Николаев Владимир Метеосводка

НиколаевВладимир
Метеосводка
ВладимирНиколаев
ВладимирНиколаевичНИКОЛАЕВ
МЕТЕОСВОДКА
После нескольких разломов льдина сильно уменьшилась, и на зиму решено было
оставить лишь половину экипажа дрейфующей станции - ровно столько, сколько нужно
было для выполнения основных разделов научной программы. Работы каждому
прибавилось,иответственностьвозросла.Новодномотношениисталолегче-полярники
моглитеперьсвободнееразместиться.
Домики на льдине стояли маленькие, похожие внутри на вагонные купе с крошечным
тамбуром-прихожей,гдехранилсянебольшойзапасугля,частьоборудованияиможнобыло
повесить одежду. Жили в них по два человека, а в некоторых даже и по одному. Но в
комнатах все равно тесно: два стола, две кровати, поставленные по-казарменному одна на
другую, в углу круглая печурка, экономная и жаркая, скамейка перед ней. Вот и все
убранство,аповернутьсянегде.
В таком домике и жили четвертый месяц гидролог Валя Изюмов и синоптик Толя
Фонарев, люди очень разные и по характеру, и по опыту полярных мытарств. Последнее
обстоятельство и принимало более всего в расчет руководство станции - начальник и
парторг, когда заново распределяли жилье: новичка обязательно поселить с опытным
полярником. Так надежнее. У Фонарева позади три зимовки, две высокоширотные
экспедициивприполюсномрайоне.Арктикузнает,всякоговнейнагляделсяивпереплетах
разных бывал. Пускай молодой гидролог учится. Изюмов и учился, старательно перенимая
хватку бывалого Фонарева. Правда, временами ему все-таки приходилось тяжеловато со
своимсоседом,человекомнеразговорчивым,оченьсосредоточеннымистраннорассеянным
всвоейсосредоточенности.
Закончив наблюдения и выключив аппаратуру, Изюмов прилег на нижнюю койку,
принадлежавшуюсиноптику,благоТоляникогдапротивэтогоневозражал.КойкаФонареву
пока не нужна. Когда гидролог заканчивает свои наблюдения, у синоптика приходит срок
сниматьпоказанияприборовиготовитьметеосводку.
Валя лежал, с удовольствием вытянувшись во всю длину кровати, и смотрел на жарко
топившуюся печь. Ему хотелось видеть веселую пляску огня, но пламя загораживала
широченнаяспинасиноптика.
АФонаревсосредоточенноиупорностругалдощечку.Будтоэтобылоегоединственноев
жизни занятие. Дощечку требовалось выстругать ровно, гладко, и сделать это ножом вовсе
нетакпросто,какможетпоказаться.ОднаждыИзюмовпопробовалпомочьему,ноизэтого
ровноничегонеполучилось,
Казалосьбы,великолидело-обстругатьдощечку!Носкольконистарался,поверхность
получалась бугристой. Он сопел, пыхтел, но ничего не выходило. Когда Изюмов протянул
Толе дощечку перед самым его выходом на метеоплощадку, тот провел по ней широкой
ладонью,укоризненновзглянулнатоварищаисокрушенновздохнул:
-Эх,ты...
Фонарев не отличался разговорчивостью. Такого молчуна, может быть, не встречалось
нинаоднойдрейфующейстанции.Толиномолчаниестановилосьособеннотягостно,когда
тоскасжималасердце.Втакуюпоруоченьхочетсяотвестидушувоткровенномдружеском
разговоре,асФонаревымнебольно-топоболтаешь.Тольковкают-компании,когдавокруг
стоитвеселыйгомон,шуткисыплютсяотовсюду,немногоиотойдешь.
