1997 г.
advertisement
МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ М.В. САВВА ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС (КОНФЛИКТОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ СОЦИАЛЬНОГО ФЕНОМЕНА) Краснодар 1997 ББК С 550.51 С 126 С 126 Этнический статус (конфликтологический анализ социального феномена) / М.В. Савва: Кубанский государственный университет. Краснодар. Издательство КубГУ, 1997. 172 с. ISBN 5-230-21814-2 Книга представляет собой комплексное исследование проблемы этнического статуса в связи с межэтническими отношениями. Эмпирической базой работы послужили социологические исследования, проведенные автором или с его участием в 1990 – 1995 гг. Предназначена для студентов, аспирантов и научных работников, специализирующихся в области конфликтологии и изучения социальнопсихологического аспекта межэтнических отношений. Рецензенты – А.Ф.Дашдамиров, д-р филос. наук, проф. (Российская академия государственной службы); К.В.Калинина, д-р ист. наук, проф. (Российская академия государственной службы); А.Н.Кимберг, канд. психол. наук (Институт управления, Краснодар). С 030301000-28 2067842(05519234)-97 Без объявл. ББК С 550-51 ISBN 5-230-21814-2 © Кубанский государственный университет, 1997 2 ВВЕДЕНИЕ Этнический конфликт является результатом действия сложной системы факторов. Общепризнанно, что сфера национального наиболее уязвима и чувствительна, именно в ней накапливаются противоречия, родившиеся в экономике и социальных отношениях. В самом деле, тяжелая экономическая ситуация, падение уровня жизни или неразвитая инфраструктура позволяют с высокой вероятностью предположить наличие напряженности межэтнических отношений в любом регионе с полиэтничным составом населения... Эта закономерность породила простой и достаточно надежный для больших временных интервалов метод прогнозирования этнических конфликтов - совмещение карты очагов социальной напряженности и карты этнического состава населения. Конфликт вероятен там, где такой очаг присутствует в полиэтничном регионе. Однако поставить знак равенства между всей совокупностью причин межэтнического конфликта и проявлениями социального недовольства невозможно. Этничность может выступать в качестве самостоятельного конфликтогенного фактора. Так, наиболее благополучные страны современного мира, занимающие первые места в рейтинге уровня жизни - Япония и Канада на собственном опыте знают, что такое проблемы межнациональных отношений: в Японии они связаны с корейским национальным меньшинством (потомками корейцев, привезенных в страну в качестве дешевой рабочей силы в годы Второй мировой войны), в Канаде - с ее франкоязычными гражданами, проживающими преимущественно в Квебеке. Очевидно, что этничность становится конфликтной не всегда и не сама по себе, а только в результате сравнения с другой этничностью. Это делает актуальной проблему этнического статуса. Компоненты этнического статуса сложны и многообразны. Некоторые из них, например, экономические и политические, относительно независимы от "национальной специфики" конфликта, от той составляющей, которая выделяет этнический конфликт среди других типов социальных конфликтов. Эту специфику формируют социокультурные факторы, непосредственно связанные с этнической и конфессиональной принадлежностью участников конфликта, а также с их исторически предопределенной культурной спецификой. Пути развития межэтнической напряженности, ее разрушительный потенциал, стадия конфликта, до которой эта напряженность готова разрастись, - все это во многом зависит именно от социокультурных факторов. Как отметили известные американские исследователи конфликтов Р.Фишер и У.Юри, «в конечном счете... причиной конфликта является не объективная 3 реальность, а происходящее в головах людей. Истина - это просто еще один дополнительный аргумент, возможно, хороший, а возможно, и нет, который помогает справиться с расхождениями. А сами расхождения существуют постольку, поскольку они образуются в мышлении людей» (Фишер Р., Юри У. С. 38). Между тем в отечественной социальной науке проблема разработана явно недостаточно. История непосредственного эмпирического изучения различных социокультурных факторов этнического конфликта не уходит глубже нескольких лет, и только еще начинается этап теоретических обобщений. В то же время очевидно, что без учета научно осмысленных социокультурных факторов не могут быть решены актуальнейшие задачи прогноз этнических конфликтов и разработка моделей поддержания этнополитической стабильности регионов и государств. В теоретическом же плане любая модель этнического конфликта, созданная без учета социокультурных факторов, будет неполной. Необходимость же дальнейших исследований проблемы этнического конфликта не подлежит сомнению - последняя четверть 20 в. стала временем активизации этнического противостояния. При этом налицо ускорение темпов обострения проблемы - от десятилетия к десятилетию в мире происходит все больше конфликтов на расовой и этнической почве самого разного уровня и масштаба. Этот факт фиксируется как учеными, так и деятелями правозащитного движения. В 1997 г. правозащитная организация «Хьюмен райтс уотч» опубликовала результаты исследований, проведенных в благополучной Великобритании - за прошедшее десятилетие почти утроилось число известных нападений на представителей национальных меньшинств. Еще более показателен пример Советского Союза. С 1987 г. (начало первого крупного межэтнического конфликта - Карабахского) на территории бывшего Союза зафиксировано 6 длительных региональных конфликтов, около 20 вооруженных столкновений, отличающихся от войны только тем, что сроки их исчисляются не месяцами, а днями, и более 100 невооруженных конфликтов, о которых нельзя было с уверенностью сказать, что они не перерастут в войну. Каждая такая «горячая точка» дала весомую прибавку к трагической статистике вынужденной миграции, и трудно прогнозировать, сколько добавит еще. Только в зонах вооруженных конфликтов проживает не менее 10 млн. человек, у каждого из которых есть шанс оказаться вынужденным переселенцем (Паин Э.А., 1997. С. 11 - 12). Усиление напряженности межнациональных отношений - одно из проявлений «этнического парадокса» современности. Он проявляется в бурном росте этничности во второй половине 20 в. Это явление не было предугадано ни одной из основных теорий социального развития. Оно 4 парадоксально именно в контексте исследования динамики общественного развития - все предсказывали этничности более или менее быструю смерть, а она усилила свое влияние и стала одним из важнейших феноменов общественного сознания. Главными факторами наблюдаемого повсеместно «взрыва этничности» стали индустриализация, урбанизация и «информационная революция» качественное изменение информационной среды, значительно возросшая скорость передачи информации и увеличение ее объема. В результате развития индустриальной цивилизации ослабляются или исчезают многие социальные связи. Становятся менее прочными браки, отдаляются друг от друга родственники, прерывается связь поколений. Но человек как социальное существо продолжает остро нуждаться в защите и поддержке. Повышение значимости этничности является своеобразной компенсацией других социальных отношений. Люди как бы «уходят» в свою этничность - причастность к этногруппе дает необходимые ориентиры и опору в жизни, ощущение защищенности, а иногда национальные связи помогают решать вполне конкретные житейские проблемы. Кроме того, в результате немыслимого прежде масштаба тиражирования фактов, известий, слухов об отношениях «других» к «нам» и «нас» к «другим» этническая мобилизация, национализм, ксенофобия и экспрессивность, по словам С.В. Соколовского, становятся повседневностью (Соколовский С.В., 1994. С. 27-28). Это усиление этничности может проходить довольно мирно, если общество в целом стабильно. Однако при совпадении во времени с социально-экономическим и политическим кризисом «взрыв этничности» создает социальный резонанс. Подобно резонансу в физических телах, где наложение двух волн делает их силу разрушительной, социальный резонанс может привести к катастрофическим последствиям, как это происходит на значительной территории бывшего Советского Союза. Развитие этнических процессов в глобальном масштабе говорит о сохранении высокой значимости этничности еще в течение длительного времени. Эта тенденция не опровергается ходом изменений в социуме ряда конкретных стран. Так, по мнению социологов России, после окончания масштабных военных действий на Северном Кавказе (1996 г.) впервые с 1989 г. резко уменьшилась враждебность россиян к представителям различных национальностей - традиционным объектам неприязни. Среди них, например, евреи, чеченцы и кавказцы в целом. Опросы показали, что враждебность к другим народам сопровождалась комплексом национальной униженности, неполноценности (т. е. осознанием собственного низкого статуса и низкого статуса своего народа), обиды, обвинениями в разграблении национальных богатств и заговоре против державы. Число носителей этих комплексов постоянно 5 росло (с началом первых замеров Всероссийского центра по изучению общественного мнения) и существенно уменьшилось только в 1997 г. Однако уровень терпимости к людям других национальностей, в первую очередь к традиционным объектам настороженности и неприязни, вырос не потому, что люди стали чаще заявлять о своей симпатии или интересе к ним, а вследствие резкого роста числа респондентов, затруднившихся с ответом или выбирающих вариант «отношусь без особых чувств». Терпимость в России возросла не как ценностный выбор, неприятие агрессивного национализма, а как равнодушие к этим проблемам. Можно говорить об определенной деградации элиты, которая проявляется в смещении ее установок, запросов, взглядов, способов осмысления действительности в сторону массы. Характерно, что ранее, до 1996-1997 гг., наиболее ярко агрессию по отношению к представителям других национальностей демонстрировали наименее образованные, наиболее молодые люди и жители села. В настоящее время уровень агрессивности и приверженности негативным стереотипам у всех названных групп снизился. Однако в такой социальной группе, как люди с высшим образованием, уровень ксенофобии и этнической депривации в последнее время значительно вырос. На первый взгляд это проблема самой элиты (имеется в виду элита по уровню образования) - она находится в состоянии кризиса, вызванного очень быстрыми социальными изменениями и неспособностью части прежней элиты приспособиться к ним. Это вызывает растерянность, обостряет чувство конкуренции и усиливает традиционалистские, консервативные элементы в идеологии образованных слоев, способствует росту представлений о национальной исключительности в сознании. Но учитывая роль интеллигенции в деле формирования общественного мнения, влияние этой группы на представления и поведение других социальных групп, можно предположить возможность в России конфликтов на довольно длительную перспективу. Таким образом, даже позитивные тенденции изменения общественного сознания не говорят о решенности проблемы межэтнических конфликтов в нашей стране. Этнический статус - один из элементов сложной системы социокультурных факторов этнического конфликта. Он образует предысторию конфликта, так как этностатусные позиции во многом задают тип взаимодействия участников конфликта, его остроту и продолжительность еще до того, как конфликт становится социальной реальностью. Значимость статусных позиций для процесса возникновения и развития межгруппового конфликта давно и многократно отмечалась в западной социальной психологии, особенно в рамках когнитивного подхода к рассмотрению межгрупповых отношений (Turner I.C., Brown R.I.). 6 Этнический статус присутствует везде, где вступают в контакт представители разных этнических общностей. Проблема национального неравенства решена пока только на уровне международного права. Декларация о расе и расовых предрассудках ЮНЕСКО от 27 ноября 1978 г. устанавливает: «Все народы мира обладают равными способностями, позволяющими им достигнуть самого высокого уровня интеллектуального, технического, социального, экономического, культурного и политического развития. Различия в достижениях разных народов объясняются исключительно географическими, политическими, историческими, экономическими, социальными и культурными факторами. Эти различия ни в коем случае не могут служить предлогом для установления какой бы то ни было иерархической классификации наций и народов». Однако эта запрещенная иерархическая классификация существует в сознании многих людей и проявляется явно или подспудно. На планете, которая еще не избавилась от самых различных форм этнической дискриминации, эта классификация присутствует в головах угнетателей и угнетенных, сторонников единства существующих государств и сепаратистов, представителей доминирующих этносов и национальных меньшинств. Раскрытие темы этнического статуса как фактора конфликта требует рассмотрения нескольких проблем: понятие межэтнического конфликта и этнического статуса, компоненты этнического статуса, этностереотипы, формирование этностатусных представлений на стыке культур, этнический статус в системе идеологических отношений, условия формирования этнических статусов (в первую очередь тип этноконтактной среды). ГЛАВА 1. МЕЖЭТНИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ Существует множество определений конфликта. Наиболее распространенное и в общем виде отражающее суть этого социального феномена характеризует конфликт как столкновение двух или более разнонаправленных сил с целью реализации их интересов в духовной или материальной сфере. Субъектами конфликта могут быть как индивиды, так и большие и малые группы. Участниками социального конфликта выступают большие социальные группы (слои, этносы, религиозные общности и т. д.). Протекание конфликта зависит от целого ряда факторов, среди которых важнейшее место занимают социально-психологические переменные: 7 1) свойства конфликтующих сторон (их ценности, мотивы, возможности по урегулированию конфликта, представления о самом конфликте); 2) предшествовавшие конфликту взаимоотношения сторон (установки в отношении оппонентов, убеждения и ожидания, представления сторон о мнениях и намерениях друг друга и т.д.); 3) главная проблема, вызвавшая конфликт (масштабы, частота, острота ее проявлений; значение мотивации, степень осознанности проблемы); 4) социальная среда протекания конфликта (возможности и ограничения, благоприятные условия и препятствия, особенности социальных норм и форм урегулирования конфликта); 5) заинтересованные в конфликте наблюдатели (их отношение к конфликтующим сторонам и друг к другу, степень заинтересованности в конфликте и его результатах, способы их влияния на протекание конфликта); 6) стратегия и тактика, используемые конфликтующими сторонами (субъективная оценка шансов на успех, воздействие на представления оппонентов о собственных выигрышах и потерях, применение стимулов, как позитивных, так и негативных, степень свободы принятия решений, открытость в процессе коммуникации); 7) последствия конфликта для участников и других заинтересованных сторон (выигрыши и потери, возникшие в ходе конфликта прецеденты, изменения самих участников в процессе конфликта, авторитет, завоеванный участниками конфликта у заинтересованных третьих сторон). Возможные исходы конфликта сводятся к трем вариантам: победа одной стороны над другой, взаимное поражение и взаимный выигрыш. Каково место межэтнического конфликта в ряду конфликтных взаимодействий? Межэтнический конфликт является вариантом социального конфликта. Он выступает как наиболее острая форма борьбы за распределение материальных и духовных ресурсов. У этого типа конфликтов есть особенности и специфичные причины возникновения. А.А. Празаускас, обобщивший опыт отечественных и зарубежных исследователей межэтнических конфликтов, в качестве общепризнанных причин таких конфликтов выделяет следующие. Во-первых, культурные и языковые и шире - этнические - различия, несмотря на тенденции к ассимиляции, обнаруживают особую стойкость даже в развитых обществах, которым присуща высокая социальная и географическая мобильность населения. Формирование «массового общества» не привело к полному преодолению этнических различий, скорее, наоборот, содействовало возрождению этничности и этнического самосознания в значительно ассимилированных группах и создало предпосылки к использованию этнического фактора в качестве платформы для выдвижения групповых требований. 8 Во-вторых, возрождение этничности в развитых странах сопровождалось появлением новых политических лидеров меньшинств, которые добиваются большей доли политической власти в центре или той или иной формы автономии на местном уровне. Они расторгают прежние идейно-политические союзы, нередко подвергают сомнению легитимность существующей системы государств, отстаивая право меньшинства на самоопределение как равноправного члена международной политической системы. В-третьих, во всех полиэтничных странах имеются элементы долго существовавшего социально-экономического неравенства различных этносов, и на этой почве возникает вопрос о статусе и групповых правах меньшинств. Когда экономическое и социальное неравенства совпадают с языковыми и культурными различиями, нередко возникает система этнической стратификации. Классовый и этнический конфликт дополняют друг друга и создают мощный толчок к переменам. В-четвертых, изменения этнодемографической ситуации вследствие миграционных процессов и различий в темпах роста отдельных групп нарушают сложившуюся систему стратификации и этнического разделения труда, обостряя межгрупповое соперничество. В-пятых, ускорение социально-экономического развития, особенно на ранних стадиях индустриализации, скорее усиливает, чем ослабляет этнический партикуляризм, обостряя соперничество за ресурсы, распределение благ и привилегий (Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока. С. 33-34). Конкретная причина или набор причин, вызывающих конфликт, могут быть различны в каждом конкретном случае, но главное состоит в том, что ситуация рассматривается этническими элитами как несправедливая или угрожающая существованию этноса. Важнейшим фактором межэтнического конфликта является наличие этнического неравенства. Если неравенство четко прослеживается во всех сферах общественной жизни, можно говорить о существовании этнической стратификации. Она, как и любая форма дифференциации, создает основу для вызревания латентного конфликта, однако последний далеко не во всех случаях перерастает в открытый конфликт. Такое перерастание возможно лишь при наличии ряда субъективных предпосылок: 1) этнос обладает самосознанием, т. е. представлением своего отличия от других этносов; 2) групповая солидарность этноса преобладает над противоречиями между отдельными его сегментами (идейно-политическими, классовыми и т.д.); 3) большая часть этноса приходит к консенсусу, общему пониманию национальных интересов этноса; 4) элитные группы этноса, формирующие общественное мнение, расценивают существующую ситуацию, в первую очередь этническую 9 дифференциацию и национальную политику, как несправедливую и в той или иной форме (в виде программ, лозунгов) ставят цель - устранение несправедливости (Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока. С. 250). Сравнительное изучение межэтнических конфликтов показывает, что они возникают при наличии всех перечисленных предпосылок. При отсутствии даже одной из них к движению примыкают лишь отдельные сегменты этноса. Межэтнические конфликты характеризуются широким спектром участников, так как в составе противоборствующих этносов представлены, как правило, все социальные группы, а также ярко выраженной напряженностью и жестокостью. Ход урегулирования межэтнического конфликта зависит от множества факторов, среди них можно выделить цели движения, провозгласившего себя защитником интересов нации, характер политической системы, в рамках которой протекает конфликт (демократия, тоталитаризм или различные промежуточные формы) и степень совместимости политической культуры конфликтующих сторон. Из всех возможных видов социальных конфликтов межэтнические наиболее трудно поддаются урегулированию. Даже те межэтнические конфликты, которые возникли по поводу раздела сугубо материальных ресурсов, обволакиваются такой плотной пеленой эмоциональных заявлений, этнических стереотипов и представлений о разрушенных национальных ценностях, что отрезается большая часть возможностей для урегулирования, применяемых в конфликтах других видов. Попытка профессионально сформулировать универсальные принципы регулирования межэтнических конфликтов была сделана в ноябре 1993 г. в городе Кона на Гавайских островах, где собралась группа ведущих специалистов, входящих в Совет Проекта по этническим отношениям. По итогам дискуссии Д. Горовиц, У. Пфафф и В. А. Тишков подготовили документ, известный под названием «Меморандум Кона». В Меморандуме сущность этнического конфликта и возможные действия по его урегулированию рассмотрены на четырех стадиях: латентный период, проявления, активное течение и последствия конфликта. На каждой из этих стадий существуют свои специфические возможности и потребности в действиях. В ходе латентного периода отношения между этническими общностями могут казаться более или менее нормальными, и поэтому не делается ничего или почти ничего для недопущения возможных конфликтов. Однако именно на этой стадии возможна реализация конструктивных мер для предотвращения межэтнических взрывов. Главная задача властей на этом этапе - укрепление полного и единого гражданства для всех жителей государства. Недостаточно просто принять 10 законы, провозглашающие права этнических групп и запрещающие дискриминацию. Должны предприниматься усилия по вовлечению меньшинств в процесс принятия политических решений, чтобы показать им, что их права соблюдаются. В некоторых случаях для заверения меньшинств в реальности их прав необходима федеративная структура построения государства. В любом случае следует поощрять «функциональный федерализм». Принцип «распыления власти», применяемый в Европейском Союзе, может служить примером такого федерализма. При подобной системе политические и экономические полномочия спускаются на максимально низкий уровень административных органов, способных их компетентно осуществлять. Следует поощрять включение в программы учебных заведений знаний о пороках и опасностях этнических предрассудков и воспитывать у людей способность бороться с негативными этническими стереотипами. Как отдельные журналисты, так и средства массовой информации в целом, несущие ответственность за информацию об этнической розни, должны проверять все данные до их публикации. Особая роль в формулировании этнических интересов в виде, не содержащем угрозы другим, принадлежит интеллектуальной элите. Излишне агрессивные формулировки могут спровоцировать вспышку конфликта. Так, противостояние грузинов и абхазов в Абхазии началось как «война филологов». На этапе проявлений конфликта происходит постепенный переход от этнической напряженности к войне. Наиболее частые сигналы бедствия, свидетельствующие о переходе к насилию - усиление взаимных обвинений в злонамеренности, ссылки на этнические стереотипы в общественных дискуссиях и политических акциях, появление слухов о зверствах, чинимых какой-либо этнической группой, требования чрезвычайных мер на благо или в защиту меньшинства или большинства, либо для ограничения свободы действий тех, кто им угрожает. Менее заметным, но не менее надежным признаком может служить спонтанная перегруппировка населения по этническому признаку. Такая подвижка проявилась, например, в Югославии в статистике переписей населения после смерти И. Тито. Это необходимо было расценивать как негромкое предупреждение о том, что народ почувствовал конфликт, который впоследствии действительно разразился. Усилению напряженности в межнациональных отношениях способствовала и приватизация в экономике бывших социалистических стран, поскольку группы, активно занимающиеся или нашедшие новую сферу деятельности в торговле, расцениваются как «незаконно» обогатившиеся благодаря рыночной системе и другим аспектам экономической реформы. Такие процессы могут привести к спорадическим актам этнического насилия. В этот момент правительство должно действовать быстро, чтобы поддержать 11 порядок и авторитет власти; ему следует занять недвусмысленную позицию отрицания насилия как способа действий. На этой стадии могут использоваться все те методы, которые приводились для латентной стадии. Однако в условиях открытого противостояния их реализация значительно затруднена. В этой связи требуются и иные, специфичные для данной стадии шаги. Первая задача - укрепление общественного порядка. При этом необходимо, чтобы предпринимаемые меры не были этнически окрашенными. Нужны специальные полицейские части для борьбы с массовыми беспорядками с нейтральным командованием, высокодисциплинированные и этнически смешанные. Суды, особенно нижней инстанции, должны получить четкие ориентировки по рассмотрению этнически «заряженных» дел. Необходим строгий надзор за системой юстиции, чтобы избежать проявления этнических предрассудков при осуществлении правосудия. Важно содействовать распространению точной и непредвзятой информации о конфликте, и в первую очередь в прессе. Нужна особая программа по последовательному разоблачению ложных слухов. Если усилия, предпринятые на двух предшествующих стадиях, не принесли результатов, может разразиться полномасштабный конфликт. На стадии активного течения главная задача - остановить военные действия или, по меньшей мере, сдержать их политическими средствами, имея в виду конечное достижение конструктивного решения. Для этого необходимы: а) решительные заявления властей о нетерпимости насилия, сопровождаемые уверенными действиями армии и полиции; б) избежание раскола по этническому признаку в структурах, обеспечивающих порядок. Если есть подозрение, что местная полиция занимает какую-либо сторону в этническом конфликте, следует ввести полицейские подразделения извне; в) твердый контроль над средствами связи и объективностью средств массовой информации; г) создание механизмов прекращения огня и вступления в переговоры. В соглашения о прекращении огня необходимо включать пункт о санкциях за нарушение соглашения, причем ни одна из сторон не должна иметь возможности использовать прекращение огня для накопления свежих сил; д) минимизация потерь и материального ущерба (вывод военнослужащих и вооружений с линии фронта, создание нейтральных зон, ввод статуса «свободных» городов и другие меры, предусмотренные международным правом); е ) предотвращение зверств и военных преступлений. Рано или поздно активная стадия конфликта заканчивается и начинается восстановление гражданского согласия на руинах, оставленных этническим конфликтом. Вчерашних врагов необходимо примирить, а требования «победителей» примерить к реалиям продолжающегося совместного существования в одном государстве. В 12 любом случае должно состояться освобождение заложников, обмен пленными, предание земле погибших, причем эти меры недопустимо превращать в повод для прославления конфликта. К сожалению, очень часто вчерашние бойцы обретают славу героев и начинают пожинать политический урожай своих «подвигов». Где это возможно, следует оказывать международное давление для недопущения их на руководящие позиции в постконфликтной ситуации. Нужно поощрять общественный диалог на тему позитивных реформ в обществе. Конфликт должен быть дедраматизирован - нельзя превращать его в «священную память». Необходимо пресекать распространение понятия «кровная месть», чтобы конфликт не передался в генетическую память последующих поколений. Цель мероприятий, осуществляемых на этой стадии, - вернуть страну к исходной точке, когда конфликт сдерживается и вновь открывается возможность выстроить долгосрочные взаимовыгодные и мирные отношения между населяющими страну различными этническими группами. Таковы общие подходы к межэтническому конфликту в современной социальной науке. В этой главе были приведены только те постулаты, по поводу которых существует единство мнений ученых или по крайней мере нет значительных разногласий. Этот экскурс в теорию этнического конфликта необходим для создания «системы координат», в которой будет рассматриваться проблема этнического статуса как конфликтного фактора. ГЛАВА 2. ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЙ Работа основана на материалах социологических исследований, проведенных автором или с участием автора в 1990-1995 гг. Эти исследования дополняли друг друга в накоплении данных для анализа феномена этнического статуса. Их результаты, проанализированные в рамках единой концепции, позволяют делать первые выводы о роли этнического статуса в межэтническом конфликте на достаточной эмпирической базе. С целью изучения этнических и этнокультурных процессов, в том числе процесса этнической стереотипизации, в июле 1990 г. отрядом Кубанской этнографической экспедиции под руководством и по программе автора было проведено этносоциологическое исследование в пос. Ахтарском Приморско-Ахтарского района Краснодарского края. Был использован разработанный автором «Опросный лист для изучения 13 этнических и этнокультурных процессов». Пилотажные исследования по данной проблеме проводились в 1988 г. в Адлерском районе г. Сочи в русско-греческо-эстонской этноконтактной среде (численность выборочной совокупности 141 чел.) и в 1989 г. - в Апшеронском районе Краснодарского края в русско-армянско-турецкой этноконтактной среде (выборка - 99 чел.). Метод исследования - формализованное интервью. Пос. Ахтарский был выбран для исследования по нескольким причинам: - общая численность его населения относительно невелика - 1732 чел. (по данным похозяйственных книг); - при относительно небольшой численности в поселке проживают представители трех этнокультурно различающихся групп: русские (включая тесно ассоциированных с ними украинцев), крымские татары, переселившиеся в поселок из республик Средней Азии в 1960-е - 1970-е гг., и немцы, переселившиеся в то же время преимущественно из Казахстана и Западной Сибири; - время совместного проживания в поселке указанных этнических групп вполне достаточно для формирования устойчивых представлений об образе соседей; - отсутствие каких-либо закономерностей в расселении представителей этногрупп в поселке, преобладание чересполосного расселения. Это, как и совместная работа на нескольких предприятиях и в учреждениях поселка, создает предпосылки для достаточно тесного повседневного контакта представителей различных этносов. В исследовании была предусмотрена квотная выборка (национальность, пол, возраст). Всего опрошено 18% жителей поселка. Русских опрошено 13,9% их общей численности в данном населенном пункте, немцев - 42,8, татар - 65,0, украинцев - 18,2%. В дальнейшем, исходя из близкого этнического родства русских и украинцев, глубокой трансформации запорожско-украинских традиций на Кубани и значительной ассимиляции здесь украинского населения, все данные по этим двум массивам объединяли. Необходимо отметить, что обычно в исследованиях этнических стереотипов проблемы репрезентативности выборки не рассматриваются. Однако, учитывая задачу автора - исследование этнических стереотипов в определенной этноконтактной среде, в выборочную совокупность включали все половозрастные группы генеральной совокупности. В то же время структура выборки не предполагает в этом случае полного соответствия генеральной совокупности. Так, значительное количество несодержательных ответов на интересующий нас вопрос об особенностях национального характера со стороны старших возрастных групп немцев и крымских татар (что неудивительно, принимая во внимание их опыт 14 депортации), заставило нас увеличить долю представителей старших возрастных групп в выборке по сравнению с генеральной совокупностью. Этнические стереотипы фиксировались в нашем исследовании при помощи метода свободного описания. Респонденту предлагалось назвать характерные черты, присущие народам, представители которых проживают в поселке (русские, немцы, татары), а также армянам. Включение армян в список характеризуемых этносов определялось задачей проверить, влияет ли плотность этнического контакта на представления об этносе, на оценку его качеств по шкале «позитивность негативность»: представления русских, немцев, татар друг о друге складывались в условиях непосредственного, довольно длительного и тесного контакта, представления об армянах формировались либо вне контакта, либо на основании относительно кратковременного контакта. Исследование «Социальное развитие советской молодежи: показатели и тенденции» проведено в Российской Федерации в 1990 г. сектором социальных проблем Института социально-политических исследований АН СССР под руководством кандидата социологических наук В.И. Чупрова. Всероссийская территориальная выборка исследования представляет репрезентативную модель населения республики в возрасте от 15 до 29 лет. Отбор объектов был многоступенчатым. Первичными единицами отбора служили края, области, республики России. Для реализации процедуры отбора на первой ступени была построена типология субъектов Федерации, объединенных по показателям уровня социально-экономического развития. Информационной базой для типологии послужили исходные показатели переписи населения, материалы текущей статистики населения и социально-экономического развития регионов. На второй ступени отбора населенные пункты отбирались по следующей типологии: областной центр, города областного подчинения, города районного подчинения, поселки городского типа, деревни. Первичные единицы выборочной совокупности отбирались по независимым для каждого из трех типов анкет выборкам. Данные фактической выборки приведены в табл. 1. Таблица 1 Фактическая выборка исследования «Социальное развитие советской молодежи: показатели и тенденции» Регион Анкета 1 Анкета 2 15 Анкета 3 1 Москва 2 217 3 252 4 273 Окончание табл. 1 1 Московская область Санкт - Петербург Вологодская область Тверская область Воронежская область Краснодарский край Республика Татарстан Оренбургская область Кемеровская область Иркутская область Приморский край Итого 2 228 3 184 4 230 134 420 135 411 109 410 486 272 497 282 416 262 118 113 116 228 278 279 160 144 168 314 317 312 741 691 771 123 3537 121 3425 123 3450 Блок вопросов по этнической проблематике содержался в анкете № 2. Оценка репрезентативности для каждой из представленных анкет, проведенная по двум признакам (полу и возрасту), показала, что ошибка колеблется в пределах 5-7% . Это свидетельствует о достаточной степени точности полученных результатов. Анализ этнического статуса в молодежной среде осуществлялся на основе выборочной совокупности, представляющих респондентов русской, татарской и украинской национальности, проживающих в России. С целью анализа этнического статуса была построена система показателей, приведенная в табл.2 16 Таблица 2 Система показателей этнического статуса молодежи в национальногетерогенной среде Показатели Эмпирические индикаторы 1 2 1. Включенность в 1.1. Принадлежность к этнические отношения национальной группе 1.2. Преемственность этнической культуры 1.2.1. Знание национальных языков 1.2.2. Знание национальной культуры и истории 1.2.3. Знание и соблюдение национальных и религиозных обычаев и обрядов 1.3. Внутригрупповая сплоченность 1.3.1. Характер общения 1.3.2. Отношение к своему этносу 1.3.3. Воспроизводство национальных «корней» в брачно-семейных отношениях Единицы анализа 3 1.1.Национальность респондента 1.2.1. Степень владения и использования 1.2.2. Уровень знания 1.2.3. Степень соблюдения 1.3.1. Наличие (отсутствие) этнических контактов 1.3.2. Признание (непризнание) его отличительных черт 1.3.3. Отношение к межэтническим бракам 2. Национальное 2.1. Самоидентификация 2.1. Уровень самосознание с этнической общностью самоидентификации 17 Окончание табл. 2 1 3. Престиж группы 2 3 3.1.Социальнопрофессиональный статус 3.1. Интегральный показатель уровня социальнопрофессионального статуса 3.2. Включенность в 3.2. Показатели управление фактической включенности в 3.3. Материальное структуры положение управления 3.3. Уровень 3.4. Образовательный среднедушевого статус дохода 3.4. Интегральный показатель уровня образовательного статуса Исходя из целей данной работы, при анализе учитывали не все показатели этнического статуса, а только показатели строк 1 - 2. Использование молодежной выборки для изучения этнического статуса - методический прием, позволяющий элиминировать посторонние факторы. Этот прием уже применяли при исследовании социокультурных различий, например, Н. Гленн и Р. Хайленд, которые занимались проблемами сравнительной вертикальной мобильности представителей различных конфессиональных групп в Соединенных Штатах (Социальные исследования... С. 146). В ходе исследования «Социальное развитие советской молодежи» в 1991 г. был проведен опрос в Республике Киргизия. Территориальную выборку составили 101 русский респондент и 629 киргизских. Результаты этого опроса приведены в нашем исследовании для сравнительного анализа с данными российского массива. Необходимость такого сравнения определена различиями социальной среды русской молодежи в Российской Федерации и в Киргизии. В первом случае русские представляют численно доминирующую группу, контактирующую со 18 множеством других национальных групп, во втором - национальное меньшинство в практически мононациональной среде: русские составляли во время проведения исследования 21,8% населения Киргизии. Сравнительный анализ одного этноса в столь разных средах является, по мнению автора, актуальным методическим приемом изучения этнической культуры. Исследование «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа» проведено в мае 1995 г., т. е. в разгар боевых действий на территории Чечни, совместными усилиями Центра прикладной политологии Кубанского государственного университета, Северо-Кавказского регионального аналитического центра Министерства по делам национальностей и региональной политике, Северо-Кавказского центра Института социально-политических исследований РАН под руководством кандидата исторических наук Е.В. Крицкого. Можно сказать, что это исследование является одним из примеров «прифронтовой социологии» в современной России. Для раскрытия проблемы этнического статуса было специально сформулировано несколько задач, предполагающих выявление: - этнического статуса основных этнических общностей; - составляющих межэтнической конфликтности; - уровня напряженности межэтнических отношений в различных точках Северного Кавказа, реально и потенциально конфликтных этносов; - ценностных ориентаций населения Северного Кавказа. Сбор первичной социологической информации осуществлялся методом выборочного опроса взрослого населения субъектов Российской Федерации (Северокавказский регион): Краснодарского и Ставропольского краев, Ростовской области, республик Адыгея, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Дагестан, Северная Осетия, Ингушетия и Чеченская Республика. Всего в ходе исследования опрошено 4 тыс. чел. При формировании выборочной совокупности использованы квотно-территориальные методы. На первом этапе проводилась стратификация региона на основе поселенческой структуры. В результате получены страты, пропорционально представляющие основные типы населенных пунктов. Поселения, репрезентирующие основные типы населенных пунктов, отобраны с использованием процедуры случайной бесповторной выборки. На втором этапе формировались выборочные совокупности по населенным пунктам. С этой целью разрабатывались районы и маршруты работы интервьюеров. Для маршрутов отбирались улицы, в рабочих и «спальных» районах, в центре и на окраинах поселений. Отбор единиц наблюдения осуществлялся методом механического отбора. Домовладения на каждой улице отбирались с применением шага выборки. Шаг вычислялся по формуле N : n, где N 19 общее количество домов на улице, а n - число обследуемых домовладений. В домовладении, попавшем в выборку, опрашивался совершеннолетний жилец, у которого день рождения был наиболее близок к дню опроса. В субъектах Федерации - республиках при квотировании учитывалась также этническая структура населения. При анализе феномена этнического статуса учитывались главным образом ответы на вопросы, раскрывающие этнические авто- и гетеростереотипы. Так, представления о характерности тех или иных качеств для своего этноса, русских и лично респондента приведены в таблицах приложения. В ходе исследования были выявлены ценностные установки населения Северного Кавказа. Анализировались только полностью и качественно заполненные опросные листы. Автор для проверки своих выводов использовал также результаты ряда исследований, проведенных по родственным методикам. ГЛАВА 3. ПОНЯТИЕ «ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС» Что подразумевается под статусом личности (группы) и под этническим статусом в частности? В западной социальной науке исследование статусных позиций является давней традицией. Уже в последней четверти XIX в. понятие социального статуса было употреблено английским историком Г.Мейном в социологическом смысле (Maine H., 1885). Обычно под социальным статусом понимается положение личности (или группы), занимаемое в иерархической структуре общества в соответствии с некоторыми условиями (например, полом, возрастом, происхождением и т.д.). В перечень этих условий входит и национальная принадлежность индивида. Однако общепринятое понимание этнического статуса в современной социальной науке отсутствует. Так, Б.Барбер, определяя место этнического статуса в системе социального статуса, выделяет ряд равнозначных измерений социальной стратификации: престиж профессии, власть и имущество, доход и богатство, образование и религию, а также ранжирование по родственным и этническим группам. Во всех обществах, по мнению исследователя, родственные группы и их продолжения в форме этнических групп выполняют независимые и существенно важные функции: воспроизводство потомства, социализация детей и обеспечение психологической, социальной и моральной поддержки в отношениях между родителями и детьми, братьями, сестрами и прочими родственниками, составляющими различные формы семьи, и этнической 20 группой в целом. Эти группы в зависимости от того, как они выполняют перечисленные общественные функции, оцениваются именно как родственные и этнические группы, совершенно отдельно от их профессионального престижа, степени власти, могущества, богатства и т.д. В результате повсюду, где существует этническое разнообразие, имеется и стратификация родственных и этнических групп. Эти различия в ранге влияют на самооценку членов групп (семейных и этнических) и на отношение к ним со стороны других (Барбер Б. С. 240). В то время как Б.Барбер, выделяя этнический статус, фактически сливает его с семейным, американские исследователи У.Аллен и Р.Фарли рассматривают расовый статус сообщества как совокупность факторов: уровень рождаемости, сегрегация в жилье (расселении), уровень образования, занятости, доходы (Аллен У., Фарли Р. С. 184). В приведенных работах даны определения этнического статуса , однако в современной науке обычно этот термин употребляется без объяснения его значения, как некая одинаково воспринимаемая всеми данность. Г. Ленски, исследуя проблему статусной кристаллизации, рассматривает четыре измерения социального статуса: величину доходов, профессию, образование, этническую принадлежность. Все четыре измерения для Г. Ленски равноценны и в ходе изучения были представлены в виде ранговых шкал. Для каждого индивида рассчитывалась степень кристаллизации его статуса при помощи формулы: из 100 вычитается величина, равная корню квадратному суммы квадратов отклонений ранга индивида по каждой из шкал от среднего арифметического рангов индивида по совокупности анализируемых измерений социального статуса. Чем выше полученное значение, тем большей согласованностью статусов характеризуется индивид, тем выше статусная кристаллизация. Именно она, по мнению Г. Ленски, выступает детерминантой поведения индивида (Lenski G. P. 405 - 413). Т.К. Ооммен указывает на тенденцию рассматривать расы или этнические группы в иерархическом плане (Ооммен Т.К. С. 106). Проблема этнического статуса признается в западной социологии чрезвычайно актуальной. Так, Д.Горовиц считает, что "страх перед этническим доминированием и подавлением - это главная сила для достижения власти. К власти стремятся также ради подтверждения этнического статуса... Конфликты из-за потребностей или интересов имеют подчиненное значение перед конфликтами по поводу группового статуса и правил разрешения конфликтов" (Horowitz D.L. P. 187). К.Оффе рассматривает этнос как один из инструментов статуса (Оффе К. С. 16). Американские исследователи Р. Льюис, Р. Роуланд и Р.Клем исследовали феномен этнического статуса на примере Советского Союза. В статье «Модернизация, демографические перемены и национальности в 21 советской Центральной Азии и Казахстане» они указывали: «Этническая стратификация имеет дело с иерархическим разделением народов в сфере социально-экономических отношений. Подобное разделение является универсальной отличительной чертой всех государств, которые населены более чем одной этнической группой, то есть подавляющего большинства стран мира» (Lewis R., Rowland R., Clem R. P. 300). Талкотт Парсонс также обращался к исследованию проблемы этнического статуса. Он писал, что этническая группа представляет собой некую ценность благодаря в том числе своему статусу. На этническую общность «чужие», т. е. все, не входящие в группу, реагируют устойчивым образом, и, в свою очередь, эта устойчивая реакция определяет реакцию членов этнической группы (Parsons T., 1954. P. 425). Зарубежными учеными проводились и конкретные социологические исследования, подтверждающие иерархический характер этнического взаимодействия. Л.