В одиннадцатом часу ночи муж позвонил мне и несчастным

В одиннадцатом часу ночи муж позвонил мне и несчастным голосом сообщил, что его
замели в ментовку, и теперь спасти из «обезьянника» можем только мы. То есть, я и
Вадим. Я с тоской посмотрела на уже разостланную постель, попросила Вадима взять
трубку параллельного телефона и потребовала от любимого супруга подробности.
Собственно, с ним и так все было ясно. На свою беду, Сергей обладал ярко
выраженным лицом кавказской национальности, несмотря на свое исконно хохлятское
происхождение. Да еще недавно затеял отпускать бороду. Ну и чего еще он после этого
хотел? Менты при виде его небритой физиономии инстинктивно хватаются за
«демократизаторы».
Разумеется, так все оно и оказалось. Сергей выскочил вечером в киоск за
сигаретами и не захватил с собой паспорт, дело-то минутное. Вот и пал жертвой
бдительности проходившего мимо патруля. На свое несчастье, он еще и нарвался на
одного из многочисленных Вадимовых корешков в составе этого самого патруля. Так что,
когда заросший густой растительностью по всей физиономии Серега попытался уговорить
ментов подняться с ним за паспортом на шестой этаж в сто двадцатую квартиру «вот в
этом самом подъезде», то немедленно получил от этого самого корешка под дых. После
чего ему популярно, с применением всех подручных средств, объяснили, что он не угадал.
А так же, кто именно живет в этой самой квартире. Хотя он и сам прекрасно это знал, так
как остановился у Вадима с его согласия. Потому что сам Вадим вот уже год с лишним
живет у меня. Но в начале беседы Сергей не успел ничего объяснить своим оппонентам, а
после знакомства с их аргументами, был уже не в состоянии это сделать. И только в
отделе, немного придя в себя, умудрился каким-то чудом уговорить дежурного дать ему
телефон. И, естественно, позвонил мне.
Вадим откровенно хохотал около своего аппарата, слушая возмущенные жалобы
Сергея на ментовский беспредел. Отсмеявшись, он поинтересовался, на месте ли еще
упомянутый корешок. Узнав, что нет, велел Сергею ждать нас и не рыпаться, а сам стал
собираться в спасательную экспедицию. Я тоже натянула джинсы, не желая оставаться
дома одна. Во-первых, муж-то, все-таки мой, а во-вторых, я настолько привыкла за
последние полтора года всегда и везде быть рядом с Вадимом, что даже короткое с ним
расставание воспринимала, как долгую разлуку. Нет, мы могли, конечно, расстаться на
какое-то время, например, по делам фирмы, когда производственная необходимость
требовала нашего пребывания в разных местах. Но все свободное время предпочитали
проводить вместе. Он, что удивительно, тоже не торопился от меня сбежать.
Сергей тоже давно успокоился и примирился с нашим внезапным разрывом. Нет,
где-то с месяц он, конечно, на меня дулся. Думаю, только из-за задетого мужского
самолюбия. Как же, это же я его первая бросила. А потом ничего, свыкся. Приехал, собрал
свои вещи, познакомился с Вадимом и на том все окончательно устаканилось.
Подозреваю, что его это даже в чем-то устраивало. Кажется, он, так же как и я, тяготился
нашим затянувшимся браком, только первым заговорить о разводе то ли духу не хватало,
то ли повода не было. Собственно, официально мы с ним до сих пор не разведены, все
как-то было без надобности. С имуществом споров никаких не возникло, а формальности
нас мало волновали. С моим бывшим мужем, как ни странно, у нас теперь сложились
довольно дружеские отношения. Перестав воспринимать друг друга, как супругов, мы
одновременно и перестали друг друга раздражать. Даже обнаружили некоторую взаимную
симпатию и вполне мирно встречались во время его приездов в наш город. А бывал он
здесь достаточно часто, в командировках. Их фирма имела какие-то деловые связи в
нашем городе. В эти приезды Сергей обычно останавливался в пустующей квартире
Вадима, так как тот решительно переехал ко мне уже через неделю нашего знакомства.
