимость для реконструкции и укрепления государства. Марксистская же традиция подчеркивает важность структуры над государством, уделяя при этом особое внимание геополитическому распределению власти и географическому расположению ресурсов. При этом достаточно скептически смотрит на перспективность регионального или международного сотрудничества, выделяя роль государства в сохранении соответствующего режима и местных связей. Аналогичную политику, Р. Данхойтер считает, можно было наблюдать и в КНР, где китайское правительство и государственные нефтяные компании увидели в стратегиях Запада желание ограничить их инвестиции в энергетическую и добывающую отрасли за рубежом и как угрозу мирного подъема Китая для сохранения экономической и политической гегемонии западных государств [183]. Данный теоретический подход зависимости от ресурсов подтверждается следующими тезисами: акцент на определенном виде ресурса, а не на комплексе исторических, социальных и политических отношений, которые создают условия для развития государства, богатого природными ресурсами; акцент зависимости от ресурса лежит в основе зависимости от государства и его политики; непринятие либеральным подходом роли компаний, а также местных и субнациональных общин. Одним из основных аспектов теории зависимости выступает роль территориальных особенностей, изученные на примере африканских и других государств. Так, во многих богатых ресурсами африканских государствах, есть небольшие территориальные анклавы добычи полезных ископаемых, защиту которых обеспечивает частная армия, пребывающая в состоянии продолжительной гражданской войны и распада государства. Подобные сложные социальные и политические реалии этих анклавов обеспечивают мощные иллюстрации взаимосвязей между международными и национальными 40 компаниями, национальными государствами, иностранными государствами, субнациональными регионами и местными общинами. Энергетическая безопасность, по мнению ряда европейских ученых, остается все еще теоретически недостаточно изученной областью международных отношений. Принимая во внимание многозначность самого определения, ее значение рассматривается как желаемый политический результат. Так, Роланд Даннрейтхер и Майкл Пек, признавая теорию геополитики как инновационное решение к пониманию энергетической безопасности, все же находят, что полное ее применение невозможно ввиду отсутствия анализа изменения международной системы в теории [187]. Основываясь на неоклассической геополитике и историческом материализме безопасности, они предлагают теорию материализма безопасности, под которой подразумевается теория системных изменений, основанных на материальных факторах и анализе возникновения структур безопасности. В основе теории лежит безопасность поставок энергоносителей, поскольку она вытекает из природы материальных факторов как несоответствие между геологической особенностью и географическим распределением энергетических ресурсов с одной стороны и наличием технологий для преобразования этих ресурсов, с другой стороны. В данной теории наличие технологий является важным источником изменений, хотя и представляет собой производное от деятельности человека и его политического выбора. Таким образом, материализм безопасности социально определяемая производная. Энергетика, являясь основополагающим материальным фактором сохранения всех форм жизни, определяет масштабы всех видов человеческой деятельности на уровне индивидуума, государств и цивилизаций в целом. Так как промышленный потенциал государства и его военная боеспособность непосредственно связаны с наличием должных энергетических ресурсов. Материализм безопасности вводит понятие технологий в политику безопасности через концепцию технологий и техники. Социальные факторы в свою очередь могут обозначить факторы необходимости развития той или иной технологии для политики безопасности. Основная идея теории институционализма заключена в создании основы для стабильных и безопасности экономических отношений, вытекающих из правовых норм и регулярной практики. Основной вклад в развитие институционального анализа был сделан Д. Нортом, согласно определению которого, учреждения представляются собой «правила игры в обществе или формально говоря…выработанные ограничения круга общения человека» [188]. В политической науке, принято выделять две основные школы институционалистов: исторический институционализм и институционализм рационального выбора. 41 Согласно первой теоретической школе, исторический институционализм заключен в понимании и объяснении конкретных реальных политических результатов, в которых институты выступают важными переменными анализа и координационными центрами значительной политической деятельности государств, имеющих определенные интересы, идеи и энергетический потенциал. При этом, Институты непосредственно принимают участие в формировании структуры самой политической борьбы. Институционализм рационального выбора больше фокусируется на раскрытии законов политического поведения и действий, на основе анализа которых может быть построена модель определенного политического поведения. Данная школа не ставит целью поиск объяснений того или иного явления, а конструирует саму модель поведения применяя ее на реальных примерах. Все перечисленные теоретические подходы, отмечая происходящие изменения в системе энергетической безопасности, которые влияют на экономические структуры и политические институты, могут быть рассмотрены как взаимодополняющие друг другу, поскольку в каждом случае можно наблюдать значимость лишь определенных факторов или отдельных составляющих всей цепи международной энергетической системы. 42 2 ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ ПРИОРИТЕТОВ СТРАН-УЧАСТНИЦ ШОС 2.1 Предпосылки формирования единого энергетического рынка в регионе стран-членов ШОС Особенностью глобального энергетического рынка является его зависимость от стабильных поставок энергоресурсов. Боевые действия в Ираке в 2003 году спровоцировали рост цен на нефть и резкое сокращение иракской нефти, поступавшей по Северному нефтепроводу из Киркука в турецкий порт Джейхан в объемах 1,1 млн. баррелей нефти в день. Изначальные оценки иракского потенциала оценивались в 115 млрд.баррелей, что значительно оказывало влияние на изменение цен на рынке нефти [189]. Однако террористические действия в стране подорвали стабильность запланированных поставок, а также спровоцировали волну беспокойства в других нефтедобывающих государствах региона Персидского залива. Последовавшие за этим рост цен на энергоносители, решение острых внутриэкономических проблем, реализация социальных и военных программ, а также усиление внешнеполитических позиций стали злободневными для всех государств региона, включая и Саудовскую Аравию. Серьезный оборот экономических преобразований произошел и в странах постсоветского пространства и в Китае. Россия вошла в состав БРИК, членами которой наряду с Бразилией стали Индия и Китай. Совокупный экономический рост стран организации составил 6,5-10% (2007 гг.), что по сравнению с «большой семеркой» значительно превышал их рост в 2,1-2,8% [189]. Осознание своей новой роли стало причиной проведения принципиально новой стратегии России по возвращению к своей былой мощи. И основным фактором в данной стратегии выступали углеводороды, которых необходимо было консолидировать, диверсифицировать маршруты их поставок для дальнейшего внедрения и укрепления на ранки Азии и Запада. Азиатский регион представляет собой крупнейшего производителя и потребителя углеводородных ресурсов. Данный факт, по мнению К. Умарова, обусловливает безвыходную потребность в межрегиональном сотрудничестве [32, c. 2]. Уже сегодня, вопросы энергетического характера невозможно разрешить лишь военными методами, так как это ряд взаимосвязанных факторов, в основе которых лежит обеспечение дальнейшего стабильного функционирования регионального энергетического рынка. Структура глобального мирового рынка представлена двумя группами – потребителей: Западный (США, ЕС и Япония), Азиатский (Китай, Индия АТР) и экспортерами (ОПЕК, РФ и страны ЦА). Характерной особенностью экспортеров энергоресурсов является их возможность влияния на мировые цены энергоносителей, а также разновекторность их внешнеполитических интересов. 43 Рост новых рынков экспорта, связанный с ростом потребления в ЕС, в странах Юго-Восточной Азии и Северной Америки привели к формированию нового типа взаимодействия на энергетическом рынке. Анализ роста внутреннего потребления в странах Европы и США, определил, что импорт дополнительных ресурсов будет вынужденным и по причине падения объемов добычи нефти в Европе. Подобные деструктивные тенденции выдвинули страны Центральной Азии в качестве альтернативного для разведки нефтегазового потенциала региона. Нефтегазовая отрасль стран Центральной Азии может быть рассмотрена через призму модели Штакельберга, которая характеризуется наличием одной моно структуры в лице национальной компании, регулирующей как цены на однородный экспортный товар, так и на принимаемые политические решения по этим вопросам, гарантируемых государством [191, c.19]. М. Суюнбаев появление понятия "Центральная Азия", включающего 5 бывших советских государств, объясняет идеологическими причинами. Некорректное применение данного термина обусловлено несоответствием его физического и географического содержания по причине ряда факторов как географическое расположение региона в Азии и в Европе, вхождение государств в европейские и азиатские структуры, так и доминирование европейского культурологического отношения народов в образовании и в быту [191]. Определение ЮНЕСКО основано на физической географии и климатологии региона, который помимо пяти постсоветских государств, включает Монголию, Западный Китай (СУАР), Пенджаб, Кашмир, северную Индию и северный Пакистан, северо-Восточный Иран, Афганистан и южные азиатские территории России [192]. На Западе, понятие «Центральная Азия» получило более широкую трактовку как «Soviet Central Asia» к середине 20 столетия, которое включало в себя внутриматериковые области Азии – от Закавказья до Тибета [193]. В данной работе под «Центральной Азией» будет использовано понятие, принятое на Ашхабадской встрече глав государств региона в 1993 году, геополитически идентифицировавшего регион в условиях постсоветского развития [194]. С приобретением независимости, пять государств Центральной Азии все чаще принимали различные политические, социальные и геополитические курсы, которые фактически подрывали региональную концепцию «Центральной Азии». По мнению М. Ларуель и С.Пейроуз, стремление стран стереть разнообразие приводит к постепенному укреплению единства [195, с.2]. Немаловажной характерной особенностью стран региона является то, что, несмотря на имеющийся политико-конфронтационный потенциал, стремление диверсифицировать потоки поставок углеводородов значительно больше определяют политику государств региона. Основными региональными игроками в регионе выступают США, Россия, Китай, Индия, Турция и государства Европейского Союза. 44 В свете имеющихся обстоятельств, видится целесообразным создание единого энергетического пространства, в рамках которого можно будет построить новый формат взаимодействия на основе сбалансированности интересов. Так, Шанхайская Организация Сотрудничества, объединяющая как экспортеров, так и импортеров региона могла бы выступить интегрированным энергетическим рынком, создав соответствующие транспортные коммуникации для дальнейшего экспорта. Вопросы энергетического сотрудничества рассматриваются в ряде документов, принятых в рамках ШОС. Так, принятая в 2003 году Программа многостороннего торгово-экономического сотрудничества определила приоритетные направления стратегического энергетического взаимодействия, обсужденных ранее на форумах по инвестициям и развитию ШОС в 2002 году [196]. А. Громов выделяет несколько предпосылок создания энергетической рамки сотрудничества в рамках ШОС и Энергетического клуба в перспективе [197]: Наличие всех участников энергетической цепи (экспортеров, импортеров) для создания системы внутрирегионального потока энергетических ресурсов без участия третьих сторон; Огромный энергетический потенциал стран-участниц ШОС, запас которых по сравнению с мировыми ресурсами по нефти составляет 25%, более 50% газа и порядка 50% урана; Наличие объективной необходимости сотрудничества региональных лидеров ШОС – России и Китая, а также заинтересованность стран Центральной Азии в долгосрочном проекте реализации внутреннего потенциала; Таким образом, интеграция стран – участниц ШОС представляет собой перспективный рынок энергетического взаимодействия и создания самодостаточной структуры, способной оказывать влияние на вопросы мировой энергетики. Реализуемые энергетические проекты в регионе стран-членов ШОС ориентированы на поступления внешних и внутренних инвестиций для строительства нефтяных и газовых трубопроводов в странах Центральной Азии. К ним относятся: - Каспийский трубопроводный консорциум (КТК); - нефтепроводы Атасу-Алашанькоу; - Восточная Сибирь – Тихий океан (ориентированный на Китай); - газопроводы Туркменистан–Узбекистан – Казахстан – Китай; Принимая во внимание, договоренность по нефте- и газопроводам достигается на двусторонней основе, это приводит к росту конкуренции и несогласованности общей экономической стратегии и дальнейших действий, что мешает энергетической интеграции в рамках ШОС [198]. 45 Немалую роль в этом играет и экономический потенциал стран-членов ШОС, что приводит к доминированию одной группы и дальнейшему ослаблению второй группы стран. Анализируя причинные особенности энергетического взаимодействия, К. Сыроежкин в своем интервью агентству Синьхуа отметил, что объективным фактором развития энергетического сотрудничества и реализации транспортнологистического потенциала стран – участниц ШОС, явился мировой финансовый кризис и вопросы обеспечения экономической безопасности государств [199]. Уникальность организации, К. Сыроежкин видит не только в роли Китая как финансового донора, обеспечивающего инвестиционную основу для развития энергетической сферы, но и представительство всех стран региона Центральной Азии, включая и Россию. Шанхайская организация сотрудничества, образованная в 2001 г. лидерами 4 стран Центральной Азии, Китаем и Россией, представляет собой одну из перспективных международных структур, в основе которой лежат вопросы обеспечения безопасности государств-участников. Достигнув договоренности по приграничным вопросам, создав платформу для обсуждения вопросов безопасности, ШОС поступательно развивает экономическое сотрудничество между его участниками, в рамках которого вопросы обеспечения энергетической безопасности стран, как основа государственной безопасности, станет определяющим. Здесь актуальным может стать и непосредственное вовлечение его соседей, в лице стран-наблюдателей и партнеров по диалогу. В. Первухин, отсутствие многосторонних проектов экономического сотрудничества, несмотря на принятые порядка 50 документов ШОС, объясняет несогласованной экономической стратегией организации [200]. Это касается и энергетической сферы экономики. Обладая 3/5 площади Евразии с населением, превышающим полутора миллиарда людей с совокупным ВВП составляющим ¼ от мирового, а также представляя собой привлекательный регион с точки зрения приложения долгосрочных инвестиций, имеющий перспективные выходы экспорта энергоресурсов как в страны Европы, так и в страны АТР, ШОС не может не реализовать имеющийся потенциал. Согласно В. Кузьмину, анализ структуры организации и ее документов, позволяет прийти к выводу об определяющей роли двусторонних отношений России и Китая в основе развития энергетического взаимодействия внутри ШОC [198]. Наряду с этим, Российско-Китайский тандем, вкупе с Казахстаном, представляет собой основной регулятор, обеспечивающий баланс интересов США и Европы в регионе. 46 Рисунок 1 -Организационная структура ШОС [198] Энергетическое партнерство одно из ключевых направлений сотрудничества в рамках Шанхайской Организации Сотрудничества. Объективным фактором в поддержку энергетической составляющей является система трубопроводов – одно из наследии советского прошлого, а также членство ведущих мировых экспортеров углеводородных ресурсов в лице России, Казахстана, включая одного из крупнейших и перспективных мировых импортеров энергетических ресурсов в лице Китая, что создает огромное поле для энергетического сотрудничества стран-членов ШОС. Отсутствие же препятствий исторического или иного характера, в особенности в двусторонних отношениях Китая с государствами Центральной Азии создает прочный фундамент в создании столь уникальной модели межгосударственного сотрудничества [201, c.11]. В соответствии с основополагающим документом организации – Хартией ШОС от 2002 года, решение вопросов экономического характера являются прерогативой премьер-министров стран-членов ШОC [7]. Вопросы энергетического сотрудничества, будучи частью общей экономической составляющей ШОС, лежат в основе компетенции премьерминистров, на конференциях которых осуществляется выработка основных механизмов и решений с дальнейшей их реализацией на уровне соответствующих министерств и ведомств, включая рабочих групп по энергетическому сотрудничеству, созданных в 2006 году по инициативе Российской Федерации. 47 Инициативы стран-участниц ШОС Одной из перспектив энергетического сотрудничества стран-членов ШОС является создание Энергетического клуба, в основе которого лежит гармонизация энергетических стратегий государств. Энергетический клуб с начала 2000г., стал предметом обсуждения основных предложений и инициатив государств. Так, М. Фрадков, будучи премьер-министром РФ, в ходе своего визита на конференцию премьерминистров в Бишкеке в 2004 году, выдвинул предложение по созданию системы энергетического обеспечения, а также создание энергетического клуба как центра координации вопросов энергетического сотрудничества [202]. В октябре 2005 года, Таджикистан, на конференции министров экономики и торговли в Душанбе выдвинул предложение по созданию унифицированной гидроэлектрической системы в рамках ШОС. Среди государств - членов ШОС экспорт углеводородов осуществляют Россия, Казахстан и Узбекистан. Главами государств неоднократно выдвигались идеи по созданию системы энергетического рынка региона. Вслед за идеей В. Путина о создании энергетического клуба ШОС в 2006 году, Н. Назарбаев на 62 сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 2007 году предложил принятие Евразийского пакта о стабильности энергетических поставок и разработки в рамках ООН Глобальной энергоэкологической стратегии. Двумя годами позже, экс-президент России Д. Медведев предложил концептуальный подход к новой правовой базе международного партнерства в сфере энергетики и подготовки Конвенции по обеспечению международной энергетической безопасности. Российский эксперт С. Лузянин выделяет четыре измерения концепции Энергетического клуба, включая глобальное, регионально-евразийское, субрегиональное центрально-азиатское и страновое [203]. «Клубный» принцип предполагает достаточно широкое сотрудничество, включающее как членов ШОС, так и стран-наблюдателей. Немаловажным будет привлечение в Энергетический клуб стран, как Туркменистан и Азербайджан, которые лишь укрепят имеющийся у участников ШОС потенциал. Основными характерными чертами, характеризующие возможности энергетического пространства ШОС является отсутствие третьих стран на пути транспортировки энергоресурсов, а также органическое геоэкономическое сочетание групп экспортеров и импортеров энергоносителей. Подобное сочетание может стать основой самодостаточной энергетической системы ШОС в региональном и глобальном плане. В развитии сотрудничества в рамках ШОС наблюдаются две тенденции – это изменение политики стран ШОС в сторону экономико-интеграционного подхода, в том числе в области энергетики, но и сохранение неравномерности развития участников организации, создающее определенный дисбаланс внутри организации. Из шести государств, лишь Россия и Китай сохраняют 48 доминирующую роль, за ними заметно укрепился Казахстан, однако социальноэкономические позиции Кыргызстана и Таджикистана заметно ухудшаются. В связи с этим, привлечение в энергетический клуб Индии, Ирана и Туркменистана, может увеличить возможности энергетического проекта ШОС на принципах взаимодополняемости с дальнейшим развитием интеграционного проекта как зоны свободной торговли ШОС. Представляется, что энергетическое направление будет опережать интеграционное в силу объективно большей взаимной заинтересованности участников. Интерес ряда стран к энергетическому клубу ШОС стал следствием Азиатской энергетической стратегии Казахстана, в основе которой была заложена идея создания надежного энергообеспечения региона и позволила рассмотреть ШОС как один из инструментов согласования и координации политики стран – членов организации в энергетической сфере. Однако ШОС не стал гарантией многостороннего партнерства. Провозглашенная Казахстаном, Россией и Китаем «Сианьская инициатива» в 2011 году, не смогла изменить природу энергетического сотрудничества на региональном уровне, в которых преобладал двусторонний подход. Перспективность организации заключается в том, что ШОС представляет собой платформу для политического взаимодействия и интеграции стран для решения вопросов в энергетической области. Российский эксперт в области международной безопасности Владимир Евсеев в своем интервью ИА отметил, что в основе создания Энергетического союза ШОС лежат не только вопросы обеспечения углеводородными ресурсами, но и ядерная энергетическая программа [204]. По мнению эксперта, нефтяные и газовые ресурсы стран ШОС могут лишь частично стабилизировать мировые поставки. Поэтому в основе Энергетического клуба ШОС должны быть поставлены более широкие приоритеты, как развитие атомной энергетики, которое активно развивается в России, Китае и в Индии, в стране имеющей статус наблюдателя организации. Основанием подобного утверждения является имеющийся мощный потенциал природного урана у России, Казахстане и в Узбекистане, а также наличие действующего полного цикла ядерной программы, включающего добычу природного урана, производство ядерного топлива, переработку, а также его использование. На сегодняшний день, Казахстан обладает достаточно крупными запасами природного урана, занимая третье место в мире после Австралии и Канады. Несколько меньшими запасами обладает и Узбекистан. Россия обладает потенциалом производства ядерного топлива из природного урана, а то время как использование ядерного топлива может реализовано как в России, Китае, так и в Индии, и в Иране. Таким образом, в основе энергетического клуба ШОС лежат задачи комплексного характера, решение которых позволит усилить позиции странчленов и ее наблюдателей на мировом энергетическом рынке. 49 Однако реализовать потенциал энергетического взаимодействия в рамках ШОС, несмотря на имеющиеся предпосылки интеграционного характера ее стран-членов, пока не удается. В большей степени эксперты стран связывают с необходимостью выработки единой энергетической концепции сотрудничества. На данном этапе, реализация ряда крупных проектов в энергетической области, несмотря на имеющуюся положительную динамику, все же ограничена лишь строительством нефте- и газопроводов и добычу ресурсов, что в большей степени связана с межгосударственными противоречиями. Отсутствие согласованного общеэкономического подхода ШОС ввиду различий стратегических интересов стран-участниц является немаловажным препятствием энергетической интеграции в рамках ШОС. Так позиция России к многостороннему сотрудничеству определяется стремлением к снижению ценовых и политических рисков на мировом рынке углеводородов и их диверсификации. Являясь одним из ведущих поставщиков энергоносителей на мировой рынок, российские экспортные поставки нефти планируют изменить структуру экспорта и в перспективе к 2015 году планируют сократить продажи в Европу для увеличения поставок в страны АТР и в США. Таким образом, ШОС для России является важной диалоговой площадкой для координации и согласованных действий на региональном и мировой рынке углеводородов. Что касается Китая, то его позиция направлена на поддержку своей внутренней политики и развитие высокого уровня политического взаимодействия с соседями. Несмотря на влияние России на страны Центральной Азии, движущей силой для развития ШОС остается Китай – зарекомендовавшего себя как успешного и стабильного партнера на Евразийском континенте и готового вкладывать необходимые инвестиции для дальнейшего развития ШОС. Принимая во внимание, что источником экономического роста Китая является наличие углеводородных ресурсов на должном уровне, политика Поднебесной будет нацелена на повсеместную поддержку энергетических перспектив в рамках ШОС. Те трудности, которые в большей степени связаны с разномасштабностью экономик стран ШОС и отсутствием полного совпадения интересов, включая конкуренцию между поставщиками, должны быть решены посредством выработки единой энергетической политики по отношению к КНР. Объективной тенденцией развития ШОС, как ведущей региональной организации, имеющей долгосрочные приоритеты, является взаимозависимого сотрудничества стран-членов и ее партнеров в энергетической области. Выработка единой позиции в отношении цен, маршрутов и объемов продаж, позволит создать полный энергетический цикл, независимых от внешних поставок, а также позволит разрешить проблемы двустороннего характера между членами ШОС, став важнейшим элементом в обеспечении интеграционного механизма регионального сотрудничества. 50 На сегодняшний день, практически все члены организации пришли к консенсусу по необходимости энергетического партнерства, реализация которого, по мнению Ш. Гуаншена должна быть разделена на три основных этапа [205]: 1. Создание координационного механизма (механизм министров энергетических ведомств) для выработки единых подходов в вопросах энергетики и экономики, а также в реализации и выработке Проекта по многостороннему торговому и экономическому сотрудничеству 2. Второй этап заключается в реализации совместных проектов в энергетической области. Таким образом, энергетическая сфера получит новый толчок в своем развитии посредством развития инфраструктуры транспортировки энергетических ресурсов, разведки новых месторождений нефти и газа, создания системы электроэнергетики, включая ее транспортировку, и создания энергосберегающих технологий в будущем. 3. Третий этап, как завершающий - это этап унификации единой энергетической политики организации. Это означает создание единого подхода в вопросе транспортировки энергоресурсов, единой налоговой системы, и избежание нечестной конкуренции. Создание Энергетического клуба ШОС вызывает определенные сомнения у мирового сообщества. В силу природы самого клуба, вопросы организационного характера и структуры энергетических ресурсов порождает вопросы следующего характера: является ли Энергетический клуб конференцией министров энергетических ведомств, объединением предпринимателей или международной организацией? Насколько целесообразно создание клуба и его перспективы по сравнению с существующими механизмами мирового энергетического сотрудничества? Немаловажным является вопрос и самой структуры энергетических ресурсов, как нефть, газ, уран, электричество, уголь либо новые виды энергии. Что касается внутренних взаимоотношений, то необходимо отметить о дифференцированном подходе Китая и России к государствам Центральной Азии. Это объясняется различием экономического потенциала стран-участниц организации и экономическими интересами, которые определяют двусторонний формат взаимодействия в вопросах экономического сотрудничества и многосторонний в вопросах обеспечения безопасности. Если Декларация Шанхайской Организации Сотрудничества лишь выделила энергетическую сферу наряду с другими областями сотрудничества, то необходимость согласования энергетических стратегий в рамках ШОС для создания общего энергетического рынка уже было решено на очередном заседании Совета глав государств-членов ШОС в Бишкеке в 2007 году [13]. Последующие заявления лидеров Организации лишь подтвердили их приверженность выбранному энергетическому направлению сотрудничества сделав упор на вопросах эффективного использования энергетических ресурсов и обеспечения экологической безопасности [15]. 51 Вопросы, касающиеся анализа деятельности Шанхайской Организации Сотрудничества, во многом связаны с необходимостью определения содержания и перспективности организации. Разрешение пограничных вопросов открывают возможности осуществления более широкой программы взаимодействия для обеспечения региональной безопасности ее участниц. Экономическая составляющая представляет собой перспективный и устойчивый фундамент данного партнерства, в рамках которого совместное решение энергетических вопросов, ввиду их взаимозависимого характера, может стать объективным фактором необходимости согласованных действий для решения внутрирегиональных противоречий. Историческая общность России и стран Центральной Азии, а также схожесть внутренних и внешних вызовов, обусловили природу взаимозависимого сосуществования. Несмотря на имеющиеся факторы – препятствия межгосударственного взаимодействия в регионе Центральной Азии, понимание того, что дестабилизация в регионе приведет к чреватым последствиям, игнорирование вопросов регионального сотрудничества не представляется перспективным [206]. На постсоветском пространстве действует ряд интеграционных структур, реализуемых как в двустороннем, так и в многостороннем формате. Основной характерностью интеграционных особенностей стран является формальное присоединение государств и проведение несогласованной с другими государствами политики в рамках одного объединения. По мнению А. Власова, неэффективность реализации интеграционных инициатив связана с отсутствием четкого и ясного идеологического ядра взаимодействия стран, а также имеющейся разницы экономической модели экономик ведущих государств на постсоветском пространстве [207]. Аналогичные тенденции можно наблюдать и во взаимодействии стран в рамках ШОС, где фактически отсутствует многостороннее взаимодействие ее стран-участниц. Правовые аспекты энергетического взаимодействия стран- участниц ШОС В сентябре 2001 года, на конференции премьер-министров ШОС в Алматы был принят Меморандум основных целей и направлений регионального и экономического сотрудничества между членами-государствами и инициирование курса торговли и инвестиций, в рамках которого энергетика была определена как важная область сотрудничества. И вскоре после этого, в сентябре 2003, конференция премьер-министров в Пекине приняла Схему Многосторонней Торговли и Экономического сотрудничества государств-членов ШОС. 23 сентября 2004 конференция премьер-министров в Бишкеке приняла Проект выполнения Схемы многосторонней торговли и экономического сотрудничества государств-членов ШОС. Уже в октябре 2005 конференция премьер-министров в Москве приняла механизм выполнения Проекта выполнения Схемы Многосторонней Торговли и Экономического Сотрудничества государств-членов ШОС. Эти три 52 документа указывают на конкретное содержание и механизм выполнения энергетического сотрудничества в рамках ШОС. В основе энергетического взаимодействия стран-участниц ШОС, лежат четыре основных аспекта: вопрос строительства соответствующей инфраструктуры, включающей техническое и экономическое исследование и строительство нефте- и газопроводов, гидроэлектростанций. создание системы транспортировки, включая механизм прохождения между государствами и доступ к внутренним рынкам государств. финансирование в энергетические проекты; сотрудничество в области развития технологий, в частности возобновляемых источников энергии. Перспектива энергетического взаимодействия стран-участниц ШОС довольно обширна, однако все еще реализуется в рамках двустороннего сотрудничества. В основном это касается совместных нефте- и газопроектов между Казахстаном, Китаем и Россией, включая и не входящий в ШОС Туркменистан. В рамках ШОС реализован ряд проектов в энергетической области по строительству Мойнакской ГЭС в РК, строительство в Таджикистане электрической линии передач и преобразования с юга на север длиной 350 км., а также выделены средства по строительству газопровода в Узбекистана [208]. Основные займы в рамках ШОС выделяются правительством Китая. О. Столповский, несмотря на структурообразующее влияние России и Китая на ШОС, причинами торможения региональной интеграции видит отсутствие должного интереса к укреплению экономической составляющей организации [209]. Автор предлагает укрепление всех отраслей экономики, в первую очередь транспорта и коммуникаций, не ориентируясь на сырьевые особенности региона. Заинтересованность России и Китая лишь на нефтегазовых и трубопроводных проектах могут, по мнению О. Столповского, лишь усугубить перспективность слабой экономической интеграции. Для анализа особенностей энергетического рынка стран-участниц ШОС, рассмотрим основные характеристики проводимой руководством стран политики. 2.2 Основные внешнеполитические приоритеты стран Центральной Азии в сфере энергоресурсов Казахстан Казахстан, являясь одним из крупнейших производителей нефти в регионе и в мире, использовал внешнюю конъюнктуру на энергетические ресурсы для развития экономики. Так, экспорт углеводородов в 2000-2007 годы составил порядка 45% ВВП, в то время как в 2008 году с ростом цен на нефть до 147 долларов США/баррель, доля углеводородов составила 53,9% ВВП [210]. 53 Подтвержденные запасы углеводородов составляют порядка 4,8 млрд. тонн, что составляет 3% мировых резервов, тем самым определяя 9 позицию Казахстана на мировом рынке энергоресурсов [31]. С приобретением независимости, отмечается положительная динамика добычи нефти, которая по сравнению с 1991 годом, в 2012 году увеличилась в 3 раза. Если в 1991 году добыча нефти составила 25,2 млн. тонн, то в последующие годы можно отметить лишь о растущей ее тенденции (2000 – 35,3 млн.тонн, 2010 – 79,7 млн. тонн). Добыча газа в 2010 году составила 37,4 млрд.куб.м., что в четыре раза превысило уровень 1991 года. Сегодня Казахстан уверенно занял лидирующие позиции среди стран СНГ по добыче газа [210]. Основная часть нефтяных резервов (более 90 %), сконцентрированы в 15 крупнейших месторождениях - Тенгиз, Кашаган, Карачаганак, Узень, Жетыбай, Жанажол, Каламкас, Кенкияк, Каражанбас, Кумколь, Бузачи Северные, Алибекмола, Прорва Центральная и Восточная, Кенбай, Королевское [212]. Согласно данным администрации США по энергетической информации, указанные месторождения составляют лишь половину текущих доказанных запасов, то время как оффшорные нефтяные месторождения Кашаган и Курмангазы в казахстанском секторе Каспийского моря, оцениваются 14 млрд. баррелей [213]. Согласно информации Комитета геологии и недропользования Министерства индустрии и новых технологий РК, в учете государственного баланса по углеводородам, в Казахстане имеется 256 месторождений углеводородов, включая 223 – по нефти, 57 – по конденсату и 201 – по свободному газу [214]4. Ориентированность экономики страны на основе развития сырьевых экспортоориентированных отраслей определено в программных и стратегических документах страны (Послание Президента РК народу страны «Процветание, безопасность и улучшение благосостояния всех казахстанцев» Стратегия развития РК до 2030 от 1997 г., Послание Президента РК – Лидера нации Н. Назарбаева народу Казахстана «Стратегия «Казахстан-2050»: новый политический курс состоявшевшегося государства»). В 2010 году Казахстан принял Государственную программу по форсированному индустриально-инновационному развитию (ГПФИИР РК) на 2010-2014 годы, призванной обеспечить устойчивый и сбалансированный рост экономики через ее диверсификацию и конкурентоспособность [39]. Учитывая, что основной энергетический потенциал страны сконцентрирован на Каспии (порядка 120 перспективных месторождений), добыча нефти позволила Казахстану открыть новые маршруты транспортировки углеводородов с 4 Основные месторождения нефти и газа расположены в Западном Казахстане и приурочены к прибортовым зонам Прикаспийской впадины, к Южно-Эмбенскому и Северо-Бузачинскому поднятиям, Северо-Устюртской системе прогибов и Южно-Мангышлакскому прогибу, а также шельфу казахстанского сектора Каспийского моря 54 участием других прикаспийских государств, а также возможность самостоятельного регулирования нефтегазовой политики в регионе. Рассмотрим основные нефтегазовые месторождения. Месторождение Тенгиз Месторождение открыто в 1979 году; извлекаемые запасы сырой нефти оцениваются в размере от 0,8 млрд. тонн до 1,2 млрд. тонн (от 6 до 9 млрд. баррелей). Месторождение Тенгиз является вторым по величине в Казахстане и шестым в мире, с потенциалом 25 миллиардов баррелей нефти [215]. Открытие Тенгиза в 1979 году, началось с проблем, связанных с отсутствием должных технологий по глубинному давлению нефтяного месторождения в 800 бар. Позже в 1993 году, правительство Казахстана предоставило концессии американской корпорации Шеврон, образовав СП «Тенгизшевройл». Добыча ТОО «Тенгизшевройл» в 2010 году составило 25,91 млн. тонн нефти, что на 15% больше, чем в предыдущем году. По данным Министерства нефти и газа РК, компания работает над проектом расширения, который позволит ТШО увеличить добычу на 12 млн. тонн в год. Месторождение Кашаган Кашаганское месторождение было открыто в 2000 году. Балансовые запасы нефти на месторождении оцениваются в 5,448 млрд. тонн (40,86 млрд. баррелей), из которых 1,694 млрд.тонн (12,7 млрд. баррелей) являются потенциально извлекаемыми. Собственники месторождения проводят разведывательные работы в соответствии с Соглашением о разделе продукции Северного Каспия. Оператором проекта выступает компания North Caspian Operating Company. 5 Эксперты полагают, что потенциал Кашагана составляет порядка тридцати млрд. баррелей нефти [217]. Согласно правительственной оценке Казахстана, Кашаган содержит 45-50 млрд. баррелей, которые позволили бы сделать его вторым крупнейшим нефтяным месторождением на земле. На сегодняшний день, только Гхавар в Саудовской Аравии оценивается крупнейшим потенциалом порядка 80 млрд. баррелей, в то время как нефтяные запасы Северного моря по-прежнему сохраняются на уровне 17 млрд. баррелей [215]. По мнению Л. Клевемана, к 2020 году Казахстан будет обладать достаточным потенциалом для продажи 10 миллионов сырой нефти в день, что соответствует нынешним продажам Саудовской Аравии. Подобная перспектива для нефтяного картеля ОПЕК выглядит весьма маловероятной, так как организация применяет определенные ограничения на производство углеводородов на основе ценовых соглашений. Однако аналитики не исключают нарушения монополии Саудовской Аравии в XXI веке и роста влияния стран, не входящих в ОПЕК. 5 Эни (Италия) 16,81%, Тоталь (Франция) 16,81%,%, ЭксонМобил (США) 16,81%, Роял Датч Шелл (Голландия /Великобритания) 16,81%, КазМунайГаз (Казахстан) 16,81%, КонокоФиллипс (CША) 8,40%, Инпекс (Япония) 7,56%. 55 Месторождение Карачаганак Оцениваемые извлекаемые запасы месторождения оцениваются 1,2 млрд. тонн (9 млрд. баррелей) нефти и газового конденсата и 1,35 трлн. куб. метров запасов природного газа. СП Карачаганак Петролиум Оперейтинг Б.В. (КПО) 6, в 2010 году добыла более 11,39 млн. тон нефти. Что касается экспортных маршрутов нефти, то их специфика определена географическими возможностями континентального государства, для которого экспортные маршруты непосредственно влияют на развитие всей экономики. Основные экспортные маршруты казахстанской нефти направляются в Центральную, Южную и Восточную Европу, на рынки Северо-Западной Европы и Азии. Существует три основных направления экспорта: 1. Каспийский трубопроводный консорциум 2. Атасу-Алашанькоу 3. Казахстанско-Каспийская трубопроводная система Основными экспортными маршрутами является [217]: Трубопровод «Казахстан—Китай», реализованный в 2 этапа для экспорта в энергоресурсов из Западного Казахстана в КНР7: - I этап (2006 г.) - Атасу—Алашанькоу с годовой пропускной способностью в 10 млн. тонн нефти; - II этап (2009г.) – Кенкияк – Кумколь с годовой пропускной способностью в 10 млн. тонн., позволивший соединить Кенкияк – Атырау с ранее существовавшим трубопроводом Кумколь – Атасу. Каспийский трубопроводный консорциум «Тенгиз-Новороссийск», общей протяженностью в 1510 км, соединяющий Тенгиз с нефтяным терминалом в российском порту Черного моря в Новороссийске. В 2010 году, акционерами консорциума было решено об увеличении пропускной способности с 28,2 млн. тонн до 67 млн. тонн. Баку—Тбилиси—Джейхан Строительство трубопровода было завершено в мае 2005 года. Длина трубопровода составляет 1700 километров, прогнозируемая пропускная способность — 50 млн. тонн в год. В 2006 году начата разработка проекта развития нового морского порта Курык на побережье Каспийского моря. В рамках данного проекта будет построен нефтеналивной терминал мощностью 30 млн. тонн нефти в год, которая далее будет направляться в трубопровод БТД. Атырау-Самара, северная ветка к разветвленной системе Транснефти, которая обеспечивает доступ к мировым рынкам через Черное море. Нынешний потенциал оценивается в 600,000 баррелей/год. 6 В составе КПО: «Би-Джи Групп» (Великобритания) 32,5%, «Эни» (Италия) 32,5%, «Шеврон» (США) 20%, «ЛУКОЙЛ» (Россия) 15%. 7 Алашанькоу является одним из основных национальных портов Китая, объем импорта и экспорта которого составляет 90% от общего числа, уступая лишь порту Маньчжоули (внутренняя Монголия). 56 Согласно информации Министерства нефти и газа РК, в 2010 году, основной объем нефти в 2010 году был экспортирован по следующим маршрутам: - Тенгиз—Новороссийск (КТК) 28,6 млн. тонн - Атырау—Самара 15,3 млн.тонн - Атасу—Алашанькоу 10,1 млн.тонн - Актауский морской порт 9,2 млн.тонн - Железнодорожными цистернами 6,0 млн.тонн - Оренбургский газоперерабатывающий завод 2,0 млн.тонн. Запланированные экспортные маршруты [47]: Казахстанская Каспийская Система Транспортировки (ККСТ) предназначена для экспорта объемов казахстанской нефти с Кашагана через Каспий на рынке по системе Баку-Тбилиси – Джейхан. Данный нефтепровод состоит из 2 сегментов: нефтепровода Ескене – Курык и Транскаспийской системы, включающей нефтеналивные терминалы на казахстанском побережье Каспийского моря. На начальном этапе предполагается определить объемы в 23 млн. тонн в год с увеличением до 56 млн. тонн в год. Газовые ресурсы Неуклонный рост добычи газовых ресурсов сделал Казахстан из импортера в нетто-экспортера. В отличие от нефтепроводной сети, инфраструктура газотрубопроводов несколько сдерживает транспортный потенциал углеводородов. Газовый потенциал Казахстана оценивается в 3,7 триллионов кубических метров (2,5 ткм. из которых доказаны), включая 2,4 трлн. кубометров попутного газа и 1,3 ткм. природного газа [31]. Казахстан стал экспортером газа только в 2003 году [218]. Основные месторождения природного газа: Карачаганак, Тенгиз, Кашаган, Амангельды, Жанажол и Урихтау. Общая ветвь трубопроводной системы природного газа простирается на 10,138 км [218]. Основными транзитными трубопроводами являются система газопроводов Средняя Азия-Центр, трубопровод Бухара-Уральск для транспортировки природного газа из Туркменистана и Узбекистана в Россию, газопровод Оренбург-Новопсков, а также трубопровод Союз из Оренбургского перерабатывающего завода в Европу. Объем транзита трубопроводами ежегодно достигает 100 миллиардов кубических метров газа [31]. По причине того, что 9 из 14 областей страны не газифицированы и зависят от импортных поставок, Казахстан разработал газовую инфраструктуру Бейнеу-Бозой-Акбулак (протяженность 1487 км.), предназначенную для внутреннего газоснабжения южных регионов. Завершение строительства первой ветви с пропускной способностью в 5 млрд. тонн в год осуществлено в сентябре 2013 года. В 2019 году ожидается запуск второй ветви газопровода с пропускной способностью до 10 млрд. куб.м. в год [219]. В целом реализация данного проекта запланирована совместно со строительством трансграничного газопровода Казахстан – Китай. 57 Что касается развивающихся возможностей транзита газа, то Азиатский газопровод (Туркменистан - Узбекистан-Казахстан-Китай), запущенный в 2010 году с пропускной способностью до 30 миллиардов кубометров газа в год, стал альтернативным проектом для Казахстана. По просьбе китайской стороны, Казахстан подтвердил свою готовность увеличить мощность газопровода до 55 млрд.куб.м.[219]. Объективность ситуации предопределила нефтегазовую специализацию экономики и необходимость привлечения иностранных инвестиций. Казахстан создал соответствующие правовые рамки для деятельности инвесторов, стартовав с активной программой по их привлечению. На сегодня США, Россия, Китай и ЕС признали Казахстан стратегическим партнером в энергетической области [220]. Более 70 процентов объема добычи нефти обеспечивается иностранными инвесторами, представленных в РК через крупные национальные и транснациональные компании [48]. Серьезную озабоченность, по мнению С. Караганова, вызывает выход Китая на мировой энергетический рынок, а также наличие политических и экономических вызовов в странах Ближнего Востока, которые могут повлиять на внутриполитическую обстановку в странах Центральной Азии [221]. Казахстан, представляя собой главного геополитического партнера России в регионе, все же сохраняет за собой статус конкурентного звена в интеграционных региональных процессах. В то же время, именно союз с Россией, по мнению М. Лаумулина, может служить сдерживающим фактором для экономической экспансии КНР в регионе, а также позволит странам Центральной Азии создать свой пласт баланса китайским интересам [222]. Казахстан является активным участником ряда объединений многостороннего взаимодействия, в том числе и Шанхайской Организации Сотрудничества. На сегодня именно Китаю отводится основная роль в этой структуре, которая связана с необходимостью Поднебесной развивать прилегающий к Центральной Азии СУАР посредством крупных инвестиций и интеграционных инициатив. Узбекистан Узбекистан является одним из крупных игроков на Евразийском энергетическом пространстве, занимая ведущие позиции в СНГ по добыче и экспорту природного газа. На энергетический сектор приходится большая часть ВВП и всех валютных доходов. Приток средств из продаж природного газа служит двигателем модернизации экономики и ее диверсификации. Используя "европейскую" схему ценообразования на газ, привнесенной из Российского подхода, Узбекистан ориентирует свои продажи странам Центральной Азии и дальнего зарубежья по общим рыночным ценам [223]. По 58 мнению Р. Махмудова, подобный ориентир на российский подход позволяет Узбекистану обосновывать рост цент на данный вид углеводорода.8 Узбекистан занимает 11 место в мире по добыче природного газа. Геологическим запасы нефти оцениваются в 5 млрд.тонн. На сегодня доказанные запасы нефти составляют лишь 530 млн. тонн, с годовой добычей в 3,5 млн. тонн [224]. Согласно данным 2012 года, добыча нефти и газового конденсата составила 3,165 млн. тонн, в то время как добыча природного газа порядка 63 млрд. куб.м. Основными участниками энергетического рынка наряду с национальной компанией «Узбекнефтегаз» являются CNPC (China National Petroleum Corporation), KNOC (Korea), Petronas (Malaysia), Газпром, Лукойл (Россия). В Узбекистане 164 месторождения углеводородного сырья, включая газовые конденсаты – 98, нефтяные - 96. Основным транспортным маршрутом нефти и газа является газопровод Китай – Центральная Азия, который начинается на границе Узбекистана и Туркменистана, транзитом через Узбекистан и Казахстан до пограничного пункта Хоргос в КНР. Общая протяженность газопровода – 1833 км. Что касается запасов угля, до его разведанные данные составляют 1832,8 млн. тонн. Основная добыча угля ведется на трех месторождения Ангренское, Шаргуньское и Байсунское, 85% из которого приходится на обеспечение электроэнергетического сектора. Согласно данным МАГАТЭ, запасы Узбекистана по урану составляют 4% от общих мировых запасов, что определяет его 7 позицию. В стране имеется 40 месторождений с запасами урана, из которых лишь 27 составляют основную ее часть. Государственный комитет по геологии и минеральным ресурсам оценивает запасы урана в 185,8 тыс. тонн. Однако ввиду отсутствия собственной атомной промышленности, весь произведенный уран поставляется на экспорт [224]. В августе 2009 года Госкомгео Узбекистана создали совместное предприятие совместно с китайской компанией CGNPC Uranium Resources Co. для строительства добывающего комплекса и добыче урана со второй половине 2014 года. После приобретения независимости, Узбекистан стал увеличивать внутреннее потребление газа, которое было определено Национальной программой промышленного развития страны. Вертикально организованная национальная холдинговая компания «Узбекнефтегаз», представляет интересы государства во всех нефтегазовых проектах. Ежегодно на республику приходится более 50 млрд.куб. добычи природного газа, 70-80% из которого идет на внутреннее потребление [209]. 8 Россия, выступая продавцом по отношению к ЕС, Украине, Белоруссии, Грузии и Молдовы, в случае со странами Центральной Азии и Каспийского региона, преследует другую политику как покупатель. Таким образом, можно констатировать, что политика России в газовой сфере, основанная на рыночных отношениях является важным элементом ее энергетической стратегии. 59 Это связано с ростом населения (30 млн. чел.), наличием энергоемких производств и с высокой долей природного газа в балансе ТЭК страны. В 1992 голу, Президент И. Каримов определил три основные стратегические задачи в нефтегазовой области [225]: Увеличение добычи нефти и газа для достижения энергетической независимости; Углубление технологических процессов по переработке нефтепродуктов И расширение запасов углеводородов за счет расширение базы геологоразведки. Именно реализация этих стратегических задач, по мнению Ш. Файзуллаева, обеспечила топливную независимость Узбекистана уже в 1995 году. К началу 1996 года Узбекистан прекратил импорт топливных ресурсов. Уже в последующие годы правительством страны была сформулирована стратегия энергетического обеспечения страны – Программа развития экспортного потенциала (1998г.), ориентированная на сочетание добычи и производства углеводородов с природным газом. В 2000 году, Программа мер по организации работы Общеэкономического комплекса Кабинета министров РУ, определила особую роль ТЭК как основной базы устойчивого развития экономики. Несмотря на ограниченный потенциал запасов нефти, для увеличения запасов углеводородов, Узбекистан разработал Концепцию развития нефтегазовой отрасли Узбекистана на период до 2020 г., согласно которой ожидает приток прямых иностранных инвестиций в 12 млрд. долларов. Особенность газотранспортной системы Узбекистана является его трансграничный, межгосударственный характер [227]. В рамках этой системы, природный газ Узбекистана и Туркменистана экспортируется в РК, КР, РТ, РФ и Украину. Что касается вопросов регулирования сезонной неравномерности в потреблении, то здесь странами используется система подземных хранилищ газа. Учитывая неравномерность распределения углеводородных запасов, а также взаимодополняемость систем нефтяных комплексов стран ЦА, Узбекское правительство осознает высокий уровень взаимозависимости стран региона и необходимость региональной интеграции [209]. Именно отраслевая интеграция в сфере нефти и газа, по мнению О. Столповского, должна стать основой экономической интеграции. Кыргызстан Кыргызстан по своему экономическо-хозяйственному развитию относится к аграрно-индустриальной стране. Однако с изменением экономической ситуации середины 1990-х годов, связанных с импортозамещением национального рынка товарами из Китая и неконтролируемой его открытости, экономика КР пришла в упадок и зависимость от России [228, c.61]. Учитывая, что основной энергетический потенциал представлен водными ресурсами, удельный вес которого в общем объеме энергетических ресурсов составляет порядка 52,6 процента и 2,0 процента от ВВП первостепенной 60 задачей для правительства Кыргызстана является освоение гидроэнергетических ресурсов с дальнейшим наращиванием энергетической базы [46]. Свыше 90% электроэнергии потребляемой внутри страны вырабатывается на собственных гидроэлектростанциях 9. Согласно экспертной оценке, гидроэнергетический потенциал оценивается в 142 млрд.