Нилатсжон

Вадим Ступников, Егор Ступников.
Нилатсжон
Действующие лица:
Нилатсжон, разбойник - «Чарли Чаплин», который убивает. Говорит с сильным
таджикским акцентом.
Янька, злодей - говорит обстоятельно.
Гришка-Кобылья Голова, злодей - говорит быстро и неразборчиво.
Заводной, злодей - говорить не любит.
Сергиуш, польский аристократ - говорит как МХАТовский артист середины
прошлого века.
Шарик, собака - тоже говорит.
Бобик, собака - не говорит, но удачно стучит в такт хвостом.
Лев Радомыслов - говорит взвинчено.
Николай Карпов - всегда говорит оптимистично и радостно, хотя двигается
замедленно.
Далее будут еще говорящие персонажи.
Луч света. Разговаривают Янька и Сергиуш.
Янька (важно прижав подбородок). Значит ты бывший аристократ.
Сергиуш (отстраненно.) Как может быть бывшим доберман?
Янька. Собачий сын что ли?
Сергиуш. Это значит, в отличии дворняжки знаешь кто папа и мама. Знаешь,
где могилы предков до 20 колена.
Янька. А не тянешь-то почему? Из деловых или руки замарать боишься?
Сергиуш. Замарать.
Свет. Мы видим, что это барак, зона, Север России.
Янька и Сергиуш стоят возле пятерых заключенных. Пятеро тянут веревку.
Веревка перекинута через балку. На ее конце завязана петля, которую Заводной
одевает на голову связанному человеку, который извивается на полу и испугано
хрипит.
Янька. Есть такая русская народная забава - перетягивание каната.
Сергиуш. Я как-то ближе к футболу.
Гриша-Кобылья голова (командуя людьми с веревкой). Тяни!
Веревка подтягивает извивающегося человека под то место на балке, где она
переброшена. Связанный человек умудряется встать на ноги, а когда веревка
натягивается - доставать носками пол, перебирая ногами.
Гриша-Кобылья голова (хохочет.) Побежал, побежал.
Заводной. Притормози...Янька , ну что?
Янька (тянущим веревку, рассудительно). Бузу даже в мыслях не потерплю.
Меня лицезреете, и тут же от страха надо потеть.
Видно, что пять человек, тянущих веревку, очень напуганы.
Янька (тянущим веревку). А вы точно вытянули длинную спичку?
Пятеро бросают веревку. Двое протягивают руки со спичками, остальные
шарят по карманам и смотрят на пол. Связанный человек падает на пол.
Гриша-Кобылья голова (сгибаясь от надрывного смеха). Ну, Янька.
Заводной. А ну тяни!
Люди подхватывают веревку, натягивают ее. Связанный человек дергает в
воздухе ногами.
Все это время Сергиуш стоит, опустив голову.
Янька быстрыми ударами сбивает двоих. Повешенный снова падает. Он
хрипит и кашляет.
Янька (глядя на Повешенного). Точно не будешь тянуть?
Сергиуш молчит, не поднимая головы.
Янька. Развяжи.
Гришка-Кобылья голова развязывает Повешенного, смотрит на Яньку, снимает
петлю с шеи Повешенного.
Янька. Что разлегся?
Повешанный с трудом встает на ноги. Он оглушен.
Янька (Повешенному). Петлю на него надень (показывает на Сергиуша).
Гришка-Кобылья голова отдает петлю Повешенному. Заводной встает за
спиной Сергиуша
Повешенный подходит к Сергиушу и протягивает ему петлю. Сергиуш
спокойно смотрит на него. Повешенный смотрит на Яньку, пытается надеть
на голову Сергиуша петлю.
Заводной бьет Сергиуша по коленным сгибам, выворачивает руку за спину.
Сергиуш падает на колени.
Повешенный надевает петлю на голову Сергиуша, смотрит на Яньку.
Янька (рассудительно). Что смотришь, тяни.
Повешенный тянет из всех сил, упирается ногой в колонну, оторвать Сергиуша
от земли не может.
Заводной отпустил руку Сергиуша, Сергиуш держится руками за петлю, то
поднимаясь на носки, то опускаясь, он по-прежнему невозмутим. Чувствуется,
что петля затягивается все туже и туже.
Янька внимательно смотрит, кажется, он полностью поглощен этим
зрелищем. Неловкое повешение продолжается и продолжается.
Янька смотрит на Гришку-Кобылья голова. Тот подходит к Повешенному
сзади, смотрит на Клюку. Янька смотрит в сторону, о чем-то размышляя.
Потом кивает Гришке-Кобылья голова. Тот бьет по ребрам Повешенного.
Повешенный выпускает веревку и сгибается.
Янька смотрит на Заводного. Тот без команды уже высвобождает голову
Сергиуша из петли и смотрит на Яньку. Янька кивает на Повешенного.
Гришка-Кобылья голова сгибается от хохота. Заводной его отпихивает,
надевает петлю на голову Повешенного и начинает вздергивать его,
ухватившись за свободный конец веревки.
Янька. Ему.
Заводной вертит головой. Гришка-Кобылья голова показывает на пятерку,
которая держала веревку в начале.
Янька забирает у Заводного свободный конец веревки, подходит к Сергиушу и
протягивает ему веревку.
Сергиуш с усилием поднимает голову и молча смотрит на Яньку. Янька
смотрит на Сергиуша, натягивает веревку. Повешенный начинает
подпрыгивать.
Янька протягивает веревку Сергиушу. Сергиуш берет веревку и разжимает
пальцы. Повешенный падает, видно, что ему очень плохо.
Янька. Поменяйте их местами.
Янька подходит к окну, проводит пальцем по изморози.
Янька. Зябко что-то, ну и цепкий мороз нынче. А Шарик-то мой где? Не замерз
он чай?
После этих слов сзади, среди заключенных, не участвующих в казни,
начинается какое-то движение, два раза открывается на заднем плане дверь в
барак.
В это время Сергиуш сопротивляется, его валят двое злодеев и пятерка. Все
молчат.
Кто-то из них дает отмашку Повешенному. Тот уже стоит наготове и
иступлено, из последних сил, начинает тянуть веревку. Видно, что он хочет как
можно быстрее убить Сергиуша.
Но у него не получается. Сергиуш держится руками за петлю.
В этот момент эти двое видят только друг друга.
Когда ноги Сергиуша начинают отрываться от пола,
Янька. Так.
Повешенный смотрит на Яньку, выпускает веревку, падает на колени и
визжит.
Злодеи высвобождают голову Сергиуша, одевают петлю на голову
Повешенного.
Заводной и Гришка - Кобылья Голова ставят на ноги Сергиуша, натягивают
веревку, заставляя Повешенного встать на носки.
Сергиуш за три сильных рывка вздергивает Повешенного. Пятерка, повинуясь
взгляду Яньки, подхватывает веревку и привязывает свободный конец.
Янька. Ну, позабавил меня, уважаю. Проси что хочешь. А говорил, не умеешь
канат перетягивать. Понравилось? Еще кого-нибудь вздернем. Или давай в твой
футбол. Не холодно для футбола? Давай лучше кого-нибудь вздернем. Кого?
Сергиуш (не глядя и не указывая рукой). Он.
Все испугано жмутся к стенкам. И мы видим человека возле печки, который за
ухом чешет пса. Возле печки дрова, которые он принес.
Это Нилатсжон. И Шарик.
Янька. Как его.
Гришка-Кобылья голова. Погоняло его забыли. Или не было.
Заводной. Имя не знаю.
Сергиуш (не глядя и не указывая рукой, вставая на ноги). Он.
Янька. Ты что, Сережа-Барин, в петле последний ум потерял? Кого вешать
собрался? В такой мороз? А Шарика кто ночью греть будет? Вот злодей,
животину, заморозить решил. Завтра мороз отпустит, завтра и забаву сотворим
(Нилатсжону) Поменяем твою доброту на один день жизни. Иди, божий
человек, к Шарику в конуру, грей его. И не дай бог, Шарик хвост отморозит
Хохоток в бараке
Конура Шарика.
Шарик лежит на брюхе. Нилатсжон полулежит, полусидит, поджав ноги. На
голове у него мягкая широкополая шляпа . Он прижимает руку к животу, но
лицо спокойно. С мечтательной полуулыбкой он смотрит в зал. Возможно, он
танцем или движением отображает то, о чем поет Шарик.
Шарик.
Что за стук, кого к нам черт принес?
Я простой и беспородный пес,
Но радеет Янька обо мне
Коль на улице такой мороз.
..У, да это не стук по конуре. Это твое сердце стучит Нилатсжон...
Если сердце застучало как набат,
Если печень и кишки огнем горят,
Значит, страх течет по жилам, а не кровь.
Как они сказали - помнишь - зачморят?
Зачморили. Так что завтра поутру
Позабудут про тебя они навряд.
Уходить сейчас к селькупам надо нам,
Не видал смешнее здешних я оград.
Проживем охотой. Глотки людям рвал,
Нилатсжон? Оленю проще во стократ!
...Что говоришь? Не охотник, руку сломали три побега назад? Плохо срослась...
Хвост крючком , уши ... уши как-то торчат.
Научусь стоять на белку и на дичь,
Научусь я гнать от мамки оленят...
...Что говоришь? Вокруг ад - нет на самом деле ни тайги, ни тундры, ни реки.
Место, где Шарик блатной и Лысак лиса ходят, не сходя, по небу друг за другом,
где воздух холодный как высоко в горах, от того, что небо нагнули к земле.
Это ад, понял это два побега назад...
(Шарик начинает заунывно петь, Нилатсжон отстукивает осторожно ритм,
не меняя позы или продолжая пантомиму)
А вернуться назад , домой Нилатсжон-богатырь?
Где тебе каждый рад, где вспомнишь себя, Нилатсжон-богатырь.
Не ты ли учился в медресе, мог по-арабски и по-русски читать?
Где был не богат, но решился на поступок, Нилатсжон-богатырь.
И на последние деньги, на приданое жены и ее
Свадебный наряд , голову свою заложив, Нилатсжон-богатырь
На поступок решился, на поступок решился, Нилатсжон- богатырь
Не ты ли свой отряд из лучших собрал, Нилатсжон- богатырь
Все восхищались тобой. И платили. Даже нефтяники.
Губернаторский брат не смог. А тебе платили, Нилатсжон-богатырь.
Дом твой был для всякого открыт, а сердце - всякой беде.
Ты был щедр и богат, не отказывал никому Нилатсжон-богатырь.
Ну а твой отряд, каждый за заслуги и верность награжден.
Девушки мечтали стать твоей второй женой Нилатсжон-богатырь.
Сиротам помогал, на мечеть, семьям кандальников помогал…
(перестает петь) вот за политику тебя и замели...Что говоришь? Умерла жена и
сердце окаменело? Взял жену из хорошо дома, за наряды свои приглянулась она.
