картина. пушкин. диалог

КАРТИНА. ПУШКИН. ДИАЛОГ
«Над рекой стоит гора, под горой течет Кура, за Курой шумит базар, за базаром –
Авлабар.» Услыхав этот куплет в спектакле «Ханума», я вспомнил ту картину. Она висела в
коридоре больницы, где я был заперт на две недели. Панорама старого Тифлиса (Тбилиси),
начало 19 века, эпоха Пушкина. Когда в середине 20 века я впервые попал в Тбилиси, я мог
бы спеть то же самое. Все так же над рекой и городом возносилась священная гора
Мтацминда, где в пещерах спят великие люди Грузии. По-прежнему за Курой шумел
знаменитый базар. Он шумел при Пушкине, шумел и 150 лет спустя, когда я на каникулах
гостил у своей тети Тамары. Никуда не делся и расположенный за базаром Авлабар, старый
армянский квартал, там проживала тогда моя многочисленная родня.
Стоя подолгу у картины неизвестного грузинского художника, о чем я думал? О том,
что вижу изображенное глазами Пушкина, потому что место, где находился художник, это
Ортачалы, любимое место тифлисцев, отсюда открывался самый красивый вид, сюда
привозили непременно почетных гостей. И уж конечно, после посещения находящихся рядом
серных бань, он отдыхал тут с друзьями, возможно, на этом самом месте.
Еще я думал о том, что, окажись Пушкин сейчас рядом, он, человек того времени,
«умнейший муж России», видел бы картину иначе, чем я, человек 20 века. И как-то сам собой
начал строиться наш диалог. Правда, я не знал, как мы должны обращаться друг к другу, по
возрасту я был старше, но на полтора века моложе, и я решил, что нейтральное «вы» будет
уместно.
А.С. – Итак, что вы видите на картине?
Я – Вы хотите, чтобы я описал картину? По-моему это пустое занятие.
– Напротив, очень полезное. Я же не спросил, что тут нарисовано. Я спросил, что ВЫ
видите?
– Ладно. Я вижу панораму Тифлиса. Слева гора Мтацминда, на склоне – стены и
башни крепости. Справа течет Кура, за ней на другом берегу базар.
– Базар вы тоже видите?
– Угадываю. Посмотрите, справа, у реки загон, там толпятся верблюды. Это караван,
он пришел издалека, – в Грузии верблюды не водятся – и люди в островерхих шапках, какие
здесь не носят, разгружают тюки, не знаю, что в этих тюках, но они прибыли торговать.
– В тюках шелк. Здесь когда-то проходил Великий шелковый путь, и Тифлис был
важной точкой на этом пути. Там, у реки действительно был караван-сарай, но верблюдов
ваш художник видеть никак не мог. Сегодня другие пути и другие товары.
– Возможно, этот последний караван заблудился в пути и пришел с опозданием?
– Последний караван пришел сюда в 15 веке.
– Значит, все это выдумки художника, так сказать, художественное вранье!
– Ну почему вранье! Это поклон великому прошлому Тифлиса. Ваш художник
патриот города. Есть еще признаки базара?
– Есть. Вот навстречу нам едет человек на ослике с подносом на голове, это торговец,
кинто, он едет с базара. Кинто можно узнать по картузу и шароварам. Но кинто не только
торговец, он певец, плясун, острослов, забияка, этакий грузинский скоморох.
– Кинто сохранились до вашего времени?
– Нет, Я видел их в «Хануме», это спектакль, вы его не смотрели. Когда они танцуют в
своих широченных шароварах, на сцене поднимается ветер.
– Допустим. Но торговец едет обычно с базара с пустым подносом, а у этого на
подносе полно фруктов. Может, базар в другой стороне? Впрочем, допускаю, что ему сегодня
не повезло с торговлей.
– Не повезло не только ему. Видите арбу запряженную волами? На ней стоит человек
и предлагает свой товар, плохо видно что это, мне кажется, это сапоги.
– Почему сапоги?
– Потому что он похож на Микича Катрянца из спектакля «Ханума», тот торговал
обувью. Но этот торговец ничего не продаст, здесь отдыхают, а не торгуются. Нет, зря он
привез свой провинциальный товар в столицу.
– Согласен. А что делают те две дамы в центре, похоже, слушают маленький
оркестрик?
– Не знаю. Как будто слушают музыку, но очень напряжены. Я вообще не понимаю,
что они тут делают. Здесь не принято появляться женщине, если она не в трауре, в местах
скопления мужчин просто так, без дела. Не оркестр же пришли они слушать. Тут какая-то
тайна.
– Никакой особой тайны нет. Обратите внимание на группу людей слева, в тени
дерева. Замечаете, как они смотрят на женщин? По-моему, это смотрины.