Хагендорн изучал проблему этнической иерархии в ходе опроса голландской молодежи. По его данным, на первом месте в этой иерархии, если исключить самих голландцев, стоят североевропейские мигранты, за ними - евреи, потом - южноевропейцы (например, испанцы). Гораздо меньшую терпимость голландское общество проявляет в отношении меньшинств из бывших колоний Суринама и др. Завершают этот иерархический ряд марокканцы и турки, попавшие в страну как наемные рабочие. Эту последовательность действительно можно назвать иерархией, так как замечено, что если негативные суждения в отношении турок не означают осуждения в адрес выходцев из бывших колоний, то антипатия к суринамцам одновременно распространяется и на турок, занимающих более низкую позицию в иерархии ( Хагендорн Л. С. 109). В отечественной научной литературе до настоящего времени понятие «этнический (национальный) статус» употреблялось крайне редко. Однако первые шаги в его исследовании делались уже более двух десятилетий назад. Так, Д.Н.Приходько и В.В.Пан подробно рассмотрели вопрос о влиянии национального статуса личности на образовательные возможности в советской системе высшего образования. И хотя авторы не раскрывают специально содержание понятия "национальный статус", фактически используя его как синоним понятия "национальный фактор", ими совершенно справедливо подчеркнуто влияние этнического статуса на вертикальную мобильность отдельных групп, а также указано на необходимость выяснения причин и механизма влияния указанного фактора (Приходько Д.Н., Пан Б.В. С. 68). Некоторые отечественные этнологи и социологи писали о различных аспектах этнического статуса, не употребляя самого термина. По мнению Л.М.Дробижевой, каждая "этническая группа, вступая в контакт, 22 обладает...конкретным социальным статусом"(Дробижева Л.М., 1985. С. 156). Г.В.Старовойтова считает, что этническое сознание включает в себя, кроме прочих элементов, и представление о своей этнической принадлежности на некоторой шкале, соотносящей данный этнос с другими (Старовойтова Г.В., 1985. С. 130). А.А.Празаускас пишет об этнической стратификации, т. е. совмещении этнических и социальноклассовых (в том числе профессиональных) различий (Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока. С. 60), С.А.Арутюнов - о негласной шкале престижности национальной принадлежности (Арутюнов С.А., 1990. С. 112), а С.В. Соколовский - о положении различных этнических общностей на шкале социального доминирования (Соколовский С.В., 1994. С. 35). Б.А. Хагба, исследовавший факторы этнополитической стабильности на Кавказе, говорит об этнической стратификации как одной из разновидностей социальной несправедливости (Хагба Б.А. С. 223). Взаимосвязь этнической принадлежности и статусной позиции подчеркивал известный филолог Н.Я. Марр: «Обыкновенно этнический термин, раз это название чужого племени, смотря по исторической роли его носителя, то обращается в социальный термин, притом - когда они в данном народе порабощены - в слово, обозначающее крестьянина, раба, бедняка, грубое существо, когда же они - носители названия, для данного народа являются поработителями, - в слово, обозначающее дворянина, свободного, благородного и т.п., то становится прилагательным, указывающим на те или иные нравственные или физические качества, отрицательные или положительные, связанные у народа с представлениями о данном племени» (Марр Н.Я. С.1406). В последние годы понятие этнического статуса получило официальное признание в отечественной науке. Так, А.А.Сусоколов, рассматривая функции этноса как информационного фильтра, указывает на устойчивость этнического статуса личности, понимая под этническим статусом национальную принадлежность (Сусоколов А.А., 1990. С. 16-17), С.В. Рыжкова отождествляет этнический статус и этническую идентичность (Рыжкова С.В. С. 113). В.И. Ильин употребляет понятие этнического статуса, подчеркивая, что этот статус, как и любой другой, предстает в двух типах с точки зрения метода его приобретения: предписанный и приобретенный (достигнутый). Групповые статусные позиции образует этническое пространство, являющееся объективной, надиндивидуальной реальностью. По мнению В.И. Ильина, этносоциальная стратификация иерархически упорядоченное неравенство этнических полей - проявляется в неравенстве таких статусных индикаторов, как безопасность и стабильность физического существования представителей группы, уровень жизни, престиж, 23 перспективы социальной мобильности, объем власти, место в общественном разделении труда (Ильин В.И. С. 277 - 279). Содержание понятия "этнический статус" шире, чем приведенные краткие определения. Очевидно, что этнический статус тесно связан с социальным статусом. Социальный же статус личности (группы) раскрывает ее основные социальные функции, деятельность, оценку этой деятельности, а также самооценку, которая может совпадать или не совпадать со "внешней оценкой". В целом он представляет собой явление, соотносительное с явлением социальной роли и указывающее место личности в системе общественных отношений (Ануфриев Е.А. С. 178).Социальный статус - интегративный показатель положения социальной группы и ее представителей в обществе, в системе социальных связей и отношений. Социальный статус тесно связан с системой позитивных отличий, к которой стремятся личности и группы - чем шире набор отличий и чем выше эти отличия оцениваются, тем выше статус. Понятием социального статуса как интегративного можно пользоваться при изучении и описании любых групп. Нас же интересуют процессы межэтнического взаимодействия и связанный с ними определенный аспект социального статуса. Возникает необходимость ввести понятие статуса этнического. Этнический статус личности является элементом системы ее социального статуса. Этнический статус указывает место индивида или группы в системе межэтнических отношений на личностном и групповом уровне и в некоторой степени определяет структуру социальных связей личности. Если социальный статус достигается, "завоевывается" личностью, то этнический является наследуемым. В некоторых случаях он, однако, может быть изменен путем формального либо действительного изменения национальной принадлежности. Этнический статус представляет собой атрибут любого неизолированного этноса или этнической группы, и личность обладает им лишь постольку, поскольку принадлежит к определенному этносу. Этнический статус имеет сложную структуру. Он определяется объективными факторами, такими, как включенность представителей того или иного этноса в систему управления, уровень их доходов, образовательный уровень. Но в еще большей степени этнический статус определяется феноменами группового сознания: самооценкой этноса в целом, различных групп и слоев внутри этноса, а также оценкой его контактирующими этническими общностями по целому ряду критериев (другими этносами и этническими группами). Таких контактирующих образований может быть достаточно много, и их оценки могут не совпадать. 24 Объектами этностатусной иерархии являются этнические образования, что предполагает обязательность этнического контакта (прямого или опосредованного) для формирования этностатусных представлений. По мысли Ю.М.Лотмана, исходная точка любой семиотической системы - это не отдельный изолированный знак, а отношение минимум двух знаков (Лотман Ю.М. С. 226). Таким образом, этнический статус как семиотическая система всегда есть отношение минимально двух культур и проявляется в их контакте либо в представлениях, являющихся следствием подобного контакта. Очевидно, что этнический статус - продукт группового сознания, воспринимаемый личностью и интерпретируемый ею. В отличие от некоторых других элементов социального статуса, которые вполне могут быть охарактеризованы только объективными показателями (например, уровень доходов можно описать набором цифр), этнический статус определяется как через систему объективных оценок, так и через субъективные показатели. Необходимо отметить, что огромная роль последних совершенно не соотносится с уровнем их изученности. Это определило интерес автора к указанным показателям и то значительное место, которое их исследование занимает в настоящей работе. Автор согласен с суждением Энтони Смита о соотносительной важности объективной и субъективной сторон этнического бытия. Объективные факторы - экономические ресурсы, количество населения, системы коммуникации и общая власть - играют важную роль в создании среды этноса. Однако только эти факторы мало что дают для понимания отличительных качеств этнической общности. Более важным Э. Смит считает исследование субъективных моментов человеческого взаимодействия. Это символы, мифы, память и ценности. «Ядро» этничности заключается именно в этих компонентах культуры. Чтобы объяснить характерные черты и историческую устойчивость этносов, нужно изучать их мифы и символы, историческую память и главные ценности, механизмы их распространения и трансмиссии (передачи от поколения к поколению). Э. Смит определяет этнос, используя только субъективные характеристики: «общность людей, имеющих общее название, разделяющих мифы о предках, имеющих совместную историю и культуру, связанных с определенной территорией и обладающих чувством солидарности» (Smith A., 1986. P. 30). Этнический статус в полиэтничных регионах является важнейшей составляющей социального самочувствия человека. Низкий статус тесно связан с чувством национальной ущемленности. Это было доказательно показано в исследовании лаборатории истории и культуры финноугорских народов Приуралья Удмуртского госуниверситета (1989-1990 гг.). Выборочную совокупность исследования составили студенты 25 удмуртской, русской и татарской национальности. В качестве основных показателей национального самосознания в исследовании были приняты: осознание национальной принадлежности, отношение к своей национальности, знание родного языка, интерес к национальной культуре и истории, а также отношение к будущности своего народа. Исходя из этих показателей студентам был задан ряд вопросов. Большинство студентов-удмуртов, как и студентов других национальностей, осознает принадлежность к своему народу, интересуется его культурой (88%), хорошо владеет родным языком (69,9%), признает общность исторической судьбы (73%). Однако ответы, полученные на вопрос: «Важен ли для Вас вообще вопрос о национальности?», заставляют задуматься. Так, 50% удмуртов придает ему большое значение (русские - 15%, татары - 11%). Показательны ответы на вопрос «Как Вы в целом относитесь к своей национальности?» ( в процентах от числа опрошенных): Таблица 3 Отношение к национальной принадлежности, % Варианты ответов Я горжусь своей национальностью Я безразличен к своей национальности Я хотел бы быть человеком другой национальности Затрудняюсь сказать Русские 73,2 Удмурты 51,1 Татары 75,6 6,9 9,3 8,8 1,6 2,8 - 18,3 36,8 15,6 По сравнению с русскими и татарами у удмуртов значительно меньше ответов «я горжусь своей национальностью» и больше «безразличен к своей национальности». Проявлением чувства этнической депривации можно объяснить большое количество удмуртских респондентов, «спрятавшихся» за ответом «затрудняюсь сказать». Это подтверждается ответами, полученными на вопрос «Если Вы считаете, что 26 у Вас лично нет национальной гордости, то скажите, почему вы недовольны своей национальной принадлежностью?» (в процентах от числа опрошенных): Таблица 4 Причины недовольства своей национальной принадлежностью, % Варианты ответов Представители моей нации сами себя не уважают Русские Удмурты Татары У моей нации недостаточно развитая культура Русские Удмурты Татары Мою нацию унижают другие нации Русские Удмурты Татары Да Нет 7,1 36,2 0 92,9 63,8 100 3,2 18,0 0 96,8 82,0 100 0,5 19,0 0 99,5 81,0 100 От бытового национализма, согласно результатам исследования, страдают все опрошенные представители этносов. Но в наибольшей степени это коснулось удмуртов: 74% респондентов-удмуртов лично сталкивались с неприятием и недружелюбием из-за своей национальной принадлежности. Результирующим показателем этнической депривации является чувство беспокойства за свой этнос. Значительная часть студентов-удмуртов были обеспокоены будущим своей нации, сохранением и развитием национальной культуры и языка (среди русских - 7,8%, татар - 6,6%). В.С. Воронцов, представивший результаты, делает вывод: прошлое и настоящее национальных отношений в Удмуртии привели к возникновению комплекса национальной неполноценности у значительной части студентов-удмуртов. Это, в свою очередь, породило повышенную болезненность восприятия всего, что связано с 27 национальной принадлежностью, и выразилось, с одной стороны, в обеспокоенности за судьбу нации, а с другой - в желании части удмуртов скрыть или даже изменить свою национальность (Воронцов В.С. С. 90). Приведенный пример является одним из наиболее ярких в системе неравностатусных этнических контактов на территории России. По мнению автора, можно выделить два важнейших субъективных элемента этнического статуса - внутреннюю сплоченность группы и степень сохранности ее этнической культуры. Но прежде чем перейти к их анализу, необходимо ответить на неизбежно возникающий вопрос: не являются ли элементы, определяемые как этностатусные, всего лишь различиями на одном уровне иерархической шкалы? Существует ли иерархия индивидов и групп в зависимости от этнической принадлежности? Для ответа на эти вопросы нужно обратиться к эксперименту. Известно, что существуют социальные явления и процессы, неявные в условиях нормального функционирования социальной системы. К подобным явлениям относится этнический статус, этническая иерархия в современном обществе. Эти явления могут относительно слабо проявляться в большинстве ситуаций межэтнического общения на личностном и групповом уровне. Но существуют условия, в которых они раскрываются достаточно полно. Такие условия можно определить как экспериментальную ситуацию. Она может возникнуть естественным путем. Например, резкое изменение климатических условий еще несколько столетий назад давало толчок миграции этноса или группы этносов. В ходе миграции неизбежно утрачивалась часть культурного наследия этноса, однако сохранялось ядро культуры, ее системообразующие элементы, которые не всегда легко выявить в обычных условиях. Таким образом, миграция выступала как естественный эксперимент по выявлению ядра этнической культуры (Бромлей Ю.В., 1970). В нашем же случае экспериментальная ситуация по выявлению иерархического характера этнического статуса создана искусственно, т. е. всецело деятельностью самих людей. Такой экспериментальной ситуацией являлось существование общесоюзных многонациональных по составу Вооруженных Сил при широком присутствии в них неуставных взаимоотношений (Российские Вооруженные Силы - естественное продолжение этого эксперимента в несколько смягченной форме в силу меньшей этнической мозаичности воинских частей по сравнению с Советской Армией). Экспериментальные условия армейской жизни проявляют некоторые латентные в гражданском быту социальные явления. Такое закрытое мужское сообщество, как армия, освобождено от многих механизмов социального контроля и демонстрирует ряд явлений и процессов в их «крайнем» проявлении. Одно из исследований статусных 28 неформальных систем в Советской Армии достаточно убедительно демонстрирует статусный характер этнических армейских группировок, так называемых землячеств (Белановский С., Марзеева С. С. 22 - 26). В тех частях и подразделениях, где существуют неформальные национальные землячества, существует и их четкая иерархия с отношениями главенства подчиненности между землячествами различных рангов. В условиях взаимодействия различных этнических армейских землячеств на первый план в системе социального статуса личности выходит ее национальная принадлежность. Она становится системообразующим элементом социального статуса личности в целом. Этнический статус в данном случае выражен отчетливо - личные качества человека в такой системе взаимоотношений имеют ничтожно малое значение для определения его положения в иерархии, несравнимое с "весом" его национальной принадлежности. Это дает возможность сделать вывод об относительной автономности этнического статуса в системе статуса социального (уровень подсистемы), причем уровень автономности возрастает по мере усиления экстремальности социальной системы, в которой функционирует этнос или этническая группа. "Армейский эксперимент" позволяет сделать еще один вывод - высокостатусные, занимающие верхние эшелоны земляческой иерархии группы обычно характеризуются как более сплоченные по сравнению с подчиненными группами. При этом внутригрупповая солидарность рассматривается как черта этнической культуры, изначально присутствующая у определенных этносов. Обычно чем более урбанизирован и многочислен этнос, представители которого образуют армейское землячество, тем ниже уровень внутригрупповой солидарности. Необходимо указать на еще одну закономерность, выявленную журналистами в ходе исследования проблемы неуставных взаимоотношений в Советской Армии на рубеже 1980-х - 1990-х гг.: во взаимодействие вступали две силы - национальные землячества и уголовники-славяне, служившие в армии, особенно в строительных частях, отличавшихся наибольшей криминогенностью («Сильнее устава «дедовщина»). Эту тенденцию к взаимному сближению можно объяснить большим сходством установок на форму возможных контактов с «чужими». И представители землячеств «культуры стыда», и уголовники из числа славян осознавали себя особыми группами, отличающимися от других военнослужащих особенностями культуры (для землячеств национальной, для уголовников - специфической «воровской») и претендующими на более высокий статус. Симбиоз двух указанных групп основывался на общей идее о необходимости силового завоевания лидирующего положения и жестко агрессивного поведения в отношении всех остальных, имеющих низкий статус. В таких условиях эти группы 29 оказывались естественными союзниками, особенно если не составляли каждая в отдельности численного большинства в воинской части. Об иерархическом характере этнического статуса свидетельствуют многочисленные наблюдения этнографов и бытописателей. Они касаются характера межэтнических браков. Так, в течение длительного времени татаро-бесермянские брачные связи оставались односторонними. В конце 1830-х гг. Ф. Корнилов, побывавший в селе Карино, писал: «Татары считают бесермян как бы ниже себя и как бы презирают: берут от них жен, но своих дочерей в замуж не отдают» (Корнилов Ф., С. 418). Неравностатусные позиции татар и бесермян подтверждены и другими исследованиями: до настоящего времени татары из бесермян помнят, что их предки были «черными людьми». Нежелательность браков женщин из этноса, считающегося высокостатусным, и мужчин низкостатусного этноса была связана с патрилокальностью поселения супругов. Брак с женщиной из среды «чужих» означал, что она поселится среди соплеменников мужа и через него повысит свой статус. Соответственно, и дети от такого брака наследовали более высокий статус отца. Выйдя замуж за низкостатусного «чужака», женщина уходила в среду «чужих» и теряла статус. Низкий статус наследовали и ее дети. Это было нежелательно, так как наносило урон престижу этнической общности. Защитным механизмом против подобной утраты престижа стал запрет на браки «своих» женщин и мужчин-«чужаков». Запрет этот чрезвычайно строго соблюдается в ситуации любого неравностатусного контакта, какие бы этнические общности в нем ни участвовали. Можно сказать, что этот запрет стал неотъемлемой частью представлений традиционной культуры о нормах поведения в отношении к «чужим». Глубокая укорененность подобного представления о желательном брачном поведении дает основания предположить достаточно простой механизм оценки статусных позиций контактирующих этносов: необходимо сравнить количество межэтнических браков в разрезе половой принадлежности вступающих в такие браки (либо представления о возможности женить сына на «чужой» или отдать дочь замуж за «чужого»). Существенное преобладание браков «своих» мужчин и «чужих» женщин свидетельствует о существовании представления о более высоком этническом статусе «своих». Результаты проведенных исследований характера брачных отношений не противоречат сложившимся в обыденном сознании представлениям об этностатусных позициях. Так, в 1991 г. служба изучения общественного мнения «VP» исследовала мнения жителей нескольких республик СССР о возможности выдать замуж дочь за русского. Распределение ответов на вопрос «Если бы Вам пришлось выдавать замуж собственную дочь, согласились бы Вы, чтобы Вашим зятем стал русский?» приведено в табл. 5. 30 Таблица 5 Установка на брак дочери с русским, % Национальность Белорусы Украинцы Татары Эстонцы Туркмены Казахи Грузины Да 63,0 58,0 28,0 20,0 15,0 6,0 1,0 Нет 4 1,0 23,0 34,0 59,0 49,0 70,0 Затрудняюсь ответить 24,0 40,0 45,0 42,0 20,0 32,0 10,0 Механизм формирования представления о недопустимости браков женщин своей общности и низкостатусных мужчин-«чужаков» был предложен А.А. Сусоколовым: тенденция преимущественного вступления в национально - смешанные браки мужчин, как и тенденция определения национальной принадлежности в соответствии с национальностью отца, является традицией, вызванной своеобразным перенесением правил межродового общения на отношения между этническими общностями. Известно, что поддержание численного состава родовой общины на определенном уровне было одной из функций традиционной системы межличностных отношений. Наследование принадлежности детей к тому или иному роду по отцовской линии делает выгодным для родовой общины захват женщин из других общностей. В условиях контактирования равностатусных или приблизительно равностатусных общин, как правило, происходит эквивалентный межродовой обмен женщинами. Каждый род приобретал приблизительно столько же женщин, сколько терял. Контакт родов, стоящих на разных ступенях по социальностатусным показателям, всегда вел к преимущественно односторонней передаче женщин от более слабого к более сильному. Формирование современных этносов при сохранении значимости родовых групп в качестве элементов мезоструктуры этносов неизбежно ведет к воспроизводству этих правил на более высоком таксономическом уровне, в данном случае на уровне этноса ( Сусоколов А.А., 1990. С. 49 - 50). Таким образом, внутренняя сплоченность (солидарность) группы и сохранность ее этнической культуры - две важнейшие системы координат, 31 в которых оцениваются этнические отличия. Позитивное отличие в этих системах определяет более высокий этнический статус. ГЛАВА 4. ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ЭТНИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ Каким образом позитивные отличия в степени сохранности этнической культуры формируют этностатусные представления? Для ответа на этот вопрос необходимо обобщение выводов, полученных в ходе некоторых социологических исследований, где изучение этнического статуса закладывалось в программу исследования и было одной из его целей. Так, материалы социологического исследования «Социальное развитие советской молодежи: показатели и тенденции» позволяют продемонстрировать некоторые соотношения, характеризующие этнический статус личности и группы. Исследование проведено по представительной всероссийской выборке в 1991 г. и иллюстрирует срез уже растревоженного первыми межэтническими конфликтами общественного сознания. Полученные материалы являются слепком ситуации, когда бурный рост национального самосознания уже привел к ряду острых конфликтов и началось продвижение регионов СССР к пику этнических противоречий. Интервью молодых респондентов русской, украинской и татарской национальности были использованы для сравнительного анализа этнических явлений и процессов. Эти материалы служат иллюстрацией также некоторых выводов о составляющих этнического статуса. Использование молодежной выборки в данном случае - методический прием: закрепление возраста респондентов элиминирует ряд посторонних факторов. Закрепление возраста, как об этом говорилось выше, уже применялось в исследованиях подобного рода, например, Н.Гленном и Р.Хайлендом при изучении влияния религиозной принадлежности на профессиональную карьеру в США (Социальные исследования... С. 146). Большое влияние на степень включенности индивида в сеть этнических отношений (последняя выступает как один из показателей уровня солидарности и сохранности традиционной культуры) оказывает знание народных обрядов, обычаев, традиций. Предполагается, что глубокая включенность в национальные отношения соответствует высокой оценке себя как носителей этнической культуры. При этом нас интересует не реальное положение вещей - хорошо или плохо человек на самом деле знает свою культуру, а факт сознания, мнение индивида об уровне этого 32 знания. Значимость представлений о знании народных обрядов, обычаев, традиций своего этноса особенно возросла в последнее время в связи с широко распространившимся убеждением об особой необходимости традиционной этнической культуры для функционирования и развития нации. Традиционная этническая культура, в отличие от культуры этноса, включает лишь элементы, зародившиеся в доиндустриальный период его развития. Исследование «Социальное развитие советской молодежи» показало, что молодежь русской, украинской и татарской национальности на территории Российской Федерации оценивает уровень личного знания обычаев и традиций своего этноса по-разному. Таблица 6 Самооценка знания обычаев и традиций своего этноса (Российская Федерация), % к количеству опрошенных Национальность Русские Татары Украинцы Знает очень хорошо 4,7 11,5 10,3 Знает не очень хорошо 74,2 75,5 64,4 Не знает 20,2 10,1 24,1 Наиболее высока оценка по этому признаку у татар, русские и украинцы менее оптимистичны. Данный пример интересен в теоретическом плане тем, что иллюстрирует ситуацию, сложившуюся в границах одного государства у трех этносов, два из которых связаны близким этническим родством (русские и украинцы) и достаточно далеко удалены по этому показателю от третьего - татар. Кроме того, в данном случае русские выступают как титульный этнос - исследование проводилось на территории России. Поставим вопрос: является ли подобная оценка состояния русской культуры типичной для всех этноареальных групп русского этноса, или же только для русских, проживающих на территории России? Для ответа воспользуемся результатами исследования по программе «Социальное развитие советской молодежи» в Республике Киргизия. 33 Таблица 7 Самооценка знания обычаев и традиций своего этноса (Республика Киргизия), % к количеству опрошенных Национальность Русские Киргизы Знает очень хорошо 9,9 28,9 Знает не очень хорошо 69,3 60,9 Не знает 20,8 8,1 Таким образом, самооценка знания обычаев и традиций своего этноса у русских в Российской Федерации и в Киргизии очень близки, в то же время киргизы значительно выделяются по этому показателю: для них характерна высокая самооценка знания традиционной этнической культуры. Мнение украинцев о серьезной утрате национальных обычаев и традиций, зафиксированное нашим исследованием, может быть объяснено далеко зашедшим процессом аккультурации дисперсной группы в среде близкородственного русского этноса. Но чем объясняется убежденность респондентов русской национальности в своем плохом знании этнической культуры? Серьезные утраты русской этнической культуры и соответствующий факт сознания объясняются целым комплексом факторов. Свое интегрированное выражение они находят в "эффекте ретранслятора". Как было отмечено еще несколько лет назад, русская культура в современных условиях в значительной мере является транслятором такого своеобразного явления, как «общесоветская культура» (Савва М.В., Чупров В.И., 1992. С. 22). Русский этнос как численно доминирующий на территории Российской Империи и позже Советского Союза, населяющий компактно центральные регионы страны и вкрапленный в ее окраины, находящийся на относительно высокой стадии индустриального развития, стал ретранслятором, передатчиком инокультурных элементов многим другим народам страны. Общий поток передаваемых инокультурных элементов можно условно разделить на две группы: урбанистические (представляющие «европейский» культурный слой) и идеологизированные (отражающие интересы и идеологию правящих кругов в символах культуры). Идеологизированные элементы культуры насаждались официальной властью. В период существования Российской Империи они в какой-то степени были окрашены в русские 34 национальные цвета и обосновывались более высоким статусом русских как «государственного народа». Так, один из идеологов дореволюционного русского национализма профессор П.И. Ковалевский писал в 1912 г.: «Мы имеем право гордиться нашей нацией внутри государства. Ибо мы смело можем сказать в глаза всем нашим подданным, что мы победили их, но не уничтожили. Мы сохранили им их религию, их язык, их нравы и обычаи и требуем одного: да помнят они, что в России державная господствующая нация русская нация и кто желает в России стать равным русскому, тот должен стать духом - русским. Мы не признаем в России рабов, но кто осмелится идти в России против России, тот лишен будет всех прав, которыми пользуются ее достойные сыны... И пускай наши дети знают, что они дети славной русской нации, державной в Российской Империи, - а дети прочих наций, да знают, что они наши братья и для них честь стать равными с нами» (Ковалевский П.И. С.386). С образованием Советского Союза политика русификации сменилась политикой сознательной денационализации (деэтнизации). Элементы идеологизированной культуры с этого времени практически утратили свое этническое содержание. Более того, "общесоветский" культурный слой был противопоставлен национальному и насаждался за счет искоренения национального, не исключая и русского. Выполнение функции ретранслятора крайне отрицательно сказалось на состоянии русской этнической культуры и на отражении в массовом сознании масштаба культурных потерь. Этнос-ретранслятор должен быть в первую очередь и в наибольшей степени лишен своих этнических черт, и машина тоталитарной власти многое успела для этого сделать. Проблема разрушения русской этнической культуры и связь этого процесса с идеологией фиксировались западными исследователями. Так, авторы работы «Этническая Россия в СССР. Дилемма господства», вышедшей в 1980 г., утверждали: «Обновленный идеологический акцент на предполагаемое единство советского народа, который делают советские власти, имеет целью приглушить русское национальное самосознание и размыть в политических целях самобытность русских» (Ethnic Russia in the USSR. P. 19). Более того, у некоторой части русских была сформирована уверенность в необходимости и ценности этой идеологизированной культуры. В то же время выполнение функции ретранслятора негативно отразилось и на отношении к русской культуре и русским со стороны других входивших в империю и Союз народов. В общественном сознании были сформированы соответствующие стереотипы русских, оказавшие существенное влияние на формирование этностатусной позиции русского этноса. Подробнее об этом будет сказано далее, здесь же уместно привести один из основных стереотипов данного ряда, отраженный в литературном 35 тексте: "Что это за народ?... Все у них как-то наоборот, ни в чем мы с ними не схожи... Что им ни скажут сверху, всему верят" (Хаиндрава Л. С. 41). Одним из проявлений отношения к этносу-ретранслятору стало отождествление официозного советского "идеологического национализма" с русским национализмом, а этнической унификации - с русским ассимиляторством. В результате развития этой тенденции участники локальных межэтнических конфликтов конца 1980-х гг. стали возлагать вину за бедствия своих народов на русских и Россию. Примером могут служить плакаты и транспаранты Карабахского движения. Так, с 1988 г. в представлениях участников этого движения трансформировались традиционные представления о виновниках геноцида в Османской империи, о чем свидетельствуют транспаранты: «Геноцид армян результат русско-турецкого союза» или «Кровавый союз (Турции и России) должен заплатить (за геноцид)» (Муратян А.Т. С. 165). Между тем коренное различие между этнической унификацией и ассимиляторством было очевидно - унификация по-советски приводила к утрате этничности, к деэтнизации, в том числе русских, а не к перемене национальности. Проблема преемственности этнической культуры не может рассматриваться без учета языкового фактора, в том числе и в его статусном аспекте. Важность языка в сохранении и развитии этнической культуры трудно преувеличить. Язык создает основу этнического единства, обслуживает коммуникации во всем этносе, обеспечивает социальное взаимодействие и производственные отношения между всеми его членами, принадлежащими к различным группам и слоям. Способность языка удовлетворять коммуникативные и культурные потребности всей этнической общности на каждом этапе ее развития объясняет восприятие языка каждым членом общности, независимо от принадлежности к тому или иному социальному слою, как присущую ему по природе отличительную черту, общее достояние. При этом чем больше разделена общность по социальным критериям, чем больше она раздирается внутренними противоречиями, тем большее значение может придаваться языку как объединяющему фактору (Страда В. С. 7). В силу высокой функциональной значимости языка как элемента культуры он выступает важнейшим символом этнической общности, играет роль статусного определителя. Так, Г.Джайлс и П.Джонсон, проанализировав взаимосвязь этнической идентичности и языка, пришли к выводу, что негативная этническая идентичность влияет на перемену языка, становится причиной перехода на другой язык. Многие из членов негативно оцениваемых групп стремятся занять более высокое положение и видят путь к этому в отказе от языка своей этнической группы и в усвоении культуры и обычаев доминирующей группы. Широкая 36 распространенность такого пути повышения статуса может привести к исчезновению языка (Giles H., Johnson P. 1984). Л.Б.Никольский указывает на связь социального престижа языка, с одной стороны, и его коммуникативной ценности и полезности - с другой. Коммуникативная ценность языка прямо зависит от объема выполняемых им частных коммуникативных функций, иначе говоря, от того, сколько сфер общения обслуживает данный язык. Разные степени коммуникативной ценности в многонациональных странах отражаются и в установившейся функциональной иерархии языковых образований: государственный язык (официальный язык межэтнического общения), региональные языки, местные языки. Коммуникативная ценность языка лежит в основе представления о его социальном престиже. Понятия "коммуникативная ценность", "престиж", как правило, совпадают в том смысле, что язык, обладающий высокой коммуникативной ценностью, пользуется и наибольшим социальным престижем. Но вместе с тем престиж языка определяется также характером выполняемых им функций. Дело в том, что он может обслуживать разные по социальной значимости сферы общения (с одной стороны, официальную, а с другой - семейнобытовую). Более престижными считаются, как правило, языки, функционирующие в высших сферах общения, а менее престижными - в низших, например, в повседневно-бытовом общении (Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока. С. 73). Однако необходимо подчеркнуть, что не существует жесткой взаимосвязи распространенности какого-либо языка в качестве средства межнационального общения и этнического статуса группы, для которой он является родным. Отсутствует и однозначная зависимость позитивности восприятия такого языка и степени его распространенности. Язык может обслуживать высшие сферы общения и быть обязательным условием вертикальной социальной мобильности (профессиональной, политической и любой иной карьеры), но тем не менее восприниматься как неизбежное зло теми, для кого он не является родным. В случае изменения политической ситуации отказ от такого языка производится демонстративно и становится символом изменения этностатусных позиций (иногда лишь желаемого, но не реального). Это характерно для многих колониальных стран, получивших независимость и провозгласивших отказ от использования языков метрополий. В реальности такие "отвергнутые языки" могут еще долго выполнять функцию средства межнационального общения: исторически сложившаяся традиция, в силу которой именно этот язык стал средством общения людей разных национальностей, оказывается сильнее отрицательной установки. В дальнейшем, в результате утраты актуальности таким символом свободы, как отказ от языка метрополии, этот язык может 37 продолжать функционировать во многих социально значимых сферах, как, например, у кабилов Алжира после освобождения от колониальной зависимости Франции. Может произойти и замена одного престижного языка другим, как у элиты индонезийского общества: голландский - язык прежней метрополии был вытеснен английским. Эмпирические исследования, проведенные в Российской Федерации, подтверждают сосуществование таких факторов этнической культуры, как высокий уровень знания языка межнационального общения и четко выраженная антиассимиляторская тенденция общественного сознания. При этом выявлена закономерность - отрицательное отношение к принятию другого языка в качестве родного гораздо ярче демонстрируют представители этносов, высоко оценивающих уровень знания своей традиционной культуры и позитивные отличия своего народа . Функция ретранслирования идеологизированных элементов культуры разрушительно сказывается на языке этноса-ретранслятора. В Советском Союзе так называемый "новояз", бюрократический жаргон правящей элиты и средств массовой информации, был сформирован на базе русского языка и в ущерб его нормальному развитию. Можно предположить, что функция ретранслятора культурных инноваций неизбежно выполняется этносом при наличии нескольких условий: численное и (или) политическое доминирование в полиэтничном государстве и относительно высокий уровень социально-экономического развития. Придание этносу функции ретранслирования элементов идеологии или идеологизированных культурных инноваций разрушает его собственную этническую культуру. Как правило, в выполнении этой функции заинтересована правящая элита, которая таким образом пытается обеспечить стабильность своего положения за счет расширения действий собственной идеологии на национальную периферию. Особенно разрушительным выполнение функции ретранслирования идеологии становится в случае, когда правящая элита является наднациональной, как это было в Советском Союзе. Элита такого типа заинтересована в максимально широком и глубоком распространении своей идеологии, становящейся главной силой объединения полиэтничного общества, взамен провозглашенных второстепенными внутриэтнических связей. Последние не могут обеспечить интересы правящей элиты, так как они служат объединяющей силой только в рамках национальных регионов. Новая идеология, сформированная правящей наднациональной элитой, противопоставляется этнической культуре, в первую очередь культуре этноса-ретранслятора. Преемственность этнической культуры подразумевает прежде всего ее межпоколенную трансмиссию. Эффективность передачи системы этнической культуры от поколения к поколению определяет самооценку 38 людей как носителей этой культуры, существенно влияет на отношение к ним со стороны представителей контактирующих этносов. В настоящее время уже не кажется однозначно верным, что отдельно взятая семья является микроячейкой этнического процесса, и именно на уровне семьи осуществляется межпоколенная передача культурной информации. Так, по мнению Э.А.Паина, отдельно взятая семья не сможет хранить этническую культуру уже в третьем поколении. Кроме того, индивид не может воспроизвести ту часть традиционной культуры, которая связана, например, с внутрисемейной кооперацией, а отдельная семья - с межсемейной деятельностью. Этим определяется то обстоятельство, что различные семьи хранят различную этнокультурную информацию (точнее, различные ее фрагменты), и, лишь обмениваясь ею в составе некоторой общности, они могут воспроизвести культуру как целостность ( Паин Э.А., 1987. С.12). В качестве группы, достаточной для воспроизводства "ядра" этнической культуры, системы ее существенных черт, Э.А.Паин называет первичную территориальную общность, т. е. группу жителей какого-либо населенного пункта или комплекса нескольких небольших населенных пунктов. Необходимо согласиться с выводом о том, что семья не может вне взаимодействия с другими семьями на определенной территории сохранять этническую культуру достаточно долго. Однако передачу этнокультурной информации в семье следует считать если не достаточным, то необходимым условием межпоколенной трансмиссии. Вне семейного труда и быта происходит существенная утрата элементов этнической культуры, в том числе важных, системообразующих. Так, например, материалы этнографических экспедиций по сбору сведений о традиционной духовной культуре населения Кубани фиксируют резкое уменьшение объема информации о традиционной культуре у представителей поколения, детство которого пришлось на коллективизацию, по сравнению с представителями более старших поколений. Объяснение очевидно и для исследователей, и для самих информаторов - коллективизация, жизнь и работа в колхозе буквально вырывали родителей из семей, лишали их возможности совместной с детьми трудовой деятельности, резко сократили время досуга, проводимое в семье, а также совместного труда всех членов семьи. Результатом стало нарушение межпоколенной трансмиссии этнокультурной информации. В современных условиях роль семьи в этнизации индивидов остается значительной. Исследования, проведенные в России, демонстрируют прямую связь между представлениями об уровне сохранности этнической культуры в поколениях "отцов" и "детей". Обычно чем выше сохранность традиционной культуры в поколении родителей, тем полнее она воспроизводится в поколении детей. Имеют 39 значение и ценностные ориентации поколений: для эффективной трансмиссии необходима, с одной стороны, требовательность родителей по отношению к детям в вопросе соблюдения обычаев и традиций, а с другой стороны - готовность детей воспринимать эти обычаи и традиции. Тенденция ослабления межпоколенной трансмиссии этнической культуры проявляется у всех этносов, представители которых были объектами соответствующих социологических исследований. Однако у разных народов, живущих, казалось бы, в очень сходных социальноэкономических условиях, эта тенденция выражена в разной степени. Уровень различий достаточно велик (например, у русских и украинцев, с одной стороны, и у татар - с другой). Эти различия демонстрирует распределение ответов на вопрос о степени требовательности родителей к детям по поводу соблюдения национальных обычаев (исследование «Социальное развитие советской молодежи»). Таблица 8 Отношение родителей респондентов к соблюдению национальных обычаев, традиций ( Россия, по оценке респондентов) % Национальность Русские Татары Украинцы Соблюдают сами и требуют от детей 6,0 28,1 6,9 Сами соблюдают, но не требуют от детей 19,9 41,7 24,1 Не соблюдают и не требуют от детей 38,1 16,5 44,8 Затрудня ются ответить 34,6 14,4 21,8 Можно констатировать существенные различия по параметру «традиционность» между русскими и украинцами, с одной стороны, и татарами - с другой. Насколько может отличаться уровень традиционности в межпоколенной трансмиссии этнической культуры у одного этноса в разных регионах с разным типом этнической среды? Таблица 9 Отношение родителей респондентов к соблюдению национальных обычаев, традиций ( по оценке респондентов) % Варианты ответов Русские (Россия) 40 Русские (Киргизия) Киргизы (Киргизия) 1 Соблюдают сами и требуют этого от детей 2 6,0 3 25,7 4 55,0 Окончание табл. 9 1 Соблюдают сами, но не требуют от детей Не соблюдают сами и не требуют от детей 2 19,9 3 28,7 4 26,2 38,1 27,7 4,9 Очевидно, что родители респондентов-киргизов более включены в ткань национальной культуры и более требовательны по отношению к детям. Можно сказать, что по оценке респондентов-киргизов, механизм ретрансляции этнической киргизской культуры функционирует активно. На вопрос, поставленный выше, отвечает сравнение ответов русских, проживающих в Российской Федерации и Республике Киргизия. Русские, проживающие в Киргизии, на «чужой» этнической территории, в этноконтактной среде достаточно высокой плотности, оценили включенность родителей в этническую культуру своего народа гораздо выше, чем русские в России. Гораздо выше была также оценка требовательности родителей респондентов к детям по поводу соблюдения национальных обычаев и традиций. Можно предположить, что актуализация этничности в этноконтактной среде высокой плотности запускает механизм более активной ретрансляции культуры у русских. Возможно, присутствует и защитная реакция русских в форме неосознанного завышения русскими респондентами в Киргизии степени включенности родителей в этническую культуру. Такая защитная реакция является попыткой повышения этностатусной позиции группы и сохранения ее идентичности. В условиях, когда степень сохранности этнической культуры становится важным фактором, определяющим этностатусную позицию, повышение уровня включенности особенно актуально. Передача этнической культуры от поколения к поколению в значительной степени обеспечивается способностью родителей передать ее детям. Очевидно, что в моноэтничной семье возможности для трансмиссии этнической культуры лучше, так как она поддерживается 41 обоими родителями. Как различается проективное отношение к браку ребенка с представителем другой национальности у разных этносов в различной этноконтактной среде? Для ответа привлечем результаты исследования «Социальное развитие советской молодежи». Таблица 10 Проективное отношение к браку ребенка респондента с представителем другой национальности, % Варианты ответов Русские (Россия) 34,0 Русские (Киргизия) 17,8 Киргизы (Киргизия) 19,6 Дал бы согласие в любом случае Дал бы согласие в зависимости от национальности жениха или невесты Постарался бы отговорить Не стал бы реагировать Постарался бы помешать 13,6 25,7 13,4 7,1 15,8 18,4 8,5 3,0 4,1 1,6 4,0 7,6 Ответы, приведенные в табл.10, наглядно демонстрируют, что киргизские респонденты имеют более четкую установку на мононациональные браки и, следовательно, - на сохранение этничности. В свою очередь, русские в Киргизии по сравнению с русскими в России гораздо сильнее ориентированы на браки в среде своей национальности либо родственных, культурно близких этнических общностей. Можно сказать, что реальный опыт межэтнической брачности в годы существования Советского Союза на территории Киргизии содействовал снижению терпимости русских в этой республике к межнациональным бракам. Таким образом, можно говорить о различной степени сохранности этнической культуры у этносов в условиях единого государства, одной социально-экономической системы. Значительно различаются и 42 представления о преемственности и сохранности традиционной культуры этноса. Между тем эти представления являются одним из способов ощутить причастность к духовной культуре своего народа. Вне такой причастности исчезает и один из факторов этнической солидарности, причем чрезвычайно важный. Так, последователи когнитивистского подхода полагают, что члены большой группы (например, этноса) объединены восприятием себя как членов единой социальной категории, разделяют эмоциональные последствия такого самоопределения и достигают определенной согласованности в оценке группы и членства в ней. Основы такой согласованности нематериальны и достаточно условны. В первую очередь к ним нужно отнести причастность к духовной жизни и духовной культуре этноса. Сохранность сферы духовной культуры этноса важна еще в одном отношении. Культура является опытом, накопленным этносом в ходе длительной адаптации к природной и социальной среде. Опыт же закрепляется не только в традициях, обычаях и привычках, но и в нормах поведения, реагирования на окружающую обстановку, в действиях в различных стандартных ситуациях .