А умерла - и сердце окаменело. Нет разбойника с босыми ногами? Нет
разбойника без грева из дома? Не было дома у тебя? Понял что дом - это
выдумка - побег назад. (зевает, чешется) Иди отсюда, Нилатсжон. Куда? На
мороз или смерть. Иди, спать хочу. Блохи от тебя, Нилатсжон.
Нилатсжон полулежит, полусидит, поджав ноги. Он прижимает руку к
животу, но лицо спокойно. С мечтательной полуулыбкой он смотрит в зал.
Входят убийцы. Их трое.
Нилатсжон начинает отстукивать дико и яростно, не меняя мечтательного
взгляда в зал.
Мы слышим дикие вопли и крики. " А ну-ка наподдай ему еще!" , " Целый месяц
нас в казематах продержал зазря!" "Царя месяц как скинули, дайте мне до него
добраться".
На сцену вкатывается окровавленная голова. За эти мячом бежит толпа
людей, каждый из которых пытается пнуть голову. Из толпы слышен
задыхающийся голос Яньки " Вот твой футбол, мне по душе, Сережа - Барин."
Толпа бегущих сметает убийц, и увлекает с собой Нилатсжона.
АКТ 2
Нилатсжон сидит возле печи. На нем тот же халат, та же мягкая шляпа. На
ногах - блестящие, концертные ботинки. В углу сидит черная собака, Бобик.
Возле Нилатсжона лежит большой мешок.
Потом мы видим, что это комната с высокими потолками. Письменный стол,
стулья. Дверь в смежную комнату - она закрыта. Возле нее стоит вешалка для
одежды.
Открывается дверь. Нилатсжон прячется за мешок. Входят девицы в форме
воспитанниц Смольного института, на груди у каждой приколоты оранжевые
революционные банты.
Первая девица. Никого нет. Левы нет.
Вторая девица. Никого нет.
Девицы выходят.
Нилатсжон хватает мешок, и кидается к двери. Но неожиданно отбегает на
прежнее место, выронив что-то тяжелое из мешка. Далее Нилатжон сидит
на полу, но на его лице и в еле заметных движениях его тела отражаются
действия и разговоры - так как он их понимает.
Дверь открывается. Входит Лев Радомыслов. На нем революционный
оранжевый бант, красная революционная гвоздика в петлице. В руках
дымящаяся трубка на серебряной цепочке. В нем мы не узнаем одного из
вешателей. Радомыслов спотыкается о предмет. Радомыслов нагибается,
смотрит, выпрямляется, озираясь. Вешает на вешалку трубку, поднимает
погнутый ледоруб.
Радомыслов (любезно). Вот он. Вот он!
Начинает метаться по комнате, неловко потрясая ледорубом. Нилатсжон
прячется за мешок, вместе с мешком уворачивается от неловких взмахов
Радомыслова.
Радомыслов (агрессивно). Вот им, вот им. (Мечется по комнате) Как можно
таким ледорубом перерубить мостовые цепи?! Памятник-то он памятник, но
трапы то с людьми держит. По сути - это гигантский навесной мост. Как им
можно новый проход вырубить?
Входит
Коба Джугашвили - славный грузин, поэт и исследователь, говорит с
грузинским акцентом.
Одет как поэт - в блузу, на шее повязан красный бант. Коба Джугашвили
помят, волосы на затылке взъерошены, бант сбился на сторону. В руках
держит фуражку, которую вешает на вешалку. Двумя руками поправляет
волосы.
Коба Джугашвили (прикладывая руку к сердцу, левую откидывая в сторону).
Хочу сказать стихами. По-грузински это будет так. (Смотрит на Радомыслова,
Нилатсжона) По-русски трудно мне выразить стихами тоже. Короче, такая
тема. Почему Великой февральской оранжевой революции уже месяцев восемь,
а девушки не дают как при проклятом царском режиме?!
Лев Радомыслов (показывая на Нилатсжона, любезно). Вот он! Вот он
подтвердит, что на каторге я не сотрудничал с администрацией. Что я участвовал
в казни через повешение лагерного провокатора, что я поднимал восстание на
Туруханской каторге.
Коба Джугашвили. Не торопись, партийный суд не начался. И отвечать перед
партией за статуэтку будешь.
Лев Радомыслов (агрессивно). Статуэтку? По твоему что, Церетели гипсовый
бюстик Петра отлил что ли. Ты его видел?!
Коба Джугашвили. А ты его захватил?
Лев Радомыслов (любезно). Это тридцатиметровый колосс! Это центральная
опора! Опора для мостков, которые идут на все острова Петрограда. И на него
мы шли вот с этим (потрясает ледорубом).
Коба Джугашвили отклоняется от ледоруба, потом берет его у Льва
Радомыслова.
Коба Джугашвили. Погоди..Лева, ты сказал: "Церетели". Это этот меньшевик
из грузинских князей что ли?
Лев Радомыслов. (агрессивно) Сам ты князь! Джакомо Церетели, итальянский
скульптор и архитектор 18 века.
"Опричь, опричь" . Входит Николай Карпов..
Нилатсжон счастлив.
Николай Карпов (размахивая руками). Опричь, опричь. (замечает Льва
Радомыслова) Радомыслов! Лева!
Коба Джугашвили на вытянутой руке подкидывает и не ловит ледоруб.
Ледоруб с грохотом падает на пол. Николай Карпов замечает Кобу
Джугашвили.
Николай Карпов. Аа, а тут опричь стоит, стоит... К к к (обнимает Кобу
Джугашвили, не размыкая объятий, поворачивается лицом к Льву Радомыслову,
драматическим шепотом) Как зовут этого славного грузина?
Лев Радомыслов (агрессивно). Коба Джугашвили.
Николай Карпов (отпуская). А, Коба Джугашвили, славный грузин. Давно
хотел спросить, что означает по-грузински "Коба".
Коба Джугашвили. "Кабель". (улыбается) Только это не по-грузински. Мы с
ребятами из кружка революционных поэтов провода снимали, кабель зачищали,
рубили и сдавали на металлолом. А деньги - на нужды революции. Я придумал.
Лев Радомыслов снова запинается о ледоруб.
Лев Радомыслов (любезно). Что, координацию на каторге потерял, товарищ?
Коба Джугашвили (правую руку прикладывает к груди, левую поэтично
отставляет в сторону) Хочу сказать стихами. По-грузински это будет так.
(Смотрит на Карпова, Радомыслова) По-русски трудно мне выразить стихами
тоже. Короче, такая тема. Почему Великой февральской оранжевой революции
уже месяцев восемь, а закон тяготения действует как при проклятом царском
режиме? Из-за предателей? (Смотрит на Радомыслова. Карпову) Что с
партийным судом? Статую с мостками не захватил, юнкера развели мосты. А
ведь головой ручался.
Слышится скрип, от того, что Нилатсжон подтягивает к себе упавший
ледоруб.
Николай Карпов. Опричь. Голову - опричь. (Замечает Нилатсжон и
концертные ботинки на нем. Нилатсжону) А Вас разве вчера не расстреляли,
товарищ?! Тогда голову тоже опричь!
Бобик начинает стучат хвостом.
Николай Карпов оглядывается на пса.
Николай Карпов подходит к столу и смотрит на стол.
Лев Радомыслов (Кобе Джугашвили). Хватай его, а то ведь не удержится,
убьется. Видишь он какой.
Лев Радомыслов и Коба Джугашвили хватают Николая Карпова за руки. Он не
сопротивляется.
Коба Джугашвили (показывает на Нилатсжона) Тоже предатель?
Лев Радомыслов (Кобе Джугашвили, агрессивно). Помолчите лучше, товарищ!
А свидетель, а суд, а ледоруб? (Показывает на Нилатсжона)
Лев Радомыслов и Коба Джугашвили отпускают Николая Карпова.
Николай Карпов. Шучу, конечно. Шучу. (Нилатсжону) Я ведь тебя узнал,
товарищ. Иду вчера по Смольному института, и вижу, сидит. Да, с этим же
мешком. С этой же собачкой. В концертных ботинках. Очень мне стало
интересно - товарищ с Востока, только что после каторги и тянется к искусству
и прекрасному. Его морячки прихватили, говорят, хотел изнасиловать одну из
здешних воспитанниц Смольного. "Мы", говорят революционные морячки, "его
сейчас опричь отсюда на луну отправим". "Погодите", говорю, "а может
товарищ за свободную любовь, а может это акт революционного террора."
"Может", говорю, "завтра указ об этом выйдет". "Никто не издаст такой указ",
говорят. "Есть такая партия", говорю.
Нилатсжон счастлив.
Коба Джугашвили (приложив правую руку к сердцу, левую поэтически
откинув). Хотел по-грузински стихами сказать, но не знаю, как точно перевести
на русский. Короче такая тема - очень правильный указ, очень правильная
партия. Я тут набросал еще несколько правильных декретов (достает листки из
под блузы)..
Лев Радомыслов (Кобе Джугашвили, любезно). Да помолчи ты. Я говорю, он
был на каторге, это мой свидетель.
Николай Карпов. …Ну, я по-простому так подсаживаюсь к товарищу с
Востока. Надо же знать, чем дышит и что думает о хлебе насущном дремлющий
Восток. Или глядишь, может через него можно будет гвоздик подешевле
купить. Или может, надо пойти опричь - на Восток, пока империалистические
хищники дерутся друг с другом в Европе. Или может нам добавить в наш
лозунг: " Вся власть советам рабочих, матросов и крестьянской бедноты"
строителей-арматурщиков, дворников, а также дехкан. (Нилатсжону)...У у тебя
больше нет поживать, товарищ?.. И мы поехали с ним по стройкам, я там
предложил товарищам с Востока создать ЦК разнорабочих. Шутил, конечно.
"Мы отменим", говорю, "всякую регистрацию и разрешение на работу. Мы
запретим не платить за работу, даже декрет издадим - если какой буржуй-
застройщик кинет на деньги - повесить застройщика! Или голову ему опричь".
Они страшно воодушевились, даже выпрягли лошадь из экипажа и тащили от
одной стройки до другой на руках. Революционизировали три цветочных ларька,
понадевали гвоздики в петлицы. Халат подарили теплый. Дали с собой
поживать этой штуки - мы с Надеждой Константиновной вчера пожевали,
призабавнейший выдался вечерок!
Коба Джугашвили (кивая на Льва Радомыслова). Он памятник Петру не
захватил. Как революцию делать будем, как острова Питера захватывать будем?!
Юнкера мосты развели.
Николай Карпов. Голову ему опричь. Шучу, конечно. Мы не будем захватывать
острова Питера.
Коба Джугашвили. Как не будем, ты же вчера утром говорил, что надо
захватить Петра под угрозой партийного суда. Почему?
Николай Карпов. Потому что диалектика.
Лев Радомыслов (агрессивно). Потому что диалектика.
Николай Карпов. Потому что опричь. Вчера, когда мой экипаж таскали на
руках, я подумал, а зачем нам захватывать Зимний, если здесь так принимают?
Зачем брать Зимний, если уже власть? Научить их интернационализму,
отгородиться на каком-нибудь острове. Или перейти с ними линию фронта к
крестьянам. Такая толпа народу, нас точно не съедят.
