Пьеса А.М. Горького «На дне»
advertisement
МУНИЦИПАЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ КУЛЬТУРЫ «ЦЕНТРАЛЬНАЯ ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА им. В.И.ЛЕНИНА» Отдел обслуживания Пьеса А.М. Горького «На дне» Нижний Новгород 2008 О Максиме Горьком писали и пишут по-разному. Напомним два отзыва его великих современников: «замечательный писатель», по словам Льва Толстого, обладавший, по мнению Александра Блока, «роковой силой таланта» и «благородством стремлений». Но в 80-х годах XX века он был уличён в том, что в последние пять лет жизни, обитая в Москве (после эмиграции) и, как выяснилось, находясь под надзором сталинских ищеек, одобрял социалистический строй и даже восхвалял Сталина. И кто при нём его не славил, Не возносил – найдись такой! (А. Твардовский). Так-то оно так, но в конце XX века появилось немало ядовитых статеек, авторы которых, захлёбываясь в злорадном отличительном азарте, клеймили классика, и это едва не вошло в моду. Почти столетие просуществовавший в массовом сознании в качестве идеологического символа, «Буревестник» постепенно утрачивал черты живого писателя, которого внимательно и страстно читали его именитые сегодня современники – от Бориса Пастернака до Андрея Платонова. В первые столетия XX века горьковские произведения неизменно вызывали широчайший общественный и литературный резонанс, интереснейшую полемику по вопросам особенно актуальным в эпоху, которая воспринималась как смутное время войн, революций (время осмысления катастрофического потрясения всех основ исторической жизни и человеческого бытия), социальных потрясений. Каков итог совершенного и пережитого? Что ждёт Россию на новом пути развития? Какой видится судьба человека в новой, во многом ещё переломной эпохе? Все эти вопросы и сейчас, в наши дни, приобретают для нас реальное человеческое звучание. И может быть, вновь раскрыв горьковские страницы и перечитав их спокойно и непредвзято, мы не только почувствуем всю глубину личного, очень глубокого покаяния позднего Горького. Наступает время открытия этого писателя современным массовым читателям. Для этого нужно немного: мы должны лишь постараться услышать то, что уже в начале столетия звучало как трагическое пророчество и величайшее предостережение. «Люблю человека. «Люблю» – это у меня не слова, а, так сказать, излюбленное моё ремесло и даже, может быть, искусство», – пишет Горький в 1928 году. Действительно, человек – главная тема любого горьковского произведения. Её важность тем более не уменьшается, а возрастает для писателя, ставшего свидетелем и хроникёром процесса распада человека – его расчеловечевания в сложный переломный период развития страны. И согласитесь, насколько актуально звучит «тема человека» в наши дни. Разве не тот же процесс «расчеловечевания» нередко приходится наблюдать нам в современной России? Не те же вопросы, связанные с человеческой личностью – её ростом и её деградацией – волнует нас сегодня, как и 100 лет назад волновали А.М. Горького, который своим творчеством стремился привести читателя к мысли о том, что противостояние всеобщему разрушению, мучительному перелому, сохранение человека в себе вопреки всему и есть важнейшее, ежедневное, требующее постоянного внутреннего усилия дело каждого из нас. Мало какому литературному произведению так повезло с критикой и интерпретациями, как пьесе Горького «На дне». С тех пор, как в декабре 1902 года эта пьеса была с большим успехом поставлена Московским художественным театром, газеты сразу же бросились её истолковывать, и с тех пор – а прошло уже чуть больше 105 лет – интерпретаторская литература нарастала как снежный ком, пополняясь и солидными учёными монографиями, и школьными сочинениями. И всё это время критики, литературоведы, учителя, школьники, абитуриенты пытались справиться с центральным персонажем драмы – странником Лукой. Персонаж этот был – если только отнестись к нему без предубеждений – странно двойственный. Советская критика вынесла Луке обвинительный вердикт, и наклеила ему ярлык отрицательного героя – хотя отрицательного не по намерениям, а по результатам поступков. Основания для такого вердикта действительно были. Во-первых, вроде бы именно так относился к своему персонажу сам автор, называвший Луку сиреной, которая лжёт из жалости. Во-вторых, ход пьесы показывает, что спасительные иллюзии, внушаемый