Вадим даже не прочь был окольцевать меня официально, но, честно говоря, я все еще
побаивалась опять все испортить штампом в паспорте.
Сергей до прошлого месяца тоже особо не торопился стать свободным мужчиной,
но в последнее время в Киеве обозначилась некая Оксана. Ее даже привозили к нам в
гости на смотрины, под предлогом посмотреть город. Оксана историк, кажется, пишет
диссертацию, и ее заинтересовали какие-то памятники старины в наших краях. Мы с
Вадимом целую неделю возили парочку по историческим местам и прочим
достопримечательностям, а заодно оценивали данные потенциальной кандидатки на
бывшее мое место. Наш вердикт был положительным, и Сергей, наконец-то, озаботился
официальным разводом со мной. Так что, завтра я как раз должна стать свободной
женщиной и просто не могла позволить какому-то наряду милиции сорвать это
торжественное мероприятие.
Нам предстояло заехать к Вадиму и взять Серегины документы, чтобы доказать
бдительным стражам порядка, что на этот раз им в руки попался не Басаевский террорист,
а добропорядочный гражданин независимой Украины, к тому же, все еще женатый на их
землячке. То есть, на мне. Квартира Вадима, как и райотдел, где томился мой, теперь уже
почти что бывший муж, находились в Северном районе. Ехать надо было на другой конец
города, так что собирались мы в ускоренном порядке. Давно известно, что чем больше
спешишь, тем скорее опоздаешь. Вот и на этот раз нам просто фатально не везло. На
улице обнаружилось, что в спешке дружно забыли выключить свет в комнате, а Вадимова
«девятка» сдохла без предъявления ультиматума. Так как деньги мы, к счастью, захватить
не забыли, то из-за такого пустяка, как не выключенная лампочка, решили в квартиру не
возвращаться, а побежали ловить «мотор».
Зафрахтованный нами «частник» проникся сочувствием к нашей беде и, за
соответствующую плату, пообещал отвезти нас по всем адресам. И все-таки, в отделе с
Серегиными документами мы оказались только около одиннадцати.
Вид у Сергея был слегка помятый, но страшно довольный. Оказывается, минут за
пятнадцать до нашего появления, в отдел опять забрел все тот же Вадимов корешок,
повязавший Сергея. Услышав, что с минуту на минуту должен приехать Вадим и лично
привезти Сергеевы документы, он сгоряча, пообещал поставить пузырь, если такое чудо
случится. Чудо случилось ровно через пять минут после объявления условий пари во
всеуслышание. Вадим ласково попросил корешка сдержать данное слово. Корешка звали
Славка, и он оказался, в общем-то, неплохим парнем. Так что, пока мы принимали
несколько потрепанного, но не сломленного узника в свои объятия, Славик сгонял за
обещанным в ближайший киоск, тактично забыв о постановлении, запрещающем
торговать спиртным в необорудованном помещении. Судя по тому, что сержантская
форма не помешала ему получить вожделенный сосуд, это постановление и продавцов
беспокоило не сильно.
Бутылку распили тут же в отделе с покаявшимися участниками инцидента и,
примкнувшим к компании дежурным. Водка была явно «паленая», но Вадим тактично
сделал вид, что пьет. Мне удалось отказаться от угощения, как слабой женщине. Впрочем,
никто и не настаивал, ментам и самим было мало. Зато Сергею разрешили не сбривать
бороду и свободно ходить в их дежурство по улицам без документов.
Мы уже собирались расходиться по домам, когда в отдел прибыл еще один наряд с
очередным уловом. Двое сержантов под руки втащили в помещение молодую женщину,
одетую явно не по погоде. На улице с утра моросил ноябрьский дождь со снегом, ветер
пронизывал до костей даже в куртке. А на ней наблюдалась всего лишь легкая блузка, к
тому же, с начисто оторванным рукавом, и измятая грязная юбка. Только сапоги
несколько соответствовали сезону. Лицо ее я сразу не разглядела, так как на него падали
спутанными грязными космами светлые густые волосы.