Коба Джугашвили. А что тот продотряд точно съели?
Лев Радомыслов (любезно). Ну так продотряд не вернулся... Фронт еле
держится. Крестьяне давят. У них , говорят, появился новый клич - Ганма. Когда
такое кричат, ничего поделать невозможно.
Коба Джугашвили (проговаривает) Ганма. Слово, значит, правильное
подобрали.
Николай Карпов. Вчера мне открылся закон о революционной ситуации в
России! Я понял! Каждая новая власть в России создается опричь от старой!
Бояре - и опричнина Ивана Грозного. Стрельцы и Москва - опричь них
потешные полки и Питер. Царь - и Учредительное собрание. Учредительное - и
Советы. Президент Союза - и Президент РФ, губернии - и федеральные округа,
прокуратура - и следственный комитет. Шучу, шучу. Откуда у нас президенты,
мы ж не в Америке? А что такое следственный комитет, я вообще не
представляю. (Нилатсжону). А у Вас точно больше нечего пожевать? Реал и
опричь ему Виртуал. Это что я сейчас сказал? Я таких слов-то не знаю... Какая
забористая штука... Власть не дают, власть создают! Зачем захватывать, когда
нужно создать. (Смотрит на стул, влезает на стул) Новую правильную, а
потому всесильную власть! Мы, интернационалисты, прямо здесь и сейчас
начнем создавать власть Интернационала. (Лев Радомыслов и Коба Дугашвили
подскакивают и начинают поддерживать его за руки) который захватит власть
над этой комнатой, над этим зданием... Хоть одну руку отпустите (вскидывает
руку в характером направляющем жесте) ...И левую, чтобы за жилеточку
просунуть... Ну как хотите. (Затемнение, Николай Карпов в круге света). Это не
важно, ибо установив власть над этим зданием института благородных девиц,
мы двинемся дальше, и захватим этот остров, потом город, потом империю, а
потом и весь земной шар.
"Ой, как интересно". В дверях появляются те же девицы. Одна делает шаг в
комнату, другая остается в дверях.
Девица в дверях (хлопая в ладоши). Как интересно, Лева! Вы так интересно
держали Вашего товарища! Так по-революционному!
Девица в комнате (хлопая в ладоши). А у вас есть банты красного цвета. Мы бы
их тоже на грудь повесили.
Девица в дверях. Лева, а вы знаете, что к нам цирк приезжает... Идет!
Девицы исчезают.
Появляется
Мадам - по ее виду сразу понятно, что она - директриса учебного
заведения. На груди - оранжевый революционный бант. Когда говорит, ее
голова покачивается еле заметно как у статуи, которую не могут
сбросить.
Бобик начинает стучать хвостом.
Мадам (глядя на стоящего на стуле Николая Карпова). Надеюсь, господа
большевики перед тем как вешаться, соблаговолят погасить задолженность по
аренде офиса.
Николай Карпов соскакивает и оказывается лицом к лицу с Кобой Джугашвили.
Коба Джугашвили (Николаю Карпову)" Господа"?!!
Мадам. Мы уже говорили с вами в прошлый раз. Не смотря на то, что я великая княгиня, я приняла Великую февральскую революцию всем сердцем
(поправляет бант). Я член ЦК заведующих женскими заведениями и
Председатель ЦК членов царствующего дома, сторонников революции.
Поверьте, свобода слова и свобода творческого самовыражения критически
важные для меня. Поэтому всякие намеки на контрреволюционность моих
действий я попрошу оставить. И я решительно настаиваю, чтобы к завтрашнему
дню вы покинули занимаемое вами помещение. Да, институт вынужден сдавать
под офисы отдельные комнаты в эти трудные времена, в том числе молодым
партиям на стартапе. (заметив, что Николай Карпов собирается что-то
сказать повышает голос)... девочки приехали поступать (заметив, что Николай
Карпов собирается снова перебить ее, повышает голос и начинает выходить из
комнаты). Последнее предупреждение уже было. И я, как и обещала,
обратилась к товарищам эсерам, чтобы они выделили революционных матросов,
чтобы при необходимости силой выселить вас отсюда.
Николай Карпов. А что эсеры тоже платят?!
Мадам (из коридора) Товарищи эсеры, поскольку они представляют власть и
могут достать наряд на революционных матросов, помогают нам решать
вопросы, в частности с неплательщиками.
Лев Радомыслов. Интернационалистическая революция в опасности.
Невозможно делать пролетарскую революцию, имея офис в Разливе.
Коба Джугашвили. Ну вот, сейчас матросы придут, пинаться начнут.
Николай Карпов. Нет, это замечательно. Это новое слово в практике
революций. История дает нам уникальный шанс, и нас всех нужно повесить,
если мы его упустим. Вместо того, чтобы усиливать агитационную работы,
собирать средства, издавать газету, проникать, в конце концов, на корабли, мы
просто дождемся морячков, которые придут нас выселять, и распропагандируем
"Караул устал!". Открывается дверь с пинка. Входят три революционных
матроса
Первый матрос. Граждане большевики, с вещами на выход, сейчас каблуком по
хребтине заеду. Или сразу гранатой.
Второй матрос. Это офис 421? Большевики?
Третий матрос (заметив Нилатсжона). Ах ты, контра. (Пытается достать из
кобуры пистолет).
Второй матрос (хватая Третьего за рукав). Погоди, команды пустить в опричь
не было.
Третий матрос. Это он планшетку с нарядами и мандатами свистнул. У Васи, за
утерю планшетки в расход выведенного!
Первый матрос. Ты уверен?
Третий матрос. Нет.
Николай Карпов. Мандаты на стол. Контрреволюционеры! И гранаты тоже!
Николай Карпов смотрит на стул. Лев Радомыслов и Коба Джугашвили
хватают его за руки. Матросы отшатываются.
Второй матрос. Ты чего раскомандовался, товарищ.
Николай Карпов. Именем революции! Именем Карла Маркса! Всей мощью
революционного учения…
Второй матрос. А почему это ты, товарищ, именем революции командуешь?
Николай Карпов (сокровенно). Потому что мы, товарищ, будем революцию
продолжать. Разве стало лучше и счастливее товарищ? Да, революция, да,
получили, что хотели! Но разве стало как надо, как должно?
Коба Джугашвили. (прикладывая одну руку к груди). Хотел по-грузински
стихами…
Лев Радомыслов. Братья революционеры!
Первый матрос. Не понял, что ты хотел сказать, товарищ.
Николай Карпов. Что есть только один по-настоящему правильный способ,
чтобы было правильно - это продолжить революцию. И знаете, что нужно
сделать, чтобы продолжить революцию (сокровенно) Мы поведем вас, чтобы
взять Зимний, где засели эти…
Третий матрос. Зимний?!
Второй матрос. Как Зимний!
Николай Карпов. Именно и категорически Зимний. Именно под нашим
руководством. Брать Зимний!
Первый матрос. Его брали уже три раза. Там больше нечего брать!
Третий матрос. Ах ты, контра! (хватается за кобуру)
Первый и второй матросы (хватая его за руку Третьего матроса, не давая
вытащить револьвер). Тихо, свои.
Коба Джугашвили направляет на них пистолет. Николай Карпов начинает
ходить по кабинету, не обращая на матросов никакого внимания. Лев
Радомыслов начинает рыдать. У матросов опускаются руки от изумления.
Николай Карпов (матросам). А что вы думали, пройти через царскую каторгу,
и остаться с нормальными нервами?!
Второй матрос.(посмотрев в угол, где сидел Нилатсжон). А где это чудо?
Первый матрос. Только что здесь сидел. Сбежал?!
Третий матрос. Вместе с нарядами и мандатами?!
Матросы резко выбегают.
Коба Джугашвили. Так все-таки надо брать Зимний? Почему?
Лев Радомыслов (хохочет). Потому что диалектика.
Николай Карпов. Потому что настоятельная необходимость переживаемого
революционного момента.
Лев Радомыслов (Кобе Джугашвили, агрессивно). Ты то, как считаешь,
товарищ?
Коба Джугашвили. С одной стороны, вроде как непонятно как, но с другой
стороны, если практика момента…
Вбегает Нилатсжон. Делает круг по комнате. Останавливается перед
мешком. Выкидывает из него какие-то разноцветные вещи за стол, какую-то
небольшую штуку, на которой мигают и вертится маленькие лампочки.
Нилатсжон залезает в мешок.
После оцепенения Карпов, Радомыслов, Джугашвили прячутся за стол.
Входят революционные матросы.
Третий матрос. Никого нет?
Первый матрос. А вот сейчас гранату под стол засуну и увидим.
Второй матрос (смотрит на верх двери) О, табличку успели свистнуть.
(присаживается и наклонив голову говорит куда-то под стол). Это офис 421?
Это большевики?
"Нет. Это цирк Дю Солей" - голос Николая Карпова
Николай Карпов (поднимается из-за стола. Он в клоунской маске, которую
выкинул из мешка Нилатсжон). Большевики этажом выше. Здесь - цирк Дю
Солей.
Из-за стола поднимаются Лев Радомыслов и Коба Джугашвили. Они же в
клоунских масках.
Третий матрос. Ах, ты ко... А что вы там делали?!
Николай Карпов. Репетировали
Первый матрос (радостно). Смешно.
Второй матрос. Погодите, вы тот самый цирк Дю Солей...
Николай Карпов. Да
Второй матрос. Вы приехали поддержать революцию?
Николай Карпов. Да
Второй матрос. Устраивать революционные представления?
Николай Карпов. Да
Второй матрос. Здравствуй, товарищ (шагает к Николаю Карпову и пожимает
руку) товарищ ...товарищ…
Николай Карпов. Дюсолей. Товарищ Дюсолей.
Второй матрос. Приветствую вас от ЦК Балтийского Флота. У нас поручение от
ЦК балтийского флота помочь вам с салютом.
Первый матрос. Мы, конечно, устраиваем праздники, как умеем, не такие уж
мы темные.
Третий матрос. Но как правильно устраивать - не знаем. А надо - как надо.
Николай Карпов. Превосходно.
Второй матрос. Салют в программе?
Николай Карпов. Есть.
Первый матрос. Мы хотели долбануть салютом из пушки. Есть возможность
долбануть из пушки, товарищ Доселей?
Николай Карпов. Есть.
Первый матрос. А у нас нет снарядов для салюта.
Второй матрос (первому матросу) Вася, подожди (Николаю Карпову) В ЦК
сказали, что у тебя должен быть наряд на салюты. У тебя, товарищ Диселей,
есть наряд на салюты?
Николай Карпов. Есть.
Пауза
Николай Карпов, начинает перебирать бумажки на столе, смотрит под стол.
Из мешка появляется планшетка. Николай Карпов делает магические пассы,
подскакивает к мешку, достает из нее бумагу и отдает Второму матросу.
Первый матрос заинтересовался планшеткой.
Николай Карпов. Это реквизит.
