Тереза Авильская
advertisement
Покровители всемирного дня молодежи Мадрид 2011 Мария-де- Ла Кабеза Святая Тереза Авильская Святая Роза Лимская Иоанн Креста Игнатий Лойола Исидор Батрак Франциск Ксаверий Иоанн Авильский Рафаэль Арнаис Барон Тереза Авильская ........................................................................................................... 4 Биография .................................................................................................................... 22 Реформа.................................................................................................................... 23 Мистика и сочинения ............................................................................................. 23 Произведения .......................................................................................................... 24 После смерти ........................................................................................................... 24 Критика мистического опыта ................................................................................ 24 Святая Роза Лимская ................................................................................................... 26 Материал из Википедии — свободной энциклопедии............................................ 26 Биография .................................................................................................................... 27 Святой Иоанн Креста................................................................................................... 29 Биография и творчество ............................................................................................. 46 Святой Игнатий из Лойолы........................................................................................ 48 "Что я могу сделать для Христа?" ............................................................................. 50 Нищий паломник ........................................................................................................ 51 Посланники во всем мире .......................................................................................... 51 Служить Господу и Церкви ....................................................................................... 52 "Помогать душам" ...................................................................................................... 52 Действие и послушание.............................................................................................. 53 "Любить Творца в каждом творении" ....................................................................... 53 Автопортрет святого ................................................................................................... 54 Материал из Википедии — свободной энциклопедии............................................ 55 Биография .................................................................................................................... 55 Содержание ............................................................................................................. 55 Ранние годы (1491(?)–1521) ................................................................................... 55 1521 г. Оборона Памплоны .................................................................................... 56 1521–1522 гг. Замок Лойола .................................................................................. 56 1522 г. Паломничество в Монтсеррат ................................................................... 57 1522–1523 гг. Манреса. Прозрение на Кардонере ............................................... 57 1523 г. Паломничество в Святую Землю .............................................................. 58 1526–1528 гг. Годы учения. Проблемы с инквизицией. Барселона, Алькала, Саламанка ................................................................................................................ 58 1528–1534 гг. Годы учения. Париж ....................................................................... 58 15 августа 1534 г. Обеты на Монмартре ............................................................... 59 1535–1537 гг. Венеция. Рукоположение ............................................................... 59 1537–1541. Рим. Основание Общества Иисуса (ордена иезуитов) .................... 59 1541–1556 гг. Рим ................................................................................................... 60 1622 г. Канонизация................................................................................................ 60 «Духовные упражнения»........................................................................................ 60 Любимая молитва Игнатия Лойолы ...................................................................... 61 Исидор Батрак и Мария .............................................................................................. 62 Святой Франциск Ксаверий ....................................................................................... 63 Преходящее и вечное .................................................................................................. 63 Шаги на пути к упованию на Бога ............................................................................ 64 Бог действует через грешного человека ................................................................... 65 2 Апостольские борения................................................................................................ 65 Апостол в мире и Бог в апостоле .............................................................................. 66 Святой Франциск Ксаверий ....................................................................................... 67 Ранняя жизнь ............................................................................................................... 67 Миссионерская работа................................................................................................ 67 Смерть .......................................................................................................................... 69 Наследие ...................................................................................................................... 69 Признание .................................................................................................................... 70 Биография .................................................................................................................... 71 Сочинения .................................................................................................................... 71 Иоанн Креста, св. .......................................................................................................... 72 Арнаис Барон, Рафаэль ............................................................................................... 89 Биография .................................................................................................................... 90 3 Тереза Авильская Тереза Иисуса, святая Путь ее духовного преображения начался после чтения писаний св. Иеронима. Приняла постриг в кармелитском ордене в 1535г. Однако, вскоре Тереза заболела. Казалось даже, что вынуждена будет отказаться от суровой монастырской жизни. В 1539г. здорове Терезы неожиданно поправилось. Углублялась в молитву. Имела мистические видения, что в начале оттолкнуло от нее много людей. На Пасху 1557г. имела видение мистического брака с Иисусом. Это была кульминационная точка в ее жизни. Стала реформаторшей своего ордена. Основанное ею ответвление кармелитов назвали потом «босыми». Реформа, проводимая паралельно также в мужских монастырях св.Иоанном Креста, имела многих недоброжелателей. В 1557г. Иоанн Креста был заточен в тюрьму, дело реформы было остановлено, а реформаторские монастыри предано анафеме. В 1580 папа Григорий XIII специальным документом разделил оба ответвления кармелитян, что закончило конфликт внутри ордена. Тереза умерла в 1582 году, а папа Григорий XV канонизировал ее в 1622 году. Тереза оставила много писаний. Папа Павел VI объявил Терезу учителем Церкви в 1970 году. День памяти 15 октября "Моя жизнь была тяжелее всего, что можно себе представить, потому что я не находила успокоения в Боге и не обретала счастья в миру... Я жаждала жизни, так как отдавала себе отчет в том, что не живу, но борюсь с тенью смертной... Моя душа устала, и, хотя я этого и хотела, мои прежние привычки не позволяли ей отдохнуть ни на миг..." (Автобиография 8, 2.12; 9,1). Женщина, которая так говорит о себе самой в момент безнадежной духовной усталости - это Тереза Авильская. Тогда ей было около сорока лет, и она еще не предалась Богу безраздельно, хотя уже двадцать лет была монахиней-кармелиткой. Об этом первом периоде своей монашеской жизни она пишет так: "Я провела почти двадцать лет в этом бурном море, падая и вновь поднимаясь, но поднимаясь неудачно, потому что в конце концов все время падала снова" (8,2): "это такая презренная история, что я желала бы, чтобы мои читатели ужаснулись, читая описание души, столь закоснелой и неблагодарной по отношению к Тому, Кто послал ей столько благодатных даров" (8,1). Так что же происходило в стенах Благовещенской обители в Авиле, где Тереза де Ахумада провела уже долгих двадцать лет? " 4 Я - самое слабое и презренное творение из всех людей" (7,22), - признается она, и мы можем только догадываться, какая глубокая внутренняя драма происходила в ее душе. Однако речь идет о драме, которая для нас, конечно, непривычна; нам легко представить себе плотские, в сущности, банальные искушения, падения и раскаяния, но трудно представить духовную брань - подлинное сражение, где речь идет исключительно о любви к Богу. Тереза говорит о своей "безблагодатной" жизни в то время, о "жизни разрушительной", но если бы мы стали в ней искать того, что обычно называем "тяжкими грехами", то результат поисков нас бы разочаровал. Она сама нас об этом предупреждает, когда пишет: "Душа моя была больна... я попала в сети тщеславия, однако не настолько, чтобы сознательно впасть в смертный грех, даже во время величайшей рассеянности... и действительно, если бы совесть подсказала мне, что со мной происходит нечто подобное, я бы ни в коем случае не осталась в таком состоянии" (7,14). Следовательно, в ее жизни было что-то, что даже нельзя было назвать грехом (более того, некоторые исповедники успокаивали ее, говоря ей, что ее поведение идет на благо ближнему), однако ей это представлялось настолько серьезным, что Тереза говорила о себе: "Я была как человек, который носит в себе свою погибель". Всего этого достаточно, чтобы возбудить наше любопытство, и более того - чтобы пробудить совесть, которая с такой легкостью смиряется с привычным, становясь бездеятельной и притупляясь. Чтобы понять, о какой драме идет речь, мы должны вернуться к детству Терезы. В начале XVI века, когда в 1515 году в Авиле родилась Тереза де Ахумада, Кастилия открылась миру: это было уже не просто графство и даже не просто королевство. С воцарением Карла V Кастилия стала центром империи, над которой никогда не заходило солнце. Терезе еще не исполнилось и 16 лет, когда ее маленький город Авила, прекрасный, как замок, принял королеву, приехавшую туда весной с четырехлетним Филиппом II: триста пар девушек из знатных семейств (среди которых, конечно, была и Тереза) танцевали на празднике в честь прибытия их королевских величеств. Несколько лет спустя сам Карл V (который в 1530 году получил из рук Папы в церкви св. Петрония в Болонье золотую королевскую корону) торжественно вступил в Авилу, устроив одно из тех празднеств, ради которых он был способен потратить столько денег, что на них можно было бы вооружить целое войско. В доме дона Альфонсо де Чепеда-и-Ахумада жило шесть сыновей и три дочери - их мать умерла, когда Терезе исполнилось всего двенадцать лет. Один за одним сыновья уезжали за океан, в Новый Свет, открытый Христофором Колумбом, 5 вдохновленные отчасти желанием сделать карьеру и жаждой завоеваний, отчасти миссионерским рвением. Дома остались три дочери, из которых самым порывистым характером обладала, несомненно, Тереза. В шесть лет она уже умела - в те времена! - читать самостоятельно, и ее любимой книгой был Цвет святых (Flos sanctorum), где наряду с жизнеописанием Христа были собраны героические жизнеописания некоторых святых (мучеников, отшельников и святых дев). Долгими вечерами эту книгу читали вместе в семье, но потом Тереза брала книгу сама и обсуждала ее со своим восьмилетним братом Родриго. Они начинали играть во что-то вроде духовной "игры": "Есть жизнь вечная, вечная, вечная!" - говорила Тереза. А Родриго должен был в точности повторить: "Да, Тереза, вечная, вечная, вечная!". Потом маленькая девочка неумолимо продолжала: "И есть мука вечная, вечная, вечная!". И Родриго послушно повторял: "Да, Тереза, вечная, вечная, вечная!". Оба ребенка молчали, вместе представляя себе грозную вечность - с некоторым страхом, но и не без удовольствия. Игра стала столь серьезной, что однажды ранним утром двое детей убежали из дому: они хотели отправиться в таинственную "мавританскую землю" (Испания была лишь недавно освобождена от арабского владычества), чтобы претерпеть мученичество за веру и войти в жизнь вечную, которая их так манила. Дяде, которому удалось отыскать их (когда все уже оплакивали их, как мертвых, думая, что они свалились в один из многочисленных садовых колодцев), а потом и матери, которая их горестно укоряла, Родриго плача отвечал, что он послушался Терезу, но Тереза восторженно и упрямо отвечала: "Я хочу увидеть Бога!". В своей автобиографии она потом писала с мягким юмором: "Самым большим препятствием для осуществления наших планов были наши родители". Как бы то ни было, маленькая девочка не признала себя побежденной: если они не могли стать мучениками, они по крайней мере могли жить как отшельники (вторая категория святых, им известных); и она убедила братишку построить вместе в саду что-то вроде каменных келий. Она пишет: "Мы пытались построить стены из мелких камней, которые почти сразу же осыпались". Конечно, это детское рвение может нам показаться забавным, однако когда Тереза уже обладала великим мистическим опытом, она писала, вспоминая об этих эпизодах своего раннего детства: 6 "Я с благоговейной нежностью думаю о том, что Бог сразу же, с самого начала, даровал мне то, что я потом утратила по своей вине". В сущности, это то, что мог бы сказать каждый из нас - достаточно подумать о крещении. Святая придавала большое значение этим событиям, объясняя их в выражениях несколько необычных, но очень знаменательных: "Господу было угодно, чтобы в моей душе с самого раннего детства запечатлелся путь истины" (1,4). Впрочем, в своем глубоком анализе она с предельной искренностью указывает на не вполне благие побуждения, которыми она при этом руководствовалась и которые потом имели отрицательные следствия для ее духовной жизни. Она говорит: "... Я страстно желала умереть так (то есть мученически), однако не потому, что любила Бога истинной любовью, но скорее для того, чтобы поскорее и без особого труда наслаждаться небесными благами, о которых читала в книге" (1,4). Как требовательно относилась Тереза к себе самой уже в детстве! Однако именно в этом - истоки той драмы, которая мучала ее в течение всей жизни: в те времена ее более привлекала "игра" в рай, чем любовь к Богу. И вот по мере того как Тереза вступила в расцвет отрочества, а затем - юности, она начала понимать, что, конечно, любит Бога, как любит красоту, счастье, вечность, но начала понимать также и то, что любит жизнь, свое тело, что дорожит людскими привязанностями и успехом. Она, если можно так выразиться, любила и небо и землю, не понимая хорошенько, как можно примирить то и другое. Как в шесть лет Тереза читала и перечитывала "Цвет святых", так теперь, в ранней юности, она тайком читала рыцарские романы, которые тогда наводняли Испанию и которые развлекали ее мать, прикованную недугом к постели... Тереза проводила за чтением романов "долгие часы и днем и ночью" втайне от отца, и они так овладели ее воображением, что с тем же братом Родриго она написала рыцарский роман, который ходил по рукам ее родных и двоюродных братьев. Кажется, он даже пользовался большим успехом. Тем временем она превратилась в обворожительную девушку и впоследствии в течение всей жизни очаровывала всех, кто с ней встречался. 7 О ней говорили: "Тереза подобна золотистому шелку, который хорошо сочетается с любой тканью и с любым оттенком цвета". И сама она простодушно замечала: "Господу было угодно, чтобы все любили меня, и так было всегда". Она начала следить за собой слишком тщательно для своих лет и для своего круга: "Я начала одеваться изысканно и стремилась выезжать. Я чрезвычайно заботилась о своих руках и о прическе. Пользовалась духами и всевозможными суетными ухищрениями, но, поскольку я была очень избалована, мне их вечно не хватало". В то же время в кругу двоюродных братьев и родных она стала поверенной всех маленьких любовных тайн, центром, где сходились нити всех привязанностей. Она исполняла эту роль простодушно, с врожденным благородством, но находилась тогда в самом опасном возрасте, и то, что она наблюдала и выслушивала, глубоко запечатлелось в ее сердце. Так намечалась та драма, с которой мы начали рассказ и которая заслуживала бы более глубокого психологического и богословского анализа. Здесь мы можем рассказать о ней лишь в общих чертах. С одной стороны, Тереза по-прежнему стремилась полностью посвятить свою жизнь вечным, безусловным ценностям (что, особенно в те времена, означало монашеское призвание), с другой стороны, ее притягивало в мире все прекрасное, желанное, благородное, утонченное, изысканное. Иногда мысль о монастыре, отрешении от суеты, очаровывала ее, а иногда она испытывала к ней "сильнейшее отвращение". С другой стороны, ей казалось, что брак тоже положит границы ее стремлению объять все сущее. Но она была знатной испанской девушкой, чьи братья отправлялись завоевывать Новый Свет. Так в возрасте двадцати лет Тереза решила поставить на карту все: тайком от отца, который и слышать не хотел о монашеском призвании, на заре 2 ноября 1535 года она бежала из дому в кармелитский монастырь Благовещения. Кстати сказать - поскольку тогда Тереза была еще совсем молода - она убедила одного из своих братьев сделать то же самое и одновременно с ней бежать в доминиканский монастырь. Впоследствии она писала: "Я вспоминаю, и думаю, что говорю чистую правду, что когда я оставила отцовский дом, то почувствовала такую душераздирающую боль, что мне 8 показалось, будто сильнейшей боли нельзя испытать даже при смерти: казалось, будто мне одну за одной ломали кости" (4,1). На своем прекрасном, почти непереводимом испанском языке она писала: "no creo sera mas el sentimiento cuando me muera": "не думаю, что когда я буду умирать, то испытаю сильнейшую скорбь". Итак, "собравшись с духом", она, если можно так выразиться, приняла решение в пользу Бога. Обостренное восприятие Терезой жизни в ее "вечном" измерении (жизнь - это то, что вечно) заставило ее сделать решительный и великодушный выбор, став на путь монашеской жизни, но она считала эту жизнь "чистилищем", переходным периодом, когда необходимо пострадать, чтобы потом взойти на небо, временем тягостного ожидания. По правде сказать, монастырская жизнь пришлась ей по душе, и она сразу же рьяно взялась за аскетическую работу над собой, явив великое самоотречение и добродетель, но, быть может, потому, что она взялась за дело слишком рьяно и что новая жизнь слишком отличалась от привычной, быть может, потому, что ей это стоило слишком большого психологического напряжения, это отразилось на ее здоровье. Ее постиг странный недуг, и никто не знал, как его лечить. Тереза пишет: "Все мое тело с головы до ног было одна сплошная боль". Неправильное, изматывающее лечение довершило дело: состояние Терезы ухудшилось и жизнь ее была под угрозой. Более того, несколько дней ее даже считали умершей. В конце концов она пришла в чувство, но была полностью парализована и ее мучал страх смерти. Тем, кто видел в этой болезни комплекс истерических явлений, всегда приходилось сталкиваться с единодушными свидетельствами, согласно которым Тереза была человеком уравновешенным, обаятельным, добрым, способным ободрять других, терпеливым и мягким даже тогда, когда она жестоко страдала. С другой стороны, в ее жизни и впоследствии всегда существовало это тайное противоречие: пламенная душа в хрупком теле, которое, кажется, не в состоянии выдержать внутреннего напора, но которое Тереза подчинит себе, подвергнув его суровым испытаниям (путешествиям, тяготам, заботам). Мало-помалу силы ее восстановились: она стала мудрой, зрелой монахиней, она научилась молиться: ее любили и к ней тянулись люди в монастыре и за его стенами - в особенности те, кто хотел идти путем святости. Часто даже отец Терезы приезжал к ней за духовными советами и под ее руководством достиг такой зрелости, что умер как святой. Вокруг авильской монахини вскоре сформировался круг друзей, очарованных ее мужественной мягкостью и мягкой суровостью. 9 Мы должны помнить, что она жила в то время, когда духовные проблемы интересовали даже людей, погруженных в мирские заботы и суету. О молитве и о духовной жизни тогда говорили в салонах герцогинь. Так старая проблема стала перед Терезой с новой силой. Она пишет: "У меня был очень серьезный недостаток, ставший для меня причиной многих зол, и это было вот что: как только я замечала, что кто-нибудь, кто мне приятен, любит меня, я привязывалась к нему так, что этот человек не выходил у меня из головы. Конечно, я не хотела ни в чем обидеть Бога, но я наслаждалась, видя этого человека, думая о нем и о его достоинствах, и действительно рисковала погубить душу" (37,4). Прежде чем продолжать, мы должны хорошо понять всю глубину этих переживаний: для Терезы речь шла не о тех несколько двусмысленных, болезненных отношениях, которые иногда завязывают даже духовные лица, когда они не уверены до конца в своем призвании. Отношения, о которых пишет Тереза, были подлинной, глубоко духовной дружбой (много лет спустя одной своей послушнице, спрашивавшей ее об искушениях пола, Тереза простодушно отвечала, что не знает, что это такое), однако она чувствовала себя "недостойной Бога", недостойной молиться. Желая объяснить свою драму, она, с одной стороны, говорит, что не делала ничего плохого (и в этом ее исповедники не только были согласны, но и призывали ее продолжать свое "апостольское служение"), с другой стороны, утверждает, что "обрекала себя на погибель", объясняя: "Во мне не было целостности", "я чувствовала себя нерешительно перед необходимостью целиком предаться Богу", "мне не удавалось затвориться в себе самой (чтобы молиться), не волоча за собой всей моей суетности". Короче говоря, перед лицом двух великих заповедей: заповеди любви к Богу всем сердцем и любви к ближнему, Тереза понимала, что на ее духовном пути пришло время, когда Бога нужно поставить не на первое место, но на единственное место (возлюбив Его "всем сердцем"), отказавшись от всех привязанностей, от всякой другой любви, чтобы потом получить все, даже ближнего, которого надлежит возлюбить, из Его рук. Тереза почувствовала, что к ней обращен этот призыв (призыв, который Бог обращает к человеку, когда тот действительно достиг зрелости в вере), но боялась бросить все - она еще не могла полностью поверить в то, что любовь Божья сама по себе может наполнить ее сердце. Быть может, потому, что не решалась довериться Богу? Но тут произошел случай, который помог ей решиться. 10 Однажды, возвращаясь с одной из тех духовных бесед, которые ее отныне лишь смущали и обедняли, она проходила перед образом бичуемого Христа, который случайно принесли в монастырь для праздничного богослужения. Вот рассказ Терезы: "... Как только я на Него взглянула, я ощутила такую боль, такое раскаяние из-за неблагодарности, которой я отвечала на Его любовь, что мне казалось, будто у меня разрывается сердце. Я бросилась к Его ногам, обливаясь слезами и умоляя Его даровать мне милость не оскорблять Его более". Почти в то же время Тереза встретилась с молодым священником, который, исповедуя ее, помог ей судить себя не с точки зрения зла, которое она делала или которого не делала, но с точки зрения добра, которому она могла воспрепятствовать, противодействуя изобильному излиянию благодати Божьей. Это было подобно новому рождению; Тереза говорит об этом как о начале "новой жизни". Она пережила глубокое обращение, которое трудно описать, но о котором можно было бы в самых простых словах сказать так: древнее противоречие между миром Божьим и человеческим, между вечностью и временем, между любовью к Господу и любовью к ближнему внезапно разрешилось, когда она непосредственно, живо, как будто с глаз ее упала пелена, осознала, что Христос - это одновременно наш Бог и наш ближний, вечность, вошедшая во время, друг, с Которым можно жить рядом, разговаривать, проводить время как с любым другим другом и лучше. Кроме того, она поняла, что Христос - это центр, где может и должно вновь сосредоточиться все. С тех пор она безраздельно предалась молитве, понимаемой своеобразно, как стремление следовать за Христом в тайнах Его земной жизни с максимально возможным реализмом: реализмом образов и в особенности Евхаристии. И в ее душу хлынули видения, мистические переживания, как будто действительно разорвалась та пелена, которая всегда отделяет нас от Христа, неизменно ставя перед нами искушение считать Его абстрактной идеей, чувством, образом. Тереза писала: "Мне кажется, что Иисус всегда идет рядом со мной... Я ясно чувствовала, что Он находится по правую сторону от меня и видит то, что я делаю, и я никогда достаточно было немножко сосредоточиться или не быть очень рассеянной - не могла забыть, что Он рядом со мной". Однажды Иисус сказал ей: "Отныне я не хочу, чтобы ты разговаривала с людьми", и Тереза повиновалась; не в смысле духовного немотствования (напротив, жизнь ее 11 была как никогда полна общением с людьми, разговорами, деятельностью), но в смысле глубокого, конечного безмолвия - безмолвия человека, который, чтобы он ни делал или ни говорил, отныне всегда помнит о том, что с ним случилось... "и воспоминание исполняет его молчанием" (Отшельник Лаврентий). Итак, все вновь может быть "сказано" и все вновь можно "возлюбить", но "в Иисусе". Внешне случайные обстоятельства потребовали от нее снова задуматься над своим призванием: как вы, наверное, помните, она вошла в кармелитский монастырь, как в чистилище, чтобы очиститься. Близость Христа, исполненная любви, помогла ей понять старую истину: уже на земле нужно уметь предвосхищать небо, вознаграждение сторицей, обещанное Самим Иисусом тем, кто за Ним последует. Тереза жила в монастыре, где собралось почти двести монахинь: там не было недостатка ни в практических, ни в экономических проблемах, ни в проблемах с дисциплиной (все это тоже напоминало чистилище), однако впоследствии она говорила, что многочисленные насельницы монастыря не отвлекали ее от общения с Богом, как будто она была в одиночестве. Тем не менее она прислушивалась к советам подруг, рисовавших перед ней проект создания маленького, бедного монастыря, с небольшим количеством сестер (двенадцатью, по числу апостолов), где царило бы глубокое молчание и подлинная бедность и который был бы "уголком рая". После многих превратностей Тереза основала такой монастырь, собрав туда нескольких девушек из Авилы и став им духовной матерью, и там она жила в убеждении, что нашла в своей жизни спокойную гавань, наслаждаясь тем, что наконец-то достигнут синтез между вечностью и временем, между любовью к Богу, любимому безгранично, и столь же полной и горячей любовью к тем творениям, которые Он Сам ей доверил. Тереза была безмерно счастлива, конечно, не своей собственной святостью, о которой она и не думала, но тем, что жила "с такими святыми и чистыми душами, которые желают лишь служить Господу и прославлять Его... Он доставлял нам все необходимое, хотя мы не просили об этом, а когда по Его попущению мы оставались без необходимого - что случалось довольно редко - еще сильнее была наша радость". Это первые слова книги "Оснований", в первых главах которой Тереза собирает "цветочки" кармелитской духовности, похожие на францисканские. Кажется, что все завершено, но, напротив, все только начинается. Покамест Тереза "умирает от желания умереть", то есть живет, по ее собственным словам, ликуя всякий раз, когда бьют часы, при мысли о том, что окончательная встреча со Христом еще немного приблизилась. 