Следовательно, большая сохранность этого опыта повышает повторяемость, стандартность поведенческих реакций в кругу представителей одного этноса. Это относится и к реакциям в конфликтных ситуациях. Чем выше преемственность этнической культуры, степень ее сохранности, тем единообразнее поведение индивидов и групп в конфликте (при всем огромном многообразии допустимых в данной культуре реакций). Это относительное единообразие поведенческих реакций может явиться маркером, определителем этнической общности, сознательно культивироваться в среде этноса и таким образом стать фактором повышения солидарности. В современных условиях значимость уровня сохранности традиционной культуры как этностатусного определителя стремительно возрастает. Это может быть объяснено всеобъемлющим "этническим романтизмом" постсоциалистического общества, определенной идеализацией традиционной культуры, особенно ее соционормативной сферы. Можно сказать, что реакцией на насильственную деэтнизацию, навязываемый ранее идеал безнационального общества и нынешние быстрые социальные перемены стал новый достаточно популярный идеал патриархального быта. Это повышает субъективную ценность еще бытующих элементов традиционной культуры и статус народов, более полно сохранивших этническую культуру. Этот всплеск этнического романтизма - проявление одной из установок общественного сознания по отношению к прошлому, которую Е.Шацкий определяет как традиционалистскую. Абсолютно стабильных 43 обществ нет, поэтому с древнейших времен данная установка является идеологической реакцией на социальные изменения: протест против изменений возник в форме апологии прошлого, поиска в нем идеала, образца и нормы (Шацкий Е. С. 217 - 219). Привязанность к прошлому обычно относят к основным свойствам человеческой натуры. Ее яркое поэтическое отражение дал Фридрих Шиллер: Воспитан и взлелеян человек Тем, что обыкновенно, и привычка Кормилица его. Беда тому, Кто давнего его добра коснется, Наследства предков! Делают лета Все на земле законным и заветным (Шиллер Ф. С. 456). Традиционалистская установка по отношению к прошлому усиливается благодаря деятельности национальной (главным образом гуманитарной) интеллигенции, которая в лице многих своих представителей в республиках бывшего СССР активно занялась поисками национальных корней и отыскала их в мистически облагороженном "золотом веке" своих народов . Большая роль национальной интеллигенции в возможных этнических движениях прогнозировалась западными исследователями на советском материале еще в 1970-е гг. Так, английский профессор Х. Сетон-Уотсон писал в 1977 г.: «Массовое производство интеллектуалов продолжается, и оно может породить узбека, который скажет: «социализм - да, русские - нет!» (Nationalities and Nationalism in the USSR. A Soviet Dilemma. Washington, 1977. P. 17). Этот прогноз можно считать оправдавшимся, так как он имел под собой объективное основание: этническая общность по мере развития и формирования собственной элиты неизбежно все больше стремится к полной реализации национальных прав, к монопольному положению собственной элиты в сфере политической власти. В случае, если этому фактору сепаратизма не будут противопоставлены другие, не менее весомые факторы интеграции, конфликт становится неизбежным. Активность интеллигенции Восточной Европы и Советского Союза в деле идеологизации и политизации этнического своеобразия и в целом этнической культуры общепризнанна. В отличие от Европы Западной, где преемственность национальных государств насчитывает столетия, на территории СССР у многих народов собственная государственность отсутствовала, у некоторых была прервана внешними завоеваниями. В этих условиях именно на национальную интеллигенцию легла задача выявить и сохранить этническое своеобразие своих народов, обосновать глубокие исторические корни этнической культуры. Интеллигенция здесь 44 отстаивала приоритет национального перед государственным, поскольку национальные границы не совпадали с государственными, а само государство воспринималось как угнетающая империя, как власть «чужаков». Патриархальное прошлое делалось идеалом будущего и источником позитивной идентичности. ГЛАВА 5. ЭТНИЧЕСКАЯ СОЛИДАРНОСТЬ Солидарность и степень сохранности этнической культуры тесно взаимосвязаны, как было показано выше. Солидарность (групповая сплоченность) часто понимается как степень прочности, единства и устойчивости межличностных взаимодействий и взаимоотношений в группе. Однако такая трактовка исходит из понимания группы только как малой группы и, следовательно, не работает при анализе этнических процессов и явлений в больших группах. Для нас важнее такой аспект солидарности, как осознание группового членства, восприятие себя членом этнической общности. Это влечет за собой отличие себя как члена группы от всех, кто к ней не принадлежит. Этническая солидарность порождение исторически сформировавшегося противопоставления "мыони". Именно противопоставление своей общности чужой всегда способствовало фиксации и активному закреплению своих этнических отличий и тем самым - скреплению общности. Желание самоопределиться, стать членом коллективного "мы" возникает как реакция на ощущение, что есть "они", чужие. При этом, по мнению Б.Ф.Поршнева, чем внутренне более организован коллектив, тем более он противостоит не каким-либо определенным другим группам, а лишь вообще не членам этого коллектива (Поршнев Б.Ф., 1966. С.105). Исследователи уже обращали внимание на взаимосвязь сплоченности группы и ее статуса. Так, Г. фон Грюнебаум, анализируя проблему арабского единства до принятия ислама, писал: «От репутации и сплоченности ... коллектива зависят безопасность и статус индивида по "племенному кодексу» (Грюнебаум фон Г.Э. С. 17). Какие социальные последствия влечет за собой осознание людьми членства в большой группе? Представление о существовании межгрупповых различий рождает эффект ингруппового фаворитизма. Его суть заключается в тенденции индивидов каким-то образом благоприятствовать членам собственной группы в противовес членам другой группы. Он может проявляться как во внешне наблюдаемом поведении, так и в процессах социального восприятия, например, при формировании мнений, суждений, оценок, относящихся к членам собственной и других групп. Эти эффекты могут действовать в самых 45 различных ситуациях и на различных уровнях социального взаимодействия. Этим как бы устанавливается "демаркационная линия" между теми людьми, которые по каким-либо критериям интерпретируются как" свои", и теми, кто по данным критериям интерпретируются как "чужие". В определенных условиях этот эффект, приобретая большую выраженность и достигая массовых масштабов, может стать источником возникновения и усиления напряженности и даже враждебности между различными группами, вплоть до возникновения конфликтов между ними. В случае, если речь идет об этнических группах, эта "демаркационная линия" изначально задана, воспринимается как вечная и естественная. Отсюда - устойчивость феномена покровительства и поддержки по признаку национальной принадлежности. По меткому замечанию Эрика Хобсбаума: «Нация или этническая группа дает людям уверенность, когда общество оказывается бессильным. Не нужно ничего делать самому, чтобы принадлежать к определенному сообществу людей. В нем рождаешься и остаешься всю жизнь. А как узнать, что ты принадлежишь к этому сообществу? Только если укажешь на тех, кто к нему не принадлежит, не должен принадлежать и никогда не будет принадлежать» ( Хобсбаум Э. С. 94 ). Исследованиями сторонников концепции социальной идентичности установлена взаимосвязь статусных различий групп и степени ингруппового фаворитизма: в нестабильной ситуации, когда соотносительные статусы не ясны, более высокую степень ингруппового фаворитизма демонстрируют члены групп, претендующих на более высокий статус. Взаимосвязаны также представления о законности статусных различий и степень фаворитизма. Когда статусные различия между группами признаются законными, справедливыми обеими сторонами, т.е. и высоко- и низкостатусной группой, эффекты ингруппового фаворитизма выражены незначительно. Но как только возникает сомнение в законности и справедливости существующих различий, внутригрупповой фаворитизм резко возрастает, при этом в большей степени у членов группы, обладающей более высоким статусом. Таким образом, осознание нестабильности или незаконности статусных отношений порождает стремление изменить их, увеличивает внутригрупповую пристрастность и межгрупповое соперничество (Агеев В.С. С. 41). Необходимо отметить, что в силу ряда факторов именно во взаимодействии этнических групп вероятность возникновения представлений о нестабильности или незаконности статусных отношений наиболее велика. Это определяет высокий конфликтный потенциал этнического фаворитизма. Проявления этнического фаворитизма наблюдаются у представителей любого этноса, но особенно наглядны они в среде 46 национальных меньшинств. У последних предпочтения и покровительство людей из своей группы активизируются защитной реакцией малого этноса, стремлением сохраниться в своем этническом качестве, избежать растворения в среде более многочисленных соседей. Кроме того, в силу относительно небольшой численности представителей малого этноса (или диаспоры) в какой-либо территориальной общности им легко контролировать поведение друг друга, они не только имеют возможность, но и вынуждены это делать. Т.Шибутани формулирует причину следующим образом: поскольку судьбы людей в национальных меньшинствах тесно связаны между собой, каждый осознает тот факт, что другие члены группы наблюдают за ним, чтобы быть уверенными, что он не навлечет каким-либо образом беду на всех (Шибутани Т. С. 226). По выражению Д. Белла, этничность значима потому, что «Она умеет соединить интерес с эмоциональной привязанностью» (Bell D., 1975. P. 169). Меньшинства и доминирующее большинство, судя по результатам многих исследований, по-разному реагируют на кризисные ситуации в социально-экономической сфере. У малых народов и этнических меньшинств социальные конфликты и кризисы ускоряют становление этнического самосознания, но они же препятствуют консолидации крупных, в том числе доминирующих этносов, которые расселены на большой территории и включают различные квазиэтнические группы. Эти группы (например, казачество в современной России) в подобных ситуациях больше тяготеют к обособлению, в том числе этническому. Существенно различаются этномобилизационные процессы у большинства и меньшинства. В среде меньшинств мобилизация происходит с охватом более широкого спектра ресурсов, требует большего личного вклада от каждого. Эффективность внутригрупповых санкций и действенность социальных норм у меньшинств также оказывается выше, чем среди доминирующего большинства: малая численность позволяет установить большее число значимых для этнической мобилизации связей, как бы «уплотнить» внутреннюю информационную среду и сплотить группу, сделав более жесткими межгрупповые барьеры (Соколовский С.В., 1994. С. 22-23). Проводя аналогию с законами естествознания и используя его терминологию, можно говорить об инерционности социальных процессов доминирующего большинства, особенно многочисленных и расселенных на больших территориях этносов. Социальные процессы, в том числе этномобилизационные, разворачиваются в среде большинства медленнее и так же медленнее затухают. 47 Этнические движения большинства в полиэтничных государствах активизируются, как правило, позже движений меньшинств и являются обычно ответом на последние. Укреплению коллективного статуса меньшинств в современном мире, по мнению К. Оффе, способствуют и средства массовой информации, вещающие на языках этих меньшинств. СМИ (особенно электронные) не только соединяют в единое целое территориально разобщенные народы, но и служат средством исключения «чужаков», которые не понимают языка. Учитывая тот факт, что двуязычие в гораздо большей степени распространено среди меньшинств, чем среди большинства, последнему бывает крайне сложно и накладно контролировать содержание программ, транслируемых электронными средствами массовой информации. Таким образом меньшинство фактически получает дополнительные источники силы, обеспечиваемые наличием секретного кода (Оффе К., 1996. С. 42-43). В среде меньшинств в случае отклонения кого-либо от одобряемого стандарта поведения незамедлительно следуют социальные санкции. Поэтому ингрупповой фаворитизм, который относится к одобряемым стандартам, в малых этнических сообществах стимулируется очень эффективно. Наконец, у малочисленных этнических групп или диаспор имеется сама возможность оказания предпочтений и поддержки по национальному признаку - они являются меньшинствами и живут в иноэтничной среде. У представителей этнического большинства возможностей для проявления этнического фаворитизма гораздо меньше их социальные контакты практически мононациональны, и предпочтения могут осуществляться по любому другому критерию, но не по признаку национальной принадлежности. Высокий уровень сплоченности этнических меньшинств, которые при достижении своих целей способны «пронзить» рыхлую систему социальных связей большинства, вызывает у последнего защитную реакцию. Социальной формой такой реакции является рост враждебности в отношении группы меньшинства, требования ограничить его права на государственном (региональном) уровне. Как крайнее проявление возможны насильственные действия и депортация. "Рыхлость" внутригрупповых связей этнического большинства, низкий уровень сплоченности часто воспринимаются как черты национального характера. В ходе исследования "Этнические и этнокультурные процессы на Кубани", проведенного в 1990 г. под руководством автора, была выявлена закономерность: респонденты русской национальности приписывали такое качество, как "сплоченность" представителям всех национальных меньшинств, о которых было предложено высказать свои суждения (немцы, татары, армяне). В то же время представители малых этнических 48 групп ни разу не указали "сплоченность" среди черт национального характера русских, в отличие от такого качества, как "простодушие", которое лидирует по частоте упоминаний. Однако не только этнопсихологические характеристики, а скорее положение меньшинства или большинства определяет уровень сплоченности. Так, узбеки в русской этнической среде демонстрируют очень высокий уровень внутригрупповой сплоченности. В то же время по отношению к туркаммесхетинцам, являвшимся меньшинством в узбекской этнической среде, был продемонстрирован крайний вариант реакции большинства на успешное укоренение и развитие небольшой сплоченной группы насильственные действия с последующей депортацией. Этнопсихологические особенности лишь усиливают или ослабляют универсальную тенденцию к повышению уровня сплоченности группы в положении этнического меньшинства. Так, уже упоминавшееся исследование неформальных статусных систем в Советской Армии выявило в условиях естественного эксперимента несколько большую сплоченность групп из представителей кавказских народов по сравнению с другими (Белановский С., Марзеева С. С. 24). Этнический фаворитизм наглядно проявляется в мнениях по поводу желательной национальной принадлежности руководителя В ходе исследования в пос. Ахтарском задавались вопросы о желательной национальной принадлежности руководителя и о мотивах того или иного выбора. Респонденты русской, немецкой и татарской национальности заявили о том, что предпочли бы руководителя русской национальности (соответственно 61,9%, 54,3% и 73,3%). Мотивировка выбора одинакова у представителей всех групп - в полиэтничном коллективе легче работать с русским руководителем, потому что только в этом случае отсутствует покровительство по этническому признаку. Исследование «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа» предусматривало вопрос о национальной принадлежности руководителя республики (края, области). Для респондентов на территории Чеченской Республики национальная принадлежность руководителя имела большое значение. Так, для 77,4% национальность главы важна, для 18,4% - в целом не важна и лишь 4,3% затруднились ответить на этот вопрос. Среди населения Краснодарского края, где этнодемографические характеристики близки (по доле доминирующего этноса в общем составе населения) характеристикам ЧР, идея важности национальной принадлежности главы гораздо менее популярна - 50,4%. Для 45,8% кубанцев национальность руководителя края в целом не имеет значения. Чеченцы, для которых национальная принадлежность главы ЧР небезразлична, хотели бы видеть на этом посту: чеченца - 72,5%; русского - 4,4%; ингуша - 1,1%; немца 1,1% 49 Образно и сильно (в соответствии со стилем своего времени) об этой черте сказал в 1919 г. на заседании Союзного совета (парламента) Горской Республики ее министр внутренних дел Р.Капланов: «Партикуляризм родовое начало, это сила и слабость Чечни и чеченцев. Благодаря этому началу среди чеченцев не было никаких гражданских войн, и как национальная единица они пострадали меньше всего. Это великое счастье их в деле сохранения целостности нации, но в то же время это великое несчастье их в деле установления твердой, решительной и сильной центральной власти. Родовые адаты обязывают защищать преступников, если последний из его среды. Всадники чеченского полка разбежались, и каждый из этих преступников находит защиту у своего рода. В силу установившегося адата, человек, может быть, большой патриот, честный гражданин, должен защищать преступника, которого при других обстоятельствах, может быть, он сам лично убил бы» (Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, Горская Республика. Махачкала, 1994. С. 201). Этнический конфликт (шире - любая угроза извне) в огромной степени увеличивает степень этнической сплоченности. Показательным примером этого являются боевые действия в Чеченской Республике и постоянно возраставший в их ходе уровень солидарности вайнахской этнической общности. Исследование «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа» продемонстрировало очень высокий уровень готовности к политическим и общественным акциям в интересах своего народа. Среди чеченцев готовы безусловно принять участие в таких акциях 70,2%, скорее да, чем нет - 10,5%, скорее нет 1,8% , нет - 8,8% и 8,8% затруднились ответить. Аналогичные показатели у населения, для примера, Краснодарского края - 21,0%, 19,2%, 18,4%, 32,5% и затруднились ответить 9,0% Высокая степень готовности к действиям, безусловно, увеличивает шансы общности на достижение ее целей. Однако необходимо указать и на возможное следствие роста этнической солидарности. По мнению Ральфа Премдаса: «Достаточно длительные этнические конфликты могут породить такой уровень солидарности, который окажется чрезмерным для ее носителей. После достижения определенного уровня солидарности начнет проявляться новый набор противоположных эффектов, отрицающих исходную ценность идеи группового единства... Это - порог коллективного безумия. Как только групповое сознание достигает определенной критической массы, оно уничтожает его носителей» (Premdas R., 1991. P. 35). По справедливому утверждению Г.У.Солдатовой, статус этнической группы формируется исторически и определяет границы возможной защиты группой своих членов (Солдатова Г.У., 1990. С. 234). Исходя из этого, в современных условиях в полиэтничных сообществах 50 относительно более высок статус традиционалистских групп. Данные группы, в отличие от модернизированных, не отказались от таких специфичных механизмов защиты своих членов, как кровная месть, коллективные насильственные действия в отношении "чужаков" ради защиты своих интересов или достоинства. Модернизированные сообщества ориентированы на защиту преимущественно интересов индивида посредством закона, суда. Эти механизмы защиты распространяются в современном обществе на всех: как на членов модернизированных, так и традиционных групп. Но последние используют еще и дополнительные традиционные механизмы защиты (например, кровная месть), что дает им определенные преимущества и повышает статус. В современной России представители традиционалистских групп склонны к сознательной актуализации своей традиционности для усиления гарантий безопасности. Так, активно распространяется, в том числе через средства массовой информации, представление о силе клановой защиты. Особенно в этом заинтересованы предприниматели из среды традиционалистских групп, которые таким образом ограждаются от бандитских группировок. Чрезвычайно показательно в этом плане высказывание бизнесмена-чеченца в интервью журналисту газеты «Аргументы и факты»: «У меня нет этих проблем, не было и не будет. Любой, кто подойдет ко мне с этим вопросом, пожалеет об этом... Сейчас пишут, что у чеченцев - клановость, вы тоже напишите, что за мной стоит мой род, мой клан. Я плачу дань только благотворительным фондам, детям и инвалидам» (Аргументы и факты. 1997. № 43. С.12). Традиционные группы создают для своих членов еще одно преимущество: племенная, родовая, этническая изолированность размывает ответственность индивида, а то и вовсе растворяет ее в толпе (Арендт Х. С. 82). Исследование «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа» дало материал для анализа уровня этнической солидарности в условиях обострения межэтнического взаимодействия. Респондентам был задан вопрос о готовности принять участие в политических и общественных акциях в защиту своего народа. Показатели готовности значительно различаются у представителей этносов, проживающих на Северном Кавказе. Ответы были сгруппированы в несколько таблиц, позволяющих осуществить сравнительный анализ (см. табл. 11-13). Таблица 11 Готовность принять участие в политических и общественных акциях в интересах своего этноса (Карачаево-Черкессия), % Варианты Весь массив Русские 51 Черкесы Карачаевцы ответов 1 Да Скорее да, чем нет Скорее нет, чем да 2 36,0 21,0 3 35,3 16,0 4 31,1 24,5 5 39,2 22,4 8,8 10,7 6,6 7,7 Окончание табл.11 1 Нет Не знаю 2 11,9 21,4 3 17,1 19,3 4 7,5 29,2 5 8,4 22,4 Таблица 12 Готовность принять участие в политических и общественных акциях в интересах своего этноса (Республика Адыгея), % Варианты ответов Да Скорее да, чем нет Скорее нет, чем да Нет Не знаю Весь массив Русские Адыгейцы 29,5 14,5 23,8 15,4 38,7 17,6 18,9 24,6 8,5 17,6 19,4 19,2 16,9 9,2 26,1 Таблица 13 Готовность принять участие в политических и общественных акциях в интересах своего этноса (Республика Дагестан), % Варианты ответов Да Скорее да, чем нет Скорее нет, чем да Нет Не знаю Весь массив Русские Аварцы 41,6 19,5 25,0 10,7 43,9 23,0 11,2 25,0 9,5 11,6 16,6 16,1 23,2 9,5 14,2 52 Табл. 11-13 демонстрируют гораздо более высокий уровень этнической солидарности у представителей кавказских этносов по сравнению с русскими, проживающими на той же территории. Мнение респондентов о степени готовности выступить на стороне своей этнической общности характеризует солидарность только на вербальном уровне, однако практика поведения различных этносов в конфликтных ситуациях и в условиях роста межэтнической напряженности подтверждает вывод исследования. В этом отношении показателен пример современной Киргизии. В адрес Президента этой республики А.Акаева поступает много писем, авторы которых предлагают корректировку кадровой политики в пользу русских. Откликом на данную проблему стало интервью редакции газеты «Вечерний Бишкек» с консулом посольства России Ю. Шаповаловым, который отметил, что подобные обращения российское посольство получает довольно часто. Однако самым уязвимым местом в позиции русского населения Киргизии, по мнению Ю.Шаповалова, является слабое осознание своего положения как меньшинства, которое должно бороться за свои права, и тогда доля представителей русского этноса может увеличиться как в парламенте, так и в других структурах власти. Консул полагает, что уровень самоорганизации русских в Киргизии пока низок, требуются организации на местах, в которые бы люди объединялись и заботились о том, чтобы во властных структурах были и их представители. Авторы некоторых исследований делают вывод о прямой взаимосвязи уровня сплоченности этнической группы и ее конфликтности. Так, В.Д. Попков в ходе изучения уровня конфликтности групп этнических мигрантов в Калужской области на примере чеченцев, армян, азербайджанцев выдвинул и проверил гипотезу о том, что чем выше уровень сплоченности этнической группы, тем выше ее конфликтность. В результате проверки гипотеза подтвердилась - наиболее сплоченной и конфликтной является группа чеченских мигрантов, далее по степени убывания сплоченности и конфликтности идут азербайджанские, а затем армянские мигранты (Попков В.Д. С. 10-11). Идентификация человека со своей этнической общностью является важным показателей уровня сплоченности группы и ее этнического статуса. Связывая установку на идентификацию с уровнем сплоченности и этническим статусом, автор останавливается на постулате Я.Щепаньского о том, что так же, как индивид в своем субъективном "я" обладает комплексом выгодных представлений о себе и своей ценности, что помогает ему устранять противоречия и компенсировать унижения, не теряя равновесия личности, так и каждая группа обладает какой-то системой представлений о собственном превосходстве, хотя бы только в 53 одной ограниченной области. Без этого чувства группа быстро дезорганизуется. Принадлежность к группам, ничем не отличающимся, не обладающим ни красивыми традициями, ни высоко оцениваемыми чертами и достижениями, не является привлекательной (Щепаньский Я. С. 130). Для определения уровня идентификации со своей этнической общностью в исследовании «Социальное развитие советской молодежи» использовался социологический тест с 28 вариантами идентификации. Респондент должен был выбрать из предложенного набора общностей (страна, класс, нация, профессия, семья и т.д.) наиболее важные, имеющие к нему отношение не столько по формальным признакам, сколько по ассоциации с группой, личному убеждению. Затем отобранные варианты ранжировались респондентом по степени значимости. Уровень идентификации выступает, по нашей гипотезе, своеобразным результирующим показателем этнического статуса. По результатам исследования, идентификацию с этносом предпочли (в числе трех важнейших выборов) 29,1% опрошенных татар, 22% украинцев и 20,9% русских, проживающих в Российской Федерации. ГЛАВА 6. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ФАКТОРЫ ЭТНИЧЕСКОГО СТАТУСА С точки зрения подхода автора основными факторами этнического статуса являются преемственность этнической культуры и этническая солидарность. Однако система факторов была бы неполной без целого ряда дополнительных факторов. К ним необходимо отнести оптимальность социальной структуры этноса (этнической группы), его экономическое положение и положение в системе государственной власти, уровень образования, тип расселения, тип этноконтактной среды. Эта группа социально-экономических факторов в значительной степени определяет вариативность этнического статуса, а именно то, что представители этноса в разных ситуациях этнического контакта могут обладать весьма значительно различающимися статусными позициями. Социальные структуры этносов, взаимодействующих даже в границах одного государственного образования или историко-культурного региона, почти никогда не бывают идентичными. Это относится и к крупным компактно проживающим этносам, и тем более - к их осколкам в иноэтничной среде или малочисленным этносам. Существовали и существуют этносы с неполной социальной структурой. Так, в Российской Империи монголо-бурятские народы (термин переписи населения 1897 г.), составляя около 10% населения империи, среди дворян были 54 представлены лишь 0,02%. И в настоящее время в СНГ социальные структуры многих этносов взаимно непропорциональны: промышленные рабочие в республиках Средней Азии в значительной части - русские, украинцы, представители других этносов европейской части СНГ. В то же время, несмотря на активный отток славянского населения из Средней Азии, рабочие места в индустриальном секторе лишь частично замещаются представителями титульных национальностей. Непропорционально малая представленность тех или иных этносов в группах управленцев, гуманитарной и технической интеллигенции, предпринимателей существенно снижает возможности этнической мобилизации и негативно сказывается на всех сферах жизни этноса. Этногруппа лишается возможности выдвинуть из своей среды идеологов и организаторов. Это приводит к формированию представлений о низком социальном статусе группы, который оказывается связан с национальной принадлежностью членов этой группы. Но непропорциональность социальной структуры опасна для этноса не только в случае малой представленности в высших стратах. Любая непропорциональность социальной структуры повышает вероятность дезорганизации группы в случае резкого изменения внешних условий. А это, в свою очередь, часто определяет рост агрессивности в отношениях между группами. Так, кипрское общество, в рамках которого сосуществовали греческая и турецкая общины, было структурно плюралистично, а национальные группы - довольно строго дифференцированы по профессиональному принципу. Члены турецкой общины, составляющей около пятой части всего населения, предпочитали военную, административную или духовную карьеру, т.е. деятельность, одобряемую исламом. Политическое господство турок на острове позволяло терпеть рост количества греков, занятых в ремесле, торговле, финансовой сфере. Рост богатства и численности греческой общины не угрожал туркам до 1878 г., когда власть на острове перешла в руки англичан. Столь резкая перемена в сфере распределения власти привела к тому, что турки на острове оказались в положении экономически слабого меньшинства. Последующее развитие событий характеризовалось неуклонным возрастанием напряженности в отношениях между двумя общинами, вспышками насилия и привело в конечном счете к формированию двух обособленных этнических анклавов и к разделу страны. Непропорционально низкое представительство в современных сферах приложения труда - промышленность, транспорт, информационное обслуживание также влияет на этностатусные позиции, так как создает стереотип отсталого этноса и сдерживает модернизацию общества. Неравенство материальных возможностей, измеряемых доходом, традиционно относится к важнейшим причинам недовольства, протестов и 55 конфликтов. С этим можно согласиться. Ущемленность личности в экономическом плане приводит к неудовлетворенности ее основных потребностей. Однако у личности в современном обществе всегда остается, по крайней мере теоретически, возможность для вертикальной мобильности, продвижения "наверх" благодаря способностям к труду. Положение большой группы неизмеримо более сложно. Для нее вертикальная мобильность - постепенный процесс, в котором кто-то из членов группы добился успехов, а кто-то остался в ущемленном положении. Между тем депривация (ущемление в правах или возможностях) своей группы даже более важна для возникновения чувства межгрупповой враждебности, чем личная депривация. Поэтому высокий уровень межгрупповой враждебности будет устойчиво сохраняться вне зависимости от успехов в экономической сфере отдельных представителей низкостатусных этнических групп. Чувство ущемленности будут испытывать все или почти все принадлежащие к экономически слабой этнической группе, вне зависимости от размеров личных доходов. Эту закономерность подтверждают некоторые отечественные исследования. В 1991 г. ВЦИОМ провел исследование «Русские в республиках». По его материалам, среди опрошенных в ЧеченоИнгушетии ниже прожиточного минимума были заработки у 80 % населения. Среднемесячный доход на одного члена семьи до 30 р. имели среди опрошенных 15,5% чеченцев и 1,7% русских, до 100 - 150 р. соответственно - 17,4% и 29,7%. Вместе с тем свое материальное положение русские оценили как среднее - 42,3%, ниже среднего - 30,7%, низкое - 21,2%. При этом 57,6% русских респондентов считали, что живут в большинстве своем хуже по сравнению с чеченцами. По мнению М.М. Юсупова, анализировавшего эти данные, в подобных ответах превалирует эмоциональная сторона, т.е. соотнесение своего положения не с совокупным показателем уровня жизни вайнахского населения, а с узкосоциальными группами с высоким материальным статусом (Юсупов М.М. С. 142). Результаты исследования 1993 г. в Москве показали значительное распространение представлений о том, что существуют национальные группы, имеющие более высокий жизненный уровень, чем все остальные. Так думают 55% опрошенных москвичей. В качестве наиболее благополучных называют представителей кавказских этносов (34% опрошенных), евреев (5%). Русские и украинцы были названы 0,6% респондентов (Иванов В.Н. С. 80). На взаимосвязь экономических возможностей и этнического статуса указывали многие западные исследователи. Так, Л.Десперс подчеркивал, что система предписанных этнических статусов защищает этническую 56 идентичность и служит обеспечению конкурентных преимуществ в отношении ресурсов среды (Despers L.A. P. 113 - 114). Тяжелая экономическая ситуация часто смещает агрессию в сферу межэтнических и межрасовых отношений. Феномен «смещенной агрессии» внес свою лепту в суды Линча над неграми на Юге США после окончания гражданской войны. Еще больше судов Линча было в период между 1882 и 1930 гг., когда из-за низких цен на хлопок сохранялся высокий уровень экономической фрустрации. Эксперименты Н. Миллера и Р. Бугельски подтверждают возможность смещения недовольства, вызванного посторонними причинами, в этническую сферу. Исследователи просили мужчин студенческого возраста, работавших в летнем лагере, высказать свое отношение к японцам и мексиканцам. Часть испытуемых прошла это обследование до начала свободного вечера, который было запланировано провести в местном театре. Другой части пришлось вместо посещения театра остаться в лагере для выполнения тестов. По сравнению с контрольной группой, которая не испытывала фрустрации, лишенная удовольствия группа продемонстрировала более выраженные предрассудки (Майерс Д. С. 459 - 460). Некоторые исследования показали, что в изменении этностатусных позиций и соответственно в возникновении межгрупповой враждебности динамика благосостояния играет значительно большую роль, чем само по себе различие в материальном достатке. Так, А.Фронэ, М.Кюви и Н.Стенбок исследовали факторы этнической напряженности между регионами Бельгии - Фландрией, Валлонией, Брюсселем. Они пришли к выводу, что социо-экономические изменения приводят к социальной мобилизации, которая благоприятна для систем, однородных в культурном и языковом отношениях, так как способствует их интеграции. В то же время в системах, не являющихся культурно гомогенными, такие изменения могут привести к усилению существующего неравенства. Два основных региона Бельгии - Фландрия и Валлония, никогда не испытывали экономического расцвета одновременно. Индустриализация в Валлонии совпала с застоем во Фландрии, а позднее быстрый прогресс Фландрии совпал с упадком Валлонии. Экономический рост всегда выливался в расцвет только одного из регионов и никогда - всей Бельгии. Эта ситуация значительно отличается от сложившейся, например, в Швейцарии, которая во многих отношениях сходна с Бельгией, но давно уже разрешила большинство своих лингвистических и этнических проблем. Экономический рост во франкоговорящей части Швейцарии шел одновременно с ростом в немецкоговорящей части, поля развития располагались по обе стороны лингвистической границы (Frognier A., Quevit M., Stenbock M. P. 274 - 275). В Бельгии же в результате неравномерного развития регионов постоянно существует ситуация, когда 57 одна или другая этническая общность опасается за свой этнический статус (а именно за уровень благосостояния своей группы относительно другой группы) и предпринимает меры для его защиты. Как писал Людвиг Гумплович, один из основателей социологии: "Каждая социальная группа одушевлена стремлением к самосохранению, и из заботы о нем проистекает стремление к постоянному повышению благосостояния" (Gumplowics L. 1928). Место этноса в политической системе полиэтничного общества определяется его доступом к власти, ролью в принятии политических решений. Сосредоточение власти в руках представителей какого-либо этноса оказывает непосредственное влияние на формирование этностатусных представлений. Статусная система всегда иерархична, а власть является одним из проявлений высокого статуса. Кроме того, обладающие властью, как правило, проводят политику в интересах своей этнической общности, что повышает конкурентные возможности этой общности в борьбе за ресурсы. Большая значимость данного фактора этнического статуса определила широкую распространенность такой формы борьбы за доступ к власти, как требования независимых национальных государств либо территориально-национальной автономии. Этнос, чувствующий себя ущемленным в любой сфере жизнедеятельности полиэтничного общества, прежде всего пытается получить доступ к власти. Конфликтный потенциал подобных попыток очень высок. В мировой практике гораздо чаще встречаются случаи решения вопроса о доступе к власти этноса (этнической группы) с помощью насилия, нежели мирными способами. В то же время именно властный аспект этнического статуса наиболее относителен и противоречив. Политически доминирующая в полиэтничном сообществе группа может принадлежать к какому-либо этносу, но не выражать национальные требования. Так, в Советском Союзе в течение длительного времени правящие на общегосударственном уровне группы были наднациональны. Безусловно, все представители правящей элиты принадлежали к какому-либо этносу, но их деятельность определялась не этнической принадлежностью. Корпоративные интересы элиты реализовывались при помощи идеологии, жестко диктующей второстепенность национальных интересов и направленной на "стирание национальных границ". На практике национальные интересы учитывались только как национальные интересы правящих элит бывших союзных республик - было обеспечено их участие в управлении как на всесоюзном, так и на республиканском уровне власти. Платой за это была лояльность властей союзных республик по отношению к центральной власти. При этом предполагалось, что русские как этнос, формально доминирующий в политической сфере, лояльны уже по одному своему положению в государстве. Как уже говорилось, некоторые 58 атрибуты русского этноса использовались для укрепления созданного порядка - этническая унификация на всесоюзном уровне была представлена как русификация (на республиканском уровне унификация осуществлялась через атрибуты титульных этносов достаточно вспомнить "узбекизацию" таджиков в Узбекистане). Но деятельность государственной элиты Союза ССР не отражала национальные интересы русского народа. Более того - допустимый уровень уступок со стороны центральной власти регионам с преимущественно нерусским населением был выше, чем русским областям и краям. Союзный центр предоставлял республиканским элитам в качестве платы за лояльность гораздо большую свободу действий, особенно в вопросах повышения реального благосостояния. Это отразилось, например, в отношении жителей различных республик бывшего Союза ССР к подпольным предпринимателям, теневым бизнесменам. В тех регионах, где местные власти позволяли себе игнорировать требования социалистической морали в сфере товарно-денежных отношений, социологами фиксировалось более положительное отношение к представителям "теневой экономики". В Грузинской ССР, например, одобрительно относилось к людям, "умеющим жить", в два раза большее количество респондентов, чем в Калужской области (Социология. 1990. С. 125). Это создало ситуацию, когда доминирующий во властных структурах этнос по средним показателям реального жизненного стандарта (с учетом нелегальных доходов) оказался среди низкостатусных групп. Таким образом были созданы условия для взаимных статусных претензий (статусного конфликта) - русские как представители доминирующего этноса остро ощущают свою неполноценность в сфере распределения и уровня жизни, в то время как для многих их соседей характерно чувство ущемленности в политической сфере. Для Советского Союза подобные взаимные претензии закончились парадом суверенитетов: и для доминирующего этноса, и для национальных меньшинств единственным выходом виделось этническое размежевание, создание суверенных национальных государств. Присутствие взаимных статусных претензий осложняет урегулирование этнического конфликта, так как препятствует взаимопониманию и сближению позиций - ни одна из сторон, сосредоточенная на своих проблемах, имеющих принципиальный характер, не готова к уступкам ради достижения согласия, а претензии оппонентов выглядят надуманными. Следующим фактором этнического статуса является тип расселения этноса - компактный или дисперсный. Дисперсное расселение определяет более высокую плотность межэтнических контактов, что в свою очередь подразумевает возможность сравнения и ведет к актуализации 59 представлений об этностатусной позиции. Для иллюстрации можно привести некоторые результаты исследования «Социальное развитие советской молодежи: показатели и тенденции». Основу выборочной совокупности исследования составили респонденты русской национальности. Это дало возможность проследить, как некоторые представления русской молодежи изменяются в зависимости от типа расселения. Была выделена группа русских респондентов, проживающих в Татарстане, и осуществлено сравнение с русскими в целом по России и с татарами (живущими в Российской Федерации в целом и в Татарстане). Как выяснилось, тип расселения оказал большое влияние на оценку черт характера своего этноса. Так, у респондентов как русской, так и татарской национальности, проживающих в Татарстане, позитивность оценок своего этноса усилилась по сравнению со всероссийской выборкой. Но если у татарской молодежи это усиление не выходило за рамки пяти процентов, то у русской оно более значительно. Можно предположить, что при высокой плотности этнических контактов и возникающей в этих условиях этнической конкуренции (любая ситуация конкуренции может восприниматься как этническая, если ее субъекты - представители различных этносов) при численном доминировании других национальностей русские по примеру своих соседей также начинают осознавать собственную этничность. Происходит повышение значимости этностатусной системы со всеми сопутствующими изменениями в групповом сознании. Можно также предположить, что этот процесс не является прямолинейным и жестко предопределенным каким-либо одним фактором. Особая роль в формировании этностатусных представлений принадлежит типу этнической среды. Во-первых, очевидно, что контакт с индивидом (группой) - носителем родственного языка и культуры будет иметь определенную специфику по сравнению с контактом вне культурноязыкового родства. Так, польский лингвист Ю.Хлебовчик выделяет "стыковое национально-языковое пограничье" и "пограничье переходное", принимая во внимание при их разграничении именно степень этноязыкового родства контактирующих этносов (Хлебовчик Ю. С. 103). Первое понятие относится к территориям, где сосуществуют столь разные этноязыковые группы, как, например, немцы и поляки. Второе понятие определяет группы, родственные с этноязыковой точки зрения. Близость социокультурных систем контактирующих этносов значительно влияет на формирование этностатусных представлений. Можно сказать, что сам механизм этнического статуса социокультурно предопределен: сравнение в системе "мы-они" осуществляется по-разному представителями различных социокультурных общностей (подробнее об этом будет сказано в разделе, посвященном типам социокультурных общностей). 60 Вторым важным фактором влияния этнической среды на этностатусные представления является ее плотность. Выделяются три уровня плотности этноконтактной среды: высокая (в непосредственном окружении человека представлены, по его оценкам, в основном люди других национальностей); средняя (ближайшее окружение многонационально); низкая плотность (в основном в ближайшем окружении представлена национальность респондента). Необходимо также учитывать, что в различных сферах общения (семейной, дружеской, производственной) плотность этноконтактной среды может быть разной. Проведенные исследования показывают, что плотность среды оказывает влияние на представления о выраженности в национальном характере человека тех или иных черт. Наиболее сильно это влияние проявляется, например, у русских в оценке таких качеств, как доброжелательность, честность, гостеприимство. При этом позитивность оценки своего этноса в среде большой плотности усиливается. Тип этноконтактной среды - одна из узловых проблем этнического конфликта, которая с точки зрения методологии исследования более подробно будет проанализирована ниже. В исследовании «Социальное развитие советской молодежи» получен результат, близкий результату психологических исследований, проведенных под руководством В.С.Агеева: возможность соотнесения с другой группой, возможность более близкого контакта с этнокультурными и психологическими особенностями этой группы делают более явной этнокультурную специфику своей собственной общности. Другая группа, вообще другие - это точка отсчета для восприятия и оценки самих себя (Агеев В.