Николай Карпов быстро накрывает планшетку полой шинели и делает
магические пасы. Планшетка исчезает. Первый матрос хохочет. Николай
Карпов снимает с себя шинель, вешает на вешалку. Закатывает рукава, как
фокусник перед карточным фокусом.
Второй матрос. Где лучше поставить Аврору? Куда направить салют?
Николай Карпов. Ну, куда-нибудь поближе сюда подгоните.
Третий матрос, открыв рот и с улыбкой, смотрит на руки Николая Карпова.
Тот магическими пассами показывает, что матросам надо уходить. Третий
матрос хохочет. Матросы уходят. Большевики расслабляются.
Карпов подходит к вешалке, ищет планшетку в карманах шинели. Лев
Радомыслов и Коба Джугашвили начинают снимать маски.
Открывается дверь, входит Второй матрос. Он идет на пятках, как по
чистому полу, успокаивающе помахивая ладонями.
Второй матрос быстро доходит до окна, смотрит в окно, в воздухе рисует
возможные направления обстрела. Потом, также быстро уходит.
Николай Карпов поворачивается, у него в руках планшетка, он бросает ее
Нилатсжону, который вылез из мешка.
Нилатсжон, ее словно раскаленную, быстро бросает в мешок. На его лице и в
еле заметных движениях его тела отражаются действия и разговоры - так
как он их понимает.
Николай Карпов начинает ходить по комнате.
Лев Радомыслов и Коба Джугашвили в изнеможении садятся и выдыхают.
Николай Карпов и Коба Джугашвили снимают маски.
Николай Карпов (в зал) Ну, да, да, из всех искусств для нас важнейшим
является цирк.
Коба Джугашвили. Как, цирк, ты про кино и парады что-то говорил ?!
Лев Радомыслов (агрессивно). Потому что диалектика
Николай Карпов. Потому что потому. Что является любимейшей народной
забавой?
Лев Радомыслов. Не понял.
Николай Карпов. Ну, рейтинги высокие.
Лев Радомыслов (любезно). Ааа, богослужения, крестные ходы.
Коба Джугашвили. Публичные казни, это в старину.
Лев Радомыслов (продолжая не проговоренную с начала мысль) И вот если
карнавал... Если праздник... Пусть цирк, пусть ярмарка, пусть пьяный
масленичный разгул - это отмена сословных отличий и социальных иерархий, то
что мешает обратному?
Николай Карпов Если революция отменила и даже перевернула социальную
лестницу, то это не может вызвать тягу к карнавалу. Безусловно, масса будет
стремиться к цирку больше, чем к военно-морскому параду.
Лев Радомыслов (агрессивно). Однако, эти революционные морячки
совершенно оборзели. Поняли, что являются единственной революционной
силой. И некем их заменить - рабочие разобщены на бригады, сдают металлом с
заводов. Или на фронте держат от крестьян оборону. Рабочие пишут, что держат
фронт из последних сил.
Коба Джугашвили. Что значит, важнейшим является цирк? Нам теперь что,
всю жизнь клоунами ходить?
Лев Радомыслов (смеется). А как же опыт подпольной маскировки, привычка
к подпольной маскировке.
Коба Джугашвили. Маскировки. Да стоит в этом выйти, как толпа облепит со
всех сторон.
Лев Радомыслов (рыдая, слезы идут из бровей). Отправить бы этих морячков
куда подальше за три девять земель.
Коба Джугашвили. Быстрее в затылок из Вальтера. Мочить их всех в сортире.
Черви, ползают тут.
Лев Радомыслов (смеется). Где найти столько патронов? А нормальных
туалетов в России вообще нет. (Карпову) Абстенизм и равнодушие масс
объясняется усталостью масс от революций. Может нам на время уйти в
подполье?!
Коба Джугашвили. ЦК скажет - все страну превратим в сортир. Не то что
некоторые мост захватить не могут.
Николай Карпов. Подполье?! Отнюдь. Всецело и категорически отнюдь.
История дает нам уникальный шанс, и нас всех нужно повесить, если мы его
упустим. Посмотрите что произошло...
Коба Джугашвили (приложив правую руку к сердцу, левую поэтически
откинув). Хотел по-грузински стихами сказать, но не знаю, как точно перевести
на русский. Короче такая тема - еле в живых остались, вот что произошло. Не
получается сделать власть опричь.
Николай Карпов. Отнюдь! Категорически отнюдь! Нас умоляли дать команду
по передвижению боевого корабля. И мы дали такую команду. А почему это
произошло?
Коба Джугашвили (приложив правую руку к сердцу, левую поэтически
откинув). Хотел по-грузински стихами сказать, но не знаю, как точно перевести
на русский. Короче такая тема - я знаю! Слова правильные, призыв правильный,
разводка классная. А если слова еще и в стихи сложить!
Лев Радомыслов (смеется). Какие призывы, если массы не понимают и
половины слов.
Николай Карпов. Не слова, не лозунги, ни сила убеждения, ни революционные
идеалы заставляют власть переходить опричь.
Коба Джугашвили. Цирк? Фокусы-покусы?
Лев Радомыслов (агрессивно и депрессивно). Помолчи, товарищ!
Коба Джугашвили. Пообещать что-нибудь? Вон башкиры, я слышал, тоже
отделяться хотят. Или разрешить что-нибудь…
Николай Карпов. Только образы! И когда старый образ власти надоедает,
никакая сила не удержит у него власть! Триста лет в России голосовали за царя,
но как только надел - бац, и революция. Надоели революционеры - и бац, всем
захотелось праздника.
Коба Джугашвили. Подожди, а как же отмена сословных отличий... А
диалектика...
Лев Радомыслов (хохочет). И долго это продлиться?
Николай Карпов. Вчера было рано, завтра - поздно. Сегодня!
Лев Радомыслов (рыдает). А послезавтра? Одна ошибка и ...
Николай Карпов. Поэтому выработка правильного лика правильной власти,
который будет лицезреть масса - это наша первейшая и архиважнейшая задача
как руководящего органа партии, как штаба мировой революции.
Лев Радомыслов (хохочет). Образ только для России? Или всего
Интернационала? Один образ на весь мир?! Кто только что говорил про опричь власть в России всегда была особенной.
Николай Карпов. Ничего особенного! В России у власти слишком много власти
- вот и все отличие.
Коба Джугашвили.(приложив правую руку к сердцу, левую поэтически
откинув). Хотел по-грузински стихами сказать, но не знаю, как точно перевести
на русский. Короче такая тема - есть классный образ. Орден меченосцев. Я даже
форму вижу. Всем такая власть понравится - мамой клянусь.
Лев Радомыслов (агрессивно). Коба, что ты мелешь, какой орден. Нечто,
объединяющее партию и церковь, нечто среднее между наукой и религией,
несущее и пропагандирующее любовь - вот что будет понятно людям и что
будет принято на всех континентах.
Коба Джугашвили. Слушай умник, кто памятник...Да...(Николаю Карпову) А с
памятником что будем делать. Петру. Забыли навсегда?
Николай Карпов. Отнюдь! Категорически и бесповоротно отнюдь! Образ лика
царской власти работы Джакомо Церетели, символизирующий все свинцовые
мерзости царской власти, должен быть разрушен!
Коба Дугашвили. Он из свинца ?! Лева, ты по нему ледорубом стучал, он из
свинца? Где ледоруб? А сколько тонн?
Лев Радомыслов. Я не знаю сколько, мож тыщу, может две. Может из бронзы,
может из меди.
Коба Джугашвили. Цветнина?!!
Лев Радомыслов (рыдает, слезы по-клоунски идут из бровей). Сколько раз
рабочие пытались отрезать от него кусок. Но на высоте это невозможно сделать.
Николай Карпов. Значит, его надо повалить.
Лев Радомыслов (хохочет). Рабочие пытались, однажды даже с фабрики целая
смена пришла. Не смогли.
Николай Карпов. Отнюдь! Категорически и бесповоротно отнюдь! В этом и
состоит направляющая и руководящая роль партии, чтобы организовать
разрозненные группы рабочих.
Коба Джугашвили. Есть идея (кричит Нилатсжону) Залезай на стул! Веревка
в мешке есть?
Нилатсжон достает из мешка веревку, залезает на стул, не переставая
улыбаться. В руках он держит веревку. Лев Радомыслов снимает клоунскую
маску.
Коба Джугашвили (ходя кругами вокруг стула, на котором стоит
Нилатсжон). Пусть это будет памятник Петру. На постаменте.
Лев Радомыслов (ходя кругами вокруг стула, на котором стоит Нилатсжон)..
Рабочие с разных заводов на разных островах организованными колоннами
подходят к мосткам на своих островах. Если пойдут.
Николай Карпов и Коба Джугашвили (в один голос). На цветнину пойдут!
У Кобы Джугашвили не получается показать с помощью Нилатсжона идею,
Нилатсжон сопротивляется.
Коба Джугашвили (примеряясь). И что потом? Пригоним Аврору и сдернем? С
матросами придется делится.
Лев Радомыслов (примеряясь). Куда сдернем? В воду?
Коба Джугашвили (примеряясь). Тогда оставляем канаты с одного мостка. Но
чтобы памятник опрокинуть, нужна целая толпа, целая демонстрация народа.
Коба Джугашвили показывает, как люди стягивают за канаты памятник.
Нилатсжон начинает сгибаться, прижимая руку к животу. Бобик начинает
отстукивать тревожный ритм хвостом. Николай Карпов, Лев Радомыслов и
Коба Джугашвили задумались и не смотрят на Нилатсжона.
Нилатсжон исхитряется засунуть веревку в печку.
Во время последующего разговора Коба Джугашвили несколько раз показывал,
что тянет канат, наблюдая, как начинает сгибаться Нилатсжон, прижимая
руку к своему животу, и все более озадачивая Кобу Джугашвили.
Николай Карпов начинает стучать по столу в такт с собакой, продолжая
ходить вокруг стула.
Николай Карпов. Снимем рабочих с фронта. Призовем на цветнину.
Лев Радомыслов (депрессивно). Крестьяне фронт прорвут.
Николай Карпов. А мы быстро, если навалимся всем миром... А мы отправим
им на замену морячков... А даже если и прорвут. Нет, это замечательно. Это
новое слово в практике революций. История дает нам уникальный шанс, и нас
всех нужно повесить, если мы его упустим . Вместо того, чтобы усиливать
агитационную работы, собирать средства, издавать газету, проникать в конце
концов за линию фронта. мы просто дождемся крестьян и распропагандируем
их.
Коба Джугашвили замечает дым.
Коба Джугашвили. Горим!
Из печи валит густой дым, он закрывает лица большевиков. они кашляют
Николай Карпов (Нилатсжону, показывая на печку). Товарищ, товарищ!
Нилатсжон выхватывает из печки веревку, выкидывает ее в окно.
Из-за двери голос Мадам: " Где пахнет, чем пахнет?"
Большевики дружно надевают клоунские маски. Нилатсжон бежит к двери, но
натыкается на живот Мадам. Нилатсжон откатывается на привычное
место, он сидит на полу, но на его лице и в еле заметных движениях его тела
отражаются действия и разговоры - так как он их понимает
Мадам. Это у вас пахнет? Вы вообще кто?
