ТИРАСПОЛЬСКИЙ ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ МВД ПМР Кафедра общеправовых дисциплин

ТИРАСПОЛЬСКИЙ ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ МВД ПМР
Кафедра общеправовых дисциплин
СТАТЬЯ
в научный журнал «Вестник ТЮИ»
на тему: «Актуальные проблемы доказывания в уголовном процессе».
Аннотация.
Исследуется вопрос об установлении истины в уголовном судопроизводстве,
анализируются проблемы, связанные с процессом доказывания, возникающие в
следственной и судебной практике.
The question under review is concerning an ascertainment of truth in a criminal
justice; the problems, connected wiz a process of the proof, appearing in an investigative
and judicial practice, are analyzed.
Тема доказывания в уголовном процессе, хотя и всесторонне исследованная,
но вместе с тем неисчерпаемая, требующая постоянного развития.
В наше время, в период ломки общественных отношений, переустройства
государства, которое находит отражение в судебно-правовой реформе,
подвергаются сомнению и становятся предметом острой дискуссии многие
теоретические положения доказательственного права. Ясность в данном вопросе
необходима не только из-за теоретических изысканий, но и прежде всего и
потому, что от правильного решения ряда теоретических вопросов зависит
определение целей доказывания.
Одна из наиболее актуальных проблем – это вопрос об истине в уголовном
судопроизводстве. Основная цель доказывания, как известно, - это установление
истины.
Казалось бы, данные положения не являются спорными. Если в правосудии
истину понимать как соответствие выводов следствия и суда о фактических
обстоятельствах дела тому, что произошло в действительности, то трудно
представить, как можно отрицать необходимость постановки такой цели.
Достоверное установление фактов – это важнейшее условие правильных
разрешений дела, во всяком случае – постановления обвинительного приговора.
Анализ практики показывает, что именно невыполнение этого условия служит
основной причиной судебных ошибок, причем наиболее тяжелых и трудных для
исправления.
Вопрос об истине в уголовном судопроизводстве является центральным с тех
пор, как стала формироваться процессуальная наука.
В советский период данный вопрос решался с позиции не только (а порой и
не столько) научных, сколько идеологических.
Теория доказательств советского периода, в основе которой лежала
гносеология диалектического материализма, оцениваемая, разумеется, как
«единственно научная», исходила из того, что нашим советским следователю и
1
судье в противоположность юристам капиталистических стран безусловно
доступна истина по каждому делу (1).
Но как только в конце 80-х – начале 90-х годов зашаталась и рухнула
идеология, многие юристы впали в другую крайность. Суть новых взглядов
выражена в таком, например, утверждении: в судебной практике «прошлое
восстанавливается с весьма относительной степенью достоверности» (2). Или еще
определеннее: «Объективная истина известна лишь Богу» (3).
Подобные взгляды не могли не вызвать возражений (4).
Чтобы правильно разобраться в данном вопросе, необходимо, прежде всего,
избавиться от излишней идеологизации
взглядов прошлого на истину в
правосудии.
Для этого придется вновь обратиться к двум вопросам: «О характере истины в
уголовном судопроизводстве и о критерии истины в этой области человеческой
деятельности».
Устанавливают ли следователь и суд абсолютную истину?
Этот вопрос обсуждался советскими юристами и философами неоднократно.
Рассматривая данную проблему с позиции гносеологии диалектического
материализма большинство участников дискуссии приходили к выводу, что
истина, устанавливаемая в правосудии является абсолютной (5).
Можно, конечно сказать, в такой постановке вопроса нет ничего плохого, что
требуя установления судом абсолютной истины, теория как бы поднимает планку,
ставит перед практикой предельно высокие цели. Но все дело в том, какие выводы
делаются из этих философских посылок. А выводы делались такие, что если в
уголовном процессе по каждому делу может быть установлена абсолютная истина
и никаких гносеологических препятствий к этому нет, то, стало быть, не только
следует стремиться к выяснению истины (что, безусловно, верно), но по существу
исключить какую бы то ни было вероятность, саму возможность недостижения
этой цели, а реально существующие и не столь малочисленные факты такого рода
объяснять исключительно плохой работой следователей, прокуроров, судей (6).