Но в кают-компании подолгу не засиживались - каждого ждала работа, у каждого свои
сроки, то и дело приходилось поглядывать на часы: все сутки расписаны. Кино и то не
каждыйразвсевместесмотрели.Правда,особенножалетьобэтомнеприходилось-загод
дрейфакаждуюкартинупочтинаизустьвыучивали,крутилиразподвадцать,потридцать,а
тоибольше,потомучтоновыесюда,наполюс,доставлялиредко.
Очередной приступ тоски крепко схватил Изюмова, вот тогда-то ему и не понравилась
тяжелая крутая спина синоптика. Он ощутил вдруг - тягостное молчание исходит от этой
могучейспины,словно,будьуФонаревадругаяспина,унегоихарактербылбыиным.
Последние недели в районе дрейфующей станции стояла скверная погода. Морозное
безветрие, когда ртуть в термометре опускалась ниже пятидесяти, сменилось снежной
пургой,атемператураповысиласьтолькодосорокатрех.Передсномприходилосьдокрасна
раскаливатьпечурку,акподъемутепловыдувалоивдомикестановилосьтакхолодно,что
поверх одеяла нужно было натягивать теплую робу на цигейке, а ноги прятать в меховые
носки унтята. Но холод все равно пробирался к телу. Ежились, ворочались, старательно
подтыкалиподсебяодеялоикуртку,ибылоуженедосна...
Топлива не жалели. Фонарев сидел у жаркого огня, наслаждался блаженным теплом,
словнозапасалсяимвпрок,иобстоятельнообстругивалдощечку.Онработалоднимитолько
кистями, большими и ловкими. На пол падали белым дождем мелкие стружки, падали на
унты,застреваливихкороткоммеху,летелинакоричневыекожаныебрюки.
Изюмовсмотрелнанеподвижнуюспинутоварищаисглухимраздражениемдумал:"Не
спина,аплита,медведюподстатьтакая.Вот,чертило,достругаетсвоюдеревяннуютетрадь,
амусорзасобойнизачтонеприберет".
Деревянная тетрадь - это изобретение Фонарева. В пятидесягиградусные морозы на
бумаге писать невозможно - она становится хрупкой, рвется под нажимом жесткого
химическогокарандаша,которымполагаетсяделатьзаписипоказанийнаплощадке,потому
чтополагатьсянапамятькатегорическизапрещается.
Толяснекоторыхпорделаетсвоизаписинагладкообструганныхдощечках.Надеревоне
действуютнимороз,ниветер,ниснег.
Перед выходом Фонарев выводит на дощечке дату и время очередного срока, а на
площадкезаписываетпоказанияприборов.Вернувшись,онтутжепереноситсвоизаписив
журнал.Вовсем,чтокасаетсяисполненияслужебногодолга,унеговсегдавсеважуре.
Вот и сейчас Фонарев весь поглощен своей работой - легкие стружечки так и порхают
из-подегоножа.Изюмовсмотритнасиноптика:"Неподметет,чертовпедант,неподметет.
Ниразуснимэтогонеслучалось!"
Так и есть! Фонарев взглядывает на часы, поднимается как ни в чем не бывало,
небрежным жестом стряхивает стружки и неторопливо направляется к вешалке. На ходу
привычнымдвижениемподтягивает"молнию"кожанойкурткидосамогоподбородкаиеще
раз бросает взгляд на часы - в самый раз поднялся! После этого принимается наматывать
длинный шерстяной шарф, которого хватает закутать шею и все лицо до самых глаз. Затем
натягивает меховую робу, нахлобучивает ушанку из росомахи - знаменитая ушанка с
пушистой оторочкой сверкающего меха, ни у кого во всем экипаже нет такой, - туго
завязываеттесемкиуподбородка,поднимаетворотник,проверяетфонарикикарандаш-все
наместе!-инаправляетсякдвери.
Изюмов вскакивает с кровати и в тот момент, когда Фонарев кладет руку на скобу,
кричит,нестараясьсдержатьбешеногонегодования:
-Чтожты,принцСавойский,засобойнеубираешь?..
Фонаревгрузноповорачиваетсяимолчит.