Николай Карпов (откашливаясь). Мы - цирк.
Мадам. А дым откуда? И где господа большевики?
Мадам спотыкается о свитки на полу. Поднимает несколько декретов.
Николай Карпов. Большевики съехали. Съехали в Разлив. Документы перед
уходом жгли
Мадам (читает). «Декрет о запрете курения, как отвлекающей от труда
привычке» . «Декрет об едином правиле для законов… Пункт первый, законы не
должны фиксовать то положение вещей…»
Коба Джугашвили (радостно подсказывает) «Фиксировать».
Мадам. «Фиксировать сложившееся положение вещей, а должны указывать, как
должно быть. Декрет о запрете пива на массовых мероприятиях…» /впрочем,
это может закон не о запрете пива, а законы о запрете усыновления
иностранными гражданами или пропаганде гомосексуализма, или другие
законы/.
Мадам. Так это вы большевики?
Мадам подкрадывается к Николаю Карпову, который стоит спиной к залу.
Приподнимает маску, опускает маску. Выглядит озадаченной.
Николай Карпов (говорит с иностранным акцентом). Мы - что ни на есть
цирк Дюсалей. Мы будем устраивать фестиваль . Фестиваль революционных
партий. Мы искать место проведения. Вот собираем материалы здесь.
Материалы большевиков тоже здесь. (Мадам по прежнему недоверчиво и
подозрительно смотрит) Это будет фестиваль единения, всех людей, всех ЦК.
А по окончании - салют.
Из-за двери доносится радостный девчачий писк и аплодисменты при слове
"салют".
Мадам телом оборачивается на звуки из-за двери. Идет к двери.
Николай Карпов. Фестиваль есть единение всех политических стартапов. Он
мог бы обеспечить, с гигантской вероятностью, мирное движение вперед всей
российской революции и чрезвычайно большие шансы больших шагов вперед
всемирного движения к миру и к победе социализма.
Мадам (в дверях). Я подумаю.
Мадам уходит.
Лев Радомыслов (агрессивно). Коба, декрет о запрете курения? Мне проклятый
царский режим не запрещал курить. Как ты вообще додумался декреты…
Коба Джугашвили. Я поэт, люблю писать (улыбается). Вот написал полмешка
декретов, и все - как должно быть по правильному. Курение вредит вашему
здоровью?
Лев Радомыслов (любезно и покровительственно). Без пива на футболе? Кофе
без сигареты? Вот балбес.
Коба Джугашвили. Если писать законы, то сразу о том, как должно быть по
правильному.
Коба Джугашвили разочарован, он резко замолкает, отворачивается, смотрит
на Нилатсжона, показывает, что тянет веревку. Тот улыбается, собака не
стучит хвостом. Коба Джугашвили озадачен.
Третий акт.
Спортивный зал института благородных девиц. Левый угол ближе к нам,
правый уходит вдаль. Сильный гомон, который бывает от присутствия в
одном месте множества людей. Гомон радостный и приподнятый.
Слева в углу одна из входных дверей. Затем у стены стоит гимнастическая
лесенка, под лесенкой стоит стол, рядом с лесенкой стоит гимнастический
козел.
Над первым столом на гимнастической лесенке прикреплен транспарант
"Пролетарская революция в опасности". Под ним флаг, на котором
изображены три клоунских профиля, один за другим. Перед столом,
прохаживается Николай Карпов. Он по-прежнему в клоунской маске.
Над вторым столом, с другой стороны гимнастического козла, под
транспарантом "Сексуальная революция в опасности" стоит стол, за
которым сидит Лев Радомыслов в клоунской маске. Рядом со столом стоят,
хихикая, девицы. На них множество революционных бантов. Банты - разных
цветов, совпадающих с цветами транспарантов. Лев Радомыслов то по
клоунски смеется, то из бровей его маски идут струйкой слезы. Девицы вместе
с ним то смеются, то плачут.
Рядом со столом сидит Бобик, который может стучать хвостом, но пока
хвостом не стучит.
Следующим висит транспарант "Научно-техническая революция в
опасности". Под ним стола нет, стоят два стула.
Далее пустой стол под транспарантом "Культурная революция в опасности".
Рядом со столом стоит Мадам. Она листает маленькие красные брошюры. На
груди у мадам также приколоты разные революционные банты.
Перед следующим столом стоит Коба Джугашвили. На нем сапоги, галифе,
коричневая гимнастерка, повязка, где изображены 4 пистолета дулом к дулу на
белом фоне. Такой же знак изображен на флаге над столом, над флагом
транспарант - "Вся власть О.М."
На голове Кобы башлык-капюшон, который закрывает клоунскую маску.
Коба Джугашвили оживленно разговаривает с Янькой и Сергиушем. Коба
Джугашвили складывает пальцы пистолетом, приставляет к затылку Яньки,
они весело смеются.
Далее мы видим только начало следующего транспаранта "Ошо - путь
счастья и процветания. Брошюры и амулеты по 10 копеек. Семинары и
тренинги на островах Карибского бассейна».
Время от времени сквозь зал колонной пробегают туда - обратно солдаты в
иностранной форме - хоть чешской армии, хоть немецкой армии, хоть
штурмовиков из "Звездных войн". Им уступают дорогу, не обращая внимания и
не прерывая разговора.
Входят башкиры.
Николай Карпов. Что вы хотели, товарищи?
Башкиры. Мы - башкиры. Мы насчет суверенитета...
Николай Карпов. Берите сколько можете прожевать (сразу потеряв интерес к
башкирам, оглядывается по сторонам).
Башкиры уходят. Входят американцы в характерных шляпах.
Николай Карпов. Рахим идыгез!
Американцы. Мы - американцы!
Николай Карпов. Берите, американцы, суверенитет тоже.
Американцы. Так он у нас вроде есть.
Николай Карпов. Тогда в чем проблема? Не проглотили? Берем вас под свой
патронат! (сразу потеряв к разговору интерес, оглядывается по сторонам). А
финны-то где?
Американцы уходят.
Из дверей появляется стол и движется по странной траектории под
транспарант "Научно-техническая революция в опасности". На столе
стоит та непонятная штука с вертящимися лампочками, лежат банты.
Когда стол проезжает мимо Николай Карпова, он снова кричит Льву
Радомыслову. Тот удивляется, садится за стол и начинает рисовать,
прикрывая нарисованное рукой.
Стол подъезжает под транспарант "Научно-техническая революция в
опасности". Из-под стола вылезает Нилатсжон.
К нему подходят девицы, вешают банты разных цветов. Нилатсжон
счастливо улыбается.
Нилатсжон бочком выскакивает из круга девиц. Нилатсжон врезается в
живот мадам, счастливо улыбается ей, но через мгновение, увидев Яньку и
Сергиуша, с гримасой ужаса поворачивает в другую сторону. Он бежит к
выходу рядом с гимнастической стенкой, но его перехватывает Радомыслов.
Лев Радомыслов что-то объясняет Нилатсжону, усаживает его за стол под
транспарантом "Сексуальная революция в опасности", отдает листы, на
которых писал.
Лев Радомыслов
усаживается под транспарант "Научно-техническая
революция в опасности". Девицы перемещаются к этому столу. Лев
Радомыслов тычет пальцем на непонятную штуковину и раздает девицы
банты с цветами, совпадающими с цветами транспаранта.
Нилатсжон пытается добраться до двери, но его относит к столу людским
потоком. Возле его стола начинают собираться новые девицы.
Коба Джугашвили поглядывает на Нилатсжона, потом показывает, будто
тянет веревку. Нилатсжон не сгибается. Коба Джугашвили озадачен.
У плаката «Культурная революция» в одиночестве сердито смотрит по
сторонам Мадам.
Карпов что-то кричит Радомыслову, Радомыслов отправляет к этому столу
одну из девиц, потом другую. Карпов что-то кричит Радомыслову, тот кричит
девицам. Крики плохо слышны и дублируются жестами.
Карпов показывает объятия, Радомыслов - танцевальные жесты руками -
расставив локотки - девицы начинает душить мадам.
Николай Капов жестами призывает Нилатсжона дублировать его слова и
жесты для девиц.
Николай Карпов что-то кричит девицам, размахивая кулаком, Нилатсжон,
оглядываясь на Николая Карпова, делает дирижерские пассы, Лев Радомыслов
пальцами показывает, как он выбирает кадр, словно режиссер.
В результате, одна из девиц выворачивает Мадам руку и ставит ее на колени,
а вторая надевает на голову Мадам бумажный колпак. Мадам и девицы
неуверенно улыбаются и смотрят на Нилатсжона, и на Карпова, и на
Радомыслова.
Справа, пройдя не видимую часть спортзала, входят Заводной и Гришка
Кобылья голова, переодевшиеся в матросов.
Коба Джугашвили пожимает руки Яньке и Сергиушу римским рукопожатием.
Янька и Сергиуш подходят к Гришке и Заводному. У Яньки и Сергиуша на руках
повязки с символикой ордена меченосцев. Заводной крутит кришнаитские
феньки на руке. Они стоят ближе, и мы слышим, что они говорят.
Янька (кивая на феньки). И селькупы здесь нашлись?
Гришка - Кобылья Голова (снимая бескозырку) Работяги побежали сюда в
город, бронзу пилить. Крестьяне фронт прорвали, скоро будут здесь. Сожрут
полгорода.
Сергиуш. Тот продотряд точно сожрали?
Янька. Сожрали, коль отряд не вернулся.
Нилатсжон пытается закрыться от
злодеев,
поднимает
таблички,
написанные Львом Радомысловым. "Ты такая загадочная", "Я полюбил твои
чувственные глаза", "Завтра я познакомлю тебя с мамой", "Я застрелюсь от
любви к тебе", хочет выйти из зала.
Таблички привлекают девиц, которые подходят к столу и мешают
Нилатсжону сбегать.
Сергиуш. Ну вот, покупатели сами за товаром идут. А мы… Не найдем уже
наряды (Яньке) Самому мне что ли их нарисовать.
Заводной кивает на транспаранты.
Сергиуш. Есть интересные образы...
Янька. Есть смешные клоуны.
Сергиуш. ... но все равно валить надо отсюда.
Коба Джугашвили видит, как стол, за которым сидит Нилатсжон облепляют
девицы и злится. Он машет Нилатсжону рукой, привлекая внимание, и
показывает, что тянет веревку. Нилатсжон не сгибается.
Заводной (заметив Нилатсжона). Опа.
Николай Карпов (кричит Радомыслову и Кобе Джугашвили, показывая на
противоположный конец зала) Эсеровские агитаторы! Не могу молчать, мы
должны дать отпор эсерам (идет к столу Кобы Джугашвили, смотрит на
противоположный конец зала).
Янька (раскрыв объятия Нилатсжону). Бог есть.
Злодеи идут к Нилатсжону. Янька идет с раскрытыми объятиями. Одна из
девиц у стола оборачивается.
Девица. Девочки, как здорово!
