Творчество В

Использование нелитературных элементов
в произведениях В.П.Астафьева
Творчество В.П.Астафьева привлекало и привлекает внимание
исследователей. Изучая творчество Виктора Петровича в курсе школьной
программы, нельзя не обратить внимания на поэтику его произведений.
Своеобразие художественной речи прозаика заключается в органичном
сочетании народной речи и книжной стилистики, в стихии народного языка,
в живости и достоверности астафьевского слова, не скованного
стилистической преднамеренностью, в языке, колоритно передающем
особенности русской речи сибиряков.
О языке писателя создано немало литературоведческих и языковедческих
работ. В работе О. Емельяновой мы находим, на мой взгляд, основную
особенность языка произведений В.Астафьева: «… стихийная пестрота языка
и стиля, в общем, органично выражает страсть и искренность лирического
напора, ищущего отразить многое и разное из жизни писателя как части
жизни народной и потому черпающего словесный материал из всех пластов
этой пёстрой жизни. Традиционные плачи, старинные причитания, присловья
и поговорки, молитвы и частушки, диалектизмы и уходящие в даль времён
простонародные грамматические формы языка – всё это резко – контрастно
сочетается в прозе Астафьева с деловым словарём современности, с плодами
его грубых жаргонов – то уличных, полублатных, то даже таких, что недавно
ещё считались непечатными. И сами эти сочинения свидетельствуют о
быстроте протекания социальных процессов в нашей стране, безоблачным
зеркалом которых служит подобный язык. В нём совместились, смешались,
слились не полностью, не гармонично, но слились следы столь иногда
далёких друг от друга времён и нравов».
Коллеги по писательскому цеху точно и четко определяют мастерство
писателя: «Как же круто ты стал писать! Как плотно! Ни одного зряшного
словечка» [Беляев А.]; «А из тебя, Витя, просто прёт живое человеческое
слово, целебное» [Носов Е.].
Эти суждения об астафьевском стиле говорят сами за себя и, несомненно,
являются ключом к пониманию его творчества.
Интерес к языку писателя и желание донести прелесть его произведений
до своих учеников заставили меня обратиться к анализу стиля Астафьева.
Объектом исследования стали произведения Астафьева, изучаемые в
курсе школьной программы.
Предметом данного исследования являются средства передачи народной
-1-
речи в текстах В.П. Астафьева. Исходя из этого, основной целью своей
работы поставила следующую: выявить, какова функция нелитературных
элементов в произведениях писателя. Руководствуясь целью, определила
задачи:
- проанализировать материал о диалектизмах, просторечных словах,
жаргонизмах, специальных словах и их роли в художественном
произведении;
 познакомиться с литературоведческими работами, посвященными
особенностям идиостиля Астафьева;
 рассмотреть, какие нелитературные элементы автор использует чаще
всего;
 исследовать влияние использования нелитературных элементов на
раскрытие характеров героев и авторского замысла.
Творческий облик Астафьева складывался долго и постепенно, многие его
произведения автобиографичны. Так в книге «Последний поклон» писатель
обращается к своему детству, но обращение это – не сожаление по
утраченному счастью, а жизненная необходимость, потребность в
своеобразном духовном самолечении: «Память моя, сотвори еще раз чудо,
сними с души тревогу, тупой гнет усталости … и воскреси – слышишь? –
воскреси во мне мальчика, дай успокоиться и очиститься возле него».
Может быть, поэтому рассказы написаны от первого лица. Причем позиция
рассказчика своеобразна. Чаще всего это не взрослый, вспоминающий свое
детство, а именно ребенок со всей его детской непосредственностью,
искренностью в оценке происходящих с ним событий, эмоциональностью.
Но иногда сквозь голос ребенка «прорывается» голос взрослого с его
трезвой морально-нравственной оценкой «себя в детстве» и своих поступков
и с ностальгическими нотками человека, который с доброй улыбкой смотрит
на того мальчика, которым он когда-то был.