Лукой, приносят его «пациентам» лишь временное облегчение, а когда иллюзии рассеиваются, жизнь становится ещё невыносимее. Главный пункт обвинения Актёр, алкоголик, которому Лука пообещал бесплатную и комфортную лечебницу для пьяниц. Узнав, что никакой лечебницы нет, Актер, как известно, повесился. Общий вывод: Лука виновен по статье «доведение до самоубийства». И, тем не менее, несмотря на дружный отрицательный хор критиков относительно главного персонажа пьесы, Горький не переделывает ее, как он поступал, например, с «Вассой Железновой», «Последними», «Фальшивой монетой», с очерком «Владимир Ильич Ленин» и другими произведениями, а решил просто напрочь отречься от своей лучшей пьесы: «На дне» – пьеса устаревшая и, возможно, даже вредная в наши дни»,– писал Горький в 1932 г. Горький утверждал, что Лука у него не получился так, как он задумывал его создать. В последние годы жизни М. Горький писал: «...весьма большое количество утешителей... утешают только для того, чтоб им не надоедали своими жалобами, не тревожили привычного покоя ко всему притерпевшейся холодной души. Самое драгоценное для них именно этот покой, это устойчивое равновесие из чувствований и мыслей. <…> Утешители этого ряда – самые умные, знающие и красноречивые. Они же потому и самые вредоносные. Именно таким утешителем должен быть Лука в пьесе «На дне», но я, видимо, не сумел сделать его таким» (1933 год). Выводу этому, однако, мешают некоторые детали. Горький-драматург, в общем-то, был художником чернобелых красок, и если присваивал какому-то из своих героев знак «минус», то уже так и изображал его, не давая читателю особенно сомневаться в том, на какой половине мира, дневной или ночной, находится персонаж. Но это – и тут мы видим серьезнейшее исключение, контраст со всей остальной горьковской драматургией – совершенно не относится к Луке. Лука написан с явной симпатией, с такой явной, что многие дореволюционные критики вроде бы вопреки авторскому замыслу объявили Луку единственным положительным персонажем пьесы. Именно такую «ошибку» в интерпретации «На дне» совершил, например, лидер немецкой социал-демократии и известный философ-эстетик Франц Меринг, он назвал Луку «единственным светлым пятном» в пьесе. К Луке с большой симпатией относится Сатин – персонаж, относительно которого предполагается, что именно он излагает позицию автора. Сатин произносит в драме знаменитый монолог о том, что человек – это звучит гордо, и что человека нельзя унижать жалостью, но, хотя Лука всю свою деятельность подчиняет именно жалости, Сатин его хвалит и называет «умницей». И Лука действительно «умница» – хотя бы потому, что может читать в человеческих сердцах заветные мысли и желания. В целом, несмотря на то, что за многие десятилетия активного обсуждения о Луке и о пьесе «На дне» было сказано почти все, что только возможно, резко выраженная двойственность Луки осталась неистолкованной, да ее, собственно, и не старались особенно истолковывать. В советское время, авторы больше обращали внимание на теневые стороны горьковского персонажа, а в результате – благонамеренные марксистские рассуждения по поводу пьесы настолько навязли всем в зубах, что в постсоветской России никто не захотел тратить время и силы на какое бы то ни было переосмысление драмы. Итог: в начале XXI века, как и во времена Брежнева, российские школьники пишут сочинения на тему «Проблемы истинного и ложного гуманизма в пьесе Горького «На дне», причем под «ложным» гуманизмом имеется в виду, разумеется, сострадательность Луки. Ключом к истолкованию образа Луки служит очень известный, и цитируемый во всех литературоведческих трудах фрагмент из интервью Горького «Петербургской газете» от 1903 года, в котором писатель спрашивает: «Основной вопрос, который я хотел поставить, это – что лучше, истина или сострадание?.. Нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука?» Итак, главное, в чем обвиняют или упрекают Луку, это – во лжи. А в чем собственно солгал Лука? Бубнов в упор спрашивает старика: «Есть ли Бог?» Лука отвечает: «Коли веришь – есть, не веришь – нет...» Одним критикам ответ кажется уклончивым, лукавым, другим – правильным. Ночлежники не стали возражать, но ответ произвел впечатление: Бубнов промолчал, а Васька Пепел «молча, удивленно и упорно смотрит на старика». Задумался. Солгал ли Лука? Нет. Ведь вера потому и называется