Самое первое сентября Без сомнения, это первое сентября

Самое первое сентября
Без сомнения, это первое сентября самое долгожданное. Сколько можно было ждать? Он точно
не знал, да и это уже неважно. Главное, что сейчас начинается это чудо, и оно продолжиться еще
очень долго. По крайней мере, на год, на два, на три… больше и больше! Да, он так планировал.
Она стояла прямо возле первого класса. Дети с пестрыми букетами цветом, с бантами у девочек
и бабочками у мальчиков, с улыбками от встречи со школой не затмевали её. Она стояла в сером
платье до колена, в черных туфлях, с прекрасными кудрями, обрамляющими её нежное личико с
красивой улыбкой и серыми глазами. Она, подобно земному солнышку, стояла и оглядывала всех
стоящих на линейке. А он не мог оторвать глаз от неё.
Девушка изменилась. Когда он видел её последний раз, она была ещё ребенком в спортивных
штанах и мужской рубашке. У неё не вились такие кудри, лицо было по-детски округлым, а глаза…
Кошачьи, смотрящие прямо в душу, заглядывающие в каждый уголок сердца. Они словно читают
твои мысли, хитро хотят узнать, о чем ты думаешь. От такого взгляда захватывает дух. Ты хочешь
окунуться в их таинственность, в их теплоту. В них отражался весь мир, весь смысл его был сосредоточен в этом взгляде. Черные брови вразлет, словно два ангельских крыла, обрисовывались над глазами, подчеркивая эти неземной красоты глаза. Они и остались такими же…
А видел он её три года назад. Куда она потом пропала, оставалось только гадать. И ведь он так
скучал, об этом никто не знал, что учитель скучал по своей ученице. Втайне от всех он любил её, он
любовался ею на переменах, на линейках, на уроках…
Она так любила мужские рубашки и футболки. Одевала, не стесняясь, на уроки физкультуры.
Он помнит каждую из них, он любил наблюдать за её поведением. Вызывающе вела себя, конечно,
но это так ему нравилось. Словно она улыбалась только ему, все её слова принадлежали ему, дарила
взгляд ему… Но как же можно было в это поверить, если она огрызалась с ним похлеще, чем с другими учителями? А потом хмурила бровки и уходила, даже не оборачиваясь. Он любил её так безумно, что ему нравились все её эмоции – страх, злость, доброта и прочее.
На первосентябрские линейки она оставалась красивой. Без этих мужских одежек, на каблучках, в платьях, с прическами на голове… Невероятно красивой. Не такой, как все, она выделялась
своими чертами, она была нимфеткой. «Вы не узнаете нимфетку на общем снимке. Она неприметная…» - писал Набоков о Лолите. Она раньше была такой же – неприметной, но все же он разглядел
в ней целый мир. Да и пусть придуманный, но это была его жизнь. Нимфетка…
Для него? Не только. Был еще какой-то мужчина, который был центром Вселенной для неё. А
она для него. Но, черт возьми, она не могла быть с ним, это не правильно. Она для него, для своего
учителя.
Тот июнь, когда она, в шортах, в мужской рубашке, пришла к нему в кабинет. Такая маленькая,
скромная и очень смущенная. Она что-то сжимала в ручках, смотря на него.
– Что-то случилось? – спросил он, отложив все бумаги.
– Нет, – улыбнулась она и посмотрела ему прямо в глаза. Невидимая дрожь проехалась внутри
него. Она впервые посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась так искренно. – Мы приглашаем вас
на наш выпускной.
Почему-то он разочаровался. Но все же взял приглашение, и её рука потянулась для рукопожатия. Ему так хотелось взять эту ручонку, поцеловать нежную кожу и, посмотрев нимфетке прямо в
глаза, сказать обо всём. Он осторожно пожал её, улыбнулся и кивнул:
– Я приду обязательно.
Она так мило улыбнулась и опустила глаза.
И тогда она ушла, а на выпускном была само совершенство!
– Олег Владимирович, поможете?
Он нахмурился и посмотрел на завуча. Она стояла со стопкой грамот.
– Чем?
– Отнесите, пожалуйста, на второй этаж.
Да, первое сентября удалось, – подумал он. Но начальству надо помогать. Он взял стопку картонок и посмотрел в сторону своей нимфетки. Она разговаривала с директором, улыбалась так мило,
но уже совсем по-другому.
Линейка закончилась, ученики уходили, а он искал её. Это был первый год её работы в этой
школе. Но её нигде не было. Он отправился на второй этаж, в кабинет, который должен быть её.
Он не ошибся. Она стояла с завучем, оглядывая новый ремонт, улыбаясь. Из нимфетки она
превратилась в девушку – статную, с осиной талией, округлые щечки пропали, подбородок чуть вытянулся.
И он ждал, пока она останется одна, чтобы нормально поприветствовать на новом рабочем месте, в этот теплый сентябрьский день увидеть её глаза, сияющую улыбку, чтобы всё это было для него, а не просто так. Налюбоваться ею. Хотя, вряд ли он увидит в ней ту нимфетку, к которой привык,
которую видел каждый день, которую ждал целых три года. Она не приезжала сюда целых три года.
Почему, он никак не мог понять.
Завуч ушла. А она посмотрела на учительский стол, вздохнула и смела ладонью невидимые
пылинки. Он зашел, пытаясь натянуть вполне обычную улыбку, а улыбку неописуемого счастья стереть напрочь… Он просто рад новой коллеге и всё.
– Здравствуй, коллега, – кивнул он, смотря, как она садится на стул.
