svoeobrazie-rechevoy-harakteristiki-personazhey-v-rasskazah-v-p-astafieva-i-v-m-shukshina (1)

ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
1344
УДК 811.161.1
СВОЕОБРАЗИЕ РЕЧЕВОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПЕРСОНАЖЕЙ
В РАССКАЗАХ В. П. АСТАФЬЕВА И В. М. ШУКШИНА
© С. Р. Ишмуратова
Башкирский государственный университет
Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа ул. Заки Валиди,32.
Тел./факс: +7 (347) 273 67 78.
Email: sulpan_bgu@mail.ru
Статья посвящена описанию особенностей персонажной речи в рассказах В. П. Астафьева и В. М. Шукшина. Речевое поведение является важным средством создания образов
персонажей в художественном тексте. Речевая характеристика астафьевских и шукшинских героев представляет собой сочетание индивидуальных черт и обобщенно-типологической модели характера русского человека.
Ключевые слова: речевое поведение, речевая характеристика, речевой портрет, художественный текст, персонаж, В. П. Астафьев, В. М. Шукшин.
Речевое поведение персонажа является одной из
важнейшей составляющих сферы персонажа в художественном тексте. Оно соотносится с такими понятиями, как «речевой портрет» и «речевая характеристика».
Проблема речевой характеристики персонажей
художественных произведений в лингвистике отнюдь
не нова [1–3]. Не меньшую значимость приобретают
различные аспекты речевого портретирования персонажей [4–5].
Однако в лингвистических исследованиях термины «речевая характеристика» и «речевой портрет»
трактуются по-разному. Данные термины используются в качестве синонимов. По мнению Е. А. Гончаровой,
«основная функция прямой речи в художественном
произведении – индивидуализированный и одновременно с этим типизированный показ действующих лиц
средствами их собственной речи, то есть создание речевой характеристики, или речевого портрета, персонажа [6, с. 103–104]. При этом выделяется три типа
речевой характеристики персонажей:
1) по способу выражения (содержание реплик и
специфическая организация языковых средств);
2) по источнику получения сведений о герое
(самохарактеристика героя и характеристика героя
другими персонажами);
3) в зависимости от цели речевой характеристики (национальная, социальная, профессиональная,
психологическая речевая характеристика) [7, с. 40–41].
В ряде работ термины «речевая характеристика»
и «речевой портрет» разграничиваются: «второй из
терминов предполагает совокупность речевых особенностей героя, дающих яркое представление о персонаже, его речевом поведении и миропонимании, так как
термин «речевая характеристика» может включать
черты не только характерологически значимые, но и
случайные, эпизодические [8, с. 180]. В связи с тем,
что и речевой портрет, и речевая характеристика имеют своей целью создание речевого образа персонажа, в
данном случае мы употребляем их как синонимы.
Проза В. П. Астафьева и В. М. Шукшина – это
глубокое исследование русского, а точнее сибирскорусского характера. Персонажная речь является средством создания речевого портрета литературного героя, его речевой характеристики.
Характерологическая функция речи персонажей –
существенная черта стилистики рассказов данных писателей. Слова, словосочетания, высказывания в рамках диалогических единств существуют в рассказах
В. П. Астафьева и В. М. Шукшина не только во внутритекстовых, но и в межтекстовых связях и отношениях: каждое новое употребление языковых единиц сохраняет след прежних семантических связей и смыслов
и обогащает содержание речевой характеристики персонажей. В речи персонажей отражается не только
сама личность, но и естественная среда обитания, сформировавшая этот характер и его речевое поведение.
Гендерная составляющая – важный аспект характеристики персонажей. Гендерные особенности проявляются в описании женских и мужских образов.