С., 1990. С. 157). Актуализация собственной этнической идентичности в нашем случае выражалась в повышении позитивности оценок своего этноса. Однако повышение плотности этноконтактной среды в сферах дружеского и производственного общения направлено на повышение позитивности оценок разных групп человеческих качеств. Так, повышение плотности среды в сфере производственного контакта усиливает позитивность оценки качеств, наиболее полно раскрывающихся в этой сфере - трудолюбия и аккуратности. Повышение плотности среды в сфере дружеского общения усиливает позитивность оценки доброжелательности и гостеприимства. И в том, и в другом случае возрастает позитивность оценки честности как универсально необходимого качества. В ходе изучения проблемы влияния плотности этноконтактной среды на этнический статус выявлена значительно большая устойчивость одних показателей этнического статуса по сравнению с другими. Так, уровень идентификации с этносом практически неизменен в средах различной плотности, в то время как ориентация на сохранение этничности в брачно-семейных отношениях подвержена статистически 61 значимым изменениям. Вопрос об относительной устойчивости тех или иных компонентов соционормативной культуры в этноконтактной среде является чрезвычайно важным и представляет интерес как с точки зрения фундаментальной, так и прикладной науки. Исследование этой проблемы раскрывает один из механизмов функционирования этнической культуры, и, кроме того, позволяет выявить элементы этнокультурной динамики, являющиеся индикаторами межэтнического конфликта. Важность образовательного уровня в определении статуса этнической группы определяется большим влиянием образования на социальную мобильность. Чем выше образование, тем выше при прочих равных условиях возможности для продвижения "наверх". По данным последней переписи населения Российской Федерации, различия в образовательном уровне национальных групп весьма существенны. Так, на 1000 человек в возрасте 15 лет и старше приходится лиц с высшим образованием: у русских - 115 человек, у армян - 164, украинцев 148, чеченцев - 45, евреев - 527, адыгейцев - 128, ненцев - 23 (Некоторые показатели... С. 46 - 52). Эти довольно существенные различия определяются как уровнем модернизированности группы, так и предпочтительными для нее механизмами адаптации к социальной среде. У некоторых групп (например, евреев), образование занимает чрезвычайно важное место в системе этих механизмов, что определено условиями развития этноса на протяжении столетий: евреям запрещалось владеть землей, а часто и вообще жить в сельской местности. Сосредотачиваясь в торговых центрах, в городах, евреи овладевали типично городскими ремеслами, осваивали городские сферы деятельности и приобщались к атрибутам городской культуры, в том числе образованию. ГЛАВА 7. СТЕРЕОТИПЫ И ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС Одним из механизмов соционормативной культуры, включающей средства детерминации и регуляции человеческого поведения, является создание и функционирование этнических стереотипов как разновидности стереотипов социальных. Под социальным стереотипом обычно понимают упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый образ какой-либо социальной группы, с легкостью распространяемый на всех ее представителей (Агеев В.С., 1990. С. 135). Этнические стереотипы выполняют важную соционормативную функцию, определяя поведение человека как члена этнической общности и помогая ему ориентироваться в необычной обстановке (Бромлей Ю.В., 1983. С.183). Как разновидность социальных стереотипов их 62 характеризует яркость, рельефность, отчетливость, представленность в общественном и индивидуальном сознании, а также практическая острота и актуальность. Этнические стереотипы далеко не всегда отражают реальность. Однако они всегда являются реальными факторами конфликта - коллективные фантомы имеют трагическое свойство превращаться в реальность в той степени, в какой в них верят. Взаимосвязь этнического статуса и этностереотипов несомненна: этнический статус является по сути системой авто- и гетеростереотипов. Нам представляется, что исследование этнических стереотипов выступает как важный инструмент выявления этностатусных представлений. В стереотипе отражаются ценностные ориентации группы, создающей его: представления о тех или иных качествах стереотипизируемой группы не просто фиксируются, но оцениваются, определенным образом ранжируются в системе противопоставления "мы-они". Это ранжирование не является произвольным: системность этнической культуры предполагает, что представления о качествах относительно высокостатусной группы более позитивны по сравнению с представлениями о качествах относительно низкостатусной группы. Таким образом, чем более позитивен стереотип, тем выше этнический статус. Неравный статус создает почву для предрассудков. Хозяева считают рабов ленивыми, безответственными, нечестолюбивыми: они видят в них черты, оправдывающие рабство. Предрассудки, т.е. негативные стереотипы, помогают оправдывать экономическое и социальное превосходство тех, кто сосредоточил в своих руках богатство и власть. Как сказал Дэвид Майерс, «дайте мне характеристику экономических отношений между двумя группами, и я предскажу межгрупповые установки» (Майерс Д. С. 448). Предрассудки и дискриминация находятся в отношениях взаимной поддержки: дискриминация поддерживает предрассудки, а предрассудки узаконивает дискриминацию. Есть множество примеров того, как с помощью предрассудков рационализируется неравный статус. Целый ряд американских исследователей показал, как стереотипы в отношении чернокожих в США помогают давать рационалистическое объяснение их неравному статусу: многие белые американцы полагали, что афроамериканцы эмоциональны и примитивны, а также удовлетворены своей социальной ролью. Актуальность исследования стереотипов определяется их активным присутствием в процессе нарастания межгрупповой напряженности и конфликта. Особенно важно подчеркнуть, что динамика стереотипов может служить индикатором межгруппового конфликта. Так, Г.Тэджфел, обобщая результаты исследований в области социального стереотипа, отмечал, что социальные стереотипы становятся более отчетливыми и враждебными, когда возникает социальная напряженность между 63 группами (Агеев В.С., 1990. С. 136). Можно сказать, что нарушение соответствия этностатусных представлений и этнических стереотипов может быть внесено лишь значительным нарастанием отношений враждебности между группой, создающей стереотип, и стереотипизируемой группой. В такой ситуации враждебной группе могут быть приписаны низко оцениваемые качества и сформированы новые соответствующие стереотипы. Необходимо подчеркнуть, что стереотип как относительно устойчивый феномен общественного сознания фиксирует наиболее типичные представления, и его исследование позволяет проникнуть в глубокие слои этнической культуры. Насколько широко распространены этнические стереотипы? Много ли людей являются носителями негативных стереотипов? В ходе исследования «Социальное развитие советской молодежи» была сделана попытка дать ответы на эти вопросы применительно к России начала 1990-х гг. Полученные ответы в процентных распределениях приведены в табл. 14-15 (табл. 14 отвечает на вопрос: «Считаете ли Вы, что у каждого народа есть свои специфические черты характера, присущие только ему и во многом определяющие его деловые, семейные и личные качества?», табл. 15 - «Считаете ли Вы, что некоторые отрицательные черты, недостатки, пороки человека могут быть связаны с его национальной принадлежностью?»). Таблица 14 Мнение о наличии специфических этнических черт характера ( Россия, к количеству опрошенных, %) Варианты ответов Такие черты существуют Такие черты не существуют Затрудняюсь ответить Русские 64,0 Украинцы 60,0 Татары 46,0 9,0 7,0 17,0 27,0 33,0 37,0 Таблица 15 Мнение о наличии взаимосвязи между отрицательными чертами и национальной принадлежностью человека (Россия, к количеству опрошенных, %) Варианты ответов Такая взаимосвязь Русские 31,0 Украинцы 32,0 64 Татары 29,0 существует Такая взаимосвязь не существует Затрудняюсь ответить 40,0 39,0 43,0 29,0 29,0 28,0 Таким образом, даже на уровне вербального поведения более половины опрошенных русских и украинцев и около половины татар согласились с существованием этнически специфических черт характера. Нужно подчеркнуть, что фактически количество людей, думающих так, значительно больше - признаться в наличии представлений, которые могут быть истолкованы как «националистические проявления», достаточно сложно и не все респонденты оказываются готовы к этому. Обращает на себя внимание очень высокая степень согласованности распределений ответов на вопрос о взаимосвязи между национальной принадлежностью и отрицательными чертами личности. Роль этнического стереотипа в процессе общения можно выразить следующим образом: на основе актуализации этнического стереотипа как системы признаков-представлений прогнозируется поведение другой стороны и в соответствии с прогнозом устанавливается психологическая коммуникативная дистанция, реально регламентирующая процесс межэтнического общения . На формирование этнических стереотипов большое влияние оказывает этническая среда, возможности для сравнения своего этноса с другими. В исследовании «Социальное развитие советской молодежи» было осуществлено сравнение этнических стереотипов русской и татарской молодежи. Сравнивались оценки респондентами характеристик своего этноса по полярным шкалам (например, доброжелательность враждебность, пассивность - активность и т.д.). Сравнительные распределения ответов русских и татарских респондентов, проживающих на территории всей Российской Федерации, приведены в табл. 16. Таблица 16 Мнение о сильной выраженности некоторых качеств в национальном характере своего этноса (Российская Федерация, к количеству опрошенных, %) Качества Доброжелательность Гостеприимство Русские 81,6 83,5 65 Татары 85,6 88,5 Аккуратность Трудолюбие Культурность Честность 50,7 67,9 41,4 66,3 72,6 83,5 71,3 72,6 Наглядно проявляется более высокая оценка татарской молодежью позитивных черт своего этноса по всем приведенным характеристикам. Каким образом тип расселения (дисперсное или компактное расселение) и связанная с ним плотность межэтнических контактов влияет на позитивность характеристик своего этноса? Дисперсное расселение и более высокая плотность этнических контактов подразумевают возможность активного сравнения и ведут к актуализации представлений об этническом статусе. В ходе анализа материалов исследования была выделена группа русских респондентов, проживающих в Татарстане, и осуществлено сравнение с русскими в целом по России и татарами (Татарстан и Российская Федерация). Как выяснилось, тип расселения и сопутствующие ему факторы оказали существенное влияние на оценку ряда качеств национального характера. Таблица 17 Мнение о сильной выраженности некоторых качеств в национальном характере своего этноса (Татарстан, к количеству опрошенных, %) Качества Доброжелательность Гостеприимство Аккуратность Трудолюбие Культурность Честность Русские 84,5 86,2 67,3 82,7 70,6 77,6 Татары 87,8 90,4 75,5 86,0 75,4 75,4 Сравнивая результаты, представленные в табл. 16-17, можно сделать вывод, что у молодежи как русской, так и татарской национальности, проживающей в Татарстане, позитивность оценки своего этноса усилилась по сравнению со всероссийской выборкой. Но если у респондентов татарской национальности это увеличение не выходит за рамки 5%, то у русских оно более значительно. Можно предположить, что при высокой плотности этнических контактов, возникающей в таких условиях этнической конкуренции, при численном доминировании других 66 национальностей русские по примеру своих соседей также начинают осознавать собственную этничность. Происходит повышение значимости этностатусной системы со всеми сопутствующими изменениями в групповом сознании. Какова вербальная структура этнических стереотипов? Для ответа использовался вопрос: «Как Вы считаете, чем в первую очередь отличаются люди разных национальностей?» (допускался выбор нескольких вариантов ответа, поэтому сумма процентов по каждому столбцу больше 100). Таблица 18 Мнение о сферах, в которых в наибольшей степени проявляются различия между людьми разных национальностей (Россия, к количеству опрошенных, %) Сферы Черты характера, психология Особенности образа жизни Традиционная культура Язык Внешние различия Русские 36,0 Украинцы 42,0 Татары 23,0 30,0 19,0 18,0 41,0 45,0 46,0 36,0 24,0 34,0 26,0 49,0 12,0 Очевидно различие распределений ответов респондентов всех трех этносов. Так, татары, в отличие от русских и украинцев, большое значение придают языку как этноразделительному признаку и меньшее - внешним различиям, психологии. Украинцы отличаются от русских меньшей актуализацией особенностей образа жизни. Очевидно, в ответах на этот вопрос сказался опыт каждого конкретного этноса. Татар отличает от наиболее типичных для них контактеров - славян именно язык, тогда как различия во внешнем облике несущественны. Украинцы, осознавая себя особым этносом, не имеют серьезных отличий в образе жизни и поэтому не считают данное качество актуальным этноразграничителем. Некоторые дополнительные данные к проблеме этнического стереотипа были получены автором в ходе исследования этнических и этнокультурных процессов в Краснодарском крае в 1990 г. Методом интервью был проведен опрос представителей компактно проживающих в 67 одном населенном пункте (пос. Ахтарский Приморско-Ахтарского района) групп населения: немцев, крымских татар, русских. Выяснялись представления респондентов о наиболее типичных чертах национального характера своего этноса и контактирующих с ним этносов. В ходе опроса наиболее разнообразные характеристики были даны представителям доминирующего этноса - русским, как со стороны самих русских, так и немцев, и татар. Доминирующий этнос находится в центре обширного поля этнической стереотипизации. Это закономерно: контакты с его представителями в силу занимаемых ими позиций в обществе и в силу их численности являются жизненно важными для всех. Независимо от позитивной либо негативной направленности подобных контактов их результатом является создание определенных представлений об этносе. Чем чаще и разнообразнее контакты, тем разнообразнее впечатления и выше вероятность формирования стереотипов. Какие характеристики встречаются наиболее часто среди называемых русскими, немцами и татарами? Русские приписали себе следующие характеристики (в порядке убывания количества упоминаний): простодушные, трудолюбивые, добрые, доброжелательные, безалаберные. Немцев русские респонденты определили как трудолюбивых, аккуратных, культурных, сплоченных, пунктуальных; татар - как трудолюбивых, сплоченных скрытных, хитрых, жадных. Немцы определили себя как культурных, трудолюбивых, аккуратных, опрятных и добросовестных. Русским были приписаны простодушие, веселье, доброта, трудолюбие, прямота; татарам трудолюбие и сплоченность. Татары приписали себе, в первую очередь, трудолюбие и сплоченность; русским - простодушие, доброжелательность, трудолюбие; немцам - трудолюбие и аккуратность. Наиболее общей классификацией стереотипных характеристик является классификация по шкале негативно-позитивного отношения. Приведенные выше характеристики можно подразделить на: позитивные (оцениваемые положительно в любом социокультурном контексте, например, "добрые"); - нейтральные (фиксирующие какую-либо черту, которая может быть оценена по-разному в различных этнокультурных контекстах, например, "простодушные"); - негативные (оцениваемые отрицательно в любом этнокультурном контексте, например, "жадные"). Обращает на себя внимание довольно высокая степень согласованности стереотипов - одно-два общих качества обязательно присутствуют во всех без исключения наборах характеристик. Особенно высокая степень согласованности характерна для представлений о 68 русских. Можно предположить, что одной из причин такой согласованности стереотипов является высокая плотность их этнических контактов. У славянского населения Кубани, как показали результаты этого и ряда других исследований, вызывает неприязнь поведенческая активность и наступательность представителей национальных меньшинств, а также приоритет этнических интересов над социальными (в ходе интервью респонденты-славяне указывали, что для неславян национальная принадлежность - определяющий фактор в поведении). Вербально эти стереотипы выражены такими характеристиками, как грубость, наглость, жестокость, агрессивность, склонность к совершению преступлений, национальная нетерпимость и проч. Эти характеристики, по-видимому, обусловлены осознанием славянами снижения своего собственного этнического статуса, специфического комплекса неполноценности, неспособности конкурировать с этническими группами, приспособленными к жесткой борьбе за материальные блага и статус. Так, в числе положительных характеристик представителей народов, к которым обследованные испытывали неприязнь, наиболее частотны сплоченность, взаимная ответственность и взаимопомощь, традиционность. Выделенные в ходе исследования стереотипы являются основанием для анализа этностатусных позиций. Иерархия этностереотипов и стереотипов в целом уже привлекала внимание исследователей. Так, К.Гуичи утверждает, что, изучая группы различного статуса в обществах, допускающих частые межгрупповые контакты, можно прийти к важному заключению: высокостатусные группы описываются в терминах компетентности и экономического успеха, тогда как низкостатусные - в терминах, относящихся к душевной теплоте, добросердечию и гуманизму (Huici C. P. 582). В качестве примера может быть приведено классическое исследование М. Чейни, выполненное в Великобритании: респонденты в Лондоне и Глазго оценивали человека на основании прослушивания записанных на магнитофон текстов. Все тексты зачитывались одним человеком, но либо с английским, либо с шотландским акцентом. Было определено, что испытуемые-шотландцы продемонстрировали тенденцию выше оценивать (по сравнению с лондонцами) предполагаемого "английского" чтеца по таким чертам, как уважение, интеллектуальность, профессиональный статус. Но по таким чертам, как великодушие, чувство юмора и симпатии, все было наоборот (Deschamps J.C. P. 545). В нашем исследовании русские, в отличие от своих соседей, принадлежащих к другим этносам, описываются преимущественно в терминах, относящихся к сфере теплоты и гуманизма. Выше уже было сказано, что это является признаком относительно низкостатусной группы. Таким образом, 69 исследование этнических стереотипов приводит к заключению: численно доминирующая в территориальном сообществе группа (в нашем случае русские) может иметь относительно низкий этнический статус. Возникает закономерный вопрос: не является ли низкий этнический статус русских, зафиксированный данным исследованием, специфичной чертой этого конкретного территориального сообщества, т.е. только русских, живущих в пос. Ахтарском? Другие исследования позволяют сделать вывод, что относительно низкий этнический статус русских характерен для широкого круга этнических контактов. Л.М.Дробижева приводит следующие данные: в ходе опроса в Москве, Ташкенте и Таллинне в 1987-1988 гг. выяснилось, что русские прежде всего считают себя народом добрым, гостеприимным и стойким. Далее по частоте упоминаемых характеристик находятся трудолюбие и бескорыстие. Русские не так часто называют такие свои качества, как деловитость и одаренность. Последнюю черту русские относительно редко приписывали и другим, тогда как деловитость применительно к эстонцам (в Таллинне) или армянам (в Москве) называлась чаще, чем по отношению к себе (Дробижева Л.М., 1991. С. 5). Для проверки предположения о низком этническом статусе русских автором был использован еще один метод, основанный на концепции М. Чейни. Были исследованы тексты выступлений, произнесенных и непроизнесенных (переданных для публикации и вскоре изданных) на Первом съезде народных депутатов СССР в 1989 г. Эти выступления показательны в том смысле, что они принадлежат представителям этносов различных социокультурных типов. Кроме того, авторы выступлений представляют народы и регионы, значительно различающиеся по уровням социально-культурного развития и разобщенные территориально. Другими словами, материал для такого исследования 1 Съезд мог дать более представительные, чем любая другая ассамблея - с одной стороны, он еще представлял этнически чрезвычайно разнообразную общность Советский Союз, с другой - выступающие там уже имели возможность говорить относительно свободно. На съезде депутатами различной этнической принадлежности и в контексте самых разных выступлений русскому народу были приписаны 11 характеристик. Из них 9 либо относятся к сфере теплоты и добросердечия, либо отрицают позитивные отличия в сфере компетентности и экономического успеха. Делегаты съезда рассматриваются автором как собрание представителей со смещенной относительно генеральной совокупности структурой, которые тем не менее аккумулируют и выражают мнение различных социальных групп и могут представить обобщенные стереотипы. Можно сделать заключение по поводу одной из важнейших черт этностатусной системы на территории бывшего Советского Союза: 70 численно и политически доминирующий этнос является относительно низкостатусной группой во многих ситуациях этнического контакта. Естественно, любое утверждение об этностатусной позиции русских во всесоюзном масштабе относительно. Однако необходимо учесть два феномена, которые способствуют унификации этностатусных систем в регионах, далеко находящихся друг от друга и территориально, и на цивилизационной шкале: - широкая распространенность мнения о приоритете прав "коренных" наций практически во всех суверенных государствах ближнего зарубежья и национально-государственных образованиях в составе России. "Некоренными" же во многих случаях оказываются именно русские; - быстрое распространение в массовом сознании посттоталитарного общества любых стереотипов и представлений. Конформность еще только формирующегося на территории бывшего СССР общественного сознания допускает создание и закрепление оценок и представлений вне зависимости от их соответствия действительности. Эти оценки и представления при всех региональных различиях достаточно унифицированы, что определяется долгим развитием всех регионов в рамках единого государства - СССР. Ситуация осложняется тем, что в ходе суверенизации бывших союзных республик и нарастания межэтнической напряженности субъектами конфликтов целенаправленно формируется образ врага. Это предполагает искажение реальных социокультурных черт группы "врага". В массовом сознании активно идут процессы изменения этностатусных представлений, вызванные конфликтом. В свою очередь, динамика этностатусных представлений раскручивает «маховик» этнополитической нестабильности. Эта положительная обратная связь способствует превращению конфликта в относительно автономный процесс с накапливающимся, кумулятивным эффектом разрушительного действия. Русские, ассоциирующиеся с имперским центром, выступают в образе этнического "врага" во многих ситуациях этнического конфликта, что ведет к дальнейшему понижению статуса группы. Дополнительным фактором этнополитической нестабильности и снижения этностатусной позиции доминирующего этноса является распад единого политического пространства СССР, уже психологически освоенного русскими. Этот распад воспринимается весьма болезненно и дезорганизует группу: пространственная доминанта русского менталитета многократно зафиксирована отечественной философской мыслью и является фактом сознания, который необходимо учитывать (Бердяев Н.А. С. 65 - 67). По каким каналам идет формирование негативных этностереотипов? 71 Таблица 19 Каналы формирования мнения о взаимосвязанности национальной принадлежности и отрицательных черт характера человека, % Основа формирования мнения Личное общение с представителями других национальностей Информация приятелей и друзей Влияние семьи Русские (Россия) Русские (Киргизия) Киргизы (Киргизия) 23,8 32,7 23,1 8,5 5,9 9,1 3,1 2,1 6,0 Распределения, приведенные в табл. 19, позволяют предположить, что русские в Киргизии, являясь дисперсно расселенной группой, проживая в основном в полиэтничных городах, чаще по сравнению с русскими в России и киргизами в Киргизии оказываются в ситуации личного межэтнического контакта. Таким образом, у русских в Киргизии больше возможностей для формирования мнения о чертах этнического характера на основании личного опыта. В то же время в условиях практической моноэтничности значительная часть русских в России и киргизов в Киргизии черпает свои представления о других нациях «из вторых рук» - от приятелей, друзей, членов семьи. Характерно, что это различие не отражается на относительной численности респондентов, убежденных в наличии связи между национальной принадлежностью и отрицательными чертами характера человека: их доля у всех исследуемых групп составляет примерно одну треть общей численности. Массив этнических стереотипов, изученный в ходе исследования «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа», дает основания для некоторых выводов о системе этностатусных позиций на Северном Кавказе (распределения ответов приведены в приложении). Практически по всем позитивным характеристикам респонденты представители кавказских этносов оценили свои народы выше, чем 72 русских. В то же время респонденты-черкесы, чеченцы, кабардинцы, адыгейцы, аварцы, ингуши и карачаевцы считают, что у русских более выражено такое качество, как стремление к власти. Только даргинцы и осетины придерживаются мнения о большей выраженности этой характеристики у собственных народов по сравнению с русскими. Наиболее велик разрыв в пользу «своих» у респондентов-кавказцев при сравнительной оценке с русскими таких качеств, как гордость, взаимопомощь, уважение традиций, гостеприимство, сплоченность. Таким образом, для этностатусной системы Северного Кавказа характерен низкий этнический статус русских. Наиболее выражено представление о собственных позитивных отличиях по сравнению с русскими у чеченцев (вероятно, полярность оценок чеченских респондентов в какой-то степени определена военными действиями, связанными в массовом сознании с «русской властью», которая начала войну ради защиты русских, проживающих в Чечне). Наименьшие различия в оценках «своих» и русских продемонстрировали осетины, но не по тем наиболее значимым качествам, которые были уже приведены и выражают сущностные отличия «культуры стыда» от «культуры вины» (гордость, взаимопомощь, уважение традиций, гостеприимство, сплоченность). Различие в оценках осетин и других северокавказских этносов определено, видимо, их принадлежностью к христианству и сформировавшейся вследствие этого некоторой общностью с русскими. Этнические стереотипы лежат в основе проявлений комплиментарности (в нашем случае - выражение установки на взаимодействие и совместное проживание) этнических общностей Северного Кавказа. В свою очередь, комплиментарность является важным фактором развития межэтнических отношений. Положительная комплиментарность в общем виде способствует мирному взаимодействию этногрупп, отрицательная - может стать основой эскалации напряженности. Она также может быть использована этнической элитой для мобилизации этноса, формирования этноцентристской идеологии. Характер комплиментарности определен исторической традицией межэтнических контактов, этностатусными позициями и уровнем напряженности отношений между этносами. Показатели комплиментарности могут рассматриваться как индикаторы латентных процессов интеграции этноса и нарастания противоречий в межэтнических отношениях. Результаты исследования позволяют описать комплиментарные установки основных этнических общностей Северного Кавказа. Для выявления этих установок был использован открытый вопрос: «С каким народом (кроме своего) Вы предпочли бы жить?» В подвыборках всех исследованных этносов наиболее комплиментарное 73 отношение в разной степени выраженности зафиксировано в отношении русских. Наибольший удельный вес респондентов с комплиментарной позицией в отношении русских наблюдается среди осетин (70%), лезгин (55%), даргинцев (55%), адыгейцев (53%). Наименьший - у карачаевцев (27%), кабардинцев (21%), чеченцев (10%). Низкие показатели в чеченском массиве, вероятно, обусловлены военными действиями в республике, направленностью официальной пропаганды Чеченской Республики, активно формировавшей в лице русского народа образ врага. Тем не менее, и в Чечне комплиментарность к русским продемонстрировало большее количество респондентов, чем к другим этносам. Второе место по частоте упоминаний в северокавказских подвыборках занимают народы, либо этнически близкие, либо проживающие на общей (сопредельной) территории. Так, второе место у черкесов заняли карачаевцы и кабардинцы, у аварцев - даргинцы и чеченцы, у даргинцев - аварцы, у кумыков - ногайцы, турки, даргинцы, у кабардинцев - адыгейцы и черкесы, у балкарцев - карачаевцы и кабардинцы. Немаловажно, что количественный разрыв между респондентами, высказавшими комплиментарное отношение к русским и к другим этносам, чрезвычайно велик. Наименьший разрыв наблюдается у балкарцев, где показатель комплиментарности в отношении русских более чем в два раза превышает соответствующий показатель в отношении карачаевцев. В подвыборках других народов этот разрыв значительно больше. Однако приведенные данные нельзя рассматривать как показатель беспроблемности межнациональных отношений, высокого уровня межэтнической толерантности. Комплиментарность является результатом взаимодействия нескольких факторов статусных позиций контактирующих этносов, истории их взаимоотношений, ценностных приоритетов, этнической психологии. Вероятно, показатели комплиментарности можно рассматривать как производную потребности самосохранения в смысле обеспечения психологической комфортности существования и воспроизводства этничности. Комплиментарность косвенно показывает характеристики оптимальной этнической среды. Если подбирать аналогию из природного мира, то наиболее близок к комплиментарности в этом смысле симбиоз (в том числе паразитический). Народы Северного Кавказа склонны к сосуществованию с более модернизированными этносами (обращает на себя внимание присутствие во многих ответах немцев как народа, с которым респондент хотел бы жить во взаимодействии). Это свидетельство преобладания установок на этнические контакты симбиотического типа. Русские комфортны тем, что взаимодействие с ними освобождает от необходимости конкурировать в традиционалистской доминанте. Как этнос-контактер русские для 74 северокавказских этносов являются удобным ландшафтом воспроизводства этничности (неконфликтность русских, их незащищенность традиционными узами взаимопомощи и т. д.). По этой же схеме строились бы отношения не только с русскими, но и с любым модернизированным этносом. На Северном Кавказе этностатусная система является чрезвычайно сложной и конфликтной также в силу наличия такого социального феномена, как современное казачество. Историческая память славянского населения региона сохранила позитивные отличия такой социокультурной группы, как казачество. Эти отличия не были уничтожены даже в ходе расказачивания во время Гражданской войны в России, когда значительная часть кубанских и терских казаков выступила против Советской власти. В качестве таких позитивных отличий выступают характеристики, связанные с организацией казаков как военного сословия, жившего на «фронтире» в условиях постоянного военного противостояния. Объединяющее влияние подобных отличий довольно велико - они стали основой для консолидации части славянского населения Кубани. Этот процесс нашел свое выражение в создании казачьих общественных организаций на рубеже 1980-1990 гг. нашего века (например, Кубанская казачья Рада, преобразованная позже во Всекубанское казачье войско), а затем казачьих обществ с особым правовым статусом. Отношение населения Краснодарского края к казачеству было неодинаковым на разных этапах его становления. Первые месяцы фиксировался интерес к движению и оптимистичные ожидания того, что на Кубани наконец-то появляется хозяин. Но это продолжалось недолго, и уже к началу 1991 г. негативные установки в массовом сознании стали преобладать над позитивными. Этот баланс нарушился лишь к 1995 г., когда впервые доля респондентов, положительно относящихся к казачьему возрождению, стала доминировать. Исследование «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа» на территории Краснодарского края показывает, что для края характерен довольно широкий размах казачьего движения. Так, 91,9% респондентов указали, что в местности, где они живут, существуют казачьи организации. В целом положительно относятся к возрождению казачества 54,3% кубанцев, отрицательно - 25,2% Сравнительный анализ опросов последних двух лет показывает практическое отсутствие динамики установок массового сознания в отношении казачества. Значительная доля воздержавшихся от положительной или отрицательной оценки, видимо, свидетельствует о нереализованности движения. Следует отметить и ту особенность, что наиболее комплиментарные оценки казачества обычно фиксируются не в местах традиционного расселения казаков, а в районах со сложной 75 этнической структурой населения, где казачество воспринимается вне исторического контекста, а лишь как институт, защищающий интересы славян. В наше время, отмеченное этническими конфликтами и ростом чувства этнической депривации, этот аспект казачьего движения представляется респондентам чрезвычайно актуальным. Можно предположить, что само появление казачьего движения - своеобразный «ответ» (один среди прочих) русского этноса на «вызов эпохи», выразившийся в резком росте чувства этнической ущемленности. Мобилизация некоторой части этноса в структуру, ставящую целью защиту этнических ценностей и интересов, имела место практически у всех народов на территории СССР в конце 1980 - 1990-х гг. Как правило, это выражалось в создании этнически ориентированных общественных организаций. У русских в силу большой численности, огромной территории расселения, высокого уровня урбанизации эта мобилизация принимала различные формы в разных регионах. На Кубани такой формой стало возникновение казачьих организаций. Одной из причин поиска казачьим движением новой этничности является относительно низкий этнический статус русских на Северном Кавказе и возможность использовать позитивные прототипы идентичности из военного быта кубанского казачества для повышения личного этнического статуса членов казачьего движения. Можно сказать, что у членов казачьего движения более отчетливо представлен такой механизм формирования этнической идентичности, как ее прототипы. По выводу М. Завалонни, прототипами идентичности, скрепляющими группу, выступают отдельные личности, герои, олицетворяющие эту группу (Zavalonny M. P. 205 - 231). Естественно, что военный казачий быт предоставлял для закрепления позитивных прототипов идентичности гораздо больше возможностей, чем уклад славянского неказачьего населения. Ярким примером актуализации позитивных прототипов идентичности являются проводящиеся в последние годы Тиховские поминовения в память о гибели 18 января 1810 года двухсот защитников Ольгинского кордона во главе с полковником Л. Тиховским, отражавших нападение около четырех тысяч горцев. Для значительной части руководства казачьего движения на Кубани характерно следование теории «двойной этничности» кубанского казачества, которая стала инструментом быстрой перемены этнической принадлежности с целью повышения этнического статуса. Согласно этой теории, казачество на Кубани накануне революции 1917 г., оставаясь частью русского этноса, уже имело черты самостоятельного этноса с четко выраженным самосознанием, особенностями культуры и общественного устройства. Но процесс оформления в этнос был искусственно прерван 76 Гражданской войной и «расказачиванием» и возобновился лишь в конце 1980-х гг. При этом подчеркивается, что казаки являются коренным для Северного Кавказа этносом, который имеет исторически обоснованные преимущества перед некоренным населением, например, в праве на землю. Таким образом, теория «двойной этничности» имеет не только психологический, но и материальный аспект (по мнению автора, доминирует все же психологический). Особый этнический статус казачества Кубани является фактом общественного сознания, который играет важную роль в политических процессах и уровне конфликтности этностатусной системы. Мигранты неславяне из Закавказья и республик Северного Кавказа, поселяющиеся в Краснодарском крае, ориентированы обычно на безусловное доминирование в этнических контактах с русскими. Привычным стереотипом является принятие русскими такого стиля взаимодействия. Однако на территории края мигранты встречают жесткое сопротивление попыткам установить доминирование в первую очередь со стороны членов казачьих организаций. Подавляющее количество конфликтных ситуаций в сфере межнациональных отношений в крае связано с противостоянием мигрантов (последних лет)- неславян и казаков. ГЛАВА 8. СТАТУС И КОНТАКТ НА СТЫКЕ КУЛЬТУР Этноконтактная зона как социальный феномен является одним из самых актуальных объектов исследования в сфере современных межнациональных отношений. Этноконтактную зону можно определить как территорию расселения этноса, контактную с соседними этническими группами. Ее возникновение может быть обусловлено природногеографическими факторами, направленностью хозяйственных связей и культурных воздействий, причинами исторического характера, социальнополитической обстановкой. Любая этноконтактная зона уникальна, как и любая ситуация этнического контакта. Особый интерес в связи с проблемой этнического конфликта представляют зоны контакта этносов, значительно отделенных друг от друга на шкале социокультурной близости. Контакт культур имеет сравнительный характер - в ходе контакта представители различных культур сравниваются друг с другом и выстраивают некоторую шкалу соответствия. Культурологический анализ показывает, что знаки различий между культурами (этнические, конфессиональные) принципиально не отличаются от знаков других 77 важных функций - половой, возрастной, ритуально-мифологической и т.д. Поэтому они тоже вовлекаются в область действия мифологической оценочности. Контактирующие друг с другом культуры отличаются прежде всего тем, что каждая из них, по сравнению с соседними, рассматривает себя как более или, наоборот, менее «ущербную». В зависимости от такой самооценки могут по-разному решаться многие узловые проблемы культуры, например, баланс соотношения знаков «ущербности» между покойником и живым в похоронных ритуалах, женихом и невестой на свадьбе, матерью и отцом в ритуалах детского цикла. Все это отражается и на комплексе одежды (знаки «мужественности» в костюмном комплексе женщины, «женственности» в костюмном комплексе мужчины и т.д.). По мнению И.В. Кузнецова, это свидетельствует о том, что различные символы имеют универсальное значение для всех культур (Кузнецов И.В. С. 213). Таким образом, в ходе межэтнического контакта статусные различия проявляются, прямо или опосредованно, во всех сферах жизни этноса. Как подчеркивает Ю.Д.Анчабадзе, взаимодействие этносов, обладающих разными этнокультурными традициями, уже само по себе несет некий заряд, который в случае возникновения межнационального конфликта безусловно выступает к качестве отягчающего обстоятельства. В известных условиях соседство и сотрудничество могут сменяться резким противостоянием, и тогда любое различие в этнокультурном облике будет восприниматься как раздражитель, по которому проходит одна из линий взаимного размежевания (Анчабадзе Ю.Д. С. 92). Типологическая близость социокультурных систем контактирующих этносов значительно влияет на формирование этностатусных представлений. Сам механизм формирования этнического статуса социокультурно предопределен: сравнение в системе "мы - они" осуществляется по-разному представителями различных общностей. Особенно ярко это проявляется во взаимодействии двух основных социокультурных типов, существующих на евразийском пространстве. В зависимости от подхода к исследованию этих типов их определяют как "западный" и "восточный", "культура вины" и "культура стыда". Приняв за основу разграничения базу формирования референтной группы, их же можно обозначить как типы условной и реальной социальных групп. Учитывая, что во всех случаях речь идет об одном феномене, в дальнейшем мы будем употреблять только термины "культура вины" и "культура стыда". Эти обозначения более традиционны и употребляются как в отечественной, так и в зарубежной социальной науке. При разграничении "культуры вины" и "культуры стыда" во внимание принимаются основные регуляторы индивидуального и группового поведения. Противопоставляется стыд как ориентация на 78 внешнюю оценку - что скажут или подумают окружающие - и вина как ориентация на самооценку, когда невыполнение какой-то внутренней нормы вызывает у индивида угрызения совести, самообвинение. Психологически стыд и вина - разные формы тревожности, связанные с самооценкой. Стыд означает тревогу за репутацию. Он возникает, когда индивид чувствует, что не отвечает ожиданиям окружающих, что он в чем-то слабее других. Вина выражает озабоченность по поводу личных качеств, за которые индивид чувствует себя полностью ответственным. Стыд вызывает желание избежать видимости неудачи, слабости, зависимости. Вина же вызывает желание чувствовать себя правым. Таким образом, уровень стыда определяется по оси "сильный - слабый", а уровень вины - по оси "хороший - плохой" (Кон И.С., 1979. С. 86 - 87). Культуры, в которых главным механизмом социального контроля является стыд (люди ориентируются на оценку со стороны конкретных "других" - членов своей общности, чаще всего - этнической), называют обычно "культурами стыда". Те же культуры, в которых решающее значение придается индивидуальной совести, определяются как "культуры вины". Эта типология неоднократно использовалась при анализе европейской культуры, обычно определяемой как "культура вины", и восточной, характеризуемой как "культура стыда". И.С.Кон обращает внимание на стадиальный характер данной типологии: "культура стыда" уже уходит за рамки инстинктов, однако остается партикуляристской, ориентируя сознание индивида исключительно на его собственную общину. Индивидуальные свойства на этой стадии развития еще не отличаются от социальных, честь мыслится как нечто вещественное, что может быть дано и отобрано независимо от воли и поступков самого индивида. Лишь на очень высокой ступени исторического развития возникает личность, способная ориентировать свое поведение изнутри, равняясь на усвоенные ею принципы и нормы (Кон И.С., 1979. С. 88). Рассматривая типологию культур с позиций референтации и системы референтных фигур, И.М.Кузнецов указывает, что типы этнокультурных систем располагаются на шкале, ограниченной двумя полярными типами. Один из них предполагает в качестве образца для референтной группы реальную социальную группу, например, семейнородственную общину. При другом типе базой и моделью для формирования референтной группы выступает условная социальная группа, выделяемая на основе общности характера или целей деятельности, например, общественный слой, сословие, конфессиональная группа. Отсюда вытекают и основные различия в восприятии и конструировании социального пространства людьми, принадлежащими к первому или второму типам. Самоопределению первого типа свойственна повышенная чувствительность к иерархическому строению социального 79 пространства и определению своего места во взаимодополнительной иерархии. Условно такой тип можно назвать самоопределением через иерархию. Самоопределение через иерархию является древнейшим способом освоения мира. Изначально внутреннее пространство наделяется признаками «своего», «безопасного», а внешнее, соответственно, как «чужое», «опасное». Внешний мир мыслился опасным и враждебным. Обитателям этого мира приписывались черты демонизма и атрибуты поведения, недопустимые в мире настоящих людей. Второму типу присуще относительное безразличие к социальной иерархии, но большая чувствительность к личностному, индивидуальному вкладу в тот или иной вид деятельности. В конечном счете этот тип ориентирует на индивидуальную самореализацию независимо от принадлежности к группе или позиции в ней. Поэтому второй тип самоопределения можно назвать самоопределением через деятельность (Кузнецов И.М. С. 18 - 19). Культуры, для которых характерно самоопределение через иерархию, можно отождествить, в частности, с культурой северокавказского супер-этноса. Г.У. Солдатова выделила следующие его психологические универсалии, которые определяют особенности восприятия и взаимодействия северокавказских народов как между собой, так и с представителями других этнических групп: 1. Замкнутость (закрытость) для внешних влияний. Высокая степень «замкнутости» северокавказских культур помимо географического фактора в большой мере определялась историей межэтнических отношений, религиозной принадлежностью, жесткой системой условностей и запретов и развитостью клановородовой системы. Наиболее сохранили свою культуру мусульманские народы региона. Менее защищенными оказались православные осетины, этнос которых был с 18 в. открыт для русских и культура которых оказалась наиболее подорвана интенсивным проникновением так называемой «социалистической культуры». Замкнутость северокавказских культур служит одной из причин затруднений в развитии межкультурного диалога, и определяет их относительно высокую этнокультурную гомогенность, которая в современной социальнополитической ситуации возрастает за счет резкого усиления эндогамных тенденций (приверженность однонациональным бракам). 2. Персистентность. Северокавказские культуры в целом можно охарактеризовать скорее как застывшие, чем динамические. Социальные отношения горских этносов долгое время оставались весьма консервативными. В частности, феодальные отношения на 80 Северном Кавказе развивались более медленными темпами, чем в Закавказье, и переплетались с патриархально-общинными отношениями. Консерватизм северокавказских культур определяет их высокую приверженность к традиционным укладам, устойчивую межпоколенную связь и преемственность, а также некоторую инерционность. 