-Мыполярныеволки,королиАрктики,-продолжаетИзюмов,-намвсепозволено...
Изюмовждетотпора,этотакестественно.АФонаревпродолжаетсмотретьироничнои
снисходительно.Этоещебольшебесит,иВалькавыпаливаетужевспинутолкающемудверь
Фонареву:
- Слуг, знаешь, нет. И королей тоже. Они ликвидированы в одна тысяча девятьсот
семнадцатомгоду!..
Глупее ничего нельзя сказать. Но Фонарев и на это не отвечает, не обернувшись,
решительно толкает дверь. На мгновение в домашнее тепло тесного домика врывается
колючийхолод.Дверьтяжелоухает,ивдомикеделаетсятихо-тихо.Слышнолишь,какгде-то
совсемрядомпоскуливаетпродрогшийветердаяростногудитвпечипламя.
В обступившей со всех сторон тишине Изюмов разом остывает. С тяжелым чувством
сознания вины опускается на лавку, смотрит на мечущийся огонь, но не замечает его. Он
думаетоФонареве,ушедшемвночьихолод.Ещенеделюназадсветилалуна,мертвыймир
ледяных окрестностей был хорошо виден. Гигантскими кристаллами с лимонными
искристыми отблесками на изломах выглядели ближние гряды торосов, далеко
просматриваласьледянаядолина.Сейчаснето:всескрытотьмойивьюгой.
Дажедобратьсядометеоплощадкинетакоепростоедело:можнопройтимимо,сбиться
спутиипроплутатьктознаетскольковременивстороне.НоФонаревнепромахнется!Он
определит, откуда ветер, глянет на черный полог неба, поднимет повыше правое плечо,
чтобызагородитьлицо,ирешительнодвинетсянавстречуледянымструям,высекающимиз
глазслезы.
Тропу, конечно, замело, брести придется, утопая в сухом, сыпучем, как песок, снегу.
Непривычномучеловекунепройти.НоТоляФонаревпройдет!Инепотому,чтоемулегче,
чем другим, - ему, как и всем, тяжело. Но он пройдет! Как медведь пролезет, оставляя за
собойглубокиеследы.Испаринойпокроетсяегомогучаяспина,рубашкавзмокнет,алицои
рукибудетхвататьзлоймороз.Ноонпробьется.
Терпеливо обойдет Фонарев все приборы, высветит каждую шкалу, запишет на свою
дощечку все до одного показания. Спина начнет остывать. Неприятный холод поползет по
позвоночнику...
Ему и в голову не придет, что он делает нечто необычное, требующее особых усилий.
Нет,длянего,какидлядругихполярников,этообычнаяработа.Одинденьполегче,другой
потруднее, но такая уж здесь служба, никуда от нее не денешься. И во всех случаях
полагаетсяделатьвсенасовесть.Этоглавное.Иэтотвердознаешьтыизнаютте,кторядом
стобой.
И все же, когда ты сидишь в тепле, а твой товарищ работает почти на космическом
холодеивкромешнойтьме,оченьхочется,чтобыонпоскореевернулся.Оченьхочетсяэтого
и Вальке Изюмову. Ему становится не по себе оттого, что несколько минут назад так
разошелся.
Изюмов поднимается, подбирает все до одной стружки и бросает в печурку. Пламя
тольколизнулоих-иникакогоследа...
Торопливо стучит на столе будильник. Пламя так и ревет в печи, повизгивает снаружи
поземка, тревожно стукает что-то о стенку - должно быть, пожарный инвентарь не очень
хорошо закреплен. Но какое все это имеет значение! Важно, чтобы Фонарев поскорее
вернулся. В Арктике по-всякому бывает. Изюмову приходит на память дикий случай,
которыйпроизошелнедавнонаоднойзимовке.Вышлавпургуповарихавыплеснутьпомоии
всего-то ступила шажок с крыльца, ее подхватило снежным вихрем - и все. Нет с тех пор
поварихи...
