Уголовно-процессуальные и криминалистические средства
advertisement
Министерство образования и науки Российской Федерации Байкальский государственный университет экономики и права Уголовно-процессуальные и криминалистические средства обеспечения эффективности уголовного судопроизводства Материалы международной научно-практической конференции Иркутск 25–26 сентября 2014 г. Иркутск Издательство БГУЭП 2014 УДК 343.13+343.98(06) ББК 67.410.2+67.52 У26 Печатается по решению редакционно-издательского совета Байкальского государственного университета экономики и права Материалы изданы при финансовой поддержке проекта «Повышение эффективности уголовного судопроизводства по делам о киберпреступлениях для обеспечения национальной безопасности», выполняемого в рамках гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых – докторов наук (Конкурс – МД-2014) на 2014–2015 годы (договор № 14.Z56.14.2691-МД). Редакционная коллегия проф. А.А. Протасевич (отв. ред.), проф. И.В. Смолькова, проф. Д.А. Степаненко, проф. И.Г. Смирнова, доц. М.Ш. Буфетова, доц. В.Н. Китаева (отв. секр.) У26 Уголовно-процессуальные и криминалистические средства обеспечения эффективности уголовного судопроизводства : материалы междунар. науч.-практ. конф., Иркутск, 25–26 сент. 2014 г. – Иркутск : Изд-во БГУЭП, 2014. – 372 с. ISBN 978-5-7253-2754-0 Сборник сформирован по материалам выступлений на международной научно-практической конференции, проходившей на судебно-следственном факультете Байкальского государственного университета экономики и права 25–26 сентября 2014 года. В нем представлены научные статьи ведущих и начинающих ученых в области уголовно-процессуального права, криминалистики. Предназначен для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических факультетов. ББК 67.410.2+67.52 ISBN 978-5-7253-2754-0 © Издательство БГУЭП, 2014 2 СОДЕРЖАНИЕ От эффектности к эффективности (вместо предисловия) ............................ 7 УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС Азаров В.А., Беккер Т.А. Эффективность уголовного судопроизводства и понятие судебной ошибки ....................................................................................... 9 Артамонова Е.А. Стадия возбуждения уголовного дела: не все новое лучше лишь потому, что оно новое ......................................................................... 14 Астафьев Ю.В. Оперативно-розыскной и доказательственный аспект уголовно-процессуального познания ...................................................................... 20 Астафьев А.Ю. К вопросу о совершенствовании процедуры рассмотрения уголовных дел в особом порядке .................................................... 26 Байгончокова Н.А. Регламентация участия специалиста в уголовном процессе Кыргызской Республики и Российской Федерации .............................. 32 Белая Н.П. Участие прокурора при рассмотрении судом вопросов, связанных с исполнением приговора ...................................................................... 37 Белоносов В.О., Сандуляк К.И. Условно-досрочное освобождение: эффективность уголовно-процессуального регулирования ................................ 41 Богословская Е.В. Разумные нормы права как гарантии эффективной защиты ............................................................................................... 47 Буфетова M.Ш., Катрухина Т.Н. Проблемы защиты прав и законных интересов потерпевшего в уголовном процессе .................................................... 53 Гаврилов Б.Я. Дознание в сокращенной форме: законодательные мифы и реалии правоприменения....................................................................................... 57 Газиев М.С. Отказ от защитника в уголовном судопроизводстве Таджикистана: проблемы законодательства, теории и практики ........................ 64 Данилова Н.А., Николаева Т.Г. Возможно ли принуждение на стадии возбуждения уголовного дела? ................................................................................ 70 Дудко Н.А. О совершенствовании предварительного слушания в суде с участием присяжных заседателей ......................................................................... 76 Зайцев О.А. Об основных положениях проекта уголовнопроцессуального кодекса Республики Казахстан .................................................. 82 Зайцева Е.А. Об оптимизации регулирования судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации .................................................................. 88 Зеленский В.Д. Отдельные вопросы организационно-правового статуса следователя ................................................................................................................ 94 Зорин Р.Г., Соркин В.С. Процессуальная взаимосвязь и взаимообусловленность принципов презумпции невиновности и состязательности в уголовном судопроизводстве .............................................. 98 Иванов В.В. Некоторые вопросы обеспечения прав потерпевшего ......... 103 3 Калугин А.Г. Рационализация процесса доказывания при осуществлении досудебного производства как способ повышения эффективности уголовного судопроизводства .................................................... 110 Комаров И.М. Нужна ли такая объективная истина российскому УПК? .................................................................................................. 116 Качалова О.В. Своевременность рассмотрения уголовных дел и эффективность суда: европейский опыт ............................................................ 123 Корнакова С.В. Цель уголовно-процессуального доказывания – достоверное знание ................................................................................................. 129 Кузнецов А.Н. Проблемы производства дознания в сокращенной форме ............................................................................................. 134 Литвинцева Н.Ю. Право свидетеля на получение квалифицированной юридической помощи ............................................................................................. 142 Лукошкина С.В. Иммунитет должностных лиц судебной власти ............ 146 Мазюк Р.В. Эффективность современной доктрины процессуальных функций в российском уголовном судопроизводстве ........... 154 Макарова З.В. Цель, средства, результат уголовнопроцессуальной деятельности ................................................................................ 160 Николюк В.В. Новеллы УПК РФ (июль–декабрь 2013 г.) о правах потерпевшего в стадии исполнения приговора как отражение конфликта законодательной и судебной властей .................................................................... 166 Петрухина О.А. Виды документов, подлежащих изъятию и осмотру по делам об экологических преступлениях .......................................................... 174 Пурс А.Г., Иванов С.В. Некоторые вопросы инкорпорации института досудебного соглашения о сотрудничестве в уголовно-процессуальное законодательство Республики Беларусь ............................................................... 179 Рукавишникова А.А. О соответствии принципу правовой определенности возобновления производства по уголовному делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств по УПК РФ .............................................................. 184 Рябинина Т.К., Козявин А.А. Итоги судебных реформ в России XIX и XXI веков и их роль в решении проблем пределов судебного разбирательства в уголовном процессе .............................................. 190 Рябцева Е.В. Пропорциональность в уголовном судопроизводстве через призму справедливого баланса интересов .................................................. 196 Смирнова И.Г. К вопросу о выборе методологии исследования проблем киберпрестуности .................................................................................... 200 Смолькова И.В. Получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами (ст. 186¹ УПК РФ) – новое следственное действие ............................................................................ 204 Стельмах В.Ю. Правовой режим уголовного дела, производство предварительного расследования по которому приостановлено ....................... 209 Усачев А.А. Еще раз к вопросу о начальном этапе уголовного судопроизводства ................................................................................ 213 4 Шурухнов Н.Г. Регламентация нормами Устава уголовного судопроизводства (УУС) 1864 года использования специальных знаний сведущих лиц при проведении следственных действий ..................................... 218 Якимович Ю.К. Реализация уголовной политики государства в уголовно-процессуальном законодательстве .................................................... 224 КРИМИНАЛИСТИКА Ардашев Р.Г., Китаев Н.Н. Об использовании помощи экстрасенсов И.В. Сталиным и советскими (российскими) спецслужбами: мифы и реальность .................................................................................................. 230 Боровик П.Л. Криминалистически значимые особенности предмета доказывания по делам об обороте порнографии с изображением несовершеннолетнего ............................................................................................. 243 Боровских Р.Н. О криминалистических средствах повышения эффективности противодействия преступлениям в сфере страхования ........... 250 Воткин В.А. Роль уголовно-правовой характеристики разбоя в формировании криминалистической методики его расследования .................. 255 Гайков Д.Г. Криминалистическая характеристика преступления как результат и средство познания при расследовании ...................................... 261 Гармаев Ю.П. Современные информационные технологии в механизме внедрения криминалистических и межотраслевых средств противодействия коррупции .................................................................................. 266 Дараган В.В. Некоторые особенности выявления сотрудниками государственной службы по борьбе с экономической преступностью МВД Украины преступлений в сфере государственных закупок ............................... 272 Драпезо Р.Г. Предкриминальные ситуации по делам об убийствах, где огонь выступает как орудие (способ) сокрытия преступления ................... 278 Коломинов В.В., Смирнова И.Г. К вопросу о формировании криминалистического знания о мошенничестве в сфере компьютерной информации ............................................................................................................. 283 Кряжев В.С. Оперативно-розыскные и иные мероприятия, используемые в целях борьбы с преступлениями террористической и экстремистской направленности ........................................................................ 289 Кучин О.С. О необходимости использования в уголовном процессе криминалистических разработок .......................................................................... 293 Мерецкий Н.Е. Противодействие расследованию и криминалистические возможности его преодоления ...................................... 299 Мухин Г.Н. Тактические особенности судебно-экспертных исследований психики подследственных ............................................................. 305 Парамонова Л.Ф. Перспективы развития института негосударственных судебных экспертов в Казахстане ...................................... 311 5 Россинская Е.Р., Шамаев Г.П. Криминалистическое исследование компьютерных средств и систем как новый раздел криминалистической техники ..................................................................................................................... 317 Россинский С.Б., Россинская Ю.Н. Особенности невербального способа познания в доказывании по уголовному делу.....................................325 Славгородская О.А. Современные перспективы криминалистического изучения личности свидетеля.......................................... 332 Смирнова И.Г., Егерева О.А. Некоторые проблемы, возникающие при расследовании преступлений в сфере компьютерной информации и компьютерных сетях: к вопросу о криминалистическом аспекте собирания доказательств ........................................................................................ 337 Стрельцова С.А. Использование централизованных криминалистических, розыскных, оперативно-справочных и дактилоскопических учетов при расследовании убийств................................ 343 Талалаев В.А. Характеристика способов сокрытия хищений огнестрельного оружия, боеприпасов или взрывчатых веществ, совершенных военнослужащими...........................................................................348 Хилюта В.В. Проблемы борьбы с хищениями имущественных прав: постановка проблемы .............................................................................................. 353 Фойгель Е.И. Психологический контакт при допросе (опросе) граждан КНР, РК и КНДР: методы установления и роль в процессе выявления и расследования преступлений .............................................................................. 359 Шамонова Т.Н. Использование знаний сведущих лиц в расследовании преступлений о сексуальном насилии ................................................................. 365 6 ОТ ЭФФЕКТНОСТИ К ЭФФЕКТИВНОСТИ (вместо предисловия) За последние годы в науке, правотворчестве, правоприменении произошли достаточно серьезные, более того, радикальные изменения! Во-первых, существенно обновлено уголовно-процессуальное законодательство, первоначально – путем принятия Уголовно-процессуального кодекса РФ, а затем – с помощью продолжающегося и в настоящее время внесения в него изменений и дополнений, выражения Конституционным Судом РФ правовых позиций по вопросам конституционности отдельных уголовно-процессуальных норм. Во-вторых, в 2012 году претерпела существенные изменения номенклатура научных специальностей, в частности, специальность 12.00.09 «Уголовный процесс, криминалистика; оперативно-розыскная деятельность» преобразовалась в две самостоятельные специальности – 12.00.09 «Уголовный процесс» и 12.00.12 «Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность». Такие новации существенно затрудняют проведение междисциплинарных научных исследований, направленных на оптимизацию производства по уголовным делам, учитывающих как содержание уголовно-процессуального законодательства, так и потребности правоприменительной практики. В таких условиях задача науки заключается в обеспечении не только эффектного, соответствующего вновь утвержденной номенклатуре специальности научно-исследовательского поиска, но, в первую очередь, в работе эффективной научной школы, направленной на удовлетворение потребностей правоприменительной практики, защиту прав и свобод личности, обеспечение баланса охраняемых законом ценностей в рамках производства по уголовным делам. Объединение усилий ученых процессуалистов, криминалистов, специалистов в экспертной и оперативно-розыскной деятельности позволит осуществлять комплексные научные исследования и тем самым выработать качественно новые подходы к получению розыскной и доказательственной информации, повышению эффективности уголовного процесса в целом. Сборник материалов Международной научно-практической конференции «Уголовно-процессуальные и криминалистические средства обеспечения эффективности уголовного судопроизводства», состоявшейся в городе Иркутске 25–26 сентября 2014 года, является заметным в научной жизни шагом в направлении признания необходимости сохранения, поддержания и дальнейшего укрепления комплексных научных исследований производства по уголовным делам, объединения мощи знаний уголовного процесса, криминалистики, судебной экспертизы, оперативно-розыскной деятельности в целях борьбы с преступностью, обеспечения безопасности жизненно важных интересов личности, общества и государства. География участников международной научно-практической конференции чрезвычайно обширна. К проблемам эффективности уголовного судопроизводства не остались равнодушными ученые из Белоруссии, Казахстана, Таджикистана, Украины. 7 Уголовно-процессуальные, криминалистические аспекты повышения эффективности уголовно-процессуальной деятельности нашли свое отражение в работах ученых Москвы, Санкт-Петербурга. И.Г. Смирнова, доктор юридических наук, доцент 8 УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС УДК 343.159 ББК 67.411 В.А. Азаров Т.А. Беккер ЭФФЕКТИВНОСТЬ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА И ПОНЯТИЕ СУДЕБНОЙ ОШИБКИ Статья посвящена изучению вопроса судебной ошибки, ее взаимосвязи с установлением объективной истины по уголовному делу. Последняя выступает целью уголовного процесса, реализация которой минимизирует вероятность вынесения незаконного и несправедливого судебного акта. Ключевые слова: судебная ошибка, объективная истина, уголовный процесс, неправосудный акт. V.A. Azarov T.A. Bekker EFFECTIVENESS OF THE CRIMINAL JUSTICE AND A MISCARRIAGE OF JUSTICE IN CRIMINAL PROCEDURE The article is devoted to the study of a miscarriage of justice, its connection with objective truth in the criminal case. Last acts as a purpose of the criminal process, that minimizes the delivery of unlawful judicial act. Keywords: miscarriage of justice, objective truth, criminal procedure, wrongful judicial act. Известно, что эффективность уголовного судопроизводства может быть отслежена по уровню достижения целей, поставленных государством перед системой уголовной юстиции. Качество же работы органов уголовной юстиции напрямую зависит от количества ошибок, допускаемых при расследовании, рассмотрении и разрешении уголовных дел. Именно поэтому весьма важно определиться с пониманием категории «судебная ошибка», отыскать ее общепринятое определение, которое, возможно, закрепить в тексте УПК РФ. Судебные ошибки, в отличие от иных видов юридических ошибок, сравнительно редко привлекали внимание ученых. Вместе с тем серьезные результаты изучения судебных ошибок изложены в коллективной монографии, где судебные ошибки разделены на две группы: процессуальные и уголовноправовые [14, c. 95]. По тем или иным аспектам судебных ошибок высказыва- 9 лись Р.С. Белкин [1, c. 166], К.Р. Мурсалимов [7, c. 18], М.Б. Фаткуллина [11, c. 30–31], В.И. Фалеев [12, c. 10], М.Л. Голубева [4, c. 10]. Анализ юридической литературы дает нам основу для формирования наиболее полного понимания категории «судебная ошибка». Так, Н.Н. Вопленко ошибку определяет через неточность действий, неадекватность мышления, выражающихся в нарушении каких-либо правил [2, c. 38]. На предлагаемой основе мы можем провести параллель с судебной ошибкой, понимая ее как неточные действия компетентного уполномоченного органа – суда, в частности самого судьи, неверно интерпретировавшего и, как следствие, неправильно применившего нормы уголовного права, либо уголовно-процессуального права, повлекшие вынесение неправосудного судебного акта. Иные специалисты определяют судебную ошибку через несоответствующие целям правосудия действия должностных лиц судебной системы, когда их результаты, последствия, лежат в противоположной стороне от целевых установок судопроизводства [4, c. 10; 7, c. 18; 12, c. 10]. Например, Л.А. Терехова трактует судебную ошибку как погрешность в деятельности управомоченного субъекта (в данном контексте – суда), нарушающую нормы процессуального и (или) материального права, не достигающую целей судопроизводства, в результате которого акт правосудия или отдельное процессуальное действие становится неправомерным [9, c. 25–26]. Г.А. Жилин говорит о судебной ошибке, как о несовпадении результата процессуальной деятельности суда с целевыми установками судопроизводства, закрепленными в нормах права [5, c. 54]. Б.В. Красильников считает, что судебная ошибка – это допущенное судом отступление от целей и задач судопроизводства, установленное в процессуальном порядке уполномоченной судебной инстанцией [6, c. 76]. По мнению В.И. Фалеева, судебная ошибка включает в себя суждения, решения и действия суда, являющиеся результатом добросовестного заблуждения, несоответствующие объективной действительности и закону, и поэтому она не приводит к целям судопроизводства. Автор акцентирует внимание на том, что в перечень судебных ошибок должны входить не только те, что допущены судом при постановлении приговора и влекут его отмену или изменение, но и другие ошибки, совершение которых непосредственно таких последствий не влечет [12, c. 10]. Л.В. Трофимова понимает судебную ошибку через неправильные действия судебных работников, препятствующие достижению ими определенной цели и влекущие наступление негативных последствий, в том числе и отмену ошибочного решения [10, c. 130]. Последнее суждение представляется нам не совсем правильным, поскольку автор употребляет при этом широкое понятие «судебные работники», которые причастны к рождению судебной ошибки, влекущей отмену решения. В данном случае вся ответственность за вынесение правосудного акта лежит исключительно на судьях. Судебным работником может быть допущена техническая ошибка (подборка дел, ненадлежащее извещение сторон, в том числе неправильность указания адресов и рассылки по ним), но не более. Кроме того, судьи, готовясь к судебному заседанию, обязательно 10 оценивают возможность рассмотрения дела с точки зрения его технической готовности, надлежащего извещения сторон, достаточности доказательств и т. п. Следует заметить, что никто из поименованных авторов не говорит о неправомерном бездействии должностных лиц. На наш взгляд это связано с тем, что любое неправомерное бездействие в конечном итоге, выражается в негативном результате, например – в формировании доказательственной основы, представленной суду, и повлекшей вынесение неправосудного оправдательного, либо обвинительного приговора. Неправомерное бездействие, с нашей точки зрения, – это также один из истоков судебной ошибки. В данном контексте нам импонирует взгляд К.Р. Мурсалимова, он предлагает свое понятие судебной ошибки, в частности «ошибки в практической деятельности особого органа государства – суда, призванного осуществлять правосудие по уголовным и гражданским делам» [7, c. 18]. Кроме того, автор анализирует известные виды судебных ошибок: ошибки суда, связанные с неправильным установлением фактических обстоятельств дела (существенные нарушения уголовно-процессуального закона на предварительном следствии и суде), с неправильной материально-правовой оценкой деяния, и ошибки в назначении наказания [7, c. 18]. С иной точки зрения к феномену судебной ошибки подходят М.Л. Голубева и А.А. Щерба, расширяя данное понятие за счет бездействия, а также неотвратимых последствий. Так, М.Л. Голубева понимает судебную ошибку как непреднамеренное деяние (действие или бездействие) лица, осуществляющего рассмотрение уголовного дела в досудебных и судебных стадиях уголовного процесса, а также в стадии исполнения приговора, выразившееся в неправильном применении и несоблюдении требований уголовного, уголовнопроцессуального закона, повлекшее существенное нарушение конституционных прав и свобод человека и гражданина [4, c. 10]. В данном контексте нам представляется весьма интересной позиция А.А. Щербы, поскольку понятие судебной ошибки выводится через призму роли защитника в судопроизводстве: «с позиции стороны защиты это содержание признаков уголовно наказуемого деяния, незаконное или необоснованное действие или бездействие суда, выразившееся в вынесении судебного решения, недостигающего целей назначения уголовного судопроизводства, квалифицируемого вышестоящим судом в качестве ошибочного по основаниям несоответствия его выводов фактическим обстоятельствам уголовного дела, нарушения уголовно-процессуального закона, неправильного применения уголовного закона, несправедливости этого решения, или которое другим путем лишает либо ограничивает обвиняемого гарантированных законом прав» [13, c. 9]. Ни в Уголовном кодексе Российской Федерации ни в УПК РФ мы не сможем найти специальных норм, буквально отражающих понятие судебных ошибок. Несмотря на сказанное, сам термин «судебная ошибка» является частоупотребляемым судебными органами. Интересным представляется толкование понятия «судебной ошибки» С.А. Пашиным, как несоответствие позиции судьи мнению вышестоящей инстанции, уклонение его от проводимой в регионе уголовной политики [8, c. 44]. Прав 11 да, в связи с этим, встают вопросы о том, всегда ли проводимая в регионе политике в современном мире законна, а также возможно ли напрямую коррелировать такие понятия как судебная ошибка и политика региона, да и, к тому же, может ли отдельный регион проводить самостоятельную уголовную политику? Все перечисленные нами выше интерпретации понятия судебной ошибки объединены одной смысловой категорией – наличием несоответствия между назначением уголовного процесса и практическими результатами действий судебных органов. Согласимся, в этой связи, с мнением Ю.В. Голика и О.В. Орловой в том, что «ошибка возникает на стыке трех «величин»: человека, ситуации, решаемой задачи, то есть трех необходимых компонентов генезиса. Объясняется это очень просто: ошибаться может только человек, только в определенной жизненной ситуации… и только в процессе решения какой-то задачи» [3, с. 32]. В условиях отсутствия общепризнанного единого мнения о понятии судебной ошибки, с учетом проведенного анализа, мы предлагаем авторское определение данной категории. В нашем понимании, судебная ошибка в узком смысле – зафиксированный вышестоящими инстанциями судебной власти факт нарушения норм материального и (или) процессуального права, выразившийся в несоблюдении целевых установок и назначения уголовного процесса, препятствующий достижению объективной истины, следствием чего является нарушение конституционных прав участников уголовного процесса. С учетом существования неопределенного количества латентных судебных ошибок, возможен и более широкий взгляд на обсуждаемую категорию. Судебная ошибка может быть интерпретирована в широком смысле как фактически негативный результат мыслительной и познавательной деятельности судьи, состоящий в неверном отражении фактических обстоятельств в его сознании, выраженном в неправомерных действиях (бездействии) судебной власти, результатом которых явилось недостижение целей уголовного судопроизводства, объективной истины по делу, а также нарушение конституционных прав и законных интересов его участников, ослабление государственного правопорядка, порождающее недоверие к судебной власти и формирование девиантного правосознания граждан. Представляется, что внедрение предлагаемой выше интерпретации судебной ошибки в сознание правоприменителя, а еще лучше – в текст Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации, позволит снизить их общее количество и повысить эффективность уголовного судопроизводства. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня / Р. С. Белкин. – М. : Инфра-М-НОРМА, 2001. – 240 с. 2. Вопленко Н. Н. Ошибки в правоприменении: понятие и виды / Н. Н. Вопленко // Советское государство и право. – 1981. – № 4. – С. 38–46. 12 3. Голик Ю. В. Теория ошибок: уголовно-правовое и криминологическое значение / Ю. В. Голик, О. В. Орлова // Актуальные проблемы борьбы с преступностью. – Свердловск : Изд-во Свердлов. юрид. ин-та, 1989. – С. 29–38. 4. Голубева М. Л. Судебная ошибка: теоретико-прикладной анализ : дис. ... канд. юрид. наук : 12.00.08 : защищена 2009 г. / М. Л. Голубева. – Н. Новгород, 2009. – 241 с. – Библиогр.: С. 224–241. 5. Жилин Г. А. Целевые установки гражданского судопроизводства и проблема судебной ошибки / Г. А. Жилин // Государство и право. – 2000. – № 3. – С. 51–58. 6. Красильников Б. В. Судебная ошибка по гражданскому делу как следствие несовершенства материального и процессуального законодательства : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.03 : защищена 2002 г. / Б. В. Красильникова. – М., 2002. – 236 с. 7. Мурсалимов К. Р. Правоприменительные ошибки. Проблемы теории : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.01: защищена 2000 г. – Н. Новгород, 2000. –182 с. 8. Пашин С. А. Проблема судебной ошибки / С. А. Пашин // Юридическая психология. – 2007. – № 2. – С. 42–47. 9. Терехова Л. А. Исправление судебных ошибок как компонент судебной защиты / Л. А. Терехова. – Омск : Изд-во ОмГУ, 2006. – 247 с. 10. Трофимова Л. В. Основания к отмене судебных решений, не вступивших в законную силу : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.03 : защищена 1999 г. / Л. В. Трофимова. – Саратов, 1999. – 166 с. 11. Фаткуллина М. Б. Юридические и фактические ошибки в уголовном праве: проблемы квалификации : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.08 : защищена 2001г. / М. Б. Фаткуллина. – Екатеринбург, 2001. – 199 с. 12. Фалеев В. И. Уголовно-процессуальные аспекты выявления и устранения судебных ошибок : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.09 : защищена 2002 г. / В. И. Фалеев. – Калининград, 2002. – 171 с. 13. Щерба А. А. Участие адвоката в предупреждении и исправлении судебных ошибок в уголовном судопроизводстве : автореф. дис. … канд. юрид. наук / А. А. Щерба. – М., 2006. – 30 с. 14. Эффективность правосудия и проблема устранения судебных ошибок : монография / отв. ред. В. Н. Кудрявцев. – М. : Ин-т государства и права Акад. наук СССР, 1975. – Ч. 1. – 298 с. Информация об авторах Азаров Владимир Александрович – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий кафедрой уголовного процесса и криминалистики, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского, e-mail: kafprokrim@mail.ru. Беккер Татьяна Александровна – аспирант кафедры уголовного процесса и криминалистики Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского, помощник судьи Арбитражного суда Омской области, e-mail: tinna115@yandex.ru. 13 Information about the authors Azarov Vladimir Alexandrovich – Doctor of Laws, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, the Head of the Department of Criminal procedure and Criminalistics, Omsk State University n.a. F.M. Dostoevskiy, e-mail: kafprokrim@mail.ru. Bekker Tatiana Alexandrovna – the Graduate student of the Criminal procedure and Criminalistics, Omsk State University n.a. F.M. Dostoevskiy, Deputy judge of the Arbitration court of Omsk region, e-mail: tinna-115@yandex.ru. УДК 343.13 ББК 67.411 Е.А. Артамонова СТАДИЯ ВОЗБУЖДЕНИЯ УГОЛОВНОГО ДЕЛА: НЕ ВСЕ НОВОЕ ЛУЧШЕ ЛИШЬ ПОТОМУ, ЧТО ОНО НОВОЕ В статье отстаивается необходимость сохранения стадии возбуждения уголовного дела, но не в том виде, в котором она существует в настоящее время, указывается на ее загромождение проверочными действиями и излишне растянутые сроки, предлагается сократить сроки в этой стадии до рационального минимума. Ключевые слова: стадия возбуждения уголовного дела, сроки, доследственная проверка, сообщение о преступлении. E.A. Artamonova THE PERIOD OF MAKING A COMPLAINT: NOT EVERYTHING NEW IS BETTER JUST BECAUSE IT IS NEW It is advocated in the article, that it is necessary to save the period of making a complaint, but not in the form it exists at present; overcharging with check actions and extended terms is pointed out; reduction of the terms of this period to the rational minimum is offered. Keywords: the period of making a complaint, terms, preinquisitional check, crime notification. Современная уголовно-процессуальная политика российского государства направлена, в том числе на повышение эффективности уголовно-правовых средств и правовой защищенности личности при производстве по уголовным делам. Одним из актуальных и широко обсуждаемых вопросов на современном этапе развития отечественного уголовного процесса является судьба стадии возбуждения уголовного дела. 14 На протяжении многих лет отечественными учеными-процессуалистами и правоприменителями оживленно обсуждается вопрос о необходимости существования в российском уголовном процессе стадии возбуждения уголовного дела. Одновременно законодатель неоднократно вносил коррективы в правое регулирование уголовно-процессуальной деятельности на этом этапе досудебного производства. Исторически ни дореволюционное российское уголовно-процессуальное законодательство, ни первые послереволюционные уголовно-процессуальные кодексы не предусматривали в качестве отдельной стадии возбуждение уголовного дела. При наличии повода и «указаний на состав преступления» орган расследования приступал к производству расследования (ст. 96 УПК РСФСР 1923 г.) [11]. Процессуалисты того времени считали возбуждение уголовного дела начальным моментом уголовного процесса и не придавали ему значения самостоятельной стадии [5, с. 145; 17, с. 192]. В качестве самостоятельной начальной стадии уголовного процесса возбуждение уголовного дела было признано УПК РСФСР 1960 г. [14, с. 7]. Действующее законодательство также закрепляет возбуждение уголовного дела как необходимую и обязательную первоначальную стадию уголовного судопроизводства. В качестве таковой возбуждение уголовного дела признает и Конституционный Суд РФ [13]. В настоящее время дискуссия о судьбе стадии возбуждения уголовного дела возобновилась с новой силой. Сторонники и противники приводят все новые аргументы в подтверждение своей правоты. Противники сохранения стадии возбуждения уголовного дела называют ее «атавизмом» или … реликтом «социалистической законности» [6] и утверждают, что ее существование мешает быстроте и оперативности действий по расследованию преступления «по горячим следам». «Стадия возбуждения уголовного дела, пишет Л.М. Володина, никогда не была гарантией, сколько-нибудь сдерживающей беззаконие и произвол в уголовном судопроизводстве» [4, с. 5]. Ее ликвидация сократит стадию предварительного расследования и повысит процессуальную защищенность лиц, вовлекаемых в уголовное судопроизводство [10]. Начало расследования без стадии возбуждения уголовного дела, по мнению сторонников подобных изменений, исключит негативную практику необоснованных отказов в возбуждении уголовных дел, сокрытия от регистрации заявлений и сообщений, упростит работу следователей, дознавателей на начальном этапе расследования, повысит их самостоятельность от надзорно-контрольных органов. Такая позиция представляется неприемлемой. Значение стадии возбуждения уголовного дела сложно переоценить. Ее отмена обяжет правоприменителя принимать к расследованию все без исключения заявления и сообщения о преступлениях, поступающие в правоохранительные органы, и расследовать их, что незамедлительно скажется на загруженности органов расследования, и как следствие на качестве их работы, не говоря уже о финансовых затратах, о которых предупреждает, в частности А.Г. Волеводз [3]. В качестве неудачного реформирования уголовно-процессуальной деятельности на начальном ее этапе можно привести ликвидацию этой стадии в уголовном процессе Украины. Не 15 смотря на то, что согласно ч. 2 ст. 214 УПК Украины [15] досудебное расследование начинается с момента внесения заявления, сообщения о совершенном преступлении в Единый реестр досудебных расследований, фактически в украинском уголовном процессе сохранилась формализованная доследственная проверка (то, что ранее составляло содержание стадии возбуждения уголовного дела) [3]. Об этом свидетельствуют не только нормы УПК Украины (ст. 60, ч. 8 ст. 95, ст. 110, ст. 214, ст. 303 и др. УПК Украины), но и предписания ведомственных нормативных актов, регулирующих порядок принятия и регистрации заявлений и сообщений о преступлениях. В частности приказами Генерального прокурора Украины для производства проверки заявлений и сообщений об уголовных правонарушениях, в случаях, если вывод об их совершении нельзя сделать из самого заявления или сообщения, предусматривается срок, не превышающий 7 дней [16]. Уголовное судопроизводство в целом и предварительное расследование в частности связано с возникновением определенного рода правоотношений, порождающих процессуальные права и обязанности сторон. В связи с этим необходимо установить точку отсчета, момент начала уголовного судопроизводства, то есть «необходим специальный процессуальный акт, точно фиксирующий время возникновения таких правоотношений. …Иное неизбежно приводит к недопустимой неопределенности в этих правоотношениях, чреватой как нарушением прав, так и неисполнением сторонами судопроизводства своих обязанностей» [1]. Для обеспечения наибольшей эффективности уголовного судопроизводства стадию возбуждения уголовного дела необходимо сохранить как обязательную и необходимую первую стадию уголовного судопроизводства, но не в том виде, в котором она существует сегодня. Это в частности объясняется тем, что «возбуждение уголовного дела в качестве самостоятельной стадии является необходимым в тех системах уголовного процесса, в которых детально регламентированы особый порядок, процессуальная форма и продолжительность расследования, способы собирания и фиксации доказательств. К таковым относится уголовный процесс России» [9, с. 45]. В настоящее время стадия возбуждения уголовного дела представляет собой «вариант мини-стадии расследования» [4, с. 9],что не отвечает целям и задачам первоначального этапа уголовного судопроизводства. Ведь основное предназначение данной стадии состоит в решении одного единственного вопроса: есть предпосылки для производства по уголовному делу или нет. Сущность этой деятельности «заключается в принятии должностным лицом компетентного государственного органа сообщения о совершенном или готовящемся преступлении, быстром и обоснованном реагировании на него и на выявленные признаки преступления уголовно-процессуальными средствами, в конечном счете, сводящимися к возбуждению уголовного дела или отказу в этом» [8, с. 8]. Наибольшей критики заслуживает доследственная проверка в существующем виде. Сегодня на стадии возбуждения уголовного дела разрешено слишком много действий познавательного характера. Их арсенал мало чем отличается от доказательственных возможностей предварительного расследования. Нередко фактический центр доказывания смещается из стадии предварительного расследования в стадию возбуждения уголовного дела, что приводит к подмене 16 понятий, дублированию действий и в конечном итоге к волоките. Еще авторами Концепции судебной реформы отмечалось, что доследственная проверка заявлений и сообщений о совершении преступления до возбуждения уголовного дела является по своей природе административной деятельностью и представляет собой суррогат расследования [2]. О доказывании на этом этапе уголовно-процессуальной деятельности речи быть не должно. Здесь собирание доказательств должно быть фактически запрещено (за небольшим исключением), по общему же правилу доказательства собранные по невозбужденному уголовному делу должны быть признаваемы недопустимыми. Доказывание – основное содержание следующей стадии – стадии предварительного расследования. Размытые границы между досудебными стадиями, множество противоречий имеющихся в настоящее время в правовой регламентации проверки сообщений о преступлении, слишком растянутые сроки не способствуют эффективному выполнению задач, возложенных на уголовное судопроизводство. В тех случаях, когда из сообщения о преступлении нельзя сделать однозначный вывод, правоохранительные органы должны иметь возможность данное сообщение проверить, но минимальными средствами и в кратчайшие сроки. От тяжеловесной процедуры проверки сообщения о преступлении, разрешенной сегодня законодателем, следует безоговорочно отказаться, оставив возможность производить осмотр места происшествия, ревизии и некоторые другие действия. Основным источником информации должен служить надлежащий повод к возбуждению уголовного дела, в котором наличествуют достаточные данные, указывающие на признаки преступления. Учитывая процедуру возбуждения уголовного дела, существующую реально на практике, представляется, что разумным сроком для приятия решения по результатам рассмотрения сообщения о преступлении (ст. 145 УПК РФ), является срок, не превышающий 24 часов с момента поступления сообщения о преступлении. При необходимости проверки поступившей информации законодательно должно быть разрешено проведение проверочных действий, при условии, что их количество максимально ограничено. В этих случая должностное лицо государственного органа в пределах своей компетенции принимает решение о возбуждении уголовного дела или об отказе в возбуждении уголовного дела в срок не позднее трех суток со дня поступления сообщения о преступлении. Разрешение вопроса, быть или не быть производству по уголовному делу, «обуславливает необходимость установления и функционирования наиболее сжатых сроков, направленных на эффективное и рациональное регулирование общественных отношений, возникающих в ходе получения сообщений о преступлениях, их проверки и принятия по ее результатам предусмотренного законом решения» [12, с. 78–79]. Основное предназначение, сущность данной стадии состоит в выявлении наличия или отсутствия предпосылок (условий) необходимости возбуждения уголовного дела и производства по нему предварительного расследования. Должна быть не только получена, но и оформлена информация о преступлении. Нет необходимости в получении на этой стадии информации в полной мере 17 подтверждающей наличие конкретного состава преступления. Достаточно выявления признаков преступления (ч. 2 ст. 140 УПК РФ). Значение данной стадии неизменно велико. Прежде всего, она обеспечивает своевременное реагирование компетентных государственных органов (должностных лиц) «на каждый случай совершения преступления и принятия всех необходимых к пресечению преступления, а также выявлению лиц, виновных в его совершении. С другой стороны – предотвращает ненужное расследование обстоятельств, которые не содержат признаков преступлений» [7, с. 6]. Именно на этом этапе идет отграничение административных правонарушений, гражданско-правовых деликтов, несчастных случаев и т. п. от уголовно наказуемых деяний. Кроме этого, именно здесь определяется дальнейшая судьба уголовного дела, его подследственность. И если акт возбуждения уголовного дела «является своеобразной точкой отсчета начала действия специфического режима уголовно-процессуального регулирования взаимоотношений государства и человека и определяет пределы правового поля, в рамках которого допускается использование соответствующих полномочий органов и должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование» [8, с. 4], то стадия возбуждения уголовного дела – это этап уголовно-процессуальной деятельности, позволяющий определиться в необходимости начала уголовно-процессуального регулирования. Выделяя из всех поступивших в государственные органы сообщений именно сообщения о готовящихся и совершенных преступлениях, стадия возбуждения уголовного дела обеспечивает эффективное и экономное применение процессуальных средств, гарантирует их законное и обоснованное использование в борьбе с преступностью, что в свою очередь обеспечивает защиту прав и законных интересов лиц, вовлекаемых в сферу уголовно-процессуальных правоотношений. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Вицин С. Институт возбуждения дела в уголовном судопроизводстве / С. Вицин // Российская юстиция. – 2003. – № 6. – С. 54–56. 2. Возбуждение уголовного дела. Уголовный процесс. Концепция судебной реформы в РСФСР. О Концепции судебной реформы в РСФСР [Электронный ресурс] : постановление ВС РСФСР от 24 октября 1991 г. № 1801-1. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 3. Волеводз А. Половина госбюджета России ежегодно – цена возможной очередной реформы уголовного процесса. Пора бы остановиться [Электронный ресурс] / А. Волеводз. – Режим доступа: http://viperson.ru/wind.php?ID= 667528&soch=1 (18.11.2013). 4. Володина Л. М. Проблемы регламентации возбуждения уголовного дела / Л. М. Володина // Библиотека криминалиста. – 2013. – № 4. – С. 5–11. 5. Вышинский А. Я. Курс уголовного процесса / А. Я. Вышинский. – М. : Юрид. изд-во НКЮ РСФСР, 1927. – 222 с. 18 6. Карякин Е. А. Стадия возбуждения уголовного дела: «за» и «против» [Электронный ресурс] / Е. А. Карякин. – Режим доступа: http://podelise.ru/docs/ index-62551.html (21.05.2012). 7. Корнуков В. М. Российский уголовный процесс. Вопросы особенной части : курс лекций / В. М. Корнуков. – Саратов : Изд-во Сарат. гос. акад. права, 2010. – 304 с. 8. Корнуков В. М. Возбуждение уголовного дела в системе уголовнопроцессуальной деятельности / В. М. Корнуков, В. А. Лазарев, В. Д. Холоденко. – Саратов : Изд-во Сарат. гос. акад. права, 2002. – 156 с. 9. Маслов И. В. Актуальные проблемы правовой регламентации процессуальных сроков в досудебном производстве по уголовным делам : дис. … канд. юрид. наук / И. В. Маслов. – М., 2003. – 175 с. 10. Муравьева Т. А. Стадия возбуждения уголовного дела: за и против [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://muromsky.wld.sudrf.ru/modules. php?name=press_dep&op=4&did=30 (18.12.2008). 11. Об утверждении Уголовно-Процессуального Кодекса Р.С.Ф.С.Р. [Электронный ресурс] : постановление ВЦИК от 15.02.1923 г. (вместе с «Уголовно-Процессуальным Кодексом Р.С.Ф.С.Р.»). – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 12. Петрова Г. Б. Сроки как элемент правового регулирования уголовнопроцессуальной деятельности / Г. Б. Петрова. – Саратов : Изд-во Сарат. гос. акад. права, 2006. – 184 с. 13. По делу о проверке конституционности отдельных положений Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, регулирующих полномочия суда по возбуждению уголовного дела, в связи с жалобой гражданки И. П. Смирновой и запросом Верховного Суда РФ [Электронный ресурс] : постановление Конституционного Суда РФ от 14 января 2000 г. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 14. Советский уголовный процесс: Вопросы общей части / под ред. В. Я. Чеканова. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1986. – 192 с. 15. Уголовно-процессуальный кодекс Украины [Электронный ресурс] : закон № 4651-VI от 13.04.2012 г. (неофиц. пер. на рус. яз. выполнен преподавателями кафедр уголовного процесса следственно-криминалистического факультета (нач. кафедры Е.А. Волобуева) и уголовно-правовых дисциплин факультета Право (зав. кафедрой В.П. Горбачев) Донецкого юридического института МВД Украины). – Режим доступа: http://www.iuaj.net/node/1099. 16. Филин Д. В. Начало досудебного производства в уголовном процессе Украины [Электронный ресурс] / Д. В. Филин. – Режим доступа: http://www.iuaj.net/node/1462#_ednref25 (16.12.2013). 17. Чельцов-Бебутов М. Л. Советский уголовный процесс / М. Л. Чельцов-Бебутов. – Харьков : Юрид. изд-во наркомюста УССР, 1929. – Вып. 2. – 337 с. 19 Информация об авторе Артамонова Елена Александровна – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права и процесса, Северо-Кавказский федеральный университет, юридический институт, 355009, г. Ставрополь, пл. Ленина, 3 «а», e-mail: ea.artamonova@yandex.ru. Information about the author Artamonova Elena Alexandrovna – Candidate of Law, assistant professor, assistant professor of criminal law and criminal procedure department of NCFU (North Caucasian Federal University), Stavropol, 3 «а» Lenin square, 355009, Stavropol, e-mail: ea.artamonova@yandex.ru. УДК 343.132 (470) ББК 67.410.212.2 Ю.В. Астафьев ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОЙ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕННЫЙ АСПЕКТ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ В работе рассматриваются вопросы соотношения оперативно-розыскной и доказательственной деятельности при раскрытии преступлений. Исследуется специфика познания в уголовном процессе, даются рекомендации по оптимальному использованию результатов оперативно-розыскной деятельности в доказывании. Высказаны предложения по изменению уголовно-процессуального и оперативно-розыскного законодательства. Ключевые слова: оперативно-розыскная деятельность, познание, доказывание. Yu.V. Astafiev OPERATIONAL-INVESTIGATIVE AND EVIDENTIARY ASPECTS OF CRIMINAL POCEDURAL COGNITION The article is devoted to the problems of correlation of operationalinvestigative and evidentiary activity in crime detection. The author gives some recommendations for use of the results of operational and search activity and proposes some changes in criminal procedural and criminal intelligence legislation. Keywords: operational and search activity, cognition, proving. Динамичные изменения в сфере уголовно-процессуального законодательства последних лет отражают принципиально новые подходы к сложившимся правовым отношениям, возникающим при производстве по уголовному делу. В 20 значительной степени это касается вопросов соотношения доказательственной и оперативно-розыскной деятельности в процессе уголовно-процессуального исследования преступлений. Сложность в определении единства методологических основ уголовнопроцессуального познания оперативно-розыскными и собственно процессуальными средствами обусловлена различием способов и целей исследования, отсутствием единой системы принципов познавательной деятельности, различием терминологии закона и т. п. Законодательное закрепление основ такого рода взаимодействия носит фрагментарный, крайне неразвитый характер. Понимание методологических основ взаимодействия оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности в процессуальном познании немыслимо без учета диалектического развития такого взаимодействия, развивающегося на уровне связей от возбуждения уголовного дела к доказыванию и. затем, к вынесению обоснованного судебного решения. Необходимость единого методологического подхода применительно к сфере уголовно-процессуального познания очевидна. Именно благодаря такому единству возможно системное построение прогнозов и моделей в процессе познания, избрание адекватных и оптимальных по своей природе средств достижения процессуальной цели. В этой связи методологически верным стало бы отражение в уголовно-процессуальном законодательстве диалектических начал последовательного использования оперативно-розыскных возможностей при установлении истины по уголовному делу. Вряд ли решение данного вопроса может быть достигнуто в полном объеме путем прямого включения, инкорпорации некоторых положений оперативно-розыскного законодательства (безусловно значимых и подлежащих процессуальному закреплению) в качестве норм уголовнопроцессуального права. Вместе с тем считаем, что проблема может быть решена лишь поэтапно-параллельным изменением процессуальных норм путем указания в них на варианты использования оперативно-розыскных возможностей. Речь при этом не идет об отдельном блоке ОРД в рамках уголовного процесса (как это сделано в странах Балтии и Белоруссии). Структурно это должно выглядеть как дополнение уже имеющихся норм отдельными положениями, и лишь в необходимых случаях новыми статьями. Реформирование законодательства должно учитывать тот факт, что оперативно-розыскные средства в сфере уголовного процесса появляются в трех основных качествах: а) как база для возникновения самого уголовного процесса; б) как средство обеспечения доказывания; в) как основа формирования доказательств. В этом контексте существенные изменения следовало бы внести в раздел УПК РФ, посвященный поводам и основаниям возбуждения дела, поскольку результаты оперативно-розыскной деятельности, как повод к возбуждению дела, вопервых, очень специфичны, во-вторых, нуждаются в особой проверке и оценке, втретьих, сами позволяют произвести оценку и проверку других поводов и оснований для возбуждения дела. 21 Превенция в процессе оперативно-розыскной деятельности не может рассматриваться изолированно от потенциальной возможности обнаружения признаков совершаемого, совершенного или готовящегося преступления. В этой связи оперативно-розыскная деятельность формирует, во многих случаях, поводы к возбуждению уголовного дела. Указание на выявление в процессе ОРД признаков преступления, содержащееся в Законе «Об оперативно-розыскной деятельности» и Инструкции о порядке представления результатов ОРД дознавателю, органу дознания, следователю, прокурору или в суд фактически тождественно по смыслу содержащемуся в УПК РФ понятию повода к возбуждению уголовного дела. При этом и Закон и Инструкция называют на то, что результаты ОРД могут являться поводами к возбуждению дела. Однако данное положение не совсем корректно в связи с отсутствием такого повода в числе указанных в УПК РФ. Отнесение его к сообщению, полученному «из иных источников» снижает значимость оперативнорозыскной информации для уголовного дела, нивелирует ее специфику в сравнении с другими источниками первоначальной информации. Целесообразно было бы закрепить в ст. 140 УПК РФ в качестве отдельного повода к возбуждению уголовного дела следующий: «Результаты оперативно-розыскной деятельности, представленные следователю, руководителю следственного органа в порядке, форме и при условиях, указанных в законе». Последнее указание имеет принципиальное значение, поскольку предполагает последующую процессуальную проверку поводов, возникших в результате ОРД. Следовало бы четко урегулировать систему взаимосвязи оперативнорозыскной и доказательственной информации на уровне формирования доказательств. При этом такое регулирование должно стать комплексным, охватывающим как уголовно-процессуальное, так и оперативно-розыскное законодательство. Важно учитывать, что оперативно-розыскные материалы – это не рядовые сведения и не рядовая информация. Они, как правило, призваны сформировать доказательства, этому, преимущественно, посвящено их добывание. ОРД, таким образом, не являясь собственно доказыванием, участвует в процессе доказывания как его неотъемлемый обеспечительный элемент. В контексте изложенного вряд ли можно согласиться с мнением О.А. Вагина о том, что «результаты ОРД не влияют на достоверность, допустимость и, тем более, на относимость доказательств, полученных в рамках УПК» [3, с. 575]. Как свидетельствует следственная и, в особенности, судебная практика, признание недопустимыми значительного объема доказательств, сформированных в результате использования оперативнорозыскной информации, происходит именно в связи с их неверной оценкой еще на уровне осуществления ОРД. Проведенный автором опрос более 150 следователей и судей показал, что критерии достоверности, допустимости, относимости и достаточности должны применяться к результатам ОРД с целью эффективного использования аналогичных критериев уже в процессе доказывания. В этой связи особое внимание следовало бы уделить закреплению в УПК РФ особых правил проверки и оценки результатов ОРД на пригодность в доказательственном процессе. Такого рода правила должны касаться допустимости, достоверности, относимости и достаточности оперативно-розыскной информации в аспекте доказывания по уголовному делу. 22 Допустимость использования результатов ОРД означает соответствие закону оснований и условий проведения ОРД. Закон об ОРД должен систематизировать, уточнить и раскрыть основания ОРМ, устранить двусмысленности и противоречия, имеющиеся в настоящее время. Условия проведения ОРМ должны быть расширены и поставлены под более жесткий судебный контроль. Примером может стать четкое закрепление оснований и условий проведения оперативного эксперимента. Основанием для его проведения должно стать лишь обоснованное предположение представителей оперативно-розыскных органов о наличии в действиях или поведении контролируемого лица (либо лица, в отношении которого поступило заявление от граждан) признаков реального противоправного в поведения или конкретного и направленного умысла на совершение преступления. Причем по своему характеру это должны быть преступления, относящиеся исключительно к разряду тяжких, наказание за которые сопряжено с лишением свободы. Эти основания должны быть проверены с использованием иных оперативнорозыскных мероприятий, например наблюдения, контроля телефонных и иных переговоров, опроса заявителей. Сам эксперимент должен пониматься как направленная деятельность представителей оперативно-розыскных органов или их доверенных лиц по оказанию стимулирующего воздействия на реализацию заранее возникшего у объекта оперативного интереса преступного умысла с целью предотвращения или пресечения совершения тяжкого преступления. Более того, такое мероприятие, как оперативный эксперимент, по нашему мнению должно производиться только при наличии судебной санкции, что поможет избежать провокационных, безосновательных действий оперативных сотрудников. Возможные возражения в части того, что при таком подходе возникнет угроза оперативности мероприятия, не могут признаваться убедительными, поскольку речь идет о судьбе граждан, о перспективе уголовного преследования. Гарантии здесь должны быть реальны, а не мнимы. Достоверность означает проверяемость результатов ОРД на объективность отражения и восприятия информации субъектами правоприменения. Особое значение имеют допросы оперативно-розыскных сотрудников и их доверенных лиц, проведение экспертиз материальных носителей оперативно-розыскной информации, привлечение специалистов и т. п. Целесообразным стало бы нормативное установление правила, согласно которому такие результаты могут использоваться в доказывании только при наличии подтверждающих их объективность совокупности иных доказательств. Относимость устанавливается как такое качество результатов ОРМ, которое прямо свидетельствует о возможности и необходимости их представления субъектам доказывания. В свою очередь и сами субъекты должны осознавать и понимать, что не вся оперативно-розыскная информация, содержащаяся в деле, получит свое выражение в обосновании обвинительного тезиса. В этой связи В.И. Зажицкий отмечает: «при осуществлении оперативно-розыскного познания оперативные сотрудники ориентируются на предмет доказывания по уголовному делу, поскольку объектом такого познания также является преступление» [2, с. 117]. 