В своих произведениях Астафьев писал о сплавщиках леса на сибирских
реках и о жизни далекой старообрядческой деревни («Затеси», «Первая»,
«Стародуб»), о войне и о любви («Пастух и пастушка»), об ответственности
человека за все происходящее на земле перед матушкой-природой и перед
людьми («Царь-рыба», «Печальный детектив»). Но о чём бы ни писал Виктор
Петрович, во всём творчестве писателя, в каждой его строчке, в каждом
выражении проявляется особое отношение к слову, к его «культурной
памяти». В этом он сближается с классиками русской литературы, которые
сделали слово психологически тонким средством достижения цели.
-2-
Современная критика ставит В. Астафьева в один ряд с Ф. Достоевским,
И.Тургеневым, Л. Толстым, Л. Леоновым. Такое восприятие художественной
речи В. Астафьева понятно и естественно, ибо слово в его произведениях
активно живёт, постоянно заставляет работать и автора, и читателя, создаёт
атмосферу сотворчества, что, в свою очередь, обязывает нас осознавать
языковое своеобразие художественной речи писателя, прочувствовать её.
Читая произведения Астафьева, обращаешь внимание на огромное
количество в них нелитературных элементов: диалектизмов, просторечных
слов, жаргонизмов, специальных слов. Каждый из этих элементов несёт
определённую нагрузку. Какую же? Попытаемся это рассмотреть на
нескольких примерах.
В.П.Астафьев, изображая жизнь деревни своего детства в книге
«Последний поклон», использует слова и устойчивые словосочетания
народного говора, распространенного в данной местности.
Основным средством создания образа главного героя является его
речь. Именно она становится эффективным способом самораскрытия героя.
Диалектные слова вводятся автором для характеристики речи персонажа.
Они указывают на сибирское «происхождение» героев, частично – на их
необразованность, незнание норм литературной речи, но при этом Астафьев
не высмеивает и не осуждает своих героев. Мы чувствуем любовь писателя к
живой народной речи.
Чаще всего в речи героев встречаются фонетические и
морфологические диалектизмы.
Фонетические диалектизмы передают такие особенности северной
речи, как, например, неразличие звуков [ч], [щ], [шс] и [ш]:
«- Попроси прошшения».
«- Зато как тятька шурунет нас – бегишь и не запнешша».
«-Явишша, Я-авишша домой, мошенник».
(«Конь с розовой гривой»)
«- Че ишшешь? Вчерашний день ишшэшь?»
(«Фотография, на которой меня нет»)
«- Перекрешшу, я тебя милово»
(«Последний поклон»)
« - Приплыл по акияну
Из Африки матрос
Малютку облизьяну
Он в яшшыке привез»
(«Конь с розовой гривой»)
Очень часто фонетически изменяются в речи героев слова, видимо,
непривычные для деревни, особенно иноязычные. Таковы слова «акиян» и
«облизьяну» из предыдущего примера.
-3-
Вот другие примеры:
«- ты еще не угомонился? Спи давай. Без соплей мокро! Фершал
(фельдшер) нашелся! …».
(«Осенние грусти и радости»)
«- Спи, пташка малая, господь с тобой и анделы во изголовье».
(«Фотография, на которой меня нет»)
«- Артис (артист)» из него, робяты, артис выйдет!»
(«Гори, гори ясно!»)
« - Эк его умучило! Эк его крюком скрючило!
Посинел будто на леде (вм. «на льду»), а не на пече (вм. печи) сидел».
(«Осенние грусти и радости»)
«- Я бы дальше побег (вм. побежал), в глыбь побег ба , да босый я, а
там змеёв (вм. змей) гибель».
«- Дом-от я принесла» - в этом примере характерны для северных
диалектов использование частицы «от» с существительным мужского
рода.
«- А уж он мошенничат (вм. мошенничает)».
«- Уж изварилось (вм. сварилась)».
«- Ужли (вм. неужели) не видите, что ерш жабрами зеват? Токо бы
слопать поскореича (поскорее). А ну как брюхо схватит, понос ешли?»
