Код УДК 30 Балонова М.Г. «Город-катастрофа»: трагедия 9/11 в

advertisement
Код УДК 30
Балонова М.Г.
«Город-катастрофа»: трагедия 9/11 в зарубежной литературе
Каждое
значимое
событие
в
жизни
общества
обрастает
впечатлениями, стереотипами, чаще всего вписываясь в привычную
картину мира, или – реже – взламывая ее. События 11 сентября 2001 г. в
Нью-Йорке стали одной из переломных вех в истории США, в сфере
духовной и идеологической. «…Целью террористического акта является не
столько
уничтожение
важного
объекта,
сколько
оказание
психологического воздействия на население и политиков через СМИ. Сами
события
11
сентября
оказали
столь
масштабное
воздействие
на
мировоззрение людей и политику только потому, что их информационный,
смысловой компонент был гораздо больше физического» [1, с. 78].
Городом-катастрофой
назвал
Нью-Йорк
Фредерик
Бегбедер,
французский писатель, автор романа «Windows on the World», созданного
спустя год после теракта 11 сентября 2001 года. «В Америке грандиозно
все, даже теракты… здесь первый же иностранный теракт стал самым
страшным за всю историю Западного мира: величайшее одномоментное
истребление гражданских лиц со дня основания Соединенных Штатов». В
результате этого террористического акта погибло около трех тысяч
человек более чем шестидесяти национальностей. Мощь мегаполиса
обернулась его уязвимостью. «Трудно представить себе более хрупкий
город, - пишет Бегбедер. - Скопление такого количества людей на таком
ограниченном пространстве делает его удобной мишенью для всякого рода
разрушителей. Если вы хотите причинить максимум ущерба, приложив
минимум усилий, то Нью-Йорк для вас – идеальная цель. Отныне его
жители это знают: башни уязвимы, их город – потенциальная куча
металлолома, монумент из стекла. Еще никогда за всю историю
человечества такой могучий город не было так легко стереть с лица
земли».
Уничтожение
своеобразного
Башен-близнецов Всемирного торгового центра,
воплощения
Нью-Йорка,
явилось
прямой
угрозой
состоятельности самой «американской мечты» с такими ее составляющими
как свобода, демократия, процветание, комфорт. В частности, по словам
политологов, после событий 11 сентября «действия по обеспечению
внутренней безопасности США фактически сводят на нет базовые
ценности западного общества (т. е. личную свободу, свободу слова и т. д.,
что вкупе составляет западный индивидуализм). В качестве примера
можно привести мониторинг электронной почты, право спецслужб
производить арест и долговременное содержание под стражей без
предъявления обвинений, различного рода проверки и обыски. При этом
население в целом не возражает против серьезных ограничений прав и
свобод отдельного человека ради общественной безопасности» [1, с. 77].
По сути, речь идет о смене приоритетов в картине мира американского
сообщества, что было провозглашено в обращении к нации тогдашнего
президента США Дж. Буша мл., который заявил, что вместо «общества
потребителей, настроенных только на личный успех и растущий
заработок», он хотел бы видеть Америку «повзрослевшей, сплоченной,
ответственной и готовой действовать» [2].
События 11 сентября 2001 года получили беспрецедентные по
масштабу освещение и трактовку в различных жанрах публицистики и
документалистики. Версии произошедшего, критика работы спецслужб и
прямые заявления о закулисных интригах, якобы ими осуществляемых,
политические заявления – все это волной противоречивых оценок и
мнений буквально захлестнуло читательскую и зрительскую аудиторию. В
итоге победил язык цифр – не случайно в США бестселлером стал отчет
«Комиссии 11 сентября». Однако вскоре, в полном соответствии с
американской предприимчивостью и традицией, этот отчет воплотили в
формате комикса – «Доклад 9/11: Графическая адаптация», в создании
которого принял участие известный представитель жанра Эрни Колон. В
этом политическом комиксе дан рассказ о самой трагедии, действиях
высших чинов, принимавших решения, информация об исламском
фундаментализме.
