Шагреневая кожа

advertisement
Олег Ернев
Шагреневая кожа
Пьеса по роману О. Бальзака «Шагреневая кожа»
Действующие лица:
Мадам Годэн
Полина
Рафаэль
Растиньяк
Феодора
Старик
Швейцар
1Игрок
2 Игрок
3 Игрок
Нотариус
Акилина
Банкир
Ионафан
Планшет
Молодой человек
Доктор
Старик - торговец кожей
Действие первое
Гостиница. Госпожа Годэн вяжет. Полина играет на фортепиано. Она
берет уроки у Рафаэля, который сейчас не очень внимательно следит за ее
игрой.
Г-ЖА ГОДЭН. Рафаэль, вы не могли бы мне помочь? Подержите,
пожалуйста, этот моток.
РАФАЭЛЬ. С удовольствием, г-жа Годен. А чем вы занимаетесь?
Г-ЖА ГОДЭН. Вяжу вам теплые носки. Потом починю ваше белье.
РАФАЭЛЬ. О нет! Я не могу допустить, чтобы Вы чинили мое белье. Вы и
так делаете слишком много для вашего квартиранта.
Г-ЖА ГОДЭН. Нет-нет, милый Рафаэль, не отнимайте у меня такой
маленькой радости. Я вам бесконечно благодарна, что Вы взялись за
воспитание моей голубки. Правда ведь, у нее есть талант?
РАФАЭЛЬ (с жаром). И превосходный! У Полины большие способности.
Она все так легко схватывает. Но самое главное: у нее прелестные качества
души.
При этих словах Полина украдкой бросила нежный взгляд на Рафаэля и
запнулась.
РАФАЭЛЬ. Полина, здесь четыре такта.
ПОЛИНА. Я знаю, Рафаэль, просто я... (Покраснела).
РАФАЭЛЬ. Продолжай. (Г-же Годэн). Усердная девочка. По знаниям она
скоро обгонит меня.
Г-ЖА ГОДЭН. Мне бы ваши надежды, г-н Рафаэль.
РАФАЭЛЬ. Надежды? О каких надеждах Вы говорите? Похоронив отца, я
похоронил с ним все свои надежды. И остался один посреди Парижа без
средств, без будущего, без...
Г-ЖА ГОДЭН. А знакомые? Родные?
РАФАЭЛЬ. Есть несколько богатых домов, но туда меня не пускает
гордость.
Г-ЖА ГОДЭН Ах, до гордости ли теперь? Если Ваши родственники такие
влиятельные люди...
ПОЛИНА (прекратив игру). Нет, мама, Рафаэль прав. Я бы тоже не смогла
унижаться. О! Я вас так понимаю, Рафаэль: быть воспитанным в роскоши,
иметь такое образование и...
РАФАЭЛЬ (с горечью). И вознестись на чердак.
Г-ЖА ГОДЭН. А для нас с Полинькой Вы - ангел.
РАФАЭЛЬ. Ангел, которому штопают белье.
Г-ЖА ГОДЭН. Потерпите, Рафаэль. Не надо так себя мучить. Вот вернется
мой муж, он сумеет отблагодарить Вас за Ваше великодушие.
РАФАЭЛЬ. Ваш муж? А разве он жив? Полина говорила, что он остался в
плену у русских после военной кампании и там пропал.
Г-ЖА ГОДЭН. Был в плену. Но по последним известиям он оттуда сбежал.
Его даже вроде видели в Индии. Я верю, что он вернется. И не с пустыми
руками. О! Я слишком хорошо знаю своего мужа. Он очень трудолюбив. Вы
напоминаете мне его, дорогой Рафаэль.
ПОЛИНА. Рафаэль трудится, чтобы обрести славу.
Г-ЖА ГОДЭН. О! Вы непременно будете знамениты. И пусть Вы сейчас
бедны, живете на хлебе и молоке в бедной гостинице, но зато у Вас тонкая
душа и благородное сердце.
ПОЛИНА. Мама права, Рафаэль. Потом, когда Вы будете сказочно богаты,
Вы с радостью будете вспоминать это время, и нашу гостиницу. Вы будете
богат, Я это чувствую.
РАФАЭЛЬ (расхохотавшись). Вы начитались арабских сказок, Полина.
ПОЛИНА. Нет, Рафаэль, нет! Поверьте, на Вас лежит печать гения.
РАФАЭЛЬ Вынужден Вас огорчить, мадемуазель: гению, как правило,
сопутствует крайняя нищета. Природа щедро наделяет его одним и отбирает
другое. По закону равновесия сил.
ПОЛИНА. Ах, я не знаю Вашего закона.
РАФАЭЛЬ. Зато я знаю. Я изучил общество, свет, наши обычаи и нравы, и
они показали мне всю бесплодность моих ревностных трудов. Ошибка людей
одаренных состоит в том, что они ждут взаимности от светского общества.
Но свету не нужны независимые от него таланты. Оно любит тех, кто изучает
его собственные законы и делает карьеру согласно этим законам. Этим,
Полина, но не Божеским. Пока одни изучают, изобретают, трудятся, творят,
выжимая из своего таланта все соки, другие продвигаются. Те - скромны, эти
- решительны и напористы, а то и просто наглы.
Эти сомневаются, у тех напрочь отсутствует сам дух сомнения, ибо сомнение
присуще исключительно одаренным, рафинированным натурам, по существу
глубоким. И преуспею не эти, а те. И общество, состоящее, как правило, из
посредственностей, помогает именно посредственным людям. Вот в чем
причина их успехов. Человеку гениальному остается довольствоваться
тихими, чистыми радостями своих трудов.
Г-ЖА ГОДЭН. Как печально это слышать.
РАФАЭЛЬ. Еще печальнее осознавать все это и жить по этим законам.
Звонок в дверь. Полина идет открывать, возвращается вместе с
Растиньяком.
РАСТИНЬЯК. Добрый вечер, мадам, мадемуазель. (Оглядывается.
Рафаэлю). Так вот где ты обитаешь?
РАФАЭЛЬ. Я живу в мансарде. Поднимемся?
Поднимаются наверх
РАСТИНЬЯК. Слушай, а девочка - прелесть. Благоуханный цветок среди
навоза. Держу пари, что ты уже выгадываешь как бы поаккуратнее оборвать
ей лепестки.
РАФАЭЛЬ. Прекрати свои глупые шутки. Я занимаюсь воспитанием
Полины и не более того. Она мне как сестра.
РАСТИНЬЯК. Да ведь она в тебя влюблена. Или ты этого не замечаешь? Ты
погляди, какими глазами она на тебя смотрит. Обожающие глаза. Ты для нее
- Бог, и сам того не знаешь.
РАФАЭЛЬ. Ах, Растиньяк, о какой любви ты говоришь? Ты не понимаешь
моей души. Любовь в нищете! Да это противно моей натуре. Я слишком
испорчен. Я чересчур цивилизован. Женщина - будь она сама Венера - не
может покорить моего сердца, если она хоть чуть-чуть замарашка. Я признаю
только любовь в шелках и кашемире, окруженную чудесами роскоши. Мне
нравится комкать в порыве страсти изысканные туалеты, мять цветы,
заносить дерзновенную руку над красивым сооружением благоуханной
прически. Моей любви нужны горящие глаза, которые испепеляют
скрывающую их кружевную вуаль. Моей любви нужны шелковые лестницы,
чтобы с риском для жизни взбираться по ним темной ночью. Ах, Растиньяк!
Какое это наслаждение: весь в снегу входишь в комнату, слабо озаренную
курильницами, обтянутую разрисованным шелком, и видишь женщину, тоже
стряхивающую с себя снег. А как иначе назвать покровы из сладострастного
муслина, сквозь которые слабо просвечивают контуры ее полуобнаженного
тела.
РАСТИНЬЯК. Дьявол меня побери! Да ты художник, Рафаэль. Какая
чувственность! Меня даже бросило в дрожь от твоего воображения!
РАФАЭЛЬ. Прекрати! Я не шучу, я исповедуюсь. Я хочу видеть эту
женщину в полном блеске, вызывающую всеобщее поклонение, одетую в
кружева и блистающую бриллиантами. И чтбы она повелевала целым
городом.
РАСТИНЬЯК. Феодора!
РАФАЭЛЬ (не слыша его, вдохновенно, с пылающими глазами). Чтобы она
занимала положение столь высокое, что никто не осмелился бы поведать ей о
своих чувствах.
РАСТИНЬЯК. Феодора, Феодора.
РАФАЭЛЬ Она украдкой бросает на меня взгляд, и этот взгляд говорит о
том, что ради меня она готова пожертвовать и светом, и людьми.
РАСТИНЬЯК (улыбнувшись). Нет, не Феодора.
РАФАЭЛЬ Женщина-аристократка, женщина с замашками принцессы - вот
кто способен меня пленить. На мое счастье во Франции вот уже двадцать лет
нет королевы, иначе бы я влюбился в королеву.
РАСТИНЬЯК. Эк загнул, братец. Как повлиял на тебя Дюма. Запросы, как у
Папы Римского.
РАФАЭЛЬ. Нет, Растиньяк, это не запросы. Это основополагающая
потребность моей души. И при таких романтических фантазиях чем может
быть для меня Полина? Ради бедных девушек, отдающихся нам, мы не
умираем. Я рожден для необычной любви. Что ты на это скажешь?
РАСТИНЬЯК. Скажу, братец, что ты - гений и дурак. Причем дурак больше,
чем гений. Ты гробишь себя на этом чердаке, а умрешь непризнанным гденибудь в богадельне. И похоронят тебя в могиле для нищих. Тебя,
мечтающего о шелках и муслинах. Ну и что с того, что ты - гений? Да, ты
гений, но тебе, как всякому гению, не хватает шарлатанства. От одиночества,
к которому ты сеюя приговорил на этом чердаке, ты скоро оглохнешь и
ослепнешь. Тебе надо чаще бывать в свете, приучать людей произносить свое
имя. Поначалу оно будет для них пустым звуком: «Валантен? Что такое
Валантен?» Но постепенно оно будет наполняться для них смыслом.