23 Полагаем, что было бы целесообразно нормативно закрепить такого рода ориентацию применительно к процедуре собирания оперативно-розыскной информации и ее последующего представления оперативными сотрудниками в материалы уголовного дела. Достаточность т. е. такое количество результатов ОРМ, которое необходимо для формирования полноценного доказательства. В процессе доказывания недопустимо руководствоваться порочным правилом «одно оперативно-розыскное мероприятие – один результат – одно доказательство». Зачастую один результаты оперативно-розыскных мероприятий неоднократно проверяются и дополняются системой других мероприятий, в итоге которых возникает достоверность как база для формирования доказательств. В этой связи уместно законодательно закрепить сущность понятия «результат оперативно-розыскной операции» и установит его форму, а также порядок представления субъектам доказывания. В этой связи определенные проблемы возникают в связи с изменениями ст. 144 УПК РФ. Помимо четкого закрепления права на дачу указаний о производстве ОРМ, следователь получил право ходатайствовать о продление срока, необходимого для возбуждения дела, до 30 суток, если в этот период проводятся оперативно-розыскные мероприятия. Таким образом, оперативно-розыскная деятельность вполне легально вошла в систему уголовно-процессуального познания на его первоначальном этапе. Данное обстоятельство подтверждается также прямым указанием на возможность использования в качестве доказательств сведений, полученных при проверке поводов к возбуждению уголовного дела, при условии соблюдения требований ст. 75 и 89 УПК РФ. Такого рода новации имеют две стороны. Безусловным их плюсом является само законодательное закрепление правового характера взаимодействия субъектов уголовного процесса и оперативных работников для решения задач первоначального этапа производства по уголовному делу. Поддержки заслуживает и стремление законодателя закрепить процессуальные перспективы этого взаимодействия. Открытой, в первую очередь, остается проблема о доказательственном статусе сведений, полученных в результате оперативно-розыскных мероприятий, проводимых по поручению следователя. Указание на их использование в качестве доказательств, даже со ссылками на ст. 75 и 89 УПК РФ, на наш взгляд, недопустимо. В противном случае ОРМ должны стать частью уголовного процесса, а оперативники превратиться в следователей. Опыт подобных нововведений предложили украинские и эстонские законодатели, отличающиеся высокой степенью радикализма в реформировании своего уголовного процесса. Результаты ОРД по своей правовой природе, способам получения и закрепления никогда не могут и не должны превращаться в доказательства. Их задача в другом – быть основой для формирования доказательств, их базой. На это обстоятельство неоднократно указывалось в юридической литературе [1, с. 77–103; 3, с. 554]. Оценка результатов ОРМ – преимущественно мыслительный процесс. Он связан не только с перспективой их потенциального дальнейшего использования, но и с определением места доказательств, полученных в результате ОРМ, в систе 24 ме иных доказательств. Необходимо также учитывать и потенциал использования информации, полученной в результате ОРМ, в судебном доказывании. Здесь нельзя переоценить роль следователя. Он не должен замыкать в узких задачах стадии предварительного расследования, но работать и на перспективу предстоящей судебной оценки доказательств. При проверке результатов оперативно-розыскной деятельности необходим их анализ и синтез. Анализ предполагает исследование сущности результата ОРД, оснований его проведения, условий проведения ОРМ, соответствие ОРМ принципам уголовного процесса и принципам ОРД. Синтез же есть определение перспектив использования совокупности результатов ОРМ в процессе доказывания как комплекса оснований для формирования доказательств и обеспечения процесса доказывания. При этом синтез немыслим без исследования результатов ОРД в совокупности с собранными доказательствами. Проблемы взаимосвязи оперативно-розыскной и доказательственной информации возникают и в связи с явно неудачными нормативными формулировками ст. 74 и 75 УПК РФ. Законодатель признает в качестве доказательств любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном УПК РФ, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела (ст. 74 УПК РФ). Термин «любые» неизбежно приводит к расширительному пониманию как самих доказательств, так и их источников. Целесообразнее было бы рассматривать в качестве доказательств лишь сведения, полученные в соответствии с процессуальными правилами собирания и закрепления информации, с последующей их проверкой и оценкой на предмет допустимости. В этой связи в существенной коррекции нуждается и ст. 75 УПК РФ. Речь в ней должна идти о требованиях, предъявляемых к допустимости использования информации в качестве доказательства в уголовном процессе. В настоящий же момент сложилась странная ситуация, когда законодатель говорит, во-первых, о недопустимости уже имеющихся доказательств, а во-вторых, формулирует норму по принципу «от противного», путем запрета. По логике вещей, допустимость доказательств, наряду с требованиями достоверности и относимости, должна законодательно закрепляться в статье, определяющей понятие доказательства. Методологические основы использования оперативно-розыскной информации в познании по уголовному делу должны иметь четкую законодательную базу. Нормативное регулирование при этом следовало бы производить в комплексе, включающем согласованное изменение оперативно-розыскного и уголовнопроцессуального законодательства. Последнее, в силу своего назначения и правовой природы, призвано стать базой для эффективного использования результатов ОРД в доказывании. 25 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Доля Е. А. Использование в доказывании результатов оперативнорозыскной деятельности / Е. А. Доля. – М. : Спарк, 1996. – 111 с. 2. Зажицкий В. И. Результаты оперативно-розыскной деятельности в уголовном судопроизводстве / В. И. Зажицкий. – СПб. : Юрид. центр, 2006. – 449 с. 3. Теория оперативно-розыскной деятельности / под ред. К. К. Горяинова, В. С. Овчинского, Г. К. Синилова. – М. : Инфра-М, 2007. – 832 с. Информация об авторе Астафьев Юрий Владимирович – заведующий кафедрой уголовного процесса Воронежского госуниверситета, кандидат юридических наук, доцент, профессор Центрального филиала Российской академии правосудия, е-mail: woltgam@mail.ru. Information about the author Astafiev Yuriy Vladimirovich – Head of the Criminal Process Law Department of Voronezh State University, Candidate of Law, Associate Professor, Professor of the Criminal Law Department of the Russian Academy of Justice, е-mail: woltgam@mail.ru. УДК 343.13(470) ББК 67.410.114 А.Ю. Астафьев К ВОПРОСУ О СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ПРОЦЕДУРЫ РАССМОТРЕНИЯ УГОЛОВНЫХ ДЕЛ В ОСОБОМ ПОРЯДКЕ Статья посвящена процессуальному положению судьи при рассмотрении уголовных дел в особом порядке. Автор полагает, что процедура постановления приговора при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением должна быть более подробно регламентирована в законе. Расширение дискреционных полномочий судьи в особом порядке повысит эффективность его процессуальной деятельности. В заключении предлагается внести ряд изменений в Уголовно-процессуальный кодекс РФ. Ключевые слова: особый порядок, судебное следствие, доказывание, полномочия судьи. A.Yu. Astaviev ON THE IMPROVING OF CRIMINAL SUMMARY PROCEDURE The article is devoted to the legal standing of a judge in summary procedure. The author supposes that the summary procedure must be regulated in more detail in 26 law. The extension of the discretionary powers of a judge will raise the efficiency of his activity in summary procedure. In conclusion the author proposes some legislative changes. Keywords: summary procedure, judicial investigation, proving, the powers of a judge. В практике применения уголовно-процессуального законодательства все явственнее проявляется тенденция к возрастанию количества дел, рассматриваемых в особом порядке. Упрощенное судопроизводство, изначально предусмотренное как исключительный – «особый» – порядок, становится основной формой судебного разбирательства. Согласно данным судебной статистики, количество дел, рассмотренных в особом порядке районными судами, стабильно увеличивается. В 2009 г. оно составило 50 % (292, 4 тыс. дел); в 2010 – 54 % (296 тыс. дел); в 2011 – 58,8 % (298, 3 тыс. дел), в 2012 – 62,2 % (302, 8 тыс.). Схожая динамика наблюдается при рассмотрении дел мировыми судьями: в 2009 г. – пришлось 50,5 % (241,5 тыс. дел), в 2010 г. – 54,6 % (254,9 тыс. дел), в 2011 г. – 61 % (270, 1 тыс. дел), в 2012 г. – 64,2 % (278,8 тыс. дел) [3]. Несмотря на сравнительную простоту данной процедуры, обусловленную отсутствием процессуального конфликта, требующего разрешения, полагаем, что и применительно к такой форме судопроизводства не теряет своей актуальности вопрос об эффективности процессуальной деятельности судьи. Основные преимущества особого порядка для судьи более чем очевидны: экономия времени и минимальная вероятность отмены судебного решения. Бесспорно, ускоренное судопроизводство значительно облегчает работу судей и с прагматической точки зрения является более предпочтительной, чем разбирательство дела в обычном порядке. В то же время принятие решения вопреки согласованному мнению сторон (ч. 6 ст. 316 УПК РФ) представляет известные трудности, требует осознанной мотивации, способности судьи к самоконтролю. Судья должен удостовериться в наличии оснований для рассмотрения дела в особом порядке, надлежащим образом изучив материалы дела и выяснив позицию обвиняемого. Согласие последнего с предъявленным ему обвинением означает согласие с указанными в обвинительном заключении (обвинительном акте или постановлении): фактическими обстоятельствами совершенного преступления; его уголовно-правовой оценкой; размером вреда, причиненного преступлением и т. д. Особый порядок судебного разбирательства возможен только при сформировавшемся внутреннем убеждении судьи в том, что обвинение, с которым согласился обвиняемый, подтверждается доказательствами, собранными в ходе предварительного расследования по уголовному делу (ч. 7 ст. 316 УПК РФ). Поэтому решающее значение для судьи должно иметь не согласие обвиняемого, а правильность предъявленного обвинения. Изучив материалы дела, суд, например, может прийти к выводу о неверной квалификации органами предварительного расследования совершенного обвиняемым деяния, усомниться в его вменяемости и т. п. Нередко следствием недостаточно тщательного исследования материалов дела является принятие ошибочного решения о применении особого порядка, что, в свою очередь, служит причиной последующей отмены приговора. 27 Суд должен убедиться в том, что обвиняемый осознает характер и последствия заявленного им ходатайства о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства (п. 1 ч. 2 ст. 314 УПК РФ). Полагаем, что суду также необходимо подробно объяснить подсудимому процессуальные последствия заявленного ходатайства, а именно отсутствие у подсудимого права обжалования приговора ввиду несогласия с фактическими обстоятельствами признанного им обвинения, а также по вопросам доказанности обвинения, и указать в приговоре, что такое разъяснение было сделано. Недопустимо формальное выполнение данного условия, когда судья ограничивается тем, что спрашивает у подсудимого, осознает ли он последствия заявленного ходатайства. Судья не вправе руководствоваться презумпцией добросовестности защитника, т. е. исходить из того, что защитник уже в полной мере разъяснил обвиняемому эти вопросы. В Уголовно-процессуальном кодексе РФ не содержится каких-либо указаний относительно того, является ли признание обвиняемым гражданского иска обязательным условием рассмотрения дела в порядке гл. 40 УПК РФ. Верховный Суд РФ в Постановлении Пленума от 05.03.2004 г. № 1 первоначально разъяснил, что признание гражданского иска в полном объеме необходимо для проведения судебного разбирательства в особом порядке [5]. Однако впоследствии Верховный Суд РФ пересмотрел высказанную им позицию, признав, что в удовлетворении гражданского иска может быть отказано либо по иску принято решение о передаче его на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства, если это не повлечет изменения фактических обстоятельств дела [4]. В настоящее время в судебной практике признание обвиняемым требований изложенных в гражданском иске не рассматривается как обязательное условие назначения судебного разбирательства в особом порядке. Разумеется, если потерпевший не возражает против особого порядка как такового. Актуальными видятся несколько процессуальных ситуаций, когда вопрос о рассмотрении гражданского иска, при несогласии с ним обвиняемого, может быть вынесен за рамки уголовного дела. I. Размер, причиненного преступлением материального вреда, доказанный органами уголовного преследования, меньше суммы гражданского иска о возмещении имущественного ущерба, заявленного потерпевшим. В данном случае, по нашему мнению, особый порядок, возможен, если размер доказанного и заявленного ущерба предполагает одну и ту же квалификацию преступления. II. Обвиняемым оспаривается указанный в гражданском иске ущерб, причиненный преступлением, но не связанный с непосредственным объектом посягательства. III. Обвиняемый не признает или не полностью признает гражданский иск о возмещении морального вреда (при условии, что доказан факт причинения морального вреда). В соответствии с легальной дефиницией, данной в УПК РФ, обвинение представляет собой утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в порядке, установленном Уголовно-процессуальным кодексом (п. 22 ст. 5). Понятие «обвинение» включает в себя размер вреда, причиненного деянием обвиняемого (от этого напрямую зависит 28 квалификация, а следовательно, и размер наказания), но не может охватывать гражданский иск, заявление которого является правом потерпевшего. Поэтому, предоставляя обвиняемому возможность реализовать свое право на рассмотрение дела в особом порядке, а потерпевшему возможность заявления гражданского иска за пределами уголовного процесса, суд принимает максимально справедливое решение, удовлетворяющее интересам обеих сторон. Закон не препятствует потерпевшему заявить гражданский иск в ходе судебного разбирательства, в т.ч. и при рассмотрении дела в особом порядке. Дальнейшая перспектива дела в таком случае будет зависеть от позиции как самого потерпевшего, так и обвиняемого. Если последний не признает гражданский иск, а потерпевший возражает против постановления приговора по правилам гл. 40 УПК РФ, судья должен вынести постановление о прекращении особого порядка судебного разбирательства. Если же потерпевший согласен на продолжение судебного разбирательства даже при непризнании иска подсудимым, суду следует передать вопрос о размере возмещения гражданского иска для рассмотрения в порядке гражданского судопроизводства. Проведение особого порядка поставлено законодателем в зависимость от волеизъявления потерпевшего, поэтому судьей должна выясняться конкретная позиция потерпевшего, относительно возможности проведения упрощенного судебного разбирательства. Дело не может рассматриваться в особом порядке, если потерпевший оставляет данный вопрос на усмотрение суда. В УПК РФ недвусмысленно указывается на согласие потерпевшего, а не на учет его мнения при принятии соответствующего решения (ч. 1 ст. 314). Под согласием потерпевшего, на наш взгляд, должно пониматься согласие каждого потерпевшего, если по конкретному делу их несколько. Поскольку обязательного присутствия потерпевшего при рассмотрении дела в особом порядке не требуется, достаточно наличия в деле его письменного заявления о согласии на постановление приговора без проведения судебного разбирательства. Важно, чтобы в данном документе был отражен факт разъяснения потерпевшему особенностей упрощенной формы судопроизводства. С учетом сказанного выше, полагаем также, что судом должно выясняться мнение потерпевшего относительно возможности рассмотрения дела в особом порядке при несогласии или частичном согласии обвиняемого с заявленным гражданским иском. Недостаточная законодательная регламентация процедуры сокращенного судопроизводства порождает неизбежное судейское усмотрение. В законе не урегулирован вопрос о том, как следует поступать судье, если преступление совершено в соучастии и не все обвиняемые согласны на рассмотрение дела в особом порядке. Уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает процедуру выделения дела в отношении одного лица в связи с заявленным ходатайством об особом порядке судебного разбирательства. На наш взгляд, в равной степени учесть интересы подсудимого, признающего предъявленное обвинение и рассчитывающего на смягчение наказания, и интересы подсудимых, полагающих, что рассмотрение дела в обычном порядке будет для них более предпочтительным, позволило бы применение аналогии закона относительно выделения уголовного дела. По 29 этому следует поддержать предложение о необходимости закрепления в УПК РФ права обвиняемого, совершившего преступление в составе группы лиц, на заявление ходатайства о рассмотрении уголовного дела в особом порядке при условии отказа остальных соучастников преступления от упрощенного производства [2, с. 18–20]. В настоящее время возможность выделения уголовного дела судом предусмотрена лишь при проведении предварительного слушания по делам, рассматриваемым с участием присяжных заседателей, когда один или несколько подсудимых отказываются от суда присяжных (ч. 2 ст. 325 УПК РФ). Подобным образом может быть решен вопрос и о выделении уголовного дела в отношении лица, ходатайствующего о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства. Для этого в законе необходимо установить (по существу – вернуть) дополнительное основание для проведения предварительного слушания – заявление ходатайства обвиняемого о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства. Ряд спорных вопросов возникает не только в связи с назначением судебного разбирательства в особом порядке, но и непосредственно при рассмотрении дела. В соответствии с положениями Уголовно-процессуального кодекса РФ, судья не проводит в общем порядке исследование и оценку доказательств. Исследованы могут быть лишь обстоятельства, характеризующие личность подсудимого, и обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание (ч. 5 ст. 316 УПК РФ). Таким образом, допускается частичное судебное следствие, однако, исходя из ч. 1 ст. 316 УПК РФ, положения гл. 37, регламентирующие проведение судебного следствия, при рассмотрении дела в особом порядке не применяются. При этом очевидно, что иных процессуальных средств исследования обстоятельств уголовного дела, помимо содержащихся в гл. 37, нет. Верховный суд РФ в Постановлении Пленума от 5 декабря 2006 г. № 60, конкретизируя нормы Уголовно-процессуального кодекса, признает возможным изучение дополнительно представленных материалов, а также допрос свидетелей по обстоятельствам, указанным в ч. 5 ст. 316. Думается, что для выяснения этих сведений следует предусмотреть в законе возможность проведения судебного следствия по правилам, предусмотренным гл. 37. Сокращенное судебное следствие в особом порядке неизбежно порождает вопрос и о полномочиях судьи по инициативному исследованию доказательств. Допуская возможность возникновения у судьи сомнений в обоснованности обвинения, с которым согласился подсудимый, законодатель предусмотрел право судьи вынести постановление о прекращении судебного разбирательства в особом порядке (ч. 6, 7 ст. 316 УПК РФ). Логично, что для преодоления таких сомнений судья должен обладать определенными полномочиями по исследованию обстоятельств дела. Изучения материалов дела на стадии подготовки к судебному явно заседанию недостаточно. Некоторые авторы полагают, что при рассмотрении дела в особом порядке следует допустить оглашение обвинительного заключения (обвинительного акта или постановления) и некоторых материалов предварительного следствия, проведение допроса подсудимого, а при необходимости – допроса потерпевших и свидетелей [1, с. 97– 98; 6, с. 26]. Данные предложения представляются вполне целесообразными, 30 однако их применение требует устранения отмеченного выше противоречия между нормами УПК РФ. Особый порядок представляет собой процессуальную форму, сочетающую в себе публичное и диспозитивное начало, и нуждается в совершенствовании в сторону усиления первого. Для обеспечения баланса интересов личности и государства процедура упрощенного судопроизводства должна стать более гибкой и предусматривать большую процессуальную активность участников процесса. С одной стороны, принцип диспозитивности ограничен правом судьи отказаться от рассмотрения дела в особом порядке и провести «полноценное» судебное следствие. Вместе с тем судья не располагает достаточными полномочиями для принятия обоснованного и мотивированного решения, как того требует закон (ч. 4 ст. 7 УПК РФ), что создает почву для судейского злоупотребления. Поэтому необходимо расширение процессуальных возможностей судьи в особом порядке, путем предоставления ему, – наряду со сторонами, – права проведения допроса подсудимого, потерпевшего и свидетелей, назначения экспертизы (для определения вменяемости подсудимого), допроса эксперта, приобщения к материалам уголовного дела дополнительных документов. На основе изложенного, предлагаем внести в УПК РФ следующие изменения: «Статья 229. Основания проведения предварительного слушания 2. Предварительное слушание проводится: …8) при наличии ходатайства обвиняемого о проведении судебного разбирательства в порядке, предусмотренном гл. 40 настоящего Кодекса. Статья 314. Основания применения особого порядка принятия судебного решения …5. Если ходатайство о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства заявляет один или несколько из участвующих в деле обвиняемых, уголовное дело в отношении этого обвиняемого (обвиняемых) выделяется в отдельное производство. При этом судом должно быть установлено, что выделение уголовного дела в отдельное производство не будет препятствовать всесторонности и объективности разрешения уголовного дела, рассматриваемого в обычном порядке. При невозможности выделения уголовного дела в отдельное производство уголовное дело в целом рассматривается судом в обычном порядке. Статья 316. Порядок проведения судебного заседания и постановления приговора. 1. Судебное заседание по ходатайству подсудимого о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства в связи с согласием с предъявленным обвинением проводится в порядке, установленном главами 35– 39 настоящего Кодекса, с учетом требований настоящей статьи. …6.1. Для проверки обоснованности обвинения и исследования обстоятельств, характеризующие личность подсудимого, и обстоятельств, смягчающие и отягчающие наказание судьей по собственной инициативе либо по ходатайству сторон могут проводиться судебно-следственные действия, предусмотренные статьями 274, 275, 282, 283, 286 настоящего Кодекса». 31 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Белоковыльский М. С. Процедура инициирования рассмотрения дела в особом порядке: проблемы правоприменения и направления совершенствования правового регулирования / М. С. Белоковыльский, Э. С. Гуртовенко, С. Д. Игнатов // Вестник Удмуртского университета, Сер. Экономика и Право. – 2011. – Вып. 4. – С. 93–99. 2. Конин В. В. Оптимизировать институт особого порядка судебного разбирательства – требование времени / В. В. Конин // Мировой судья. – 2008. – № 2. – С. 18–20. 3. Обзоры деятельности федеральных судов общей юрисдикции и мировых судей в 2009, 2010, 2011, 2012 гг. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.cdep.ru/index.php?id=80 (дата обращения 11.04.2014 г.). 4. О применении судами особого порядка судебного разбирательства уголовных дел : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 05.12.2006 г. № 60. – Доступ из СПС «КонсультантПлюс». 5. О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации : постановление Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 5 марта 2004 г. // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2004. – № 5. 6. Петрухин И. Роль признания обвиняемого в уголовном процессе / И. Петрухин // Российская юстиция. – 2003. – № 2. – С. 24–26. Информация об авторе Астафьев Александр Юрьевич – преподаватель кафедры уголовного процесса Воронежского государственного университета, e-mail: woltgam@rambler.ru. Information about the author Astafiev Alexandr Yurievich – Criminal Process Law Department of Voronezh State University, Candidate of Law, e-mail: woltgam@rambler.ru. УДК 343.14 ББК 67.629 Н.А. Байгончокова РЕГЛАМЕНТАЦИЯ УЧАСТИЯ СПЕЦИАЛИСТА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ КЫРГЫЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ И РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Автор сравнивает регулирование участия специалиста в уголовнопроцессуальных кодексах России и Кыргызской Республики. Оба закона содержат общие и квалифицированные случаи участия специалиста. На установление ква 32 лифицированных случаев участия специалиста влияют технологический и правообеспечительный факторы. Автор предлагает варианты новелл, направленных на регулирование консультационной помощи специалиста в кыргызском уголовном судопроизводстве. Ключевые слова: участие специалиста, заключение специалиста, консультация специалиста, уголовное судопроизводство. N.A. Baigonchokova REGULATION OF THE PARTICIPATION OF A SPECIALIST IN CRIMINAL PROCEEDINGS THE KYRGYZ REPUBLIC AHD THE RUSSIAN FEDERATION The author compares the regulation of the participation of a specialist in the criminal codes of Russia and the Kyrgyz Republic. Both laws contain General and qualified cases the participation of a specialist. On the establish qualified cases the participation of a specialist influencing the technological factors and factors of ensure of law. Author offers options innovations aimed at regulating specialist advice in Kyrgyz criminal proceedings. Keywords: specialist participation, conclusion of specialist, consultation of a specialist, criminal proceeding. Современная регламентация участия сведущих лиц в доказывании при производстве по уголовным делам в России и Кыргызской Республике имеет много сходных черт, что объясняется преемственностью традиций общесоюзного законодательства, которое предопределило облик уголовного судопроизводства обоих государств. После утверждения Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик [6], 29 декабря 1960 г. был принят Закон Киргизской Советской Социалистической Республики «Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса Киргизской ССР», который был введен в силу 1 мая 1961 года. В УПК РСФСР [8] и УПК Киргизской ССР [7] (далее – УПК КССР) институт специальных знаний получил свое развитие в соответствии с общей парадигмой, заложенной в Основах уголовного судопроизводства. Относительно регулирования участия специалиста в уголовном судопроизводстве необходимо отметить, что в УПК КССР термин «специалист» упомянут в статьях, регламентирующих производство таких действий, как осмотр (ч. 1 ст. 170), воспроизведение обстановки и обстоятельств события (ст. 174). В ряде статей был применен прием с детализацией профессиональной принадлежности специалиста. Так, осмотр трупа проводился с участием судебно-медицинского эксперта, а при невозможности его пригласить – иного врача (ч. 1, 2 ст. 171). Эксгумация проводилась с обязательным участием судебномедицинского эксперта (ч. 3 ст. 171 УПК КССР), а освидетельствование – с участием врача (ст. 172). Части 7 и 8 ст. 138 УПК КССР предусматривали участие в допросе несовершеннолетнего обвиняемого педагога или врача, ст. 148 – участие педагога в допросе свидетеля и потерпевшего в возрасте до 16 лет. 33 Такой порядок регулирования характерен и для УПК РСФСР: общее указание на специалиста имелось в статьях, посвященных осмотру (ст. 179 УПК РСФСР), следственному эксперименту (ст. 183), получению образцов для сравнительного исследования (ст. 186 УПК РСФСР). «Квалифицированные виды осмотра» (осмотр трупа – ст. 180 УПК РСФСР) предусматривали участие судебно-медицинского эксперта, а при невозможности его участия – иного врача. В ст. 181 УПК РСФСР «Освидетельствование» регламентировано привлечение при необходимости врача. Гарантии прав несовершеннолетних допрашиваемых обеспечены присутствием на допросе педагога (ст. ст. 285 и 397 УПК РСФР). Таким образом, можно констатировать, что данные кодифицированные акты и действующие сейчас Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (УПК РФ) и Уголовно-процессуальный кодекс Кыргызской Республики (УПК КР) [9] применяют единый прием регулирования случаев участия специалистов: общие случаи (когда в силу возникающих ситуаций следователь сам вправе выбрать специалиста соответствующего профиля) и квалифицированные случаи участия специалиста (когда профессия специалиста специально оговаривается в тексте закона с целью получения максимального эффекта от его участия или с целью обеспечения прав участников уголовного судопроизводства). Какой принцип избирает законодатель Кыргызской Республики и законодатель Российской Федерации при определении общих и квалифицированных случаев привлечения специалистов к участию в доказывании по уголовным делам? Анализ уголовно-процессуальных кодексов обоих государств, а также практики применения их норм в деятельности правоприменителей позволяет сделать вывод, что необходимость и целесообразность привлечения к участию в доказывании лиц, обладающих специальными знаниями, обусловлена тремя факторами: технологическим – для более качественного и эффективного осуществления действий по обнаружению, фиксации и изъятию доказательственной информации, которую можно выявить только благодаря новейшим достижениям науки и техники; процессуальным – гарантируется объективность данных действий и их результатов, когда следователю помогают обнаруживать, фиксировать и изымать доказательственную информацию незаинтересованные в исходе дела компетентные лица; правообеспечительным – специалисты привлекаются для создания условий безопасности, соблюдения прав и законных интересов участников производства по уголовному делу. По сути, сочетание этих трех факторов и предопределяет отнесение того или иного случая участия специалиста к общим или квалифицированным случаям. Следует отметить, что российский законодатель по сравнению с кыргызским законодателем «пошел гораздо дальше» в вопросах специализации сведущих лиц, участвующих в уголовном деле. При этом за основу такого подхода были взяты именно технологический фактор (когда речь идет об участии специалистов в области компьютерных технологий в копировании информации с электронных носителей – вещественных доказательств (ч. 2.1 ст. 82 УПК РФ) и изъятии электронных носителей информации в ходе обыска и выемки и копи 34 ровании информации с электронных носителей (ч. 9.1 ст. 182 и ч. 3.1 ст. 183 УПК РФ), а также правообеспечительный фактор (так, с 1 января 2015 года вступают в силу положения федерального закона № 432-ФЗ от 28.12.2013 г., согласно которым при проведении допроса, очной ставки, опознания и проверки показаний с участием несовершеннолетнего потерпевшего или свидетеля, не достигшего возраста шестнадцати лет либо достигшего этого возраста, но страдающего психическим расстройством или отстающего в психическом развитии, участие педагога или психолога обязательно) [10]. Следует подчеркнуть и новаторство российского законодателя в расширении процессуальных форм участия специалиста в уголовном судопроизводстве. Так, федеральным законом № 92-ФЗ от 4 июля 2003 г. перечень источников доказательств в УПК РФ был дополнен заключением специалиста, что вызвало неоднозначное отношение практиков и ученых, ряд из которых полагали, что специалист перед дачей заключения должен проводить исследование (так же, как и эксперт). Этот подход был подвергнут критике в постановлении № 28 Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. «О судебной экспертизе по уголовным делам» [5], где Пленум сформулировал четкую правовую позицию по вопросу о том, что при необходимости проведения исследования всегда необходимо назначать судебную экспертизу. Однако российский законодатель проявил непоследовательность в регламентации участия специалиста в доказывании и дачи им заключения при производстве сокращенного дознания, на что обоснованно указывает Е.А. Зайцева: так, в п. 3 ч. 3 ст. 226.5 «Особенности доказывания при производстве дознания в сокращенной форме» предусмотрены случаи «процессуальной экономии», позволяющие не проводить судебную экспертизу, а фактически констатируется возможность производства исследований специалистом с составлением по результатам исследований заключений: «3) не назначать судебную экспертизу по вопросам, ответы на которые содержатся в заключении специалиста по результатам исследования, проведенного в ходе проверки сообщения о преступлении, за исключением»… ряда случаев [3]. Полагаем, что во многом такому неоднозначному восприятию новелл о заключении специалиста способствует невнятная позиция самого законодателя в этом непростом вопросе, а также использование идентичной терминологии, которая применена для обозначения другого доказательства – заключения эксперта. Для того чтобы практики и ученые не ассоциировали заключения специалистов с исследованиями, не смешивали их с заключениями экспертов, российскому законодателю следовало бы использовать другое название для этого вида доказательств – как это сделано в ГПК РФ [2], где имеется ст. 188 «Консультация специалиста» с указанием в ч. 3, что «Специалист дает суду консультацию в устной или письменной форме, исходя из профессиональных знаний, без проведения специальных исследований, назначаемых на основании определения суда». Именно таким способом, представляется, в Кыргызском законодательстве должно быть закреплено новое доказательство – консультация специалиста, обозначающее основанное на его специальных познаниях письменное сооб 35 щение специалиста лицам, ведущим судопроизводство, об обстоятельствах, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела, полученное без производства исследований. Кстати, ч. 2 ст. 96 ГПК КР [1] также предусматривает возможность дачи специалистом письменных или устных консультаций, последние заносятся в протокол судебного заседания. Устные пояснения специалиста консультационного характера могут отражать его мнение по специальным вопросам, раскрывать содержание его профессиональной деятельности во время производства следственных и иных процессуальных действий, пояснять его позицию по отношению к заключению эксперта или консультации другого специалиста. Данная информация, по форме напоминающая показания, обладает несомненной доказательственной ценностью и должна быть облачена в процессуальную форму самостоятельного вида доказательств с закреплением правовых гарантий ее достоверности. С учетом вышеизложенного представляется необходимым: А) дополнить часть 2 ст. 81 УПК КР – пунктом 2-1 следующего содержания: «2-1) консультацией и показаниями специалиста»; Б) ввести в УПК КР новую статью 84-1 «Консультация и показания специалиста» следующего содержания: «(1) Консультация специалиста – это основанное на его специальных познаниях письменное сообщение следователю, органу дознания, прокурору и суду об обстоятельствах, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела, полученное без производства исследований. (2) Показания специалиста – это сведения, сообщенные им на допросе, в целях разъяснения специальных вопросов, входящих в сферу его компетенции, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела». В) дополнить ст. 65 УПК КР – частью 4 следующего содержания: «(4) За дачу заведомо ложных показаний специалист несет уголовную ответственность по статье 330 Уголовного кодекса Кыргызской Республики». СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Гражданский процессуальный кодекс Кыргызской Республики (ред. от 14.03.2014 г.) [Электронный ресурс] : принят Законодательным собранием Жогорку Кенеша Кыргызской Республики 24 ноября 1999 года ; введен в действие с 1 января 2000 года в соответствии с Законом КР от 29 декабря 1999 года № 147. – Режим доступа: http://online.adviser.kg/Document/?doc_id=30247411 (дата обращения 15.03.2014 г.). 2. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14.11.2002 № 138-ФЗ (ред. от 02.04.2014 г.) // Собрание законодательства РФ. – 2002. – № 46. – Ст. 4532. 3. Зайцева Е. А. Новый закон «о сокращенном дознании» и регламентация использования специальных познаний в досудебном производстве по уголовным делам, или «Хотели как лучше, а получилось как всегда…» / Е. А. Зайцева // Российский судья. – 2013. – № 4. – С. 36–39. 36 4. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве : федер. закон от 28.12.2013 г. № 432-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2013. – № 52 (ч. 1). – Ст. 6997. 5. О судебной экспертизе по уголовным делам : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. № 28 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2011. – № 2. 6. Об утверждении Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик : закон СССР от 25.12.1958 г. (вместе с Основами законодательства) // Ведомости ВС СССР. – 1959. – № 1. – Ст. 15. 7. Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса Киргизской ССР (вместе с Кодексом) : закон Киргизской ССР от 29.12.1960 г. // Законодательство об уголовном судопроизводстве Союза ССР и союзных республик : в 2 т. – М. : Юрид. лит., 1963. – Т. 2. – С. 352. 8. Об утверждении Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (вместе с Кодексом) : закон РСФСР от 27.10.1960 // Ведомости ВС РСФСР. – 1960. – № 40. – Ст. 592. 9. Уголовно-процессуальный кодекс Кыргызской Республики от 24 мая 1999 г. (ред. от 01.03.2012 г.) [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://base.spinform.ru/show_doc.fwx?rgn=395 (дата обращения 12.03.2014 г.). 10. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 г. № 174-ФЗ (ред. от 5 мая 2014 г.) [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». Информация об авторе Байгончокова Наргиза Алымбековна – адъюнкт адъюнктуры (докторантуры) Волгоградской академии МВД России, 400089, г. Волгоград, ул. Историческая, 130, e-mail: nargiza.baigonchokova@yandex.ru. Information about author Baigonchokova Nargiza Alymbekovna – postgraduate studies (doctoral) VA MIA Russia, e-mail: nargiza.baigonchokova@yandex.ru. УДК 343.13 ББК 67.411 Н.П. Белая УЧАСТИЕ ПРОКУРОРА ПРИ РАССМОТРЕНИИ СУДОМ ВОПРОСОВ, СВЯЗАННЫХ С ИСПОЛНЕНИЕМ ПРИГОВОРА В статье исследован процессуальный статус и функция прокурора в стадии исполнения судебных решений, а также полномочия прокурора при решении судом вопросов, связанных с исполнением приговора. 37 Ключевые слова: прокурор, процессуальный статус прокурора, стадия исполнения судебных решений, прокурорский надзор. N.P. Belaya PROSECUTOR’S PARTICIPATION IN CONSIDERATION BY THE COURT OF ISSUES CONNECTED WITH EXECUTION OF A SENTENCE In the article the author considers the procedural status and function of a prosecutor at the stage of execution of sentences and also prosecutor’s powers during consideration by the court of issues connected with execution of a sentence. Keywords: prosecutor, procedural status of a prosecutor, stage of execution of sentences, prosecutor’s supervision Основная функция стадии исполнения приговора заключается в том, что именно в ней решение суда по уголовному делу вступает в законную силу. Особенности рассматриваемой стадии касаются ее задач, круга участников (субъектов), их процессуального статуса, прав и обязанностей, в том числе, дискуссионным остается вопрос о роли прокурора при рассмотрении судом вопросов, связанных с исполнением приговора. В научной литературе нет единого мнения по этому вопросу. Следует отметить, что специфика данной стадии заключается в том, в ней не происходит рассмотрения и разрешения дела по существу, а соответственно говорить о традиционной для прокурора функции уголовного преследования не приходится. Интересна точка зрения О.В. Воронина, который считает, что при разрешении вопросов, связанных с исполнением приговора, прокурор не осуществляет ни функцию надзора, ни поддерживает обвинение, а выполняет правообеспечительную функцию, заключающуюся в создании надлежащих условий для объективного, законного и обоснованного вынесения решения [1, с. 74−79]. Заметим, что при этом прокурор не отстаивает интересы осужденных, а лишь обеспечивает соблюдение законности при разрешении вопросов, связанных с исполнением приговора. Б.М. Спиридонов высказывал мнение о том, что прокурор в стадии исполнения приговора осуществляет функцию надзора [5, с. 78]. Противоположную точку зрения высказывал В.М. Савицкий, полагавший что «случай, когда сторона в суде одновременно присматривает за этим же судом, является бессмыслицей, если мы хотим не на словах, а в действительности создать независимую и авторитетную судебную власть» [4, с. 335]. Основное назначение прокурора, проходящее «красной нитью» через всю его деятельность, независимо от реализуемой функции – обеспечение законности. Согласно Российской юридической энциклопедии термин «законность» означает «безусловное исполнение всеми органами государства, должностными лицами, гражданами и общественными организациями требований закона и иных решений. Законность – одна из сторон демократического государственного строя, обеспечивающая равенство всех перед законом с точки зрения одина 38 кового подчинения ему любого участника общественных отношений» [3, с. 24−28]. Поэтому, на наш взгляд, все же целесообразно говорить о надзорной, а не правозащитной деятельности, осуществляемой прокурором в целях обеспечения режима законности при рассмотрении вопросов, связанных с исполнением приговора. Одним из важных вопросов, разрешаемых судом в стадии исполнения приговора является условно-досрочное освобождение. Согласно статье 399 УПК РФ, предусматривающей порядок разрешения вопросов, связанных с исполнением приговора, в судебном заседании вправе участвовать осужденный, потерпевший, его законный представитель и (или) представитель, а также прокурор. Кроме того, в судебное заседание вызывается представитель исправительного учреждения. На наш взгляд правовое регулирование участия прокурора при рассмотрении судом вопросов, связанных с исполнением приговора (в том числе вопроса об условно-досрочном освобождении) содержит существенные пробелы. Согласно действующей редакции ст. 399 УПК РФ неявка прокурора в судебное заседание, не препятствует проведению судебного разбирательства, так как согласно ч. 6 указанной статьи участие прокурора в судебном заседании является его правом, а не обязанностью, что соответственно делает участие прокурора в судебном заседании необязательным. Мы не согласны с подобной формулировкой законодателя, и отведенной им прокурору ролью, опровергаемой практикой. Исходя из практики рассмотрения судами материалов об условнодосрочном освобождении от отбывания наказания в судебном заседании, как правило, участвуют прокурор и представитель исправительного учреждения. По статистическим данным Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации, за 2013 год судами Российской Федерации рассмотрены ходатайства об УДО в отношении 142 128 лиц (2012 год – 174 854 лица). Из них удовлетворено – 65 237 (2012 год – 89 907). В абсолютном большинстве судебные заседания проводились с участием прокуроров. Случаи рассмотрения материалов об УДО в их отсутствие, как свидетельствует судебная практика, единичны [2]. Верховный Суд Республики Башкортостан, например, указал в справке, что рассмотрение судом ходатайства об УДО в отсутствие прокурора имело место только при наличии данных о своевременном извещении прокурора и отсутствии сведений об уважительной причине неявки прокурора в судебное заседание. При этом выяснялось мнение других участников судебного заседания о возможности рассмотрения материала в отсутствие прокурора. При рассмотрении ходатайств об УДО суды учитывали мнение прокурора о наличии либо отсутствии оснований для признания лица не нуждающимся в дальнейшем отбывании наказания, мнение представителя исправительное учреждения и заключение администрации исправительного учреждения о целесообразности УДО, а также мнение потерпевшего об УДО осужденного. Понятие исправления осужденного, нормативно определено ст. 9 УИК РФ и ст. 79 УК РФ, а в ст. 175 УИК РФ закреплены критерии, свидетельствую 39 щие о том, что для дальнейшего исправления осужденный не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания. К таким критериям относятся, в совокупности, признание осужденным своей вины, полное или частичное возмещение вреда, причиненного преступлением, раскаяние в содеянном, обстоятельства, характеризующие личность осужденного и его поведение за весь период отбывания наказания. При оценке личности прокурором принимается во внимание обстоятельства, связанные с выполнением осужденным требований режима, наличие у него поощрений за примерное поведение и добросовестное отношение к труду, положительное реагирование на меры воспитательного характера и иные обстоятельства, свидетельствующие о том, что осужденный на момент рассмотрения его ходатайства является лицом социально адаптированным, полностью и искренне осуждающим совершенное им ранее преступление. В то же время прокурором и судом учитывается достаточность оснований, свидетельствующих о достижении цели исправления осужденного. По окончании рассмотрения судом вопросов, прокурор должен высказать обоснованное мнение о том, поддерживает ли он заявленное ходатайство или нет, а также относительно решения, которое должен принять суд. Мнение прокурора о целесообразности применения к осужденному условно-досрочного освобождения является для суда безусловно не решающим, но по крайней мере значимым при вынесении решения. Кроме того, не следует забывать, что одним из средств прокурорского надзора является апелляционное представление, приносимое на постановление суда о применении или об отказе в применении статьи 79 УК РФ в случае выявления нарушений закона. Так, 4 апреля 2013 года Верховным Судом Республики Тыва по апелляционному представлению прокурора было отменено постановление УлугХемского районного суда об удовлетворении ходатайства об условно-досрочном освобождении Х. и вынесено новое решение об отказе в удовлетворении ходатайства осужденного в связи с тем, что 15 февраля 2013 года после рассмотрения ходатайства осужденный Х. был этапирован в СИЗО, где в ходе досмотра его личных вещей у него было обнаружено и изъято наркотическое средство гашиш. По данному факту возбуждено уголовное дело. Указанное обстоятельство расценено судом апелляционной инстанции в качестве обстоятельства, свидетельствующего о том, что Х. не встал на путь исправления и нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания. Подводя итог изложенному, отметим, что одна из приоритетных задач прокуратуры – обеспечение законности при разрешении судом вопросов, связанных с исполнением приговора. В связи с этим, актуальным вопросом является определения в законодательстве статуса прокурора на этой стадии уголовного судопроизводства, конкретизация его полномочий. С этой целью следовало бы внести изменения в ст. 399 УПК РФ, регламентирующие полномочия прокурора в стадии исполнения судебных решений, одновременно признавая его участие обязательным. 40 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Воронин О. В. Некоторые проблемы участия прокурора при рассмотрении и разрешении вопросов, связанных с исполнением приговора / О. В. Воронин // Вестник Владимирского юридического института. – 2010. – № 4 (17). – С. 74–79. 2. Обзор судебной практики условно-досрочного освобождения от отбывания наказания [Электронный ресурс]: утв. Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 29 апреля 2014 года : по материалам сайта Генеральной прокуратуры РФ. – Режим доступа: www/genproc.gov.ru. 3. Российская юридическая энциклопедия / под ред. А. Я. Сухарева – М. : ИНФРА-М, 1999. – 335 с. 4. Савицкий В. М. Стержневая функция прокуратуры при осуществлении уголовного преследования / В. М. Савицкий // Российская юстиция. –1994. – № 10. – С. 24–28. 5. Спиридонов Б. М. Прокурорский надзор за соблюдением законности в исправительно-трудовых учреждениях / Б. М. Спиридонов. – М., 1978. – 204 с. Информация об авторе Белая Наталья Павловна – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики юридического факультета, Академия ФСИН России, 390000, г. Рязань, ул. Сенная, д. 1, e-mail: natalibelaya@mail.ru. Information about the author Belaya Nataliia Pavlovna – PhD in Law, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Criminal Procedure and Criminalistics of the Faculty of Law, Academy of the FPS of Russia, 390000, Ryazan, Sennaya Street, 1, e-mail: natali-belaya@mail.ru. УДК 343.265 ББК 67.408.032 В.О. Белоносов К.И. Сандуляк УСЛОВНО-ДОСРОЧНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ: ЭФФЕКТИВНОСТЬ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В статье рассматриваются вопросы уголовно-процессуального правоприменения межотраслевого института условно-досрочного освобождения, высказываются предложения по повышению его эффективности. Ключевые слова: уголовно-процессуальное право, стадия исполнения приговора, условно-досрочное освобождение. 41 V.O. Belonosov Ch.I. Sendulyak THE PAROLE: THE PERFORMANCE OF CRIMINAL PROCEDURE REGULATION This article is devoted to the questions of criminal procedure of the interdisciplinary institute of the parole, it tells us how to improve its performance. Keywords: Criminal procedure, the stage of enforcement, the parole. Вопросы стадии исполнения приговора не часто находятся в зоне внимания специалистов уголовно-процессуального права. Однако и здесь имеются проблемы, требующие своего разрешения. Одной из них является эффективность уголовно-процессуального правоприменения условно-досрочного освобождения. Ежегодно из исправительных учреждений условно-досрочно освобождается большое количество осужденных. Официальная статистика свидетельствует, что из органов исполнения наказания освобождено условно-досрочно в 2011 году 108 899 человек (что составляет 40,2 % от числа всех освобожденных), в 2012 году – 93 105 (37,1 %), в 2013 году – 68 889 (29,8 %) [3]. Согласно этим данным, наблюдается тревожная картина сокращения использования УДО. Другие авторы приводят несколько другие данные. Например, по исследованиям А.Н. Бурчихина в 2009 году из мест лишения свободы было освобождено 261 653 (из них 117 144 – условно-досрочно, или 44,86 %), в 2010 году 273 708 (117 297 – условно-досрочно – 42,9 %), в 2011 году 272 031 (113 376 – условно-досрочно – 47 %) [1, с. 3]. Мы склонны считать, что в этом случае официальная статистика более точна, и нет оснований ей не доверять. Несмотря на определенные колебания, такие цифры свидетельствуют о достаточной распространенности, а значит и актуальности демократичного института условно-досрочного освобождения. С одной стороны, условно-досрочное освобождение следует оценить положительно, так как это реализация идеи гуманизма в российском законодательстве. Но с другой стороны, необоснованное использование поощрительного института условно-досрочного освобождения в исправительных учреждениях способно отрицательно повлиять на состояние преступности посредством увеличения ее рецидива. Хотя удельный вес рецидивной преступности среди условно-досрочно освобожденных в официальной статистике не отражается и относится к сведением ограниченного использования, тем не менее некоторые авторы указывают, что в 2008 г. он составил 1,8 % от общего числа осужденных, в 2009 г. – около 6 %, в 2010 г. – около 6,5 %, а в 2011 г. – около 7 % [1, с. 3]. И это не противоречит криминологической доктрине. Наличие рецидива свидетельствует о том, что плох не сам институт условно-досрочного освобождения, а трудности его реализации могут вызывать опре 42 деленные отрицательные последствия. Таких причин несколько. Например, судьи при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении могут испытывать дефицит объективной информации об осужденном перед принятием правильного процессуального решения; сотрудники уголовно-исполнительных учреждений по разным на то причинам подготовили не совсем полные или объективные сведения об осужденном; в судебном заседании имеют место недостатки процессуального или организационного характера и т. д. В уголовно-процессуальном законодательстве не определено перечня обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по условнодосрочному освобождению, несмотря на то, что именно процессуальное законодательство занимается вопросами доказывания. Также отсутствуют четкие критерии, которым необходимо следовать при решении вопросов, указанных в ст. 397 УПК РФ. Данная уголовно-процессуальная норма является отсылочной к ст. 97 УК РФ. Но и ст. 97 УК РФ отличается в этом смысле не большей конкретность. Она предписывает установить достаточно абстрактное состояние, когда осужденный «не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания для своего исправления, а также возместил вред (полностью или частично)…». Данное словосочетание относится к оценочному, наполнение которого конкретным содержанием представляет определенную трудность для правоприменителей. Хотя разные правоприменители могут иметь различные точки зрения на вопрос о «не нуждаемости осужденного в полном отбывании назначенного судом наказания» и, видимо, у каждого будет своя правда, но последнее слово остается за судьей, рассматривающим это дело. В каждом конкретном случае судья субъективно решает вопрос о достаточности представленных документов (которые в будущем могут стать доказательствами) сотрудниками уголовноисполнительной системы для принятия процессуального решения об условнодосрочном освобождении, широко используя усмотрение. Это напрямую влияет на пределы доказывания. Получается, что принятие решения по актуальному кругу вопросов, имеющему большое практическое значение, оставлено на усмотрение судьи. Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении № 8 от 21 апреля 2009 года [2] (далее – Пленум) рассмотрел вопрос условно-досрочного освобождения и дал следующее разъяснение. Выводы о том, что осужденный для своего исправления не нуждается в полном отбывании назначенного наказания, должен быть основан на всестороннем учете данных о его поведении за весь период отбывания наказания, а не только за время, предшествующее рассмотрению ходатайства или представления. При этом необходимо учитывать отношение осужденного к учебе, связи с родственниками и другие обстоятельства, которые могут свидетельствовать об исправлении осужденного. Обращено внимание судей на недопустимость как необоснованного отказа в УДО, так и необоснованного освобождения от отбывания наказания. Суды не вправе отказывать в УДО по основаниям, не указанным в законе, таким, как наличие прежней судимости, мягкости назначенного наказания, непризнание 43 осужденным вины, кратковременность его пребывания в одном из исправительных учреждений и т. д. При этом хочется обратить внимание на такое высказывание Пленума, что «суды не вправе отказывать в УДО по основаниям, не указанным в законе». Из него следует, что эти основания должны найти свое закрепление в законе. А раз речь идет о принятии правильного процессуального решения, то они должны быть закреплены именно в УПК РФ. Определенного внимания заслуживает такое основание, как непризнание осужденным своей вины. Несмотря на то что ни в УПК РФ, ни в УК РФ ничего об этом не говорится, а Пленум прямо указывает, что не надо это основание учитывать для решения вопроса об УДО, тем не менее ст. 175 УИК РФ требует от сотрудников уголовно-исполнительной системы отражать в представляемых материалах сведения о том, что осужденный раскаялся в своем деянии. Несмотря на то, что УИК РФ является законом, а постановление Пленума Верховного Суда РФ – только подзаконным актом, однако УИК РФ рассчитан на сотрудников уголовно-исполнительной системы, а постановление Пленума Верховного Суда РФ – прежде всего на судей, а потом уже и на иных правоприменителей. Хотя отсутствие раскаяния в своем деянии не влияет отрицательно на УДО, а его наличие положительно характеризует осужденного, тем не менее вопрос о раскаянии целесообразно убрать из УИК РФ в целях унификации правового регулирования. А основания отказа УДО целесообразно закрепить в УПК РФ. Также Пленум обратил внимание на взыскания осужденных, которые широко распространены в уголовно-исполнительной практике. Исходя из их административной природы, Пленум указал, что взыскания, наложенные на осужденного за весь период отбывания наказания, подлежат оценке судом в совокупности с другими характеризующими его данными. При этом наличие или отсутствие взыскания не может служить как препятствием, так и основанием для его УДО. В тех случаях, когда вред, причиненный преступлением, не возмещен в силу таких объективных причин как инвалидность осужденного или наличие у него заболеваний, препятствующих трудоустройству, невозможность трудоустройства из-за ограниченного количества рабочих мест в колонии, суд не вправе отказать в УДО. В то же время установленные факты умышленного уклонения осужденного от возмещения причиненного преступлением вреда (путем сокрытия имущества, доходов, уклонения от работы и т. д.) наряду с другими обстоятельствами могут служить препятствием к УДО. Толкование Пленумом практики условно-досрочного освобождения находит и свое правоприменение. Администрации исправительных учреждений собирают такие документы, подтверждающие, что осужденный встал на путь исправления или имел все предпосылки для этого, как: а) характеристика, составленная начальником отряда; б) справка о состоянии здоровья (или выписка из медицинской книжки) – если осужденный имеет серьезное заболевание или расстройство здоровья; 44 в) заявление о признании вины (хотя с точки зрения Пленума отказ от признания вины не может служить основанием для отказа в УДО); г) заявление о перечислении денежных средств в счет погашения ущерба (при наличии исполнительного листа); д) справка от потерпевшего о невозражении об условно-досрочном освобождении осужденного (в случае, если потерпевший не будет присутствовать при рассмотрении дела); е) справка о трудоустройстве или гарантийное письмо от работодателя; ж) справка из ЖЭКа о прописке или обязательство зарегистрировать его по месту жительства; з) характеристика с места жительства. Кроме этого типового перечня в суд направляется информация о том, что осужденный в период отбывания наказания частично или полностью возместил причиненный ущерб или иным образом загладил вред, причиненный преступлением, раскаялся в совершенном деянии (вопреки указаниям Пленума); данные о поведении осужденного, его отношении к учебе и труду во время отбывания наказания, об отношении к совершенному деянию, а также заключение администрации о целесообразности УДО. С одной стороны такой большой перечень документов, представляемый в суд, должен был бы быть вроде достаточным для принятия правильного и справедливого процессуального решения судьей об условно-досрочном освобождении, исключающего будущий возможный рецидив. Но такой вывод мог бы быть правильным только в том случае, что все представленные документы и все действия в суде будут законны, справедливы и истинны. Однако наличие рецидива свидетельствует о потенциальном браке в работе этих субъектов. Трудность принятия правильного процессуального решения в данной ситуации осложняется двумя обстоятельствами. Во-первых, судья своим процессуальным решением должен совершить прогностический поступок, что в будущем условно освобожденный будет вести себя законопослушно. Если у судьи есть сомнения в этом, то он должен отказать в УДО. Но правильное прогностическое решение не всегда связано с уголовно-процессуальной сферой. Вовторых, в истинности принимаемого процессуального решения содержится философская закономерность, отражающая общую картину состояния истины в уголовном процессе. Вряд ли она достигается по рассматриваемым делам всегда и однозначно. Данные обстоятельства объясняют тот факт, что принимаемое судьей решение об УДО не всегда получается правильным и обоснованным, что в конечном счете приводит к рецидиву. Представляется, что в соответствии с пп. 1, 2 ст. 175 УИК РФ сведения, которые предоставляются суду и на основе которых он должен сделать вывод о том, что для дальнейшего исправления осужденный не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания, являются недостаточными. Поэтому в интересах правосудия следует расширить объем предоставляемых суду сведений, на основе которых он мог бы принимать более обоснованное и правильное решение об УДО осужденного. 