Среди
десятков
зарубежных
документальных
произведений,
рассказывающих о событиях этого трагического дня и/или пытающихся
расследовать обстоятельства произошедшего террористического акта,
особого внимания заслуживают буквально несколько. Критика очень
благосклонно отнеслась к фильму, созданному в 2006 г. известным
документалистом Ричардом Дейлом, «Нью-Йорк. 9/11». Фильм воссоздает
события того трагического дня: обычное утро на Манхэттене, атака
самолетов террористов на Башни-близнецы Всемирного торгового центра,
попытки людей спастись и осознать произошедшее. Менее удачными
критика называет фильмы «Потерянный рейс» Пола Гринграсса и «Башниблизнецы» Оливера Стоуна, которые, однако, сделали очень хорошие
сборы в прокате. Одним из лучших фильмов о трагедии стал «11
сентября», коллективное произведение одиннадцати режиссеров из разных
стран мира, в числе которых Клод Лелуш, Шон Пенн и др.
Известный фильм Майкла Мура «Фаренгейт 9/11» о связях семьи
Джорджа Буша и Усамы бен Ладена («Золотая пальмовая ветвь», 2004 г.)
снят в жанре документального расследования, так же как и «Мистерия
9/11», «Потерянный шанс», предлагающие альтернативные версии теракта
с учетом возможной причастности к нему американских спецслужб.
Импульс подобного рода расследованиям дала книга французского
историка Тьерри Мейссана «Чудовищная махинация».
Трагедия во Всемирном торговом центре вызвала к жизни не только
документальные, но и художественные отклики. Произведений на эту тему
за время, прошедшее со дня теракта, написано и опубликовано сотни, но,
как верно отмечает Я. Шенкман, «серьезных текстов на удивление мало»
[3]. Можно выделить буквально несколько книг, в которых проблема
теракта 11 сентября раскрывается глубоко, в лучших традициях
зарубежной классики. (Если обратиться к литературе США, то прежде
всего в этом аспекте необходимо вспомнить авторов «потерянного
поколения». В те периоды, когда жизнь не укладывается в прокрустово
ложе навязанных ей схем и стандартов (именно это произошло после 9/11),
меняется прежде всего литература как творчество, менее всего зависящее
от заказа и в первую очередь подверженное влиянию идеологических
колебаний. Откликом на события первой мировой войны и Великую
депрессию и стала литература «потерянного поколения», которую в США
великолепно представили Э. Хемингуэй, Ф.С. Фицджеральд и др. Именно
в
их
произведениях
испытывалась
на
прочность,
зачастую
с
разрушительными для нее последствиями, «американская мечта». Для
литературы
такого
американского
плана
искусства
типичны
отход
от
остросюжетности
и
характерной
для
экзистенциальная
проблематика.
Экзистенциальная проблематика лежит и в основе « Windows on the
World » Фредерика Бегбедера (2006, «Иностранка», М.) и «Only Party
There» – «Лишь частично здесь» - Люциуса Шепарда (2004, «Азбука», М.)
Герои этих произведений – не только люди, но и сам город, Нью-Йорк,
участник, свидетель и жертва трагедии, шокированный произошедшим.
«Windows on the World» Бегбедера – рассказ о ньюйоркце, который
11 сентября 2001 года вместе с двумя маленькими сыновьями пришел в
одну из башен Всемирного торгового центра, на ее последний этаж, чтобы
позавтракать с ними в кафе «Windows on the World» и посмотреть на город
с высоты птичьего полета. История, рассказанная им, - это история
погибшего человека о последних часах и минутах его жизни перед тем как
он с оставшимся на тот момент в живых одним из сыновей выпрыгивает со
сто девятого этажа навстречу Пустоте, прочь из горящего ада башни. Это
не только подробный и пронзительный отчет о тех, кто оказался утром 11
сентября на «вершине мира», но и экзистенциальная переоценка главным
героем, Картью Йорстоном, своей жизни: «Я начинаю иначе смотреть на
вещи. Не как на совершающиеся сейчас события, а как на воспоминания.