– Точно, как я сразу не понял, Ханума ведь была сваха! Та что потолще, в красном,
тоже сваха, она привела свою клиентку, чтобы показать незаметно будущим родственникам.
Вон они сидят под деревом, и среди них наверняка будущий жених. Это и правда смотрины
невесты.
– Что-то мне подсказывает, а у меня большой опыт, это несколько другие смотрины.
Посмотрите, какой зловещий вид у зрителей, как жадно они смотрят на даму в белом, как она
смущена, похоже, из благородных, и впервые вышла на промысел. А дама в красном,
символичный цвет, не правда ли? – это сводня, которая привела клиентку на поиски
любовника. Яркая картина социального зла. Ваш художник не только патриот, он еще и
моралист, борец с общественными пороками. Перейдите к группе на переднем плане.
– Да. На переднем плане мы видим семью, отдыхающую после похода в серные бани.
Все кроме матери сидят на ковре, причем глава семьи без папахи. В общественных местах это
не принято, но на отдыхе, в расслаблении, допустимо.
– Это все?
– Все.
– Тогда слушайте. Это не просто семья на отдыхе, это символ семьи. Глава семьи
смотрит вдаль, прозревает будущее, снятая папаха означает согласие принять это будущее.
Все остальные в головных уборах, это знак подчинения главе семьи. Юноша, сын, смотрит в
ту же сторону, что и отец. Этим художник подчеркивает, что он наследник, продолжатель
рода. Две дочери преданно смотрят на отца, демонстрируя идею послушания. Мать стоит,
возвышаясь над своим семейством, оберегая его. Она царит в этом мирке, но при этом лицо
ее повернуто в сторону мужа, этим она признает его главенство. Ваш художник еще и
консерватор, охранитель устоев патриархальной семьи, и это прекрасно. Видите, как много
можно узнать о художнике по его картине… Расскажите наконец, что это за чудо
театральное, которое вы поминаете?
– «Ханума». Грузинский водевиль.
– Я знаю французский водевиль. Теперь есть и грузинский?
– Я неточно выразился – водевиль из грузинской жизни.
– И чем он хорош?
– Всем! Актеры, костюмы, музыка, танцы. Но главное, режиссура. В ваше время этой
профессии не было, а сегодня режиссер – автор спектакля.
– Режиссер тоже грузин?
– Разумеется. Кто бы еще мог это так поставить?
– Иностранец не может быть автором спектакля?
2
– Может. Но это будет спектакль для иностранцев. А «Ханума» спектакль для всех.
– Я знаю оперу из испанской жизни написанную не испанцем. Она тоже для всех.
– Вы имеете в виду «Кармен» Жоржа Бизе? Но вас тогда уже…
– Я имею в виду «Дон Жуана» Моцарта.
– Да, да… Как жаль, что вы не застали оперу «Кармен»!
– Это она меня не застала. Я все же не понимаю, чем так хороша ваша «Ханума»?
– Я сам не понимаю. Тут какая-то тайна.
– Помилуйте, ну какая тайна может быть в водевиле! Это же почти балаган, театр
масок. Хотите, я попробую отгадать его сюжет? Так. В заглавной роли сваха, стало быть,
речь идет о сватании и свадьбе.
– Там две свахи.
– Значит, соперничество. Каждая стремится подсунуть жениху свою невесту.
– Жениху лет 60.
– Значит, одна невеста старая и богатая, другая молодая, но бедная.
– Наоборот, молодая и богатая.
– Чем же такой жених может привлечь молодую и богатую, он еще богаче?
– Он беден.
– Тогда только титул.
– Он князь.
– Понимаю. Но по закону жанра, при таких невестах у жениха должен быть молодой
соперник.
– Есть. Это племянник князя.
– То есть, и он тоже князь. Тогда в чем дело, почему молодая не выйдет за него?
– Он скрывает, что он князь.
– Почему?
– Занимается делом недостойным его титула.
– Карточный игрок, шулер?
– Нет, он работает.
– Князь работает! Лучше бы он был шулер. Да, изменилась Россия.
– Это Грузия.
– Но Грузия – в составе Российской империи. Или уже нет?
– Уже нет. После 1917 года.
– А империя?
– Империи тоже нет.
– И что у вас стряслось в 17-м году, мор и глад?
– Вам лучше не знать.
– Мне лучше не быть!
С этими словами он исчез. Господи, что я делаю! Я мог сказать ему так много,
пытался сохранять лицо, быть на равных с НИМ, и главного не сказал, а мог бы! Да, я
понимаю, что это был не совсем ОН. И все же, и все же…
3