квт/ч. Что касается углеводородного потенциала, то по данным Министерства экономики Кыргызстана, в стране имеется 7 нефтяных месторождений запасы, которых оцениваются 11,6 млн.тонн и 3 месторождения газа – 4,9 млрд.тонн. Несмотря на перспективность развития углеводородного потенциала для обеспечения независимости, отсутствие современных методов геологоразведки, по мнению кыргызского эксперта Р. Умбеталиева, а также необходимость транспортировки с юга на север лишь тормозит его развитие [230]. Таджикистан Особенность Таджикистана заключается в большом гидроэнергетическом потенциале (527 млрд.кВт/ч) и в наличии богатых залежей минеральных ресурсов, осложненных нестабильной политико-экономической ситуацией, географической особенностью страны, в которой 93% территории занимают горы и отдаленностью от основных транспортных потоков Евразии [231]. Общий объѐм гидроэнергоресурсов оценивается в 527 млрд. кВт·ч, в том числе, технически возможный к использованию составляет 202 млрд. кВт·ч, а экономически целесообразный к строительству — 172 млрд. кВт·ч. Это делает государство одним из самых обеспеченных этим возобновимым источником энергии в мире (восьмое место по абсолютному потенциалу выработки). Среди стран СНГ по этому показателю страна уступает лишь России. Парк ГЭС Таджикистана составляют: Вахшский каскад, который объединяет 8 крупных ГЭС (мощностью до 3000 МВт.), десятки малых (до 1,5 МВт.) и микро ГЭС (до 0,1МВт.). перспективными объектами являются Рогунская ГЭС (мощность 3600 МВт.) и Даштиджумская ГЭС (мощность 4000 МВт.) [232]. Отсутствие достаточного потенциала углеводородов, а также наличие мощнейшего потенциала водных ресурсов, определили приоритетность развития гидроэнергетики правительством Таджикистана. Несмотря на то, что по запасам гидроэнергоресурсов, Таджикистан занимает восьмое место в мире, в настоящее время РТ использует менее 5% (16-17 млрд.кВт/ч.) своих потенциально возможных к освоению гидроэнергоресурсов (527 млрд. кВт/ч.) [232]. Особенностью политики Таджикистана при строительстве гидроэнергетических объектов с региональными государствами, является ссылка на принципы Стокгольмской конференции ООН от 1972 года, согласно которой «государства…имеют суверенное право эксплуатировать свои собственные ресурсы (вод) в соответствии с их собственной экологической 9 Гидроэнергетический потенциал Кыргызстана: Нарынский каскад: Токтогульская ГЭС (1200 МВт), Курпсайская ГЭС (800 МВт), Ташкумырская ГЭС, Шамалдысайская ГЭС, Уч-Курганская ГЭС, строящиеся Камбаратинская ГЭС-1 и Камбаратинская ГЭС-2 61 политикой и ответственностью, будучи уверены, что эта деятельность внутри их юриспруденции и контроля не вызовет ущерба окружающей среде других государств или территориям вне их предела национальной юрисдикции» [232]. Общий гидроэнергетический потенциал рек региона Центральной Азии в пределах лишь бассейна Аральского моря в 3 раза превышает нужды всех стран региона. Принятие на правительственном уровне целого пакета законодательных и нормативно-правовых актов, не могут решить вопрос полноценной реализации гидроэнергетического потенциала, так как отсутствует механизмы поддержки и инвестирования в развитие возобновляемых источников энергии [233]. Особенностью водно-энергетического потенциала стран Центральной Азии является то, что формирование основного объема водных ресурсов Аральского бассейна приходится на Таджикистан. У. Кимсанов, ссылаясь на данные Министерства мелиорации и водных ресурсов Таджикистана, отмечает, что из 65.1 км3 речного стока, 51.2 км3 формируется в РТ. Таджикистан аккумулирует порядка 70 процентов гидроэнергетического потенциала региона, однако лишь 7 процентов годового объема всех водных ресурсов (11.4 км3) расходуются Таджикистаном на нужды государства. Порядка 85 процентов поверхностных вод в регионе, получаемых из Амударьи и Сырдарьи, приходится на Таджикистан и Кыргызстан. Однако учитывая потенциал и общий объем водных ресурсов с рек Пянджа и Вахша, Таджикистан уступает лишь России. Согласно сравнительному анализу гидроэнергетического потенциала рек Пяндж, Вахш и Волги (РФ), удельная мощность рек Пяндж и Вахш имеет огромный энергетический потенциал. Таблица 1 - Сравнительный анализ эффективности гидроэнергетического потенциала рек [234] Река Показатели Пяндж Длина, км. Расход в устье, м3/с Мощность, млн. кВт Выработка электроэнергии, млрд. кВт.ч. Удельная мощность, тыс. кВт. /км. Вахш Волга 1000,8 2135,6 11,42 100,1 691,0 618,3 8,4 74,1 3690,0 7790,0 6,2 54,0 11,4 12,2 1,7 Несмотря на имеющийся гидроэнергетический потенциал страны и незначительную долю ее использования (5%) на 17 больших и 69 малых ГЭС, существующие проблемы препятствуют должному развитию инфраструктуры. В первую очередь следует отметить отсталое техническое состояние гидроэнергетических сооружений, отсутствие систем детального мониторинга и технического обслуживания, недостаток финансирования энергетической 62 структуры, отсутствие административных и гидрологических границ, а также сезонный избыток гидроэлектроэнергии, не находящего спрос на внутреннем и внешнем рынках и его дефицит в зимнее время. Положение усугубляется трансграничными конфликтами в связи с потребностями водных ресурсов для нужд сельского хозяйства соседнего Узбекистана. Для развития гидроэнергетической составляющей экономики страны, правительством Таджикистана разработана Концепция рационального использования и охраны вод (декабрь, 2001г.), призванная обеспечить поэтапное решение проблем в гидроэнергетической отрасли. Учитывая, что это капиталоемкий и сложный процесс, правительство Таджикистана обозначило задачу создания инвестиционного рыночного механизма и привлечения прямых иностранных инвестиций. Таджикистан заключил договоренности с Исламской Республикой Иран по строительству ГЭС Сангтуда-2, а также реализацией Рогунской ГЭС и Даштиджумской ГЭС в 2020 году. Экспорт водных ресурсов в Казахстан, Россию, Афганистан, Пакистан и в Китай с дальнейшей передачей электроэнергии может позволить Таджикистану улучшить экономическую ситуацию в стране. Следовательно, вопросы регионального энергетического взаимодействия с комплексным использованием водных ресурсов представляют особый интерес в Таджикистане, в основе которых лежит обеспечение политической стабильности государства и развитие других секторов экономики. Перспективным для Таджикистана является развитие урановой промышленности и освоение урановых месторождений. Отсутствие инвестиций осложнено и тем, что на законодательном уровне все работы по урану иностранными компаниями являются запрещенными [235]. Китай, изучив месторождения урана в Хунджабе, в горах Гиссара и Памира, стартовал со строительства дороги, которая соединит север Таджикистана с его центральной и восточной частями. Туркменистан Что касается Туркменистана, то, несмотря на то, что он не является членом интеграционных объединений региона Центральной Азии, в том числе ШОС, согласно принятой в 2002 году государственной программе «десять лет благополучия», Туркменистан проявляет заинтересованность в развитии широкой сети экспорта для углеводородов. Особенность политики Туркменистана определяется его географическим положением внутриконтинентального государства, наличием крупнейших запасов природного газа, а также статусом нейтрального государства, подтвержденным резолюцией ГА ООН «50/80» в 1995 году. Туркменистан, занимая 4 место в мире по запасам природного газа10, обладает вторым по величие газовым месторождением Галкыныш [236]11. 10 В 2009 году, общая добыча природного газа составила 40 млрд. куб.м. Галкыныш – гигантское газонефтяное месторождение, расположенное в Марыйском велаяте Туркменистана, эксплуатация которого запланирована в конце 2013 года. В соответствии с Постановлением Президента 11 63 Основным оператором разведки природного газа в стране является государственная компания «Туркменгаз», которая наряду с Китаем (CNPC) и Турцией (Çalik Enerji) участвует в разведке и транспортировке газа из Иолотана в Европу по газопроводу «Средняя Азия - Центр» [237-238]. Принимая во внимание, что определяющее значение для Туркменистана имеет политика России в регионе, это заметно осложняет задачи руководства по самостоятельному развитию нефтегазовой отрасли [239]. Это в первую очередь объясняется тем, что Россия получает основной объем туркменской нефти и активно осваивает рынки, на которые ранее претендовал Ашгабад. В отличие от других направлений сотрудничества, Иран представляется Туркменистану в качестве более перспективного партнера в нефтегазовой отрасли, так как позволит выйти на мировой рынок энергоресурсов в Персидском заливе используя трубопровод Корпедже – Курт-Куи. На сегодняшнем этапе, Иран закончил строительство газоперерабатывающего завода в туркменском Корпедже. 14 декабря 2009 года, в рамках подписанного в 2006 году 30-летнего совместного Туркмено-Китайского соглашения по открытию СП «Туркменгаз» и CNPC, стартовал магистральный трубопровод из Туркменистана в Китай на базе Туркменского месторождения Самандепе на правом берегу Амударьи. Предварительные запасы месторождения оцениваются в 1,3 трлн. куб.м.газа, в то время как общая пропускная способность трубопровода составляет 40 млрд.куб.м.газа. В соответствии с заключенной договоренностью Туркменистан поставит 30 млрд.куб.м.газа, остальные 10 млрд.куб.м. будут предоставлены Казахстаном и Узбекистаном. Общая протяженность трубопровода составила 7000 км., которая проходит по территории Туркменистана (185 км.), Узбекистана (500км.), Казахстана (1300 км.) и Китая (4500 км.). Фактически, этот трубопровод является одним из крупных трансграничных проектов в Центральной Азии, без участия России. Вторым внешним газопроводом из Туркменистана (Довлетабад) является поставка газа в Иран. Особенностью данного газопровода является то, что месторождение Довлетабад представляет собой сырьевую базу для поставок газа в сторону России. Мощность первой ветви газопровода была определена на уровне 7 млрд.куб.м., в то время как вторая ветвь была увеличена до 12,5 млрд.куб.м. В перспективе ожидается увеличение загрузки трубопровода до 20 млрд.куб.м. Перспективность загрузки двух основных трубопроводов в сторону Китая и Ирана, снизили актуальность российского направления. Произошедшая Туркменистана от 18 ноября 2011 года, месторождения Южный Ёлотен-Осман (открыт в ноябре 2006 г.), Минара с прилегающими месторождениями переименованы в Галкыныш Площадь Ёлотен раскинулось на 1800 кв.км. Согласно оценке Gaffney, Cline & Associates (Великобритания) запасы природного газа оцениваются в 21,2 трлн. куб.м., в то время как запасы нефти составляют 300 млн. тонн. Начальные запасы месторождения Минара оценивались в 200 млрд..куб.м 64 авария на САЦ-4 приостановили поставку газа в Россию, после чего был снижен общий объем поставок в 2009 году в 2 раза [240]12. Учитывая, что общий объем экспорта Туркменистана в 2008 году составил 47 млрд.куб.м., уже в 2009 экспорт снизился до 16 млрд..куб.м. (11 млрд..куб.м. – в Россию, 5 млрд.куб.м. – в Иран). Согласно экспертной оценке, в 2009 году четверть годового ВВП было потеряна. Принимая во внимание вышеуказанные обстоятельства, Туркменистан сменил акценты во внешней торговле природным газом. Согласно А. Исабаеву, данные обстоятельства являются свидетельством снижения российского влияния на экспорт природного газа в регионе [241]. Так, разведывательные работы на Южном Иолотане ведут группа компаний во главе с китайскими, без участия российских представителей. Что касается ценового фактора, то здесь китайские интересы отличаются лишь стабильностью и долгосрочностью, в то время как российские превалировали по цене. Это может в корне изменит подход Туркменистана в перспективе. Создание единого энергетического рынка в регионе Центральной Азии, включая Туркменистан, обусловлено необходимостью восстановления и развития взаимовыгодных экономических связей между государствами в сфере энергетики для насыщения внутреннего рынка недорогими видами энергетических ресурсов. Однако отсутствие конкретных механизмов реализации интеграционных решений, тормозят развитие всего региона. Нарушение традиционных экономических связей в начале 90-х годов негативно сказалось на энергетической ситуации в Центральной Азии. Экономический кризис обусловил спад промышленного производства и сокращение производства энергетических ресурсов. Только в конце 90-х годов, страны региона смогли достичь относительной стабилизации энергетического сектора [242, c.31]. Согласно Г. Рахматуллиной, страны региона уже достигли определенной степени сотрудничества путем разработки нормативно-правовой базы для регулирования энергетического сектора и формирования единого экономического пространства на межгосударственном уровне. Однако попрежнему, страны ЦА сталкиваются с рядом проблем, связанных с неэффективным межгосударственным взаимодействием, отсутствием единых подходов по тарифам для транзита энергетических ресурсов, а также неэффективностью развития транспортной инфраструктуры углеводородного сырья. Г. Рахматуллина подчеркивает необходимость реализации нескольких шагов, связанных с созданием правового механизма регионального энергетического рынка ресурсов, который будет отражать баланс спроса и предложения, особенности экспорта энергетических ресурсов и потребительского спроса на ресурсы, разработки оптимальной схемы транспортировки ресурсов при согласованном формировании тарифов и 12 Газопровод САЦ-4 является внешним экспортным маршрутом из Туркменистана в Россию. По причине аварии, Туркменистану пришлось единовременно приостановить работу 195 газовых скважин. Причиной взрыва на газопроводе САЦ-4, по мнению Туркменской стороны, произошел по причине резкого снижения «Газпромом» отбираемого туркменского газа. 65 гармонизацию национального законодательства по регулированию единого энергетического рынка. Исследования казахстанских экономистов энергетических рынков Центральной Азии Г.Рахматуллиной, Г.Курганбаевой наглядно показывают наличие большого потенциала, требующего координирующих действий правительств государств [243]. Сформированная в бытность Советского Союза энергетическая система характеризуется высокой взаимозависимостью и взаимодополняемостью. Таким образом, в основе единого энергетического пространства должно лежать развитие общей и единой схемы транспортировки энергетических ресурсов, требующих регулирования и согласования налоговой, таможенной и ценовой политики. Данный подход позволит странам региона Центральной Азии создать основу для стабильного экономического развития, не выступая, при этом, конкурентами по отношению друг к другу. Здесь актуален тезис о развитии регионального подхода взаимодействия – экономического регионализма, что, согласно А. Мигранян, позволит создать структуру наднационального уровня для политического взаимодействия и согласования позиций. При этом, особенность данной интеграционной структуры должна определяться не общеэкономическими характеристиками развития государств, а интенсивностью взаимодействия по укреплению политической безопасности и региональной интеграции экономик [228, c.71]. 2.3 Стратегия безопасности КНР и ее влияние на формирование энергетического взаимодействия в рамках ШОС Китай является демографической державой с динамично развивающейся экономикой, обеспечиваемой за счет импорта иностранного сырья и использующей свои валютные резервы для поддержания стратегических интересов за рубежом. Создав гибридную политическую систему, в которой институциональные изменения символизируют признание плюрализма, Китай определил свое развитие в новых геополитических реалиях. С развалом Советского Союза, основной внешнеполитической задачей Китая стало обеспечение безопасности и стабильности границ на севере и северо-востоке. Краеугольным камнем двусторонних отношений с новыми независимыми государствами, стал вопрос получения гарантий по статусу «одного Китая» [195, с. 2]. Вопросы обеспечения стабильности режима своей территории, по мнению большинства экспертов, является основной стратегической целью Пекина. Особенность внешнеполитической стратегии Китая заключается в непосредственной связи внутренней политики и внешней. Периферийная политика по отношению к региону Центральной Азии является подтверждением данной концепции. Так, согласно Ву Шинбо (Wu Xinbo) «Китай по-прежнему является страной, чьи реальные интересы лежат, главным образом, в пределах своих границ, и в меньшей степени в АТР, имеющей прямое влияние на национальные интересы страны» [195, с.137]. Аналогичным 66 образом, западные аналитики приходят к мнению, что, несмотря на изменение видения Азии, во внешнеполитической ориентации основной целью Китая остается защита безопасности внутреннего режима. Китайская политика по отношению к станам Центральной Азии носит стратегический характер, интегрируя все инструменты влияния: от экономических и энергетических, до проведения многоуровневой политики безопасности и обороны. Исторически обосновывая и согласовывая со своей Большой стратегией (grand strategy), Китай заинтересован не только в обеспечении внутреннего порядка, но и в обеспечении влияния и контроля над периферией с целью отражения угроз существующему политическому режиму [195, с. 154]. В основе внешней и оборонной политике Китая лежит консенсуальный принцип лидерства, который содержит определенные риски. В большей степени подобные опасения связаны с ситуацией в СУАРе, Тайване и в Тибете, где риск внутренних беспорядков довольно высок. Именно это и объясняет особенность связи внутреннего суверенитета с его внешней политикой, а также нежелание иностранного проникновения, особенно США. В основе национальной безопасности Китая лежат три основных приоритета: Единство и целостность правящей элиты под руководством партии; Обеспечение территориальной целостности Китая; Укрепление экономического развития и повышение влияния за рубежом. Особенность экономического развития Китая заключается в обеспечении легитимности правящей партии над всей территории и над провинциями, где доминируют сепаратистские настроения. По мнению М. Ларуэль, ввиду имеющейся реальной угрозы, вопрос сохранения партийной власти и территориальной целостности государства является приоритетом, стоящим выше обеспечения экономического процветания страны. В марте 1999 года, Цзян Цзэмин, обеспечение суверенитета государства определил центральным принципом внешней политики Китая, что отражает хрупкость внутреннего единства и целостности государства. Исторически, основная часть угроз стабильности государства шла из региона Центральной Азии [195, с.155]. Соответственно, появление независимых государств региона в 1991 году, возродили опасения Китая об увеличении беспорядков извне. Данный тезис касался, в первую очередь, уйгурского вопроса, крупные общины которых, проживают и в странах Центральной Азии, а также возросшие беспорядки в соседней России. Правительство Китая, осознав необходимость превентивного характера своей политики, привлекает государства Центральной Азии и Россию к обеспечению стабильности и безопасности в регионе и недопущению распространения Запада. Фактически, регион Центральной Азии стал первым регионом, в котором Пекин объявил о закреплении своего политического и экономического 67 присутствия, приняв программу по «выходу за пределы» и создав мощный внешнеполитический инструмент в лице Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) [113, с. 4]. Для удовлетворения растущего спроса на энергетические ресурсы, правительство Китая использовало ТНК в продвижении национальных интересов. Главными действующими акторами выступили Китайская национальная нефтяная корпорация (CNPC), ее филиалы – Китайская национальная оффшорная корпорация по добычи нефти (CNOOC), специализация которой лежит в области иностранных инвестиций, Национальная Корпорация по добыче и разведке нефти и газа (CNODC), а также нефтяной компания Sinopec, специализирующейся на инвестициях в переработку нефтепродуктов. Принятие Белой книги по Синьцзяну в 2003 году, согласно С. Бланку, явилось подтверждением обеспокоенности Пекина в использовании Соединенными Штатами напряженной этнической обстановки, как в СУАРе, так и в Тайване [244]. Последующее принятие программы «похода на запад», а также огромные инвестиции в инфраструктуру СУАРа, стали стратегическими мерами отпора Китая с акцентом на обеспечение своих интересов на западных границах территории [195, c.157]. Несмотря на сравнительно невысокий уровень товарооборота между Китаем и государствами Центральной Азии, составляющий менее 1 процента [98], в основе экономических выгод и в получении высоких инвестиций странами Центральной Азии, лежат гарантии безопасности в Синьцзяне, представляя собой политику внутреннего сдерживания. Характерными особенностями развития Китая в последние 30 лет является внутренний динамизм Китая, определяющий внешние амбиции страны [245, c.24], развивающаяся экономика, открытость внешнему миру и принятие целого ряда программ нового направления, легших в основу новой китайской дипломатии и возрождению исторической китайской цивилизации. Так в основе новой дипломатии Китая легли Концепция безопасности, Новый подход к развитию, Новые перспективы цивилизации и Концепция гармоничного мира, имеющие решающее значение для создания благоприятных и стабильных условий КНР в отношениях с ближними соседями в Азии [246]. Р. Каплан, определяет Китай как сверх - реальную силу (Über-Realist Power), которая стремиться обеспечить прочное присутствие во всей части Африки, Персидского залива и Центральной Азии. Согласно Р. Каплану, географический фактор является определяющим для внешней политики Китая. С обеспечением гарантий безопасности со стороны государств Центральной Азии и изменением мировой конъюнктуры цен на углеводороды, вопросы энергетической безопасности легли в основу региональной повестки дня, став синонимом политической стабильности региона. 68 В конце 1990 годов, появление Китая в регионе Центральной Азии не характеризовалось какой-либо активностью, и вопросы энергетических интересов не были на повестке дня китайской дипломатии вплоть до 2001 года. Изменение внутренних потребностей на углеводороды привели к пересмотру роли Центральной Азии во внешнем импорте Китая. Став чистым импортером нефти с 1993 года, Китаю пришлось импортировать порядка 15 млн.тонн, что составляло менее 10 процентов ежегодных требований в нефти [114, с.53]. Практически до конца 1999 года, вопросы импорта нефти не вызывали серьезных проблем. Стабильность рыночных цен позволили Китаю инвестировать в нефть за рубежом. Политика Китая того времени, согласно Х. Чжао может быть рассмотрена с точки зрения лишь экономической выгоды, нежели стратегических интересов. Лишь с увеличением импорта до 70 млн. тонн в 2000 году, что составило более тридцати процентов потребления, новое осмысление проблемы привели к созданию официальной концепции энергетической стратегии в 2001 году, ознаменовавшей начало новой политики импорта энергетических ресурсов, получивших название «выхода за пределы». В основе политики «выхода за пределы» лежит стимул предприятий Китая по поиску ресурсов, технологий и рынков приложения [247, c.7]. Согласно информации Министерства коммерции КНР, основные запасы зарубежных прямых инвестиций достигли 317,21 млрд. долларов США в конце 2010 года. В общей сложности 13,000 китайских компаний открыли свои филиалы в 178 странах и регионах, практически во всех секторах экономики [248, c.126]. Прямые иностранные инвестиции (ПИИ) служат стимулом вложения в зарубежные активы для содействия развития национальной экономики КНР. Основным принципом приложения финансов является избирательная поддержка конкретных отраслей и видов деятельности в рамках политики интернационализации через ПИИ. Для развития экономики Китая большое значение представляет расширение масштабов и география инвестиций, что позволит беспрерывно модернизировать экономику посредством новых интеграционных возможностей и оптимизации распределения ресурсов. А также обеспечение доступа к материальным и нематериальным ресурсам государств, необходимые для укрепления позиций Китая и развития экономики (сырье, технологии и другое) [249, c.142]. Реализация экономических реформ, объявленных Ден Сяопином в 1978 году, содействовала динамичному развитию экономики (в среднем 15 процентов) и обсуждению перспектив вступления в ВТО в 2001 году [114, c.53]. Растущая напряженность мирового рынка нефти и ситуация на Ближнем Востоке, вызывали серьезную озабоченность Китая [114]. Уже с 2003 года, Китай имел самые высокие показали потребления угля, что составляло 2/3 мировых потребностей. В 2011 году, Международное энергетическое агентство подтвердило о 20,3% потреблении энергоресурсов от общего глобального уровня [250]. 69 Согласно Р. Изимову, годовой объем добычи нефти в Китае в 2012 году составил порядка 200 млн. тонн, в то время как потребление превысило эти объемы дважды [251]. Регион Центральной Азии занимает важную позицию в энергетической стратегии Китая, рассматриваемый как надежный экспортер энергоресурсов, географически близкий и открывающий возможность реализации крупным проектам по наземной транспортировке нефти, без участия транзитных цепей. Энергетический портфель КНР состоит из угля, нефти и газа, а также урана. Создав три стратегических нефтяных резерва на случай сбоя поставок нефти, Китай ориентировал свою внутреннюю и внешнюю политику диверсификацией импорта с целью уменьшения зависимости от ближневосточной нефти. Однако, по мнению китайского эксперта Х. Чжао, зависимость Китая от зарубежного импорта энергоресурсов не представляет собой прямую угрозу энергетической безопасности КНР, так как Китай непосредственно участвует в определении мировой конъюнктуры на нефть. Что касается вопроса энергосбережения, то это может стать определяющим фактором в сокращении спроса на импортируемые ресурсы и снижении зависимости от внешнего фактора. Согласно оценке Администрации США по энергетической информации, потребление нефти с общим потреблением 4,78 млн. баррелей в день в 2000 году, вырастет до 10,5 млн. баррелей в день в 2020 г. Китай является нетипичной страной по сравнению с другими развитыми государствами, так как основу энергопотребления составляет уголь (порядка 69 %). Доля нефти составляет 22 процента, в то время как природный газ покрывает лишь около 3 процентов потребности. Запасы нефти Китая, оцениваются в 16 млрд. баррелей (2008), что не соответствует реальному внутреннему спросу [252]. Рисунок 2 - Производство и потребление угля Китая с 2000 – 2011 гг.[252] 70 Более 40 процентов нефти импортирует Китай из зарубежных стран, определяя свою вторую позицию по потреблению энергоресурсов после США. Экспертная оценка Администрации США по энергетической информации, будущую зависимость Китая от углеводородов определяет в пределах 77 процентов к 2020 году. В немалой степени это связано со спадом добычи и производства на основном нефтяном месторождении Дацин (северо-восток) провинции Хэйлунцзян, производство на котором сократилось до 837.000 баррелей в день к 2007 году. Основной пик производства на месторождении приходился на 1975-2003 годы, после его открытия в 1959 году. Природный газ по-прежнему практически не используется около 3 процентов, но китайские власти надеются расширить его использование до 10 процентов от национального энергопотребления. По данным Государственного департамента США, спрос Китая на нефть увеличится вдвое к 2020 году, достигнув 13 млрд. баррелей в день, а что для природного газа утроится до 100 млрд. кубометров в год [254]. Что касается Таримского бассейна в СУАРе, то его производство осложнено не только политическими мотивами, но и отдаленностью от центра внутреннего спроса. Китай ведет огромную работу по разработке нефти и газа на своей территории. В 2009 году, разведанные запасы нефти, по данным BP, соответствовали 14.8 млрд. тонн (порядка 1.1 процента от мировых запасов), большая часть которых расположена на севере и западе страны, отдаленных от основных центров потребления на востоке и юге. Дацин и Шэнли являются важнейшими месторождениями, открытые в 1960 и в 1970 годы. Учитывая данные обстоятельства, Пекин решил разведать новые месторождения в Тибете и в СУАРе, которые по предварительной оценке китайских экспертов, могут содержать до 1/3 нефти и газа всех резервов страны. Уже в 1993 году, Таримкий бассейн в СУАРе был открыт для инвестиций. Несмотря на разную оценку доказанных резервов углеводородов, Синьцзян стал третьей по величине нефтедобывающей провинцией с 30 млн. тонн ежегодно. К 2015 году, Пекин планирует сделать Синьцзян энергетическим центром Китая [195, с. 65]. С целью снижения рисков, связанных с бесперебойными поставками, правительство Китая инициировало создания четырех стратегических нефтяных резервов общей вместимостью до 134 млн. баррелей, что составляет порядка месячного импорта нефти и газа [55]. В декабре 2008 года Пекин, воспользовавшись падением мировых цен на нефть, объявил о начале заполнения 3 резервного хранения в Хуандао, возле порта Циндао провинции Шаньдун нефтью, импортированной в основном из Ближнего Востока. 71 Рисунок 3 - Структура импорта сырой нефти КНР в 2011 (в тыс. баррелей) Создание системы эффективности энергетической безопасности в КНР связано, прежде всего, с реформами в сфере окружающей среды. Выявление дополнительных резервов развития экологически чистых энергетических технологий, а также использование природного газа в качестве альтернативы углю, были обозначены Ху Цзиньтао в 2007 году в ходе своей речи на 17 Национальном Съезде Компартии КНР. Эти аспекты легли в основу программного документа по энергетике, который включал поощрение иностранных инвестиций в электроэнергетическую сферу Китая, а также поддержание политически стабильных отношений с государствами-экспортерами энергоресурсов, взяв за основу отказ от политизации энергетической сферы [26, с. 102]. В основе развития партнерских отношений с соседями лежит концепция «мирного развития», инициированного под руководством Ху Цзиньтао для обеспечения конкуренции со странами Запада в заинтересованных регионах. Принимая во внимание, что КНР является относительным новичком в мировой энергетической сфере, внешнеполитические ориентиры определяются как внешними обстоятельствами, так и внутренними факторами развития Китая. Зависимость внутреннего производства от ценовых скачков на мировом энергетическом рынке, вызвали волну недовольства внутри Китая, в связи сростом нагрузки на топливные субсидии. Особенность предыдущей топливной политики Китая заключалась в установлении государством цен на топливные ресурсы, что обеспечивало защиты большинству отечественных потребителей топлива. Однако 72 приближение к глобальным мировым стандартам, увеличивает риски социальных проблем среди потребителей и промышленных кругов. Согласно М. Лантен, значительные запасы угля, оцениваемые в 114.5 млрд. м. тонн, не могут быть гарантированы на протяжении долгого времени. Проблему создания эффективной энергетической политики осложняет и вопрос координации между различными правительственными учреждениями [252, с. 104]. С увеличение отечественного спроса на энергоресурсы в 1993 году, КНР остается одним из уязвимых государств в вопросе транспортировки нефти, 80 процентов которой поставляется через Малакский пролив. Потенциальное соперничество с США и Тайванем, осложнено и военно-морским контролем США в проливе. Производство и потребление нефти КНР с 1990-2013 (в тыс. баррелей/ в день) В основе энергетической безопасности КНР лежат вопросы стратегического обеспечения поставок сырья для поддержания динамично развивающейся экономики. Стратегическое значение Синьцзяна усугубляется его запасами и близостью к региону Центральной Азии, представляющего важный источник необходимых энергетических ресурсов. КНР - Центральная Азия Активное развитие энергетического взаимодействия с конца 1990 годов определил переход КНР к проведению комплексного подхода в регионе, связанного с обеспечением конкурентных позиций наряду с Западом и Россией посредством активного внедрения и поддержки своих национальных компаний. Активность Китая в регионе Центральной Азии не в меньшей мере связана с возрастающей ролью США и России, о чем свидетельствуют работы индийских [255, c.48] и китайских исследователей [114, c.53-54]. 73 Так, согласно информации Министерства нефти и газа РК, доля активов нефтяных компаниях Казахстана 13(порядка 50-100%) выкуплена 15 средними и крупными нефтегазовыми компаниями КНР в 2011 году. Если говорить об общем количестве компаний, то только за последние 10 лет, китайские компании приобрели долю в 19 из 79 нефтяных компаниях Казахстана [251]. Что касается поставок природного газа, то интересы Китая не ограничиваются Казахстаном, но включают Туркменистан, обладающего огромным экспортным потенциалом природного газа, и Узбекистан, основную долю газа, которого приходится на внутреннее потребление. Запасы газа РК составляют порядка 3,7 триллионов кубических метров, 2,5 т.куб.м. из которых доказаны [31, с. 32]. Казахстан стал нетто-экспортером лишь в 2003 году [258]. Основными месторождениями газа являются Карачаганак, Тенгиз, Кашаган, Амангельды, Жанажол и Урихтау. Основными развивающимися транзитными каналами являются Азиатский газопровод (Туркменистан - Узбекистан-Казахстан-Китай), запущенный в 2010 году с мощностью 30 млрд. куб. м., а также Прикаспийский транзитный газопровод. Особенностью экспортного потенциала природного газа из стран Центральной Азии, является наличие налаженной трубопроводной системы газа, которая с советских времен была ориентирована лишь на поставки газа из региона в Россию и на Кавказ. Однако, трансграничный характер энергетических ресурсов и особенность геополитической ситуации в странах – экспортерах энергоресурсов заключают в себе главные риски по экспорту трубопроводного газа. Укрепление позиций ТНК Китая в нефтегазовой сфере Казахстана и долгосрочность интересов КНР, рассматриваются экспертами, как основа угроз национальным интересам государства. Энергетическое сотрудничество является основой для развития двустороннего экономического сотрудничества. Энергетические интересы Китая определены внутренними и внешними предпосылками и определяют большую часть стратегии внешней политики. В свою очередь страны региона используют китайские инвестиции для развития инфраструктуры энергетического сектора. Так, по мнению экспертов, Китай продолжит увеличение импорта нефти из Казахстана повысив общий объем до 40 процентов в следующие 5 лет [259]. Другие прогнозируют об увеличении уровня импорта до 10 млн. баррелей в день к 2030 году, что фактически означает готовность Китая скупить весь имеющийся объем нефти Казахстана [260]. Поздний приход Китая в Казахстан в 1997 году, не помешал Пекину в приобретении седьмого по производственному потенциалу месторождения в 13 Согласно информации «BP Статистическое обозрение», доказанные запасы Казахстана имеют разную оценку, что в среднем составляет от 30 до 40 млрд. баррелей нефти, в то время как оценка Казахстана насчитывает порядка 100 млн. баррелей нефти [272]. 74 Актюбинской области, получив 85 процентов акций нефтяной компании «Актобемунайгаз», и к запуску в 2003 году нефтепровода Атасу-Алашанькоу. Последующие приобретения месторождений лишь упрочили положение китайского капитала в Казахстане. По последним данным, уровень присутствия Китая в энергетической сфере Казахстана гораздо выше уровня России. Так, в 2008 году, общий объем извлеченных нефтяных ресурсов Китаем в Казахстане составил порядка 15 млн. тонн нефти, что составляет 21 процент от общего объема нефти в стране, превышая уровень России в 2,5 раза. Уже в 2009 году, этот уровень достиг 18 млн. тонн нефти составив 23 процента от общего объема добычи нефти в стране. Несмотря на растущие объемы добычи углеводородов, экспортный потенциал в сторону Китая, оценивается экспертами как низкий. Основной объем нефтяных ресурсов приходится на транснациональные компании Запада, составляя порядка 38 млн. тонн. Согласно Г. Панту, инвестиционная политика Китая в энергетической сфере Центральной Азии является естественным результатом проводимой политики в регионе, в основе которой лежат строительство новых трубопроводов и открытие доступа к другим регионам [261]. Центральная Азия является одним из ключевых компонентов диверсификации энергоресурсов Китая в мире. Преобладание импорта из стран Ближнего Востока осложнено транспортными рисками через международные воды («Малакская дилемма»), нестабильностью региона, а также невозможностью обеспечения вооруженного контроля. Применяя концепцию «земного пути» к странам Центральной Азии и России, КНР обеспечивает себе возможности не только стабильных поставок энергоресурсов, но и упрочения в регионе в качестве потенциального партнера в вопросе обеспечения безопасности в СУАР. Особенность Китайской дипломатии, основанной на принципе «отсутствия условий» в вопросах энергетического взаимодействия со странами региона, обеспечивает твердую позицию Пекина в регионе, связанную с политикой «выхода за пределы» (zouquchu) и применяя принцип невмешательства. В отличие от западных стран, Китай не ограничивает свое партнерство установлением дополнительных правил либо условий для выдачи кредитов и оказания помощи развивающимся странам. Однако, по мнению китайских экспертов, «внедрение» в регион Центральной Азии порой осложнено «политикой сдерживания» западными странами китайских инициатив [252, с. 107]. Несмотря на столкновение интересов геополитических держав, нефтяные компании КНР получают доступ к государственным займам стран региона, что создает преимущество перед западными компаниями на энергетическом рынке. Так, Р. Кеннеди, выявив ряд преимуществ и недостатков КНР, пришел к 75 заключению, что, к примеру, правительство Казахстана, склоняется к сотрудничеству с Китаем и Россией, нежели с Европой и США [262, с. 121]. Преимущества КНР: Возможность сотрудничества со странами, находящихся под санкциями запада (Судан, Иран); доступ к финансированию из государственных банков; возможность заключения сделок на предоставлении иностранной помощи и продажи оружия в обмен на нефтяные активы и отсутствие юридически закрепленной прозрачной, как например Закон США по зарубежной коррупционной практике для компаний и другие требования к отчетности; репутация государства, не оказывающего давления на необходимость изменения режима в стране; готовность переплачивать для производства ресурсов; Слабые стороны КНР [262, с. 125]: Китай имеет значительную часть рынка, по сравнению с западными компаниями; Китай покупает активы, задействованных в производстве. Такие активы не так рискованно, как те, которые требуют более высокого уровня развития, но они являются более дорогостоящими, покупать и приносить меньше прибыли; тесная связь национальных компаний и ТНК КНР с государством, порой осложняет поиск решений для отдельно взятой компании, действия который сопряжены с государственной политикой; бюрократический и неэффективный процесс принятия решений. Для реализации эффективной энергетической политики, КНР разработал ряд национальных программ, которые определили особенность внешней политики по отношению и к региону Центральной Азии. Так, принятый в 2001 году 10-Пятилетний план определил [244, с. 161]: необходимость поиска источников и добычи нефти и природного газа для установления режима нефти и создания резервов хранения; диверсификацию импорта энергоносителей за счет увеличения доли России и стран Центральной Азии; расширение способов торговли во избежание рисков заключаемых сделок; увеличение инвестиций в строительство нефтяной и газовой инфраструктуры для дальнейшего импорта энергоресурсов; установление контролируемых правительством стратегических нефтяных резервов нефти; снижение зависимости от нефти путем газификации угля и развития ядерной энергетики; участие регионального сообщества для создания системы региональной энергетической безопасности. 76 Однако Пекин столкнулся не только с нежеланием Запада принимать Китай в свой круг, но и с отпором России в участии в энергетических проектах. Изначально это было связано с блокированием продажи Славнефти в Китай, нефтепроводом из Ангарска в Сибири до китайского порта Дацин на северовостоке, а также продажей российской нефти в Находке в Азию, в Японию Корею, Китай и другие рынки АТР. Несмотря на неоднократные заявления руководителей государств о соответствии общих интересов, все переговоры в реальности отличались высоким уровнем недоверия. Китайские политики были обеспокоены возможной зависимостью от России, который рассматривался в Поднебесной как «исторический соперник» [244, c.162]. Именно с этого периода, Китай стал активно диверсифицировать свои поставки, увеличив приобретение активов в Судане, Ливии, в Западной Африке и в Латинской Америке. Особенность инвестиционной активности Китая заключается в недоверии рыночным методам работы. Именно по этой причине, КНР становится основным инвестором либо акционеров, выкупая основную или большую часть акционерного капитала для получения долгосрочных контрактов по поставкам энергоносителей и во избежание ценовых колебаний на мировом рынке. Данная политика сопровождается двусторонней торговлей оружия и военного арсенала. Именно эта схема, по мнению С. Бланка, и работает со странами Центральной Азии. Уже в конце 2002 года, Национальная нефтяная корпорация CNPC участвовала в разведке и добыче в России, Ливии, Алжире, Венесуэле, на Бирме и в ряде других стран Юго-Восточной Азии, активно добиваясь импорта нефти из региона Центральной Азии, Латинской Америки, к югу от Сахары и на Ближнем Востоке. Таким образом, Стратегия КНР «выхода за пределы» направлена на обеспечение надежности долгосрочных поставок энергоресурсов с целью защиты от роста цен и внезапной волатильности. Китай также инвестирует значительные средства в покупку трубопроводных сетей в стране и за рубежом для управления поставками нефти и газа из России, Центральной Азии и Персидского залива. В основе формирования стратегического нефтяного резерва лежит стремление обеспечить надежность поставок по доступным ценам. Приступив к созданию собственных стратегических нефтяных резервов в 2003 году, Китай ведет активные переговоры с Австралией, Саудовской Аравией, Ираном и странами в Центральной Азии. Анализ подобно созданной энергетической системы Китая, подтверждает тезис С. Бланка о том, что Шанхайская Организация Сотрудничества не связана с развитием региона Центральной Азии, а лишь служит институциональной структурой обсуждения дополнительных механизмов взаимодействия для проведения регулярных консультаций по обеспечению нужных энергоносителей [244, c.173]. 11- Пятилетний План С 1953 года, КНР осуществил ряд пятилетних планов, установив приоритетные цели развития национальной экономики. 11-Пятилетний План, 77 принятый в марте 2006 года на 4 Пленарной Сессии 10 Национального Народного Конгресса КНР на период 2006-2010 года, был официально признан китайским руководством как один из «революционных» и «имевших переломное значение» [263]. Именно эта Программа определила в качестве своей основной цели построение «гармоничного социалистического общества» (shehui zhuyi hexie shehui) и развития науки, основанной на философии Дэн Сяопина [263, c. 709]. КНР сделав Концепцию энергетической безопасности основной частью 11Пятилетнего плана, в июле 2008 года обозначил энергетическую безопасность в качестве базового приоритета своей внешней политики [264]. Китайское руководство выделяя «абсолютный принцип» экономического роста, заложили его в основу всех программных документов национального значения. Так как признание повышения своего статуса в мире и беспрецедентного рекорда экономического роста, все больше связывало с ростом глобальных проблем [263, с. 719]. В отличие от 10-Пятилетнего Плана, предложившего необходимость «быстрого экономического рывка», 11-Пятилетний План выделял необходимость «устойчивого долгосрочного развития». При этом, экономический рост не был представлен в качестве эквивалента экономического развития, что стало новым концептуальным подходом в 11Пятилетнем Плане. Так как быстрый экономический рост Китая середины и конца 1990 годов, больше сопровождался ухудшением состояния окружающей среды и увеличением неравенства [263, с. 714]. Поэтому «концепция развития науки» и «гармоничного социалистического общества», непосредственно включали понятия долгосрочной устойчивости и справедливого распределения экономических выгод от роста. 12-Пятиленний План [265] 12-Пятилетний План, принятый на 2011-2016 годы, признавая, что развитие Китая все еще находится на начальной стадии социализма, в качестве основной стратегии регионального развития, определил крупномасштабное развитие Западного и Центрального регионов. В основе экономического развития регионов легли вопросы строительства инфраструктуры, разведки и освоения ресурсов нефти и природного газа, поощрения быстрого роста производства природного газа и использования нетрадиционных источников энергетических ресурсов, как угольные пласты и сланцевый газ. Ведение «открытой политики» и координация внутренних и приграничных районов, а также строительство ключевых портов и трансграничных зон экономического сотрудничества были обозначены как стратегическими задачами развития. 12-Пятилетний План подтвердил верность выбранному ранее курсу «выхода за пределы» и усилий по стабилизации и расширению внешних амбиций, посредством поощрения внешней торговли и привлечения инвестиций, как в Китай, так и за рубеж. 78 Европейские эксперты сходятся во мнении, что закрепление Китая в Центральной Азии, больше связано со стремлением обеспечения экономического «добрососедства» с целью снижения потенциала политической напряженности, что может иметь последствия в Синьцзяне и замедлить общий экономический рост КНР. Вторым немаловажным аспектом активности Китая в регионе связано с получением доступа на рынки России, Ирана и Турции, а через море открыта перспектива новых транс-Евразийских коридоров [195, с. 45]. Развитие торговых отношений Китая со странами Центральной Азии сопровождалось преодолением ряда барьеров, как географические особенности горных районов, редкая населѐнность пяти стран (60 млн. человек по сравнению с 20 млн. населения СУАРа), а также милитаризованные границы городов, оставшихся как наследие советского прошлого. Пройдя несколько этапов своего развития, торговля между Китаем и странами Центральной Азии началась в 2002 году и сопровождалась открытием китайских предприятий в ключевых секторах региона, нефтегазовой и в строительстве инфраструктуры, с целью развития «дальнего запада» и укрепления геополитического инструмента ШОС. Однако, несмотря на активное внедрение китайского капитала, объемы торговли между странами ЦА и КНР, остаются на невысоком уровне. Рисунок 4 - Объемы торговли между Китаем – странами Центральной Азии и Россией (в млрд. долларов США) [266] 79 Год 2002-2003 2004-2006 2008 2010 Показатели уровня торговли Рост торговли КНР - ЦАР: 300% 1 млрд. долларов США – 3 млрд..долларов США в год Рост торговли КНР - ЦАР: 150% 10 млрд. долларов США (данные ЦА) 13 млрд. долларов США (данные КНР) 25 млрд. долларов США (КНР - ЦАР) 27 млрд. долларов США (КНР-РФ) КНР-РФ:больше 15 млрд.. долларов США Примечание: составлено по данным М. Ларуэль, С. Пейроуз [195, с. 47] Торговля между странами может быть подразделена на три категории: пограничную, торговлю, организованную Корпусом производства и строительства Синьцзяна (ХРСС) – главного политического инструмента Китая в СУАР, а также частных предпринимателей. Что касается особенностей инвестирования в регион Центральной Азии, то выделяемые суммы и кредиты переходят к компании или предприятиям, отвечающим за двусторонние проекты. Данный механизм позволяет сохранить деньги внутри китайской системы до полной реализации проекта. Для укрепления и расширения своего присутствия в регионе, Китай использует оффшорные транспортные средства для организации операций в Центральной Азии [195, с. 52]. Китай для стран Центральной Азии представляет собой новый экспортный рынок углеводородов, позволяющий диверсифицировать и уменьшить зависимость от российского направления. Несмотря на высокие издержки производства углеводородов в странах Центральной Азии, чем на Ближнем Востоке, существует два основных преимущества: ЦАР не является объектом геополитических рисков ввиду континентального маршрута транспортировки, а также соответствие выделяемых долгосрочных инвестиций в регион с возможностью укрепления политических союзов и координаций правительственных интересов ЦА. Для Китая подобные преимущества выглядят более гарантированными, поэтому сложности технического и финансового характера выглядят менее важными. Принимая во внимание, что 80 процентов импорта углеводородов, Китай осуществляет на танкерах, связывая себя с высокими геополитическими рисками, строительство континентальных трубопроводов открывает возможность стабильного получения газа из Центральной Азии, потребность в котором растет ежегодно. Учитывая, что Китай не смог приобрести основные газовые акции на нефтяных месторождениях Казахстана, ввиду высокой конкуренции со стороны Запада и России, Туркменистан стал хорошей нишей для CNPC. 80 Во внешнеполитической ориентации, Центральная Азия для КНР представляет собой не только часть постсоветского пространства, но и часть Западной Азии, включающей и Афганистан. Это создает для Китая возможность расширения своего влияния. Особенность политики КНР в Афганистане связана с высоким инвестиционным потенциалом, поддерживаемым тесным политическим контактом и развитием торговых и экономических отношений. Конкуренция Индии и Пакистана в регионе Центральной Азии открывает Пекину большие возможности для расширения своего рынка и политических рычагов в ЦА. И наконец, Центральная Азия – это выход в Россию, Иран и в Турцию с дальнейшим выходом на европейские рынки. Турция и Иран для Китая выглядят своего рода шлюзами для выхода на Персидский залив. Учитывая динамику китайского производства, а также количественный потенциал населения по сравнению со скромными цифрами всей вышеперечисленной группы стран, роль Центральной Азии будет ключевой в экономическом развитии КНР. Однако Х. Чжао скептически рассматривает роль региона во внешней политике Китая, объясняя маргинальностью последней ввиду отсутствия единой стратегии к региону [267]. М. Ларуэль и С. Пейроуз, отмечают о наличии несоответствий между глобальными внешнеполитическими стратегиями Китая и специфическими интересами в Центральной Азии. Данный тезис подтверждается А.Толга-Тюркер, согласно которому отсутствие общих ценностей либо идеологической основы, являющихся своего рода моральным обоснованием действий любого государства на внешнеполитическом поприще, может привести к серьезному конфликту [268, с.123]. В то же время рациональному государству необходимо сочетать как ценности, так и государственные интересы. Последние в свою очередь должны значительно преобладать над ценностно-ориентированной внешней политикой. Так, внешняя политика РФ начала 1990 годов по отношению к странам Центральной Азии была основана лишь на соблюдении государственных интересов, без опоры на ценности. Уже в конце 1999 года, Россия меняет свои ориентиры и привносит принцип «суверенной демократии» в свою Концепцию внешней политики от 2000 года. Основным приоритетом в отношениях со странами Центральной Азии выступил двусторонний принцип взаимодействия в противовес традиционному многостороннему подходу. Таким образом, Россия строит свои отношения с каждым государством по отдельности, выделяя своих стратегических партнеров из них. Что касается Китая, то здесь можно отметить отход от принципа «суверенного государства» и перехода к принципу «ответственного государства», построенного на внешнеполитическом моральном фундаменте и концепции «мирного подъема» в «гармоничном мире». 