Document 65588

Н.С. Розов
ФИЛОСОФИЯ И ТЕОРИЯ
ИСТОРИИ
Книга первая
ПРОЛЕГОМЕНЫ
и др.). Дается обзор современных альтернативных взглядов на периодизацию
всемирной истории, предлагаются новый вариант периодизации, концепции
социальной онтологии, модели динамических стратегий, базовых факторов социальной эволюции. Рассматриваются проблемы современного кризисного
развития философии и факторов изменения долговременной значимости философских проблем, идея помологического синтеза социальных наук на основе
интеграции накапливаемых проверяемых теоретических результатов.
Для философов, историков, социологов, представителей других социально-гуманитарных наук. Может использоваться в учебном процессе вузов по
социально-гуманитарным направлениям и специальностям, а также при подготовке
аспирантов.
ББК 63.3(0);
60.58.0; 71.0; 87.3
Издание осуществлено при
финансовой поддержке
Федеральной
целевой программы
«Государственная
поддержка интеграции высшего образования и фундаментальной науки на
1997— 2000 годы»
ISBN 5-94010-127-5 © Центр «Интеграция», 2002
Москва · «Логос» · 2002
P65
Розов Н.С.
Философия и теория истории. Кн. 1. Пролегомены.
Логос, 2002. - 656 с.
ISBN 5-94010-127-5
Излагаются основные идеи и предварительные результаты исследований
по философии истории, теоретической истории и макросоциологии. Проводится философское обоснование теоретической истории как самостоятельной и перспективной дисциплины, раскрывается взаимоотношение теорий,
парадигм и исследовательских программ, приводятся наиболее яркие и плодотворные подходы, результаты исследований по теоретической истории в современной зарубежной науке (Р. Карнейро, Р. Коллинз, Т. Скочпол, А. Стинчкомб
Предисловие
Три направления мышления в современной России
Начало XXI столетия в России - время надежд и разочарований, тревоги и горечи, поиска духовных опор и ориентиров. Социальные и политические потрясения положили конец ясности во всех
станах мировоззрения и идеологии. Ситуация мировоззренческой
неопределенности и социальной тревоги располагает к
появлению широкого веера возможностей мышления, но пока все
имеющееся разнообразие поисков и подходов можно
сгруппировать в три основных мыслительных направления.
Традиционалистское направление удручено коррозией
идеалов и ценностей, полная противоречий современность
представляется ведьминым шабашем. Направление взыскует
утерянную ясность, но для надежности обращает взор только назад
— к временам, когда, как представляется, имела место ясность. Это
путь так называемого возрождения традиций. Возрождают
русскую религиозную философию, гегельянство, платонизм и
неоплатонизм, а в социальной и политической философии
становятся вновь популярны российская имперская идеология,
государственное православие, марксизм, «очищенный от
ленинизма»/ленинизм, «очищенный от сталинизма», и т.п.
Занесенный парижским ветром в нашу столицу, уже с восторгом
неофитов подхвачен в городах и весях России новомодный антирационализм. Данное направление исходит из того, что крах прежних
ясных постулатов и принципов означает дискредитацию самой идеи
последовательного, логического, рационального мышления. В истории философской мысли такой откат происходит не в первый и,
видимо, не в последний раз. Достаточно вспомнить Тертуллиана,
Паскаля, Шопенгауэра, Ницше, Шестова. И сейчас вновь в моде1
разговоры о том, что «исчисляющее» или «колонизующее» мышление умерло, гибнет или должно быть повержено, а все попытки
мыслить логически строго, последовательно, ответственно означают откат назад или даже эксгумацию покойника. Чтобы покрепче
ПРОЛЕГОМЕНЫ
утоптать эту могилу, на ней устраиваются разного рода мистикоэзотерические, психокосмические и постмодернистские пляски.
Еще одно направление — рационалистическое, но не традиционалистское, занимает невыгодную, непопулярную позицию, оно не
так заметно и шумно, как первые два, но сохраняет достаточно сильные позиции в среде академической и вузовской науки. (Достигли
своего «акме» люди, чье мировоззрение формировалось в период
«оттепели» и в одной из немногих ниш относительно свободного
философского мышления в «морозные 70-е» — в области логики и
методологии науки.)
В мировой науке к этому направлению следует отнести традицию
кибернетического, системного, — функционалистского подходов, которые не погибли, но, болезненно пережив избавление от иллюзий
50-70-х годов, отошли в тень, глобально-экологические исследования, начатые под эгидой Римского клуба, анализ мировых систем,
некоторые версии цивилизационного подхода, геополитики, теории
социальных изменений, социальной эволюции, хаоса и порядка и др.
Если говорить об именах, то назвать нужно, прежде всего, И. Пригожина, И. Валлерстайна, А.Г. Франка, Ч. Тилли, Р. Коллинза,
Дж. Модельского, К. Чейз-Данна, Т. Холла, Д. Уилкинсона, Д. Широ, М. Манна, С. Сандерсона, Г. Снукса. Эта традиция может быть
представлена и более известными именами предшественников.
Среди них Б. Рассел, Р. Коллингвуд, П. Сорокин, К. Поппер, Б. Малиновский, А. Кребер, Л. фон Берталанфи, К. Боулдинг, Ф. Бродель.
В современной отечественной науке, на мой взгляд, рациональное инновационное направление с успехом реализуется в работах системщиков Н. Моисеева и С. Никанорова, историка И. Дьяконова, культурологов С. Аверинцева, А. Жолковского, В. Михайлова, С. Лурье, философов В. Степина, В. Лекторского, П. Гайденко, Ю. Давыдова и др. Как
видно, это направление весьма широкое и представительное, отнюдь
не сектантское. При всей его широте и гетерогенности все же попытаемся сформулировать его внутренний объединяющий принцип.
Новые проблемы требуют иных подходов мышления, но не
менее строгих, рациональных, ответственных. Прежнее мышление формировалось в контексте старых проблем и было им адекватно (когда более, а когда менее). В мышлении прошлого не
найти никакого «философского камня» - панацеи на все случаи^
жизни, и волшебных палочек-выручалочек. Безнадежны попытки вернуться к «незамутненной истине прошлого», очистившись
от «скверны» традиционных или новейших наслоений. В то же
ПрелисАОвие
время бесперспективно играть с мыслительным наследием в досужие пасьянсы, объявив его набором «дискурсов» и раскладывая их элементы в новые комбинации. Мыслительную традицию
необходимо воспринимать всерьез, черпать из нее идеи, но никогда не отказываться от сомнения и критики. Только при освоении этого интеллектуального потенциала могут появиться действительно новые и адекватные нынешним проблемам подходы
мышления.
В данной работе выбрано третье, наиболее трудное, нередко
идущее против течения и, возможно, неблагодарное направление
ответственного рационализма.
Почему философия истории? Россия или мир?
В выборе предмета, разумеется, повинен субъективный интерес
автора, однако и он не случаен. Россия продолжает переживать очередной переломный период. Все аспекты жизни общества (политика, экономика, право, культура, труд, мораль, информация, многообразие институтов и отношений) значимы в этом переломе, но
адекватным для анализа является только масштаб истории. Вместе
с тем здесь нас интересуют не столько достоверность отдельных
фактов и последовательность событий и даже не выявление конкретных причин явлений, сколько сцепление, общая направленность,
смысл тенденций развития мировой и российской истории. Интересует также будущее, заниматься которым историкам заказано. Вот
почему данная работа посвящена философии и теории истории, а
если учесть выбранное третье направление мышления, то строиться будет рациональная философия истории в тесной связке с теоретической историей.
Всеобщий характер философского мышления требует расширения рамок анализа. Существуют история России, история Сибири,
история Москвы и Петербурга. Наряду с историями каждой нации
и государства активно пишутся истории городов, провинций (областей, губерний, земель, кантонов, штатов и т.д.), имеются истории отдельных сел, деревень, даже домов и семей. Однако не может
быть философии истории России, равно как философии истории
Турции, Китая, Бразилии или США, философии истории Франции,
Англии, Германии или Италии. В принципе «национальная» философия истории - это не меньший абсурд, чем философия истории
Сибири, Нечерноземья или Чукотки, философия истории Швабии,
Уэльса, Бургундии или Алабамы.
ПРОЛЕГОМЕНЫ
Философия истории может быть только философией всемирной истории, а составными частями последней выступают частные
истории разных цивилизаций и стран, городов и провинций.
Как же быть тогда с почтенной отечественной историософской
традицией П. Чаадаева, славянофилов, К. Леонтьева, Н. Данилевского, В. Соловьева, Н. Бердяева (разумеется, список далеко не полон)? В трудах авторов этого ряда, как правило, можно выявить совмещение нескольких слоев: философско-культурологическое осмысление истории России, варианты схем философии всемирной
истории, центрированной на России, элементы славянофильской или
западнической, имперской, теократической или иной идеологии.
Рассуждения об особой (например, нравственно-религиозной)
миссии своей страны, идеи национальной центрированности всемирно-исторического процесса отнюдь не являются специфически
российским изобретением. Издавна они в не меньшей степени были
характерны для древних восточных империй, Китая, Рима, Византии, Персии, Турции, Франции, Великобритании, Германии, а с
недавнего времени — для США и Японии. Поговорив с иным поляком или грузином, можно с интересом обнаружить, что все глубинные причины и силовые линии всемирной истории неизменно сходились в одном центре — соответственно в Польше или Грузии. Уже
упоминавшийся выше Иммануил Валлерстайн, основатель анализа мировых систем, обсуждавший эти проблемы с представителями
десятков стран мира, утверждает, что эксклюзивизм (идея собственной национальной исключительности и «особого пути») есть явление типическое, чуть ли не повсеместное.
Вопрос о том, центрирована ли в действительности всемирная
история на той или иной стране, оставим пока открытым, согласимся только, что философия истории должна относиться ко всей
истории человечества, но не к истории одной страны (по любопытному совпадению всегда собственной страны автора). В то же время нельзя отменить особый интерес философа истории и большинства его читателей к осмыслению собственной национальной истории, поэтому специальный разговор о России, конечно, будет, но в
контексте общего философского исследования всемирной истории.
Глобализация пространства и времени
Современный глобальный кризис также требует специального
философского и теоретического осмысления процессов большой
Предисловие
истории, начинающейся с палеолита и неолита, когда произошли
принципиальные трансформации в отношениях между природой и
одним из биологических видов - становящимся человеческим родом. Наряду с содержательным контекстом следует иметь в виду и
символическое значение приближающейся календарной вехи.
Только что прошел XX век, теперь о нем будем учиться говорить как о прошлом веке, учиться осознавать себя людьми третьего
тысячелетия. Какими бы рационалистами мы ни были, а магия цифр
действует, тем более нерационально не учитывать массовость и мощь
этого воздействия на общество.
Интерес к философии истории уже велик, он будет расти дальше
и отнюдь не сводится к гипнотическому действию круглых дат. Общеизвестно, что в настоящее время неуклонно и большими темпами
идет экономическая, технологическая, экологическая, информационная интеграция мирового пространства. Эта глобализация пространства не может не притягивать мышление. Разум же устроен так,
что путь, проложенный в одном направлении, непременно будет опробован во всех смежных направлениях. Поэтому осмысление глобализации пространства неминуемо усиливает интерес и тягу к осмыслению глобального времени — времени всемирной истории.
Императив мировоззрений будущего - учитывать как аспект глобального пространства (хотя бы для спасения от экологических и геополитических опасностей), так и аспект глобального времени, хода
истории человечества. Понять свое место и предназначение в мире и
истории - таков будет важнейший мировоззренческий запрос новых
поколений. Именно ответом на этот вызов должна стать рациональная философия истории, тесно связанная с теоретической историей.
Ни одна, ни несколько книг такую задачу не решат, в лучшем случае
может быть прочерчен путь к решению и дан его общий абрис.
Представленные в этой книге опыты потому и названы так,
что не претендуют на сколь-нибудь законченное и систематическое представление проблематики. Скорее это попытка с помощью демонстрации ярких успехов, достигнутых в мировой мысли последних десятилетий, собственных усилий в проблематизации и концептуализации сложной области философии и теории
истории, показать возможности открытия новых интеллектуальных перспектив.
7.7. Обоснование проблематики
3. В каком направлении, как и почему движется история?
4. В чем состоит смысл истории?
5. Каковы наше место, роль и предназначение в истории?
Далее этим вопросам будут сопоставлены соответственно проблемы динамики истории, структуры истории, хода истории, смысла истории и этико-практического самоопределения в истории.
Глава 1
НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ
ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
1.1. Обоснование проблематики
Ί. 1.2. Источники и мотивировки вопросов
Предлагать вопросы еще не значит спрашивать.
Предложить вопрос может и попугаи.
И, в известном смысле,
все люди на девять десятых попугаи.
Лев Шестов
L Ί. 7. Пять простых вопросов
Для ответа, который невозможно высказать,
нельзя также высказать и вопрос.
Тайны не существует.
Если вопрос вообще может быть поставлен,
то на него можно и ответить.
Людвиг Витгенштейн
Вопросы к философии истории фиксируют внешний познавательный интерес к ее результатам. Книги по философии истории предназначены не только и не столько для самих специалистов, преподающих
эту или смежные дисциплины, ведущих исследования по той же тематике, сколько ддя неспециалистов — всех тех, кого из личностных,
мировоззренческих, культурных, социально-политических или иных
мотивов интересуют общие, философские аспекты истории.
Таким образом, вся работа философии истории может быть представлена как производство неким цехом профессионалов (вспомним идею «цеха поэтов» в России 1920-х годов) «продукции» по удовлетворению интересов потребителей-непрофессионалов. Наряду с
этой «конечной продукцией» — философски и научно обоснованными ответами на вопросы об общих аспектах истории - существуют и
внутренние «цеховые» методы, технологии, «секреты мастерства»,
а также свой профессиональный язык. Каковы же эти «внешние
запросы» к «продукции» философии истории?
Попробуем вместить это весьма широкое и чрезвычайно размытое поле интересов в несколько, по видимости, простых вопросов:
1. Что и как вызывает события и изменения в истории?
2. На какие части (во времени и пространстве) делится история?
Вопросы, выражающие познавательный интерес «потребителей»
знания, не нуждаются в обосновании. Однако то, что зафиксированы именно такие, а не другие группы вопросов, нужно мотивировать, хотя бы с точки зрения исходных данных - источников вопросов. Научно корректным способом выявления внешних вопросов к философии истории было бы проведение серий специальных
эмпирических исследований (методами контент-анализа текстов,
анкетирования, интервьюирования и т.п.) того, что именно интересует представителей разных социальных групп в общих, философских аспектах истории. Оставим полноценное решение этой задачи
профессионалам-социологам, а здесь перечислим только источники представленных выше формулировок:
• указания на центр мировоззренческого интереса к филосо
фии истории в классических трудах (Вико, Вольтер, Руссо, Тюрго,
Кондорсе, Гердер, Кант, Гегель, Фихте, Маркс, Риккерт, Шпенглер, Тойнби, Ясперс и др.), поскольку через авторитет классиков,
институализацию их идей в каналах образования, книгоиздатель
ства, массовой информации формируется в основном интерес не
профессионалов к той или иной области мышления;
• обобщение интереса к философским вопросам в современ
ной, прежде всего российской и западной, публицистике, научных
и околонаучных дискуссиях;
• обсуждение вопросов философии истории в Интернете, где ав
тором проводится постоянно действующая международная телекон
ференция по философии истории и теоретической истории (mailing
list PHILOFHI - PHILosophy OF History and theoretical history);
10
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
• многолетний опыт игрового моделирования
политического
самоопределения различных стран в научно-образовательной про
грамме международных переговоров по глобальным проблемам в
Интернете (программа ICONS — International Communications and
Negotiations Simulations);
• личный преподавательский опыт, общение со студентами раз
ных специальностей, имеющих и высказывающих интерес к фило
софии истории;
• результаты исследования требований к социально-философ
скому знанию с точки зрения мировоззренческого самоопределе
ния как одной из главных образовательных ценностей.
Раскрытие соответствующих мотивировок вопросов не имеет
целью обосновать их полноту. Широта и разнообразие возможных
интересов по отношению к такой идейно, этически, социально,
политически значимой области мышления, как философия истории, по-видимому, не имеет границ. Речь пойдет только о значимости поставленных вопросов 1—5, т.е. об их попадании в центр пересечения интересов со стороны самых разных групп и точек зрения.
7. 7.3. Философская классика: пример К. Ясперса
В классических трудах, посвященных философскому и теоретическому осмыслению истории, указания на общее мировоззренческое (а не специально-философское) значение историософской*
проблематики либо прямо соответствуют приведенным выше вопросам 1—5, либо могут быть добавлены к каждому вопросу в качестве его конкретизации, но без принципиального расширения смысла зафиксированного в вопросе познавательного интереса. Полное
текстуальное доказательство потребовало бы непомерного объема
цитат, поэтому ограничимся лишь одним примером.
Карл Ясперс, один из последних общепризнанных классиков
философии истории, выделяет следующие моменты относительно
ее мировоззренческой значимости (номера страниц приводятся по
книге [Ясперс, 1991]):
«Цель моей книги — содействовать углублению нашего сознания
современности» (с. 28) (о нашем месте в истории, см. вопрос 5);
* Здесь и далее термин «историософский» будем использовать как полный синоним более громоздкого «философско-исторический» (или «относящийся к философии истории»). Таким образом, никаких специальных религиозных, эсхатологических и т.п. коннотаций здесь не подразумевается.
7.7. Обоснование проблематики
++
«Пребывая в истории, выйти за пределы всего исторического,
достигнуть всеобъемлющего» (с. 28) (о нашем месте в истории и о
смысле истории, см. вопросы 4, 5);
«Но можно стремиться и к сознанию единой обобщающей картины миры в ее целостности: тогда выявляется наличие различных
культурных сфер и их развитие; они рассматриваются отдельно и во
взаимодействии; постигается их общность в постановке смысловых
проблем и возможность их взаимопонимания и наконец разрабатывается некое смысловое единство, в котором все это многообразие
обретает свое место» (с. 30) (деление истории на части (вопрос 2), ее
развитие — движение (вопросы 1, 3), смыслы истории (вопрос 4);
«Мы стремимся к осознанию ситуации нашего времени. Однако эта ситуация обладает скрытыми возможностями, которые становятся зримыми лишь после своего осуществления» (с. 141) (о нашем месте в истории, вопрос 5);
«То, что человек считает возможным, определяет его внутреннее отношение к происходящему и его поведение. Условием его самоопределения является способность различить опасность и отнестись к ней с должной озабоченностью» (о нашем месте в истории,
об историческом самоопределении и о том, чему учит история — об
этико-практических следствиях знания, вопрос 5).
Итак, авторитет последнего общепризнанного классика философии истории К. Ясперса подтверждает значимость представленного состава вопросов 1—5.
7. 7.4. Современные академические интересы свидетельство Интернета
Ежедневное общение по Интернету с коллегами из многих стран
и просто интересующимися философией истории в течение нескольких лет в целом только утвердило представление об основном содержании и постоянстве запросов, фиксированных в вопросах 1—5.
Кроме почтового списка PHILOFHI, о котором подробнее будет
сказано ниже, в других телеконференциях постоянно обсуждаются
наиболее яркие последние статьи, дискуссии в мировой прессе. О
публицистике тоже будет сказано отдельно.
Что касается спектра академических интересов, то поправку
нужно сделать на философов, воспитанных в англо-американской
традиции, где по-прежнему сильны позиции аналитизма с преобладанием интереса к языку, методу, логике самого исторического
|2
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
исследования. Также крайне аморфны и плохо артикулированы
интересы множества приверженцев так называемой «континентальной философии», замешанной в основном на идеях постмодернизма — здесь в конце концов все упирается в критику любых рациональных моделей и объяснительных схем, но собственных специфических интересов и ясных продуктивных идей у этой публики так
и не удалось выявить.
Еще не задумываясь, когда и зачем это пригодится, скорее из
чистого любопытства, ориентируясь на практику других телеконференций, я стал требовать заполнения анкеты от всех желающих
присоединиться к организованной в апреле 1994 г. телеконференции — «почтового списка» по философии истории и теоретической
истории (mailing list PHILOFHI). Среди участников списка не только
философы и историки, но и писатели, журналисты, политики, преподаватели, чиновники национальных правительств и международных организаций, большое количество студентов с соответствующими мировоззренческими запросами; всего с 1994 г. через конференцию прошло более 350 человек из 40 стран. На сегодняшний день
количество участников списка составляет 230 человек, оно постоянно флуктуирует, в основном отражая циклы академического календаря, но наблюдается общая тенденция роста со скоростью примерно 30—50 человек в год.
Помимо формальных вопросов об адресах, профессии, статусе,
месте работы, анкета включает еще следующие три вопроса, направленные именно на выявление профиля интересов (в переводе с английского):
1. Ваши основные интересы в области философии истории и теоретической истории (ФИиТИ)?
2. Тема вашего текущего исследования, связанного с ФИиТИ?
3. Ваши любимые авторы в области ФИиТИ?
Посмотрим, как представлена проблематика по заданным вопросам 1 —5. Материалом для анализа служили анкеты 260 членов телеконференции (как нынешних, так и бывших) по состоянию на
февраль 1997 г.
Вопрос L Что и как вызывает события и изменения в истории?
Под эту рубрику попало 17 ответов. Это меньше, чем ожидалось,
но и немало. Приведем наиболее показательные формулировки.
• Исторические процессы, трансформация и изменения, история систем, исторические модели и предсказывающие системы.
7.7. Обоснование проблематики
13
• Законы истории (2)*.
• Роль случайности и хаоса в истории, прогрессе; инновацион
ные источники истории.
• Цивилизационные процессы.
• Воздействие технологии на общественное сознание.
• Самопроизводящая (self-generating) сложность.
• Крупномасшабные факторы истории, долговременные веко
вые изменения (сельское хозяство, индустрия, информация).
• Факторы социальной эволюции.
• Развитие теории культуры, предназначенной стать карка
сом объяснения того, как культуры формируются и изменяются
во времени.
• Приложение теорий социокультурного изменения к взаимодей
ствию между социальными системами и инфекционными болезнями.
Вопрос 2. На какие части (во времени и пространстве) делится
история?
Как ни странно, этот вопрос не волнует практически никого из
более чем двух с половиной сотен специалистов по философии истории, тех, кто готовится стать специалистом в этой области или просто
интересуется этой сферой. Пришлось выделить только пять ответов,
касающихся кросс-культурных сравнений и взаимодействий типа:
•
Кросс-культурные сравнения в рамках западной цивилизации.
Можно сделать несколько предположений о невнимании к воп
росам периодизации и структурирования истории.
Во-первых, это классическая проблематика метаистории: выделение стадий — со времен Конта, Сен-Симона, Гегеля, Маркса, Моргана, выделение культурных миров, цивилизаций в традиции, восходящей к Монтескье и Гердеру. И тот и другой подходы находятся
под столь плотным перекрестным огнем критики со стороны историков (начиная с Р. Коллингвуда, Л. Февра, М. Блока) и философов (аналитическая школа, постмодернизм), что не находится желающих рисковать.
Во-вторых, мощь и авторитет современного исторического знания, представленного в тысячах монографий, специальных журналов и академических сообществ, вероятно, препятствуют постановке
вопросов о структурировании истории, всегда имеющих оттенок
подрыва основ.
* Здесь и далее в обзоре интересов к философии истории цифры в скобках означают количество однотипных ответов от разных участников телеконференции.
14
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
В-третьих, всегда имеет место фактор научной моды: теперь занимаются «нарративами» и «идентичностями», как раньше выделяли «стадии» истории и цивилизации, а потом появятся новые научные увлечения. Разумеется, сам феномен моды также нуждается
в объяснении, и не последнюю роль, видимо, в нем играет фактор
положительного подкрепления научных поисков яркими, убедительными, «продаваемыми» результатами. В этом смысле десятки
известных вариантов структурирования истории остаются по-прежнему менее убедительными и обоснованными, чем результаты анализа историографических нарративов.
Здесь нет возможности проводить дальнейшие рассуждения, тем
более проверять представленные гипотезы. Скажем лишь, что, несмотря на падение интереса научной общественности к вопросам
структурирования истории, мы от них не отступимся, а выдвинутые гипотезы будем использовать в качестве полезных предостережений на пути решения этих проблем.
Вопрос 3. В каком направлении, как и почему движется история?
К вопросам этого плана тяготеют 36 выделенных ответов. Часть
из них касается всей человеческой истории, часть — ее отдельных
фрагментов. Ответы расположены в хронологическом порядке. Данный список интересов настолько любопытен, что приводится почти целиком.
О человеческой истории в целом:
• Проблема макромировой истории.
• Общая теория социальной эволюции (2).
• Концептуальные каркасы всемирной истории.
• Объяснение процессов очень долгой социальной эволюции:
10 000 лет назад и более.
• Пять тысяч лет истории мировой системы.
• Большие циклы в истории (4).
• Малые циклы (от политических выборов до войн).
• Крупномасштабные исторические изменения, особенно от
носящиеся к международным отношениям.
• Подъем и падение цивилизаций (2).
• Как и почему формировались и распадались империи.
• Химерические события в истории.
• Развитие общего права как эволюционной системы.
Об аспектах и фрагментах истории:
• Происхождение и эволюция культур, ценностей и верований.
• Исторические подходы в археологии бесклассовых обществ.
7.7. Обоснование проблематики
• Нарисовать картину доисторической глобальной цивилиза
ции, исследование путешествий и других форм взаимодействий, о
которых пока так мало известно.
• Процессы изменений в древности (античности), интерпрета
ция древних и доисторических верований, как они изменялись и
определяли изменения с течением времени.
• Развитие цивилизаций вплотыдо Возрождения.
• Подъем индивидуализма.
• Западная экспансия, теория Запада.
• Использование языка и мировая гегемония.
• Теоретическое историческое моделирование; основной сце
нарий «что, если бы» в приложении к ситуациям реального мира,
например: что, если бы Гитлер не пришел к власти в Германии, но
был лишь мелким политиком. Каков был бы статус Японии и Ита
лии в 1940-е гг.
• Вопросы войны и мира. Происхождение Холокоста (2).
• Какова последовательность между созданием национальных
государств, рыночной экономики и демократии во всемирной ис
тории. Каково их нынешнее состояние в странах Восточной Евро
пы и бывшего Советского Союза.
• Понимание современных тенденций глобализации (2).
• Споры вокруг так называемого «конца истории» (Курно, Кожев и т.д.), понятие, которое следует критически рассмотреть.
• Будущее настоящего мира.
Вопрос 4. В чем состоит смысл истории?
Вопрос 5. Каково наше место, роль и предназначение в истории?
Вопросы с такими или сходными формулировками не зафиксированы. Возможны такие причины.
Во-первых, само понятие смысла истории еще более уязвимо,
чем периодизация истории. До сих пор дает о себе знать дискредитация идей божественного Провидения, просвещенческого Прогресса, гегельянского самораскрытия Разума и Свободы, марксистского восхождения к Коммунизму, буржуазной теории Модернизации. Интеллектуальная энергия в XX в. больше расходовалась не
на построение (выявление) новых смыслов истории, а на дискредитацию старых. Причем наиболее «энергетически экономной» оказалась позиция отрицания всех возможных смыслов и даже самой
проблемы о смысле истории как корректной и «осмысленной».
Во-вторых, каждый отвечающий на анкету при вступлении в
некое сообщество профессионалов не может вовсе игнорировать
ι A
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
мотив утверждения и поддержания собственного реноме. В этом
аспекте прямая постановка вопроса о смысле истории, равно как
вопроса о роли и предназначении человека в истории, явно представляется неакадемичной, вызывающе дилетантской. Поэтому
даже если такой интерес существует (а он существует, о чем свидетельствуют дискуссии между теми же участниками), то при ответе
на анкету прямо не раскрывается.
В предуведомлении новым участникам другого, более широкого по тематике электронного философского форума
(PHILOSOP) было даже явно сказано, что обсуждению подлежат
лишь академические философские проблемы; рассуждения о том,
в чем состоит смысл жизни, к таковым не относятся и считаются
неадекватными. Прямой связи здесь нет, но налицо общее отношение к прямым вопросам о смысле чего-либо (жизни, истории)
как к неакадемичным. По крайней мере это касается англоязычной философской культуры, к которой по необходимости примыкают и все англоязычные электронные телеконференции, в том
числе PHILOFHI.
В то же время если прямые вопросы не ставятся, то ставятся
косвенные, пусть и в небольшом количестве (13). Поэтому ниже
представлены интересы участников телеконференции, касающиеся общих проблем онтологии, природы времени, человека, общества, культуры, аспекты этической и религиозной интерпретации истории:
• Теории исторического времени; теоретизация времени и пространства (2).
• Онтологический статус прошлого, концепция возможных
миров.
• Отношение материальных структур к структурам сознания.
• Отношение социального (микро и макро, базис и надстройка) к психологическому).
• Теоретические вопросы «человеческой природы», природы человеческого общества в целом.
• Психологическая (психоаналитическая) реинтерпретация
Всемирной истории.
• Взаимораскрывающее взаимодействие между языком и историей.
• Архетипическая реконструкция культуры (Джеймс Хиллман).
• Мораль и этика, этический взгляд на до-историю и эволюцию.
7.7. Обоснование проблематики
• Христианская идея Благодати (милости Господней) и ее продолжение в нашей идее Культуры.
• Роль исторической перспективы в политике и культурной
идентичности.
• Сознание прошлого как экзистенциальный феномен и
изобретение истории как политический процесс.
• Необходимость сотрудничества между ныне живущими цивилизациями (западной, китайской, индусской и арабо-исламской).
Остальные зафиксированные интересы участников телеконференции PHILOFHI уже прямо относятся к чисто профессиональной сфере (частным областям эмпирической истории и историографии, истории идей, методологии и эпистемологии, научным направлениям и подходам, связи со смежными науками и сферами
познания, преподаванием и т.д.). Разнообразие интересов весьма
широко, приведем лишь несколько примеров:
• Идея Создания истории; т.е. Создание истории предполагает
роль историка в определении того, какие аспекты, вопросы и части в
прошлом будут частью нашего современного мира; таким образом,
прошлое — это не все, что случилось, но это то, что мы помним.
• Понятие Художника как историка, в особенности священная
форма истории как рассказа с историком как рассказчиком; особое
внимание к писаной истории у Чосера, Блейка и Шекспира.
• Устройство повседневной жизни в масштабе всего общества.
• Историография китайской науки.
• Пуританские корни христианской науки.
• Расовые отношения и мировые диаспоры (Арнольд Тойнби).
• История менеджмента, которая до сих пор недостаточно теоретизирована.
• Практические и теоретические карты будущего как среды для
образовательной деятельности.
• Сравнение имперского Рима и Теотихуакана, анализ их ста
новления как сложного общества, политико-военная, социальная,
экономическая и интеллектуальная инфраструктура и развитие, их
последующий упадок и влияние на будущие культуры.
• Воображение, Томпсон и новые левые, менталитет марксиз
ма и гегельянства, все общие исследования XVI, XVII и XVIII вв. по
религии, барокко, иезуитству.
• Влияние британской историографии, литературы, филосо
фии, поэзии, риторики и теологии на немецкую идею философии
истории в XVIII в.
jо
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
• Концепция времени у Карла Маркса, отношение этой кон
цепции к постструктуралистским идеям времени, особенно у Мишеля Фуко.
• Годы формирования советской цензуры (1917-1922).
• Советские военные исследования (Soviet Military Studies, повидимому, имеются в виду исследования военных аспектов в исто
рии СССР. - Н. Р.).
• Формальные характеристики исторического нарратива как
эффект реального (по Барту) бремени истории (а-ля Хайден Уайт),
память и забвение мест и прошлого этих мест.
Даже эта небольшая подборка достаточно ясно дает понять, что
реальное разнообразие профессиональных научных интересов нельзя
свести ни к какому обозримому набору вопросов. Постановка вопросов 1—5 (см. разд. 1.1) преследовала совсем иную цель — структурировать наиболее распространенные публичные интересы к философии
истории. В то же время наличие приемлемых ответов на вопросы 1—3
(о динамике, структуре и ходе истории) явно послужило бы солидной
основой для решения многих специальных научных проблем из их
реального разнообразия. Чтобы убедиться в этом, достаточно с данной точки зрения взглянуть на приведенный выше список.
Ί. Ί.5. Российская и западная публицистика
Отечественная публицистика при всей ее пестроте вращается
вокруг осмысления причин (вопрос 1) и желательных/нежелательных перспектив (вопрос 5) переломных событий в российской истории конца XX в. Даются диаметрально противоположные толкования роли этих событий и всего нашего времени в российской и
мировой истории (вопросы 2, 5): либо это несчастное впадение могучей России в морок коммунизма, счастливое пробуждение от него
и возвращение в лоно мировой цивилизации, л ибо трагический разрыв с православием и светлое будущее восстановления правой веры,
либо возврат к уже преодоленной стадии «капитализма», либо тупиковый путь и новая стагнация, либо соскальзывание в пропасть
полного распада. Соответственно толкуются и общий образ, ход,
направленность российской истории (вопрос 3) и самый смысл ее
столь драматического развертывания (вопрос 4) в таких версиях, как:
ополчение мировых сил зла на Святую Русь, долгий путь социально-политического «окультуривания» России, ее вхождения или возвращения в Европу, фатальные циклы смуты-распада и имперства-
7.7. Обоснование проблематики
стагнации, осуществление особого неповторимого евразийского
пути и т.п.
Окончание «холодной войны» существенно оживило и западную
публицистику, научные и околонаучные дискуссии общего плана,
где наиболее ярким началом дискуссии была статья Ф. Фукуямы о
«конце истории» [Фукуяма, 1990]. В данном случае наиболее проблематичными становятся значение и ценность вклада западной
цивилизации в мировую историю, влияния Запада на ее общий ход
(место в истории и направленность истории — вопросы 3, 5), нравственный долг по отношению к беднейшим странам и народам (как
правило, терпевшим большой ущерб от западного вмешательства, а
нередко и поныне ограбляемым). Это этико-практические следствия
исторических знаний (вопрос 5).
Развертывается борьба между традиционным европоцентризмом
и новым направлением антиевропоцентричной всемирной истории
(World History), некоторые представители которого упорно называют Европу «северо-западным полуостровом Афроазии». Эта полемика
особенно остро ведется при обсуждении пропорций государственного
исторического образования (от европоцентризма отнюдь не свободно и российское образование, достаточно сравнить объем сведений в
школьной и вузовской программах по истории Европы и, скажем,
Индокитая, Полинезии, Южной Америки или Центральной Африки, причем по каждой эпохе). Фактически это вопросы разбиения
истории на части, ее структуры и центрирования (вопрос 2).
Не ослабевает интерес к причинам и движущим силам европейской «экспансии» или «прогресса» Нового времени, соответственно к механизмам исторического развития в другие эпохи и на других континентах (вопрос 1).
Наконец, глобальные (особенно экологические и демографические) проблемы, нехватка ресурсов, невозможность не то чтобы остановить, но даже притормозить молох техногенной нагрузки на
природу вновь и вновь ставят вопросы о самом месте и роли человеческой истории в эволюции биосферы и во всей истории Земли и
Вселенной (вопрос 4).
Ί.1.6. Национальное самоопределение в истории:
интеллектуальные горизонты образовательной игры
С проблематикой исторического самоопределения прямо связан опыт участия в качестве ведущего в научно-образовательной
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
20 программе
моделирования
переговоров
между
правительствами стран Европы и мира по современной реальной
глобальной проблематике. В течение многих лет каждый семестр
студенты
Новосибирского
университета
становятся
«правительством» новой страны, и каждый семестр автору как
руководителю приходится обсуждать и совместно вырабатывать с
ними национальные приоритеты и интересы, политическую
стратегию какой-то новой страны, новой нации. Философская
привычка снабжать мыслительную работу методом и
обоснованием привела к следующим нетривиальным вопросам:
• Какие вообще должны быть основания для принятия системы национальных приоритетов — нравственные, культурно-этнические, традиционно-религиозные, глобалистские, геополитические?
• Есть ли что-то общее в этих основаниях для разных стран и
народов либо они полностью специфичны?
• При поиске общности как избежать монополизации, подавления одних культурных ценностей другими (например, вестернизации)?
• При опоре на специфику как избежать пренебрежения сторонами чужих приоритетов, имеющих необщезначимые основания,
как избежать соскальзывания к «войне всех против всех»?
Анализ показал, что необходим учет двух систем ценностей национальных и общезначимых (об этом будет сказано ниже и в
следующем выпуске), а также двух групп сценариев — траекторий национального развития и траекторий мирового развития.
По сути дела, решение задачи определения системы нацио нальных приоритетов является частным случаем (социальный
масштаб — страна, народ, нация) ответа на вопрос исторического
самоопределения и на вопрос о том, чему учит история в практическом ключе (вопрос 5). Эти приоритеты основываются, как
правило, на неявных образах мировой и национальной истории вместилищах указанных траекторий, а также на неявных ценностных решениях.
Если делать образы и решения явными, требовать для них исторических, этико-философских оснований, то становятся необходимыми знания и по всем предшествующим вопросам: о динамике и механизмах исторического движения (вопрос 1), о структуре национальной истории и объемлющей структуре всемирной
7.7. Обоснование проблематики
истории (вопрос 2), о ходе истории, вмещающем все траектории и
сценарии национальных историй (вопрос 3), о смысле, предназначении истории человечества в целом (вопрос 4) и историческом
предназначении каждого народа в отдельности (вопрос 5).
Если учесть растущий уровень рефлексии правящих и интеллектуальных элит многих стран относительно направлений национального развития, а также ускоряющиеся перемены в мире, соответствующую необходимость гибкой корректировки политической
стратегии и системы приоритетов в каждой стране, то можно ожидать, что недалеко времена, когда целенаправленная работа по историческому самоопределению станет необходимой и перманентной составной частью выработки политической стратегии развития
в каждой уважающей себя державе. В этом смысле рассуждения о
том, что философия истории должна систематически давать «продукт» в ответ на внешние социальные «запросы» (см. 1.1), могут
оказаться уже отнюдь не отвлеченными.
7.7.7. Преподавательский опыт
В течение многих лет преподавательской работы автор систематически использовал общение со студентами, испытывающими
интерес к проблематике философии истории, но ранее всерьез ею
не занимавшихся (т.е. «не испорченных» специальной литературой),
для выявления реальных внешних запросов «публики» к «цеху»
философии истории. Нужно сказать, что ничего принципиально
нового по отношению к текущей публицистике это, как правило,
не давало. Соответственно и выхода за пределы состава вопросов
1-5 не было. Разнообразие достигалось лишь за счет нюансировки
внутренней проблематики каждого вопроса. Иногда появляются любопытные «пограничные вопросы», например возможно ли вообще
и насколько оправданно целенаправленное влияние какой-либо социальной группы на ход истории? Этот вопрос серьезен, содержателен, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что на него
нельзя ответить, не ответив на скрытые в его составе иные вопросы: что такое вообще ход истории и каковы его внутренние причины и закономерности (вопросы 1, 3)? как определить свое место и
роль в истории, например, для той социальной общности, которая
имелась в виду, какова должна быть ее этически и исторически обоснованная направленность действий (вопрос 5)?
22
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
7. Ί.8. Ценностное обоснование гуманитарного образования
Исследование проблемы общезначимых ценностей и соответствующих этико-философских требований к ценностям социально-гуманитарного образования в современном мире [Савицкий,
1990,1992; Розов, 1993а, 19936] показало, что ценность общекультурной компетентности раскрывается как способность человека адекватно ориентироваться и действовать в ситуациях различного смыслового и социально-временного масштаба. Такими масштабами
являются в социальном измерении: семейно-родовой, локальный
(свой город, край), этнокультурный, национальный (общество, страна), цивилизационный, общечеловеческий; во временном измерении - дни, недели, месяцы, годы, десятилетия, столетия, тысячелетия. При этом в образовании должны быть учтены такие аспекты
подготовки по каждому кругу ситуаций, как исторический, теоретико-информационный, смысловой, проблемно-практический и
коммуникационный. Таким образом, философия истории как существенный компонент формирования общекультурной компетентности «отвечает» за ориентацию человека в «ситуациях» максимального социально-временного масштаба, а именно в аспекте судеб
стран и цивилизаций в течение столетий и тысячелетий (вопрос 2,
3 о частях и направленности истории).
В теоретико-информационном плане становится необходимым
знание о движущих силах, механизмах, закономерностях исторического развития (вопрос 1), в смысловом плане - о предназначении и
смысле человеческой истории (вопрос 4). В плане определения своего времени (десятилетий жизни) и общности, с которой человек идентифицируется (семья, город, край, этническая общность, социальная
общность, нация), становятся значимыми аспекты исторического
самоопределения. Необходимость проблемно-практического компонента в составе общекультурной компетентности диктует необходимость установления этико-практических императивов даже в, казалось бы, не предназначенных для этого «ситуациях» масштаба столетий, тысячелетий (вопросы о том, «чему учит история», о том, можно
ли что-то делать и что именно, чтобы как-то «скорректировать» ее
ход, - вопрос 5).
Острота глобальной экологической и демографической проблематики в последние десятилетия XX в. показала, что решение этих
вопросов уже не является досужим схоластическим упражнением
ума. Если история так ничему нас и не научит, то она и впрямь может кончиться.
1.2. Проблематизация в философии и теории истории
^1
1.2. Проблематизация в
философии и теории истории
Ί.2. 7. Принцип постановки проблем
Есть три способа отвечать на вопросы: сказать
необходимое, отвечать с приветливостью
и наговорить лишнего.
Плутарх
Лапидарность поставленных выше вопросов (см. 1.1.1, вопросы
1—5) наряду с плюсом — простотой (возможно, кажущейся) имеет и
минусы. Готовность отвечать на любой вопрос означает принятие
предпосылок вопроса, но они далеко не всегда очевидны. Согласившись отвечать на вопросы 1 или 4, мы уже вынуждены предполагать, что «что-то движет историю» или что «история имеет смысл».
Преобразуем первоначальные «наивные вопросы» в группы более
развернутых и осторожных проблем. Установим, что в рамках каждой группы список проблем открыт, и по мере надобности будем
его дополнять. Одновременно ограничим список самих групп. Это
вовсе не означает, что вообще нет и не могут появиться другие интересы у публики, различных социальных и политических субъектов относительно философии истории. Однако во избежание рассеивания внимания сосредоточимся на твердо фиксированном круге
проблем, иначе на реальное продвижение трудно рассчитывать. Судя
по всему, и эта область слишком широка, поэтому вероятно продолжение ряда данных самоограничений.
Если вопросы к философии и философам истории сформулированы как выражение познавательного интереса со стороны «внешнего потребителя», то проблемы рациональной философии истории
(далее — РФИ) должны отражать внутреннее профессиональное понимание цели, плана и принципиального метода исследования.
Проблемы относятся к вопросам в принципе так же, как внутренние требования к новому проекту сложной электронной аппаратуры (например, современного цветного телевизора или музыкального центра) относятся к учитываемым в этом проекте запросам конечного потребителя (используем здесь пример, популярный
в школе С.П. Никанорова, среди специалистов по системному анализу и концептуальному проектированию). Прием каналов, качество изображения и звука, удобство в управлении, совместимость с
дополнительным оборудованием представляют собой несложный
2Л
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
перечень основных требований к бытовому телевизору. Но чтобы
удовлетворить эти запросы, инженерам-электронщикам приходилось ставить и решать совокупность сложнейших профессиональных
технических задач, многие из которых требовали специальных научных исследований. Вся эта профессиональная «кухня» обычному
потребителю, как правило, не нужна и не интересна, его волнует только одно: «включишь — работает». Однако решение профессиональных проблем конструкторов электронной аппаратуры в конечном
счете направлено на выполнение переформулированных внешних
запросов: как добиться технической реализации «приема каналов»,
«высокого качества изображения», «удобства управления» и т.д.
Не удивлюсь буре возмущения или радостного глумления по поводу приведенной технической метафоры. Действительно, святая
святых философской мудрости, излюбленное лоно философских откровений - философия истории - сравнивается с квинтэссенцией
презренной массовой культуры — цветным телевизором. Большего
оскорбления для высоких умонастроений историософской духовности и ожидать нельзя. Обвинения в удручающей механистичности
мышления автора, по-видимому, будут самыми мягкими.
Не беда. Чем более скандально сравнение, тем лучше оно запоминается. При всех поправках на различие природы предметной области, специфики социально-философского познания и т.п. нельзя
не признать, что современное техническое мышление в своей конструктивности и эффективности существенно опережает мышление
научное, причем не только гуманитарное, но даже естественное.
Объясняется это достаточно просто — очевидностью и непосредственностью обратной связи. Техническая ошибка сигналит, как правило,
уже при изготовлении макета или опытного образца: узел автомобиля заклинивает, телевизор дает помехи, компьютер «зависает». В абстрактных дисциплинах, математике и логике, жизнь ошибки также
скоротечна, обнаружить ее помогает прозрачность и нормированность структуры знания, наличие и выполнение высоких стандартов
профессиональной подготовки специалистов. Ошибка в естественно-научных областях обычно обнаруживается, но отнюдь не всегда и
существенно позднее: когда-то где-то до нее доберутся коллеги-экспериментаторы. То же имеет место в лингвистике, экономической
науке, эмпирической истории и эмпирической социологии. Однако
ошибки в большинстве других областей социального, гуманитарного, особенно философского познания практически ненаказуемы:
почти никогда нельзя доказать с достоверностью, что это именно
7.Z Проблематизация в философии и теории истории
25
ошибка, а не специфика личной авторской концепции или
никем пока не понятое духовное откровение. Что греха таить,
социальные теоретики, гуманитарии нередко пользуются этим
«преимуществом», но обратной стороной его является крайне
медленное развитие социального и гуманитарного познания, не
говоря уже об удручающе низкой его практической
эффективности.
Данная ситуация имеет объективную природу и, по-видимому,
не преодолима в обозримом будущем. Но, понимая ее, мы вправе
хоти бы выбрать отдаленный ориентир профессиональной продуктивности и точности решений. Речь вовсе не идет о том, чтобы в
чем-то уподобить философские и социальные концепции техническим изобретениям (резерв эвристичности технических метафор,
начиная с «человека-машины» Ламеттри, уже давно исчерпан). Скорее, речь идет о повышении планки интеллектуальной ответственности. Техническое мышление является ответственным вынужденно, поскольку качество его продукции налицо. В философии, особенно в таких областях, как социальная философия и философия истории,
такой очевидности и быстроты обратной связи не будет никогда.
Принять более высокую, чем «объективно требуется», планку интеллектуальной ответственности можно только на основе свободного
этического выбора. Это и есть лучший вид испытания в аспекте той
самой пресловутой «духовности».
В нашем случае принятие высокой планки означает готовность
признать, что все философские умствования по поводу философии
истории рано или поздно будут оценены грубо и прагматично - есть
ли в результате «сухой остаток» в виде ответов на внешние вопросы
публики к профессионалам-философам (см. 1.1, вопросы 1—5).
7,2.2. Проблемы философских предпосылок
Философы нередко ведут себя как малые деты, которые нацарапают
что-то карандашом на бумаге и спрашивают взрослых: «Что это такое?»
Это часто случается, когда взрослый рисует что-нибудь ребенку, приговаривая: «Вот это человек», «Вот это дом» и т.д. И тогда на рисунке взрослого ребенок тоже делает загогулину и спрашивает: а вот это что такое?
Людвиг Витгенштейн
Рациональная философия истории должна обеспечить ценностные, прагматические, методологические и онтологические основания для развертывания исследований теоретической истории.
Перечислим внутренние «цеховые» проблемы философии истории:
2g
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
• Проблемы истории философии (истории об авторах, книгах,
идеях прошлого).
• Методологические и логические проблемы истории и фило
софии истории (о методах, подходах, процедурах исследования).
• Онтологические проблемы, проблемы значимости (о базовых
сущностях и категориях, основах парадигм и концепций, ценнос
тях как основаниях отбора существенного в материале).
• Концептуальные и терминологические проблемы (о понятий
ном аппарате, конкретных моделях, схемах, теориях как развитии
парадигм и концепций).
• Проблемы преподавания истории и философии истории.
• Частные проблемы эмпирической истории.
Проблема ценностных предпосылок теоретико-исторического исследования. Это старая проблема, хорошо осознанная еще Г. Риккертом и М. Вебером [Риккерт, 1912; Вебер, 1990, с. 570]: что значимо в
истории, что достойно отбора, описания и объяснения, на основе
каких ценностей нужно определять эту значимость и проводить этот
отбор? Конечным продуктом решения данной проблемы должны
быть ценностно обоснованные критерии отбора и указания на основные области феноменологии исторической действительности,
предназначенные для дальнейшего теоретического описания.
Проблема прагматических требований к теориям исторической
динамики. Даже если феноменология задана, теории можно строить в самой разной логике, с разной степенью абстрактности и широты, с акцентами на разных узлах явлений и сущностей. Поэтому
требуется ограничение со стороны последующей практической приложимости таких теорий. Проблема состоит в выявлении иерархии
практических задач, соразмерных философии истории и теоретической истории, т. е. задач глобального, цивилизационного, национального масштабов, наиболее нуждающихся в теориях исторического
развития, формулировании комплекса требований к таким теориям с прагматической точки зрения.
Проблема гносеологических предпосылок и методологии исследования. Необходимо задать и обосновать исходные принципы рационального познания, в рамках и с ориентацией на которые предполагается вести исследование. Существует также проблема преодоления критики самой возможности теоретической истории,
причем наиболее сильной и последовательной представляется критика К. Поппера [Поппер, 1993]. Решению этой проблемы преодоления посвящена специальная работа [Розов, 1995], практические
1.2. Проблематизация в философии и теории истории
27
выводы из нее представляют список методологических
нормативов теоретической истории, который будет приведен
далее. Центральная проблема общей идеи, метода и плана
исследования требует либо выбора из существующих методологий,
либо комбинации таковых, либо оригинальной разработки. В
данной работе предполагается использовать методологию
исследовательских программ Имре Ла-катоса [Лакатос, 1995].
Соответственно
построение
методологии
исследования
предполагается вести как заполнение основных элементов
лакатовской схемы: твердого ядра, защитного пояса и положительных эвристик программы.
Проблема установления онтологических предпосылок. Никакое
исследование не может быть начато без исходных онтологических
предпосылок. Как правило, они не осознаны, полуосознаны, по крайней мере явно не формулируются. Это зачастую ведет не к открытости взгляда, а, напротив, к ригидной привязанности к скрытой фоновой онтологии, неспособности отказаться от предубеждений. Решение проблемы установления и явной фиксации исходной онтологии
направлено на осознанное построение некоторого условного «мира»'
с фиксированными «правилами игры», по которым в дальнейшем
будут строиться теории и модели. В случае систематических неудач
и провалов этих теорий и моделей может быть принято решение о
порочности самих принятых «правил игры» - онтологических предпосылок, которые будут модифицированы.
Предполагаются наиболее значимыми следующие области онтологического постулирования:
• сущности и явления истории;
• причины и следствия в истории;
• факты, события, тенденции и законы в истории;
• онтологические слои реальности или «сферы бытия» истории;
• априорные представления о смысле (смыслах) истории.
Ί.2.3. Предпосылки проблем теоретической истории
Теории представляют собой не ответы на загадки, а
ответы, на которых мы можем успокоиться.
Вильям Джемс
Теории исторической динамики должны строиться не только для
нужд мировоззрения и философии, но также в качестве необходимого знания для решения современных задач социальной практики в глобальном, национальном и локальном масштабах (ср. с воп-
2g
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
росом 5 об историческом и этико-практическом самоопределении).
Данный тезис далеко не очевиден, и, прежде чем продвинуться дальше, следует преодолеть распространенную современную установку,
отрицающую необходимость и значимость теорий исторической и
социальной динамики для нужд социальной практики, установку,
утверждающую излишность и/или опасность таких теорий.
Подавляющее большинство историков и философов, значительная часть представителей социальных наук (антропологи, социологи, политологи, экономисты, психологи) отвергают саму возможность
теоретического познания в сфере истории. К чему же стремится
противостоящее этой массе меньшинство? Общая направленность
мышления в этом лагере меньшинства представляется весьма странной: это установка, идущая еще от О. Конта и Г. Спенсера, строить
знание о социальной и исторической реальности по образцам естественно-научного знания. Увы, такого подобия достичь не удается
уже в течение полутора сотен лет (к радости противоположного лагеря большинства).
Для обеих сторон остается выпавшим аспект практической применимости теоретического знания. Однако авторитет естественных наук держится не только и не столько на логической «образцовости» их теорий (которой на самом деле нет даже в механике),
сколько на бесспорной эффективности применения этих теорий в
практике: в промышленных технологиях, сельском хозяйстве, медицине. Адекватным ориентиром при построении социальных и
исторических теорий должна быть не частная форма естественнонаучных теорий и тем более не погоня за формальными параметрами и количественной точностью, а лишь общая логика теоретического познания и эффективность для решения задач социальной практики.
Историческим же теориям адекватны проблемы и задачи долговременного социального развития: глобальные, национальные и
локальные. На всех этих уровнях задачи развития довольно редко
грамотно ставятся и еще реже эффективно решаются, причем с ростом масштаба эффективность снижается по экспоненте. Развитие
корпорации, города, провинции, попавших в удачную экономическую конъюнктуру, бывает очень успешным. То же касается и решения задач развития — реформирования небольших стран. Крупные
страны и регионы мира чаще дают обратные примеры. Наконец,
проблемы глобального развития, особенно в сфере экологии, экономики, разоружения, представляются вовсе неразрешимыми.
1.2. Проблематизация в философии и теории истории
29
До последнего времени господствовали две крайние практические парадигмы социального развития: стихийно-органическая
и искусственно-конструктивистская. Согласно первой история
движется и может двигаться только как стихийное, не зависящее
от человеческих целей и разума складывание обстоятельств. Поэтому всякие попытки искусственного вмешательства и регулирования всегда бесполезны, излишни;а нередко опасны и вредны.
Наиболее последовательно это направление выражено в идее
«спонтанного порядка» Фридриха фон Хайека. Допустимо лишь
решение шаг за шагом текущих мелких частных задач. К такому
взгляду склонялся даже рационалист Поппер в своей идее пошаговой социальной инженерии [Поппер, 1993]. Если внимательно
рассмотреть программные документы национальных правительств
западных стран и наднациональных сообществ (например, Европейского Союза), то станет видно безусловное доминирование
выхваченной из Тойнби терминологии «ответа на вызовы», отражающей именно эту идеологию частичных реакций на текущие
события при отказе от разработки и проведения целостной долговременной стратегии развития.
С точки зрения второй, искусственно-конструктивистской парадигмы решения социальных задач должны иметь вид целостных
и всеохватных проектов и программ действий, подобно проекту здания и плана его строительства. Крупномасштабным воплощением
такой парадигмы была попытка «построения социализма и коммунизма» в России и ее сателлитах, которая очевидно провалилась,
какими бы причинами это ни объяснялось. Это вовсе не означает
смерти самой конструктивистской парадигмы.
Постоянно возрождаются лозунги создания мирового социалистического правительства, причем идущие вовсе не от коммунистов, а от респектабельных западных университетских профессоров.
Именно с мировым правительством связаны надежды на решение
экологических проблем, сокращение устрашающего разрыва между бедными и богатыми странами и т.д.
По сравнению со стихийным и конструктивистским значительно более обещающим представляется направление via media, включающее, например, доктрину «устойчивого развития», в которой
сочетаются программы искусственно регулирующих усилии с трезвым
пониманием неустранимости естественных разнонаправленных процессов исторического развития. Таким образом, рождается новая
синтетическая парадигма, но она еще весьма слаба.
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
30
Рассмотрим отношение трех выделенных парадигм к
теориям исторической динамики.
С точки зрения стихийно-органической парадигмы все теории
истории «от лукавого», они заведомо ложны, но даже если бы были
верными, их применение к живому органическому росту истории
может быть только пагубным и губительным. Конструктивистский
подход вроде бы приветствует теории исторических изменений,
поскольку пытается держать марку строжайшей научности и обоснованности своих рекомендаций, планов и проектов. На деле же
сложнейшая реальность истории, соответствующая ей сложность и
неоднозначность теоретического знания рано или поздно начинают раздражать конструктивистов, мешать их стройному взгляду на
мир, поэтому неизбежна тенденция к упрощению и догматизированию примитивных схем, которые должны, во-первых, оправдывать проекты и программы, во-вторых, быть понятными массам в
целях их идеологической обработки.
Такова схема Энгельса—Сталина «пятичленки» формаций для
коммунистической конструктивистской идеологии, такова и не
менее примитивная «теория модернизации» для буржуазной конструктивистской идеологии.
Только для третьей, искусственно-естественной парадигмы
оказываются действительно необходимыми теории исторической
динамики. Для встраивания искусственного «протеза» реформ в
«организм» социального целого (эта удачная метафора принадлежит B.C. Степину) [Степин, 1991, с. 199] требуется достоверное научное знание об этом «организме», его естественной динамике. В парадигме не отрицается возможность применения проектного
мышления, разработки и реализации программ, регулирующих и
направляющих социальные процессы и исторические тенденции.
Но только с помощью теорий исторической динамики возможно
искусственное стимулирование (толчок, запуск) и уверенная поддержка естественных процессов и тенденций исторического развития.
Опасны ли теории исторической динамики, теории структуры и
хода истории? Да, опасны, это необходимо признать. Допустим, они
не более опасны, чем фундаментальные физические и химические
теории, на основе которых создаются и производятся отравляющие
вещества, ядерные боеголовки и другие средства массового поражения. Но те же естественно-научные теории лежат в основе производства энергии, новых материалов, средств связи и транспорта,
1.2. Проблематизация в философии и теории истории
31
прочих благ цивилизации. «Все полезное опасно, безопасно
только бесполезное» (С.П. Никаноров).
Исторические теории опасны их возможным применением через насилие, разрушение, жертвы. Теоретическое знание никогда не бывает безошибочным, а ошибки теорий могут войти в состав массовых идеологий и повлечь за собой становление антигуманных, например агрессивных и тоталитарных, общественных
систем.
Усилия для предотвращения таких опасностей должны предприниматься не в обскурантистском направлении запрета на познание,
а в цивилизованном правовом контроле за применением результатов этого познания, распространении и повсеместном правовом
закреплении гуманистических ценностей, что создаст непреодолимые препятствия для антигуманных приложений социального научного знания.
Ί.2.4. фундаментальные проблемы теоретической истории
Когда много спрашивают — мало думают и плохо помнят.
Максим Горький
Проблемы теоретической истории сопоставим внешним вопросам 1-3, представим их в виде более развернутых и точных вопросов,
а также снабдим требованиями к «идеальным ответам» (что в полной
мере невыполнимо, но служит познавательным ориентиром).
1.2.4.1. Проблемы исторической динамики
Вопрос 1. Что и как вызывает события и изменения в истории?
Какие закономерности (движущие силы, механизмы, универсальные и локальные законы) при каких условиях определяют основные типы существенных исторических изменений в различных
масштабах времени и пространства?
Предполагается, что дальнейшее деление проблем этого круга
должно идти по линии временных и социально-пространственных
масштабов: от микроуровня повседневности индивида и семьи к
макроуровню эпохальных переходов всего человеческого рода.
Требования к идеальному ответу. Ответ должен содержать комплекс взаимосвязанных теорий исторической динамики, позволяющих объяснять и предсказывать существенные изменения, характер существенных событий во всем пространстве и в разных масштабах рассмотрения всемирной истории.
32
Глава
1- НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
1.2.4.2. Проблемы структуры истории
Вопрос 2. На какие части (во времени и в пространстве) делится
история?
Возможна ли единая периодизация и единое социально-пространственное членение всемирной истории? Если да, то каковы
критерии и процедуры деления? Каковы результаты обоснованной
периодизации - вертикальной структуры истории (фазы, стадии,
формации, эпохи и т.д.)? Каковы результаты обоснованного социально-пространственного членения — горизонтальной структуры
истории (локусы, общества, мировые системы, цивилизации, ойкумены и т.д.)?
Требования к идеальному ответу: ответ должен содержать следующий набор данных:
• способ выявления структуры истории как совокупность яв
ных абстрактных принципов членения всемирной истории либо
спектр таких способов с явными критериями предпочтения;
• интерпретаторы — логические и концептуальные средства со
отнесения этих принципов членения с феноменологией истории,
примеры такого соотнесения;
• структура макроистории — применение указанных способов
членения и интерпретаторов для максимально крупного масштаба
всемирной истории человечества, например от начала палеолита в
масштабе тысячелетий/континентов и столетий/супрасоционов (ис
торических систем, включающих несколько обществ);
• точечные структуры различных масштабов - примеры построения структуры истории для пар социально-пространственного
и временного масштабов, например столетия/ойкумены, столетия/
общества, десятилетия/общества, десятилетия/провинции, десятилетия/локусы;
• полная структура истории — применение уточненных способов членения и интерпретаторов для всей феноменологии всемирной истории (это работа для больших коллективов профессиональных историков).
1.2.4.3. Проблемы хода истории
Вопрос 3. В каком направлении, как и почему движется история?
Каков общий ход всемирной истории, т. е. объяснение сложившейся структуры истории через динамику истории (переходы, трансформации, циклы, тенденции, прогресс и регресс, эволюция)?
Требования к идеальному ответу. Ответ должен содержать следующий ряд данных:
7.Z Проблематизация в философии и теории истории
• ход макроистории — структура макроистории, объясненная
33
с
помощью комплекса теорий исторической динамики;
• ход всемирной истории «в пунктире» — точечные структуры
истории в различных масштабах, объясненные теориями истори
ческой динамики;
• полное изложение хода всемирной истории — объяснение каж
дого элемента полной структуры истории теориями исторической
динамики (задача будущих поколений историков).
7.2.5. фундаментальные проблемы философии истории
Мы чувствуем, что, если бы даже были получены ответы
на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы
совсем не были бы затронуты этим. Тогда, конечно,
уж не осталось бы вопросов, но это и было бы
определенным ответом.
Людвиг Витгенштейн
Фундаментальные (не вспомогательные, как показано в 1.4)
проблемы философии истории предполагается решать только на
основании результатов (хотя бы эскизных, предварительных, гипотетических) решения проблем теоретической истории (1.7). Фундаментальные проблемы рациональной философии истории также
сопоставлены внешним вопросам 4—5 (см. 1.1.1).
1.2.5.1. Проблемы смысла истории
Вопрос 4. В чем состоит смысл истории?
Есть ли у истории смысл, а если да, то в каком смысле? Если
нет, то что следует из бессмысленности истории в социально-философском, этическом, политическом, идеологическом плане?
Если смысл истории единствен и неизменен, то в чем именно
он состоит? Если смыслы истории множественны и изменчивы, то
каков общий ход этих изменений и каковы процедуры установления (обнаружения/построения) смыслов истории в различных ситуациях и с точки зрения разных ценностей?
1.2.5.2. Проблемы этико-практического самоопределения в истории
Вопрос 5. Каково наше место, роль и предназначение в истории?
Какими должны быть пути или подходы к историческому самоопределению, т. е. установлению (обнаружению/конструированию)
своего места в истории со стороны сообществ (цивилизаций, наций, культур, религий, социальных слоев, этносов) и индивидов в
контексте установленных структуры, хода и смысла истории?
2. Заказ № 673.
34
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Каковы этические и практические выводы из результатов
решения поставленных проблем? Каковы обоснованные
процедуры построения ценностей и целей в связи с историческим
самоопределением для разных масштабов общностей (например,
народ-нация как совокупность этносов страны, этнос, фирма или
компания, род как фамилия или преемственность семей, индивид,
международное интеллектуальное сообщество)? Каковы примеры
применения этих процедур?
Итак, проблемы поставлены. Будем относиться к ним серьезно,
их решение — неблизкая цель, требующая долгого пути и тщательной подготовки. Поэтому следующий разговор будет посвящен предпосылкам: ценностным и прагматическим, которые позволяют сузить тематику, обоснованно выделять существенное в истории, уточнить требования к теориям, чтобы они были полезны для научного
обеспечения современной глобальной практики.
1.3. Теоретическая история как наука и
ее место среди других дисциплин
1.3. Ί. Недостающее звено
Проблемы РФИ должны быть поставлены так, чтобы конечным
результатом их решения были ответы на поставленные выше «внешние» вопросы 1-5. В то же время сразу отвергнем чисто схоластический подход — попытки решения проблем путем только философских рассуждений в отвлечении от научных исторических знаний.
Философия истории с необходимостью должна опираться на историю как традиционную научную дисциплину. Эта позиция представляется в рамках принципов РФИ очевидной, поэтому не будем
тратить время на ее специальное обоснование. Возникает вопрос,
на какую историю следует опираться? Традиционная история (историография) — это прежде всего эмпирическая история, центром
внимания которой является достоверное знание о фактах. Разрыв
пространственных, временных, социальных, логических масштабов
между философией истории и эмпирической историей настолько
велик, что появляется необходимость в среднем промежуточном
звене. И это звено имеется. Здесь речь идет об истории «больших
длительностей» (longue durée, Φ. Бродель), выявлении универсальных законов в истории (К. Гемпель), системном и кибернетическом подходах к истории (Л. фон Берталанфи, К. Боулдинг, Е. Лас-
"1.3. Теоретическая история как наука и ее место среди других дисциплин
35
ло), анализе исторических систем, мировых систем (И.
Валлерстайн, А.Г. Франк, К. Чейз-Данн, Т. Холл), синтезе истории,
социологии, политической науки (М. Вебер, Э. Дюркгейм, Ч.
Тилли, М. Манн, Д. Широ, Р. Коллинз), макросоциологии и теории
социальной эволюции, включающей в качестве центрального
аспекта большие исторические закономерности (М. Харрис, Г.
Ленски,
С.
Сандерсон),
новых
недогматичных,
неидеологизйрованных версиях «исторического материализма» (И.
Дьяконов). Всю совокупность направлений, характеризующихся
применением научной логики теоретических понятий и гипотез,
моделей и теорий к выявлению закономерностей исторического
развития в относительно крупных социально-пространственных и
временных масштабах, будем далее называть теоретической
историей.
К созданию теоретической истории прямо призывали отцы системного подхода Л. фон Берталанфи и К. Боулдинг [Берталанфи,
1969; Boulding 1970]. Были также призывы отменить порочную практику пользования историками социологической наукой как складом теоретических понятий, приобретаемых для частных нужд, приступить к самостоятельному построению историками собственной
теоретической науки (см. статью с характерным названием «От исторической социологии к теоретической истории» [Jones, 1976]). В
то же время принципиальную логическую невозможность утверждал К. Поппер [Поппер, 1993].
Общие вопросы методологии теоретической истории остаются
весьма неясными. Эта проблематика в отечественной научной среде слишком надолго зациклилась на противостоянии «формационщиков» и «цивилизационщитсов» [Философия и историческая наука, 1988; Формации или цивилизации, 1989]. Некие общие объединяющие идеи также появляются, но еще довольно сумбурные,
при отсутствии или сомнительности эмпирического обоснования
[Актуальные проблемы теории истории, 1994].
В то же время в мировой науке, прежде всего американской и
западноевропейской, за последние десятилетия накоплен солидный
и почти еще не востребованный в нашем социально-философском
и историческом познании багаж научных результатов, а главное резко вырос интеллектуальный потенциал подходов, методов, концепций, понятий, касающихся теоретического описания социальных систем и их исторического развития (см. перечень этих подходов со ссылками, дополняющий критику аргументов Поппера
против теоретической истории [Розов, 1995].
2*
36
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Образ теоретической истории видится, с одной стороны, как
необходимое звено, соединяющее философию истории и
традиционную эмпирическую историю, с другой — как синтез
разнородных парадигм социального и исторического знания.
Часть поставленных вопросов ( 1 —5) требует ответов не от философии, а от науки, а именно от теоретической истории. Поэтому
проблемы РФИ - это и проблемы собственно историософские (вопросы 4, 5), и проблемы теоретико-исторические (вопросы 1—3).
1.3.2. Предмет теоретической истории
В широком понимании теоретическая история охватывает все,
что касается приложения теорий и теоретических методов в познании исторической действительности. Такое понимание полезно, поскольку позволяет «стягивать» и интегрировать накопленное
теоретическое знание об истории из разных, зачастую дисциплинарно изолированных направлений. В то же время широкое и весьма размытое понимание теоретической истории препятствует разработке единой методологии. Поэтому в данной части работы обратимся к узкому пониманию теоретической истории как
специфической дисциплины со своими предметом, методом и проблематикой.
Теоретическая история в узком смысле есть научная дисциплина, направленная на изучение закономерностей, результатов и направленности крупных качественно-количественных изменений в
истории (зарождения, роста и развития, упадка, распада, трансформации человеческих сообществ) путем заимствования из других
наук, синтеза и проверки гипотез, моделей и теорий через сопоставление их с данными традиционной эмпирической истории.
Итак, в данном определении существенно сужены и предмет и
метод теоретической истории. Предметом является не все, что вообще может заинтересовать теоретика в истории (т. е. практически
весь универсум накопленного эмпирического знания), а только
крупные сдвиги — качественно-количественные изменения более
или менее автономных сообществ (будем называть их далее макроисторическими изменениями).
Ί.3.3. Теоретическая история и эмпирическая история
Традиционная наука история, большей частью направленная на
выявление и связное описание фактов, касающихся жизни людей и
1.3. Теоретическая история как наука и ее место среди других дисциплин
37
человеческих сообществ прошлого, обозначается здесь как
эмпирическая история.
Теоретическая история использует в качестве исходного материала и основы для проверки гипотез результаты эмпирической
истории. В этом смысле теоретическая история является пристройкой, как бы «паразитирует» на мощном древнем теле эмпирической истории. Однако результаты самой теоретической истории затем с неизбежностью пронизывают все это тело подобно нервной
системе, заставляют переосмыслить прежние устоявшиеся дискурсы и направляют интерес и деятельность эмпирической истории по
новым руслам. Если до времени выделения теоретической истории
как самостоятельной дисциплины с собственными предметом, проблематикой и методами учитывать теоретический компонент в науке истории (см. о нем ниже), то обнаруживается его не меньшая древность и исключительная значительность для всего развития этой почтенной науки. Таковы объяснительная модель «хибрис» у Геродота
и восходящих к гиппократовской медицине психологических объяснительных законов Фукидида. В своей «Идее истории» Р. Дж. Коллингвуд убедительно показывает, что на всем своем протяжении
эмпирическая история была связана с теорией и главными побудителями крупных прогрессивных сдвигов в историческом познании
являлись именно сменявшие друг друга теоретические парадигмы
(линейность, структурность, провиденциализм истории в раннехристианской и средневековой традиции, упор на человеческие страсти у историков Возрождения, законосообразность, цикличность и
поступательность исторических эпох у Вико, прогрессизм Просвещения, диалектика Гегеля, политэкономия Маркса, атомизм и эволюционизм XIX в. и т.д.).
Таким образом, теоретическая история оказывается вовсе не «паразитической пристройкой», а, напротив, самим мозгом эмпирической истории, во все века управлявшим этим гигантским телом собирания, критики и взаимоувязки фактов прошлого. Историки, до сих
пор желающие ради собственного спокойствия очистить свою науку
от «чуждых ей» теоретических построений и обобщений, должны задуматься о том, что происходит с любым огромным, даже весьма здоровым и благополучным телом, если его освободить от мозга.
Что же лежит в основе отчуждения историков от теории? Историки в своем большинстве очень сочувствуют распространенным в
философии и гуманитарных науках обоснованиям невозможности
теоретических обобщений в историческом познании. Тезис о том,
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
38
что неповторимость и уникальность явлений истории исключает
всякую возможность применения общих теорий, установления каких-либо законов, восходит еще к В. Дильтею, В. Виндельбанду и
Г. Риккерту, классическим различениям объяснительных наук о
природе и понимающих наук о культуре, различениям номотетических и идиографических методов и т.д. [Дильтей, 1924; Виндельбанд,1904; Риккерт, 1911]. Суть различения, как известно, состояла
в протесте классически образованной гуманитарной немецкой профессуры против агрессивной экспансии тогдашнего естествознания,
гордого своим бурным ростом, весьма плоского в исходных онтологических предпосылках (атомизм, физикализм, линейный эволюционизм и прогрессизм) и не желающего учитывать какую-либо
специфику социальных и гуманитарных наук.
Жесткое разведение наук о природе и наук о культуре имело также свою ипостась в противопоставлении номотетической социологии и идиографической истории. Лучшие социологи и историки
(Э. Дюркгейм, М. Вебер, Л. Февр, Ф. Бродель и др.) всегда протестовали против этого расщепления, в своих работах сами стремились
и призывали других не разделять, а максимально интегрировать социальное и историческое знание (см. разд. 3.4). Лучшие историки это обычно создатели общих теоретических моделей, пусть и неотрефлексированных в качестве таковых.
Историки опираются на теории - знают они об этом или нет. Великим историком, работы которого привлекают внимание широких кругов, делает способность создавать теорию, показывать более общую
схему, скрытую под грудой рассказанных частностей. Менее значительны обычно те историки, которые оперируют наивными, принятыми как данность концепциями или старыми теориями, вошедшими
в обычный дискурс [Коллинз, 1994, с. 85].
Несмотря на это, доктрина об уникальности исторического, ставящего запрет на любые попытки установления общих закономерностей, удивительно живуча, особенно в среде профессиональных
историков и так называемых «культурологов». Эта установка имеет
под собой, по всей вероятности, вовсе не научные и логические, а
чисто социально-профессиональные основания.
Историзм кажется разновидностью профессиональной идеологии историков. Способ их существования — описание конкретного, частного, а возрастающая интеллектуальная конкуренция в сфере их деятельности вынуждает специализироваться и осаживать всех вторгающихся в их территорию. Отсюда склонность историков к неприятию любых
Ί.3. Теоретическая история как наука и ее место среди других дисциплин
39
положений о существовании общих процессов и особенно тезиса, что
такие процессы можно обнаружить только путем сравнения эпох и
областей исследования (т.е. выходя за пределы их исследовательских
специальностей). Историки часто берут на вооружение идеологию, не
позволяющую сознательно развивать общую объяснительную теорию
[Коллинз, 1994, с. 85].
Учитывая это, надеяться на смену установки можно будет вовсе
не в результате действия логической и научной аргументации, а
лишь при смене критериев профессиональной оценки исторических работ.
Мир не стоит на месте, монолит традиционного протеста историков против теории давно распался. Появились новые научные направления, прямо соединяющие обобщенное модельное, теоретическое мышление с кропотливым историческим трудом (например,
миросистемный анализ Ф. Броделя и И. Валлерстайна, историческая социология Ч. Тилли и др.). Созданы национальные и международные ассоциации, направленные на соединение социальных
теорий с историческим знанием (Social Science History Association и
др.), издаются десятки журналов по этой тематике. Плоский эмпиризм выглядит уже весьма непривлекательно в ведущих западных
академических сообществах, научных журналах и университетах, соответственно и историки там все активнее обращаются к теориям и
избавляются от пуризма «уникальности» исторических явлений.
Только когда соответствующий сдвиг критериев и социальнопрофессиональных условий произойдет в нашей исторической науке, можно будет надеяться, что отечественные историки осознают
следующую простую истину. Теоретизирование в истории вовсе не
означает поклонения марксистским или каким-либо иным догматам посредством насилия над фактами, не означает также безответственного «парения» над фактами в спекуляциях о «духе» или в комбинировании «дискурсов», а, напротив, является увлекательным
восхождением к новому, стройному и целостному видению столь
любимых историками фактов, которое, однако, фактами может быть
и опровергнуто, что открывает дорогу новому, более совершенному
видению.
В нашей стране после отхода от догматичного «исторического
материализма» и наряду со счастьем погружения в наконец-то разрешенный (но уже исчерпывающий себя) цивилизационизм, все
увереннее пробивают дорогу такие подходы, как альтернативизм
(раскрывающий нелинейный и неоднозначный характер историчес-
Лл
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ких изменений), социоестественная история, новые версии теории
социальной эволюции, существенная реформированная теория
формаций или фаз развития обществ [Коротаев, 1992, 1995; Кульпин, 1992; Алаев, 1987; Дьяконов, 1994; и др.]. Высокий научный
уровень зарубежных и отечественных направлений позволяет с достаточным оптимизмом смотреть в будущее теоретической истории
как юной науки с очень древними и почтенными корнями.
7.3.4. Теоретическая история и философия истории
Теоретическая история - наука, т.е. направлена на получение в
рамках принятых предпосылок нового, по установленным правилам проверяемого знания. Философия истории, в том числе рациональная философия истории, является не научной, а философской
дисциплиной, поскольку систематически рефлексирует и обновляет собственные предпосылки и критерии истинности, причем новое получаемое знание не подлежит проверке по каким-либо стандартным правилам.
Философия истории включает несколько направлений (религиозное, прогрессистское, идеалистически-спекулятивное, марксистское, эволюционное, аналитическое, научно-материалистическое
и т.д., причем возможны различные деления и классификации).
Каждое направление по-своему строит свои отношения с науками
в целом и эмпирической и теоретической историей в частности (от
полного отрицания до прислуживания в качестве артикуляции уже
имеющихся методов исторической работы). Поэтому корректно
можно говорить только о выбранном направлении рациональной
философии истории - РФИ [см. Предисловие к 1-му выпуску «Начал»: Розов, 19976, а также Розов 1993, 1995, 1997а].
Отношение этих направлений познания было раскрыто при
формулировании и обсуждении фундаментальных проблем рациональной философии истории. Теоретическая история сталкивается с множеством серьезных затруднений методологического, онтологического, ценностного характера, поэтому постоянно нуждается в решении соответствующих философских проблем. Таков
первый слой вспомогательных проблем философских предпосылок. Результаты теоретической истории сами нуждаются в философском осмыслении, соответственно сформулированы фундаментальные проблемы смысла истории и этико-практического самоопределения в истории.
13. Теоретическая история как наука и ее место среди других дисциплин
1.3.5. Теоретическая история в системе социальных и
исторических наук
Теоретическая история в широком смысле охватывает всю область
пересечения социальных и исторических наук (историческая социология, историческая психология, макросоциология, миросистемный
анализ, социальная культурология и др.), а в узком смысле является
одной из наук, принадлежащих одновременно к обоим кругам.
К историческим наукам наряду с указанными выше теоретическими дисциплинами относят все аспектные отрасли эмпирической
истории: военную, политическую, дипломатию, право, хозяйство,
культуру, религию, литературу, искусство, науку, философию (как
научно-эмпирическую, а не философскую дисциплину), технику,
медицину, образование, урбанистическую историю, историю семьи,
а также множество иных историй более частных аспектов социальной действительности.
Принцип отношения к ним теоретической истории такой же,
что и к эмпирической истории в целом: опираться на добытые факты, на основе теоретического знания давать их переосмысление,
определять концептуальные и методологические перспективы дальнейших эмпирических исследований.
Традиционно на Западе к социальным наукам относят социологию, экономику, политологию и культурную антропологию. (Как
всякая жесткая классификация, эта структура подвержена деформации и размыванию. Известны проблемы слияния-размежевания антропологии, социологии и социальной психологии; нетривиальна
также задача четкого различения политэкономии, политологии, экономической истории, макросоциологии и миросистемного анализа.)
На пересечениях социальных и естественных наук находятся экология, демография, политическая и экономическая география; социальных и гуманитарных наук — социолингвистика, культурология;
социальных, естественных и гуманитарных наук - психология.
В социальных науках, как правило, удельный вес теоретического знания существенно больше, чем в исторических. Кроме того,
именно из социальных наук (особенно из социологии и политэкономии) теоретическая история обычно черпает понятия, модели и
концепции. Поэтому стоит проблема их размежевания с последующим определением механизмов сотрудничества.
Насколько стара проблема отношений между историей и социологией, показал И. Валлерстайн в своем Президентском письме
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
42 членам Международной социологической ассоциации (ISA),
распространенном в сети Интернет. Валлерстайн начинает с
цитирования предисловия Дюркгейма к журналу столетней давности (
1898) :
Даже сегодня редко когда историки интересуются работой социологов и чувствуют, что это для них важно. Слишком общий характер наших теорий, их недостаточная документированность приводят к тому,
что ими пренебрегают: социологические теории не рассматриваются
как философски значимые. И тем не менее история может быть наукой только в той степени, в которой она объясняет вещи, но нельзя
объяснять без сравнения. Даже простое описание едва ли возможно
иначе; мы не можем описать адекватно уникальный факт, что-либо,
относительно чего у нас есть лишь несколько примеров при отсутствии
достаточного общего видения <...> Таким образом, мы служим выявлению самой причинности истории, когда мы убеждаем историка выйти за пределы его обычной перспективы, заглянуть за рамки выбранной для исследования специфической страны или периода и заняться
общими вопросами, вызванными теми специфическими фактами,
которые он наблюдает. Но как только история начинает сравнивать,
она становится неотличимой от социологии. И наоборот, социология
не только не может обойтись без истории, но на самом деле нуждается
в историках, которые должны быть социологами. До тех пор, пока социолог будет чужаком, вторгающимся в область историка, чтобы получить интересующие его данные, он будет лишь скользить по поверхности. Попав в незнакомую среду, социолог фактически неизбежно
оставит без внимания наиболее значимые данные, либо они будут просто раздражать его. Только сам историк знаком с историей настолько,
чтобы быть способным использовать исторические данные. Следовательно, далеко не будучи непримиримыми, эти две дисциплины имеют естественную тенденцию к сближению, и все, кажется, указывает
на то, что они предназначены соединиться (se confondre) в общую дисциплину, в которой элементы истории и социологии будут совмещены
и объединены. Кажется невероятным, что, тот, кто должен выявлять
данные, не владеет методами сравнения, для которых именно эти данные подходят; а тот, кто сравнивает данные, не имеет понятия, как
они были получены. Развитие историков, которые знают, как смотреть на исторические данные как социологи, равно как развитие социологов, владеющих всеми техниками историков, — вот цель, которую мы должны преследовать в обоих случаях [Durkheim, 1898; цит.
по Wallerstein, 1995].
Далее Валлерстайн обращается уже не к социологу, а к историку Марку Блоку.
В 1928 он (М. Блок) написал Берру (своему издателю и также историку. — Н.Р.) письмо, в котором он сожалел о узкой концепции истории,
которой придерживаются столь многие историки и которую разделяют столь многие социологи. Он говорит затем о социологах: «Их вели-
7 3 Теоретическая история как наука и ее место среди других дисциплин
43
кая ошибка, на мой взгляд, состояла в том, чтобы пытаться строить
их «науку» рядом и поверх истории, вместо того чтобы
реформировать историю изнутри». Вот это уж действительно пища
для размышления о наследстве социологии. Совершили ли мы
великую ошибку, не пытаясь преобразовывать историю изнутри?
[Wallerstein, 1995].
В заключительном аккорде Валлерстайн четко формулирует собственную позицию [Ibid.]:
Я лично согласен с Дюркгеймом. Просто я не могу себе представить,
что какой-либо социологический анализ может иметь силу без помещения данных полностью в рамки их исторического контекста, также
я не могу себе представить, что можно проводить исторический анализ без использования концептуального аппарата, который, как случилось, мы назвали социологией. Но если это так, есть ли вообще место
для двух отдельных дисциплин? Это кажется мне одним из основных
стоящих перед нами вопросов, поскольку мы обсуждаем будущее социологии и социальных наук в целом в двадцать первом столетии.
При всем уважении к Валлерстайну и поддержке призыва к социологизации истории и историзации социологии, я сомневаюсь в
возможности и даже целесообразности полного слияния этих дисциплин. Слишком высока вероятность утраты ценных специфических черт той и другой дисциплин в общем аморфном смешении.
Мое альтернативное предложение состоит в конституировании промежуточного звена — теоретической истории, которая использовала
бы объяснительные методы и теории различных социальных наук (в
том числе социологии) на фактическом материале, добытом традиционной, эмпирической историей (пусть даже оснащенной некоторыми методами социологического, экономического, демографического анализа и т.д.). В чем же тогда специфика самой теоретической истории?
Теоретическая история отличается от остальных социальных
наук прежде всего спецификой предмета. Грубо говоря, большинство социальных наук фокусируют внимание на синхронии социальной действительности: к тому, что происходит в современности,
либо в рамках каждой из выделяемых эпох в истории. Теоретическая история сосредоточивает внимание на диахронии — сдвигах
между эпохами, переходах и трансформациях, их условиях и закономерностях.
Эта предметная специфика обусловливает следующие особенности теоретической истории. С одной стороны, она по необходимости интегративна, т. е. не может оставить без внимания ни политику, ни экономику, ни право, ни культуру, ни социальную сферу,
44
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ни технологию, ни экологию, ни демографию; более того, она
вынуждена постоянно искать сущностную и концептуальную связь
между этими и другими разнородными сферами. Отсюда следует
необходимость широкого заимствования результатов, особенно
обобщений, моделей, теорий из каждой из соответствующих
«профильных» наук, а также особая роль методов концептуального
синтеза. С другой стороны, теоретическая история оказывается
дамой не только с широким кругом «знакомств», но и с
изменчивостью «симпатий». Политология во всех ситуациях ищет и
находит отношения и структуры власти. Экономика — производство
и обмен; экология, теория и история технологий — формы
взаимодействия человека с природной средой; демография динамику количественных изменений популяции; социология социальные структуры, институты и взаимодействия, а
культурология — формы мировоззрения.
Теоретическая история никогда не порывает ни с одним из этих
«фаворитов», но в зависимости от специфики изучаемой эпохи может по-разному расставлять ранги их значимости, а иногда при достаточных основаниях возносить «второстепенные» сферы и уделять максимум внимания соответствующим наукам, например географии, религиоведению, психологии масс, медицине, истории науки,
истории образования, теории массовых коммуникаций и т.д.
1.4. Карл Поппер против
теоретической истории
Дискуссии между философами и историками [см. публикации в «Вопросах философии»: Философия и историческая наука, 1988; Формации и
цивилизации, 1989; Гуревич, 1990; Межуев, 1994] имеют два любопытных
свойства:
1. Глубокий разрыв в мышлении, причем не только относительно понимания задач исторического познания и сущности человеческой истории, но в самих формах мысли и языка, что нередко приводит к досадному взаимонепониманию.
2. Удивительный унисон, трогательное согласие в неприятии (в диапазоне от запальчивой критики до презрительного пренебрежения) рационального, теоретического осмысления истории. Для историков, привыкших
«в эпоху исторического материализма» укрывать свою научную и человеческую порядочность в приверженности чисто эмпирической истории, все
рациональные схемы, модели, гипотезы и теории кажутся опасным воз
вращением к идеологическому догматизму. Для философов теоретическая история представляется принципиально невозможной либо они ви-
1А. Карл Поппер против теоретической истории ___________________________
45
дят в ней нежелательного конкурента в борьбе за право определения целостной структуры, «цели», «смысла» или «идеи» истории. Поэтому при
всем разрыве в мышлении и общении эмпирическому историку и чурающемуся рационального теоретического мышления философу оказывается легче и удобнее сосуществовать без теоретической истории: изредка
поругивая друг друга, каждый из них волен беспрепятственно (и безответственно?) продолжать привычную деятельность — искать и описывать новые данные, пополняя уже существующие громады фактологии, или витать в небесах вольных спекуляций об «идее истории».
Данная часть работы вносит диссонанс в эту идиллию, указывая на
значимость и возможность среднего, недостающего звена — теоретической истории. Именно теоретическая история должна представлять в целостных схемах, моделях, теориях обобщения эмпирических данных.
Именно теория должна направлять поиск новых исторических сведений,
цель которого не мифическая «полнота» (уже обусловившая кризис наиболее авторитетной в современности исторической школы — школы «Анналов»), а проверка и коррекция гипотез, развитие рационального теоретического познания человеческой истории.
Именно на основе результатов теоретической истории может и должна строиться философия истории, по крайней мере, признающая принципы рационального мышления и познания (таковую и будем называть
далее рациональной философией истории). Из частных эмпирических
фактов истории действительно никакую «идею истории» не вывести [Межуев, 1994], но на базе теоретически и эмпирически обоснованной структуры истории (в терминах эпох, фаз, стадий развития, цивилизаций, формаций, мировых систем и т.д.), на основе рационального знания о механизмах,
тенденциях, закономерностях хода и путей истории рассуждения об ее
«идее» или «смысле» становятся интеллектуально ответственными и дающими существенно большую надежду на плодотворность.
Наиболее сильную, последовательную и всестороннюю критику идеи
теоретической истории и связанному с ней «историцизму» дал К. Поппер в своих двух известных книгах: «Нищета историцизма» и «Открытое
общество и его враги» [Поппер, 1993, 1992]. Несмотря на то что этим книгам минуло уже более полувека, критика Поппера остается по существу
не преодоленной ни в нашей (по понятным причинам), ни в зарубежной
философской литературе. Данная статья посвящена обоснованию возможности теоретической истории, ее «апологии», говоря старинным философским языком. Эта апология строится как анализ и преодоление
(опровержение или ограничение) критических положений К. Поппера,
как ответ на его вызов теоретической истории, да и самой философии истории в лице «историцизма».
Почему же объектом для «критики критики» выбраны книги Поппера? Разве нет более ярких и яростных врагов по отношению к теоретичности, рациональному научному подходу, строгой логике в «науках о духе»?
Мой ответ может показаться парадоксальным: дело в том, что я почти во
4β
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
всем согласен с Поппером в отношении его критики историцизма и возможности теоретической истории. Кроме того, я поддерживаю Поппера
именно в его отстаивании правомерности строгой логики, теоретичности
и рационального научного подхода в социальных и исторических науках.
Но чем ближе методологические позиции автора критики к нашим собственным, тем более серьезное препятствие для нас представляет эта критика. Положения Поппера не являются интеллектуальным препятствием,
к примеру, для последователей Хайдеггера, рассуждающих о «несокровенности бытия» и подобных вещах, для приверженцев постмодернизма, которые саму логику, дедукцию, теорию и все рациональное познание могут
расценивать только как реализацию принуждающей, насильственной,
«фаллической» природы власти. Равным образом, каким бы издевательствам в соответствующих сочинениях ни подвергались рациональная наука, рациональная философия, теоретическая история, меня это нисколько
не затрагивает. Но когда человек из моего «карасса» ясно и весьма убедительно доказывает невозможность той философии и той науки, которыми
я занимаюсь, то становится просто необходимым мобилизовать все силы
для ответа.
Поппер не единожды, а многократно и с разных сторон отвергает
возможность теоретической истории и критикует историцизм. Почему
же недостаточно одного раза? Очевидно, Поппер замечает каждый раз
некоторые «лакуны» в едином фронте своего наступления на историцизм. Поэтому общая структура его критики имеет сходство с цепью
«тропов» скептицизма (Пиррон, Секст Эмпирик). Сходство становится
особенно прозрачным, если модифицировать следующим образом известное классическое рассуждение предшественника скептиков софиста Горгия:
а) законы исторического развития не существуют;
б) если они и существуют, то они непознаваемы;
в) даже если они познаваемы, то они тривиальны и ничего не объясняют.
Критика с подобной структурой такова, что, даже успешно пройдя через первые «заслоны», каждый раз приходится заново отстаивать свою правоту для новых и новых «заслонов» — аспектов критики.
На мой взгляд, суждения Поппера, реконструированные и отчасти
дословно приведенные ниже в 10 тезисах, являются ясными, сильными,
очень убедительными и во многом истинными. В соответствующих 10 разделах этой части работы будут представлены аргументы в защиту теоретической истории и философское осмысление «хода истории» по каждому из тезисов. В конце статьи будут перечислены наиболее интересные
современные направления теоретической истории в зарубежной и отечественной науке, а также сделаны методологические выводы — формулировки решений, значимых для дальнейшей разработки рациональной
философии истории как исследовательской программы [Розов 1992,
19936], а также заключительные замечания о философской проблеме
«смысла истории».
Ί.4. Карл Поппер против теоретической истории
7.4.7. Первый тезис Поппера: теории или интерпретации
То, что β истории считается теорией, на деле является
лишь одной из возможных точек зрения, непроверяемой гипотезой,
которую правильнее называть исторической интерпретацией.
С общей смысловой направленностью рассуждений Поппера
[Поппер, 1993, с. 173-174] можно согласиться, но с учетом следующих замечаний и уточнений. Поппер в соответствии со своим излюбленным критерием научности как фальсифицируемость жестко увязывает статус теории с ее проверяемостью и возможностью
опровержения. Все конструкции, не удовлетворяющие этому критерию, он лишает права называться теориями и называет их историческими интерпретациями, выбор которых относительно произволен. Мой вопрос заключается в следующем: в реальной научной
практике, в частности, в образцовых для Поппера физических и
других естественных науках, все ли теории и теоретические положения обязаны быть проверяемыми сами по себе, непосредственно? Самый поверхностный анализ уже показывает, что в каждой
науке есть слой общих теоретических утверждений, которые сами
проверены быть не могут, зато служат логическими основаниями
для более конкретных уже проверяемых теорий и утверждений. В
физике такими примерами могут служить закон сохранения энергии и другие законы термодинамики, исходные постулаты квантовой теории и т.д.
Являются ли законы сохранения в физике «проверяемыми гипотезами» в смысле Поппера? Нужно учитывать, что из общих теоретических положений вытекают логические следствия двух принципиальных типов. Во-первых, устанавливаются абсолютные границы для возможных явлений, в этом смысле любые вечные
двигатели оказываются за пределами установленных границ, устанавливаемых законом сохранения энергии. Во-вторых, уже внутри
данных границ при соблюдении определенных (как правило, идеальных и в реальности недостижимых) условий общая теория объясняет (и предсказывает) характеристики перехода объекта из одного
состояния в другое. Так, по закону сохранения энергии ее общее
количество при переходе из одной формы в другую остается неизменным. В каком же смысле закон сохранения энергии проверяем?
С одной стороны, все многочисленные и разнообразные попытки
построить вечный двигатель оказались несостоятельными. Заметим,
однако, что по этому критерию данный фундаментальный теорети-
4g
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ческий закон почтенной науки физики не отличается от того, что в
сфере истории Поппер лишил права называться теориями и назвал
полупрезрительно «историческими интерпретациями». Действительно, попробуйте найти общество без воспроизводства социальных отношений и институтов, трансляции культурных образцов,
технологического развития и т.д. С другой стороны, закон сохранения энергии проверяется в специальных экспериментальных ситуациях, когда производится как можно более точный подсчет количества энергии замкнутой системы при переходе из одного состояния в
другое. Принципиальным моментом для нас здесь является то, что
закон сохранения никогда не проверяется сам по себе, непосредственно, а только через промежуточные слои теорий и экспериментальных моделей, касающихся разных форм энергии: механической, тепловой, электромагнитной, световой.
Итак, между философскими предпосылками (интерпретациями
в смысле Поппера) и собственно научными, проверяемыми теориями должно быть соединяющее их звено: общая теория или общие
теоретические положения. В науке истории наряду с исходными точками зрения (познавательными тенденциями) и интерпретациями
(онтологическими предпосылками) могут быть также общие теории или теоретические утверждения, которые не обязаны быть непосредственно проверяемыми; в то же время пока еще нет принципиальных возражений против возможности появления в науке истории теорий среднего уровня с их моделями, которые уже могут
поддаваться проверке.
Вопрос об уровнях обобщения в истории обсуждался в нашей
литературе. А.Я. Гуревич пишет: «Какого «масштаба» и «ранга» познавательные категории пригодны в нашем исследовании — общефилософские и предельно генерализующие или же «теории среднего уровня», идеально-типические модели, которые строятся исходя
не из глобальных конструкций, а вбирая в себя опыт исторического
исследования? Я убежден в том, что историку необходима теория,
но теория, не отрывающаяся от исторической почвы; то, в чем он
нуждается, — не всеобъемлющая система, а комплекс теоретических посылок, поднимающихся над эмпирией, но ни в коем случае
не порывающих с ней» [Гуревич, 1990, с. 42].
С А.Я. Гуревичем можно согласиться во всем, кроме одного —
резкого неприятия наиболее обобщенного, философского уровня
осмысления истории. В то же время консенсус может быть найден,
если мы, философы, признаем справедливым требование истори-
7.4. Карл Поппер против теоретической истории
ков: ни при каком уровне обобщения не отрываться от богатства и
разнообразия исторической реальности и ни в коем случае не догматизировать свои схемы, главным статусом и предназначением
которых должна быть эвристичность.
7.4.2. Второй тезис Поппера: законы и тенденции истории
То, что в истории принимают за закон развития,
реально является лишь тенденцией, но тенденции не
имеют универсального, закономерного характера
и ничего не объясняют.
К. Поппер приводит свою, ставшую уже классической, схему
объяснения (и предсказания) явлений через дедукцию суждений о явлении-следствии из суждений универсального закона и суждений о
«начальных условиях» - явлении-причине [Поппер, 1993, с. 141-142].
Затем он распространяет эту схему на регулярные явления с наблюдаемыми тенденциями «роста» или «прогресса» и показывает, что на
каждом шаге эти тенденции зависят от «специфических начальных
условий», которые, вообще говоря, в любой момент могут перестать
существовать [Там же, с. 148].
В данном пункте я полностью разделяю позицию Поппера, в том
числе относительно критики «главной ошибки» историцизма. Рассуждению Поппера я бы даже придал статус методологической нормы: как нельзя строить теоретическую историю. Итак, тенденции
сами должны быть объяснены с помощью законов, и Поппер не возражает в принципе против такой возможности [Там же, с. 143, 149,
175—178]. Это приводит нас к проблематике следующего тезиса.
1.4.3. Третий тезис Поппера: универсальные законы и
законы среднего уровня
Сами тенденции, действующие в определенном историческом периоде,
вообще говоря, могут быть объяснены через так называемые «законы»,
ограниченные рамками данного периода. Однако при этом нарушается
один из важнейших постулатов научного метода, который состоит в том,
что «сфера истинности наших законов является неограниченной».
Специфические начальные условия, регулярность которых необходима для продолжения тенденций в определенном историческом периоде, резонно объяснять через законы, действительность
Глава Т. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
50
которых ограничивается рамками данного периода. Иначе
говоря, речь идет о локальных законах или законах (и
соответствующих им теориях) «среднего уровня».
Однако Поппер видит в такой трактовке законов нарушение
важнейшей нормы научного исследования. Приведем его аргументацию.
Один из важнейших постулатов научного метода состоит в том, что
сфера истинности наших законов должна быть неограниченной.
Если бы наши законы сами были подвержены изменению, то изменение никогда нельзя было бы объяснить с помощью законов. Следовало бы допустить, что изменение является чудом. И тогда научному прогрессу наступил бы конец, ибо новые и неожиданные наблюдения не ставили бы нас перед необходимостью пересматривать
наши теории: ad hoс-гипотеза, что законы изменились заранее,
«объясняла» бы все, что угодно. Для социальных наук эти аргументы справедливы в не меньшей степени, чем для естествознания [Там
же, с. 119-120].
В данном случае с Поппером придется поспорить. Он недопустимым образом упрощает ситуацию, даже на своем излюбленном
поле естественных наук. Оптические законы распространения световых лучей существенно различаются для кристаллических, жидких и газообразных сред. Если лед в сосуде тает, а затем вода испаряется, то получается элементарный наглядный пример изменения
законов распространения света для данного пространственно-временного отрезка, но никакого «чуда» при этом не потребовалось.
Поппер мог бы возразить, что в любом случае действуют некие универсальные законы оптики, а характеристики среды являются частными переменными. В принципе можно согласиться с этим тезисом, но в научной практике вывод всего и вся из абстрактных
универсальных законов хоть и подразумевается как абстрактная
возможность, но никогда не реализуется. Берут сразу подходящие
для ситуации законы среднего уровня и отнюдь не переживают изза их «неуниверсальности».
Вместе с тем Поппер прав в том, что новые законы не должны
возникать подобно «Богу из машины» или ad hoс-гипотезе. Сам
переход от одних локальных законов к другим должен быть объяснен. Основой объяснения должны служить общие для них универсальные законы либо локальные законы высшего уровня. Очевидно, что для человеческих популяций (сообществ) подобная, уже собственно историческая изменчивость локальных законов является
более принципиальной и значимой.
1.4. Карл Поппер против теоретической истории
1.4.4. Четвертый тезис Поп пера: тривиальны ли законы
истории?
51
Даже если есть универсальные законы (действующие
во всех исторических периодах), то, как правило,
они совершенно тривиальны, неинтересны и подразумеваются
в самом элементарном здравом смысле.
Соответственно выявление универсальных законов
никакого научного интереса не представляет.
Поппер пишет: «Если мы говорим, что причиной смерти
Джордано Бруно явилось его сожжение на костре, то не обязательно упоминать при этом универсальный закон, гласящий, что
все живые существа при высокой температуре погибают. Такой
закон неявно подразумевается» [Поппер, 1993, с. 166—167]. В другом месте:
В истории нет таких унифицирующих теорий, вернее, есть множество
тривиальных универсальных законов, которые мы принимаем без доказательств. Эти законы практически не представляют никакого интереса и абсолютно не способны внести порядок в предмет рассмотрения. Например, если мы объясняем первый раздел Польши в
1772 году, указывая на то, что Польша не могла противостоять объединенным силам России, Пруссии и Австрии, то неявно применяем
некоторый тривиальный универсальный закон, такой как: «Если из
двух армий, которые примерно одинаково вооружены и имеют приблизительно одинаковых полководцев, но одна из них имеет подавляющее превосходство в живой силе, то другая никогда ее не победит».
(...) Такой закон может быть назван законом социологии военной власти, но он слишком тривиален, чтобы поставить серьезные проблемы
перед изучающими социологию или вызвать их интерес [Поппер, 1992,
с. 305-306].
Тезис Поппера о тривиальности исторических законов, равно как приводимые им примеры, не является, к сожалению, сильным местом в его системе аргументации. Если человек способен
усмотреть в явлении лишь тривиальные законы, то это никак не
свидетельствует об отсутствии законов нетривиальных, интересных и продуктивных в научном отношении. Множество людей
до Галилея наблюдали падающие предметы и катящиеся по плоскости шары, но ничего, кроме тривиальностей, они за этими явлениями не усматривали. «Чем тяжелее тело, тем оно быстрее падает — это природное сущностное свойство каждого тела» — что
может быть тривиальнее этой «истины», восходящей еще к Аристотелевой физике? Галилей посмотрел на ситуацию иначе, и это
52
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
сыграло немалую роль в становлении всего новоевропейского
естествознания.
Суждения и примеры Поппера верны только в узких границах
исторического атомизма, в которые он сам себя добровольно заключил. В то же время есть множество как классических, так и современных научных направлений теоретической истории, работающих с крупными историческими целостностями, длительными
процессами и тенденциями (см. предпоследний раздел). С учетом
этих идей сам масштаб проблем радикально меняется.
Своим примером о причине гибели Джордано Бруно на костре
Поппер поставил себя в весьма слабую позицию, чем не хотелось
бы пользоваться. Читатель может сам поразмыслить о спектре интересных проблем и возможных продуктивных теорий, касающихся причины роста религиозного сектантства, возрожденческой
гордыни, автономизации науки по отношению к официальной религии и церкви (Бруно был носителем всех трех тенденций), а также проблем эффективности меняющихся способов борьбы официальной
религии или идеологии с инакомыслием.
Вопрос о разделе Польши в 1772 г. выводит на глобальные исторические проблемы хода и методов борьбы за сферы влияния между военно-политическими и экономическими блоками государств
в Европе второй половины XVIII в.: между Австрией, Швецией,
Францией и взятой в помощницы Турцией, с одной стороны, и Россией, Пруссией, Англией - с другой. Почему иногда в таких «схватках гигантов» слабые стороны подвергаются разделу и аннексии (как
было неоднократно с Польшей, Чехословакией, Западной Украиной), а иногда державы-гиганты смиряются с независимостью страны-карлика и даже защищают ее статус нейтральности (здесь примерами являются Швейцария, Лихтенштейн, Люксембург). Сейчас,
в 90-х годах карта Европы вновь разморожена. Судьбы частей бывшей Югославии, молдавского Приднестровья, Крыма, Закарпатья,
Абхазии, Южной Осетии, Чечни будут решаться в ближайшие годы,
может быть, десятилетия. Борьба держав-гигантов за сферы влияния если и стала за 200 лет несколько внешне цивилизованней, но
продолжает быть весьма острой и жесткой. Так что проблемы и факторы (в том числе и локальные законы) самостояния небольших
стран в этих условиях оказываются не то что интересными и актуальными, но критическими для выживания.
Тривиальна причина, почему ослабленную раздорами Польшу
хладнокровно поделили три геополитических хищника, — это так.
7.4. Карл Поппер против теоретической истории
Но не тривиальным должен быть ответ на вопрос, при каком комплексе условий хищникам выгоднее бывает сохранить суверенность
слабой страны. Не тривиальны и более общие законы, лежащие в
основе сепаратистских и объединительных тенденций.
Поппер волен считать, что никаких других законов, кроме банальных истин здравого смысла, в истории нет. Я себе такую вольность позволить не могу.
7.4.5. Пятый тезис Поппера: проблема объяснения
цепи явлений
Не может быть какого-либо закона долговременного развития,
поскольку каждая цепь явлении в каждом своем звене
подчиняется новым комбинациям законов.
В качестве аргумента своей атомистической позиции относительно исторических фактов и законов Поппер вновь приводит аналогию с естествознанием, говоря, что даже для объяснения падения
яблока приходится привлекать актуальную и неповторяющуюся
последовательность законов [Поппер, 1993, с. 135].
Данный аргумент Поппера является характерным примером
того, как попадают в ловушку собственных неверно избранных предпосылок. Во-первых, Поппер продолжает считать «законами» только
предельные универсальные, фундаментальнейшие причинные связи
типа законов тяготения в естествознании или тривиальностей типа
«все живое погибает в огне», «какая армия сильнее, та и победит»
и т.п. Выше я постарался показать, что теоретическую историю интересуют совсем иные законы, в основном законы среднего уровня, причем объяснение явлений с их помощью вполне научно корректно. Во-вторых, если суждение Поппера в целом верно относительно каждой отдельной единичной цепи событий, то для типовых
цепей, для общей направленности событий, для тенденции дело
обстоит совершенно иначе.
Следует согласиться с Поппером, что не может быть единого
«чистого» универсального закона, который объяснял бы цепь единичных явлений. Но нет запрета на существование и поиск устойчивых констелляций законов среднего уровня, объясняющих типовую направленность или тенденцию таких цепей явлений в более
широком масштабе рассмотрения.
54
______ Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
1.4.6. Шестой тезис Поппера: холизм тотальностей и
холизм моделей
Нельзя создать общей исторической теории на основе обобщения
частных наблюдений, но холизм (целостный исследовательский подход)
в социальных науках, в том числе в истории, также невозможен,
поскольку в принципе невозможно охватить все аспекты
и элементы социального целого.
Расширение масштаба точки зрения на предмет подразумевает
целостный познавательный подход — холизм, но Поппер выдвигает
специальные аргументы и против холизма. В данном случае он проводит критику весьма корректно и выделяет два варианта холизма,
соответствующих разным пониманиям термина «целостность».
«Из современной холической литературы остается неясным, в
каком смысле употребляется слово «целостность». Оно обозначает:
1) совокупность всех свойств и аспектов вещи и особенно всех
отношений между составляющими ее частями; и
2) некоторые особые свойства или аспекты рассматриваемой вещи,
а именно те, благодаря которым она выступает как организованная
структура, а не как «простое множество» [Поппер, 1993, с. 89].
Поппер отвергает возможность исследования целостностей как
«тотальностей» в первом смысле и не протестует против приемлемости научного исследования целостностей как селективных абстрактных моделей во втором смысле.
К настоящему времени этот тезис представляется достаточно
очевидным и в системном подходе, и в общей научной методологии. Поэтому, присоединяясь к попперовской критике холизма тотальностей, будем далее использовать холизм моделей, не претендующий на охват всех элементов, аспектов и отношений предмета
исследования.
7.4.7. Седьмой тезис Поппера: проблема измерений в истории
Даже если какие-либо законы исторического развития
могут быть выявлены, то соответствующие гипотезы невозможно
проверить, поскольку невозможен или крайне затруднен количественный
анализ данных в науке истории, кроме того, невозможно установить
необходимые и достаточные условия для наступления определенного
исторического события.
Мы подошли к самым серьезным аргументам Поппера против
теоретической истории, значимость которых подтверждается сла-
7.4. Карл Поппер против теоретической истории
5g
бостью (если не сказать, отсутствием) достигнутых, проверенных и
признанных результатов в этой сфере социального знания. Не считая социальные, исторические гипотезы вообще непроверяемыми,
Поппер справедливо указывает на невозможность или крайнюю
затрудненность количественного анализа данных даже в такой математизированной социальной науке, как экономика. Однако этот
анализ является принципиально необходимым в тех случаях, когда
действуют противонаправленные факторы.
Серьезность приведенного аргумента многократно усиливается
при переходе от современной экономики к исторической экономике, где вообще доступ к количественным данным (как правило, отрывочным и односторонним) является редкой удачей. Для социальных, политических, культурных, технологических, психологических и иных аспектов исторического знания до сих пор в принципе
непонятно, что и как может быть количественно измерено (относительно преуспевшими можно считать только методы контентанализа текстовых источников, см., например: [Математика..., 1986].
Решение этой проблемы должно быть компромиссным по отношению к двум крайностям: максималистскому и, очевидно, невыполнимому требованию проверки теоретических гипотез точными количественными данными и ренегатскому отказу от каких-либо
измерений и оценок силы тех или иных факторов в истории. В методологии социальных наук хорошо известны следующие, возрастающие по точности, типы измерительных шкал:
• шкала наименований, где производится различение объектов
и им присваиваются имена (то же, что группировка или классифи
кация); числа здесь могут использоваться только в качестве имен,
подобно буквам алфавита;
• шкала порядка, по которой объекты располагаются в соответствии с относительной степенью выраженности выбранного пара
метра (каждый последующий объект «больше» предыдущего, но это
все, что фиксируется данной шкалой); каждой градации шкалы по
рядка (и объектам в ней) может быть сопоставлено число, но значение имеет только порядок;
• шкала интервалов, когда числа, сопоставленные объектам,
указывают не только на их порядок, но и на «расстояние» между
ними по выбранному параметру;
• шкала отношении (с единицей измерения), позволяющая указывать, во сколько раз параметр выражен больше у одного объекта,
чем у другого;
56
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
• абсолютная шкала (с нулем), позволяющая проводить независимое измерение параметра в единичных объектах через сопоставление значений и использование при этом (в общем случае) всего ряда вещественных чисел.
Максималистский подход требует измерения исторических
данных в абсолютной шкале (как это привычно в физике). Отказ
от любых измерений, прокламируемый приверженцами дильтеевской позиции о специфике предмета или метода «наук о духе»,
является, по сути дела, самоограничением мышления только шкалой наименований (группировки, классификации, описания единичных явлений).
Я согласен, что возможные рамки применения в исторической
науке шкалы отношений и абсолютной шкалы чрезвычайно узки.
Но они существенно расширяются при снижении требуемой точности и переходе к шкале интервалов и особенно к шкале порядка.
Все историки всегда пользовались и пользуются шкалой порядка, хотя могут и не подозревать об этом (как герой Мольера не
знал о том, что говорит прозой). Всем нам привычны суждения
историков о том, что одно сословие богаче или политически влиятельнее другого, что одна армия сильнее другой, что города, ремесла, торговля «растут», «развиваются», «расширяются» (т.е. по
некоторым параметрам больше в последующих периодах, чем в
предыдущих), но в каждом таком случае уже неявно используется
шкала порядка!
Вряд ли кто-то всерьез будет пытаться точно вычислить количественное отношение между факторами, способствующими развитию торговли в каком-то обществе (мировой системе, цивилизации,
ойкумене), и факторами, препятствующими этому развитию. Зато
мы можем выяснить, что первые были настолько сильнее, что уже к
такому-то времени было построено столько-то новых торговых городов, перевалочных пунктов, торговых дорог и открыто морских
путей. Если фактология достаточно богата, то в теоретических гипотезах можно даже ввести условные интервалы, причем суждения
об этой шкале будут опираться на расположенные в шкале интервалов эмпирические данные.
Оставим пока этот сложный вопрос методологии измерений в
исторической науке, но согласимся, что при разумном снижении
максималистских требований к точности, возможности таких измерений, особенно с использованием шкалы порядка, весьма богаты, интересны и перспективны.
1.4. Карл Поп пер против теоретической истории
57
7.4.8. Восьмой тезис Поппера: единичность
всемирной истории
Как бы ни обстояло дело с гипотезами, законами, теориями, касающимися
сходных, регулярных и вообще множественных исторических явлений,
но невозможно в принципе выявить закон развития во всемирной истории
человечества, поскольку это единичный процесс и о нем возможны
лишь единичные эмпирические утверждения.
Придется согласиться с Поппером, что теоретические гипотезы о
всемирной истории как о единичном явлении невозможны. Однако
аналоги этих гипотез, примененные не ко всемирной истории, а к ее
различным частям во времени и географическом пространстве, могут быть сформулированы и проверены. Таким образом, придется
довольствоваться предположением о том, что гипотезы, верные для
частей, верны (при соответствующих поправках) и для целого. Пусть
такой статус знания не удовлетворяет жесткому попперовскому стандарту «научного метода», зато он вполне соответствует более мягким
и жизненным критериям самой науки истории.
Теоретическая история не обязана и не может быть более точной и строгой, чем эмпирическая история. Теоретическое знание о
всемирной истории возможно; пусть оно никогда не будет столько
же строгим, сколько знание в теоретической физике (как того хотел бы Поппер), но нет принципиальных препятствий, чтобы сделать его не менее строгим, чем знание в эмпирической истории.
Кроме того, при недостижимости теоретических суждений о самой всемирной истории огромным достижением будет получение
знания о том, что в ней действуют такие-то закономерности, объясняющие ход и взаимодействие частных историй и описываемые
целым комплексом взаимосвязанных теорий.
7.4.9. Девятый тезис Поппера: непредсказуемость
развития науки
В любом случае «невозможна теория исторического развития,
основываясь на которой можно было бы заниматься историческим
предсказанием», поскольку логически невозможно предсказать
развитие научного знания, а оно оказывает значительное воздействие
на человеческую историю. «Это значит, что теоретическая история
невозможна».
Доводы в пользу этого утверждения Поппер развертывает следующим образом:
со
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Если развивающееся человеческое знание существует, то мы не можем предвидеть того, о чем будем знать только завтра. (...) никакой
научный прорицатель (будь то человек или вычислительная машина)
не может научно предсказать свои собственные результаты, которые
будут получены в будущем. Добиться здесь успеха можно будет только
тогда, когда произойдет само событие и предсказывать будет поздно;
предсказание станет послесказанием [Поппер, 1993, с. 5—6].
С моей точки зрения, эта аргументация со всей своей логической строгостью и мощью ломится в открытые двери. Я даже готов
открыть их еще шире. На исторические события влияют (ничуть не
менее, чем научное знание) новые идеологии, новые правовые и
экономические идеи, новые философские течения и концепции,
новые направления в религии и морали, новые явления в культуре,
формах досуга, социальных потребностях, новые технологии. Ко
всем этим и множеству других факторов попперовское рассуждение о невозможности предсказания относится в не меньшей степени, чем к развитию научного знания.
В предыдущих разделах я уже отказался от историцизма и признал, что теоретическая история никогда не станет столь же точной
наукой, как теоретическая физика (см. обсуждение тезисов 2 и 8).
Однако к теоретической истории в моем понимании критика Поппера не относится. Его удар бьет мимо цели. Поппер справедливо
указывает, что даже в наиболее точных областях естествознания детальный прогноз событий на основе знания законов и начальных
условий возможен лишь в искусственно или естественно изолированных ситуациях (астрономические события в Солнечной системе
[Там же, с. 72, 160]). В остальных случаях в естествознании и тем более в социальных науках предсказанию подлежат только границы, в
пределах которых будут происходить те или иные непредсказуемые
события. Точность предсказаний можно наращивать, т.е. сужать эти
границы, но никогда не до степени детальных пророчеств: зачем науке отнимать хлеб у астрологов, каббалистов и духовидцев.
Исторические тенденции и локальные законы, которые предполагается использовать в теоретической истории и рациональной
философии истории, не являются абсолютными и универсальными (см. тезисы 2 и 3). Они сами действуют лишь в своих границах,
которые я предлагаю называть рамками выполнимости (законов или
тенденций).
При такой методологической установке социальные прогнозы
вполне допустимы (как модельные, «игровые» для исторического
1.4. Карл Поппер против теоретической истории
CQ
прошлого, так и реальные для будущего), причем при полном согласии с попперовским тезисом о непредсказуемости развития научного знания. Решение состоит в том, чтобы составлять и использовать социальный прогноз с учетом предпосылки, что будущие
непредсказуемые научные открытия (равно как идеологии, ценности, философские, религиозные, моральные идеи и т.п.) не нарушают рамок выполнимости тех законов* и тенденций, на основе которых делается этот прогноз. Если для данного случая такой предпосылки принять нельзя, то принимается решение о расширении
(ослаблении) рамок выполнимости, что приведет к меньшей точности прогноза. Когда значимость прогноза слишком велика, чтобы мы отказались его делать в угоду дистиллированной научной
точности, тогда предпринимается обратный ход. Такого рода балансировка — нормальный режим научной методологии. Самое важное, чтобы при обнаружении невозможности достичь в чем-либо
абсолютной точности у нас не опускались руки. Парадокс состоит в
том, что высокая интеллектуальная ответственность, строгий рационализм и большой мыслительный труд Поппера, обусловившие его
вывод о невозможности максималистской версии теоретической
истории, привели к тому, что очень многие махнули рукой на само
это научное направление. В результате в социальном и историческом познании только укрепился безответственный иррационализм,
органически связанный с отказом от серьезного труда продуктивного теоретического мышления в сфере истории.
1.4. 70. Десятый тезис Поппера: ответственность за
будущее
Историцизм, утверждающий некий объективный, закономерный
«ход истории», который можно только сокращать или облегчать,
но нельзя остановить или принципиально изменить, является
этически порочной доктриной, независимо от его
подтвержденности результатами «теоретической истории».
Мы сами ответственны за историю, в которой нет ни
фатального «хода», ни гарантии «прогресса», ни собственного «смысла».
Мы сами свободны придать тот или иной смысл истории и должны
«глубже осознать тот факт, что прогресс зависит от нас, от нашей
бдительности, от наших усилий, от ясности концепции относительно
наших целей и реалистического выбора таких целей».
Последний из выделенных мною аргументов Поппера носит уже
этический и экзистенциальный характер, что, между прочим, не
/-л
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
делает его слабее по сравнению с предыдущими гносеологическими и методологическими аргументами. Речь идет о том, что признание какого-либо «объективного хода истории» или присущего
ей «смысла» несовместимо с принципом ответственности
каждого из нас и всех вместе за то, что произойдет с нами и с миром
в будущем. По мнению Поппера, признание хода и смысла истории
отрицает также нашу свободу. Протест Поппера против «объективного хода истории», фатальная предопределенность которого позволяет нам перекладывать на него нашу ответственность за будущее, легко снимается. Когда мы отказались от признания какихлибо абсолютных, безусловных законов и тенденций в истории и
приняли решение об учете рамок выполнимости для локальных законов и тенденций, то тем самым уже были отвергнуты фатализм и
предопределенность.