(«Конь с розовой гривой»)
Несмотря на обилие диалектизмов в речи героев, она довольно легко
воспринимается, все слова понятные, ведь их фонетический облик или
грамматическая форма не очень сильно отличаются от литературной.
Диалектизмы лексические и этнографические в речи героев встречаются
редко. Служат они либо для создания особого «сибирского» колорита, если
это диалектизм этнографический, например: «- Наберешь туесок» (По
словарю В. Даля туесок – это «берестяная кубышка с тугою крышкою и со
скобой или дужкой в ней»); либо опять же как речевая характеристика
персонажа, придавая речи героя большую эмоциональность: «- Да стой ты,
чумовая! – окликала её бабушка» (От слова чумить - одурять, лишать
памяти)
«- Потатчик! Своих всю жизнь потачил, теперь этого» (Потачить –
потакать, поблажать, потворить)
В речи рассказчика чаще используются диалектизмы этнографические
и лексические.
Этнографические диалектизмы помогают более точно воспроизвести
быт деревни и придают описаниям местный колорит:
«Садился на истюканный топором чурбан» (чурбан – короткий обрубок
бревна, жерди, круглого дерева).
-4-
«Парни поощряли меня, действую мол, и не один калач неси, шанег
еще прихвати, либо пирог – ничего лишнее не будет» (Шаньга – род
ватрушки, сочня или простой лепешки).
«На полатях запахло сосняком» (Полати – помост или настилка,
поднятая выше пола и головы; помост в крестьянской избе от печи до
противоположной стены).
«- Бабушка … сказала мне, что левонтьевские ребятишки собираются
на увал по землянику» (увал – пологий холм, имеющий значительную
протяженность).
«Дядя Левонтий качал зыбку» (зыбка – колыбель, люлька качалка).
Некоторые лексические диалектизмы служат для речевой
характеристики рассказчика, придают его речи разговорный характер и
эмоциональность:
«С Санькой не больно турусы разведешь, он, чуть чего и навтыкает»
(Турусы – пустая болтовня, вздорное вранье, пустословие)
«Он ищет и находит заделье, чтоб только не оставлять горемычного
внука» (Заделье - дело)
«Дядя Левонтий подбуровливал песню басом» (Буровить – ходить ,
играть, делать)
Примеры фонетических и морфологических диалектизмов в речи
рассказчика встречаются, но их очень мало, например:
«Умыкнул животную»
«… оросив лицо и грудь слезьми»
(«Конь с розовой гривой»)
Служат эти диалектизмы для создания образа рассказчика. Причем, нужно
заметить, что речь рассказчика насыщена диалектизмами тогда, когда мы
слышим голос рассказчика-ребенка. Когда сквозь голос рассказчика
«прорывается» голос «взрослого» автора, речь становится грамотной,
литературной и диалектизмы встречаются там только этнографические,
которые не имеют синонимов в литературном языке и без которых обойтись
трудно.
Подобное можно выявить и в повести о Великой Отечественной войне
«Пастух и пастушка». В ней автор поднимает глобальные проблемы: добро и
зло, человек и война. Акценты постепенно смещаются от военной тематики в
сторону философских обобщений, осмысления происходящего, оценки
человеческих качеств. Подобная трансформация отражается и в языке
произведения, в частности, в речи главного персонажа.
Лингвистический анализ повести показывает, что в речи главного героя
встречаются
-5-
собственно лексические диалектизмы:
«Душа его, видать, настолько уже отутовела, что он разучился ценить
человеческую жизнь» (отутоветь – потемнеть от времени);
«Чего он приволокся, этот чужеземный генерал, в заснеженную Россию? В
эту колхозную клуню, на кукурузные снопы?» (клуня – молотильный сарай,
рига);
«А я вас сейчас побаню», - сказала Люся. (Побаню – организовать баню,
помыться);
этнографические диалектизмы: « Улицы и переулки в нашем городе
зарастают топтун – травой» (топтун – трава – трава, растущая ковром);
«На угреве, прямо середь улиц вёснами медуница цветёт, потом курослеп,
сурепка, сорочья лапка и богородская травка» (угрев – пригорок, согретый
солнцем); «Гонобобелью – это у нас так голубику зовут – потчуют девок
пареваны»;
лексико-словообразовательные диалектизмы: « Пареваны и девки
любят у нас встречать пароходы» (пареваны
- парни); «Золотишники –
чалдоны ушлые были, пошакалят в тайге, пограбят, а потом средствия –
храм!» (средствия - средства).
