Лариса Бонцевич Lacrimosa Отец переболел воспалением почек

Лариса Бонцевич
Lacrimosa
Отец переболел воспалением почек, и врачи посоветовали ему провести отпуск в
санатории. Мать тоже взяла отпуск и поехала вместе с отцом. Ей страшнее было
проводить на курорт мужа одного, чем оставить
дома без присмотра
четырнадцатилетнюю дочь Катерину. Дочь взрослая, самостоятельная и никуда не
денется, а вот муж – запросто.
На улице вместе с воробьями веселился тёплый апрель. Катя Лепова стояла на
балконе и мечтала о любви. С соседнего, смежного, балкона вдруг потянуло сигаретным
дымком. Посмотреть, кто курит, было очень трудно – балкон Леповых был задраен с
боков, остеклён по центру и открывался на улицу совсем чуть-чуть. Девочка высунула в
проём голову, но никого не увидела – куривший стоял или сидел в глубине своего
балкона. Запах дымка почему-то понравился некурящей Кате. Ей показалось, что он
пахнет костром и вишней. А Катя любила и костры, и вишни. И ещё кого-то неведомого
любила, вернее, знала, как будет любить. В голову будто выстрелило – как же это
возможно?! И для вишнёвого дыма, и для шашлыков у костра, и для самого лучшего
человека одно слово есть: «люблю». Почему где-то там те, кто отвечают за русский язык,
до сих пор не придумали новое правило – запретить глагол «любить» в отношении
жареной картошки или там пятки чесать? Вспомнив про русский, Катя вздохнула и ушла с
балкона – давно пора было готовить уроки.
За стеной возникла музыка, непонятная, бьющая и нервирующая. Катя не
угадывала, что за группу слушают её новые соседи. О том, что квартиру заселили недавно,
Катя сразу сообразила – больше года за стеной никто не шумел и не курил. Прежних
соседей она так и не узнала – балконы хоть и смежные, да подъезды разные.
Музыка за стеной притихла, и через открытую балконную дверь Катя услышала,
как таинственный новосёл разговаривает с кем-то по телефону.
- Нет, солнце моё, торговаться мы не будем. Три. Хочешь получить больше – ищи
кого-нибудь другого. Только никто с тобой связываться не станет. Учти и думай.
Голос у мужчины был молодой, а тон – уверенный, если не покровительственный.
Через минуту опять забухали чьи-то барабаны, а с балкона потянуло уже знакомым
дымком.
Катя стала думать о новом соседе. Похоже, крутой. Вон как разговаривает!
Интересно, а что это он собрался покупать? И за какие «три» – тысячи, миллиона?
Рублей, долларов, евро? Наверное, всё-таки за три миллиона, но рублей. Те, кто могут
легко предложить кому-то за что-то три миллиона евро, в их доме не селятся… А жена у
него есть или нет?
Будто в ответ на её вопрос сосед опять приглушил музыку и стал отвечать кому-то
по телефону:
- Да, приличная, и район хороший. … Не-е, ты же знаешь – я по жизни одинокий
ковбой! … Ну, будь, Серёга, заезжай, как сможешь. Новоселье обмоем.
Тут позвонили уже Кате, из Пятигорска. Родители. На вопрос матери, как там
дочка одна справляется, Катя ответила:
- Знаешь, мам, а у нас новый сосед за стенкой…
Весь вечер Катя лежала на диване, слушала чужие барабаны, время от времени
вдыхала тонкий дымок и мечтала познакомиться с соседом.
Наутро в школе она подошла к однокласснику Чекмарёву, который знал всё.
- Чека, ты смог бы сегодня вечером ко мне зайти, музон один послушать?
- Так давай, приноси завтра, чего это я к тебе переться должен!
- Нет, ты не понимаешь, это у соседей, мне через стенку слышно. Запала просто, а
как называется – не знаю. Себе купить такую хочу.
- Так зайди сама и спроси у них!
- Ну-у, Чека! Я не просто так прошу, я тебя бутербродами с икрой угощу! Мне
родичи большую банку купили, вроде утешительного приза.
Не станет же она рассказывать Чекмарёву про свои планы! А план был таков –
узнать название любимой группы соседа, всё о ней выучить и на этой почве уже
познакомиться. Ну и посоветовал Чека – полной дурой к крутому фану явиться… Нет,
она будет знакомиться с ним на равных!