12 "Этот дом, - пишет наконец Тереза, - небо, если небо возможно на земле". Но отныне она целиком принадлежит Христу и готова ко всему. Иногда у нее действительно бывает предчувствие, что что-то еще не завершено. Она пишет: "... Мне часто доводилось думать о том, что Бог, преисполнив таким богатством эти души (она говорит о своих сестрах), должен был иметь какую-то великую цель". Кроме того, в ней растет желание сообщить другим то благо, которое она переживает на своем опыте. Она говорит об этом: "... мне часто казалось, что я подобна человеку, обла- дающему великим сокровищем и желающему поделиться им со всеми..." (Осн. 1,6). О том, чему суждено было случиться, мы можем заранее сказать так: до сих пор Тереза переживала как личную драму свои подчас мучительные и прекрасные взаимоотношения со Христом, ныне Христос пожелал сделать весь опыт Терезы частью живой драмы современной Церкви. Для любой испанской монахини того времени Церковь была данностью, с которой все мирно уживались: мир был христианским миром, и все находило в нем свое положенное место: и Папа, и король, и церковная, и светская культура. Хотя единство христианского мира было разрушено Лютером, Тереза об этом ничего не знала, а Испания тогда была единой страной. И вот внезапно ей открылся трагический и скорбящий образ Церкви того времени. Именно тогда, когда она основала своей первый новый кармелитский монастырь, во Франции начались религиозные войны; кардинал Лоренский, приехав на Тридентский Собор, рассказал о том, какие ужасы творятся на его родине, и вести об этом дошли до маленького монастыря из двух источников: от друзей Терезы из числа духовных лиц (некоторые из них принимали участие в работе Собора как богословы) и из окружного послания, разосланного Филиппом II по всем монастырям, где он рассказывал о происходящем и призывал к усердной молитве. Перед мысленным взором Терезы предстало невиданное зрелище: христиане, сражающиеся с другими христианами и их убивающие, подожженные и разграбленные церкви, монастыри, взятые приступом и разграбленные, надругательства над Евхаристией, ненависть и презрение к Папе и к епископам. Даже нам сегодня трудно себе представить, какими жестокостями сопровождалась религиозная рознь, почти уничтожившая христианскую Европу. 13 Тереза была слишком умна, чтобы сразу же не понять, что эти "великие беды Церкви", как она их называла, были печальным результатом всего предыдущего, которое она называла "положением чрезвычайно прискорбным": слишком много христиан были неверны своему призванию, особенно из числа тех, кто должен был бы целиком посвятить себя Христу и Церкви, и слишком многие осквернили лик Девы - Невесты Христовой. Об упадке монашеской жизни, впрочем, она знала и раньше. Она еще не оправилась от этого первого потрясения, из-за которого страдала даже физически, как ее поразила другая новость, быть может, еще более страшная. В ее монастырь явился погостить францисканский монах, который возвратился "из Индий", то есть из новых земель, открытых Колумбом. Тереза издалека с радостью и гордостью следила за их завоеванием, которое было всенародным делом и в котором принимали участие ее собственные братья. Она считала его славной, рыцарской миссией. Когда несколько лет тому назад она получила известие о том, что Родриго - товарищ ее детских предприятий, разделявший тогда ее мистические устремления, - погиб, сражаясь на Рио де ла Плата, она говорила об этом с другими монахинями в убеждении, что наконец-то у нее есть брат-мученик, "потому что он умер, защищая веру". Ее брат Антонио (тот, которого она тоже было убедила принять монашество), умер сражаясь. Но францисканец, принесший вести из Нового Света, был знаменитый о. Мальдонадо, один из самых пламенных последователей Бартоломе Лас Касаса 26: великий домениканский епископ, измученный непосильным трудом, в то время был при смерти, и о. Мальдонадо заменял его и привез в Испанию последний "Мемориал", им написанный, для мадридского двора. Совета Индий и Верховного Первосвященника. Собратья о. Мальдонадо говорили, что если ему дать волю, то он бы целый день говорил о том, что у него на сердце: и именно это произошло у решетки маленького монастыря. Перед мысленным взглядом и совестью Терезы проходили жестокие картины: новые народы не только не приобщались ко Христу, но, напротив, погибали, став дичью для бесчеловечных и жестоких испанских конквистадоров. Конечно, такими были не все. Но как должна была воспринимать Тереза слова, подобные страшным словам, которые приписывались Лас Касасу: "Я видел, как индейцы, умирая, с плачем отказывались от последнего причастия, потому что они не хотели попасть в испанский рай". Быть может, это всего лишь эффектная фраза, но, бросая испанцам обвинение, она точно отражает ситуацию. 14 "Я была так расстроена, - рассказывала впоследствии Тереза,- что ушла, обливаясь слезами...". "Дорого мне обходятся эти индейцы, - писала она в письме брату Лоренцо, еще бывшему за океаном, - ... сколько несчастий и у нас здесь, и у вас там: ... многие рассказывают мне об этом, и часто мне нечего сказать, кроме того, что мы хуже диких зверей...". Но мы не должны забывать, что Тереза была не тем человеком, который бы слушал ужасные новости, смущался, а потом... о них сплетничал, как часто случается с нами: все, что она слышала, становилось для нее предметом молитвы, разговора со Христом, толчком к принятию решения. Нам по необходимости приходится лишь в самых общих чертах рассказать о внутренней эволюции Терезы. Прежде всего в ней зародилось сознание своей собственной ответственности, свойственное святым, которые всегда осознают свою сопричастность к происходящему: "Быть может, именно я разгневала Христа своими грехами, и Он обрушил на землю столько бед". Это не ложное смирение и не жалость к самой себе, но столь глубокое осознание Церкви как единого Тела Христова, столь живое ощущение той пропасти, в которую низвергается человек, совершая зло (даже если внешне оно кажется безобидным), что душу человека преисполняет чувство его сопричастности к происходящему. В своей автобиографии Тереза писала: "Мне казалось, что я столь порочна, что все зло и все ереси мира суть следствие моих грехов" (30,8). Очень похожие выражения встречаются также у св. Екатерины Сиенской и у других мистиков. Однако Тереза не впала в уныние и отчаяние, но стала энергично действовать. Второй вывод, к которому пришла Тереза, заключался в том, что не было на земле страдания, которое можно было бы сравнить со страданием Церкви. Она сказала: "Мне кажется, непозволительно скорбеть о чем-либо ином". И мы можем только представить себе, как свободен становится человек, знающий, что он страдает только ради того, за что стоит страдать, не размениваясь на бесконечные мелочи. Третий вывод Терезы заключался в том, что она, по ее словам, должна сделать то немногое, что от нее зависит. 15 Однако это "немногое" поражает нас своей решимостью и бескомпромиссностью: Тереза дала обет Богу действовать с максимально возможным совершенством, то есть обещала в каждой ситуации выбирать то, что представится ей наиболее совершенным. Если об этом задуматься, не будучи человеком подлинно великой души, то это страшное обещание, которое может заковать душу в тяжкие цепи. И действительно, исповедники Терезы разрешили ее от этого обета и заставили ее принести его в более смягченной форме. Наконец, в силу стечения обстоятельств и по просьбе духовных властей она поняла, что должна посвятить себя не только руководству основанным ею маленьким монастырем, но наполнить всю Испанию монашескими общинами, подобными этой, и в конечном счете реформировать (некоторые говорят "воссоздать") весь Орден кармелитов. К моменту ее смерти в Испании было 16 новых женских монастырей, задуманных и созданных как маленькие общины, где тайна Церкви - Невесты, Девы и Матери нашла свое самое живое и пламенное воплощение. Об этом великом деле подробно рассказывается в ее книге "Основания". Упомянем только о том, что в силу положения Церкви того времени и некоторых превратностей, переживаемых Орденом кармелитов, а также запутанной общественной и церковной ситуации в Испании Терезе пришлось проделать огромную работу. Ей пришлось не только предпринимать длинные и изнурительные путешествия и вести переговоры об основании новых общин, но и взять на себя тяжкий труд разобраться в массе приказаний и советов, часто противоречивых, которые исходили от лиц, говоривших от имени одной и той же Церкви. В конце концов она даже попала в руки инквизиции, папский нунций назвал ее "непослушной женщиной, бродягой, нарушающей предписания Тридентского Собора", а в Риме генерал ордена слушал с раздражением обо всем, что так или иначе ее касалось. Тереза переносила все это терпеливо, разумно, не падая духом, сохраняя свое женское достоинство (до нас дошли ее сочинения, которые очень понравились бы наиболее разумным из феминисток), и прежде всего - безгранично любя Христа, сообщая всем окружающим новое понимание и переживание молитвенной тайны. До нее часто считалось, что молитва - на той ее высочайшей и глубочайшей степени, которая называется "созерцанием", - означает попытку достичь безмятежной чистоты мира Божьего, отвлекшись от земных забот. 16 Тереза учила своих монахинь тому, что созерцать - значит устремить мысленный взор на Святую Человечность Христа и, следовательно, на всю тайну этой Человечности: на славу Его Воскресения, но и на скорбные Страсти, не только на Страсти как историческое событие, но также на страсти, которые по-прежнему происходят с Телом Христовым - Церковью. Церковь со своими конкретными драмами, страданиями, проблемами, отдельными людьми, из которых она состоит, - это не только то, о чем следует молиться (Тереза учила своих монахинь, что иначе они не будут исполнять своего призвания, сколько бы времени ни уделяли молчанию и созерцанию тайн Божьих), но это, если так можно выразиться, и материя молитвы, которой питается общение с Богом. И в то время как Тереза проводила жизнь в деятельности, которая казалась лихорадочной, однако не нарушала глубочайшего покоя ее брачного союза со Христом (ей были посланы сильнейшие мистические переживания, которые она называет "духовным браком", и она сознавала, что любовь Христова действительно поразила ее сердце), ей приходилось почти против воли вести большую богословскую и учительскую работу. На этом необходимо остановиться подробнее. Во времена Терезы Церковь уже существовала в течение пятнадцати веков, но если вообразить себе библиотеку из всех сочинений, написанных христианскими авторами, в ней невозможно было бы отыскать почти ни одного богословского сочинения, написанного женщиной: лишь несколько произведений, написанных по большей части в восторженном состоянии. Тереза - первая в Церкви женщина-богослов в собственном смысле слова. Она была достаточно образована: довольно хорошо знала Библию, некоторых Отцов Церкви и многих духовных авторов, как средневековых, так и наиболее известных в ее время. И парадокс в том, что Тереза жила как раз тогда, когда инквизиция, видевшая заблуждения и опасности во всем, включила в индекс запрещенных книг почти все духовные книги на народном языке, которые были у Терезы, приказав уничтожить их, что она послушно исполнила (Христос сказал ей: "Я буду твоей живой книгой"). Так вот, этой женщине, которая хотела бы спокойно сидеть за прялкой, пришлось писать из послушания в последний период ее жизни, с 50 до 67 лет. Если иметь в виду среднюю продолжительность жизни в то время, она была в возрасте, который сегодня соответствовал бы 70-80 годам. 17 Даже в почерке ее столько решимости, что графологов поражает молодая энергия, с которой она водила пером по листу. Она описала свою Жизнь, прежде всего жизнь внутреннюю, как бы рассказывая о путешествии в глубину своей собственной души. Она описала длительные путешествия по всем испанским дорогам и все, что с ней происходило во время основания различных монастырей. Она написала духовные сочинения (Путь к совершенству), чтобы научить своих сестер и друзей молиться, чтобы создать что-нибудь новое в ответ на указ инквизитора, приказавшего сжечь другие книги. Она написала тысячи Писем, в которых беседовала с самыми различными людьми (королем, богословами, исповедниками, своими сотрудниками, домашними, монахами и монахинями), - писем, в которых перед нами разворачивается замечательная картина не только ее деятельности и ее интересов, но и тех отношений, которые возникали у нее с разными людьми и оставались надолго: в то время не было церковного движения, которое не нашло бы в ней внимательной, доброжелательной собеседницы. Как говорил один ее современник, многие, даже король Филипп II, "получали ее письма как живое поучение для своего блага". И, наконец, в последний период своей жизни она написала своей шедевр - Внутренний замок. Она написала это сочинение из послушания, не без сопротивления. Она говорила: "Почему они хотят, чтобы я писала? Пусть этим занимаются люди ученые, которые учились, а я неученая и писать не умею; в конце концов я вместо одного слова напишу другое... пусть меня оставят сидеть за прялкой, заниматься хором и исполнять обязанности монашеской жизни вместе с другими сестрами. Я не рождена для того, чтобы писать, для этой работы у меня нет ни здоровья, ни головы...". И действительно, со здоровьем дела у нее обстояли неважно: головные боли становились все чаще. Заботы все больше ее поглощали: не последней из них был страх перед инквизицией, которая тем временем тщательно изучала "Книгу жизни" (Автобиографию). Тереза написала Внутренний замок за пять месяцев: часть - сразу, часть - с постоянными перерывами из-за путешествий и непредвиденных обстоятельств. Быть может, многие из вас знают, что и в нашем веке была написана знаменитая книга под названием Замок. Это роман Кафки, главный герой которого призван владельцем замка и взят на работу по контракту. Он бросает все, чтобы туда отправиться, но потом оказывается в абсурдной ситуации: войти в замок он не может, но не может от него и удалиться. Он принадлежит замку, потому что связан контрактом, но не может войти туда, потому что он никому не нужен и в замок, повидимому, нет входа. Замок недостижим. 18 В этой страшной притче Кафка хотел описать абсурдное состояние современного человека. Так вот, за триста пятьдесят лет до этого Тереза Авильская, напротив, описала замок души, где много обителей и тысячи комнат - все они расположены концентрически вокруг центральной обители, самой сокровенной, в которой пребывает Божественная Троица и из которой исходит ярчайший свет, освещающий весь замок. Конечно, чем дальше ты находишься от центра, тем смутнее твое предчувствие, а чем больше приближаешься к нему, тем глубже постигаешь красоту Бога и самой обители, как будто приближаешься к солнцу. Входная дверь для всех, даже для тех, кто еще пребывает в холоде и во тьме греха, в обществе животных и рептилий, кишащих на окраинах замка, - это молитва: тот, кто молится, как может, не отказываясь от молитвы, даже если он погряз в грехах, оставляет дверь открытой и питает желание ступить на тот путь, которым он должен был бы идти. И прежде всего он оставляет открытой дверь для Бога, Который всегда может обратить к нему Свой призыв, исполненный непреодолимой притягательной силы. Раз перешагнув порог, человек, влекомый всевозрастающим ощущением уверенности, тепла, света и красоты, будет продолжать свой путь, пока уже на этой земле не встретится с владельцем замка. Тереза подробно описывает все этапы этого пути в ярких поэтических образах, истолковывая их один за другим. Например, когда человек доходит до той обители, где душа должна наконец предоставить себя Богу, предать себя Ему, чтобы Он ее преобразил, святая рассказывает нам притчу о маленьком шелковичном черве, которые постепенно растет, пока не начинает выделять шелковую нить, с помощью которой сам строит вокруг себя дом, где может спрятаться и умереть и из которого потом возродится в виде прекрасной белой бабочки. Тереза объясняет эту притчу: "Этот дом - Христос... Действительно, наша жизнь сокрыта во Христе... О, величие Божье! в сколь возвышенном состоянии выходит душа, на некоторое время погрузившаяся в бесконечность Бога и глубоко соединенная с Ним!". Тереза писала об этом, когда она уже достигла центра замка своей души, который она называет "последней обителью". Прося одного близкого ей человека дать богослову прочесть по секрету страницы, описывающие эту конечную точку пути, Тереза смиренно признавалась: 19 "Скажите ему, что известное ему лицо (то есть она сама) достигло этой обители и наслаждается покоем, там описанным. Поэтому его душа очень спокойна". Однако это признание не должно вводить нас в заблуждение. Тереза писала: "Бог не ласкает душ" - чем больше Он их любит, тем неуклоннее ведет их всем путем, пройденным Иисусом Христом вплоть до Креста. Так по таинственному Промыслу Божьему в последние дни ее жизни с ней случилось то, что вплоть до недавнего времени показалось бы ей невозможным: она испытала то, что ее биограф называет "скорбью чувств, истекающих кровью", и "свиданием с одиночеством". Последнее путешествие, предпринятое Терезой против воли и только из послушания, потому что она уже чувствовала себя "очень старой и усталой", было сплошной чередой унижений и разочарований: в одном монастыре из-за вопросов, связанных с наследованием, ее плохо приняли и чуть ли не прогнали, в другом, настоятельница которого всегда была к ней очень привязана, получив выговор, она встретила ее так враждебно, что расстроенной Терезе не удалось заснуть и утром она уехала в лихорадке, не осмелившись даже попросить припасов на дорогу. Во время долгого путешествия ей стало плохо и она попросила чего-нибудь поесть; сопровождавшей ее монахине не удалось найти ничего, и она, плача от огорчения, принесла ей несколько сушеных ягод инжира, оставшихся в мешке. Тереза сказала ей: "Не плачь, дочь моя, - это то, чего сейчас требует от нас Бог". Ее спутница рассказывала: "Она утешала меня, говоря, что я не должна расстраиваться, потому что инжир действительно очень вкусен и у многих бедняков нет и того". Наконец она приехала в Альбу де Тормес и пожелала немедленно лечь в постель: "Боже мой, - сказала она, - как я устала! Вот уже более двадцати лет, как я не ложилась так рано". Многочисленные кровоизлияния доконали ее. Она лежала в постели, как немощная старушка, повторяя: "Боже! не презри сердца моего смиренного и сокрушенного". Она скорбела, вспоминая о своих грехах, и просила у Бога прощения за то, что так плохо служила Ему. Своих сестер, собравшихся вокруг ее ложа, она учила хранить верность своему призванию и Уставу и не смотреть на дурной пример, который она им подавала. Она глядела на них и говорила: "Благословен будь Бог, приведший меня к вам!", как будто они были ее прибежищем и защитой. 20 Она часто повторяла, как будто для того, чтобы убедить Господа: "В сущности, я дочь Церкви", и добавляла: "Благодарю Тебя, Господи Боже Мой, Жених души моей, за то, что Ты сделал меня дочерью святой Церкви Твоей". Ее спросили, хочет ли она быть похороненной в Авиле, в том монастыре, который она так любила. Она была чрезвычайно удивлена и сказала: "Иисусе, можно ли спрашивать о таких вещах? Разве у меня есть что-то свое? Разве мне не дадут немного земли здесь?". Ее биограф рассказывал: "В пять часов вечера она попросила Святых Тайн. Ей было уже так плохо, что она лежала без движения... Когда она заметила, что к ней идут с Евхаристией, и увидела, что в дверь кельи входит Господь, Которого она так любила, то хотя она была совсем обессилена и скована смертной тяжестью, из-за которой не могла даже повернуться, она поднялась без посторонней помощи, так что казалось, будто она хочет броситься вниз с постели, и пришлось ее удержать... Она говорила: "О, Господь мой и Жених мой, пришел желанный час. Настало нам время увидеться. Настало мне время идти, настал час..."". К девяти часам вечера, незадолго до смерти, лицо Терезы чудесно просияло, и рука, державшая распятие, сжалась с такой силой, что отнять его так и не удалось. Она умерла, улыбаясь и как будто говоря с Кем-то, Кто наконец пришел. Монахини всех монастырей рассказывали о чудесах, которые происходили повсюду, пока их мать была при смерти. Монахини из Альбы де Тормес рассказывали о самом трогательном чуде: перед окном кельи, где умирала Тереза, было маленькое засохшее дерево, которое никогда не цвело и не приносило плодов. И вот после той ночи на заре все дерево покрылось белыми, как снег, цветами. Это случилось 5 октября. И это произошло потому, что если Тереза любила Иисуса как Жениха, то Иисус еще больше любил Терезу. Антонио Сикари. Портреты Святых 21 Материал из Википедии — свободной энциклопедии Данная версия страницы не проверялась участниками с соответствующими правами. Вы можете прочитать последнюю стабильную версию, проверенную 17 января 2010, однако она может значительно отличаться от текущей версии. Проверки требуют 50 правок.Перейти к: навигация, поиск Святая Тереза на картине Алонсо дель Арко (XVII век)Святая Тереза Авильская (28 марта 1515, Авила — 4 октября 1582, Альба де Тормес) (исп. Teresa de Ávila, Teresa de Jesus), Тереза Иисусова, Тереса де Аумада — испанская монахинякармелитка, католическая святая, автор мистических сочинений, реформатор кармелитского ордена, создатель орденской ветви «босоногих кармелиток». Католическая церковь причисляет её к Учителям Церкви. Содержание 1 Биография 2 Реформа 3 Мистика и сочинения 3.1 Произведения 4 После смерти 5 Критика мистического опыта 6 Храмы, посвященные святой Терезе Авильской 7 Примечания 8 Ссылки Биография Тереза родилась 28 марта 1515 года в Авиле в семье благородного дворянина Алонсо Санчеса де Сепеды, потомка семьи крещёных евреев. Кроме Терезы, у её матери Беатрис д’Авила-и-Аумады была ещё одна дочь и семеро сыновей. У отца Терезы было также трое детей от первого брака. Полное имя Терезы — Тереса Санчес Сепеда д’Авила-и-Аумада. Святая Тереза Авильская. Питер Паул РубенсСемья Терезы была весьма знатна и богата и состояла в родстве со многими благороднейшими домами Кастилии. В детстве Тереза была весьма впечатлительным ребёнком и отличалась глубокой набожностью. Она уже в возрасте 6 лет выучилась читать. Любимой её книгой было собрание житий святых и мучеников. Однажды она даже вместе с братом Родриго убежала из дома, чтобы отправиться в мусульманские земли для проповеди Христа, но беглецов тогда быстро нашли. Затем эти мечты сменились мыслью о монашеском призвании, которая лишь укрепилась после смерти матери, скончавшейся, когда Терезе было 12 лет. Несмотря на мысли о монастыре, Тереза в юности не оставалась в стороне от светских увлечений: она сильно увлеклась 22 рыцарскими романами и даже сама написала один. Её отец и слышать не хотел о монашестве: знатная, умная и красивая девушка, по его мнению и мнению общества, могла составить блестящую и выгодную партию какому-нибудь знатному дворянину. Однако в возрасте 20 лет Тереза решилась на рискованный шаг: она тайно бежала из дома и поступила в кармелитский монастырь Благовещения, приняв при этом монашеское имя Тереза Иисусова (Тереса де Хесус). В первые годы в монастыре Тереза тяжело заболела: её разбил паралич, и её даже вернули из монастыря умирать в отчий дом. Однако Тереза сумела оправиться и вернулась в монастырь. Постепенно она превратилась из юной девушки в мудрую и зрелую монахиню, вокруг неё сформировался круг людей, обращавшихся к ней за духовными советами, как в монастыре, так и за его стенами. В этот круг входил и отец Терезы, примирившийся в конце концов с выбором дочери. Святая Тереза. Неизвестный художникВторая половина жизни Терезы была посвящена главным образом созданию новых кармелитских монастырей и написанию книг. Она умерла в 1582 году во время очередного путешествия, в монастыре Альба де Тормес. Реформа Тереза Авильская вошла в историю, как преобразовательница испанского кармелитского монашества. Ряд принципов реформирования монашеской жизни Тереза почерпнула у своего духовника, святого Петра Алькантрийского, создателя ветви босоногих францисканцев. Наблюдая за жизнью монастыря, в котором было более 200 сестёр и где она провела более 20 лет жизни, видя явления, далёкие от идеала монашества, она пришла к выводу, что монашескую жизнь можно было бы лучше организовать в небольших общинах. Терезе пришлось долго бороться за право основать свой монастырь по новому уставу, пока наконец она не добилась разрешения от папы Пия IV. Первый маленький монастырь, в котором Тереза стала настоятельницей, появился в 1562 году в Авиле, родном городе Терезы, и получил имя св. Иосифа. В нём было всего 12 сестёр, по числу апостолов. К моменту её смерти в Испании было уже 16 таких же общин, ставших ядром новой ветви кармелитского монашества — «босоногих кармелиток», ставивших своей целью возвращение к ранним идеалам Кармеля: строгости и простоте. Вскоре появились и мужские монастыри, создание которых стало итогом деятельности святого Иоанна Креста, встречавшегося с Терезой Авильской и считавшего себя последователем её реформаторских принципов. Мистика и сочинения Как описывала позднее Тереза в своих книгах, жизнь в монастыре подарила ей необычный духовный и мистический опыт. Ей были явлены видения Сына Божия и 23 херувима, пронзившего её сердце огненным копьём. Мистикой проникнуты и сочинения святой Терезы. Статуя Терезы Авильской в АвилеПисать Тереза начала более по послушанию, нежели в силу желания. Ко времени начала литературной деятельности ей было уже более 50 лет, но за сравнительно небольшой отрезок времени она сумела оставить после себя большое литературное наследие, фактически став не только первым богословом-женщиной в истории Католической церкви, но и первой испанской писательницей. Самой значительной книгой Терезы стал «Внутренний замок». В этом мистическом трактате она изображает душу как замок с многочисленными комнатами, в центре которого находится Христос. Тот, кто преуспеет в жизни во Христе и в молитве, переходит из одной обители в другую, пока не пройдет, наконец, в самую сокровенную комнату. При этом каждому переходу из обители в обитель соответствует своя особая молитва. Произведения «Автобиография» (или, в других переводах, «Моя жизнь») (La vida, 1562—1565) «Совершенный путь» (Camino de Perfección, 1562—1564) «Книга оснований» (Libro de las Fundaciones) «Внутренний замок» (El Castillo Interio, другое название Las Moradas, 1577) Перу Терезы принадлежат также несколько небольших нравоучительных сочинений и множество писем. После смерти Святая Тереза была беатифицирована в 1614 году папой Павлом V и канонизирована в 1622 году папой Григорием XV. День её памяти отмечается Католической Церковью 15 октября. Тереза Авильская — один из святых покровителей Испании. Исключителен вклад святой Терезы в развитие кармелитской духовности, католической богословской мысли и испанской литературы. Критика мистического опыта Мистический опыт святой Терезы критикуется рядом православных богословов, которые сомневаются в целомудренной чистоте её религиозных переживаний. В частности, такого мнения придерживается диакон Андрей Кураев и Осипов А. И.