К примеру, в современном мире имеют место очень мощные
тенденции роста разрушительного техногенного влияния на атмосферу, почвы, реки и Мировой океан. Признание этих тенденций
фатальными означало бы (в полном согласии с Поппером) снятие с
себя ответственности и прекращение какой-либо экологической
деятельности. В то же время есть локальный, но очень показательный опыт остановки такого рода тенденций. Еще 20—30 лет назад
рост загрязнения атмосферы в Токио имел самые угрожающие темпы. Сегодня же это город, конечно, не с идеально чистым воздухом
(для мегаполисов такое вообще вряд ли возможно), но уже вполне
приемлемый для жизни и здоровья людей. Получается, что в какойто момент тенденцию роста загрязнения удалось повернуть
вспять. Из рамок выполнимости тенденции роста загрязнения города был совершен переход в рамки выполнимости тенденции сокращения загрязнения. Практически сказанное было осуществлено за счет последовательной, долговременной стратегии ежегодного
ужесточения санкций за выбросы в атмосферу, инвестирования
экологически чистых технологий и проектов и т.д. То, что удается в
пределах города, хуже удается во всей стране и пока совсем не удается в глобальном масштабе. Но фатализма все равно нет, и от ответственности за будущее нас никто не избавит.
Поппер слишком поспешно, без какой-то попытки анализа, привязывает прогресс истории к наличию у нее цели. То, что история
движется к определенному, изначально установленному целевому
состоянию (Царствию Божьему, коммунизму, «точке Омега» и т.д.),
действительно, представляется крайне сомнительной идеей. Хотя
7.4. Кзрл Поппер против теоретической истории
она и неопровержима, но рациональное мышление, пользуясь
«бритвой Оккама» (не умножай сущностей сверх необходимости),
вполне может от этой идеи отказаться.
С «прогрессом» дело обстоит гораздо сложнее. О «прогрессе» или
«регрессе» в истории можно судить, совсем не привлекая идею «цели
истории». Для этих суждений вполне достаточно некоторой принятой специальным решением системы ценностей. Важно, что при
любой системе ценностей история будет полна и «прогрессов», и
«регрессов», что ставит методически сложные задачи абстрагирования для выявления самых общих результирующих тенденций.
Короче говоря, согласившись с Поппером, что ни о каком безусловном и абсолютном законе прогресса в истории, двигающем
ее к некой единой цели, не может быть и речи, я никак не могу согласиться с другой частью его утверждения. С моей точки зрения, о
прогрессе (равно как и о регрессе) в истории можно рассуждать вполне корректно, рационально, с опорой на эмпирические данные, что
предполагает рефлексию ценностных оснований для такого рода
суждений, причем сами эти ценности не очевидны и могут меняться со временем.
7.4.77. Методологические выводы
Сформулируем основные выводы для дальнейшей разработки
рациональной философии истории и теоретической истории:
• необходимо четко различать онтологические, общетеоретические и собственно теоретические положения, к которым должны
предъявляться разные требования, прежде всего относительно проверяемости;
• избегать абсолютизирования любой онтологии или общей те
ории; несмотря на их непроверяемость, должны быть выработаны
критерии, по которым непродуктивные общие теоретические и даже
онтологические положения могут быть скорректированы или даже
заменены другими;
• учитывать возможность и оправданность существования многих онтологии; следует поставить и решить проблему соотнесения
этой множественности с классическим представлением о единственности научной истины;
• отказаться от такого «способа проверки», как подбор подтверждающих примеров для выбранной онтологии и теории (в чем особенно грешили О. Шпенглер, А. Тойнби, Л. Гумилев); напротив,
g2
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
следует стремиться находить «аномалии», отсутствие которых будет тогда лучшим подтверждением теории, а наличие - стимулом
для ее пересмотра, коррекции или замены;
• учитывать зависимость исторических тенденций от условий
их выполнения, которые в общем случае не абсолютны и могут существенно измениться, даже перестать существовать;
• по возможности выявлять и указывать для каждой тенден
ции ее «рамки выполнимости» и факторы, влияющие на их из
менение;
• универсальные законы «для всех человеческих сообществ»
должны конкретизировать в (локальных) законах среднего уровня,
которые не только различны для разных сообществ, но и могут меняться со временем для каждого отдельного сообщества;
• переход от одних локальных законов к другим сам должен быть
объяснен законами более высокого уровня;
• принимать во внимание, что уровень локальных законов определяется широтой (в общем системном смысле) своих рамок выполнимости; в таком случае сама жизнь сообщества по некоторым
локальным законам может приводить к выходу за указанные рамки
и попаданию в «зону действия» новых локальных законов;
• учитывать, что, несмотря на возможную тривиальность при
чинных объяснений каждого атомарного исторического факта,
объяснение крупных сцеплений и последовательностей этих фак
тов не может быть тривиальным, но именно такой тип объяснений
интересует теоретическую историю;
• учитывать в этих объяснениях закономерности, по крайней
мере, трех групп: существование общества (или более крупной социетальной системы) как целого, воспроизводство и развитие в истории, смена одного типа общества другим типом;
• признавая невозможность объяснения длительной цепи явлений с помощью одного закона, учитывать вероятность устойчивых констелляций законов, объясняющих сходство типовых цепей
явлений;
• считать целью теоретической истории получение не одной теории об уникальной всемирной истории, а комплекса взаимосвязанных теорий, объясняющих ход и взаимодействие множества частных историй;
• использовать теории исторического развития для
предсказания не событий, а лишь границ протекания процессов,
причем с предпосылкой, что рамки выполнимости теорий не
изменятся;
1.4. Карл Поп пер против теоретической истории
/-->
• отказываясь от суждений о «цели истории», добиваться, чтобы
теоретическая история могла и внесла ясность в вопросы о «прогрессе» и «регрессе», пользуясь ясно сформулированными, недогматичными ценностными критериями; такие суждения никого не избавляют от ответственности, поскольку сохраняется свобода исторического самоопределения, отношения к прогрессу и самим ценностям.
Ί.4.12. Реальность теоретической истории
Читатель вправе спросить: сколько же можно заниматься абстрактным доказательством возможности теоретической истории? где
реальные подходы, исследования, результаты? Во-первых, вне зависимости от верности или неверности отдельных положений труды К. Маркса, М. Вебера, Р. Коллингвуда, А. Тойнби, Б. Малиновского, Р. Мертона, Л. Уайта уже представляют собой весомый вклад
в теоретическую историю. Во-вторых, наряду с классическими учениями в последние десятилетия сделано значительное продвижение в теоретическом осмыслении закономерностей истории. Здесь
я могу только перечислить основные направления и дать ссылки:
• системные и кибернетические концепции исторической динамики, социальных изменений, переходов от одних исторических
целостностей к другим, анализ структур истории [Boulding, 1970;
Prigogine, 1986; Laszlo, 1991; Lloyd, 1993];
• концепции воспроизводства и развития крупных исторических целостностей в диахронии, сравнительный анализ мировых
систем [Braudel, 1958; Wallerstein, 1980; Tilly, 1984; Chase-Dunn,
1989;
Chase-Dunn and Hall, 1993);
• концепции возникновения и развития цивилизаций [Тойнби, 1991; Wilkinson, 1987];
• концепции смены мировых военно-политических и экономических гегемонии, длительных геополитических циклов и «генеральных войн [Modelski, 1987; Rasier and Thompson, 1994];
• концепции социальных революций, социальной эволюции,
смены правящих режимов, развития «технологий власти» в обществе и т.д. [Chirot, 1994; Skocpol, 1979; Sanderson, Campbell and
Lindberg, 1991; Mann, 1987].
В-третьих, в отечественной науке, несмотря на пагубное давление идеологизированного «исторического материализма», появлялись отдельные, но весьма значительные работы, развивающие теоретическую историю [Грушин, 1961; Барг, 1984; Гумилев, 1991].
/-д
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Особого внимания заслуживает недавняя книга И.М. Дьяконова
«Пути истории» [Дьяконов, 1994], где теоретическая модель восьмифазового хода истории обеспечена явными диагностическими признаками каждой фазы и краткими, но добротными эмпирическими
подтверждениями. (Замечу, что если судить по западным библиографиям, а мне их пришлось просматривать сотнями, то мировой социальной и исторической науке по-настоящему известны лишь три русских имени: П. Сорокин, Н. Кондратьев и И. Дьяконов.)
1.5. Ценности, феноменология
и прагматические предпосылки
исследования
Право на новые собственные ценности — откуда возьму я его?
Из права всех старых ценностей и границ этих ценностей.
Фридрих Ницше
1.5. Ί. Традиционные и новые познавательные ориентации
истории и философии истории
Проблема ценностных предпосылок теоретико-исторического
исследования формулируется следующим образом: Что значимо в
истории, что достойно отбора, описания и объяснения, на основе
каких ценностей нужно определять эту значимость и проводить этот
отбор? Конечным продуктом решения данной проблемы должны
быть ценностно обоснованные критерии отбора и указания на основные области феноменологии исторической действительности,
предназначенные для дальнейшего теоретического описания.
Учитывая уже имеющиеся результаты осмысления ценностной
нейтральности/ангажированности социально-исторического знания [Риккерт, 1912; Вебер, 1990], согласимся, что:
а) историческое описание — это всегда отбор «существенных»
явлений;
б) при отборе «существенного» не обойтись без ценностных критериев (ср.: «... Даже чисто эмпирическому научному исследованию
направление указывают культурные, следовательно, ценностные интересы» [Вебер, 1990, с. 570];
в) исходя из принципов рационального мышления эти ценностные критерии необходимо сделать явными.
1.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
65
К. Поппер прямо призывал строить осознанно
«интересную нам» историю [Поппер, 1993]. Попытаемся
определить, что же «интересно» (значимо, существенно, ценно) в
истории с точки зрения философии ценностей. Иными словами,
это последовательная разработка «точки зрения» на всемирную
историю, которая будет далее использоваться в данной
исследовательской программе.
Наиболее древними и распространенными основаниями исторического интереса, по-видимому, являются политико-идеологические
стремления оправдать, возвеличить свой народ, веру, социальную
группу, укоренить в древности и тем самым повысить легитимность
существующей власти. Понятие «легитимность» — относительно
новое (М. Вебер), но соответствующая ему проблема оправдания и
идейного, религиозного, исторического обоснования власти в глазах населения почти столь же древняя, сколь древни сами отношения власти-подчинения среди людей.
С точки зрения утверждения легитимности история предстает
как серия победоносных войн и успешных реформ, проведенных
великими праотцами и их прямыми продолжателями - нынешней
правящей элитой (т. е. современной летописцу, придворному историку и т.д.). За неимением блестящих побед и благодеяний упор
делается на духовные завоевания. Всемирная история при таком
подходе неизбежно получается этнически, конфессионально или
национально центрированной.
Грубые и откровенно тенденциозные версии такого подхода в
целом отошли в прошлое, по крайней мере в среде профессиональной, уважающей себя исторической, социальной, политической
науки. Однако мягкие формы политико-идеологической тенденциозности не просто распространены, но до сих пор практически
повсеместны для национальных версий всемирной истории! Очевидно, это связано с такой социальной функцией исторического знания,
как воспитание патриотизма через все существующие (как правило,
лояльные по отношению к своему государству) академические и
образовательные институты.
Современные монографические исследования историков-профессионалов уже бывают свободны от такого рода предвзятости, что
обусловливает широкое разнообразие познавательных ориентации:
в фокус внимания историков попадают формы правления, технологии, армии и вооружения, коммуникации, экономические и классовые отношения, превращения менталитета, идеологии, особенности повседневной жизни и т.д.
3. Заказ № 673.
66
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Для последних десятилетий характерно сосредоточение интереса
на «забытых» группах и слоях, темах исторического прошлого — женщинах, детях, слугах, рабах, «цветных», «социальной черни», разного рода маргиналах (незаконнорожденных, сектантах, бродягах, ворах, эмигрантах, проститутках, наркоманах, гомосексуалистах, сумасшедших, калеках и т.п.). Пишутся истории костюма, рукоделия,
жестикуляции, практики гаданий и предсказаний, тайного сыска и
шпионии, детских игр, детской сексуальности, каннибальства, разного рода извращений и отклонений в поведении, тюрем, ночлежек
и притонов, больниц и сумасшедших домов, казней и пыток, эпидемий, роли крыс и разнообразных паразитов в жизни людей прошлого и т.д. Отчасти это можно связать с исчерпанием традиционного
материала культурных антропологов: когда экзотика «примитивных
народов» оказалась описанной и каталогизированной, стали искать
и в больших количествах находить ее в истории, в том числе в виде
«забытых», ранее замалчиваемых сторон, казалось бы, хорошо известной европейской истории. В такой нетрадиционности познавательного интереса весьма преуспело направление так называемой социальной истории, имеющее источником и главным пропонентом знаменитую школу «Анналов» [Зельдин, 1993; Зидер, 1993; Пименова,
1993; Hareven, 1996]. В этой ориентации явственно просматривается
нонконформистский протест против многовекового традиционного
интереса историков к одной, действительно узкой сфере: «благородным деяниям великих мужей», т.е., как правило, к публичной политической и военной деятельности белых, взрослых, свободных, здоровых мужчин с высоким социальным статусом.
Надо отдать должное школе «Анналов» и всему направлению
социальной истории за указание на реальное разнообразие, разноцветье общественных групп и слоев прошлых веков и десятилетий.
Однако нонконформизм (равно как и конформизм по отношению
уже к новой моде среди историков) не должен быть основанием
выбора познавательных приоритетов для теоретической истории.
7.5.2. Люди прошлого как цели
познавательной деятельности
Да и вообще, что природе до каких бы то ни было ценностей ?
Это и не ее вовсе дело, это дело человека — ценить, любить,
ненавидеть, огорчаться, радоваться.
Лев Шестов
Согласно категорическому императиву Канта, люди должны
быть не только средством, но также и целью нашей деятельности.
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
67
Распространим этот императив на нашу познавательную деятельность в сфере теоретической истории и получим следующий тезис:
люди прошлого не должны быть только средством для нашего познания чего-то другого, но сами должны стать целью нашего познания. Возможны самые разные трактовки такой познавательной
цели, поскольку человек — это микрокосм, богатство аспектов которого рядоположено богатству аспектов его окружения. Можно
центрировать интерес на исторической психологии, мышлении,
восприятии, менталитете людей прошлого, семье, характере труда
и досуга, структурах и деталях повседневной жизни. Что же в наибольшей степени отвечает направленности Кантова императива?
С достаточной уверенностью можно утверждать, что основанием императива являлось признание человеком разумности и субъективности других людей. Отсюда делаем следующий шаг — к уважению чужой субъективности, а далее — к уважению содержания и
значимостей этой чужой субъективности. Приложив эту максиму к
ситуации исторического познания, согласимся с тем, что исследователь должен уважать, не лишать значимости все то, что было значимо для людей прошлого, в изучаемом пространственно-временном фрагменте истории.
Таково первое требование познавательной ориентации исторического исследования: по возможности учитывать или даже фокусировать внимание на том, что было субъективно значимо для людей
прошлых эпох, т.е. на их мировоззрении, ценностях и потребностях.
Приняв данную познавательную установку, мы сталкиваемся как
минимум с двумя трудностями фундаментального характера.
Во-первых, разнообразие, пестрота, практическая необозримость, калейдоскопическая смена мировоззрений, ценностей и потребностей обществ, этносов, социальных групп делают весьма сомнительным решение проблем целостного теоретического описания и философского осмысления процессов всемирной истории.
Нужно было бы выбрать некий сквозной аспект в мировоззрениях.
Но на каком основании делать этот выбор?
Во-вторых, за бортом оказываются, очевидно, важные для хода
истории факторы: военные, политические, экономические, технологические, демографические, географические, экологические и т.д.
Вынести их за скобки - значит заняться уже не собственно философией истории, а философией истории мировоззрений, если таковая возможна. Включить вновь всю эту сверхсложность факторов — значит опять утерять точку зрения как избирательную познавательную ориентацию.
3*
68
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Необходимо некое твердое основание общезначимости,
которое должно послужить нитью Ариадны в историософском и
теоретико-историческом исследованиях. Такое основание возьмем
из внешней по отношению к философии истории области — этики и
теории ценностей. Используем результаты этико-философских
исследований по выявлению и обоснованию общезначимых
ценностей [Rowls, 1971; Apel, 1983; von Kutschern, 1991]. Достаточно
детальное обоснование кардинальных и субкардинальных ценностей
в качестве общезначимых проведено в монографии «Философия
гуманитарного образования» [Розов, 1993], позже оно развернуто и
использовано при анализе современных социальных проблем разного
масштаба в работе «Ценности в проблемном мире: Философские
основания и социальные приложения конструктивной аксиологии»
[Розов, 1998]. В сжатом виде принципиальная логика рассуждения
состоит в следующем.
7.5.5. Этика ценностного сознания в 70 тезисах
Нельзя суждения о должном выводить из суждений о сущем.
Краткая формулировка «Закона Юма»
Постулат генерализации:
Нельзя обязывать — или аналогично — запрещать одному человеку,
не обязывая или разрешая в аналогичных случаях
то же самое другим людям.
Франц фон Кучера
Идея логического обоснования этики ценностного сознания
состоит в том, чтобы на основе определенных допущений и принципов, каждый из которых по отдельности либо очевиден, либо
вполне приемлем, с использованием общеизвестных истин здравого смысла, научных знаний вывести новые, нетривиальные и достаточно жесткие нормативные принципы, которые позволяли бы
продуктивно взаимодействовать и сотрудничать представителям с
разными и даже антагонистическими ценностными системами и
моральными установками, причем без подавления этого разнообразия, а только с помощью достижения согласия об определенных
общезначимых рамках поведения.
Общая структура данной логической конструкции состоит в следующем: задаются исходные допущения (схема логического вывода, нормативный постулат; при совмещении этих суждений и схем
выводятся новые нормативные принципы и определяются новые
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
/-
Q
понятия. На основе заданных определений, представлений здравого смысла и научных знаний определяется состав общезначимых
(минимальных, но обязательных для всех) ценностей: кардинальных и субкардинальных. Проводится их отличие от так называемых «высших» ценностей и задается главный принцип этики ценностного сознания с опорой на новые понятия.
Исходные посылки и определения. Задаются следующие исходные
допущения и определения:
а) субъекты (индивиды или сообщества) в подавляющем большинстве имеют свои ценности и потребности и считают себя вправе им следовать и их защищать;
б) для осуществления любым субъектом S своих ценностей и потребностей E (специфических для субъекта, его этоса, т. е. Этосных
ценностей) всегда объективно необходимы определенные условия С;
в) требования к данным условиям С, объективно необходимым
(хотя и недостаточным) для осуществления любых ценностей и потребностей субъектом S, называются кардинальными ценностями
в отношении субъекта S;
г) всеобщность (распространение на всех субъектов) обязанности не нарушать какие-либо ценности в отношении субъекта S на
зывается общезначимостью этих ценностей, которые приобретают
при этом статус безусловных прав субъекта S.
Схема логического вывода. Принимается «императив ненарушения прав» как схема логического вывода в следующей формулировке*:
Посылки:
а) субъект SI должен не нарушать право субъекта S2 осуществ
лять Е;
б) для осуществления Е любым субъектом S объективно необ
ходимы условия С;
в) для сохранения условий С нельзя нарушать ценности V по
отношению к субъекту S.
Следствие:
г) субъект SI должен не нарушать ценности V по отношению к
субъекту S2.
* Данная схема вывода перекликается с «импликативным императивом» (К. Апель,
В. Хесле) и также предполагает возможность включения ненормативного (например, научного) знания для определения того, какие условия С объективно необходимы для осуществления этосных ценностей Е и нарушение каких ценностей
V наиболее разрушительно или опасно для условий С.
7Q
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Иначе говоря, внутрь логической конструкции нормативных
суждений инкапсулируются ненормативные (т. е. не прескриптивные, а дескриптивные) суждения, получаемые с помощью объективного («нормативно неангажированного») познания, прежде всего
научного.
Постулат генерализации. Принимается постулат генерализации
в следующей формулировке: в общем случае, заявляя свое право, признавай его и за другими людьми; вменяя другим людям обязанности,
признавай их и за собой. Несогласие с данным постулатом в принципе возможно, но несогласные ставят себя в уязвимую позицию, поскольку лишаются нормативной основы для протеста против ущемления их прав, налагания на них обязанностей теми субъектами,
которые за собой эти права оставляют, а от обязанностей освобождаются, причем в общем случае, т.е. без каких-либо специальных
оснований для этого неравноправия.
Далее, исходя из общих представлений о равноправии и справедливости (ср. с универсализмом категорического императива
И. Канта, защищающим «всех разумных существ», и теорией справедливости Дж. Роулза), придадим постулату генерализации всеобщий и непреложный нормативный статус.
Принцип всеобщности защиты прав. Каждый, кто считает себя
вправе иметь и осуществлять собственные ценности и потребности, полагая, что другие люди обязаны не нарушать эти права (см.
посылку а), должен признать на основе принятого постулата генерализации, что каждый другой субъект (индивид или сообщество
нынешнего, всех прошлых и всех будущих поколений) имеет право
на осуществление своих ценностей и потребностей. Соответственно этот субъект должен признать собственные обязанности не ущемлять эти права других субъектов.
Принципу защиты прав придается всеобщий и непреложный
нормативный статус, поскольку, согласно посылке а) те субъекты,
которые считают себя вправе осуществлять собственные ценности
и потребности, составляют подавляющее большинство, а те, которые отказываются от следования собственным ценностям и потребностям (например, смирившиеся с собственным униженным положением социальные и половозрастные группы), все равно нуждаются в защите от притеснения.
В соответствии с данным принципом утверждаются права следования каждым субъектом своим ценностям и потребностям, но в
границах ненарушения таких же прав у других субъектов (ср. с тем
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
71
же по сути, но менее точно сформулированным принципом
«свобода каждого ограничена свободой других»).
Таким образом, каждый субъект (в роли SI) должен не нарушать право каждого другого субъекта (в роли S2) осуществлять его
этосные ценности и потребности Е.
Обоснование общезначимости кардинальных ценностей. Совмещение принципа всеобщности защиты прав императива ненарушения
прав, предпосылки объективных условий и определения кардинальных ценностей (предпосылка в) влечет всеобщность обязанности
не нарушать кардинальные ценности по отношению к кому бы то
ни было. Точнее, каждый субъект не должен нарушать кардинальные ценности по отношению к каждому другому субъекту, т.е. ухудшать общие условия осуществления кем-либо его этосных ценностей и потребностей.
Таким образом, согласно определению, кардинальные ценности
общезначимы и имеют статус безусловных прав каждого субъекта.
Состав кардинальных ценностей. В состав кардинальных ценностей, необходимых условий осуществления любым субъектом
S своих этосных ценностей и потребностей, входят следующие
компоненты:
• жизнь, здоровье, свобода мысли, свобода принятия и выпол
нения человеком решений относительно собственной жизни;
• личное достоинство, понимаемое здесь как право на защиту
от публичного унижения и неправового физического насилия, так
же считается кардинальной ценностью, поскольку постоянная опас
ность, тем более практика публичного унижения и физического
насилия, неизбежно деформирует психику и препятствует осуще
ствлению права на свободный выбор и следование этосным ценно
стям и потребностям (что может быть доказано историческими на
блюдениями и объективными методами психологии);
• возможность иметь семью и продолжать род, воспитывать сво
их детей по собственному усмотрению причисляется к кардиналь
ным ценностям, поскольку в роли субъекта может выступать не толь
ко он сам или сообщество современников, но также «диахронное
сообщество», состоящее из двух и более поколений: семья, род, клан,
этнос. Очевидно, что защита такой преемственности необходима
для воспроизводства этосных ценностей и потребностей при смене
поколений;
• доступность культуры общества, означающая, с одной сторо
ны, достижение некоторого минимального уровня развития позна-
72
Глава 1
· НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
вательных способностей субъекта (грамотность и т.п.), а с другой —
открытость источников культурной информации (библиотеки, школы и т.д.), считается кардинальной ценностью, поскольку лишение
некоторых субъектов (по расовому, половому, имущественному,
сословному или иным признакам) такого доступа ущемляет их право на ценностное самоопределение и соответствующую свободу
жизнестроительства;
• право добывать своим трудом жизненные блага для трудоспособных и минимальное жизнеобеспечение (пропитание, одежду,
жилье) для нетрудоспособных и безработных, поскольку без этого
осуществление этосных ценностей и потребностей в общем случае
невозможно.
Определение и общезначимость субкардинальных ценностей. Сами
кардинальные ценности могут быть поставлены на место условий
С в структуре императива ненарушения прав (посылка б). В этом
случае на месте V (посылка в) окажутся некие другие ценности (называемые субкардинальными), ненарушение которых является необходимым условием осуществления кардинальных ценностей.
При дальнейшем рекурсивном применении тех же процедур к
субкардинальным ценностям можно выделять суб-субкардинальные
ценности и т.д. Применение к этим ценностям тех же принципов
позволяет считать субкардинальные ценности со всей последующей
подчиненной иерархией также общезначимыми*. Поэтому можно
говорить об общезначимых ценностях первого порядка (кардинальных), второго порядка (субкардинальных), третьего порядка (субсубкардинальных) и т.д.
Состав субкардинальных ценностей. Последние определяются на
основе их определения и состава кардинальных ценностей:
• для сохранения жизни каждого человека необходима безопасность (военная, внутренняя от преступности, от стихийных бедствий);
• для здоровья — минимальное жизнеобеспечение (пропитание,
одежда, жилище) и экологические условия (состояние атмосферы,
воды, продуктов питания, уровня радиации, климата*);
* Общезначимость субкардинальных ценностей, в частности, означает, что
люди нынешних поколений не имеют права нарушать экологические ценности,
лишать доступа к ресурсам людей всех последующих поколений. Это касается, например, загрязнения среды, вырубки лесов, хищнического потребления или распродажи невозобновимых ресурсов. Данный принцип является твердым этическим основанием доктрины устойчивого развития (не оставлять потомкам условий
худших, чем достались нам).
1.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
• для свободы и достоинства — социальные (традиционные
73
—
моральные и/или правовые) гарантии и нормы окружения,
защищающие от публичного унижения и неправового
физического на силия, защита известного комплекса гражданских
свобод (свободы совести, свободы слова, свободы собраний и
ассоциаций, неприкосновенности жилища, защиты собственности
и пр.), какая-либо форма реального участия в принятии
социально значимых решений общества (через институты
представительства, выборов, традиционные институты кланов,
советов старейшин и т.п.);
• для права иметь семью, продолжать род, воспитывать детей
по своему усмотрению — запрет на вмешательство в семейное вос
питание (за исключением случаев физического насилия и публич
ного унижения по отношению к членам своей семьи), предоставле
ние доли ресурсов общества на образовательные институты для эт
нокультурных меньшинств;
• для доступа к культуре общества - запрет на утаивание или
систематическое искажение информации (например, исторической)
в школах, библиотеках, прессе и т.п., обязательная грамотность в
письменных культурах, обязательное начальное образование, воз
можности продолжения образования в современных обществах.
Различение общезначимых и высших ценностей. Каждый субъект
вправе иметь и, как правило, имеет среди своих этосных ценностей
собственные высшие ценности как главные ориентиры его устремлений, на достижение которых, по его мнению, следует тратить основную часть усилий, времени и ресурсов*. Общезначимые ценности в общем случае не являются высшими и не должны навязываться
в качестве таковых каким-либо субъектам (индивидам или сообществам) в силу постулата генерализации и принципа всеобщности
защиты прав.
* Примерами таких высших ценностей могут быть бог, благодать, спасение
для верующего, красота для художника, истина для ученого, добро для моралиста,
долг для стоика, воздержание для аскета, справедливость для судьи, талант и признание для артиста, наслаждение для гедониста, польза для прагматика, обычай
для традиционалиста, власть для политика, победа и мощь для военного, свобода
(личности и деятельности) для либерала, свобода (своей нации или этноса) для
патриота-сепаратиста, целостность страны/империи (с сохранением всех провинций) для патриота-державника и т.д. Отметим существенное отличие такого рода
высших ценностей от заданного состава кардинальных и субкардинальных ценностей, а также принципиальную возможность каждой этосной группы договориться
по этой минимальной базе общезначимых ценностей даже при наличии антагонизма по высшим ценностям (свобода этноса versus целостность державы, воздержание аскета versus наслаждение гедониста и т.д.).
ηл
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Общезначимые ценности — ценности «минимальные», они составляют необходимую общую минимальную платформу для вынужденного взаимодействия субъектов с разными этосными, в том числе разными (и даже противоречащими друг другу!) высшими, ценностями.
Принцип этики ценностного сознания. Данный принцип состоит
в совмещении максимально широкого плюрализма относительно
разных этосных, в том числе высших, ценностей у разных субъектов (индивидов или сообществ) с жесткой ригористической защитой всего круга общезначимых (кардинальных, субкардинальных
и т.д.) ценностей.
7.5.4. Общезначимые ценности и мировоззрения прошлого
Без идеал о над собой человек, в духовном смысле этого слова,
не может правильно жить. Ценности же, составляющие этот идеал,
открываются в истории, и, с прогрессом культуры, они,
подобно звездам на небе, одна за другой вступают в горизонт человека.
Это не старые ценности, не новые ценности, это просто ценности.
Алоиз Риль
Как влияет доктрина ценностного сознания на решение проблемы значимости исторического материала?
Прежде всего среди пестроты и разнообразия аспектов мировоззрения, ценностей и потребностей людей прошлого особый интерес начинают представлять не высшие, устремляющие (как правило, связанные с властью, социальным статусом, религией, богатством), а «минимальные» ценности — прототипы и разного рода
эквиваленты современных кардинальных и субкардинальных ценностей. Защита человеческой жизни, забота о безопасности, защита свободы и достоинства, терпимость к иноверию, инакомыслию
и вообще чужому, забота о здоровье и санитарии, признание прав
заводить семью и продолжать род, забота о сохранении несущих
свойств окружающей природы — все это оказывается сквозным стержнем исторического интереса с точки зрения доктрины общезначимых ценностей.
Каков был уровень осознания и практической защиты соответствующих ценностей в разных обществах и эпохах? Что и каким
образом влияет на изменения этих ценностей?
Как видим, здесь есть некое пересечение с классическими, перешедшими из Просвещения через Канта в немецкую философию
истории идеями рассмотрения всемирной истории как прогресса
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
75
Разума и/или Свободы. По крайней мере, все прогрессы и регрессы
в понимании и практическом осуществлении принципа свободы, безусловно, попадают в выделенный сектор познавательного интереса.
Основное различие состоит в том, что речь пойдет уже не о развертывании одной высшей Идеи в едином историческом Прогрессе, а, по всей вероятности, о стагнация*, чередующихся с частичными подъемами, редких удивительных взлетах, нередких провалах и регрессах, иначе говоря, о сложной нелинейной динамике
развития всего спектра минимальных ценностей, связанных с защитой основных условий жизни и активности людей.
7.5.5. Общезначимые ценности и объективные факторы
исторической динамики
Большая часть людей довольна жизнью,
пока не задеты их честь или имущество.
Николо Макиавелли
Вначале коротко рассмотрим «активную» общезначимость ценностей, т.е. обязанность их соблюдать действующими субъектами.
Согласно правовому принципу «закон обратной силы не имеет». До
формулирования и институирования в общественном сознании некоей нормы нельзя никого обвинять в ее несоблюдении. В юридическом смысле обвинять нельзя, однако моральные оценки насилия в истории (нарушения ценностей жизни, здоровья, свободы,
достоинства и т.д.) вполне возможны, хотя и с поправками на специфику «тогдашней морали».
На основе кардинальных ценностей строится обобщенный гуманистический критерий оценки той или иной социально-исторической целостности. Каков в данном месте и времени объективный уровень защиты кардинальных ценностей (перечисленных выше) для
представителей различных социальных групп, такова операционализация хорошо известной человекоцентричной установки в социальных и исторических науках. Рассмотрим детальнее аспект «страдательной» общезначимости кардинальных ценностей по отношению
к тем субъектам (индивидам и сообществам), которые терпят разного рода изменения условий для сохранения своей жизни и здоровья,
отстаивания своей свободы, достоинства, доступа к культурной информации, возможностей содержать себя и семью, продолжать род.
Можно смело предположить, что эти условия и их изменения
были всегда объективно значимы для всех поколений людей, при-
ηs
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
чем автономно от степени осознания ими этой значимости. Разумеется, изменение жизненно важных условий не может пройти незамеченным, но осмысляется средствами имеющихся культурных
кодов. Действительно, условия безопасности, климата, питания,
санитарии, отношений власти, принуждения, насилия, правила
доступа к культурной информации и экономическим ресурсам с
точки зрения минимального жизнеобеспечения были и будут объективно значимы в силу некоей видовой общности представителей
человеческого рода. «Природа человека», разумеется, исторически
изменчива, в настоящее время это не требует доказательств, но видовые границы изменений достаточно стабильны. Общезначимые
условия человеческой жизнедеятельности соответствуют именно
этой стабильности границ.
То же можно сказать и о субкардинальных ценностях, соответствующих условиям поддержания указанных выше условий. Так,
истощение и засоление почв, истощение ресурсов базовых процессов жизнедеятельности, отрешение групп и слоев населения от
принятия социальных решений также всегда объективно значимы, хотя уже не прямо, а опосредованно влияют на осуществление людьми их ценностей и потребностей. При любой глубине
рассмотрения объективных условий осуществления этосных ценностей и потребностей можно выявить техноприродные (ландшафтные, климатические, ресурсные, техногенные) и социальные в
широком смысле (традиционные, политико-правовые, экономические, геополитические, военные) аспекты. Достаточно очевидно,
что как техноприродные, так и социальные условия осуществления
этосных ценностей и потребностей сообществ меняются с ходом
истории. На этой основе формулируется ценностная предпосылка
выбора феноменологии для теоретико-исторических исследований: значимо прежде всего то, что в наибольшей мере влияет на
объективный уровень общезначимых ценностей, иначе говоря, что
определяет (улучшает или ухудшает) условия осуществления этосных ценностей и потребностей представителями изучаемого исторического сообщества.
1.5.6. феноменология исторической динамики
Тот, кто не запоминает прошлого, осужден на повторение его.
Сантаяна
Существенным признано то в истории, что влияет на смену
(рост ими падение) уровня защиты общезначимых ценностей. Таким
1.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
77
образом, существенными должны считаться явления, прямо
связанные:
а) с жизнью и здоровьем людей — война и опасность войны, судь
бы побежденных, характер внутреннего порядка безопасности, за
щищенность от стихийных бедствий, эпидемий;
б) с достоинством, основными свободами личности, правом
иметь семью и воспитывать потомство — структура и характер по
литико-правовых отношений (их прототипов и аналогов), возмож
ности социального выбора для представителей разных групп, со
циальные гарантии свобод (традиционные, правовые), нормы со
циального общения, культурная, языковая, религиозная политика;
в) с минимальным жизнеобеспечением - ресурсы, известные и
доступные для популяции на данной территории, формы контроля
над ресурсами и социальные нормы, относящиеся к доступу и рас
пределению ресурсов и производимых благ, характер потоков и
скопления благ (в том числе символических — денег и их аналогов),
тенденции изменений окружающей среды с точки зрения ресурсов
и условии жизнеобеспечения;
г) с мировоззрением, ценностями и потребностями людей —
произведения литературы, искусства, философии, науки, мате
риальной культуры; мифы, религии, верования, идеологии, уто
пии и т.п.
Разумеется, это только первый, поверхностный слой. Например,
здесь не упомянуты техника и технология, но вполне очевидна их
значимость для вопросов войны, доступа к ресурсам и производства новых ресурсов, для большинства форм экономической деятельности.
Таким образом, попытавшись вначале сузить феноменологию,
мы вернулись к практически необъятной ее широте. Однако это уже
другая широта: она имеет в каждом случае «стяжку» по отношению
к выявленным общезначимым ценностям, появляется как бы «линейка», с помощью которой можно расширять или сужать спектр
видения по отношению к явно заданному «центру притяжения» —
уровню защиты общезначимых ценностей в данном месте и времени исторического прошлого по отношению к представителям разных социальных групп.
Далее будет предпринят подход к выделению особо значимых
для теоретического описания предметных областей всемирной истории с точки зрения познавательного обеспечения глобальнопрактических задач, связанных с безопасностью, мировой бедностью, экологией, конверсией научно-технического прогресса и др.
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
78
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
7.5.7. Применение исторических теорий в
социальной практике
Философские учения о жизни
зачастую так же обманывают,
как вывески с надписью:
«Стирка белья» на толкучке.
Вздумай кто явиться сюда с бельем,
он будет сильно разочарован, —
вывеска выставлена для продажи.
Серен Киркегор
Знания об истории использовались так или иначе в политике и
социальной практике с давних времен. Что нового вносит теоретический подход?
Достаточно очевидно, что без привлечения теорий и моделей исторические знания могут использоваться в практике лишь в форме эмпирического знания о прецедентах. «Там-то тогда-то тот-то провел
такую-то реформу и добился (не добился) успеха» — пример стандартной формы знания об историческом прецеденте, причем эмпирические детали могут быть сколь угодно подробными, сути дела это не меняет. Следует ли отбросить знания о прецедентах в пользу теорий и
моделей исторической динамики? Ни в коем случае. Каждый прецедент является богатейшим источником информации, прежде всего для
проверки и коррекции самих теорий и моделей. Зачем же тогда нужны
последние, почему знания о прецедентах недостаточны?
Само эмпирическое знание об исторической ситуации, прецеденте не позволяет решить, что было существенным, а что нет. Поэтому все исторические прецеденты, включая самые известные и
изученные (например, революция 1789—1794гг. во Франции или
Октябрьская революция в России 1917 г.), допускают широкий
спектр толкований, вплоть до взаимоисключающих. Знание разных
прецедентов, их сравнение и сопоставление уже гораздо более надежно, поскольку позволяет выявить инвариантные закономерности. Однако любые инварианты уже имеют статус модели! Например,
именно на модельном уровне столь изящно и эффективно построено изложение практических рекомендаций в «Государе» Н. Макиавелли. Почему же не ограничиться уровнем модели? Зачем забираться в абстрактные выси теорий?
Все индуктивно полученные модели имеют по меньшей мере
следующие ограничения:
• узость применения, отсутствие корректного подхода для
79
пе
реноса моделей на новые ситуации;
• понятийная ригидность, привязанность к эмпирическим ис
точникам, денотатам модельных понятий;
• отсутствие слоя абстрактных теоретических понятий, что обус
ловливает невозможность понятийных трансформаций, которые,
как правило, необходимы при постановке Ъ решении исследователь
ских и практических задач;
• скрытость, непрозрачность внутренних управляющих зако
нов, соответствующая невозможность проверки гипотез, малая
объяснительная и предсказательная сила;
• громоздкость, логическая аморфность и необозримость мо
делей при росте числа типовых ситуаций.
Именно для снятия этих ограничений теории строятся как дедуктивно организованные совокупности суждений, построенные в
аппарате точно определенных абстрактных понятий. При наличии
такого рода теории индуктивная модель не отбрасывается, а преобразуется в частную интерпретацию теории — теоретическую модель.
Такая модель уже является прозрачной, допускающей многообразную проверку своих суждений-гипотез.
Исторический прецедент обычно понимается как пересечение нескольких моделей и соответственно нескольких теорий.
Благодаря этому прецедент становится прозрачным, с помощью
моделей и теорий в нем выделяются существенные стороны, механизмы и внутренние законы. Эта прозрачность ценна не сама
по себе, а как необходимое условие использования исторических
знаний в социальной практике. Никому не нравится «механический перенос» какого-либо исторического опыта на новую реальность. Однако мало кто задумывается о том, что без теоретического и модельного знания об исторических прецедентах любой
перенос будет неизбежно механическим. Различия будут состоять лишь в количестве переносимых деталей. Без теории остается в принципе неизвестным, как, почему и какие именно знания
о прошлом нужно использовать.
Представим абстрактную модель приложения теорий в постановке и решении практических задач. Под практической задачей
будем понимать точно сформулированное намерение некоторого
субъекта (индивида, сообщества) осуществить перевод некоторых
входов в определенные выходы, иначе говоря, начать и обеспечить
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
80
протекание процесса с определенной целью и ограничениями. Теоретическое знание используется в данном случае как поставщик
моделей этого процесса. Прежде чем приступить к решению практической задачи «в натуре», ее решают в мысленном плане и на разного рода моделях (физических, математических, электронных).
После нескольких кругов итераций получим решение практической задачи, теоретически обоснованное и проверенное на эмпирическом (модельном) уровне.
В практическом плане человеку требуются, как правило, серии
явлений в некоторых нормативно заданных рамках характеристик.
Однако для получения этих явлений необходимо преобразование
сущностей. Теории и модели предназначены именно для мыслительного оперирования сущностями.
Зафиксируем общие методологические требования к теориям и моделям исторической динамики, исходя из необходимости
их использования для постановки и решения задач социальной
практики:
1) теории исторической динамики должны быть дедуктивно
организованными совокупностями суждений, модельные интерпре
тации которых представляют механизмы и процессы исторических
изменений, условия их «запуска» и ориентации, устойчивые кон
стелляции этих механизмов;
2) эти модели должны позволять определять, при каких началь
ных и последующих условиях выделенный социальный объект как
явление-причина порождает серии явлений-следствий в норматив
но заданных рамках;
3) модели должны позволять определять необходимые и доста
точные условия (а также воздействия, создающие их) прекращения
изменения социального объекта в нормативно нежелательном на
правлении, условия смены тенденций его изменений.
1.5.8. Современная глобальная проблематика:
основания и приоритеты
А мир, выходит, пусть стоит на месте,
пока ты не выработаешь методологии?
Робер Музиль
Содержательные требования к теориям и моделям исторической динамики могут быть сформулированы, если известно, хотя
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
81
бы в общих чертах, для решения каких социальных задач они будут использоваться. Задачи локального и национального уровней
весьма специфичны. Поскольку философия истории и теоретическая история имеют видение всемирного масштаба, то и их теории
должны предназначаться в первую очередь для решения социально-практических задач глобального уровня.
Не явится ли противоречием то, что мы будем говорить о современных глобальных проблемах до философского осмысления
вопросов хода и смысла истории, исторического самоопределения? Нет, реальная практика не может ждать и не ждет никогда
полноты теоретических и философских обоснований, ее задачи
вытекают из реальных трудностей и кризисов современных обществ. Практические задачи глобального масштаба существуют
вне зависимости от продвижения или непродвижения теории.
Другое дело, что впоследствии, на основе теоретических знаний
о структуре, динамике и ходе истории, а также разработанных философских представлений о смысле (смыслах) истории, возможно и вероятно последующее внесение существенных корректировок в постановку и стратегии решения этих задач глобальной
практики.
Следующий список практических задач глобального развития
основан на доктрине ценностного сознания, кратко представленной выше (и более подробно в [Розов, 1992, 1994]). В особом комментарии нуждается последовательность групп задач: от наиболее
острых и неотложных к более перспективным, условия для решения которых еще не созрели.
Степень остроты и неотложности определяется реальностью,
масштабом и опасностью нарушения выделенных выше общезначимых (кардинальных и субкардинальных) ценностей. В то
же время перспективность задач (например, связанных с развитием образования и средств массовых коммуникаций и информации) отнюдь не означает, что в этих сферах на сегодня нет
практических задач. Очевидно, что работа над каждой группой
задач должна вестись параллельно. Приоритеты остроты и неотложности означают только центрированность, фокус сосредоточения внимания, усилий и ресурсов. После решения первой
группы практических задач создаются условия для перенаправления основной части усилий и ресурсов на следующую группу
задач и т.д.
«2
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
1.5.9. Современная глобальная проблематика:
основные группы задач
Порядок мира тревожен, он - родное дитя беспорядка
и может не совпадать с нашими мыслями о том,
что хорошо и что плохо.
Александр Блок
Не требуй слишком многого и не бойся того, что твое
справедливое требование ни к чему не приведет.
Людвиг Витгенштейн
1. Создание эффективных и недорогих систем безопасности на оикуменическом * (мировые регионы) и глобальном уровнях. Данные системы должны позволять, с одной стороны, защищать кардинальные ценности всего населения каждой ойкумены, поддерживать
стабильность, разрешать территориальные, межэтнические и прочие конфликты преимущественно мирным путем, а с другой стороны - существенно перенаправлять ресурсы национальных государств с оборонительных целей и программ на мирные.
Приоритетность этой группы задач определяется, во-первых,
прямой связью безопасности с кардинальными ценностями жизни,
здоровья и свободы, во-вторых, фактической общеизвестной гипертрофией производства оружия, оборонного сектора в каждом государственном бюджете. Если не сократить долю ресурсов, затрачиваемых на производство вооружения, не снизить геополитическую
напряженность в каждой ойкумене и между ойкуменами, то все
надежды на существенный прорыв в решении остальных задачтлобальной практики (см. ниже) окажутся тщетными.
2. Преодоление массовой бедности, голода, эпидемий, перенаселенности.
Богатые раньше нас встали, да все и расхватали.
Богатый - в пир, убогий — в мир (по миру).
Нивка не моя, а серп чужой.
Денег много — великий грех, денег мало - грешней того.
Согрешишь и еще, когда в брюхе тощо.
Русские народные пословицы
Здесь пойдет речь о таком изменении порядка мировой экономики, доступа к планетарным ресурсам, при котором развитым странам и международным корпорациям (пусть не всем, но хотя бы неко* Здесь используется калька с исконно греческого слова «ойкумена», а не латинизированного «экумена». Во-первых, это позволяет отличать нейтрально-географическое «ойкуменическое» от «экуменического» как устоявшегося обозначения воссоединительных движений в христианстве. Во-вторых (и это главное),
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
83
торьш) стало бы выгоднее оказывать поддержку в социальноэкономическом и культурном развитии беднейших мировых
регионов и стран, использовать рост человеческих ресурсов в них,
чем делать расходы на безопасность от волн миграций, эпидемий,
социальной и военной агрессии со стороны этих наиболее
неблагополучных регионов. Соответственно речь идет о создании
и реализации таких программ помощи и поддержки, которые
запускали
бы
в
беднейших
странах
механизмы
исторического саморазвития.
Решение этих задач должно также включать цивилизованные,
гуманные, но достаточно эффективные формы контроля над рождаемостью. Масштабное решение этих задач невозможно без достижения стабильной и недорогой глобальной безопасности. Но и
без решения задач бедности и перенаселенности невозможно решение последующих экологических задач.
Действительно, как защитить леса от вырубки, если на доходах
от продаж древесины кормится огромное и растущее население?
3. Задачи преодоления и предотвращения экологических кризисов,
установления режима устойчивого развития. Устойчивое развитие
по определению совмещает социально-экономический, культурный, технологический прогресс с сохранением (в идеале восстановлением) условий природной среды, которые, по меньшей мере, не
должны ухудшаться при смене человеческих поколений [Meadows
étal., 1992].
Задачи данной группы прямо направлены на защиту субкардинальных экологических ценностей (качества воды, воздуха,
почв, продуктов питания, ландшафтов) - техноприродных ниш человеческой жизни, свойств атмосферы, уровня излучений и т.д. Общеизвестно, что решение экологических задач требует огромных
ресурсных вложений. Только при решении задач групп 1 и 2 станет возможным, во-первых, переориентировать национальные
бюджеты с безопасности на экологию, а во-вторых, стимулировать массовый рост потребностей людей жить в экологически здоровом окружении, достигнуть в этом широкого социального консенсуса и канализировать личные средства граждан для решения
экологических задач.
использование греческого оригинала в русском тексте служит знаком прямой преемственности русской культуры и языка от Эллады и Византии, поэтому пользование лексическими услугами другого преемника — Рима, латыни и взросшей на этой
почве западной культуры — представляется излишним.
84
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Вообще говоря, на пороге XXI в. решение задач трех
указанных групп уже представляется утопией. Если в течение всего
грядущего столетия их удастся решить хотя бы в основном — это уже
будет триумфом человеческой рациональности и доброй воли. Пока
же мы склонны согласиться с неутешительными прогнозами [см.,
например, Sanderson, 1995] о коллапсе мировой системы уже в
первой трети столетия. Причина проста - слишком мало делается
(почти ничего!) для решения проблем групп 1-3, но в каждой из
них кризис нарастает (гонка вооружений, недоверие и отчуждение,
демографический рост, голод, бедность, социальная агрессия,
загрязнение среды и истощение ресурсов). Усиливая друг друга, эти
тренды приведут к серии войн с вероятным применением оружия
массового уничтожения, всплеску эпидемий, возможно, к
техногенным природным бедствиям также с массовыми жертвами.
Этот пессимистический сценарий глобальной динамики
представляется неминуемым, если не будет существенного,
зримого продвижения в решении хотя бы первых двух групп задач
1 и 2.
Какие дальнейшие перспективы глобального развития имеются в случае осуществления оптимистического сценария (решения
задач указанных групп 1-3)? Дальнейшие рассуждения по этому
поводу проведены в жанре «изобретения будущего» [Suzuki, 1990].
7.5. ΊΟ. Экологическая и социокультурная
конверсия научно-технического прогресса
Здесь нужны особые пояснения. Хотя сам термин «научнотехнический прогресс» давно вышел из моды, особенно в философской и гуманитарной сферах, соответствующий реальный
процесс получения и накопления новых знаний, повышения эффективности технологий, изобретения качественно новых технологий вовсе не прекратился. Сегодня не нужно доказывать, что
прогресс по одной группе параметров (эффективность в выполнении целевых функций), как правило, сопровождается регрессом - накоплением пагубных побочных эффектов для экологии,
здоровья людей, социальных отношений и общения, культурных
традиций и т.д. Контроль над этими побочными эффектами, их
минимизация, возможно, переориентация - суть задач конверсии научно-технического прогресса. Принципиальные технические ценности и ориентиры уже давно известны — это замкнутые,
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
85
безотходные,
ресурсосберегающие
технологии,
минимизация использования невозобновимых ресурсов (нефть,
газ, уголь)
и
максимально эффективное реализация
возобновимых ресурсов: гидроэнергии рек, солнечной радиации,
силы ветра, приливно-отливной энергии. Но экономическая
практика, частная и государственная инвестиционная и
технологическая политика практически во всех странах
(некоторые подвижки идут только в Скандинавии, Германии,
Австрии) до сих пор ориентированы на прежнюю тупиковую
модель энерго- и ресурсопотребления. Задачи экологической
конверсии прогресса состоят именно в переориентации этой
практики и политики.
Переориентация научно-технического прогресса означает
смену приоритетов как в производстве товаров и услуг, так соответственно и в направлениях научного поиска. В наиболее развитых странах уже начался процесс частичного замещения (потеснения) ценностей удовольствия ценностями здоровья, здорового окружения, образованности, развития культурной среды и
социальных возможностей для себя, детей и потомков и т.д. Заметим, что престиж и комфорт отнюдь не перестали быть ценностями, просто понимание того, что престижно и что комфортно,
существенно изменилось. Вместе с тем индустрия удовольствий
и развлечений — эта огромная инерционная мегамашина — продолжает наращивать мощность, включая в орбиту нуворишей из
мировой периферии (в том числе и наших «новых русских»). Разумеется, никакими запретами проблему не решить, но государства и международное сообщество вполне способны через налоговые механизмы, льготы, инвестиции дать благоприятный режим менее прибыльным сейчас, но социально и культурно гораздо
более перспективным направлениям бизнеса и технологий. Организация богатой развивающей среды для детей, обустройство ниш
городской и сельской жизни, адекватных потребностям в общении, отдыхе, поддержании здоровья, культурном развитии и т.д.,
требуют не меньших финансовых и интеллектуальных вложений;
не менее совершенных и сложных технологических разработок,
чем устройство развлекательных заведений, требует индустрия
удовольствий. Таким образом, речь идет отнюдь не о «свертывании» общества потребления, а именно о смене направленности,
«экологизации» и «окультуривании» вначале элитарного, а затем
и массового потребления.
og
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
7.5.77. Совершенствование политико-правовых форм
национального, ойкуменического и глобального
социального устройства
Это — весьма древние задачи социального реформирования (современники и даже предшественники возникновения первых государств в Шумере и Египте). Заслуга историософского, глобального
осознания значимости этой группы задач, создания широкой программы действий, которая отчасти уже выполнена, а отчасти ждет
осуществления, принадлежит Иммануилу Канту [Кант, 1784].
На национальном уровне необходимо эффективное совмещение
демократических форм социального консенсуса, специфических традиционных устоев и традиций, придающих системе социокультурную легитимность, механизм учета прав и интересов разного рода
меньшинств (игнорируемых, как правило, в простых формах мажоритарной демократии), институтов гибкого и оперативного ответа на
вызовы, которые преодолевали бы неповоротливость демократических форм, но при этом tie ущемляли бы ее главных устоев, достоинств с точки зрения нахождения консенсуса, прав граждан.
Нельзя не отметить, хотя бы коротко, существенные пороки современных форм демократического устройства, требующие преодоления. Массовое сознание избирателей в большинстве случаев направлено на собственные нужды. В то же время нужды граждан других стран, а также последующих поколений остаются за бортом и
не получают должного представительства при принятии политических, экономических (особенно ресурсных), правовых решений.
Сознание политиков и чиновников сильно деформировано близкой перспективой ротации, стремлением понравиться избирателям
для продления срока правления. Сращивание интересов финансовых элит с властью через денежную поддержку выборов хорошо известно. Как преодолеть эти пороки, не впадая в другую, еще более
опасную крайность (отмена ротации, выборов), — одна из генеральных задач политико-правового реформирования.
На уровне ойкуменическом (допустим, в рамках Европейского
Союза, постсоветского пространства, Тихоокеанского региона, региона Северной и Центральной Америки и т.д.) требуются новые
формы совмещения национального суверенитета, сокращения или
ликвидации внутренних перегородок, создания ойкуменических
политико-правовых институтов, дополнительных по отношению к
национальным. Этот уровень и его институты — промежуточный
1.5. Ценности, феноменология и прагматические прелпосылки исслелования
87
между глобальным и национальным — должен быть использован
для решения проблем, выходящих за рамки национальных границ,
но имеющих свою ойкуменическую специфику.
На глобальном уровне требуется эффективная координация взаимодействия и кооперации стран и ойкумен, что диктует задачи реформирования существующих глобальных институтов (в настоящее
время центрированных вокруг Организаций Объединенных Наций).
Заметим также, что императивы гибкости, эффективности, учета
прав меньшинств, сохранения устоев и достоинств демократии, преодоления ее современных недостатков не теряют своей силы при переходе от национального уровня к ойкуменическому и глобальному.
7.5. 72. Совершенствование систем социокультурного и
антропного воспроизводства
Речь идет прежде всего о реформировании систем воспитания и
образования, систем массовых коммуникаций и информации, сетей социокультурных взаимодействий [Савицкий, 1992]. Направленность этих реформ задается необходимостью решать и поддерживать решения указанных выше групп проблем силами не одного,
а многих последующих поколений людей (пока найденные решения будут еще эффективными).
Соответственно каждое новое поколение должно быть готово к
несению этой ноши (включая, разумеется, переосмысление, переформулировку проблем и т.д.) двояким образом: во-первых, чувствовать и принимать на себя ответственность за решение указанных
задач глобальной практики, во-вторых, достигать разнообразных
требуемых способностей для их решения. В данном случае должны
работать и системы образования, и системы массовых коммуникаций, и всевозможные институты гражданского общества (религиозные, профессиональные, клубные, культурно-просветительные,
благотворительные и т.д.).
Если решения задач безопасности, преодоления бедности и перенаселенности, экологического кризиса, конверсии прогресса и
реформирования политико-правовых режимов не будут закреплены в институтах воспроизводства новых поколений людей, то неизбежны распад этих решений и новая волна взаимоусиливающих
кризисов. По каждой группе проблем необходимы сложные и тонкие решения, поскольку потенциал простых решений уже полностью исчерпан. А чем сложнее и тоньше решения, тем они более хруп-
88
Глава l. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ки при передаче от поколения к поколению. Поэтому без
специального закрепления этих решений в институтах антропного
воспроизводства не обойтись.
7.5.13. Индивидуальная свобода и необходимость
глобальной практики
Уповайте на Бога, ребята, но порох держите сухим.
Оливер Кромвель
Цена свободы — вечная бдительность.
Томас Джефферсон
Даже на этом весьма поверхностном уровне рассмотрения глобальных проблем уже явственно проглядывают философские противоречия, требующие разрешения. Например, говоря об общезначимых ценностях, мы в числе кардинальных ценностей выделяли
свободу, в том числе свободу индивида выбирать для себя род занятий, образ жизни, воспитывать детей по своему разумению и т.д.
Затем при рассмотрении глобальной проблематики вдруг выясняется, что эта декларируемая свобода сжимается как шагреневая кожа:
оказывается, люди не могут просто в свое удовольствие выбирать
ценности и удовлетворять свои потребности. Вместо этого каждое
поколение должно заботиться о безопасности, преодолении голода
и бедности, экологии, конверсии прогресса, реформировании политико-правовых институтов. Воспитание и образование детей также должны быть жестко направлены на ответственность и способности в решении всех этих неподъемных задач.
Налицо противоречие, принципиальное решение которого таково. Забота о решении проблем глобальной практики - это всегда
забота о сохранении общезначимых, как правило, субкардинальных
ценностей (безопасность, мир, социальный порядок, здоровая экологическая среда и т.д.). Использование свободы для отказа от этой
заботы неминуемо приведет к нарушению уже кардинальных ценностей: жизни (убийства на войне и при социальных беспорядках),
здоровья (эпидемии, голод, болезни от ухудшения продуктов питания, воздуха, воды и т.д.), достоинства и самой свободы (при эскалации кризисов и последующего социального насилия). Такие последствия в рамках доктрины ценностного сознания считаются недопустимыми, соответственно недопустимым считается и
пренебрежение проблемами глобальной практики.
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
OQ
Как же перейти от абстрактной ответственности всех за все (т. е.
фактически безответственности) к более конкретным требованиям
ограничения свободы? Груз ответственности и необходимой компетенции за решение всех указанных задач глобальной практики
разделим на три большие части.
Стратегическая ответственность и компетентность состоят в способности принимать адекватные и эффективные решения, организовывать их реализацию. Этот груз должен быть возложен на политические, финансовые, интеллектуальные элиты современного мира
по принципу: кому многое дано, с того многое и спросится. Свобода элит и каждого отдельного лидера не отменяется, но существенно ограничивается. Лидер на то и лидер, чтобы принимать адекватные решения. При уклонении от решений по указанным выше проблемам будет неминуемо усиливаться весь букет кризисов:
безопасности, бедности и перенаселенности, экологические и т.д.
Историческая вина падет не на простых людей, а именно на лидеров, правящие элиты.
Профессиональная ответственность и компетентность появляются при стыковке программ решения указанных проблем с формами деятельности и подготовки широких масс населения. Для новых систем безопасности нужны будут по-новому обученные чиновники и военные. Для преодоления голода, бедности,
перенаселенности потребуются строители, учителя, социальные
работники, организаторы производств, врачи, местные духовные
лидеры (священнослужители и т.п.), опять же чиновники. Для преодоления экологических кризисов необходимы конструкторы и
производители новых материальных технологий, приборов и систем мониторинга среды, работники экологического просвещения,
контроля, возможно, экологической полиции и судов и т.д. Кроме того, программы решения глобальных проблем неминуемо приведут к установлению во всех рутинных областях деятельности
новых ограничений и способов, которыми должны будут овладеть
новые поколения.
Свобода каждого «простого» человека (не лидера, ответственного за крупные социальные решения) в любом случае ограничена необходимостью зарабатывать на хлеб насущный, а для этого он должен получить то или иное профессиональное образование. Профессиональная ответственность и компетентность за решение глобальных
проблем означают именно согласование личной профессиональной
подготовки с требованиями программ глобальной практики.
90
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Наконец, гражданская ответственность и компетентность касаются готовности каждого человека сознательно делиться частью
своего дохода в виде обязательных налогов (не исключая и добровольных пожертвований) для решения проблем глобальной практики. Компетентность здесь касается умения избирателя разобраться, какие политические силы и лидеры предлагают наиболее рациональное распределение ресурсов для решения национальных
проблем, связанных с глобальной практикой. Ответственность реализуется в реальной выплате налогов гражданами и общественном
согласии относительно долей бюджетных ресурсов (из собранных
налогов и иных доходов), которые направляются на решение каждой проблемы.
В данной части работы научная деятельность привязывается
вначале к ценностям, затем к ценностно-определенной феноменологии и, наконец, к гуманистическим задачам глобальной социальной практики. Может создаться впечатление, что проводится
идея формирования гуманистических и морально-полезных теорий общественного развития. От таких предположений следует
жестко отмежеваться. Направление, выбор области исследований
в силу ограниченности ресурсов науки, каждого отдельного коллектива и исследователя не может игнорировать ценности и практику. Но при создании нового научного знания воцаряется лишь
один бог - научная истина, здесь не должно быть никаких уступок внешним требованиям морализма любого толка, будь то религиозная благочестивость, светский гуманизм, общественная
польза, политическая корректность и т.п. Для тех, кто не прочь
морализировать само существо научного знания, предлагается поразмышлять над следующей цитатой одного из классиков европейской социологии:
Сочетание общественной пользы теории с истинностью, доказываемой на опыте, есть один из тех принципов, которые мы отклоняем
априори. Всегда ли эти две стороны объединены? На этот вопрос можно ответить, только наблюдая факты; и тогда обнаружится, что в некоторых случаях они совершенно независимы. Итак, прошу читателя
постоянно иметь в виду, что там, где я утверждаю нелепость теории, я
ни в коем случае не стремлюсь косвенно утверждать, что она вредна
обществу, наоборот, она может быть для него очень полезной. В общем и целом одно и то же изучение может быть отвергнуто с экспериментальной точки зрения и признано с точки зрения общественной
пользы и наоборот [Парето Вильфредо. Трактат по общей социологии. Цит. по: Арон, 1993].
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
91
1.5. 74. Требования глобальной практики к
теориям исторической динамики
Ботаник не должен полоть сорняки. Он вычислит
скорость их роста, и с него довольно.
Сирил Паркинсон
Представим группы предметных областей в масштабе всемирной истории, требующие теоретического объяснения (а в идеале и
предсказания), сопоставленные наиболее актуальным задачам глобальной практики.
1. Для решения задач организации недорогих и эффективных
систем безопасности на глобальном, ойкуменическом и национальном уровнях:
• периоды устойчивого мира, равновесия интересов, их происхождение и поддержание;
• главные факторы и механизмы нарушения мирных периодов,
распада ранее эффективных систем безопасности;
• закономерности развития долговременных территориаль
ных и других ресурсных конфликтов, прочих кризисов безопас
ности, факторы их эскалации, замораживания, свертывания,
трансформации ;
• закономерности эволюции геополитических стратегий, пер
спективы их дальнейшей «естественной эволюции» и возможности
целенаправленных действий по ее изменению;
• разнообразные «естественно-исторические» механизмы уста
новления эффективных систем безопасности.
2. Для решения задач преодоления голода, бедности, перенасе
ленности:
• закономерности протекания социально-экономических и
демографических кризисов, необходимые и достаточные условия
для торможения, остановки, переориентации кризисогенных тен
денций;
• закономерности демографической динамики, возможности
управления ею;
• удачные и неудачные прецеденты перераспределения ресур
сов, условия и закономерности углубления или преодоления бед
ности и голода при разных формах социально-экономического и
иного вмешательства.
3. Для решения задач преодоления и предотвращения экологи
ческих кризисов:
92
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
• закономерности протекания экологических кризисов,
необ
ходимые и достаточные условия для торможения, остановки, пере
ориентации кризисогенных тенденций;
• происхождение, закономерности развертывания и трансфор
мации разных типов экологических режимов;
• прецеденты естественного и искусственного установления
равновесных, устойчивых экологических режимов;
• разнообразные механизмы «самонастройки» на устойчивые
экологические режимы, факторы их «запуска» и поддержания;
• типичные и главные причины разрушения устойчивых эко
логических режимов, возможности предотвращения.
4. Задачи экологической и социокультурной конверсии научнотехнического прогресса:
• закономерности протекания социокультурных кризисов, выз
ванных техническими инновациями, необходимые и достаточные
условия для торможения, остановки, переориентации кризисоген
ных тенденций;
• закономерности динамики и смены ценностей потребления,
производства товаров и услуг, технического изобретательства, на
учного поиска;
• прецеденты успешной и безуспешной смены приоритетов в
потреблении, производстве, технических новациях;
• «естественно-исторические» механизмы ценностной переори
ентации технического прогресса и научного познания, возможнос
ти рационального управления.
5. Для решения задач совершенствования политико-правовых
форм национального, ойкуменического и глобального социально
го устройства:
• закономерности протекания политико-правовых кризисов,
необходимые и достаточные условия для торможения, остановки,
переориентации кризисогенных тенденций;
• механизмы динамики (как эволюционной, так и революци
онной) политико-правовых режимов и форм;
• взаимосвязь этой динамики с геополитическими, экономи
ческими, социальными, культурными процессами (как условиями,
средой, стимулами, инструментами реформирования режимов);
• успешные и безуспешные прецеденты целенаправленного ре
формирования (социальной инженерии) политико-правовых режимов;
• возможности искусственного запуска и поддержания естествен
ных механизмов развития политико-правовых режимов и форм.
7.5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
93
6. Для решения задач совершенствования систем
социокультурного и антропного воспроизводства:
• закономерности протекания кризисов антропного воспроиз
водства, необходимые и достаточные условия для торможения, ос
тановки, переориентации кризисогенных тенденций;
• прецеденты успешных и безуспешных реформ в сфере ант
ропного воспроизводства (системах воспитания, образования, ре
лигии, морали и идеологии, массовых коммуникаций);
• закономерности «естественного» саморазвития систем ант
ропного воспроизводства и возможности «искусственных» (социоинженерных) воздействий.
7.5. 75. Дальние перспективы и ближайшие задачи
теоретической истории
Трудолюбивый земледелец сажает деревья,
плодов которых он сам никогда не увидит.
Цицерон
Полноценное теоретическое описание предметных областей всемирной истории, указанных в предыдущем разделе, — это горизонт
для многих десятилетий, масштаб задач для нескольких поколений
исследователей, многих десятков монографий и многих сотен статей.
Не секрет, что направленность научного поиска в настоящее
время определяется не только (а может быть, и не столько) личными интересами ученых, сколько политикой экономической поддержки (в форме грантов, государственного финансирования научных
тем и т.д.). Общественная актуальность теоретического описания
указанных областей прямо вытекает из способа их выявления — на
основе острейших приоритетных задач глобальной и национальной
практики. Поэтому понимание значимости этих глобально-практических задач теми, кто принимает решения по поддержке научных исследований (в государственных структурах, академических
сообществах, разного рода фондах-грантодателях), рано или поздно
должно быть реализовано в соответствующей политике экономической поддержки теоретико-исторических исследований. Без этой
стыковки останется прежний разрыв между интеллектуально и научно убогими практическими программами, с одной стороны, и
«Касталией» исторических и социальных исследований, внешне
самодовольной, но тайно страдающей от социальной невостребованности, — с другой.
94
Глава
ΐ· НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОаЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Как же совместить необъятную широту выявленных исследовательских перспектив с ограниченными возможностями, доступными в рамках данной работы? Каковы должны быть ближайшие, наиболее необходимые на начальном этапе, решаемые задачи теоретической истории?
Достаточно очевидно, что для нужд практики первостепенную
значимость имеет решение задач исторической динамики, поскольку закономерности, тенденции, циклы, механизмы изменений во
всемирной истории хотя и не повторяются в деталях, но явно имеют некие инварианты, которые можно и нужно использовать при
решении глобально-практических задач. Проблемы хода и структуры истории крайне значимы в мировоззренческом смысле, но по
актуальности для практики не могут сравниться с проблематикой
исторической динамики.
Сопоставим потребности теоретического описания с априорно
поставленными задачами описания теоретической динамики.
Вопрос L Что и как вызывает события и изменения в истории?
Проблемы исторической динамики. Какие закономерности (движущие силы, механизмы, универсальные и локальные законы), при
каких условиях определяют основные типы существенных исторических изменений в различных масштабах времени и пространства?
Предполагается, что дальнейшее деление проблем этого круга
должно идти по линии временных и социально-пространственных
масштабов: от микроуровня повседневности индивида и семьи к
макроуровню эпохальных переходов всего человеческого рода.
Требования к идеальному ответу: ответ должен содержать комплекс взаимосвязанных теорий исторической динамики, позволяющих объяснять и предсказывать существенные изменения, характер наиболее значимых событий во всем пространстве и в разных
масштабах рассмотрения всемирной истории.
Перечислим теперь основные требования к теориям, основанные на совмещении указанных императивов. Теории должны:
• объяснять и предсказывать существенные изменения, кото
рые относятся к сферам безопасности, жизнеобеспечения, эколо
гии, научно-технического прогресса, политико-правовых режимов
и антропного воспроизводства;
• позволять решать задачи преодоления кризисов, т. е. опреде
лять необходимые и достаточные «искусственные» воздействия на
«естественные» кризисогенные процессы и тенденции для их тор
можения, остановки, переориентации;
£5. Ценности, феноменология и прагматические предпосылки исследования
95
• объяснять и предсказывать как «естественноисторические»
закономерности изменений, так и ход, последствия «искусствен
ных», социоинженерных вмешательств и управления;
• позволять решать задачи «искусственных» запусков и под
держания «естественных» процессов саморазвития в желаемом на
правлении;
• быть взаимосвязаны, составлять комплекс теорий;
• соединять разные масштабы рассмотрения (от микро- к мак
роуровням).
Далее, примем во внимание наличие широкого и сильного арсенала накопленных в мировой науке концепций, схем, моделей и
теорий исторической динамики (см. обзоры этой литературы в книгах [Sanderson, 1990, 1995а, 1995b; Snooks, 1996]; краткий список основных направлений и работ [Розов, 1995]). Многие из них неплохо интерпретируют прошлое, очень немногие действительно объясняют (в логике дедуктивного вывода следствий [Modelski, Thompson,
1994]) и лишь единичные — предсказывают исторические изменения [Collins and Waller, 1992; Collins, 1995]. Выявлены, достаточно
хорошо описаны разные типы обществ, исторических систем (миримперии, мир-экономики и т.д.), цивилизаций, ойкумен [Дьяконов,
1994; Chirot, Mann, 1986; Wallerstein, 1974, 1980; Eisenstadt, 1980;
Melko and Scott, 1987]. Уже появились работы по взаимной увязке
этих ранее изолированных подходов и концепций [Wilkinson, 1987;
Hall and Sanderson, 1995]. В последние десятилетия появились также эмпирические и обобщающие работы по выделенным областям
тематики теоретической истории:
• безопасность, агрессия, насилие, войны, имперство и сепа
ратизм [Taagepera, 1968; Galtungetal., 1980; McNeill, 1982; Elias, 1982;
Olson, 1982; Modelski, 1987; Mann, 1987, 1993; Carneiro, 1970, 1988;
Chase-Dunn and O'Reilly, 1989; O'Connell, 1989; Dudley, 1991;
Eckhard, 1992; Chirot, 1994; Collins and Waller, 1992; Rich and Shipley,
1995; etc.];
• бедность, перенаселенность, отсталость, эпидемии и голод
[Angel, 1975; Harris, 1977; Durand, 1977; Cohen, 1977, 1989; McNeill,
1979; Boserup, 1981; Rotberg and Rabb, 1985; Gallowey, 1986; Allen,
1992; Livi-Bacci, 1992; Green, 1993; Lee, 1993; Sanderson, 1995b];
• история взаимодействия общества с окружающей средой, ис
тория экологических кризисов [McNeill, 1980; Lamb, 1982; Lenski
and Nolan, 1984; Baues, 1985; Crosby, 1986; Richards, 1986; Simmons,
1989, 1993; Pouting, 1991];
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
• история техники, технологий и техногенных кризисов [White,
1962; Daumas, 1969; Laudan, 1977; Temple, 1989; Pacey, 1990];
• политические и социально-экономические кризисы и разви
тие, классовые волнения и конфликты [MacMullen, 1976;
96 Skocpol,
1979, 1996; Tilly, 1978, 1990; White, 1988;Yoffee, 1988; Tainter,
1988;
Goldstone, 1991; Witt, 1992; Rueschemeyeretral., 1992; Collins, 1995;
Hodkinson, 1995];
• развитие образования, систем социальной информации, про
чих институтов антропного воспроизводства [Савицкий, 1992;
Bourdieu and Passeron, 1977; Boli J. et al., 1985; Benavot and Phyllis,
1988;MacDonald, 1988].
Беда в том, что непосредственно соединить, даже увязать между
собой эти достижения совершенно невозможно — слишком велико
разнообразие подходов и методов, парадигм и онтологии, языка и
понятийного аппарата. При учете всех этих факторов вырисовываются следующие ближайшие задачи теоретической истории:
• составить единую (по необходимости довольно абстрактную,
вероятно, системную) платформу онтологических предпосылок и
концептуального аппарата для последующей реконструкции и син
теза частных концепций исторической динамики;
• отобрать наиболее конструктивные, эмпирически обоснован
ные, способные к развертыванию концепции и схемы, реконструи
ровать и синтезировать их в единую абстрактную интегральную
модель исторической динамики;
• реконструировать концепции основных типов социально-ис
торических целостностей (допустим, типов обществ, исторических
систем, цивилизаций и ойкумен);
• соединить абстрактную модель динамики с концепциями этих
целостностей и построить типовые модели исторической динамики;
• опробовать на примерах исторических изменений способно
сти этих моделей служить основой для построения объяснитель
ных гипотез;
• проинтерпретировать в терминах построенных моделей основ
ные компоненты выделенных предметных областей: кризисы, их
протекание и противодействия, естественные закономерности и
искусственные вмешательства в сферах безопасности, жизнеобес
печения, экологии и т.д.;
• составить эскизные исследовательские программы для даль
нейших теоретико-исторических изысканий на основе требований
значимости, построенных онтологии, моделей, концептуального ап
парата и методов.
Ί.6. Смысл истории: предварительные рассуждения
1.6. Смысл истории:
предварительные рассуждения
97
Ί.6. Ί. Поппер против объективного смысла истории
Мы подошли к последнему в обсуждении попперовской аргументации и самому туманному, но и самомуволнующему вопросу о
смысле истории. Это вопрос уже не теоретической истории, а философии истории. Поппер расправляется с ним с завидной лихостью: «Хотя история не имеет цели, мы можем навязать ей свои цели,
и хотя история не имеет смысла, мы можем придать ей смысл» [Поппер, 1992, с. 320]. Эти хлесткие строки могут у одних людей вызвать
ужас, а у других - восхищение. Какие бы эмоции они ни вызывали
у читателя, я предлагаю отвлечься от гнева или восторга и непредвзято поразмышлять над затронутой Поппером принципиальной проблемой самого отношения Человека и Истории.
Чисто логически позиция Поппера представляется безупречной.
Сами предметы, включая нашу историю, безотносительно к человеку, его познанию, практике и мировоззрению, собственного смысла не имеют. Для внешнего наблюдателя, пока у него нет никаких
онтологических или ценностных предпосылок относительно истории, она не может иметь никакого смысла. Вопрос заключается в
том, вправе ли мы исходить из принципа «чистой доски», полного
отсутствия таких предпосылок, когда рассуждаем о смысле истории. Ведь все мы, несмотря на многообразие различий, являемся
не инопланетянами, а людьми, частью той самой истории, о смысле которой рассуждаем. На это, вслед за Р. Коллингвудом и К. Ясперсом, справедливо указал В.М. Межуев [Межуев, 1994].
Мышление привычно ищет простых путей, и в философской
традиции всегда есть наготове для этого две главные альтернативы. Первая, догматическая, традиционалистская, холистическая
дает авторитетный ответ на все вопросы. Сюда относятся религиозно-философские, идеологические и квазинаучные доктрины
(типа учений Шпенглера и Тойнби). Для них смысл истории не
является загадкой: он объективен, известен, а люди лишь по своему неведению или греховности могут его отрицать. Вторая, релятивистская, волюнтаристская, индивидуалистическая альтернатива ярко представлена в высказываниях Поппера. У самой
истории смысла нет, но каждый человек вправе придать ей свой,
субъективный смысл, причем индивид неограниченно свободен
в этом своем выборе.
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Для догматизма, конечно же, все в истории имеет смысл (как
часть Божественного Провидения или момент классовой борьбы),
но смысл этот задан в исходных установках, так что конкретная
история может лишь подтверждать или детализировать его. Для волюнтаризма ничего в истории собственного смысла не имеет, но
тут же приобретает «приданный» смысл, если встать, например, на
«позицию борьбы за открытое общество», как к тому призывает сам
Поппер. Легко увидеть, что его позиция вполне подходит на роль
очередной историософской догмы. (Догматизм тоже развивается и
обновляется, причем во многом за счет ассимиляции «окаменелых
панцирей», которые сбрасывает с себя волюнтаризм, отправляясь
на поиски новых идей.)
В двух представленных крайних противоположностях есть любопытная общая черта: полное равнодушие к тому, что содержится
в самой истории. Что бы мы ни узнали нового о прошлом человечества, о жизни людей, расцветах и упадках обществ в разные века и
эпохи, ничто не способно изменить догматически «найденный» или
волюнтаристски «приданный» смысл истории. Исследование и изучение истории ради демонстрации уже известных заранее истин я
считаю уделом проповедников, пропагандистов и прочих идеологов; это занятие недостойно науки и рациональной философии.
Многообразие и изменчивость наших познавательных и мировоззренческих установок по отношению к истории может означать
многообразие и изменчивость ее смыслов, но не их отсутствие. Если
же имеются или проявляются инварианты установок, то вполне резонно утверждение о существовании или появлении соответствующих инвариантных смыслов, через синтез которых можно прийти к
искомому единому смыслу истории. Может быть, таких инвариантов нет и процедуры синтеза неправомерны, тогда от идеи единого
смысла в истории придется отказаться. По крайней мере, открывается поле для серьезных философских размышлений на эту тему.
Предлагаемую мною позицию относительно проблемы смысла
истории нельзя назвать простой, четкой и однозначной. Скорее в ней
больше моментов зыбкости, неравновесности и неопределенности.
Вне зависимости от человека смысла истории нет. Но и сам человек
не волен по своему капризу придавать любой смысл истории или
лишать ее смысла вовсе. Смысл истории субъективно-объективен,
по-видимому, множественен и изменчив, вероятно, меняется совместно с самим ходом истории, превращениями человеческих качеств,
развитием самого познания людьми своей истории.
1.6. Смысл истории: предварительные рассуждения
Q
Q
Читатель может в этом месте воскликнуть: так выкладывай
же карты! Сколько можно ходить вокруг да около внешних, статусных, формальных признаках? В чем же само содержание смысла истории, по мнению автора? Здесь я должен признаться, что
своего читателя, особенно столь внимательного и терпеливого,
добравшегося через лабиринты рассуждений к этим строкам, я
искренне люблю и рад сделать для него все, что в моих силах. Но
ответить на справедливо заданный вопрос не могу — не знаю на
него достойного и достаточно обоснованного ответа. Если бы
знал, то не нужны бы мне были ни полемика с Поппером, ни
проект новой теоретической истории, ни само предприятие рациональной философии истории, шагом выполнения которого
является данный текст.
Догадки, дебютные идеи, смутные интуиции есть. Но пока еще
нет достаточных интеллектуальных средств, инструментов и полученных с их помощью знаний, чтобы отличить проблеск истины от
многочисленых отблесков лжи. Рациональные доводы для философа и ученого — то же, что слово для поэта. Нет доводов — догадки
ускользают. «Я слово позабыл, и мысль бесплотная в чертог теней
вернулась» (О. Мандельштам).
Ί.6.2. Возможно ли систематическое исследование
смыслов истории?
Смысл мира должен находиться вне мира.
В мире все есть как оно есть, и все происходит, как оно происходит; в
нем нет ценности — а если бы она и была, то не имела бы ценности.
Людвиг Витгенштейн
Какая наивность требовать понятности
от метафизических предположении.
Лев Шестов
Обратимся к внутренней структуре самого понятия «смысл». Как
правило, смысл некоторого объекта А (например, поступка, события, череды событий, поступков, деятельностей, процессов) означает отношение А к другому объекту В, обладающему более глубоким бытийным и/или ценностным статусом. Говоря об истории,
таким объектом В резонно считать охватывающий по отношению к
А временной и социально-пространственный сегмент реальности,
а точнее - путь от объективно значимого в начале к объективно значимому в конце соответствующего периода.
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
В качестве начальной эвристической идеи предложим
понимание смысла исторического события (череды событий,
поступков и деятельностей, процессов) как его место и роль в
переходе охватывающей исторической ситуации из «начального»
состояния в «конечное», причем в объективно значимых аспектах.
Место и роль события могут и должны быть выявлены только
на основе познания хода истории в ее данном фрагменте. Соответственно эта роль определяется объективным значением события в
динамике охватывающей исторической системы в рамках аттрактора, либо в ее кризисном блуждании в бифуркационной зоне (состояние современной России, между прочим), либо в транссистемном переходе от одного аттрактора к другому.
Ход истории определяется как ее структура, объясненная через
динамику истории. Иначе говоря, сосуществование, взаимодействие, последовательность и смена обществ, цивилизаций, мировых систем, ойкумен, фаз и эпох их превращений объясняется через действие внутренних механизмов исторического развития (такова задача-максимум теоретической истории, см. выше).
Еще сложнее обстоит дело с тем, что считать объективно значимым в начале и конце рассматриваемого периода. Согласно принимаемой точке зрения, объективно значимыми являются условия для
обеспечения следующих трех групп процессов:
1) биологическое выживание и воспроизводство данного сооб
щества (соответственно значимыми практически всегда являются
аспекты обеспечения пропитания, минимальной инфраструктуры,
военной безопасности, защиты от массовых эпидемий и экологи
ческих бедствий);
2) социально-экономическое и социокультурное воспроизвод
ство сообщества (передача из поколения в поколение основных об
разцов деятельности, мышления, традиций, социальных отноше
ний и структур и т.д.);
3) реализация интересов, потребностей и ценностей основных
социальных групп данного сообщества.
Итак, смысл исторического события (череды событий) состоит
в его роли при смене состояний охватывающей исторической ситуации, причем в аспекте изменения условий для трех вышеназванных блоков процессов. Смысл (части) истории определяется как ее
роль в логике развития охватывающих систем в пространственновременном, бытийном (онтологическом) и ценностном аспектах.
Априорная форма смысла истории задается как система научных
100
1.6. Смысл истории: предварительные рассуждения
*л*
знаний, философских представлений и логических методов, включающая:
а) абстрактный смысл произвольной части всемирной истории
(история континента, цивилизации народа, эпоха, период, собы
тие); познавательные запросы относительно этой части и охваты
вающей ее системы; способы «исчисления» содержательного исто
рического смысла произвольной части всемирной истории на ос
нове знаний — ответов на эти запросы;
б) примеры такого исчисления для конкретных эпох, периодов,
событий;
в) абстрактный смысл всемирной истории как ее роль в разви
тии охватывающей системы, выявляемая на основе познания дина
мики, структуры и хода истории; познавательные запросы к теоре
тической истории, философские и научные запросы относительно
охватывающей системы; способ исчисления содержательного смыс
ла всемирной истории на основе полученных знаний;
г) требуемые знания теоретической истории, требуемые фило
софские предпосылки;
д) исчисление содержательного смысла всемирной истории на
основе данных в) и г).
Отказавшись от запредельных материй, мы попадаем на платформу ранее принятых предпосылок об ограниченности онтологии
истории биотехносферой, психосферой, социосферой и культуросферой (см. разд. 3). Нет запрета на выбор любой их этих сфер как
вместилища главных ценностей. Однако мы отдадим предпочтение
«крайним» аспектам — биотехносфере с ценностью выживания человеческих популяций как безусловно общезначимой, и культуросфере как «штатному» хранилищу всех человеческих ценностей,
включая ценности «души» и «общества».
Социосфера и психосфера, по сути своей, поставляют возможности и ограничения для реализации ценностей и потребностей
людей, большая часть которых, видимо, относится к социальным
отношениям и психическим влечениям и чувствам. Однако кардинальная нижняя платформа (жизнь, здоровье, продолжение рода)
и высота ориентиров (ценности как высшие образцы) принадлежат
соответственно биотехносфере и культуросфере. В то же время
структурные и качественные изменения этих двух сфер - явления
весьма медленные и нечастые. Изменения же социосферы относительно часты, быстры (в историческом масштабе времени) и крайне
значимы для живущих в это время людей, об интересах которых
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
102 мы не имеем права забывать (см. априористский этический
подход, изложенный в начале данной работы).
Те же предпочтения попробуем обосновать и в плане «глубины
бытия». На бытийный приоритет биотехносферы указывают даже
не столько ее «материальность» и «объективность», сколько укорененность в этой сфере таких кардинальных и неотменимых для человека категорий, как жизнь и смерть. Психосфера и социосфера
показывают весьма высокую пластичность и изменчивость на протяжении всемирной истории, поэтому их бытийность скорее инструментальна, а не фундаментальна для человеческого рода. Иное
дело с культуросферой: здесь главную роль играет уже не столько
изменчивость, сколько аккумуляция достижений человеческого
духа, сущностных способностей человека, по Канту [Кант, 1994]. С
другой стороны, такие компоненты культуросферы, как научные и
философские знания, по своему универсальному содержанию (или
хотя бы интенции к таковому) рядоположены универсуму бытия.
Даже не соглашаясь с Гегелем о вторичности природы по отношению к духу, нельзя не признать бытийную глубину мира самого человеческого духа — культуросферы.
7.6.3. Многослойностъ смыслов истории
Итак, рассмотрим три главных аспекта смысла явлений: экологический (относящийся к биотехносфере), социально-исторический и культурно-исторический.
Экологический смысл исторического события состоит в его роли
в изменениях биотехносферы при переходе ситуации из «начального» состояния в «конечное». Так, задолго до XX в. вполне определенный экологический смысл (как правило, негативный для других видов) имели неолитическая революция, миграции и появление металлургии, повлекшие к изведению большей части лесов
планеты и населявших их животных.
Социально-исторический смысл события состоит в его роли с
точки зрения расширения-сужения возможностей осуществления
общезначимых ценностей между начальным и конечным состояниями ситуации (см. выше ценностные основания и общегуманистический критерий в истории). По предварительным оценкам, такие
возможности существенно сужались по мере появления государств
(по сравнению с чифдомами-вождествами), при переходе к средневековью (конец личной свободы земледельцев [Дьяконов, 1994], при
1.6. Смысл истории: предварительные рассуждения
**~
создании товарных производств с массовым применением рабского
труда (образование Римской империи в отношении к рабам, организация хлопководства в Южно-Американских штатах до Гражданской войны), при возникновении тоталитарных обществ (формирование российского коммунизма и германского фашизма в XX в.).
Напротив, защита общезначимых ценностей (см. 1.5.3) объективно повышалась при создании больших мир-империй с обеспечением внутренней безопасности производства и торговли (Ахеминидская держава, Римская империя для свободных, арабские халифаты, древний и средневековый Китай, империя Моголов в Индии,
Московское царство и др.), с появлением абсолютистских монархий, защитивших людей от бесконечных усобиц, со становлением
демократических обществ в странах ядра мир-экономики (но только для граждан этих стран).
Наконец, культурно-исторический смысл события состоит в его
роли в сдвигах и приращениях систем образцов культуросферы с
точки зрения сужения или расширения смыслового и образного
пространства выбора ценностей и ориентиров индивидами и сообществами. Эта проблематика является поистине terra incognita, где
нет даже предварительных оценок.
В рамках данной схемы на место сообщества можно в принципе поставить весь человеческий род, а на место череды событий —
всю историю человеческого рода. Тогда смыслом прошлой истории человечества следует считать роль всего хода истории (см.
выше) в изменении условий для трех блоков процессов от некоторой условной границы «доисторического», например пять тысячелетий назад, согласно Франку и Гилсу [Frank and Gills, 1993], к
современности.
Представленное понимание смысла истории формирует точку
зрения и критерии значимости для постановки и решения задач теоретической истории. Принимается познавательная направленность
(точка зрения, интерес, лежащий в основе выбора явлений для анализа) на жизнь и мировоззрение индивидов и сообществ в разнообразии их типов, а также на механизмы и ход изменения материальных, социально-экономических, политико-правовых и социокультурных условий жизни, условий реализации потребностей,
интересов и ценностей.
Философия истории традиционно (Гердер, Кант, Фихте, Тейар
Де Шарден, Ясперс и др.) обращает свой взор и на будущее человечества. Соответственно смысл всей истории следует считать откры-
.
л л
Глава 1. НЕОБХОДИМОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТЬ ФИЛОСОФСКОЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
104 -----------------------------------------------------------------------------------------
тым, а его текущее понимание зависит от предвосхищаемых (прогнозируемых, проектируемых) условий существования человеческого рода в будущем. Граница этого будущего срока должна быть
достаточно отдаленной для возможности создания долговременных
стратегий национального и глобального развития, но в то же время
осязаемой и реальной. Например, 100 лет — немалый срок для темпов современной истории, но это время, которое застанут дети наших внуков, а у внуков есть возможность что-то передать непосредственно уже сейчас и в ближайшие десятилетия.
Для формирования разнообразных культурно- и национальноспецифичных позиций с минимально необходимыми общими основами гуманистического и ответственного мировоззрения в глобальном масштабе, для формирования соответствующих стратегий
заполнения мыслимого отрезка нашего общего глобального будущего требуется философское решение проблем исторического самоопределения, этических и практических следствий из понимания хода и смысла истории.
С этой точки зрения смысл исторических событий и процессов
раскрывается:
а) в изменении условий биотехносферы для жизни человеческо
го рода (что стало с ландшафтами, ресурсами и т.д. с точки зрения
общезначимых витальных ценностей, биологического разнообразия);
б) в появлении, росте и эволюции форм (институтов, государств
и др.) социосферы с точки зрения уровня защиты общезначимых
гражданских и социально-экономических ценностей (что стало с
безопасностью индивидов, защитой их достоинства, свободы, пра
ва на долю ресурсов);
в) в наращивании культуросферы как хранилища передаваемых
из поколения в поколение образцов достижений творческого духа
человека (что стало с системами образцов с точки зрения расшире
ния или сужения внутренней свободы человека в выборе ценнос
тей и ориентиров жизни и деятельности).
Так в чем же именно состоит смысл истории? Наш подход состоит не в поиске очередного трюизма, а в разработке философского и теоретико-исторического инструментариев, которые помогали
бы разным людям и сообществам в различных исторических ситуациях по-разному отвечать на этот вопрос, судя во всему, относящийся к разряду «вечных» или «проклятых» вопросов философии,
а точнее — к классу глубоких затруднений - скрытых сокровищ
философии [Collins, 1998]. Чтобы приоткрылся смысл истории, нуж-
1.6. Смысл истории: предварительные рассуждения
но много узнать о ее принципиальной динамике, ходе и структуре,
а для этого требуется сложный концептуальный и методический
аппарат. Дальнейшее изложение будет посвящено прежде всего разработке такого аппарата.
В смысловом пространстве, построенном по соответствующим
эскизным наметкам, уже могут уточняться и обоснованно решаться остальные фундаментальные проблемы философии истории: исторического самоопределения сообществ и индивидов, этико-практических следствий. Таковы в общих чертах перспективы дальнейших историософских исследований с помощью представленных
понятийных конструкций.
2.1. Предназначение теорий
107
Теории ничего не доказывают, зато позволяют выиграть время
и отдохнуть, если ты вконец запутался, стараясь найти то,
что найти невозможно.
Марк Твен
Глава 2
ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ*
В качестве методологической основы для теоретической истории
возьмем концепцию развития исследовательских программ Имре Лакатоса [Лакатос, 1995]. Самим Лакатосом и его последователями концепция
исследовательских программ использовалась прежде всего для объяснения развития научного познания. Имеется не так много работ, где концепция Лакатоса применялась в качестве нормативного плана организации
нового исследования. Во всех случаях сопоставление этой методологии и
практики создания и развития научных теорий давало значимые и интересные результаты. Однако после появления данной методологии прошли
уже десятилетия. Особенно много в этот период было сделано в сфере социальных и исторических наук, определенные сдвиги произошли в теории познания вообще и в философии социальных наук в частности [Little,
1991; Bunge, 1996].
Поэтому в данном разделе сделаны определенные уточнения схемы
исследовательской программы по Лакатосу, направленные главным образом на ее конструктивизацию — применимость в качестве логической и
методологической основы теоретико-исторических исследований. Цель
теоретической истории — построение проверяемых теорий, позволяющих
объяснять и предсказывать явления динамики, структуры и хода истории.
Исследовательские программы - это рамки или каркасы, в которых рождаются, сохраняются, сосуществуют, конкурируют, сталкиваются с аномалиями и обновляются теории в течение двух и более поколений исследователей. Поскольку до сих пор среди предметных исследователей гораздо
более распространенным понятием, чем «исследовательская программа»,
является «парадигма», то после представления теории как цели исследования анализируется взаимосвязь между теориями, парадигмами и исследовательскими программами. Затем — уже в конструктивном ключе — раскрывается структура исследовательской программы и соответствующая
общая стратегия теоретико-исторических исследований.
* Раздел подготовлен при поддержке Российского гуманитарного фонда. Исследовательский проект 00-03-00397а.
Теории являются моментами, продуктами и исходными пунктами развивающегося человеческого знания. Они являются компактным логически упорядоченным хранилищем достигнутого знания
(о логической структуре теорий см. 2.2). Теории используются прежде всего для дальнейших исследований, в практической деятельности и для культурной трансляции при смене поколений (в системе
образования).
2.1. 7. Теории для исследовании
В рамках одной исследовательской программы теории используются как исходный пункт для дальнейшего углубления, уточнения, расширения или обобщения знаний, а соответственно, для
построения новых теорий, которые так или иначе должны быть соединены со старыми. При встрече теории с аномалиями требуются
коррекция старых и построение новых версий теории. Конкурирующие исследовательские программы, как правило, используют «чужие» теории прежде объекты критики, с тем чтобы, «расчистив
поле», занять это место собственными теориями. В рациональной
философии познания и науке все эти процессы считаются оправданными, соответственно теории должны быть выражены с максимальной ясностью и определенностью, должны быть открытыми для
критики и коррекции. Кроме того, теории желательно представлять
как совместимые в понятийном, логическом и языковом планах с
другими уже существующими теориями, по крайней мере в рамках
одной и той же исследовательской программы. Этим обеспечиваются возможности сопоставления, синтеза и обобщения теорий. Эти
общие требования в полной мере относятся к историческим теориям. Логика, понятия и языковая форма исторических теорий должны быть совместимы (хотя бы сопоставимы) с соответствующими
формами социальных (социологических, политологических, экономических, антропологических, культурологических), а также демографических, психологических, географических, экологических теорий (о месте теоретической истории в системе наук см. 1.2).
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
108 2. Ί.2. Теории для практики
Теория используется на практике как основа решения задач,
поскольку она позволяет рассчитывать (предсказывать) результаты
операций с объектами посредством операций с теоретическими
заместителями (моделями) данных объектов, без выполнения
(зачастую невозможного или сопряженного с большими
издержками) операций с самими объектами. Иными словами,
теория должна позволять из условий - значений одних понятий
Яр...,ЯЛ - получать решения, т.е. значения (в общем случае), других
понятий /7р...,Яг [Никаноров и Персиц, 1977]. Следовательно, теория
должна быть выражена так, чтобы в ней явно были представлены
понятия для задания условий и искомых как элементов типовых
задач, решения которых требует современная или предполагаемая в
будущем практика. В идеале теория должна быть снабжена
типовыми подходами, процедурами и примерами решения задач.
Такого рода требования могут показаться неприемлемыми или
преждевременными для исторических теорий. Тезис о
неприемлемости был отклонен в проведенной апологии
теоретической истории как рациональной науки [Розов, 1995; Rozov,
1997]. С тезисом о преждевременности спорить трудно, заметим только, что задачи глобальной и национальной практики, требующие теоретико-исторических знаний, в общем виде уже были поставлены.
Сами же методологические требования к теориям, представленные
выше, даже если и преждевременны, все равно могут служить полезным ориентиром в историческом теоретизировании.
2.1.3. Теории для системы образования
В принципе преобразование научных теорий в форму, приспособленную для учебного процесса, — это самостоятельная область
задач дидактики как части педагогики. Ученые-теоретики редко нагружают себя дополнительной обязанностью беспокоиться о том,
чтобы теория была приемлема для процессов передачи знаний из
поколения в поколение. Это особенно характерно для тех областей
науки, новейшие достижения которых volens-nolens воспринимаются образованием (естественные науки, математика, информатика,
экономика). В социальных науках и истории ситуация существенно
иная. Здесь скорее царит недоверие, пренебрежение к результатам
новейших, особенно теоретических, исследований. Социальные и исторические теории добираются до учебных кафедр в течение долгих
десятилетий. Особенно это относится к нашей стране, отделенной
Z l Предназначение теорий
от наиболее динамично развивающихся западных социально-исторических наук языковым барьером, финансовым барьером (практическое отсутствие новых западных книг и периодики в библиотеках
российских университетов), а в недавнем прошлом — железной стеной идеологической нетерпимости. Достаточно сказать, что до сих
пор во многих российских вузах сочинения Тойнби и Парсонса подаются как современное состояние социальных и исторических знаний. В таких условиях исследователи в области теоретической истории просто обязаны заботиться о приемлемости формы полученных
результатов для восприятия преподавателями и студентами. Главными предметами заботы здесь служат мотивация потенциальных преподавателей и дидактические качества представления знания.
Среди разнообразных подходов обеспечения мотивации выделим лишь то, что напрямую связано с логикой и семиотикой представления теорий. Если ориентироваться на творческих преподавателей, преподавателей-исследователей (о более широком распространении результатов теоретической истории говорить пока рано),
то новые исторические теории должны помогать им составлять в
единое стройное целое учебные курсы, представлять разнообразный материал как частные приложения и примеры действия одного и того же набора теорий. Кроме того, каждый преподаватель-исследователь творчески руководит научной работой своих учеников,
сам ведет исследования. Новые исторические теории должны позволять ему строить эффективные программы этих исследований.
В плане логики и семиотики такие требования означают, что представление теорий должно быть по возможности сопоставимым с традиционным учебным материалом (например, с образовательными
стандартами или современными учебными пособиями по истории и
социальным наукам); представление теорий должно позволять организовывать этот материал как ясное и осмысленное целое.
Теории должны представляться не столько как замкнутые монады, сколько как интеллектуальные провокации, призывающие к
дальнейшим исследованиям, направленным на их опровержение,
коррекцию, апробирование на новом материале. В идеале каждая
историческая теория должна быть снабжена набором методов и процедур приложения ее к новому материалу, а также для проверки ее
в новых эмпирических областях. Только при этом условии есть надежда, что преподаватели-исследователи в области социальных наук
и истории возьмут новую теорию на вооружение в своей профессиональной работе.
110
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
2.2. Теория в истории:
логическая структура
Следующий критерий состоит в том, что лучшая теория
(с ее побочными допущениями и эвристикой) та, которая максимизирует
согласованность, т. е. вводит наиболее удачные объяснительные модели
в непротиворечивую общую картину функционирования мира.
Методологический эмпиризм может быть частью критерия
согласованности: наиболее достоверная теория та, которая максимально
укоренена в эмпирическом мире через разнообразные объяснительные
«субмодели», входящие в нее. Крайний (основанный на принципе
«все или ничего») эмпиризм невозможен. Но гибкий эмпиризм,
работающий где необходимо, с неточностями и интуитивными понятиями
и оставляющий много места для теоретической работы,
которая связывает разные факты, — это ядро науки.
Надо работать неопозитивистски, чтобы преуспеть в позитивизме.
Рэндалл Коллинз
2.2. Ί. Строгое определение теории
В социальных науках отношение к понятию «теория» нельзя
назвать особенно аккуратным. Под теорией здесь могут понимать
учение, доктрину, концепцию, модель, схему, парадигму, собственно любую понятийную конструкцию с какой-либо степенью общности. Далее это общее и расплывчатое значение термина «теория»
использоваться не будет. Под теорией будем понимать идущее из
классической логики и теории познания XX в. «жесткое» представление. С этой точки зрения теория есть дедуктивно организованная
совокупность суждений, сформулированных в замкнутой системе понятий. Иначе говоря, каждая теория в своей точной (эксплицированной) форме должна включать как минимум следующие компоненты: базовые неопределяемые понятия, производные понятия,
аксиомы (невыводимые в рамках данной теории постулаты в терминах базовых и производных понятий) и теоремы, т.е. суждения,
выводимые по определенным правилам из аксиом. Пусть этот идеал строгости остается, как правило, недостижимым для имеющихся исторических и макросоциологических теорий, но он должен
быть задан как ориентир уточнения теорий в будущем.
2.2.2. Номологическое объяснение
Как было показано в разд. 3.2 и 3.4, логическая схема номологического (основанного на законах) объяснения и предсказания
Карла Гемпеля [Гемпель, 1942/1998], несмотря на десятилетия бурного возмущения и разгромной критики среди ученых-гуманита-
2.2. Теория в истории: логическая структура
··
j -·
риев, в результате оказалась в основе наиболее успешных исследовательских программ теоретической истории, в частности Роберта
Карнейро и Рэндалла Коллинза. Поэтому в качестве одного из
ориентиров мы также полагаем способность теории объяснять и предсказывать явления через дедуктивный вывод суждений о следствиях
класса E из суждений о начальных условиях класса Си универсальных
законов L,, £2,..., т.е. суждений о причинной связи между начальными
условиями и следствиями. Полное объяснение имеет место тогда,
когда согласно законам Lp L2,... условия класса С необходимы и
достаточны для следствий класса Е. Суждения, выражающие законы Z,,, L2,... имеют статус теорем или аксиом в составе теории. До
прохождения эмпирической проверки эти суждения имеют статус
теоретических гипотез Яр Я2,... . В этом случае следующим образом
определяются эмпирические гипотезы или предсказания, которые,
как мы знаем, могут быть не только натуральными относительно будущего, но также структурными и антипационными относительно исторического прошлого (см. разд. 3.8). Эмпирические гипотезы (предсказания обнаружения фактов) суть суждения />р Рг... о том, что в
данных конкретных условиях ср с2,... (при конкретных обстоятельствах в определенном времени и месте входящих в класс условий
О, при условии верности теоретических гипотез Яр //2,... (или законов Lr L2,... для уже проверенной теории) непременно должны
(были) произойти следствия ег е2,... (явления в определенном вреден и и месте, входящие в класс следствий £).
2.2.3. Теоретическое описание, вложение и синтез теории
Под теоретическим описанием понимается совокупность теорий,
относящихся к одной предметной области [Никаноров, 1977]. Систематическое соотнесение теорий этой совокупности позволяет проводить их синтез, т.е. превращать теоретическое описание в единую синтезированную теорию. Принимается подход, согласно которому каждое понятие есть (вырожденная либо свернутая) теория,
а каждая теория есть (развитое л ибо развернутое) понятие [Там же].
Благодаря такому подходу сколь угодно сложная теория может быть
свернута и «вложена» в качестве понятия в другую, охватывающую
теорию. Такое вложение теории в теорию является частным случаем синтеза двух и более теорий, суть которого в отождествлении
некоторых понятий из этих теорий [Никаноров, 1977; Никаноров и
Персиц, 1977; Освоение и концептуальное проектирование..., 1990].
112
Глава 2, ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
2.2.4. Пример геополитической теории Р. Коллинза
Геополитические принципы Коллинза 1—3 о ресурсном и окраинном преимуществах и чрезмерном расширении [Коллинз, 1998])
являются аксиомами его теории (они ниоткуда не выводятся дедуктивно, будучи по происхождению индуктивными обобщениями).
Принципы 4 и 5 о периодическом упрощении геополитической
структуры (завоевании всей ойкумены одной-двумя окраинными и
наиболее обеспеченными ресурсами империями) и о фрагментации
срединных областей являются теоремами (хоть и выведенными из
аксиом без полной логической строгости).
Все эти принципы являются универсальными законами L, .,
поскольку устанавливают причинное соответствие между классами
условий С, (ресурсное и окраинное преимущество, отсутствие чрезмерного расширения), С2 (проигрыш в ресурсах, невыгодное центральное положение между ресурсно богатыми и окраинными противниками, чрезмерное расширение) и соответствующими классами следствий: Е{ (дальнейшее геополитическое расширение) и Е2
(прекращение расширения и распад).
В 1980 г. Коллинз сопоставил конкретные данные для оценки
геополитического положения США и СССР на конец 70-х годов и
установил, что по всем показателям данные для США входят в класс
С,, что означает ресурсное и окраинное преимущество, отсутствие
чрезмерного расширения, в то время как данные для СССР по тем
же показателям входят в класс С2, т.е. проигрыш в ресурсах, прежде
всего в населении и доходах на душу населения, чрезмерное расширение, выражаемое в слабости коммуникаций, контроля и наличия вокруг хартленда нескольких этнических слоев, готовых к
сопротивлению, а также невыгодное центральное положение между странами Запада, Китаем и исламским миром.
На этой основе (законы £,_ 5и конкретные условия с,,..., сп) в
1980 г. Коллинз сделал в нескольких докладах, а в 1986 г. опубликовал прогноз о распаде Советской империи (т.е. СССР со всеми другими странами, где были дислоцированы советские войска) в течение 30—50 лет (т. е. времени действия геополитических тенденций).
Очень важно отметить, что здесь не было точного предсказания событий, которые произошли в 1989 г. (распад Варшавского блока) и
в 1991 г. (распад СССР). Было предсказано лишь, что в течение определенного периода (30—50 лет) в Советской империи произойдут
явления из класса £2, а именно прекращение расширения и распад,
2.2. Теория в истории: логическая структура
в то время как с другой сверхдержавой — США — этого не произойдет. Именно этот прогноз оправдался, что согласно общепринятым
критериям резко повысило достоверность самой теории (см.: Начала... 5.4.5 о подкреплении теорий по Дюркгейму — Стинчкомбу).
Успешное предсказание всегда исключительно эффектно (достаточно вспомнить общекультурный эффект первого успешного
предсказания Эдмундом Галлеем появления в 1758 г. кометы, которая ранее наблюдалась в 1682 г.). В то же время, как справедливо
отмечали Поппер и Гемпель, с логической точки зрения теоретические (основанные на универсальных законах) предсказание и
объяснение симметричны. В этом смысле Коллинз мог бы сделать
дедуктивный вывод о распаде Советской империи не в 1980, а в
2000 г., и качество самой логики объяснения-предсказания от этого бы не пострадало. При этом сохранилось бы глубокое отличие
этого истинного (номологического) объяснения от множащихся
сейчас объяснений ad hoc — объяснений без явного указания на универсальные (верные не только для СССР данного периода) законы,
а также на необходимые и достаточные начальные условия.
Это рассуждение позволяет нам сделать вывод о том, что в исторической науке целесообразно стремиться именно к объяснениям
прошлых явлений в логике Гемпеля, блестяще примененной Коллинзом. Более того, с учетом возможности структурных и антипационных предсказаний прошлого теоретическая история вполне
вправе рассчитывать на новые, неожиданные и впечатляющие результаты. Нельзя исключать и того, что натуральные предсказания
будущего на основе теории станут со временем развитой областью
приложения теоретико-исторических знаний в глобальном, национальном и региональном прогнозировании. Предполагаемое теоретическое описание включало бы наряду с геополитической теорией также социологическую, политологическую, экономическую,
культурологическую, демографическую и другие теории, относящиеся к факторам кризиса и распада больших социальных систем.
Выше говорилось, что синтез теорий осуществляется посредством отождествления понятий. Например, понятие ресурсов в геополитической теории Коллинза включает экономическое богатство,
количество населения и величину территории. Эти понятия, очевидно, нуждаются в уточнении, например, значение имеет не
столько формальная величина, сколько так называемая эффективность территории - ее потенциал для получения экономического
богатства при имеющемся уровне технологии. После уточнения эти
114
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
понятия естественным образом могут и должны быть
отождествлены с соответствующими понятиями экономической,
демографической и географической теорий.
2.2.5. Условный пример аксиоматической теории
по М. Бунге
Теория Коллинза близка к идеалу дедуктивно-организованной,
аксиоматической теории в социальных и исторических науках, но
она не строилась со специальной ориентацией на этот стандарт, т.е.
нужна еще специальная и немалая работа для приведения ее к соответствующему виду. Возможны ли в принципе аксиоматические
теории в социальном и историческом познании? А если да, то можно ли привести хотя бы условный пример? Позаимствуем такой
пример из недавней книги Марио Бунге «Находя философию в социальной науке» [Bunge, 1996]. Сразу заметим, что данная теория
не претендует на истинность (более того, ниже я постараюсь показать, в чем ее ложность), но здесь главным для нас является не содержание, а сам принцип логического построения. С помощью условной теории Бунге раскрывает интуитивное представление о том,
что участие страны в гонке вооружений разрушает экономику страны и снижает качество жизни ее населения. Вначале Бунге приводит набор из четырех аксиом.
Акси ом a l. В каждом фискальном году сумма гражданских и военных инвестиций постоянна.
Аксиома 2. Темп технологических инноваций является возрастающей функцией от инвестиций в исследования и развитие (в отечественной терминологии - в НИОКР, т. е. научно-исследовательские и опытноконструкторские разработки. — Н.Р.).
Аксиома 3. Коммерческая конкурентоспособность является возрастающей функцией от [темпа] технологических инноваций.
Аксиома 4. Жизненные стандарты (уровень качества жизни) являются возрастающей функцией от гражданских инвестиций [Bunge, 1996, р. 125].
Далее Марио Бунге приводит некоторые логические следствия
из этих аксиом.
Короля ар и и 1. Чем больше военные затраты, тем меньше гражданские (из аксиомы 1).
Теорема 1. В той мере, в какой гражданские инвестиции снижаются по отношению к военным, темп технологических инноваций падает (из
короллария 1 и аксиомы 2).
Теорема 2. Коммерческая конкурентоспособность падает в связи с
растущими военными затратами (из теоремы 1 и аксиомы 3).
2.2. Теория в истории: логическая структура
ijr
Теорема 3. Жизненные стандарты падают в связи с растущими военными затратами (из аксиом 1 и 4) [Там же].
Каждая аксиома выглядит вполне приемлемой, теоремы достаточно строго выводятся из аксиом. В то же время факты говорят о
том, что такие лидеры в производстве вооружений, как США, Швеция, Великобритания, Франция, никак не являются странами, население которых обижено низким качеством Жизни, более того, все
эти страны находятся как раз на вершине по данному показателю.
В чем же дело? По-видимому, секрет в том, что при составлении
своих аксиом Бунге ориентировался только на традиционную экономическую парадигму, в которой единицей анализа является страна
или общество (и в этом сходны столь разные теории Адама Смита,
Маркса, Кейнса, Ростоу, Хайека и т.д.). Как только мы переходим к
миросистемнои парадигме, где единицей анализа является не страна, а миросистема (в данном случае мир-экономика, где указанные
страны входят в ядро), то ситуация меняется.
Многие страны ядра производят, продают оружие на внешнем
рынке в весьма значительных объемах. Кроме того, поскольку производством и продажей занимаются частные или полугосударственные фирмы, то при росте объемов продаж растут и налоговые вливания в государственную казну (против аксиомы 1 и короллария 1).
Далее, как известно, в указанных странах (особенно быстро и эффективно в США) технологические инновации, полученные в сфере вооружений (новые материалы, конструкторские решения, достижения в электронике, связи, организационном управлении и пр.),
находят применение в сфере гражданского производства, иначе говоря, в аксиоме 4 жизненные стандарты, оказывается, испытывают
благотворное влияние не только непосредственно от гражданских,
но косвенно и от военных инвестиций. Неверными оказываются и
теоремы 1—3.
Означает ли сказанное, что здесь оправдывается гонка вооружений? Вовсе нет. Проданное на рынке оружие кто-то покупает:
прежде всего это государства, как раз и тратящие на вооружения
большую часть из казны, которая могла бы быть потрачена на гражданские инвестиции (в точном соответствии с аксиомой 1). Иначе
говоря, жизненные стандарты падают или как минимум не растут,
как могли бы, но не в тех странах, которые производят оружие, а в
тех, которые его покупают. Иными словами, гонка вооружений является мощным ускорителем роста разрыва между бедными и богатыми на планете.
116
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
Что же происходит, когда военным производством занимается
только государство, внешние продажи либо отсутствуют, либо незначительны в масштабе всего производства, а технологические
инновации в военной технологии строго засекречены и почти не
проникают в гражданские технологии? Вот тут уже все идет в точности по теории Бунге, и отечественный читатель хорошо знает на
примере нашей страны, к чему это приводит. Причем длится это не
только в течение советских и постсоветских десятилетий, как мы
привыкли думать, но столетий, начиная даже не с Российской империи Петра, а с начала роста Московии в конце XIV в. Вполне понятно, какие важнейшие сферы гражданского производства страдали от хронических государственных недоинвестиции в строительство дорог, в коммуникации, связь, энергетику, качественное
жилищное строительство, крупную пищевую промышленность с
конкурентоспособной продукцией, медицинскую промышленность
и фармацевтику — все то, где мы ощущаем острый дефицит и/или
непомерные цены сейчас, спустя шесть столетий с начала этой грустной истории. К таким мыслям приводит рассмотрение некоторых, на первый взгляд чисто условных теорий.
Подчеркнем еще раз: аксиоматическая форма теорий ни в коей
мере не является гарантией их истинности. Напротив, она наиболее явно высвечивает ошибочные утверждения, предпосылки, логические связи, если они есть. Эта ясность и прозрачность аксиоматических теорий, открытость для критики и коррекции, легкость
изменения содержания через переформулировку или замену аксиом обеспечивают данной форме теорий наивысший, наиболее предпочтительный методологический статус.
2.3. Парадигмы, их состав и
использование
В теории познания нет, пожалуй, более модного и одновременно более расплывчатого понятия, чем парадигма. Сам Томас Кун
понимал ее как «признанные всеми научные достижения, которые
в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» [Кун, 1977, с. 11].
Логическая и методологическая неопределенность термина «достижения» бросалась в глаза, что послужило началом бесконечных
и не особенно плодотворных дискуссий о том, что же считать парадигмами: теории, концепции, отдельные постулаты, онтологичес-
2.3. Парадигмы, их состав и использование
кие или гносеологические предпосылки и т.д. М. Бунге предпринял очередную попытку дать строгое определение парадигмы. По
его мнению, парадигма включает пять компонентов:
Я=<5, Η,Ρ,Α, Λ/>,
где В (body) — тело, или основа фонового знания, включающего
философские принципы, научные концепции, данные, сведения;
//(hypotheses) — множество особых субстантивных гипотез; Ρ (problematics) — проблематика как множество чисто познавательных проблем; A (aim) — познавательная цель; M (methodics) — вся совокупность релевантных процедур [Bunge, 1996, р. 79—81]. Соответственно сдвиг парадигм или смена перспективы, по Бунге, — это
радикальное изменение в Я (гипотезах) или P (проблематике) или
в обоих компонентах [Ibid, p. 81].
Подход Бунге заслуживает внимания и, возможно, дальнейшего
развития, но смущает его слабая реальная применяемость самими
учеными-предметниками, например макросоциологами или историками, работающими над теорией. Если философы науки могут позволить себе роскошь кропотливо выявлять указанные выше множества и составлять соответствующие списки по каждой научной традиции, претендующей на статус парадигмы (чего, впрочем, и сами
философы науки не делают), то для ученых явно требуется пусть не
столь точное, зато рабочее и операциональное определение парадигмы. По-видимому, после десятилетий споров и недоумения правильнее будет не пытаться сузить понятие парадигмы до какой-то точно
определенной методологической категории и не выстраивать его как
сложный всеобъемлющий комплекс познавательных компонентов,
но оставить его как есть, поскольку именно эта расплывчатость, судя
по всему, отвечает невозможности реально выявить методологический статус устоявшихся научных построений (или достижений, по
Куну). Поэтому, особенно не меняя классическое определение Куна,
будем далее понимать под парадигмой устойчивую связную совокупность философских и/или научных взглядов, служащую основой ученым
как минимум двух поколении ставить проблемы, планировать и проводить исследования для их решения.
В этой совокупности взглядов могут присутствовать и теории
(см. 2.1), и концепции (предтеории, не достигшие еще строгой дедуктивной структуры, соответствующей объяснительно-предсказательной силы), и схемы (понятия, связанные отношениями), и модели (еще один крайне расплывчатый термин, о котором будет ска-
118
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
зано ниже), и разного рода предпосылки и основания (онтологические, гносеологические, ценностные). Будем считать также, что
постановка и решение проблем покрывают понятие познавательной цели, по Бунге, а то, что при решении теоретических проблем
выдвигаются и проверяются гипотезы, используются разного рода
методики и процедуры, тоже вполне очевидно и включения в определение не требует. Кроме того, смена гипотез и методик представляется достаточно частым явлением внутри одной парадигмы. Поэтому сдвигом парадигм следует считать смену самой основы научных и
философских взглядов, как правило, тесно связанную со сменой
главных или типовых проблем.
Кроме того, в нашем определении связность знаний, устойчивость и сохранность этой основы в течение двух и более поколений
дают простые и достаточно мощные отличительные признаки парадигм от непарадигм, которые у Бунге и самого Куна отсутствовали. Отличать парадигмы от концепций, схем и моделей будем на
основании, во-первых, отношения целое - часть, исходя из того,
что в рамках каждой парадигмы могут сосуществовать многие концепции, схемы и модели, во-вторых, на основании более продолжительной «жизни» парадигм по отношению к концепциям и теориям,
которые в своем большинстве живут не дольше, чем их авторы: парадигмы в этом смысле являются результатом отсеивания концепций
и теорий, синтеза оставшихся парадигм при смене поколений ученых. Эта принадлежность определяется посредством выявления
общего смыслового инварианта и/или идейной преемственности.
Возможно, и нередко случается, что концепции, теории, схемы и
модели одновременно, как бы разными своими частями, принадлежат не к одной, а двум и более парадигмам. Например, концепция эволюции Т. Парсонса принадлежит и к эволюционной, и к
структурно-функциональной парадигме.
С точки зрения метода теоретической истории знание о парадигмах и умение их выявлять имеет большое значение для реструктуризации теоретического поля, т. е. выявления конкурирующих
взглядов, нахождения или построения адекватной исследовательской программы. Дело в том, что по каждой крупной проблеме есть
практически необозримое множество частных концепций. Структурирование их в исследовательские программы в точном смысле
термина (см. ниже) — самостоятельная и весьма трудоемкая задача.
Наиболее целесообразно работать на «молярном уровне» — с группировками конкурирующих концепций и теорий в виде парадигм.
•2.4. Исследовательские программы
Таким же образом следует определиться с той исследовательской
программой, которая представляется наиболее адекватной. Если же
такой нет, то следует выбрать наиболее близкую парадигму (либо
провести синтез парадигм), но далее результат этой работы уже необходимо превратить в более четко структурированную исследовательскую программу.
2.4. Исследовательские программы
Прогресс состоит не в замене неверной теории на верную, а
в замене одной неверной теории на другую неверную,
но уточненную.
Стивен Хокинг
Сам И. Лакатос дает два основных определения центральному
понятию своей методологии: одно — через ряд теорий, а второе —
через две группы правил. Связующим звеном в данном случае является представление о некой непрерывности между теориями, задаваемой как раз этими группами правил.
Именно ряд или последовательность теорий, а не одна изолированная
теория, оценивается с точки зрения научности или ненаучности. Но
элементы этого ряда связаны замечательной непрерывностью, позволяющей называть этот ряд исследовательской программой. Такая непрерывность — понятие, заставляющее вспомнить «нормальную науку»
Т. Куна, — играет жизненно важную роль в истории науки; центральные проблемы логики открытия могут обсуждаться только в рамках
методологии исследовательских программ [Лакатос, 1995, с. 78]. Если
рассмотреть наиболее значительные последовательности, имевшие
место в истории науки, то видно, что они характеризуются непрерывностью, связывающей их элементы в единое целое. Эта непрерывность есть нечто иное, как развитие некоторой исследовательской
программы, начало которой может быть положено самыми абстрактными утверждениями. Программа складывается из методологических правил: часть из них — это правила, указывающие, каких путей
исследования нужно избегать (отрицательная эвристика), другая
часть — это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как
по ним идти (положительная эвристика) [Там же, с. 79].