«Позвольте, Валантен, да как же, знаю, знаю. Ах, так это ТОТ САМЫЙ
Валантен!» И в конечном итоге свет поймет, что он просто не может
обходиться без твоего имени. Для великого человека скромность унизительна. Итак, мой милый, позволь мне быть ювелиром, который
вставит алмазы в твою корону. Одним словом, твоя фортуна в твоих руках,
только хорошо изучи теорию фортуны. И начинать надо с Феодоры, самой
модной женщины Парижа.
РАФАЭЛЬ. Феодора? Никогда не слышал о такой.
РАСТИНЬЯК. А что можно услышать на чердаке, кроме писка мышей.
Собирайся, мы едем к ней.
Особняк Феодоры. Гостиная, убранная с изысканным вкусом.
Оживленные толпы гостей. Входят Растиньяк и Рафаэль. Растиньяк
беспрерывно здоровается и раскланивается. Рафаэль восхищенн
разглядывает убранство зала.
РАСТИНЬЯК. Перестань так пялиться. Тебя примут за деревенщину.
РАФАЭЛЬ. Поразительно! У нее - бездна вкуса!
РАСТИНЬЯК. Я рад, что тебе понравилось. У тебя будут недурные
апартаменты.
РАФАЭЛЬ. Издеваешься?
РАСТИНЬЯК. Правда, она всем отказывает. Видимо, пробудить ее чувства
способен лишь титул, не ниже графского. Но ты ведь маркиз.
РАФАЭЛЬ. Маркиз без гроша в кармане.
РАСТИНЬЯК. Неважно. У тебя - титул. А Феодора - груда золота. Кстати,
вот и оно. (Вошедшей Феодоре). Дорогая Феодора, разрешите представить
Вам моего друга. Рафаэль де Валантен. Исключительно скромный и
гениальный человек. Маркиз. Наш герб: на черном поле золотой орел в
серебряной короне с красными ногтями и клювом. И превосходнейший
девиз: «Дух не ослабел!»
ФЕОДОРА. (Рафаэлю). Вы - человек сильного духа?
РАСТИНЬЯК. Я же говорю, он гений. Он написал потрясающий труд о
теории воли.
ФЕОДОРА. Как интересно. А нельзя ли узнать суть этой теории.
РАФАЭЛЬ. Приблизительно это звучит так: воля человека есть сила
материальная. Психическая энергия - нечто вроде пара. И в духовном мире
ничто не устоит перед этой силой. Если научиться сосредоточить волю,
овладеть ее совокупностью и беспрестанно направлять на объект поток этой
текучей массы - такой волевой человек способен видоизменять все. Даже
законы природы. Повторяю, это очень приблизительно.
ФЕОДОРА. А меня такой человек смог бы изменить?
РАФАЭЛЬ. Вас нет, мадам.
ФЕОДОРА. Вот как? Почему?
РАФАЭЛЬ. Потому что вы - само совершенство.
РАСТИНЬЯК. Браво, Рафаэль!
ФЕОДОРА. А вы забавны, де Валантен. Прошу вас бывать у меня.
Откланивается, уходит.
РАСТИНЬЯК. Ты произвел впечатление. Пойдем, я покажу тебе твою
спальню.
Входят в спальню.
Твое. Владей.
РАФАЭЛЬ. Но почему мое?
РАСТИНЬЯК. Здесь все - твое. Только подчини Феодору согласно своей
теории воли., направь на нее этот свой пар, чтобы она растаяла, сбросила
свой белоснежный муслин и... (присвистнул). Нет, ты посмотри на этот трон
любви! Разве это не бесстыдство? Никому не отдаваться и каждому
позволять оставить здесь свою визитную карточку. Интересно, почему она
сопротивляется любви? Может быть, она слишком рассудочна?
Рациональна? Или ее продали в детстве старику? Что скажет наш молодой
ученый?
РАФАЭЛЬ. Если она и презирает теперь любовь, то прежде была очень
страстной.
РАСТИНЬЯК. Из чего это следует?
РАФАЭЛЬ. Из ее манеры стоять перед собеседником. Из выражения ее глаз.
Оно придает особенный, тонкий смысл ее словам. В них сквозит затаенное
чувство. Посмотри, как она слушает собеседника. Она слушает взглядом.
Покатые плечи, пухлая и томная нижняя губа, пышность форм - все это
противоречит ее сдержанности. Эта сдержанность - неестественна, а
предназначение этих форм - сладострастие. Это не женщина, это - роман.
РАСТИНЬЯК. Черт побери! Вот это проницательность! Жаль, что я не
свободен. Я бы после твоих наблюдений добивался, чтобы эта женшина вся в
слезах стояла передо мной на коленях. А что ты скажешь вот об этой?
Он показал на проходившую мимо и одарившую Растиньяка
ослепительной улыбкой молодую женщину.
РАФАЭЛЬ (проводив ее внимательным взглядом). Кто это?
РАСТИНЬЯК. Моя вдовушка. Не правди ли хорошенькая?
РАФАЭЛЬ. Очаровательная особа, но, на мой вкус, слегка полновата.
РАСТИНЬЯК. Что же ты хочешь - немка. Ничего, когда я на ней женюсь,
похудеет. Читает Канта, Шиллера, Платона. Плачет над Гете. Мне пришлось
за компанию тоже немного поплакать над страданием юного Вертера.
Сегодня после полуночи - плачем над Гретхен.
РАФАЭЛЬ. Она очень богата.
РАСТИНЬЯК. Пятьдесят тысяч ливров дохода. А ты проницателен.
РАФАЭЛЬ. Здесь и не требуется никакой проницательности: стал бы ты
плакать над Вертером за просто так.
РАСТИНЬЯК (расхохотавшись). Она была бы совершенство, если бы не
произносила «пашественно» вместо «божественно». Но, в отличие от
Феодоры, кокетничает только со мной.
РАФАЭЛЬ. В Феодоре - загадка, Тайна!
РАСТИНЬЯК. Узнай ее, и ты овладеешь Феодорой.
РАФАЭЛЬ. Ты прав. Отныне мой девиз: Феодора или смерть!
РАСТИНЬЯК (поморщившись). Второе - лишнее. Достаточно просто:
Феодора!
Гостиница, Мансарда. По ней мечется возбужденный Рафаэль.
Время от времени он бросается к столу и что-то строчит. Стук в дверь.
РАФАЭЛЬ. Войдите.
Входит Полина.
ПОЛИНА. Рафаэль, я хотела...
РАФАЭЛЬ. Не сейчас, Полина, позже.
ПОЛИНА. Но я хотела узнать насчет уроков.
РАФАЭЛЬ. Завтра.
ПОЛИНА (со слезами в голосе). Но Вы говорили...
РАФАЭЛЬ (выпроваживая ее). Завтра, Полина, все - завтра.
Закрывает за ней дверь, подходит к столу, склоняется над
листками. Вдохновенно вслух.
В Вашем лице говорит каждая черточка. Каждый оттенок его красоты - новое
пиршество для мох глаз. А голос Ваш порождает в душе моей неистовство. О
Феодора, где Вы - моя безумная любовь.
Во время этого монолога дверь тихо отворяется и входит Феодора.
ФЕОДОРА (со смехом). Да здесь же, здесь, глупый.
РАФАЭЛЬ (страстно бросаясь к ее ногам, целуя ей руки). Феодора!
Феодора!
ФЕОДОРА. Что я вижу? Опять пишет. Все труды, труды! (Ломает перо,
разбрасывает рукописи). Сколько можно писать? Скучно.
РАФАЭЛЬ. Но это письмо к Вам.
ФЕОДОРА. Правда? (Заглядывая в листки). «Моя безумная любовь». Ну да
все равно. Немедленно в Булонский лес! Кататься!
РАФАЭЛЬ (с оттенком испуга). Кататься?!
ФЕОДОРА. Или у вас нет денег, маркиз?
РАФАЭЛЬ. Есть! Есть! Едем! Сегодня, завтра! Когда хотите!
ФЕОДОРА. А в театр? Вы обещали сводить меня в итальянский театр. И
перестаньте писать, Вы становитесь несносны.
РАФАЭЛЬ (отчаянно). Не покидайте меня! Я хочу слышать Ваш
серебряный голос.
Феодора хохочет и исчезает. Стук в дверь, Входит Растиньяк.
РАСТИНЬЯК. Мой серебряный голос?
РАФАЭЛЬ. А-а, Растиньяк.
РАСТИНЬЯК. Он станет еще серебряней, если ты меня чем-нибудь
накормишь.
РАФАЭЛЬ. Боюсь тебя разочаровать. Я сам уже три дня ничего не ем.
РАСТИНЬЯК. Ты с ума сошел. Разве так можно жить? Я ужасно есть хочу,
а у тебя нет даже хлеба.
РАФАЭЛЬ. При чем тут хлеб? Разве ты не видишь? Моя теория воли на
практике провалилась. Я хотел Феодору заставить влюбиться в себя,
а влюбился сам, Безнадежно. Глупо.
РАСТИНЬЯК. Нельзя было показывать своих чувств. Женщины - такие
существа: стоит перед ними раскрыться, и ты уже съеден. (Просматривая
бумаги Рафаэля). Любовь - наивный ручей, что струится по камешкам
между... чем? А-а, между трав и цветов. Какая чушь! А это - моя безумная
любовь. Твоя теория воли намного умнее. Правда, только на бумаге. Но все
равно умнее и интереснее, чем эта любовная белиберда.
РАФАЭЛЬ. Не трогай. Лучше скажи мне, что делать? Она меня губит. Я не
могу жить без этой женщины. Не могу ее не видеть ежедневно, ежечасно. А
между тем у меня нет даже двух су на извозчика. О, проклятая нищета. И это
я, когда-то с легкостью разбрасывающий тысячефранковые билеты!
РАСТИНЬЯК. Напрасно ты не прислушился к моей теории Фортуны. Вот я
скоро буду богат, как Крез. Правда, я еще не осилил Канта. Никак не могу
понять этот чертов категорический императив. Я уж не говорю про
пролегемоны. И с немецким у меня туговато. Но зато верхнюю часть своей
эльзаски - до пояса - я уже основательно изучил. И должен признаться - там
много интересного. Если и нижняя такая же, то это «пашественно». Да
кстати, я принес тебе обещанные билеты в итальянский театр. Что за
странная прихоть смотреть этот дурацкий фарс?
РАФАЭЛЬ. Это желание Феодоры.