[1][2] Поэт-символист Мережковский Д. С. в своей книге «Испанские мистики» приводит отрывок, который он приписывает воспоминаниям святой Терезы: 24 Часто Христос мне говорит: Отныне Я — твой и ты — Моя. Эти ласки Бога моего погружают меня в несказанное смущение. В них боль и наслаждение вместе. Это рана сладчайшая… Я увидела маленького Ангела. Длинное золотое копье с железным наконечником и небольшим на нем пламенем было в руке его, и он вонзал его иногда в сердце мое и во внутренности, а когда вынимал из них, то мне казалось, что с копьем вырывает он и внутренности мои. Боль от этой раны была так сильна, что я стонала, но и наслаждение было так сильно, что я не могла желать, чтобы окончилась эта боль. Чем глубже входило копье во внутренности мои, тем больше росла эта мука, тем была она сладостнее.[3] Комментируя этот отрывок, Мережковский пишет: Если бы нечестивая, но опытная в любви женщина увидела Терезу в эту минуту, то поняла бы, или ей казалось бы, что она понимает, что все это значит и только удивилась бы, что с Терезой нет мужчины.[3] Ряд исследователей отмечает, что книга Мережковского "Испанские мистики" содержит множество фактических ошибок, спорных суждений и фантастических домыслов[4]. Американский психолог Вильям Джемс, оценивая мистический опыт Терезы, писал: ...ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством.[5]. Храмы, посвященные святой Терезе Авильской Церковь святой Терезы Авильской в Брюсселе, Бельгия. Примечания 25 Святая Роза Лимская http://www.catholic.ru/modules.php?name=Encyclopedia&op=content&tid=3766 Родилась в 1586 г. в Лиме, Перу с именем Исабель, в семье испанских иммигрантов в Новый Свет. Красивая девушка и любящая дочь, она так была предана своему обету целомудрия, что перцем и щёлоком старалась избавиться от своей привлекательности. Жила и молилась в саду, выращивая овощи, и занималась вышивкой на продажу, чтобы обеспечить семью и помочь другим бедным. Вступила в Третий доминиканский орден в 1606. Мистик. Прорицатель. Получила невидимые стигматы. Страдала разными физическими и духовными недугами. Первая святая, родившаяся в Америках. Основатель работ в сфере социальных проблем в Перу. Глубоко посвящена святой Екатерине Сиенской. Умерла 24 августа 1617 г. в Лиме, Перу. Беатифицирована 15 апреля 1668 Папой Клементом IX, канонизирована 2 апреля 1671 Папой Клементом Х. Изабелла Флорес родилась в Лиме, в Перу, в 1586 году. Из-за необычайной красоты ее называли «Розой». С детства предавалась аскезе и молитве. 10 августа 1606 года вступила в Третий Орден св. Доминика. Обладала даром созерцания Бога и стремилась посвятить других в тайны созерцательной молитвы. С этой целью давала людям читать духовные книги и призывала священников учить людей молиться. Молилась о спасении индейцев и ради этого предавалась умерщвлению плоти. Её очень печалило, что, будучи женщиной, она не может заниматься активной апостольской деятельностью. Желала стать «камнем, который завалил бы врата ада», чтобы спасти от него грешников. Питала большую любовь к Иисусу, сокрытому в Святых Дарах, и Матери Божией. Усердно распространяла молитву Розария. Скончалась в Лиме 24 августа 1617 года, прожив всего 31 год. Является первой святой американского континента. Папа Климент Х канонизировал её 12 апреля 1671 года. День памяти 23 августа Материал из Википедии — свободной энциклопедии гация, поиск Святая Роза Лимская оригинальное имя Rosa de Lima имя в миру Исабель Флорес де Олива родилась 20 апреля 1586(1586-04-20) умерла 24 августа 1617(1617-08-24) (31 год) почитается в Католической церкви, Англиканская церковь 26 прославлена в 1671 году канонизирована 12 апреля 1671 года беатифицирована 15 апреля 1667 года главная святыня мощи в Лиме день памяти 23 августа покровитель Перу подвижничество монахиня Биография Роза родилась в Лиме, в многодетной семье, при крещении получила имя Исабель Флорес де Олива. Её отец, Гаспар Флорес, был испанским солдатом. Крещена был лично архиепископом Лимы Тирибиусом де Монгровехо. Из-за её красоты, родные и близкие с детства стали называть её Розой. После того как многие стали восхищаться её красотой обрила голову, чем вызвала недовольство родителей которые рассчитывали выдать её замуж, после чего Роза обожгла себе лицо перцем и щёлоком. В подражание Екатерине Сиенской вела аскетичный образ жизни, постилась и подолгу молилась. Постоянно молясь и посещая церковные службы Роза решила принять обет безбрачия и посвятить свою жизнь Богу. Она занялась благотворительностью, помогала больным и беднякам. Она занялась рукоделием и стала выращивать цветы, а вырученные средства направляла на благотворительность, помогая в том числе и своей семье. Днём она работала, а большую часть ночи проводила в молитве уединяясь в специально построенным для этого гроте. В возрасте двадцати лет она привлекла внимание ордена доминиканцев, и ей было предложено присоединиться к ордену. Её монашество продолжалось в течение одиннадцати лет. Предсказала точную дату своей смерти и скончалась 24 августа 1617 года в возрасте 31 года. На её похоронах присутствовало всё высшая светская и духовная знать города Лима. Сразу после смерти начался процесс причисления Розы к лику святых. Католической церковью упоминается множество чудес последовавших после её кончины. Беатификована 15 апреля 1667 года Папой Климентом IX, канонизирована 12 апреля 1671 года Папой Климентом X. Святая Роза Лимская стала первым человеком из западного полушария причисленным к лику святых римско-католической церковью. Имеет особое почитание в Латинской Америке, в её честь построено большое количество церквей. Также в её честь получил название один из самых распространённых топонимов Латинской Америки СантаРоза. Изображение святой Розы помещено на самую крупную банкноту Перу 200 солей. 27 День почитания святой был установлен на 30 августа, поскольку в день её смерти 24 августа католическая церковь отмечает день апостола Варфоломея, а 30 августа оказалось ближайшим днём не занятым каким либо значительным святым. После проведённой Павлом VI реформы день празднования святой Розы был установлен 23 августа. Но в тех странах где где день святой Розы был выходным в её честь, например в Перу, день празднования 30 августа остался неизменным. 28 Святой Иоанн Креста http://www.catholic.ru/modules.php?name=Encyclopedia&op=content&tid=3171 В 1542 году, за четыре года до смерти Лютера и за три года до начала Тридентского Собора, в Фонтиверосе, маленькой кастильской деревушке, родился Хуан де Йепес, жизнь и деятельность которого стала как бы живым ответом - не единственным, но, конечно, одним из наиболее глубоких и решительных, - которые Богу угодно было дать людям того смутного времени - второй половины XVI века. Его называли "мистическим Учителем", и он оставил нам самые возвышенные образцы мистической поэзии в испанской литературе. Мы говорили о "глубоком" ответе, и действительно, читая жизнеописание этого святого и его произведения, трудно заметить, что Церковь его времени была охвачена кризисом протестантизма и кризисами другого рода; в его сочинениях нет никакого упоминания о том, что во Франции того времени шли жесточайшие религиозные войны, что европейцы огнем и мечом покоряли Новый Свет, что в Испании свирепствовала инквизиция; в них почти не отразились яростные споры на Соборе и после него о реформе духовенства и монастырей - все, что до слез волновало Терезу Авильскую, которая была старше него почти на тридцать лет и избрала его своим первым сподвижником в деле реформы старого Ордена кармелитов. Хуан де Йепес, впоследствии принявший прозвище "де ла Крус" (Иоанн Креста), кажется, живет в другом мире: он нашел себя в повседневной жизни, особенно в жизни бедных людей (ему нравилось работать подмастерьем с каменщиками, которые строили и ремонтировали маленькие монастыри, где ему доводилось жить); он нашел себя в жизни своего монашеского ордена, в котором почти всегда занимал должность настоятеля и ответственного за воспитание; он нашел себя прежде всего в деле духовного руководства теми, кто обращался к нему, прося помочь им обратиться и любить Бога всем сердцем своим; однако он жил в ином мире,, если говорить о тех важных событиях, одним из главных действующих лиц которых мы ожидали бы его увидеть. Попробуем сразу же предложить некий ключ к его личности и ко всей его деятельности, исходя из Священного Писания (а это гораздо более существенная и ценная точка отсчета, чем то представляется на первый взгляд). Каждый христианин знает, что в Библии рассказывается об истории спасения. Иными словами, об истории счастливой любви, движимый которой. Бог создал человека по образу Своему; истории милосердной любви, с которой Бог снизошел до Своего падшего творения, восстановив с ним завет (сначала с несколькими Своими друзьями: Авраамом, патриархами, Моисеем, а потом - со всем народом); об истории пришествия Самого Сына Божьего как Спасителя всего человечества, которое должно постепенно стать Его Невестой - Церковью, рожденной из воды, 29 истекшей из ребра Иисуса, прободенного на Кресте, Церковью, предназначение которой - непрестанно утверждаться в супружеской любви к Иисусу. Поэтому вся священная история проникнута символикой супружеской любви, более реальной, чем сама реальность, и поэтому в христианстве любовь мужчины и женщины становится Таинством, то есть действенным знамением, воплощенным символом иной, более великой любви. Брачная любовь Христа к каждому творению - это реальность. Любая другая любовь - лишь намек, знамение. Об этом говорит христианская вера: "Бог есть любовь, и кто пребывает в любви, пребывает в Боге и Бог в нем". Что же мы находим в многочисленных библейских книгах? Историю взаимоотношений творений с Богом - историю, отмеченную всеми событиями человеческой жизни: рождением и смертью, удачами и неудачами, миром и войной, страданиями и радостями, грехами и искуплением, созиданием и разрушением, успехами и поражениями. В Библии есть все, и ее главные герои самые разнообразные люди: цари и пророки, воители и мудрецы, богатые и бедные, святые и грешники, люди выдающиеся и самые обыкновенные. Однако среди всех книг Священного Писания есть одна особенная, единственная в своем роде, которая подобна его сердцу: в ней - объяснение и животворный источник всех других книг, всех других событий - это Песнь Песней. Но если взять и внимательно прочесть эту книгу, что мы в ней найдем? Длинное, прекраснейшее стихотворение о любви: это может быть правдивый рассказ о любви двух молодых людей, это может быть символическая поэма о бесконечной любви Ягве к избранному народу, это может быть пророчество о воплощении Сына Божьего, грядущего, чтобы принести нам в дар Самого Себя, Свое Тело в Евхаристии. Как бы то ни было, Песнь Песней входит в нашу Библию и освещает ее всю: как Ветхий, так и Новый Завет, бросает на всю Библию свой свет, и в ее красоте находит свое разрешение любая трагедия. Чего-то похожего - гораздо более "похожего", чем это кажется на первый взгляд, Бог потребовал от Хуана де ла Крус в этот ключевой, поистине уникальный момент истории Церкви: Он потребовал от него продолжить и переосмыслить Песнь Песней. Однако для того, чтобы он по-новому прочитал Библию, Бог заставил его пережить эту поэму на своем весьма своеобразном жизненном опыте, который был историей любви, подражавшей любви Иисуса Распятого и ей сопричастной. Сказав это, мы уже сказали все существенно-важное. Нам остается только перейти к рассказу о жизни Хуана де ла Крус. Обычно его биографы не уделяют достаточно 30 внимания тому знамению, которое было заложено в самом рождении великого мистика. Когда Данте задумал написать вечную, имеющую общечеловеческое значение поэму, он сделал мужественный выбор. Согласно обычаям того времени, он должен был бы писать эту поэму на латыни, которая в те времена считалась языком "вечным и нетленным". Однако он решил предпринять великое дело - рассказать все, что он знает о жизни, на народном языке, объясняя свой выбор таким образом: "Мой дорогой родной язык был одним из элементов союза моих родителей, на нем говоривших; и как огонь раскаляет железо для кузнеца, который потом кует из него нож, так и родной язык был сопричастен моему рождению и является сопричиной моего бытия" (Пир 1, 13). Нечто похожее мы должны сказать о языке любовной поэзии - тоже единственном в своем роде, - который станет языком скромного, смиренного, невзрачного монаха, достигшего крайней степени умерщвления плоти. Песнь Песней, которую Хуан де ла Крус продолжил во время Церкви, началась, таким образом, в его материнском доме. "Материнском", потому что у его отца было отнято право дать дом своим детям. Гонзало де Йепес, отец Хуана, был выходцем из знатной толедской семьи. Он занимался торговлей шелком, что в то время было делом очень прибыльным. Путешествуя по делам, он встретился с молодой красивой ткачихой Каталиной Альварез - она осталась сиротой и была очень бедна. Он влюбился в нее и женился на ней наперекор воле своих богатых родителей, лишивших его наследства. Так Гонзало тоже стал столь беден, что его молодой жене пришлось поселить его в своем смиренном доме и научить ремеслу. Родилось трое детей: в доме царила удивительная любовь и покой, но бедность граничила с нищетой. Вскоре после рождения Хуана его отец тяжело заболел, и за два года его болезни истощились последние сбережения семьи. Когда Екатерина осталась вдовой с тремя детьми, ей было даже нечем кормить их. Пешком, ведя с собой двух малышей и неся на руках Хуана, побираясь, она пешком пришла в Толедо, чтобы просить богатую родню мужа о помощи, однако не получила ничего. Несчастная семья продолжала бедствовать, а впоследствии странствовала, стараясь перебираться в более крупные города, где было легче получить кое-какую помощь. Франсиск - старший из детей Екатерины - уже вырос и начал помогать семье, второй ее сын Луис умер, не вынеся лишений, а Хуана послали в колледж для 31 детей-сирот, где он начал учиться и одновременно прислуживал в больнице для сифилитиков в Медине дель Кампо. В конце концов дела несчастного семейства пошли на лад, и оно сразу же стало помогать тем, кто был еще беднее: в дом взяли брошенного ребенка и ухаживали за ним до самой его смерти. Наш рассказ поневоле краток и неполон, но мы должны хотя бы постараться ощутить ту необычайную атмосферу, которой дышал маленький Хуан: атмосферу, проникнутую любовью и страданием, внутренним богатством и внешней бедностью, однако не любовью, которая тяжело уживается со страданием и бедностью, но богатой любовью - любовью отца, принявшей нищету ради любви и, в свою очередь, обогатившейся бедностью и любовью матери, - и для их детей богатство и бедность, любовь и страдания навсегда останутся таинственно связанными. И это справедливо не только для Хуана, но и для Франсиска, старшего брата, которого Хуан на протяжении всей своей жизни любил больше, "чем кого-либо на земле", и который также стал святым (хотя и менее известным) и умер в глубокой старости, в возрасте семидесяти семи лет, стяжав славу человека святой жизни и чудотворца. В годы детства и юности Хуан уже обладал всеми человеческими и духовными задатками, которых было достаточно для исполнения того особого призвания, которое уготовал ему Бог. Выдающийся литературный критик Дамазо Алонзо, комментируя стихи Хуана де ла Крус, задавал себе вопрос о том, мог ли бы он обладать таким образным языком и такой тонкой восприимчивостью, если бы в своей юности хотя бы несколько раз не был сражен "парой прекрасных девичьих глаз". Здесь перед нами попытка усмотреть в его мистической экзальтации отклик земных переживаний. Но, быть может, критик забыл о том, что в истории Хуана де ла Крус очарование влюбленных глаз, требующих ответной любви, было именно историей рождения его собственной семьи - что-то из Песни Песней повторилось в его юности и стало частью его "родного языка". Когда Хуану исполнилось 21 год, весь опыт любви, бедности и мудрости, который он впитал, воплотился для него в призвании стать монахом-кармелитом: сосредоточиться на созерцании Бога, на молитве и умерщвлении плоти, устремив взгляд на Деву Марию Кармельскую - нежнейший образец материнской любви через которую дается всяческая благодать. В воспитании, полученном им в монастыре, наибольшее влияние на всю его жизнь, несомненно, имело указание из классического руководства ордена по духовной жизни, в котором говорится: "Если ты хочешь укрыться в любви и достичь цели 32 твоего пути, чтобы пить из источника созерцания..., ты должен избегать не только того, что запрещено, но и всего того, что мешает тебе любить еще горячее". Итак, для Хуана наступили годы монашества, изучения философии и богословия в знаменитом Саламанкском университете. Учение было ему в радость, он был одарен острым умом и твердой логикой, а молитва и аскеза помогали ему совершенствоваться в душевной и физической жизни (он избрал для себя маленькую, темную келью только потому, что из ее единственного окна был виден клирос, и проводил там долгие часы, углубившись в созерцание дарохранительницы). Однако чрезмерно суетную университетскую жизнь трудно было совместить с мистическим опытом любви и креста, которым по воле Божьей было отмечено рождение Хуана и от которого он отныне не мог отказаться. Незадолго до принятия рукоположения он пришел было к решению, что его призвание скорее в полном затворничестве и созерцании, и собирался сменить орден, но именно тогда он встретился с Терезой Авильской. Шел 1567 год. Монахиня-кармелитка, одаренная необычайным обаянием, была на тридцать лет старше него. За ее плечами были долгие, мучительные поиски призвания. Но ее душа успокоилась с тех пор, как несколько лет назад она начала реформировать женские кармелитские монастыри, стремясь превратить их в маленький "рай на земле", где живет "сообщество добрых", то есть людей, которые помогают друг другу уже на этой земле "узреть Бога" чистыми очами веры, благодаря огню взаимной любви, восходящей к самому сердцу Божьему. Стремясь сделать их монастырями, которые взяли бы на себя обязанность быть и оставаться "в сердце Церкви и мира", монастырями, где молятся, где страдают, где борются, где любят за всех и вместо всех. Тереза хотела, чтобы ее реформа охватила и мужскую ветвь ордена, более того, она считала, что это дело более важное, чем реформа женской ветви, потому что мужчины могут связать воедино созерцание (растворение личности в любви и кресте) и миссию, готовность по воле Христовой отправиться туда, где Церковь наиболее нуждается в помощи и поддержке. Хуан согласился стать ее сподвижником и разделить ее судьбу: он возвратился в Саламанку, чтобы окончить учебу и рукоположиться в священники, а Тереза тем временем стала искать маленький монастырь для первых реформированных кармелитов. Это она собственноручно раскроила и сшила для Хуана де ла Крус бедную монашескую одежду из грубой шерсти. Новая жизнь началась в Дурвеле. Это было такое затерянное селение, что Терезе в первый раз пришлось потратить целый день на его поиски. 33 Под монастырь приспособили старую постройку: на чердаке, где можно было стоять, только пригнув голову, устроили хор, в прихожей устроили капеллу, в углах хоров - две кельи, такие низкие, что голова касалась потолка. Маленькая кухня, разделенная пополам, служила одновременно и трапезной. Повсюду на стенах висели деревянные кресты и бумажные картинки. Отец Хуан установил на площадке перед монастырем большой крест, который был издалека виден каждому, кто направлялся к ним. В новом монастыре "отшельники" вели не- обычайно суровую жизнь, но вся она была проникнута глубокой, сокровенной нежностью, питавшейся долгими молитвами, столь сосредоточенными, что иногда монахи даже не замечали, что молятся; из монастыря они отправлялись проповедовать крестьянам из соседних сел, лишенным всякого духовного окормления, и исповедовать их. Когда Тереза впервые приехала навестить их, она была глубоко тронута и, по ее словам, маленький монастырь показался ей "преддверием Вифлеема". Хуан - на сей раз по своему свободному выбору - вновь воссоздал вокруг себя атмосферу своего детства, где любовь сочеталась со свободно избранным страданием и бедностью. И его монашеская жизнь так гармонировала с его детством, что на некоторое время Хуан позвал своих родных жить вместе с ними: пока братья проповедовали, его мать Каталина готовила для общины скромную еду, брат Франсиск убирал комнаты и постели, а жена брата Анна стирала белье. Так родился Кармель, который задумала и пожелала создать св. Тереза, и опыт жизни монашеской общины был для братьев столь богатым и глубоким, что они навсегда сохранили верность избранному пути. Мы не можем сейчас останавливаться на всех перипетиях этой истории, которая вскоре стала сложной и трагичной (в те времена монахи, которые хотели преобразований, часто сталкивались с неудовольствием и сопротивлением тех, кто считал, что никакой реформы не нужно, как это часто происходит в Церкви; а братья-реформаторы столь же часто не проявляли достаточного терпения). Обратимся к сути нашей истории. Близился конец 1577 года. Уже почти пять лет Хуан де ла Крус жил в Авиле. Св. Тереза, которую против ее воли назначили настоятельницей большого женского кармелитского не-реформированного монастыря (того самого монастыря, из которого она в свое время удалилась), призвала к себе Хуана де ла Крус, чтобы сделать его своим помощником в деле духовного перевоспитания. Они работали вместе, и беспокойный монастырь, где жило более 130 сестер, постепенно становился тем, чем он должен был быть: обителью молитвы и любви. Но, в силу присутствия двух великих реформаторов, он стал и местом, где зрело недовольство людей, считавших их неуемными и непослушными авантюристами. 34 В то время иерархия церковных властей была неустоявшейся и противоречивой: был нунций, действовавший от имени Папы, но был и представитель генерала ордена, власть которого точно так же признавалась Святейшим Престолом, были, далее, советники и представители короля Филиппа II, которые также действовали согласно римским обычаям и полномочиям, полученным от Рима. В какой-то момент было уже невозможно разобраться, кто должен повелевать, а кто повиноваться, и каким образом это делать. Как бы то ни было, представитель генерала ордена, которому слишком поспешно повиновались нетерпеливые подчиненные, дал приказ схватить Хуана де ла Крус и бросить его в тюрьму. В те времена жизнь Церкви была организована так же, как жизнь королевства, и в монастырях тоже была келья-темница для непокорных братьев. Однако с Хуаном его братья поступили с необычной жестокостью: связав его и подвергнув всяческим унижениям, как Христа, взятого под стражу, его привезли в Толедо, где на берегах Тахо высился большой монастырь. Его бросили в маленький закуток, выдолбленный в стене, который иногда служил отхожей ямой и куда почти не проникал свет солнца, лишь через узкую щель шириной в три пальца видно было соседнее помещение, и только в полдень Хуану удавалось читать свой бревиарий - единственную вещь, которую ему оставили. Там он провел почти девять месяцев на хлебе и воде (иногда ему давали сардину или пол-сардины), в одной одежде, которая гнила у него на теле и которую он даже не мог постирать. Каждую пятницу его били в главной трапезной бичом по плечам так сильно, что шрамы от ударов не затянулись даже много лет спустя. Затем его осыпали упреками: ему говорили, что он борется за реформу только потому, что стремится к власти и хочет, чтобы его почитали за святого. Его мучали вши и сжигала лихорадка. Св. Тереза, которая знала о происходящем, написала королю Филиппу II страшные слова: "Обутые (то есть нереформированные кармелиты), кажется, не боятся ни закона, ни Бога. Меня гнетет мысль о том, что наши отцы в руках этих людей... Я предпочла бы, чтобы они были среди мавров, которые, быть может, были бы милосерднее к ним...". Но вот случилось чудо: открылось глубоко личное призвание Хуана де ла Крус. Бог доверил ему в современной ему Церкви живой комментарий к Песни Песней. В жуткой тьме, окутывавшей его в глубокой ночи заточенья из сердца Хуана де ла Крус рождаются горячие, полные света стихи о любви. 