– Вот, подобрали около рынка. – Доложил один из сержантов. – Куда ее?
Женщина с усилием подняла голову и обвела нас мутным, ничего не выражающим
взором. Левый глаз заплывал синевой явно недавнего происхождения. Я взглянула на нее
внимательней и чуть не упала в обморок:
– Лилька!
Вадим с Сергеем тоже ее узнали и были поражены не меньше моего.
С Лилькой мы когда-то учились в одном классе, а последние пять лет она была еще
и нашим участковым терапевтом. В школе мы особо близко не сходились, но вращались в
одной компании. Зато, когда она стала посещать нас по долгу службы, как-то незаметно
стали подругами. Если у нее был вызов в наш дом, а случалось это не реже, чем раз в
неделю, Лилька оставляла его напоследок, чтобы после работы забежать ко мне попить
кофейку. Да и жила она недалеко. Сергей, а теперь и Вадим, отлично были знакомы и с
ней, и с ее мужем Димкой.
Излишне говорить, что меньше всего на свете я ожидала увидеть ее в двенадцать
ночи в Северном райотделе в таком вот непотребном виде. Тем более, что последний раз
мы с ней встретились только сегодня днем в центре города. Она бежала на очередной
вызов и была, как всегда, прилично одета и абсолютно вменяема. Пожаловалась мне на
эпидемию гриппа, выматывающую всю поликлинику, и пообещала забежать вечером,
если получится. Естественно, сейчас я ни на минуту не усомнилась в том, что Лилька
стала жертвой какого-то несчастного случая.
Я стремительно бросилась к подруге и выхватила ее из рук опешивших от такого
налета сержантов. Сергей помог мне уложить Лильку на стоящую тут же кушетку, а
представителями власти занялся Вадим. На нашу сторону грудью встали побратавшийся с
нами Славкин наряд и дежурный. Впрочем, прибывшие особо и не спорили. Даже в таком
плачевном состоянии Лилька не была похожа на бомжиху, так что и они совсем не
исключали несчастный случай. Дежурный пожертвовал одеяло, мы укрыли им Лильку и
попытались привести ее в чувство.
Подобравшие ее ребята, рассказали, что обнаружили несчастную около Северного
мини-рынка, в кустах. Решив, что дамочка слегка перебрала согревающего, они погрузили
ее в машину и доставили в отдел. Собственно, за это их можно было только
поблагодарить, так как при нынешней погоде ночевки под кустами Лилька могла бы и не
пережить. Еще неизвестно, сколько она там провалялась. В лучшем случае, отделается
воспалением легких.
Вадим занялся пострадавшей. В этом вопросе на него вполне можно было
положиться. Я достала мобильник и стала звонить Димке. На сколько я его знаю, он там
дома уже с ума сходит. К тому же, Лилькин муж врач, что называется, от Бога и сумеет
помочь жене лучше всякой «скорой».
Димка схватил трубку сразу же, после первого гудка. Видимо, сидел около
телефона и названивал знакомым. Я прокашлялась и постаралась объяснить ему
случившееся. Мое сообщение он переваривал минут десять, а потом тоскливо
поинтересовался, не есть ли это новый вид дружеского розыгрыша, недоступный его
чувству юмора. Я заверила его, что до такой кондиции не напиваюсь, после чего Димка
сообщил, что выезжает.
Закончив разговор, я подошла к Лильке. Вадим хмуро щупал ее пульс.
– Плохо дело. – Ответил он на мой немой вопрос. – Похоже, вкололи ей что-то.
Гляди-ка. – Он показал мне ее посиневшую руку. На изгибе с внутренней стороны
виднелось свежее пятнышко укола. Действительно, алкоголем от нее не пахло. Я с
ментами мировую не пила и учуяла бы сразу.