Нереальные, основанные на идеологических конструкциях теории
доказательств требования нашли свое отражение и в законе. В ст. 2 УПК МССР
указывается, что «каждый совершивший преступление, должен быть подвергнут
справедливому наказанию», и вместе с тем «ни один не виновный не должен быть
привлечен к уголовной ответственности и осужден». В аналогичной редакции
данное положение звучит и в ст. 2 УПК ПМР.
О негативных последствиях данных положений при реализации их в реальной
жизни наглядное представление дает анализ по крайней мере двух проблем,
возникающих в следственной и судебной практике:
1. Раскрываемость преступлений.
Выполнение требования закона о наказании каждого, кто совершил
преступление, предполагает раскрытие 100% совершенных преступлений. В
советский период в официальной статистике показатель раскрываемости
приближался к этой цифре. Поскольку достичь такого результата невозможно и не
водном государстве он не достигается, этой статистике разумеется никто не верил.
Когда фальсификации стало меньше и статистика приблизилась к реальности,
2
оказалось, что раскрывается лишь около двух третьей преступлений, причем не
всех совершенных, а только зарегистрированных. В 2006 г. было
зарегистрировано 6907 преступлений, раскрываемость составила 78,6 % (7).
Но как же тогда быть с наказанием каждого, совершившего преступление?
Вполне понятно, что никому не хочется быть обвиненным в невыполнении
закона. И если в законе (а в начале в теории) выдвигаются невыполнимые задачи,
то это объективно подталкивает практиков оперативных работников,
дознавателей, а иногда и следователей к тому, чтобы хотя бы в статистике
продемонстрировать выполнение этих задач. Отсюда:
 Сокрытие от учета преступлений, которые очевидно, трудно будет
раскрыть.
 Применение запрещенных методов дознания и следствия, а порой и
прямая фальсификация доказательств, чтобы «раскрыть» преступление хотя
бы на бумаге. (В 2006 году работниками милиции было совершено 17
преступлений по ст.282 УК ПМР «Превышение служебных полномочий», 9
преступлений по ст.288 УК ПМР «Служебный подлог») (8).
В публицистике много и справедливо пишут о вреде оценки работы
оперативных и следственных служб, тем более отдельного работника, по проценту
раскрываемости. Но не ясно ли, что такие оценки в значительной мере исходят из
игнорирования реальных трудностей, наивной убежденности (или скорее попытки
убедить других) в том, что мы «можем все».
Конечно, мо мере расширения методов раскрытия преступлений, укрепления
материально-технической базы соответствующих служб, совершенствование
профессионального мастерства кадров этих служб раскрываемость будет
повышаться. Однако не вызывает сомнений, что всегда будут преступления,
раскрыть которые не удалось, несмотря на добросовестную, умелую, порой
самоотверженную работу оперативников и следователей. Если не считаться с
этим, мы получим (и уже получаем) результат прямо противоположный
ожидаемому.
2. Вопрос о недоказанности участия обвиняемого в совершении
преступления.
Закон предусматривает такую ситуацию, устанавливая, что в данных случаях,
если исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств,
дело прекращается (п.2 ч.1 ст.185 УПК ПМР) или суд выносит оправдательный
приговор (п.3 ч.3 ст. 279 УПК ПМР). Правовые последствия таких решений не
вызывают сомнений: недоказанная виновность равнозначна доказанной
невиновности (правовая аксиома) (9), поэтому при прекращении дела или
оправдании обвиняемого по указанным основаниям он полностью
реабилитируется. Можем ли с уверенностью говорить, что и в этих случаях
устанавливается истина? Очевидно, что нет. Мы не знаем, кто совершил
преступление; даже не установили достоверно, не совершил ли его обвиняемый. А
отрицательный ответ на вопрос о виновности следует не из позитивно
установленной невиновности, а из доказательственного аспекта презумпции
3
невиновности: все неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого
(правовая презумпция) (10).
