Где жить - Весь

Где жить?
Дата: 16 октября 2004 года
Автор: Юрий Крупнов
(статья впервые опубликована ИА «Росбалт» 16.10.2004 по адресу:
http://www.rosbalt.ru/2004/10/17/181653.html под заголовком «Великая
война за жильё», обсуждение материала идёт по адресу:
http://forum.rosbalt.ru/index.php?showtopic=181653)
Где жить в России в ближайшие годы? Скоро будет негде.
Ситуация с жильём в стране предельно ясна.
Во-первых, его сегодня строят примерно в два раза меньше, чем строили
в последние годы СССР. Цифры неумолимы: общий ввод жилья в РФ за
1996 –2000 гг. составил 160 млн. кв. м (примерно столько строили в 50-е
годы) против 343 млн. кв. м в РСФСР за пятилетие 1986 - 1990 гг.
При этом следует учитывать, что необходимо так или иначе повышать
площади квартир, поскольку средняя жилищная обеспеченность на
человека в РФ недопустимо низкая на мировом фоне. У нас она
составляет 19,7 кв.м общей площади, а в Норвегии она равна 74 кв. м, во
Франции – 43 кв. м, в Чехии – 28 кв. м, на Украине – 26 кв. м. И это при
том, что население в РФ вымирает почти на миллион человек в год,
старательно повышая данный показатель.
Существующий же жилой фонд является чрезвычайно проблематичным.
Даже без учета фонда панельных домов он включает 90 млн. кв. м
ветхого и аварийного жилья, объемы которого растут на 20-25 и более
млн. кв. м в год. 290 млн. кв. м требует неотложного капитального
ремонта, 250 млн. кв. м - реконструкции, около 400 млн. кв. м фонда не
благоустроено.
Панельные жилые дома составляют более половины фонда.
Расчетный срок их планового капитального ремонта – 20-25 лет.
Однако реально объемы ремонта составляют не более 0,3% от их фонда
при нормативе 4-5%. Очевидно, что и этот фонд деградирует, теряет
потребительские качества, а общий износ всего массива жилого фонда
превысил 50%, что говорит о приближении к рубежу, когда основная
часть жилого фонда страны станет непригодной для ремонта. Важно
понимать, что капитальный ремонт по затратам фактически равен
затратам на введение нового жилья.
Получается, что снижение строительства жилья накладывается на резкое
выбытие из строя имеющегося жилья. Уже к 2010 году не менее 3 млн.
семей физически окажется «на улице». И эта цифра при продлении
существующей ситуации будет расти по экспоненте (подробнее см.
www.kroupnov.ru/5/77_1.shtml и www.kroupnov.ru/5/78_1.shtml ).
Что следует из этого? Детский в своей простоте вывод: чтобы не
снижать качество проживания в ближайшие уже годы мы должны начать
строить как минимум в 3 раза больше жилья: не менее 90 млн. кв. м. в
год. А это, в свою очередь, требует троекратного увеличения
строительных мощностей и их радикальное технологическое
обновление.
Теперь добавьте к этому тот факт, что жилищно-коммунальные
инфраструктуры, без которых невозможно в этом уменьшающемся в
два-три раза жилье жить и которые стоят в несколько раз больше чем
сами дома, изношены в среднем не менее чем на 80 % и практически не
обновляются – так, число аварий выросло за последние 10 лет в 5 раз.
Для сносного обновления ЖКХ необходимы средства, которые, как ни
считай, составляют сотни миллиардов долларов ( см.
www.kroupnov.ru/5/79_1.shtml ) .
Добавьте также то, что жилье строится, а ЖКХ чуть-чуть обновляется в
основном в 12 самых крупных городах страны, прежде всего, в Москве.
Остальные города не обновляются, стремительно ветшают и
обезлюживаются, не говоря уже о деревнях и посёлках. Здесь мы вполне
вписываемся в мировые тенденции – правда, не «первого», а «третьего»
и «четвёртого» мира, где резко растёт число больших, «пухнущих»
мегаполисов с населением более 10 миллионов человек (к 2015 году по
прогнозам ООН их число возрастёт в 4 раза) - и столь же резко
ухудшается качество и уровень жизни в таких городах для основной
массы их жителей. То есть мы активно участвуем в глобальных
процессах мегаполисной пауперизации и «африканизации».
Наконец, добавьте тот факт, что привычные нам в последние 50 лет
формы жизни и расселения, выражающиеся в индустриальном скученногородском многоэтажно-бетонном общежитии, абсолютно исчерпали
себя. В развитом мире так уже никто не живёт. Мы оказались не в
тактическом кризисе десяти или пусть даже пятидесяти лет, а в самом
эпицентре классического цивилизационно-формационного кризиса,
когда справедливо и законно усомневаются и требуют коренного
пересмотра буквально все основания и стороны привычного нам бытабытия.
Романтика «гигантских кирпичных корпусов» и «дымных труб», как
традиционно описывают индустриальный идеал, более невозможна.
Совсем виртуальной стала «та заводская проходная, что в люди вывела
меня». Никто больше не видит смысла в работе ради работы, в
производстве ради производства, в заработке ради заработка. Всё более
невозможными для жизни становятся и соответствующие гигантским
производствам «экономические города», т.е. формы интенсивной
общественной жизни вокруг «градообразующих» производств. Одни и
те же жалобы на молодёжь, которая не желает работать на заводах или
на земле мы слышим и от главы администрации неустроенного района в
глухой российской глубинки, и от бургомистра «благополучного»
городка в Германии.
Сложившийся в XX веке и по инерции продолжающийся сегодня тип
российской урбанизации – большой город с многоэтажными
микрорайонами – устарел и бесперспективен в веке XXI-м (см. в
качестве иллюстрации, например, статью «В мегаполисах легче
заработать не только деньги, но и болезни» www.rosbalt.ru/2004/10/11/180865.html ).
Всё это в целом обозначает полный градостроительный тупик (см.
«Градостроительные тупики» (http://www.kroupnov.ru/5/83_1.shtml ).
Где жить? Куда податься? Из умирающей деревни в пухнущие
нездоровым ростом города? Или из деградирующих городов в
необустроенные деревни? Или – на ПМЖ?
Что в этой чрезвычайной ситуации делает руководство страны?
Не покладая рук организует помощь крупному финансовому капиталу
разного происхождения («олигархам»). Вводит ипотеку – чтобы было на
что жить банкам (см. «Импотека» - www.kroupnov.ru/5/86_1.shtml ).
Готовится помочь страховым компаниям вслед за автогражданкой
(ОСАГО) введением обязательного страхования жилья. Подбрасывает
нуждающимся компаниям типа РАО «ЕЭС» возможность подзаработать
через «наведение порядка в ЖКХ» с помощью «современного
менеджмента» типа Российских коммунальных систем (РКС) или
создающееся бывшими менеджерами РКС ООО «Евразийское водное
партнерство» (см. «Новые Чубайсы придут из канализации» www.rosbalt.ru/print/181060.html ).
Если отодвинуть далеко все байки, льющиеся по государственным СМИ
и от государственных органов власти про ипотечный, страховой и
коммунальные «раи» («создание рынка доступного жилья» и т.п.), то
очевидно, что государство сегодня занято целенаправленной
организацией урожайных «полей» для «олигархов», в которых некоторое
время будет успешно работать коммунальная продразвёрстка, т.е.
«особые экономические зоны», где можно «бабки сшибать» и население
«доить».
А что должно делать в ситуации нашего градостроительного полного
тупика небандитское государство?
Три вещи.
Первое. Заново организовывать градостроительную индустрию.
Да, в новых «рыночных» формах, со всеми там частногосударственными партнёрствами и прочими причиндалами, но
индустрию, предельно материальное и реальное производство, систему
производительных сил, которые бы новыми машинами, кадрами,
заводами стройматериалов, типами застройки и градостроительной
организации в 2-3 раза увеличивали «физические» объёмы и качество
строительства на территории ВСЕЙ страны.
Второе. Запускать на десятилетия процессы альтернативной
урбанизации. На место многоэтажного панельного строительства со
скученной застройкой должна прийти одноэтажная или двухэтажная
Россия – т.е. принципиально новый усадебно-поместный тип
урбанизации (подробнее, см. книгу А. Кривова и Ю. Крупнова «Дом в
России. Национальная идея» - dvr.kroupnov.ru/ ).
Третье. Учить жителей страны по-новому жить и обживать свои дома и
усадьбы. Сферы СМИ, образования, должны создать систему
градостроительного просвещения - того, что на Западе называется
Housing Education. Здесь образцом являются фирмы типа ИКЕА, но
России нужно много таких «Икей», начиная с возможности выбирать и
собирать собственные дома и усадьбы.
Ключевой момент сегодня состоит в переходе страны к новому типу
расселения – в собственных усадьбах и малоэтажных домах.
Необходима альтернативная урбанизация как главная программа страны
и соответствующее новое градостроение как странообразующая
отрасль (см. www.kroupnov.ru/5/66_1.shtml ).
Главным делом всей страны – и руководства и «простых» людей –
должно стать достижение задачи: с 2010 года каждую новую молодую
семью обеспечить собственным домом и усадьбой площадью не менее
20 соток, а с 2015 года создать условия, когда все желающие могут жить
в собственной усадьбе площадью не менее 50 соток (см. «Каждому поместье и дом» - www.kroupnov.ru/5/104_1.shtml ).
На этом моменте, у всех обычно возникает только один вопрос: где взять
средства?
Где большинству населения взять деньги для постройки усадьбы и дома
и переезда? Откуда государству взять деньги на прокладывание новой
коммунальной инфраструктуры для малоэтажной по-новому сельской
страны?
Ответ на этот вопрос очевиден – см. www.kroupnov.ru/5/87_1.shtml .
Но сам этот вопрос, чем чаще его мне задают, кажется всё более и более
несерьезным, попросту смешным.
Ведь речь идёт не о том, покупать или нет ноющему дитя новую мобилу.
Речь идёт о том, какое решение примет страна: бесконечно выживать и
1
деградировать, допускать снижение качества жилья и жизни основной
массы населения – или делать ставку на развитие и на, как минимум,
воспроизводство имеющегося советского качества жизни и жилья.
Если мы соглашаемся с уже идущей деградацией, то тогда да, надо ещё
год-другой позадавать себе самим вопрос о том, «где взять деньги» и
поразглагольствовать о том, что «средств нет». И время от времени для
разнообразия жалеть наше несчастное правительство, которое с
периодичность в квартал не знает куда девать лишние 18 млрд. $ (
www.opec.ru/news_doc.asp?d_no=52274 ) или мировую буржуазию,
которой приходится покупать нефть уже за 54 доллара за баррель.
Иногда можно и не жалеть, а радоваться – например, за западные фонды
и банки, которым российское правительство в обмен на низкодоходные
казначейские бумаги регулярно направляет российские доллары
золотовалютного запаса и стабфонда – например, только за одну неделю
с 1 по 8 октября 2004 года ззолотовалютные резервы ЦБ РФ выросли на
$3 млрд. до очередного рекорда в $98,3 млрд.
Вопроса денег на альтернативную урбанизацию и интенсивное
градостроительство не существует.
Существует вопрос ума, воли, совести и дельности руководства страны.
Существует другой – страшный и неприятный до неприличия – вопрос:
способны ли мы как страна, как народ на целевую мобилизацию по типу
космического или атомного проекта середины прошлого века, не говоря
уже о выигрыше в Великой Отечественной войне?
Нашей сегодняшней войной и прорывом в ядерный «зонтик», атомную
энергетику и космос, нашим сегодняшним новым ВПК может и должно
стать усадебное домостроение. Если, конечно, мы ещё собираемся жить.
… В первой половине прошлого века русский народ, чтобы выжить и
остаться во Всемирной истории, принёс величайшую жертву: уничтожил
русскую деревню.
И в известных словах Уинстона Черчилля о том, что «Сталин принял
Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой», есть не только очевидное
восхищение подвигом СССР, превращением Союза за 20 лет из сельской
страны в ядерную индустриальную державу. За этими словами и
страшный факт: русская деревня стала «инвестором» в советский
атомный проект.
И вот наступило время возвращать долги.
Что мы настроили, как мы строимся и
как надо строиться
Авторы: Александр Кривов, Юрий Крупнов,
Дата: 10.01.2004.
Понимание неизбежности и даже вынужденности радикального
изменения подходов к жизнеобустройству населения невозможно без
знания текущей ситуации в России.(1)
На сегодня у нас сохраняется достаточно приемлемый количественный
показатель средней жилищной обеспеченности на человека – 19,7
квадратных метров (кв.м) общей площади. Хотя, для сравнения, в
Норвегии он равен 74 кв. м, во Франции – 43 кв. м, в Чехии – 28 кв. м, а
на Украине – 26 кв. м.
Однако на этот показатель Российская Федерация вышла за несколько
десятилетий активнейшего жилищного строительства в составе СССР. И
не удивительно. По масштабам и темпам жилищного строительства
СССР стоял на одном из первых мест в мире. В СССР на 1000 человек
населения в 1969 построено 9,3 квартиры, в США — 7,3, в
Великобритании — 6,9, во Франции — 8,7 квартиры. В СССР ежегодно
строилось свыше 2 млн. квартир, в РСФСР – более 1,3 млн.
График ежегодного ввода числа квартир в России
В девяностых годах произошло резкое падение объемов жилищного
строительства. Если в 1987 году было введено 76 млн. кв. м, то в 1999 –
2002 годах объем снизился до 30 – 33 млн. кв. м.
Данные (РСФСР в составе СССР, РФ) таковы: общий ввод жилья за 1996
–2000 гг. составил 160 млн. кв. м против 145 млн. кв. м за 1951 – 1955 гг.
и 281 млн. кв. м за 1956 - 1960 гг.. При этом ввод за пятилетие 1986 1990 гг. составил 343 млн. кв. м. (т.е. более чем в два раза по сравнению
с концом 90-х гг.).
Помимо количественных характеристик жилищного строительства
крайне важно знать характеристики структурные – виды и
разновидности строительства, классифицируемые по разным
основаниям.
Структура строительства отражает распределение объема ввода по
множеству признаков: по типу конструктивно-технологической системы
и материала стен зданий; их этажности; составу и размерам квартир;
формам собственности на квартиры или здание; источникам
финансирования, стоимости 1 кв.м, то же плюс стоимость инженерной
инфраструктуры, отнесенной к этому метру, а также по ряду признаков,
которые могут быть назначены и приняты в зависимости от задач
анализа или планирования объемов ввода.
Именно характеристики структуры строительства дают реальное и
стереоскопичное представление о том, каково содержание жилищного
строительства в тот или иной период времени в той или иной стране,
городе, системе расселения, жилом районе, квартале, жилой группе.
Структура строительства наилучшим образом выявляет тенденции,
динамику взаимодействия сложившихся явлений с новыми формами
развития и территориального размещения жилищного строительства или
его стабилизацию.
Начиная с 1956 года и вплоть до конца 80-х годов, структура
строительства, отличалась очень высоким уровнем однородности. Две
трети объемов ввода приходилось на полносборное железобетонное
крупнопанельное многоэтажное домостроение с квартирами по
социальному стандарту, оборудованными централизованными
системами тепло- и водоснабжения, электроснабжения, газоснабжения,
канализации, слаботочных устройств, домовыми системами вытяжной
вентиляции кухонных и санитарно-технических блоков, лифтами при
этажности выше пяти этажей (в крайних южных, северных регионах и
условиях сейсмики – выше четырех этажей), противопожарным
оборудованием в зданиях повышенной этажности.
Площади квартир составляли для однокомнатных – до 32 кв.м,
двухкомнатных – 54 кв.м, трехкомнатных – до 63 кв.м. По составу
квартир в среднем чуть более половины от их общего количества
составляли квартиры двухкомнатные и примерно по четверти
приходилось на одно- и трехкомнатные. Высота жилых помещений
составляла обычно 2,5 м., междуэтажная и межкомнатная звукоизоляция
не нормировалась вплоть до четвертого поколения типовых проектов.
Наружные ограждающие панели по условиям теплопередачи
рассчитывались, исходя из очень низкой цены на централизованно
подаваемые теплоносители.
Жизненный цикл здания нормативно определялся посредством
установления сроков планового капитального ремонта здания через
первые 20-25 лет эксплуатации и полной амортизации его стоимости
через вторые 20-25 лет эксплуатации, после чего должно было
приниматься решение о его выводе из состава жилого фонда и сносе,
либо реконструкции и модернизации. В рамках этих сроков здание
считалось ремонтопригодным и отвечающим условиям безопасности.
Технологически тип панельных зданий базировался на заводском
изготовление крупных железобетонных элементов, монтируемых на
строительной площадке в готовый дом. Максимум трудозатрат
приходился на заводской цикл и домостроительные комбинаты
стремились по возможности приблизиться к условиям заводского
производства, минимизирующего номенклатуру выпускаемых изделий.
Домостроительное производство велось в соответствии с длительно
действующими проектами - сериями, по которым строилось множество,
иногда десятки миллионов квадратных метров жилых домов той или
иной серии по всей территории страны. Типовые проекты в составе
некоторых серий модифицировались также по условиям природноклиматических зон и сейсмичности территории строительства.
Нормативы на жилые здания несколько раз изменялись в сторону роста
площадей и улучшения планировки квартир. Соответственно вводились
в действие и новые серии типовых проектов, всего сменилось четыре их
поколения. Под них заказывалось новое оборудование и формооснастка
домостроительных комбинатов, служившая для изготовления
железобетонных изделий. Каждый домостроительный комбинат
выпускал дома одной серии типовых проектов разной модификации по
этажности и типу домов, например 5-9-12 этажей, а начиная с жилых
зданий третьего поколения, блок-секций – рядовых, угловых, торцевых с
разным составом квартир.
Застройка полносборными домами индустриального заводского
изготовления велась крупными жилыми массивами. Конвейерно
выпускаемые изделия и возводимые из них типовые дома должны были
иметь поточную непрерывную технологию производства-строительства,
но даже и в этом случае минимальная технологически эффективная
2
мощность ДСК составляла 70-100 тыс. кв. м в год. Отсюда – стандартная
градостроительная организация застраиваемых территорий,
подразделяемых на жилые группы, микрорайоны и районы с
нормируемой плотностью их застройки в зависимости от средней
этажности зданий. Этот же планировочный принцип нормативно
устанавливал развитие сети объектов социального обслуживания –
детских садов, школ, поликлиник, магазинов, спортивных и
просветительских учреждений с определенным радиусом доступности и
вместимости (площади) для каждого из типов этих объектов.
Инженерная инфраструктура была централизована. Это значит, что
имелись крупные головные объекты – водозаборы, очистные
сооружения, ГРЭС, трансформаторные или распределительные станции,
от них к районам жилой застройки шли магистральный сети, которые
затем последовательно ветвились на городские, межквартальные и
внтуриквартальные сети, расширяясь пространственно и подобно
кровеносным сосудам снижая сечение (мощность) вплоть до капилляров.