Изюмов садится возле печки, смотрит в огонь, он так и бушует, так и завивается
косматыми оранжевыми языками. Хороша тяга в печи! О разном думается. Но не идет из
головыповариха.Тревожноделаетсянадуше.
Валя поднимается со скамейки и неожиданно замечает - ах ты черт! Фонарев забыл невероятнаявещь!-дощечку.
Вот так штука! Изюмова охватывает волнение, он начинает торопливо соображать.
Выходит,зряпошелвтакуюпогоду...
Надочто-тоделать.Хорошо,еслиТоляхватитсясвоейдощечкипопути...Но,видно,не
хватился.Прошлостольковремени,чтоможнобысходитьдометеоплощадкиивернуться.А
еговсенет...
"Даиочемтутраздумывать?Надоодеватьсяиспешить".
Онтакиделает.Торопливонаматываетшарф,досамыхглаззакрываетлицо,натягивает
робуиушанку,суетвкармандощечкуиплечомподдаеттугуюдверь.Пургасовсегоразмаха
бросаетвлицогорстьколючегоснега.Забиваетнетолькоглаза,ноигорло.Дышатьсовсем
нечем.Приходитсяповернутьсяспинойкветру,чтобыперевестидыхание.
Больно в груди, больно глазам. Но это скоро проходит. Теперь уже осторожно, подняв
повышеправоеплечоивоинственновыставиввпередлокоть,Изюмовделаетшагнавстречу
ветру. Ноги вязнут в рыхлом снегу, в белесой мути ничего нельзя разглядеть. Еще какихнибудьполторачасаназад,когдашлинаужин,пургатакнебесновалась.
"Самоеважное-несбитьсяспути,неупасть",-соображаетИзюмов.Онвглядываетсяв
небо:чтобывыйтинаметеоплощадку,надоидтипрямонасозвездиеАрктура.Нозвезднет,
инебанет-всескрытометельнойвьюгой.Чутьзазевавшись,Валентиннеожиданнотеряет
равновесиеипадает.Онспешитподняться,ноторопливостьтолькомешает.Онспотыкается
ещераз."Такнегодится",-говоритсебеИзюмов.
Поднимаясь, он набирает в рукавицы снегу, но в горячке не замечает этого. Самое
главное сейчас - правильно ориентироваться. Если оставить кают-компанию слева и взять
чуть наискосок от нее, то как раз и выйдешь на метеоплощадку. Некоторое время Изюмов
стоит, стараясь точнее определить, где кают-компания. В разных местах сквозь плотную
завесу пурги пробиваются неверно светящиеся окна поселка. В кают-компании сейчас не
должнобытьсвета,лишьувходаможетгоретьлампочка,ноеевтакуюнепогодьизаметить
трудно. Значит, в цепи светящихся окон должен быть темный провал. На него и надо
держать.
Изюмов отыскивает глазами этот темный провал, снова определяет направление ветра,
вобрав голову в плечи, боком бредет в нужную сторону. Идет неторопливо, делая каждый
шаграсчетливо.Втакойслепящеймутиничегонестоитразойтись,незаметивдругдругана
расстоянии двух шагов. Хорошо бы подать голос, но кто услышит в диком хохоте, свисте и
вое пурги? Да и рот раскрыть рискованно - сразу забьет дыхание. Изюмов мычит, тяжело
сопитиупрямобредет.
Мороз больно хватает за щеки, режет глаза, ноги тоже начинают чувствовать холод,
только спина влажная. Но самое главное - справиться с дыханием. Все остальное пока
терпимо. И очень важно, важнее всего, не сбиться с пути. Добраться до кают-компании, а
тамвзятьнемноговправо,итогдавседолжнобытьвпорядке.
Кают-компаниячерездвадома.ОдинИзюмоввродебыпрошел,потомучтоегосейчас
обступила полная тьма, будто он уже миновал поселок. А может, так оно и есть?