81 В отличие от российской политики, для Китая преобладал многосторонний подход к региону Центральной Азии, основанный на гармоничном развитии отношений с соседями и подкрепленный неизбежной возрастающей зависимостью от энергоресурсов [268, с. 128]. Оба подхода ориентированы на государственные интересы, без учета ценностной ориентаций стран региона, которое позволила бы выстроить новый уровень взаимоотношений в рамках общего интеграционного объединения. Китай позиционирует себя как один из лучших торговых партнеров для каждого государств Центральной Азии. Основным принципом ценообразования в энергетических проектах выступает принцип формирования индивидуальной цены по каждому проекту (project-based pricing system) [269]. Он контролирует четверть казахской нефти и построил трубопровод из Каспийского моря в СУАР; стал предпочтительным клиентом Туркменистана в экспорте его газа; превратил Кыргызстан в экономический квази-протекторат, специализирующегося на реэкспорте китайских товаров, а также Таджикистан, являющийся шлюзом КНР в Афганистан. Что касается стратегической стороны, что КНР занимает второе место после России. Китай задействован в проведении ежегодных военных учений с Казахстаном, Кыргызстаном и Таджикистаном, открыто поддерживает существующие режимы в Центральной Азии для искоренения исламизма и радикализма в регионе. Согласно М. Ларуэль, современная ситуация может служить описанием «мягкой гегемонии» Китая в регионе или установления «вассальных отношений». В качестве ресурсов реализации данных отношений выступает ШОС, поддерживаемый асимметрией стран в отношении силы, отсутствие экономической регионализации Центральной Азии [195, с. 12]. Озабоченность Китая по поводу стабильности нефтяных поставок из Ближнего Востока, связанных с гарантиями ВМС США, обеспечивающих безопасность морских торговых путей в Персидском заливе, Китай расширил повестку дня ШОС, основного политического инструмента в регионе Центральной Азии [244, с. 150]. Хотя основной целью ШОС, по-прежнему, остается борьба с терроризмом, сепаратизмом и исламским фундаментализмом, ШОС также служит осознанной моделью для других инициатив китайской внешней политики в Азии. ШОС также ограничивает влияние РФ в Центральной Азии путем ее институционализации и кредитов, а также стремиться к недопущению влияния США в регионе. Согласно Китайской прессе, Казахстан и Центральная Азия рассматриваются не как зоной исторического российского влияния, а как буферная зона между Россией и Китаем, способным повлиять на стабильность и процветание северо-запад Китая [244, с. 151]. Российская пресса, анализируя последние визиты Председателя КНР в страны Центральной Азии в сентябре 2013 года, приходит к заключению о 82 кардинально новом повороте китайской политики в регионе, связанной с отходом от прежнего курса к более четкой системе взаимодействия [270]. Особенная роль в регионе отводится взаимодействию Китая с Россией, а также ШОС, представляющей важный инструмент региональной политики Китая. Энергетические перспективы Китая Анализ мировой энергетической ситуации, ежегодно отражаемый в отчетах международных энергетических институтов, агентств и компаний,14 имеет огромное влияние на формирование энергетического курса многих государств и компаний. Эволюция Китая в энергетическом секторе является одним из решающих факторов глобального энергетического рынка. Правительство Китая, осознав необходимость выработки собственной модели энергетической политики, впервые выработало Отчет по энергетическим перспективам КНР (China’s Energy Outlook), содержащий краткосрочные перспективы до 2015 года и долгосрочные до 2050 года [270], В марте 2013 года, эксперты 15 Института энергетических исследований при Национальной Комиссии по развитию и реформам КНР (Energy Research Institute), впервые представили к вниманию мировой общественности Отчет по энергетическим перспективам КНР [34]. В отчете приведен анализ энергетических потребностей Китая в перспективе, рост которых связан с продолжительной индустриализацией и урбанизацией, а также с политикой правительства по поощрению энергоэффективности и развитию чистой энергетики, имеющей высокую добавленную стоимость. Основные ожидания в краткосрочной перспективе до 2015 года, связаны со следующими тенденциями [271]: снижением спроса Китая на энергетические ресурсы до 4,7% в год к 2015 году (по сравнению с 6,7% в среднем в период с 2006 до 2011 года) из-за замедления экспорта и снижения спроса. Китайские эксперты считают, что именно повышение экспорта и постоянный рост спроса во многих развитых странах, стал причиной глубокого финансового кризиса, хрупкой банковской системы, высокого уровня безработицы, слабого спроса и паралича проводимой государственной политики. Снижением энергоемкости экономики Китая на 16 процентов (с 1.03 т.у.э на 10,000 юань (2010) до 0.87 т.у.э) к 2015 году. Сохранением перенасыщенности стран АТР углем ввиду снижения мирового спроса на энергетические ресурсы. Это, в первую очередь, относится к Китаю, как стране, обладающей потенциалом поставок угля более чем на 100 14 Анализ мировой энергетики МЭА, Анализ мировой нефти Организации стран-экспортеров нефти, Международные энергетические перспективы Администрации энергетической информации США, Анализ энергетического рынка Азии Института экономики и энергетики Японии, Перспективы глобальной энергетики 2030 Бритиш Петролеум 15 Профессор Хан Венке (Han Wenke), Генеральный директор Института энергетических исследований, и доктор Ян Юфен (Yang Yufeng), заместитель директора центра анализа энергетических систем. 83 лет. Уже сегодня правительство Китая ограничило производство угля до 4 млрд.тонн (производство в 2013 году составило 3,8 млрд.тонн – 63% всех потребляемых энергетических ресурсов) в соответствии с 12-Пятилетним планом [272]. Однако из-за неравномерного спроса и предложения на западе и востоке Китая, перевозка угля железнодорожным транспортом привела к высокой себестоимости энергоресурса и ограничению движения из-за необходимости бесперебойных поставок в регионы. Понижением мощности старых нефтяных месторождений, которое компенсируется увеличением производства новых нефтяных месторождений, сохраняя добычу сырой нефти на уровне 200 млн. тонн. Разрыв между спросом на нефть и предложением продолжит увеличение в течение этого периода. Предполагается, что к 2015 году импорт нефти в КНР достигнет 320 млн. тонн, порядка 41% от 2010 года. Китая импортировал 5,1 млн. тонн б/д в 2011 году, в 2015 ожидается увеличение до 6,4 млн. тонн б/д. Ростом импорта природного газа на 18,5% в год до 2015 года. Сохранение тенденции роста потребления природного газа (от 24,5 млрд. в 2000 году до 126,8 млрд. в 2011 году, до 416%), определяет необходимость увеличения его поставок (229 млрд. в 2015 году). Довольно пессимистичная оценка дается развитию возобновляемых источников и технологий сокращения выбросов углерода из-за высокой их себестоимости, отсутствия законодательной поддержки и низкого общественного признания на китайском рынке. Согласно восприятиям китайских экспертов, сохранение избытка углеводородных ресурсов в США, связано с внедрением технологий по добыче сланцевой нефти и газа. Что касается Китая, то основной энергетической перспективой является переход от потребления угля к природному газу [281]. Китай, развивая международное сотрудничество в энергетической сфере, в том числе с международными энергетическими организациями, не ставит целью присоединение к МЭА, принципы которой доминируют в странах ОЭСР. Китай видит необходимость создания Управления глобальной энергетики (Global energy governance), к которой смогут присоединиться и развивающиеся страны БРИК, включая Китай и Индию, так как именно они определяют основной мировой энергетический спрос на ресурсы. Создание данной структуры должно быть основано на многополярности и разнообразии целей для решения проблем, связанных с современными вызовами энергетического рынка как обеспечение энергетической безопасности, сокращение выбросов, уменьшение потребления энергоресурсов и загрязнения окружающей среды [272]. Под многополярностью в рамках глобального энергетического управления, китайские эксперты видят поддержание баланса сил, не допуская абсолютного доминирования какого– либо государства или структуры.16 Несмотря на активную поддержку 16 Примером может служить Международный энергетический форум (IEF), объединяющий как развитые, так и развивающиеся государства. Статистическая информация МЭФ основана на отчетах шести организаций, таких 84 многостороннего взаимодействия, двустороннее сотрудничество в области энергетики играет более практическую роль. Большая роль отводится созданию глобального механизма в рамках ООН или Большой двадцатки (G20) по совместному использованию передовых технологий для увеличения поставок энергетических ресурсов и повышения энергетической эффективности с применением низкоуглеродных технологий. Что касается вопросов изменения климата, то китайское правительство считает целесообразным проявление терпимости международного сообщества по отношению к развивающимся странам, ввиду неизбежности растущего спроса на энергетические ресурсы в странах с формирующейся экономикой. Неблагоприятные природные условия (засуха, суровый климат, хрупкая экосистема, ограниченность энергетических ресурсов и загрязнения), отсталость передовых технологий в развивающихся странах, в том числе в Китае, а также географическое дисбаланс распределения энергетических ресурсов (большинство развивающихся стран располагается в Азии, где энергетические ресурсы более скудны и высоки по себестоимости) объясняют объективность данного подхода. Основные рекомендации для энергетической политики Китая содержат положения по осуществлению контроля энергетического спроса и предложения. Учитывая, что основной контроль энергетической сферы Китая осуществляется лишь на макроэкономическом уровне государство решило стимулировать механизмы для управления спросом на микроуровне, что позволит контролировать общее потребление энергетических ресурсов на местном уровне. С одной стороны, это предполагает вовлечение местных органов власти по охране энергетического спроса и создание общей национальной системы учета потребления для баланса спроса и предложений. Для контроля потребления энергоресурсов, Институт энергетических исследований считает целесообразным использование альтернативных источников энергии, который позволит контролировать общее потребление энергетических ресурсов углеводородов, угля и нефти в первую очередь. Посредством изменения финансовой и налоговой политики, правительство сможет увеличить долю альтернативных источников и их поставку во все регионы. Однако основная рекомендация заключается в прекращении поставок энергоресурсов с запада, преобладающего первичными видами энергоресурсов, на восток, где спрос на ресурсы растет ежегодно. Наряду с этим, рекомендовано прекращение обеспечение углеводородами за счет лишь внутреннего производства угля. как АТЭС (Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество), Евростат (статистическая служба Европейского союза), ОЛАДЕ (Латиноамериканская организация по энергетике), ОПЕК и на отчетах Статистической Комиссии Организации Объединенных Наций. 85 Увеличение импорта угля и сжиженного газа на восток, по мнению экспертов, позволит удовлетворить ежегодно растущий спрос в восточных регионах Китая. Что касается строительства угольных электростанций на восточном побережье, то рекомендовано прекращение строительства крупномасштабных дальних линий электропередач из-за постоянных аварий сетей. Исходя из того, что на юго-восточный прибрежный регион приходится 23% общего спроса, потребления угля увеличится до 880 млн. тонн к 2015 году. Предполагая, что импорт угля юго-восточных регионов Китая составляет порядка 70% от общего числа, Китай будет импортировать 430 млн. тонн к 2015 году, около 11,3% от общего потребления каменного угля [271]. Увеличение импорта угля в юго-восточные регион Китая позволит снизить экологические затраты, связанные с предотвращением ущерба экосистеме, уменьшить трафик железнодорожного транспортного движения и снизить добычу угля низкой себестоимости в западном регионе. Изменение климата оказывает непосредственное влияние на развитие международного энергетического порядка, адаптируя национальную политику государств программам по переходу к низкоуглеродной экономике и сокращению выбросов. Несмотря на то, что данная глобальная тенденция выступает в качестве международного обязательства государства, развивающиеся государства не могут следовать данному требованию ввиду необходимости поддержания роста внутренней экономики. Энергетическая безопасность Китая связана, прежде всего, с решением вопросов роста экономки. Поэтому вопросы сокращения общего потребления энергетических ресурсов в перспективе, позволят найти необходимые подходы к уменьшению загрязнения окружающей среды и сокращению выбросов углекислого газа. Анализ Отчета энергетических перспектив показывает приверженность принятому ранее правительством курсу, направленного на укрепление внутреннего положения страны, а также осознание Китая о возросшей его роли в мировой политике, как актора, определяющего энергетическую повестку дня наравне с развитыми государствами. Имея конкурентоспособную экономику с высоким уровнем иностранных инвестиций во внутреннюю экономику (80%), так и высокие внешние активы, это позволяет Китаю обеспечить себе конкретные преимущества в регионе Центральной Азии [273]. Учитывая высокий уровень зависимости развития экономики страны от внешнего рынка для снижения экономических рисков, Китай продолжит курс на диверсификацию источников поставок. Структурообразующая и финансовая роль Китая в рамках ШОС, оказывающая влияние на укрепление и обеспечение безопасности и стабильности в регионе, является существенной составляющей развития экономической региональной интеграции в долгосрочной перспективе. 86 2.4 Подходы России к развитию энергетического рынка ШОС Роль энергетического фактора имеет принципиально значение для развития государства. Распад Советского Союза, как и изменившаяся мировая геополитическая ситуация, привели к изменению энергетического потенциала России, определив его центральное положение в вопросах внутренней и внешней политики. Решение вопросов топливно-энергетического комплекса РФ является определяющим в формировании ВВП России и лежит в основе реализуемого внешнего экспорта углеводородов, большая часть из которых идет в страны Европейского Союза. Распад биполярной системы привел к пересмотру положения России в новых геополитических реалиях, что определило необходимость выстраивания иной внешнеполитической стратегии по отношению к западным странам и новым развивающимся региональным лидерам в лице Китая и Индии. Согласно аналитике индийских экспертов, Россия все еще не имеет четкой стратегии и представления о ситуации на политической арене [274]. Что касается стран Центральной Азии, то Россия, лишь к 1993 году, обозначила свою политику в положениях концепции внешней политики РФ [136, c.116]. Отсутствие четко обозначенной стратегии РФ по отношению к странам региона, привело к формированию торгово-экономических связей стран с дальним зарубежьем. Согласно Е. Колдуновой, несмотря на то, что интересы России базируются на исторических, экономических и культурных связях, регион Центральной Азии не является консолидирующим внешнеполитическим приоритетом РФ [275, c.61]. Этим и объясняет Е. Колдунова различие в траектории сотрудничества со странами региона, так и отсутствие системного подхода в выстраивании отношений. Особенность региональной стратегии заключается в дифференциированном подходе к вопросам военно-политического и экономического характера. Вхождение России в состав интеграционных объединений с участием стран региона (Организация Центральноазиатского сотрудничества), а также вступление Узбекистана в ЕврАзЭС и ОДКБ, позволили переориентировать политику страны с закреплением геополитического статуса в регионе. Официальная позиция России по сотрудничеству в рамках ШОС заключается в решении трех основных задач [275, c.62]: ШОС – это новый формат взаимодействия для создания системы коллективного мирового лидерства; ШОС – одна из составляющих сети регионального взаимодействия в АТР; И в завершении, стабилизационная функция ШОС - для урегулирования политической ситуации в Афганистане. Налаживание Россией энергетического сотрудничества со странами региона заслуживает особого внимания. Для России особую актуальность сохраняют вопросы контроля экспорта углеводородов из региона. 87 Значительные запасы углеводородов,17 вкупе с имеющимся топливноэнергетическим комплексом и геополитическим положением России обусловливают развитие ее экономики, сделав энергоресурсы инструментом проведения как внутренней, так и внешней политики. Россия занимает второе после Саудовской Аравии место по добыче нефти, запасы которой по различным данным оцениваются в 63 млрд. тонн. В 30 субъектах Российской Федерации ведется добыча энергетических ресурсов. В 2011 году, доля добавленной стоимости ТЭК составила более 31 процент от общего ВВП, 67 процентов экспорта и 49 процентов всех налоговых поступлений в бюджет [276]. Именно данные особенности Российской экономики позволяют выделить вопросы энергетической безопасности в ряд приоритетных стратегических задач. Основной задачей национальных компаний является поддержание внутреннего энергетического рынка с постепенным укреплением позиции России в мировом энергетического пространстве как за счет экспорта ресурсов, так и посредством вовлечение в освоение месторождений за рубежом. Энергетическая безопасность, согласно Энергетической стратегии на период до 2020 года, определена как состояние защищенности государства, ее граждан, общества, экономики от угроз надежному топливо- и энергообеспечению [40]. Учитывая особенности выделяемых в Стратегии рисков внешнего и внутреннего характера, 18 понятие энергетической безопасности является ключевым в определении формулировки национальной безопасности страны [277]. Данный принцип был применен и правительством РФ в 2011 году, в период разработки Доктрины энергетической безопасности, выработка которой была одобрена на Совете безопасности РФ [276]. Основной целью доктрины энергетической безопасности, утвержденной 29 ноября 2012 года Президентом В.Путиным, является определение стратегии действий государственных органов в вопросах обеспечения энергобезопасности России и ее регионов. С. Сендеров, наряду с основными факторами, характеризующих энергетическую безопасность (способность ТЭК обеспечить необходимое количество энергетическими ресурсами, рациональное энергоресурсосбережение, снижение внутреннего спроса и устойчивость системы ТЭК), выделил необходимость поддержания энергетического суверенитета и условий для недискриминационного доступа на внешние рынки. Однако, согласно анализу российских экспертов, долгосрочные перспективы обеспечения энергетической безопасности могут быть осложнены дефицитом экономически и физически доступных ресурсов и высоким уровнем расточительности, сопровождаемый с износом основных активов ТЭК. С. Сендеров выделяет и более глубокие тенденции, характерные для России, как ухудшение качества запасов углеводородов, геологические 17 6 процентов разведанных мировых запасов нефти, 18 процентов угля и 24 процентов природного газа Внешние риски: геополитические, конъюнктурные и макроэкономические; внутренние риски предполагают особенности функционирования внутреннего энергетического рынка 18 88 сложности, связанные с добычей ресурсов в труднодоступных регионах; дефицит инвестиций, отсутствие полноценной диверсифицированной структуры топливно-энергетического баланса, а также негибкость ценовой и налоговой политики. Учитывая, что базовые углеводороды, в соответствии с Распоряжением Правительства РФ от 16 января 1996 № 50-р отнесены к перечню стратегического минерального сырья, одним из основополагающих принципов государственной политики в данной области является обеспечение энергетической безопасности посредством рационального использования запасов нефти и газа [278]. Однако ряд проблем правового регулирования, по мнению Горшуновой А., как нечеткое закрепление субъекта права собственности на недра, определение правового режима недропользования, внедрение договорных отношений в недропользовании и монополизация крупными компаниями на разработку месторождений, все еще приводят к серьезным противоречиям на практике [279]. Учитывая, что Россия представляет собой нетто-экспортер базовых углеводородных ресурсов, для обеспечения энергетической безопасности страны не создавались специальные стратегические запасы углеводородов. Основу стратегических интересов государства в этой сфере обеспечивается федеральной собственностью на стратегические предприятия страны [280]. 2006 год характеризуется внедрением новой политики российского правительства, связанной с отказом от продаж газа по сниженным ценам как внутри страны, так и в странах СНГ. Одним из нововведений, проведенных в рамках либерализации газового рынка, стало повышение цен на покупку газа из стран Центральной Азии до среднеевропейского, а также форсирование модернизации газотранспортной системы Средняя Азия – Центр. Политическое решение данного вопроса было утверждено федеральным Законом РФ «Об экспорте газа» от 2006 г. [281]. Согласно данному закону, основной собственник Единой системы газоснабжения - ОАО «Газпром», укрепил свою монополию на экспорт газа, исключив независимых производителей газа [282]. Расширив свое присутствие в странах Центральной Азии, Россия заключила ряд соглашений по совместному освоению месторождений нефти и газа в Узбекистане, используя транзитный потенциал которого, она обеспечивала возможность контроля транспортировки и туркменского газа. Однако, уже в июне 2013 года Президент РФ В. Путин объявил о пересмотре федерального закона «Об экспорте газа» от 2006 года, значительно упростив режим экспорта сжиженного природного газа и увеличив число участников–экспортеров. Несмотря на сохранение Газпромом исключительных прав на экспорт газа в других его состояниях, новый Закон об экспорте газа нивелировал монополию основного собственника ЕСГ [283]. Российский вектор не является единственным экспортным направлением газа из стран Центральной Азии. Принцип диверсификации и экономического 89 интереса стал определяющим в экспортной политике стран региона. Интересы Запада и Китая в регионе, а также возросший интерес к потенциалу Ирана лишь подтверждают верность данных экономических принципов. И, тем не менее, политическое решение экспорта газа из стран Центральной Азии больше связано с необходимостью колоссальных инвестиций в данный сектор. Учитывая, что в этом вопросе позиции Китая выглядят более конкурентными, внедрение китайских компаний в Казахстане, Туркменистане и в Узбекистане лишь усилило конкуренцию между Россией и КНР. Уже в 2009 году, Россия инициировала политику формирования экспортных цен на основе принципа «net back», определяемой на основе среднеевропейской цены за вычетом транспортных расходов и пошлин от границы – экспортера до потребителя [284]. Среди стран-экспортеров углеводородов ШОС, потенциал России определяет ее ведущую позицию. Динамика роста экспорта углеводородов наглядно подтверждает данный тезис. Если общий объем экспорта нефти в 2000 году составил 144 млн.т., то по итогам 2012 года, объем добычи нефти по сравнению с 2011 годом увеличился на 1,3 процента и составил 518 млн. тонн, определив максимальный уровень после распада СССР [57]. Согласно прогнозам министерства энергетики РФ к 2015 году данный показатель может достичь 300 млн. тенге [285]. Что касается структуры российского экспорта углеводородов, то в 2010 году - 77,2% (170.4 млн. тонн) пришлось на страны ЕС; на Северную Америку – 5,1 % (11.3 млн. тонн), на страны Ближнего Востока и Африку – 0,5 % (1 млн. тонн), страны АТР – 16,2 % (35.7 млн. тонн), и на Тихоокеанское побережье – 1% (2.3 млн. тонн) [286]. Несмотря на доминирование поставок углеводородов в Европу в структуре российского экспорта, требования Запада о необходимости подписания Россией Энергетической хартии для решения политических вопросов и согласованных действий, рассматриваются Россией как оказание прямого давления вкупе с провокацией роста антироссийского настроения в других странах (Украина, Грузия) [287]. Однако это может быть и результатом нежелания ЕС попасть под влияния России. Большинство исследователей, изучающих проблемы ШОС, сходятся во мнении, что ШОС представляет собой площадку координации интересов и взаимодействие России и Китая. Учитывая, что для ШОС актуальны вопросы не только в области безопасности, но и экономического характера, организация, по мнению ряда европейских исследователей, выступает, прежде всего, «средством вторжения» Китая в регион Центральной Азии [288, c. 138]. Уже с 2006 года, Китай внес ряд предложений по развитию экономического взаимодействия государств-участниц ШОС и создании транспортной инфраструктура и зоны свободной торговли [289]. Что касается России, то ее интересы объясняются не только желанием решить общие региональные проблемы, стоящие перед странами, но и устремлениями статуса великой державы в глобальных вопросах, 90 осуществление которой отчасти видится возможной с позиции регионального лидера [288, c.139]. Стратеги внешней политики России приписывают ей «особую роль» в отношении «ближнего рубежа», термина введенного в период правления Б. Ельцина, обозначавшего постсоветские государства и экономические гарантии19 России для защиты своих интересов в регионе [290]. По мнению К. Сыроежкина, стремления России сохранить ведущие позиции на мировой арене и на постсоветском пространстве влияют на сохраняющуюся в регионе Центральной Азии конкуренцию между Западом и Россией, в которой неизбежным становится проникновение КНР, сопровождаемое усилением региональных противоречий и снижением уровня безопасности и интеграции [135, c.50]. Инициатива Президента В.Путина о создании «Энергетического клуба» ШОС, выдвинутая на саммите Организации в июне 2006 года для содействия диалогу и координации политики в области энергетики и инвестиций, по мнению Н. Касеновой, во многом связана с возросшей активностью Китая в регионе Центральной Азии [291, c.162]. Если Китай активно продвигает вопросы экономического сотрудничества в рамках ШОС, то Россия, прежде всего, заинтересована в партнерстве в сфере безопасности, выделяя энергетическую составляющую в качестве приоритета, утвержденного странами-участницами ШОС в принятом в 2004 году Плане действий по поощрению многостороннего экономического сотрудничества и торговли [292]. Само понятие региональной безопасности для Китая имеет свою особенность, связанную с внутренними угрозами. Вопросы сотрудничества в сфере безопасности предполагает отказ от поддержки сепаратистках сил в странах Центральной Азии, безопасность границ и антитеррористическое сотрудничество [120]. По мнению Л. Клевемана, создание ШОС является результатом исторических амбиций КНР и желанием обеспечить гарантии по недопущению вмешательства третьих стран во внутренние дела государств [215, c. 101]. Региональные энергетические программы сотрудничества, проводимые в рамках СНГ и Евразийского экономического сообщества, все еще рассматриваются Россией «сферой прямой ответственности». Следовательно, растущая роль КНР в энергетической сфере стран Центральной Азии, воспринимается Россией с опасениями [291, c.164]. А. Толга–Тюркер, в своем анализе внешней политике РФ и КНР, обращает внимание на то, что различие интересов между странами-участницами ШОС ограничивает возможность согласования позиций России и Китая по сотрудничеству в регионе [268, c. 121]. 19 Стратегия «экономизации» России в отношении постсоветских государств заключалась в использовании экономических рычагов во внешней политике. 91 Создание энергетической структуры регионального уровня, как и энергетического клуба ШОС лежит в основе приоритетных задач РФ. 20 Россия одна из первых среди стран региона выразила свою озабоченность по поводу необходимости координации глобальной проблемы энергообеспечения в силу увеличивающихся угроз в мире. В. Путин в своем выступлении на саммите в Бангкоке в 2003 году заявил о «…готовности России внести вклад в преодоление этого серьезного вызова…путем создания системы нефте- и газопроводов из восточных регионов России в страны АТР» [293]. Предпринятые попытки Москвы по созданию картеля со странами Центральной Азии и Азербайджана в 2000 году, а также поддержка Альянса экспортеров нефти и газа СНГ, предложенной Н. Назарбаевым с целью координации политики в энергетической области во главе с Россией лишь подтвердили неоднократно аппелируемые западными аналитиками клише об использовании Россией энергетического фактора в качестве ее политического инструмента [291, c.165]. Подобные суждения основаны на имеющемся суммарном энергетическом потенциале стран Центральной Азии, России и Ирана, обладающих порядка 50 процентами доказанных мировых запасов газа. Несмотря на различие интересов и подходов к созданию Энергетического клуба ШОС, Россия ставит целью выстраивание системы координации действий стран с основными экспортерами энергоресурсов. В большей степени это связано с координацией действий государств по транспортировке, производству и определением цен на энергоресурсы [108, с.150-159]. Что касается энергетического партнерства с государствами Центральной Азии, то здесь Россия находится в прямой конкуренции с Китаем в связи с проникновением последнего в газовую отрасль Туркменистана, приведшей к потери квази-монополистического статуса Газпрома вплоть до 2015 года – единственного производителя и экспортера сжиженного природного газа в РФ [294, c.81]. А также, в связи с растущей активностью КНР в нефтяной отрасли Казахстана и в сфере добычи урана Казахстана и Узбекистана. Уран представляет собой ключевой компонент программы ядерной энергетики, как России, так и Китая. Несмотря на имеющиеся аргументы, объективные факторы требуют решение вопросов, связанных с имеющимся энергетическим потенциалом государств ШОС и необходимостью координации нефтегазовой политики. Говоря об энергетическом клубе, его перспективность, согласно политическим действиям Российского правительства, заключается в создании диалоговой площадки, которая позволит решать вопросы, связанные со снижением основных политических и ценовых рисков на рынке углеводородов, влияющие на экспорт нефти и газа в страны АТР и Южной Азии. Проведение данной политики привело к приобретению государством основных активов 20 На первом совещании министров энергетики стран-участниц ШОС (29 июня 2007 г.) был принят устав Энергетического клуба, определивший его в качестве неправительственного консультативного органа. 92 Газпрома, лежащих в основе нового курса России, как одного из лидеров транснационального рынка энергоресурсов. Российская политика в Центральной Азии рассматривается с позиции сохранения влияния в регионе и сдерживания доминирования позиций США и Китая в строительстве региональной архитектуры. Имея энергетические активы в регионе, Российская дипломатия использует их в пределах собственной трубопроводной инфраструктуры в качестве рычага влияния на энергетическую ситуацию в регионе [261, c.7]. Особенность развития экономики России и стран Центральной Азии, а также наличие значительного инвестиционного потенциала Китая являются конкурентными преимуществами для интенсификации энергетического взаимодействия стран. Данный тезис подтверждается анализом Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН, согласно которому структурная взаимодополняемость российской и китайской экономики, а также географическая близость энергетических ресурсов России к границе Китая имеют свои преимущества [295, c.16]. Мировая практика использования природных ресурсов различает четыре основные позиции экспортера: экспорт сырья с его продажей в стране производства (Африка), продажа сырья на границе государств (Центральная Азия), доставка сырья к потребителю (Ближний Восток) и осуществление работ по переработке сырья на территории РФ или ее участие в странепроизводителей (Канада, Австралия). Учитывая, что Россия является крупным экспортером углеводородов на мировые рынки, преобладание одной из позиции в сотрудничестве со странами ШОС будет определяеться реализуемой в странах государственной политики и интенсивностью региональной интеграции. Экономика стран-участниц ШОС отличается разным уровнем ее развития. Кризисные явления, сказывающиеся на жизнеспособности интеграционных проектов, по мнению А. Мигранян, не приведут к провалу их реализации. Так как, различия в уровне развития экономик характеризуются и различным уровнем глубины кризисных явлений [228, c.63]. ШОС, будучи субрегиональной структурой, объединяет государства, имеющие объективные предпосылки регионального взаимодействия в приоритетных для стран-участниц областях, включая и энергетическую сферу. Имея замкнутый энергетический цикл, ШОС может реализовать экономический и энергетический потенциал за счет расширения организации, присоединив прилегающие к региону Индию, Иран, Пакистан и Монголию в перспективе. Хотя ШОС достигла устойчивого развитие за последние десять лет, она, по-прежнему, остается молодой структурой, сталкивающаяся с вызовами внутреннего и международного уровня. Развитие механизма энергетического взаимодействия позволит странам-участницам ШОС переориентировать внутренние национальные программы для активизации экономического сотрудничества – фактора устойчивого развития региона. 93 3 ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА И ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СО СТРАНАМИУЧАСТНИЦАМИ ШОС 3.1 Особенности формирования энергетической политики ЕС В основе создания Европейского Союза основополагающую роль сыграл энергетический фактор, объединивший ФРГ, Францию, Италию и страны Бенилюкса в ЕОУС для реализации имевшегося потенциала стран и создании общего рынка угля и стали. Несмотря на прецедент создания наднационального органа по энергетическим ресурсам, энергетические вопросы оставались прерогативой национальных государств. Традиционно ЕС оказывает незначительное влияние на энергетическую политику национальных государств. Несмотря на успешный опыт передачи национального суверенитета институтам ЕС в различных областях, как экономика и торговля, вопросы энергетической политики до некоторого времени оставались прямой сферой государств. Активное обсуждение единого Европейского энергетического рынка несколько скептически воспринимается странами объединения. Так, решения, касающиеся долгосрочных закупов нефти и газа, развития и совершенствования энергетической инфраструктуры, решения по использованию конкретных видов топлива, по-прежнему, осуществляются на национальном уровне [296]. Согласно данным статистического агентства Европейской Комиссии «Евростат», производство первичных энергетических ресурсов в странах ЕС в период с 1990 по 2012 годы параллельно сопровождалось высоким уровнем их потребления [297]. В настоящее время энергетическая политика Европейского союза направлена на усиление интеграционных процессов с целью создания единой энергетической политики, единого рынка и поддержания устойчивого развития стран. Учитывая, что энергетический потенциал стран ЕС не позволяет полностью обеспечить потребности экономики (только 12 стран ЕС обладают залежами нефти, газа и угля), а также рост зависимости от зарубежных поставок энергетических ресурсов, увеличившийся с 10% (1999) до 17% (2009) в связи с расширением на восток, в Европе практически до 2009 года сохранялась тенденция ориентации на крупных поставщиков ресурсов – Россию (импорт газа – 34,2%, нефти – 33,1%), Норвегию (природный газ – 30,7%) и Алжир (природный газ – 14,1%) [298]. Осмысление необходимости перехода с национального на наднациональный уровень нашло свое отражение в постановлениях и директивах Парламента и Совета с 2003 года, закрепившие политическое намерение по предотвращению энергетических рисков в Европейской стратегии безопасности, принятой на Брюссельском саммите ЕС (2003). Однако первоначальные концептуальные положения по энергетике были отражены в «Зеленой книге» Европейского Союза (2006) [52]. Изменение 94 политики и подхода ЕС было ознаменовано вступлением Европы в новую энергетическую эру и качественного нового развития как интеграционного объединения. Однако уже в 1999 году, со вступлением в силу Амстердамского договора, энергетический фактор становится показателем устойчивого развития ЕС. Предшествовавший этому, Договор к Энергетической Хартии (1994) лег в основу межправительственного сотрудничества в энергетической сфере, унифицировав общие правила для стран Европы. В основе нынешней энергетической структуры лежат приоритеты, связанные со снабжением газом, нефтью и электроэнергией. Выработанные Европейским Союзом экономические инструменты, включают регулирующие меры обязательной юридической силы, директивы, торговые и технические стандарты, квоты по импорту, система управления ценами, инвестиционные кредиты и субсидии. К примеру, основным нормативным документом ЕС по функционированию газового рынка стала принятая в июне 2003 года директива ЕС 2003\55\ЕС [298]. В основе директивы заложены основы для форсирования создания единого газового рынка стран ЕС, а также закреплено право национальных государств выбирать поставщиков газа. Европейский Союз определил шесть приоритетных областей сотрудничества: формирование единого рынка энергоносителей, безопасность поставок, диверсифицированная структура энергоресурсов, вопросы изменения климата, развитие новых технологий, и формирование единой внешней политики и подходов по энергетике. Разработка программного документа ЕС «Энергетической политики для Европы» и подписание Лиссабонского договора в 2007 году юридически закрепило начало единой энергетической политики ЕС, включивший понятие «коллективной ответственности» в сфере энергетики. Интегрированный пакет действий ЕС, принятый в 2007 году, рассматривает вопросы борьбы с изменением климата, развития инфраструктуры, а также снижения уязвимости от энергетических поставок [299]. Учитывая высокий уровень импорта энергоресурсов ЕС (52,3% в 2010 году), изменение структуры потребления в пользу возобновляемых источников, рассматривает в качестве приоритетной задачи энергетической политики [300]. По мнению Р. Янга, позиция Европейского Союза вполне объективно определяет его одним их основных игроков на мировом энергетическом рынке, подход которого основан на либеральных принципах рыночных отношений. В основе данного подхода, применяемого ЕС во внешней политике и в стратегиях по борьбе с изменением климата, является взаимозависимость государств, интеграция рынков как внутри региона, так и за его пределами, а также согласование государственных стандартов [301]. Что касается вопросов энергетической политики, то ЕС считает необходимым «управление на основе правил» (rule-based governance) – неотъемлемой части либерального подхода, основанного на убеждении, что 95 более открытое и ответственное управление в странах-производителях является важной составляющей интересов энергетической безопасности Европы. Несмотря на то, что на практике область энергетической безопасности представляет собой сферу доминирования геополитического реализма, внешняя политика европейских государств находит целесообразным реализацию внешнеполитических интересов с позиции либеральных принципов. Более того, либерализация внутреннего энергетического рынка представляется центральным инструментов внешней политики ЕС, способствующая развитию более эффективного и гибкого распределения поставок энергоносителей в Европу, формируя своего рода внешний щит от транснациональных корпораций других государств [301, c.111]. Данные принципы лежат в основе внутреннего законодательства ЕС о конкуренции, помогая усилить внешнеполитическую позицию. Одним из примеров данного подхода, по мнению Р. Янга, является требование ЕС к странампроизводителям нефти, не принадлежащих к Европе, отказаться от традиционного принципа поставок в «пункт назначения», так как не позволяют перераспределять избыток энергоресурсов в другие страны. Искоренение данного принципа позволяет правительствам стран ЕС получить рычаги над производителями ресурсов. Создание единого энергетического рынка является осознанным и необходимым условием внешнего влияния и единства, а также лежит в основе международной проекции ЕС в вопросах энергетики. Немаловажным инструментом Европейского Союза является использование Энергетической Хартии как стержневого принципа управления на основе правил многосторонних отношений в вопросах энергетики, призванного стимулировать долгосрочные контракты и защиту от нестабильных рынков. Договор к Энергетической Хартии Договор к Энергетической Хартии был разработан в 1994 году на основе Хартии 1991 года, которая закрепила политическое намерение западные государства и страны востока о сотрудничестве в сфере энергетики [17]. Заложенный фундамент международного взаимодействия подтверждал заинтересованность стран в гарантиях энергоснабжения и устойчивого развития экономки. Договор к Энергетической Хартии, в свою очередь, юридически закрепил правовые нормы в области энергетики, обязательные для всех присоединившихся стран. Договором регулируются отношения стран в четырех областях: Защита инвестиций на основе национального режима (или режима наибольшего благоприятствования); Отсутствие дискриминации в торговле энергетическими ресурсами, в соответствии с правилами ВТО и свободе транзита; Решение спорных вопросов на государственном уровне или на уровне инвесторов; 96 Содействие энергетической эффективности и снижение вреда окружающей среде. Особенность ДЭХ заключается в создании правил для всей энергетической цепи, включая как инвестиции в производство, выработку энергии, торговлю, транспортировку на международные рынки. Вопросы торговли и транзита энергетических ресурсов основаны на положениях ВТО, предусматривающие регулирование энергетических отношений и со странами – не членами ВТО [302]. Наряду с интеграцией внутренних национальных энергетических рынков, Европейский Союз для наличия диверсифицированных поставок энергетических ресурсов, развивает двусторонние отношения с отдельными государствами и регионами согласно следующей схеме [298]: 1. Норвегия (0,6% мирового нефтяного запаса и 1,6% - природного газа); 2. Страны северной и континентальной Африки (Алжир, Египет, Ливия, Нигерия, Чад, Судан, Ангола); 3. Государства Черноморско-Каспийского региона и Центральной Азии; 4. Страны Ближнего Востока и Персидского залива. Стратегия Европейского Союза «Стратегия 2020», принятая в ноябре 2010 года, впервые определила новую задачу энергетической политики ЕС по обеспечению бесперебойной доступности энергетических ресурсов по приемлемым ценам при содействии социальным и экологическим целям ЕС. Учитывая показатели роста потребления природного газа (2,4% ежегодно), за исключением кризисного 2009 года, а также резкое падение добычи углеводородов, определили важность принятия законодательных мер повышению энергоэффективности к 2020 году и дальнейшей либерализации энергетического рынка [303]. Инициатива ЕС от 2007 года «20-20-20» связана с необходимостью сокращения выбросов парниковых газов на 20%, обеспечением возобновляемых источников энергии (на 20%) и снижением потребления электроэнергии на 20% за счет внедрения новых технологий [304, c.122]. Данная политика предполагает активное развитие атомной энергетики. Несмотря на использование ЕС 147 ядерных реакторов, ряд стран приняли решение о закрытии атомных электростанций в стране и увеличения доли возобновляемых источников [305, 311]. Внешний энергетический рынок является как международным, так и геополитическим, в котором страны-производители энергетических ресурсов больше ориентированы на реализацию краткосрочных национальных интересов, тем самым, меняя основные принципы рыночных подходов, лежащие в основе Европейских ценностей. Что касается внутреннего рынка, то здесь больше доминирует страх о чрезмерной его открытости странам-производителям третьих стран, что подрывают рычаги влияния и применения подхода ЕС в либерализации рынков с целью дальнейших приложений инвестиций. Так, поставки нефти осуществляются в соответствии с рыночными законами, в то время как продажа 97 газ основана на двусторонней договоренности стран, отношения которых все больше политизируются [301, c.112]. В отличие от геополитического подхода США, политика энергетической безопасности ЕС, по мнению Р. Янга, представляет собой геостратегический проект. Недостаточный уровень интеграции внутреннего энергетического рынка, связанный с предпочтениями государств по реализации инфраструктурных проектов на двустороннем уровне, привели к отклонению предложений по созданию общего стратегического хранилища энергетических ресурсов, управление которого должно было осуществляться агентством ЕС. В 2009 году, комиссия Европейского Союза объявила о нарушении процедуры в 25 странах, связанной с протекционизмом энергетического рынка. Согласно новой резолюции Европейской Комиссии, страны ЕС могут выбрать один из трех пакетов: полное разделение права собственности, ведение независимых действий по распределению энергоресурсов, а также независимая эксплуатация с передачей прав дочерним предприятиям [301, c.113]. Подобное разделение рыночных принципов имеет больше внешнеполитическое значение, так как позволяет обеспечить взаимный доступ между государствами ЕС и производителями углеводородов и регулировать вопросы заключения новых контрактов в соответствии с национальными регулирующими нормативами стран ЕС. Однако, все еще открытым остается вопрос транспарентности и обмена информации между странами ЕС, а также единого регулирования на уровне Европейской Комиссии энергетической политики стран. Энергетическая политика Европейского Союза является объективным, обусловленным следствием развития глобального и регионального энергетического рынка, связанная с предотвращением рисков и решением задач регионального интеграционного объединения, одним из первых выдвинувший вопросы сокращения потребления первичных источников энергии и развития альтернативных. 3.2 Энергетический фактор в сотрудничестве стран ЕС и КНР Подъем Китая и его растущей роли в международных делах связан с новыми вызовами, так и возможностями для Европейского Союза. Ряд европейских исследователей считают, что ЕС должен, прежде всего, определиться с политикой по отношению к Китаю, так как особенность экономических и торговых отношений, а также экспорт европейских инвестиций осложняют проведение последовательной единой политики ЕС, ввиду расхождения позиций стран по согласованию всеобъемлющей политики ЕС [306, c.31]. С момента заключения дипломатических отношений между ЕС и КНР в 1984 г., основной приоритет в двусторонних отношениях был дан экономике и торговле. Так, подписанное в 1985 году Соглашение в сфере торговли и экономического сотрудничества продолжает быть основным юридическим документом, регулирующий взаимоотношения сторон. Лишь переговоры 1994 98 и 2002 годов положили начало широкому политическому диалогу между ЕС и Китаем [307]. На формирование двусторонних взаимоотношений огромное влияние оказали характер и уровень исторических встреч, природа двух политических систем и интересов в системе международных отношений. Это отражено в их сложных представлениях друг о друге, которые влияют на потенциал развития дальнейшего всеобъемлющего отношения. По мнению немецкого исследователя Н. Нозельт, отношения КНР и ЕС рассматривались ранее как «отношения второго уровня» в отличие от отношений Китая с США, обусловленные также и географической отдаленностью партнеров [308, c. 2-3]. Подобная классификация сохранялась вплоть до 2003 года – периода принятия первого программного документа КНР по двусторонним отношениям с Европой. Именно с этого периода международное академическое сообщество стало утверждать о появлении новой Китайско-Европейской оси мировой политики. В программном документе по вопросам отношений с Европой от 2003 года, Китайская сторона следующим образом характеризовала двусторонние отношения: «Между сторонами не существует фундаментального конфликта интересов и ни одна из сторон не представляет угрозу для другой. Однако учитывая различия в истории, культурном наследии, политической системы и экономического уровня, вполне естественно, что стороны имеют отличную друг от друга позицию по некоторым вопросам» [308, c.3]. В основе программного документа по двусторонним отношениям содержится интерпретация ЕС и его роли в международной системе. Подобный анализ больше построен на идейном уровне, лежащий в основе политической культуры Китая, сформированный историческим прошлым. Более того, интерпретация и выводы аналитиков Китая об их международном окружении не являются статичным и является предметом динамичного изменения. Подобные выводы приводят к заключению, что в основе модернизации и реформ, а также подъема Китая лежит политика адаптации перспектив Китая к международной системе. В целом, можно отметить, что проводимые Китаем экономические реформы и растущие потребности в энергетических ресурсах выступают детерминантами внешней политики, которая в свою очередь выступает лишь ресурсом достижения целей руководства страны в укреплении партии и режима. Анализ китайского дискурса внешнеполитических приоритетов КНР показывает, что внешняя политика Китая все еще остается непрозрачной из-за отсутствия информации о процессах принятия решений и функциональных механизмах внутри системы и особенностях внешних связей. По мнению Н. Нозельт, подобный подход был характерен периоду правления Мао-Цзэдуна, когда доступ к информации о внешней политики Китая был ограничен и заключался лишь в анализе официальных заявлений политической элиты и правящих кругов партии. Одним из основных формирующих элементов стратегии позиционирования Китая на международной арене, выступают 99 научно-исследовательские центры, выполняющие роль как исследователей, так и советников политической элиты страны. По мнению Н. Рис, видение ЕС о своей роли в мире связано с постмодернистским характером, приверженного поддерживать развитие демократии, эффективного управления, верховенства закона и уважение прав человека. Китай, напротив, представляет современную «реальную» экономику, типичные сектора экономики которого связаны с производством с низкой добавленной стоимостью, высокими затратами энергии и загрязнением окружающей среды. По мнению китайского эксперта Ж. Пана, китайско-европейские отношения следует рассматривать через призму концепции поляризации, в котором ЕС и Китай выступают отдельными полюсами мировой политики [309]. Европейская интеграция привела к созданию ЕС, как отдельного полюса мировой политики, в котором региональная интеграция стала главной формой и движущей силой полярности. Полярность КНР характеризуется тремя аспектами. Китай был традиционным полюсом мировой политики в 1960 и 1970 годы, несмотря на то, что был позади США и СССР. Китай участвовал в процессе глобализации, в то время как западные страны были заинтересованы в политике «открытых дверей» и проведении реформ. Государственная власть была частично передана транснациональным корпорациям в некотором смысле, что привело к снижению международной роли Китая. С другой стороны, международный имидж Китая возрос в странах юга 21, позволив ему стать одним из его членов. Политика Китая 1970 годов приоритетом определяла отношения с США и СССР, в то время как страны Западной Европы, ввиду особенностей развития регионального экономического сотрудничества, были определены в ряд развивающихся стран. Лишь после окончания холодной войны, Китай уделяет особое внимание политике ЕС, признавая новую Европу, как одно из основных сил в мире. ЕС, в свою очередь, рассматривал Китай как часть юга, лишь в последнее десятилетие, признав его одним из развивающихся центров Юга и Азии. С момента введения Общей политики безопасности и партнерства в 1993 году, ЕС не раз стремился сформулировать комплексную политику к Китаю [309, c.5]. К 1990 году, отношения претерпели значительные измерения, расширив вопросы двусторонних переговоров. Ряд исследователей склоняются к современной политике Китая, связывая ее с периодом подъема великой державы. По мнению Ж.