К последнему пассажу Лакатос делает многозначительное примечание.
Можно было бы сказать, что положительная и отрицательная эвристики дают вместе примерное (неявное) определение «концептуального каркаса» (и значит, языка). Поэтому, если история науки понимается как история исследовательских программ, а не теорий, то приоб-
120
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
ретает определенный смысл утверждение, что история науки есть история концептуальных каркасов или языков науки [Там же, с. 183].
Явная отсылка к Куну и сопоставление правил (эвристик), задающих непрерывность ряду теорий, с концептуальным каркасом
заставляют соотносить понятие исследовательской программы с
понятием парадигмы. Получается, что каждая исследовательская
программа является парадигмой (концептуальным каркасом, объединяющим философские и/или научные взгляды на протяжении
как минимум двух поколений исследователей, см. 2.3). В то же время отнюдь не каждая парадигма есть исследовательская программа.
Дело в том, что исследовательская программа удовлетворяет существенно более строгим правилам. Парадигма должна как бы «дорасти» до того, чтобы получить право называться исследовательской
программой.
Во-первых, программа должна включать ряд теорий, а не только концепций, моделей, представлений и т.п. Причем теории здесь
понимаются в строго научном смысле (см. 2.1). Кроме того, имеются в виду непременно фальсифицируемые теории, получившие
какое-либо эмпирическое подкрепление (в противном случае в контексте эмпирически обоснованного научного познания их положения имели бы статус лишь гипотетических суждений).
Во-вторых, у самого Лакатоса имеется важное уточнение того,
что именно в парадигмах позволяло «ставить проблемы, планировать и проводить исследования для их решения» (см. 2.3): появляются специфические методологические правила — отрицательные
и положительные эвристики, задающие непрерывность в ряду теорий (см. выше, во втором определении Лакатоса). Если назвать выполнение указанных двух условий «научной развитостью», то новое определение приобретает простой вид, оставаясь при этом вполне конструктивным и операциональным. Исследовательская программа
есть научно развитая парадигма.
Парадигмы (см. 2.3) начальной стадии развития науки включают, как правило, только концепции (предтеории). При дальнейшем
научном развитии в некоторых из них концепции становятся теориями, появляются положительные и отрицательные эвристики,
соответственно они (парадигмы) получают статус исследовательских программ. Так, множество концепций геополитики группировались по считанному количеству парадигм (органицистской парадигме Ратцеля—Челлена—Хаусхофера, парадигме «земля — суша»
Маккиндера-Мэхана-Спайкмена и др.). Но по вышеприведенным
2.5. Критерий прогрессивности исследовательских программ
121
критериям только парадигма факторов геополитической
динамики (В. Макнил, А. Стинчкомб, П. Кеннеди) достигла статуса
исследовательской программы, когда Р. Коллинз превратил
множество разрозненных концепций, положений и гипотез об этих
факторах в стройную геополитическую теорию, которая была не
только фальсифицируемой, но также позволила предсказать новые,
неизвестные ранее явления (распад Советской империи) в точном
соответствии с критерием прогрессивности Лейбница—Лакатоса
(см. ниже).
2.5. Критерий прогрессивности
исследовательских программ
Лучшей похвалой гипотезе (когда ее истинность уже доказана)
является то, что с ее помощью могут быть сделаны предсказания
о неизвестном ранее явлении или еще небывалом эксперименте.
Лейбниц
Именно ряд или последовательность теории,
а не одна изолированная теория оценивается
с точки зрения научности или ненаучности.
Лакатос
Согласно И. Лакатосу, исследовательская программа может быть
теоретически или эмпирически прогрессивной. Она теоретически
прогрессивна (или образует теоретически прогрессивный сдвиг проблем), если каждая новая теория имеет добавочное эмпирическое
содержание по сравнению с предшественницей [Лакатос, 1995,
с. 55]. В терминологии СП. Никанорова это означает, что каждая
новая теория имеет более широкую область или даже новые области интерпретации [Никаноров, 1977]. Если же эмпирическое содержание новой теории меньше, чем содержание прежней (как правило, в результате добавления ad hoc гипотез), то такая последовательность считается теоретически регрессивной. Последовательность
теорий эмпирически прогрессивна, если какая-то часть этого добавочного эмпирического содержания является подкрепленной, т.е.
если каждая новая теория ведет к действительному открытию новых фактов [Лакатос, 1995, с. 55].
Другими словами, в новой области интерпретаций гипотезы этой
теории прошли проверку, и их не удалось фальсифицировать. Отсюда следует методологический императив: так развивать исследовательскую программу теоретического описания исторической дина-
122
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
мики, чтобы при обнаружении и преодолении аномалий (исторических случаев, противоречащих предсказанию теории, не укладывающихся в концептуальную модель) каждая последующая версия теории
увеличивала свое эмпирическое содержание и (желательно) указывала на новые, ранее неизвестные факты. Как указывает Лакатос, эта
норма впервые была заявлена еще самим Лейбницем в письме к
Конрингу в 1678 г. (см. эпиграф; цит. по: [Лакатос, 1995]).
Казалось бы, открыть что-либо новое в прошлом человечества,
не известное ранее историкам, практически невозможно. Это может быть верно относительно единичных фактов-событий, но фактами являются также концептуально новые, нетривиальные обобщения разнородных исторических данных, поэтому в этой сфере
вполне можно надеяться на открытия (см. 3.8 об антиципационных
и структурных предсказаниях). Как известно, теории не могут прямо и непосредственно проверяться сопоставлением с эмпирическими данными. Рассмотрим два промежуточных методологических
уровня - теоретические и описательные модели.
2.6. Методологическая лестница:
от теорий через модели и данные
к описаниям и свидетельствам
Опыт никогда не ошибается,
ошибаются только суждения ваши,
которые ждут от опыта того, чего в нем нет.
Леонардо да Винчи
2.6.1. Уровни исследовательской программы
Рассмотрим «вертикальный» разрез исследовательской программы, понимая под отношением «выше - ниже» отношение «более
абстрактное, общее и теоретическое - более конкретное, узкое и
эмпирическое». Совокупность уровней в этой шкале назовем методологической лестницей. Далее будем рассматривать следующий
ее вариант, ориентированный на синтез познавательных средств теоретической истории с традиционными средствами и приемами работы эмпирической истории, историографии и смежных наук (прежде
всего текстологии, архивного дела, археологии). Итак, в данном варианте методологическая лестница включает следующие уровни:
1) философские основания теории;
2.6. Методологическая лестница: от теорий через модели и данные к...
123
2) научные основания теории (из более общих, базовых, смеж
ных дисциплин или смежных теорий той же дисциплины);
3) теории и концепции (предтеории);
4) теоретические или концептуальные модели (обычно представ
ляемые в схемах, диаграммах, графах и т.п.);
5) поле эмпирической проверки (формы представления дан
ных, эмпирические гипотезы, эмпирические модели и релевант
ные факты);
6) нормализованные данные (факты, приспособленные для упо
рядочения эмпирических моделей с помощью эмпирических форм);
7) эмпирические описания (собственно тексты историографии —
статьи и монографии, в основе которых лежат дискурсивно упорядо
ченные факты);
8) факты — суждения о явлениях, эмпирически обоснованные
согласно современным научным критериям;
9) «сырые данные» или репрезентации свидетельств — «источники» (например, фотокопии, публикации, переводы документов,
фотографии археологических останков, их точные текстовые описания и т.п.);
10) свидетельства как материальные «оригиналы» для репрезентаций (архивные документы, музейные экспонаты, текстовые и не
текстовые археологические останки).
Значимость столь детального выделения методологических уровней (ступеней) определяется, во-первых, задачами структурирования и взаимоотнесения познавательных средств теоретической истории (главными для настоящего выпуска), во-вторых, последующим конструированием общего метода теоретической истории,
в-третьих, необходимостью распознавания ошибок, которые, как
правило, совершаются именно на «стыках» между методологическими уровнями.
Будем рассматривать лестницу «сверху», начиная от теорий
(рис. 1). За этим формальным решением стоит важная предпосылка. При традиционном индуктивном движении от эмпирического
материала к обобщениям, моделям и теориям выбор последующих
элементов диктуется во многом первоначально взятым материалом.
Однако в теоретическом исследовании (хоть и основанном на эмпирических проверках) начальным пунктом будет теоретическая
проблема объяснения — предсказания какого-либо класса явлений
вместе с набором теорий, подобранных для указанных целей. При
этом выбор последующих элементов (при «нисхождении» по мето-
124
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССАЕДОВАТЕАЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
2;6. Методологическая лестница: от теорий через модели и данные к...
пологии и философии природы; теории познания и логики;
этики, аксиологии; а также опосредованно из метафизики и
онтологии.
125
2.6.3. Научные основания теории
Наука — это систематическое расширение
области человеческого незнания.
Роберт Гутовский
2.6.2. Философские основания исторических и
макросоциологических теорий
Когда слушающий не понимает говорящего,
а говорящий не знает, что он имеет в виду, — это философия.
Вольтер
Здесь отметим только, что эти основания выступают в роли явных или неявных (первое предпочтительней) предпосылок для положений теории. Главные группы предпосылок включают: онтологические предпосылки (фиксирующие глубинные свойства бытия,
положенного в основу изучаемой предметной области; познавательные или гносеологические предпосылки, фиксирующие представления о правомерных и предпочтительных подходах, методах и средствах познания; ценностные предпосылки, фиксирующие базовые
нормативные представления исследования, касающиеся прежде
всего оснований и критериев значимости феноменологии, а также
прагматической направленности теоретической работы (см. 1.5).
Для исторических и макросоциологических теорий философские
основания могут черпаться прежде всего из философии истории,
социальной философии, философии культуры, философской антро-
Наряду с философскими основаниями теории и концепции имеют, как правило, явные или неявные научные основания, т. е. лежащие в основе положений теории предпосылки, относящиеся не
к предельным основаниям (чем занимается философия, см. выше),
а к основаниям знания, подлежащего, в принципе, проверке по установленным логическим правилам и критериям (т.е. знания, характерного для науки в целом).
Научные основания теории (например, макросоциологической)
могут иметь источником широкие общенаучные подходы (например,
системный подход, научный марксизм или веберианство), более общие науки (теоретическую социологию), базовые науки (географию,
демографию), смежные науки (геополитику, культурологию, социальную антропологию и т.д.), теории той же дисциплины (другие
макросоциологические теории).
Общенаучные основания отличаются от конкретно-научных тем,
что служат в качестве предпосылок (постулатов) не для одной науки (группы смежных наук), а для многих наук, весьма различающихся между собой по предмету исследования. Так, кибернетические, и шире - системные, основания относятся к биологическим,
техническим и социальным наукам:
Сложнее отличить общенаучные основания от философских
(см. 2.6.2). И те и другие не подлежат непосредственной эмпирической проверке. По-видимому, границу следует прокладывать по
таким измерениям, как степень абстрактности и широта охвата. Философские основания по определению имеют предельный характер
и в абстрактности, и в широте по отношению к иным сферам познания, духовного и практического освоения действительности. Философия предоставляет основания не только для наук, но также для
идеологии, теологии, искусства, литературы, «здравого смысла»,
практики и т.д. Общенаучные основания (например, системные,
эволюционные, логико-методологические, квалиметрические и т.д.)
хоть и являются весьма абстрактными и широкими, но все же ограничены в своей «юрисдикции» лишь системой наук.
126
__________________________ Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
2.6.4. Теории и предтеории (концепции};
теоретические описания
Красивые теории, как и красивые женщины,
часто бывают неверными.
NN
Выше теории были определены как дедуктивно организованные
совокупности суждений, построенных в замкнутой системе понятий (см. 2.1-2). Реально, в начале теоретического исследования
приходится иметь дело с предтеориями или концепциями, т.е. связанными совокупностями суждений, лишенными как строгой дедуктивности (выводимости теорем из аксиом), так и понятийной
замкнутости (построения всех производных понятий из конечного
числа базовых неопределяемых понятий). Подлежащие проверке
положения (пред)теорий называются теоретическими гипотезами,
которые относятся к этому же методологическому уровню.
2.6.5. Теоретические, или концептуальные, модели
Если миф сталкивается с мифом — это в высшей степени
реальное столкновение.
Станислав Ежи Лец
Следующая после (пред)теорий ступень нашей методологической
лестницы -теоретические (или концептуальные) модели. Рассмотрим
вначале само понятие модели. В самом широком смысле модель есть
заместитель объекта, применяемый для его познания и/или практического преобразования.
Как известно, модели могут иметь самую разную природу — от
материальных (макеты, опытные образцы) до концептуальных
(предметные понятия), графических (рисунки, диаграммы, таблицы
и т.п.), математических (точные математические понятия), имитационных, машинных или компьютерных (фиксированные в языках
программирования), формализованных (фиксированные средствами формальной знаковой системы).
Модели можно классифицировать не только по их природе, но
и по методологическому статусу. В данном случае в теоретических
исследованиях вообще и в теоретике-исторических исследованиях
в частности наиболее значимыми являются теоретические и эмпирические модели. Теоретическая модель, или модель теории, понимается как интерпретация (в строгом логическом смысле) теории,
2.6. Методологическая лестница: от теорий через модели и данные к...
127
т.е. как такая взаимосвязь идеализированных объектов,
свойства, отношения и связи которых полностью подпадают под
суждения теории. Идеализированные объекты соотносятся с
основными понятиями теории и понимаются как такие искусственно
созданные мыслительные конструкты, которые обладают теми, и
только теми свойствами, которые фиксированы в этих понятиях. С
конструктами исследователь обращается как с заместителями
реальных объектов, поэтому идеализированные объекты также
являются моделями. Наиболее известные идеализированные
объекты — это точки, прямые и плоскости в геометрии, идеальный
газ в термодинамике.
В социологии, если, например, задать понятия малой группы (или
социального института) с четким перечнем признаков я,, д2,..., ап, то
идеализированным объектом будет мысленно сконструированная
малая группа (или институт), характеризуемая только данными признаками и никакими больше. Очевидно, что идеальные типы М. Вебера - это не что иное, как идеализированные объекты сложных социально-исторических понятий. Поэтому идеальные типы, будучи
сами теоретическими моделями, могут выступать и как части охватывающих теоретических моделей.
Рассмотрим некое теоретическое суждение, например 1-й
принцип геополитической теории Коллинза (см. 2.2), состоящий
в том, что «при прочих равных условиях более ресурсно богатые
державы с течением времени территориально расширяются за счет
менее ресурсно богатых держав». Теоретической моделью здесь
будет комплекс отношений между идеализированными объектами, такими, как «державы», «ресурсы», «территории», «временные
периоды», причем именно такой комплекс, который полностью
подпадает под приведенное выше теоретическое суждение. Легко
видеть, что идеализированные объекты в данном случае (как и во
всех прочих) представляют собой значения (модели) тех понятий
(как базовых, так и производных), в терминах которых построены
теоретические суждения.
Если вместо теории приходится иметь дело с концепцией (как
предтеорией), то теоретическая модель также теряет свою строгость
и имеет статус концептуальной модели. Характерно, что концепции и концептуальные модели практически не различаются теоретиками познания и самими предметными исследователями. Действительно, нестрогие суждения об объектах (составляющие концепцию) нелегко отличить от описания самих идеализированных
объектов и отношений, представленных в описаниях разного рода,
J2g
Глава Z ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
т.е. также в нестрогих суждениях (что составляет концептуальную
модель). Тем не менее в ряде случаев это делать целесообразно, чтобы лучше уяснить пути дальнейшего обязательного расхождения
между суждениями (как частями теории) и идеализированными
объектами (как частями теоретической модели).
B.C. Степин называет идеализированные объекты абстрактными, а построенные из них модели - теоретическими схемами [Степин, 1976, 2000]. По существу, разница здесь только терминологическая. Тем не менее, чтобы «не пропадал» термин, будем отличать
теоретическую модель от концептуальной схемы.
Схема является лишь частью модели. Теоретическая модель (как
модель всей теории) может включать две и более концептуальных
схем, которые соответствуют лишь отдельным сегментам теории.
Поскольку схема всегда отображает отношения и взаимосвязи между
идеализированными объектами, обычным графическим способом
представления служат разного рода блок-схемы, диаграммы и графы, причем блоки и вершины графов обозначают идеализированные объекты (сущности, переменные), а стрелки между блоками и
ребра графов — отношения и взаимосвязи между этими объектами.
Ниже приведены достаточно детально разработанные средства
представления схем с помощью ориентированных графов, в том
числе увязанных с аппаратом линейной алгебры.
2.6.6. Поле эмпирической проверки:
формы представления данных, эмпирические гипотезы,
эмпирические модели и релевантные факты
Вечная трагедия науки: уродливые факты
убивают красивые гипотезы.
Томас Гексли
Поле эмпирической проверки понимается как совокупность таких познавательных конструкций, каждая из которых позволяет
сопоставлять непосредственно следствия из теоретических положений с релевантными данными, полученными в результате эмпирического исследования. Главной частью каждой из таких познавательных конструкций является форма представления данных, т.е.
структура, которая, с одной стороны, позволяет упорядочивать имеющиеся либо в принципе доступные релевантные эмпирические
данные, а с другой стороны, позволяет таким же образом и теми же
2.6. Методологическая лестница: от теорий через модели и данные к...
12
9
средствами (в тех же ячейках формы) представлять следствия из теоретических положений.
Эмпирическая гипотеза есть суждение, являющееся следствием
из теоретической гипотезы (проверяемого положения теории или
концепции), полученное для пространственно-временного сегмента
реальности, из которого берутся релевантные данные. В определенном смысле эмпирическая гипотеза есть предсказание, какие данные должны быть получены в таком-то времени и месте при условии, что верна теоретическая гипотеза.
Модель эмпирической гипотезы есть результат ее задания средствами формы представления данных. Например, если такой формой является график, то так называемая «теоретическая кривая» есть
не что иное, как модель эмпирической гипотезы, поскольку такая
кривая представляет собой геометрическое место точек, удовлетворяющих эмпирической гипотезе как суждению (в том числе если
это суждение выражено в виде уравнения, системы уравнений, функционального соотношения и т.д.). Эта кривая вполне правомерно
названа теоретической, поскольку выражает прежде всего тезис теоретической гипотезы (лишь приспособленный для конкретных
времени и места с помощью эмпирической гипотезы). Модель эмпирической гипотезы сопоставляется непосредственно с моделью
релевантного факта посредством формы представления данных.
Под релевантным фактом здесь понимается суждение, сделанное на основе анализа данных и обоснованное в соответствии с современными научными стандартами, причем относящееся к тому
же содержанию, что и содержание эмпирической гипотезы. В нашем примере с графиком «эмпирическая кривая» (или полученный
эмпирически набор точек на графике) есть модель релевантного факта, удобная для наглядного сравнения с «теоретической кривой» —
моделью эмпирической гипотезы. Релевантные и прочие факты, а
также данные входят в эмпирическую модель, под которой понимается результат упорядочения данных (см. 2.6.7) из некоторого пространственно-временного сегмента в соответствии с формой их
представления.
Иными словами, эмпирическая модель есть заместитель предмета изучения как фрагмента действительности, заданный в форме, специально предназначенной для сопоставления с положениями теории. Наиболее удобными и распространенными формами
представления данных являются, как известно, разного рода таблицы, гистограммы и графики.
5. Заказ № 673.
J2Q
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
2.6.7. Нормализованные данные
Нормализованные данные понимаются здесь как факты, приведенные к виду, допускающему их упорядочение с помощью форм
представления (например, таблиц, гистограмм или графиков). Весьма существенно, что в каждой ячейке заполненной таблицы, равно
как и в каждом столбике гистограммы, в каждой нанесенной точке
графика должно быть представление некоторого факта (пусть даже
весьма примитивного по своей структуре). О шкалировании и стандартизации шкал, порядке перехода от нормализованных данных к
гипотезам см. 5.6.8.3—7.
2.6.8. Эмпирические описания
Эмпирические описания в исторической науке суть тексты историографии — статьи и монографии, в основе которых лежат дискурсивно упорядоченные факты. Большинство исторических монографий, в том числе и тех авторов, которые не слышали и не хотят
слышать ничего об эмпирических моделях или формах представления данных, модели и формы все-таки используются. Дело в том,
что повествование (нарратив) в историографии традиционно построено хронологически и разбито на стадии или периоды - это не
что иное, как «случаи». Далее, если нарратив хоть в какой-то степени концептуально осмыслен и систематизирован, то в разных периодах описывается приблизительно сходный набор тем (например,
ландшафт, климат, ресурсы, хозяйство, экономика, политика, внешние отношения, культура). Уже у Фукидида каждая стадия Пелопонесской войны была представлена через две главные категории:
речи военных лидеров и битвы. Однако любые такого рода универсальные (в рамках выбранного предмета и периодов) категории
представляют собой не что иное, как общие понятия, применение
которых зиждется на серьезной (и неочевидной) предпосылке: в
каждом периоде существовали такие объекты, и именно их описание в каждом периоде необходимо и достаточно для поставленных
историографических целей. Несложно понять, что это просто «столбцы» (стандартные темы для каждого периода) и «строки» (сами
периоды) той невидимой таблицы, а точнее, наиболее общей эмпирической модели, которую имеет в своем умственном взоре (пусть
даже не осознавая этого) и воплощает в структуре своего дискурса
историограф.
2.6. Методологическая лестница: от теорий через модели и данные к...
2.6.9. факты
Прежде всего нужны факты, а уж потом их можно перевирать.
Марк Твен
Ненадежнее фактов разве что цифры.
Джордж Кеннинг
Факты суть суждения о явлениях, эмпирически обоснованные
согласно современным научным критериям [Ракитов, 1970]. Подчеркнем, что родовым понятием для факта является именно суждение (тезис). Сами исторические события, процессы, случаи — это
не факты, документы или археологические находки - не факты,
фотографии или магнитофонные записи — не факты, численные
значения по какому-то признаку - не факты и т.д.
Фактом будет суждение о явлении или классе явлений (например, о событиях, процессах, случаях в истории), обоснованное по
установившимся в науке на текущий момент критериям эмпирической обоснованности, в том числе с помощью документов, находок, фотографий или записей. Фактом будет суждение, что такоето явление (класс явлений) там-то и тогда-то по такому-то аспекту
характеризовалось таким-то признаком (либо численным значением параметра).
Таким образом, когда утверждается, что таблица, заполненная численными значениями (а также соответствующие гистограммы или график), представляет нормализованные данные или факты, то это означает, что каждое число в таблице может и должно быть проинтерпретировано именно как суждение приведенной выше формы. Это также
означает, что к этим суждениям (стоящим за числами) могут и должны применяться современные научные критерии достоверности.
2.6. 70. Репрезентации
«Сырые данные», а также «источники» понимаются как разного
ρο%Ά репрезентации свидетельств, т.е. физические, графические,
лингвистические модели (заместители) свидетельств, создаваемые
в познавательных целях. Репрезентациями свидетельств являются,
например, фотокопии, публикации, переводы документов (т.е. «источников»), фотографии археологических останков, их текстовые
описания, расшифровки магнитофонных записей и т.п. «Сырые
Данные» отличаются oт фактов тем, что это не суждения, а предметы
(обычно «изобразительной» природы) или тексты (например, хозяй-
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
132 ственные документы), к которым, как правило, неприложимы
критерии научной обоснованности. Факты должны быть еще только
получены из «сырых данных» (источников и репрезентаций
останков) путем специальных логических процедур, что,
собственно, и является основой деятельности и профессионального
мастерства эмпирического историка. Тем более «сырые данные»
следует отличать от нормализованных, которые, как было сказано
выше, все являются фактами (пусть даже с простейшей логической
структурой).
2,7. « Метод клещей» и челночные итерации
133
до формирования нормализованных данных и эмпирических моделей, уровни 5-6).
Неудачная онтология, обычно основанная на некорректном
обобщении частного фрагмента эмпирики, неизбежно деформирует основанные на ней теории. Во избежание этого используется
«метод клещей»: движение мышления от двух гносеологически противоположных полюсов к «сжатию середины» — фиксации собственно теоретических положений (рис. 2).
2.6.17. Свидетельства
Свидетельства суть материальные «оригиналы» для репрезентаций. В исторической науке это прежде всего подлинные архивные
документы (а не их копии или публикации), музейные экспонаты,
текстовые и нетекстовые археологические останки и т.п. Текстовые
свидетельства (как и их репрезентации) часто называются источниками, хотя более корректно говорить об (архивных) оригиналах источников. Дело в том, что между оригиналом и его любой репрезентацией, даже факсимильной, всегда есть некоторый «зазор», о
котором историки, работавшие в архивах, хорошо знают.
2.7. « Метод клещей» и
челночные итерации
Адекватность социальной онтологии оценивается в данном подходе через ее эвристичность для теоретизации социально-исторической реальности. Сами теории оказываются как бы «зажатыми»
между онтологией (предельными основаниями теоретических понятий и суждений, см. 2.6.2) и фактологией (эмпирическими данными, касающимися исторических событий и процессов).
Один полюс (уровень 1) — это универсальная онтология социально-исторической действительности, сложность которой настолько велика, что может быть удержана мышлением (по крайней мере
на начальных этапах) лишь в форме метафор, например квазипространственных. Другой полюс — фактологические описания динамики единичных обществ, фиксированные в традиционной историографии или отдельных исторических фактах (уровни 7-8). Между этими полюсами совершаются челночные движения - итерации
уточнения онтологических метафор (вплоть до теорий и теоретических моделей, уровни 3-4) и итерации обобщения фактов (вплоть
Иначе говоря, теории и теоретические модели (уровни 3-4 методологической лестницы) являются результатом «встречи» или
«столкновения» движений «сверху» от философской и научной онтологии (уровни 1 — 2) и «снизу» отданных и фактов (уровни 6 — 8).
Критическая зона столкновения - это поле эмпирической проверки
(уровень 5). В этом смысле «сверху» или со стороны теории вся громада философских и научных оснований, теорий, концепций, моделей, теоретических гипотез и форм представления данных используется для одной задачи - формулирования эмпирической гипотезы
(как суждения) и построения модели эмпирической гипотезы средствами формы представления данных (например, в виде «теоретической кривой» на графике). С другой стороны, «снизу» или со стороны
эмпирии вся громада добываемых свидетельств и их репрезентаций
(«сырых данных»), фактов и нормализованных данных используется тоже для одной задачи - получения (формулирования) релеван-
Глава Z ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
134 тного факта, построения его модели средствами той же формы
представления данных (например, в виде «эмпирической
кривой»).
Итак, два этих центростремительных направления исследования («клещи») смыкаются в логическом сравнении суждений: эмпирической гипотезы с релевантным фактом, для которого служит
наглядное сравнение модели эмпирической гипотезы с моделью
релевантного факта.
2.8. Уровни общности причинных
репрезентаций по А. Стинчкомбу
Сопоставим с методологической лестницей (2.6) классификацию элементов теоретического знания по основанию общности,
сделанную Артуром Стинчкомбом. Поясняющие примеры он приводит из учения Зигмунда Фрейда, а также из теоретико-исторического и социально-экономического учения К. Маркса, что тем
более должно быть интересно отечественным читателям, в большинстве воспитанным на марксизме или постмарксистской парадигме
обществоведения.
Стинчкомб выделяет следующие уровни общности репрезентации причинных связей:
1. Общие идеи о причинности, касающиеся того, что может считаться фактом, какие формы логической аргументации принимаются как достоверные.
Общий аргумент Маркса о том, что материальный мир существует и
все наблюдаемые явления имеют материальные причины, есть пример такого уровня [Stinchcombe, 1968, р. 48, 49].
Это не что иное, как гносеологические предпосылки, относящиеся к ступени методологической лестницы «философские основания» (см. 2.6).
2. Общие представления о причинности, о видах причин и причин
ных структурах, используемых при объяснении разнообразных явлении.
Сюда относится, в частности,
марксово представление, что общественные отношения в производительных деятельностях создают интересы и мотивы, которые люди
переносят в другие сферы жизни [Ibid., р. 49].
В методологической лестнице общие представления о причинности и инвариантных причинных структурах имеют статус философских онтологических основании (см. 2.6.2) и общенаучных основа-
2.Ä Уровни общности причинных репрезентаций по А. Стинчкомбу
135
ний (см. 2.6.3). Суждения о частных видах причин и
причинных структурах, характерных для отдельных областей
действительности, относятся
уже
к
конкретно-научным
основаниям [Ibid.]. Сюда входит и приведенный пример
Марксовой идеи о производстве и переносе интересов и мотивов.
3. Широкие различения классов явлений, каждый из которых име
ет особый тип объяснений, либо явления одного класса считаются
причинами явлений другого класса. Так, Фрейд различал виды по
ведения, контролируемые и не контролируемые сознанием (оговор
ки, сны, истерические симптомы и т. д.).
Маркс различал множество властных отношений и права собственности («отношения собственности» или «производственные отношения»), которые, по его мнению, имели большое число эффектов и в
свою очередь были систематически обусловлены исторической стадией экономического развития [Ibid.].
Наиболее широкие различения классов явлений носят онтологический характер (см. 2.6.2). В частности, на этом уровне выделяются «миры» по Попперу (см. более детальное различение таких
«миров», или «сфер бытия», в [Розов, 1997а]; детальному анализу
этих вопросов онтологии будет посвящена специальная глава данной работы). Далее внутри каждого «мира» (как сферы бытия) могут быть проведены весьма общие различения, входящие в общенаучные концепции и основания (см. 2.6.3), в частности общесоциологические различения Маркса, приведенные выше Стинчкомбом.
Речь может идти, наконец, о собственно научных концепциях (предтеориях как комплексах суждений, нестрогих относительно требований дедуктивной логики и понятийной замкнутости) и о концептуальных моделях - собственно классах явлений, подпадающих под
понятие концепции (см. 2.6.4, 5).
4. Идеи, что причины явлении одного широкого класса, вероятно,
представляют собой переменные в другом широком классе явлений.
Например, теория Фрейда утверждает, что объяснение большей ча
сти поведения, сознательно не контролируемого, состоит в струк
туре бессознательных мотивов, особенно сексуальных, производ
ных от подавления этих мотивов в детстве. Маркс считал, что боль
шая часть политических явлений должна быть объяснена
отношениями собственности [Там же].
Представления о том, что явления одного класса служат в обЩем случае причинами явлений другого класса (подсознательные
комплексы для не контролируемых сознанием поведений в концеп-
I *s
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
ции Фрейда, производственные отношения для надстроечных явлений в концепции Маркса) составляют концептуальную схему причинности, относятся соответственно и к ступени теорий (см. 2.6.4), и
к ступени теоретических моделей (см. 2.6.5). Схемы причинности
могут связывать явления из разных «миров», и в этих случаях будем
называть такие связи причинными каналами связи сфер бытия.
5. Объяснительные теории — это теории, состоящие в том, что
одна отдельная переменная широкого класса явлений объясняет
отдельную переменную (или множество переменных) в другом клас
се явлений. Например, Маркс утверждал, что бонапартизм («попу
листская диктатура», как мы назвали бы ее сегодня) был обусловлен
преобладанием «мелкобуржуазного» способа производства
(характеризуемого представителями малого бизнеса и мелкими
фермера ми). Он думал, что мелкий буржуа (особенно вышедший из
крестьян) одновременно стремился к уравнительности и имел
трудности в организации класса, нуждаясь, таким образом, в
демократически ориентированной диктатуре [Там же, с. 50].
Данный уровень Стинчкомб называет теориями (ср. 2.1 и 2.6.4).
Сами же переменные – это не что иное, как идеализированные (абстрактные) объекты, составляющие основу теоретической модели
(см. 2.6.5).
6. Эмпирические следствия из теории, описывающие наблюдения, которые могли бы быть сделаны, если бы теория была верна.
Так, Маркс утверждал, что если мелкобуржуазное производство
приводит к бонапартизму, то Луи Бонапарт во Франции должен
был иметь сильную поддержку со стороны мелкобуржуазных
групп. Современные марксисты могли бы утверждать, в свою оче
редь, что развитие бонапартизма в Египте или Мексике тоже бу
дет поддержано мелкими крестьянами и мелкими бизнесменами
[Там же, с. 50].
Далее Стинчкомб отмечает: в действительности диктатуры в этих
странах наиболее широко поддержаны пролетариатом, что подрывает тезис Маркса [Там же, с. 51 ]. В терминах методологической лестницы данный познавательный компонент значится просто как
эмпирическая гипотеза — выведенное из теории (или ее «точки роста», т.е. теоретической гипотезы) суждение об ожидаемых наблюдениях в определенном времени и месте. Эмпирическая гипотеза
формируется с помощью формы представления данных и относится к ступени поля эмпирической проверки (см. 2.6,6).
2*9. MOACAU и теории причинных связей в миросистемах по Чейз-Аану
137
7'. Суждения проверки — утверждения, что наблюдения в
отдельном случае поддерживают или отвергают эмпирическое
уточнение уровня 6 (здесь 2.8.6. — Н.Р.). Так, Марксовы
утверждения, что фактически мелкобуржуазные группы
поддержали Луи Бонапарта, или фрейдовы утверждения, что в его
исследовании случаев подавленные желания были найдены,
относятся к этому ряду [Там же].
(В следующем разделе Стинчкомб указ'ывает на поддержку Луи
Бонапарта вовсе не мелкобуржуазной массой, а крупным бизнесом
и крупными землевладельцами [Там же]. Здесь, конечно же, речь
идет о релевантном факте, который сопоставляется с эмпирической
гипотезой (см. 2.6.6 и 2.7).
Итак, методологическая лестница (см. 2.6) полностью соответствует фундаментальным методологическим разработкам одного
из крупнейших современных исторических социологов, по книгам которого, в том числе и по книге «Построение социальных теорий» (1968), учились последующие поколения исследователей в
этой области. Кроме того, можно заметить, что наша методологическая лестница предлагает более тонкие различения и расширяет
сдектр уровней как «вверх» (к предельно абстрактной теории — философии), так и «вниз» (к предельно конкретной эмпирии — свидетельствам).
2.9. Модели и теории причинных связей в
миросистемах по Чейз-Данну
Кристофер Чейз-Данн, один из признанных лидеров миросистемного анализа, в своей книге «Глобальная формация» выделяет
только три методологических уровня представления причин социально-исторических явлений, динамики мировых систем [ChaseDunn, 1991, р. 304].
1. Теория глубокой структуры, или главного движителя мировой
системы. К этому уровню Чейз-Данн относит такие концепции, как
Марксова теория капиталистического способа производства. На этом
уровне утверждаются структурные тенденции долговременной дина
мики роста и воспроизводства социально-экономических систем. С
точки зрения представлений о методологической лестнице здесь объе
диняются ступени научной парадигмы и теории (см. 2.6.5—6).
2. Модель переменных. На следующем уровне, по Чейз-Данну,
«модель является спецификацией причинных отношений между
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
138 переменными, которые являются чертами целой миросистемы
или ее составных частей, таких, как зоны, национальные
государства и т.д.» [Ibid.]. Этот уровень моделей, по Чейз-Данну,
прямо соответствует уровню 5, по Стинчкомбу: «Теории,
состоящие в том, что одна отдельная переменная широкого класса
явлений объясняет отдельную переменную» (см. 2.8.5), и вместе с
тем уровню теоретических моделей в методологической лестнице
(2.6.5). Здесь в методологии Чейз-Данна достаточно очевидно
неразличение теорий и моделей. Теоретические модели и в
особенности их главные части — схемы — естественнее и
нагляднее всего изображаются графически: диаграммами, блоксхемами и графами. Модели, представленные в виде
ориентированных
графов
(тренд-графов),
в
которых
переменными-вершинам
и
являются
исторические
тенденции, а связями-ребрами — положительные или отрицательные воздействия, называются тренд-структурами. Примерами
тренд-структур являются «причинная модель эффектов последовательности гегемонии в иерархии ядро—периферия» [Ibid., р. 278],
итеративная модель связи экологических, демографических, технологических и социально-политических переменных [Ibid., р. 102],
модель связи факторов геополитической динамики (см. 4.4.4,
[Collins, 1998]). Чейз-Данн также описывает методы проверки утверждений этого уровня моделей [Chase-Dunn, p. 309—333], но к
ним мы еще вернемся (см. 5.5.2; 5.6; 5.7.6.6).
3. Дескриптивные или описательные модели, фиксирующие, по
Чейз-Данну, отношения во времени между несколькими циклами
и тенденциями (трендами) миросистемы. В моделях этого рода не
устанавливаются причинные отношения между переменными. Модели И. Валлерстайна и Т. Хопкинса, касающиеся связи трендов и
циклов в капиталистической миросистеме Европы Нового времени, относятся Чейз-Данном именно к этому уровню. В иерархии
общности причинных репрезентаций Стинчкомба места для таких
моделей нет, поскольку они, по-видимому, просто отражают начальный этап осмысления материала. Пожалуй, можно соотнести
дескриптивные модели по Чейз-Данну с познавательной целью выявления общих структур и отношений по Рэгину (см. 5.4.3). В методологической лестнице для описательных моделей Чейз-Данна
есть концепции на ступени теорий (см. 2.6.4). Кроме того, к концепциям могут приближаться обобщения в эмпирических описаниях (например, в историографии, см. 2.6.8).
2.Ш форма исслеАовательской программы теоретической истории
I^
Q
2.10. форма исследовательской программы
теоретической истории
Правильное научное построение допускает поправки и дополнения;
неправильное построение — плотно забитая скважина.
Д. Лихачев
Фундаментальные исследования — примерно то же самое,
что пускать стрелу в воздух и там, где она упадет,
рисовать мишень.
Хоумер Аткинз
Форма программы означает явную систему требований к основным
компонентам исследования. Теоретическая история строится как дисциплина, т.е. поле действия и конкуренции многих исследовательских программ. Задать сразу компоненты конкретной программы (твердое ядро,
защитный пояс, положительные эвристики, по Лакатосу) - значит изначально редуцировать всю дисциплину к частной программе, которая, вопервых, может провалиться, во-вторых, даже в случае успеха рано или
поздно будет заменена более прогрессивной (в терминах Лакатоса) исследовательской программой. Чтобы не ставить теоретическую историю как
дисциплину под удар в зависимости от успеха-неуспеха частной программы, при изложении метода дисциплины формулируются только требования к основным компонентам исследования, т.е. форма программы.
2. ΊΟ. Ί. Твердое ядро и отрицательные эвристики
Данные компоненты, по Лакатосу, являются такими базовыми
суждениями исследовательской программы, к которым нельзя применять логическое правило modus tollens (А-^Б, не-В\ следовательно,
не-у4). Положения ядра в рамках данной исследовательской программы суть неопровержимые постулаты. В терминах нашей методологии
такими постулатами являются аксиомы теорий, входящих в исследовательскую программу (см. 2.4), причем не все, а лишь те, что не
подлежат сомнению и проверкам в рамках данной программы. Отметим также, что постулаты твердого ядра могут иметь статус как
философских, научных оснований, так и собственно теоретических
положений, иначе говоря, располагаться на любой из трех верхних
ступеней методологической лестницы.
Итак, какие же положения, касающиеся структуры, динамики
и. хода истории, могут войти в твердое ядро той или иной исследовательской программы?
140
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ и ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
Во-первых, это должны быть тезисы о мире, логическая
форма которых в принципе допускает их опровержение. Общие
рассуждения без ясной логической структуры, а также
методологические, эпистемологические, ценностные суждения
(например,
с
предикатами
«важности»,
«значимости»,
«сложности», «(не)предсказуемо-сти» и т.д.) не могут составлять
ядро программы.
Во-вторых, поскольку постулаты твердого ядра должны служить
в роли аксиом для логических выводов, обязательным атрибутом
их строгой формулировки является наличие переменных, связанных логическими кванторами («все», «найдется хотя бы один», «один
и только один»).
В-третьих, общность постулатов ядра должна прямо соответствовать общности претензий исследовательской программы на охват
предметной области. Если исследовательская программа касается
периода средневековья, то постулаты должны распространяться как
минимум на весь период средневековья («все средневековые общества...»).
Поскольку, согласно Лакатосу, выигрывает конкуренцию та исследовательская программа, которая при прочих равных условиях
(например, объяснительной и предсказательной силы) имеет более
широкое эмпирическое содержание (как программа Эйнштейна в
сравнении с Ньютоновой), следует стремиться по возможности к
максимальной общности постулатов.
Как было сказано в предисловии к «Началам» [Розов, 19976],
единственно адекватным масштабом для философии истории является всемирная история, поэтому такой же масштаб оптимален
для больших теоретико-исторических программ, результаты которых могут прямо служить для историософского осмысления. Масштаб всемирной истории — это история всех человеческих сообществ
(от мелких поселений до цивилизаций и мировых регионов, ойкумен) со времени неолитической революции (или с момента образования протогородов) до наших дней.
Есть и более радикальные взгляды, охватывающие антропогенез (Б. Поршнев), эволюцию биосферы (Г. Снукс), историю Земли
(В. Вернадский, Тейяр де Шарден) и даже историю космоса с момента «Большого взрыва» (Ф. Спир). Как же быть с тезисом «что
объясняет все, то не объясняет ничего»?
Общность исследовательской программы (например, Ньютоновой, где три закона Ньютона и закон гравитации имели максимальную общность для взаимодействия тел в физическом мире) не зап-
2.10. Форма исследовательской программы теоретической истории
\ά\
решает создание частных теорий внутри исследовательской программы, объясняющих конкретные фрагменты действительности (например, теорию движения Солнечной системы). Таким же образом
постулаты теоретико-исторической программы, касающиеся всей
толщи всемирной истории (скажем, с начала неолита), вовсе не
препятствуют созданию внутри этой программы «теорий среднего
уровня», касающихся древности, средневековья, истории Нового
времени или современности.
В-четвертых, вся совокупность постулатов твердого ядра должна позволять делать выводы о самых разных аспектах исторической
действительности (экология, технология, хозяйство, социальные
отношения, культура, психика, поведение). Это достигается либо
высокой степенью абстрактности тезисов (с необходимыми средствами конкретизации), либо полнотой «сферной номенклатуры»
постулатов.
В-пятых, должен быть соблюден баланс продуктивности и неуязвимости постулатов. Чем сильнее постулат, чем более содержательно задаваемое им суждение о мире, тем больше нетривиальных
выводов можно из него сделать, т.е. тем постулат продуктивнее. Но
эти выводы могут быть опровергнуты опытом, что по правилу modus
tollens ставит под сомнение сам постулат твердого ядра, т.е. делает
его более уязвимым. По определению это правило не ведет к отвержению постулата внутри исследовательской программы: проблема
аномалий решается через введение дополнительных гипотез. Эти
гипотезы могут вести к регрессивному сдвигу проблем (см. 2.5) и
росту уязвимости всей исследовательской программы.
Итак, на одном полюсе тривиальные, тавтологические постулаты, максимально неуязвимые, но с минимальной продуктивностью — из них ничего или почти ничего нельзя вывести. На другом
полюсе - смелые, сильные, продуктивные постулаты, из которых
следует множество нетривиальных суждений о мире, но они же
делают всю программу крайне уязвимой, поскольку выведенные суждения могут быть опровергнуты эмпирической проверкой (например, сопоставлением с историографическими данными). Тяга к неуязвимости характеризует догматическое мышление: неважно, что
из догмы не следует ничего нетривиального, важно, чтобы в течение веков, а то и тысячелетий нельзя было бы усомниться в ней.
Тяга к продуктивности характеризует научное мышление: важны прежде всего нетривиальные выводы, пусть рано или поздно они
будут опровергнуты и даже сама программа будет заменена лучшей.
142
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
Помимо понятных социально-психологических мотивов защиты своей программы есть и рациональные основания заботы о минимуме неуязвимости: смена программ не должна превращаться в
чехарду. Это забота о реализации эвристических возможностей,
пусть несовершенных (в масштабе тысячелетий, вечности и абсолютной истины), но достаточно содержательных и плодотворных
(в масштабе считанных десятилетий реализации программы) постулатов. Как же найти «золотую середину» баланса? Попробуем расставить «красные флажки» по обе стороны допустимого отрезка на
линии «продуктивность — неуязвимость». При стремлении к большей продуктивности, содержательности и конкретности постулатов следует остановиться там, где начинается область, чреватая неустранимыми в рамках данной программы опровержениями. Как
определить место этого «красного флажка» (см. # 1 на рис. 3) более операционально?
зона развертывания программы
максимальна максимальная продуктивность
я
неуязвимость -#2
зона научного застоя
2.10. форма исследовательской программы теоретической истории
143
латов твердого ядра? Это граница, ниже которой нельзя опускаться
в заботе о неуязвимости реализуемой исследовательской программы, поскольку малопродуктивные постулаты ведут не к прогрессивному развертыванию программы (приращению научного знания),
а лишь к научному застою, сходному с «незыблемостью» догматических истин. В эту зону застоя попадают такие постулаты, относительно любых выводов из которых вообще* нет никаких сомнений в
невозможности их опровержения. Зона научного застоя там, где
аномалий нет, не ожидается или вообще быть не может. Иначе говоря, каждый постулат, чтобы быть содержательным и продуктивным, должен быть не только в принципе уязвимым (фальсифицируемым), но хотя бы минимально «опасным» с точки зрения появления возможных аномалий.
2. ΊΟ.2. Защитный пояс исследовательской программы
Лишь та — ошибка, что не исправляется.
Конфуций
опасная зона
Рис. 3. Схема условного континуума
«продуктивность-неуязвимость» постулатов твердого ядра
исследовательской программы
Допустимы такие постулаты, выводы из которых имеют подтверждения на всем протяжении избранной предметной области (в нашем случае на всей толще всемирной истории). Допустимы также
постулаты, выводы из которых имеют реальные или вероятные опровержения, причем в принципе известно, как отвести эти опровержения в рамках программы, а именно путем введения дополнительных гипотез, не уменьшающих эмпирического содержания теорий.
Зато в твердом ядре программы недопустимы те постулаты, вероятные опровержения выводов из которых либо не устраняются в рамках программы, либо требуют введения гипотез ad hoc, ведущих к
регрессивному сдвигу проблем (см. 4.1 ). Это вовсе не значит, что от
данных положений нужно вовсе отказываться: они прекрасно послужат в ином статусе, например как элементы теорий защитного
пояса той же исследовательской программы.
Где же поставить второй «красный флажок» (см. # 2 на рис. 3),
означающий нижнюю границу допустимой продуктивности посту-
По Лакатосу, защитный пояс составляют вспомогательные гипотезы, которые призваны защищать постулаты твердого ядра; они
могут быть опровергнуты и заменены новыми гипотезами в рамках
той же программы. Устойчивые комплексы постулатов ядра и гипотез, прошедших проверку, составляют теории - главный продукт,
ценность и оружие исследовательской программы.
В терминах нашей методологии вспомогательные гипотезы защитного пояса являются либо новыми аксиомами теории, либо
теоремами, которые выводятся как из старых (иногда преобразованных) аксиом, так и из новых уточняющих предпосылок. Предназначение этого приращения теории состоит в объяснении возникающих аномалий. Эти аксиомы и теоремы могут быть подвержены сомнениям и проверке, к ним применимо правило modus tollens.
В отличие от «ядерных» аксиом их можно назвать вспомогательными, или защитными, аксиомами.
Аномалии суть факты, противоречащие эмпирическим гипотезам, являющимся следствиями теоретических гипотез, т. е. аксиом
и теорем теории, интерпретированных для конкретного пространственно-временного сегмента реальности (см. 2.6.7-9). Например, в период становления теории происхождения государства,
по Р. Карнейро (см. 4.2), тезисы о том, что социальная стеснен-
144 ность
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ
и ресурсный градиент ускоряют политическую
эволюцию в центре ойкумены, следует считать вспомогательными
гипотезами. В самой теории стесненности они играли роль теорем.
При этом первоначальное понятие стесненности (изобилие ресурсов
внутри зоны с непреодолимыми географическими границами) стало
пониматься
только
как
экологическая
стесненность.
Соответственно появилась более общая аксиома о положительном
влиянии стесненности вообще (включая и экологическую, и
социальную, и градиент ресурсов) на скорость политической
эволюции в центре ойкумены.
Таким образом, при наличии дополнительной предпосылки о
присутствии социальной стесненности выводится теорема о большей скорости эволюции в центре ойкумены по сравнению с периферией; при полном отсутствии социальной стесненности скорость
эволюции в центре ойкумены также больше, чем на периферии. Эта
теорема имела и статус вспомогательной гипотезы, поскольку она
служила для объяснения высокого уровня политической эволюции
в Венесуэльской аномалии (см.: Начала... 4.2.7.2). Подобным же образом дополнительная гипотеза о градиенте ресурсов потребовалась
для объяснения Амазонской аномалии (см.: Начала... 4.2.7.1). Обе
были не гипотезами ad hoc (что привело бы к регрессу исследовательской программы), но настоящими универсальными гипотезами, по Гемпелю [Темнель, 1942/1998], поскольку были подтверждены на материале многих других регионов мира, например долины р. Хуанхэ на заре истории Китая.
На начальном этапе программы проблему составляют не столько
аномалии, сколько «белые пятна». Какие положения в принципе
следует взять в качестве элементов защитного пояса? Прежде всего, это такие известные в науке гипотезы, тезисы моделей и концепций, которые помогают конкретизировать постулаты твердого
ядра в целях теоретического прояснения «белых пятен», нового
объяснения известных феноменов, а также преодоления имеющихся
или ожидаемых аномалий. Согласно Лакатосу, в прогрессивной
исследовательской программе, что вспомогательные гипотезы защитного пояса должны не уменьшать, а увеличивать эмпирическое
содержание. Это достигается только при высоком уровне общности таких гипотез. В то же время обобщение любых гипотез за пределами их первоначальной области практически всегда ведет к аномалиям. Борьба с аномалиями предполагает переформулировку
имеющихся гипотез, добавление новых гипотез или замену старых новыми (без нарушения целостности твердого ядра).
2.Ю. Форма исследовательской программы теоретической истории ____________
J 45
2. Ю.З. Метафизические принципы
и положительные эвристики
Лакатос понимает данные компоненты как доводы и предположения, модели, направленные на развитие «опровержимых вариантов» исследовательской программы, т.е. идеи о том, как модифицировать и уточнять «защитный пояс». Например, в Ньютоновой
программе небесной механики такой положительной эвристикой
был тезис о том, что планеты представляют собой вращающиеся
волчки приблизительно сферической формы, притягивающиеся
друг к другу. Было известно, что такой взгляд ошибочен (есть еще
электромагнитные характеристики и т.д.), но такая эвристика все
же помогала продвигаться в построении теоретического описания
небесной механики.
В терминах нашей методологии положительные эвристики - это
прежде всего концептуальные схемы и модели (см. 2.6.6), позволяющие пусть упрощенно и искаженно, но все же как-то представлять себе идеализированные объекты и соответственно строить гипотезы об их «поведении». При введении новых гипотез задачейминимум является преодоление аномалии, а задачей-максимум получение добавочного эмпирического содержания программы, что
означает, по Лакатосу, предсказание новых, ранее не ожидавшихся
фактов (см. 2.5).
3.1· Структура социальной онтологии
147
3.1. Структура социальной онтологии
3. Ί. 1. Понятие онтологического пространства истории
Глава 3
СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ,
МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ
И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ*
Далее будет представлен вариант квазипространственной онтологии исторических изменений обществ в форме четырех подпространств:
экотехнологического, социетального, культурного и психологического. Наиболее сложной является структура социетального подпространства, которое наряду с шестью «слоями» - универсальными фазами
развития обществ (К. Маркс, Д. Белл, У. Ростоу, И. Дьяконов) имеет также
множество частных типов-аттракторов (М. Вебер, И. Пригожий).в каждом слое, «башни» мир-империй и мир-экономик (Ф. Бродель, И. Валлерстайн, К. Чейз-Данн, С. Сандерсом), объединяющие общества из
разных слоев, и, наконец, составленные из этих миросистем и мемориальных слепков прошлых обществ «кометы» цивилизаций (А. Тойнби,
К. Квигли). Более просты подпространства: экотехнологическое (структура
из четырех слоев - стадий развития), культурное («планетарная модель»
цивилизаций с обществами доминантными, субдоминантными и маргинальными) и психологическое (соотносящее разнообразия менталитетов с
«кооперативной способностью» общества).
Данная структура онтологии сопоставляется с традиционными парадигмами макроистории (стадиально-формационным, цивилизационным
и миросистемным подходами), обогащается за счет их понятий и схем,
служит общей платформой для синтеза парадигм.
Устанавливаются принципиальные способы соотнесения четырех выделенных подпространств через понятия требований (принуждающих связей), проявляющихся в вызовах (А. Тойнби), и ответов-стратегий (Г. Снукс),
развитие и распространение которых подчиняется эволюционным законам отбора и научения (Дж. Модельски). Задаются наиболее общие гипотезы исторической динамики - эвристические горизонты использования
новой онтологии для разработки моделей теоретического объяснения расцвета/упадка обществ.
* Раздел подготовлен при поддержке Института «Открытое общество». Мегапроект «Развитие образования в России». Программа поддержки кафедр.
Социальная онтология как связь предельно общих понятий и
категорий, используемых при описании и исследовании истории и
современности человеческих сообществ, может быть задана разными способами. Одним из них является использование квазипространственных метафор, основанное на трактовке социального изменения как движения в некотором условном пространстве качественно-количественных характеристик и состояний.
Под онтологическим пространством истории будем понимать
предельно широкое обобщение возможных параметрических пространств изменений социальных целостностей во времени. Наиболее известным типом параметрических пространств является
график с временем по оси Хн любым релевантным истории количественным параметром по оси У. Таким образом, к примеру, учитывается рост (или падение) численности населения, городов заданной величины, армии, рангов в военной или чиновничьей
иерархии, площади занимаемой территории, величины валового
национального продукта и т.д. Ясно, что такого рода графиков может быть построено сколь угодно много. Кроме того, некоторые
параметры могут быть заданы не в количественных шкалах (абсолютной, шкале отношений, шкале промежутков), а в шкале порядка (см. 1.4.7).
Изменения некоторой социальной системы по фиксированным параметрам означают «смещение» ее в некотором условном
«пространстве», измерениями которого являются эти параметры.
Ясно, что таких пространств (комбинаций параметров) может
быть также сколь угодно много. Для преодоления этой сложности строится априорное понятие онтологического пространства
истории как некоторого предельно полного «гиперпространства»
изменений социальных систем, по отношению к которому все
остальные параметрические пространства, используемые в истории и социальных науках, являются конкретными срезами и частными уточнениями.
Философская проблема формулируется так: какова структура
онтологического пространства исторической динамики, позволяющая представлять известные процессы изменения социальных
Целостностей во всемирной истории и строить объяснительные
I до
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
модели этих изменений? С данной формулировкой сразу свяжем
следующее основание приемлемости (адекватности) решения поставленной проблемы. Адекватна та структура онтологического
пространства истории, следствия из положений о свойствах которой не противоречат результатам исторических исследований,
позволяют корректно объединять и совместно использовать различные конструктивные подходы к осмыслению крупных изменений в истории (макроисторические парадигмы), являются эвристичными для планирования и ведения научных исследований,
направленных на теоретическое объяснение и предсказание таких изменений.
3. Ί.2. Примеры известных пространств
социальной онтологии: «пирог» и «зоопарк»
Стадиально-формационный подход, восходящий к традиции
Вико, Тюрго, Кондорсе, Сен-Симона, Гердера, Гегеля, имеет две
основные ветви: формационную [Маркс и Энгельс. Соч. Т. 3, с. 13] и
либерально-модернизационную [Rostow, 1962; Bell, 1973; Toffler &
Toffler, 1995]. Пространство исторических изменений в этом подходе едино и имеет структуру слоеного пирога, причем в его центре —
западноевропейской истории — имеется «правильное» (образцовое)
расположение слоев и происходит движение от нижнего к верхнему, т.е. от первобытности к коммунистическому обществу, по Марксу, или постиндустриальному обществу (с известными вариациями наименований), по Ростоу, Беллу, Тоффлеру и др. По краям пирога «тесто смялось», т.е. слои деформированы, хотя общая
закономерность движения от нижних слоев к верхним сохраняется
с поправками на «конкретно-историческую специфику».
Сильная сторона этой онтологии — способность к осмыслению
всемирно-исторических инвариантов социальной эволюции, технологического и социального прогресса, необратимости изменений, соотношения уровней развития. Слабая сторона стадиальноформационного подхода хорошо известна из критики со стороны
приверженцев цивилизационной и гуманитарной парадигм [Формации и цивилизации, 1989; Гуревич, 1990]. Серьезная критика
появляется и изнутри самого стадиального подхода [Дьяконов,
1994, с. 6—10]. Главный и уже почти общепринятый тезис этой
критики таков: европейская история — это вовсе не центр и не типичный образец движения по слоям фаз (стадий, формаций) для
ЗЛ. Структура социальной онтологии
149
остальных частей всемирной истории, напротив, сама
европейская история является крайне специфичным явлением.
Таким образом, «края пирога» — это не деформированные
европейские слои, а иные самодостаточные структуры, в чем-то
отличные друг от друга, а в чем-то удивительно схожие (особенно
показательны структурные сходства доколумбовых центрально- и
южноамериканских обществ с афроазиатскими обществами [Там
же, с. 6—10, 65, 72, 137-151].
Онтологическое пространство цивилизационного подхода (традиция Данилевского, Шпенглера, Тойнби, Кребера, Квигли, Бэгби, Кулборна, Айзенштадта и др.) не едино, но распадается на изолированные друг от друга части — по числу выделяемых цивилизаций. Зато все эти части в принципе устроены одинаково и имеют
круговую структуру: рождение - рост - расцвет - надлом - упадок.
Если метафора формационного подхода представляет собой
«слоеный пирог», то метафора цивилизационного подхода — это
скорее «зоопарк», где по клеткам сидят особи-цивилизации, которые рождаются, расцветают, стареют и умирают, а их останки становятся пищей для новых растущих особей-цивилизаций [Тойнби,
1991; Civilizations and World Systems, 1995].
Сильная сторона цивилизационной онтологии - сосредоточение внимания на реальной специфике каждой большой культурно-исторической целостности, осмысление действительно
имеющих место циклических процессов (к примеру, роста и распада империй).
Слабые стороны тоже имеются. Во-первых, еще Тойнби и
Макнил показали, что непроницаемых перегородок между цивилизациями никогда не было. Они соединяются, разделяются, перетекают друг в друга, а главное — исключительно сильно влияют
друг на друга практически на всем протяжении известной истории человеческого рода [Тойнби 1992; McNeill, 1965, 1995]. Вовторых, стройной круговой структуры также нет — скорее есть
цивилизационные приливы (расцветы) и отливы (кризисы и упадки), но это чередование не имеет железно заданной правильной
регулярности. В-третьих, цивилизационная специфика никак не
мешает проявлению общих геополитических и геоэкономических закономерностей развития (пример: включение всех современных цивилизаций в структуру глобальной мировой экономической системы) [Wallerstein, 1974, 1980; Sanderson, 1995; ChaseDunn, Hall, 1997].
jgQ
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
3.1.3. Сферы социально-исторического бытия
Для начальной фиксации полюса онтологии воспользуемся следующим представлением о четырех «сферах бытия» социально-исторической реальности [Розов, 1997].
1. Биотехносфера (материальный мир) — биологическая приро
да индивида и популяций, окружение живой и неживой природы,
чисто материальные аспекты техники, производства и их послед
ствий (ср. с «первым миром» К. Поппера).
2. Психосфера — все психические свойства, процессы, неотчуж
даемые от человека компоненты менталитета. Способ бытия пси
хосферы основан на пихофизиологической природе индивидов, их
общении между собой и деятельностном освоении окружения. Пси
хосфера шире, чем «второй мир» К. Поппера, поскольку наряду с
индивидуальным субъективным опытом включает неосозноваемые
установки, мотивы, потребности, страхи, влечения, причем не толь
ко индивидуальные, но также групповые и массовые, объективную
реальность устной речи.
3. Культуросфера — пространство образцов (в смысле Кребера),
отчуждаемых от человека и передающихся из поколения в поколе
ние. Образцы существуют в трех связанных бытийных формах:
как идеальные объекты (образы, смыслы и знаки), материальные
носители (тексты в широком смысле), индивиды, способные по
нимать эти тексты и пользоваться соответствующим смысловым
и образным содержанием [ср. с «миром идей» Платона, «миром
целей» Канта, «миром ценностей» Г. Риккерта, М. Шелера, «тре
тьим миром» К. Поппера, см. также Kroeber,1952; Розов, 1992].
Если стихия устной речи принадлежит психосфере, то язык,
фиксированный в словарях, грамматиках, литературных и прочих
текстах, очевидно, относится к культуросфере.
4. Социосфера — объединяет социальные, политико-правовые и
экономические сущности и процессы. Способ бытия социальных
форм как главных элементов (единиц анализа) социосферы состоит
во взаимосвязи следующих бытийных форм: а) культурные образцы
отношений между людьми (роли, ожидания, нормы, структуры, ин
ституты и т.п.); б) индивиды (как биологические тела); в) психика,
структурированная этими образцами; г) элементы биотехносферы
(например, ресурсы окружения и материальные блага), восприни
маемые этими индивидами согласно образцам отношений. Онтоло
гическую автономию социального успешно раскрыли Э. Дюркгейм
и П. Сорокин. Идея интеграции предметов истории, социологии,
7. Структура социальной онтологии
антропологии, политических и экономических наук обоснована
И. Валлерстайном.
В рамках каждой из четырех выделенных «сфер бытия», или
«миров», принципиально различные сущности «живут» по принципиально различным законам. Поэтому каждая сфера может претендовать на роль подпространства социальной онтологии.
3. Ί.4. Режимы и общества
Подрежимами понимаются повторяющиеся, рутинные аспекты существования любых сложных целостностей. Среди космических, геологических, экологических и биологических режимов
нашли свое место человеческие режимы, включающие в себя все
рутинное в социальной и индивидуальной жизни людей [Spier,
1996]. Человеческие режимы достаточно условно можно разделить
согласно четырем сферам бытия на техноэкологические и демографические (с центром тяжести в материальном мире), социальные,
психологические и культурные. Ниже приведены некоторые принципы существования и взаимодействия режимов.
Принцип режимной релевантности. При условии относительного
постоянства внешней природной и социальной среды каждое
сообщество входит в период благополучной стабильности (регулярное удовлетворение ценностей и потребностей влиятельных групп),
когда достигаются следующие отношения релевантности:
• техноэкологический режим адекватен ресурсным, ландшаф
тным, климатическим условиям среды;
• социальный режим адекватен экологическому режиму и ядер
ным культурным образцам;
• психологический и культурный режимы адекватны социаль
ному режиму и ядерным культурным образцам;
• ядерные культурные образцы таковы, что позволяют членам
сообщества оправдывать их режимное поведение («то, что я делаю
каждый день, соответствует тому, что для меня свято»).
Принцип неизбежности режимных кризисов. При условии отсутствия эффективных способов диагноза, прогноза и нейтрализации
изменений внешней среды и внутренних характеристик сообщества
каждое сообщество непременно вступает в период кризиса - неспособности наличных режимов удовлетворять потребности и ценности влиятельных групп; скорость наступления кризиса определяется начальными условиями, скоростью действия, взаимоусиления или взаимоослабления базовых факторов исторической динамики
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
152
(см. 3.3.1). Этот принцип гласит примерно то же, что и шутливый «Закон Чизхолма»: «Все, что может испортиться — портится».
Целостные социальные изменения в истории переживают общества, поэтому они выбраны в качестве основной единицы анализа
в настоящей версии социальной онтологии. Обществом будем называть социальную систему, состоящую из множества элементов — заселенных людьми территорий с тройным режимным единством: единством властно-нормативного режима (одна власть), культурного
режима (где единство языка или языков социального взаимодействия является главным показателем) и режима обмена-распределения (критерий — единство мер обмена — денег, мер весов и габаритов, их прототипов и аналогов).
Данное определение специально задано максимально операционально: для выяснения того, является ли некая социальная целостность обществом и в каких границах, выделяются все поселения и
на основе имеющихся эмпирических данных делается суждение о
наличии или отсутствии единства между ними по трем заданным
выше признакам (власть, язык и меры обмена). В случаях, когда
границы указанных единств не совпадают (например, единство мер
обмена и языка распространено шире, чем властный режим), делается вывод о том, что данное общество в разных своих аспектах
включает различные составы локусов-провинций.
Очевидно, что общества бывают разных типов - первобытные
общины, вождества-чифдомы, империи, княжества-королевства,
национальные государства и т.д. Кроме того, каждое общество даже
в рамках одного типа имеет неповторимые черты. Поэтому априорно различаются системные (всеобщие, универсальные), типовые
(особенные) и индивидуальные (единичные) характеристики обществ. Ниже будет показано, что ключевые единицы анализа других макроисторических парадигм (формации, цивилизации, миросистемы) строятся как производные конструкты на базе исходного
понятия общества.
3.1.5. Экотехнологическое подпространство (четыре слоя}
Воспользуемся понятием «экологический режим» [Spier, 1996],
понимая его как совокупность рутинных процессов материального
взаимодействия людей с природной и социальной средой. Материальную основу этих процессов составляют материальные технологии в широком смысле, т.е. наряду со средствами производства жи-
3. 7. Структура социальной онтологии
лища, дороги, средства передвижения и связи, оружие, защитные
соружения и границы, прочие элементы инфраструктуры и коммуникаций.
Соответственно
биотехносфере
выделим
экотехнологическое подпространство - «место», в котором
«движутся» общества, изменяя свои экологические режимы и
материальные технологии. Это подпространство «слоисто»,
поскольку критерии уровня развития технологий хотя и не такие
прозрачные, как представлялось до начала экологических движений
(Римский Клуб, конец 1960-х), но могут быть определены
достаточно твердо, объективно и операционально. Технический
прогресс обществ, таким образом, представляется в данном
подпространстве как движение их от нижних слоев к верхним.
Экологический аспект, разумеется, усложняет картину, но вовсе не
отменяет прогресс в материальном освоении мира, т.е. «слоистость»
экотехнологического подпространства сохраняется.
Так как в обществах практически всегда сохраняются экологические режимы и технологии прежних времен, слои выделяются на
основе преимущественного развития. Выделим четыре главных слоя
в данном подпространстве и представим их как стадии экотехнологического развития.
1-я стадия. Общества с технологиями добычи, т.е. с преимущественным развитием способов и средств извлечения, переноса и неглубокой обработки практически готовых продуктов природы (собирательство, охота, рыболовство, добыча минерального сырья,
природного топлива, драгоценных камней и т.д.). Сущность экологических режимов таких обществ состоит во «встраивании» их
жизнедеятельности в уже существующие чисто природные, как
правило, циклические режимы. Зачатки ремесел (постройка жилищ, изготовление каменных орудий, луков, простейшей одежды)
не выводят общества за пределы этого «встраивания».
2-я стадия. Общества с аграрно-ремесленными технологиями, т.е.
с преимущественным развитием земледелия на основе использования биологической энергии людей и животных, а также ручного
производства изделий с глубокой переработкой (керамика, металлургия, ткачество), но без применения машин. Экологические режимы обществ этой стадии состоят прежде всего в использовании
родящей способности земли путем очищения ее от «диких» экосистем для насаждения освоенных (одомашненных, «окультуренных»)
флоры и фауны. Ремесла, особенно производство железных орудий,
следуют потребностям аграрных технологий и войны, они обеспечивают большое преимущество людям в вытеснении «дикой при-
154
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
роды», в уничтожении и ассимиляции «диких народов»(т.е. обществ
1-й стадии).
3-я стадия. Общества с индустриальными технологиями, т.е. с развитием главным образом массового машинного производства, использующего небиологическую энергию. Сущность экологических
режимов таких обществ состоит в «индустриализации» процессов
материального взаимодействия людей с природной и социальной
средой, т.е. в повсеместном распространении единообразной машинерии (заводы и фабрики вместо ремесел, трактора и комбайны
вместо быков и лошадей, пароходы, паровозы и автомобили на путях сообщения, пушки и танки на полях сражений).
4-я стадия. Общества с сервисными технологиями, т.е. с развитием в основном комплексных способов и средств (и высокой долей научного и информационного обеспечения) предоставления разнообразных услуг: от простейших типа организации шоппинга в
супермаркетах и международного туризма до сложнейших комплексов типа Интернета и космических разработок. Заметим, что и военные действия, проводимые обществами данной стадии, также
организованы как многоярусные комплексы «услуг» (США в Иракской войне 1991 г.). Сущность экологических режимов обществ этой
стадии состоит во «взаимном встраивании» [ср. Степин, 1992]: с
одной стороны, новые производства и инфраструктуры проектируются и создаются с нанесением минимального ущерба окружающим остаткам «дикой» природы, а с другой стороны, целые экосистемы (национальные парки, большие озера, внутренние моря и т.д.)
ставятся под контроль (мониторинг) с искусственной поддержкой
необходимых балансов.
3. 7.6. Социеталъное подпространство
(шесть фаз развития обществ}
Соответственно социосфере, а также геополитическому и экономическому критериям расцвета/упадка обществ выделим социетальное подпространство, в котором движение обществ означает
трансформацию их политических, экономических, нормативных
(морально-традиционных и правовых), социальных в узком смысле характеристик. Термин «социетальное» используется здесь для
обозначения понятия, включающего экономические, политические,
правовые, структурные аспекты общества (об их онтологическом
единстве см. Wallerstein, 1988), во избежание смешения с более
широким понятием «социальное», которое наряду с социетальны-
3.1. Структура социальной онтологии
ми включает остальные аспекты обществ: экотехнологический,
культурный и психологический.
Несмотря на справедливость критики стадиальной онтологии,
при зрелом размышлении оказалось необходимым оставить некий
набор критериев эффективности обществ (например, с точки зрения их выживаемости в разных условиях и успеха при взаимных
столкновениях). Отсюда следует и установление слоистой структуры — лестницы уровней развития обществ. Укажем здесь только на
два критерия. Внешний операциональный критерий показывает,
какое из двух обществ эффективнее, если они вступили в конфликт
(как правило, это война — лишь в последние 200-300 лет войны всерьез дополняются, а в последние 50 лет частично вытесняются дипломатической борьбой, экономической и культурной конкуренцией [см. Chirot, 1986].
Ровно на тот период, в который общество уверенно побеждает в
этих столкновениях, оно принадлежит более высокому уровню развития, чем его противники. (Сразу подчеркнем, что этот жесткий
критерий не зависит от многих других критериев, например моралистических или экологических, иначе говоря, в некоей империи
люди могут быть в большинстве несчастны, экология отвратительна, но пока данная империя побеждает в боях своих противников,
она более эффективна как тип общества.)
Другой критерий носит концептуальный характер и служит в
роли объяснительного принципа операционального критерия. Согласно концептуальному критерию, более эффективно (находится
на более высоком уровне развития) то общество, которое лучше
обеспечено социальными способами (институтами, сложными комплексами деятельностей разных групп населения) для выполнения
необходимых, с точки зрения выживания и конкуренции, социальных функций на данном историческом этапе. (Подробнее о социальных способах и функциях [см. Розов, 1992, гл. 2]).
В качестве основы для выделения слоев в социетальном подпространстве возьмем концепцию восьми фаз общественного развития И.М. Дьяконова [Дьяконов, 1994]. На основе трех критериев: системы производственных отношений (по Марксу), уровня
развития вооружений и состояния социально-психологических
процессов Дьяконов выделил следующие фазы: 1) первобытную,
2) первобытнообщинную, 3) раннюю древность, 4) имперскую
древность, 5) средневековье, 6) стабильно-абсолютистское постсредневековье, 7) капиталистическую, 8) посткапиталистическую.
T 56
ГлаВа 3> С
°Ц ИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
Знакомство с современными теоретико-историческими, макросоциологическими, миросистемными исследованиями позволяет
предъявить существенные претензии к этой модификации модернизационного подхода. Для этой критики потребовалась бы специальная работа, поэтому зафиксируем здесь лишь альтернативную
систему фаз (слоев, уровней) развития обществ с точки зрения их
эффективности и «конкурентоспособности». Важно, что каждая
фаза имеет универсальный, всемирно-исторический характер, т.е.
каждое общество в своем более или менее самостоятельном развитии не может достичь верхних слоев, не побывав, хотя бы краткое
время, в промежуточных слоях. «Переход через фазу возможен только
при господстве фазы высшей и после длительных и в производственном отношении плодотворных контактов между обществами
двух фаз» [Дьяконов, 1994, с. 270].
В рамках каждого слоя есть разные типы-аттракторы (см. об этом
ниже), различающиеся в плане масштаба, культурно-цивилизационной основы, преимущественных социальных способов и т.д. Для
каждой фазы (слоя) в скобках указаны основные аттракторы — идеальные типы обществ.
1-я фаза. Первобытные общества — малые общины, большие общины, союзы общин с общим языком и нормативным режимом.
Диагностические признаки: социальная структура почти полностью
определяется половозрастными группами, нет самостоятельной устойчивой властной иерархии. Примеры: аборигены Австралии,
Полинезии, Океании.
За исключением единичных реликтовых общин в глубинах Амазонии, Центральной Африки, резерваций Австралии таких обществ
в современном мире практически не осталось.
2-я фаза. Варварские общества — простые вождества-чифдомы,
сложные вождества. Диагностические признаки: есть устойчивая
властная иерархия, автономная от половозрастных различий, но
она еще неотделима от отношений родства. Примеры: гунны, готы,
германцы, славяне в эпоху Великого переселения народов, североамериканские индейцы до прихода европейцев. При распаде современных государств в Центральной Африке и Центральной Азии
общества регрессируют, как правило, именно к клановой структуре вождеств.
3-я фаза. Общества ранней государственности — номы, полисы,
ранние деспотии, ранние кочевые империи. Диагностические признаки: есть государственность как система формальных должност-
Д7. Структура социальной онтологии
ных позиций, автономных от отношений родства, но на больших
территориях (когда их пределы находятся более чем в 1—2 днях пути
от центра) еще нет надежных устойчивых способов систематического перераспределения благ (сбора дани и налогов) и поддержания минимального единства религии-идеологии, основанных на
развитой письменной традиции. Примеры: Шумер, Аккад, античная Греция, Харрапи в Индии, Инь в Китае, Андская, Майанская,
Ацтекская цивилизации в доколумбовой Америке (хотя, скорее, они
были захвачены в период перехода к следующей фазе), империи
Чингисхана и Тамерлана на начальных этапах, франкские государства Меровингов, города и княжества Древней Руси до Орды. «Полюдье», т.е. обычай перемещения правителя со двором по подчиненным провинциям для потребления накопленных ресурсов «на
месте», является характерным признаком больших обществ ранней
государственности.
Многие государства Центральной Африки (типа Конго), Цент-4
ральной Азии (типа Афганистана) принадлежат этой фазе до сих пор.
4-я фаза. Общества зрелой государственности — империи, княжества-королевства, магнатства, средневековые и протокапиталистические города-государства. Диагностические признаки: есть
способы систематического перераспределения благ на больших
территориях (сбор дани и налогов), поддержания минимального
единства религии-идеологии на основе развитой письменности,
но нет еще единой сквозной системы власти (включая армию и
полицию), финансов, права, массовой коммуникации, образования
на всей или большей части территории, занимаемой обществом, нет
также больших производственных организаций с глубоким разделением труда и интеграцией между собой. Примеры обществ зрелой государственности: Древний Египет (эпохи Нового Царства),
Ново-Ассирийская империя, Ахеминидская империя персов, Древний Рим, Византия и Священная Римская империя, Сельджукская
и Османская империи, империя Карла Великого, Золотая Орда,
Московия, империя Маурьев в Индии, китайские империи, начиная с Цинь вплоть до XX в.
Характерной для этой фазы является пульсация между имперской интеграцией, где общество пронизывает чиновничья иерархия,
и распадом на крупные (княжества-королевства) и/или мелкие (магнатства) единицы, где практически вся полнота власти на локальной аграрной территории принадлежит ее правителю (царю-василевсу, рабовладельцу, князю, хану, феодалу, боярину, барону, ман-
j CO
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
дарину, баю, беллербею и т.д.). В настоящее время этой фазе принадлежат, по-видимому, лишь некоторые страны Центральной
Африки, Южной Америки и Центральной Азии (их отличия от 3-й
и 5-й фаз каждый раз должны быть исследованы и обоснованы).
В данном случае имеет место слияние двух фаз, по Дьяконову, поскольку предлагаемая им граница: появление государственных прозелитических религий, монополизация господствующим
классом права на владение оружием, переход от свободы большинства населения древних обществ к закрепощению его в средневековье [Дьяконов, 1994, с. 54, 70] — крайне размыта или вовсе
отсутствует в большинстве обществ Азии и Африки [Civilizations
and World Systems, 1995; Sanderson, 1995; McNeill, 1995; ChaseDunn & Hall, 1997].
5-л фаза. Общества сквозной государственности (абсолютизм,
ранний и классический капитализм, классический социализм, фашизм, различные типы постколониальных обществ). Диагностические признаки: единая сквозная система власти (включая армию,
полицию, суды, местную администрацию), финансов, массовой
коммуникации, образования на всей или большей части территории, занимаемой обществом; большие производственные организации с глубоким разделением труда и интеграцией между собой. В
то же время еще нет эффективных специализированных систем
выявления и ненасильственного урегулирования внутренних социальных противоречий, диагностирования внешних вызовов и выработки комплексных ответных стратегий. Примеры: Нидерланды
и Англия с середины XVI в., Франция, Австрия, Италия, Испания,
Швеция с XVII в., Пруссия, Россия с XVIII в., Германия, Турция,
Япония с XIX в., Китай, Индия, Бразилия и большинство остальных стран мира с XX в. США, Австралия, Канада, Новая Зеландия,
Южная Африка были изначально нововременными благодаря экспорту соответствующих социальных функций и способов из европейских метрополий, главным образом Великобритании.
Подавляющее большинство современных обществ (включая и
постперестроечную Россию) принадлежат именно фазе сквозной государственности.
В нее попали «стабильно-абсолютистское постсредневековье»
и «капиталистическая» фаза, по Дьяконову. Основанием объединения является неуниверсальность абсолютизма и капитализма для
развития обществ в масштабе планеты. Кроме того, неубедительна
квалификация Дьяконовым социализма и фашизма просто как осо-
3.1. Структура социальной онтологии
бой формы капитализма (госкапитализма). Поэтому, не исключая
различий эффективности обществ в рамках всей данной фазы, будем считать абсолютизм, ранний и классический капитализм, социализм, фашизм, многообразие форм постколониальных обществ
просто разными типами-аттракторами одной фазы развития.
6-я фаза. Сензитивные общества («развитой» капитализм с либеральной и корпоративно-государственной версиями, рыночный
социализм (?)). Диагностический признак: есть эффективные специализированные системы выявления и ненасильственного урегулирования внутренних социальных противоречий, диагностирования внешних вызовов и выработки комплексных ответных
стратегий. Примеры: США с конца 60-х годов, Канада, Германия,
Великобритания, Франция с 70-х годов, Япония, Австралия, Новая Зеландия с 80-х годов. Во многих аспектах данной фазы уже
достигают Южная Корея, Сингапур и Тайвань. Есть отчетливые
признаки движения к этой фазе социалистического Китая с начала 90-х годов.
Сензитивные общества отчасти соответствуют представлениям
о «постиндустриальных», «информационных», «посткапиталистических» обществах, «третьей волне» и т.д. [Rostow, 1962; Bell, 1973;
Tofïler & Toffler, 1995; Дьяконов, 1994]. Отличие состоит, во-первых, в четком отделении социетальных критериев от экотехнологических (несмотря на тесную связь сензитивных обществ с сервисными технологиями), во-вторых, в подчеркивании «сензитивности» — чувствительности общества по отношению к внутренним и
внешним проблемам, достигаемой за счет эффективного научного
анализа и выработки гибких комплексных стратегий решения проблем; в-третьих, в избавлении сензитивных обществ от ауры безусловного морального одобрения, поскольку проблемы решаются в
интересах почти исключительно членов самого общества (с игнорированием, если не планированием неприятностей для других обществ). Так, Панамская операция, Иракская война, вытеснение
ООН из Балканского конфликта, расширение НАТО на восток это весьма эффективные ответы общества США на возникающие
внешние вызовы и возможности, порожденные именно высокой
сензитивностью (эффективной научной обеспеченностью) американских внешнеполитических ведомств. Однако даже сами американцы воздерживаются от однозначного морального одобрения указанных акций.
Более развернутый вариант той же структуры фаз см. в 5.3.7.
l/ JA
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
3. 7.7. Разложение «пятичленки» формаций
Формации марксистского подхода распадаются на два концепта: универсально-исторические фазы развития обществ («слои» или
«этажи») и типы обществ — частные устойчивые версии общественных устройств, не имеющие универсального распространения.
Возьмем «пятичленку»: первобытность—рабовладение—феодализм-капитализм-(социализм) коммунизм, которая до сих пор
довлеет над умами многих отечественных обществоведов и историков (согласных разве что заменить пятое звено), и покажем, какие с
ней происходят удивительные превращения.
Первобытнообщинная формация делится на две универсальные
фазы (т.е. жестко различены общины и вождества-чифдомы).
Рабовладельческая формация оказывается вовсе не универсальной, напротив, производство, основанное на рабском труде в гре
ко-римском мире, является чуть ли не уникальным [см. Дьяконов,
1994] для фаз ранней и зрелой государственности (причем с любопытным отростком южноамериканского рабовладения уже в 5-й
фазе). Открытый вопрос: может ли считаться «рабовладельческая
формация» частным типом обществ ранней и зрелой государственности, либо за ней стоят лишь крайне специфичные (уникальные?)
«экземпляры» более общего типа?
Феодализм также оказывается лишь частным типом-аттрактором (характерным, строго говоря, только для Западной Европы и
Японии) в 4-й фазе зрелой государственности.
Ранний и классический капитализм, классический социализм
также вовсе не универсальны в истории, но являются типами-аттракторами наряду с постсредневековым абсолютизмом, фашизмом,
типами постколониальных обществ в рамках 5-й фазы сквозной
государственности.
Коммунизм, похоже, не станет-таки неизбежным светлым будущим для всего человечества. В высшую фазу сензитивных общест в
(напомню, что в качестве критерия взято вовсе не морально-духовное
достоинство, но жесткое сравнение эффективности в конкурентной
борьбе и экспансии) попали прежде всего капиталистические общества
либерального толка (с явными форвардами - США и Германией), за
ними следуют общества государственно-корпоративного капитализма
(Япония и «драконы»). Вовсе не исключено и попадание в эту фазу
социалистического Китая (посмотрим, в какой форме там будут
разворачиваться неизбежные конфликты между
3.2. Исторические системы и онтологическое пространство
+s +
большими деньгами и большой властью, между элитами и широкими слоями неимущих).
3.2. Исторические системы и
онтологическое пространство
3.2. Ί. Усложнение социеталъного подпространства
Общество — немодный термин в социальных науках последних
десятилетий. В мировой литературе больше на слуху такие термины, как цивилизации, миросистемы (world systems), мировые силы
(world powers). Таков внешний эффект весьма серьезного продуктивного сдвига в социальном познании. Социология, политическая наука и экономика появились в эпоху триумфа европейских
национальных государств, по образцу которых (по крайней мере, внешнему) создавались все остальные государства в течение XIX—XX вв.
Соответственно именно общество как социальная система в границах национального государства долгое время было основной единицей макросоциологического анализа.
Внимательное изучение всей толщи мировой истории показало
весьма узкий и ограниченный характер модели национальных государств. При всем уважении к известным предшественникам (ИбнХалдун, Монтескье, Гердер, Данилевский, Шпенглер) следует признать, что главная заслуга рационального обоснования более широкой единицы анализа цивилизаций, включающих несколько
национально-государственных образований, принадлежит А. Тойнби [Тойнби, 1991], хотя сам он поначалу называл цивилизации по
старинке обществами.
Вторым не менее значимым прорывом стала традиция миросистемного анализа, имеющая начало в трудах Ф. Броделя [Бродель,
1992] и И. Валлерстайна [Wallerstein, 1974, 1980]. Выяснилось, что
устойчивые целостности (миросистемы) не только объединяют части разных цивилизаций, но также играют системообразующую роль
в их становлении (грубо говоря, согласно взглядам «экстремистов» данного подхода, Европа стала Европой не благодаря своим
«чудесным» достоинствам, а лишь благодаря эксплуатации колоний и своей центральной роли в обмене между колониями [Blaut
1996; Frank & Gills, 1995].
Может ли ужиться наша шестислойная структура развития
обществ с ключевыми концептами альтернативных подходов? Иначе
16. Заказ №673.
162
ГлаМ 3 СОЦИАЛЬНАЯ
'
ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
говоря, возможно ли вписать общества, фазы, типы, миросистемы
и цивилизации в единую непротиворечивую концептуальную модель, учитывающую историческую динамику и взаимопереходы?
Строго говоря - это предмет самостоятельной большой работы,
поэтому здесь представим только главные идеи в виде ключевых определений и пространственных метафор.
Исходный тезис достаточно очевиден: общества в своем «движении» по фазам развития не изолированы друг от друга, но напротив, теснейшим образом связаны, а их «движения» имеют взаимную, хоть и не симметричную обусловленность. Совокупность
закономерностей этой взаимообусловленной динамики обществ
назовем логикой исторического развития. В данном случае становится прозрачной дефиниция исторических систем как целостностей, имеющих в своих протранственных и временных границах
единую логику [Wallerstein, 1988]. Валлерстайн, как правило, отождествляет исторические системы (historical systems) с миросистемами (world-systems), но мы разделим эти концепты и будем считать исторические системы родовым понятием по отношению к
миросистемам и цивилизациям.
3.2.2. Миросистемы как «башни»
Миросистемами будем называть только такие исторические
системы, логика функционирования и развития которых в каждом периоде определяется преимущественно свойствами и отношениями входящих в систему и существующих в данном периоде
обществ. Согласно Валлерстайну, тремя основными типами
миросистем являются мини-системы (с логикой реципроктного
обмена), мир-империи (с логикой централизованной власти для
взимания и перераспределения дани с самостоятельных производящих провинций) и мир-экономики (с логикой неравного обмена по осям трансграничных товарных потоков в условиях политической децентрализации).
Как же соотносятся эти миросистемы с выделенными шестью
фазами исторического развития обществ? Прежде всего зафиксируем, что определения обществ и миросистем были сделаны на разных основаниях, поэтому каждое общество может быть, но может и
не быть миросистемой в зависимости оттого, имеет ли оно собственную специфическую или общую с другими логику исторического
развития. Далее, мини-системы Валлерстайна отождествляем с об-
3.2. Исторические системы и онтологическое пространство
163
ществами двух первых фаз (первобытные общины и варварские
чиф-домы). Мир-империи и мир-экономики отождествляем с
устойчивыми, как правило, пирамидальными связками обществ
(«башнями»), находящихся на разных фазах развития — «этажах»
шестислой-ного подпространства.
В каждой такой «башне» наиболее эффективным является ее
вершина — одно или несколько доминантных обществ: успешные
завоеватели в мир-империях и успешные экономические эксплуататоры в мир-экономиках. Иначе говоря, властным центром миримперий и ядром мир-экономик всегда являются общества, «выбравшиеся» на высшую среди конкурентов фазу развития.
Итак, «слоеный пирог» оказывается заполненным сквозными «башнями», состоящими из обществ, находящихся в разных
«слоях» — фазах развития. Что дает такая картина по сравнению
с классическим стадиальным подходом (в его марксистской версии формаций или либеральной версии теории модернизации)? Она
прежде всего наглядно представляет один из основополагающих
тезисов миросистемного анализа: общества развиваются не «сами
по себе», а за счет или с помощью других обществ.
3.2.3. «Кометы» цивилизации
Определим цивилизации как такие исторические системы, логика функционирования и развития которых в каждом периоде определяется не только обществами, существующими в этом периоде, но также культурными инвариантами, доставшимися от обществ
предыдущих периодов. Согласно данному определению, ключевым
признаком каждой цивилизации является зависимость развития
входящих в эту цивилизацию обществ от общей для них культурной преемственности и исторической памяти.
Как изобразить цивилизационную логику на нашей картине шестислойного пространства движения обществ? Будем считать, что
траектория движения каждого общества не стирается бесследно.
«След» («трек» или «слепок») — это культурный и исторический образ общества прошлого, хранящийся в документах, истории и памяти людей общества настоящего.
Таким образом, каждая цивилизация имеет два плана реальности: во-первых, актуальная цивилизация - существующие общества
с Центром-доминантом (или несколькими центрами); во-вторых,
мемориальная цивилизация — связь «треков» или «слепков» преды-
«
f
A
164
Глава 3 СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
----------- '- ---- .--------------------------------------------------------------------------
дущих состояний этой цивилизации с прошлой иерархией обществ, с
тем же или иным центром-доминантом.
Наглядно цивилизация может быть представлена как комета, у
которой «голова» - это актуальная цивилизация, а «хвост» - мемориальная цивилизация, состоящая из «слепков» обществ прошлого. В актуальной цивилизации всегда есть своя иерархия, на вершине которой находится общество-доминант, взявшее (отвоевавшее)
основной груз, честь и привилегии воспроизводить старые культурные образцы, порождать новые и распространять те и другие.
Как же соотносятся «кометы»-цивилизации с «башнями» миросистем (мир-империй и мир-экономик)?
Во-первых, последние живут меньше и меняются чаще. Действительно, по определению логика миросистем задается лишь ныне
живущими обществами, а временное измерение цивилизаций гораздо глубже.
Во-вторых, цивилизации, как правило, возникают в форме
миросистем, обычно через завоевания, когда общество-победитель становится одновременно политическим и культурным доминантом в своей мир-империи: Рим для западной цивилизации,
Китай - для дальневосточной, Московия - для евразийской, первые арабские халифаты - для исламской.
В-третьих, миросистемы, сменяя друг друга, обычно сохраняют
структуру цивилизации (центры, границы, иерархии). Так, совокупность арабских империй - халифатов составила мощнейшую мирэкономику, простиравшуюся в Средние века от верховьев Волги до
Индонезии, от Самарканда до Марокко. Собственные мир-экономики выросли и на основе могучих мир-империй таких как Индия,
Россия и Китай [Бродель, 1992].
В-четвертых, границы миросистем и цивилизаций нередко не
совпадали. Периферийные общества евразийской цивилизации
(Греция, Болгария, Сербия) были надолго завоеваны Османской
мир-империей. Периферийные общества западной и исламской цивилизаций (Финляндия, Прибалтийские страны, Чехия, Туркестан,
османские провинции Кавказа) были аннексированы или завоеваны Российской мир-империей. Очевидно, что такие политические
факторы при действии во времени более двух-трех поколений оказывают необратимое цивилизационное влияние.
Подведем итог в форме связи пространственных метафор. При
всех оговорках и отклонениях общий принцип связи между цивилизациями и миросистемами достаточно прост: в «кометах» циви-
3.2. Исторические системы и онтологическое пространство
165
лизаций их мемориальные части («хвосты комет») составлены
из «башен» мир-империй и мир-экономик, причем каждая такая
«башня» в свою очередь составлена из «слепков» обществ
прошлого. Актуальные же цивилизации («головы комет») также
являются «башнями» миросистем, составленными уже из ныне
существующих обществ. Эта структура достаточно продета и
прозрачна, сложности возникают при квалификации обществ,
пограничных между цивилизациями. Но тут уже должна помочь
структура следующего - культурного подпространства.
3.2.4. Культурное подпространство: планетарная модель
Динамика развития обществ включает изменения их культур.
Культура понимается здесь в духе Кребера как система образцов
сознания и поведения, передающихся из поколения в поколение
[Kroeber, 1952; Розов, 1992]. Образцы в культуре каждого общества
меняются не хаотично, но с определенными тенденциями и направленностями. Соответственно появляется культурное подпространство динамики обществ, где каждое состояние («место») общества
характеризуется через значения тех или иных параметров, принимаемые образцами культуры этого общества.
Есть соблазн по аналогии с экотехнологическим и социетальным
подпространствами установить свою иерархию уровней для культурного подпространства, к примеру по таким параметрам, как «духовность» (идеационность, по П. Сорокину), «моральность», «свобода»,
«разумность», «гармоничность», «эстетичность», «благочестивость»
и т.д. Уже по этому ряду несложно заметить кльтурную и цивилизационную заданность, специфичность такого рода параметров. Если
более развитые технологии рано или поздно вытесняют менее развитые, если более эффективные общества рано или поздно побеждают
(завоевывают, подчиняют, эксплуатируют) менее эффективные, то с
культурами дело обстоит иначе. Вытеснение культурой А культуры В
вовсе не говорит, что культура А духовнее, гармоничнее, моральнее,
свободнее, чем культура В, чаще бывает даже наоборот. Объективного критерия оценки нет, поэтому в данном подпространстве мы откажемся от универсальной иерархии каких-либо «слоев», что, между
прочим, вполне соответствует признанию принципиальной равноценности всех культур, уже давно общепринятому в культурно-антропологическом и цивилизационном подходах.
Какова же структура культурного подпространства?
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИНЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
Во-первых, оно во многом повторяет географическое
пространство, причем по достаточно тривиальной причине:
образцы
могут
распространяться
только
посредством
материальных носителей (людей, вещей, текстов в широком
смысле), а движение этих носителей уже подчинено закону
расстояний и причудам географии (пустыни, горные кряжи и
океаны - преграды, а степи, моря с островами и бухтами - это уже
«дороги» для культурной диффузии). Распространение культурных
образцов и соответственное смещение обществ-реципиентов в
культурном подпространстве также зависят от развития
технологий транспорта и связи.
Во-вторых, очевидными центрами притяжения в культурном
подпространстве являются те же общества-доминанты цивилизаций, о которых уже говорилось выше. Но здесь они представлены
уже не через комплекс социальных функций и способов, а через
«культурное ядро» - систему образцов (ценностей, стилей мышления и поведения), фундирующих большинство остальных образцов
в данной культуре и всей цивилизации [Розов, 1992].
Вокруг цивилизационных доминантов располагаются общества-субдоминанты. Они являются реципиентами образцов обществ-доминантов, но при этом имеют однозначную цивилизационную принадлежность. Так, Беларусь, Восточная Украина,
большинство внутренних национально-этнических образований
в России являются субдоминантами евразийской цивилизации.
Грузия и Армения, бывшие в свое время окраинами Византийской империи-цивилизации, сохранившие ее религию - православие, являются субдоминантами евразийской цивилизации, но
силы тяготения от Турции и США вполне могут перевести эти
общества в маргинальную зону.
Пограничная (маргинальная) зона - это внешний круг каждой
цивилизации, общества которого испытывают равное или попеременно усиливающееся культурное влияние от соседних конкурирующих цивилизационных центров. Чем дальше от центра территория общества, тем дальше (как правило, но не всегда) и культура
этого общества от культурного ядра цивилизации. Так, Польша,
Литва, Западная Украина, имея глубокое историческое, генетическое, языковое родство с Россией и остальным славянством, оказались в известный момент перетянуты иным ядром, когда приняли
католичество. Их сложная историческая судьба определяется с тех
пор военно-политическим, культурным и экономическим соотношением сил между Россией и Западной Европой. Подобным обра166
3.2. Исторические системы и онтологическое пространство
167
зом между Турцией и Россией ищет свое место Азербайджан,
между Китаем, Турцией и Россией - Казахстан, между Китаем,
Россией, Тибетом и Японией — Монголия.
3.2.5. Ядерные образцы основных современных цивилизаций
В культурное ядро западной цивилизации (где 4-5 европейских
стран являются паритетными доминантами) входят ценности свободы, собственности, права, демократии, соревновательности, рациональности, критичности. В культурное ядро южно-азиатской
цивилизации (где монопольный доминант — Индия) входят представления о карме, метемпсихозе (переселении душ), майе, путях
совершенствования и кастовом делении. В культурное ядро дальневосточной цивилизации (где монопольный доминант — Китай)
входят специфический патернализм с реальной заботой «старших»
о «младших», образованность-приобщенность с особой ролью символов и ритуалов, стиль мышления по аналогии (особенно с предметами природы). В культурное ядро исламской цивилизации (с несколькими паритетными обществами-доминантами) входит абсолютизация всемогущества Аллаха, соответствующий фатализм,
инструментальное отношение ко всему сущему (включая человеческие жизни) с точки зрения выполнения воли Аллаха, жесткий
патриархат и отождествление этики, политики, права и отчасти даже
экономики с нормативностью, заданной в священных книгах.
Проблематичен состав культурного ядра евразийской цивилизации (где монопольный доминант — Россия). Возможно, он до сих
пор не устоялся из-за известных исторических бурь. Однако явная
приоритетность ценностей государства, державное™, власти и властного статуса, сосуществующая с притягательностью воли-свободы как полной независимости от власти-государства, ценности образованности-интеллигентности как «европейства» явно указывает
и на специфику, и на глубокий драматический разрыв в самой серДЦевине нашей культуры.
3.2.6. Психологическое подпространство
Скажем прямо, автор далеко не сразу и не без труда пришел к
выводу о выделении особого четвертого подпространства, где движение обществ означает массовое изменение психики (ментальностей) членов этого общества. Поначалу казалось, что психика настолько гибкая, летучая и всеохватная материя, что ее лучше пред-
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИНЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
168 ставить лишь как универсальную соединительную ткань между
эко-технологическим,
социетальным
и
культурным
подпространствами социальной онтологии. Решение пришлось
изменить и вот по каким соображениям.
Во-первых, психика людей, несмотря на свою гибкость, приспособляемость и научаемость, имеет свою «субстратность», иначе
говоря, совокупность достаточно инертных свойств, которые тем
не менее изменяются в ходе истории, оказывая на нее немалое обратное влияние. В качестве примеров можно взять межнациональные отношения, установки по отношению к инородцам, правам
женщин, детей и разного рода меньшинств, а также к новым законам и налогам. Именно зазор между высокой скоростью распространения новых образцов и тяжелой инертностью их восприятия и
интериоризации психикой человека указывает на неустранимую
«субстратность» психического.
Во-вторых, в моделях объяснения исторической динамики обществ присутствуют такие переменные, которые, с одной стороны,
достаточно универсальны в масштабе всемирной истории, с другой
стороны, невыразимы ни в одном из уже выделенных подпространств
и имеют явную психическую природу. Речь идет о таких параметрах,
как социальная сплоченность или раскол, уровень популярности и
легитимности власти среди населения, уровень социальной напряженности, энтузиазма, подавленности и т.д. Эти переменные не могут быть привязаны ни к одной фазе, ни к типу обществ, ни к цивилизации, они ортогональны по отношению ко всем ранее выделенным
подпространствам, а значит, требуют своего нового психологического подпространства.
Каковы же универсальные измерения этого подпространства,
наиболее значимые с точки зрения социально-исторической динамики? Из социологической классики известно, что успех группы и
общества во многом определяется уровнем сплоченности. При ближайшем рассмотрении выясняем, что сплоченность/раскол является зависимой переменной по отношению к связи двух базовых
параметров. Первым таким параметром является ментальный разброс — мера разнообразия менталитетов, понимаемая как обобщенная характеристика совокупности различий между ценностями,
целями, интересами, нормами и ожиданиями членов общества, а
также «расстояния» между менталитетами и социальными ролями
установленных режимов взаимодействия. Вторым параметром является кооперативная способность — мера эффективности органи-
3.2. Исторические системы и онтологическое пространство
169
зации людей с разнообразием менталитетов, преодоления
разногласий и конфликтов между индивидами, группами и
обществами, включения их в режимы продуктивного социального
взаимодействия,
согласованных
деятельностей,
в
соответствующие социальные структуры.
Кооперативная способность включает два подпараметра:
а) принуждающая способность обеспечивает кооперацию за
счет подчинения одних участников взаимодействия другими пу
тем насилия, угрозы насилия, захвата монополии доступа к ресур
сам и благам;
б) консенсусная способность обеспечивает кооперацию за счет
учета ценностей, интереса и потребностей политически и эконо
мически автономных участников.
В психологическом подпространстве выделяем следующие основные зоны. Линия (коридор) баланса — это совокупность точек
идеального (близкого к идеальному) соответствия кооперативной
способности ментальному разбросу. Коридор (пошагового) преодоления — это зона, в рамках которой естественный рост ментального
разброса при достижении определенного предела ведет к «подтягиванию» необходимого уровня кооперативное™ (установление
иерархий, повышение легитимности власти, применение институтов насилия, появление выборного представительства, коллективное принятие решений и согласований, дипломатия, переговорные
технологии и т.д.).
Зона социального раскола лежит за указанным пределом. О «попадании» общества в данную зону свидетельствует неспособность
его членов наращивать консенсусную кооперативность. Главными
средствами преодоления разногласий становятся насилие, прямое
принуждение и стремление к унификации менталитетов. Мятежи,
перевороты, революции, гражданские войны с последующей реакцией являются типичными следствиями попадания общества в зону
социального раскола. Основными способами унификации менталитетов — отделение через миграцию, раздел страны, изоляция общин в гетто или резервациях, введение государственной общеобязательной религии или идеологии, формирование единства национального сознания с помощью систем образования, общественных
организаций и средств массовой информации.
Наконец, есть зона избыточной кооперативное™, т.е. состояние общества, когда накопленные средства кооперативной способности намного превосходят малый ментальный разброс. По-види-
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
170 мому, нахождение общества в этой зоне весьма скоротечно:
избыточная кооперативная способность без практики применения
деградирует, хотя теоретически возможен быстрый рост
ментального
разброса,
«догоняющий»
избыточную
кооперативность.
Параллельная независимая унификация менталитетов в двух отдельных обществах всегда ведет к росту различий между менталитетами представителей этих обществ, а значит, предъявляет более
высокие требования к кооперативной способности при последующих микро- и макростолкновениях между этими обществами. Таким образом, ментальный разброс в глобально-историческом масштабе имеет общую естественную склонность к росту (в том числе
за счет частных национальных попыток унификации). Соответственно естественны и тенденции к росту кооперативной способности, опасности соскальзывания к социальному расколу.
Психологическое подпространство оказалось полным культурных образцов социального поведения. Здесь нет ничего удивительного, поскольку культурные образцы по праву пронизывают все
выделенные подпространства: в экотехнологическом подпространстве они выступают в форме технических идей, проектов, чертежей,
технологий, в социетальном подпространстве культурные образцы
выступают уже как структуры отношений и институтов. Психика
пронизана образцами не менее, чем техника и социальная сфера.
Разнообразие менталитетов прямо определяется разнообразием
культур, в среде и с помощью образцов которых онтогенетически
формируются индивидуумы - носители этих менталитетов. Средства организации сотрудничества, преодоления разногласий (как
принуждающего, так и консенсусного) также являются культурными образцами.
3.2.7. Органический принцип
Наиболее общий принцип связи между подпространствами таков: режим общества (совокупность базовых рутинных поведений
и процессов, структурированная социальными функциями и способами) в каждом подпространстве может осуществляться эффективно только в случае, когда режимы остальных подпространств
удовлетворяют заданным требованиям. К примеру, способы взаимоотношений между людьми, достаточные для совместной добычи
(охоты и рыболовства), как правило, уже недостаточны для ведения масштабных ирригационных работ или промышленного про-
3.2. Исторические системы и онтологическое пространство
171
изводства. Важно, что в данной онтологии нет априорно
заданного отношения типа «первичное—вторичное» или «базис—
надстройка». Отношения между подпространствами не исключают
иерархию, но не сводятся к ней, скорее они имеют органический
характер.
Рассмотрим детальнее органическую метафору. В каждом индивидуальном организме животного или человека нагрузка на мышцы тела и активность мозга предъявляют требования к сердечнокровеносной и дыхательной системам, а те, в свою очередь, - к питанию и пищеварению. Но для добывания достаточного количества
пищи нужно побегать и потрудиться, приложить умения и сноровку, а это опять нагрузка на мышцы, мозг и нервную систему. Иерархия здесь есть (мозг и сердце в определенном смысле важнее почки
и селезенки), но вместо отношений «первичное-вторичное» царят
совсем иные отношения: круговые и взаимные «предъявления требований».
Подобным же образом связаны технологии, социальные формы, культурные образцы и менталитета в обществе. Такая постановка не является привычной и тривиальной для отечественного и
даже для мирового социально-философского познания. К примеру, «цивилизационщики», весьма гордые сейчас тем, что отстояли
«первородность» специфических культур и ценностей по отношению к социально-экономическому, технологическому «базису»
стадиального подхода (в марксистской или модернизационной версиях), будут крайне возмущены следующим тезисом. Культурные
образцы (в том числе ценности и нормы) играют в истории не только, а часто и не столько первичную руководящую роль, сколько роль
инструментальную и подчиненную по отношению к императивам,
допустим, ресурсной обеспеченности, геополитики, государственного и военного строительства, и даже «низменной» необходимости технологической модернизации. Чтобы далеко не ходить за аргументами, достаточно вспомнить о глубинных причинах европеизации культур Российской и Османской империй в XVIII—XIX вв.
3.2.8. Требования как вызовы
Термин «требование» обычно вводит в заблуждение, правильнее говорить об объективных системных принуждающих связях
[Оптнер, 1969; Никаноров, 1972]. Они проявляются в истории как
«вызовы» — разного рода трудности и проблемы, точнее, дефициты
и препятствия в реализации социальных способов, угрозы и пря-
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
172
мые нарушения социальных функций, ценностей и потребностей
групп и индивидов [Тойнби, 1992; Розов, 1992].
Что же такое «вызовы» с точки зрения выделенной структуры
социальной онтологии? Каждое общество в каждый период времени находится одновременно в определенной зоне каждого подпространства, точнее, там находятся соответствующие аспекты общества: экотехнологический, социетальный, культурный и психологический. Описанная выше органическая «требовательность»
аспектов друг к другу означает, что, к примеру, для данной зоны в
социетальном подпространстве одни зоны в технологическом подпространстве являются «подходящими» (релевантными), а другие нет. Нерелевантность между зонами, занимаемыми обществом в разных подпространствах, «сигналит» посредством вызовов. К примеру, военно-техническое усиление соседей грозит снижением статуса общества в социетальном подпространстве в случае военного
столкновения. Это типичный геополитический вызов, отражающий
возникшую нерелевантность между.социетальным статусом общества среди соседей и уровнем имеющихся в его распоряжении военных технологий.
Разумеется, сами исторические субъекты (элиты, средние социальные группы и широкие слои населения) не обязаны знать и не
знают ничего ни о требованиях, ни о вызовах, ни тем более о какихто пространствах, зонах и релевантностях. Зато они чувствуют и както осмысляют в собственных культурных кодах поступившие вызовы, поскольку рано или поздно вызовы ущемляют или прямо угрожают ценностям и потребностям этих субъектов. Например, возросшая
заносчивость соседей, овладевших новыми военными технологиями, прямо бьет по потребности сохранять завоеванный внешнеполитический статус и потребности в безопасности.
3.2.9. Ключевые принуждающие связи
между подпространствами социальной онтологии
В социальной органике сеть взаимных требований весьма плотна, но здесь выделим только жизненноважные, ключевые связи.
Экотехнологические режимы «предъявляют требования» к кооперативной способности общества, уровню сплоченности, а также
технологической квалификации как аспектной стороне менталитета населения (связь «технология -^ психология» [ср.: White, 1975;
Snooks, 1995; Spier, 1996].
3.2. Исторические системы и онтологическое пространство
173
Кооперация, сплоченность и квалификация, в свою очередь, требуют определенного уровня развития социальных форм и культурных
образцов сознания и поведения в сфере организационных, политикоэкономических и правовых отношений, образования (связи «психология —> культура» и «психология —> социетальность» [ср.: Kroeber, 1952;
White, 1975]. Социальные формы (функции, способы, институты) требуют соответствующего уровня развития особых культурных образцов
взаимодействий, требуют населения с психикой, структрированной
этими образцами, а также требуют материальных технологий, особенно в сфере вооружения, коммуникаций и производства благ для перераспределения (связи «социетальность -> культура», «социетальность —> психология» и «социетальность —> технология» [ср. Kroeber,
1952; White, 1975; Chirot, 1986]. Наконец, культурные образцы для
своего воплощения в психике и поведении людей требуют определенного уровня развития социальных форм и материальных технологий в сфере воспитания, социальной информации, коммуникаций,
создания, переработки, хранения и распространения информации
(связи «культура —> социетальность» и «культура —> технология» [ср.
Chirot, 1986; Snooks, 1995].
Разные группы и индивиды в ответ на вызов предпринимают
различные действия, по-разному изменяют привычные режимы
своего поведения. Будем называть стратегиями согласованные и
воспроизводящиеся комплексы решений и деятельностей с субъективной направленностью лидеров на преодоление возникшего вызова. Иначе говоря, стратегия - это некий социальный способ [Розов, 1992, гл. 2], успешно или неуспешно выполняющий функцию
нейтрализации вызова, т.е. восстановления утраченной релевантности между позициями общества в разных подпространствах.
Некоторые ответы-стратегии очевидны и легко осмысляются в
любых кодах (усилились соседи - нужно вооружаться самим, не
хватает продовольствия — нужно расширять посевные площади,
отбирать или выменивать продовольствие у соседей). Другие стратегии, предполагающие процессы «сборки» [Моисеев, 1987], отнюдь
не тривиальны. Особенно это касается так называемых социоинженерных стратегий, устанавливающих новые режимы взаимодействий, управления, перераспределения благ и т.д. Для объяснения
успешности таких стратегий на весьма ранних фазах развития (к
примеру, управление сатрапиями-провинциями и система регулярного взимания-распределения дани в древних империях) используем принцип эволюционной научаемое™ [Modelski, 1990].
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
174
Общества с более успешными стратегиями побеждают (как правило, в войнах), распространяют свои стратегии на завоеванных территориях. Кроме того, под впечатлением побед соседние общества
также перенимают социальные формы и культурные образцы (например, религию) общества-победителя. По сути дела, здесь имеет
место положительное подкрепление на макроуровне общества — полная аналогия на микроуровне организма с бихевиоральными законами обусловливания реакции подкреплением (Э. Торндайк, И. Павлов, Дж. Уотсон и др.). Эти успешные стратегии воспроизводятся и
сохраняются даже при последующих неудачах завоевателей, распаде
империи или передаче ее в другие руки (примеры: перенос сложной
системы земельных отношений от Византийской к завоевавшей ее
Османской империи, сохранение системы чиновничьих рангов и экзаменов при многократных сменах династий, столиц и этносов победителей в древнем и средневековом Китае).
3.3. Базовые факторы
u динамические стратегии
социальной эволюции
3.3. 7. Базовые факторы исторической динамики
Под базовыми факторами исторической динамики и социальной эволюции в данной работе понимаются комплексы механизмов и закономерностей, которые являются универсальными и
неотъемлемыми свойствами основных компонентов социальной
действительности и относительно независимы от конкретных исторических явлений и процессов. При этом характер действия базовых факторов может зависеть от своих фундаментальных условий, которые могут меняться при кумулятивном действии исторических явлений. В некотором смысле базовые факторы — это
динамические субстанциальные свойства социальной действительности, наличие и действие которых специальных объяснений не
требует. Напротив, то, почему не «работает» тот или иной базовый
фактор, почему его действие принимает ту или иную (особенно необычную) форму, требует объяснения. В понятии базовости факторов
также подразумевается, что все остальные факторы исторической
динамики и социальной эволюции в рамках этой модели считаются
следствиями действия одного или комбинаций влияния нескольких базовых факторов (несколько иную трактовку базовых факто-
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
175
ров см. в докладе A.B. Коротаева «Время мира». Вып.1,с. 305—311).
К примеру, миграция и война не относятся к числу базовых факторов, хотя всегда оказывают существенное историческое влияние;
эти факторы не базовые, а производные, поскольку не универсальны и являются прямыми следствиями действия иных факторов (в конечном счете — базовых).
Базовые факторы делятся на четыре группы соответственно четырем сферам бытия: материальному миру (геобиотехносфере), психосфере, социосфере и культуросфере.
• Факторы материального мира:
Фактор демографической динамики (Платон, Мальтус). Он включает закономерности «естественного» прироста населения в условиях ресурсной достаточности (тем более изобилия). Тот же фактор
может проявляться как блокирование прироста, депопуляции, демографических взрывов при изменении фундаментальных условий,
зависящих от действия фактора обратной нагрузки и фактора спонтанных изменений среды.
Фактор обратной нагрузки (Печчеи, Мидоузы) включает закономерности изменения условий внешней среды и их влияния на
человеческую действительность вследствие человеческой же активности, особенно через исчерпание ресурсов, изменение ландшафта, разрушение или восстановление почв и т.д.
Фактор спонтанных изменений среды (Чижевский, Тойнби, Гумилев). Это независимые от человека (наступление ледников, похолодание, бури, наводнения, извержения вулканов и т.д.) и относительно быстрые (время жизни одного или нескольких поколений)
изменения, как правило, ухудшающие условия жизни и возможности удовлетворения потребностей людьми. Данный фактор в целом
соответствует «ударным вызовам» А. Тойнби.
Фактор сопряженности контроля и зависимости (Гудсблом). Чем
больший контроль обретают люди над некоторым ресурсом, тем в
большей степени они не могут в последующем обойтись без него и
тем самым становятся более зависимыми от этого ресурса
[Goudsblom, 1996, р. 25].
• Факторы психосферы:
Фактор стремления к членству в сообществе себе подобных (Дюркгейм, Радклифф-Браун). Люди, как правило, стремятся войти в
структуры солидарности себе подобных и имеющих более высокий
статус с точки зрения критериев этих людей. Кумулятивный эффект
от таких стремлений состоит в образовании более или менее устой-
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
176
чивых сообществ с возобновляющимися встречами ритуального
характера, в которых непременно устанавливаются системы сакральных объектов (ценностей в широком смысле) и соответствующие
статусные структуры.
Фактор стремления к высокому статусу, власти и собственности (Платон, Аристотель, Макиавелли, Гоббс, Вебер, Коллинз).
Люди, как правило, стремятся достичь более высокого статуса в воспринятой от значимого окружения системе критериев, сохранить
или увеличить свою собственность (в широком смысле), сохранить
или увеличить власть над окружающими людьми, и/или избежать
ситуаций фрустрирующего подчинения чужой принудительной власти. Кумулятивный эффект действия этого фактора состоит в неизбежной состязательности, вероятных конфликтах и появлении психологических, социальных, культурных регуляторов, как минимум,
препятствующих эскалации этих конфликтов, переводящих их в
институциональную форму, в некоторых случаях стимулирующую
мирную конкуренцию, саморазвитие и творчество.
Фактор динамики потребностей (Маркс и Энгельс). При достаточном удовлетворении потребности человека имеют тенденцию к
росту, расширению, обновлению и усложнению. Учитываются как
универсальные психобиологические и приобретенные социокультурные потребности. Достаточно продолжительные периоды неудовлетворения потребностей ведут к их угнетению.
Фактор поисковой и конструктивной активности. Люди имеют
в большей или меньшей степени развитую потребность в узнавании нового во всех значимых для них областях, а также способность
и склонность сочетать (комбинировать) знакомые им элементы, как
материальные, так и словесные, смысловые, образные, в нечто новое, что фиксируется и часто воплощается в знаковой или материальной форме, если отвечает каким-то критериям значимости, воспринятым от значимого сообщества. Люди способны заимствовать,
воплощать, накапливать, а главное — создавать новые идеи, принимать соответствующие эффективные (с точки зрения преодоления
текущих трудностей) решения.
Данный фактор является продолжением и надстройкой над известной в этологии поисковой потребностью и активностью животных. Систематическое действие этого фактора состоит, например, в
том, что при отсутствии специальных противодействий (например,
объективной или субъективной опасности) вся местность вокруг
любого человеческого поселения со временем непременно будет
,3.3. Вазовые факторы и 4инамические стратегии социальной эволюции
177
разведана. В применении к смысловым областям данный фактор
ведет к заполнению горизонтов вокруг ядерных культурных образцов (см. ниже фактор развертывания горизонтов), в применении к
технике - к заполнению возможностей эффективных сочетаний
разных устройств.
Фактор закрепления задатков и изменения адаптивности. Вследствие совместного действия социокультурных и генетических факторов (отбора мутаций и немутационной перекомбинации генов)
приобретенные психические, поведенческие свойства имеют тенденцию передаваться и закрепляться в поколениях. В зависимости
от характера этих свойств адаптивность психики людей может как
повышаться (при закреплении задатков гибкого реагирования на
разнообразные изменения социальной и техноприродной среды,
смысловых культурных полей), так и понижаться (при закреплении
задатков ригидного поведения в ригидной среде). Кумулятивный
эффект действия данного фактора состоит в систематическом адаптивном преимуществе популяций, имеющих более широкие круги
общения и опыта (например, жителей городов, космополитических
портов и столиц), над локальными изолированными популяциями
(например, жителями отдаленных сельских провинций). В то же
время ситуация может измениться на противоположную, если адаптация к высокой неопределенности природной среды (например, в
популяции охотников и рыболовов) сопоставляется с адаптацией к
ригидной социальной (например, бюрократической) структуре в
крупном городе.
• Факторы социосферы:
Фактор внешних столкновений (Платон, Макиавелли, Гоббс).
Опасность нападения извне и склонность самим нападать на соседей всегда имеют место, даже если не реализуются. Внешние ресурсы, не защищенные внутренними структурами солидарности, всегда привлекательны. Кроме того, победа над внешним противником (даже символическая и не ведущая к экономической выгоде)
всегда резко поднимает статус (легитимность) власть имущих, а значит, неизбежно включается в область их интересов. Мир и стабильность границ в этой ситуации могут объясняться только наличием
и ожиданием противодействия со стороны как общества-жертвы,
так и реальных или вероятных коалиций, которые вступятся за него.
Действие данного фактора соответственно имеет внутренние последствия, касающиеся организации военной силы, поиска источников
ресурсов и построения институтов для ее содержания и развития
170
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
и т.д., протекания внутренних конфликтов и процессов установления солидарности, состязательности за лидерство. В число
закономерностей данного фактора следует также включить пять
принципов геополитической динамики, по Коллинзу [Коллинз,
2000]. Внешним кумулятивным эффектом действия данного
фактора следует считать циклические упрощения/усложнения
структуры могущества в каждой геополитической ойкумене.
Внутренним следствием являются неуклонное наращивание
вооружений в каждом из противостоящих обществ, поляризация внутренних противостоящих течений на союзнические по
отношению к главным центрам силы ойкумены, нахождение некоторого modus vivendi в устойчивом ресурсном обеспечении военной силы и вспомогательных структур на основе результатов
взаимодействия наиболее влиятельных групп. Типичные следствия внешних столкновений — доминирование одного сообщества над другим, изоляция (миграция или выработка специальных социальных форм, психических установок и культурных
образцов для защиты от внешнего влияния) и интеграция, при
которой ведутся интенсивные обмены без явного доминирования и ассимиляции.
Фактор внутренних конфликтов и иерархий (Маркс, Зиммель, Коузер). Внутренние конфликты в обществе неизбежны в условиях
общего стремления к статусному, властному, экономическому успеху и ограниченности соответствующих возможностей. Основными путями преодоления конфликтов являются: а) построение иерархий, где стоящие на высших уровнях обеспечены достаточными
средствами принуждения и ресурсами для подавления или разрешения конфликтов; б) построение институциональных структур,
переводящих конфликты в русло мирной состязательности, что,
впрочем, также предполагает некую иерархию и позиции, способные обеспечить подчинение участников соответствующим
правилам поведения. Группы, убедившиеся в невозможности для
них достичь успеха по формальным правилам, начинают искать неинституциональные формы борьбы и конкуренции либо способы
разрушить, существенно трансформировать в свою пользу установленные правила.
