П.В. Лизунов Крахи частных коммерческих банков в России: их

П.В. Лизунов
Крахи частных коммерческих банков в России: их причины
и последствия (вторая половина XIX – начало ХХ в.)
До середины 1870-х гг. банковские крахи были явлением необычным для
широких слоев российского общества. Из публикаций в иностранной и
российской прессе знали о банкротствах или упадке европейских банков и
банкирских домов. Конечно, русские купцы разорялись и раньше, случались
банкротства торговые и промышленные. О серьезности проблемы купеческих
банкротств свидетельствовали принимаемые правительством законы –
«Банкротский Устав» от 15 декабря 1740 г., «Устав о банкротах» от 19 декабря
1800 г., «Устав о торговой несостоятельности» от 23 июня 1832 г. Однако в
России до середины 1860-х гг., за исключением немногочисленных частных
банкирских домов и контор, вообще не было коммерческих и акционерных
банков. Действовавшие в конце XVIII – начале XIX в. и разорившиеся
петербургские придворные банкиры У. Гомм, Р. Сутерланд, А.А. Ралль,
Э. Ливио, купец-банкир А.И. Перетц были в основном связаны с казной и
потому их несостоятельность не оказала сильного впечатления на общество.
Банковская деятельность всегда и везде сопровождалась особым риском,
постоянно существовала опасность банкротства для банка и потерь для
клиентов. В России одним из первых в конце 1875 г. обанкротился Московский
Коммерческий ссудный банк (1870–1875).
«Злым гением» для Московского Коммерческого банка стал немецкий
железнодорожный предприниматель Бетель Генри Струсберг (1823–1884). При
помощи подкупа ему удалось склонить руководство банка предоставить ему
ссуду в 7 млн руб. под обеспечение ничего не стоивших бумаг, что и привело
банк к краху. Свои действия в отношении Московского банка на
предварительном допросе Струсберг объяснял, как вполне обычное
коммерческое дело1. Струсберг в начале следствия отказывался от всех
обвинений в свой адрес, считая их несправедливыми, а свой арест незаконным.
Он уверял, что действовал законным образом «в качестве должника банка и
никоим образом не участвовал в чем-либо для того, чтобы обмануть банк».
Струсберг даже заявил, что его «заманили» в Россию «ложными обещаниями».
Он оспаривал все предъявленные ему обвинения и не признавал их2.
Струсберг, защищаясь против выдвинутых против него обвинений в
подлогах и злоупотреблениях, ставших причиной краха Московского
Коммерческого ссудного банка, публично заявил, что все банки в России
делают то же самое и он удивлен – почему их не привлекают к ответу3. Уже во
время процесса Струсберг заявил: «Золотой ключ отворяет любую дверь» и он
приехал в Россию не для того, чтобы «совершенствовать местные нравы»4.
Струсберг признался в даче вознаграждения Г.Я. Ляндау, который получил
более 500 тыс. руб. сер. наличными и около 500 тыс. гул. облигациями
железной дороги долины р. Вааг.
Со 2 по 25 октября 1876 г. в Москве состоялся громкий процесс по делу о
несостоятельности Московского Коммерческого ссудного банка5. На скамье
подсудимых кроме, кроме Б.Г. Струсберга, оказались также директорраспорядитель банка П.М. Полянский, члены правления Г.Я. Ляндау, Н.М.
Борисовский, К.И. Редер, Ф.М. Граббе и Б.А. Гивартовский.
На основании вердикта присяжных суд приговорил виновных к
различным срокам лишения свободы. Струсберг был осужден на 7 лет
заключения в долговой тюрьме. Лишь в 1882 г. он возвратился в Берлин
разорившимся бедняком.
Московский Коммерческий ссудный банк был вынужден прекратить
платежи, и был объявлен несостоятельным. «Для успокоения тревожного
состояния умов» клиентов Московского коммерческого банка Министерство
финансов учредило специальную ликвидационную комиссию и погасило за
счет казны сразу половину претензий к банку, составлявших 13,8 млн руб.6
Всего бывшим вкладчикам банка было возвращено 3/4 их средств.
В конце того же 1876 г. в Петербурге почти одновременно обанкротились
две банкирские конторы И.К. Лури и Ф.П. Баймакова. Их несостоятельность
получила широкий отклик в прессе и обществе. Многие еще были под
впечатлением недавнего краха Московского Коммерческого ссудного банка.