Пана, отношения ЕСКНР, по-прежнему, принадлежат к отношениям «севера-юга». Европа является одним центром глобализации, в то время как Китай идет по пути развития зависимых и устанавливает новые отношения через центры, как Европа и США. Особенностью двусторонних отношений является то, что они основаны, 21 К Южному региону здесь относится Азия и Африка 100 главным образом, на материальных интересах, экономических и деловых перспективах. Более того, двусторонние взаимоотношения, согласно Ж. Пану, не основаны на западных «общечеловеческих ценностях». Отношения между ЕС и странами Восточной Азии развивались через АСЕМ. Однако, в период с 1996 – 2000 г., АСЕМ не представлял собой эффективный механизм взаимодействия, так как региональные интеграционные процессы во главе с АСЕАН находились лишь на этапе формирования. С углублением интеграционных процессов в Восточной Азии и ростом вовлеченности КНР в региональной политике, ЕС осознал возможность создания нового уровня межрегионального взаимодействия со странами Восточной Азии [309, c. 10]. Как указывает Р. Каппель, позиции Европы, как важного экономического центра постепенно оспариваются Китаем и другими региональными державами, экономический рост которых за последние 20 лет идет быстрее европейского. В противоположность Ж. Пану, Р. Каппель считает, что принятая ранее концепция центра и периферии (между богатыми промышленными развитыми государствами и бедными развивающимися государствами) не является более актуальной, поскольку экономический рост развивающихся государств свидетельствует об обратном [310, c.275]. Таким образом, происходит определенный сдвиг экономической и политической власти, который связан с относительным уменьшением влияния Запада и относительным ростом влияния Востока. При этом, Китай, как и другие региональные державы не будут стремиться подорвать капиталистические систему, идеи и принципы глобального либерального порядка, вместо этого будут пытаться получить больше управления внутри этой системы. По мнению Р. Каппеля, политика ЕС по отношению КНР должна быть построена на основе нового подхода, как к региональному лидеру, объективно занимающий мировые лидирующие позиции. В 1998 году Первый Саммит Китая и Европейского союза определил двусторонние отношения как долгосрочные и стабильного конструктивного партнерства, ориентированного на 21 век. Уже в 2001 году, ЕС и Китая объявляют об учреждении «всеобъемлющего партнерства», статус которого в 2003 году был повышен до «всеобъемлющего стратегического партнерства» [311, c.83]. Как утверждает Э. Зандшнайдер, вопросы соприкосновения интересов ЕС и КНР сопровождаются рядом факторов, как экономических интересов, политических заблуждений и конвульсий в общественных и политических дебатах [312, c.80]. И все же, стратегические интересы сторон должны быть основаны на взаимных взглядах и общих ценностях, интересах и действий в конкретных ситуациях. В своей Стратегии Европейской безопасности от 2003 года, ЕС подтвердил свое международное обязательство по разработке стратегических партнерских отношений с рядом государств, включая и Китай [306]. Однако основной 101 дилеммой для ЕС является то, что, несмотря на взятые на себя обязательства, как глобального актора международных отношений, большая часть внешней политики ЕС ориентирована на приграничные государства. Такая тенденция политики ЕС ориентирует отношения с КНР лишь в экономическом плане, учитывая динамизм торговых контрактов между сторонами. Поэтому, основной задачей для национальных государств ЕС видится в реализации конкретных экономических интересов в Китае [306, c.41]. IX Саммит лидеров ЕС-КНР на высшем уровне, состоявшийся 9 сентября 2006 года в Хельсинки положил начало «…прогрессивному углублению взаимоотношений, вылившийся во всеобъемлющее стратегическое партнерство, с целью реализации широты и глубины современного двустороннего потенциала…» [309]. 12 декабря 2006 года, Совет ЕС, выпустив «Стратегическое партнерство ЕС-Китай: выводы Совета» объявил о заложении «прочного фундамента для отношений всестороннего стратегического партнерства», путем переговоров. 17 января 2007 года, Китай и ЕС начали переговоры о партнерстве соглашения о сотрудничестве, который должен заменить Соглашение ЕЭС – КНР о торговле и экономическом сотрудничестве (1985). Договоренности о всеобъемлющем партнерстве, подписанные в январе 2007 года, положили начало долгосрочному взаимодействию. Уже в 2008 году, ЕС и КНР запустили новый формат диалога на высшем уровне в сфере экономики и торговли, аналогичной модели с США. В энергетической сфере, одним из первых соглашений было заключенное между странами Соглашение 2004 года о совместном исследовании в области мирного использования ядерной энергии [307, c.50]. Существует огромный потенциал взаимодействия со странами ЕС, позволяющий КНР принимать подходы ЕС в мировых вопросах, нежели позицию США или РФ. Более того, опыт ЕС в региональном сотрудничестве представляет для Китая огромный интерес. Китай активно проводит политику регионального сотрудничества в Азиатском регионе посредством ШОС и АСЕАН. Учитывая имеющийся потенциал, основной задачей между ЕС и КНР является выработка подходов для долгосрочного стратегического партнерства и взаимодействия в международных делах. Согласно Н. Рис, в политике ЕС и КНР можно отметить схожую приверженность многостороннему взаимодействию и верховенства закона, особенно в экономических вопросах, поддержка регионального сотрудничества и достижение экономических и политических целей мирными средствами. Но существуют и серьезные проблемы, ввиду отсутствия четкой позиции ЕС по отношению к КНР и принадлежность акторов к различным типам международных субъектов, имеющих несхожую политическую систему и иные идеологические традиции [306, c.43]. Государства-члены ЕС привержены реализации своих собственных экономических интересов в Китае, отражающие внутренние национальные 102 приоритеты. В ряде случае это приводит к росту конкуренции между европейскими государствами для получения выгодных контрактов и, тем самым, снижают перспективность выработки единой политики ЕС по отношению к Китаю [306, c.44]. Китай рассматривает Европу как экономически важного партнера, но слабого в политическом и военном отношении, не способного выработать долгосрочное видение. Согласно Ж.Пану, ЕС является ведущим актором мирового порядка, способного регулировать внутреннюю политику и создавать возможности для коллективных действий путем политической интеграции, что позволяет создать особую модель будущего международного порядка. Здесь же встает вопрос и об эффективности ЕС, как актора международной политики, которым задаются и китайские аналитики [306, c. 42]. На уровне ЕС, европейские страны сотрудничают посредством обмена информацией и координацией совместных действий, что повышает эффективность на фоне одного государства. Все же объемы китайского торговли в мире и в Европе, не позволяют односторонне игнорировать КНР. Поэтому национальным государствам – членам ЕС сложно принять единый подход по отношению к Китаю. Коммунистическая партия КНР, в основе Программы экономических реформ 1978 года, определила три основные цели успешного развития страны: национальное единство, экономическое процветание, социальную и политическую стабильность. Несмотря на взаимосвязанность целей, вопросы поддержания социальной и политической стабильности рассматривались руководством страны как задачи первостепенного значения [313, c.260]. Согласно официальной позиции Компартии КНР, поддержание высокой траектории роста ВВП (8 процентов) имеет решающее значение для сохранения должного уровня занятости и поддержания социальной и политической стабильности в стране. Одним из важнейших факторов, обусловивший столь продолжительный высокий рост экономики является наличие доступа к глобальным энергетическим ресурсам, сопровождавшийся высоким уровнем их потребления. Впервые в истории КНР, в 2008 году показатели импорта нефти Китая сравнялись с отечественным его производством [313, c.261]. Однако в отличие от других стран-импортеров нефти, КНР не является членом МЭА, полагаясь на собственные возможности для защиты и управления поставок нефти. С тех пор как Китай стал нетто-импортером нефти в 1993 году, руководство страны активизировало свои усилия по обеспечению стабильных поставок углеводородов. С начала 1980 годов, Китай активно содействовал приложению иностранного капитала в разведку нефти и газа, и лишь в 1990 годы объявил о поощрении отечественных компаний для поиска нефтегазовых активов за рубежом [313, c.262]. Для понимания природы инициатив Китая в сфере энергетической безопасности, П. Танежа считает важным изучение политической динамики, лежащей в основе экономических программ развития. 103 Китайские взгляды на ЕС необходимо рассматривать в более широком контексте, ввиду растущей роли в международных отношениях. В мировой политике, Китай стремиться позиционировать себя как международный игрок и великая держава, используя политику сотрудничества и мягкой силы в системе международных экономических отношений [306, c.42]. По мнению немецкого исследователя Р. Каппеля, Китай позиционирует себя, как региональная держава. Р. Каппель выделяет 6 основных показателей, определяющих Китай, как региональную державу: 1. Территориальная особенность и численность населения в регионе. 2. Уровень дохода на душу населения. Несмотря на то, что средний показатель Индии и Китая по уровню дохода на душу населения ниже, чем в других региональных странах, все же рост доходов на душу населения в период с 1990-2009 гг. был выше. 3. Региональные державы стремились к сохранению высокого уровня роста ВВП, значительно способствуя росту глобальной и региональной экономики. 4. На региональные державы приходится значительная доля глобальной внешней торговли. 5. Региональные державы имеют более дифференцированную экономическую структуру, чем в других странах в их регионах. 6. Региональные лидеры оказывают непосредственное влияние на валютную и кредитную политику соседних стран и региональное сотрудничество [310, c.277]. Наиболее важным показателем регионального лидера выступает уровень роста ВВП и численность населения. Так, Европа представляет собой значительную экономическую зону в мире, имея наибольшую долю мировых доходов, снижающуюся с начала 1990 годов. В то время как доля Китая последовательно идет на подъем. Несмотря на то, что спад в ЕС не является абсолютным, все же относительный спад ощущается в связи с активным ростом региональных держав за последние два десятилетия. КНР является единственной страной, которая приобрела наиболее глобальное влияние с точки зрения доходов и роста производства. Здесь можно отметить и растущее влияние Азии в целом. ЕС сохраняет лидирующие позиции торгового блока (40 процентов) вместе со странами региона Северной Америки. Внутрирегиональная торговля в ЕС (порядка 25 процентов) характеризуется сохранением высокой тенденции внутриотраслевой торговли. Аналогичные тенденции можно отметить и на внутреннем азиатском рынке: две трети торговли Восточной и Юго-Восточной Азии являются межрегиональными. Соответственно, развитие торговли КНР может больше зависеть от роста торговли со странами Азии, нежели с США и ЕС. 104 В ряде стран, ЕС потерял свои торговые позиции, в то время как в странах – зависимых от поставок углеводородов и в наиболее динамично развивающемся регионе – Азии, в особенности в Китае – его торговые позиции укрепляются из года в год. ЕС, по мнению Р. Каппеля, может использовать преимущества растущих потребностей региональной державы в ресурсах для укрепления их промышленного развития. Согласно П. Нолану, усилия Китая по поддержке развития крупных национальных компаний, более конкурентоспособных на мировом уровне, противоречат доминирующим глобальным тенденциям либерализации и приватизации [313, c.262]. На XVI Съезде Компартии Китая в 2002 году, руководство партии выступило с новой глобальной стратегией «выхода во вне» (zhou chu qu) для улучшения общего уровня развития экономики. Экспорт прямых иностранных инвестиций получил мощный импульс и поддержку правительства в создании политики стимулирования, рационализации административных процедур, ослабление контроля над движением капитала, предоставления информации и указаний по снижению инвестиционных рисков [314, c.245]. Поэтапный подход в реализации экономических реформ Китая, в особенности в нефтяной сфере, характеризовался отходом от традиционного стиля централизованного планирования, представляя собой политический консенсус, достигнутый в рамках компартии в пользу рыночных экономических реформ. Как утверждает Ф.Андрю-Спид, «основные политические вопросы, относящиеся к энергетическому сектору, связаны с ролью Коммунистической партии и властью центрального правительства» [313].22 Из-за участия крупных компаний в нефтяной сфере, основные активы КНР сконцентрированы в нефтяной отрасли, в отличие от угольной промышленности, где порядка 50 процентов доходов поступает из местных источников [313, c.264]. Как динамично развивающееся государство, КНР склонен к развитию отношений с ближайшими соседям путем мирного сотрудничества. По мнению Н. Рис, это препятствует к созданию союза ЕС – КНР для более тесного взаимодействия по международным вопросам и балансирования США. Что касается политических механизмов, здесь Китай в знак выражения своей готовности к сотрудничеству с другими странами, создал механизмы 22 Правительство Китая остается основным акционером крупных нефтяных и газовых компаний. Существовавшее в период с 1988 – 1993 г., ведущее энергетическое ведомство Китая (Министерство энергетики), не реализовав взятые на себя функции надзора нефтяной и газовой промышленности, была ликвидирована с передачей полномочий группе национальных агентств и ведомств по отраслям (Национальная комиссия развития и реформ (НКРР), Министерство торговли, Государственная комиссия по надзору государственных активов и их администрирования, Государственная администрация защиты окружающей среды). В марте 2003 года, правительство Китая инициирует создание Бюро энергетики в составе НКРР, однако активы бывшего Министерства энергетики распределяет между двумя вновь созданными национальными компаниями: Китайской национальной нефтяной корпорацией (CNPC) и Китайской Национальной нефтехимической корпорацией (Sinopec) с передачей функций управления для практической деятельности. Совместно с Китайской национальной корпорацией по оффшорным нефтяным активам, три национальные компании контролируют все активы страны как внутри страны, так и за рубежом. 105 регулярного диалога с Европейским союзом и Соединенными Штатами по вопросам энергетики [313, c.267]. Уже в июне 2004 года, КНР провел Совещание Азиатского диалога сотрудничества (Asia cooperation dialogue), основной повесткой дня определив вопросы энергетического взаимодействия. По результатам Совещания было принято рамочное соглашение по сотрудничеству в энергетической сфере в Азии, известное как Инициатива Цзиньдао, направленная на развитие долгосрочной политики для поощрения энергетической безопасности в азиатском регионе в целом. В основе новой стратегии энергетической безопасности23 Китая лежал вопрос о приобретении оффшорных активов в различных регионах за рубежом. Этим и объясняют исследователи и экономисты готовность КНР определять высокие цены за нефтегазовые активы, особенно в тех странах, в которых многие ТНК откажутся в связи с высокими политическими и экономическими рисками. Немаловажным фактором укрепления сотрудничества с КНР выступают и политические, военные связи с руководством государств. Позиция ЕС во многих странах оспаривается Китаем и другими региональными державами по причине растущего влияния роли КНР в области импорта и экспорта ресурсов. Р. Каппель считает, что данный успех является в большей степени результатом растущих инвестиций предприятий стран ОЭСР в КНР, которые на сегодня составляют 45 процентов [310, c.278]. Вступление Китая в ВТО в 2001 году также содействовало его экономическому росту. Благодаря продвижению экспортного производства товаров машиностроения и электротехники, Китай пережил новый экономический бум. Торговое влияние Европы во многих регионах мира ослабевает с одновременным увеличением доли Китая в импорте ЕС. Глава Центра Европейских исследований Китайской академии социальных наук Джоу Хонг различает 2 периода в Китайско-Европейских отношениях: период стратегического сотрудничества (2001-2005) и второй период растущего недоверия (с конца 2005 года). Инициирование совместной программы спутниковой навигации в 2002 году, а также подготовка стратегических документов в 2003 году о партнерстве сторон наглядно демонстрируют углубление двусторонних отношений в начале столетия. Однако с вхождением Китая в ВТО и углублением конкуренции с ЕС, привело к выработке нового подхода ЕС и программного документа в 2006 году, требующего от Китая большей ответственности в глобальных вопросах и поиска решений. В Программном документе Power Audit of EU – China relations, опубликованным Европейским советом по международным отношениям, ЕС потребовал прекращения «безусловного участия» в отношениях с КНР с целью защиты интересов и ценностей ЕС, что было встречено резкой критикой со стороны Китая [308, c.15-16]. 23 Первые поставки сырой нефти, принадлежащих национальным компаниям КНР шли из Казахстана и Перу в конце 1997 года, положив начало новой энергетической стратегии Пекина. Эта стратегия связана с защитой поставок углеводородов посредством выкупа прав на бурение месторождений при заключении контракта и предоставлением льготных займов через банки КНР. 106 Согласно аргументам китайских исследователей, изменение восприятия Европой Китая больше связано со сменой власти в глобальном контексте, прогрессом и возрождением Китая, как центрального игрока в мировых вопросах. Помимо внешних факторов, ряд внутренних механизмов и структур ЕС ограничивают дальнейшее углубление двусторонних отношений. В 2009 году произошло изменение внешнеполитических приоритетов ЕС в соответствии с Лиссабонским договором, что рассматривалось Европой как прорыв в вопросе Европейской интеграции. Данные шаги были восприняты Китаем как внутренние коррективы для углубления процесса региональной интеграции с целью недопущения кризиса управления. Однако, усиление функций Европейского парламента, китайская сторона больше связывала с препятствиями в развитии двусторонних отношений, ввиду того, что общая позиция парламента ЕС формируется под влиянием сложившегося общественного мнения его государств-членов, неблагоприятное для Китая. Так, с 2007 года Европейский парламент подверг критике Китай за несоблюдение международных согласованных норм, желая объявить санкции в случае нарушения правил. И все же китайские эксперты ожидают, что ЕС пересмотрит внешнюю политику в отношении стран-членов БРИКС в связи с растущим давлением финансового кризиса [308, c.17]. Несмотря на растущую тенденцию углубления региональной экономических торговли развивающихся стран с Китаем, ЕС остается основным торговым партнером КНР по ряду причин [310, c.279-280]: - различия в торгово-производственной структуре ЕС и КНР: ЕС укрепил свои позиции как поставщик полу – завершенных товаров, в то время как Китай ориентирован на потребительские товары. Однако глубина внутрирегиональной торговли зависит от географической близости и исторической связи европейских государств. - Импорт ЕС из стран с развивающейся экономикой связан с их промышленной политикой. Так, к примеру Китай учредил промышленные зоны и поддерживает индустриализацию и модернизацию страны, открыв свои рынки иностранным инвесторам. - Торговые позиции ЕС в целом сильны и стабильны, обусловленные специализацией европейских компаний на производстве товаров высокого качества по лучшей цене. - Основной импорт ЕС из стран Азии состоит из высокотехнологичной продукции низкой себестоимости, что поддерживает позиции Китая, ориентированного на массовое производство стандартизированных товаров. Согласно мнению ряда экспертов в нефтегазовой отрасли, в основе китайской стратегии выкупа активов нефтяных месторождений, прежде всего, связан с нежеланием Пекина следовать процедуре регулирования мирового рынка углеводородов [313, c.268]. Проведение подобной политики КНР облегчает и подход, основанный на двустороннем формате взаимодействия. Однако, индийский эксперт П.Танежа, ссылаясь на опыт Франции в 1980 годах с Ираном, утверждает о 107 неэффективности реализации подобных стратегических отношений для обеспечения энергоснабжения, со странами – экспортерами углеводородов. Р. Каппель, проведя сравнительный анализ прямых иностранных инвестиций ЕС и КНР, пришел к заключению, что основными партнерами ЕС все еще выступают развитые страны и лишь порядка 2 процентов ПИИ ЕС приходятся на развивающиеся страны, в основном концентрируясь в сфере услуг и производства. В свою очередь инвестиции Китая в ЕС характеризуются низкой их долей в ЕС и высоким инвестированием в страны Азии. Прямые иностранные инвестиции Китая за рубеж характеризуются стремительным ростом: 4.5 млрд. (1990), 17,8 млрд. (1995) и 23 млрд. (2009). Аналогично выглядит и инвестиционная ситуация. 64 процента внешних инвестиций КНР пришлись на страны Азии, 26 процентов – на страны Латинской Америки и лишь 3 процента на страны ЕС [310, c. 281]. Львиная доля китайских зарубежных инвестиций приходится на энергетический сектор Судана, крупнейшей страны Африки и нестабильной в политическом и военном отношений. Будучи акционером консорциума GNPOC (Greater Nile Petroleum Operating Corporation) с 40-процентными активами, КНР обладает месторождениями в Дарфуре и рядом НПЗ в Судане. Данный консорциум доминирует в крупных нефтяных месторождениях Судана в сотрудничестве с национальными нефтяными компаниями Малайзии и Индии. Несмотря на высокие политические и экономические риски, активность Китая, связанная с приобретением нефтегазовых активов в мире, вызывают серьезную озабоченность в Европе. По утверждению П. Танежа, природа данной озабоченности лежит не в причинах столь агрессивной стратегии Китая и даже не в природе этих инвестиций. Судан является объектом многолетних санкций США и ЕС, в связи с преступлениями против африканских народов региона Дарфура. Китай воспринимается ЕС и США, как наиболее важный инвестиционный и торговый партнер Судана, поставляющий военную технику и оказывающий необходимое влияние на правительство страны. Европейский Союз находит необходимым содействие Китая в решении данного вопроса, как ответственного партнера и инвестора. Однако, позиция КНР в подобных вопросах лежит в иной плоскости, обосновывая «политикой невмешательства во внутренние дела других стран». Подобные различия в подходах государств, связанных с обеспечением энергетической безопасности и инвестированием в Африку, все больше приводят к жесткой критике политики Китая со стороны Европейского Парламента. Резолюция Европейского Парламента, принятая в апреле 2008 года, выражает обеспокоенность в связи с растущим влиянием Китая в Африке в то время, как влияние ЕС уменьшается. Появление Китая на мировой арене как ведущего игрока, заставило ведущие державы пересмотреть свои внутренние стратегии в решении 108 международных проблем, в том числе и повестку по обеспечению энергетической безопасности. Принимая во внимание желание стран Африки и других государств активно сотрудничать с КНР, Европейский Союз вынужден искать иные подходы для поиска возможностей реализации потенциала в Африке и в других регионах, представляющих область интереса ЕС. Политика Китая характеризуется последовательностью ее проведения. Изначально, КНР добился значительной доли мирового ВВП (по покупательской способности), экономического и политического влияния, благодаря своим размерам и экономической мощи, которое стало влиять и на мировой рынок. Нуждаясь в больших объемах углеводородах, КНР становится базой производства первичных энергетических ресурсов. Уже сегодня КНР является экономически и политически влиятельным глобальным актором, участвующий в деятельности наднациональных институтов (МВФ, Всемирный банк, ВТО, ВОЗ и других). Успешность Китая обусловлена проводимой индустриализацией, поддерживаемой государством и основанной на плановой экономике, протекционизме и использовании рыночных механизмов. Китай стал одним из глобальных экспортеров промышленных товаров, произведенных иностранными предприятиями в стране. Однако, ориентированность Китая на производство низкотехнологической продукции, по мнению Р. Каппеля, ограничивает роль Китая, как регионального лидера, осложненных и тем, что правительство не предусматривает условия для общественных благ и применение «мягкой силы» [310, c. 282]. К успехам дипломатии КНР, китайские исследователи относят развитие нового уровня регионализма в мире. Начав с построения отношений со странами Восточной Азии, Китай распространил свое влияние на все регионы Азии. Отношения Китая с соседними государствами носят больше господствующий характер. Не в меньшей степени это связано и с отсутствием достаточного уровня доверия и «мягкой силы». В отличие от ЕС, который сохраняет позиции ведущего экономического союза, подкрепленный политикой применения «мягкой силы». Учитывая высокую долю инвестиций КНР в страны АСЕАН, можно прийти к выводу о приоритетности активно пропагандируемой правительством Китая политики «хорошего добрососедства». Для многих азиатских стан, КНР выступает важным торговым партнером, который стимулирует собственный экспорт посредством прямых иностранных инвестиций в соседние государства. И все же следует отметить о растущей тенденции межрегиональной торговли и интереса Китая к регионализации. Учитывая, что стратегия западных государств, осложняется столкновением геостратегических интересов в энергетической и экономической сферах, появление новых региональных лидеров, в лице Китая, требует пересмотра подходов глобальной политики и формирования нового порядка. 109 3.3 Интересы и подходы в развитии энергетического диалога ЕС и РФ Энергетическая политика ЕС прошла несколько этапов своего эволюционного развития, связанная больше с поисками решений на возникавшие риски. Взаимодействие Европейского Союза и России принято рассматривать с позиции экспортера и импортера энергетических ресурсов. Однако, по мнению российских экспертов, важно не ограничиваться лишь понятиями торговли углеводородами, а изучить перспективы сотрудничества ЕС и РФ с точки зрения энергетической эффективности экономики [315]. Согласно П. Аальто, природа взаимоотношений между странами ЕС и Россией характеризуется прямой взаимозависимостью, о чем свидетельствует внутренние политические дебаты ЕС. Осознание самой природы взаимозависимости от импорта энергетических ресурсов из РФ, позволила бы избежать напряжения, существующее между отдельными государствами ЕС и Россией, в силу различных исторических траекторий и как результат развития разных подходов во взаимоотношениях. В отличие от некоторых европейских стран, чьи энергетические отношения с СССР уходят в 1960 и 1970 годы, формирование внешнеполитических принципов в энергетической сфере стало актуальным лишь с начала 1990 годов, с момента образования ЕС как политической структуры. Политика ЕС строится на основных трех принципах: открытого, свободного и конкурентного рынка; надежности и безопасности поставок энергетических ресурсов, а также устойчивости в разведке и эксплуатации энергетических ресурсов. Данные принципы являются структурирующими и в отношениях с другими странами – производителями энергетических ресурсов. Однако применение данных принципов реализуются государствами ЕС выборочно. В большей степени это связано с тем, что энергетические взаимоотношения с Россией, влияющие и на внешнеполитический курс страны, были сформированы до вырабатывания энергетических принципов ЕС [316, c.157]. История энергетических взаимоотношений России и Европы датируется с конца 1960 – начала 1970 годов, с подписания первых проектов по строительству трубопроводов с ФРГ и Австрией. Эти контракты стали первым этапом экспорта советского газа в Европу, с целью снижения доли импорта с Ближнего Востока, который после прекращения поставок нефти ОПЕК в США и его союзникам в ответ на «войну Судного дня» (Yom Kippur War) 1973 года,24 воспринимался как нестабильный поставщик энергетических ресурсов. Для ФРГ и Австрии, руководствовавшихся Восточной политикой (Ostpolitik),25 эти контракты определили новую зависимость и положили начало строительству хранилищ для альтернативных поставок, а для Советского Союза – стимулировали экономический рост государства [330, c.159]. 24 Четвѐртая арабо-израильская война («война Судного дня», Октябрьская война) — военный конфликт между коалицией арабских стран и Израилем// http://ru.wikipedia.org 25 Новая восточная политики Германии, характеризующая начало периода нормализации отношений между ФРГ и Восточной Европы (ГДР) с 1969 года. 110 Ответом Европы на нефтяное эмбарго 1970-х годов стало создание Международного Энергетического Агентство, а также изменение подхода взаимодействия с государствами. В основе политики ЕС лежало осознание необходимости углубления взаимодействия между странами региона в энергетической сфере, создание институциональных механизмов по координации перебоев, связанных с поставками энергетических ресурсов, а также диверсификация источников поставок, которая выдвинула постсоветских государства в ряд потенциальных мировых производителей энергоресурсов. С увеличением объемов и расширения газопроводных сетей, наряду с достижением пика добычи нефти в Великобритании и в Нидерландах, приведших к сокращению европейских мощностей, а также расширение ЕС на восток (2004, 2007гг.) и включением в состав новых десяти членов, унаследовавших прочные энергетические взаимоотношения с Россией, все больше выделяли Россию, как естественного энергетического партнера Европы. В свою очередь, для России взаимоотношения с Европой также являются жизненно необходимыми. Что касается энергетического потенциала России, то конъюнктура цен на нефть и газ сыграли огромное значение в развитии постсоветской России и позволили восстановить экономику после спада 1990 годов. Развитие экономики привели к осознанию проведения независимой внешней политики и новой геополитической роли на мировой арене. Основные порты РФ, через которые осуществляется экспорт за рубеж, построены в 1990 годах и находятся в Балтийском и Черном морях, тоннаж суден которых ограничен экспортом танкером до 150,000 т [316, c.160]. Подобные ограничения делают поставки в США и в страны АТР коммерчески невыгодными и определяют европейский энергетический рынок естественным полем взаимных интересов. Переориентация экспорта энергоносителей в сторону Азии, а также переход российского экспорта нефти к порту в Арктике, согласно прогнозам экспертов, будет постепенным и частичным. Более того, производство сжиженного природного газа, которое может быть экспортировано в Азию, не может быть удовлетворен с европейской части РФ до 2015-2020 годов. Взаимоотношения Европы с Россией в сфере энергетики принято рассматривать с периода появления первых элементов Европейского Экономического Сообщества – собственной энергетической политики в 1988 году. В основе этой политики лежало создание системы мер в рамках ЕЭС для создания внутреннего энергетического рынка, основанного на конкуренции и развитии единого Европейского акта 1987 года [316, c.160]. Географическая близость РФ и ее энергетический потенциал, вкупе с растущими потребностями стран ЕС в ресурсах, определяют позицию России как основного поставщика углеводородов. Порядка четверти общего объема потребления углеводородов ЕС приходится на РФ. 40 процентов энергетического импорта ЕС приходятся на нефтяные и газовые ресурсы, которые в сумме составляют 61 процент от общего объема потребления [316, c.159]. 111 Важность России для ЕС можно объяснить и рядом сопутствующих факторов. Несмотря на то, что Европа объявила о планах по развитию возобновляемых источников энергии и повышению энергоэффективности, реализация данной политики невозможна в ближайшей перспективе. Использование же угля, атомной и гидроэнергетики в ЕС, ввиду их ограниченных запасов в Европе, выделяют нефть и газ, в качестве основных энергетических ресурсов потребления. Более того, диверсификация поставок из стран Ближнего Востока и Западной Африки, не является альтернативной потенциалу России, ввиду недостаточных объемов для удовлетворения огромных потребностей Европы. Немаловажным является, и растущая конкуренция со стороны крупных потребителей Китая и Японии, так и других стран АТР [316, c.159]. В 2011 году, порядка 63 процентов от общего объема импорта энергетических ресурсов 27 стран ЕС пришлось на РФ [317]. Энергетический импорт ЕС из России состоит на треть из нефти и наполовину из газа, хотя уровень зависимости от них существенно отличается среди государств ЕС [318, с.4]. С точки зрения запасов, производства и потребления основных первичных источников энергетических ресурсов, Россия занимает одно из первых мест наряду с ведущими государствами мира. Помимо нефти и газа, Россия экспортирует значительное количество электроэнергии в Финляндию, Польшу и в Турции. Существует большой потенциал для увеличения экспорта электроэнергии в Европу, если Россия и ЕС удастся синхронизировать энергосистемы. Россия также является крупным экспортером угля. Порядка 60 процентов экспорта российского угля приходилось на государства ЕС и СНГ. Так, доля России в потреблении угольных ресурсов стран ЕС в 2005 году составила 12 процентов. Россия является и крупным производителем урана, на долю которой приходится порядка 6 процентов всех мировых запасов. Треть потребностей урана ЕС обеспечивается РФ. Россия является также и важным каналом энергетических потоков из Евразии в Европу, являясь потребителем газовых ресурсов Казахстана, Узбекистана и Туркменистана [318, c.5]. Энергетический диалог, как политический инструмент Евросоюза и России, несмотря на участие последней в создании Энергетической Хартии (1991) и ДЭХ в 1994 году, создается лишь в начале 2000 года с заключения деклараций на высшем уровне [319, c.8]. В 1994 году, с подписанием Договора к Европейской энергетической хартии, стороны подтвердили верховенство принципов конкуренции и гарантий безопасности и устойчивости поставок. Несмотря на отказ РФ ратифицировать ДЭХ, Европейская Комиссия 26 в октябре 2000 года, получила мандат на «энергетический диалог» с Россией [316, c.161]. 26 Европейская Комиссия, являясь основной бюрократической структурой, представляет интересы ЕС в диалоге с РФ по определению политико-институциональных рамок взаимодействия и решения инвестиционных вопросов. Ключевой задачей Европейского Союза является создание многосторонней основы взаимодействия европейских государств в соответствии с новыми приоритетами в сфере энергетики. 112 В центре энергетических дебатов РФ-ЕС лежат различные подходы по вопросу «взаимности». С точки зрения Брюсселя, доступ российских энергетических компаний на европейские рынки должен сопровождаться и открытостью российского внутреннего рынка европейским компаниям, в особенности экспортные поставки углеводородов. Учитывая монопольные позиции национальных компаний РФ, ЕС призывает Россию ратифицировать ДЭХ и повысить транспарентность энергетического рынка, обеспечив его развитие. Попытки ЕС институционализировать энергетическую политику на основе выдвинутых принципов нуждаются и в согласовании приоритетов с экспортерами энергетических ресурсов. Для анализа исторически обусловленных взаимоотношений европейских государств с РФ, П. Аальто предлагает создание общества энергетической безопасности27, которое позволит выработать согласованный подход по отношению к России. Идея создания общества энергетической безопасности основывается на так называемой английской школы теории международных отношений и фокусируется на межгосударственных связей, с целью применения этой основы для анализа европейской энергетической политики. Это означает концептуализацию усилий ЕС по содействию реализации трех рыночных принципов энергетической политики конкуренции, безопасности поставок и устойчивости – как проект развития общества энергетической безопасности общества [316, c.161]. В то время как нынешняя практика ЕС может быть охарактеризована как «сообщество совместной энергетической безопасности», в рамках которой принципы энергетической политики ЕС, являясь общими для всех государств, но не приводящих к слиянию внутренних энергетических секторов с предоставлением ведущей роли ЕС во внешнеполитических вопросах по энергетике. П. Аальто такую практику связывает с отсутствием глубокой институционализации взаимной солидарности для последовательного осуществления совместных европейских инициатив. Фактически общество энергетической безопасности должно представляет собой структуру управления идентичной аналогичной на национальном уровне, обладающей приоритетом во внешнеполитических вопросах. По мнению П. Аальто, общество энергетической безопасности позволит странам ЕС выработать единый подход во взаимодействии с Россией по трем основным показателям: 1. Каждое государство ЕС отличается своим способом выработки и реализации энергетической политики, с учетом имеющихся энергетических секторов и сочетания первичных источников энергии. 2. Несмотря на то, что европейские государства имеют расхожие взгляды на вопросы европейской интеграции, они представляют собой различные 27 Автор использует данный термин для обозначения группы государств применяющих единые правила и институты для реализации энергетических взаимоотношений и сохранений действующих механизмов. 113 уровни социально оформленного интеграционного потенциала по отношению к энергетической политике ЕС. 3. Что касается сотрудничества с РФ, то страны ЕС неоднородны с точки зрения двусторонних энергетических отношений с Россией. Имеющаяся разница определяется разным уровнем зависимости от российского импорта энергетических ресурсов. Высокая степень энергетической зависимости от России особенно ярко видна на примере газового сектора, в котором семь членов ЕС на 100 процентов зависят от российских поставок, шесть других полагаются на Россию на более чем 50 процентов от их поставок газа [315, c. 163]. Различия стран ЕС в подходах к осуществлению рыночных принципов и повышения конкуренции в энергетической секторе, обеспечения безопасности поставок и создания устойчивой энергетической политики лежат в стремлении снизить зависимость от ископаемого топлива. В то время Европейская Комиссия скорее стремиться узаконить политику ЕС в каждой отдельной отрасли с разграничением стран в зависимости от их интересов. Т.Романова энергетическое сотрудничество условно разделяет на три периода [319]: 2000 год: период определения приоритетов краткосрочного и долгосрочного характера, подписание РФ Киотского протокола, синхронизация электроэнергетических систем, гармонизация энергетических стратегий; 2007 год: транзитный период и диалога. Обсуждения трансформации институционального взаимодействия и сближение стратегического видения и перспектив. ЕС выступал за введение конкуренции в секторе природного газа и разделение всех активов национальных по секторам энергетической цепи (добыча, транспортировка, распределение и так далее), в то время как РФ приоритетным выдвигала вопросы либерализации цен при доминирующем положении одного юридического лица с контрольным пакетом у государства. 2011 год: принятие проекта Дорожной карты сотрудничества России и ЕС в сфере энергетики до 2050 года, которая инициировала сотрудничество сторон по отраслям и определила необходимость гармонизации правового регулирования в области торговли и инвестирования, а также синхронизации инфраструктур в соответствии с едиными стандартами [320]. Именно с этого периода стороны активно обсуждают вопросы энергетической эффективности, в рамках политики, которой Россия Указом Президента от 4 июня 2008 года зафиксировала необходимость снижения энергоемкости экономки на 40 процентов к 2020 году (к 2007 году) [315]. 114 Рисунок 4 - Структура Энергетического диалога РФ-ЕС в 2007-2011гг. [315] Рисунок 5 - Структура Энергетического диалога РФ – ЕС после 2011 года Что касается формата взаимодействия России и Евросоюза, то преобладающим, по мнению Т. Романовой, является межправительственное взаимодействие сторон и сотрудничество на уровне транснациональных компаний. Правовые инструменты регулирования энергетических отношений наиболее сформированы с середины 2012 года, периода связанного со вступлением России в ВТО. Ранние инициативы урегулирования и создания 115 правовой базы двустороннего взаимодействия не смогли быть приняты по причине несогласования позиций сторон. Соглашение о партнерстве и сотрудничестве ЕС и РФ от 1994 года, Энергетическая Хартия и Договор к ней, не смогли сформировать правовые рамки энергетических отношений. Непринятие Россией условий ДЭХ привели к ее выходу в 2009 году, связанной с нежеланием открыть доступ для транзита СПГ РФ и Центральной Азии [319, c.11]. Согласно Р. Янгу, политика Европейского Союза по отношению к третьим странам, в том числе и к РФ, связана с реализацией энергетической политики на основе «либеральной взаимозависимости», и представляет собой механизм манипулирования политического диалога и сотрудничества для развития внутреннего рынка [301, c. 115]. В качестве примера Р.Янг приводит политику ЕС в странах Персидского залива, где энергетическая политика поддерживается традиционными геополитическими формами взаимодействия, как сотрудничество в области безопасности и продажа оружием. Со странами Северной Африкой, ЕС предлагает техническое сотрудничество с целью укрепления внешних связей энергетических компаний и согласования законодательства в развитии энергетического сектора. По отношению к РФ, политика ЕС имеет четкую геополитическую позицию, основанную на политической конфронтации и некритического взаимодействия [301, c. 116]. Согласно П. Аальто, несмотря на долю РФ в общей системе энергоснабжения, на сегодняшний день не существует альтернативного поставщика природного газа при отсутствии терминалов СПГ или трубопроводного канала, помимо транспортной системы России. Норвегия является вторым после РФ поставщиком газа, покрывая лишь 25 процентов от общего объема потребления газа, основная часть которых идет в ФРГ, Францию и в Великобританию. Государства Южной Европы имеют потенциал поставок ресурсов из Северной Африки. В целом 19 процентов импорта газа ЕС приходится на Алжир. В нефтяной сфере, степень зависимости от России может быть весьма значительной. В качестве примера можно отметить сложности, возникшие после прекращения конвейерных поставок нефти в Латвийский порт Вентспилс и на НПЗ Мажейкяй в Литве в 2003 и 2006 соответственно, а также газа в Украину в январе 2009 года [316, с.163- 165]. Большинство европейских государств, ФРГ в частности, стремятся заключать долгосрочные контракты с Россией, активно используя благоприятные периоды «политического послабления», когда Россия объявляет о либерализации поставок газа и договорных фиксированных цен на них. Многочисленные западные и российские аналитики озабочены неспособностью России в выполнении обязательств по поставкам энергетических ресурсов, ввиду сокращения производства в регионе Западной Сибири из-за нехватки инвестиций, износа транспортной инфраструктуры и 116 неопределенностью потенциала стран Центральной Азии компенсировать снижение производства в РФ. Либерализация Европейского рынка характеризуется попытками децентрализовать производство, распределение и потребительские продажи. Более того, в случае неравного доступа на российский рынок энергетических ресурсов, где ряд компаний удерживают монопольные позиции, представители ЕС заявили о своей готовности введения ограничений на деятельность интегрированного газового монополиста экспорта «Газпром» на европейском рынке [316, c.165]. Двусторонний энергетический рынок требует нахождения баланса между интеграционным потенциалом по отношению к ЕС и РФ. Ряд стран ЕС все еще позиционируют себя в рамках двух «полюсов»: в рамках Европейского Союза и более широкой европейской зоны [316, c. 174]. К примеру, энергетические взаимоотношения ФРГ с РФ, ввиду высокой ее зависимости от энергетических поставок, приводят к нежеланию Германии строить внутренний энергетический рынок, подрываемый отсутствием солидарности членов ЕС. Политика Польши связана с необходимостью перехода на более высокую степень интеграции в рамках ЕС с целью повышения безопасности поставок энергетических ресурсов и менее заинтересованного в углублении взаимоотношений с Россией. В случае с Великобританией, интеграция должна быть реализована на межгосударственном уровне ЕС, при наличии достаточных ресурсов через поставщиков ЕС и Европейской Экономической зоны [316, c.175]. Однако Российско-Украинский газовый конфликт (2009) и предшествовавшие ему военные действия в Грузии (2008), привели к пересмотру позиции ЕС и увеличению субсидирования крупным энергетическим концернам и предприятиям для развития политических каналов и новых энергетических рынков. Уже в марте 2009 года, Европейская Комиссия объявляет о необходимости «конкретных действий» по разработке доступа к поставкам энергетических ресурсов из Каспийского региона и обеспечения политической поддержки проекта Набукко. Учитывая различие подходов сложно говорить о тесной интеграции энергетической политики стран ЕС в среднесрочной перспективе. Основные препятствия лежат не только на уровне вопросов суверенитета европейских государств, но и в степени интеграции отдельных стран по отношению к России. Более того, создание единой структуры энергетической безопасности в рамках ЕС, больше является вопросом организации энергетических отношений с Россией, заложенной природой взаимозависимости. В целом можно отметить, что энергетическое взаимодействие ЕС и РФ имеет четкое геополитическое измерение, в особенности в трубопроводной политике, с балансированием и развитием дополнительных инструментов для взаимодействия. 117 3.4 Энергетические стратегии и приоритеты ЕС в Центральной Азии В основе политики Европейского Союза в Центральной Азии лежит объективная необходимость обеспечения внутренних потребностей и вытекающих гарантий в энергетических ресурсах, преимущественно в природном газе, дополненных важностью сохранения политико-экономических рычагов и поддержания геополитических позиций в регионе Центральной и Южной Азии [321]. Период становления новых независимых стран Центральной Азии совпал с нараставшим трансформационным периодом в Европе. Реформы институциональной политики, расширение и прием новых стран-членов ЕС, особенности внутренней политики, требующей выработки единого консенсуального подхода, привели к изменению внешнеполитических приоритетов, в основе которых обеспечение энергетической безопасности стала важной составляющей [136, c.172]. Переосмысление стратегических приоритетов привели к пересмотру отношений со странами постсоветского пространства, определив новый формат взаимодействия с Россией и выработав внутреннюю стратегию к странам Центральной Азии. Однако внутренние и внешние противоречия стран ЕС, осложняли реализацию поставленных целей. Странам Центральной Азии, в свою очередь, характерна зависимость от политики внешних акторов, ставшая объективной причиной особенностей, реализуемой странами энергетических и политических приоритетов [322, c.273]. В большей степени, это связано с желанием постсоветских государств консолидировать свой политический суверенитет и реинтегрироваться в мировую политику [323, c. 84]. Европейский Союз, по мнению Д.Бунстра, отличается своим нормативным подходом в регионе в отличие от РФ и КНР, выделяя верховенство закона, защиты прав человека и демократии [324, c.24]. Данный подход остается вызовом для установления более близких взаимоотношений. Учитывая ограниченность влияния данных ценностей в вопросах обеспечения энергетической безопасности, ЕС больше ориентируется на рыночные механизмы. По мнению М. Намазбекова, страны региона ЦА зачастую рассматриваются внешними силами в качестве одной из составляющей энергетической цепи, что находит свое отражение в двусторонних отношениях [322, c.273-274]. Г. Жоламанова, ссылаясь на европейских экспертов, приходи к заключению, что вопросы диверсификации и включения стран региона в единую европейскую энергетическую систему, является практическим интересом ЕС, ввиду отсутствия иных альтернатив газовым поставкам в Европу. Именно с этой целью, ЕС предпринял ряд инициатив, лежащих в основе программ технической взаимопомощи [239]. 118 ЕС как один из крупных центров мировой экономики и торговли, является и крупным импортером энергетических ресурсов. Ежегодно растущие потребности в нефтегазовых ресурсах обеспечиваются, в основном, за счет внешних источников. В 2000 году доля импорта нефтяных ресурсов ЕС составила 60 процентов, 29 из которых поставлялись из стран постсоветского пространства, включая ЦА [239]. Согласно оценке казахстанских экспертов, порядка 60 процентов нефтедобычи Каспийского моря контролируются европейскими нефтегазовыми концернами [137, c.173]. В целом можно отметить, что политика развития приоритетов ЕС подкрепляется решениями Европейской Комиссии о фундировании программ развития стран ЦА. Так, порядка 674 миллионов евро было выделено странам Центральной Азии за период с 2007-2013гг. [323, c.23]. В основе внешних энергетических приоритетов ЕС лежит вопрос взаимовыгодности и диверсификации поставок углеводородов. Согласно экспертным заключениям, число экспортеров углеводородов в ЕС увеличится к 2020 году, большая часть направлений, из которых будут ориентированы в обход РФ. Учитывая геополитический аспект политики ЕС в регионе, энергетические интересы служат противовесом российскому влиянию в Центральной Азии, доминирование которого, по мнению европейских экспертов, значительно ограничивает независимость стран решении вопросов, связанных с диверсификацией энергетических ресурсов [325]. В большей степени, заинтересованность в снижении зависимости от российских поставок, немецкие эксперты связывают со снижением доли экспорта газа из России к 2020 году [136, c.179]. Немаловажным является и лоббируемая ЕС идея «энергетического сообщества» Евразии и Евроафриканского региона, в которой страны Центральной Азии рассматривается как источник дополнительных ресурсов [136, c.174]. В хронологии взаимоотношений ЕС и ЦА принято выделять 3 этапа предшествовавшие выработке основной стратегии 2007-2013гг. (с 1990-2001, 2001-2003, 2004-2006) [326, c.170]. Однако, после развала СССР, позиция ЕС как «наблюдателя», сказалась как на дальнейшей геополитической роли ЕС в регионе, так и на позиции лидеров стран ЦА. В последующем, ЕС представил первую Стратегию ЕС в отношении Центральной Азии (2002-2006гг.), которая была больше направлена на решение вопросов в сфере безопасности и реализации ряда совместных программ, заложив тем самым фундамент доверия и дальнейшего взаимодействия. ЕС, используя программы технической поддержки ТАСИС, ТЕМПУС, ТРАСЕКА, ИНОГЕЙТ28, выстраивает свой формат взаимодействия со странами региона. И все же, стратегическим инструментом ЕС выступает политический диалог с лидерами стран, внешнеполитическими ведомствами, а также на уровне региональных структур, включая и ШОС. 28 В 1991 г. ЕС стартовал с программой ТАСИС, нацеленной на реконструкцию транспортной инфраструктуры стран ЦА, вкупе с проектом (ТРАСЕКА). По созданию транспортного коридора Европа – Кавказ-Азия. Европейский проект ИНОГЕЙТ, инициированный в 1995 году имел целью оказание технического содействия по управлению нефтяными и газопроводами, а также поиск решений по поставкам каспийской нефти в ЕС. 119 Наглядным примером заинтересованной политики ЕС, по мнению казахстанских экспертов, является требования ФРГ отменить санкции ЕС, наложенные на Узбекистан после событий в Андижане в 2005 году, в связи с укреплением влияния России и Китая в регионе [136, c.183]. Принятая в 2007 году Стратегия ЕС взаимоотношений со странами Центральной Азии до 2013 года, наряду с обеспечением безопасности, определила вопрос поставок энергетических ресурсов в качестве приоритетного направления политики Европы в регионе [21]. Согласно стратегии, энергетическая безопасность рассматривается в системе глобальной безопасности, в котором вопросы диверсификации экспорта, транзита и импорта энергетических ресурсов, лежат в плоскости взаимозависимых вопросов. Стратегия ЕС ознаменовала новый этап в двусторонних отношениях, последовавшая за возникшими проблемами 2006 года, связанных с импортом энергетических ресурсов и увеличения стран-участниц ЕС [326, c.171]. В совместном предварительном отчете Еврокомиссии и Европейского Совета от 24 июня 2008 года о реализации стратегии ЕС в ЦА, осуществление регионального диалога должно осуществляться в рамках Бакинской инициативы и механизме ИНОГЕЙТ [321, c.5]. Европейский план действий энергетической безопасности и солидарности (от 13 ноября 2008 г.), вытекающий из Обзора второго стратегического обзора энергетической безопасности определил продвижение инфраструктуры и диверсификации поставок, как наиважнейшую задачу обеспечения энергетических потребностей ЕС. Центральная Азия, согласно М. Денисону, рассматривается как часть внутренней энергетической системы «южного коридора» газовых поставок ЕС, представляя собой обязательный стратегический компонент энергетических безопасности. Политике ЕС характерны промахи внутренней политики, связанные с определением единого подхода к региону и его энергетическим ресурсам. Рассматривая ЦА как недифференцированный регион 29, ЕС не удается эффективно коррелировать свои интересы с потребностями стран, что отражается и в пассивной реакции ЕС и в защите своих стратегических интересов. Принятие Лиссабонского договора ЕС в декабре 2009 года стало важным этапом на пути к углублению европейской интеграции, так как договор позволил закрепить единый подход во внешнеполитических приоритетах [327]. Несмотря на то, что переход от двустороннего формата взаимоотношений в энергетической сфере к общеевропейской займет некоторое время (полное вступление положений договора с 1 ноября 2014г.), упразднения права-вето членов ЕС в энергетической сфере может привнести изменения в политику двойных стандартов к странам региона Центральной Азии. 29 Термин, упоминаемый экспертам КИСИ при Президенте РК, в результате анализа дискурса стратегических кругов ЕС [131, c.188] 120 В то же время, применение «мягкой силы» и неизменность политических амбиций ЕС, связанных с укреплением демократического режима и ориентированности стран на западные ценности, могут обеспечить постепенную трансформацию экономической основы для углубления вовлечения стран региона в систему энергетических интересов ЕС. Принятие в сентябре 2011 года «Энергетической политики ЕС: взаимодействуя с партнерами за пределами наших границ», позволило Еврокомиссии ЕС получить мандат на согласование политики внешнего энергетического измерения со странами Центральной Азии, которая ранее осуществлялась в рамках двусторонних взаимоотношений [328, c.124 - 126]. Энергетический фактор является системообразующим и формирующий политические взаимоотношения ЕС и стран Центральной Азии. Постепенное развитие интереса ЕС, использование «ad hoc» подхода к странам региона, основанного на проектном подходе и «поздний приход в регион», Е. Эфегиль связывает с проблемами внутренней идентичности стран ЕС, которые находились в поиске после холодной войны [323, c.79]. Переломным моментом стали события 2001 года, после которых ЕС определил две основные цели: войну с терроризмом и обеспечение гарантий энергетических поставок. Подтверждением изменения политики ЕС по отношению к региону было отмечено в меморандуме МИД ФРГ (2001г.), согласно которому ЕС отметил обеспокоенность сохранения стабильности европейских границ, прилегавших к России [239]. Концептуализация новой внешней политики ЕС включала страны региона в область «ближних границ», больше подразумевая Прикаспийские государства Казахстан, Туркменистан и Азербайджан. Несмотря на используемые программы технической помощи, для ЕС центральным инструментом остаются Соглашения о партнерстве и сотрудничестве [323, c.72]. Перспективность европейских энергетических проектов «Набукко» и «Транскаспийского», в которых ожидается участие стран ЦА и прикаспийских государств, могут столкнуться с вызовами, связанные с интересами РФ и КНР в регоне. Учитывая, что ЕС выступает одним из акторов, успешно реализующий интеграционные процессы и заинтересованный в создании интегрированного рынка энергоресурсов, стратегия ЕС определила важность внутренней взаимосвязанной экономической интеграции в регионе для создания политически стабильного сообщества [133, c.178-181]. 