35 В них используются библейские образы, но по стилю и форме они принадлежат поэзии того времени. Он сочиняет их в уме и создает необычайно богатый мир образов, символов, чувств: мир, где красота предстает как крик души, ищущей Христа, как Невеста ищет своего Жениха, и становится непобедимым влечением к Богу, во Христе ищущему Свое творение. Ночь - страшная тьма в заточенье, стремящаяся поглотить саму душу бедного, изможденного и преследуемого монаха (ему сообщали ложные известия, чтобы убедить его в том, что все потеряно и что начатое им дело погибло) - стала неизбежным условием того, чтобы двинуться в путь к миру откровения Божьего, оставив за своей спиной все, что могло отвлечь от этого великого предприятия. Это "великое одиночество всего сущего", глубокое молчание, в котором слышно, как текут самые источники воды жизни, нисходящей от Бога к нам, и это течение является реальностью - "даже если вокруг - ночь". Во тьме, "даже если вокруг ночь", человек все равно знает, что жажда воды и земли утоляется, что прозрачная вода никогда не замутится и что она в конце концов утолит жажду всякого творения, даже "если сейчас ночь". Согласно Хуану де ла Крус, именно образы ночи-света-утоления голода в их взаимосвязи открываются нам в двух великих тайнах: тайне Троицы, всеобъемлющего потока жизни, и таинстве Евхаристии. Стоит ночь: ночь, когда все спят, а узник пытается бежать, рискуя разбиться (как сам Хуан чуть не разбился, упав из окна на каменистые берега Тахо); ночь, когда "никто не видит тебя" и сам ты никого не видишь, но в сердце горит путеводный огонь, просвещающий тебя лучше, чем "солнечный свет в полдень". В течение этих страшных месяцев во мраке своей темницы Хуан начинает, таким образом, свой путь в библейском мире Откровения Божьего, как будто Бог перенес его туда силой благодати и сделал одним из главных героев Библии. Подобно псалмопевцу, он чувствует себя изгнанником, сидящим на реках Вавилонских, где все требуют от него песен веселья, петь которых он больше не может. "На реках, которые я созерцал в Вавилоне, я сидел и плакал, и орошал слезами землю, вспоминая о тебе, Сион, родина моя, которую я так любил". Хуан, скорбящий в изгнании, также вспоминает свою родину, но в ветхозаветных стихах для него звучит весть о воскресении Христовом: "И я был уязвлен любовью, поразившей мое сердце. Я попросил любовь убить меня, если так глубоки ее раны. Я приказал огню охватить меня, зная, как он жжет. 36 В себе самом я умирал, и только в Тебе обретал дыхание. Снова и снова я из-за Тебя умирал, и из-за Тебя воскресал. Достаточно было воззвать к Тебе, чтобы утратить и обрести жизнь". Несчастный заключенный, призванный узреть светоносное откровение, сочиняет и романсы, в которых несколько монотонная рифмовка служит свидетельством того, как трудно было памяти нанизывать один стих за другим, чтобы не забыть их. В форму романса Хуан облекает начало Евангелия от святого Иоанна: "В начале было Слово", представив его в виде исполненного любви диалога между Богом Отцом и Сыном, и рассказ Евангелий о рождестве Иисуса. Вся евангельская история предстает как брачное празднество, устроенное Отцом, который дарует Сыну Свое творение, и как брачный дар Сына, отдающего Свое тело в жертву, чтобы искупить его и вернуть Отцу. В центре этого празднества Мария (об этом - последние слова романсов): Мария, с изумлением взирающая на нечто чудесное и до сих пор небывалое: Бог, ставший ребенком, плачет человеческими слезами, а человек испытывает в душе своей радость Божью. Но лучшее из стихотворений Хуана - это знаменитая Духовная песнь, которую он сам не боялся сравнивать с Песнью Соломоновой, признаваясь, что он написал ее, вдохновленный Духом Святым, и сам не мог бы истолковать ее, настолько ее строки богаты "преизбыточествующей мистической премудростью": "Кто может описать то, что Он дает почувствовать влюбленным душам, в которых Он пребывает? И кто сможет выразить словами то, что Он дает им ощутить? И те желания, которые Он влагает? Конечно, никто не может сделать этого, даже сам человек, с которым все это происходит". Хуан, по его собственным словам, стал одним из тех людей, которые "от преизбыточествующего Духа раздают сокровенные тайны". Даже на психологическом уровне трудно объяснить, как может заключенный в темницу человек, доведенный до последней степени физического истощения, найти в себе источник такой чистой, ясной, пламенной, исполненной жизни поэзии, столь богатой цветами, звуками, воспоминаниями, желаниями, страданиями, нетерпеливыми устремлениями. Вот лишь несколько строк: "Все разглагольствуют, рассказывая о великих Твоих благодатных дарах, и все сильнее уязвляют меня, оставляя мне, угасшей, что-то, о чем они бормочут...". - "О хрустально-чистый источник, если бы в твоих серебристых бликах мне вдруг увидеть желанные глаза, образ которых глубоко запечатлен в моей душе!". - "Любимый мой подобен холмам, безлюдным долинам, заросшим густым лесом, пустынным полянам, журчащим источникам, нежнейшему шелесту ветерка... 37 Отдохнувшей ночи, когда она обращается к свету зари, приглушенной музыке, звучащей в пустыне, трапезе, укрепляющей и пробуждающей любовь". - "Если меня больше не будет слышно, если меня нельзя будет ни увидеть, ни отыскать, скажите, что я заблудилась, что я влюбилась и, блуждая, пожелала погубить себя и была завоевана". Это песнь влюбленной души, буквально продолжающая и подхватывающая - в новозаветных и церковных образах - Песнь Песней, а также содержащая отзвуки многочисленных комментариев, которые Отцы Церкви посвятили этой блистательной и таинственной книге. Когда через девять месяцев в канун праздника Вознесения Хуану де ла Крус ночью удалось бежать из темницы, рискуя разбиться на каменистых берегах Тахо, он нашел приют в кармелитском женском монастыре в Толедо (вспомним, что в созерцательных монастырях Церковь хранит живой, достопоклоняемый образ Невесты Христовой), а потом - в монастыре Беаса. Когда он вошел в приемную, монахини были поражены его видом. Они говорили: "Он был похож на мертвого - кожа да кости, и был так изможден, что почти не мог говорить, был истощен и бледен, как мертвец. Несколько дней он провел, замкнувшись в себе, и говорил на удивление мало". Чтобы ободрить его и нарушить гнетущее молчание, настоятельница (которой впоследствии Хуан посвятил комментарий на свою Духовную песнь) приказала двум молодым послушницам спеть несколько строф из духовных песнопений. Это был грустный напев, сочиненный одним отшельником. В нем были слова: "Тот, кто не испытал скорби в этой юдоли слезной, никогда не вкушал блага и никогда не вкушал любви, ибо скорбь - облачение влюбленных". И вот что рассказывают о происшедшем две молодые монахини: "Скорбь его была столь велика, что из глаз его полились обильные слезы и заструились по его лицу... Одной рукой он оперся на решетку, а другой делал знак прекратить пение". Но больше всего поразило их то, почему плакал Хуан. Он сказал им, что "скорбит о том, что Бог посылает ему мало страданий для того, чтобы он смог поистине вкусить любовь Божью". Много лет спустя, когда та же настоятельница напомнила ему о времени, проведенном в темнице, Хуан, тихо покачав головой, сказал ей: "Анна, дочь моя, ни один из тех благодатных даров, которые Бог послал мне там, нельзя оплатить всего лишь тюремным заключением ("carcelilla"), пусть даже многолетним". 38 И это "всего лишь" означает, что маленькая, удушливая темница в его сознании и воспоминании стала чем-то мелким и незначительным по сравнению с чудом, там происшедшим! У нас нет возможности подробно рассказать о всех событиях, отметивших жизненный путь Хуана де ла Крус. После толедской тюрьмы ему оставалось жить всего четырнадцать лет, и в течение всего этого времени он был настоятелем многочисленных монастырей и пользовался всеобщей любовью и уважением, хотя его всегда держали на втором плане. Его духовного руководства искали главным образом те, кто просил его направить их путь к Богу. Все, кто его любил, свидетельствуют о том, что нам кажется почти невозможным: с одной стороны, Хуан нес бремя Креста во всей его тяжести (Креста как аскезы, умерщвления, строгого соблюдения правил, суровой требовательности к себе и к другим), с другой стороны, в его присутствии живо и явственно ощущалась атмосфера воскресения - нежности, мягкости, понимания, способности сделать привлекательным и желанным даже самый тяжкий и горький путь. "Влюбленная душа, - писал Хуан, - это душа нежная, мягкая, смиренная и терпеливая". В этом - таинственная связь ничтожного творения с Творцом мироздания, но в исследованиях, посвященных жизненному опыту и произведениям этого святого, обращалось недостаточно внимания и не было достаточно хорошо понято то, что речь идет не о его "системе", но о его глубоком мистическом опыте переживания пасхальной тайны: тайны Голгофы (темницы), из которой воскресло Слово как вдохновенная, животворная поэзия. Хуан учит всех, что смерть может также означать жизнь, тогда как иногда жизнью называют то, что на самом деле есть смерть. Хуан де ла Крус знаменит тем, что достиг одновременно двух высот, внешне друг другу противоположных: высшей красоты в своих поэтических произведениях и высшей аскетической суровости в комментариях к своей собственной поэзии. Однако это внешнее противоречие можно понять и правильно истолковать, только размышляя о том, как два этих мира слились сначала в его детстве, а потом - в начале и расцвете его зрелости. Между тем Хуан по-прежнему привлекал к себе души, желавшие вкусить и пережить его мистический опыт - опыт восприятия Церкви как Невесты Христовой. Монастыри, основанные Терезой и живущие ее духом и согласно ее воле, естественно, стремились видеть Хуана де ла Крус своим наставником. И именно 39 ради них он согласился, если можно так выразиться, явить необычайный и удивительный мистический опыт, из которого родилось его духовное наставничество. Поскольку об этом просили его самые дорогие ему люди, весь остаток жизни он посвятил попыткам объяснить, прокомментировать свое поэтическое слово, используя все свои знания, в том числе богословские, предприняв все возможные попытки дать богословский, философский, психологический анализ своих стихов (а Хуан был одарен необычайным логическим умом), пытаясь объяснить невыразимое. Так он согласился - из любви к Невесте Христовой - обеднить свою собственную нетленную поэзию, сведя ее к идеям, принципам и умозаключениям. Мы говорим "обеднить" потому, что речь идет о попытках умалить библейскую и поэтическую силу его слова, вдохновленного Святым Духом, хотя с точки зрения культурно-исторической его трактаты, конечно, представляют интерес, ибо отмечены талантом и интеллектуальной мощью. Так Хуан сочинил свои знаменитые аскетические трактаты. Продолжая комментировать проникнутую светом поэзии Духовную песнь, сочиненную в тюрьме, он парадоксальным образом, будучи на свободе, сочинил новое стихотворение, в котором возвращался к страшному и пленительному переживанию - к воспоминанию о Ночи, когда нужно было предпринять опасный побег в поисках Любви. Это новое поэтическое произведение также комментируется, почти одновременно с первым, в двух известных трактатах: Восхождение на гору Кармель и Темная ночь, представляющих собой две части одного произведения. Так комментарии уже при своем рождении переплетаются друг с другом, и невозможно ни разделить их, ни отдать какому-либо из них бесспорное предпочтение: смерть и воскресение чередуются в определенном ритме, но душа, входящая в пасхальную тайну, должна уподобиться одновременно Христу живому, распятому и воскресшему, и то, что Он от нее требует и в ней запечатлевает, находит свое постепенное выражение и объяснение лишь в Любви. Так даже стиль трактатов, написанных Хуаном де ла Крус, исполненных странной, труднопостижимой гармонией, свидетельствует о том, что в них человек соприкасается с невыразимой тайной. Для Хуана де ла Крус это было довольно мучительной работой. Насколько это было возможно, он развивает свои идеи, хотя ему никогда не удавалось проникнуть в глубь своей собственной поэзии, своих собственных образов и прозрений. Он заключает свои идеи в рамки жестких схем, хотя ему так и не удается дать их исчерпывающее и внятное изложение. Он "объясняет", пытаясь ввести четкие 40 разграничения, проследить все ходы мысли и в конце концов запутываясь в них. Иногда он вдается в слишком подробные объяснения и пространные отступления, иногда они слишком кратки. Он комментирует поэзию в прозаических сочинениях, замечая, что железная логика прозы заставляет его даже изменить порядок, согласно которому изначально излилась поэзия. Он многократно переписывает комментарии, не удовлетворяясь ими, и в конце концов их внезапно обрывает. Даже его большой последний трактат, трактат о поэзии под названием "Живое пламя Любви" - также переделанный дважды - в первой редакции внезапно обрывается на том месте, где Хуан пытается прокомментировать прекрасную строку из своего стихотворения, когда душа говорит Святому Духу: "Как нежно Ты влечешь меня к Себе!". И комментарий обрывается почти неожиданно: "... Святой Дух исполняет душу добротой и славой, увлекая ее таким образом к Себе, погружая ее в глубины Божьи более, чем можно описать и почувствовать. Посему на этом я кончаю". Во второй редакции ему пришлось смягчить и исправить конец: "Увлекая ее к Себе более, чем можно выразить или почувствовать, погружая ее в глубины Бога, Которому честь и слава. Аминь". Необходимо уточнить: богословский комментарий Хуана де ла Крус к его собственным поэтическим произведениям отмечен необычайной глубиной и блеском, однако прав фон Бальтазар, писавший: "Все прекрасно и истинно, но как безнадежно хромает толкование, не поспевая за видением! (...) Хуан совершенно прав, когда он говорит о своих вероучительных сочинениях как неясном комментарии к своей поэзии, уступающем ей". Быть может, здесь уместны слова, сказанные самим Хуаном де ла Крус о небесном Отце, Который, произнеся Свое Слово, не хотел бы, чтобы Его продолжали спрашивать дальше: "Если в Слове Моем, то есть в Моем Сыне, Я сказал тебе всю истину, и если у Меня нет для тебя другого откровения, как Я могу отвечать тебе или явить чтонибудь другое? Устреми взгляд на Него единого: в Нем Я сказал и открыл тебе все, и в Нем ты обретешь даже больше того, о чем просишь и чего желаешь" (2S 22,5). Святой Дух вновь вдохнул в Хуана де ла Крус богооткровенное слово Песни Песней, вложив отзвук его в его сердце и его стихи. И, проводя справедливую аналогию, Хуан чувствует, что, произнеся слова Любви, не нужно ни спрашивать, ни добавлять уже ничего. Мы могли бы подумать, что здесь человек уже достиг вершины своего духовного опыта, но Библия учит нас, что ни один человек, пока он жив, не может сказать, что он до конца постиг тайну Креста и Воскресения: "Я восполняю в своей плоти, говорил св. Павел, - недостаток скорбей Христовых". 41 Таким образом, как в начале своей жизни и в расцвете ее, так и к концу своих дней Хуан де ла Крус вновь оказался перед той тайной смерти и воскресения, которой он себя посвятил. В силу злонамеренного непонимания некоторые из его собратьев - на этот раз не братья, отвергавшие реформу, но его собственные "босые" собратья, которых он воспитал, которых любил, как своих детей, которыми гордился, называя их "лучшими людьми Церкви", восстали против него. Многие сплотились вокруг него, защищая его, но немногие, которым он был ненавистен, обладали властью и кое-кто из них попытался даже расстричь его и изгнать из Ордена. Но в те тягостные дни никому не удалось услышать от Хуана ни слова обличения или самозащиты. Только раз братья услышали, как он тихо прочел стих из псалма: "Братья матери моей боролись против меня". Когда Хуана лишили всех постов, он стал вести спокойную повседневную жизнь, как всегда, радостно и смиренно работая. В одном из писем, написанных в те дни, он говорит: "Сегодня утром мы собирали турецкий горох. Через несколько дней мы его обмолотим. Хорошо брать в руки эти мертвые творения, лучше, чем быть орудием в руках живых творений" (П. 25). Это единственные слова, сказанные им о страшной несправедливости, жертвой которой он стал: на него клеветали самым оскорбительным образом, запугивали монахинь, заставляя их обвинить его в безнравственном поведении. Но речь идет не о философской апатии и не о высокомерном презрении: он жестоко страдал, но никого не обвинял и не защищался. Однажды один из братьев, очень к нему привязанный, со слезами на глазах сказал ему: "Отец мой, каким преследованиям подвергает вас отец Диего Евангелист!". Казалось бы, тут-то и можно было бы отвести душу, но тогда Хуану пришлось бы сказать горькие слова о том, кто для него был старшим по ордену. Он посмотрел на своего молодого собрата, которого столько раз учил послушанию в вере, и сказал ему: "Твои слова причинили мне гораздо более сильную боль, чем все преследования!". Одной монахине, которая также писала ему о происходящем, он советовал: "Не думайте ни о чем, кроме того, что все преду готовано Богом. И несите любовь туда, где нет любви, и вам ответят любовью". 42 Когда все шло хорошо, в одном своем небольшом сочинении под названием Предостережения Хуан де ла Крус учил: "Относись к своему настоятелю с не меньшим благоговением, чем к Богу, ибо Сам Бог поставил его на это место!". К тому времени прошло уже несколько лет с тех пор, как Хуан де ла Крус написал свое последнее произведение. Живое пламя Любви, которое он редактировал в последние месяцы своей жизни. Любовь, связывающая Бога с Его творением и творение - с Богом, представляется уже не как путь к цели, не как страст- ное стремление, но как безраздельное, пламенное обладание: Сам Святой Дух соединяется с душой и горит в ней до тех пор, пока оба они не сольются в единое пламя. И это отнюдь не праздное состояние, но "торжество Духа Святого", справляемое "в самой глубине души", преисполняющейся всевозможной радостью, трепетом, горением, блеском, прославлением. Это самое страстное любовное объятие, которое только возможно на земле, охватывающее все сущее: Бог, если можно так сказать, пробуждается в душе, и весь сотворенный мир пробуждается в ней: лишь тончайший покров отделяет творение от вечной жизни - покров, который вот-вот разорвется. Подобно пасхальной тайне, для нас остается загадкой, как в сердце Хуана сочетались самые возвышенные и радостные мистические переживания с унизительным житейским опытом предательства, поругания, физического и нравственного страдания. В 49 лет Хуан тяжело заболел: на подъеме ноги у него открылась неизлечимая опухоль. Ему предложили выбрать монастырь, где за ним бы ухаживали, и он выбрал единственный монастырь, где настоятель был настроен по отношению к нему крайне недоброжелательно: он выделил ему самую бедную и узкую келью, не заботился о доставке ему необходимых лекарств, не раз попрекал его жалкими затратами на лечение и не разрешал друзьям посещать его. Болезнь распространялась по всему телу, покрывшемуся язвами. Врачу, который лечил Хуана, выскребывая живую кость, казалось, что невозможно страдать так сильно и так смиренно. Хуан принял страдание безраздельно: то, что он достиг такого глубокого единения с Богом, то, что он был "преображен любовью", никак не могло и не должно было умалить его подражания страстям Христа Распятого. И он настолько "вошел в образ", что когда ему лечили рану на ноге, глядя на нее, растрогался, потому что ему казалось, что он видит пронзенную ногу Христа. 43 Но смерть приближалась: настала пятница 13 декабря 1591 года. Хуан был убежден, что он умрет на заре в субботу, в день, посвященный Пресвятой Деве Кармельской. Накануне вечером он примирился со своим настоятелем: с непосредственностью, которую нам даже трудно себе представить, он попросил позвать его и сказал ему: "Отец мой, я умоляю Ваше Преподобие Христа ради дать мне облачение Пресвятой Девы, которое я носил, так как я беден и нищ и меня не в чем будет похоронить". Потрясенный настоятель благословил его и вышел из кельи. Потом видели, как он плакал, "как будто проснулся от летаргического, смертного сна". К вечеру Хуан попросил принести ему Евхаристию, шепча слова, исполненные нежности, а когда святое причастие уносили, сказал: "Господи, отныне я не увижу Тебя телесными очами". Ночь приближалась, и Хуан уверял, что он "пойдет петь утреню на небо". Около половины двенадцатого монастырская братия собралась у его изголовья, и Хуан попросил прочитать De profundis: он начал читать псалом, а монахи отвечали ему стихом на стих. Потом стали читать покаянные псалмы. Приехал к Хуану и провинциал, старый отец Антонио - ему был 81 год, - вместе с которым он положил начало Дурвелю. Отец Антонио подумал, что напоминание о всех трудах Хуана для реформы ордена принесет ему облегчение. "Отец мой, ответил ему Хуан, - сейчас не время говорить об этом; только ради заслуг Крови Господа нашего Иисуса Христа я надеюсь на спасение". Начали читать молитвы об умирающих. Хуан прервал их, сказав: "Мне это не нужно, отец мой, прочтите что-нибудь из Песни Песней". И пока стихи из этой поэмы о любви звучали в келье умирающего, Хуан, как зачарованный, вздыхал: "Какие драгоценные жемчужины!". В полночь зазвонили колокола к утрене, и как только умирающий услыхал их, он радостно воскликнул: "Благодарение Богу, я пойду воспевать Ему хвалу на небесах!". Потом он пристально посмотрел на присутствующих, как бы прощаясь с ними, поцеловал распятие и сказал по-латински: "Господи, в руки Твои предаю дух мой". Так он умер, и присутствовавшие при его кончине рассказывали, что нежный свет и сильное благоухание наполнили келью. И это не было обманчивым впечатлением, потому что уже четырнадцатью годами раньше, когда он томился в толедской тюрьме, его темница была наполнена 44 светом, благоуханием, чудесными образами: всем, что нужно, чтобы писать стихи о любви. Так Хуан де ла Крус исполнил свою миссию. По особой милости Божьей, Хуан как никто другой в истории Церкви отдал все свое существование, свой жизненный опыт, свою плоть Слову Божьему, чтобы оно вновь прозвучало как Слово Любви, в том числе и в стихах. И плоть стала Словом, отвечая любовью Слову, ставшему плотью. В заключение перечитаем одну из прекраснейших страниц, написанных Хуаном де ла Крус, - страницу, которой он заканчивает Молитву влюбленной души: "Почему ты так долго медлишь, хотя можешь мгновенно возлюбить Бога в сердце твоем? Мои небеса и моя земля. Мои люди. Мои праведники и мои грешники. Мои ангелы и моя Матерь Божья. Все сущее мое. Сам Бог - мой и ради меня, потому что Христос - мой и весь Он - ради меня. Чего же ты просишь и чего ищешь, душа моя? Все это твое, и все ради тебя. Не останавливайся на маловажном и не довольствуйся крохами, падающими со стола Отца твоего. Выйди вон и гордись славой твоей! Спрячься в нее и наслаждайся ею, и ты получишь то, чего просит сердце твое". День памяти 14 декабря Антонио Сикари. Портреты Святых 45 Материал из Википедии — свободной энциклопедии Св. Иоанн КрестаСвятой Иоанн Креста (также известен как Св. Хуан де ла Крус и Св. Иоанн Крестный, исп. Juan de la Cruz); (24 июня 1542, Онтиверос, Испания — 14 декабря 1591, Убеда (Úbeda), Хаэн, Испания), настоящее имя Хуан де Йепес Альварес (исп. Juan de Yepes Álvarez) — католический святой, писатель и поэтмистик. Реформатор ордена кармелитов. Учитель Церкви. 1 Биография и творчество 2 Ссылки 3 Источники 4 Литература Биография и творчество Хуан происходил из знатной, но обедневшей дворянской семьи, жившей в окрестностях Авилы. Юношей поступил он в госпиталь, для ухода за больными. Образование он получал в иезуитской школе в городке Медина дель Кампо, куда перебралась его семья после смерти отца в поисках средств к существованию. В 1568 г. вступил в орден кармелитов, получал богословское образование в Саламанке. Затем он стал одним из основателей реформированного кармелитского монастыря Дуруэло. В монашестве он принял имя Иоанн Креста. В ордене кармелитов в это время шли распри, связанные с реформами ордена, инициированными св. Терезой Авильской. Иоанн стал сторонником реформ, имевших целью возврат к первоначальным идеалам кармелитов — строгости и аскетичности. Деятельность Иоанна многим в монастыре пришлась не по вкусу, по клеветническим доносам он трижды привлекался к суду, много месяцев провёл в тюрьме в тяжёлых условиях. Именно во время заключения Иоанн начал писать свои прекрасные стихи, проникнутые особым мистическим духом и религиозным трепетом. Его перу также принадлежат прозаические трактаты — «Восхождение на гору Кармель», «Тёмная ночь души», «Песнь духа», «Живое пламя любви». Скончался св. Иоанн Креста в Убеде, в 1591 г. В 1726 г. он был канонизирован папой Бенедиктом XIII, в 1926 г. папа Пий XI объявил его Учителем Церкви. День памяти св. Иоанна Креста в Католической Церкви — 14 декабря. Фундаментальный принцип богословия св. Иоанна состоит в утверждении, что Бог есть все, а человек — ничто. Следовательно, чтобы достичь совершенного соединения с Богом, в чем и состоит святость, необходимо подвергнуть интенсивному и глубокому очищению все способности и силы души и тела. 46 Произведениями св. Иоанна Креста интересовались русские символисты, в частности, Д. С. Мережковский, написавший книгу о нём. Стихотворения св. Иоанна переводили на русский язык Анатолий Гелескул, Борис Дубин. Основываясь на экстатических видениях святого, Сальвадор Дали нарисовал в 1950—1952 гг. картину «Христос Святого Иоанна Креста» 47 Святой Игнатий из Лойолы http://www.jesuit.ru/SIL.html Игнатий Лойола (Ignacio de Loyola) родился в 1491 г. в родовом замке в Басконии. Был тринадцатым ребенком в семье. В соответствии с обычаями своего времени получил домашнее воспитание. Юность провел при дворе - был пажем Хуана Веласкеса, казначея испанского короля. Вместе с королевской свитой много путешествовал по стране. После смерти покровителя перешел на службу к вицекоролю Наварры. Во время франко-испанских сражений оказался в осажденной Памплоне, где и произошли события, предопределившие его дальнейшую судьбу. 