Девица обнимает Яньку. Остальные девицы поворачиваются и начинают
обнимать злодеев.
Девицы (у стола и обнимающие злодеев, одновременно). Сколько революций, а
так хочется танцев... Есть любовь, а не бог... И маскарада... А говорят, салют
будет... Мы не знали, что будет маскарад... Так хочется любви и единения...
Аврора будет салютовать... Хочется братства и доверия... Аврора к нашему
институту приплыла... А оркестр будет... Салют только вечером.
Сергиуш. Мир и любовь вам. Кто сказал, что салют - только вечером? Это при
царском режиме можно было только ночью. Идите к окну и машите, может,
пальнет.
Янька. А мы пока с агитатором потолкуем.
Сергиуш (Нилатсжону). Товарищ, а у Вас есть Камасутра в прокламациях? А
планшетка с нарядом на снаряды и с мандатами? И где же наши снаряды?
Слышен звук артиллерийского выстрела. Девицы аплодируют. Удар болванки
по зданию выше на этаж.
Пропадает свет. Шум, визг. Звук падающего дерева.
Снова свет. Сверху свисают доски. Столы сломаны и завалены кусками мусора
и штукатурки.
Шагом, не бегом расходятся девицы, опустив голову и снимая с себя банты.
Заводной вытаскивает из-за обломков стола кашляющего Нилатсжона.
Янька. Где твой мешок? (Гришке-Кобылья голова) Посмотри за столом.
Слышаться ружейные выстрелы.
Гришка-Кобылья голова. Крестьяне
Сергиуш. Вряд ли. Это скорее всего это оборзевшие матросики саботажников
расстреливают.(Смотрит вверх) Или в ЦК эсеров, или в ЦК балтийского флота
попали.
Гришка-Кобылья голова трясет Нилатсжона, тот то ли показывает, то ли
трясет рукой.
Янька. Ну и ладушки.
Сергиуш. А выносить как?
Янька. А... Если это матросики. На выходе шмонают, по углам стоят, скоро сюда
добегут. Ты, Сережа-барин, и пронесешь,
Сергиуш. Они меня в первую очередь обыщут. Если не сразу к стенке. Сейчас
они злые, вначале стреляют, потом спрашивают.
Янька. Меня тоже. На танец, как девчонки, не позовут (Сморит на Заводного,
на Гришку-Кобылья голова. Говорит Нилатсжону). Значит так, портфель через
час принесешь.
Сергиуш (негромко Яньке) Пусть сразу на завод. Наряд пусть сразу на
оружейный завод.
Янька. Тогда и покупатели пусть сразу туда приезжает. Снаряды сразу себе
погрузят (Нилатсжону громко). Завод . Знаешь , где завод (неразборчиво) Ну,
извозчика возьмешь, он довезет. Повтори, как завод называется, чудо. Ты
Заводной тоже не знаешь?
Нилатсжон жует губами, не издавая ни звука. Сергиуш пишет что-то на
спине Гришки-Кобылья голова.
Гришка-Кобылья голова. Слышь Барин, ты близко ко не подходи, а то...
Заводной (глядя на Нилатсжона). Я ему сейчас кишку от брюха опричь. Крыса
проклятая.
Сергиуш. ...А-то революция прошла, как-никак. Баре должны держаться от
народной задницы подале. (Отдает записку - листок ярко желтого цвета Нилатсжону. Говорит очень медленно, глядя Нилатсжону в глаза) Я написал
название завода. Отдашь записку извозчику. Привезешь наряд и мандат. Нет, не
так. Вот планшетку матросов, который ты у меня спер, чтобы принес со всеми
бумагами.
Янька. Заводной, рядом с ним потрись. Вроде как подружились вы с ним. Все,
надо уходить.. Ххгригорий, что завертелся, уходим.
Гришка-Кобылья голова. Шапку эту дурацкую с ленточками потерял. Ты,
отсос, спер?! Пинает сапогом Нилатсжона в бок. Бандиты запинывают
Нилатсжона под стол.
Янька. Пошли, прирежешь на улице пару матросиков, выберешь бескозырку на
свой лад. (Сильно стучит кулаком по столу) Откройте, за Вами пришли.
Бандиты уходят, не замечая, как все присутствующие от слов Яньки и стука
начинают сгибаться, прижимая руки к животу.
Сверху доносятся проклятия. Шум и гомон в зале возобновился.
Первым разгибается Николай Карпов. Он подходит к провалу и кричит вверх
Николай Карпов (кричит вверх) Политические проститутки!
Все замолкают и начинают оглядываться. В двери показываются было
ушедшие злодеи. Злодеи оглядываются и уходят.
Крики эсеров (сверху). Сам такой.
Входят крестьяне с винтовками. Это негры - они все чернокожие. Видно, что
крестьяне совершенно ошалели от увиденного в городе и в зале - они в качестве
приветствия то крестятся, то сжимают ладони в буддистском приветствии,
то кидают зигу, то поднимают сжатые кулаки, то машут ладонью у пупа побрежневски, то делают нечто среднее между этими приветствиями.
Нилатсжон вытирает кровь, но пытается повторить жесты за крестьянами,
как и большевики.
Николай Карпов. А вас, товарищи крестьяне… судя по внешнему виду, вы
крестьяне … что привело сюда?
Первый крестьянин. Тут громко кричали про продажных женщин…
Второй крестьянин. Нам бы начальство, бумагу справить. Ходоки мы, от
обчества.
Николай Карпов. Ходоки?! Бордели - клиентам! Землю - крестьянам, фабрикирабочим, море - матросам, бордели - ходокам!
Второй крестьянин. Дело важное у нас, нам бы начальство.
Николай Карпов. Перед вами, самое что ни на есть главное, обращайтесь.
Крестьяне оборачиваются. Лев Радомыслов, Коба Джугашвили кивают
головой.
Нилатсжон вытирает кровь и кивает головой. На его лице и в еле заметных
движениях его тела отражаются действия и разговоры - так как он их
понимает.
Николай Карпов. В чем нужда , товарищи, Что плохого? Что неладно?
Первый крестьянин. Все ладно: войны - нет, земля - есть.
Второй крестьянин. Нам бы теперь кого-нибудь найти, кто бы нам это
разрешил. Бумагу от начальства про землю.
Николай Карпов. Есть такая партия.
Второй крестьянин. Жить стало лучше, даже веселее. С каждым днем все
лучше. и мы всем сердцем за нынешнюю власть. Знать бы кто это.
Первый крестьянин. И нам бы еще кого-нибудь на границу поставить, чтобы
всякие не лезли. Мы бы спокойно опричь от вас жили. Рабочие нас охраняли, но
рабочие в город сбежали. А мы их поили, кормили. Сейчас опять полезут
всякие, опять замки покупать.
Второй крестьянин. Так ведь и замки на металлолом срежут. И куры будут
пропадать. А вы точно власть?
Николай Карпов. Да мы американцев под протекторат взяли! Так что ваш
декрет о земле - это тьфу для нас. Хотите, берите суверенитет.
Первый крестьянин. Нам бы земли.
Николай Карпов. Хорошо, мы делегируем вам государственное право на
насилие.
Второй крестьянин. Нам бы землю.
Николай Карпов. Хорошо, берите.
Николай Карпов склоняется над столом на мгновение, пишет, делает
магические пассы и отдает.
Крики эсеров (сверху). Да кого вы слушайте, это же большевики. Поднимитесь
выше, разгребите дверь на этаж.
Николай Карпов (кричит). Политические проститутки!
Все, включая эсеров тут же замолкают. все начинают озираться
Пауза.
Первый крестьянин. Вы извините, пожалуйста, можно спросить? А как вы
называетесь? Эсеры?
Николай Карпов. Лучше! Мы прасеры - правильные эсеры. Мы с вами одной
крови. Мы кожей чуем нужды крестьянства. В нас - правильных учений мощь.
Карла Маркса именем...
Второй крестьянин. Вот-вот, мощи Карла Маркса. Говорят, у какой-то партии
появились мощи Карла Маркса.
Николай Карпов. Есть такая партия! Есть у нас мощи Карла Маркса и других
пролетарских страстотерпцев.
Первый крестьянин. Верим, видим, и юродивый есть у вас (смотрит на
Нилатсжона).
Второй крестьянин. Еще не вещал? Можно прикоснуться?
Крестьяне подходят и по очереди гладят Нилатсжона по голове.
Нилатсжон счастлив.
Крики эсеров (сверху) " Да кому вы верите, маску снимите!".
Крестьянин идет к Николю Карпову, протягивая руку к маске. Николай Карпов
отшатывается. Коба Джугашвили достает пистолет. Лев Радомыслов
начинает плакать.
Крестьяне скидывают винтовки с плеч.
Николай Карпов (упершись в стол, поворачивается к столу и стучит по нему).
Откройте, за вами пришли.
Все бросают оружие, начинают сгибаться, прижав руку к животу.
Первый и второй крестьяне. Ганма-стайл.
Все разгибаются и начинают танцевать Ганма-стайл.
Николай Карпов. Политические проститутки!
Коба Джугашвили. Политические проститутки!
Первый и Второй крестьяне. Ганма-стайл!
Все продолжают танцевать Ганма-стайл. Коба Джугашвили, танцуя,
удивленно разводит руки.
Николай Карпов (танцуя). Перед лицом такого факта, как крестьянское
восстание, все остальные политические симптомы не имеют никакого значения.
Второй крестьянин. Ну, хватит танцевать.
Лев Радомыслов. Девушки рано ушли. Танцев не дождались.
Второй крестьянин снимает картуз с головы, подходит к Николаю Карпову,
который демонстративного держит руки за спиной, и снимает с него
клоунскую маску
У Николя Карпова черное от дыма горевшей веревки. Коба Джугашвили и Лев
Радомыслов снимают маски - у них тоже закопченные лица, темнее
негритянских. Держась руками за гимнастическую лесенку, Николай Карпов
забирается на гимнастического козла.
Николай Карпов. Мы настоящая партия и настоящая власть. Мы - те, кто дал
вам землю. Мы - те кто поведет вас на Зимний. У меня есть мечта...
Первый крестьянин. Его вроде брали три раза, там больше нечего брать.
Николай Карпов. А если в Зимний красного петуха пустить, а потом землю
распахать? Землица там славная будет.
Второй крестьянин (Первому крестьянину). Давай-ка поможем спуститься,
видишь, как контузило.
Крестьяне спускают Николая Карпова на пол.
Второй крестьянин. Ты бы, дорогой товарищ, погодил бы Зимний сносить.
Нам бы и от них бумага пригодилась.
Николай Карпов. Не дадут.
Первый крестьянин. И от товарищей сверху.
Николай Карпов. Пустая бумажка
Второй крестьянин. Нам пора идти.
Крестьяне выходят.
Николай Карпов. Попробуйте, попробуйте. А завтра, на Марсовом траурный
митинг - встреча мощей Карла Маркса, прощание с героем революции,
геройским погибшим, а затем штурм возмущенной массой Зимнего дворца и
банкет!