45 Например, вместе с вышеперечисленными документами целесообразно направлять в суд личное дело осужденного, которое ведется в учреждениях УИС. Сравнение имеющейся в нем информации о том, каким способом, при каких обстоятельствах было совершено преступление, а также иной значимой информации с размером отбытого осужденным наказания, всеми документами, направляемыми в суд, помогло бы оценить их в совокупности и сделать более правильный вывод о достаточности отбытого срока для восстановления социальной справедливости и исправления осужденного. Это могло бы быть дополнительной гарантией предупреждения совершения им новых преступлений. Правильность применения законов о досрочном освобождении осужденных от отбывания наказания зависит в существенной мере от эффективности прокурорского надзора. Но здесь получается парадоксальная ситуация: демократичный институт условно-досрочного освобождения, имеющий широкое распространение на практике, с точки зрения закона находится как бы вне зоны обязательного внимания прокуратуры. Администрация ИУ комиссионно принимает решение об УДО, направляет соответствующие материалы в суд, где этот вопрос решается без обязательного участия прокурора. Отсутствует процедура согласования с прокурором вопроса об УДО до направления материалов в суд. Согласно ч. 6 ст. 399 УПК РФ в судебном заседании при решении вопросов, связанных с исполнением приговора, вправе участвовать прокурор. Однако такая формулировка ч. 6 ст. 399 УПК дает прокурору лишь право, а не обязанность участия в судебном заседании. Согласно УПК РФ суд не обязан извещать прокурора о дате и времени заседания по условно-досрочному освобождению. Поэтому прокурор не имеет возможности ознакомиться с материалами, представляемыми в суд. Вместе с тем Пленум Верховного Суда от 21 апреля 2009 г. обязал судей извещать прокурора о дате, времени и месте рассмотрения ходатайства об УДО (п. 18), но постановление Пленума – это не закон. Считаем, что целесообразным было бы законодательно закрепить обязанность администрации ИУ направлять документы прокурору до их направления в суд. Это логично соответствовало бы и статусу учреждений уголовноисполнительной системы как органов дознания (п. 5 ч. 2 ст. 157 УПК РФ). Институт условно-досрочного освобождения является межотраслевым институтом, регулируемый не только уголовно-процессуального, но и уголовным и уголовно-исполнительным отраслями права. Хотя мы затронули только уголовно-процессуальные аспекты, но можно сделать вывод, что в настоящее время остается достаточное количество нерешенных вопросов условнодосрочного освобождения, требующих комплексного реформирования законодательства об условно-досрочном освобождении. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Бурчихин А. Н. Предупреждение преступлений, совершаемых лицами, условно-досрочно освобожденными из мест лишения свободы : автореф. дис. … канд. юрид. наук / А. Н. Бурчихин. – Рязань, 2012. – 601 с. 46 2. О судебной практике условно-досрочного освобождения от отбывания наказания, замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания : постановление Пленума Верховного Суд от 21 апреля 2009 г. № 8 // Российская газета. – 2009. – 29 апр. 3. Статистический отчет ФСИН РФ. Документ не опубликован. Информация об авторах Белоносов Владимир Олегович – профессор Самарского юридического института ФСИН России, доктор юридических наук, доцент, е-mail: vladimirbelonosov@yandex.ru. Сэндуляк Кристина Ивановна – адъюнкт Самарского юридического института ФСИН России. Information about the author Belonosov Vladimir Olegovich – Professor of Samara Law Institute, Doctor of Legal Sciences, docent, е-mail: vladimirbelonosov@yandex.ru. Sendulyak Christina Ivanovna – adjunct Samara Law Institute. УДК 343.34 ББК 67.41.02 Е.В. Богословская РАЗУМНЫЕ НОРМЫ ПРАВА КАК ГАРАНТИИ ЭФФЕКТИВНОЙ ЗАЩИТЫ В статье раскрывается взаимосвязь принципа уголовного процесса – разумного срока уголовного судопроизводства с общепризнанной гарантией личности на справедливую судебную защиту. Рассмотрение уголовного дела в разумный срок является условием законности и справедливости уголовного судопроизводства. В российском законодательстве не определены сроки рассмотрения дела судом, нет конкретных критериев разумности сроков уголовного судопроизводства, отсутствует механизм ответственности должностных лиц за нарушение процессуальных сроков. Автор предлагает пути совершенствования законодательства, позволяющие обеспечить соблюдение разумных сроков уголовного судопроизводства правоохранительными органами. Ключевые слова: разумный срок уголовного судопроизводства; предварительное расследование, процессуальные сроки, эффективная уголовнопроцессуальная деятельность, уголовное преследование. 47 E.V. Bogoslovskaya REASONABLE RULES OF LAW AS A GUARANTEE OF EFFECTIVE PROTECTION The article reveals the relationship of the principle of the criminal process – a reasonable time of criminal proceedings with generally recognized guarantee for a fair remedy for the individual. Consideration of criminal case within a reasonable time is a condition of the legality and fairness of criminal proceedings. Russian legislation has no defined terms of pending trial, no specific criteria for reasonable time of criminal proceedings, there is no mechanism for liability of officials for violation of procedural deadlines. The author suggests ways to improve legislation to ensure compliance with reasonable deadlines of criminal proceedings by law enforcement. Keywords: reasonable time, criminal proceedings, procedural terms, effective criminal-procedural activity, criminal prosecution, introductory investigation. Законность является важнейшим принципом деятельности государства. Без соблюдения законов немыслимо нормальное функционирование всех элементов государства, реализация в демократическом обществе прав человека и гражданина, нормальное развитие политической, экономической и социальной сфер общественной жизни. Одной из целей общества является установление правопорядка. Под правопорядком понимают порядок общественных отношений, закрепленный правовыми нормами [8]. Это состояние фактической урегулированности социальных связей, качественное выражение законности. Правопорядок включает в себя гарантии действующих принципов и норм права, обеспечение законности во всех сферах общества. Принцип законности охватывает собой все начала уголовного судопроизводства, является общим по отношению ко всем остальным принципам уголовного процесса, которые представляют собой различные выражения принципа законности. Законность соотносится с принципами разумности, справедливости, установления истины. У всех данных принципов свои цели и задачи, и хотя законность является более общим понятием по отношению к ним, в идеальном построении законодательства все эти принципы должны находить свое отражение в нормах как одно из начал уголовно-процессуального права в случаях пробелов в законодательстве, если невозможно решить вопрос при помощи аналогии закона или права. Система принципов уголовного судопроизводства определяет содержание уголовно-процессуальных норм и уголовно-процессуальной деятельности и призвана обеспечить единообразную практику их применения. При этом для реализации задач уголовного законодательства, закрепленных в ст. 2 УК РФ: охраны прав и свобод человека и гражданина, собственности, правопорядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждения преступ 48 лений, поддержания правопорядка, важно своевременное восстановление справедливости в разумные сроки. Исходя из положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод разумный срок является одним из критериев справедливого судебного разбирательства. В тех случаях, когда уголовное преследование осуществляется чрезмерно долго, лицо может быть освобождено от уголовной ответственности либо от наказания, что не отвечает задачам восстановления справедливости, неотвратимости наказания. Н.А. Власенко, сделав вывод, что разумность и право взаимосвязанные явления, определил право как «феномен разума, выражающий объективные ценности и требования человеческого бытия и являющийся безусловным источником и абсолютным критерием всех человеческих установлений. Разумность же представляет собой принцип права – начало, обеспечивающее его реальное действие, его гибкость и в итоге эффективность. Содержанием такого принципа права, как разумность, является баланс интересов и целесообразность действий субъектов в правовом регулировании» [3, с. 47]. Рассмотрение уголовного дела в разумный срок является одним из условий законности и справедливости уголовного судопроизводства. В современной правоприменительной практике нарушение принципа соблюдения разумного срока уголовного судопроизводства, волокиты при расследовании уголовных дел и рассмотрении дела судом, приобрело огромные масштабы. Так, прокуратурой Московской области отмечено, что из всех расследованных уголовных дел подразделениями ГСУ СК России по Московской области каждое второе уголовное дело расследуется с нарушением разумного срока [6]. На разумность срока осуществления уголовного преследования влияет не только уровень правовой культуры и правового сознания, но и уровень профессиональной подготовки и качества реализации должностных полномочий и обязанностей субъектов, ведущих уголовный процесс, проявляющихся в качественной оценке их деятельности, своевременности, достаточности и эффективности процессуальных действий. Мотивами нарушения требований законодательства в данной сфере являются как личная корыстная либо иная заинтересованность конкретного должностного лица, так и ложно понятые ведомственные интересы отдельных структурных подразделений правоохранительных органов. Общеизвестным критерием оценки эффективности деятельности органа дознания и следствия является показатель раскрываемости преступлений, который зависит от количества зарегистрированных преступлений на обслуживаемой территории. Поэтому зачастую сотрудники правоохранительных органов различными способами скрывают совершенные преступления, совершенные в условиях неочевидности. Нарушение разумных сроков уголовного преследования на стадии возбуждения уголовного дела может допускаться путем укрытия от учета преступлений, волокитой принятия процессуального решения по сообщению о преступлении путем необоснованного продления сроков проверки преступления в порядке ст. 144–145 УПК РФ, несвоевременным направлением сообщения о преступлении по подследственности либо территориальности, незаконном приня 49 тии решения об отказе в возбуждении уголовного дела, возбуждении дела об административном правонарушении при наличии признаков состава преступления. На стадии предварительного расследования нарушение принципа 6.1. УПК РФ выражается в несвоевременном принятии уголовного дела к производству, незаконным приостановлением уголовного дела при отсутствии законных оснований (в частности по п. 3,4 ч. 1 ст. 208 УПК РФ), незаконным прекращением уголовного преследования (например, в связи с деятельным раскаянием по категории преступлений, к которым данное основание не может быть применено в силу особенности фактических обстоятельств дела), необоснованном отказе в прекращении уголовного дела при наличии достаточных оснований (в основном по ст. 25 УПК РФ следователь и дознаватель заинтересованы направить уголовное дело в суд в целях улучшения показателей работы). При рассмотрении уголовных дел судами тоже имеет место волокита, что в основном связано с длительным назначением уголовного дела к рассмотрению, неуведомлением участников судопроизводства о дате рассмотрения дела, отложением рассмотрения уголовного дела на чрезмерно длительный срок, несвоевременным направлением запросов и судебных поручений. В решениях Европейского суда отмечено, что при оценке разумного срока уголовного судопроизводства включаются срок досудебного и судебного производства по делу. Анализируя решения Европейского суда по данному вопросу, следует отметить, что в большинстве случаев допустимым пределом, когда рассмотрение дела в национальных инстанциях соответствует критерию разумности, служит срок прохождения каждой инстанции до полутора лет. Но и эти сроки могут быть сокращены, если Европейский суд придет к выводу, что рассмотрение дела было затянуто по вине государства. При этом в российском законодательстве не определены сроки рассмотрения дела судом, что является упущением законодателя. В ч. 3 ст. 227 УПК РФ закреплен только срок принятия судьей первой инстанции решений по поступившему в суд уголовному делу, а ст. 389.10 указан срок начала рассмотрения дела судом апелляционной инстанции. Если сроки проведения предварительного расследования четко закреплены в УПК РФ, и продление этих процессуальных сроков возможно сопоставить с понятием разумного срока, то аналогию с разумным сроком судебного рассмотрения дела соотнести невозможно. Как верно отмечено в юридической литературе [5, с. 116], формальное соблюдение требований закона при продлении уголовно-процессуальных сроков не гарантирует того, что уголовное преследование, назначение наказания и прекращение уголовного преследования будут реализованы в разумный срок. Закрепление дифференцированных процессуальных сроков позволяет обеспечить их разумность, снизить формальный подход к их продлению, выступает гарантией реализации назначения уголовного судопроизводства, выполнения обязанности государства признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина. Нельзя согласиться с позицией А.Н. Гусева [4] о том, что законодательно должен быть строго определен конкретный временной период, считающийся разумным. Конституционный Суд РФ разъяснил, что не во всех случаях обеспечивая требование о разумном сроке рассмотрения дел, федеральный законодатель 50 устанавливает в уголовно-процессуальном законе сроки рассмотрения заявлений и иных сообщений о преступлении, предварительного расследования, а также рассмотрения дел различными судебными инстанциями и закрепляет определенные процессуальные механизмы контроля за соблюдением этих сроков. Необходимо на законодательном уровне дополнительно урегулировать конкретизацию поведения участников уголовного процесса, установив продолжительность сроков, в рамках которых действие лица может быть признано разумным. В российском законодательстве для реализации принципа разумного срока уголовного процесса также необходимо создание четкого механизма ответственности за нарушение данного принципа. На сегодняшний день на факты ненадлежащего исполнения своих должностных обязанностей дознавателями и следователями, в том числе на нарушения, связанные с производством предварительного расследования в разумный срок, суд выносит частные определения. Причем такие определения выносятся как в адрес вышестоящего руководителя должностного лица, совершившего нарушение, так и непосредственного руководителя на местном уровне. Как показывает практика, непосредственный руководитель не всегда обладает полномочиями по привлечению следователя (дознавателя) к дисциплинарной ответственности за совершенный проступок либо формально реагирует на такое постановление, опасаясь служебной проверки и в отношении себя. В ряде случае судьями вообще не ставится вопрос об ответственности лиц, в отношении которых было вынесено частное определение. Аналогичным образом расцениваются требования и представления прокурора по выявленным нарушениям уголовно-процессуального законодательства при проведении надзорных проверок. Действия судьи по затягиванию сроков проведения судебного разбирательства еще реже оцениваются вышестоящим судом при пересмотре дела. Можно сделать вывод, что в действительности факты нарушения принципа разумного срока на досудебных и судебных стадиях процесса имеют многочисленные декларативные подтверждения, но только в единичных случаях органы предварительного расследования привлекают своих сотрудников к дисциплинарной ответственности. Как справедливо замечено О.Я. Баевым, «нарушение при осуществлении уголовного судопроизводства любого из специальных принципов… влечет за собой отмену/изменение состоявшегося в таких условиях процессуального решения и совершенно недвусмысленные уголовнопроцессуальные последствия. Однако превышение разумных сроков… никаких уголовно-процессуальных последствий за собой не влечет» [2, с. 34]. Например, при рассмотрении ходатайства о продлении срока содержания под стражей судом зачастую выносятся частные определения в связи с бездействием следователя (дознавателя) по уголовному делу. Но при этом, подтверждая факты нарушения прав обвиняемых, суд удовлетворяет постановления следователей (дознавателей) о продлении сроков содержания под стражей, что ставит под сомнение обоснованность принимаемого судом решения. Действенным превентивным методом решения проблемы затягивания сроков расследования и рассмотрения уголовного дела является закрепление на законодательном уровне последствий несвоевременного принятия процессуального решения – санкций ничтожности [7, с. 61]. Причем такие последствия должны быть установлены 51 применительно не только к срокам стражи, но и всем иным процессуальным срокам. Так, в США обвинительный акт должен быть предъявлен обвиняемому в течение 30 дней со дня его ареста или первого вызова повесткой, этот срок может быть продлен судом еще один раз – в противном случае дело просто прекращается, а обвиняемый реабилитируется [1]. Таким образом, устранение нарушений права на разумный срок уголовного преследования будет своевременным. Это будет гарантировать соблюдение принципа законности и способствовать укреплению правопорядка в нашем государстве. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Акт о скором судопроизводстве (§ 3161–3174 разд. 18 Свода законов США). 2. Баев О. Я. Разумный срок уголовного судопроизводства / О. Я. Баев // Воронеж. криминалист. чтения. – 2011. – Вып. 13. – С. 31–48. 3. Власенко Н. А. Разумность и право: связь явлений и пути исследования / Н. А. Власенко // Журнал российского права. – № 11. – 2011. – С. 45–57. 4. Гусев А. Н. Постатейный комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации [Электронный ресурс] / А. Н. Гусев // ИПС «ГАРАНТ». 5. Дикарев И. С. Разумность процессуальных сроков – принцип уголовного судопроизводства / И. С. Дикарев, П. С. Гордеев // Проблемы уголовного законодательства : Вестник государственного Волгоградского университета, Сер. «Юриспруденция». – 2012. – № 1. – С. 115–118. 6. Информационное письмо прокуратуры Московской области от 29.10.2013 г. № 20-15-443-2013/70122 «О состоянии надзора за обеспечением разумного срока уголовного судопроизводства при расследовании уголовных дел об убийствах и преступлениях, предусмотренных ч. 4 ст. 111 УК РФ». 7. Муратова Н. Г. Система судебного контроля в уголовном судопроизводстве: вопросы теории, законодательного регулирования и практики : дис. ... д-ра юрид. наук : 12.00.09 / Н. Г. Муратова. – Казань, 2004. – 599 c. 8. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка [Электронный ресурс] / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. – М. : Азъ, 1992. – Режим доступа: http://modernlib.ru/books/ozhegov_s/tolkoviy_slovar_russkogo_yazika/read_166/ Электронная библиотека (дата обращения 04.06.2014). Информация об авторе Богословская Елена Владимировна – старший помощник Химкинского городского прокурора Московской области, юрист 1-го класса, аспирант Академии Генеральной прокуратуры РФ, e-mail: gorprokuratura@yandex.ru. 52 Information about the author Bogoslovskaya Elena Vladimirovna – Senior assistant Public Prosecutor, Public Prosecutor's Office of Khimki of the Moscow Region, PhD Candidate, Academy of the Prosecutor general's Office of the Russian Federation, e-mail: gorprokuratura@yandex.ru. УДК 343.137.9 ББК 67.410.213.82 M.Ш. Буфетова Т.Н. Катрухина ПРОБЛЕМЫ ЗАЩИТЫ ПРАВ И ЗАКОННЫХ ИНТЕРЕСОВ ПОТЕРПЕВШЕГО В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ Статья рассматривает проблемы защиты прав потерпевшего в уголовном процессе. Особое внимание уделено анализу изменений, внесенных в уголовнопроцессуальное законодательство Федеральным законом от 28.12.2013 г. № 432-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве». Сделан вывод о необходимости дальнейшего совершенствования правового положения потерпевшего с целью реализации его прав и законных интересов в уголовном процессе. Ключевые слова: уголовный процесс, потерпевший, защита прав и законных интересов, доступ к правосудию, право на защиту. M.Sh. Bufetova T.N. Katrukhina PROBLEMS OF PROTECTION OF RIGHTS AND LEGITIMATE IN-TERESTS OF THE VICTIM IN THE CRIMINAL PROCESS The article considers the problems of protection of the rights of the victim in the criminal process. Special attention is paid to the analysis of the changes in the criminal procedure legislation of the Federal law from 28.12.2013, № 432-FZ «On amending certain legislative acts of the Russian Federation in order to improve the rights of victims in criminal ship-building production». Conclusion on the necessity of further improvement of the legal position of the victim with the purpose of realization of its rights and the law of interests in criminal proceedings. Keywords: criminal proceedings, the victim, the protection of rights and for the horse interests, access to justice, the right to protection. 53 Потерпевший является ключевой фигурой в уголовном процессе. Основой для формирования отраслевого законодательства о защите прав потерпевших от уголовных преступления является ст. 52 Конституции РФ, которая, помимо защиты законных прав и интересов потерпевших, устанавливает гарантии доступа к правосудию, а также компенсации причиненного ущерба. Дальнейшее развитие конституционные положения получают в уголовнопроцессуальном законодательстве. Одной из задач уголовного судопроизводства является защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ). Вместе с тем, на практике возникает вопрос: одинаково ли реализуется принцип защиты прав и законных интересов подозреваемого (обвиняемого) и потерпевшего в уголовном судопроизводстве? Насколько реализуется принцип доступа к правосудию в отношении потерпевшего? Обратимся к анализу юридической литературы. По мнению А.И. Петрушина: «потерпевшие часто владеют большим объемом необходимой для расследования преступления информации, а также наиболее заинтересованы в надлежащем исполнении должностными лицами своих обязанностей. Поэтому создание режима благоприятствования активному участию потерпевшего в уголовном судопроизводстве, безусловно, повышает эффективность механизма судебной защиты» [5, c. 103]. М.Т. Аширбекова отмечает, что правовой статус и сама судьба пострадавших от криминальных посягательств лиц пока не стали предметом достаточной заботы государства [1, c. 77]. Н.Э. Мартыненко более подробно излагает свое мнение по данной проблеме: «…как только, несмотря на принимаемые государством меры, совершено преступление и человек становится потерпевшим, отношение к нему государства меняется. Из лица, для защиты которого государство так много делает, он превращается в пассивного созерцателя того, как, с одной стороны, государство, а с другой – лицо, совершившее преступление, вступают между собой в уголовные правоотношения, места в которых потерпевшему нет» [3, c. 140]. Таким образом, многие ученые отмечают проблемы, связанные с правовой регламентацией статуса потерпевшего в уголовном судопроизводстве, а также с реализацией законных прав и интересов лица, потерпевшего от преступления. В этой связи как нельзя более своевременным видится принятие Федерального закона от 28 декабря 2013 г. № 432-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве» [4]. Проанализируем некоторые изменения, внесенные указанным Федеральным законом в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. Так, одна из проблем, влияющих на реализацию права потерпевшего на доступ к правосудию заключалась в формулировке ст. 42 УПК РФ, которая ранее не регламентировала срок, в течение которого дознаватель, следователь или суд должен вынести решение о признании потерпевшим. В связи с этим, на практике возникали случаи ущемления прав граждан, которых признавали потерпевшими лишь на завершающей стадии предварительного расследования. 54 Об этой же проблеме говорит и Я.А. Таможникова, отмечая, что реализация потерпевшим права на доступ к правосудию становится возможной только в случае своевременного возбуждения уголовного дела и признания лица потерпевшим. Как отмечает автор подобного исследования, только в 3 % случаев лицо признавалось потерпевшим не позднее 3 дней с момента возбуждения уголовного дела, в 57 % – от 20 до 40 дней, а в 40 % – свыше 40 дней [6, с. 159]. П.К. Гаджирамазанова указывает, что встречаются случаи (в основном по уголовным делам о нераскрытых преступлениях против личности или собственности), когда следователи вообще не признают потерпевшими лиц, которым причинен физический, имущественный или моральный вред. Чаще всего такие случаи встречаются по делам о терроризме. Безусловно, подобные действия (бездействие) либо решения должностных лиц создают гражданину порой непреодолимые препятствия в защите своих прав и законных интересов, что не может быть признано нравственным [2, с. 98] В связи с этим, только с положительной стороны следует оценить позицию законодателя по решению данной проблемы. Согласно ст. 42 УПК РФ в новой редакции: «Решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно с момента возбуждения уголовного дела и оформляется постановлением дознавателя, следователя, судьи или определением суда… Если на момент возбуждения уголовного дела отсутствуют сведения о лице, которому преступлением причинен вред, решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно после получения данных об этом лице» [4]. С 1 января 2015 года начнут действовать положения ч. 2.1 ст. 45 УПК РФ: «по ходатайству законного представителя несовершеннолетнего потерпевшего, не достигшего возраста шестнадцати лет, в отношении которого совершено преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетнего, участие адвоката в качестве представителя такого потерпевшего обеспечивается дознавателем, следователем или судом. В этом случае расходы на оплату труда адвоката компенсируются за счет средств федерального бюджета» [4]. Данное изменение тоже кажется логичным и своевременным, однако вызывает ряд вопросов. Во-первых, отсрочка действия данного положения, которая заведомо ставит в невыгодное положение несовершеннолетних потерпевших до 1 января 2015 года. Во-вторых, не понятна логика законодателя, вводящего данное положение только в отношении несовершеннолетних потерпевших. Учитывая развитый комплекс законодательных положений, направленных на гарантированность и реализацию права на защиту подозреваемого, обвиняемого и подсудимого, регулирование права потерпевшего на представителя выглядит весьма скудно. Так, действующая редакция ст. 45 УПК РФ даже не упоминает слово «право» по отношению к возможности потерпевшего воспользоваться услугами представителя, в то время как права подозреваемого, обвиняемого в большинстве случае защищает профессиональный представитель (адвокат), за исключением случаев, предусмотренных ч. 2 ст. 49 УПК РФ, когда по определению или постановлению суда в качестве защитника могут быть допущены наряду с адвокатом один из близких родственников обвиняемого или 55 иное лицо, о допуске которого ходатайствует обвиняемый, а при производстве у мирового судьи указанное лицо допускается и вместо адвоката. Кроме того, в отличие от подозреваемого и обвиняемого, потерпевший самостоятельно должен позаботиться о выборе, приглашении своего представителя, а также об оплате его услуг. Допуск в качестве представителя потерпевшего лица, которое не является профессиональным защитником (адвокатом), заведомо ставит потерпевшего в неравное положение с обвиняемым, что существенным образом может сказаться на защите его законных прав и интересов. В связи с этим, руководствуясь принципами равноправия сторон и доступа к правосудию, предлагаем положения ст. 45 УПК РФ изложить во взаимосвязи с положениями ст. 49 УПК РФ, то есть предусмотреть возможность равного доступа к правовой помощи потерпевшего и подозреваемого, обвиняемого и подсудимого путем закрепления права потерпевшего на представителя, а также возможности потерпевшего пользоваться услугами профессионального адвоката бесплатно, за счет средств федерального бюджета, а также закрепить перечень обязательных случаев участия адвоката со стороны потерпевшего, например, когда потерпевший в силу своих психических или физических недостатков не может осуществлять свою защиту самостоятельно, в случае, когда дело будет рассматриваться судом присяжных и т. д. Данное нововведение, несомненно, повысит гарантии потерпевшего на реализацию его законных прав и интересов в рамках уголовного судопроизводства. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Аширбекова М. Т. Потерпевший как субъект уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений / М. Т. Аширбекова // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. – 2013. – № 7 (38). – С. 76–82. 2. Гаджирамазанова П. К. Роль следователя в защите прав и интересов потерпевшего по уголовным делам / П. К. Гаджирамазанова // Юридический вестник ДГУ. – 2013. – № 1. – С. 96–99. 3. Мартыненко Н. Э. Потерпевший от преступления: уголовно-правовое или уголовно-процессуальное понятие? / Н. Э. Мартыненко // Вестник Нижегородского университета имени Н. И. Лобачевского. – 2013. – № 3 (2). – С. 140–142. 4. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве : федер. закон от 28.12.2013 г. № 432-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2013. – № 52 (ч. 1). – Ст. 6997. 5. Петрушин А. И. Обеспечение потерпевшим доступа к правосудию в механизме судебной защиты прав и свобод личности / А. И. Петрушин // Вестник Томского государственного университета. – 2013. – № 366. – С. 102–104. 6. Таможникова Я. А. Защита прав потерпевших от преступлений: пробелы в праве / Я. А. Таможникова // Исторические, философские, 56 политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – 2011. – № 3 (9), ч. 3. – С. 158–160. Информация об авторах Буфетова Марьям Шамильевна – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и прокурорского надзора, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина,11, е-mail: maryamf@list.ru. Катрухина Татьяна Николаевна – магистрант кафедры уголовного процесса и прокурорского надзора Байкальского государственного университета экономики и права. Information about the authors Bufetova Maryam Shamilievna – candidate of low science, associate professor of the chair of criminal procedure and criminalistics, Baikal State University of Economics and Low, Lenin st., 11, Irkutsk, 664003, е-mail: maryamf@list.ru. Katrukhina Tatyana Nikolaevna – magistrant of the chair of criminal procedure and criminalistics Baikal State University of Economics and Low. УДК 343.123.1 ББК 67.410.2 Б.Я. Гаврилов ДОЗНАНИЕ В СОКРАЩЕННОЙ ФОРМЕ: ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ МИФЫ И РЕАЛИИ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ Статья посвящена проблемам производства предварительного расследования в форме сокращенного дознания. Одновременно автором аргументируется предложение о возвращении в уголовное судопроизводство протокольной формы досудебной подготовки материалов. Ключевые слова: разумный срок, сокращенное дознание, протокольная форма, досудебная подготовка материалов, уголовный проступок. B.Ya. Gavrilof INQUIRY IN THE REDUCED FORM: LEGISLATIVE MYTHS AND REALITIES OF RIGHT APPLICATION Article is devoted to problems of production of preliminary investigation in the form of inquiry in the reduced form. At the same time the author reasons the offer on 57 return to criminal legal proceedings of a legal form of pre-judicial preparation of materials. Keywords: the reasonable term, the reduced inquiry, legal form, pre-judicial preparation of materials, criminal offense. Введение в уголовно-процессуальное законодательство сокращенного дознания вызвало, с одной стороны, значительный научный интерес, а с другой – его неоднозначную оценку практикующими юристами из-за возникших значительных проблем, обусловленных как постановкой вопроса о введении сокращенной формы расследования, так и правоприменением ее положений. Непосредственно постановка вопроса о введении сокращенного дознания была обусловлена, по мнению автора, двумя основными факторами: первый – заключается в незнающей аналогов в досудебном производстве стран с развитой системой уголовного правосудия заформализованности российского уголовного судопроизводства; второй фактор обусловлен введением в УПК РФ нормы-принципа (ст. 6.1 «Разумный срок уголовного судопроизводства»), что требует от ученых и практиков выработки конкретных предложений по сокращению процессуальных сроков расследования уголовных дел, в том числе о преступлениях, обстоятельства которым очевидны, например, совершившее их лицо задержано с поличным, не оспаривает его обстоятельства и, в целом, расследование не представляет сложности в доказывании противоправного деяния. Сегодня срок предварительного следствия и последующего судебного разбирательства уголовных дел, по которым обвиняемый, подсудимый содержится под стражей, составляет в среднем 5 месяцев даже при очевидности указанных обстоятельств, а дознания – не менее 3 месяцев [1, с. 90–91], что снижает эффективность уголовно-правовых мер как в отношении лица, совершившего преступление, так и затрудняет реализацию потерпевшим своих конституционных прав на доступ к правосудию и возмещение причиненного преступлением вреда (ст. 52, 53 Конституции РФ). Решение указанных проблем возможно путем разработки и внесения дальнейших изменений в УПК РФ в целях практической реализации обозначенных в указанном Федеральном законе № 23-ФЗ процессуальных правил сокращенного дознания, а в перспективе – возвращение в российское уголовное законодательство «уголовного проступка» [4, с. 11; 8, с. 7–9], расследование которого должно осуществляться в форме сокращенного, но не на «бумаге», как сегодня, а в действительности – дознания или так называемой протокольной формы досудебной подготовки материалов. С целью расширения научной дискуссии и выработки соответствующих предложений в Академии управления МВД России в ноябре 2011 г. был проведен «круглый стол» с привлечением научной общественности и практикующих юристов из значительного числа субъектов Российской Федерации за счет использования возможностей видеоконференцсвязи и опубликования материалов «круглого стола» [13, с. 10–23]. 58 Продолжение научной дискуссии активно развернулось после внесения в Государственную Думу РФ двух проектов федеральных законов: первый, от 21 ноября 2011 г. № 33012-6 [10] разработан в Администрации Президента РФ при участии Следственного комитета РФ и второй законопроект от 21 ноября 2011 г. № 632173-5 внесен Советом Федерации РФ [11], который содержал в себе озвученные ранее представителями Генеральной прокуратуры РФ предложения о введении сокращенного производства по уголовным делам вне зависимости от формы расследования. При обсуждении данных законопроектов были высказаны серьезные сомнения относительно возможности практической реализации положений разработанных законопроектов в силу юридических сложностей предложенного механизма их правоприменения. Подробный анализ указанных законопроектов с учетом изложенных выше обстоятельств дан В.В. Кальницким и К.В. Муравьевым, а также В.А. Семенцовым в ходе конференции «Совершенствование деятельности правоохранительных органов по борьбе с преступностью в современных условиях» (2–3 ноября 2012 г., Тюмень) [5, с. 292–297; 9, с. 378–380]. Правоприменительная практика действия в течение года Федерального закона от 04.03.2013 г. № 23-ФЗ подтвердила наши опасения, что реализация его положений будет существенно затруднена. Достаточно подробный анализ сокращенного дознания сегодня дан рядом ученых [3]. Так, профессором С.И. Гирько вполне обоснованно утверждается, что «в уголовном судопроизводстве, по сути, восстановлена процессуальная форма унифицированного досудебного производства, как таковое дознание – основной «процессуальный инструмент» осуществления полицией своих процессуальных полномочий». Одновременно автором высказаны ряд принципиальных замечаний, обсуждение которых и выработка необходимых практических шагов возможны лишь в ходе системного мониторинга данного Закона [3, с. 2–5]. Положения Федерального закона № 23-ФЗ подробно также проанализированы А.П. Кругликовым с учетом имеющегося негативного опыта деятельности в СССР «несудебных органов», «особых совещаний», «троек» [7, с. 45–49]. С учетом своего видения путей упрощения дознания автор также высказывает обоснованные сомнения в реализации данного Закона, подтверждая их статистическими данными о результатах оперативно-служебной деятельности органов дознания после вступления его в действие. К числу существенных автор, как и профессор С.И. Гирько, относит необоснованность позиции законодателя в выборе формы сокращенного дознания в зависимости от ходатайства подозреваемого, который может использовать его, как часть тактики для уклонения от уголовной ответственности. Одновременно к сказанному выше о Федеральном законе № 23-ФЗ представляется необходимым дополнительно указать на ряд следующих обстоятельств: первое, законодателем через положения данного Закона сделан реальный шаг в части исключения из уголовного судопроизводства процессуальной нормы о возбуждении уголовного дела, поскольку сегодня до возбуждения уголовного дела разрешено получение от лица, в том числе в отношении которого проводятся проверочные действия в связи с возможным подозрением его в со 59 вершении преступления, объяснения, которое при соблюдении процессуальных норм, в том числе его получение с участием адвоката (защитника), может явиться доказательством по уголовному делу, а также изъятие в ходе проверки сообщения о преступлении предметов и документов по правилам УПК РФ, назначение и производство судебной экспертизы. Тем самым до возбуждения уголовного дела в настоящее время разрешено, по сути, производство основных следственных действий; второе, наиболее важное обстоятельство заключается в том, что есть большие опасения, что дознание в сокращенной форме (Глава 32.1 УПК РФ) «заработает», поскольку, например, за первый год действия данной формы предварительного расследования в суд ежеквартально направлялось чуть более 3 тыс. уголовных дел, хотя количество преступлений, подпадающих под действие данной нормы составило за этот период по экспертной оценке автора более 50 тыс. в квартал. Более того, отдельные прокуроры субъектов Российской Федерации фактически «запрещают» применять данную форму расследования, ожидая как она «заработает» в других регионах. С учетом негативных результатов действия вновь введенной в УПК РФ Главы 32.1 и в дополнение к ранее озвученной позиции автор полагает возможным сокращенное дознание построить по принципиально иной схеме. Авторский проект предусматривает: первое, форма расследования должна устанавливаться исключительно такими обстоятельствами, как определенная уголовным законом тяжесть преступления; второе, решение о производстве расследования в сокращенной форме должно быть за уголовно-процессуальным законом и лицом, производящим расследование; третье, представленное потерпевшему согласно подп. 6 ч. 1 ст. 226.2 УПК РФ право возражать против производства дознания в сокращенной форме может быть распространено исключительно на расследование уголовных дел частного и частно-публичного обвинения. На гипертрофированность механизма согласования позиций подозреваемого и потерпевшего о принятии решения о производстве дознания в сокращенной форме обращает внимание и профессор А.С. Александров [3, с. 264–265]. В свою очередь, И.А. Попов считает целесообразным получать согласие потерпевшего в письменной форме только один раз при удовлетворении ходатайства подозреваемого о производстве дознания в сокращенной форме [3, с. 19–22]; четвертое, при расследовании преступлений по сокращенным правилам доказывания обязательным условием является начало производства дознания по уголовному делу, минуя этап проверки сообщения о преступлении и, соответственно, без вынесения процессуального решения о возбуждении уголовного дела; – пятое, не менее актуальным является процессуальный срок расследования уголовного дела. Вряд ли возможно согласиться с позицией законодателя, установившего в ч. 1 ст. 226.6 УПК РФ срок производства дознания в этой форме – 15 суток со дня вынесения постановления о производстве дознания в 60 сокращенной форме. Более того, фактически установленный законодателем срок расследования увеличивается за счет двух суток, предоставляемых подозреваемому для заявления ходатайства о производстве дознания в сокращенной форме после разъяснения ему данного права, и еще 24 часов с момента поступления ходатайства дознавателю, который обязан принять указанное решение (ч. 2 и 3 ст. 226.4 УПК РФ). И это, не считая времени после возбуждения уголовного дела и до начала первого допроса подозреваемого, которое может длиться и сутки, и двое, и более, поскольку законодатель этот срок не ограничивает (ч. 1 ст. 226.4 УПК РФ). Ну и вряд ли отвечает требованиям сокращенного дознания возможность продления прокурором срока дознания до 20 суток (дополнительно к основному сроку 15 суток. – Б.Г.), исходя из системного толкования норм, регламентирующих процессуальные сроки производства дознания (ч. 3 ст. 223 УПК РФ), хотя ряд авторов вполне логично считают, что общий срок сокращенного дознания не должен превышать 30 суток [6, с. 48]. С учетом приведенных выше обстоятельств, предлагаются следующие процессуальные компоненты реально сокращенного дознания и судебного разбирательства уголовных дел: 1) расширение перечня преступлений отнесенных к компетенции органов дознания, в том числе, через введение в УК РФ уголовного проступка; 2) должны быть предусмотрены следующие основания производства дознания в сокращенной форме: начало производства расследования в отношении конкретного лица по признакам преступления, отнесенного к подследственности органа дознания (п. 1 ч. 3 ст. 150 УПК РФ); признание подозреваемым факта совершенного деяния, характера и размера причиненного вреда и согласие с правовой оценкой противоправного деяния; учет обстоятельств, исключающих производство дознания в сокращенной форме, предусмотренных пп. 1–5 ч. 1 ст. 226.2 УПК РФ (при определенных обстоятельствах этот перечень может быть сокращен); 3) должна быть принципиально изменена форма расследования преступлений указанной категории. Необходим переход на протокольную форму досудебной подготовки материалов и, как вариант реализации – формализованный бланк единого протокола, в котором предлагается предусмотреть необходимые виды следственных действий: осмотр места происшествия, допрос подозреваемого, потерпевшего и разъяснение им процессуальных прав, изъятие вещественных доказательств и приобщение их к уголовному делу, назначение судебной экспертизы только в случае обязательного ее производства; 4) УПК РФ должен содержать правовую норму, не допускающую производство иных, кроме указанных выше, следственных действий, о чем автором впервые заявлено на конференции в Академии управления МВД России 26 мая 2011 г. [13, с. 12], и одновременно уточняющую, что к протоколу должна быть приложена справка с указанием свидетелей, которые могут быть вызваны в судебное заседание, и справка (документ) о судимости, и возможно иные документы, необходимые, по мнению органа расследования, в судебном разбирательстве; 5) срок производства по такому уголовному делу ограничивается двумя сутками, что в условиях очевидности совершенного преступления и, исходя из реальной практики расследования является вполне достаточным; 61 6) в целях расследования уголовного дела в указанный выше срок и для обеспечения исполнения приговора подозреваемое лицо (около 200 тыс. в год дополнительно к числу задерживаемых сегодня 130 тыс. подозреваемых) в обязательном случае задерживается в порядке ст. 91, 92 УПК РФ на срок до 48 часов, что также должно способствовать резкому сокращению (сегодня 150 тыс.) лиц, находящихся в федеральном розыске, в основном, за указанные преступления; 7) после направления прокурором уголовного дела в суд последний незамедлительно назначает судебное заседание и одновременно в соответствии с п. 3 ч. 7 ст. 108 УПК РФ, с учетом предложенных нами изменений, продлевает задержание подозреваемого на срок не более 72 часов, в течение которого рассматривает уголовное дело; 8) по причинам, указанным выше, расследование по протокольной форме производства должны производить, наряду с дознавателями, иные должностные лица органа дознания, например, участковые уполномоченные полиции. Решение изложенных проблем способно обеспечить расследование в форме сокращенного дознания и их последующее судебное разбирательство порядка 300 тыс. преступлений, что позволит обеспечить принцип неотвратимости наказания за совершенные преступления и, одновременно, реализацию потерпевшим своего права на доступ к правосудию и возмещению причиненного преступлением вреда. На этом настаивают абсолютно все обучавшиеся в Академии управления МВД России в 2013–2014 гг. слушатели от сотрудников МВД России, включенных в Федеральный кадровый резерв, и до начальников полиции, руководителей органов предварительного следствия и подразделений дознания регионального и муниципального уровней. Дело за реализацией данных предложений, в том числе при разработке Концепции развития современной уголовной политики, включая ее уголовно-процессуальную составляющую. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Гаврилов Б. Я. Правовое регулирование защиты конституционных прав и свобод личности : монография / Б. Я. Гаврилов. – М. : Мир, 2005. – 161 с. 2. Гаврилов Б. Я. О мерах по законодательному совершенствованию досудебного производства / Б. Я. Гаврилов // Российский следователь. – 2011. – № 1. – С. 32–33. 3. Гирько С. И. Производство по уголовному делу дознания в сокращенной форме: прогнозы и суждения / С. И. Гирько // Российский следователь. – 2013. – № 21. 4. Гордиенко В. В. Законодательное установление уголовного проступка и исключение института отказных материалов / В. В. Гордиенко // Российский следователь. – 2010. – № 15. – С. 11–13. 5. Кальницкий В. В. Законопроект о сокращенном дознании концептуально эклектичен / В. В. Кальницкий, К. В. Муравьев // Совершенствование деятельности правоохранительных органов по борьбе с 62 преступностью в современных условиях : материалы междунар. науч.-практ. конф., 2–3 нояб. 2012 г. – Тюмень, 2012. 6. Ковтун Н. Н. Дознание в сокращенной форме: коллизии и лакуны нормативного регулирования / Н. Н. Ковтун // Российская юстиция. – 2013. – № 12. – С. 47–49. 7. Кругликов А. П. Дополнение УПК РФ новой Главой о дознании в сокращенной форме и некоторые проблемы дифференциации уголовного судопроизводства / А. П. Кругликов // Российская юстиция. – 2013. – № 7. – С. 45–50. 8. Рогова Е. В. Понятие и сущность уголовного проступка / Е. В. Рогова // Труды Академии управления МВД России. – 2012. – № 3 (23). – С. 7–9. 9. Семенцов В. А. Сокращенная форма расследования // Совершенствование деятельности правоохранительных органов по борьбе с преступностью в современных условиях : материалы междунар. науч.-практ. конф., 2–3 нояб. 2012 г. – Тюмень, 2012. 10. Проект Федерального закона от 21 ноября 2011 г. «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации № 632173-6» // Российская газета. – 2012. – 11 марта. 11. Проект Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 632173-5 «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института сокращенной формы уголовного судопроизводства» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: Право.ru. 12. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации : федер. закон от 04.03.2013 г. № 27-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2013. – № 9. – Ст. 875. 13. Юридический консультант : (ежемес. информ.-аналит. журн.). – М. : Юрмис, лтд. – 2012. – № 3. Информация об авторе Гаврилов Борис Яковлевич – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий кафедрой управления органами расследования преступлений Академии управления МВД России, 125171, г. Москва, ул. Зои и Александра Космодемьянских, д. 8, e-mail: profgavrilof@yandex.ru. Information about the author Gavrilof Boris Yakovlevich – doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of theRussian Federation, head of the department of management authorities investigate crimes Academy of the Interior Ministry of Russia, 125171, Moscow, Zoya and Alexander Kosmodemyanskikh, st., 8, e-mail: profgavrilof@yandex.ru. 63 УДК 343.1 (576.3) ББК 67.410.2 (5.Тад) М.С. Газиев ОТКАЗ ОТ ЗАЩИТНИКА В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ ТАДЖИКИСТАНА: ПРОБЛЕМЫ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА, ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ В статье рассматриваются спорные проблемы, связанные с правовым регулированием отказа подозреваемого, обвиняемого и подсудимого от защитника при производстве по уголовному делу, затронуты проблемы правоприменительной практики. Основываясь на данных полученных в ходе исследования, автор обосновывает вывод о том, что ч. 1 ст. 51 УПК и ч. 1 ст. 52 УПК в нынешней их редакции вступают в противоречие с принципом состязательности, закрепленном в ст. 88 Конституции Республики Таджикистан и ст. 20 УПК РТ. В связи с этим автор, утверждает, что участие защитника при производстве по уголовным делам, относящимся к категории дел публичного и частнопубличного обвинения, т. е. где участвует государственный обвинитель, должно быть обязательным. В связи с этим, выносится предложение об изменении редакций ряда статей УПК Республики Таджикистан. Ключевые слова: защитник, отказ от защитника, подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, следователь, прокурор, суд. M.S. Gaziev OBLIGATORY PARTICIPATION OF THE DEFENDER IN CRIMINAL CASE AND REFUSAL OF IT: PROBLEMS OF THE LEGISLATION, THE THEORY AND PRACTICE In article the controversial problems connected with legal regulation of refusal of the suspect, accused and the defendant from the defender are considered by manufacture on criminal case, problems law-enforcement experts are mentioned. Being based on the data received during research, the author proves a conclusion that part 1 item 51 UPK and part 1 items 52 UPK in their present edition conflict to the competitiveness principle, fixed in article 88 of the Constitution of Republic Tajikistan and item 20 of UPK РТ. In this connection the author, asserts that participation of the defender by manufacture on the criminal cases concerning a category of affairs of public and privatepublic charge should be obligatory. In this connection, the offer on change of editions of some Republic Tajikistan UPK articles is taken out. Keywords: the defender, refusal of the defender, the suspect accused, the defendant, the inspector, the public prosecutor, court. Участие защитника в уголовном судопроизводстве Таджикистана, поскольку оно не нашло должного правового регулирования в законодательстве, представляется довольно противоречивым, и сегодня эта проблема отличается особой 64 остротой. Одной из главных проблем, связанных с участием защитника в рассматриваемой стадии является обязательность участия защитника и отказ он него. В соответствии со ст. 51 УПК РТ участие защитника в производстве по уголовному делу обязательно, если подозреваемый, обвиняемый или подсудимый: ходатайствуют об этом; являются несовершеннолетними; в силу физических или психических недостатков не могут самостоятельно осуществить свое право на защиту; не владеют языком, на котором ведется судопроизводство; обвиняются в совершении преступления, за которое в качестве меры наказания могут быть назначены смертная казнь или пожизненное лишение свободы. Следует отметить, что данная норма перенесена в новый УПК РТ с УПК Тадж. ССР 1961 г. Здесь же следует отметить, что УПК Тадж. ССР по сравнению с действующим УПК РТ предусматривал более широкий перечень случаев, когда участие защитника считалось обязательным. В частности, участие защитника считалось обязательным при судебном разбирательстве дел, в которых участвовал государственный обвинитель, а также в отношении лиц, между интересами которых в плане защиты имелись противоречия и хотя бы один из них имел защитника. К сожалению, новый УПК РТ не охватил названные случаи обязательного участия защитника Сведение к минимуму случаев обязательного участия защитника и не включение в УПК РТ названных выше последних двух случаев, когда его участие по идее должно быть обязательным в самом законодательстве и правоприменительной практике вызвали очень сильные перекосы, не согласовывающиеся с принципом состязательности и равенства сторон в судопроизводстве, закрепленном в Конституции РТ (ст. 88) и в самом УПК РТ (ст. 20). Чтобы не быть голословным, приведем следующий аргумент. Прокурор осуществляет уголовное преследование на всех стадиях уголовного процесса (ст. 24, 36 УПК РТ). В судопроизводстве участие государственного обвинителя обязательно, за исключением дел уголовных дел частного обвинения, в которых обвинение поддерживает потерпевший. Прокурор, как государственный обвинитель, поддерживает перед судом государственное обвинение по уголовным делам частного и частно-публичного обвинения (ч. 1 ст. 279 УПК РТ). В то же время при отсутствии оснований, предусмотренных ч. 1 ст. 51 УПК РТ, защитник не принимает участие при производстве по уголовному делу. В этом случае функция защиты возлагается на самого подозреваемого, обвиняемого и подсудимого. Можно привести из личной практики автора данной статьи множество примеров, когда по одному и тому же делу фигурировали несколько обвиняемых, подсудимых, где правом пользоваться помощью защитника были обеспечены не все обвиняемые и подсудимые. Так, приговором военного суда Душанбинского гарнизона от 29 октября 2013 г. были признаны виновными Рахмонов Э. (в соответствии со статьями 391 ч. 1 и 32 ч. 3, 248 ч. 2 п. «б» УК РТ) и Исломов У. (в соответствии со статьями 372 ч. 2 п. «в, д» и 32 ч. 3, 248 ч. 2 п. «б» УК РТ). Они были участниками одного преступления. В ходе предварительного расследования у них было получено заявление об отказе от защитника. При судебном разбирательстве уголовного дела по инициативе родителей Рахмонова 65 Э., с его согласия выступил в качестве защитника адвокат. Исломову У. защитник не был обеспечен, функцию защитника осуществлял сам подсудимый. Аналогичная же ситуация сложилась на всех стадиях процесса по другому уголовному делу в отношении Алимадова Ю.