Она подняла глаза, улыбнулась и сказала:
– Здравствуйте, рада вас видеть!
– И я рад тебя видеть. Думаю, тебе понравится работа здесь. А сейчас, как всегда, педсовет,
первый в учебном году. Пойдем?
Вдруг улыбка с её лица пропала, она нахмурилась и опустила глаза.
– Я приду. Потом. А вы можете идти, пожалуйста.
Он удивился. Странно. Только улыбалась, смотрела на него непередаваемым взглядом, а тут
вдруг нахмурилась. Что он не так сказал?
– Хорошо. Я пойду.
Она промолчала, подняв глаза. И этот взгляд напомнил ему, как она язвила, как огрызалась и
острила. Как ненавидела его все те школьные годы. Сердце сжалось, но осилил желание сказать ей
всё на прямоту и просто ушел на первый этаж…
Всё стало ясно – она всё также ненавидит его. Хотя за годы должно было измениться почти всё
– чувства, восприятие мира, принципы… Она повзрослела. Но неужели в глубине души она всё та же
нимфетка, которая так ему нравилась? Если так, то почему её взгляд остался таким же, как и тогда, в
школьные годы, когда она ненавидела его всем сердцем?
На эти вопросы найти ответа не дано. Она не хотела его видеть, не хотела слышать, а добиться
её любви крайне сложно. Он слышал, как она умеет любить, и этого невозможно разбудить в ней
сразу.
Какая она все-таки красивая. Даже в такой деловой обстановке, как педагогический совет.
Сложив руки, словно вернулась в школу не работать, а учится, внимательно слушает директора, иногда улыбается, отчего на щечках появляются еле различимые, даже какие-то детские, ямочки. Но заметив, что он следит за ней, разозлилась и сверкнула на него полным ненависти взглядом. Почему-то
ему нравилась её злость, радовался ей, будто искренней любви.
Когда совет закончился, она подошла к директору и что-то стала обсуждать с ней. Он же вышел
из кабинета и отправился решать свои дела, касаемые учебного процесса.
К концу рабочего дня он решил зайти к ней. Девушка сидела в кабинете, листая книгу по поурочным планам. Он, подумав, зашел, не сводя глаз с деловой, молодой учительницы.
– Здравствуй.
Она подняла голову и брови сначала поползли вверх, а потом сдвинулись на переносице.
– Что случилось? – терпеливо спросила она, словно едва сдерживая раздражение и гнев за то,
что нарушили её идиллию. Да, она всегда была такой – её идиллия, её пространство, покой – святое.
– Я хочу тебе кое-что сказать… Это очень важно.
– Хорошо. Садитесь. – Она указала на стул за партой прямо перед ней.
Ему было сложно, как никогда. Она внимательно смотрела на него, изредка заглядывая прямо в
глаза, что еще больше разжигало его чувства и эмоции. Он вздохнул и начал:
– Ты, наверное, думаешь, что я бабник или что-то вроде этого… Но это не так, уверяю тебя.
Уже несколько лет я люблю и не могу забыть одну девушку.
Она, казалось бы, заинтересовалась, но виду не подала.
– Эта девушка совсем не воспринимает меня, даже можно сказать не видит. Почему, я не могу
понять. Хотя…
– Простите, а вы конкретно что-то хотели?
– Да. Я… люблю тебя и уже давно…
Она удивилась, опустила голову, что-то разглядывая на руке. Потом подняла глаза, наполненные каким-то непонятным сожалением, и положила на стол правую руку. На безымянном пальце
красовалось золотое кольцо.
У него так сжалось сердце, так мучительно больно спустилась душа в бездну отчаяния, что он
чуть поморщился, медленно встал, не видя её, и медленно, шаркая ногами, ушел. Весь мир словно
провалился… Утонул в серых глазах, в которых сверкнула жалость к такому человеку, как он. Влюбился, как мальчишка, а теперь остался с носом.
В коридоре встретился с тем мужчиной, который, видимо, являлся мужем его любимой девушки.
– Сволочь, – буркнул он мужчине и пошел дальше, опустив голову.
Что еще было немало важно, так это то, что он был женат. А вечером, когда он сидел с женой
за ужином, всё окружающее пространство стало совершенно другим… Пустым. А он, именно он,
чувствовал себя ненужным и опустившимся человеком. Его любимая нимфетка растворилась, как
дым у потухшего костра страстей и даже глубокой любви. Теперь в мыслях была лишь одна картина
– её любит кто-то другой, она любит в ответ безмерно, такая счастливая. Кому-то она дарит взгляд,
полный нежности, подарит детей… Но она счастлива, просто он посмотрел на неё совсем подругому. А к нему холодна, словно снежная королева, восседавшая на троне его сердца. Пусть она
останется в его мыслях надолго, пусть беспокоит его по ночам, пусть её взгляд преследует его воображение, а фантазии о её поцелуях и прикосновениях хоть чуть украсят его мир…
Целуя в эту ночь, в эту первосентябрьскую ночь, свою жену, он так ясно представил, что целует
свою нимфетку. И словно безумие овладело им… Он с удвоенной страстью прижал жену в поцелуе,
совсем забыв, что это его ЖЕНА, а не ОНА.
Наверняка, это первое сентября он запомнит на многие года вперед. Потому что оно стало для
него самым первым настоящим… Он по-настоящему полюбил и честно признался в своих чувствах.
Но она будет счастлива, это самое главное. А он просто спрячет свой мир, спрячет эмоции и чувства
и просто будет жить.
Она сделала весь мир ледяным, никому не нужной заснеженной землей, на которой так редко
встречаются люди… Настоящие люди.