Если же исходить из категорического требования закона о наказании каждого,
совершившего преступление, такой подход представляется неправомерным. На
это в свое время обратил внимание С.В. Курылев. Возражая против крайних
позиций: «нет ничего того, что не могло бы быть познано», «нет такого
преступления, которое нельзя было бы раскрыть», Курылев справедливо замечал:
«То, что возможно вообще, бывает невозможным в определенных, конкретных
условиях» (11).
С этим трудно не согласиться. Если фактические обстоятельства дела,
картина совершенного преступления восстанавливаются по следам, оставленным
преступлением в памяти людей (идеальные следы) и на предметах материального
мира (материальные следы), то установление истины зависит не только от
старания и умения практика, но и значительной, порой решающей, мере от
объективных факторов: каковы объем и качество этих следов. На этот счет есть
другая правовая аксиома: «Доказательства взвешивают, а не считают».
И если недостаточно, тем более если причастными к преступлению лицами
еще до вмешательства правоохранительных органов приняты меры к
уничтожению или искажению данных следов, установление истины становится
проблематичным, и необходимо считаться с данными реалиями.
Поэтому предъявляя к следователям, прокурорам, судьям самые высокие
требования, нельзя лишать их возможности, правда в тех случаях, когда истина
оказалась недостижимой, признать реальность и остановиться перед
непреодолимым, не пытаться доказать недоказуемое.
Есть еще одно негативное последствие недооценки пределов реальных
возможностей установления истины в уголовном судопроизводстве. Речь идет об
исполнении требований, которые могут быть лишь предъявлены по завершении
всего производства по делу и отдельных его стадий, на более ранние этапы. Это
выражается прежде всего в требовании к следователю и прокурору установить
обстоятельства дела таким образом, чтобы при его направлении в суд полностью
исключалась возможность оправдания подсудимого. Оправдательный приговор
при таком подходе рассматривается как безусловное
свидетельство
недоброкачественного расследования, нарушения закона. Подобное требование не
только несостоятельно теоретически, но и практически вредно. Исходящее из
вполне оправданного стремления повысить ответственность следователя и
прокурора за обоснованность привлечения к уголовной ответственности, оно
приводит нередко к прямо противоположным результатам: с одной стороны,
влечет необоснованное, только в целях перестраховки, прекращение дел, когда
имеются везкие доказательства виновности обвиняемого и убежденность в этом
следователя, но нет полной уверенности, что суд согласится с обвинением; с
другой – опасение оправдания, которое рассматривается как своего рода штрафная
санкция, побуждает иногда прокурора добиваться осуждения обвиняемого, даже
если в результате судебного следствия его виновность не доказана.
Некоторые
авторы
распространяют
требования
истинности
на
промежуточные и даже первоначальные этапы расследования (12). Но как можно
4
требовать «абсолютно верного и полного установления всех…фактических
обстоятельств», например, при предъявлении обвинения, когда собирание,
исследование доказательств далеко еще не окончено, а тем более при возбуждении
дела, когда оно еще только начинается? Такие требования ни в коей мере не
вытекают из ст. 90 и ст. 126 УПК ПМР. И здесь главное – в практических
последствиях.
Поскольку уже указанные процессуальные решения должны полно и точно
отражать действительность, значит возбуждение дела нужно откладывать как
можно дольше, подменяя расследование суррогатом так называемой
доследственной проверки, а обвинение предъявлять перед самым завершением
следствия, когда возражения обвиняемого рассматриваются порой лишь как
попытка оспорить уже установленную истину, проверить же их, как правило, не
остается времени.
Подытоживая сказанное, можно сделать некоторые выводы:
 Необходимо отбросить сформировавшуюся в прошлые годы
фразеологию, которая никакой пользы не приносит, а лишь запутывает дело,
создавая неоправданные претензии и нереальные требования, что в свою
очередь, вырабатывает у правоприменителей стимулы, действующие во вред
правосудию.