По
утверждению
газеты
«Судебный
вестник»,
объявление
несостоятельными должниками этих двух банкирских фирм было «наиболее
выдающимся событием последнего времени»7. Эти банкротства произвели
сильное впечатление на петербургское общество. Особый диссонанс вызвал
крах конторы Баймакова, которая производила едва ли не самые крупные
банковые обороты в столице и пользовалась общим доверием. Имя Баймакова
было связано со старейшей газетой в России, он был владельцем «СанктПетербургских ведомостей».
Несостоятельность «Товарищества на вере Ф.П. Баймаков и Ко» имела
широкий отклик не только среди обывателей, но и в прессе, и литературе. О
банкротстве Баймакова много писали, еще больше говорили и долго
вспоминали. По слухам, распространяемым в Петербурге, вслед за
банкротствами Лури и Баймакова следовало ждать новых подобных катастроф.
«Петербургская газета», сообщая о банкротстве Ф.П. Баймакова, отмечала:
«Вот еще один крах, уже не банковский, а банкирский: лопнуло пресловутое
товарищество на вере. …Нарождение у нас новых банкиров, точно грибов
после дождя, обратилось в какую-то язву…»8. Своим вниманием не обошли это
событие писатели Ф.М. Достоевский, Н.А. Некрасов, М.Е. Салтыков-Щедрин,
Н.С. Лесков, И.С. Аксаков и др.
В пятницу 3 декабря 1876 г., в Петербурге стало известно, что утром
владелец банкирской конторы «Товарищество на вере Ф.П. Баймаков и Ко»
отправился в Коммерческий суд с письменным заявлением о своей полной
несостоятельности. Направляясь в суд, на дверях своего заведения Баймаков
вывесил собственноручно написанное объявление: «Контора закрыта
вследствие полной невозможности производить дела».
В Коммерческом суде Баймаков свое банкротство объяснил «стечением
многих несчастных обстоятельств»9. По предварительным оценкам пассив
баланса простирался до 2 млн руб., а актив едва достигал 150 тыс. руб.
В хрониках петербургских газет сообщалось: «Ропот, шум, проклятия и
рыдания слышны были перед закрытыми дверями этого для многих
“потерянного рая”»10. Схожая сцена предстает на известной картине художника
В.Е. Маковского «Крах банка» (1881), где показаны чувства и переживания
людей, потерявших свои сбережения. Перед банкирской конторой Баймакова
также были слезы, обмороки, возмущение, гнев, негодование, растерянность,
разочарование. Присяжный поверенный В.М. Соколовский, вкладчик
банкирской конторы Баймакова и очевидец событий, вспоминал, как одна
прижатая толпой к дверям старуха кричала в голос, что скопила 100 руб. себе
на гроб, а «Баймаков их проиграл и промотал»11.
Среди потерпевших, в основном были мелкие вкладчики,
прельстившиеся высокими процентами от 6 до 7½ и даже 8 % годовых,
обещанными за вклады. Сотни семейств остались почти нищими.
Петербургский Коммерческий суд на основании заявления самого
Баймакова в тот же день 3 декабря объявил его несостоятельным должником.
Конкурсное управление, изучив все материалы дела, пришло к твердому и
категорическому
убеждению,
что
непосредственной
причиной
несостоятельности Баймакова стал биржевой кризис 1869–1874 гг.
Банкирская контора Ф.П. Баймакова, как и почти все остальные
петербургские банкирские заведения в последующее время, была тесно связана
с фондовой биржей, являясь по сути биржевой и спекулятивной. Основной ее
операцией были сделки с ценными бумагами. Они значительно превышали все
остальные банкирские операции. Контора Баймакова была учреждена
фактически ради финансовых спекуляций на фондовом рынке. Вскоре после
учреждения она занялась исключительно спекулятивными сделками на
Петербургской бирже.
К причинам банкротства Баймакова да и последующих крахов других
банкирских заведений, можно отнести слабый контроль за ними со стороны
государства. В российском законодательстве долгое время не было почти
никаких постановлений, определяющих круг и характер деятельности
банкирских домов, контор и меняльных лавок.