Внутриквартальные сети подключались к конкретным зданиям, внутри
которых инженерная разводка относилась уже к их оборудованию. Весь
этот инженерный комплекс именуется жилищно-коммунальным
хозяйством.
Очевидно, что такая поточная и внутренне технологически связная
строительно-техническая и по сути градостроительная система
нуждалась в том, чтобы был выдержан целый ряд условий, необходимых
для ее существования.
Во-первых, это длительность цикла, предшествующего моменту начала
строительства первого здания. Так, требовалось разработать
градостроительную документацию, включающую генеральный план
города или крупной его части, в которой предполагалось размещение
нового строительства. В составе генеральных планов определялись
схемы инженерных сетей, выбор места и мощности головных объектов
инженерной инфраструктуры, трассировки магистральных, городских,
межквартальных сетей; проекты детальной планировки жилых районов и
застройки микрорайонов (кварталов) с определением серии типовых
проектов, которые будут применены при строительстве данного города.
Одновременно должен быть построен домостроительный комбинат,
специализирующийся на производстве и возведении типовых жилых
домов данной серии и проведена инженерная подготовка территории.
Земли для нового строительства – и генплан за это отвечал – должны
быть полностью очищены от предшествующей застройки. Это цикл
занимал несколько лет: в наиболее ответственных и полностью
обеспеченных необходимыми капитальными вложениями случаях тричетыре года.
Так строились города системы министерства среднего машиностроения,
в частности более или менее открытые и очень популярные города
Навои и Шевченко. В середине 70-х этим городам была от лица лидеров
мирового профессионального сообщества градостроителей и урбанистов
присуждена международная премия имени Патрика Аберкромби выдающегося английского урбаниста начала ХХ века.
Второе необходимое условие заключается в том, что поточный метод
домостроения возможен только на свободных территориях с заранее
подготовленными инженерными сетями. Поэтому новые жилые районы
в сложившихся городах строились на их периферийных землях, там
возникали эти новые “черемушки”, как их называли по типу
знаменитого и образцового жилого района в Москве, построенного как
раз на такой дальней тогда окраине столицы. Центры городов теряли
переуплотненное до той поры население, ветшали; их сети, если они
вообще были, относились к первой половине века и часто отказывали.
Это правило работает и сегодня – домостроительные комбинаты ищут
свободные или в этих целях освобождаемые инженерно подготовленные
территории, вычищают участок и строят, хотя строительство отдельных
панельных домов в сложившейся застройке попросту снимает все
специфические достоинства индустриального домостроения. Этот метод,
эта технологическая система конвейерного поточного метода массового
строительства эффективна и уместна лишь в узком диапазоне
градостроительных ситуаций. Для центров городов, исторической их
части, давно сложившихся районов, например, поточное
крупнопанельное домостроение никак не подходит и потому проблема
сохранения и реконструкции исторических центров осталась открытой и
ждет еще своего решения. Даже для таких городов как Санкт-Петербург
и Москва.
И третье обязательное условие – опережающие капитальные вложения в
проектирование, в создание инженерной инфраструктуры, строительство
головных инженерных объектов и домостроительных комбинатов,
подготовку площадок, запуск домостроительного конвейера “комбинат –
строительная площадка”, обеспеченного строительными машинами,
механизмами, материалами, комплектующими изделиями, рабочей
силой и всё это задолго до заселения первого дома.
Потом дело пойдет очень быстро. Вводится 100, 200 и более тысяч
квадратных метров жилья ежегодно в типовых домах назначенной серии
и конвейер домостроительного производства и заселения начинает
работать на полную мощность. Но предваряющие затраты очень велики
и доступны лишь мощным государственным структурам аккумуляции и
распоряжения ресурсами.
Собственно стоимость 1 квадратного метра жилья в панельном доме
(кирпичном, если стены из кирпича) монотонно росла от 60-х годов к
концу 80-х в диапазоне от 120 до 240 рублей (1 доллар США стоил тогда
около 70 копеек). Поскольку квартиры, как правило, предоставлялись
бесплатно в соответствии с принятой социальной нормой – в среднем 2х комнатная квартира 50-54 кв. м для семьи из трех-четырех человек, а
плата за найм жилья и коммунальные услуги была небольшой (в среднем
около 2% бюджета семьи), то население в целом было удовлетворено
ходом решения жилищной проблемы.
Кстати, напрасно в наши дни принято не верить обещаниям конца 80-х
предоставить каждой семье к 2000 году отдельную квартиру. С
ресурсами СССР эта задача была бы безусловно выполнена, тем более,
что в дополнение к индустриальным системам домостроения были
активно подключены силы индивидуального жилищного строительства.
Другое дело, что сама эта целевая задача была поставлена целиком в
духе техницизма, социально одномерно и почти полностью
игнорировала важнейший фактор – социальную неоднородность
общества, а также отрицательное влияние на здоровье человека
основного тогда строительного материала - железобетона и повышенной
этажности жилища. Подобные “второстепенные” с позиции
индустриальных задач вещи, заметим, в официальных нормативных
документах фактически не оговариваются и сегодня. И из этого делают
вывод, что все разговоры о вредном воздействии железобетонных стен,
ограждающих и образующих жилище, на человека преувеличивается.
Однако точно также нигде не оговаривается неблагоприятное
воздействие на человека нейлоновых рубашек, чулок или носков,
отсутствия приточной вентиляции в квартирах панельных домов,
особенно повышенной этажности, жизни в загазованном
автомобильными выхлопами воздухе перекрестков жилых улиц и
множество иных подобных случаев. Но все эти якобы несуществующие
или малосущественные неоговариваемые вещи в совокупности наносят
людям серьёзный урон.
Вместе с тем, в последней советской Жилищной программе не только
ставилась внешне эффектная цель, но и по ходу дела вносились
коррективы: например развитие ячеистых бетонов, внедрение
малоэтажной городской застройки, отвод лучших пригородных земель
под частное жилище и многих других. И в те годы не было нависающей
гигантской проблемы капитального ремонта. Предполагалось, что для
домов, построенных в конце 50-х и 60-х годов, период массового
капитального ремонта начнется уже за периодом достижения первой
цели - предоставления каждой семье отдельной квартиры по социальной
норме обеспеченности жилой площадью. Уже после этого строительные
ресурсы постепенно начнут перетекать из нового строительства в
капитальный ремонт, реконструкцию как собственно домов, так и
инженерной инфраструктуры городов.
Теперь, когда мы немного вооружены представлением о системе
индустриального полносборного домостроения, обеспечившей
феноменальные объемы строительства жилья и в кратчайшие
исторические сроки нарастившей более миллиарда квадратных метров
жилищного фонда России, следует возвратиться в сегодняшний день и
уяснить чрезвычайно важную вещь: тот массовый ввод жилья в
пятилетки 60-80-х годов требует сегодня точно таких же темпов
капитального ремонта и точно таких же затрат на этот ремонт. Кроме
того, существуют и другие категории фонда, давно отслужившие свой
срок.
В целом зарегистрированный жилой фонд России в 2003 году составляет
2 808,8 млн. кв. м. Если не учитывать панельные дома, поскольку об
этом мы и говорим отдельно, он включает на этот год 90 млн. кв. м
ветхого и аварийного жилья. Ежегодно объемы такого непригодного к
эксплуатации жилья растут на 20-25 млн. кв. м. В 2003 году ожидается
его прирост уже в 36-40 млн. кв.м. Одновременно с этим каждый год
около 290-300 млн. кв. м требует неотложного капитального ремонта,
250 млн. кв. м - реконструкции, а около 20% фонда - первичного
благоустройства.
Понятия ветхого и аварийного фонда не имеют сегодня правовых
определений, хотя жители именно этих категорий фонда должны быть
выселены из него и получить новое благоустроенное жилье по
социальной норме. Соответствующая подпрограмма программы
“Жилище” намечает расселение жителей ветхого и аварийного фонда из
50 млн. кв. м, зафиксированных к 2000 году, к 2010 году. Только вот
объемы такого фонда стремительно растут и ежегодный прирост этих
объемов уже сопоставим с вводом нового жилья и, возможно, его уже
превысил. Многое ведь зависит от фактора оценки того, что считать
ветхим или аварийным фондом.
С ветхим – проще. Ветхий, значит достигший околопредельного
физического износа (более 70% по мнению Госстроя). С аварийным
фондом намного сложнее. Слишком неясно. Построены, например, дома
в конструкциях, рассчитанных на сейсмику в 7 баллов. А в связи
ухудшившимися инженерно-геологическими условиями и по фактам
натурных исследований расчетный фоновый балл установлен 9. Налицо
серьезная опасность, по сути аварийная, для жизни и здоровья граждан.
Но это пока основанием для отнесения фонда к категории аварийного не
является. Если же включать в него здания (пусть даже далеко не ветхие),
3
подсоединенные к аварийным инженерным сетям, грозящими разрывом
в пик зимних холодов, здания на подтопляемых или даже затапливаемых
территориях (примеры Якутска, поселений Краснодарского и
Ставропольского краев), и ряд других подобных оснований, которые
могут быть отнесены к обеспечивающим безопасность, жизнь и здоровье
граждан и их имущества в законе “Об основах технического
регулирования”, то цифра приобретет неприемлемые значения.
Следующий фактор.
Панельные жилые дома составляют более половины фонда. Расчетный
для них срок планового капитального ремонта, как уже говорилось, – 2025 лет. Однако реально объемы такого ремонта составили в 2001 г. 0,3%
от всего фонда. Хотя расчетные показатели необходимого капитального
ремонта определить очень просто. Они количественно равны объемам
ввода соответствующих годов 20-25 лет назад. И если этого планового
ремонта не делать, то нарастает так называемый “отсроченный ремонт”
и увеличивается инвестиционный долг, который все равно придется
платить – либо за счет сокращения сроков жизни фонда и вынужденного
вывода его из эксплуатации как аварийного, непригодного, либо такого
же вынужденного капитального ремонта, но осуществляемого уже в
чрезвычайных режимах, либо ценой техногенных катастроф и
человеческих жертв.
Исходя из срока 20-25 лет устанавливается и норматив планового
капитального ремонта – 4-5% расчетной категории фонда. А когда
делается 0,3%, то, очевидно, что жилье деградирует, теряет
ремонтопригодность, неотвратимо становится аварийным, после чего по
отношению к нему необходимы меры чрезвычайного характера, либо
вывод из эксплуатации и снос.
Но это всё ещё только одна сторона дела. Другая – теплотехнические и
энергосберегающие качества существующего жилищного фонда,
особенно панельных зданий первых двух-трех поколений.
В сегодняшних условиях при принятии решения о строительстве объекта
его жизненный цикл также рассматривается по меньшей мере на 25 лет.
И эта длительность, расчетный срок в 25 лет имеют чрезвычайно важное
значение – сегодня эксплуатационные расходы как правило выше, чем
расходы на собственно строительство объекта.
Панельные дома потребляют тепло, электричество, воду в количествах,
которые в период их строительства соответствовали представлению о
практически бесплатной поставке этих продуктов в жилище. Отсюда –
низкие теплотехнические показатели наружных стен, потери в сетях
тепло- и водоснабжения, большое лифтовое хозяйство за счет средней
этажности застройки городов в девять и более этажей. Отсюда и общая
ситуация - дома в эксплуатации очень и очень дороги. И, следовательно,
каждый введенный панельный многоэтажный дом – потери для
городского бюджета, дотирующего потребление коммунальных услуг.
Ремонтировать дом с сохранением его убийственных (для бюджетов,
казенных и личных) технико-экономических показателей –
бессмысленно, а всё это исправлять, по сути, полностью
реконструировать, – дороже, чем построить новый. Поэтому стихийно
проявляющийся здравый смысл хозяйственников никак не соглашается с
вложением средств в капитальный ремонт панельного дома.
Вот и получается парадоксальная ситуация.
С одной стороны, с началом нового века и тысячелетия мы вошли в
длительную полосу технологической, не зависящей от нашего желания,
необходимости капитальных и иных ремонтов ударными темпами.
С другой стороны, подобный абсолютно необходимый ремонт не только
не делается, но и рассматривается в качестве напрасной и невозможной
траты и без того ничтожных средств.
Вот ситуация и задача, которые пока не имеют решения.
Всё это находится сегодня в состоянии неопределенности и зависит от
того, какие стратегические решения будут выработаны и приняты в
целом.
Если никаких решений принято не будет (что тоже вероятно, но всё же
находится в рамках неопределенности – может не быть, а может ведь и
быть), то дома станут поточно – так же поточно, как они вводились выходить из строя, массово и поточно переходя в разряд аварийных.
Конечно, можно будет бросить все имеющиеся хозяйственносоциальные силы на то, чтобы остановить разрушения, не заботясь об
остальном. Но и тогда развитие событий поневоле станет
катастрофичным для общества.
Общий износ всего массива жилого фонда оценивается сегодня в 50 70%, неотвратимо приближаясь к горизонту необратимости, то есть
неремонтопригодности и аварийности основной части жилого фонда
страны. И всем сегодня – жителям и руководителям – следует чётко
видеть эту черту необратимости, если хотите, начинать постоянно
медитировать по поводу неё.
Кстати, примеры реконструкции или сноса пятиэтажек в Москве связаны
исключительно с коммерчески-инвестиционным характером таких
проектов. Это значит, что доходы от рыночной продажи квартир в
домах, возводимых на территориях, которые занимали снесенные дома,
перекроет расходы на длинную цепочку действий: бесплатное
расселение жильцов сносимых домов, работы по сносу, реконструкцию
инженерных сетей. Всё это будет включено в стоимость возведения
новых домов и соответственно в стоимость квадратного метра квартир
для их покупателей. В результате цена продаж в таких новых домах
всегда превышает одну тысячу условных единиц за 1 кв. м общей
площади квартиры без учета сантехоборудования и отделки. Очевидно,
что такая практика может иметь лишь очень ограниченное
распространение.
Но помимо самих домовых коробок и квартир есть ещё более сложные
технические системы их эксплуатации.
Состояние инженерных сетей городского жилищно-коммунального
хозяйства таково, что степень их износа к 2003 году уже перешагнула
черту обратимости. Не менее чем 25% сетей амортизированы
полностью, а общий их износ приближается к двум третям. Число
аварий выросло за последние 10 лет в 5 раз. Это касается и
магистральных, и городских, и квартальных сетей, и состояния так
называемых “источников” - котлов, водозаборов, очистных сооружений
и других подобного рода объектов. Их износ в массе своей превышает
даже степень износа трубопроводного хозяйства, что делает этот
конгломерат систем в целом не только малонадежным, но и
рассчитываемым на уже плановые чрезвычайные ситуации и постоянные
ремонтные работы в аварийных режимах. Инженерная инфраструктура
уже находится в цикле распада и едва удерживаемого разрушения.
Примеры множества городов – Великого Новгорода, Томска,
Владивостока – ясно об этом свидетельствуют.
Таким образом, существующие сегодня в своей массе жилые дома и
инфраструктуры сами по себе являются полем начинающейся
бесконечной чрезвычайной ситуации.
С этой точки зрения следует посмотреть и на проблему жилищной
собственности для населения.
Обычная ситуация: взрослые родители приватизировали в свое время
квартиру в панельном доме, считают ее своим достоянием, своим
капиталом, который перейдет к их детям и обеспечит передачу
собственности поколениям своего рода.
Но на самом деле, всё не совсем так.
Срок жизни панельного дома весьма ограничен во времени и
чувствительно зависим от соблюдения сроков проведения планового
капитального ремонта. А ремонта дома не производится. Ремонт
отдельно взятой квартиры на состоянии дома не сказывается, дом
ветшает, рыночная стоимость квартир в нем неудержимо падает, он
постепенно руинируется, превращается в трущобу вместе с
окружающими такими же домами. Стоимость коммунальных услуг
растет и растет, приближаясь к рыночной цене энергоносителей, а их
требуется всё больше и больше, так как состояние ограждающих
конструкций, которые и изначально не были рассчитаны на
ресурсосбережение, ухудшается с каждым годом. Квартира начинает
потреблять всё больше средств и в какой-то момент становится ясно, что
её рыночная стоимость, скажем 5-7 тысяч долларов за двухкомнатную
квартиру в обычном панельном доме города Пскова (Оренбурга,
Рыбинска, Магадана…), полностью за несколько лет съедается размером
платы за тепло, воду, электричество, да еще и подаваемые с перебоями.
В результате родители передают детям не устойчивую к флуктуациям
рынка недвижимость, где семья всегда может найти себе место для
жизни, а скорее символ недвижимости, квартиру, заряженную падающей
динамикой стоимости, удобства, комфорта, да и всей среды обитания. То
есть вместо собственности и недвижимости дети наследуют квартиру в
краткоживущем и неудобном панельном доме, к тому же очень дорогом
в эксплуатации для всех – для собственника, для местного сообщества,
для государственных бюджетов.
С этой точки зрения приватизация жилья несет скрытую до поры
неоднозначность. Жилье людям при приватизации не просто подарили, а
передали на собственное содержание. А содержание весьма
неэкономичных, “нерыночных”, энергозатратных и быстро
амортизирующихся многоквартирных домов с централизованной
инфраструктурой не по силам добровольным кооперациям граждан и их
местным сообществам, имеющим в своем распоряжении весьма
ограниченные муниципальные бюджеты. Поэтому поддержание
жизнеспособности и эксплуатационной пригодности массовых серий
панельных жилых зданий первых двух-трех поколений поневоле
останется за государством.
И в этом есть определенный балансный смысл. И эти панельные дома, и
эти сети, вся эта жилищно-коммунальная инфраструктура новых
городских районов массовой застройки была создана примерно за 35 лет
- от 1955 до 1990 года. Начиная с 1990-91 годов, вложений в развитие
основных фондов домостроительного и инфраструктурного комплексов
нового массового городского строительства не производилось. Большая
часть объектов нового строительства подсоединялась к существующим
сетям, а муниципалитеты, бравшие свою долю от каждого вводимого
объекта, чаще всего рассматривали эти средства не как инвестиционную
составляющую развития, а как оборотные или расходуемые на
содержание аппарата и ремонт. Это значит, что создание
инфраструктурного компонента инженерного обеспечения объекта на
городском или районном уровне не включалось в состав цены издержек
при его строительстве. Российское государство, таким образом, не
только потребляет созданную ранее инфраструктуру, которой
пользуется, не вкладывая в ее развитие собственных усилий, но получает
4
также и обязательства по поддержанию в эксплуатационном режиме
зданий, созданных одновременно с этой инфраструктурой.
Мы попадаем в безысходную ситуацию, когда спектр возможных
решений неумолимо сжимается. Если новых объектов сегодня строится
в два с лишним раза меньше, чем это было 25-30 лет назад, т.е. в
исходной точке начавшегося тогда срока их службы с заданным
режимом амортизации и ремонта, а эти мероприятия проводятся со
значительным отставанием, то с течением времени общий объем фонда
начнет быстро уменьшаться за счет того, что ежегодно из эксплуатации
вынужденно будет выводиться огромный объем потерявших
ремонтопригодность зданий и объектов инфраструктуры, построенных в
50-е – 60-е годы прошлого века.