20 мая 1521 г. Игнатий получил серьезное ранение в ногу. Длительный период выздоровления проходил в его родовом замке. Игнатий много читал и размышлял. Именно тогда происходит его обращение. Игнатий решается оставить светскую жизнь, блеск и мишура которой стала его тяготить, и посвятить себя служению Богу. Пока еще не представляет четкой и ясной картины своих действий, но в его душе уже появились первые ростки духовного прозрения, которые впоследствии воплотились в Духовных Упражнениях. Воодушевленный посещением Пресвятой Девы, Игнатий окончательно вступает на путь христианского совершенствования. Прежде всего, мечтает посетить землю, по которой ступала нога Спасителя. Подобное решение требовало основательной подготовки, и Игнатий отправился в знаменитое аббатство Монтсеррат. Дальнейший путь лежал в Барселону крупнейший порт Средиземного моря, однако, по неизвестным причинам Игнатий остановился поблизости, в Манресе. Одиннадцать месяцев, проведенных в Манресе - это напряженная внутренняя борьба, мнительность и искушения, доводящие до исступления, и вместе с тем моменты необыкновенного духовного просветления. Одним словом, это время взлетов и падений души, из которых важнейшим событием можно считать озарение на Кардонере. Именно в этот период Игнатий возмужал и окреп духовно. Накопленный опыт станет ключом к дальнейшим действиям и позднее ляжет в основу Духовных Упражнений. В 1523 г. Игнатий отправляется в Рим, откуда через Венецию наконец-то добирается до Святой Земли. Его желанием было остаться навсегда там, но по требованию папского посланника завершил свое паломничество и вернулся домой. В тридцать три года сел на школьную скамью, чтобы выучить латынь. Потом в Алкале и Саламанке слушал лекции философии. Там Игнатия поджидало новое испытание - обвинение в ереси. Слишком бросались в глаза его нищенская одежда и аскетический способ жизни. Ко всему, Игнатий учил и проповедовал, не имея официального позволения. Все это вызвало подозрение инквизиции, что он может быть одним из alumbrados, членов секты, которая чрезвычайно беспокоила церковные власти в Испании. Хотя после расследования обвинения были сняты, около двух месяцев Игнатий провел в тюрьмах. 48 Игнатий не сдавался. В 1528 г. приехал в Париж. Продолжал там изучение гуманитарных наук и слушал лекции по теологии. Учеба давалась Игнатию нелегко. Жил на милостыню, исходившую от богатых испанских купцов. Но, несмотря на все трудности, нашел в Париже преданных друзей, разделявших его взгляды. Это были Франциск Ксаверий, Пьер Фавр, Диего Лаинес, Симон Родригес, Николай Бобадилья, Алфонсо Сальмерон. 15 августа 1534 г. на Монмартре они дали торжественные обеты - нестяжания, целомудрия и безоговорочного послушания Папе - Наместнику Христа на земле. Кроме того, друзья приняли решение совершить паломничество в Святую Землю. Вскоре Игнатий был вынужден оставить своих товарищей и выехать в Лойолу, чтобы укрепить пошатнувшееся здоровье. Остальные тропой паломников отправились в Венецию. Там планировали встретиться и сесть на корабль, идущий в Палестину. Но отношения Венецианской Республики с Востоком изменились, поездка в Святую Землю стала невозможной, и они вынуждены были остаться на месте. Готовились к рукоположению, все свободное время отдавали больным в лечебницах, выполняя самую грязную и тяжелую работу. Игнатий, вернувшийся после лечения из Лойоли, был рукоположен 24 июня 1536 г. Затем все вместе отправились в Рим, надеясь там найти ответы на то, что не давало им покоя. На пути в Вечный Город, Игнатий снова пережил потрясшее его до глубины души явление: в Ла Сторта Христос, придавленный тяжестью креста, утвердил его намерение основать новый орден. К воплощению этого пришли после глубоких размышлений и длительных совместных обсуждений. Тогда появились первые наброски Конституций, так называемые Уложения, с которыми и предстали в Ватикане. Павел III торжественно огласил их 27 сентября 1540 г. - от этой даты начался новый отсчет в истории. Вскоре Игнатия выбрали настоятелем, и он вместе со своими сподвижниками дал вечные обеты С этого момента постоянно пребывал в Риме. Заботился о самых бедных, униженных и оскорбленных. С особой теплотой относился к сиротам, больным, падшим женщинам. Много времени посвящал духовному наставничеству и переписке. Однако в первую очередь занимался проблемами разрастающегося ордена, представители которого появились во многих европейских странах и на миссиях. Решал вопросы организации учебы, заботясь о духовном и интеллектуальном развитии молодых иезуитов. Защищал орден от различных нападок. Был гениальным настоятелем. С людьми работал самозабвенно, требовательно, притом доброжелательно, с отеческой терпеливостью и пониманием. В Конституциях, рождавшихся среди молитвы, мистического восторга и слез, в образе идеального настоятеля, без сомнения, запечатлелся его портрет. Конституции Общества - своего возлюбленного детища, создавал в течение многих лет. Дни и ночи проводил в молитве, испрашивая совета с небес, и помалу, 49 отбросив излишнее, вытесал систему гибкую и непоколебимую, действующую в любых условиях. Игнатий не щадил себя в своем служении, не считаясь с тем, что неуклонно подрывает свое здоровье. Угас в одиночестве 31 июля 1556 г. Потомкам оставил в наследство весь свой опыт, дошедший до нас в рукописях, размышлениях и тысячах писем к различным лицам, три из которых - о послушании, бедности и монашеском совершенстве - вошли в список обязательного чтения во многих орденах. Был также Рассказ паломника, - часть автобиографии, написанная под его диктовку. Сохранился фрагмент Духовного Дневника, который является бесценным свидетельством игнатианской мистики. Однако наибольшее значение в истории монашеской жизни и в развитии христианской духовности приобрели два основных его дела - Конституции и Духовные Упражнения, - та маленькая книжечка, вот уже несколько веков вдохновляет и оживляет тысячи верных сынов Игнатия по всему миру. Иньиго Лойола - имя Игнатий он взял около 1540 года из почтения к антиохийскому епископу-мученику - был обращенным, который, однажды уверившись в том, какова воля Бога в отношении всей его жизни, продолжал искать этой воли в каждой ее детали. Он был младшим сыном в баскской дворянской семье, которая была достаточно влиятельна, жаждала приключений и совершала свою "законную" долю греха. Он предавался мирской славе и удовольствиям до 23 лет, когда во время болезни в Лойоле ему открылась жизнь в Духе. Прочитал тогда две книги, которые сосредоточили его мысли на Христе, Чьим выдающимся служителем ему предстояло стать, и на святых, на которых ему хотелось походить. Он размышлял и задавался вопросами о "духах", которые, как он чувствовал, действуют внутри него, некоторые - тревожа его, другие - утешая, и научился распознавать истинное и ложное. Этот опыт "распознавания" сопровождал его всю жизнь. Отказавшись от своих надежд, он оставил мир людской славы, чтобы проводить свою жизнь в молитве и аскетизме в Манресе, терзаясь искушениями и сомнениями. Это тяжкое учение, в котором Бог относился к нему, "как учитель к ребенку", помогло ему преодолеть свою склонность к несдержанности и неблагоразумию. "Что я могу сделать для Христа?" Глубоко сожалея о своих грехах и беспорядочной жизни, он попросил о милости испытывать отвращение к миру, но его духовное самолюбие не было болезненным. Игнатий лицом к лицу увидел распятого Христа, умершего за его грехи. Все его существо жило одним ощущением чуда, что он прощен и спасен, и тем, что он позже стал называть "близостью с Богом". "Что я делаю для Христа?", "Что я буду делать для Христа?" Эти беседы господина со слугой, друга с другом простираются за пределы жизни Игнатия, так что его грехи вместе с грехами всего человечества объемлются искупительным замыслом пресвятой Троицы. Его размышления и 50 мистический опыт, дарованный ему Богом, помогли ему стать апостолом с твердым намерением ради любви ко Христу спасать души и вести их к совершенству. Позже его идеалы разделили другие люди, его товарищи, которые, в свою очередь, стали распространять и защищать веру проповедью и служением в мире, таинствами и всевозможными делами милосердия. Игнатий непрестанно призывал их к чистой любви к Иисусу Христу, уча их искать Его славы и спасения душ, пока они не достигнут совершенства в любви к Богу и в служении Ему. Деятельная натура обращенного приобрела твердое и определенное направление. Нищий паломник Новообращенный решил стать паломником - человеком, который считает себя странником на земле и хочет таким быть. Он уповал на одного лишь Бога. В течение 14 лет он пешком путешествовал по Испании, Франции, Италии, Фландрии и Англии, и совершил паломничество в Иерусалим, где хотел остаться. Его понимание собственного внутреннего состояния со всеми его взлетами и падениями прояснилось благодаря встречам со множеством разных людей. Озарение, посетившее его на берегу Кардонера, многому научило его в духовном и умственном смысле. Он увидел жизнь в новом свете, и это так потрясло его, что он часто говорил об этом в последующие годы. Увидел, что все хорошее и все дары даются свыше мудрым и всемогущим Богом, что они возвращаются к Нему и что человек должен сделать со своей стороны все возможное, чтобы вернуть Ему их. Нельзя сказать, что это новое видение полностью изменило его. Умножая свои связи с людьми и постепенно, с большим или меньшим успехом находя верные образцы поведения благодаря своему жизненному опыту, он продолжал учиться искусству благоразумия и осуществлял la discreta caridad, умение, без которого не обойтись человеку, чья жизнь требует стольких важных решений. Посланники во всем мире Пришел день, когда соратники Лойолы решили образовать постоянную общину; когда же Общество, которое им хотелось видеть удостоенным имени Иисуса, было создано, паломник, странствующий ученик жизни не смог больше путешествовать. Сидя в своей крошечной комнатушке в Риме, он организовывал миссии для Папы Римского или же сам отправлял членов Общества работать среди турков или азиатов в "Индиях", среди протестантов, среди неверующих. Он стремился к тому, чтобы и они, в свою очередь, стали паломниками или нищенствующими апостолами, и побуждал их уповать на Господа. Ко времени его смерти его посланники были в Африке и Азии, во многих странах Европы, где работали по его указаниям, поддерживаемые его посланиями, которые укрепляли их чувство общности друг с другом несмотря на то, что они были рассеяны по всему свету. 51 Служить Господу и Церкви Игнатий был "захвачен" Христом, вечным Господом всего сущего, Которому он желал служить и подражать, терпя несправедливость и нищету, "не только духовную, но и действительную". Подражая обстоятельствам Его жизни и часто удостаиваясь Его явлений, Иисус хотел быть с Христом не только во славе, но и в страдании. В ту минуту, когда он пришел в Рим, видение, посетившее его в Ла Сторте, укрепило его уверенность в том, что "ему дано место рядом с Сыном" и что он будет сражаться за Бога под знаменем Креста, служа единственному истинному Господу и Его Наместнику на земле, Папе Римскому. Ибо битва Христа для людей еще не завершилась. Всегда можно сделать еще больше, совершить еще какое-то служение. Святой Дух дал Игнатию и его собратьям чувство того, что ХристаЖениха и Церковь-Невесту связывает один и тот же дух, который ведет и направляет нас на благо нашим душам. Будучи реалистом, Игнатий видел истинное лицо Воинствующей Церкви 16 века, которое было небезупречно; он видел, как медленно она продвигается по пути реформ, он страдал от ее изъянов, однако чувствовал, что она остается достаточно великодушной, чтобы распространять Евангелие в отдаленных землях. Служение, которое он пообещал Христу, обрело конкретное выражение в желании группы людей полностью отдать себя в распоряжение Наместника Христа. Если Дух говорил с Игнатием через его сердце, то также Он говорил с ним и через иерархию Своей Церкви, Где Иисус ежедневно совершает Свою искупительную тайну; и именно властью видимой Церкви были признаны харизмы Игнатия. "Помогать душам" Даже желая "жить с одним лишь Богом" в мире, Игнатий проявлял свою потребность в общении с другими людьми: потребность отдавать и получать. Бог хотел, чтобы он шел именно этим путем, но он знал, что не сможет быть настоящим апостолом для других, если не будет в то же время "добродетельным и ученым", как будет позже написано в "Конституциях" ("Уставе") иезуитов. Когда Игнатий учился, ему пришлось встретиться со многими представителями церковных властей; исповедниками, экзаменаторами, инквизиторами, монахами и епископами, а также с мирянами - мужчинами и женщинами; все они помогали ему конкретизировать желание "помогать душам". Его молитва, апостольство и учеба постепенно слились в единое целое. Его забота о личном совершенстве стала неотделима от его заботы о совершенстве каждого человека, которого он встречал. Будучи студентом, в Алкале, Саламанке и Париже, он едва ли подозревал, что станет основателем монашеского ордена. Ему нужно было обрести зрелось, стать совершеннее, извлечь пользу из встреч, которые даровал ему Господь на жизненном пути, прежде чем он смог собрать вокруг себя "сотоварищей Господа" и они решили никогда не расставаться и образовать религиозную организацию, основанную на послушании. 52 Общество Иисуса, которое сначала было основано неформально, позднее стало частью церковных структур, чтобы осуществлять в жизни все связанное с его особой харизмой. Кроме того, юридический статус Общества был духовной движущей силой, заставлявшей его членов устремляться все дальше на пути служения нашему Господу. Закон любви и милосердия Святого Духа, который при определенных обстоятельствах может действовать и без правил, тем не менее, является тем пульсом, оживляющим письменные уставы. Игнатий не придавал "Конституциям" ("Уставу") вида замкнутой системы: рожденные из "распознавания", они не только определяют идеал Ордена, но и отражают его жизнь. Они - продукт опыта иезуитов, но в то же время они побуждают иезуитов к распознаванию, индивидуальному и общинному. Действие и послушание Игнатий основал орден священников, которым помогают другие монашествующие. Апостольская цель общества была воплощена в священстве, которое считалось в то время лучшим источником помощи душам. Игнатий хотел, чтобы в его ордене состояли священники, которые отличались бы чистотой своей христианской жизни и ученостью. Для него, поборника частого причащения, литургия была священной жертвой, которую он просил Бога принять за его благодетелей; также, как показывает его "Духовный дневник", она была для него событием, посредством которого его настойчивая молитва восходила через размышление об Иисусе Христе к Отцу Света, помогая ему обрести те милости, в которых он нуждался, чтобы хорошо исполнять свою работу. Общество - группа людей, разделяющих одно и то же призвание, прочно объединенных друг с другом милосердием, единым духом и связанных с Богом послушанием - послушанием, проистекающим из их миссии. Это послушание Папе Римскому, основанное на обетах на Монмартре; это также послушание настоятелю, родившееся из собеседований первых иезуитов. Это, прежде всего, послушание Христу, посланному в послушании Отцом. Вот почему Игнатий хотел, чтобы это послушание было сильным, услужливым, радостным, незамедлительным, иногда слепым и растворяющимся в вечном Божественном свете, и в то же время разумным из почтения к Святому Духу, живущему в каждом христианине. "Любить Творца в каждом творении" Близкие друзья Игнатия говорили, что у него была прекрасная способность во всем находить Бога и что он верно почитал Пресвятую Троицу. Этот человек, который под водительством Святого Духа молился Отцу, следуя примеру Сына, хотел, чтобы члены Общества находили Бога во всех обстоятельствах своего бытия и в мелочах своей жизни, любя своего Создателя во всем и все творения в Нем, строя свою жизнь в соответствии с Его святой волей. Разве Бог не присутствует повсюду и во всем? Игнатий жил по принципу двустороннего движения и хотел, чтобы 53 также жили его преемники: апостол на время уходит от мира, который, как он знает, суетен и терзаем врагом человеческим, чтобы позже быть посланным в любую часть света, к любому представителю человечества, которого он своим очищенным видением увидит "в Боге". Это мир со своими великими и смиренными, богатыми и нищими, грешниками и праведниками, мужчинами и женщинами, язычниками и христианами; мир, который нужно завоевать и привести к Иисусу Христу всеми сверхъестественными и естественными средствами милосердием, молитвой, евангельской бедностью, - а также культурой, влиянием, деньгами, человеческими отношениями. Все это может помочь апостолу стать действенным орудием Царствия Божия по произволению Бога, Который хочет, чтобы Его славили во всем, что Он дает как Творец и Податель благодати. Автопортрет святого Человек, все время стремящийся к большему, чтобы прославить нашего Господа и послужить Ему, человек надежды, которую он терпеливо воплощает в жизнь. Мистик, которому знаком дар слез, который не пренебрегает смиренным рвением аскета. Человек, который хочет посвятить свою жизнь Богу в служении высшим интересам человечества. Монах, для которого послушание не исключает инициативы или выступлений от своего имени. Правитель, которому доступен вселенский взгляд, но который заботится и о малом. Все это можно сказать об Игнатии Лойоле. Но о нем можно сказать и многое другое. Он был близок Богу в молитве и во всех своих делах; он был поглощен любовью к ближнему и к Обществу; он был приятен Богу и людям благодаря своему смирению; он был неподвластен страстям, которые он приручал и смирял, чтобы помочь другим перестроиться; он воспитывал в себе строгость и аскетизм, но сочетал их с мягкостью по отношению к своим сынам; он великодушно помогал слабым; упорно стремился к цели, не падая духом; он управлял событиями без излишних восторгов или уныния; он был готов даже умереть; он всегда был бдителен и готов к новым свершениям; он был одарен энергией, позволявшей ему доводить свои дела до конца, пользуясь властью, основанной на уважении и добром имени. Когда Игнатий перечислял те качества, которыми должен обладать генеральный настоятель Общества, знал ли он, что рисует собственный портрет? Он вложил свою душу в "Упражнения" и в "Конституции", как вкладывал ее во все, что делал. Именно таким мы и должны его увидеть и содействовать тому, чтобы его наследие принесло добрые плоды. В литургическом календаре Католической Церкви день памяти св. Игнатия приходится на 31 июля 54 Материал из Википедии — свободной энциклопедии Святой Игнатий де Лойо́ла (исп. Ignacio (Íñigo) López de Loyola, баск. Inazio Loiolakoa, ок. 1491, Аспейтиа — 31 июля 1556, Рим) — католический святой, основатель Общества Иисуса (ордена иезуитов); точная дата рождения неизвестна[источник?], предположительно 1491 или 1493 г. (по устным свидетельствам, собранным во время канонизации). Биография Родился в замке Лойола в баскской провинции Гипускоа. При крещении получил имя Иниго (баск. Inigo). После обращения принял имя Игнатий (исп. Ignacio), избрав себе небесным покровителем святого Игнатия Антиохийского. Возможно, послужил прообразом Дон Кихота в одноименном романе Мигеля де Сервантеса. День памяти 31 июля. Содержание 1 Ранние годы (1491(?)–1521) 2 1521 г. Оборона Памплоны 3 1521–1522 гг. Замок Лойола 4 1522 г. Паломничество в Монтсеррат 5 1522–1523 гг. Манреса. Прозрение на Кардонере 6 1523 г. Паломничество в Святую Землю 7 1526–1528 гг. Годы учения. Проблемы с инквизицией. Барселона, Алькала, Саламанка 8 1528–1534 гг. Годы учения. Париж 9 15 августа 1534 г. Обеты на Монмартре 10 1535–1537 гг. Венеция. Рукоположение 11 1537–1541. Рим. Основание Общества Иисуса (ордена иезуитов) 12 1541–1556 гг. Рим 13 1622 г. Канонизация 14 «Духовные упражнения» 15 Любимая молитва Игнатия Лойолы 16 Библиография 17 Источники 18 Ссылки Ранние годы (1491(?)–1521) Вход в отчий дом Игнатия Лойолы с родовым гербом над дверьюПроисходил из древнего испанского рода. По недокументированным данным, был младшим из 13 детей[источник?]. В 14 лет Иниго остался круглым сиротой, и старший брат отправил его в Аревалло, к Иоанну Веласкесу, казначею Кастильского двора. Там Иниго служил пажом. Достигнув совершеннолетия, перешёл на военную службу. 55 Впоследствии, рассказывая о своей молодости о. Гонзалесу де Камара, он описывал себя в тот период следующими словами: «Внимательный к своей наружности, падкий на успех у женщин, смелый в своих ухаживаниях, придирчивый в вопросах чести, ничего не боявшийся, дёшево ценивший жизнь свою и других, я предавался роскоши…» ) 1521 г. Оборона Памплоны В 1521 г. Иниго де Лойола участвовал в обороне Памплоны, которую осаждали французские и наваррские войска под началом Андре де Фуа. В городе проживало много наваррцев, которые перешли на сторону противника, и городские власти решили сдаться. 20 мая 1521 г. Андре де Фуа вошёл в город. Иниго, сохранивший верность своему королю, с горсткой солдат отступил в крепость. Осада началась 21 мая. «Приступ длился уже порядочное время, когда я был задет снарядом, который проскочил между моими ногами и ранил одну и сломал другую», — рассказывал он через много лет о. Гонзалесу де Камара. После этого битва завершилась довольно скоро. В течение последующих десяти дней он находился в Памплоне. Французы с уважением отнеслись к его храбрости, Иниго лечили французские врачи, а затем его на носилках перенесли в отцовский замок, в Лойолу. 1521–1522 гг. Замок Лойола Вскоре стало ясно, что тряска во время пути сказалась на его здоровье, и врачи вынуждены были провести ещё одну — очень тяжёлую — операцию, после которой ему с каждым днём становилось всё хуже и хуже. 24 июня, в день Св. Иоанна Крестителя, врачи, не верившие уже в его выздоровление, посоветовали Иниго исповедаться. Накануне дня Св. Петра, считавшегося покровителем рода Лойола, Иниго причастили и соборовали. Ночью произошло внезапное улучшение, и на следующий день он уже был вне опасности. Но кость срослась неправильно, и пришлось снова делать операцию, ещё более долгую и мучительную, чем все предыдущие. В последовавший затем период выздоровления Иниго попросил, чтобы ему принесли почитать рыцарские романы. Но романов в замке не оказалось — в семейной библиотеке хранились только «Жизнь Иисуса Христа» картезианца Рудольфа и один том «Жития святых». Пришлось читать то, что есть. И в этих книгах он обнаружил героизм: «героизм этот отличен от моего, и он выше моего. Неужели я не способен на него?» Иниго заметил — и был поражён, — что после чтения нескольких страниц из «Жития святых» его душой овладевал непостижимый мир, в то время как мечты о славе и любви оставляли ощущение опустошённости. «Два противоположных духа действуют во мне. Первый меня смущает: он от дьявола. Второй меня умиротворяет: он от Бога». Он отправляет слугу в Бургос, чтобы тот принёс картезианский устав, и внимательно изучает этот документ. 56 1522 г. Паломничество в Монтсеррат В марте 1522 г. Игнатий собрался совершить паломничество в Иерусалим. Но сначала отправился в Монсеррат (исп. Montserrat) — горное бенедиктинское аббатство близ Барселоны, где хранится чудотворная статуя Мадонны. В пути он принёс обет целомудрия. В городе Игуальда, недалеко от аббатства, он купил рубище кающегося, посох, флягу и полотняные туфли на верёвочной подошве. 21 марта 1522 года он пришёл в Монсеррат и три дня готовился к полной исповеди. 24 марта (в день перед Благовещением) исповедовался, переоделся в рубище, отдал свою одежду нищему и начал «Ночную Стражу» («Ночная стража», предшествующая посвящению в рыцари, состоит из омовения, исповеди, причастия, благословения и вручения меча). Всю ночь он простоял в часовне перед образом Пресвятой Девы, иногда опускаясь на колени, но не позволяя себе садиться, а на рассвете передал своё оружие — меч и кинжал — исповедовавшему его монаху и попросил повесить как приношение в часовне. Отныне он считал себя посвящённым в рыцари Царицы Небесной. 1522–1523 гг. Манреса. Прозрение на Кардонере С восходом солнца он спустился из Монсеррата и остановился в небольшом городке Манреса (Manresa). Там он нашёл уединённый грот на берегу реки Кардонер, около римского акведука, и решил несколько дней провести в молитве в этом уединённом месте. Он жил на подаяние, соблюдал строгий пост, утром ходил к мессе, ухаживал за больными в местной больнице, вечером молился в соборе. Вскоре он заболел, и его приютили в доминиканском монастыре. Здесь он пережил духовный кризис: сначала возникли сомнения в том, что на исповеди в Монсеррате он действительно раскаялся во всех прежних грехах, и он вновь попытался вспомнить все грехи, совершённые им в жизни. Чем больше он вспоминал, тем более ничтожным и недостойным себе казался. Исповедь не помогала. Возникло искушение покончить самоубийством. В какой-то момент Игнатий задумался о том, откуда приходят эти сомнения и какое действие они производят в его душе, и тогда сознательно решил не исповедоваться больше в прошлых грехах: «Я понял, — говорил он впоследствии, — что в таком исповедании заключено действие злого духа». Вскоре после этого, когда Игнатий шёл вдоль берега реки Кардонер в дальнюю церковь, он остановился, всматриваясь в воду. «Глаза моего разумения начали открываться. Это не было видение, но мне было дано разумение многих вещей, как духовных, так и касающихся веры, а равно и человеческих наук, и с такой большой ясностью… Достаточно сказать, что я получил великий свет разумения, так что, если сложить всю помощь, на протяжении всей жизни полученную мною от Бога, и все приобретенные мною знания, то мне кажется, что это было бы меньше, чем то, что я получил в этом единственном случае. Мне показалось, что я стал иным человеком… Всё это продолжалось самое большее три минуты». Зиму 1522 г., которая оказалась для него очень тяжёлой, он провёл в Манресе. 57 1523 г. Паломничество в Святую Землю 28 февраля 1523 г. Игнатий направился в Барселону, чтобы оттуда отплыть в Италию и совершить паломничество в Иерусалим. В ожидании корабля он вёл ту же жизнь, что и в Манресе: молился, ухаживал за страждущими в больницах, собирал подаяние. 