РАСТИНЬЯК. С тебя пять франков.
РАФАЭЛЬ. Подожди минуту.
Спускается вниз в комнату Полины. Полина раскрашивает
веер.
ПОЛИНА. Вы чем-то расстроены?
РАФАЭЛЬ. Дитя мое, Вы можете оказать мне услугу? Вы любите меня?
ПОЛИНА (уклончиво). Любит-не любит.
РАФАЭЛЬ (снимая с шеи образок). Не могли бы Вы сходить в ссудную
кассу и заложить это...
ПОЛИНА. Что это?
РАФАЭЛЬ. Это золотой образок моей матери.
ПОЛИНА. Как! Вы посылаете меня?
РАФАЭЛЬ. Я... видите ли... Хорошо, Вы правы... Мне стыдно, право,
стыдно...
ПОЛИНА. Я бы сходила для Вас, Рафаэль, но в этом нет нужды. Сегодня
утром я прибирала у Вас в комнате и нашла две монеты по пять франков. Вот
они. Держите.
РАФАЭЛЬ. Полина, Вы... Вы - ангел.
ПОЛИНА (взявшись за кисть). Эта женщина... Она не сделает Вас
счастливым.
РАФАЭЛЬ (возвратившись в мансарду, Растиньяку). Возьми. И у меня еще
осталось пять франков.
Маленький театрик, полный народу. Рафаэль и Феодора.
ФЕОДОРА (зажав нос). Почему Вы не предупредили, что здесь будет так
много простонародья. У меня разболелась голова от это го запаха.
РАФАЭЛЬ. Минутку, графиня., я сейчас. Цветочница! (Подошедшей
цветочнице). Букетик жасмина.
ЦВЕТОЧНИЦА. Пять франков, сударь.
РАФАЭЛЬ (Феодоре). Это Вам, графиня. Мексиканский жасмин. Он отобьет
запах.
ФЕОДОРА. Какие здесь жесткие скамьи, да и представление глупое.
РАФАЭЛЬ. Может быть уйдем на свежий воздух?
ФЕОДОРА. Да, пожалуй. И зачем только Вы меня сюда притащили?
(Швыряет на пол букетик). Дурацкий жасмин!
Покидают театр. На улице
Возьмите фиакр.
РАФАЭЛЬ. Может, прогуляемся пешком?
ФЕОДОРА. Вам нравится мне противоречить?
РАФАЭЛЬ. Эй! Извозчик!
Садятся в карету. Некоторое время едут в напряженном молчании, как
поссорившиеся супруги.
ИЗВОЗЧИК. Тпру-у! Приехали. С вас десять су, господин хороший.
РАФАЭЛЬ (помогая сойти с подножки Феодоре, небрежно). Нет мелочи,
любезный.
ФЕОДОРА. Не провожайте меня, я устала.
РАФАЭЛЬ. Но Вы обещали, что сегодня мы поиграем в четыре руки.
ФЕОДОРА. До завтра, де Валантен. (Холодно). А еще лучше - до
послезавтра.
У Растиньяка. Входит Рафаэль.
РАСТИНЬЯК. Ага! Знаю, отчего ты пришел: Феодора дала тебе отставку.
РАФАЭЛЬ. Еще нет, но она меня измучила. Это не женщина, это - ад. Она
бьет наповал. Я так и не разгадал ее тайну.
РАСТИНЬЯК. А есть ли она вообще? Может быть, под тайной скрывается
бездушие и черствость. А бездушным женщинам не свойственна мягкость.
Но согласись, при всем ее бездушии, ее обеды продлевают тебе жизнь. На
пирожках и чае ты давно бы уже протянул ноги.
РАФАЭЛЬ. Да при чем тут ее обеды? Я не понимаю ее поведения. Она то
страстна, то холодна.То сама любовь, то бесчувственный камень. Между
нами пропасть.
РАСТИНЬЯК. Ты когда-нибудь стоял на краю пропасти, Рафаэль? Ты
помнишь это состояние - когда кружится голова и одолевает одновременно
страх и желание прыгнуть вниз. Такие Феодоры подобны этой бездне. В них
- пустота, в них ничего нет. Но как хочется прыгнуть в эту пустоту, испытать
счастье полета и разбиться.
РАФАЭЛЬ (возбужденно). Да! Да! Ты прав! Я - на краю бездны.
РАСТИНЬЯК. Не забывай про пустоту.
РАФАЭЛЬ. Я ничего не могу поделать со своею любовью. Пожалуй, я
прыгну в эту бездну.
РАСТИНЬЯК. Я думал, ты философ. А ты - драматург. Софокл. У тебя
трагический взгляд на мир.
РАФАЭЛЬ. Она мною играет. Почему? Почему?
РАСТИНЬЯК. Да ты и драматург плохой. Да потому, что женщина по
природе своей актриса. Ты глупеешь, Рафаэль. Вернись к теории пара, то
есть воли.
РАФАЭЛЬ. Поверь, Растиньяк, в ней что-то есть. Не мало покровов было
сорвано с нее моей роковой натурой. И вот она, моя главная разгадка:
несмотря на все свои старания, она не может стереть с себя следы своего
плебейского происхождения. Ей не свойствен врожденный аристократизм.
Врожденному аристократизму присуще благородство души и стремление к
Истине.. А как ты успел заметить Феодору отличает бездушие. Ее
аристократизм старательно выработан. В ней есть что-то рабское. Она
тщеславна, неискренна и крайне эгоистична. У нее кошачья душа. Старость е
будет одинокой, холодной и печальной. И это - возмездие за измену законам
природы.
РАСТИНЬЯК. Ну что до старости, мой друг, Феодоре на роду написано
быть богатой, а с золотом всегда найдешь вокруг себя чувства, необходимые
для благополучия.
РАФАЭЛЬ. Ну что ж, у меня остается еще одно средство. Я думаю,
противиться ей моей любви дает какое-то тайное обстоятельство. Может
быть, какая-то болезнь: лишай на теле, родимое пятно или безобразный
шрам...
РАСТИНЬЯК. Ты хочешь предложить ей раздеться и осмотреть ее?
РАФАЭЛЬ. Я хочу изучить эту женщину в ее телесной природе, как я
изучил ее духовную сущность.
РАСТИНЬЯК. То есть все-таки раздеть ее?
РАФАЭЛЬ. Я хочу провести ночь у нее в спальне.
РАСТИНЬЯК (присвистнув). Вот счастливчик.
Особняк Феодоры. Полночь. Спальня Феодоры. Входит Рафаэль. Из
других комнат слышны голоса гостей., смех, звон бокалов. Рафаэль
тщательно обследует комнату и, развязав шнурки на занавесках, прячется
за одной из них. Шум в гостинной постепенно смолкает. Несколько мужчин
вошли в спальню взять оставленные здесь шляпы.
1 МУЖЧИНА. Графиня сегодня в ударе.
2 МУЖЧИНА. Чувствуется, что с Растиньяком она ссориться не желает.
3 МУЖЧИНА. Зато вы заметили, господа, как она не щадит молодого де
Валантена? С чего бы ? Сэто человек с большим будущим. Быть может, он
когда-нибудь жестоко отомстит ей за... за всех нас.
1 МУЖЧИНА. Она не может простить ему его талантов.
2 МУЖЧИНА. Странно. Мне всегда казалось, что женщины любят нас
именно за таланты.
3 МУЖЧИНА. Да. Но не когда они превышают их собственные.
Смеясь, они покидают комнату. Входит старик, берет свою шляпу.
Потоптавшись, смотрит на кровать, вид который вызывает поистине
сладострастные чувства. Старик испускает вздохи и стоны. Бросается на
кровать, гладит тонкое белье, ласкает его, покрывает страстными
поцелуями. Потом встает, оправляет аакурратно остель, берет шляпу и
тяжело вздохнув напоследок, выходит из комнаты. Энергичный прощальный
шум голосов. Тишина Входит Феодора. Зевает, потягивается.
ФЕОДОРА. О Боже! Какие они все скучные.
С силой дергает за шнур сонетки. В комнатах раздается звонок. Графиня
начинает негромко напевать.. Поет все громче, громче, воодушевляясь
своим пением. Подходит к камину, протягивает руки к огню. Смотрит в
зеркало.
Сегодня я была нехороша. Цвет лица блекнет. Пожалуй, пора прекратить эти
ночные сборища. Буду ложиться пораньше. Да что же это? Где Жюстина?
Звонит еще раз. Вбегает горничная.
Ты стала плохо слышать?
ГОРНИЧНАЯ. Простите, мадам. Я подогревала для вас миндальное молоко.
Опускается на колени, расшнуровывает хозяйке башмаки.
ФЕОДОРА. Жизнь так пуста.
ГОРНИЧНАЯ.. Что?
ФЕОДОРА. Да осторожней! Не царапай меня! (Приподнимает край
платья). Вот смотри - след от твоих когтей. Право, не знаю, чем бы ее
заполнить.
ГОРНИЧНАЯ.. Вам бы замуж да деток...
ФЕОДОРА. Дура! Только этого мне не хватает. Стать беременной кошкой!
Горничная расшнуровала госпожу., с нее спал последний покров. Рафаэль,
рискуя быть замеченным, выглядывает из-за занавески, наслаждаясь видом
обнаженной женщины. Графиня ложится. Горничная капает в молоко
какую-то жидкость. Горничная капает в молоко какую-то жидкость.
Феодора выпивает и засыпает. Рафаэль выходит из засады, приближается
к кровати, смотрит на спящую, протягивает руку, чтобы дотронуться до
ее обнаженной груди. Неожиданно шум за окном го пугает. Он отдергивает
руку и покидает комнату.
На следующий вечер. Входят Рафаэль и Феодора.
ФЕОДОРА. Предчувствую, о чем будет разговор.
РАФАЭЛЬ. Да, я хочу объясниться.
ФЕОДОРА. Будьте осторожны: я переставала встречаться с людьми,
которые заговаривали со мной о любви.
РАФАЭЛЬ. Мне это безразлично. Я буду говорить с Вами именно о любви.
О любви столь сильной, что лишенный взаимного чувства влюбленный
нередко убивает свою возлюбленную.
ФЕОДОРА. Вы возбуждаете мое любопытство.