Итак, необходимость кардинального и даже революционного решения
проблемы жилищного строительства и технического состояния
жилищно-коммунального хозяйства является шагом вынужденным,
обязательным. Ни скрыться от него, ни не обратить на него внимания –
невозможно.
Но мы считаем, что и не нужно. Поскольку сама проблема подсказывает
нам возможные уникальные решения и даёт основания для социального
оптимизма.
В силу обстоятельств, о которых мы только что говорили, причислим к
исходным условиям нашего разговора констатацию факта, что износ
жилищного фонда многоэтажных панельных домов первых поколений
их строительства в течение ближайших десяти лет приблизиться к 70 %.
Но при этом ясно необходимо ясно понимать, что любые социально
перспективные решения могут строиться только на основе
кардинального обновления жилищного фонда. И нам неминуемо
предстоит почти полное обновление большей части российского
жилищного фонда. Альтернативы такой масштабной и сегодня уже
вынужденной задачи - нет.
Пока же жилищное строительство никак не организовано и, следует
признать, происходит исключительно бессистемно.
Поэтому сегодня следует правильно определить стратегию и конечные
результаты необходимого обновления.
Прежде всего, нельзя допустить некритического воспроизведения
железобетонного домостроения. Это и невозможно в сколь нибудь
широких масштабах, но может стать “ловушкой сознания”,
вовлекающей в свою воронку многих деятелей политического
направления и даже специалистов. Невозможно в первую очередь
потому, что для этого необходимы долгосрочные и крупные
капитальные вложения в то время как градостроительство становится
инвестиционным, а значит требовать быстрой коммерческой отдачи.
Гигантские трудности ждут нас и в плане темпов и скорости обновления
жилищного фонда.
Сегодня по уровню ввода жилья мы находимся на уровне 50-х годов.
Хотя при этом всё более заметен рост объемов индивидуального
жилищного строительства, правда в рамках новых, значительно
уменьшившихся показателей общих объемов жилищного строительства.
Так за период 1990 – 2000гг (за 11 лет) было введено около 90 млн. кв. м,
что составляет при средней площади 90-100 кв. м около 1 млн. частных
домов и иных построек.
И, конечно, необходимо исходить из того, что за последние два
десятилетия кардинально изменилась картина предпочтений и установок
населения всех развитых стран, да и российского тоже, относительно
того, какое жилище считать наилучшим для своей семьи.
Сознание сегодняшнего жителя России уже не в состоянии
поддерживать идею многоэтажного железобетонного строительства в
плотно застроенных жилых микрорайонах как наилучшего способа
устраивать свое жилище за свои же деньги.
В Москве и других крупных городах покупка квартир в панельных
домах связана, конечно же, не со свободным выбором покупателей, а с
монопольностью предложения и спросом на максимально быстрые
покупки квартир как своего рода пропускной билет на территорию
больших денег и возможностей для работы и бизнеса.
Также невозможно инерционное продолжение “дачного” строительства
бесконечного числа летних времянок. За предыдущие десятилетия в
результате отсутствия государственного видения проблемы уже была
произведена колоссальная растрата жизненной энергии советского
народа. Причем на сооружение домиков и обустройство участочков, не
пригодных, как правило, для преобразования в постоянное жилище
достойного уровня.
Если мы собираемся развиваться, то и строиться нам нужно постепенно
начинать принципиально по-новому.
Как? Через поместно-усадебную урбанизацию, когда основным видом
жилища станет дом с усадьбой.
Мы утверждаем, что в настоящее время в Российской Федерации есть
все возможности для того, чтобы каждому желающему для организации
жизни и хозяйства была предоставлена земля в размере от 2-3 десятков
соток до нескольких гектар (100 и более соток).
У нас нет и не может быть никакого дефицита территорий для
помещения или, как писали в 15-16 веках, подразумевая государеву
волю, испомещения на них желающих создать своё поместье.
Наши обширные пространства позволяют находить необходимые для
поместий земли даже в самых климатически благоприятных и близких к
существующим городам местах.
Вот простой градостроительный расчёт.
Если в год создавать по 250 тысяч усадеб в 40 – 50 соток и по 50 тысяч
усадеб в 1 – 2 гектара (га), то это составит соответственно 100 – 150 тыс.
и 50 – 100 тыс. гектаров. Всего же, с учётом выделения необходимых
территорий общего пользования (дороги, общественные здания и их
участки и т.п.), составляющих от 10 до 20 процентов от территории
поместий общей земли, общий размер поместно-усадебных территорий
составляет около 250 тыс. гектаров.
Для сравнения: в США ежегодно под нужды пригородного и усадебного
строительства отводится 1,2 млн. акров, т.е. около 500 тыс. гектаров при
том, что долгосрочная программа строительства жилья ориентирует на
продажу около 30 млн. домов к 2025 году с ежегодным уровнем продаж
в 1,2 - 1,4 млн. домов и потребует для этого более чем 10 млн. гектар.
Вообще доля территории городов и поселений всех видов составляет в
земельном балансе России 1,1 процента, что является крайне низким
показателем при уровне урбанизации (доле городских жителей) около 70
процентов. За семьдесят лет советской власти доля городского
населения увеличилась с примерно 30 до 70 процентов, более чем в два
раза, а доля городских территорий выросла всего на несколько десятков
процентов.
Даже если считать, что благоприятными для жизни территориями
Российской Федерации являются не более 40 или 50 процентов от ее
площади (а это отнюдь не однозначное, а весьма спорное
представление), то тогда этот показатель может достаточно легко
вырасти до 2,5 – 3 процентов. Но и он очень далек от средних
показателей других стран, где доля территорий городов и поселений
составляет, как правило, 7 - 8 и более процентов. В Германии, например,
почти 12 процентов, а в Англии - еще выше. И это в условиях
серьезнейших территориальных ограничений и дефицитов, которые
географически свойственны этим благоустроенным странам.
Что означают эти цифры? То, что в самой богатой земельными
ресурсами стране мы живем чрезвычайно скученно, в несколько раз
скученнее, чем в образцовых с точки зрения благоустройства странах.
При этом благоприятная для проживания часть территории России
составляет не менее половины ее площади, так что существуют
практически неограниченные резервы для развития поместноусадебного, просторного и здорового расселения.
Таким образом, земли у нас более чем достаточно, и абсолютно
очевидно то, что в градостроительное развитие страны могут и должны
быть вовлечены обширнейшие территории - ныне безобразно
используемые.
Мы сами себя заставляем, без всяких на то оснований, жить значительно
хуже и теснее, чем могли бы.
С другой стороны, стихийное пригородное расселение уже давно и
массово идёт. Количество строящегося индивидуального жилья по
объёмам жилплощади сегодня в стране сравнялось с объёмом вводимого
многоэтажного городского жилья.
Большинство населения само медленно нащупывает и определяет себя
как народ через собственную волю, через добровольно и свободно
принимаемый на себя образ жизни. Величие власти и интеллигенции
состоит сегодня в том, чтобы правильно угадать и определить
направления такой массовой инициативы, воли и предприимчивости.
Народ невозможно заставить жить так, как того хочется власти, вождям,
фантазёрам. Принять удобный и дешёвый смысл и образ жизни в России
не в состоянии заставить самые беспощадные репрессивные органы.
Народ можно существенно развратить, распылить его в атомизированное
население или в электорат, но его нельзя насильно вдохновить и
принудить жить чужим умом и нравственностью.
Народная инициатива последние тридцать лет неудержимо и неуклонно
направлена именно на семейное расселение и обживание. Во всей
полноте это естественное устремление выражено в дачном движении
последних тридцати лет, которое без преувеличений можно назвать
народным домостроем. Именно сюда да ещё в авантюрный бизнес ушли
почти все созидательные силы народа последних десятилетий.
Очевиден главный недостаток такого движения – его полная
хаотичность и неорганизованность, которые стали следствием
равнодушия и слепоты власти, не сумевшей разглядеть это гигантское
русло устремлений народной жизни, этот грандиозный домострой конца
II тысячелетия.
Дачное движение во многом спасло Россию в последние десять лет.
Дачная активность российского населения, которая, помимо всего,
сегодня реально кормит страну (в частности, даёт до 70 % немясных и
незерновых продуктов), стало даже объектом пристального изучения на
Западе и в Японии. Но мы должны видеть и понимать, что, вместе с тем,
этот домострой во многом является пародийным.
Через десятилетия дачного движения Россия потеряла гигантскую
народно-государственную энергию, которая вместо сосредоточения на
целенаправленное восстановление и подъём страны ушла в плохо
организованное и не обеспеченное современными возможностями науки
5
и техники индивидуальное обустройство по типу “как придётся” и “как
получится”.
И подобные растраты народной энергии, разбазаривание главного
нашего национального достояния, такие национальные дефолты будут
неизбежно происходить вновь и вновь, пока власть будет смотреть на
желание иметь свой дом, пусть и преимущественно в виде дачной
избушки, как на источник мелкой эксплуатации и наживы, как на
возможность новых налогов и выколачивания средств.
У такой власти нет перспективы. Перспектива есть только у той власти,
которая окажется в состоянии посмотреть на буквально застройку и
обустройство России как на всеобщую задачу и ключевой ресурс.
Каждый гражданин России является собственником её богатств и
достояния. И каждый желающий гражданин России, в соответствии с
этим и с необходимостью кардинально менять жизнь в стране, может и
должен получить крупный земельный надел – усадьбу, двор, имение,
поместье, которые станут его фамильным достоянием, имуществом
рода. Каждая того желающая семья станет тогда “дворянской”, будет
держать этот двор на правах собственности и во многом строить на нем
и вокруг него свою жизнь.
Речь при этом должна идти не о фермерском хозяйстве и не о
территории массового приусадебного производства товарной
сельхозпродукции. Смысл - в создании именно поместья как
пространства семейной, родовой жизни и обеспечения достойных
условий жизни.
Для каждого взрослого человека и его семьи в качестве одного из самых
важных вопросов в жизни должен стать такой вопрос: а как заслужить
поместье, как оно должно быть организовано и обеспечиваться, как и
вместе с кем превращать родовую собственность в действительно
процветающее место?
Именно новый помещик, а не абстрактный предприниматель, сумеет
восстановить порядок в России и обустроить свою и общую жизнь.
Как могла бы быть организована жизнь такого помещика?
Скорее всего, надо дать ему возможность жить двухчастно: в доме
поместья – в городской квартире. С другой стороны, возможно, более
правильной организацией жизни должно стать не двоеместие, не по
принципу “квартира-поместье”, а, прежде всего, поместья. Тогда и
мегаполисы могли бы превратиться в район городских усадеб, как это и
было до второй половины XIX века во всех русских городах, кроме
Петербурга. Это также позволит не распылять ресурсы.
Работа помещика будет строиться не столько вокруг
“градообразующего” предприятия на данной территории, но и на
свободно выбираемых основаниях, через участие в распределённом
труде – нередко надомном – и через применение так называемых
“простых” технологий, позволяющих усилиями одной семьи выполнять
работу более крупных производственных коллективов. Разработка и
создание таких “простых” технологий должно стать центральным
промышленным делом лучших умов, инженеров и управленцев страны.
Что делать в поместье?
Обживать его в соревновании с другими поместьями и в отношении к
высшим образцам организации поместий и усадеб в других странах мира
и во всемирной истории. Именно тогда помещик становится
организатором и исполнителем задачи – добиваться процветания
определенной для жизни земли.
При такой установке должно произойти кардинальное изменение вида
использования земли. Для приближенных к железным дорогам
межселенных территорий проектно устанавливается в качестве главной
обязанности не столько товарное сельскохозяйственное производство,
сколько пространство воспитания и роста личности человека и семьи как
субъекта собственности (владения, распоряжения) и устроителя жизни
на доверенном ему страной конкретном участке страны.
Производственные кооперации любого типа – промышленного,
сельскохозяйственного, научно-технического, культуротворческого
являются по отношению к системе таких поместий (дворов, поместий,
имений, усадеб или дворянских усадеб) структурой других уровней,
которая во многом должна привязываться к новой поселенческой
системе как базовой. Подобно тому, как сегодня послойно
привязываются уровни геоинформационных систем к базовому
земельному кадастру. Именно поместная система, а не традиционное
крупное индустриальное производство, должны выступать здесь
градообразующими и ведущими.
С точки зрения градостроительства такая задача решается совершенно
определенным образом – во времени происходит последовательное
наращивание пригородной зоны, прежде всего, по лучам железных и
автомобильных дорог. Грамотный градостроитель знает, что даже в
густонаселённых территориях России (например, в московской
агломерации) существует огромное количество неиспользуемой
свободной земли – фактически, брошенной. Что уж говорить в целом
про необъятные просторы страны?
Далее происходит перетекание городов, их пригородных зон, друг в
друга. Образуются ожерелья поселений разного типа – традиционных
городов с плотной застройкой, общегородской инженерной
инфраструктурой и центробежной транспортной сетью, образующей
коммуникационную матрицу расселения поместного, усадебного, но
базирующегося на этих транспортных и поселенческих
инфраструктурах.
При грамотной организации расселения каждый желающий гражданин
России или готовый стать гражданином России иностранец имеет
возможность получить большое количество земли и построить на ней
хороший семейный дом или несколько домов. В случае правильных
градостроительных (по сути – технических) решений в России нет
никаких препятствий для того, чтобы каждый человек стал владельцем
своего собственного поместья.
В данный момент у России есть уникальная возможность сделать ставку
на государственно организуемый и направляемый процесс образования
на добровольной основе нового сословия собственников земли и домов,
владельцев современных поместий – сословия помещиков.
Россия может снова стать страной служилых дворян, прикрепленных к
земле: права на землю, двор или поместье закрепляются за гражданином,
он платит налоги – вмененные, либо пропорциональные, на трудовую
деятельность с учетом природной ренты. При этом модель отношений
собственности и налогообложения должна допускать в случае
реализации программ развития и эффективного благоустройства на
данной земле свободу собственности от налогообложения и даже
инвестиционное участие государства или местного сообщества.
И тогда скрепой государства станут права гражданской (частной и
семейной) собственности на землю и вытекающие из этих прав
обязательства службы по благоустройству данного поместья и
организации эффективного налогооблагаемого труда вокруг него.
Внутри данного порядка будет и должна происходить дифференциация
земельной собственности для жилья, для службы, иного владения, будут
возникать очевидные различия между урбанизированным расселением в
небольших усадьбах и организацией более масштабных поместных
земель, но принцип собственности на землю для лица, семьи, рода
станет основой.
Только тогда по сути возникнет новая конструкция гражданского
общества, которое может быть инициировано к формированию силами
наличного государства и в рамках действующей конституции. Целевая
настройка стратегии страны пойдёт на развитие граждан, их сознания, в
пользовании всеми культурными ресурсами мира и природными
ресурсами России, на развитие нового гражданского общества, участие
государства в этой миссии с последующей совместной эволюцией
нового общества и государства.
Несравнимо более чётким станет понятие того, что именно надо будет
развивать и защищать в нашей стране.
Национальная оборона и военная безопасность на основе уже
имеющегося абсолютного ядерного оружия, научно-техническое
обеспечение производства военной техники – становятся обязательным
компонентом при определении объемов и направленности НИР на
столетие вперед. Новая военная доктрина абсолютного обеспечения
безопасности развития и сохранения территории становится
необходимым условием надежности, устойчивости, историчности
родового недвижимого достояния каждого гражданина России.
Мы создадим и новую экономику, превратив страну в большую стройку,
создав в качестве основной и странообразующей российской индустрии
домостроительную отрасль, организовав стимулирование жилищного
строительство за счет налоговых льгот и развития механизмов
привлечения дополнительного финансирования, за счёт кардинального
снижения стоимости строительства, и заставив коммерческие фирмы и
банки вкладывать деньги не в спекуляции только и торговлю, а в самый
реальный и необходимый каждому сектор экономики.
Если постараемся – то это и будет российская “национальная идея” на
ближайшие двадцать - тридцать лет: каждой молодой семье, если она
пожелает, свой собственный дом с полным инфраструктурным
обеспечением мирового качества жизни.
Раньше такая возможность в массовом порядке возникала, как правило,
помимо государственной воли, естественным образом и, прежде всего, в
отношении к аграрному хозяйству. Как, к примеру, писал в 1912 году
полковник Генерального штаба Русской императорской армии А.Е.
Вандам (Едрихин) про заселение казаками Приамурья: “Теплый климат
и безграничные пространства плодородной земли давали каждому
желавшему возможность сделаться помещиком”(2). Также раньше, в
прошлые века, расселение строилось на базе колонизации и освоение
новых земель Сибири и Дальнего Востока – например, знаменитое
столыпинская переселенческая программа.
Теперь же, в грядущем веке необходимо соединить массовое народное
движение и концентрированную государственную волю на освоении и
реколонизации, вторичной колонизации уже формально занятых и
частично обжитых земель. А в основу поставить не только и не столько
аграрный труд, сколько все рациональные виды деятельности на данной
территории.
В начале 21 века уже государство совместно с обществом должно
сознательно и целенаправленно организовать возможности каждому
желающему и способному сделаться помещиком.
Государство в 21 веке больше не может являться способом подавления
одним классом другого или формой урегулирования отношений
олигархических кланов и ликвидатором последствий разнузданного
6
“бизнеса”. В грядущем веке государство в России должно быть
ориентировано на обеспечение достоинства собственных граждан и
потому выступать организатором территориального и
градостроительного развития и воспроизводства.
Подобная технологическая и экономическая возможность заставляет
коренным образом пересмотреть существующее представление о
неотчуждаемых фундаментальных правах каждого живущего в России.
Если мы хотим развиваться как страна с тысячелетней
государственностью, то должны добиться и ввести в систему подобных
прав своего рода “права на оседлость” в виде права каждого гражданина
Российской Федерации на поместье и дом.
Именно через оформление подобного нового права жизни в России в 21
веке должно быть конкретизировано понятие Российской Федерации как
“социального государства, политика которого направлена на создание
условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие
человека” (статья 7 Конституции Российской Федерации).
В состав условий, которые обеспечивают “достойную жизнь и свободное
развитие человека”, а также в состав и понятие самой достойной жизни
должно войти право на поместье и дом. Тогда у государства, у общества
и каждой семьи появится единый предмет целенаправленной работы и
заботы.
Это также должно выступить конкретизацией и содержательным
наполнением статьи 40 Конституции Российской Федерации.
Напомним содержание данной статьи.
“1. Каждый имеет право на жилище. Никто не может быть произвольно
лишен жилища.
2. Органы государственной власти и органы местного самоуправления
поощряют жилищное строительство, создают условия для
осуществления права на жилище.
3. Малоимущим, иным указанным в законе гражданам, нуждающимся в
жилище, оно предоставляется бесплатно или за доступную плату из
государственных, муниципальных и других жилищных фондов в
соответствии с установленными законом нормами”.