3. Регламентированность (жесткость). Северокавказские народы представляют собой скорее жесткие и «плотные», чем дискретные и гибкие системы, хотя каждый народ занимает свою, отличную от других, точку жесткости. Северокавказские культуры характеризует стабильность систем ценностей, устойчивость перцептивных схем и поведенческих стереотипов, а также жесткое следование принятым правилам и избранным целям. Здесь высока значимость иерархии, старшинства, власти, поддерживается жесткое руководство, и высокозначимыми внутрикультурными ценностями в половозрастных отношениях являются такие качества, как послушание, конформизм, покорность. Высокая регламентированность определяет высокую степень стремления у представителей этих народов избежать неопределенности и порождает агрессивность в случае девиантного поведения. 4. Общинность. Современная социально-политическая ситуация на Северном Кавказе еще более актуализирует общинные отношения горских народов. Семейные родовые связи переплетены с соседскими, куначескими отношениями. В качестве структурной единицы кланово-родовой системы здесь необходимо рассматривать сообщества людей, объединенных тесными кровнородственными (естественными или искусственными), соседскими и куначескими связями. В настоящее время консолидация этносов на Северном Кавказе продолжает осуществляться «снизу верх» и имеет в своей основе достаточно четкую кланово-родовую структуру. В условиях межэтнической напряженности еще более усиливаются внутриэтнические эмоциональные связи, возрастает чувство этнической общности, а собственная этническая группа в системе ценностей выдвигается на первый план. Также характерна выраженная поведенческая ориентация на этническую группу, внутригрупповую кооперацию, круговую поруку и взаимоподдержку. Кроме того, активизируются механизмы этнического самоопределения практически каждый человек, проживающий сегодня на Северном Кавказе, вынужден проявить свое «коллективное национальное лицо», а значит, встать на чью-то сторону. 81 5. Традиционализм. Активное возрождение на Северном Кавказе традиционных социальных институтов свидетельствует о неразрывной связи северокавказских культур с прошлым. На бытовом уровне в качестве одобряемого поведения принимаются такие поведенческие модели, которые наиболее приближены к высоконравственным традиционным и религиозным ценностям и нормам (Солдатова Г.У., 1994. С. 126 - 142).. Перечень выделенных характеристик присущ в той или иной степени всем «культурам стыда», вне зависимости от их географической привязки и религиозной принадлежности носителей этой культуры. Пример Северного Кавказа наиболее актуален, так как обострение межнациональных отношений последних лет послужило естественным экспериментом и ярко высветило эти характеристики. Социокультурные типы самоопределения через иерархию и через деятельность (по И.М. Кузнецову) имеют ярко выраженный стадиальный характер. Первому типу соответствует с определенной долей условности "культура стыда", второму - "культура вины". На стадиальный характер двойной морали в отношении к «своим» и «чужим» указывал еще Макс Вебер на примере еврейской деловой этики: «Евреи в качестве народапария сохраняли двойную роль, изначально действующую в отношениях любого сообщества. То, что решительно осуждается по отношению к «брату», допускается по отношению к чужому. В кругу собратьев иудейская этика, без сомнения, носит традиционалистский характер... Что же касается поведения в делах с чужими, то оно считалось этически индифферентным. Такова вообще первоначальная деловая этика всех народов мира, а то, что у евреев она сохранилась длительно, вполне естественно, поскольку уже в древности чужой почти всегда был для них врагом. Все хорошо известные призывы раввинов блюсти принципы верности и веры именно в отношениях с чужими ничего не могли изменить в прочно воспринятом предписании закона, запрещающего взимать проценты с иудеев и разрешающего это по отношению к чужим, и в том, что предписанная степень законности (при использовании ошибок другой стороны) по отношению к чужому, то есть врагу, была ниже» ( Вебер М., 1994. С.263 - 264). Стадиальность социокультурного типа самоопределения через иерархию ярко проявляется при изучении поведения представителей этносов, для которых характерна жесткая иерархичность отношений. Так, был зафиксирован, но не объяснен факт непопулярности драматических постановок в Грозненском театре среди чеченских зрителей. С интересом и эмоциональным подъемом воспринимались трагедии, комедии. Драма оставляла немногочисленную публику равнодушной. Это может быть объяснено гиперсензитивностью этнической психологии. Исследования в 82 области исторической психологии показывают, что такой была ситуация и в средневековой Европе. Средневековый европеец, как он предстает в исторических источниках, был чрезвычайно чувствительным, он искал яркие эмоции, его притягивали кровавые зрелища. По мнению Й. Хейзинга, нам трудно представить чрезвычайную душевную возбудимость человека средневековья, его безудержность и необузданность. Все жизненные происшествия облекались в формы, очерченные куда более резко, чем в наше время. «Из-за постоянных контрастов, пестроты форм всего, что затрагивало ум и чувства, каждодневная жизнь возбуждала и разжигала страсти, проявлявшиеся то в неожиданных взрывах грубой необузданности и зверской жестокости, то в порывах душевной отзывчивости, в переменчивой атмосфере которых протекала жизнь средневекового города» (Хейзинга Й. С. 7 - 8). Можно отметить, что в настоящее время различия «культуры вины» и «культуры стыда» хорошо описываются с помощью различий традиционного и модернизированного обществ. Так, Э. Блек, специалист в области теории модернизации, считает наиболее существенным дифференцирующим фактором традиционного и модернизированного обществ принцип распределения социальных ролей. Для традиционного общества характерна жесткая регламентированность статуса центральных и периферийных этнических, расовых, конфессиональных групп или их представителей в зависимости от ранга их клана в общей иерархической структуре, возраста, пола и т. д. В модернизированном же обществе предполагается замена этой сложной системы на открытый соревновательный выбор в условиях равноправия всех перед единым законом (Black C., 1966). Утверждение о стадиальности двух выделенных социокультурных типов может быть принято с одной оговоркой. Фактами культуры становятся социально-психологические особенности именно той стадии развития общности, на которой произошла ее этническая консолидация. Многие традиционные элементы культуры, общественные отношения сохранили свою функциональность в современном обществе, стали осознаваться как этнические. Поэтому выделенные социокультурные типы сосуществуют друг с другом в течение длительного времени и воспринимаются обыденным сознанием как вечно существующие национальные различия. Эти различия достаточно велики, чтобы стать фактором политической нестабильности. Как пишет Г.Триандис: «взаимодействие, в котором участвуют представители различных культур, часто приносит больше издержек, чем пользы, так как индивид бывает неспособен оказываться полезным для другого, а поведение партнера зачастую непредсказуемо. Значение, приобретаемое поведением, зависит от того, 83 какие причины партнеры приписывают поступкам друг друга. Для того, чтобы произвести точную атрибуцию, необходимо знание пути, которым люди познают свое социальное окружение, то есть знание их культуры» (Triandis H.C. P. 46). Мысль Г. Триандиса хорошо иллюстрирует история взаимоотношений африканского племени коса с европейцами. Ведя между собой обмен, коса, с одной стороны, и португальцы или голландцы, с другой, придерживались разных обычаев. Европейцы обвиняли, например, коса в воровстве, когда те, будучи приглашены в гости, уходя, забирали что-нибудь; «разве те не пользуются пищей, когда приходят к нам пировать?» Европейцы не знали, что корову нельзя использовать для обмена на неодушевленный предмет, будь то даже большое количество металла или табака. Существовал обычай при обмене забирать обратно часть потомства самки. Таким образом, белый радовался, что так хорошо провел коса, оставившего ему свою корову, тогда как в действительности она являлась своего рода залогом следующей сделки, которая обязательно происходила спустя несколько месяцев и по которой стоимость самки возмещалась другим животным или даже двумя. Белые поселенцы, не понимавшие подобных отношений обмена, приходили в полное изумление, когда сотни животных исчезали после того, как они заключали касающуюся этих животных сделку и, как полагали, выменяли их себе в собственность. Разный взгляд на традиции обмена привел к формированию у европейских поселенцев представления о коса как о закоренелых ворах и к росту напряженности между двумя группами. Различия между этносами «культуры стыда» и «культуры вины» проявляются (и это соответствует мысли Г.Триандиса) в определении границы между «своими» и «чужими». Так, например, русские могут включать в число «своих» или «почти своих» представителей кавказских народов на основании причастности к единой российской государственности. В свою очередь, представители кавказских этносов могут не относить русских к «своим», что определяет взаимное непонимание в ходе социокультурного взаимодействия. Именно этим разным подходом к демаркационной линии между «своими» и «чужими» объясняется разное отношение к дезертирству, участию в повстанческих отрядах и боевых действиях на стороне немцев в годы Великой Отечественной войны. Если для русских сотрудничество с немецкой армией кого бы то ни было являлось очевидным проявлением предательства, то для некоторых представителей народов «культуры стыда» оно было оправдано - повстанцы воевали на стороне одних «чужаков» - немцев против других - русских. Таким образом, с этих позиций речь шла не о предательстве, а о защите национальных интересов с использованием противоречий между «чужими». В результате в Чечне в ходе трех мобилизаций на фронт Великой Отечественной войны из 4584 тысячного контингента, подлежавшего призыву, в Красную Армию было направлено менее 18 тысяч человек (Бугай Н.Ф., Кудюкина М.М., Хлынина Т.П., С. 15). Проблема, однако, состоит не только в непонимании партнерами социокультурного контекста поступков и в трудностях совместной деятельности. Как было сказано выше, сам механизм этнического статуса социокультурно предопределен. Можно выделить несколько факторов, влияющих на этностатусные представления: - локальная ориентация представителей "культуры стыда" только на свою общность. Это способствует поддержанию высокого уровня внутриэтнической сплоченности в подобных общностях: свои всегда представляют "свою" этническую группу; - стадиальный характер "культуры вины" и "культуры стыда". Целый ряд традиционных, древних социокультурных черт более полно сохранился у этносов "культуры стыда". К таким чертам относятся, например, безусловная внутриэтническая солидарность, устойчивость родственных связей, многодетность, нерасторжимость брака по инициативе женщины, традиционный этикет. В то же время эти и другие подобные черты оцениваются как позитивные многими представителями "культуры вины", особенно в связи с характерным для нынешней эпохи "этнического романтизма" принципом "прошлое - идеал будущего". Таким образом, черты традиционной этнической культуры рассматриваются как положительные обоими субъектами этнического контакта, что создает предпосылки для осознания неравных этнических статусов (условно говоря, "мы - лучше, потому что сохранили честь, верность, сплоченность, и даже "они" это признают"); - у целого ряда этносов социокультурные нормы "культуры стыда" были жестко закреплены канонами мусульманской религии, сформировавшейся на этой социокультурной базе. По замечанию Г. фон Грюнебаума, когда исламские правоведы провозгласили безошибочность единого мнения общины, то это было всего лишь адаптированной формулировкой унаследованного принципа самооценки, когда благородство или низость, сила или слабость группы переносились на отдельного человека как его личные качества (Грюнебаум фон Г.Э.1981, С. 41). Взаимосвязь индивида и общины (родственной группы) в традиционном обществе очень сильна, а их обязательства взаимны. Современный кабардинский писатель выразил степень причастности человека и группы словами египетского мамлюка начала 16 в., кабардинца и мусульманина: «Каждый из нас просто следует своему долгу... А этот долг определяется нашим происхождением, а также интересами рода и племени, к которому мы принадлежим...» (Эльберд М. С. 29). 85 Ислам служит чрезвычайно эффективным консервантом стадиальных характеристик - в мусульманской общине не существует деления на религиозные и светские обязанности и функции, ведь божественное руководство было повсюду равно близко, независимо от того, какую сторону жизни регламентировало. Мусульманское духовенство, по мнению З.И. Левина, хранит форму религиозного отчуждения и религиозную мистификацию, в сферу которых, приобретая исламскую видимость, попадают национальные культурные ценности. Известный марокканский социолог и историк Абдалла Ларуи в связи с этим справедливо замечает, что подобная идентификация чистой религии с нацией представляет собой освящение архаики общественных отношений (Левин З.И. С. 43). При этом любое соединение ислама и национализма происходит в пользу национализма как неоспоримого центра силы: он указывает конкретную политическую цель - образование или упрочение национальной государственности и предлагает конкретную стратегию ее достижения. Ислам же не может предложить ни конкретной цели, ни стратегии. Зато в синтезе с национализмом он приобретает значение моральной силы, способной облегчить достижение национальных целей. Подобным же образом - на первом месте этнос и его традиционные ценности, а на втором - религия, выстраивали приоритеты многие харизматические лидеры национальных движений в мусульманских регионах. Так, мюриды чеченского суфия Кунта - Хаджи Кишиева приписывают ему проповедь, произнесенную на исходе Кавказской войны: « Дальнейшее тотальное сопротивление властям не угодно богу! И если скажут, чтобы вы шли в церковь, идите, ибо они только строения, а мы в душе - мусульмане. Если вас заставляют носить кресты, носите их, так как это только железки, оставаясь в душе магометанами. Но! Если ваших женщин будут использовать и насиловать, заставлять забыть язык, культуру и обычаи, поднимайтесь и бейтесь до смерти, до последнего оставшегося» (Акаев В. С. 3). Муаммар Каддафи в «Зеленой книге», содержащей официальную идеологию Ливийской Джамахирии, в современных условиях высказывает ту же мысль о приоритете национального перед религиозным: «По степени влияния на единство данной общности с общественным фактором (под общественным фактором М. Каддафи понимает национальное самосознание. - М.С.) может соперничать только религиозный фактор, который иногда разъединяет национальную общность или, наоборот, объединяет общности, принадлежащие к различным национальностям. Но в конечном счете верх всегда берет общественный фактор. Так было на протяжении всей истории. Исторически каждая национальная общность должна иметь 86 свою религию. Только при этом условии возможна гармония» (Каддафи М. С. 99). Показательные факты для анализа места религиозной принадлежности в системе значимых отличий дает война в Чечне. Чувство принадлежности к воюющей стороне, исповедующей «другую» религию, иногда оказывалось сильнее вероисповедальной привязанности. Так, имели место случаю, когда попавшие в плен солдаты федеральных сил немусульмане, завербованные сепаратистами и воюющие на их стороне, принимали ислам. В то же время военнослужащие - федералы, исповедовавшие мусульманство, принимали православную веру как один из символов «своей» стороны в этом конфликте («Краснодарские известия». 6.01.97). В связи с проблемой стадиальности основных черт «культуры стыда» интересно наблюдение Ю.В. Рождественского о социальной психологии чеченцев: их общественный строй и социальные отношения очень напоминали в недавнем еще прошлом древнеспартанский образ жизни. Жители некоторых областей Южной Лаконии и Мессении после завоевания спартанцами оказались на положении илотов, не обладавших не только никакими правами, но даже личной безопасностью: любой спартанец мог убить илота совершенно безнаказанно. Опасаясь восстаний порабощенного населения, спартиаты каждый год провозглашали криптии - тайные ночные убийства илотов, имевшие целью внушить им страх и покорность. Необходимость постоянного силового подавления илотов определила своеобразие менталитета спартанцев. Обращаясь к спартанцам, поэт Тиртей (вторая половина 7 в. до н.э.) в своих элегиях связывает высшую доблесть человека - «аретэ» не с победой в состязании атлетов, но только с победой в войне: ... Стремиться вперед, в бой рукопашный с врагом: Это лишь доблесть и это лишь подвиг для юного мужа Лучше, прекраснее всех прочих похвал средь людей (Куманецкий К. С. 58). Как и у спартанцев в законах Ликурга, все остальные народы с точки зрения чеченцев представляли собой своеобразных илотов, собственность и жизнь которых были предметом обогащения чеченцев. Поэтому доблестным человеком считался тот, кто мог похвалиться участием в вооруженных экспедициях за пределы Чечни. Итогом этих экспедиций было имущество, которое поступало в собственность семьи, а сам добытчик получал добрую славу, особенно если приводил еще и рабов, использовавшихся в домашнем хозяйстве. По мнению Ю.В. Рождественского, такие нравы свойственны не одним чеченцам, а 87 любым горцам и определяются их экономико-географическим положением. Моральный стереотип такого поведения в современных условиях становится архетипом, т. е. неосознаваемым, но исполняемым правилом поведения (Рождественский Ю.В. С. 28-29). Архетипом для чеченцев является и представление о невозможности браков женщин этой национальности с представителями других национальностей. Как было показано выше, замужество представительницы высокостатусной этнической общности и «чужака» недопустимо в глазах общественного мнения, так как приводило к понижению статуса женщины и ее детей. На крайне незначительное количество браков чеченок и ингушек с представителями других национальностей обратила внимание З. Хасбулатова, зафиксировавшая, что члены рода встречают подобные браки очень агрессивно. По ее мнению, эта статистика объясняется тем, что женская часть населения Чечено-Ингушетии более консервативна, и дело здесь не только в устойчивости традиций, но и в наличии религиозных и национальных предрассудков (Хасбулатова З. С. 45). Интересный материал, позволяющий делать выводы о стадиальном характере «культуры стыда», приведен в исследовании Е.А. Мельниковой англосаксонского общества. Работа построена на анализе эпических произведений «героической эпохи». Целый ряд характерных социальнопсихологических черт англо-саксов 8 - 10 вв. находит прямые параллели с народами «культуры стыда» современной эпохи. Так, человек в поэме «Беовульф» (8 в.) не мыслится вне коллектива, с которым он связан узами родства. Введение любого персонажа открывается указанием на род, к которому он принадлежит, с перечислением его предков. Такое указание рода имеет глубокий смысл. Связь с прославленным, известным своими подвигами родом дополняет характеристику и определяет в известной мере достоинства героя. Он способен и готов к совершению подвигов не только в силу своих личных качеств, но и как представитель славного своими подвигами рода. Героические качества оказываются в значительной степени не индивидуальными, а родовыми (Мельникова Е.А. С. 85 - 86). Родословная персонажа как бы удостоверяет его достоинства, свидетельствует о присущих ему изначально, не зависящих от него лично выдающихся качествах. Узы родства (клановые, тейповые и т.д.) являются едва ли не самыми важными социальными связями. С другой стороны, в эпоху позднеродового и раннефеодального строя человек включен в формирующуюся систему отношений вассалитета, что обусловливает взаимные обязательства короля и его дружины. Обязательства короля по отношению к дружинникам достаточно однозначны и с наибольшей полнотой воплощены в образе идеального правителя. В свою очередь, со стороны дружинника долг вассальной верности - плата за милости, 88 которыми одаривает король своего дружинника. Эта схема отношений очень близка схеме, сложившейся в Чечне, Афганистане или Таджикистане в ходе вооруженного противостояния в связи с феноменом «полевого командира». Руководитель вооруженного отряда в современном локальном конфликте с участием этногрупп «культуры стыда» строит свои отношения с боевиками как король времен героического эпоса со своими дружинниками. Как убедительно свидетельствует англо-саксонский эпос, человек «героической эпохи» был связан с коллективом, к которому принадлежал, тысячами нитей. Он не мыслил себя вне своего локального мирка, который, как в капле воды, отражал и замещал в его сознании весь универсум. Вне своего коллектива, своей среды он переставал существовать как личность. Так, еще в 11 в. в Исландии самым страшным наказанием, которому подвергались лишь за совершение особо тяжких преступлений (например, убийство родственника) было изгнание, равнявшееся объявлению человека вне закона. Утрата своего места в системе социальной иерархии создавала для человека почти непреодолимые трудности: лишенный покровительства, человек не мог рассчитывать на защиту и помощь, его имущество, земля и сама жизнь переставали быть огражденными от посягательств более сильного. Не случайно так заботит Беовульфа судьба его дружины, если он погибнет в поединке с матерью чудовища Гренделя: ... Славный! Припомни, наследник Хальфдана, теперь, даритель, когда я в битву иду, о всемогущий, что мне обещано: коль скоро, конунг, я жизнь утрачу, тебя спасая, ты не откажешься от слова чести, от долга отчего, и будешь защитой моим сподвижникам, дружине верной, коль скоро я сгибну... (Мельникова Е.А. С. 116). Чувство общности со своими основывалось на представлении германца о «своем» мире. Для древнего германца освоенный мир простирается во все стороны до горизонта и далее на расстояние четырехпяти дней пути и носит название «митгард» - срединное селение. За его пределами лежит внешний мир - утгард. Он бесконечен, почти лишен света, там дует ледяной ветер и текут реки, полные яда; повсюду сидят чудовища, полулюди, полузвери, глаза которых излучают противоестественный свет, а дыхание режет, как ножом. Но самое страшное в утгарде - не чудища, ледяной ветер и ядовитые реки, а то, что его действительность совершенно чужда миру человека, подчинена 89 другим, «не нашим» законам. Вода в реке живет, обладает волей и губит вступившего в нее человека, скала расступается, чтобы открыть проход в логово дракона, мертвые вещи при прикосновении оживают. Соответственно, и в митгарде главным становится то, что все в нем понятное, привычное, соответствующее обычаю и заведенному порядку. Таким образом, слабость одиночки в жестокий период «героического прошлого» крепко привязывала человека к миру «своих» и отгораживала от мира «чужих», приписывая последнему все характеристики зла и неупорядоченности. Поведение человека наших дней в значительной степени зависит от того, насколько это противопоставление сохранилось в этнической психологии. Чем более традиционными являются его представления, тем выше враждебность к «чужому», недоверие и презрение к нему. Отличительной чертой средневековой личности и типичного представителя современного этноса «культуры стыда» является конформизм по отношению к своим и социальная агрессивность по отношению к чужакам. Личность этого типа можно назвать корпоративной. По мнению Я. Буркхардта, «в средние века обе стороны самосознания - по отношению к внутреннему миру и своему внутреннему «Я» - как бы дремали под одним общим покрывалом. Последнее было соткано из бессознательных верований, наивных воззрений и предрассудков, весь мир с историей представляется сквозь это покрывало в своеобразной окраске, и человек познавал себя только по кастовым особенностям или по признакам, различающим народ, партию, корпорацию, семью, - другими словами, понятие личности связывалось всегда с какой-либо общей формой» (Буркхардт Я. С. 157). Находит свое отражение в современных «культурах стыда» и концепция славы, представленная в древнегерманском эпосе: все проходит и изменяется на земле, остается лишь добрая или злая память о человеке, его слава как некая отделившаяся от него самостоятельная субстанция. Поэтому цель жизни человека - завоевать славу, обеспечить память по себе среди потомков (Гуревич А.Я. 1972. С. 63-72). Эта идея ярко выражена в «Беовульфе»: Каждого смертного ждет кончина! Пусть же, кто может, вживе заслужит вечную славу! Ибо для воина лучшая плата - память достойная! (Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. С. 1386-1389). Представление о более высоком статусе в этносах «культуры стыда» связано с установкой на силовое подчинение себе низкостатусных 90 «чужаков». Это наглядно иллюстрирует чеченская притча, приведенная З. Шахбиевым: «...когда наступит конец света, то поднимется огромный ураган, который будет сметать на своем пути все живое и неживое. Этот страшный ветер будет сравнивать с землей дома, холмы, он будет вырывать с корнями деревья, он даже разрушит горы. Все погибнет в этом страшном пекле, в живых останется лишь один волк (символ чеченского этноса). Он одиноко, но твердо будет стоять, широко расставив свои мощные лапы. Да, он будет весь изможден и окровавлен. У него будет клочьями вырвана шерсть, на ранах будет видна запекшаяся кровь. Однако, невзирая на все это, весь вид его будет говорить о силе и желании жить на этой земле. Произойдет чудо, неожиданно завыв по-волчьи, он вдруг заговорит человеческим голосом: «Эх, почему я раньше не знал, что я обладаю такой фантастической внутренней энергией, мощью и непобедимостью, то я бы покорил и подчинил себе всех людей и все живое на земле» (Шахбиев З. С. 374). Социально-психологические исследования со времени Т. Адорно выявляют взаимосвязь этноцентризма и авторитаризма. Люди, демонстрирующие враждебность по отношению к «чужакам», часто оказываются во власти авторитарных тенденций - нетерпимости к слабости, установок на наказание и смиренное почитание своих внутригрупповых авторитетов. Такие люди часто крайне дисциплинированы во всем, что связано со «своим». Вероятно, это ведет к подавлению враждебности и к «проецированию» подавляемых импульсов на тех, кто не входит в собственную группу. «Право лучшего» на доминирование в отношениях с «чужаками» в представлении носителей «культуры стыда» не всегда, особенно в настоящее время, связано с установкой на силовое подавление. Мягкой формой проявления этого права является мессианская идея о руководстве и наставничестве. Так, в 1996 г. в Махачкале по инициативе Союза мусульман России была проведена научно-просветительская конференция под названием «Джихад». Во вступительном слове ее организаторы обосновали необходимость проведения конференции, в частности, тем, что «Кавказ - священная земля духовных вождей человечества, и посему кавказцы, являясь их наследниками, имеют право быть духовными учителями других народов» (Кисриев Э. С. 59 ). Наиболее ярким примером контакта «культуры вины» и «культуры стыда» являются, на наш взгляд, взаимоотношения исламского и христианского обществ. Представления о более высоком статусе носителей ислама пронизывает всю систему взаимодействия христиан и мусульман. Идеологически это обосновывалось при помощи постулата о неверном понимании христианами учения посланника божьего Исы 91 (Иисуса). Так было определено условие сосуществования с христианами признание последними подчиненного по отношению к мусульманам положения в силу изначальной неверности исповедуемой ими религии. Обращает на себя внимание четкая иерархия отношений с носителями других культур, характерная для ислама. Классический ислам предполагает три статуса существования человека: в качестве правоверного, "покровительствуемого" (к этой категории относились представители единобожных религий), и в качестве язычника или многобожника. Подчиненное положение низкостатусных групп соответствующим образом регламентировалось и закреплялось. Эта регламентация осуществлялась во всех сферах жизни и была разработана мусульманскими правоведами в 8-11 вв. Так, представители немусульманского населения были обязаны выплачивать специальный подушный налог, полностью отстранялись от сферы государственного управления. Им запрещалось читать и трактовать Коран, пренебрежительно отзываться о Пророке, пытаться обратить мусульманина в свою веру. Со времен халифа ал-Мутаваккиля была оформлена неполноценность немусульман и в ритуально-знаковой сфере. Им предписали носить отличительные знаки на одежде. Так, например, в Иране христиане носили особый кожаный пояс - зуннар, а иудеи - заплаты на груди и на спине. Они не могли ездить на лошадях, а только на мулах. При встрече с мусульманином полагалось спешиться и уступить дорогу (Петрушевский И.П. С. 184-185). Глубокое исследование взаимоотношений мусульман и «покровительствуемых» в эпоху арабского халифата 9-10 вв. нашей эры было проведено швейцарским востоковедом Адамом Мецем (1869-1917 гг.). По его сведениям, разные источники поразному трактуют соотносительную ценность жизни мусульманина и «покровительствуемых»: согласно толкованию Абу Ханифы и Ибн Ханбала, как за убийство «покровительствуемого», так и за убийство мусульманина уплачивалась одинаковая вира. Согласно Малику, убийство христианина или иудея стоило вполовину меньше, чем убийство правоверного, а по мнению аш-Шафии - всего лишь одну треть, убийство же парса - только одну пятнадцатую. Сказать мусульманину: «Ты - иудей» или «Ты - христианин» каралось по суду как оскорбление (Мец А. С. 51). В период халифата, исследуемый А.Мецем, нормы взаимодействия в межконфессиональном контакте еще только складывались. Динамика этих норм проявляется, например, в следующем наблюдении: первое время в госпитале столицы «покровительствуемые» получали медицинскую помощь на равных правах с правоверными мусульманами. Только в начале 10 в. во время эпидемии везир дал указание лейб-медику халифа, который должен был оказывать врачебную помощь и обеспечивать медикаментами 92 жителей равнинной части страны, чтобы тот в первоочередном порядке позаботился о правоверных. Самым чувствительным уязвлением гражданских прав немусульман был тот факт, что они, как и рабы, не допускались к участию в судебных процессах в качестве свидетелей даже против единоверцев, согласно мнению некоторых мусульманских законоучителей. Напротив, христианский суд в мусульманских землях, правда не по доброй воле, принимал показания мусульманина против христианина, требуя только, чтобы свидетель был богобоязнен и безупречного поведения. Ограничения в ношении определенной одежды или, наоборот, предписание носить отличительные знаки, о чем уже упоминалось, в эпоху халифата были чрезвычайно разнообразны и существовали издавна. Так, Харун ар-Рашид еще в 807 г. приказал: покровительствуемые собратья обязаны подпоясываться веревками, голову покрывать стегаными шапками и туфли носить не так, как носят правоверные, вместо кисточек на седельных луках пользоваться деревянными шишечками, а женщины покровительствуемых обязаны ездить не на конских седлах, а на ослиных. Иногда какой-либо вид одежды не предписывался законом, но тем не менее становился этнодифференцирующим признаком: когда высокие шапки (калансува) вышли из моды у мусульман, они так и остались отличительным признаком христиан. Иногда вводились особо унизительные, с точки зрения мусульманских правителей отличительные знаки. Так, в начале 11 в., в период усиления мусульманского фанатизма, христианам были предписаны нашейные кресты из дерева длиной один локоть, шириной один локоть и толщиной в палец, а иудеям - шары весом в пять фунтов. Исследователи полагают, что введение отличительных знаков на Западе для «чужаков» (например, для евреев на Латеранском соборе в 1215 г.) стало результатом знакомства с соответствующими восточными уложениями. Унижающие предписания далеко не всегда выполнялись «покровительствуемыми». Так, в 885 г. жители Багдада поднялись против христиан за то, что они, дерзко пренебрегая запретом, разъезжали верхом на конях. В ходе погромов был уничтожен монастырь Келил Йешу «Венец Иисуса». Необходимо отметить, что в течение 10 в. нет упоминаний о подобных предписаниях. Однако усиление мусульманской ортодоксальности в 11 в. привело к их возобновлению. Так, в 1038 г. католикосу христиан и духовному главе иудеев на торжественном собрании было вменено в обязанность, чтобы их единоверцы, которые уже совсем уравняли себя с мусульманами, снова начали носить свои отличительные знаки. В это же время появилось также и предписание, запрещавшее «покровительствуемым» возводить свои строения выше построек мусульман. Эта идея вскоре проникла на Запад, где в 1205 г. папа 93 Иннокентий 3 жаловался, что иудеи в Сансе выстроили синагогу выше расположенной рядом с ней церкви (Мец А. С. 60). Эпоха халифата дает яркие примеры конфликта статусов, когда массовые волнения среди мусульман были реакцией на проникновение «покровительствуемых» в высшие социальные страты. Чиновниковнемусульман в халифате было достаточно много. На протяжении 9 в. дважды христиане были даже военными министрами, так что «защитники истинной веры должны были лобызать им руки и выполнять их приказы» (Мец А. С. 61). Все антихристианские движения были прежде всего направлены против этого господства «покровительствуемых» над правоверными. В 937 г. мусульманами было разграблено несколько церквей в Иерусалиме. В 991 г. два мусульманина нанесли оскорбление словами одному «астроному» из христиан за то, что он не носил предписанных отличительных знаков. Он пожаловался своему господину, и тот приказал посадить обоих обидчиков под замок. В результате вспыхнувшего волнения были разграблены две церкви. В течение столетий подобные нормы поведения сформировали систему стереотипов по поводу ущербного положения "неверного" в межкультурном контакте. Этот стереотип существует и в настоящее время. Так, Х. Малик, анализируя поведение различных стран на международной арене с точки зрения исламского идеолога, пишет: «Ислам предписывает придерживаться разных норм международного поведения для мусульман и немусульман». Сам Х. Малик, оправдывая этот зафиксированный им факт, говорит о том, что христианские народы в течение длительного времени признавали международное право обязательным только в отношениях между собой ( Милославская Т.П., Милославский Г.В. С. 17). В соответствии с традиционным мусульманским законоведением правоверные и немусульмане были не равны и в важнейшем праве - праве на жизнь. Так, для приобретения права на кровомщение требуется, «чтобы убитый был мусульманин. За убийство кафира не ответствует правоверный» (Изложение начал мусульманского законоведения. С. 473). Подчиненное положение немусульман было однозначно зафиксировано в одной из фетв (фетва - решение религиозного авторитета о соответствии действия или явления Корану или шариату): «Когда неверные стараются подняться выше, чем мусульманин, и достигнуть тем или иным путем превосходства над ним, они должны быть убиваемы». Эта фетва была опубликована в Ашхабаде в 1912 г. (Ланда Р.Г. С. 150). Безусловно, указанная фетва не являлась руководством к немедленному действию. Она была скорее символом политики, которая, по мнению радикальных последователей ислама, должна проводиться в отношении немусульман. Прагматичная цель такой политики выражена в установлении, приписываемом халифу Омару 1: «Подлинно, мусульмане 94 будут питаться за счет этих (покровительствуемых, платящих подать), пока будут в живых; а когда мы умрем и они умрут, то сыновья наши будут питаться за счет их сыновей вечно, пока будут существовать, так что они будут рабами последователей мусульманской веры, пока мусульманская вера будет оставаться преобладающей». Этот текст содержится в докладной записке «Китаб аль-харадж» («Книга хараджа») верховного судьи Абу Йусуфа (731-798 гг.) - произведении, составленном по поручению халифа Харун ар-Рашида и получившем значение юридического руководства (Климович Л.И. С. 49). В современном обществе подобная форма взаимодействия представителей мусульманской и немусульманской культур содержится преимущественно латентно, конкретные же нормы контакта чрезвычайно многообразны. Каким образом религиозные различия, став частью системы этнодифференцирующих признаков, влияют на нормы поведения и ценности? Для ответа на этот вопрос используем данные исследования «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа». Сравнительными массивами являются подвыборки ингушей - мусульман, осетин - христиан и русских, проживающих в Северной Осетии. Таблица 20 Ценностные представления этнической общности ( ингуши, Республика Ингушетия, 175 человек, %) Утверждения Согласен 1 1. Свобода - это прежде всего независимость народа, а не полнота прав личности 2. Приобщение Вашего народа к мировой цивилизации важнее возрождения национальных традиций 3. Смысл жизни человека в продолжении рода, а не в раскрытии своих способностей и удовлетворении потребностей 4. Главное - это личное благополучие, а не сохранение национальной культуры 5. Человек должен стремиться к поставленным целям, даже если это 95 2 Ингуши 68,6 Осетины 57,0 Русские 45,8 Ингуши 35,4 Осетины 42,3 Русские 61,9 Ингуши 49,7 Осетины 44,4 Русские 35,7 Ингуши Осетины Русские Ингуши Осетины 9,7 24,0 39,3 36,0 50,2 Не согласен 3 26,3 41,2 52,4 54,3 56,3 35,7 38,9 53,4 62,5 81,7 73,8 58,9 49,7 47,3 ухудшит его отношения с близким окружением 6. Человек должен жить на земле предков Русские Ингуши Осетины Русские 7. Авторитет родственников должен Ингуши ограничивать свободу поступков человека Осетины Русские 8. Человек должен соизмерять поступки с Ингуши собственной совестью, а не с традициями Осетины своего народа Русские 57,1 41,7 84,0 59,9 32,7 52,0 54,5 43,5 52,6 67,0 81,0 10,9 37,6 65,5 36,6 40,5 53,0 33,1 31,2 17,3 Окончание табл. 20 1 9. Жена и муж должны быть одной национальности 10. Человек должен следовать общепринятым нормам поведения, а не традициям своего народа 2 Ингуши Осетины Русские Ингуши Осетины Русские 60,5 37,6 21,4 34,9 59,9 80,4 3 34,3 61,3 77,4 52,6 36,9 17,3 Обращают на себя внимание значительные расхождения по всем вопросам между ингушами, осетинами, русскими. При этом по всем вопросам, кроме одного, осетины занимают промежуточную между русскими и ингушами позицию. Если русские и ингуши являются двумя полюсами оси « индивидуализм - коллективизм», то осетины находятся на разных точках по разным вопросам, но всегда между полюсами. Можно предположить, что религиозная принадлежность осетин, сближавшая их на протяжении столетий по социокультурным характеристикам с этносами «культуры вины», не преодолела традиционный для Кавказа культурный субстрат осетинского этноса. Тем не менее влияние конфессионального фактора на формирование ценностных установок оказалось довольно значительно. По целому ряду из приведенных позиций распределения ответов осетинских респондентов оказались ближе русским, чем ингушским. Развитая иерархия отношений и представлений характерна и для тех этносов "культура стыда", которые относительно недавно приняли ислам или проповедуют другие религии. Так, целый ряд кавказских этносов обладает строго формализованными системами этикетного поведения. Среди них своей полнотой и детализированностью выделяется в первую 96 очередь адыгский этикет, выработанный задолго до принятия этим народом ислама. Человек, следующий адыгскому этикету, обязан рассматривать как физическое, так и социальное пространство в терминах иерархии, как "почетное - менее почетное". Этикетное поведение обеспечивает однозначность толкования любых действий человека и таким образом способствует сохранению устойчивости социальной иерархии, принятой в данном обществе. Четко предопределяя социальные роли в зависимости от происхождения, социального положения, возраста и пола, традиционный этикет предотвращает возможные конфликты в кругу "своих" и задает высокий уровень солидарности "своих" по отношению к "чужакам". "Чужие" в данном случае не только говорят на другом языке, одеваются и выглядят по-другому, но и не знают норм этикета, т.е. норм поведения «полноценного» человека. Солидарность "своих" имеет четко выраженный этнический характер и скреплена общеэтническими символами - нравственными категориями. Так, Р.Мамхегова пишет о существовании такой нравственной категории, как "адыгэ напэ" - "адыгейская совесть". По мнению Р.Мамхеговой, совесть как нравственная категория была присуща не только индивидам, составляющим народ, но и народу в целом (Мамхегова Р. С. 87).Необходимо, однако, добавить, что по смыслу употребления термина "адыгэ напэ" он более связан с понятием стыда, нежели совести, что косвенно подтверждает и сам автор: «Если ктонибудь поступил непорядочно, адыги говорят: «напэтехщ» - «позор, позорно». Если кто-то опозорился, попал в неловкое положение, испытал чувство стыда, о нем говорят: «и напэр текIащ». Это нельзя перевести дословно. Здесь имеется в виду, что человек потерял обличье, потерял уважение, опозорился» (Мамхегова Р. С. 88). Нужно особо сказать об одной специфичной черте адыгского этикета - он предписывал сохранение чести и перед лицом "чужаков", чем несколько выделялся среди многих других этнических кодексов поведения. Этикетные нормы поведения стадиальны, т.е. зарождаются и существуют у всех народов на стадии военной демократии, и лишь в особых случаях замедления социальноэкономического развития «консервируются» в общественных нормах этноса. Так, Б.Х. Бгажноков отмечает, что мы находим гостеприимство адыгов и других кавказских народов в том же почти виде, в каком оно зафиксировано у древних евреев, германцев, испанцев, индейцев (Бгажноков Б.Х. С. 4). Об этом же писал в знаменитых «Записках о Черкессии» Хан Гирей (Хан Гирей. С. 325). Вопрос о мере нравственности, присущей различным социокультурным типам, довольно широко обсуждается в современной литературе и является чрезвычайно актуальным. Уже говорилось о характерной примете этнического романтизма - представлении об эпохе 97 героической древности как «золотом веке» нравственности и свободы, которые сохранились в жизни этносов «культуры стыда», не знавших унизительных форм личной зависимости (в отличие от народов Европы, прошедших через крепостное право и частично - эпоху рабства). Это делает необходимым краткий экскурс в мир горской традиции Северного Кавказа, который выступает здесь лишь в качестве одного из возможных примеров. Исторические источники, в том числе официальные, написанные для прикладных целей, свидетельствуют о существовании у горских народов Кавказа таких форм зависимости, в том числе в отношении единоплеменников и единоверцев, которые должны быть определены как рабство. Так, по источникам прошлого века представители сословия унаутов в Кабарде не имели никаких личных прав, всегда были незаконнорожденными, безотлучно жили при доме владельца и исполняли во дворе и в комнатах все работы по приказанию своих господ. Унаутки, по обычаю, не имели права вступать в брак, но им дозволялось, с согласия владельца, иметь временного мужа из унаутов, других зависимых сословий и даже из свободных. Все дети, рожденные от такой связи, также делались унаутами. «Нередко господин и сам делал честь своей унаутке и приживал с ней детей, которые также поступали в унауты, причем она не имела права отказаться от этой чести - и насилие, в случае отказа, не осуждалось обычаем» (Крепостные в Кабарде и их освобождение. С. 2324). Тот же источник свидетельствует: «Все почти горцы, по преимуществу, горды, самолюбивы. Крепостной же горец - существо загнанное, каждого встречного боящееся, никому не доверяющее, привыкшее весь свой труд, весь заработок и саму жизнь отдавать владельцу. Он в каждом видит врага, готового отнять у него все. Он готов отказаться от ума, если он у него есть, готов сделаться мошенником, негодяем, словом - унизить себя, сравняться с землею, лишь бы угодить тому, кто стоит выше него. При встрече с таким высшим себя он сейчас же начинает льстить, услуживать, заискивать всеми доступными ему средствами. И такое положение крепостного, вызванное вековым обычаем, как нельзя более нравилось владельцам, поддерживавшим его, насколько это было возможно (Крепостные в Кабарде и их освобождение. С. 27). Безнравственные формы зависимости были характерны не только для рабов: «Еще не так давно кабардинский князь от подвластного ему кабардинца (исключая тлакотлеша и дижинуго) мог требовать и присвоить себе все его состояние, в том числе дочь и даже жену, не властен был только над его жизнью» (Привилегированные сословия Кабардинского округа. С. 2). Вывод очевиден - уровень нравственности не может быть этнической характеристикой. В этом отношении этнический романтизм несостоятелен. Однако под влиянием этого течения могут формироваться 98 довольно устойчивые этнические стереотипы. При этом «культуры стыда» создают гораздо более позитивные автостереотипы по сравнению с «культурами вины»: для процесса стереотипизации в «культурах стыда» характерно замалчивание фактов, отношений, традиций, которые могут быть расценены как негативные, оскорбляющие «своих». Такое умалчивание выводит большие массивы информации из сферы стереотипизации. Интересно, что указанная тенденция проявляется в настоящее время в научных трудах авторов - носителей идей этнического романтизма. Поскольку приведенные качества не характерны для носителей «культур вины», складывается различный баланс положительного - отрицательного в устойчивых представлениях о «культурах вины» и «культурах стыда». Традиционалистские культуры («культуры стыда») в наборе стереотипов о себе содержат гораздо больше позитивных черт по сравнению с «культурами вины» во многом благодаря действию описанного механизма умолчания о негативном. Показательным примером перехода целой этнотерриториальной общности от «кровного», чисто этнического принципа отнесения к числу «своих» к иному, более универсальному, является институт римского гражданства. Этот институт возник в эпоху военной демократии и первоначально основывался на кровном критерии - гражданином мог быть только римлянин по рождению. Нравственный кодекс римлян той эпохи был чрезвычайно жестким: все живущие были разделены на римлян, греков и варваров с четкими статусными различиями. При этом гражданство обеспечивало более высокий социальный статус (который имел одновременно и свое этническое выражение). Для массовой психологии древнеримского общества было характерно представление о том, что Рим есть особое, неповторимое и в этом смысле замкнутое в себе явление, отделенное от внешнего мира и стоящее несравненно выше его, а народы этого мира более или менее неполноценны и созданы для подчинения. Это представление неоднократно проявлялось в истории. Так, кружок Сципионов во 2 в. до н.