23 марта 1523 г. он отплыл в Италию и через пять дней прибыл в Геную, а оттуда пошёл в Рим. Получив благословение Папы Адриана IV, он пешком отправился в Венецию и рано утром 15 июня отплыл на корабле. 1 сентября корабль достиг Святой Земли, там паломников встретили францисканцы, которые затем на протяжении двух недель водили их по Иерусалиму, Вифлеему и Иордану. Игнатий обратился с просьбой к настоятелю францисканцев: «Отче, я хотел бы остаток моих дней провести в вашем монастыре». Настоятель согласился, но францисканский провинциал в просьбе отказал, и Игнатий вновь вернулся в Барселону. 1526–1528 гг. Годы учения. Проблемы с инквизицией. Барселона, Алькала, Саламанка Он понял, что для апостольской деятельности необходимы знания. Поэтому в 33 года начал изучать в начальной школе, вместе с детьми, латинский язык. Жером Ардевол, преподаватель латыни, бесплатно давал ему дополнительные уроки, и через два года объявил своему ученику, что теперь тот знает достаточно, чтобы слушать лекции в университете. В мае 1526 г. Игнатий пешком отправился в Алькалу (там находился университет), расположенную в восьмидесяти милях от Барселоны. В Алькале, как и в Барселоне, он, помимо занятий в университете, учил детей катехизису и наставлял всех, кто обращался к нему за помощью. В связи с этим на Игнатия поступил донос, он был арестован, и после 42 дней тюремного заключения был оглашён приговор, запрещающий ему наставлять и проповедовать под страхом отлучения от Церкви и вечного изгнания из королевства. После трёх лет запрет могли бы снять, если на это дадут разрешение судья или генеральный викарий. Архиепископ Толедский порекомендовал Игнатию не оставаться в Алькале и продолжить обучение в Саламанке. Однако и в Саламанке почти сразу после после прибытия Игнатия пригласили на собеседование в доминиканский монастырь и стали расспрашивать о Духовных Упражнениях, которые он давал в Алькале. Дело передали на рассмотрение церковного суда. Судьи не обнаружили в его учении никакой ереси, и ещё 22 дня спустя он был освобождён. После этого Игнатий принял решение покинуть Испанию и отправился в Париж. 1528–1534 гг. Годы учения. Париж В 1528 г., когда Игнатий прибыл в Париж, ему было 35 лет. Решив вновь начать образование с нуля и возобновить основы латыни, он поступил в школу Монтегю и 58 оставался там до октября 1529 г. Затем поступил в школу Святой Варвары для изучения философии. В 1532 г., после четырёх лет обучения, незадолго до Рождества он сдал экзамен и получил учёную степень. В феврале 1533 г. Игнатий сдал ещё один экзамен — по грамматике, а затем, предоставив свидетельства о том, что он прослушал курсы комментариев на Аристотеля, изучил арифметику, геометрию и астрономию, после ряда экзаменов и публичного диспута, состоявшегося в церкви Святого Юлиана Бедного, получил диплом магистра. Отныне он имел право «преподавать, участвовать в диспутах, определять и совершать все действия школьные и учительские… как в Париже, так и по всему свету». Оставалось пройти экзамен на доктора. Но перед этим экзаменом Игнатий ещё прослушал курсы богословия у доминиканцев. Докторское испытание состоялось в 1534 г., на Великий пост, Игнатию была присуждена степень и вручён головной убор доктора: чёрная круглая шапочка с квадратным верхом, украшенным кисточкой. 15 августа 1534 г. Обеты на Монмартре В годы обучения в Париже Игнатий познакомился с Петром Лефевром, Франциском Ксаверием, Яковом Лайнезом, Салмероном, Бобадильей и Симоном Родригесом. Каждому из них он преподал Духовные Упражнения. Всех их объединяло желание создать группу, посвящённую служению Христу. 15 августа 1534 г., в день Успения Пресвятой Богородицы, на Монмартре, в церкви Святого Дионисия, они — все семеро — во время мессы, которую служил Петр Лефевр, принесли обеты нестяжания, целомудрия и миссионерства в Святой Земле. В случае невозможности выполнения последнего обета до 1 января 1538 г. было решено отправиться в Рим и предоставить себя в распоряжение Святому Престолу. Но сначала все должны были закончить обучение. 1535–1537 гг. Венеция. Рукоположение В 1535 г. Игнатий тяжело заболел. Он был вынужден покинуть Париж и вернуться в Испанию. Почувствовав себя лучше, он пешком отправился в Венецию и пришёл туда в конце 1535 г. Здесь, в ожидании товарищей, он продолжил изучение теологии. Остальные прибыли из Парижа 18 января 1537 г. В это время года сообщения между Венецией и Палестиной не было, и в ожидании лучших дней все они решили работать в больницах. К тому моменту к обществу присоединились ещё пять человек. 24 июня 1537 г. Игнатий и его товарищи были рукоположены во священники. 1537–1541. Рим. Основание Общества Иисуса (ордена иезуитов) 59 Базилика Лойолы в его родном городеПоскольку из-за начавшейся войны Венеции с Турцией отплыть в Палестину было невозможно, обет, данный на Монмартре, обязывал их отправиться в Рим. В 1537 г., после аудиенции, Папа Павел III поручил Лайнезу и Петру Лефевру преподавать богословские дисциплины в Римском университете. Народ охотно слушал новых проповедников, но кардиналы и аристократия подняли против них гонение. Игнатий добился личной встречи с Папой Павлом III, и после беседы, продолжавшейся час, Папа принял решение поддержать Игнатия и его товарищей. На Рождество 1538 г. в церкви Святой Марии Великой в Риме Игнатий отслужил свою первую мессу. В 1539 г. перед Игнатием и его товарищами встал вопрос: что дальше? Решено было официально образовать сообщество — новый монашеский орден. В том же году Игнатий представил Папе Павлу III Установления — проект будущего Устава, где в дополнение к трём стандартным обетам послушания, целомудрия и нестяжания был добавлен четвёртый: обет непосредственного послушания Святому Отцу. 27 сентября 1540 г. устав нового ордена — Общества Иисуса — был утверждён папской буллой «Regimini militantis ecclesiae». На Великий пост 1541 г. Игнатий Лойола был избран первым генеральным настоятелем ордена (сокращённо — «генералом»). 1541–1556 гг. Рим В эти годы Игнатий занимался координацией деятельности ордена, создавал «Конституции», диктовал «Автобиографию». Он умер 31 июля 1556 г. Погребён в Риме, в церкви Иль-Джезу (Иисуса Христа). 1622 г. Канонизация 12 марта 1622 г. был канонизирован вместе с Франциском Ксаверием Папой Григорием XV. «Духовные упражнения» «Духовные упражнения» («Exercitia Spiritualia») святого Игнатия, одобренные Папой Павлом III 31 июля 1548 г., представляют собой сочетание испытания совести, размышления, созерцания, молитвы словесной и мысленной. Упражнения распределяются на четыре этапа — недели (название «неделя» — достаточно условное, в зависимости от успехов упражняющегося каждая неделя может быть сокращена или же увеличена). Первая неделя — очищающая (vita purgativa). В этот период человек вспоминает грехи, совершённые в истории мира и им самим, в его 60 личной жизни, прилагая усилия к тому, чтобы «достичь первичного обращения»: выйти из состояния греха и обрести благодать. Вторая неделя — просвещающая (vita illuminativa), она посвящена молитвенным размышлениям о земной жизни Иисуса: от Его Рождества до конца Его общественного служения. Вторая неделя рассматривается как подготовка к решению, ответу на призыв следовать за Христом, к определённому жизненному выбору. Третья неделя — соединение со Христом в Его крестном страдании и смерти. Таким образом, упражняющийся умирает со Христом, чтобы с Ним вместе воскреснуть. Четвёртая неделя — Воскресение и Вознесение. Духовный плод всех недель заключается в высшем созерцании ради обретения любви (contemplatio ad amorem), которое даёт возможность всё возлюбить в Боге, а Бога — во всём. Любимая молитва Игнатия Лойолы Anima Christi, sanctifica me. Corpus Christi, salve me. Sanguis Christi, inebria me. Aqua lateris Christi, lava me. Passio Christi. conforta me. О bone lesu, exaudi me. Infra tua vulnera absconde me. Ne permittas me separari a te. Ab hoste maligno defende me. In hora mortis meae voca me. Et iube me venire ad te, ut cum Sanctis tuis laudem te in saecula saeculorum. Amen. Душа Христова, освяти меня. Тело Христово, спаси меня. Кровь Христова, напои меня. Вода ребра Христова, омой меня, Страсти Христовы, укрепите меня. О благий Иисусе, услыши меня: В язвах Твоих сокрой меня. Не дай мне отлучиться от Тебя. От лукавого защити меня. В час смерти моей призови меня, И повели мне прийти к Тебе, Дабы со святыми Твоими восхвалять Тебя во веки веков. Аминь. 61 Исидор Батрак и Мария http://krotov.info/yakov/6_bios/36/1170_isidor.htm (15 мая 1130 или 1170). Исидор родился в Мадриде в семье крестьян настолько обездоленных, что они не могли прокормить собственного сына. Еще мальчиком он стал батрачить на богатого мадридского землевладельца Хуана де Вергаса, да так и умер батраком. Про Исидора рассказывали много всяких чудес: например, что хозяин, проведав про его благочестивую манеру каждый день ходить к мессе, стал его подкарауливать, чтобы уличить в невыполнении нормы. Однако Хуан увидел белоснежного быка, вспахивавшего под руководством невидимых рук участок Исидора. Впрочем, Исидор вызывал насмешки не только у хозяина, и не только усердие к Церкви было предметом недоумений. Однажды его застали, когда он кормил зимой изголодавшихся птиц, тратя драгоценное семенное зерно. Но урожай у Исидора, по преданию, вышел лучше, чем обычно. Сообщая о невероятных чудесах, предание, однако, не утверждает, что из-за этих чудес хозяин отпустил Исидора на волю, дав ему денег на обзаведение хозяйством. Возможность такого поворота событий была более невероятной, чем умножение хлебов. Исидор умер лет шестидесяти, жена его ненадолго пережила. Помимо легенд, достоверно известно (и очень типично для тогдашних представлений о святости), что после смерти в младенчестве своего единственного ребенка, мальчика, супруги жили, воздерживаясь от половых отношений. Почитание батрака постепенно стало общеиспанским, он сам почитается одним из покровителей Мадрида. Его мощи покоятся в главном мадридском соборе высоко над главным алтарём. Его канонизировали в 1622 г. в один день со св. Игнатием Лойолой, Франциском Ксавье, Терезой Авильской, Филиппом Нери (в Испании их называют “пятеро святых”). Память Исидора празднуется КЦ 15 мая, Марии 9 сентября (в Испании ее называют Мария де ла Кабеза - “Мария Головы”, потому что был обычай во время засухи устраивать молитвенную процессию, несшую к полям череп святой). Acta Sanctorum, май, т. 3. Критическое издание латинского текста: Boletin de la Real Academia de la Historia. Vol. ix (1886), pp. 102-152. 62 Святой Франциск Ксаверий http://www.jesuit.ru/Sanct10.html#bookmark4 Франциск Ксаверий (Francisco Javier) родился в 1506 г. в знатной семье в Хавьере (Наварра, Испания). Во время обучения в Париже стал соратником святого Игнатия Лойолы. Принял рукоположение в священники в Венеции в 1537 г. и посвятил себя делам милосердия. Был отправлен с миссией на Восток в 1541 г.; неустанно провозглашал Благую Весть в Индии и в Японии и многих обратил в веру. Умер в 1542 г., не успев воплотить свою мечту о миссии в Китае. В 1622 г. Папа Григорий XV причислил его к лику святых. Франциск Ксаверий (1506-1552), баск по происхождению, познакомился с Иниго де Лойола в 1530 году, был “обращен” в возрасте 27 лет, и спустя 4 года рукоположен. В 1541 году отправился в Индию, куда прибыл спустя 13 месяцев. Затем последовали десять лет напряженного труда, из которых особенно выделяются периоды /собственно миссии/, каждый продолжительностью около двух лет: в Индии (1542-1544), на Молуккских островах (1545-1547) и в Японии (1549-1551). Франциск умер в полном одиночестве у горного склона Сан-Сьян, обращенного к Китаю, где Франциск так мечтал проповедовать Евангелие, хотя мечте его не суждено было сбыться. Эта величественная эпопея превратила Франциска Ксаверия в прототип. Его пример вдохновляет нас и теперь, ведь прежде чем Франциск водрузил знамя креста в дальней стране, он вознес его в своем сердце. Силой Воскресшего Христа Франциск преодолел рамки, ограничивающие его дело. Жизнь Франциска стала примером жизни человека, преображенного Духом - на примере внутренней борьбы мы видим истинное значение апостольства. Преграды между цивилизациями падут лишь тогда, когда столкнутся с человеком Духа, человеком, в котором благодать торжествует над грехом. Преходящее и вечное Чтобы по-настоящему познать этого святого, мы должны прежде принять во внимание два обстоятельства, определявшие его жизненный путь и затрудняющие понимание личности святого для человека XXI столетия. Первым определяющим фактором деятельности Ксаверия послужила его связь с политическими властями. Франциск был апостольским нунцием, и в то же время представителем короля Португалии. Он не боялся (в соответствии с традициями эпохи) обращаться к мирским властям – не с целью обращения индийцев, а для того, чтобы образумить европейских спекулянтов. Таким образом, его деятельность, хотя она и была евангельской, можно рассматривать как колониальное предприятие. Второй определяющий фактор проистекал из языка и богословских представлений. Франциск считал, что обязан уберечь души от ада; он осуществлял массовое 63 крещение и категорически отвергал все другие религии. С большим трудом он научился видеть в них шаги на пути к Богу и скрытую истину. Если мы признаем эти обстоятельства, нам будет легче понять, что было главным в жизни Франциска. На разных своих стадиях, в зависимости от обстоятельств, история Франциска Ксаверия – это, в большей или меньшей степени, история любого миссионера и любого христианина. Этот святой может говорить со мной, а я с ним, если пойму, что его жизнь не исчерпывается одними лишь внешними событиями - тем, что он делал и куда ездил, - а тем более, если постараюсь вникнуть в его духовную жизнь, и шаг за шагом постичь скрытую реальность, лежащую в основе ее внешнего развития. Шаги на пути к упованию на Бога Первый шаг - это пробуждение Ксаверия для апостольской жизни. В 1533 году Бог “вырвал” его из слишком “человеческой” жизни: Он не послал его тотчас же на другие континенты, но в скрытой молитвенной жизни открыл и передал ему Свою любовь к человеческим душам . В течение семи лет Он учил его во всех испытаниях видеть образ Бога Отца, отдавать себя без остатка любому, кто приходил к нему; в группе людей, которым посчастливилось образовать Общество Иисуса, Он явил ему истинное лицо Церкви. Этот идеал, созданный и воплощенный в “искусственных” условиях. потребовал от него реального воплощения на второй стадии пути. В начале 1541 года Христос через Своего наместника направил Франциска на Дальний Восток с официальной миссией апостольского нунция. С тех пор апостол Христа жил в подражании Спасителю, Который, будучи богат, стал нищим; будучи Господином, уничижил Себя, став Слугой; Который пострадал ради спасения всего человечества, тем самым, явив Франциску безграничную милость Бога к грешникам - “живым книгам”, которые Франциск учился читать. Последний шаг был сделан в 1545 году, когда под влиянием Духа Франциск решил покинуть Индию, где его работа только начиналась, и отправиться в страны, менее известные и столь отдаленные, что по тем временам расстояние до них казалось огромным. Хотя мотив, побудивший Франциска Ксаверия отправиться из Лиссабона в Индию, а потом на Молуккские острова и в Японию, всегда был одним и тем же, существенный перелом наступил именно в 1545 г. Упование на Бога, которое впервые зародилось в нем в братской атмосфере молодого Общества, должно было углубиться в испытаниях: в полном одиночестве человеку Духа прежде чем покориться смерти приходится лицом к лицу столкнуться с врагом, самой тайной зла. Это высшее испытание упования. Все эти шаги были глубоко связаны между собой. Жизнь Ксаверия - это последовательность моментов, отмеченных Божьим вмешательством. И эти моменты никогда не забывались, никогда не отбрасывались, как ненужный хлам, преграждающий путь, никогда не вытеснялись новыми откровениями; новые переживания лишь прибавлялись к прежним, навсегда сохранявшим свое значение и силу. Человек желания, каким Франциск был во времена своего обращения, перерос себя и преобразился в человека Духа; человек с нежным, чувствительным 64 сердцем обнаружил, что община его собратьев-монахов занимает в его сердце место более глубокое, чем какие-либо чувства, место, где бьется сердце самого Иисуса; человек молитвы в схватке с лукавым еще глубже проник в бездну страдания Христа и еще крепче приник к своей своей скале – Богу; страдающий, терзаемый Франциск преодолевал все более тяжкие препятствия. И в течение всего этого времени Бог не оставлял его, заботясь о том, чтобы однажды посеянное семя принесло свои плоды. Бог действует через грешного человека Давайте попытаемся рассмотреть некоторые черты характера Ксаверия – самого необузданного, с каким когда-либо приходилось иметь дело св. Игнатию. Прежде всего, отметим, что он отражает период развития мысли, предшествовавший полемике Баньеса и Молины. В то время считалось, что от человека не исходит ничего, кроме зла, что всякое добро – от Бога, что все происходящее – дело благодати и, наконец, что первоочередная добродетель апостола – смирение, которое удерживает его на своем месте. Ксаверий извлек все лучшее из традиции Августина. Ревностно заботясь о славе Божьей, он не принимал во внимание человеческую свободу; чтобы уразуметь, что Бог – единственный Творец всякого блага, апостол должен позволить Ему опустить себя на самое дно; именно из глубины собственного ничтожества раздастся возглас полного упования, и она станет источником постоянного бодрствования. Поэтому апостол должен малопомалу становиться образом Самого Христа, возложив на себя бремя человеческих грехов. На пути, ведущем его к сердцу ближнего, апостол попадает в область греховности, к которой нельзя приблизиться, не обжегшись. Пока апостол не пострадает за свою любовь – любовь безустанную и терпеливую - он не проникнет в ее тайну по-настоящему. Поэтому Ксаверия интересовало не то, любят ли других те, с кем он работал, а то, любят ли их другие: в его глазах такая любовь не могла быть просто ответом на любовь грешника. Может быть, она означает, что, несмотря на все препятствия, которыми грешник преграждает путь любви, воскресший Христос уже действует в его жизни? Что любовь живого Христа проникает в сердце человека, затрагивая заветные струны его души, и он любит Христа, даже не сознавая этого? Апостольские борения Другой стороной жизни Франциска Ксаверия является то, как он переживал борьбу противоположностей, которыми полна жизнь любого апостола. Борьба между мечтой и реальностью постоянно заставляет апостола превосходить себя самого и все то, что он уже начал строить или построил, и в то же время укрепляет в нем чувство долга по отношению к данным обязательствам. Борьба между “миром и моим приходом” постоянно побуждает человека пересматривать достигнутое. Борьба между общиной и одиночеством "очищает" наше присутствие среди других людей, ведь миссионеру, например, Ксаверию, иногда приходилось ждать вестей 65 из Европы по много месяцев (32, потом 24, потом 21 и наконец 50 месяцев – всего пять вестей за десять лет!). С другой стороны, борьба, порождаемая послушанием. С ней относительно легко справиться, поддерживая связь с настоятелем; однако, когда миссионер, подобно Ксаверию. находится так далеко, что голос властей не может быть услышан, появляется соблазн усомниться в Святом Духе. Существует также борьба между действием и бездействием, конфликты природы (штиль и буря, жара и холод) и человека (политиков, колонистов, спекулянтов), конфликты, связанные с языком, болезни, все новые препятствия. Печатью борьбы отмечено и то, что делит и объединяет деятельность человека в течение дня и под покровом ночи его молитву, без которой ни один человек не может хранить верность миссии, порученной Богом. Наконец, существует борьба между твердостью и той чувствительностью, благодаря которой можно сохранить связь между небесами и землей. Не обладая мужеством вынести эти многочисленные сражения, живые и противостоящие друг другу, как бы мог Ксаверий открыть Дальний Восток для Евангелия? Апостол в мире и Бог в апостоле Человеческие страдания угнетали Франциска Ксаверия, но любовь к Христу действовала в нем с не меньшей силой. Тому, кто не может слить воедино любовь к Богу и человеку, грозит великая опасность погрузиться в деятельность, теряющую связь со своим божественным началом. Франциск стремился побороть в себе пыл конквистадора, ставящий под угрозу человеческое чувство зависимости от Бога, а вместе с ним и чувство искупления через крест. Его современники много говорили об этом; ночи молчания и мистического борения, возможно, более наполнены смыслом, чем яркий свет действия. Апостол – это человек, действующий в Боге, и Ксаверий ясно видел это; но его собственное свидетельство говорит о том, что в апостоле действует только Бог. Именно тогда приходит свобода, которая дает человеку, прислушивающемуся к Духу, способность открывать то, чего требуют обстоятельства. Поэтому путь, по которому мы проследовали за Ксаверием, - не столько покорение мира апостолом, сколько покорение (через это действие) апостола Богом. За человеком действия стоит человек, умеющий страдать и поддерживать действие Божье. Франциск обошел целые миры, но с каждым днем в нем углублялось особое чувство оставленности, или, другими словами, полное упование. Воистину, “какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?” Но, идя за Христом до конца, Франциск Ксаверий научился с непреходящей радостью открывать действие Пресвятой Троицы в своей жизни и во вселенной, преображаемой любовью. Зерно, пав в землю, умирает, но приносит урожай. Память 3 декабря 66 Святой Франциск Ксаверий Материал из Википедии — свободной энциклопедии оригинальное имя Francisco de Xavier родился 7 апреля 1508(1508-04-07) Хавьер 2 декабря 1552 (1552-12-02) (44 года) остров Шанчуаньдао почитается Католическая церковь, Англиканская церковь канонизирован 12 марта 1622 беатифицирован 25 октября 1619 день памяти 4 марта покровитель Австралии, Борнео, Гоа Святой Франциск Ксаверий (Франсиско Хавьер — исп. Francisco (de) Javier, баск. Frantzisko Xabierkoa, 7 апреля 1506, Хавьер, Наварра — 2 декабря, 1552, остров Шанчуаньдао у побережья Китая) — христианский миссионер и сооснователь Общества Иисуса (ордена Иезуитов). Римско-католическая церковь считает его самым успешным миссионером в истории христианства, обратившим в христианство большее число людей, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, апостола Павла. Ранняя жизнь Замок ХавьерФранциск Ксаверий родом из аристократической баскской наваррской семьи. Родился в замке Хавьер (Наварра, Испания) 7 апреля 1506 года. В 1512 году Кастилия вторглась в Наварру. Многие замки были разорены, включая замок его семьи, а земля была конфискована. Отец Франциска умер в 1515 году. В возрасте 19 лет Франциск Ксаверий отправился учиться в Парижский университет, где получил степень лиценциата в 1530 году. Он продолжил изучать теологию и познакомился с Игнатием Лойолой. 15 августа 1534 года в часовне Монмартра Игнатий Лойола совместно с Франциском Ксаверием, Петром Фабером, Яковом Лайнесом, Альфонсом Сальмероном, Николаем Альфонсом Бобадилья и Симоном Родригесом принесли клятву посвятить свои жизни Богу. Это было основанием Общества Иисуса. Миссионерская работа Миссионерские путешествия Франциска КсаверияФранциск Ксаверий посвятил большую часть своей жизни миссии в отдалённых странах. В 1541 году папа Павел III послал его в португальскую восточную Индию. Франциск Ксаверий покинул Лиссабон 7 апреля 1541 года, вместе с двумя другими иезуитами и новым вицекоролём Мартином де Соуза, на борту «Сантьяго». С августа этого года до марта 67 1542 года он находится в Мозамбике, а 6 мая 1542 года прибыл в Гоа, столицу португальской Индии. Названием официальной должности Франциска в Гоа было «апостольский нунций». Центром миссионерской деятельности Франциска Ксаверия в первые три года его деятельности был индийский город Гоа, откуда он совершал многочисленные поездки по южной Индии и соседним странам. 20 сентября 1542 года он начал свою миссию среди народа паравас, ловцов жемчуга с восточного берега южной Индии. Затем он помог обращению в христианство короля Траванкоре с западного берега Индии, а также посетил остров Цейлон. В 1545 году он решил переместить миссионерскую активность восточнее, на Молуккские острова (сегодняшняя Индонезия). После прибытия в Малакку в октябре 1545 года и трёх месяцев напрасного ожидания корабля в Макассар, он решил изменить цель своего путешествия. 1 января 1546 года он покинул Малакку и отправился на остров Амбон, где он оставался до середины июня. Затем он посетил другие острова Молуккского архипелага. После этого он возвратился на остров Амбон, а затем в Малакку. В декабре 1547 года в Малакке Франциск Ксаверий познакомился с японцем из Кагосимы по имени Андзиро. Андзиро услышал о Франциске в 1545 году и отправился в путешествие из Кагосимы в Малакку специально, чтобы встретиться с ним. После их знакомства Франциск решил отправиться в Японию. Он возвратился в Индию в январе 1548 года. Следующие пятнадцать месяцев были посвящены различным путешествиям и административным делам в Индии. Франциск Ксаверий был крайне разочарован нехристианской жизнью и образом действий португальцев, препятствовавших его работе по евангелизации местных жителей. Он отправился дальше, на неизвестный Дальний Восток. 15 апреля 1549 года он оставил Гоа, вновь посетил Малакку, и прибыл в Кантон. В путешествии его сопровождали Андзиро, два других японца, а также отец Космэ де Торрес и брат Хуан Фернандес. С собой он взял подарки для «Короля Японии», которому намеревался представиться апостольским нунцием. Ксаверий прибыл в Японию 15 августа 1549 года. Он сошёл на берег в Кагосима, главном порту провинции Сацума (остров Кюсю). Он был тепло встречен и оставался гостём семьи Андзиро до октября 1550 года. С октября до декабря 1550 года он жил в Ямагути. Вскоре после Рождества он отправился в Киото, но ему не удаётся встретиться с императором. В марте 1551 года он возвратился в Ямагути. Здесь ему было разрешено проповедовать перед даймё, но так как он не знал японского языка, он вынужден был ограничиться чтением вслух перевода катехизиса. Памятник св. Франциску Ксаверию, Хирадо, Нагасаки, ЯпонияВ конце концов, его более чем двухлетняя миссия в Японии оказалась успешной. В Хирадо, Ямагути и Бунго образовались христианские общины. Он решил вернуться в Индию. Во время путешествия буря заставила корабль остановиться на острове возле 68 Гуанчжоу, в Китае. Там он встретил богатого торговца Диего Перейра, своего старого друга по Индии, который показал ему письмо одного португальца, который находился под стражей в Гуанчжоу. Заключённый просил португальского посла заступиться за него перед китайским императором. 