М., Шамсуллоева К. С. и Махмадалиева Д. Из названных лиц, Махмадалиев Д. ни на одной стадии процесса помощью защитника не воспользовался. Других таких примеров можно привести множество. В приведенных случаях, названные лица фактически были лишены права пользоваться помощью защитника. Вряд ли можно утверждать, что подозреваемый, обвиняемый, отказавшись от защитника, самостоятельно могут сами осуществлять функцию защиты, особенно если в их отношении избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. В этих условиях, какими бы они правовыми познаниями не обладали, не могут реализовать все права защитника, предусмотренные ч. 2 ст. 53 УПК РТ, в частности, собирать и представлять доказательства, необходимые для защиты, использовать все средства и методы защиты, не противоречащие закону. Для реализации этих прав, а они являются главенствующими для защиты, подозреваемый и обвиняемый всегда нуждаются в квалифицированной юридической помощи, которую может оказать только профессиональный защитник, т. е. адвокат. Тем более что процессуальными противниками для подозреваемого и обвиняемого выступают профессиональные юристы, какими являются дознаватель, следователь и прокурор. Практике нарушений права подозреваемого, обвиняемого на защиту способствует, прежде всего, действовавшее законодательство, его несовершенство, двусмысленность его норм и неоднозначность их толкование. Вопрос об обязательном участии защитника и отказ от него в УПК РТ так же, как и при действии прежнего законодательства, остался без должного правового регулирования. В соответствии с ч. 1 ст. 52 УПК РТ подозреваемый, обвиняемый или подсудимый вправе в любой момент производства по делу по своей инициативе, представленной в письменной форме, отказаться от услуг защитника, в его присутствии. Здесь следует выделить три взаимосвязанных условия допустимости отказа от защитника: а) подозреваемый, обвиняемый могут отказаться от защитника по собственной инициативе; б) отказ от защитника должен быть оформлен в письменном виде; в) отказ от защитника может быть оформлен в присутствии самого защитника. Однако, в правоприменительной практике данное требование законодательства абсолютно не соблюдается. Результаты выборочно изученных нами 50 уголовных дел, свидетельствуют о том, что с подозреваемых и обвиняемых брали заявление о том, что в услугах защитника они не нуждаются. При этом все случаи отказа от защитника были оформлены следователями в виде заявления подозреваемого, обвиняемого. При этом защитник не принимал участия. На вопросы анкетирования проведенного нами среди следователей, прокуроров и судей, 85 респондентов (98 %) ответили так: оформление отказа от защитника в его присутствии может быть уместным только в том случае, если он в деле уже участвует. Такое понимание законодательства и такую практику иначе, чем произвол и беззаконие называть нельзя. Обращаем внимание таких толкователей на 66 следующее обстоятельство: отказ от защитника, как требует ч. 3 ст. 52 УПК РТ, «не допустим в случаях, когда закон предусматривает обязательное участия защитника». Это означает, что в случае, если защитник участвует в деле, (в том числе, по ходатайству подозреваемого, обвиняемого, как это предусмотрено в п. 1 ч. 1 ст. 51 УПК РТ), отказ от защитника не может быть допустимым. В таком случае речь можно вести только о замене защитника. Рассматривая ходатайство обвиняемого об отказе от защитника, дознаватель, следователь, прокурор и суд должны разграничивать отказ от конкретного защитника и отказ от помощи вообще любого защитника, поскольку в зависимости от этого при удовлетворении ходатайства подозреваемого и обвиняемого наступают разные правовые последствия. Если защитник не выполняет свои профессиональные обязанности, или подозреваемый (обвиняемый) выражает свое недовольство его работой, несогласие с его действиями (бездействием), то подозреваемый (обвиняемый) вправе воспользоваться правом замены защитника. При отказе подозреваемым, обвиняемым от помощи конкретного защитника следователь должен выяснить, не нуждается ли подозреваемый, обвиняемый в помощи другого защитника и если нуждается – то предоставить ему возможность пригласить избранного им защитника для участия в деле, а также разрешить ему обсудить этот вопрос с родственниками или иными близкими родственниками. Чтобы полностью исключить произвол в следственной и судебной практике в вопросах обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту считаем целесообразным принятие новой редакции ч. 1 ст. 51, и ч. 1 ст. 52 УПК РТ. В связи с этим предлагаем изложить ч. 1 ст. 51 УПК РТ в следующей редакции: «Участие защитника при производстве по уголовным делам, относящимся к категории публичного и частно-публичного обвинения является обязательным». В развитие данной нормы нам представляется наиболее удачным изложение ч. 1 ст. 52 УПК РТ в следующей редакции: «Подозреваемый, обвиняемый или подсудимый вправе в любой момент производства по делу по своей инициативе, представленной в письменной форме, отказаться от услуг конкретного защитника, в его присутствии». Формулировка ч. 1 ст. 52 УПК РТ позволяет утверждать, что подозреваемый, обвиняемый не вправе отказаться от защитника, пока реально не будут обеспечены помощью такового, а их отказ не может быть удовлетворен, пока они не будут обеспечены защитником и тем самым не будет подтверждено, что такой отказ от защитника не является вынужденным. В этом случае доказательством того, что подозреваемый (обвиняемый) имел реальную возможность воспользоваться помощью защитника-адвоката, является приобщенный к материалам дела ордер на осуществление защиты в уголовном процессе. Как следует из закона (ч. 1 ст. 52 УПК РТ), отказ от защитника должен быть оформлен в виде написанного (напечатанного) и подписанного подозреваемым или обвиняемым документа. Однако УПК не упоминает ни название данного процессуального документа, ни правила его оформления. По этому вопросу в юридической литературе высказаны разные точки зрения. А.П. Рыжаков считает, что под отказом от защитника понимается заяв 67 ление о нежелании пользоваться юридической помощью, и он должен быть оформлен в виде документа, именуемый заявлением [4, с. 234]. Именно о заявлении, об отказе от защитника пишут многие ученые [6, с. 173]. Н.Г. Козырев считает возможным «оформление отказа от помощи защитника путем составления отдельного протокола, иногда с привлечением понятых» [1, с. 209]. Существует мнение, что подозреваемый (обвиняемый) обязан изложить причины отказа от помощи защитника «в письменном виде в протоколе соответствующего следственного действия или отдельным заявлением» [2, с. 105]. Как нами было уже отмечено, на практике факт отказа от защитника отражается в заявлении подозреваемого (обвиняемого) с указанием причин и мотивов отказа от защитника. На наш взгляд, заявление об отказе от защитника это есть своего рода ходатайство. Ходатайство же согласно ст. 175 УПК РТ должно быть рассмотрено и разрешено. При полном или частичном отказе в его удовлетворении следователь (дознаватель) обязан вынести постановление, а суд – определение, которое доводится до сведения подозреваемого, обвиняемого или подсудимого. Поскольку закон не предусматривает общую форму заявления подозреваемого и обвиняемого об отказе от защитника, данный процессуальный документ, как правило, составляется в произвольной форме. В связи с этим нами рекомендуется следующая структура рассматриваемого процессуального документа: 1) наименование процессуального документа (заявление об отказе от помощи защитника); 2) населенный пункт, день, месяц и год написания заявления; 3) местоимение «Я», после которого указывается фамилия, имя, отчество подозреваемого (обвиняемого), день, месяц и год рождения; 4) по какому пункту, части, статьи УК РТ подозревается (обвиняется); 5) ссылка на ч. 1 ст. 52 УПК РТ, которой он руководствуется; 6) фраза «заявляю, что по собственной инициативе и доброй воле отказываюсь от всякой помощи, которая могла бы быть мне оказана в уголовном процессе защитником (указать фамилию, имя, отчество)»; 7) мотивировка решения об отказе от помощи защитника; 8) отметка о том, что ему известно о его право на бесплатную помощь защитника (п. 9 и 11 ст. 50 УПК РТ) и то обстоятельство, что отказ от защитника не является вынужденным и не лишает его в дальнейшем права ходатайствовать о допуске к участию в производстве по уголовному делу. Реализуя право подозреваемого или обвиняемого на отказ от защитника, следователю надлежит соблюсти следующие условия, при которых такой отказ юридически значим: он должен быть сделан по инициативе самого подозреваемого или обвиняемого. Слово «инициатива» произошло от латинского initiare – «начинать», что означает «почин, руководящая роль в» каких-либо «действиях» [5, с. 198], «первый шаг в» каком-либо «деле, побуждение к новым формам деятельности» [7, с. 492], «стремление первым начать» какое-нибудь дело» [4, с. 229]. Соответственно «по своей инициативе» означает, что именно подозреваемый, обвиняемый или подсудимый выступил с почином отказа от помощи защитника. Именно он первым по доброй воле без какого-либо к тому принуж 68 дения должен заявить об этом. Следователь в любом случае обязан выяснить у обвиняемого, не связан ли отказ от защитника с трудностями по оплате услуг адвоката и, разъяснить право на получение бесплатной юридической помощи. Необеспечение права на защиту в соответствии с ч. 3 ст. 88 УПК РТ влечет признание не имеющими юридической силы полученных при этом доказательств. Однако судебная практика не идет по пути признания факта нарушения права на защиту при изложенных обстоятельствах, о чем свидетельствует отсутствие хотя бы одного примера признания доказательств полученных с нарушением прав на защиту незаконным. Следователь, дознаватель, как предписывает ч. 2 ст. 52 УПК РТ, должен в случае отказа подозреваемого (обвиняемого) от защитника выяснить причину такого отказа, не является ли отказ от защитника вынужденным, например, ввиду отсутствия средств на оплату услуг адвоката или его неявки к месту производства расследования. Установив, что отказ является вынужденным, следователь (дознаватель и др.) обязан принять меры к назначению подозреваемому (обвиняемому) защитника через адвокатское образование. Как правило, в случаях, когда отказ от защитника будет обусловлен трудностями по оплате услуг адвоката, следователи на практике назначают обвиняемому защитника через юридическую консультацию. В этом случае, в соответствии с п. 11 ст. 50 УПК РТ, оплата труда осуществляется за счет государства с последующим возложением возмещения расходов на осужденного. Однако защиту, осуществляемую адвокатом по назначению, вряд ли можно считать эффективной. Как показывают результаты проведенного нами опроса среди практикующих адвокатов, на вопрос о том, как вы оцениваете защиту, осуществляемую адвокатом по назначению следователя или суда, 85 (96,6 %) респондентов ответили, что она сводится лишь к формальному участию в деле. Результаты изученных нами архивных уголовных дел свидетельствуют, что по делам, где адвокат участвовал по назначению, его работа ограничивалась лишь подписанием протоколов следственных действий. На наш взгляд неэффективными являются также и государственные подходы к решению этой проблемы и существующие правовые механизмы реализации данного права обвиняемого, когда назначенный защитник мало заинтересован в результате своей работы, и не несет никакой ответственности за некачественную работу. На наш взгляд, в целях эффективности реального обеспечения обвиняемому права на защиту, необходимо принять Закон Республики Таджикистан «О бесплатной юридической помощи», где были бы урегулированы все вопросы, связанные с качеством оказываемой адвокатом правовой помощи в уголовном судопроизводстве. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Козырев Н. Г. Комментарий к УПК РФ / Н. Г. Козырев. – М. : ЮРАЙТ, 2004. – 209 c. 2. Комментарий к УПК РФ. – М. : ЭКСМО, 2003. – 105 c. 3. Ожегов С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов. – М., 2000. – 215 c. 69 4. Рыжаков А. П. Защитник в уголовном процессе : науч.-практ. рук. / А. П. Рыжаков. – М. : Экзамен, 2010. – 234 c. 5. Словарь иностранных слов. – 18-е изд. – М. : Рус. яз., 1989. – 198 c. 6. Смирнов А. В. Комментарий к УПК РФ / А. В. Смирнов. – М. : ЭКСМО, 2003. – 173 c. 7. Советский энциклопедический словарь. – 3-е изд. – М., 1984. – 492 c. 8. Рыжков А. П. Защитник в уголовном процессе / А. П. Рыжков. – М. : Экзамен, 2007. – 229 c. Информация об авторе Газиев Машхур Санакулович – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики, РоссийскоТаджикский (славянский) университет, ул. М. Турсунзаде, 30, 734025, Душанбе, Республика Таджикистан, e-mail: masshurg05@mail.ru. Information about the author Gaziev Mashhur Sanakulovich – candidate of jurisprudence, the senior lecturer, the senior lecturer of chair of criminal trial and criminalistics, The Russian-Tadjik (slavic) university M. Tursunzade's, 30 street, 734025, Dushanbe, Republic Tajikistan Bodies, e-mail: masshurg05@mail.ru. УДК 343.13 ББК67.410.2 Н.А. Данилова Т.Г. Николаева ВОЗМОЖНО ЛИ ПРИНУЖДЕНИЕ НА СТАДИИ ВОЗБУЖДЕНИЯ УГОЛОВНОГО ДЕЛА? В статье рассматриваются некоторые вопросы ограничения прав личности при производстве следственных действий в ходе проверки сообщения о преступлении. Ключевые слова: ограничение прав, проверка сообщения о преступлении, судебная экспертиза. 70 N.A. Danilova T.G. Nikolaeva WHETHER COERCION AT THE STAGE OF VERIFICATION OF THE MESSAGE ON A CRIME IS POSSIBLE? In article some questions of restriction of the rights of the personality are considered by production of investigative actions during verification of the message on a crime. Keywords: restriction of the rights, verification of the message on a crime, judicial examination. Право каждого на личную неприкосновенность гарантируется Основным законом РФ. Ограничение данного права допускается федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ). Исходя из данной конституционной нормы в УПК РФ с целью защиты прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений предусмотрена возможность производства следственных действий и применения мер принуждения, связанных с ограничением права граждан на личную неприкосновенность. Вторжение в сферу прав и свобод человека и гражданина в процессе осуществления уголовно-процессуальной деятельности обусловлено наличием объективной необходимости обеспечения правозащитного назначения уголовного судопроизводства. Последнее, в свою очередь, сопряжено не только с защитой прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, но и защитой личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Следует согласиться с мнением М.Н. Петренко относительно того, что «существует прямая зависимость между защитой прав и свобод человека и гражданина и государственного принуждения в уголовном судопроизводстве. Наличие второго обуславливает наличие первого, а уменьшение принуждения влечет уменьшение гарантий прав человека в такой особой сфере жизни общества, как уголовно-процессуальные правоотношения» [5]. Системный анализ норм уголовно-процессуального закона дает основание для вывода о том, что производство значительной части следственных действий сопряжено с существенным ограничением личных прав граждан. В этой связи не теряет актуальность вопрос, касающийся допустимости принуждения и его пределов применительно к участникам следственных действий, особенно на стадии возбуждения уголовного дела, когда уголовное преследование еще не осуществляется, а законодатель процессуальные возможности правоприменителей на данной стадии расширяет. Так, в соответствии со ст. 144 УПК РФ при проверке сообщения о преступлении дознаватель, орган дознания, следователь, руководитель следственного органа вправе получать объяснения, образцы для 71 сравнительного исследования, истребовать документы и предметы, изымать их в порядке, установленном УПК РФ, назначать судебную экспертизу, принимать участие в ее производстве и получать заключение эксперта в разумный срок, производить осмотр места происшествия, документов, предметов, трупов, освидетельствование, требовать производства документальных проверок, ревизий, исследований документов, предметов, трупов, привлекать к участию в этих действиях специалистов, давать органу дознания обязательное для исполнения письменное поручение о проведении оперативно-розыскных мероприятий, а лицам, участвующим в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, разъясняются их права и обязанности, предусмотренные УПК РФ, и обеспечивается возможность осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы. В связи с этим особую значимость приобретает вопрос относительно круга лиц, в отношении которых допустимо применение принуждения, в случае их отказа от участия в производстве судебных экспертиз в отношении живых лиц (в частности, судебно-медицинской и судебно-психиатрической), получения образцов для сравнительного исследования и освидетельствования. В первую очередь это обусловлено тем, что производство упомянутых процессуальных действий в подавляющем большинстве случаев сопряжено с вторжением в сферу личных прав и свобод не только лица, возможно, совершившего преступление, но и пострадавшего. Вследствие этого было бы весьма опрометчиво игнорировать возможность уклонения участников проверки сообщения о преступлении от проводимого на стадии возбуждения уголовного дела экспертного исследования, предоставления образцов для сравнительного исследования либо освидетельствования по самым разнообразным причинам. Если виновный (потенциальный подозреваемый), как правило, опасается изобличения в совершении им преступления, то потенциальный потерпевший (а равно и потенциальный свидетель) зачастую воспринимает эти процессуальные действия как унизительную процедуру, умаляющую его честь и достоинство. К этому следует добавить давление, нередко оказываемое со стороны виновного, его соучастников, близких, родственников либо знакомых. Согласно ст. 28 Федерального закона «О государственной судебноэкспертной деятельности в Российской Федерации» судебная экспертиза в отношении живых лиц может производиться в добровольном или принудительном порядке. В первом случае в государственное судебно-экспертное учреждение должно быть представлено письменное согласие лица подвергнуться судебной экспертизе. Если лицо, в отношении которого назначена судебная экспертиза, не достигло шестнадцатилетнего возраста или признано судом недееспособным, письменное согласие на производство судебной экспертизы дается его законным представителем. Наряду с этим недопустимо игнорировать тот факт, что круг лиц, которые могут быть направлены на судебную экспертизу в принудительном порядке, определяется уголовно-процессуальным законом. В случае отсутствия в УПК РФ прямого указания на возможность принудительного направления лица на судеб 72 ную экспертизу, государственное судебно-экспертное учреждение не вправе производить экспертизу в отношении этого лица в принудительном порядке. Однако применительно к производству судебной экспертизы уголовнопроцессуальный закон упоминает термин «принудительный» лишь в ч. 5 ст. 56 УПК РФ, согласно которой свидетель не может быть принудительно подвергнут судебной экспертизе или освидетельствованию, за исключением случаев, предусмотренных ч. 1 ст. 179 УПК РФ. К таким случаям относится производство освидетельствования подозреваемого (обвиняемого), потерпевшего для обнаружения на теле человека особых примет, следов преступления, телесных повреждений, выявление состояния опьянения или иных свойств и признаков, имеющих значение для уголовного дела (если для этого не требуется производство судебной экспертизы). Учитывая отсутствие процессуального статуса у участников проверки сообщения о преступлении, возникает закономерный вопрос – допустима ли возможность применения к ним воздействия принудительного характера вне зависимости от мотивов их отказа при производстве судебной экспертизы? При этом нельзя не принимать во внимание, что в ряде случаев без проведения, например, судебно-медицинской экспертизы невозможно решение вопроса о возбуждении уголовного дела либо об отказе в таковом. Для ответа на этот вопрос представляется целесообразным обратиться к нормам Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» [3], в соответствии с которыми: медицинское вмешательство [4] – выполняемые медицинским работником по отношению к пациенту, затрагивающие физическое или психическое состояние человека и имеющие профилактическую, исследовательскую, диагностическую, лечебную, реабилитационную направленность виды медицинских обследований и (или) медицинских манипуляций, а также искусственное прерывание беременности (п. 5 ст. 2); медицинская экспертиза – проводимое в установленном порядке исследование, направленное на установление состояния здоровья гражданина, в целях определения его способности осуществлять трудовую или иную деятельность, а также установления причинно-следственной связи между воздействием каких-либо событий, факторов и состоянием здоровья гражданина (ч. 1 ст. 58); судебно-медицинская и судебно-психиатрическая экспертизы являются одним из видов медицинских экспертиз, проводимых в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу (п. 4 ч. 2 ст. 58; ч. 1 ст. 62). Таким образом, можно прийти к выводу о том, что производство судебно-медицинской и судебно-психиатрической экспертизы является медицинским вмешательством, имеющим исследовательскую направленность и проводимом в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу. Однако целью процессуальных действий, проводимых на стадии возбуждения уголовного дела, равно как и самой проверки сообщения о преступлении является установление наличия (отсутствия) признаков преступления. Кроме того, 73 на этой стадии уголовного судопроизводства уголовного дела нет и быть не может. И наконец, буквальное толкование уголовно-процессуальных норм в системной связи с Федеральным законом «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» дает основание для вывода о том, что действие ч. 9 ст. 20 упомянутого Закона (согласно которой при проведении судебно-медицинской и судебно-психиатрической экспертизы допускается медицинское вмешательство без согласия гражданина, одного из родителей или иного законного представителя) на стадию возбуждения уголовного дела не распространяется. Равным образом, на эту стадию уголовного судопроизводства не распространяется действие п. 4 ч. 5 ст. 42 УПК РФ, в соответствии с которым потерпевший не вправе уклоняться от прохождения освидетельствования, от производства в отношении его судебной экспертизы (в случаях, когда не требуется его согласие) или от предоставления образцов для сравнительного исследования. Обоснованием нашей позиции служит тот факт, что решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно с момента возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 42 УПК РФ). Не менее проблематичным представляется применение принуждения при производстве таких следственных действий как получение образцов для сравнительного исследования и освидетельствование. Согласно ст. 9 Федерального закона «О государственной судебноэкспертной деятельности в Российской Федерации» образцы для сравнительного исследования – это объекты, отображающие свойства или особенности человека, животного, трупа, предмета, материала или вещества, а также другие образцы, необходимые эксперту для проведения исследований и дачи заключения. Образцы для сравнительного исследования могут быть получены у подозреваемого, обвиняемого, свидетеля, потерпевшего, а также в соответствии с ч. 1 ст. 144 УПК РФ иного физического лица или представителя юридического лица. Уголовно-процессуальным законом ограничен круг лиц, присутствие которых при получении образцов для сравнительного исследования является обязательным или допускается. Помимо следователя и лица, у которого изымаются образцы, в необходимых случаях их получение производится с участием специалиста (например, специалиста в области судебной медицины). Если получение образцов для сравнительного исследования является частью судебной экспертизы, то оно производится экспертом. И наконец, при получении образцов для сравнительного исследования не должны применяться методы, опасные для жизни и здоровья человека или унижающие его честь [2, с. 869] и достоинство [1] (ст. 202 УПК РФ). Что касается освидетельствования, то являясь разновидностью следственного осмотра оно, во-первых, проводится для обнаружения на теле человека особых примет, следов преступления, телесных повреждений, выявления состояния опьянения (наркотического, алкогольного, токсического) или иных свойств и признаков, имеющих значение для уголовного дела, если для этого не требуется производство экспертизы. Во-вторых, освидетельствование, связанное с обнажением лица, должно проводиться следователем того же пола, что и освидетельствуемый. Если это невозможно, данное следственное действие про 74 водится врачом. При этом использование технических средств фиксации хода и результатов освидетельствования, связанного с обнажением освидетельствуемого допустимо только при наличии согласия освидетельствуемого лица. Таким образом, применительно к стадии возбуждения уголовного дела необходимость в получении образцов для сравнительного исследования и освидетельствовании находится в прямой зависимости от того, насколько результаты этих следственных действий обеспечат установление наличия (отсутствия) признаков преступления и, как следствие, законности и обоснованности решения о возбуждении уголовного дела либо отказа в его возбуждении. Насколько же допустимо применение принуждения к упомянутым в ст. 202 УПК РФ иным физическим лицам и представителям юридических лиц, а равно к освидетельствуемым в случае их отказа от предоставления образцов для сравнительного исследования либо освидетельствования? Принимая во внимание изложенное выше, крайне трудно представить не умаляющее честь и достоинство лица принудительное получение таких образцов для сравнительного исследования как образцы крови, слюны, спермы, содержимого с поверхности половых органов, волос (с головы, лобка, других частей тела), подногтевого содержимого пальцев рук. Не менее сложно, на наш взгляд, производство освидетельствования в отношении лиц, вероисповедание и национальные традиции которых запрещают не только обнажение тела, но и снятие головного убора в присутствии лица другого пола, а также нахождение в помещении с лицами другого пола. Представляется, что в подобной ситуации не только производство освидетельствования, но и получение образцов для сравнительного исследования чревато весьма негативными последствиями. Учитывая вышеизложенное, полагаем целесообразным указать законодателю на необходимость согласования норм анализируемых выше федеральных законов в части регламентации принудительного направления лица для производства судебной экспертизы, в том числе и при проверке сообщения о преступлении. Одновременно законодателю необходимо предусмотреть четкую регламентацию как случаев ограничения прав и свобод при производстве процессуальных действий, так и оснований и условий такого ограничения. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации : федер. закон от 21.11.2011 г. № 323-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2011. – № 48. – Ст. 6724. 2. Перечень определенных видов медицинского вмешательства утвержден приказом Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 23 апреля 2012 г. № 390н (зарегистрирован Министерством юстиции Российской Федерации 5 мая 2012 г., регистрационный № 24082. 3. Петренко М. Н. К вопросу о смягчении принуждения в уголовном процессе [Электронный ресурс] / М. Н. Петренко // Современные научные 75 исследования и инновации. – Режим доступа: http://web.snauka.ru/issues/2011/10/ 3051 (дата обращения 25.05.2014). Информация об авторах Данилова Наталья Алексеевна – доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики, СанктПетербургский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры РФ, e-mail: bobteyl@mail.ru. Николаева Татьяна Геннадьевна – доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики, СанктПетербургский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры РФ, 196211, Санкт-Петербург, e-mail: niko.t@mail.ru. Information about the authors Danilova Natalya Alekseevna – doctor of jurisprudence, professor, professor of chair of criminal trial and criminalistics St. Petersburg legal institute (branch) Academy of the Office of the Prosecutor General of the Russian Federation, e-mail: bobteyl@mail.ru. Nikolaeva Tatyana Gennadyevna – doctor of jurisprudence, professor, professor of chair of criminal trial and criminalistics St. Petersburg legal institute (branch) Academy of the Office of the Prosecutor General of the Russian Federation, e-mail: niko.t@mail.ru. УДК 343.115 ББК 67.711.48 Н.А. Дудко О СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО СЛУШАНИЯ В СУДЕ С УЧАСТИЕМ ПРИСЯЖНЫХ ЗАСЕДАТЕЛЕЙ В статье рассматриваются особенности проведения предварительного слушания в суде с участием присяжных заседателей. Автор отмечает, что предварительное слушание – это усложненная форма стадии назначения судебного заседания. Проведение предварительного слушания и решение судьи по его результатам зависят от выбора обвиняемым формы судопроизводства. На основе анализа уголовно-процессуальных норм и судебной практики автор делает вывод о необходимости дальнейшего совершенствования норм, регламентирующих предварительное слушание в суде с участием присяжных заседателей. Ключевые слова: суд с участием присяжных заседателей, права обвиняемого, ходатайство о рассмотрении дела судом присяжных, предварительное слушание, назначение судебного заседания. 76 N.A. Dudko ABOUT THE IMPROVEMENT OF THE PRELIMINARY HEARING IN THE COURT WITH JURYMEN PARTICIPATION The article considers the specific features of the preliminary hearing conducting in the court with jurymen participation. The author stresses that the preliminary hearing is a complicated form of the stage of court meeting appointment. The conducting of the preliminary hearing and the judge decision regarding its results depend on the choice of legal proceeding form made by the accused. Based on the analysis of criminal and procedure norms and court practice the author comes to the conclusion that it is necessary to make further improvement of the norms which regulate the preliminary hearing in the court with jurymen participation. Keywords: court with jurymen participation, rights of the accused, petition of examination of the case by jury, preliminary hearing, appointment of the court meeting. Предварительное слушание как самостоятельный процессуальный институт и специальный термин впервые был использован в российском уголовнопроцессуальном законодательстве применительно к производству в суде присяжных. Раздел 10 УПК РСФСР «Производство в суде присяжных», введенный Законом РФ от 16 июля 1993 г., содержит главу 36 «Особенности назначения судебного заседания» [3]. Особенности назначения судебного заседания обусловлены прежде всего наличием ходатайства обвиняемого о рассмотрения дела судом присяжных. В этом случае судебное разбирательство с участием присяжных должно назначаться только в порядке предварительного слушания (ст. 431 УПК РСФСР). Статья 432 УПК РСФСР достаточно подробно регламентировала правила производства в предварительном слушании. В дальнейшем Верховный Суд РФ рекомендовал применять процедуру предварительного слушания и при производстве по любому уголовному делу для решения вопроса о дополнительном расследовании. Пленум Верховного Суда РФ в п. 5 Постановления № 84 от 8 декабря 1999 г. «О практике применения судами законодательства, регламентирующего направление уголовных дел для дополнительного расследования» указал: если на стадии назначения судебного заседания поступило ходатайство о возвращении дела для дополнительного расследования по основаниям, предусмотренным п. 1, 3 и 4 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР, суд должен назначить и провести судебное заседание с участием сторон (по аналогии с порядком, установленным ст. 432 УПК РСФСР), т. е. используя процедуру предварительного слушания [6]. Рекомендация Верховного Суда о проведении предварительного слушания не только в суде присяжных получила развитие в УПК РФ. УПК РФ закрепил предварительное слушание как усложненную форму стадии назначения судебного заседания не только для решения вопроса о рассмотрении уголовного дела судом с участием присяжных заседателей, но и по другим основаниям (ст. 229 ч. 2 УПК РФ) [7]. 77 Введением в действие с 1 июля 2002 г. УПК РФ фактически снята проблема о сущности предварительного слушания, процедуре его подготовки и проведения, месте в системе стадий уголовного процесса. Все эти вопросы получили законодательное разрешение, в соответствии с которым предварительное слушание можно охарактеризовать следующими свойствами: 1. Предварительное слушание – самостоятельная судебная стадия. 2. Предварительному слушанию предшествуют подготовительные действия судьи (назначение предварительного слушания). 3. Предварительное слушание – это усложненная дифференцированная форма стадии назначения судебного заседания, которая обязательна для решения вопроса о рассмотрении уголовным судом с участием присяжных заседателей, а также по другим основаниям, предусмотренным ст. 229 УПК РФ. Применительно к производству в суде с участием присяжных заседателей УПК РФ содержит ст. 325 – «Особенности проведения предварительного слушания». Часть 1 ст. 325 УПК РФ регламентирует особенности предварительного слушания в суде присяжных и определяет условия применения норм главы 34 УПК РФ «Предварительное слушание». Содержание ст. 325 УПК РФ отражает главное требование к производству в суде присяжных – наличие ходатайства обвиняемого о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей. В связи с этим в предварительном слушании судья должен: выявить, заявил ли обвиняемый ходатайство о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей, а при участии в деле нескольких обвиняемых – заявил ли такое ходатайство хотя бы один из обвиняемых; обеспечить реализацию заявленного обвиняемым ходатайства и назначить уголовное дело к слушанию с вызовом в судебное заседание необходимого количества присяжных заседателей. Основанием проведения предварительного слушания является необходимость решения вопроса о рассмотрении уголовного дела судом с участием присяжных заседателей (п. 5 ч. 2 ст. 229 УПК РФ). В УПК РФ нет требования о наличии ходатайства обвиняемого о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей, но вопрос о рассмотрении дела судом присяжных может возникнуть только в том случае, если обвиняемый заявил об этом ходатайство. Поэтому можно считать, что основанием проведения предварительного слушания при производстве в суде присяжных является именно ходатайство обвиняемого о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей. В соответствии с ч. 1 ст. 229 УПК РФ суд проводит предварительное слушание по ходатайству сторон или по собственной инициативе. Возникает вопрос: вправе ли суд по собственной инициативе, без ходатайства обвиняемого, назначить предварительное слушание для решения вопроса о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей? Считаем, что при производстве в суде присяжных предварительное слушание не может быть проведено по инициативе суда. Действия суда полностью зависят от выбора обвиняемым формы судопроизводства. При отказе обвиняе 78 мого на стадии предварительного расследования от суда присяжных судья назначает судебное заседание в общем порядке, без проведения предварительного слушания. Исключение составляют дела, по которым обвиняемый при выполнении требований ст. 217 УПК РФ отказался от суда присяжных, но есть другое основание для назначения предварительного слушания. В ходе предварительного слушания обвиняемый может изменить свою позицию и заявить ходатайство о рассмотрении дела судом присяжных. В этом случае судья обязан принять ходатайство, разъяснить особенности производства и права обвиняемого в суде присяжных, после чего вынести решение о назначении уголовного дела к слушанию судом с участием присяжных заседателей. Предварительное слушание проводится независимо от того, когда и кто из обвиняемых заявил ходатайство о суде присяжных. Ходатайство обвиняемый может заявить на различных этапах производства по делу: после ознакомления с материалами уголовного дела (ч. 5 ст. 217 УПК РФ), после направления уголовного дела с обвинительным заключением или обвинительным актом в суд (ч. 3 ст. 229 УПК РФ) и в предварительном слушании, если оно проводится по основаниям, предусмотренным п. 1–4 ч. 2 ст. 229 УПК РФ. Ходатайство обвиняемого о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей является основанием и для предварительного слушания, и для дальнейшего производства в суде присяжных. Л.Б. Алексеева обоснованно называет это ходатайство «основным» [2, c. 459]. С.А. Насонов отмечает, что вопрос о ходатайстве обвиняемого о рассмотрении дела судом присяжных входит в предмет предварительного слушания и определяет его особенность [8, c. 558]. Судья перед назначением предварительного слушания проверяет выполнение следователем требований ст. 217, 218 УПК РФ. В соответствии с ч. 5 ст. 217 и ч. 2 ст. 218 УПК РФ он должен разъяснить обвиняемому право ходатайствовать о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей, особенности рассмотрения дела этим судом, права обвиняемого в судебном разбирательстве, порядок обжалования судебного решения, а также выявить желание обвиняемого воспользоваться правом на суд присяжных или отказаться от него и все перечисленные действия отразить в протоколе ознакомления обвиняемого с материалами дела и в протоколе разъяснения обвиняемому условий выбора порядка судопроизводства. Соответственно при наличии ходатайства обвиняемого судья выносит постановление о назначении предварительного слушания. В предварительном слушании судье надлежит уточнить позицию обвиняемого в отношении суда присяжных. Это действие судьи УПК РФ не регламентирует, а УПК РСФСР предусматривал обязанность судьи спросить у обвиняемого, подтверждает ли он свое ходатайство о рассмотрении дела судом присяжных (ч. 4 ст. 432 УПК РСФСР). В УПК РФ только закрепляется, что если обвиняемый не заявил ходатайство о рассмотрении его уголовного дела судом с участием присяжных заседателей, то данное уголовное дело рассматривается другим составом суда в порядке, установленном ст. 30 настоящего Кодекса (ч. 3 ст. 325 УПК РФ). В УПК РФ необходимо закрепить обязанность судьи спросить у обвиняемого, подтверждает ли он свое ходатайство о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей. При участии в деле нескольких обвиняемых не 79 обходимо выяснить позицию каждого обвиняемого. В том числе спросить у обвиняемого, отказавшегося от суда присяжных на стадии предварительного расследования, подтверждает ли он свой отказ или желает воспользоваться правом на суд присяжных. Одновременно судья должен выяснить у обвиняемого, знает ли он об особенностях производства в суде присяжных и понятны ли они ему. Это действие УПК РФ также специально не предусматривает, но авторы Комментария к УПК РФ под редакцией Д.Н. Козака и Е.Б. Мизулиной рекомендуют его проводить. «В ходе предварительного слушания судья должен выяснить у обвиняемого, знает ли он о специфике рассмотрения уголовных дел судом с участием присяжных заседателей и юридических последствиях постановленного им вердикта. В необходимых случаях судья должен сделать соответствующие разъяснения…» [2, с. 554]. Вывод о необходимости выяснения в предварительном слушании позиции обвиняемых в отношении рассмотрения дела судом с участием присяжных заседателей позволяет сделать ч. 5 ст. 325 УПК РФ: после вынесения постановления о рассмотрении дела с участием присяжных заседателей отказ подсудимого от рассмотрения дела в суде присяжных не принимается. Предварительное слушание является последним этапом, когда может быть заявлено ходатайство о суде присяжных. Возникает вопрос: как поступить судье при выявлении нарушения следователем требований ч. 5 ст. 217, ч. 2 ст. 218 УПК РФ? УПК РФ в редакции 18 декабря 2001 г. не предусматривал возможность устранения допущенных нарушений закона в ходе предварительного слушания. Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 9 от 20 декабря 1994 г. содержало пояснение только в отношении разъяснения особенностей производства в суде присяжных: невыполнение следователем требований УПК РСФСР в части разъяснения обвиняемому юридических последствий удовлетворения ходатайства о рассмотрении дела судом присяжных не является само по себе основанием для возвращения дела на дополнительное расследование, поскольку допущенное нарушение закона может быть устранено в ходе предварительного слушания (п. 4) [5, с. 3]. В соответствии с УПК РФ суд может возвратить дело прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом, но в перечне оснований возвращения дела прокурору, перечисленных в ст. 237 УПК РФ (в редакции от 18 декабря 2001 г.) не было указано нарушение ст. 217, 218 УПК РФ. По нашему мнению, было «целесообразно предусмотреть в законе право суда возвратить прокурору дело и в случае нарушения требований ч. 5 ст. 217, ч. 2 ст. 218 УПК РФ» [1, с. 96]. Это предложение совпало с позицией законодателя. Федеральный закон от 4 июля 2003 г. включил в ст. 237 дополнительное основание возвращения уголовного дела прокурору: 5) при ознакомлении обвиняемого с материалами уголовного дела ему не были разъяснены права, предусмотренные частью пятой статьи 217 УПК РФ [4]. Исследование уголовно-процессуальных норм, регламентирующих проведение предварительного слушания в суде с участием присяжных заседателей, и судебной практики позволяет сделать вывод, что порядок проведения предва 80 рительного слушания в суде с участием присяжных заседателей требует дальнейшего совершенствования. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Дудко Н. А. Производство по уголовным делам, рассматриваемым судом с участием присяжных заседателей: предварительное слушание : учеб. пособие / Н. А. Дудко. – Барнаул : Изд-во Алтай. ун-та, 2003. – 128 с. 2. Комментарий к УПК РФ / отв. ред. Д. Н. Козак, Е. Б. Мизулина. – М., 2002. – 1039 с. 3. О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судопроизводстве РСФСР», УПК РСФСР, УК РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях : закон РФ от 16 июля 1993 г. // Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР. – 1993. – № 33. – Ст. 13. 4. О внесении изменений и дополнений в УПК РФ : федер. закон от 04.07.2003 г. № 92-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2003. – № 27 (ч. 1). – Ст. 2706. 5. О некоторых вопросах применения судами уголовно-процессуальных норм, регламентирующих производство в суде присяжных : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.1994 г. № 9 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1995. – № 3. – С. 2–8. 6. О практике изменения судами законодательства, регламентирующего направление уголовных дел для дополнительного расследования : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 08.12.1999 г. № 84 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2000. – № 2. – С. 2–4. 7. Уголовно-процессуальный кодекс РФ : федер. закон от 18.12.2001 г. № 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2001. – № 52 (ч. 1.). – Ст. 4921. 8. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации : учебник / отв. ред. П. А. Лупинская. – М., 2003. – 797 с. Информация об авторе Дудко Нина Алексеевна – кандидат юридических наук, доцент, почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики, ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет», 656099, г. Барнаул, пр. Социалистический 68, e-mail: DudkoNA@yandex.ru. Information about the author Dudko Nina Alekseevna – PhD (Law), Ass. Prof., Honorable Person of higher professional education of the Russian Federation, Ass. Prof. of the Department of criminal procedure and criminalistics, Faculty of Law, FSBEE HPE «Altai State University», 656099, Barnaul, Socialisticheskii Ave. 68, e-mail: DudkoNA@yandex.ru. 81 УДК 343.13 (574) ББК 67.410.2 -324 (5.Каз) О.А. Зайцев ОБ ОСНОВНЫХ ПОЛОЖЕНИЯХ ПРОЕКТА УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН В статье выделяются основные направления реформы уголовнопроцессуального законодательства Республики Казахстан, сформулированные в Концепции правовой политики этой страны, принятой на период с 2010 по 2020 год. Дается общая характеристика ключевым новеллам проекта Уголовнопроцессуального кодекса Республики Казахстан. Ключевые слова: законопроект, производство по уголовному делу, уголовно-процессуальный кодекс. O.A. Zaytsev ON MAJOR NOVELS OF THE PROJECT OF THE CRIMINAL PROCEDURE CODE OF THE REPUBLIC OF KAZAKHSTAN The article highlights the main aspects of the reform of criminal procedure legislation of the Republic of Kazakhstan, couched in the Concept of Legal Policy of the country, adopted for the period from 2010 to 2020. General description is given to the key innovations of the draft of Code of Criminal Procedure of the Republic of Kazakhstan. Keywords: bill, criminal proceedings, Criminal Procedure Code. В настоящее время в Республике Казахстан осуществляется масштабная судебная реформа в рамках разработанной Концепции правовой политики этой страны, принятой на период с 2010 по 2020 год1. Данным документом определены ключевые направления совершенствования уголовно-процессуального права, среди которых: законодательная регламентация доследственной проверки (включая определение ее пределов); упрощение и повышение эффективности уголовного процесса (в том числе и упрощение порядка досудебного производства); создание условий для расширенного применения мер пресечения, альтернативных аресту (в том числе залога); расширение категорий уголовных дел, по которым уголовное преследование и обвинение в суде может осуществляться в частном и частнопубличном порядке; 1 Утверждена Указом Президента Республики Казахстан № 858 от 24 августа 2009 г. 82 введение новых институтов восстановительного правосудия, основанных на примирении сторон и возмещении причиненного вреда; совершенствование механизмов предоставления квалифицированной юридической помощи по уголовным делам потерпевшим и свидетелям; расширение категорий уголовных дел, рассматриваемых судом с участием присяжных заседателей [1]. Действующий в настоящее время Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан от 13 декабря 1997 года уже морально устарел, так как в его основе лежит 75-летняя практика становления и развития уголовнопроцессуального права Казахстана советского и постсоветского периода. В его адрес высказано немало обоснованных критических замечаний, как со стороны правоприменителей, так и со стороны ученых процессуалистов [2]. Не случайно в незначительный период времени в УПК РК внесены изменения и дополнения в более чем 200 статей. Указанные обстоятельства, а также сложившаяся в Казахстане новая общественно-политическая, экономическая и правовая ситуация обуславливает необходимость не просто корректировки действующих механизмов правового регулирования правосудия по уголовным делам, но и существенной их модернизации. В настоящее время в Республике Казахстан разработан проект нового УПК РК, над которым трудились ведущие ученые этой страны, велись жаркие научные дискуссии. Ключевой задачей законопроекта является эффективное применение уголовно-процессуального законодательства в целях быстрого раскрытия преступлений, привлечения к уголовной ответственности лиц, их совершивших и справедливого судебного разбирательства, упрощение и повышение эффективности уголовного процесса. В основу подхода к проекту УПК РК, который предлагается ввести в действие с 1 января 2015 года, взят предыдущий опыт развития уголовно-процессуального права страны, а также разумное восприятие и соотношение либеральных и радикальных начал, сложившихся в мировой правовой системе в ее классических исторических типах применительно к уголовному судопроизводству [3]. Каковы же наиболее знаковые новеллы проекта нового УПК РК? 1. Кардинально изменяется первоначальная стадия уголовного процесса, из которой исключены процедуры доследственной проверки и возбуждения уголовного дела. Таким образом, использована европейская модель, где полицейский не дает юридической квалификации совершенным деяниям, а также не применяет меры уголовно-процессуального принуждения (кроме задержания), а также без санкции прокурора и суда не совершает действий, которые затрагивают конституционные права человека. При этом существенным образом усиливается роль адвоката с самого начала досудебного производства. 2. Упрощено досудебное производство за счет введения новой процедуры досудебного расследования, началом которого является регистрация заявления (сообщения) в Едином реестре досудебных расследований либо первое неотложное следственное действие. При этом о начале досудебного расследования в течение суток уведомляется прокурор (ч. 1 ст. 179 проекта УПК РК). 83 Поводам к началу досудебного расследования являются: а) заявление физического лица, либо сообщение должностного лица государственного органа или лица, выполняющего управленческие функции в организации, об уголовном правонарушении либо безвестном исчезновении лица; б) явка с повинной; в) сообщения в средствах массовой информации; г) рапорт должностного лица органа уголовного преследования об уголовном правонарушении (ч. 1 ст. 180 проекта УПК РК). При этом предполагается, что досудебное расследование будет осуществляться в форме дознания, предварительного следствия и протокольной форме по правилам, установленным законопроектом. В частности, упразднятся фиксированный срок досудебного производства за счет введения нового термина «разумный срок», который включает в себя период с момента регистрации заявления (сообщения) до дня направления уголовного дела с обвинительным актом прокурору. При определении разумного срока досудебного уголовного расследования учитывается правовая и фактическая сложность уголовного дела, объем следственных действий, достаточность исследования обстоятельств дела, реализация прав участниками процесса, способ реализации лицом, осуществляющим досудебное расследование, своих полномочий в целях своевременного осуществления досудебного преследования (ст. 192 проекта УПК РК). В соответствии со ст. 190 проекта УПК РК возможно проведение досудебного расследования в ускоренном порядке (за исключением дел протокольной формы), которое должно быть закончено в течение десяти суток (в исключительных случаях прокурор вправе продлить этот срок до двадцати суток). 3. В законопроекте предусмотрена специальная глава 31, которая регламентирует осуществление следующих негласных следственных действий: а) негласный аудиоконтроль и (или) видеоконтроль лица или места; б) негласное получение информации о соединениях между абонементами и (или) абонентскими устройствами; в) негласное снятие информации с компьютеров, серверов и других устройств, предназначенных для сбора обработки, накопления и хранения информации; г) негласный контроль почтовых и иных отправлений; д) негласное проникновение и (или) обследование места; е) негласное наблюдение за лицом или местом; ж) негласная контролируемая поставка; з) негласный контрольный закуп; и) негласное внедрение в преступную среду и (или) имитация преступной деятельности. С учетом этого в проекте УПК РК предусмотрены условия и основания проведения негласных следственных действий (ст. 258), основные требования к постановлению об их проведении (ст. 259), процедуре санкционирования 84 (ст. 260), срокам проведения (ст. 161), особенностям использования результатов негласных следственных действий в доказывании (ст. 265) и др. Таким образом, в законопроекте произведено слияние в единое целое двух различных по форме и сущности видов деятельности (уголовнопроцессуальной и оперативно-розыскной), которые в настоящее время в Республике Казахстан регламентируется совершенно разноплановыми законами (УПК РК и Законом РК «Об оперативно-розыскной деятельности»). Предлагаемая интеграция вызвала немало критических замечаний со стороны известных ученых-процессуалистов Казахстана, которые считают, что подобные новеллы приведут к хаотичности и разрушению процессов вышеуказанных государственных видов деятельности и их законодательных основ [3] 4. Законопроект предусматривает институт следственного судьи, основными полномочиями которого будут решение вопросов санкционирования ареста в качестве меры пресечения (включая го продление), а также принудительного помещения лица, не содержащегося под стражей, в медицинское учреждение для производства судебно-психиатрической и (или) судебно-медицинской экспертизы. Кроме того, следственный судья будет санкционировать домашний и экстрадиционный арест, залог, наложение ареста на имущество, эксгумацию трупа, объявления международного розыска обвиняемого (подозреваемого) и ряд других вопросов, относящихся к его компетенции в соответствии со ст. 55 проекта УПК РК. При этом следственный судья вправе требовать от органа досудебного производства дополнительной информации по рассматриваемому вопросу; знакомиться со всеми материалами соответствующего досудебного производства и исследовать их; вызывать в судебное заседание лиц и получать от них необходимую информацию (ч. 3 ст. 56 проекта УПК РК). 5. Проектируемым законом предусмотрен новый участник уголовного судопроизводства – медиатор, который является независимым физическим лицом, привлекаемым сторонами для проведения медиации с момента регистрации заявления (сообщения) об уголовном правонарушении, а также на любой последующей стадии уголовного процесса. При этом медиатор вправе: а) знакомиться с информацией, представленной органом, ведущей судопроизводство; б) встречаться с участниками уголовного процесса, являющимися сторонами медиации, наедине и конфиденциально без ограничения количества и продолжительности встреч; в) знакомиться с данными о субъектах уголовно-процессуальной деятельности, являющимися сторонами медиации; г) содействовать сторонам в заключении медиативного соглашения (ч. 2 ст. 85 проекта УПК РК). В свою очередь медиатор обязан до начала медиации разъяснять сторонам медиации их права и обязанности, цели медиации, а также при ее проведении действовать только с согласия сторон (ч. 3 ст. 85 проекта УПК РФ). 6. Значительно сократилось количество следственных действий, проводимых с участием понятых. Планируется данных лиц привлекать только тогда, 85 когда действия сотрудников полиции могут существенным образом огранить конституционные права граждан. В частности, согласно ч. 6 ст. 197 проекта УПК РК привлечение понятых обязательно при проведении осмотра жилого помещения, обыска (в том числе и личного обыска). В остальных случаях при проведении следственных действий могут быть применены технических средства фиксации их хода и результатов. Лишь в случае отсутствия технических средств фиксации или невозможности их применения при проведении следственных действий привлекаются понятые, права и обязанности которых закреплены в ст. 82 проекта УПК РК. 7. Повышена роль прокурора за счет возложения на него дополнительных обязанностей. В частности, в законопроекте предусмотрено положение, согласно которому прокурор, получив и тщательно изучив материалы расследования, будем предъявлять обвинение и затем поддерживать его в суде. Таким образом, исключается процедура предъявления следователем обвинения в ходе досудебного производства. Кроме того, в связи с отказом от института возвращения судами дел на дополнительное расследование, прокурору предоставляется право при необходимости изменить объем обвинения в ходе судебного разбирательства1. 8. Вводится так называемая «сделка о признании вины», основной задачей которой является достижение соглашения о снижении наказания за содеянное в обмен на активное и плодотворное сотрудничество с органами, осуществляющими досудебное производство. В соответствии с законопроектом процессуальное соглашение о сотрудничестве заключается на любой стадии уголовного судопроизводства до стадии исполнения наказания без учета мнения потерпевшей стороны и утверждается судом (ст. 617). В проекте УПК РК достаточно подробно регламентирована процедура заключения процессуального соглашения о сотрудничестве (ст. 618), а также процессуальный порядок его утверждения судом (ст. 619). Кроме того, имеется специальная глава, предусматривающая особенности рассмотрения в суде уголовных дел с процессуальным соглашением о сотрудничестве. 9. В целях оперативного исправления судебных ошибок на местах в структуре областных судов вводится две судебные инстанции: апелляционную и кассационную. Суды апелляционной инстанции должны обеспечить оперативное исправление принятых районными судами решений и приговоров, не вступивших в законную силу. В связи с тем, что в законопроекте отсутствует процедура возвращения судом уголовных дел на дополнительное расследование, при неполноте судебного исследования в первой инстанции апелляционная инстанция должна отменить принятое решение, принять уголовное дело к своему производству и завершить его разрешение по существу в течение месяца. При этом судебные акты апелляционной инстанции вступают в законную силу со дня их оглашения. 