верой, что она не требует доказательств. Отношение к Богу сугубо индивидуально. Верующий человек не сомневается в существовании Творца, атеист отрицает Его. Лев Толстой писал: «Надо определить веру, а потом Бога, а не через Бога определять веру...» («Исповедь»). Бог – в душе человека. Иные полагают, что Горький, как революционер и атеист, осуждал «странника» за такой «неопределенный» ответ Бубнову. Однако в эти и последующие годы писатель и сам был увлечен поиском новой религии, «богоискательством», «богостроительством», чего не мог ему простить Ленин. Впрочем, соединение христианства и социализма было свойственно и русским революционерам демократам XIX века. Так что формулировка Луки вряд ли могла покоробить Горького в 1902 г. и не стоит к ней придираться. Один из главных пунктов обвинения Луки критики называют его утешительство. «Проповеди рабского смирения и служит его утешительная ложь», – читаем мы в учебнике под редакцией А. Дементьева. Слово «утешитель» уподобилось красному платку, вызывающему бешеную злобу у быка. А между тем Утешителем называл себя Иисус Христос (см. Евангелие от Иоанна, гл. 14). Там же Утешителем Христос называет Духа Святого. Почему драгоценные человеческие качества – доброта, сочувствие, сострадание, стремление помочь людям, утешить их – стали мишенью многолетних нападок литературоведов и пропагандистов? К сожалению, источник надо искать все в тех же выступлениях и поздних статьях писателя. Что сказано, то сказано. А сказано было следующее: «...Владимир Ленин решительно и навсегда вычеркнул из жизни тип утешителя, заменив его учителем революционного права рабочего класса». Что и говорить: Ленин не был утешителем, сколько замечательных людей он и его наследники «вычеркнули из жизни», провозгласив отказ от морали в политике! Да, Лука – добрый человек, говорит несчастным людям ласковые слова, утешает, в беде помогает, и люди, истосковавшиеся по человеческому отношению, забитые, сами просят, чтобы их утешили. Наташа: Господи! Хоть бы пожалели... хоть бы кто слово сказал какое-нибудь! Эх вы... Лука: Человека приласкать – никогда не вредно... Жалеть людей надо! Христосто всех жалел и нам так велел... Здесь нет ни лицемерия со стороны Луки, ни унижающей жалости. И вообще-то говоря, неужели уж так вредна жалость? Равнодушие или жестокость лучше? «Не жалеть... не унижать его жалостью... уважать надо», – патетически возглашает Сатин. Да кто же, если не Лука, единственный в ночлежке, понастоящему уважает униженных и оскорбленных людей. Он не раз напоминает: «Всякого человека уважать надо» – и поступает соответственно. Относиться к людям по-божески – принцип Луки: «Если кто кому хорошего не сделал, то и худо поступил». Прекрасная мысль, верные слова! Перейдем к другим обвинениям, брошенным в адрес Луки. Он якобы обманул перед смертью Анну, он виновен в самоубийстве Актера. Анна умирает, идут последние минуты ее жизни. Клещ, ее муж, вместо помощи и сочувствия, поглощая пельмени, предназначенные ей, бормочет: «Ничего... может – встанешь... бывает!» И сказав это, уходит. Вот где ложь и равнодушие, приписываемые Луке! Клещ успокаивает Анну так же лицемерно как Иудушка в «Господах Головлевых» утешал умирающего брата: «Встань да и побеги! Труском-труском...» А что говорит страдающей Анне Лука? «А Господь взглянет на тебя кротко-ласково и скажет: знаю я Анну эту! Ну, скажет, отведите ее, Анну, в рай! Пусть успокоиться... знаю я, жила она – очень трудно... очень устала... Дайте покой Анне...» Что может сказать верующий человек умирающему? Естественно, он обращается к Богу и повторяет азы христианского учения о загробной жизни. Признать это ложь – значит признать ложным религиозное мировоззрение. Но оставим это занятие атеистам. Все, что касается судьбы Актера, требует более обстоятельных объяснений, ибо это ставят в вину Луке почти все учебники. Старик, желая помочь Актеру подняться со «дна», найти себя, вернуться к нормальной жизни, сообщает ему, что есть в России лечебницы, где бесплатно лечат алкоголиков: «...