э. вызывал раздражение и осуждение именно за свой интерес ко всему эллинскому; в эпоху Ранней империи в сенате элегически вспоминали те времена, когда «целые народы трепетали перед приговором, выносимым даже и одним римским гражданином». Особенно ярко мнение о более высоком этническом статусе римлян выражено у Цицерона. «Мы поняли, - говорил он в сенате, - что все на свете подчинено воле богов и направляется ею, и именно поэтому оказались выше всех племен и народов». Верность богам их общины делает римлян носителями единственно подлинных духовных ценностей благочестия, права, гражданской доблести, другие же народы, как не ведающие этих богов, а следовательно, и этих ценностей, лишены нравственных достоинств и органически порочны. «Иудеи и сирийцы 99 народы, рожденные для рабского состояния»; греки отличаются «врожденным умением лгать». Цицерона не могли тронуть «жалобы какого-то Пакония, даже не грека, а скорее мисийца или фригийца». Поэтому римляне созданы для господства, и им само «благоразумие велит умножать свое достояние, увеличивать свои богатства, расширять границы», подавляя другие народы «так, как наилучшая часть души, то есть мудрость, подавляет порочные и слабые части той же души». Перед смертью Цицерон еще раз повторил мысль, концентрированно выражающую эту идеологию: « Превращение римлян в чьих бы то ни было слуг есть нарушение закона мироздания, ибо по воле богов они созданы, чтобы повелевать всеми другими народами» (Кнабе Г.С. С. 112). Однако по мере развития социальной системы древнеримского общества представители иных этнических общностей получали все больше возможностей приобщиться к общности римлян, получив права гражданина. Так, при Юлии Цезаре предоставление прав римского гражданина жителям провинций, не связанным кровно с римлянами, стало распространенным явлением. Его преемники расширяли эту практику, и наконец в 212 г. нашей эры при императоре Каракалле права римских граждан были предоставлены всему населению провинций. В итоге положение в обществе и даже знатность стали определяться не национальностью, а размером дохода. Таким образом, в условиях отсутствия замкнутости и социальной стагнации этностатусные характеристики эпохи военной демократии преодолеваются, формируются более уравнительные принципы общественных взаимоотношений, этническая принадлежность перестает быть главным критерием объединения и отчуждения. Изменения, определяемые социальным прогрессом, очень существенно меняют социально-культурные характеристики этноса. В обобщенном, даже гротескном виде это выразил английский сатирик прошлого века Джером К. Джером: «В безропотном, законопослушном немце наших дней, который гордится тем, что платит налоги и делает все, что велят ему те, кого поставило над ним Провидение, трудно найти какоелибо сходство с его мятежным предком, для которого личная свобода нужна была, как воздух, который назначал судей только для советов, а право исполнения приговоров оставлял за своим племенем, который шел за своим вождем, но никогда беспрекословно ему не подчинялся» (Джером К. Джером. С. 402). Этикетная регламентация и феномен статуса тесно связаны. Цель жесткой регламентации, ограничений в жизни людей - подчеркнуть общественный статус. Следовательно, чем жестче нормы этикета, которые всегда ограничивают свободу, тем более статусным является общество (Поликарпов В.С. С. 387). В таких этнических сообществах всегда 100 возникает проблема слишком регламентированного поведения, особенно в младших возрастных группах, которым свойственно стремление к самостоятельности. Эта проблема решается разрешением любых форм поведения в отношении «чужаков». Можно предположить, что представление об этническом превосходстве для представителей народов «культуры стыда» - своеобразная психологическая «отдушина», следствие несвободы индивида в этих этносах во всех других сферах невозможность самостоятельно выбрать брачного партнера, множество этикетных ограничений. Поэтому зажатые со всех сторон в отношениях со «своими» они строят отношения с «чужими» по принципу вседозволенности. Подчеркнем, что традиционные доисламские нормы все же несколько отчетливее демонстрируют принципы «культуры стыда» по сравнению с религиозными мусульманскими: адаты - нормы обычного права действуют на строго определенной территории, населенной «своими», и только в отношении «своих». В силу этого воровство у «своих» считается преступлением, а у «чужаков» - проявлением доблести. М.М. Ковалевский со ссылками на наблюдателей кавказского быта прошлого века пишет: «...обычное право кавказских горцев установляет строгую черту различия между воровством, совершенным у члена одного с похитителем рода и воровством у чужеродца. Последнее действие не только не кажется им позорным, но, по словам барона Сталя, считается у кабардинцев и черкесов своего рода доблестью. Молодая девушка неохотно отдаст свою руку человеку, в прошлом которого нельзя указать двух - трех случаев смелых набегов, окончившихся уводом скота и лошадей... Адаты кавказских горцев так далеки от мысли считать воровство у чужеродца уголовным преступлением, что большинство их, в случае обнаружения вора, довольствуется требованием, чтобы похищенное или его стоимость возвращены были хозяину. Другое дело, если жертвой воровства является кто-либо из членов одного с похитителем рода: для таких воров обычной карой служит конфискация. Стоимость украденного с этой целью взыскивается в семь и более раз...» (Ковалевский М.М. С. 90). Шариат же отрицает всякое воровство. Стоит отметить, что страсть правящих сословий кавказских народов к грабежам и разбою отнюдь не являлась их исключительной национальной особенностью, как это пытались представить некоторые авторы 18 и первой половины 19 в. По мнению В.К. Гарданова, эти представления могли возникнуть лишь у людей, забывших или не знавших историю раннего средневековья в Европе. Подобный образ действий был свойственен в свое время и западноевропейским баронам и рыцарям, которые тоже на каждом шагу нарушали общественную безопасность и 101 делали жизнь окружающего мирного населения невыносимой (Гарданов В.К. С. 177). Таким образом, религиозные нормы только закрепляют социокультурные черты, присущие этносу в период возникновения и распространения религии. Безусловно, это касается не только ислама. Индуизм с его жесткой регламентацией отношений между представителями различных каст служит не менее наглядным примером сакрализации иерархической структуры общества. Индуизм, в отличие от целого ряда других развитых религий, нельзя принять - индуистами рождаются. Эта характерная черта родовой религии является определяющим моментом некоторых особенностей индуизма. Общество разделено на варны и касты, при этом происхождение и принадлежность к варне по рождению ставится гораздо выше личных способностей и заслуг. Подчиненное положение «низших», их ущербный статус постоянно подчеркивались: «низшим» было отказано даже в почитании богов, они могли молиться только демонам. Таким образом, индуизм сделал радикальные выводы из принципов любой родовой религии: «наши» боги - только для «своих», они выше всех остальных объектов поклонения, а боги «чужие» - обозначение злых духов. «Чужим» приписывался статус абсолютного зла, а ненависть к «чужому» освящается религией. Касаясь проблемы конфликтного потенциала "культуры вины" и "культуры стыда", необходимо отметить одну важную общую для них черту - идея о том, что зло заложено вне своей общины (этноса, этнической группы и т.д.), присуща как одним, так и другим. Однако, на наш взгляд, острота восприятия этой идеи у представителей "культуры вины" и "культуры стыда" различна. Внешний враг, создание образа которого часто является следствием межгруппового контакта, в "культурах вины" обычно рассматривается как другой, но равный, а в "культурах стыда" - как потенциально зависимый, низкостатусный, неполноценный. Для традиционного христианского мировосприятия средних веков характерно представление о мусульманах как врагах - явных или потенциальных. Однако воззрения мусульман не обсуждаются в проповедях, а отношения с мусульманами могут быть и вполне миролюбивыми. Так, А.Я. Гуревич указывает на то, что султан Саладин фигурирует в назидательной литературе на латинском языке в роли мудрого правителя (Гуревич А.Я. 1989. С. 292). Русский мыслитель 16 в. И.С. Пересветов в своей политической теории в качестве положительного примера государственного и общественного устройства приводит идеализированное турецкое мусульманское государство во главе с правителем Магомет-салтаном (Пересветов И.С. 1956). В отношении других «чужаков» христианское мировосприятие настроено так же, хотя процесс перехода от представлений «героической 102 эпохи» занял несколько столетий. Показательны в этом отношении проповеди Бертольда Регенсбургского, немецкого францисканского монаха 13 в. Бертольд был фанатичным христианином и видел в инаковерующих злейших врагов своей религии. Рассуждая о полномочиях и обязанностях светских судей и господ, проповедник говорит, что они должны охранять подданных от воровства, грабежа, поджогов, всяческого насилия, а также от иудеев, язычников и еретиков. По его мнению, путь на небеса открыт для всех, будь то мужчина или женщина, молодой или старый, бедный или богатый, благородный или неблагородный, ученый или неученый, кроме иудеев, язычников и еретиков. Однако принципиально то, что для Бертольда существуют правила христианского поведения, которые следует соблюдать даже и по отношению к неверным. Если ты обманул иудея или язычника, говорит Бертольд, твоей душе не будет спасения, и то же самое относится к обману графа или рыцаря, или князя - кого бы ты ни обманул своим трудом или ремеслом, ты - неверный обманщик. Подчинение общеобязательным социальным нормам, предписаниям права, с его точки зрения, важнее вероисповедных расхождений. В этом отношении проповеди Бертольда, написанные на немецком языке, резко отличаются от проповедей других известных авторов более раннего и даже того же времени, написанных еще на латыни с использованием «примеров» - коротких нравоучительных рассказов. Авторы последних, обличая и понося иноверцев, готовы оправдать в отношении к ним любые насилия, обман и вероломство. Мусульманин в эпоху до 13 в. был неверным, врагом Господа, о примирении с ним не могло быть и речи. Более того - мусульмане описывались в терминологии, которая не оставляла сомнения по поводу их статуса. Как пишет Ж. Ле Гофф, анатагонизм между христианами и мусульманами был всеобъемлющим - таким, каким его определил папа Урбан 2 в 1095 г. в Клермоне, выступив с проповедью первого крестового похода: «Какой позор будет нам, ежели это столь справедливо презираемое племя неверных, недостойных звания людей и гнусных рабов дьявола возьмет верх над избранным народом всемогущего Бога! На одной стороне будут сражаться отверженные враги Господа, на другой - Его друзья, щедро одаренные подлинными богатствами». В глазах христиан того времени мусульмане были «недочеловеками». В шансон-де-жест «Алискан» поэт, говоря о гибели Вивьена, восклицает: На теле его насчитали пятнадцать зияющих ран, Сарацин умер бы от малейшей из них! Магомет был одним их худших нарицательных примеров средневекового христианства. Он неотступно преследовал воображение 103 христиан в апокалиптическом видении и не упоминался иначе как в связи с Антихристом. У Петра Достопочтенного, аббата Клюни, в середине 12 в., он помещался в иерархии врагов Христа между Арием и Антихристом; у Иоахима Флорского в конце того же века он «приуготавливает приход Антихриста, как Моисей приуготовил Христа». На полях одной рукописи 1162 г. - латинского перевода Корана - карикатура на Магомета представляет его в виде чудовища (Ле Гофф Ж. С. 136-137). Однако Бертольд Регенсбургский руководствуется уже другими критериями (Гуревич А.Я. 1990. С. 257 - 258). Таким образом, проповеди Бертольда демонстрируют переход христианского мира к новому отношению к «чужакам» как к равным (хотя часто и враждебным), основанному на христианском мировосприятии. Прежние взгляды на «чужих» как на нелюдей, характерные для «героической эпохи», уходят для европейцев в прошлое. «Культура вины» постепенно сменяет «культуру стыда». Несомненно, этот переход, как любой социальный процесс такого масштаба, был протяженным во времени и захватил в Западной Европе 13 в., ставший переломным для формирования нового мировоззрения. Новое отношение к нехристианам не избавило многих из них от преследований со стороны иноверующего большинства (например, еврейские погромы в Германии 1298 г.), но отрицание их человеческой природы уже безвозвратно уходило в прошлое. Возможно, именно различным восприятием «чужаков» определяется и относительно более высокий конфликтный потенциал общностей "культуры стыда" - ущербного, низкостатусного врага психологически легче оскорбить, легче применить к нему силу, чем по отношению к равному себе, хотя и "чужаку". Необходимо оговориться - "культура вины" и "культура стыда" - лишь предельно обобщенные исследовательские модели, служащие для раскрытия социальных закономерностей. Жизнь любого конкретного этноса гораздо богаче и сложнее. Кроме того, в настоящее время в результате интеграционных процессов не существует этих основных социокультурных типов в чистом виде. Главные, системообразующие элементы одного и другого социокультурного типа сохраняются, но как бы "обволакиваются" инокультурными заимствованиями. В то же время реалии современного мира таковы, что создаются условия для длительного сохранения системообразующих элементов "культуры стыда", хотя это и противоречит стадиальнореликтовому характеру данного культурного типа. На планете существует развитая индустрия и соответствующая ей социальная среда, созданная нациями, прошедшими этап индустриализации со всеми его издержками. К этим неизбежным издержкам прежде всего нужно отнести разрушение традиционной этнической культуры. Этносы, которые оказались в стороне от промышленной революции, получили многие ее достижения в готовом 104 виде, путем заимствования в предельно сжатые сроки. Это давало им возможность трансформировать процесс создания современного общества, ограничить инновации сферой техники и экономики, но сохранить в относительной сохранности традиционные отношения, уклад жизни, стадиальные особенности культуры, которые уже осознаются в качестве этнических особенностей. Примером такого развития могут служить арабские нефтяные государства Ближнего Востока, для которых характерно сочетание высокого уровня технологического развития и сохранение многих элементов традиционной соционормативной культуры. В условиях расцвета этнического романтизма такой тип развития стал чрезвычайно популярен. Ему стремятся следовать, например, многие государства-правопреемники южных республик СССР. Уровень конфликтности в межэтнических контактах сообществ, развивающихся таким путем, зависит от комплекса конкретных причин. Сохраняется лишь общая закономерность - замкнутый патриархальный образ жизни приводит к формированию высокой предубежденности к чужим обычаям, отсутствию навыков терпимости к инакомыслию и инакоповедению. Зоны контакта различных социокультурных систем - это зоны повышенной конфликтности. По мнению Г.С.Котанджяна, в таких зонах может начаться разрастание, регионализация и глобализация конфликта. Сегодня существует настоятельная потребность в демилитаризации и модернизации прежде всего контактных зон (Котанджян Г.С. С.72). Насколько часто людям в этноконтактных зонах приходится сталкиваться с враждебностью окружающих и какие факторы влияют на уровень этой враждебности? В исследовании «Социальное развитие советской молодежи» замер этого показателя проводился по двум позициям: респондентам предлагалось ответить на вопросы «Приходилось ли лично сталкиваться с проявлениями национализма среди представителей своей национальности?» и «Приходилось ли лично сталкиваться с проявлениями национализма среди представителей других национальностей?». Сравнение ответов на эти вопросы помогает оценить также уровень комплиментарности по отношению к «своим». Таблица 21 Мнение об уровне националистических проявлений среди представителей своей этнической общности, % Национальность Русские Постоянно 2,1 Часто 9,0 105 Редко 33,4 Никогда 50,2 (Россия) Русские (Киргизия) Киргизы (Киргизия) 5,9 20,8 46,5 17,8 12,1 18,6 32,8 24,3 Таблица 22 Мнение об уровне националистических проявлений среди представителей других этнических общностей, % Национальность 1 Русские (Россия) Русские (Киргизия) Постоянно 2 3,2 Часто 3 19,9 Редко 4 32,2 Никогда 5 39,4 15,8 37,6 28,7 10,9 Окончание табл. 22 1 Киргизы (Киргизия) 2 10,3 3 25,4 4 30,8 5 18,0 Представленные результаты говорят о достаточно реалистичной оценке респондентами частоты националистических проявлений (постановка вопроса в контексте начала 1990-х гг. говорила об агрессивном национализме) среди «своих». Так, в Киргизии, где в 1991 г. уровень межэтнической напряженности был значительно выше, чем в России, больший процент людей отметил случаи агрессивного национализма у представителей собственной этногруппы. Необходимо отметить в то же время лояльность респондентов по отношению к своей этнической общности: русские в России и в Киргизии, киргизы у себя на родине считают, что с национализмом чаще приходится сталкиваться среди «чужих». При этом наибольшую степень лояльности демонстрируют русские из Киргизии, у которых разница между оценками «своего» и «чужого» национализма наибольшая. Можно предположить, что такое восприятие характерно для любого нетитульного этноса в условиях резкого роста национального самосознания и повышения политическими методами статуса титульных этносов. Одной из масштабных этноконтактных зон современного мира является Кавказ. Несколько главных этнических войн современности 106 развернулись в этом регионе. Исследование «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа» позволило оценить уровень напряженности межнациональных отношений по представлениям всех титульных народов республик Северокавказского региона и русских Северного Кавказа. Неудовлетворенность статусом группы является важным фактором межэтнической напряженности. В ходе исследования были произведены замеры степени удовлетворенности респондентов культурным, материальным и политическим статусом своего этноса. Результаты свидетельствуют о крайне низких оценках статуса этнических групп. Ни в одной из обследованных групп средняя оценка не превышала 3 баллов (измерение проводилось по пятибалльной шкале). Как правило, удовлетворенность материальных потребностей оценивается значительно ниже, чем этнокультурных и политических. Особенно низкие показатели удовлетворенности статусом своей этногруппы наблюдаются у кумыков, причем уровень удовлетворенности этнокультурных, материальных и политических потребностей примерно одинаков. У лезгин и балкарцев более выражена неудовлетворенность представленностью их народов в политической жизни республики. Это также свойственно русским, проживающим в Республике Адыгея, где они составляют численное большинство. Характерно, что русское население в других республиках, где их численность в общей этнической структуре населения не так велика, в большей степени удовлетворены своим политическим статусом, вероятно, из-за более умеренных притязаний. Весьма показательным является тот факт, что низкие показатели удовлетворенности своим политическим статусом зафиксированы в Краснодарском крае и Ростовской области, где русские составляют подавляющее большинство. Таблица 23 Оценка удовлетворенности статусом своей этногруппы (средний балл по пятибалльной шкале) Национальность Чеченцы Адыгейцы Аварцы Лезгины Даргинцы Кумыки Ингуши Культурный статус 2,2 2,2 2,0 2,0 2,1 1,8 1,7 Материальный статус 1,8 1,8 1,7 1,6 1,7 1,7 1,5 107 Политический статус 2,2 2,3 2,1 1,5 2,1 1,7 2,5 Черкесы Карачаевцы Кабардинцы Балкарцы Осетины Русские Адыгеи Русские Дагестана Русские КБР Русские КЧР Русские Краснодар Русские Ростов Русские Осетия Русские Ставрополь 2,0 2,0 2,7 2,4 2,7 2,1 1,9 2,6 2,1 1,9 1,9 2,0 2,7 2,3 2,0 1,7 1,3 2,6 1,6 1,7 1,5 2,1 2,6 1,9 2,4 1,5 1,5 2,3 1,8 1,7 1,9 2,4 2,1 1,4 1,9 1,8 1,3 1,7 2,0 Неудовлетворенность личных потребностей переносится в массовом сознании на состояние всей этнической общности. Таким образом, неудовлетворенность трансформируется из личной категории в категорию этническую. Это усиливает чувство отчужденности, облегчает этническую мобилизацию и может стать фактором эскалации межэтнических конфликтов. При этом депривация ощущается гораздо острее в отношении своей группы, чем себя лично. Из приведенной далее таблицы видно, что во всех без исключения этнических группах оценка собственного благосостояния респондентом более оптимистична, чем удовлетворенность материальных потребностей народа в целом. Таблица 24 Сравнительная оценка личного и этнического благосостояния (средний балл по пятибалльной шкале) Национальность Чеченцы Адыгейцы Аварцы Лезгины Даргинцы Кумыки Ингуши Этническое 1,8 1,8 1,7 1,6 1,7 1,7 1,5 108 Личное 2,2 2,3 2,5 2,3 3,1 2,5 2,4 Черкесы Карачаевцы Кабардинцы Балкарцы Осетины Русские Адыгеи Русские Дагестана Русские КБР Русские КЧР Русские (Краснодарский край) Русские (Ростовская область) Русские (Осетия) Русские (Ставропольский край) 1,9 2,0 2,7 2,3 2,0 1,7 1,3 2,6 1,6 1,7 2,6 2,8 2,7 2,7 2,4 2,4 2,2 2,6 2,3 2,3 1,4 2,1 1,9 1,8 2,1 2,3 По мнению автора, значительные расхождения в оценках статусных позиций своих народов, проживающих на одной территории (или соседствующих), говорит как минимум об остром чувстве дискомфорта у представителей этноса, которые низко оценили уровень удовлетворенности статусом. Подобное расхождение можно рассматривать как индикатор межэтнического конфликта. Результаты исследования говорят об относительной оптимистичности оценок состояния межнациональных отношений населением республик Северного Кавказа, несмотря на военные действия на территории Чечни. В большинстве республик зафиксировано незначительное доминирование положительных оценок. Отрицательный баланс оценок состояния межнациональных отношений получен в Чечне, Ингушетии, Карачаево-Черкессии. В Краснодарском, Ставропольском краях, Ростовской области большая часть респондентов оценила ситуацию как неблагополучную. Важным фактом является то, что оценка состояния межнациональных отношений в месте проживания респондента несколько выше, чем оценка в целом по республике, краю, области. Очевидно, значимым фактором тревожности населения является экстраполяция субъективных оценок напряженности в реально конфликтных точках на ситуацию в регионе в целом. Таблица 25 109 Оценки состояния межэтнических отношений (положительная - отрицательная), % Регион 1 1. Чечня 2. Адыгея адыгейцы русские 3. Дагестан аварцы лезгины В республике (крае, области) Отрицат. Положит. 2 3 46 41 32 48 18 64 31 23 38 44 21 62 36 41 В месте проживания Отрицат. 4 Положит. 5 10 29 75 32 15 18 75 60 Окончание табл. 25 1 даргинцы кумыки русские 4. Ингушетия ингуши русские 5.КабардиноБалкария кабардинцы балкарцы русские 6.КарачаевоЧеркессия черкесы карачаевцы русские 7. Сев. Осетия осетины русские 8.Краснодарский край русские 2 42 54 52 46 43 78 17 3 32 31 38 42 44 11 79 4 22 35 43 5 54 47 48 31 22 57 55 11 22 24 44 86 72 71 40 6 14 20 93 81 76 43 28 55 41 38 45 52 29 59 32 49 49 47 32 26 14 39 56 74 45 19 33 66 53 54 30 32 53 110 9.Ростовская область русские 10.Ставропольски й край русские 41 30 40 64 31 23 28 45 63 23 48 35 Оценки респондентами уровня напряженности межнациональных отношений весьма субъективны, они часто обусловлены не только реальным состоянием дел, но и личностными характеристиками, в частности, уровнем тревожности и социальным самочувствием. Указанные характеристики зависят от этнической принадлежности человека и статуса этнической группы в социально-политической системе республики (края, области). Так, оценки межэтнической напряженности более оптимистичны у представителей этнического большинства, высокостатусных этнических групп, в ряде случаев у представителей титульных этносов. В конфликтах между представителями различных социокультурных типов сталкиваются прежде всего различные системы ценностей. Какова динамика ценностных представлений у этносов современной России? Применительно к самому конфликтному региону страны - Северному Кавказу - некоторые материалы для ответа на этот вопрос дает исследование «Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа». Типологическое разнообразие ценностных ориентаций индивида в современном полиэтничном обществе находится между двумя полюсами: «модернизм - традиционализм». Первый представлен комплексом ценностей, который можно обозначить как комплекс «сосуществования». Он формирует установку на социальный консенсус. Второй - комплексом «выживания», проявляющимся в установке на воспроизводство исторических, в том числе этнических идентичностей. Эти комплексы часто называют прагматической и соответственно онтологической функцией идентификации. Смещение баланса этих функций в мировосприятии этнических общностей вызывает ценностный конфликт, развитие и формы проявления которого находятся в зависимости от большого количества экономических и идеологических факторов, способных трансформировать конфликт ценностей в конфликт их носителей. В ходе исследования была предпринята попытка измерения эмпирических индикаторов ценностных предпочтений представителей основных этнических групп Северного Кавказа. Респондентам было предложено определить отношение к ряду суждений - установок, отражающих приведенные комплексы ценностей. Суждения 111 предварительно отбирались в процессе фокусированного интервью. Для акцентирования внимания респондентов суждения формулировались в категорической форме, большинство из них содержало антитезис. В вопросник сознательно не включалась позиция «затрудняюсь ответить». В случае отказа респондента от категорично предложенной альтернативы анкета исключалась из обработки (доля таких анкет не превысила 1%). Для изучения факторов социокультурной идентификации было проведено шкалирование оценок. Каждый выбор, иллюстрирующий онтологическую установку, получил 2 балла, прагматическую - 1 балл. В результате шкалирования суммированных оценок получен десятибалльный континуум, отражающий спектр ценностей этнических общностей, где 1 означает максимальную установку на прагматические ценности, а 10 - на онтологические. Значение среднего арифметического в русской подвыборке составляет 4 балла, в подвыборке представителей кавказских этносов - 6 баллов. В исследованных подвыборках зафиксировано различное воздействие ряда факторов на ценностные установки в зависимости от национальной принадлежности. Так, с увеличением возраста респондента в русской подвыборке наблюдается тенденция к преобладанию в комплексе ценностей онтологических элементов. Это свидетельствует о прогрессирующей модернизации мировоззрения и отчасти о деэтнизации сознания этнической группы. Напротив, слабое влияние на социализационные ценности фактора возраста у представителей кавказских этносов говорит об интенсивном воспроизводстве этнического сознания. ГЛАВА 9. ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС В СИСТЕМЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ Этностатусные представления существуют не только на уровне обыденного сознания, но и на уровне идеологии, т. е. сознательно формируемой системы взглядов и идей. В определенные переломные моменты общественного развития, в его "минуты роковые" представления об этностатусной системе активно "выталкиваются" на более высокий уровень сознания и формируются в определенную идеологию. Под идеологией мы будем понимать систему целенаправленно сформулированных взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности и друг другу, а также содержатся цели деятельности, направленные на закрепление или изменение существующих общественных отношений. Автор термина 112 «идеологический национализм» польский исследователь Ю. Хлебовчик полагал, что этот тип национализма приходит на смену «национализму политическому» в конце 20 в., когда националисты концентрируют свое внимание на проблемах престижа (Яновский М. С. 116). Этностатусная идеология объективно также связана с движениями за национально-территориальное самоопределение. Движения, имеющие целью создание собственных государственных образований, таким образом пытаются разрешить статусные противоречия - наличие государства со всеми его атрибутами значительно повышает статус этнической группы (этноса). В свою очередь, сама борьба за собственную государственность способствует актуализации этностатусных представлений. По ходу этой борьбы формируются все более негативные стереотипы группы - "врага", олицетворяющей метрополию, и все более позитивные стереотипы собственной группы. Данный процесс, как и формирование национальной идеологии в целом, осуществляется во многом благодаря этнической элите. В научной литературе неоднократно отмечалось, что националистическая идеология часто опережает темпы этнического развития основной части населения и формируется в полном отрыве от действительности, выражая программные установки элитных групп. В типичных ситуациях представления о национальном единстве и националистические идеи первоначально рождаются и существуют только среди социальной верхушки. Элита систематизирует, обосновывает и усиливает через средства массовой информации и с помощью других каналов представления об этническом единстве, праве на территорию и самоопределение, очень часто - и представление о национальной исключительности и превосходстве. В Советском союзе и Российской Федерации этностатусная идеология также оказалась связана с движениями за национальнотерриториальное самоопределение. Как в СССР, так и в Российской Федерации реализация этого права невозможна без конфликтов, так как на этих территориях не существовало и не существует ни одного мононационального государственного образования (за исключением Армении, где численность иноэтничных групп не превышает 2% населения). Другими словами, не было такого национальнотерриториального образования, которое могло бы обрести суверенитет, никого не "уводя" с собой - наряду с доминирующим этносом в любой республике есть дисперсные либо компактные меньшинства. При этом доминирующие в республике этносы - субъекты суверенизации - как правило, отрицают право "уводимых" на самоопределение. В данном случае не срабатывает категорический императив Канта:"...поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом" (Кант И. С. 260). 113 Этот универсальный принцип человеческих взаимоотношений наталкивается на интересы этнических элит, экономические и политические, которые "упакованы" в систему этностатусных представлений. Первое идеологическое обоснование этой системы - выделение коренных и некоренных этносов и этнических групп. Цель такого разделения - обосновать особые права одних по отношению к другим, и в первую очередь выделить право "коренных" на самоопределение. И.М.Меликсетова, анализируя идеологические установки коренных групп населения Океании, обращает внимание на совпадение многих их элементов. Наиболее ярко это прослеживается на Фиджи и Новой Каледонии, где обострение обстановки и потребность получить массовую опору заставляют лидеров движений четко определить свою позицию. Их основные идеи в той или иной степени характерны для любых движений "коренных" групп: 1. Коренное меньшинство имеет в своей стране особые права. На Фиджи - "Коренные фиджийцы должны доминировать! Сплотить фиджийский народ идеей борьбы за политические права в собственной стране!" На Новой Каледонии - "Независимость только для канаков!". 2. Обычай - основа для формирования и цементирования общности. На Фиджи "Защитить фиджийский образ жизни!", на Новой Каледонии - "Использовать традиционные тропинки и обычай для объединения народов Меланезии". 3. Для достижения поставленных целей нужно отказаться от принципов буржуазной демократии. На Фиджи лидеры движения подчеркивали, что "демократия", "равенство" - понятия, не имеющие корней в фиджийской цивилизации. Они чужды и мало понятны фиджийцам, социальная структура которых иерархична, и человек имеет в ней те права, которые соответствуют его рангу в общине и положению его группы в иерархичной системе всей территории. Сама идея равных прав в межобщинных отношениях, по мнению идеологов фиджийского движения, неприемлема. На Новой Каледонии - "Нам не нужна фальшивая демократия!", "В борьбе за независимость канаков хороши все средства!" (Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока. С. 213-214). Необходимо обратить внимание на то, что сами термины "коренной" и "некоренной" применительно к этносам не имеют точного содержания. И отнюдь не потому, что их точное содержание никто не потрудился выработать. Есть термины, которые невозможно сделать абсолютно точными. "Коренные" и "некоренные" относятся к этой категории. На 114 уровне обыденного сознания "коренной" этнос - тот, который издавна проживает на данной территории и обычно имеет здесь свою государственность. В отношении автохтонных этносов статус коренного, как правило, не оспаривается. Однако далеко не все этносы планеты являются автохтонными на территории их нынешнего проживания. Установить однозначную границу длительности проживания, дающую право на статус "коренного", невозможно. Так, являются ли гагаузы, проживающие в Буджакской степи с 18 в. или караимы, проживающие в районе Тракая с 14 в., коренными этносами? Должны ли их права на самоопределение отличаться от прав автохтонных этносов? Для национальных элит "коренных" народов эти вопросы полностью снимаются указанием на особый статус своего этноса и длительность его проживания на данной территории. Последний фактор активно обосновывается археологическими материалами - этнические элиты ищут автохтонных предков на случай, если принцип "коренной нации" придется в ходе спора о том, кто поселился раньше, довести до абсурда... Этностатусная система на уровне идеологии, по крайней мере в публичных заявлениях, обычно предполагает, что доминирующий в данном национально-территориальном образовании этнос будет пользоваться особыми правами и в то же время защитит права иноэтничных групп на своей территории. Однако в бывшем Советском Союзе с 1988-1989 гг., т. е. со времени своего оформления, национальные движения "коренных" народов в своих программных документах не затрагивали вопрос о гарантиях прав "некоренных" групп населения. Игнорирование этой проблемы лидерами национальных движений привело к тому, что уже к 1991 г. в Советском Союзе у титульных и нетитульных наций сложились противоположные ориентации по проблемам самоопределения. Это явление было зафиксировано исследованием " Социальное развитие советской молодежи: показатели и тенденции". Так, отвечая на вопрос о мерах, с помощью которых можно предотвратить проявления национализма, русские в Киргизии подчеркнули особую важность такой меры, как воспитание детей в духе уважения к другим народам, но очень низко оценили влияние на стабилизацию межнациональных отношений таких факторов, как обеспечение полной самостоятельности национальным республикам и развитие национальных культур и языков. Киргизы, проживающие в Киргизии, как представители доминирующего этноса, напротив, отметили большую важность полной самостоятельности национальных республик и развития национальных языков и культур. Престижный и идеологический характер имеет стремление к экономическому бойкоту «чужих», выраженное в знаменитом лозунге «свой к своему за своим», звучавшем практически на всех языках 115 Восточной и Центральной Европы (в том числе и на русском). Этот лозунг отражает интересы прежде всего предпринимательских кругов, однако он является одновременно и формой национального движения, которое считает экономику средством реализации национальных идеалов. Этностатусные представления могут формироваться в целостные идеологические системы не только лидерами общественных движений, но и государственными идеологами. Так, в бывшем Советском Союзе государственная машина внедряла в общественное сознание идеологему семьи народов во главе со "старшим братом" - русским народом. Пропагандистский эффект этой идеологемы был относительно невысок как в силу ее внутренней противоречивости (попытки соединения принципа равенства народов и этнической иерархии), так и в силу полного несоответствия реалиям советской жизни. Однако государственная этностатусная идеология может быть и очень эффективной. Об этом свидетельствует, например, опыт министерства пропаганды в Германии эпохи национал-социализма. Культивирование германской этнической элитой с помощью государственной машины безоглядных представлений об этническом превосходстве немцев приводило к усвоению этой идеи массами немецкого населения. Подобные представления стали надежным обоснованием любых форм антисоциального поведения, если только оно было направлено против "чужих". Эффективность нацистской пропаганды объясняется не только прессом тоталитарного режима, но и обращением ее именно к идее национального превосходства, которая воспринимается массовым сознанием чрезвычайно легко. Эта легкость может быть объяснена тем, что само разграничение "мы-они" сформировано на основе этнических (либо предэтнических) различий, а не классовых или каких-то иных. Таким образом, система этнического статуса первична по отношению к другим статусным системам, например, профессиональной или классовой, и обращение к ней наиболее эффективно в целях стимулирования агрессии по отношению к внешним группам. Нацистский режим дает яркие примеры того, какими способами государственная пропаганда внедряет в массовое сознание этностатусные представления. Основой нацистской этнической идеологии было мировоззрение, известное как народничество (фелькиш), или «немецкая идеология». Истоки этой идеологии, являвшейся по сути псевдорелигией, восходят к эпохе наполеоновских войн. Завоевание наполеоновской Францией дало мощный толчок развитию единого германского самосознания. При этом вторгнувшаяся страна была олицетворением современности, поборником либерализма и рационализма. Естественно, были отвергнуты все ценности захватчиков и утверждалось противоположное, поэтому немецкий национализм с самого начала тяготел к прошлому, к традиции. Эту тягу усилила чрезвычайно быстрая 116 трансформация Германии в индустриальное государство, в ходе которой общественное сознание не успевало догонять изменения в социальных отношениях и находилось в жестоких тисках аномии. В национал-социалистической Германии культивировались такие представления и элементы культуры, которые свидетельствуют о высоком этническом статусе немцев. Эпоха национал-социализма была для немцев эпохой этнического романтизма: насаждались древнегерманские дохристианские имена, символы и культы, в элитных кругах (например, среди офицеров СС) внедрялись псевдогерманские ритуалы и праздники, печатные шрифты стилизовались под готические, разрабатывался особый архитектурный стиль. Так называемое немецкое приветствие (правая рука с раскрытой ладонью, вытянутая вперед и вверх) было введено сначала как офицерское приветствие по отношению к фюреру, а затем как уставное приветствие во всем вермахте. Рунические знаки, символизирующие германскую древность, были отличительным признаком СС. Одной из наиболее почетных наград был особый меч. Обращения к древнегерманским сагам служили формированию новых духовных ценностей. Гиммлер заявлял: «Перечитайте германские саги!... В ту эпоху люди ставили вне закона целую семью... Шли к цели, используя любые средства. Они говорили: вот этот человек изменил, его кровь паршивая и испорченная, она является носителем измены. Эту кровь следует уничтожить» (Сalic E. P.247). Активно насаждалась вера в реинкарнацию древнегерманских предков в солдат и офицеров СС: души эсэсовцев получали германские доблести в «чистом виде», непосредственно из времен тысячелетней давности. Обращение к мистицизму было достаточно важным элементом идеологии национал-социализма. В.Райх писал по этому поводу: «Бесполезно выдвигать разумные доводы против фашизма, который нарцисстически уверен в величайшем превосходстве своего германского духа только потому, что он оперирует иррациональными чувствами, а не доводами разума. Поэтому попытки доказать фашисту, что негры и итальянцы не стоят «ниже» германцев в расовом отношении, обречены на неудачу. Он ощущает, что «выше», вот и все» ( Райх В. С. 99). Мистические объяснения не требуют реальных доказательств и поэтому особенно часто применяются теми, кто таких доказательств не имеет и не может иметь. Обращение нацистских идеологов прежде всего к созданию исторической символики является одним из объяснений эффективности их пропаганды - как уже было сказано в научной литературе, мифотворчество и формирование исторической символики занимает одно из центральных мест в идеологии любого национального или националистического движения (Празаускас А. 1986. С. 19).Историческая символика нуждалась хотя бы в подобии научного обоснования, в исторической базе. Этот 117 пробел идеологи рейха тоже заполнили - шеф гестапо Генрих Гиммлер был основателем и патроном «Общества для обнаружения и ухода за памятниками древнегерманской культуры». Вожди нацистской Германии заявляли о приверженности моральным нормам, ориентированным исключительно на собственную этническую общность и действующим только в этой общности. Как свидетельствует Генри Пикер, стенографировавший застольные разговоры Гитлера в 1941-1942 гг., в апреле 1942 г. Гитлер заявил: «Так и немецкий народ, если он должен и хочет занимать достойное место в мире, обязан научиться быть честным только по отношению к самому себе, а всем остальным народам... лгать с самым искренним видом» (Пикер Г. С. 209). По отношению к врагам (а врагами признавались практически все «неарийцы») национал- социализмом не признавались никакие моральные принципы. Любые бесчестные с точки зрения нормальной человеческой морали поступки возводились в ранг доблести и образцов для подражания, если они служили «интересам расы и нации». В отношениях с представителями других народов такие принципы, как честь и совесть, исключались. На одном из совещаний группенфюреров СС в Познани в октябре 1943 г. Гиммлер заявил: «У эсэсовцев должен быть один абсолютный принцип: мы обязаны быть искренними, порядочными, верными и относиться по - товарищески только к тем, кто принадлежит к нашей собственной крови, и ни к кому более. Как дела у русских, что с чехами - мне совершенно безразлично» (Бессонов Б. С. 141). Прививая немцам новую идеологию, ее творцы настороженно и даже враждебно относились к христианству. Мужская гордость, героизм и верность противопоставлялись присущим христианству покорности и мученичеству. Стенографическая запись Г. Пикера зафиксировала следующее высказывание Гитлера: «И неудивительно, что их религия позволила японцам достигнуть гораздо больших успехов, чем исповедующим христианство англичанам и американцам. Ибо у них весь народ превыше всего чтит героев, приносящих в жертву величайшую ценность - свою жизнь - во имя выживания и величия нации. В христианских же церквях наиболее чтят так называемых святых, то есть людей, которые, к примеру, много лет простоят на одной ноге или вместо того, чтобы хоть раз в жизни улыбнуться хорошенькой девушке, спят на шипах. И здесь, как, впрочем, и во многих других случаях, расчеты церкви не оправдались» (Пикер Г. С. 192). Планы нацистского руководства в отношении возврата к нормам и ценностям военной демократии были чрезвычайно обширны. Так, один из идеологов национал-социализма Альфред Розенберг, автор «Мифа 20 века», предлагал положить не римское право, а кодекс древних германцев в основу законодательства рейха. Эти идеи были частично реализованы в 118 нацистском законодательстве. Нужно подчеркнуть, что уже первые правовые акты нового режима основывались на традиции и были ориентированы на ее сохранение. Так, уже 12 мая 1933 г. издается указ «О новом порядке владения земельной собственностью», который возвращался к древним законодательным нормам, основанным на «нерасторжимом единстве крови и земли». Указ не только консервировал традиционалистские отношения земельной собственности, но и вводил принцип «чистоты крови» и этнического статуса: «Нерасторжимое единство крови и земли является необходимой предпосылкой здоровья нации. В Германии эта связь, рождающаяся из естественного миросозерцания нации, обеспечивалась правовыми гарантиями в сельскохозяйственном законодательстве прошлых столетий. Ферма со службами наследовалась крестьянской семьей от предков и не подлежала продаже. Впоследствии было навязано законодательство, которое разрушило правовую основу такого устроения. Тем не менее во многих областях страны немецкий крестьянин, обладающий здоровым народным миросозерцанием, сохранил этот древний обычай, передавая по наследству фермерское хозяйство от поколения к поколению. Правительство пробудившегося народа обязано гарантировать национальное пробуждение путем правового регулирования нерасторжимого единства крови и земли, сохранившегося благодаря немецкому обычаю на основе закона о заповедном имуществе... Фермерским хозяйством, унаследованным в соответствии с законом о заповедном имуществе, может владеть только тот фермер, который является немецким гражданином и немцем по происхождению. Немцем по происхождению считается только тот, у кого на протяжении четырех поколений среди предков по мужской линии не было ни одного лица еврейского или «цветного» происхождения. Очевидно, что в соответствии с буквой этого закона каждый германец считается лицом немецкого происхождения. Брак с лицом, не имеющим немецкого происхождения, не позволяет ребенку от этого брака стать владельцем фермерского хозяйства, унаследованного в соответствии с настоящим законом...» (Райх В. С. 73). Новое германское законодательство, созданное с 1933 г., обслуживало новую национальную идеологию. Откровенность этого законодательства в его стремлении закрепить этностатусные различия делает правовые акты национал-социалистической Германии интересным источником для изучения. 