121 4 РЕГИОНАЛИЗМ КАК НОВАЯ ВЕРСИЯ МНОГОСТОРОННЕГО ПАРТНЕРСТВА 4.1 Понятие «регионального комплекса» безопасности и особенности регионального взаимодействия государств в энергетической сфере Смена системы международных отношений, связанная с переходом от тенденции биполярности к новому типу многостороннего взаимодействия, неравномерное развитие государств, возникновение новых угроз безопасности, влияющие на мировую политику и политику государств в отдельности, как и противоречивая природа глобальных процессов, выдвигает процесс регионализации с характерными новыми вызовами и особенностями на первый план. Тенденции, развивавшиеся в Европе (решение Европы продвинуть вперед единый рынок, переговоры по Маастрихтскому договору, расширение Союза в сторону Скандинавии и Центральной Европы), предопределили тенденции регионализма в регионе в целом. Волна регионализма в 1960 годы была связана с возрастающим в количестве и в объемах разнообразии регионалистких схем, вызвавших беспрецедентное смешивание микроэкономических организаций и макроэкономических политических объединений [329]. Говоря о концептуальных основах региона, то следует отметить о неоднозначности определений региона, региональной организации и регионализма. Региональную организацию можно определить в зависимости от ее направления и целей экономического, политического характера. Ссылаясь на А. Харрела, А.Аббас отрицает наличие «точно определенных регионов, их точного определения, как и факторов, описывающих их принадлежность к единому региону». Все больше сводится к тому, с какой стороны и через какую призму интересен анализ определенного региона. Основные выводы аналитиков 1960-1970 годов сводились к определению региона, как социально (этничность, принадлежность к расе, язык, религия, история культуры, осознание общего наследия), экономически (тип режима, идеология) и организационно (существование региональных институтов) взаимосвязанного целостного объекта. Однако, по мнению О. Яна, невозможно отрицать наличие взаимосвязанных схем между регионами, которые могут иметь дополнительные интересы и проявлять определенную активность. Данный тезис рассмотрен на примере Соединенного Королевства Великобритании, в составе которого страны содружества, несмотря на географическую отдаленность друг от друга, объединены общей историей и не оправдывали принцип универсализма, что также объединяло их в единый регион. Другим примером выступает Североатлантический альянс, объединяющий государства на разных континентах, также представляет собой пример исключительного подхода как к региональной организации. Известные случаи вмешательства НАТО в Югославии в ходе его развала свидетельствуют 122 об отказе обеспечения коллективной безопасности под эгидой НАТО и вмешательство во внутренние дела Югославии как региональной организации. Так, Североатлантический Альянс, сославшись на 816 Резолюцию Совета Безопасности ООН и VIII главу Устава ООН, вмешалась во внутренние дела с целью обеспечения безопасности Боснии и Герцеговины [329, c.8]. Классический анализ регионов и региональных комплексов рассматривается в теории региональных комплексов Б. Бузана и О. Вевера, характеризуя региональный комплекс безопасности, как совокупность территориальных, проблемных факторов, включая и конструктивистское измерение, что определяет политику государства в регионе, а также свою роль и восприятие как регионального актора [330, c.46-48]. Здесь, С. Михневич, отмечает о появлении новой категории акторов международных отношений в лице динамично развивающихся стран и регионов, углубляющие взаимозависимые глобальные процессы [331]. Традиционная концепция региональных организаций имеет одностороннее направление своей деятельности, в то время как новый регионализм предполагает разностороннюю направленность действий организации [329, c.4]. Более того, неизбежная вовлеченность и взаимопроникновение глобального и регионального уровня безопасности в региональный комплекс приводит к поиску актором союзника в глобальной политической системе. Б. Бузан в своей работе «Люди, государства и страх» под региональным комплексом безопасности понимает «группу единиц, у которых главные процессы безопасности взаимосвязаны между собой, решение проблем вопросов национальной безопасности, которых невозможно без взаимного учета» [332, c.8]. Данное определение больше рассматривается с точки зрения понятий враждебности и дружественных отношений между государством, объединенных не только исторической общностью, но и рядом проблем общего характера, будь то пограничные споры, межэтнические или другие. Теория регионального комплекса исследуя глобальный характер большинства угроз не исключает приложения территориальной принадлежности государства к определенному региону, в рамках которого географическая близость к другим странам обусловливает степень добрососедства или вражды государств, неизбежно взаимосвязанных друг с другом. Не отрицая формирования региональных комплексов после возникновения глобальной системы мировой политики, Б. Бузан и О. Вевер считают некорректным отход от природы государства, заключенной в территориальной его особенности. Анализируя с точки зрения межгосударственных конфликтов, а также понятия дружбы и соперничества, Б.Бузан, по мнению российского аналитика А.Назаренко, не учитывают транснациональный характер угроз безопасности и особенностей региональной интеграции в незападных регионах, которые обладают специфическим набором проблем и восприятием происходящих процессов [333, c.157]. 123 В целом, анализ региональной безопасности Б.Бузана сводится к исследованию взаимоотношений государств на трех уровнях: национальном, региональном и международным, что по мнению Е. Клименко не позволяет изучить причинно-следственные особенности взаимоотношений. Наряду с теорией Б. Бузана, Е. Клименко подчеркивает важность применения теории «сообщества безопасности» К. Дойча, позволяющая рассмотреть регион через призму безопасности и дополнить теоретический анализ Б. Бузана. В основе идеи К. Дойча лежит совокупность субъектов (группы людей или государств) с взаимозависимой безопасностью и не исключающие возникновение военных действий между ними. Таким образом, «сообщество безопасности» объединено и заинтересовано в «чувстве общности доверии и сопоставимости ценностей» [332, c.9]. А. Аббас выделяет ряд критериев и теоретических подходов к концептуализации региона и региональной организации [329, c.12-26]: 1. Географическая близость, выступающая объективным фактором обосновывающий требование государства на его недра и ресурсы, а также географическое соседство. В контексте международного права, изначальное определение «региона» было предложено на международной конференции в Сан-Франциско в 1945 году, которая под регионом предусматривала объединение нескольких государств, на основе их географической близости, общности интересов и культур, языковой и исторической взаимосвязи и несущих ответственность за мирное решение конфликтов. Однако данное определение так и не было принято государствами (США в первую очередь) за основу. Джозеф Най в своем определении региона также выделил географическую близость как основную характеристику региона, дополнив его уровнем обоюдной взаимозависимости государств. Расширив свое определение шире, Д. Най под регионализмом определил формирование межгосударственных образований на основе региона. Что касается региональных организаций, то они должны быть ограничены принципиально и на практике на основе географической близости и компактности размещения. Государства же, объединенные общими интересами, но не близкие географически к региону были отнесены к группе квази-региональных организаций. 2. Концепция многомерного региона Ряд авторов предлагают принять действующий масштаб региональной организации в качестве главного критерия региона. Так как масштабы одной организации могут выходить далеко за пределы одной географической области. Основополагающим является утилитарный принцип (прагматичности) исполнения поставленных региональной организацией задач. Э. Воутерс подтверждает отсутствие общепринятого определения региона и предлагает рассматривать региональные организации как постоянно действующие многофункциональные объединения, взаимозависимые друг от друга, имеющие общие интересы, потребности, характеристики и проявляющие определенную лояльность по отношению друг к другу. 124 Второй характеристикой региональной организации является единое видение перспектив структуры. 3. Нео-функциональный подход Данная теория придает особое значение целостности ситуационным переменным, которые и формируют общий курс регионализма. То есть, совместная деятельность суверенных государств, должна быть превышать количество действий, совершенных на национальном уровне. Немаловажным фактором является анализ факторов, побудивших совместное решение проблем на региональном уровне. Несмотря на новый подход в определении региональной организации, невозможность предвидеть перспективы развития региональной интеграции является его слабой стороной. 4. Телеологический (целесообразный) подход Данный подход основан на идее развития и применения различных индикаторов, в основе которого лежит необходимость измерения существования региона посредством выверки последствий его практики. Брюс Рассет придает огромное значение социальной и культурной гомогенности региона, как объединяющих факторов стран. Б. Рассет выделяет 2 основных элемента гомогенности: сходство наций в группах, нежели чем идентичность и концепция многомерности (комплексности) по отношению к количеству схожей характеристики культур. Данный тезис заключается в необходимости наличия внутреннего культурного показателя, который мог бы служить индикатором региона далеко не всегда многомерного по своей природе. Достаточно наличия сильной и объединяющей идеологии или культуры, которая может быть политического, социального или экономического характера. Так, демократия в случае ЕС выступает основой единства ряда культурных практик в регионе. 5. Структуралистский подход Структурализм нацелен на различиях между региональными интеграционными потребностями Севера и Юга, приписывая им разные уровни развития. При неизбежной вовлеченности и взаимопереплетений, региональные структуры должны быть мотивированы развивать сильные экономические и политические связи. По мнению Р. Котхари, интеграция слабых и сильных государств станет толчком мощного развития региона и дальнейшего доминирования. Структурализм считает устаревшей концепцию третьего мира. 6. Многопрофильный подход основан на отсутствии единой концептуальной теории к понятию региона. Регионализм – многосторонний и применение однородных факторов невозможно. Регион представляет собой механизм обеспечения экономики для децентрализации политической власти. 7. Для конструктивной (функциональной) теории и теории универсализма, регионализм не подходит под описание и не может принадлежать к универсальному подходу. Функция регионализма заключается лишь в смысле передачи власти на наднациональный уровень. Вопросы коллективной безопасности лежат в основе обеспечения экономических целей, преследуемых региональными и субрегиональными 125 организациями. Без политической стабильности невозможен экономический успех в рамках региональных объединений. Понятия региональной организации строятся на определениях региона, который может быть описан множеством критериев, соответствующих одним регионам и не подходящий другим. Так, необходимость коллективной безопасности была исключена из критериев Э. Воутерс, определяющих региональную организацию. Э. Воутерс обосновала нереализованностью данного критерия такими организациями как НАТО и СЕАТО, несмотря на их успешность как региональных объединений. Принимая во внимание выше проанализированные попытки определения понятий, А. Аббас пришел к заключению, что невозможно однозначно определить границы критериев региональной организации. Таким образом, под региональной организацией подразумеваются объединения, в рамках одной географической области, но не ограниченные ею, имеющих общую или схожую позицию и ценности. Однако характерным для региональной организации является акцент на абстрактных ценностях, объединенных политическими и экономическими интересами. Энергетический фактор в региональном взаимодействии. Современные международные отношения характеризуются как тенденциями развития глобализации, так и регионализма. Оба процесса наглядно демонстрируют особенности развития мировой экономики, но, все же, отличаются по уровню своего влияния. Рост глобального спроса на энергетические ресурсы, высокие цены на нефть, рост зависимости от импорта энергоносителей, и перспектива будущего дефицита нефти и газа сделали вопрос обеспечения поставок энергетических ресурсов важным фактором формирования внешнеполитического курса государств. Влияние внешних факторов и вызовов, как террористические нападения на энергетические инфраструктуры, нестабильность энергетических поставок в странах–производителях лишь усугубляют имеющиеся проблемы. Ответом на вызовы во многих странах выступают национальные программы по обеспечению энергетической безопасности, которые могут быть гарантированы как военными, так и экономическими мерами. Другие страны видят больше целесообразности в необходимости коллективных, институциональных мер. Проблемы энергетической безопасности формируют новые рамки современных международных отношений, которые выходят за рамки прямых стратегических и геополитических аспектов энергетической безопасности. С одной стороны, они приводят к новым стратегическим союзам и к сотрудничеству между государствами, которые являются крупнейшими участниками энергетического рынка. С другой стороны, они являются источниками международной напряженности, соперничества и конфликтов, изза имеющихся различий энергетических интересов. Хотя большинство государств рассматривают вооруженные конфликты в качестве крайних форм проявления угрозы, внутригосударственные конфликты с энергетическим 126 измерением могут превзойти их по своей силе. Кроме того, стратегическое значение географических районов с богатыми запасами нефти и газа, безусловно, будет расти. К ним относятся не только страны Ближнего Востока, но и Африки, Центральной Азии, Южной Америки и Юго-Восточной Азии, которые являются зонами потенциальной напряженности и конфликтов в предстоящие десятилетия. Некоторые аспекты энергетической безопасности, которые традиционно рассматривали его как вопрос исключительно национальной или внутренней политики, все больше полагаются на коллективные методы решения на многосторонней основе. Выделяя важность многоуровневого подхода в международной политике в соответствии с четырьмя основными уровнями, основным уровнем для анализа безопасности согласно исследованиям Копенгагенской школы по безопасности, является региональный уровень, представляющий собой союз нескольких государств, объединенных географическими рамками и имеющих единые проблемы в области безопасности, что влияет на их национальные приоритеты. Для понимания системы безопасности важно определение конкретных или потенциальных угроз, ответом на которые и станет стратегия безопасности. Особенность современных энергетических отношений заключается в невозможности противостояния потенциальным энергетическим угрозам силами одного государства. Данный тезис широко освещается в работе российского ученого Н. Лахтовского, согласно которому снижение энергетической стабильности, терроризм и неполноценность принимаемых решений становятся причиной роста конфликтов и угроз, требующих консолидированного подхода мирового сообщества [334]. Н. Лахтовский предлагает три направления решения данной задачи: - Формирование системы знаний и угроз современного энергетического рынка с определением путей нейтрализации; - Поиск практических механизмов реализации концептуальных положений энергетической безопасности, посредством создания системы национальных и международных институтов аналитического направление с последующей интеграцией стратегий и программ национальных государств в единую международную систему; - Разработка политических инициатив в энергетической сфере. Вкупе с внешнеполитической стратегией государства, данный подход должен обеспечить энергетическую безопасность государства. Усиление глобализации мировой экономики сопровождается развитием энергетических рынков, переходом от локального к региональным, образуя в дальнейшем общим глобальный рынок. Существующий мировой рынок нефти стал толчком для развития рынка трубопроводного газа, который на сегодняшний день носит региональный характер. Интенсивное развитие регионов требует наращивание импорта энергоресурсов и развития дополнительных энергетических инфраструктур. 127 Прежде всего, это связано с трансграничным характером вызовов в регионах, так и самих энергоносителей, связанных с огромными рисками. Согласно данным Международного энергетического агентства, приведенные в докладе заместителя председателя Энергетической Хартии А. Коноплянника, в период с 2001-2030 годы, основную долю спроса на энергоносители до 70% составят страны, не входящие в Организацию экономического сотрудничества и развития [335]. Данная тенденция характерна в первую очередь регионам, нежели отдельным государствам. Данный тезис подтверждается в работах ряда европейских экспертов, которые склоняются к идее эффективности регионализма, что может быть применено и в вопросах энергетической безопасности. Так, регионализм, по мнению Л. Фассета, не только служит продвижению экономического, политического и военного сотрудничества, но может стать балансом сильных государств и институтов глобального уровня, повышая их ответственность [336]. Как и демократизация, регионализм имеет «эффект цепной реакции», так как региональные акторы имеют прямую связь друг с другом, обмениваются и копируют опыт другим. Таким образом, очевидна тенденция межрегионального сотрудничества. Стоит упомянуть и об отрицательных сторонах межрегионализма, поскольку регионы могут быть «источником беспорядка», терроризма и других преступлений. Не все субъекты заинтересованы в продвижении порядка свойственного регионализму. Но решение региональных проблем более эффективно осуществлять на региональном уровне. Терроризм, к примеру, не может быть решен только на глобальном уровне или уровне государств. Существует много примеров, где регион может быть наиболее подходящим уровнем действий. В современном мире разнообразных угроз и вызовов, проявление власти одного государства для поиска ответов на эти вызовы является недостаточным. Как и существование организаций многостороннего сотрудничества не может определить адекватную повестку дня для решения этих вопросов. В обоих случаях, Л. Фассет находит эффективность регионализма, так как географически, функционально и идейно, он хорошо подходит для решения вопросов регионального управления. Если в ряде регионов государственная власть служила тормозом развития региональных инициатив, то, в случае с США, она стала полезным источником легитимности. В основе регионализации лежит развитие отношений стран, объединенных географическим ареалом и взаимно влияющих на интегрированные сферы взаимоотношений, посредством экономической взаимозависимости, институциональных связей, политического доверия и сходства с социальнокультурной общностью. Регионализация заключается в передаче ряда компетенций с национального на региональный уровень, что зачастую влечет формирование новых институциональных структур. 128 В отличие от регионализации, регионализм характеризуется различными формами самоидентификации мировых сообществ, как социально-культурной, так и политической, в основе которых лежит сохранение региона и его статуса. Под многосторонним регионализмом (мультирегионализм) принято понимать мировой порядок взаимоотношений региональных организаций, заключающийся в глобальном управлении ряда сфер. Актуальной задачей современных международных отношений является создание региональных энергетических рынков (пулов), как в ЕС, так и в других регионах. По мнению Е. Винокурова, уровень развития экономических отношений не влияет на формирование этих рынков, формируя основу для развития интеграции в регионе и политической стабильности. В основе созданных Южноафриканского, Западноафриканского энергетических рынков, как и Экономического сообщества западноафриканских государств, лежит привлечение инвестиционных вложений и унификация законодательств государств. Одним из эффективно действующих энергетических рынков является субрегиональный энергетический рынок скандинавских стран, успешно интегрировав региональные рынки электроэнергии в начале 1990 годов. Второй особенностью интеграционных процессов в энергетической сфере является создание рынков в рамках международных организаций. В качестве примера можно отметить межгосударственные ассоциации и энергетические рынки, созданные в составе Североамериканской НАФТА, Южноамериканской МЕРКОСУР, в Африке, ЕС и в АТР. Однако данное взаимодействие осуществляется лишь в сфере электроэнергетических ресурсов, нежели углеводородных ресурсов. В большей степени, это связано со схожестью электроэнергетических систем. По мнению экспертов, интеграция электроэнергетических рынков осложняется из-за различия в развитии внутренних государственных электроэнергетических рынков, ограниченности финансовых инвестиций, автономностью правовых систем и несогласованностью стратегий развития электроэнергетической инфраструктуры [337]. Для европейских государств, отношения стран в энергетической сфере больше связаны с интеграционными процессами в регионе, в основе которых лежит решение региональных проблем как, например, обеспечение энергетической безопасности и охраны окружающей среды. Трансграничный характер энергетических рынков требует создание наднациональной структуры, в основе функций, которых лежит согласование правовых условий. Формирование единого энергетического рынка предполагает развитие четырех этапов: перехода от национального энергетического рынка к трансграничной торговле энергетических ресурсов, с допущением нерезидентов с дальнейшим переходом на региональный спотовый и фьючерсный рынки, а также использование рыночных механизмов ценообразования. 129 Мировая практика создания межгосударственных объединений выделяет два основных интеграционных направления: создание регулируемой интеграции и межгосударственного энергетического рынка. В основе регулируемой интеграции, страны нацелены на создание системы на договорной основе по совместному решению вопросов развития и поддержания энергетической безопасности. Во втором случае, речь идет о свободной конкуренции национальных энергетических рынков, формирования ценовой политики и создания вертикально интегрированных национальных предприятий [337, c.108]. В основе создания регионального энергетического рынка должны лежать конкретные интеграционные проекты, которые позволят развивать региональную экономику с последующим формированием институциональной координирующей структуры. Так, к примеру, создание единого электроэнергетического рынка может лечь в основу создания единой континентальной системы безопасности [337, c.163]. Е. Винокуров и А. Либман, ссылаясь на отчеты Всемирного банка и Евразийского банка развития, выделяют три основных фактора нежизнеспособности формата «постсоветской интеграции». 1. Несоответствие процессу регионализации из-за отсутствия выхода за пределы границ; 2. Наличие проблем всеобъемлющей континентальной интеграции; 3. Экономическая нецелесообразность для стран постсоветского пространства [337, c.164]. Что касается регионализации и взаимодействия стран постсоветского пространства за пределы установленных границ, то здесь авторы отмечает о возникших сложностях со странами ЕС, ввиду существующего различного понимания и восприятия постсоветских интеграционных инициатив в Европе. Если ЕС воспринимает постсоветские страны, как продукт российского империализма, нацеленных на сохранение авторитарного режима, в России, причину нежизнеспособности двусторонних интеграционных проектов и «евроскептицизма» видят в гегемонизме ЕС, «обрамленных либеральными ценностями» [337, c.168]. Исторически развитие регионализма привело к неуклонному расширению взаимозависимости государств, как это произошло в странах Северной и Южной Америки, Европы и арабского мира [193, с. 22]. Этот региональный импульс, став необратимым процессом, позволил странам развивать региональные инициативы от связей гражданского общества и учреждения неправительственных организаций до зон свободной торговли и формирования общих подходов к современным вызовам. Имея большой потенциал развития регионов, регионализм может быть рассмотрен как альтернатива дополнительному управлению к государственному. Л. Фассет приходит к заключению, что ряд задач могут эффективно быть реализованы на уровне государств, в то время как другие 130 эффективней на уровне региона, что представляют собой своего рода гибридную форму управления [193, с. 23]. Что касается самого определения региона, то ограничение его территориальным определением является не достаточным. Необходима общность, взаимозависимость и перспектива для сотрудничества. Поэтому, Л. Фассет делит регионы на единицы или зоны, члены которых разделяются определенными идентифицируемыми чертами. Центральной чертой данных зон является то, что они меньше, чем международные системы государств, но больше, чем любые отдельные государства или негосударственные группы, которым может быть свойственна постоянство или временность. Если регионализм рассматривается больше как политика, то регионализация обозначает процесс, и в вопросах безопасности регионализация используется для обозначения региональных, в отличие от глобальных, реакцией на конфликты, которые по своей сути регионализированы. Однако региональный уровень не всегда представляет собой эффективный уровень разрешения конфликтов меж- и внутригосударственного уровня. Слабость региональных организаций в ряде государств, приводит к вмешательству других региональных организаций как в случае НАТО в Афганистане или Европейского Союза в Конго [193, с. 25]. Регионализация, прежде всего, связана с передачей определенных полномочий и власти государств на региональный уровень. Если крупные финансовые кризисы, как правило, рассматриваются на глобальном уровне, то вопросы международных конфликтов после окончания холодной войны стали предметом регионального уровня. С регионализмом 1990 годов связана децентрализация международной системы и устранение сверхдержавы. Именно в этот период происходит изменение региональных энергетических балансов государств, координация общих стратегий и политики, которые нашли свое отражение в новых организационных формах в странах Юго-Восточной Азии и в Латинской Америке. Важно, что регионализм жестко ограничен требованиям государственной власти и безопасности, достигаемый в результате поведения баланса и присоединения к большинству. В этой точке, также полезны структуралистские понятия регионформирующих и периферийных государств. Регион-формирующие государства устанавливают основную экономическую и политическую повестку дня, в то время как периферийные несколько ограничены в выборе. Политика идентичности, рассматриваемая теорией социального конструктивизма, которая ставит в приоритет обмен опытом, обучение и реальность – в отличие от простого измерения государственной власти – успех или провал любого регионального проекта видит не в общности общей идентичности [193, с 33]. 131 Так, в случае со странами Ближнего Востока, арабизм и ислам рассматриваются как связующие элементы идентичности, объясняющие поведение и политику государств, однако этим странам свойственно отличие в общих идеях организационных структур. Что касается стран Юго-Восточной Азии, понятие азиатского способа характеризует особенность региональных стандартов в вопросах безопасности и торговли, в случае Европейского идентичности - институциональное развитие неразрывно связано с вопросами углубления интеграции. Современный регионализм определяется тремя составляющими как потенциал, суверенитет и гегемония. Потенциал членов определяет способность организации оказывать определенное воздействие на региональном пространстве. Так как сам факт создания региональной структуры в результате подписания многосторонних договоров и соглашений, может иметь не более чем риторический смысл, и может привести к нежеланию государств проявлять активность в рамках созданной структуры, так и нежелание других государств присоединиться к ней. Так, к примеру, концепция создания Организации сотрудничества Каспийского региона все еще далека от создания полноценной организации, так как связано с ограниченными возможностями и ресурсами многих групп в экономической и институциональной сферах [193, с. 34]. Подобные ограничения дополняются учредительными документами организаций, где высокий приоритет уделен вопросам суверенитета и невмешательства. Подобные ограничения приводят к росту соперничества и конкуренции внутри организации, так и к сокращению перспектив дальнейшего сотрудничества. Очевидно, что не все организации регионального уровня могут достигать заданных целей и результатов. Эффективность результативности данных структур связана с потенциалом государств, типом режима, уровня взаимозависимости и ростом экономики. Именно способности государств могут стать препятствием для сотрудничества и повлиять на его дальнейший успех. Способность государства к сотрудничеству связана с их уровнем заинтересованности, налагаемых суверенитетом. Для одних государств, регионализм может стать этапом снижения значимости государства, в то время как для других государств - средством для индивидуального и коллективного развития. Третьим составляющим элементом регионализма выступают доминирующие государства или гегемоны, определяющие основную повестку дня региональной организации. Так, в регионе Центральной Азии, вопросы институционального строительства во многом связаны с балансом интересов между державами и ролью местных властей. Гегемония может представлять собой причину порицания региональных действий организаций, так как именно гегемония устанавливает стандарты и основные принципы. 132 А. Харрел в своей работе по региональным аспектам глобальной политики регионализма в теории международных отношений, приводит ряд аргументов в пользу региона и региональной организации [338, с. 42]: - Регион является наиболее подходящим уровнем согласования действий для совместного ответа глобальным вызовам и политического урегулирования интеграционных инициатив. Достижение консенсуса на региональном уровне вероятен нежели на глобальном уровне. - Для многих развивающихся стран, регионализм может представлять собой часть важного процесса контроля и интеграции в глобальную экономику. - Для развитых стран, он представляет наиболее благоприятный уровень, пересмотра порядка, установившегося после второй мировой войны для достижения консенсуса между либерализацией рынка и социальной защитой. - Сегодня идея регионализма представляться собой центральный аргумент в вопросах увеличения политического потенциала и усиления позиций организаций и государств. По мнению Рене Фог и Д. Штинберга, укрепление легитимности региональных инициатив может внести вклад в управление процессом глобализации [339, с. 55]. Европейский Союз, как региональная инициатива, одна из немногих организаций, которая далеко пошла в изучении границ регионализма. Многим структурам, по мнению экспертов, характерна дезинтеграция по причине деструктивного поведения государств, основанного на отсутствии контроля и снижения уровня ответственности. Сообщества в рамках организации зачастую теряют способность управлять своим внутренним рынком и, в конечном счете, теряют свою идентичность из-за интенсивно глобального международного рынка. Изоляционизм, протекционизм и национализм представляют собой стратегии защиты общества для сохранения остаточного контроля над культурными, социально-экономическими и политическими условиями государства. Из этого следует, что региональная организация, нарушая национальное измерение, фактически может выступить платформой управления и решения общих проблем государств, а также способствовать организации отношений между государствами, оказывая влияния на управление глобальным процессом [339, с.66]. По мнению Э. Штадмюллер, эффективность региональных организаций, в особенности в вопросах урегулирования конфликтов, зависит от ряда факторов как приверженность государств-членов к общим ценностям и интересам, уровня институционального, финансового и материального потенциала и легитимности их участия [340, с. 107]. Поиск ответов на вызовы международной безопасности видится целесообразным посредством решений регионального уровня ввиду того факта, что универсальными организациями пока еще не удалось создать эффективную систему предотвращения нынешних конфликтов, приемлемых для всего мирового сообщества. 133 В этой ситуации регион может выступить промежуточным звеном между интересами государства и глобального уровня. Так как политические, экономические и культурные связи гораздо сильнее, чем географические могут укрепить мировой порядок в регионах [340, c.109]. Вопрос национальной безопасности государств имеет важное значение, поскольку в многомерном виде он также требует регионального сотрудничества. Существует два основных направления регионального сотрудничества: в вопросах безопасности перед лицом внешних угроз, которое приводит к региональным соглашениям, а также в вопросах укрепления экономических, технологических, политических и культурных связей для стабилизации региональных отношений. Региональное сотрудничество предлагает платформу для взаимодействия на глобальном уровне и сокращение партнеров, что позволит установить ограничения для возможных конфликтов. К примеру, Латинская Америка является ярким примером успешного регионализма, благодаря которому достигнуто определенное смягчение напряженности в отношениях между государствами региона, которое во многом стало возможным благодаря росту демократии [340, c.111]. Регионализм является одним из наиболее перспективных решений для вопросов при соблюдении определенных условий: согласованная политика доминирующих региональных лидеров организации, способность согласованных совместных действий, готовность нести финансовые расходы лежит в основе экономической власти, которая будет привлекательной для других государств региона, а также сильный военный потенциал. Успешность региональной организации может зависеть и от внутренних процессов в других государствах, которые являются объектом давления и влияния. Такие региональные организации должны представить определенную альтернативу в виде партнерства или режима [340, с. 113]. Энергетическая безопасность представляет собой центральное измерение в осмыслении стратегии безопасности [340]. Его значение традиционно сравнивалось с геостратегическими задачами в период войн. Позже понятие энергетической безопасности возросло по другим причинам. Прежде всего, это было связано с изменением мирового рынка и его преобразованием в арену политики региональной безопасности. Угрозы, связанные с обеспечением энергетической безопасности в основном связаны с глубокой и практически нерегулируемой интеграцией глобальной экономики, центральную часть которой является глобальный энергетический рынок. Существует несколько аспектов концепции изменения значения энергоносителей: появление новых развивающихся государств, претендующих на региональное господство, чьи уровни производства и потребления энергетических ресурсов легко превосходят аналогические уровни США; изменение климата, нестабильность на Ближнем Востоке, который до сих пор владеет порядка 60 процентами нефтяных резервов. Уже с конца двадцатого 134 столетия, нефть стала не только инструментом великих держав, а предметом и показателем власти. Глобализация энергетических рынков связана с увеличением взаимозависимости всех регионов мира. Доступ к энергетическим ресурсам в большей степени зависит от международных сетей инфраструктуры и транспорта. Это усилило рост рисков, связанных со сбоями поставок в результате политических конфликтов, войн, технических сбоев, аварий, саботажа, экстремальных погодных явлений и потрясения финансового рынка. Кроме того, глобальный энергетический рынок, по мнению А. Честера, характеризуется зависимостью импорта энергоресурсов из все меньших групп стран мира [342]. Являясь важным элементом экономического роста и развития государства, углеводороды признаны в качестве стратегического товара, неопределенность поставок которого могут создать прямую угрозу государству и региону в целом. К числу других рисков А. Коноплянник относит инвестиционные и переходные риски, которые в зависимости от политического выбора экономической модели развития государства присущи практически всем экономикам. В качестве примера, автор приводит энергетический рынок континентальной Европы, в результате либерализации которого, появились новые инвестиционные риски, связанные с доступом третьих сторон, противодействие долгосрочных контрактов для стимулирования краткосрочных [335]. Таким образом, происходит нарушение в требованиях соблюдения баланса интересов разных сторон. Что касается переходных рисков, то они связаны с переходом с одной экономической модели развития на другую. Для достижения баланса интересов сторон, необходима выработка единых и сбалансированных международно-правовых инструментов. С изменением геополитического расклада в мире в конце 1980-1990 годов, возросло количество суверенных государств с переходной экономикой. Это объективно спровоцировало инвестиционные риски, связанные с международными инвестициями и торговлей. Назревший вопрос решения проблемы последовательности защиты инвесторов и инвестиций, нашел свое отражение в создании унифицированных правил в области инвестиций и торговли для снижения рисков в энергетической области в Европе и в странах Азии. В более широком контексте экономической интеграции, страны ЕС заложили основу для регионального сотрудничества в области энергетики. В дополнение к инициативам МЭА - ответы на возможных краткосрочных сбои в поставках нефти, страны ЕС участвуют в серии совместных схем, которые могут способствовать дальнейшему развитию энергетической безопасности. Они касаются, в частности, интеграции Европейского рынка газа и электроэнергии, а также исследовании и разработок в проектах, связанных с энергетикой. 135 В качестве примера можно привести инициативы стран ЕС в области разработок технологий возобновляемых источников энергии для уменьшения потребности потребления ископаемого топлива странами региона. Помимо инициативы Европейские страны активно сотрудничают в рамках ДЭХ. Создание Европейской Энергетической Хартии, явившейся многосторонним межправительственным соглашением по сотрудничеству в энергетической области для снижения инвестиционных рисков и развития энергетической безопасности Европы, гарантировало безопасность поставок энергетических ресурсов для развития экономики Восточной Европы, в обмен на искоренение нормативных препятствий и минимизирование рисков, связанных с притоком инвестиций и торговли Западной Европы. Что касается Азии, то здесь решение вопросов энергетической безопасности, по-прежнему, остаются на национальном уровне государств. В результате это приводит к инфантильности инициатив и росту зависимости от иностранных поставок. Сотрудничество по вопросам обеспечения энергетической безопасности может стать стимулом экономического сотрудничества стран Азии и средством укрепления доверия. Подобное предположение сделано французскими экспертами в связи с ростом интереса к региональной интеграции стран Восточной Азии [343]. Ф. Николас и Ф. Годемен, приводя в качестве примера энергетический рынок Северо-Восточной Азии, приходят к заключению, что субрегиональные подходы в энергетическом секторе являются более благоприятными. О целостном региональном сотрудничестве в энергетической сфере можно говорить и о странах Юго-Восточной Азии, с Планом энергетического сотрудничества АСЕАН, включающий крупный проект по электроэнергетике, основанный на транс-АСЕАН газопроводе и проект Большого Меконга – региональной энергетической торговли в субрегионе Большого Меконга, основанного на гидроэлектростанции. Однако достижение прогресса в региональном и субрегиональном энергетическом сотрудничестве стран Восточной Азии осложнено рядом факторов, как нежелание передачи части суверенитета наднациональным структурам, отсутствие секретариата для поддержки соглашения энергетической безопасности АСЕАН, инициированного в 1996 году и необходимость создания институциональной базы для поощрения инвестиций в совместных проектах. Учитывая различия в приверженности региональному сотрудничеству в двух регионах, Европейский опыт может стать основой для развития регионального энергетического сотрудничества в странах Азии. Хотя и данный тезис опровергается некоторыми экспертами. Так, согласно Стефани Лоусону, вопросы успешности реализованных региональных инициатив Европы требуют дополнительного анализа и едва ли представляют собой модель эффективной регионализации для других стран [344]. Во многих работах по анализу регионального сотрудничества стран Азии, отмечается общая тенденция дезинтеграции всего азиатского пространства и 136 отсутствие политической воли стран, несмотря на имеющийся энергетический потенциал. Д. Трипати в своей работе по региональному сотрудничеству в Южной Азии, предлагает рассмотреть региональное сотрудничество в энергетической области через призму теории функционализма и использовать понятие «интереса» как цементирующего и основного элемента регионального сотрудничества [344]. Ж. Кох в своем интервью о перспективах регионального сотрудничества в Южной Азии30 считает, что риски, связанные с налаживанием внутрирегионального, трансграничного энергетического сотрудничества, включающие как политические и правовые, так и институциональные и инфраструктурные барьеры, могут оправдаться в случае более полного понимания экономических и экологических выгод партнерства [345]. За последние два десятилетия Южная Азия была одним из самых быстрорастущих регионов в мире, средние темпы роста составляли 6% ежегодно. По данным МЭА, Южная Азия может сохранить самые высокие темпы роста потребления энергетических ресурсов в мире к 2020 году в случае поддержания аналогичный уровень экономического развития, который на сегодня снизился до 2-3% из-за нехватки энергетических ресурсов [345]. Энергетические ресурсы относятся к категории стратегических ресурсов любого государства, имеющие критически большое значение для военного, экономического и социального развития. Взаимозависимость целей государств в области энергетики, развития и его устойчивого развития, а также необходимость предотвращения и снижения рисков обуславливает сотрудничество стран на субрегиональном уровне, в рамках управления, которого возможна выработка оптимальной политики национальных правительство государств и эффективная реализация совместных проектов. С. Арис в своей работе о ШОС, как новой модели азиатского регионализма, провел сравнительный анализ двух действующих в Азии структур: ШОС и АСЕАН, обозначив ряд существенных сходств и различий. В первую очередь это касается состава и уровня институционализации, при схожей модели сотрудничества, ориентированной на безопасность [347]. Традиционное восприятие ЕС как образца регионализма, привносимое теоретиками, по мнению С. Арис, не может быть применено к региональным структурам Азии, имеющих отличительные особенности природы регионального сотрудничества. Так, ШОС и АСЕАН, учитывая особенности вовлеченных государств и их подходы в многостороннем взаимодействии, характерна высокая роль региональных элит, заинтересованных в искоренении проблем их политической власти и легитимности, а также ориентированность на приоритеты стабильности и экономического роста. С этой точки зрения, сотрудничество, основанное на интеграции суверенных членов для создания наднациональной структуры наиболее 30 Население Южной Азии составляет: 1,56 млрд. чел.; площадь земли 5.142 млн. км2 [345] 137 характерно Европейскому Союзу, опирающемуся на ценностях либеральной демократии [347, c. 452-455]. Более того, А. Харрел подчеркивает «отсутствие доказательств необходимости применения Европейской модели региональных структур в других регионах» [346, c.453]. ШОС, как и АСЕАН были созданы в иных международных условиях, нежели ЕС, для которых вопросы безопасности являются неотъемлемой частью самоутверждения на международной арене, обеспечения внутренней безопасности и защиты существующих режимов от внутренних и внешних вызовов. Проводимые встречи между членами организации служат, своего рода, «каналом смягчения» напряженности между лидерами, что позволяет балансировать внешнюю зависимость между крупными державами и получать рычаги управления. Упор на неформальное общение и формирование консенсуса лежат в основе ценностей организации, не требующих высокой институционализации правовых рамок. «Шанхайский дух», как и провозглашение «Азиатских ценностей АСЕАН» представляет собой консенсуальную модель взаимодействия стран. В случае с АСЕАН, регионализм поддерживается правовыми и социальными нормами – производных от общих международно-правовых норм, основанных на принципах Вестфальской системы и вытекающих социальнокультурных норм [347, c.457]. Одним из отличий регионализма ЕС от ШОС является глубина и уровень интеграционных процессов, основанных на жестких юридических рамках, обеспечивающие юрисдикцию ЕС на ряд сфер политики его членов. Немаловажным является приверженность европейских государств обеспечить многосторонность и верховенства права в международных вопросах, в основе которых лежит решимость преодоления границ национального суверенитета, в то время как азиатским структурам, несмотря на желание сохранить существующие нормы международных отношений, коренным интересов представляется сохранение национального суверенитета и в региональной политике. Таким образом, приложение универсалистского подхода к вопросам регионализма не может однозначно обеспечить эффективность деятельности региональных структур в других регионах, включая и Азию, которой характерные отличные от европейских особенности. 4.2 Подходы ШОС и ЕС в реализации регионального принципа многосторонних отношений в Центральной Азии Распад Советского Союза ознаменовал новый этап многоуровнего взаимодействия, как для постсоветских стран, так и для новых игроков в регионе Центральной Азии. Ссылаясь на особенности геополитической позиции стран, их социально-экономическую и этническую структуру, эксперты видят их в основе слабо формируемых интеграционных объединений. Былая экономическая взаимозависимость советских стран, привела к 138 неспособности «мягкой трансформации» и адаптации к глобальным вызовам без участия внешних акторов. С другой стороны, с точки зрения политического измерения трансформационного развития стран, концепция регионализма с позиции нео-функциональной теории, позволяет искать пути решения возникающих структурных проблем на региональном уровне. По мнению Э.Буюкакинджи, осмысление вопросов регионализма и интеграции в ЦА осуществляется на межрегиональном уровне, с вовлечением внешних сил [348]. Регион Центральной Азии до событий 11 сентября 2001 года характеризовался сравнительно слабой вовлеченностью великих держав. Начало военных операций США, развертывание военных баз на территории Узбекистана и Кыргызстана, политика Запада по предотвращению терроризма, изменили политику и подходы западных государств, позволив исследовать стратегические особенности региона и сделав Центральную Азию регионом столкновения интересов многих государств. Осознание западными государствами своего интереса в энергетических ресурсах региона привело к неизбежной реакции со стороны ближайших соседей – Китая и России. Заинтересованность России в совместной разработке месторождений, как и нежелание терять свою монополию на транспортировку энергетических ресурсов региона, закрепленную со времен Советского Союза, а также динамизм быстроразвивающейся экономики КНР, привели к объединению интересов двух государств в рамках ШОС. Однако, энергетический фактор не стал определяющим в роли ШОС в регионе, но все же создал систему двустороннего взаимодействия по реализации достигнутых в энергетической сфере договоренностей между странами. Американский эксперт М. Олкотт считает, что ШОС, прежде всего, формирует основу коллективной безопасности в регионе, представляя собой региональный форум для обсуждения двусторонних и многосторонних вопросов [349]. В то время как жизнеспособность ШОС и ее устойчивость позиции в мире, может быть объяснена вовлеченностью России и Китая [350]. Что касается взаимодействия с ШОС, то европейский эксперт Г. Остин считает, что ЕС должен формировать свою внешнюю политику к ШОС в трех направлениях: развитие эффективного регионализма в центре Азии, где вовлечены страны Центральной Азии, Россия и Китай; изменение российского и китайского двустороннего формата взаимодействия с дальнейшим расширением ШОС, а также вовлечение США для содействия развития диалога ЕС – ШОС, с акцентом на вопросы правосудия, энергетики и транспорта [351, c.2] . Региональное сотрудничество стран принято рассматривать через призму европейской модели интеграции, как наиболее устоявшейся и устойчивой системы взаимодействия. И тем не менее, последние тенденции развития международных отношений все больше показывают отход от классического понимания региональных интеграционных процессов и дополнения новых элементов - принципов и практики сотрудничества. 