Наиболее ярко гендерный аспект представлен в творчестве В. М. Шукшина. Если сравнивать творчество
В. П. Астафьева и В. М. Шукшина, то в рассказах
В. М. Шукшина наиболее яркое воплощение получают
мужские образы. Галерея мужских образов организуется по принципу противопоставления. С одной стороны, это «крепкие мужики»: Баев («Беседы при ясной
луне»), Шурыгин («Крепкий мужик»), «свояк Сергей
Сергеевич» (одноименный рассказ). С другой стороны,
«чудики»: Монька Квасов («Упорный»), Васека
(«Стенька Разин»), Бронька Пупков («Миль пардон,
мадам!»), Семка Рысь («Мастер»), Алеша Бесконвойный,
Чудик, Гринька Малюгин (одноименные рассказы).
Галерея женских образов В. П. Астафьева: главный и «сквозной» герой астафьевских произведений
бабушка Катерина Петровна («Последний поклон»),
Лиза из «Звездопада», Паня из рассказа «Ясным ли
днем», Фиса из «Бери да помни», Надежда из рассказа
«Руки жены», Фаина из рассказа «Тревожный сон»,
Людочка (одноименный рассказ) – образует художественно достоверный астафьевский мир.
В шукшинских рассказах гендерно-речевой конфликт возникает тогда, когда женщины выступают
антиподами мужчин и несут в себе доминирующее
«злое» начало. Диалоги между мужчиной и женщиной
наиболее часто отражают конфликтные ситуации спора или ссоры. Например, после ссоры с односельчанами Шурыгин «попросил жену»:
– Сходи возьми бутылку.
– Пошел к черту! Он теперь дружок тебе.
– Сходи, прошу...
– Тебя просили, ты послушал? Не проси теперь и
других. Идиот.
– Заткнись. Туда же...
– Туда же! Туда же, куда все добрые люди!
Неужели туда же, куда ты, харя необразованная?
Просили, всем миром просили – нет! Вылупил шарыто свои...
– Замолчи! А то опояшу разок...
– Опояшь! Тронь только, харя твоя бесстыжая!.. Только тронь! [9, с. 446].
Агрессивное вербальное поведение жены стимулировало ответный выпад мужа. В приведенном диалоге говорящие выражают оскорбление, угрозу.
Однозначно «злой» предстает жена, когда мужчина попивает:
– Глот! – кричала Матрена. – Ты вот ее пропьешь, пензию-то, а чем жить будем?! Ты думаешь сво-
ISSN 1998-4812
Вестник Башкирского университета. 2015. Т. 20. №4
ей башкой дырявой, или она у тебя совсем прохудилась?
– Закрой варежку, – предлагал Ганя. – И никогда
не открывай.
– Я вот те открою счас – шумовкой по калгану!..
Черт слепошарый.
Ганя бледнел.
– Ты мои шары не трожь! Не ты у меня свет
отняла, не тебе вякать про это [9, с. 392].
Обилие ненормативной бранной лексики, выраженной эмоционально-оценочными словами ненормативного характера, способствует созданию эмоционального напряжения.
В астафьевских рассказах женщина все же старается сохранить такие качества, как душевность, понимание, способность к сочувствию и жалости. См.,
например, фрагмент рассказа «Ясным ли днем».
– Да ты никак выпивши? – спросила жена,
встречая Сергея Митрофановича на крыльце.
– Есть маленько, – виновато отозвался Сергей
Митрофанович и впереди жены вошел в кухню. – С
новобранцами повстречался, вот и...
– Ну дак че? Выпил и выпил. Я ведь ниче...
– Привет они тебе передавали. Все передавали, –
сказал Сергей.
Митрофанович. – Это тебе, – сунул он пакетик
Пане, – а это всем нам, – поставил он красивую бутылку на стол. <…>
– Я вот чего скажу: послушай ты меня, не ходи
больше на эту комиссию. Всякий раз как обваренный
ворочаешься. Не ходи, прошу тебя. Много ли нам
надо? [10, с. 76–77].
Речевая характеристика героев В. П. Астафьева и
В. М. Шукшина выполняет функцию представления
менталитета человека сибирской деревни 1960-80-х гг.
Естественными компонентами в речи персонажей являются диалектные и разговорно-просторечные слова.
В этом случае они используются в том числе и как
средства, демонстрирующие социальную принадлежность или уровень образования персонажей.