Ты пока готовься! Воздержись... возьми себя в руки и – терпи... А потом – вылечишься... и начнешь жить снова... хорошо, брат, сновато!» Чистый сердцем Актер верит, перестает пить, копит деньги на дорогу. Но разрушить мечту и веру слабохарактерного человека ничего не стоит. И «образованный» безжалостный Сатин, шулер, пьяница, убежденный бездельник и циник, дважды рубит с плеча: «Фата-моргана! Наврал тебе старик... Ничего нет! Нет городов, нет людей... ничего нет». Злобная чушь! «Врешь!» – кричит Актер. Но через некоторое время Сатин в присутствии Актера гнет свое: «Старик! Чего ты придумал в уши этому огарку?» Это уже крах! Вдобавок Лука никак не может «вспомнить» адреса больницы. Актер вешается. Лука не мог назвать адресов, но он много бродил по Руси, много видел, о многом слышал и говорил обо всем в меру своей осведомленности. И ведь не врал! В начале XX века в России, по крайней мере, три лечебницы бесплатно занимались алкоголиками. В Москве издавна существовал целый ряд благотворительных заведений. Вот фрагмент из книги очерков середины XIX века М.Н. Загоскина «Москва и москвичи»: ─ А это также дворец? – сказал Дюверние, указывая на Голицынскую больницу. ─ Нет, это больница... ─ А это что за великолепное здание? – спросил он через минуту. ─ Больница. ─Ого? – прошептал француз <…> – Три больницы, похожие на дворцы, и все три почти сряду!.. – шептал путешественник. ─ Есть недалеко отсюда и четвертая... И в других частях города есть странноприимные дома и больницы, ничем не хуже этих. Бесплатные больницы для рабочих были при фабриках Саввы Морозова, например в Шуе. Больница для неимущих, в которой служил отец Ф.М. Достоевского в Москве. Там и сейчас институт туберкулеза и больница. Нынешняя 23-я больница до революции бесплатно лечила чернорабочих. Всегда бесплатно обслуживала население 7-я Градская больница. Этот перечень неполон. Выходит, что врал-то не Лука, а Сатин. Советы Луки конкретны, как и его посильная помощь соночлежникам. Ваське Пеплу он рекомендует найти работу в Сибири. Три тысячи крестьян в эти в эти годы в начале XX века отправились туда в поисках работы и лучшей жизни. И Пепел, который как-то упрекнул старика во лжи, потом поверил ему, стал готовиться к поездке в Сибирь, уговаривал отправиться с ним Наташу, мечтал вести честный образ жизни. Чем раньше он предпринял бы эту поездку, тем вернее бы распутал узлы, не совершил бы убийства и наверняка нашел бы работу. Да и Актер, прояви он волю и терпение, а главное – поверь он искренне и безоговорочно Луке, так, чтобы никто не смог бы поколебать его веру в слово странника о вполне возможном излечении, то вероятнее всего и самой лечебницы-то не понадобилось – воля и терпение, помноженные на веру, непременно сделали бы свое благородное дело. На это-то в первую очередь и надеялся Лука. Горький как художник относится к культуре модерна, культуре духовных поисков начала XX века. Но дело для нас, в конце концов, не в обстоятельствах создания пьесы. Дело в том, что было после ее создания. К новому прочтению «На дне» нас побуждает все дальнейшее интеллектуальное развитие XX века, в течение которого западная цивилизация в лице своих самых добросовестных и даже скептических представителей все чаще сталкивалась с тем, что создание действительно определяет реальность. Признавать возможность этого побуждал «эффект плацебо», когда больные вылечиваются только потому, что уверены в том, что принимали лекарства, а не препарат никакой фармакологической ценности не представлявшей, и чудеса ночи, и случаи резкого увеличения физических возможностей человека в экстремальных ситуациях. И теорема известного американского социолога и социального психолога Томаса, которая так и называется «теорема Томаса», определяющая понятие социальной ситуации и главным постулатом которого является: «Если люди определяют ситуации как действительные, то они действительны по своим последствиям». Перечень психологии, соц. психологии XX в. можно продолжать долго. Вера создает и уничтожает богов. Вера делает людей могущественными. Вера может все. Быть может, странная симпатия, проявленная Горьким к Луке, маскирует симпатию к спектру возможностей, имеющихся у человека. Человек может стать каким угодно – таким, каким захочет. Изменив взгляд на самого себя, то есть, говоря словами современной психологии, сменив Я-концепцию, человек действительно может измениться. Именно на этом базируется стратегия поведения (почти психотерапии), которую Лука рекомендует Наташе, полюбившей вора: «Он – парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забыл про это! Он тебе поверит... ты только поговаривай ему: «Вася, мол, ты – хороший человек... не забывай!» Ключевая фраза здесь: «Он тебе