139 Е. Колдунова в своем анализе роли ШОС в регионе Центральной Азии отмечает особую «уникальную» природу ШОС, которая является новым подходом регионального взаимодействия [275]. ШОС прошел этап своего развития не только как институциональная структура, но и в плане восприятия организации как серьезной структуры, заслуживающая доверие мирового сообщества. В большей степени, данный факт подтверждается и подкрепляется динамично набирающим статусом КНР в мире и изменением внешнеполитических приоритетов РФ. Процесс регионального взаимодействия не является сильной стороной стран постсоветского пространства и Центральной Азии, в частности. Сформировавшись после распада СССР, страны Центральной Азии столкнулись с новыми сложностями. Особенность развития государств Центральной Азии российский эксперт больше связывает с противоречиями, обусловленные процессами национальной консолидации, идентификации населения и клановыми делениями, определяя особенность доминирования двустороннего формата взаимодействия над многосторонним [275, c. 60-61]. Здесь также можно отметить характерную странам противоречивую природу самого взаимодействия, сдерживающая развитие регионального сотрудничества. Именно данная особенность, лежащая в основе политических и экономических стран, выдвигают ШОС, как структуру нового уровня, которая может реализовать постепенный переход к региональному взаимодействию стран. Что касается последующей оценки регионального взаимодействия стран ШОС, включая партнеров и наблюдателей организации, то здесь важно отметить нехарактерную для западных теоретических школ понимания интеграционного взаимодействия государств. Основополагающими во взаимодействии в рамках ШОС являются не интеграционные цели, а потенциал организации, как структурообразующей составляющей региона. Так, Россия больше заинтересована в расширении и развитии своего потенциала далеко за пределами постсоветского пространства, а именно в АТР, для получения новых экспортных возможностей обеспечения долгосрочных источников развития экономики страны. Ранние интеграционные структуры, созданные с участием стран региона и РФ в многостороннем формате как СНГ, ОДКБ, ЦАС, ЕврАзЭС были словно предтечей созданных Таможенного Союза и Единого экономического пространства, объединившие страны три страны постсоветского пространства готовых к разноуровневой интеграции [275, c.62]. Несмотря на существенные изменения роли Китая и становления как одного из эффективных гегемонов в регионе ШОС, объединение евразийских стран в единое политическое объединение под эгидой Китая, ввиду доминирующего осознания постсоветской элиты о динамично развивающейся роли Поднебесной и особенностях социальной интеграции друг с другом, не представляется реальным [350]. По мнению А. Либмана, наиболее перспективным в рамках созданной ШОС является ориентация на принципы «открытого регионализма», в основе которого лежит взаимное переплетение 140 проектов, ориентированные на достижение конкретных целей и лежащие в основе альтернативных каналов экономического взаимодействия [350]. В основе проблем Центральноазиатского комплекса безопасности, согласно Е. Клименко, лежит особенность политических режимов государств, монополизирующие основные стратегические энергетические ресурсы государств, не приводя к решению возникающих вызовов. А также роль элит региона, не объединенных «чувством общности и единой политической культурой» [332, c.22]. Особенность биполярной международной структуры организации, продиктованная логикой взаимоотношений РФ и КНР, по мнению М. Лаумуллина, делает ШОС менее гибкой по сравнению с полицентричной структурой. Однако, в отличие от созданных ранее интеграционных структур на постсоветском пространстве, российские эксперты перспективность ШОС видят в двух ипостасях: как структуры, которая сможет обеспечить дополнительную безопасность от усиления западных сил в регионе и региональной организации, объединяющая разноплановые страны в экономическом и политическом смысле с поэтапным переходом от двусторонней структуры сотрудничества к многосторонней, имеющей потенциал выхода на мировые рынки [275, c.62]. Здесь, немалая роль отведена странам-наблюдателям и партнерам организации, Индии, Ирана и других. Центр мировой торговли все больше смещается в сторону Азии, которая по объему развития экономики уже схож по размеру с рынками ЕС и странами Северной Америки. Особенностью успеха Азии является беспрецедентный рост ее экономики и поддержание устойчивого роста. Учитывая возросшую роль Азии в мировой экономике, организация регионального экономического взаимодействия призвана искать пути решения возникающих проблем. Высокие темпы экономического роста Азии, объясняется высоким уровнем производства. Так, с точки зрения покупательской способности, страны Азии, население которой составляет более половины от мирового, производят 3/10 от общего мирового производства [352]. Концепция регионализма является относительно новым аспектом подъема стран Азии. Страны Азии больше связаны через торговые, финансовые операции, прямые инвестиции, технологии, туристических потоков и других экономических отношений. Китай, используя свои инвестиционные возможности, обеспечивает политические гарантии безопасности близлежащего региона и апробирует свое лидерство в новом для КНР формате. Лидерские позиции КНР, по мнению Пан Гуан, подкрепляемые политикой Китая в продвижении институционализации организации и экономической поддержки реализуемых проектов, позволяют сдерживать региональные противоречия со странами региона для реализации собственных интересов [353]. Китайский эксперт G.Xing в 2001 году выделил ведущую роль Китая в деле содействия интеграции с Азией на основе динамично развивающейся 141 экономики, представляя собой ключевой компонент пан-Азиатского моста для углеводородов и других товаров с регионом Центральной Азии [195, с.159]. Объясняя феномен Китая, как региональной державы, немецкий исследователь Р. Каппель подразумевает экономически господствующую силу в регионе, обладающую влиянием и потенциалом проведения региональных и глобальных действий. Она имеет сравнительно большое население и охватывает относительно большую территориальную площадь. Региональные державы достигают высоких темпов экономического роста, выше средних показателей по региону в течение определенного длительного времени, обеспечив, тем самым, растущий рынок для региона. Кроме того, региональные державы имеют активно действующие предприятия, как на региональном, так и на глобальном уровне, которые все больше конкурируют с мировыми компаниями стран ОЭСР. В соответствии с данным подходом, не все развивающиеся страны могут быть определены региональными лидерами, так как не соответствуют критериям экономического динамизма (по привлекательности для прямых иностранных инвестиций), географического (доброжелательные отношения с соседними государствами), вертикальной связи (лидерство ведущих компаний региональных держав на глобальном рынке), региональной интеграции (ключевая роль региональных держав в региональных организациях), относительной мощи (лидирующие страны других регионов находятся в постоянной конкуренции с региональной державой) [310, c.276]. А. Сайфуллин, ссылаясь на Д. Смита, отмечать, что Центральная Азия не представляет собой субъект «Большой игры» в регионе, но испытывает влияние региональных амбиций великих держав в борьбе за господство [354, c.42]. Более того, переходный характер природы безопасности, идентичность и особенность норм, применимых в регионе, как и организационная функциональность ШОС оказывают значительное влияние на степень интеграции региональной безопасности в рамках ШОС. Уникальность регионализма Центральной Азии заключается в историческом прошлом, на формирование которого немалое влияние оказали последствия войн, влияние внешних сил, а также особенность географии, геологической структуры и этничность [354, c.45-46]. Следовательно, интеграционная природа и безопасность в Центральной Азии должны быть рассмотрены через призму взаимодействия государств региона, как основных акторов в решении проблем региональной безопасности, ввиду глубокой взаимосвязанности национальных, региональных и межрегиональных вызовов. 4.3 Противоречия интересов и факторы сближения ШОС и ЕС в сфере энергетической безопасности Вопросы прямых противоречий региональных интересов ШОС и ЕС не являются областью исследования как западных, так и отечественных экспертных сообществ. Однако неоднозначное восприятие Европейским 142 Союзом ШОС освящено в работе ряда американских и европейских исследователей, как А. Коэна, С. Ариса [355-356]. Е. Колдунова выделяет два основных подхода в рассмотрении ШОС: геополитического и нормативного [275, c. 64]. Деятельность ШОС с точки зрения геополитического подхода рассматривается в качестве проводника сохранения и поддержания авторитарных режимов стран региона; системы, в рамках которой РФ и КНР определили свой уровень обязанностей, союз которых в большей степени направлен против стран Запада. В то время как «нормативный» подход больше связан с вопросами региональной стабильности и сохранения суверенитета государств, в качестве структурообразующего элемента при отсутствии экономических или материальных рычагов для продвижения регионального взаимодействия, как например взаимодополняемость в торговле [275]. Решение данной проблемы, по мнению европейских исследователей видится в привлечении внешних партнеров, одним которых может выступить и ЕС. Однако противоречия, связанные с необходимостью решения вопросов прав человека и развития демократии в регионе, осложняют и развитие сотрудничества ШОС и ЕС в сфере энергетической безопасности. Европейский Союз с принятием Стратегии "ЕС и Центральная Азия: стратегия нового партнерства» в 2007 году, определил три основных приоритета в регионе, включая поиск решений по Афганскому кризису, борьбу против исламского фундаментализма и доступ энергетическим ресурсам региона. Это объясняет выработку более скоординированного подхода ЕС к осуществлению своей стратегии с каждой страной региона. Согласно О. Антоненко, данная стратегия определила три основные тенденции в политике ЕС: 1. С развитием Восточного партнерства и расширением ЕС на восток, регион Центральной Азии был включен в Европейскую политику добрососедства и стал предметом новой стратегии ангажирования ЕС; 2. Развитие диалога ЕС с Азией, в рамках которая страны Центральной Азии должны пересмотреть свою политику в качестве азиатского мира; 3. Третья тенденция связана с вопросами энергетической безопасности ввиду прямой зависимости от резервов стран-участниц ШОС. Европейская политика партнерства, разработанная в рамках Европейской стратегии от 2007 года, ознаменовала изменение политики ЕС по отношению к странам региона, от восприятия их как стран с переходной экономикой и наличием единых вызовов и проблем в регионе до признания индивидуальных особенностей каждой страны, развитие которых влияет на интеграционные перспективы в регионе. Так, к примеру, одним из сдерживающих факторов интенсивного развития ШОС является отсутствие наднационального органа, аналогичного Европейскому, создание которого позволило ЕС прийти к значительным достижениям. ШОС воспринимается на Западе как сугубо правительственный форум, в рамках которого ни Китай и не Россия не рассматриваются как 143 многосторонние страны, готовые к сотрудничеству с международными организациями. Наличие внутренних противоречий внутри ШОС, как соперничество РФ и КНР, различие подходов по геополитической роли ШОС, вызывает скептицизм со стороны ЕС, который все еще не выработал единую позицию по отношению к организации. Однако, растущее влияние в регионе ЦА и в мире, обосновывает необходимость выработки нового подхода ЕС, основанного на диалоге и взаимодействии. ЕС имеет четкие цели в регионе и может столкнуться с вызовами терроризма, энергообеспечения, а также увеличения потоков нелегальной миграции. Актуальным для ЕС является и укрепление отношений с Россией и Китаем, что вполне возможно в рамках сотрудничества ШОС. Факторы сближения Взаимный интерес в ресурсах региона, спрос на европейские технологии и инвестиции, а также общая заинтересованность в разрешении Афганского конфликта и посткризисного обустройства страны являются долгосрочными приоритетами как ШОС, так и ЕС. Согласно китайскому исследователю Линь Лимин, Европа в настоящий период переживает третий всеобъемлющий процесс реструктуризации с 1945 года. Первый процесс начался после окончания второй мировой войны с основанием ЕОУС в 1951 году, второй в 1991 году с окончанием холодной войны. Основные изменения которой связаны с трансформацией внешних отношений ЕС с Россией и Китаем. В случае последней, волна финансовых кризисов предопределила неизбежную взаимозависимость Китая и ЕС, более того сместив основные выгоды в пользу Китая [308, c.13]. До 2008 года, китайское видение многополярного мирового порядка было связано с участием пяти держав: США, ЕС, Японии, Китая и России. Однако долговой кризис в США открыл возможности для Китая завершить свой «мирный рост», расширив влияние в мире без втягивания в борьбу за гегемонию. По мнению Китайского эксперта Цяо, ЕС, Россия, Индия и другие развивающиеся государства могут стать архитекторами нового экономического и политического порядка в международной системе [308, c.14]. Исследователь проблем российской политики и конфликтов Клингендейл института Нидерландов Марсель де Хаас, подчеркнул о важности тесного сотрудничества ЕС с ШОС. Согласно М. де Хаас, скептическая позиция европейцев и восприятие ШОС как потенциальную угрозу лишь тормозит перспективное выгодное сотрудничество со структурой объединившей региональных гигантов в борьбе против вызовов, и заложившая доверие в деле развития региональной системы энергоснабжения [355]. Более того, М. де Хаас оспаривает приоритетность военной составляющей для стран-членов ШОС, по сравнению с НАТО, проводя параллели деятельности ШОС с Европейским Союзом. Именно заинтересованность в решении нетрадиционных вызовов международной безопасности в сфере экономики, торговли и энергетики, должно изменить позицию ЕС по отношению к ШОС. 144 Джао Ке подчеркивает важность сотрудничества и координации отношений Китая и ЕС в сфере реформирования международной финансовой системы, предполагая сближение стратегических интересов сторон. ЕС все больше заинтересован в новом механизме контроля и регулирования международной финансовой системы, что поддерживается и китайской стороной, для которой созданием подобного механизма позволит обеспечить высокоскоростной экономический рост страны. Европейский эксперт Э. Гох в своей работе «О великих державах и иерархическом порядке в Юго-Восточной Азии» проанализировала региональные стратегии безопасности и идеи регионального порядка [356]. В основе идей лежат два ключевых подхода, ориентированных на отказ принимать одну из позиций конкурирующих в регионе держав, посредством их вовлечения в региональные дела и привития чувства ответственности за последующее обеспечение стабильности. Вторым подходом является баланс влияния, заключающихся в создании системы влияния крупных держав, посредством конкурентной институционализации и дипломатии. Анализ регионального порядка в ЮВА представляет интерес для исследования аналогичных тенденций на примере региона Центральной Азии. Окончание биполярной системы, развал Советского Союза, сопровождавшийся с дальнейшим подъемом Китая, вызывало обеспокоенность не только на западе и на постсоветском пространстве, но и в странах Восточной и Юго-Восточной Азии, и в целом в АТР, которые шли по пути многополярного нестабильного мира. Позиция КНР в АТР и в ЮВА рассматривается не столь однозначно, что больше связано с националистическими амбициями Китая по сохранению позиции в регионе и приводит к сохранению напряженности. Региональная безопасность ЮВА рассматривала неизбежность применения реалисткой и либеральной логики в стратегическом мышлении в новых условиях, нацеленных на постепенный переход к определенному уровню регионального порядка, не фокусируясь и реагируя лишь на систематические изменения путем выбора одной из сторон. Э. Гох, региональный порядок рассматривает через призму межгосударственных отношений, имеющие приемлемые для всех региональных акторов «каналы общения», что позволяет ограничить непредсказуемость действий государств, обеспечив стабильность их ожиданий. Страны Юго-Восточной Азии вместо принятия временных тактических мер, сфокусировались на выработке своих стратегических предпочтений для непосредственного влияния на процесс формирования нового регионального порядка. Рамки создаваемого порядка включают два основных измерения: это процессы, регулирующие межгосударственные отношения и ожидания стран в отношении общих региональных целей. Основные акторы такого регионального порядка разделены на страны, формирующие порядок и на страны, поддерживающие процессы, которые 145 обеспечивают существующий порядок безопасности, включая гегемонию, баланс сил, многосторонние структуры, двустороннее взаимодействие и самоподдержку. Автор предлагает два пути формирования регионального порядка: комплексный баланс сил и влияния, а также стратегию omnienmeshment (связанный обязательствами), под которым было предложено понимать процесс глубокого вовлечения государства в международные и региональные процессы с целью создания условий для долгосрочной интеграции с обществом. Данный процесс не исключает переосмысление интересов государства и изменение его уникальности для создания целостной системы и регионального порядка. Рассмотрим особенности формирования структуры региональной безопасности Юго-Восточной Азии, начавшееся с начала 1990 годов. Изначально страны ЮВА были ориентированы на создание региональной структуры безопасности с вовлечением большего числа больших государств через их участие в региональных структурах и в рамках двустороннего взаимодействия с отдельными государствами. На данном этапе, идея заключалась в поощрении этих держав в развитии более тесного политического и экономического взаимодействия для построения системы политических и военных отношений со странами региона, с дальнейшим углублением взаимозависимости государств и укреплении чувства ответственности держав в деле сохранения региональной стабильности ЮВА. Подобный подход берет свое начало в теории либерального институционализма. Так, к примеру, «Большая стратегия США» по отношению к своим соперникам характеризовалась тремя взаимосвязанными элементами: открытия, обволакивания и связывания. Аналогичные элементы заключены в стратегии omni-enmeshment [356, c.119-124]. Изначально, страны ЮВА открыли Китаю границы для торговли, инвестиций, культурного и образовательного обмена с целью повышения заинтересованности населения и элит к внешнему миру. Данный процесс позволил создать систему связей и взаимозависимости, которая в свою очередь укрепила интересы государств и общества в поддержании стабильных внешних отношений. Однако здесь, страны ЮВА позволили открыть свои границы не только Китаю, но и другим великим державам с целью стимулирования большой стратегической взаимозависимости между ними. На втором этапе, региональные лидеры стран ЮВА провозгласили идею единства стран, объединенных в региональные или международные организации, создав новую систему ожиданий и обязательств посредством членства в этих структурах. На третьем этапе, страны ЮВА преследовали цель связывания великих держав в регионе посредством «навязывания их ответственности» за балансирование региональных тенденций и стабильность. Стратегия оmni-enmeshment требует участия крупных держав в региональных многосторонних учреждениях, в свободной торговле, в многосторонних и двусторонних соглашениях, в двусторонних учениях в сфере безопасности, а также в сотрудничестве в области многосторонней 146 безопасности. На региональном уровне, АСЕАН был основным каналом взаимодействия с внешними державами, развивающихся на традиционной практике «диалог партнеров». Несмотря на то, что изначальной целью диалогов партнеров было укрепление экономических связей стран-участниц АСЕАН с основными развитыми государствами, впоследствии они были направлены на привлечение развивающихся держав в систему регионального порядка. Подобный подход рассматривается как один из инструментов диверсификации ресурсов стратегической и экономической стабильности. Практика и региональные стратегии стран Юго-Восточной Азии представляет ценный опыт для стран Центральной Азии, имеющие схожие вызовы и приоритеты развития региональной интеграции и обеспечения стабильности в регионе. 147 ЗАКЛЮЧЕНИЕ На основе многочисленных источников, вобравших широкий круг документов ШОС, ЕС и дипломатических соглашений, на основе концептуальных подходов, содержащихся в трудах известных западных, российских и отечественных ученых, в результате исследования энергетической политики были сделаны следующие выводы: 1. Энергетическая политика ШОС и ЕС представляет собой один из динамично и целенаправленно развивающихся явлений в истории международных отношений. Ее формирование и осуществление наполнено как четким пониманием стратегических целей, так и противоречивостью окружающего мира и внутреннего содержания. 2. В основе взаимоотношений ЕС и РФ лежит взаимозависимость интересов, основанная на внутренних потребностях от импорта углеводородов. Аналогично выглядит и взаимозависимость КНР с РФ и странами ЦА. Несмотря на то, что КНР занимает исключительно важное место во всей глобальной цепи энергетической системы и представляет собой крупного инвестора и донора в регионе Центральной Азии, взаимозависимость внешнеполитических приоритетов является неизбежным. 3. Энергетическая составляющая становится все более весомым аргументом в глобальном геополитическом раскладе. В целях недопущения напряженности необходимо добиваться стабильности и безопасности в этой сфере в рамках всеобъемлющего и скоординированного международного подхода. 4. Китай выступает двигателем экономического сотрудничества в рамках Шанхайской группы. Отчасти это обусловлено большими финансовохозяйственными возможностями страны, а главное – стремлением КНР закрепиться на экономическом поле Центральной Азии, создав для этого материальные и юридические условия. Сотрудничество государств ШОC имеет, прежде всего, геостратегическое значение. Именно в ЦА экономические и политические возможности Китая находятся в особо органичном симбиозе: собственный экономический рост будет и впредь служить Китаю источником ресурсов для хозяйственной и дипломатической «экспансии» в ЦА и в ШОС в целом. Необходимость перехода от двустороннего к многостороннему сотрудничеству диктуется масштабностью сотрудничества и тем, что обеспечение экономической безопасности одной страны - члена, особенно в условиях замкнутой энергетической и транспортной сети ЦА, невозможно без коллективного взаимодействия. Начало работы МБО и ДС ШОС закладывает финансовые условия для активизации многосторонних проектов Организации. 6. В силу своей молодости и внутрирегиональных противоречий (в частности, по вопросам прохождения границ и водопользования) ЦАР так и не удалось сформировать собственную систему кооперационных структур. Представляется, что ШОС в перспективе могла бы восполнить этот пробел и 148 стать механизмом экономической кооперации, прежде всего, в Центральной Азии. 7. Акцентируя внимание на необходимости первоочередного развития хозяйственной составляющей Организации, Пекин допускает возможность преобразования ШОС из оборонно-политического союза в экономический. В этом состоит специфика его позиции и отличие от точки зрения РФ по вопросу будущего Шанхайской группы. ШОС, являясь для Пекина инструментом его экономической стратегии в ЦАР, служит и механизмом адаптации КНР к процессам регионализации в мировой экономике. Включив Центральную Азию в орбиту своего влияния и обретя единоличное лидерство в ШОС, Пекин сможет использовать Организацию и на глобальном уровне – как «плацдарм» и аргумент в его диалоге с другими мировыми центрами силы – США и Европой. 8. Россия стремится усилить свои позиции в ШОС, прежде всего, через военно-стратегическое взаимодействие, отсутствие концептуальной базы для сотрудничества со странами ЦА, приводит к потере политического и экономического влияния. 9. Особенности развития региона Центральной Азии, а также политика великих держав обусловливают формирование альтернативных подходов традиционным (западным) интеграционным процессам, требующие переоценку регионального энергетического комплекса для обеспечения эффективной энергетической безопасности. Региональному комплексу энергетической безопасности ЦА присущи общие вызовы и угрозы традиционного и нетрадиционного характера, оказывающие воздействие на интеграционные процессы в регионе и на экономическое развитие региона в целом. Более того, вызовы и угрозы в регионе, носящие транснациональный характер определяют неизбежность регионального подхода в глобальных вопросах, без отказа от эффективного применения двустороннего формата взаимодействия государств в энергетической сфере. Данный аспект объективно отражает специфику политики региональных государств, в которых применение единых стандартов не представляется возможным. 10. В соответствии с теорией комплекса региональной безопасности, перспективным представляется сотрудничество ШОС и ЕС, обладающие стратегическими интересами в регионе Центральной Азии и в постсоветском пространстве, как взаимозависимых структуры безопасности. Итак, значение ШОС заключается не только в том, что она воплощает собой стратегический компромисс КНР и России на Центрально-азиатском поле, но и в ее способности послужить площадкой балансировки политических и экономических интересов государств-участников посредством создания региональной энергетической системы. 149 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 1 Современная мировая политика: Прикладной анализ / отв. ред. А.Д. Богатуров. – М.: Аспект Пресс, 2009. – 588 с. 2 Назарбаев Н. Приветственная речь по случаю 10-летия ШОС // Казахстанская правда, № 118-119 (26539-26540) 08.04.2011: http://www.kazpravda.kz/news/view/26089. 3 Концепция внешней политики РК на 2014-2020 годы, утвержденная Указом Президента РК от 21 января 2014 № 741 // Официальный Интернетресурс МИД РК // http://mfa.gov.kz/index.php/ru/vneshnyaya-politika/kontseptsiyavneshnoj-politiki-rk-na-2014-2020-gg. 4 Декларация о создании Шанхайской Организации Сотрудничества от 15.06.2001 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=83. 5 Совместное заявление глав государств Республики Казахстан, Китайской Народной Республики, Кыргызской Республики, Российской Федерации, Республики Таджикистан, Республики Узбекистан от 15.01.2001 //Официальный сайт ШОС//http://www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=84. 6 Декларация Глав Государств-членов Шанхайской Организации Сотрудничества от 7.06.2002 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=91. 7 Хартия Шанхайской Организации Сотрудничества от 7.06.2002 //Официальный сайт ШОС// http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=86. 8 Совместное Коммюнике по итогам заседания Совета глав правительств (премьер-министров) государств-членов Шанхайской организации сотрудничества от 23.09.2003 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=93. 9 Программа многостороннего торгово-экономического сотрудничества государств-членов ШОС, утвержденная решением Совета глав правительств (премьер-министров) государств-членов ШОС от 23.09.2003 // Официальный сайт регионального экономического сообщества ШОС// http://www.scoec.gov.cn/crweb/scor/info/Article.jsp?a_no=721&col_no=67. 10 Совместное Коммюнике заседания Совета министров иностранных дел государств - членов Шанхайской организации сотрудничества от 25.02.2005 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=100. 11 Душанбинская Декларация от 28.08.2008 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU/show.asp?id=115. 12 Декларация глав государств-членов Шанхайской организации сотрудничества о построении региона долгосрочного мира и совместного процветания от 7.06.2012 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=646. 13 Бишкекская Декларация от 16.08.2007 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=111. 150 14 Совместное коммюнике по итогам заседания Совета глав государствчленов ШОС от 16.08.2007 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=110. 15 Екатеринбургская декларация государств-членов Шанхайской организации сотрудничества от 16.06.2009 // Официальный сайт ШОС // http://www.sectsco.org/RU123/show.asp?id=231. 16 Европейская Энергетическая Хартия от 1991 // Официальный сайт Секретариата Энергетической Хартии // http://www.encharter.org/index.php?id=7&L=1. 17 Договор к Энергетической Хартии от 1994 // Официальный сайт секретариата Энергетической Хартии // http://www.encharter.org/index.php?id=28&L=1. 18 Коллективная Стратегия Европейского Союза по отношению к России. Кѐльн, 3-4 июня 1999 // http://www.mgimo.ru/files2/y11_2013/243404/4.3.collective_eu_strategy.htm. 19 The Treaty of Lisbon amending the Treaty on European Union and the Treaty establishing the European Community. Lisbon, 13.12.2007 // http://eurlex.europa.eu/legalcontent/EN/TXT/?uri=uriserv:OJ.C_.2007.306.01.0001.01.ENG. 20 EU Strategy Paper for Central Asia 2002-2006 // The official website of European External Action Service // http://eeas.europa.eu/central_asia/rsp/02_06_en.pdf. 21 European Union and Central Asia: Strategy for a new partnership, October 2007 // The official website of the Council of the European Union // http://www.consilium.europa.eu/uedocs/cmsUpload/EU_CtrlAsia_EN-RU.pdf. 22 Regional Strategy Paper for Assistance to Central Asia for the period 20072013 // The official website of European External Action Service // http://eeas.europa.eu/central_asia/rsp/07_13_en.pdf. 23 Закон «О национальной безопасности Республики Казахстан» от 2012 года// http://online.zakon.kz/Document/?doc_id=31106860. 24 Закон Республики Казахстан «О недрах и недропользовании». № 291IV ЗРК, Алматы, 24.06.2010 // http://online.zakon.kz. 25 Закон Кыргызской Республики о нефти и газе № 77. Бишкек, 8.06.1988 // Официальный веб-сайт Парламента КР // http://www.kenesh.kg/Articles/1391Zakon_KR_O_nefti_i_gaze.aspx. 26 Закон Кыргызской Республики «О недрах» № 42. Бишкек, 2.07.1997 // http://www.kenesh.kg/Articles/1390-Zakon_KR_O_nedrax.aspx. 27 Закон Республики Таджикистан «О Недрах» от 4.11.1995 г.// Официальный веб-сайт Национального центра законодательства при Президенте РТ / http://www.mmk.tj/ru/legislation/legislation-base/1994. 28 Распоряжение Правительства РФ «Об основных видах минерального сырья» от 16.01.1996, № 50-р. // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_149585. 151 29 Закон Республики Узбекистан «О Недрах» от 13.12.2002, № 444-II // Веб-сайт информационно-правовой системы «Законодательство стран // http://base.spinform.ru/show_doc.fwx?rgn=815. 30 Speech of the European Commissioner for External Relations and European Neighbourhood Policy Ferrero-Waldner B. The European Union and Central Asia – Building a 21st Century Partnership. - Astana, 2006 // http://www.europanu.nl/9353000/1/j9vvh6nf08temv0/vhezfobvbuxv?ctx=vgu719bwytoy. 31 Report of vice-minister of energy Kiinov L. at KIOGE Kazakhstani international oil and gas exhibition and conference. Kazakhstan‘s energy development strategy‖ // Oil and gas of Kazakhstan. – 2009. - №6. - P. 28-33. 32 Выступление Чрезвычайного и Полномочного Посла РК в Индии Умарова К. на международном семинаре «СНГ: энергетика, безопасность и развитие» от 16-17.02.2006. Центр Российских и Центрально-Азиатских исследований // Contemporary Central Asia. – 2004. – VIII, No.1&2. – с.1-4. 33 Стенограммы интервью экспертов ФРГ и КНР от 2012 и 2013 г. // Приложение В-Г. 34 Выступление Генерального директора Института энергетических исследований КНР Профессора Хан Венке (Han Wenke) в Центре стратегических и международных исследований. 13.03.2013 // http://csis.org/multimedia/video-chinas-energy-outlook. 35 Interview of Research Director of NBR's Energy Security Program Mikkal Herberg on China's Energy Future. 19.06.2013 // http://china.usc.edu. 36 Послание Президента Республики Казахстан Н.Назарбаева народу Казахстана. 17.01.2014 // Официальный сайт Президента РК // http://www.akorda.kz/ru/page/page_215750_poslanie-prezidenta-respublikikazakhstan-n-nazarbaeva-narodu-kazakhstana-17-yanvarya-2014-g. 37 Стратегический план развития Республики Казахстан до 2020 года // Официальный сайт Президента РК // http://www.akorda.kz/ru/category/gos_programmi_razvitiya. 38 Послание Президента Республики Казахстан - лидера нации Назарбаева Н. А. народу Казахстана. Стратегия «Казахстан-2050». Новый политический курс состоявшегося государства // Официальный сайт Президента РК // http://www.akorda.kz/ru/category/gos_programmi_razvitiya. 39 Государственная программа по форсированному индустриальноинновационному развитию Республики Казахстан на 2010 - 2014 годы, утвержденная Указом Президента РК от 19.03.2010. – № 958 // Официальный сайт Президента РК // http://akorda.kz/ru/category/gos_programmi_razvitiya. 40 Энергетическая стратегия России на период до 2020 года от 28.08.2003, № 1234-р // Сайт министерства промышленности, науки и технологий Российской Федерации // http://www.minprom.gov.ru/docs/strateg/1. 41 Энергетическая стратегия России на период до 2030 года от 13.11.2009 // Агентство атомных новостей // http://www.atominfo.ru/files/strateg/strateg.htm. 152 42 Дорожная карта сотрудничества России и ЕС в сфере энергетики до 2050 года // Официальный сайт Министерства энергетики РФ // http://minenergo.gov.ru/co-operation/russia_eu/road_map/. 43 China‘s energy outlook, 2012// Energy Research Institute, National development and reform commission // http://www.eri.org.cn/uploadfile/Executive_Summary.pdf. 44 Outline of 12th Five-year Plan // Official website of the European Union // http://ec.europa.eu/regional_policy/international/pdf/china_draft_12th_5yearplan170 32011.pdf. 45 Концепция по рациональному использованию и охране водных ресурсов в Республике Таджикистан, утвержденная постановление правительства РТ от 1 декабря 2001 г// Официальный веб-сайт Министерства мелиорации и водных ресурсов РТ // http://mwr.tj/ru/img/98121a68125a1af0c15b6de7f20444b8_1248856229.doc. 46 Программа по развитию нефтегазового сектора в РК на 2010-2014 годы, утвержденная Постановлением правительства РК от 18.10.2010, № 1072 // http://adilet.zan.kz/rus/docs/P100001072. 47 Национальная стратегия устойчивого развития Кыргызской Республики на период 2013-2017 годы // Официальный веб-сайт Президента КР//http://www.president.kg/ru/news/ukazy/1466_tekst_natsionalnoy_strategii_ustoy chivogo_razvitiya_kyirgyizskoy_respubliki_na_period_2013-2017_godyi. 48 Итоги дятельности нефтегазовой отрасли РК за 2011 год // Веб-сайт Министерства нефти и газа Республики Казахстан // http://www.mgm.gov.kz/index.php?option=com_content&view=article&id=1781%3 A-2011-&catid=21%3A2011-09-01-12-16-56&Itemid=10&lang=ru. 49 Обзор налогового режима в нефтегазовой отрасли Казахстана. Отчет Ernst&Yang от 2011 г. // http://www.ey.com/Publication/vwLUAssets/Kazakhstan_OGTG_2011_R/$FILE/Ka zakhstan_OGTG_2011_R.pdf. 50 Энергетическаяотрасль Узбекистана // Материалы ПРООН // www.odreu_2007_Rus_part_01.pdf. 51 Belkin P. The European Union‘s energy security challenges. CRS Report for Congress, 30.01.2008 // https://www.fas.org/sgp/crs/row/RL33636.pdf. 52 Зеленая книга. Комиссия Европейских сообществ. Информация Комитета по энергетической политике и энергоэффективности от 8.03.2006 // http://www.rsppenergy.ru/main/static.asp?art_id=1552. 53 Глобальная энергетическая безопасность //Отчет Группы экспертов Центра устойчивого энергетического развития, 2006 // http://escoecosys.narod.ru/2009_4/art151.pdf. 54 Отчет статистической службы Европейского Союза Eurostat // http://epp.eurostat.ec.europa.eu/statistics_explained/index.php/Energy_trends#Primar y_energy_production. 55 Analysis brief: China‘s country report. US Energy Administration information, 22.04.2013 // 153 http://www.eia.gov/countries/analysisbriefs/China/images/coal_production_consumpt ion.png. 56 Kazakhstan Energy Data. Statistics and Analysis - Oil, Gas, Electricity, Coal // http://205.254.135.7/countries/cab.cfm?fips=KZ. 57 Статистика нефтяного комплекса РФ // Официальный веб-сайт Министерства энергетики РФ // http://minenergo.gov.ru/activity/oil/. 58 Китай обогнал США по степени зависимости от внешних поставок нефти, 2011 // People‘s daily online // http://russian.people.com.cn/95181/7560445.html от 12.06.2012. 59 Карт-бланш. Китай прибирает к рукам ШОС // Новости независимой газеты от 13.09.2013 // http://www.ng.ru/world/2013-09-13/3_kartblansh.html. 60 Галямова В. Усиление Китая и ожидания для Казахстана // Analytic: информационно-аналитический журнал. - 2006. – №4. – С. 7-11. 61 Искандаров А. ШОС: к вопросу о расширении организации // Analytic: информационно-аналитический журнал. – Алматы: КИСИ, 2007. – №1. – С. 510. 62 Калиева Д. Современная ситуация в СУАР // Analytic: информационноаналитический журнал. – Алматы, 2002. – №4. –С. 22-27. 63 Калиева Д. Шанхайская организация сотрудничества: перспективы развития // Analytic: информационно-аналитический журнал. – Алматы, 2001. – №3. – С. 37-41. 64 Кожокин М. Россия кровно заинтересована в стабильности в Центральноазиатском регионе // Analytic: информационно-аналитический журнал. – 2002. – №2. – С. 3-4. 65 Кушкубаев С. ШОС: попытки структурирования геополитического пространства Центральной Азии // Analytic: информационно-аналитический журнал. – Алматы: КИСИ, 2005. – №4. – С. 16-21. 66 Лаумулин М. Столкновение интересов и стратегия России и США на современном этапе: ситуация в мире и в Центральной Азии // Analytic: информационно-аналитический журнал. – Алматы, 2003. – №4. – С. 3-8. 67 Оразалиев Е. Интересы Китая и России в ШОС // Analytic: информационно-аналитический журнал. – Алматы: КИСИ, 2005. – №5. – С. 1319. 68 Смирнов С. Китай: диверсификация нефтяных потоков // Analytic. – Аналитическое обозрение. - 2001. – №2. – С. 45-47. 69 Сыроежкин К. Политика Китая в отношении государств Центральной Азии // Analytic: информационно-аналитический журнал. - 2010. – № 1 (53). – С. 11- 19. 70 Чжао Х. Китайско-Казахстанские отношения: настоящее и будущее // Analytic: информационно-аналитический журнал. - 2010. – № 1 (53). – С. 28-46 71 Laumulin M. The Russia‘s Energy strategy and Central Asia // Central Asia‘s affairs. – Almaty. - 2007. – No.2. – P. 27-40. 72 Laumulin M. The Shanghai Cooperation Organization and the Interests of Kazakhstan // Central Asia‘s Affairs. - Almaty. – 2006. – No.4. – P. 22-26. 154 73 Лаумулин М. Стратегические интересы Европейского Союза и Центральная Азия // Казахстан-Спектр. - 1999. – C. 66-69. 74 Лаумулин М. Интересы и политика ЕС в Центральной Азии и Каспийском регионе // Казахстан – Спектр. - 2001. – № 3. – C. 3-14. 75 Асанбаев М. Политика Китая и России в Центральной Азии в рамках деятельности ШОС // Казахстан – Спектр. – Алматы: КИСИ. - 2007. – №2. – C. 33-42. 76 Кушкумбаев С. ШОС и безопасность Центральной Азии // Казахстан – Спектр. – Алматы: КИСИ. - 2006. – №4. – C. 18-22. 77 Кушкумбаев С. Развитие ШОС как региональной организации: потенциал расширения // Казахстан – Спектр. – 2007. – №1. – C. 19-24. 78 Ситенко В. ШОС и проблемы безопасности в Центральной Азии: значение для Казахстана // Казахстан-спектр. - 2008. – №1 (43). – C. 12-21. 79 Исаев К. Позиция Европейского Союза по вопросу иранской ядерной программы // Казахстан-Спектр. - 2008. – №1 (43). – C. 32-40. 80 Сыроежкин К. Новая стратегия Китая // Казахстан-Спектр. – Алматы: КИСИ. - 2006. – №2. – С. 18-26; №3. – C. 18-24. 81 Stenographische Bericht der Deutschen Bundestag Sitzungen // http://dip21.bundestag.de. 82 Двустороннее сотрудничество РК – ШОС // Дипломатия жаршысы. Издание МИД РК. - 2010. – №5 (27). -C. 39-40. 83 Двустороннее сотрудничество Казахстан – Европа, Казахстан – Азия // Дипломатия жаршысы. Издание МИД РК. – 2010. - №3 (25). – C. 33-35. 84 Двустороннее сотрудничество Казахстан и ШОС // Дипломатия жаршысы. Издание МИД РК. – 2010. - №4 (26).– С. 34. 85 Двустороннее сотрудничество Казахстан и ШОС // Дипломатия жаршысы. – 2010. - №1 (23). – 68 с. 86 Chronik aus der Zentralasien Analysen// www.laenderanalysen.de/zentralasies. 87 Выступление Глисона Г. Энергетические стратегии в Центральной Азии: политические аспекты на VI международной конференции Евразийской сети политических исследований // Нефтегазовый сектор Центральной Азии и сценарии региональной интеграции. Фонд «Наследие Евразии». – М., 2008. 88 Merlingen M. EU security policy: what it is, how it works, why it matters? - 2012. – 355 с. 89 Bugajski J. Expanding Eurasia. Russia‘s European ambitions // Center for strategic and international studies: CSIS Press, 2008. 90 Matveeva A. EU stakes in Central Asia // Chaillot paper. – July, 2006. – No.91 // http://www.iss.europa.eu/uploads/media/cp091.pdf. 91 Orban A. Power, Energy and the new Russian imperialism // Praeger Security International, 2008. – Р. 249. 92 Lanteigne M. China's Energy Geo-Strategy and the 'Malacca Dilemma? 28.02.2007 // All Academic research community // http://www.allacademic.com/meta/p180616_index.html. 155 93 Grant T., Hall G. Russia, China and the Energy Security Politics of the Caspian Sea Region after the Cold War, 26.03.2008 // http://www.allacademic.com/meta/p253903_index.htm. 94 Dorian J., Wigdortz B., Gladney D. Central Asia and Xinjiang, China: Emerging Energy, Economic and Ethnic Relations // Central Asian Survey. - 1997. – Vol.16, №4. – P. 461- 486. 95 Blank S. Energy, Economics, and Security in Central Asia: Russia and Its Rivals // Central Asian Survey. – 1995. - Vol.14, № 14, № 3. – P. 373-406. 96 Blank S. Infrastructural policy and national strategies in Central Asia: the Russian example // Central Asian Survey. – 2004. – № 23:3-4. – P. 225-248 // http://dx.doi.org/10.1080/0263493042000321353. 97 Энкельманн Д. Центральноазиатская стратегия Европейского Союза: настоящее и будущее в Европейский союз – Казахстан-Россия: перспективы сотрудничества с Китаем. Сборник материалов IV Международной научнопрактической конференции. – Алматы, 21.06.2011 // отв. ред. Б. Султанов. – Алматы: КИСИ при Президенте РК. 2011. – 228 с. 98 Antonenko O. The EU should not ignore the SCO// Policy Brief Centre for European reform. – May, 2007. – P. 1-8. 99 Wacker G. Changes and continuities in EU-China relations in A German perspective US-China-EU relations: managing the new world order / edited by Ross R., Tunsjo O., Zhang T. – Routledge, 2010. – P. 77-99. 100 Стенограмма интервью с экспертом Фонда науки и политики ФРГ Н. Гѐдехардт // Приложение Е. 101 Goldstein A. Rising to the challenge: China‘s grand strategy and international security // CA: Stanford University Press. – 2005. 102 Clarke M. China and the Shanghai Cooperation Organization: the dynamics of ―new regionalism‖, ―vassalization‖, and geopolitics in Central Asia, in ―The new Central Asia: the regional impact of international actor‖ / E. Kavalski, еd. Singaporeу: World Scientific Publishing Co. - 2010. – P.117-302. 103 Shutter R. Durability in China‘s strategy toward Central Asia – reasons for optimism // The China and Eurasia Forum Quarterly. - 2008 – Vol.6, №1. – P.3-10. 104 Noesselt N. Chinese perspectives on international power shifts and SinoEU relations (2008-2011) // GIGA Working papers. Institute of Asian studies. - April 2012. - №193. – C.1-21. 105 Носов М. ЕС – Китай: на пути к глобальному партнерству // Современная Европа, 2005. – № 2. – С. 39-51. 106 Воскресенский А., Лузянин С. Политика Китая в Центральной Азии и Южный фланг СНГ. Центральная Азия – Каспий – Кавказ: возможности и вызовы для России / под ред. Наринского М., Малыгина А. – М.: МГИМО, МИД РФ; АНО «ИНО – Центр информация Наука. Образование». - 2003. – С. 301 – 335. 107 Медведев А. «Газпром» и энергобезопасность Европы// Международная жизнь. - 2008. – № 4. – С. 147-156. 156 108 Cтроков А., Столповский О. Энергетический клуб ШОС: проблемы и перспективы // http://www.journal-neo.com/?q=node/304. 109 Лымарь А. Три пояса ШОС: экономика, энергетика и безопасность // Эксперт online // http://www.expert.ru/printissues/kazakhstan/2007/31/vstrecha_glav_gosudarstv_shos. 110 Лузянин С. Европейский Союз – Россия – Центральная Азия – Китай: энергетические измерения. Возможны ли нефтегазовые компромиссы? // Европейский союз – Казахстан-Россия: перспективы сотрудничества с Китаем: сборник материалов IV Международной научно-практической конференции / отв. ред. Б. Султанов. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2011, июнь 21. – 228 с. 111 Лузянин С. Евразийская безопасность: кооперация или конфликт интересов? // Европейский союз – Казахстан-Россия: перспективы сотрудничества с Китаем: сборник материалов IV Международной научнопрактической конференции / отв. ред. Б. Султанов. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2011, июнь 21. – 228 с. 112 Кузьмина Е. Экономические интересы ЕС в ЦА // Казахстан -Россия Европейский Союз: перспективы стратегического партнерства: материалы международной научно-практической конференции / отв. ред. Б.Султанов. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2009, ноябрь 22. – 200 c. 113 Чжао Х. Китай, Центральная Азия и ШОС // Рабочие материалы: Carnegie Moscow Center. - 2005. - №5. – C. 4-10. 114 Zhao H. China‘s energy interest in Central Asia // Contemporary Central Asia. 2010. - Vol. VIII, №.1&2. – P. 52-57. 115 Speech of Li Junru on China‘s road of peaceful development and Chinese significant revitalization of its civilization at the Seminar in Shanghai Institute for International Studies, 28.04.2006. – Р. 1-13. 116 Yu X. Harmonious world and China‘s path for peaceful development // International Review. -2006. – vol. 45. – Р. 1-21. 117 Shi I. China‘s peaceful development, harmonious world and international responsibility: achievements and challenges // International Review. - 2006. – P.1928. 118 Fan C. China‘s Eleventh five-year plan (2006-2010): from ―getting rich first‖ to ―common prosperity‖ // Eurasian Geography and Economics. - 2006. – №6. – Р. 708-723. 119 Tuosheng Z. On China‘s concept of the international security order // USChina-EU relations: managing the new world order, edited by Ross R., Tunsjo O., Zhang T – Routledge, 2010. – P. 26-45. 120 Patnaik A. Comparing India‘s and China‘s Approaches in Central Asia // Central Asia Security policy Brief. - 29.11.2010. – № 2. 121 Лаумулин М., Сыроежкин К. Внешняя политика КНР на современном этапе: реалии и амбиции // Политика КНР на современном этапе: реалии и перспективы. – Алматы: КИСИ, 2005. – C. 8-72. 157 122 Сыроежкин К. Россия – США – Китай и Центральная Азия // Безопасность Центральной Азии и интересы внешних сил. – М., 2004. – C. 3847. 123 Акимов А. Россия и Центральная Азия: перспективы экономической интеграции // Восток. - 1994. – № 4. – C. 120-130. 124 Gubaidullina M. Kazakhstan – China Relations, in ―India-Kazakhstan Perspectives. Regional and International Interactons‖ / edit. by Santhanam K., Baizakova K., Dwivedi R.: The India-Central Asia Foundation, New Delhi. - Almaty, 2007. – P. 167-187. 125 Изимов Р. Актуальные вопросы сотрудничества Казахстана и Китая в нефтегазовой сфере//http:// www.ru.journal-neo.com/node/13252, 12.06.2012. 126 Дуйсебаев Б. Урановая отрасль – один из локомотивов движения Казахстана к «экономике знаний» // Экономические стратегии. Центральная Азия. – 2007. - № 3. - C. 68-87. 127 Мовкебаева Г. Энергетическая дипломатия ЕС в Центральной Азии и в РК: приоритеты сотрудничества в Европейский союз – Казахстан-Россия: перспективы сотрудничества с Китаем: сборник материалов IV Международной научно-практической конференции /отв. ред. Б. Султанов. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2011, июнь 24. - С. – 228 с. 128 Лаумулин М. Центральная Азия и Европа // Центральная Азия и Южный Кавказ. Насущные проблемы. Под ред. Б. Румера. – Алматы, East Point, 2002. – C. 59-126. 129 Исаев К. Некоторые приоритетные направления внешнеполитической деятельности Европейского Союза в странах Центральной Азии // Европейский диалог. – Алматы: КазНУ имени аль-Фараби, 2004. – №2. – C. 65-71. 130 Лаумулин М. Стратегия ЕС в Центральной Азии: геополитика и безопасность // Европейский диалог. – 2002. – №3. – c. 17-26. – №4. – C. 13-24 131 Laumulin M. Die EU als Modell für die zentralasiatische Integration? Discussion paper. – C 29. – Bonn: ZEI, 1999. –57 с. 132 Байзакова К. Политико-правовые основы сотрудничества Европейского союза с государствами Центральной Азии// Аналитическое обозрение Analytic. – 2003. –№ 3. - C. 27-30. 133 Saifullin, A. The Shanghai Cooperation Organization and Security // PostSoviet Central Asia. – November 2010. - Vol. 4, Issue 2. – P. 41-57 // http://cejiss.org/articles/vol4-2/3. 134 Тажин М. Энергетическая безопасность – ключевой фактор стабильности международных отношений, 6.09.2007 // Kazenergy // http://www.kazenergy.com/content/view/359/558/lang,ru/. 135 Сыроежкин К. Современные тренды в ЦА в Европейский союз – Казахстан-Россия: перспективы сотрудничества с Китаем: сборник материалов IV Международной научно-практической конференции. – Алматы, 21.06.2011 // Отв. ред. Б. Султанов. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2011. –228 с. 136 Сотрудничество и безопасность в Центральной Азии: состояние и перспективы. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2008. – 312 с. 158 137 Внешнеполитическая ориентация стран Центральной Азии в свете глобальной трансформации мировой системы международных отношений / под ред. Князева А., Мигранян А.А. – Б., 2009. –350 с. 138 Сыроежкин К. Современный Синьцзян и его место в казахстанскокитайских отношениях. – Алматы: Фонд Евразии, 1997. –245 с. 139 Wacker G. Die Schanghaier Organisation für Zusammenarbeit. Eurasische Gemeinschaft oder Papertiger? – Berlin: SWP, 2001. – 41 р. 140 Victor D., Jaffe F., Hayes M. Natural Gas and Geopolitics: from 1970 to 2040. – Cambridge: Cambridge University Press, 2006. – 534 р. 141 Wesley M. Energy Security in Europe. – London: Routledge, 2007. – 251р. 142 Казахстан в системе мировых экономических процессов. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2008. –272 с. 143 Казахстан в современном мире: реалии и перспективы. – Алматы: КИСИ при Президенте Республики Казахстан, 2008. –34 с. 144 Бушуев В.В., Громов А.И. Глобальная энергетическая безопасность: евразийский аспект // Энергетическая политика. - 2008. – №4 // http://rudocs.exdat.com/docs/index-296783.html. 145 Beck M. Machtquelle Erdoel: Ein theoriegeleitetes Analyseaster // Erdoelpreis, Macht und Politik in Erdoelstaaten – ein Verglein, Machtquelle Erdoel: die Aussen-, Innen- und Wirtschaftspolitik von Erdoelstaaten, edited by M. Basedau/ R. Kappel. - 2011. – 277 с. 146 Губайдуллина М., Елибаева А. К вопросу о системе энергетической безопасности и ее основных рисков // Вестник КазНУ. Серия международные отношения и международное право. - 2010. – № 3-4 (47-48). – С. 40-44. 