С этого времени крахи коммерческих банков, банкирских домов и контор
в России происходили периодически. Наиболее известны банкротства
Кронштадтского Коммерческого банка (1879), Скопинского Городского
общественного банка (1882), Российского Торгового и комиссионного банка
(1893). Однако чаще разорялись частные банкирские дома и конторы.
В 1893 г. приостановил платежи крупнейший в России банкирский дом
«И.Е. Гинцбург». По одной из версий причиной тому было участие Гинцбургов
в размещении 3%-го золотого займа 1891 г., который остался у них на руках.
Г.Е. Гинцбург обратился к министру финансов И.А. Вышнеградскому, с
просьбой предоставить кредит в размере 5 млн руб. из средств
Государственного банка. Несмотря на то, что такой кредит был обещан,
Вышнеградский в последнюю минуту изменил свое намерение и не поддержал
ходатайство, а напротив, дал отрицательный отзыв. В результате в кредите
было отказано.
Гинцбург опасаясь за репутацию фирмы, через своего управляющего
К.И. Грубе, объявил на бирже о приостановке платежей своего дома и о
переходе его в ликвидацию. С быстротой молнии по Петербургу разнеслась
весть о крахе банкирского дома «И.Е. Гинцбург». Столичный градоначальник
П.А. Грессер во избежание волнений вкладчиков распорядился послать
усиленный наряд полиции на Конногвардейский б-р для охраны банкирского
дома «И.Е. Гинцбург». Однако к его удивлению ни один вкладчик, ни один
владелец депо ценных бумаг не торопился получить свое имущество. Все
ценности на сумму 30 млн руб. оказались в тех пакетах, в которых они были
сданы на хранение12. Позже выяснилось, что дому не предстояло никаких
крупных платежей, и в кассе имелась наличность в несколько сот тысяч рублей.
По делам банкирского дома «И.Е. Гинцбург» была назначена
администрация, которая в короткое время удовлетворила требования всех
кредиторов не только капитальным долгом, но и процентами за время
просрочки. Администрация в конце 1894 г. была закрыта, но банкирский дом
«И.Е. Гинцбург» не возобновил своих операций, несмотря на доверие, которым
он пользовался.
Уходящий XIX в. и наступивший ХХ в. ознаменовались очередным
экономическим кризисом, осложнившийся Русско-японской войной и Первой
русской революцией. В начале XX в. в одной только столице «ввиду полной
несостоятельности» закрылись банкирские конторы А.А. Зингера, С.А.
Никитина, «Печенкиной и К°», «Наследников А.П. Андреева», Шнакенбурга,
Грабовского, М. Де-ла-Фара, А.Э. Альванга, А.Н. Кутузова, Г.Г. Блокка, А.Н.
Трапезникова, Н.Н. Озерова, Ф.А. Клима, Д.А. Полуэктова и др.13 Причиной
банкротств, как правило, была неудачная игра на бирже. Пострадало немало
лиц, почти полностью утративших свои капиталы, вложенные в эти конторы.
Например, Н.Н. Озеров не смог оплатить застрахованные в его конторе билеты,
вышедшие в тираж, и был объявлен несостоятельным должником14. Шкафф и
Озеров бежали за границу. Блокк повесился, Трапезников застрелились15.
Разорились банкирские заведения не только в Петербурге, но и в других
российских городах. Киевская банкирская контора И.Г. Зейферт прекратила
платежи в 1903 г. По сообщению газет, пассив ее (при сомнительном активе в
10 000 р.) достигал 300 000 р. Жертвами конторы являлись главным образом
лица, все состояние которых исчерпывалось одним-двумя выигрышными
билетами, отданными на хранение означенному банкиру16.
В 1904 г. приостановили свои платежи банкирские конторы К.В. Осипова
в Москве. В феврале 1906 г. в Киеве громадную сенсацию произвел крах
банкирской конторы Я.Б. Эпштейна. Пассив составил 1,5 млн руб. Долг одному
Государственному банку составлял 600000 руб. Крах конторы был вызван
прекращением платежей одной московской фирмой и неудачной биржевой
игрой с сахарным песком. В мае 1907 г. Киевский Окружной суд признал
известного банкира Эпштейна несостоятельным на сумму около 2 млн руб., и
постановил заключить его под стражу. Яков Эпштейн скрылся прямо из зала
суда17.