Таким образом, конфликты не исчезают, но обретают новую,
часто более тонкую и изощренную форму. Многое также зависит от
сравнительного успеха групп внутри и вне институциональной системы. При большем успехе внутренних (институализированных)
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
179
групп есть тенденция включать внешние слои на правах самых
низших членов иерархии (к примеру, касты неприкасаемых в
Индии или гастарбайтеров в Европе), что чревато новым витком
конфликтов. При меньшем успехе таких групп (например, в
области военной мобилизации) следует ожидать экспансии извне,
которая в разных условиях может привести и к большей
солидарности общества и к его расколу.
Фактор дифференциации и интеграции (Спенсер, Карнейро). Люди
сосредоточивают свое внимание и усилия на той деятельности, которая им лучше всего удается, поэтому по мере разбиения систем деятельности на элементы дифференциация по профессиям неизбежна.
Сохранение эффективности при этом достигается лишь при параллельной интеграции. Интеграция предполагает построение социальных структур с той или иной степенью иерархизованности, причем управленческие позиции также со временем подвергаются дифференциации. Кумулятивный эффект состоит в усложнении обществ
(в точности по Г. Спенсеру и Р. Карнейро). Кроме этого, в результате
дифференциации появляются сообщества профессиональной солидарности, а по мере интеграции — солидаризованные бюрократические системы с собственными интересами. И то и другое связано с
борьбой за ресурсы и соответствующими конфликтами (см. предыдущий фактор).
Фактор развития рынков (Бродель, Коллинз). Рынки как институты обмена вещами и услугами, находящимися в собственности (в
широком смысле), имеют тенденцию к расширению (в территориальном, социальном масштабе, в отношении разнообразия и количества предметов обмена). Есть тенденция к унификации мер обмена (появление денег, курсов валют и проч.). Есть также тенденция к надстраиванию новых уровней рынков над имеющимися
(рынок денег в банковской сфере, рынок векселей и ценных бумаг,
рынок акций и т.д.).
• Факторы культуросферы:
Фактор дифференциальной диффузии. При наличии каналов
коммуникаций есть тенденции распространения культурных образцов и социальных форм, но с закономерностями, задающими
дифференциацию в скорости и масштабе такого распространения.
Более вероятно распространение со стороны геополитически, геокультурно и геоэкономически более сильных обществ, причем
большей частью это пассивные заимствования. Более сильные общества активно заимствуют образцы из разных регионов, быстро
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
180 комбинируют и совершенствуют их, делая своим достоянием.
Кроме этого, разные типы образцов и форм распространяются с
различной скоростью: быстрее всего — новинки военной техники
(при наличии местных специалистов подходящей квалификации),
далее, предметы и технологии комфорта и роскоши, особенно
символизирующие высокий социальный статус, затем
технологии связи, транспорта, мирного производства, формы
военной организации, формы фискальной системы, формы
бюрократии, научные и философские идеи (опять же при
наличии местных интеллектуалов с соответствующей подготовкой).
Медленнее и труднее всего распространяются формы семейного
уклада, глубинные социальные и культурные стереотипы.
Фактор развертывания культурных горизонтов. Он заключается
в последовательности тенденций развития систем культурных образцов. Есть тенденция к заполнению со временем производными
образцами «пространства», ограниченного горизонтом генеративного культурного ядра - комплекса ядерных образцов, лежащего в
основе особенно успешных культурных феноменов [Кребер, 1994;
Розов, 1992]. В пространство горизонта ядерного образца попадает
все, что может быть известными способами построено на его основе. Тенденция к заполнению пространства, видимо, связана со
стремлениями творческих личностей к успеху и их естественной
склонностью эксплуатировать те элементы, которые уже ранее с
успехом были использованы в первых шедеврах, знаменовавших
появление нового генеративного ядра.
За заполнением открытых культурных пространств следует взаимоотнесение содержаний из разных пространств и соответствующее упорядочивание, приведение в некую целостность их элементов. Новое не появляется, не замечается или отторгается до тех
пор, пока сложившаяся упорядоченная «плотно упакованная»
культурная система адекватно выполняет функции в социальных,
психических, культурных, материальных процессах, и даже после
отклонения от этой адекватности инерция приверженности старым системам культурных образцов тормозит любые инновации.
Чем больше накапливается недовольства этой старой системой, тем
больше оказывается новых культурных деятелей, ищущих новые
ниши для своего творчества и тем сильнее будет эффект нового
возмущения - появления принципиально новой комбинации образцов, не укладывающихся в старые рамки, но дающих новые богатые возможности для творчества. Далее вновь начинается цикл
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
181
заполнения открывшихся пространств и их совместного
упорядочения.
В рамках данной модели будем считать, что иных базовых факторов исторической динамики нет. Это означает эвристическую
рекомендацию рассматривать все остальные факторы как следствия взаимодействия и развертывания базовых факторов (причинные, функциональные связи, положительные и отрицательные
обратные связи, «наслаивания» результатов и последствий в рамках каждого фактора).
3.3.2. Динамические стратегии
Динамические стратегии — устойчивые комплексы поведения индивидов и групп с единой объективной ориентацией в течение двух и
более поколений, такие, что результаты, достигнутые ранее, становятся плацдармом (основными ресурсами и условиями) для последующего продвижения в том же направлении.
Автор концепции динамических стратегий Г. Снукс [Snooks,
1996] выделил четыре основные динамические стратегии с парными соответствиями из биологической эволюции и человеческой
истории:
• рост числа видов /рост числа семей,
• генетические изменения /технологические изобретения,
• хищничество/завоевания
• и симбиоз/коммерция.
Выделим вначале два крупных класса динамических стратегий.
1. Интенсивная стратегия - повышение эффективности соци
ального способа в тех же территориальных границах и с тем же на
селением; интенсивные стратегии являются главным механизмом
развития (структурной и качественной трансформации) социальных
и экологических режимов.
2. Экстенсивная стратегия - распространение социального спо
соба на новых территориях, с привлечением более широкого круга
людей и количества ресурсов; экстенсивные стратегии являются
главным механизмом тенденций количественного роста.
По направленности выделяются семь групп динамических стратегий: ресурсные, технологические, насилия-обороны, коммерческие, социоинженерные, антропные и культурные. Если в каждой
группе выделить интенсивную и экстенсивную составляющие, то
получим 14 основных типов динамических стратегий.
182
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
Ресурсные стратегии
1. Экстенсивные. Миграционные стратегии направлены
на переселение и хозяйственное освоение новых территорий; тесно
связаны с демографическим ростом (см. выше о соответствующем
базовом факторе) и наличием соседних незанятых или малонасе
ленных территорий со сходными природными условиями.
2. Интенсивные. Стратегии ресурсного перехода направ
лены на смену ресурсного обеспечения на той же территории и с
тем же населением. Это может касаться смены энергоносителей,
более эффективного их использования, роста разнообразия вы
ращиваемых культур и домашних животных и т.д. Данные стра
тегии тесно связаны и зачастую трудноотличимы от технологи
ческих стратегий заимствований и изобретений. Принципиаль
ная разница состоит в том, что технологические стратегии в целом
направлены на новые устройства, а ресурсные - на получение
нового сырья.
Технологические стратегии
3. Экстенсивные. Стратегии технологической экспансии, —
распространение технологий на новых территориях и среди новых по
пуляций.
4. Интенсивные. Стратегии заимствований и изобрете
ний - продолжающаяся в течение многих поколений работа по
поиску, применению, модификации, комбинированию различных
устройств и технологий, приводящая либо к росту эффективности
материальной деятельности (к примеру, в производстве пищи,
строительстве жилья или ведении войны), либо к открытию дос
тупа к новому типу ресурсов.
Стратегии насилия-обороны
5. Экстенсивные. Завоевательные стратегии - система
тический захват новых территорий и использование захваченных
ресурсов для новых завоеваний. Стратегии набегов и грабежей,
продолжающиеся в течение двух и более поколений, использую
щие награбленные ресурсы для расширения географии новых
набегов, но не предполагающие захват политического контроля
над территориями.
6. Интенсивные. Стратегии внутреннего принуждения и
насилия — систематические конфискации и экспроприации благ у
подвластного населения. Стратегии обороны направлены на рост
безопасности, для своего развертывания нуждаются в постоянной
опасности или реальности набегов и завоеваний.
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
183
Коммерческие стратегии
7. Экстенсивные. Стратегии расширения рынков сбыта.
Стратегии расширения источников выгодных товаров. Инвестици
онные стратегии и пр.
8. Интенсивные. Стратегии диверсификации, повышения
качества товаров и проч.
Социоинженерные стратегии
9. Экстенсивные. Стратегии экспансии социальных форм —
распространение уже известных социальных форм на новые терри
тории и группы населения, часто сопровождают экстенсивные ком
мерческие и завоевательные стратегии.
10. И н т е н с и в н ы е. Стратегии социальных заимствований и
изобретений — систематический поиск, попытки применения, со
четания разных социальных форм (организации, управления, раз
решения конфликтов, распределения, установления правил и проч.)
на той же территории и с тем же населением, причем результаты
деятельности каждого поколения становятся материалом для даль
нейших заимствований и пере комбинаций.
Антропные стратегии
11. Экстенсивные. Стратегии демографического роста,
предполагающие систему воспроизводящихся в поколениях мер
по увеличению числа населения (от захвата пленников до целе
направленного материального и морального поощрения роста
рождаемости).
12. И н т е н с и в н ы е. Морально-образовательные стратегии
направлены на формирование тех иных качеств людей в значитель
ном социальном масштабе и в течение двух и более поколений.
Культурные стратегии
13.Экстенсивные. Стратегии культурной экспансии — систематическое распространение культурных образцов на новые территории и новые сообщества (например, религиозный мессианизм,
русификация малых народов в СССР или современная глобальная
вестернизация).
14. Интенсивные. Стратегии культурного развития — заимствование, совершенствование любого рода образцов деятельности, мышления, общения, которое не направлено прямо на рост материального выхода (как в случаях родственных технологических
стратегий), но лучше удовлетворяет социокультурные ценности и
потребности субъектов (нередко и объектов) стратегии.
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
184
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
3.3.3. Совместное действие базовых факторов и
динамических стратегий
Бурно развивающееся и/или растущее общество, как правило,
осуществляет несколько динамических стратегий, среди которых,
по Снуксу, можно выделять основные и обеспечивающие, но вероятно, что все они циклически соединены обратными связями взаимоусиления (см. ниже о тренд-структурах и мегатенденции «лифт»).
Эти систематические связи могут быть осмыслены как сеть особых
социальных функций, обеспеченных конкретно-историческими
социальными методами. К примеру, функция завоевания новых
территорий может быть осуществлена такими способами, как миграция всего или большой части этноса (кочевые империи), ежегодные кампании регулярной армии (Римская, Османская империи),
разовая широкая мобилизация элитных войск (крестовые походы),
присоединение окраинных земель путем дипломатии, устрашения,
подкупа и окультуривания варварских элит (Византия и Китай),
заселение с последующей «защитой» поселенцев (Китай). Система
социальных функций и способов является моделью описания режима, соответственно здесь мы имеем дело с особыми режимами: с
одной стороны, рутинными, с другой - ведущими к бурному накоплению и росту. Будем их называть динамическими режимами.
Ключевой социальный институт (полифункциональный социальный способ, воплощенный в устойчивом комплексе социальных
структур и отношений) динамического режима назовем, следуя
Кэроллу Квигли, «механизмом экспансии» [Quigley, 1961].
Сам Квигли выделял следующие механизмы экспансии: жречество в Шумере, налогообложение в египетской и андской цивилизациях, рабство в классической цивилизации, феодализм в средневековой и западной цивилизациях и капитализм в современной (цит,
по [Sanderson, 1995bj).
Динамические стратегии ведут к многообразным тенденциям
роста (как правило, контролируемой территории, населения, статуса и престижа, производства, прибыли и т.д.). Постулируем, что
всякий рост продукта обусловливает рост потребности в ресурсах,
приводит к новым вызовам и необходимости осуществлять новые
социальные функции [ср. Chase-Dunn and Hall, 1997]. Отсюда следуют два принципиальных сценария:
1) свертывание динамической стратегии, когда ресурсов недостаточно, новые вызовы не преодолеваются новыми функциями,
joc
тенденции роста продуктов приводят к возрастанию дефицитов, что
снижает рост продуктов, т.е. устанавливаются отрицательные обратные связи между тенденциями;
2) развертывание динамической стратегии, когда получен доступ к изобильным ресурсам, новые вызовы преодолеваются новыми обеспечивающими стратегиями (соответственно социальными
способами и функциями), рост продуктов ведет к возрастанию дефицитов, которые, будучи восполнены обеспечивающими стратегиями, приводят к новому росту продуктов, т. е. появляется мегатенденция «лифт» (см. ниже).
Динамические стратегии прямо и весьма сильно воздействуют
на базовые факторы исторической динамики, активизируя одни,
блокируя другие и изменяя действие третьих. Очевидно, что действие базовых факторов постоянно поставляет меняющиеся условия для протекания динамических стратегий, т.е. факторы (с объективными закономерностями) и стратегии (с субъективностью,
социокультурной обусловленностью решений) связаны в сложные
круги обратных связей, о которых будет далее особый разговор.
Приведем отдельные примеры проявления и взаимодействия динамических стратегий и базовых динамических факторов.
Наступление ледников и похолодание, освоение огня, пещер и
каменных орудий, появление одежды (фактор спонтанных изменений оставляет в живых только популяции с эффективными
технологическими стратегиями). Одомашнивание растений и животных — неолитическая революция (взаимоусиливающие технологические, ресурсные и миграционные стратегии). Вытеснение
одних племен (народов) другими (стратегии насилия-обороны и
миграционные стратегии). Политогенез как формирование государств через организацию обороны, ирригации и накопление-распределение годичных запасов продовольствия (контур взаимоусиливающих стратегий насилия-обороны, социоинженерных и технологических стратегий). Засоление, истощение почв и переселение
(активизируется фактор обратной нагрузки вследствие экстенсивных
технологических и ресурсных стратегий, решение проблемы через
миграционные стратегии). Вторжение соседних держав с последующей оккупацией и построением даннических деспотий, империй
(стратегии насилия-обороны, миграционные и социоинженерные
стратегии). Постройка и «функционирование» египетских пирамид,
вавилонских дворцов, греческих и римских храмов и театров, средневековых монастырей, университетов (культурные стратегии со
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
186 вспомогательными технологическими и социоинженерными
стратегиями). Колонизация греками Средиземноморья с
сохранением торговых связей и появлением полисной
демократии (действует фактор обратной нагрузки — дефицит
пашенных земель в материковой Греции при доступности через
море других земель без такого дефицита, взаимоусиливающие
миграционная, коммерческая, антропная и социоинженерная
стратегии. Распространение греческой образованности в
Средиземноморье,
расширение
религиозного
влияния
Византийской империи (стратегия культурной экспансии).
Принудительная христианизация народов (культурная экспансия
при поддержке стратегии насилия. Расцвет средневекового Китая с
I по XVI—XVIII вв., подъем Запада с XVI в. по наши дни, подъем и
расширение Московской Руси и Петровской империи в XVII-XVIII
вв.
(взаимоусиление
всех
динамических
стратегий).
Международная самоизоляция Китая с середины XV в. (социоинженерная стратегия, подавляющая коммерческую экспансию). Вытеснение европейцами азиатов из международной торговли в Индийском океане, завоевание Южной и Северной Америки (западные коммерческие и социоинженерные стратегии при поддержке
стратегий насилия подавляют местные динамические стратегии).
Монополизация внешней торговли, конец НЭПа, коллективизация в СССР (социоинженерная стратегия посредством стратегии
внутреннего принуждения подавляют внутреннюю и ограничения
рождаемости в современном Китае (социоинженерная стратегия,
торомозящая антропную стратегию). Глобализация телевидения,
компьютерных сетей (западные культурные стратегии посредством
коммерческой и технологической экспансии блокируют или вытесняют местные культурные стратегии).
Приведенные примеры - это вовсе не «приведение истории к
одному знаменателю», подобное истматовской догме «пятичленки», поскольку вследствие разной конфигурации связей между
стратегиями, разных исходных ситуаций и уровней развития, разной содержательной направленности каждой стратегии имеет место теоретическое разнообразие последствий, в целом соответствующее богатству красок эмпирической истории. Вместе с тем при
всех различиях масштаба, развитости, сложности, культурной специфики, смыслового содержания, исторических последствий и т.п.
крупные события всемирной истории имеют принципиально общую бытийную основу — они зиждутся на выборе, комбинировании, взаимоусилении или взаимоподавлении динамических стра-
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
*οη
тегий и базовых динамических факторов. Означает ли это, что игнорируются уровни развития производительных сил и производственных отношений (как в формациях Маркса)? Вовсе нет, они
описываются как результаты наслоения осуществленных динамических стратегий. А как же быть с глубинными культурными особенностями цивилизаций (в соответствующей традиции Данилевского - Шпенглера — Тойнби)? Отметим, что единство всемирной
истории подтверждается использованием всех динамических
стратегий во всех цивилизациях. Специфика же определяется разной
конфигурацией, преобладанием и содержательной направленностью
динамических стратегий, что в большой степени определяется
ядерными культурными образцами, лежащими в основе каждой
цивилизации [Розов, 1992, гл. 3]. Открывается большое поле
теоретического осмысления накопленного эмпирического материала
о цивилизационной специфике.
3.3.4. Тренд-структуры и мегатенденции
Тренд-структура — устойчивый комплекс параметров и их связей, определяющий взаимозависимость соответствующих тенденций. Как правило, тренд-структура может быть изображена графически как один или несколько замкнутых контуров с положительными и отрицательными связями (ориентированными ребрами)
между параметрами (вершинами), причем для каждой связи в общем случае должны быть заданы условия ее осуществления. Идея
тренд-структуры является обобщением комплекса закономерных
взаимосвязей геополитической ойкумены, выявленного Р. Коллинзом [Collins, 1986, 1995]. В качестве концептуального и графического средств тренд-структура также используется в рамках миросистемного подхода [Chase-Dunn, Hall, 1997]. В принципе, трендструктуры могут быть выявлены и на уровне местных поселений и
на уровне надобщественных (супрасоциетальных) целостностей,
таких, как миросистемы и цивилизации. Далее тренд-структура без
уточняющих определений будет пониматься как устойчивая связь
тенденций в масштабе одного общества.
Мегатенденции суть устойчивые комплексы положительной
обратной связи в контурах тренд-структур (о трех мегатенденциях
современного мирового развития см. [Розов, 1992, гл. 4]. Последствиями мегатенденции бывает многоаспектный рост параметров
социального функционирования (феномены «расцвета»), много-
188
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
аспектное снижение этих параметров (феномены «упадка»),
многоаспектное замещение одних культурных образцов и
социальных форм другими (феномены «перерождения»).
При росте значений основных гомеостатических переменных
и активизации положительных обратных связей в тренд-структуре имеют место мегатенденции «лифт». При достижении порогов величин параметров активизируются отрицательные обратные связи, что приводит к равновесию. Равновесное состояние
тренд-структуры (при незначительных осцилляциях) феноменологически проявляется в виде исторических периодов стабильности общества. При некоторых сочетаниях условий и значений
параметров контуры положительной обратной связи начинают
работать на отрицательный рост, и тогда имеет место мегатенденция «колодец» — неостановимый упадок системы вплоть до
распада, превращения в ресурс других систем или нового возрождения. Таково принципиальное объяснение больших циклов в
истории.
Мегатенденция типа «лифт» не только ведет к расцвету, но также поднимает общество на качественно новый уровень эффективности режимов. Исчисление эффективности режимов — крайне
сложный и деликатный вопрос. Пока будем иметь в виду два критерия эффективности режимов общества: уровень удовлетворения
потребностей и ценностей социально влиятельных групп населения в сравнении с предшествующими периодами (автохтонный критерий) и уровень преимущества/проигрыша в сравнении с соседними обществами, определяемый в исторически заданных формах
через направленность военной, культурной и экономической экспансии (конкурентный критерий).
Мегатенденция типа «колодец» ведет к упадку общества, т.е.
резкому снижению эффективности его режимов (по обоим критериям). Этот упадок, или социальный кризис, всегда является
пучком вызовов, а дальнейшая судьба общества прямо зависит
от релевантности ответных стратегий текущим внешним и внутренним условиям. Возможны и возврат к прежним режимам (но
всегда с существенными модификациями — так называемая реакция), и полный распад (превращение в ресурс для растущих соседних обществ), и новая волна расцвета и экспансии (в случае
нахождения адекватных исторической ситуации динамических
стратегий).
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
JOQ
3.3.5. Типы-аттракторы
Типы-аттракторы (совмещение понятий идеального типа
М. Вебера и аттрактора И. Пригожина) понимаются здесь как места в условном многопараметрическом пространстве изменения систем, которые «притягивают» системы, находящиеся в ближайшей
зоне неустойчивости, кризисов и бифуркаций, причем при «попадании» системы в такой тип-аттрактор наступает период более или
менее длительной стабильности. Далее под системами будем понимать общества, хотя это может быть и более мелкая (провинция,
селение) и более крупная (миросистема, цивилизация) целостность.
Аттракторы, т.е. зоны притяжения и устойчивости в условном
параметрическом пространстве, изображаются в нашей механической метафоре как «лунки», между которыми простираются зоны
бифуркации. Попав в такую «лунку», социальная система может в
ней «застрять» — достаточно долго воспроизводиться без диахронных изменений.
Каждая «лунка»-аттрактор имеет свои внутренние «уклоны».
«Подъем по уклону» означает повышение эффективности системы
с точки зрения бескризисного продолжения воспроизводства в той
же «лунке»-аттракторе. Имеют место также «лифты» - продуктивные мегатенденции как устойчивые комплексы тенденций роста
[Розов, 1992, гл. 4], поднимающие систему к новому аттрактору,
превосходящему прежний по параметрам эффективности, уровням
потребления, безопасности и т.д.
«Скатывание по уклону» означает приближение к кризису, например исчерпанию ресурсов, росту внешней военной опасности,
социальных противоречий, финансовому краху и т.д. При достижении некоторого порога при «скатывании» система претерпевает кризис функционирования и либо находит эффективные пути его решения и возвращается назад (может даже передвинуть пороги, если, к
примеру, осваивает принципиально иные и более изобильные ресурсы), либо «выскакивает» из «лунки»-аттрактора и попадает в зону
бифуркации, где уже испытывает притяжение не только прежней, но
и многих других «лунок»-аттракторов. При этом возможны распады,
соединения, поглощения иными системами. Признаком попадания
в некий новый аттрактор служит восстановление функционирования и воспроизводства, как правило, уже на новых началах.
Противоположностью «лифта» является «колодец» — деструктивная мегатенденция как сложившийся комплекс положительной
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
190 обратной связи между тенденциями упадка (падение Римской
империи в IV—V вв. или царской России в 1914—1922 г.). В этих
случаях имеет место тотальный углубляющийся кризис: система
либо распадается, служа ресурсом для роста соседних систем, либо
попадает в зону бифуркации, где аттракторами являются, как
правило, существенно более примитивные типы систем.
Возможны одновременные «подъемы» по одним «уклонам» (параметрам эффективности системы) и «скатывания» по другим.
3.3.6. Расцвет и упадок: внутренняя динамика
К чему приводят успешные стратегии в плане «движения» аспектов общества в четырех выделенных подпространствах? Успешность стратегий означает эффективность выполнения социальных
функций и способов в наличных условиях. Эта эффективность возможна только при взаимной приспособленности, релевантности
аспектов общества, когда взаимные «требования» (принуждающие
связи) их удовлетворены.
Не следует гармонизацию понимать только позитивно-моралистически. Обществу, в состав социальных функций которого
входит подавление и угнетение одних социальных групп другими, необходимы специальные институты борьбы с инакомыслием, поэтому появление мощной тайной полиции должно считаться гармонизацией обществ такого типа (к примеру, тоталитарных).
В результате гармонизации стороны общества в разных подпространствах как бы «подтягиваются» для соответствия друг другу, составляют некую устойчивую, сбалансированную в основных аспектах систему, что проявляется внешне как расцвет, а в сущностном
онтологическом плане является «захватыванием» общества определенным типом-аттрактором.
Если условия не меняются, то мы получаем случай «застрявшего» общества. Однако, как правило, вследствие действия многочисленных внутренних и внешних факторов (см. 3.3.1) условия меняются. Прежние социальные способы оказываются уже неадекватными для эффективного выполнения социальных функций
(например, не хватает продовольствия для выросшего населения или
не хватает военной мощи для противостояния усилившимся соседям). Неадекватность проявляется в вызовах, а для вызовов уже есть
наготове ответные стратегии, которые при старых условиях были
успешными.
3.3. Базовые факторы и А инам ические стратегии социальной эволюции
IQI
Общая предварительная гипотеза состоит в том, что упадок обществ определяется, как правило, именно этой «ловушкой успешных стратегий». В качестве примера приведем стратегии жесткого
подавления социального протеста, применяемые царским правительством России в XIX - нач. XX в. Они были исключительно успешными в случае с декабристами, относительно успешными в
случае с народниками в 60—70-х годах XVIH в. и в русской революции 1905—1907 гг., но оказались саморазрушительными, будучи примененными к солдатским и рабоче-крестьянским массам после
1914г. вначале царизмом, потом Временным правительством, наконец, белой армией.
Подобная ловушка поджидала и СССР. Введение танков в Венгрию и Чехословакию с последующим установлением военного режима, арестом лидеров протеста и репрессиями укрепила на многие годы «социалистический лагерь». Танки в конце 80-х годов в
Тбилиси и Вильнюсе были уже менее эффективны. Но ровно та
же стратегия, примененная в Москве деятелями ГКЧП (август
1991 г.), послужила спусковым крючком для почти молниеносного
саморазвала коммунистической системы. Разумеется, здесь взят
только самый наглядный аспект стратегий, отнюдь не претендующий на исчерпывающее объяснение сложнейшего феномена упадка, но он позволяет хорошо уяснить суть принципа «ловушки успешных стратегий».
Упадок общества всегда сопряжен с разрушением социальных
режимов, разбалансировкой и дисгармонизацией сторон общества. Оно как бы «выпадает» из аттрактора и начинает блуждать в
зоне кризиса и бифуркации, испытывая «притяжения» как от
новых, так и от старого аттрактора - прежнего режима, который
по мере углубления кризиса предстает закономерно все в более
розовом свете.
Расцвет социальной системы (локуса, общества, миросистемы,
цивилизации, ойкумены) можно понимать также как период явного преимущества данной целостности по отношению и к предшествующим периодам, и к однопорядковым окружающим системам
по наиболее значимым в соответствующую эпоху параметрам в трех
главных аспектах: военно-политическом (соотношение силы, власти, влияния), экономическом (объем и качество потребляемых
благ) и культурном (уровень развития религиозной, идеологической, эстетической, литературной, научно-философской и прочей
духовной продукции, а также уровень внешнего спроса на нее).
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
192
В экономическом аспекте к расцвету приводит период
интенсивного роста, т.е. повышение удельного количества благ на
каждого индивида (отличается от экстенсивного роста, когда
увеличение производства благ идет совместно с демографическим
ростом). Случаи, когда интенсивный рост достигнут в одном
локусе (обычно центре мир-империи, ядре мир-экономики,
столице страны-общества) за счет эксплуатации других локусов,
формально также приводят к расцвету, но только этого локуса
(Вавилон, Древний Рим, Великобритания и США в мировой
экономической системе, Париж XVII-XVIII вв. во Франции,
Петербург XVIII-XIX вв. в России). Очевидно, что длительность
этого локального расцвета прямо зависит от эффективной
реализации функций нейтрализации опасностей такого разрыва
(сепаратизм, социальные волнения, переход провинций под чужое
покровительство и т.д.).
Одновременный расцвет двух и более взаимодействующих целостностей возможен, но неизбежно ведет к конфликтам и/или конкуренции — борьбе за сферы влияния как в политике, так и в экономике и культуре. Упадок определяется как явление, обратное расцвету.
Иначе говоря, упадок есть период проигрыша по отношению как к
собственным прошлым периодам, так и к окружающим однопорядковым социальным системам. Возможны одновременные упадки двух
и более взаимодействующих социальных систем; упадки не «мешают» друг другу, но, как правило, «освобождают место» для последующих подъемов и расцветов тех же или соседних систем.
Коллапс (падение, крушение, конец) является крайней степенью
упадка — прекращением выполнения практически всех социальных
функций и динамических стратегий, объединяющих социальную
систему (общесистемных). Сопоставим эту функциональную интерпретацию с классическим списком признаков коллапса системы поТайнтеру [Tainter, 1988; цит. по: Sanderson 1995, р.126]:
• «разрушение властного и централизованного контроля» - пре
кращение действия общесистемных функций внутреннего порядка;
• «появляются малые государства на ранее объединенной тер
ритории и обычно борются между собой за господство» — следствие
прекращения функций внутреннего порядка и общесистемных фун
кций внешней безопасности»;
• «монументальное строительство и другие работы, поддер
живаемые государством, сильно замедляются или вовсе прекра
щаются» — прекращение выполнения общесистемной культур
ной стратегии;
33. Вазовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
193
• «дворцы и центральные хранилища опустевают, равно
как
прекращается рыночный обмен и централизованное распределение
продовольствия», «пропитание и другие материальные нужды ста
новятся делом локального самообеспечения» - прекращение вы
полнения общесистемных функций жизнеобеспечения;
• «технология возвращается к простейшему уровню, который
доступен на локальном уровне» - следствие прекращения общеси
стемных функций воспроизводства инфраструктуры (как правило,
с дорогими и сложными технологиями);
• «значительное и обычно быстрое снижение величины и
плотности населения» - следствие бегства, массовой гибели от
голода, болезней, насилия, междоусобных войн, снижения рож
даемости, которые, в свою очередь, являются следствиями пре
кращения выполнения общесистемных функций жизнеобеспече
ния, поддержки инфраструктуры, внутреннего порядка и внеш
ней безопасности.
3.3.7. Принципы социальной эволюции
Эволюция в данном случае понимается как совокупность разноскоростных и разномасштабных, эндогенных и экзогенных, взаимообусловленных и автономных процессов изменения и смены
форм жизни (в том числе в человеческом роде).
Тренд-структуры и коэволюция. Количественные изменения в
истории объясняются через понятие тренд-структуры. Качественные и структурные изменения объясняются через коэволюцию совместное действие законов эволюции социальных форм, культурных образцов, психосферы и биотехносферы (где «технический прогресс» и биологическая эволюция являются подпроцессами).
Тренд-структура и законы коэволюции «сфер бытия» направлены прежде всего на объяснение непреднамеренных изменений в
истории как следствий реализации динамических стратегий.
Принцип коэволюции аспектов истории. В истории человечества
в результате осуществления серий разнородных динамических стратегий (см. выше) изменения и наслоения происходят в каждой «сфере бытия» - биотехносфере, психосфере, культуросфере и социосфере. Связь этих эволюции состоит во взаимном предоставлении
новых ограничений и новых возможностей. Кроме того, эволюция
культуросферы поставляет новые образцы для развития элементов
остальных сфер.
7. Заказ № 673.
194
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
Для эволюции социальных форм сформулированы
отдельно принципы взаимного соответствия форм, подчиненияинсталляции форм, диверсификации, унификации, интеграции и
др. Каждый принцип снабжен перечнем факторов стимуляции или
торможения тенденций и историческими примерами. Эти
результаты требуют изложения в отдельной работе.
Историческая динамика выявляется через синтез понятий, базовых динамических факторов, динамических стратегий трендструктур (контуров положительной и отрицательной связи между
тенденциями, порожденными динамическими стратегиями [Розов,
1992, гл. 4; Collins, 1995), принципов эволюции социальных форм и
культурных образцов. Могут быть предложены некоторые общие
принципы исторической динамики и социальной эволюции, объединяющие введенные понятия.
Принцип горизонтов развертывания. Следствием каждой успешно осуществленной динамической стратегии является резкая смена
условий и ресурсного обеспечения для нее же и остальных динамических стратегий; соответственно «закрываются» старые, но нередко «открываются» новые горизонты развертывания, т.е. возникает
«свободное пространство» для реализации «новых изданий» динамических стратегий.
Принцип стратегической инерции. Каждый социальный субъект
(индивид, группа, сообщество) при возникновении затруднений
(нарушении или неадекватности режимов) использует ту стратегию
поведения, которая, согласно его исторической памяти, была успешна при преодолении затруднений в прошлом; отказ от упорного следования прежним стратегиям происходит лишь в результате
драматического провала, истолкованного как дискредитация стратегий, и только при наличии альтернативных стратегий с положительным подкреплением.
Принцип социальной трансформации. Продолжительное действие
мегатенденции (взаимоусиления тенденций изменения ключевых
переменных экологического, социального, психологического и
культурного режимов) в комбинации со стратегиями экспансии
новых социальных форм и культурных образцов социальными
группами, получившими наибольшее влияние, являются необходимыми и достаточными условиями качественной трансформации
— смены типа общества. Новый стабильный тип общества устанавливается при преобладании отрицательных связей между тенденциями над положительными, характеризуется преимущественным
3.3. Базовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
195
распространением новых социальных форм и режимов, а также
результатами взаимоприспособления режимов, утверждающими
интересы и легитимность новых элит и соответствующими
принципу режимной релевантности (см. 3.1.4).
Принцип распространения социальных форм. Социальные формы,
как правило, с течением времени заполняют все «свободное пространство», где они обнаруживают свою эффективность. Они также имеют тенденцию вытеснять менее эффективные «конкурирующие»
формы (через подражание, принуждение, изоляцию носителей старых форм или их физическое уничтожение) при условии отсутствия
специальных противодействующих факторов. Распространение социальных форм (равно как и культурных образцов) является надстройкой над более фундаментальным биологическим принципом
распространения популяции — увеличения ее численности и ареала
расселения при достаточных ресурсах и отсутствии специальных
противодействий.
Принцип диверсификации. Эффективные социальные формы
каждой локальной общности становятся все более отличны от форм
других общностей. Эта тенденция диверсификации основана на законе социокультурного обособления каждой относительно изолированной общности [Коллинз, 1994, с.72] и накапливающихся последствий приспособления к местным особенностям окружения.
Принцип унификации. Направление унификации социокультурных форм, напротив, осуществляется в условиях пространственного объединения локусов (на политической, культурной, экономической основе), наличия влиятельных социальных сил, видящих
достижение своих интересов через унификацию. В этих случаях с
точки зрения потребностей людей (например, полноты власти для
«верхов» и личной безопасности, сохранения статуса для «низов»)
единство социокультурных форм становится эффективнее, чем их
различие.
Принцип интеграции. Интеграция социальных форм означает
приведение их в соответствие друг к другу, эффективное с точки
зрения взаимодействия (например, обмена и кооперации), но с
минимальной унификацией. Интеграция имеет место в условиях
сочетания факторов роста взаимовыгодных взаимодействий между
локусами и отсутствия социальной силы, заинтересованной и способной осуществить унификацию. Случаи диверсификации в этносах, унификации в государствах (особенно тоталитарных) и интеграции в экономическом обмене широко распространены и обще-
1 Об
Глава 3
· СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСГОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
известны. Приведем сквозной пример: разнообразие форм родства,
известных в антропологии, есть продукт диверсификации социальных форм семейной жизни. Принудительное введение политико-религиозными лидерами, а затем государствами единого института брака, к примеру: моногамного (через обряды, традиционные
и правовые запреты многоженства, многомужества, инцеста) есть
яркое проявление тотальной унификации. Рост терпимости в ряде
западных стран последних десятилетий по отношению к нетрадиционным формам браков («шведская семья», допускающая инцест,
«жизнь втроем», гомосексуальные браки и т.д.) при обязательном
выполнении некоторых общезначимых норм (например, касающихся воспитания детей, выполнения брачных контрактов, норм гражданского права) может рассматриваться как новая тенденция к интеграции в данной сфере.
Широко распространившиеся в результате объединения ранее
изолированных локусов, последующей унификации или интеграции формы называются доминантными, а сохранившиеся в пространственной или социальной периферии разнообразные версии
этих форм — рецессивными.
Принцип кризисной инверсии форм. Эффективность любых социокультурных форм рано или поздно снижается вплоть до исчезновения (вследствие исчерпания ресурсов, изменения потребностей,
появления соперников, утраты соответствия между формами и т.д.),
что приводит к их кризису и возможной дискредитации. При этом в
наибольшей степени вытесняются доминантные формы, в то время
как некоторые рецессивные формы в новых условиях могут оказаться наиболее эффективными и занять «освободившееся» пространство. Никаких гарантий эффективности имеющихся форм нет, но
при большей диверсификации (большем числе рецессивов) вероятность «попадания» выше. Данный принцип построен как гипотетический перенос на социосферу соответствующего известного и
доказанного закона в эволюции биосферы.
3.3.8. Роль исторических событий в социальной эволюции
Исторические события имеют своими последствиями существенные изменения хотя бы одного режима (экологического, социального, культурного или антропного) в рамках всего общества.
Получается, что отнюдь не все дворцовые перевороты, войны и мятежи имеют статус исторических событий, но только те, которые
3.3. Вазовые факторы и динамические стратегии социальной эволюции
197
привели к смене социальных функций и социальных способов,
реализующихся через толщу базовых процессов жизнедеятельности
в обществе. Каждое историческое событие (к примеру,
Французская революция) может быть представлено двояко: вопервых, феноменологически, как это обычно и делается в
эмпирической истории, через совокупность, цепь или сеть
локальных событий (и взятие Бастилии, и заседания Конвента, и
мятежи в Вандее были вполне локальными событиями), вовторых, системно через внутренние трансформации сущностных
основ общества. Что же это за трансформации?
Согласно теоретическому критерию, существенное изменение
режима, вызванное историческим событием, должно включать изменение структуры социальных функций и социальных способов в
масштабе всего общества. Теперь можно уточнить поставленный
выше вопрос. Каково системное объяснение смены социальных
функций вследствие исторических событий? Новая функция не
может появиться иначе чем успешный ответ на вызов — кризисные
проявления отсутствия этой функции, ставшей необходимой в новых условиях. Такими ответами являются стратегии, причем в масштабе долговременных изменений, затрагивающих все режимы общества, это, как правило, динамические стратегии.
Исторические события, с одной стороны, должны быть осмыслены как зарождения, этапные вехи развития и завершения динамических стратегий. С другой стороны, дефицит новых функций
тоже не возникает «из ничего». К нему обычно приводит совместное действие одного или нескольких базовых факторов с последствиями (как правило, непреднамеренными) динамических стратегий. Сущность этих сложных изменений раскрывается в нашей
модели через понятия тренд-структур и мегатенденций. Таким образом, исторические события — это точки «переключения» связей
в тренд-структурах, характерным примером чего является начало роста уже не страха, а озлобления и агрессии при наращивании репрессивных действий властей. По сути дела, здесь отрицательная обратная связь (строже наказания - меньше протеста) переключается на
положительную обратную связь (строже наказания — больше протеста). Это переключение обычно происходит не постепенно, а сразу
и лавинообразно, когда «чашу терпения» переполняет вполне
определенное историческое событие. Поскольку именно в результате такого рода «переключений» возникают мегатенденций устойчивые комплексы положительных обратных связей, можно
Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИаОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ
198
предположить, что начало, этапные вехи развития и завершение мегатенденций также проявляются феноменально как вполне конкретные и известные исторические события.
Предложенный арсенал концептуальных средств, очевидно, не
полон и нуждается в многократной проверке на интерпретируемость
и эвристичность — возможность с его помощью строить верифицируемые и фальсифицируемые теории. Дальнейшее изложение уже накопленного опыта теоретико-исторических исследований (см. разд. 4),
систематической методологии теоретических исследований в исторических и социальных науках (см. разд. 5) и обобщенный метод теоретической истории (разд. 6) как раз направлены на формирование
целостного и строгого подхода применения построенного в данном
разделе арсенала понятийных орудий мышления об истории.
Глава 4
ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ:
ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
В предыдущих разделах настоящей работы обосновывался тезис о первостепенной значимости теоретической истории для дальнейшего развития философии истории, социальных и исторических наук. При этом кардинальным вопросом оставалась сама реальность теоретической истории
как науки - наличие некой критической массы сильных работ со значимыми убедительными результатами. Данный раздел является ответом на
этот законный вопрос и представляет несколько исследовательских программ, показывающих достигнутый за последние десятилетия уровень развития теоретической истории.
Изложение хода рассуждений каждого автора и основных результатов
будет сопровождаться комментариями, направленными прежде всего на
выявление логической и методологической схемы исследования, так как
следующие разделы будут посвящены детальному обсуждению методологии и методов теоретической истории.
Материал расположен в целом согласно хронологической последовательности предметов обсуждаемых исследований, а также с учетом ориентации «от локального к целому». Таким образом, будет намечен пунктир
точечных, сравнительных и охватывающих теоретико-исторических исследований, пронизывающий всю толщу всемирной истории. Мы начнем
с анализа взаимодействия факторов развития общества и политогенеза в
догосударственных («примитивных») обществах (работа A.B. Коротаева).
Эту тему продолжит изложение теории происхождения государства и политической эволюции, истории соответствующей исследовательской программы (Р. Карнейро). Далее обратимся к сравнительному исследованию
социальных революций как распадов государства (Т. Скочпол). Содержательно связана с этой теорией геополитическая теория, объясняющая циклы расширения/сокращения военно-политической мощи держав, закономерности распада больших империй, от доиндустриальных аграрных
империй до распада Варшавского блока и СССР как Советской империи
(Р. Коллинз). В свою очередь, с этими пространственными паттернами
политической географии связан подход «концептуального картирования»,
примененный для объяснения социокультурного и политико-экономичес-
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
200 кого разнообразия, закрепленного в современной карте Европы (С.
Рок-кан). Наконец, коротко обрисован охватывающий подход объяснения
специфики взаимодействия Европы с разными мировыми регионами,
т.е. фактически предметом теоретической истории здесь является уже
глобальная современность (Э. Вульф, Ф. Бродель, И. Валлерстайн).
Буквенные сокращения переменных, логические схемы и таблицы - это,
как правило, результат реконструкции, если специально не оговорено обратное, поэтому ответственность за возможные ошибки в них лежит на авторе этих строк, а не на авторах реконструируемых исследований.
4.1. Факторы классообразоваиия
и политогенеза
(исследование A.B. Коротаева)
4. Ί. 7. Взаимосвязь переменных
Работа A.B. Коротаева представляет и содержательный, и методический интерес. В содержательном плане проведена убедительная критика казавшихся незыблемыми постулатов (усиленных авторитетом Маркса и Энгельса) о причинах происхождения классов
и государства, причем критика не голословная, а подкрепленная
грамотным обобщением большого эмпирического материала. Представлены и эмпирически подкреплены альтернативные гипотезы
объяснения. В методическом плане особый интерес представляет
искусная работа с порядковыми шкалами - наиболее перспективным типом шкал для теоретической истории (см. 1.4.7).
Вначале A.B. Коротаев рассматривает связи между традиционными понятиями-переменными:
• уровень развития земледелия (РЗ);
• производительность труда (ПТ);
• производство/непроизводство прибавочного продукта (П.П);
• уровень социальной стратификации (СС);
• уровень государственного развития или политической цент
рализации (ГР).
Ставится задача проверки общепринятой в отечественной и
широко распространенной за рубежом «автоматической» (термин
Р. Карнейро, см. 4.2.1) концепции, состоящей в том, что развитие
земледелия (рост РЗ) вело к повышению производительности труда
(рост ПТ) и в результате к получению прибавочного продукта (ПП),
4.1. Факторы классообразования и политогенеза
2Ai
что, в свою очередь, обусловило появление классов (рост СС) и последующее развитие государственности (рост ГР).
Итак, предстоит опровергнуть концепцию, логика которой может быть выражена такой формулой: РЗ —» ПТ -» Π Π —» СС —» ГР.
Под сомнение ставится связь ПТ -> ПП. Если бы было верно, что
рост ПТ необходим и достаточен для роста ПП, то при высокой
производительности труда всегда производился бы прибавочный
продукт, а в случае низкой не производился бы. Факты же говорят в
точности об обратной картине: ранние земледельцы Тропической
Африки имели прекрасные возможности для производства прибавочного продукта, но не делали этого; китайские крестьяне, чья
производительность труда (вследствие неблагоприятных экологических условий) была существенно ниже, регулярно производили
прибавочный продукт. Причем этот пример вовсе не единственный,
он находит множественные и разнообразные подтверждения, общий смысл которых таков: во всех случаях, когда ранние земледельцы и охотники-собиратели имеют высокую производительность труда, они сами никогда не пользуются этим для получения
прибавочного продукта, а просто имеют меньшую продолжительность рабочего дня [Коротаев, 1991, с. 142, 143; Clark and Haswell,
1966, p. 81-83; Carneiro, 1970, etc.; cp. 4.2.1.1].
Когда же люди начинают производить прибавочный продукт?
Это происходит всегда при наличии дополнительных внешних социальных условий: либо их принуждают к этому, либо они сами заинтересованы обменивать этот продукт на блага, которые не могут
произвести сами [Carneiro, 1970, р. 734]. Опять же известны случаи,
когда производство прибавочного продукта по принуждению или ради
обмена, к примеру, охотниками-собирателями, которых государство
облагало данью, вовсе не приводило к классовому расслоению сообщества [Долгих, 1960; Коротаев, 1991, с. 138]. Таким образом хотя и
не опровергается, но ставится под сомнение связь ПП —> СС, т.е.
«автоматическая» социальная стратификация и классообразование
в результате производства прибавочного продукта. Более того, напрашивается предположение об обратной причинной связи — влиянии социальных факторов (к примеру, развития государственности) на производство прибавочного продукта.
Сомнительна также связь РЗ -» ПТ в долговременной перспективе, поскольку в процессе развития земледелия осваиваются все
более и более неудобные, менее плодородные почвы, при обработке которых даже усовершенствованными методами (плуг, тягловый
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
202 скот, ирригация, «пар», удобрения) производительность труда
иногда не растет, а падает. «И имеются все основания
утверждать, что по крайней мере в некоторых классовых обществах
с развитым земледелием производительность труда в сельском
хозяйстве была заметно ниже, чем у многих доклассовых ранних
земледельцев» [Ко-ротаев, 1991, с. 143].
Есть ли сама связь между развитием земледелия, классообразованием и политогенезом? Иными словами, как соотносятся шкалы
РЗ, СС и ГР? Комбинации значений по этим шкалам встречаются
самые разные. В ситуации такого рода Коротаев использует атлас
систематизированных описаний 186 ранних обществ как базу данных и строит таблицы частоты встречаемости обществ с разными
комбинациями значений поданным шкалам [Murdock, 1981].
4.Ί.2. Использование шкал порядка
Ясно, что точные численные значения по выделенным переменным либо в принципе невозможны либо практически недоступны,
поэтому Коротаев широко использует шкалы порядка. Некоторые
шкалы берутся из источников, некоторые составляются заново.
Теперь посмотрим, как прошкалированы семь указанных выше переменных, исследуемых в работе Коротаева. Приведем в качестве
примера первую таблицу Коротаева.
Таблица 1
Типы хозяйства и уровень классовой стратификации
Уровень
0
1
2
3
Итого
А
Б
В
Итого
39
18
5
0
62
6
21
11
2
40
6
14
14
29
57
51
53
30
25
159
Названия строк в таблице означают уровень классовой стратификации (от 0 — низшего до 3 — высшего), а названия столбцов — уровни развития земледелия (от А - присвающего хозяйства до В — высокоразвитого интенсивного земледелия). В ячейках таблицы проставлено количество обществ с признаками,
4.1. Фзкторы классообразования и политогенеза
2Q1
подпадающими под определения соответствующих ступеней выбранных для таблицы шкал порядка. Совершенно очевидна «диагональ» от верхнего левого к нижнему правому углу таблицы.
Однако Коротаев использует точные статистические методы, а
именно подсчитывает коэффициенты: квадратичной сопряженности (74,7), Чупрова (0,43) и Крамера (0,48). Связь признается
явно существенной. Такая же таблица строится для выявления
связи РЗ и ГР, причем связь оказывается еще более сильной (соответственно 82,6, 0,52 и 0,52). Итак, связи РЗ-СС и РЗ—ГР убедительно подтверждены. Однако общепринятая логическая цепочка объяснения частью опровергнута, частью подвержена серьезному, основанному на фактических данных сомнению.
Переменные «производительность труда» ПТ и «производство
прибавочного продукта» ПП не то чтобы не значимы, но явно не
служат главным промежуточным звеном в причинной связи от
«развития земледелия» РЗ к «социальной стратификации» СС и
«государственному развитию» ГР. Кроме того, сама направленность причинной связи может быть обратной, например от развития государственности к большей интенсификации хозяйства
и соответствующему принуждению производить прибавочный
продукт, пусть даже при низкой производительности труда.
4.1.3. Проверка гипотез с помощью таблиц
После выполнения критической задачи («подготовки теоретического поля») Коротаев приступает к выдвижению и проверке собственных гипотез. В ходе этой работы он построил и обсчитал 30 таблиц, в принципе схожих с табл. 1, причем в некоторых весьма сложных таблицах используются не две, а три шкалы [Коротаев, 1991,
табл. XVII-XIX, XXI, XXII-XXVIII]. Не имея возможности в деталях воспроизводить все рассуждения, отсылая интересующихся читателей к этой образцовой теоретико-исторической работе, отметим важнейшие логические и методические ходы.
Были заявлены альтернативные связующие переменные:
• общая среднегодовая продолжительность рабочего дня (ОРД) ;
• среднегодовая продолжительность рабочего дня земледельцев
«в поле» (РДП);
• размер общины (РО);
• плотность населения (ПН);
• уровень развития техники хранения продуктов питания (ТХ);
204
Глава 4 ОПЫТ
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
• средства коммуникации (СК);
• неравномерность хозяйственно-экологических условий, т.е.
наличие/отсутствие перепадов производства продовольствия по го
дам и сезонам (НУ).
В то время как производительность труда при развитии земледелия практически не росла или даже падала, четыре других показателя (РДП, ПН, РО и ТХ) существенно возрастали, особенно
плотность населения [Коротаев, 1991, с. 147]. Указано также на
значимость средств коммуникации, причем обоснование проводится через демонстрацию (опять через таблицу) того факта, что
при существенно меньшей плотности населения уровни социальной стратификации и развития государственности у экстенсивных
скотоводов (кочевников) близок к уровню тех же параметров земледельцев, что интерпретируется как эффект «сближения» через
развитые средства коммуникации - верховую езду кочевников в
условиях открытой степи [Там же, с. 157]. Подтверждена связь указанных выше переменных с ростом социальной стратификации и
развитием государственности.
Каждая связь здесь обоснована через таблицы, подобные табл.1
[Там же, с. 148—155], а в целом по методу сопутствующих изменений
следует признать причинную связь между РДП, ПН, РО, ТХ и СК, с
одной стороны, и СС, ГР - с другой, притом что направленность
этой связи пока не известна, хотя напрашивается гипотеза о мегатенденции как замкнутом устойчивом комплексе положительной
обратной связи между тенденциями [см. 3.3.3; Розов, 1992, гл. 3-4].
4.1.4. Пример анализа фактора:
наличие технологий хранения
В качестве частного примера возьмем изучение фактора технологий хранения (ТХ). На основе тонкого анализа таблиц Коротаев делает вывод об относительной автономности фактора ТХ, который зависит больше от хозяйственно-экологических условий неравномерности производства продовольствия по сезонам и годам (переменная НУ). На ранних ступенях развития общества уровень ТХ не особенно значим, потом становится весьма важным:
чем более развита техника хранения, тем на более высокие ступени по стратификации и государственности способно подняться общество. Выясняется, что без техники хранения запасов практически нет обществ с выраженными классами и государством, с
4. Ί. факторы классообразования и политогенеза________________ ^ ^ _________
205
размерами общины более 400 человек. Иногда количественный анализ дополняется качественным, например при рассмотрении таблицы соотношения ТХ-РЗ-СС выяснилось, что аномально большое
число обществ с высокой классовой стратификацией и отсутствием техники хранения состоит в большинстве из скотоводческих
обществ, но скот уже является запасом продовольствия, т.е. аномалия оказывается добавочным подтверждением тезиса [Там же,
с. 170]. Наконец, на поздних стадиях социального и государственного развития фактор ТХ вновь теряет значение, поскольку к этому времени уже практически все общества обладают этими технологиями. Содержательный анализ количественных характеристик таблиц трудно поддается логической реконструкции,
поэтому для детального знакомства с таким подходом отсылаем
читателя к статье Коротаева,
4.1.5. Итоги исследования
В содержательном плане выводы Коротаева вполне убедительны и позволяют по-новому взглянуть на истоки человеческой истории, устранить или по меньшей мере подвергнуть сомнениям устоявшиеся догмы. Вместе с этим остается неясность относительно
главного источника динамики исторического развития в эту эпоху.
В следующем разделе эта неясность будет устранена, поскольку на
этот вопрос сильнейшим ответом является теория стесненности
Роберта Карнейро. Результаты Коротаева полностью укладываются
в модель классических работ Карнейро, служат детализацией и
эмпирическим подтверждением некоторых моментов этой модели,
связанных с отношениями между плотностью населения, принуждением к труду, источниками развития инфраструктуры (технологий хранения, средств коммуникации и т.д.). В то же время по каким-то причинам Коротаев оставляет без внимания главное ядро
теории Карнейро - стесненность и войны (см. 4.2.6). Скорее всего,
атлас Мердока не дает достаточных данных для эмпирического анализа соответствующих переменных.
В методическом плане наибольший интерес представляет метод работы с порядковыми шкалами. Статистическая корреляция становится возможной лишь при большом N (количестве
случаев доаграрных и раннеаграрных обществ). Таких «подарков»
для теоретической истории, как фундаментальный компендиум
Мердока, крайне мало. Поэтому вряд ли стоит рассчитывать на
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
206 статистику как на главное средство анализа. Теоретическая
история, как правило, имеет дело с небольшим числом случаев,
поэтому
логический
анализ
представляется
более
перспективным, чем статистический. В то же время становится
очевидно, что запросы теоретической истории (в широком
смысле) рано или поздно должны стать одним из главных
оснований
для
построения
концептуального
каркаса
антропологических и прочих баз данных (справочников и т.д.),
касающихся прошлого и настоящего человеческих обществ.
Работа Коротаева показывает, что даже при таком внушительном объеме имеющихся данных, удачно определенных и прошкалированных переменных, умелом построении и тонком анализе
таблиц, все равно для ответа на центральные вопросы не хватает
качественного детального, в данном случае антропологического,
анализа единичных случаев. Это приводит нас к главному моменту напряженности - соотношению между качественным анализом случаев и формальным (логическим или количественным)
анализом взаимодействия переменных в теории истории. На наш
взгляд, именно налаживание прочной логической и методической
связи между этими, казалось бы, диаметрально противоположными исследовательскими подходами и установками является главной
и наиболее перспективной точкой роста теоретической истории.
Подтверждением этого тезиса является славная история появления теории Роберта Карнейро о происхождении государства и становления соответствующей исследовательской программы.
4.2. Происхождение государства:
реконструкция исследовательской
программы Роберта Карнейро
Первая публикация по теории происхождения государства датируется 1961 г. [Carneiro, 1961], но мы обратимся к периоду уже
достаточно зрелой, проверенной исследовательской программы и
попробуем реконструировать логику развертывания теории.
4.2. Ί. Карнейро реструктурирует теоретическое поле
В начале своей классической статьи «Теория происхождения государства» Роберт Карнейро приводит основные известные теории
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
207
и подвергает их критике, приводя эмпирические
аргументы [Carneiro, 1970]. Он обсуждает следующие теории,
объясняющие происхождение государства.
• Волюнтаристические теории: теория общественного догово
ра (Гоббс, Руссо);
• «автоматические теории», в том числе марксистские (Эн
гельс, Чайлд, Фрид);
• ирригационная теория (Виттфогель);
• принудительные теории: теория завоевания пастухами земле
дельцев (Оппенгеймер).
Карнейро отказывается рассматривать теории общественного
договора как чисто умозрительные конструкции, не подкрепленные ни одним реальным историческим примером.
4.2.1.1. Против «автоматических теорий». Наиболее распространенной из так называемых волюнтаристических теорий является
«автоматическая» теория происхождения государства, которую Карнейро связывает с именем Гордона Чайлда, но в ней найдет много
знакомого и отечественный читатель, воспитанный на трудах Энгельса и Маркса (либо на исторических учебниках, воспроизводящих, как правило, туже концепцию политогенеза). Согласно автоматической теории,
изобретение сельского хозяйства автоматически вызвало прибавочный пищевой продукт, позволив некоторым индивидам отойти от пищевого производства и стать гончарами, ткачами, кузнецами, каменщиками и т.д., осуществляя таким образом экстенсивное разделение
труда. Из этой специализации развилась политическая интеграция, которая объединила ранее независимые сообщества в государство
[Carneiro, 1970, р. 733; ср. 4.1.1].
Сам Карнейро видит главную трудность этой теории в том,
что сельское хозяйство не создает автоматически прибавочного
пищевого продукта, и это подтверждается эмпирическими фактами: например, известно, что индейцы Амазонии сами не производили прибавочного продукта, хотя и были способны к этому
технологически, поскольку под влиянием европейцев стали производить его в целях продажи. Итак, заключает Карнейро, необходим некий социальный механизм, вызывающий актуализацию
способности к производству прибавочного пищевого продукта.
Рассмотрим этот случай в терминах методологии исследовательских программ.
Приведем последовательность тезисов автоматической теории А.
208
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
al). Появление сельского хозяйства и развитие земледелия автоматически приводит к появлению прибавочного пищевого продукта (РЗ -> ПП).
а2). Наличие прибавочного продукта автоматически приводит к
разделению труда (ПП -> РТ).
аЗ). Разделение труда автоматически приводит к развитию политической интеграции, появлению государства (РТ -> Π Г).
а4). Таким образом, развитие земледелия автоматически приводит к появлению государства (РЗ -» ПГ).
Слово «автоматически» можно интерпретировать либо в сильной версии «всегда, при любых условиях» (al), либо в слабой версии «как правило, при наличии обычных условий и отсутствии специфических препятствий» (аГ). Эмпирический аргумент Карнейро
опровергает тезис al через использование классического правила
modus tollens. Если верно al, то владеющие издавна (с доколумбовой эпохи) сельскохозяйственными технологиями индейцы Амазонии должны были производить прибавочный пищевой продукт, но
они не делали этого:
(al) РЗ->ПП
РЗ
нетПП
Следовательно, не-al (неверна сильная версия тезиса РЗ —» ПП
автоматической теории происхождения государства).
Можно возразить, что имелась в виду не сильная, а слабая версия обусловливания: не всегда, а лишь иногда сельское хозяйство
приводит к прибавочному продукту. На это у Карнейро есть адекватный ответ. Конечно, могло бы быть, что индейцы Амазонии
просто не способны были к производству прибавочного продукта
(например, вследствие недостатка природных ресурсов или недостаточного уровня технологии обработки земли — условие недостатка УН). Карнейро показывает, что они вполне были на это
способны, подтверждая фактом производства такого продукта при
тех же ресурсах и технологиях, но при наличии специфического
условия: побуждения европейцами прибавочного производства
пищевой продукции на продажу. Итак:
(аГ)нетУН->(РЗ->ПП)
нет УН, есть РЗ, нет Π Π
Следовательно, не а Г (неверна слабая версия тезиса РЗ -» Π Π
автоматической теории происхождения государства).
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
4.2.1.2. Против гидравлической теории Виттфогеля. Гидравли
ческая теория Карла Виттфогеля [Wittfogel, 1957] также принадле
жит к группе волюнтаристических. Если коротко, она состоит в том,
что люди в засушливых местностях научились осуществлять ирри
гационные работы по задержке и проведению воды вначале в своих
местечках, а затем осознали возможность объединения ороситель
ных систем, т.е. организации масштабной 'гидравлической деятель
ности (ГД). Это потребовало централизованной администрации,
развитие которой и означало появление государства (ПГ).
Логический статус главного тезиса данной теории при внимательном рассмотрении отличается от тезисов автоматической теории. Здесь утверждается не только то, что всякая масштабная гидравлическая деятельность приводит к возникновению государства
(ГД _^ ПГ), но и то, что каждый случай автохтонного происхождения государства вызван именно гидравлической деятельностью
(ПГ -> ГД). Иначе говоря, тезис теории Виттфогеля состоит в необходимости и достаточности гидравлики по отношению к автохтонному появлению государства или эквивалентности суждений
о наличии каждого явления (ПГ <=> ГД). Такое логическое отношение позволяет Карнейро опровергнуть гидравлическую теорию
следующим образом [Carneiro, 1970, р. 734]: археологические находки с очевидностью показали наличие полноценных государств
(ПГ) в Месопотамии, Китае и Мексике (т.е. именно в случаях автохтонного происхождения государства, указанных самим Виттфогелем) до наличия там масштабной гидравлической деятельности
(ГД). Таким образом:
ПГ <=> ГД
ПГ
н е т Г Д
_
_
Следовательно, неверно, что Π Γ <=> ГД.
Если бы тезис Виттфогеля соответствовал импликации (ГД -> ПГ),
то указание на наличие автохтонного государства без масштабной
ирригации (0 -» 1) не могло бы служить опровержением.
4.2.1.3. Против ядра волюнтаристических теорий. Крайне ин
тересна логика более общего опровержения волюнтаристических
теорий в целом, т. е., условно говоря, исследовательской програм
мы с ядром «люди по своей воле решают, быть или не быть госу
дарству». Карнейро берет на себя смелость утверждать, что вся
громадная толща всемирной истории демонстрирует «неспособ-
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ; ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
210 ность
политических единиц отказаться от своей
суверенности
в
отсутствие
жесткого
внешнего
принуждения» [Там же]. Заявив это, он считает оправданным
отставить все волюнтаристические теории и обратиться к иной
парадигме. Реконструируем логику проведенного рассуждения и
посмотрим, достаточно ли для этого логических оснований.
Имеется главный тезис v l «общей волюнтаристической
теории».
vl) Люди сами по своей воле решают, объединяться ли им в
политически суверенное единство (с государством) или отказываться от этого.
Кроме того, Карнейро неявно использует некий принцип здравого смысла, который можно сформулировать таким образом:
v2) Если люди сами по своей воле что-либо решают, то в истории
должны быть представлены варианты разных решений, обусловленных именно волей самих людей, а не внешним принуждением.
Если оба тезиса vl и v2 верны, то должен быть верен и тезис
v3 следующего содержания:
v3) В истории должны быть представлены как случаи сознательного объединения в политически суверенную единицу, так и случаи сознательного отказа от этого объединения и политической суверенности, причем без внешнего принуждения.
Однако выясняется, что примеров последнего типа вообще нет
(если верить Карнейро), несмотря на огромные объемы информации о многотысячелетней истории весьма большого числа стран и
народов. Следовательно, один из начальных тезисов неверен, но
поскольку правомерность тезиса здравого смысла вообще не ставится под сомнение (ибо Карнейро даже его не формулирует), то
отвергнуть приходится именно главный тезис «общей волюнтаристической теории». Логическая схема такова:
1 - и ш а г : (vl
&v2)-> v3
не v3
Следовательно, не (vl & v2).
Тут опять использовано классическое правило modus tollens, далее:
2 - й шаг: He(vl & ν2) v2 (принимается без
доказательств как самоочевидное)
Следовательно, не vl, т.е. неверно, что люди сами по своей воле решают, объединяться ли им в политически суверенное единство (с государством) или отказаться от этого.
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
Фактически отвергнуто само ядро целой «волюнтаристической
исследовательской программы» по изучению происхождения государства, после чего Карнейро (с полным на то правом, как нам представляется) обращается к иной исследовательской программе — «теориям принуждения».
4.2.2. Самоопределение в рамках «теорий принуждения»
Вначале Карнейро соглашается с самим принципом принуждения
как объяснительным по отношению к происхождению государства:
Ближайшее рассмотрение истории показывает, что только теория принуждения может объяснить подъем государства. Сила, а вовсе не просвещенный эгоизм, есть механизм, по которому шла политическая
эволюция шаг за шагом, от отдельной деревни к государству [Carineiro,
1970, р. 734].
Карнейро указывает на долгую историю этого подхода (начиная с Гераклита), называются имена Г. Спенсера, Л. Гумпловича,
Г. Ратценхофера и Ф. Оппенгеймера. Таким образом, по сути, Карнейро говорит об альтернативной исследовательской программе,
принимает ее главный тезис и собирается развивать свою теорию
именно в этих рамках. Развитие новой теории отвечает на аномалии старой. Карнейро отталкивается от теории Франца Оппенгеймера, согласно которой государство выросло из соединения
производственных способностей оседлых земледельцев с энергией пастухов-кочевников, произошедшего в результате завоевания первых последними. Указывается на две аномалии:
Во-первых, она (теория Оппенгеймера. - Н.Р.) не способна объяснить
появление государств в аборигенной Америке, где не было пастушеского кочевничества. Во-вторых, сейчас хорошо установлено, что пастушеского кочевничества не было и в самом Старом Свете до того, как
появились первые государства [Там же].
Логическая схема обоих опровержений здесь та же, что в случае
с гидравлической теорией Виттфогеля (см. 4.2.1): из появления в
эмпирической истории автохтонных государств при отсутствии необходимого и достаточного условия (масштабной ирригации у Виттфогеля, наличия самих пастухов-кочевников, которые должны бы
были завоевать оседлых земледельцев у Оппенгеймера) делается
вывод о неверности самого тезиса о том, что соответствующее условие является необходимым и достаточным. Итак, теория Оппенгеймера отвергается на основе двух серьезнейших аномалий (соответ-
212
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
ствующих двум частям света, где зарождались государства).
Подвергает ли Карнейро сомнению сам тезис о насилии, войне,
завоевании? Вовсе нет, он и не должен этого делать, поскольку
работает в рамках группы «теорий принуждения» (читай:
исследовательской программы), а в рамках программы к тезисам
ядра нельзя применять правило modus tollens [Лакатос, 1994].
Карнейро абстрагирует тезис о насилии и войне от конкретики
теории Оппенгеймера и приводит в подтверждение его
эмпирический тезис (из исторических и археологических
свидетельств) о повсеместности войны, о том, что она каждый раз
сопутствовала самым ранним известным стадиям развития
государства в Месопотамии, Египте, Индии, Китае, Японии,
Греции, Риме, Северной Европе, Центральной Африке, Полинезии, Центральной Америке, Перу и Колумбии. Неужели нет
ни одной аномалии? Найдись хоть один случай автохтонного появления государственности при отсутствии войны и насилия, и можно хотя бы усомниться в универсальности «исследовательской программы принуждения». Такой случай, казалось, был: цивилизация
Майа. Многие годы исследователи не находили никаких намеков
на военные действия в ранней истории Майа и верили, что это миролюбивое теократическое государство родилось без участия войны. Увы, Карнейро развеивает и этот миф: благодаря археологическим раскопкам были обнаружены и изображения пыток пленных,
и остатки земляных валов явно оборонительного назначения.
Далее Карнейро сам явно выражает логику своего исследования,
говоря, что война необходимое, но вовсе не достаточное условие происхождения государства (ПГ) по той причине, что военные действия
(В) действительно были повсеместны и происходили в том числе в
тех местах, где автохтонного происхождения государства не было.
Таким образом:
Π Γ -^ В (для происхождения государства необходимы войны), но
неверно, что ПГ <=> В, поскольку есть случаи, когда В (есть
войны) нет П.Г (не появилось государство)
Следовательно, неверно, что В -> ПГ.
Карнейро считает войну универсальным механизмом происхождения государства и задается вопросом, каковы специфические условия этого процесса - практически по схеме охватывающих законов Гемпеля (сотни раз критикованной и осмеянной, см.: [Hempel,
1942/1961]).
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
213
4.2.3. Карнейро строит собственную теорию.
Использование методов Бэкона- Милля
Отвергнув одну исследовательскую программу, выбрав вторую,
удостоверившись в правомерности ее ядра, расчистив дорогу от конкурирующей теории в рамках новой программы, поставив четко
научную задачу, Роберт Карнейро приступает к построению собственной теории. А начинает он, между прочим, с применения классического метода сходства (хотя вовсе не упоминает ни об индукции, ни о Бэконе или Милле). Приведем определение метода сходства из учебника логики Асмуса [Асмус, 1947, с. 263].
Метод сходства есть вывод о причине явления, получающийся из сравнения ряда случаев, подобранных таким образом, чтобы явление, причину которого мы ищем, наступало во всех этих случаях и чтобы случаи эти, различные во всем, оказались бы сходными между собой в
одном общем для всех них обстоятельстве.
Карнейро строит свое исследование в точном согласии с приведенной выше дефиницией [Carneiro, 1979, р. 734-735].
Как определить эти условия? Обещающий подход состоит в просмотре общих факторов в тех частях мира, в которых государства появились независимо, — долины Нила, Тигра и Евфрата, Инда в Старом
Свете и долина Мехико, горные и прибрежные долины Перу в Новом
Свете. Эти места отличаются друг от друга по множеству признаков: в
широте, температуре, количестве осадков, характере почв, дренажа
и т.д. Но они имеют-таки один общий признак: все они являются местами стесненной (circumscribed) земли для сельского хозяйства. Каждое место окружено горами, морями или пустынями, и эти черты окружающей среды жестко ограничивают ту область, которую простые
земледельцы могут занимать и культивировать.
Таблица 2
Применение метода сходства
Место
появления
государств
1
Долина Нила
Наблюдаемые обстоятельства
наличие
стесненности (С)
широта,
температура,
характер почв
Объясняемое
Q R Π Ρ H l/f P
наличие
автохтонной
государственности (АГ)
2
3
4
5
6
χ
Ί
0
Есть (скалы
и пустыни)
Есть
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИК- ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
214
Окончание табл. 2
1
2
3
4
5
6
Есть
(пустыни)
Есть
(горы)
Есть
(горы и море)
Есть
(горы и море)
Есть
Долины Тигра и
Евфрата
Долина Инда
ι
'*
т
и
t
г
Долины Перу
W
г4
1
Долина Мехико
V
t.
n
Есть
Есть
Есть
Вывод: обстоятельство С (наличие стесненности) есть причина появления автохтонной государственности.
Фактически далее Карнейро использует объединенный метод
сходства и различия, показывая, как и почему именно в местах стесненности шли процессы, неминуемо ведущие к созданию государств. В этом отношении данные области очень отличаются от бассейна Амазонки и от восточных лесов Северной Америки, где мощные нетронутые леса давали почти неограниченное количество
земли для сельского хозяйства [Ibid., р. 735].
Таблица 3
Применение соединенного метода сходства и различия
Место
появления
государств
Долина Нила
Междуречье
Долина Инда
Долины Перу
Долина Мехико
Леса Северной
Америки
Леса Амазонии
Наблюдаемые обстоятельства
широта,
температура,
характер почв
X
ι
и
W
V
У
W
'.
','з
''з4
k
>7
наличие
стесненности (С)
Объясняемое
явление наличие
автохтонной
государственности (АГ)
т
г
1
n
k
Есть
Есть
Есть
Есть
Есть
Нет
Есть
Есть
Есть
Есть
Есть
Нет
q
Нет
Нет
0
Соединенный метод подтверждает сделанный ранее вывод о том,
что обстоятельство С (наличие стесненности) есть причина появле-
4.2. Происхождение госуларства: реконструкция... __________________________
215
ния автохтонной государственности. Как хорошо известно в классической логике, индуктивные методы (кроме полной математической
индукции) дают не достоверное, а лишь вероятное знание. Для достоверного знания нужны гипотезы, теории, модели и их проверка на
основе дедукции. Прежде всего нужна модель - умопостигаемая связь
между выявленными причинами и следствием, в нашем случае —
между войной, стесненностью и появлением государственности. Что
же предпринимает Карнейро в поисках модели? Он обращается к
одному из самых популярных в эмпирической истории методов детальному сравнительному анализу отдельных случаев.
4.2.4. Подбор случаев АЛЯ сравнительноисторического анализа
Успех сравнительного анализа во многом определяется правомерностью и удачностью выбора случаев для сравнения. Во-первых, они должны быть существенны с точки зрения объясняемого
явления: либо в одном случае явления нет, а в другом есть, либо
явление имеет существенно различные характеристики в разных
случаях. Во-вторых, если уже есть догадки о вероятной причине
явления, то оптимальным будет выбор случаев, различающихся наличием/отсутствием этой причины либо максимальными различиями в ее проявлении.
Наконец, в отношении остальных аспектов желательно максимальное сходство случаев, наличие так называемой единой платформы, делающей правомерным само сравнение. Действительно,
если не только в причине и следствии, но и во всех остальных аспектах случаи будут различны, то сколько-нибудь ясных заключений на основе сравнения сделать не удастся. Карнейро берет крайне
различные случаи и по следствию и по вероятной причине: долины Перу и джунгли Амазонии. В Перу есть крайняя степень
стесненности: 78 узких коротких долин, ограниченных океаном с
одной стороны и неприступными скалами, горами и пустынями с другой. В Амазонии, напротив, имеется практически безграничная территория, почти в равной степени доступная для расчистки и
возделывания. Максимально отличие и в объясняемом следствии:
до прихода европейцев Перу характеризуется наличием достаточно
древней централизованной империи инков, а в Амазонии основная
часть населения была разбросана по отдельным, политически не
зависимым друг от друга деревням. Можно ли сравнивать эти слу-
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
216 чаи? А почему бы и нет. Это один материк, сходные широты,
нет бросающихся в глаза культурных отличий (кроме связанных
именно с уровнем политического развития), в обоих случаях
основой жизни являлось сельское хозяйство, также достоверно
известно, что в обоих случаях издревле велись военные действия.
Итак, случаи выбраны весьма успешно. Кроме того, именно этими случаями и занимался Карнейро профессионально в качестве антрополога (в чем нельзя не усмотреть и элемент удачи, как правило,
сопутствующий появлению блестящих теорий). Карнейро проводит
реконструкцию последствий военных действий, основываясь на археологических данных и ранних свидетельствах европейцев, однако
явственно видно, что ведущую роль здесь играет вовсе не следование
фактам, а воображение ученого и мысленный эксперимент.
4.2.5. Амазония и Перу: результаты сравнения случаев
Коротко, различия характера и последствий военных действий
состояли в следующем. В Амазонии недостатка земли не было, и
война за землю не велась вовсе. Военные захваты одной деревни
другой были обусловлены борьбой за женщин, мотивами престижа
и мести. Не было попыток отнять землю или заставить платить дань
просто потому, что не было никакой возможности препятствовать
побежденным уйти на другое место, приспособленное для расчистки и земледелия. Такие уходы и совершались постоянно, но из боязни не подчинения, а из боязни новых атак. Вследствие этого почти
весь бассейн Амазонки был уже заселен, хотя деревни встречались
редко, почти не имелось крупных скоплений. Противоположная картина наблюдалась на Западном побережье — в долине Перу. Начальный этап заселения, вероятно, был таким же. Но вскоре двигаться
стало уже некуда — вся земля оказалась занята.
Помимо войны и стесненности появляется третий фактор - демографическое давление. Рост населения отмечается почти всегда при
достатке ресурсов, но давлением он становится именно при условии
наличия стесненности. Карнейро утверждает, что военные действия
приняли характер борьбы за главный дефицитный ресурс - землю.
Паллиативным решением проблемы было бегство побежденных в
места, не приспособленные для прямой обработки, и интенсификация - освоение предгорий через террасное земледелие и ирригацию.
Но и это лишь отодвинуло кризис, поскольку демографический рост
продолжался, войны выталкивали побежденных с вновь освоенных
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
217
земель, а скалы уже не поддавались никакой обработке. Дальнейшие
события прямого документального или археологического подтверждения не имеют, по сути дела, лишь с помощью мышления восстанавливается «связь времен» — от отсутствия государственности к ее
появлению. В данном случае, следуя канве рассуждений Карнейро,
мы позволим себе дополнить их, привлекая концепции и модели,
появившиеся уже после создания им теорий (1970).
4.2.6. Модель политической эволюции
и происхождения государства, по Карнейро
В ситуации, когда побежденным «больше деваться некуда», остаются только два варианта: быть истребленными победителями или
подчиниться им. Решают это победители, причем в случае истребления они сталкивались с проблемой нехватки трудового ресурса
для освоения захваченной земли. При подчинении такой проблемы не возникало, поскольку подчиненные оставались на той же земле и по принуждению отдавали часть произведенного продукта.
Кроме того, второе решение было предпочтительным и для побежденных (лучше жить и делиться продукцией, чем остаться без головы). Очевидно, что здесь и возникает механизм, стимулирующий
производство прибавочного продукта, а значит, и дальнейшую
интенсификацию труда (см. выше). Раз возникнув, образец подчинения и взимания дани мог дальше распространяться по всей
ойкумене. Привело ли это к возникновению государства? Нет, зато
появились чифдомы (вождества) с четкой иерархической (если
угодно, классовой) структурой: победители и побежденные. Первые — воины-земледельцы, вторые - преимущественно земледельцы с большими или меньшими ограничениями на право ношения
оружия и право участия в постоянных войнах.
Вследствие распространения нового образца социальных отношений (подчинения и взимания дани) отдельные деревни рано
или поздно были заменены чифдомами. Следует вспомнить об
одном из геополитических законов Коллинза: имеющие больше
ресурсов — людских, продовольственных, территориальных, военно-технических — рано или поздно побеждают тех, у кого этих ресурсов меньше [4.4.4; Коллинз, 2000]. Итак, картина переменилась: вместо деревень — чифдомы, вместо простого земледелия —
интенсивное. Исчезли ли стесненность, демографическое давление,
войны за землю? Вовсе нет, но теперь они уже ведутся между чиф-
218
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
домами, причем в результате их некий чифдом побеждает
окружающие чифдомы. По тому же закону Коллинза победитель
над большим числом чифдомов должен побеждать менее успешных
победителей. В результате, как утверждает Карнейро, размер
территории с единым военно-политическим управлением рос с
возрастающей скоростью. Чем больше становился размер
территории у победителей, тем меньше было число самих
чифдомов. Этот процесс закономерно привел к тому, что вся
территория долины вошла в подчинение одной политической
структуре с централизованным управлением и единым
социальным порядком. Учтем, что главным социальным образцом
отношений оставались по-прежнему отношения властиподчинения, даннических и союзнических обязательств. Карнейро называет получившуюся социальную систему государством,
или королевством. Далее государства-королевства разных долин
стали воевать между собой, пока процесс не закончился формированием одной империи, объединившей под единым правлением все
долины Перу. Такое происходило единожды или дважды, но наиболее явно в последний раз долины Перу были объединены именно
империей инков.
Наряду с внешней геополитической моделью Карнейро предлагает модель внутренней политической эволюции государств
[Carneiro, 1970, р. 736]:
Кроме установления законов и порядка, собирания налогов в функции этого городского класса администраторов входила мобилизация
труда для строительства систем ирригации, дорог, крепостей, дворцов
и храмов. Таким образом, эти функции помогали «произвести сварку»
(weld) избранной коллекции малых государств в единую интегрированную и централизованную политическую единицу.
Война и присущее ей деление на победителей и побежденных
привела также к разделению на соответствующие высшие и низшие социальные классы (привет тем марксистам, которые до сих
пор твердят о классовом происхождении войн). Углубляется также
разделение труда, поскольку военные, администраторы и жрецы
довольствуются поступающей данью и могут вовсе не прикасаться
к земле. Кроме того, идет процесс урбанизации, поскольку множество обезземеленных тянется к местам скопления ресурсов, власти
и администрации, становится ремесленниками и питается частью
ресурсов, собранных с земледельцев, которые дает высший класс в
обмен на повышение своих жизненных стандартов. Карнейро утверждает, что схожие процессы происходили во всех стесненных
4.2. Происхожление государства: реконструкция...
210
местах появления автохтонных государств: в Мексике, Месопотамии, долинах Нила и Инда. В этих областях также неолитические
деревни заменялись чифдомами, чифдомы — королевствами, а королевства — империями [Ibid.].
Карнейро утверждает, что хотя по внешним признакам наиболее впечатляющими были империи, но каждый раз это был лишь
логический конец единого процесса, а качественный скачок происходил ранее — в превращении деревни в «наддеревенскую интеграцию». Этот скачок был наиболее трудным, поскольку занял 2 млн
лет. Зато как только это было сделано, всего за 2 или 3 тыс. лет появились великие империи. Итак, модель есть, ядро теории заложено. Появилась умопостигаемая целостная картина, связывающая
войны, стесненность, демографический рост, интенсификацию,
стадии территориального объединения, разделение труда, появление классов и урбанизацию.
4.2.7. Включение основных аномалий,
уточнение понятий и новые гипотезы
Далее Карнейро делает методологическое замечание, касающееся встречи теории с новыми и «упрямыми» случаями.
Теории вначале формулируются на основе ограниченного количества
фактов. Со временем, однако, теория должна столкнуться со всеми
фактами. И часто новые факты оказываются упрямыми, не подчиняются теории или недостаточно согласуются с ней. Отличает успешную теорию от неуспешной то, может ли она быть модифицирована
или разработана так, чтобы соответствовать всему кругу фактов. Посмотрим, насколько хорошо «теория стесненности» (circumscription
theory) держится, будучи поставленной лицом к лицу с определенными фактами, которые кажутся исключениями [Ibid.].
Этот блестящий пассаж в точности соответствует методологии
научно-исследовательских программ!!. Лакатоса. В рамках одной
исследовательской программы теория Т1 сталкивается с аномалиями. Следует определить, возможна ли выработка теории Т2, справляющейся с аномалиями, при сохранении ядра программы.
4.2.7.1. Амазонская аномалия и концентрация ресурсов. Первая
аномалия возвращает нас к Амазонке. Есть письменные свидетельства ранних путешественников, разнящиеся с картиной, нарисованной Карнейро. В некоторых местах по берегам самой реки были
большие скопления поселений с высокой плотностью населения,
явными признаками социальной стратификации и даже с властью
220
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
некоего верховного вождя. Карнейро задается вопросом: почему при
наличии огромной территории плодородной земли на сотни миль
вокруг чифдомы сконцентрировались именно у берегов? Приходится детально разбирать этот конкретный случай. Оказывается, по
берегам самой Амазонки простирается особый тип земель, называемый «варзея» (varzea). Ежегодные разливы удобряют почву, делают ее особо плодородной и неистощаемой. Кроме того, сама река,
ее берега изобилуют рыбой, черепахами и черепаховыми яйцами,
морскими коровами, кайманами и прочей речной пищей практически в неисчерпаемых количествах. Понятно, что эти земли имеют особую ценность, они как минимум на порядок плодороднее и
притягательнее окружающих.
Карнейро называет этот феномен концентрацией ресурсов и утверждает, что признак стесненности по-прежнему налицо, только
граница уже пролегает не между пригодными и непригодными для
земледелия землями, а между крайне богатыми и обычными землями. Люди стремились в эти места со всей округи, а в результате войн
многие побежденные предпочли остаться у плодороднейших берегов в качестве подчиненных, чем уходить свободными на места, где
земля гораздо меньшей плодородности.
Как видим, здесь произошло существенное изменение самого
понятия стесненности, но ядро уцелело. Зададимся лакатосовским
вопросом: произошел прогрессивный или регрессивный сдвиг проблем? Иными словами, добавил ли Карнейро гипотезу ad hoc, сужающую эмпирическое содержание теории, либо эта гипотеза, напротив, позволяет расширить содержание и предсказать новые факты?
Все зависит от обобщенности формулировки новой гипотезы и от
ответственности за ее применимость к прочим случаям. При минимальной обобщенности (гипотеза ad hoc) концентрация ресурсов
выступала бы только как особенность конкретного случая, тогда
эмпирическое содержание теории сузилось бы и имел бы место «регрессивный сдвиг проблем», по Лакатосу. Однако Карнейро поступает по-другому и фактически уподобляет концентрацию ресурсов
стесненности, утверждая, таким образом, что во всех прочих случаях
с концентрацией ресурсов будет наблюдаться описанный им ранее
процесс политической эволюции от деревень-чифдомов к королевствам-империям), пусть и с меньшей исторической скоростью.
Иными словами, Карнейро принимает ответственность за то, что
новые факты сравнения скорости и уровня политогенеза в географических регионах, разнящихся наличием/отсутствием концентра-
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
ции ресурсов, подтвердят новую гипотезу. Ее ближайшее подкрепление находится опять же на Перуанском побережье, где рыбацкие
поселения вокруг мест с обилием рыбы имеют множества признаков государственности и даже цивилизованности, которые до этого
были известны лишь для аграрных обществ ICarneiro, 1970, р. 737;
banning, 1967, р. 59]. Таким образом, расширяется область приложения теории, делаются предсказания новых фактов и сдвиг проблем является теоретически прогрессивным (он будет эмпирически прогрессивным в случае подкрепленное™ новой гипотезы новыми фактами, см. [Лакатос, 1995]).
4.2.7.2. Венесуэльская аномалия и социальная стесненность. Следующую аномалию обнаружил Наполеон Шаньон, исследуя индейцев яномамо в Венесуэле. Яномамо, живущие в джунглях без
видимых географических стеснений или перепадов концентрации
ресурсов, образовали если не государственность, то крупные поселения с явной социальной стратификацией и иерархией централизованной власти [Chagnon, 1968, р. 251]. Шаньон детально исследовал аномалию и представил следующую картину. Крупные
стратифицированные поселения наблюдались именно в центре пространства расселения яномамо. Здесь чаще возникали конфликты
из-за земли и военные стычки. Уход побежденных в принципе был
возможен, но реально затруднен^ из-за того, что в округе земли были в
целом тоже заняты. Общая численность яномамо достигала 100 тыс.
человек, а для деревень в джунглях такая плотность населения была
уже существенной. В результате побежденные предпочитали оставаться
на месте, входя в укрупненные поселения, по некоторым признакам
близкие к типу вождеств (чифдомов). Работая в рамках исследовательской программы теории стесненности, Шаньон не стал применять правило modus tollens к «твердому ядру» программы-тезиса о необходимости стесненности для политической эволюции, а предложил новое
понятие социальной стесненности (social circumscription) в дополнение предшествовавшей Карнейровой «экологической стесненности»
(environmental circumscription). Согласившись с Шаньоном, Карнейро делает важное методологическое утверждение:
С включением этих вспомогательных гипотез (о концентрации ресурсов и социальной стесненности. — Н.Р.) теория стесненности теперь
способна лучше противостоять всему кругу проверяющих примеров,
чем ранее. Например, она может объяснить подъем государств в долине Хуанхэ в Северном Китае и даже в районе Петена в Майанских
низменностях, т.е. областях, которые не характеризуются жесткой стесненностью земледельческой территории [Ibid.],
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
222
Знал ли Карнейро об этих аномалиях раньше? Разумеется,
это видно по широкому кругу примеров автохтонных
государств, с которых он начинал исследование. Следуя
Попперу, он должен был бы привести эти опровергающие
примеры, применить правило modus tollens, сфальсифицировать
собственную теорию и гордо отказаться от нее. Однако
Карнейро предпочел повременить с фальсификацией, усилил
существенно теорию за счет дополнительных гипотез, а потом
включил прежние аномалии уже в качестве примеров,
подтверждающих, а не опровергающих ее. Согласно Лакатосу,
точно так же поступал Ньютон, знавший изначально о
множестве аномалий, но шаг за шагом превращавший их в
подтверждения своей победоносной программы [Лака-тос, 1995,
с. 86-87].
4.2.7.3. Петенская аномалия и относительность плотности населения. Если в долине Хуанхэ совместное действие концентрации
ресурсов и социальной стесненности не оставляло сомнений, то
относительно Петена (Мезоамерика) археологи сильно сомневались,
достаточна ли была плотность населения для социальной стесненности. Для преодоления этой сложности Карнейро вновь уточняет
понятия. Он утверждает, что для социальной стесненности значима не абсолютная плотность как отношение количества населения
к общей занимаемой им площади, а плотность в отношении к доступным ресурсам, в данном случае — к имеющимся способам обработки земли. Иначе говоря, во внимание должна приниматься не вся
земля, а земля, необходимая для выживания при наличном уровне
технологий. Тогда получается, что плотность населения при кочевом земледелии, используемом древними майанцами, при том же
населении и территории должна считаться существенно большей, чем
в долине Мехико или долинах Перу, где в древности использовалось
оседлое земледелие. На этом заканчивается классическая статья Карнейро (1970). Теория стесненности в основном построена.
4.2.8. Развитие исследовательской программы.
Новые аномалии и дальнейшее развитие теории
стесненности
Проходят годы, накапливается критика, и в 1988 г. Карнейро публикует следующую статью с характерным названием «Теория стесненности. Вызов и ответ» [Carneiro, 1988]. Другими словами, он развивает ту же исследовательскую программу, отвечая новыми поня-
42. Происхождение государства: реконструкция... ___________________________
223
тиями и гипотезами, а соответственно и версиями основной теории
на вызовы — новые аномалии, или опровергающие примеры.
4.2.8.1. Степень стесненности и скорость эволюции. Карнейро
начинает с уточнения понятий и тезисов теории. Чем жестче стес
ненность, тем больше скорость политической эволюции. Во-пер
вых, жесткая стесненность препятствует возделыванию земли за
очерченными географическими рамками, во-вторых, препятству
ет миграции побежденных. Величина территории является двой
ственным фактором. С одной стороны, чем меньше территория,
тем скорее она будет политически объединена. С другой стороны,
совсем малая территория, даже будучи объединенной, не требует
уровней политической эволюции, больших, чем чифдом. Карней
ро в принципе соглашается с Шахтом, считающим, что для возник
новения государства необходима территория как минимум в не
сколько сотен квадратных миль и потенциалом для поддержки как
минимум 30 тыс. человек, хотя и указывает, что это, скорее, вопрос
эмпирических измерений. Каков же оптимум факторов для возник
новения государства?
Это должен быть остров или долина, (1) достаточно жестко стесненные, чтобы препятствовать уходу и ослаблению демографического
давления, когда оно возникнет, (2) достаточно малые, чтобы позволить относительно быстрое и легкое объединение, но все же (3) обширные настолько, что при политическом объединении возникшая
политическая структура (polity) была бы достаточно большой и сложной, чтобы установилось государство [Carneiro, 1988, р. 499-500].
4.2.8.2. Крито-минойская аномалия: затишье после бури. Тут же
Карнейро сталкивается с классической аномалией - крито-минойской цивилизацией на острове Крит, так называемой дворцовой культурой, которую археологи дружно именуют мирной. Основанием для
таких утверждений служит отсутствие фортификаций и других признаков войн в обнаруженных фрагментах дворцовой культуры древнего Крита. Питер Уоррен даже задается вопросом о какой-то мистической тайне поразительного миролюбия минойского общества и
сублимации агрессивных импульсов ради более высоких и абстрактных целей [Warren, 1985]. В ответ Карнейро не без удовольствия иронизирует над поисками такой «тайны». Он хладнокровно утверждает, что мир и миролюбие минойского общества объясняются именно
конечной стадией полной политической интеграции острова, но интеграция эта не могла быть проведена без войн.
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
Далее Карнейро смело формулирует эмпирическую гипотезу:
если археологи не будут столь сосредоточены на раскопанных дворцах, а попробуют вести более широкие раскопки, то непременно
обнаружат фортификационные укрепления. Итак, Карнейро предсказал новый факт; только будущие раскопки покажут, насколько
он прав, но уже сейчас можно утверждать продолжающийся прогрессивный сдвиг проблем (рост эмпирического содержания теории) по самым строгим критериям методологии Лакатоса [Лакатос,
1995, с. 55—56]. Заметим также, что Карнейро, по сути дела, использовал принцип антипационного предсказания - новые (ожидаемые в будущем) археологические раскопки должны подтвердить
(или опровергнуть) эмпирическую гипотезу об историческом прошлом (см. [3.8; 3.12.6]).
и 59 130 кв. миль), заселенные не позже 800— 900 г. н.э. Согласно
своей теории, Карнейро формулирует эмпирическую гипотезу:
политическая эволюция на Тонгатапу должна продвинуться существенно больше, чем на островах Новой Зеландии. Точно так
и получается! Патрик Кирш указывает, кроме того, что археологические данные говорят о постоянных социополитических изменениях на островах Новой Зеландии со времени поселения,
причем особенно быстрыми эти изменения становятся после
1400 г. [Kirch, 1988]. Этот антрополог, причем не последователь,
а критик теории стесненности, даже говорит о предсказуемом появлении ранней государственности в течение одного или двух тысячелетий, тем самым подтверждая гипотезу Карнейро о временном характере полинезийской аномалии.
4.2.8.3. Полинезийская аномалия и фактор времени. Следующая
аномалия, которую наряду с западными антропологами любят приводить отечественные марксисты [Haas, 1982, р. 135—136; Куббель, 1988,
с. 159], касается папуасов Новой Гвинеи. Действительно, острая островная стесненность была, высокая плотность населения была, почему же не возникло государства, как должно следовать из теории
стесненности? Карнейро отвечает просто — не успели. Оказывается,
первые шаги политической эволюции были налицо: к приходу европейцев определенные горные группы, такие, как Дугум Дани, уже
начали воевать за пахотную землю, часто сгоняя побежденных с
их земель или подчиняя их [Heider, 1970, р. 121—122, 131 — 132]. Может быть, именно здесь Карнейро наконец соскользнул в грех гипотезы ad hoc, сужающей эмпирическое содержание теории, ведь приход европейцев — это частное уникальное событие. Увы, даже в таком трудном случае Карнейро твердо держит руль «прогрессивного
сдвига проблем» (хоть и не упоминает ни разу, возможно, даже не
знает в деталях методологию Лакатоса). Карнейро формулирует не
сужающую гипотезу, а общую гипотезу зависимости уровня политической эволюции при заданных условиях от времени. Соответственно должны быть подтверждения, что на отрезанных от мира островах
был не вечный покой и рай, а эволюция, причем именно в направлении, предсказанном в соответствии с теорией стесненности (деревни-крупные поселения-чифдомы-государства).
Антропологический материал позволяет сравнить, к примеру,
маленький остров Тонгатапу в Полинезии (86 кв. миль), заселенный около 1200 г. до н.э., и острова Новой Зеландии (44 280 кв. миль
4.2.8.4. Эламская и перуанская аномалии: следствие ошибочных
гипотез. Разбор двух следующих аномалий не добавляет новых гипотез, но лишь проясняет факты и показывает: они вовсе не противоречат, а, напротив, поддерживают теорию стесненности [Carneiro,
1988, р. 506-508]. В первой из них, приводимой Райтом и Джонсоном [Wright, Johnson, 1975] относительно древнего Элама (Сузианы на территории современного Ирана), авторы отследили максимум плотности населения в Уруке и сделали вывод, что по теории
стесненности именно в период этого максимума должно было бы
появиться государство, но этого не произошло. Карнейро возражает, что в полном согласии с его теорией появились чифдомы, они
же остались при сокращении населения, а затем при новом подъеме появилось государство (с центром в Уруке) опять же в полном
согласии с теорией. В логическом аспекте Карнейро опровергает
неверно сформулированные эмпирические гипотезы, которые, будучи опровергнутыми, вовсе не опровергают самой теории. Во втором случае Дэвид Уилсон, проведя археологическое исследование
долин Перу, с изучения которых начинал сам Карнейро, утверждает, что войны в Святой Долине были направлены не на соседей по
долине, а на врагов извне. Он также говорит, что большая «наддеревенская» (supravillage) общность в долине образовалась не в результате войн, что опять-таки противоречит теории Карнейро. Автор теории стесненности отвечает на это, что множество ( 1 4) малых
крепостей в Святой Долине, описываемых тем же Уилсоном, как
раз указывает на междоусобность войн, поскольку для солидарной
защиты от внешнего врага строились бы скорее большие крепости
8. Заказ №673.
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
226 и в меньшем числе. То, что позже, будучи уже политически
объединенными, жители долины сражались против внешних
врагов, вполне вписывается в картину, соответствующую теории
стесненности. Итак, вновь кажущаяся аномалия лишь подтверждает
теорию. Кар-нейро достигает такого результата через критику
интерпретации фактов, показывая, что возможна и даже более
вероятна иная интерпретация, в точности адекватная теории.
Карнейро утверждает, что так же обстоят дела и с иными
аномалиями (долины Нила, Оаксака).
4.2.9. Оценка теории стесненности
Заканчивает статью Карнейро вновь четко сформулированной
методологической рефлексией.
Я не считаю себя допматичным и непреклонным в теоретических вопросах, касающихся образования государств (state formation), но я должен сказать, что со времени первого предложения теории стесненности я не обнаружил ни одного основания для сужения ее сферы
приложения или для сглаживания ее острых углов. Это не означает,
что я сопротивлялся каким-либо модификациям теории. В самом деле,
я сам ее модифицировал, во-первых, включив факторы социальной
стесненности и концентрации ресурсов, а недавно полностью переоценив роль концентрации ресурсов, урезав значение этого фактора в
одном месте и расширив в другом. Но я продолжаю верить, что теория
стесненности, вместе со своими вспомогательными гипотезами, объясняет более полно известные случаи образования государств, чем любая другая [Carneiro, 1987].
Заметим, что Карнейро не настаивает на непременной истинности теории стесненности, но опять в полном соответствии с методологией Лакатоса лишь утверждает превосходство этой теории
со всеми ее модификациями (т.е. фактически целой исследовательской программы) в объяснении известных фактов по сравнению с
конкурентными теориями (исследовательскими программами).
Для всех теоретиков характерны благожелательные оценки собственных результатов, а есть ли какие-либо объективные экспертные сравнительные оценки теорий происхождения государства?
Обратимся к авторитету Стивена Сандерсона, автора многих известных книг и учебников по социальной эволюции, макросоциологии, историческим трансформациям, знатока огромного пространства современной англо-американской литературы по указанной
тематике. В своей книге с характерным названием «Социальные
трансформации: Общая теория исторического развития» Сандерсон посвящает целую главу разбору различных теорий и подходов к
4.2. Происхожление госу4арства: реконструкция...
проблеме происхождения государства [Sanderson, 1995, р. 53-94].
Фактически он выделяет пять научно-исследовательских программ,
конкурирующих между собой в данной проблематике:
• миросистемные теории торговли и экономического обмена,
объясняющие возникновение государств из необходимости упоря
дочения этих отношений [Rathje, 1971,1972; Wright, Johnson, 1975;
Blantonet. al., 1981; Feinman, 1991];
• марксистские теории классового происхождения государства
[Энгельс, 1884; Fried, 1967, 1978];
• теории популяционного давления (в чистом виде [Kirch, 1984],
в связке с иными факторами [Dumond, 1972; Santley, 1980; Cohen,
1981; Johnson, Earle, 1987]);
• ирригационные (или гидравлические) теории происхождения
государства из администрирования масштабных оросительных про
ектов (восходят к [Wittfogel, 1957; Steward, 1949; Sanderson, 1972;
Harris, 1977];
• теория стесненности [Carneiro, 1961, 1970, 1987, 1988; Chagnon,
1983; Kirch, 1984, 1988].
Детальный анализ доводов pro et contra каждой исследовательской программы дает основание Сандерсону отдать предпочтение
именно теории стесненности с учетом возможности ее дальнейшего обогащения за счет большего внимания к доминантным факторам конкурирующих теорий [Sanderson, 1995, р. 79—82].
4.2. ΊΟ. Уроки Карнейро
Нет сомнения, что развитие исследовательской программы и
сама теория стесненности являются одним из наиболее сильных и
убедительных результатов теоретической истории за последние десятилетия. Это ставит работу Карнейро в положение образца для
подражания. Разумеется, речь идет не об антропологической конкретике и не о самом содержании теории, но об общем подходе, методах и процедурах, которые могут и должны быть отвлечены от
исследования Карнейро для использования их при решении иных
проблем теоретической истории. Именно для этого служит проведенная выше реконструкция логических схем рассуждений.
Сформулируем следующие итоги анализа данной исследовательской программы, которые можно назвать уроками Карнейро.
4.2.10.1. Урок теоретического самоопределения. Реструктуризация теоретического поля (начальный анализ и критика имеющихся
22g
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ YClTElllHblX ИССЛЕДОВАНИЙ
взглядов, концепций и теорий, относящихся к проблеме) должна
иметь целью выбор исследовательской программы, к ядру которой
запрещено применять правило modus tollens (см. 4.2.1.1). Посредством критики конкурирующих теорий в рамках выбранной программы (см. 4.2.1.2) следует выявить главную лакуну в объяснении
и сосредоточиться на ней, отвлекаясь от множества прочих мелких
проблем и сложностей (у Карнейро это был тезис о том, что война
необходима, но не достаточна для появления государства, и постановка главного вопроса: что же достаточно?).
4.2.10.2. Урок поиска ключевой идеи. Прежде всего нужно полу
чить новую принципиальную основу теории, ключевую идею. Для
этого крайне эффективным является подбор двух групп ярких по
зитивных (есть объясняемое явление) и ярких негативных (нет
объясняемого явления) случаев с последующим применением объе
диненного метода сходства и различия. Следует иметь в виду, что
искомый признак может быть дан не непосредственно, но лишь в
виде устойчивого комплекса или конфигурации значений извест
ных признаков. Поэтому главную роль в данном случае играют спо
собность к видению новой нетривиальной целостности и способ
ность к порождению соответствующего понятия и термина.
До Карнейро все знали о том, что на Земле есть горы, пустыни,
моря, различия в ресурсном богатстве территорий. Но именно Карнейро сумел увидеть устойчивый комплекс признаков, характерный
для наиболее ярких позитивных случаев автохтонного появления
государств: сочетание жестких географических границ с изобилием
ресурсов внутри этих границ и отсутствием их непосредственно снаружи границ. Так и появилось понятие стесненности, ставшее ключевой идеей всей теории.
4.2.10.3. Урок отложенной критики. Нельзя спешить в фальси
фицировании и отбрасывании еще юной теории. Нужно быть гото
вым к модификации исходных понятий и относиться к аномалиям,
как к нормальным препятствиям, служащим для развития и укреп
ления теории (см. 4.2.7). Фактически здесь успех развития теории
Карнейро убедительно склоняет чашу весов к методологии Лакатоса, критиковавшего Поппера как раз за поспешность применения
императива фальсификации.
4.2.10.4. Урок обобщения объяснений. Лакатосовский импера
тив прогрессивного сдвига проблем является не отвлеченной игрой
методологического ума, но эффективной нормой, выполнение ко-
4.2. Происхождение государства: реконструкция...
220
торой ведет к успешному развитию теории и всей исследовательской программы. Соответственно при объяснении каждой аномалии
«особыми условиями» необходимо обобщать объяснение таким образом, чтобы оно превращалось из гипотезы ad hoc в гипотезу, позволяющую объяснять и предсказывать новые факты за пределами
аномального случая. При этом также нужно быть готовым к возможному появлению новых понятий как продуктов обобщения частного объяснения аномального случая (см. 4.2.7—4.2.8).
4.2.10.5. Урок антипационных предсказаний. Когда теория явля
ется уже достаточно зрелой, т. е. прошедшей многократную и раз
нообразную эмпирическую проверку, «центр тяжести» доверия сме
щается к ней от эмпирических аномалий. Аномалия нередко ока
зывается псевдоаномалией, появившейся в результате недостатка
данных или их неверной интерпретации. Свидетельств в пользу те
ории нет не потому, что их нет вообще, а потому, что они еще не
найдены. Зато теория может подсказать, где и как их искать, более
того, уверенность в теории должна служить основанием для пред
сказаний антипационного типа о том, что такие данные (археоло
гические свидетельства или архивные документы) будут найдены в
будущем (см. случай с крито-минойской аномалией, см. 4.2.8.2). На
кон ставится авторитет теории, авторитет автора предсказания, но
игра стоит свеч, поскольку при положительном результате теорию
ожидает триумф (точное соответствие лакатосовскому критерию
прогрессивного сдвига проблем), а отрицательный результат будет
серьезным стимулом для пересмотра положений соответственно
дальнейшего развития самой теории.
4.2.10.6. Урок логической критики псевдоаномалий. Как было ска
зано выше (см. 4.2.10.5), кажущиеся аномалии возникают нередко
вследствие некорректной интерпретации эмпирических данных.
Данные могут сравниваться не с самой теорией, но только с эмпи
рическими гипотезами, полученными как результат применения по
ложений теории к конкретному случаю. Обычно самое слабое зве
но - это именно логический ход от теории к эмпирической гипоте
зе. Критики теории нередко его скрывают, но зато выпячивают яркое
противоречие между тем, что ожидалось бы по эмпирической гипо
тезе, и тем, что фактически имеется. Карнейро показал и хладнок
ровное мужество, и точность логического анализа при дезавуиро
вании таких псевдоаномалий (см. случаи с государственностью в
Уруке и крепостями в Перу, см. 4.2.8.4).
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Итак, имеется убедительная и многократно подтвержденная теория происхождения государства. Дальнейшая всемирная история это во многом история самих государств, а во всем остальном — история того, что в большой степени зависело от судьбы государств.
Как и почему государства заканчивают свое существование? В арсенале теоретической истории имеется достаточно сильный ответ и на
данный вопрос — это одна из наиболее авторитетных теорий социальных революций, автором которой является профессор Гарвардского университета Т. Скочпол.
4.3. Социальные революции
и распад государств: реконструкция
исследовательской программы Т. Скочпол
4.3. Ί. Значение работ Т. Скочпол
для современной теории социальных революции
Одним из наиболее признанных достижений социально-исторических наук последних десятилетий является исследование социальных революций Т. Скочпол [Skocpol, 1979, 1994]. Ее книга
«Государства и социальные революции» (1979) не только вызвала
большой резонанс в научном мире, внимание в политических кругах (к примеру, именно к Скочпол как к главному аналитику обратились для осмысления причин революции в Иране), но также инициировала десятки серьезных исследований революций и революционных движений самого разного рода в странах Европы, Азии,
Африки, Южной Америки. Другими словами, книга Скочпол положила начало развертыванию крупной исследовательской программы, послужила для нее теоретической и методической основой, которая заслуживает пристального внимания с точки зрения разработки метода теоретической истории.
4.3.2. Определение центрального понятия и
реструктуризация теоретического поля
В самом начале книги Скочпол дает явное определение центральному предмету исследования.
Социальные революции суть быстрые базовые превращения
(transformations) государственных и классовых структур общества; они
4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция...
сопровождаются и частично производятся через классовые
восстания снизу (class-based revolts)» [Skocpol, 1979, p. 4].
231
Скочпол подчеркивает, что социальные революции — это комплексный феномен, под который подпадают считанные исторические случаи, она также четко отличает социальные революции от
просто мятежей и восстаний (нет структурных изменений государства), от политических революций (нет превращений социальных
структур) и от индустриализации (нет быстрых политико-структурных изменений). Далее Скочпол ставит в общем виде проблему
объяснения социальных революций и сразу приступает к критике
имеющихся теорий и концепций. Одновременно идет процесс теоретического самоопределения, т.е. становления собственной исследовательской программы. Скочпол не рассматривает каждую теорию и концепцию в отдельности, она формирует из них «главные
типы социально-научных теорий» [Ibid., р. 7—12], т.е. научные исследовательские программы в терминах Лакатоса. Ею выделены
следующие типы теорий:
• марксистские (К. Маркс, В. Ленин, Н. Бухарин, Л. Троцкий,
Мао Цзедун, Г. Лукач, А. Грамши, Л. Альтуссер);
• агрегатно-психологические (Дж. Гешвендер, Г. Экштайн,
Д. Шварц, Дж. Дэвис, Т. Гурр);
• консенсуса систем ценностей (Т. Парсонс, Ф. Уоллэйс,
Н. Смелсер, Э. Тирякян, Ч. Джонсон);
• политического конфликта (А. Обершелл, В. Оверхольт, Д. Рас
сел, Ч. Тилли).
Скочпол кратко излагает аргументацию наиболее сильных и
представительных теорий в рамках каждой программы, изящно уклоняясь от самостоятельной критики их, пользуясь тем, что представители четырех программ неоднократно критиковали друг друга. Она лишь излагает, цитирует и поддерживает ту или иную аргументацию. Это позволяет автору книги «Государства и социальные
революции» быстро перейти к самоопределению. Во-первых, некоторый круг работ сразу определяется как «сестринские», иначе говоря, принадлежащие той же исследовательской программе, которую Скочпол собирается развивать в своей книге. «Сестринскими»
являются исследования «Социальные истоки диктатуры и демократии» Баррингтона Мура (гарвардского наставника самой Скочпол), «Крестьянские войны двадцатого века» Эрика Вульфа и «Современные революции» Джона Данна [Moore, 1966; Wolf, 1969;
Dunn, 1972]. Общей чертой этих исследований является метод уг-
Глава 4 ОПЫТ
·
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
лубленного сравнительно-исторического анализа нескольких отдельных случаев революций. Во-вторых, Скочпол, отвергнув агрегатно-психологические теории (как некаузальные) и ценностноконсенсусные (как опровергнутые фактами - прежде всего стабильностью режима апартеида в Южной Африке при скандальном
отсутствии там в 1970-е гг. какого-либо ценностного консенсуса),
соглашается с некоторыми элементами марксистской программы и
программы политического конфликта, намереваясь их модифицировать и синтезировать [Skocpol, 1979, р. 13]. В-третьих, Скочпол
явно формулирует три основных компонента «твердого ядра» собственной программы, называя их «главными принципами анализа»
[Ibid., р. 14].
4.3.3. Твердое ядро исследовательской программы Т. Скочпол
Принцип «структурной перспективы» означает, что причины социальных революций лежат не в целенаправленной деятельности,
интересах, эмоциях, идеях, иных психологических и идеологических явлениях, а в структурных изменениях социальной системы
общества [Ibid., р. 14-18]. Здесь Скочпол поддерживает марксистскую программу, противостоя сразу трем остальным альтернативным
программам (см. выше).
Принцип «международного и всемирно-исторического контекста» означает, что при анализе социальных революций необходимо учитывать международное, прежде всего военно-политическое положение страны [Ibid., р. 24]. Скочпол противостоит всем
выделенным четырем программам как «интранациональным»,
подчеркивая важность «интернациональной» (международной)
парадигмы, характерной, к примеру, для миросистемного
(И. Валлерстайн, К. Чейз-Данн, Т. Холл и др.) и геополитического (Р. Коллинз) подходов. Отнюдь не случайно, что Скочпол одна из наиболее часто цитируемых авторов в работах, развивающих эти парадигмы.
Принцип «потенциальной автономии государства» означает, что
государство является не только и не столько «инструментом господствующего класса собственников средств производства» (марксизм) или «функцией» ценностного согласия/несогласия в обществе, или «ареной» политических конфликтов, массовых психологических процессов (остальные три парадигмы революций), но
самостоятельной силой не только с собственными организацией-
4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция...
233
ными и силовыми структурами, но и собственными интересами,
не сводимыми к интересам каких-либо иных групп или общества в
целом [Ibid., р. 24-33]. Государство противостоит не только
остальной части общества, но и другим государствам на
международной арене (см. предыдущий принцип). В данном случае
Скочпол привлекает классические понятия М. Вебера «идеальный
тип» и «легитимность». Опора на Вебера вновь роднит подход
Скочпол с теорией Коллинза (см. 4.4, [Коллинз, 2000]). Рассмотрим
теперь основные вехи классической работы Т. Скочпол с
методической точки зрения.
4.3.4. Обоснование выбора исторических случаев
Скочпол начинает с детального обоснования выбора сравниваемых случаев: революции 1789—1794 гг. во Франции, революции
1917 г. в России и революции 1911-1949 гг. в Китае. Главными чертами сходства являются аграрный характер так называемых старых
режимов, их традиционность и автохтонность (в том смысле, что
государственность во всех трех случаях не была недавним колониальным привнесением), «позитивность» случаев, т. е. успешность
всех трех революций (не возврат к старому, а установление некоего
нового режима), «столкновение старых режимов» с экономически
более развитыми военными соперниками. Во всех трех случаях результатом революций стали централизованные, бюрократические
национальные государства с вовлечением масс и ростом потенциала великой державы на международной арене. Препятствия этих изменений ассоциировались с дореволюционными позициями высшего класса землевладельцев, который был либо полностью устранен, либо существенно потеснен.
Эти и другие структурные сходства позволили Скочпол преодолеть как марксистские, так и цивилизационно-культурологические
предубеждения против рядоположения указанных социальных революций. Действительно, в марксизме французская «буржуазная»
революция противопоставлялась «пролетарским» революциям в
России и Китае. Французскую революцию полагалось сравнивать с
английской революцией. Последнее созвучно и культурологическому подходу, согласно которому «европейские революции - это
Одно, а неевропейские — совсем другое». Поэтому китайскую революцию традиционно полагалось сопоставлять только с другими национально-освободительными революциями «третьего мира». В ответ на это Скочпол убедительно показывает, что существенных
Глава 4 ОПЫТ
·
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
структурных сходств между французской и китайской революциями,
равно как и принципиальных различий между французской и английской революциями, между китайской революцией и национально-освободительными движениями бывших колоний гораздо больше, чем
принято считать на основе априорных схем, как марксистской, так и
цивилизационно-культурологической [Skocpol, p. 40—42].
4.3.5. Старорежимные государства в кризисе
В эпиграф главы с таким названием Т. Скочпол выносит знаменитый афоризм В.И. Ленина: «Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется еще,
чтобы «верхи не могли» жить по-старому».
4.3.5.1. Государство и революция: смещение перспективы. Несмотря на эту заявленную преемственность марксизма, анализ Скочпол
вносит существенную новизну и специфику. Именно эти черты и
будут нас прежде всего интересовать, поскольку теория социальных
революций в трактовке К. Маркса и В.И. Ленина не только хорошо
известна старшему поколению, но и младшему поколению отечественных читателей в средней и высшей школе преподносится до
сих пор практически без изменений (разве что иногда с инверсией
оценок).
Марксизм ставит во главу угла кризиса государственной «надстройки» противоречие в «базисе» между устаревшими производственными отношениями и новым уровнем развития производительных сил. Лучше всего этот взгляд выражен в чеканной формулировке Маркса:
На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями или, что является только юридическим
выражением последних, —с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает
эпоха социальной революции [Маркс, с. 7].
Т. Скочпол в соответствии со своими принципами потенциальной автономии государства и международной перспективы существенно смещает направление поиска причинных истоков. Она соглашается, что старые классовые структуры, особенно касающиеся
собственности по отношению к важнейшим ресурсам (а в аграрных
обществах — это земля), становятся препятствием и помехой, но уже
4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция...
не «новому уровню развития производительных сил», как у Маркса, а потребностям дать ответ на вызовы международной, точнее,
геополитической ситуации.
Пойманные в перекрестных давлениях между внутренними классовыми структурами и международными затруднениями, автократии и
их централизованные администрации и .армии разбиваются на части,
открывая путь для социально-революционных трансформаций, передовой частью которых являются восстания снизу [Skocpol, 1979, р. 47].
В соответствии с индуктивным методом сходства Скочпол
представляет единый принципиальный механизм кризиса «верхов»
в старых режимах Франции, Китая и России. Марксистский принцип классового конфликта сохраняется. Также неизменным остается
представление о том, что главным препятствием на пути социального развития, которое было смыто последующими социальными
революциями, был класс крупных землевладельцев. Новшество касается второй стороны конфликта и самой его сути. С точки зрения
марксизма главным оппонентом в классовом конфликте был во всех
случаях поднимающийся новый общественный класс - буржуазия
для буржуазных революций и пролетариат — для пролетарских.
Скочпол совершенно иначе видит расстановку сил.
4.3.5.2. Раскол между государством и крупными собственниками — другой классовый конфликт. В старых режимах главными силами «верхов» были центральная имперская администрация и крупные землевладельцы. И во Франции конца XVIII в., и в Китае, и
России начала XX в. достаточно сильно были развиты промышленность и торговля, но они имели локальный и регионально-международный, отнюдь не общенациональный, характер. Скочпол утверждает, что эти секторы находились в симбиотической связи с
доминирующим крупным землевладением как главным держателем
ресурсов. Главная драма развертывалась между имперским государством и крупным землевладением, которые были, с одной стороны,
партнерами в эксплуатации крестьянства, с другой стороны — соперниками в дележе, т.е. в определении характера изъятия, величины
и направления ресурсных потоков (податей, налогов, материальных продуктов, людской силы).
Для раскрытия существа этой драмы Скочпол выделяет важные
специфические черты имперского государства. Во всех трех случаях оно было протобюрократическим. Только верхние этажи были
построены по функциональному принципу и более или менее обес-
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
236 печены системой бюрократических правил, распределением
позиций и полномочий. По сути дела, с точки зрения
«управляемости» имперское государство было гораздо слабее
национального государства, в котором бюрократические структуры
стали распространяться практически на всю толщу общества.
Стоит подчеркнуть, в частности, что имперские государства в старорежимных Франции, России и Китае не были способны прямо контролировать, не говоря о том, чтобы существенно реорганизовать локальные аграрные социоэкономические отношения. Скорее они были
привязаны к вариациям или дополнениям своих функций, ради осуществления которых они, так сказать, были построены: ведение войн
с внешними противниками, внутренний надзор за обществом для установления некоторого подобия общего порядка, присвоение социоэкономических ресурсов через военное рекрутирование, а также через налоги на землю, население и торговлю (но не столь сложные вещи,
как оценка индивидуального дохода) [Ibid., 1979, р. 48].
Ни одно из этих государств ко времени революций не было парламентским. В то же время они не были и чисто бюрократическими. Важная черта отношений между имперским государством и
классом крупных землевладельцев во всех трех случаях состояла в
наличии привилегированного доступа членов этого класса к государственным постам разных уровней, включая самые высокие. Далее Скочпол отмечает:
Этот факт сам по себе, конечно, не был достаточен для обеспечения
контроля господствующего класса деятельности государства. Но в той
мере, в какой члены господствующего класса достигали сознательной коллективной организации на высших уровнях существующих
структур имперского государства, они могли бы быть способны препятствовать, создавать обструкцию монархическим начинаниям,
которые угрожали их экономическим интересам. Такая обструкция
в качестве кульминации могла выражаться в осознанных вызовах автократическому политическому руководству — и в то же время она
могла иметь достаточно непреднамеренное следствие в разрушении
административной и военной целостности самого имперского государства [Ibid., р. 49].
Здесь находит свое место и геополитическое напряжение — столкновение имперского государства с сильными внешними противниками, необходимость экстраординарной по быстроте и величине
мобилизации ресурсов, соответствующих структурных преобразований, которые прямо сталкивались с интересами господствующего класса крупных землевладельцев, имеющих свою «пятую колонну» в самом ядре имперского государства.
4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция...
237
Скочпол неоднократно подчеркивает удивительное
сходство между структурными характеристиками имперских
государств Бур-бонской Франций и Маньчжурского Китая перед
революциями 1789 и 1911 гг., несмотря на очевидные временные,
цивилизацион-ные и прочие различия. Это как раз два
классических случая, когда коалиции политически влиятельных и
богатых крупных земельных собственников в решающий момент
подвергли обструкции мобилизационные реформы государства.
4.3.6. Анализ случаев
4.3.6.1. Предреволюционная Франция: как продавалось и закладывалось государство. Во Франции, как показывает Скочпол, господствующий класс крупных землевладельцев давно уже не был
собственно феодальным, хотя и не был еще в полном марксистском смысле слова капиталистическим.
В то же время это был в основе единый господствующий класс — тот,
что прямо и косвенно присваивал излишки в первую очередь из крестьянского сельского хозяйства. Это присвоение излишков осуществлялось через смесь разных форм ренты и повинностей, частично
подкрепляемых правовыми институтами с доминированием землевладельцев, а также через перераспределение доходов, собираемых под
эгидой монархического государства [Ibid., р. 56].