27 декабря 1551 года корабль с Франциском останавливается в Малакке, а в январе 1552 года прибывает обратно в Гоа. 17 апреля он вновь отправился в путь, вместе с Диего Перейра, который выступал в качестве посла короля Португалии, на борту корабля «Санта Круз». На этот раз его цель — Китай. Однако он обнаружил, что забыл свои верительные письма. Поэтому в Малакке у него возник конфликт с «капитаном» Альваро де Атайде де Гама, который к тому времени имел полную власть в гавани. «Капитан» отказался признавать его титул нунция и потребовал от Перейро отказаться от титула посла, нанять новый экипаж для корабля и оставить дары императору в Малакке. В начале сентября 1552 года «Санта Круз» достиг китайского острова Шанчуань (Shangchuan), в 10 км от южного берега континентального Китая (современный уезд Тайшань округа Цзянмэнь), в 200 км к юго-западу от того места, где позднее возникнет Гонконг. В те годы (до основания Макао) этот осторов был единственным местом в Китае, которое регулярно разрешалось посещать европейцам, да и то лишь для сезонной торговли. На этот раз компанию Франциска составляли студент-иезуит Альваро Ферейра, китаец Антонио и слуга из Малабара Кристофер. В середине ноября он послал письмо, в котором писал, что один человек согласился доставить его на материк за большую сумму денег. Отослав назад Альваро Ферейра, Франциск остался только с Антонио. Смерть 21 ноября он упал в обморок после мессы. Он умер на острове 2 декабря 1552 года, в возрасте 46 лет, не сумев достигнуть материкового Китая. Вначале он был похоронен на этом острове. В феврале 1553 года его тело было вывезено с острова Шанчуань и 22 марта 1553 года временно захоронено в церкви Святого Павла в Малакке. 15 апреля 1553 года Перейра, вернувшийся с Гоа, перевёз тело в свой дом. 11 декабря 1553 года тело Ксаверия было перевезено в Гоа, где оно и находится поныне. Раз в 10 лет на 6 недель его нетленное тело выставляют для всеобщего обозрения (последний раз это случалось в 2004 году). Существуют разные мнения о том, как тело может оставаться нетленным такое длительное время. Некоторые считают, что его тело было забальзамировано; другие настаивают, что это свидетельство чуда. Наследие 69 Усыпальница Франциска Ксаверия в ГоаФранциск Ксаверий выполнил огромную работу по распространению христианства в странах Азии, и как организатор, и как первопроходец. Найдя компромисс с древней церковью святого Фомы в Индии, он тем самым разработал основы миссионерских методов Общества Иисуса. Он смешивал миссию и политику, и, в принципе, был не против распространения христианства силой (см. его письмо королю Португалии Жуану III, написанное 20 января 1548 года). Он обладал качествами великого миссионера, был харизматической личностью, имел огромный лингвистический талант и всегда без остановок рвался вперёд. Его деятельность оставила огромный след в миссионерской истории Индии, Японии и Китая, указав путь для дальнейших поколений католических миссионеров, не только иезуитов. Он сам смог увидеть многие из результатов своей работы, но цели, которые он ставил перед собой, были намного больше. Так как Римско-Католическая Церковь ответила на его призыв, поняв важность того, что он делал, эффект от его усилий распространился далеко за пределами его собственного ордена. Широкой нынешней распространённостью в мире Католическая Церковь, в значительной степени, обязана Франциску Ксаверию, Маттео Риччи и всему поколению миссионеров того времени. Признание Франциск Ксаверий — католический и англиканский святой. Он был беатифицирован папой Павлом V 25 октября 1619 года и канонизирован папой Григорием XV 12 марта 1622 года, одновременно с Игнатием Лойолой. В 1839 году Теодор Джеймс Райкен основал Братство Ксаверия, или Конгрегацию Святого Франциска Ксаверия. В настоящее время в США существуют более 20 высших учебных заведений, спонсируемых этой конгрегацией. Он является святым — покровителем Австралии, Борнео, Китая, Индии, Гоа, Японии, Новой Зеландии. Многие церкви и университеты по всему миру названы в честь Франциска Ксаверия. Его день памяти в Католической Церкви — 3 декабря. Иоанн Авильский Материал из Википедии — свободной энциклопедии Перейти к: навигация, поиск Святой Иоанн Авильский (исп. San Juan de Ávila, * 6 января 1499, Альмодовардель-Кампо — † 10 мая 1569, Монтилья, Испания) — испанский католический святой, писатель и проповедник. 70 Биография О детстве и семье Иоанна сохранилось немного сведений. Известно, что он родился в достаточно обеспеченной семье в маленьком городке Альмодовар-дель-Кампо неподалёку от Толедо. В молодости он обучался праву в университете Саламанки, однако вернулся домой, прервав обучение. Затем в 1520—1526 изучал философию и богословие в Алькале. По окончании занятий был рукоположен в священники. В 1527 г. он собирался отправиться в Мексику в качестве миссионера, однако епископ Севильи убедил его в том, что проповеднический дар Иоанна пригодится и на родине. Иоанн поселился в Севилье, где скоро приобрёл славу знаменитого проповедника. В 1532 г. по навету завистников был арестован, год провёл в тюрьме, в 1537 г. был оправдан. После оправдания жил в Гранаде, где основал несколько учебных заведений. Долгое время проповедовал на территории Андалусии, в связи с чем его также называют «апостолом Андалусии». Иоанн встречался и поддерживал дружеские отношения со многими знаменитыми современниками, переписывался с Игнатием Лойолой и Терезой Авильской. Под влиянием его проповеди пережил обращение Иоанн Божий, Иоанн Авильский после этого стал его духовным наставником. Весьма обширно писательское наследие Иоанна. Его богословские работы и сборники проповедей пользовались большой популярностью, многократно переиздавались и переводились на другие языки. Иоанн умер в 1569 г. в Монтилье. Сочинения «Трактат о любви Божией» (исп. Tratado del amor de Dios); «Трактат о священстве» (исп. Tratado del sacerdocio); «Комментарии к псалмам Audi, filia, et vide»; «Epistolario espiritual»; «Святое таинство» (исп. Santísimo Sacramento); «О познании себя» (исп. Del conocimiento de sí mismo); «Комментарий на послание к Галатам» (исп. Comentario a la Carta a los Gálatas); «Христианская доктрина »(исп. Doctrina cristiana 71 Иоанн Креста, св. В 1542 году, за четыре года до смерти Лютера и за три года до начала Тридентского Собора, в Фонтиверосе, маленькой кастильской деревушке, родился Хуан де Йепес, жизнь и деятельность которого стала как бы живым ответом - не единственным, но, конечно, одним из наиболее глубоких и решительных, - которые Богу угодно было дать людям того смутного времени - второй половины XVI века. Его называли "мистическим Учителем", и он оставил нам самые возвышенные образцы мистической поэзии в испанской литературе. Мы говорили о "глубоком" ответе, и действительно, читая жизнеописание этого святого и его произведения, трудно заметить, что Церковь его времени была охвачена кризисом протестантизма и кризисами другого рода; в его сочинениях нет никакого упоминания о том, что во Франции того времени шли жесточайшие религиозные войны, что европейцы огнем и мечом покоряли Новый Свет, что в Испании свирепствовала инквизиция; в них почти не отразились яростные споры на Соборе и после него о реформе духовенства и монастырей - все, что до слез волновало Терезу Авильскую, которая была старше него почти на тридцать лет и избрала его своим первым сподвижником в деле реформы старого Ордена кармелитов. Хуан де Йепес, впоследствии принявший прозвище "де ла Крус" (Иоанн Креста), кажется, живет в другом мире: он нашел себя в повседневной жизни, особенно в жизни бедных людей (ему нравилось работать подмастерьем с каменщиками, которые строили и ремонтировали маленькие монастыри, где ему доводилось жить); он нашел себя в жизни своего монашеского ордена, в котором почти всегда занимал должность настоятеля и ответственного за воспитание; он нашел себя прежде всего в деле духовного руководства теми, кто обращался к нему, прося помочь им обратиться и любить Бога всем сердцем своим; однако он жил в ином мире,, если говорить о тех важных событиях, одним из главных действующих лиц которых мы ожидали бы его увидеть. Попробуем сразу же предложить некий ключ к его личности и ко всей его деятельности, исходя из Священного Писания (а это гораздо более существенная и ценная точка отсчета, чем то представляется на первый взгляд). Каждый христианин знает, что в Библии рассказывается об истории спасения. Иными словами, об истории счастливой любви, движимый которой. Бог создал человека по образу Своему; истории милосердной любви, с которой Бог снизошел до Своего падшего творения, восстановив с ним завет (сначала с несколькими Своими друзьями: Авраамом, патриархами, Моисеем, а потом - со всем народом); об истории пришествия Самого Сына Божьего как Спасителя всего человечества, которое должно постепенно стать Его Невестой - Церковью, рожденной из воды, истекшей из ребра Иисуса, прободенного на Кресте, Церковью, предназначение которой - непрестанно утверждаться в супружеской любви к Иисусу. 72 Поэтому вся священная история проникнута символикой супружеской любви, более реальной, чем сама реальность, и поэтому в христианстве любовь мужчины и женщины становится Таинством, то есть действенным знамением, воплощенным символом иной, более великой любви. Брачная любовь Христа к каждому творению - это реальность. Любая другая любовь - лишь намек, знамение. Об этом говорит христианская вера: "Бог есть любовь, и кто пребывает в любви, пребывает в Боге и Бог в нем". Что же мы находим в многочисленных библейских книгах? Историю взаимоотношений творений с Богом - историю, отмеченную всеми событиями человеческой жизни: рождением и смертью, удачами и неудачами, миром и войной, страданиями и радостями, грехами и искуплением, созиданием и разрушением, успехами и поражениями. В Библии есть все, и ее главные герои самые разнообразные люди: цари и пророки, воители и мудрецы, богатые и бедные, святые и грешники, люди выдающиеся и самые обыкновенные. Однако среди всех книг Священного Писания есть одна особенная, единственная в своем роде, которая подобна его сердцу: в ней - объяснение и животворный источник всех других книг, всех других событий - это Песнь Песней. Но если взять и внимательно прочесть эту книгу, что мы в ней найдем? Длинное, прекраснейшее стихотворение о любви: это может быть правдивый рассказ о любви двух молодых людей, это может быть символическая поэма о бесконечной любви Ягве к избранному народу, это может быть пророчество о воплощении Сына Божьего, грядущего, чтобы принести нам в дар Самого Себя, Свое Тело в Евхаристии. Как бы то ни было, Песнь Песней входит в нашу Библию и освещает ее всю: как Ветхий, так и Новый Завет, бросает на всю Библию свой свет, и в ее красоте находит свое разрешение любая трагедия. Чего-то похожего - гораздо более "похожего", чем это кажется на первый взгляд, Бог потребовал от Хуана де ла Крус в этот ключевой, поистине уникальный момент истории Церкви: Он потребовал от него продолжить и переосмыслить Песнь Песней. Однако для того, чтобы он по-новому прочитал Библию, Бог заставил его пережить эту поэму на своем весьма своеобразном жизненном опыте, который был историей любви, подражавшей любви Иисуса Распятого и ей сопричастной. Сказав это, мы уже сказали все существенно-важное. Нам остается только перейти к рассказу о жизни Хуана де ла Крус. Обычно его биографы не уделяют достаточно внимания тому знамению, которое было заложено в самом рождении великого мистика. 73 Когда Данте задумал написать вечную, имеющую общечеловеческое значение поэму, он сделал мужественный выбор. Согласно обычаям того времени, он должен был бы писать эту поэму на латыни, которая в те времена считалась языком "вечным и нетленным". Однако он решил предпринять великое дело - рассказать все, что он знает о жизни, на народном языке, объясняя свой выбор таким образом: "Мой дорогой родной язык был одним из элементов союза моих родителей, на нем говоривших; и как огонь раскаляет железо для кузнеца, который потом кует из него нож, так и родной язык был сопричастен моему рождению и является сопричиной моего бытия" (Пир 1, 13). Нечто похожее мы должны сказать о языке любовной поэзии - тоже единственном в своем роде, - который станет языком скромного, смиренного, невзрачного монаха, достигшего крайней степени умерщвления плоти. Песнь Песней, которую Хуан де ла Крус продолжил во время Церкви, началась, таким образом, в его материнском доме. "Материнском", потому что у его отца было отнято право дать дом своим детям. Гонзало де Йепес, отец Хуана, был выходцем из знатной толедской семьи. Он занимался торговлей шелком, что в то время было делом очень прибыльным. Путешествуя по делам, он встретился с молодой красивой ткачихой Каталиной Альварез - она осталась сиротой и была очень бедна. Он влюбился в нее и женился на ней наперекор воле своих богатых родителей, лишивших его наследства. Так Гонзало тоже стал столь беден, что его молодой жене пришлось поселить его в своем смиренном доме и научить ремеслу. Родилось трое детей: в доме царила удивительная любовь и покой, но бедность граничила с нищетой. Вскоре после рождения Хуана его отец тяжело заболел, и за два года его болезни истощились последние сбережения семьи. Когда Екатерина осталась вдовой с тремя детьми, ей было даже нечем кормить их. Пешком, ведя с собой двух малышей и неся на руках Хуана, побираясь, она пешком пришла в Толедо, чтобы просить богатую родню мужа о помощи, однако не получила ничего. Несчастная семья продолжала бедствовать, а впоследствии странствовала, стараясь перебираться в более крупные города, где было легче получить кое-какую помощь. Франсиск - старший из детей Екатерины - уже вырос и начал помогать семье, второй ее сын Луис умер, не вынеся лишений, а Хуана послали в колледж для детей-сирот, где он начал учиться и одновременно прислуживал в больнице для сифилитиков в Медине дель Кампо. 74 В конце концов дела несчастного семейства пошли на лад, и оно сразу же стало помогать тем, кто был еще беднее: в дом взяли брошенного ребенка и ухаживали за ним до самой его смерти. Наш рассказ поневоле краток и неполон, но мы должны хотя бы постараться ощутить ту необычайную атмосферу, которой дышал маленький Хуан: атмосферу, проникнутую любовью и страданием, внутренним богатством и внешней бедностью, однако не любовью, которая тяжело уживается со страданием и бедностью, но богатой любовью - любовью отца, принявшей нищету ради любви и, в свою очередь, обогатившейся бедностью и любовью матери, - и для их детей богатство и бедность, любовь и страдания навсегда останутся таинственно связанными. И это справедливо не только для Хуана, но и для Франсиска, старшего брата, которого Хуан на протяжении всей своей жизни любил больше, "чем кого-либо на земле", и который также стал святым (хотя и менее известным) и умер в глубокой старости, в возрасте семидесяти семи лет, стяжав славу человека святой жизни и чудотворца. В годы детства и юности Хуан уже обладал всеми человеческими и духовными задатками, которых было достаточно для исполнения того особого призвания, которое уготовал ему Бог. Выдающийся литературный критик Дамазо Алонзо, комментируя стихи Хуана де ла Крус, задавал себе вопрос о том, мог ли бы он обладать таким образным языком и такой тонкой восприимчивостью, если бы в своей юности хотя бы несколько раз не был сражен "парой прекрасных девичьих глаз". Здесь перед нами попытка усмотреть в его мистической экзальтации отклик земных переживаний. Но, быть может, критик забыл о том, что в истории Хуана де ла Крус очарование влюбленных глаз, требующих ответной любви, было именно историей рождения его собственной семьи - что-то из Песни Песней повторилось в его юности и стало частью его "родного языка". Когда Хуану исполнилось 21 год, весь опыт любви, бедности и мудрости, который он впитал, воплотился для него в призвании стать монахом-кармелитом: сосредоточиться на созерцании Бога, на молитве и умерщвлении плоти, устремив взгляд на Деву Марию Кармельскую - нежнейший образец материнской любви через которую дается всяческая благодать. В воспитании, полученном им в монастыре, наибольшее влияние на всю его жизнь, несомненно, имело указание из классического руководства ордена по духовной жизни, в котором говорится: "Если ты хочешь укрыться в любви и достичь цели твоего пути, чтобы пить из источника созерцания..., ты должен избегать не только того, что запрещено, но и всего того, что мешает тебе любить еще горячее". 75 Итак, для Хуана наступили годы монашества, изучения философии и богословия в знаменитом Саламанкском университете. Учение было ему в радость, он был одарен острым умом и твердой логикой, а молитва и аскеза помогали ему совершенствоваться в душевной и физической жизни (он избрал для себя маленькую, темную келью только потому, что из ее единственного окна был виден клирос, и проводил там долгие часы, углубившись в созерцание дарохранительницы). Однако чрезмерно суетную университетскую жизнь трудно было совместить с мистическим опытом любви и креста, которым по воле Божьей было отмечено рождение Хуана и от которого он отныне не мог отказаться. Незадолго до принятия рукоположения он пришел было к решению, что его призвание скорее в полном затворничестве и созерцании, и собирался сменить орден, но именно тогда он встретился с Терезой Авильской. Шел 1567 год. Монахиня-кармелитка, одаренная необычайным обаянием, была на тридцать лет старше него. За ее плечами были долгие, мучительные поиски призвания. Но ее душа успокоилась с тех пор, как несколько лет назад она начала реформировать женские кармелитские монастыри, стремясь превратить их в маленький "рай на земле", где живет "сообщество добрых", то есть людей, которые помогают друг другу уже на этой земле "узреть Бога" чистыми очами веры, благодаря огню взаимной любви, восходящей к самому сердцу Божьему. Стремясь сделать их монастырями, которые взяли бы на себя обязанность быть и оставаться "в сердце Церкви и мира", монастырями, где молятся, где страдают, где борются, где любят за всех и вместо всех. Тереза хотела, чтобы ее реформа охватила и мужскую ветвь ордена, более того, она считала, что это дело более важное, чем реформа женской ветви, потому что мужчины могут связать воедино созерцание (растворение личности в любви и кресте) и миссию, готовность по воле Христовой отправиться туда, где Церковь наиболее нуждается в помощи и поддержке. Хуан согласился стать ее сподвижником и разделить ее судьбу: он возвратился в Саламанку, чтобы окончить учебу и рукоположиться в священники, а Тереза тем временем стала искать маленький монастырь для первых реформированных кармелитов. Это она собственноручно раскроила и сшила для Хуана де ла Крус бедную монашескую одежду из грубой шерсти. Новая жизнь началась в Дурвеле. Это было такое затерянное селение, что Терезе в первый раз пришлось потратить целый день на его поиски. Под монастырь приспособили старую постройку: на чердаке, где можно было стоять, только пригнув голову, устроили хор, в прихожей устроили капеллу, в 76 углах хоров - две кельи, такие низкие, что голова касалась потолка. Маленькая кухня, разделенная пополам, служила одновременно и трапезной. Повсюду на стенах висели деревянные кресты и бумажные картинки. Отец Хуан установил на площадке перед монастырем большой крест, который был издалека виден каждому, кто направлялся к ним. В новом монастыре "отшельники" вели не- обычайно суровую жизнь, но вся она была проникнута глубокой, сокровенной нежностью, питавшейся долгими молитвами, столь сосредоточенными, что иногда монахи даже не замечали, что молятся; из монастыря они отправлялись проповедовать крестьянам из соседних сел, лишенным всякого духовного окормления, и исповедовать их. Когда Тереза впервые приехала навестить их, она была глубоко тронута и, по ее словам, маленький монастырь показался ей "преддверием Вифлеема". Хуан - на сей раз по своему свободному выбору - вновь воссоздал вокруг себя атмосферу своего детства, где любовь сочеталась со свободно избранным страданием и бедностью. И его монашеская жизнь так гармонировала с его детством, что на некоторое время Хуан позвал своих родных жить вместе с ними: пока братья проповедовали, его мать Каталина готовила для общины скромную еду, брат Франсиск убирал комнаты и постели, а жена брата Анна стирала белье. Так родился Кармель, который задумала и пожелала создать св. Тереза, и опыт жизни монашеской общины был для братьев столь богатым и глубоким, что они навсегда сохранили верность избранному пути. Мы не можем сейчас останавливаться на всех перипетиях этой истории, которая вскоре стала сложной и трагичной (в те времена монахи, которые хотели преобразований, часто сталкивались с неудовольствием и сопротивлением тех, кто считал, что никакой реформы не нужно, как это часто происходит в Церкви; а братья-реформаторы столь же часто не проявляли достаточного терпения). Обратимся к сути нашей истории. Близился конец 1577 года. Уже почти пять лет Хуан де ла Крус жил в Авиле. Св. Тереза, которую против ее воли назначили настоятельницей большого женского кармелитского не-реформированного монастыря (того самого монастыря, из которого она в свое время удалилась), призвала к себе Хуана де ла Крус, чтобы сделать его своим помощником в деле духовного перевоспитания. Они работали вместе, и беспокойный монастырь, где жило более 130 сестер, постепенно становился тем, чем он должен был быть: обителью молитвы и любви. Но, в силу присутствия двух великих реформаторов, он стал и местом, где зрело недовольство людей, считавших их неуемными и непослушными авантюристами. В то время иерархия церковных властей была неустоявшейся и противоречивой: был нунций, действовавший от имени Папы, но был и представитель генерала ордена, власть которого точно так же признавалась Святейшим Престолом, были, 77 далее, советники и представители короля Филиппа II, которые также действовали согласно римским обычаям и полномочиям, полученным от Рима. В какой-то момент было уже невозможно разобраться, кто должен повелевать, а кто повиноваться, и каким образом это делать. Как бы то ни было, представитель генерала ордена, которому слишком поспешно повиновались нетерпеливые подчиненные, дал приказ схватить Хуана де ла Крус и бросить его в тюрьму. В те времена жизнь Церкви была организована так же, как жизнь королевства, и в монастырях тоже была келья-темница для непокорных братьев. Однако с Хуаном его братья поступили с необычной жестокостью: связав его и подвергнув всяческим унижениям, как Христа, взятого под стражу, его привезли в Толедо, где на берегах Тахо высился большой монастырь. Его бросили в маленький закуток, выдолбленный в стене, который иногда служил отхожей ямой и куда почти не проникал свет солнца, лишь через узкую щель шириной в три пальца видно было соседнее помещение, и только в полдень Хуану удавалось читать свой бревиарий - единственную вещь, которую ему оставили. Там он провел почти девять месяцев на хлебе и воде (иногда ему давали сардину или пол-сардины), в одной одежде, которая гнила у него на теле и которую он даже не мог постирать. Каждую пятницу его били в главной трапезной бичом по плечам так сильно, что шрамы от ударов не затянулись даже много лет спустя. Затем его осыпали упреками: ему говорили, что он борется за реформу только потому, что стремится к власти и хочет, чтобы его почитали за святого. Его мучали вши и сжигала лихорадка. Св. Тереза, которая знала о происходящем, написала королю Филиппу II страшные слова: "Обутые (то есть нереформированные кармелиты), кажется, не боятся ни закона, ни Бога. Меня гнетет мысль о том, что наши отцы в руках этих людей... Я предпочла бы, чтобы они были среди мавров, которые, быть может, были бы милосерднее к ним...". Но вот случилось чудо: открылось глубоко личное призвание Хуана де ла Крус. Бог доверил ему в современной ему Церкви живой комментарий к Песни Песней. В жуткой тьме, окутывавшей его в глубокой ночи заточенья из сердца Хуана де ла Крус рождаются горячие, полные света стихи о любви. В них используются библейские образы, но по стилю и форме они принадлежат поэзии того времени. 78 Он сочиняет их в уме и создает необычайно богатый мир образов, символов, чувств: мир, где красота предстает как крик души, ищущей Христа, как Невеста ищет своего Жениха, и становится непобедимым влечением к Богу, во Христе ищущему Свое творение. Ночь - страшная тьма в заточенье, стремящаяся поглотить саму душу бедного, изможденного и преследуемого монаха (ему сообщали ложные известия, чтобы убедить его в том, что все потеряно и что начатое им дело погибло) - стала неизбежным условием того, чтобы двинуться в путь к миру откровения Божьего, оставив за своей спиной все, что могло отвлечь от этого великого предприятия. Это "великое одиночество всего сущего", глубокое молчание, в котором слышно, как текут самые источники воды жизни, нисходящей от Бога к нам, и это течение является реальностью - "даже если вокруг - ночь". Во тьме, "даже если вокруг ночь", человек все равно знает, что жажда воды и земли утоляется, что прозрачная вода никогда не замутится и что она в конце концов утолит жажду всякого творения, даже "если сейчас ночь". Согласно Хуану де ла Крус, именно образы ночи-света-утоления голода в их взаимосвязи открываются нам в двух великих тайнах: тайне Троицы, всеобъемлющего потока жизни, и таинстве Евхаристии. Стоит ночь: ночь, когда все спят, а узник пытается бежать, рискуя разбиться (как сам Хуан чуть не разбился, упав из окна на каменистые берега Тахо); ночь, когда "никто не видит тебя" и сам ты никого не видишь, но в сердце горит путеводный огонь, просвещающий тебя лучше, чем "солнечный свет в полдень". В течение этих страшных месяцев во мраке своей темницы Хуан начинает, таким образом, свой путь в библейском мире Откровения Божьего, как будто Бог перенес его туда силой благодати и сделал одним из главных героев Библии. Подобно псалмопевцу, он чувствует себя изгнанником, сидящим на реках Вавилонских, где все требуют от него песен веселья, петь которых он больше не может. "На реках, которые я созерцал в Вавилоне, я сидел и плакал, и орошал слезами землю, вспоминая о тебе, Сион, родина моя, которую я так любил". Хуан, скорбящий в изгнании, также вспоминает свою родину, но в ветхозаветных стихах для него звучит весть о воскресении Христовом: "И я был уязвлен любовью, поразившей мое сердце. Я попросил любовь убить меня, если так глубоки ее раны. Я приказал огню охватить меня, зная, как он жжет. В себе самом я умирал, и только в Тебе обретал дыхание. Снова и снова я из-за Тебя умирал, и из-за Тебя воскресал. Достаточно было воззвать к Тебе, чтобы утратить и обрести жизнь". 