М.Ю. Михеев (Москва) Автобиографический текст А.К.Гладкова в архиве РГАЛИ

М.Ю. Михеев (Москва)
Автобиографический текст А.К.Гладкова в архиве РГАЛИ
В наследии Александра Константиновича Гладкова (1912-1976) есть не опубликованный
при жизни документ (РГАЛИ, фонд 2590, оп. 1, № 411), который представляет из себя
несколько вариантов, или подступов, – к автобиографии. Они имеют разные названия,
написаны в разное время (от марта 1930-го – до июля 1972-го года) и ориентированы на
разные аспекты авторских воспоминаний. Во-первых, здесь зафиксированы просто
впечатления от родного Мурома, где автор родился и жил до 12 лет («Хроника детства»);
тут и рассказ о своей первой влюбленности, в 1923 г., «село Озябликово, счастливейшее
лето детства»; и поразившие воображение ребенка впечатления от театральных
программок, которые привозила из Москвы его мать, которые сын выучивал наизусть, а
потом начинал поправлять ее, если она делала в рассказе о том или ином спектакле
ошибки (кто именно исполнял ту или иную роль); и его первые собственные впечатления
от театра, от приезда как-то летом в их уездный Муром на гастроли «передвижной оперы»
– представлявшей на открытой эстраде в городском саду «Фауста»: во время
представления вдруг началась гроза, погас свет и спектакль был остановлен, но зрители не
разошлись, а забрались с ногами на скамейки, и после того, как гром с молнией и дождь
прекратился, «Фауст» все-таки был доигран, но уже при свечах: как раз это многократно
усилило впечатление от спектакля для мальчиков (Гладков был там вместе со своим
младшим братом, Львом: «Мы с братом сидели в восторге: впечатление как бы удвоилось.
Чудо театра было таким потрясающим, что вам казалось, что нет таких жертв, которые
нельзя было бы принести, чтобы смотреть, [далее дописано от руки:] нрзб сидеть без
грязи и свечей было как то буднично»); и об их, всей семьей, переезде в Москву, в 1925
году, где к тому времени уже обосновался отец, который «с первых дней революции
находился на руководящей работе в металлообрабатывающей промышленности и часто на
заседаниях в Госплане сидел рядом с Куйбышевым, Рудзутаком, Осинским,
Шляпниковым»; и картины нэповской Москвы того времени: в частности, рассказ об
устройстве книжных киосков второй половины 20-х годов – в которых журналы висели на
прищепкахи и их тут же можно было полистать; и о городских читальнях: о зародившейся
там страсти у Гладкова-подростка к чтению; и о том как он учился в последних классах,
«в 9-й школе МОНО им. Т.Эддиссона (б[ывшая] Медведниковская гимназия), которую
закончил в 1928 году», но не был принял – ни в МГУ, куда собирался поступать в том же
году, ни в следующем – в институт кинематографии, куда уже выдержал экзамены, но
вместо него взяли какого-то «командированного из республики» – так как Гладков
считался сыном совслужащего; и о его первых шагах в журналистике (он пошел работать,
чтобы приносить какие-то деньги в семью, так и не получив высшего образования); и о
встречах и разговорах с Маяковским (как будто это уже отдельный, самостоятельный
сюжет, но почему-то объединенный с автобиографическим, под названием: «Тридцатый
год, Маяковский, юность»)[44]: и как он был близок к самоубийству, получив от своего
кумира совет: «если вы можете не писать стихи, то лучше их не пишите»; и о своих
товарищах по театральной студии: «знакомлюсь с Н.П. Хмелевым и вхожу в число
основателей молодой студии Хмелева, впоследствии трансформировавшейся в Театр им.
Ермоловой. Там я работаю зав. литер. частью и режиссером-ассистентом»; «Какое это
было время! Днем на репетициях Мейерхольда, потом почти на ходу какие то
необходимые дела: редакции, выставки, книжные магазины, читальни; вечером —
друзья[,] без которых казалось невозможно прожить и суток: Алексей Арбузов, Валентин
Плучек, Исидор Шток, Эраст Гарин, М.Я.Шнейдер и др. или премьеры, или снова в
Театре Мейерхольда; ночью после окончания спектаклей — репетиции в студии Хмелева,
бесконечные студийные собрания с шиллеровскими чувствами, возвращенье домой по
ночной, странно красивой Москве, еще часто долгое стоянье у ворот некоего дома из
Красного кирпича на Кропоткинской набережной, гамсуновская (так казалось тогда)
сложность влюбленности, дома чуть ли не до утра еще писанье дневника или стихов, или
писем к той, с которой только что расстался и завтра неизбежно увижусь. Когда я спал?
Да и спал ли? Не помню»…
Как и многие тексты в архиве Гладкова, документ носит характер черновика и
нуждается в доработке, в композиционном плане, – для представления его в печати.
Михеев Михаил Юрьевич
д. филол. н., в.н.с. НИВЦ МГУ