Нилатсжон в бескозырке прорывается к двери.
В зале паника, крики «Матросы расстреливать пришли», "Матросы бомбу
заложили". Все разбегаются.
Акт 4.
Вбегает Нилатсжон с куском бронзы в руках. Нилатсжон кидает бронзу в
мешок и с мешком устремляется к выходу.
Входят Николай Карпов, Лев Радомыслов, и Коба Джугашвили.
Нилатсжон прижимает мешок к себе, и. как ранинбэк, начинает прорываться
к выходу.
Лев Радомыслов. Митинг на Марсовом? Живое творчество масс?
Николай Карпов. Ага, на ходу придумал. Рабочие точно придут, они нам за
цветнину по гроб должны... Лева, с тебя объехать, срочно объехать парочку
заводов.
Лев Радомыслов. Надо признать, что больше всего народу было у меня и у
этих, с турами на острова Карибского бассейна.
Коба Джугашвили (достает пистолет, который выбивает набежавший
Нилатсжон). Зато, какие люди у меня!
Все запутываются и падают.
Нилатсжон с мешком отползает на старое место. Нилатсжон сидит на полу,
но на его лице и в еле заметных движениях его тела отражаются действия и
разговоры - так как он их понимает
Коба Джугашвили (вешает клоунские усы на вешалку). Слушайте, где
пистолет? (оттирая лицо) Сейчас бы косметическое молочко, сажа мигом бы
сошла (Нилатсжону) Пистолет в мешке?
Нилатсжон улыбается, достает из мешка банку с косметическим молочком
Николай Карпов (Льву Радомыслову) Под столом не видно?
Николай Карпов и Коба Джугашвили оттирают лицо косметическим молочком,
Лев Радомыслов ищет под столом пистолет.
В комнату влетает граната. Она крутится, но не взрывается. Большевики
прячутся за стол, Нилатсжон - за мешок. Бобик негромко стучит хвостом.
Входят матросы, среди них Заводной. Первого матроса среди вошедших нет.
Заводной. Опять никого нет.
Третий матрос. Заведи нормальные гранаты, чтобы взрывались. И будет кто.
Второй матрос. Есть кто?
«Не стреляйте» Большевики поднимаются из-за стола
Третий матрос. Ах ты контра! Стреляет из пистолета. Вместо выстрела из
пистолета появляется флажок с надписью «Бах». Третий матрос кидает
пистолет на пол.
Второй матрос (кивая на пистолет) Думаешь, взорвется?
Николай Карпов (энергично и радостно). Товарищи, дикая ошибка. Мы из ЦК
партии большевиков!
Третий матрос. А под столом почему репетировали?
Второй матрос. Если не клоуны?
Заводной. А фокус с пистолетом?
Матросы вскидывают ружья.
Коба Джугашвили ищет пистолет, потом, посмотрев на вошедших,
поэтически откидывает одну руку, другую прижимает к груди.
Коба Джугашвили. Хочу сказать стихами. По-грузински это будет так.
(Смотрит на Карпова, Радомыслова) По-русски трудно мне выразить стихами
тоже. Короче, такая тема. Как вы, ослы безмозглые, можете наставлять на нас
свои пукалки, если мы здесь принимаем в орден меченосцев
Заводной. Не большевики?
Второй матрос. И что?
Коба. Джугашвили. А то что, если ты в ордене меченосцев большевиков. То ты
можешь носить оружие!
Третий матрос. Ну.
Коба Джугашвили. Стрелять всякую контру.
Третий матрос. Ну.
Второй матрос. То мы сейчас и сделаем. Именем ЦК Балтийского флота…
Пес начинает колотить хвостом
Николай Карпов (кричит) Мандаты и ружья на стол.. Именем мощей Карла
Маркса. (Николай Карпов бьет кулаком по столу. Потом, посмотрев на собаку
бьющую хвостом, начинает непрерывно стучать). Откройте! Откройте! За
вами пришли.
Матросы роняют ружья, сгибаются прижимая руку к животу. Нилатсжон
тоже.
«Не мешать партийному суду!» Лев Радомыслов появляется из-за стола. Лицо
по прежнему в саже. Съехавший парик он пытается пристроить в качестве
бороды.
Второй матрос. Это что за клоун?
Николай Карпов. Это товарищ из Гваделупского подполья.
Второй матрос. Это что за клоун из Гваделупского подполья?
Третий матрос (показывая на Нилатсжона). Это точно циркачи.
Второй матрос. А хоть из большевиков(смотрит на Нилатсжона).
Нилатсжон улыбается, и достает из мешка ананас
Третий матрос (увидев ананас). Это точно буржуи!
Заводной (глядя на Нилатсжона). И ботиночки, ты смотри, какие блестящие у
него.
Матросы вскидывают винтовки.
Николай Карпов, Лев Радомыслов, Коба Джугашвили (одновременно)
Ганма-стайл!
Матросы роняют ружья. Все, включая Нилатсжона, танцуют Ганма-стайл.
Второй матрос (танцуя). Так вы теперь от крестьян будете?
Николай Карпов. Да, и не только! Мы будем от Интернационала! Да
прекратите танцевать (смотрит на стол, влезает на стол) Возможно,
отдельные товарищи и удовлетворены текущим моментом. возможно, у кого-то
даже закружилась голова от успехов. Но может ли настоящих
интернационалистов радовать нынешнее положение? Где мировая революция,
где окончательная победа над империализмом? А ведь, товарищи, мировая
революция уже созрела. О чем говорит прибытие гваделупского товарища?
(показывает на Льва Радомыслова ) О чем говорит привезенный им тайный
знак? (показывает на ананас) О том, что мировая революция созрела, что
начинать надо мировую революцию и начинать надо с островов Карибского
бассейна. И мы - та партия, которая поведет - поведет вас в первый
интернациональный революционный поход. И это вызовет такой великий,
всемирно-исторический взрыв энтузиазма…
Заводной. И нахрена ты нам сдался с твоей гваделупой и мировой революцией?
Николай Карпов. Контрреволюционно и близоруко рассуждаешь товарищ.
Могут ли быть спокойными настоящие интернационалисты, могут ли настоящие
революционеры быть спокойными, зная, что где-то на далеких островах
полуголые креолки ходят, изнывая под империалистическим гнетом? Где на
землю выливается дешевый ром - лишь бы он не достался гваделупским
пролетариям! Да-да, полуголые креолки, дешевый ром, палящее солнце, соленое
море и прочие капиталистические безобразия! Я так говорю, товарищ?
(оборачивается к Льву Радомыслову, тот вскидывает кулак). Правильно!
Давайте проголосуем , товарищи.
Все вскидывают кулаки вверх.
Нилатсжон тянет руку, сжатую в кулак сильнее всех, он счастлив. Собака
перестает стучать хвостом.
Николай Карпов слезает со стола. Матросы бережно подхватывают его.
Николай Карпов. И там, на островах, опричь от крупнейших
империалистических хищников, опричь от предательства внутренней
российской контрреволюции и революционно близоруких товарищей мы
подожжем второй костер всемирного восстания. Это вызовет такой великий,
всемирно-исторический взрыв энтузиазма!
Лев Радомыслов. И погоним два фронта огня навстречу друг другу. Один,
карающий огонь пролетарского гнева и революционной подозрительности
пойдет с Севера. Второй фронт - всемирного братства и любви, пойдет с Юга…
Второй матрос. Мы, конечно, не против срочно помочь островным товарищам,
но тут лажечка вышла, дорогой товарищ. Работяги памятник Петру уронить
сподобились да прямо на канал. Авроре в море выход закрыт.
Николай Карпов. В том то состоит, дорогой товарищ, руководящая и
направляющая роль партии, как организатора широких рабочих масс, чтобы
быстро и эффективно казалось бы не решаемые задачи (подходит к окну)
Смотрите, уже все распилили, к утру путь будет свободен. Я немедленно
отправляюсь на заводы, чтобы поднять рабочих на трудовой подвиг.
Второй матрос. А так-то мы готовы на Авроре вперед рвануть, не дожидаясь
всего флота. Десантом. На разведку.
Третий матрос. Больно уж сердце извелось за Гваделупу.
Второй матрос. Да и хорошо, что пойдем отдельно от них. У нас в Балтийском
флоте, честно говоря, разные люди есть. Так что спокойно дойдем и
социалистический рай установим. Отдельный и правильный. Наконец.
Третий матрос (смотрит на Радомыслова). Товарищ дорогу покажет?
Николай Карпов. За этим и прибыл!
Заводной. Как пойдем без снарядов?
Третий матрос. На штыках прорвемся
Лев Радомыслов. (Заводному). А ты, Близорукий, куда собрался?
Второй матрос . В социалистическом рае близорукие нам не нужны.
Николай Карпов (передает ананас Льву Радомыслову). Если на штыках, то
возьмите с собой этот тайный знак, по нему вас опознает гваделупское
подполье.
Коба Джугашвили (ошалевший от зависти) А партийный суд?!
Второй матрос. Действительно. Какая гнида нас разыграла, расстрел нашего
ЦК устроила, за что Васю-второго (показывает на место, где стоит Заводной)
в расход пустили.
Николай Карпов. Не отвлекайтесь от революции, товарищи! Мы сами
проведем суд и расстреляем виновных (Нилатсжону) Вы товарищ, не находили
мой пистолет?
Нилатсжон улыбается, достает из мешка пистолет, дает Карпову. Николай
Карпов стреляет в потолок, вместо выстрела из пистолета появляется
флажок с надписью "Бах".
Третий матрос. И мой такой же где? На островах развлекать буду, чтобы
меньше изнывали.
Нилатсжон достает из мешка и дает Третьему матросу ледоруб. Матрос
кидает ледоруб.
Лев Радомыслов. Бабах.
Третий матрос плюет с досады.
Николай Карпов. Еще раз бабах.
Третий матрос смотрит на пол.
Второй матрос (Третьему матросу). Что завертелся? Выйдем, на улице у когонибудь пистолет реквизируешь.
Лев Радомыслов. Пора, пора …(сжимает кулак и поднимает его, сглатывает
слезу)
Лев Радомыслов и Николай Карпов обнимаются. Матросы, Заводной и Лев
Радомыслов уходят. Николай Карпов, Коба Джугашвили и Нилатсжон
сжимают кулаки, прощаясь с ними.
Коба Джугашвили. (одну руку прижимает к груди, другую поэтически
откидывает и обводит ею комнату) Стихами не получиться сказать, короче,
попали мы. Или матросы нас шлепнут, если до их отправления виновного не
найдем, или крестьяне повесят, как собак, если мощей революционера не
найдем. Может нам всем рвануть на острова? Не больно хочется болтаться на
фонаре.
Коба Джугашвили показывает, как крестьяне будут вешать.
Нилатсжон начинает сгибаться, прижимая руку к животу. Собака начинает
стучать хвостом.
Николай Карпов прислушивается к ее ритму, и начинает постукивать по столу
в такт хвосту собаки. Он ходит вокруг стола и стучит все азартнее и
азартнее.
Коба Джугашвили явно озадачен.