Несмотря на сохранение сословной структуры, в предреволюционной Франции деньги значили уже очень многое. Большое количество обедневших дворян было фактически исключено из высшего класса, они могли влачить достаточно жалкое существование
в провинциях. В то же время преуспевающие промышленники и
купцы, особенно связанные с международной и колониальной торговлей, через покупку должностей в имперском государстве и через
брачные союзы с представителями обедневшей аристократии обретали социальный статус, вполне сравнимый со статусом родовой
знати. Должность в имперской структуре и особенно вхождение во
влиятельные коалиции, в свою очередь, давали новые возможности
для обогащения.
Так господствующий класс поднимался бы и падал вместе с Францией как коммерческой, но некапиталистической, аграрно-имперской
державой [Ibid., р. 59, 60].
Завидное благосостояние и знаменитая роскошь жизни предреволюционной французской знати имела обратной стороной край-
Глава 4„ ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
238 нюю скудость финансовых ресурсов государства. Основная
масса населения была весьма бедной (скажем, в сравнении с
Англией), и налоговые сборы с него были малы. Кроме того,
множество привилегированных групп (и прежде всего богатое
священство) было полностью или во многом освобождено от
налогового бремени. Государство нашло выход в займах под
высокие проценты у частных финансистов, которыми во многих
случаях были люди, занимавшие высокие должности в самом
государстве. Очевидно, что это резко усиливало позиции и
частный коммерческий интерес в самом сердце имперской
протобюрократии. Организационно сплочение этих коалиций шло
через «парламенты», первоначально созданные для решения
гражданских вопросов и ведения судебных разбирательств. Через
браки «денег с титулами», покупку должностей, коммерцию,
совместные усилия по противостоянию давления со стороны
высших слоев администрации все парламенты, расположенные во
всех крупных городах и провинциях, имели тесные взаимосвязи
между собой.
По иронии судьбы геополитическое давление выступило в роли
победоносной Американской войны, в ходе которой Франция помогла заокеанской колонии отделиться от Англии. Несмотря на
победу, давление оказалось роковым, поскольку огромные военные
займы требовали выплаты, и имперское государство фактически стало банкротом. Министр финансов Шарль Калон предложил в принципе верное решение — провести поземельную налоговую реформу, чтобы налоги собирались со всех земель независимо от того, кому
они принадлежат, независимо от многочисленных «привилегий».
Но к этому времени сила «пятой колонны» в лице тех же парламентов, чиновничье-коммерческих коалиций, которые и встали на благородную защиту своих «привилегий», послужила затем центром мобилизации широкого народного недовольства против монархического угнетения и всего старого режима.
4.3.6.2. Предреволюционный Китай: как и почему пала великая
империя. Дореволюционный Китай ни в каком смысле не мог быть
назван феодальным. Не было сеньоров, по отношению к которым
следовало нести повинности, и отсутствовал крепостной труд, как
в докапиталистической Европе. Крестьяне либо владели малыми
наделами (50 %), либо арендовали всю свою землю (30 %), либо часть
земли (20 %). Стержнем империи была бюрократическая иерархия
чиновников. Должности давались по результатам традиционных
4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция...
239
экзаменов, но это не исключало и продажи как чиновничьих
позиций, так и званий.
Между империей и крестьянами находились джентри. Скочпол
определяет джентри как класс, включающий в себя богатые семьи
землевладельцев и влиятельных (на местном уровне) чиновников.
Опасность создания местных клик достаточно хорошо осознавалась верхушкой централизованной иерархии, поэтому действовали разнообразные правила отрыва чиновников, особенно высших
уровней, от своих домашних гнезд: служба на новом месте, инспектирование только чужих территорий и т.д. Однако клановые и
семейные связи никогда не рвались, а чиновники низших уровней вообще не отъезжали и интегрировались с местной землевладельческой элитой, откуда обычно и происходили. Важно, что при
этом до самого начала XIX в. джентри не имели никаких политических поползновений вне своего локального обитания. Выход вовне был возможен лишь для индивидов и только в рамках безличной
бюрократической системы.
Важным фактором было также то, что маньчжурская династия
сама не идентифицировала себя с китайцами (ханьцами) и воспринималась широкими слоями населения, включая армию и офицерство, как культурно и этнически чуждая. Несмотря на это, до середины XIX в. Китай хоть и неторопливо, но стабильно развивался,
осваивались новые территории, росло население, а европейских
пришельцев воспринимали как еще одно варварское племя, приносящее, как и подобает, дань (в виде торговых пошлин) императору.
Базовыми факторами кризиса были, во-первых, резкое усиление европейского давления, поворотным-пунктом для которого послужили
опиумные войны, инициированные Англией в 1840-х гг., во-вторых,
иссякание земель, пригодных для сельского хозяйства при продолжающемся росте населения.
Военные поражения привели к колонизации китайских окраин, выходу из-под контроля отдаленных провинций (таких, как
Индокитай, Сиам, Средняя Азия), последующему делению Китая
на «зоны влияния» между Англией, Францией, Германией и Россией, а также введенному Англией режиму «свободной торговли».
Последний привел к перенаправлению ресурсных потоков от локальных рынков и централизованного перераспределения к международным рынкам, соответствующему повышению цен, росту
социального неравенства между слоями населения и регионами Китая. Волны крестьянских бунтов в середине (тайпины) и конце
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
240
XIX в. («боксеры») были подавлены преимущественно с опорой на
джентри, которым затем центральная власть пошла на уступки. Их
итог состоял в том, что еще большая часть ресурсов оставалась на
местном уровне, а джентри стали практически бесконтрольны со
стороны имперской администрации.
Резкое усиление геополитического давления в форме сокрушительного поражения в войне с Японией 1895-1896 гг. привело к
необходимости реформ. Сверхубыли организованы местные ассамблеи, с помощью которых предполагалось подключить джентри к
имперским планам мобилизации ресурсов для ускоренного военно-технологического прогресса. Но, по выражению Мэри Райт,
«реформа разрушила реформирующее государство» [Wright, 1968;
цит. по: Skocpol, 1979, р. 78]. Местные ассамблеи быстро стали
ничем иным, как официальными институтами консолидации и политической активности местных клик джентри, которые уже были
к этому времени настроены националистически и антиманьчжурски. Усилились также сторонники «конституционализма», с которым джентри ассоциировали защиту своих локальных интересов,
децентрализацию, причем вместе с национальной независимостью и прогрессом. Парадокс состоял в том, что в тех условиях только возврат к централизации мог бы обеспечить целостность империи, независимость и прогресс. Когда в 1910г. национальная ассамблея собралась в Пекине, выборные джентри потребовали
создания парламентского правительства, к чему маньчжурская имперская верхушка была совсем не готова. Встретив резкий отказ,
разочарованные и разгневанные депутаты вернулись домой, после
чего нужен был лишь повод для раскручивания колеса революции
и имперского распада (толчком послужил конфликт в провинции
Жешвань по поводу центральной или местной принадлежности
строящихся железных дорог).
4.3.6.3. Путь к революции в России. После краткого обзора становления Великой державы от Петровских реформ Скочпол начинает анализ с освободительной реформы 1861 г., которая была, как
известно, следствием унизительного поражения бывшего «жандарма Европы» в Крымской войне 1854-1855 гг. То, что сама реформа
была проведена, показывает слабость землевладельческого класса в
России в тот период. В этом смысле реформа 1861 г. является контрастом по отношению к попыткам имперских реформ в предреволюционной Франции (см. 3.4.6.1) и Китае (см. 3.4.6.2), зато напо-
4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция...
241
минает прусскую реформу 1807 г. (см. 4.4.6.4). Однако далее начи
наются существенные различия между ходом событий в Пруссии и
России.
*
В Пруссии юнкеры были не только полноправными хозяевами, но
и организаторами крупных аграрных хозяйств, поэтому им удалось с
помощью государства достаточно быстро перевести производство на
новые интенсивные технологии. Резкий рост отдачи от сельского хозяйства дал возможность инвестировать тяжелую промышленность и
военное производство, что послужило основой для последующего роста могущества Пруссии, а позже — Германской империи.
В России организация аграрного производства традиционно и
почти повсеместно находилась в руках крестьянской общины, или
«мира». После реформы 1861 г. помещики и вовсе утратили какойлибо организационный контроль над производством на крестьянских землях. У помещиков, как правило, просто не хватало ни желания, ни средств даже на своих землях внедрять и развивать новые
технологии. Необходимость модернизации сельского хозяйства
осознавалась крупными государственными деятелями, такими как
Витте и Столыпин, но все их попытки не привели к существенным
результатам.
Создание представительных собраний (земств и городских дум)
повысило самоорганизацию местных процессов, прежде всего в
плане развития образования, здравоохранения, инфраструктуры. В
то же время это усилило потенциальный политический вес местных элит (как в предреволюционных Франции и Китае), которые
до этого времени были практически атомизированы (как в предреформенной Пруссии и в Китайской империи до XIX в.).
Скудость ресурсов, поступающих от сельского хозяйства, заставила царское правительство искать иные источники для подъема
военно-промышленного комплекса. Ими стали массированные и
постоянно растущие внешние займы (преимущественно французские). Основное экономическое бремя легло на плечи крестьян и
промышленных рабочих (в большинстве своем вчерашних крестьян). Поражение в Японской войне привело к массовым крестьянским и рабочим восстаниям, а также к кризису легитимности царского самодержавия среди широких слоев населения, включая политически активную буржуазию и интеллигенцию (см. теорию
Коллинза, 4.4.2).
Октябрьский манифест был уступкой либерализации, весьма
сходной с организацией парламентов и ассамблей в предреволюци-
242
Глава 4 ОПЫТ
·
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
онных Франции и Китае. Вслед за Чемберленом Скочпол считает,
что продолжение массовых волнений в 1906-1907 гг. было обусловлено попросту «оголенностью», т.е. практическим отсутствием войск
в Европейской части России. Она отмечает, что по мере возврата
основных военных сил с восточного фронта и Маньчжурии царское правительство, жестоко подавляя бунты на местах, фактически
постепенно отменило большинство политических уступок манифеста [Skocpol, 1979, р. 95]. Однако это привело не к угасанию оппозиционной политической активности, а к ее усилению, причем в
радикальных и даже революционных направлениях. Случившееся
еще раз показывает, насколько опасно для государственной элиты
и самой государственной целостности дать вначале возможность
ранее отсеченным от политики группам сплотиться, а затем резко
разочаровать их в ожиданиях.
Все эти накопленные факторы сыграли свою роль, когда началась Первая мировая война 1914 г.
Во-первых, из-за своей крупной внешней задолженности Россия оказалась сильно связанной обязательствами с союзниками
(особенно с Францией). Без этого она вполне могла бы ограничиться более скромными или даже символическими кампаниями
с Австрией — собственно, с ней только и был конфликт из-за
Сербии. Военные обязательства России во многом связывались с
величиной армий, которые она должна была поставить против врагов стран-кредиторов. Добавим, что сыграл свою роль и идущий из
далекого прошлого «греческий проект»: в марте - апреле 1915г. Россия оформила соглашение с Францией и Англией об удовлетворении территориальных притязаний России на Константинополь
и южные проливы. К крупной войне с Германией Россия оказалась еще не готова, что проявилось, в частности, в неспособности снабдить современным оружием призванных солдат (всего в
1914-1917 гг. было мобилизовано 15 млн человек, причем многие из новобранцев вообще «воевали» безоружными). Большую
роль также сыграла крайняя слабость транспортной инфраструктуры (особенно в сравнении с германской).
Во-вторых, первоначальный общенациональный энтузиазм и
патриотическая сплоченность общества по мере продолжающихся
поражений сменились настроениями 1905 г. Многочисленные комитеты помощи армии и раненым, «Земгор», а также «особые совещания» по обороне, продовольствию, топливу и перевозкам, включавшие интеллигенцию, буржуазию и часть дворянства, стали слу-
4.3. Со революции и распад государств: реконструкция...
243
жить уже скорее не воюющему самодержавию, а
конституционным, антивоенным, иногда даже революционным
настроениям.
В-третьих,»солдатские (вчерашние крестьянские) массы, не понимая цели войны, терпя голод и лишения, хорошо помнили постоянное экономическое угнетение, безжалостное подавление крестьянских бунтов десятилетней давности; теперь же, получив оружие,
они стали легко поддаваться на антивоенную и антисамодержавную пропаганду. Наконец, решающую роль сыграли отсутствие государя в Петрограде, ненадежность столичного гарнизона, дезорганизация в подвозе продовольствия. Вслед за хлебными бунтами,
рабочими забастовками и демонстрациями в марте — феврале 1917г.
последовали переход петроградского гарнизона на сторону восставших, фактическая смена власти в Петрограде, последующая волна
восстаний в основных городах империи и отречение царя. Опять-таки
важную роль вновь сыграла теперь уже полная «оголенность» территории от потенциального применения государственного насилия —
практически все войска и офицеры, которые могли бы пытаться подавить бунты, были либо на германском фронте, либо в большой
степени деморализованы. Дальнейшее — это уже собственно история самой революции.
Можно видеть, что случай России не вписывается в данную первоначально идеально-типическую конструкцию социальной революции в аспекте классового конфликта между землевладельческим
классом и классом имперской бюрократии (случаи Франции и
Китая с известными оговорками вполне вписываются в схему).
Действительно, большая часть русского офицерства (читай: дворян-помещиков) в Гражданскую войну оказалась на стороне контрреволюции. Сам класс помещиков был политически весьма слабым во все время существования Российской империи. Почему же
произошла революция? Отталкиваясь от анализа Скочпол, мы предложили бы в качестве объяснения следующие причины.
Во-первых, предыстория революции 1917 г. (с ее «буржуазным»
и большевистским этапами в феврале и октябре) указывает на то,
что вследствие освободительных и либеральных реформ второй половины XIX в., Японской войны и революции 1905 г., последующих конфликтов царской власти с Думами и стоящим за ними обществом сформировалась весьма широкая коалиция интеллигенции,
буржуазии, обедневших помещиков, радикально настроенной студенческой молодежи со связями в рабочих и крестьянских двю^сениях. Кроме того, это рыхлое и широкое движение имело внутри
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИИ
244 домены партийной организации от кадетов до радикальных
социал-революционеров и социал-демократов. Данная коалиция и
послужила заменителем класса землевладельцев в схеме Скочпол.
Именно с этой коалицией, персонифицированной в Думе М.В.
Родзянко, и произошел раскол класса имперской бюрократии и
офицерства.
Во-вторых, геополитическое давление и связанные с ним экономические лишения были на порядок больше в России, терпящей
поражение в Первой мировой войне, чем в предреволюционных
Франции (одержавшей победу в Американской войне) и Китае (который хоть и испытывал иностранное вмешательство, но отнюдь не
вел в J911 г. широкомасштабную войну).
В-третьих, по-видимому, сыграл роль сдвиг значимости ресурсов. В преимущественно аграрных обществах, какими являлись
предреволюционные Франция и Китай, главным ресурсом оставалась земля, соответственно смертельно опасным и в конечном счете фатальным был раскол имперской центральной администрации
землевладельцев. Россия также оставалась во многом аграрной империей, если судить по занятости большей части ее населения. Однако главными ресурсами во время Первой мировой войны были
уже вооружение, влияние на солдатские массы, а также организация подвоза продовольствия, топлива и боеприпасов. Иными словами, центр значимости ресурсов сместился от аграрного сектора в
секторы организации, инфраструктуры и пропаганды. Но этим ресурсом как раз и овладела та самая широкая рыхлая коалиция (в
форме всевозможных совещаний и комитетов помощи фронту), что
послужило важнейшим фактором успеха революции и гибели Российской империи.
Последующая история революции подтверждает данный тезис.
Временному правительству не удалось сохранить власть прежде всего
из-за неспособности совладать с «рыхлостью» стоящей за ним коалиции, из-за проигрыша Советам и особенно большевикам в пропаганде, способности к жесткой организации власти на местах и обеспечению ресурсных потоков. Политические позиции большевиков в
деревне первоначально были весьма и весьма слабыми (скажем, в
сравнении с популярностью эсеров). Несмотря на это, большевики
благодаря традициям конспиративной партии «ленинского типа»,
союзу с железнодорожниками и весьма дисциплинированными революционными матросами оказались неожиданно сильны не в аграрной, а именно в новых важнейших сферах (пропаганда, власть
на местах и ресурсные потоки), что в конечном счете и позволило
4.3. Социа/ ъные революции и распад государств: реконструкция...
245
им одержать верх в ходе революции, а затем победить
в чуть ли не безнадежной Гражданской войне.
Скочяол использует также метод единственного различия, показывая, что некоторые имперские государства, такие как Пруссия и
Япония, смогли ответить на геополитический вызов, успешно проведя структурные преобразования и избежав социальных революций.
Проследим вслед за анализом Скочпол, в чем же состояли эти существенные отличия. Релевантными историческими случаями являются прусская реформа 1807 и революция Мэйдзи 1868—1873 гг,
4.3.6.4. Первый контрапункт: прусская реформа 1807 г. Успешная
прусская реформа была проведена непосредственно после того, как
прусская армия потерпела разгромное поражение от Наполеона в
1806 г. В то же время характер наполеоновских войн был таков, что
итоги военного сражения достаточно быстро получали дипломатическое выражение. К западу от Эльбы земли переходили к
Франции, зато к востоку от Эльбы сохранялась монархия Гогенцоллернов и подтверждалась ее политическая независимость. Тут
же началась реформа, суть которой была бюрократической: централизованное государство с резко возросшими полномочиями министров обретало способность мобилизовать ресурсы, что фактически было отменой существенных экономических позиций прусских землевладельцев — юнкерства.
Землевладельческая элита должна была в форме обструкции давать отпор этим поползновениям согласно изложенной выше концепции имперского государства. Действительно, такие попытки были,
и Скочпол говорит о них (к примеру, требования воссоздать правительство Standestaat — монархию под контролем децентрализованных дворянских ассамблей). Однако бюрократическая реформа оказалась успешной. Почему? Главным объяснением для Скочпол служит специфика самого Прусского государства до реф ормы.
Известно, что Пруссия была «не страной с армией, а армией со страной» [Ibid., р. 106]. Государственная бюрократия не отличалась многочисленностью (как во Франции, России или Китае), но была организована по жесткому армейскому принципу. Должности, по крайней мере значительные, продаже не подлежали. Коррупция среди
чиновников была крайне низкой, поскольку подозрение в нечестности и неподчинении могло повлечь за собой арест, заключение и даже
смертную казнь. Главное же то, что юнкеры, имея практически полную власть в принадлежащих им землях, попадая в прусскую ар-
246
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
мию или администрацию, сразу становились легко
управляемыми отдельными элементами действующей военнобюрократической машины. Это значит, что внутри имперской
администрации не было коалиций, которые только и могли
составить
серьезное
противодействие
государственной
централизованной политике.
4.3.6.5. Второй контрапункт: революция Мэйдзи в Японии. Казалось бы, совершенно иначе проходила серия государственных реформ
в Японии. Толчком послужил геополитический кризис — усиливающееся давление иностранных морских держав (прежде всего Англии
и Франции), попытки заставить открыть порты для иностранной торговли и опасность колонизации. К этому времени Япония была весьма
рыхлым имперским государством со слабым сегуном во главе и сильными местными главами администрации дэймё, опиравшимися на
самураев как военную и бюрократическую силу. Именно главы слабейших провинций при использовании сил самураев совершили в
1868 г. государственный переворот, заменив сегуна на императора,
после чего последовала серия успешных реформ, направленных на
построение централизованного национального военно-бюрократического государства. Почему же не было сопротивления крупных земельных собственников? Оказывается, такой класс попросту отсутствовал в Японии Токугавы. Собственностью владели крестьяне и
торговцы, но этим сословиям запрещалось носить оружие, и они полностью отстранялись от какого-либо политического влияния. Самураи же не имели прямого контроля над землями, кормились за счет
государственного жалованья, т.е. уже были фактически весьма бюрократизированы даже в старом рыхлом децентрализованном сёгунате. Соответственно в такой среде и не могло возникнуть сильного
сопротивления военизации, централизации и бюрократизации всей
Японии. Крестьянские восстания происходили и раньше и существенно участились во время революции Мэйдзи, а также в ходе последующих реформ, но этот классовый протест снизу никак не мог
помешать идущему процессу, поскольку не было раскола среди элит.
4.3.7. Теоретические выводы Т. Скочпол
Скочпол останавливается на стадии эмпирических обобщений,
которые формулирует таким образом:
1. Государственные организации допускают административный и военный распад, когда подвергаются интенсивному давлению со стороны более развитых стран.
4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция...
247
2. Аграрные социополитические структуры, которые способствовали
широким крестьянским восстаниям против землевладельцев, взятые
вместе, были достаточными различительными причинами социальнореволюционных ситуаций, начавшихся во Франции в 1789 г., России в
1917г. и Китае в 1911 г. [Ibid., р. 154], Эти обобщения в принципе
можно превратить в теоретические гипотезы, снабдив кванторами
всеобщности, явно обозначив формулировки общего закона и
необходимых и достаточных начальных условий. Такой подход
потребовал бы последующей проверки на всей совокупности
социальных революций и революционных ситуаций, поиска и
интерпретации аномалий, к чему Скочпол ко времени написания
работы, по-видимому, не была готова. В то же время именно
обобщающий эмпирический характер ее результатов вызвал
основной поток методических нареканий.
Во второй части работы Скочпол тоже не идет дальше эмпирических обобщений. В них она утверждает, что результаты революций получают свои формы и ограничения от существовавших социоэкономических структур и международных обстоятельств, чем
объясняет и сходства, и различия между исходами трех революций
(во Франции, России и Китае). По сути дела, здесь заложены основы для последующей теоретизации: формулированию и проверке
гипотез о том, какие действуют законы, при каких необходимых и
достаточных начальных условиях революционные кризисы приводят согласно этим законам именно к таким, а не иным результатам.
4.3.8. Роль идеологий в революциях
Можно только приветствовать обращение Скочпол к структурным, геополитическим и финансово-экономическим истокам социальных революций. Это был резонный объективистский протест
против традиционной для историков манеры объяснения в терминах «тот-то думал так-то», а «эти хотели того-то». Тем не менее при
чтении книги остается впечатление, что с водой выплеснули и ребенка. Все рассмотренные случаи показывают чрезвычайную важность настроений, установок, интересов разных групп и слоев общества. Неверным будет сказать, что это непредсказуемая и совершенно свободная человеческая субъективность. Пренебрежение
Скочпол к такого рода концепциям понятно и оправданно. Но неверно полагать, что сознание, интересы и поведение людей прямо
механически вытекают из сложившейся объективной ситуации.
Скочпол этого не заявляет, она просто берет как данность, к при-
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИК- ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
248 меру,
что французские парламенты были настроены
антимонархически и антиклерикально, русское общество
приветствовало падение самодержавия, но при этом почему-то
юнкеры в Пруссии были настроены вполне промонархически, а
самураям в Японии понадобился император. В результате
объяснение оказывается неполным, а задачи предсказания даже не
ставятся.
Позже, после критики книги Сьюэллом [Sewell, 1996], Скочпол
показала, что вполне отдает себе отчет в большой значимости фактора идеологии в революциях, кроме того, в противовес примитивным интерпретациям (например, идеология Просвещения привела
к французской революции) она дала весьма трезвую характеристику реального положения дел в этой сфере.
Историки, социологи и политологи (political scientists) не особенно
выигрывают, полагая, что набор идей — будь то интеллектуальные
продукты или культурные каркасы (frameworks) с более неформальным обоснованием — является «конститутивным для социального
порядка». Скорее, сосуществуют множественные культурные идиомы, они побеждают, либо приходят в упадок, либо смешиваются в
ритмах, которые должны быть исследованы интеллектуальными и
социокультурными историками. В любой данный период культурные идиомы берутся на вооружение деятелями, находящимися в
конкретных ситуациях, поскольку они пытаются осмыслить свои
действия и самих себя в отношении к другим деятелям. Можно быть
уверенным, что будет (определенная) разница, какая идиома или
смесь идиом доступна для взятия на вооружение имеющимися группами. Действительно, сами определения групп, их интересов и их
отношений друг к другу будут испытывать влияние культурных идиом. Но выбор и использование доступных идиом — и особое напряжение, которые вырабатывается между ними, — будут также испытывать влияние социальных и политических ситуаций действующих
групп, а также задач, которые им нужно выполнить относительно
друг друга [Skocpol, 1996, р. 204].
Далее Скочпол дает продуктивное различение между культурными идиомами и идеологиями, фиксирует свою концептуальную позицию относительно отношения структурных и субъективных (культурных, идеологических) факторов в социальных революциях.
Я предпочитаю сохранить термин «идеология» для систем идей, развертываемых как осознанные политические аргументации политическими деятелями. Идеологии в этом смысле развиваются и развертываются особыми группами или альянсами, вовлеченными в текущие
политические конфликты или попытки оправдать использование государственной власти. Когда политические деятели конструируют
идеологические аргументации для конкретных целей, связанных с дей-
4.3. Социальные революции и распал государств: реконструкция...
ствиями, они неизменно используют или берут во внимание имеющиеся культурные идиомы, причем эти идиомы могут структурировать их аргументации в частично непреднамеренных направлениях.
При этом они также могут развить новые идеологические аргументы в
ответ на нужды самой развертывающейся политической борьбы. Концептуализируя таким образом по отдельности «культурные идиомы» и
«идеологии», можно проследить взаимодействия нонинтенционалистского (т.е. структурного, характерного для самой Т. Скочпол. - Н.Р.)
и интенционалистского аспектов идей в революциях, что я и пыталась
сделать в книге «Государства и социальные революции», исследуя классовые и государственные структуры в отношении к целям и способностям действующих групп [Ibid.].
Несмотря на разумность и эвристичность сделанной концептуализации, ясно, что теория роли идеологий в революциях так и не
была построена.
Здесь нет возможности развертывать теорию субъективных факторов в социально-политических процессах, поэтому попробуем
только наметить некоторые эвристические подступы к такого рода
исследованию. Идеологии возникают не из воздуха, а являются продуктом духовного производства: есть вполне определенные группы
со своими лидерами, которые вынашивают, создают и распространяют социально-политические взгляды и системы идей„ Как правило, в каждый момент, особенно в кризисные времена, имеется
веер альтернативных идеологий.
Наиболее тонкий и сложный вопрос — определение того, какие
условия необходимы и достаточны для того, чтобы одна идеология
начала побеждать (становится более распространенной среди влиятельных групп населения). По-видимому, теория должна учитывать следующее:
а) культурный фон, включающий как общий имеющийся набор
«культурных идиом» (по Скочпол), так и установки основных со
циально-политических групп в роли своего рода «фильтра» новых
идей на соответствие архетипам (ход к культурологии и цивилизационному подходу);
б) историю успехов и поражений конкурирующих идиом
(пред)идеологий (принцип инерции успешных стратегий);
в) статус, легитимность авторов идеологий (веберианский взгляд
и социологическая теория референтных групп);
г) причины их альянсов с теми или иными социальными груп
пами и классами (что всегда значимо для самого содержания и на
правленности идеологий — марксистский взгляд);
250
Глава 4, ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
д) фактор переноса на идеологии флера геополитического успе
ха, который был достигнут при лидерах, исповедующих данную иде
ологию (теория Р. Коллинза);
е) факторы выбора того или иного идейного направления поли
тическими деятелями и группами, что, вероятно, должно включать
уже указанные выше пункты а—д, увязанные в целостную концеп
туальную модель.
Позже, при развертывании насильственных конфликтов и по
мере усиления одной из идеологий, остальные либо полностью теряют популярность, либо подчиняются и ассимилируются с сильнейшей. Это происходит по той простой причине, что социально
активные индивиды и группы в своем большинстве не желают оставаться на стороне побежденных (действие фундаментального фактора страха - также аргумент Р. Коллинза). Кроме того, внешний
успех идеологии, как правило, служит убедительным «логическим»
доводом ее правомерности (побеждает тот, за кого Бог; какое учение сильно, такое и верно).
4.3.9. Уроки Скочпол
4.3.9.1. Не бояться отдаленных сравнений. Не может не показать
ся скандальным сопоставление великой и славной французской ре
волюции XVIII в. с тем, что произошло в одном из «медвежьих уг
лов» человеческой истории - полуколонизованном Китае в начале
XX в. Следует принимать как должное, что традиционные историки
еще долго будут твердить о несравнимости и несопоставимости слу
чаев в истории, далеко отстоящих друг от друга во времени, геогра
фическом и социокультурном пространстве. Вместе с тем если явно
и четко задать основания для подбора сравниваемых случаев, то в
полном соответствии с требованием Дюркгейма анализу должны под
лежать в принципе все случаи, подпадающие под выделенные кри
терии, где бы и когда бы они ни имели место [Дюркгейм, 1895, 1995].
4.3.9.2. Дополнять позитивные случаи негативными. Глубина, сила
и выигрышность анализа Скочпол существенно возросли благода
ря тому, что она дополнила рассмотрение трех позитивных случаев
(успех социальной революции во Франции, Китае и России) нега
тивными случаями отсутствия или неуспеха восстаний в Японии,
Пруссии и Англии. В принципе это еще одно подтверждение боль
шого потенциала объединенного метода сходства и различия Бэко
на — Милля.
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
251
4.3.9.3. Не бояться делать смелые теоретические обобщения, допускающие возможность предсказаний. Этот урок носит, скорее, негативный характер, поскольку сама Скочпол воздержалась от жестких теоретических формулировок. В результате наиболее сильная
логическая критика, прозвучавшая по поводу ее работы, состояла
как раз в том, что Скочпол всего лишь сделала очередное эмпирическое описание в рамках предзаданной теоретической парадигмы,
втом, что ее построения нефальсифицируемы [Burawoy, 1989; Kiser
and Hechter, 1991].
Есть ли авторы, которые берут на себя смелость и ответственность формулировать в явном виде законы теоретической истории,
касающиеся не отдаленного «археологического прошлого» (как у
Карнейро), а современности, более того, которые осмеливаются
делать конкретные натуральные предсказания на основе этих законов? Увы, таких совсем немного, но они есть. И самой яркой фигурой здесь является американский социолог Рэндапл Коллинз.
4.4. Законы геополитики и легитимность:
реконструкция исследовательской
программы Р. Коллинза
Первые значительные публикации Коллинза относятся к началу
1970 г., поэтому уже можно проследить за прошедшие почти три десятилетия, как он строил (сознательно или нет) свою долговременную стратегию исследования социальной реальности. Начал он с построения достаточно общей и абстрактной теории конфликтов [Collins, 1975], затем
обратился к теории государства, легитимности и геополитики [Collins,
1986]. Параллельно он развивает теорию солидарности и ритуала, власти
и собственности [Collins, 1982, 1986]. Затем начинаются разнообразные
приложения: к сравнительному анализу устойчивости современных
сверхдержав, к геополитическим основам динамики доаграрных обществ
[Collins, 1981], к социологии любви и брака [Collins, 1982]. Опять-таки
параллельно развивается теория рынков, синтезируется с уже имеющимися теориями [Collins, 1992], после чего вновь начинаются самые экзотические приложения: тут и происхождение капиталистических отношений в средневековых монастырях Европы, Китая и Японии [Collins, 1997],
и анализ современного развития Германии, и специфика сексуального
рынка в обществах охотников-собирателей. Помимо этих тем Коллинз
постоянно работал над логическими, семантическими аспектами научного дискурса [Collins, 1984], занимался проблемами социологии образования [Collins, 1979], детально изучал огромное наследие Вебера
2^2
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
[Collins, 1986], написал фундаментальный труд по социологии философских школ [Collins, 1998].
В последующем изложении мы коснемся только одной линии в исследованиях Коллинза — развития геополитической теории.
4.4.1. Постановка проблемы геополитической динамики
Рэндалл Коллинз, уже имея опыт построения теории конфликтов [Collins, 1975], поставил перед собой задачу распространения ее
на сферу государственной власти.
Расширяя теорию конфликтов, я решил подойти серьезно к определению Максом Вебером государства как монополизации легитимной
власти над территорией. Обращение этого определения в объяснительную теорию означает отношение ко всему в нем как к переменным
[Коллинз, 2000а, с. 234].
Обратим внимание на этот весьма нетривиальный подход к теоретизации предметной области: берется жесткое статическое определение, уже доказавшее свою силу и конструктивность; каждое
понятие в нем «раскачивается», превращается в понятие-переменную, т.е. понятие, объемлющее ряд значений, которые соответствуют некоторой шкале. Территория может быть большей или меньшей, легитимность власти над ней может быть более высокой или
более низкой, каждая часть территории может иметь монополию
той или иной власти либо не иметь такой монополии (быть спорной, быть под совместным протекторатом и т.п.). Соответственно
мощь государства определяется его способностью утверждать монополию власти, уровнем ее легитимности и величиной контролируемой территории. Далее идет проблематизация отношений
между переменными и проблематизация условий, определяющих
изменения в этих переменных: почему растет или сокращается территория, почему растет или падает легитимность власти? Ответом
на такого рода вопросы и должна стать теория. Результатом стала
теория условий, которые определяют геополитические подъемы и
упадки территориальной власти, вместе с последствиями, вытекающими из этих изменений власти [Ibid.].
4.4.2. Теоретизация легитимности
Р. Коллинз — автор книги о социологии М. Вебера, он сам называет себя веберианцем и соответственно черпает основополагающие постулаты (ядро своих теорий) из наследия духовного отца.
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
Сетуя на то, что широко известными стали только статические представления Вебера о легитимности (три классических типа авторитета — традиционный, харизматический и правовой рациональный),
Коллинз подчеркивает значимость динамического фактора изменения легитимности, который обозначен в главе «Политические
сообщества» книги Вебера «Экономика и общество» [Weber, (1922)
1968, р. 901-1372]. Согласно Веберу, этот фактор напрямую связан
с внешней политикой государства.
Политика работает извне внутрь, и именно внешние, военные отношения государств являются критическими детерминантами их внутренней политики. Это происходит из-за центрального характера легитимности как ресурса в борьбе за власть. Легитимность, понятая в
обычном типологическом ключе, представляется недостаточно теоретизированной. Она признана как имеющая значение, но, кажется, нет
пути выхода за пределы статической типологии, представления ее в
движении. Каким образом легитимность достигается и теряется, кто
получает ее и в каких условиях? Вебер предлагает тезис, что легитимность связана с властной позицией государства на международной арене
[Collins, 1986, р. 45].
Этот веберовский тезис Коллинз далее реконструирует таким
образом: «Легитимность правителей государства и тенденция к империалистической экспансии находятся в реципроктной связи»
[Ibid., р. 146].
В другой работе Коллинз проводит ту же мысль проще и яснее:
«Легитимность следует за геополитикой» [Коллинз, 2000а, с. 249],
иначе говоря, чем больше (меньше) геополитический успех, тем
более (менее) высока легитимность правящей элиты государства.
Таков один из центральных тезисоо ядра исследовательской программы Коллинза.
4.4.3. формирование гипотез геополитической динамики
Гипотезы, касающиеся условий или факторов роста/сокращения подвластных территорий, были заимствованы прежде всего из
геополитических концепций. Гипотезы касаются действия фактора окраинной центральной позиции, фактора ресурсов (территориальных, демографических, экономических) и фактора груза контроля над чрезмерно расширенной территорией. Далее эти гипотезы
будут сформулированы уже в выверенной формулировке как подкрепленные эмпирической проверкой теоретические положения —
принципы геополитической динамики. Путь от начальных заим-
254
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
ствованных гипотез к этим принципам включал работу с эмпирическим материалом — исследованием долговременных закономерностей территориальных изменений. Материалом для анализа послужили исторические атласы Среднего Востока, Европы и Китая, охватывающие 3000 лет. Работа с атласами позволила Коллинзу не только
проверить и уточнить геополитические гипотезы, но также выяснить,
к чему, как правило, приводит кумулятивное действие соответствующих факторов. Так, выяснилось, что все семь объединителей Китая были окраинными северными провинциями, в которых население было больше, чем в других окраинных провинциях.
Геополитические гипотезы говорили только о закономерностях
расширения и распада чрезмерно расширившихся держав. Анализ
атласов позволил обнаружить феномен фрагментации внутренних
держав. Это явление было обнаружено в Китае в нескольких междинастических периодах, в Киевской Руси, на Балканах после упадка
Османской и Австрийской империй, в средневековой Священной
Римской империи. К той же закономерности относятся фрагментация Орды, попавшей в центральное положение между усиливающимися Османской империй и Московией, многократные разделы
Польши.
Далее выяснилось, что за фрагментацией внутренних областей,
как правило, следует упрощение ситуации посредством успешных
завоеваний одной (как в Китае, Месопотамии, Средиземноморье
периода расцвета Римской империи) или двух держав/блоков держав (испанские и австрийские Габсбурги против французской коалиции, наполеоновская Франция против союзников, германская ось
против союзной периферии в Первой и Второй мировых войнах).
Именно в эти периоды происходят наиболее жестокие и опустошительные «решающие» (или «показательные» - showdown) войны
между главными завоевателями. Примерами являются в Китае войны Чжэна — первого объединителя Китая после периода «воюющих царств», войны Ассирии - первой объединительницы всей Месопотамии, войны Рима против Карфагена, войны монголов, пытавшихся объединить всю Евразию. Сюда же относятся опустошения
и массовые жертвы среди гражданского населения в войнах XX в.
Коллинз объединяет заимствованные гипотезы и выявленные феномены в единую модель. Получается, что факторы ресурсного и
позиционного преимуществ приводят вначале к расширению нескольких окраинных держав, дроблению внутренних держав, последующему радикальному упрощению ситуации через завоевание
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция..
255
всего региона (геополитической ойкумены) одной или двумя крупнейшими империями, которые в дальнейшем неминуемо терпят распад вследствие груза контроля от чрезмерного расширения. После
этого цикл начинается заново, но уже с другими центрами геополитической экспансии.
4.4.4. Теоретические положения принципы геополитической динамики
В работах разных лет [Collins, 1978, 1981,1986, 1992,1995; Collins
and Waller, 1992] Коллинз формулировал их по-разному. Существенных содержательных изменений практически не было, поэтому приведем эти утверждения в поздней формулировке 1995 г. [Collins,
1995; рус. пер.: Коллинз, 2000а]. В скобках после указания на источник цитаты даются ссылки на работы, содержащие исходные
идеи соответствующего принципа.
Принцип L Величина и преимущество в ресурсах способствуют территориальной экспансии; при прочих приблизительно равных условиях
большие, более населенные и богатые ресурсами государства расширяются военным путем за счет меньших и более бедных государств
[Collins, 1995, р. 1555; см. также Davis, 1954; Stinchcombe, 1968; LiddelHart, 1970; Andreski, 197i;Gilpin, 1981, Modelski and Thompson, 1988].
Принцип IL Геопозиционное или «окраинное» преимущество способствует территориальной экспансии; государства с врагами по меньшему числу направлений расширяются за счет государств с врагами на
большем числе границ [Collins, 1995, р. 1555; см. также McNeill, 1963].
Принцип III. Государства в середине географического региона имеют
тенденцию со временем делиться на меньшие единицы [Collins, 1995,
р. 1556; см. также Morgenthau, 1948; Gilpin, 1981]. Принцип IV.
Кумулятивные процессы приводят к долговременному упрощению (т.е.
к подчинению всей территории региона двум-трем завоевателям. Я.Р.), с масштабными гонками вооружений и решающими войнами
между немногими соперниками [Collins, 1995, р. 1557]; (авторство
самого принципа принадлежит Коллинзу; о проблематике решающих
войн, причинах глобальных противостояний см. также [Waltz, 1979;
Gilpin, 1981]).
Принцип V. Чрезмерное расширение (overextension) приводит к ресурсному напряжению и государственному распаду [Collins, 1995, р. 1558;
см. также Boulding, 1962, р. 227-276; Stinchcombe, 1968, р. 218-230;
Luttwak, 1976; Kennedy, 1987].
Коллинз уточняет последний принцип с помощью двух критериев. Чрезмерное расширение определяется, во-первых, снижением уровня уязвимости (военной достижимости) отдаленных регио-
256
Глава 4, ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
нов, соответственно сравнительным повышением их уязвимости для
геополитических соперников, повышением вероятности отделения
провинций. Этот критерий может быть численно выражен при
использовании таких параметров, как расстояние до области, уязвимость которой вычисляется; пропорция условных военных ресурсов, затрачиваемых на передвижение на единицу расстояния;
населенность области, откуда идет транспортировка, уровень доходов на душу населения [Collins, 1986, р. 190; Stinchcombe, 1968].
Во-вторых, к чрезмерности расширения приводит захват этнических общностей, не прилегающих к этнической «сердцевинной земле», или «хартленду» (heartland) завоевателей. Утверждается, что с
каждым новым «этническим поясом» резко снижается моральный
дух войск завоевателей и, напротив, растет воля к сопротивлению
подчиненных народов [Collins, 1986, р. 191].
4.4.5. Расширение предметной области и
преодоление аномалий
Приведенные выше геополитические принципы были получены преимущественно на основе анализа истории аграрных и ранних индустриальных государств. Сохраняют ли силу эти принципы в наши дни? Многие авторы отрицают это. Так, Андрески писал, что революция в транспорте и коммуникациях делает
национальное государство анахронизмом [Andreski, 1968]. Основатель миросистемного анализа И. Валлерстайн также утверждал,
что создание единой империи не только возможно, но очень вероятно в будущем. Даже такой авторитетный теоретик в социологии и
геополитике, математический метод вычисления геополитической
уязвимости которого использовался Коллинзом (см. выше), как
А. Стинчкомб, считал, что «...с военной точки зрения нормальное
число государств в современном мире — одно, возможно после более или менее продолжительного периода воюющих государств»
[Stinchcombe, 1968, р. 229].
Представим аргументы, подрывающие значимость геополитических принципов в ситуации современных технологий. Принцип I,
касающийся преимущества в ресурсах, потеряет значение при установлении единой мировой империи. Различие окраинных и центральных держав теряет смысл, поскольку через военно-воздушные
силы все страны имеют прямой потенциальный контакт между собой (против принципа II). Фактическими примерами являются вы-
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
257
садка советских войск в Афганистане и Эфиопии, кубинцев в Анголе. Поскольку окраинные державы потеряли свои преимущества, нет
факторов, ведущих к фрагментации центральных государств (против принципа III) . Большие расстояния вследствие развития авиации также утеряли свое значение, поэтому чрезмерное расширение
уже не является опасным (против принципа V).
В подтверждение радикальности изменений Коллинз приводит
следующий пример. Согласно В. Макнилу, когда Османская империя совершала ежегодные походы на Балканы, эффективная территория для военных действий составляла около 900 миль. Это то
расстояние, которое требуется, чтобы пройти пешим ходом от места базирования и успеть вернуться домой на зиму. Именно такое
расстояние разделяет Стамбул и Вену — крайнюю точку реальных
притязаний Османов [McNeill, 1963]. Современная механизированная армия может пройти это расстояние за один-два дня. Даже
странно, почему при таких скоростях не появляется империя от Гибралтара до Владивостока. Вполне вероятной кажется и единая мировая империя, до любой точки которой можно добраться по воздуху за 24 часа, а по воде за несколько недель [Collins, 1986, р. 170].
Итак, перед Коллинзом встала непростая задача: обосновать значимость своих принципов не только для исторического прошлого,
но и для настоящего с учетом действительно радикальных изменений в военной технике и транспорте. В методологическом аспекте
ситуация обычная: при распространении теории за пределы той
области, в которой она была получена, неизбежно появляются аномалии, требующие преодоления. Коллинз начинает с проблемы
расстояний и скоростей, Его тезис состоит в том, что учитывать
необходимо не только максимальную скорость передвижения передовой ударной силы, но также сопротивление врага, существенный количественный рост современных армий, подвоз обеспечивающих служб и ресурсов (аналог «обоза» в армиях прошлого), а
также резко выросшую стоимость транспортировки.
Сопротивление врага делает крайне уязвимой любую регулярную транспортировку на дальние расстояния. Обеспечение современных больших и технизированных армий горючим, боеприпасами, ремонтными службами, госпиталями существенно замедляет
скорости и повышает стоимость передвижения; 90% современных
армий — это не боевые, а вспомогательные части. Оказывается, совместное действие всех этих факторов приводит к тому, что в долговременном плане скорость реального продвижения современных
- Заказ № 673.
9
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
258
армий не так уж сильно отличается от их исторических предшественниц [Collins, 1986, р. 170-171; Van Creveld, 1977, p. 279].
Коллинз подкрепляет свои выводы сильным историческим аргументом: за последние две тысячи лет размеры наибольших империй не увеличились. Территории Канады, США, Бразилии, Австралии, Китая не больше, чем величины древних империй Китая и
Рима. Единственным исключением являлся СССР. Относительно
этого случая Коллинз говорит следующее:
Около 2/3 его территории составляют почти пустые пространства Сибири. Эти земли вошли в состав Российской империи в 1500-х и 1600-х гг.
задолго до появления железных дорог и любых достоинств индустриализации. Россия была способна подчинить Сибирь только потому, что
это позволяла геополитическая ситуация, прежде всего поскольку никакое другое государство не оказывало конкуренции в покорении Сибири. Подобным образом Канада является огромным государством,
поскольку ее большую часть составляют бесплодные приполярные районы при отсутствии претензий на них каких-либо военных противников [Collins, 1986, р. 172].
Итак, кажущиеся аномалии, связанные с современными скоростями, преодолеваются через обогащение исходных понятий и принципов: вовлечение в их содержание таких характеристик, как величина транспортируемых армий, их обеспечение, стоимость перевозки и уязвимость. Если индустриализация не ведет к существенному
снижению фактора груза контроля и чрезмерного расширения, то
империи индустриального периода не должны быть больше, чем
древние и средневековые империи. Этот теоретический вывод блестяще подтверждается историческими данными.
Таким образом, наличие множества современных государств,
удивлявшее Андрески и Стинчкомба, оказывается вполне оправданным и закономерным в теоретической перспективе Коллинза. С
помощью той же логики Коллинз детально разбирает трудности геополитической теории, связанные с бурным развитием военно-морских сил, возможностей тактических и стратегических бомбардировок [Ibid., р. 173-180].
Особый интерес вызывает его хладнокровный анализ возможных последствий ядерной войны, которая также, казалось бы, разбивает в пух и прах все геополитические принципы, выведенные из
истории военных столкновений прошлого.
Если ядерная война произойдет, возможны два ее главных результата:
будет опустошена либо одна сторона, либо обе стороны. В первом случае получит выгоды от разрушения то государство, которое умеет ус-
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
259
пешно занять обычными войсками разрушенную территорию (когда
она станет вновь приемлемой для обитания). Это будет, несомненно,
соседнее (прилегающее) государство. Если Ирак или Ливия, например, разрушат Израиль внезапной ядерной атакой, вовсе не сами Ирак
или Ливия овладеют территорией, а ближайшие соседи Израиля. Таким образом, позиционное преимущество (принцип II) по-прежнему
останется в силе. Во втором случае оба враждующих государства будут
разрушены. Но это отнюдь не явится беспрецедентным случаем. Такие решающие войны, приводящие к взаимному разрушению, случались еще в древнем Китае как часть обычной динамической экспансии соперничающих государств. Результатом взаимного ядерного
уничтожения сегодня, как и в саморазрушительных патовых ситуациях прошлого, будет устранение этих держав с международной арены,
что позволит овладеть их территориями новым государствам с периферии [Collins, 1986, р. 181].
4.4.6. Анализ современной ситуации и
теоретическое предсказание
Предыстория предсказания коллапса Советского блока. «Нет ничего практичнее хорошей теории». Действительно, если теория достаточно развита и считается верной, то ее приложения должны
позволять объяснять и предсказывать характеристики реальных явлений, значимых для человеческой практики.
Получив стройную теорию геополитической динамики и проверив ее на историческом материале, Коллинз решает применить
ее к современной мировой ситуации. Шел 1980 г., готовились очередные президентские выборы в США. Главным лозунгом предвыборной программы Рональда Рейгана было преодоление опаснейшего отставания Америки от СССР в области ядерного оружия.
Коллинз поставил задачу оценить геополитические позиции двух
супердержав по критериям своей теории.
Честное слово, у меня не было никакого предварительного мнения
(preconception) о том, какие результаты могут получиться [Collins, 1995,
р. 1553].
Коллинз вооружается справочниками и проводит сравнения
СССР и США по параметрам своей теории.
К моему удивлению, все пять главных принципов теории показали,
что Советский Союз прошел пик своего могущества, и предсказывали, что оно будет падать. Результат был не симметричен; большинство
тех же принципов предсказывали, что мощь Соединенных Штатов
останется относительно стабильной [Collins, 1995, р. 1553].
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
4.4.6.1. Нехватка геополитических ресурсов в Советском блоке.
Принцип 1 касается значимости величины, ресурсов и населения
противников. Коллинз сопоставляет суммарные величины валового национального продукта (ВНП), населения, активных войск и
войск при военной мобилизации для СССР с союзниками и их потенциальных противников. Далее цитируем работу, выполненную
Коллинзом в 1980 г. и опубликованную в 1986 г.
Преимущество в размере и ресурсах теперь явно на стороне противников России. Их общее население превосходит население СССР и
союзников в отношении 3,5 к 1, а их экономические ресурсы составляют отношение уже 4,6 к 1. По войскам отношение гораздо ближе с
преимуществом 1,1 к 1 в пользу противников России, если считать
резервы. Активные войска противников России составляют 9 320 000,
а Россия с союзниками 5 500 000 - отношение 1,7 к 1. Относительная
близость величины войск отражается в атмосфере конфронтации равных. Однако в долговременной перспективе следует учитывать население и экономическую основу как источники пополнения войск.
Напряженность мобилизации России и ее союзников в 3,5 раза больше (3,84 % населения в активных и резервных силах), чем у ее противников (мобилизовано 1,12 % населения). Особенно значимы в
долговременном плане два противника России, которые имеют очень
малые доли военной мобилизации: Китай с 0,76—0,87 % и Япония с
0,24 %. Если противники Советского Союза мобилизуют свои силы
на его же уровне, их совокупные войска составят 64 миллиона: ошеломляющее количество, которое представит практически неистощимые резервы [Collins, 1986, р. 194-195].
4.4.6.2. От окраинности к невыгодной центральности. Далее, об
ращаясь к принципу II, Коллинз показывает, что Россия к середи
не XX в. окончательно потеряла былые преимущества окраинной
державы. Советский Союз вынужден защищать 58 000 километров
границы. Распространившись на запад за счет слабости и проигры
ша внутренних государств (Польши, Германии, Австрии), СССР
противостоит по этому направлению сплоченному фронту запад
ных держав. Захватив бывшие традиционные территории слабого в
первой половине века Китая, Советский Союз теперь имеет силь
нейшего потенциального противника на юго-востоке.
4.4.6.3. Тенденция к фрагментации центральной державы - путь
к развалу Советского блока. То, что Россия — это уже не окраинная,
а центральная (внутренняя) держава, можно признать без особых
трудностей. Однако отсюда следует крайне неприятный (для нас,
россиян, но не для Коллинза, американца) теоретический вывод.
Вспомним принцип III: «Государства в середине географического
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
261
региона имеют тенденцию со временем делиться на меньшие
единицы». Коллинз замечает, что эта фрагментация не начнется до
военного поражения или политического кризиса,
...но, однажды начавшись, будет продолжаться в ускоряющемся темпе.
Сама структура Российского государства дает значительный потенциал
для этой фрагментации, поскольку оно построено путем завоевания
отдельных этнических групп и предшествовавших государств. Фрагментация Российской империи стала бы кумулятивным процессом, следующим за слабостью в величине и ресурсах, утерей окраинной позиции.
Эти факторы также производят отрицательные кумулятивные процессы. Внутренняя область имеет тенденцию питать силу окраинных
государств, таким образом усиливая военный дисбаланс. В случаях исторического прошлого процесс фрагментации продолжался в течение
двухсот—трехсот лет [Collins, 1978]. Можно, однако, предвидеть, что
долговременная фрагментация Российской империи будет продолжаться в течение XXI и XXII веков [Collins, 1986, р. 196].*
4.4.6.4. «Холодная война» — крайнее упрощение ситуации. Далее
«холодная война» интерпретируется как упрощение геополитичес
кой ситуации с фактическим разделением всех областей региона (в
середине XX в. уже планеты) по сферам влияния только двух су
пердержав (см. принцип IV). Мировая ядерная война была бы «яр
ким» примером решающей (showdown) войны. Коллинз еще в
1980—1986 гг. считал более вероятной патовую ситуацию с исто
щением и проигрышем более слабого противника, последующей
фрагментацией всей геополитической ойкумены и образованиями
новых центров силы. Именно такую картину мы и видим сейчас.
4.4.6.5. Чрезмерное расширение Советской империи. Тезис о сла
бости Советского Союза Коллинз также весомо подкрепляет указа
нием на чрезмерное расширение (overextension) всей «Красной им
перии». Проводится детальный анализ по обоим критериям сверх
расширения (см. принцип V). Подсчет показал, что при разных
значениях стоимости транспортировки (в затрате условных военных
ресурсов на единицу расстояния) уязвимость азиатской части Рос
сии станет выше для Китая, чем для России, при повышении уров
ня доходов в Китае на душу населения до 1/6 или 1/4 от доходов на
душу населения в России. Даже без дополнительных расчетов мож
но с большой уверенностью считать, что к концу века ситуация для
России резко ухудшилась, поскольку китайское население, эконо
мика и военно-технический уровень неуклонно растут (в непосред
ственной близости от наших юго-восточных границ), в то время как
в России продолжается депопуляция, экономическая стагнация,
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
262 недообеспечение армии и вымывание населения из восточных
регионов. Иными словами, в работе Коллинза, помимо
оправдавшихся предсказаний о фрагментации Советской империи
(распад Варшавского блока и СССР), содержатся основания для
ожидания дальнейших, куда более трагичных для России
событий.
По второму, этнополитическому критерию Коллинз замечает,
что в СССР один из наиболее высоких уровней этнолингвистической фрагментации (0,67 в шкале от 0 до 1 по [Taylor and Hudson,
1972]). Однако, в отличие от других многоэтнических обществ, таких, как США или Канада, этнические группы в Советском Союзе
географически плотно локализованы и даже объединены в политико-административные общности (союзные и автономные республики), которые как бы уже готовы для отделения при достижении
пороговых значений геополитических трудностей СССР. Восточноевропейские сателлиты являются вторым, а иногда и третьим поясом, отдаленным от российского «хартленда». Подтверждением
действия Этого фактора служит неспособность Советского Союза
контролировать Албанию и Югославию, которые находятся уже на
«расстоянии» третьего-четвертого пояса. В Средней Азии интервенция в Афганистан, пересекающая несколько этнических поясов,
явно превысила возможные пределы расширения.
4.4.6.6. Совместное действие неблагоприятных факторов. Далее
Коллинз показывает, как в принципе будут взаимодействовать и
усиливать друг друга все указанные неблагоприятные для СССР геополитические факторы.
Пограничный кризис в любой отдаленной точке, например на
Дальнем Востоке или в Центральной Азии, заставит сдерживать
волнения и сепаратистские настроения, к примеру, на Кавказе или
в Восточной Европе. Если в течение 30 лет Советскому Союзу удавалось справляться с кризисами такого рода «по одиночке», то в
долговременной перспективе растет вероятность одновременных
кризисов. Как только независимости добьется один регион, это будет толчком для упорной борьбы остальных регионов. Коллинз признавал, что сами по себе этнические движения в СССР не могут его
разрушить, поскольку достигнуто эффективное и широкое согласие этнического многообразия с официальной идеологией.
Падение центральной власти Российского государства является предпосылкой сильных этнических сеператистских движений <...> Формальная машинерия для расчленения Советского Союза уже имеется.
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
263
Пятнадцать крупнейших этнически различных областей
являются официально автономными государствами, обладающими
местными правительствами как механизмами локального управления.
В текущей практике эта автономия имеет малый эффект, поскольку
военные силы, денежная система и экономическое планирование
контролируются
органами
центрального
правительства,
а
политическое управление ведется единой Коммунистической партией.
Значимость наличия структуры автономных этнических государств
состоит в том, что она одновременно поддерживает этническую
идентичность в каждом из них и обеспечивает организационный
каркас, который позволит появиться отдельным государствам, когда
центральное правительство будет серьезно ослаблено [Collins, 1986, р.
203, 204].
Фактически здесь процитировано принципиальное и весьма точное предсказание развития событий в СССР, которые произошли
после кризиса центральной власти в августе 1991 г. Нельзя не отметить, что все доводы Коллинза о роли государственного оформления
этнических автономий сохраняют свою силу и для национальных
автономий внутри Российской Федерации. История с Чечней известна, а есть еще приграничные Дагестан, Карелия, Калмыкия,
Алтай, Тува, Приморье, бывшее еще в 1920-х гг. отдельным государством (Дальневосточной Республикой), богатейшие ресурсами
Якутия и Ханты-Мансийская автономия, формально независимое
государство Татария. Увы, история отнюдь не закончилась...
4.4.6.7. Интерпретация последствий ядерной войны. В 1980 г. Коллинз не сбрасывал со счетов и опасность ядерной войны. Доверяя
докладу Конгресса 1979 г., он склонен считать, что в этом случае
обе супердержавы будут разрушены. Какова бы ни была трагичность
такого исхода, он будет в полной мере соответствовать теоретически заданной динамике - согласно принципу IV происходит решающая (showdown) война, а опустошение обеих сторон приведет к
появлению новых, ранее периферийных, центров силы. Коллинз
допускает абстрактную возможность такого крайне неблагоприятного для своей родины стечения обстоятельств, при котором СССР
без особого ущерба для себя одерживает полную победу в войне над
США. (Этот предел давних мечтаний многих из наших соотечественников, видимо, ассоциируется у них с окончательной победой
коммунизма во всем мире, исполнением высоконравственной миссии Святой Руси и приходом Царствия Божьего на землю). Однако
хладнокровный геполитический анализ указывает на принцип V, согласно которому чрезмерное расширение вследствие завоевания Северной Америки сделает победившую державу совершенно беспо-
2/-д
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
мощной перед лицом внутреннего сепаратизма и внешних врагов.
Таким образом, даже в случае предельного триумфа СССР Коллинз предсказывает ему последующий неминуемый кризис и распад [Ibid., р. 205-206].
4.4.6.8. Теоретическое предсказание сбылось. Позже Коллинз откровенно признался, что не ожидал столь скорого исполнения своих предсказаний. Действительно, в 1989 г. после революций в Восточной Европе рухнул Варшавский блок, а вслед за ним, в 1991 г., и
сам Советский Союз, причем в целом по теоретически предсказанному сценарию. Эти события убеждают его в верности построенной геополитической теории и в правомерности принятой логики
теоретического предсказания. Он осуществляет рефлексию над этой
логикой таким образом.
Могут ли быть сделаны успешные исторические предсказания? Безусловно, могут. Но есть различие между социологическим предсказанием и догадкой или принятием желаемого за действительное.
Обоснованное предсказание требует двух вещей. Во-первых, должна быть теория, которая дает условия, в которых различные вещи
случаются или не случаются (т.е. модель с кульминацией в утверждениях типа «если—то»). Этот стандарт теории более строг, чем то,
что обычно подразумевают под этим термином социологи. Это не
категориальная схема, не метатеория, не даже модель процесса, в
которой не хватает поддающихся наблюдению последовательностей вида «если-то». Во-вторых, также должна быть эмпирическая
информация о начальных точках, условиях в начале утверждения
«если-то». Мое предсказание Советского коллапса было основано
и на принципах геополитической теории, и на эмпирических данных об условиях Советского Союза и его противников в 1970-х гг.
[Коллинз, 2000а, с. 258].
Данный методологический фрагмент почти в точности повторяет логику помологического (основанного на законах) объяснения и симметричного ему предсказания в классической статье Карла Гемпеля «Роль общих законов в истории» [Hempel, 1942/1998].
О том, что означает отсутствие ссылки у Коллинза на эту статью и
что означает сам успех предсказания для методологии теоретической истории и даже шире — для отношения между философией науки и науками на современном этапе, будет сказано ниже, в соответствующем «уроке Коллинза» (см. 4.4.10.4).
Успех предсказания также привел Коллинза к мысли выяснить,
почему с помощью иных вполне авторитетных теорий предсказания сделать не удалось.
4:4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
4.4.7. Реструктуризация теоретического поля
Какие теории предсказывали падение государств и революции в
Советском блоке? Именно так Р. Коллинз, Д. Уэллер ставят вопрос в
заглавии статьи [Collins and Waller, 1992]. Они иронически замечают:
Сейчас это общепринятая истина, что Советский блок был экономически слабым, идеологически делигитимизированным и готовым пасть
перед лицом западного капиталистически-демократического образа
жизни. Однако это очень далеко от господствующего восприятия
вплоть до поздних 1980-х гг. [Ibid., р. 31].
Авторов не очень интересует понятная изменчивость легковесного журналистского и, как правило, послушно следующего за ним
широкого общественного мнения. Они выявляют те теории, которым удалось теоретическое предсказание, те, которые могли бы
предсказать, но были неверно применены, на чем сказалось влияние идеологических предубеждений, наконец, те, которые оказались попросту неверными.
Как известно из логики и методологии науки, верификация теории отнюдь не гарантирует ее истинности. Поэтому Коллинзу нужен детальный анализ остальных концепций, предсказания которых относительно Советского блока сбылись, чтобы определить,
было ли теоретическое преимущество в его собственном предсказании, и если да, то в чем оно состоит.
4.4.7.1. Недостаточность этнической теории Э. д'Анкосс. В 1979 г.
Элен д'Анкосс опубликовала книгу «Упадок империи: мятеж советских социалистических республик» [cTEncausse, 1979]. Ее главный
тезис заключался в том, что вследствие этнической разнородности,
враждебности по отношению к русским в национальных республиках, продолжения бурного роста населения в Средней Азии русские
окажутся в начале XXI в. в меньшинстве, что приведет к кризису и
распаду СССР. Формально предсказание сбылось (даже раньше
срока), но Коллинз критикует концепцию д'Анкосс с чисто теоретических позиций. Согласно классическим результатам Скочпол
(см. 4.3), мобилизация массового оппозиционного движения недостаточна для распада государства, необходим также кризис самого аппарата и внешнее геополитическое давление, о чем в книге
Д'Анкосс не сказано. Иными словами, чужая концепция критикуется за то, что указывала лишь на один из важных факторов, но не
на обоснованную совокупность необходимых и достаточных условий распада.
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
266
4.4.7.2. К синтезу теорий государственного коллапса. Далее
пред
ставляется теория самого Коллинза и его предсказание коллапса Со
ветской империи (см. 4.4.6). Уже здесь авторы любопытным обра
зом связывают три упомянутые теории.
Если мы возьмем его (фактор чрезмерного расширения. - Н.Р.) в чисто логистическом, экономическом аспекте, мы получим ингредиенты для скочполовского сценария государственного распада и революции через фискальный кризис от военного сверхрасширения; если мы
возьмем его в аспектах мобилизации этнической враждебности, то
получим геополитический базис для этнической борьбы, предсказанной д'Анкосс [Collins and Waller, 1992, p. 34].
Таким образом, оба сценария оказываются вариантами действия
одного из принципов геополитической теории Р. Коллинза. Пока
это только зачин для последующего синтеза теорий, который Коллинз предпримет в позднейшей работе 1995 г.
4.4.7.3. Самокритика и замечания по развитию теории. Поучи
тельным является то, что Коллинз с соавтором не нажимают на наи
более выигрышные моменты своего предсказания, а, напротив, по
свящают целый раздел анализу его двусмысленностей и слабых мест.
Во-первых, не было предсказано, что именно приведет к коллапсу.
Коллинз предполагал в 1980—1986 гг., что это будет несколько од
новременных кризисов на отдаленных флангах Советской империи.
В реальности же такими факторами стали: а) возросшая стоимость
гонки вооружений, на снижение которой сделала ставку фракция
Горбачева; б) затраты от чрезмерного расширения, связанные с не
обходимостью держать большие армии на отдаленных фронтах, в
то время как кампания в Афганистане захлебнулась, столкнувшись
с сопротивлением хорошо снабженным противостоящим блоком
(читай: Америкой); в) затраты на наращивание военно-морских сил.
По последнему пункту делается любопытная историческая анало
гия с попыткой Франции с начала XVIII в. первенствовать и на суше
и на море, что привело к фискальному кризису и революции 1789 г.
Итак, все эти реальные факторы вполне соответствуют принципам
геополитической теории, но предсказаны они не были.
Не было также теоретического предсказания о точном времени
(годе и месяце) коллапса империи. Здесь авторы отмечают, что геополитическая теория позволяет судить только об ожидаемых тенденциях в течение длительных промежутков (30—50 лет); события
внутри них могут видеться случайными. Распад Варшавского блока
и последующий распад СССР вошли в обозначенный период, но
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
267
полностью предсказание о фрагментации Советской империи
на слабые части, подчиненные сильным окраинным державам
(читай: США, Японии и Китаю) еще не выполнено. Это было бы
очередным успехом теории Коллинза, стало бы жизненной
трагедией для нас - россиян. Практические пути выхода из
ситуации, основанные на учете как геополитических, так и
геоэкономических, геокультурных принципов нами предлагались
неоднократно, в том числе в центральной прессе и ведущем
философском журнале [Розов, 1996, 1997а, 19976, 1997в], но,
похоже, это был глас вопиющего в пустыне.
4.4.7.4. Неверная мотивация геополитических исследований. Кол
линз и Уэллер обращаются к родственным геополитическим тео
риям [Stinchcombe, 1968; McNeill, 1963; Skocpol, 1979; Gilpin, 1981;
Modelski and Thompson, 1988; Kennedy, 1987] и задаются вопросом:
почему, будучи столь близки к предсказанию распада Советского
блока, авторы данных теорий не сделали этого? Ответ в том, что
внимание теоретиков было направлено совсем в иную сторону.
Авторов волновало прежде всего положение США, поэтому подчеркивались опасности чрезмерных затрат на военные нужды именно для США, при этом СССР казался главным устойчивым противником, планомерно расширяющим свое влияние в мире. Иначе
говоря, предсказания не были сделаны не по вине теорий (пересекающихся или даже служивших источниками для теории Коллинза), но из-за неверного фокуса внимания самих теоретиков.
4.4.7.5. Недостатки теорий модернизации и конвергенции. Еще
Парсонс утверждал, что тоталитарные режимы не стабильны и не
эффективны, поэтому рано или поздно встанут на путь демократизации [Parsons, 1964]. Это точка зрения классической теории модернизации посредством широко разрекламированной статьи Фукуямы стала стандартным массовым объяснением случившегося на
Западе и в «либерально мыслящих» отечественных кругах. Близкой
к ней является концепция конвергенции капитализма и социализма в некое единое постиндустриальное общество [Galbraith, 1967;
Bell, 1973], тем более что, по Хантингтону и Бжезинскому, механизм состоит именно в революционной трансформации одной из
сторон в сторону большего сходства с другой.
Коллинз и Уэллер достаточно убедительно показывают, что формально верные предсказания этих теорий намного более расплывчаты и сомнительны, чем предсказание геополитической теории.
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
268 Станет ли Россия капиталистической и демократической — еще
большой вопрос. Восточная Германия становится таковой, но по
простой и грубой причине — она политически подчинена и стала
частью могучей западной родственницы. Подобным образом можно
думать, что другие страны Восточной Европы станут
демократическими лишь постольку, поскольку они будут
инкорпорированы в западноевропейскую политико-экономическую
систему. Относительно демократизации Балканских стран (и тем
более кавказских и среднеазиатских) возникают гораздо большие
сомнения. Тезис теории конвергенции о неуклонном сближении
моделей капитализма и социализма в глобальном масштабе не
подтверждается, так как разные страны на длительное время могут
«застрять» на той или иной форме или сочетании признаков. Кроме
того, нет никаких оснований считать, что США трансформируются
в сторону социализма после 1990 г. Эти аномалии по отношению к
теориям модернизации и конвергенции не представляют затруднений
для геополитической теории. Веберовский принцип легитимности
власти-престижа в зависимости от геополитических побед и
поражений переносится на идеологию. Тогда получается, что
именно внешний геополитический провал СССР в отношении с
Восточной Европой и Западом подорвал идеологию социализма, а
вовсе не только внутренние экономические трудности. Таким же
образом провал царской империи в Первой мировой войне подорвал
легитимность стоящих у власти капиталистов-модернизаторов.
Легитимность Горбачева упала в стране до самых нижних пределов,
особенно после того, как распался СССР, хотя Горбачев по-прежнему
оставался политиком вполне демократичным. Авторы не
удерживаются от нового предсказания: если фрагментация России
будет продолжаться, а в это время у власти будут политики капиталистического и демократического направления, то и сами эти политики,
и эта идеология также будут дискредитированы. Поражение в Чечне
1996 г. вполне подтверждает это предсказание, сделанное в 1992 г.
4.4.7.6. Миросистемный анализ — упущенные возможности. Далее
Коллинз и Уэллер с большой уважительностью говорят о миросистемном анализе, который сходен с геополитическим подходом в
признании первостепенной значимости международных отношений
и системных связей.
Валлерстайн в явной форме утверждал, что не может быть социалистических экономик, но только государства, управляемые идеологическими социалистами, действующие в мировой экономике, динамика
которой капиталистическая. Отсюда следует, что судьба социалисти-
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
ческого государства следует тем же принципам, которые определяют
подъем и падение любой другой единицы через ядро, полупериферию
или периферию либо последовательность государств-гегемонов внутри ядра [Collins and Waller, 1992, p. 42].
Ирония в том, что, несмотря на понимание столь важных факторов, теоретики миросистемного анализа не сумели предсказать
коллапс Советского блока. Причину этому Крллинз и Уэллер видят
в том, что в миросистемном анализе нет ясной теории условий и
факторов, которая позволяла бы объяснять и предсказывать, какое именно государство поднимется или опустится в иерархии
ядро—полупериферия — периферия при очередной трансформации
системы. Действительно, многие тома исторических объяснений,
почему, к примеру, именно Англия, а не Франция или Германия
захватила мироэкономическую гегемонию в предыдущих фазах, не
могут заменить настоящего теоретического объяснения - дедуктивного вывода тезиса об английском лидерстве из явных предпосылок об общих закономерностях и наличных условиях. Несмотря
на этот недостаток, Коллинз и Уэллер с большой надеждой смотрят
на дальнейшее развитие миросистемных исследований, особенно
при сочетании их с геополитическими идеями. Дело в том, что в
теории геополитической динамики Коллинза величина ресурсов
является внешней переменной; синтез этой теории с теорией мировых систем, изучающей как раз закономерности накопления и мирового перераспределения ресурсов, позволил бы превратить эту переменную из внешней во внутреннюю, что должно резко повысить
объяснительную и предсказательную силу итоговой синтетической
теории. Поскольку теоретическая история как раз задумана как наука, использующая синтез теорий из различных предметных областей социального и исторического знания, мы постараемся вернуться к этому сюжету при детальном рассмотрении геополитики,
геоэкономики и их связи.
4.4.7.7. Основания теорий мощи Советов. Наконец рассматриваются явно неверные теории, утверждавшие преобладание в эффективности и несокрушимую мощь тоталитарных систем в лице СССР.
Авторы статьи видят здесь (если использовать язык советских философских учебников) «гносеологические и социальные корни».
К первым относятся идущие из XIX в. теории бюрократии как
рациональной системы непревзойденной эффективности и стальной прочности. В XX в. эти концепции были существенно подорваны теориями организации, утверждавшими повсеместную в любой
________ Глава 4. опыт ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
формально-бюрократической системе значимость неформальных
групп, корпоративных и эгоистических интересов, внутренней конфликтности, подверженности внешним влияниям. Раскол и «предательство» советской бюрократии подтвердили верность именно
организационных теорий. К социальным и идеологическим корням
относится выгодность образа Советского блока в глазах Запада как
«сильного, стабильного и несокрушимого» врага (для правых), союзника и альтернативного ориентира развития (для левых кругов).
4.4.7.8. Обзор успешных и неуспешных предсказаний. Что же дает
анализ теорий, (не)предсказавших коллапс Советского блока, в плане метода теоретической истории? Центральный факт, подлежащий
объяснению или предсказанию, используется как оселок для оценки и слабых и сильных сторон каждой группы теорий. Успешность
теорий в предсказании фиксируется, но не служит основанием для
их безусловного принятия и успокоения. В некоторых случаях
выявляется фиксация теории лишь на одном факторе из нескольких (случай д'Анкосс), в других — чрезмерная расплывчатость и
наличие принципиальных ошибок в формально верном предсказании (случаи теорий модернизации и конвергенции Парсонса, Ростоу, Белла, Бжезинского, Хангтингтона).
При разборе самых успешных и теоретически обоснованных
предсказаний вскрываются степень и причины неопределенности, намечаются направления уточнения теории (случай теории
самого Коллинза). Выяснилось, что даже наличие верной и достаточной для предсказания теории вовсе не гарантирует самого
предсказания, поскольку интересы и установки автора могут отвлечь автора от естественного приложения его концепции (случай П. Кеннеди). Отсюда, между прочим, следует императив формальной полноты приложения новой теории ко всем основным
или типичным случаям, подпадающим под ее понятия. Так, Кеннеди был просто обязан приложить свою верную теорию опасности чрезмерного расширения и истощения ресурсов не только к
США, но и к их главному сопернику.
В теориях, не сумевших предсказать центральный факт, выявляется соответствующий внутренний недостаток, но вовсе не
отбрасываются сильные стороны, синтез с которыми планируется
для собственной теории (случай миросистемного анализа И. Валлерстайна и др.). Разбор теорий, потерпевших полное фиаско, проводится не ради злорадства, а в целях выявления глубинных при-
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
чин ошибки познавательного и социально-идеологического
плана (случай теории стабильности тоталитарных систем).
271
4.4.8. Формирование собственной программы
Коллинз — теоретик, но не методолог. Он не ставил сам сознательно задачу формирования широкой программы исследования
социально-исторической реальности в аспекте геополитики. Однако широта охваченных в его работах аспектов (геополитика в
связи с государством, его кризисами, революциями, легитимностью власти, дипломатией, войнами, экономикой, демографией,
географией, технологиями, культурой, идеологией, этническими
процессами и т.д.), пристальное внимание к конкурирующим и
смежным теориям, вовлечение в орбиту исследования наиболее
близких по результатам конструктивных концепций, сосредоточенность на тестировании разных теорий (в том числе и своей)
через сопоставление следствий из них с фактами позволяют говорить об имплицитной программе развертывания геополитической теории.
4.4.8.1. Твердое ядро. Во всех работах Коллинз использует принцип государственной монополии на легитимное господство в рамках контролируемой территории, по Веберу, и принцип геополитической динамики. Соответственно я предположил, что эти компоненты составляют «твердое ядро» программы Коллинза, и спросил
его об этом, а заодно и об его отношении к методологии Лакатоса.
В личном письме Коллинз придал статус «ядра» только тезису Вебера о государстве. Эту часть его письма стоит процитировать:
Я не задумывался всерьез до сих пор, что является твердым ядром в
моей геополитике. Я не уверен, что пять ГП (геополитических. - И.Р.)
принципов стали аксиомами; во-первых, поскольку они были эмпирически выведены или по меньшей мере эмпирически вдохновлены;
и в принципе я открыт к их проверке и возможной модификации. Я
думаю, что ядром теории является веберианский взгляд, что государство есть в своей основе организация военной силы на территории,
причем эта организация силы, будучи стабильной, обеспечивает
подъем легитимных режимов; и что все эти характеристики суть переменные, так что, когда территориальный контроль ставится под угрозу или становится более затратным, государство само переживает напряжение, изменяется или распадается. Пять геополитических принципов суть пути объяснения и предсказания того, как изменяется
территориальный контроль.
Глава 4 ОГ1ЫТ
-
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
4.4.8.2. Комплекс основных теорий. Пять принципов геополити
ки, не попав в ядро, явно не относятся и к защитному поясу, по
скольку их происхождение не связано с преодолением аномалий.
Они включаются в «тело» исследовательской программы, т.е. со
вокупность взаимосвязанных теорий. Лакатос в явном виде не на
зывает этот компонент в ряду своих концентрических кругов
«ядро — защитный пояс — позитивные эвристики», вот почему
эта главная часть каждой программы как бы выпала из поля зре
ния читателей и последователей Лакатоса. При этом сам автор
методологии исследовательских программ, разумеется, учитывал
наличие этого комплекса, например, когда говорил о цепочке сме
няющих друг друга вариантов теорий Нр Н2,... Нп [Лакатос, 1995,
с. 111-113]. В комплекс теорий программы Коллинза попадают так
же зависимость легитимности властвующих групп, лиц, идеологий
от геополитического успеха/неуспеха государства, теории соци
альных революций и распада государств Скочпол и Гольдстоуна.
«На подходе» миросистемная теория, путь концептуального синте
за которой уже намечен Коллинзом.
4.4.8.3. Подход к синтезу теорий. В методическом плане наибо
лее интересны основания и мотивировки привлечения той или иной
концепции во вхождение в «тело» программы. Анализ работ Кол
линза говорит о том, что главным мотивом является осмысление
фактов, выходящих за пределы предметной области имеющейся
«центральной» (например, геополитической) теории. Факты интер
претируются как выражение изменения некоторой глубинной пе
ременной, затем выявляются имеющиеся концепции, объясняющие
эти изменения. Как правило, в рамках этих концепций уже имеют
ся понятия, использованные в прежних теориях программы, если
нет, то устанавливаются новые связи.
Примером может послужить привлечение теории социальных
революций Т. Скочпол (см. 4.3). Сама революция и распад государства («бархатные революции» в Восточной Европе 1989 г. и распад
СССР) как факты не подпадают прямо под юрисдикцию геополи
тической теории. Коллинз привлекает теорию Скочпол, берет ее
ключевые понятия: кризис государственной власти, внешнее международное напряжение, фискальный кризис, мобилизация масс.
Эти понятия интерпретируются как переменные: больше или меньше может быть легитимность, более острый или менее острый конфликт между элитами, большая или меньшая способность насиль-
7---------- ___________________________
273
ственного контроля на территории. Таким же образом, большим или
меньшим может быть международное (в сути своей геополитическое) напряжение, большей или меньшей может быть экономическая
напряженность, связанная с повышением налогов и/или снижением
уровня жизни населения, большей или меньшей — способность
политических групп к мобилизации масс. Далее оказывается, что
легитимность властвующих групп и лиц уже теоретически связана с
изменениями геополитического статуса. Кризис легитимности властвующей группировки (в случае с Варшавским блоком и СССР это
централизованная партийная бюрократия с коммунистической идеологией) приводит к росту конфликта с соперничающими элитами
(«хозяйственники», местные этнические элиты, низы и молодое
поколение чиновничества, интеллигенция и пресса с националистической и/или демократической идеологией). Снижение легитимности и рост межэлитных конфликтов вкупе с геополитическим
фактором чрезмерного расширения ведут к снижению способности
насильственного контроля над территорией. При этом неудачные
попытки восстановления такого контроля еще больше снижают
легитимность режима и обостряют конфликт (введение танков и
попытки установить чрезвычайное положение в Тбилиси, Баку,
Вильнюсе, Москве). Экономическая фискальная напряженность
связывается с величиной ресурсов и величиной контролируемой
территории как геополитическими переменными. В данном историческом случае (особенно ярко в СССР) экономическая напряженность выразилась не в повышении налогов, а в полном обесценении денег и пустых прилавках к началу 1990-х гг.
Способность к мобилизации масс связывается со структурами
государственной власти на территории Советской империи (формально независимые государства Восточной Европы и территориально обособленные, достаточно автономные союзные республики), а также с геополитическим критерием чрезмерного расширения, связанным со слоями и организованностью подчиненных
этнических сообществ. Итак, путь теоретизации смежной предметной области состоит не в «надувании пузыря» прежней теории и
понятий, чем грешили, к примеру, бихевиористская теория Уотсона—Скиннера, условно-рефлекторная теория Павлова, психоаналитическая теория Фрейда, структурно-функциональная теория
Парсонса и др. Реализованный Коллинзом способ состоит в стилизации, установлении связей и утилизации результатов наиболее
приемлемых для этого «штатных» теорий новой предметной облас-
274
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
ти. Коллинз далек от поползновений подчинить все и вся некой
единой схеме или модели (например, геополитической). Он лишь
предлагает достаточно гибкую концептуальную структуру для взаимной увязки теорий и «экстрагирует» результаты из теорий смежных областей, не посягая на их автономию. Это не означает, что
программа не расширяется; экспансия есть, но она имеет иной характер. Вместо «надувания пузыря» здесь больше подходит метафора «разветвления корня». Завоевание нового «пространства» в
первом случае ведет к коллапсу, дискредитации «чрезмерно расширившейся» схемы, во втором - к укреплению центральной теории.
4.4.8.4. Миросистемная метафора для стратегий развертывания те
орий. Напрашивается также сравнение со способами мир-имперс
кой завоевательной и мир-экономической постколониальной
стратегиями экспансии. Прямые завоевания велики, быстры и
эффектны. Это относится и к империям и к теориям, пережива
ющим бурный расцвет и экспансию на новые предметные облас
ти. Однако чрезмерное расширение грозит им быстрым крахом.
Медленное незаметное установление каналов связи, пользование
чужими результатами, предоставление своих средств (инвестиро
вание, установление единых мер обмена, способов платежей и зай
мов, в познавательной сфере — обеспечение формами, моделями
и понятиями для межтеоретической связи) характерно для экспан
сии мир-экономик и исследовательских программ по типу «развет
вление корня». Кажется, что «ничего не произошло» (Д. Хармс): все
страны (все теории) как были, так и остались самостоятельными; в
реальности же радиальные пути коммуникации уже построены и
действуют, обеспечивая лидерство той страны (той теории), кото
рая взяла на себя инициативу и труд «мягкой» интеграции эконо
мического (познавательного) пространства.
4.4.8.5. Защитный пояс. В защитный пояс входят положения и
концепции, «спасающие» ядро и тело исследовательской програм
мы от их разрушительной критики. Иными словами, защитный пояс
— это арсенал средств для преодоления аномалий и разного рода
трудностей, недостатков в применении теорий программы [Лакатос, 1995, с. 83-88]. В арсенал геополитической исследовательской
программы Коллинза входят положения о росте стоимости и уяз
вимости коммуникаций, компенсирующем эффекты их бурного
развития, гипотезы о геополитической структурированности дип
ломатических альянсов, схема гнездовой структуры времени, по-
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
275
зволяющая совместить тезис о долговременном (десятки и сотни
лет) воздействии геополитических принципов с краткостью (считанные дни и недели) основных драматических событий.
Заметим, что, будучи не знаком в деталях с научной методологией Лакатоса, Коллинз, как и Карнейро, с примерным постоянством избегает гипотез ad hoc и регрессивного сдвига проблем.
Каждый компонент защитного пояса формулируется не как «неповторимая историческая особенность» данного случая (излюбленная лазейка эмпирических историков и «культурологов»), а как
общее утверждение, допускающее приложение к иным случаям, а
значит, и опровержение.
4.4.8.6. Гипотезы дипломатических альянсов - пример прогрессивного сдвига проблем. Возьмем в качестве примера гипотезы о
дипломатии. Майкл Манн [Mann, 1989], полемизируя с теорией
П. Кеннеди (центр которой составляет принцип распада вследствие чрезмерного расширения [Kennedy, 1987]), утверждал, что
непредсказуемость дипломатических альянсов подрывает общезначимость геополитической модели. В ответ Коллинз замечает,
что дипломатия - это вовсе не свободно блуждающие выборы,
но сфера с собственной структурой, причем структура эта задана
той же геополитикой. Коллинз далее формулирует следующие
гипотезы:
Гипотеза 1. Геополитически сильные государства навязывают альянсы слабейшим государствам, прилегающим к непосредственной зоне
военного расширения; наоборот, слабые государства ищут защиты у
прилегающих сильных государств или соглашаются на навязывание
им альянса.
Гипотеза 2. В ситуациях баланса силы (т.е. в зонах, где множественные государства посягают на границы друг друга) государства составляют альянсы по принципу «враг моего врага - мой друг [Коллинз, 2000а, с. 268].
Независимо от того, верны или нет эти гипотезы, в методологическом отношении важно, что они сформулированы в общих понятиях, соответственно допускают проверку, фальсификацию, уточнение. Такой подход не оставляет места для «регрессивного сдвига
проблем», реализует «теоретически прогрессивный сдвиг», а в случае подкрепления новыми фактами обеспечивает «эмпирически
прогрессивный сдвиг проблем», по Лакатосу, что составляет верный признак продолжающегося расцвета исследовательской программы [Лакатос, 1995].
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
276
4.4.8.7. Положительные эвристики. Положительные
эвристики,
по Лакатосу, являются общими («метафизическими») представле
ниями, которые применяются последователями исследовательской
программы при столкновении с новыми, странными, неожиданны
ми фактами [Лакатос, 1995, с. 83—84]. Такой эвристикой для Коллин
за явно является принцип ведущей роли геополитики по отношению
к переменным и тенденциям самых разных сфер: легитимность лиде
ров, властных группировок, идеологий следует за геополитикой;
развитие государств, дипломатия, этнические процессы, экономи
ка, культура либо определяются геополитикой, либо развиваются
в рамках структур, созданных геополитикой. Предыдущие иссле
дования убедили Коллинза, что этот принцип безошибочно ра
ботает в условиях современной, т.е. индустриальной и аграрной,
эпохи. Для полноты картины не хватает применения принципов
геополитики к догосударственным обществам, основанным на род
стве. Он намечает основные концептуальные моменты соответству
ющего исследования.
4.4.8.8. Распространение геополитической эвристики на родо
вые общества и древнейшие миросистемы. Коллинз полностью от
дает себе отчет в необычности, если не скандальности такой по
становки задачи.
Могут ли геополитические принципы быть применены к обществам,
основанным на родстве? Отсутствие здесь государства и постоянного
специализированного воинства, казалось бы, выводит из игры геополитические паттерны. К тому же у нас есть тенденция рассматривать
структуры родства как часть культурных правил, автономную от универсальных тенденций, а также от агрессивности западного этоса
[Collins, 1992, р. 376; рус. пер. Коллинз, 2001, с. 465].
Коллинз утверждает, что этот романтизм имеет слабое историческое обоснование. В родовых обществах практически всегда
имелось оружие и средства мобилизации населения для ведения
боевых действий с другими сообществами. Мужские союзы были
организованы практически как боевые единицы, а большая часть
ритуалов, особенно мужских танцев, была связана с культом оружия и битвы. Сама структура обществ (племя, линеаж и т.д.) имела основное социальное выражение в характере военной мобилизации: каждый мужчина знал прежде всего то, к какой группе
при необходимости он должен присоединиться как воин. В этом
отношении
4,4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
__
отсутствие государства здесь означает только то, что вместо
постоянного
и
специализированного
правительства
возобновляющееся собрание таких боевых групп [Ibid.].
277
есть
Далее Коллинз раскрывает глубокую связь между брачными отношениями и военными обязательствами. Действительно, именно
положение внутри сети родственных связей определяет обязательства индивида вступать в военные действия для поддержки своих
родственников в атаке или обороне, а также для кровной мести.
Одни обязательства касаются больших отдаленных войн, другие —
мелких, но более частых стычек.
Эта многоуровневость потенциального насилия является обратной
стороной того, что мы имеем в виду под «отсутствием государства»,
поскольку «государство» есть централизованная организация легитимного насилия [Коллинз, 2001, с. 466].
Вполне подтверждается принцип «извне внутрь», поскольку
внутренняя легитимность мужских союзов и лидеров, в частности
практически повсеместные в родовых обществах отношения эксплуатации мужчинами женщин, являются прямым следствием внешних геополитических отношений.
Теория альянсов Леви-Строса подтверждает политическую основу брачных отношений [Lévi-Strauss, 1969]. То, что индивиды должны
выполнять весьма строгий и сложный свод брачных правил, говорит о
том, что они фактически являются пешками в руках военных альянсов. Именно на укрепление этих военных альянсов в форме сохранения хозяйственных ресурсов и/или расширения союзнической базы
обычно объективно направлены все брачные правила. Сам Леви-Строс
считал брачные правила выражением более глубоких структур культуры. Однако в его работах есть явные указания на разные геополитические последствия, к которым ведут разные своды правил [Ibid.,
р. 125]. Кроме того, известно, что при изменении обстоятельств, особенно влиятельности групп, всегда связанной с их военной мощью,
брачные правила могут существенно меняться. Поэтому Коллинз
считает эти правила, скорее, дипломатическими соглашениями. Геополитическую сущность систем родства подтверждает также указание М. Вебера на то, что родственные линеажи зачастую были изначально фиктивными, единый предок изобретался ad hoc для идеологического оправдания сложившейся военной коалиции и их
претензий на дальнейшие завоевания [Weber, 1917—19/1952; Collins,
1986, p. 267-295; Коллинз, 2001, с. 466-467].
278
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Далее Коллинз систематически сопоставляет свои
геополитические принципы с системами родства и выдвигает
следующую гипотезу:
Сообщества, связанные родством (kinship formations), имеющие большее население или большую ресурсную базу, расширяются за счет
меньших и более слабых групп родства [Коллинз, 2001, с. 267].
Коллинз указывает также на различение Леви-Стросом двух
типов брачных правил, одни из которых ограничивают численность популяции, а другие, напротив, позволяют существенно ее
расширять за счет расширения круга брачных партнеров и включения родившихся детей. Гипотеза Коллинза состоит в том, что,
когда группа родства имеет преимущество над соседями по причинам принципов преимущества в ресурсах и окраинности (см. 4.4.4),
она движется к брачным стратегиям, направленным на расширение (по Леви-Стросу). Если же группа оказывается сжатой, попав либо в экологическую ловушку, либо в срединную позицию
между другими малыми группами (ср. с экологической и социальной стесненностью у Карнейро, см. 4.2.6-7), то она склоняется к поддержанию баланса могущества через брачные альянсы,
названные Леви-Стросом «обменом с ограничениями». Понятно, что группы первого типа благодаря взаимоусилению факторов одерживают верх над группами второго типа, достигая это
либо через культурные предписания, либо через физическое
включение, либо через уничтожение (либо через подчинение, по
Карнейро, но это уже начало иной истории). При этом скорее
рано, чем поздно начинает действовать принцип чрезмерного
расширения, поскольку при слабых коммуникациях эффективный систематический контроль над отдаленными завоеванными
территориями практически недостижим. Этим и объясняет Коллинз, что повсеместные племенные войны, как правило, ограничиваются целями церемониальной мести, оставляя практически
неизменным контроль над территориями. В то же время он указывает на весьма крупные племенные коалиции у древних кельтов и германцев, среди кочевников Центральной и Северной
Азии, в Аравии времен ислама, среди племен банту в Южной Африке и среди американских индейцев.
От внимания Коллинза не ушел фактор миграций на новые
земли, служивший для Карнейро главным объяснением торможения или даже остановки политической эволюции. Масштаб
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
279
этого фактора является поистине глобальным, поскольку
чуть ли не вся земная суша, сколько-нибудь пригодная для
жилья (включая жаркие пустыни и холодную тундру), была
заселена еще доаграрными обществами. При этом Коллинз
резонно замечает, что сам этот факт бесчисленных миграций
говорит о первостепенной значимости геополитики уже в те
времена, поскольку заставить сообщество уйти от постоянного
места кормления, кроме редких климатических изменений,
могли только причины вытеснения его более сильными в
военном плане сообществами. Наряду с этим «страдательным»
типом миграций он выделяет также «наступательный» тип,
когда геополитически сильное сообщество вторгается в сферу
слабых сообществ с вакуумом могущества [Там же, с. 468].
В заключение предварительного анализа Коллинз утверждает,
что явные различия между характером обществ, основанных на родстве и имеющих государственность, носят не аналитический (теоретический, связанный с общими принципами), а чисто фактический характер.
Геополитически окраинные зоны иногда не организуются как долговременная военная коалиция, потому что есть еще территория, на
которую можно мигрировать. Особые географические барьеры и экологическая несущая способность определяют, таким образом, будет
ли и в какой степени окраинное преимущество вмешиваться в племенную геополитическую ситуацию [Там же, с. 469].
Коллинз не ссылается на классические работы Карнейро по
теории стесненности (см. 4.2) и, судя по всему, не очень хорошо
знаком с ними. Это только усиливает впечатление от практически полной конвергенции идей антрополога Карнейро и социолога Коллинза относительно роли геополитики, географических
границ и ресурсов территории для социального развития догосударственных обществ.
По сути дела, в разных исследованиях, осуществленных в разных традициях и понятиях разными специалистами, проявилась
некая истина теоретической истории.
Если уж геополитика оказывает фундаментальное влияние даже
в такой экзотической сфере, как родовые общества, то следует задуматься о ее роли во всемирной истории. Коллинз предпринимает соответствующую попытку в 1997 г., откликнувшись на приглашение принять участие в обсуждении проблем макроисторической динамики.
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
280
4.4.9. Ведущая роль геополитики во всемирной истории
Кратко, но с достаточной последовательностью и убедительностью Коллинз раскрывает этот принцип в докладе, подготовленном
для секции по макроисторической динамике (Ежегодное собрание
Ассоциации социальных наук и истории, Вашингтон, октябрь 1997.
Соруководители секции С. Сандерсон и Н.С. Розов). Рассмотрим
основную аргументацию этого доклада [Коллинз, 20006].
4.4.9.1. Государство. Происхождение государства как организа
ции военной силы по контролю над территорией Коллинз связывает
с «первой военной революцией». Формирование национальных го
сударств, начавшееся в Европе в период 1500—1800 гг., интерпрети
руется как следствие «второй военной революции», когда резко воз
росли армии, стоимость вооружения и транспортировки, на новый
уровень поднялись аппарат мобилизации ресурсов, бюрократия, по
явились общенациональные идеологии, централизованные институ
ты и т.д. Социальные революции и распад государств, как показали
исследования Ч. Тилли, Т. Скочпол, М. Манна, также напрямую свя
заны с геополитическими напряжениями и кризисами.
4.4.9.2. Экономика. В экономике наиболее конструктивными
Коллинз считает миросистемный подход и неовеберианскую те
орию. Он утверждает, что объяснение подъема/спада отдельных
обществ в иерархии «ядро — полупериферия — периферия» воз
можно только при учете геополитических факторов. Согласно
неовеберианской теории, явления рынка определяются в рамках
имеющихся политических условий. Последние же, в свою оче
редь, обусловлены геополитическими факторами. Таким образом,
вся экономическая жизнь и развитие проистекают в структурах,
заданных геополитикой.
4.4.9.3. Культура. Арена и аппарат культурного (духовного) про
изводства также определены геополитическими изменениями. Так,
распространение мировых религий (буддизма, христианства, исла
ма) связывается с делегитимизацией локальных культов в рамках
империй. Победившие религии давали одновременно ресурсы и
идеологическую мотивацию для последующих завоеваний. Религии
также проникали через геополитические границы (появление буд
дизма в Китае и Японии).
Вторая военная революция привела ко многим новшествам в
культурной жизни каждого общества: развитию бюрократической
«4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
<joi
и рационалистической ментальное™, появлению национальных
систем школьного образования, академизации интеллектуальной
жизни, коммерциализации культурных связей и появлению массовой развлекательной культуры.
Во всех этих примерах мы видим, что ведущий край геополитики порождает новые формы организации, которые затем становятся независимыми от геополитики, способными пересекать геополитические
границы [Там же, с. 288].
4.4.9.4. Геополитика и ее «отпрыски». Значит ли вышесказанное,
что «дети» геополитики занимают ее место, отодвигают ее на
задний план? Для опровержения этого подозрения Коллинз приберег на конец доклада два сильных аргумента. Во-первых, геополитику можно считать устаревшей, только если вообразить, что вопросы организации силы стали устаревшими, но этот наивный оптимизм лишен каких-либо оснований. Во-вторых, геополитика
проявляет свою значимость не только как порождающая новые
структуры, но и как сильнейший разрушитель структур. Именно в
войнах и революциях, всегда определенных геополитикой, происходят крупнейшие разрушения в истории.
Хотя тенденция истории состояла в создании все более богатой смеси
множественных причинных измерений; ГП (геополитика. — Н.Р.) остается выдающейся в качестве разрушительной силы, которая может
быстро изменить все траектории [Там же].
4.4.9.5. Эвристический принцип центрального фактора. Этот
весьма интересный по своему содержанию доклад о геополитике
указывает в методологическом плане на следующий эвристический подход. Прежде всего следует пытаться увидеть исторические корни некоторого центрального объяснительного фактора (в
случае теории Коллинза — геополитики) в каждом крупном социальном новшестве. Затем учитывать, что эти новшества, приобретя самостоятельность, не обязаны прямо копировать структуры центрального фактора, хотя и развиваются всегда в условиях, определенных этими (например, геополитическими)
структурами. Наконец, быть готовым к тому, что все произошедшие усложнения могут быть радикально преобразованы, в том
числе и разрушены вследствие действия центрального фактора.
Если бы последнее было невозможным, то само сохранение центральности фактора как главного объяснительного принципа стало бы под вопрос.
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
282 4.4.70. Уроки Коллинза
Читатель уже заметил пиетет, с которым автор относится к
Коллинзу, его работе, идеям и результатам. На наш взгляд, это
крупнейший социальный мыслитель. Причем он только сейчас
достиг своего «акме», работает, как всегда, талантливо,
удивительно продуктивно и при этом еще постоянно расширяет
сферы своих научных интересов. В последующих книгах он
преподнесет еще не один урок, поэтому приведенный ниже список
можно считать лишь первоначальным наброском.
4.4.10.1. Как развивать исследовательскую программу: золотой
запас и далекие экспедиции. Тематика работ Коллинза поражает раз
нообразием в самых различных измерениях - от абстрактного ана
лиза понятий до детального изложения экзотики брачных отноше
ний в средневековой Индии, от исследования микростолкновений
индивидов, их диалогов и реплик до изучения широких структур
глобального исторического масштаба, от трактовки сексуальной
собственности и секса как ритуала до прогнозирования исхода круп
номасштабной ядерной войны. В то же время внимательное чтение
текстов позволяет сделать вывод о выверенной логике целостной
исследовательской стратегии. Начал Коллинз с весьма абстрактной
и достаточно универсальной теории конфликтов. Дальнейшая ис
тория его работы - это, прежде всего, постепенное приращение
новых теорий, их синтез, трансформация, сдвиг значимости. Са
мые невероятные броски в тематике и эмпирическом материале, или
«далекие экспедиции», во-первых, совершаются при наличии уве
ренности в «золотом запасе» теорий, с помощью ресурсов которых
ведется анализ сколь угодно экзотического материала, во-вторых,
служат не только и не столько для демонстрации мощи и универ
сальности теорий, но и для пополнения самого запаса - через вы
явление и анализ аномалий, создание более общих и более глубин
ных понятий, моделей и гипотез, которые были бы невозможны в
узких рамках обычного «неэкзотического» материала.
4.4.10.2. Отношение к классикам: новации и синтез. Коллинз, в
отличие от большинства американских социологов, ориентируется
в своих исследованиях не только на модные публикации последних
лет (максимум - десятилетий), но также всерьез работает с идеями
классиков. Российских исследователей учить уважительности к
классикам не нужно. Но полезный урок в самом подходе Коллинза
4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...
2Й1
все же имеется. Коллинз относится к классикам (прежде всего Веберу и Дюркгейму) не как к музейным экспонатам - носителям
засушенных «парадигм» из учебников социологии, но и не как к
«палочкам-выручалочкам», дающим готовые объяснения на все случаи жизни (что характерно для отечественного восприятия марксизма). Известно, что крайние формы почтения к святыням могут
обратиться крайними же формами осквернения этих святынь. Если
вдруг выяснилось, что «палочка-выручалочка» уже не дает чудесного всеохватного объяснения, то ее с досадой выкидывают.
Коллинз, скорее, демонстрирует уверенное и прагматичное поведение нового хозяина в доставшейся ему по наследству усадьбе: сохраняет явно разумное и рациональное, но готов перестроить и переоборудовать любую часть наследия, если потребуется. При этом он нимало не смущается возможным обвинением в эклектике и соединении
несоединимого. Так, мы привыкли считать несовместимыми и чуть
ли не противоположными парадигмы Дюркгейма и Вебера, но у Коллинза они прекрасно уживаются и только обогащают друг друга.
4.4.10.3. Динамика взаимодействия переменных — ключ к социальной теории. Два простых эвристических хода делают рассмотрения Коллинза глубокими и продуктивными. Обычные понятия он
рассматривает как переменные. Статичные отношения между сущностями он рассматривает как моменты во взаимосвязи переменных. Социологи изучают конфликты сами по себе, а солидарность и
сплоченность - тоже сами по себе. Коллинз же здесь видит динамику укрепления или размывания сплоченности в зависимости от
хода развития конфликта, но и сам конфликт зависит от уровня
сплоченности каждой стороны. Социологи из книжки в книжку
переписывают три типа авторитета по Веберу, но только Коллинз
увидел у того же Вебера глубокое замечание о динамической закономерной зависимости легитимности государственной власти от
престижа могущества на международной арене.
4.4.10.4. Не рассуждать о невозможности предсказаний, а пытаться предсказывать на основе теорий и учиться на ошибках. Коллинз не очень-то жалует философию науки, предпочитая заниматься
самой наукой. Он даже не сослался на схему Гемпеля, которая, совершенно очевидно, лежит в основе объяснительной и предсказательной методологии Коллинза [Hempel, 1942/1998]. Этот факт, а
также сам успех предсказания Коллинза (см. 4.4.6) позволяют утверждать следующее. Логическая схема Гемпеля (использование
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
284 универсальных законов для объяснения и предсказания в
истории) вошла в плоть и кровь высокой теоретической
культуры современной социологии. Применение этой схемы уже
начало давать первые многообещающие результаты. По сути дела,
это финальный аккорд долгих многословных дебатов о
невозможности или даже недопустимости помологического
(основанного на законах) объяснения и предсказания, которые шли
на протяжении 1950—1980 гг. и были главным образом направлены
на дискредитацию методологической схемы Гемпеля. Урок для
прошлого таков: не обрушиваться надо было на Гемпеля за его
дерзостное вторжение в историческую науку, не смеяться над ним,
указывая, что в исторических трудах нет и тени такой методологии, а
пробовать применять его схему на деле, соединяя ее с наиболее
перспективными теориями. Если согласиться, что дебаты по поводу
правомерности схемы Гемпеля в основном закрыты успехом
предсказания Коллинза, то вывод будет весьма основательный: на
нынешнем этапе развития наук теория познания свою работу в
целом выполнила, социальные науки, как и естественные науки
ранее, получили в руки мощные и эффективные орудия. Главные
ожидаемые результаты - в развитии самих теорий, объяснений и
предсказаний, а не в эпистемологических и методологических
рассуждениях по поводу их (не)возможности.
4.4.10.5. Как вести теоретическую экспансию: сохранение автономий и коммуникации вместо завоевания. Выше уже говорилось об особенностях обращения Коллинза со смежными предметными областями и соответствующими теориями (будь то теория легитимности Вебера, теория ритуалов Дюркгейма, теория структур родства
Леви-Строса, теории революций как государственных распадов Скочгюл и Гольдстоуна и т.д.). Коллинз не вторгается на «чужую территорию» как завоеватель, все и вся подчиняя своей триумфальной схеме
(что было названо стратегией «раздувания пузыря» или завоевательной
империи), но уважительно анализирует каждую предметную теорию,
как бы «разворачивая» ее для концептуальной увязки с собственными
моделями (что сравнивалось с организацией ресурсных потоков в мирэкономике). В результате каждая предметная теория остается «в целости» и « на своем месте», но она уже стилизована, соединена несколькими понятиями с основной (у Коллинза - геополитической) схемой, через
которую она оказывается увязанной со многими другими теориями в
этом охватывающем, шаг за шагом достраивающемся пространстве
теоретического описания социально-исторической реальности.
4.5: Опыт охватывающих сравнений
4.5. Опыт охватывающих сравнений
В заключительной части данной главы кратко охарактеризуем
подходы и результаты так называемых охватывающих сравнений,
т.е. таких сравнительно-исторических исследований, целью которых является получение целостной картины взаимовлияний между
единицами сравнения [Tilly, 1984].
4.5.1. Охватывающие сравнения в работах Эрика Вольфа
4.5.1.1. Европа и глобальные взаимодействия у Э. Вольфа. В книге
«Европа и люди без истории» Вольф решает три большие задачи
[Wolf, 1982]. Во-первых, устанавливаются («картируются») связи
между различными народами, живущими в удаленных друг от
друга частях планеты. Во-вторых, объясняются описания, которые
европейцы в процессе своей колониальной и коммерческой экспансии давали народам, которых считали примитивными. В-третьих,
уточняются и исправляются этнографические данные о тех народах, которые считались нетронутыми, автономными, в то время
как в реальности они уже претерпели ряд существенных трансформаций в результате долговременных взаимодействий с европейским миром. Здесь устойчивые социальные и культурные режимы (социокультурные синхронии) каждого народа (в том числе
народов Европы) являются «локальностими» -- частями одного
целого.
Устойчивые модели взаимодействий между местными народами и европейскими пришельцами составляют структуру (комплекс отношений) этого целого. Пафос книги Вольфа состоит в
критике традиционных европейских трактовок туземных народов как «не имеющих истории», т.е. ранее изолированных и не
менявшихся локальностей. Вместо этого Вольф предлагает образ
целого как долговременных взаимодействий и обоюдных влияний, где народам как «локальностям» возвращается их история цепь трансформаций в результате давних взаимодействий между
собой и с прежними поколениями европейских пришельцев; кроме того, история самой Европы объясняется через ее взаимодействия с окружающим миром. Полностью данный круг весьма амбициозных задач Вольфу решить не удалось, его работа большей
частью имеет характер нарратива (описания), а не собственно
теоретического объяснения.
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
4.5.1.2. Теоретические перспективы работы Вольфа. В плане «заготовки» для развития этого направления исследований можно
представить следующие логические конструкции, требующие наполнения через концептуальную и эмпирическую работу. Во всем
необъятном разнообразии «локальностей» — результатов взаимодействия местных народов между собой и с европейцами — следует выделить обозримое число «вариаций», т.е. типов итоговых социокультурных синхронии. Каждая вариация должна быть описана через свою
«форму» - набор понятий-переменных. При этом все множество понятий-переменных должно быть единым для целого «большого случая» — истории взаимодействия европейцев с местными народами со
времен Великих географических открытий.
Далее следует сопоставить общие структурные гипотезы относительно этого целого с отношениями случаев вариаций между собой. Здесь начинается использование охватывающей методологии.
Действительно, именно европейцы служили посредниками между
отдаленными народами, поэтому потребности одних локальностей
влияли на процессы в других, выходы одних были входами в другие
и т.д. К примеру, потребность в рабочей силе в Америках удовлетворялась через черную работорговлю, но рабов европейцы практически никогда не добывали сами, они выкупали их у черных же центральноафриканских правителей, чьи общества стремительно трансформировались как общества охотников за рабами. Серебро с
рудников Перу и Мексики доставлялось в огромных количествах в
Испанию, а затем через Нидерланды и Англию поступало в Индию,
Китай, «оседало» там, но этот серебряный поток обусловливал долговременные мощные и разнонаправленные изменения во всех звеньях цепи (Перу и Мексика превращались в сырьевые придатки, в
Испании богатела знать, подпитывались военные кампании, но стагнировала экономика, в Нидерландах и Англии бурно расцветали
международная торговля и промышленность, богатейшие Индия и
Китай все больше попадали в зависимость от Запада). Только тогда, когда каждая вариация будет объяснена, т. е. даны набор необходимых и достаточных условий, а также причинный закон, когда
эти необходимые и достаточные условия будут рассматриваться не
как привнесенные извне, а сами будут объяснены через действие
подобных же законов в рамках единой структуры связей, можно
будет сказать, что совершена теоретизация данного «большого случая» с использованием подхода охватывающего сравнительно-исторического исследования.
4.5; Опыт охватывающих сравнений
л о-т
4.5.2. Концептуальные карты Европы Стеина Роккана
Стейн Роккан [Rokkan, 1975; Rokkan and Urwin, 1982] в качестве
целого взял Западную и Центральную Европу периода конца средневековья и формирования основной массы национальных государств
(XIV—XIX вв.). Локальностями для него являются европейские провинции или регионы (типа Бретани, Каталонии, Бельгии, Баварии,
Польши, Богемии, Уэльса), одни из которых впоследствии стали
провинциями больших государств, а другие - самостоятельными
странами. Роккан поставил перед собой также весьма амбициозную
задачу — начертить «концептуальную карту» Европы, объясняющую
особенности сложившейся политической карты (например, почему
Швейцария имеет федеральную систему, а скандинавские народы
объединились в централизованные государства).
Заслуживают внимания группы переменных, характеризующих
каждый регион (локальность) в рамках целого:
1) отношение региона к семи главным миграциям народов, дав
шим остатки на протяжении карты Европы;
2) центральность городских сетей в регионе;
3) подчинение региона главным империям;
4) религиозный результат Реформации, поощрение или отвер
жение отдельных письменных национальных языков;
5) организация сельскохозяйственного производства (цит. по:
[Tilly, 1984, р. 130]).
Роккан, с одной стороны, стремится уменьшить количество переменных, строит гипотезы об их действии, тут же проверяет их через сопоставление с динамикой и результатами образования национальных государств в разных концах Европы. С другой стороны,
поскольку постоянно возникают аномалии, Роккану приходится
вводить новые переменные. Соответствующие гипотезы вновь подвергаются проверке, после чего делаются попытки интеграции новых переменных со старыми. В результате своего анализа Роккан
строит свою «концептуальную карту» Европы XVI—XVIII вв. по двум
интегральным осям.
Первая ось Восток — Запад концептуализируется как ось государство-экономика. Запад характеризуется большим развитием
морской и международной торговли, более плотной сетью торговых городов, интенсивным сельским хозяйством. Прибыль извлекалась главным образом из высокомонетизированной рыночной
экономики. Понятным исключением являются крайние, наиболее
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
288 отдаленные западные регионы (Исландия, Норвегия, Уэльс,
Ирландия) с существенно менее развитой торговлей и рыночной
экономикой, чем «центрально-западные» районы (типа Англии и
Нидерландов). По преимуществу сухопутный Восток Европы был
скорее объектом, чем субъектом международной торговли, имел
менее плотную сеть торговых городов, прибыль извлекалась
государством в конечном счете из организации принудительного и
экстенсивного сельского хозяйства.
Вторая ось Север - Юг концептуализируется как государство-культура. Юг характеризуется последействием принадлежности Римской империи, которое проявилось со временем в сильной культурной роли римско-католической церкви. Общая принадлежность
этой культуре приводила к тому, что барьеры для национальногосударственной экспансии были здесь достаточно высокими, что
обусловило высокую этнополитическую рассеченность Юга. Напротив, Север Европы, не претерпевший римского завоевания, с
существенно более слабой культурной ролью римско-католической
церкви, в результате Реформации отошел в большей своей части от
католичества. При этом барьеры для политико-культурного влияния расширяющихся национальных государств здесь были значительно ниже. Поэтому на этой территории образуются со временем
крупные национальные государства.
На указанные общие закономерности накладываются еще остаточные явления от семи европейских миграций, географические
факторы (речные сети, рассеченность хребтам и и т.д.). К этим двум
осям как главным «пучкам переменных» добавляются такие переменные, как близость к европейским городам-государствам, наличие сильных территориальных центров, положение относительно
морей и сухопутных пространств. Концептуальная карта Роккана
вовсе не бесспорна, но в данной книге не место для ее подробного
обсуждения и критики. В методическом плане важно сопоставить
подход Роккана с логической структурой охватывающих исторических сравнений [Tilly, 1984]. В данном случае «вариациями» у Роккана, по-видимому, следует считать «области» его концептуальной
карты. Так, в вариацию «крайнего Северо-Запада» попадают Исландия, Норвегия, Шотландия, Уэльс, в вариацию «согласительного центра» попадают Нидерланды, Швейцария и Бельгия (заметим,
все три с выраженной федеральной структурой). К среднему ЮгоВостоку относятся католические Бавария и Австрия, к крайнему
Юго-Востоку — также католические, но с существенно менее раз-^.
4.5. Опыт
охватыва
ющих
сравнений
289
витой
эконо
микой
Поль
ша и
Венгр
ия, к
крайн
ему
Восто
ку,
рассеченно
му изза
уравн
овеше
нных
сил
катол
ическ
ого
Юга и
рефор
матор
ского
Север
а,
относ
ятся
Богем
ия и
Балти
йские
стран
ы.
Ча
рльз
Тилли
крити
кует Роккана за недостаточное внимание к исторической динамике
и реализующим механизмам. Он предлагает развивать работу
Роккана с учетом следующих общих гипотез:
1) В широком смысле реальные и потенциальные создатели государств
во всех частях Европы преследовали сходные цели, но
2) и средства для достижения этих целей, и стратегические проблемы,
поставленные угрозами и возможностями прилегающих территорий,
систематически варьировали в рамках континента, и
3) различные подходы к созданию государств как следствие этих ва
риаций в средствах и стратегических проблемах дали существенно
различные политические структуры, от региона к региону [Tilly, 1984,
р. 140-141].
Далее Тилли раскрывает, что он имеет в виду под сходными целями. Это достижение внешнего военного преимущества, ради чего
усилия направляются на освоение новейших военных технологий (ср.
со «второй военной революцией» у Коллинза, см. 4.4.9). Поскольку
новые технологии всегда дороже старых, то ищутся и реализуются
доступные способы собирания налогов и накопления капитала. Для
обеспечения устойчивости соответствующих активностей ради сохранения собственной власти, сохранения статуса и преимуществ
своих семей (фракции, политического класса) создатели государств
формируют, объединяют, трансформируют разного рода организации и институты, что и приводит в качестве общего «побочного»
результата создание национальных государств Европы. Эти весьма
общие гипотезы уже допускают формулирование более конкретных
эмпирических гипотез, которые должны быть сопоставлены с конкретными историческими данными, например бюрократической
документацией, данными об организации производства новых видов вооружений, об их финансировании, о налоговых реформах, о
способах сотрудничества государственной власти и капитала в каждой стране и т.д. Ясно, что до полного теоретического объяснения политике-культурных и экономических особенностей каждой европейской страны еще далеко, но следует признать, что
существенный концептуальный прорыв в этом направлении уже
сделан Рокканом, широкие и интересные перспективы намечены
Тилли, причем немалая часть из них уже реализована за прошедшее с 1984 г. время [Tilly, 1992].
290
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Работы Роккана и Тилли показывают, насколько
интересны и богаты возможности охватывающего подхода в
историко-сравни-тельном анализе. С помощью этого подхода
можно исследовать и динамику, и структуру (периодизацию и
пространственную расчлененность) истории. Более того,
объяснение направленности трансформации «концептуальных
карт» Европы может стать первым прецедентом полноценного
объяснения и предсказания хода истории, а методы и подходы
данного результата далее могут быть распространены на другие
части всемирной истории с последующей интеграцией. Но
вернемся от отдаленных захватывающих перспектив к реальным
примерам применения охватывающих сравнений.
4.5.3. Опыт охватывающих сравнений в работах Ф.
Броделя, И. Валлерстайна и Р. Коллинза
К охватывающему подходу явно относятся классические исследования Броделем и Валлерстайном европейской капиталистической мир-экономики [Бродель, 1992; Wallerstein, 1974-1980].
К сожалению, ни тот ни другой не предъявляют явно логико-методологическую структуру своих подходов. Отметим только, что
главными «вариациями» в миросистемном подходе являются ступени иерархии мир-экономики: ядро, полупериферия и периферия.
Локальности представляют собой, как правило, страны (иногда
большие доминирующие торговые города или провинции). Социальные изменения каждой локальности объясняются на основе ее
структурных связей, которые задаются прежде всего ее позицией в
иерархии, а также географическим положением, геополитическими
факторами и т.д. При всех успехах миросистемного подхода, постоянно расширяющемся фронте исследований приходится признать,
что собственно теоретическая составляющая (в смысле построения
объяснительных и предсказательных теорий, по Гемпелю) остается
в этом направлении еще весьма слабой. В частности, несмотря на
тысячи страниц, сотни статей, десятки книг, посвященных отношениям ядра, периферии и полупериферии, до сих пор не установлены законы, необходимые и достаточные начальные условия для
подъема или снижения страны в этой иерархии.
«Правила» у Броделя имеют статус эмпирических индуктивных
обобщений, впрочем, от традиционного, пусть даже такого великого,
как Бродель, историка, ожидать большего было бы неблагоразумно. Иное дело социолог Валлерстайн. Он исключительно продук-
4.5. Опыт охватывающих сравнений _______________________________________
291
тивен и даже блестящ в отношении порождения новых понятий,
моделей и схем. Отнюдь не случайно Бродель воспользовался именно схемами Валлерстайна в своем эпохальном труде. Но беда в том,
что у Валлерстайна нет даже направленности на построение объяснительных и предсказательных теорий. Поэтому его талантливые,
насыщенные и концептуально и фактуально работы (десятки книг
и многие сотни статей) все-таки не выходят за рамки описательного, социологизированного исторического нарратива.
Направленность на номологический подход есть у К. Чейз-Данна
и Т. Холла [Chase-Dunn and Hall, 1997], но и здесь можно говорить
разве что о начальных попытках, никак не о зрелых и достоверных
результатах объяснения и предсказания. Теоретизация миросистемного подхода еще впереди.
Ярким примером охватывающего подхода, причем с успехом помологического объяснения и предсказания, является представленная выше геополитическая теория Р. Коллинза (см. 4.4), хотя Тилли в своей книге (1984) не упоминает его, перечисляя «охватывающих» авторов. Действительно, в анализе геополитической динамики
государств или держав (локальностей) Коллинз систематически
сравнивает их по четким параметрам: центральность - окраинность,
соотношение геополитических ресурсов (населения и территории),
величина груза обеспечения (logistical loads). Выявленные законы
геополитической динамики как раз выражают устойчивую связь между
переменными в рамках целого — единой военно-политической ойкумены. Вариациями в данном случае являются группы локальностей (держав или провинций) со сходными значениями переменных,
например центральные, зажатые между большими мощными державами страны, не имеющие существенного преимущества в ресурсах и естественных оборонительных рубежей (моря, горного хребта
и т.д.). Коллинз предсказывает общую судьбу каждой локальности
в рамках одной вариации, к примеру, указанные центральные слабые страны имеют тенденцию к фрагментации или присоединению
к одной из соседствующих мощных держав. Заметим, что в рамках
каждой вариации действует универсализирующий подход, сравнения между случаями из разных вариаций относятся к подходу выделения вариаций. Однако главными объяснительными принципами являются законы - связи между переменными, которые характеризуют целое и задают сам подход Коллинза как охватывающий.
10*
5. 1· Проблемы периодизации всемирной истории
Глава 5
НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ
ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ*
Нет ничего более необходимого и нет ничего более сомнительного в
историческом познании, чем периодизации. С одной стороны, выделение этапов, фаз, периодов — неотъемлемая часть написания истории, более
того, одна из главных форм традиционного и современного исторического
мышления. С другой стороны, если некоторые привычные европоцентристские периодизации (например, Древность—Средние века—ВозрождениеНовое время—Новейшее время) пока еще кажутся многим ясными и непреложными, если в своей узкой области специалист волен выделять любые последовательности этапов развития отдельного поселения, провинции,
общества, то при восхождении к масштабу всемирной истории практически все устоявшиеся шаблоны рушатся, а совмещение частных периодизаций, выделенных историками для своих излюбленных областей, представляется вовсе невыполнимой задачей.