1 Как следует из Пояснительной записки к проекту Уголовно-процессуального кодекса, только за последние пять лет судами возвращены дела в отношении около 4,5 тыс. лиц. 86 Суды кассационной инстанции пересматривают вступившие в законную силу решения районных (городских) судов и апелляционные постановления. Пересмотр дел в порядке надзора носит исключительный характер. При этом оспаривание судебных актов допускается в течение года со дня их вступления в законную силу. Кроме того, надзорная инстанция может принять к своему производству любое дело, которое было предметом рассмотрения суда кассационной инстанции. В предлагаемом законопроекте имеется много других положений, которые представляют интерес, как для законодателя, так и для ученыхпроцессуалистов. В целом принятие нового УПК РК безусловно позволит обеспечить на современном этапе развития Казахстана достаточно высокий уровень защищенности прав и свобод человека, а также интересов общества и государства от общественно опасных посягательств. В то же время следует отметить, что типологически уголовный процесс Казахстана все же остался ближе к «смешанной» форме с существенной ролью досудебной подготовки материалов. Ему не удалось в полной мере реализовать модель состязательного уголовного судопроизводства с элементами скоротечного полицейского дознания и с активным судебным контролем, где осуществляется перенос всей доказательственной нагрузки в рамки судебного разбирательства [4]. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Гинзбург А. Я. Читая проект Уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан [Электронный ресурс] / А. Я. Гинзбург. – Режим доступа: zakon.kz. 2. Когамов М. Ч. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Республики Казахстан / М. Ч. Когамов. – Алматы, 2008. – 304 с. 3. Когамов М. Ч. Что такое уголовно-процессуальное право и уголовный процесс Республики Казахстан / М. Ч. Когамов. – Алматы, 2013. – 160 с. 4. Тугел А. К. Совершенствование уголовно-процессуального законодательства Республики Казахстан по вопросам обеспечения права на защиту и адвокатской деятельности на современном этапе / А. К. Тугел, А. Н. Ахпанов, А. С. Тукиев // Евразийская адвокатура. – 2013. – № 1. Информация об авторе Зайцев Олег Александрович – доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, проректор по научной работе Московской академии экономики и права, е-mail: oleg@mael.ru. Information about the author Zaitsev Oleg Alexandrovich – Dr of Law, professor, Position: Pro-rector, Place of employment: Moscow Academy of Economics and Law, е-mail: oleg@mael.ru. 87 УДК 340.69 ББК 67.5 Е.А. Зайцева ОБ ОПТИМИЗАЦИИ РЕГУЛИРОВАНИЯ СУДЕБНО-ЭКСПЕРТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В статье анализируются проекты законов, направленных на регулирование судебно-экспертной деятельности. Показаны ошибки политического и методологического характера, допущенные разработчиками этих проектов. Предлагаются пути устранения выявленных противоречий. Ключевые слова: судебная экспертиза, судебно-экспертная деятельность, нормативное регулирование, сертификация. E.A. Zaitseva ABOUT OPTIMIZATION OF REGULATION OF THE JUDICIAL – EXPERT ACTIVITY IN THE RUSSIAN FEDERATION The drafts of the laws directed on regulation of judicial-expert activity are analyzed in this article. Errors of political and methodological character of developers of these projects are shown. Ways of elimination of the revealed contradictions are offered. Keywords: judicial examination, judicial-expert activity, standard regulation, certification. Эффективность уголовного судопроизводства как особого вида государственной деятельности, урегулированного нормами уголовно-процессуального права, зависит от различных факторов, среди которых значительную роль играет эффективность собственно доказывания, являющегося «сердцевиной» уголовного процесса. Одним из ведущих средств доказывания в условиях бурного развития науки и техники была и остается судебная экспертиза, использование результатов которой для установления значимых обстоятельств уголовного дела позволяет максимально объективизировать процесс доказывания. Однако для успешного осуществления самой судебно-экспертной деятельности, получения качественных заключений экспертов, безупречных с точки зрения допустимости и достоверности, необходима надежная нормативная основа, позволяющая беспробельно регулировать эту специфическую отрасль. Не случайно последние два года существенно оживилась законопроектная деятельность в сфере регламентации судебно-экспертной деятельности, что вызвало бурные дискуссии в среде ученых и практиков [3; 4; 6]. Интенсивность проявления внимания законодателя к вопросам оптимизации регулирования судебно-экспертной деятельности можно проследить на хронике законотворческого процесса в этой части: 88 – 1975 г. – подготовка первого проекта закона о судебной экспертизе (уже во второй половине прошлого века осознавалась значимость регламентации судебно-экспертной деятельности); – 1994 г. – разработка второго проекта закона о судебной экспертизе в рамках первой волны судебной реформы (его обсуждение было в 1995– 1997 гг.); – 1997 г. – представление в Государственную Думу Федерального Собрания РФ (далее – ГД ФС РФ) законопроекта № 97700757-2 с названием «О судебной экспертизе»; – 1998 г. – принятие ГД ФС РФ представленного законопроекта в 3-м чтении (название было изменено – «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации»); – 1999 г. – снятие законопроекта с обсуждения ГД ФС РФ; – 1999 г. – внесение в ГД ФС РФ нового законопроекта № 99063715-2 с названием «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» (далее – ФЗ о ГСЭД); – 2000 – 2001 гг. – принятие законопроекта ГД ФС РФ в первом, втором, третьем чтении, одобрение его Советом Федерации и подписание Президентом РФ (31.05.2001 г.); – сентябрь 2012 г. – появление в сети «Интернет» не зарегистрированного официально «пилотного законопроекта» «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», разработанного Минюстом РФ, ориентированного на установление контроля Минюста РФ над рынком экспертных услуг путем регулирования процедуры выдачи сертификатов компетентности негосударственным экспертам, проведения подготовки экспертных кадров исключительно по учебным программам, утвержденным этим ведомством; – 29.06.2013 г. – внесение в ГД ФС РФ законопроекта № 306504-6 «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» [5], который принимается в первом чтении 20.11.2013 г. Субъект инициативы – Правительство РФ (фактически, судя по интересам, которые отражал этот документ – Минюст РФ). Законопроект также фиксировал систему сертификации судебных экспертов, нацеленную на укрепление позиций государственных судебно-экспертных учреждений и организаций (далее – ГСЭУ(О)) на рынке экспертных услуг. Сертификация частных экспертов позиционировалась как «панацея» от недобросовестных и некомпетентных экспертов. При этом новеллы проекта о проведении сертификации частных экспертов в ГСЭУ(О) создавали почву для монополизации этой деятельности государственными учреждениями (прежде всего Минюстом РФ), генерировали условия для уничтожения живой конкуренции в экспертной среде, формировали благоприятную среду для коррумпирования чиновников ГСЭУ(О), обслуживающих систему сертификации. Примером, подтверждающим наши опасения, может служить пункт 2 ч. 2 ст. 13 проекта, который в качестве критериев допуска негосударственной судебно-экспертной организации к судебно-экспертной деятельности предусматривает наличие в штате не менее одного сертифицированного эксперта. По сути, сертификация, рекламируемая как «добровольная» превращается в обязательное условие для до 89 пуска негосударственных судебно-экспертных организаций на рынок экспертных услуг. А если выдача сертификатов окажется эксклюзивным достоянием определенных ведомств, то это станет весьма жестким регулятором данного вида деятельности и эффективнейшим орудием конкурентной борьбы. Нами ранее высказывались предложения о создании надведомственных экспертноквалификационных комиссий, в состав которых входили бы для большей представительности и объективности и сотрудники основных ведомств, в рамках которых организованы ГСЭУ(О), и научно-педагогические работники, специализирующиеся в соответствующих видах экспертиз, а также представители частных экспертных сообществ [2]. Это один из негативных аспектов анализируемого нами законопроекта. Вторым отрицательным аспектом (тоже «стратегического ранга») следует признать то, что регулятивное воздействие данного закона предполагается распространить не на всю судебно-экспертную деятельность. Из поля правовой регламентации этого акта по неизвестной причине «выпала» судебноэкспертная деятельность при проведении судебно-медицинских и судебнопсихиатрических экспертиз. Под интересы этих видов судебно-экспертной деятельности разработали параллельно еще один проект – «О внесении изменений в Федеральный закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» [1], который был зарегистрирован 03.07.2013 г. на «Едином портале для размещения информации о разработке федеральными органами исполнительной власти проектов нормативных правовых актов и результатов их общественного обсуждения». Сущность данного проекта, подготовленного Министерством здравоохранения РФ, сводится к тому, чтобы путем пяти поправок в ФЗ о ГСЭД «приспособить» его исключительно под нужды судебно-медицинских (СМЭ) и судебно-психиатрических (СПЭ) экспертиз. Анализ ситуации с появлением сразу двух проектов для регулирования судебно-экспертной деятельности приводит к выводу о разделе сфер влияния на рынке экспертных услуг между основными ведомствами, в системе которых функционируют ГСЭУ(О). Судебно-экспертную деятельность при проведении СМЭ и СПЭ вывели из-под регулирования общего разрабатываемого закона «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» по причине того, что система добровольной сертификации, введенная в действие Минюстом в 2005 г., в силу объективных причин не способна «осилить» рынок судебномедицинских и судебно-психиатрических экспертиз. Если будут приняты оба проекта, в России возникнет противоречивая ситуация, при которой государственная судебно-экспертная деятельность будет регулироваться сразу двумя законами: деятельность экспертов системы МВД, ФСБ, ФСКН, МО, Минюста, МЧС, ФТС будет регламентироваться общим законом «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», а деятельность государственных судебно-медицинских и судебно-психиатрических экспертов – своим собственным (!) законом. С точки зрения принципа экономии нормативного материала (один из принципов законотворчества) – такой подход вообще не выдержи 90 вает никакой критики1. Разумнее было бы принять новый закон «О судебноэкспертной деятельности в Российской Федерации», предназначенный для беспробельного нормативного регулирования судебно-экспертных отношений – независимо от того, кто осуществляет судебно-экспертную деятельность (сотрудник ГСЭУ(О), работник негосударственной судебно-экспертной организации, экспертчастник). Отдельным разделом в законе прописать особенности государственной судебно-экспертной деятельности, а в нем – свою специфическую главу о СМЭ и СПЭ. Так было бы логично: от общего к частному. Нами были подвергнуты критике два аспекта законопроекта № 306504-6 «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», разрешение которых по объему будущего воздействия на судебно-экспертную деятельность носит стратегический масштаб. Эти аспекты носят ярко выраженный политический характер, ибо отражают существо ведомственных устремлений основных «игроков на экспертном поле». Однако проект обременен и недостатками методологического характера. Речь идет, прежде всего, о понятийном аппарате, используемом разработчиками, о том, какие смыслы вкладываются ими в центральное понятие законопроекта – понятие «судебно-экспертная деятельность». Действующая редакция ФЗ о ГСЭД определяет государственную судебно-экспертную деятельность, как деятельность, осуществляющуюся в процессе судопроизводства государственными судебно-экспертными учреждениями и государственными судебными экспертами, состоящую в организации и производстве судебной экспертизы (ст. 1). Законодатель недвусмысленно, предельно четко обозначает сферу реализации этой деятельности, ограничивая ее, преимущественно рамками процессуальных отношений; определяет ее субъектный состав и содержание этой деятельности – организацию и производство судебной экспертизы. А с учетом ориентированности ФЗ о ГСЭД и на негосударственный судебно-экспертный сектор, судебно-экспертной деятельностью следует признавать деятельность, осуществляемую в судопроизводстве государственными и негосударственными судебноэкспертными учреждениями, государственными и частными судебными экспертами, заключающуюся в организации и производстве судебной экспертизы. Применительно к уголовному судопроизводству, судебная экспертиза – это экспертиза, производимая в порядке, установленном главой 27 УПК РФ (п. 49 ст. 5 УПК РФ), т. е. совокупность процессуальных действий, направленных в конечном итоге на получение доказательства – заключения эксперта. С учетом процессуальной формы судебной экспертизы и ее направленности на получение доказательства, можно утверждать, что это – следственное действие. Назначение и производство судебной экспертизы – это сложное (комплексное по своему содержанию) следственное действие, включающее в себя: 1) процессуальную деятельность лица, назначившего экспертизу; 2) процессуальную деятельность участников уголовного судопроизводства по реализации 1 Справедливости ради следует отметить, что в истории современной России уже были попытки «протолкнуть» через ГД ФС РФ проект закона № 97802397-2 «О судебно-медицинской экспертизе» 08.09.1997 г., который был отклонен. 91 своих прав, предусмотренных ст. 198 и 205 УПК РФ; 3) процессуальную деятельность эксперта по производству исследования и даче заключения; 4) процессуальную деятельность руководителя экспертного учреждения по организации производства исследования конкретным экспертом, если экспертиза проводится в специализированном учреждении. В этой процессуальной структуре следственного действия к собственно судебно-экспертной деятельности относятся последние два компонента, что вытекает из нормативной дефиниции, закрепленной в ст. 1 ФЗ о ГСЭД. К такому выводу приводит и анализ ст. 2 ФЗ о ГСЭД, которая устанавливает, что «задачей государственной судебно-экспертной деятельности является оказание содействия судам, судьям, органам дознания, лицам, производящим дознание, следователям в установлении обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу, посредством разрешения вопросов, требующих специальных знаний в области науки, техники, искусства или ремесла». С учетом того, что судебно-экспертная деятельность может осуществляться и негосударственными экспертными учреждениями и частными экспертами, данная задача носит всеобъемлющий характер и может быть позиционирована, как задача «судебноэкспертной деятельности вообще». Законодательная формулировка указанной задачи подчеркивает процессуальный характер судебно-экспертной деятельности, основным продуктом которой являются судебные доказательства – заключения экспертов. Процессуальный характер судебно-экспертной деятельности вытекает не только из ее названия («судебный» – для суда), но и прямое упоминание в тексте закона, что эта деятельность осуществляется в процессе судопроизводства (т.е. в форме процессуальных отношений). Судебно-экспертная деятельность в контексте ФЗ о ГСЭД наряду с процессуальной составляющей деятельности государственных судебно-экспертных учреждений и государственных судебных экспертов по производству судебной экспертизы включает и значительный пласт организационной деятельности, которая также облекается в форму процессуальных отношений. Вне процессуальных отношений (вне судопроизводства) судебно-экспертная деятельность существовать не может apriori. Такой подход к пониманию соотношения терминов «судебная экспертиза», «судебно-экспертная деятельность» мы будем использовать при анализе положений проекта нового закона «О судебноэкспертной деятельности в Российской Федерации». Исходя из этого, можно утверждать о неверном определении судебноэкспертной деятельности в проекте № 306504-6, где в ст. 2 указывается: «Судебно-экспертная деятельность осуществляется в процессе судопроизводства, состоит из организации, производства судебной экспертизы и ее научнометодического обеспечения». Возникает закономерный вопрос: как в процессе судопроизводства можно осуществлять научно-методическое обеспечение судебно-экспертной деятельности, под которым, судя по тексту ч. 3 ст. 5 проекта следует понимать «организацию научных исследований в области судебной экспертизы, научно-методическое и информационное обеспечение судебной экспертизы, подбор кадров, их профессиональное обучение, профессиональное 92 образование, подтверждение компетентности в области судебной экспертизы, повышение квалификации судебных экспертов». Разработчики законопроекта № 306504-6 не видят разницы между «судебно-экспертной деятельностью» и другими видами деятельности, направленными на: научно-методическое обеспечение судебно-экспертной деятельности; информационное обеспечение судебной экспертизы; кадровое обеспечение экспертных учреждений и организаций; организацию профессионального образования в области экспертной деятельности и повышение квалификации судебных экспертов; регулирование услуг по сертификации и аттестации экспертов. Это не судебно-экспертная деятельность, это обеспечивающие ее функционирование другие виды деятельности, о которых необходимо писать в законе. Но писать нужно именно в таком контексте, не допуская смешения процессуальной по сути судебно-экспертной деятельности с административной, образовательной, кадровой, научной и прочими составляющими. В итоге можно констатировать, что современное состояние законопроектной деятельности по регулированию судебно-экспертных отношений далеко от оптимального завершения. Эта сложная кропотливая работа нуждается в интеллектуальных ресурсах российского экспертного сообщества и представителей науки и не должна протекать «келейно» в интересах отдельных ведомств. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. http://regulation.gov.ru/project/4053.html. 2. Зайцева Е. А. Нормативная регламентация судебно-экспертной деятельности: реалии и перспективы [Электронный ресурс] / Е. А. Зайцева. – Режим доступа: http://www.iuaj.net/node/1105 (дата обращения 01.03.2014 г.). 3. Зайцева Е. А. Сертификация судебных экспертов и состязательное судопроизводство / Е. А. Зайцева // Теория и практика судебной экспертизы в современных условиях : материалы 4-й Междунар. науч.-практ. конф., г. Москва, 30–31 янв. 2013 г. – М., 2013. – С. 121–126. 4. О проекте ФЗ «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://blog.pravo.ru/blog/ forensic_audio_and_video/6132.html (дата обращения 19.03.2014 г.). 5. О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации [Электронный ресурс] : законопроект № 306504-6. – Режим доступа: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/ %28SpravkaNew %29?OpenAgent&RN=30650 4-6&02 (дата обращения 21.12.2013 г.). 6. Судебно-экспертная деятельность в России под угрозой исчезновения [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://sudexpertisa.livejournal.com/ 5165.html (дата обращения 09.09.2012 г.). Информация об авторе Зайцева Елена Александровна – профессор кафедры уголовного процесса учебно-научного комплекса по предварительному следствию в ОВД Волгоградской академии МВД России, доктор юридических наук, профессор, 93 400089, Россия, г. Волгоград, ул. Историческая, 130, e-mail: zaitcevaexpert@rambler.ru. Information about the author Zaitseva Elena Alexandrovna – the professor of the chair of the criminal process of the Volgograd academy of the MIA Russia, the doctor of jurisprudence, the professor, 400089, Russia, Volgograd, Istoricheskaya St., 130, e-mail: zaitcevaexpert@rambler.ru. УДК 343.98 ББК 67.4 В.Д. Зеленский ОТДЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИОННО-ПРАВОВОГО СТАТУСА СЛЕДОВАТЕЛЯ Рассмотрено содержание процессуальной самостоятельности как элемента организационно-правового статуса следователя. Показана объективная необходимость процессуальной самостоятельности, значение ее для объективного расследования. Раскрыто понятие процессуального подчинения в расследовании. Ключевые слова: расследование, процессуальная самостоятельность следователя, процессуальное подчинение, истина. V.D. Zelensky SEPARATE PROBLEMS OF ORGANIZATIONAL-LEGAL STATUS OF AN INVESTIGATOR There was considered the content of procedural independence as an element of organizational-legal status of an investigator. There was shown the objective necessity of procedural independence, its meaning for objective investigation. There was explained the notion of procedural subordination in the investigation. Keywords: investigation, procedural independence of an investigator, procedural subordination, truth. Организационно-правовой статус следователя имеет важное значение в расследовании, так как он определяет содержании деятельности одного из основных субъектов уголовного процесса. Основные элементы этого статуса: процессуальные функции следователя; полномочия следователя; процессуальный статус и административное положение следователя; характеристика содержательной стороны деятельности следователя; условия деятельности. В настоящей работе попытаемся рассмотреть отдельные вопросы статуса следователя. 94 Прежде всего, отметим, что деятельность следователя – это расследование преступлений. Поэтому его организационно-правовой статус во многом определяет содержание, характер расследования, влияет на его качество. Сущность расследования состоит в установлении обстоятельств расследуемого события путем поиска, получения и исследования доказательств. В российском уголовном процессе, начиная с судебной реформы 1864 года, следователь является исследователем, т. е. собирал и исследовал доказательства всесторонне, с целью установления истинны. И хотя, по существу, следователь осуществляет уголовное преследование, но путем всестороннего, объективного и полного расследования, во всяком случае, должен был стремиться производить такое расследование. Конечной целью объективного расследования является установление истины. Качественно произвести указанное расследование может процессуально самостоятельный, наделенный властно-распорядительными полномочиями следователь. Процессуальная самостоятельность следователя выражается в способности независимо от чего бы то ни было производить расследование, подчиняясь только в указанных в законе случаях должностным лицам, опять-таки указанным в законе. Очень важно именно в законе определять пределы зависимости следователя от конкретных должностных лиц. Ограничение самостоятельности должно касаться решений и действий следователя, затрагивающих конституционные права и свободы граждан. Совершенно объективно в таких случаях необходимо согласие (санкция) руководителя следственного органа, прокурора и суда. Основные решения и действия уголовному делу (квалификация преступления и объем обвинения, направление дела в суд или его прекращение и др. – ст. 30 УПК РФ) следователь принимает самостоятельно и вправе не согласиться руководителем следственного органа. Что касается всех остальных решений и действий следователя по делу, то он так же осуществляет их самостоятельно, но подчиняется указанием руководителя следственного органа. Полагаем, что для самостоятельности следователя важно, чтобы решения указанной группы он принимал самостоятельно, без согласования с руководителями следственного органа. Одно дело, когда решение принимается самостоятельно, другое – когда оно предварительно согласуется с руководством. Поэтому заранее указанные согласования следователя с руководством должны быть предусмотрены в уголовном процессуальном законе. Ведомственная «законотворчество» в таких случаях недопустима. Ибо следователь постепенно теряет самостоятельность, о которой говорится в п. 3. ст. 38 УПК РФ. Есть возможность превращения его в исполнителя указаний руководителя следственного органа. Самостоятельно принимать решение и осуществлять действия в условиях независимости в оценке доказательств способствует объективному, непредвзятому расследованию и повышению его качества. Познание, являясь стержнем расследования, осуществляется лучше в условиях свободы умственной деятельности познающего субъекта. Но дело не только в этом. Существует еще группа факторов, детерминирующих необходимость процессуальной самостоятельности следователя. Прежде всего, расследование является подсистемой системы правосудия, его предварительной частью. Расследование предопреде 95 ляет качество судебного разбирательства. Расследование во многом неповторимо. Этим объясняется во многом чаще неудачно повторное (дополнительное) расследование. Для судебного разбирательства важна и необходима всестороннее, объективное и полное расследование. Произвести такое расследование, как отмечалось, может процессуально самостоятельный следователь. Для качественного результата расследования необходимо сочетание самостоятельной деятельности следователя, руководителя следственного органа и прокурора с независимостью оценки материалов следствия каждым из них. В таком сочетании интеллектуальной деятельности указанных субъектов расследования больше условий для установления истины. Отметим, что познание следователя, в отличии от руководителя следственного органа и прокурора осуществляется на основе непосредственного восприятия отражения (следов) преступления, оно не носит абстрактного характера. Процессуальная самостоятельность и независимость в оценке создает благоприятные условия для качественного осмысливания воспринимаемого. Познание событий прошлого на основе непосредственного восприятия материальных и иных отражений этих событий в условиях свободной и независимой обстановки способствует объективности. Указаны факторы: характер расследования как подсистемы системы правосудия; познание, основанное на непосредственном восприятии следов преступления; свобода получения, исследования и оценки доказательств; независимость в оценке доказательств в сочетании объективно предполагают процессуальную самостоятельность следователя. Полагаем, что в отечественном уголовном судопроизводстве иного и не дано. Дознание как форма расследования должно распространяться на преступления небольшой общественной опасности, с несложным криминалистическим механизмом совершения и простой криминалистической сложностью расследования [3, с. 26–35]. Следствие предполагает более сложный механизм доказывания и расследования в целом. Процессуальная самостоятельность следователя в конечном счете препятствует субъективизму в расследовании. Следователь, как и руководитель следственного органа и прокурор, может ошибаться. Противоречие мнений этих субъектов уголовного пресса в конкретных случаях надо рассматривать как спор юристов. Обсуждение в условиях свободы более благоприятно для установления истины. Прав С.А. Шейфер, когда называет подчиненность следователя обвинительной власти одной из причин, вследствие которых ни прокурор, ни следственный аппарат оказались неспособными в 30–40-х годах прошлого века противостоять фактам произвола и беззакония [4, с. 48]. Расследование не может не быть всесторонним, объективным и полным. Попытки ввести в расследование отдельные новеллы западного процесса только усложнили его, и нет оснований считать, что эти изменения способствовали повышению эффективности и качества расследования. В уголовно-процессуальном законе должно быть указанно не установление истины, как на основную цель расследования, что обоснованно предлагает А.И. Быстрыкин [1, с. 25–26]. Важнейший принцип расследования – всесторонность, объективность и полнота также должен ука 96 зываться в законе. В его реализации важную роль играет процессуальная самостоятельность следователя. Для оптимизации правового статуса следователя, прежде всего, его процессуальной самостоятельности, важное значение имеет процессуальное подчинение в расследовании. Процессуальное подчинение – это основанное на законе строгое и точное выполнение участниками расследования, а также должностными лицами и гражданами постановлений, поручений, требований и распоряжений следователя, связанных с расследованием преступления. Это один из существенных компонентов организационного процесса. Оно существует в пределах конкретного акта расследования. Процессуальное подчинение связанное с реализацией организационных и процессуальных функций следователя, осуществления им расследования. Для оптимального функционирования отношения руководства – подчинения в расследовании необходимо соблюдение ряда требований, к которым относятся: наличие властно-распорядительных полномочий следователей; законность процессуальных и организационных форм выражений этих полномочий; обязательность организационно-управленческих и процессуальных актов следователя для участников расследования; гарантии исполнения указанных актов. Расследование, как известно, включает три основные подсистемы: получение, исследование доказательств и доказывание (процессуальная в основном деятельность следователя); получение ориентирующей информации (не процессуальная деятельность органов полиции); использование специальных знаний (экспертизы, в основном). Сотрудничество следователя с органами полиции (в формах содействия, взаимодействия, координации) – объективно необходимый элемент расследования. Процессуальное подчинение в таком сотрудничестве прямо влияет на его качество. Фактическая реализация процессуальной самостоятельности следователя, как и всего его организационно правового статуса, во многом зависит от руководителя органа следствия. Основу отношений следователь – РСО должна составлять процессуальное руководство и организационно-методическая помощь. Административная зависимость следователя от руководителя следственного органа, при сохранении строгого дисциплинарного подчинения, должна быть ограничена [2, с. 68–69]. Это будет способствовать улучшению качества организации расследования. Оптимальное соотношение полномочий следователя, руководителя органа следствия и прокурора – сложный вопрос, требующий своего исследования. Несомненно, что расследование, как предварительная часть правосудия, должно быть всесторонним, объективным и полным. Оно может быть таким при условии, если проводится процессуально и организационно самостоятельно следователем, независимым в оценке доказательств и в своих выводах по уголовному делу. Реальное положение следователей, разбросанных по различным ведомствам, в настоящее время далеко от оптимального. Но и в существующих условиях совершенствование организационно-правового статуса следователя объективно необходимо. 97 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Бастрыкин А. И. О возможности введения в УПК РФ института установление объективной истины / А. И. Бастрыкин // Прокурорская и следственная практика. – 2013. – № 2 (51). – С. 25–26. 2. Зеленский В. Д. Организационные функции субъектов расследования преступлений : монография / В. Д. Зеленский. – Краснодар, 2005. – 122 с. 3. Зеленский В. Д. Теоретические вопросы организации расследования преступлени : монография / В. Д. Зеленский. – Краснодар, 2011. – 97 с. 4. Шейфер С. А. Правовой механизм расследования преступлений в России: вчера, сегодня, завтра / С. А. Шейфер // Государство и право. – 2011. – № 5. – С. 12–14. Информация об авторе Зеленский Владимир Дмитриевич – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, руководитель программ магистерской подготовки юридического факультета Кубанского государственного аграрного университета, 350044, г. Краснодар, ул. Калинина, 13, е-mail: kgau-uf@mail.ru. Information about the author Zelensky Vladimir Dmitryevich – Doctor of Law, professor, honored lawyer of the Russian Federation, deserved worker of Higher professional education of the Russian Federation, head of the Masters’ programs in law department of Kuban State Agrarian University 350044 Krasnodar, 13, Kalinina str., е-mail: kgau-uf@mail.ru. УДК 343.13 ББК 67.410.2 Р.Г. Зорин В.С. Соркин ПРОЦЕССУАЛЬНАЯ ВЗАИМОСВЯЗЬ И ВЗАИМООБУСЛОВЛЕННОСТЬ ПРИНЦИПОВ ПРЕЗУМПЦИИ НЕВИНОВНОСТИ И СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТИ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ В статье рассматривается проблематика, связанная с изучением принципов уголовного судопроизводства (презумпции невиновности и состязательности) в Уголовно-процессуальном кодексе Республики Беларусь и Российской Федерации. Показана их процессуальная взаимосвязь и взаимообусловленность. Подчеркивается мысль о переосмыслении некоторых постулатов уголовного судопроизводства в части установления объективной истины по уголовному делу. 98 Ключевые слова: презумпция невиновности, состязательность, уголовное судопроизводство, принципы уголовного процесса, объективная истина. R.G. Zorin V.S. Sorkin PROCEDURAL INTERRELATION AND INTERCONDITIONALITY OF THE PRINCIPLES OF A PRESUMPTION OF INNOCENCE AND COMPETITIVENESS IN CRIMINAL LEGAL PROCEEDINGS In article the perspective connected with studying of the principles of criminal legal proceedings (an innocence and competitiveness presumption) in the Criminal Procedure Code of the Republic of Belarus and Russian Federation is considered. Their procedural interrelation and interconditionality is shown. The thought of reconsideration of some postulates of criminal legal proceedings regarding an objective truth on criminal case is emphasized. Keywords: innocence presumption, competitiveness, criminal legal proceedings, principles of criminal trial, objective truth. Уголовное судопроизводство Республики Беларусь, равно как и УПК Российской Федерации к принципам (основным началам) уголовного судопроизводства относят такие принципы процесса, как презумпция невиновности и состязательность. Потребность в законодательном закреплении данных принципов обусловлено самой практикой развития уголовно-процессуального законодательства. Думается, нет особой необходимости, в рамках данной статьи, обосновывать целесообразность процессуального закрепления упомянутых принципов. Однако, никто не будет отрицать того обстоятельства, что на практике реализация и практическое применение данных принципов вызывает ряд трудностей, прежде всего в реализации задач уголовного процесса. В этой связи обратимся к исследованиям Ю.К. Якимовича [3], который вполне справедливо полагает, что с принятием нового УПК Российской Федерации в литературе обсуждалась дискуссия о состязательности вообще и в пределах ее действия в уголовном судопроизводстве в частности. Многие ученые считают, что принцип состязательности распространяется на все стадии уголовного процесса и действует, в том числе, и в предварительном (досудебном) производстве. При этом во многих случаях состязательности придается не просто значимость одного из принципов, а некое свойство якобы присущее современному уголовному процессу. Во многих работах прямо утверждается, что и уголовный процесс России после принятия УПК из обвинительного (розыскного) перешел в состязательный. При этом часто ссылаются на Конституцию РФ, утверждая, что Конституция России 1993 г. распространяет состязательность (или принцип состязательности) на все стадии уголовного судопроизводства. Однако это не так. Для подтверждения этого вывода необходимо провести систематическое толкание нескольких норм Конституции РФ, а не ограничиваться лишь ссылкой на ч. 3 ст. 123 Конституции. 99 Действительно, ч. 3 ст. 123 Конституции провозглашает, что «судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон». При этом в Конституции понятие «судопроизводство» применяется в узком смысле, а именно: как производство судей и судебное производство. В обоснование этого вывода следует обратиться к ст. 118 Конституции. В соответствии с ч. 1 этой статьи «правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом». А в части второй этой статьи установлено, что «судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства». Известно, что в уголовно-процессуальной литературе понятие «уголовное судопроизводство» и «уголовный процесс» употребляются как синонимы. Это и служит основанием для ошибочного утверждения о том, что и в ч. 3 ст. 123 Конституции подразумевается под термином «судопроизводство» в целом весь, в частности уголовный, процесс. Однако это не так. Обратимся теперь к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. Понятие состязательности дано в ст. 15 УПК, которая расположена во второй главе «Принципы уголовного судопроизводства». Таким образом, состязательность сторон отнесена законодателем к принципам всего уголовного процесса. Однако проанализируем содержание этой статьи. Оно (а значит, и содержание состязательности) включает три элемента: 1) функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или на одно и то же должностное лицо; 2) суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты. Он лишь создает необходимые условия для исполнения сторонами своих обязанностей и реализации своих прав; 3) стороны обвинения и защиты равноправны перед судом. И именно все эти три элемента состязательности надо рассматривать в их единстве, а не только какой-то один из них в отрыве от других. При таком системном подходе становится очевидным тот факт, что в Уголовнопроцессуальном кодексе состязательность сформулирована именно для судебного уголовного процесса: стороны равны и перед судом; суд же является бесстрастным арбитром, разрешающим в судебном заседании спор между стороной обвинения и стороной и защиты. В досудебном же производстве отсутствуют два из трех элементов состязательности. Во-первых, стороны абсолютно не равны между собой в процессуальных правах. Во-вторых, кто же является бесстрастным арбитром в споре между сторонами в предварительном производстве? Прокурор? Но ведь он по действующему УПК – сторона обвинения. Абсолютно прав, на наш взгляд, Ю.К. Якимович и в своем утверждении, что состязательность на самом деле была реализована для того чтобы состязательность на самом деле была реализована в досудебном производстве, необходимо: либо лишить дознавателя, следователя предусмотренных УПК реальных полномочий по собиранию доказательств; либо наделить точно такими же (рав 100 ными) правами подозреваемого, обвиняемого, защитника. Вряд ли кто-либо из сторонников тотальной состязательности в уголовном процессе способен предложить такой вариант досудебного производства, при котором защитнику – адвокату и тем более обвиняемому дозволялось бы производить обыски, выемки, принудительно допрашивать и т. д. С другой стороны, можно смело утверждать, что лишение следователя полномочий по собиранию доказательств приведет к тому, что абсолютное большинство преступлений останутся нераскрытыми. Не случайно же все государства континентальной Европы не отказываются от розыскных начал досудебного производства. И опыт Италии по замене розыскного досудебного процесса на англо-американский состязательный оказался неудачным [3, c. 527]. Что касается уголовно-процессуального законодательства Республики Беларусь, то следует признать достаточно «умеренный», поэтапный характер его развития в данной части. Принцип состязательности (ст. 24 УПК РБ) находит свою реализацию в рамках уголовного дела. Безусловно, мы отдаем себе отчет в том, что до окончательного его внедрения нужно время и изменение ментальности в деятельности органов уголовного преследования и суда. Трудно вести речь о состязательности в уголовном процессе, если не будет равных процессуальных возможностей по представлению доказательств защитником в уголовное дело. Об этом неоднократно указывали и авторы данных строк, так и ряд других процессуалистов. Примечательно, что и практические работники органов уголовного преследования не обошли стороной данную проблематику. Так, А. Шимко старший инспектор управления Следственного комитета Республики Беларусь по Гродненской области предлагает (не без оснований) внести изменение в ст. 104 ч. 1 УПК РБ, а именно проверки доказательств по уголовному делу. По его мнению (предложение далеко не бесспорное, но заслуживающее внимания) защитник выступает субъектом доказывания и наряду с органами уголовного преследования и судом, также должен тщательно проверять собранные по делу доказательства [2, c. 42]. В отношении принципа презумпции невиновности отметим следующее. Презумпция невиновности отвергает обвинительный уклон во всех формах его проявления и служит важной гарантией права обвиняемого на защиту. Обвиняемый наделяется правом защищаться от предъявленного обвинения именно потому, что до вступления приговора в законную силу он считается невиновным. Презумпция невиновности освобождает обвиняемого от обязанности доказывать свою невиновность, препятствует переоценке сознания обвиняемого (ст. 16 УПК) и действует независимо от того, признает ли он себя виновным [1, c. 101]. Таким образом, презумпция невиновности служит не только гарантией для обвиняемого от необоснованного обвинения и осуждения. Ее требования о несомненной доказанности обвинения и истолковании неустранимых сомнений в пользу обвиняемого нацеливают органы государства на объективное, беспристрастное установление обстоятельств дела, без чего невозможно обоснованное и справедливое решение дела судом. Малейший отход в сторону от презумпции невиновности ведет к нарушению законности в правосудии и ущемлению прав и законных интересов граждан [1, c. 101]. 101 Презумпция невиновности в ее объективной трактовке является важным регулятором уголовно-процессуальных отношений, определяющих процессуальное положение обвиняемого, права и обязанности органов, ведущих борьбу с преступностью. В такой трактовке презумпция невиновности означает «не субъективное мнение участника процесса о виновности обвиняемого, а объективное правовое положение: закон считает обвиняемого невиновным, пока те, кто считает обвиняемого виновным, не докажут, что он действительно виновен [1, c. 102]. Таким образом, изложенное позволяет прийти к следующим выводам: – Реализация принципов состязательности и презумпции невиновности в уголовном судопроизводстве Республики Беларусь и Российской Федерации требует постепенной осмысленной направленности. – Очевидна необходимость переосмысления некоторых постулатов уголовного судопроизводства в части равенства сторон в процессе установления объективной истины по делу. – Понятие процессуальных презумпций – это гарантированное требование законодательства, которое необходимо строго и неукоснительно соблюдать в процессе досудебного и судебного производства. CПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Соркин В. С. Источники доказательств как средство установления истины по делу в уголовном судопроизводстве : монография / В. С. Соркин. – Гродно: ГрГУ, 2012. – 127 c. 2. Шимко А. О праве защитника представлять доказательства в уголовном процессе / А. О. Шимко // Законность и правопорядок. – 2014. – № 1. – С. 42–44. 3. Якимович Ю. К. Избранные труды / Ю. К. Якимович. – СПб., 2011. – 772 с. Информация об авторах Зорин Роман Георгиевич – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики, УО «ГрГУ им. Я. Купалы», 230012, г. Гродно, пер. Доватора, д. 3/1, юридический факультет, e-mail: zorinrg@mail.ru. Соркин Владимир Семенович – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики, УО «ГрГУ им. Я. Купалы», 230012, г. Гродно, пер. Доватора, д. 3/1, юридический факультет; e-mail: ina.sorkina@gmail.соm. Information about the authors Zorin Roman Georgiyevich – the candidate of jurisprudence, the associate professor of criminal trial and criminalistics, Hrodna State Janka Kupala University; zorinrg@mail.ru. Sorkin Vladimir Semenovich – the candidate of jurisprudence, the associate professor of criminal trial and criminalistics, Hrodna State Janka Kupala University, e-mail: ina.sorkina@gmail.соm. 102 УДК 343.98 ББК 67.404.9 В.В. Иванов НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ПРАВ ПОТЕРПЕВШЕГО В настоящей статье рассматривается порядок наделения лица статусом потерпевшего, с учетом последних изменений законодательства. Также в статье уделено внимание особенностям участия потерпевшего в стадии исполнения приговора. Обоснованы предложения направленные на обеспечение прав потерпевшего как при наделении его процессуальным статусом, так и в стадии исполнения приговора. Ключевые слова: потерпевший, признание потерпевшим, стадия исполнения приговора, условно-досрочное освобождение, защита прав личности. V.V. Ivanov SOME QUESTIONS ENSUREMENT OF THE RIGHTS OF VICTIM In this article the problem of getting of the victim’s status is explored. The research is based on the last changes of legislation. Attention is also paid to characteristics of victim’s participation in the execution of sentence. The questions of guarantee the safety of victim’s rights during getting status of victim and execution of sentence are substantiated in the article. Keywords: victim, confession by the crime victim, enforcement of sentence, grant of parole of completion of sentence, individual rights protection. Потерпевший занимает в уголовном процессе особое место. Статус потерпевшего, с одной стороны, обусловлен его ролью жертвы в событии преступления. Испытываемые потерпевшим переживания делают его глубоко заинтересованным в результатах расследования, в изобличении и справедливом наказании преступника. Поэтому, в соответствии с Всеобщей декларацией прав человека от 10 декабря 1948 года, Декларацией основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью (принятой Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1985 года 40/34), а также в соответствии с Рекомендацией Комитета министров Совета Европы «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса» от 28 июня 1985 года № R (85) 11, охрана законных интересов потерпевшего, уважение его достоинства, повышение доверия потерпевшего к уголовному правосудию должна быть важной функцией уголовного правосудия. Гарантировав потерпевшим от преступлений охрану их прав, компенсацию причиненного вреда и доступ к правосудию, Конституция РФ (ст. 52) обусловила те положения статьи 6 УПК, в которых говорится о защите прав и законных интересов потерпевших как о назначении уголовного судопроизводства. Приводя национальное законодательство в соответствие с 103 общепризнанными принципами и нормами международного права, УПК РФ 2001 года существенно расширил права и свободы всех участников уголовного судопроизводства в первую очередь, подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего. Потерпевшему предоставлена возможность лично или с помощью своего представителя активно участвовать в доказывании факта совершения преступления и других обстоятельств, имеющих значение для него. С другой стороны, потерпевший является носителем ценной доказательственной информации об обстоятельствах совершения преступления. Получение этой информации может потребовать необходимость применения к нему органами предварительного расследования некоторых мер процессуального принуждения, а соответственно и предоставления потерпевшему процессуальных гарантий против необоснованного или чрезмерного ущемления его прав и интересов. Эффективность защиты интересов лица, пострадавшего в результате преступления, зависит не только от объема предоставляемых лицу прав и их процессуальных гарантий, но и от правильности решения законодателем вопросов, связанных с своевременным наделением такого лица процессуальным статусом потерпевшего. Согласно действующей редакции ч. 1 ст. 42 УПК РФ, вступившей в силу в 2014 г., потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо, в случае причинения вреда его имуществу или деловой репутации. Решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно с момента возбуждения уголовного дела (выделено нами. – В.И.) и оформляется постановлением дознавателя, следователя, судьи или определением суда. Если на момент возбуждения уголовного дела отсутствуют сведения о лице, которому преступлением причинен вред, решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно после получения данных об этом лице. В постановлении о признании лица потерпевшим должно быть указано, какими действиями и какой именно вред ему причинен, в том числе при причинении вреда сразу нескольких видов (физического, имущественного и морального, вреда деловой репутации). Изменения, внесенные в ст. 42 УПК РФ федеральным законом № 432-ФЗ от 28.12.2013 г., призваны если не ликвидировать, то максимально сократить временной разрыв с момента возбуждения уголовного дела до момента признания лица потерпевшим. Законодателем была учтена неоднократно высказанная в литературе формула, согласно которой правовой статус лица как потерпевшего лишь процессуально оформляется соответствующим постановлением, но не формируется им. Статус потерпевшего устанавливается, прежде всего, исходя из фактического положения лица, как жертвы преступления, поэтому непризнание такого лица потерпевшим не является непреодолимым препятствием к реализации им прав и получения гарантий, соответствующих статусу жертвы. Отказ в признании потерпевшим, бездействие должностного лица, выразившееся в непринятии соответствующего решения, как и отказ в предоставлении на этом основании процессуальных прав, могут быть обжалованы в установленном, в том числе судебном, порядке. Даже в том случае, когда такое нарушение прав лица, которому преступлением причинен 104 вред, установлено по делу, поступившему в суд по окончании предварительного расследования, суд должен вынести постановление о признании лица потерпевшим, уведомить его об этом, разъяснить права и обязанности, обеспечить возможность ознакомления со всеми материалами дела. В теории уголовного процесса всегда было достаточно много спорных вопросов, связанных с основаниями и моментом наделения лица статусом потерпевшего, однако правильным является такое решение, которое направлено на максимальную защиту интересов лица, пострадавшего в результате преступления. В частности, буквальное толкование ч. 1 ст. 42 УПК РФ («потерпевшим является… лицо… которому преступлением причинен вред») ведет к выводу, что для признания потерпевшим требуется достоверное установление факта причинения вреда. Однако факт причинения вреда может быть установлен достоверно только в процессе производства по делу и констатирован в приговоре суда. Акт признания лица потерпевшим служит лишь предпосылкой предоставления лицу комплекса прав, с помощью которых оно добивается признания этого факта. Именно поэтому основанием признания лица потерпевшим следует считать наличие достаточных данных полагать, что против его охраняемого законом блага было совершено преступное посягательство, причинившее ему физический, имущественный или моральный вред. Такой подход к понятию потерпевшего способствует правильному пониманию сущности процессуального положения потерпевшего как лица, доказывающего факт причинения вреда его интересам. Поэтому постановление о признании лица потерпевшим должно быть вынесено независимо от того, установлены ли все обстоятельства преступления и лица, причастные к его совершению. Поскольку срок принятия решения о признании потерпевшим в законе не определен, то на практике нередко встречаются случаи необоснованного затягивания и признания лица потерпевшим на завершающем этапе расследования. При таких обстоятельствах потерпевший, не имея соответствующего процессуального статуса, лишен реальной возможности получать информацию о ходе расследования, о принимаемых процессуальных решениях, и влиять на ход расследования путем заявления ходатайств, подачи жалоб и т. д. В целях устранения данной проблемы в литературе неоднократно высказывались предложения о целесообразности принятия решения о признании лица потерпевшим одновременно с решением о возбуждении уголовного дела или, как минимум, по окончании допроса лица, полагающего свои интересы нарушенными [4, с. 26; 2, с. 109; 1, с. 66; 7, с. 171]. В подтверждение данной позиции приводились различные аргументы. В их череде можно выделить и сравнение с гражданским судопроизводством, где лицо становится истцом не в результате вынесения соответствующего постановления, а после принятия судом искового заявления. При этом, истец может так и не доказать своей правоты. Более того, он может обратиться в суд с заведомо необоснованным заявлением. Но при этом он не перестает быть истцом, имея все возможности по отстаиванию своей позиции, и возможность реализации его прав не поставлена в зависимость от волеизъявления суда. Схожий порядок наблюдается и в уголовном процессе при производстве по делам частного обвинения. Лицо, подавшее жалобу, считается потерпевшим 105 в силу прямого указания закона (ч. 1 ст. 318 УПК РФ), то есть без вынесения об этом специального постановления. С принятием судом заявления потерпевшего лицо обретает статус частного обвинителя, и тоже – без специального волеизъявления должностного лица. Логически рассуждая, можно прийти к выводу, что наделение лица статусом потерпевшего не нуждается в каком- либо процессуальном решении или, как минимум, не требует наличия таких серьезных доказательств, как, например, при принятии решения о привлечении лица в качестве обвиняемого. Пленум Верховного Суда РФ исходил из того, что оформление статуса потерпевшего специальным постановлением призвано служить гарантией его прав, так как «в силу части 1 статьи 42 УПК РФ лицо, которому преступлением причинен вред, приобретает предусмотренные уголовнопроцессуальным законом права и обязанности с момента вынесения дознавателем, следователем, руководителем следственного органа или судом постановления о признании его потерпевшим. Вместе с тем следует иметь в виду, что правовой статус лица как потерпевшего устанавливается исходя из фактического его положения и лишь процессуально оформляется постановлением, но не формируется им» (п. 3 постановления Пленума Верховного Суда от 29.06.2010 г. № 17) [3]. Однако, существующий порядок, предусматривающий необходимость вынесения постановления о признании потерпевшим, и фактически ставящий возможность наделения процессуальным статусом в зависимость от волеизъявления лица, ведущего производство по делу, не в полной мере отвечает интересам потерпевших. Промедление с вынесением указанного постановления способно затруднить реализацию прав потерпевшего. Одна из попыток решения рассматриваемой проблемы была предпринята 5 октября 2011 г., когда Государственной Думой РФ в первом чтении был принят законопроект о дополнении части первой статьи 42 УПК РФ, предусматривающий необходимость вынесения постановления о признании потерпевшим не позднее 10 суток после возбуждения уголовного дела, при наличии оснований полагать, что лицу причинен вред непосредственно преступлением, по поводу которого возбуждено уголовное дело. Как указывалось в пояснительной записке к законопроекту «такое своевременное решение позволит лицу, наделенному статусом потерпевшего, активно отстаивать свои права и законные интересы на стадии возбуждения уголовного дела и в течение всего дальнейшего расследования дела» [8]. Впоследствии УПК РФ был дополнен главой 32.1, закрепляющей порядок производства дознания в сокращенной форме. В соответствии с ч. 2 ст. 226.3 УПК РФ «лицо, которому преступлением причинен вред, не позднее 3 суток со дня возбуждения уголовного дела признается потерпевшим и наделяется всеми правами, предусмотренными ст. 42 УПК РФ» [5]. В том же году данная тенденция получила свое продолжение, которое является безусловным прорывом, поскольку теперь «решение о признании потерпевшим принимается незамедлительно с момента возбуждения уголовного дела» [6]. С сожалением следует констатировать, что правоприменительная практика крайне неохотно и неповоротливо реагирует на эти изменения, и встречается немало уголовных 106 дел, где следователи по-прежнему «не торопятся» с признанием лица потерпевшим. Представляется что время расставит все на свои места, и негативная практика применения нового закона станет частью истории. Еще один аспект, касающийся обеспечения прав потерпевших – это его допуск к рассмотрению судом ряда вопросов в стадии исполнения приговора. Традиционно потерпевший не рассматривался в качестве участника этой стадии. Во многом такая система отношений сформировалась под влиянием традиционных представлений о сущности института уголовного наказания и его целях. В теории уголовного права наказание на протяжении многих десятилетий рассматривается как правоотношение между преступником и государством. Вполне логично, что в эти правоотношения не вовлекаются частные лица, в том числе и потерпевшие, которые прямого отношения к процессу исполнения приговора не имеют. Взгляд на наказание как на правоотношение пришел на смену существовавшей ранее теории, ставящей знак равенства между наказанием и карой. В такой системе отношений потерпевшему тоже не нашлось места. Отчасти можно согласиться с этим подходом, поскольку государство не должно поощрять «кровожадность» потерпевших. Отстаивать свою позицию он может на всех стадиях процесса, в том числе и пользуясь правом обжалования приговора. В то же время общеизвестно, что при постановлении судом обвинительного приговора потерпевшего больше всего интересуют вопросы о виде и размере наказания и размере удовлетворенных судом исковых требований. Поэтому потерпевший, активно добивавшийся изобличения обвиняемого в совершении преступления, участвовавший в доказывании как в ходе досудебного производства, так и на стадии судебного разбирательства, способствовавший наиболее полному и тщательному исследованию обстоятельств дела, после вступления приговора в законную силу и обращения его к исполнению имеет право надеяться, что на протяжении того времени, которое указано судом, осужденный, находясь в условиях изоляции от общества, не совершит никаких посягательств на его права и законные интересы. Иными словами, потерпевший имеет право на безопасность. Однако это право может оказаться под угрозой нарушения, поскольку осужденный за время нахождения в изоляции от общества может озлобиться, считать главным виновником произошедшего потерпевшего и вынашивать планы мести. А законные интересы потерпевшего на этом этапе уголовного судопроизводства никак не защищены. Он даже не уведомлялся о сокращении срока наказания и освобождении преступника. Наделение потерпевшего правом знать о появлении ходатайств об условно-досрочном освобождении, об изменении вида наказания, предоставление ему возможности довести до сведения суда свою позицию по этим вопросам является реальной гарантией защиты его прав. В связи с этим, следует приветствовать дополнение статьи 399 УПК РФ частью 2.1, предписывающей извещать потерпевшего о времени и месте судебного заседания и предоставлении возможности личного участия в этом заседании. Не прошло и года с момента появления рассматриваемой ч. 2.1 ст. 399 в законе, как 18 апреля 2014 г. Конституционный Суд РФ в своем постановлении 107 № 5-П рассмотрел вопрос о соответствии Конституции РФ нормы наделяющей потерпевшего правом на участие в судебном заседании при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания и пришел к весьма интересным выводам. С одной стороны законодатель, исходя из обязанности государства обеспечивать лицам, потерпевшим от преступлений, доступ к правосудию, дополнил статью 399 УПК РФ частью 2.1, закрепив возможность участия потерпевшего в судебном заседании. Была дополнена и ч. 1 ст. 79 УК РФ указанием на необходимость полного или частичного возмещения вреда, причиненного преступлением, как на условие, соблюдение которого необходимо для применения условно-досрочного освобождения. Но, с другой стороны, обязанность государства обеспечивать права потерпевших от преступлений не предполагает наделение их правом определять необходимость осуществления публичного уголовного преследования в отношении того или иного лица, а также пределы возлагаемой на это лицо уголовной ответственности и наказания – такое право в силу публичного характера уголовно-правовых отношений принадлежит только государству; вид и мера ответственности лица, совершившего правонарушение, должны определяться исходя из публично-правовых интересов, а не частных интересов потерпевшего. Данная правовая позиция в равной мере распространяется на стадию исполнения приговора. Справедливо исходя из того, что статус потерпевшего предполагает его право довести до суда свою позицию по вопросу об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания, что позволит учесть вопросы связанные с обеспечением его личной безопасности, защитой его семьи и близких от угроз со стороны лица, совершившего преступление, либо с получением реального возмещения причиненного этим преступлением вреда, Конституционный Суд посчитал, что реализация потерпевшим этого права не должна приводить к существенному увеличению сроков рассмотрения ходатайств об условно-досрочном освобождении. Обеспечение баланса прав осужденных и потерпевших во многом предопределяется наличием в распоряжении суда, рассматривающего ходатайство об условно-досрочном освобождении, организационных механизмов, позволяющих получить актуальную информацию о местонахождении потерпевшего и тем самым считать его извещенным о поступлении соответствующего ходатайства. Обязывая законодателя внести в действующее правовое регулирование изменения, направленные на оптимизацию порядка уведомления потерпевших о заседании по рассмотрению вопроса об условно-досрочном освобождении, Конституционный Суд указал, что впредь до внесения в действующее правовое регулирование надлежащих изменений извещения о дате, времени и месте проведения судебного заседания по вопросу об условно-досрочном освобождении осужденного направляются потерпевшим по адресам, имеющимся в распоряжении суда, – указанным самими потерпевшими, их законными представителями и (или) представителями, а также адресам, указанным в материалах уголовного дела. 108 К сожалению, в настоящее время далеко не всегда суды, рассматривающие ходатайства об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания, принимают необходимые меры по извещению потерпевших. Известны случаи, когда положения ч. 2.1 ст. 399 УПК РФ попросту игнорируются. Представляется, что толкование данное Конституционным Судом РФ по этому вопросу направлено на обеспечение неспешного перехода судебной практики в сторону своевременного оповещения потерпевших. Остается надеяться на законодателя, который в кратчайшие сроки внесет необходимые коррективы в столь нужную норму закона, обеспечив эффективную защиту прав потерпевших и в стадии исполнения приговора. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Абабков А. В. Процессуальное положение потерпевшего в уголовном процессе : дис. … канд. юрид. наук / А. В. Абабков. – М., 1998. –191 с. 2. Лазарева В. А. Еще раз об уточнении понятия потерпевшего в уголовном процессе / В. А. Лазарева // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. Сер. «Юриспруденция». – 1999. – Вып. 3. – С. 109. 3. О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.06.2010 г. № 17 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2010. – № 9. 4. Тихонов А. Потерпевший: уголовно-процессуальный аспект / А. Тихонова // Сов. юстиция. – 1993. – № 19. – С. 26. 5. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации : федер. закон от 04.03.2013 г. № 23-ФЗ // Российская газета. – 2013. – 6 марта. 6. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве : федер. закон от 28.12.2013 № 432-ФЗ // Российская газета. – 2013. – 30 дек. 7. Шадрин В. С. Обеспечение прав личности при расследовании преступлений / В. С. Шадрин. – М. : Юрлитинформ, 2000. – 171 с. 8. Государственная Дума : офиц. сайт. – Режим доступа: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/ %28Spravka %29?OpenAgent&RN=2917585&02. Информация об авторе Иванов Вячеслав Васильевич – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики Самарского государственного университета. Information about author Ivanov Vyacheslav Vasilievich – candidate of law science, associate professor of the chair of criminal procedure and prosecutorial Samara State University. 109 УДК 343.14 ББК 67.411 А.Г. Калугин РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ ПРОЦЕССА ДОКАЗЫВАНИЯ ПРИ ОСУЩЕСТВЛЕНИИ ДОСУДЕБНОГО ПРОИЗВОДСТВА КАК СПОСОБ ПОВЫШЕНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА В статье анализируются проблемы, связанные с ограничением возможностей собирания доказательств в стадии возбуждения уголовного дела, с фактическим отказом от исследования в суде доказательств, изобличающих обвиняемого в совершении преступления, характерном для всех сокращенных форм производства по уголовному делу. В качестве наиболее перспективного варианта решения этих проблем автором предлагается концептуальный отказ от стадии возбуждения уголовного дела, применение процессуального порядка производства следственных действий с момента регистрации сообщения о преступлении, разработка порядка введения в уголовный процесс сведений, полученных в результате оперативно-розыскной деятельности. Ключевые слова: стадия возбуждения уголовного дела, предмет доказывания, исследование доказательств, особый порядок принятия судебного решения, дознание в сокращенной форме. A.G. Kalugin RATIONALIZATION OF THE PROCESS OF PROOF IN CARRYING OUT OF PRE-TRIAL PROCEEDING AS A WAY OF INCREASING EFFICIENCY IN CRIMINAL PROCEEDING The article analyses the problems connected with limitation of possibilities in collecting evidence at the stage of bringing the criminal action and with actual renunciation of investigating evidence exposing the accused of committing the crime in the court and being a typical one for all shortened forms of criminal proceedings. As the most promising option of these problems solution the author proposes the conceptual renunciation of brining the criminal action, usage of procedural order in investigative actions proceedings from the moment of reporting a crime, and working out of the procedure of introducing information getting in the operational-search actions into criminal procedure. Keywords: stages of brining criminal action, subject of proof, investigation of evidence, special procedure for taking a court decision, inquiry in shortened form. В настоящее время в российском уголовном судопроизводстве сложилась парадоксальная ситуация: из года в год возрастает удельный вес уголовных дел, по которым собирание основных доказательств и фактическое задержание подозреваемых осуществляется до формального момента – вынесения постанов 110 ления о возбуждении уголовного дела, однако ни выемка или обыск, ни допрос, ни задержание по подозрению в совершении преступления на стадии возбуждения уголовного дела законом не допускается, хотя фактически захваченное с поличным лицо, преступная деятельность которого документировалась в ходе доследственной проверки, уже лишено свободы передвижения и находится в руках сотрудников правоохранительных органов. Причем в этот момент уже осуществляется собирание доказательств, поскольку процедура задержания лица в качестве подозреваемого включает в себя личный обыск, результаты которого фиксируются в протоколе задержания. Но процессуально оформить задержание подозреваемого опять же возможно лишь при наличии возбужденного уголовного дела, хотя момент фактического задержания нередко предшествует по времени вынесению следователем, дознавателем постановления о возбуждении уголовного дела, в частности, в случае физического захвата лица на месте и в момент совершения преступления. Таким образом, вполне очевидно, что уже на этапе доследственной проверки, хотя решение о возбуждении уголовного дела процессуально еще не оформлено, фактически осуществляется доказательственная деятельность. При этом лица, чьи права и законные интересы при этом непосредственно затрагиваются, не обладают на стадии возбуждения уголовного дела статусом участников уголовного процесса и не имеют возможности пользоваться соответствующими процессуальными правами и гарантиями. Не несут они и соответствующих обязанностей. Так, самым распространенным на практике способом «проверки сообщения о преступлении» является получение объяснений. При этом лица, у которых получают объяснения сотрудники органов следствия и дознания в ходе проверки сообщения о преступлении, в отличие от лиц, допрошенных в качестве потерпевших и свидетелей, не несут никакой ответственности за умышленное сообщение правоохранительным органам заведомо ложной информации. В равной мере не несут они и обязанности реагировать на вызовы должностных лиц, проводящих проверку о преступлении. Таким образом, любые формы умышленного противодействия деятельности органов предварительного расследования по проверке сообщений о преступлениях (за исключением заведомо ложного доноса) не образуют оснований для применения каких-либо мер государственного принуждения, которыми уголовно-процессуальная деятельность в других стадиях процесса обеспечивается в полной мере. Между тем последствия такого противодействия очевидны – в основу принимаемых решений о возбуждении уголовного дела либо об отказе в возбуждении уголовного дела нередко закладываются попросту недостоверные сведения. Любопытно, что при производстве по делам об административных правонарушениях в соответствии со ст. 26.3 КоАП РФ устные и письменные объяснения наряду с показаниями потерпевших и свидетелей признаются доказательствами. Порядок получения и объяснений, и показаний в административном производстве абсолютно идентичен. Похожую картину мы видим в гражданском и арбитражном процессе – в качестве доказательств признаются и объ 111 яснения, и показания, различие между которыми лишь в субъекте (ст. 60, 68, 69 ГПК РФ, ст. 64, 81, 88 АПК РФ). Многие виды преступлений, составляющие значительный сегмент в структуре современной преступности выявляются исключительно с использованием средств и методов оперативно-розыскной деятельности. В частности, в ходе таких оперативно-розыскных мероприятий, как наблюдение, оперативный эксперимент, проверочная закупка, контролируемая поставка сотрудниками правоохранительных органов преступная деятельность наблюдается в режиме реального времени, пресекается (что, в свою очередь, предполагает задержание с поличным лиц, совершающих преступление), и при этом фиксируются и изымаются ее следы. В результате этой деятельности не только формируются поводы и устанавливаются основания для возбуждения уголовного дела, но и фактически собирается и закрепляется значительная часть информации, имеющей важное доказательственное значение. С точки зрения конечной цели и содержания вся эта деятельность представляет собой не что иное, как собирание доказательств, но с точки зрения формы и способа собирания полученные сведения доказательством не являются. Это порождает необходимость впоследствии дублировать большую часть так называемых «проверочных действий» следственными действиями, дабы придать уже имеющимся сведениям процессуальную форму доказательств. В ст. 226.5 УПК РФ, регламентирующей особенности процесса доказывания при производстве дознания в сокращенной форме, появилась, казалось бы, разумная норма – дознаватель имеет право, за исключением определенных случаев, не допрашивать лиц, от которых в ходе доследственной проверки были получены объяснения, и не назначать судебную экспертизу по вопросам, ответы на которые содержатся в заключении специалиста по результатам исследования, проведенного в ходе проверки сообщения о преступлении. Однако если вдуматься, то данная норма ставит порядок собирания отдельных видов доказательств в зависимость от наличия либо отсутствия к ним претензий со стороны защиты и признания подозреваемым своей вины в совершенном преступлении. Анализируя сравнительно недавно введенные в российское уголовнопроцессуальное законодательство сокращенные процедуры, несложно заметить, что законодатель при их конструировании избрал весьма опасный путь – достижение процессуальной экономии за счет: снижения стандартных требований к порядку собирания и проверки доказательств при производстве предварительного расследования (так дознаватель вправе не проверять доказательства, если они не оспариваются стороной защиты, на что указывают п. 1 ч. 2 и ч. 4 ст. 226.5 УПК РФ, а равно использовать в качестве доказательств сведения, полученные не в установленной для соответствующих видов доказательств процессуальной форме (п. 2 и 3 ч. 2 ст. 226.5 УПК РФ)); отказа от процесса доказывания в суде, в рамках состязательной процедуры судебного следствия, обстоятельств совершенного преступления, от проверки и оценки доказательств, указывающих на причастность обвиняемого к этому преступлению и его виновность, как это происходит при особом 112 порядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого (подсудимого) с предъявленным обвинением, в том числе при наличии заключенного с ним досудебного соглашения о сотрудничестве (ст. 316 и 317.6 УПК РФ); сокращения предмета доказывания (системный анализ содержания ст. 226.5 и ч. 5 ст. 316 УПК РФ показывает, что дознаватель не обязан устанавливать обстоятельства, указанные в пп. 3, 5, 6, 7, 8 ч. 1 и в ч. 2 ст. 73 УПК РФ). Последнее означает фактическое исключение из процесса доказывания по уголовным делам, расследованным и рассмотренным судом в сокращенных формах, обстоятельств, которые могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания. Более того, ч. 6 ст. 26.7 УПК РФ даже не предполагает возможности стороне защиты при ознакомлении с материалами уголовного дела по окончании дознания заявить ходатайство о производстве дополнительных следственных и иных процессуальных действий, направленных на восполнение пробела в этой части. Анализ же содержания ст. 226.7 «Окончание дознания в сокращенной форме» приводит к окончательному выводу, что единственно возможным итоговым решением дознавателя по уголовному делу может быть лишь направление его прокурору с обвинительным постановлением. Несмотря на то, что пункт 4 ч. 1 ст. 226.8 УПК РФ оставляет прокурору право принять решение о прекращении поступившего от дознавателя уголовного дела по основаниям, предусмотренным ст. 24, 25, 27, 28 и 28.1 УПК РФ, это право носит, скорее, символический характер, так как в материалах уголовного дела доказательств, указывающих на наличие этих оснований, скорее всего, просто не будет, если только дознаватель не соберет их по собственной инициативе (но, как уже было сказано выше, от обязанности это делать его освобождает ст. 226.5 УПК РФ). По той же причине и суд будет фактически лишен возможности применить указанные выше нереабилитирующие основания для прекращения уголовного дела. Таким образом, заявляя ходатайство о производстве дознания в сокращенной форме, подозреваемый заведомо лишается реальных шансов на освобождение от уголовной ответственности и наказания. Сопоставление оснований и условий для применения сокращенных форм производства по уголовному делу, изложенных в ст. 226.1 и 314 УПК РФ, приводит к выводу об их почти полном сходстве: наличие инициативного ходатайства подозреваемого (обвиняемого); признание вины (согласие с предъявленным обвинением); отсутствие спора между сторонами обвинения и защиты по поводу допустимости и достоверности доказательств вины, а также их достаточности для обоснованного вывода о событии преступления, характере и размере причиненного им вреда, а также о виновности обвиняемого в совершении преступления. Таким образом, ключевым моментом, определяющим возможность применения сокращенных процедур производства по уголовному делу как в досудебном производстве, так и в стадии судебного разбирательства фактически является признание подозреваемым (обвиняемым) своей вины и отсутствие претензий к собранным против него доказательствам. 113 Но это предполагает отсутствие активной позиции стороны защиты в процессе. Прямым следствием этого явления неизбежно становится снижение стандартов доказывания по уголовным делам, ведь судебное следствие в этой схеме как таковое отсутствует, то есть доказательства, собранные стороной обвинения в процессе предварительного расследования, не проверяются в суде на допустимость и достоверность; суд не оценивает и их достаточность для постановления обоснованного обвинительного приговора. Соответственно, риск судебной ошибки при постановлении обвинительного приговора резко возрастает, как возрастает и вероятность того, что в основу приговора могут быть положены доказательства, полученные с нарушением закона или просто сфальсифицированные. Кроме того, широкое применение этой схемы в судебной практике провоцирует развитие такого крайне негативного явления, как снижение качества работы профессиональных участников уголовного судопроизводства – следователей, дознавателей, адвокатов, прокуроров и судей, их профессиональную деформацию. Выигрыш же, достигнутый такой ценой, на самом деле не столь уж существенен: сокращается лишь время, затраченное на судебное разбирательство. В то же время в правоприменительной практике сохраняются в полном объеме такие проблемы, как утрата доказательственной информации вследствие несвоевременного возбуждения уголовных дел или незаконного отказа в их возбуждении, неоправданное затягивание сроков доследственной проверки и предварительного расследования, нарушения законности на начальном этапе уголовного судопроизводства, при рассмотрении сообщений о преступлениях. С учетом сказанного выше представляется, что для решения проблемных вопросов, связанных со сроками производства по уголовным делам, с ограниченной «пропускной способностью» российской системы уголовного судопроизводства, следует выбрать иные способы процессуальной экономии, связанные, прежде всего, с рационализацией порядка собирания и проверки доказательств. В частности, существующий в настоящее время порядок проверки сообщений о преступлениях и возбуждения уголовного дела, несмотря на расширение перечня следственных действий, производство которых разрешено до возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 144 УПК РФ), сохраняет свою роль «водораздела» между сведениями, полученными «до» и «после» вынесения постановления о возбуждении уголовного дела: то, что получено «до» либо в рамках процедур, не установленных УПК РФ, как правило, требует уголовно-процессуальной «адаптации» или «интерпретации» путем производства следственных действий. Сами традиционные представления о правовом значении решения о возбуждении уголовного дела, по сути, являются «подменой тезиса», поскольку начало производства по уголовному делу с целью установления обстоятельств события и его первичной юридической квалификации далеко не тождественно началу уголовного преследования, содержанием которого является не только изобличение при помощи доказательств конкретного лица в совершении преступления, но и применение к этому лицу мер государственного принуждения, ограничение его конституционных прав и свобод. Из всего сказанного следует, что существующий порядок доследственной проверки в совокупности с возможностью принятия решения об отказе в возбуж 114 дении уголовного дела является на самом деле не процессуальной гарантией от незаконного и необоснованного уголовного преследования, как это, очевидно, виделось авторам ст. 6 УПК РФ, а, прежде всего, отказом от уголовнопроцессуальной формы установления события преступления и обстоятельств его совершения, что отнюдь не способствует решению подлинных задач уголовного судопроизводства, более того, фактически создает предпосылки для произвольного ограничения доступа к правосудию лиц, потерпевших от преступлений. Соответственно, необходим принципиальный отказ от взглядов на возбуждение уголовного дела как на самостоятельную стадию процесса. Доследственная проверка должна быть заменена полноценным уголовно-процессуальным расследованием («полицейским дознанием»), что позволит отказаться от порочной «классификации» способов собирания сведений об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания, на процессуальные и непроцессуальные в зависимости от того, «до» или «после» возбуждения уголовного дела разрешается производство соответствующих действий. Основанием для начала полицейского расследования должен являться факт регистрации сообщения о преступлении. В связи с этим порядок регистрации, проверки и разрешения сообщений о преступлениях, как и порядок представления следователю, дознавателю результатов оперативнорозыскных мероприятий, должен регулироваться нормами уголовнопроцессуального закона, а не ведомственными или межведомственными инструкциями. Целью расследования на начальном этапе должно быть установление в событии признаков преступления, а также лица, его совершившего. Следственные действия, ограничивающие конституционные права граждан, безусловно, должны проводиться под судебным контролем и обеспечиваться минимально необходимым набором мер процессуального принуждения: обязательство о явке, привод и денежное взыскание. Завершаться этот этап должен возбуждением уголовного преследования в отношении конкретного лица (в том числе и путем его задержания в качестве подозреваемого) либо отказом от уголовного преследования и прекращением производства по делу. Поскольку процессуальное решение как о начале уголовного преследования в отношении конкретного лица, так и об отказе от него должно приниматься на основе достоверных данных, полученных с соблюдением процессуальных гарантий прав и законных интересов граждан, объективно нуждается в изменении и подход к уголовно-процессуальному регулированию процесса доказывания. В частности, целесообразно унифицировать требования к процессуальной форме доказательств, устранить существующие в этой части различия между уголовным, гражданским, арбитражным и административным процессом. Это обеспечит возможность «свободного перехода» одного и того же доказательства из административного производства в уголовное дело, из уголовного дела – в гражданское и т. д. без необходимости дополнительно придавать ему «новую» процессуальную форму, соответствующую той или иной отрасли права. Такая унификация должна проводиться с учетом обеспечения процессуальных гарантий конституционных прав личности, которые на сегодняшний день наиболее полно представлены в уголовно-процессуальном порядке производства следственных действий [1 c. 124]. 115 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Калугин А. Г. К вопросу о рационализации порядка уголовнопроцессуального доказывания / А. Г. Калугин // Современное право. – 2011. – № 7. – С. 124–127. Информация об авторе Калугин Алексей Геннадьевич – кандидат юридических наук, доцент, заместитель начальника института по учебной работе, ФГКОУ ВПО «Сибирский юридический институт Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков», 660131, г. Красноярск, ул. Рокоссовского, д. 20, е-mail: alexei_kalugin@mail.ru. Information about the author Kalugin Alexei Gennadyevich – Ph. D. (law), Associate Professor, Deputy Head on study of Siberian Law Institute of the Federal Drug Control Service of the Russian Federation; Address: 20, Rokossovskogo ul., Krasnoyarsk, 660131, е-mail: alexei_kalugin@mail.ru. УДК 343.98 ББК67.404.9 И.М. Комаров НУЖНА ЛИ ТАКАЯ ОБЪЕКТИВНАЯ ИСТИНА РОССИЙСКОМУ УПК? В статье проводится анализ позиций ученых и практиков относительно внесенного в Государственную думу РФ проекта Федерального закона об объективной истине. На его основе автор аргументировано делает вывод о том, что принятие данного закона в том виде, который предложен разработчиками не возможно, так как это нарушит систему принципов действующего УПК РФ и негативно скажется на практике применения его норм правоохранительными органами и судом. Ключевые слова: правовая реформа, уголовно-процессуальный кодекс, объективная истина. I.M. Komarov DO WE NEED SUCH AN OBJECTIVE TRUTH IN THE CRIMINAL PROCEDURE CODE OF RUSSIAN? The article provides a brief analysis of scientists and practitioners regarding introduced to the State Duma draft Federal Law of the objective truth. 116 In the outcomes of the article it is concluded that the adoption of this law cannot be offered in such form. Because it violates the principles of the current system of the Criminal Procedure Code of Russia and the negative impact on the practical application of its provisions by law enforcement agencies and the courts. Keywords: legal reform, the Criminal Procedure Code of Russia, the objective truth. Данные анализа состояния отдельных вопросов соблюдения законности в уголовном судопроизводстве за прошедший 2013 год, представленные в отчете Генерального прокурора РФ Ю. Чайки Совету Федерации вызывают серьезную озабоченность, так как они непосредственно затрагивают существенные интересы граждан и государства. В частности, в указанном году, только официально, выявлены 1 195 человек, которые незаконно были задержаны или заключены по стражу судом по ходатайству органов, осуществляющих предварительное расследование преступлений (полагаем, за прошедшие 6 месяцев текущего года ситуация мало изменилась). Проведенными в этой связи прокурорскими проверками установлено, что многие из этих граждан содержались под стражей долгие месяцы. В порядке реабилитации из средств государственного бюджета им выплачено более 700 млн р., но виновные должностные лица, допустившие брак в расследовании, который выразился в ущемлении конституционных прав граждан, так и не наказаны. В этой связи можно привести следующие сведения. Согласно статистике Генпрокуратуры РФ за последние три года незаконно к уголовной ответственности было привлечено и реабилитировано судом и следствием более 14 тыс. человек, а наказали за это лишь 12 должностных лиц. Причем нет ни одного факта возбуждения уголовного дела или привлечения виновных в этом беззаконии к уголовной ответственности по ст. 301 УК РФ за незаконные задержание, заключение под стражу или содержание под стражей. Резюмировал эту статистику Генпрокурор РФ Ю. Чайка, по мнению которого иного результата ожидать не приходится, пока уголовно-правовая оценка допущенных следователями нарушений будет осуществляться самими же следователями. Надежда на эффективный ведомственный контроль, к сожалению, уже давно себя не оправдывает. Можно предположить, что не только приведенные факты, но и низкое, в целом, качество предварительного расследования преступлений следователями, которое, безусловно, беспокоит и руководство СКР, стало одной из причин того, что депутатом единороссом А. Ремезковым 29 января 2014 года в Государственную думу РФ был представлен проект ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу». Законопроект настолько неоднозначный, что выступая в феврале текущего года в Госдуме помощник В. Путина и начальник Государственно-правового управления Президента РФ Л. Брычева высказала недовольство тем, что документ вносится «без широкого общественного обсуждения, без обсуждения в профессиональных сообществах, без Верховного суда и иных судов, которым это все применять». 117 На этом основании дискуссия по содержанию законопроекта перешла в Общественную палату, комитеты Госдумы, Федеральную палату адвокатов и иные органы непосредственно заинтересованные в его принятии и применении. К участию в ней была привлечена широкая научная общественность. В первую очередь требовал ответа вопрос о необходимости данного закона российскому уголовно-процессуальному законодательству. Рамки статьи ограничены, поэтому мы попытаемся проанализировать основные спорные вопросы этого закона и выскажем свое отношение к его содержанию, а также необходимости действующему УПК РФ. Основной тезис его сторонников в следующем: объективная истина в УПК должна превратить следователей из преследователей в исследователей и тем самым помочь правосудию, при этом, отметим сразу, содержание понятий «преследователей» и «исследователей», авторами законопроекта никак не комментируется. Ссылаясь на международный опыт и традиции отечественного уголовнопроцессуального законодательства они отмечают, что положение об объективной истине успешно закрепили и применяют в своем законодательстве многие страны Европы, были они и в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года Российской империи, УПК РСФСР 1922 и 1960 годов. Поэтому следуя европейским тенденциям и российским традициям, по мнению разработчиков закона, следует вернуть данное положение в УПК РФ. Однако, для того чтобы этот тезис можно было считать аргументом следует дать анализ понятия объективной истины в контексте основных положений УПК европейских государств, где эта истина служит целям правосудия. Что касается Устава уголовного судопроизводства 1864 года, УПК РСФСР 1922 и 1960 годов, то нам известны все положительные отличия этих кодифицированных процессуальных актов от действующего УПК РФ. Увы, не в пользу последнего, а механическое внесение рассматриваемого понятия в систему действующих процессуальных норм, на наш взгляд, и, по меньшей мере, не обосновано. Кроме того в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года, УПК РСФСР 1922 и 1960 годов в употреблении было понятие истины, но не объективной истины, а это две большие разницы, о чем будет сказано ниже. Принятие закона в предлагаемой редакции, по мнению его разработчиков, «превратит судью из пассивного надзирателя за процессом рассмотрения уголовного дела в его активного участника». Закон разрешит ему по ходатайству сторон или по собственной инициативе «восполнять неполноту доказательств», а если это невозможно будет сделать в судебном разбирательстве, позволит отправлять дело к прокурору, для соответствующего процессуального реагирования. Состязательность сторон, в этих условиях, станет только более совершенней и эффективней, полагают сторонники введения объективной истины в УПК. Однако это декларативное заявление, не подтвержденное какими-либо убедительными аргументами, за исключением, первое – «приговор будет назначаться на основе истинных обстоятельств произошедшего, а не ораторского искусства сторон» и, второе – появится «сбалансированная состязательность», 118 которая выразится в том, что судья сможет проявлять активность для выяснения подлинных обстоятельств дела. На наш взгляд это не очень убедительно. Напротив, в случае принятия закона в предложенной редакции суд лишится беспристрастности, поскольку на него будут возложены, не свойственные ему, в соответствии с действующим УПК, функции защиты или обвинения. Это само по себе нарушает ч. 3 ст. 123 Конституции России, по которой судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Спрашивается, что же теперь из-за объективной истины для УПК изменять положения Конституции? В этой связи хорошо на одном из заседаний по рассмотрению положений проекта данного закона высказалась Л. Воскобитова. Она отметила, что как только мы в один ряд технологически ставим суд, прокурора, следователя, мы начинаем противоречить, в том числе и собственной Конституции, где установлено разделение властей, и суду отведена другая роль. Она также обратила внимание на коллизию со ст. 299 УПК («Вопросы, разрешаемые судом при постановлении приговора»), которая может возникнуть в случае принятия закона об объективной истине. Полемизируя с оппонентами, Л. Воскобитова отметила, что «судье при постановлении приговора следует ответить, в частности, на два вопроса: доказано ли деяние и совершил ли его подсудимый? Получается, что мы хотим, положениями предлагаемого закона, обязать суд дополнить то, что когда-то «не доделал» следователь, а потом, чтобы суд сам себе задавал еще вопрос: а доказано ли? «Можно ли требовать от суда беспристрастности, когда он будет оценивать свою собственную работу?», задает Л. Воскобитова риторический вопрос. Сторонники закона об объективной истине считают, что предлагаемое законодательное «новшество» будет выгодно лицам, которые могут быть необоснованно привлечены к уголовной ответственности, а также лицам, интересы которых представляет адвокат по назначению, исполняющий свои обязанности не вполне добросовестно. Аргумент – новый процессуальный порядок будет ограждать подсудимого от несправедливого обвинения, искать объективную истину, в соответствии с положениями законопроекта, обязаны будут не только судьи, но и прокуроры, следователи, которым запрещается обвинительный уклон. Из этого следует, что и адвокат тоже должен будет искать объективную истину, но это уже юридический нонсенс. В этой связи как не вспомнить вновь ч. 3 ст. 123 Конституции России и декларирование в ней состязательности в уголовном судопроизводстве. Кроме того, Кодекс профессиональной этики адвокатов запрещает адвокатам занимать по делу позицию, противоположную позиции доверителя, и действовать вопреки его воле. Относительно недобросовестных адвокатов отметим, в рамках законодательства об адвокатуре и адвокатской деятельности достаточно положений регламентирующих ответственность адвокатов за некачественное предоставление соответствующей услуги, если кто-то считает, что этого не достаточно, можно инициировать изменения и дополнение в соответствующем законодательстве. Вызывают серьезные опасения связи положений предлагаемого законопроекта с положениями ст. 14 УПК РФ. Сторонники принятия законопроекта предлагают толкование неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, применять лишь 119 в случае невозможности достижения по делу объективной истины и только после принятия исчерпывающих мер к ее отысканию. Но такой подход к норме, которая является одним из важнейших средств защиты конституционных прав и свобод граждан, делает ее юридической фикцией. Кроме того, если суд будет обязан отыскивать объективную истину, то как это согласуется с ч. 2 указанной процессуальной нормы, где «бремя доказывания обвинения… лежит на стороне обвинения». Суд – сторона обвинения? Никак не убеждает в этой связи предлагаемые лакировки части третьей статьи 15 УПК, что «суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты. Суд создает условия для всестороннего, полного и объективного исследования всех обстоятельств уголовного дела, исполнения сторонами их процессуальных обязанностей, а также осуществления предоставленных им прав». Между тем разработчики в этой связи пытаются убедить критиков законопроекта тем, что «невиновные выиграют», а «презумпция невиновности станет рабочим инструментом», суд докопается до истины, даже если сторона защиты плохо исполняет свои процессуальные обязанности. Правда из этих аргументов не ясно, откуда судья узнает, достиг он истины или нет, а может быть он уже до судебных прений должен «в голове» держать «картинку мира», которая является истиной, и к ней добавлять доказательства? Есть еще одна опасность положений предлагаемого законопроекта для российского правосудия. Она заключается в том, что на практике это означает исключение оправдательных приговоров из судебной деятельности, так как оправдательный приговор станет не столько недоработкой обвинения, сколько недоработкой суда. Будет действовать аксиома: если приговор обвинительный, значит суд установил объективную истину. Зачем апелляция и кассация? На это обстоятельство ранее обращала внимание судья Конституционного суда в отставке Т. Морщакова. В этой связи не забудем, что суд уже сейчас, отчасти, являются заложником норм определяющих его компетенцию относительно взятия под стражу. Раньше прокурор с опаской применял эту меру, зная о последствиях для себя при оправдательном приговоре, теперь суд, применив заключение под стражу в отношении гражданина, в предлагаемых в соответствии с законопроектом условиях деятельности, как бы обязан установить объективную истину и вынести обвинительный приговор, причем, лучше, с лишением свободы. Кроме того, если «не кривить душой», положения предлагаемого закона, по большому счету, призваны облегчить жизнь следователю, так как фактически он сможет не беспокоиться за допущенный следственный брак ненадлежащее проведение расследования преступления, так как «если не расследовал он, расследует суд». В этой ситуации суды, окажутся перегружены некачественными расследованиями и будут вынуждены устанавливать объективную истину, а при том, что и сейчас нагрузка на «судей-криминалистов» не малая постепенно это приведет к коллапсу судебной деятельности. Также, по мнению разработчиков закона, благодаря его введению в следственную и судебную практику следователи станут не преследователями, а исследователями, так как на них будет возложена обязанность собирать и оправдательные доказательства. Отметим, что эту обязанность со следователей никто 120 не снимал и ранее, а сейчас она возложена на них в действующих нормах УПК (ст. 6), без принятия положений объективной истины. Правда, эта обязанность практически не исполняется. Вместе с тем усомнимся в том, что даже если гипотетически предположить принятие соответствующего закона, применение его следователем фактически не будет нацелено также как и сейчас на собирание наряду с обвинительными, оправдательные доказательств, так как они могут привести к прекращению уголовного дела, а это, как известно, традиционно считается «следственным» браком. Об этом знают все. Хорошо в этой связи высказался Генпрокурор РФ Ю. Чайка: объективная истина приведет только к обвинительному уклону в судах. Согласен с ним и представитель Президента РФ в Конституционном суде М. Барщевский. Теперь о самом определении объективной истины, которое предлагается внести в ст. 5 УПК РФ в следующей формулировке: «объективная истина – соответствие действительности установленных по уголовному делу обстоятельств, имеющих значение для его разрешения». Приведенные в проекте термины данного определения «весьма далеки от чистоты юридической техники». Если под понятием объективной истины понимать «совокупность обстоятельств», имеющих значение для дела, то это взаимно исключающие термины, что нарушает логику определения. Если «объективное», то абсолютно все. Если только «имеющие значение для его, уголовного дела, разрешения», то о какой объективности идет речь? Слово «истина», если его вводить в процессуальном законе следует употреблять в прикладном значении, а не использовать для этой конкретной материи философский термин «объективная истина». Мы никогда не сможем познать с полной достоверностью исследуемое посредствам уголовного расследования и судебного рассмотрения событие хотя бы потому, что в процессе познания сторонами может быть использована недостоверная информация, о которой другим участникам уголовного судопроизводства не известно. Кроме того, обратимся к следственной практике, так, например, по уголовным делам, связанным с незаконным оборотом наркотиков, практически каждое обвинительное заключение начинается со слов «в неустановленное время, в неустановленном месте, при неустановленных обстоятельствах». Как будет отражаться в практике уголовного судопроизводства реализация понятия объективной истины, это вопрос? Законопроект обходит также и вопрос о критериях объективной истины, о механизме ее процессуального установления. Не доработана с точки зрения юридической техники и формулировка процессуальной новации законопроекта, определенная статья 16.1. УПК «Установление объективной истины по уголовному делу». В ч. 2 данной нормы определяется «при наличии сомнений в истинности мнения сторон суд принимает все необходимые меры к установлению действительных фактических обстоятельств уголовного дела в целях обеспечения отправления справедливого правосудия». Очевидное расхождение с позицией Европейского суда по правам человека в том, что этот суд постоянно отмечает «мнение по определению не может быть истинным – это и есть мнение». Кроме того, что означает «справедливое правосудие»? разве правосудие бывает не справедливым? В общем вопросов больше чем ответов. 121 Можно еще много и долго разбирать все недостатки, предложенного законопроекта. Нам ясно одно. Редакции закона об объективной истине, которая предлагается в настоящее время для обсуждения Государственной Думе РФ «сырая». Для того чтобы как-то повлиять на ситуацию с соблюдением законности в уголовном судопроизводстве, по обстоятельствам приведенным в начале статьи, оперативно, можно ограничиться внесением нескольких поправок, которые не затронут основные принципы действующего уголовно-процессуального законодательства. В их ряду, усиление роли прокурора при осуществлении надзора при избрании следователем меры пресечения, то есть заключение под стражу судом следует проводить только через процессуальное участие прокурора и с его согласия на данную меру пресечения, а также дополнить УПК новыми основаниями для возвращения дела прокурору на доследование, если в ходе суда доказательную базу участники рассмотрения сочли неполной из-за признания каких-то доказательств недопустимыми. Также поводом для возвращения дела должна станет необходимость предъявить подсудимому более тяжкого обвинения, что достаточно часто устанавливает судебное разбирательство по делу. А если принципиально, то, на наш взгляд, уже хватит «латать» наш уголовно-процессуальный закон. Представить не возможно, что только поправок и изменений в него Федеральными законами внесено более 120, все эти корректирующие процедуры ой как мешают работать всей правоохранительной и судебной системе России, а по существу создают предпосылки угроз нашей национальной безопасности. Информация об авторе Комаров Игорь Михайлович – доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры криминалистики МГУ им. М.В. Ломоносова, 119991, ГСП1, Москва, Ленинские горы, д. 1, строение 13 (4-й учебный корпус), e-mail: mgu.ikomarov@mail.ru. Information about the author Igor Mihailovich Komarov – Professor, Doctor of Law, Department of Criminalistics, Faculty of Law, Russia, 119991, Moscow, GSP-1, Leninskie Gory, 151, 1 Humanities Building, e-mail: mgu.ikomarov @ mail.ru. 122 УДК 343.17 ББК 67.311 О.В. Качалова СВОЕВРЕМЕННОСТЬ РАССМОТРЕНИЯ УГОЛОВНЫХ ДЕЛ И ЭФФЕКТИВНОСТЬ СУДА: ЕВРОПЕЙСКИЙ ОПЫТ В статье автор рассматривает вопросы эффективности деятельности суда в уголовном судопроизводстве. Делается акцент на своевременности рассмотрения уголовных дел судами как одного из критериев их эффективности. Ключевые слова: эффективность уголовного судопроизводства, суд, своевременность рассмотрения уголовных дел, разумный срок уголовного судопроизводства. O.V. Kachalova TIMELINESS OF CRMINAL CASES AND EFFICACY TRIAL: EUROPEN EXPERINCE The author examines the effectiveness of the court in criminal proceedings. The paper focuses on the timeliness of criminal cases by the courts as one of the criteria for their effectiveness. Keywords: efficiency of criminal proceedings, the court, the timeliness of criminal cases, a reasonable time of the criminal proceedings. Эффективность как управленческая категория предполагает соотнесение результатов того или иного действия с его целью и затратами [2, с. 54]. Эффективность любой деятельности может рассматриваться с точки зрения количественных (экономическая эффективность) и качественных показателей (социальная эффективность). Оценка эффективности деятельности суда в уголовном судопроизводстве подразумевает оценку степени достижения результатов и поставленных целей. Долгое время вопрос о том, применимы ли показатели, которые использовались в основном в экономической сфере к оценке деятельности судов, был весьма спорным. Впервые об эффективности уголовного судопроизводства заговорили советские ученые в конце 70-х годов XX века [5, с. 5–86]. Сегодня этот вопрос считается решенным. Вопрос о соотношении средств, вложенных в организацию уголовного судопроизводства, и, в частности, организацию деятельности судов по рассмотрению и разрешению уголовных дел, и полученного результата в виде справедливых, законных и обоснованных судебных решений по уголовным делам, в полной мере отвечающим задачам уголовного судопроизводства, обеспечивающих действенную защиту прав потерпевших от преступлений и лиц, подвергаемых уголовному преследованию, от незаконного и необоснованного ограничения их прав и свобод (ст. 6 УПК РФ), перестал быть неуместным. 123 С точки зрения современных подходов экономическая эффективность уголовного судопроизводства может рассматриваться как оптимальное соотношение затраченных на организацию уголовного судопроизводства средств и достижение поставленных перед уголовным судопроизводством задач. В качестве оптимального следует рассматривать реализацию социального назначения уголовного судопроизводства при минимальных затратах на его организацию. Вопрос о социальной эффективности уголовного судопроизводства относится к числу дискуссионных. Так, например, эффективность уголовного судопроизводства рассматривалась как достижение цели уголовного процесса по каждому конкретному уголовному делу при минимуме ущемления законных интересов лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство. При этом основными признаками эффективности уголовного судопроизводства назывались 1) способность эффективно прореагировать на большинство поводов к возбуждению уголовного дела; 2) возможность достичь цели уголовного процесса по большинству уголовных дел в стране; 3) способность своими результатами удовлетворить чувство справедливости большинства населения страны [6]. В теории уголовно-процессуального права эффективность уголовного судопроизводства рассматривают с позиций эффективности процессуального закона, эффективности уголовно-процессуальной деятельности, а также эффективности деятельности по исполнению и использованию уголовнопроцессуального права [1, с. 145; 4, с. 249–283]. Не вдаваясь в дискуссию по вопросам содержания, критериев и признаков эффективности уголовного судопроизводства, отметим лишь, что социальная эффективность уголовного судопроизводства, в первую очередь, может быть определена степенью удовлетворенности участников уголовного судопроизводства, которая, в свою очередь, зависит от того, насколько полно и быстро были восстановлены нарушенные права потерпевших от преступлений, обеспечены важнейшие права, свободы и законные интересы участников уголовного судопроизводства, возмещен ущерб, причиненный преступлением либо необоснованным ограничением прав и свобод и т. д. Ведущая роль в определении социальной эффективности уголовного судопроизводства принадлежит суду как государственному органу, разрешающему большинство уголовных дел по существу, а также разрешающему ряд важнейших вопросов, связанных с ограничением прав и свобод граждан, вовлеченных в уголовно-процессуальную деятельность. Проблемы повышения эффективности и качества работы судов на сегодняшний день являются важнейшими задачами государственного уровня. За рубежом первые работы, посвященные исследованию проблем эффективности и стандартизации качества работы судов, стали появляться в конце 80-х годов прошлого века. В 1987 г. в США были введены Стандарты работы суда первой инстанции, разработанные Национальным центром судов штатов совместно с Бюро поддержки правосудия Департамента юстиции США, в которых особое внимание уделялось ожиданиям и уровню удовлетворенности судебными услугами конечных потребителей. Аналогичные показатели и стандарты разрабатывались 124 почти во всех странах мира. Как на европейском, так и на международном уровнях также предпринимались многочисленные инициативы по стимулированию повышения качества работы судов. На уровне Совета Европы была создана Европейская Комиссия по эффективности правосудия (CEPEJ), основной целью которой является выявление основных трудностей, с которыми сталкиваются судебные системы, определения конкретных методов их решения и повышение функциональности судебных систем. Для определения эффективности российской судебной системы была разработана «Оценочная система показателей эффективности функционирования судебной системы в Российской Федерации» В качестве основных критериев ее эффективности определены доступность судебного разрешения споров, независимость судов, открытость и подотчетность судов населению, качество судебного процесса, доверие, эффективность судебных разбирательств, эффективность исполнения судебных актов, организация процесса судопроизводства и др. [8; 9]. Одним из компонентов, определяющих качество судопроизводства, является своевременность рассмотрения дел. В уголовном судопроизводстве эта категория нашла свое отражение в ст. 6.1 УПК РФ «Разумный срок уголовного судопроизводства». Срок судебного рассмотрения дела точно не определен в законе и относится к категории оценочных понятий [7, с. 146–147]. При оценке своевременности рассмотрения судом уголовных дел и соблюдения правила о разумности срока, учитываются сложность дела, поведение заявителя и поведение органов государственной власти. Превышение разумных сроков судопроизводства не могут оправдывать обстоятельства, связанные с организацией работы суда (например, отсутствие необходимого штата судей, замена судьи ввиду его болезни, отпуска, пребывания на учебе, нахождения в служебной командировке, прекращения или приостановления полномочий), с организацией работы органов дознания, следствия и прокуратуры. Европейский Суд по правам человека рекомендовал странам выстраивать свои правовые системы таким образом, чтобы дела, требующие рассмотрения, не накапливались и тем самым, не нарушалось право, предусмотренное ст. 6 (1) Европейской Конвенции (Салеси против Италии (1993) и др. В каждом конкретном случае разумные сроки могут существенно отличаться друг от друга. Так, например, решением Верховного Суда РФ от 25.10.2012 г. № АКПИ12-1377 срок в 3 года 7 месяцев был признан разумным, так как данное уголовное дело отличалось определенной правовой сложностью, большим объемом (69 томов), многоэпизодностью, по делу привлечено в качестве свидетелей 109 человек, в качестве обвиняемых – 18 человек, которым было предъявлено обвинение в совершении преступлений различной тяжести (организация преступного сообщества, незаконное производство наркотических средств, незаконное хранение оружия, легализация денежных средств, приобретенных преступным путем), проведено множество различных экспертиз. ЕСПЧ в деле Риндженсен против Австрии (1971) постановил, что пять лет и два месяца не были чрезмерным сроком при разбирательстве сложного дела о мошенничестве. В то же время в деле Б. против Австрии (1990) факт на 125 рушения разумных сроков был признан на основании того, что судье, рассматривавшему дело, потребовалось тридцать три месяца для вынесения окончательного решения, без которого не могла быть подана апелляция. ЕСПЧ по сути дела обязал национальные суды гарантировать введение отдельной судебной процедуры, которая станет эффективным средством правовой защиты при подаче жалобы на затянувшееся разбирательство дела, поскольку, по мнению населения большинства европейских стран, наиболее раздражающим в судебном процессе является недостаток оперативности [2, с. 18]. Такая процедура была регламентирована ч. 5 и ч. 6 ст. 6.1 УПК РФ. В случае нарушения разумных сроков уголовного судопроизводства (в том числе и в ходе досудебного производства по уголовным делам, по которым установлены подозреваемый или обвиняемый) его участники вправе обратиться к председателю суда (если дело рассматривается мировым судьей, то к председателю районного суда). Заявление об ускорении рассмотрения уголовного дела рассматривается председателем суда в срок не позднее 5 суток со дня поступления этого заявления в суд. По результатам рассмотрения заявления председатель суда выносит мотивированное постановление, в котором может быть установлен срок проведения судебного заседания по делу и (или) могут быть приняты иные процессуальные действия для ускорения рассмотрения дела. В случае отказа в удовлетворении заявления об ускорении рассмотрения дела подозреваемые, обвиняемые, подсудимые, осужденные, оправданные, потерпевшие, гражданские истцы, гражданские ответчики вправе обратиться в суд в суд с заявлением о присуждении компенсации. Европейский опыт имеет немало примеров рациональной организации судопроизводства, направленных на сокращение сроков рассмотрения дела (в 2007 г. CEPEJ учредила Центр организации рабочего времени суда – Центр SATURN, проводящий исследования и анализирующий передовой европейский опыт). К числу несомненно заслуживающих внимания, на наш взгляд, следует отнести следующие европейские разработки [8]: 1. Установление сроков рассмотрения дела в сотрудничестве с другими ключевыми участниками уголовного судопроизводства. Введение и поддержание процедуры установления реалистичных сроков рассмотрения уголовного дела рассматривается не в качестве разового мероприятия, а в качестве непрерывного процесса достижения консенсуса и принятия единых целей всеми участниками судопроизводства. Так, например, в Апелляционном суде Рованиеми (Финляндия) для каждого дела имеется специально разработанная программа, и судья отдает распоряжение об информировании сторон о примерной продолжительности досудебной стадии, предварительных слушаний и судебного разбирательства. Детальный график судебных слушаний высылается сторонам заранее. Прокуроры и адвокаты ставятся в известность для получения от них комментариев. В районном суде Турку (Финляндия) проводятся несколько раундов консультаций между судьей и местными прокурорами и адвокатами в целях выра 126 ботки общих идей и директив, направленных на повышение эффективности правосудия, включая продолжительность судебного разбирательства. В региональном апелляционном суде Штутгарта (Германия) проводятся регулярные встречи с прокурорами и адвокатами для обсуждения удовлетворенности участников судебного процесса и проблем с оказанием судебных услуг. 2. Сокращение отложений судебных разбирательств. Многочисленные отложения дела слушанием и чрезмерные интервалы между судебными заседаниями считаются ЕСПЧ причинами неоправданных задержек. Если суд неоднократно откладывает слушание дела, он фактически дает возможность представителям сторон, не подготовившимся к судебному заседанию, просить о новой отсрочке. В результате время судьи, выделенное на проведение слушаний, не используется в полной мере. Если производство по делу периодически возобновляется, либо направляется на новое рассмотрение из одного суда в другой ЕСПЧ рассматривает это в качестве нарушения, даже если общая продолжительность производства по делу не представляется чрезмерной. В некоторых судах Дании организуются совещания с прокурором и представителем защиты в целях планирования графика рассмотрения дела во избежание ненужных отложений в ходе слушаний. В Центральном районном суде Риги дело не может быть отложено слушанием без назначения даты нового заседания. Для сокращения сроков рассмотрения дела в ряде стран (Чехия, Словакия) устанавливаются сроки для проведения экспертизы, а в случае несоблюдения этих сроков суд вправе применить к эксперту определенные санкции. 3. Внедрение стандартных и компактных форматов для письменного судебного решения (в том числе использование образцов). Опыт ряда европейских стран демонстрирует, что сжатые и компактные судебные решения помогают отразить все ключевые вопросы и более четко мотивировать судебное решение. Так, например, в Апелляционном суде Фростатинг Лагмансретт (Норвегия) в среднем одно решение не должно занимать более 10–12 страниц печатного текста. Если оно превышает 14 страниц, то считается слишком длинным. Опыт показывает, что качество судебных решений повышается, если пытаться их сократить: становятся виднее ключевые вопросы, доводы сторон и мотивировка судьей своих выводов. 4. Использование аудио и видео технологий в судебном разбирательстве. Аудио-конференции и представление показаний посредством видеозаписи, сделанной в присутствии судьи, или видеотрансляции, могут существенно сэкономить время и деньги, как для суда, так и для сторон. Они могут быть использованы также в целях обеспечения безопасности свидетелей, или во избежание транспортировки лиц, содержащихся под стражей. Так, например, в Апелляционном суде Рованиеми свидетели вызываются в назначенное время и, по возможности, заслушиваются по телефону. В районном суде Турку электронные услуги уголовным делам позволяют обмениваться информацией и документами всем участникам системы уголовной юстиции. 