Николай Карпов (отстукивая ритм). Отнюдь! Категорически и бесповоротно
отнюдь! Это отличный и уникальный шанс. Будет два митинга!. Мы выберем
одного из нас, замотаем кумачем, и покажем на первом митинге крестьянам. Вот
один из вождей, пламенный революционер, павший от руки эсеровский
матросов заговорщиков. На втором митинге матросам покажем, как казненного
крестьянского наймита, врага матросского народа. Только надо побольше
кумача, на улице студено, товарищ может простудиться. Представляете, каково
это - чихающие мощи.
Коба Джугашвили. А кто у нас будет героем революции, беззаветно отдавшим
свою молодую жизнь за революции.
Николай Карпов. Вытянем на спичках.
Коба Джугашвили. Случайно?!
Николай Карпов. Тренды неизбежны, жертвы случайны. (Нилатсжону)
Товарищ, у тебя есть спички?
Собака перестает стучать хвостом.
Нилатсжон разгибается, улыбается, достает из мешка халат, отдает
Николаю Карпову.
Николай Карпов (забирая и надевая халат) Вот он, мой вчерашний подарок! А
спички?
Нилатсжон, улыбается, достает из кусок бронзы. Нилатсжон счастлив.
Николай Карпов. Цветнина? (берет кусок, вертит в руках, кладет на стол).
Сюда ходоки от рабочих приходили? Они больше ничего не передавали?
Нилатсжон улыбается и достает из мешка планшетку. Николай Карпов берет
планшетку.
Николай Карпов. Там что спички? (достает из планшетки записку ярко
желтого цвета) От рабочих! Зовут на завод...
Коба Джугашвили. А может митинг в другом спортзале , холодно на морозе
Николай Карпов. В спортзале теперь холодно.
Коба Джугашвили. (приложив правую руку к сердцу, левую поэтически
откинув). Хотел по-грузински стихами сказать, но не знаю, как точно перевести
на русский. Короче такая тема - а можно, чтобы погибший герой революции в
шапке и валенках лежал? И обмотан был с одной откинутой и другой прижатой
рукой?
Николай Карпов. Можно. Но если не понравится крестьянам, можно и на вилы
попасть.
Коба Джугашвили. А можно, чтобы он на митинге ожил и прочитал свои
стихи? С правильными словами. Это при проклятом царском режиме оживать
нельзя было...
Николай Карпов. Где Лева? Он что поверил в эту Гваделупу?
Коба Джугашвили. Я поверил
Николай Карпов. Сам поверил. Значит, это не выдумка, это живое творчество
ЦК... Вот так и творится история. Не перед рабочим столом, а перед холодными
штыками.
Коба Джугашвили (неслышно, про себя). Не за столом, а на штыках и вилах.
Штыках - снах, штыках - бабах.
Николай Карпов. А кто на завод к рабочим?.. Тогда мне надо срочно на завод,
их самое время пропагандировать на взятие Зимнего и на арест прорвавшихся
крестьян.
Коба Джугашвили. Это будет поэтическое представление?
Николай Карпов. Как угодно. Но после моей речи. А кто будет жертвой?
Коба Джугашвили. Никого. Замотаем тулуп и валенки кумачом.
Николай Карпов. Вскроется, крестьяне вздернут. И рабочие не отобьют.
(смотрит на Нилатсжона). Вот смотрите, какой усидчивый товарищ.
(Смотрит на стол. Громко). Погиб ты, товарищ, но дело твое мы пронесем...
Коба Джугашвили. А почему он? Диалектика?! А, тренды неизбежны, жертвы
случайны...Чем он занимался?
Николай Карпов. Национальным вопросом. Или сексуальным вопросом. Но
дело твое, дорогой Нила... дорогой Налажал...(Нилатсжону). Какая у тебя
партийная кличка, товарищ? Тебе, товарищ, можно! Даже нужно! Вот я - то
Вильям Фрей, то Ив. Петров. То Тулин, то Ильин. Вчера я Николай Карпов,
сегодня - товарищ Дюсолей. А потом снова Николай Карпов.
Собака начинает отстукивать хвостом боевой зажигательный ритм.
Нилатсжон. Кобелды - "Лунный барс, сметающий все на своем пути".
Пауза.
Николай Карпов (начинает ходить вокруг стола и постукивать по столу в
такт ритму, задаваемому собакой). А какое название у реки в местах, где была
ваша каторга.
Коба Джугашвили. Пыхья - Пур, кажется.
Пауза.
Николай Карпов (продолжая ходить и барабанить). А если так - взять
половинку имени и перевернуть? Как правильно: "Ни-латс-жон"? Только не
"Джон"! Американские товарищи нас могут не понять. (Размашисто пишет на
листке бумаге). Очень даже неплохо получилось! Но мне надо спешить! Если
чутье меня не обманывает, то рабочие... то рабочие (смотрит на записку из
планшетки ярко желтого цвета) рабочие завода Михельсона приготовили мне
что-то интересное.
Николай Карпов берет планшетку, записку и выходит.
Нилатсжон начинает подыгрывать собачьему хвосту, стуча по полу, потом по
столу, поглядывая на собаку.
Коба Джугашвили. Ты сможешь пролежать смирно 2 часа? Очень у меня много
хороших стихов и декретов. Если дернешься, нас вздернут. (Показывает, как
тянет веревку.)
Нилатсжон начинает сгибаться, но отбиваемый им ритм помогает ему
удержаться. Коба Джугашвили удивлен. Он снова показывает, как тянет
веревку.
Нилатсжону, отбивающему ритм, удается удержаться. В ритме, в мелодии,
которые ведут собачий хвост и Нилатсжон, солируют поочередно то собачий
хвост, то Нилатсжон, который ходит вокруг стола.
Коба Джугашвили в полной растерянности ходит по комнате оглядывая ее.
Когда Нилатсжон оказывается за его спиной, Коба Джугашвили недовольно
оглядывается.
Коба Джугашвили перехватывает взгляд Нилатсжона, подходит и склоняется
над тем местом, где сидит собака. Он проводит рукой, не задевая собаку.
Очевидно, Коба Джугашвили не видит собаку.
Нилатсжон берет ледоруб и бьет Кобу Джугашвили ледорубом по затылку. С
хрястом и чваканьем, два раза. Собака перестает бить хвостом.
Заходит рабочий с винтовкой.
Рабочий (смотрит на стол). Вот она, моя бронза. (Нилатсжону) Зарплату
натурой дали.
Рабочий замечает ледоруб в руках Нилатсжона и лежащее тело и вскидывает
винтовку
Заходят Заводной и Третий матрос.
Третий матрос. Ваш главный товарищ сказал, что чурку надо пустить в расход
Рабочий направляет винтовку на них. Третий матрос и Заводной направляют
оружие на него.
Входят крестьяне. Первый крестьянин в ковбойской шляпе и с мешком в руках.
Первый крестьянин. Мы насчет мощей и митинга (увидев направленные на них
стволы поднимают руки). Но мы особенно не настаиваем, если вам нужнее.
Второй крестьянин. Так мы пойдем?
Рабочий. Я за цветниной, это мой паек, вон напильником отметка.
Заводной. Мы вон за этим чудом (показывает на Нилатсжона).
Второй крестьянин. А мощи-то чьи. Или убили кого?
Нилатсжон переворачивает тело.
Рабочий. Так это же наш революционный вождь Коба Джугашвили
(вскидывает винтовку и направляет поочередно на всех присутствующих)!
Заводной. Это же Коба из ордена меченосцев! Кто заказал? (вскидывает
винтовку на крестьян) Что ты там про мощи говорил? Что за шляпа, наймит, и
мешок зачем?
Первый крестьянин. Шляпу на хлеб выменял, мощей еще хотели немного
выменять.
Второй крестьянин (показывая на Нилатсжона). Это же их юродивый.
Большевиков.
Первый крестьянин. Да, чей приказ? (Нилатсжону) Чьим именем?
(Нилатсжон кивает головой) По какому декрету? Есть бумага? (показывает).
Нилатсжон кивает, подходит к столу. Все отшатываются, ибо Нилатсжон
продолжает держать в руке ледоруб.
Нилатсжон берет со стола листок бумаги , передает Первому крестьянину.
Тот вертит бумажку, передает Третьему матросу. Третий матрос вертит
бумажку, хочет передать ее Заводному, тот показывает на Рабочего. Рабочий
надевает очки, берет в руки бумажку.
Рабочий. Н И Л А Т С - С Т А Л И Н. Нилатс - Сталин. Сталин. НИЛАТС СТАЛИН… Как правильно?
Третий матрос. Конечно, Сталин.
Второй крестьянин. (показывает на лакированные ботинки Нилатсжона)
Смотри. Мы, наверное, пойдем.
Заводной. Нам ЦК приказало. Чурку - в расход. ЦК Авроры и ЦК большевиков.
Вашего старшего в халате встретили по дороге, спросили.
Третий матрос (кивает на тело Кобы Джугашвили). Так и есть. Они сами
хлопнули чурку. Нашли гада.
Рабочий (показывая на вешалку и дверь). Товарищ Сталин у себя что ли?
Нилатсжон кивает.
Рабочий. Он председатель какого ЦК? Чрезвычайного?
Нилатсжон кивает.
Заводной (показывая на вешалку и дверь). Председатель реввоенсовета?
Нилатсжон кивает.
Заводной (шепотом). Ордена? Или большевиков?
Второй крестьянин (показывая на вешалку и дверь). Жестко он со своими…
Первый крестьянин. А за что он так? (кивая на тело Кобы Джугашвили)
Зажрался товарищ что ли? Не делился?
Второй крестьянин. Мы, наверно, пойдем (отступает к двери).
Заводной (отступая к двери). За жестокость? Не по чину брал?
Мадам (непонятно как появившаяся и непонятно как исчезнувшая) За стишки,
рифмоплета? Формалист-веерманист?
Третий матрос (отступая к двери). Неужели контра? Или сказал, что не так?
Рабочий (отступая к двери). Приказа не выполнил?
Третий матрос (выходя). Ну, приговор то без нас исполнили.
Давка у двери.
Нилатсжон стучит по столу. Третий матрос и Заводной торопливо
возвращаются и вытаскивают в коридор тело Кобы Джугашвили.
Рабочий на пятках, как по чистому полу, успокаивающе помахивая ладонями,
проходит до мешка и выносит его.
Первый крестьянин на пятках, как по чистому полу, подходит к Нилатсжону,
забирает окровавленный ледоруб и выходит вместе со Вторым Крестьянином.
Дверь закрывается.
Нилатсжон подходит к вешалке, поправляет весящие на ней фуражку,
клоунские усы, трубку, шинель. Смотрит в зал.
Стук в дверь. Появляются девицы.
Нилатсжон делает два неспешных шага к девицам, гордо вскинув голову.
Первая девица. Никого нет?
Вторая девица. Опять никого нет.
Девицы уходят.
Занавес.
Вадим Ступников, Егор Ступников.
июль 2014.
vadim.stoupnikov@gmail.com