А вскоре наше село заняли немцы

А вскоре наше село заняли немцы…
(воспоминания ветерана Никитиной Нинель Ивановны)
Родилась я 3 февраля 1938 года в селе Общий колодец Курской
области. Мама моя работала учителем начальных классов, а папа
был директором школы. Кроме меня в семье был ещё старший брат
Женя, который родился в 1933 году. В этом же селе Общий колодец
жили родители отца.
Перед войной отца забрали на переподготовку, а, когда началась
война, он сразу попал на фронт. Я помню, как папа заехал к нам в
село проведать нас. Было это перед отступлением наших войск к
Курску. Папа был в офицерской форме, но в каком звании — не знаю.
Помню ремень через плечо, кожаный планшет, в котором находилась
карта. Это было осенью 1942 года. Начиналась зима.
А вскоре наше село заняли немцы. Первыми появились немцы в
черной форме, наверное, эсэсовцы…. Они ходили по селу, выбирали
дома, видимо, для своего начальства. К нам в дом тоже зашел
офицер с двумя солдатами, осмотрел все, сказал “Gut” и ушел. Мы
подумали, что и к нам поселят немецкого офицера. А тут пришла наша
соседка тетя Катя, бабушка ей рассказала о посещении немцев, и тетя
Катя придумала, как не пустить немцев в дом. Она сказала бабушке,
чтобы та легла на кровать, замотала бабушку всякими тряпками, а нас
загнала на печку. Когда на машине подъехали немцы, чтобы
поселиться у нас в доме, тетя Катя сказала, что бабушка больна
тифом. Немцы испугались и уехали.
Следом за эсэсовцами в село приехали другие немцы на
закрытых военных машинах зеленого цвета. Часть этих немцев
осталась у нас в селе. А вскоре немцы привели советских
военнопленных и разместили их в нашей школе. Многие женщины
понесли нашим пленным еду. Ходила туда и тётя Катя. Она нам и
рассказала, что женщины принесли картошку, молоко, яйца. Немцы
сразу забрали яйца, а остальные продукты разрешили бросать нашим
пленным через открытую дверь школы.
В ту зиму у нас было очень много снега. И пленных водили на
работу расчищать снег, рыть траншеи. Женщины ходили и туда,
носили продукты пленным. А они, если удавалось, передавали
женщинам немецкое мыло. Я помню это мыло – маленькие кусочки
розового и салатного цвета в целлофановой упаковке.
Помню, как один из наших пленных на этой работе отморозил
руки, и немцы завели его к нам в дом. Немцы наказали бабушке,
чтобы она не смела его кормить, и ушли. Тётя Катя мазала руки
солдата гусиным жиром, перевязывала их, а бабушка в это время
кормила его с ложечки. Потом пленных куда-то увезли, и мы их
больше не видели.
2
Ещё помню, что, как только фашисты заняли наше село, они
сразу начали ходить по домам, забирали продукты и всю живность.
Брали всё, что хотели. Сначала забирали поросят, гусей, курей, яйца.
Потом стали забирать и коров. Если у хозяев лаяла собака, то немцы
её тут же пристреливали. Жители нашего села, как могли, прятали
скот.
Свою корову мы спрятали в кладовку, а стены обложили торфом
так, чтобы со стороны казалось, что здесь лежит только торф. Корову
кормили ночью, бабушка варила ей картошку. Ещё у нас уцелели три
курицы и петух. Жили они дома под печкой. Но однажды в дом зашли
немцы за картошкой, а петух вылез и запел. Они его тут же забрали.
Свою швейную машинку бабушка тоже прятала от немцев. Один раз
бабушка на ней что-то шила, вошедший немец увидел и сказал, что
заберёт бабушку шить в Германию. Бабушка испугалась и больше
старалась на глаза немцам с машинкой не попадаться. Из нашего
села молодых девушек угоняли на работу в Германию. А ещё их
посылали копать траншеи в окрестностях нашего села. Не трогали
только совсем маленьких и старых.
Я помню, как казнили у нас в селе парня и девушку. На площадь
в середине села согнали всех жителей. Парню вырезали на груди
красную звезду, а девушку подвесили за косу так, что с головы снялся
скальп. Они долго висели на виселице, на груди у них была табличка с
какой-то надписью. Немцы предупредили всех жителей, чтобы
казненных не снимали, но через некоторое время ночью их тайно
сняли с виселицы, чтобы похоронить. За это немцы расстреляли
каждого 5 или 15 жителя нашего села.