127 Сроки рассмотрения дел в России по сравнению с европейскими странами являются очень короткими, хотя до сих пор встречаются случаи судебной волокиты. Со стороны европейских экспертов было подвергнуто критике наличие в российском уголовно-процессуальном законодательстве единых сроков для рассмотрения уголовных дел различных категорий [3, с. 90]. По их мнению, целесообразнее было бы устанавливать очередность рассмотрения дел на основании их срочности и важности: общественно значимые, резонансные уголовные дела рассматривать в первую очередь, а дела о менее значительных преступлениях откладывать на некоторое время, соблюдая при этом правило о разумности сроков уголовного судопроизводства (Циммерман и Штайнер против Швейцарии (1981). Ряд рекомендаций, разработанных европейскими экспертами для судей и направленных на повышение эффективности работы судов в части решения задачи своевременного рассмотрения дел, на наш взгляд, может быть использован в российском судопроизводстве. В частности, мы соглашаемся с тем, что судья должен обладать достаточными полномочиями для активного управления процессом рассмотрения дела при условии соблюдения общих правил судопроизводства. Судья должен иметь возможность гибко подходить к определению сроков с учетом особенностей каждого конкретного дела. При рассмотрении уголовного дела необходимо учитывать интересы сторон. По мнению европейских экспертов, они имеют право участвовать в планировании процесса на ранних стадиях. По возможности судья должен стремиться к достижению соглашения между всеми участниками процесса в отношении графика слушаний. Продление ранее согласованных сроков должно стать возможным, только если этого требуют интересы правосудия. В ходе процесса судья должен иметь возможность отслеживать соблюдение сроков всеми участниками, в том числе свидетелями и экспертами. Любые попытки умышленно и сознательно затянуть процесс должны быть пресечены, а за затягивание процесса и сутяжническое поведение должны быть предусмотрены процессуальные санкции. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Арсеньев В. Д. Спорные вопросы теории эффективности советского уголовного процесса / В. Д. Арсеньев, Б. А. Матийченко // Советское государство и право. – 1982. – № 5. – С. 145. 2. Бобрышев Д. Н. Основные категории теории управления / Д. Н. Бобрышев. – М. : АНХ СМ СССР, 1986. – 154 с. 3. Виткаускас Д. Европейская конвенция по правам человека и обжалование [Электронный ресурс] / Д. Виткаускас // Материалы семинара в Мособлсуде, 12–13 ноября 2013 г. – Режим доступа: www. appeal-in-russia.ru. 4. Курс советского уголовного процесса. Общая часть. – М., 1989. – С. 249–283. 128 5. Петрухин И. Л. Теоретические основы эффективности правосудия / И. Л. Петрухин, Г. П. Батуров, Т. Г. Морщакова. – М. : Наука, 1979. – 392 с. 6. Томин В. Т. Очерки теории эффективного уголовного процесса [Электронный ресурс] / В. Т. Томин, М. П. Поляков, А. П. Попов. – Пятигорск, 2000. – Режим доступа: http://www.iuaj.net. 7. Уголовно-процессуальное право / под общ. ред. В. М. Лебедева. – М. : Юрайт, 2014. – 1060 с. 8. Уроки европейского передового опыта в области оценки качества работы судов и бюджетирования, ориентированного на результат [Электронный ресурс] : материалы семинара в Мособлсуде, 12–13 ноября 2013 г. – Режим доступа: www. appeal-in-russia.ru. 9. Шварц О. Аналитическое исследование используемых в Российской Федерации методик оценки эффективности работы судебной системы, а также оценки регулирующего воздействия законодательных инициатив в области судебной реформы [Электронный ресурс] / О. Шварц // Материалы семинара в Мособлсуде, 12–13 ноября 2013 г. – Режим доступа: www. appeal-in-russia.ru. Информация об авторе Качалова Оксана Валентиновна – кандидат юридических наук, доцент, заведующая отделом проблем уголовного судопроизводства Российской академии правосудия, 117418, г. Москва, ул. Новочеремушкинская, 69 а, oksana_kachalova@mail.ru. Information about the author Kachalova Oksana Valentinovna – PhD, Associate Professor, Head of the department of criminal justice Russian Academy of Justice, 117418, Moscow, ul. Novocheremushkinskaya 69, oksana_kachalova@mail.ru. УДК 343.14 ББК 67.410.204 С.В. Корнакова ЦЕЛЬ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ДОКАЗЫВАНИЯ – ДОСТОВЕРНОЕ ЗНАНИЕ В статье аргументируется вывод о том, что исключение понятия «истина» из уголовно-процессуального закона не означает, что в достижении соответствующего действительности знания о событии преступления и о лице, его совершившем, нет необходимости. Законодательное требование к достоверности доказательств, которыми подтверждается обвинение, предполагает достижение истинных знаний в процессе расследования уголовного дела. Ключевые слова: уголовно-процессуальное доказывание, истина, достоверность доказательств 129 S.V. Kornakova THE PURPOSE OF THE CRIMINAL PROCEDURAL PROVING IS CREDIBLE KNOWLEDGE The article the reasoned conclusion that the removal of the term «truth» of the criminal procedure law does not mean that the achievement of correct knowledge of the crime and the person who committed this action, it is not necessary. Legal requirement for the reliability of the evidence, which is confirmed criminal indictments, assumes the achievement of true knowledge in the process of investigation of the criminal case. Keywords: the criminal procedural proving, the truth, the reliability of evidence Проблема истины является наиболее обсуждаемой в уголовнопроцессуальной науке. Некоторые авторы, ссылаясь на то, что УПК РФ не упоминает об истине как цели доказывания, делают вывод, что «в уголовнопроцессуальном доказывании не проводится различие между достоверностью и вероятностью. Соответственно, предел познания обстоятельств дела может быть только вероятностным» [5, с. 149]. Представляется, что такой вывод не может быть признан правильным, поскольку, согласно ст. 88 УПК РФ, устанавливающей правила оценки доказательств, в процессе доказывания по уголовному делу должна быть установлена достоверность каждого доказательства и их совокупности, лишь при таком условии собранные доказательства могут стать основанием законного и справедливого приговора. На наш взгляд, исключение понятия «истина» из УПК РФ как цели уголовного судопроизводства в целом вполне логично и объяснимо. Достижение истины не может быть целью всех участников уголовного судопроизводства, поскольку очевидно, что стороны защиты и обвинения по определению не могут иметь единой процессуальной цели. Тем не менее, это не влечет за собой вывода о том, что в достижении соответствующего действительности знания о событии преступления и о лице, его совершившем, нет необходимости, поскольку законодателем четко определены требования, предъявляемые к оценке доказательств, одним из которых является их достоверность. «Достоверность – это то же самое, что истинность» [7, с. 93], – писал М.С. Строгович. Достоверность – это форма существования истины, обоснованной каким-либо способом. При этом, как отмечает А.Р. Ратинов, не всякое истинное положение достоверно, истина приобретает характер достоверности только в том случае, если она удостоверена определенным образом, если истинное утверждение аргументировано, обосновано так, что в его истинности могут убедиться все [6, с. 107]. Значит, достоверное знание, в отличие от истинного, предполагает наличие обоснования своей истинности, причем в судопроизводстве особенно важно, чтобы эти основания были доступны для проверки другими лицами. 130 Поскольку содержанием уголовно-процессуальных доказательств являются сведения, на основе которых устанавливается наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, обязанностью субъектов доказывания является проверка достоверности этих сведений. Такой позиции придерживается и Пленум Верховного суда РФ, который в своем постановлении № 5 от 10 октября 2003 г. прямо указывает, что устанавливаемые обстоятельства должны быть реальными, обоснованными, т. е. подтверждаться достоверными сведениями1. Термин «достоверность» употреблен в уголовно-процессуальном законе 12 раз, и в каждом случае речь, безусловно, идет о соответствии содержания доказательств действительности. Причем законодатель, в частности в ч. 5 п. 2 ст. 2267 УПК РФ, прямо указывает на то, что сомнение в достоверности доказательств может повлиять на законность итогового судебного решения по уголовному делу. Именно поэтому наличие в УПК РФ требования установления достоверности каждого доказательства противоречит встречающимся в литературе суждениям о том, что уголовно-процессуальный закон не нацеливает субъектов доказывания на достижение истины по каждому уголовному делу. В науке уже достаточно традиционно достоверность рассматривается как обоснованное знание, соответствие которого действительности не вызывает сомнений, поэтому вызывает возражение мнение некоторых авторов, предлагающих провести ревизию понятия «достоверность». В частности, И.В. Овсянников, утверждая, что «распространенное в теории понимание достоверности доказательств как истинности этих доказательств весьма опасно, ибо на практике оно может приводить к судебным ошибкам», предлагает понимать под достоверностью доказательств «неопровергнутость доказательства другими доказательствами в процессе доказывания». «При этом, – считает автор, – понятие «достоверное доказательство» охватывает и то доказательство, содержание которого представляется субъекту оценки знанием не достоверным, а вероятным, а также то доказательство, содержание которого представляется вероятным не только следователю, прокурору или суду как субъекту оценки доказательства, но и лицу, являющемуся источником этого доказательства» [3, с. 37, 39]. По мнению автора, «если два доказательства противоречат друг другу, логически несовместимы, но суд, прокурор, следователь или дознаватель не пришли к убеждению, что одно из них несомненно, то оба эти доказательства могут признаны достоверными» [3, с. 39]. Каким правилам подчиняется такое рассуждение? Если следовать правилам логики, то несовместимые доказательства, ни одно из которых не было подтверждено в процессе доказывания, должны быть признаны одинаково недостоверными, а лишь вероятными. Далее, И.В. Овсянников рекомендует признавать доказательство недостоверным «только в том случае, когда его содержание опровергнуто в процессе доказывания (с несомненностью доказано обратное)» [3, с. 40]. 1 См.: О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации : постановление Пленума ВС РФ № 5 от 10 окт. 2003 г. // Бюллетень Верховного суда РФ. 2003. № 12. С. 3–8. 131 Представляется, что такой подход к пониманию достоверности доказательств противоречит не только ч. 4 ст. 302 УПК РФ, согласно которой «обвинительный приговор не может быть основан на предположениях», но и презумпции невиновности. Обвиняемый не обязан ничего опровергать. Виновность обвиняемого должна быть доказана с несомненностью, подтверждена достаточной совокупностью достоверных доказательств. Как справедливо отмечает А.В. Аверин, «если учеными применяется слово русского языка, то, видимо, нецелесообразно отходить от общепринятого значения данного слова или искажать его смысловое содержание» [1, с. 73]. Поэтому следует признать правильным традиционный взгляд на достоверность доказательств, под которой понимается соответствие полученных путем собирания, проверки и оценки сведений обстоятельствам совершенного преступления и иным обстоятельствам, подлежащим установлению по уголовному делу. Л. Алексеева в этой связи справедливо отмечает, что в вопросе о цели доказывания (истинность или достоверность) не усматривается никакой проблемы и темы для дискуссии, поскольку, если бы факты, имеющие уголовноправовое значение, не нужно было доказывать, то не было бы ни теории доказательств, ни раздела УПК, посвященного доказательствам и доказыванию, равно как и не было бы требования, согласно которому обвинительный приговор постановляется лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления доказана [2, с. 23]. Результатом уголовно-процессуального доказывания должно быть доказанное (значит, достоверное) знание, полученное в результате собирания, проверки и оценки доказательств в точном соответствии с установленными законом правилами и не вызывающее сомнения в своей обоснованности. В конечном счете, верно считает А. Пиюк, неважно, как будет называться результат уголовно-процессуального доказывания: «истина» либо «доказанная достоверность» [5, с. 43], но, тем не менее, для уголовного процесса основным понятием является не «истинность», а «достоверность», поскольку достоверное знание всегда истинно, но истинное знание не всегда достоверно. Из смысла ст. 88 УПК РФ, требующей оценивать доказательства не только с точки зрения их относимости и допустимости, но и достоверности, на мой взгляд, вытекает обязанность следователя, дознавателя, прокурора, суда полно, объективно и тщательно исследовать все обстоятельства, подтверждающие обвинение, и значимые для разрешения конкретного уголовного дела, поскольку только в этом случае возможно оценить доказательства на предмет наличия или отсутствия у них такого свойства, как достоверность. Именно с достоверностью доказательств сопряжен поиск, установление истины. При этом представляется, что законодатель предъявляет требование достоверного установления, в первую очередь, к обвинительным доказательствам, без которых не может быть опровергнута презумпция невиновности обвиняемого. Суд может вынести обвинительный приговор лишь тогда, когда исследуемые по делу факты установлены с достоверностью. Поэтому является обоснованным утверждение С.А. Пашина, что «поиск истины – это работа тех, кто отвечает за результат» [8, с. 26], поскольку лишь при достоверном установлении стороной обвинения обстоя 132 тельств преступления и виновности лица (лиц) в совершении преступления возможно опровержение доводов, приводимых в защиту обвиняемого, правильная квалификация деяния и, как следствие, справедливое разрешение дела. Изложенное подтверждается тем, что упоминание законодателем в ряде статей требований обеспечения полноты, объективности (ч. 4 ст. 152 УПК РФ) и всесторонности (ч. 2 ст. 154 УПК РФ), касается исключительно действий и решений субъектов доказывания со стороны обвинения на стадии досудебного производства. Соблюдение этих требований должно обеспечить справедливое судебное решение. Таким образом, обвинительный приговор должен быть обоснован бесспорно доказанной совокупностью собранных, проверенных и оцененных доказательств. В процессе доказывания по уголовному делу должна быть установлена истина, понимаемая как объективная, достоверная доказанность обстоятельств совершения преступления, а также их юридическая оценка с точки зрения норм уголовного закона. Приговор суда должен отражать те юридически значимые обстоятельства, которые были с достоверностью установлены при производстве по уголовному делу, и на основании которых суд, в соответствии с его внутренним убеждением, пришел к единственно правильному выводу, позволяющему принять законное, обоснованное и справедливое решение. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Аверин А. В. Судебная достоверность (Постановка проблемы) / А. В. Аверин. – Владимир : Транзит-Икс, 2004. – 312 с. 2. Алексеева Л. Действительные или мнимые противоречия / Л. Алексеева // Российская юстиция. – 1995. – № 6. – С. 23–24. 3. Овсянников И. В. Проблема достоверности доказательств в доказательственном праве России / И. В. Овсянников // Современное право. – 2004. – № 7. – С. 35–41. 4. Пискун О. А. Истина в уголовном судопроизводстве : дис. … канд. юрид. наук : 12.00.09 / О. А. Пискун. – Иркутск, 2006. – 155 с. 5. Пиюк А. «Истина» или «доказанная достоверность»? / А. Пиюк // Российская юстиция. – 1999. – № 5. – С. 43. 6. Ратинов А. Р. Вопросы познания в судебном доказывании / А. Р. Ратинов // Советское государство и право. – 1964. – № 8. – С. 106–113. 7. Строгович М. С. Учение о материальной истине в уголовном процессе / М. С. Строгович ; АН СССР, Ин-т права. – М. ; Л. : Изд. АН СССР, 1947. – 274 с. 8. Францифоров Ю. В. Противоречия уголовного процесса / Ю. В. Францифоров. – М. : Приор-издат, 2006. – 176 с. Информация об авторе Корнакова Светлана Викторовна – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и прокурорского надзора, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, 11, e-mail: Svetlana-kornakova@yandex.ru. 133 Information about the author Kornakova Svetlana Viktorovna – Associate professor, Candidate of Sciences (Law), Department of criminal proceedings and the prosecutor's supervision, Baikal National University of Economics and Law, 664003 Irkutsk, Lenina, 11, e-mail: Svetlana-kornakova@yandex.ru. УДК 343.123.1 ББК 67.410.212.1 А.Н. Кузнецов ПРОБЛЕМЫ ПРОИЗВОДСТВА ДОЗНАНИЯ В СОКРАЩЕННОЙ ФОРМЕ В статье автор рассматривает некоторые вопросы производства предварительного расследования, обусловленные последней корректировкой уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации. Ключевые слова: следственное действие, собирание доказательств, дознание, уголовно-процессуальное право, реализация прав. A.N. Kuznetsov PROBLEMS OF PRODUCTION OF INQUEST IN BRIEF FORM In the article the author examines some questions the productions of the pretrial hearing, conditioned by the last adjustment of criminal judicial statute of Russian Federation. Keywords: inquisitional action, collecting of proofs, inquest, criminal judicial right, realization of rights. Законодательное регулирование применения отдельных положений УПК РФ [12], вновь включенных в него Федеральным законом от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ [6] (далее – Федеральный закон № 23-ФЗ), а также использование специальных знаний для собирания доказательств на стадии возбуждения уголовного дела и в целом правоприменение вновь введенной в УПК РФ сокращенной формы расследования обозначили ряд вопросов, возникающих при производстве дознания в сокращенной форме. На протяжении более 40 лет (с момента принятия УПК РСФСР) в российском досудебном производстве в ходе доследственной проверки по отдельным видам преступлений сложилась практика проведения специалистами экспертнокриминалистических подразделений органов внутренних дел, а в последнее десятилетие – и органов Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков – исследований изъятых в ходе проведения розыскных и оперативно-розыскных мероприятий наркотиков, огнестрельного оружия, бое 134 припасов и ряда других объектов специальных исследований. Без получения заключения специалиста возбуждение уголовного дела могло привести, а в ряде случаев и способствовало принятию следователем, органом дознания, дознавателем незаконных, необоснованных процессуальных решений о возбуждении уголовного дела, чем существенно ограничивались права и законные интересы граждан – участников уголовного процесса на свободу и личную неприкосновенность, право собственности и ряд других. Ежегодно специалистами-криминалистами только органов внутренних дел проводилось около 900 тыс. указанных выше исследований [12], на что затрачивались значительные силы и средства. Кроме того, в силу специфики российского уголовно-процессуального законодательства после возбуждения уголовного дела должностные лица органов предварительного расследования и органов дознания по тем же объектам исследования назначали производство судебных экспертиз. Их количество ежегодно составляет порядка 1,3 млн экспертиз [12]. Хотя в отдельных субъектах РФ (например, в г. Санкт-Петербурге и Ленинградской области) в суд предоставлялись результаты проведенных исследований наркотических средств, и в судебное заседание, при необходимости, вызывался для дачи показаний специалист экспертно-криминалистического подразделения. Однако, как правило, надзирающие прокуроры и суды в качестве доказательств по уголовному делу принимали исключительно заключения экспертиз. Такую позицию в исследовании доказательств по уголовному делу занимал и Верховный Суд РФ, который в ряде своих постановлений, в том числе в постановлении Пленума от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» (п. 7) провозгласил, по сути, обязательность производства экспертиз по указанным видам преступлений [10]. Аналогичные требования Верховный Суд РФ выдвигает и по обязательному производству экспертиз по уголовным делам о незаконном обороте наркотиков (п. 2 Постановления Пленума [8]). Суды, выдвигая данные требования, не учитывали, что подвергнутые исследованию наркотики (например, героин) изменяют свой состав и иные параметры, и эксперты, по сути, при даче заключения использовали результаты предварительного исследования этого героина, или данные, полученные при отстреле боеприпасов, который производился с целью определения их боевых качеств, и т. д. Изложенные факторы требовали от законодателя принятия в сложившейся ситуации соответствующих мер законодательного характера, которые тот попытался разрешить путем предоставления Федеральным законом № 23-ФЗ возможности в ходе проверки сообщения о любом совершенном или готовящемся преступлении «назначать судебную экспертизу, принимать участие в ее производстве и получать заключение эксперта в разумный срок» (ч. 1 ст. 144 УПК РФ). В ст. 146 и 283 Уголовно-процессуального кодекса РФ «назначение экспертизы» выступает в качестве следственного или судебного действия [13]. Экспертиза имеет процессуальную природу, так как производится по постановлению следователя, т. е. на основании процессуального документа. Тем не менее сама экспертиза таким следственным действием не является. «Следственные действия – это инструмент в руках следователя, инструмент отображе 135 ния, когда он на основе контакта с источником информации получает и закрепляет доказательства» [15]. Проводя следственное действие, следователь непосредственно сам воспринимает информацию, имеющую доказательственное значение. А экспертиза – самостоятельная познавательная деятельность эксперта. Эксперт формирует заключение на основе своих, личных наблюдений и предоставляет его следователю. Поэтому следственным действием нужно считать лишь назначение экспертизы [5; 6, с. 65–66], а именно «не экспертизу в целом, а лишь комплекс действий следователя, определяющих программу исследования, создающих для этого необходимые условия, контролирующих объективность и полноту его проведения» [16]. Кроме того, Федеральный закон от 31 мая 2001 г. № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» [14] (далее – Федеральный закон № 73-ФЗ) говорит об экспертизе не как о следственном, а как о процессуальном действии. Одним из процессуальных действий, имеющим часто определяющее значение для решения вопроса о возбуждении или об отказе в возбуждении уголовного дела, является получение образцов для сравнительного исследования, позволяющее получить результаты специальных познаний сведущих лиц в кратчайшие сроки. Однако нельзя сказать, что это самостоятельное следственное действие, поскольку оно не направлено на собирание доказательств. Федеральный закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» под образцами для сравнительного исследования понимает объекты, отражающие свойства или особенности человека, а также другие образцы, необходимые эксперту для проведения исследований и дачи заключения (ст. 9). Объекты, полученные в ходе такого действия, доказательствами по уголовному делу не являются и сами по себе доказательственного значения не имеют. Они лишь необходимый материал для проведения сравнительного экспертного исследования. Кроме того, ч. 4 ст. 202 УПК РФ (УПК РСФСР 1960 г. такой нормы не содержал) предусматривает право эксперта, который не является субъектом собирания доказательств, самостоятельно получить такие образцы, если это составляет часть судебной экспертизы. Иными словами, законодатель подчеркнул, что получение образцов не способ собирания доказательств, а необходимое условие их формирования. Одновременно получение образцов для сравнительного исследования – необходимое условие назначения и проведения экспертизы, а также исследований специалиста. Например, важность использования в доказывании биологических образцов для сравнительного исследования привела некоторых авторов к выводу о необходимости закрепления в законе возможности их принудительного получения от подозреваемого или обвиняемого на основании судебного решения при отказе предоставить их добровольно [11, с. 14]. В настоящее время одни и те же образцы для сравнительного исследования могут быть получены двумя способами: дознавателем, следователем (в силу положений ч. 3 ст. 151 УПК РФ и истинности положений уголовнопроцессуального закона дознание, в том числе в сокращенной форме, может производиться наряду с дознавателем и следователем) – путем вынесения о том 136 постановления (ч. 1 и 3 ст. 202 УПК РФ); и экспертом (ч. 4 ст. 202 УПК РФ) – в ходе экспертной деятельности. Поскольку эксперт не вправе собирать доказательства, объекты, полученные в результате его действий, доказательствами не будут. Те же самые объекты, но полученные следователем, дознавателем в порядке, предусмотренном ст. 202 УПК РФ, также не будут доказательствами по уголовному делу, так как сами по себе, без их экспертного (специального) исследования не могут способствовать установлению истины по делу. Отсюда вытекает, что такое действие нельзя назвать следственным. Как справедливо заметил О. Я. Баев, «получение образцов для сравнительного исследования – лишь предследственное, вспомогательное действие, обеспечивающее возможность проведения такого действительно уже следственного действия, как назначение экспертизы» [2]. При проверке сообщения о преступлении полученные образцы могут быть направлены не на экспертизу, а для их исследования специалистом. При этом заключение специалиста, полученное до возбуждения уголовного дела, если оно не оспаривается сторонами, по своей процессуальной значимости, в силу ч. 2 ст. 74 УПК РФ, приравнивается как доказательство к экспертному заключению, кроме случаев обязательного назначения экспертизы. Наряду с возможностью назначения экспертизы до возбуждения уголовного дела Законом не только сохранены, но и расширены основания для проведения исследований документов, предметов, трупов путем привлечения к участию в этих действиях специалистов. В связи с этим должностными лицами органов предварительного расследования и органов дознания специалистам экспертно-криминалистических подразделений может быть поручено проведение как исследования, так и экспертизы тех же наркотиков, оружия, боеприпасов и других объектов. При этом правовые последствия результатов исследования указанных предметов остались, по сути, такими же, как и до внесения изменений, предусматривающих назначение экспертизы до возбуждения уголовного дела. Процессуальное правило проведения исследования вещественных доказательств в стадии проверки сообщения о преступлении как «не работало» в процессе доказывания по уголовному делу, так и сегодня фактически «не работает». Предусмотрев возможность назначения и производства судебных экспертиз до возбуждения уголовного дела, законодатель обязан был сделать и второй шаг – предоставление следователю, дознавателю, органу дознания права на изъятие до возбуждения уголовного дела документов и предметов, которые должны стать объектами исследования в ходе проведения судебной экспертизы. На первый взгляд, законодатель проблему как бы решил. Из содержания ч. 1 ст. 144 УПК РФ следует, кажется, понимать, что в ней речь идет об изъятии предметов и документов в порядке производства иных, кроме осмотра места происшествия, следственных действий. Однако нормы УПК РФ предусматривают возможность такого изъятия исключительно в ходе обыска (ст. 182 УПК РФ) или выемки (ст. 183 УПК РФ)1, в содержание которых законодателем в 1 Признается законным производство выемки документов, составляющих охраняемую законом тайну в рамках доследственной проверки [1]. 137 части непосредственно правил производства данных следственных действий до возбуждения уголовного дела никаких изменений внесено не было. Анкетирование практикующих юристов позволяет утверждать, что на сегодня установленное в ч. 1 ст. 144 УПК РФ (в редакции Федерального закона № 23-ФЗ) правило изъятия до возбуждения уголовного дела в порядке, предусмотренном УПК РФ, документов и предметов с целью их использования, в том числе и для проведения экспертных исследований, в деятельности органов предварительного расследования не реализуется. Кроме того, при назначении и производстве до возбуждения уголовного дела исследований и судебных экспертиз возникает проблема реализации потерпевшими своих прав, предусмотренных ст. 42 УПК РФ. Уголовнопроцессуальное законодательство, развивая положение ст. 52 Конституции РФ, устанавливает, что защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, составляет назначение уголовного судопроизводства (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ). Данное правовое предписание обязывает следователя, дознавателя или иное уполномоченное должностное лицо органа предварительного расследования или органа дознания, осуществляющих уголовное судопроизводство, обеспечивать лицу, потерпевшему от преступления, защиту его нарушенных прав и создавать условия для реализации этого права в ходе производства по уголовному делу. Иными словами, производство и назначение исследований изъятых предметов, документов, других объектов, содержащих (могущих содержать на себе) следы совершенного преступления, и судебных экспертиз по указанным объектам исследования до возбуждения уголовного дела может быть расценено как нарушение уголовно-процессуального права, препятствующее реализации назначения уголовного судопроизводства в части защиты прав и законных интересов граждан, пострадавших от преступлений и их конституционного права на доступ к правосудию. В связи с этим немаловажное значение имело закрепление Федеральным законом № 23-ФЗ обязанности государственных органов разъяснять лицам, участвующим в производстве процессуальных действий, в ходе проверки сообщения о преступлении их права и обязанности, предусмотренные УПК РФ, и обеспечить возможность осуществления этих прав (ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ). Однако законодатель ограничился лишь перечислением ряда конституционных прав, обязательных к разъяснению. Кроме того, и это также является недостатком, при формулировании в указанной норме рассматриваемого тезиса использован союз «в том числе», присоединяющий часть к целому. Тем самым разъяснение и обеспечение возможности реализации потерпевшим перечисленных в первом предложении ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ прав сегодня осуществляется наряду с иными правами, предусмотренными УПК РФ, в том числе при назначении и производстве судебных экспертиз. И, как справедливо отмечает Т. И. Ширяева, закономерно возникает вопрос о порядке разъяснения потерпевшему от преступления, по сообщению о котором проводится проверка, указанных прав и обязанностей. Традиционно их объем определяется процессуальным статусом участника уголовного судопроизводства, который включает в 138 себя множество составляющих, однако его сердцевину (основу) формируют именно процессуальные права и обязанности [17, с. 101–102]. Таким образом, требуется определение правового положения пострадавшего от преступления лица, по чьему обращению проводится проверка сообщения о преступлении. Причем вопрос о перечне прав и обязанностей лица, участвующего в процессуальных действиях при проверке сообщения о преступлении, должен решаться исходя из процессуального статуса участника уголовного судопроизводства. Последний, в свою очередь, должен быть определен должностным лицом органа предварительного расследования или органом дознания на основе фактического положения в уголовном процессе данного лица1. С учетом изложенного при назначении в ходе проверки заявления, сообщения о преступлении судебной экспертизы должностное лицо органа предварительного расследования или органа дознания обязано разъяснить лицу, пострадавшему от преступления, его права, присущие потерпевшему и перечисленные в ч. 2 ст. 42, ч. 1.1 ст. 144, ч. 2 ст. 198 УПК РФ, и обеспечить возможность их реализации. И в целях оптимизации уголовного судопроизводства лицо, пострадавшее от преступления, сообщение о котором проверяется, должно признаваться потерпевшим с момента такого обращения, т. е. до возбуждения уголовного дела. Это в определенной степени не противоречит положениям ст. 42 УПК РФ, поскольку в законе не определен момент, с которого допускается вынесение должностным лицом органа предварительного следствия или органа дознания (при реализации положений ст. 157 УПК РФ о производстве неотложных следственных действий) постановления о признании потерпевшим. Реализация потерпевшим своих прав, как уже отмечалось, неразрывно связана с доказыванием обстоятельств, имеющих значение по уголовному делу. И здесь, помимо заключения эксперта, данного в соответствии со ст. 25 Федерального закона № 73-ФЗ экспертом или комиссией экспертов на основании проведенных исследований с учетом их результатов, в качестве доказательств по уголовному делу, с учетом внесенных Федеральным законом № 23-ФЗ изменений, может быть использовано заключение специалиста при условии соблюдения, согласно ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ, положений ст. 75 УПК РФ (о недопустимости доказательств) и ст. 89 УПК РФ (об использовании в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности при условии получения их в соответствии с требованиями федерального закона). Однако закрепленные в указанных уголовно-процессуальных нормах дефиниции имеют общий характер, хотя и требуют соблюдения норм УПК РФ при получении любых доказательств в уголовном судопроизводстве, а также определяют основания признания доказательств недопустимыми. Экспертное заключение и заключение специалиста могут использоваться в качестве доказательств по уголовному делу лишь при условии назначения экспертизы или исследования правомочным должностным лицом. Поэтому важно правильное определение круга субъектов, наделенных законом полномо 1 Такой подход к решению обозначенной проблемы обусловлен решениями Конституционного Суда Российской Федерации [10] и Верховного Суда [8]. 139 чиями по назначению исследований и судебных экспертиз в уголовном процессе. Однако противоречивость действующего законодательства затрудняет решение данного вопроса. В соответствии с действовавшими до принятия Федерального закона № 23-ФЗ положениями уголовно-процессуального закона правом назначения судебной экспертизы были наделены только лица, в производстве которых находилось уголовное дело: дознаватель (ст. 41, 223 УПК РФ), следователь (ст. 38, 195 УПК РФ), начальник подразделения дознания (ст. 40.1 УПК РФ), руководитель следственного органа (ст. 39 УПК РФ). Буквальное толкование положений ч. 1 ст. 144 УПК РФ в редакции указанного Закона в части, что дознаватель, орган дознания, следователь, руководитель следственного органа «вправе назначить судебную экспертизу, принять участие в ее производстве и получить заключение эксперта в разумный срок», позволяет утверждать, что возможность назначить судебную экспертизу в стадии возбуждения уголовного дела получили не только перечисленные лица, но и орган дознания. Хотя и ранее орган дознания при реализации требований ст. 157 УПК РФ в ходе производства неотложных следственных действий обладал правом назначить судебную экспертизу и получить ее заключение. При этом Федеральным законом № 73-ФЗ вопрос о возможности назначения органом дознания судебной экспертизы решался более последовательно: вопросы эксперту ставятся в том числе органом дознания (ст. 9); судебно-экспертные учреждения создаются для обеспечения исполнения полномочий, в том числе органов дознания (ст. 11); в качестве основания производства судебной экспертизы может выступать постановление, в том числе вынесенное лицом, производящим дознание (ч. 1 ст. 19). И, наконец, очередной проблемой производства предварительного расследования стало сокращение процессуальных сроков расследования уголовных дел. Введение в УПК РФ нормы-принципа (ст. 6.1 «Разумный срок уголовного судопроизводства») потребовал от ученых и практических работников выработки конкретных предложений по практической реализации ее положений, в первую очередь в досудебном производстве. Срок предварительного расследования и последующего судебного разбирательства уголовных дел, по которым обвиняемый, подсудимый содержится под стражей, составляющий в среднем 5 месяцев [3, с. 90–91], снижает эффективность уголовно-правовых мер в отношении лица, совершившего преступление, и затрудняет реализацию потерпевшим своих конституционных прав на доступ к правосудию и возмещение причиненного преступлением вреда (ст. 52 и 53 Конституции РФ). В целях эффективной реализации правил сокращенного дознания в деятельности правоохранительных органов назрела необходимость в разработке и внесении законодателем дальнейших изменений в уголовно-процессуальный закон. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Апелляционное постановление от 24 октября 2013 г. по делу № 101065/2013 [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «ГАРАНТ». 140 2. Баев О. Я. Тактика уголовного преследования и профессиональной защиты от него. Следственная тактика : науч.-практ. пособие / О. Я. Баев. – М. : Экзамен, 2003. – 432 с. 3. Гаврилов Б. Я. Правовое регулирование защиты конституционных прав и свобод личности : монография / Б. Я. Гаврилов. – М. : Мир, 2005. – 368 с. 4. Гордон Э. С. Правовые и организационные проблемы судебномедицинской экспертизы в советском уголовном процессе : дис. … д-ра юрид. наук / Э. С. Гордон. – М. : Моск. юрид. ун-т, 1991. – 304 с. 5. Климова З. Процессуальная сущность требования о производстве ревизии / З. Климова // Соц. законность. – 1975. – № 5. – С. 56–68. 6. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации : федер. закон от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ // Российская газета. – 2013. – 6 марта. 7. О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29 июня 2010 г. № 17 (ред. от 9 февраля 2012 г.) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. – 2010. – № 9. 8. О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. № 14 // Российская газета. – 2006. – 25 июня. 9. По запросу Волгоградского гарнизонного военного суда о проверке конституционности части 8 статьи 42 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс] : определение Конституционного Суда РФ от 18 января 2005 г. № 131-О. – Доступ из СПС «КонсультантПлюс». 10. О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств : постановление Пленума от 12 марта 2002 г. № 5 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. – 2002. – № 5. 11. Садовский К. И. Проблемы формирования доказательств следователем с использованием специальных познаний и технических : автореф. дис. … канд. юрид. наук / К. И. Садовский. – Саратов : Изд-во Сарат. гос. ун-та, 2013. – 30 с. 12. Статистические данные о результатах работы экспертных подразделений МВД России за 2012 г. : форма № I-НТП : утв. приказом МВД России от 1 ноября 2008 г. № 952 «Об утверждении статистической отчетности «I-НТП» (в ред. приказа МВД России от 30 декабря 2012 г. № 1071)». 13. Уголовно-процессуальный кодекс [Электронный ресурс] : федер. закон от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ : принят ГД ФС РФ 22 ноября 2001 г. : действ. ред. от 15 февраля 2014 г. – Доступ из СПС «КонсультантПлюс». 14. О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации : федер. закон от 31.05.2001 № 73-ФЗ (ред. от 25.11.2013 г.) // Собр. законодательства РФ. – 2001. – № 23. – Ст. 2291. 141 15. Шейфер С. А. Проблемы реформы уголовно-процессуального законодательства в проектах УПК РФ / С. А. Шейфер. – М. : Норма, 1996. – 126 с. 16. Шейфер С. А. Следственные действия. Система и процессуальная форма / С. А. Шейфер. – М. : Юрид. лит., 1981. – 128 с. 17. Ширяева Т. И. Юридическое лицо как потерпевший: теоретические и практические проблемы участия в уголовном судопроизводстве : монография / Т. И. Ширяева. – Волгоград : ВА МВД России, 2010. –144 с. Информация об авторе Кузнецов Анатолий Николаевич – кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса, юридический факультет, Воронежский государственный университет, 394006, г. Воронеж, Университетская площадь, д. 1, e-mail: mempad@mail.ru. Information about the author Kuznetsov Anatoly Nikolayevich – Candidate of Law, Associate Professor of the Criminal Process Department, Faculty of Law, Voronezh State University, Universitetskaya pl., 1, Voronezh, Russia, 394006, e-mail: mempad@mail.ru. УДК 343.13(470) ББК 67.410.212(2Рос) Н.Ю. Литвинцева ПРАВО СВИДЕТЕЛЯ НА ПОЛУЧЕНИЕ КВАЛИФИЦИРОВАННОЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ В статье рассматриваются проблемы получения свидетелем квалифицированной юридической помощи. Анализируется право свидетеля явиться на допрос с адвокатом. Ключевые слова: квалифицированная юридическая помощь, свидетель, адвокат, допрос. N.Y. Litvintseva RIGHT OF THE WITNESS FOR RECEIVING THE QUALIFIED LEGAL AID The paper deals with the problems of receiving a witness qualified legal aid. The right of the witness to be on interrogation with the advocate is analyzed. Keywords: qualified legal aid, witness, advocate, interrogation. 142 Конституция Российской Федерации гарантирует каждому право на получение квалифицированной юридической помощи (ч. 1 ст. 48). Согласно ст. 1 Федерального закона РФ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» квалифицированную юридическую помощь оказывают адвокаты [12]. Право свидетеля пользоваться услугами адвоката теоретически принадлежало ему с момента принятия Конституции Российской Федерации. Вместе с тем участие адвоката в допросе свидетелей ранее действующим уголовнопроцессуальным законодательством предусмотрено не было. Впервые в уголовно-процессуальном законодательстве закреплено право свидетеля явиться на допрос с адвокатом (п. 6 ч. 4 ст. 56 УПК РФ). От свидетеля не требуется объяснять причины, по которым он явился на допрос с адвокатом. Адвокат присутствует при допросе свидетеля в соответствии с общими правилами проведения допроса (ч. 5 ст. 189 УПК РФ), при этом он пользуется правами, предусмотренными ч. 2 ст. 53 УПК РФ, а именно адвокат вправе: давать краткие консультации, задавать с разрешения следователя вопросы, делать письменные замечания по поводу правильности и полноты записей в протоколе следственного действия. Следователь вправе отвести вопросы адвоката, но при этом он обязан занести их в протокол следственного действия. По окончании допроса адвокат вправе сделать заявление о нарушенных правах и законных интересах свидетеля, которое также заносится в протокол допроса. Адвокат оказывает свидетелю необходимую юридическую помощь и обеспечивает недопущение нарушений его процессуальных прав. В юридической литературе дискуссионным является вопрос о функции адвоката свидетеля. Так, одни авторы полагают, что адвокат свидетеля выполняет функцию защиты [6, с. 13]. Другие участие адвоката в допросе свидетеля считают особой формой представительства [13, с. 348]. Д.Т. Арабули справедливо указывает, что деятельность адвоката свидетеля следует именовать функцией правового сопровождения [3, с. 46]. Верной представляется позиция Р.В. Мазюка, согласно которой участие адвоката в допросе свидетеля имеет двойственную юридическую природу: с одной стороны, его функция связана с оказанием свидетелю юридической помощи как несведущему лицу, а с другой стороны, фактической защитой свидетеля от его возможного изобличения – «квазизащитой свидетеля», т. е. защитой, осуществляемой в целях предупреждения (недопущения) фактического изобличения свидетеля в совершении преступления [10, с. 144]. В УПК РФ установлено, что свидетель вправе являться на допрос с адвокатом. Как отмечает Д. Курочкин, свидетель вправе явиться на допрос уже с адвокатом, это означает, что допрос не должен быть отложен для явки адвоката [8, с. 32]. Буквальное толкование п. 6 ч. 4 ст. 56 УПК РФ позволяет заключить, что неявка адвоката не препятствует проведению допроса в установленное следователем время. В этой связи, следует заметить, что процессуальный статус свидетеля лицо приобретает с момента вызова на допрос (ч. 1 ст. 56 УПК РФ), т. е. с 143 момента получения повестки о вызове его в качестве свидетеля. О своих правах, обязанностях и ответственности данный участник уголовного судопроизводства узнает лишь перед непосредственным допросом, когда лицо, осуществляющее предварительное расследование разъяснит ему его процессуальные права и обязанности. Необходимо признать, что предусмотренный механизм реализации предоставленных свидетелю прав разработан не до конца. В соответствии с ч. 1 ст. 11 УПК РФ должностное лицо, производящее предварительное расследование обязано не только разъяснять свидетелю его права, обязанности и ответственность, но и обеспечить возможность осуществления этих прав, в том числе и право, пригласить адвоката. В связи с этим, обоснованным является предложение Д.Т. Арабули, о необходимости включения в текст повестки разъяснения о предоставленном свидетелю праве являться на допрос с адвокатом [4, с. 39, 49]. Справедливо утверждение указанного автора и о том, что непредоставление (необеспечение) данного права может расцениваться как нарушение требований УПК РФ с признанием доказательств недопустимыми [4, с. 38]. К сожалению, проблема на этом не исчерпывается, так, нередки случаи, когда лицо, обладающее информацией по уголовному делу, самостоятельно является в органы предварительного расследования, с желанием дать свидетельские показания. Думается, что в этих случаях лицо, производящее предварительное расследование, обязано разъяснить свидетелю его право явиться с адвокатом и определить время для их явки на допрос. Следует заметить, что в соответствии с УПК РФ адвокат присутствует при допросе свидетеля (ч. 5 ст. 189). В этой связи, Ю. Костанов верно замечает, что «участие адвоката в допросе сведено к молчаливому присутствию, которое не реализует конституционное право граждан на квалифицированную юридическую помощь» [7, с. 11]. Думается роль адвоката при допросе свидетеля не должна сводиться лишь к простому его присутствию. Адвокату должно быть предоставлено право не только делать заявление о нарушенных правах и законных интересов свидетеля, но и обжаловать неправомерные действия дознавателя, следователя, прокурора и суда. Так, некоторые авторы вполне справедливо полагают, что свидетелю должно быть предоставлено право советоваться с адвокатом в ходе допроса, по вопросам, касающимся его прав и обязанностей и их применения, а адвокату свидетеля – ходатайствовать о перерыве допроса для консультаций, а также о возможности напоминать свидетелю о его правах [5, с. 21; 9, с. 42]. Небезынтересно отметить, что п. 6 ч. 4 ст. 56 УПК РФ предусматривает участие адвоката только при допросе свидетеля, вместе с тем свидетель привлекается к участию и в других следственных действиях. Полагаю, что свидетель должен иметь право на получение квалифицированной юридической помощи при участии в любых следственных и судебных действиях. В науке уголовного процесса существует мнение, согласно которому участие адвоката свидетеля на судебных стадиях процесса не предусмотрено, поскольку нарушение прав свидетеля возможно на досудебных стадиях, но невозможно на судебных [13, с. 348]. Трудно согласиться с указанной позицией, 144 считаю, что свидетель имеет право на получение квалифицированной юридической помощи как в ходе досудебного, так и судебного производства. Необходимо обратить внимание на то, что расходы по оплате услуг адвоката свидетель несет сам. Верно отмечает Н.С. Амельков, что оплатить услуги адвоката могут не все свидетели, в связи с чем право являться на допрос с адвокатом для многих свидетелей является декларативным [2, с. 30]. В этой связи, вызывает интерес, предложение Н.А. Алиева о дополнении ч. 5 ст. 189 УПК РФ возможностью участия представителя свидетеля для оказания последнему юридической помощи [1, с. 123]. Представляется, что в определенных случаях (свидетель несовершеннолетний, свидетели, доходы которых ниже величины прожиточного минимума, свидетели страдающие психическим расстройством или отстающие в психическом развитии), свидетель вправе получать квалифицированную юридическую помощь бесплатно. Основанием получения бесплатной юридической помощи могут являться положения Федерального закона РФ «О бесплатной юридической помощи в Российской Федерации» [11]. Таким образом, свидетель имеет право на получение квалифицированной юридической помощи в целях предупреждения (недопущения) нарушений его законных прав и интересов при участии в любых следственных и судебных действиях, в некоторых случаях бесплатно. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Алиев Н. А. Свидетельский иммунитет в уголовном процессе / Н. А. Алиев // Известия вузов. Правоведение. – 2005. – № 6. – С. 123. 2. Амельков Н. С. Оказание квалифицированной юридической помощи заявителю и свидетелю в уголовном судопроизводстве : автореф. дис. … канд. юрид. наук / Н. С. Амельков. – М., 2014. – 31 с. 3. Арабули Д. Т. Институт защиты прав и интересов лиц в уголовном судопроизводстве России : автореф. дис. … д-ра юрид. наук / Д. Т. Арабули. – Челябинск : Южно-Урал. гос. ун-т, 2010. – 59 с. 4. Арабули Д. Т. Теоретические и практические основы регулирования процессуального положения и деятельности адвоката – нового участника уголовного судопроизводства : монография / Д. Т. Арабули / науч. ред. А. П. Гуськова. – СПб. ; Челябинск, 2006. – 136 с. 5. Карибов К. Ф. Процессуальное положение свидетеля в уголовном процессе : автореф. дис. … канд. юрид. наук / К.Ф. Карибов. – М., 2001. – 28 с. 6. Корнеева О. А. Участие адвоката при допросе свидетеля / О. А. Корнеева // Адвокатская практика. – 2010. – № 1. – С. 13–14. 7. Костанов Ю. Из свидетелей в обвиняемые / Ю. Костанов // Ваше право. – 2003. – № 40 (окт.). – С. 11. 8. Курочкин Д. Адвокат при допросе свидетеля / Д. Курочкин // Законность. – 2003. – № 6. – С. 31–32. 9. Кучугура М. В. К вопросу об адвокате свидетеля / М. В. Кучугура // Вестник Том. гос. ун-та. Сер. «Экономика. Юридические науки». Приложение. – 2003. – № 4. – С. 41–43. 145 10. Мазюк Р. В. Уголовное преследование в российском уголовном судопроизводстве / Р. В. Мазюк. – Иркутск : Изд-во БГУЭП, 2008. – 252 с. 11. О бесплатной юридической помощи в Российской Федерации : федер. закон РФ от 21.11.2011 г. № 324-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2011. – № 48. – Ст. 6725. 12. Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации : федер. закон РФ от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2002. – № 23. – Ст. 2102. 13. Уголовный процесс. Проблемные лекции / под ред. В. Т. Томина, И. А. Зинченко. – М. : Юрайт, 2013. – 799 с. Информация об авторе Литвинцева Наталья Юрьевна – кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса и прокурорского надзора, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, e-mail: litvintseva_nu@mail.ru. Information about the author Litvintseva Natalia Yurievna – candidate of law science, associate professor of the chair of criminal procedure and prosecutorial, Baikal State University of Economics and Law, Lenin str., 11, Irkutsk, 664003, e-mail: litvintseva_nu@mail.ru. УДК 343.1(470) ББК 67.410.2(2Рос) С.В. Лукошкина ИММУНИТЕТ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ СУДЕБНОЙ ВЕТВИ ВЛАСТИ В статье автор обращает особое внимание актуальным проблемам реализации отдельных уголовно-процессуальных норм, касаемых института иммунитета. Речь идет об исключениях из общей системы конституционных принципов, а именно из принципа равноправия всех граждан перед законом и судом. Раскрываются особенности применения мер уголовно-процессуального принуждения, порядок возбуждения и рассмотрения уголовных дел в отношении отдельных категорий лиц. Ключевые слова: иммунитет, судья, правовая неприкосновенность, уголовное судопроизводство, правосудие. 146 S.V. Lukoshkina THE IMMUNITY OF THE OFFICIALS OF THE JUDICIARY In the article the author pays special attention to the topical problems of implementation of individual criminal procedure norms, concerning Institute of immunity. We are talking about exceptions from the General system of constitutional principles, namely the principle of equality of all citizens before the law and court. Special features of using measures of criminal and procedural enforcement, the initiation and examination of criminal cases in respect of certain categories of persons. Keywords: immunity, the judge, legal immunity, criminal justice, justice. Известный американский ученый-юрист Л. Фридмэн в своей монографии «Americanlaw» [17] начинает анализ трех ветвей власти не с законодательной и исполнительной (им посвящены ст. 1 и ст. 2 Конституции США), а с судебной, о которой речь идет в ст. 3. И это не случайно. Дело в том, что в современных высокоразвитых зарубежных странах судебная власть и формально, и фактически, как представляется, стала высшей государственной властью. Судебная власть, хотя и менее заметная, чем другие власти, зримо и незримо руководит ими. Такое положение объясняется теми полномочиями, которыми суды обладают, и тем местом, которое они занимают в политико-государственном процессе. Суды получили компетенцию контролировать другие власти и выносить окончательные решения по жалобам на их действия. Борьба судов за достойное место в государстве началась на родине современной демократии – в Великобритании. Здесь уже Великая хартия вольностей 1215 г. (знаменитая MagnaCarta) содержала многочисленные положения о судах и судопроизводстве. До XVII в. суды общего права во главе с главным судьей суда королевской скамьи Э. Коком выступали за ограничение королевского абсолютизма [1]. Вехой на этом пути стало принятие британским парламентом Закона (Акта) о хабеас корпус в 1679 г., которым была законодательно закреплена практика издания судами прерогативных приказов, направленных на защиту британцев от произвола королевской администрации. По ту сторону океана, в США, через 99 лет после британской «славной революции» 1688 г., положившей конец королевскому абсолютизму, в 1787 г. принимается Конституция, предусматривающая классическое разделение властей и сделавшая судебную власть действительно независимой и авторитетной. Пункт 2 ст. 3 Конституции США предусматривает, что «судебная власть распространяется на споры, стороной в которых являются США». Эта и некоторые другие формулировки Конституции США стали правовой основой для проверки судами действий других властей [12]. Уже в 1803 г. в решении Верховного суда США по делу Marburyv. Madison, составленному его главным судьей Дж. Маршалом, было указано, что «если закон находится в противоречии с Конституцией… суд должен определить, какая из этих противоречащих друг другу норм является руководящей для дела» [18]. Таким образом, была сформулирована доктрина судебной проверки 147 конституционности законов, которая была затем постепенно воспринята другими цивилизованными странами. В правовом государстве, где судебная власть, как уже отмечалось, является главной контролирующей константой, судебные решения, судебная практика неизбежно становятся источниками права. Мнение суда о содержании правовых норм является самым авторитетным. Постановление суда, вступившее в законную силу, является окончательным, и, как правило, никто не вправе его отменить. Как говорится в документе ООН «Основные принципы, касающиеся независимости судебных органов», судьи принимают «окончательное решение по вопросам жизни и смерти, свободы, прав, обязанностей и собственности граждан». Это обстоятельство служит еще одним и к тому же наиболее веским аргументом в обоснование роли судебной власти в государстве и обществе. Конституция Российской Федерации провозгласила права и свободы человека высшей социальной ценностью и возложила на государство обязанность по их соблюдению и защите. В реализации этой государственной функции принимают участие все ветви власти, но центральное место во всем правозащитном механизме все-таки отводится судебной системе. Судебная защита может стать полной и эффективной лишь при условии подлинной самостоятельности судебной власти и реальной независимости судей, как основных гарантий прав и свобод граждан, имеющих важное концептуальное значение, поскольку в общественном сознании сложилось мнение, согласно которому самостоятельность и независимость нужны самим носителям судебной власти: для самоутверждения судебного корпуса, решения его внутренних проблем, установления льгот и привилегий [16]. В отечественной юридической литературе доперестроечного периода научные работы о судебной власти отсутствовали, а проблема независимости правосудия занимала авторов исключительно в аспекте нравственного долга судьи. Конституции СССР 1936 и 1977 гг. закрепляли юридическую независимость судей, однако в них не было норм о судебной власти, тем более о ее самостоятельности. Как справедливо замечает Ю.Д. Северин, суды, «не обладавшие в полной степени самостоятельностью, не способны защитить права своих граждан»[13]. В.