Работа студентки 2 курса филологического ф

Работа студентки 2 курса филологического ф-та, р/о, 8 дат.гр. Брусовой Ксении.
Межкультурная коммуникация как «среда обитания» современного
Homo Loquens.
Homo Loquens представляет собой своеобразный феномен, вбирающий разные «лики»
лингвокультуры. В первой половине ХХ века в центре внимания лингвистики находился
язык как система, а в центре литературоведения – художественная литература как особый
вид искусства, то к концу века центром той и другой науки становится категория Homo
Loquens. В первом случае она выражается системными отношениями
«Говорящий –
Реципиент», а во втором – «Автор – Читатель». Существует много разных точек зрения в
оценке явления Homo Loquens. Он осмысляется как творение культуры, в то же время и
сам может влиять, создавать и пересоздавать культуру, язык. Homo Loquens - это субъект
с лингвокультурным сознанием по мнению Н.В. Уфимцевой. Он воплощает в себе и Homo
Sapiens (человек разумный), и Homo Litteratus (человек культурный / национальный), и
Homo Civis (человек гражданский/ социальный). Homo Loquens
- это инвариантный
феномен лингвокультуры. К Homo Loquens близки понятия личности речевой
(реализующейся в условиях коммуникации) , коммуникативной (участник определённого
коммуникативного акта), языковой (проявляющей себя в процессе речевой деятельности,
имеющей когнитивную базу).
Человек говорящий обладает собственной системой знаний и представлений об окружающем мире, которая формирует
его языковую картину, когнитивную базу. Любой
субъект коммуникации предстаёт как субъект той или иной культуры, в разрыве с ней он
не может существовать. При общении индивидуумов, относящихся к разным
лингвокультурам, происходит взаимопроникновение их знаний и представлений.
Возникает ситуация межкультурной коммуникации, которую рассматривают как
общественный феномен. Сам термин в узком смысле появился в литературе в 1970-х
годах в известном учебнике Л.Самовара и Р.Портера, впервые опубликованном в 1972г., Communication between Cultures.
В настоящее время происходит расширение понятия межкультурной коммуникации на
такие сферы, как теория перевода, обучение иностранным языкам, сравнительная
культурология, контрастивная прагматика. Всё чаще научные исследования в области
межкультурной коммуникации акцентируют своё внимание на поведении людей,
сталкивающихся с различиями в
структуре когнитивной базы, которые проявляются
посредством коммуникативного взаимодействия. Результатами исследований стали
описания особенностей при выражении понятий разных лингвокультурных сознаний.
В разговоре с датчанами сложно бывает семантику ряда слов, а при переводе правильно
передать их смысл на русский. У датского oplevelse нет аналогов в русском, его можно
истолковать как опыт, полученный в результате каких-либо действий, переживание или
впечатление. Det var en stor oplevelse for mig (~ Это произвело на меня сильное
впечатление). Широко употребительное в Дании hyggeligt имеет значение «уютно, удобно,
приятно». Наиболее частотные контексты связаны с ситуациями разговорной речи при
оценке взаимоотношений людей, их состояния, характеристики человека (когда мы бы
сказали «тёплый», «открытый» или «светлый»), событий, действий, впечатлений,
воспоминаний. Интересен глагол at hygge os, который дословно можно перевести
русским окказионализмом «уютничать». Празднование Рождества в датском передаётся
специальным глаголом – at jule (от дат.Jul – Рождество). Обращаясь к вещественной
лексике, следует упомянуть, что словом jakke датчане называют и куртку, и пиджак, и
кофту. А sko может обозначать и ботинки, и туфли, как мужскую, так и женскую обувь.
Своеобразна лексика, характеризующая степень родства. Svigerfar называют и свёкра, и
тестя. Для обозначения тёщи и свекрови используют тоже одну лексему – svigermor.
Трудности при переводе связаны с глаголом «работать». По-русски мы можем употребить
применительно к человеку, телевизору, плану действий
«работать». В датском по
отношению к человеку и технике используют разные лексемы. Если люди – то arbejde,
если технические средства – то только at virke. Такие трудности возникают у меня при
изучении датского и общении с датчанами, поскольку на моё русское языковое сознание
накладывается корпус знаний и представлений другой культуры, выстраивается иная
языковая картина мира. Появляется ряд качественно новых понятий, которых нет в
русском или одни понятия замещаются другими.
Работа студентки 2 курса филологического ф-та, р/о, 8 дат.гр. Брусовой Ксении.
Анализ лингвокультурной единицы «злыдень».
Предметом анализа данной работы является такой ментефакт как «злыдень». Его можно
охарактеризовать как представление и отнести к числу духов («бестиарий»). Под злыднем
в восточнославянской мифологии понимаются существа низшей демонологии, злые духи,
которые, поселившись за печкой (как домовой), остаются невидимыми и приносят дому
несчастья. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона сказано: "Злыдни — у
малоруссов демоническое существо, враждебное человеку, его недоля, бида. Злыдни
отличаются от пассивной доли: последняя только не содействует благосостоянию
человека, первые приносят ему несчастие.." Злыдень как типичный пример бестиарии,
лишён
прототипичности.