РАФАЭЛЬ. Я его удовлетворю.
ФЕОДОРА. Ваша теория воли ни на что не годится. Я разгадала Ваши
намерения. Вы хотели подчинить меня себе, а подчинились моей воле. Но я
Вам благодарна и хотела бы питать к Вам дружеские чувства. Не могли бы
мы остаться просто дузьями?
РАФАЭЛЬ (резко). Нет.
ФЕОДОРА. В таком случае извольте: Вы - тот самый мужчина, который
будет лишен взаимного чувства.
РАФАЭЛЬ. И тот самый, который способен убить.
Феодора в страхе хватается за шнурок.
РАФАЭЛЬ (расхохотавшись). Да нет же, Как плохо Вы меня понимаете. Не
Вас, а себя! СЕБЯ!
Теперь хохочет Феодора. Просто захлебывается смехом.
РАФАЭЛЬ (внезапно помрачнев). Вы... Вы мне не верите?
ФЕОДОРА. Простите, нет. Ха-ха-ха!
РАФАЭЛЬ. Боги! Как я страдаю! Я готов вызвать на дуэль любого, кто
посягнет на Вас.
ФЕОДОРА. Если это способно Вас утешить, обещаю, что не буду
принадлежать никому. Я не люблю Вас. Вы - мужчина, и этим все сказано.
РАФАЭЛЬ. Вы не любите мужчин?
ФЕОДОРА. Я нахожу счастье в своем одиночестве. А теперь прошу меня
извинить. Вся эта сцена с любовными излияниями лишь пробудила во мне
аппетит. Сегодня я хочу ужинать одна.
РАФАЭЛЬ. Вам неприятно мое общество?
ФЕОДОРА. A Вы на редкость догадливы.
РАФАЭЛЬ. Благодарю за откровенность. (Берет шляпу). Прощайте.
ФЕОДОРА (с насмешкой). До завтра.
РАФАЭЛЬ. Вы не поняли: мы больше не увидимся.
ФЕОДОРА. Надеюсь.
Гостиница. Мадам Годэн и Полина. Бесшумно входит Рафаэль. Хозяйки, не
слыша его прихода, продолжают заниматься своим делом.. В руках у мадам
Годэн Библия. Полина привязывает к ней ключ.
ПОЛИНА. Да нет же, мама, Рафаэль гораздо красивее того студента из
седьмого номера. У него прекрасные белокурые волосы. И потом, хотя вид у
него несколько гордый, он очень добрый. А какие у него хорошие манеры. Я
уверена: все женщины от него без ума.
Г-ЖА ГОДЭН. Ты говоришь о нем так, словно сама влюблена в него. Ну,
привязала?
ПОЛИНА. Да, можно читать.
Г-ЖА ГОДЭН (открыв Библию). Внимательно следи за ключом, Полинька.
(Читает). «Кто верует в меня, у того, как сказано в Писании из чрева
потекут реки воды живой. А кто...»
ПОЛИНА (захлопав в ладоши, восторженно). Повернулся, маменька, он
повернулся!
Г-ЖА ГОДЭН. Слава тебе, Господи! Жив!
Рафаэль отходит от двери и сильно топая снова подходит, делая вид, что
только что пришел.
ПОЛИНА (вскакивая). Ах Боже мой! Как Вы бледны, Рафаэль. Мама, да он
весь вымок, И, наверное, как всегда голоден. Вот, выпейте молока.
РАФАЭЛЬ. Нет, я не хочу есть.
ПОЛИНА (поднеся ему чашку молока). Ну пожалуйста. Неужели Вы мне
откажете?
РАФАЭЛЬ. Спасибо, Полина, Вот что... Мы скоро расстанемся и...
Позвольте мне выразить благодарность за все ваши заботы обо мне.
ПОЛИНА. Не будем считаться.
РАФАЭЛЬ. Полина, мое фортепиано - один из лучщих инструментов Эрара.
Я дарю его Вам.
ПОЛИНА (испуганно). Вы нас покидаете?
РАФАЭЛЬ. Я... я собираюсь путешествовать.
Г-ЖА ГОДЭН. Напрасно Вы это затеяли, господин Рафаэль. Оставайтесь с
нами. Мне Вы, как сын. Мой муж теперь уже в пути. Я читала Евангелие от
Иоанна, а Полина в это время привязала к Библии ключ. И вот - ключ
повернулся. Это верная примета, что господин Годэн жив и благополучен. А
чуть раньше Полина погадала на студента из седьмого номера и на Вас. Но
ключ повернулся только на Вас. Мы все разбогатеем. Годэн вернется
миллионером.
РАФАЭЛЬ (скептически улыбаясь). Я рад за вас, госпожа Годэн, но я уже
купил билет на корабль.
ПОЛИНА. И у меня больше не будет уроков? (Рафаэль не ответил). Вы мне
напишите?
РАФАЭЛЬ (целует е в лоб). Прощайте, дитя мое.
ПОЛИНА. Я вышила Вам кошелек. Вот, возьмите. (Убегает в слезах).
Рафаэль и Растиньяк.
РАСТИНЬЯК. Какой ты весь худой и желтый, Рафаэль. Ты что, собрался
превратиться в азиата?
РАФАЭЛЬ. Хуже. Эта женщина добилась своего. Я собираюсь превратиться
в корм для червей.
РАСТИНЬЯК (зажав нос платком). Фу, какая гадость! Ты начитался
Гамлета. Но желтое тебе не к лицу. Даже божественному Шекспиру не
импонировал этот цвет. Помнишь: «Все краски, кроме желтой»?
РАФАЭЛЬ. И все-таки, я убью себя.
РАСТИНЬЯК (аккуратно складывая платок и засовывая его в карман).
Лучше убей ее. И забудь.
РАФАЭЛЬ.Я думал об этом. Тешил душу мыслью о преступлении, о
насилии. В мечтах я насиловал ее азартнее, чем мартовский кот блудливую
кошку. Она подо мною извивалась, стонала, вопила и старалась выцарапать
мне глаза. А потом я ее задушил.
РАСТИНЬЯК. Вот это самый разумный твой поступок, подтверждающий
на практике твою теорию воли. Если моя эльзаска не прекратит читать Канта,
особенно главы о нравственности, я, пожалуй, последую твоему примеру.
РАФАЭЛЬ. Я говорил - в мечтах.
РАСТИНЬЯК. Мечты двигают прогресс. Воплоти их в действие и не
отставай от прогресса.
РАФАЭЛЬ. Но нет, я не способен на насилие. Это только поэтическое
воображение. Я - философ.
РАСТИНЬЯК (с усмешкой).
«Так всех нас в трусов превращает мысль
И гибнет, как цветок, решимость наша
в бесплодье умственного тупика.»
РАФАЭЛЬ. Какого ты мнения об опиуме?
РАСТИНЬЯК. Азиатчина.
РАФАЭЛЬ. Угарный газ?
РАСТИНЬЯК. Гадость.
РАФАЭЛЬ. Сена?
РАСТИНЬЯК. Фу, грязные вонючие сети, морг. Рыбий запах.
РАФАЭЛЬ. Тебе не угодишь. Выстрел из пистолета.
РАСТИНЬЯК. Промахнешься. Останешься уродом. Слушай, брось ты это.
Кто из нас к двадцати годам не убивал себя два-три раза? Я предлагаю
другой способ: погрузиться в глубочайший разгул. Невоздержанность царица всех смертей. Инсульт, апоплексия - это пистолетный выстрел без
промаха. Разве бочка вина не вкуснее, чем ил на дне Сены? А когда мы
валимся пьяные под стол, не легкий ли это обморок от угара? А когда нас
подбирает патруль и укладывает на холодных нарах, разве тут не все
удовольствия морга минус вспученный живот? Я бы на твоем месте
постарался умереть изящно. Сражайся на поединке с жизнью - вот тебе и
новый вид смерти. А я буду твоим секундантом. Я разочарован, как и ты: у
моей невесты оказалось шесть пальцев на левой ноге. Я не могу жить с
шестипалой женой, я буду чувствовать себя ущербным: у нее - шесть, а у
меня - только пять. И потом - я не смотрел еще ее правую ногу, А вдруг там
семь или восемь пальцев? Или вообще ни одного. Это все от Канта. И плюс
ко всему (тяжело вздыхает) у нее только восемнадцать тысяч дохода вместо
пятидесяти. Состояние ее уменьшается, а число пальцев увеличивается. Ну
как? Убедил я тебя? Будем вести безумную жизнь?
РАФАЭЛЬ. А деньги? У меня последний луидор.
РАСТИНЬЯК. А игорный дом? Сыграй. Можно выиграть целое миллион.
РАФАЭЛЬ. А если проиграю?
РАСТИНЬЯК. Всегда найдется какая-нибудь дура, которая охотно
растратит на тебя свое состояние.
РАФАЭЛЬ. Нет, Растиньяк, это не по мне.
РАСТИНЬЯК. Ну знаешь ли, голубчик, из тебя никогда ничего не выйдет.
Даже министра. Тогда бросайся в Сену, ешь опий, нюхай угарный газ, но
сначала, заклинаю всеми святыми, попытай счастье в рулетке!
РАФАЭЛЬ. Хорошо, я так и сделаю.
Игорный зал. Рулетка. Входит Рафаэль. Осматривается. Его появление
не осталось незамеченным. На лицах некоторых игроков - недоумение.
1ИГРОК (сочувственным шепотом). Сударь, послушайте старика, уйдите
отсюда. У меня огромный жизненный опыт. Поверьте: Вам не надо играть.
На Вашем лице ясно проступают черты РОКА.
Рафаэль, отстраняя его, подходит к столу.
КРУПЬЕ. Ставьте.
РАФАЭЛЬ. На черное
1 ИГРОК. Черное! Я так и думал: он самоубийца.
2 ИГРОК. Ставлю на красное.
КРУПЬЕ. Ставки сделаны, господа. (Рулетка завертелась, шарик
запрыгал). Красное, черное, пас!
2 ИГРОК (с радостным воплем). Моя!
1 ИГРОК (кивнув на Рафаэля). Это не игрок. Игрок разделил бы ставки,
чтобы увеличить шансы.
3 ИГРОК. Это был его последний заряд.