Покачиваясьподбешенымиударамипурги,Изюмовприостанавливаетсяирешаетвзятьчуть
правее-тамсквозьснежнуюмутьвродепробиваютсяогни.
Хорошо бы попасть в следы Фонарева, но об этом и думать нечего. Домов не видно, о
какихследахречь?Толькобынесбиться.
У Изюмова нет с собой даже фонаря, нет ракетницы, хотя зачем все это в такой
круговерти? Ведь ему все равно нет нужды делать записи или разглядывать показания
приборов.Апочемубыинет?Неужелиэтоттяжелый,изматывающийпутьстоитпроделать
длятоготолько,чтобыпередатьстругануюдощечку?Чтоэто,эстафетнаяпалочка?"Да,не
стал я еще, как видно, полярником", - самокритично думает Изюмов. Такого промаха ни
одиннастоящийполярникнесделает.
Вотондоберетсядометеоплощадки-поскореебы!-иневстретиттамсиноптика,аэто
болеечемвероятно,и,сталобыть,поворачивайназаднисчем."Анеповернутьлисейчас?..
Ведьэтотрусость!Причемтуттрусость?Простонадозахватитьфонарьиракетницу,чтобы
сделатьзаписии,когдабудетсовсемтуго,датьсигналтревоги...Какаячепуха,фонарьестьу
Толи, а ракетница в такую пургу не поможет - никто не услышит и не увидит, хоть из
винтовкипали,анеточтоизракетницы.Такчтонеподдавайся,друг,шкурноеэточувство,
вотчто.Неподдавайся!"-решительноприказываетсебеИзюмов.Иупрямошагаетдальше.
Изюмов представляет себе широкую могучую спину синоптика. Хорошо иметь такую
спину, хорошо быть опытным и сильным, как Фонарев. Скверно, что на такого парня
набросился.Даещеиз-запустяков.Ноэтозабудется.Аможет,инет.Чертсним,тамвидно
будет.Сейчасважнодругое.
ВдругпочтинадсамымухомИзюмовслышиттонкоепениескрипки-чтозачертовщина!
Он останавливается, внимательно прислушивается - голос скрипки сменяется протяжным
звоном. Откуда это, что за наваждение? Валька протягивает руку в темноту и нащупывает
нечтотяжелоеитвердое.Даэтожеподвешенныйувходавкают-компаниюобрубокрельса.
Воткакжалуетсянасвоюсудьбупромерзшийнабешеномветруметалл!Значит,несбился,
вышелккают-компании.Теперьвсамыйразвзятьрезковправо,искоро,совсемскоробудет
метеоплощадка.
КогдаИзюмовнатыкаетсянапервыйприборнаметеоплощадке,онготовобнятьегона
радостях.Теперьвсе,чтотворитсявокруг,некажетсяемустрашным.ТольковотФонарева
тут нет. Может быть, вернулся, а возможно, бродит поблизости. Изюмов поворачивается
спинойкветру,садитсяпрямовснегисоображает,чтоемутеперьделать.Посленекоторого
раздумьяоттягиваетотлицашарфвледянойкоркеикричит:
-Толя-а-а!
Но вьюга тут же подхватывает это короткое слово, безжалостно мнет его и тушит так
быстро,чтоИзюмовустановитсяясно:кричатьбесполезно.
Отдохнув немного, он поднимается, падает - ноги как-то вдруг одеревенели, да и сил,
видимо,поубавилось,-сноваподнимается,ещенекотороевремякружитвозлеприборови,
наконец,понимает,чтонадопускатьсявобратныйпуть.
Обратно идти еще тяжелее. И спина вдруг похолодела, по ней прокатывается липкая,
неприятнаяструя.Шарфоттянутинетакхорошозащищаетлицо.
То и дело на пути попадаются, словно откуда-то нарочно бросаются под ноги, высокие
сугробы, и на них приходится карабкаться, как на гору. Все чаще и чаще Изюмов
присаживаетсяотдохнуть.