15 января 1935 г. был принят закон о гражданстве рейха, который разделял население Германии на два разряда: первый - граждане рейха - немцы арийского происхождения, наделенные всеми гражданскими правами. Второй разряд - жители рейха неарийского происхождения. 15 сентября 1935 г. принимается закон «О защите немецкой крови и немецкой чести», запрещающий браки и сожительство 119 граждан рейха с евреями. В том же году были лишены всех гражданских прав цыгане, позже загнанные в концентрационные лагеря, где в рамках политики «расовой гигиены» почти 1 миллион представителей этого народа был уничтожен. С 1933 по 1936 гг. (период принятия основных законов, составивших новую законодательную базу нацистского государства) было издано около 250 расистских и прежде всего антисемитских циркуляров и инструкций. Итальянские фашисты также исповедовали принципы расовой и этнической исключительности, хотя и не в таких откровенных формах, как немецкие. Вслед за нацистами в 1937 г. в Италии был утвержден «Закон о защите расы», практически переписанный с законодательных актов Германии. Согласно новому закону, сожительство итальянцев («белых») с «черными» объявлялось тяжелым преступлением и каралось тюрьмой. В дальнейшем, следуя в форватере идеологии национал-социализма, Муссолини предпринял ряд мероприятий против «еврейского засилья». В 1938 г. вступил в силу закон, по которому проживающим в Италии евреям запрещалось находиться на службе в государственных и других общественных учреждениях, в системе образования, евреям запрещалась служба в армии и вступление в брак с «арийцами», евреи - иностранные подданные обязаны были покинуть Италию. Подлежали высылке евреи, поселившиеся на территории Италии после 1919 г., причем их имущество конфисковывалось. Можно сказать, что страны фашистской идеологии, прежде всего Германия, были насильно повернуты к эпохе героических предков. Для немецкого народа такими прототипами идентичности стали древние германцы эпохи великого переселения народов. Внедрялись представления об особой ценности традиционной этнической культуры и нормы поведения традиционного общества, удревнялась этническая история германцев. Одновременно акцентировался образ внешнего врага, что должно было сплотить немцев перед лицом общей угрозы. Была разработана иерархическая шкала "полноценности - неполноценности" этносов и этнических групп, основанная на представления об их биологическом неравенстве. Подобная идеология опиралась на очень глубокую потребность человека в позитивных отличиях собственной группы и поэтому достигала цели. При этом необходимо отметить, что позитивность этнических отличий не нуждается в доказательствах и поэтому воспринимается массовым сознанием достаточно легко. Глубокое чувство этнической депривации, рожденное итогами Первой мировой войны, способствовало усвоению представлений о своих позитивных отличиях. Целью такого возвращения Германии в средневековье в 19301940-е гг. было создание монолитного общества, ориентированного на борьбу с внешним иноэтничным врагом любыми средствами, без каких120 либо моральных ограничений. Широко известны слова Гитлера: «В моих орденских замках вырастет молодежь, от которой содрогнется мир. Я хочу воспитать жестокую, злобную, свирепую молодежь. Она должна быть нечувствительна к страданиям, ей не должны быть знакомы ни слабость, ни сентиментальность. Я хочу увидеть в ее глазах блеск взгляда дикого зверя». Таким образом, в идеологии фашизма (автор объединяет в этом понятии взгляды немецких национал-социалистов и итальянских фашистов) нация стала единственной мерой ценностей, а любая возможность нравственных обязательств, выходящих за рамки нации, была отвергнута. Благополучие и слава нации становятся исключительными критериями ценности, а люди - лишь инструмент достижения славы нации и обеспечения ее интересов. Право нации в этой идеологической системе явно доминирует над правом индивида. Идеология фашизма (национал-социализма) самым тесным образом связана с представлениями об этническом превосходстве. Автор одного из фундаментальных трудов о природе фашизма Р. Гриффин считает, что идеология фашизма представляет собой палингенетическую форму популистского ультранационализма, т. е. такую, которая развивается в связи с представлениями о национальном возрождении. Это означает, что фашизм относится к формам национализма, которые ставят идею или интересы нации над всеми иными ценностями и интересами. Видовое отличие фашизма Р.Гриффин видит в увязке ультранационализма и идеи палингенеза - восстановления, возрождения, обновления этноса (Гриффин Р. С. 26). Очевидно, подобные идеи возникают как результат чувства депривации и направлены на повышение этнического статуса. Подобный научный подход ставит знак равенства между фашизмом и любыми крайними проявлениями национализма и является серьезным предупреждением лидерам этнических движений. Необходимо учитывать устойчивость представлений об этническом превосходстве - они нередко становятся мировоззренческими установками, и любая информация, противоречащая им, может просто не приниматься во внимание как несущественная (Колеватов В. С. 152). Усвоение идеологии «фелькиш» в ее высшей форме - националсоциализме - обеспечивало человеку довольно высокий уровень психологического комфорта. Любой, даже ничем не выдающийся немец становился чрезвычайно значительной личностью. Для людей, страдавших от незначительности своего социального статуса, эта идеология обладала огромной притягательной силой. В таких условиях даже самые дорогие и хорошо зарекомендовавшие себя методы контрпропаганды, примененные с целью разрушения этих установок, не достигают успеха. Любая идеология, основанная на этностатусных различиях, подчеркивает 121 неполноценность «чужаков». Национал-социализм особенно показателен в этом отношении. Листовка, выпущенная штабом СС, рисует неарийцев таким образом, что не остается сомнений по поводу их предназначения: «Низший человек - это тварь, которая биологически выглядит точно так же: от природы наделена руками, ногами, тем или иным мозгом, глазами и ртом, и тем не менее она совершенно иная, дрожащая тварь, это лишь подобие человеческого существа, с почти человечьим лицом, но ее дух и разум находятся на более низкой ступени, чем даже у животных. Внутри этого существа царит хаос диких неконтролируемых страстей: слепое стремление к разрушению, примитивные половые инстинкты, самая неприкрытая мерзость. Ничего, кроме подлости!» (Кон Н. С. 156-157). Как было показано, в идеологии фашизма большое место занимает обращение к эпохе военной демократии, ее героическим прототипам и символам. К этой эпохе обращаются не только фашисты, она стала универсальным средством, которое используется при необходимости повысить уровень мобилизации общества. Сознательная идеологизация этнической принадлежности была характерна и для некоторых видных мусульманских богословов, оставивших заметный след в исламской теологической мысли. Объяснению и оправданию этнической солидарности были посвящены работы первого теоретика мусульманского реформаторства в новое время Джамаля ад-Дин Афгани (аль-Афгани), жившего в 1849-1896 гг. АльАфгани утверждал, что желание людей защитить себя, свои права и интересы, своих ближних побуждало их объединяться на основе родственных связей. Родственная солидарность (асабия) в своем развитии переросла в конечном счете в общенациональное чувство единства интересов - национальную асабию. В результате мир оказался разделенным на государства, народы, племена, различающиеся между собой религиями, языком, нравами, обычаями, территорией. Исламский богослов подчеркивал, что могущество нации пропорционально силе сплоченности (таасуб) в асабии, являющейся мерой приверженности (наара) своему этносу (джинс). Национальная асабия - это низшая по сравнению с солидарностью верующих в исламской общине форма асабии. Поэтому та нация, между представителями которой религиозные узы прочнее, нежели этнические, преуспевает более других. Но пока еще в ряде случаев этническая асабия - национализм как сила приверженности нации является более эффективной, нежели асабия в исламе. Больше того, пока не исчезли причины, породившие этнонациональную сплоченность народов, асабия мусульман в исламе не только не отвергает, но, наоборот, поддерживает все низшие по сравнению с ней формы асабии, а чувство этнонациональной общности, основанное на общности языка и истории - в первую очередь (Левин З.И. С. 82-83). 122 Крайним ( и достаточно редким в новейшее время) проявлением идеологизации представления о превосходстве мусульман над немусульманами является известная фетва: «Когда неверные стараются подняться выше, чем мусульманин, и достигнуть тем или иным способом превосходства над ним, они должны быть убиваемы» (Ланда Р.Г. С. 150). Для целого ряда мусульманских идеологов характерно представление о том, что национализм во всех его проявлениях противоречит исламу, потому что ислам исходит из представления о равенстве между людьми, а национализм - из представления о различиях между ними. Однако часто этнические элиты аккумулируют эффект этнических и религиозных различий, и тогда национальная и исламская особость не противостоят, а «накладываются» друг на друга. Социокультурный тип и легкость внедрения в сознание народа представлений об этническом превосходстве чрезвычайно тесно взаимосвязаны. Представителям этносов «культуры стыда» гораздо легче поверить в свою исключительность - это представление имманентно присуще их культуре, а идеологическая оболочка только делает его более привлекательным, обосновывает дополнительными аргументами эмоционально-научного толка. Значительную часть немецкого этноса в свое время обманули, заставив всей мощью тоталитарного гитлеровского режима поверить в свое превосходство, свою особую миссию, ради выполнения которой хороши все средства. Однако «культурный иммунитет» сделал свое дело - современным немцам в массе внутренне не присуще представление о делении на своих и чужих, о собственном этническом превосходстве. Демократия прижилась в Германии крепче, чем национал-социализм. В настоящее время многие народы на территории бывшего Советского Союза, получившие независимость, переживают особый этап своем становлении - происходит выбор пути развития на десятилетия вперед. Включенность этих этносов в межэтническое противостояние усиливает опасность выбора традиционалистского пути развития, означающего в современных условиях сохранение как самоценности в действующей практике любого наследия прошлого (в первую очередь - этнических характеристик) в сочетании с технологической модернизацией. Подобная этническая консервация создает возможность новых конфликтов. Идеологизация этностатусных представлений обычно приводит к повышению конфликтного потенциала группы - носителя этих представлений. Для националистических идеологий характерно подчинение всех проявлений национальной жизни национальной идее. Любые успехи (реальные или мнимые) утрачивают свой самоценный характер и превращаются в средство национального самоутверждения. Все, что 123 делается « в интересах нации», насколько бы аморально оно ни было, не подвергается сомнению. Подобная идеология, по мнению венгерского историка и философа Иштвана Бибо, ведет к истощению моральных резервов нации (Бибо И. С. 55). В данном контексте моральные резервы не отвлеченное понятие. Чем более аморально в отношении «чужаков» позволяют себе действовать представители этноса, тем более жесткое и аморальное противодействие они встречают. Это раскручивает пружину конфликта, делает противостояние все более непримиримым, а нормы поведения в отношении врага - все более нетерпимыми. Кроме того, психологическая атмосфера, в которой любое критическое замечание в адрес своего народа звучит как оскорбление, с точки зрения национального развития является крайне неблагоприятной. Необходимо отметить чрезвычайную спекулятивность использования этнических характеристик в политике и идеологии. Один и тот же этнос в зависимости от потребностей идеологии мог наделяться совершенно взаимоисключающими стереотипными чертами, в том числе чертами сходства или различия с другими этносами. Яркий пример этого приводит Марк Алданов - накануне окончания Первой мировой войны министр иностранных дел Великобритании Артур Джеймс Бальфур пообещал своей Декларацией о создании еврейского национального очага передать Палестину евреям. Печать арабских государств Ближнего Востока, в первую очередь газеты Хусейна-Фейсала, начали антисемитскую кампанию. Поскольку все ненавистное для союзников по Антанте тогда воплощалось в Германии, арабские газеты доказывали, что евреи - те же немцы: та же культура, тот же дух, и взаимные симпатии совершенно непреодолимы (Алданов М. С.557-558). Во время второй мировой войны, по словам Д. Майерса, японцы в США стали «япошками». После того, как война закончилась, они стали « интеллектуальными, усердно работающими японцами» (Майерс Д. С. 449). По замечанию П.Л. Бергера, в любом случае идеология оправдывает то, что делает лоббируемая ею группа. Идеологические интерпретации часто кажутся нелепыми человеку со стороны. Так, расистам в южных штатах приходится утверждать, что белые женщины чувствуют глубокое отвращение от самой мысли о сексуальной близости с негром, и одновременно, что малейшая возможность общения между представителями разных рас немедленно приводит к возникновению этой близости (Бергер П.Л. С. 17). Вклад средств массовой информации Д. Майерс показывает на примере установок по отношению к американцам японского происхождения во время второй мировой войны. В Калифорнии многие местные жители сообщали, что они испытывали чувство облегчения, когда лиц японского происхождения помещали в лагеря для интернированных. 124 Мало кто приходил к ним тогда помочь упаковаться или попрощаться. Каждый, кто страховал собственность японцев на время их отсутствия, рисковал получить прозвище «белый япошка» и подвергнуться бойкоту. Газетный магнат Уильям Рандольф Херст поддерживал развитие подобных установок в редакционных материалах, предупреждавших о «желтой опасности». Когда война закончилась, возвращавшихся японцев иногда встречали вооруженным сопротивлением, поджогами и надписями: «Не для япошек». На острове Бейнбридж, Вашингтон, откуда в лагеря для интернированных тоже отправляли японцев, реакция была во многом иной. Местные жители знали этих людей как общественных лидеров, школьных товарищей и друзей. «Мы воюем с другими японцами», говорили они. Страховые агенты страховали их собственность, иногда вопреки сильному неодобрению страховых компаний. В «Бейнбридж ревю» публиковались многочисленные статьи в поддержку этих людей. В них отмечалось, что «эти японские американцы никого не бомбили. Они всегда были лояльными». Когда японцев выдворяли насильно, островитяне помогали им собраться, брали на хранение их вещи и приходили попрощаться. На протяжении всего этого тяжелого периода испытаний газеты публиковали письма из лагерей, давая возможность жителям острова поддерживать контакт со своими друзьями. Когда закончилась война, их сердечно встретили (Майерс Д. С. 458). На территории Советского Союза разложение тоталитарной идеологии вызвало рост национального самосознания. Можно сказать, что тоталитарная идеология была замещена национальной, а фундаментальные этнические ценности стали доминирующими. Они стали тараном, использованным для получения независимости новыми этническими элитами. Своеобразным вариантом идеологизации этностатусных представлений является использование преступными группировками национальной идеи для оправдания своей деятельности. Представители криминальных сообществ нуждаются в позитивной идентичности, причем не только с позиции специфичной криминальной культуры. Для российской действительности характерно использование этнической идентичности в целях «облагородить» преступную деятельность. В первую очередь это относится к терроризму, который в связи с военными действиями в Чеченской Республике оправдывался интересами нации. Однако есть и гораздо более прозаичные примеры. Так, в ходе экспертного исследования уровня конфликтности Краснодарского края в 1997 г. было выявлено, что для преступности в крае характерно активное присутствие группировок, сформированных по этническому признаку. Борьба с преступностью на Кубани в силу актуальности проблемы имеет довольно 125 целенаправленный и жесткий характер, поэтому здесь криминальные сообщества используют все возможности для своего усиления, в том числе - этнический принцип формирования (пока в основном на уровне руководства криминальных групп. Для уровня «исполнителей» основным остается критерий «профессионализма»). Этот принцип придает преступным сообществам дополнительную жесткость в противостоянии властям за счет единого представления о социокультурных ценностях, большей ответственности во взаимоотношениях, большей взаимоподдержки и, самое главное - за счет возможности приписать себе позитивную идентичность. Как уже было сказано, для представителей преступного мира оценка их деятельности общественным мнением часто оказывается далеко не безразличной. В этой связи представляет интерес оправдание своих действий преступниками - вымогателями адыгейской национальности: они предлагают мелким предпринимателям на Черноморском побережье платить «за покровительство» на том основании, что те ведут свою торговую деятельность на землях, ранее принадлежавших адыгам. Известны факты, когда армянские преступные группировки занимались вымогательством у предпринимателей-армян под лозунгом оказания помощи воюющему Карабаху. Нет необходимости подчеркивать, что интересы этих группировок не имеют ничего общего с реальными интересами этнических общностей. Неоднократно выявленная схожесть принципов взаимоотношений между высоко- и низкостатусными в межэтнических контактах и в преступных сообществах ставит вопрос об их специальном сравнительном анализе. Криминальные сообщества могут стать моделью изучения поведения в конфликте между представителями этносов «культуры вины» (низкостатусные) и «культуры стыда» (высокостатусные по собственному мировосприятию). ГЛАВА 10. ТИПОЛОГИЯ ЭТНОКОНТАКТНОЙ СРЕДЫ Этнический конфликт является формой межэтнического взаимодействия. Он возможен только в случае, когда налицо контакт представителей различных национальностей. Очевидно, что контакт может осуществляться в разных условиях - он может быть более или менее регулярным, разворачиваться только в процессе делового общения, в семейной сфере или же в нескольких (во всех ) сферах жизнедеятельности человека. Характеристики этноконтактной среды влияют на определение 126 этностатусных позиций и на течение конфликта. Этим вызвана необходимость рассмотрения типологии этноконтактной среды. Понятие социальной среды является одним из наиболее употребимых в социальных науках понятий. Социальная среда обычно понимается как окружающие человека общественные, природные, материальные и духовные условия его существования, формирования и деятельности. Так как человек - социальное существо, социальная среда органична для него. Человек - субъект ее изменения и своеобразный объект взаимодействия. Исследование любых социальных характеристик человека и группы, таким образом невозможно без учета параметров социальной среды. При исследовании целого ряда социальных процессов влияние среды специально не учитывается. Иногда это допустимо в силу ограничений предмета исследования (например, в социометрии) либо в силу незначительности этого влияния по сравнению с интенсивностью внутрисистемных связей. Однако в исследовании механизма этнического конфликта влияние среды невозможно не учитывать. Проблема изучения этнического статуса в этноконтактной среде предполагает построение определенной типологии среды. При этом создаваемая типология не может претендовать на исключительность и единственно возможную правильность, но обязана стремиться к оптимальности для решения поставленных задач. Подобная типология, по мнению автора, может быть построена в результате осуществления последовательности операций, каждая из которых сводится к рассмотрению определенной проблемы: - взаимодействие любой системы и среды в общем виде; - взаимодействие специфичной системы (этнической общности) и социальной среды; - анализ существующих в различных социальных науках представлений о социальной и культурной среде; - выделения различных уровней социальных общностей; - анализ подходов к типологии этнических и этноконтактных сред. Заключительным этапом типологизации должно стать предложение авторского подхода на основе эмпирических данных и конструирование самой типологии. Системный подход к анализу социальных явлений уже занял свое место среди признанных инструментов научного исследования. По мнению В.В. Пименова, существует комплекс исследовательских задач, которые эффективнее решать именно в рамках системного подхода (Пименов В.В. 1985. С. 37). Задачи, составляющие этот комплекс, занимают важное место и в нашем исследовании. Это понимание и представление изучаемого феномена в виде сложного социального целого, определение закономерного порядка присущих ему внутренних связей и 127 внешних отношений, выявление характера его функционирования и тенденций развития. Как подчеркивают С.А. Арутюнов и Ю.И. Мкртумян, «историко культурные, в том числе - этнические общности людей представляют собой в принципе информационно открытые системы» (Арутюнов С.А., Мкртумян Ю. И. С. 23). Внутрисистемные связи и связи со средой являются прежде всего информационными. В отличие, например, от генетической информации, эти информационные связи существуют в виде различных форм коммуникации. Внутриэтническая информация представлена двумя формами: - диахронной - вся культурная традиция этноса, его творческое наследие, передаваемое их поколения в поколение в словесной (устной и письменной), а также материально-изобразительной форме; - синхронной - коммуникации представителей этноса, разделенных не временем, а территорией. По этому же принципу можно выделить как диахронные, так и синхронные информационные связи системы (этнической общности) и среды (остального социального мира). Выделение в качестве системообразующих связей этноса информационных потоков обусловлено спецификой научного исследования, в ходе которого выделяются поддающиеся измерению показатели. Информационные потоки, составляя универсальные системообразующие связи в социальных системах, в то же время поддаются измерению через некоторые процессы, в которых их интенсивность проявляется. Этнос и этническая культура являются системами в рамках общества. Для любых систем подобного типа средой являются другие социальные системы, с которыми они находятся во взаимодействии. Элементами социальной среды выступают люди, группы людей, процессы, идеи. В отечественной науке существует определенная традиция философского и социологического изучения социальной среды. Характерной чертой этой традиции является тесное взаимодействие понятий «социальная» и «культурная» среда. Так, в социологической литературе в качестве культурной среды понимается не только культура народа, страны, но и культурные процессы в рамках города, района, коллектива. Подобный подход подчеркивает неразрывность социального и культурного, проявление одного через другое, что чрезвычайно важно в исследовании этноса и этнического конфликта - здесь социальное и культурное составляют целостность системного типа. Другой чертой традиции исследования социальной среды является существование в ней двух подходов к пониманию социальной и культурной среды: первый трактует среду как связующее звено между 128 обществом, культурой общества в целом и личностью. Среда в этом случае понимается как часть целого, как отдельное, конкретное и противопоставляется обществу, культуре общества как некоему «целому». Второй подход, более широкий, трактует среду как соотнесенное с системой единство, элементы которой оказывают на систему важнейшее после элементов самой системы - влияние. Различие приведенных подходов состоит в том, что в первом случае все понятие среды сводится к микросреде и совпадает с малой группой (или ее культурой), т. е. с группой непосредственного общения. Во втором же случае предполагается выделение как макро-, так и микросреды. Этот подход представляется более адекватным целям нашего исследования. Социальная среда в широком смысле (макросреда) охватывает общественно-экономическую систему в целом - производительные силы, совокупность общественных отношений и институтов, общественное сознание, культуру данного общества. Микросреда (социальная среда в узком смысле) , будучи элементом социальной среды в целом, включает непосредственное социальное окружение человека - семью, трудовой и учебный коллектив, другие коллективы и группы. Таково одно из наиболее широко распространенных пониманий макро- и микросреды. Разграничение макро- и микросреды личности, выявление их специфики, в том числе исследовательской, производилось в отечественной науке, в частности Л.П. Буевой. Она показала, что деятельность личности осуществляется в определенной общественной среде, которая в конечном счете определяет и характер этой деятельности, и ее конкретные формы. Личное всегда есть продукт общественного, но продукт этот индивидуализирован как по содержанию, так и по форме. Это значит, что раскрывая социальную среду личности - определяющий фактор ее развития, важно анализировать не только общественное бытие, систему разделения труда в обществе, структуру общественного сознания, но также и те элементы среды, с которыми человек непосредственно более или менее активно взаимодействует. Необходимо подвергать анализу структуру микросреды личности, характер взаимодействия с ней, так как без этого нельзя раскрыть особенности специфичной «микросистемы» личности. Ведь среда общества (синоним макросреды) может значительно отличаться по объему и, что особенно важно, содержанию от среды личности (микросреды). Различие между макро- и микросредой как раз и объясняет индивидуальные вариации как в психическом складе личности, так и в содержании ее взглядов, убеждений и т.д. Все основные социальные функции личности реализуются в деятельности различных коллективов и групп. Наиболее значимы, по мнению Л.П. Буевой, в формировании сознания личности и ее практического опыта трудовые 129 коллективы, коллективы различных общественных организаций, семья, учебные коллективы, а также группы общения дома и вне работы - друзья и соседи. Они составляют ближайшее социальное окружение личности, область ее непосредственного общения, контактов и коммуникаций (Буева Л.П. С. 130). Каким образом приведенные парадигмы преломляются в существующих типологиях этнических и этноноконтактных сред? В отечественной этносоциологии, вслед за Ю.В. Бромлеем, обычно выделяются три категории сред, с которыми взаимодействуют этносы и любые другие виды этнических образований: - природная среда; - внеэтническая социальная среда; - собственно этническая среда. При этом подчеркивается, что только принимая во внимание совокупность «внешних» связей этносов со всеми названными разновидностями их окружения, можно уяснить важнейшие факторы, обусловливающие возникновение и изменение этнических систем, иначе говоря, предпосылки этнических процессов. Теоретическая разработка типологии этноконтактной среды проходила одновременно с ее разработкой для нужд эмпирических исследований и в рамках таких исследований (необходимо отметить, что и в первом, и во втором случае авторы, как правило, не ставили перед собой задачу рассмотрения сущности типологии и ее принципов). Обычно приемы типологии этноконтактной среды выделяются в особую группу методов по изучению размещения национальностей, наряду с методами, описывающими размещение отдельных национальностей, и методами попарного сравнения групп по их размещению в регионе (например, в работе «Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты исследования». М., 1984). Наиболее распространенный подход к анализу среды состоит в оценке этнической мозаичности региона (термин Б.М. Эккеля, 1976) или его многонациональности (термин М.С. Джунусова, 1980). Данный подход широко распространен: В.С. Кондратьев писал о том, что тип этнической среды с точки зрения этнического состава населения получает обобщенное выражение в индексе этнической мозаичности (Кондратьев В.С. 1979. С. 120), а Л.Ф. Моногарова использовала индекс этнической мозаичности как один из основных составляющих комплексной типологии городов Таджикистана (Моногарова Л.Ф. 1972). Большая группа авторов, представляющих различные социальные науки, занималась проблемой зон этнического контакта. Эта проблема является частью более общей проблемы типологии этноконтактной среды. Сам термин «этноконтактная зона» предложен Н.В. Юхневой и довольно 130 удачно отражает новый взгляд на историю формирования культур этносов (Крупник И.И. С.3). Если ранее использовались (и продолжают использоваться) термины «этнические границы», «территории смешанного расселения», как бы фиксирующие факт соседства или совместного проживания этносов на одной территории, то «этноконтактная зона» как особая историческая и пространственная категория ставит в центр внимания процесс взаимодействия этносов. Этноконтактную зону можно определить как район расселения одного этноса, контактный с соседними этническими группами. Ее возникновение может быть обусловлено природно-географическим фактором, направленностью хозяйственных связей и культурных взаимодействий, причинами исторического характера, социально-политической обстановкой. В последние десятилетия в связи с процессами урбанизации и массовыми миграциями населения становление зон интенсивных межнациональных контактов шло особенно активно. В теоретическом осмыслении феномена этноконтактной зоны достигнуты определенные успехи. Так, выдвинуто и обосновано положение об этноконтактной зоне как своеобразном избирательном фильтре, зоне этнокультурного обмена, через которую проходят одни этнокультурные элементы и не проходят другие (Дашкевич Я.Р. С. 18). Предложена классификация этноизолирующих барьеров этноконтактной зоны, выделены конфессиональные, языковый, экономический барьеры (Соколовский С.В. 1989. С. 81-82). Начата работа по типологизации этноконтактных зон. Так, Л.Ф. Артюх выделяет маргинальные (пограничные) и островные зоны по принципу отношения группы и «материнского» этноса. Маргинальные зоны образованы группами, проживающими на территории, смежной с «материнским» этносом и не теряют с ним связи. Развитие народной культуры в таких зонах происходит плавно, без вынужденного эмоционального сопротивления культуре этноса, на территории которого он проживает. Группы, расселенные по островному типу, территориально оторваны от «материнского» этноса и находятся в иноэтничном окружении. Процессы, характерные для них, существенно отличаются от процессов в маргинальных зонах. Боязнь раствориться в иноэтничном окружении побуждает эти группы придавать большое значение сохранению языка, обычаев, традиций (Артюх Л.Ф. С. 7). Исследование Л.Ф.Артюх проведено на материале русско-украинско- молдавского пограничья, но некоторые его выводы являются, на наш взгляд, универсальными. Этноконтактная зона раскрывает лишь один из аспектов этноконтакной среды - территориальный. Следовательно, и возможная типология этноконтактных зон будет частным случаем типологии этноконтактной среды. Как отмечал В.С. Кондратьев, в зависимости от 131 критериев, положенных в основу классификации, следует говорить о различных типах этноконтактных сред. Например, классифицируя этническую среду по степени взаимных контактов этнотерриториальных групп, можно выделить континуум их таксономических уровней - от региональных до локальных сред. На любом таксономическом уровне можно получить распределение типов сред по этническому составу населения. В этом случае в качестве переменной, положенной в основу группировки, будет иметь несомненное значение степень этнической мозаичности (определяемая через специальный индекс) (Кондратьев В.С. 1985. С. 11). Этот принцип, позволяющий определить лишь теоретическую вероятность и частоту межэтнического общения, стал, однако, доминирующим при типологизации сред как макро-, так и микроуровней. М.Н. Губогло при изучении языковых процессов рассматривает внешнюю среду человека как комплекс внеязыковых факторов, в числе которых далеко немаловажное значение имеет совместное расселение различных народов. Речевое поведение определяется как макросредой (социальной и этнической), так и микросредой, представленной непосредственным окружением человека, его семьей, школой, производственным коллективом и т.д. Между макро- и микросредой, по мнению М.Н. Губогло, действуют многочисленные каналы связи, через которые первая оказывает воздействие (прямое и опосредованное) на микросреду и речевое поведение человека. Это взаимодействие отражается во многочисленных конкретных ситуациях, обстоятельствах, моментах, случаях, которые можно изучить только путем специальных социологических исследований. М.Н. Губогло выделяет два типа промежуточных звеньев между общей социальной и этнической средой, охватывающей территорию страны в целом, и микросредой республиканское и порайонное звено. При этом в основу типов этнической среды на районном уровне он кладет два признака: - национальный состав населения района; количественное соотношение удельного веса каждой национальности в каждом районе (Губогло М.Н. 1992. С. 413). Л.М. Дробижева выделяет макро-, мезо- и микросреду: «...для русских особенно важно, как меняется ситуация во взаимоотношениях народов не только в стране в целом, то есть на уровне макросреды, но и в каждой конкретной республике - в мезосреде, а также в городах, селах, соседском, производственном, дружеском окружении - микросреде» (Русские. С. 143). В работе группы авторов (Губогло М.Н., Кондратьев В.С., Зеленчук В.С.) на примере этносоциологического исследования в Молдавской ССР констатируется, что первоначальным этапом изучения этнических процессов может послужить типология самих этнических сред, в которых 132 выражает себя та или иная форма этничности. Для экспериментальных задач исследования при выделении типов этнических сред авторы сочли возможным ограничиться двумя признаками - национальностью (этническим составом) и пространственным размещением. В качестве административно-территориальной единицы пространственного расселения был выбран район. Необходимо подчеркнуть, что типология по данным статистики населения пригодна лишь в государственном образовании для обобщенных выводов. Ограничиться при анализе лишь макросредой нельзя, на что указывает сам М.Н. Губогло (Губогло М.Н., Кондратьев В.С., Зеленчук В.С. С.12). Этим же путем анализа лишь макросреды идут Я.З. Гарипов и К.Д. Аргунова в исследовании факторов распространения двуязычия в СССР. Они выделяют в модели развития двуязычия несколько факторов, являющихся по сути характеристиками социальной среды полиэтничного региона: - долю русских в составе населения полиэтничных областей; - индекс мозаичности национального состава населения области; - долю городских жителей среди русского населения национальных областей; - долю горожан среди жителей титульной национальности; - долю занятых в составе населения; - плотность населения (число жителей на квадратный километр) (Гарипов Я.З., Аргунова К.Д. С. 53). Подобные характеристики среды, видимо, определяются источниковой базой исследований, в качестве которой выступают данные официальной статистики. Такая характеристика позволяет судить о некоторых общих процессах, но не доходит до уровня познания условий жизни конкретного человека, его этнокультурных характеристик. В самом деле, представитель какого-либо этноса может жить в иноэтничном окружении такого состава, который теоретически предполагает высокий уровень межэтнических контактов, но общаться лишь с представителями своей национальности в силу определенной негативной установки по отношению к «чужакам». Он может работать в многонациональном трудовом коллективе, что отразят статистические данные, но круг его производственного общения также может быть мононациональным (например, если первичный трудовой коллектив, в рамках которого замыкается в основном производственное общение, состоит из людей одной национальности). Можно привести большое количество ситуаций расхождения теоретической вероятности и реального положения дел в этой области. Однако сведение указанного расхождения лишь к несовпадению характеристик макро- и микросреды было бы, на наш взгляд, явно 133 недостаточным. Проблема состоит еще и в том, что микросреда, с одной стороны, - система тех элементов среды, с которыми человек взаимодействует непосредственно, а с другой - существует тенденция определять параметры микросреды на основании материалов социальной статистики, включая в микросреду все непосредственное социальное окружение человека. Но понятие системы элементов, с которыми человек непосредственно взаимодействует, является менее широким, чем понятие непосредственного социального окружения. Это несовпадение «объемов» понятий определено существенным различием содержания социального контакта и социального взаимодействия. По Я. Щепаньскому, всякие отношения между людьми должны начинаться с каких-то соприкосновений в пространстве, со взаимного наблюдения и установления факта обладания одним из индивидов какими-то чертами и особенностями, интересными для другого. Пространственный контакт может быть непосредственным, когда два индивида действительно видят друг друга, но может быть и опосредованным, когда, например, предприниматель, ищущий рабочих, просто на основе различной информации устанавливает существование определенного числа людей, обладающих такими качествами, что их можно нанять. Социальный контакт - это определенная система, в которую входят по меньшей мере два лица, какая-либо ценность, становящаяся основой контакта, какие-то взаимодействия, касающиеся этой ценности. В ходе контакта личность его участников как бы «остается за скобками». При этом контакты существуют не только на ранней стадии образования социальной связи между индивидами, но также между людьми, уже связанными даже очень сложной системой отношений (Щепаньский Я. С. 82). Таким образом, применительно к непосредственному социальному окружению (микросреде), характеризуя его взаимодействие с этнофором или этнической группой, мы имеем право применять термин «социальный контакт» для выражения той минимальной степени взаимодействия, которую мы обязаны предположить по отношению к непосредственному социальному окружению. Социальное взаимодействие развивается на основе социальных контактов. Контакт уже предполагает определенный объем действий, но действия эти относятся к предмету или другой ценности, которая является основой контакта. Взаимодействие же в собственном смысле термина - это систематическое, постоянное осуществление действий, имеющих целью вызвать соответствующую реакцию со стороны партнера. Это воздействие на самого партнера, причем вызванная реакция определяет очередную реакцию воздействующего. Взаимодействие - это следующая, более высокая по сравнению с социальным контактом степень «взаимопроникновения» среды и системы. 134 В то же время взаимодействие - это ключевое слово в принятом нами определении микросреды. На наш взгляд, учет влияния этноконтактной среды требует дифференцированного подхода. Целесообразно выделить такое понятие, как конкретная социальная среда. Она включает систему тех элементов среды, с которыми личность или группа находится в состоянии социального взаимодействия, непосредственного или опосредованного. В социологическом исследовании параметры конкретной социальной микросреды определяются на основании ответов самих респондентов, например, на вопрос «Кто Ваши ближайшие друзья?» Очевидно, что с ближайшими друзьями человек действительно находится в состоянии взаимодействия, их отношения значимы и эмоционально окрашены. Ответ на этот вопрос может состоять из выбора: - люди Вашей национальности; - представители других национальностей; - круг друзей многонационален. Выбор одного из этих вариантов предполагает достаточно четкое определение параметра микросреды и дает представление, насколько тесными являются отношения человека с представителями других этносов на практике, а не теоретически. В диссертационной работе Т.С. Гузенковой, посвященной межэтническим контактам, выделены микросреды, в которых индивид осуществляет основные виды жизнедеятельности (например, сфера труда, соседского, дружеского, семейно-родственного общения). В качестве наиболее значимых сфер контакта, связанных с видами жизнедеятельности, выделены: - сфера индивидуально-личностного общения (семейно-родственное и дружеское); - сфера трудового общения; - сфера общения, обусловленного территориально-пространственной близостью (соседское общение). Внутри указанных сфер межнационального контакта выделяется ближайшая социальная среда (термин Т.С. Гузенковой), которая окружает личность или группу и оказывает непосредственное влияние на ее поведение. К таким средам относят первичный производственный коллектив, семью, соседей, ближайшее дружеское окружение. Выделенные микрогруппы, часть которых обладает статусом социальных институтов, допустимо рассматривать в качестве малых полей этнического процесса. В свою очередь массовость процессов межнационального общения (взаимодействия) на микроуровне позволяет улавливать соответствующие тенденции в масштабе этноса. Таким образом, пределы микросреды задаются предложенным набором малых полей этнического процесса: первичный 135 производственный коллектив, семья (включая родственные связи), соседство, ближайшее дружеское окружение. При этом ближайшее дружеское окружение может быть отнесено к конкретной микросреде. То, что оно выделяется из ряда малых полей этнического процесса, определено как уровнем взаимодействия системы и среды в этом случае, так и способом формирования ближайшего дружеского окружения. Оно отбирает, «фильтрует» на основе личной симпатии элементы других полей этнического процесса - трудового коллектива, соседского и родственного окружения. Семья (понимаемая как малая семья - муж, жена, дети) также должна быть включена в конкретную микросреду. Вне зависимости от качества взаимодействия в семье это именно взаимодействие, отношение по поводу личностей. Подобный уровень связей определен центральным местом функций, выполняемых семьей, в системе социальных функций человека. Используемое автором допущение об однопорядковом характере таких явлений, как среда индивида и среда группы, основано на трактовке группы в качестве целостного субъекта межгруппового взаимодействия и взаимовосприятия. Так, В.С. Агеев подчеркивает, что при сопоставлении межличностного и межгруппового восприятия речь идет именно о различных уровнях одной в сущности социальной перцепции. В этом смысле межгрупповой уровень анализа нисколько не противостоит и не противоречит исследованию социально-перцептивных феноменов на межличностном уровне, но выступает как органичное дополнение и расширение границ последнего (Агеев В.