В рассказах обоих писателей наблюдаются следующие закономерности. Разные виды диалектных
слов и разговорно-просторечных выражений употребляются персонажами, когда диалог строится между
носителями диалектной речи. В рассказе «Бабушкин
праздник» в разговоре со своими дочерями Катерина
Петровна использует диалектную лексику:
– Будет болтать-то, будет! – крикнула из кладовки бабушка и протяжно, с подвывом зевнула. –
Чего зарыбачили? Два тайменя: один с вошь, другой
помене? – Она вышла из кладовой, где поспала часок
или два на рассвете, глянула на корзину, полную ельцов, удивилась: – Гляди-ко, попалось!
– На твоего ангела закидывали, мама!
– Ничего ангел-то, рыбистай! – согласилась бабушка и приказала дяде Васе: – Не мылься коло Любыто, не мылься, ступай с мужиками на сеновал, поспи.
Ночь-то пробулькались и с первой рюмки под стол
уйдете – с родней видеться… Тебе, Любанька, наказ:
всю гвардию накормить и удозорить, чтоб ни один в
реку не упал и никуда не делся! Гуска, Апронька, Марея! Хватит дрыхнуть! Вставайте! Экие кобылищи!
Солнце на обед [11, с. 217–218].
В то же время в разговоре с учителем бабушка
Катерина старается не употреблять диалектных слов. В
этом проявляется ее внутреннее уважение к собеседнику:
Бабушка настраивала самовар и занимала учителя разговорами.
1345
– Как парнишечка? Грызть-то не унялася?
– Спасибо, Екатерина Петровна. Сыну лучше.
Последние ночи спокойней.
– И слава Богу. И слава Богу. Они, робятишки,
пока вырастут, ой сколько натерпишься с имя! Вон у
меня их сколько, субчиков-то было, а ниче, выросли. И
ваш вырастет… [10, с. 311].
О диалектном характере речи Катерины Петровны можно судить по некоторым фонетическим особенностям (грызь, робятишки, ниче), а также по отсутствию у местоимений 3 лица (с имя), являющейся особенностью сибирских говоров.
Герои астафьевских и шукшинских произведений
не стремятся однажды и навсегда выработать готовые
формы ролевого поведения.
Главный герой рассказа В. М. Шукшина «Сураз»
Спирька Расторгуев – типичный деревенский «мачо»:
хулиган, «ходок», хам. Знает одно – «матерщинничать» да «к одиноким бабам по ночам шастать»:
Однажды старушка завела по обыкновению:
– Невероятно, никто не поверит: маленький
Бай…
– Да пошла ты к … – И Спирька загнул такой
мат, какого постеснялся бы пьяный мужик [9, с. 461].
Но встреча с «настоящей женщиной», замужней
учительницей Ириной Ивановной меняет его поведение, в том числе и речевое:
Спокойный, решительный, Спирька прошел в горницу.
– Букетик, – предложил он, и подал женщине
кроваво-красный пылающий букетик жарков.
– Ах!.. – обрадовалась женщина, – Ах, какие они!
Как они называются? Я таких никогда не видела...
– Жарки. – В груди у Спирьки весело зазвенело.
Так бывало, когда предстояло драться или обнимать
желанную женщину, Он не скрывал любви, – Я вам
теперь часто буду такие привозить.
– Да нет, зачем же?.. Это ведь труд лишний...
– Ох, – скокетничал Спирька, – труд! Мимо езжу,
их там хоть литовкой коси... – Спирька подумал, что
хорошо все-таки, что он красивый. Другого давно бы уж
поперли, и все. Он улыбался, ему было легко [9, с. 468).
Стараясь понравиться женщине, Спирька дарит
ей «букетик» цветов, смягчает тон общения с помощью уменьшительно-ласкательных слов, междометий.
Речь персонажей в рассказах В. Астафьева и
В. Шукшина ярко индивидуализирована, представляет
своеобразные речевые портреты. Особенности речевого поведения литературных героев передаются с помощью лексики, жестов, отражения богатства звучания
естественной разговорной речи.