Эти диалектные слова напоминают герою о далёкой родной стороне,
деревенском быте, счастливом прошлом. Герой существует как бы в двух
мирах: довоенном (в воспоминаниях) и суровом военном мире (в
действительности).
Обилие диалектизмов присутствует во всех произведениях Астафьева, но
это лишь ещё раз доказывает виртуозное владение автора живым русским
словом.
Наряду с диалектизмами В.П.Астафьев в речь своих героев вводит
просторечия, которые относятся к общенародной разговорно-бытовой
лексике: ушлые (расторопные), турнули (прогнали), напарили (разбили),
чиркануло (задело), приволокся (пришёл), насвинячили (насорили), шалопут
(хулиган), нашакалят (варварски добудут):
«Зато нас напарили! Половина взвода смята. Раненых надо вывозить!»
«Сам говорил: немцев побили, турнули, никакой тут нечистой силы не
осталось…»
«Да вот, - ткнул он пальцем себя в шею. – Пулей чиркануло. Пустяк.».
(«Пастух и пастушка»).
Употребляет автор просторечные слова даже в составе метафор
(антропоморфной: «этим ёлочкам предстояло умереть, едва-едва
народившись»; генетивной: «виднелись пупырышки завязей будущих лапок»
«И прахом своим…»), но это не нарушает поэтичного повествования.
Жаргонизмы также звучат в речи героев. С ними мы сталкиваемся и в
речи мальчиков, особенно Сашки Левонтьева, из книги «Последний
поклон», («Сколько я его надувал, он всё одно надувается», «Я у дедушки
-6-
стибрил», «Ништяк! – с облегчением отмахнулся Санька и вынул из пятки
занозу» («Монах в новых штанах»). Употреблены и такие жаргонизмы:
залимонил – бросил, жратва – еда, смолотить – съесть, трескать – кушать,
сцапать – забрать), и в речи рыбаков из «Царь-рыбы».
Иногда писатель вкладывает в уста своих героев бранную лексику,
которая несёт экспрессию грубой оценки: «Свинство какое!...»; «Постой,
курва! Сейчас! Я тебя … сейчас!» («Пастух и пастушка»).
Есть примеры слов с аффиксами со значением презрения: «Ну, что он, вот
этот мужичонка, радующийся воскрешению своему! Какое такое счастье
ждёт его?..»; «А, да что я на самом деле – вояка или не вояка?!».
При этом автор ведет строгий отбор слов, тщательно взвешивает каждое из
них: «С замечательной свободой владеет Астафьев этим великолепным,
истинно лесковским языковым богатством, которому оскудения нет… а за
этим праздником – беспощадный отбор, длительная, изнуряющая работа» [5,
с. 58]; «Однако стихия народного говора тонко корректируется, слова
исконно народные, сибирские умело просеиваются, и лишь самое
полновесное и точное, ярко-образное входит в повествование» [3, с.15],
поэтому и «мера соблюдена» [9, с.322], и «множество “местных” слов и
речений… не воспринимаются стоящими особняком» [12, с.277]. По мнению
читателя Шарыпова А., звучание в речи героев и автора родного наречия
«естественно и закономерно» – автор-сибиряк пишет о Сибири и ее людях,
книга адресуется в основном читателям-землякам [13, с.2].
Нелитературные элементы языка в художественной речи выполняют
определенные функции. Шарыпов А. отмечает, что они необходимы «для
полноты характеристики некоторых героев» [13, с.2]. По утверждению Ю.