С. 1983. С. 64). В исследовании «Социальное развитие советской молодежи» были использованы следующие критерии типологии этноконтактной микросреды: - в семейном общении - национальность отца, матери, супруга респондента (совпадает или нет с национальностью самого респондента); - в дружеском общении - являются ли ближайшие друзья респондента в основном 1) представителями той же национальности, 2) представителями другой (других) национальности, 3) круг друзей респондента многонационален (по его собственной оценке); - в трудовом общении - состоит ли трудовой коллектив респондента из 1) людей разных национальностей в равной степени, 2) преимущественно из людей той же национальности, что и респондента, 3) преимущественно из людей другой национальности. Направленность этнического контакта по шкале «конструктивность деструктивность» автору представляется целесообразным классифицировать, выделив конструктивный, нейтральный, деструктивный этноконтакт. Конструктивный этноконтакт предполагает, что в ходе контакта этническая принадлежность его участников не влияет 136 отрицательно на эффективность контакта. Для нейтрального характерно то, что эмоциональная неприязнь не проявляется очевидно в поведении людей. Деструктивная направленность контакта предполагает значительную негативную эмоциональность, которая может отражаться на поведении и на эффективности контакта. Существует ли связь между типом макроуровня этноконтактной среды и статистическими характеристиками национального состава населения? Это весьма важный вопрос, так как типологии этнического состава населения часто используются в исследованиях. Некоторые авторы указывают на существование в определенных ситуациях такой закономерности: терпимость в отношении иноэтничных мигрантов сменяется со стороны местного населения настороженностью после того, как их относительная численность увеличивается и достигает какого-то количественного предела (Mason P. P. 169). Однако в нашей стране какиелибо специальные исследования на эту тему не проводились. В целом же можно констатировать, что типология этнического состава населения территории лишь в самом общем виде содержит в себе возможность той или иной типологии этноконтактной среды: если регион моноэтничен, то проблема этнических контактов неактуальна, если же индекс этнической мозаичности велик, то существует и более высокая вероятность (опосредованная большим количеством факторов) наличия деструктивной этноконтактной среды на макроуровне. Значит, типология этнического состава населения характеризует лишь теоретическую вероятность направленности и «плотности» макроуровня этноконтактной среды. Если предложенная выше типология макроуровня этноконтактной среды характеризует среду лишь с точки зрения направленности ее влияния (плотность среды на макроуровне, по мнению автора второстепенная характеристика), то на микроуровне нас прежде всего характеризует именно «плотность» этноконтактной среды. Согласно предложенным критериям типологии на микроуровне этноконтактной среды в сфере трудового общения выделяются три типа: - среда высокой плотности (в коллективе представлены в основном люди другой национальности); - средней плотности (первичный трудовой коллектив полиэтничен); - низкой плотности (первичный трудовой коллектив в основном состоит из людей той же национальности, что и респондент). В исследовании «Социальное развитие советской молодежи» абсолютное и относительное количество респонедентов, для которых характерна этноконтактная среда первого типа (по ответам респондентов), даже в самой многочисленной русской молодежной подвыборке невелико (менее 2%). По этой причине мы вынуждены ограничивать анализ средой 137 второго и третьего типов. Среда средней плотности характерна для 15,7% и низкой плотности - для 82,3% русских респондентов. В результате типологизации по определенным критериям получено некоторое количество типов этноконтактных сред. Но в социальных исследованиях, в отличие от исследований в естественных науках, важно получить не собственно разбиение объектов на группы однородных, а выявить характерные особенности полученных типов, т. е. произвести их содержательную интерпретацию. В нашем случае содержательной интерпретацией будет анализ влияния плотности производственной среды и типа этноконтакта по степени позитивности. Оказывает ли воздействие частота и регулярность производственного общения на позитивность этнического контакта? Таблица 26 Взаимозависимость плотности производственной среды и позитивности этнического контакта, % Плотность среды Средняя Низкая Конструктивный контакт 39,9 27,9 Нейтральный контакт 53,0 62,4 Деструктивный контакт 7,1 9,7 Таким образом, наблюдается очевидная закономерность: более высокая плотность микросреды взаимосвязана с более позитивной оценкой макросреды, типы выделены отчетливо. В сфере родственного общения микроуровень этноконтактной среды типологизировать достаточно сложно: в ней разброс частоты и значимости контактов может быть чрезвычайно велик. В самом деле, если на работу человек ходит регулярно (а соответственно регулярно общается с коллегами), то с родственниками (кроме составляющих семью) он может жить под одной крышей, т. е., встречаться каждый день, а может вовсе не поддерживать отношения. Между этими крайними вариантами существует весьма протяженный континуум. В целях нашего исследования важно разграничение по линии наличия - отсутствия контакта, поэтому мы ограничимся выделением двух типов среды: наличием и отсутствием этнического контакта. Отсутствие этнического контакта характеризует именно этноконтактную среду. Среди русских респондентов в данном 138 исследовании 59,4% указали на отсутствие межэтнического контакта в этой сфере. Используя критерии типологии на микроуровне этноконтактной среды в сфере дружеского общения, можно предположить существование трех типов, аналогичных трем типам среды в сфере трудового общения: - среда высокой плотности (среди друзей представлены в основном люди других национальностей); - средней плотности (круг друзей многонационален); - низкой плотности (среди друзей в основном представлены люди той же национальности, что и респондент). Для демонстрации некоторых характеристик выделенных типов рассмотрим массив респондентов русской национальности. В сфере дружеского общения абсолютное и относительное количество респондентов, для которых характерна среда первого типа, также очень незначительно - 1,5%. Каким образом в двух других выделенных типах микросреды отражается влияние макросреды, показывает таблица. Таблица 27 Взаимозависимость плотности среды в сфере дружеского общения и позитивности этнического контакта ( русские), % Плотность среды Средняя Низкая Конструктивный контакт 34,8 28,0 Нейтральный контакт 58,8 61,0 Деструктивный контакт 6,4 11,0 Очевидно, что выделенные нами типы микросреды в сфере дружеского общения взаимосвязаны с типами макросреды и, следовательно, основаны на существенных для исследования признаках. В сфере семейного общения микроуровня этноконтактной среды автор считает возможным выделить также два типа: - наличия этнического контакта; - отсутствия этнического контакта. Хотя сам термин «этноконтактная среда» уже предполагает какой-то этнический контакт, его отсутствие определенным образом характеризует именно этноконтактную среду и никакую иную. Первый из выделенных типов среды - когда среди членов семьи респондента (мать, отец, супруг) есть представители другой национальности. Общение с ближайшими родственниками, как можно предположить, оказывает особое влияние на 139 этнизацию индивида, восприятие им этнической культуры и т.д. Семья важнейшая сфера бытия человека. Насколько широко в ней распространены этнические контакты, позволяют судить несколько цифр. Так, среди респондентов русской национальности имеют супруга иной национальности 10,1% от вступивших в брак, отец другой национальности у 6% респондентов, мать - у 6,2% Еще выше указанные показатели у татар - соответственно 28,6%, 13,7, 14,7%, а также у украинцев, проживающих в Российской Федерации - соответственно 27,5%, 14,3, 28,2% Очевидно, численность и характер расселения (дисперсное, компактное) этноса значительно влияет на глубину этнических контактов в этой сфере. Таким образом, с помощью методов количественного анализа мы получили набор типологий этноконтактной среды на различных уровнях и в различных сферах. Однако практическое использование этого набора типологий в таком виде осложнено его дробностью. Цели нашей работы предполагают построение более общих типологий этноконтактной среды. Можно сказать, что, осуществив анализ, необходимо перейти к синтезу. По мнению автора, подобное обобщение полученных типологий вполне может быть осуществлено. Так, типология макроуровня этноконтактной среды является в предложенном виде вполне «рабочей». Построение общей типологии микроуровня этноконтактной среды облегчено наличием общего основания (плотность контактов). Проблема состоит в том, сможем ли мы свести две типологии абстрактной микросреды к одной и по этому же принципу реорганизовать две типологии конкретной микросреды. Корреляционный анализ показывает наличие значительной связи между распределениями ответов на вопросы о национальном составе первичного трудового коллектива и о наличии близких родственников, состоящих в браке с человеком другой национальности, а также в паре: национальный состав круга дружеского общения и наличие в семье представителей другой национальности (в последнем случае в качестве индикатора используется национальность супруга). Таким образом, в качестве интегрированного показателя типа абстрактной среды микроуровня можно использовать национальный состав первичного трудового коллектива, а в качестве показателя типа конкретной этноконтактной среды микроуровня - национальный состав круга дружеского общения. Конечно, такое «укрупнение» типологии неизбежно ведет к схематизации отображаемого ею содержания. Однако, по замечанию А. Печчеи, ни одна модель (а типология представляет собой специфическую модель) не может быть одинаково справедливой ко всем ее элементам (Печчеи А., 1985. С.146). Подводя итоги типологизации этноконтактной среды, необходимо выделить некоторые положения обобщающего характера: 140 Типология этноконтактной среды не может быть сведена к типологии национального состава населения территорий, хотя и соотносится с ней. Подход к выделению типов основывается на различии микро- и макроуровней этноконтактной среды. Критерием типологизации макроуровня этноконтактной среды выступает оценка состояния межэтнических отношений в любой точке ее континуума. Выделяются три типа этноконтакта - конструктивный, нейтральный, деструктивный. Критерием типологизации макроуровня этноконтактной среды является ее плотность, выражаемая через плотность межэтнических контактов и взаимодействий на личностном уровне. Типология микроуровня этноконтактной среды имеет свою специфику в основных сферах человеческой деятельности, проявляющихся через трудовое, соседское, дружеское и семейнородственное общение. Типология этноконтактной среды микроуровня может быть сведена к более общей на основании общности критериев плотности среды в сфере производственного и дружеского общения. В ходе обработки материалов исследования «Социальное развитие советской молодежи» автор получил большое количество простых процентных распределений по различным типам этноконтактной среды. В соответствии с целями работы нас интересуют те из них, которые характеризуют этнический статус. Рассмотрим влияние этноконтактной производственной среды на некоторые показатели этнического статуса. Таблица 28 Влияние этноконтактной производственной среды на представление о знании народных обычаев и обрядов (русские, Россия, % ) Плотность среды Низкая Средняя Знает обряды и обычаи своего народа Хорошо Не очень хорошо Не знает 4,0 75,5 19,7 8,9 69,6 21,3 Выраженное в процентных соотношениях влияние данного типа среды на представления респондентов о знании традиционных компонентов этнической культуры не является статистически значимым. Так, в русской этноконтактной производственной среде низкой плотности предпочли идентификацию с этносом 6%, средней плотности - 5,5%. Очевидно, что влияние межэтнического контакта в производственной 141 сфере на идентификацию респондентов со своей этнической общностью не прослеживается. В качестве одного из показателей степени этнической солидарности в указанном исследовании использовалась ориентация на сохранение этничности в брачно-семейных отношениях. Респондентам предлагалось ответить на проективный закрытый вопрос «Как бы Вы повели себя, если бы Ваша дочь или сын решили вступить в брак с человеком другой национальности?». Автор исходил из того, что ориентация на сохранение этничности, т. е. на брак с человеком другой национальности, предполагает достаточно высокую степень этнической солидарности и, следовательно, представление о высоком статусе своего этноса. Оказывает ли влияние на этот показатель плотность этнического контакта в производственной сфере? Таблица 29 Влияние этноконтактной производственной среды на ориентацию сохранения этничности в брачно-семейных отношениях (русские, Россия, %) Варианты ответов Дал бы согласие на брак в любом случае Дал бы согласие в зависимости от национальности жениха или невесты Постарался бы отговорить Не стал бы реагировать Постарался бы помешать Затрудняюсь ответить Среда низкой плотности 32,5 Среда средней плотности 41,9 13,9 10,7 7,1 8,6 1,6 34,8 7,6 8,6 1,3 28,2 Этноконтактная среда более высокой плотности в этом случае несколько усилила положительное отношение к межнациональным бракам главным образом за счет уменьшения количества затруднившихся в ответе на вопрос. Вероятно, межэтнические контакты в процессе трудовой деятельности способствуют уменьшению неопределенности в ориентациях на сохранение этничности в брачно-семейных отношениях. У русской 142 молодежи уменьшение неопределенности, как показывает таблица, сопровождается некоторым усилением позитивности отношения к межнациональным бракам. Анализ материалов исследования показывает, что на представление респондентов о знании народных обычаев и обрядов не оказывает влияния и плотность контактов в сфере дружеского общения. Не являются статистически значимыми также различия в степени идентификации с этносом между средой низкой и средней плотности в сфере дружеского общения. Таблица 30 Влияние этноконтактной среды в сфере дружеского общения на ориентацию сохранения этничности в брачно-семейных отношениях (русские, Россия, %) Варианты ответов Дал бы согласие на брак в любом случае Дал бы согласие в зависимости от национальности жениха или невесты Постарался бы отговорить Постарался бы помешать Затрудняюсь ответить Среда низкой плотности 29,2 Среда средней плотности 46,9 14,4 11,3 8,9 1,9 36,4 2,7 0,5 26,5 Процентное распределение подтверждает сделанный ранее вывод об уменьшении неопределенности в ориентации на сохранение этничности в брачно-семейных отношениях под влиянием более плотной этноконтактной среды. Совпадает и направленность этого изменения - у русской молодежи усиление плотности контакта как в сфере производственного, так и дружеского общения, вызывает усиление позитивности восприятия межнациональных браков. При этом межэтнические контакты в сфере дружеского общения оказывают гораздо 143 более сильное влияние в этом направлении. Причина - разный характер формирования человеком своего круга производственного и дружеского общения. Первичный трудовой коллектив для человека - некая данность, с которой приходится мириться и на состав которой повлиять трудно. Круг друзей создается самим человеком, являясь рефрентной группой. Кроме того, различается и характер общения в этих сферах - дружеское общение гораздо более личное и неформальное. Влияет ли плотность этноконтактной среды на мнение о выраженности тех или иных черт в национальном характере своего народа? Таблица 31 Влияние этноконтактной среды в сфере дружеского общения на мнение о сильной выраженности в национальном характере своего этноса некоторых качеств ( русские, Россия, %) Качества характера Доброжелательности Гостеприимство Аккуратность Трудолюбие Культурность Честность Среда низкой плотности 80,5 82,7 50,5 67,3 58,4 65,0 Среда средней плотности 87,0 87,4 50,9 70,8 62,4 70,5 Тип среды оказал определенное влияние на мнение респондентов о степени выраженности в национальном характере тех или иных черт. Воспользовавшись приемом ранжирования, получим, что наиболее сильно это влияние проявляется в оценке таких качеств, как доброжелательность, честность, гостеприимство, причем позитивность оценки своего этноса в среде большей плотности усиливается. Таким образом, мы получили результат, близкий результату психологических исследований, проведенных под руководством В.С. Агеева: возможность соотнесения с другой группой, возможность более тесного контакта и оценки с этнопсихологическими особенностями этой другой группы делают более явной этнокультурную и психологическую специфичность своей 144 собственной. Другая группа, вообще «другие» - это точка отсчета для восприятия и оценки самих себя (Агеев В.С., 1990. С. 157). Акцентуация собственной этнической идентичности в нашем случае выражалась в повышении позитивности оценок своего этноса по различным параметрам. Однако повышение плотности этноконтактной среды в сферах производственного и дружеского общения направлено на повышение позитивности оценок разных групп качеств. Так, повышение плотности среды в сфере производственного контакта усиливает позитивность оценки качеств, наиболее полно раскрывающихся в этой сфере: трудолюбие, аккуратность. Повышение плотности среды в сфере дружеского общения усиливает позитивность оценки доброжелательности, гостеприимства. И в этом, и в другом случае возрастает позитивность оценки честности как универсально необходимого качества. Таким образом, на примере одной выборочной совокупности и в ходе одного исследования выявлены идущие в разных направлениях социальные процессы: с одной стороны, усиление позитивности оценок собственного этноса (этнической группы) и соответствующих этностатусных представлений под влиянием этнических контактов, с другой - усиление положительного отношения к межнациональным бракам, грозящим изменением этничности в следующих поколениях. Подобное явление уже фиксировалось в отечественной социальной науке: этнические процессы представляют собой иерархическое явление. Они могут идти как бы на разных ярусах и подчас даже в разных направлениях. В результате одна и та же группа людей оказывается одновременно как в сфере внутреннего развития этого этноса, направленного на укрепление его в качестве самостоятельной системы, так и в сфере процесса, направленного на интеграцию того же этноса с другими этническими общностями (Современные этнические процессы в СССР. С. 382). Исследуя проблему влияния этноконтактной среды на некоторые показатели такого элемента соционормативной культуры, как этнический статус, мы выявили анализом простых распределений большую устойчивость одних из них по сравнению с другими. Так, показатель идентификации с этносом практически неизменен в этноконтактной среде различных типов, в то время как ориентация на сохранение этничности в брачно-семейных отношениях подвергается статистически значимым изменениям. Можно сделать некоторые выводы на основании осуществленной автором типологизации этноконтактной среды. Типология этноконтактной среды не может быть сведена к типологии национального состава территорий, хотя и соотносится с ней определенным образом. Подход к выделению типов среды основывается на различии макро- и микроуровней этноконтактной среды. Критерием типологизации макроуровня выступает 145 оценка состояния межэтнических отношений, при этом выделяются три типа этноконтакта - конструктивный, нейтральный, деструктивный. Критерием типологизации микроуровня является оценка ее плотности, выражаемая через плотность межэтнических контактов на личностном уровне. Типология микроуровня этноконтактной среды имеет выраженную специфику в основных сферах человеческой деятельности, проявляющихся через трудовое, соседское, дружеское и семейнородственное общение. Типология этноконтактной среды микроуровня может быть сведена к более общей на основании общности критериев плотности среды в сфере производственного и дружеского общения. Проблема факторов межэтнических конфликтов требует дальнейшего исследования. Этнический статус, входя в сложную систему этих факторов, является лишь одним из ее элементов. Его изучение далеко не исчерпывает тему. Однако этнический статус - тот элемент системы факторов конфликта, без которого невозможно конструирование механизмов урегулирования и предотвращения конфликтов. Требует дальнейшего исследования целый ряд научных проблем, связанных с пониманием этнического статуса. Среди них - традиционная иерархия ценностей в этнических культурах, особенности взаимодействия по линии «свой - чужой» у этносов различных социокультурных типов, степень воспроизводства онтологических установок, влияние религиозной принадлежности на межэтническое взаимодействие. Анализ представлений об этнических статусах позволяет формировать новые индикаторы межэтнических конфликтов и таким образом решать задачу прогноза конфликта. Этностатусные позиции должны стать объектом приложения специальных социальных технологий с целью профилактики насильственных проявлений конфликта. 146 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Абдулатипов Р.Г. Человек, нация, общество. М., 1991. 2. Агеев В.С. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. М., 1990. 3. Агеев В.С. Психология межгрупповых отношений. М., 1983. 4. Акаев В. Шейх Кунта - Хаджи // Наш Дагестан. Махачкала, 1995. С. 3-17. 5. Алданов М. Прямое действие. М., 1994. 6. Аллен У., Фарли Р. Цвет кожи и качество жизни в Америке // Черная Америка в 80-е годы., М., 1989. С. 48-70 7. Ануфриев Е.А. Социальный статус и активность личности. М., 1984. 8. Анчабадзе Ю.Д. Современные проблемы межнациональных отношений на Кавказе // Расы и народы. М.,1990. С. 90-105. 9. Арендт Х. Национализм пандвижений // Национализм (Взгляд из-за рубежа). М., 1995. С. 79-83. 10.Артюх Л.Ф. Современная традиционно-бытовая культура в маргинальных этноконтактных зонах УССР // Этнические и этнографические группы в СССР и их роль в современных этнокультурных процессах. Уфа, 1989. С. 7-10. 11.Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие.М.,1990. 12.Арутюнов С.А., Мкртумян Ю.И. Проблемы типологического исследования механизмов жизнеобеспечения в этнической культуре // Типология основных элементов этнической культуры. М., 1984. С. 19-33. 13.Арутюнов С.А., Чебоксаров Н.Н. Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества // Расы и народы. Вып. 2. М., 1972. С. 8-31. 14.Барбер Б. Структура социальной стратификации и тенденции социальной мобильности // Американская социология. М., 1972. С.230240. 15.Бгажноков Б.Х. Адыгский этикет. Нальчик, 1978. 16.Белановский С., Марзеева С. Войны однополчан // XX век и мир.1990. № 11. С.22-26. 17.Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М., 1975. 18.Бергер П.Л. Общество в человеке // Социология: хрестоматия. М., 1997. С. 5-22. 19.Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. 20.Бибо И. Нищета духа малых восточноевропейских государств // Национальные отношения и этнические конфликты. М., 1993. С. 42-66. 21.Бондарь Н.И. Этнокультурная ситуация на Кубани // Традиционные национальные культуры Кубани: состав, состояние, проблемы. Краснодар, 1991. С. 7-25. 147 22.Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. 23.Бромлей Ю.В. Этнос и этносоциальный организм // Вестник АН СССР. 1970. № 8. С. 48-54. 24.Бугай Н.Ф., Кудюкина М.М., Хлынина Т.П. Национальные проблемы в историографии российских автономий (1988-1990) // Северный Кавказ: межнациональные отношения (историография, проблемы). Майкоп, 1992. С. 6-43. 25.Буева Л.П. Социальная среда и сознание личности. М., 1968. 26.Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Спб, 1904. 27.Ван де Флирт Э., Янссен О. Внутригрупповое конфликтное поведение: описывающий, объясняющий и рекомендательный подходы // Социальный конфликт. 1997. № 2. С. 3-41. 28.Вебер М. Социология религии // Избранное. Образ общества. М., 1994. С. 78-308. 29.Воронцов В.С. Некоторые особенности национального самосознания студентов - удмуртов // Вестник Удмуртского университета. 1992. № 6. С. 89-90. 30.Гарипов Я.З., Аргунова К.Д. Анализ факторов распределения двуязычия в СССР // Социологические исследования. 1980. № 3. С. 52-61. 31.Гражданские движения в Латвии. 1989. М.,1990. 32.Гражданские движения в Таджикистане. М.,1990. 33.Грюнебаум Г.Э. фон Истоки мусульманской цивилизации // Основные черты арабо-мусульманской культуры. Статьи разных лет. М.,1981. С. 3082. 34.Грюнебаум Г.Э. фон Природа арабского единства в доисламский период // Основные черты арабо-мусульманской культуры. Статьи разных лет. М., 1981. С. 11-29. 35.Губогло М.Н. Типология этнических сред при этносоциологическом изучении языковых процессов (На примере Молдавской ССР) // Проблемы типологии в этнографии. М., 1992. С. 11-25. 36.Губогло М.Н., Кондратьев В.С., Зеленчук В.С. Опыт выделения типов этнических сред и построения выборки в этносоциологическом исследовании // Известия АН Молдавской ССР. Серия общественных наук. 1974. № 1. С. 31-37. 37.Гузенкова Т.С. Межэтнические контакты и их роль в этническом процессе (По материалам статистико - этнографического обследования в Чувашской АССР). Дис... канд. ист. наук. М., 1984. 38.Гуревич А.Я. История и сага. М., 1972. 39.Даудерштедт М., Домитра М., Эрке М. Солидарность с Восточной Европой: сотрудничество вместо катастрофы. Бонн, 1993. 148 40.Дашкевич Я.Р. Большая граница Украины (Этнический барьер или этноконтактная зона) // Этноконтактные зоны в Европейской части СССР. М., 1989. С. 7-21. 41.Джером Дж. К. Трое на четырех колесах // Трое в лодке, не считая собаки. Трое на четырех колесах. Рассказы. М., 1995. С. 213-413. 42.Джунусов М.С. Взаимообогащение национальных культур и развитие национально-русского двуязычия // Взаимоотношения развития национальных языков и национальных культур. М., 1980. 43.Дробижева Л.М. Влияние этноконтактной среды на межнациональные отношения // Социальная психология и общественная практика. М., 1985. С. 153-162. 44.Дробижева Л.М. Духовная общность народов СССР. Историкосоциологический очерк межнациональных отношений. М., 1981. 45.Дробижева Л.М. Этническое самосознание русских в современных условиях: идеология и практика // Советская этнография. 1991. № 1. С. 3-13. 46.Дробижева Л.М., Сусоколов А.А. Межэтнические отношения и этнокультурные процессы // Советская этнография.1981. № 3. 47.Жириков А.А. Этнические факторы политической стабильности. М., 1995. 48.Иванов В.Н. Конфликтогенные факторы и проблемы межнациональных отношений // Этничность. Национальные движения. Социальная практика. Спб, 1995. С. 71-90. 49.Изложение начал мусульманского законоведения. Спб, 1850. 50.Ильин В.И. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ, 1917-1996гг. Опыт конструктивистскоструктуралистского анализа. Сыктывкар, 1996. 51.Каддафи М. Зеленая книга. М., 1989. 52.Кант И. Критика практического разума // Соч.: В 6 т. М., 1965. Т.4. Ч.1. 53.Кирей Н.И. Этнография арабов Передней Азии и Северной Африки. Краснодар, 1996. 54.Кисриев Э. Материал к модели раннего предупреждения конфликтов // Новые материалы модели раннего предупреждения конфликтов. М., 1997. 55.Климович Л.И. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. М., 1986. 56.Кнабе Г.С. Историческое пространство и историческое время в культуре Древнего Рима // Культура Древнего Рима. Т.2. М., 1985. С. 108166. 57.Ковалевский М.М. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом // Антология русской классической социологии. М., 1995. С. 69-106. 149 58.Ковалевский П.И. Русский национализм и национальное воспитание в России. Спб, 1912. 59.Колеватов В.А. Социальная память и познание. М., 1984. 60.Кон И.С. Моральное сознание личности и регулятивные механизмы культуры // Социальная психология личности.М.,1979. 61.Кон Н. Благословение на геноцид. М., 1990. 62.Кондратьев В.С. Типология и выборка в этносоциологическом исследовании // Проблемы типологии в этнографии. М., 1979. С. 115-122. 63.Кондратьев В.С. Этническая среда и межэтнические контакты в свете статистики (На примере республик Поволжья и Приуралья ) // Статистика в этнографии. М., 1985. С. 10-19. 64.Корнилов Ф. Слободской уезд Вятской губернии в 1839 году // Журнал Министерства внутренних дел. Ч. 4. Спб, 1843. 65.Котанджян Г.С. Этнополитология консенсуса - конфликта. М., 1992. 66.Крепостные в Кабарде и их освобождение // Кавказские горцы. Сборник сведений. Вып. 1. Тифлис, 1868. 67.Крупник И.И. Этноконтактные зоны в Европейской части СССР // Этноконтактные зоны в Европейской части СССР. М., 1989. С. 3-6. 68.Кузнецов И.В. Одежда армян Понта. Семиотика материальной культуры. М., 1995. 69.Кузнецов И.М. Адаптивность этнических культур и этнокультурные типы самоопределения личности (К постановке проблемы) // Советская этнография. 1988. № 1. С. 15-27. 70.Куманецкий К. История культуры Древней Греции и Рима. М., 1990. 71.Кцоева Г.У. Методы изучения этнических стереотипов // Социальная психология и общественная практика. М., 1985. С. 225-231. 72.Ланда Р.Г. Ислам в истории России. М., 1995. 73.Левин З.И. Ислам и национализм в странах зарубежного Востока. М., 1988. 74.Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. 75.Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. 76.Майерс Д. Социальная психология. Спб, 1997. 77.Маккихэн И., Кэмпбелл Р.Е. Межнациональные конфликты в Советской Армии // Социологические исследования. 1992. №1. С. 94-104. 78.Мамхегова Р. Очерки об адыгском этикете. Нальчик, 1993. 79.Марр Н.Я. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа // Известия АН. 1916. 80.Марутян А.Т. Геноцид армян. Историческая память и трансформация этнических стереотипов (По материалам транспарантов и плакатов Карабахского движения) // Армяне Северного Кавказа. Краснодар. 1995. С. 160-169. 81.Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока. М., 1991. 150 82.Мельникова Е.А. Меч и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе. М.,1987. 83.Мец А. Мусульманский ренессанс. М., 1996. 84.Милославская Т.П., Милославский Г.В. Концепция «исламского единства» и интеграционные процессы в мусульманском мире // Ислам и проблемы национализма в странах Ближнего и Среднего Востока. М., 1986. С. 5-40. 85.Молодежь России: социальное развитие. М., 1992. 86.Моногарова Л.Ф. Комплексная типология городов Таджикской ССР в свете проблем этнической мозаичности их населения // Советская этнография. 1972. № 5. С. 52-63. 87.Некоторые показатели, характеризующие национальный состав населения Российской Федерации по данным переписи населения 1989 года. М., 1992. Т.2. 88.Ооммен Т.К. Раса, этния и класс: анализ взаимосвязей // Международный журнал социальных наук. 1994. №3 (6). С. 105-118. 89.Оффе К. Этнизация политики в странах Восточной Европы // Национальные отношения и этнические конфликты. М., 1993. С. 3-18. 90.Оффе К. Этнополитика в восточноевропейском переходном процессе // Полис. 1996. № 2. С. 27-46. 91.Паин Э.А. Межнациональные отношения и миграция // Миграция. 1997. № 1. С. 11-13. 92.Паин Э.А. Система территориальных общностей и ее роль в формировании и воспроизводстве этнокультурных традиций в условиях урбанизации // Советская этнография. 1987. № 1. С.10-24. 93.Панеш Э.Х. Этническая психология и межнациональные отношения. Взаимодействие и особенности эволюции (На примере Западного Кавказа). Спб., 1996. 94.Пересветов И.С. Сочинения. М., 1956. 95.Петрушевский И.П. Ислам в Иране в 7-15 вв. Л., 1966. 96.Печчеи А. Человеческие качества. М., 1985. 97.Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. 98.Пименов В.В. Исторический анализ в системном исследовании // Статистика в этнографии. М., 1985. С. 37-49. 99.Поликарпов В.С. История нравов России. М., 1995. 100.Попков В.Д. Конфликтность групп этнических мигрантов и ее влияние на процесс социокультурной адаптации // Социальный конфликт. 1997. №1. С. 3-23. 101.Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1966. 102.Празаускас А.А. Актуальные проблемы этнонационального развития стран Востока // Национальный вопрос в освободившихся странах Востока. М., 1986. С. 5- 42. 151 103.Привилегированные сословия Кабардинского округа // Кавказские горцы: Сб. сведений. Вып. 3. Тифлис, 1870. 104.Приходько Д.Н., Пан Б.В. Образование и социальный статус личности. Тенденции интернационализации и духовная культура. Томск, 1974. 105.Райх В. Психология масс и фашизм. Спб., 1997. 106.Рождественский Ю.В. О чеченском конфликте: Тезисы // Чеченский кризис: Инф.-аналит. бюллетень клуба «Реалисты». М., 1995. С. 27-32. 107.Русские: Этносоциологические очерки. М., 1992. 108.Рыжкова С.В., Установки этнического самосознания русских // Конфликтная этничность и этнические конфликты. М., 1994. С. 110-124. 109.Савва М.В. К вопросу о восприятии населением казачьего движения на Кубани // Кубанское казачество: три века исторического пути. Краснодар, 1996. С. 209-213. 110.Савва М.В., Чупров В.И. Этнический статус в молодежной среде // Социологические исследования. 1992. № 7. С. 20-30. 111.Савва М.В. Социокультурные факторы этнополитической стабильности. Об этническом статусе русских в Краснодарском крае // Межнациональные отношения в условиях социальной нестабильности. Спб., 1994. С. 66-84. 112.Савва М.В. Русская нация и проблема этнического статуса // Русская нация: историческое прошлое и проблемы возрождения. М., 1995. С. 36-43. 113.Светлов Г.Е. Сэйте-но иэ: «истинное бытие» и шовинизм // «Дух ямато» в прошлом и настоящем. М., 1989. С. 97-117. 114.Сергеева Г.А. Этническое самосознание населения этноконтактных зон (На примере народов Дагестана) // Этнокультурные процессы в современном мире. Элиста, 1981. С. 78-79. 115.Сильнее устава - «дедовщина» // Куранты. 1991. № 28. 116.Современные этнические процессы в СССР. М., 1977. 117.Соколовский С.В. Понятия «этническое меньшинство» и «малочисленный народ» в социальных науках // Подходы к изучению этнической идентификации. М., 1994. Вып. 1. С. 32-36. 118.Соколовский С.В. Этнические контакты и размывание этноизолирующих барьеров у меннонитов Новороссии (конец 18 - начало 20 вв.) // Этноконтактные зоны в Европейской части СССР. М., 1989. С. 70-85. 119.Солдатова Г.У. Установочные образования в этноконтактной ситуации // Духовная культура и этническое самосознание наций. Вып. 1. М., 1990. С. 221-240. 120.Солдатова Г.У. Этничность и конфликты на Северном Кавказе // Конфликтная этничность и этнические конфликты. М., 1994. С. 126-142. 152 121. Социальное развитие советской молодежи: показатели и тенденции: Программа социологического исследования. Вып.1. М., 1989. 122.Социальные исследования: построение и сравнение показателей. М., 1978. 123.Социология. М., 1990. 124.Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, Горская Республика (Документы и материалы). Махачкала, 1994. 125.Старовойтова Г.В. Некоторые методологические вопросы определения предметной области этнопсихологии // Социальная психология и общественная практика. М., 1985. С. 127-138. 126.Страда В. Что значит быть русским // Россия. 1990. № 1. 127.Сусоколов А.А. Национально-смешанные браки и семьи в СССР. Ч. 1. М., 1990. 128.Сусоколов А.А. Структурные факторы самоорганизации этноса // Расы и народы. 1990. № 20. С. 5-39. 129.Таболина Т.В. Этническая проблематика в современной американской науке. М., 1985. 130.Типология и классификация в социологических исследованиях. М., 1982. 131.Тишков В.А. Этничность, национализм и государство в посткоммунистическом обществе // Вопросы социологии. 1993. № 1-2. 132.Фишер Р., Юри У. Путь к согласию, или переговоры без поражения. М., 1990. 133.Хагба Б.А. Факторы этнополитической стабильности на Кавказе // Социально-политический журнал. 1995. № 3. 134.Хагендорн Л. Этническая категоризация и дискриминация: роль культурных ценностей и общественных стереотипов в формировании этнических иерархий // Национализм (Взгляд из-за рубежа). М., 1995. С. 107-111. 135.Хаиндрава Л. Аслан-бек // Литературная Грузия. 1991. № 5. С. 11-111. 136.Хан Гирей Записки о Черкессии. Нальчик, 1978. 137.Хасбулатова З.И. Межнациональные браки в Чечено-Ингушетии // Новое и традиционное в культуре и быту народов Чечено-Ингушетии. Грозный, 1985. С. 34-51. 138.Хейзинга Й. Осень средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в 14 и 15 веках во Франции и Нидерландах. М., 1988. 139.Хлебовчик Ю. Роль и функции двуязычия в процессе образования наций // Формирование наций в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1981. С. 102-121. 140.Хобсбаум Э. Национализм и этничность // Национализм (Взгляд из-за рубежа). М., 1995. С. 84-94. 153 141.Чеченский кризис в массовом сознании населения Северного Кавказа: Аналитический отчет по результатам социологического исследования. Краснодар, 1995. 142.Чупров В.И., Савва М.В. Этнический статус в молодежной среде. М., 1992. 143.Шахбиев З. Судьба чечено-ингушского народа. М., 1996. 144.Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. 145.Швейцер А.Д. Некоторые аспекты проблемы «язык и культура» в освещении зарубежных лингвистов и социологов // Национальный язык и национальная культура. М., 1978. С. 143-160. 146.Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969. 147.Шиллер Ф. Собр.соч.: В 7 т. Т.2. М., 1955. 148.Шкуратов В.А. Историческая психология. М., 1997. 149.Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. М.,1969. 150.Эккель Б.М. Определение индекса мозаичности национального состава республик, краев, областей СССР // Советская этнография. 1976. № 2. 151.Эльберд М. Страшен путь на Ошхамахо. М., 1987. 152.Этнические процессы в современном мире. М., 1987. 153.Этнопсихология. Теория и методология. Ч. 1. М., 1992. 154.Юсупов М.М. Этносоциальная структура Чечни // Рубеж. № 10-11. 1997. С. 139-143. 155.Юсуф-заде А.Д. Устойчивость традиций и их социальнопсихологическая структура // Этнопсихологические проблемы развития личности. Баку, 1985. С. 27-33. 156.Яновский М. Нация, эмоции, пограничье в работах Юзефа Хлебовчика // Национализм и формирование наций. Теории - модели - концепции. М., 1994. С. 112-121. 157.Bell D. Ethnicity and Social Change // Ethnicity theory and experience. Cambridge, 1975. P. 141-174. 158.Black C. The dynamics of modernization: A study in comparative history. N.Y., 1966. 159.Calic E. Himmler et son empire. P., 1969. 160.Deschamps J.C. The social psychology of intergroup relations and categorical differentiation // The social dimension. Vol. 2. Cambridge, 1984. 161.Dispers L.A. Ethnicity and resource competition in Guyanese society // Ethnicity and resource competition in plural societies. Chicago, 1975. 162.Ethnic Russia in the USSR. The Dilemma of Dominance. N.Y.,1980. 163.Frognier A., Quevit M., Stenbock M. Regional imbalances and centreperiphery relationships in Belgium // The politics of territorial indentity. Studies in European regionalism. L., 1983. 154 164.Giles H. Johnson P. The role of language in ethnic group relations // Intergroup behaviour. Oxford, 1984. 165.Griffin R. The Nature of Fascism. L., 1993. 166.Gumplowics L. Ausgewahlte Werke. Bd. 3. Insbruck, 1928. 167.Horowitz D.L. Ethnic groups in conflikt. Berkley; Los Angeles; London, 1985. 168.Huici C. The individual and social functions of sex role stereotypes // The social dimension. Vol. 2. Cambridge, 1984. 169.Kohn H. Western and Eastern Nationalisms // Nationalism. Oxford; N.Y., 1994. P. 162-165. 170.Lenski G. Status Crystallization a Non-Vertical Dimension of Social Status // American Sociological Review. Vol. 19. P. 405-413. 171.Lewis R., Rowland R., Clem R. Modernization, Population Change and Nationality in Soviet Central Asia and Kazakhstan // Canadian Slavonic Papers. 1975. № 2-3. 172.Maine H. Ancient law. N.Y.,1885. 173.Nationalities and Nationalism in the USSR. A Soviet Dilemma. Washington, 1977. 174.Parsons T. Essays in Sociological Theory. Glencoe, 1954. 175.Premdas R. Ethnic Conflict and Development the Guyana Case // Conference on Ethnic Conflict, United Nations Research Institute for Social Development. Dubrovnik, Yugoslavia, 1991. 176.Robinson F. Islam and Nationalism // Nationalism. Oxford; N.Y., 1994. P. 214-217. 177.Smith A. The Ethnic Origins of Nations. Oxford, 1986. 178.Tajfel H., Turner J. An integrative theory of intergroup conflict // The social psychology of intergroup relations. Montrey, 1979. 179.Triandis H.C. Interpersonal benavior across culture // Conflict and human interaction. (USA). 1979. 180.Turner I.C., Brown R.I. Social status, cognitive alternatives and intergroup relation // Differentiation between social group. L., 1978. 181.Zavalonny M. Ego-ecology: the study of the interaction between social and personal identity // Identity: personal and socio-cultural. Uppsala, 1983. P. 205231. 155 ПРИЛОЖЕНИЕ Таблица 1 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (черкесы, Карачаево-Черкесская Республика, 106 чел.) Качества Вашего народа 1. Терпимость 4,1 2. Гордость 4,5 3. Честность 4,1 4. Взаимопомощь 4,1 5. Миролюбие 4,2 6. Независимость 4,3 7. Прямодушие 3,7 8.Уважение 4,3 традиций 9. Открытость 3,7 10. Национальная 4,2 терпимость 11. Справедливость 4,1 12. Гостеприимство 4,8 13. Стремление к 3,4 власти 14. Сплоченность 3,7 15. Трудолюбие 4,3 16. Доброта 4,2 17. Воинственность 4,0 18. 4,5 Мужественность 156 Русских 3,4 3,2 3,1 3,1 3,5 3,5 3,1 3,1 Личное 4,1 4,6 4,4 4,4 4,4 4,2 3,9 4,5 3,2 3,1 3,9 4,3 3,4 2,9 4,1 4,6 4,6 2,8 3,1 3,5 3,3 3,3 3,2 4,0 4,2 4,4 3,3 3,7 Таблица 2 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (чеченцы, Чеченская Республика, 117 чел.) Качества Вашего народа 1. Терпимость 4,3 2. Гордость 4,8 3. Честность 4,4 4. Взаимопомощь 4,6 5. Миролюбие 4,6 6. Независимость 4,8 7. Прямодушие 4,1 8.Уважение 4,7 традиций 9. Открытость 4,1 10. Национальная 4,4 терпимость 11. Справедливость 4,5 12. Гостеприимство 4,8 13. Стремление к 3,5 власти 14. Сплоченность 4,1 15. Трудолюбие 4,5 16. Доброта 4,6 17. Воинственность 4,7 18. 4,9 Мужественность 157 Русских 3,4 2,7 2,8 2,5 3,1 2,8 3,0 2,5 Личное 4,2 4,7 4,8 4,7 4,7 4,5 4,3 4,8 3,0 3,1 4,2 4,4 2,8 2,8 4,0 4,8 4,8 2,6 2,8 3,4 3,2 2,8 2,5 4,4 4,5 4,6 3,8 4,3 Таблица 3 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (кабардинцы, Кабардино-Балкарская Республика, 243 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,3 4,5 4,2 3,7 4,6 4,2 4,0 4,6 Русских Личное 4,2 3,3 4,0 3,4 3,9 3,4 4,1 2,9 4,2 4,5 4,5 4,4 4,5 4,3 4,3 4,6 4,1 4,7 3,9 3,6 4,2 4,5 4,3 4,9 3,9 3,9 3,1 3,8 4,3 4,7 3,5 3,6 4,6 4,5 3,9 4,7 3,6 3,6 4,1 3,6 3,7 4,1 4,4 4,3 3,6 4,1 158 Таблица 4 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (адыгейцы, Республика Адыгея, 96 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,0 4,4 4,1 4,2 4,1 4,3 3,8 4,2 Русских Личное 3,8 2,9 3,3 2,9 3,6 3,6 3,8 3,3 3,7 4,3 4,4 4,2 4,2 4,5 3,9 4,4 3,8 4,3 3,7 3,7 3,8 2,2 4,1 4,5 2,9 3,3 3,1 3,9 4,5 4,6 2,5 3,8 4,1 4,2 3,9 4,4 2,8 3,7 3,5 3,4 3,4 3,8 4,2 4,4 2,9 4,0 159 Таблица 5 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (аварцы, Республика Дагестан, 148 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 3,5 4,1 3,8 3,7 4,1 3,9 3,4 3,8 Русских 3,9 3,1 3,5 3,1 3,7 3,3 3,3 3,1 Личное 3,7 4,0 4,3 4,3 4,4 4,1 3,8 4,2 3,5 3,7 3,5 3,5 3,9 4,1 3,8 4,2 3,6 3,5 2,9 3,8 4,4 4,5 2,6 3,4 3,8 3,9 3,8 4,2 2,8 3,3 3,6 3,2 3,3 4,0 4,1 4,2 3,3 4,0 160 Таблица 6 Представления о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (даргинцы, Республика Дагестан, 85 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,0 4,0 4,0 4,0 4,1 4,1 3,7 4,2 Русских 4,2 3,6 4,1 3,7 4,3 4,1 4,2 3,8 Личное 4,0 4,4 4,4 4,5 4,4 4,5 4,1 4,4 3,9 4,1 4,1 4,1 4,0 4,5 4,0 4,3 3,8 4,3 3,3 3,6 4,6 4,7 3,4 3,8 4,2 4,2 4,3 4,5 3,4 3,9 4,3 3,6 3,8 4,1 4,2 4,4 4,0 4,4 161 Таблица 7 Представления о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (ингуши, Республика Ингушетия, 175 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,3 4,6 4,5 4,6 4,6 4,4 4,3 4,4 Русских 3,6 3,0 3,2 2,8 3,1 3,4 3,1 2,5 Личное 4,1 4,3 4,6 4,6 4,5 4,2 4,2 4,4 4,2 4,4 3,0 2,9 4,0 4,4 4,6 4,6 3,3 2,8 2,8 3,8 4,6 4,6 2,3 4,0 4,4 4,4 3,9 4,7 2,6 3,2 3,3 2,9 3,0 4,3 4,2 4,5 3,3 3,9 162 Таблица 8 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (осетины, Республика Северная Осетия, 279 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,1 4,2 3,8 4,1 4,3 3,8 3,7 4,3 Русских 4,2 3,3 4,0 3,0 4,1 3,6 3,8 3,0 Личное 4,1 4,4 4,4 4,4 4,5 4,1 4,1 4,3 3,8 4,2 3,9 3,8 3,9 4,2 4,1 4,4 3,6 4,0 3,2 3,4 4,5 4,6 2,7 3,4 3,7 4,1 3,9 4,5 2,8 4,2 3,9 3,3 3,9 3,9 4,1 4,3 3,2 3,9 163 Таблица 9 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (карачаевцы, Карачаево - Черкесская Республика, 143 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,2 4,4 4,1 4,2 4,1 4,3 3,9 4,4 Русских 3,6 3,0 3,3 2,8 3,5 3,6 3,4 2,8 Личное 4,0 4,4 4,5 4,5 4,7 4,3 4,2 4,4 3,8 4,1 3,1 3,3 4,2 4,3 4,2 4,7 3,1 3,4 3,1 4,1 4,6 4,6 2,6 3,6 4,5 4,2 3,4 4,4 3,1 3,2 3,4 3,5 3,3 4,0 4,3 4,5 3,0 4,0 164 Таблица 10 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (русские, Краснодарский край, 395 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8.Уважение традиций 9. Открытость 10. Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,7 3,9 4,1 4,2 4,3 4,5 4,3 3,6 4,3 4,4 Личное 4,1 3,9 4,1 4,2 4,3 4,0 3,9 3,9 3,7 4,0 4,5 4,5 3,7 4,2 4,3 2,2 3,4 4,0 4,3 2,9 4,6 3,6 4,1 4,2 2,6 3,5 165 Таблица 11 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (русские, Республика Дагестан, 56 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8. Уважение традиций 9. Открытость 10.Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,5 3,0 4,0 3,5 4,5 3,4 4,0 3,2 4,1 4,5 Личное 4,1 4,0 4,4 4,4 4,6 4,0 4,1 3,9 4,1 4,3 4,0 4,0 2,6 2,4 4,4 4,3 2,8 4,0 4,5 4,3 1,8 3,6 4,3 4,4 2,1 3,4 166 Таблица 12 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (русские, Республика Северная Осетия, 168 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8. Уважение традиций 9. Открытость 10.Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,5 3,9 4,1 3,4 4,5 3,6 4,0 3,4 4,1 4,4 Личное 4,1 4,2 4,3 4,1 4,3 4,0 4,1 4,0 4,0 4,3 4,1 4,0 2,9 3,1 4,4 4,3 3,3 4,4 4,3 4,4 2,3 3,7 4,4 4,1 3,0 3,9 167 Таблица 13 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (русские, Кабардино-Балкарская Республика, 140 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8. Уважение традиций 9. Открытость 10.Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,7 4,2 4,4 3,9 4,7 4,1 4,5 4,2 4,6 4,7 Личное 4,5 4,2 4,7 4,6 4,7 4,0 4,4 4,3 4,4 4,6 4,4 4,6 3,3 3,8 4,6 4,7 3,3 4,7 4,5 4,6 3,0 4,2 4,5 4,4 3,0 4,1 168 Таблица 14 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (русские, Республика Адыгея, 260 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8. Уважение традиций 9. Открытость 10.Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,5 3,1 3,3 3,3 4,2 3,5 3,8 3,4 3,8 4,2 Личное 4,0 3,9 4,1 4,2 4,5 3,9 4,0 3,8 3,9 4,1 3,6 4,0 3,0 2,8 4,0 4,0 2,6 4,1 4,3 4,3 2,0 3,6 4,1 4,3 2,3 3,5 169 Таблица 15 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (русские, Ставропольский край, 418 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8. Уважение традиций 9. Открытость 10.Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,3 3,2 3,4 3,2 4,1 3,6 35 3,1 3,6 4,0 Личное 3,9 3,8 4,1 3,9 4,2 3,9 3,6 3,5 3,5 3,7 3,6 3,8 3,1 2,9 3,8 3,8 3,0 4,0 4,0 3,9 2,4 3,3 4,0 4,0 2,4 3,4 170 Таблица 16 Представление о выраженности качеств в характере по пятибалльной шкале (русские, Ростовская область, 391 чел.) Качества 1. Терпимость 2. Гордость 3. Честность 4. Взаимопомощь 5. Миролюбие 6. Независимость 7. Прямодушие 8. Уважение традиций 9. Открытость 10.Национальная терпимость 11. Справедливость 12. Гостеприимство 13. Стремление к власти 14. Сплоченность 15. Трудолюбие 16. Доброта 17. Воинственность 18. Мужественность Вашего народа 4,3 3,3 3,4 3,3 4,0 3,7 3,5 3,0 3,5 3,8 Личное 3,9 3,9 4,0 4,0 4,2 4,0 3,7 3,6 3,5 3,8 3,6 4,0 3,0 2,9 3,7 4,0 2,9 4,2 4,2 4,2 2,4 3,3 4,0 4,0 2,5 3,4 171 СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ...........................................................................................................3 МЕЖЭТНИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ....................................................................7 ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЙ.......................................................13 ПОНЯТИЕ «ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС»....................................................... ..20 ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ЭТНИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ...................................32 ЭТНИЧЕСКАЯ СОЛИДАРНОСТЬ..................................................................45 ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ФАКТОРЫ ЭТНИЧЕСКОГО СТАТУСА................54 СТЕРЕОТИПЫ И ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС..................................................62 СТАТУС И КОНТАКТ НА СТЫКЕ КУЛЬТУР..............................................77 ЭТНИЧЕСКИЙ СТАТУС В СИСТЕМЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ..........................................................................................112 ТИПОЛОГИЯ ЭТНОКОНТАКТНОЙ СРЕДЫ..............................................126 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.........................................147 ПРИЛОЖЕНИЕ.................................................................................................156 172 173