«Вертлявый задира» Аркашка Кебин (рассказ
В. Шукшина «Танцующий Шива») довел одного из
плотников Ваньку Селезнева до белого каления, в
результате – драка:
– Ша! – сказал вдруг нездешний бригадир. – Ша,
пацаны… я валю этого бычка.
Бригадира услышали.
– Кто, ты? – удивился Ванька. – Ты?
– Отошли, пацаны, отошли… Я его делаю. – бригадир стал подходить к Ваньке. Ванька изготовился.
– Иди, падла… Иди.
– Иду, Ваня, иду.
– Иди, иди.
– Иду, – бригадир шел на Ваньку медленно, спокойно.
Никто не понимал, что такое сейчас произойдет.
– Боксер, да? Иди, я те по-русски закатаю…
– Та какой я боксер! – бригадир остановился перед Ванькой. – Що ты!..
1346
ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
– Ну? – спросил Ванька.
– От так – раз! – бригадир вдруг резко ткнул
Ваньке кулаком в живот [9, с. 524].
Во время ссоры в речи персонажей рассказа используется бранная лексика. Сравните речь Аркашки
Кебина и Ваньки Селезнева:
– Гад такой. Обрадовался – здоровый? – Аркашка потер шею. – Распустил грабли-то… Попроси почеловечески – станцую, обязательно надо руки свои
поганые таращить! [9, с. 521].
– Зараза, – сказал он с дрожью в голосе. – Еще
руки распускает…[13, с. 522].
– Падла, – сказал Ванька. – У меня сроду вшей не
было. Даже в войну…[9, с. 523].
– Он, сука, видел, как я работаю?! Он критикует!.. Он видел? [9, с. 523].
Нецензурные, бранные слова и выражения выступают в качестве естественного факта речевого поведения социального типа людей, принадлежащих к
«нижним» слоям жителей города.
В связи с тем, что речевое поведение – это обусловленные ситуацией общения эмоции, действия,
поступки человека, выраженные с помощью вербальных и невербальных средств, то его результатом являются отношения между людьми, их эмоции. Следовательно, особенности речевого поведения персонажа
определяются идейно-художественным своеобразием
произведения: автору важно сопоставить (противопоставить) взгляды героев на жизнь, выявить их психологическую совместимость (несовместимость), создать
соответствующую стилистическую «тональность» общения героев произведения. Тональность – это категория, в которой находит отражение эмоциональноволевая установка автора текста, его психологическая
позиция по отношению к излагаемому, а также к адресату и ситуации общения [12, с. 125]. Средства выражения тональности многообразны: экспрессивная лексика, эмоциональные междометия, модальные слова, формы повелительного наклонения, средства экспрессивного
синтаксиса, специальные приемы выразительности.
Особое место в диалогах персонажей В. П. Астафьева и В. М. Шукшина отводится эмоциональной
речи, так как нередко их герои изображаются в состоянии эмоциональной напряженности, в момент
наивысшего накала страстей. Накал эмоций обусловливается не только конфликтной ситуацией общения,
но и ситуациями, изначально «заряженными» на проявление сильных чувств, эмоций. Ярко описана В. П.
Астафьевым ситуация рыбной ловли в рассказе «Карасиная погибель»:
− О-ой, Санечка!.. – Больше я ничего сказать не
мог и закричал в темноту во всю глотку: − Алешка!
Алешка! Таймень попался! Здорову-у-ущий!.. – как
будто Алешка мог меня слышать. <…>
− Ой! – вскрикнул Санька.
− Че?
− Уду в руку всадил! Во, зверина! Пуда на полтора,
не меньше! Хрен с ней, с удой! Вырежем! Я хоть че
стерплю! – Санька визжал, взрыдывал, а я боролся с рыбиной и никак не мог подвести ее к лодке [11, с. 108].
Помимо лексики, эмоции персонажей в данном
фрагменте выражаются с помощью междометий, обрыва речевого потока, своеобразного интонационного
рисунка.