79 Несчастный заключенный, призванный узреть светоносное откровение, сочиняет и романсы, в которых несколько монотонная рифмовка служит свидетельством того, как трудно было памяти нанизывать один стих за другим, чтобы не забыть их. В форму романса Хуан облекает начало Евангелия от святого Иоанна: "В начале было Слово", представив его в виде исполненного любви диалога между Богом Отцом и Сыном, и рассказ Евангелий о рождестве Иисуса. Вся евангельская история предстает как брачное празднество, устроенное Отцом, который дарует Сыну Свое творение, и как брачный дар Сына, отдающего Свое тело в жертву, чтобы искупить его и вернуть Отцу. В центре этого празднества Мария (об этом - последние слова романсов): Мария, с изумлением взирающая на нечто чудесное и до сих пор небывалое: Бог, ставший ребенком, плачет человеческими слезами, а человек испытывает в душе своей радость Божью. Но лучшее из стихотворений Хуана - это знаменитая Духовная песнь, которую он сам не боялся сравнивать с Песнью Соломоновой, признаваясь, что он написал ее, вдохновленный Духом Святым, и сам не мог бы истолковать ее, настолько ее строки богаты "преизбыточествующей мистической премудростью": "Кто может описать то, что Он дает почувствовать влюбленным душам, в которых Он пребывает? И кто сможет выразить словами то, что Он дает им ощутить? И те желания, которые Он влагает? Конечно, никто не может сделать этого, даже сам человек, с которым все это происходит". Хуан, по его собственным словам, стал одним из тех людей, которые "от преизбыточествующего Духа раздают сокровенные тайны". Даже на психологическом уровне трудно объяснить, как может заключенный в темницу человек, доведенный до последней степени физического истощения, найти в себе источник такой чистой, ясной, пламенной, исполненной жизни поэзии, столь богатой цветами, звуками, воспоминаниями, желаниями, страданиями, нетерпеливыми устремлениями. Вот лишь несколько строк: "Все разглагольствуют, рассказывая о великих Твоих благодатных дарах, и все сильнее уязвляют меня, оставляя мне, угасшей, что-то, о чем они бормочут...". - "О хрустально-чистый источник, если бы в твоих серебристых бликах мне вдруг увидеть желанные глаза, образ которых глубоко запечатлен в моей душе!". - "Любимый мой подобен холмам, безлюдным долинам, заросшим густым лесом, пустынным полянам, журчащим источникам, нежнейшему шелесту ветерка... Отдохнувшей ночи, когда она обращается к свету зари, приглушенной музыке, звучащей в пустыне, трапезе, укрепляющей и пробуждающей любовь". 80 - "Если меня больше не будет слышно, если меня нельзя будет ни увидеть, ни отыскать, скажите, что я заблудилась, что я влюбилась и, блуждая, пожелала погубить себя и была завоевана". Это песнь влюбленной души, буквально продолжающая и подхватывающая - в новозаветных и церковных образах - Песнь Песней, а также содержащая отзвуки многочисленных комментариев, которые Отцы Церкви посвятили этой блистательной и таинственной книге. Когда через девять месяцев в канун праздника Вознесения Хуану де ла Крус ночью удалось бежать из темницы, рискуя разбиться на каменистых берегах Тахо, он нашел приют в кармелитском женском монастыре в Толедо (вспомним, что в созерцательных монастырях Церковь хранит живой, достопоклоняемый образ Невесты Христовой), а потом - в монастыре Беаса. Когда он вошел в приемную, монахини были поражены его видом. Они говорили: "Он был похож на мертвого - кожа да кости, и был так изможден, что почти не мог говорить, был истощен и бледен, как мертвец. Несколько дней он провел, замкнувшись в себе, и говорил на удивление мало". Чтобы ободрить его и нарушить гнетущее молчание, настоятельница (которой впоследствии Хуан посвятил комментарий на свою Духовную песнь) приказала двум молодым послушницам спеть несколько строф из духовных песнопений. Это был грустный напев, сочиненный одним отшельником. В нем были слова: "Тот, кто не испытал скорби в этой юдоли слезной, никогда не вкушал блага и никогда не вкушал любви, ибо скорбь - облачение влюбленных". И вот что рассказывают о происшедшем две молодые монахини: "Скорбь его была столь велика, что из глаз его полились обильные слезы и заструились по его лицу... Одной рукой он оперся на решетку, а другой делал знак прекратить пение". Но больше всего поразило их то, почему плакал Хуан. Он сказал им, что "скорбит о том, что Бог посылает ему мало страданий для того, чтобы он смог поистине вкусить любовь Божью". Много лет спустя, когда та же настоятельница напомнила ему о времени, проведенном в темнице, Хуан, тихо покачав головой, сказал ей: "Анна, дочь моя, ни один из тех благодатных даров, которые Бог послал мне там, нельзя оплатить всего лишь тюремным заключением ("carcelilla"), пусть даже многолетним". И это "всего лишь" означает, что маленькая, удушливая темница в его сознании и воспоминании стала чем-то мелким и незначительным по сравнению с чудом, там происшедшим! 81 У нас нет возможности подробно рассказать о всех событиях, отметивших жизненный путь Хуана де ла Крус. После толедской тюрьмы ему оставалось жить всего четырнадцать лет, и в течение всего этого времени он был настоятелем многочисленных монастырей и пользовался всеобщей любовью и уважением, хотя его всегда держали на втором плане. Его духовного руководства искали главным образом те, кто просил его направить их путь к Богу. Все, кто его любил, свидетельствуют о том, что нам кажется почти невозможным: с одной стороны, Хуан нес бремя Креста во всей его тяжести (Креста как аскезы, умерщвления, строгого соблюдения правил, суровой требовательности к себе и к другим), с другой стороны, в его присутствии живо и явственно ощущалась атмосфера воскресения - нежности, мягкости, понимания, способности сделать привлекательным и желанным даже самый тяжкий и горький путь. "Влюбленная душа, - писал Хуан, - это душа нежная, мягкая, смиренная и терпеливая". В этом - таинственная связь ничтожного творения с Творцом мироздания, но в исследованиях, посвященных жизненному опыту и произведениям этого святого, обращалось недостаточно внимания и не было достаточно хорошо понято то, что речь идет не о его "системе", но о его глубоком мистическом опыте переживания пасхальной тайны: тайны Голгофы (темницы), из которой воскресло Слово как вдохновенная, животворная поэзия. Хуан учит всех, что смерть может также означать жизнь, тогда как иногда жизнью называют то, что на самом деле есть смерть. Хуан де ла Крус знаменит тем, что достиг одновременно двух высот, внешне друг другу противоположных: высшей красоты в своих поэтических произведениях и высшей аскетической суровости в комментариях к своей собственной поэзии. Однако это внешнее противоречие можно понять и правильно истолковать, только размышляя о том, как два этих мира слились сначала в его детстве, а потом - в начале и расцвете его зрелости. Между тем Хуан по-прежнему привлекал к себе души, желавшие вкусить и пережить его мистический опыт - опыт восприятия Церкви как Невесты Христовой. Монастыри, основанные Терезой и живущие ее духом и согласно ее воле, естественно, стремились видеть Хуана де ла Крус своим наставником. И именно ради них он согласился, если можно так выразиться, явить необычайный и удивительный мистический опыт, из которого родилось его духовное наставничество. 82 Поскольку об этом просили его самые дорогие ему люди, весь остаток жизни он посвятил попыткам объяснить, прокомментировать свое поэтическое слово, используя все свои знания, в том числе богословские, предприняв все возможные попытки дать богословский, философский, психологический анализ своих стихов (а Хуан был одарен необычайным логическим умом), пытаясь объяснить невыразимое. Так он согласился - из любви к Невесте Христовой - обеднить свою собственную нетленную поэзию, сведя ее к идеям, принципам и умозаключениям. Мы говорим "обеднить" потому, что речь идет о попытках умалить библейскую и поэтическую силу его слова, вдохновленного Святым Духом, хотя с точки зрения культурно-исторической его трактаты, конечно, представляют интерес, ибо отмечены талантом и интеллектуальной мощью. Так Хуан сочинил свои знаменитые аскетические трактаты. Продолжая комментировать проникнутую светом поэзии Духовную песнь, сочиненную в тюрьме, он парадоксальным образом, будучи на свободе, сочинил новое стихотворение, в котором возвращался к страшному и пленительному переживанию - к воспоминанию о Ночи, когда нужно было предпринять опасный побег в поисках Любви. Это новое поэтическое произведение также комментируется, почти одновременно с первым, в двух известных трактатах: Восхождение на гору Кармель и Темная ночь, представляющих собой две части одного произведения. Так комментарии уже при своем рождении переплетаются друг с другом, и невозможно ни разделить их, ни отдать какому-либо из них бесспорное предпочтение: смерть и воскресение чередуются в определенном ритме, но душа, входящая в пасхальную тайну, должна уподобиться одновременно Христу живому, распятому и воскресшему, и то, что Он от нее требует и в ней запечатлевает, находит свое постепенное выражение и объяснение лишь в Любви. Так даже стиль трактатов, написанных Хуаном де ла Крус, исполненных странной, труднопостижимой гармонией, свидетельствует о том, что в них человек соприкасается с невыразимой тайной. Для Хуана де ла Крус это было довольно мучительной работой. Насколько это было возможно, он развивает свои идеи, хотя ему никогда не удавалось проникнуть в глубь своей собственной поэзии, своих собственных образов и прозрений. Он заключает свои идеи в рамки жестких схем, хотя ему так и не удается дать их исчерпывающее и внятное изложение. Он "объясняет", пытаясь ввести четкие разграничения, проследить все ходы мысли и в конце концов запутываясь в них. Иногда он вдается в слишком подробные объяснения и пространные отступления, иногда они слишком кратки. Он комментирует поэзию в прозаических сочинениях, 83 замечая, что железная логика прозы заставляет его даже изменить порядок, согласно которому изначально излилась поэзия. Он многократно переписывает комментарии, не удовлетворяясь ими, и в конце концов их внезапно обрывает. Даже его большой последний трактат, трактат о поэзии под названием "Живое пламя Любви" - также переделанный дважды - в первой редакции внезапно обрывается на том месте, где Хуан пытается прокомментировать прекрасную строку из своего стихотворения, когда душа говорит Святому Духу: "Как нежно Ты влечешь меня к Себе!". И комментарий обрывается почти неожиданно: "... Святой Дух исполняет душу добротой и славой, увлекая ее таким образом к Себе, погружая ее в глубины Божьи более, чем можно описать и почувствовать. Посему на этом я кончаю". Во второй редакции ему пришлось смягчить и исправить конец: "Увлекая ее к Себе более, чем можно выразить или почувствовать, погружая ее в глубины Бога, Которому честь и слава. Аминь". Необходимо уточнить: богословский комментарий Хуана де ла Крус к его собственным поэтическим произведениям отмечен необычайной глубиной и блеском, однако прав фон Бальтазар, писавший: "Все прекрасно и истинно, но как безнадежно хромает толкование, не поспевая за видением! (...) Хуан совершенно прав, когда он говорит о своих вероучительных сочинениях как неясном комментарии к своей поэзии, уступающем ей". Быть может, здесь уместны слова, сказанные самим Хуаном де ла Крус о небесном Отце, Который, произнеся Свое Слово, не хотел бы, чтобы Его продолжали спрашивать дальше: "Если в Слове Моем, то есть в Моем Сыне, Я сказал тебе всю истину, и если у Меня нет для тебя другого откровения, как Я могу отвечать тебе или явить чтонибудь другое? Устреми взгляд на Него единого: в Нем Я сказал и открыл тебе все, и в Нем ты обретешь даже больше того, о чем просишь и чего желаешь" (2S 22,5). Святой Дух вновь вдохнул в Хуана де ла Крус богооткровенное слово Песни Песней, вложив отзвук его в его сердце и его стихи. И, проводя справедливую аналогию, Хуан чувствует, что, произнеся слова Любви, не нужно ни спрашивать, ни добавлять уже ничего. Мы могли бы подумать, что здесь человек уже достиг вершины своего духовного опыта, но Библия учит нас, что ни один человек, пока он жив, не может сказать, что он до конца постиг тайну Креста и Воскресения: "Я восполняю в своей плоти, говорил св. Павел, - недостаток скорбей Христовых". 84 Таким образом, как в начале своей жизни и в расцвете ее, так и к концу своих дней Хуан де ла Крус вновь оказался перед той тайной смерти и воскресения, которой он себя посвятил. В силу злонамеренного непонимания некоторые из его собратьев - на этот раз не братья, отвергавшие реформу, но его собственные "босые" собратья, которых он воспитал, которых любил, как своих детей, которыми гордился, называя их "лучшими людьми Церкви", восстали против него. Многие сплотились вокруг него, защищая его, но немногие, которым он был ненавистен, обладали властью и кое-кто из них попытался даже расстричь его и изгнать из Ордена. Но в те тягостные дни никому не удалось услышать от Хуана ни слова обличения или самозащиты. Только раз братья услышали, как он тихо прочел стих из псалма: "Братья матери моей боролись против меня". Когда Хуана лишили всех постов, он стал вести спокойную повседневную жизнь, как всегда, радостно и смиренно работая. В одном из писем, написанных в те дни, он говорит: "Сегодня утром мы собирали турецкий горох. Через несколько дней мы его обмолотим. Хорошо брать в руки эти мертвые творения, лучше, чем быть орудием в руках живых творений" (П. 25). Это единственные слова, сказанные им о страшной несправедливости, жертвой которой он стал: на него клеветали самым оскорбительным образом, запугивали монахинь, заставляя их обвинить его в безнравственном поведении. Но речь идет не о философской апатии и не о высокомерном презрении: он жестоко страдал, но никого не обвинял и не защищался. Однажды один из братьев, очень к нему привязанный, со слезами на глазах сказал ему: "Отец мой, каким преследованиям подвергает вас отец Диего Евангелист!". Казалось бы, тут-то и можно было бы отвести душу, но тогда Хуану пришлось бы сказать горькие слова о том, кто для него был старшим по ордену. Он посмотрел на своего молодого собрата, которого столько раз учил послушанию в вере, и сказал ему: "Твои слова причинили мне гораздо более сильную боль, чем все преследования!". Одной монахине, которая также писала ему о происходящем, он советовал: "Не думайте ни о чем, кроме того, что все преду готовано Богом. И несите любовь туда, где нет любви, и вам ответят любовью". 85 Когда все шло хорошо, в одном своем небольшом сочинении под названием Предостережения Хуан де ла Крус учил: "Относись к своему настоятелю с не меньшим благоговением, чем к Богу, ибо Сам Бог поставил его на это место!". К тому времени прошло уже несколько лет с тех пор, как Хуан де ла Крус написал свое последнее произведение. Живое пламя Любви, которое он редактировал в последние месяцы своей жизни. Любовь, связывающая Бога с Его творением и творение - с Богом, представляется уже не как путь к цели, не как страст- ное стремление, но как безраздельное, пламенное обладание: Сам Святой Дух соединяется с душой и горит в ней до тех пор, пока оба они не сольются в единое пламя. И это отнюдь не праздное состояние, но "торжество Духа Святого", справляемое "в самой глубине души", преисполняющейся всевозможной радостью, трепетом, горением, блеском, прославлением. Это самое страстное любовное объятие, которое только возможно на земле, охватывающее все сущее: Бог, если можно так сказать, пробуждается в душе, и весь сотворенный мир пробуждается в ней: лишь тончайший покров отделяет творение от вечной жизни - покров, который вот-вот разорвется. Подобно пасхальной тайне, для нас остается загадкой, как в сердце Хуана сочетались самые возвышенные и радостные мистические переживания с унизительным житейским опытом предательства, поругания, физического и нравственного страдания. В 49 лет Хуан тяжело заболел: на подъеме ноги у него открылась неизлечимая опухоль. Ему предложили выбрать монастырь, где за ним бы ухаживали, и он выбрал единственный монастырь, где настоятель был настроен по отношению к нему крайне недоброжелательно: он выделил ему самую бедную и узкую келью, не заботился о доставке ему необходимых лекарств, не раз попрекал его жалкими затратами на лечение и не разрешал друзьям посещать его. Болезнь распространялась по всему телу, покрывшемуся язвами. Врачу, который лечил Хуана, выскребывая живую кость, казалось, что невозможно страдать так сильно и так смиренно. Хуан принял страдание безраздельно: то, что он достиг такого глубокого единения с Богом, то, что он был "преображен любовью", никак не могло и не должно было умалить его подражания страстям Христа Распятого. И он настолько "вошел в образ", что когда ему лечили рану на ноге, глядя на нее, растрогался, потому что ему казалось, что он видит пронзенную ногу Христа. 86 Но смерть приближалась: настала пятница 13 декабря 1591 года. Хуан был убежден, что он умрет на заре в субботу, в день, посвященный Пресвятой Деве Кармельской. Накануне вечером он примирился со своим настоятелем: с непосредственностью, которую нам даже трудно себе представить, он попросил позвать его и сказал ему: "Отец мой, я умоляю Ваше Преподобие Христа ради дать мне облачение Пресвятой Девы, которое я носил, так как я беден и нищ и меня не в чем будет похоронить". Потрясенный настоятель благословил его и вышел из кельи. Потом видели, как он плакал, "как будто проснулся от летаргического, смертного сна". К вечеру Хуан попросил принести ему Евхаристию, шепча слова, исполненные нежности, а когда святое причастие уносили, сказал: "Господи, отныне я не увижу Тебя телесными очами". Ночь приближалась, и Хуан уверял, что он "пойдет петь утреню на небо". Около половины двенадцатого монастырская братия собралась у его изголовья, и Хуан попросил прочитать De profundis: он начал читать псалом, а монахи отвечали ему стихом на стих. Потом стали читать покаянные псалмы. Приехал к Хуану и провинциал, старый отец Антонио - ему был 81 год, - вместе с которым он положил начало Дурвелю. Отец Антонио подумал, что напоминание о всех трудах Хуана для реформы ордена принесет ему облегчение. "Отец мой, ответил ему Хуан, - сейчас не время говорить об этом; только ради заслуг Крови Господа нашего Иисуса Христа я надеюсь на спасение". Начали читать молитвы об умирающих. Хуан прервал их, сказав: "Мне это не нужно, отец мой, прочтите что-нибудь из Песни Песней". И пока стихи из этой поэмы о любви звучали в келье умирающего, Хуан, как зачарованный, вздыхал: "Какие драгоценные жемчужины!". В полночь зазвонили колокола к утрене, и как только умирающий услыхал их, он радостно воскликнул: "Благодарение Богу, я пойду воспевать Ему хвалу на небесах!". Потом он пристально посмотрел на присутствующих, как бы прощаясь с ними, поцеловал распятие и сказал по-латински: "Господи, в руки Твои предаю дух мой". Так он умер, и присутствовавшие при его кончине рассказывали, что нежный свет и сильное благоухание наполнили келью. И это не было обманчивым впечатлением, потому что уже четырнадцатью годами раньше, когда он томился в толедской тюрьме, его темница была наполнена 87 светом, благоуханием, чудесными образами: всем, что нужно, чтобы писать стихи о любви. Так Хуан де ла Крус исполнил свою миссию. По особой милости Божьей, Хуан как никто другой в истории Церкви отдал все свое существование, свой жизненный опыт, свою плоть Слову Божьему, чтобы оно вновь прозвучало как Слово Любви, в том числе и в стихах. И плоть стала Словом, отвечая любовью Слову, ставшему плотью. В заключение перечитаем одну из прекраснейших страниц, написанных Хуаном де ла Крус, - страницу, которой он заканчивает Молитву влюбленной души: "Почему ты так долго медлишь, хотя можешь мгновенно возлюбить Бога в сердце твоем? Мои небеса и моя земля. Мои люди. Мои праведники и мои грешники. Мои ангелы и моя Матерь Божья. Все сущее мое. Сам Бог - мой и ради меня, потому что Христос - мой и весь Он - ради меня. Чего же ты просишь и чего ищешь, душа моя? Все это твое, и все ради тебя. Не останавливайся на маловажном и не довольствуйся крохами, падающими со стола Отца твоего. Выйди вон и гордись славой твоей! Спрячься в нее и наслаждайся ею, и ты получишь то, чего просит сердце твое". День памяти 14 декабря Антонио Сикари. Портреты Святых 88 Арнаис Барон, Рафаэль Ватикан, 12 октября 2009, Vatican Information Service - Agnuz - Следующим блаженным, которого вчера, 11 октября, Папа Бенедикт XVI провозгласил святым, стал Рафаэль Арнаис Барон. Он родился 9 апреля 1911 в знатной христианской семье в испанском городе Бургос. Учился в коллегии, которой занимались Отцы Иезуиты, и именно там подготовился к Первому Святому Причастию. Уже с детства испытал страдание из-за тяжелых болезней, и именно поэтому был вынужден прервать учебу в иезуитской коллегии. Его отец считал выздоровление сына чудесным знаком, и поэтому летом 1921 года привез сына в Сарагосу, посвятив его Божьей Матери дель Пилар. А когда семья переехала в город Орвьедо, Рафаэль продолжил свое обучение, получив аттестат зрелости и поступив в мадридский университет на факультет архитектуры. Он был образцовым студентом, радостным, спортивным, полным талантов к рисованию и графике, любил музыку и театр. Созревая как личность, он рос также и на духовном уровне. Несмотря на учебу в университете, в его дневного распорядка входило многочасовое поклонения Пресвятым Дарам, он был членом Ассоциации Ночной Адорации. Услышав призыв Господа, в декабре 1933 года неожиданно для всех Арнаис ушел из университета, и в январе 1934 года вступил в цистерцианский монастырь святого Исидора. После первых месяцев новициата Господь пожелал испытать Рафаэля тяжелой болезнью - тяжелой формой сахарного диабета, который заставил юношу немедленно покинуть монастырь и вернуться к своей семье. Сразу после выздоровления, которому способствовал заботливый семейный уход, он вернулся к монашеской жизни. Болезнь и в дальнейшем не давала ему покоя, поэтому Рафаэль несколько раз был вынужден покидать монастырь, однако, всегда возвращался, чувствуя голос Бога. Именно этой героической верностью своему призванию он освящался, принимая Господень замысел относительно него. 26 апреля 1938, в возрасте 27 лет, Рафаэль Арнаис Барон отошел в вечную жизнь и был похоронен на монастырском кладбище, а затем в церкви данного аббатства. Очень быстро в народе распространилась слава о его святости и написанные им духовные произведения. Он считается одним из крупнейших мистиков ХХ века. Интересно отметить, что Папа Иоанн Павел II, 19 августа 1989 года, по случаю Всемирного Дня Молодежи, предложил молодым людям брата Рафаэля, как образец для молодежи нашего времени, а уже 27 сентября 1992 провозгласил его блаженным. Перевод: Католическая информационная служба Agnuz (София Халходжаева) 89 Материал из Википедии — свободной энциклопедии Рафаэль Арнаис Барон оригинальное имя Rafael Arnáiz Barón родился 9 апреля 1911(1911-04-09) умер 26 апреля 1938(1938-04-26) (27 лет) почитается Католическая церковь канонизирован 11 октября 2009 года беатифицирован 27 сентября 1992 года главная святыня могила в монастыре св. Исидора, Сан-Исидро-де-Дуэньяс (Паленсия) день памяти 26 апреля Святой Рафаэ́ль Арна́ис Баро́н ( 9 апреля 1911 года, Бургос, Испания — 26 апреля 1938 года, Сан-Исидро-де-Дуэньяс) (исп. Rafael Arnáiz Barón) — католический святой, монах ордена траппистов. День памяти в Католической церкви — 26 апреля. Биография Родился в Бургосе в глубоко религиозной семье инженера Рафаэля Арнаиса и журналистки и музыкального критика Мерседес Барон. В 9 летнем возрасте начал обучение в иезуитском колледже родного города. В 1923 году семья переехала в Овьедо, где Рафаэль продолжил учёбу у местных иезуитов. Дополнительно он занимался живописью у художника Эухеньо Тамайо и сам писал картины. В 1929 году получил степень бакалавра, после чего решил изучать архитектуру в Мадриде. Готовясь к поступлению он жил некоторое время в Авиле у своего дяди по материнской линии и его супруги, пожилой набожной четы. Под их влиянием Рафаэль углубил свою христианскую веру, создал несколько витражей для приходской церкви и стал задумываться о монашеском призвании. Дядя рассказал юноше о траппистском монастыре Святого Исидора в посёлке Сан-Исидро-деДуэньяс неподалёку от Паленсии, в октябре 1930 года Рафаэль впервые побывал там. После окончания своих архитектурных курсов и прохождения военной службы он ходатайствовал о поступлении в монастырь. 15 января 1934 года был принят в новициат и принял имя Мария Рафаэль. Через несколько месяцев у него резко ухудшилось самочувствие, врачебное обследование выявило тяжёлую форму диабета. К его сильному огорчению ему было велено вернуться в семью в Овьедо. Через некоторое время, когда состояние здоровья Рафаэля улучшилось, он вернулся в монастырь Святого Исидора, но только в качестве послушника, поскольку здоровье не позволяло ему соблюдать строжайший устав траппистов в полном объёме. В 1936 году был призван во франкистскую армию в связи с начавшейся Гражданской войной, но был демобилизован через три месяца по состоянию здоровья. 90 В 1938 году прогрессировавшая болезнь привела Рафаэля к смерти. Незадолго до смерти аббат монастыря разрешил отцу Рафаэлю носить монашеское одеяние трапписта и чёрный скапулярий, как знак того, что он полноценный монах общины. Рафаэль Арнаис Барон умер 26 апреля 1938 года в возрасте 27 лет. Похоронен сначала на монастырском кладбище, впоследствии его останки были перезахоронены в монастырской часовне. Несмотря на свою короткую жизнь в монастыре Рафаэль Арнаис Барон стал примером траппистской духовности и смирения. Он смиренно переносил все испытания, выпадавшие на его долю - тяжёлую болезнь, войну, невозможность принести желанные монашеские обеты. Автор нескольких сочинений духовного характера. Рафаэль Арнаис Барон был беатифицирован папой Иоанном Павлом II 27 сентября 1992 года и канонизирован папой Бенедиктом XVI 11 октября 2009 года. 91