Мама наша всю оккупацию скрывалась от немцев, так как перед
самой войной она вступила кандидатом в Коммунистическую партию.
Зимой мама жила в блиндаже за огородами, там стояла печка, стоял
топчан. Весной и осенью мама приходила домой, но, как только на
нашей улице показывались немцы, она пряталась или в картошке, или
в туалете, а то просто под кроватью. О приближении немцев нас
предупреждала тётя Катя. Муж у тёти Кати был полицаем, но после
окончания войны его не посадили за сотрудничество с немцами.
Потом мы узнали, что перед войной он вступил в партию, служба в
полиции была его партийным заданием. Но об этом никто не знал.
А весной у нас заболел Женя. У него была очень большая
температура, он начал бредить. Мы очень напугались. Бабушка
пробовала лечить его сама, но Жене становилось всё хуже. И тогда
муж тёти Кати пригласил немецкого доктора. Когда доктор пришёл и
осмотрел Женю, то дал бабушке для Жени большую круглую белую
таблетку. Бабушка боялась давать её Жене, думала, что немец хочет
отравить Женю. Немецкий доктор, видимо, понял это, стал показывать
3
бабушке фотографии своей семьи: жены и детей, говорил, что ничего
плохого ребёнку не сделает. Ещё доктор сказал, что Жене нельзя
давать яйца, а утром надо будет дать ещё одну таблетку. Бабушка
тихо сказала: «Если он ещё до утра доживёт». Тётя Катя уговорила
бабушку дать Жене таблетку, к утру у него жар спал. Женя выжил.
Через некоторые время немцы начали отступать. Теперь они
грабили всё подряд. В это время из нашего дома исчез сундук с
покрывалами, икона в золотом окладе. Бабушка говорила нам, что всё
это забрали немцы. А когда в дом заходили немцы, то мне завязывали
рот платком, чтобы я не сболтнула лишнего. В один из дней к нашему
дому подъехала немецкая грузовая машина, немцы забрали всю
мебель, которая была в доме, погрузили в машину и увезли. Я до сих
пор помню эту мебель: столик, зеркало, кровать, стол, кушетка. Всё
очень красивое, на точёных ножках. Тётя Катя предупредила бабушку:
«Лютуют сильно, лучше пусть всё забирают, лишь бы нас не тронули».
Немцы отступили, в село вошли наши войска. Бабушка с мамой
вывели из кладовки корову, она не могла стоять сама, её
подвешивали на ремнях. В стайке, где был поросенок, вскрыли пол и
откопали наш сундук. Его спрятали перед наступлением немцев. В
этом сундуке хранились наши самые ценные вещи. Наверху в сундуке
лежало мамино пальто с лисьим воротником. Воротник поточили
мыши, и мама плакала из-за этого. А мы стали ходить по селам,
деревням, менять оставшиеся вещи на хлеб, соль, мыло.
Рассказывали, что у многих вещи отбирали воры.
От папы никаких вестей не было, потом пришло официальное
извещение – «Пропал без вести». Мама всё ждала, надеялась: может,
в госпиталь попал или в плену. А в 1947 году, когда уже все вернулись
домой - и из плена, и из заключения после плена, мы переехали в
Новороссийск.
Вот то, что я помню о нашей жизни в немецкой оккупации. Когда
по телевидению начала идти передача «Жди меня», я написала
своему старшему брату Евгению в Новороссийск о том, что хорошо бы
было найти того немецкого доктора, который спас его от смерти в
войну.
Вскоре от брата пришло письмо. Он писал: «Для своих 4-5 лет ты
слишком много помнишь. А ты забыла, как они забрали у нас всё-всё,
даже из погреба всё вытащили. Оставили только свеклу. Мы её
варили и ели, а они называли нас русскими свиньями за то, что мы
ели варёную свёклу. А то немногое, что осталось, что мы успели
спрятать, досталось тебе, потому что ты целыми днями плакала и
просила есть. А ты пожалела «доброго доктора». Бабушка сказала,
что помолилась за его детей, чтобы они были живы. А мы поклялись,
4
что об этом случае ни одна живая душа не узнает». А я, рассказав
сейчас об этом, нарушила эту клятву?
Из сочинения Никиты Лакомского,
ученика Межовской средней школы
Саянского района.