В шукшинских рассказах раскрываются столкновения полярных позиций, в кульминациях обнажаются
болевые точки, что отражается в речи героев. В рассказе «Волки» диалог выявляет непримиримые характеры
героев – Наума Кречетова и его зятя Ивана Дегтярева.
Однажды они поехали в лес за дровами. Неожиданно
на них напала стая волков. Наум струсил и растерялся.
Иван проявил самообладание и сумел отбиться от волков. Но брошенный тестем во время нападения волчьей стаи, он испытывает чувство ярости – сильного гнева, бешенства, вызванного подлостью тестя:
− Стой тебе говорят! – кричал Иван.
− Заполошный! – кричал в ответ Наум. – Чего
ты взъелся-то, с ума, что ли, спятил! Я-то при чем
здесь?
− Ни при чем?! Мы бы отбились, а ты предал!..
− Да как отбились?! Ты что!
− Предел, змей! Я тебя проучу! Не уйдешь ты от
меня, остановись лучше. Одного отметелю – не так
будет позорно. А то при людях отлуплю. И расскажу
все… Остановись лучше! [9, с. 279].
Речевое поведение Ивана обусловлено общим
эмоциональным состоянием героя, желанием в словах
выплеснуть злость и обиду, что проявилось в использовании эмоционально-экспрессивной лексики (змей),
синонимического ряда глаголов с разной стилистической окраской (проучу – отметелю – отлуплю).
Таким образом, речевая характеристика персонажей у В. П. Астафьева и В. М. Шукшина представляет
собой сочетание индивидуальных черт и обобщеннотипологической модели характера русского человека.
Совмещение лексики всех разновидностей национального языка в персонажной речи демонстрирует не
только социальную, статусную принадлежность героев, но и является средством создания эмоциональной
тональности реплик, представляющих характер человека сибирской деревни 1960–80-х гг., его отразившийся в языке внутренний мир.
ЛИТЕРАТУРА
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
Борисова М. Б. Слово в драматургии М. Горького. Саратов,
1970. 198 с.
Полищук Г. Г., Сиротинина О. Б. Разговорная речь и художественный диалог // Лингвистика и поэтика. М.: Наука,
1979. С. 188–199.
Рябова Л. Г. Разговорность речи персонажей (способы
создания, авторское своеобразие): автореф. дис. …канд.
филол. наук. Саратов, 1983. 21 с.
Китайгородская М. В., Розанова Н. Н. Русский речевой
портрет. Фонохрестоматия. М.: Наука, 1995.
Голубева И. В. Опыт создания коллективного речевого
портрета (на материале экспрессивного синтаксиса мемуарной прозы): автореф. дисс. …д-ра филол. наук. Краснодар, 2002. 42 с.
Гончарова Е. А. Пути лингвистического выражения категорий автор – персонаж в художественном тексте. Томск:
изд-во Томского ун-та, 1984. 150 с.
Ковалевская Е. Г. Анализ текстов художественных произведений. Л., 1976. 54 с.
Колокольцева Т. Н. Конструкции разговорного синтаксиса
как основа речевого портрета персонажей // Язык как система и деятельность – 3. Мат-лы Международной научной
конференции. Ростов н/Д., 2012. С. 180–182.
Шукшин В. М. Собрание сочинений в шести томах. Т. 2.
М.: Молодая гвардия, 1992. 560 с.
Астафьев В. П. Рассказы. М.: Советская Россия, 1984. 480 с.
Астафьев В. П. Последний поклон. М.: Детская литература,
1983. 232 с.
Купина Н. А., Матвеева Т. В. Стилистика современного
русского языка. М.: Юрайт, 2013. 415 с.
Хисамова Г. Г. Диалог как компонент художественного
текста (на материале художественной прозы В. М. Шукшина). М.: МПГУ, 2007. 352 с.
Поступила в редакцию 31.08.2015 г.