Изначально,
единого
представления-образа
злыдня
не
существует. Он может представать в разных обличиях (старика, ребёнка, волка). Это
достаточно многоликий образ. Тем не менее можно выделить «общее эмотивноинформативное представление», которое сближает духов с прецедентными феноменами.
Возникает особый инвариантный образ-представление, закрепившийся в русской
лингвокультурной среде. При чём это свёрнутое представление, которое насыщается
смыслами и постоянно обогащается.
всевозможных
несчастий,
горя,
Злыдень – недоброжелатель, олицетворение
исполненный
злости,
жестокости.
Хотя
набор
дифференциальных признаков в понимании образа злыдня в разных регионах России
будет меняться (в чём и заключается отличие бестиарий от прецедентных феноменов). В
подтверждение этому можно привести следующие примеры: «Злыдня просится на три дня,
а увяжется на весь век» (Смол.); «Много дел, много злыдён» (Том.); «При злыднях, да еще
с перцем» (в бедности, да еще с прихотями) (Курск.); В Саратовской губернии злыдня —
черт.
Бестиария «злыдень» выполняет эталонную функцию. Подразумеваются коннотации
стереотипного образа, стоящего за ментефактом злыдня. В сознании русских людей он
обладает богатой семантикой. Это и бедный, несчастный человек, тот, кто постоянно
злится, зол, и
бездельник, лентяй, и злая, жестокая судьба, участь. К употреблению
данной лингвокультурной единицы обращаются при характеристике личностных качеств
человека.
Ментефакт злыдня находит отражение в литературных произведениях. У В.Ф.Одоевского
в «Игоше»: «…зачем ты сронил мои игрушки, едакой злыдень!». Злыдень имеет
отрицательные коннотации: хулиган, баловник. У М.Горького в пьесе «На дне»: «И как
ты, мать моя, с таким злыднем жила? Квашню удивляет, как Анна жила с таким
бездельником.
Особое переосмысление этот ментефакт получает в условиях современной российской
действительности. В рецензии на "Исповедь злыдня" (Проза.ру) Дмитрий Стужев пишет:
«Не хватает объяснения того, откуда берутся злыдни, как, в каких условиях они берут
начало и формируются. Читателю не ясны социальные корни такого распространенного
явления, как злыдень. <…> Вахтер на работе мужа моей сестры – злыдень первого разряда.
Когда я учился в школе моя учительница по русскому языку и литературе была
типичнейшим злыднем». В этом отрывке под злыднем понимается набор качеств человека,
его недоброжелательность, сварливость. Злыдень осмысляется как социальная роль
личности.
В своём интервью заместитель директора Института российской истории РАН и
руководитель Центра истории религии и церкви, Владимир Лавров сказал: «Помню, как в
одной школе у меня была добрая учительница по литературе, а в другой – такой злыдень,
что привила отвращение к прекрасным произведениям русской классической литературы
на годы и десятилетия».
На Lib.ru/Современная литература у Непряхина М.С. есть такая строчка: «Ах, он злыдень,
ненасытный! Червяк поганый! Всем успел дорогу перейти. Держи, Любомир, перышко
мое заветное, проучи Калгана». (из «Волшебной силы»). На том же сервере в статье Ю.
Золотарева «Про козлов» сказано: «И лезут, лезут в литературу хамы да злыдни, и
насаждают в ней свою "мораль", свои порядки и свой негласный "устав"».
Л.Скляднев в очерке «Апология родины» пишет: «Понятно, и среди тех, кто правит, один
получше, подушевнее, а другой — совсем уж злыдень…». Злыдень несёт в себе весь
спектр отрицательных коннотаций. Под маской злыдня скрывается недоброжелатель,
вредитель, злой, жестокий человек.
На форуме сотрудников МВД содержится очень интересное высказывание: «Все в жизни
меняется, ничто не стоит на месте, и чтобы достучаться до "души злыдня" приходится
порою переходить на его "волну", дабы не гнать порожняк языком А.П.Чехова и другими
великими деятелями русской литературы - "извольте", "а не могли бы Вы милостивейший
сударь.."». Злыдень приобретает значение преступника, закоснелого в невежестве,
чёрствого человека.
У А.И.Мусатова в «Дом на горе» читаем: «А ну его... злыдень! - пожаловался Колька. Ушел с Пашей Кивачевым и не взял нас. Шипит, как гусак, - не подступись!»
На страницах «Мантисса» Дж. Фаулза: «Да все они одинаковые! Если бы историки
литературы не были такими злыднями, они давным-давно поняли бы что у меня был
ужасно
тяжелый
период между Римской империей и изобретением внутреннего
водоснабжения». Интересно, что при переводе с английиского
И. Бессмертная
употребила именно лексему «злыдень» как более привычную и понятную языковому
сознанию русского человека.
Если обратиться к скандинавской мифологии, то аналогом злыдней выступают домашние
духи ниссе. Различие состоит только в оценке, ниссе наделяются большим числом
положительных коннотаций в датской и норвежской лингвокультурной среде. Они не
только приносят несчастья и вредят людям, но и помогают им. Злыдни лишены такой
функции.