Проблема построения обоснованной периодизации всемирной истории исключительно сложна из-за многолинейности истории, огромного
разнообразия социальных и культурных форм, различной скорости процессов, длительных периодов изолированного развития основных ойкумен
(Афро-евразийской, доколумбовой Америки, Австралии и Океании), неопределенности общих единиц анализа, терминов и понятий относительно конкурирующих макроисторических парадигм (см. [Green, 1995]).
По крайней мере, со времени работ такого авторитетного историка и
философа истории, как Р. Коллингвуд [Коллингвуд, 1970], отвержение
всех попыток периодизации всемирной истории из-за произвольных,
плохо обоснованных критериев является общим местом. В итоге каждая
новая версия глобальной периодизации сразу же отвергается (или игнорируется, что еще хуже), зачастую без каких-либо размышлений и дис* Раздел подготовлен при поддержке Российского гуманитарного научного
фонда. Исследовательский грант 00-03-00397а.
куссий. Опыт интеллектуальной истории говорит о том, что в таких случаях полезнее не непосредственно новые ответы (здесь — новые версии
периодизации), но развертывание самого процесса проблематизации, установления требований к результату, поиска и построения ответа. Этот
подход делает прозрачными основные логические шаги, и каждый из них
может, разумеется, подвергаться критике, корректироваться и трансформироваться.
5.1. Проблемы периодизации
всемирной истории
5.1. Ί. Основные группы проблем
Начнем с фиксации основных групп проблем, являющихся предметом современных дискуссий и требующих решения при построении обоснованных периодизаций.
1. Проблемы философских предпосылок периодизации касаются прежде всего гносеологических, онтологических и ценностных оснований.
la. Гносеологические проблемы касаются адекватных и обоснованных подходов в самом исследовании. Какой путь выявления периодизаций является правомерным: основанный только на эмпирических данных? основанный только на общих априорных формах и
принципах? если основанный на сочетании того и другого, то каким образом?
16. Онтология периодизации касается экзистенциальных, бытийных основ истории как предмета, подлежащего структурированию.
В некотором смысле сущность периодизации изоморфна сущности
истории. Что есть историческое изменение? Как соотнести непрерывность изменений с прерывностью деления на периоды? Имеет
ли периодизация объективный характер, некую онтологическую
укорененность в реальности (например, подобно периодической
таблице химических элементов Менделеева или эволюционной
классификации животных), либо она является чисто субъективным
орудием удобного упорядочения исторического опыта (подобно
множественности классификаций книг, людей, происшествий, произведений искусства и т.п.)?
Что вообще должно подлежать периодизации? Что считать существенным, субстанциональным, главным, а что второстепенным,
294
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
акцидентальным, дополнительным в многоликой истории? Достаточно ли одной сферы социально-исторической реальности (например, технологии, производственных отношений, государственности, культуры), или же необходим учет нескольких сфер в одной периодизации, или в каждой сфере следует строить отдельную
периодизацию? Каковы философские и/или научные основания
такого рода решений?
1в. Ценностные, или аксиологические, проблемы периодизации
менее очевидны, но не менее существенны. Какие ценности лежат в основе выбора тех или иных групп исторических явлений
как значимых и существенных? Могут ли быть эти ценности универсальными? Если да, то как обосновать эту универсальность?
Если нет, то имеем ли мы право на основе локалистских ценностей (например, локально-цивилизационных или национальных)
судить о существенном во всей истории и строить соответствующие периодизации?
2. Проблемы единства всемирной истории и глобальной периоди
зации. Является ли человеческая история по своей сути всемирной
историей, или это лишь внешним образом связанный набор локаль
ных историй? Соответственно, имеет ли смысл выявлять некую об
щую структуру истории для построения периодизации, или доста
точно соотнесения локальных периодизаций, каждая из которых
должна строиться сама по себе? Существует ли единый принцип
периодизации локальных историй (например, через последователь
ности роста, расцвета и упадка), или следует вводить принцип, свой
ственный каждой из них?
3. Проблемы принципа и критериев выделения частей и границ пе
риодизации. На каком основании мы отличаем один фрагмент ис
торического времени от другого? Как выяснить, новая это форма
того же самого или нечто принципиально новое, хоть и сохраняю
щее преемственность со старым? Следует ли искать один базовый
критерий различения периодов, или адекватной является некая со
вокупность критериев? Следует ли непременно выдерживать един
ство критериев различения на всем протяжении человеческой исто
рии? Не утеряется ли при этом способность видеть неповторимость
эпох и существенные трансформации исторической реальности?
Если на уровне философских (1) и фундаментальных научных
проблем (2, 3) принимаются принципиальные решения, то далее
проблемы касаются способа реализации, оценки и использования
полученных результатов.
5.Ί. Проблемы периодизации всемирной истории
4. Проблемы полноты и целостности периодизации. Насколько
полно охвачены выделяемые исторические единицы (мировые ре
гионы, ойкумены, цивилизации, миросистемы и т.д.)? Насколь
ко адекватна периодизация для учета исторических изменений в
разных сферах социально-исторической реальности (технология,
хозяйство, политика, война, право, религия^культура, образова
ние и т.д.)?
5. Проблемы проверки периодизации. Если нельзя проверить, на
сколько адекватна периодизация, то становится сомнительной ее
полезность и применимость. Если периодизация претендует на вы
деление существенных черт и различий в историческом движении,
то она должна предполагать некие процедуры интерпретации, ве
рификации и фальсификации. Каков принцип этой проверки? Ка
ковы процедуры? Какого рода факты в принципе могут служить
основанием для отвержения периодизации?
6. Проблемы исследования макроисторической динамики в связи с
периодизацией. Адекватная периодизация должна не препятствовать,
но, напротив, способствовать исследованию процессов макроисторической динамики, в том числе процессов, обусловливающих сме
ны одних эпох (фаз, периодов) другими, и процессов, проходящих
сквозь границы периодизации. Соответственно можно поставить
следующие проблемы динамики истории, относящиеся уже к ис
пользованию периодизации.
Что переводит одни фрагменты исторического времени в другие? Действует ли один и тот же механизм динамики? Имеется ли
значительное разнообразие механизмов в разных частях истории,
или же механизмы эволюционируют на всем протяжении истории?
Каково соотношение детерминизма и случайности в этом механизме? Если он детерминистичен, то насколько и каким образом предсказуемо наступление последующих периодов? Если основную роль
играет случайность, то как с ней совместить универсальность и непреложность выделенных границ периодизации?
5. 1.2. План и задачи раздела
Выше очерчено достаточно широкое проблемное поле, чтобы
показать, насколько далека ситуация от ясности и какие перспективы открываются перед исследователями. Работы хватит, по-виДимому, не на одно и не на два поколения. В данной статье решаются все же более скромные задачи.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
В разд. 5.2 представлен краткий обзор основных идей и концептуальных подходов к периодизации, имевших место в литературе
последних десятилетий (преимущественно зарубежной). Особое
внимание уделяется идеям и возможностям «прорыва» к новым конструкциям обоснованной периодизации.
В разд. 5.3 на основании проведенного обзора современных идей
философии истории, логики и методологии науки, обобщения оснований критики различных периодизаций устанавливаются определенные требования к «идеальной периодизации», предлагается
вариант методологии построения теоретически и эмпирически обоснованной периодизации всемирной истории, формулируются философские и теоретические предпосылки для последующего концептуального конструирования (онтология «изменения неизменного»,
понятия режимов, обществ, эффективности, доминирования, фаз развития, типов-аттракторов и др.).
В разд. 5.4 задаются такие априорные конструкции, как структура периодизации (эпохи с периодами, порядок соотношения
эпох), способы заочного сравнения уровня развития обществ, аспекты и факторы доминирования, принципы и критерии проведения границ между периодами, идеально-типическое описание шести фаз развития обществ, перечень мировых регионов. Здесь же
рассматриваются основные трудности перехода от фаз развития обществ к эпохам периодизации, в частности проблемы хронологии.
В заключительной части разд. 5.5 предложен гипотетический
вариант периодизации всемирной истории как результат применения общей методологии, принятого метода и априорных конструкций в отношении эмпирического материала истории, причем этот
вариант не претендует на окончательность, но, напротив, скорее
призван высветить слабые места в методологии и предпосылках,
открывая тем самым путь к дальнейшим разработкам.
5.2. Обзор современных подходов к
структурированию всемирной истории
5.2.1. Вильям Макнил и Вильям Грин два фундаментальных подхода к периодизации
всемирной истории
Вильям Макнил, ученик и младший коллега Арнольда Тойнби, —
признанный мировой историк «номер один» в современной науке,
5.2. Обзор современных подходов к структурированию всемирной истории
297
фигура не менее значимая, чем Фернан Бродель или Марк Блок,
но он, к сожалению, малоизвестен отечественному читателю.
Возможно, замалчивание его имени еще в советские времена было
связано с фундаментальным трудом, посвященным мировой
истории, имеющим антишпенглеровское название «Подъем
Запада» [McNeill, 1963], которое в Советском Союзе трактовалось
не иначе как откровенная буржуазная агитация. Спустя 25 лет
Макнил весьма критически проанализировал свой труд,
освобождаясь при этом от ев-роцентристской предубежденности
[McNeill, 1990].
Несмотря на то что Макнил не занимался специально теорией и
методологией построения периодизаций, его подход заслуживает
особого внимания, поскольку этот автор может считаться создателем истинно профессиональной мировой истории (в противоположность нагруженному религиозной философией и мифами многотомному «Исследованию истории» Тойнби). Труд Макнила вмещает
такие объемы информации, которые с тех пор остаются недосягаемыми для его последователей. Фундамент концепции Макнила не теория, не принципы, но громадная историческая эрудиция, способность и воля к структурированию фактов.
Реконструируя периодизацию Макнила по структуре основных
его книг и поздних статей, получаем следующую картину.
Ок. 4000 — 1700 гг. до н. э. — подъем первых цивилизаций.
1700 — 500 гг. до н. э. - подъем космополитической цивилизации на Среднем Востоке и периферийных цивилизаций Индии,
Греции и Китая. Формирование «великого общества» Среднего
Востока с интенсивными внутренними связями.
500 г. до н. э. — 300—600 г. н. э. — подъем и упадок эллинистических культур. Вхождение Китая в «великое общество» ок. 100 г. до
н. э. вследствие начавшейся караванной торговли. Распространение эпидемических болезней и великое переселение народов.
300—600 — 1000 гг. — восстановление роли Среднего Востока, гегемония исламских обществ, начало подъема Китая.
1000 - 1500 гг. - степные завоевания, доминирование Китая и
начало подъема Запада.
1500 г. по настоящее время — эра западного господства, которая в свою очередь подразделяется на несколько периодов:
1500 — 1700 гг. - вызов европейского Запада миру.
1700—1850 гг. — мировой баланс сил: более населенному и богатому Востоку (прежде всего Китаю и Индии) противостоит активность и глобальная экспансия Запада.
298
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
1850 - 1950 гг. - явное господство Запада и развитие космополитизма в глобальном масштабе.
Макнил, сосредоточившись на межцивилизационных связях
больше, чем на частных событиях локальных историй, особое значение придавал диффузии, следствиям столкновения разных исторических целостностей и соответственно тому, кто и когда доминировал во всемирной истории. Как ни противоречит данное воззрение современным нормам политической корректности, трезвый
взгляд не может не признавать значимости в каждом историческом
периоде именно сильнейших обществ или цивилизаций. К этой теме
мы еще не раз вернемся.
В плане идейной преемственности обращает на себя внимание,
что Макнил, по сути дела, получил шесть своих эпох, разбив надвое каждую из трех эр Тойнби. Последний, как известно, выделял
помимо доистории (до приблизительно 3000 г. до н. э.) древнюю
эру (3200-1200 гг. до н. э.), классическую эру (1200 г. до н. э. 1000 г. н. э.) и новую, современную эру (начиная с 1000 г. н. э.)
[Тойнби, 1991].
Вильям Грин — современный историк, наиболее глубоко и фундаментально занимающийся историей и теорией периодизаций
[Green, 1992a, 19956; рус. пер.: Грин, 2001а и Грин, 20016]. Грин
ясно формулирует тезис о том, что в основе периодизации должна
лежать некая теория исторического изменения. Он видит два главных подхода к построению периодизаций —агрегатный и лидирующего сектора. При агрегатном подходе выбирается та точка на
временной оси, вокруг которой, возможно, случайно сосредоточиваются многие значимые исторические события (в качестве примера приводится 1500 г.). Подход лидирующего сектора заключается в
выделении главного источника изменений (например, открытия
Америки или промышленной революции), соответственно даты,
разделяющие периоды, выбираются именно по событиям данного
сектора.
Нетрудно заметить, что привычная для российской читательской аудитории марксистская периодизация являет собой подход лидирующего сектора, где точками перехода считаются социальные
революции, разделяющие формации и знаменующие смену способов производства, что, собственно, и является лидирующим сектором (материальным базисом) в марксизме.
С точки зрения методологии построения научно обоснованных
периодизаций подход лидирующего сектора намного предпочти-
5.2. Обзор современных подходов к структурированию всемирной истории
299
тельней, поскольку открывает перспективы широких дискуссий о
том, что является лидирующим сектором (ядром в теории изменения) в истории. Столкновение более или менее удачных сочетаний
событий в русле агрегатного подхода не обещает никаких концептуальных прорывов.
В. Грин не является столь крупным специалистом в области всей
мировой истории, как, например, Макнил,-зато он, как никто другой в настоящее время, знает всю долгую историю становления периодизаций и современного их разнообразия. Соответственно собственный взгляд такого знатока не может оставаться вне нашего
внимания.
Грин предлагает четырехчастную модель периодизации, восходящую к Ходжсону и Макнилу; в ней используются миросистемные идеи И. Валлерстайна, но при всем том она воспроизводит наиболее устоявшиеся схемы, например Архаика — Классическая Древность — Средние века — Новое время.
Ок. 3000 г. по 1000 - 800 гг. до н. э. - эпоха, которую можно
назвать доклассической, или Архаикой.
С 1000 - 800 гг. до н. э. по 400 - 600 гг. н. э. - множественные
региональные расцветы, или Классическая эпоха. Фактически, это
расширенная Древность (Античность).
С 400 — 600 гг. по 1492 г. — особые достижения исламских обществ и Китая, или Постклассическая эпоха. Здесь напрашивается
сравнение со Средними веками.
С 1492 г. по настоящее время - современность, отмеченная
прежде всего открытием Нового Света, подъемом, экспансией и
господством Запада.
5.2.2. Уилкинсон, франк, Гиллс и Моделъски структурирование единой мировой системы
Дэвид Уилкинсон - известный современный исследователь, соединяющий в своих работах цивилизационный и миросистемный
подходы. При этом его взгляды и на цивилизации и на миросистемы весьма оригинальны. Критерием единства цивилизаций для него
служит не культурное единство, а просто факт взаимодействия, пусть
даже чисто военного. С понимаемыми таким образом цивилизациями он отождествляет и миросистемы, отказываясь делить их на
мир-экономики и мир-империи, как это делал Валлерстайн [Валлерстайн, 1998].
300
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
В ставшей уже классической статье «Центральная цивилизация»
[Уилкинсон, 2001] прослеживается постепенное присоединение к
этой цивилизации (первоначально включавшей Египет и Месопотамию) остальных цивилизаций по мере расширения военных,
торговых и культурных связей. Всемирная история структурируется по такому основанию, как сроки этих присоединений. Второй подход к периодизации основывается на смене систем государств и смене господствующих мировых держав [Уилкинсон, 2001,
табл. 5, 6].
Сильная сторона концепции Уилкинсона — ее способность усматривать в калейдоскопе сменяющихся империй, династий, гегемонии общие непрерывные тенденции. Также обращает на себя
внимание отход от традиционного для миросистемного анализа экономизма и традиционного для цивилизационного анализа культурализма. Уилкинсон жестко связывает главные вехи всемирной истории с военно-политическими гегемониями в «центральной цивилизации», не исключая факторов геоэкономического и
геокультурного доминирования. К сочетанию этих основных трех
аспектов доминирования мы еще вернемся.
Андре Гундер Франк — один из наиболее ярких социальных мыслителей второй половины XX в. В совместных работах с Барри Гиллсом [Frank and Gills, 1992; Gills and Frank, 1993] Франк предпринимает смелую попытку выявить кондратьевские циклы подъема и
спада в эпохи средних веков и древности, что задает ритм всемирной истории и основание ее периодизации. Таким образом устанавливается протяженность мировой системы (world system) в
5000 лет против валлерстайновских 500 лет европейской миросистемы (world-system). В концепции Франка и Гиллса движущей силой развития мировой системы является накопление прибавочной
стоимости, или капитала. Это накопление было непрерывным, хотя
и изменчивым, циклическим, связанным со сменой гегемонии и
разным характером использования рынков, власти и их сочетания.
В западной традиции принято называть «повышательную волну» Кондратьева Λ-фазой, или фазой расширения (expansion), а «понижательную волну» - 5-фазой, или фазой сокращения
(contraction). Согласно Франку и Гиллсу, циклы Н. Кондратьева в
давние времена продолжались не 50—60 лет, как это утверждалось
для Европы XVIII—XX вв., а 400—500 или 200 лет. Подъем и спад в
древности касается не только экономической конъюнктуры, как в
классической модели Кондратьева, а подъема и расширения импе-
5.2. Обзор современных подходов к структурированию всемирной истории
301
рий, установления связей между ними, активизации обмена либо
распада империй, распада миросистемных связей, упадка обмена и
производства.
Франк и Гиллс рассматривают следующую структурированную
циклами схему всемирной истории.
До классический период:
Я-фаза: 1700-1500/1400 гг. до н.э., Л*-фаза: 1400-1200 гг. до н.э.;
Я-фаза: 1200-1000 гг. до н.э., Л-фаза: 1000-800 гг. до н.э.; Я-фаза:
800 - 550 гг. до н.э., Л-фаза: 550-450 гг. до н.э.; Я-фаза: 450-350 гг.
до н.э., Л-фаза: 350-250/200 гг. до н.э.; 5-фаза: 250-100/50 гг. до н.э.
Классический пер и од: от Ханьского Китая до импер ского Рима:
Л-фаза: 100/50 гг. до н.э. - 150/200 гг. н.э. Внутренний мир, экономическое процветание и расширение Римской империи. Формирование единого пояса гегемонии — от Рима в Средиземноморье,
через Парфию и Персию в Месопотамии, Кушанскую империю в
Центральной Азии до царства Хань в Китае.
#-фаза: 150/200 — 500 гг. н.э. Примерно одновременный упадок
империй предыдущей фазы, демонетизация экономик. Кратковременный подъем империй Гуптов в Индии и Сассанидов на Среднем Востоке на обломках империй их предшественников. Периоды
средних веков и раннего Нового времени
Л-фаза: 500 - 750/800 гг. н.э. Восстановление мощи Сассанидов
в Анатолии (Малой Азии), Леванте и Египте. Расширение Византии в VI в. после возврата Велизарием западных территорий. Борьба
между Сассанидами и Византией, взаимное истощение и мусульманские завоевания: арабы в Средиземноморье и на Среднем Востоке, турки (тюрки) в Центральной Азии. Восстановление
Шрихаршей североиндийской гегемонии. Новое объединение Китая династией Суй, сменившейся процветающей Тан. Подъем в
большей части Афро-евразийской ойкумены.
ß-фаза: 750/800 - 1000/1050 гг. н.э. Упадок Каролингов, Аббасидов, Уйгурско-тюркского государства, восстания в империи Тан
и последующий ее распад. Прерывание торговых путей.
Л-фаза: 1000/1050 - 1250/1300 гг. н.э. Новый подъем, особенно
установление связей между Западной Европой и Востоком благодаря крестовым походам. Становление «мировой системы 1250 —
1350 гг.», по Джанет Абу-Луход (Pax Mongolica).
£-'фаза: 1250/1300 - 1450/1500 гг. н.э. Упадок всей ойкумены в
связи с распространением эпидемий.
302
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Далее начинается уже знакомая история циклов раннего
Нового времени.
Джордж Модельски, специалист в области социальной эволюции, анализа мировых систем и длительных геополитических циклов,
претендует на создание обоснованной периодизации [Модельски,
1998]. Теоретическим базисом у него является концепция «постоянного спидизма» Доукинса, суть которой в обусловленности постоянной скорости исторических процессов постоянством фундаментальных биологических структур — длительности сменяющих
друг друга человеческих поколений.
Согласно Дж. Модельски, поколенческий цикл формирует личность, но не институты, которые образуются в локальных и глобальных экономических, политических, социальных и культурных процессах. В то же время поколенческий цикл поставляет как бы сырой
материал, в котором затем укореняются институциональные инновации. Каждое поколение маркировано вполне конкретными историческими событиями, происходившими в формативном периоде
личностного развития. По Модельски, именно поколения задают
ритм всемирной истории, поэтому он связывает цикл Кондратьева
(50-60 лет) с двумя поколениями, а каждый долгий цикл глобального лидерства (120 лет) с четырьмя поколениями.
Далее Модельски берет за основу деление истории по Шпенглеру и Тойнби, поскольку находит здесь сходные по продолжительности (около 2000 лет) эры. Модельски ссылается на исследования, проводившиеся им вместе с Вильямом Томпсоном
[Modelski and Thompson, 1996], где выявлены два тысячелетних
периода в каждой эре: период концентрации и период деконцентрации. Возникает вопрос: почему единый непрерывный процесс
(основанный на «постоянном спидизме» поколенческих циклов)
дает столь различные результаты на каждой стадии своего действия? Модельски выдвигает смелую гипотезу совмещения некоего эволюционного механизма со всей протяженностью истории. Таким образом, эры и периоды рассматриваются как некие
фазы эволюции единой мировой системы. Эволюцию же Модельски делит на четыре главных этапа: вариация, кооперация, отбор
и подкрепление. При этом переходы между эрами объясняются
как истощение инновационных импульсов, оформлявших прежнюю эру, причем это истощение ведет к распространению продуктов инновации в более широкие области. В итоге получается
следующая периодизация.
5.2. Обзор современных подходов к структурированию всемирной истории
303
Мировая система, согласно Модельски (ср. со взглядами
Андре Гундера Франка и Дэвида Уилкинсона), начала
формироваться со времени неолитической революции на Ближнем
Востоке, что составило эпоху предыстории.
Первая эра (Ближневосточная, соответствует Древней эре Тойнби, 3200 - 1200 гг. до н. э.) характеризуется распространением
городов-государств, малым числом «крупных империй, поздним
появлением бронзы и скромными по масштабу военными операциями. Появлению множественных культур соответствует этап вариации в едином эволюционном процессе. Инновационный переход связан с формированием культур для будущего распространения классики.
Вторая эра (Евразийская, или Классическая - по Тойнби, 1200 г.
до н. э. — 1000 г. н. э.) характеризуется широким масштабом кооперации в Евразии, великими традициями и мировыми религиями,
распространяющимися благодаря большим империям. Инновационный период состоит в построении большого, соединенного торговыми и культурными путями сообщества в рамках Евразии.
Третья эра (Океаническая, Новая, или Современная, с 1000 г. н. э.)
движется к еще большей сложности, глобальному масштабу и через
сильные селективные давления мировой организации. Согласно
общей схеме, данной эре соответствует механизм отбора, поэтому
Модельски считает, что именно эта эра определит образ мировой
системы и оставит задачу новой консолидации для следующей, четвертой эры. Инновационный период здесь, таким образом, состоит
в организации всего пространства планеты. Далее, в гипотетической четвертой эре, модель предполагает некое подкрепление, суть
которого остается пока неясной.
Данную разработку Джорджа Модельски вряд ли можно назвать
вполне обоснованной, но заслуживает внимания масштабность видения, смелое структурирование исторического времени в соответствии с качественно определенными этапами единого эволюционного процесса.
5.2.3. Структура исторического времени — пространства:
подход Иммануила Валлерстайна
Примером новых гносеологических и онтологических решений
служит работа И. Валлерстайна «Изобретение реальностей времени —
пространства: к пониманию наших исторических систем» [Валлер-
304
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
стайн, 2001]. H a уровне гносеологических предпосылок Валлерстайн
критикует так называемый «идиографо-номотетический союз»,
представляющий две крайности, сходящиеся в неприятии того, что
является наиболее существенным и реальным в подходе Броделя и
самого Валлерстайна. Обе эти крайности - идиографизм и номотетизм - принимают в качестве безусловно существующего либо «время событий», т.е. ряд преимущественно политических инцидентов,
датируемых по обычному календарю и выделяемых в качестве событий в основном с точки зрения политической конъюнктуры, либо
«время мудрецов» - структуру человеческих универсалий, не зависящих ни от времени, ни от пространства.
В основу своей исторической онтологии Валлерстайн кладет единство социально определяемого времени—пространства, «поскольку
к каждой разновидности социального времени примыкает разновидность социального пространства». В основу берутся идеи Броделя об
иерархии событийной истории, конъюнктурной истории и большой
исторической длительности (longue durée). Несколько изменив названия и добавив еще один охватывающий всю историю временной
слой из философии истории, Валлерстайн выделяет четыре слоя:
эпизодическое время (время событий у Броделя), циклическое
(конъюнктурное) время, структурное время (longue durée) и время
мудрецов. Далее он соединяет каждый временной слой с особым
пространством, чего у Броделя уже не было. Эпизодическому времени соответствует геополитическое пространство, циклическому
времени - идеологическое пространство, структурному времени структурное пространство, времени мудрецов — вечное пространство (универсальных законов).
Итак, появляются времена—пространства, соответствующие эволюции (или циклическому изменению) некоторой целостности,
большей и более связной, чем набор событий или перемещение государственных границ. Такой целостностью могут быть, например,
капиталистическая миросистема или российская (советская) миримперия.
Валлерстайну четыре слоя представляются недостаточными, и
он вводит еще одно время-пространство, которое называет kairos,
временем кризиса и перехода, временем свободного выбора или
трансформационным временем-пространством; он также прямо
связывает его с идеей бифуркации Ильи Пригожина. Судя по всему, под kairos Валлерстайн имеет в виду момент перехода от одного
структурного времени (исторической системы, миросистемы) к дру-
5:2. Обзор современных подходов к структурированию всемирной истории
305
гому. Фактически, Валлерстайн отвергает реальность времени мудрецов и вечного пространства, где действуют неизменные универсальные законы. Область детерминизма приписывается лишь
тому, что находится в рамках миросистемы, т.е. на уровне структурного времени-пространства. Трансформационное время-пространство свободного выбора (kairos) - это та точка бифуркации,
когда детерминирующие законы старого структурного времени (воплощенного в той или иной миросистеме) прекращаются, а новые
еще не вступили в силу. Эпизодическое и геополитическое времяпространство, циклическое время-пространство уже оказываются
подчиненными детерминизму структурного времени-пространства,
прерывающегося через моменты kairos.
Предлагаемая Валлерстайном структура может описываться
также через отношение вложенности. Разделенная на эпизоды
геополитика вложена в экономические циклы (прежде всего, кондратьевские). В свою очередь, циклы вложены в геоэкономические
структуры, которые в пространственном аспекте разделены на миросистемы, а во времени разграничиваются между собой посредством того же kairos.
К этой внешне красивой и элегантной, но при ближайшем
рассмотрении достаточно сырой, не разработанной ни концептуально, ни эмпирически, слабо аргументированной схеме Валлерстайна можно предъявить множество претензий. Но вместо
этого постараемся выявить в ней наиболее ценное с точки зрения основных онтологических проблем периодизации всемирной
истории.
Существо истории, по мысли Валлерстайна, составляет происходящее в рамках структурного времени-пространства и в переходах от одного к другому. Структурному времени-пространству соответствует макросоциологическая и теоретико-историческая категория миросистемы (world-system). Далее, в каждой
миросистеме главным источником детерминирующих воздействий
является ядро, включающее наиболее преуспевающие и развитые
центры экономики, политики и культуры-идеологии. Соответственно kairos - время кризисов и переходов - прямо связано со сменой
миросистем и «передачей господства» от одного ядра (миросистемного лидера) к другому. Остаются сложности и при попытке учесть
множественность миросистем, сосуществующих на протяжении
большей части истории, но этих вопросов Валлерстайн в данной
работе не касается.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
5.2.4. Другие вложенные периодизации: модели
Маршалла Ходжсона и Питера Стернза
Маршалл Ходжсон, специалист в области мусульманской истории, посвятивший много времени и сил также компаративистике,
общей теории и методологии мировой истории, в вопросах периодизации опирался и на идею главных технологических стадий, и на
культуроцентрированную концепцию осевого времени К. Ясперса
[Hodgson, 1974. Vol. l, p. 48-53; Ходжсон, 2001].
Технологический слой периодизации включает, по Ходжсону,
аграрную эпоху 7000 до н.э. — 1800 гг. н.э. и техническую эру с 1800 г.
Именно длительная аграрная эра, вернее ее вторая часть (с 3000 г.
до н.э.), подразделяется далее по культурному критерию на доосевую (3000—800 гг. до н.э.), осевую (800—200 гг. до н.э.) и постосевую (200 г. до н.э. - 1800 г. н.э.) эпохи.
Несмотря на сдвижки дат и некоторое содержательное переосмысление, нельзя не заметить общего структурного сходства с периодизационными схемами Тойнби—Модельски:
• древняя эра (по Тойнби), или Ближневосточная (по Мо
дельски) (3200-1200 гг. до н.э.) - доосевая эпоха (по Ходжсону)
(3000-800 гг. до н.э.);
• начало Классической эры (по Тойнби) — Евразийской эры (по
Модельски) (1200 г. до н.э.) - истоки осевой эпохи (по Ходжсону)
(800-200 гг. до н.э.);
• зрелая Классическая (по Тойнби) — Евразийская + НоваяОкеаническая (по Модельски) эра — постосевая эпоха (по Ходжсо
ну) (200 г. до н.э. до 1800 г. н.э.).
Любопытно, что сам Ходжсон большое внимание уделял межцивилизационным связям, в том числе коммерческим обменам,
влекущим за собой культурные заимствования, открывающие возможности дальнейших «духовных прорывов». Тем не менее коммерческие обмены как промежуточный слой причинности между
технологией и культурой не представлены в структуре периодизации Ходжсона. Такая возможность была осуществлена позже.
Для решения проблем субстанциональности, полноты и гибкости Питер Стернз предлагает ввести трехуровневую периодизацию,
каждый слой которой соответствует сфере крупнейших изменений
во всемирной истории — технологических, геоэкономических и религиозно-культурных [Стернз, 2001]. Синтез ведется через вложение более дробных геоэкономической и культурно-религиозной
5.2. Обзор современных подходов к структурированию всемирной истории
307
периодизаций в более общую — технологическую. В основе
этого уровня периодизации лежат хорошо известные аграрная (с
начальным периодом 9000-3500 гг. до н.э.) и индустриальная
(XVIII-XIX вв.) революции, причем Стернз ссылается на
Ставрианоса и Тоффлера. Специфика их рассмотрения Стернзом
заключается во внимании к совокупности обществ, которые
разными темпами, но неуклонно вовлекались вначале в одну, а
затем в другую революцию. Таким образом, эти периоды предстают
не только и не столько как кратковременные скачки обществпервопроходцев, а как длительные исторические эпохи.
Второй уровень включает рост коммерческих контактов и множественность социально-экономических порядков. Стернз строит периодизацию, явно основываясь на идеях И. Валлерстайна (но не на
времени—пространстве, а на динамических процессах в мир-экономиках). Стернз выделяет четыре главных этапа: с 500—400 гг. до н.э.
по 500 г. н.э.; 500-1500 гг.; 1500 г. - конец XX в.; конец XX в. - и
далее. Позже эта структура с теми же датировками, но более детально и содержательно будет развита в подходе Дж. Бентли (см. ниже).
Третий уровень периодизации «ментальное™» основан на переходах от анимизма к монотеистическим или структурно сходным
религиям и религиозно-нравственным учениям (таким, как конфуцианство), а затем к секуляризму и разного рода идеологиям, сосуществующим с религиями. Соответственно Стернз выделяет два
главных переходных периода: 1 ) от времени появления буддизма до
начала ислама (что по времени совпадает с первым периодом геоэкономической периодизации); 2) от времени появления секулярных идеологий в XVIII в. Любопытно, что этой схеме достаточно хорошо соответствует разработанная позже (но независимо от нее) структура смены ведущих форм мировоззрения [Розов, 1998, разд. 1.1].
Таким образом, начало первого крупного коммерческого периода
совпадает, по Стернзу, с началом перехода к монотеистическим
религиям и завершением в основных регионах Евразии перехода к
сельскому хозяйству (ок. 500 г. до н.э.). Другим крупным совпадением является XVIII в., когда начало индустриальной революции в
технологической периодизации совпадает с началом перехода к
секулярным идеологиям в культурной (ментальной) периодизации.
Идея синтеза подструктур исторического времени в отношении к
разным сферам исторической действительности весьма перспективна, но предполагает глубокую концептуальную проработку взаимосвязи соответствующих сфер, а этого у Стернза как раз нет.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
5.2.5. Развитие межкультурных взаимодействии
как основание периодизации: Джерри Бентли и
Патрик Мэннинг
Один из видных современных мировых историков, редактор представительного журнала «World History» Джерри Бентли в своей развернутой статье «Межкультурные взаимодействия и периодизация всемирной истории» [Бентли, 1996/2001], решая проблему адекватности периодизации по отношению к различным обществам, культурам,
регионам и цивилизациям, прибегает к достаточно смелому и остроумному средству. Он радикально меняет порядок действий, не
периодизируя сначала определенные процессы, чтобы решать потом, адекватна ли эта периодизация всемирно-исторической точке
зрения, а, напротив, сначала выделяет всеобщие процессы межкультурного взаимодействия (уже по определению адекватные различным регионам и обществам), а затем строит свою периодизацию,
основанную на этих процессах.
Развивая геоэкономический слой трехуровневой периодизации
П. Стернза (см. выше), добавляя к его четырем периодам еще два
более ранних, Дж. Бентли выделяет следующие шесть периодов:
• Период ранних сложных обществ (3500—2000 гг. до н.э.) — эпо
ха далеких миграций; одомашнивание лошади и появление парус
ных судов; развитие торговли от Египта до долины Инда, связь с
Китаем через посредничество кочевников и мигрирующих народов.
• Период древних цивилизаций (2000-500 гг. до н.э.) - распро
странение одомашнивания лошади на большей части Евразии; диф
фузия бронзовой, затем железной металлургии; широкое распрост
ранение колесницы; зон культивации почв; мощные имперские го
сударства; ассирийская торговля от Афганистана до Анатолии, весьма
крупные объемы международной торговли, широкое распростране
ние алфавитного письма, крупные кочевые и полукочевые миграции.
• Период классических цивилизаций (500 г. до н.э. — 500 г. н.э.) —
гораздо больший масштаб и лучшая организация империй; появле
ние и распространение мировых религий; строительство обширных
транспортных сетей в рамках империй; изобретение эффективного
седла для верховой езды на верблюдах и широкое распространение
верблюдов в Азии и Африке; установление сложной сети сухопут
ных и морских «шелковых путей»; влияние расширения междуна
родной торговли на распространение опустошительных эпидемий
и значительное усиление кочевых народов.
5.2. Обзор современных ПОАХОАОВ к структурированию всемирной истории
309
• Постклассический период (500-1000 гг. н.э.) сохранение и
возрождение достижений прошлой эпохи в трех главных центрах
(империя Тан в Китае, империя Аббасидов в Юго-Западной Азии и
Византийская империя в Восточном Средиземноморье); начало рас
пространения ислама; более непосредственное включение Европы
в международную торговлю; контроль уйгуров над центральноазиатской торговлей, начало расцвета морской торговли в Индийском
океане; вовлечение в международный обмен Восточной и Запад
ной Африки южнее Сахары; диффузия сельскохозяйственных куль
тур и культурно-религиозных традиций в Афро-Евразии.
• Период трансрегиональных кочевых империй (1000-1500 гг.
н э ) _ построение огромных империй сельджуков, киданей, чжурчженей, монголов с союзниками, Моголов, Тимуридов; появление
прямых взаимодействий между отдаленными регионами, такими,
как Китай и Европа; влияние империи Сун на все Восточное полу
шарие; распространение бубонной чумы.
• Современный период ( 1500 н.э. - до наших дней) - заокеан
ские кампании европейской экспансии, вовлечение во взаимодей
ствие всех народов и регионов мира; глобальные биологические,
экономические, технологические, культурные обмены.
К сожалению, Бентли не приводит четкого критерия выявления своих периодов; скорее, данная периодизация повторяет достаточно старые модели, но наполняет периоды новым содержанием межкультурных взаимодействий.
Патрик Мэннинг, принимая в целом подход Бентли, критикует
степень проработанности его предпосылок [Мэннинг, 2001]. Действительно, можно согласиться с тем, что, постулируя «межкультурное взаимодействие» как главную целостность, подлежащую
периодизации, Бентли оставляет за скобками теоретическое осмысление самой этой целостности. Мэннинг обращает наше внимание
на существенное разнообразие в рамках каждого типа процессов,
обозначенных как «диффузия», «международная торговля», «миграция», «культурный обмен».
Связывая тему межкультурных взаимодействий Бентли с определяющими процессами в структурном и трансформационном времени-пространстве Валлерстайна, обратим внимание на несимметричный характер практически всех взаимодействий. Есть завоеватели и завоеванные, есть субъекты и объекты геоэкономической и
геокультурной экспансии, есть те, кто главным образом использует
преимущества новых транспортных и иных технологий, коммуни-
3J0
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
каций, языковых, организационно-управленческих систем, и те, кто
испытывает на себе следствия распространения этих новшеств. Даже
при обоюдной диффузии, при взаимном обмене товарами и идеями, всегда кристаллизуются центры, извлекающие из этого обмена
наибольшие выгоды.
Иными словами, межкультурные обмены предстают в своем
субстанциональном качестве: реализовывать, распространять успех лидеров и ядер исторических систем (миросистем, цивилизаций; см. [Розов, 1999]) в рамках структурного времени, а также
подготавливать новые сферы и каналы экспансии, давая тем самым шанс новым будущим лидерам осуществить переход к верховенству, который означен Валлерстайном как трансформационное время kairos.
5.2.6. Жизненный цикл новшеств в истории:
Йохан Гудсблом
Успех тех или иных регионов всемирной истории предполагает,
кроме прочего, освоение ими наиболее эффективных в текущий период новшеств. Здесь мы поневоле обращаемся к старинной и давно вышедшей из моды тематике прогресса. Не вдаваясь в дискуссию по поводу этой темы (см. [Коротаев, 1998; Розов, 1995, 1999]),
заметим, что в современной исторической социологии появляются оригинальные идеи периодизации, с одной стороны, восстанавливающие тему поступательных изменений роста и развития, с другой стороны, свободные от моралистических, утопических, идеологических и прочих неприятных коннотаций понятия прогресса.
Так, четкий и остроумный критерий периодизации дает Йохан
Гудсблом в работе «Хронология и фазеология» [Гудсблом, 2001 ]. Он
выделяет условные человеческие достижения X (например, использование огня) и вводит простой четырехступенчатый критерий:
1) данного достижения X нет ни у одной социальной группы;
2) X имеется у одной социальной группы;
3) X имеется у некоторых социальных групп;
4) X имеется у всех социальных групп.
Жизненный цикл завершается той стадией, когда
5) некоторой социальной группе уже не требуется X (поскольку
X заменен новшеством Y, вступающим в свой собственный жиз
ненный цикл).
5.2. Обзор современных подходов к структурированию всемирной истории
*>**
Данная концептуальная схема допускает весьма любопытные
пути развертывания. Так, Гудсблом, упрощая параметр численности пользователей (некто не пользуется, некоторые пользуются) и
подставляя вместо X такие известные эпохальные новшества, как
контроль над огнем, сельским хозяйством и машинной промышленностью, конструирует следующую структуру стадий:
• нет обществ с контролем над огнем, е сельским хозяйством
или машинной промышленностью;
• по крайней мере некоторые общества осуществляют контроль
над огнем, но ни одно не имеет ни сельского хозяйства, ни машин
ной промышленности;
• некоторые общества осуществляют контроль над огнем и име
ют сельское хозяйство, но ни одно не имеет машинной промыш
ленности;
• общества осуществляют контроль над огнем и имеют сельс
кое хозяйство, а некоторые из них и машинную промышленность.
В содержательном отношении здесь воспроизводятся давно известные стадии технологического роста (от К. Сен-Симона, Л. Моргана и Г. Спенсера до В. Ростоу, Д. Белла, Э. Геллнера и Э. Тоффлера). Несложно заметить также структурное сходство с технологическим слоем периодизации у Стернза (см. ниже). Внимания
заслуживает сам формальный подход к конструированию стадий.
При наполнении новшества X различными содержаниями мы получаем в руки мощное орудие производства и сопоставления самых разных периодизаций.
Многообещающе сопоставление подхода Гудсблома со структурой времен—пространств Валлерстайна и процессами межкультурных взаимодействий Бентли. Действительно, выбор новшеств, задающих стадии, вовсе не случаен. Аграрные общества систематически
вытесняли на периферию и/или ассимилировали доаграрную периферию. Индустриальные общества примерно так же поступали с
доиндустриальными. Вполне резонно предполагать, что древнейшие
группы, овладевшие огнем, вытеснили, уничтожили, дали образцы
Для подражания или ассимилировали все остальные человеческие
группы, не владевшие огнем [Goudsblom, 1994, р. 21-23]. Иными
словами, за нейтрально выглядящими технологическими стадиями
просматривается драматическая, зачастую кровавая борьба за выживание, за место под солнцем, за успех и доминирование. Фактически, Гудсблом говорит о тех самых чертах обществ, которые
позволяют некоторым из них лидировать в рамках своей истори-
312
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
ческой системы и структурного времени (Валлерстайн), которые
отчасти передаются через миграции, завоевания, обмен и диффузию, а отчасти служат основой несимметричных отношений в межкультурных взаимодействиях (Бентли), что ведет к установлению
границ между уровнями технологического развития обществ и
соответствующих границ истории (традиция «фазеологии» начиная
с Тюрго, Кондорсе, Гердера, Сен-Симона идо Ростоу, Белла, Тоффлера, Уайта, Стернза).
Следует отметить также весьма глубокую мысль Гудсблома: всякое увеличение контроля (зачастую целенаправленное) непременно ведет к росту зависимости как раз от того, что контролируется, и
от соответствующих ресурсов (обычно это непреднамеренные следствия). Овладев огнем, люди уже не могут жить без него, а значит, и
топлива. Овладев сельским хозяйством, люди становятся привязанными к заботе о почвах, урожаях, удобрениях, соответствующих
технологиях. Овладев машинным производством, люди впали в зависимость от необходимости искать и добывать ресурсы и топливо
уже для машин, поддерживать сложные организации и сети взаимодействий, готовить квалифицированные кадры и т.п. То, что верно относительно контроля над технологиями, по-видимому, также
верно и в отношении контроля над разного рода социальными новшествами, системами культурных образцов. Овладев государственностью, письменностью, религиозными институтами, книгопечатанием, наукой, общество уже не может обойтись без них или их
заменителей, однако воспроизводство любой составляющей из этого
ряда требует наличия своих ингредиентов, забота об обеспечении
которых становится необходимой.
Большая зависимость означает большую уязвимость, а рост
уязвимости дает шансы новым лидерам в достижении успеха и перехвате позиции господства. Иными словами, у нас появляется мощная
эвристическая модель поиска причин смены подъемов и упадков, причем как в рамках каждого структурного времени (стадии), так и между ними, т.е. в моменты перехода или системного кризиса (kairos,
по Валлерстайну).
Подход Гудсблома привлекателен также тем, что в нем отделены принципиальные концептуальные положения «фазеологии» и
периодизации от конкретных датировок. Первое можно и нужно
специально обсуждать, второе же - предмет эмпирических исследований того, где и когда некоторое новшество X появилось и распространилось.
2. Обзор
СОВР&
менных ПОАХОАОВ к структурированию всемирной истории
313
5.2.7. фазы социального развития: И.М.
АЪЯКОНОВ, К. Чейз-Данн и Т. Холл
В последние годы среди отечественных специалистов наиболее
значительный вклад в структурирование всемирной истории внес
востоковед-древник И.М. Дьяконов своей книгой «Пути истории»
[Дьяконов, 1994]. Придерживаясь в целом марксистских позиций,
Дьяконов ставит задачу не периодизации, а уточнения восходящего
ряда формаций, которые он называет фазами. В каждую историческую эпоху сосуществуют общества, принадлежащие разным фазам
развития. В принципе на этой основе возможна и периодизация, в
которой границами между периодами будут появления обществ с
новыми фазами, но в явной форме этой работы Дьяконов не делает, а иногда даже смешивает периодизацию истории и классификацию обществ по стадиям [Там же, с. 6].
Рассмотрим детальнее структуру фаз социального развития, по
Дьяконову. Обращает на себя внимание явное указание критериев
различения фаз. Наряду с марксистским критерием уровня развития
технологии и связанных с ним социально-экономических отношений, Дьяконов вводит критерий развития общественного сознания
(прежде всего появления принципиально новых систем ценностей) и
создания принципиально новых технологий производства оружия
[Там же, с. 9—10, 12—13]. В результате Дьяконов выделяет следующие восемь фаз: 1 ) первобытную, 2) первобытно-общинную с чифдомами, 3) раннюю древность с первыми государствами, 4) имперскую
древность с появлением классических цивилизаций, 5) средневековую, 6) стабильно-абсолютистскую постсредневековую, 7) капиталистическую, 8) посткапиталистическую.
В числе множества претензий к данной классификации укажем
на игнорирование Дьяконовым сущностного характера взаимодействий общества и складывающихся на этом уровне интерсоциетальных структур. Внимание к указанному уровню проявляется прежде
всего в миросистемном, цивилизационном и геополитическом подходах, причем вопросом выделения всемирно-исторических фаз
развития вплотную занимаются специалисты по миросистемному
анализу (см. выше о концепциях Д. Уилкинсона, Дж. Модельски и
И. Валлерстайна).
Рассмотрим вариант «рабочей типологии миросистем» лидеров
компаративистского крыла миросистемного движения — Кристофера Чейз-Данна и Томаса Холла [Чейз-Данн и Холл, 2001]. В качестве явного критерия различения миросистем взято понятие «спо-
<* j л
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
соб накопления», являющееся расширением Марксова понятия
«способ производства». Выделяются три главных способа накопления: основанный на родстве, даннический и рыночный. В соответствии с этим выделяются три больших типа миросистем, где тот ил и
иной способ накопления господствует (хотя с ним могут сосуществовать и другие). Внутри каждого большого типа деление производится по различным и неявным критериям уровня развития (отсутствие/наличие классов, пространственный масштаб).
I. Миросистемы с господством способа накопления, основанного
на родстве.
A. Миросистемы, включающие безгосударственные, бесклассо
вые единицы.
I. Оседлые собиратели, огородники, скотоводы. 2. Системы бигменов.
B. Миросистемы, включающие чифдомы (есть классы, но нет
государств).
II. Миросистемы с господством способа накопления, основанного
на данничестве.
A. Первичные государственные миросистемы (Месопотамия,
Египет, долина Инда, долина Ганга, Китай, доколумбовы Мек
сика и Перу).
B. Первичные империи, объединившие с помощью завоевания
множество ранее автономных государств (Аккад, Египет Старого
царства, Чжоу, Теотихуакан, Уари).
C. Миросистемы со многими центрами, включающие империи,
государства и периферийные регионы (Ближний Восток, Индия,
Китай, Мезоамерика, Перу).
D. Коммерциализирующиеся миросистемы с сильным развити
ем товарных отношений, но сохранением данничества как господ
ствующего способа накопления (Афро-евразийская миросистема с
римским, индийским, китайским центрами).
III. Миросистемы с господством капиталистического способа на
копления.
A. Подсистема, центрированная в Европе начиная с XVIII в.
B. Глобальная современная миросистема.
В содержательных рассуждениях авторов о характеристиках и
закономерностях развития каждого из выделенных типов миросистем наибольший интерес для нас представляют гипотезы о причинах развертывания или отката как главных долговременных следствий несимметричных отношений между ядром и периферией в
315
3,4.·
*sv~~.r---------------- Г
рамках миросистемы. При развертывании периферия заимствует
достижения ядра и как бы «догоняет» его. При откате большее значение имеют преимущества ядра для собственного развития за счет
эксплуатации периферии. Откат состоит в том, что периферия «отбрасывается назад» в своем развитии, ядро устремляется вперед и
разрыв между ними растет. Гипотеза Чейз-Данна и Холла состоит в
том, что при преимущественном развитии технологий власти и
средств принуждения следует ждать скорее отката, а при развитии
торговли на дальние расстояния резко поднимаются шансы развертывания. Как видим, здесь вновь идет речь о влиянии обществ-лидеров, но уже специфицируются условия и характер этого влияния на
другие общества в рамках миросистемы. Проведем следующее
сопоставление таксонов Дьяконова и Чейз-Данна — Холла:
1. Первобытная фаза, по мысли Дьяконова, не имеет соответ
ствий у Чейз-Данна - Холла (миросистемы для бродячих групп охот
ников-собирателей не выделяются).
2. Первобытно-общинная фаза соответствует миросистемам со
способом накопления, основанным на родстве (I тип).
3. Фаза ранней древности — первичные государственные миро
системы (ПА).
4. Фаза имперской древности — первичные империи (ИВ) и от
части многоцентровые имперские миросистемы (НС).
5. Фаза средневековая — отчасти много центровые имперские ми
росистемы (ПС) и коммерциализирующиеся миросистемы (HD).
6. Фаза стабильно-абсолютистского постсредневековья - ком
мерциализирующиеся миросистемы (IID).
7. Капиталистическая фаза — капиталистическая подсистема в
Европе (ΠΙΑ).
8. Посткапиталистическая фаза — современная глобальная ми
росистема (ΙΙΙΒ).
Это соответствие замечательно также тем, что Дьяконов, судя по
всему, с работами Чейз-Данна и Холла не был знаком, т.е. не знал
даже ранних версий их типологии, опубликованной в 1997 г. (уже
после опубликования «Путей истории» в 1994 г.). Сами Чейз-Данн и
Холл ко времени создания своей типологии были знакомы только с
переводом книги Дьяконова, посвященной древней Месопотамии,
перевод же «Путей истории» на английский вышел лишь в 1999 г.
Следует обратить внимание и на то, что наибольшие нарушения
соответствия видны в 4-й, 5-й и 6-й фазах Дьяконова, в чем можно
усмотреть его уступки традиционным периодизациям (древ-
316
Глава 5. НА пути к ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
ность — средневековье — Новое время), а это уже требует
особенно пристального критического анализа.
5.2.8. Итоги обзора
Завершая обзор, сделаем следующие общие выводы:
• ни в одной рассмотренной работе не проводится развернутое
обоснование принимаемого подхода к периодизации; только в двух
работах (П. Стернз и Дж. Модельски) определенно ставится задача
обоснования периодизации, но и в них нет в явном виде методоло
гии ее построения;
• в большинстве работ явно или неявно присутствует идея до
минирования более развитых целостностей над менее развитыми;
связь соответствующих процессов влияния с развитием или отста
ванием;
• вопрос о ведущем секторе по-прежнему остается нерешенным,
при этом во многих работах делаются попытки сочетания аспектов
технологий, вооружений и войн, (гео)экономики, (гео)политики и
(гео) культуры;
• несмотря на многие попытки полностью избавиться от поня
тия «общество» не удается, при этом возрастает значимость межсоциетальных процессов и структур (например, миросистем) при по
строении периодизаций;
• есть бесспорное согласие относительно сосуществования об
ществ (миросистем) разных типов и стадий развития в один и тот
же период времени.
5.3. Онтологические и теоретические
основания периодизации
всемирной истории
5.3. Ί. Философские и научные требования к периодизациям
Зачем нужно изложение оснований, почему сразу не представить на суд читателей получившийся продукт - периодизацию? Как
мы видели в проведенном обзоре, предлагается множество вариантов периодизации, но ни один не становится общепринятым. Надеяться, что до сих пор были ошибки, а вот теперь наконец найдено
единственно верное решение, наивно. Следует привыкнуть к мыс-
5.3· Онтологические и теоретические основания..
317
ли, что споры о периодизации будут продолжаться до тех пор,
пока будет существовать историческая наука и не угаснут попытки
ее целостного осмысления. Значит, вопрос не в том, чтобы неким
«гениальным и окончательным решением» прекратить споры, но в
том, чтобы попытаться вывести их на новый уровень.
В работах Валлерстайна, Модельски, Стернза, Гудсблома, Дьяконова, Мэннинга уже намечается переход к дискуссиям на уровне
оснований. Развитие этой линии состоит в явном формулировании
исходных посылок и самого метода построения периодизации. Разумеется, это делает уязвимым итоговый продукт, поскольку каждая
посылка, каждая операция метода оказываются под прямым обстрелом критики. Зато открываются новые возможности сознательной
замены другими авторами любого звена подхода и построения периодизаций, лучше по тем или иным критериям обоснованных.
5.3.2. Методология построения обоснованной периодизации
Подход к построению периодизации требует конкретных концептуальных решений, но также он включает общий логический
каркас принципов и процедур работы, который будем называть методологией построения периодизации. Ошибки могут крыться как
в концептуальных решениях, так и в самой методологии. Поэтому
далее будем различать эти аспекты, вначале представляя абстрактную методологию, а затем наполняя ее концептуальными решениями, которые реализуются в методе.
Общая идея предлагаемой методологии состоит в постулировании
исходных требований к периодизации, построении онтологии
исторического изменения, выделении базовых аспектов и единиц
анализа, главных причинных характеристик в каждом аспекте, причем по возможности обобщенных для разных пространственно-временных фрагментов всемирной истории, выявлении ряда наиболее
значимых переходов в каждой из этих характеристик, построении
априорных критериев для проведения хронологических границ переходов, разработке приемов и средств сопоставления этих критериев с эмпирическими данными истории, применении их и построении соответствующей периодизации. В более развернутом виде
данная методология представляется как последовательность задач: 1.
На основании критического анализа существующих периодизаций
явным образом сформулировать априорные требования (нормативные
принципы) к «идеальной» периодизации всемирной истории.
318
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
2. На основании использования наиболее общих и конструктив
ных макросоциологических концепций представить базовую он
тологию исторического изменения, которая должна отвечать на
вопросы: что из меняющегося в истории настолько существенно,
субстанционально, что должно быть положено в основу периоди
зации; какие аспекты социально-исторической действительности
необходимо учитывать в периодизации; какие единицы анализа
наиболее адекватны для пространственно-временного разграни
чения истории?
3. Разработать априорные структуры и принципы разграниче
ния периодов с учетом неравномерности развития, долгой изоля
ции разных пространственных частей, сохранения предшествующих
форм в новых периодах и т.п.
4. Конкретизировать составленные структуры и принципы в опе
рациональные понятия и критерии, применимые к эмпирическим
данным истории.
5. Составить предварительную периодизацию на основании ги
потез о том, какие элементы эмпирической истории соответствуют
выделенным априорным структурам.
6. Провести систематическую проверку гипотез и уточнить пе
риодизацию на основании полученных результатов проверки.
7. Собрать и систематизировать дефекты, слабые места, недостат
ки построенной периодизации, особенно в сравнении с альтернатив
ными периодизациями, более адекватными в данных аспектах.
8. Интерпретировать выявленные недостатки как следствия
ошибочных или недостаточно точных и ясных предпосылок, осо
бенно в плане исходной онтологии, ключевых понятий и априор
ных структур периодизации. Вернуться к пунктам 1—4 и внести со
ответствующие исправления и уточнения как в исходные основа
ния, так и в саму периодизацию, что, вероятно, потребует новых
гипотез (п. 5) и последующей их проверки и уточнения (п. 7, 8).
Ясно, что данная методология предполагает в принципе бесконечные итеративные круги уточнения периодизации, что с наибольшей вероятностью соответствует судьбе любых периодизаций
в будущем; особенность такого подхода в том, что естественные
процессы критики, опровержения и исправлений упорядочены и
инкапсулированы в сам подход.
Хороша или плоха рассмотренная методология, об этом можно
будет сказать, лишь оценив ее воплощение в методе, получившейся
версии периодизации и ее последующих коррекций. Поэтому далее
5,3. Онтологические и теоретические основания...
319
представим суть самого метода через эскизные концептуальные решения первых пяти задач заявленной методологии.
5.3.3. Исходные принципы требования к идеальной периодизации
С учетом рассмотренных выше подходов/а также на основании
ранее проведенных философско-методологических исследований
[Розов, 1992, 1995, 1999] сформулируем совокупность требований к
периодизации всемирной истории.
Принцип субстанциональности (versus поверхностные, случайные или произвольные деления). Периодизация всемирной истории
(далее - периодизация) должна быть субстанциональной, т.е. прямо соотноситься с главными характеристиками, определяющими качествами, задающими специфику и стабильность различных частей исторической реальности, а также с наиболее сильными факторами (причинами, движущими силами, паттернами) исторического
изменения в этих частях.
Принцип временной сравнимости (versus партикуляризм исторических эпох). Периодизация должна быть единообразна во времени.
Было бы некорректным делить ранние периоды истории на основании одного критерия, а более поздние периоды - другого.
Сами фрагменты периодизации могут существенно отличаться по
многим характеристикам, особенно в начале и конце человеческой истории, но они должны быть концептуально гомогенными
и сравнимыми.
Принцип пространственной сравнимости (versus партикуляризм
культурных и географических регионов). Периодизация должна учитывать совмещение пространственных делений и соответствующей
специфики с реально существующим разнообразием исторических
форм; очевидное различие в скорости исторических изменений (например, между Афро-Евразией, доколумбовой Америкой, Австралией и Океанией) не должно упускаться из виду, но в то же время
оно не должно подрывать целостность периодизации в ее ключевых аспектах.
Принцип сравнимости парадигм (versus схоластика и концептуальная узость). Концептуальная структура периодизации должна
быть сопоставимой с ключевыми категориями наиболее развитых и
продуктивных макроисторических парадигм [Розов, 1999]. Периодизация должна стать не оружием борьбы между школами, но, ско-
Глава 5. НА- ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
рее, общим концептуальным и коммуникативным полем для ученых из конкурирующих интеллектуальных лагерей.
Принцип гибкого традиционализма (versus и краткосрочный радикализм и ригидный догматизм). Структура периодизации не должна
радикально отличаться в основных понятиях и делениях от текущей академической традиции изучения и преподавания истории до
тех пор, пока достаточно сильные аргументы не сделают инновацию реально необходимой. Задача заключается в улучшении и переструктурировании концептуального каркаса для объяснения и
понимания истории, но не в абсолютном отказе и замещении предшествующих традиционных структур. Любые структуры истории
(включая периодизации) должны служить в качестве полезных познавательных инструментов для работы с данными логически обоснованного обучения, удобных академических коммуникаций и развития дальнейших исследований.
Представленные нормативные принципы специально сформулированы весьма жестко, кроме того, они полны внутренних напряжений. Вполне вероятно, что результаты данной работы не вполне
удовлетворят заявленным требованиям. При этом явные принципы
сохранят свое значение либо как источники новых, следует надеяться, более успешных попыток, либо как очередная нормативная
веха, отталкиваясь от которой исследователи будут формулировать
новые системы принципов.
5.3.4. Изменение неизменного.
Эволюция человеческих режимов как базовая онтология
Начиная рефлексию с принципа субстанциональности, мы приходим к решающей проблеме философии истории и социальной
онтологии: что является субстанциальным в человеческой истории?
В отношении сущностных характеристик истории мы можем
быть уверены по крайней мере в универсальности тезиса Гераклита:
все течет, все изменяется. Субстанциональность подразумевает некий более глубокий слой реальности, определяющий основные черты
калейдоскопа видимых изменений. Парменидовское неподвижное
бытие вряд ли поможет нам в объяснении исторических изменений.
Поэтому гераклитовский тезис об универсальности изменений распространяем также и на глубинный слой сущностей и причин. Итак,
онтологию истории строим со следующего положения: субстанцией
истории являются изменения, как видимые, фактуалъные, так и более
глубокие изменения, требующие реконструирования.
$.3. Онтологические и теоретические основания...
Следующий вопрос: изменения чего именно следует считать субстанциональными с точки зрения периодизирования истории? Внутри выбранного круга первичных категорий мы имеем достаточно
узкий список альтернатив. Рассмотрение изменения изменений
является не очень хорошим способом, поскольку приводит к «дурной бесконечности»: изменения изменений изменений... и т.д.
Примем в качестве компромисса изменение неизменного, понимая под неизменным нечто, что может рассматриваться как стабильность, по крайней мере в некотором смысле и в некоторых пределах. Другими словами: неизменное есть нечто, что условно, внутри
некоторых временных, пространственных или концептуальных границ может быть принято как постоянство, регулярность, более или
менее устойчивая рутина.
В современной макроисторической литературе есть понятие
режимов, которое голландские историки И. Гудсблом и Ф. Спир
заимствовали из работ немецкого социолога Норберта Элиаса
[Elias, 1978] и использовали для структурирования человеческой
истории и даже большой истории («от Большого взрыва» — с рассмотрением звездных режимов, режима Солнечной системы, геологических режимов Земли и эволюции биологических режимов,
см. [Spier, 1996]). Человеческие режимы понимаются как охватывающая категория для всех человеческих условий, опыта, деятельности и взаимодействия, которые могут быть рассмотрены как нечто
регулярное, рутинное и стабильное, по крайней мере в некоторых
аспектах и пределах. Далее будем использовать результаты ранее проведенных философских исследований и соответственно четырем онтологическим сферам [Розов, 1997,' 1999] выделим четыре типа человеческих режимов:
• экотехнологические (с включением материальных аспектов
взаимодействия человека с природой, а также демографических
процессов);
• психические (с включением регулярных процессов психики и
общения не только индивидов, но также групп и сообществ);
• социальные (с включением регулярных военных, политичес
ких, экономических, морально-правых и прочих взаимодействий);
• культурные (с включением языковых, религиозных, эстети
ческих, познавательных и подобных процессов, основанных на сим
волизации и образцах).
Подчеркнем еще раз тотальность категории режимов для охвата
всего неменяющегося, стабильного, рутинного в человеческой, соП. Заказ №673.
- - -
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
циальной действительности. Говоря об изменении чего-либо в истории, например технологий, институтов, поселений, архитектуры,
государств, норм, языков, эмоций, ценностей, знаний, видов деятельности и т.д., мы с необходимостью говорим о тех или иных элементах более крупных целостностей - человеческих режимов. Соответственно именно изменение этих режимов следует считать субстанциональным в истории.
Что же тогда является глубинным причинным слоем, определяющим изменения режимов? Вне собственно человеческих режимов
известны только две альтернативы: некие сверхъестественные причины (например, божественные, провиденциальные, демонические
и т.д.) и «чисто» природные причины (режимы биосферы, планеты
Земля, Солнечной системы). Поскольку первые рациональному
научному исследованию не поддаются, оставляем эту сферу профессиональным богословам и демонологам. Ясно, что природные
режимы имеют фундаментальную значимость для того, что происходит в человеческой истории. В то же время вполне очевидно, что
не меньшую значимость для фактуальных исторических изменений
имеют человеческие режимы - экотехнологические, психические,
социальные и культурные, особенно когда вследствие накопительных эффектов меняются условия и одни режимы сменяются другими. Рассмотрим этот вопрос, имеющий для периодизации особую
значимость, более детально.
5.3.5. Человеческие режимы и периодизация истории
Что представляет собой всемирная история с точки зрения человеческих режимов? Любой режим адекватен только при определенных условиях. Условия неизбежно изменяются вследствие как
спонтанных изменений природных режимов (например, изменений
климата), так и накопления следствий действия человеческих режимов (например, истощение ресурсов в данной местности), что
служит вызовом для прежних режимов — режимным кризисом. Кризис в свою очередь заставляет режимы изменяться, адаптироваться
или погибать, возможно, вместе с основной частью населения носителями данных режимов.
Итак, в результате разнообразных кризисов, которые с очевидностью неизбежны в человеческих условиях, старые режимы умирают, а новые появляются. В конечном счете успешные режимы в
виде удачных перекомбинаций элементов прежних режимов начи-
5.3. Онтологические и теоретические основания...
нают доминировать и расширяться за счет последних, которые в
свою очередь маргинализируются, т.е. вытесняются на периферию.
Резонно полагать, что субстанциональный критерий периодизации заключается в смене основных типов разнообразий режимов.
Иными словами, разнообразие режимов существовало всегда, но в
каждом периоде всемирной истории был особый тип такого разнообразия. В чем же специфика этих типов? Мы подходим к ключевому онтологическому решению: β каждую эпоху основные характеристики изменения разнообразия режимов задаются господствующими в
это время режимами. Здесь в новых понятиях сформулирована
идея, явно или неявно присутствовавшая во многих подходах к
структурированию человеческой истории, начиная с Гегеля и Маркса: характер эпохи задается сильнейшими, наиболее влиятельными на указанный момент целостностями.
Под господством (доминированием) режимов будем понимать
их более высокую эффективность в широких пределах сложившихся в данное время условий, причем эта эффективность проявляется
в неуклонном распространении через вытеснение и ассимиляцию
конкурирующих режимов. Наиболее яркими и известными являются смены господства экотехнологических режимов: от охоты-собирательства — к земледелию и скотоводству, а затем к машинной
индустрии. Охота и собирательство отнюдь не исчезли ни при первом переходе (неолитической революции), ни при втором переходе
(промышленной революции). Но характер этих маргинализованных
режимов определялся каждый раз именно господствующими режимами, «аграрией» и «индустрией» соответственно (пользуясь терминологией Э. Геллнера).
На пути анализа режимных разнообразий нас поджидают многочисленные трудности. Во-первых, если смену экотехнологических режимов можно каким-то образом восстановить из археологических или архивных данных, то смена социальных и культурных
режимов представляется почти неуловимой материей, если не «привязать» ее к известным и привычным событиям и целостностям традиционной эмпирической истории. Во-вторых, во весь рост встают
проблемы сравнения режимов, интерпретации результатов их столкновения. В-третьих, в одних частях земного шара господствуют
одни режимы, а в других — совсем иные, в соответствии с чем появляются еще более трудные задачи сравнительной «заочной» оценки
никогда не сталкивавшихся между собой режимов, преодоления известного цивилизационного разнообразия и альтернативности тра-
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
324 екторий развития. В-четвертых, встает известная проблема
внесения дискретных границ и периодов в реальную
постепенность, континуальность исторических изменений.
Решением первой группы трудностей является введение в нашу
конструкцию понятия общества как режимного триединства, своего рода «проводника» или «реализатора» отношений режимного
доминирования. Для решения трудностей второй группы заданы три
общих аспекта доминирования обществ (геополитического, геоэкономического и геокультурного), а далее, в разд. 5.4, развернуты десять более дробных критериев. В качестве решения трудностей третьей группы построены понятия фаз социального развития обществ,
типов-аттракторов и принципов «заочного» сравнения уровня развития обществ и режимов. Решением трудностей четвертой группы
становится новая интерпретация «громких исторических событий».
5.3.6. Общество как триединство базовых режимов
Наряду с географическими условиями и границами важнейшими обстоятельствами существования и изменения режимов являются, конечно, сами социальные целостности. Известно большое
разнообразие старых и новых альтернативных единиц анализа: державы, государства, страны, общества, народы, этносы, популяции,
поселения, нации, группы, классы, формации, цивилизации, исторические системы, миросистемы, социальные сети. К сожалению,
нет возможности обсуждать достоинства и недостатки каждой альтернативы. С точки зрения систематического учета стабильности и
изменений человеческих режимов оптимальным представляется
старое доброе понятие «общество». Никакие более мелкие единицы не позволяют отвлечься от социальных условий, поставляемых
охватывающим целым — обществом. С другой стороны, анализ работ, берущих за основу более крупные, чем общество, единицы цивилизации, миросистемы, ойкумены в известных концепциях
Тойнби, Броделя — Валлерстайна, Макнила и др., показывает, что
общества всегда в этих концепциях присутствуют, причем на главных ролях (что не отменяет их зависимости от охватывающих исторических систем). Новые попытки вовсе отказаться от традиционных целостностей и анализировать лишь социальные сети (М. Манн,
Р. Коллинз) нельзя признать удачными по той же причине: в том
или ином виде общества в подобных аналитических работах вновь
возникают, и характеристики этих обществ и их границы по-прежне-
5.3. Онтологические и теоретические основания...
му играют важнейшую роль в том, что происходит в сетях (см., например, [Mann, 1986]). Кроме того, сами сети по своей сути являются частным аспектом социальных режимов и несут в себе те же операциональные трудности: как, например, выяснить, где кончается
одна сеть и начинается другая? и т.п.
Предварительно определим общество как совокупность человеческих групп с единством базовых социальных и культурных режимов.
Почему в данном случае учитываются только два типа режимов из
четырех? Дело в том, что экотехнологические режимы могут быть
весьма разнообразными в рамках одного общества и, напротив, сходными для разных обществ (например, определенного типа охота или
земледелие), а психические режимы представляют непосильную
задачу для исторической реконструкции.
Следующим шагом выделим базовые социальные и культурные
режимы и показатели единства. Дело в том, что в каждом обществе
есть множество взаимосвязанных социальных режимов, то же касается и культурных режимов. При этом можно считать социологически и культурологически обоснованным следующий тезис. Для
осуществления всех социальных и культурных режимов наиболее
значимыми условиями являются установившиеся системы власти
(политика), регулирующие правила взаимодействия между людьми
(мораль и право), порядок обмена и распределения благ и услуг (экономика), язык или языки общения и социального взаимодействия.
Итак, в качестве базовых социальных режимов предлагается считать политико-правовой и экономический режим, а в качестве базового культурного режима — языковой.
Уточним теперь наше определение. Общество есть совокупность
человеческих групп с единством структур власти, моральных и/или
юридических правил, единством порядка обмена и распределения, единством языка или языков социального взаимодействия.
Верно, что только национальные государства достаточно хорошо соответствуют всем этим критериям [Wallerstain, 1988; Tilly, 1992].
Но это не означает, что до национальных государств не существовало обществ. Встречая отсутствие того или иного единства, исследователь может заметить, что данная историческая целостность в
определенных аспектах является обществом (например, общая политическая власть и режим обмена в древних мир-империях), но в
некоторых аспектах она разделена на меньшие общества (например, автономные провинции с собственными языками и даже правовыми кодексами). Такая историческая целостность, как СССР,
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
была во многих аспектах единым обществом (единство политической власти, права, единство денежной системы, порядка обмена и
распределения, общность языка социального взаимодействия —
русского); в других аспектах СССР был частью охватывающего общества (в военно-политическом отношении страны Варшавского
пакта составляли одну, управляемую из единого центра империю);
наконец были аспекты, в которых СССР представлял собой не одно
общество, а совокупность обществ (развитие национальных языков и культур, относительная автономия политической власти в
республиках Прибалтики, Кавказа и Средней Азии).
Итак, общество, рассмотренное как триединство базовых режимов, оказывается весьма гибким понятием, с помощью которого
можно квалифицировать даже весьма нетривиальные случаи, далекие от простого единства национальных государств.
5.3.7. Доминирование режимов и обществ ключ к периодизации
В некоторых регионах мира в каждый момент времени существует некоторое множество обществ (часть которых выходит за
границы региона, а иногда даже объединяет два-три региона или
больше). Кроме того, в каждом обществе и каждом регионе имеется
разнообразие режимов. Ранее мы условились считать сущностью
каждого периода рост, распространение и удержание доминирующего положения наиболее эффективными в условиях данного периода режимами. Привязка периода к режимам, а не обществам
оправдана относительной кратковременностью жизни обществ.
Вследствие сложившихся конъюнктурных условий общества могут
гибнуть, на их место встают другие, но господствующие режимы в
принципе могут оставаться теми же самыми, соответственно и период остается тем же самым.
Вместе с тем судьба режимов не может считаться не зависящей
от обществ. Не единственными, но важнейшими каналами распространения режимов являются военно-политическая, техноэкономическая и культурно-религиозная экспансия одних обществ на другие общества. Победа общества в некотором аспекте обычно означает и победу его режимов в том же аспекте. Общества используют
режимы в качестве средств своего выживания и конкуренции среди
других обществ. Однако в долговременном плане можно обернуть
это отношение и рассматривать конкуренцию режимов (режимных
5.3. Онтологические и теоретические основания...
комплексов) между собой, ведущуюся посредством обществ и борьбы между ними в качестве преходящих средств. Именно второй подход представляется наиболее перспективным для построения периодизации всемирной истории.
Итак, победы и поражения обществ — главный материал традиционной историографии — следует представить как феноменальный
уровень, манифестацию скрытой конкуренции режимов и смены режимных разнообразии, изменения неизменного как главной субстанции человеческой истории.
5.3.8. Аспекты режимного доминирования обществ
Под доминированием общества А над взаимодействующим с ним
обществом Б будем понимать совокупность следующих признаков:
• геополитическое доминирование — общество А сильнее в во
енно-организационном и военно-техническом аспектах, оно состав
ляет большую угрозу для общества Б, чем наоборот; А может при
нуждать Б к альянсам, разрыву альянсов, требовать дань в том или
ином виде, принуждать к ресурсным решениям, диктовать правила
обмена и т.д.;
• геоэкономическое доминирование — экономические
субъекты общества А в большинстве случаев навязывают несим
метричные, более выгодные для себя правила коммерческого взаи
модействия с субъектами общества Б, но делают это посредством
не столько принуждения с позиций силы, сколько используя встреч
ный экономический интерес и собственные коммерческие (в ши
роком смысле) преимущества;
• геокультурное доминирование - в процессах диффузии и
культурных обменов представители общества А таким образом пе
рерабатывают заимствования из Б, что превращают их в средства
своего влияния и экспансии, тогда как заимствования из общества
А в общество Б закрепляют зависимость второго от первого.
Дадим также несколько вспомогательных определений. Общество А аспектно доминирует над обществом Б, если оно обладает
хотя бы одним аспектом доминирования при остальных паритетных аспектах. Общество А полностью доминирует над обществом
Б, если у него есть все три аспекта доминирования. Общество А находится в гетерогенном паритете с обществом Б, если оно в одном
аспекте доминирует (например, в геополитическом), а в других,
например в геоэкономическом или геокультурном, испытывает до-
к ОБОСНОВАННЫМ Глава 5·
ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
минирование со
стороны Б. Гомогенный паритет означает
наличие равновесия по всем трем аспектам.
Внешний операциональный критерий показывает, какое из двух
обществ эффективнее, если они вступили в конфликт (как правило, это война, лишь в последние 200-300 лет войны всерьез дополняются, а в течение последних 50 лет частично вытесняются дипломатической борьбой, экономической и культурной конкуренцией [Chirot, 1986].
Учтем, что большая эффективность режимов и режимных комплексов автоматически не приводит общество к доминированию.
Для доминирования в целом наряду с эффективностью важны по
крайней мере такие параметры, как позиция и масштаб. В геополитике - это выгодная (например, окраинная) географическая позиция,
масштаб населения и ресурсов, могущих быть мобилизованными в
военных целях, в геоэкономике — центральная позиция (пересечение
торговых путей), масштаб производства и обменов; в геокультуре также центральная позиция (пересечение культурных влияний и
сетей), наличие на своей территории объектов религиозного поклонения или культурного интереса, защищенность и поддержка со
стороны власти и держателей ресурсов, масштаб культурной деятельности.
Поскольку эффективность режимов и режимных комплексов
проявляется в степени их влияния на окружение и успеха экспансии, то резонно считать, что наиболее эффективные режимные комплексы предполагают тенденции к захвату выгодных позиций и росту масштаба. Без этого можно говорить лишь о какой-то частной
локальной эффективности, не имеющей всемирно-исторического
значения и поэтому далее здесь не рассматриваемой.
Общество, будучи носителем наиболее эффективного режимного
комплекса, может быть не способным к победе и доминированию,
поскольку находится в невыгодной позиции и слишком мало по
своим масштабам (общеизвестные примеры — Древняя Греция или
Голландия в XVI в.). Зато побеждают его режимы, поскольку более
крупные и занимающие лучшие позиции общества поневоле воспринимают новые режимы для достижения и сохранения доминирования (так, Рим воспринимал образцы Греции, а Великобритания — Голландии). Таким образом, как бы сквозь калейдоскоп
исторической конъюнктуры, удач или неудач пробивается тенденция захвата новыми эффективными режимами лидирующих позиций в мировом регионе.
,5.3. Онтологические и теоретические основания...
Соединение преимуществ в эффективности, позиции и масштабе, как правило, дает такой подъем, расцвет, демографический
рост, что рано или поздно начинается неминуемая экспансия на
соседние и даже отдаленные мировые регионы. В этом и проявляется всемирно-историческое значение появления новой фазы развития, лежащей в основании нашей периодизации.
В разд. 5.4 на основе сочетания значений десяти параметров доминирования представлены шесть фаз развития обществ.
Следует ли учитывать так называемую латентную эффективность
режимов и обществ (скажем, роль средневековых университетов —
пример, подсказанный A.B. Коротаевым), когда не особенно значимые черты в одном периоде начинают играть исключительно важную роль в доминировании обществ и режимов в последующие периоды? Признавая значимость такого рода латентной эффективности, следует все же учитывать, что определяющую логику протекания
процессов в периоды до проявления этой эффективности составляли другие режимы и режимные комплексы - доминанты своего времени. Это отнюдь не означает, что многообразные ростки нового,
появляющиеся зачастую в обществах, далеких от лидерства, не достойны исторического внимания. Дело лишь в том, что эти слабые
пока начинания и латентности не могут служить основанием для
периодизации. Зато при установлении каркаса периодизации как
раз ярче будет виден контраст между этими слабыми пока ростками
нового и доминированием совсем иных структур и режимов, которым в будущем предстоит отступить, открывая дорогу вырастающему в тени окраин.
5.3.9. Трактовка альтернативности и многолинейности
истории: типы- аттракторы и зоны кризиса
Хорошо зная о современном предубеждении против каких-либо
линейных схем стадий и фаз исторического развития, покажем,
что фазы могут быть достаточно широки, чтобы включать и всю
реальную специфику отдельных обществ, культур, цивилизаций,
и специфику индивидуальных траекторий исторического изменения. Чтобы концептуализировать очевидные и существенные различия между обществами в единой фазе, мы используем ранее
введенное понятие типа-аттрактора [Розов, 1997, 1999] - гибрид веберовского «идеального типа» и «аттрактора» Пригожина [Вебер,
1991;Prigogine, 1986].
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
В структурном плане тип-аттрактор определяется как
режимный комплекс, устойчивый в рамках определенного
разнообразия условий. В параметрическом плане тип-аттрактор
предстает как некий локус («воронка», «седловая точка»,
«энергетическая яма») в пространстве измерений изменения
обществ. Таким образом, каждая фаза оказывается достаточно
широкой областью, включающей несколько локусов — типоваттракторов. Каждый такой локус способен «притягивать» и
«захватывать» выбитые из других локусов общества, причем,
попадая в данную область (локус) параметрического пространства,
т.е. приобретая соответствующий режимный комплекс (см. выше),
общество вступает в более или менее длительную фазу
стабильности (устойчивое состояние).
Эта устойчивость объясняется тем, что сохранение заданных
значений по каждому измерению (сохранение того же режимного
комплекса в структурном плане) более комфортно для влиятельных
социальных групп общества в указанных границах условий, чем
какие-либо существенные изменения (выход из этой области пространства измерений, смена режимного комплекса).
Системное «притяжение», или смещение обществ к центру типааттрактора, проявляется в истории как явление социального резонанса и мегатенденции как цикла положительных обратных связей
между переменными, совместное и взаимоусиливающее изменение
значений которых, собственно, и составляет это смещение [Розов,
1992, гл.4].
Движение к типу-аттрактору, связанное с существенным ростом, развитием, повышением эффективности, выходом на новую
фазу исторического развития, трактуется как мегатенденция «лифт»,
объединяющая в единый комплекс положительных обратных связей динамические стратегии [см. 3.3.2; Розов, 1997, 1999], когда все
могущественные и влиятельные социальные группы вовлечены во
взаимосвязанные и взаимовыгодные виды деятельности, которые
обеспечивают удовлетворение их основных нужд и растущий социальный комфорт.
Когда рост переходит в плато, это значит, что общество достигло самого центра типа-аттрактора и соответствующего периода процветания и стабильности. Центр каждого типа-аттрактора означает
максимальное взаимное соответствие и гармонию между всеми человеческими режимами общества в этом центре, так же как гармонию между экологическими режимами и человеческими техноэкологическими режимами. В то же время плато означает усиление
330
5.Д Онтологические и теоретические основания...
331
уравновешивающих обратных отрицательных связей, своего
рода торможение мегатенденции «лифт».
Раньше или позже, но накопление внутренних (например, экологических или демографических) и внешних (например, геополитических) напряжений образует новый ряд вызовов (А. Тойнби),
которые выталкивают общество из типа-аттрактора в зону бифуркации и кризисов, где оно вновь становится открытым влияниям прежнего типа-аттрактора и разнообразных новых типов-аттракторов.
Известно, что кризис может вести не только к упадку и распаду,
но нередко к новым способам развития, новому росту и дальнейшей системной трансформации. Эти процессы концептуализируются как переходы общества к принципиально новому типу-аттрактору. Если последний обеспечивает более эффективные в широком
спектре условий, гармонично увязанные между собой и необратимые режимы, то он должен быть помещен в более высокую социальную фазу.
Итак, предложенная концептуальная конструкция, опирающаяся на вполне однолинейную схему смены доминирования новых
режимов и режимных комплексов, не исключает, а, напротив, предполагает большое разнообразие типов обществ в рамках каждой
эпохи, каждого периода и каждой фазы развития. Именно паритетные между собой типы-аттракторы, принадлежащие одной фазе,
своего рода «каналы» смещения обществ между ними, позволяют
составлять весьма сложные картины и индивидуальные траектории
исторического движения обществ. В то же время это вовсе не противоречит тому, что при столкновении обществ как режимных комплексов побеждают сильнейшие, и не исключает прорыва обществ
в области необратимых изменений — в новые фазы развития.
5.3.70. Единство периодизации и
изолированные пространства
Какой смысл имеет периодизация, построенная на основании
событий Евразии, для доколумбовой Америки? для Австралии? для
Океании? Поскольку в каждой связанной группе мировых регионов была своя история, то не естественно ли будет для каждой такой группы строить свою периодизацию?
Действительно, если общества не взаимодействуют либо эти взаимодействия слабы и опосредованы другими звеньями (как, например, между Западной Европой и Китаем до XVII-XVI11 вв.), то о
332
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
доминировании говорить некорректно. В данном случае
следует говорить об особой форме лидерства — заочной.
По каким же критериям можно давать обществам сравнительную оценку в целях выявления мирового лидера?
Для доиндустриальных обществ наиболее детально разработанным и обоснованным инструментом является система шкального
анализа сложности обществ, разработанная в конце 1960-х гг. американским антропологом Р. Карнейро. Вначале Карнейро выделил
354 черты, затем расширил их список до 618. Учитывались следующие 14 категорий: 1) жизнеобеспечение, 2) поселения, 3) архитектура, 4) экономика, 5) социальная организация и стратификация,
6) политическая организация, 7) законы и юридические процессы,
8) военное дело, 9) религия, 10) керамика и искусство, 11) орудия,
утварь и ткани, 12) обработка металла, 13) водные технологии и навигация, 14) специальные знания и практики. На этом основании
было проанализировано и проранжировано 100 обществ, причем
обнаружены весьма сильные корреляции (порядка 0,8) между сложностями обществ по разным аспектам и исключительно высокая
корреляция (0,95—0,96) между сложностями обществ в рамках одного аспекта (категории).
Карнейровские черты являются операциональными признаками, своего рода окаменелостями, доступными для археологического, архивного анализа по отношению к живым режимам. Количество
черт вполне может служить критерием эффективности режимов. Для
каждого из трех критериев доминирования выделим из 14 категорий Карнейро следующие важнейшие, с указанием количества учитываемых черт в расширенной версии списка (618).
Оценка геополитического лидерства: военное дело (57 черт), политическая организация (100), обработка металла (25), водные технологии и навигация (17).
Оценка геокультурного лидерства: религия (54), архитектура (35),
специальные знания и практики (35).
Оценка геоэкономического л идерства: жизнеобеспечение (32), поселения (38), экономика (111), вновь водные технологии и навигация (17 черт).
Есть множество логических подходов к получению общей оценки
лидерства на основании данных анализа обществ-претендентов с точки зрения черт указанных выше групп. Укажем лишь на некоторые.
Во-первых, можно просто сделать общий рейтинг обществ-претендентов на основании подсчета числа имеющихся у них черт из
5.3. Онтологические и теоретические основания... _____________ ^ ^ ________
333
всех указанных категорий. Для этого подхода предпосылкой является равенство значимости всех категорий и всех их черт с точки
зрения выявления заочного лидерства.
Во-вторых, можно установить постоянную приоритетность, к
примеру, наиболее значимыми считать черты из категорий, отнесенных к геополитике, учитывать первенство в рейтинге именно по
этому параметру, но засчитывать это первенство как лидерство только при условии попадания такого общества в первые пятерки в рейтингах геоэкономики и геокультуры. Здесь одной предпосылкой
является главенство геополитики при столкновениях обществ: более мощное в военно-политическом отношении общество подчиняет себе или существенно теснит менее мощные, а затем активно
заимствует их экономические и культурные достижения. Другой
предпосылкой является офаничение на возможность последнего заимствования. Если геополитический лидер не входит в первую пятерку
(десятку или двадцатку - это уже вопрос эмпирических уточнений) по
рейтингам геоэкономики и геокультуры, то его способность заимствовать соответствующие достижения (или черты, по Карнейро)
недостаточна для поддержания лидерства; соответственно накопление экономических ресурсов и культурная легитимность будут на
стороне противников, что в скором времени приведет и к геополитическому упадку такого завоевателя (случаи гуннов, империй Чингисхана и Тимура, Османской империи).
В-третьих, можно учитывать смещение в приоритетности категорий в масштабе человеческой истории. К примеру, главными,
определяющими в начале человеческой истории можно считать рейтинги уровня развития жизнеобеспечения, затем поселений, затем
геополитических категорий (военное дело и обработка металла),
затем геополитических совместно с геокультурными категориями
(религия, архитектура, специальные знания и практики), затем
геополитических совместно с геоэкономическими (экономика и
навигация). В настоящее время главными категориями, вероятно, являются геоэкономические, причем есть признаки усиления
значения геокультурных критериев лидерства. (Подход Карнейро
страдает отсутствием учета черт обществ со времени индустриальной революции. Дополнение его списка чертами индустриальных
обществ и обществ последующих типов - весьма актуальная, достаточно сложная, но вполне выполнимая задача.)
Сравнение между собой обществ, выделение региональных и
мировых лидеров в каждом столетии или двадцатилетии на основа-
334
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
нии точного подсчета черт Карнейро - задача будущих исследований. Главные недостатки использования шкального анализа по
Карнейро - крайне высокая трудоемкость и дефицит данных для
многих обществ по многим чертам.
Следует отметить, что в заочном сравнении есть весьма глубокий
и даже практический смысл: рано или поздно произойдет реальное
столкновение обществ из изолированных ранее мировых регионов,
причем исход столкновения будет прямо зависеть от достигнутой
каждым обществом фазы развития. Поэтому самый отдаленный населенный остров Тихого океана жил как бы в двух временах: в своем
собственном ритме, с собственной мини-периодизацией и в универсальном всемирно-историческом времени — в перспективе встречи с
обществами-носителями иных ритмов и иных фаз развития.
Получается, что вместе с разделениями и последующими столкновениями обществ расходятся и сходятся линии периодизации.
Вместо одной цепи получаем сложнейшую сеть. Не нарушается ли
здесь опять принцип единства и пространственной однородности
периодизации? Ответом служит понятие стержневой периодизации,
основанной на отслеживании этапов прорыва обществ-лидеров в
новые фазы социального развития (детально эта структура развернута в разд. 5.4 и применена в разд. 5.5 данной работы).
5.3.77. Единство и аспектная
множественность периодизации
В том же ключе будем рассматривать проблему множественности аспектных периодизаций. Действительно, никто не может запретить составлять самые разные периодизации, например истории
музыки, истории костюма, истории географических открытий, истории языков и т.д. Возможности составления периодизаций по
любым чертам обществ показал Гудсблом [Гудсблом, 2001]. Резонную структуру из трех вкладывающихся друг в друга, отчасти автономных периодизаций задал Стернз [Стернз, 2001]. С учетом
618 черт сложности обществ, по Карнейро, количество возможных
периодизаций может стать устрашающим.
Сохраняя максимальный либерализм относительно выбора возможных оснований периодизации, будем иметь в виду стержневую
периодизацию, основанную на достижении обществами-лидерами
новых фаз социального развития. Можно быть уверенным, что любые аспекты человеческого существования, могущие стать основани-
5.3. Онтологические и теоретические основания...
ями для периодизации (будь то архитектура, медицина, секс, приготовление пищи, зонтики или женский макияж), всегда испытывали
сильнейшее влияние со стороны режимов и факторов, учитываемых в
стержневой периодизации. Иными словами, получаем ничем не ущемляемый либерализм в отношении сочинения самых экзотических периодизаций и возможность упорядочения этой разноголосицы с помощью надежной и субстанциональной стержневой периодизации.
5.3. ΊΖ Континуальность режимных изменений и
громкие исторические события
Следующая трудность формулируется таким вопросом: как превратить континуальные изменения доминирования режимов в четкие границы периодизации?
Действительно, ослабление одного комплекса режимов и замена его другим комплексом могут происходить в течение столетий, а
на заре человеческой истории - в течение тысячелетий. Периодизация же требует более или менее четких границ между периодами,
иначе она теряет смысл. Неоднократно предлагавшиеся варианты
замены периодизаций либо количественными процессами (Г. Спенсер, Л. Уайт, И. Гудсблом), либо добавлением черт (Р. Карнейро) так
и не получили распространения. Историки по-прежнему пользуются периодами, эпохами и границами между ними, пусть некритично
воспринятыми, необоснованными, но во многих отношениях удобными и полезными. Попробуем совместить долговременность и
континуальность режимных сдвигов с реальными потребностями в
четких временных делениях.
Верно, что режимы изменяются, распространяются, делаются
более или менее эффективными и доминирующими на протяжении длительного времени более или менее непрерывно, континуально. Однако этот взгляд гораздо адекватнее при весьма больших
пространственно-временных масштабах анализа. При рассмотрении
режимных изменений в масштабе каждого мирового региона, каждого общества, тем более каждой провинции и каждого поселения
картина радикально меняется. В любой из этих единиц в определенное время режим вовсе отсутствовал, затем появился, стал распространяться, потом вступил в противоборство с прежним доминирующим режимом, вытеснил его, оказался вытесненным сам, стал
ингредиентом для синтеза нового режима или исчез. Иными словами, вместо сплошной непрерывности мы получаем, напротив, ог-
Глава 5, НА. ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
336
ромное количество точек перехода разной значимости, так что задача состоит в содержательно обоснованном выборе некоторых из
этих точек в качестве границ периодов.
Для периодизации всемирной истории адекватным масштабом
являются мировые регионы (ниже предложен перечень 30 таких
регионов). Будем считать, что для остальных мировых регионов ситуация существенно не меняется до тех пор, пока в одном регионе
не станет доминирующим общество с принципиально новым режимом, принадлежащим новой фазе развития. Такова будет первая
веха, внутренний состав которой подлежит анализу. При этом в других мировых регионах доминируют старые режимные комплексы и
старые фазы развития, которые хотя и стали испытывать воздействие нового, но пока уверенно сохраняют свои позиции. Поэтому
от указанной первой вехи начинается лишь первый — переходный
период эпохи, который будем называть формативным.
Каковы могут быть основные исходы столкновения носителей
режимов новой фазы развития с прежними мировыми лидерами
среди обществ? Старый лидер может потерпеть поражение, как это
было с Византией в XV в. или Испанией в XVII в., уступить место
новым лидерам (соответственно Османской империи; Англии, Франции и Голландии) с новыми более эффективными режимными комплексами. Старые лидеры могут сами воспринять новые наиболее
эффективные режимы и сохранить прежние позиции доминирования (модернизация во Франции, Пруссии - Германии и России в
XVIII—XIX вв.). Наконец, старый лидер может уступить свои позиции новым доминантам, но не уходить со сцены полностью, сосредоточившись на выращивании новых образцов и режимов из частично
воспринятых новшеств и собственных возрождаемых традиций (Англия после Второй мировой войны).
Так или иначе, основной период эпохи проходит под флагом
нового лидерства: либо новых обществ-лидеров, либо старых лидеров, с успехом воспринявших наиболее эффективные в данной эпохе
режимные комплексы.
Можно ли сказать, что старая эпоха после этого полностью исчезает? Как же быть тогда с вытесненными на периферию старорежимными обществами, не затронутыми отдаленными изолятами?
Ведь здесь еще во многом действует логика старой эпохи, значит,
говорить о ее исчезновении неверно. Тут мы приходим к непривычному для периодизаций решению — признанию одновременного
сосуществования эпох, пусть и в разных их стадиях. В результате
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
337
наша периодизация оказывается не линейной лестницей смены периодов, а многослойной сложной структурой, в которой одновременно сосуществуют различные эпохи в своих разных этапах.
5.3. Ί3. Знаковые события - двери в новый этап
исторической эпохи
Традиционная история вплоть до XX в. была сосредоточена на
великих людях и великих событиях. Затем более глубокий теоретический подход к истории, прежде всего обязанный Марксу, Веберу,
Тойнби, школе «Анналов», вывел громкие исторические события
из историографической моды. По Броделю, изучать следует глубинные долговременные исторические процессы, а не «пыль» событий.
По-видимому, пришло время реабилитировать громкие исторические события, но уже не в контексте построения «славной истории
великих деяний благородных мужей», а как раз в контексте значения
этих событий для протекания глубинных исторических процессов.
Во-первых, громкость события прямо соответствует шоку от
удивления. Победа над слабейшим неудивительна. Шок вызывает
поражение того общества, которое было одним из признанных лидеров, доминантов. Во-вторых, победа нового общества-лидера резко повышает возможности распространения его режимов и образцов, получающих высшую степень легитимизации и популярности. В
то же время дискредитируются режимы и образцы, характерные для
проигравшего старого общества-лидера. Иными словами, громкое событие, связанное со сменой лидерства либо с победой внутренней
фракции общества-доминанта, отстаивающей стратегию модернизации, является своего рода проходом в новый исторический этап.
5.4. Понятийные конструкции и
критерии построения периодизации
5.4.7. Априорная схема периодизации
Положим в основу априорной конструкции три основных элемента: (всемирно-исторические) эпохи, периоды (или этапы эпох)
и границы (между периодами и между эпохами). Наступление каждой
новой эпохи определим как время прорыва одного или нескольких
обществ к режимам с новым и необратимым уровнем эффективности. Такой подход требует определения относительного паритета
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
338 между находящимися на этом уровне обществ. Данный
уровень, автономный относительно времени и места, будем
называть вслед за И.М. Дьяконовым фазой развития обществ,
фазой социального развития или просто фазой. Решение о
принадлежности общества к той или иной фазе принимается на
основании анализа его режимов, аспектов и элементов этих
режимов (т.е. исходя из сущностных, или эссенциальных,
критериев) и/или изучения результатов реальных или мыслимых
столкновений данного общества с другими обществами, фазы
которых известны (относительные, или реляционные, критерии).
Итак, в каждый период истории в различных мировых регионах
в общем случае сосуществуют общества разных фаз развития, причем все общества одной фазы имеют разные, но примерно паритетные по эффективности режимные комплексы.
Постулируем состав периодов (этапов) каждой эпохи: формативный период, основной период, период упадка, остаточный период.
Отождествим границу между основным периодом и периодом упадка
некоторой (старой) эпохи с границей между формативным и основным периодом следующей (новой) эпохи. Обоснование такого отождествления будет дано позже, а сейчас схематично представим получившуюся конструкцию.
Большими буквами обозначим длящиеся значительное время
периоды как главные части эпох, а строчными — границы, т.е. более или менее краткие переходы между периодами:
Начало переходного периода эпохи N
ФОРМАТИВНЫЙ ПЕРИОД ЭПОХИ N
Начало основного периода эпохи N
ОСНОВНОЙ ПЕРИОД ЭПОХИ N, включающий также Начало
формативного периода эпохи N-H ФОРМАТИВНЫЙ ПЕРИОД
ЭПОХИ N+1 Конец основного периода эпохи N является
началом основного периода эпохи N+1
ПЕРИОД УПАДКА ЭПОХИ N, включающий ОСНОВНОЙ
ПЕРИОД ЭПОХИ N+1 и, возможно, последующие эпохи (N+2,
N+3,...)
Конец упадка эпохи N (совпадает с концом эпохи N, если характерные для нее общества и режимы исчезли).
ОСТАТОЧНЫЙ ПЕРИОД ЭПОХИ N (при стабилизации ее оттесненных или инкапсулированных частей - обществ и режимов)
Конец эпохи N (может присутствовать или отсутствовать).
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
5.4.2. Концептуальное содержание периодов и границ
Зададим концептуальное содержание границ между периодами:
основание для критериев идентификации границ в эмпирической
истории.
Начало формативного периода эпохи N свяжем с обретением доминирующей позиции хотя бы в одном аспекте и хотя бы в одном
мировом регионе тем обществом, некоторые режимы которого с
очевидностью можно отнести к следующей фазе развития.
В формативный период эпохи N происходит как бы «добирание» обществом или обществами недостающих режимов, так что
в конце периода они уже по всем аспектам принадлежат к следующей фазе развития, соответственно, их экспансия становится
все более активной и эффективной. Формативный период следует сопоставить в априорной структуре И. Гудсблома промежутку
между состоянием, когда «черта X есть у одного сообщества», и
состоянием, когда «черта X есть у нескольких сообществ» [Гудсблом, 2001]. Поскольку «добирание» новых черт не является полностью детерминированным процессом и во многом зависит от
конкретных условий, конкретных «выборов» обществами путей
развития, резонно также сопоставить весь формативный период
со временем kairos, по Валлерстайну [Валлерстайн, 2001]. В
эволюционной схеме Дж. Модельски, по-видимому, первые три
этапа — вариация, кооперация и отбор [Модельски, 1998] - соответствуют формативному периоду, поскольку именно здесь появляется широкое разнообразие вариантов черт («вариация»), претендующих на включение (через «кооперацию») в новые режимы и
режимные комплексы, но «отбираются» лишь наиболее эффективные.
Начало основного периода эпохи N свяжем с таким столкновением между обществом новой фазы и одним из мировых лидеров
прежней фазы, которое привело к явно выраженной волне подражаний новым режимам, а последующее обретение устойчивого доминирования (до границы периода) в столкновениях обществ — мировых лидеров - определялось, при прочих равных
условиях, успешностью обретения тем или иным обществом-соперником режимов новой фазы развития. В течение основного
периода общества либо все больше и больше входят в новую фазу,
либо наказываются за «уклонение от состязания» оттеснением,
маргинализацией, подчинением или даже уничтожением. Основной период - время наибольшей экспансии обществ и режимов
340
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
новой фазы, но при всем том отнюдь не все общества
войдут в эту фазу, поэтому сопоставление со структурой
Гудсблома здесь не дает четкого результата. Зато основной
период можно смело сравнить со «структурным временем»
Валлерстайна, где складываются исторические системы с
характерными и стабильными «логиками» [Валлерстайн, 1998;
2001]. Нашему основному периоду соответствует в
эволюционной схеме Дж. Модельски долгий период
«подкрепления» [Модельски, 1998] - широкое распространение и
господство новых режимов как награда за максимальную на
данное время эффективность.
Переходы к формативному и основному периодам соответствуют «эпизодическому времени», которое Валлерстайн связывал с «геополитическим пространством»; действительно, новое
лидерство, как правило, завоевывается в конечном счете через
смену геополитической ситуации. Формативный период эпохи
N+1, когда победу в столкновении в каком-либо мировом регионе одерживает вдруг общество с какими-то еще более новыми
режимами, идет параллельно с продолжением основного периода предыдущей эпохи N, когда мировые лидеры продолжают «игру
с прежними правилами», иногда не подозревая о появившейся
угрозе своему лидерству.
Период упадка (или просто упадок) эпохи N наступает с начала
основного периода эпохи N + 1, поскольку именно с этого момента,
согласно определению, общества - мировые лидеры эпохи N входят в такое столкновение с обществами — представителями новой
фазы и эпохи N+1, после которого первые либо перенимают режимы вторых, либо развивают свои паритетные режимы (также относящиеся уже к новой фазе), либо уступают лидерство. Период упадка
эпохи N может растянуться и продолжаться при появлении следующих фаз, соответственно новых эпох, если явно просматривается
динамика утери силы, статуса, распространения, все большего подчинения старых режимов новым.
Будем учитывать два возможных окончания периода упадка: вопервых, конец эпохи, когда последнее общество с соответствующими режимами либо погибает, либо полностью теряет свою режимную специфику и начинает жить по новым режимам; во-вторых,
переход к остаточному периоду, когда динамика упадка прекращается, а оттесненные на периферию или подчиненные общества со
старыми режимами находят свою нишу в новой социальной среде и
стабилизируются.
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
5.4.3. факторы доминирования
341
В целях выделения наиболее показательных критериев было
проведено сопоставление списка черт Карнейро с представлениями о
фазах и развитии обществ и сущности переходов обществ из фазы в
фазу в концепциях И. М. Дьяконова (1994), К. Чейз-Данна и Т. Холла, С. Сандерсона [Chase-Dunn and Hall, 1997, Sanderson, 1995], с
привлечением представлений о причинах доминирования одних
обществ над другими в работах Г. Снукса, Р. Томпсона, М. Манна,
В. Макнила и др. [Snooks, 1996; Thompson, Mann, 1986; McNeill,
1963]. На этом основании были выделены десять факторов доминирования, или десять переменных (параметров), включающих:
один фактор универсального значения, три фактора, имеющих наибольшее значение для достижения геополитического доминирования, три - для геокультурного, три - для геоэкономического.
Фактор универсального значения:
1. Уровень политической эволюции. Развитие структур и инсти
тутов, обеспечивающих остальные факторы доминирования (2—10).
Факторы геополитического доминирования:
2. Организация и масштаб военной силы, уровень развития ком
муникаций, таких как транспорт, связь, средства наблюдения.
3. Уровень развития самостоятельного производства вооружений.
4. Способность создавать и поддерживать альянсы (уровень раз
вития дипломатии) и обеспечивать внешнюю и внутреннюю леги
тимацию (политический аспект религий и идеологий).
Факторы геокультурного доминирования:
5. Уровень накопления и развития знаний, в том числе заимство
вания и творческой разработки разного рода знаний и практик (ми
ровоззрение, философия, наука, когнитивный аспект технологий).
6. Уровень развития способов удовлетворения духовных, эмо
циональных, эстетических потребностей (религия, моральные уче
ния и искусство).
7. Развитие способов аккультурации (воспитание, обучение, об
разование, социальная информация и пропаганда).
Факторы геоэкономического доминирования:
8. Развитие способов воспроизводства (характер обеспечения
новых циклов и новых этапов производства).
9. Развитие способов перераспределения и обмена (порядок
обеспечения потребностей в условиях экономико-географического
разнообразия).
342
Глава 5. НА пути к ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
10. Уровень развития техники и технологий (в мирной сфере).
Каждый из представленных десяти факторов структурирован как
квазиинтервальная шкала (с примерно равными промежутками) с
шестью ступенями. Таким образом, задается идеальный тип каждой из шести фаз развития обществ: 1-я фаза — это сочетание первых ступеней по всем десяти факторам, 2-я фаза — сочетание вторых ступеней по тем же десяти факторам, и т.д. Ясно, что реальная
история далека от чистых случаев и чистых переходов, но предпосылкой подхода является то, что устойчивое доминирование всегда
требует «восполнения» недостающих ступеней.
Истолкуем критерии начала эпох и периодов в новых терминах.
Будем учитывать особую значимость фактора универсального значения — уровня политической эволюции. Дело в том, что резкое
повышение эффективности в этом аспекте позволяет обществу гораздо легче заимствовать и развивать новые недостающие режимы
во всех главных аспектах доминирования: геополитике, геоэкономике и геокультуре. Само появление нового уровня политической
организации чрезвычайно трудно зафиксировать во множестве альтернативных форм и долгой истории становления. Поэтому берем
сочетание наличия нового политического уровня некоторым обществом с ярким событием — достижением этим обществом доминирующей позиции в своем мировом регионе. Так начинается формативный период новой эпохи.
Подъем общества на более высокую ступень по тем или иным
факторам в каждом из аспектов доминирования (политика, геополитика, геокультура и геоэкономика) указывает на полную принадлежность данного общества соответствующей более высокой фазе
развития. Проверка успешности овладения новыми ступенями по
большинству факторов доминирования осуществляется через столкновение такого общества с обществами — мировыми лидерами.
Последующая волна подражаний будет показателем начала основного периода новой эпохи.
5.4.4. Обоснование десяти факторов доминирования
Главный критерий выделения этих факторов из десятков других — жесткая связь роста значений по каждому фактору при переходе обществ из фазы в фазу в трактовке вышеупомянутых авторов.
Иными словами, в случаях прорыва того или иного общества в новую фазу его устойчивое доминирование в геополитике, геоэконо-
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
мике и геокультуре сопровождалось достаточно четкими признаками существенного качественного изменения и достижения большей
эффективности по каждому или хотя бы по большинству выделенных факторов-переменных.
Для теоретического обоснования наших десяти факторов привлечем функционально-методную конструкцию и концепцию динамической связи между переменными* [Розов, 1992, 1999;
Stinchcombe, 1968]. Новая фаза развития общества — это принципиально новое качество, что означает существенное обновление не
только и не столько частных способов выполнения функций (социальных структур и социальных институтов), сколько обновление
самой системы функций, появление новых, ранее не требовавшихся функций и соответственно бурное обновление всех социальных
институтов. С этой точки зрения подъем на новую ступень в рамках
фактора доминирования - это не только более эффективный способ выполнения старых функций, но непременно появление множества новых функций, а также предоставление новых возможностей для развития по иным факторам доминирования.
Сопоставим факторы доминирования с режимами. Режимы как
связные сопокупности рутинных процессов концептуализируются
через системы социальных функций (задающих регулярность) и
социальных способов (человеческих, социальных, культурных и
материальных основ протекания регулярных рутинных процессов).
Таким образом, подъем на новую ступень в рамках некоторого
фактора доминирования (например, военной организации или развития способов накопления знаний) - это появление новой системы функций, а значит, переход к новому режиму. Соответственно
весь «кортеж» конкретных режимов на одноуровневых ступенях по
всем десяти факторам будет теоретически гармоничным целостным
режимным комплексом, а в ином онтологическом контексте — центром типа-аттрактора. Сама же фаза развития соответствует не конкретным режимным комплексам (или типам-аттракторам), а кортежу самих ступеней, т.е. классу функциональных систем и соответствующих режимных комплексов.
Каждый из десяти факторов отобран, сформулирован и структурирован внутренними ступенями таким образом, что подъем на
новую ступень непременно ведет к необходимости соответствующих
инноваций в других сферах — подъему на соответствующие ступени
в других факторах. К примеру, появление массового железного оружия, затем стальных лат, позже огнестрельного оружия и артилле-
344
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
рии и оборудованных пушками каравелл приводило каждый раз к
возникновению новых трудностей, функций и способов в организации военной силы, в постройке укреплений, мобилизации материальных ресурсов, производстве и обмене, политическом обустройстве, легитимации сложившегося военно-политического порядка и т.д. Это далеко не единственный фактор смены ранних
государств империями, потом феодальными обществами, абсолютистскими монархиями и национальными государствами (см. ниже),
но явно один из главных причинных факторов.
Итак, порождение новых функций, широта открывающихся возможностей и теснота связи между собой — вот три главных основания для отбора факторов доминирования.
5.4.5. Мировые регионы и исторические системы
Теперь представим подход к формированию списка мировых
регионов и возможности учета целостностей, больших, чем общества и чем сами мировые регионы.
Главный критерий выделения мировых регионов таков: внутренняя активность взаимодействий в регионе должна быть в большом историческом времени выше, чем активность, связанная с
выходом за пределы региона. Развивая идеи Маршалла Ходжсона,
можно утверждать, что мировой регион представляет собой место
сосуществования множества конкурирующих режимов, взаимодействие которых имеет определенную устойчивость и общие черты,
что отличает данный регион от других регионов, обычно отделенных от него географическими границами той или иной степени проницаемости.
Представленный критерий явно недостаточен: так же просто
можно отделить Старый Свет от Нового и этим ограничиться. С
другой стороны, есть возможность поделить все континенты на самые малые провинции, для которых принцип преимущественной
внутренней активности также будет сохраняться.
Нужный нам средний путь получаем при добавлении такого критерия: на протяжении большей части долгого исторического времени (например, за последнее тысячелетие) в каждом мировом регионе существовало некоторое ограниченное сверху число разных
обществ с государственностью (как правило, от 1 до 12). Так, огромная Сибирь или целый континент Австралия не делятся на части, но составляют отдельные регионы: когда там появилась госу-
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
345
дарственность, то большой период времени территорию занимало
одно государство. При этом Европа, Индия, Китай делятся на части (см. ниже), но не вследствие евроцентризма или особого «уважения» к классическим цивилизациям, а в силу сложности и
насыщенности политической истории этих регионов. Частный признак государственности использован здесь, поскольку число догосударственных образований (бродячих групп, ^фдомов) могло быть
столь большим, что дифференцирование «пустых» и «насыщенных»
регионов было бы крайне затруднительно.
Разумеется, наряду с этими формальными критериями следует
учитывать сложившийся в исторической и географической литературе опыт деления на мировые регионы, чем, в частности, занимался М. Ходжсон [Ходжсон, 2001]. Ниже представлен вариант списка
30 мировых регионов.
Другой вопрос связан с возобновлением сомнений в достаточности «постранового» подхода, т.е. ограниченности внутренними
режимами и обществами в формировании периодизации. Мы обещали субстанциональность последней, т.е. основанность на сущностных причинах режимных изменений, но вычеркнуть надсоциетальные паттерны и связи из состава этих сущностных причин
никак нельзя. Об этом говорит и цивилизационистская традиция
(Тойнби), и миросистемный анализ (Валлерстайн, Франк, ЧейзДанн, Холл, Арриги), и исследования в области геополитики (Макнил, Коллинз, Скочпол, Манн).
Примем в качестве исходной следующую гипотезу. Тогда как в
формативном периоде складывается новая фаза - общества приобретают новые режимные комплексы; способствующие их последующему доминированию, в основном периоде в качестве незапланированных побочных последствий столкновений обществ (их конфликтов, обменов и альянсов) образуются новые типы исторических
систем - более широких надсоциетальных целостностей. Это могут
быть прежде всего мир-империи, мир-экономики, их смешанные
формы, геополитические ойкумены, культурные ойкумены и цивилизации. Для каждой новой эпохи с ее специфическим разнообразием обществ различных типов и фаз тип и состав исторических
систем, наверное, имеет существенную специфику. Здесь не место
ее обсуждать (наиболее разработанный подход см.: [Чейз-Данн и
Холл, 2001 ]). Пока важно лишь указать на возможность таких соответствий. Кроме того, будем готовы к тому, что новые формативные периоды с новыми режимами, а затем и новыми типами-атт-
Γ
Α3Β3 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
ракторами появляются в сложившейся макросоциальной среде исторических систем текущей эпохи [Валлерстайн, 1998; Розов, 1999].
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
Наконец, 28) Австралия (с Новой Зеландией, но без Новой Гвинеи); 29) Океания (отдаленные острова Тихого океана); 30) А н тарктида.
5.4.6. Мировые регионы
Развивая подходы Макнила [McNeill, 1963, 1990] и Ходжсона
[Hodgson, 1974; 2001] и руководствуясь критериями, представленными выше, выделим следующие мировые регионы.
Евразия: 1) Северное Средиземноморье (с югом Испании,
Италией и Грецией); 2) Западная Европа (с Ирландией и Великобританией); 3) Центральная Европа (от Восточных Альп и Эльбы до
Днепра и Западной Двины); 4) Северная Европа (Скандинавия с
Исландией); 5) Восточная Европа (от Днепра и Западной Двины до
Урала, включая Северный Кавказ); 6) Ближний Восток (с Малой
Азией, Южным Кавказом, Сирийской пустыней, Палестиной и
Синаем); 7) Средний Восток (с Аравийским полуостровом, территорией современных Ирака, Ирана и Пакистана); 8) Средняя Азия
(с территорией современных Туркменистана, Узбекистана, Казахстана, Киргизстана и Таджикистана); 9) Центральная Азия (с территорией современных Афганистана, Тибета, Северной Индии,
Непала и китайской Джунгарии); 10) Южная Индия — полуостров Декан с островом Цейлоном; 11 ) Северная Азия (с Сибирью,
Камчаткой, Чукоткой); 12) Дальний Восток (с Приамурьем, Маньчжурией, Кореей, Японией, Сахалином); 13) Северный Китай (с Монголией); 14) Центральный Китай (от современного Пекина и пустыни Алашань до Янцзы); 15) Южный Китай (с Тайванем и Хайнанем); 16) Индокитай (с Бирмой); 17) Индонезия (с Филиппинами и
Новой Гвинеей).
Α φ ρ и к а: 18) Северная Африка (от Египта до Марокко); 19) Центральная Африка (от пустыни Сахары до современных Анголы, Замбии и Танзании); 20) Южная Африка (с современными ЮАР, Намибией, Ботсваной, Южной Родезией, Мозамбиком и Мадагаскаром).
А м ерик а: 21) север Северной Америки (с Аляской, Гренландией и нынешней Канадой); 22) Запад (центральной части) Северной Америки; 23) восток (центральной части) Северной Америки;
24) Мезоамерика (с современной Мексикой, Карибской зоной и северо-востоком Южной Америки); 25) северо-запад Южной Америки (с современными Колумбией, Эквадором и Перу); 26) Амазония
(с современными Бразилией и Боливией); 27) юг Южной Америки
(с современными Аргентиной, Чили, Парагваем и Уругваем).
5.4.7. фазы развития обществ
Главными источниками для построения данной идеально-типической схемы фаз послужили стадии политической эволюции
Стюарда, Классена, разработки Карнейро, общая структура истории Геллнера и концепция фаз Дьяконова [Carneiro, 1970a, 19706;
Ciaessen and Skalnik, 1978; Gellner, 1988; Дьяконов, 1994]. Использовались также отдельные идеи концепций структурирования истории, представленных выше в обзоре: Валлерстайна, Гудсблома,
Бентли, Грина, Стернза и др. Учитывались взгляды так называемого нелинейного (мультилинейного, альтернативного) подхода в современной отечественной антропологии [Альтернативные
пути...1995; Коротаев, 1995, 1997; Бондаренко, 1997; Крадин, 2001 и
др.]. В разд. 3.7 уже были описаны кратко фазы социального развития обществ, здесь представим более развернутое и систематическое описание тех же фаз. Для каждой фазы в скобках указаны входящие в нее основные типы-аттракторы - типы обществ как режимных комплексов.
1-я фаза. Первобытные общества (бродячие группы, изолированные деревни оседлых охотников-собирателей).
Уровень политической эволюции. Социальные структуры строятся на основе половозрастных групп и родства; нет самостоятельной
устойчивой властной иерархии.
Организация военной силы. «Культура набегов». Взрослые мужчины, они же охотники-воины, объединяются для спорадических мелких вылазок в целях грабежа, мести, захвата женщин, охоты за головами, престижа и т.п. Нет дорог, нет письменности,
только пешие передвижения, но возможна навигация на плотах
и лодках.
Производство оружия. Активное использование огня в борьбе с
хищниками и конкурентными сообществами. Преимущественно
каменное, костяное, деревянное оружие.
Дипломатия и легитимация. Неустойчивые альянсы и поддержание престижа перед другими сообществами через брачные отношения и дар-отдар. Поскольку еще нет наследственной власти и
элиты, внутренняя легитимация лидеров обеспечивается их способ-
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
348 ностями в основной деятельности (охота, добыча пищи,
война) и психо-коммуникативными качествами.
Способы накопления знаний. Понимание и природного, и социального порядка через этиологические мифы. Проблемы воспринимаются как нарушения порядка в отношениях с могущественными магическими силами; решения—пробы и ошибки в магических и практических действиях; счет отсутствует л ибо не превосходит 10-20.
Духовное развитие. Типичными являются тотемизм и анимизм,
культы местных духов-«хозяев», иногда предков. Исключительно
культовое, как правило, примитивное искусство.
Способы аккультурации. Включение в половозрастные группы,
соответствующие практики и обряды.
Способы экономического воспроизводства. Практически полная опора на чисто природное - естественное воспроизводство.
Только орудия, одежда, примитивные жилища воспроизводятся
искусственно.
Способы перераспределения и обмена. Запасы практически не делаются; управление доступом к ресурсам осуществляется за счет сезонных перемещений самих групп охотников-собирателей; редистрибуция ресурсов для потребления в соответствии с социальной
структурой. Обмены типа дар-отдар и бартера.
Развитие технологий. Доминирование примитивных технологий
добычи - способов и средств извлечения, переноса и неглубокой
обработки практически готовых продуктов природы (собирательство, охота, рыболовство). Сущность экологических режимов таких
обществ состоит во «встраивании» их жизнедеятельности в уже существующие природные, как правило, циклические режимы. Зачатки ремесел (постройка жилищ, изготовление каменных орудий,
луков, простейшей одежды) не выводят общества за пределы этого
«встраивания».
Примеры: аборигены Австралии, Полинезии, Океании, Центральной Африки и Амазонии, в частности тасманцы, пигмеи бамбути, амагуака, наскапи, вашо, ленгуа, семанг, мурнгин, валбири, яган,
бушмены, эскимосы (см. [Carneiro, 1970a]); среди кочевых обществ —
африканские нуэры и древние ухуани [Крадин, 2001].
2-я фаза. Варварские общества (племена разных типов — бигмены, патрилинейные, матрилинейные, билатеральные роды и кланы, простые вождества-чифдомы, сложные вождества; сложные
общины, гражданские общины, храмовые культуры, номы, полисы
и другие догосударственные общности без способности правителей
349
J.t.
ftILSnsi....... -------------------------------
.
к проведению централизованных решений и систематическому принуждению к труду и войне).
Уровень политической эволюции. Уже есть устойчивая властная
элита и иерархия, автономная от половозрастных различий, но еще
не отделимая от отношений родства. Нет бюрократии, аппарата
принуждения, системы формальных должностных позиций, отдельных от военно-политической элиты.
Организация военной силы. Дружины профессиональных или полупрофессиональных воинов под руководством вождя и военной
элиты. Военные должности еще не автономны от отношений родства. Практика многодневных походов, причем не только для грабежа, но и завоевания новых земель, подчинения местного населения.
Преимущественно пешие передвижения. В военных целях возможно использование лошадей и верблюдов, простейших речных и каботажных судов. Спорадические экспедиции по рекам или морским берегам, как правило, в целях колонизации и/или грабежа.
Производство вооружений. Как правило, бронзовое, реже железное (но еще не стальное) оружие. Деревянные частоколы в качестве
оборонительных стен, реже — мелкие каменные крепости.
Дипломатия и легитимация. Систематически заключаются достаточно прочные альянсы через отношения дар-отдар и заключение брака. Нет формальных договоров и посольских должностей.
Жертвоприношения (те же отношения дар-отдар с духами и богами), посвятительные культы. Освящение вождей, военных походов
жрецами. Нет формальных обрядов присяги на верность. Нет систематической деятельности по обращению завоеванных народов в
свою веру.