Селезнева, они «придают произведению особый колорит, яркость» [12,
с.277], Л. Якименко считает, что это помогает писателю сильнее
воздействовать на «сердце и память» читателя [9, с.309]. Н. Яновский
усматривает в этом воздействие на нашу культуру: «Словом, что ни упрек, то
свидетельство, что русский язык, русское слово, часто и сейчас бытующее в
народе, мы, читатели и критики, не знаем, что не мешает нам упрекать
писателя, который их совсем не бездумно употребил и вовсе не нарушил
необходимую в этих случаях художественную меру» [14, с.462]. Кроме того,
по мнению Н. Яновского, сочетание литературных форм с нелитературными
«свидетельствует о быстроте протекания социальных процессов в нашей
стране, безобманным зеркалом которых служит подобный язык» [14, с.211],
т.е. язык произведения Астафьева является своеобразным зеркалом народной
жизни. А.П. Ланщиков считает, что «произведения Астафьева ценны тем, что
помогают освоить язык народа Сибири и северных областей» [8, с.80], а это,
в свою очередь, очень близко идее В. Курбатова, который отмечает, что
«каждое слово В.П. Астафьева – «хранитель опыта, отражение духовного
пути народа» [6, с.15], что естественным образом «связывает поколения и
-7-
культуры» [7, с.148].
Итак, по мнению исследователей, нелитературные элементы вводятся В.П.
Астафьевым в произведения по следующим причинам: 1) они являются его
собственным опытом; 2) они свидетельствуют о народных корнях писателя;
3) соответствуют тематике и сюжету произведений, выполняя при этом
несколько функций: передают индивидуальность отдельных героев, обобщая
тип сибиряка, создают местный колорит, сильнее воздействуют на читателя,
отражают социальные процессы, характерные для Сибири тех лет, передают
опыт поколений, культуру, помогают изучить язык народа Сибири.
Таким образом, нелитературные элементы в художественной речи
Астафьева не просто изобразительный прием, а средство эстетического и
нравственно-воспитательного воздействия на читателя, на современное
сознание человека.
-8-
Библиографический список
1. Астафьев В.П. Кража; Последний поклон. – М.: Просвещение, 1990.
2. Астафьев В.П. Собрание сочинений. В 15 т. Т. 6: Царь-рыба. –
Красноярск, 1997.
3. В. Белов. – М., 1985.
4. Емельянова О. Устойчивые обороты в прозе Виктора Астафьева.//
РЯШ. – 1998. - №3. – с.73 – 74.
5. Курбатов В. Виктор Астафьев. – Новосибирск, 1977.
6. Курбатов В. Даль свободного романа // Литер. обозрение. – №3. –
1978. – С.19-23.
7. Курбатов В. Миг и вечность: размышления о творчестве В.
Астафьева. – Красноярск, 1983.
8. Ланщиков А.П. Виктор Астафьев. – М, 1992.
9. О красоте природы,о красоте человека (обсуждение книги В.
Астафьева ‘’Царь-рыба’’) // Литература и современность. – Сб.16. –
М., 1978.
10.Падерина Л.Н. Приемы стилизации народной речи в произведении
В.П.
Астафьева
«Царь-рыба»
(на
примере
употребления
диалектизмов в рассказе «Бойе») // Грибовские чтения: Матер.
науч.-метод. конференции. – 29–30 марта. – Лесосибирск, 2001.
-9-
11.Самотик Л.Г. Народность языка произведений В.П. Астафьева //
Творчество
А.П.
Астафьева:
философский,
исторический,
филологический аспекты: Матер. науч.-метод. конференции…–
Красноярск–Ачинск. – 1998. – С.46-56.
12.Селезнев Ю. Мысль чувствующая и живая. – М.,1982.
13.Шарыпов А. «Царь-рыба» (заметки о новом произведении В.
Астафьева) // Огни Енисея. – 1976. – 30 ноября.
14.Яновский Н. Виктор Астафьев. – М., 1982.
-10-