В настоящее время данная статья является чрезвычайно расплывчатой и
неопределённой, поскольку не отвечает на вопрос о том, о каком именно
жилище идёт речь.
Более того, неясно, входит ли в понятие жилища не только некие стены,
но вся необходимая для современной городской жизни система
инженерного обеспечения – знаменитое ЖКХ (жилищно-коммунальное
хозяйство)? Или это “жилище” может стоять в чистом поле и не быть
подключено к электричеству, газу, водопроводу, канализации и т.п.?
Все эти вопросы также важны и для того, чтобы наполнить реальным
смыслом и другое фундаментальное понятие конституции – о
достоинстве личности.
Согласно статье 21 Конституции Российской Федерации “1.
Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть
основанием для его умаления”.
Да, но в чём конкретно должно состоять неумаление достоинства
личности? И в чём должны быть непосредственные условия, наличие
которых минимально необходимо для обеспечения достоинства
личности каждого человека и позволяет действительно декларируемое
конституционное достоинство блюсти на практике?
Можно это сформулировать и по-другому. Какой всеобщий статус
определяется в стране как достойный для личности? В чём материальнодостоверном личность в стране может получать необходимые
социально-хозяйственные обстоятельства для охраны её достоинства со
стороны государства?
Не начинается ли общество там, где достоинство личности реализуется в
предельно конкретных и натуральных показателях?
Мы убеждены, что сегодня у России есть уникальная возможность через
поместья и усадьбы, через развитие нового градостроительства
необычайно конкретизировать и наполнить декларативные ныне статьи
конституции.
Более того, данное право напрямую связано с вопросом о политической
судьбе страны.
Когда ставится задача дать возможность каждому желающему иметь
собственное поместье, то речь при этом не идёт о продвижении и
культивировании принципов эгоизма и индивидуализма, поскольку
достижения “достоинства личности” и достижение “права на жилище”
возможны только сообща, совместными и напряжёнными усилиями всей
страны. Ведь только в этом случае мы в состоянии на практике
обеспечить каждому желающему не абстрактные право и достоинство, а
поместье и дом.
Также важно, что это практическое право “на осёдлость” реализуется в
задаче семьи совместно с другими семьями и государством не занимать
территорию, а создавать поместье и дом, и, таким образом, напрямую
связано с обязанностью благоустраивать данное место как исполнение
общественного долга и назначения каждого “помещика”.
Наконец, в праве на поместье и дом реализуется и религиозная задача
каждого без исключения человека, которая по мысли Святейшего
Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II состоит в том, чтобы
“возделывать мир” и “преобразить космос”, чтобы “увидев путь к
спасению”, “нащупав этот путь … вступить на него с желанием дойти до
Бога и с надеждой, что лежащая вокруг меня частица мира будет
приближена к Нему, исцелена, преображена и спасена”(3).
Так его Святейшество пишет в статье “Бог. Человек. Мир”.
Поэтому поместье и дом и должны стать основой такой “лежащей
вокруг меня частицы мира”.
Это не значит, что эта “частица мира” включает в себя только поместье и
дом, только на земле и в образе жилого пространства. Но для России в
21 веке это значит, что в состав этой “частицы мира” непременно
должен входить пространство ежедневной жизни каждого из нас.
Невозможно сегодня представить мир без основы в пространстве жизни
каждой личности.
Грех – в том, что мы загубили техносферу и допустили
деиндустриализацию. То есть мы как минимум не сберегли тот образ,
который был. Ещё большим грехом станет непринятие ответственности
за преображение пространства страны.
Когда сегодня разухабистые “экологи” верещат о том, что, мол, в стране
стало чище, то они в угоду посторонним жизни интересам отказываются
от ответственности за страну. А это и есть фактическая ложь и
преступление против человечества и Господа Бога.
Отказ от развития и есть сегодня главный грех.
И путь в никуда для каждого из нас и для страны в целом.
Если мы решим вернуться на путь развития и создадим принципиально
новую сферу градостроительства в России, то мы окажемся в состоянии
в ближайшие два десятилетия построить поместье и дом для каждого.
В стране при правильно организованном градостроительстве уже в
ближайшие годы возможно вводить до 200 -300 тысяч усадебных домов
и поместий, а через пять – сеть лет – по миллиону поместий в год.
И выход на уровень миллиона усадеб и домов к 2010 году является
зримой и ясной задачей национального подъёма всех сторон жизни и
деятельности России и страны в целом.
См. статьи А. Кривова и Ю. Крупнова “Поместная урбанизация”,
“Странообразующая отрасль”, “Космический прорыв на Земле”, “Дом”,
“Деревянная Россия” и др. по проблемам градостроительства. Статьи
опубликованы на www.kroupnov.ru/5/main.shtml или
http://www.pereplet.ru/krupnov/
2
Вандам А.Е. (Едрихин А.Е.) “Наше положение” - в книге Вандам А.Е. (в
книге опечатка и инициалы даны Е.А.) “Геополитика и геостратегия”, Жуковский – Москва, 2002, с. 69.
3
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Бог. Человек.
Мир. - В сборнике “Православие и экология”, М., 1997 г., стр. 5 – 8.
Впервые опубликовано в “Экологическом вестнике”, 1990, октябрь.
1
Градостроительные тупики
Авторы: Александр Кривов, Юрий Крупнов,
Дата: 14.01.2004
Самым страшным врагом любого большого и серьёзного дела являются
удобные, быстрые и увлекательные решения, которые, к сожалению,
легко соблазняют управленца и заводят дело, фирму, систему, страну и
мир в тупик.
Тупики, как правило, тесно связаны либо с инерцией – готовностью
ничего принципиально не менять, плыть по течению, либо с
упрощением и примитивизмом, то есть судорожными попытками найти
панацею и решить фундаментальные проблемы одним махом.
Также важно отметить, что тупиков обычно бывает сразу несколько. И
каждый из них удачно дополняет другой, а вместе они образуют
нерушимую монолитную систему того, что все изо дня в день делают и
вынуждены делать, и что систематично разрушает и уничтожает
культуру, государственность и жизнь.
Следует откровенно сказать, что в наши дни буквально все инерционные
решения и действия в сфере определения жизнедеятельности и
жизнеобеспечения населения, организации расселения и
градостроительства направлены против предлагаемой нами
альтернативной системы поместно-усадебного расселения и
градоразвития, против поместной урбанизации в целом (1).
Поэтому необходимо, прежде всего, обозначить существующие тупики и
стоящие за ними удобные и чрезвычайно вредные для страны и почти
каждого из нас инерционные решения.
Но разобраться в отдельных тупиках недостаточно.
За отдельными тупиками лежит общий кризис и цивилизационный
тупик.
И он уже требует не только анализа и критики, но и появления
общественного субъекта, который окажется в состоянии увидеть,
принять и реализовать системные решения.
В отношении к тупикам, способам их избегания и преодоления и лежит
сегодня область самоопределения страны и каждого из нас.
Либо мы будем по отдельности подстраиваться к заявляемым
неизменными и подводимыми под стабилизацию существующими
эмпириями российского жизнеустройства. Либо мы как страна,
окажемся способными найти и реализовать историческое решение,
7
которое позволит нам культурно-государственным образом решать и
общие, и частные проблемы.
Железобетонный тупик
Из года в год, изо дня в день мы возводим и возводим панельное жильё,
в котором плохо и невообразимо дорого жить. В народе давно уже
окрестили типичные районы многоэтажной застройки
“бетонноблочными джунглями” и “мешками”.
Этими только по видимости дешёвыми, но скорыми на сборку
многоэтажными коробками, которые на деле антиэкологичны и
антиэкономичны, мы непрерывно воспроизводим железобетонный или
панельный тупик.
Откуда взялся этот тупик?
Из уверенности в нашем праве бесконечно продолжать изначально
короткий по задачам цикл, интервал, в течение которого делалась ставка
на многоэтажное панельное строительство из сборного железобетона. В
50-е годы Европа, восстанавливающая себя после войны, стала
использовать сборный железобетон (в США и Канаде – сборные
деревянные конструкции)
в качестве технологии, наиболее подходящей для почти мгновенного (а у
всех был на слуху опыт строительства сухогрузов типа “Либерти”,
собираемых меньше чем за 20 дней) обеспечения жилищем массы
нуждающихся в этом людей, и был выбран этот высокоиндустриальный
метод. Пусть в очень скромной архитектурной интерпретации, которую
и признавали временной, хотя, не будем забывать, появились высокие
градостроительные достижения типа застройки Гавра во Франции
архитектором Огюстом Перре. Именно опыт Франции был принят за
основу при создании системы массового индустриального домостроения
в СССР в середине 50-х годов. Но во Франции, как и в других
европейских странах, этот период существовал сравнительно недолго, у
нас же он остается чуть ли не единственным надежным методом
строительства квартир массового количества и уровня.
Именно железобетон оказался наиболее подходящим и выгодным для
массового поточного индустриального строительства материалом. Под
задачу его производства в огромном количестве созданы мощности,
которые теперь, в свою очередь, заинтересованы в воспроизводстве
самих себя и, следовательно, в том, чтобы панельный железобетон
оставался самой массовой технологией.
В результате Россия – единственная страна в мире, упорно
продолжающая строить многоэтажные железобетонные дома-коробки и
в которой большая часть населения проживает именно в таких домах.
При том что никто в мире давно уже не желает в железобетоне жить и в
странах, прошедших цикл панельного домостроения, уже завершается
его планомерный снос. Показательным здесь является подрыв и полный
снос в апреле 2003 года крупнейшего жилого комплекса Европы,
расположенного в Линце (Австрия) и состоящего из 20-этажных
железобетонных жилых зданий.
Каким образом мы загнали себя в этот тупик?
Тупик является прямым следствием того, что страна перестала
развиваться и органическая смена градостроительных укладов и
строительных технологий была заменена хаотическим конгломератом
подрядных строительных способов сдачи объектов и импортом
иностранных зданий отверточной, так скажем, сборки на местах.
Что такое железобетонные панельные многоэтажные дома, которые на
сегодняшний день прочно составляют более половины уже имеющегося
и значительную часть вновь строящегося жилищного фонда?
Прежде всего – это непрерывность вредного воздействия в жилье
железобетонных ограждающих конструкций на человека, сходное, к
примеру, с никак не оговариваемым неблагоприятным воздействием на
человека нейлоновых рубашек и других избыточно искусственных
вещей и объектов среды.
Причины отрицательного влияния железобетона (армированного
металлическими сетками или стержнями бетона) и сопутствующих ему
условий жизни на здоровье человека такие: экранирование арматурой
или элементами состава бетона электромагнитных полей, жизненно
важных для нормального человеческого существования, в результате
чего излучения электроприборов не пропускаются наружу, в
помещениях возникают вихревые токи неблагоприятного для человека
свойства, а человек, напротив, не улавливает излучений окружающей
среды. Кстати, это сказывается отрицательно, прежде всего, на детях.
Это также и отсутствие приточной вентиляции в квартирах, что
особенно неприятно в квартирах верхних этажей зданий повышенной
этажности, резкие скачки давления внутри жилых помещений при смене
направлений ветра, инфильтрация вредностей с нижележащих этажей,
низкая звукоизоляция. Кроме того, стремление ставить здания
повышенной этажности ближе к перекресткам, магистралям, площадям,
приводит к дополнительному воздействию шума, света, загазованности
воздуха, что в меньшей степени проявляется внутри микрорайонов, но
там, в свою очередь, возникают проблемы больших ничейных
неухоженных пространств с рядами самостийных блоков гаражей и
дорожками, до предела забитыми автомобилями.
Человеку вредны не только стержни и сетки арматуры железобетона.
Сильно влияют на его здоровье и состояние любые металлические
конструкции, так как искажают естественный магнитный фон и
космическое излучение.
Многие исследователи указывают на то, что железобетон “давит” на
человека, в результате чего в таких сооружениях люди быстрее устают.
Причин этому несколько: наличие в цементе усваиваемых в процессе его
обжига ядовитых веществ, а также использование в качестве
заполнителей тяжелых бетонов горных пород с повышенным уровнем
радиации. Причём это касается не только железобетона. И без арматуры
застывший бетон на портландцементе получается чрезвычайно плотным
и исключительно тяжелым материалом (особенно, когда в качестве
заполнителя используется тяжелый гранитный щебень или лавовые
породы), что приводит к тому, что он, как говорится, “не дышит”.
Железобетонные ландшафты оказываются эстетически и символически
вредными. И это подтверждает не только визуальная экология, наука,
возникшая в 80-х годах прошлого века, но и многочисленные замечания
чутких к красоте и безобразию окружающего мира людей. Они не
радуют глаз и ежесекундно проповедуют культ мертвящего
индустриализма и обезличенной техносферы.
Знаменитый французский философ Жан Бодрияр в книге
“Символический обмен и смерть” ещё за несколько лет до 11 сентября
2001 года так описывал символический смысл двух бывших башен
Всемирного торгового центра (World Trade Center) в Нью-Йорке:
“Здания Рокфеллеровского центра еще отражались друг в друге своими
фасадами из стекла и бетона, включаясь в бесконечную зеркальную игру
города. Эти же башни слепы и не имеют фасадов. Здесь устранена всякая
референциальность жилища, фасада как лица, интерьера и экстерьера,
заметная еще в здании Чейз Манхэттен Бэнк или же в самых смелых
зеркальных небоскребах 60-х годов. Вместе с риторикой вертикальности
исчезает и риторика зеркала. Остается только серия, замкнутая на цифре
2, как будто архитектура, как и вся система, выводится теперь из
неизменного генетического кода, из раз навсегда установленной модели”
(2).
И те, кто выбрал именно эти башни для тарана захваченными боингами
– не имели ли они в виду уничтожения именно символов
технологического могущества и одновременно безликости, предельного
символа конца века?
Железобетон оказывается сегодня системно античеловечным,
направленным против человека, несоразмерным и безразличным к
человеку - неантропоморфным. А мы строим и строим мертвенные
бетонные коробки не для бизнеса и офисов – а в качестве собственного
жилья и места собственного обитания.
Ну, а тем, кому всякие там “тонкости” типа здоровья и красоты не
кажутся убедительными, следует знать, что железобетонные
многоэтажные дома для массового жилья являются антиэкономичными.
И подобная антиэкономичность является закономерной.
Во-первых, как мы уже писали, панельные дома исходно рассчитаны на
копеечные по цене тепло, электричество, воду. Наружные ограждающие
панели по условиям теплопередачи рассчитывались, исходя из очень
низкой цены на централизованно подаваемые теплоносители. Отсюда
низкие теплотехнические показатели наружных стен, потери в сетях
тепло- и водоснабжения, большое лифтовое хозяйство за счет средней
этажности городских домов в девять и более этажей.
Во-вторых, железобетонные дома очень чувствительны к соблюдению
сроков капитального ремонта и при его задержках быстро
изнашиваются. Именно поэтому мы уже вошли за последние два года в
полосу стремительно нарастающего износа жилищного фонда, который
уже в течение ближайших десяти лет может привести к выбытию целых
районов.
Но, в-третьих, и главное, дело не только в самих домах и квартирах.
Железобетонные многоэтажные кварталы требуют централизованной
инженерной инфраструктуры – то есть того, что мы сегодня именуем
жилищно-коммунальным хозяйством (ЖКХ). Эксплуатация и
поддержание в рабочем состоянии всего этого инженерного комплекса и
задаёт исходно высокозатратную экономику жизнеобеспечения.
Тупиковость продолжения полувековой давности новизны курса на
панельное и железобетонное строительство в наши дни почти не
обсуждается. И так упали объёмы работ и темпы строительства – чего же
их ещё, мол, осуждать и обсуждать. Спасибо хоть, что
домостроительные комбинаты ещё как-то работу дают и отдельные дома
строят. А под программы ипотеки или переселения их ветхого и
аварийного фонда – вообще только так и надо строить! – говорят
многие, находящиеся в управлении строительным комплексом
Если и приводятся недостатки, то они, как правило, сводятся к
вторичным вещам: плохому тепловому балансу наружных стен (дома,
как говорится, “холодные”), сильной слышимости, плохой изоляции,
унылому внешнему виду, ограничениям по планировке и
перепланировке и т.п.
Нередко желание продать построенное жильё ведёт к тому, что
принципиально новым и альтернативным жильём представляются дома,
в основе которых монолитные конструкции или же кирпичные
многоэтажные дома, в качестве каркаса и перекрытий в которых
8
используется опять всё тот же железобетон. При этом нередко “по
умолчанию” предполагается, что, к примеру, монолит или монолитный
“сэндвич” (т.е. монолит, который заливается, имея в качестве
неснимаемой опалубки защитные или теплоизоляционные материалы,
например полистирол) не хуже, а даже лучше привычного панельного
железобетона. А это не так.
И людям нисколько не легче, что за этим умолчанием стоит, скорее
всего, не прямой обман, а элементарное незнание или попытка не
обострять сложившуюся ситуацию.
Известный представитель “неформальной медицины” Юрий Андреев в
книге “Три кита здоровья” пишет: “Будучи с головой погруженными во
вселенский Океан, мы жалко и глупо пытаемся тем не менее от него
отгородиться - то ли посредством синтетической одежды, изолирующей
нас от благотворного влияния природы, то ли забираясь в
железобетонные жилища, жадно слизывающие все свободные электроны
со своих обитателей, то ли облекая города в смог, намертво отделяющий
нас от ультрафиолета и в то же время убийственно разъедающий
сторожевой слой озона. Логика здесь такая: коль скоро так принято, из
этой колеи не выбраться; коль скоро пистолет уже куплен, необходимо
из него застрелиться. Да, конечно, где, к примеру, набраться леса или
кирпича при индустриальных масштабах строительства жилья в стране?
Вот и гоним железобетон…”
Да, очень точно сказано: “Гоним железобетон”. Однако в корне
неверным является суждение Ю. Андреева: “Да, конечно, где, к
примеру, набраться леса или кирпича при индустриальных масштабах
строительства жилья в стране?”.
Обратите внимание, вот этим именно суждением, которое отражает
представления не только Ю. Андреева, но и подавляющей части нашего
населения, собственно и обеспечивается эта самая “гонка” железобетона.
На деле же ситуация прямо противоположная.
Мы сегодня в стране имеем все возможности и условия для того, чтобы
именно индустриальным образом запустить совсем другую и всем
необходимую “гонку” здорового, удобного, красивого и семейнородового жилья.
И именно это сейчас и является главным для страны делом.
На место ложных альтернатив “индустриальный массовый железобетон убогий массовый самострой – штучное дорогое коттеджное
строительство для богатых” мы можем и должны поставить адекватную
национальную задачу: индустриальное строительство великолепных и
недорогих семейных домов на родовых поместьях.
Нельзя допускать некритическое воспроизведение железобетонного
домостроительства. Зачем же опять и опять строить не лучшие дома,
плодить плохой и обременительный фонд?