Способы накопления знаний и инновации. Выделение класса жречества-священства с монополией владения сельскохозяйственными,
врачебными и магическими знаниями. Возможно функциональное
использование заимствованной письменности (календари, генеалогии, примитивные хроники), но нет развитой письменности и
делопроизводства; в основе моделей реальности — образ героя и
дружины — фаворитов богов, победа над врагами и чудовищами;
есть счет, письменная или иная фиксация чисел до 100, иногда
1000-10 000, редко более.
Духовное развитие. Расцвет эпоса, религий многобожия и/или
культа предков, где боги и прародители являются патронами славных героев и семейств. Специализированные храмы, как правило,
отсутствуют.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
350
Способы аккультурации. Военные игры и состязания,
посвящение в воины. Зачатки систематического обучения
жреческому и врачебному ремеслу, в частности заучивание наизусть
гимнов, молитв, заклинаний и проч.
Способы экономического воспроизводства. Годовые запасы продовольствия, натуральное данничество побежденных народов, систематический грабеж более слабых соседей.
Способы перераспределения и обмена. Перераспределение согласно социальным структурам, особенно на пирах, а также раздача трофеев, потлач, приданое, калым и т.п.; спорадически возникающие
рынки, но без устойчивых правил, абстрактных единиц обмена и
цен. Появление первых единиц обмена (протоденег), обычно имеющих потребительскую стоимость.
Технологическое развитие. Начало века аграрно-ремесленных
технологий, т. е. преимущественного развития земледелия на основе
использования биологической энергии людей и животных, а также
ручного производства изделий с глубокой переработкой (керамика,
металлургия, ткачество), но без применения машин. Есть использование меди, бронзы, иногда железа, но не стали. Появляются керамика и примитивное ткачество, деревянные, иногда примитивные каменные дома.
Примеры: первые номы и храмовые хозяйства в Шумере, мелкие греческие полисы без развитой административной системы (полисы Аркадии, Фокеи, Локриды и др. [Коротаев, 1995, с. 81]), готы,
германцы, славяне до возникновения государств, северо-американские индейцы до прихода европейцев, среднесабейские племеначифдомы — «ша'бы второго порядка» [Коротаев, 1997], кочевые сообщества Великой степи, в частности туареги, калмыки, казахи [Крадин, 2001]. Из наиболее известных, исследованных антропологами:
ирокезы, чероки, кивай, команчи, квакиутли [Carneiro, 1970a]. При
распаде современных государств в Центральной Африке, Центральной Азии государства регрессируют, как правило, именно к клановой структуре вождеств.
3-я фаза. Общества ранней государственности (государства - мелкие деспотии, королевства, царства, княжества и т.п., а также такие
развитые полисы, мегаобщины, ранние кочевые империи, как суперчифдомы и централизованные союзы племен, другого рода прото- и квазигосударства, способные соперничать с государствами,
находясь с ними примерно в равных условиях; сюда же следует от-
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
>>ci
нести наиболее слаборазвитые постколониальные государства с
сильным влиянием родственных и клановых отношений).
Уровень политической эволюции. Либо есть государство как
централизованный институт с чиновническими должностями, не
сводимыми к родству и военной элите, способный принуждать
население к труду и войне (Карнейро), имеющий монополию на
легитимное насилие на территории (Вебер), либо есть квази- и
протогосударственные формы, способные к выполнению ключевых
функций государства (прежде всего организации военной силы по
поддержанию легитимности социального порядка), способные к паритетным отношениям с соседними государствами, причем не
только за счет преимуществ своего географического положения
(например, горной или степной, труднодоступной для соперников
местности). Таким образом, в соответствующие типы-аттракторы
попадают всяческие формы, признаваемые как альтернативные
государственным. Как видим, признание этой альтернативности и
многолинейности вовсе не отменяет возможности сравнения эффективности и не разрушает единой последовательности широких
фаз развития.
Организация военной силы. Армия, создаваемая и управляемая государством, как правило, сводится к гарнизону города-государства
или столицы. Возможно существование самостоятельных кочевых
или горских отрядов, подчиняющихся единому руководству на периоды военных кампаний. Есть функциональные военные должности.
Нет систематической организации и управления множественными
соединениями, размещенными на большой территории. Строительство и поддержание дорог, мостов, переправ на основных транспортных артериях (но без систематической поддержки и широкой
сети дорог). Систематическое речное и каботажное плавание. Единичные дальние морские экспедиции.
Производство вооружений. Бронзовое и замещающее его железное оружие, реже стальное, но, как правило, без доспехов. Каменные стены и башни.
Дипломатия и легитимация. Практика отправки послов. Письменные договоры о мире, альянсах и т. п., уже без обязательной
привязки к родству и браку (фиктивное родство может играть роль
дипломатических формул). Ритуалы заверения в покорности, лояльности, присяги на верность правителю, как правило, при широкой толерантности к местным культам.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
352
Способы накопления знаний и инновации. Появление
письменности (в том числе автохтонной либо с приспособлением
для местного языка). Династические списки, хроники и
летописи, разнообразные книги мудрости, возможно появление
философии и протонауки.
Духовное развитие. Появление церкви как иерархизированной
организации жречества (клира). Преобладание религий с центральным, главенствующим богом — покровителем местного правителя
и его династии; развитые, нередко зафиксированные в письменности иерархии богов, генеалогии богов и героев. Распространение
храмов и храмового искусства. Как правило, еще нет религиозной
нетерпимости и прозелитизма.
Способы аккультурации. В рамках или наряду с жреческими появляются единичные школы писцов, врачей, юристов, иногда философов и ученых.
Способы экономического воспроизводства. Появление городов как
центров ремесленничества и торговли. Начало товарного производства. Появление ростовщичества. Есть сбор государственной
казны, средства которой тратятся, как правило, в рамках одного города на военное снаряжение, возведение укреплений и общественных зданий.
Способы перераспределения и обмена. Налажен систематический
подвоз продуктов в военно-политический центр - город, как правило, через установление в нем постоянного рынка; властная унификация единиц обмена (протоденег, первых монет без устойчивой
ценности, широкого распространения и обмена), упорядочение данничества, но только на небольших территориях (не более 1—2 дней
пути до окраин). Характерно «полюдье», т.е. обычай перемещения
правителя со всем двором по подчиненным провинциям для потребления накопленных ресурсов «на месте». Есть правила для иноземных купцов, есть заставы, собирающие с них пошлины, но нет общего порядка таможенных сборов.
Технологическое развитие. Широкое применение бронзовых,
позже железных орудий труда, каменные постройки, городское ремесленничество, местная ирригация, первые двухэтажные дома.
Примеры: Шумер, Аккад, Египет эпохи Древнего Царства, крупные греческие полисы (Афины, Милет) и средневековые торговые
города-республики (Флоренция), государства викингов, франкские
государства Меровингов, города и княжества Древней Руси до Орды,
Харрапи в Индии, Инь в Китае, Андская, Майанская, Ацтекская
5AI Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
353
цивилизации в доколумбовой Америке (хотя, скорее всего, они
были захвачены в период перехода к следующей фазе),
древнесабейское государство и сред несабейские царства - «ша'бы
первого порядка», большие племенные сообщества СевероВосточного Йемена [Ко-ротаев, 1997], кочевые империи на
начальных этапах, в частности тюрков, монголов [Крадин, 2001],
доколониальные государства Конго и Буганда в Африке
[Бондаренко, 1997]. Общества данной фазы, исследованные
антропологами: гавайцы, таитяне, дагомеи, бемба, догон, тонга,
бавенда, батак, суку, мано, фиджийцы, марки-занцы, танала, руала,
туареги, мангареваны, акома, ашанти и др. [Carneiro, 1970a].
Некоторые государства Центральной Африки (типа Конго), Центральной Азии (типа Афганистана) принадлежат этой фазе по сию
пору, иногда даже с распадом на «варварские» чифдомы с клановой
структурой.
4-я фаза. Общества зрелой государственности (классические
территориальные империи, устойчивые иерархии княжеств и королевств феодального типа, протокапиталистические города-государства, стабильные торговые и колониальные империи, среднеразвитые постколониальные общества — все без сквозной государственности).
Здесь мы объединяем фазы «зрелой древности» и «средневековья», по Дьяконову, поскольку предлагаемая им граница, а именно
появление государственных прозелитских религий, монополизация
господствующим классом права на владение оружием, переход от
свободы большинства населения древних обществ к закрепощению
его в средневековье [Дьяконов, 1994, с. 54, 70], может считаться характерной лишь для Западной Европы, но крайне размыта или вовсе отсутствует в большинстве обществ Азии и Африки [McNeill, 1963,
1990; Sanderson, 1995; Chase-Dunn and Hall, 1997].
Уровень политической эволюции. Есть упорядоченность управления большими территориями (имперская или феодальная система),
центральная бюрократия имеет четкое функциональное деление с
соответствующими главами (по сути министрами); устанавливается и поддерживается единообразие в организации местных бюрократий. Есть кодекс общих законов, но главную роль продолжают
играть местные законы провинций и городов. При всем том, за исключением военных, даннических, таможенных, реже судебных и
Церковных дел, каждая провинция живет своей жизнью, без вмешательства центра и местной имперской бюрократии. Религиозно12. Заказ №673.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
354 этнические
общины, торговые и ремесленные гильдии
являются наиболее распространенными структурами на
местном уровне.
Характерной для этой фазы является пульсация между имперской интеграцией, где общество пронизано чиновничьей иерархией,
и распадом на крупные единицы (графства—княжества-королевства)
с иерархией вассалитета и/или мелкие (магнатства) единицы, в которых практически вся полнота власти на локальной аграрной территории принадлежит ее правителю (царю-василевсу, рабовладельцу, князю, хану, феодалу, боярину, барону, мандарину, баю, беллербею и т.д.). Есть зачатки учета интересов наиболее влиятельных
социальных групп (разного рода совещательные советы - протопарламенты, складывающийся порядок рассмотрения жалоб и т.д.).
Организация военной силы. Развитая и широкая организация военной силы (по имперскому или феодальному принципу, возможно систематическое привлечение наемников). Наряду с мелкими
систематически организуются и ведутся широкомасштабные завоевательные кампании; соответственно этому организуется защита
городов, в которых размещаются гарнизоны. Есть функциональные
разделения и система рангов в армии, есть управление армиями
на больших территориях, но нет еще четко налаженных взаимодействий между родами войск, нет формальных военных уставов,
единой иерархии офицерских рангов, институализированного военного образования. Систематическая деятельность по постройке
и поддержанию сети дорог на большой (обычно имперской) территории. Систематические дальние морские, на поздних стадиях — океанские экспедиции.
Производство вооружений. Широкое распространение стального оружия и доспехов. Мощные крепости и оборонительные стены.
Производство сложных стенобитных машин. На поздних стадиях —
огнестрельное оружие (пушки, пищали, мушкеты и т.д.), но без
массового централизованного производства.
Дипломатия и легитимация. Могущественные соседи и союзники
обмениваются постоянными посольствами, но в их ведение входят
вопросы только военно-политического взаимодействия и международной торговли. Появление прозелитских религий (некоторые из них
станут мировыми), насильственное обращение в веру или миссионерство. Использование таких религий для создания коалиций, для сплочения разных этносов в широкомасштабных войнах. Возможны как
религиозные войны, так и высокая религиозная терпимость в рамках
империй, но еще не на основе гражданского равенства.
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
355
Способы накопления знаний. Развитые бюрократические
формы подготовки и принятия решений с разделением
функциональных областей; сосредоточенность на военнополитических,
военно-организационных,
дипломатических,
религиозных, налоговых вопросах. В решениях может
использоваться письменно фиксированный исторический опыт,
разнообразные книги мудрости, но без систематического
привлечения специалистов, обученных на основе формальных
дисциплин. Возможно появление единичных очагов развития
светских, автономных от религии естественных наук. В основании
моделей реальности лежат представления о священных правах
правителей на территориях, представления о разного рода началах
или элементах мироздания. Широко поставленная деятельность по
переписке и переводу книг.
Духовное развитие. Появление прозелитских религий и нравственных учений, претендующих на универсальность. Крупные церковные и/или монашеские организации, большое число храмов и
высокий уровень развития храмового искусства.
Способы аккультурации. Развитая письменная традиция, есть
большие собрания рукописных, позже печатных книг, но нет еще
газет и журналов. Есть многочисленные развитые школы писцов,
врачей, судей, священников, иногда философов и ученых, но нет
систематической государственной регуляции образования.
Способы экономического воспроизводства. Есть сети городов с развитыми рынками и едиными системами обмена. Систематическое
печатание монет, установление обменных курсов. Широко распространены ростовщичество и обменные лавки. Появление торгового
капитала. Есть централизованная казна с тратами, выходящими за
пределы столицы, с обеспечением не только военных, чиновничьих и культовых расходов, но также широкого государственного строительства, поддержания школ, больниц и монастырей.
Способы перераспределения и обмена. Есть способы систематического перераспределения благ (сбор дани и налогов) на больших территориях (2—3 и более дней пути от центра до окраин). Есть
властно упорядоченное, часто централизованное, но не рыночное
распределение земель (феоды, раздача в срочное - служебное, поместное — пожизненное пользование, вотчинное — наследственное
владение и т.д.). Налажена систематическая дань, причем большей
частью в форме налогов, как правило с общин, но на основе учета
ресурсов, нередко ведутся переписи населения, хозяйств, земель на
больших территориях. В то же время единицами налогообложения
12*
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
356 чаще являются традиционные местные сообщества, нежели
индивиды. Устанавливаются единообразные правила торговли и
сборов в масштабе общества (в том числе империи).
Спорадическое появление единичных специализированных
рынков, а также торговых бирж, крупных ростовщических контор
(протобанков),
государственных
структур
распределения
ресурсов. Есть общий порядок таможенного контроля и сборов.
Технологическое развитие. Железный и стальной век - зрелые
аграрно-ремесленные технологии. Городские водопроводы, широкая сеть ирригации и каналов, сложные механические устройства
(типа часов, мельниц), очки, телескопы, бумага, компас, порох,
жилые дома с большой этажностью (до 5-6 этажей). Еще нет настоящих машин (с использованием переходов между формами энергии) и машинного производства.
Примеры: Древний Египет (эпохи Нового Царства), Ассирийская империя, Ахеминидская империя персов, Рим-Византия и Священная Римская империя, Сельджукская и Османская империи,
империи Маурьев, Кушан, Гуптов в Индии, китайские империи
начиная с Хань вплоть до XX в., империя Карла Великого, империя
Габсбургов, феодальные и абсолютистские общества средневековой
Европы (например, королевство Леон в Испании), империи ацтеков и инков в доколумбовой Америке (но только в некоторых аспектах), колониальные империи Португалии и Испании, Великая
Татария - Золотая Орда, другие развитые кочевые и полукочевые
империи с делопроизводством и относительно регулярным сбором
податей и почтовым сообщением, Московия до Петра, Российская
империя во многих аспектах до середины XIX в. и даже до начала
XX в. (особенно на периферии).
В настоящее время этой фазе принадлежат, по-видимому, лишь
некоторые страны Центральной Африки, Южной Америки и Центральной Азии с большой этнополитической спецификой провинций и отсутствием сквозной государственной системы (отличия от
фазы ранней государственности и фазы сквозной государственности каждый раз должны быть исследованы и обоснованы).
5-я фаза. Общества сквозной государственности (абсолютизм с
общенациональной идеологией и солидарностью, ранний и классический капитализм, социализм советского образца, фашизм, различные типы развитых постколониальных обществ).
Уровень политической эволюции. Начальная стадия, как правило, носит черты абсолютистской монархии - резкого усиления пре-
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
357
жней имперской бюрократии за счет подавления автономии
местной знати, провинций и рыцарской феодальной вольницы.
Гранью, отличающей общества новой фазы от абсолютизма зрелой
государственности, по-видимому, следует считать появление в
тех или иных формах национального гражданства и
общенациональной идеологии, не сводимой к религии и
эффективно обеспечивающей солидарность.
Основа данной фазы — национальные государства со сквозной
системой нормативной регуляции, сбора ресурсов и управления.
Есть единая система национального гражданства, есть единая сквозная система власти (включая армию, полицию, суды, местную администрацию), финансов, массовой коммуникации, образования на
всей или большей части территории, занимаемой обществом; есть
единая сквозная система законов, с установленным порядком согласования местных законов с центральными; есть большие производственные организации с глубоким разделением труда и интеграцией этих организаций между собой. Решения принимаются в рамках
унифицированной бюрократической системы, часто с помощью
привлечения специалистов с формальным, дисциплинарным образованием. Есть развитые формы учета интересов разных социальных
групп (например, в порядке обязательного и систематического рассмотрения петиций, жалоб, через представительную демократию).
Организация военной силы. Армия с родами войск, унифицированной иерархией рангов, формальными военными уставами,
профессионально обученным офицерством, систематическим использованием военных и военно-технических наук. При этом нет
еще развитой системы защиты прав военнослужащих, систематического проведения и использования результатов социальных исследований в армии.
Производство вооружений. Государственная организация или государственный надзор за массовым производством огнестрельного
и других видов оружия. На поздних стадиях — производство автоматического оружия, военных машин, бронированных поездов, судов, военных самолетов и ракет, ядерного оружия. Пароходы, железные дороги, автотранспорт, авиация, телеграф, телефон, начало
использования электронных сетей. Еще нет больших систем, эффективно соединяющих с помощью электронных средств разные
типы вооружения (наземные, морские, воздушные, космические),
нет систематической разработки и широкого производства высокоточного оружия.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Дипломатия и легитимация. Обмен постоянными посольствами со всеми обществами, с которыми ведутся взаимодействия,
широкий спектр вопросов (за пределами военно-политических)
в ведении посольств, систематическая демаркация и защита границ; курсы валют; признание авторитета международных институтов (систем безопасности), ведающих вопросами войны и мира.
В качестве оснований для военных и политических кампаний
берутся скорее легальные, а не сакральные мотивы. Национальные идеологии как основа гражданской солидарности (что
не исключает появления классовых, сословных, профессиональных идеологий).
Способы накопления знаний и инновации. Основу моделей реальности составляют знания отдельных наук. Широкое развитие естественных наук, математики, в том числе теоретического уровня.
Начальные стадии развития социальных наук (есть эмпирические
исследования и концепции, но почти нет эффективных объяснительно-предсказательных теорий).
Духовное развитие. Широкое развитие, нередко преобладание секулярной культуры. Появление и широкое распространение идеологий, разного рода философских, моралистических, эстетических
и прочих учений, художественных стилей, не зависимых от религии. Развитие религиозной терпимости и свободы совести на основе гражданских прав. При этом нет еще систематической институализированной защиты малых культур, поддержки разнообразия ценностей и стилей жизни.
Способы аккультурации. Обязательное начальное, часто среднее
образование; государственная организация или надзор за системами образования, в том числе высшего образования и организацией
научных исследований; распространение газет, журналов и других
средств массовой информации. При этом высшее и непрерывное
образование далеко не массовое (не более 5—7% населения).
Способы экономического воспроизводства. Систематические инвестиции в производство, новые технические разработки и научные исследования поддерживаются государством и/или частным
капиталом (преимущественно в области военных и наиболее прибыльных технологий).
Способы перераспределения и обмена. Систематическое налогообложение индивидов и хозяйственных единиц; широкое распространение специализированных рынков, бирж и/или государственных систем распределения ресурсов.
5'.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
359
Технологическое развитие. Ранние стадии — активное
использование накопленных технических достижений в широких
кампаниях
(часто
организуемых
или
поддерживаемых
государством) за утверждение военного господства над
территориями и колонизацию новых земель: массовое
производство огнестрельного оружия, постройка и оборудование
океанских кораблей с измерительными приборами и т.п.
Основу фазы в данном аспекте составляют индустриальные технологии, т.е. преимущественное развитие массового машинного
производства, использующего небиологическую энергию. Сущность
экологических режимов таких обществ состоит в «индустриализации» процессов материального взаимодействия людей с природной
и социальной средой, т.е. в повсеместном распространении единообразной машинерии (заводы и фабрики вместо ремесел, трактора
и комбайны вместо быков и лошадей, пароходы, паровозы и автомобили на путях сообщения, пушки и танки на полях сражений).
Паровые машины, пароходы и паровозы, применение электричества, телеграф, двигатели внутреннего сгорания, химическая промышленность, интенсивная мелиорация почв, поточные производства; на поздних стадиях — систематическое использование науки,
автоматика, применение ядерной энергии.
Примеры: Нидерланды с конца XVI в., Англия с конца XVII в.,
Франция, Пруссия в разных аспектах с начала XVIII - начала XIX в.,
большинство стран Западной Европы с начала — середины XIX в.;
Россия в разных аспектах с начала XVIII — начала XX в., Турция,
Япония с конца XIX в.; Китай, Индия, Бразилия и большинство остальных стран мира с середины XX в.; США, Австралия, Канада,
Новая Зеландия с XVIII в. принадлежали данной фазе благодаря экспорту соответствующих социальных функций и способов из своей
метрополии и тогдашнего лидера - Великобритании.
Абсолютное большинство современных обществ принадлежат
именно к этой фазе. Практически вся постперестроечная Россия
также относится к этой фазе, но Москва в некоторых аспектах уже
прорывается в следующую.
6-я фаза. Сензитивные общества («развитой» капитализм с либеральной и корпоративно-государственной версиями, рыночный
социализм (?).
Уровень политической эволюции. Сложное сочетание провинциальных, государственных и надгосударственных форм политического управления, сводящих к минимуму прямое подавление или
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
изоляцию, обеспечивающее динамичное развитие на всех уровнях.
Систематическое использование социальных наук для выявления
360 и решения проблем разного масштаба. Обеспечение
социальной и эмоциональной защищенности, высокой
корпоративной солидарности, творческой активности в
государственных и частных организациях.
Организация военной силы. Основа — небольшие бригады высококвалифицированных специалистов, обслуживающих сложные
системы эффективного оружия. Организация армии и боевые стратегии определяются резким повышением нетерпимости общества к
большим потерям живой силы. Развитая правовая защита военнослужащих, систематическое проведение и использование результатов социальных исследований в армии.
Производство вооружений. Комплексные системы, объединяющие разные рода войск и вооружения на основе спутниковых, электронных систем связи. Систематическая разработка и широкое распространение высокоточного оружия.
Дипломатия и легитимация. Разнообразие направлений активности при единстве стратегии, основанной на научном анализе,
позволяет обществу достигать устойчивого успеха в международной
обстановке — противоречивой среде центров силы и влияния, а также принципов, приоритетов, законов, договоров, интересов, стратегий, субъектами которых являются глобальные и региональные
международные организации, политические союзы, национальные
государства, провинции и этносы. Резкий рост информационнокультурной и геоэкономической экспансии, при отведении геополитической и военной экспансии роли вспомогательных стратегий.
Сочетание поддержки базовых ценностей, принципов и основных
структур власти с разнообразием политических и общественных
течений, конфессий и убежденностью граждан в своей свободе и
защищенности.
Способы накопления знаний и инновации. Есть эффективные специализированные системы, использующие результаты специального
научного анализа по выявлению и урегулированию внутренних социальных противоречий, диагностированию внешних вызовов и
выработке комплексных ответных стратегий.
Духовное развитие. Сочетание широкой толерантности, систематической защиты малых культур, разнообразия ценностей и стилей
жизни при ригористической защите определенного круга «минимальных» ценностей, связанных с жизнью, здоровьем, продолжением
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
361
рода, воспитанием, ненасилием, экологией, правами и
свободами людей. На ранних стадиях (конец XX в.) это касается
защиты прав граждан в каждой отдельной стране, но уже есть
признаки переноса защиты за пределы национальных границ.
Способы аккультурации. Сочетание широкого разнообразия ценностных систем (религиозного, идеологического, экологического,
тендерного характера и проч.) с жестким утверждением минимального состава общих установлений и ценностей (обычно связанных
с законностью, защитой прав, терпимостью и т.п.); массовое высшее и непрерывное (в течение всей жизни) образование.
Способы экономического воспроизводства. Широкие государственные и частные инвестиции в новые технологии и научные разработки в большинстве производственных сфер; упорядочение производств и обменов по принципу предоставления широкого разнообразия комплексных услуг во все большем числе сфер жизни.
Способы перераспределения и обмена. Развиты эффективные системы стимулирования налогоплательщиков добровольно декларировать свои доходы и отчислять налоги; наличные деньги замещаются электронными.
Технологическое развитие. Информационный век — сервисные
технологии. Компьютеризованные производства, информационные
технологии и сети как основа соединения научных и инженерных
разработок, производств и служб, направленных на предоставление
широкого разнообразия сложных услуг. Поезда на магнитных и воздушных подушках. Быстрое движение к тотальной охваченности
общества электронными сетями (Интернет в каждой семье и т.п.).
Мобильная телефонная связь в национальном и глобальном масштабе. Политические и торговые переговоры через видеосвязь. Широкие
продажи через Интернет, включенность в глобальную сеть и стандарты международного туризма, автомобили с компьютерными картами для навигации в специально оборудованных дорожных сетях, с
системами ремонтных служб, соединенных электронными коммуникациями с владельцами и производителями автомобилей и т.д.
Примеры: в некоторых аспектах - США с 1960-х гг., Канада, Германия, Великобритания, Франция с 1970-х гг., Япония, Австралия,
Канада, Новая Зеландия с 1980-х гг. В отдельных аспектах к данной
фазе уже приближаются Южная Корея, Сингапур, Тайвань, развитые районы Китая, в России ок. 2000 г. только Москва.
Сензитивные общества отчасти соответствуют представлениям
о «постиндустриальных», «информационных», «посткапиталисти-
Глава 5. НА ПУТИ К. ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
362 ческих» обществах, «третьей волне» и т.д. [Rostow, 1962; Bell,
1973; TofïlerandToffler, 1995; Дьяконов, 1994]. Отличие состоит: вопервых, в расширении социетальных критериев по сравнению с
традиционными для указанных концепций экотехнологическими
(несмотря на тесную связь сензитивных обществ с сервисными
технологиями); во-вторых, в подчеркивании «сензитивности» —
чувствительности общества по отношению к внутренним и внешним
проблемам, достигаемой за счет эффективного научного анализа и
выработки гибких комплексных стратегий решения проблем; втретьих, в избавлении сензитивных обществ от ауры безусловного
морального одобрения, поскольку проблемы решаются в интересах
почти исключительно членов самого общества (с игнорированием,
если не планированием неприятностей для других обществ). Так,
Панамская операция, Иракская война, вытеснение ООН из
Балканского конфликта, расширение НАТО на восток - это весьма
эффективные ответы общества США на возникающие внешние
вызовы и возможности, порожденные именно высокой
сензитивностью
(научной
обеспеченностью)
американских
внешнеполитических ведомств. Однако даже сами американцы
воздерживаются от однозначного морального одобрения
указанных акций.
5.4.8. От фаз - к эпохам: трудности и решения
Выше представлены шесть идеально-типических фаз развития
обществ. Теперь возникает значительно более сложная задача: провести временные разбиения на формативные и основные периоды
всемирно-исторических эпох с применением ранее разработанных
критериев. Укажем только на главные трудности.
Во-первых, для большинства фаз и эпох вопрос о том, какие
именно общества, в каком мировом регионе следует считать первопроходцами — зачинателями формативного и основного периодов
всемирно-исторической эпохи, является крайне сложным в эмпирическом и методическом планах; кроме того, здесь более всего
вмешивается вненаучная, политическая и идеологическая составляющая — от евроцентристских традиций, естественных национальных поползновений к возвышению истории собственной
страны каждым автором до «политической корректности», запрещающей «обижать» какие-либо страны, народы или мировые регионы, и до разного рода моральных соображений, согласно которым, например, связь ключевых переходных моментов всемирной
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
363
истории с войнами и военной организацией может трактоваться
как «негуманистический» подход.
В разрешении данной трудности будем исходить из центральной
в настоящей работе роли вопросов оснований и обоснованности, а
вовсе не попытки дать «окончательную», «политически корректную»
или «гуманистическую» периодизацию. Поэтому будут сформулированы вопросы-критерии относительно выбора мировых регионов
и обществ-первопроходцев. Кроме того, во многих случаях на суд
читателей и, надеюсь, будущих исследователей представлены альтернативные версии тех обществ и мировых регионов, где происходили прорывы к новым фазам развития. Отвечая по-другому на
сформулированный вопрос либо даже ставя сам вопрос иначе,
будущие исследователи дадут иные ответы, что изменит многие
элементы в периодизации. Ясно, что таких новых версий может
появиться несколько и нужно будет отстаивать обоснованность каждой. Собственно говоря, для запуска этого, вероятно, бесконечного
процесса и предлагается вариант периодизации, может быть, весьма несовершенный, но все же претендующей на обоснованность.
При составлении периодизации все вненаучные соображения по
мере возможности игнорировались. К примеру, если согласно критериям и эмпирическим фактам оказывалось, что с некоторого времени
все важнейшие прорывы к новым фазам совершались на Ближнем
Востоке или на Западе, то такие версии не отвергались, хотя многим
они могут активно не нравиться как возврат к старым гегельянским
версиям подъема Запада, или как грех евроцентризма, или как отступление от русского патриотизма, или как скандальное нарушение политической корректности. *
Вторая трудность состоит в неопределенности (вернее, отсутствии) точного момента перехода, большой растянутости последнего, даже если мировой регион и общество-лидер уже определены.
Как было сказано выше, предпочтение будет отдаваться наиболее
ярким, имевшим большой международный резонанс событиям, утверждавшим победу нового общества-лидера в своем мировом регионе (для формативного периода) и столкновении с прежними
мировыми лидерами (для основного периода). При отсутствии таких известных событий (что характерно для ранних эпох) будут представлены либо крайние временные границы самого перехода, либо
события как наиболее вероятные претенденты на роль поворотных
пунктов. Таким образом, в этих моментах периодизация остается
незавершенной и прямо взывает к уточнениям.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
364 5.4.9. Периодизация и хронологический спор
Следующая трудность состоит в датировании средних эпох человеческой истории. Действительно, до возникновения первых государств, в традиционные археологические периоды палеолита,
мезолита и неолита, точные даты неизвестны, но они и не особенно
нужны. Здесь оценки колеблются с размахом до 2-3 тысячелетий и
более; такую «точность» вполне обеспечивают радиоуглеродный
метод, сопоставление с геологическими эпохами и т.д. На другом
конце временной оси (XVI-XVII вв.) есть общепринятая хронология и порядок датировок, которые никем не оспариваются. Все же
датировки «средних» эпох, начиная с появления ранних государств
в Египте и Шумере (традиционно ок. 3000 лет до н. э.) и до позднего средневековья (XIV-XV вв.), уже не могут считаться совершенно достоверными и имеющими достаточную научную обоснованность.
Как читатель уже догадался, речь идет о давней критической
традиции по отношению к принятой сегодня хронологии Скалигера и Петавиуса. Серьезные, но до сих пор замалчиваемые в трудах
профессиональных историков критические идеи и работы Исаака
Ньютона [Newton, 1728],ле-Арсиллы, Жана Гардуина, Роберта Балдауфа, Теодора Моммзена, Эдвина Джонсона [Johnson, 1890], Николая Морозова [Морозов, 1924—1932] получили впечатляющее развитие в «новой хронологии» AT. Фоменко и Г. Носовского [Фоменко,
1993; Носовский и Фоменко, 1996, 1999]. Здесь изощренность математико-статистических методов, детальность сопоставлений и множество неожиданных находок соседствуют с тезисами, которые не могут
не производить впечатления скандальных и вызывающих: события
Древней Греции, Рима, атакже описанные в Библии происходят в средневековье, в частности Христос родился в XI в. н.э. и его прототипом
был Папа Гильдебранд; Новый Завет написан раньше многих книг
Ветхого Завета, появлявшихся и редактировавшихся вплоть до
XVII в.; Рим в Италии — ровесник Москвы, а Москва основана ок.
1380 г. на месте Куликовской битвы, где р. Непрядва — это р. Напрудная (Неглинка), а р. Дон - это Москва-река; Орда — это русскотатарское царство, а ига никакого не было; Иерусалим - это Рим, он
же Вавилон, он же Троя, он же нынешний Стамбул; Новгород - это
Ярославль на Волге, Иван Калита — это Батый, он же Папа Иннокентий III, он же Пресвитер Иоанн, он же Зевс; Дмитрий Донской это хан Тахтамыш; Навуходоносор и Карл V (Габсбург) - отраже-
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
л/гс
ния Ивана Грозного; правление самого Ивана Грозного — это правление не одного, а четырех царей и т.д. и т.п.
К этому нужно добавить крайне смелые, нередко весьма уязвимые и не имеющие достаточной лингвистической и документальной обоснованности сближения слов из разных языков по звучанию, по согласным («без огласовок»), по написанию, с учетом разных алфавитов и способов чтения:
• гунны — хунны — ханы — Ханаан (библейская страна) — Хань
(древнее царство в Китае) — айны (туземцы Сахалина и Северной
Японии) — иоанны;
• османы — оттоманы — атаманы — гетманы; османы — росманы - русские (люди); этруски - т-руски - (те) русские;
• Гог (мифический народ в Библии) - готы — хетты - гузы гезы — гезехи — гиксосы — казаки, соответственно Гезехское поле
(с египетскими пирамидами) - Казацкое поле;
• Магог (мифический народ в Библии) — Моголы — мегалион — маги — монголы — манжуры — манчжуры;
• Дамаск — библейский Мешех — Т-Москва, библейская Раша —
Русь, библейские Сузы — Суздаль, Сарданапал — Царь-т-Н (е) аполь
(Царь Новгородский), Рувим - Любим, Пурим — рубим — оприч
(нина), Артаксеркс — Artaxerxes - Арта-Херхс — Орда-Герцог (Орды
Царь); Персия - Парсия - Франция, атакже Персия - П-Руссия Белая Русь, Мельхиор (волхв) - княгиня Малка (с Волхова-Волги),
Валтасар (волхв) - ВЛАДимир-ЦАРЬ (с Волхова-Волги);
• Эней - граф Анжуйский, Фракия - Франция, Парис - Па
риж (ский), катары - (катай) - Китай, альбигойцы - белые (альба)
готы, курфюрст - курень-перст (перший), Португалия - Порта
Главная — Высокая Порта (Османская империя); Кастилия - КазИтиль-я — (страна) казаков с Итиля (Волги); Иннокентий - ИоаннХан; Габсбурги - Hab-s-burg - Нав-бурги - Новгородцы;
• Искандер - Скандия - Скандинавия; Парма - Пермь, Иван
Калита - Иоанн Калиф (или Халиф — Первосвященник), батька Бытый — (Бытый-Хан) — Ватикан — Батика — Вятка;
• каннибалы (племена людоедов) - канни-балы - ханы белые;
чероки - ирокезы - чирокисы - черкесы - черкасы - царь-касы царские казаки; мускогизы (американские индейцы) — моско-гизы —
московские казаки; Мексика — Мекси-Кана — (Земля) МОСКОвского ХАНА; Магеллан - Могол Ла Ника - Монгол Победитель или
Могол Улан и проч.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Смех и негодование — нормальная реакция тех, кто сталкивается с таким материалом первый раз. Лучше всего возникшую эмоциональную энергию употребить на знакомство с самими книгами
А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского, сравнить с тем, что пишут их критики, а потом уже составлять свое мнение. Чего делать не нужно
точно, так это верить на слово и подчиняться историкам, упорно
твердящим, что «к этому безобразию даже прикасаться не следует».
Здесь не место обсуждать сложнейшие содержательные вопросы обоснованности традиционной хронологии и обоснованности
ее критики. У меня в распоряжении нет ни достаточных данных, ни
познавательных средств, ни доступа к ключевым архивным документам, чтобы с какой-либо уверенностью судить о правоте той
или иной стороны. Пусть этим занимаются профессионалы в области хронологии. Учтем при этом, что заявляемая историками монополия на занятия хронологией не имеет оснований ни в методологии науки, ни в давности; ранее хронологией занимались
именно математики (как, например, тот же Скалигер), да и сейчас
совершенно ясно, что без серьезной астрономической и математической подготовки за вопросы хронологии вообще лучше не
браться. Кто из наших историков такими знаниями владеет? А если
есть такие, то почему молчат и не защитят аргументированно традиционную хронологию?
При всей неясности вопроса достаточно очевидным является тот
аспект конфликта, который относится скорее к социологии науки.
С этой точки зрения ситуация выглядит следующим образом.
Есть господствующая традиция, парадигма с практически полной монополией на основные профессиональные институты: изложение материала в учебниках средней и высшей школы, академические учреждения, профессиональные сообщества и журналы. Утрачена только монополия на издательскую деятельность, но
предпринимаются попытки ее вернуть (таковы предложения акад.
Якова в центральной прессе - запретить выпускать книги по новой
хронологии под грифом научных изданий). В данной господствующей
парадигме есть ядро — традиционная хронология, опровержение которой неминуемо поставило бы под вопрос научные репутации многих профессионалов-историков и их фундаментальных трудов.
Далее, есть мятежная группа критиков данного ядра господствующей парадигмы, которые в течение почти трех десятков лет ведут
большую скрупулезную работу, ставят вопросы, выдвигают гипотезы, но так и не могут пробиться в сферу институализированных
5.4. Понятийные конструкции и критерии построения периодизации
367
профессиональных изданий и дискуссий. Кто прав, а кто
ошибается — не вопрос для социологии науки. В этом аспекте
важнее, как каждая сторона ведет себя в конфликте.
В данном случае видим картину кристальной ясности. Критики
традиционной хронологии выступают открыто, приводят массу старинных карт, репродукций документов и графического материала,
детально описывают свои методы и способы рассуждения, готовы
приводить аргументы и проводить совместные исследования и экспертизы документов, активно публикуют результаты своей работы,
включая в них смелые и крайне уязвимые для критики положения
и гипотезы (см. примеры выше).
Защитники же традиционной хронологии крайне пассивны в
проведении развернутой контраргументации, по большей части ссылаются на «общеизвестность», «очевидность» своей позиции, на «псевдонаучность», «шарлатанство» и «непрофессионализм» позиции оппонентов, предпочитают не обсуждать достоверность датировок базовых источников и свидетельств, опираются в своих хронологических
суждениях большей частью не на документы и свидетельства, а на
труды предшественников и «всем известные факты», не раскрывают в деталях свои способы датировки, при этом ведут исключительно жесткую политику в плане запретов и социального контроля,
направленного на сохранение чистоты единомыслия в стане историков-профессионалов. Повторяющиеся из публикации в публикацию призывы (к властям?) «поставить заслон шарлатанам» — это
еще не самое сильное оружие. Отзвук гораздо более мощной социальной практики автор этих строк неоднократно испытывал на себе.
Практически каждый разговор с умным и критически мыслящим
историком-профессионал ом (а с другими и начинать его не имело
бы смысла) после исчерпания серии насмешек и аргументов, сводящихся к тому, что «это известно каждому школьнику», а «этого
не может быть, потому что не может быть никогда», заканчивался
как бы невзначай доверительным советом: «Только ничего про это
не публикуй, имена их не приводи, а книги не цитируй, иначе никто серьезно относиться к твоим работам не будет».
Можно себе представить, с какой силой такого рода увещевания
действуют на молодых, посмевших усомниться в основах традиционной хронологии историков - перед ними маячит перспектива самого настоящего остракизма, реальная угроза быть выброшенными
из профессионального сообщества со всеми вытекающими последствиями.
368
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Как видит читатель, запрет здесь нарушен, хотя и не без понятного внутреннего напряжения. Для того чтобы коснуться в настоящей работе данной коллизии с хронологией, у меня есть три взаимосвязанные причины.
Во-первых, пусть даже ценой «потери лица среди историков» я
заявляю принципиальный протест против таких методов ведения
борьбы, когда открытая научная интеллектуальная аргументация
заменяется политическими попытками запретов, установления монополии на научные публикации, исключительно тенденциозной
редакционной политикой в профессиональной периодике и жестким негласным социальным контролем в виде угроз подвергнуть
инакомыслящих профессиональному остракизму.
Во-вторых, обоснованная периодизация не может появиться без
обоснованной хронологии. Мне неизвестно, верны или не верны главные критические аргументы И. Ньютона, H.A. Морозова, AT. Фоменко и Г.В. Носовского против традиционной хронологии. Но совершенно точно то, что традиционная «школьная» хронология Скалигера—Петавиуса поставлена под вопрос и не может считаться
сегодня имеющей достаточную научную обоснованность, пока не
будет представлено развернутого опровержения основных аргументов новой хронологии. Использование лишь традиционных датировок только продолжило бы устоявшуюся хронологическую традицию, словно сомнений в ней никаких нет.
Однако до проведения широкой дискуссии считать новую хронологию А.Т. Фоменко вполне обоснованной и достоверной также
нельзя. Предлагаемое решение — снабдить «средние» проблематичные эпохи всемирной истории двумя версиями датировок, иными
словами, обострить конфликт с попыткой перевода его из сферы
социально-репрессивной в сферу интеллектуальную, в режим нормальной научной дискуссии.
В-третьих, отношение между обоснованиями хронологии и периодизации может в принципе усложниться. Естественно считать,
что периодизация всегда основывается на уже известной хронологии, поскольку является лишь структурированием данной временной оси в последовательность периодов, разделенных границами.
А что, если есть не одна, а две или более альтернативных хронологий? Тогда работа по построению и проверке обоснованности периодизации вполне сможет внести вклад и в спор между хронологиями. Кроме того, наиболее полезными в этой ситуации становятся не периодизации, жестко «привязанные» ктой или иной хронологии,
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
369
но те, которые допускают возможность истинности противоречащих
друг другу хронологий. Дело в том, что в любом споре главное — наличие какой-либо общей платформы, признаваемой обеими сторонами. Наряду с общенаучными принципами, такими как сомнение в
источниках, необходимость независимых подтверждений, недопустимость замалчивания фактов, противоречащих сложившимся авторитетным представлениям, открытость к аномалиям и др., для
«хронологического спора», который только должен развернуться в
будущем, вполне может пригодиться «рабочая» периодизация, не
зависящая от правоты той или иной стороны.
5.5. Стержневая периодизация
всемирной истории: предварительные
решения и версии
5.5.1. Эпоха (доминирования режимов и обществ}
первобытности
5.5.1.1. Формативный период. Вопрос-критерий: в каком мировом регионе, какие сообщества, овладевшие одним или несколькими режимными элементами (факторами), характерными для первобытности (см. выше характеристики 1-й фазы), стали впервые
доминировать, т.е. вытеснять, уничтожать, подчинять, служить образцами для подражания, по отношению к сообществам, лишенным таких режимов, что привело в дальнейшем к восполнению
недостающих факторов доминирования, к экспансии этих новых
сообществ-лидеров и распространению их режимов за пределы
данного мирового региона?
Версия-гипотеза. В Южной или Центральной Африке ок.
1 000 000 лет до н.э. разные виды гоминид (лишь от некоторых
из них произошел впоследствии вид Homo sapiens) научаются использовать огонь для защиты от хищников и борьбы между собой. Гоминиды обитали и в других частях Афроевразии, но овладение огнем в Южной и Центральной Африке представляется закономерным, поскольку именно здесь, в саваннах, наблюдаются
сезонные естественные пожары — основа для первоначального
освоения огня (без специальных технологий его поддержания и
способов разжигания). Итак, новые лидеры — гоминиды, активно владеющие огнем, систематически побеждающие и вытесняющие невладеющих.
370
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Огонь следует квалифицировать в биологических терминах - как
новое средство межвидовой борьбы. С другой стороны, вытеснение
иных видов и разновидностей с ресурсной территории — прямой
прототип геополитического доминирования. Поэтому в социальной
терминологии огонь является особым фактором геополитического
господства, фактически оружием принципиально нового типа.
Восполняющиеся факторы состоят прежде всего в новых чертах
социальной организации, коммуникации и индивидуальной психики, необходимых для поддержания огня [Perles, 1977; Goudsblom,
1994]. Общая характеристика всех изменений: выход за пределы ситуации «здесь и сейчас», поскольку потребовалось сообщать, обозначать,
регулярно выполнять некие действия с огнем, его защитой, запасами
топлива и т. д., не сводимые к наличной ситуации.
5.5.1.2. Основной период первобытной эпохи. Вопрос-критерии:
какое событие (ряд событий) следует считать переломным моментом, убедительной победой новых (первобытных, см. выше характеристики фазы 1) режимов над старыми, за чем последовали множественные цепи заимствований в наиболее развитых и населенных мировых регионах?
Версия-гипотеза. Прорыв ок. 500 000 — 400 000 лет до н.э. «огневых культур» из Южной и Центральной Африки в Северную Африку и Ближний Восток, откуда все пути оказались открыты для распространения «огневых культур» в Евразии (в том числе заимствования соответствующих режимов другими разновидностями Homo
sapiens - будущими расами).
Новый лидер. Вид гоминид, научившихся наиболее эффективно
поддерживать огонь и пользоваться им, в том числе в тех местах,
где естественные пожары редки, а поддержание огня требует значительных усилий.
Новые факторы геополитического доминирования. Наряду с активным владением огнем, вероятно, играли значительную роль новые способы военной организации, основанные на более изощренном языке, позволяющем обозначать и включать в деятельность
элементы, выходящие за пределы ситуации «здесь и сейчас». Планирование и скоординированное ведение военных операций (набегов) с использованием огня — вот что, по всей вероятности, не
оставило шансов на выживание всем видам и разновидностям гоминид, оказавшимся неспособными к заимствованию соответствующих культурных и психических режимов.
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
Новые факторы геокультурного доминирования. По-видимому,
речь должна идти как о более изощренной языковой коммуникации, появлении сакральных символов и норм, обеспечивающих
дисциплину и подчинение вне ситуаций непосредственного общения, так и о гораздо лучшем ориентировании на местности (появлении «географической картины мира») в связи с расширяющейся практикой обозначений ландшафтных элементов (первые
топонимы).
Новые факторы геоэкономического доминирования. Кроме огня,
резко расширившего разнообразие съедобных продуктов («меню»),
следует упомянуть протоодежду (шкуры) и более совершенные, хранимые орудия труда — охоты, рыболовства и собирательства (как
правило, каменные и костяные).
Итак, по всей Евразии шел процесс «терроризирования огнем»
[Washburn and Lancaster; цит. по: Goudsblom, 1994, p. 23] - вытеснения и в конечном счете уничтожения конкурирующих гоминид.
Выжили только разновидности (расы), научившиеся не менее эффективно пользоваться огнем, военной и социальной организацией и соответствующим уровнем символического общения. Не сумевшие воспринять соответствующие образцы обрекались на гибель.
Об этом можно судить с достоверностью, поскольку ни одного человеческого общества, не владеющего огнем, развитым языком,
сложной и изменчивой социальной организацией с дисциплиной,
выходящей за пределы «здесь и сейчас», хранимыми орудиями, в
мире не обнаружено.
Главный результат данного периода - появление ок. 40 000 лет
до н.э. неоантропа, собственно вида-Homo sapiens с его монополией на указанные способности.
Вызванные движением ледников климатические изменения
потребовали новых способов добычи пропитания, с чем связано
появление 20 000 - 15 000 лет до н.э., наряду с палеолитическими обществами, мезолитических (с разного рода ловушками для
мелких животных, иглами, ручными дрелями, микролитами, топорами, копьеметалками, луком и стрелами, пращой, бумерангом, духовыми трубками, первыми зернотерками, мотыгами).
Ясно, что эти технологические новации не могли не сопровождаться развитием социальной организации, символического общения и сознания, но принципиального скачка не зафиксировано.
Мезолит не составил самостоятельную всемирно-историческую
эпоху, поскольку не успел существенно вытеснить палеолитичес-
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
372
кие сообщества, не дал явственно новых социальных и культурных режимов, помимо непринципиального совершенствования
технологий и соответствующих техноэкологических режимов. В
то же время сами мезолитические общества вскоре стали жертвами вытеснения со стороны тех из них, которые вырвались на уровень неолита.
Палеолит, мезолит и начальная стадия неолита (до появления
бигменов и чифдомов) трактуются в данном случае как археологические (или техноэкологические) стадии, доминирование которых
вкладывается в эпоху первобытных обществ.
Ко времени господства мезолита (ок. 20 000 — 12 000 гг. до н.э.),
видимо, следует отнести заселение Индонезии, Австралии, Северной, затем Южной Америки. С одной стороны, во всех обществах-реликтах есть прекрасное владение огнем, развитые языки,
сложные системы культуры и социальной организации, с другой
стороны, далеко не все общества владеют луками и стрелами (изобретение ок. 12 000 г. до н.э.), в Америке были неизвестны злаки
Евразии - пшеница, ячмень, рожь, рис (обретения 12 000 9000гг. до н.э.).
В целом эпоха первобытности, с одной стороны, является частью биологической эволюции, в рамках которой новый вид благодаря своим очень эффективным социальным, ментальным и экстрасоматическим приспособлениям вытеснил своих соперников,
уничтожив наиболее близкие к себе виды. С другой стороны, оставшись в некотором смысле наедине с самим собой, данный вид —
человечество — во всех последующих трудностях стал делать ставку
именно на эти свои способности (социальность, язык, сознание,
культуру, технологию), что и составило содержание дальнейшей
человеческой истории.
Начало периода упадка. С 7000 по 5000 гг. до н.э. — начало вытеснения первобытных обществ и режимов «варварскими» обществами и режимами.
Конец эпохи и переход к остаточному периоду, середина XIX в. н.э.,
когда на планете фактически уже не осталось крупных регионов, куда
не проникли бы европейцы - представители индустриальных режимов и сквозных государств. С другой стороны, в связи с появлением
первых работ по антропологии начинается переход от истребления,
порабощения, вытеснения к толерантности, поддержке, а позже — к
созданию особых благоприятных условий для остаточных первобытных сообществ.
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
373
5.5.2. Эпоха (доминирования режимов и обществ^
варварства
5.5.2.1. Формативный период. Вопрос-критерий: в каком миро
вом регионе и какие сообщества, овладевшие одним или несколь
кими режимными элементами (факторами), характерными для вар
варства (см. выше характеристики 2-й фазы), впервые стали явно
доминировать, т. е. вытеснять, уничтожать, подчинять, служить
образцами для подражания, по отношению к сообществам, лишен
ным таких режимов, что в дальнейшем привело к восполнению не
достающих факторов доминирования, экспансии этих новых сооб
ществ-лидеров и распространению их режимов за пределы данного
мирового региона?
Версия-гипотеза. Переломным моментом, вероятно, следует считать выбор некоторыми обществами оседлого образа ок. 9000 - 8000 гг.
до н.э. жизни в тех местах «плодородного полумесяца» — Ближнего и
Среднего Востока, возможно также долины Нила, где выжить в течение года можно было уже не за счет сочетания охоты-собирательства с земледелием (распространенная во многих мировых регионах практика начиная примерно с 12 000 гг. до н.э.), а только благодаря запасам собранного урожая и одомашненным животным.
Речь должна идти, вероятно, о большом демографическом преимуществе земледельцев и скотоводов в сравнении с охотникамисобирателями, причем численность населения (и воинов!) в данном случае является геополитическим фактором. Именно оседлый
образ жизни и новый режим питания вел к резкому росту населения. По-видимому, здесь также сказывалось более смелое и активное владение огнем среди земледельцев, которым зачастую приходилось освобождать место для пашни выжиганием, что оттесняло
охотников-собирателей в леса.
5.5.2.2. Основной период эпохи варварства. Вопрос-критерий:
какое событие (ряд событий) следует считать переломным момен
том, убедительной победой новых («варварских», см. выше харак
теристики 2-й фазы) режимов над старыми, за чем последовали
множественные цепи заимствований в наиболее развитых и насе
ленных мировых регионах?
Версия-гипотеза. На Ближнем или Среднем Востоке, согласно
традиционным датировкам, ок. 7000 или 5000 лет. до н.э. общества
овладели такими важнейшими новшествами, как металлургия (медь,
затем бронза), керамика, ткачество и использование животной силы
374
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
для вспахивания земли (соха, затем плуг, см. [Чубаров, 1991]). Резкий демографический рост этих обществ привел к расчистке все
больших пространств под пашни и пастбища, к миграциям и завоеваниям - многочисленным столкновениям с другими аграрными,
полуаграрными и доаграрными обществами. Переломный момент,
знаменующий начало основного периода, произошел, когда первые же соперники либо подчинились завоевателям, став эксплуатируемым крестьянским населением, либо в целях оказания отпора сами изменились примерно в том же направлении. Важно, что в
любом случае они заимствовали новые техноэкологические и соответствующие социальные режимы, что привело к последующим
волнам демографического роста, миграций, столкновений и заимствований.
Так, распространение керамики традиционно датируется следующим образом: Ближний и Средний Восток — 9000 лет до н.э.,
Китай и Европа - 6000 лет до н.э. [Чубаров, 1991, с. 99].
Медная металлургия появилась на Ближнем и Среднем Востоке ок. 7000 лет до н.э., в Китае - ок. 3000 лет до н.э., в Европе ок. 5-4000 лет до н.э.[Там же].
Ткачество было известно на Ближнем и Среднем Востоке приблизительно с 5 000 г. до н.э., в Китае и Европе - ок. 3000 г. до н.э.
[Там же].
Распространение плуга, изобретенного на Ближнем или Среднем Востоке ок. 6500 лет до н.э. [Sherrat, 1981], достигло районов
Южного Средиземноморья ок. 5000 лет до н.э., Восточной, Центральной и Западной Европы и Южной Азии - ок. 4000 г. до н.э.,
Южного Китая и Индонезии - ок. 2500 г. до н.э., Центрального
Китая (ок. 1500 г. до н.э.) и т.д. [Goudie, 1987, р. 19].
В результате заимствований, подкрепленных местной творческой
переработкой, в I тыс. до н.э. (в новой хронологии это, наверное, I тыс.
н.э.) практически все аграрные общества Евразии владели развитием
металлургии, керамики и ткачества на том или ином уровне.
Новые факторы геополитического доминирования. Преимущество
металлического оружия над каменным или костяным - не главный
и далеко не единственный фактор. Изобретение керамики означало революцию в развитии технологий хранения (до этого использовались ямы, в которых много зерна сгнивало). Еще важнее то, что
накапливаемые ресурсы стали транспортабельными, т.е. резко расширилась сфера объектов грабежа и возросла его экономическая
привлекательность. Геополитическое преимущество получали те,
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
кто мог больше накопить (в том числе благодаря эксплуатации населения на завоеванных землях), лучше защитить свои и успешнее
награбить чужие пищевые ресурсы. Именно в связи с этим в социальной сфере общества появляются черты чифдомов с профессиональной или полупрофессиональной военной элитой.
Новые факторы геокультурного доминирования. Усиление роли
жрецов - ответ на возросшие опасности, связанные с климатом,
недостаточной дисциплиной для производства и сохранения запасов, с болезнями, необходимостью календарного счета времени для
посева и т.д. Следует согласиться с Гудсбломом, что аграрные общества с профессиональным жречеством в общем случае были более приспособлены и систематически вытесняли (ассимилировали)
общества без такого института [Goudsblom, 1996, р. 38-46].
Новые факторы геоэкономического доминирования. Появление
плуга, керамики, а позже - медной и бронзовой металлургии, ткачества. Металлические орудия оказались гораздо эффективнее в
сведении лесов (топоры) и распашке земли (плуги, бороны). Ткачество дало прекрасное замещение одеждам из шкур, характерных
для вытесняемых охотников-собирателей и полуаграрных обществ.
Изменения в исторических системах. Растут геополитические
альянсы между чифдомами, поддерживаемые брачными связями, а
также договорами фиктивного родства. В рамках альянсов через
отношения дар-отдар и проч. налаживаются системы обмена и перераспределения, выходящие за пределы отдельных обществ. Расширяются ойкумены (области известной населенной земли) - пространства для будущих завоеваний.
Начало периода упадка. Согласно традиционной хронологии,
ок. 2300 лет. до н.э. появляются первые деспотии в Месопотамии
(Саргон Древний и Саргониды). В новой хронологии начало упадка
варварства, вероятно, следует связать со становлением Римской
(Ромейской) империи со столицей в Трое-Риме-Иерусалиме-Константинополе на Босфоре в X в. н.э., активно присоединявшей
варварские окраины и/или способствовавшей появлению в них
государственности. «Ветхий Рим» в долине Нила был первым или
одним из первых государств на планете (здесь традиционная и новая хронология сходятся), но не оказал существенного влияния на
варварское окружение, поэтому упадок эпохи варварства связывается с началом основного периода господства 3-й фазы (зрелой государственности), а не 2-й фазы (ранней государственности), как
то диктуется априорной схемой.
376
Глава 5. НА пути к ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Основное содержание периода упадка. Государства, а затем
империи шаг за шагом завоевывают или оттесняют варварскую
периферию. Варварские чифдомы могут добиться временных
военных успехов, но затем или отступают, или принимают
государственные формы социальной организации.
Конец эпохи и переход к остаточному периоду. Середина
XIX в. н.э., как и в случае с первобытными обществами.
5.5.3. Эпоха Сломинирования режисов и обществ}
ранней государственности
5.5.3.1. Формативный период. Вопрос-критерий: в каком мировом регионе и какие сообщества, овладевшие одним или несколькими режимными элементами (факторами), характерными для ранних и квазигосударств (см. выше характеристики 3-й фазы), впервые
стали явно доминировать, т.е. вытеснять, уничтожать, подчинять,
служить образцами для подражания, над сообществами, лишенными таких режимов, что в дальнейшем привело к восполнению недостающих факторов доминирования, к экспансии этих новых сообществ-лидеров и распространению их режимов за пределы данного мирового региона?
Версии-гипотезы. Согласно традиционной хронологии, либо в
Северной Африке (Египет), либо на Среднем Востоке (Шумер) приблизительно в 3000 г. до н.э. появились первые государства, т.е. такие новые социальные структуры, в которых центральный орган
власти мог эффективно принуждать людей к труду и войне (Карнейро), обладал монополией легитимного насилия на территории
(Вебер). В новой хронологии время политогенеза не указывается,
но можно предполагать, что в ней делается существенный сдвиг на
более поздний период (первые века или середина I тыс. н.э.?).
Новые общества-лидеры — номы, города-государства Египта и
Шумера начали доминировать над соперниками в своих мировых
регионах, над окружающими чифдомами и альянсами чифдомов,
которые рано или поздно приобретали государственные или квазигосударственные формы (см. [Коротаев, 1997, с. 110-146]). До сих
пор наиболее убедительной и прошедшей множественные проверки является теория политогенеза Р. Карнейро, основанная на понятиях природной и социальной стесненности (circumscription) сочетания ресурсно-богатой середины с географическими границами или заселенными окраинами, препятствующими миграции при
5.5. Стержневая периолизация всемирной истории...__________________________
37?
войнах за землю, неизбежно усиливающихся вследствие демографического роста и популяционного давления [Carneiro, 1970b].
Среди восполняющихся факторов доминирования важнейшим является возникновение письменности (ребусной - иероглифической,
затем клинописи с использованием глиняных табличек и папируса).
5.5.3.2. Основной период эпохи ранней грсударственности. Вопрос-критерий: какое событие (ряд событий) следует считать переломным моментом, убедительной победой новых (ранне- и квазигосударственных) режимов над старыми, за чем последовали либо множественные цепи заимствований, либо параллельные процессы
эволюции в наиболее развитых и населенных мировых регионах?
Версия-гипотеза. Согласно традиционной хронологии, создание
первой крупной деспотии Саргоном Древним на Среднем Востоке
ок. 2300 г. до н.э. В новой хронологии завоевания Саргона не датируются. Скорее всего речь должна идти о начале или середине
I тыс. н.э. как времени активного строительства государств в подражание успешным завоевателям. Создатели новой хронологии не
рассматривают ранние государства, ссылаясь на отсутствие достоверных письменных источников [Носовский и Фоменко, 1999,
с. 57]. В связи с этим дальнейшее описание данной эпохи опирается
на традиционную хронологию.
Общество-доминант - деспотия Саргона и Саргонидов, достигшая наряду с геополитическим также геокультурного и геоэкономического доминирования. Предпочтение этому обществу в
сравнении, возможно, с не менее древним Ранним Царством Египта обусловлено относительной изолированностью последнего, при
том что множественные последующие государства Ближнего и
Среднего Востока (государство Гудеа, 111 династия Ура, Вавилония, Митанни, Аррапха, Ассирия и т.д.) вначале прямо, а затем
опосредованно заимствовали образцы государственного строительства у Саргонидов.
Лидеры β мировых регионах. Древнее и Среднее Царства Египта в
Северной Африке, Харрапа в Индии, царство Инь в Китае. Цепь завоевательных государств на Среднем и Ближнем Востоке (см. выше
примеры обществ 2-й фазы). Вероятно, складывание государственности в шести мировых регионах (включая более поздние случаи
Мезоамерики и долин Перу) происходило параллельно, а последующее распространение государственности шло от каждого из этих центров через диффузию - эффект геополитических столкновений.
3 jo
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Новые факторы геополитического доминирования. Государственная организация армии. Первые письменные договоры о мире и
союзничестве. Постройка крепостных стен и башен. Производство
оружия в городах профессиональными ремесленниками. Коммуникации: начало организуемого государством строительства дорог,
мостов и переправ.
Новые факторы геокультурного доминирования. Централизованные культы с храмами, появление письменности (хозяйственные
документы и «царские списки») и зачатки жреческой «науки». Письменные генеалогии богов и царей - важный фактор легитимации
царских династий.
Новые факторы геоэкономического доминирования. Принудительное введение наиболее эффективных способов ведения сельского
хозяйства (ирригация, террасное земледелие, внесение удобрений
и т.д.). Уже при Саргоне Древнем началась унификация мер площади, веса и т.д. [Дьяконов, 1983, с. 66].
Изменения в исторических системах. Начало складывания миримперий в результате серий успешных завоевательных стратегий
государств-доминантов. Большие империи, как правило, были неустойчивы, за исключением случаев с естественными транспортными коммуникациями (Древний Египет). Одновременное складывание мир-экономик (с центрами в Шумере, Вавилоне, Аравии и др.)
с торговыми путями, «просачивающимися» сквозь или по обочинам мир-империй.
Начало периода упадка. В традиционной хронологии это VIIVI вв. до н.э., в новой хронологии — становление Трои—Рима—Вавилона—Иерусалима на Босфоре ок. X в. н.э., вблизи железных рудников, как начало вытеснения и/или ассимиляции варварства и
ранних государств зрелыми государствами — развитыми и стабильными империями.
По-видимому, данная эпоха длится до сих пор, поскольку некоторые государства в Центральной Африке и Центральной Азии типологически сходны именно с ранними, а не зрелыми, тем более не
со сквозными государствами.
5.5.4. Эпоха Сломинирования режимов и обществ}
зрелой государственности
5.5.4.1. Формативный период. Вопрос-критерий: в каком мировом регионе и какие сообщества, овладевшие одним или несколь-
5,5. Стержневая периодизация всемирной истории...
379
кими режимными элементами (факторами), характерными для
зрелой государственности (см. выше характеристики 4-й фазы),
впервые стали явно доминировать, т.е. вытеснять, уничтожать,
подчинять, служить образцами для подражания, над сообществами,
лишенными таких режимов, что в дальнейшем привело к
восполнению недостающих факторов доминирования, к экспансии
этих новых сообществ-лидеров и распространению их режимов за
пределы данного мирового региона?
Версии-гипотезы традиционной хронологии. Существует несколько таких версий-гипотез.
1. Новоассирийская империя — Ближний и Средний Восток ок.
900 г. до н.э.; основание: первое активное и массовое применение
стального оружия и регулярной кавалерии, профессиональная ар
мия, развитая разведывательная служба; первая большая библиоте
ка (на клинописных табличках), денежная форма дани (первая на
логовая система, см. [Якобсон, 1983]).
2. Ахеменидская Персия - Ближний и Средний Восток ок. 630 —
600 гг. до н.э.; основание: первая устойчивая система управления
имперскими провинциями (сатрапии с разделением военной и граж
данской властей); становление чиновной иерархии (большинство
названий должностей в греческих полисах было заимствовано у пер
сов); чеканка монеты и т.д. [М.А. Дамдамаев, 1983].
3. Усиление царства Цинь в Китае после реформ Шан Яна в
середине IV в. до н.э. Основание: проведение политической цент
рализации, административно-территориального переустройства,
систематического налогообложения, единого законодательства и су
допроизводства; соответствующие-режимы, сохранявшиеся в Ки
тае долгое время при смене царств и династий. Согласно традици
онной хронологии, они были отчасти переняты империей Чингис
хана и распространены на большей части территории Евразии.
Версия-гипотеза новой хронологии. Появление первой империи в долине Нила со столицей в Ветхом Риме Александрии в
конце I тыс. н.э. (причем задолго до постройки пирамид и Сфинкса, понимаемого здесь как христианский символ). Основание: появление письменности (иероглифической, затем алфавитной — греческой), первой имперской системы, перенесенной затем на Босфор. (Персия и Ассирия, известные по Библии и Геродоту, авторами
новой хронологии считаются названиями средневековых стран Франции, Германии, Русско-Османской Империи; сведения о древних царствах Китая считаются результатом обработки французски-
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
380 ми миссионерами XVIII в. беспорядочных рукописей, возможно,
переводов на китайский исторических книг пришлой
манчжурско-монгольской династии [Носовский и Фоменко, 1996,
с. 534—536, 153-224]).
Поскольку в новой хронологии первая стабильная империя Древний Египет — практически не представлена, будем далее опираться на традиционные версии.
5.5.4.2. Основной период эпохи зрелой государственности. Вопрос-критерий: какое событие (ряд событий) следует считать переломным моментом, убедительной победой новых (свойственных
зрелой государственности, см. выше характеристики 4-й фазы) режимов над старыми, за чем последовали либо множественные цепи
заимствований, либо параллельные процессы эволюции в наиболее развитых и населенных мировых регионах?
Версии-гипотезы традиционной хронологии. Существует несколько версий.
1. Северное Средиземноморье ок. 220 г. до н.э. - победа италь
янского Рима в войне с Македонией и начало доминирования Рим
ской империи в регионе, а также на Ближнем Востоке, в Северной
Африке и Западной Европе. Основание: именно Римская империя
считается главным источником политических, правовых, культур
ных и прочих режимов для всей Западной Евразии.
2. Китай 221 г. до н.э. — завоевание царством Цинь всех сопер
ников в ойкумене и принятие правителем Цинь императорского
титула (Цинь Шихуанди — первый император Цинь). Основание:
распространение на всю ойкумену (Центральный и Южный Китай)
реформ Шан Яна, формирование мощной военно-бюрократичес
кой империи, служившей образцом для последующих царств, с пе
редачей имперских образцов северным кочевым народам.
Версия-гипотеза новой хронологии. Становление христианства как
государственной религии в Иерусалиме—Риме-Вавилоне-Константинополе на Босфоре в XI в. н.э. с последующим утверждением геокультурного и геополитического доминирования Римской (Ромейской) империи в Западной Евразии и Северной Африке. (Авторы
новой хронологии считают, что итальянский Рим был основан как
столичный город только в XIV в. н.э., а все действительно древние
летописные сведения, монеты, надписи на камнях и т.п. относятся
к Риму на Босфоре X—XV вв. н.э., в том числе латинские надписи —
к Латинской империи на Босфоре XII—XIII вв.; те же авторы отно-
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
381
сят эпоху Цинь Шихуанди и постройку им Великой китайской
стены не к III в. до н.э., а к XVII в. н.э.[Носовский и Фоменко,
1999, с. 59-164; 1996, с. 203-205]).
Содержание основного периода. Возникновение, рост и падение
империй, появление и распространение мировых религий, складывание тесных политических и экономических связей (например,
феодального типа) на месте распавшихся империй.
Новые факторы геополитического доминирования. Стальное оружие, позже доспехи, огнестрельное оружие. Профессиональные армии. Развитое имперское управление, регулярные системы сбора
дани и налогов. Мировые религии как факторы легитимации. Появление профессиональной дипломатии, посольств.
Новые факторы геокультурного доминирования. Прозелитские религии, наиболее успешные из которых стали мировыми.
Новые факторы геоэкономического доминирования. Обеспечение
безопасности и единого порядка обмена на больших территориях.
Союз правителей с торговыми городами: покровительство в обмен
на налоги.
Изменения в исторических системах. Расцвет мир-империй.
Становление вокруг них классических цивилизаций. Умножение
и расширение мир-экономик, пока еще уязвимых и зависимых от
геополитической обстановки. В то же время мир-экономики при
очередных завоеваниях уже не гибнут, как раньше, но сразу образуют обходные пути.
Как можно видеть, вся средневековая и древняя история охватывается фазой зрелой государственности. Кроме границы между формативным и основным периодом здесь нет больше делений всемирного масштаба, что, разумеется, является одним из серьезнейших
недостатков предложенной периодизации в целом. Этот недостаток
тем не менее здесь не исправляется по следующим двум причинам.
Во-первых, при выдерживании единства главного критерия периодизации - выявления доминирующих режимов и обществ как
их носителей крайне затруднительно подразделять данную эпоху на
более мелкие временные единицы. Это подразумевало бы в рамках
традиционной хронологии, что средневековые лидирующие режимы и общества (например, Византия, арабские халифаты, феодальная Европа, Габсбургская империя, Орда, Московия, Османская
империя или китайские империи XII—XVI вв.) надежно и необратимо более эффективны в широких рамках условий, чем древние
общества классических цивилизаций (например, Древнего Рима или
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
382
Ханьского Китая). Ни аргументов, ни уверенности в таком суждении
нет. Более того, историки нередко обозначают средние века как тупиковый период [Дьяконов, 1994, с. 71, 117]. Поэтому на принятом уровне
общности критерия следует выделить именно такую, большую эпоху,
объединяющую древность со средневековьем, а для ее подразделения
(разумеется, практически необходимого) необходимо переходить к
иным критериям, что составляет уже отдельную задачу.
Во-вторых, временная протяженность выделенной эпохи зрелой
государственности является гигантской только в традиционной (скалигеровской) хронологии: с IX или VII вв. до н.э. до начала XVII в. н.э.
(2300 — 2600 лет). В новой же хронологии эта протяженность существенно меньше: с IX - XI вв. н.э. до началаXVII в. н.э. (700 - 900 лет).
Для всемирно-исторической эпохи это вполне приемлемый отрезок
времени. До разрешения «хронологического спора» (который все-таки
должен развернуться на серьезном интеллектуальном и профессиональном уровнях) дальнейшее деление этого наиболее проблематичного отрезка всемирной истории попросту нецелесообразно.
Начало периода упадка в эпоху зрелой государственности. Либо
1588 г. - гибель «Великой Армады» как символа могущества Испании, мирового лидера прежней эпохи, либо 1609 г. — год фактического признания Испанией независимости Нидерландов как общества новой фазы, становящегося новым мировым лидером.
Конец эпохи. Год 1911 — распад последней традиционной империи в Китае.
5.5.5. Эпоха (доминирования режимов и обществ}
сквозной государственности
5.5.5Л. Формативный период. Вопрос-критерии: в каком мировом регионе и какие сообщества, овладевшие одним или несколькими режимами, характерными для сквозной государственности
(см. выше характеристики 5-й фазы), впервые стали явно доминировать, т. е. вытеснять, уничтожать, подчинять, служить образцами
для подражания, над сообществами, лишенными таких режимов,
что в дальнейшем привело к восполнению недостающих факторов
доминирования, к экспансии этих новых сообществ-лидеров и распространению их режимов за пределы данного мирового региона?
Версия-гипотеза. Западная Европа — 1609г., фактическое
признание Испанией независимости Соединенных Провинций
(Нидерландов), после чего Нидерланды, несмотря на свой малый
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
размер и небольшие сухопутные силы, весь XVII в. оставались финансовым и торговым лидером всей Европы [Tilly, 1992, р. 90].
Появление национальных государств (или сквозной государственности, по нашей терминологии). Их появление принято связывать
с абсолютизмом, но попытки установить абсолютистский режим
правления уходят в далекое прошлое военно-бюрократических империй. При этом государственные режимы, складывающиеся после
революций в Нидерландах, Англии и особенно во Франции безусловно имеют сущностное отличие от предшествующих. Есть большой соблазн связать эту специфику с появлением эффективных
представительных органов, т.е. с развитием демократии, но тогда
военно-бюрократические режимы России, Турции и Японии XIX—
XX вв., коммунистические и фашистские режимы XX в. в лучшем
случае с бутафорской ролью демократии, бывшие явно паритетными, а зачастую и доминировавшие над демократическими, выпадают из общей фазы. Поэтому, следуя Тилли, мы относим их к принудительно-интенсивным (coercion-intensive) типам-аттракторам,
тогда как Нидерланды, а затем Англия относятся к капитал-интенсивному (capital-intensive) типу-аттрактору. Стадия же социального
развития здесь одна — 5-я (доминирования режимов и обществ)
сквозной государственности.
Рубежом ее следует считать не появление абсолютизма, а новый
тип общенационального альянса, основу которого составлял союз
между государственной властью и держателями ресурсов (землевладельцами, владельцами торговых, промышленных, банковских капиталов, «хозяйственниками» и т.д.), а также последующее сквозное проникновение государства практически во все сферы социальной жизни.
Какие же факторы доминирования использовали карликовые
Нидерланды для своего прорыва в новую фазу?
Во-первых, плотное сквозное бюрократическое администрирование, доставшееся от абсолютистской Испании, соединилось как
с мощными, оставшимися от феодального режима, правами и привилегиями местной аристократии, сумевшей отстоять автономию
провинций, так и с правами и привилегиями городов и городской
буржуазии.
Во-вторых, появился особо прочный и эффективный альянс
между финансовым капиталом (банкирами) и центральной властью (Генеральными штатами); такого рода альянсы были не редкостью для абсолютизма (так, испанскую корону обслуживали гену-
384
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
эзские банкиры), но в случае Нидерландов в силу ряда причин
плотность взаимных обязательств и доверия оказалась намного
больше.
В-третьих, долгая совместная борьба против испанского владычества, а также интенсивная идеологическая пропаганда («против
тиранов» и за «суверенитет народа») создали действительно национальное сознание, опираясь на которое можно было проводить дальнейшие реформы, укреплявшие сквозную государственность.
В-четвертых, воспользовавшись ослаблением Португалии, борьбой между Испанией и Англией, Нидерланды захватили важнейшую
на то время геоэкономическую нишу — колониальную эксплуатацию
Ост-Индии в сочетании с обеспечением колоний мануфактурными
товарами, за которые та же Испания щедро расплачивалась американским золотом и серебром.
В-пятых, Нидерланды сумели компенсировать свою геополитическую слабость на континенте привлечением наемных армий и
активной дипломатией (вначале против Испании, а после Вестфальского мира 1648 г. — против Франции).
Важным основанием считать именно голландский прорыв к
новой фазе началом формативного периода является то, что происходило с Англией, ставшей главным соперником Нидерландов на
море в первой половине XVII в. и одержавшей победу в англо-голландской войне 1652—1654 гг. Сама идея возможности республиканского правления, многие представления о правах и свободах в Английской революции 1640—1660 гг. были заимствованы у соседней
Голландии. «Славная революция» в Англии 1688—1689 гг. победила
благодаря призыву Вильгельма III Оранского из Нидерландов (во
главе 600 кораблей), отречению законного короля Якова II и избранию Вильгельма королем с одновременным принятием Декларации
прав (позже Билля о правах) - основы всей последующей государственности Великобритании. Разумеется, англичане опирались на
свои давние и недавние образцы, но согласие с ними нового короля, призванного из Нидерландов (геокультурного доминанта?!) и
устойчивость сложившегося режима говорят о многом. Мировое
господство маленькой островной Великобритании на протяжении
XVIII—XIX вв. хорошо известно. При этом колонизационное, промышленное, геоэкономическое и военно-морское доминирование
Великобритании само должно быть объяснено. Очевидно, что одну
из первых ролей в этом объяснении играет исключительно высокая
эффективность государства как в прямой организации новых форм
доминирования, так и в обеспечении их политико-правовых усло-
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
лос
вий. Голландские же образцы в данном случае играли важнейшую
роль (достаточно вспомнить о санкционированной государством
организации английской Ост-Индской компании по образцу голландской).
Специально следует оговорить, почему в качестве границы
между эпохами не взяты ни Английская революция 1640—1660 гг.
(как принято в отечественной марксистской и постмарксистской
традиции), ни 1500 г., знаменующий Великие географические открытия (как принято в большинстве современных западных периодизаций).
В отечественной традиции предпочтение Английской революции перед Нидерландской для проведения границы, знаменующей
начало «Нового времени» обычно делается исходя из недостаточной величины и значительности Голландии. Для начала формативного периода, согласно принятому нами критерию, величина общества-первопроходца не релевантна, а значительность его прямо
определяется достижением впервые явного лидерства в своем мировом регионе на основании использования режимов, характерных
для новой фазы развития. Именно этому критерию отвечает Голландия начала XVII в. (см. выше).
Что касается отказа проводить периодизацию по ставшему столь
модным 1500 г., то здесь главную роль играет принцип единства
критериев периодизации. Если мы проводим границу по началу
экстраординарных географических открытий, то надо тот же критерий применять и для прошлого (заселение Америки индейцами?),
и для будущего (первое кругосветное путешествие, открытие Австралии и Антарктиды, полеты в космос и на Луну?).
В принципе такая периодизация по параметру крупных географических открытий возможна, но только среди прочих аспектных
периодизаций. В плане эволюции режимов и обществ 1500 г. вовсе
не был сам по себе поворотным пунктом: новые заокеанские земли
завоевывались и эксплуатировались, по крайней мере, первые десятки лет XVI в. в соответствии с прежними имперскими паттернами фазы зрелой государственности. Другое дело, что трансконтинентальные связи послужили вызовом новых возможностей
развития. Этими вызовами, между прочим, европейцы могли и
не воспользоваться (как, например, Китай не воспользовался проложенным путем через Индийский океан в Аравию). Голландия, а
затем Англия лучше всех использовали возможности для развития
своих режимов и обществ (а не только для обогащения аристокра13. Заказ №673.
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
тии), но именно поэтому начало формативного периода проводится по фактическому международному признанию успеха Голландии в 1609 г.
5.5.5.2. Основной период эпохи зрелой государственности. Вопрос-критерии: какое событие (ряд событий) следует считать переломным моментом, убедительной победой новых (свойственных
сквозной государственности, см. выше характеристики 5-й фазы)
режимов над старыми, за чем последовали либо множественные
цепи заимствований, либо параллельные процессы эволюции в наиболее развитых и населенных мировых регионах?
Версия-гипотеза. В Западной Европе ок. 1800 г. реформы Наполеона обеспечили не только политическую, экономическую, идеологическую поддержку его завоевательным стратегиям, но также
исключительно высокий престиж его государственной системы даже
в глазах противников и будущих победителей. При этом основная
направленность реформ была прежней — рациональное построение
сквозного национального государства.
Новые факторы геополитического доминирования. Массовые, специально обученные армии, профессиональное образование офицеров, единая формальная система рангов, уставов и проч. Государственный надзор над массовым производством вооружений и амуниции.
Новые факторы геокультурного доминирования. Унификация государственных правовых кодексов. Государственная организация
образовательных и научных учреждений и т.д.
Новые факторы геоэкономического доминирования. Сквозное упорядочение системы налогообложения, таможенных сборов, правил
торговли, мер и весов, решения имущественных споров и т.д.
Главными образцами для подражания в последующем были также школьное образование, исследовательские университеты, бюрократия и военная организация Пруссии, парламентская система Англии, конституция, республиканское правление, организация художественной жизни во Франции и др.
Изменения в исторических системах. Мир-экономики добиваются устойчивого паритета, а с конца XX в. — преимущества над альтернативными системами — мир-империями [Валлерстайн, 1998J.
Начало периода у падка. Возможно, это 90-е годы, если подтвердится, что устойчивого выигрыша в доминировании достигают общества с новым качеством — сензитивностью (см. ниже).
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
5.5.6. Эпоха (доминирования режимов и обществ}
социальной сензитивности
387
5.5.6.1. Формативный период. Вопрос-критерий: в каком мировом регионе и какие сообщества, овладевшие одним или несколькими режимами, характерными для сензитивной 6-й фазы (см.
выше), впервые стали явно доминировать, т.е. вытеснять, уничтожать, подчинять, служить образцами для подражания, над сообществами, лишенными таких режимов, что в дальнейшем привело к
восполнению недостающих факторов доминирования, к экспансии
этих новых сообществ-лидеров и распространению их режимов за
пределы данного мирового региона?
Для построения версии-гипотезы примем в качестве главной характеристики обществ 6-й фазы самоё сензитивность, понимаемую
прежде всего как эффективное использование обществом знаний
социальных наук. Можем ли мы найти в истории XIX—XX вв. случай такого завоевания лидерства хотя бы в одном мировом регионе,
которое прямо основывалось бы на эффективном использовании
социального знания? По-видимому, можем, причем в особенно
сложные поиски пускаться не приходится — это обе сверхдержавы
второй половины XX в.
Версии-гипотезы. Таких версий несколько.
1. США в 1945 г. стали одним из главных победителей во Вто
рой мировой войне, что было прежде всего результатом последова
тельной реализации геополитической концепции «морской силы»
Альфреда Мэхэна, имевшей как теоретическое, так и серьезное эм
пирическое научно-историческое обоснование — анализ причин
лидерства в Европе и пире в период с XVI! в. [Мэхэн, 1941].
2. ССС "* в 1945 г. стал одним из главных победителей (а по территориаль ,ым приобретениям первейшим) во Второй мировой вой
не, что было во многом результатом реализации научно-идеологи
ческой марксистской концепции превосходства общественной соб
ственности на средства производства над частной собственностью
и превосходства общественного перераспределения благ над рыноч
ными отношениями; причем концепция имела теоретическое и этико-философское обоснование (эволюционная теория смены фор
маций и тезис о преодолении отчуждения).
Обоим обществам активно подражали в последующие десятилетия, кроме того, между самими обществами был активный обмен
заимствованиями (из США в СССР: тейлоризм, фордизм, теория
13*
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
управления, ядерное оружие, системный анализ, социология; из
СССР в США: защита труда, государственное регулирование экономики, равноправие женщин, система социального обеспечения,
государственные космические программы, школьное образование). Можно достаточно уверенно усматривать прецедент обретения Соединенными Штатами черт социальной сензитивности в научнообоснованной военно-морской экспансии при президентстве
Рузвельта (1933-1945), прямо называвшего себя учеником Мэхэна.
Дело отнюдь не в том, что концепция Мэхэна оказалась на поверку
более эффективной и перспективной в длительной перспективе, чем
учение Маркса. Важно, что в США поддерживалась традиция автономного существования академической социальной науки и практики использования ее результатов в политике. В СССР также была
автономная социальная наука, но только в 1920-е гг. Последующая
почти полная идеологизация сопровождалась тем, что результаты
исследований практически не использовались до середины 80-х годов, когда было уже поздно.
Кроме того, победа СССР во Второй мировой войне была все
же больше обусловлена не сензитивностью общества (следованию
социальной теории), а в основном геополитическими факторами:
ресурсным превосходством и окраинностью в непосредственной
близости от противника, развитием военной промышленности, начинавшемся еще при царе, эффективностью централизованного
управления, мужеством и терпением армии и населения.
В то же время для США, не подвергавшихся нападению, даже не
имевших реальных угроз, было в определенном смысле «неестественно» вступать в войну за океаном. Хотя союзнические обязательства и
гуманистические мотивы освобождения Европы от фашизма нельзя
полностью отрицать, все же они вряд ли были бы достаточны для
открытия второго фронта без опоры на долговременную, научно
обоснованную Мэхэном стратегию захвата Штатами господства в
Мировом океане, для чего им нужна была победа и над наиболее
агрессивным европейским соперником Германией, и над главным
соперником в Тихом океане Японией, и, позже, политика сдерживания («принцип анаконды», по Мэхэну) в отношении послевоенного Советского Союза.
В настоящее время, вероятнее всего, продолжается формативный период эпохи сензитивных обществ. Основной этап начнется
при таком ярком и убедительном успехе какого-либо из ведущих
обществ, после которого начнутся множественные цепи режимных
5.5. Стержневая периодизация всемирной истории...
заимствований в большинстве наиболее развитых и населенных
мировых регионов. Несмотря на впечатляющие технологические
успехи Японии и рыночные успехи Китая, ожидать нового прорыва
все же следует от США или Объединенной Европы (имеющей уже
большинство параметров целостного общества).
Представим вероятные факторы доминирования в сензитивную
эпоху с учетом как негативного пессимистического, так и позитивного оптимистического сценариев.
Вероятные факторы геополитического доминирования. Негативный сценарий: умение вызывать требуемые международные конфликты, манипулировать поведением их участников, обеспечивая при
этом легитимность и моральную оправданность своей позиции.
Позитивный сценарии. Умение представителей общества-лидера разрешать возникающие международные конфликты через
такую модификацию норм и институтов взаимодействия, которые обеспечивают более мирное и справедливое разрешение последующих конфликтов при повышении авторитета и влияния
общества-лидера.
Вероятные факторы геокультурного доминирования. Негативный
сценарий: способность общества-лидера навязывать свои ценности и нормы, критерии и потребности, добиваясь тем самым центральной позиции даже ценой деградации других культур.
Позитивный сценарий. Способность общества-лидера так поддерживать альтернативные культуры, так воспринимать и модифицировать их разнообразие в собственной культуре, что это приводит к продуктивному состязанию, взаимовлиянию и расцвету
культур, включая малые, при высоком авторитете культуры общества-лидера.
Вероятные факторы геоэкономического доминирования. Негативный сценарий: способность общества-лидера так влиять на организацию глобального экономического взаимодействия, что оно обеспечит ему выигрышную позицию даже ценой деградации и/или роста уязвимости экономик других обществ, экологического ущерба.
Позитивный сценарий. Способность общества-лидера так влиять на организацию глобального экономического взаимодействия,
что оно обеспечит поддержку разных, в том числе слабейших, обществ, подъем и устойчивость их экономик, снижение экологического ущерба в глобальном масштабе, причем само обществолидер укрепляет благодаря этому свою выгодную геоэкономическую позицию.
390
_
Глава 5. НА ПУТИ К ОБОСНОВАННЫМ ПЕРИОДИЗАЦИЯМ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Отнюдь нельзя исключать, что сам критерий социальной сензитивности обществ окажется ошибочным: если это так, то картина прояснится как раз при следующем ярком глобальном успехе того
или иного лидера. Будущее всемирной истории, будущее человеческого рода открыто.
Заключение к разделу о периодизациях
Следовало бы сопоставить сформулированные в начале раздела
общие проблемы периодизации всемирной истории и задачи работы (см. 5.1), обобщения идей современных авторов (см. 5.2), принципы периодизации и обоснования (5.3), априорные понятийные
конструкции (5.4) с полученными результатами (5.5). Однако наше
повествование так затянулось, что это занятие лучше предоставить
самому читателю.
Даже без вхождения в подробности достаточно ясно, что общие
проблемы еще далеки от решения, задачи выполнены лишь частично, а полученная периодизация отнюдь не вполне удовлетворяет заданным нормативным требованиям. Несложно было бы «подкорректировать» исходные заявки, чтобы не так явно зиял разрыв между
начальными амбициями и представленными в итоге скромными плодами. Этого не сделано именно потому, что разрыв между желаемым
и действительным должен быть как можно более явным, чтобы побудить последующие более совершенные подходы и разработки.
Однако с уверенностью можно утверждать, что множественность
предлагаемых периодизаций неминуемо приведет к повышению
значимости их оснований. Поэтому смысл нашей работы вовсе не в
представленной версии периодизации, имеющей множество недостатков (возможно, даже неисправимых в рамках принятой здесь
парадигмы), но в обращении внимания на необходимость и возможность обоснования каких-либо периодизаций вообще, в разработке
последовательной методологии обоснования, в демонстрации возможностей построения вспомогательных концептуальных конструкций для временного членения человеческой истории.
В будущем непременно появятся и другие, более совершенные
подходы, обоснования и версии периодизации. С этой точки зрения те или иные недостатки представленной работы оказываются
функциональными: они как бы взывают к преодолению.
Путь к новым, более обоснованным периодизациям всемирной
истории открыт.
Глава 6 МЕТОД
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ*
Метод состоит в размещении и упорядочении того, на что должно быть
направлено острие ума в целях открытия какой-либо истины.
Рене Декарт. Правила для руководства ума
Изложение метода: по какому праву, зачем и для кого. Хорошо известно, что в социологии споры о методе занимают не меньшее место в научных дискуссиях, чем обсуждение самих результатов исследований. Историки, как правило, меньше обременены такой рефлексией, что, однако, с
лихвой восполняет философия истории, а особенно аналитическая философия истории, популярная в англоязычной исследовательской традиции.
В самой философии ее главный стержень — обновление идей об истинности, обосновании суждений и правомерных путях мышления — это всегда
в некотором роде рассуждение о методе.
К концу XX в. в среде наиболее успешно развивающихся отраслей социальной науки, в частности в исторической социологии, стало все более
явственным «раздражение против засилья методологических дискуссий».
Так, Рэндалл Коллинз вполне справедливо сетует на то, что вместо сосредоточения на способах и трудностях получения конкретных макросоциологических предсказаний научная литература полна лишь абстрактными
рассуждениями об их невозможности [Коллинз, 19986]. Теда Скочпол в
книгах и личных беседах любит подчеркивать, что ей не очень интересно
рассуждать о том, как надо делать историко-социологический анализ, она
предпочитает делать его. Излюбленный довод историков и социологов,
направленный против работ по социальной философии и методологии социального познания (и рикошетом против их авторов), выражается формулой: «Как это можно, не проведя ни одного настоящего конкретного
исследования в истории и социологии, вообще браться за рассуждение о
методе? Это просто недопустимо и смешно — учить тому, что сами делать
не умеете».
Тирады такого рода звучат убедительно, но лишь на первый взгляд. В
основе этих нехитрых мыслей лежит старая, как мир, ревность по отно* Раздел подготовлен с учетом Программы поддержки гуманитарных наук
Минобразования РФ. Исследовательский проект ΓΟΟ-1.4-384.
Глава 6
·
ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
шению к чужакам, вторгающимся в запретную для них профессиональную область, а также наивное либо преднамеренное непонимание естественности и неизбежности «разделения труда» и специализации во всех
зрелых областях человеческой деятельности. Подобным образом театральные режиссеры поносят театральных критиков, ни разу не сделавших ни
одной постановки, но смеющих рассуждать о критериях хорошего спектакля, а писатели — литературных критиков, не написавших ни одного
стоящего рассказа, но судящих о промахах в написании романов.
Участники Венского кружка (М. Шлик, Р. Карнап, Г. Фейгль, Ф. Франк
и др.), равно как и члены Берлинской группы (Г. Рейхенбах, К. Гемпель
до эмиграции), хоть и были людьми, сведущими в физике и других точных
науках, но не были естествоиспытателями и предметными теоретиками,
они не ставили сами экспериментов и не строили физических теорий, зато
имели смелость рассуждать о том, какими методами и в каком языке следует открывать и фиксировать новые научные истины [Хилл, 1965]. Карл
Поппер и Имре Лакатос не сделали ни одного научного открытия, объясняющего какие-либо явления в естественных науках, но без особого смущения предписывали, как делать такие открытия, как обосновывать объяснения, чего избегать, а к чему стремиться в ходе исследования [Поптюр,
1983; Лакатос, 1995]. Карл Гемпель был достаточно далек от истории и
исторической проблематики, но взял на себя смелость диктовать научно
правомерную логическую схему исторического объяснения, основанного
на общих законах (см. 2.2, а также [Гемпель, 1942/1998]).
Любопытно, что сами исторические социологи в полной мере пользуются плодами трудов логиков и философов прошлого, считая это само собой разумеющимся и адресуя свои филиппики только современникам. Так,
Р. Карнейро опирался на методологию Рейхенбаха [Карнейро, 1994]; Коллинз, учась в Беркли, через Блумера, Стинчкомба и других методологически «подкованных» социологов и воспринял номологический подход
Гемпеля, который с успехом использовал в макросоциологическом предсказании (см. 4.4, [Коллинз, 19986]); Скочпол осознанно и целенаправленно применяет методы анализа причинных связей Дж. С. Милля
[Skocpol, 1979; Skocpol and Somers, 1994], почему-то не предъявляя этому
автору претензий по поводу того, что он не провел ни одного конкретноисторического или социологического исследования...
Итак, особенно не надеясь на признание со стороны современных
историков и социологов, автор адресует данную главу прежде всего подрастающим и будущим поколениям исследователей. Те читатели, которые не собираются проводить теоретико-исторических исследований, а
также те, кто и так хорошо знает, как это делать (до сих пор среди соотечественников мне такие почти не встречались), могут эту главу пропустить,
ознакомившись с частными методическими приемами и логическими процедурами.
В полном объеме изложение метода понадобится только тем, кто впервые приступает к серьезному теоретико-историческому исследованию и
заинтересован в планомерной и логически оправданной организации своей
Ввеление
работы. Таких читателей не должна смущать некоторая дотошность, «заорганизованность», гиперсистематичность изложения, в основе которого
лежит представление о методе как сети процедур, связанных входами и
выходами. Те, кто основы теоретического метода (пусть в иной интерпретации) уже освоил, могут пропускать кажущиеся им очевидными разделы.
Изложение метода имеет тройственную задачу. Во-первых, дать молодым исследователям в руки инструмент, фигурально выражаясь, лоцию
и компас, сверяясь с которыми они могли бы вступить в неизведанные
пространства теоретико-исторических исследований. Избыточная детализированность, проговаривание «общих мест», которое неизбежно представится искушенному теоретику излишним и школярским, обусловлены
именно этой задачей. Дело в том, что в данном аспекте я адресуюсь прежде всего к своим ученикам, опыт общения с которыми показывает необходимость скрупулезного проговаривания всех деталей без малейших пропусков.
Во-вторых, ставится задача обобщения того методически нового, что
несут в себе наиболее яркие и успешные исследования «золотого века макросоциологии», прежде всего работы Р. Карнейро, А. Стинчкомба, Т. Скочпол и Р. Коллинза (см. 4.2— 4 .4, а также [Коллинз, 1998а]). Данный материал должен представлять интерес для исследователей со стажем и опытом
теоретической работы, так как, насколько мне известно, эти обобщения
не проводились даже в зарубежной литературе, не говоря об отечественной, поскольку в России об этом «золотом веке» зачастую не знают даже
понаслышке.
В-третьих, разработка метода теоретической истории содержит претензию на некоторые интеллектуальные новации, появляющиеся в качестве
результатов решения постоянно возникающих проблем взаимоувязки изначально разнородных концепций, моделей, логических схем, формализмов, графических средств, нарративов и прочего материала теоретико-исторического исследования (см. 4.1-4.7). В данном аспекте есть надежда на
то, что метод будет небезынтересен для тех, кто профессионально занимается методологией социальных и исторических наук, той областью философии, что в англоязычной традиции называется Philosophy of Social Science.
Направленность социальных и исторических исследований. Метод — это
всегда метод достижения чего-то. В сфере философии и науки речь идет о
получении нового знания. Прежде чем говорить о методе познания, следует уяснить, какого рода новые знания являются целью исследовательской деятельности.
Чарльз Рэгин выделяет семь главных целей социального исследования [Ragin, 1994, р. 34-47]:
1) выявление общих структур и отношений;
2) проверка и уточнение теорий;
3) научные предсказания;
4) осмысление культурно или исторически значимых явлений;
5) изучение разнообразия;
IQ
л
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
6) предоставление голоса (указание на существование и проблемы ра
нее пренебрегаемых учеными и общественностью социальных групп);
7) развитие новых теорий.
На какие исследовательские цели следует ориентироваться при рассмотрении и конструировании методических подходов теоретической истории (макроисторической социологии, макросоциологии)?
Для ответа на этот вопрос следует учесть нынешнее состояние данной
области исследований (см.: Начала, выпуски 3—5). Институализации нет.
Немногие теоретически сильные результаты (см. 4.2—4.4 о работах Р. Карнейро, Т. Скочпол, Р. Коллинза) получены исследователями, причисляющими свои открытия к смежным наукам (антропологии, социологии,
геополитике). Нет подготовки специалистов в области теоретической истории. Нет даже полновесного признания дисциплины академической общественностью. Теоретическая история находится приблизительно в том
же положении, что политическая экономия во времена Жан-Жака Руссо
и Адама Смита. Есть яркие работы, есть новый термин «теоретическая
история» (использованный Л. фон Берталанфи и К. Поппером уже в 50-х
годах), но сама дисциплина находится еще в роли падчерицы среди признанных и именитых «законных» наук.
Итак, при всем уважении к новому самосознанию и миссии социальных наук остережемся ориентировать сейчас теоретическую историю
на выходящие за пределы научного познания высокие нравственные и
культурные задачи. Она как бы не доросла еще.
Пока насущными для теоретической истории являются только задачи
первичного утверждения в круге смежных наук и академическом сообществе. В плане содержательном это означает острую потребность в новых
нетривиальных и надежных теоретических результатах. Таким образом, на
первый план выходят цель 2 (проверка и уточнение теорий) и цель 7 (развитие новых теорий). Цель 1 (выявление общих структур и отношений) и цель
5 (изучение разнообразий) являются вспомогательными по отношению к
целям 2 и 7. К научным предсказаниям (3) можно стремиться как к приложению наиболее развитых теорий (есть даже прецеденты — см. о предсказании Р. Коллинзом распада Советской империи — Варшавского блока и
СССР в [Коллинз, 19986]); однако теории истории пока недостаточно еще
сильны для широкой их ориентации на социальные предсказания. Цель 4
(осмысление культурно или исторически значимых явлений) не отвергается, но и не требует специального методологического обеспечения. Цель 6
(предоставление голоса) соответствует направленности «социальной истории» (изучение забытых, главным образом, угнетенных и маргинальных
групп в обществах прошлого и настоящего) может быть учтена исходя из
ценности людей прошлого как «целей самих по себе» (см. 1.5.2 об исследовательских ценностях), но не должна заслонять более общие и принципиальные как для теоретической истории, так и для философии истории, цели
2 и 7: проверку, уточнение имеющихся теорий и построение новых теорий,
объясняющих и предсказывающих социально-исторические явления.
В веление
39 S
Не следует замахиваться на общий метод построения любых теорий
истории: он по необходимости будет слишком абстрактным, трудно приложимым к организации конкретного исследования; кроме того, всех
имеющихся и, более того, будущих форм теорий все равно не исчерпать.
Поставим более скромную задачу — разработать метод построения таких
исторических теорий, в которых явления-следствия и явления-причины (факторы) представимы в виде сочетания значений переменных,
имеющих порядковую или квазиинтерваль^ую структуру (см. 5.6.8).
Далее мы увидим, что это весьма широкий и значимый класс теорий,
построение которых возможно с помощью различных исследовательских стратегий.
Единые этапы и альтернативные стратегии. Общим местом современной научной методологии является множественность исследовательских
подходов и стратегий. Альтернативность дает свободу выбора, а совместное использование разных методических подходов обеспечивает исключительно ценное объемное видение предмета. Вместе с тем отказ современной методологии социальных наук от попыток дать обобщенное представление о единых принципах и этапах теоретического исследования дает
эффект скорее не свободы, а растерянности, особенно у молодых исследователей, которым не остается ничего другого, как копировать методические образцы своих учителей с помощью чисто сержантской методологии
«делай, как я», а затем, на протяжении своей творческой жизни, каждый
раз заново «изобретать велосипед» — осваивать единство и альтернативность исследовательских принципов и стратегий.
Метод теоретической истории имеет три главных идейных источника:
обобщение методических и логических принципов и подходов К. Гемпеля и И. Лакатоса (см. 2.2.2; 2.4);
обобщение методов наиболее ярких и продуктивных теоретико-исторических исследований последних десятилетий (прежде всего работы
Р. Карнейро, Т. Скочпол и Р. Коллинза, см. 4.2—4.4);
результаты сопоставления и синтеза логических и графических средств:
как классических (методы Бэкона - Милля, Э. Дюркгейма, таблицы, графы), так и разработанных современными авторами (А. Стинчкомб, Дж. Маки, Д. Литтл, Ч. Рэгин, С. П. Никаноров и др., см.: Начала... 5.3—5.7).
Совмещение этих идей, подходов и конструкций дало возможность следующего варианта сочетания единства и альтернативности метода. Единство задается последовательностью основных девяти крупных этапов теоретического исследования (6.1—6.9). Обратные связи и многочисленные итерации не то что возможны, но прямо предполагаются. Вместе с тем каждое
«возвращение» к предыдущему этапу погружает в поле связанных с ним
арсеналов логических схем и других познавательных средств, подобно тому
как обнаружение во время конечной сборки технической конструкции плохо отлитой или выточенной детали заставляет возвращаться в литейный
или токарный цех. Важно, что такие возвраты не противоречат общей единой последовательности этапов технологического процесса.
Глава 6
·
ΜΕΤ
°Α ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Аналогично рассматривается необходимая множественность и альтернативность исследовательских стратегий. Их полезно сопоставить с многообразными технологическими цепочками, которые только и становятся
возможными при наличии крупных основных «цехов», обеспечивающих
средствами и процедурами звенья этих цепочек, причем конкретные последовательности звеньев предугадать и невозможно, и незачем. Таким же
образом основные этапы теоретического исследования как «цеха по производству знаний» служат в качестве специализированных, недостаточно
широких интеллектуальных «мощностей», которыми могут пользоваться
звенья самых разнообразных исследовательских стратегий.
Метод теоретической истории будет представлен именно в такой
последовательности основных этапов, так, как если бы на каждом этапе
был достигнут полный успех и выходы этапа становились бы входами
последующих этапов. Предлагается следующая базовая последовательность этапов:
1-й этап — Проблематизация. Постановка проблемы и реструктуризация теоретического поля.
2-й этап — Предметизация. Фиксация экспланандумов — объясняемых
переменных и класса явлений-следствий.
3-й этап — Исходная теоретизация. Формирование и операционализация переменных-экспланансов.
4-й этап — Логико-эвристический анализ. Перегруппировка и логический анализ случаев, концептуальная адаптация и выявление релевантных
переменных-экспланансов.
5-й этап — Содержательный анализ. Выбор и детальное исследование
отдельных случаев. Выявление механизма взаимосвязи переменных, построение содержательной концепции и соответствующее уточнение универсальной гипотезы.
6-й этап — Преодоление первичных аномалий. Сбор, систематизация и
обобщение аномалий. Поиск «мест» вероятных ошибок на основе принципа экономии мышления. Внесение необходимых коррективов и возврат
к соответствующим этапам для новых проверок.
7-й этап — Численный анализ. Шкалирование переменных, сбор и структурирование численных данных. Выявление силы причинных связей. Численное уточнение универсальной гипотезы.
8-й этап — Преодоление вторичных аномалий. Работы этапа 6 в применении к численно выраженным теоретическим положениям.
9-й этап — Завершающая теоретизация и прагматизация. Экспликация
и формализация численной теории. Разработка методов и средств решения основных классов познавательных и практических задач с помощью
качественной и численной теории. Синтез теорий и постановка проблем
нового уровня.
Каждый этап будет представлен через:
основные «входы» — имеющиеся познавательные средства и формы
результатов выполнения предшествующих этапов;
6.1. Этап 7. Проблематизация _____________________________________________
3 97
основные задачи этапа - формы процедур последовательных или параллельных целенаправленных преобразований входов и промежуточных
результатов;
основные требования к результатам («продуктам») выполнения этапа.
Разумеется, в реальном исследовании всегда осуществляется многократное «челночное» движение между разными этапами в этой последовательности, совместное выполнение этапов, долговременное сосредоточение на
одном этапе с выделением более детальных внутренних последовательностей и т.д. Все эти модификации представленной выше «канонической» последовательности из девяти этапов не только не отрицаются, но прямо предполагаются.
6Л. Этап 1. Проблематизация.
Постановка проблемы и реструктуризация
теоретического поля
Исследуйте проблемы, a не периоды,
Лорд Актон
Начальный этап исследования состоит в методологическом, исходном информационном и общетеоретическом обеспечении последующей работы.
Необходимость эксплицитной постановки проблемы перед началом исследования (с возможными последующими переформулировками) хорошо осознана в методологии науки и получила отражение в стандартах.
Историки и философы, сторонящиеся сциентизма и позитивизма, полагающие, что усилия, затрачиваемые на явную и точную
постановку проблемы и цель исследования, сковывают свободное
мышление и умерщвляют живое творчество, могут поразмыслить
над следующей цитатой из Р.Дж. Коллингвуда, философа и историка, которого трудно заподозрить в узкой ограниченности сциентизмом и позитивизмом.
Неверно, что тот, кто занят чисто теоретической деятельностью, действует без всякой цели. Человек, разрабатывающий определенную проблему, скажем, исследующий причины малярии, имеет перед собой
вполне определенную цель- открыть причины малярии. Да, он не
знает этих причин, но уверен, что, когда он их откроет, он будет знать
об этом открытии, приложив к нему определенные критерии, которыми он располагал еще до начала исследования. Направление его
научного поиска определяется схематическим представлением о не-
398
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
которой теории, удовлетворяющей этим критериям. Аналогично дело
обстоит с историком или философом. Он никогда не плавает по морям, не нанесенным на карты. На его карте, сколь бы мало детализирована она ни была, нанесены, однако, параллели и меридианы, и его
задача состоит в том, чтобы отыскать то, что заполняет пространство
между ними. Иными словами, каждое действительное исследование
начинается с определенной проблемы, а цель этого исследования — ее
решение. Поэтому план научного открытия известен заранее и может
быть определен следующим образом: чем бы ни было это открытие,
оно должно быть таким, чтобы удовлетворять условиям поставленной
задачи. Как и в случае практики, этот план, конечно, меняется в ходе
мыслительной деятельности; некоторые части плана отбрасываются,
некоторые же успешно реализуются и, как при этом обнаруживается,
вызывают новые проблемы [Коллингвуд, 1980, с. 298].
Классическое понимание практической проблемы состоит в разрыве между должным (желаемым) и сущим (имеющимся в наличии). Соответственно познавательную проблему можно определить
как осознанный разрыв между требуемым и имеющимся знанием.
Тогда научная проблема есть разрыв между требуемым и имеющимся научным знанием, т.е. таким, которое достигается и обосновывается в соответствии с текущими логическими и эмпирическими
стандартами. Философская проблема отличается от научной тем,
что в философии (за исключением некоторых частных областей
«научной философии») сами стандарты истинности, обоснованности, целостности и других аспектов знания подвергаются перманентной рефлексии, критике и обновлению.
Научные проблемы подразделяются на эмпирические и теоретические. Эмпирические проблемы состоят в восполнении требуемого, но недостающего опытного знания, получаемого через структурирование результатов наблюдений и экспериментов. Далее нас
будут интересовать только теоретические проблемы, суть которых в
восполнении требуемого, но недостающего знания, представленного в теоретических положениях и теориях, направленного на
объяснение и/или предсказание классов явлений.
В рамках данной работы под действительным теоретическим
объяснением понимается, вслед за И. Лакатосом и К. Гемпелем,
только помологическое (основанное на законах) объяснение, идеалом которого является выявление всех необходимых и достаточных
условий С,,..., С7, которые вследствие действия законов L,,..., Lm
приводят к следствиям класса E (см. 2.2). Принимая данную логическую схему за постоянную составляющую, получаем, что при
формулировке проблемы исследователь имеет дело с двумя прин-
.6. 1. Этап 7. Проблематизация
ципиальными методологическими переменными. Во-первых, это
определение класса явлений для объяснения. Во-вторых, следует
выявить, какая часть объяснения уже достигнута предшественниками, чтобы сформулировать проблему именно как разрыв между
имеющимся и требуемым знанием.
Вся совокупность теоретических и предтеоретических (концептуальных, модельных, схемных, обобщенных эмпирических) знаний и представлений, прямо указывающих на возможные объяснения выбранного класса явлений, называется теоретическим полем,
релевантным данному классу явлений. Полное решение проблемы
состояло бы в замене теоретического поля теоретическим описанием (см. 2.2.3), т. е. взаимосвязанными проверенными теориями, в
которых аккумулировано все необходимое и достаточное знание
относительно данного класса явлений, решения соответствующих
практических и исследовательских задач (ср. с идеальными ответами на вопросы философии истории в «Началах», 1.7— 1.8). Полное
решение проблемы является недостижимым идеалом, по крайней
мере, в области социальных и исторических наук. В конкретном
теоретическом исследовании можно рассчитывать лишь на шаг в
продвижении от имеющегося теоретического поля к идеалу теоретического описания. Планируемый результат этого шага фиксируется как цель исследования.
6. L Ί. Исходные данные
Всякий процесс, в том числе и процесс исследования, имеет свои
входы. В данном разделе дано краткое описание основных единиц
входов в процесс теоретического исследования, которые будут служить средствами и объектами для последующих исследовательских
процедур.
6.1.1.1. Субъект исследования и его характеристики. Очевидным
главным входом в процесс является субъект, ведущий исследование, как правило, это индивид-теоретик, имеющий или не имеющий своей исследовательской группы. Главные характеристики,
требующие учета, включают квалификацию, способности, опыт исследований, доступ к научной, особенно мировой литературе, подключение к современным научным сетям по избранной тематике и
соответствующим каналам коммуникации (это, прежде всего, Интернет), временные ресурсы. Чем выше уровень по каждой характеристике, тем за более сложные и широкие проблемы имеет смысл
400
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
браться. Если исследовательский опыт и квалификация низки, доступ к мировой литературе ограничен, включенности в мировые научные сети нет, время для исследования и оформления его результатов фиксировано, то резонно взять для начала частную теоретическую проблему в рамках уже развитой исследовательской программы.
Для ведения теоретико-исторических исследований требуется
специальное теоретико-историческое или макросоциологическое
образование. Такого в нашей стране пока нет, да и за рубежом появляются лишь первые ростки. Поэтому минимумом — при условии готовности восполнять лакуны в ходе самого исследования —
является базовое историческое, социологическое или социальнофилософское образование.
6.1.1.2. Исходная направленность исследования. Задолго до фор
мулирования научной проблемы субъект исследования имеет об
щий, зачастую достаточно размытый и неясный интерес — исход
ную познавательную направленность, или предпроблему. Эта на
правленность обычно является результатом истории прошлых
исследований, предыдущего общения со специалистами по данной
тематике, участия в разного рода научных семинарах и конферен
циях, чтения литературы. Как правило, отклик у исследователя по
лучает то, что соответствует имеющемуся образованию и вырабо
танному стилю мышления, познавательным и иным ценностям, а
также то, что давало интеллектуальный успех в прошлом и обещает
его в будущем. Осознание собственной исходной познавательной
направленности и ее источников весьма существенно, поскольку
оно теснейшим образом связано с эмоциональной энергией [Collins,
1998], которая потребуется в весьма больших количествах, прежде
всего для того, чтобы посвящать ежедневно многие часы научной
работе, вместо того чтобы зарабатывать деньги и радоваться жизни
во всех ее прочих (неинтеллектуальных) аспектах.
6.1.1.3. Первичная информация о специалистах в данной облас
ти. Очевидный источник информации — статьи в периодических
изданиях, как отечественных, так и зарубежных. Личное общение
со специалистами позволяет провести быструю ранжировку среди
множества имен. Эти данные нужны как для библиографического
поиска, так и для установления личных контактов — необходимой
формы включения в интеллектуальные сети.
6.1.1.4. Неструктурированные библиографические данные. Сюда
включается в принципе доступная совокупность периодических
6.1. Этап 7. Проблематизация
изданий и монографий, библиографических указателей, касающихся исходной познавательной направленности (предпроблемы).
6.1.1.5. Поле, или сфера исследования. Здесь имеется в виду доступное содержание по предпроблеме, т.е. имеющиеся в литературе
знания и представления, касающиеся исходной направленности
исследования. Полезно выделить три слоя в этом содержании. Вопервых, философское поле — идеи, относящиеся к онтологии, эпистемологии и аксиологии сферы исследования (ср. уровень философских предпосылок в методологической лестнице в: Начала. ..5. 1.6);
во-вторых, теоретическое поле — совокупность разного рода теоретических представлений: собственно теорий, концепций, моделей,
схем, понятийных конструкций и т.д. (см. 2.6); в-третьих, эмпирическое поле — совокупность доступных данных, описаний результатов,
методов и процессов эмпирических исследований (см. 2.6.7—1 1).
Теоретическое поле в сфере истории и макросоциологии уже
более или менее структурировано, т.е. разделено на группы пересекающихся парадигм (см.: Начала... 2.3) и исследовательских программ (см. 2.4; 2.10). Основными парадигмами, по своей научной
развитости имеющими статус исследовательских программ, являются марксизм, веберианство, цивилизационный подход, структуралистский и семиотический подходы в культурологии, теория
стадий технологического развития (теория модернизации), миросистемный анализ, теории социального конфликта, геополитика
и военно-ориентированные теории государства, функционализм,
социальный эволюционизм, социоестественный (экологический)
• подход, демографический и технологический детерминизм, социобиология и меметика [Sanderson, 1995a].
Вместе с тем для отдельных аспектов исторических явлений имеющиеся концепции могут быть еще не сгруппированы в парадигмы.
6. 1.2. Основные задачи этапа
6.1.2.1. Формулирование проблемы
Осознать и локализовать исходную познавательную направленность. Исходная направленность (см. 6.1.1.2), напрямую связанная
с личной исследовательской мотивацией, должна быть сопоставлена с имеющимся полем исследования (см. 6.1.1.5). Если это поле
уже структурировано, то следует выбрать ту его часть, которая в наибольшей степени отвечает исходной познавательной направленности, хотя отнюдь не обязательно должна ее исчерпывать. Если поле
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
402
представляется неструктурированным, то лучше начать с выделения в нем иерархии масштабов рассмотрения, для чего хорошим
подспорьем может послужить дифференциация уровней исторического анализа по Ч. Тилли.
Выбрать уровень анализа. Развертывание иерархии Ч. Тилли. В
классической книге «Большие структуры, долгие процессы, громадные сравнения» Чарльз Тилли, признанный патриарх и один из основателей современной исторической социологии, выделяет четыре уровня исторических исследований: всемирно-исторический,
миросистемный, макроисторический и микроисторический.
На всемирно-историческом уровне мы стараемся установить особые
черты эры и поместить ее в картину изменчивости (приливов и отливов) человеческой истории. Схемы человеческой эволюции, подъема
и падения империй, последовательности способов производства действуют на всемирно-историческом уровне [Tilly, 1984, р. 61].
Этот уровень анализа, по Тилли, соответствует проблематике
хода истории— структуры и направленности всемирной истории,
объясненной через ее динамику (см. 1.2.4.3). Ход истории (всемирно-исторический уровень анализа, по Тилли) включает, таким образом, всемирно-историческую динамику (см. 1.2.4.1) и объясненные посредством нее периодизацию и пространственное членение
всемирной истории (см. 1.2.4.2). Всемирно-историческая динамика, в свою очередь, составляется из взаимодействия нескольких динамик исторических систем, которые будут определены ниже.
Тилли продолжает:
На миросистемном уровне мы пытаемся выявить существенные связи
и вариации внутри наибольших множеств сильно взаимозависимых
социальных структур. Анализ мировых систем, строго говоря, конечно, подходит сюда, но то же касается и исследований цивилизаций в
стиле Тойнби [Tilly, 1984, р. 61].
Этот уровень анализа раскрыт через шесть типов исследовательских подходов, выделенных К. Чейз-Данном (Начала... 5.3.3). Термин «миросистемный» неудачен для обозначения уровня анализа,
поскольку он уже закреплен для определенной парадигмы, а также
не указывает на то, ведется ли исследование в рамках одной миросистемы (Валлерстайн, Бродель) или с учетом сравнения нескольких миросистем (Чейз-Данн и Холл). В рамках рациональной философии истории (РФИ) миросистемы, цивилизации, страны и ойкумены объединены в понятии «историческая система», поэтому
далее этот уровень будет обозначаться какмежсистемный. При от-
6. Т. Этап I. Проблематизация
403
влечении от взаимодействий между историческими системами следует говорить о кросс-системном уровне.
На макроисторическом уровне мы пытаемся объяснить отдельную
большую структуру и долгий процесс, наметить их альтернативные
формы [Tilly, 1984,"р. 61].
Способ исследования, названный Чейз-Данном «построение и
проверка многоуровневых моделей» (Начала... 5.3.3.5), пожалуй, относится к данному уровню, поскольку сосредоточен на всестороннем изучении отдельной миросистемы (большой структуры). Реальное современное употребление термина «макроисторическое» значительно шире, чем предложенное Тилли в 1984 г., поэтому будем
считать, что в макроисторическое (в новом, широком смысле) попадают три уровня, по Тилли: всемирно-историческое, миросистемное и макроисторическое. Макроисторический уровень, по Тилли, предлагается назвать интрасистемным, т.е. направленным на
изучение одной исторической системы. Поскольку каждая историческая система в общем случае состоит из нескольких обществ, а
изучение этой системы всегда предполагает изучение взаимодействий этих обществ, то интрасистемный уровень можно также называть межсоциетальным.
На микроисторическом уровне, по определению Тилли:
мы прослеживаем столкновения индивидов и групп со структурами и
процессами, надеясь объяснить, как люди это переживали в действительности [Tilly, 1984, р. 61].
В иерархии Тилли вовсе не представлено направление «большой истории», охватывающей человеческую историю [Spier, 1996].
Назовем этот уровень мегаисторическим.
В иерархию также почему-то не попали наиболее традиционные монографические исследования на уровне обществ. Соответствующий уровень можно назвать социетальным.
Далее, во многих сравнительно-исторических, социологических,
политологических и экономических исследованиях общества сопоставляются как изолированные, а не взаимодействующие единицы.
Это особый уровень анализа, который обозначим как кросс-социетальный.
Наконец, между «микро-» (индивиды и группы) и «социо-» (общества) полезно поместить «инфрасоцио» (провинции, институты,
большие социальные группы, классы, страты).
В результате получаем иерархию (табл. 4).
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
404
Таблица 4
Иерархия уровней исторического анализа
Уровень
анализа
Основные сферы и
объекты анализа
Типы исследований и
примеры работ
Мегаисторичес- Астрономические, геоло- Гердер, 1791/1977; Тейяр
кий или относя- гические и археологичес- де Шарлей, 1955/1987;
щийся к «боль- кие эры
Snooks, 1996; Spier, 1996
шой истории»
Всемирно-исторический
Интерсистемный или межсистемны и
Кросссистемный
Интрасистемный или межсоциетальный
Кросс социетальный
Структуры и процессы
всего протяжения
человеческой истории
Августин, Евсевий, Шеллинг, Гегель, Ранке;
McNeill, 1962; Stavrianos,
1995; Frank and Gills, 1993;
Sanderson, 1996
Взаимодействия между
Тойнби «Study of History»;
историческими система- Bagby, 1958; Coulborn, 1959;
ми и сравнения взаимо- Kroeber, 1962; Eisenstadt,
связанных исторических 1963, 1983
систем
Сравнения исторических Данилевский «Россия и Евсистем при отвлечении
ропа», Шпенглер «Закат
от их взаимодействий и Европы», Quigley, 1961;
взаимовлияний
Chase-Dunn and Hall, 1996
Одна историческая
Геродот «История», Фукисистема, например мидид «История», традиционросистема, цивилизация ные истории войн, диплоили геополитическая
матии, экономических и
ойкумена, взаимодейст- культурных взаимодейвия между составляющи- ствий, Бродель, 1990;
ми ее обществами
Wallerstein, 1974-1980
Сравнения между обМонтескье «О духе закоществами при отвлеченов», Маркс «Капитал» и
нии от эффектов их
др., Вебер «Экономика и
взаимодействий
общество»; Moore, 1966;
Carneiro, 1970; Skocpol, 1979
Инфрасоциетальный
Изучение отдельных час- Всевозможные истории одтей и составляющих
ной провинции, одного гообщества
рода, одного селения, одного социального института
или одной социальной
страты в одном обществе
Микроисторический
Индивиды и группы
Исторические биографии,
истории кружков, сообществ, групп, семей и т.д.