ISSN 1998-4812
Вестник Башкирского университета. 2015. Т. 20. №4
1347
THE ORIGINALITY OF THE SPEECH FEATURE
OF THE LITERARY CHARACTERS IN THE SHORT STORIES
BY V. P. ASTAFIEV AND V. M. SHUKSHIN
© S. R. Ishmuratova
Bashkir State University
32 Zaki Validi St., 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Phone: +7 (347) 273 67 78.
Email: sulpan_bgu@mail.ru
In the article the peculiarities of character speech in short stories by V. P. Astafiev and V. M. Shukshin are describes. Speech behavior is important means of creating images of the characters in a literary text. Speech features of Astafiev’s and Shukshin’s heroes is
a combination of individual traits and generalized typological model of nature of the Russian people. The gender component is an important aspect of the characteristics of the person. Gender differences are evident in the description of female and male images. Speech
features of V. P. Astafiev’s and V. M. Shukshin’s heroes perform the function of representation of the mentality of man in Siberian
village of 60–80-s. Natural components found in the speech of characters are dialectal and colloquial vernacular words. In this case,
they are used as a means of demonstrating social status or education level of characters. Obscene, abusive words and expressions act as
a natural fact of verbal behavior social type people belonging to lower strata residents. Due to the fact that verbal behavior is conditioned by the situation of communication, by actions and emotions expressed through verbal and non-verbal means, then its result is
the relationship between people. The tone is a category, which reflected the emotional-volitional setting of the text’s author, his mental
attitude to set out, as well as to the addressee and the situation of communication. Means of expressing the tone vary and include expressive language, emotional interjections, modal words, imperative form, expressive means of syntax and some other special means
of expression.
Keywords: speech behavior, speech feature, speech portrait, literary text, character, V. P. Astafiev, V. M. Shukshin.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
Borisova M. B. Slovo v dramaturgii M. Gor'kogo [Word in dramatic art of M. Gorky]. Saratov, 1970.
Polishchuk G. G., Sirotinina O. B. Lingvistika i poetika. Moscow: Nauka, 1979. Pp. 188–199.
Ryabova L. G. Razgovornost' rechi personazhei (sposoby sozdaniya, avtorskoe svoeobrazie): avtoref. dis. …kand. filol. nauk. Saratov, 1983.
Kitaigorodskaya M. V., Rozanova N. N. Russkii rechevoi portret. Fonokhrestomatiya [Russian speech portrait. Fono-chrestomathy].
Moscow: Nauka, 1995.
Golubeva I. V. Opyt sozdaniya kollektivnogo rechevogo portreta (na materiale ekspressivnogo sintaksisa memuarnoi prozy): avtoref.
diss. …d-ra filol. nauk. Krasnodar, 2002.
Goncharova E. A. Puti lingvisticheskogo vyrazheniya kategorii avtor – personazh v khudozhestvennom tekste [The ways of linguistic
expression of categories author-character in a literary text]. Tomsk: izd-vo Tomskogo un-ta, 1984.
Kovalevskaya E. G. Analiz tekstov khudozhestvennykh proizvedenii [Analysis of fiction texts]. Leningrad, 1976.
Kolokol'tseva T. N. Yazyk kak sistema i deyatel'nost' – 3. Mat-ly Mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii. Rostov n/D., 2012. Pp. 180–182.
Shukshin V. M. Sobranie sochinenii v shesti tomakh. Vol. 2 [Collected works in 6 volumes. Vol. 2]. Moscow: Molodaya gvardiya, 1992.
Astaf'ev V. P. Rasskazy [Stories]. Moscow: Sovet-skaya Rossiya, 1984.
Astaf'ev V. P. Poslednii poklon [The last bow].. Moscow: Det-skaya literatura, 1983.
Kupina N. A., Matveeva T. V. Stilistika sovremennogo russkogo yazyka [Stylistics of contemporary Russian language]. Moscow: Yurait,
2013.
Khisamova G. G. Dialog kak komponent khudozhestvennogo teksta (na materiale khudozhestvennoi prozy V. M. Shuk¬shina) [Dialogue
as a component of a literary text (on the material of prose of V. Shukshin)]. Moscow: MPGU, 2007.
Received 31.08.2015.