Принятая правительством на излёте СССР общесоюзная целевая
программа “Жилище” в качестве одного из важнейших принципов уже
провозглашала не только внедрение малоэтажной городской застройки и
развитие индивидуального жилищного строительства на собственных
усадьбах, не только отвод лучших пригородных земель под частное
жилище и формирование региональных систем расселения вдоль линий
железных дорог, но и отказ от железобетона как основного
строительного материала и поэтапный переход к разнообразию
строительных материалов (развитие легких стеновых блоков, например,
и разработке и производству принципиального новых материалов типа
вяжущих низкой водопотребности или безавтоклавных ячеистых
бетонов) и к дереву как новому основному строительному материалу.
Эта программа не была реализована. Почему? И в силу того, что был
разрушен СССР, и из-за общего обвала сферы капитальных и
долгосрочных вложений.
Не приходит ли сейчас снова нужное для этого решительного шага –
перехода от железобетона к дереву и новым материалам – время? Не
настал ли час нам самим начать выходить из этого железобетонного
тупика?
Жить далее в железобетоне, тем более вознесенном этажностью высоко
вверх, попросту нехорошо. Нехорошо для здоровья каждого и
демографического благополучия всех.
Даже одно только внимательное рассмотрение железобетонного или
панельного тупика как полностью исчерпавшего себя цикла развития
должно вынудить нас ставить вопрос о фундаментальной смене форм
жизни и пересмотре наших взглядов на ее обустройство. Для этого
необходима разработка принципиально новых критериев того, какое
жилище и какую жизнь считать “нормальными”.
Выход из этого “панельного” или “железобетонного” тупика может
заключаться только в полной смене нашего мышления и всех парадигм
организации жизни и строительства.
Дачный тупик
Массовое дачное движение является исключительно российским
феноменом и изобретением. Прямых аналогов дачам на Западе нет.
Земля зовёт… И зов этот неотвратим.
Это было ясно, как минимум, ещё лет тридцать назад, когда “коренные
москвичи” да и жители других городов-“миллионников” стали
наблюдать типичную картину: около какой-нибудь московской
окраинной шестнадцатиэтажки “лимитчики” разбивали “под окнами”
крошечные огородики и выращивали на этих сплошь заражённых
ионами тяжёлых металлов грядках редиску и лучок.
Крестьянская Россия, выброшенная революцией и индустриализацией в
многоэтажные панельные города, не пожелала сдаваться. Одновременно
и исконно городские жители всё в большей степени стали ощущать себя
приговорёнными к комфортным “клеткам” для жилья в грязно-пыльнобетонных городах.
Трагедия страны и СССР состояла в том, что дачное движение так и
осталось стихийным и лежащим вне вектора нашего стратегического
развития.
Конечно, по необходимости принимались различные постановления, в
которых как-то регулировался неудержимый дачный исход. Однако это
всё были “догоняющие” и непринципиальные решения, в которых не
было попытки всерьёз осмыслить и увидеть народную движущую силу.
А поэтому всё происходило с гигантскими затратами времени и сил,
неорганизованно, кустарно - “кое-как”.
Строились спешно, быстро и безобразно. В огромном количестве
использовались ворованные материалы и часто по крыше или забору
дачи можно было с точностью определить место работы хозяина. Дачное
“процветание” в целом и было возможно только за счёт использования
фактически ворованных, неучтённых или невыражаемых в денежной
стоимости ресурсов СССР: дешевый проезд на транспорте, материалы,
металл и пр.
Долгое время не было каких-либо проектов для застройки, а когда они
появились в конце 80-х годов, то окончательно стал ясен безысходный и
тупиковый характер дачного движения.
В народе справедливо прозвали дачные “дома” на двух-шести сотках
“скворечниками”, а после проката по советскому еще телевидению
латиноамериканских сериалов появилось и еще более ироническилюбовное - “фазенды”.
Отсюда – ущербный, неполноценный характер дачных участков и домов
в садоводствах, поселках, дачных кооперативах, сложившихся к
сегодняшнему времени.
Немногим отличается от дачного ландшафта и развернувшееся в
последние пятнадцать лет массовое пригородное строительство
индивидуальных домов.
Вплоть до 1989 года имелись строгие ограничения по размерам участка
и строений и нормативное предписание располагать их “на неудобьях”.
А в последние годы характер такого строительства почти полностью
коммерциализировался и является стихийно-неуправляемым, а потому
до сих пор не приобрел да и не мог приобрести ясного
градостроительного выражения. Дома обычно строятся как случится и
как получается в данный момент, реальных проектов нет, социальная,
инженерная, транспортная инфраструктуры складываются хаотично,
неупорядоченно, с большими издержками для застройщиков – причём не
только в момент самого строительства, но и фактически навсегда.
Большую часть новой индивидуальной застройки, претендующей на
особняковую и коттеджную, следует, к великому сожалению, также
отнести к дачной.
Сегодня мы должны признать, что дачное и большая часть
“особнякового” строительства в их существующем виде являются
неперспективными и что они всегда выступали в качестве замещения и
своего рода компенсации невозможности заводить настоящее поместье и
строить на нём собственный дом.
Но само по себе дачное движение выступало важным народным
указанием на стратегическое направление развития страны. И это
указание – сигнал или послание, которое стоит за этим указанием и
движением - должно быть сегодня принято к исполнению.
И это исполнение, если принципиально осмыслить опыт последних
десятилетий и реальные нужды страны, состоит в том, чтобы
целенаправленно и организованно строить развитие России в 21 веке на
поддержке не дачного и приусадебного, а поместно-усадебного
строительства.
Мы не настолько богаты, чтобы позволять себе и дальше растрачивать
народно-национальную энергию на плохо устроенное расселение.
Дачное движение второй половины прошлого века является великим
народным проявлением неприятия индустриальных городов как идеала
правильного российского города. Дачное движение демонстрирует волю
к преображению мегаполисов и отчаянного бегства от многоэтажной
анонимности и бесперспективности.
Однако нет ничего вреднее, чем описывать дачи – тем более дачи начала
и конце прошлого века - в качестве чуть ли не материнской породы и
рассадника русской культуры.
Так, поэтизация дач порождает такие, например, строки: “Культура в
своих основных компонентах формируется и развивается отнюдь не в
городе, а в дачных зонах обеих столиц. Мы имеем дело с
малоисследованным феноменом сугубо “дачной” культуры, из которой
вырастают действительно уже вполне самостоятельные культурные
движения от Чехова до круга “Мира искусства” и всех, кроме разве
одних футуристов, авангардистов начала нашего столетия. Любопытно
при этом, что именно разночинная молодежь с особенной остротой
9
противостоит слободскому началу, предаваясь греху эскапизма во
множестве вариаций: от "версальской" А. Бенуа до "парижской" К.
Коровина, через "петербургскую" М. Добужинского, Е. Лансере,
А.Остроумовой-Лебедевой или А. Ахматовой и до "балетной" у Л.
Бакста или А. Головина.
Мир дачи есть мир добровольного временного соседства индивидов, что
создавало призрачный мир свободы досужего общения,
самопроизвольного обмена ценностями, уже в городских зимних
условиях продолжавшего дачное сообщество, освобождая его от
неизбежной вынужденности, порождаемой фактом физического
соседства и его культурной нагрузкой.
Печальным парадоксом можно счесть факт, что именно в тот самый
момент, когда отечественная культура приобретает вполне отчетливые
признаки городской ее формы, слободская … контрреволюция
большевиков наносит ей удар, от которого та начинает оправляться
лишь в славную эпоху зрелого застоя.
Собственно городская среда все в большей степени оборачивалась
сосуществованием нового кремлевского “двора” с его обособленными от
прочих смертных “поместьями” и слободским миром
припромышленного бытия, интенсивно окрашенного вторжением
“лимитного” контингента. Однако при своей рыхлости это целое, не
успевшее еще вполне окрепнуть в застывшие формы, допустило и
продолжало допускать сложноассоциированное существование ячеек
индивидуального бытия.
Кухня отдельной квартиры заменила собой или дополнила
существующую дачу, так что этой странной паре “кухня-дача” обязано
рождением все одушевление самопостигающей “городской” культуры”
(3).
Вот так… И мы бы хотели обратить внимание на принципиальную
ограниченность подобной романтики дач и кухонь.
Комплименты местечковой реальности являются отказом от творящей,
производительной миссии граждан и государства и ведут только к
стабилизации хода дальнейшей деградации страны. А
“самопостигающяя “городская” культура” оказалась отторгнутой
самими ее носителями и переродилась в сервильность прикладной
образованности.
Интересно выглядят и указания на Антона Павловича Чехова.
Реальная искорёженная природа советского дачного движения была
раскрыта и показана в “Вишнёвом саде” задолго до революции и СССР,
хотя и за два года перед первой русской революцией. Уже тогда, в 1903
году, доктор Чехов сумел уловить и подарить нам в художественной
форме буквально медицинское описание глубинного тектонического
кризиса русской жизни, когда образовались массовые паразитарные слои
разночинских “интеллигентов” и прочих “деятелей искусства”
вперемешку с почти разложившимся дворянством.
Вот как эта, по определению самого Антона Павловича, комедия
провидчески представляет трагедию “нашей нескладной, несчастной
жизни”.
Лопахин. До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь
появились еще дачники. Все города, даже самые небольшие, окружены
теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится
до необычайности. Теперь он только чай пьет на балконе, но ведь может
случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда
ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным...
Гаев (возмущаясь). Какая чепуха!
…
Любовь Андреевна. Продан вишневый сад?
Лопахин. Продан.
Любовь Андреевна. Кто купил?
Лопахин. Я купил.
Пауза.
Любовь Андреевна угнетена; она упала бы, если бы не стояла возле
кресла и стола. Варя снимает с пояса ключи, бросает их на пол, посреди
гостиной, и уходит.
Я купил! Погодите, господа, сделайте милость, у меня в голове
помутилось, говорить не могу... (Смеется.)
… Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все
смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как
упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки
увидят тут новую жизнь... Музыка, играй!
Играет музыка. Любовь Андреевна опустилась на стул и горько плачет.
… (С укором.) Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная моя,
хорошая, не вернешь теперь. (Со слезами.) О, скорее бы все это прошло,
скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастная жизнь.
Пищик (берет его под руку, вполголоса). Она плачет. Пойдем в залу,
пусть она одна... Пойдем... (Берет его под руку и уводит в зал.)
Лопахин. Что ж такое? Музыка, играй отчетливо! Пускай всё, как я
желаю! (С иронией.) Идет новый помещик, владелец вишневого сада!
(Толкнул нечаянно столик, едва не опрокинул канделябры.) За все могу
заплатить! (Уходит с Пищиком.)
И эта сцена - не столько о сломах и стыках разных непересекающихся
времён, сколько о замещении трагедии русской жизни на тогда бодрый,
но исторически обреченный дачный прогресс.
Ведь если вдуматься, то понимаешь, что не большевики сломали это
дачное “процветание”, а та дачная пошлость привела прямиком к
февралю 1917-го, и, потом уже, к большевикам.
И вряд ли можно узреть в дачной моде даже столетней давности какоелибо торжество культуры на основе “ячеек индивидуального бытия” в
виде дач и кухонь. Иначе откуда взялась “комедия” “Вишнёвый сад”?
Иначе зачем бы в те же годы художник С.Ю. Жуковский сетовал на
малочисленность “истинно культурных и тонких людей, умеющих
ценить эту святыню, не превращающих их (памятники того времени) в
фабрики, а парки, где гулял Евгений Онегин — во дрова” (4).
В наши дни дачная эпопея имеет смысл до тех пор, пока продолжается
бесконечный кризис жилищно-коммунального хозяйства. То есть дачная
система в её массовом виде привязана к неполноценному, нередко
вредному и ненадёжному проживанию в городах.
Ни в коем случае, разумеется, нельзя запрещать или сдерживать дачное
движение. Наоборот, по-прежнему необходимы поощрение и поддержка
создания и обустройства второго (дачного) жилища как способа
повышения в существующих условиях надежности жизнеобеспечения,
способа укрепления здоровья и восстановительно-рекреационных
возможностей населения в целом.
Однако надо понимать, что эта система – “большой город – дачный
посёлок” - прямое наследие социалистического способа расселения и
градостроительства и ни в коем случае не должна рассматриваться в
качестве перспективы.
Особо важное значение имеет правильное понимание и регулирование
вторичного – поверх уже существующих деревень и посёлков – дачного
расселения. Нужно перевести этот давно идущий полустихийный
процесс из чисто дачного формата в возможность создания собственных
усадеб и поместий на уже существующих и нередко просто старинных,
хорошо обжитых местах.
Нам следует понимать простые вещи: после того, как вырубили
вишнёвые сады и понастроили на их месте дач, народилась революция,
которая руками этих же лопахиных свергла царя и уничтожила
монархию. После того, как мы уничтожим деревни и заменим их дачами,
и при этом не пожелаем создавать реальные альтернативные системы
расселения и жизни, - после этого мы выродимся в дачно-кухонных
дикарей и потеряем страну.
А тем, кто останется в живых, придётся уже рыть землянки (5).
Коммунальный тупик
Речь идёт, конечно, не о “коммуналках”, а о коммунальном или
жилищно-коммунальном хозяйстве (ЖКХ) в его современном
централизованном виде.
Число претензий к работе ЖКХ за последние несколько лет выросло
многократно, следуя за удручающей статистикой аварий, происшествий,
да и просто за общим снижением качества работы хозяйства при
одновременном программном росте стоимости его услуг. Это касается и
магистральных, и городских, и квартальных сетей, и состояния так
называемых “источников” - котлов, водозаборов, очистных сооружений
и других подобного рода объектов. Их износ в массе своей превышает
даже степень износа трубопроводного хозяйства, что делает этот
конгломерат систем в целом не только малонадежным, но и планово
подразумевающим чрезвычайные ситуации и непрерывные бесконечные
ремонтные работы в аварийных режимах.
Инженерная инфраструктура уже давно находится в цикле распада и
удерживается от разрушения только экстраординарными усилиями.
Примеры множества городов (Великого Новгорода, Томска,
Владивостока) ясно о том свидетельствуют. Степень износа инженерной
инфраструктуры жилищно-коммунального хозяйства является
недопустимо высокой и приближается к двум третям, а около 25% сетей
амортизированы полностью, т.е. фактически являются выбывшими и
требующими срочной и полной замены.
Неотвратимый рост аварий и сбоев в ЖКХ не должен никого
удивлять. Он является абсолютно закономерным и предвидимым.
Все созданные в 50-е – 80-е годы инженерные сети, являются
централизованными, т.е. рассчитанными на большие микрорайоны
многоэтажной застройки, на единую систему снабжения и утилизации и
на фактически необходимое государственное финансирование.
При этом вся система, вся эта совокупность укрупненных
централизованных коммунальных инфраструктур городов и многих
поселений была исходно ограниченной по решавшимся задачам, была
подстроена под слишком конкретные обстоятельства и условия, а
потому и ситуативной, краткоживущей, не встраивающейся в сколь
нибудь заметную историческую перспективу. Равно как и панельные
железобетонные многоэтажные жилые дома, которые эта система
обслуживала, в силу их эксплуатационной неэкономичности.
10
Так, собственно, и произошло в странах, начавших после второй
мировой войны программы массового строительства на базе
полносборного железобетона. Отслужив два-три десятилетия, эти дома
шли под снос, освобождая место для малоэтажных домов из более
экологически дружественных человеку материалов.
В нашей с вами стране изменение социально-экономических условий
жизни также выявило разительное несовпадение выполняемой функции
и параметров ее обеспечения. Вся жилищная система была создана как
социалистическая, но все условия и задачи её функционирования
одномоментно стали противоположными. Сменились и базовые
принципы градостроительства. Ныне оно стало инвестиционным, т.е.
рассчитываемым на коммерческий эффект для частного инвестора, а
доля муниципальных и государственных капитальных вложений
снизилась до незначимых величин.
Централизованные системы ЖКХ не реконструируемы в принципе.
Для этого попросту нет источника финансирования, если мы, конечно,
не желаем большую часть государственных и муниципальных бюджетов
вкладывать в непрерывное “латание дыр”, в вечный ремонт
неремонтируемого. А те громадные объемы средств, которые
обращаются в сфере ЖКХ, относятся к чисто эксплуатационным
расходам и практически не идут на развитие.
Поэтому, хотим мы того или нет, но все построенные несколько
десятилетий назад в множестве городов и поселений районы массовой
застройки панельными домами и обеспечивающие их инженерные сети,
всё равно придётся выводить из эксплуатации и заменять их другими,
новыми.
Реконструировать их невозможно, подобно тому, как невозможно в
здравом уме использовать бронетранспортер с его расходом топлива в
качестве семейного автомобиля.
Бронетранспортер тоже можно пытаться реконструировать. Снять по
возможности броню, оборудование, подрегулировать двигатель, как и
панельное здание первых поколений – утеплить, поставить счетчики,
приточную вентиляцию для предотвращения теплопотерь через
проветривание, его можно даже обстроить снаружи, как и на
бронетранспортер можно надеть сверху корпус минивэна или автобуса.
Но при любых, даже самых фантастических преобразованиях результаты
будут неизменно предсказуемыми.
Вся жилищная система осталось социалистической системой – т.е.
устроенной и работающей как нечто целое и неделимое. Именно
поэтому так трудно вычленить, приватизировать или отладить какие-то
отдельные фрагменты жизнеобеспечения, так же как невозможно,
продолжим нашу аналогию, в здравом уме заниматься починкой и
оптимизацией пушки и пары кресел (аналога наших приватизированных
квартир) при нетронутом и на глазах разрушающемся
бронетранспортёре.
Этой централизованной устаревшей и затратной инженерной и
домовой системе полностью соответствуют столь же устаревший и
затратный хозяйственный механизм и столь же устаревшая и затратная
система управления.
Инженерные сети, хозяйственно-экономический механизм и система
управления составляют тесно притертые друг к другу образования,
которые весьма и весьма сложно расчленить и как-то улучшать частями,
по отдельности. И точно так же невозможно продолжать бесконечную
эксплуатацию существующих централизованных систем, а уж тем более
строить новые аналогичные, работающие по социальным и
технологическим принципам середины прошлого века.
Но жилищно-коммунальная система является не только монолитной,
но и достаточно несамостоятельной, полностью зависящей и
“привязанной” к общему характеру российской урбанизации и
градостроительства.
Поэтому, опять же, менять централизованную “социалистическую”
ЖКХ автоматически будет означать вынужденную её замену до тех пор,
пока вся она не станет другой, даже когда отдельные виды
инфраструктур типа энергоснабжения останутся преимущественно
централизованными. Но эти действия означают одновременно и
кардинальную смену всех представлений о функционировании
городской жизни в России.
Предпринимаемые же в настоящее время действия по “реформе ЖКХ”
в лучшем случае направлены на профилактический или аварийный
ремонт существующих сетей.
При этом большая часть нововведений сводятся к тому, чтобы в
максимальной степени “сбросить” затраты на эксплуатацию ЖКХ с
государства на граждан. Логика здесь более чем проста. Раз вы,
граждане, пользуетесь услугами, являетесь их клиентами, то и платите за
них.