1 ИГРОК (вслед уходящему Рафаэлю). Шальная голова. По всему видать: не
суждена ему долгая жизнь.
Рафаэль стоит на мосту, облокотившись на перилла. Задумчиво смотрит
вниз. Подходит старик в толстом стеганном халате, с бородой, с фонарем
в руке. Трогает осторожно его за плечо.
РАФАЭЛЬ (резко обернувшись). Что Вам угодно?
СТАРИК. Не такая погода, чтобы топиться, молодой человек. Сена грязная,
холодная.
РАФАЭЛЬ (раздраженно). Почему Вы думаете, что я?...
СТАРИК. Ваш девиз: «все или ничего!» Не так ли?
РАФАЭЛЬ. Кто Вы?
СТАРИК. Вы красивый, щепетильный, гордый, как лев и нежный, как юная
девица. Прекрасная добыча для черта. Люблю в молодом человеке такие
свойства. Человек такого полета может удовлетворять все свои капризы под
громкие аплодисменты дураков в партере. Так как, согласны?
РАФАЭЛЬ. Согласен на что? Вы мне не ответили, кто Вы.
СТАРИК. Но я отвечаю: пройдет немного времени, Вы не успеете выразить
желание, как оно осуществится. Чего бы Вы не пожелали: почета, денег,
женщин. Разве не это является Вашей заветной мечтой?
РАФАЭЛЬ (заинтересованно). Объяснитесь толково.
СТАРИК. Я могу Вас сделать богаче могущественного монарха. Вы готовы
пойти на сделку? (Светит фонарем на кусок кожи). Вот Ваш шанс.
РАФАЭЛЬ. Что это?
СТАРИК. Шагреневая кожа.
РАФАЭЛЬ. Это талисман? (Рассматривает кожу). Кажется. Здесь печать.
На Востоке ее называют Соломоновой.
СТАРИК. Ага! Вам она известна.
РАФАЭЛЬ. Я изучал восточные языки.
СТАРИК. Ну так прочтите эту надпись.
РАФАЭЛЬ. Обладая мною, ты будешь обладать всем. Но жизнь твоя будет
принадлежать мне. Желай, и желания твои будут исполнены. Но соразмеряй
свои желания со своей жизнью. Она - здесь. При каждом исполнении твоего
желания я буду убывать, как твои дни. Да будет так!
СТАРИК. Ну что? Вы уже раздумали умирать?
РАФАЭЛЬ. Это шутка?
СТАРИК. Скорее, тайна. Я предлагал эту кожу многим. Я предлагал эту
кожу многим, но никто не захотел рискнуть заключить договор. Но Вы... Мне
кажется, что Вы...
РАФАЭЛЬ. А Вы? Вы сами?
СТАРИК. Что Вы говорите? Зачем это мне? Мне, который владеет великой
тайной человеческой жизни.
РАФАЭЛЬ (насмешливо). Вы владеете тайной? И в чем же она?
СТАРИК. А в том, что человек истощает себя безотчетными поступками.
Из-за них иссякают источники его бытия. Все причины смерти заключаются
в двух глаголах: «мочь» и «желать». «Желать» - сжигает нас, а «мочь» разрушает. Но созерцание дает нашему организму пребывать в вечном
спокойствии. Созерцание - это накопление божественной энергии. «Мочь» и
«желать» - это ее рассеяние. Но к Созерцанию приходишь через знание. И
так, Знание и Созерцание означают мудрость. А безмерность желания или
могущества - есть отсутствие мудрости, то есть болезнь. Люди, страстно
желающие и могущие - неизлечимо больны безумием. Поэтому мир никогда
не будет в равновесии. И только Созерцание и истинное Знание рождает
гармониюв душе созерцателя. Мне нет нужды до этой кожи, но Вы...
РАФАЭЛЬ. Да! Да! Вы правы. Созерцать это не по мне. Хотя философия...
СТАРИК. Философия - тоже вид желания. Философ желает, а иногда
страстно желает достичь истины.
РАФАЭЛЬ. Черт с ней, с философией! Я хочу жить! Все желать, не зная
меры! Все иметь, все мочь!
СТАРИК. Все или ничего?
РАФАЭЛЬ. Вот именно: все или ничего!
СТАРИК. То есть, быть безумцем?
РАФАЭЛЬ. Пусть так.
СТАРИК. Все в обмен на жизнь?
РАФАЭЛЬ. А для меня все и есть сама жизнь. Я посвятил ее науке и мысли,
но они не способны были даже прокормить меня. А теперь я хочу
царственного роскошного пира, вакханалии. Пусть партнеры мои по
пирушкам будут остроумны и свободны от предрассудков, пусть сменяются
вина одно крепче другого. Пусть эта ночь будет украшена пылкими
женщинами Хочу исступленного разгула! Итак, я приказываю этой мрачной
силе служить мне! И начнем мы с царственного пира!
С Вы заключили договор. Вы произнесли роковое слово: хочу! Кожа - Ваша.
Между Вами и ею отныне тесная таинственная связь. Ваа жизнь в полном
смысле этого слова в Ваших руках. Самоубийство только отсрочено.
РАФАЭЛЬ (усмехнувшись). Посмотрим, изменится ли моя судьба, пока я
буду переходить набережную.
СТАРИК. Она уже изменилась.
РАФАЭЛЬ. Ну что ж, тогда я желаю, чтобы Вы влюбились в танцовщицу.
Может быть, Вы поймете радость разгула.
СТАРИК. Что Вы наделали? Вы... Вы... даже не понимаете...
Рафаэль и Растиньяк
РАСТИНЬЯК. Рафаэль, ах ты скотина такая!
РАФАЭЛЬ. Сам дурак.
РАСТИНЬЯК. Да мы тебя обыскались. Обследовали министерства, Оперу,
кофейни, библиотеки, театры, рестораны. Побывали даже в тюрьмах и морге.
РАФАЭЛЬ. Это вы поспешили. И для чего я вам понадобился?
РАСТИНЬЯК. Речь идет об одной комбинации, в которую мы включили
тебя, как человека выдающегося. Ты знаешь, что власть перешла к нам.
Журналистам. А мы истинные приверженцы Мефистофеля, смеемся и над
свободой, и над деспотизмом, над религией и над неверием. Мы подрядились
перекрашивать общественное мнение, переодевать актеров, прибивать новые
доски к правительственному балагану, свергать старых кумиров, возводить
на пьедестал новых. Короче, мы решили вручить тебе бразды этого
макоронического шутовского царства. Основывается новая газета в целях
создания оппозиции, и мы ведем тебя прямо на званный обед к основателю
этой газеты. Это банкир. Он меняет свое золото на остроумие. Мы
провозгласили тебя королем вольнодумцев. Ведь тому, кто решился кинуться
в Сену, нечего бояться. Мы ведем тебя на пир, равному которого не было со
времен Лукулла.
РАФАЭЛЬ (резко). На пир?
РАСТИНЬЯК. Что с тобой?
РАФАЭЛЬ. Черт побери! Исполнилось!
РАСТИНЬЯК. Что исполнилось?
РАФАЭЛЬ. Да нет, не может быть. Это просто совпадение.
РАСТИНЬЯК. Из чего я заключаю, что Сена тебя подождет.
В особняке Тайфера. Входят Рафаэль и
Растиньяк.
РАСТИНЬЯК. Ну и богат же этот Тайфер. Одни ковры стоят целых
состояний.
РАФАЭЛЬ. Отныне порок для меня - это мансарда, потертое платье и долг
швейцару. Ах пожить бы в такой роскоши год, даже полгода, а потом
умереть. (Хватается за сердце). О, дьявол!
РАСТИНЬЯК. Что с тобой? Ты ужасно побледнел.
РАФАЭЛЬ. Пустяки. Кольнуло.
РАСТИНЬЯК. Какие люстры. А картины? Что за роскошь! (С ядовитой
усмешкой). Почтенный миллионер Тайфер. Попробуй обнаружить в нем
преступника. А ведь во время революции он отправил на эшафот своего
лучшего друга и его мать. Не спросить ли нам его, какова на вкус оказалась
кровь близких друзей.
РАФАЭЛЬ. Не сейчас. Сначала пообедаем. Я с утра ничего не ел.
Обед с большим количеством приглашенных.
- Ого! Ронские вина!
- Шампанское, господа!
- За новую газету!
- За ее основателя!
РАФАЭЛЬ. Кто вон тот молодой человек, который так странно
на
меня смотрит?
РАСТИНЬЯК. Нотариус. Он только что совершил сделку по изданию
нашей газеты.
НОТАРИУС. Господин Валантен?
РАСТИНЬЯК. Господин де Валантен
НОТАРИУС. Ваше здоровье. Возможно нам придется позже поговорить.
- Людовик 14 погубил больше народу при рытье водопровода, чем конвент
ради справедливого распределения податей.
- Ну а в это раз вы оставите людям головы? Или они по-вашему атавизм, как
аппендикс?
- Меня тошнит от вашей республики. Нельзя спокойно разрезать цыпленка
без того, чтобы не найти в нем аграрного закона.
- В конце концов свобода рождает анархию. Анархия приводит к деспотизму.
А деспотизм возвращает к свободе. Порочный круг.
Когда человек думает, что он что-то усовершенствовал, на самом деле он
просто совершил перестановку.
- За глупость власти, которая дает нам столько власти над лупцами.
- Божественный горошек!
- С австрийских полей. Передайте мне спаржу.
- Господа, слушайте способ убить дядюшку. Возьмите дядюшку, толстого и
жирного, семидесятилетнего. Это лучший сорт дядюшек. Накормите его
паштетом из гусиной печенки и скажите ему о крахе его банка. Наповал!
- А если выдержит?
- Дайте ему хорошенькую девочку. Помоложе!
- А если он... не может?
- Тогда это не дядюшка.
- А я вас говорю: образование - вздор.
- Немедленное следствие свободы - опошление умов.
РАСТИНЬЯК. Рафаэль, береги фрак. Твой сосед побледнел.
- Десерт! Десерт!
- Кофе! Кофе!
- Женщины! Жещины!
РАСТИНЬЯК. Мне нравится вон та англичанка.
РАФАЭЛЬ. Но парижанка - королева наслаждений. (Девушке). Как тебя
зовут, моя прелесть?
АКИЛИНА. Акилина.