– Дерьмо. – С глубоким чувством сказал дежурный.
– Еще какое! – Согласился с его выводом Вадим. – Можешь мне поверить, она это
не сама себе организовала. И на наркотик не похоже, скорее, снотворное какое-то.
– Все равно оформить придется. – Затосковал дежурный. – Дело-то еще то. Мало
ли, что с ней случится, мы потом по уши в этом самом окажемся…
– Ну, тогда оформи по-человечески. – Вмешался Славка. – Как несчастный случай.
А то человеку на работу ксива придет, пока там разберутся, что к чему. Паспорт-то ее муж
не забудет?
Я заверила, что муж уже проинструктирован и поинтересовалась:
– А сумка там, в кустах, не валялась? Она должна была с работы идти, а рабочая
сумка всегда с ней была. Она же участковый врач.
– Ну-ка, орлы, слетайте, поглядите там. – Скомандовал притихшим сержантам
дежурный. – Ой, чует мое сердце, повиснет это дело на нашем отделе.
Те ринулись к двери, где их чуть не сбил с ног, примчавшийся за женой Димка. В
одной руке он держал свернутый плед, а в другой черный саквояж. Похоже, его верная
«копейка» по дороге сюда побила все рекорды скорости и снесла все посты ГАИ. Увидев
свою жену в бессознательном состоянии, наш приятель кинулся к ней и начал колдовать
над своим чемоданом. В руках у него появились какие-то склянки, в помещении
отчетливо запахло больницей. Вадим поделился с Димкой своими выводами, тот только
сосредоточенно кивнул головой и продолжил свои манипуляции. За Лильку можно было
теперь не опасаться, ее муж, по моему глубокому убеждению, был одним из лучших
врачей города.
Наконец, Димка оторвался от жены, тяжело вздохнул и утер пот со лба. Мы все
вопросительно уставились на него. Не отвечая на наши вопрошающие взгляды, он
потерянно опустился на стоящий около кушетки стул и спросил, почему-то у меня:
– Иринка, это что же такое делается?
В ответ, я только растерянно развела руками. Димкины голубые глаза беспомощно
заморгали под толстыми стеклами очков. Когда он не занимался любимым делом, то был
похож на студента-«ботаника». Этакий щуплый очкарик с вечно взъерошенными
светлыми волосами в потертых джинсах и бесформенном свитере.
– Лилька очухается? – Задал Сергей интересующий всех вопрос.
– Да, но сейчас ее лучше не тормошить. – Успокоил нас Димка. – Вообще-то, это не
наркотики, похоже на сильное снотворное, но без исследований сказать трудно.
Он попросил ребят принести из его машины еще одеяла и документы и
поинтересовался, можно ли будет забрать жену. Забрать Лильку ему, разумеется,
разрешили, но вначале дежурный пожелал оформить бумаги, а Димка рассказал нам то,
что знал. Лилька сегодня, как и всегда, с утра принимала в поликлинике, а во второй
половине дня бегала по вызовам. Работы было много, но домой она должна была прийти,
самое позднее, в пол десятого. В одиннадцать верный Димка уже так волновался, что
места себе не находил и обзвонил всех знакомых. То, что ее вообще занесло в Северный,
было чем-то из ряда вон выходящим. У них там не было никаких, даже самых дальних,
знакомых.
– Что толку гадать. – Вздохнула я. – Очухается, тогда все сама расскажет. Думаю,
не по своей воле она сюда попала. Ведь и снотворное ей кто-то вколол.
Общество со мной согласилось и мы стали собираться.
Однако, домой мы попали только в третьем часу ночи. Пока дежурный оформлял
протокол, вернулись посланные на поиски сумки сержанты. Они ничего не нашли, хотя и
облазили всю округу. Не обнаружилось и свидетелей Лилькиного появления в кустах.
