Асс - Пермский государственный университет
advertisement
Асс. А.А. Борисов Пермский государственный университет НАУЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА: ВЗГЛЯД ИСТОРИКА Отечественная историческая наука переживает кризис роста – идет поиск новой научной парадигмы. Полтора десятилетия назад отход от марксистской парадигмы, догматически навязывавшейся советской исторической науке на протяжении многих десятилетий, рассматривался многими как естественный процесс, ответная реакция. Поиски новой парадигмы для исторической науки рассматривались как частное проявление поисков новой парадигмы для всего российского государства. Со временем стало понятно, что отказ от марксизма был реакцией более политической, нежели академической. В академической же среде марксистская традиция не всегда носила лозунговый характер, ее существование и, более того, развитие сейчас поэтому вполне объяснимо. Однако политическая реакция сказалась, в конце концов, и на академических подходах, породив цепь событий: отказ от марксизма вел к отказу от материализма, в данном случае – от материалистического понимания истории, к развитию идеалистических подходов к истории. Неким маяком для отечественной науки стала западная академическая система, основанная на принципах плюрализма. Однако при всех ее несомненных достоинствах, она имеет и ряд существенных недостатков, которые в расчет не принимались. Основным носителем идеалов западной плюралистической системы являются Соединенные Штаты Америки, которые задают тон во многих отраслях знания, в том числе и в гуманитарных науках. Между тем американские университетские кампусы причудливо сочетают в себе выдающиеся академические достижения и столь же «выдающиеся» академические казусы. Научные подходы до сих пор вынуждены утверждать себя в борьбе даже в двадцати элитных университетах так называемой «Лиги Плюща». Так, совсем недавно – во время празднеств, посвященных 500летию открытия Америки Колумбом – в США среди историков развернулась жаркая дискуссия о том, какое значение это событие имело для мировой истории и как оно отразилось на судьбах отдельных народов. Первыми слово взяли критики Колумба, выступившие на стороне его «жертв». Они сравнивали Колумба с Гитлером, называли его убийцей и насильником, основателем расистской идеологии; Колумба обвиняли в том, что с приходом европейцев на американском континенте начался экологический кризис, притеснения, деградация и геноцид местного населения; Колумб оказался виновен в увеличении озоновой дыры, потеплении климата и вырубке девственных лесов (1). Количество подобных выступлений говорило о широком распространении подобных взглядов. Совершенно курьезное © А.А. Борисов, 2001 мышление оказалось вдруг способным на какое-то время взять верх над научным объяснением действительности. Итог этим дискуссиям подвел социальный философ Джон Сирл: «Религия, история, традиция и мораль всегда были предметом исследовательской критики со стороны рациональности, истины, очевидности, разума и логики. Сейчас же разум, истина, рациональность и логика сами оказались субъектами этой критики» (2). Научные подходы, таким образом, подвергаются нападкам даже в такой рационально мыслящей стране, как США. Дискуссии историков вокруг открытия Америки Колумбом и значения этого события для мировой истории – всего лишь частный пример из национальной американской историографии. Самой серьезной проблемой для исторической науки в целом по-прежнему остается проблема объективности исторического знания. Многие исследования, как видно из вышеприведенного примера, неизбежно остаются на уровне описания явления; выводы, базирующиеся исключительно на описании явления, объявляются окончательно достоверными. Субъективность и следующее за ней по определению искажение действительности (в крайней форме – спекуляция и ложь) в таком случае торжествуют. За описанием явления, однако, должен следовать анализ его сущности. Это возможно лишь с привлечением научных методов исследования. Так, за формой всегда скрывается содержание. Только изучение действительного позволяет анализировать возможное. Свобода исторического выбора в точке бифуркации снимается через реализацию необходимого. Неразумное в конечном итоге не имеет шансов на существование. Мнений может быть значительное множество, но авторская субъективность в итоге необходимо преодолевается. Причинно-следственные связи в случае их повторения получают статус как минимум исторической закономерности. Высказанное историком мнение и описанная им действительность как таковые не являются последним уровнем в объяснении объективной реальности, т.