РАФАЭЛЬ. У тебя должен быть любовник, готовый за тебя умереть.
АКИЛИНА. Был такой, но его переманила соперница.
РАФАЭЛЬ. Красивее, чем ты?
АКИЛИНА. Во всяком случае, с более крепкой хваткой. Я имею ввиду
гильотину. Кофе, господа, сварен по-турецки.
РАСТИНЬЯК (вдыхая аромат кофе). Вот и турки пригодились. А я-то все
гадал, господа: для сего существуют турки.
РАФАЭЛЬ. С турками разобрались. А вот для чего существуют женщины?
РАСТИНЬЯК. Вот эти, обещающие нам райские наслаждения, существуют
для больничной палаты, в которой через десяток лет они будут гнить от
сифилиса.
РАФАЭЛЬ. Какой ужас Как можно предвидеть больницу и не стараться ее
избежать?
АКИЛИНА. А как можно предвидеть смерть и не стараться ее избежать?
Лучше умереть от наслаждения, чем от старости. За один день мы проживаем
десять жизней.
РАСТИНЬЯК. Видишь, мой милый. Все подводят под свое существование
философскую базу. Подведу, пожалуй, и я. Раздевайся, Акилина. Кофе,
сваренный по-турецки, оказывается, здорово возбуждает. Я выпил три
чашки. Надеюсь, ты не родишь мне турчат? Эй, Рафаэль, желаю тебе счастье
вон с той брюнеткой.
РАФАЭЛЬ. А я желаю тебе... желаю... Постой. (Вспомнив, вытаскивает
кожу). Я желаю себе двести тысяч ливров дохода. Эй, Растиньяк, да
отвлекись ты!
РАСТИНЬЯК. Ну чего тебе?
РАФАЭЛЬ. Я - миллионер. Ты понимаешь это? Я - Нерон. Я- Навуходо...
хадоносор. Я...я подарю тебе гаванских сигар.
РАСТИНЬЯК. Рафаэль, ты пьян, очнись. Нас ждут женщины.
РАФАЭЛЬ. Молчать! Я богат. Я могу купить Феодору! Две Феодоры! Нет, к
черту Феодору!
РАСТИНЬЯК. Ты исправляешься. Тебе приснился миллион?
РАФАЭЛЬ. Видишь эту кожу? Мне завещал ее Соломон. В ней - вся
вселенная. Она моя.
РАСТИНЬЯК. Кожа?
РАФАЭЛЬ. Вселенная. Вместе с тобой и Соломоном. Все мои, если захочу.
А вот этих (показывает на женщин), этих не захочу. А тебя куплю, Будешь
моим лакеем. Бросай свою шестилапую эльзаску и переходи ко мне на
службу. Все, ты - мой лакей. Я тебя купил. Лакей, иди сюда. Хочешь твоих
любимых гаванских сигар? Не стесняйся. Для любимого лакея мне ничего не
жалко.
РАСТИНЬЯК. До такой глупости ты еще никогда не доходил.
РАФАЭЛЬ. Глупость? Да нет же. Эта кожа... она съеживается. Превосходная
кожа. Всемогущая. У тебя есть мозоли? Хочешь, она выведет твои мозоли?
Давай снимем мерку.
РАСТИНЬЯК. Давай.
Расстилают салфетку, обводят чернилами контур талисмана.
РАФАЭЛЬ. Я пожелал себе двести тысяч ливров дохода. Так вот, когда они
у меня появятся, кожа съежится, уменьшится.
На следующее утро после оргии. Завтрак. Лица измятые, головы
всклокоченные. Тяжелое похмелье.
НОТАРИУС. Вчера, господа, вы были более разговорчивее.
БАНКИР. Конечно, вы-то убежали домой, а нам скучать не приходилось.
НОТАРИУС. Ну так я вас развлеку. Господа, внимание: я принес одному из
вас шесть миллионов.
Молчание изумленной публики
БАНКИР. И кто же этот счастливчик?
НОТАРИУС (Рафаэлю). Милостивый государь, ваша матушка урожденная
О Флаэрти?
РАФАЭЛЬ. Да. Варвара-Мария.
НОТАРИУС. Ну так так Вы, милостивый государь, единственный и
полновластный наследник майора Офлаэрти, скончавшегося недавно в
Калькутте.
РАСТИНЬЯК. Ай да дядюшка. Поздравляю, мой милый!
Хочет обнять Рафаэля, но тут вдруг вскакивает, оттолкнув Растиньяка и
опрокинув стул, вытаскивает салфетку с контурами кожи, расстилает ее
на столе. Не слушая изумленных возгласов, кладет на нее кожу. Кожа
СЪЕЖИЛАСЬ.
Действие второе
Особняк де Валантена. У входа стоит старик. Он препирается со
швейцаром.
ИОНАФАН. Никак нельзя. Маркиз никого не принимает.
СТАРИК. Но мне очень нужно.
ИОНАФАН. Повторяю: никого. Впрочем, вон он сам идет.
Входит Рафаэль.
РАФАЭЛЬ Карета готова?
ИОНАФАН. Как всегда. Вот тут просятся к господину маркизу.
ИОНАФАН. Кто? (Узнает старика). Г-н Поррике?
СТАРИК (радостно). Ионафан! Замечательно. Вы пропустите меня к
маркизу? Я хочу с ним поговорить.
ИОНАФАН. Да Вы с ума сошли, мсье. Поговорить. Да он со мной-то
никогда не говорит. А уж я ему как отец.
СТАРИК. А я - его учитель.
ИОНАФАН. Нет-нет, любезный Поррике, и не надейтесь. Маркиз никого не
принимает.
СТАРИК. Уж не болен ли он?
ИОНАФАН (вздохнув). Один Бог ведает, что с ним. Купил этот дом у
герцога, пэра. Истратил бешенные деньжища! Триста тысяч франков на
обстановку! Великолепие! Ну, думаю, как покойный его дедушка, будет
принимать весь город и весь двор. Не тут-то было. Полная тишина, как в
музее. Никого не желает видеть, кроме меня. Порядок завел
каллиграфический. Ничего в этом порядке менять нельзя. И самое главное и
странное: маркиз ничего не должен желать. У него все должно быть
наготове. Даже таких вопросов, как «Не желает ли маркиз? «Не хочет ли г-н
маркиз?» в нашем словаре нет. И это - каллиграфически.
СТАРИК. Он пишет поэму!
ИОНАФАН. Не знаю. Но если пишет - то это, стало быть, каторжный труд.
А вот и сам маркиз.
СТАРИК (бросаясь к маркизу). Рафаэль!
РАФАЭЛЬ. Поррике? Вы здесь? Как поживаете?
СТАРИК. Недурно. А вот ВЫ, наверное, работаете над каким-нибудь
прекрасным произведением и направляетесь в библиотеку.
РАФАЭЛЬ. Нет, я простился с наукой. И направляюсь в итальянскую оперу.
(Управляющему). Подавайте.
СТАРИК. Милый Рафаэль, я на минутку.
Хочу попросить об одолжении. Я очутился без места, без пенсии и без куска
хлеба. Не могли бы Вы похлопотать за меня у нового министра. Может, мне
дадут место инспектора в каком-нибудь провинциальном колледже.
РАФАЭЛЬ (рассеянно). Нет, Поррике, тут я ничего не могу поделать. Но от
души желаю, чтобы Вам удалось обеспечить себе старость.
СТАРИК (разочарованно). Но...
РАФАЭЛЬ (вдруг замерев). Что? Что я сейчас сказал? ЖЕЛАЮ? (Сунул руку
в карман, вытащил кожу и измерил ее). Вон! Вон, старая скотина! Вас
назначат инспектором! (Старик и управляющий застыли в ужасе). Лучше
попросил бы у меня пожизненной пенсии в тясячу экю, чем вынуждать у
меня смертоносное пожелание. (Управляющему). Куда ты смотрел, осел? Для
того я вручил тебе свою душу, чтобы ты ее растерзал? Сказал ведь тебе: не
принимать никого. Еще одна такая ошибка и тебе придется провожать меня в
гроб. О моя жизнь, моя прекрасная жизнь! (Старику). Ладно, сделанного не
воротишь. Ступай. Ты получишь щедрую награду.
СТАРИК (управляющему шепотом). Он - эпилептик.
ИОНАФАН. (пожав плечами). Не знаю. Докторов пока не звали.
СТАРИК. Прощайте, Рафаэль. Узнаю Ваше доброе сердце.
Театр. Толпы людей, прогуливающихся в фойе. Среди них Рафаэль. Он
небрежным взглядом окидывает нарядных дам и их спутников. Вдруг он
подносит лорнет к глазам и впивается взглядом в проходящую мимо него
пару. Это незнакомец, продавший ему кожу и куртизанка Акилина.
РАФАЭЛЬ. Эй, послушайте!
ТОРГОВЕЦ. А-а, это Вы. Вы еще живы/
РАФАЭЛЬ. Подумать только, и это спрашиваете Вы? У Вас уже ноги
коченеют, а Вы волочитесь за танцовщицами. Или Вы забыли о созерцании?
ТОРГОВЕЦ. А Вы забыли, что Вы мне ПОЖЕЛАЛИ? Впрочем, к черту
созерцание! Я неверно понимал бытие. Вся жизнь - в едином часе любви. Все
золото мира не заменит этого единого часа.
В зрительно м зале. Спектакль. Соседняя ложа, в которой появляется
незнакомка. Рафаэль не оборачивается, хотя все взгляды устремляются в
ложу. Даже Феодора направила бинокль на незнакомку, надолго задержав
на ней взгляд. Наконец, Рафаэль не выдержал и обернулся. Раздался
одновременный вскрик.
ПОЛИНА. Рафаэль!
РАФАЭЛЬ. Полина!
ПОЛИНА (взволнованно). Приезжайте завтра в гостиницу. Я сохранила
Ваши бумаги. Жду Вас в полдень.
Стремительно покидает ложу.
РАФАЭЛЬ (вытащив кожу, страстно). Хочу, чтобы Полина меня
полюбила!
Снова делает замеры. Размеры кожи не изменились.
РАФАЭЛЬ. А-а! Ты обманул меня, торговец. Наш договор нарушен.
Талисман не повинуется мне. Отныне я свободен. Я буду жить. Значит, все
это было злой шуткой.