6. 7. Этап 7. Проблематизация
Выбрать или сконструировать класс исторических явлении для
объяснения. На основании оценки наличия материалов, времени, сил
и прочих исследовательских ресурсов сфокусировать внимание на
объяснении определенного класса явлений. Нередко бывает, что
определение такого класса приходится самостоятельно формулировать.
При этом должен быть найден баланс по критериям фундаментальности, уровню знакомства и выполнимости. Эти-взаимопротиворечивые
критерии представлены в разделе требования к проблеме (см. 6. 1 .3. 1 ).
Так, в социологических исследованиях Дюркгейма такими классами были преступления. При этом Дюркгейм огромное внимание
уделял точности определения преступлений (как деяний, за совершение которых субъекты подвергаются наказаниям).
Так как определение, правило которого мы только что сформулировали,
помещается в начале научного исследования, то оно не имеет целью
выражать сущность реальности, оно должно лишь дать нам возможность
достигнуть его в дальнейшем. Единственная его функция заключается
в том, чтобы привести нас в соприкосновение с вещами, а так как последние доступны разуму лишь извне, то оно и выражает их внешние
свойства. Но оно не объясняет эти вещи; оно обеспечивает лишь начальную точку опоры, необходимую нам для объяснения. Конечно, не
наказание создает преступление, но лишь посредством его преступление обнаруживается внешним образом, и от него поэтому мы должны
отталкиваться, если хотим дойти до понимания преступления [Дюркгейм, 1895/1995, с. 64-65].
Образцом может также служить работа Дюркгейма над определением такого класса явлений, как самоубийство в соответствующем классическом труде. В теоретико-исторической работе Карнейро (см. 4.2; [Carneiro, 1970]) таким классом было появление автохтонных государств, причем Карнейро дает четкое эксплицитное
(в своей основе веберовское) определение государства, называя его
социальной структурой с правительством, способным принуждать
людей к труду и войне [Ibid., р. 733]. Налицо два операциональных
признака: наличие/отсутствие правительства (это уже дальнейшая
проблема, как его отличать от лиц, принимающих решения в бродячих группах, неолитических деревнях, чифдомах или племенах)
и способность/неспособность правительства принуждать людей к
труду и войне. В работе Скочпол (см. 4.3) дается следующее определение интересующего класса явлений — социальных революций.
Социальные революции суть быстрые, базовые трансформации государства и классовых структур; они сопровождаются классовыми восстаниями снизу и отчасти осуществляются через них [Skocpol, 1979, р. 4].
ffv
406
Глава о. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Скочпол также уделяет внимание определению социальной
революции, приводит отличия ее от мятежа, политической
революции, реформы, «революции сверху», таких процессов, как
индустриализация и т.д.
Сформулировать проблемы и цели исследования. Сутью теоретикоисторической проблемы должно быть помологическое объяснение
определенного класса исторических явлений (см. 2.2.2). В более
мягких и принятых терминах основой формулировки проблемы
может быть фраза: «Проблема данного исследования состоит Б
выявлении условий и закономерностей появления (функционирования, развития, динамики и т.д.) (далее дается формулировка класса объясняемых явлений)».
Цель исследования, как указывалось выше, является образом
основного результата данного исследования, который, как правило, не решает проблему полностью, но продвигает ее решение на
определенный шаг. Примерами форм целей теоретического исследования могут служить такие формулировки: «Уточнить теорию
(такую-то) на основе ее приложения (к такому-то материалу)»; «На
основании сопоставления теорий или концепций (таких-то) выявить наиболее философски и эмпирически обоснованную»; «Провести синтез теорий (таких-то) для преодоления аномалий (такихто)» и т.д.
Переформулировать цель исследования на основании результатов
реструктурирования теоретического поля (см. 6.1.2.2). Цель должна
быть «вписана» в понятийный каркас принятой исследовательской
программы. Иначе говоря, планируемый шаг в решении проблемы
должен быть поставлен в рамки самоограничения. Формально это
может быть выражено посредством добавления к формулировке
цели «В рамках (такой-то) исследовательской программы», а содер
жательно речь идет об обязательстве не ставить под сомнение ядро
программы (в рамках данного исследования), а «в обмен на это»
пользоваться теоретическими положениями, методами, принципами и эвристиками программы как не требующими дополнительного обоснования, специальной проверки их правомерности и совместимости (см. 2.4; 2.10).
Так, Карнейро сознательно вписывает свою работу в парадигму
теорий принудительного создания государств (4.2.2). Коллинз с самого начала развертывает геополитическую концепцию из «ядерного» определения государства Вебера (см. 4.4.1). Скочпол заявляет о совмещении парадигм (прежде всего Маркса, Вебера и Мура) и
6. 7. Этап 7. Проблематизация
лм
в явном виде формулирует исходные положения ядра своей новой
парадигмы (см. 4.3.3).
6.1.2.2. Процедуры реструктурирования теоретического поля
1. Составить по возможности полный перечень имеющихся те
орий и предтеорий, известных эмпирических исследований по про
блеме исследования, сопоставить их с библиографическими данны
ми. Эту работу удобно делать на карточках, чтобы иметь возмож
ность последующего перекомбинирования, но «при наличии опыта
и возможностей» можно сразу сформировать и заполнить соответ
ствующую базу данных; то же относится и ко всем последующим
«аппаратным» и «информационным» процедурам.
2. Сгруппировать основные конкурирующие аспектные парадиг
мы, снабдить их краткими описаниями с указанием сильных сто
рон каждой. Под аспектными парадигмами здесь понимаются либо
группировки концепций, прямо относящихся к проблеме исследо
вания и имеющих общее концептуальное ядро, либо специально
выделенные стороны известных макросоциологических парадигм
(см. 6.1.1.5), имеющие прямое отношение к данной проблеме.
Образцовым по четкости и компактности можно считать анализ конкурирующих парадигм (групп теорий) происхождения государства в работе Р. Карнейро (см. 4.2.1).
3. Почему необходимо теоретическое самоопределение. О чем
можно сказать с уверенностью, так это о том, что в истории науки
неизвестны случаи изобретения такой принципиально новой тео
рии, которая в основных своих частях не опиралась бы на те или
иные парадигмы, соответствующие понятия, схемы, концепции и
теории прошлого. Самые крутые повороты в философии (Платон,
Декарт, Кант), в логике (Аристотель, Милль, Фреге, Рассел, Гедель),
в математике (Евклид, Ньютон и Лейбниц, Лобачевский и Риман,
Кантор, Гильберт), в естествознании (Ньютон, Менделеев, Эйнш
тейн, Бор и Планк), в лингвистике (Соссюр, Хомский), в соци
альных науках (Маркс, Дюркгейм, Вебер) делались не на пустом
месте, а всегда на основании нового, нетривиального сочетания
ранее известных элементов, отталкивания от конкурирующих тео
рий и развертывания нового содержания по ранее известным прин
ципам, применявшимся для других предметов.
Этот исторический аргумент направлен против столь же общей,
сколь и безнадежной установки молодых исследователей (особенно российских) «начать с нуля», «освободиться от сковывающих схем
40g
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
прошлого», «построить собственную совершенно оригинальную теорию» и т.д. Отказ от сознательного использования лучших из прошлых понятий, схем, концепций и парадигм ведет отнюдь не к «свежему, непредвзятому», но как раз к обыденному и тривиальному
взгляду на вещи, всегда имеющему в основании прошлые схемы (без
которых мышления просто не бывает), но схемы давно стершиеся,
клишированные, устаревшие, а главное, вследствие их неосознанности практически не поддающиеся рефлексии, критике и развитию.
Мораль проста: на начальном этапе исследования не жалеть времени и сил для изучения истории и современного состояния проблемы, для соответствующего теоретического самоопределения.
Выбор и синтез наиболее адекватной и перспективной исследовательской программы для исследования являются как раз методическим воплощением такого самоопределения.
4. Выбрать наиболее перспективные парадигмы. Провести сравнение парадигм (в том числе исследовательских программ) по критериям научной обоснованности и эвристичности. В данном случае ключевыми являются следующие вопросы:
• операциональны ли суждения данной парадигмы?
• есть ли в парадигме явно сформулированные гипотезы и эм
пирически подкрепленные теоретические положения?
• насколько широка область применения этих теоретических
положений?
• допускают ли они расширение и обобщение (что предпочти
тельно) либо изначально ограничены пространственно-временным
сегментом (что обычно блокирует развитие парадигмы)?
• известны ли аномалии и как на них реагируют представители
парадигмы (наличие аномалий, их признание и открытая борьба с
ними через изменения в теории и новые эмпирические исследова
ния — хороший признак, указывающий на то, что парадигма созре
ла до уровня исследовательской программы; полное отсутствие ано
малий относительно не «ядерных» положений, отрицание наличия
и тем более возможности аномалий — признак опасной догматизации парадигмы)?
• направлены ли эмпирические исследования в рамках исследо
вательской программы только на верификацию ее теорий (что подо
зрительно), либо явно указываются условия, при которых выдвигае
мое положение было бы фальсифицировано (что уже большой плюс)?
• какова общая тенденция изменения эмпирического содержа
ния теорий исследовательской программы (при суживании содер-
6.7. Этап I. Проблематизация
409
жания или отказе от операционализации — регресс и опасность
деградации программы, при расширении содержания —
теоретически
прогрессивный
сдвиг;
при
расширении
подкрепляющего содержания - еще более ценный эмпирически
прогрессивный сдвиг; при успешном предсказании новых, ранее
неизвестных фактов — блестящий успех, см.: Начала... 5.1.5;
[Лакатос, 1995])?
• допускают ли понятия и схемы парадигмы модификацию, сочетание или синтез с понятиями и схемами других парадигм в целях
решения проблемы исследования (жесткость и несовместимость понятий и схем указывают на малую эвристичность, в то время как способность к гибкой модификации и корректному сочетанию, синтезу с другими понятиями — на высокую эвристичность и познавательную перспективность)?
Ответы на вопросы такого рода позволяют выбрать наиболее перспективную исследовательскую программу для решения поставленной проблемы. Нельзя исключить возможность того, что все известные исследовательские программы оказались регрессирующими
или по меньшей мере неперспективными, что заставляет обратиться к той или иной ранее отвергнутой парадигме, модифицировать
ее и возродить в качестве перспективной исследовательской программы. Эти случаи достаточно редки, хотя каждый раз весьма эффектны. Так, Шпенглер использовал организмическую парадигму
Гете, Карнейро - социал-дарвинистскую и «милитаристскую» парадигму Гумпловича и Оппенгейма, Коллинз — геополитическую
парадигму Ван Кревельда, Дж. Паркера и П. Кеннеди и т.д.
5. Ассимилировать по возможности сильные стороны отклоненных парадигм. Отвергнутые парадигмы не следует полностью игнорировать. Прежде всего по каждой из них следует представить
критическую аргументацию. Этот общеизвестный стандарт научной
работы (указывать, почему именно отклонены такие-то и такие-то
известные теории и подходы) имеет глубокий смысл.
Во-первых, он позволяет выявить основные содержательные
критерии оценки, отделить их от внешних социальных критериев
(«Я принимаю подход научного руководителя, поскольку он руководитель, а отвергаю остальные, поскольку он их критиковал»).
Во-вторых, эксплицитная критика и критерии всегда могут быть
рефлексивно обращены к выбранному подходу, парадигме и исходной теории, что «не позволяет расслабляться».
В-третьих, самая трудная критика отвергаемой парадигмы или
исследовательской программы - критика ее «ядра» - является ис-
4J Q
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ключительно значимой для философского и общенаучного осмысления оснований собственного подхода. Критикуя положения
«ядра», мы вынуждены выявлять и критиковать его глубинные, зачастую не осознаваемые самими авторами критикуемого подхода
предпосылки. Критика этих предпосылок возможна только при наличии собственных более общих положений, которые должны иметь
собственные основания. Ничто так не усиливает ядро собственной
парадигмы, как обоснованная содержательная критика ядер конкурирующих парадигм.
В-четвертых, содержательная критика сильнейших альтернативных парадигм всегда вынуждена учитывать сильные их стороны,
т.е. высвечивает то, что по возможности необходимо тем или иным
способом включить в собственную теорию.
Есть правдоподобное мнение относительно того, что любая жизнеспособная (воспроизводящаяся в поколениях) парадигма или теория верна хотя бы в одном своем узком хартленде — в том аспекте
некоторого эмпирического содержания, на основании которого она
создавалась (С. П. Никаноров). Чем шире эти аспекты и это содержание, тем больше уважения требует к себе парадигма. Соответствующие ее сильные стороны обязательно должны быть выявлены, чтобы по возможности быть использованы в ведущемся
исследовании.
В данной работе отвергаются стандартные крайности — как догма
о полной несовместимости теорий (партикуляризм a la Сепир и
Уорф, Т. Кун), так и всеядность некритичного эклектизма (родственного лозунгу Фейерабенда «все пойдет»). Понятия, схемы, равно как и построенные из них теории, суть инструменты нашего
мышления, поэтому мы просто обязаны уметь их совмещать для
наиболее эффективного продвижения к исследовательской цели
(тезис против несводимости). Простое некритичное смешение разнородных элементов неправомерно, поскольку резко снижает эффективность совместного действия «не подогнанных друг к другу»
деталей. Из взятых самих по себе элементов парового котла, мельничных передач и парусного судна хорошего парохода не построить (тезис против эклектизма). Для синтеза разнородных элементов всегда необходимо выявление сущности их возможных эффективных сочетаний и соответствующая их «взаимная подгонка»,
«приведение в соответствие целостной форме» или «стилизация».
В случае работы с сильными сторонами отклоненных парадигм
следует обратить особое внимание на выделяемые в них перемен-
ил. Этап 7. Проблематизация
**л
ные, которые всегда могут быть модифицированы и взяты в качестве дополнения к «штатным» переменным выбранной парадигмы.
Наиболее эффективные частные модели и понятийные конструкции должны быть проверены на «жесткость» зависимости от ядра
отвергаемой парадигмы. Очень часто бывает, что при отказе от более или менее абстрактного положения ядра большие части этих
моделей и конструкций вполне могут быть*воссозданы на основе
ядра принятой парадигмы. Этот прием «использования оружия противника» обычно весьма эффективен как в военном и политическом, так и в интеллектуальном состязании.
Следует помнить и о хартленде конкурирующей парадигмы —
том сегменте эмпирического содержания, где она по-прежнему царствует. Данная область является наиболее вероятным поставщиком
аномалий для строящейся новой теории (см. 6.6 и 6.8). Если последовательно превращать эти аномалии в подтверждения (как это делал Ньютон, согласно реконструкции И. Лакатоса), то это будет
означать уже эффектную победу «на территории противника».
6. Представить хотя бы в общих чертах целостный образ прини
маемой парадигмы как исследовательской программы. Следует со
средоточиться на эксплицитной формулировке всех положений ядра
программы, представлении основных классов аномалий и имею
щихся способах их преодоления (защитном поясе и положитель
ных эвристиках). Полезно также сопоставить стандартную струк
туру программы (см. 2.10 и 6.1.3.4) с реально имеющимися компо
нентами, указать на наиболее сильно и слабо развитые стороны.
7. Представить варианты теории, наилучшим образом на на
стоящий момент объясняющие избранный класс явлений, а так
же недостатки этих вариантов. Начинать лучше всего сразу с вы
явления или реконструкции суждений формы «если, то», которые
позволяют связать объясняемые явления-следствия с явлениямипричинами (необходимыми и достаточными начальными усло
виями). Как правило, имеющиеся варианты теории не указыва
ют на необходимые и достаточные условия (в противном случае
проблема объяснения была бы уже решена), поэтому крайне важ
но точное выявление всех лакун. Именно на их устранение и бу
дет первоначально направлено исследование (которое, возмож
но, приведет к принципиально новой теории). Поле зно также
указать на наличие или отсутствие основных логических компо
нентов теории, модели и их связи с объектами внешнего мира
(см. 2.2 и 6.1.3.2).
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
412 6.1.3. Требования к результатам этапа
6.1.3.1. Требования к проблеме и цели исследования
Значимость (актуальность) проблемы. Значимость проблемы
определяется видимыми перспективами теоретического и практического использования результатов ее решения. Эти перспективы
зависят от текущего и ожидаемого фронта исследовательских и практических задач. Соответственно требование значимости проблемы
означает необходимость явной демонстрации принципиальных путей и возможностей использования результатов решения проблемы
для продвижения на этом фронте задач исследования и практики.
В области теоретической истории см. о перспективных проблемах
и задачах исследования 1.5.15 и о задачах практики — 1.5.7—14.
Фундаментальность проблемы прямо соответствует масштабу и
ожидаемой долговременности указанного выше фронта исследовательских и практических задач. Чем шире их круг и чем дольше ожидается
период работы над ними, тем более фундаментальна проблема.
Фундаментальность проблемы может противоречить ее непосредственной прикладной значимости и (субъективной) важности как
степени знакомства с ней нынешнего поколения специалистов. Естественный способ разрешения такого рода противоречий - это формулирование проблемы на двух уровнях так, чтобы фундаментальная формулировка на высшем уровне (которая может остаться непонятной для большинства современников) раскрывалась через более
или менее знакомые и обещающие скорые приложения формулировки частей этой проблемы на более конкретных уровнях.
Субъективная важность проблемы или уровень знакомства означает ее соответствие познавательным установкам и ожиданиям современных специалистов в данной тематике исследований. С одной
стороны, полное следование этим установкам не оставляет надежд
на действительно оригинальный поворот в мышлении, делает исследование вторичным. С другой стороны, полное пренебрежение
данным критерием чревато интеллектуальной изоляцией с очевидными неблагоприятными последствиями не только для восприятия
результатов исследования (которыми, скорее всего, также пренебрегут), но и для самого решения проблемы, которое не может продвигаться без столкновения с заинтересованным интеллектуальным
вниманием и критикой.
Решаемость проблемы и выполнимость цели исследования. Молодым исследователям, взявшимся за теоретико-историческую про-
6.I. Этап 7. Проблематизация
__
____________________________ 413
блематику, как правило, не чужды высокие амбиции и доля максимализма, что само по себе ценно, но должно сочетаться с выбором
посильной работы. Например, теории происхождения и развития
цивилизаций за годы обучения в аспирантуре скорее всего не построить, зато внести существенное дополнение в ту или иную теорию
на основании методически четкого анализа специально отобранного эмпирического материала уже более или менее реально.
Включенность цели в ту или иную исследовательскую программу
(см. 6.1.2.1).
Определение класса объясняемых явлений должно быть максимально операциональным, т.е. позволяющим на основании ясных эмпирических процедур относить явления к классу или считать их находящимися за рамками класса; это означает, что в идеале каждый
признак определения должен быть обеспечен интерпретаторами,
т. е. средствами идентификации наличия или отсутствия этого признака в явлениях, на основании доступной эмпирической информации. Определение не обязано быть сущностным, поскольку это
начало, а не конец исследования (см. 6.1.2.1).
6.1.3.2. Требования к структуре теоретического поля Наличие
достаточно полных и удобных в использовании информационных
данных о специалистах и библиографии по проблеме.
Наличие по возможности полного перечня теорий и предтеорий
по проблеме исследования, сопоставленных с библиографическими данными (в форме карточек, списков, таблиц или информации
в компьютерной базе данных).
Группировка и краткое описание основных конкурирующих парадигм с указанием сильных сторон каждой. Аргументация по отводу
каждой из отвергнутых парадигм. Списки понятий, понятийных
конструкций, постулатов и принципов отклоненных парадигм, которые предполагается заимствовать.
Описание принятой исследовательской программы. Стандартный
образ исследовательской программы включает эксплицитное представление следующих пяти компонентов: ядро (не подлежащие критике базовые положения), тело программы (цепь теорий как ответов
на аномалии), основные классы и примеры аномалий, защитный пояс
(основные вспомогательные гипотезы, принципы и приемы борьбы
с аномалиями) и положительные эвристики (предположения, направленные на развитие опровержимых вариантов) (см. 2.10).
Описание имеющихся вариантов теории — текущий уровень освоения проблемы в рамках исследовательской программы. Основ-
414
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ными компонентами представления теории являются базовые и
основные производные понятия и отношения, исходные постулаты (аксиомы, часть которых заимствуется из ядра самой программы, а часть составляют законы, связывающие причины со следствиями), основные выводные утверждения (теоремы, основанные на
аксиомах и выводимые для совместного использования законоваксиом в причинном объяснении), основные модели (концептуальные конструкции, зачастую представляемые графическими средствами, выражающими идеализированные объекты и их «поведение», заданное аксиомами и теоремами теории), интерпретаторы
(средства сопоставления объектов реального мира с идеализированными объектами модели и понятиями теории), показательные примеры применения теории.
6.2. Этап 2. Предметизация.
фиксация экспланандумов — объясняемых
переменных и класса явлений-следствий
Второй этап теоретического исследования состоит в максимальном закреплении эмпирического содержания, всего того, что подлежит объяснению.
Как справедливо замечает Рэгин, в историко-социологическом исследовании случаи, как правило, вовсе не даны в качестве готовых наборов
замкнутых целостностей. Напротив, случаи «конституируются» самим исследователем в процессе «челночных движений» между уровнем понятий
и уровнем эмпирических данных. При этом «негативные» случаи (с отсутствием объясняемого явления) обычно конституируются только после формирования категории и соответствующего класса «позитивных случаев»
(с наличием объясняемого явления [Ragin, 1997, р. 34, 35]).
Соответствующая фиксация объясняемых переменных и перечня (основных групп) явлений, в частности исторических случаев, есть закрепление ранее заданных проблемы и цели исследования, но на эмпирическом уровне. Это необходимо для самоконтроля уровня выполнения исследования, поскольку объяснение будет исчерпывающим только при
объяснении всего зафиксированного эмпирического содержания. Фиксация также требуется для недопущения дальнейшей произвольной или
непроизвольной «подгонки» круга объясняемых явлений под текущие
концептуальные изменения. Фиксация не является абсолютной, круг эмпирического содержания может быть изменен на более поздних стадиях
исследования, но только при условии сознательно и методологически
корректно принятого решения, означающего эксплицитный возврат к
данному этапу.
6.2. Этап 2. Прелметизация
415
6.2. Ί. Исходные данные
6.2.1.1. Результаты выполнения предыдущего этапа: формули
ровки проблемы и цели исследования с явным определением клас
са объясняемых явлений (см. 6.1.3.1), описание принимаемой ис
следовательской программы, критика отвергнутых конкурирующих
парадигм, перечень теорий и предтеорий по проблеме, данные о
специалистах и библиографии по проблеме *(см. 6.1.3.2).
6.2.1.2. Исходные методологические представления о типах
предметных областей и исследовательских стратегий. Рэгин вы
деляет три показательных типа предметных областей [Ragin, 1994,
р. 47-49]:
«отдельные сообщества (commonalities) с малым количеством
случаев (экземпляров сообществ), но бульшим числом аспектов»;
мегаисторический, всемирно-исторический, интрасистемный, социетальный и инфрасоциетальный уровни исследования (см. 6.1.2.1 )
предполагают предметные области именно этого типа;
«разнообразия (diversities) с умеренным количеством и случаев,
и аспектов в каждом случае»; к этому классу предметных областей
относятся обычно области межсистемных, кросс-системных, межсоциетальных и кросс-социетальных исследований (см. 6.1.2.1);
«связь переменных (relationships between variables), выражающих
немногие аспекты, представленные в большом числе случаев»; микросоциальные и микроисторические исследования самоубийств,
браков, дорожных происшествий, организации банков и фирм и их
банкротств, судебных процессов, вооруженных столкновений представляют примеры работы с соответствующим типом предметных
областей.
Выделяются также три типа исследовательских стратегий: качественное исследование; сравнительное исследование; количественное исследование.
Разные стратегии могут быть использованы для разных типов
предметных областей, но Рэгин утверждает, что наиболее ярко особенности и преимущества каждой стратегии проявляются в применении их к наиболее релевантным типам предметных областей. Так,
качественное исследование считается адекватным для отдельных
сообществ, сравнительное исследование — для разнообразий, а количественный анализ - для связи переменных.
Это отношение между типами предметных областей и типами
стратегий представлено на рис. 4.
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
416
Много
1981 и др.], исторических атласах, но также всегда следует иметь в
виду возможность обращения за консультациями к специалистам,
особенно с учетом потенциала сети Интернет, наличия множества
специализированных дискуссионных групп (mailing lists, см. 6. 10).
Т Качественное
исследование
Аспекты случаев
Сравнительно
е
исследование
Количественное
исследование
6.2.2. Основные задачи этапа
Мало
Мало
6.2. Этап 2. ПреАметизация
Число случаев
Много
Рис. 4. Случаи, аспекты случаев и
исследовательские стратегии [Ragin, 1994, р. 49].
В предлагаемой версии теоретико-исторического метода качественное исследование, по Рэгину, является не отдельной стратегией,
но одним из этапов метода (см. 6.5). Сравнительное исследование здесь
считается необходимой и универсальной эмпирической основой теоретической работы (см. 6.4 и 6.5). Чарльз Тилли достаточно убедительно показывает, что для макроисторического исследования необходимы сравнения, причем не следует гнаться за большим количеством
случаев, гораздо эффективнее детальный разбор и целенаправленное сравнение нескольких случаев (см. 4.2-4.4). В заключении к своей
книге Тилли дает четкую формулировку:
при умножении случаев и стандартизации категорий для сравнения
теоретическая отдача падает быстрее, чем растет эмпирическая отдача
[Tilly, 1984, р. 144].
Количественный анализ может в принципе считаться отдельной стратегией, когда есть лишь большие массивы уже структурированных количественных данных при отсутствии доступа к качественной информации (см. пример использования атласа догосударственных обществ Мердока в работе А. В. Коротаева, 4.1). Однако
здесь нас больше будет интересовать количественный анализ как
вспомогательная часть содержательного теоретико-исторического
исследования (см. 6.6 и 6.7).
6.2.1.3. Доступный эмпирический материал. Материал, в принципе, включает всю информацию, относящуюся к объясняемым явлениям, выделенным на основании явного определения (см. 6.1.2.1;
6.1.3.1). Основной объем материала всегда содержится в литературе, в том числе в специальных справочниках [Murdock, 1957,
6.2.2.1. Фиксирование объясняемых переменных и переинтерпретирование в этих терминах класса объясняемых явлений. Под
объясняемыми переменными (экспланандумами) понимаются признаки
или параметры, определенные изменения которых составляют класс
объясняемых явлений. Обычно пользуются более узкой, пришедшей
из экспериментального естествознания терминологией зависимых
и независимых переменных. Действительно, все объясняемые переменные должны быть рассмотрены как зависимые, поскольку в
противном случае мы лишаемся возможности анализировать причины их изменения. Однако все зависимые переменные нельзя
отождествлять с объясняемыми, поскольку среди причинных факторов (объясняющих переменных) также могут быть и реально бывают зависимые. Для теоретико-исторического исследования это
особенно важно, поскольку здесь мы лишены возможности конструировать чистые эксперименты с одним слоем зависимых и одним
слоем независимых переменных, но должны всегда работать с реальными историческими случаями, где переменные связаны в сети,
как правило, с несколькими слоями причинности и сильными обратными связями.
Работа начинается с анализа данного ранее определения класса
объясняемых явлений (см. 6. 1 .2. 1 и 6. 1 .3. 1). Главный интерес представляют признаки определения, через которые проходит граница,
отделяющая явления, попадающие в класс, от явлений, в него не
попадающих. Как говорилось выше, Карнейро определяет государство как социальную структуру с правительством, способным принуждать людей к труду и войне [Carneiro, 1970]. Налицо два операциональных признака: наличие/отсутствие правительства (как его
отличать от тех, кто принимал решения в бродячих группах, неолитических деревнях, чифдомах или племенах, это уже дальнейшая
проблема) и способность/неспособность правительства принуждать
людей к труду и войне. Второй признак Карнейро не рассматривает
как объясняемую переменную, поскольку, видимо, неспособные к
принуждению правительства он настоящими правительствами не
14. Заказ № 673
4] g
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
считает. Соответственно объясняемой переменной становится наличие/отсутствие правительства. Явления происхождения государства переинтерпретируются тогда как случаи появления правительств, способных принуждать население к труду и войне.
Теда Скочпол определила социальные революции как быстрые,
базовые трансформации государства и классовых структур, сопровождающиеся и отчасти осуществляющиеся через классовые восстания снизу [Skocpol, 1979, р. 4]. Здесь можно выделить три основных признака: скорость трансформации, ее базовый или небазовый
характер, а также наличие или отсутствие классовых восстаний снизу. Дальнейшее содержание исследования показывает, что объясняемыми переменными для Скочпол стали только два из трех признаков: базовость трансформации государственных и классовых
структур и наличие восстаний снизу. Переинтерпретация интересующего класса явлений дает соответственно переход к такой базовой трансформации и начало таких восстаний. Именно эти явления подлежат дальнейшей объяснительной работе.
Рэндалл Коллинз взял за основу Веберово определение государства как монополизации легитимной власти над территорией. Далее Коллинз вполне сознательно превращает признаки определения в переменные.
Обращение этого определения в объяснительную теорию означало, что
каждый элемент в ней следует трактовать как переменную [Коллинз,
19986, с. 234].
Как указывалось в 4.4.1, «территория может быть большей или
меньшей, легитимность власти над ней может быть более высокой
или более низкой, каждая часть территории может иметь монополию той или иной власти либо не иметь такой монополии (быть
спорной, быть под совместным протекторатом и т.п.)». Здесь каждая переменная — объясняемая, но Коллинз вполне сознает наличие обратных связей, поэтому объясняемые переменные являются
здесь также и объясняющими. Переинтерпретация интересующих
явлений дает не однонаправленное (как у Карнейро и Скочпол), но
разнонаправленное движение по всем трем переменным: рост/сокращение контролируемой территории, рост/снижение легитимности и рост/снижение монополии власти (см. 4.4).
6.2.2.2. Фиксирование пространственно-временных границ. Априорное выделение формального сегмента истории обусловлено
прежде всего ограниченностью исследовательских ресурсов (особен-
6.2. Этап 2. Предметизация
но временных). Лучше заранее поставить себе ясные границы с обязательством учета всех значимых (групп) случаев в этих границах,
чем строить «общую теорию всего» с неопределенным и расплывающимся предметным полем. Платой за обозримость материала
будет ограниченность выводов и определенная неполноценность
теоретических результатов, которые, как верно замечал Поппер, должны иметь универсальное значение [Поппер, 1993, с. 119, 120]. Резонность ограничения состоит в необходимости для теории иметь
твердую опору, пусть в локальных рамках, после чего уже в новых
исследованиях можно их расширять или даже замахиваться на всю
человеческую историю.
Пространственно-временные границы не должны ущемлять
принцип сравнительно-исторического подхода. В этом отношении
интрасистемный и социетальный уровни анализа (см. 6.1.2) значительно уступают межсистемному, кросс-системному, межсоциетальному и кросс-социетальному. Изучая одну Россию, теоретического знания о России не получишь (в этом беда почти всех отечественных историков, хотя недавняя работа Б. Миронова является
многообещающим исключением [Миронов, 1999]). Изучая одну
европейскую мир-экономику, также всегда останешься лишь на эмпирическом уровне (что и случилось с И. Валлерстайном). Зато границы России вполне адекватны для инфрасоциетального анализа
закономерностей развития российских провинций. Границы европейской мир-экономики адекватны задачам межсоциетальных исследований входящих в нее стран (Ч. Тилли и др.).
При задании границ полезно выделять центр — пространственно-временной сегмент, где строящаяся концепция наилучшим образом работает, и окраины- все те времена и места, для которых
концепция ранее не применялась, но в рамках которых случаи входят в исследуемый класс явлений и, в принципе, в них должны выполняться суждения концепции.
Так, предметной областью геополитической теории Коллинза
является динамика военно-политического расширения, сокращения, распада государств (см. 4.4). В качестве показательного центра
была взята китайская цивилизация, геополитическую динамику
которой можно было проследить по историческим атласам в течение наиболее длительного времени. Далее центр был дополнен анализом динамики роста-распада империй на Ближнем Востоке и в
Европе в эпохах доиндустриальных и индустриальных обществ.
Чужих центров и контрастных явлений для Коллинза нет, посколь14*
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ку его теория, подобно теории стесненности Карнейро, имеет универсальный характер. А есть ли окраины? Сам Коллинз нигде не
ставит явной целью анализ крайних случаев, но такой анализ в его
работах присутствует. Роль осевого измерения здесь играет историческое время. Соответственно окраинами будут наиболее ранние
догосударственные общества и наиболее современные общества с
«принципиально» новым уровнем военных и коммуникационных
технологий. Коллинз достаточно убедительно показывает, что геополитические принципы работают на обеих окраинах. В первом
случае главным ресурсом территориального расширения являются
люди, и Коллинз показывает, что два типа брачных стратегий по
К. Леви-Стросу — «консервативные» (с внутренними браками) и
«экспансивные» (с запретом на близкородственные браки) — прямо соответствуют малым, подчиняющимся общинам — «геополитическим жертвам» и растущим, инвестирующим в военные походы для добычи новых брачных партнеров общинам — «геополитическим хищникам» (в перспективе чифдомам [Collins, 1990]).
Действительно, вполне естественно, что более обеспеченные людским ресурсом «хищники» побеждают и расширяются, но в условиях
слабых коммуникаций склонны к распаду, иначе говоря, основные
геополитические принципы работают уже здесь.
На другом полюсе располагаются современные государства и
сверхдержавы с ядерным и ракетным оружием, спутниковой связью, оперативными средствами доставки больших контингентов
войск и военной техники с помощью авиации. Эту окраину Коллинз рассматривает как кажущуюся аномалию и убедительно показывает, что геополитические принципы вовсе не теряют силы в условиях новых военных и коммуникационных технологий [Collins,
1986, р. 167-185].
6.2.2.3. Составление полного перечня (групп) объясняемых явлений
Объектом исследования следует выбирать лишь группу явлений, определенных предварительно некоторыми общими для них внешними
признаками, и включать в это же исследование все явления, отвечающие данному определению [Дюркгейм, 1895/1995, с. 58].
Идеалом является исчерпывающий перечень всех известных и
представленных в литературе явлений (например, исторических
случаев), характеристики которых удовлетворяют операциональным
критериям выделенного класса. Для таких макроисторических явлений, как войны, революции, подъемы и распады империй, уста-
ла. Этап 2. Прелметизация
л* +
новления и распады военно-политических союзов, прокладки и
прекращения использования крупных торговых путей, появление
новых городов и государств, исторические компендиумы и справочники дают достаточно материала для хотя бы приближения к
составлению исчерпывающих списков. Этими возможностями
нельзя пренебрегать.
Методологически корректно выделять сектор явлений, попадающих в фиксированные пространственно-временные границы, уже
при наличии полного списка. Реально дефицит исследовательских
ресурсов обычно ведет к тому, что внимание сосредоточивается только в этих рамках, а задача составления полного списка явлений за
фиксированными пределами даже не ставится.
При анализе более мелких и многочисленных явлений их полное перечисление становится совершенно невозможным, поэтому
речь может идти только о составлении полного перечня типов или
групп явлений, характеризующих весь разброс в рамках выделенного класса. Необходимо позаботиться о том, чтобы для каждой такой группы были два-три (но не менее одного) характерных представителя — явления, о которых можно получить в литературе более или менее детальную информацию.
6.2.2.4. Выделение классов контрастных явлений. Пользуясь образной терминологией Теды Скочпол, будем называть контрастными такие явления, которые хоть и не входят в класс объясняемых
явлений, но систематическое сравнение с которыми способствует
пониманию их особенностей и теоретическому объяснению. Выделение классов контрастных явлений проводится на основе анализа
признаков определения класса объясняемых явлений, а также фиксированных пространственно-временных границ. Принцип состоит в том, чтобы последовательно «нарушать» каждое из ограничений, по возможности сохраняя остальные переменные сходными
по значениям с объясняемым классом.
Воспользуемся примером Ч. Рэгина. Допустим, социолога интересуют особенности политической деятельности экологических
активистов в США [Ragin, 1994, р. 98]. Этот класс явлений в рамках
заданных пространственных границ сравнивается с явлениями того
же класса, но за пределами этих границ: деятельностью экологических активистов в других частях мира, например в Восточной
Европе. Далее выделяются классы контрастных явлений: деятельность активистов другого типа, например религиозных, но уже в
422
Глава 6
· ΜΕΤ°Δ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
США. Как видим, здесь произведено «нарушение» границы, проведенной по номинальной шкале такой переменной, как тип или
направленность активизма. Полезно сравнить также деятельность
экологических активистов с деятельностью государственных чиновников экологического профиля, причем также в США. Здесь уже
произведен выход за другую границу класса.
Можно увидеть аналогию данного подхода к выборке с методом
створов в навигации. Для того чтобы точно определить свое местоположение (например, место для смены курса), нужно «привязаться» к
пересечению двухлиний, направления которых задаются створами при
помощи специально установленных на берегах знаков. Таким же образом специфика деятельности американских экологов-активистов
становится яснее при сопоставлении ее с двумя внешними «створами» — экологами-активистами в других частях света и активистами
иного рода, например религиозными в той же Америке.
Контрастные явления не тождественны негативным явлениям
(случаям), хотя на практике это различие не так просто выявить.
Негативные явления попадают в класс объясняемых явлений, но
характеризуются противоположными значениями переменных-экспланандумов по отношению к основным интересующим явлениям. Контрастные явления, в отличие от негативных, не попадают в
класс объясняемых явлений, поскольку значения их переменных
выходят за пределы установленных для этого класса рамок. Так, если
нас интересуют причины расцвета обществ, то негативными будут
случаи упадка обществ. Контрастными случаями могут быть расцветы и падения цивилизаций или городов. Это выход за пределы
исследуемого класса явлений (общества), но очевидно, что понимание причин расцвета цивилизаций и городов весьма полезно для
анализа расцвета обществ.
В своих исследованиях Скочпол в качестве негативных явлений
выбрала случаи неудавшихся социальных революций (переменная
успех/неуспех), а в качестве контрастных- случаи политических
революций (без включения широкого движения масс) и реформ
«сверху» в Германии, Англии и Японии. Именно такой подход дал
стереоскопическое видение самого центра исследования — настоящих успешных социальных революций (французской 1789—1794 гг.,
китайской 1911-1949 гг. и русской 1917 г.).
6.2.2.5. Составление перечня (групп) контрастных явлений и выделение среди них наиболее изученных. Этой задачей, как правило,
6.2. Этап 2. Прелметизация
пренебрегают, но напрасно. Дело в том, что любые последующие
теоретические гипотезы, не связанные ограничениями по условной
переменной А, должны быть истинными для всех значений переменной /4, в том числе для тех, что не попадают в объясняемый класс
явлений, но зато попадают в класс контрастных явлений. Соответственно заготовленные заранее перечни таких контрастных явлений являются крайне эффективными для контроля универсальности гипотез — ведь это главные поставщики аномалий. Если, например, в результате исследования появилась гипотеза о том, что
активизм при таких-то условиях усиливается, а при других ослабляется, то ее необходимо проверить не только для экологических
активистов, но также для активистов религиозных и политических.
Если появилась гипотеза о том, что геополитическое напряжение,
фискальный кризис, межэлитный конфликт, ослабление аппарата
принуждения в государстве и усиление локальных центров социальной мобилизации являются необходимыми и достаточными условиями совершения социальной революции, то необходимо сопоставить эти условия со всеми известными контрастными явлениями, поскольку может оказаться, что в каких-то случаях эти условия
были, а социальной революции не произошло.
Каждый класс явлений, построенный на основе фиксации значений определенных переменных или признаков, можно представить как пересечение соответствующего числа кругов Эйлера, каждый из которых представляет всю совокупность значений по своему признаку или переменной. В таком случае лучшие контрастные
явления для некоторого круга (объясняемых явлений) входят в области пересечения остальных кругов.
6.2.3. Требования к результатам
6.2.3.1. Размах вариации экспланандумов. Явления должны представлять размах вариации объясняемых переменных. С точки зрения
статистических принципов неправомерно создавать выборку исходя из определенного уровня значений объясняемой переменной,
поскольку при этом теряется возможность анализа всего круга факторов, причинно определяющих весь реальный разброс значений
этой переменной.
Заметим, что и Карнейро, и Скочпол, и Коллинз в своих реальных исследованиях существенно расширили область рассматриваемых явлений по сравнению с изначально выделенным классом. Для
424
Глава 6 ΜΕΤ
·
°Δ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Карнейро изначально такими явлениями были случаи появления
автохтонных государств, но в исследование попал весь континуум
политической эволюции от неолитических деревень до крупных
империй. Скочпол фиксировала внимание на успешных социальных
революциях, но логика исследования привела ее к необходимости
учитывать также неуспешные революции (такие, как русская революция 1905-1907 гг.) и политические реформы «сверху» (такие, как
прусская реформа 1807 г. и революция Мэйдзи 60-х годов в Японии). Коллинз же в самом начале своей работы вполне сознательно
поставил цель исследования явлений с изменениями по всем заданным континуумам (размер территории, легитимность власти и
уровень монополии контроля над насилием).
6.2.3.2. Разброс многообразия связей переменных. Явления дол
жны представлять разброс разнообразия отношений между перемен
ными. При самом конструировании категории, определяющей класс
рассматриваемых случаев, нередко задается жесткая связь значений
независимой и зависимой переменных. Рэгин приводит такой ус
ловный пример: допустим, создана категория «антинеоколониальной революции», предполагающая высокие значения независимой
переменной «доля иностранного капитала в основных производ
ственных фондах страны» и зависимой переменной «масштаб мас
сового протеста». При этом соответствующий набор случаев не бу
дет включать случаи с иными комбинациями этих двух перемен
ных, соответственно нет возможности изучать взаимодействие
переменных при всем имеющемся разбросе их значений [Ragin,
1997, р. 32, 33].
Рекомендация учета контрастных явлений (см. 6.2.2.4—5) направлена как раз на выполнение этой методологической нормы.
6.2.3.3. Требования к структуре данных. Полный набор данных,
получаемых в результате выполнения настоящего этапа, включает:
• исчерпывающий перечень известных в науке явлений объяс
няемого класса; при невозможности составления такового — раз
бивка этого класса на группы;
• обоснование и проведение пространственно-временных гра
ниц того сегмента, случаи которого будут рассматриваться в насто
ящем исследовании;
• выборка всех явлений, попавших в эти границы из исчерпы
вающего перечня, либо перечни наиболее изученных явлений, по
падающих в эти границы, причем по каждой группе;
6.3. Этап 3. Исходная теоретизация
• перечень классов контрастных явлении с явно заданным
425
оп
ределением каждого класса;
• перечни контрастных явлений для каждого класса или выбор
ки 1-3 наиболее изученных представителей.
6.3. Этап 3. Исходная те.оретизация.
формирование и операционализация
переменных-экс плана не ов
Трудность обычно состоит не в том, чтобы создать теорию,
отвлеченную от всего контекста, но скорее в нахождении того,
какие аспекты могут быть отвлечены от каких аспектов контекста.
Питер Кнапп
Цель данного этапа состоит в систематическом и последовательном
формировании набора предположительно объясняющих переменных и их
операционализации, с помощью которых в дальнейшем будет проводиться анализ исторических случаев. Закрепление общего набора переменных
необходимо во избежание соблазна попыток объяснения одних групп случаев с помощью одних переменных, а других групп случаев — с помощью
других (так называемый партикуляристский подход). Такое распределение значимости переменных по подклассам случаев вполне возможно, но
оно должно быть получено не априорно, а как результат анализа всех труп π
случаев по всем выделенным переменным. Очевидно, что никакой набор
переменных нельзя считать гарантированно полным, поскольку наиболее
ценным результатом исследования является как раз выявление новых, ранее неизвестных переменных. Методологически корректный способ обращения с такими новыми переменными — это возврат к данному этапу
исследования, с тем чтобы включить их в общий состав объясняющих факторов, осмыслить с точки зрения конкурирующих парадигм и проверить
значимость новых переменных для всего класса объясняемых явлений.
6.3. Ί. Исходные данные
6.3.1.1. Факторы, привлекаемые в различных парадигмах для
объяснения класса явлений. Сюда включают явно выделенные факторы (переменные, условия, обстоятельства, силы, влияния и т.п.)
как элементы концепций в рамках выделенных парадигм
(см. 6.1.2.2). Например, такими факторами для исследования Р. Карнейро происхождения государства были наличие/отсутствие войн,
характер войн (набеги или завоевания), плодородность почв, широта, высота над уровнем моря, количество осадков, наличие/отсутствие ирригационных систем и др. (см. 4.2.3).
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
6.3.1.2. Объяснительные концепции в различных парадигмах и
сведения об истории исследований. Помимо выделенных факторов,
сами альтернативные концепции имеют большую значимость, так
как задают контекст использования переменных, а также принципы
и способы обращения с ними, несут в себе латентные переменные.
Сама история предшествовавших исследований крайне полезна как
источник сведений о тенденциях смещения интересов и расшире
ния круга привлекаемых для объяснения факторов. Так, Карнейро
учитывал предыдущие исследования и соответствующие концепции
насильственного создания государств вследствие войн (Оппенгеймер
и др.), географическую парадигму (традиция Монтескье и Гердера),
ирригационную концепцию (Виттфогель) и др. (см. 4.2.1).
6.3.1.3. Известные объяснения единичных явлений. Детально ра
зобранные конкретные исторические случаи представляют большую
ценность как источники выявления новых переменных. Сами ис
торики обычно полностью сосредоточены на единичном случае, его
всестороннем описании и объяснении, они редко задумываются о
переменных и, как правило, не выделяют их в явном виде. В то же
время само детальное описание конкретного случая служит источ
ником для реконструкции переменных-экспланансов.
6.3.1.4. Собственные гипотезы исследователя, полученные на
основании изучения литературы и опыта предыдущих исследова
ний. Как правило, у исследователя, наряду с познавательной ин
тенцией есть некие «дебютные идеи» или исходные гипотезы от
носительно объяснения интересующих явлений. На данном этапе
они должны быть осознаны и явно выражены, поскольку также
служат потенциальным источником для выявления переменныхэкспланансов.
6.3.2. Основные задачи этапа
6.3.2.1. Список экспланансов. Составить полный список переменных-экспланансов с указанием их источников. Такой список может
оказаться весьма длинным, и далеко не все переменные будут использованы в исследовании. Тем не менее стремление к полноте
перечня потенциальных экспланансов оправдано в том смысле, что
так задаются «линия отступления» и эвристический потенциал для
дальнейшей работы с аномалиями или при выяснении того, что
первоначально выбранные переменные оказались нерелевантными.
6.3. Этап 3. ИСХОАНЗЯ теоретизация
427
Учтем, что список переменных, которые в принципе (формально)
могут влиять на переменную-экспланандум, бесконечен и не
может быть исчерпан. Как указывает Питер Кнапп, «формальный
остаток никогда не может быть эксплицитным» [Knapp, 1984, р. 37].
Причем дело здесь даже не только в бесконечной сложности мира и
многообразии связей, но также в бесконечных возможностях концептуального варьирования структуры и смысла переменных. Опираясь на терминологию Кнаппа, назовем интересующий нас конечный список субстантивным, т.е. содержащим субстантивные переменные, которые необходимо учитывать при построении теории,
хотя и не все из них будут исследованы. Те, что будут исследоваться,
составят отобранные переменные или субстантивную область, а
остальные получат статус субстантивного остатка (см. 3.8). Как
провести границу между субстантивными и формальными переменными? Попытка дать содержательный ответ имеет опасность стать
самоисполняющимся пророчеством. Поэтому предпочтительным
здесь будет чисто внешний критерий: субстантивные переменные —
это те, которые кто-либо и когда-либо считал существенными для
объяснения явлений данного класса. Разумеется, сюда могут и должны быть добавлены переменные из гипотез самого исследователя.
Таким образом, при составлении списка переменных-экспланансов в него непосредственно попадают эксплицитные факторы
или переменные-экспланансы из известных концепций (см. 6.3.1.1). В
тех случаях, когда они явно не заданы, приходится проводить реконструкцию (см. 6.3.1.2). Возьмем, например, стандартное объяснение великих завоеваний, состоящее в указании на гениальность
отдельных исторических личностей (Александр Македонский, Тамерлан, Наполеон и т. д.). Здесь переменной-экспланансом будут
полководческие способности главы державы. В концепции культурной диффузии, объясняющей достижения в разных цивилизациях
посредством заимствования, переменными-экспланансами будут
расстояние от культурно-инновационного центра и интенсивность
коммуникации. Таким же образом выделяются переменные-экспланансы и из собственных начальных гипотез автора исследования
(см. 6.3.1.4).
Общий способ реконструкции содержит следующие ключевые
процедуры. Ставится вопрос: каково в данной концепции объяснение самых высоких и самых низких значений переменных-экспланандумов? Например, чем объясняется наибольший и наименьший
успех в завоеваниях, или высший и низший культурные уровни пе-
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
риферии? Привлекаемые для объяснения характеристики интерпретируются как полюса переменных-экспланансов. Последние определяются как понятия и снабжаются терминами.
Значительно сложнее задача реконструкции переменных из конкретного исторического объяснения единичного случая (см. 6.3. J .3).
Во-первых, «объяснение» всего случая всегда включает множество
частичных объяснений аспектов этого случая. Каждая из этих черт
может быть рассмотрена как переменная-эксланандум, представленная, как правило, в двузначной шкале (есть признак - нет признака) либо в шкале наименований (некая черта может иметь значения А, Б, В, Г и Д без какой-либо упорядоченности между ними).
Например, историческое объяснение Французской революции
1 789—1794 гг. может включать частные объяснения появления именно таких политических фракций (от якобинцев до термидорианцев),
объяснение именно таких событий (мятеж и взятие Бастилии, попытка введения новой религии Разума, якобинский террор, Вандея,
начало революционных войн). Среди этих экспланандумов следует
выбрать те, что наиболее близки к ранее выбранному экспланандуму
текущего теоретико-исторического исследования (см. 6.2.2.1) и которые далее будем называть релевантными. Например, нас могут
интересовать факторы, влияющие на уровень насилия и количество
жертв в социальных революциях, либо факторы, влияющие на уровень авторитарности, геополитического успеха или стабильности нового (постреволюционного) режима. Тогда нас будут интересовать
частные объяснения наиболее жестоких волн террора и подавления
восстаний, а также объяснения случаев наиболее мягких периодов
революции. Далее внимание сосредоточивается на объяснении
именно этих релевантных экспланандумов. С точки зрения уровня
авторитарности интерес будут представлять объяснения приятия и
неприятия наиболее авторитарных правителей (типа Робеспьера),
объяснения побед термидора и Директории, последующего воцарения Наполеона и т.п.
Невозможно избежать дополнительных вопросов: что с точки зрения данного объяснения постоянно способствовало росту уровня
жестокости (росту предпочтения авторитарных правителей и т. д.)?
Ответы на данные вопросы и представляют главный материал для
последующего формирования переменных-экспланансов, закрепленных в определениях и терминах. Доля волюнтаристского отношения к частным историческим объяснениям случаев (например,
постановка вопросов и самостоятельный ответ на них, которые,
6.3. Этап 3. Исходная теоретизация
41Q
однако, в историографических текстах не содержатся) не должна
смущать, поскольку опыт неопозитивизма наглядно показал, что
любые попытки механического выведения теоретических понятий из
эмпирических описаний безнадежны. Выявление переменных — один
из важнейших шагов теоретизации, а теоретизация всегда включала
и будет включать существенный компонент интуитивного скачка.
Сомнения в действительной релевантности выделенных переменных-экспланансов вполне правомерны, но эти переменные и
выделяются как раз для того, чтобы быть подвергнутыми систематической проверке на последующих этапах работы.
В идеале важнейшие сферы, такие, как география, демография,
инфраструктура (жилища, селения, транспорт, связь, коммуникации, линии снабжения и т.д.), технология, экономика, политика и
геополитика, право и мораль, религия, культура, образование, брачные отношения, должны быть представлены через переменные, но
реально, разумеется, такая полнота охвата может быть достигнута
только в масштабных, дорогостоящих исследованиях с мощной государственной поддержкой. Мы же ориентируемся скорее на индивидуальные исследования со скромными временными и другими
исследовательскими ресурсами.
6.3.2.2. Отбор экспланансов. Провести и обосновать отбор переменных для последующего исследования. Теперь из полного списка,
полученного в 6.3.2.1, следует выбрать те переменные, по которым
будет проходить поиск значений для всех исследуемых случаев.
Иными словами, требуется выделить в списке субстантивных переменных субстантивную область, отделив ее от субстантивного
остатка. При неограниченных исследовательских ресурсах и доступности данных можно, разумеется, не делать никакого отбора и
проводить анализ по всем переменным «сплошь». Это подход весьма затратный и эффективен только при условии мощной статистической обработки данных. Такой подход оправдан по-настоящему, если имеется готовая замкнутая большая база данных (подобная атласу Мердока о догосударственных обществах, см. 4.1 ). В этих
случаях вопрос о переменных вообще не стоит, поскольку они даны
заранее. Мы же рассматриваем более распространенный класс исследовательских ситуаций, когда такой базы под руками нет и выбор переменных — дело самого исследователя.
Следующие критерии отбора переменных-экспланансов представляются важнейшими. Во-первых, сюда должны попасть наибо-
430
____________________________________________ Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
лее вероятные претенденты на причинные факторы, обычно соответствующие ядру принимаемой исследовательской программы или
исходным гипотезам; во-вторых, переменные из конкурирующих
программ (парадигм, концепций), значимость которых также должна быть проверена. В-третьих, следует стремиться к комплексному охвату аспектов социально-исторической действительности,
учету посредством переменных если не всех, то важнейших для проблемы аспектов, перечисленных в конце предыдущего раздела
(6.3.2.1). В-четвертых, переменные должны быть обеспечены данными, либо должен быть известен путь доступа к этим данным. Впятых, на начальном этапе оптимальными являются бинарные переменные (есть признак — нет признака) либо легко сводимые к бинарным (явно высокие значения — явно низкие значения).
Упрощенный подход к данной задаче, например для эскизного
исследования, состоит в подборе тех переменных, для которых точно имеются и доступны данные. Можно подобрать по 12 таких обеспеченных данными переменных-экспланансов для каждой из стандартных сфер социально-исторической действительности
(см. 6.3.2.1). Такой подход напоминает принцип «искать под фонарем, потому что там светлее», но если «фонари» расставлены во всех
значимых сферах, то на минимальный «улов» для эскизного исследования вполне можно надеяться.
В любом случае необходимо явно зафиксировать критерии, по
которым проходил отбор переменных субстантивной области. Дело
в том, что последующие этапы исследования нередко показывают,
что отбор был сделан не лучшим образом, т. е. следовало проверять
несколько иные или даже совсем иные переменные. Эта нормальная ситуация распознавания ошибки даст наибольший эффект для
будущих исследований, если критике будут подвергнуты явно зафиксированные критерии, с тем чтобы заменить их на такие критерии, которые ведут к более релевантному выбору.
6.3.2.3. Бинаризация экспланансов. Привести выбранные переменные-экспланансы к бинарной форме. Бинаризация представляет собой сильное огрубление информации, которое требуется для того,
чтобы выделить наиболее значимые переменные из все еще широкого состава отобранных. Очень многие исторические переменные
изначально имеют бинарную структуру (существовал ли такой-то
социальный институт или нет, наблюдались ли такие-то явления
вообще или нет, были ли контакты между социальными целостно-
ф.З. Этап 3. Исходная теоретизация
431
стями или нет, имело ли данное общество господствующую позицию над соседями или нет и т.д.). Многие другие переменные имеют порядковую структуру (наиболее привилегированный слой, менее привилегированный, средний, ниже среднего и самый низший)
или представляют собой разного рода численные шкалы (величина
территории в квадратных километрах, величина армии в количестве воинов и единиц наиболее эффективного в данный период вооружения, величина национального дохода в денежных единицах,
величина выплавленной стали или добытого угля в тоннах и проч.).
Оптимальный путь бинаризации таких переменных состоит в сопоставлении их с другими переменными, связь с которыми наиболее
существенна, и формулировании признака наличия/отсутствия превосходства. Действительно, величина армии важна не сама по себе,
а в сопоставлении с величиной армии вероятных противников. Поэтому вероятным бинарным признаком здесь будет наличие/отсутствие военного превосходства. Каким образом определять, было или
нет превосходство, — это уже вопрос операционализации и выбора
показателей (см. 6.3.2.4).
Национальный доход страны можно также сравнить с национальным доходом главного экономического соперника, а можно с
собственным доходом в предшествующий период. В последнем случае получаем переменную наличия/отсутствия роста этого дохода.
Территория может быть сравнена по площади (всей или эффективной) с территориями геополитических или аграрных конкурентов
или с собственной территорией прежних исторических периодов.
6.3.2.4. Операционализация экспланансов. Снабдить выбранные
переменные-экспланансы операциональными показателями и интерпретаторами. Некоторые из переменных-экспланансов бывают
снабжены показателями, т.е. более конкретными переменными,
которые, с одной стороны, могут быть прямо соотнесены с эмпирическими данными, с другой стороны, вкупе дают возможность
судить о значениях самого эксплананса. Например, уровень экономического развития может быть определен через величину валового национального продукта, среднедушевой доход, величину накоплений, величину инвестиций и т.д. Величина геополитических ресурсов может быть определена через количество и качество
производящей территории, величину населения, величину богатств,
которые могут быть обращены на военные нужды, и размер запасов
главного стратегического сырья при текущем уровне развития тех-
432
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ники вооружения (от медных и железных руд до нефти, цветных
металлов и урановых руд).
При использовании бинарной переменной значения по одному
или нескольким количественным или качественным показателям
интерпретируются как значения «есть признак — нет признака» по
этой переменной.
Среди многообразных способов операционализации следует
выделить две большие группы — алгебраические способы и логические способы. Для численных показателей обычно используется алгебраическое суммирование. Каждый из показателей при этом может быть
снабжен коэффициентом. Такая формализация прямо соответствует
формализму тренд-графов и линейной алгебры по А. Стинчком-бу
(см. Начала... 5.4,2). Для двузначных показателей (есть признак -нет
признака) могут использоваться алгебраический (суммирование
значений 0 и 1) и логический способ. Последний может основываться на нестрогой дизъюнкции (признак эксплананса присутствует, когда имеется хотя бы один признак среди показателей) или на
конъюнкции (признак эксплананса присутствует только тогда, когда
имеются все без исключения признаки показателей). Дизъюнктивные показатели используются, в частности, в ситуациях функциональности, когда любой из методов (показателей) достаточен для
выполнения функции (эксплананса). Например, наличие квалифицированных кадров в военно-технологической области (функция)
может быть обеспечено как за счет собственной подготовки, так и
за счет приглашения зарубежных специалистов (разные методы).
Конъюнктивные показатели используются, если нечто (наличие признака эксплананса) происходит только тогда, когда присутствуют все
необходимые ингредиенты (есть признаки по всем показателям).
Например, успех осуществления некоторой сложной технической
программы (космические полеты) требует многих ингредиентов,
причем при отсутствии любого из них успеха не будет.
Интерпретаторами называются средства, позволяющие из «сырых данных» получать значения интересующих переменных. При
наличии показателей интерпретаторами будут правила и процедуры, с помощью которых значения показателей преобразуются в значения интересующей переменной-эксплананса. Для бинарных переменных это может быть комбинация алгебраических и логических операций. Нередко интерпретаторы включают также разного
рода пороги или предельные величины, при сопоставлении с которыми количественных значений показателей или результатов опе-
ф.З. Этап 3. Исходная теоретизация ____________________________________
433
раций над ними получаются по фиксированному правилу качественные значения.
Приведем условный пример интерпретатора для переменной «наличие/отсутствие военного превосходства». Предположим, что имеются четыре показателя: численность армии Л0; численность наибольшей армии вероятного противника или союза противников А}\ численность единиц наиболее эффективного в данный период
вооружения #0; численность единиц такого же вооружения у вероятного противника ВГ Установим порог явного превосходства в 20 %
для разницы между мощностями, деленными на их среднее. Согласно такому порогу, армия, например, в 1000 бойцов явно превосходит армию в 800 бойцов: (1000 - 800) / 900 > 20 %, но та же армия в
1000 бойцов не имеет явного превосходства над армией в 900 бойцов: (1000 - 900) / 950 < 20 %. Относительно вооружения то же может касаться количества луков, колесниц, мечей, экипированных
рыцарей, пушек, танков, самолетов-бомбардировщиков или баллистических ракет. Интерпретатор в данном случае может быть построен как последовательность (алгоритм) следующих процедур:
• вычислить разницу AQ-Ar поделить ее на среднее (AQ + Λ,)/2;
сравнить частное с порогом (например, 20 %); если больше, то счи
тать, что по численности армии имелось явное превосходство, если
меньше или равно, то такого превосходства не было;
• вычислить разницу (BQ - £,), поделить ее на среднее (BQ + £,)/2;
• сравнить частное с порогом (например, 20 %); если больше,
то считать, что по численности единиц наиболее эффективного во
оружения имелось явное превосходство, если меньше или равно, то
такого превосходства не было;
• вычислить итоговое значение переменной «наличие/отсут
ствие явного военного превосходства над сильнейшим вероятным
противником» как конъюнкцию полученных показателей по чис
ленности армии и вооружений, иначе говоря, наличие явного во
енного превосходства (1) устанавливается только тогда, когда есть
явное превосходство по обоим показателям (1 и 1); если хотя бы по
одному из них явного превосходства нет (1 и 0, 0 и 1 или 0 и 0), то
нет и общего явного военного превосходства (0).
6.3.3. Требования к результатам
6.3.3.1. Список экспланансов. Наличие исчерпывающего списка
гипотетических переменных-экспланансов. Представленность в списке переменных всех конкурирующих парадигм и концепций, пред-
Глава 6
434
· МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ставленность всех или очевидно существенных сфер социально-исторической действительности (география, демография, инфраструктура, технология, экономика, политика и геополитика, мораль и
право, религия, культура, образование, брачно-семейные отношения). Явная фиксация способа составления полного перечня.
6.3.3.2. Обоснованность выбора переменных-экспланансов для ис
следования. Соответствие либо пяти критериям, обозначенным в
6.3.2.2, либо другим, но фиксированным явно.
6.3.3.3. Бинарность экспланансов. Приведенность переменных к
бинарной форме и их обеспеченность операциональными показателя
ми и интерпретаторами. Для каждой из выбранных переменных
должно быть понятно, с помощью каких показателей и каких про
цедур и правил (6.3.2.4) можно будет получать значения по этой
переменной через анализ материала по ранее фиксированному клас
су явлений (6.2.3).
6.4. Этап 4. Логико-эвристический анализ.
Перегруппировка и логический анализ
случаев, концептуальная адаптация
и выявление релевантных
переменных-экспланансов
Главная цель данного этапа состоит в выявлении релевантных переменных для последующего детального и содержательного анализа. Релевантные переменные выделяются из переменных субстантивной области
через сопоставление со специально отобранными и сгруппированными
случаями из класса интересующих явлений путем логических методов,
прежде всего методов Бэкона — Милля и булевой алгебры. В результате
многократных итераций модифицирования переменных и логического
анализа закономерностей проявления их в конкретных случаях выделяются релевантные переменные — те, что на следующих этапах будут исследованы наиболее детально, поскольку являются главными претендентами на включение в состав теоретических гипотез.
6.4. 7. Исходные
6.4.1.1. Перечни явлений (исторических случаев): перечень
объясняемых явлений (см. 6.2.2.3), перечни контрастных явлений
(см. 6.2.2.4-6.2.2.5).
6.4.1.2. Фиксированные объясняемые переменные (см. 6.2.2.1).
6.4. Этап 4. Логико-эвристический анализ
43
5
6.4.1.3. Выбранные для исследования переменные-экспланансы
(см. 6.3.2.2), бинаризованные (см. 6.3.2.3), обеспеченные показателями и интерпретаторами (см. 6.3.2.4).
6.4.1.4. Логические и графические средства методов Бэкона —
Милля (Начала... 5.4.1).
6.4.1.5. Логические и символические средства булевой алгебры
β формализме Ч. Рэеина, с учетом формализации INUS-условия по
Дж. Маки (Начала... 5.4.3).
6.4.1.6. Эмпирическая информация о явлениях в разных источ
никах. На данном этапе теоретическое исследование впервые понастоящему сталкивается с проблемой получения эмпирических
данных. Здесь нужно быть готовыми к наибольшим трудностям,
связанным со скудостью, недостоверностью, недоступностью либо
просто отсутствием требуемой информации. Вместе с тем без при
влечения материала исследование остается на чисто спекулятивном
уровне; ни новых открытий, ни новых законов и теорий с объясни
тельной и предсказательной силой таким путем не получить. По
этому следует сконцентрировать волевые усилия для обеспечения
доступа к максимальному числу разнообразных источников инфор
мации. Следующие приоритеты в порядке поиска данных хоть и не
являются обязательными и общезначимыми, но полезны для рас
смотрения.
Результаты проведенных теоретико-исторических, историкосоциологических, клиометрических и подобных исследований по явлениям того же или пересекающегося класса. Как правило, в такого рода исследованиях результаты представлены в форме таблиц, графиков, карт, разного рода диаграммах. Собрать все, что
было сделано в выбранной тематике, - дело чести исследователя.
Лучшим средством здесь является просмотр журналов (преимущественно зарубежных) и последующие прямые контакты с авторами исследований (см. 6.10 об использовании Интернета в научных
коммуникациях).
Имеющиеся базы данных, включающие информацию по явлениям
интересующего класса. Такие базы данных существуют во многих,
особенно американских и европейских университетах и исторических исследовательских центрах. Огромное количество численной
информации собрано в клиометрике, есть мощные базы данных по
социальной и культурной антропологии, исторической демографии,
экономической истории. Расширяются базы данных по экологичес-
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
кой истории, урбанистической истории, военной истории, истории
культуры (см. 6.10.3—6.10.4).
Справочники и атласы по мировой истории, по ее аспектам или
периодам, по национальным историям. Многие исследования по
исторической социологии (Р. Коллинз, Д. Уилкинсон, К. ЧейзДанн и др.) были сделаны именно на основании целенаправленной
обработки информации из атласов и справочников. Обилие материала, представленного во многих сотнях разнообразных таблиц и
карт, обычно пугает гуманитария. Однако при сопоставлении структуры этой информации с интересующими переменными и случаями то, что казалось темным пугающим лесом, превращается в страну увлекательных интеллектуальных приключений.
Исторические компендиумы (энциклопедии, многотомные тематические издания, такие, как «Историческая энциклопедия», «История Европы», «История всемирной литературы», «Мифы народов мира», «История Востока» и т.д.). Здесь информация представлена уже не в формальной и графической, а в привычной
нарративной форме.
Исторические монографии и статьи, посвященные частной теме.
Ясно, что при анализе всего класса явлений ни одна из таких монографий не может быть достаточной. На начальных этапах они могут быть использованы только как дополнительные справочные источники либо комментарии кданным. Зато далее, при содержательном, детальном анализе отдельных случаев (этап 5), роль таких
источников резко возрастет.
Знания экспертов — специалистов по каждому аспекту (исторические социологи) или каждой подгруппе явлений (историки)
выбранного класса. Здесь также возможности личных контактов через Интернет имеют первостепенную значимость. Эти знания поставлены на последнее место не потому, что они несущественны, а потому, что выходить на прямые консультации с экспертами целесообразно после знакомства с остальными доступными источниками
информации. От этого прямо зависят как уровень задаваемых вопросов эксперту, так и его заинтересованность в дальнейшем общении.
6.4.2. Основные задачи этапа
6.4.2.1. Инвентаризация случаев. Составить перечни позитивных и негативных случаев для каждой объясняемой переменной. Это
задача отбора подмножеств из уже имеющегося множества случаев
6.4. Этап 4. Логико-эвристический анализ
(6.4.1.1) на основании переменных-экспланандумов (6.4.1.2). В начале исследования необходимо получить грубое представление о
причинных силах, лишенное тонкостей и полутонов, но указывающее на главные узловые точки для последующего прицельного изучения. Поэтому сначала нас интересуют только крайние полюса по
каждой переменной-экспланандуму. Если нет ярко выраженных
границ между каждым полюсом и срединной областью, то можно
прошкалировать переменную-экспланандум, взять случаи только
крайних ступеней либо по 10 % «сверху» и «снизу».
6.4.2.2. Выделение полюсов. Выделить наиболее яркие и изученные позитивные и негативные случаи. Эта задача должна вызвать закономерный протест у статистиков и поборников высоких критериев научной достоверности. Действительно, надо исследовать все
выделенные крайние случаи, а если делать выборку, то либо строго
случайную, либо с помощью жестких и обоснованных критериев.
Указания на «яркость» и «изученность» крайне расплывчаты и таят
в себе опасность подбора «выгодных» для исходной гипотезы случаев, что снижает достоверность результатов.
Все это так, но оправданием здесь служит предварительный пилотажный характер данного этапа исследования. Главное сейчас получить ключевые идейные компоненты объяснения, которые в
будущем будут еще неоднократно уточняться и дополняться. Выпавшие из начального изучения позитивные и негативные случаи
отнюдь не забываются (для чего и был фиксирован их полный список в предыдущей задаче); они непременно будут использоваться в
дальнейших проверках идеи объяснения, но вначале сама идея должна появиться. Для этого самые яркие и изученные случаи, причем
в небольшом количестве (по 3-7 на каждом полюсе) являются оптимальным материалом.
Примером выделения позитивных случаев может служить исследование Р. Карнейро (см. 4.2; [Carneiro, 1970]), который рассмотрел случаи автохтонного появления государств в Египте, Месопотамии, долине Инда, долине Мексико и долинах Перу. Негативными случаями служили регионы с наиболее низкими ступенями
политической эволюции - джунгли Амазонии, широкие пространства доколумбовой Северной Америки.
Коллинз также отдельно рассматривал случаи резкого территориального расширения и «геополитического упрощения» в разных
периодах истории Китая, Месопотамии, Западной и Восточной
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Европы, а также случаи распада и фрагментации в этих же регионах
(см. 4.4; [Collins, 1986]).
6.4.2.3. Заполнение таблиц. Составить и заполнить таблицы «слу
чаи-переменные». Названия отобранных случаев (см. 6.4.2.2) стано
вятся именами строк, а обозначения бинаризованных переменныхэкспланансов (см. 6.4.1.3) становятся именами столбцов. По две та
кие таблицы (для позитивных и негативных случаев) составляется на
каждую переменную-экспланандум (см. 6.4. 1 .2). Экспланандум в каж
дой таблице составляет крайний правый столбец, причем в таблицах
с позитивными случаями этот столбец заполняется единицами, а в
таблицах с негативными случаями — нулями. Далее будем рассмат
ривать процедуры и рассуждения с одним экспланандумом.
Поскольку все переменные-экспланансы уже бинаризованы
(см. 6.3.2.3), снабжены показателями и интерпретаторами (см.
6.3.2.4), то на основании анализа данных (см. 6.4. 1 .6) в ячейках таблицы расставляются также единицы (наличие признака) и нули (отсутствие признака).
6.4.2.4. Логический анализ таблиц. Провести анализ таблиц ме
тодом единственного сходства и соединенным методом, применить
концептуальную адаптацию. Если какой-либо из столбцов таблицы
(кроме правого) оказался весь или в значительной части заполнен
одними единицами или одними нулями, то это следует признать
неожиданным подарком судьбы - сразу срабатывает метод един
ственного сходства (см. Начала... 5.4.1). Такой результат получает
особую силу, если контрарная таблица (для позитивной — нега
тивная и наоборот) дает контрарные же значения по данному стол
бцу (если были единицы, то теперь нули, и наоборот). Иначе го
воря, результаты метода единственного сходства подкрепляются
результатами соединенного метода сходства и различия (см. На
чала... 5.4.1).
«Если все идет хорошо, значит, вы чего-то не заметили». Столь
большая удача должна считаться подозрительной, поскольку сомнительно, чтобы столь очевидный результат не был уже кем-то давно
получен, это следует досконально проверить, обратившись к литературе, а лучше опросить экспертов, например, по Интернету.
Лучше быть готовым к тому, что указанного выше подарка судьбы не будет, а будет весьма сложная конфигурация положительных
и отрицательных значений переменных по каждой таблице. Это не
означает, что метод единственного сходства следует сразу отбросить.
6Л. Этап 4. Логико-эвристический анализ ________________________________
439
Результаты таблиц вместе с исходными гипотезами служат для разного рода проб модификации и синтеза переменных, что было названо концептуальной адаптацией. Задача этих проб состоит в получении такой переменной, которая удовлетворяла бы требованиям метода единственного сходства и соединенного метода сходства
и различия.
Примером концептуальной адаптации является установление
(создание/обнаружение) Карнейро такой переменной, как стесненность (см. 4.2.3). По своим традиционным географическим характеристикам (высота над уровнем моря, широта, наличие побережья,
гор, пустынь, уровень влажности и т.п.) все места появления автохтонных государств весьма различны, иначе говоря, метод единственного сходства сразу не срабатывал. Однако Карнейро усматривает
сходство и оформляет эту идею в признак (переменную) - «стесненность», которая имеет достаточно сложную внутреннюю структуру. Во-первых, в ней соединены два признака: богатая ресурсами
внутренняя область и географические границы по краям этой области, препятствующие миграции и расселению. Во-вторых, каждый
из этих внутренних признаков является по своей сути обобщением
множества иных признаков. Богатство ресурсов может включать и
качество почв, и ежегодные наносы ила, и рыбное изобилие, и луга.
Географические границы являются обобщением скалистых гор,
пустынь, морей и океана (до изобретения дальнего мореплавания).
Даже при наличии столь удачной идеи, как стесненность, можно ли
сказать, что результаты сразу получились «чистыми», без какихлибо аномалий? Нет, долина Хуанхэ в Китае не обладает выраженными признаками географической стесненности. Богатство ресурсов есть, но нет жестких границ, препятствующих миграции и
расселению. Тем не менее автохтонная государственность там появилась. Как указывалось ранее (см. 4.2.10.3), Карнейро следует
здесь не методологии Поппера, по которой надо было бы сразу отвергнуть сфальсифицированную гипотезу, а методологии Лакатоса, которая рекомендует бережное отношение к молодым исследовательским программам, учет аномалий и пошаговую работу с ними,
направленную на корректировку и обогащение гипотезы.
Важно, что Карнейро тут же проверяет стесненность для негативных случаев - мест на Земле, которые были наиболее далеки от
образования государств: джунгли Амазонии и широкие пространства Северной Америки. Если бы там также обнаружились области
высокой стесненности, то оставалось бы загадкой, почему там не
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
появились государства. Но эти области оказались по своим географическим характеристикам как раз наиболее противоположными
стесненности, что и требовалось доказать.
Вероятно, данная реконструкция искусственна, поскольку Карнейро конечно же держал в уме негативные случаи, когда выявлял фактор
стесненности. По-видимому, сама идея появляется в результате общего интуитивного «схватывания» (озарения, инсайта) главных сходств
между позитивными случаями, главных сходств между негативными
случаями и контраста между этими сходствами. Когда такая идея появилась, дальнейшее ее понятийное структурирование и встраивание
новой переменной в таблицы Бэкона — Милля — дело техники.
Как видим, при всей технологизированности данный метод отнюдь не отрицает кардинальной значимости интуиции и творческих озарений. Однако, не ограничиваясь признанием этой значимости, метод предлагает целенаправленную и детализованную подготовку интеллектуальных и информационных условий, в которых
эти интуиции и озарения с наибольшей вероятностью можно ожидать (хотя гарантий совершения открытия здесь быть не может, как
и в любом другом творчестве).
Итак, отсутствие изначальных прозрачных результатов по методу единственного сходства должно служить стимулом для выявления общей интуитивной идеи сходства, соответствующей концептуальной адаптации и конструирования новой переменной, которая должна удовлетворять не только методу сходства, но также
соединенному методу сходства и различия. Возникающие аномалии следует отложить для последующего анализа (см. 6.5).
6.4.2.5. Анализ противоположных случаев. Выделить пары сопоставимых позитивных и негативных случаев и применить метод единственного различия. Пары случаев подбираются следующим образом. Во-первых, в каждой паре должен быть позитивный и негативный случай. Во-вторых, в рамках каждой пары должно быть
максимальное сходство по всем остальным переменным.
Для исторических случаев необходимо обратить внимание на
следующие возможности:
• выбор случаев для одного и того же общества, но в его разных
периодах (например, случай укрепления государства - ближайший
по времени случай ослабления или распада государства в том же
обществе); тут как бы «автоматически» многие переменные будут
иметь сходные или идентичные значения;
6.4. Этап 4. Логико-эвристический анализ
441
• выбор провинций одного общества либо обществ одной ци
вилизации со сходными параметрами размеров, ландшафта, плот
ности населения, экономического профиля, геополитического и гео
культурного положения и т.д.;
• выбор обществ разных цивилизаций и географических регио
нов, но с более строгим контролем сходства по указанным и другим
параметрам; важно, что общества могут быть взяты из разных, в том
числе весьма удаленных друг от друга по времени, периодов; следует
особо подчеркнуть, что извечный ропот партикуляристски настро
енных эмпирических историков в связи с тем, что такие сопоставле
ния недопустимы и неправомерны, ни на чем не основан, кроме как
на нежелании пускать чужаков в свои профессиональные вотчины;
блестящие сопоставления через века и континенты, проведенные в
работах А. Кребера, В. Макнила, Т. Скочпол, Р. Карнейро, Р. Кол
линза, А. Кросби, Н. Элиаса и многих других, полностью развеива
ют миф о недопустимости отдаленных сравнений в истории.
Для метода единственного различия по каждой паре строится
своя таблица (см. Начала...5.4.1.2) с двумя строками-случаями и с
тем же набором столбцов-переменных, что и для метода сходства.
Рассмотрим возможные результаты сопоставления случаев по методу различия.
Ясно, что при обнаружении полного сходства по экспланансам
между контрарными случаями какие-то значимые переменные не
учтены, поскольку не может быть, чтобы по всем причинным факторам имелись одинаковые значения, а значения экспланандума
являлись диаметрально противоположными. В такого рода ситуациях следует вернуться к 6.4.1.3. Если во всех парах случаев единственное различие касается одной переменной-эксплананса (стабильного набора таких переменных), то это можно считать удачей: явно, что данная переменная
является релевантной. Следует расширить область исследуемых случаев и проверить для нее действие выделенного фактора по методу
единственного сходства и соединенному методу (см. 6.4.2.4).
Если различий много в каждой паре случаев, то следует провести
сопоставление между парами и особое внимание обратить на все
сходства переменных-экспланансов по значениям как для позитивных, так и для негативных случаев. Наличие явных сходств указывает вероятных кандидатов на получение статуса релевантных переменных. При этом рекомендуется провести концептуальную адаптацию для получения более явных результатов, расширить область
Глава 6 ΜΕΤΟΔ
'
ТЕОРЕТИЧЕСК
ОЙ ИСТОРИИ
случаев и вернуться к методу единственного сходства и объединенному методу (см. 6.4.2.4).
Если во всех парах случаев различия разные, то такой результат
следует считать наиболее слабым и неопределенным. Он может означать действительную сложность и альтернативность причин, тогда
можно обратиться к аппарату булевой алгебры. Но нельзя исключать и неадекватный выбор переменных для анализа. Тогда придется возвращаться к задачам 6.3.2.1 и 6.3.2.2.
6.4.2.6. Проведение анализа таблиц «случаи-переменные» с помощью аппарата булевой алгебры. Допустим, что прямое применение методов Бэкона - Милля и попытки концептуальной адаптации не дали очевидного ключевого фактора. Возможны три интерпретации этого негативного результата:
• неверно подобраны переменные-экспланансы, тогда следует
вернуться к задачам 6.3.2.1 и 6.3.2.2;
• неудачен выбор переменных экспланандумов и соответству
ющих групп позитивных и негативных случаев, тогда нужно вер
нуться к задачам 6.2.2.1, 6.2.2.3 и 6.2.2.5;
• переменные и случаи заданы правильно, но причины резкого
отличия между позитивными и негативными случаями лежат не в
какой-то единственной переменной (пусть даже комплексной, как
стесненность у Карнейро), а в сложной взаимосвязи переменных, в
эффекте их разного комбинирования друг с другом; в таких позна
вательных ситуациях оптимальным является использование аппа
рата булевой алгебры, разработанного Чарльзом Рэгином (см. На
чала... 5.4.3).
Работа с аппаратом включает следующие процедуры:
• представление данных каждой строки таблицы (см. 6.4.2.3) в
виде уравнения булевой алгебры, при этом левая часть уравнения изоб
ражается большой буквой переменной-экспланандума для позитив
ных случаев или строчной — для негативных; каждый случай пред
ставляет собой блок сомножителей («сырых выражений») - конъюнктивно связанных переменных экспланансов (большие буквы для
единиц в таблице и малые - для нулей); случаи-блоки соединяются
в уравнении знаком «+», что означает нестрогую дизъюнкцию (см.
Начала.. .5.4.3.2);
• проведение факторизации, т.е. вынесение за скобки всех об
щих множителей; эта операция прямо соответствует выделению
единственного сходства по Бэкону - Миллю; обогащение процеду-
Ί.4. Этап 4. Логико-эвристический анализ
443
ры состоит в том, что выносимых сомножителей может быть
несколько, кроме того, самих дизъюнктивно связанных скобок
тоже может быть несколько; факторизация также проводится внутри
каждой скобки и до тех пор, пока выносить за скобки будет уже
нечего (см. примеры факторизации в: Начала...5.4.3.2—5.4.3.3);
• избавление от тавтологий в скобках; иначе говоря, каждый
случай формы А (В 4- Ь) дает А, поскольку тавтология (дизъюнкция
В и его отрицания b всегда верна) означает нерелевантность самого
признака В, а значит, возможность его не учитывать, но не вообще,
а именно в данном сочетании с А\ вместо А здесь может быть любое
конъюнктивное сочетание переменных (см. пример устранения тавтологий в Начала... 5.4.3.3); оставшиеся в результате данной процедуры дизъюнктивно связанные блоки (дизъюнкты) считаются далее
первичными имтикантами\
• построение таблицы первичных импликантов (в строках) и
«сырых выражений» (в столбцах); проведение анализа «покрытий»,
т.е. учет того, включает ли каждый первичный импликант как множество случаев каждое данное сырое выражение как свое подмножество (покрывает: знак «+» в соответствующей ячейке таблицы)
или нет (не покрывает: знак«—»); далее в выражении оставляется
такой минимальный набор импликантов, который покрывает все
сырые выражения (см. Начала... 5.4.3.3).
На этом возможности формального упрощения в данном аппарате исчерпываются.
Повышение достоверности полученного выражения достигается
путем расширения учитываемых в таблице случаев. Если новые
случаи существенно меняют итоговое булево выражение, значит,
оно еще недостаточно достоверно. В принципе, расширение круга
анализируемых случаев следует вести до тех пор, пока не появится
результат, не изменяемый при добавлении новых случаев. Однако
такому критерию может удовлетворять лишь весьма громоздкое
выражение с очень многими переменными-экспланансами. При
этой крайности «значимо все» и «все со всем связано». Следует стремиться к минимуму релевантных переменных (не более 5-7), при
необходимости комплексируя их. Если любые новые случаи меняют выражение из 5-7 переменных, то, значит, до релевантного списка
еще далеко и следует продолжать поиски (см. 6.4.2.1 ; 6.4.2.5). Если
большинство новых привлекаемых случаев не меняют выражение,
но меняют лишь считанные отдельные случаи, то последние целесообразно объявить аномалиями, оставить их анализ до специаль-
Глава 6
44 4
· ΜΕΤ°Δ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
ного этапа (см. 6.6), для того чтобы не потерять достигнутый результат, работающий на основной совокупности. Таковы логика
бережного отношения к результатам юных исследовательских программ по Лакатосу (см. Начала... 5.1.4) и соответствующий «урок
отложенной критики» Р. Карнейро (см. 4.2.10.3).
6.4.2.7. Концептуальная адаптация. Провести концептуальную
адаптацию переменных-экспланансов в целях получения эскизной универсальной гипотезы о необходимых и достаточных условиях. Полученное в 6.4.2.6 выражение подлежит содержательной интерпретации и концептуальной адаптации. Рекомендуется с его помощью
вновь попытаться сконструировать комплексную переменную, которая удовлетворяла бы требованиям метода единственного сходства и соединенного метода (см. 6.4.2.4). Целесообразно также вернуться к 6.4.2.3 и проверить более широкий круг случаев для полученных в 6.4.2.6 релевантных переменных. Кроме того, итоговое
булево выражение может послужить основанием для построения гипотезы о связи между переменными в графовой форме (см.: Начала... 5.6.2 и 6.5).
Работы данного этапа заканчиваются тогда, когда в результате
многочисленных итераций выделяется круг релевантных переменных-экспланансов, тех, которые в большинстве методов и для наибольшей совокупности случаев доказывают свою максимальную
значимость в отношении причинного влияния на переменную-экспланандум. Суждение о характере причинного обусловливания
этими переменными объясняемых переменных и явлений получает
статус эскизной универсальной гипотезы.
6.4.3. Требования к результатам
6.4.3.1. Списки случаев. Наличие по возможности исчерпываю
щих списков позитивных и негативных случаев (групп случаев) по
каждой объясняемой переменной.
6.4.3.2. Заполненные таблицы «случаи/переменные» для разных
вариантов набора переменных и для разных группировок случаев
(позитивные — негативные случаи и попарные сравнения).
6.4.3.3. Список релевантных переменных, обоснование их стату
са по критериям необходимости и достаточности на основании ре
зультатов применения методов Бэкона — Милля и аппарата буле
вой алгебры.
0.5. Этап 5. Содержательный анализ
6.4.3.4. Наличие эскизной универсальной гипотезы, включающей
все переменные, признанные релевантными, и действующей для
большинства случаев исследованной совокупности. Гипотеза дол
жна быть представлена в словесной форме, но также полезно фор
мализовать ее как выражение.
6.4.3.5. Список случаев-аномалий, которые не укладываются в
выражение 6.4.3.4.
6.5. Этап 5. Содержательный анализ.
Анализ механизмов
причинного обусловливания
Люди, которые то и дело спрашивают «Почему?»,
похожи на туристов, стоящих перед зданием и читающих
в путеводителе об истории его создания и т.п.
Это мешает им видеть само здание.
Людвиг Витгенштейн
Главная цель данного этапа — максимально приблизиться к содержательному пониманию сущностей и причин объясняемых явлений. Получение такого понимания обеспечивается предварительным выявлением
релевантных переменных-экспланансов (см. 6.4), соответствующей теоретической выборкой случаев из ранее полученной совокупности (см. 6.2),
привлечением при их анализе арсенала имеющихся концепций и теорий
(см. 6.1), совместным применением конкретно-исторических, теоретических и логических подходов и средств к анализу (см. Начала.... 5.3-5.6).
6.5.1. Исходные данные
6.5.1.1. Данные, полученные на этапе 1. Наличие по возможнос
ти полного перечня теорий и предтеорий по проблеме исследова
ния, сопоставленных с библиографическими данными (в форме
карточек, списков, таблиц или информации в компьютерной базе
данных).
Группировка и краткое описание основных конкурирующих
парадигм с указанием на сильные стороны каждой.
Описание имеющихся вариантов теории - текущий уровень освоения проблемы в рамках исследовательской программы (см. 6. 1 .3).
6.5.1.2. Данные, полученные на этапе 2. Перечень явлений, пред
ставляющих вариации объясняемых переменных и разброс много-
AAS
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
образия отношений между переменными. Перечень классов контрастных явлений с явным определением каждого класса; исчерпывающие перечни контрастных явлений для каждого класса или
выборки 1—3 наиболее изученных представителей (см. 6.2.3).
6.5.1.3. Данные, полученные на этапе 3. Наличие исчерпываю
щего списка гипотетических переменных-экспланансов. Обеспечен
ность выбранных переменных-экспланансов операциональными
показателями и интерпретаторами (см. 6.3.3).
6.5.1.4. Данные, полученные на этапе 4. Наличие по возможно
сти исчерпывающих списков позитивных и негативных случаев
(групп случаев) по каждой объясняемой переменной.
Заполненные таблицы «случаи/переменные» для разных вариантов набора переменных и для разных группировок случаев (позитивные/негативные случаи и попарные сравнения).
Обоснованные суждения о релевантных переменных, их статусе по критериям необходимости и достаточности на основании методов Бэкона — Милля и аппарата булевой алгебры.
Эскизная универсальная гипотеза, представленная как в естественном языке, так и в булевом формализме (см. 6.4.3).
6.5.2. Основные задачи этапа
6.5.2.1. Выбор случаев. Выделить наиболее яркие, сопоставимые
между собой и доступные для детального изучения позитивные и негативные случаи (см. 6.5.1.2). Особого внимания заслуживает понятие
теоретической выборки (theoretical sampling), введенное Б. Глазером
и А. Строссом [Glaserand Strauss, 1967; Ragin, 1994, p. 98-100]. Именно теоретические выборки исследовал Дюркгейм в классическом
исследовании самоубийства, как это показал Стинчкомб с помощью ясных логических схем (Начала... 5.4.5).
В терминах рассматриваемого метода теоретичность выборки
случаев задается прямым использованием релевантных переменных
(6.5.1.4) при отборе случаев для анализа. Удобнее всего использовать булеву формализацию эскизной универсальной гипотезы. Для
позитивных случаев это уравнение, правая часть которого представляет собой некоторую булеву сумму — несколько блоков (дизъюнктов), соединенных знаком булева сложения (нестрогой дизъюнкции). Каждый дизъюнкт соответствует совокупности случаев с соответствующим распределением переменных (высокие значения для
переменных в дизъюнкте, обозначенных прописными буквами, и
6.5. Этап 5. Содержательный анализ
ллη
низкие значения — для переменных, обозначенных строчными буквами). В теоретической выборке каждый дизъюнкт должен быть
представлен одним-двумя случаями.
Гипотеза, объясняющая негативные случаи, имеет ту же структуру. На данном этапе можно пользоваться зеркальной противоположностью выражения для позитивных случаев.
Как проводить выбор случаев внутри каждой совокупности?
Здесь предлагаются три основных критерия: яркость, отдаленность
друг от друга и изученность.
Яркость случая включает две группы характеристик. Во-первых,
это особо высокие (или, напротив, крайне низкие для негативных
случаев) значения переменной-экспланандума (левая часть уравнения), а также наиболее высокие и наиболее низкие значения по переменным дизъюнкта (соответственно представленных прописными и строчными буквами). Во-вторых, яркость случая означает также
величину социального и исторического резонанса — впечатление,
оказанное на современников, количество попыток подражания,
представленность в произведениях литературы и искусства, внимание в последующей историографии. В этом смысле, например, среди социальных революций наиболее яркими являются французская революция 1789—1794 гг., революция в России 1917 г. (с ее февральским и октябрьским этапами).
Отдаленность друг от друга означает, что выбранные случаи
должны как можно больше отличаться друг от друга по пространственно-временным характеристикам и другим существенным
признакам (разные цивилизации, разные уровни социально-экономического, технологического и политического развития и т. п.).
Главная общая платформа для их последующего сопоставления все
равно остается — это их принадлежность к совокупности случаев
дизъюнкта (одинаковое распределение значений релевантных переменных). Именно выявление общности механизмов среди отдаленных между собой случаев должно дать искомую идею, прозрение (инсайт) для содержательной концепции. При всей значимости для самого Китая революцию 1911 г. вряд ли можно считать
обладающей исторической яркостью первой величины. Зато она
весьма отдалена от революции во Франции временем, от революции во Франции и России — цивилизационной принадлежностью.
Поэтому включение ее Скочпол в теоретическую выборку было
смелым шагом, доказавшим высокую эффективность такого подхода к выборке (см. 4.3).
448 _________________________________________________ Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Аренд Лийпарт следующим образом трактует проблему обеспечения сопоставимости случаев, избираемых для сравнительно-исторического анализа. Он различает фоновые (background variables)
и действующие (operative variables) переменные. К фоновым переменным, видимо, относятся все характеристики (признаки, параметры), которые прямо учитываются в объяснительной модели (ср. с
субстантивным остатком, по П. Кнаппу, 6.3.2.1). Например, если
речь идет о моделях социальной иерархии, то разного рода географические, экологические, демографические, технологические характеристики скорее всего получат статус фоновых. Действующие
переменные (ср. с субстантивным полем, по Кнаппу, 6.3.2.1) включают зависимые и независимые переменные, аналогами которых в
нашем методе выступают экспланандумы и экспланансы.
Известно, что сам Дж. Милль отвергал возможность использования своих индуктивных методов в социальных науках, поскольку
в них невозможно достичь полного сходства случаев по заданным
параметрам [Mill, 1970. vol. 6, chap. 7]. Лийпарт изящно преодолевает это затруднение, предлагая учитывать лишь отношение между
вариативностью действующих и фоновых переменных. Это отношение должно быть максимизировано. Иными словами, различие
в значениях фоновых переменных допускается (оно не обязано полностью отсутствовать или быть нулем, что невозможно не только в
социальных, биологических, но и в любых «точных» естественных
науках, таких, как физика и химия), зато различия в значениях действующих переменных должны быть гораздо большими [Lijphart,
1975, р. 163].
Обнаруженное сходство между случаями может быть вызвано
не внутренними структурными закономерностями, а взаимовлиянием (научением, диффузией) между социальными целостностями
самих выбранных случаев. Это так называемая проблема Гальтона,
весьма активно обсуждавшаяся прежде всего в антропологии. Заметим, что влияния между случаями вовсе не обязательно обесценивают теоретические каузальные положения, поскольку само влияние может (и даже должно) быть теоретизировано. Иначе говоря,
если при ближайшем исследовании обнаруживается связь преемственности или взаимовлияния между выбранными случаями (как,
например, определенная идейная преемственность между французской революцией 1789-1794 гг. и русской революцией 1917-1918 гг.),
то это не означает, что случаи должны быть отброшены, но принуждает к включению этой идейной преемственности в состав ос-
6.5. Этап 5. Солержа тельный анализ _____________________________________
449
новных понятий и переменных, используемых при объяснении динамики и результатов русской революции.
Изученность случая является очевидным критерием. Детальный
анализ случая возможен только при наличии исторических исследований по соответствующей теме. Яркие случаи, как правило, хорошо изучены. Поэтому изученность является решающим критерием для выбора из множества отдаленных (от ярких) случаев.
6.5.2.2. Сбор материалов о случаях. Собрать все доступные ма
териалы о каждом из случаев теоретической выборки. Прежде всего
значимы специальные монографические исследования по каждому
случаю или соответствующему сегменту (региону и периоду) исто
рии. Следует также провести поиск в периодических изданиях и
проконсультироваться относительно литературы у экспертов-исто
риков (см. 6.10).
6.5.2.3. Теоретический анализ случаев. Провести содержатель
ный теоретический анализ выбранных случаев. Эмпирический, кон
кретно-исторический анализ каждого случая считается уже прове
денным и обнаруживается в подобранной литературе (см. 6.5.2.2).
Что же такое содержательный теоретический анализ? Увы, при всем
обилии литературы о построении научных теорий, с одной сторо
ны, и по методологии истории - с другой, так и не удалось обнару
жить внятной последовательности процедур теоретического анали
за исторических случаев. Поэтому на свой страх и риск предлагаем
здесь следующий вариант. Суть его состоит в диахроническом раз
вертывании самого случая (т.е. разбиении его на цепь событий и
состояний), в парадигматическом развертывании концептуальной
основы (т.е. всех учитываемых элементов, переменных и связей) и
в систематическом сопоставлении этих разверток, снабженном до
статочно общими эвристическими правилами.
Выделить в каждом случае цепь наиболее значимых, ключевых событий — тех, которые, по мнению историков-экспертов, определяли
ход развития случая. Эта цепь должна иметь начало - открывающее
событие и конец — замыкающее событие. То, что находится внутри
этих крайних во времени событий, считается относящимся к случаю, а то, что снаружи - предысторией случая и последствиями случая. Разумеется, проведение таких границ всегда в определенной
степени условно, но все же возможно, а главное, необходимо, поскольку иначе определенность случая фактически расплывается и
исчезает. Так, началом французской революции вполне оправдан15. Заказ № 673.
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
но считать провозглашение депутатами от третьего сословия Ассамблеи Генеральных штатов Национального собрания в июне 1789 г.
(фактически это была явно выраженная претензия на верховную
власть в стране). Последующее восстание в Париже и взятие Бастилии — это уже внутреннее событие данного случая, определившее
успех в начале революции (вообще говоря, Ассамблею могли распустить, а всех депутатов отправить в ту же Бастилию). Конец революции принято датировать воцарением Директории в 1795 г. как
начало периода относительной политической стабильности.
Среди событий цепочки следует выделить те, что ведут к резкому повышению значений переменной-экспланандума, и те, что ведут к резкому понижению этих значений. Например, если в исследовании революций экспланандумом является такая переменная,
как уровень развития представительных институтов (соответственно уровень демократичности) в постреволюционном режиме, то
выделяются все события в рамках революции, приводящие к расширению представительства и полномочий выборных органов, а
также все события, приводящие к сокращению их представительства и ограничению их полномочий.
Реконструировать каждое событие в цепи (связку параллельных
событий при их одновременности) как переход от одного состояния
к другому. Дать название (возможно, номер этапа) каждому такому
состоянию. Открывающее событие будет, таким образом, переходом между исходным состоянием (принадлежащим еще предыстории случая) и первым состоянием (этапом) самого случая. Во французской революции первым этапом был как раз период между самопровозглашением Национального собрания и успешным взятием
Бастилии. Замыкающее событие является переходом между заключительным, или последним, состоянием (этапом) случая и первым состоянием постистории, или последствий случая. Так, в конце французской революции заключительным состоянием была термидорианская реакция 1794г., и первым состоянием, относящимся уже к
последствиям революции, было правление Директории 1795—1799 гг.
Среди состояний, как и среди событий, следует выявить имеющие максимальные и минимальные значения по переменной-экспланандуму.
Составить перечни имеющихся альтернативных причинных объяснений для каждого события цепи и для характера каждого из выделенных состояний по каждому из отобранных случаев, используя
хорошо изученную историографию (см. 6.5.2.2).
6.5. Этап 5. Содержательный анализ
л~ +
Провести объектное обобщение причинных объяснении для всех отобранных случаев. Такое обобщение производится путем выявления
однотипных социальных, культурных, материальных, психологических и трансцендентных элементов в различных объяснениях.
Типичными социальными элементами являются социальные институты, социальные группы и их лидеры, в том числе политические, духовные и экономические элиты, социальные функции и социальные способы, разного рода ресурсы и блага, участвующие в
социально значимом обмене и распределении [Сорокин, 1920/1993,
т. 1, с. 137-429; Малиновский, 1994; Розов, 1992, с. 23-30].
Типичными культурными элементами являются разного рода образцы (ценности, символы, сакральные объекты, нормы, шаблоны)
и всевозможные конструкции и системы образцов (языки, религии,
идеологии, мировоззрения, научные и философские доктрины
и т.п.) [Кребер, 1994; Радклиф-Браун, 1994; Мердок, 1994; Розов,
1992, с. 35-89].
Типичными материальными элементами являются людские популяции (в демографическом аспекте), территории и соответствующие ресурсы (уже не в социальном, а в материальном отношении),
инфраструктура (средства и системы жизнеобеспечения, средства
транспорта, связи) и т.п. [Уайт, 1994; Diamond, 1997].
Типичными психологическими элементами являются интересы,
мотивы, потребности, установки, цели, опасения, индивидуальные
режимы, обычно приписываемые социальным группам и/или их
лидерам [Dray, 1957; Elias, 1978-1982; Розов, 1992, с. 30-35].
Типичными трансцендентными элементами являются боги и божества, провидение, рок, судьба, предопределение, разного рода мистические, потусторонние силы. Несмотря на то что нормы современного научного познания запрещают ссылаться на сверхъестественные
силы и причины, полностью игнорировать трансцендентные объяснения, имеющиеся в литературе, нельзя. Дело в том, что анализ самой
структуры и логики такого мистического объяснения может быть весьма полезен для последующего научного объяснения, уже освобожденного от трансцендентных элементов. Классическим примером является историософия Канта [Кант, 1784/1994]. Нетрудно полностью отбросить Кантово объяснение человеческой истории как опирающееся
на некий трансцендентный «план Природы», но гораздо труднее и
полезнее выявить и развернуть глубокие мысли, заложенные в нем, с
тем чтобы представить это объяснение уже без участия трансцендентных, сверхъестественных элементов.
15*
Глава 6
· МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
На основании обобщения ключевых действующих элементов
в конкретных исторических объяснениях, а также имеющихся
концепций и теорий, исходной гипотезы и эскизной универсальной гипотезы построить модель механизма причинности, лежащего
в основе всех анализируемых случаев (объектную модель). Дальнейшие процедуры направлены на уточнение и теоретизацию
данной модели, на построение соответствующей универсальной
гипотезы.
Построение объектной модели предполагает как минимум три
крупных обобщения.
Во-первых, обобщаются значимые элементы в рамках случаев
каждого дизъюнкта (если он представлен более чем одним случаем). Суть процесса построения модели состоит в серии челночных
движений: от попыток обобщений наиболее значимых элементов к
случаям и новым попыткам обобщений; в установлении связей между выделенными с помощью обобщений элементами, в выявлении
закономерных взаимодействий и процессов, ведущих случаи данной совокупности к объясняемому явлению (высокому значению
переменной экспланандума для позитивных случаев и низкому для
негативных). Крайне важно связать обобщенные понятия, взаимодействия и процессы с релевантными переменными, составляющими сам дизъюнкт.
Во-вторых, производится обобщение механизмов, выявленных для
всех дизъюнктов в рамках анализируемых позитивных (или негативных) случаев. Разные сочетания релевантных переменных трактуются при этом как условия, определяющие альтернативные траектории прохождения взаимодействий и процессов, которые тем не
менее все равно приводят к общему итоговому результату. В другой
работе рассматривался пример, где сочетания: наличия непогашенной сигареты, брошенной на ковер; загорания электропроводки при
отсутствии изоляции; попадания зажигательной бомбы на крышу,
сделанную из сгораемых материалов, — служили дизъюнктивными
причинами пожара (см.: Начала... 5.4.3.6). Обобщением механизма
возгорания здесь будет соприкосновение открытого огня или тления (независимо от происхождения) со сгораемыми материалами
при отсутствии систем пожарной безопасности (организационных
или технических). Как видим, здесь было произведено абстрагирование, получены более общие понятия, с точки зрения которых дизъюнкты стали просто видовыми вариантами одного и того же родового механизма.
6.5. Этап 5. Содержательный анализ
В-третьих, производится обобщение исходных состояний модели
между всеми позитивными и всеми негативными случаями. Требуется обобщить элементы исходного состава. Разные сочетания значений экспланансов детерминируют диаметрально противоположные направления развития взаимодействий, процессов, событий,
что и приводит к низким значениям экспланандума в негативных
случаях и высоким — в позитивных.
Рассмотрим, как производились первый и третий уровни обобщения механизмов при построении теории происхождения государства Карнейро.
Карнейро, анализируя индейские общества Амазонии, построил достаточно простую модель механизма военных взаимодействий
и миграций. Основными элементами здесь были малые сообщества
(деревни), связанные друг с другом военными отношениями. В условиях практически безграничной территории амазонских джунглей регулярные войны между деревнями имели характер набегов,
но не завоеваний. Более слабые, чтобы снизить опасность новых
атак, мигрировали на новые места. Трудность выживания в джунглях препятствовала быстрому росту населения. Результат— практически нулевая скорость и низкий достигнутый уровень политической эволюции (см. 4.2).
Проследим характер связи между релевантными переменными
и взаимодействием элементов механизма. Низкие значения стесненности и демографического давления служат причинными условиями определенного поведения элементов, соответствующих процессов, которые закономерно ведут к результату — низкому значению переменной -экспланандума (уровня политической эволюции).
Однако низкий уровень демографического давления объясняется
высокой смертностью в условиях джунглей, высокой трудоемкостью и малой отдачей сельского хозяйства по сравнению со свободными от леса землями, например, в долинах Перу, Нила, Инда или
Хуанхэ.
Анализ случая долин Перу дает совсем другую модель. Легко обрабатываемые долины способствуют росту населения, что в условиях высокой стесненности ведет к сильному демографическому
давлению и неизбежному дефициту земли. Земля становится главной военной целью, и войны-набеги превращаются в войны-завоевания. Более крупные сообщества завоевывают более мелкие или
заключают с ними альянсы. Крупные сообщества воюют между собой, причем опять побеждают более крупные и богатые ресурсами.
6.5. Этап 5. Содержательный анализ
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
454 _ ------------------------------------ -^-----------—--------------------Для военных целей совершенствуется инфраструктура (дороги, хранилища, укрепленные поселения) и ведется принудительная интенсификация труда, что обеспечивает рост ресурсов и военную победу именно для таких сообществ. В результате продолжающейся политической эволюции появляются протогосударства, государства,
и наконец вся ойкумена попадает под власть одной империи (4.2.5).
Обобщение по исходному состоянию обеих моделей здесь производится достаточно легко: в обоих случаях исходными элементами взаимодействия были индейские деревни, занимающиеся сельским хозяйством и ведущие более или менее регулярные военные
действия друг против друга - набеги. Именно это единообразие
наиболее отчетливо показывает действие ключевого для теории
Карнейро фактора стесненности - крайне низкой для джунглей
Амазонии, что обусловило практически нулевую скорость политической эволюции, и крайне высокой для долин Перу, что привело к
включению механизмов политической эволюции, которая увенчалась завоеванием всей ойкумены империей инков.
Провести факторное обобщение имеющихся причинных объяснений. Такое обобщение производится путем выявления общих объяснительных переменных (экспланансов), в рамках которых изменяются действующие «факторы», указываемые историками в качестве
причин событий и характеристик состояний по всем отобранным
случаям.
Рассмотрим наиболее распространенные психологические объяснения. Например, если говорится об интересах и желаниях правящих лиц (королей, царей, императоров, президентов), то выделяется
соответствующая переменная (например, «интересы верховного властителя» или шире - «интересы правящей элиты»). Такого рода переменная изначально имеет структуру шкалы наименований (см.: Начала... 5.6.8.1). Однако впоследствии она может быть трансформирована в одну или несколько порядковых или квазиинтервальных
шкал. Например, интересы правящей элиты практически во всех обществах могут изменяться (и соответственно измеряться) по шкале
большего/меньшего стремления к социальной и политической стабильности и по шкале большего/меньшего стремления увеличить
подвластную территорию и геополитический престиж.
Вторым излюбленным приемом историографов и эмпирических
историков является ссылка на имеющиеся культурные традиции. В
качестве причинного условия нас интересует не сама традиция, а
сила традиционных установок к некоторому типовому поведению.
*--
Ясно, что таких типовых поведений всегда несколько — сила традиционных установок значительно варьирует от периода к периоду, а
также от одной социальной группы к другой в рамках каждого периода. Соответственно «специфика местных традиций» перестает быть «могилой» теоретического мышления, а превращается в
группу переменных-экспланансов, допускающих и требующих дальнейшего теоретического изучения.
Остальные факторы, связанные с массовыми настроениями, социально-экономическими характеристиками, технологией, внешним давлением и т.п., либо достаточно легко реконструируются
как переменные, либо по отношению к ним проводится понятийная работа, как и для рассмотренных психологических и специфически-культуристских объяснений.
Сопоставить конкретно-исторические объяснительные переменные с релевантными переменными (см. 6.4.2.7), переменными, участвующими в построенной модели механизма и выявленными с
помощью факторного обобщения, с переменными различных известных концепций, теорий, парадигм (см. 6.3.3), провести обобщения и составить общий список переменных для анализа всех отобранных случаев (см. 6.5.2.1). Разумеется, этот общий список может быть разными способами расчленен для удобства последующего
анализа, например, можно выделить группу традиционных конкретно-исторических экспланансов, группу релевантных и модельных экспланансов и группу экспланансов основных конкурирующих концепций и парадигм.
Провести предварительную систематизацию последующей работы по анализу событийных цепочек каждого случая по всем выделенным переменным-экспланансам. Для упорядочения анализа полезно
составить априорные формы таблиц. Так, для каждого случая могут
быть составлены как минимум шесть таблиц. В двух группах таблиц строками являются соответственно события цепочки или состояния цепочки данного случая. Далее, в группу с событиями вхоДят три таблицы со столбцами, в названиях которых стоят соответственно конкретно-исторические, релевантные и конкурирующие
экспланансы. Те же три таблицы строятся и для цепочек состояний. «Батарея» таблиц для каждого случая служит в качестве единой «анкеты» или формы детализованного исследования и теоретически насыщенного описания.
Для самой же теоретической работы более важны таблицы, соединяющие данные из разных случаев, причем в прямом отноше-
Ä
tes
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
нии к переменной-экспланандуму. Следует объединить в одну таблицу все события из разных случаев, приводящие к максимальным
значениям переменной-экспланандума. Максимизирующие события из разных случаев помещаются в названия строк, а все переменные, по которым планируется вести анализ, — в названия столбцов. В ячейках таблицы могут быть размещены либо текстовые
указания на состояние соответствующей переменной (столбца),
непосредственно предшествующее и сопровождающее данное событие (строку), либо условные обозначения высоких (+1), низких
(-1), средних (0) или неизвестных (?) значений.
Подобным образом составляются таблицы для минимизирующих событий, а также для состояний из разных случаев с максимальными и минимальными значениями переменной-экспланандума.
Выявить субстанциональные причины событий и состояний в отобранных случаях. Различие субстанциональных и акцидентальных
причин будет рассмотрено далее, в рамках специальной онтологической интерлюдии к данному этапу (см. 6.5.4.1).
Порядок анализа задается структурой таблиц. Например, в таблице событий и релевантных экспланансов каждая ячейка является
на самом деле вопросом: было ли существенным влияние данного
релевантного фактора на то, что данное событие совершилось, а если
да, то в чем именно состояло это влияние?
Крайне важно отметить, что привело к изменению самого существенного фактора. Если набор переменных для анализа достаточно полон, то причина самой причины должна попадать в этот
набор экспланансов. Таким образом, здесь совершается ход к последующему выявлению механизма и сети взаимовлияний экспланансов.
Таблицы каждого случая заполняются по строкам (анализ причин каждого события или каждого состояния), а затем анализируются по столбцам (анализ динамики влияния каждого фактора и
причин изменения его самого на протяжении всей цепочки событий или состояний данного случая).
Еще более значим анализ таблиц максимизирующих и минимизирующих событий, состояний с максимальными и минимальными значениями переменной-экспланандума. Здесь могут быть
в полной мере использованы метод сходства, метод различия и
объединенный метод сходства и различия (см. 6.4.2; Начала...
5.4.1).
6.5. Этап 5. Содержательный анализ
лг
*
Если во всех или в большинстве случаев максимальным значениям экспланандума соответствуют высокие значения переменнойэксштананса, то она считается положительно влияющей на переменную-экспланандум. Если, напротив, низкие значения эксплананса непосредственно предшествуют событиям и состояниям с
максимальными значениями экспланандума и сопровождают их, то
эта связь считается отрицательной. Если в одних случаях высокие
значения эксплананса предшествуют высоким, а в других — низким
значениям экспланандума, то либо эксплананс нерелевантен (когда
разброс носит чисто стохастический характер), либо связь между
экспланансом и экспланандумом имеет некоторое «переключающее условие» (когда удается выявить некоторые закономерности в
случаях положительного и отрицательного влияния). Логика анализа переключающих условий с помощью тренд-графов представлена в: Начала... 5.6.7.
Дальнейшее движение по причинной цепи может осуществляться
на основании чисто теоретических соображений (что на что и как влияет) или построенных моделей механизмов, а также на основании продолжения построения и анализа таблиц. Действительно, если нас интересует, что вызывает максимальные значения некоторого фактора
(например, демографического давления или уровня технологической
интенсификации в модели Карнейро или Чейз-Данна и Холла)., то сами
состояния из разных случаев с максимальными и минимальными значениями по этому фактору помещают в строки новой таблицы, а остальные переменные (возможно, вместе с новыми, дополненными
согласно теориям, для нашего примера соответственно демографическим или технологическим) остаются в столбцах как предположительные причины для этого фактора.
В принципе, такая работа может продолжаться и далее. Ограничителями здесь являются не только исследовательские ресурсы. Вопервых, через 3-4 шага следует ожидать замыкания факторов. Иначе
говоря, причинами становятся те факторы, которые уже были объяснены ранее. Во-вторых, поскольку полностью замкнутых систем
практически не бывает, следует ожидать также появления экзогенных факторов, природа которых уже не относится к социально-исторической действительности, а носит, например, геологический,
географический, климатический характер. Экзогенными могут быть
и внешние социальные факторы (например, исключительно редкие вторжения отдаленных народов), которые решено оставить за
рамками предмета.
458
____________________________________________ Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Теперь становится ясной принципиальная форма развиваемой
здесь версии содержательного теоретического анализа случаев. Каждый из выбранных случаев мы разбиваем на множество отдельных
событий и состояний (микрослучаев), систематически сопоставляем их, подвергаем известным логическим процедурам, получаем
некоторые причинные факторы, а затем подвергаем их тем же процедурам.
Построить факторную модель и сформулировать в качественных
понятиях набор универсальных гипотез. Факторная модель отражает
взаимосвязи между всеми значимыми переменными (экспланансами и экспланандумами, а также самими экспланансами). В словесном выражении гипотезы представляют собой либо логические суждения с формой «если... то», желательно с кванторами («для всех»,
«найдется хотя бы один»), либо количественные суждения «при росте А растет (падает) В» и т.д. Содержание гипотез обобщает и закрепляет вскрытые закономерности. Разумеется, речь идет не об открытии самих законов, а лишь о претензии на законы, которые в
дальнейшем должны быть многократно проверены.
Каждая связь между переменными (положительная или отрицательная) потенциально представляет собой гипотезу. Кроме того,
совокупность таких связей вместе с указанием условий их действия
также может считаться составной гипотезой и соответственно сложным составным законом.
Наряду с текстовой формой факторные модели и гипотезы рекомендуется представлять в виде тренд-графов (см.: Начала... 5.5.2).
Соотношения между объектной, факторной, событийной и ситуационной моделями рассмотрены в 6.5.2.6 и 6.5.4.2, а обоснование субстанциональности факторной модели — в 6.5.4.3.
6.5.2.4. Проверка гипотез. Проверить действие гипотез (см.
6.5.2.3) для всех ранее выделенных положительных и отрицательных
случаев (см. 6.4.2.1). Проверка осуществляется путем сопоставления переменных факторной модели с начальными условиями каждого случая. Далее формируется эмпирическая гипотеза об итогах
развертывания случая. Суть ее состоит в приложении утверждений
теоретической (универсальной) гипотезы к начальным условиям
случая и в прогнозе изменений переменных.
Рассмотрим простейшую гипотезу такой формы: на экспланандум E (вершину-сток тренд-графа) положительно действуют несколько экспланансов С,, С2,..., Сп (вершин-истоков). Уточненная
,6.5. Этап 5. Содержательный анализ
теоретическая гипотеза формулируется следующим образом: при
росте хотя бы одного экспалананса (тем более нескольких или всех)
и сохранении прежних уровней значений у остальных через некоторый лаг времени /возрастут значения экспланандума Е. Напротив,
при падении значений хотя бы одного эксплананса (тем более нескольких или всех) и сохранении прежних уровней значений у остальных не позже чем через некоторый лаг -времени /снизятся значения экспланандума Е.
Несколько упрощая и стилизуя геополитическую теорию Коллинза (см. 4.4.4), можно подвести ее под указанную форму. Действительно, при повышении (понижении) для некоторой державы
значений таких экспланансов, как преимущество в величине населения С, над вероятными противниками, преимущество в величине доходов на душу населения С2, окраинность С3, этническая однородность С4, дешевизна контроля над территорией С5, следует
ожидать не позже чем через лаг времени / (30-50 лет для критического накопления геополитических факторов) существенного повышения (понижения) геополитического успеха.
Для получения эмпирической гипотезы необходимо сопоставление теоретической гипотезы с неким конкретным случаем и интерпретация понятий теоретической гипотезы. Наиболее тонкий
вопрос — определение временных срезов для измерений. Один из
подходов состоит в том, чтобы взять время стабильности экспланандума Гр а перед ним - время Г0 последнего существенного изменения экспланандума. Так, 60-70-е годы можно считать относительно стабильными для геополитического успеха СССР. Последний
сдвиг перед этим периодом - участие СССР на первых ролях в победе над Германией и Японией в 1945 г., что привело к значительным территориальным приобретениям (Прибалтика, Карелия, Западная Украина, Сахалин, Курилы), расширению военно-политического контроля (Центральная Европа - страны будущего
Варшавского пакта) и повышению престижа.
Соответственно для построения эмпирической гипотезы следует выяснить, что происходило с каждым экспланансом за период с
1945 по 1980 г. Допустим, обнаружилось, что значения некоторых
экспланансов изменились: Китай стал вероятным противником, что
снизило значения демографического фактора и уменьшило выгодную окраинность вследствие удлинения охраняемых границ; Западная Европа и США увеличили доходы на душу населения в большей мере, чем СССР; снизилась этническая однородность СССР
Глава 6. МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
вследствие увеличения этнических слоев, разделяющих крайние
форпосты (например, советские войска в Восточной Германии) и
русский хартленд.
Эмпирическая гипотеза, таким образом, формулируется так: при
продолжении снижения значений переменных-экспаланансов С, — С. в
СССР не позднее 2010-2030 гг. (в течение 30-50 лет после 1980г.)
произойдет существенный геополитический неуспех СССР. Что же
считать релевантным фактом для этой эмпирической гипотезы?
Очевидно, первое же существенное изменение экспланандума —
геополитического успеха СССР. Устойчивая победа СССР в Афганистане, дальнейшее расширение числа социалистических стран,
новые территориальные приобретения (например, включение Болгарии и/или Монголии в число союзных республик) — эти события
означали бы релевантный факт, противоречащий эмпирической гипотезе. Как мы уже знаем, релевантный факт был совсем другим,
данная гипотеза-предсказание подтвердилась в 1989 и 1991 гг. -трагически для Варшавского блока и СССР, но успешно для теории
Р. Коллинза.
Примерно по данному образцу можно строить и проверять любые другие гипотезы с учетом экспланансов, прямо действующих
на экспланандум.
Положительный результат (соответствие эмпирической гипотезы и релевантного факта) повышает достоверность универсальной
гипотезы, а отрицательный результат фиксируется как аномалия для
дальнейшего анализа (см. 6.6).
Тут же следует указать на два главных ограничения. Во-первых,
структура связей может быть (и обычно бывает) гораздо сложнее,
т.е. приходится учитывать опосредованные, круговые связи; в общем случае тренд-граф представляет собой не «звезду» (с центромстоком - экспланандумом, как в рассмотренном выше примере), а
сеть. По мере возможностей следует пытаться стилизовать такой
комплекс связей и упростить его до структуры «звезды». При невозможности это сделать приходится работать по методике А. Стинчкомба с упрощением графа и вычислением его «проводимости»
(алгебраической формулы) от экзогенной переменной до экспланандума (см. 6.7; Начала... 5.4.2).
Во-вторых, далеко не всегда имеют место «чистые случаи» с повышением или понижением большинства экспланансов при сохранении значений остальных. Напротив, чаще одни экспланансы повышаются, другие понижаются. Вовсе не обязательно здесь дости-
0.5. Этап 5. Содержательный анализ ____________________________________
461
гается равновесие, поэтому следует учитывать сравнительную с