 Следует исходить из того, что истина в уголовном процессе
достижима. Однако это не снимает трудностей, которые могут возникнуть
на пути ее установления и которые носят в значительной мере объективный
характер, а вовсе необязательно связаны с плохой работой следователя,
прокурора, судьи.
В связи с этим представляется обоснованным и целесообразным внести
коррективы в УПК ПМР, в котором среди задач уголовного судопроизводства
указано требование привлечения к ответственности каждого, совершившего
преступление.
Представляется, что редакция ч.2 ст.6 УПК РФ в этом отношении изложена
более удачно: «Уголовное преследование и назначение виновным справедливого
наказания в той же мере отвечают назначению уголовному судопроизводству, что
и отказ от уголовного преследование невиновных, освобождение их от наказания,
реабилитация
каждого,
кто
необоснованно
подвергся
уголовному
преследованию», что в большей степени соответствует ст. 16 Конституции ПМР:
«Человек, его права и свободы являются высшей ценностью общества и
государства».
Органическое сочетание требований об уголовном преследовании и
назначении виновным справедливого наказания с отказом от уголовного
преследования невиновны, освобождения их от наказания, на взгляд автора,
является эффективным методом борьбы с преступностью и гарантией прав и
законных интересов граждан.
 Стремясь выяснить истину как можно раньше, нельзя забывать, что для
достоверного установления обстоятельств дел и признания обвиняемого
виновным
необходимо
полное
расследование
и
судебное
разбирательство со \всеми присущими ему гарантиями.
5
1.
Учебник «Советский уголовный процесс» под общей ред. М.И.
Бажанова, Ю.М. Грошевого, Киева, 1983., стр. 113-115.
2.
Бобров М\ Становление судебной власти. – Вестник верховного
Суда СССР, 1991, № 7, стр. 20.
3.
Советская юстиция, 1993, ; 5, стр. 2.
4.
Кореневский Ю. Нужна ли суду истина? 1994, №5, стр. 22.
КовтунН. Состязательность и поиск Российской юстиции, 1997, стр. 11-12,
Балакшин, Российская юстиция, 1998 г, № 2, СТР. 18-19.
5.
Такой точки зрения придерживались: И.Д. Перлов, Р.Д. Ракунов,
А.А. Старченко М.С. Строгович и др.
6.
Ю.В. Кореневский «Актуальные проблемы доказывания в
уголовном процессе». Государство и право, 1999 г., №2, стр. 55-62.
7.
Доклад министра внутренних дел ПМР В.Н. Красносельского на
Коллегии МВД ПМР 19\02\07. Милиция Приднестровья, № 2 (49) 26.02.07,
стр. 1-4.
8.
Доклад министра внутренних дел ПМР В.Н. Красносельского на
Коллегии МВД ПМР 19\02\07. Милиция Приднестровья, № 2 (49) 26.02.07,
стр. 1-4.
9.
Теория государства и права. Курс лекций под ред. Н.И. Матузова
и А.В. Малько, Москва, 2000 г., стр. 353 – 354.
10.
О.Ф. Скакун. Теория государства и права, Харьков, 2000 г., стр.
404-406.
11.
О достоверности и вероятности в правосудии – Правоведение,
1965 г., №1 , стр. 65.
12.
Руководство для следователей. По ред Н.А. Селиванова и В.А.
Снеткова, М. 1998 г., стр. 9-10.
13.
Уголовно-процессуальный Кодекс МССР введенный в действие
с июля 1961 года.
14.
Уголовно-процессуальный Кодекс ПМР введенный в действие с
22 июля 2002 года.
15.
Уголовно-процессуальный Кодекс РФ введенный в действие с 18
декабря 2001 года.
16.
Конституция ПМР, принята 24 декабря 1995 года.
Начальник кафедры ОПД
майор милиции
В.Н. Хоменко
6