Странное чувство – видеть все издалека, с расстояния неминуемой гибели.
Насколько прекраснее становится мир, когда вас в нем почти уже нет! Я
знаю, что буду помнить об этом, даже когда у меня больше не будет
памяти. Потому что после нашей смерти другие будут помнить за нас».
«Другие», те, что «будут помнить», - это оставшиеся в живых, в
частности сам Фредерик Бегбедер, вернее его романный alter ego, с
которым связана вторая повествовательная линия произведения. Год
спустя после трагедии, в те же утренние часы, в Париже (в кафе «Небо
Парижа», в двухсотметровой башне «Монпарнас», на 56 этаже) и НьюЙорке писатель вспоминает о событиях годичной давности, размышляет,
кается перед погибшими, по сути, от лица всех живущих. Мотив покаяния
и встревоженной совести, не будучи обозначенным прямо, тем не менее
красной нитью проходит через всю ткань «Windows on the World». «Я умер
за вас и вас и вас и вас и вас и вас и вас и вас», - эти слова Картью
Йорстона, звучащие после его гибели, на самом деле – в сознании
живущих, выживших, не сумевших спасти…
Один из самых сильных образов романа Бегбедера - образ-аллюзия
Нью-Йорка
как
новой
Вавилонской
башни.
Апокалиптичность
произошедшего 11 сентября естественно «притягивает» ветхозаветные
сюжеты и сопоставления, в частности из Книги Бытия, к которой автор
обращается. (Бытие. XI:4: «И сказали они: построим себе город и башню,
высотою до небес; и сделаем себе имя…»). «Божественная кара, - читаем в
романе, - состоит в том, чтобы помешать людям общаться друг с другом.
Вавилонская башня была первой попыткой глобализации. Если понимать
Книгу Бытия буквально, как миллионы американцев, тогда Бог против
глобализма... Бог против Нью-Йорка».
Первая (ветхозаветная) кара Господня за человеческую гордыню
заключалась в смешении языков и разобщении людей. Но люди не усвоили
урока и воплотили свою гордыню («американскую мечту») в зданиях
Всемирного
торгового
центра.
Бегбедер
приводит
слова
Арта
Шпигельмана, известного американского рисовальщика, автора комиксов:
«…ньюйоркцы обращали лица к Всемирному торговому центру, словно к
Мекке. Может, эти башни заполняли какую-то духовную пустоту? На этих
двух ногах покоился американский миф». Кроме того, Нью-Йорк,
представленный в завязке романа в лице посетителей и сотрудников WTC,
действительно состоит из индивидуумов, вынужденных физически
существовать в тесном контакте, но психологически, душевно и духовно
не связанных друг с другом. И только перед лицом смерти они понимают,
насколько важен, интересен и ценен каждый человек. Картью Йорстон
думает, глядя на официантку, так же, как и он, обреченную на гибель: «Эта
женщина – святая. Каждый день мы, сами того не зная, встречаем
ангелов».
Фредерик Бегбедер отмечает также и перемены в поведении жителей
города после катастрофы: «Еще одно новшество: ньюйоркцы стали
невероятно предупредительны, услужливы, внимательны, обходительны…
апокалиптическая вежливость. Конец света делает великодушным...».
Симптоматично, что в повести Люциуса Шепарда на первый план
выступает та же проблематика, что и у Бегбедера: вопросы совести и
примирения с погибшими, а также преодоление разобщенности людей. Но
если французский писатель эти вопросы со всей остротой ставит, то
Шепард на другом художественном материале пытается ответить на них.
Действие повести «Лишь частично здесь» происходит на расчистке
завалов Всемирного торгового центра и в баре неподалеку от них. Главное
действующее лицо произведения – студент Бобби, который помогает
разбирать завалы. После каждого рабочего дня он наведывается в бар, где
встречает женщину по имени Алисия. Вначале она кажется Бобби
типичной бизнес-леди, приходящей в бар неподалеку от места трагедии
ради любопытства. Однако по мере развития отношений Бобби осознает,
что они помогают друг другу определить место произошедшего в их
личных судьбах. Бобби показывает Алисии один из найденных им в
развалинах предметов – половину голубой шелковой туфельки, аккуратно
оплавленной по месту разрыва. Женщина присваивает ее и исчезает из
жизни Бобби.