Собственно, свидетелей и не могло быть, торговцы разошлись еще засветло, а местных
бомжей к этому часу уже ничего, кроме выпивки не волновало. Да и темно там, хоть глаз
выколи. Если какая-то машина и притормозила не надолго у тротуара, кто бы на нее
внимание обратил?
Лильку укутали в одеяла и перенесли в машину к Димке. Мы с Вадимом поехали с
ними, а Сергея вызвался подбросить к дому на ПМГешке окончательно побратавшийся с
ним Славка.
Вадим помог слабосильному Димке отнести жену в квартиру. После этого мы с
ним побрели к себе по ночному городу. Идти было уже не далеко, и ловить машину не
имело смысла.
Спать совершенно не хотелось. Несчастье, случившееся с подругой, занимало все
мои мысли. Интересно, кто же мог польститься на Лилькино старенькое демисезонное
пальто и вязаную шапку, которые она носит на работу? Вадим тоже не очень понимал, что
могло случиться. Конечно, нельзя категорически утверждать без тщательного
обследования, но исходя из того, что мы видели, очень мало вероятно, что ее пытались
изнасиловать. Похоже, Лильку просто усыпили, лишили теплой одежды и выкинули
замерзать под кустами. Если это сделал какой-то маньяк, то очень странный. К счастью
для Лильки, явно не Чикатило.
Обсуждая эту тему, мы без приключений дошли до дома и поднялись к себе на
этаж. Я уже достала из сумки ключи и собиралась открыть дверь, когда Вадим взял меня
за руку.
– Посмотри-ка. – Он показал вверх, на следующий пролет. В нашем доме этажи
располагались в шахматном порядке, и соседняя площадка хорошо просматривалась с
нашей. Я проследила за его взглядом и поняла, что его так удивило. Дверь нашей соседки,
бабы Веры, была слегка приоткрыта, и на кафельном полу лестничной площадки лежала
тонкая полоска света. Явление явно не ординарное. Не закрытая, да еще ночью, бабкина
дверь, это уже из раздела ненаучной фантастики. Баба Вера просто маниакально боялась
всяческих воров и бандитов, а еще больше, собственного сына-алкоголика. Она жила в
нашем подъезде со дня его заселения, кажется, где-то в пятидесятых годах, но с соседями
особо близких отношений не поддерживала. Неожиданно, бабулька прониклась любовью
к Вадиму. Собственно, не неожиданно, а после того, как он стал случайным свидетелем
очередного набега за деньгами единственного бабкиного сына, Генки. Генка давно пропил
свою полученную, еще на заводе при социализме, комнату в коммуналке и теперь обитал
где-то на Песчановке у очередной сожительницы. Кроме хронического алкоголизма,
сынуля имел у себя в активе две отсидки за хулиганство и мелкое воровство, на основании
чего считал себя крутым бандитом. У нас в доме с дураком предпочитали не связываться,
а баб Вера всякий раз при его появлении затихала за дверью и делала вид, что ее нет дома.
Если маневр не удавался, то она со слезами выдавала ему сотню на пропой души.
Появлялся же Генка каждый раз вслед за почтальоном, разносившим старикам пенсии. Но
теперь этой синекуре пришел конец. В первую же неделю проживания Вадима в нашем
доме, как раз случилась очередная пенсия. Генка зашел за своей сотней и заловил
несчастную мать прямо на площадке. Поднимающегося в это время по лестнице Вадима,
он на свою беду, в расчет не принял. Когда же он понял свою ошибку, то извиняться
оказалось уже поздно. Я, к сожалению, не присутствовала при их беседе, ее потом в
красках описала мне выскочившая из своей квартиры на шум соседка Галка. Зрелище,
должно быть, было поучительное. Во всяком случае, теперь Генка, если и появляется в
нашем дворе, то ведет себя тихо и вежливо, как институтка. При виде же Вадима, и
вообще, бледнеет и старается испариться из поля его зрения с максимальной скоростью.
