ИНТЕРВЬЮ с Вернером Херцогом

Вернер Херцог: интервью
1. Знали ли вы о пещере Шове до того, как вам предложили снять о ней фильм?
Впервые я услышал о пещере от продюсера, с которым сделал телефильм «Человек
гризли» и фильм в Антарктике «Встречи на краю света». Он очень аккуратно подвел меня к
вопросу, не интересно ли мне снять что-нибудь подобное вроде этой пещеры. Этот
продюсер однажды прочитал статью Джудит Турман в журнале «New Yorker» - очень
интересный и тщательный материал о пещере Шове. Когда он рассказал мне эту идею, я
тут же закричал: «да, да, да!» Я ведь с ранней юности мечтал об этом. Серьезно, это была
моя первая самостоятельная мания, которой я увлекся сам, а не под влиянием школы или
семьи.
2. Как на самом деле вам поступило предложение: исходила ли инициатива от вас, или
ученые действительно сами решили выбрать вашу кандидатуру?
Я сам спросил разрешения. Это все ужасно сложный процесс, потому что согласие должен
дать министр культуры Франции, затем – местная власть, затем ученые и конкретно
хранители этой пещеры. Если хоть кто-то из них откажет, внутрь ты не попадешь. Я
написал им всем – и с ними надо быть предельно вежливым и открытым, и говорить
ангельским языком. Мне повезло, что французский министр культуры – большой
поклонник моих фильмов, но успех заключался не только в этом. Я и правда большой
знаток наскальной живописи – не только с киношной, но и с научной точки зрения.
Давайте уж будем честными: я компетентный кинематографист. Нравятся вам мои фильмы
или нет, я, по крайней мере, точно могу заявлять, что компетентен в этом вопросе. К тому
же я с ранних лет был очарован рисунками пещеры Шове. Я мгновенно осознал, что
единственный, кто способен их снять. Но, конечно, французы могут быть очень
щепетильны, когда речь заходит об их наследии. Я знал, что есть и другие желающие снять
фильм, и они – французы. Так что пришлось очень прямолинейно заявить, почему я,
баварец, пытаюсь добиться разрешения снимать кино о пещере. Мне предложили работу
от Министерства культуры Франции, и чтобы ее получить, я должен был попросить
гонорар в один евро. Взамен я вернул министерству полноценный 3D-фильм, которым оно
могут пользоваться бесплатно, показывать в 30 тыс. школ по всей Франции, на разных
культурных мероприятиях и фестивалях.
3. Что вы почувствовали, впервые попав в пещеру?
Ну, это не описать словами… ощущение чуда, священного трепета. Именно эти ощущения я бы
хотел передать публике.
4. Насколько тяжелыми были съемки? У вас ведь была масса ограничений по аппаратуре и
работе?
Да, нам нужно было соблюдать дистанцию в два шага, принести только три световых панели,
и время на съемки нам выделили совсем немного. Нам позволили взять с собой лишь то, что
мы могли бы нести в руках, так что мы не могли принести в пещеру тяжелое и громоздкое
оборудование. Самым тяжелым было то, что снимая фильм в 3D, ты не можешь двигать 3Dкамеру как обычную камеру. Если, к примеру, ваш фильм ближе к объекту, то и все линзы
должны быть ближе друг к другу, и когда ты заперт в пространстве, то приходится медленно
скашивать их. Нам пришлось переделать все камеры, чтобы снимать крупные планы рисунков.
Мы проделали высокоточную техническую работу – особенно в условиях полутьмы и узкого
пространства. И напомню, времени у нас при этом было мало. Исследователи ушли из пещеры
в начале апреля и оставили мне ее в распоряжение – но всего на 6 дней по 4 часа в день.
Просто позднее уровень углекислого газа в пещере, где расположен Отдел Львов,
поднимается настолько, что находиться там становится опасно. В других частях пещеры –
очень высокий уровень радона, который оказывает опасное воздействие на легкие человека.
Так что мы работали в условиях токсичных и радиоактивных газов.
5. От чего пришлось отказаться из-за этих ограничений и что изобрести для съемок?
Я имел возможность рассказать, что хотел, но пришлось быть полностью сфокусированным,
очень быстрым и очень профессиональным. Так что когда меня спрашивают, что я чувствовал
в пещере, испытал ли какой-то религиозный экстаз я отвечаю: нет, прежде всего, мной
руководил профессионализм. Но были моменты, когда съемочная группа уходила вперед, а я
останавливался минут на пять, что, кстати, было запрещено. Но я все равно это делал, и
охранники знали, что я не натворю никаких глупостей – так что я просто стоял молча и
смотрел.
6. Вы всегда были против 3D, но решились снимать пещеру именно с помощью этой
технологии. У вас изменилось к ней отношение? Хотите ли еще снять что-нибудь в 3D?
Я скептически отношусь к 3D потому, что в жизни нам неудобно все время смотреть
полноценные 3D-фильмы. У нас один глаз доминирующий, второй – периферийный. Наш мозг
очень избирательный. В общем, нам неудобно смотреть 3D, но в кино сейчас этого не
избежать. Наш мозг больше не может быть разборчивым. Однако когда я увидел пещеру, мне
стало очевидно, что все эти ее формы – углубления, выпуклости, все эти переходы на стенах
были очень точно поняты и схвачены людьми эпохи Палеолита 32 тыс. лет назад. То, как они
использовали пещеру, совершенно невероятно, поэтому я сказа себе: фильм просто
необходимо делать в 3D, потому что это, возможно, единственный фильм, который здесь
когда-либо будет снят.
Я бы ничего больше не хотел снимать в 3D – я все еще скептик в этом плане. Здоров
посмотреть такое кино, скажем, раз в год, как фейерверк на 4 июля, или же как сняли
«Аватар». Раз в год как событие – ок, почему нет. Но, я снова говорю, мы не приспособлены
смотреть 3D, нам от этого некомфортно. Надеюсь, мы никогда не увидим 3D-романтичемкую
комедию, потому что 3D вынуждает вас принять определенную размерность вещей. Нельзя
позволять фантазии сходить с ума, отвлекаться от фильма и думать: «Ну, эти двое любовников,
наконец, займутся ЭТИМ?»