И в который раз мы видим тупиковые и, по большому счёту,
безответственные и даже некомпетентные попытки решить
фундаментальную и комплексную – инженерно-экономическосоциально-культурно-градостроительную – проблему частичными
финансово-организационными методами.
Самой модной идеей на сегодня является необходимость завязать
систему ЖКХ напрямую на систему энергообеспечения. Здесь обещают
организовать “прозрачность” и навести полный порядок, такой же,
говорят, как в РАО “ЕЭС”. При этом утверждается, что рационализация
затрат в ЖКХ и станет нефиктивной реформой.
Однако на самом деле, по-прежнему никто, ни руководство РАО, ни
правительство, ни тем более регионы и муниципальные органы
управления, рассуждая о ЖКХ, негласно, по умолчанию, не затрагивают
и обходят стороной технологически-организационную основу ЖКХ –
характер его инженерных инфраструктур и домостроения.
Соответственно, никто и не сможет взять на себя ответственность за
перспективы состояния комплекса ЖКХ.
На государственном же уровне из года в год речь идет о соотношении
оплаты жилищно-коммунальных услуг потребителями и бюджетами
разного уровня, о долях распределения налоговых поступлений между
бюджетами, о динамике роста тарифов для потребителей конечной
услуги и промежуточных продуктов технологических переделов, а также
о переходе от субсидирования производителей к адресному
субсидированию потребителей.
Для подчеркивания озабоченности деталями и конкретикой так
называемой “реформы ЖКХ” говорится о необходимости наращивания
конкурентности производителей, о постановке счетчиков –
поквартирных или для многоквартирного дома в целом, о
энергосберегающих мероприятиях. Кроме того, речь всегда идет о
подготовке к зиме, завозе топлива на тепло- и энергопроизводящие
объекты, о предупредительном, профилактическом ремонте сетей и
обеспечении возможностей их аварийных ремонтов и замен.
К сожалению, очень часто этой же представляемой картины и
соответственно логики придерживается и головное строительное
ведомство страны.
Более того, сам Госстрой задал такую форму представления о реформе
ЖКХ. Была вброшена в массовое сознание ошеломляющая по величине
цифра расходов на поддержание ЖКХ бюджетами разных уровней –
более сотни миллиардов рублей в год – и была выдвинута задача снизить
для бюджетов эту нагрузку. И вот в конце прошлого века Госстрой сам
взялся за то, чтобы задать показатели поэтапного роста доли оплаты
коммунальных расходов населением с выходом на стопроцентный
показатель в первые же годы нового века. Были, конечно, сказаны,
записаны, закреплены слова об энергосбережении, о необходимости
лучше и больше финансировать ремонты и замены сетей, других
объектов коммунального хозяйства.
Но собственно содержание жилищно-коммунальной реформы при
этом полностью свелось к простейшим и лежащим вне
градостроительства целевым установкам.
Во-первых, максимально увеличить долю оплаты услуг населением,
используя для этого “увеличительное стекло” его дифференциации по
нескольким категориям: нуждающиеся (до 20-25% дохода на оплату
жилищно-коммунальных услуг), по социальной норме (устанавливается
местными органами самоуправления), льготники по разным основаниям
и так далее – получают те или иные субсидии, скидки, а остальные
платят полностью.
Во-вторых, превращение жилищно-коммунального хозяйства в
частное, конкурентное, рыночное.
И то, и другое, кажется, в абстракции, справедливым и правильным.
Но по факту является явно недостаточным и не ключевым, а потому и
уводит реформаторов в частные и тупиковые направления, не позволяет
даже задумываться (не то что решать!) о реальных проблемах и не даёт
выходить на стратегический (не говоря уже о миссионном) уровень
видения проблем и методов их решения.
Что стоит за отсутствием стратегий преобразования и бесконечным
предложением реформ?
Если вычесть корыстные интересы корпораций заполучить
“коммунальные” “живые” деньги, то, очевидно, что в основе
увлечённого движения в коммунальный тупик лежит принципиальное
непонимание сферы градостроительства как материально-технической
основы ежедневного жизнеобеспечения и нормального проживания
каждого жителя страны.
Создаётся неприятное ощущение, что власти, политики, ведомства,
корпорации да и сами рядовые граждане как бы договорились о том,
чтобы обсуждать всё, что угодно, кроме самого главного вопроса: что
делать с чрезвычайно энергонеэффективными и затратными домами,
землёй под домами, трубами, водопроводами, канализацией, подъездами
и т.д. и т.п.
11
То есть, продолжая аналогию, все увлечённо обсуждают цвет новой
краски для нашего условного бронетранспортёра, а самые
революционные отважно предлагают снять с бронетранспортёра башню,
заменить дизель или ввести единую систему расчётов за солярку. Но
сказать вслух о том, что с бронетранспортёром вместо “жигулей” мы
долго не протянем, все боятся и не хотят.
Не понимая и не видя сферу градостроительства и градостроительные
проблемы страны, нельзя и поставить вопрос о стратегии модернизации
или даже глубокой трансформации сложившегося типа
градостроительства, которое и определяет смысл, тип и виды
инженерных систем жизнеобеспечения.
А без постановки такого вопроса абсолютно не учитываемым и даже
не обсуждаемым, остаётся самый серьёзный и даже страшный вопрос о
том, откуда брать средства на поддержание, воспроизводство и развитие
существующих систем ЖКХ.
Ведь централизованные системы ЖКХ являются принципиально
затратными и их попросту невозможно поддерживать не только на
средства жильцов (даже если они будут платить 120 или 250 процентов
“стоимости”), но и на средства муниципалитетов, региональных и
федерального бюджетов.
Инерционное продолжение существования и, тем более, строительства
привычного нам централизованного типа инженерно-коммунальных
инфраструктур, с каждым годом будет требовать всё больших и больших
вложений, сопоставимых с российским ВВП, т.е. с общим объёмом всех
реальных средств в стране.
Таким образом, нарастающая волна техногенных аварий и катастроф
ЖКХ по всей территории страны вследствие многолетнего оттягивания
встречных, решающих проблему действий, является
запрограммированной и неизбежной.
Сердцевина проблем ЖКХ находится не в поиске “чудесных” решений
через написание законов или бесконечную трансформацию форм
бухгалтерских расчётов и форм собственности, а в сфере
градостроительства.
Централизованные системы инженерного оборудования городских
территорий с высокой плотностью многоэтажной застройки есть
продукт градостроительства времени массового панельного
домостроения, когда технические системы создавались крупными
комплексами за счет государственных капитальных вложений. Точно так
же – крупными комплексами и на основе крупных единовременных
капвложений – предполагалось эти централизованные системы со
временем реконструировать и заменять.
Теперь же мы попали в тупик.
Просто отказаться от существующей централизованной системы не
получится. Не получится реконструировать и переделать её.
Но также не получится взять новую систему из ничего и ниоткуда,
благодаря, к примеру, той же знаменитой “невидимой руке” рынка по
Адаму Смиту.
Во-первых, сама собой смена формаций, укладов и парадигм не
происходит. А в нашем случае, и это надо специально отчеркнуть, речь
идёт о необходимости не текущих и даже не крупных, а исключительно
формационных и цивилизационных преобразований.
Во-вторых, последние три столетия мирового опыта достоверно
показывают, что рынок возможен только там, где изначально имеется
значительный избыток ресурса, который и становится своего рода
“топливом” для конкуренции нескольких рыночных субъектов.
Да, сегодня стал возможен рынок жилья, поскольку общий объём
жилищных “коробок” и “клеток” (квартиры, дома) превышает реальный
платежеспособный спрос на них. Также возможен сегодня и “рынок
электричества”, поскольку разрушение советской промышленности при
общем сохранении советской единой энергетической системы пока ещё
приводит к наличию в стране избыточных мощностей.
Избытка же инженерно-коммунальных инфраструктур не только нет,
но, прямо наоборот, имеется их растущий дефицит, следующий за их
неумолимым разрушением и износом. Избыток в ЖКХ может
образоваться только за счёт резкого, в разы и десятки раз снижения
числа пользователей устоявшимся стандартом жилищно-коммунальных
услуг. Надеемся, что все отдают себе отчёт в том, что это означает
массовый “сброс” населения из привычного “хотя бы” советского
качества ежедневной жизни.
Необходимо подчеркнуть, что бодрые указания на то, что в ЖКХ
будет наводиться порядок по образцу РАО “ЕЭС” являются
неприемлемыми и социально опасными. Даже избыточная в стране
электроэнергия оказывается сегодня негарантированным ресурсом, что
проявляется в по-прежнему продолжающихся периодических
отключениях электричества в разных уголках России. А чрезвычайно
дефицитная коммунальная система и её ресурс при наведении подобного
порядка автоматически в течение нескольких лет вытолкнет
значительную массу населения из системы пользования коммунальными
услугами и приведет к существенному и социально разрушительному
снижению качества жизни.
Получается, что и введение рынка в системе ЖКХ означает на деле не
только социальную безответственность, но и, главное, прямой отказ от
решения проблемы.
Не спасёт ЖКХ и медленное или быстрое, не имеет значения,
административное “повышение тарифов”, поскольку сегодня уже даже
дети знают, что любые повышения тарифов абсолютно не отражаются на
изменении качества услуг и уж, тем более, на модернизации неимоверно
дорогостоящих инфраструктур.
Таким образом, с ЖКХ ничего нельзя сделать ни по-социалистически,
ни по-капиталистически, ни по-административному, ни по-рыночному.
Выйти из создавшегося коммунального тупика возможно
исключительно через кардинальное преобразование и развитие
градостроительства как той техносферы, которая и определяет
соответствие социальной политики и ресурсных возможностей нашему
желанию жить в определённой системе качества.
Для этого нужен переход к принципиально новой практике
градостроительства – то есть создание нового российского
градостроительства.
Инженерно-коммунальной основой нового градостроительства
должны стать не централизованные, а локальные и автономные системы
инженерного оборудования жилища, торговых, складских и
производственных объектов. Сегодня необходимо со всей
ответственностью понять, что переход на подобные децентрализованные
системы неизбежен и неотвратим.
Либо мы начнём постепенно переходить к принципиально новому
типу расселения, прежде всего, к экономичной малоэтажной застройке,
которая при правильной организации дела не требует создания
централизованных сетей, либо мы стремительно и окончательно
потеряем даже остатки советского качества жизни, а натуральная жизнь
в многоэтажном доме с буржуйками и вёдрами на внос и вынос
приобретёт массовый характер.
Любая программа нефиктивной жилищно-коммунальной реформы
должна исходить из очевидных начальных условий.
Таковым является факт вынужденного выбытия жилищного фонда и
обслуживающих его сетей районов массовой застройки первых
поколений панельных жилых зданий, спроектированных и построенных
по СниПам до 1964 года включительно.
Если мы сумеем не пойти на поводу у инерции и определим
градостроительную и техническую политику нового строительства и
реконструкции, которая, в свою очередь, будет основываться на
разумной социальной политике, то у нас есть возможность сделать
вынужденное выбытие планируемым и используемым для целей
структурного преобразования всего жилищно-коммунального
комплекса.
Преобразование будет длиться долго, не менее 25 лет, соответственно
времени постепенного выбытия имеющегося жилищного фонда и его
инфраструктуры, календарно совпадающего с временем ввода этого
фонда четверть века назад. Так или иначе, в ближайшие два десятилетия
будет происходить замещение фонда, совершаться особый
градостроительный метаболизм – одно будет выбывать, другое
приходить ему на смену. Но метаболизм должен быть построен так,
чтобы он вел не к общему одряхлению целого, нарастанию старческих
признаков и элементов распада, но напротив, чтобы происходило
обновление и омоложение, наполнение энергиями нового и нового
развития, чтобы открылись вдруг новые перспективы, новые
возможности и новые качественные состояния.
Время развития централизованных инфраструктур жилищнокоммунального хозяйства и отвечающего им градостроительства –
прошло. Конечно, придётся еще некоторое время поддерживать их
функционирование, проводить модернизацию, реконструкцию,
реновацию. Но создавать такие системы в качестве инвестиционного
бизнеса развития недвижимости - невозможно в сколь нибудь широких
масштабах. Пришло время создания локальных и автономных систем
инженерного оборудования жилых единиц, выступающих ныне как
имущественные комплексы, включающие земельный участок (удел) и
создаваемую недвижимость – жилые и иные здания, сооружения, в том
числе технические комплексы инфраструктуры, обеспечивающие
функционирование и внешние связи объектов, находящихся в границах
данного участка, удела.
Базовой, исходной ячейкой, элементной основой нового постсоциалистического градостроительства станет локальный инженерный
комплекс, способный обеспечить функционирование одного или группы
зданий, сооружений, включаемых в общую акционированную,
12
кооперативную, либо унитарную хозяйственно-экономическую
общность (типа товарищества собственников), необходимую и
достаточную для получения инвестиционного эффекта от использования
объекта недвижимости – имущественного комплекса, в развитие
которого направляются данные инвестиции.
Цивилизационный тупик
Уже достаточно подробно описанные тупики – железобетонный,
дачный и коммунальный - однозначно свидетельствуют о том, что
сохранение и наращивание качества жизни в системе урбанизации
привычного нам типа и посредством старого градостроительства
попросту невозможно.
Можно было бы выделить и описать дополнительные очевидные
тупики, но для внимательного человека очевидно, что дело сегодня не в
количестве этих отдельных тупиков.
Вся система жизни, тип и характер городской жизни (урбанизации),
привычные индустриальные или иные уклады советского времени, все
представления о том, как справедливее, лучше и удобнее жить,
парадигмы наук и практик – всё это к началу XXI века оказалось
попросту неприспособленным для выстраивания стратегий достойной
жизни в новом веке и тысячелетии.
Ставка на безраздельный научно-технический прогресс и
культивирование, даже своего рода обожествление техносферы к
нашему времени полностью исчерпала свой ресурс и стала
оборачиваться теперь в первую очередь своей негативной стороной. Так
называемый экологический кризис и растущая череда природных и
техносферных катастроф (типа Чернобыля или выхлопных газов в
мегаполисах) достаточно хорошо описаны и не требуют особых
пояснений.
Если добавить к этому целый пучок мировых проблем – растущий
уровень загрязнений, непрерывность региональных войн с
неостановимым взаимным истреблением, беспримерное перемещение и
миграция огромных масс по всему Земному шару, растущий разрыв
между богатыми и бедными странами и социальными слоями внутри
буквально каждой страны – то общая картина оказывается совсем
безотрадной.
И сегодня, прежде чем разрабатывать и утверждать те или иные
стратегии и программы, необходимо со всей серьёзностью отнестись к
той общей ситуации, в которой мы оказались.
Если всмотреться в те вопросы, которые неустанно, изо дня в день
обсуждают политики, аналитики, экономисты или журналисты, то
складывается пёстрая и странная картина. Одни говорят о том, что
нужно больше справедливости и социализма, другие о том, что нас
спасёт только неограниченный капитализм, другие указывают на
невообразимо низкую религиозность населения, а четвёртые и пятые
указывают ещё на множество важных вещей.
И все они в значительной степени правы, однако какая-то
постмодернистская неосновательность и лёгкость всех этих текстов
говорит о том, что мало кто на самом деле верит в спасительность
предлагаемых рецептов.
Скорее всего, нам уже не помогут ни новые общественные теории
типа коммунизма или капитализма, ни самые впечатляющие научнотехнические открытия и столь вожделенный ещё совсем недавно научнотехнический прогресс, ни энергичная социальная работа.
Нам даже не помогут привычные церковные организации, если они
вместе с нами не сумеют остановиться, помолчать, вдуматься,
полномасштабно осознать и осмыслить ситуацию и с нами же вместе
начинать преобразовывать себя.
Мы оказались не в тактическом кризисе каждых десяти или пусть
даже пятидесяти лет, а в самом эпицентре классического
цивилизационно-формационного кризиса, когда справедливо и
законно усомневаются и требуют коренного пересмотра буквально все
основания и стороны привычного нам бытия.
Причём не только в отдельных регионах России или самой России, а и
повсюду в мире. Не только Россия, но и весь мир сегодня является
свидетелем необратимого старения и перерождения индустриальной и
скученно-городской цивилизации.
Никто больше не видит смысла в работе ради работы, в производстве
ради производства, в заработке ради заработка. Романтика “гигантских
кирпичных корпусов” и “дымных труб”, как традиционно описывают
индустриальный идеал, более невозможна. Совсем виртуальной стала
“та заводская проходная, что в люди вывела меня”. Всё более
невозможными для жизни становятся и соответствующие гигантским
производствам “экономические города”, т.е. формы интенсивной
общественной жизни вокруг “градообразующих” производств.
Одни и те же жалобы на молодёжь, которая не желает работать на
заводах или на земле мы слышим и от главы администрации
неустроенного района в глухой российской глубинки и от бургомистра
“благополучного” городка где-нибудь в центре Германии.
Индустриальная цивилизация ставит в основу общественного развития
и процесса цивилизации принцип усердия (собственно англ. industry) и
труда. “Как поработаешь, так и полопаешь” - вот грубое описание
коренного смысла индустриальности.
И в этой первостепенности труда и усердия для всех нормальных
людей лежит огромный положительный смысл, требующий
безусловного воспроизводства и продолжения в рамках новых форм
жизни и деятельности. Более того, именно воспроизводство трудового
принципа является критерием успешности и целесообразности любого
нового цивилизационного строительства.
Когда в современной России труд и заработок оказались полностью
разорванными, а фабрично-заводская формация труда системно
деградировала и оказалась замещенной ремесленным или попросту
неквалифицированным примитивным трудом во имя физического
выживания, то это ни в коей мере не указывает на рождение чего-то
нового, “светлого”, устойчивого и перспективного, а является лишь
безусловным свидетельством контрпродуктивного качества
большинства реформ и их негативного гуманитарного и
антицивилизационного смысла.
Именно по причине нелюбви и даже пренебрежения к индустриальной
цивилизации, неминуемо приводящих к неспособности построить
способ её воспроизводства, лежит изначальная нежизненность и
неперспективность разнообразных концептов и проектов так
называемого “постиндустриального общества”.
В самом деле, что положительного, помимо обозначения через
приставку “пост” - следования после предыдущей индустриальной
цивилизации, - предлагают авторы и сторонники постиндустриального
общества?
Причем, в этом “после” лежит не только исключительно негативный
момент символического “прекращения” и “зачеркивания”
индустриальности, но и автоматическое воспроизведение главного
порока Нового Времени и самой же этой индустриальности. Речь идет о
фундаментальном представлении истории как закономерного, почти
естественно-научного процесса, непременно развёртывающегося “по
пути прогресса”.
Именно такое видение истории как естественной и независящей от нас
силы, действующей на основании инсталлированной в историю
программы, является корнем формационно-стадиального представления
марксизма о “последовательной смене общественно-исторических
формаций” и фактически всех, даже самых ярых “антимарксистских”
теорий.