Банкирский дом «А.А. Печенкина и К» на протяжении 20 лет занимался
банкирской деятельностью и слыл одним из солиднейших в финансовом мире
России. Основателями банкирского дома (полными товарищами) были
коммерции советник В.В. Мартинсон и купец В.И. Заусайлов. Еще в 1872 г. они
открыли в Казани небольшую меняльную лавочку. Владельцы были настолько
стеснены в средствах, что не в состоянии были выбрать необходимые
купеческие документы и лавчонку открыли на имя матери Заусайлова, по
второму мужу – А.А. Печенкиной. Через 10 лет владельцы превратились в
солидных банкиров. К 1886 г. товарищество владело целым рядом ссудных
касс, которыми наводнили все Поволжье. Казанский банкирский дом даже
открывает контору в Петербурге, куда переносится и правление. Вскоре
контора покрыла почти всю Россию своими отделениями и агентствами. На ее
балансе имелось 13 млн руб.
Несостоятельность банкирского дома вскрылась в августе 1904 г., после
чего была немедленно учреждена ликвидационная комиссия. Задолженность
составляла 7849439 руб. Весть о крахе банкирского дома «А.А. Печенкина и
К» поразила многих своей неожиданностью. В тот момент, когда
Петербургский Коммерческий суд выносил свою резолюцию об объявлении
этой банкирской конторы несостоятельной, сотни лиц стучались в ее двери,
умаляя принять от них на хранение деньги.
Ликвидационная комиссия пришла к выводу, что несостоятельность
«А.А. Печенкина К» имеет «все признаки злостности». В конце концов,
кредиторы получили по 15 коп. на вложенный рубль. Реализация оставшегося
имущества, полагали, даст еще по 15 коп. на рубль18.
Другой владелец разорившейся банкирской конторы «В.Г. Белин» –
А.Н. Трапезников первый раз был близок к краху еще в октябре 1904 г. 19 Но в
1910 г. он снова крупно играл на бирже на понижение с бумагами
Владикавказской железной дороги и Ленского золотопромышленного
товарищества, продавая ходкие ценности по ценам значительно ниже
биржевых20. Расчеты Трапезникова были верны и оправдались, но он не
дождался момента понижения, наступившего неделей-двумя позднее.
Трапезников задолжал большую сумму, более 230 тыс. руб., что стало
причиной его самоубийства. 16 июля 1910 г. он застрелился около свое й
роскошной виллы в Стрельне. Кассовая наличность конторы «В.Г. Белин» в
день самоубийства составляла менее 3 тыс. руб. После его смерти не осталось
почти никакого имущества. Вилла оказалась заложенной сразу по двум
закладным. Заложенным было и прочее недвижимое имущество. На покрытие
долгов удалось собрать только около 20 тыс. руб.21
С началом нового экономического подъема 1909–1912 гг. в Петербурге
вновь активизировалась спекулятивная активность банкирских учреждений и
увеличилось их количество.
В 1912–1913 гг. в результате биржевых спекуляций обанкротились сразу
несколько банкирских заведений, среди них были конторы Толстопятова,
Киреева и Петровского, Коровко, Кропотова, Равицкого и др.22 В мае 1914 г.
разорился банкирский дом «А.И. Зейдман и К»23. В прессе из номера в номер,
в течение двух лет, публиковались материалы о крахе одной банкирской
конторы за другой.
Подводя итоги, можно утверждать, что почти все петербургские
банкирские заведения, как и большинство коммерческих банков, к концу XIX –
началу ХХ в. были тесно связаны с фондовой биржей, являясь по сути
биржевыми или спекулятивными. Основной деятельностью банкирских домов,
контор и меняльных лавок были операции с ценными бумагами. Их биржевые
сделки значительно превышали все остальные банкирские операции. Многие
банкирские дома, конторы и меняльные лавки учреждались исключительно
ради финансовых комбинаций на фондовом рынке. Причиной их банкротств
также была биржевая спекуляция. При этом следует отметить, что деятельность
банкирских заведений в России особенно не отличалась от практики
зарубежных аналогичных учреждений и развивалась в том же направлении.