Покидает театр.
Гостиница. Мансарда. Полина ходит нервно по комнате. Дверь
открывается, вбегает Рафаэль. Оба бросаются в объятия друг друга.
РАФАЭЛЬ. Полина, милая Полина, я...
ПОЛИНА. Ты любишь меня, любишь. Я это вижу по глазам. Богаты!
Счастливы! Твоя Полина богата! Отец вернулся и привез с собой миллионы.
Ты любишь роскошь, ты будешь доволен. Но ты должен любить и мою душу:
она полна любви к тебе. Я не могу жить без тебя. Не знаю, откуда у меня
взялось столько смелости.
РАФАЭЛЬ (исступленно целуя ей руки). Смелости? Нет, Полина, тебе нечего
стыдиться. Это любовь настоящая, глубокая, вечная.
ПОЛИНА. Ах говори, Рафаэль, говори. Твои уста так долго были немы для
меня.
РАФАЭЛЬ. Боже мой! Ты так меня любила?
ПОЛИНА. Любила ли я? Послушай, сколько раз я плакала, убирая твою
комнату, сокрушаясь о нашей бедности. Я готова была продаться демону,
лишь бы рассеять твою печаль.
РАФАЭЛЬ. У меня тоже миллионы. Но что теперь для нас богатство? Моя
жизнь - вот что я предлагаю тебе. Возьми ее!
ПОЛИНА (захлопав в ладоши). И возьму. И возьму! А взамен отдаю тебе
свою. (Вскакивает к нему на колени). Обнимите меня, г-н Рафаэль за все
огорчения, которые Вы мне доставили. За все муки, причиненные Вашими
радостями. За все ночи, которые я проводила за раскрашиванием вееров для
Вас.
РАФАЭЛЬ. Веера? Какие веера?
ПОЛИНА (со смехом). Ах как легко обманывать умных людей. Когда ты
влюбился в свою противную Феодору (у-у, как я ее ненавижу!) и ездил к ней
через день, разве у тебя могли быть все время чистые сорочки и белоснежные
жилеты? При трех франках в месяц на прачку. А молока ты выпивал вдвое
больше, чем можно было выпить на твои деньги. Я обманывала тебя на всем:
на топливе, на масле, даже на деньгах. Это я подкладывала тебе в ящик
монеты, когда у тебя не оставалось ни одного су. О, не бери меня в дены: я
очень хитрая.
РАФАЭЛЬ. Но как тебе это удавалось, Полина?
ПОЛИНА. Я работала до двух часов ночи, и половину того, что
зарабатывала на веерах, отдавала матери, а половину - тебе.
РАФАЭЛЬ (целуя ей руки). Полина, милая Полина. Моя...моя...
П Твоя, если ты не женат.
РАФАЭЛЬ. Я свободен, дорогая.
ПОЛИНА. Свободен! Свободен и мой! Я боюсь сойти с ума! (Опускается на
колени, молитвенно сложив руки, смотрит на Рафаэля.). Как ты прекрасен,
Рафаэль. Как же она глупа, эта твоя графиня Феодора.
РАФАЭЛЬ. Я счастлив, Полина, безумно счастлив. Хотел бы плакать от
счастья, но... не могу. Кажется, так бы вот всю жизнь и смотрел на тебя,
счастливый, довольный. Ты будешь моей женой, моим добрым ангелом.
Жестокое прошлое, мои безумства - все это дурной сон. Твоя ангельская
улыбка словно очистила меня.
ПОЛИНА. Эту комнату мы замуруем. Это будет наша с тобой мансарда. А
ключи я унесу с собой. О Боги! Уже три часа. Бедные мои родители. Я
совсем о них забыла. Я дурная дочь.
РАФАЭЛЬ. Еще один поцелуй, Полина.
ПОЛИНА. Тысячу! Тысячу!
Особняк де Валантена. Рафаэль сидит с озабоченным лицом и измеряет
кожу.
РАФАЭЛЬ. Что же это такое? Она опять сузилась. Но почему? Почему?
(Задумывается). Я понял: когда я пожелал, чтобы Полина меня полюбила,
кожа не съежилась, потому что... потому что Полина и так была в меня
влюблена. Но теперь, теперь. Каждый день я желаю себе тысячу разных
мелочей, и эти желания меня губят. Но я не могу не желать. Я желаю ее
видеть, ее осязать, целовать ее, трогать ее, ласкать, наслаждаться ее
ароматной шелковистой кожей., перебирать ее волосы. Она губит меня! Мне
осталось жизни на три месяца. Одно только сегодняшнее утро отняло у меня
два года жизни. (Мучительно стонет). Но какое это было божественное
утро! Хватит! Хватит этих измерений! Будь что будет. Ионафан!
(Вошедшему управляющему). Возьми это чудовище и выброси его в колодец.
ИОНАФАН. Чудовище?
Перчаткой брезгливо берет кожу, недоуменно ее рассматривает и так же
брезгливо на вытянутой руке уносит ее.
РАФАЭЛЬ К черту весь этот вздор. Любовь и Полина - вот отныне мой
девиз. Если раньше - Феодора или смерть, то теперь - любовь и Полина и...и
смерть. (Вытирает платком испарину на лбу).
ИОНАФАН. Чудовище в колодце, сударь.
РАФАЭЛЬ. Благодарю. И больше мне об этом не напоминать.
Управляющий низко кланяется.
Особняк де Валантена. Оранжерея, полная цветов. Рафаэль в креслекачалке. Делает вид, что читает газету, на самом деле украдкой следит за
Полиной, которая резвится с котенком.
РАФАЭЛЬ Полина, оставь в покое животное. Котята не пьют кофе.
ПОЛИНА. Правда?
РАФАЭЛЬ. Правда. И не курят сигар. И вообще, не делают многих разных
глупостей, свойственных нам, людям.
ПОЛИНА. Откуда ты знаешь?
РАФАЭЛЬ. Я сам в детстве поил котят кофе, и они только чихают.
ПОЛИНА. Ой, правда, чихнул.
РАФАЭЛЬ. Ангел мой, ты так прелестна в этом пеньюаре, в этих бархатных
туфельках... Что это у тебя в руках?
ПОЛИНА. Это садовник принес для тебя. Он выловил это в колодце. Сказал:
редкостное растение. Какая диковинка. Пролежало столько времени в
колодце и не намокло, не отсырело. Что с тобой, милый? Ты смертельно
побледнел.
РАФАЭЛЬ. Дай сюда. (Берет из ее рук кожу, рассматривает).
ПОЛИНА. Ты нездоров. Доктора! Ионафан, на помощь!
РАФАЭЛЬ (теребя в руках крошечный лоскут). Не надо доктора. Видимо,
от какого-то цветка идет сильный запах.
ПОЛИНА (с силой сжимая его руку). Помни, Рафаэль: твоя жизнь - это моя
жизнь! Я не переживу тебя!
РАФАЭЛЬ (со стоном). Полина... Полина... Т ы слишком сильно меня
любишь. И требуешь такой же страстной любви от меня. Ты - мой палач!
ПОЛИНА. О чем ты, друг мой? Что ты такое говоришь?
РАФАЭЛЬ. Оставь меня, уйди. Не спрашивай ни о чем. Пожалуйста, уйди.
Полина со слезами на глазах покидает оранжерею.
Как? В наш просвещенный век, когда всему находятся объяснения, когда
любое чудо подверглось бы объективному анализу в Академии Наук и ему
нашлось бы разумное объяснение, я (Я!) поверил в какой-то Мэнэ-ТэкелФарес! Нет, это необходимо выяснить.
Рафаэль и Планшетт. Планшетт рассматривает в лупу кожу.
ПЛАНШЕТТ Мне все ясно, это шагрень. Очень стариное изделие,
любопытнейший продукт зоологии.
РАФАЭЛЬ А именно?
ПЛАНШЕТТ. Кожа осла онагра. Чрезвычайно редкая порода.
РАФАЭЛЬ Хочу обратить ваше внимание, господа, что этот лоскут кожи
первоначально был величиной вот с эту географическую карту.
ПЛАНШЕТТ. Понимаю. Вполне естественный процесс. Он зависит от
атмосферных влияний.
РАФАЭЛЬ (Планшетту). Вы так думаете?
ПЛАНШЕТТ. Разумеется. Даже камни и те сжимаются. И расширяются. А
также металлы.
РАФАЭЛЬ (с волнением). Вы уверены, что эта кожа подчинена общим
законам зоологии? Что она способна расширяться?
ПЛАНШЕТТ Несомненно. И берусь Вам это доказать. У меня есть
знакомый механик, который только что построил по моему поекту машину, с
помощью которой даже ребенок способен уложть в своей шляпе тысячу
копен сена.
РАФАЭЛЬ Фантастика.
ПЛАНШЕТТ Реальность. Милости прошу в мою мастерскую. Какого
результата Вы хотите добиться? Сузить эту кожу до нуля?
РАФАЭЛЬ (испуганно). Что вы! Растянуть до бесконечности.
ПЛАНШЕТТ Это невозможно. Вещество - явление конечное. Но расширить
берусь, за счет толщины.
РАФАЭЛЬ. Вы получите миллионы.
ПЛАНШЕТТ.Это бесчестно: брать деньги за такой пустяк. Вот она, моя
машина. Не просто механика - поэзия. Посмотрите, какая толщина чугуна у
этого пресса. А эта подушка? Она несокрушима, раздавит слона, как муху.
РАФАЭЛЬ. Превосходно. Расширяйте.
ПЛАНШЕТТ. Смотрите, я кладу кожу вот сюда. Закрепляю, поворачиваю
рукоятку. Раз, другой... Ах какое великолепное изобретение! Третий... Не
понял. Что это за свист? Ничего свистеть не должно. Ой! Ой! Ложись! Убьет!
(Бросаются на пол, раздается мощный взрыв. Остатки машины
представляют собой жалкое зрелище.) Ничего не понимаю. Может, была
трещина в чугуне/ Но нет, я знаю свой чугун. В этой шкуре сидит черт.
РАФАЭЛЬ (со слабой надеждой). Хоть чуточку расширилась?
ПЛАНШЕТТ (взяв кожу и обследовав ее). Ни на дюйм. Попробуйте
химический анализ. Может, химия окажется удачливей механики.