поверит». Надо найти того, кому человек поверит. Сам себе человек не поверит. Любому встречному не поверит. Нужна безвредная таблетка плацебо, которую вам преподнесет известное медицинское светило или женщина, в которую влюблен. Роль странника Луки одновременно и второстепенная и архиважная – он является катализатором веры среди обитателей ночлежки, веры, в первую очередь, в свое лучшее «Я». Самый главный результат, которого добился Лука в своих беседах с босяками, заключается в гуманизации ночлежки. Обитателей подвала, говоря словами Сатина, он «проквасил» как «старая дрожжа», подействовал на них, «как кислота на старую монету». Он обнажил человеческую суть каждого. Так, в четвертом акте смягчился и подобрел Сатин. Он много шутит, предостерегает товарищей от грубых выходок. Попытку Барона проучить Настю, дать ей в ухо за дерзость, он пресекает советом: «Брось! Не тронь... не обижай человека!» Не принимает Сатин и приглашения Барона позабавиться над Татарином, совершающем молитву: «Оставь! Он – хороший парень... не мешай!» Участливо беседует Сатин с Клещем, интересуется судьбой Наташи, заступается за Луку и даже над Актером насмехается меньше обычного. Во многом изменился и Клещ. Если в первом акте он был высокомерен и груб с ночлежниками, то теперь на вопрос Сатина, привык ли он к ним, Клещ отвечает: «Ничего... Везде люди... Сначала не видишь этого... потом – поглядишь, окажется, все люди... ничего!» Смягчился и Барон, который едва ли не в первый раз за время всех событий взглянул на себя беспристрастным взглядом и ужаснулся никчемности своего существования. Новой, неожиданной гранью характера раскрывается и Бубнов, щедро угощающий своих товарищей. Но самое большое воздействие оказал, конечно же, Лука на Актера и Настю. Еще в третьем акте Актер начинает копить деньги на лечебницу. Он находит в себе силы, чтобы не пропить их. В начале же четвертого акта Актер страстно поддерживает взбунтовавшуюся Настю, осуждающую ночлежников: «Катай их!» А его последний, исторгнутый из глубины исстрадавшейся души, обращенный к ночлежникам вопрос: «Зачем вы живете? Зачем?» – полон ужаса перед той жизнью, которая идет в подвале. Смерть Актера – это смерть разбуженной души, которая уже увидела ужас окружающей действительности, но еще не способна встать на путь подлинного возрождения. Вот поэтому гибель его трагична. А пьеса Горького, благодаря своему выразительному финалу, вызывает особое духовное просветление. Этот финал полон приветствием новой жизни, обогащенной опытом трагедий и прикосновением благодаря Луки к вере, любви, состраданию. И тем не менее именно лжецом и безумцем чаще всего называют горьковского Луку в критической литературе. «Безумным стариком» назвали его несколько лет назад в телефильме о Максиме Горьком. О безумцах читает стихотворение «На дне» Актер. (Кстати слова, уже казалось бы забытого стихотворения, Актер вспоминает также благодаря Луке). Господа! Если к правде святой Мир дорогу найти не умеет, – Честь безумцу, который навеет Человечеству сон золотой! Если б завтра земли нашей путь Осветить наше солнце забыло, Завтра ж целый бы мир осветила Мысль безумца какого-нибудь. «Смерть безумцам!» – мы яростно воем, Поднимает бессмысленный рев... Мы преследуем их, убиваем, И статуи потом воздвигаем, Человечеству славу призрев... В Новый мир по безвестным дорогам Плыл безумец навстречу мечте, И безумец висел на кресте, И безумца мы назвали Богом! («Безумцы» Беранже) Отношение к Луке – сеятелю добра, а не зла, к его идеям и поступкам пора пересмотреть, отказавшись от традиционной тенденциозности, предвзятости, упорного непонимания языка искусства. Восторжествует истина, Максим Горький – создатель умной, талантливой пьесы – не пострадает: его творение сказало зрителю и читателю больше, чем его же самооценки, мешающие объективному анализу произведения. Литература. 1. Яковлев Г. Лгал ли Лука? // Литература.– 2004,– №45,– С. 2–6. 2. Фрумкин К. О ложном гуманизме и настоящей магии. // Нева.– 2006,– №9,– С. 198–204. 3. Хапов В. А. Драма М. Горького «На дне»: идейные истоки, проблема пути. // Литература в школе.– 1996,– №4,– С.48–59. 4. Троицкий В.Ю. Пьеса М.Горького «На дне». // Литература в школе.– 1998,– №8,– С. 44–55. 5. Кукарев А.А. Комментарий к драме М. Горького «На дне». // Литература в школе.– 2007.– №6.– С. 10–11. Составитель: гл. библиотекарь Е.В. Лисина