147 Егорченко Т. Роль энергетической безопасности в контексте современных проблем социально-экономического развития // http://pk.napks.edu.ua/library/compilations_vak/eiu/2011/2/p_99_103.pdf. 148 Международное энергетическое агентство. Материал свободной энциклопедии «Википедия» // http://ru.wikipedia.org/wiki. 149 Тулепбергенова Г. Система энергетической безопасности: понятие, структура и риски // Саясат-Policy. - 2007. – № 11. – С. 4-9. 150 Блохина А.Д. Геополитическая ситуация в Каспийском регионе: проблемы энергетической безопасности // http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1166432160. 151 Энергетическая кооперация в Восточной Азии и проблемы энергетической безопасности государств региона // Коллективная монография экспертов Института систем энергетики им. Л.А. Мелентьева Воропай Н.И., Пяткова Н.И., Сендеров С.М., Славин Г.Б., Чельцов М.Б. // http://www.energosovet.ru/stat504.html. 152 Жизнин С.З. Российская энергетическая дипломатия и международная энергетическая безопасность// Журнал Балтийский регион. Балтийский федеральный университет им. Иммануила Канта. – 2010. - № 1 // http://journals.kantiana.ru/upload/iblock/085/ufbcrsglbyef.pdf. 159 153 Перспективы энергетических технологий. В поддержку Плана действий «Группы восьми». Сценарии и стратегии до 2050 г. ОЭСР / МЭА. – М., 2007. 586 с. //https:// www.iea.org/publications/freepublications/.../etp_Russian.pdf . 154 Митронова Т., Хрикулов А. Энергетическая безопасность или «провалы» // Независимая газета от 30.10.2007 // http://www.ng.ru/ng_energiya/2007-10-30/13_bezo.html. 155 Воропай Н.И., Пяткова Н.И., Сендеров С.М., Славин Г.Б., Чельцов М.Б. Энергетическая безопасность России в условиях глобализации и либерализации мировой экономики // Экономика XXI века: Условия развития, технологии, прогнозы / отв. ред. Н.И. Воропай – Новосибирск: Наука, 2004. – С. 135-147. 156 Елибаева А. К проблеме интерпретации понятия энергетической безопасности // Вестник КазНУ. Серия международные отношения и международное право. - 2011. – № 1 – 2 (51-52). – С. 32-38. 157 Основы энергетической политики государств-членов Евразийского экономического сообщества, утвержденные Решением Межгоссовета от 28.02.2003. – № 103// Евразийское экономическое сообщество // http://www.evrazes.com/docs/view/64. 158 Nye J. Energy and Security // Energy and Security. A report of Harvard‘s energy and security research project / edit. by David A. Deese and J. Nye. Cambridge, 1981. – Р. 3-22. 159 Basedau M., Kappel R. Erdoelpreis, Macht und Politik in Erdoelstaaten – ein Verglein, Machtquelle Erdoel: die Aussen-, Innen- und Wirtschaftspolitik von Erdoelstaaten. - 2011. – 277 с. 160 Trilateral Cooperation in the 21 centrury. First Summary report of the Trialogue 21 Initiative. East West Institute, Nov. 2009, edited by Piin Fen Kok // http://issuu.com/ewipublications/docs/t21report. 161 Глобальная энергетическая безопасность // Отчет Группы экспертов Центра устойчивого развития, 2006 // http://escoecosys.narod.ru/2009_4/art151.pdf. 162 Лукшин Б.С. Концептуальные основы и угрозы энергетической безопасности государства в современных условиях критерий их оценки //Электр. журнал Россия и Америка в XXI веке // http://www.rusus.ru/?act=read&id=264. 163 Гурьев А.А. Энергетическая безопасность Турции и ее сотрудничество с РФ в области энергетики // http://www.iimes.ru/rus/stat/2005/13-11-05.htm. 164 Энергетическая стратегия России на период до 2030 года от 13.11.2009 // http://www.atominfo.ru/files/strateg/strateg.htm. 165 Interview of M. Herberg -Research Director of NBR's Energy Security Program on China's Energy Future, 19.06.2013 // http://china.usc.edu. 166 Шохин А. Глобальная энергетика: риски и перспективы // http://econommsfo.ru/globalnaya-energetika-riski-i-perspektivy/. 160 167 Международный механизм глобальной энергетической безопасности. Аналитика Фонда содействия институтам суверенитета в международных пространствах // http://www.unitednations.ru/articles_25_1162284255.html. 168 Alhaji A., What Is Energy Security? // http://www.petroleumworld.com/SF07111101.html. 169 Коржубаев А.Г. Закономерности глобального энергообеспечения и нефтегазовая политика России // ЭКО. – Новосибирск, 2005. – С. 140-150. 170 Ляшок Я.А., Ляшок Н.Ю., Вознесенский В.В. Реализация концепции энергетической и экологической безопасности. - Изд. Донецкого горн. ин-та, 2002. – С. 13-16. 171 Пляскина Н.И. Минерально-сырьевая безопасность ТЭК и правовое регулирование недропользования // Прогнозирование перспектив развития промышленности в регионах России: сб. научных трудов. Институт экономики и орг.пром.производства СО РАН. – Новосибирск, 2005. – С. 93-114. 172 Уранхаев Н.Т. Теоретические основы исследования энергетической безопасности // Казахстан-Спектр. Научный журнал. – 2007. - №1 (39). – С. 9599. 173 Лю Цянь. Страны шанхайской организации сотрудничества в энергетической стратегии Китая: дис.канд.экон.наук: 08.00.14. - Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова, 2009. - 185 с. 174 Ергин Д. Что же на самом деле означает «энергетическая безопасность?» // The Wall Street Journal, 11.07.2006 // http://www.inosmi.ru/inrussia/20060711/228694.html. 175 Мирошина Т. Газовый вкус // Российская газета от 29.10.2008. – С. 46. 176 Гафуров А.Р. Сущность категории "энергетическая безопасность" и ее место в общей структуре безопасности // Вестник МГТУ. – 2010. - Том 13, № 1. – с.178-182// http://vestnik.mstu.edu.ru/v13_1_n38/articles/31_gafur.pdf. 177 Yergin D. Energy security and markets in Energy and security: toward a new foreign policy strategy / edited by Jan H. Kalicki and David L. Goldwin. - 2005. – С. 51-64. 178 Goldwyn D. L., Billig M. Building strategic reserves in Energy and security: toward a new foreign policy strategy / edited by Jan H. Kalicki and David L. Goldwin. - 2005. – Р. 509-538. 179 Мишин В.Е. Новые измерения безопасности в начале XXI века // http://www.pglu.ru/lib/publications/University_Reading/2008/XIII/uch_2008_XIII_0 0041.pdf. 180 Belyi А. Energy security in International relations theories // http://freebooksdb.com/doc/energy-security/in/international-relations-ir-theories303487.html. 181 Buzan B. Security: a new framework for analysis/ by Barry Buzan, Ole Waever, Japp de Wilde. - 1998. – 239 р. 161 182 Братерский М.В. Энергетическая безопасность // Инновационный портал факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ // http://wpg.wehse.ru/terms/term1302006150.htm. 183 Dannreuther R., International relations theories: energy, minerals and conflict // Polinares working paper. - 2010, September. - №8 // http://www.polinares.eu/docs/d1-1/polinares_wp1_ir_theories.pdf. 184 International Crisis Group energy security program // http://www.crisisgroup.org/home/index.cfm?id=4407&1=1. 185 Аndrew-Speed, P. The Energy Charter Treaty and International Petroleum Politics //CEPMLP. University of Dundee // http://www.dundee.ac.uk/cepmlp/journal/html/article3-6.html. 186 Hinnebusch R. The International Politics of the Middle East // http://www.jstor.org/discover/10.2307/30037669?uid=2129&uid=2&uid=70&uid=4 &sid=21102619190871. 187 Peck M. Security materialism: a new approach to energy security // http://www.uq.edu.au/isaasiapacific/content/michaelpeck7-1.pdf. 188 Steimo S., The new institutionalism // B. Clark, J. Foweraker, (eds.). The Encyclopedia of Democratic Thought. – London: Routledge. 2001, July / А.Belyi, Energy security in International relations theories // http://freebooksdb.com/doc/energy-security/in/international-relations-ir-theories303487.html. 189 Махмудов Р. Мировой нефтяной рынок: неопределенность сохраняется // http://cps.uz/ru/analitika-i-publikatsii/mirovoi-neftyanoi-rynokneopredelennost-sokhranyaetsya. 190 Horak S. Turkmenistan is shifting energy geopolitics in 2009-2011: European perspectives // Problems of post-communism, March -April 2012. – P.1828. 191 Суюнбаев М. Идентификация региона. Понятие "Центральная Азия" в отношении анализируемого региона абсурдно // http://www.iacentr.ru/expert/11486/. 192 Центральная Азия // Свободная Энциклопедия. Википедия // http://ru.wikipedia.org. 193 Ибрагимов С. Средняя или Центральная Азия? // http://www.katharsis.su/newspaper/15-asia.html 194 Адилханулы Н. Тернии географического термина. Топониму "Центральная Азия" – 20 лет // http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1369342020 195 Laruelle M., Peyrouse S. The Chinese question in Central Asia, Hurst & Company, London, 2012. – 265 р. 196 Программа многостороннего торгово-экономического сотрудничества государств-членов Шанхайской Организации Сотрудничества // http://www.scoec.gov.cn/crweb/scor/info/Article.jsp?a_no=721&col_no=67. 197 Громов А. Энергетическое измерение развития ШОС // www.energystrategy.ru/ab_ins/source/Gromov_26.11.12.doc. 162 198 Кузьмин В. А., Миронова И. Ю. Топливные ресурсы в ШОС — связующий фактор или яблоко раздора? // http://www.km.ru/referats/332854toplivnye-resursy-v-shos-%E2%80%94-svyazuyushchii-faktor-ili-yabloko-razdora. 199 Сыроежкин К. Эксклюзив: мировой финансовый кризис объективно создает предпосылки для активизации экономического направления в деятельности ШОС // http://www.scoec.gov.cn/crweb/scor/info/Article.jsp?a_no=185805&col_no=926. 200 Первухин В. Основной проблемой ШОС остается отсутствие согласованной экономической стратегии // http://www.regnum.ru/news/1550475.html. 201 Галямова В. Апрельский визит премьер-министра Казахстана К. Масимова в КНР: создавая прецедент сотрудничества // Analytic. Информационно-аналитический журнал. -2008. – № 2 (42). - С.11-19. 202 Фрадков предложил создать в рамках ШОС Энергетический клуб от 23.09.2004// Новости Росбалт РФ // http://www.rosbalt.ru/main/2004/09/23/178784.html. 203 Лузянин С. Новое евразийское энергетическое пространство – политические и экспертные подходы // ЦентраАзия. – 2006, декабрь 13 //http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1165999860. 204 Интервью В.Евсеева «ШОС на пути к газовому и ядерному ОПЕК» // ИА «Национальные интересы»: от 16.06.2006. 205 Xing G. The Energy Policy of Shanghai Cooperation Organization // Newsletter of the Institute of Russian, East European &Central Asian Studies. Chinese Academy of Social Sciences. -2007. - Р. 215-221. 206 Звязельская И. Основные вызовы безопасности: внутренние и внешние факторы // Казахстан в глобальных процессах. - 2006. – № 4. – С. 52-58 207 Власов А. Интеграционные процессы на постсоветском пространстве: противоречия и перспективы // Казахстан в глобальных процессах. - 2006. – №4 , С. 38-41. 208 China‘s construction of the Kazakhstan hydropower project // http://macau.la/mo/thread-106019-1-1.html. 209 Столповский О. Необходимо ускорение транспортной интеграции в Средней Азии // http://www.regnum.ru/news/polit/1711638.html. 210 Стратегический план Министерства экономики и бюджетного планирования РК на 2010-2014 годы // http://adilet.zan.kz/rus/docs/P090002335_ 211 Мынбаев С. Нефтегазовый сектор Казахстана: растущий потенциал // Федеральный деловой журнал "ТСР" (Тренды. События. Рынки). - 20.01.2012. – № 01 (60) // http://tsrmedia.ru/smi/archive/issue/article?cun=319897&issue=319641. 212 Программа по развитию нефтегазового сектора в РК на 2010-2014 годы, утвержденная Постановлением правительства РК от 18.10.2010. – № 1072 // http://adilet.zan.kz/rus/docs/P100001072. 213 Kazakhstan Energy Data, Statistics and Analysis - Oil, Gas, Electricity, Coal // http://205.254.135.7/countries/cab.cfm?fips=KZ. 163 214 Джантуреева Э. Нефть и газ Казахстана. Запасы, добыча, инвестиции // Деловой журнал "Казахстан" // http://www.investkz.com/journals/74/774.html. 215 Kleveman L. The new oil Dorado in ―The new great game: blood and oil in Central Asia‖. - 2003. – 234 с. 216 The Ghawar Oil Field, Saudi Arabia // http://www.gregcroft.com/ghawar.ivnu. 217 Отчет Ernst&Yang. Обзор налогового режима в нефтегазовой отрасли Казахстана, Выпуск 2011 года // http://www.ey.com/Publication/vwLUAssets/Kazakhstan_OGTG_2011_R/$FILE/Ka zakhstan_OGTG_2011_R.pdf. 218 Energy policy of Kazakhstan. Информация из свободной энциклопедии «Википедия» // http://en.wikipedia.org/wiki/Energy_policy_of_Kazakhstan. 219 Strategy of oil and gas industry development in Kazakhstan. Interview with ROK Oil and Gas Minister, S. Mynbayev in Oil and gas of Kazakhstan. - 2011. – №6. – р.22. 220 Измухамбетов Б. Развитие нефтегазовой отрасли Республики Казахстан // Нефть, Газ, Право Казахстана. - 2006. – № 3 // http://www.lawtek.ru/analysis/state/30620.html. 221 Караганов С. Политические проблемы энергетики в мире применительно к Центральной Азии и Казахстану// Казахстан в глобальных процессах. - 2006. – № 4. – с. 16-18. 222 Лаумулин М. Политические аспекты интеграции Казахстана и России // Казахстан в глобальных процессах. - 2006. – № 4. – с. 42-51. 223 Махмудов Р. Энергетические интересы Узбекистана и России – точки совпадения // http://cps.uz/ru/analitika-i-publikatsii/energeticheskie-interesyuzbekistana-i-rossii-%E2%80%93-tochki-sovpadeniya. 224 Энергетическая политика Узбекистана. Материал из Википедии – свободной энциклопедии // http://ru.wikipedia.org/wiki. 225 Файзуллаев Ш. Нефть и газ Узбекистана: новые горизонты "Узбекнефтегаза" // http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1084956240. 226 Файзуллаев Ш. Приоритетные направления нефтегазовой отрасли на 2011 год и на перспективу// Специальный выпуск «Узбекского журнала нефти и газа». - Май 2011 // http://www.ung.uz/ru/press_center/smi/spetsvypusk_maj_2011/. 227 Энергетическая отрасль Узбекистана. Материалы ПРООН // www.odreu_2007_Rus_part_01.pdf. 228 Мигранян А. Потенциал стран-участниц ШОС: как фактор экономического роста, в ШОС как фактор интеграции Центральной Евразии: потенциал стран-наблюдателей и стран-соседей / под ред. А. Князева и А. Мигранян. – Б., 2009. – 229 с. 229 Гидроэнергетический потенциал Кыргызстана. Материалы свободной энциклопедии «Википедия» // http://ru.wikipedia.org/wiki/%d0%9a%d0%b8%d1%80%d0%b3%d0%b8%d0%b7% d0%b8%d1%8f#cite_note-18. 164 230 Волг В. Запасы нефти на семи месторождениях КР составляют 11,6 млн тонн, запасы газа на трех месторождениях — 4,9 млрд. тонн // http://www.kchr.org/modules.php?name=News&file=article&sid=5022. 231 Энергетика Таджикистана. Материалы свободной энциклопедии Википедия//http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B0%D0%B4%D0%B6% D0%B8%D0%BA%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD. 232 Водно-энергетический потенциал Таджикистана и его выгоды для региона // Информация посольства РТ в РБ от 17.02. 2010// http://www.tajembassy.by/articles/show/alias/vodno-energeticheskiy-potentsialtadjikistana-i-ego-vyigodyi-dlya-regiona/. 233 Для развития энергетического потенциала Республики Таджикистан необходима помощь международного сообщества // http://www.un.org/russian/news/story.asp?NewsID=11864#.UmQ84dbINMs. 234 Кимсанов У. Водно-энергетическая безопасность Таджикистана: оценка и проблемы обеспечения. Вестник Таджикского национального университета. Серия экономических наук. Часть 1. -6 (62). – Душанбе, 2010 // www.tnu.tj/archivVestnik/6%20(62)ch.%20I.doc. 235 Касымбекова В. Таджикистан: Урановый потенциал не востребован даже в условиях энергетического кризиса // http://www.fergananews.com/articles/5595. 236 Месторождения Туркменистана // http://www.neftyaniki.ru/publ/asia/turkmenistan/28. 237 Запасы природного газа Туркменистана: Ёлотен. Отчет Gaffney, Cline & Associates (Великобритания)// http://www.ogj.com/articles/2011/10/gcaturkmenistans-iolotan-gas-field-is-worlds-second-largest-html. 238 Зарубежные проекты «Газпрома» // http://gazpromquestions.ru/?id=32#c268. 239 Жоламанова Г. Современные геополитические интересы "ключевых игроков" в Каспийском регионе // http://www.iimp.kz/default.aspx?article_id=900. 240 Туркмения починила взорвавшийся газопровод САЦ-4 // Портал ЦентрАзия от 30.05.2009 // http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1243627920. 241 Исабаев А. Диверсификация энергопотоков Центральной Азии - на пути к укреплению энергетической безопасности // Журнал "Экономическое обозрение", Ташкент. 24.07.2011 // http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1311496020. 242 Rakhmatullina G. The main directions of forming a common energy market of the Central Asian countries in Central Asia‘s Affairs. – 2004, № 2. – С. 31-35. 243 Kurganbayeva G. Conceptual foundations of economic integration of the Central Asian countries in Central Asia‘s Affairs. – 2004, № 2. – С. 28-30. 244 Blank S. China in Central Asia: the hegemon in waiting, in: Eurasia in balance: the US and the regional power shift / edit. by A. Cohen, 2005. – p. 149-183. 245 Kaplan R. The geography of Chinese power: how far can Beijing reach on land and at sea? // Foreign affairs. - Vol. 89, № 3. - Р. 22-43. 165 246 Fei G. The Shanghai Cooperation Organization and China‘s New Diplomacy// Discussion Papers in Diplomacy of the Netherland Institute of International Relations ―Clingendael‖. - July, 2010. 247 Fan H., Wang B. Chinese interests in the global investment regime// China Economic journal. 2014. Vol.7, №1 – Р. 4-20 // http://dx.doi.org/10.1080.17538963.2013.8740687. 248 Liao S., Zhang Y. A new context for managing overseas direct investment by Chinese state-owned enterprises // China Economic Journal. - 2014. – Vol.7, №1. – p. 126-140 // http://dx.doi.org/10.1080.17538963.2013.874074. 249 Sauvant K., Chen V. China‘s regulatory framework for outward foreign direct investment// China Economic Journal. - 2014. – Vol.7, №1. – Р.141-163 // http://dx.doi.org/10.1080.17538963.2013.874072. 250 Rapier, R. Highlights of BP‘s 2011 Statistical Review of World Energy. 2011 // http://theenergycollective.com/robertrapier/60018/highlights-bp-s-2011statistical-review-world-energy (дата обращения: 05.06.2012). 251 Изимов Р. Актуальные вопросы сотрудничества Казахстана и Китая в нефтегазовой сфере // http://www.ca-portal.ru/article:1383 (дата обращения: 12.06.2012). 252 Lanteigne M. China, energy security and Central Asian diplomacy: bilateral and multilateral approaches // I. Overland, H. Kjaernet, A. Kendal-Taylor ―Caspian energy politics: Azerbaijan, Kazakhstan and Turkmenistan‖. - 2010. –Р. 101-114. 253 Статистика «Производство и потребление угля Китая с 2000 – 2011 гг.» // US Energy Administration information, 22.04.2013 // http://www.eia.gov/countries/analysisbriefs/China/images/coal_production_consumpt ion.png. 254 Hayward D. China‘s oil supply dependence // The Journal of Energy security. – 2009, June // http://www.ensec.org/index.php?option=com_content&view=article&id=197:chinasoil-supply-depedence&catid=96:content&Itemid=345. 255 Производство и потребление нефти КНР с 1990-2013 (в тыс. баррелей/ в день) // Analysis brief: China‘s country report. US Energy Administration information/ 2013, April, 22 // http://www.eia.gov/countries/analysisbriefs/China/images/coal_production_consumpt ion.png. 256 Sharma R. Regional order and security: role of external powers in Central Asia and Caspian basin // Contemporary Central Asia. – 2004. – VIII, №1&2. - 2004. – Р. 38-50. 257 Statistical review of world energy 2010 // BP Statistical Review // http://www.bp.com/liveassets/bp_internet/globalbp/globalbp_uk_english/reports_and _publications/statistical_energy_review_2008/STAGING/local_assets/2010_downloa ds/Statistical_Review_of_World_Energy_2010.xl (Accessed: June 12, 2012). 258 Energy policy of Kazakhstan // Wikipedia: Free Encyclopedia// http://en.wikipedia.org/wiki/Energy_policy_of_Kazakhstan (Accessed: March 2012). 166 259 WikiLeaks: нефтяные проекты Китай проводит как военные операции // Vesti. – 2011 // http://vesti.kz/polit/86238/ (Accessed: June 12, 2012). 260 Соколай О., Адырбеков И. Казахстан и Китай отмечают 20-летие установления дипломатических отношений //http://inews.kz/news/2012/01/05/6227692.html (Accessed: June 5, 2012). 261 Pant G. Caspian and Central Asian energy architecture in emerging frontiers of global energy space // Contemporary Central Asia. – 2004. -Vol. VIIO, № 3. – Р. 1-9. 262 Kennedy R. The new Great Game who is getting played? Chinese investment in Kazakhstan petroleum sector / Overland I., Kjaernet H., Kendal-Taylor A. Caspian energy politics: Azerbaijan, Kazakhstan and Turkmenistan. - 2010. – Р. 116-134. 263 Fan C. China‘s Eleventh Five-Year Plan (2006–2010): From ―Getting Rich First‖ to ―Common Prosperity‖ // Eurasian Geography and Economics. - 2006. – Vol. 47, #6. – Р. 708–723. 264 Ходжаев А. Стратегия энергетической безопасности Китая и место Центральной Азии в ней // http://cps.uz/ru/analitika-i-publikatsii/strategiyaenergeticheskoi-bezopasnosti-kitaya-i-mesto-tsentralnoi-azii-v-ne. 265 Outline of 12FYP // http://ec.europa.eu/regional_policy/international/pdf/china_draft_12th_5yearplan170 32011.pdf. 266 Wang H. Further cooperation urged. China-Central Asia forum // China Daily. 09.05.2012 // http://www.chinadaily.com.cn/cndy/201205/09/content_15242941.htm. 267 Zhao H. Central Asia in China‘s diplomacy // Rumer E., Trenin D., Zhao H. Central Asia: views from Washington, Moscow and Beijing. - 2007. – 232 с. 268 Толга-Тюркер А. Российские и китайские интересы в Центральной Азии: сравнительный анализ // Центральная Азия и Кавказ. -2012. - том 15, выпуск 1. – С. 121-131. 269 Из выступления Ян Юфен в Центре стратегических и международных исследований 12 марта 2013 года «China‘s energy outlook» // http://csis.org/event/chinas-energy-outlook. 270 China‘s energy outlook // http://www.eri.org.cn/uploadfile/Executive_Summary.pdf. 271 China Energy Outlook: An Inside Look at Chinese Energy Thinkingс// http://www.theoildrum.com/node/9608. 272 Sauvant K., Chen V. China‘s regulatory framework for outward foreign direct investment // China Economic Journal. Routledge 13.02.2014 // http://dx.doi.org/10.1080/17538963.2013.874072. 273 Должикова О. Приоритеты России в Азиатско-Тихоокеанском регионе // Казахстан в глобальных процессах. 2006. – № 4. – С. 77-91. 274 Колдунова Е.В. Роль Шанхайской Организации Сотрудничества в регионе Центральной Азии: сравнительный анализ исследовательских 167 дискурсов // Сравнительная политика. – 2013. - №2 (12). – с. 60-69 // http://www.mgimo.ru/fles2/z07_2013/comp-polit_2013-2_koldunova.pdf. 275 Сендеров С.М. Стратегия обеспечения энергетической безопасности России // http://www.proatom.ru/modules.php?name=News&file=print&sid=4532. 276 Трубицин К.В., Степаненко Д.О. Энергетическая безопасность Российской Федерации в контексте вступления в ВТО // ФГБОУ ВПО «Самарский государственный технический университет» // www.vestnik.samgtu.ru/uploads/series/1/21/217/2013-4-10-0015.pdf. 277 Распоряжение Правительства РФ от 16 января 1996 г. – №50-р в СЗ РФ. 1996. – №4. – С. 390 // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_149585/. 278 Горшунова А.П. Современные проблемы правового регулирования в недропользовании РФ // Санкт-Петербургский государственный горный институт им. Г. В. Плеханова// http://www.ibl.ru/konf/130510/80.html. 279 Указ Президента РФ от 4 августа 2004 года. – № 1009 // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_159365/. 280 Энергетическое сотрудничество на пространстве ШОС. Часть 3 // http://www/glavsp.com/cms/yenergeticzeskoe-sotrydniczestvo-na-prostranstve-shos.czast-3.php. 281 Единая система газоснабжения России // http://www.gazprom.ru/about/production/transportation. 282 Важные изменения в российский Закон об экспорте газа. – 2013, Декабрь // http://www.nortonrosefulbright.com/knowledge/publications/111285. 283 Гривач А., Дубнов А. Среднеазиатский фронт: Ашхабад, Ташкент и Астана открыли «газовую ОПЕК» // Время новостей от 12 марта 2008 года. – № 40 // http://www.vremya.ru/print/199467.html. 284 Обеспечение энергетической безопасности как фактор борьбы за влияние в Восточной Евразии. Часть 1. // http://www.glavsp.com/cms/obespeczenie-yenergeticzeskoi-bezopasnosti-kak-faktorborbe-za-vliyanie-v-vostocznoi-evrazii.czast-1.php. 285 Коржубаев А., Эдер Л. Экспорт нефти из России: итоги 2010 года на фоне долгосрочных тенденций// Oil market Magazine III. – 2011. - № 3/// http://lib.ieie.nsc.ru/docs/OilMARKET%20No.3(1).pdf. 286 Обеспечение энергетической безопасности как фактор борьбы за влияние в Восточной Евразии. Часть 4 // http://webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:EXrjsik9YdAJ:www.glavsp. com/cms/obespeczenie-yenergeticzeskoi-bezopasnosti-kak-faktor-borbe-za-vliyaniev-vostocznoi-evrazii.czast-4.php. 287 Torjesen O. S. Just good friends: Kazakhstan‘s and Turkmenistan‘s energy relations with Russia // I. Overland, H. Kjaernet, A. Kendal-Taylor ―Caspian energy politics: Azerbaijan, Kazakhstan and Turkmenistan‖. - 2010. – Р.136-149. 288 Петелин Е. Энергомонолог Китая в Центральной Азии// http://www.pircenter.org/media/content/files/0/13406277470.pdf. 168 289 Kjaernet H. Azerbaijani-Russian relations and the economization of foreign policy / I. Overland, H. Kjaernet, A. Kendal-Taylor Caspian energy politics: Azerbaijan, Kazakhstan and Turkmenistan. - 2010. – Р.150-162. 290 Kassenova N. The Shanghai Cooperation Energy club / I. Overland, H. Kjaernet, A. Kendal-Taylor Caspian energy politics: Azerbaijan, Kazakhstan and Turkmenistan. - 2010. – Р. 162-176. 291 Шанхайская Организация Сотрудничества// http://www.economy.gov.ru/wps/wcm/connect/1fc01f00446825f193adf7af753c8a7e/ shoss.doc?MOD=AJPERES&CACHEID=1fc01f00446825f193adf7af753c8ae. 292 Энергетическое сотрудничество на пространстве ШОС. Часть 1 // http://www.glavsp.com/cms/yenergeticzeskoe-sotrydniczestvo-na-prostranstve-shos.czast-1.php. 293 Laruelle M. Moscow‘s China dilemma: evolving perceptions of Russian security in Eurasia and Asia / Eurasia‘s ascent in energy and geopolitics: rivalry or partnership for China, Russia and Central Asia? edit by R. Bedeski, N. Swanstroem, 2012. – 242 с. 294 Коржубаев А. Сотрудничество России и Китая в нефтегазовой сфере: интересы, проблемы, перспективы // Oil&gas Eurasia. – 2 February, 2011. – С. 1621. 295 Из отчета исследовательской службы конгресса США / P. Belkin, The European Union‘s energy security challenges. CRS Report for Congress. –2008, January 30 // https://www.fas.org/sgp/crs/row/RL33636.pdf. 296 Данные Eurostat статистическая служба Европейского союза //http://epp.eurostat.ec.europa.eu/statistics_explained/index.php/Energy_trends#Prim ary_energy_production. 297 Хухлындина Л., Чиж А. Энергетическая политика Европейского Союза в начале XXI века // Журнал Международного права и международных отношений БГУ. - 2012. – № 3 // http://www.evolutio.info/content/view/1974/5/. 298 Энергетическая политика ЕС // Электронный журнал энергосервисной компании «Экологические системы». –2011, август. - №8 // http://escoecosys.narod.ru/2011_8/art071.htm. 299 Энергетическая политика Европейского Союза. Материалы Свободной Энциклопедии // http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%95%D0%B2%D1%80%D0%BE%D0%BF%D0% B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%81%D0%BE%D1%8E %D0%B7. 300 Youngs R. The EU‘s role in world politics. A retreat from liberal internationalism // Routledge Taylor & Francis Group. London and New York. 2010. – 198 р. 301 Торговля и транзит // http://www.encharter.org/index.php?id=5&L=1. 302 Россия и газовый рынок Европы// http://www.webeconomy.ru/index.php?page=cat&newsid=1525&type=news. 303 Xiang Y. European energy security challenges and solutions // CIR. – Vol.19 Special issue, March 2009. – P.121-130. 169 304 Энергетика ЕС // http://eeas.europa.eu/delegations/russia/key_eu_policies/ energy/index_ru.htm. 305 Rees N. EU – China relations: historical and contemporary perspectives // European Studies: an interdisciplinary series in European culture, history and politics edited by G. Wiessala, J. Wilson and P. Taneja. – Amsterdam - New York. - 2009. – 295 р. 306 Cameron F. The development of EU-China relations / European Studies: an interdisciplinary series in European culture, history and politics edited by G. Wiessala, J. Wilson and P. Taneja. – Amsterdam - New York, 2009. – 295 р. 307 Noesselt N. Chinese perspectives on international power shifts and SinoEU relations (2008-2011) // GIGA Working papers. Institute of Asian studies. – 2012, April. - №193.– С.1-21. 308 Pang Zh. On Sino-Europe ―Strategic partnership‖ // International Review. – 2007. - Volume 46. – p. 1-19 // http://www.doc88.com/p-793387956852.html. 309 Kappel R. The challenge to Europe: regional powers and the shifting of the global order // Intereconomics. – 2011. -Vol 5. – Р. 275 – 286. 310 Yang J. The strategic significance of China – EU partnership // Foreign Affairs Journal. – 2009, November. – Р. 83-87. 311 Sandschnedider E. The strategic significance of China – EU partnership // Foreign affairs journal. –2009, November. – Р. 80-82. 312 Taneja P. China‘s search for energy security and EU – China relations // European Studies: an interdisciplinary series in European culture, history and politics edited by G. Wiessala, J. Wilson and P. Taneja. – Amsterdam - New York, 2009. – 295 р. 313 Gattai V. EU – China foreign direct investment: a doubled-sided perspective // European culture, history and politics edited by G. Wiessala, J. Wilson and P. Taneja. – Amsterdam - New York, 2009. – 295 р. 314 Романова Т. Нераскрытый потенциал сотрудничества России и Европейского Союза в области энергоэффективности и возможности Балтийского региона // Балтийский регион. - 2014. - №1 (19). – c. 29-45 // http://www.academia.edu/6613128/_._2014._1_19_._c._29-45#. 315 Aalto P. European perspectives for managing dependence // J. Perovic, Russian energy power and foreign relations: implications for conflict and cooperation. CSS Studies in security and international relations. – Routledge: Taylor and Francis Group. - 2009. – 245 р. 316 Россия и ЕС-27: основные статистические показатели. Данные Eurostat статистическая служба Европейского Союза // http://epp.eurostat.ec.europa.eu/statistics_explained/index.php/RussiaEU__basic_stati stical_indicators/ru. 317 Perovic J. Russian energy power and foreign relations: implications for conflict and cooperation // CSS Studies in security and international relations. – Routledge: Taylor and Francis Group. - 2009. – 245 р. 170 318 Романова Т. Энергетическое сотрудничество России и Евросоюза: основные направления эволюции и современное состояние// Балтийский региона. – 2013. – №3(17). – С. 7-19. 319 Россия и газовый рынок Европы// http://www.webeconomy.ru/index.php?page=cat&newsid=1525&type=news. 320 Denison M. The EU and Central Asia: commercializing the energy relations // EU – Central Asia monitoring EUCAM Working paper. – 2009, July. -№ 2. – P. 4-16. 321 Намазбеков Н.М. Энергетические интересы США, России и Китая в Центральной Азии и в Казахстане // Сотрудничество и безопасность в Центральной Азии в условиях политических и социально-экономических трансформаций: сб. материалов межд. научно-практ. конф. - Алматы: КИСИ при Президенте РК. – 2007, июнь 5. – 314 с. 322 Efegil E. The European Union‘s new Central Asia Strategy / The new Central Asia: the regional impact of international actors, edited by E. Kavalski. 2010. – 341 р. 323 Boonstra J., EU Central Asia policy: steady as she goes // Central Asia policy brief. –2012, August. - № 4. – Р. 23-26. 324 Увраимов И. Энергетические интересы ЕС в общем контексте политики ЕС на Центральноазиатском направлении. – 2009, июль / Центр политических исследований УР // http://cps.uz/ru/analitika-ipublikatsii/energeticheskie-interesy-es-v-obshchem-kontekste-politiki-es-natsentralnoaz. 325 Лукпанова С.С. Европейский Союз и Центральная Азия // Перспективы реального взаимодействия в Сотрудничество и безопасность в Центральной Азии в условиях политических и социально-экономических трансформаций: Сб. материалов межд. научно-практ. конф. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2007, июнь 5. – 314 с. 326 Эшниязов Ж., Дусчанов Р. Лиссабонский договор и перспективы нового формата сотрудничества между ЕС и ЦА. - 2010, январь// http://cps.uz/ru/analitika-i-publikatsii/lissabonskii-dogovor-i-perspektivy-novogoformata-sotrudnichestva-mezhdu-es-. 327 Проблемы развития мировой энергетики: опыт для Казахстана / под общ. ред. Б.К. Султанова. – Алматы: Казахстанский институт стратегических исследований при Президенте РК, 2012. – 228 с. 328 Abass A. Regional Organizations and the Development of Collective Security: beyond Chapter VIII of the UN Charter // University of the West of England, Oxford and Portland. - Oregon, 2004. – 239 с. 329 Buzan B. Waever О. Regions and powers. Structure of international security// Cambridge Studies in International Relations. – Cambridge University Press. – 2003. – 546 с. 330 Михневич С. Эволюция архитектуры безопасности в АТР и ее политико-экономическое измерение в конце 20 – начале 21 века // http://regconf.hse.ru/uploads/6b64c2e6dc2cd21112c0784a651d4c98dfe79211.doc. 171 331 Клименко Е. Центральная Азия как региональный комплекс безопасности // Центральная Азия и Кавказ. - 2011. – Т. 14, вып.4. –– С. 7-22. 332 Назаренко А. Перспективная модель региональных и международных связей (о деятельности ШОС) // Альманах. Вызовы ХХI века Институт экономики. Институт Европы РАН. - Общественные сдвиги и цивилизации. М., 2006. - Вып.2. - С.143-159. 333 Лахтовкий Н. Концепции обеспечения международной энергетической безопасности// Обозреватель-Observer. - 2010. – № 7. –– С. 6168. 334 Доклад Заместителя генерального секретаря Энергетической Хартии Коноплянника А.А. на 10 международной конференции по газу и газопроводам, 19.09.2007: «Региональное энергетическое сотрудничество в Северо-восточной Азии: глобальные тенденции, значение российского природного газа и роль Энергетической Хартии» // http://www.encharter.org/fileadmin/user_upload/document/dsg_nagpf.pdf. 335 Fawcett L. Regionalism from an historical perspective / Global Politics of regionalism. Theory and practice edited by M. Farrel, B. Hettne, L-V.Langenhove, Pluto Press, 2005. – Р. 21-38. 336 Винокуров Е., Либман А. Евразийская континентальная интеграция . Центр интеграционных исследований. - Санкт-Петербург, 2012. – 224 с.// http://www.eabr.org/general//upload/CII%20-%20izdania/EKI_preview.pdf. 337 Hurrel A. The regional dimension / International relations theory // Global Politics of regionalism. Theory and practice, edited by M. Farrel, B. Hettne, LV.Langenhove, Pluto Press, 2005. – Р. 39-54. 338 Foqué R. and Steenbergen J. Regionalism: a constitutional framework for global challenges / Global Politics of regionalism. Theory and practice, edited by M. Farrel, B. Hettne, L-V.Langenhove, Pluto Press, 2005. – Р. 54-69. 339 Stadtmueller E. Regional dimensions of security / Global Politics of regionalism. Theory and practice, edited by M. Farrel, B. Hettne, L-V.Langenhove, Pluto Press, 2005. – Р. 104-120. 340 Burgess J. Non-military security challenges // Contemporary security and strategy/ edited by C.A. Snyder. - 2008. – Р. 245. 341 Singh S. Energy Security: Concepts and Concerns in India // Literature review of the conceptual framework of ‗energy security‘ in the international and Indian contexts // http://inpec.in/2012/09/24/energy-security-concepts-and-concernsin-india/. 342 Nicolas F., Godement F. Yakushiji1 T. Asia-Europe Cooperation on Energy Security. An Overview of Options and Challenges // http://www.ifri.org/files/centre_asie/Cahiers_d_asie_4_chapitre_intro.pdf. 343 Tripath D. Energy Security: The Functional Area of Regional Cooperation for South Asia // http://srch.slav.hokudai.ac.jp/publictn/eurasia_border_review/Vol32/tripathi.pdf. 344 Koch J. Advancing South Asia's Energy Security through Efficiency and Regional Cooperation. An Interview with Srinivasan Padmanaban. - 2012, March 16 172 //http://www.nbr.org/downloads/pdfs/ETA/PES_Padmanaban_Interview_03162012.p df. 345 Chaturvedi P. Regional Cooperation for Energy Security // http://southasiajournal.net/2011/08/pradeep-chaturvedi-anh-akhtar-hossain regionalcooperation-for-energy-security. 346 Aris S. A new model of Asian regionalism: does the Shanghai Cooperation Organisation have more potential than ASEAN? // Cambridge Review of International Affairs. – 2009. – Vol. 22:3. – C. 451-467 // http://dx.doi.org/10.1080/09557570903104040. 347 Büyükakinci E. Patterns of integration in Central Asia // http://sam.gov.tr/wp-content/uploads/2012/02/ErhanBuyukakinci1.pdf 348 Олкотт М.Б. Второй шанс Центральной Азии. М., Вашингтон: Центр Карнеги. – 2005. – 257 с. 349 Libman A. Interaction of the CIS countries with Asian integration projects. Institute of Economics. // Russian Academy of Sciences. - 2006//http://www.imepieurasia.ru/baner/Asia_CIS_report_final.pdf. 350 Why Asian regionalism? Emerging Asian regionalism // Report of Asian Development Bank. – С. 10-24. 351 Pan G. A new diplomatic model: a Chinese perspective on the Shanghai Cooperation Organization// Washington Journal of modern China. – 2008. – Vol.9, №1. – С. 57-58. 352 Safiullin A. The Shanghai Cooperation Organisation and security in postSoviet Central Asia// Central European Journal of international and security studies. November, 2010. – Vol.4, Is. 2. – Р. 41-57. 353 Cohen A. The US challenge at the Shanghai Summit // The Heritage Foundation. - 2006 June 13 // http://www.heritage.org/research/reports/2006/06/theus-challenge-at-the-shanghai-summit. 354 Aris S. The Shanghai Cooperation Organization: ―Tackling the three evils‖. A regional response to non-traditional security challenges or an anti-Western Block// Europe – Asia studies. - 2009, May. – Vol.61, №3. – 460 р. 355 Марсель де Хаас, Евросоюзу и НАТО пора объединяться с "шанхайцами"// ЦентраАзия. – 2008, ноябрь //http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1227246840. 356 Goh E. Great powers and hierarchical order in Southeast Asia: Analyzing regional security strategies // International Security. – 2007, August. - Vol.32, №3. – P.113-157. 173 ПРИЛОЖЕНИЕ А ПОЛОЖЕНИЕ Об Энергетическом клубе государств-членов Шанхайской организации сотрудничества Общие положения 1.1. Энергетический клуб государств - членов Шанхайской организации сотрудничества (далее Энергетический клуб ШОС) является (неправительственным) совещательным органом, объединяющим представителей государственных и деловых кругов, а также информационноаналитических, научно-исследовательских центров, действующих в сфере топливно-энергетического комплекса (далее ТЭК) государств - членов Шанхайской организации сотрудничества Республики Казахстан, Китайской Народной Республики, Кыргызской Республики, Российской Федерации, Республики Таджикистан, Республики Узбекистан. 1.2. Энергетический клуб ШОС создается в целях налаживания и проведения расширенного диалога по вопросам повышения энергетической безопасности, гармонизации энергетических стратегий и взаимодействия государств-членов ШОС производителей, транзитеров и потребителей энергетических ресурсов, координации усилий и всестороннего обсуждения перспектив сотрудничества в нефтегазовой, угольной и электроэнергетической отраслях в интересах государств-членов ШОС (участники). 1.3. Энергетический клуб ШОС осуществляет свою деятельность с учетом Хартии ШОС, Программы многостороннего торгово-экономического сотрудничества государств-членов ШОС, Плана мероприятий по реализации указанной программы, решений Совета глав государств, Совета глав правительств (премьер-министров) государств-членов ШОС и совещаний (встреч) министров государств-членов ШОС, отвечающих за развитие топливно-энергетического комплекса. 1.4. В деятельности Энергетического клуба ШОС в качестве наблюдателей могут принимать участие представители государств-наблюдателей при ШОС Монголии, Ирана, Индии и Пакистана. 1.5. В мероприятиях Энергетического клуба ШОС могут принимать участие в качестве гостей представители заинтересованных государств и международных объединений. Задачи и направление деятельности Энергетического клуба ШОС 2.1. Основными задачами Энергетического клуба ШОС являются: - создание информационной и дискуссионной площадки для всестороннего обсуждения энергетических стратегий государств-членов ШОС с позиций их гармонизации и выработки предложений по повышению энергетической безопасности государств-членов ШОС; 174 - обсуждение вопросов по координации взаимодействия государств-членов ШОС производителей, транзитеров и потребителей энергоресурсов на центрально-азиатском и мировом энергетических рынках; - содействие развитию эффективного сотрудничества в сфере ТЭК между государствами- членами ШОС; - осуществление информационного и научного обмена в сфере ТЭК государственных, деловых и финансовых кругов государств-членов ШОС. Структура и порядок функционирования Энергетического клуба ШОС 3.1. Руководящим органом Энергетического клуба ШОС является Группа высокого уровня (далее ГВУ), которая определяет приоритеты и вырабатывает основные направления его деятельности. ГВУ Энергетического клуба ШОС: - утверждает положение об Энергетическом клубе ШОС, регламенты проведения заседаний и работы секретариата; - формирует перспективный план деятельности Энергетического клуба ШОС; - осуществляет деятельность в соответствии с основными задачами Энергетического клуба ШОС; - принимает решения о создании специальных экспертных и рабочих групп по актуальным вопросам деятельности Энергетического клуба ШОС, а также о проведении форумов, конференций, выставок, семинаров и др.; - организует взаимодействие с международными информационными центрами, финансовыми институтами, бизнес-сообществом и научноисследовательскими центрами в сфере интересов энергетического клуба ШОС; - формирует подготовку предложений и обращений энергетического клуба ШОС к совещаниям (встречам) министров государств-членов ШОС, отвечающих за развитие ТЭК. 3.2. Заседания ГВУ Энергетического клуба ШОС проводятся не реже одного раза в год, как правило, за 30 дней до начала совещаний (встреч) министров государств-членов ШОС, отвечающих за развитие ТЭК. 3.3. В ГВУ Энергетического клуба ШОС входят пять представителей от каждой из национальных частей Энергетического клуба ШОС, включая одного национального координатора в ранге не ниже заместителя министра по вопросам развития топливно-энергетического комплекса, одного представителя от профильного министерства, двух представителей бизнеса в ранге не ниже вице-президентов компаний ТЭК и одного представителя информационноаналитических центров в ранге не ниже заместителя руководителя центра, а также в качестве наблюдателей по два представителя от каждого из государствнаблюдателей при ШОС. Члены ГВУ Энергетического клуба ШОС избираются или назначаются из числа представителей государств-членов ШОС в соответствии с процедурами и правилами, установленными в каждом государстве-члене ШОС. 175 3.4. В руководстве ГВУ Энергетического клуба ШОС действует принцип ротации. Председателем ГВУ Энергетического клуба является национальный координатор от государства, председательствующего в ШОС в соответствующем году. Его заместителем - национальный координатор от государства, которое будет председательствовать в ШОС через год. 3.5. Заседания ГВУ Энергетического клуба ШОС ведет Председатель. Председатель группы высокого уровня Энергетического клуба ШОС: - проводит заседания ГВУ; - координирует деятельность секретариата Энергетического клуба ШОС; - поддерживает рабочие контакты с национальными координаторами от государств-членов ШОС и представителями от государств - наблюдателей при ШОС; - представляет предложения Энергетического клуба ШОС на совещаниях (встречах) министров стран - членов ШОС, отвечающих за развитие ТЭК. 3.6. В заседании ГВУ Энергетического клуба ШОС могут принимать участие в качестве приглашенных лиц представители соответствующих министерств и ведомств, деловых финансовых и ученых кругов государств-членов ШОС и государств- наблюдателей ШОС. 3.7. ГВУ Энергетического клуба ШОС может проводить внеочередные заседания по инициативе национального координатора одного из государствчленов ШОС и при согласии всех остальных национальных координаторов государств. Соответствующее обращение инициаторы направляют в секретариат Энергетического клуба ШОС с предложениями по повестке дня, срокам и месту проведения заседания, но не позднее, чем за 30 дней до намеченной даты проведения внеочередного заседания. 3.8. Национальные координаторы не менее, чем за 25 дней до даты проведения заседания ГВУ Энергетического клуба ШОС направляют в секретариат Энергетического клуба ШОС предложения и материалы к повестке дня. Секретариат на их основе готовит предложения о предварительной повестке дня, сроках и месте проведения заседания и не позднее, чем за 14 дней до начала заседания рассылает данные предложение национальным координаторам. 3.9. Повестка для заседания и порядок работы утверждается ГВУ Энергетического клуба ШОС в начале заседания. 3.10. Заседания ГВУ Энергетического клуба ШОС считаются правомочными в случае присутствия на них представителей на менее четырех государств-членов ШОС. Решение, принимающееся на заседании, вступает в силу после того, как в письменном виде будет согласие от государств-членов ШОС отсутствующих на этом заседании. 3.11. Решения по обсуждаемым вопросам принимаются без проведения голосования на основе консенсуса. 3.12. По результатам заседаний ГВУ Энергетического клуба ШОС секретариатом готовится протокол, который подписывается национальными 176 координаторами от государств-членов ШОС, включая Председателя ГВУ Энергетического клуба ШОС. В случае отсутствия национального координатора(ов) стран-членов ШОС протокол подписывается уполномоченным членом ГВУ Энергетического клуба ШОС от национальной части. 3.13. Протокол заседания и копии принятых документов вручаются членам ГВУ Энергетического клуба ШОС непосредственно после заседания или направляются секретариатом Энергетического клуба ШОС национальным координаторам в течение 7 дней после проведения заседания. Оригинал протокола передается в Секретариат ШОС (КНР, Пекин). 3.14. Секретариат Энергетического клуба ШОС формируется на базе специальной рабочей группы по ТЭК ШОС. Руководителем секретариата является ответственный секретарь. В секретариате Энергетического клуба ШОС действует принцип ротации. Ответственным секретарем клуба ШОС назначается член специальной рабочей группы по ТЭК ШОС от государствачлена ШОС, национальный координатор которого возглавляет ГВУ Энергетического клуба ШОС. 3.15. Секретариат Энергетического клуба ШОС: - изучает и обобщает поступившие от национальных координаторов предложения материалы к повестке дня заседания ГВУ Энергетического клуба ШОС, на их основе готовит предварительную повестку дня, уточняет сроки и место проведения заседания и рассылает материалы национальным координаторам; - осуществляет организационную подготовку заседаний во взаимодействии с органами принимающего государства, ответственного за проведение заседания; - обеспечивает направление решений, принятых ГВУ Энергетического клуба ШОС, и прилагаемых к ним копий документов национальным координаторам; - осуществляет контроль за решениями, принятыми ГВУ Энергетического клуба ШОС; разрабатывает проект перспективного плана деятельности энергетического клуба ШОС; - запрашивает у национальных координаторов информационносправочные и другие материалы, необходимые для организации проведения заседаний и деятельности ГВУ Энергетического клуба ШОС; - поддерживает рабочие связи с организаторами совещаний (встречам) министров стран-членов ШОС, отвечающих за развитие ТЭК, и Секретариатом ШОС; - по согласование с ГВУ Энергетического клуба ШОС оказывает содействие в организации форумов, конференций, выставок, семинаров и др. и поддержании контактов с международными информационными центрами, финансовыми институтами, бизнес-сообществом в сфере интересов Энергетического клуба ШОС; 177 - разъясняет позиция по текущей деятельности ГВУ Энергетического клуба ШОС. 3.16. Информации о деятельности Энергетического клуба ШОС размещается на WEB-сайте Секретариата ШОС. Финансирование деятельности Энергетического клуба ШОС 4.1. Финансирование участия членов ГВУ Энергетического клуба ШОС в заседаниях осуществляется в соответствии с процедурами, установленными в каждом государстве - члене ШОС. 4.2. Организационные расходы, связанные с проведением заседаний ГВУ Энергетического клуба ШОС несет принимающая сторона. Расходы на проезд к месту проведения заседания, на проживание и питание оплачивает направляющая сторона. 4.3. Организация проведения форумов, конференций, выставок, семинаров и др. осуществляется на коммерческой основе. Заключительные положения 5.1. Рабочими языками Энергетического клуба ШОС являются русский и китайский. 5.2. Настоящее положение вступает в силу с даты его утверждения ГВУ Энергетического клуба ШОС. 5.3. В настоящее положение по решению ГВУ Энергетического клуба ШОС могут быть внесены изменения и/или дополнения. Соответствующее решение вступает в силу с даты его принятия ГВУ Энергетического клуба ШОС. Источник: У ШОС появится свой "Энергетический клуб" http://infoshos.ru/ru/?idn=310 178 ПРИЛОЖЕНИЕ Б ПРОЕКТ АЗИАТСКОЙ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ, ПОДГОТОВЛЕННЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫМ ИНСТИТУТОМ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИКИ КО ВТОРОМУ ЗАСЕДАНИЮ ФОРУМА ШОС (15 ИЮНЯ 2007 Г.) Азиатская энергетическая стратегия разработана в целях обеспечения развития взаимовыгодного, сбалансированного, согласованного энергетического рынка и проведения скоординированной энергетической политики стран, присоединившихся к данной Стратегии. ПРЕАМБУЛА Рост развития мировой экономики, в том числе экономики стран Азиатского региона, сопровождается значительным увеличением потребления энергоресурсов, усилением конкуренции на рынках сбыта и потребления электроэнергии. Обостряется борьба ведущих мировых игроков в нефтегазовом секторе за доступ к углеводородным ресурсам Центральной Азии. Возникла экономическая целесообразность обеспечения энергетической безопасности стран путем создания региональных энергетических рынков. В то же время вопросы энергетической безопасности приобретают все более отчетливый политический оттенок. Азиатская энергетическая стратегия призвана минимизировать политическую составляющую и основываться только на экономических интересах и принципах паритетности. Азиатская энергетическая стратегия должна стать катализатором экономического роста стран региона. Интеграция рынка энергоресурсов требует увеличения прозрачности деятельности энергетического комплекса каждой из стран-участниц рынка. В этих целях предлагается ряд мер по увеличению прозрачности энергетического рынка и либерализации торговли энергией, как то: создание единого банка информации об энергетических комплексах всех стран-участниц и обеспечение свободного доступа к этой информации, а также создание единой электронной энергетической биржи с включением в нее электроэнергетической, нефтяной, газовой и угольной бирж и т.