Химический кабинет. Рафаэль и Химик. Он пробует кожу на вкус.
ХИМИК. Никакого вкуса. Дадим фторовой кислоты. (Подвергает кожу
воздействию кислоты). Странно. Никаких изменений. Это не шагрень. Может
быть, это какой-нибудь незнакомый минерал? Ну-ка, бросим в огонь.
(Бросает кожу в огонь, подождав, щипцами вытискивает). Что такое?
Никакого воздействи. Холодная и по-прежнему гибкая. Невероятно. Это за
пределами человеческого разума.
РАФАЭЛЬ (холодно). Благодарю. Вы подписали мне смертный приговор.
Особняк де Валантена. Спальня. Рафаэль сидит возле кровати, любуясь
полуобнаженной Полиной.
РАФАЭЛЬ (задумчиво). О небо, если ты действительно вынесло мне
приговор, то вот мое последнее желание, самое страстное: я хотел бы
умереть в объятиях Полины.
Болезненно закашлялся. От звуков его надрывного кашля Полина проснулась.
ПОЛИНА. Доброе утро, милый.
РАФАЭЛЬ. Зачем ты проснулась, любовь моя? Я с таким наслаждением
любовался тобой.
Снова приступ кашля. Рафаэль хватается за платок.
ПОЛИНА. (тревожно). Рафаэль, послушай, я заметила, ты во сне стал
тяжело дышать. Что-то отдается у тебя в груди. Мне страшно. Такие тонкие,
артистические натуры, как ты, предрасположены к чахотке.
РАФАЭЛЬ. Ну что ж, значит, мне суждено умереть.
ПОЛИНА. Не надо говорить о смерти, милый, хотя смерть меня не пугает.
Эта болезнь заразительна. Я буду целовать тебя, жить тобой, пока она не
пустит во мне корни. И мы умрем месте, умрем молодыми и перенесемся на
небо со снопами цветов в руках. Но нет, что я говорю. Ты еще так молод. Ты
выздоровеешь.
Мощный приступ кашля буквально потряс Рафаэля. Ио рта его и из носа
хлынула кровь.
ПОЛИНА. Ионафан, скорей, на помощь!
РАФАЭЛЬ. Нет, Полина, нет! Доктора не помогут. Они не смогут спасти
меня от... от тебя.
ПОЛИНА. (потрясенно). От меня?
РАФАЭЛЬ. Да, любовь моя. Я сам этого пожелал. Ты - моя смерть.
ПОЛИНА. Что ты такое говоришь?
Рафаэль ласково зажимает ей ладонью рот.
РАФАЭЛЬ. Дай налюбоваться тобой, любовь моя.
Фойе театра. Гул голосов. Толпы зрителей в движении. Неожиданно
встречаются Рафаэль и Феодора. Она держит под руку молодого человека с
дерзким выражением лица. Рафаэль бледный, осунувшийся, с темными
кругами под глазами, беспрерывно кашляющий в платок.
ФЕОДОРА. Какая встреча, маркиз
РАФАЭЛЬ (сдержанно кланяется). Графиня.
ФЕОДОРА. Вы больны?
РАФАЭЛЬ. На сей раз не любовью к Вам.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (грубовато). Поосторожнее, сударь!
РАФАЭЛЬ (Феодоре). Это Ваш новый поклонник? (Брезгливо оглядывает ее
спутника). Я давно заметил, что падение нравов в обществе всегда идет с
падением вкусов.
ФЕОДОРА. (задетая). Когда-то мы были друзьями, маркиз
РАФАЭЛЬ. Действительно, когда-то я Вас любил. Но друзьями мы не были.
Я был Вам другом. Я. Но не Вы - мне. Сомневаюсь, что женщины, подобные
Вам, вообще способны на дружбу.
ФЕОДОРА (уязвленная). Сомневаюсь, что мужчины, подобные Вам,
способны выполнять свои клятвы. Вы помните девиз: Феодора или смерть?
Феодору Вы не получили, и как я и предсказывала, живы до сих пор.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Ха-ха. Обычные клятвы горделивых снобов. А
после отставки они, как правило, утешаются новой юбкой.
РАФАЭЛЬ (холодно посмотрев на него, Феодоре). Умных друзей, как я и
предсказывал Вам, Вы потеряли, графиня. А до дураков я не опускаюсь.
Он повернулся, чтобы уйти, но молодой человек схватил его за руку.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (сняв перчатку и поигрывая ею). Итальянская
опера, сударь, вредит Вашему здоровью. Жара, духота, яркое освещение...
РАФАЭЛЬ. Больше всего моему здоровью вредят назойливые молодые
люди.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Я предлагаю прогуляться на свежий воздух. И
хотя в наше время не принято давать пощечин, считайте, что я...
РАФАЭЛЬ Лучше не продолжайте, сударь а т получите настоящую.
ГОЛОСА - Они будут стреляться.
- Маркиза убьют.
- Графиня все-таки нашла способ отомстить за то, что ее
разлюбили.
Ранее утро. Противник Рафаэля с двумя секундантами. Он бодр и весел.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Место отличное, и погода кк раз для дуэли. Если я
задену ему плечо, я уложу его на месяц. Как вы считаете, доктор?
ДОКТОР. На месяц - это в лучшем случае. Вы же видели: у него чахотка.
Появляются Рафаэль и Ионафан. Рафаэль непрерывно кашляет. Его бьет
озноб, он кутается в теплый плащ. Идет, тяжело опираясь на слугу.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Вот он. (Его хорошее настроение мгновенно
испаряется). Что за странный субъект?
ДОКТОР. Цельтесь аккуратнее. Чего доброго, убьете его.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Мне кажется, он рассыпется от одного только
выстрела.
РАФАЭЛЬ. Милостивый государь, я не спал всю ночь. Еще не поздно
принести мне самые обычные извинения. В противном случае, Вы будете
убиты. А я не хочу уносить с собой в могилу еще одну цветущую жизнь.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Пусть он замолчит. От его голоса у меня все
внутри переворачивается.
ДОКТОР. Милостивый государь, Вы зря тратите свое красноречие.
РАФАЭЛЬ. Господа, я исполнил свой долг. Не мешало бы Вам объявить
свою последнюю волю.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Дайте мне воды. Я хочу пить.
ДОКТОР. Ты побледнел. Ты боишься?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Глаза, посмотрите, какие у него глаза. Они меня
завораживают.
ДОКТОР. Хочешь перед ним извиниться?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Поздно. Если он не убьет меня, я сам себя убью.
Феодора мне этого не простит.
ДОКТОР. Да уж, это точно. Господа, начинаем.
Отметили расстояние, расставили дуэлянтов.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Я погиб! Меня поставили против солнца.
РАФАЭЛЬ. Солнце у Вас за спиной.
Подали пистолеты. Молодой человек пытается зарядить пистолет, порох
просыпается на землю.
ДОКТОР. Что ты делаешь, Шарль?
Помогает ему зарядить пистолет. Рафаэль заряжает не торопясь под
прицелом противника.
ДОКТОР. Не натруждай руку, Шарль! Что ты делаешь? Сигнала не было.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (держа пистолет на вытянутой руке). Так дайте
же, черт побери!
Секунданты даю сигнал. Молодой человек стреляе - промах. Рафаэль
нажимает курок, не целясь и не глядя в сторону противника. Тот падает
смертельно раненный. Даже не посмотрев на убитого, Рафаэль вынимает
кусок кожи и тоской на нее смотрит. Она стала величиной с дубовый
листок. Опираясь на руку управляющего, Рафаэль удаляется с места
поединка.
Особняк Рафаэля. Спальня. На кровати сидит Полина. Оа в слезах. Входит
Рафаэль. Полина бросается ему на шею.
РАФАЭЛЬ (освобождаясь из ее объятий). Ты мня задушишь. Полина...
Зачем, зачем ты так красива? Беги! Оставь меня! Умоляю. Уйди! Если ты
останешься, я умру.
ПОЛИНА. Разве ты можешь умереть без меня? Умереть... Но почему? Боже,
какие у тебя холодные руки. Или мне только кажется?
РАФАЭЛЬ. Нет, мой ангел, тебе не показалось. Смотри, эо талисман,
который исполняет мои желания и отнимаету меня жизнь. Смотри, сколько
мне осталось. Два-три твоих любящих взгляда и мое страстное желание тебя.
Одно. ПОСЛЕДНЕЕ. И я умру в твоих объятиях. Не смотри на меня так. Я не
сошел с ума. Беги! Беги сейчас же! Уходи! Иаче, я не справлюсь с собой! О
нет, поздно! Не уходи! (Страстно протягивает к ней руки). Я хочу тебя! Я
хочу умереть в твоих объятиях! Ко мне, Полина! Я люблю тебя! Я обожаю
тебя!
Крик вырывается из груди Полины. В глазах ее - ужас. В руках она сжимает
кусочек кожи, ставший размером меньше почтовой марки. Рафаэль с
безумными глазами приближается к ней.
ПОЛИНА. Нет, Рафаэль, не подходи! Она сжимается, смотри!
РАФАЭЛЬ. Поздно. Все поздно! Всему конец! Иди ко мне!
Полина бросается в другую комнату и запирает за собой дверь. Рафаэль
пытается сломать ее, задыхается в кашле.
РАФАЭЛЬ. Полина, открой! Прокляну тебя, если не откроешь! Дай мне
умереть в твоих объятиях!
Дверь подается под его ударами. Рафаэль бросается в комнату, где Полина
роется в тумбочке. Вытащила какой-то пузырек с ядовитой жидкостью.
Пытается выпить, но Рафаэль ударом вышибает пузырек из ее рук.
ПОЛИНА. Что ты наделал! Если я умру, ты останешься жив.
РАФАЭЛЬ. Продлить агонию на неделю? Зачем мне неделя?
Сжимает ее в объятиях в последнем пароксизме страсти, который
является одновременно и предсмертной агонией. Полина расширенными от
ужаса глазами смотрит на мертвого возлюбленного. Раскрывает ладонь, в
которой был зажат кусочек шагреневой кожи. Ладонь пуста.
197022
Санкт-Петербург
ул. Проф. Попова 1 кв. 3
Ерневу Олегу Аскеровичу
тел. 234-45-93
Download