е. самодостаточными. Однако все не так просто. Историческая наука до сих пор нуждается в развитии методов, которые позволили бы объяснить историю на «субстанциальном» уровне. Теория материалистического понимания истории, разработанная на данный момент лишь в самом общем виде, не может найти в среде историков практического применения. До сих пор она воспринимается ими в лучшем случае как некая абстракция, оторванная от конкретных исторических реальностей, а зачастую и как просто противоречащая им. Ее право на существование в целом признается, но не более. Причины подобного положения вещей во многом очевидны: проблема сущности исторического процесса для социальной философии – наиболее сложная (3). Существенный перерыв в разработке теории общественноэкономических формаций не способствовал развитию научной методологии исторической науки. Принципиальной альтернативы теории формаций так и не было найдено. Теория цивилизаций, указавшая на ряд проблем и недоработок формационной теории, свой эвристический потенциал на этом по существу исчерпала. Оптимизм внушают современные глобальные исследования, генетически уходящие своими корнями в теорию цивилизаций, строящиеся на понятиях «общечеловеческой» или «глобальной» цивилизации, но испытывающие в действительности огромное влияние со стороны материалистического понимания истории. В этом моменте мы имеем дело с синтезом двух теорий – формационной и цивилизационной – при фактической первичности первой и формальной первичности (в плане категориального аппарата) второй (4). Эта тенденция проявилась уже достаточно четко в середине ХХ в. Так, теория постиндустриального общества, сформулированная как альтернатива марксизму вообще и экономическому детерминизму в частности, исходила так или иначе из значимости процессов, происходящих в сфере производства. Многие марксисты критиковали ее тогда за «немарксичность» и попали в сети собственного предубеждения. Идея взаимного и разумного дополнения марксистских положений положениями буржуазной социальной философии распространения тогда по известным причинам получить не могла. Научное объяснение мира не есть открытие марксизма; это требование материалистической философии вообще. Кому не нравится марксизм, могут быть просто материалистами. Как материалисты они в свою очередь не смогут пройти мимо марксизма. Проблема, в конце концов, не в марксизме, а в научном подходе, генезис которого уходит своими корнями в античную философию. Так, парадокс «неподвижного перводвигателя», выявивший существенные противоречия в понятии Бога, существует уже в философии Аристотеля, который еще только преодолевает древнегреческий политеизм. Постулат религиозной ортодоксии, утверждающий, что рациональное доказательство бытия Бога излишне, так как достаточно просто верить, получает критику уже в рамках самой религиозной философии: Фома Аквинский пытается сформулировать доказательства бытия Бога, он сомневается, он требует аргументов, он ищет способы совместить веру и разум. Стремление человека к объективному научному знанию о мире оказывается в конечном итоге основополагающим. Отказ в эпоху Возрождения от религиозного объяснения мира был связан прежде всего с неудовлетворительным характером ненаучного объяснения действительности. Фрэнсис Бэкон первый подвергает критике четыре господствовавших в средневековом сознании «идола». Все материалисты XVII-XVIII вв., утвердившие господство научного мировоззрения в новой истории, начинают с критики религии. Развитие научного мировоззрения предопределяет, в конце концов, превосходство западной цивилизации в мире. Неприятие научного мировоззрения, сформулированного в своих основных чертах в рамках западной интеллектуальной традиции, ведет к отказу от прогрессистских идеалов и тупику в развитии; принятие научного мировоззрения – к вестернизации и прогрессу. Перспективность научного мировоззрения подтверждается практикой. Научное объяснение действительности имеет несравнимо больший эвристический потенциал, чем любое другое из известных. Общество будущего должно иметь сложный характер. Сложность общественной организации достигается в том числе и благодаря развитию общественных наук. Союз научной философии и исторической науки имеет принципиальное значение. В идеале материалистическое понимание истории должно быть ведущим в исторической науке. Историческая наука и материализм должны идти в одной связке. В противном случае эвристический потенциал исторической науки низводится до споров вокруг «подонка и Гитлера» Колумба. Научные проблемы в итоге могут обернуться общественными. ______________________________ 1. См.: D'Souza D. The Crimes of Christopher Columbus (1995) // http://www.cycad.com 2. Цит. по: Ibidem. 3. См.: Лоскутов Ю.В. Категория субстанции и концепция исторического процесса: Автореф. дис. к.филос.н. Пермь, 2000. С. 6-12. 4. См.: Василенко Ю.В. Соотношение формационной и цивилизационных концепций исторического процесса: Автореф. дис. к.филос.н. Пермь, 1999. С. 8-13.