д. Азиатская энергетическая стратегия создаст основу для сотрудничества с учетом особенностей всех стран-участниц. I ЦЕЛИ И ПРИОРИТЕТЫ Подписавшие настоящий документ Стороны стремятся на приемлемой, с экономической точки зрения, основе повысить надежность энергоснабжения и в максимальной степени обеспечить эффективность производства, преобразования, транспортировки, распределения и использования энергии с тем, чтобы повышать уровень безопасности стран-участниц Азиатской энергетической стратегии и свести к минимуму проблемы загрязнения окружающей среды. Страны ШОС располагают значительными запасами энергетических ресурсов и мощным топливно-энергетическим комплексом, который является 179 базой развития экономики, инструментом проведения внутренней и внешней политики каждой страны-участницы. Энергетический сектор обеспечивает функционирование всех отраслей национального хозяйства, определяет формирование основных финансовоэкономических показателей страны. Природные топливно-энергетические ресурсы, производственный, научно-технический и кадровый потенциал энергетического сектора экономики являются показателями развития страны. Их эффективное использование создает необходимые предпосылки для вывода экономики страны на путь устойчивого развития, обеспечивающего рост благосостояния и повышение уровня жизни населения. Начавшийся рост экономики стран Азиатского региона прогнозирует существенное увеличение спроса на энергетические ресурсы, что делает актуальной разработку скоординированной политики стран в энергетическом секторе в условиях глобализации и ужесточения общемировой конкуренции, обострения борьбы за энергетические ресурсы и рынки. Соответствовать требованиям нового времени может только скоординированная энергетическая политика стран Азиатского региона. Азиатская энергетическая стратегия является документом, конкретизирующим цели, задачи и основные направления долгосрочной энергетической политики стран Азиатского региона с учетом складывающейся внутренней и внешней ситуации в энергетическом секторе каждой страны, ее роли в обеспечении единства экономического пространства Азиатского региона, глобализации энергетических рынков. Страны-участницы Азиатской энергетической стратегии обязуются сотрудничать в рамках государственного суверенитета и суверенных прав на энергетические ресурсы и в духе политического и экономического сотрудничества. Главной целью Азиатской энергетической стратегии является содействие развитию стабильно функционирующего энергетического рынка во всем Азиатском регионе на основе принципов недискриминации, паритетности, с учетом энергетической политики, энергетической и экологической безопасности стран-участниц и прогнозируемых результатов реализации Стратегии. II ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ Азиатская энергетическая стратегия базируется, прежде всего, на экономических интересах стран-участниц и руководствуется принципом минимизации политической составляющей. Азиатская энергетическая стратегия должна базироваться на энергетических стратегиях стран региона и учитывать уровни энергетической безопасности каждой страны. Азиатская энергетическая стратегия не должна быть направлена на подрыв энергетической безопасности стран-участниц. Каждая из стран-участниц должна определить для себя уровни энергетической безопасности, которыми 180 она сможет поступиться во имя энергетической безопасности всего Азиатского континента. Азиатская энергетическая стратегия ни в коей мере не нарушает достигнутых договоренностей между странами в области энергетических поставок на другие рынки. Сотрудничество стран-участниц в рамках Стратегии должно быть основано на принципе паритетности и на максимально выгодных прозрачных экономических условиях для стран-участниц. Сотрудничество стран-участниц должно идти в направлении создания единой Азиатской нефтегазовой биржи энергоресурсов. Страны-участницы Азиатской энергетической стратегии должны поэтапно интегрироваться в мировое энергетическое пространство. 3 ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА СТРАН (РЕГИОНАЛЬНАЯ ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА) Центральноазиатские республики, а именно Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан и Туркменистан, обладают значительными энергетическими ресурсами. Однако распределены они неравномерно (таблица 1). В то время как Казахстан, Узбекистан и Туркменистан обладают значительными мировыми запасами ископаемого топлива, Кыргызстан и Таджикистан имеют ограниченный доступ к этим ресурсам, но обладают значительными водными ресурсами. Россия обладает огромными энергетическими ресурсами и обширным гидроэнергетическим потенциалом. Среди энергетических ресурсов Китая ведущее место занимают уголь и гидропотенциал страны (первое место в мире), кроме того КНР располагает колоссальными запасами газа, по последним оценкам, до трех триллионов кубометров. Таблица Б.1 - Топливно-энергетический баланс стран Центральной Азии и России. Основные энергетические ресурсы Центральной Азии* Запасы ископаемого Единица топлива Сырая нефть МТНЭ Природный газ МТНЭ Уголь МТНЭ Всего МТНЭ % от общего Гидропотенциал ГВтч/ год МТНЭ/ год % от общего РК КР РТ Турк. РУ Всего 1,100 5.5 1.7 75 82 1,264.20 1,500 5 5 2,252 1,476 5,238 24,300 580 500 недост 2,851 28,231 26,900 591 507 2,327 4,409 34,734 77.4 1.7 1.5 6.7 12.7 100 27,000 163,000 317,000 2,000 15,000 524,000 2.3 14 27.3 0.2 1.3 45.1 5.2 31.1 60.5 0.4 2.9 100 181 Таблица Б. 2 - Запасы энергоресурсов России (данные на конец 2004 г.) Наименование Сырая нефть Природный газ Уголь Гидропотенциал Доказанные запасы 60 млрд. баррелей (74,4 млрд. баррелей, или 10,2 млрд. т – по оценке BP) 48 трлн м3 157 млрд. т Россия обладает вторым в мире (после Китая) гидропотенциалом. В настоящее время гидропотенциал в России освоен лишь на 20 % Таблица Б.3 - Запасы энергоресурсов Китайской Народной Республики (данные на конец 2004 г.) Наименование Сырая нефть Природный газ Уголь Гидропотенциал Доказанные запасы 17 740.00 млн баррелей 2 230 000.00 млн м3 337.34 млрд. т Китай обладает самым большим в мире гидропотенциалом. Таблица Б. 4 - Добыча нефти, включая газовый конденсат, в странах ЦА и России, млн т Страна Казахстан Кыргызстан Россия Таджикистан Туркменистан Узбекистан 1991 26.6 0.1 462 0.1 5.4 2.8 1995 20.5 0.1 307 0.03 4.5 7.6 1998 25.9 0.1 303 0.02 6.8 8.1 1999 30.1 0.1 305 0.02 7.2 8.1 2000 35.3 0.1 324 0.02 9.0 7.5 2001 40.1 0.1 348 0.02 9.6 8.0 2002 47.3 0.1 380 0.02 9.9 8.5 2003 51.4 0.1 421 0.02 10.0 8.9 Таблица Б. 5 - Добыча нефти, включая газовый конденсат, в странах ЦА и России, на душу населения, кг Страна Казахстан Кыргызстан Россия Таджикистан Туркменистан Узбекистан 1991 1567 31.9 3110 19.6 1431 133 1995 1232 19.6 2071 4.7 1000 333 1998 1666 16.4 2065 3.2 1478 337 182 1999 2018 15.8 2086 3.0 1532 333 2000 2375 15.7 2224 3.0 1875 304 2001 2002 2703 3182 15.3 15.1 2406 2645 2.6 2.5 1970 1970 322 338 2003 3449 13.8 2927 2.7 2005 342 Таблица Б.6 - Добыча природного газа в странах ЦА и России, млрд. м3 Страна Казахстан Кыргызстан Россия Таджикистан Туркменистан Узбекистан 1991 7.9 0.1 643 0.1 84.3 41.9 1995 5.9 0.04 595 0.04 32.3 48.6 1998 7.9 0.02 591 0.03 13.3 54.8 1999 9.9 0.03 595 0.04 22.9 55.6 2000 11.5 0.03 584 0.04 30.0 56.4 2001 11.6 0.03 581 0.05 38.0 56.7 2002 14.1 0.03 595 0.03 53.0 56.8 2003 16.2 0.03 620 0.03 53.1 57.6 Таблица Б. 7 - Добыча природного газа в странах ЦА и России, на душу населения, м3 Страна Казахстан Кыргызстан Россия Таджикистан Туркменистан Узбекистан 1991 465 18.5 4329 16.9 22144 1975 1995 356 7.9 4020 6.7 7132 2133 1998 511 3.8 4026 5.3 2890 2278 1999 666 5.1 4044 5.8 4872 2277 2000 776 6.6 4011 6.5 6250 2279 2001 783 6.6 4016 8.2 7920 2286 2002 2003 950 1089 6.0 5.4 4145 4307 5.0 5.0 10600 10620 2263 2215 2001 79.1 0.4 270 0.02 3.0 2002 73.7 0.4 256 0.04 3.1 Таблица Б. 8 - Добыча угля в странах ЦА и России, млн. т Страна Казахстан Кыргызстан Россия Таджикистан Узбекистан 1991 130 3.5 353 0.3 5.9 1995 83.3 0.5 263 0.03 3.1 1998 69.8 0.4 232 0.02 3.0 1999 58.4 0.4 250 0.02 3.0 2000 74.9 0.4 258 0.02 2.5 2003 84.7 0.4 275 0.05 3.3 Таблица Б. 9 - Добыча угля в странах ЦА и России, на душу населения, кг Страна Казахстан Кыргызстан Россия Таджикистан Узбекистан 1991 7686 774 2376 56.8 280 1995 5015 103 1774 5.8 135 183 1998 4482 91.9 1579 3.0 123 1999 3911 85.7 1705 3.1 121 2000 5035 86.5 1775 3.6 101 2001 5336 95.9 1863 3.8 121 2002 4964 85.9 1782 5.5 123 2003 5686 82.4 1911 7.1 126 Таблица Б. 10 - Добыча нефти, газа, угля в Китайской Народной Республике Наименование Сырая нефть 2005 г 180 млн.т 49,95 млрд. кубометров 2,1 млрд. т Природный газ Уголь Энергетические стратегии стран – членов ШОС КАЗАХСТАН Стратегия развития Республики Казахстан до 2030 г. содержит четко выраженную энергетическую направленность. В этой стратегии отчетливо определяются три основных направления: 1. Быстрый прорыв Казахстана на мировые рынки энергоносителей за счет привлечения к нефтегазовым проектам международных нефтяных монополий, привлечение зарубежных деловых кругов, крупных инвестиций, лучших мировых технологий. 2. Создание системы экспортных трубопроводов для транспортировки нефти и газа, с тем чтобы ликвидировать транспортную и монопольную ценовую зависимость от одного потребителя. 3. Стратегия государства по использованию топливных ресурсов направлена на усиление интереса крупных стран мирового сообщества к Казахстану как поставщику энергетического сырья. Внешнеполитическая стратегия Казахстана в энергетическом секторе предполагает массированное присутствие западных капиталов для обеспечения гарантии безопасности страны. Цели Энергетической стратегии Казахстана: Усиление позиций Казахстана на внешних рынках и вхождение в число крупных мировых поставщиков энергетического сырья и продуктов его глубокой переработки за счет внедрения передовых технологий производства. Обеспечение энергетической независимости страны. Создание экспортных конкурентоспособных ресурсов электроэнергии с возможностью их предложения на энергетические рынки сопредельных и третьих стран. Развитие конкурентного рынка электроэнергии на базе общедоступной для производителей транспортной и распределительной электросети и системы диспетчерского управления потоками электроэнергии. КИТАЙСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА (КНР) Цели Энергетической стратегии КНР: Энергетическая стратегия Китая разделена на две части - внутреннюю и внешнюю. Цели внутренней энергетической стратегии: Максимальное обеспечение энергетической безопасности. Энергосбережение. Ускорение и углубление рыночных реформ в энергетической области. 184 Оптимизация топливно-энергетического баланса с целью снижения загрязнения атмосферы. Диверсификация источников энергии Создание государственного нефтяного резерва. Реструктуризация энергопотребления с целью уменьшения зависимости страны от нефти. Цели внешней энергетической стратегии КНР: Диверсификации источников импорта нефти и видов импортируемого сырья и форм его транспортировки. Участие в разработке месторождений в других странах КЫРГЫЗСТАН В настоящее время энергетическая политика Кыргызстана осуществляется в соответствии с законом Кыргызской Республики «Об энергетике» и с Комплексными основами развития Кыргызской Республики на период до 2010 г. Главной целью энергетической стратегии является развитие ТЭК, которое бы обеспечило энергетическую независимость республики, полное и надежное энерго- и топливоснабжение потребителей на основе собственной энергетической базы за счет дальнейшего освоения мощного гидроэнергетического потенциала бассейна р. Нарын с сооружением Камбаратинской ГЭС № 1 и № 2. Внешнеполитическая стратегия Кыргызстана в энергетическом секторе: Привлечение инвестиций в энергетический сектор страны для ориентации на производство/экспорт электроэнергии. По оценкам, общие потребности в инвестициях для развития энергетического сектора в среднесрочный период 2006-2010 гг. составляют порядка $3,5 млрд. Сохранение конкурентного преимущества Кыргызстан на региональном экспортном рынке электроэнергии и развитие экспортного потенциала. Одним из приоритетов внешнеэкономической политики страны на средне- и долгосрочную перспективу будет создание открытого регионального энергетического рынка. РОССИЯ Цель энергетической политики – максимально эффективное использование природных топливно-энергетических ресурсов и потенциала энергетического сектора для роста экономики и повышения качества жизни населения страны. Цели энергетической стратегии: - Определение путей достижения качественно нового состояния ТЭК, роста конкурентоспособности его продукции и услуг на мировом рынке на основе использования потенциала и установления приоритетов развития комплекса, формирования мер и механизмов государственной энергетической политики с учетом прогнозируемых результатов ее реализации. Полное и надежное обеспечение населения и экономики страны энергоресурсами по доступным и вместе с тем стимулирующим 185 энергосбережение ценам, снижение рисков и недопущение развития кризисных ситуаций в энергообеспечении страны. - Снижение удельных затрат на производство и использование энергоресурсов за счет рационализации их потребления, применения энергосберегающих технологий и оборудования, сокращения потерь при добыче, переработке, транспортировке и реализации продукции ТЭК. - Повышение финансовой устойчивости и эффективности использования потенциала энергетического сектора, рост производительности труда для обеспечения социально-экономического развития страны. - Минимизация техногенного воздействия энергетики на окружающую среду на основе применения экономических стимулов, совершенствования структуры производства, внедрения новых технологий добычи, переработки, транспортировки, реализации и потребления продукции. Для обеспечения энергетической безопасности необходимо решение двух первоочередных проблем: - Во-первых, необходимо осуществить модернизацию во многом устаревшей морально и изношенной физически технологической базы ТЭК и обеспечить воспроизводство вырабатываемой им ресурсной базы. - Во-вторых, потребуется изменение структуры потребления и размещения производства топливно-энергетических ресурсов. Внешнеполитическая стратегия России в энергетическом секторе: - Интеграция России в мировую систему оборота энергоресурсов, международное сотрудничество в области освоения и разработки топливноэнергетических ресурсов, повышения эффективности их использования и освоения новых энергетических рынков. - Взаимодействие с государствами всех регионов мира, в том числе со странами СНГ, должно основываться на принципе извлечения Россией национальной выгоды. Целями внешней энергетической политики являются: - укрепление позиций России на мировых энергетических рынках, максимально эффективная реализация экспортных возможностей отечественного ТЭК, рост конкурентоспособности его продукции и услуг на мировом рынке; - установление недискриминационного режима внешнеэкономической деятельности в энергетическом секторе, доступность для российских энергетических компаний зарубежных рынков энергоресурсов, финансовых рынков, передовых энергетических технологий; содействие привлечению в рациональных масштабах и на взаимовыгодных условиях зарубежных инвестиций. ТАДЖИКИСТАН Основные цели государственной политики в области энергетики: организация национальной энергетической системы, способной обеспечить энергетическую независимость страны; 186 - развитие гидроэнергетики в качестве основы экономики и бюджетоформирующей отрасли государства, одной из основных экспортных отраслей страны. Цели энергетической стратегии Таджикистана: - Обеспечение энергетической безопасности страны. - Надежное и качественное обеспечение растущих потребностей республики в энергетических ресурсах и продуктах. - Обеспечение охраны окружающей среды, а также защиты населения от вредного воздействия в результате деятельности в области энергетики. - Создание необходимых условий для последовательного перехода в сфере энергетики к рыночным отношениям, привлечения отечественных и иностранных инвестиций, предоставления энергетическим предприятиям экономической самостоятельности и обеспечение их развития на основе рыночной конкуренции. Повышение эффективности функционирования топливноэнергетического комплекса на основе внедрения передовых технологий, энергосбережения, снижения удельных затрат энергоресурсов в производстве национального валового продукта. Внешнеполитическая стратегия Таджикистана в энергетическом секторе: - Привлечение иностранных инвестиций в сектор производства электроэнергии для развития гидроэнергетического потенциала с целью стать главным поставщиком электроэнергии в страны ЦА и близлежащие страны Азиатского региона. - Для развития энергетики с учетом привлечения государственных и зарубежных инвестиций правительством страны предусмотрено 5 млрд. сомони (более $1,5 млрд.). ТУРКМЕНИСТАН Цели энергетической стратегии Туркменистана: - полное удовлетворение потребностей Туркменистана в электроэнергии в период до 2020 г.; - наращивание объемов экспорта. УЗБЕКИСТАН Узбекистан является одной из немногих стран, полностью обеспечивающих себя собственными энергоресурсами. Солидные запасы традиционных источников энергии обеспечивают на сегодняшний день энергонезависимость республики, позволяя увеличить экспорт энергоносителей. Цели энергетической стратегии Узбекистана: Сохранение и укрепление энергетической независимости страны. Обеспечение надежного и устойчивого функционирования энергетических мощностей, качественного снабжения потребителей электрической и тепловой энергией. - Существенное снижение техногенной нагрузки энергопроизводства на окружающую среду. 187 - Техническое перевооружение и реконструкция электрических станций и сетей. - Устойчивое обеспечение всех сфер экономики топливноэнергетическими ресурсами с приоритетным решением социальных вопросов путем создания надежной сырьевой базы и поддержки стратегически важных отраслей, достаточного развития добывающих, перерабатывающих, транспортных распределительных энергетических систем. - Повышение эффективности использования энергетических ресурсов, создание необходимых условий для реализации энергосберегающих мер, обеспечивающих сохранение энергетической независимости страны и повышение экспортного потенциала. - Обеспечение экономически обоснованной диверсификации источников энергоснабжения, направленной на увеличение доли угольного топлива, использование возобновляемых, в том числе нетрадиционных, источников энергии, развитие малой гидроэнергетики. - Поддержание финансовой стабильности энергетического сектора и привлечение в его отрасли дополнительных инвестиций. - Разработка нормативно-правовой базы и совершенствование финансовоналоговой системы, учитывающей особенности ценообразования и взаимоотношений энергетики со смежными отраслями. - Последовательное формирование конкурентной среды путем сочетания методов прямого и косвенного государственного регулирования сферы энергетики, формирования контролируемого государством энергетического рынка. - Создание полноценных субъектов энергетического рынка и рыночной инфраструктуры. Внешнеполитическая стратегия Узбекистана в энергетическом секторе: - Привлечение инвестиций для модернизации ТЭК и проведения геологоразведочных работ. Привлечение недропользователей к освоению новых залежей. - Импорт нефти и экспорт газа. Увеличение экспорта газа по системе САЦ. Выход на новые рынки. IV ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ И ПРОГНОЗНЫЕ ПАРАМЕТРЫ РАЗВИТИЯ КАЗАХСТАН В нефтяной промышленности: довести добычу нефти до уровня 65 млн. т в 2007 г., до 70 млн. т – в 2008 г. К 2010 г. – до 87-88 млн т, к 2015 г. – до 140-148 млн т, в 2020 г. – до 168-170 млн т. Объем экспорта нефти в 2010 г. – до 70-75 млн т, в 2015 г. – 120-125 млн т, в 2020 г. – до 145-150 млн. т. В газовой промышленности: довести добычу газа до 29 млрд.м3 в 2007 г., 36 млрд. м3 к 2010 г., к 2015 г. – 43 млрд. м3, к 2020 г. – 60 млрд. м3. Объем экспорта газа к 2010 г. – 12 млрд. м3, к 2015 г. – 24,8 млрд. м3. В электроэнергетической отрасли: довести выработку электроэнергии в 2007 г. 188 до 77,2 млрд. кВт/ч, к 2008 г. – до 80 млрд. кВт/ч. К 2015 г. – до 120 млрд. кВт/ч. Прогнозируется к 2015 г. увеличение экспортного потенциала до 5,4 млрд. кВт/ч. В угольной отрасли: довести объем добычи угля до 95 млн. т, объем экспорта энергетических и коксующихся углей к 2020 г. – до 20-30 млн. т. КИТАЙСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА В результате общей политики, направленной на жесткое энергосбережение, к 2010 году снижение энергозатрат на единицу ВВП должно составить 20%. В соответствии с государственной программой развития возобновляемых источников энергии возобновляемые источники энергии к 2050 году должны покрывать 50% потребностей китайской экономики в энергоресурсах. КЫРГЫЗСТАН Программа развития энергетического комплекса включает следующие ключевые позиции: - завершение строительства Таш-Кумырской и Шамалды-Сайской ГЭС; - завершение строительства Камбаратинской ГЭС № 2; -осуществление развития малой гидроэнергетики. В электроэнергетической отрасли: довести выработку электроэнергии к 2010 г. до 18,8 млрд. кВт/ч, к 2020 г. – до 22,6 млрд. кВт/ч, к 2025 г. – до 27,46 млрд. кВт/ч. Довести объем экспорта электроэнергии в 2007 г. до 1,7 млрд. кВт/ч, к 2020 г. – до 4,1 млрд. кВт/ч, к 2025 г. – до 5,9 млрд. кВт/ч. В угольной промышленности увеличение объемов добычи угля предполагается осуществлять за счет: - расширения открытого способа добычи угля до 80 % от общей добычи; - развития буроугольного месторождения Кара-Кече и добычи после 2005 г. до 1,5 млн. т; увеличения на 30 % объема добычи на существующих угольных предприятиях. Для покрытия потребности в угле в 2005 г. требовалось импортировать в республику до 1650 тыс. т. В нефтегазовой промышленности предусматривается увеличить добычу нефти до 190 тыс. т при потребности в 1100 тыс. т условного топлива (далее – у.т.), природного газа – до 30 млн. м3 при потребности 800 млн. м3. Тенденция импорта нефти и газа сохранится в перспективе. По нефтепереработке предусматриваются меры по полной загрузке СП «Кыргыз Петролеум» до 500 тыс. т и СП «Восток» до 180 тыс. т. РОССИЯ В соответствии с Энергетической стратегией России на период до 2020 г. определены следующие задачи в области энергообеспечения национального хозяйства и развития отраслей ТЭК: - увеличение производства первичных энергоресурсов с 1418 млн. т у.т. в 2000 г. (1515 млн. т у.т. в 2002 г.) до 1700-1820 млн. т у.т. в 2010 г. и до 18102030 млн. т у.т. в 2020 г.; 189 - рост выработки электроэнергии с 878 млрд. кВт/ч в 2000 г. (892 млрд. кВт/ч в 2002 г.) до 1015-1070 млрд. кВт/ч в 2010 г. и до 1215-1365 млрд. кВт/ч в 2020 г.; - увеличение добычи нефти с 324 млн. т в 2000 г. (379 млн. т в 2002 г.) до 445-490 млн. т в 2010 г. и до 450-520 млн. т в 2020 г.; - рост производства моторного топлива с 83 млн. т в 2000 г. (88 млн. т в 2002 г.) до 100-110 млн. т в 2010 г. и до 115-135 млн. т в 2020 г.; - увеличение добычи газа с 584 млрд. м3 в 2000 г. (595 млрд. м3 в 2002 г.) до 635-665 млрд. м3 в 2010 г. и до 680-730 млрд. м3 в 2020 г.; - рост добычи угля с 258 млн. т в 2000 г. (253 млн. т в 2002 г.) до 310-330 млн. т в 2010 г. и до 375-430 млн. т в 2020 г.; увеличение отпуска централизованного тепла с 1452 млн. Гкал в 2000 г. (1437 млн. Гкал в 2002 г.) до 1570-1625 млн. Гкал в 2010 г. и до 1720-1820 млн. Гкал в 2020 г. ТАДЖИКИСТАН - реконструкция и модернизация Нурекской ГЭС; - строительство Сангтудинской ГЭС-1; - продолжение строительства Рогунской ГЭС; - реконструкция каскада Вахшских и Варзобских ГЭС; - реконструкция, восстановление и модернизация существующих электросетей 0,4-110 кВ; - строительство 61 малой ГЭС суммарной установочной мощностью 77 тыс. 653 кВт за счет внутренних и иностранных инвестиций за период 20072020 гг.; - довести выработку электроэнергии к 2010 г. до 19,5 млрд. кВт/ч; - до 2010 г. создать экспортный потенциал в объеме 4,0-4,6 млрд. кВт/ч электроэнергии в год, а к 2015 г. – 9,2 млрд. кВт/ч. ТУРКМЕНИСТАН В соответствии со Стратегией развития нефтегазового комплекса Туркменистана до 2010 г. добыча нефти к 2010 г. возрастет до 48 млн. т., в т.ч. экспорт составит 33 млн. т. Добыча газа к 2010 г. достигнет 120 млрд. м3. Экспорт газа в 2010 г. составит 100 млрд. м3. В 2007 г. Туркменистан намерен экспортировать 58 млрд. м3 газа. Выработка электроэнергии к 2010 г. Составит 25,5 кВт/ч. УЗБЕКИСТАН В настоящее время вся территория республики открыта потенциальным инвесторам для ведения геологоразведочных работ на нефть и газ. НКХ «Узбекнефтегаз» разработаны инвестиционные проекты по 16 блокам нефтегазовых регионов страны, которые предложены потенциальным инвесторам для совместной реализации на взаимовыгодных условиях. gланируется: - изменение к 2010 г. структуры расходуемого топлива в сторону уменьшения доли газа до 80 % и увеличения доли угля до 12 %; увеличение к 2015 г. добычи природного газа до 110 млрд. м3, угля к 2010 – до 9,4 млн. т. 190 Для устранения частичной зависимости Узбекистана от единой энергосистемы Центральной Азии в республике начата полная реконструкция системы электроснабжения. Принятая государственная программа технического обновления этой отрасли позволит увеличить энергетический потенциал Узбекистана как минимум на 20%. Суммарная потребность электроэнергетики в инвестициях на период до 2010 г. составляет порядка $1,0 млрд. V ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ СТРАН-УЧАСТНИЦ Энергетическая безопасность является важнейшей составляющей национальной безопасности любой страны. Обеспечение национальной безопасности – одна из основных задач энергетической политики. Энергетическая безопасность – это состояние защищенности страны, ее граждан, общества, обслуживающей их экономики от угроз надежному топливо- и энергообеспечению. Эти угрозы определяются как внешними (геополитическими, макроэкономическими, конъюнктурными) факторами, так и собственно состоянием и функционированием энергетического сектора страны. Целью политики энергетической безопасности является последовательное достижение качественно нового уровня ее главных характеристик: - способности ТЭК стран-участниц надежно обеспечивать экономически обоснованный внутренний и внешний спрос энергоносителями соответствующего качества и приемлемой стоимости; - способности потребительского сектора экономики эффективно использовать энергоресурсы, предотвращая тем самым нерациональные затраты общества на собственное энергообеспечение и дефицитность топливноэнергетического баланса; - устойчивости энергетического сектора к внешним и внутренним экономическим, техногенным и природным угрозам, а также его способности минимизировать ущерб, вызванный проявлением различных дестабилизирующих факторов. Важнейшими принципами обеспечения энергетической безопасности являются: - гарантированность и надежность энергообеспечения экономик и населения стран-участниц Азиатской энергетической стратегии в полном объеме в обычных условиях и в минимально необходимом объеме при угрозе или возникновении чрезвычайных ситуаций различного характера; - восполняемость исчерпаемого ресурса (темпы потребления исчерпаемых ресурсов топлива должны согласовываться с темпами освоения замещающих их источников энергии); - диверсификация используемых видов топлива и энергии (экономика стран-участниц не должна чрезмерно зависеть от какого-либо одного энергоносителя); 191 - учет требований экологической безопасности (развитие энергетики должно быть сбалансировано с возрастающими требованиями экологической безопасности стран-участниц); - предотвращение энергорасточительства (взаимосвязь с политикой энергетической эффективности, недопустимость влияния политических (геополитических) факторов на реализацию Азиатской энергетической стратегии); - создание экономических условий (прежде всего за счет налоговых и таможенных мер), обеспечивающих равновыгодность поставок энергоресурсов на внутренний и внешние рынки и рационализацию структуры экспорта; - максимально возможное использование во всех технологических процессах и проектах конкурентоспособного оборудования в каждой странеучастнице. Учитывая принципы обеспечения энергетической безопасности необходимо: - максимальное использование возобновляемые источники энергии (например, гидроэнергоресурсы) и обеспечение устойчивых транспортировочных линий по передаче электроэнергии; - создание условий для унификации тарифной политики и в перспективе – принятие единой тарифной ставки на транспортировку электроэнергии; - утверждение индикаторов в целях увеличения доли иных источников энергии, тем самым уменьшение доли нефтяных и газовых источников в энергетическом балансе стран-участниц. Стратегическими ориентирами долгосрочной государственной энергетической политики являются энергетическая безопасность, энергетическая эффективность, бюджетная эффективность и экологическая безопасность энергетики. Достижение указанных ориентиров, повышение управляемости процесса развития энергетики требуют формирования и осуществления основных составляющих государственной энергетической политики – взаимосвязанных, но обладающих каждая своей направленностью, ответственностью, принципами и механизмами реализации, индикаторами результативности. К числу таких составляющих относятся прежде всего недропользование и управление государственным фондом недр, развитие внутренних топливно-энергетических рынков, формирование рационального топливно-энергетического баланса, региональная и внешняя энергетическая политика, социальная, научно-техническая и инновационная политика в энергетическом секторе. VI ОЖИДАЕМЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ И СИСТЕМА РЕАЛИЗАЦИИ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ В результате реализации мер, предусмотренных Азиатской энергетической стратегией, будет обеспечен рост эффективности использования потенциала энергетического сектора для социально-экономического развития стран Азиатского региона. Также предусматривается стабильное и эффективное 192 удовлетворение потребностей населения и развивающейся экономики в топливно-энергетических ресурсах, достижение качественно нового состояния ТЭК и повышение конкурентоспособности его продукции и услуг на мировом рынке. Реализация Азиатской энергетической стратегии Проблема реализации Азиатской энергетической стратегии заключается в недопущении такого развития событий в энергетическом секторе, которое объективно противоречит основным утверждениям Азиатской энергетической стратегии, принципам и механизмам государственной энергетической политики. Как показывает предыдущий опыт, решение указанной проблемы не может быть обеспечено ни путем сведения процесса реализации Стратегии к выполнению детализированной программы мероприятий, ни путем ограничения общими декларативными утверждениями и конкретизацией мероприятий и параметров развития на перспективу. Реализация Азиатской энергетической стратегии основана на следующих принципах: - взаимосвязанное осуществление двух процессов – воплощения в жизнь основных положений государственной энергетической политики странучастниц Азиатской энергетической стратегии и конкретизации параметров важнейших мероприятий по развитию энергетики; - создание механизма мониторинга реализации Азиатской энергетической стратегии, использующего индикаторы результативности государственной энергетической политики стран-участниц и позволяющего оценивать влияние важнейших осуществляемых и планируемых мероприятий на изменение указанных индикаторов; - определение на каждом этапе реализации Азиатской энергетической стратегии важнейших ориентиров и концентрация основных имеющихся ресурсов на их достижении. Таким образом, процесс развития энергетики стран-участниц региона должен проходить в соответствии с Азиатской энергетической стратегией, которая, в свою очередь, учитывает его особенности и перспективы. Реализация Азиатской энергетической стратегии предусматривает: - создание Энергетического клуба ШОС как основы для дальнейшего развития рынка энергоресурсов в Азиатском регионе; - создание в рамках Энергетического клуба института по мониторингу реализации Стратегии; - формирование Плана первоочередных действий по реализации Азиатской энергетической стратегии; - разработку перечня индикаторов результативности государственной энергетической политики; - определение инструментов реализации Азиатской энергетической стратегии в каждой стране-участнице; 193 - формирование информационно-аналитического обеспечения системы мониторинга Энергетической стратегии с использованием государственных СМИ в каждой стране; - ввод в действие системы мониторинга реализации Азиатской энергетической стратегии, в том числе механизма регулярного моделирования и оценки перспективного (индикативного) ТЭБ на уровне каждой конкретной страны-участницы. Под мониторингом Стратегии понимается процесс непрерывного наблюдения за фактическим положением дел в ТЭК и реализацией государственной долгосрочной энергетической политики, а также получение оперативной информации для своевременного выявления происходящих изменений в целях предупреждения негативных тенденций, влияющих на энергетическую безопасность стран-участниц, своевременной и обоснованной корректировки положений Азиатской энергетической стратегии. Основные задачи энергетической дипломатии стран-участниц в Азиатской энергетической стратегии: - внешнеполитическое обеспечение реализации Азиатской энергетической стратегии странами-участницами; - взаимная дипломатическая поддержка интересов отечественных топливно-энергетических компаний стран-участниц; - активный энергетический диалог со странами СНГ, ЕврАзЭС, Европейского союза, США и другими государствами, и международными организациями. Страны-участницы Азиатского энергетического рынка будут стремиться вести диалог и со странами – производителями и потребителями энергоресурсов во всем мире. Они должны участвовать в работе международных конференций, посвященных энергетическому сотрудничеству, а также взаимодействовать с МЭА и ведущими странами-экспортерами нефти, как независимыми, так и членами ОПЕК, в целях обеспечения справедливых цен на энергоресурсы на мировом энергетическом рынке. Источник: http://www.iimp.kz/default.aspx?article_id=984 194 ПРИЛОЖЕНИЕ В Стенограмма интервью С проф. Чжао Хуашен (Huasheng Zhao) Директор Центра исследований по Фуданского университета (Шанхай, КНР) Дата: 2.07.2012 России и Центральной Азии Проф. Чжао, что Вы можете сказать о Китайской концепции соседства? Имея 15 соседей, КНР определил свои приоритеты партнерства. Основная суть соседства: благоприятная окружающая среда путем поддержания хороших отношений. ЦАР относится к этой категории внешней политики. Каковы принципы внешней политики КНР по отношению к региону Центральной Азии? Принято выделять 3 принципа внешней политики: Поддержание дружественных отношений с соседями; недопущение боязни Китая, так как соседи – меньшие государства; для соседей необходимо получение выгоды от КНР, как и Китаю от них. Важно развитие экономического сотрудничества. Необходимо иметь более сбалансированный подход. Важно предложить Китаю конкурентный товар. Россия пока этого сделать не может. В КНР проживают 300,000 казахов. Раньше КНР не поощрял переселение в РК, теперь относится более нейтрально. Для экономики КНР, энергетические ресурсы лежат в основе главных приоритетов. Более 50 процентов углеводородов импортируется в КНР. Для КНР необходимо: Эффективно использовать энергосбережение Должна быть диверсификация импорта Ближний восток более 50%, Африка 20%. Что касается РФ, то КНР больше заинтересован в переговорах по газу, по результатам которых ожидает повышение объемов импорта из России в 2 раза по сравнению с Туркменистаном. Общий объем импорта из Казахстана составляет порядка 3-4 процентов; Китай надеется на увеличение доли Казахстана до 10 процентов. Основным различием в импорте углеводородов являет существующий формат цен, отличный друг от друга. Не всегда получается прийти к обоюдному консенсусу. Что касается ШОС, то это больше площадка для обсуждения и договоренностей по продвижению экономического сотрудничества для снижения себестоимости товаров. 195 ПРИЛОЖЕНИЕ Г Стенограмма интервью экспертов Шанхайской Академии международных исследований (Shanghai Institute for International Studies) Дата проведения: 5/07/2012 Место проведения: офис ШАМИ, г.Шанхай, КНР Экспертная группа: 1. Проф. Чжанг Яо (Zhang Yao) - эксперт Департамента по исследованиям России и Центральной Азии ШАМИ; 2. доктор Е Ю. (Ye Yu) – эксперт Департамента исследований мировой экономики ШАМИ What is the Chinese conception of neighborhood that is associated with and for China? Zhang Yao: Central Asia region is important for China, but not the first priority. US is a main priority for China, but from last year (2011), we have started a periphery policy. China has 15 neighbors, not only small countries, but also India and Russia. China is very positive on SCO perspective since the members can discuss the important economic and other areas, like security issues. For China Central Asia considered as the good partner, especially in terms of the energy cooperation for the development of our core industries. Can we talk on multilateral level of partnership in frames of SCO? On the other hand, is it still bilateral? Is it a long-term strategy? If SCO will enlarge, then multilateralism will come, today it is bilateral relations. Since border and water problems (in perspective) can be settled within a bilateral format of cooperation. Does SCO produces proper common policy for all? Ye Yu: Putin announced Energy Club in 2006. Even though there are some difficulties, today it is conceptual. From global perspective, energy is a pioneer comparing to other areas of collaboration. Since dispute settlement establishes the rules, there is no need to invent new one. We need to integrate our interests. The issues of national resources and sovereignty are very sensitive to all SCO members. Even though there is a nationalization of resources has taken place in all countries, we have to follow the market-based approaches (that were established after the Cold war). China will protect its interest abroad, and its need to develop the multilateral instruments like SCO for that. 196 There are 2 goals of China’s energy demands: promotion of demand-side policies and greater efficiency of energy use. What is the core point in China’s “going abroad” strategy? What is the nature of its foreign investments? This policy began since 1990s and it is more natural to follow it. The background is complex: demand for import brought big changes. China has a lot of liquidity and surplus of resources and productive capacity. The government policy is based on a common document – main drive for all 30 central government agencies, which opened a credit support and guides in policy implementation. This policy is open not just for giant companies and is oriented not only for import, but for exporting goods also. China has certain interests in Central Asia and Africa, and wants to integrate two regions. In the United States, the access to energy resources is the issue of national security agenda. What about China? Zhang Yao: Energy is a mainly economic concept that is needed for China‘s economic development. We will never fight for energy (PLA had no war in last 30 years). Even before 1993, China was exporting its energy resources. Dr. Yе: Comparing to US, in China it is not that of strategic issue. In 1950s, US has set a quota for energy import that should have been less than 9 percent coming from eastern countries. The priority was given to the western side. In addition, in 1970, the US became a net importer of energy resources. In China, there is no big debate of being an economic power, while US is considered as a military power. China meets 90% of its energy needs from domestic sources, primarily coal. China uses its own coal resources (up to 70 percent), increases the level of natural gas use (2000 – 2 percent, 2012 – 5 percent and in 2020 the increase may be 8%). From 1993, China became a net importer of oil and its dependence on foreign petroleum sources is expected to increase in the coming years from its current level of 40% to as much as 75-80% in 2020. If Kazakhstan, for instance, will develop its shale gas, then it will become an important exporter for China. If not a shale gas, then we should work on nuclear energy, which is important and China is adapting to its demand. Russia has 3 main instruments in its foreign policy strategy towards Central Asia and CIS: bilateral relations, Euro-Asian Economic Community (EvrAzES), and security alliance (CSTO). What are the Chinese instruments in the foreign policy, except investments into energy sector? SCO members and observers, China and u Russia are the most important in frames of SCO. China‘s interest: Central Asia is a new partner, and there is a hope for economic bilateral relations with Kazakhstan with Russia. Our main instruments are economic and cultural. Military is not the instrument for China. 197 Where mainly Chinese investments are concentrated: in the extraction, production or transportation? It depends on cost and price. China is interested in deep ocean exploration more. What about investment climate in CA countries? Not so good. China is a late comer, and it faces high risks in this area. China is not trying to concentrate just on one region. We are interested in diversified supply policy. Each country has its own laws and investment regulation that makes China policy not always successful. Therefore, pluralism shall remain as a main goal. Thank you for your answers. 198 ПРИЛОЖЕНИЕ Д Стенограмма Интервью с экспертами Шанхайской Академии общественных наук (Shanghai Academy of Social science) Дата: 17/07/ 2012 Место проведения: головной офис ШАОН (Шанхай, КНР) Экспертная группа ШАОН: 1. Проф. Доктор Пан Дауэй (Prof. Dr. Pan Dawei) – Директор Центра Российских исследований (Centre for Russian studies) 2. Чжан Цзяньжун – Центр исследований России, Центр исследования ШОС, Зам. Генерального секретаря, старший научный сотрудник, к.ф.н. 3. Ли Лифан (Li Lifan) – Доцент, заместитель Генерального секретаря Центра по исследованиям ШОС, член Совета Шанхайского общества России и Центральной Азии 4. Лиан Шяомин (Lian Xiaomin) – эксперт Каковы перспективы энергетического взаимодействия в рамках ШОС и интересы Китая? Чжан Цзяньжун: Основа отношений государств – членов ШОС лежит в двустороннем сотрудничестве. Многостороннее партнерство сложно, разговоров много, инициатива энергетического клуба есть, однако реальное осуществление перспектив сложно. Энергетический Клуб - это больше площадка для обсуждения и встреч, для выработки совместных решений. Проведение единой энергетической политики в рамках ШОС – рановато. ШОС для Китая – региональная международная организация в нескольких направлениях Главное для Китая – безопасность, многостороннее сотрудничество. В энергетике 2 игрока – поставщики и потребители: Индия, Китай, Киргизия и Таджикистан. Инициатива хорошая, но нужна разработка реальных предложений и действий. В ЕС есть энергетическая хартия, в ШОС нет. Преимущество ШОС – большой рынок и запасы. Россия для КНР - всесторонний стратегический партнер, но необходимо углубление и пополнение содержания взаимодействия. К примеру, поставка газа из России – это не решенный вопрос ввиду отсутствия консенсуса по договоренности цены. Нужны взаимные инвестиции с привлечением 2 сторон. Сотрудничество с Казахстаном более благополучно не только в нефти и в газе. В КНР большой спрос на ресурсы, но есть и другие аспекты сотрудничества. Учитывая, что нефть — это вопрос национальной безопасности КНР (зависимость от углеводородов составляет порядка 70%), в 199 Пекине активно обсуждают вопрос открытия Банка развития механизма финансирования Пан Дауэй: Наличие ресурсов актуально для всех стран. Конец холодной войны привел к постепенному балансу в мире. Актуальна концепция переноса акцентов на энергетику; произошло смещение и по отношению использования оружия массового уничтожения. Наличие горячих точек в мире в большей степени связано с обеспечение энергетическими ресурсами. Говоря об общих проблемах международного характера, важно смотреть на обеспеченность необходимыми ресурсами. Что касается Китая, то по менталитету китайскую нацию отличает отсутствие агрессии, конфуцианизм и «золотая середина» (по древней философии КНР). Ключевая задача КНР заключается в развитии экономики, повышении уровня жизни населения, а также в разрешении внутренних экономических проблем. Стратегия, принятая в КНР «выхода за пределы» связана с развитием экономики. Это естественная тенденция и закономерность развития экономики. Экономика любого государства проходит естественные этапы развития, как и экономика КНР. Нет смысла дополнительных рассуждений. Экономическая история других стран имевшие сдвиги, показывает одинаковый подход. Отношение Запада и США на политику Китая: изоляция не соответствует нынешним условиям мира. Нет смысла бояться развития Китая. Равновесие в мировом порядке связано, в основном, с ресурсами. Развитие экономики КНР не должно быть воспринято как угроза. Политику Западных стран и США можно охарактеризовать как «эгоистичную». США в начале военных действий в Афганистане не обратились за мнением к КНР. Только с объявлением выхода из Афганистана начались консультации двух стран по данному вопросу. Однако КНР понимает, что в основе интересов США в регионе лежат стратегические вопросы по распространению своего влияния в регионе Центральной Азии. Что вы можете сказать об инвестиционном климате в регионе? Пан Дауэй: Условия в Казахстане лучше, чем в других странах ЦА. Что касается тарифной политики, то ситуация в Казахстане гораздо привлекательней, чем даже в России. 200 ПРИЛОЖЕНИЕ Е Стенограмма Интервью с доктором Надин Гѐдехардт (Nadine Godehardt) Член исследовательской группы по Азии Фонда науки и политики (SWP) Место проведения: головной офис Фонда науки и политики, Берлин, ФРГ Дата: 29/07/2013 Что Вы можете сказать о политике ЕС к Центральной Азии? У ЕС нет единой и общей политики по отношению к региону Центральной Азии. Это больше позиция Германии, которая и инициировала стратегию ЕС. Отношения носят больше двусторонний характер. Нет четких стремлений ЕС. Основные интересы ЕС сконцентрированы до Кавказа, включая Восточную Европу. Казахстан – больше исключение, так интересен экономический и политический потенциал государства для двустороннего партнерства. Выработал ли ЕС свою позицию по отношению к региональной инициативе Китая – ШОС? ШОС не так известен в ЕС и не вызывал интереса, пока США не объявили о своем выходе из Афганистана в 2014 году. Благодаря этому, возрос интерес к ШОС и КНР пользуется этим. ШОС, с китайской перспективы – важный символ новой концепции безопасности конца 1990 годов. Особенность двустороннего и многостороннего партнерства различается ввиду того, что само понятие по-разному понимается в Китае и западными экспертами. Для Китая достаточно более 2 сторон для объявления о многостороннем уровне партнерства. Все проходит на двустороннем уровне. С китайской перспективы - это успешная сделка, так как Китай редко улаживал пограничные вопросы. Перспективы СУАРа для Китая стратегически важны. «Шанхайская пятерка» успешно решив пограничные вопросы, создала основу для многостороннего партнерства. После событий 9/11, терроризм становится основной повесткой дня. Это китайская политика, сформулированная для СУАР, повестка, построенная для развития СУАР, которая перешла в ШОС. Их понимание безопасности – институционализация. Для КНР вопросы сотрудничества в области безопасности, стабильности и мирной миссии были очень важны, особенно в период 2001-2010гг., в то время как другие – отнеслись к этой повестке дня не так серьезно. Безопасность была и останется основной повесткой дня ШОС по настоянию КНР. Так как вопросы безопасности отнесены (по мнению Китайских экспертов) к их внутренним вопросам, в то время как вопросы экономического характера – второстепенны, что и объясняет внешнюю политику КНР по отношению к ЦАР. 201 Китай в мирных учениях использует новое и последнее оборудование, вкладывает в тренировку и подготовку военных солдат. И он этим показывает, насколько Китай серьезен в вопросах безопасности и готов вкладывать свои ресурсы в развитие этого направления. Как Вы можете охарактеризовать политику КНР в Центральной Азии? 1. В вопросах безопасности, под ЦАР Китай понимает 5 государств, СУАР и Южную Азию, в то время как в вопросах энергетической безопасности лишь 5 государств. Так как транспортировка, инвестиции и др. должно идти к Китаю. Специальная экономическая зона Кашгара, План развития Запада – это внутренние проблемы. 2. Китай использует инвестиции для заработка, однако глубоко не вовлекает себя во внутренние вопросы ЦАР, в вопросы развития регионального сотрудничества (например, в вопросах водных ресурсов, или транспортировки). Это особенность Китайской политики, заключающейся в установлении границ сотрудничества. Это во многом и отражается на партнерах – странах ЦАР, которые испытывают недоверие и страх перед Китаем. 3. С 2010 года после политического кризиса в Кыргызстане, произошло переосмысление Китаем ЦА политики: Возникает вопрос насколько стабилен политический режим в Кыргызстане и в Таджикистане? Это не новая политика Китая, а лишь ее трансформация. КНР осознает, что у России военные базы на территории ЦАР сохраняются, ОДКБ играет огромную роль в Кыргызстане и в Таджикистане. Этим и объясняется заинтересованность Китая интегрировать Афганистан в ШОС в качестве наблюдателя. Это связано с необходимостью обеспечения гарантий своих инвестиций. Это очень чувствительная область. Возможно Индия стратегически делает больше в Афганистане, чем Китай. Но интерес КНР огромен. Афганистан придаст новое понимание ШОС. И возрастает потенциал вопросов региональной безопасности. Доктор Гѐдехардт, каковы, на Ваш взгляд, перспективы регионального сотрудничества стран Центральной Азии и КНР? Центральная Азия - это искусственно созданный регион, о котором больше пишут извне, нежели реальное сотрудничество изнутри. Достаточно сложно посадить лидеров стран Центральной Азии за общий стол для обсуждения единых вопросов и проблем. И это все понимают. Сотрудничество по региональным проблемам не возможно, однако, раздельная интеграция в некоторых областях уже факт. Если КНР будет рассматривать себя частью Центральной Азии (СУАР), то он будет продолжать инвестировать. Важно одно, что политика КНР в регионе является отражением его внутренней политики. Это то, что он и экспортирует за рубеж. Если 202 проанализировать позицию КНР к революции в Кыргызстане, то можно прийти к следующим заключениям: КНР сторонится революций и кризиса. Неготовность правительства Китая поддержать Р. Отунбаеву, несмотря на ее неоднократные обращения, прежде всего, связаны были с тем, что она представляла лишь временное правительство. Что касается последующих беспорядков на юге Кыргызстана в июне 2010 года, Китай, осознав безуспешность правительства контролировать внутренние конфликты и кризисы, вмешался для урегулирования возникших столкновений. Именно с этого времени, повестка ШОС стала активно включать вопросы внутреннего характера государств. В вопросах торговли, лишь 1% китайской торговли приходится на регион (в северные районы Кореи, КНР инвестируют активно). Это слепая перспектива, т.к. самостоятельно СУАР не может быть поднят самостоятельно. Какова перспектива ШОС? Сможет ли организация стать инструментом многостороннего взаимодействия в энергетической сфере? В вопросах энергетики актуально лишь двустороннее сотрудничество, в лучшем случае, трехсторонний формат взаимодействия. Преимущество ШОС заключается в наличии 2 больших государств, так и наоборот. Китай не покинет регион, он сильно связан, но есть скептицизм в ЦАР. ШОС – это то, что КНР создал сам для себя, в то время как восточноазиатские перспективы – это то, к чему КНР должен быть адаптироваться. ШОС не станет СССР, КНР понимает политическую роль России в регионе, но и осознает свою экономическую мощь, о чем свидетельствует его политика по приобретению основных активов в ряде регионов, которые приведут и к плавному политическому влиянию. КНР сложно понять скептицизм руководителей стран ЦА и нежелание принять реальные намерения «гармоничного создания общества». Необходимо время для осознания намерения партнеров и взаимного доверия. Рекомендации эксперта: 1. Внешняя политика КНР основана на 5 принципах сосуществования. Таким образом, нужно установить единые подходы и правила для сотрудничества всех стран. 2. Водные ресурсы и наркотрафик – это общие темы, которые могут объединить интересы всех стран региона. 3. Вопросы пограничного характера могут быть довлеющим фактором для пересмотра своей политики из-за СУАРа. 4. Двусторонняя торговля должна лечь в основу сотрудничества с Китаем. В Китае не так много экспертов по внутренней ситуации. Создание общей Свободной экономической зоны может стать объединяющим фактором. 5. Потенциал ШОС необходимо реализовать для региональной кооперации, так как перспектив для новой региональной организации нет. СССР не вернется. 203 6. У ЦАР существуют объединяющие факторы, знание, культура, язык, общество и это может помочь им быть вместе, однако это не самый важный вопрос в Китайской повестке дня. 7. Особенность высшего менеджмента национальных и других компаний КНР, их партийная иерархия очень многоуровневая и стоит гораздо выше, чем министра. Они нацелены на полный контроль и капиталистический подход в своих вопросах. Не всегда предпринимая политика нефтяных компаний – это прямое намерение государственного аппарата. Это вопрос внутренней политической системы. Компании - достаточно автономны, могут выразить свою заинтересованность в тех или иных проектах 8. Имиджевый аспект и мягкий регионализм имеют место. Шанхайский дух пропитан китайскими принципами: как целостность государства, суверенитет и другими. 204