Не являются исключением и идея постиндустриального общества,
которое “закономерно”, “как результат научно-технического прогресса”
или ещё чего-нибудь такого же “объективного” “приходит на смену
предыдущему строю”.
Полностью сюда же попадает и дурацкая идеология перерастания
бандитского “первоначального накопления капитала” в “развитую
цивилизацию” и “нормальную страну”.
Особая опасность подобных законопостроений состоит в том, что сама
по себе история – одна, единична, экземплярна и предполагает
соответствующее историческое творчество и сверхусилие людей в
каждый конкретный момент. Вместо этого придумываются
разнообразные “достоверные” схемы законов, которые и должны сами
по себе, фактически вне усилия человечества, якобы привести к новой,
более высокой и развитой формации.
Этот корневой порок современного массового сознания и мышления,
за которым стоит всё та же магическая вера в возможность превращения
обезьяны в человека. Но эта магия простых логик не в силах поколебать
очевидные для огромного количества здравомыслящих людей
свидетельства современного нам автоматического не прогресса, а
регресса и деградации, равно как и отсутствие автоматического
нарождения чего-то принципиально нового.
Стремление же некоторых людей заявить о “научно-технической
революции” и “цивилизационном сдвиге” действительно имеют все
основания, - да, это так! Но следует упомянуть также о том, что научнотехническая революция стала итогом напряженнейшего труда и войн в
течение почти всего ХХ века. Уровень усилий, предпринятых
государствами и их народами стал, безусловно, энергетическим пиком в
человеческой истории. Вспомните фантастические усилия нацистской
Германии по изобретению новых видов техники, оружия и войны почти
со всем миром; Америки и Англии по развитию новой интеллектроники,
радаров, кибернетики, конвейерных массовых производств и по
созданию ядерного оружия; России – по индустриализации и
градостроительству, охватившему одну шестую суши, по созданию
13
ракетно-ядерного щита и общества поголовной грамотности. Это были
необыкновенные усилия, питавшиеся максимальными целями
выживания, войн на уничтожение, обеспечения себя ресурсами для
будущего развития и вообще самоопределения себя народами как
активными игроками на сцене грядущего мира. Холодная война
продолжила высочайшую мотивацию к сверхусилиям и научнотехнические достижения вместе с социально-экономическими
программами развития стали продуктами настойчивой работы многих
стран, окончательно распавшихся на первый, второй и третий миры, где
конкурентами стали первые два.
Первый питался в основном англо-саксонской, романской, германской
культурами и энергиями, второй – преимущественно российской.
Россия, по сути, противостояла остальному миру и добивалась в этом
весьма впечатляющих результатов. Но затраченные усилия и потери,
вкупе с культурно-цивилизационной однородностью, насаждаемой
жесткой властью, привели к усталости однообразия, к эффекту
исторической скуки. Западный образ жизни стал безудержно
притягателен не из-за художественных высот Бергмана, Апдайка, Дали,
Томаса Манна, Поля Кардена или “Биттлз”. Он стал таковым – для всех,
кто мог с ним соприкоснуться, – в силу невозможности без зевоты и
усталости смотреть и потреблять одни и те же продукты собственного,
внутреннего происхождения, даже если они и были превосходны по
качеству.
Моноголосие культуры, ее неполифоничность, сочетание жесткого
социального контроля и узкого коридора разрешенных формальных
приемов выталкивали из сфер искусства и науки в сферы диссидентства
и политики большинство творческих индивидов. Грамотные, сильные
специалисты становились инженерами, учителями, конструкторами,
врачами, постановщиками, учеными, но для этого была необходима
погруженность в свою профессию, превышающая склонность к
разнообразию и самовыражению. Так появился слой, игравший на
уничтожение советскости и социализма внутри самой страны, причем
слой, состоящий из людей, абсолютно искренних в стремлении сделать
что-то необыкновенное и важное для всего мира. Первое в этом –
уничтожить тоталитаризм. Так вот, дело в том, что эта игра происходила
на поле культуры, массовой культуры и массовой психологии людей,
живущих впечатлениями, чувствами и событиями, а не мыслями о
судьбах социальных систем.
В СССР – скучно, здесь всё одинаково, всё серо, нет рекламы и
высокой моды, нет красивых автомобилей и свободы слова, нет
супермаркетов и эротики, в общем, нет ничего, кроме работы, заводов,
институтов, общественного транспорта и малометражных квартир в
панельном доме. А на Западе всё есть и ему ничего этого для России не
жаль – берите, сколько сможете, точнее, купите.
Моноголосная цивилизация в результате не выдержала конкуренции с
многоголосной, полифоничной. Обыденное сознание требует всячины, а
Запад поставлял всякую всячину неограниченно. Многоголосие же
культуры включает в себя и такую всячину, подобно тому как общий гул
площади, да хоть у собора Святого Петра, обязательно включает в себя и
какое-нибудь сквернословие.
Социализм СССР проиграл не на полях боевых схваток, социализм
проиграл на пространствах обыденного сознания, не соглашающегося с
шорами регулируемой справедливости и социальной одномерности,
сознания, впадающего в скуку и безнадежность от беспрерывного
повторения одних и тех же, пусть и самых на слух правильных вещей.
Одномерность социального поля и невозможность приобрести
статусные роли за деньги, а не за выражения преданности, моноголосие
социалистической массовой культуры, тонус контрнапряжения и
противостояния официальной политике, вещавшей с пафосом, ставшим
смешным, и с претензией на абсолютную истинность, стали предметом
не насмешки, нет, - ненависти для многих. Главное, что и голоса в
защиту социалистической цивилизации были слишком неартистичны,
слишком плоски и заангажированы. Сравните хотя бы произведения
выдающегося логика и социолога А. Зиновьева с его обличениями
социализма тогда – ведь никто не мог путно ему ответить, возразить, – и
его славословия в пользу социализма сейчас, когда уже поздно и когда
глаза, наконец, раскрылись.
Социализм СССР проиграл на досках сознания в вербальных и
психологических ущербностях своих руководителей. Малокультурный,
но вербально неудержимый Горбачев мог в своем сознании
отождествлять говоримое с реальным и эту нерасщепленность слова и
дела выдавать за новое мышление. В результате под слова обо всем
хорошем были сданы практически все стратегические высоты
Советского Союза и руководители западных стран безудержно
пользовались этим нехитрым приемом – давать ему выговариваться до
полного забывания всего реального, а это выговоренное вдруг
оформлять в документы добровольного отказа нашей страны от своих
принципов и интересов.
Социализм СССР проиграл из-за скуки в нем жить.
Всем хотелось хоть что-нибудь новенького – нельзя же так, из
десятилетия в десятилетие всё одно и то же, одно и то же. Скучно,
товарищи! Тоска смертная! Поэтому все и наблюдали за
словоговорениями Горбачева, надоевшего уже до предела, с интересом
только к тому, как что-то реально вдруг происходит. К сожалению, эта
реальность касалась в основном внешней политики и почти всегда была
ущербна для интересов страны. Но что ни примешь, если так скучно и
ничего не происходит уже многие десятилетия.
Панельное домостроение было очень важным фактором утверждения
скуки, серости, безликости и антихудожественного примитива в
обобщенном сгустке отношения к социализму как способу жизни. Так
всегда – справедливость в форме уравнивания, подобия каждого всем,
отмерянной каждому меры доступного и возможного, кажется вдруг
невоспринимаемой. То градостроительство, - социалистическое, - в
наибольшей степени и абсолютно убедительно, зримо, выражало
социальную одномерность и эмоциональный пресс давления на психику:
будет так и только так! И “семье – квартиру” предоставят так, а не какнибудь иначе (психологически всё воспринималось именно в этом
свете). А как улучшать жилищные условия, если квартира по социальной
норме уже есть, а этого недостаточно. Как быть тогда? Так вот, люди,
неудовлетворенные своими жилищными условиями, не видящие
перспективы их улучшения в окружающем их мире, приняли самое
активное участие в опрокидывании этого мира. Недаром закон о
приватизации жилища был принят одним из первых в новой России, а
наш закон “Об основах федеральной жилищной политике” окончательно
закрепил за жилищем все признаки товара, свободно обращающегося на
рынке.
Панельное домостроение, массовые жилые кварталы, районы,
однотипные дома, квартиры, подъезды, городские пространства, стали
одним из основных факторов нагнетания скуки и синдрома полной
предсказуемости, безликости образа жизни, которые привели к слому
социализма.
Ещё раз повторим: социализм победила скука! Его победило желание
встречать, и регулярно встречать, видеть и делать что-нибудь новенькое,
небывавшее, нескучное.
Поэтому чем быстрее мы выйдем из этих панельных резерватов скуки
и примитива, чем быстрее мы займемся чем-то новым, интересным,
содержательным и дельным, тем больше будет у нас шансов на то, что
нам удастся обустроить свою жизнь так, чтобы потомки не разбирали
наши завалы, свалки и кладбища железобетонных изделий и ржавых
металлических труб, а пользовались тем, что мы в полном своем
сознании и трезвом уме сделали для себя и для них одновременно.
Новые общества и цивилизации не нарождаются автоматически и вне
воли и сверхдеятельного участия человека. Все разговоры об
эволюционности преобразований в лучшем случае могут иметь в виду
некоторые ограничения на революционность, под которой, в свою
очередь, имеется в виду быстрота и резкость изменений, обращение к
прямому насилию и т.п. Сама вожделенная “естественность”
эволюционности является прямым и незаконным переносом идеи
эволюции из биологии 19-го века и ни в коей мере не является
обещанием Господа Бога работать за человека и человечество.
Чтобы не оказаться заложником уже не работающего более общества,
формации или цивилизации и, тем более, чтобы уловить дух времени и
характер возможных преобразований, принципиально нового
направления общественного развития - необходимо кардинальное
преобразование сознания и мышления, последовательный отказ от
инерции воспроизводимых представлений и, главное, самоопределение к
новой жизни.
Способен ли мир в 21 веке порождать новые общества и цивилизации?
Как возможна организация целенаправленного общественного развития?
Возможно ли вообще общественное развитие?
Либерализм и неолиберализм пытались “выскочить” из этой
проблемы, приписав её исключительно “коммунизму”, “органически
свойственному коммунизму насилию” и призывая сделать ставку на
разнообразные “самоорганизующиеся” силы, концепт которых берет
своё начало в Новое Время от знаменитой “невидимой руки рынка”
Адама Смита.
Сегодня, в первые годы 21 века, когда мы имеем возможность анализа
более чем 20-летнего опыта форсированного применения
неолиберальных теорий и практик буквально во всех уголках мира,
необходимо со всей решительностью отказаться от неолиберальной
идеологии и переходить к новому постлиберализму как непременному
условию адекватности ответа на реальные мировые проблемы.
Постлиберализм как вопрос о значительно более ответственном и
строгом содержании и формах организации общественного развития
ликвидирует комфортность самосознания как для “эффективных
менеджеров” типа А. Чубайса, так и для рядовых солдат рыночной
самоорганизации. Нельзя же и далее оставлять в качестве критерия
эффективности государственного и регионального управления подобную
14
комфортность тех, кто по факту не способен к социальноэкономическому творчеству. Следует во что бы то ни стало
подступаться к проблеме организации общественного воспроизводства и
развития, вырабатывать в отсутствие внятной государственной позиции,
общественную позицию и коалицию.
Цивилизация имеет предельно наглядный и даже материальный
смысл, поскольку берёт своё начало в характеризующей её системе
городского и сельского расселения. Новая цивилизация и возникает
только со строительством символонесущего нового города, который
позволяет данному народу системно и наилучшим образом решать
проблемы развития и мировой истории народа.
Подлинный город является началом и колыбелью цивилизации.
Само слово цивилизация возникает как определение формы
расселения государственности и гражданской жизни. В Древнем Риме
полноправным гражданином (civis) считался только исконный
римлянин-горожанин - член одновременно и государства и города,
гражданской общины (civitatis), которого защищало гражданское или
цивильное
право (jus civile).
Цивилизационный тупик в том и состоит, что мы сегодня не знаем, как
строить и перестраивать свои города, как неубого строить правильное
расселение на собственной территории, что считать главным, а что
второстепенным, и чем, наконец, существенным наполнить собственное
российское гражданство, которое меняется при случае в один момент и
почти без сожаления.
Как известно, цивилизация нужна не вообще, а для тех, кто хочет и
способен преодолевать собственное состояние “варварства”, “дикости”,
“примитивности” или “отсталости”.
Цивилизация ценна не только сама по себе, но и как имеющееся у её
адептов сильнейшее средство осуществления при необходимости
кардинальной переорганизации сил, целенаправленной мобилизации в
целях общественного восстановления, воспроизводства и развития.
России сегодня совершенно необходимо самоопределение своего
населения по отношению к проблеме силы своей национальной
цивилизации как к практической задаче.
Российское население в своей массе сегодня не только “устало”, но и
попросту находится в невиданном с момента великой Победы в Великой
отечественной войне и Второй Мировой войне разгромленном и
разрушенном состоянии.
В массе своей люди сознательно смиряются с тем, чтобы считать
выживание ради выживания своей “национальной идеей” и именно на
это всё чаще ориентируют детей и внуков.
Всё чаше наблюдателями отмечаются пограничные явления,
невиданные в российской культуре.
“Нетрудно догадаться, что ведущую роль в “самообеспечении”
домохозяйств играет так называемая “жизнь с огорода”. Как показывает
одно из упоминаемых в работе исследований, 61% респондентов в
качестве двух наиболее важных источников дохода назвали, наряду с
зарплатой, выращивание сельскохозяйственной продукции. В Пскове,
городе, который по многим параметрам может быть сопоставлен с
Рыбинском, в 1994 г. 67% населения имели личные земельные участки
для выращивания овощей и фруктов, а также подсобные помещения для
хранения урожая (Вагин 1997: 61, 74). Результаты нашего обследования
вполне идентичны и, более того, ярко демонстрируют весомый “вклад”
огорода в обеспечение семей продуктами питания. Так, подавляющее
число опрошенных (67,3%) имели садовый участок или дом в деревне;
из них 5,3% практически полностью обеспечивали за счет участка свои
потребности в овощах, ягодах и пр. и даже могли позволить себе
продавать излишки; 34,5% - также обеспечивали себя “плодами земли”,
но уже ничего не продавая; большинство (51,7%) частично покрывали
свои потребности за счет огорода; 7,1% были вынуждены большую
часть необходимого покупать на рынке и в магазинах и, наконец, 1,3%
отметили, что покупать приходится практически все.
Как подчеркивает Р. Роуз, выращивание горожанами продуктов
питания представляет собой особенность “обществ повышенной
тревожности”…В условиях таких обществ уже само наличие земельного
участка представляет собой своего рода “страховку”, своего рода
“неприкосновенный запас”. Участок даже не всегда эксплуатируется, его
держат для того, чтобы в любой момент встретить трудности “во
всеоружии”: “У нас даже два участка. На одном дом стоит, правда
маленький, грядки там, теплица небольшая. А на другом – ничего.
Просто кусок земли в 10 соток и все. У нас работников немного, так
что на один только сил и хватает. Когда предлагали в 1991 году, я и
взял. Лишним не будет. Так, на всякий случай. Вдруг да понадобится
(Михаил, 46 лет)” (6).
Объемная картина ключевых регионов России представлена в
огромном числе работ современных социологов.
Предельно наглядными и достоверными являются работы
новосибирского социолога Юрия Плюснина, который показал
единообразный структурный характер деградации современной жизни
на таких разных регионах России как Русский Поморский Север и
Горный Алтай (7).
Повсюду в России отмечается системная децивилизация страны,
которая обозначает безусловный национальный тупик и ведёт к
вычеркиванию народов России из мировой истории.
Российское население по-прежнему стоит сегодня, как и пятнадцать
лет назад, перед проблемой самоопределения и определения
национального пути развития.
Но можно и более технологически поставить вопрос.
К примеру, ряд социологов достоверно отмечают возникновение в
русских нечерноземных деревнях на рубеже веков такого нового
явления как массового женского пьянства. Понятно, что уж если
начинают пить женщины, на которых вообще держатся остатки
сельского уклада, то дальше ждать, как говорится, нечего.
Либо российское население, особенно в лице молодежи, примет
решение на цивилизационный подъем и цивилизационное
строительство, либо “пропустит” это решение и сам вопрос, и, тем
самым, окончательно и невозвратно признает факт своего
цивилизационного поражения.
При этом возникает новое устойчивое убеждение, что “всегда есть
куда хуже”.
За таким поражением и стоят децивилизация, варваризация, системная
деградация, “латиноамериканизация”, “африканизация” и другие
разнообразные процессы утери позиции и снижения уровня, качества и
смысла жизни.
Если на рубеже 80-х-90-х гг. чрезвычайно распространены были
рассуждения по типу “хуже некуда”, из чего неявно следовало, что
“хуже не будет”, “куда же, мол, хуже”, то благодаря деятельности
российских “реформаторов” открытием мирового значения 90-х годов
стало то, что, оказывается, всегда есть куда хуже и “дна”, собственно,
нет, не существует “в природе”.
Многими журналистами и социологами отмечается устойчивый отказ
от систематических трудовых и жизненных усилий, фактическая
массовая “бомжиизация” населения.
Такая импотенция населения, безусловно, является результатом
предательства собственной страны элитой, позарившейся на
индивидуальное обогащение и допустившей массовый соблазн
населения жаждой нетрудового или внетрудового обогащения. А
население, устав от скуки уравнительного социального попечения
государства социализма, бросилось полтора десятилетия назад во все
тяжкие и ныне замерло в тревожном недоумении, в ступоре кролика
перед удавом истории.
В итоге, мы сегодня имеет “общество повышенной тревожности”,
которое, по сравнению с 80-ми годами выживает, а не живёт и занятие
которого “сельскохозяйственным” или “фабрично-заводским” трудом
часто является в чистом виде пародией на полноценный и
перспективный труд.
Прекрасно показано это, к примеру, в добротном социологическом
исследования населения типичного российского провинциального
города – Рыбинска, в том числе в сопоставлении с другими регионами
России.
Вообще понятие цивилизации исходно формировалось в качестве
инструмента организации процесса “переделывания в лучшую сторону”
“отсталых”, “диких”, “примитивных”, “варварских” народов, обществ,
социальных слоёв, отдельных людей и пр., приобщения их, каким-то
образом выпавших из приобщенности к нормам жизни высших
сословий.
Правда, парадокс современной ситуации состоит в том, что
однозначного распределения “продвинутых” и “отсталых” обществ и
народов сегодня уже нет. Те, кого еще совсем недавно запросто
именовали “отсталыми” народами сегодня выступают безусловными
маяками и лидерами человечества в сфере экологии и
жизнедеятельности, а те, кто еще и сегодня пытается узурпировать за
собой звание “развитых обществ”, “развитой цивилизации” всё чаще
демонстрирует неспособность жить в современном мире и
неперспективность своих форм жизни и деятельности.