После этого инцидента баб Вера, расчувствовалась, и пригласила Вадима к себе в гости,
попить чайку с вареньем и травками. Вадим пошел, и с тех пор подружился со старушкой.
Даже помог ей оформить какие-то льготы и прибавку к пенсии за военные годы. Я тоже
еще с детства хорошо относилась к баб Вере. Она никогда не гоняла нас со двора и не
занудничала с нравоучениями, а когда приезжала осенью с дачи, всегда угощала
отличными яблоками и ягодами, собственноручно выращенными на своем участке. Так
что, я ничего не имела против их с Вадимом дружбы. Иногда и сама заходила попить
чайку к баб Вере или приглашала ее к себе, на кофе с пирожными. Бабулька рассказывала
нам истории из своей жизни про то, как она девчонкой служила в войну в зенитном полку.
Мне почему-то всегда казалось, что это были лучшие годы ее жизни. Мирную жизнь,
замужество, сына и работу на ткацкой фабрике она вспоминать не любила. Ничего
удивительного, если Генка пошел в папашу. Впрочем, баб Вериного мужа я совершенно
не помнила, он, кажется, умер еще до моего рождения.
Учитывая все это, мы, конечно, не могли пройти мимо ее подозрительно раскрытой
среди ночи двери. Я вздохнула. Похоже, сюрпризы прошедшего вечера плавно перешли в
следующий день. Возможно, баб Вере стало плохо с сердцем. Телефона у нее в квартире
нет, и она хотела пойти к кому-то из соседей, скорее всего к нам, чтобы вызвать
«скорую», открыла дверь и не смогла выйти…
Пока я собиралась с мыслями, Вадим уже оказался около открытой двери и
заглянул внутрь. То, что ничего хорошего там не наблюдается, я поняла еще до того, как
приятель ко мне обернулся, по тому, как он разом весь напрягся и подобрался. Вадим
молча махнул мне рукой, и я взбежала по ступенькам.
Действительность, надо сказать, превзошла все мои самые страшные
предположения. Помощь к баб Вере явно опоздала, и виноват в этом был не сердечный
приступ. Седые прядки, всегда аккуратно собранные в пучок, сейчас рассыпались по
половику, остекленевшие глаза на синюшном лице безжизненно смотрели в потолок.
Сухонькие восковые пальцы скрючились и застыли у горла. На посиневшей шее виднелся
глубоко вдавленный черный шнурок. Баб Веру задушили…
Я охнула и невольно вцепилась в руку Вадима. Он осторожно прикрыл дверь и,
обняв меня за плечи, повел вниз по ступенькам. Дома Вадим усадил меня в кресло, зажег
сигарету и вложил ее в мои онемевшие пальцы. Пока он набирал 02, я машинально
закурила и попыталась собраться с силами.
Спустя час мы с ним сидели на кухне в компании следственной бригады и отвечали
на многочисленные вопросы. Отвечать, собственно, было нечего. Последней раз баб Веру
мы видели сегодня днем, часа в три. Поздоровались, как обычно, ни о чем с ней не
говорили. Если она кого-то и ждала, то нам ничего об этом не сказала. Из родных, кроме
Генки-алкаша, у нее, на сколько мне было известно, в наличии имелась еще племянница
Стелка. То есть, Эстела. Существо в высшей степени эфемерное и богемное. Она
вращалась в кругах исключительно духовно возвышенных. Вследствие чего, была
совершенно недоступна для понимания простых смертных, далеких от искусства, поэзии
и высших сфер разума. Это, надо сказать, совершенно не мешало ей вкалывать, как
вьючная лошадь, если требовалось обеспечить достойные условия для существования
очередного горячо любимого спутника жизни. В студенческие времена мы почти что
дружили, хотя она и была старше меня лет на пять и не очень-то жаловала женскую
дружбу. Тогда Стелка, приехавшая в наш город поступать в институт искусства, жила на
хлебах у баб Веры и работала в какой-то строительной организации. Она уже закончила к
тому времени архитектурный, но стремилась к жизни в окруже-нии муз. Я, по молодости
лет, попала под ее влияние и, даже, пыталась писать стихи и искать смысл жизни. К
счастью, у меня хватило самоиронии, чтобы не впасть в маразм со стихотворчеством.