СначалаВалькаподбадриваетсебя:ничего,домой-неиздому.Онбарахтаетсявснегу
уже порядочное время, а до поселка никак не может добраться. И огней не видно. Тут он
снова вспоминает о несчастной поварихе, которую закружила и уволокла такая же пурга.
Где она теперь, повариха? Неужели ее так и не отыскали? Как же это может быть, чтобы
человек бесследно пропал и его нельзя было найти? А что в этом удивительного, ведь
Арктика.
"Без вести пропавший в Арктике" - таких бумаг, наверное, никто еще не получал. А
почему?Здесьитакоеслучается.Идажезапросто...
Изюмовсидитвснегу,егозаноситметель,ноемупочему-тохорошо,дажеприятно.Да,
приятно... И вдруг, поняв, как страшно все, что происходит с ним, и ужаснувшись, он
отчаяннымрывкомзаставляетсебяподняться.Сделатьэтооченьтрудно,онпокачивается,а
оторвать тела не может, словно цепкая рука удерживает его в проклятом сугробе. Но он
дергается еще и еще раз и с неожиданной легкостью оказывается на ногах, будто кто его
выволокизсугроба.
Илишькогдавсамоелицоначинаетсветитьрадужныйпучоксвета,Изюмовпонимает,
чтоемуивсамомделепомоглиподняться.
-Ты?..-доноситсядонегоглухойголосФонарева.-Живой?!
Валькапытаетсяулыбнуться.Нопучоксветамгновенноисчезает,иемусновастановится
страшно, что все это лишь привиделось, что никого рядом нет... Он начинает отчаянно
торопиться,карабкатьсяввязкомснегу.
-Даподождиты,-кричитемувсамоелицоФонарев,-сейчас...
НаэтотраздоИзюмовадоходит,чтооннеодин,чтогибельемунегрозит,иотэтоговсе
егосуществовнезапноохватываетслабость.Онсновавизнеможенииопускаетсянаснег,но
Фонаревподнимаетегорезкимрывкомиспрашивает:
-Ногамиработатьможешь?..
...ВременамиИзюмовукажется,чтоонибредутнетуда,кудаследует,потомучтоимне
попадаютсянидома,ниосвещенныеокна,вокругтолькохороводитвьюга,опутывающаяих
бесконечнойбелойпряжей.Инипорватьэтупряжу,нивыбратьсяизнадоедливогоклубка
никакнеудается.
Икогдаонинаконецоказываютсявсвоемдомике,Изюмовнесразуэтопонимает.
-Замерз,чтоли?-тормошитегоулыбающийсяФонарев.Онужеуспелраздеться,нанем
дажекурткарасстегнута,из-поднеевыглядываеткоричневыйсвитер.
-Нет,-слабоулыбаетсяИзюмови,тяжелодыша,начинаетнеловкорасстегиватьробу.
Фонаревпомогаетемураздеться,тянеткпечке,вкоторойпо-прежнемубушуетогонь,и
ониобаопускаютсяналавку.
-Дощечкатвоя...вкарманеуменя...
-Ладно,-успокаиваетегоФонарев.
-Азаписи?-превозмогаясонливость,запинаясьспрашиваетобессиленныйИзюмов.
-Порядок,уменязапаснаявкармане.
Вальканичегонеслышит,онплотнееприваливаетсякплечутоварищаизасыпает.
1980г.
FB2documentinfo
DocumentID:fb2-98659daa-b2fc-8e3c-457c-90df3cac6a4f
Documentversion:1.01
Documentcreationdate:2013-06-10
Createdusing:LibRusEckitsoftware
Documentauthors:
rusec
About
ThisbookwasgeneratedbyLordKiRon'sFB2EPUBconverterversion1.0.28.0.
Эта книга создана при помощи конвертера FB2EPUB версии 1.0.28.0 написанного Lord
KiRon