Но это не означает, что “отсталых”, “диких”, “примитивных”,
“варварских” народов не осталось на Земле. Вовсе нет. И нам следует
сегодня честно посмотреть на самих себя и постараться не соврать
самим себе и в качестве таковых народов себя самих и увидеть.
Для России необходимо рассматривать процессы цивилизации не в
плане приобщения к мифической “высшей цивилизации” (на чем
настаивают так называемые “западники” и “либералы”) и не в плане
ностальгии по навсегда ушедшей в прошлое высокоразвитой “советской
цивилизации” (см. тут полезную книгу С.Г. Кара-Мурзы “Советская
15
цивилизация”), а в плане выдвижение самой Россией для себя высших
задач и норм жизни, под реализацию которых и надо перестраивать
существующие формы жизни и деятельности в стране.
7
см. Плюснин Ю.М. ПСИХОЛОГИЯ МАТЕРИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ
(парадоксы сельской “экономики выживания”)” philosophy.nsc.ru/PUBLICATION/PLUSNIN/1/Bm_wola.htm
Такой подход требует внутренней геополитики и колонизации с
позиции новой цивилизации существующих укладов или колонизации
заново, т.е. реколонизации.
А. Пик “Неотрадиционализм на российском Севере”, 1995г; также
была переиздана Циркумполярным Институтом Канады (Эдмонтон) в
1999 году в серии “Арктические исследования”, № 6:
NEOTRADITIONALISM IN THE RUSSIAN NORTH
Реколонизация строится на том, что предполагается освоение, даже
переосвоение уже существующего и функционирующего.
Реколонизация в отличие от колонизации требует описания процессов
своей организации не на чистом листе, на на tabula rasa,- а в материалах
уже действующих систем. В специальном методологическом языке это
формулируется так: требуются способы работы с развитием системы,
состоящей из двух - “нарисованной” поверх исходной системы и
преображающей ее.
Преодоление разрухи и африканизации может происходить только на
пути творчества новых и восстановления старых форм, которые бы
создавали не стабильность деградации, а стабильность и устойчивость
процветания на всех пространствах России.
Цивилизационная миссия состоит в том, чтобы на страну и на каждое
близкое нам место в стране посмотреть как на то, что должно стать
поместьями и домами, т.е. по подобию древних греков, нашей
российской ойкуменой (от др.-греч. “ойкос” – “дом”).
Конечно, термин “индустриальная цивилизация” является достаточно
условным. И для России индустриальность отражает не только усердие и
крупное массово-поточное производство, но и чрезвычайно упрощённый
взгляд на собственный тип цивилизации и истории.
Для нас цивилизационный тупик состоит, прежде всего, в том, что у
нас нет достоверного варианта нашего российского развития на столетие
и больше, на века, что мы пока ясно не видим продолжения исконной и
абсолютно самобытной российской цивилизации.
Фундаментальным и пока никак не используемым ресурсом для нас
являются наши российские традиции, которые задают архетип и геном
нашего исторического развития. Только делая ставку на традиции и
через сознательное культивирование традиций у нас есть некоторая
возможность преодолеть цивилизационный тупик и не вылететь во
всемирно-исторический аут.
При этом традиционализм вовсе не противостоит проектности и
программности, целенаправленной работе с будущим.
Связь будущего с прошлым достаточно детально была проработана в
концепции неотрадиционализма в 90-е годы прошлого века группой
ученых под руководством А. Пика (8).
Однако сама проблематика и термин неотрадиционализм получили
достаточно широкое распространение в конце 20-го века, в частности, в
области градостроительной деятельности и в литературоведении.
Неотрадиционализм указывает на критическую важность для любого
движения вперед определения той традиции или традиций, которые в
обязательном порядке должны быть воспроизведены и усилены. Иначе
усилия всей страны могут быть направлены не туда и без результата.
8
Более подробно см. цикл статей по градостроительному развитию
страны А. Кривова и Ю.Крупнова “Что мы настроили, как мы строимся
и как надо строиться” ( www.kroupnov.ru/5/77_1.shtml ), “Выбытие”
(http://www.kroupnov.ru/5/78_1.shtml ), а также: “Поместная
урбанизация”, “Странообразующая отрасль”, “Космический прорыв на
Земле”, “Дом”, “Вся власть - помещикам!”, “Полис”, “Импотека”,
“Деревянная Россия” и др. по проблемам градостроительства, которые
опубликованы на www.kroupnov.ru/5/main.shtml
2
Бодрияр Жан. Символический обмен и смерть - М., 2001, С. 146.
3
В. Глазычев. Слободизация страны Гардарики. – в сборинке “ Иное.
Хрестоматия нового российского самосознания”, 1995, www.russ.ru/antolog/inoe/glazych.htm/glazych.htm
4
Нащокина М.В. Неоклассические усадьбы Москвы. – в “Русская
усадьба. Сборник общества изучения русской усадьбы” - вып. 3(19) /
Иванова Л.В., Е.Г.Никулина, З.К.Покровская, и др. Науч. ред. и сост.
Л.В. Иванова. - М., Общество изучения русской усадьбы, 1997, с. 69.
Работа представлена на ресурсе www.archi.ru
5
Нешуточность курса на землянки прекрасно и подробно описывает в
своей футуристической пьесе “Друг Утят” Дм. Галковский, когда
поселяет землян в кенотафы.
“Основной формой поселения людей будущего стал “кенотаф”, сложное
понятие, не имеющее аналогов в современном языке. С одной стороны,
это нечто вроде латинской “фамилии”, семьи людей и роботов, живущих
под одной крышей. С другой, кенотаф — это латинская “вилла”,
имение, причем имение подземное.
Знатные люди — выдающиеся программисты, ученые, менеджеры,
политики, гипераниматоры — могут иметь огромные кенотафы первого
или даже нулевого класса, объединяющие по пятьдесят человек и двести
роботов. Стандартный кенотаф второго класса, в котором живут
пятьдесят процентов граждан цивилизованных стран, — это четыре-пять
человек и пять-десять роботов.
Само слово “кенотаф” взято из древнегреческого языка. Кенотаф — это
“собачий мавзолей”, ложная гробница, сооружаемая для обмана воров.
Поселения в виде кенотафов возникли прежде всего из соображений
безопасности.
Кенотафы размещаются “кустами” — поселениями, рассредоточенными
на площади в тысячи квадратных километров. Средняя глубина
размещения кенотафа — один километр. Кусты часто привязаны к
разрушенным крупным городам. В каждом кусте находятся “точки
сборки” — примерно десять постоянно меняющихся центров
управления. В них расположены больницы, интернаты, склады и
аэродромы. Рассредоточение приводит к невозможности эффективного
поражения больших масс населения. Даже прямой термоядерный удар с
заглублением приводит к гибели отдельного кенотафа или максимум
одной “точки сборки”…
1
На такого рода неотрадиционализме мы и должны строить наше
развитие в грядущем веке и тысячелетии.
Для этого мы должны с любопытством и прагматическим интересом
посмотреть на все ключевые этапы своего тысячелетнего развития, с
любовью и вниманием обозреть наше российское тысячелетнее
историческое бытие.
Мы должны вспомнить с цивилизационной точки зрения Россию как
страну тысячи городов, Гардарику, первых домонгольских веков,
изучить перенос Андреем Боголюбским столицы Руси из Киева во
Владимир, в северо-восточные леса, вспомнить градостроительную
деятельность князей Владимирско-Суздальской Руси, которые создали
расселение и страну Московию, ставшую Россией, раздвижение земель
Иваном Грозным, при котором территория России увеличилась в
тридцать раз, вспомнить подвиги императорской России Петра и
Екатерины, и неистовое освоение Северов, Сибири и Дальнего Востока
советским народом.
Вспоминая свой тысячелетний путь, мы имеем возможность увидеть
ту непрерывную Россию, которую нам и надо воспроизвести и усилить в
XXI веке.
Только так мы сумеем выйти из цивилизационного тупика.
Н.П.Космарская, Е.Б. Мезенцева. С мечтой о достатке, - в сб. “Права
женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и
массового сознания., т.1, М.: МФФ, МЦГИ, 1998
6
Великая война за жилье
Снижение строительства нового жилья накладывается на резкое
выбытие из строя имеющегося
Ситуация с жильём в стране предельно ясна.
Во-первых, его сегодня строят примерно в два раза меньше, чем строили
в последние годы СССР. Цифры неумолимы: общий ввод жилья в РФ
за 1996 —2000 гг. составил 160 млн. кв. м (примерно столько строили
в 50-е годы) против 343 млн. кв. м в РСФСР за пятилетие 1986 — 1990
гг.
При этом следует учитывать, что необходимо так или иначе повышать
площади квартир, поскольку средняя жилищная обеспеченность
на человека в РФ недопустимо низкая на мировом фоне. У нас она
составляет 19,7 кв. м общей площади, а в Норвегии она равна 74 кв. м, во
Франции — 43 кв. м, в Чехии — 28 кв. м, на Украине — 26 кв. м. И это
при том, что население в РФ вымирает почти на миллион человек в год,
старательно повышая данный показатель.
Существующий же жилой фонд является чрезвычайно проблематичным.
Даже без учета фонда панельных домов он включает 90 млн. кв. м
ветхого и аварийного жилья, объемы которого растут на 20-25 и более
млн. кв. м в год. 290 млн. кв. м требует неотложного капитального
ремонта, 250 млн. кв. м — реконструкции, около 400 млн. кв. м фонда
не благоустроено.
Панельные жилые дома составляют более половины фонда. Расчетный
срок их планового капитального ремонта — 20-25 лет. Однако реально
объемы ремонта составляют не более 0,3% от их фонда при нормативе 45%. Очевидно, что и этот фонд деградирует, теряет потребительские
16
качества, а общий износ всего массива жилого фонда превысил 50%, что
говорит о приближении к рубежу, когда основная часть жилого фонда
страны станет непригодной для ремонта. Важно понимать, что
капитальный ремонт по затратам фактически равен затратам на введение
нового жилья.
Получается, что снижение строительства жилья накладывается
на резкое выбытие из строя имеющегося жилья. Уже к 2010 году
не менее 3 млн. семей физически окажется «на улице». И эта цифра при
продлении существующей ситуации будет расти по экспоненте.
В эпицентре кризиса
Что следует из этого? Детский в своей простоте вывод: чтобы
не снижать качество проживания в ближайшие уже годы мы должны
начать строить как минимум в 3 раза больше жилья: не менее 90 млн.
кв. м. в год. А это, в свою очередь, требует троекратного увеличения
строительных мощностей и их радикальное технологическое
обновление.
Теперь добавьте к этому тот факт, что жилищно-коммунальные
инфраструктуры, без которых невозможно в этом уменьшающемся
в два-три раза жилье жить и которые стоят в несколько раз больше чем
сами дома, изношены в среднем не менее чем на 80% и практически
не обновляются — так, число аварий выросло за последние 10 лет в 5
раз. Для сносного обновления ЖКХ необходимы средства, которые, как
ни считай, составляют сотни миллиардов долларов.
Добавьте также то, что жилье строится, а ЖКХ чуть-чуть обновляется
в основном в 12 самых крупных городах страны, прежде всего,
в Москве. Остальные города не обновляются, стремительно ветшают
и обезлюживаются, не говоря уже о деревнях и посёлках. Здесь
мы вполне вписываемся в мировые тенденции — правда, не «первого»,
а «третьего» и «четвёртого» мира, где резко растёт число больших,
«пухнущих» мегаполисов с населением более 10 миллионов человек (к
2015 году по прогнозам ООН их число возрастёт в 4 раза) — и столь же
резко ухудшается качество и уровень жизни в таких городах для
основной массы их жителей. То есть мы активно участвуем
в глобальных процессах мегаполисной пауперизации
и «африканизации».
Наконец, добавьте тот факт, что привычные нам в последние 50 лет
формы жизни и расселения, выражающиеся в индустриальном скученногородском многоэтажно-бетонном общежитии, абсолютно исчерпали
себя. В развитом мире так уже никто не живёт. Мы оказались
не в тактическом кризисе десяти или пусть даже пятидесяти лет, а в
самом эпицентре классического цивилизационно-формационного
кризиса, когда справедливо и законно усомневаются и требуют
коренного пересмотра буквально все основания и стороны привычного
нам быта-бытия.
Романтика «гигантских кирпичных корпусов» и «дымных труб», как
традиционно описывают индустриальный идеал, более невозможна.
Совсем виртуальной стала «та заводская проходная, что в люди вывела
меня». Никто больше не видит смысла в работе ради работы,
в производстве ради производства, в заработке ради заработка. Всё более
невозможными для жизни становятся и соответствующие гигантским
производствам «экономические города», т.е. формы интенсивной
общественной жизни вокруг «градообразующих» производств. Одни
и те же жалобы на молодёжь, которая не желает работать на заводах или
на земле мы слышим и от главы администрации неустроенного района
в глухой российской глубинки, и от бургомистра «благополучного»
городка в Германии.
Сложившийся в XX веке и по инерции продолжающийся сегодня тип
российской урбанизации — большой город с многоэтажными
микрорайонами — устарел и бесперспективен в веке XXI-м (см.
в качестве иллюстрации статью «В мегаполисах легче заработать
не только деньги, но и болезни»).
Всё в целом это означает полный градостроительный тупик.
Где жить? Куда податься? Из умирающей деревни в пухнущие
нездоровым ростом города? Или из деградирующих городов
в необустроенные деревни? Или — за рубеж на ПМЖ?
Правительство не замечает градостроительного тупика
Что в этой чрезвычайной ситуации делает руководство страны?
Не покладая рук организует помощь крупному финансовому капиталу
разного происхождения («олигархам»). Вводит ипотеку — чтобы было
на что жить банкам. Готовится помочь страховым компаниям вслед
за автогражданкой (ОСАГО) введением обязательного страхования
жилья. Подбрасывает нуждающимся компаниям типа РАО «ЕЭС»
возможность подзаработать через «наведение порядка в ЖКХ»
с помощью «современного менеджмента» типа Российских
коммунальных систем (РКС) или создающееся бывшими менеджерами
РКС ООО «Евразийское водное партнерство» (см. «Новые Чубайсы
придут из канализации»).
Если отодвинуть далеко все байки, льющиеся по государственным СМИ
и от государственных органов власти про ипотечный, страховой
и коммунальные «раи» («создание рынка доступного жилья» и т.п.), то
очевидно, что государство сегодня занято целенаправленной
организацией «урожайных полей» для «олигархов», в которых некоторое
время будет успешно работать коммунальная продразвёрстка, т.е.
«особые экономические зоны», где можно «бабки сшибать» и население
«доить».
А что следовало бы делать государству в ситуации нашего полного
градостроительного тупика?
Три вещи.
Первое. Заново организовывать градостроительную индустрию.
Да, в новых «рыночных» формах, со всеми там частногосударственными партнёрствами и прочими причиндалами,
но индустрию, предельно материальное и реальное производство,
систему производительных сил, которые бы новыми машинами,
кадрами, заводами стройматериалов, типами застройки
и градостроительной организации в 2-3 раза увеличивали «физические»
объёмы и качество строительства на территории всей страны.
Второе. Запускать на десятилетия процессы альтернативной
урбанизации. На место многоэтажного панельного строительства со
скученной застройкой должна прийти одноэтажная или двухэтажная
Россия — т.е. принципиально новый усадебно-поместный тип
урбанизации (подробнее см. книгу А.Кривова и Ю.Крупнова «Дом
в России. Национальная идея»).
Третье. Учить жителей страны по-новому жить и обживать свои дома
и усадьбы. Сферы СМИ, образования должны создать систему
градостроительного просвещения — того, что на Западе называется
Housing Education. Здесь образцом являются фирмы типа ИКЕА,
но России нужно много таких «Икей», начиная с возможности выбирать
и собирать собственные дома и усадьбы.
Ключевой момент сегодня состоит в переходе страны к новому типу
расселения — в собственных усадьбах и малоэтажных домах.
Необходима альтернативная урбанизация как главная программа страны
и соответствующее новое градостроение как странообразующая отрасль.
Главным делом всей страны — и руководства и «простых» людей —
должно стать достижение задачи: с 2010 года каждую новую молодую
семью обеспечить собственным домом и усадьбой площадью не менее
20 соток, а с 2015 года создать условия, когда все желающие могут жить
в собственной усадьбе площадью не менее 50 соток.
Откуда деньги?
На этом моменте, у всех обычно возникает вопрос: Где большинству
населения взять деньги для постройки усадьбы и дома и переезда?
Откуда государству взять деньги на прокладывание новой
коммунальной инфраструктуры для малоэтажной по-новому сельской
страны?
Для меня ответ на этот вопрос очевиден (см., например, статью «Где
взять средства на дом для каждой семьи?»). Но сам этот вопрос, чем
чаще его мне задают, кажется всё более и более несерьезным, попросту
смешным. Ведь речь идёт не о том, покупать или нет ноющему дитя
новую мобилу, а о том, бесконечно ли выживать и деградировать,
допуская снижение качества жилья и жизни основной массы населения,
или делать ставку на развитие и на, как минимум, воспроизводство
имеющегося советского качества жизни и жилья.
Если мы соглашаемся с уже идущей деградацией, надо ещё год-другой
поразглагольствовать о том, что «средств нет». И время от времени —
для разнообразия — жалеть наше несчастное правительство, которое
с периодичность в квартал не знает куда девать лишние 18 млрд.
долларов, или мировую буржуазию, которой приходится покупать нефть
уже по 54 доллара за баррель. Иногда можно и не жалеть,
а радоваться — например, за западные фонды и банки, которым
российское правительство в обмен на низкодоходные казначейские
бумаги регулярно направляет российские доллары золотовалютного
запаса и стабфонда — например, только за одну неделю с 1 по 8 октября
2004 года золотовалютные резервы ЦБ РФ выросли на $3 млрд. до
очередного рекорда в $98,3 млрд.
Проблем с деньгами на альтернативную урбанизацию и интенсивное
градостроительство не существует. Существует проблема ума, воли,
совести и дельности руководства страны. Существует другой —
страшный и неприятный до неприличия — вопрос: способны ли мы как
страна, как народ на целевую мобилизацию по типу космического или
атомного проекта середины прошлого века, не говоря уже о выигрыше
в Великой Отечественной войне?
Нашей сегодняшней войной и прорывом в ядерный «зонтик», атомную
энергетику и космос, нашим сегодняшним новым ВПК может и должно
стать усадебное домостроение. Если, конечно, мы ещё собираемся жить.
Время возвращать долги
...В первой половине прошлого века русский народ, чтобы выжить
и остаться во Всемирной истории, принёс величайшую жертву:
уничтожил русскую деревню. И в известных словах Уинстона Черчилля
о том, что «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной
бомбой», есть не только очевидное восхищение подвигом СССР,
превращением Союза за 20 лет из сельской страны в ядерную
индустриальную державу. За этими словами и страшный факт: русская
деревня стала «инвестором» в советский атомный проект.
И вот пришло время возвращать долги.
Юрий Крупнов
17