Закончила я тем, что написала сама на себя пародию, что, надо признаться, получилось у
меня гораздо лучше, чем сами стихи, и на этом благоразумно завязала с
рифмотворчеством. Думаю, поэзия мне за это до сих пор благодарна. А поиски смысла
жизни, в конце концов, завели меня не в компанию непонятых миром гениев, как Стелку,
а в спортзал. Там я встретилась с Максом и еще десятком отличных парней, которые мне
быстро и доходчиво все про этот самый смысл разъяснили. Тем временем, Стелка
получила в наследство квартиру от другой своей тетки, умершей от какой-то сердечной
болезни и не имевшей своих детей, переехала жить туда, и наши с ней пути разошлись
окончательно. Ее унесло куда-то в сферы духовной жизни, к людям творческим и слегка
на этом самом творчестве сдвинутым. А за прошедшие годы она стала совершенно
невменяемой. Возможно, она бы вообще полностью растворилась в каком-нибудь там
астрале, но этому все время упорно мешали ее мужчины. Дело в том, что в Стелке,
несмотря на ее богемность и претензию на всяческие европейские ценности, упорно, как
Жириновский в Думе, сидел неизбывный восточный пережиток. Это безобразие, видимо,
досталось ей от папы, кажется, не то узбека, не то казаха, которого она, впрочем, сроду не
видела. И каждого своего мужчину она неизменно воспринимала, как абсолютного
властелина и повелителя. Ну, просто, как аульная невеста. То, что в отличие от
первоисточника, она уже разменяла, кажется, второй десяток претендентов на свои руку и
сердце, не мешало ей искренне любить каждого из них. Бедная Стелка в лепешку готова
была разбиться, чтобы любимый не почувствовал от ее существования ни малейшего
неудобства, кроме удовольствия. Впрочем, надо отдать ей должное, мужчин она выбирала
не каких зря. То есть, я бы на всех этих непонятых гениев свое время тратить не стала, но
я тут не в счет. Подозреваю, что и мои мужчины у Стелки ничего, кроме недоумения, не
вызывали. Как говорится, на вкус и цвет товарища нет. Но если человек после тридцати
лет занят исключительно спасением человечества и поиском смысла жизни, гордо
игнорируя пошлое добывания хлеба насущного, то он или идиот, или демагог и паразит.
Это в лучшем случае. Идиоты у Эстелы, надо сказать, никогда успеха не имели, так что ей
все время попадался второй вариант. Причем, очень часто, в своем худшем варианте.
Но, верная себе, Стелка всякий раз принимала все постулаты вновь обре-тенного
пророка, как единственно возможную истину и приступала к самоот-верженному
служению своему новому божеству. Для спокойствия любимого жертвовалось всем и
всеми. Причем, делалось это с милой улыбкой, чтобы еще и не дай Бог, любимый не
почувствовал бы неудобства от того, что причиняет ей какое-то беспокойство. Божество,
естественно, тут же прочно садилось на любезно подставленную шею и очень хорошо
себя там чувствовало. Тонкая душевная организация Стелкиных кумиров не мешала им
нещадно обманывать ее и бросать в самый неподходящий момент, попутно, по
возможности, обирая, как липку. Сейчас у нее был в самом разгаре очередной роман с
неким Ипполитом.
Милицию, разумеется, в такие подробности ее биографии я посвящать не стала,
ограничилась только телефоном Стелки, записанным у меня на всякий случай, по просьбе
баб Веры.