Подтекст повести, в отличие от ее повествовательной канвы, более
сложен. Герой Шепарда, как и сам автор, потерян перед лицом трагедии.
Он
пытается
закрепить
камень
произошедшего
в
каком-либо
типологизированном каркасе. Но реальная жизнь выталкивает этот факт из
мира понятного и обыденного. Герою повести и ее автору приходится
прибегать к помощи символизации, дабы осмыслить недавние события.
Само место трагедии – развалины торгового центра – приобретают
черты сакрального. Люди, работающие здесь, называют его не иначе как
«Эпицентр» или «яма»: «В яме живут легенды. Обитают призраки и
привидения. Работающие в Эпицентре люди шутят на сей счет, но смех
звучит нервно и напряженно… Два дня назад во время ночной смены один
парень клялся и божился, что видел фигуру без лица, в черном
остроконечном головном уборе, стоявшую у самого края ямы. Работа
действует на психику разрушительно…». К людям, которые занимаются
ликвидацией
последствий
трагедии,
другие
относятся
«с
почти
религиозным благоговением».
Размеры трагедии настолько выбивают людей из привычной колеи,
что им даже не с чем в реальном мире сопоставить произошедшее. За
сравнениями они обращаются к примерам из массового искусства,
ставшего для многих «средних» американцев реальностью. Например,
герои повести не выносят вида ямы в ярком освещении, так как это
«похоже на кадр из «Секретных материалов». Работать там – «все равно
что работать в Мордоре, густой сумрак повсюду». Вымышленная
действительность и действительность реальная меняются местами. В
романе Бегбедера люди, оказавшиеся участниками и свидетелями
трагедии, также переживают ощущение искусственности происходящего:
«и опять-таки эта картина списана с фильмов-катастроф: мы видели то же
самое и на том же самом месте в «Капле», в «Годзилле», в «Дне
независимости»,
в
«Армагеддоне»,
в
«Крепком
орешке-2»
и
в
«Столкновении с бездной» – в то утро реальность всего лишь подражала
спецэффектам. Некоторые очевидцы даже не пытались укрыться –
настолько сильно было впечатление дежа-вю. Быть может, кто-то из них
погиб только потому, что помнил: в последний раз, когда показывали то
же самое, он жевал попкорн, а через час, живой и невредимый, выходил из
кинозала».
Подмена реальности вымыслом – диагноз, который оба автора ставят
США: «Небоскребы рассекают небесную голубизну, словно на декорации
из папье-маше. В Соединенных Штатах жизнь похожа на кино, потому что
все кино снимается здесь. Все американцы – актеры, и их дома, машины,
желания кажутся ненастоящими. Правда в Америке каждое утро
выдумывается заново. Эта страна решила быть похожей на целлулоидный
вымысел» («Windows on the World»).
Герой повести Шепарда чувствует себя так, «словно часть его
существа умерла». Его состояние сходно с состоянием Алисии, которая
признается: «У меня такое же чувство. Поэтому я и прихожу сюда, чтобы
понять, какая часть моего существа умерла… и где я, и кто я после всего
случившегося». «Вы разбираете завалы, - говорит она, - камень за камнем,
но чем дальше вы разбираете, тем больше кажется, что вы докапываетесь
до чего-то другого».