Вечером, уплетая вымазанный красной икрой батон под соседскую музыку,
Чекмарёв восхищённо смотрел на одноклассницу:
- Респект тебе, Лепёха! Вот уж не думал, что ты можешь уважать такое! Тёток
вообще редко хард-рок цепляет. Знаешь, кто это лабает? Старый американский групарь
«Grand Funk Railroad». Дедушки, по-моему, до сих пор с концертами катаются.
- А с чего это ты удивляешься? Думаешь, раз девчонка, так и слушаю одну попсу?
Я, если хочешь знать, только старую классику и люблю!
Катя стала лихорадочно вспоминать записи отца. Она победно глянула на
обалдевшего Чекмарёва и выпалила:
- Я, например, по «Назарету» тащусь, а по «Раммштайну» вообще фанатею!
На прощание Чекамрёв сказал:
- Я тебя, Кать, честно, недооценивал…
После ухода Чекмарёва Катя вышла на балкон, высунула голову в открытую
фрамугу и стала слушать, что там у соседа. Он опять трепался с кем-то по телефону:
- Ты же знаешь, я готовить не люблю… Судак под польским соусом, говоришь?
Ладно, сейчас приеду. Соберусь и приеду!
Катя, на ходу застёгивая куртку, бегом рванула из квартиры. Лифт был занят, и она
припустила с шестого этажа по лестнице. Переведя дух, Катя уселась на скамейку у
соседнего подъезда и стала караулить. Нет, не мог он собраться и выйти раньше неё!
Из подъезда вышел дядька с большим мусорным мешком, потом в дверь долго
заходило семейство с коляской, потом вышла рыжая крашеная старуха и недобро
посмотрела на Катю. Катя показала ей вслед язык. Тут вернулся дядька, уже без мешка.
Ещё минут десять вообще никого не было. Ну, давай, выходи уже! Выходи!!!
Есть!! Вот он – момент истины! Лет двадцать пять, высокий, классный, в
дорогущей куртке. Он подошел к новенькой «Мазде» и неторопливо уселся в неё. Катя
заметила, как за тонированным стеклом сверкнул огонёк зажигалки.
Дома Катя сразу же полезла в Интернет – искать рецепт судака под польским
соусом. Рецепт разочаровал – она думала, что это нечто более навороченное. Катя всё же
решила, что ей стоит приготовить такого судака. К приезду родичей хотя
бы…Возвращения соседа она так и не дождалась – уснула…
Утром в школе к ней подошёл Чекмарёв и протянул диск.
- На, возьми, послушай. Тебе должно понравиться, раз «Раммштайн» любишь.
Тоже старый немецкий групарь.
Катя прочла название – «Lacrimosa».
- Не, не знаю такую. А как переводится?
- Текущие слёзы. Или День, полный слёз. А вообще-то «Lacrimosa» - часть
реквиема. Ну, у Моцарта, например.
- Грустно как! Ладно, послушаю.
- Кать, а как насчёт на байке в воскресенье прокатиться?
-Я подумаю…Пока, Чек.
У соседа было тихо. Интересно, когда же он вчера вернулся? А может, вообще не
возвращался? У Кати где-то внутри засвербило, зачесалось. И до этого «засвербило»
было не дотянуться, не успокоить! Да нет, нет, должен вернуться её одинокий ковбой!
Нет у него никого, раз одинокий. Кроме неё, Кати, конечно. И скоро он это поймёт. А
сейчас –мало ли какие у человека могут быть дела!
Катя вспомнила про чекмарёвский диск и загнала его в компьютер. Колонки
вздрогнули вместе с Катей. Это была вовсе не её музыка, но она всё равно слушала – ей
надо, ей просто необходимо научиться понять и такое! И Катя перевела звук на полную
мощь. В тот же миг ей почудилось, будто на балконе что-то или кто-то стучит. Да нет,
точно, стучат!
Катя опрометью выскочила из комнаты на балкон. В перегородку со стороны
ковбоя громко барабанили. Катя, покрасневшая, с перебитым дыханием, высунула голову,
насколько могла. С соседнего балкона, вытянув тощую шею, на неё сердито смотрела
рыжая крашеная старуха и возмущалась знакомым мужским голосом:
- Ребёнок, уйми децибелы! Ко мне студенты коллоквиум пересдавать пришли, а у
вас чёрт знает что!
Lacrimosa dies illa…