Банки как и любое коммерческое предприятие в силу различных причин,
как объективных, так и субъективных переживали спады, кризисы,
банкротства. Банки терпели крахи в случае неспособности выполнить свои
обязательства перед вкладчиками акционерами. В истории дореволюционных
российских коммерческих банков известны несколько крупных банковских
крахов. Исследование разных сторон деятельности банков, в том числе причин
и обстоятельств их банкротства, необходимо для более полного понимания
особенностей
функционирования
кредитных
институтов
и
основ
экономической политики России в XIX – начале ХХ в. в целом.
Несостоятельность даже одного банка или банкирского дома, связанного
многочисленными деловыми отношениями с другими банкирскими
учреждениями, фондовой биржей, Государственным банком негативно
отражалась на всей кредитной системе страны.
См.: Копии с постановлений и протоколов по делу о злоупотреблениях в Коммерческом
Ссудном банке в Москве, произведенному судебным следователем Московского Окружного
суда, для производства следствий по особо важным делам Глобо-Михаленко. Ч. 1. М., 1875–
1876. С. 19–21.
2
Там же.Ч. 2. С. 227–228.
3
Шавров Н. О причинах современного финансового и экономического состояния России и о
средствах улучшения последнего. СПб., 1882. С.104.
4
Обнинский П.Н. Первый банковский крах (Сцены и эпизоды из давно минувшего) //
Помощь пострадавшим от неурожая. М., 1899. С. 25.
5
Там же. С. 24–26.
6
См.: Петров Ю.А. Коммерческие банки Москвы. Конец XIX в.– 1914 г. М., 1998. С. 26; Его
же. Первый банковский крах // Былое. 1996. № 6. С. 6–7.
7
Недельная хроника // Судебный вестник. 1876. 22 декабря.
1
Наши банкирские конторы и баймаковский крах // Петербургская газета. 1876. 5 декабря.
Отчет о действиях конкурсного управления, учрежденного по делам несостоятельного
должника Ф.П. Баймакова. СПб., 1878. С. 2.
10
Финансовое обозрение и вестник железных дорог и пароходства. 1876. 4 декабря.
11
Стенографический отчет общих собраний кредиторов несостоятельного должника
Ф.П. Баймакова… Четвертое приложение к отчету. СПб., 1878. С. 89.
12
Слиозберг Г.Б. Барон Г.О. Гинцбург: его жизнь и деятельность. К столетию со дня
рождения. Париж, 1933. С. 125–128; Он же. Дела минувших дней. Записки русского еврея.
Париж, 1933. Т. 2. С. 215–216.
13
Биржевой ежемесячник. 1911. № 4. С. 7; РГИА. Ф. 23. Оп. 7. Д. 605. Л. 53; ЦГИА СПб.
Ф.852. Оп. 1. Д. 3683; Там же. Ф. 243. Оп. 1. Д. 243; Там же. Ф. 243. Оп. 1. Д. 303, 304, 438;
Там же. Ф. 243. Оп. 1. Д. 315.
14
Биржевой ежемесячник. 1910. № 2–4. С. 190.
15
Там же. № 7. С. 25; 1911. № 8. С. 10.
16
Банковая и торговая газета. 1903. № 29. С. 495.
17
Русское слово. 1906. 16 февраль; 1907. 18 май.
18
Биржа. 1911. № 13. С. 11; Всероссийский вестник торговли, промышленности и техники.
1911. № 5. С. 5.
19
Владельцем банкирской конторы «В.Г. Белин» А.Н. Трапезников стал в конце 1890-х гг.,
женившись на вдове основателя фирмы. По газетным сообщениям, Трапезников явился в
Петербург с 3 рублями в кармане, но сумел создать себе положение. Став во главе фирмы
«В.Г. Белин», его состояние составляло около 500 тыс. руб. См.: Биржевой ежемесячник.
1910. № 7. С. 25.
20
Биржевой ежемесячник. 1910. № 7. С. 25.
21
Там же; Биржа. 1910. № 17. С. 4–5; Всероссийский вестник торговли, промышленности и
техники. 1911. № 3–4. С. 16; № 5. С. 5.
22
Банки и биржа. 1913. № 2.
23
См.: Банки и биржа. 1914. № 22. С. 14; Биржа. 1914. № 25. С. 1, № 1–26. С. 1–7; Биржа за
неделю. 1914. № 1. С. 2, № 3. С. 2; ЦГИА СПб. Ф. 243. Оп. 1. Д. 542.
8
9