Так как время было позднее, а вернее, слишком раннее, чтобы будить других
соседей, то понятыми при обыске предложили быть нам же. Пришлось опять подняться в
квартиру баб Веры, хотя мне эта идея и не показалась особо заманчивой. Я бы, пожалуй,
даже возмутилась, но Вадим сделал мне знак глазами, и я благоразумно оставила свои
мысли на этот счет при себе. На сколько я знаю своего спутника жизни, он ничего не
делает из простого любопытства. И, если сейчас считает нужным принять участие в
следственном мероприятии, то лучше будет его послушаться.
Тело нашей соседки все еще лежало в прихожей на полу. Мы осторожно
переступили через ноги старушки и остановились на пороге комнаты. Вадим задержал
меня за руку.
– Погляди-ка, чем ее задушили.
Я повернулась к трупу и поняла, что его заставило еще раз подняться сюда. Удавку
уже сняли с шеи трупа и положили на листе газеты рядом с телом. Я повернулась к
Вадиму и согласно кивнула.
– Так, – сказал он, – надо колоться.
Менты заинтриговано повернулись к нам.
– Покажи им. – Обратился ко мне Вадим.
Я вздохнула и пошла к себе в квартиру, оставив его общаться с представителями
власти. Делать было нечего, если Вадим предпочитает раскрыть все карты следствию,
значит, он знает, что делает. Да и скрывать мне было нечего. Я действительно не знала,
как на шее у баб Веры оказался поясок от моего домашнего платья. Этот туалет я иногда
надевала дома, так как он давно стал неактуален для выхода в свет, а халаты я никогда не
любила. Удобное такое шерстяное платье. Но пояском я не пользовалась, носила платье
без него, и где он валялся, давно понятия не имела. Платье же нашлось там, где ему и
положено было быть, в шкафу. Его я и предъявила следственной бригаде. Они накинулись
на трофей и сличили его с пояском. По их лицам я поняла, что у нас начинаются
проблемы.
– Это ваше платье? – Поинтересовался допрашивавший нас давеча опер. По моему,
довольно глупый вопрос. Или он решил, что Вадим выглядел бы в нем более импозантно?
– Естественно. – Созналась я под грузом улик. – Поясок пропал давно, но как он
попал к баб Вере я понятия не имею.
– И как давно?
– А черт его знает. – Честно сказала я. – Валялся везде, может быть, я сама же его и
выбросила случайно. Я им, вообще-то, не пользовалась.
– Так. – Зловеще протянул он. – Может быть, вы скажете теперь, где вы были.., –
он вопросительно поглядел на коллег. Один из них, видимо эксперт, любезно подсказал:
– С одиннадцати до двенадцати ночи. Возможно, до пол первого.
Вадим усмехнулся. Мне тоже жизнь сразу же показалась более радостной.
– В Северном райотделе. – Дружно отрапортовали мы.
Следственная бригада не менее дружно спала с лица. Я их понимала и сочувствовала, но помочь ни чем не могла. Еще бы, они уже мысленно писали победные
рапорты о раскрытие особо тяжкого преступления по горячим следам, а тут такой облом.
– А… что вы там делали? – С некоторой заминкой спросил все тот же опер.
– Можете позвонить дежурному. – С самым невинным видом сказал Вадим. – Мы
вошли туда как раз без десяти одиннадцать.
– Ты что, специально на часы глядел? – С претензией спросил какой-то грубиян из
следственной бригады.
– Вообще-то, иногда это полезно. – Усмехнулся Вадим. – Сейчас, например, уже
пятнадцать минут пятого. – Добавил он, даже не поглядев на свое запястье. – А завтра у
нас, между прочим, не выходной.
Все дружно перевели глаза на свои часы и переглянулись.
– Это мы еще проверим! – Пообещали нам.
– Это на здоровье. – Разрешил им мой приятель и поинтересовался. – У вас к нам
все?
Но «все» было только через пол часа. Мы подписали свои показания и протокол
осмотра места преступления и только после этого пошли, наконец, спать.