Образ Алисии «работает» на двух уровнях произведения. На уровне
реального хронотопа она является обычной женщиной, которая ищет
поддержки сама и помогает понять Бобби необходимость духовного
единения людей перед лицом трагедии. Но, собирая отдельные приметы
женщины, герой повести понимает, что существует иной хронотоп, в
котором Алисия - сакральная фигура. Ее ухоженное лицо с великолепно
выполненным макияжем напоминает маску, на которой живыми кажутся
лишь глаза. Она вечер за вечером говорит посетителям кафе, что только
что пришла с похорон. Наконец, Алисия утверждает, что «слишком стара»
для Бобби. Дело не в реальном возрасте. «Даже если бы мне было двадцать
три, - продолжает она, - я все равно была бы слишком стара для тебя…»
Найденная Бобби половинка туфельки «потрясла ее так же, как его,
ибо она является неким абсолютным символом, исчерпывающе объясняя,
что они потеряли и что у них осталось…» Алисия, увидев эту туфельку,
абсолютно меняется. «Такое впечатление, будто она впала в транс… она
словно светится изнутри, и образ гончей с Уолл-Стрит, созданный при
помощи косметики, постепенно растворяется… Она прекрасна… блеск
совершенно новой утонченной красоты изливается на него подобно
сверхъестественному сиянию ангельского лика…» Алисия уходит, забирая
с собой туфельку, и Бобби замечает, что на ногах у нее такие же голубые
шелковые туфли. Тогда он понимает, что женщина всего лишь вернула
свою собственность.
На этом уровне повествования фигура Алисии становится и
символом скорби и совести нации, и собирательным образом всех
погибших во время террористического акта, и самой прерванной жизнью,
превращенной в смерть. Половинка туфельки – не просто то, что должна
была забрать себе Алисия для полного упокоения, но и знак примирения с
живущими. Достигнутое Алисией душевное созвучие с Бобби – показатель
того, что ей удалось передать ощущение ценности непрожитой ею жизни и
ценности жизни каждого человека живущим. Бобби понимает, что
«Алисия наконец пробудилась от тяжелого сна и осознала факт не только
своей смерти, но и факт земного существования Бобби… И тогда он вдруг
осознает, что потерял со смертью всех остальных людей. Понимает всю
меру своей утраты. И нашей общей. Смерть одного человека. Когда
каждый из людей есть образ и подобие Бога в Его вечном ослепительном
горении… Непреходящая любовь в урагане земной жизни».
И если в начале произведения смерть является работающим на
завалах в своем традиционном облике (черной фигурой без лица), то в
конце повествования Бобби, стоя на краю ямы, чувствует «… еле
ощутимое
присутствие
(Алисии) в
этом
мире…
Ничего стивен-
кинговского, никаких призраков Алисии… Она лишь частица себя,
воссозданная здесь усилием воли, менее вещественная, чем струйка дыма,
менее внятная, чем тихий шепот».
В финале повести Шепарда свершается примирение жизни и смерти
в результате трансформации неопределенного чувства вины живущих
перед погибшими в деятельную философию любви к ближнему. Не столь
важно, произошло ли все описанное с Бобби в реальной жизни или явилось
плодом его болезненного состояния - проблема 9/11 в повести «Лишь
частично здесь» была переосмыслена как философская, наполнилась
символическим звучанием.
И роман Ф. Бегбедера, и повесть Л. Шепарда глубоко отразили
трагедию 9/11 на разных уровнях - как трагедию каждого человека, всего
города, целого мира. Диагностируя проблемы и противоречия современной
массовой культуры, авторы вместе с тем сумели показать в людях то, что в
безумном ритме жизни мегаполиса редко проявляется зримо: умение
любить, сопереживать, надеяться, верить, прощать и просить прощение.
«Windows on the World» Бегбедера и «Лишь частично здесь» Шепарда
стали важными знаками перемен в духовной и социокультурной жизни
США и всего западного мира после 11 сентября 2001 г.
Список источников:
1. Желтов А.В. Борьба людей / борьба идей: к вопросу о перспективе войны с
терроризмом
//
международного
Актуальные
научного
проблемы
семинара
американистики.
«Проблема
9.11
и
американских отношений». Н. Новгород, 2003 г. С. 78.
2. Независимая газета. 2001. 30 ноября.
3. Огонек. 2006. № 38. (http://www.ogoniok.com/4963/28/)
Материалы
развитие
VIII
российско-
Download