В. Ершов подчеркивает, что независимость суда в правовом государстве не является самоцелью судей, а в конечном итоге служит обязательным, жизненно важным условием обеспечения прав и свобод граждан [2]. С принятием Закона о статусе судей от 26 июня 1992 г., Конституции 1993 г., Закона о судебной системе в Российской Федерации от 31 декабря 1996 г., Федерального закона «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» от 15 декабря 2001 г. и Уголовно-процессуального кодекса РФ была в основном сформирована нормативная база самостоятельности судебной власти, независимости судей, а также система их правовых гарантий. В названных источниках законодатель закрепил такие понятия, как «независимость судей», «неприкосновенность судей», «независимое правосудие», «независимость судов», «самостоятельность судов», «независимость судебной власти», «самостоятельность судебной власти». 148 Раскрывая данные категории, одни авторы, например В.А. Ржевский и Н.М. Чепурнова, считают, что правосудие является независимым потому, что оно осуществляется никому не подотчетным и независимым должностным лицом – судьей. Наряду с этим авторы отрицают легитимность и конституционность таких категорий, как «независимость суда», «независимость судебной власти», и предлагают внести изменение в Закон о судебной системе в РФ, поскольку считают, что содержащееся в нем положение о независимости судов (п. 1 ст. 5 Закона) противоречит ст. 10 Конституции РФ [5; 10]. Другие ученые вносят предложение ввести принцип независимости судебной власти в разряд конституционных положений, что расширит словарный запас Конституции России и исключит толкование понятия независимости судебной власти через содержание независимости судей [6]. Представляется, что точка зрения авторов первой позиции является спорной, поскольку именно суды и судебная власть осуществляют реализацию процессуальной функции – правосудия. Термин «независимость» законодатель использует только применительно к правосудию, то есть к процессуальной среде. Однако последнюю невозможно ограничивать лишь деятельностью судьи, тем более он независим только при выполнении непосредственных обязанностей при разбирательстве дел судом. Даже единолично осуществляя правосудие и разрешая конкретное дело, судья действует не от своего имени, а от имени государства. Еще А. Ф. Кони отмечал, что «судья – орган государства. Оно вверяет ему частицу своей власти» [4]. Вне суда и вне процессуальной формы принцип независимости судьи не действует. Таким образом, реализация процессуальной функции правосудия – исключительная прерогатива органов государства, то есть суда и судебной власти. Поэтому суд, и в целом судебная власть при осуществлении правосудия обладают независимостью. В связи с этим можно сделать вывод о том, что независимость судей означает независимую процессуальную деятельность при осуществлении правосудия, т. е. в ходе рассмотрения и разрешения на основе материального и процессуального закона споров о праве, в соответствии с профессиональным правосознанием судей и в условиях, исключающих постороннее воздействие на них. Как верно отметила Н.В. Радутная, «значительная роль в реализации фактора независимости судей принадлежит уровню правового и нравственного сознания служителей правосудия» [9]. И в поддержку этой позиции следует согласиться с мнением Г. Стасенкова о том, что судья никогда не станет поистине независимым, «пока не осознает в полной мере свою зависимость только от Закона, пока не проникнется этой зависимостью. Только тогда мы сможем получить по-настоящему независимый суд» [15]. Переходя к рассмотрению вопроса о гарантиях независимости, предоставляемых судьям, необходимо сказать, что самостоятельность судебной власти не абсолютна, поскольку связана с другими ветвями власти набором сдержек и противовесов и органически входит в единую государственную власть. При формировании нормативной базы соответствующих гарантий самостоятельности судебной власти и независимости судей определилась система 149 условий и средств, обеспечивающих полное и эффективное выполнение стоящих перед ними задач. Должностной иммунитет судей достаточно широк по своему объему. В качестве одной из гарантий независимости судей предусматривается «неприкосновенность судьи» (ст. 9 Закона Российской Федерации «О статусе судей»). Статья 16 указанного закона раскрывает понятие неприкосновенности судьи следующим образом: 1. Судья неприкосновенен. Неприкосновенность судьи включает в себя неприкосновенность личности, неприкосновенность занимаемых им жилых и служебных помещений, используемых им личных и служебных транспортных средств, принадлежащих ему документов, багажа и иного имущества, тайну переписки и иной корреспонденции (телефонных переговоров, почтовых, телеграфных, других электрических и иных принимаемых и отправляемых судьей сообщений). 2. Судья обладает абсолютным судебно-процессуальным иммунитетом от любого вида ответственности за выраженное им при осуществлении правосудия мнение и принятое судом решение, если только вступившим в законную силу приговором суда не будет установлена виновность судьи в преступном злоупотреблении либо вынесении заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта. 3. Уголовное дело в отношении судьи может быть возбуждено только Генеральным прокурором РФ, при наличии на то согласия соответствующей квалификационной коллегии судей. 4. Судья, задержанный по подозрению в совершении преступления или по иному основанию либо принудительно доставленный в любой государственный орган, если личность этого судьи не могла быть известна в момент задержания, после установления его личности подлежит немедленному освобождению. 5. Решение об избрании в отношении судьи в качестве меры пресечения заключения под стражу принимается не иначе как соответствующей квалификационной коллегией судей по ходатайству Генерального прокурора РФ. 6. Проникновение в жилище или служебное помещение судьи, в личный или используемый им транспорт, производство личного обыска судьи, а равно изъятие и выемка его корреспонденции, принадлежащих ему имущества и документов производится с соблюдением Конституции РФ, федеральных конституционных законов, федеральных законов и только в связи с производством по уголовному делу в отношении этого судьи на основании решения соответствующей квалификационной коллегии судей. Принцип независимости распространяется также на присяжных и арбитражных заседателей при выполнении ими обязанностей в суде. Независимость присяжных и арбитражных заседателей обеспечивается: предусмотренной законом процедурой осуществления правосудия; запретом под угрозой ответственности чьего бы то ни было вмешательства в деятельность по осуществлению правосудия; неприкосновенностью присяжного и арбитражного заседателя. На заседателя на время исполнения им обязанностей в суде в полном объеме распространяются гарантии неприкосновенности судьи. 150 Меры правовой защиты в виде особенностей порядка уголовного судопроизводства, связанной с иммунитетами и привилегиями судей, присяжных и арбитражных заседателей, установлены и закреплены в действующем Уголовно-процессуальном кодексе РФ. В частности, речь идет о ст. 447–451, которые открывают главу 52 УПК РФ, регламентирующую особый порядок уголовного судопроизводства в отношении определенной категории лиц. В эту категорию и входят вышеозначенные лица (ст. 447 УПК РФ). Таким образом, законодатель определяет особый порядок возбуждения уголовных дел, условия и основания задержания, особенности избрания меры пресечения и производства отдельных следственных действий в отношении судей всех звеньев, присяжных и арбитражных заседателей, а также регулирует направление соответствующего уголовного дела в суд. В соответствии с п. 3 ч. 1 ст. 448 УПК РФ, возбуждение уголовного дела в отношении судьи Конституционного Суда РФ допускается лишь по решению Председателя Следственного комитета РФ и с согласия Конституционного Суда РФ. Согласно п. 4 ч. 1 ст. 448 УПК РФ, решение о возбуждении уголовного дела в отношении судьи Верховного Суда РФ, Высшего Арбитражного Суда РФ, верховного суда республики, краевого или областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области и суда автономного округа, федерального арбитражного суда, окружного (флотского) военного суда принимается по решению Председателя Следственного комитета РФ и с согласия Высшей квалификационной коллегии судей РФ. На основании п. 5 ч. 1 ст. 448 УПК РФ, возбуждение уголовного дела в отношении иных судей возможно лишь по решению Председателя Следственного комитета РФ на основании заключения соответствующей квалификационной коллегии судей. В ч. 2 ст. 450 УПК РФ устанавливаются особенности исполнения судебного решения о заключении под стражу судьи. Решение об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении судьи Конституционного суда РФ, судей иных судов исполняется с согласия соответственно Конституционного суда РФ или квалификационной коллегии судей. Наряду с перечисленными процессуальными иммунитетами, судья и присяжный заседатель обладают абсолютным свидетельским иммунитетом. Так, в соответствии с п. 1 ч. 3 ст. 56 УПК РФ не подлежат допросу в качестве свидетелей: судья, присяжный заседатель – об обстоятельствах уголовного дела, которые стали им известны в связи с участием в производстве по данному уголовному делу. Похвально, что помимо судей, «свидетельским иммунитетом» уголовно-процессуальное законодательство наделило и присяжных заседателей, поскольку «присяжные заседатели не могут разглашать суждения, имевшие место во время совещания» [14]. При всей значимости и ответственности функций судьи представляется все же недопустимым превращение судейского корпуса в сословие лиц, не подчиняющихся никаким законам, «застрахованных» наличием иммунитета от всех антиобщественных поступков. В этой связи необходимо дальнейшее совершенствование правовых норм о неприкосновенности судей. 151 Абсолютной поддержки заслуживает мнение А.Ф. Ефремова о том, что вопрос о привлечении к уголовной ответственности судьи должен решать Верховный Суд РФ или суд субъекта РФ, а не квалификационная коллегия, которая состоит на местах из судей – коллег и обычно защищает своего коллегу и честь мундира [3]. Между тем даже самые современные и совершенные юридические нормыгарантии могут расходиться с правовой реальностью. Многие вопросы еще не решены, и путь к обретению подлинной независимости носителей судебной власти весьма долог. Если вмешательство в судебную деятельность через так называемое «телефонное право» стало весьма редким явлением, то на смену ему приходят не менее, а более опасные формы давления на судей – «полицейское право», «газетное право», «телевизионное право», «депутатское право» и др. Так, в последние годы в ряде регионов России спецслужбами были проведены акции психологического воздействия на участников судебных процессов, по существу посягающие на независимость судебной власти. Вооруженные и экипированные работники спецподразделений без соответствующего разрешения приходили в суды и в нарушение установленного порядка прямо в залах судебных заседаний задерживали и уводили оправданных судом и освобожденных из-под стражи граждан [7]. В современной России появился и такой изощренный способ оказания давления на судебную систему, как угрозы, насилие и убийства судей, взрывы зданий судов [11]. В связи с этим требуются дополнительные меры правового, организационного и экономического характера для усиления личной охраны судей и членов их семей, обеспечения охраны зданий судов, их технической оснащенности. Как верно отметил В.И. Радченко, «два кита, на которых держится независимость судьи, – это несменяемость и неприкосновенность» [8]. Вероятно, именно поэтому сейчас они подвергаются серьезным испытаниям, ибо систематически вносятся предложения, в том числе в виде законодательных инициатив, об их отмене либо значительном сужении объема гарантий независимости. Следует отметить, что действующее уголовно-процессуальное законодательство значительно расширило границы иммунитета указанной категории лиц, в то же время, это обстоятельство не должно служить поводом для превращения иммунитета от уголовной юрисдикции в награду или личную привилегию, а должно стать эффективным правовым средством обеспечения надлежащего исполнения лицом, им обладающим, его обязанностей перед государством и обществом. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Апарова Т. В. Суды и судебный процесс Т. В. Апарова. – М. : Прогресс, 1996. – С. 11. 2. Ершов В. В. Статус суда в правовом государстве / Юристъ, 1992. – С. 76–77. 3. Ефремов А. Ф. О правовой неприкосновенности Вестник Волжского университета им. В. Н. «Юриспруденция». – Тольятти, 1999. – Вып. 6. – С. 31. 152 Великобритании / В. В. Ершов. – М. : / А. Ф. Ефремов // Татищева. Сер. 4. Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе / А. Ф. Кони. – Собр. соч. : в 8 т. – М. : Юрид. лит., 1967. – Т. 4. – С. 39. 5. Ржевский В. А. Конституционные основы организации и деятельности / В. А. Ржевский, Н. М. Чепурнова. – М. : Наука, 1998. – С. 146–147. 6. Мордовец А. С. Социально-юридический механизм обеспечения прав человека и гражданина / А. С. Мордовец. – Саратов : Сарат. гос. акад. права, 1996. – 300 с. 7. Покушение на независимость суда: современная хроника // Российская юстиция. – 2000. – № 2. – С. 2-4. 8. Радченко В. И. Судебная реформа в России / В. И. Радченко // Журнал российского права. – 1999. – № 1. – С. 57. 9. Радутная, Н. В. О независимости судей / Н. В. Радутная // Соц. законность. – 1989. – № 11. – С. 10. 10. Ржевский В. А. Судебная власть в Российской Федерации. Конституционные основы организации и деятельности / В. А. Ржевский, Н. М. Чепурнова. – М. : Наука, 1998. – 216 с. 11. С гранатами на судей // Комсомольская правда. – 1999. – 2 нояб. 12. Свод законов США – United States Code, 1988 Edition. – W., 1989. 13. Северин Ю. Д. Независимость правосудия – проблема времени / Ю. Д. Северин // Сов. государство и право. – 1991. – № 9. – С. 46. 14. Смолькова И. «Свидетельский иммунитет» судей. К вопросу о тайне совещательной комнаты / И. Смолькова // Российская юстиция. – 1998. – № 5. – С. 5. 15. Стасенков Г. Судья должен быть зависим только от закона / Г. Стасенков // Российская газета. – 1999. – 4 сентября. 16. Терехин В. А. Самостоятельность судебной власти и независимость судей как гарантия прав граждан / В. А. Терехин // Государство и право. – 2001. – № 8. – С. 42. 17. Фридмен Л. Введение в американское право / Л. Фридмен. – М. : Наука, 1992. – 286 с. 18. Cases on Constitutional Law. Political Roles of The Supreme Court. – Homewood (111.), 1973. – Р. 16. Информация об авторе Лукошкина Светлана Валерьевна – кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, e-mail: Lukoshkina@list.ru. Information about the author Lukoshkina Svetlana Valeryevna – candidate of law science, associate professor of the chair of criminal procedure and criminalistics, Baikal State University of Economics and Law, Lenin st., 11, Irkutsk, 664003, e-mail: Lukoshkina@list.ru. 153 УДК 343.13 ББК 67.411 Р.В. Мазюк ЭФФЕКТИВНОСТЬ СОВРЕМЕННОЙ ДОКТРИНЫ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ФУНКЦИЙ В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ Доктрина уголовно-процессуальных функций является одной из наиболее противоречивых, а потому дискуссионных в теории российского уголовного судопроизводства. В статье рассмотрены критические подходы ученыхпроцессуалистов к существующей системе процессуальных функций, а также одно из последних предложенных в науке уголовно-процессуального права учений о функциях. В результате автором сделан вывод об отсутствии в науке уголовного процесса завершенной, непротиворечивой, общепризнанной доктрины процессуальных функций. Ключевые слова: уголовное судопроизводство, уголовный процесс, уголовно-процессуальные функции, обвинение, защита, разрешение дела по существу, состязательность, учение о функциях R.V. Maziuk THE EFFICIENCY OF THE MODERN DOCTRINE PROCEDURAL FUNCTIONS IN RUSSIAN CRIMINAL PROCEEDINGS The doctrine of criminal procedure of functions is one of the most controversial and yet the discussion in the theory of the Russian criminal proceedings. The article considers the critical approaches scientists scientists to the existing system of procedural functions, and one of the latest proposed in the science of criminal procedure law of the doctrines of functions. In the result, the author makes the conclusion about the absence in the science of criminal process is complete, consistent, universally accepted doctrine of procedural functions. Keywords: criminal justice, criminal procedure, criminal procedure functions, prosecution, protection, resolution of the dispute, controversy, the doctrine of functions. Российское уголовное судопроизводство провозглашено состязательным (ст. 15 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее – УПК РФ)). Однако содержание УПК РФ свидетельствует об искаженной реализации принципа состязательности, о его неполном воплощении на отдельных стадиях уголовного процесса. Это в свою очередь влечет неравноправие сторон уголовного судопроизводства и дисбаланс функциональных возможностей его участников, имеющих законные интересы при производстве по уголовному делу. 154 В системе процессуальных отраслей российского права, каждая из которых основывается на принципе состязательности, уголовно-процессуальное право в наименьшей степени реализует данный принцип, особенно на досудебных стадиях уголовного судопроизводства. Смешанная de facto модель российского уголовного судопроизводства с обвинительным уклоном на стадиях досудебного производства по уголовному делу является не просто законодательным противоречием, научным тупиком, но она подрывает общественную веру в состязательность российского уголовного процесса, авторитет судебной власти и доверие к правоохранительной системе государства в целом. Как представляется, производство по уголовному делу, имеющее гораздо более сложную структуру, чем производство по гражданскому или арбитражному делу, не может полностью основываться на едином функциональном подходе с указанными видами процессуальных отраслей права. Поскольку уголовное судопроизводство является публичной отраслью права и призвано обеспечивать, прежде всего, государственные и общественные интересы, то и система его функций не должна сводиться к концепции древнего обвинительного процесса «обвинитель-обвиняемый» («истец-ответчик»), которая была ориентирована на защиту исключительно частных интересов отдельной личности. Доктрина уголовно-процессуальных функций является одной из наиболее противоречивых, а потому дискуссионных в теории российского уголовного судопроизводства. В.В. Шимановский еще в 1965 году писал, что «среди сторонников концепции уголовно-процессуальных функций отсутствует совпадение точек зрения по целому ряду существенных моментов, например, о самом понятии процессуальных функций, об их сущности, о количестве их в уголовном судопроизводстве и т. п. Более того, в понятие даже одноименных функций (функция обвинения, уголовного преследования) разные авторы нередко вкладывают различное содержание» [7, с. 175]. Не останавливаясь на многообразии мнений относительно понятия уголовно-процессуальной функции, необходимо указать, что господствующим подходом к определению функции в науке уголовного процесса является ее рассмотрение как основного направления уголовно-процессуальной деятельности [5, с. 5–23]. Незначительное снижение научного интереса к данной проблеме обусловлено тем, что законодатель в новой модели уголовного судопроизводства в УПК РФ отразил простейшую и идеализированную концепцию трех уголовнопроцессуальных функций: функции обвинения, функции защиты и функции разрешения дела по существу. Как справедливо отмечает Л.В. Головко, «теория функций», прежде имевшая важное, но сугубо доктринальное значение, ныне четко и недвусмысленно закреплена в законе, став основой основ современной российской процессуальной техники. Многолетней общественной полемике в литературе о понятиях и видах уголовно-процессуальных функций положен конец, поскольку законодатель, избрав один из возможных вариантов решения известной доктринальной проблемы, взял на себя роль своеобразного арбитра в давнем научном споре» [3, с. 51]. Представляется, что законодательная модель уголовно-процессуальных функций является упрощенной, а потому подлежит пересмотру. 155 Нельзя не согласиться в этой связи с мнением Л.В. Головко о том, что закрепленная в ст. 15 российского УПК «концепция разграничения процессуальных функций» есть не более чем частная научная теория, не только не являющаяся в правоведении аксиомой, но даже не могущая претендовать на роль универсальной научной теории. Рассмотрев несколько примеров противоречий в действующем УПК РФ (Например, решение следователя или прокурора (органов обвинения по новому УПК РФ) о прекращении уголовного дела не есть форма разрешения уголовного дела? Или собирание следователем доказательств (причем exofficio), свидетельствующих об обстоятельствах, смягчающих наказание, исключающих преступность деяния и т. д., не есть реализация процессуальной функции защиты или хотя бы элемент этой функции?), автор приходит к выводу, что «знаменитая «триада процессуальных функций», будучи превосходным достижением абстрактного метода в процессуальной науке и замечательно чувствуя себя на страницах учебников, где она помогает начинающим изучать уголовное судопроизводство студентам освоить процессуальную материю, никак не годится для конструирования конкретных институтов в том типе процесса, к которому принадлежит процесс отечественный» [3, с. 54–55]. Это в свою очередь влечет нелогичность и непоследовательность в реализации законодательного регулирования процессуального статуса отдельных участников уголовного судопроизводства, невозможность полноценного использования ими своих прав и в итоге снижение эффективности уголовного судопроизводства, невозможность реализации им своего назначения. Критика концепции «трех процессуальных функций», между тем, не приобрела всеобщий характер, а встречается в работах отдельных процессуалистов. Так, М. Кирсанов логично отмечает, что «неопределенность в понятии и содержании уголовно-процессуальных функций влечет за собой попытки свести назначение отдельных органов и лиц, участвующих в уголовном процесса, к односторонней деятельности, без учета их роли в государстве в целом. Особенно эти тенденции проявились в отношении прокуратуры России, когда в проектах уголовно-процессуального законодательства появлялись предложения по отнесению прокуратуры исключительно к категории органов уголовного преследования» [4, с. 42]. В свою очередь И.Ю. Таричко приходит к выводу о том, что «можно констатировать наличие в уголовно-процессуальной науке полноценной теории уголовно-процессуальных функций. Вместе с тем, несмотря на неослабевающий интерес ученых к одноименной уголовно-процессуальной сфере, отмечаем отсутствие исследований, направленных на дальнейшее развитие данной теории в контексте существенно изменившейся функционально-типологической модели уголовного процесса России. Большинство последних публикаций посвящены отдельным направлениям уголовно-процессуальной деятельности, что не дает целостной картины функционального содержания современного отечественного уголовного судопроизводства» [6, с. 66]. Ю.Ю. Воробьева полагает, что в условиях законодательного закрепления состязательности сторон «необходимо разработать такой порядок судопроизводства по уголовным делам, который бы в полной мере отвечал требованиям разде 156 ления процессуальных функций обвинения, защиты и разрешения дела. В настоящее время видится два пути решения данной проблемы – наделить сторону защиты правом так называемого «параллельного расследования», либо пойти по пути французского и дореволюционного российского законодателя и ввести в процесс фигуру следственного судьи (судебного следователя)» [2, с. 13]. Таким образом, вплоть до сегодняшнего времени теория уголовнопроцессуальных функций подвергалась редкой и недостаточно аргументированной критике. Преимущественно исследователи уголовного судопроизводства предлагали совершенствовать процессуальное положение отдельных участников со стороны обвинения и защиты, не предлагая новой концепции процессуальных функций. Авторами осуществлялись попытки предложить свои наименования отдельных функций, попытки расчленить функции на более узкие и так далее. Однако данные предложения носили исключительно теоретический характер, не были сформулированы в виде конкретных предложений по совершенствованию норм УПК РФ и, соответственно, не могли оказать влияние на практическую эффективность производства по уголовному делу. Одним из последних научных исследований является диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук Д.М. Беровой «Основы теории функционализма в уголовном судопроизводстве», в котором предложено авторское учение о функциях. Так, следует полностью согласиться с мнением Д.М. Беровой о том, что «процедура уголовного судопроизводства, предложенная законодателем, столкнулась с теоретическим непониманием и даже отторжением отдельных процессуальных институтов, с неготовностью правоприменителя воспринять двуединое назначение уголовного процесса (с целью защиты прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод) и состязательную форму судопроизводства, предполагающую строгое разделение уголовно-процессуальных функций на функции обвинения, защиты и правосудия. Отсутствие четких концептуальных представлений о содержании функций, осуществляемых участниками уголовного судопроизводства, привело к проблемам регулирования их процессуальной деятельности, к дисбалансу всего уголовно-процессуального регулирования» [1, с. 3–4]. Исходя из традиционного понимания уголовно-процессуальной функции как направления (вида) уголовно-процессуальной деятельности, осуществляемого уполномоченными на то субъектами и преследующего достижение определенных целей, реализующих назначение уголовного судопроизводства, Д.М. Берова предлагает выделять «общие уголовно-процессуальные функции, а также функции субъектов уголовно-процессуальной деятельности» [1, с. 14]. К общим Д.М. Берова относит три основные функции – обвинения, защиты и правосудия. При этом автором выделяются подфункции для каждой из основных функций. Подфункциями функции обвинения являются: 1. Уголовное преследование. 2. Обвинение (в узком смысле слова). 3. Обоснование ранее предъявленного обвинения. 157 К подфункциям функции защиты автор относит: 1. Участие в доказывании. 2. Оспаривание (опровержение) обвинения. 3. Деятельность по защите иных прав и законных интересов подозреваемого и обвиняемого (не связанных с обвинением). Суд, помимо основной функции правосудия, осуществляет также следующие функции: 1. Контрольную функция. 2. Корректирующую функцию. 3. Реабилитирующую функцию. 4. Организационную функцию, которая разделяется на две подфункции – распорядительную и штрафную (карательную). 5. Превентивную (воспитательно-предупредительную) функцию. 6. Функцию по принятию мер по обеспечению возмещения вреда, причиненного преступлением, либо возможной конфискации имущества; кроме того, суд выполняет функцию обеспечения прав участников уголовного судопроизводства. Наряду с основными в уголовном судопроизводстве, по мнению Д.М. Беровой, существует система других функций: «Прежде всего, необходимо выделить сквозную (комплексную) функцию – охрану прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве. … Иные функции, выполняемые параллельно с основными, можно отнести к категории побочных. Их, в свою очередь, следует разграничить на две категории – процессуально совмещенные, то есть, выполняемые в рамках той же процедуры, например, превентивная (воспитательно-предупредительная) функция суда, и процессуально разделенные, реализуемые отдельно, в ином процессуальном порядке, как корректирующая функция суда, осуществляемая в стадии исполнения приговора. … Среди побочных функций можно выделить категорию сменяющих функций, то есть осуществляемых после завершения основной, например, упомянутая корректирующая функция суда, которая осуществляется после того, как выполнена функция правосудия и прямо с ней никак не связана. … В числе иных побочных функций можно отметить принятие мер по обеспечению вреда, причиненного преступлением, либо возможной конфискации имущества, организационную функцию и другие. … Кроме побочных функций можно выделить еще вспомогательные – выполняемые иными участниками уголовного судопроизводства (свидетель, эксперт и др.)» [1, с. 16–17]. Предложенная Д.М. Беровой система функций, безусловно, представляет результат длительного, глубокого и скрупулезного исследования, отражающего все существующие на сегодняшний день мнения и теории об уголовнопроцессуальных функциях. Однако думается, эта система не отражает главной особенности современного уголовного судопроизводства – диспропорционализма в реализации функций обвинения и защиты на различных стадиях уголовного судопроизводства. Более того, автором не отражена специфика реализации уголовно-процессуальных функций при особых производствах по уголовному делу, в частности, при особых порядках судебного разбирательства. 158 Очевидно, что функции как сторон уголовного судопроизводства, так и суда при особых порядках судебного разбирательства видоизменяют свою векторную направленность и содержание. Таким образом, в настоящее время едва ли можно делать вывод о существовании в уголовно-процессуальном праве завершенной, непротиворечивой, общепризнанной доктрины процессуальных функций. Как представляется, разработка современного комплексного учения о функциях в уголовном судопроизводстве должна осуществляться не только в соответствии с догматическим пониманием принципа состязательности, но и с учетом исторических закономерностей его формирования и развития в условиях отечественного уголовно-процессуального права, реальным воплощением принципа состязательности в уголовном судопроизводстве зарубежных государств, а также особенностями правовой системы, правовой культуры и правового сознания в Российской Федерации. Однако при этом новая функциональная сущность уголовного судопроизводства не должна искажать сложившейся уголовно-процессуальной формы, закрепляющей порядок собирания, проверки и оценки доказательств, применения мер процессуального принуждения, реабилитации лиц, а также всех стадий уголовного судопроизводства. Главной целью разработки концептуально новой доктрины процессуальных функций должно являться повышение эффективности уголовного судопроизводства с обеспечением максимального баланса процессуальных интересов всех участников уголовного судопроизводства, независимо от их принадлежности к той или иной стороне производства по уголовному делу. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Берова Д. М. Основы теории функционализма в уголовном судопроизводстве : автореф. дис. … д-ра. юрид. наук / Д. М. Берова. – Краснодар, 2011. – 47 с. 2. Воробьева Ю. Ю. К вопросу о видах и назначении уголовнопроцессуальных функций / Ю. Ю. Воробьева // Вестник ОГУ. – 2006. – № 5. – С. 11–14. 3. Головко Л. В. Новый УПК РФ в контексте сравнительного уголовнопроцессуального права / Л. В. Головко // Государство и право. – 2002. – № 5. – С. 51–61. 4. Кирсанов М. Понятие процессуальных функций. Процессуальная функция обвинения / М. Кирсанов // Труды российских ученых. – 2008. – № 3. – С. 36–47. 5. Мотовиловкер Я. О. Основные уголовно-процессуальные функции / Я. О. Мотовиловкер. – Ярославль, 1976. – 94 с. 6. Таричко И. Ю. Теория уголовно-процессуальных функций: ретроспектива и реалии / И. Ю. Таричко // Вестник ОГУ. – 2008. – № 3. – С. 60–66. 7. Шимановский В. В. К вопросу о процессуальной функции следователя в советском уголовном процессе / В. В. Шимановский // Известия вузов. Правоведение. – 1965. – № 2. – С. 175–178. 159 Информация об авторе Мазюк Роман Васильевич – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса и прокурорского надзора, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, e-mail: marova@mail.ru. Information about the author Maziuk Roman Vasilievich – candidate of law science, associate professor of the chair of criminal procedure and prosecutor's supervision. Baikal National University of Economics and Law, Lenin st., 11, Irkutsk, 664003, e-mail: marova@mail.ru. УДК 343.98 ББК. 404.9 З.В. Макарова ЦЕЛЬ, СРЕДСТВА, РЕЗУЛЬТАТ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В статье исследуется понятие цели уголовно-процессуальной деятельности как содержания уголовного процесса, обосновывается мнение, что уголовный процесс имеет вполне определенную цель – установление истины и данная цель должна быть предусмотрена в УПК РФ. В качестве средств достижения истины в уголовном процессе рассматриваются правовые нормы и их реализация. Обращается внимание на то, что результатом уголовно-процессуальной деятельности не всегда является достижение истины. Однако такой результат будет законным, если он предусмотрен в УПК РФ. Ключевые слова: деятельность, уголовно-процессуальная деятельность, цель, истина, нормы права, средства, результат. Z.V. Makarova PURPOSE, MEANS, RESULT CRIMINAL PROCEDURE ACTIVITIES This article examines the concept of purpose criminal procedure as the content of the criminal process, substantiates the view that the criminal process has a definite goal – the establishment of truth and this target should be provided in the Code of Criminal Procedure Russian Federation. As a means of arriving at the truth in a criminal trial examines the legal rules and their implementation.Draws attention to the fact that the result of criminal procedure is not always the achievement of truth. However, such a result would be lawful if it is provided in the Code of Criminal Procedure Russian Federation. 160 Keywords: activity, criminal procedure, purpose, truth, rule of law, funds, result. В семидесятых годах двадцатого века в Советском Союзе было много публикаций об эффективности правового регулирования, правовых норм, отдельных отраслей права, правовых институтов, различных видов процессуальной деятельности. Проблема эффективности в юридической литературе рассматривалась с разных позиций, предлагались разнообразные трактовки понятия эффективности. Эффективность понимают как степень соответствия поставленной цели фактически достигнутого результата. Для того, чтобы поставленная цель была реализована, то есть соответствовала полученному результату необходимы определенные действия, система действий – деятельность, в уголовном процессе – уголовно-процессуальная деятельность, которая, как и любая сознательная деятельность человека, имеет определенную цель. Являясь содержанием уголовного процесса, уголовно-процессуальная деятельность представляет собой социально значимую деятельность и как таковая имеет свою цель, использует определенные средства для достижения данной цели и получает тот или иной результат. Следует отметить, что уголовного процесса вообще не существует. Вернее, он находит свое воплощение только в нормах уголовно-процессуального права. В реальности же уголовный процесс имеет место лишь по конкретному уголовному делу, по которому осуществляется конкретная уголовно-процессуальная деятельность. Данная деятельность не может не быть целенаправленной, а потому должна иметь и имеет определенную цель, то есть то, что необходимо осуществить, чего надо достичь, какой получить результат, для чего была нужна уголовно-процессуальная деятельность. Без цели уголовный процесс теряет свой смысл, утрачивает свою сущность, свое назначение. Конечно, многочисленные участники уголовного процесса могут ставить перед собой различные субъективные цели, могущие изменяться в ходе производства по уголовному делу. Но объективно вся уголовно-процессуальная деятельность всех участников уголовного судопроизводства, определяемая нормами уголовно-процессуального права, должна привести к достижению одной общей цели, ради чего и существует уголовный процесс. Поэтому ведущая, главная роль в достижении этой цели принадлежит тем, кто определяет ход уголовного процесса и принимает решения по делу, то есть государственным органам. На них лежит обязанность достижения цели уголовного процесса, реализации его сущности. Г.В.Ф. Гегель считал, что «цель есть ближайшим образом для человека нечто внутреннее, субъективное, но эта цель должна стать также и объективной; цель как нечто субъективное есть недостаток; цель должна быть положена объективно и этим она обретает не новое одностороннее определение, а лишь свою реализацию» [2, с. 75]. Таким образом, цель должна объективизироваться; она не может быть произвольной, не может изобретаться субъектом; цель дана в объективных обстоятельствах [4, с. 106]. Именно объективные обстоятельства заставляют субъекта ставить перед собой ту или иную цель, вследствие чего 161 цель является субъективной по форме и объективной по содержанию [7, с. 57], т. е. объективно-субъективной категорией. «Содержание цели зависит от объективных законов действительности, возможностей субъекта и применяемых средств» [6, с. 1480]. В уголовном процессе устанавливаются факты, имевшие место в прошлом, поэтому возникает вопрос: а можно ли в качестве цели ставить познание фактов. Согласно теории отражения совершенное преступление, взаимодействуя с другими явлениями, оставляет свои следы, отпечатки в сознании человека и на материальных объектах, что делает возможным его познание. Следовательно, в ходе уголовного процесса, в процессе познания фактов, относящихся к преступлению, можно установить обстоятельства совершенного преступления, можно установить то, что имело место в действительности. Реальные возможности субъекта – профессионального юриста в уголовном судопроизводстве означают его знания, умение, навыки в выполнении профессиональных обязанностей. В своей профессиональной деятельности юрист использует доказательства, логику, психологию, самые различные научно-технические средства и т. п., однако все это подлежит применению только на основании закона, который является единственным исходным материалом – средством достижения цели уголовного процесса. При этом большую роль играют нравственные качества и нравственное поведение судьи, прокурора, следователя, адвоката. Исходный материал /правовые нормы/ устанавливаются только законодательной властью: она предоставляет средства для реализации уголовного процесса, его цели. Цель сначала формируется в сознании человека в силу объективной необходимости и объективной она становится тогда, когда будет реализована, достигнута. Для того чтобы уголовный процесса как явление был осуществлен, необходимо перед ним поставить такую цель, достижение которой было бы проявлением его сущности. Сущностью уголовного процесса является установление и реализация уголовно-правового отношения, то есть установление лица, совершившего преступление, и применение уголовного наказания к лицу, признанному виновным в совершении преступления. Отсюда следует, что необходимо установить, то есть доказать, что действительно имело место событие преступления и действительно это преступление совершено определенным лицом и никем иным. Значит, необходимо установить то, что существовало на самом деле, имело место в реальности. Соответствие понятия реальности, знания с его предметом в философии называется истиной. Понятия цели и истины – это философские понятия, философские категории и в научной литературе без этих категорий не обойтись. Истина представляет собой адекватное отражение действительности познающим субъектом. В. Плигин считает: «…уголовный процесс работает в области ретроспективных событий, где объективной истины не может быть» [3, с. 2]. Да, в уголовном процессе познаются факты совершенного преступления, имевшие место в прошлом. Поэтому для того, чтобы установить реально существовавшие факты, необходимы доказательства, собираемые в ходе познавательной деятельности, которая осуществляется в порядке, установленным законом, путем доказывания. Из суждений В. Плигина следует, что установить то, что было в действительности, установить действительно виновное в совершении пре 162 ступления лицо, невозможно. Тогда зачем нужен уголовный процесс? Действительность – объективный мир; в действительности – так как есть, действительно – истинно в самом деле, так оно и есть [5, с. 160]. Если в уголовном процессе /для чего он и предназначен, для чего он и нужен/, необходимо установить и наказать лицо, действительно совершившее преступление, то тем самым устанавливается, что было на самом деле, что истинно, что имело место в реальности, объективном мире, иными словами, устанавливается истина, объективная истина. Если не нравится слово «объективная», если это звучит слишком пофилософски, слишком теоретически, то можно довольствоваться только словом «истина», как это имеет место в УПК Германии (ч. 2 § 244) и Австрии (ч. 2 § 232), Франции (ч. 1 ст. 310). В уголовном процессе мы имеем дело не с самими фактами, а представлениями о них, которые фиксируются в доказательствах. На основе собранных и исследованных доказательств у лиц, осуществляющих производство по уголовному делу, складывается субъективный образ обстоятельств преступления, полученный с помощью мышления, то есть речь идет о познании рациональном, основными формами которого являются понятия, суждения, умозаключения [8, с. 305]. Понятия содержатся в правовых нормах, которые использует познающий субъект. Суждения отражают в носителях информации обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу. Суждения могут быть истинными или ложными, поэтому они подлежат проверке и оценке. И, наконец, умозаключение – на основе понятий и полученных из суждений знаний выводится новое знание о совершенном преступлении также в виде суждения. Таким образом, большое значение приобретают законы логики, ее правила, логичность мышления, которым юрист должен обладать в первую очередь. Деятельность человека составляют его действия, а действие – это «процесс, подчиненный представлению о том результате, который должен быть достигнут, т. е. процесс, подчиненный сознательной цели» [4, с. 103]. Следовательно, человек не действует и не может действовать без цели; он может сам себе поставить цель; цель может быть поставлена кем-либо или чем-либо, то есть может исходить как из внутренних побуждений человека, так и извне, в силу определенных обстоятельств. Поставленная цель обеспечивает сознательную направленность действий [4, с. 181]. В уголовном процессе, как уже было отмечено, действуют различные участники, которые имеют самые различные цели при осуществлении своей деятельности. Но целью всей уголовно-процессуальной деятельности, целью уголовного процесса в конечном итоге должно быть объективированное положение, которое устанавливает государство, закон. Именно поэтому цель уголовного процесса следует указать в уголовно-процессуальном кодексе и эта цель – истина. За достижение данной цели несут ответственность государственные органы – участники уголовного процесса, принимающие решение по уголовному делу. Процессуальное назначение иных участников процесса закон, государство определяет таким образом, чтобы их деятельность способствовала достижению цели уголовного процесса, воплощению его сущности, его назначению. Уголовный процесс необходим для того, чтобы установить факт совершения преступления, кто его совершил, и наказать лицо, признанное виновным в 163 совершении преступления. УПК РСФСР в ст. 2, раскрывая задачи уголовного судопроизводства, устанавливал, для чего нужно выполнение данных задач: чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден. Иными словами, чтобы справедливо было наказано лицо, в действительности совершившее преступление и никто иной. Согласно ч. 2 ст. 6 УПК РФ уголовное преследование и назначение виновным наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию. Это означает то же самое, что было установлено в ст. 2 УПК РСФСР: справедливо наказано должно быть действительно виновное в совершении преступления лицо и никто иной. Для достижения истины как цели уголовного процесса огромное значение имеют средства ее достижения. В уголовном процессе, который осуществляется только на основании закона и соблюдения этических норм деятельности, наиболее ярко демонстрируется, «что не «цель оправдывает средства», а, наоборот, только средства способны оправдать цель, поскольку результат человеческой деятельности есть функция средства, а не функция цели» [7, с. 8]. В уголовном судопроизводстве в качестве юридических средств выступают нормы права, закон. Материальными средствами являются научно-технические средства, применяемые в ходе производства по уголовным делам на основании закона и норм нравственности. Но сами по себе данные средства ничего не значат, если они не приводятся в действие участниками уголовного судопроизводства, то есть их деятельностью. Уголовно-процессуальная деятельность осуществляется путем реализации норм уголовно-процессуального права. В зависимости от характера действий по реализации права в теории права различают следующие формы реализации норм права: 1) исполнение /осуществляется в виде активных действий по выполнению юридических обязанностей/; 2) соблюдение /выражается в воздержании от совершения действий, запрещенных правом/; 3) использование /реализуются субъективные права, представленные нормой права/; 4) применение норм права /реализуются только государственными органами для подготовки и принятия решений/. Применение норм уголовнопроцессуального права – это всегда активная деятельность должностных лиц – участников уголовного процесса, которая либо порождает, либо изменяет, либо прекращает стержневые, определяющие правоотношения; акт применения права всегда властное веление специально управомоченных на то органов государства [9, с. 145–150]. Цель уголовного процесса – установление истины является идеальным образом результата уголовно-процессуальной деятельности. Средства /правовые нормы/ – идеальным образом причины этого результата, а действительной причиной результата уголовно-процессуальной деятельности служит реализация правовых норм в уголовном судопроизводстве, которая осуществляется участниками уголовного судопроизводства путем применения, исполнения, использования, соблюдения норм уголовно-процессуального права. Таким образом, для достижения цели уголовного процесса имеют зна 164 чение не только средства, но и действия участников уголовного процесса, главным образом государственных органов, ибо только они вправе и обязаны применять правовые нормы, принимать решения, от которых зависят ход и исход уголовного процесса. Результат уголовно-процессуальной деятельности может и не совпадать с целью уголовного процесса, так как правовые нормы могут быть неэффективными или не обеспечивают достижение цели уголовного судопроизводства. Кроме того, реализация даже эффективных правовых норм может не привести к отождествлению цели и результата по причине непрофессионализма участвующих в уголовном процессе профессиональных юристов, их недобросовестного отношения к своим обязанностям, коррумпированности и т. п. А также следует иметь в виду, что уголовно-процессуальный закон устанавливает определенный результат независимо от достижения цели уголовного процесса, поскольку «результат деятельности – не продукт самой цели, а продукт деятельности с ее реальными средствами» [7, с. 120]. Уголовно-процессуальная деятельность по достижению цели уголовного процесса приводит к его различным результатам, которые определяются установленными /доказанными/ обстоятельствами уголовного дела и законом. Истина может быть и не достигнута, однако результат может являться законным и обоснованным /в случае его действительного обоснования/. Например, прекращение уголовного преследования за непричастностью подозреваемого, обвиняемого к совершению преступления /пп. 1, 2 ст. 27 УПК РФ/ или вынесение оправдательного приговора, если подсудимый не причастен к совершению преступления /п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ/. Оправдательный приговор, прекращение уголовного дела и уголовного преследования по основаниям отсутствия события преступления, отсутствия в деянии состава преступления является достижением цели уголовного процесса, так как в ходе производства по уголовному делу установлено то, что имело место в действительности. Остальные основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования не свидетельствуют о достижении цели уголовного процесса, но являются его результатом, допустимым законом. Согласно п. 4 ст. 24 УПК РФ уголовное дело подлежит прекращению, если наступила смерть подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего. Следовательно, в случае необходимости реабилитации умершего, производство по уголовному делу продолжается, пока не будет установлена истина. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Веллер М. Энергоэволюционизм / М. Веллер. – М., 2011. – 536 с. 2. Гегель Г. В. Ф. Философия права / Г. В. Ф. Гегель. – М., 1990. – 483 с. 3. Голубкова М. В Санкт-Петербурге прошли X Сенатские чтения. Искали истину / М. В. Голубкова // Российская газета. – 2014. – 31 марта. – С. 12. 4. Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность / А. Н. Леонтьев. – М., 1977. – 281 с. 165 5. Ожегов С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов. – М., 1989. – 915 с. 6. Советский энциклопедический словарь. – М., 1981. – 599 с. 7. Трубников Н. Ф. О категориях «цель», «средства», «результат» / Н. Ф. Трубников. – М., 1968. – 147 с. 8. Философия. Краткий тематический словарь. – Ростов н/Д, 2001. – 393 с. 9. Элькинд П. С. Толкование и применение норм уголовнопроцессуального права / П. С. Элькинд. – М., 1967. – 191 с. Информация об авторе Макарова Зинаида Валентиновна – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, ведущий эксперт, ЮжноУральский государственный университет, 454080, г. Челябинск, пр. Ленина, д. 76, ИОДО, ауд. 104, е-mail: Lia5565.72@mail.ru. Information about the author Makarova, Zinaida Valentinovna – Doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, leading Expert, South Ural State University, ave. Lenina, 76, IODO, aud. 104, Chelyabinsk, 454080, е-mail: Lia5565.72@mail.ru. УДК 343.1 (470) ББК 67.410.267(2Рос) В.В. Николюк НОВЕЛЛЫ УПК РФ (ИЮЛЬ–ДЕКАБРЬ 2013 Г.) О ПРАВАХ ПОТЕРПЕВШЕГО В СТАДИИ ИСПОЛНЕНИЯ ПРИГОВОРА КАК ОТРАЖЕНИЕ КОНФЛИКТА ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ И СУДЕБНОЙ ВЛАСТЕЙ Статья посвящена анализу изменений уголовно-процессуального законодательства, регулирующего особенности реализации потерпевшим своих прав в стадии исполнения приговора. Автор дает оценку актам органов судебной власти: постановлениям и определениям Конституционного Суда РФ, а также постановлениям Пленума Верховного Суда РФ в части избранной темы. Статья также содержит анализ проблемы «права потерпевшего на наказание». Ключевые слова: уголовное судопроизводство, потерпевший, исполнение приговора. 166 V.V. Nikolyuk CHANGES OF THE CRIMINAL PROCEDURE CODE OF THE RUSSIAN FEDERATION (JULY – DECEMBER, 2013) CONCERNING THE RIGHTS OF THE EXECUTION WHICH HAVE INJURED IN THE STAGE OF THE SENTENCE AS REFLECTION OF THE CONFLICT OF THE LEGISLATIVE AND JUDICIAL AUTHORITIES Article is devoted to the analysis of changes of the criminal procedure legislation regulating features of realization by the victim of the rights in a stage of execution of a sentence. The author gives an assessment to resolutions and definitions of the Constitutional Court of the Russian Federation and also to resolutions of the Supreme Court of the Russian Federation concerning this subject. Article also contains the problem analysis of the «victim’s right to punish». Keywords: criminal legal proceedings, victim, sentence execution. В 2013 г. законодателем в УПК РФ были внесены существенные дополнения, направленные на повышение эффективности охраны в уголовном процессе прав и законных интересов потерпевших от преступлений. С середины прошлого года предусмотрена возможность участия потерпевшего в судебных заседаниях по отдельным вопросам исполнения приговора (ч. 2.1 ст. 399 УПК РФ)1. Внесенные Федеральным законом № 432-ФЗ от 28 декабря 2013 г. дополнения в УПК РФ (статьи 42 и 313), УК РФ (статьи 74–75, 79–80, 85) и УИК РФ (статьи 97, 172.1)2 призваны изменить сложившуюся и устоявшуюся за многие десятилетия практику условно-досрочного освобождения от отбывания наказания и замене неотбытой наказания более мягким, снятия судимости, применения института условного осуждения. Если в целом охарактеризовать декабрьские (2013 год) изменения в уголовном, уголовно-процессуальном и уголовноисполнительном законодательстве, регулирующие статус потерпевшего применительно к стадии исполнения приговора, то можно сделать следующие принципиальные выводы: 1. По соображениям необходимости обеспечить безопасность потерпевшего и по его желанию, зафиксированному в соответствующем судебном решении, принятом при разбирательстве уголовного дела, он должен информироваться о прибытии осужденного к лишению свободы к месту отбывания наказания, о выездах осужденного за пределы учреждения, исполняющего наказание в виде лишения свободы, о времени освобождения осужденного из мест лишения свободы. 2. В качестве дополнительной гарантии возмещения потерпевшему вреда, причиненного преступлением, введен фактор полной или частичной компенса 1 О внесении изменений в статью 83 Уголовного кодекса Российской Федерации и статью 399 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: федер. закон от 23.07.2013 г. № 221-ФЗ // Российская газета. 2013. 25 июля. 2 О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве: федер. закон от 28.12.2013 г. № 432-ФЗ // Российская газета. 2013. 30 дек. 167 ции осужденным ущерба, который способен как усилить (отмена условного осуждения), так и смягчить (условно-досрочное освобождение от отбывания наказания, замена неотбытой части наказания более мягким видом наказания, досрочное снятие судимости) уголовно-правовое воздействие на осужденного. Указанные новеллы УПК РФ послужили первым шагом в регламентации процессуального статуса потерпевшего при исполнении приговора. Их восприятие не может происходить вне правовой позиции Конституционного Суда РФ, которая применительно к делам об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания во многом меняет представление о назначении и содержании данных процессуальных норм, их потенциале. При этом интересно проследить «утонченную мутацию» позиции Конституционного Суда РФ по обсуждаемому вопросу. Конституционный Суд РФ 3 апреля 2007 г. в своем определении № 330-00 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Федотова Андрея Юрьевича на нарушение его конституционных прав положениями статьи 399 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» привел следующие мотивы отказа в принятии жалобы к рассмотрению: 1) отсутствие в ст. 399 УПК РФ положений об участии потерпевшего по уголовному делу в судебном заседании при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного, о предоставлении потерпевшему права высказать и обосновать свою позицию не означает умаление гарантий его права на судебную защиту и права требовать возмещения причиненного ущерба как после принятия судом решения об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания, так и после исполнения предусмотренного приговором наказания; 2) участие потерпевшего в решении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного противоречило бы правовой природе и целям наказания, исполнение которого может зависеть от волеизъявления потерпевшего [4, с. 407]. Надлежит заметить, что в юридической науке проблема права потерпевшего на наказание исследуется сравнительно давно, к ней сформировано определенное отношение, которое вряд ли может быть проигнорировано при конструировании законодателем правовых взаимоотношений таких субъектов как потерпевший и осужденный. Кратко суть выработанного учеными-юристами в этой части подхода заключается в том, что лицо подлежит наказанию только при наличии уголовно-правовых предпосылок, отсутствие которых ни полностью, на частично не может быть скомпенсировано каким-то ни было, даже вполне справедливым и обоснованным интересом потерпевшего. Последний, независимо от своих побуждений, ничего нового, с юридической точки зрения, в право на наказание не привносит. Уголовный процесс не может использоваться для произвольной частной мести (по принципу «хочу-не хочу»), поскольку он сам есть средство для ее устранения [3, с. 279–281]. Как видим, подобное видение взаимоотношений потерпевшего с осужденным в вопросе условно-досрочного освобождения последнего от отбывания наказания почти буквально воспринято Конституционным Судом РФ. Обратим внимание на «правовой» фон вынесения Конституционным Судом РФ процитированного определения: а) в то время потерпевший не имел права на информа 168 цию об освобождении осужденного с целью ее использования для обеспечения личной безопасности; в) возмещение осужденным вреда, причиненного преступлением, не считалось законом формальным требованием к его условнодосрочному освобождению от отбывания наказания. В этих условиях целесообразность привлечения потерпевшего в дела об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания вряд ли могла быть чем-то мотивирована. Если обратиться к научным работам по проблематике условнодосрочного освобождения от наказания, опубликованным в период, предшествующий вынесению Конституционным Судом РФ определения по жалобе гражданина А.Ю. Федотова, то можно убедиться в том, что их авторы не упоминали потерпевшего даже в числе потенциальных участников судебного производства по данной категории дел [5, с. 47–112; 7, с. 56–58; 9, с. 50–51]. Анализ определяющего в этой связи постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 апреля 2009 г. № 8 «О судебной практике условно-досрочного освобождения от отбывания наказания, замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания» (в ред. постановлений Пленума Верховного Суда РФ от 23 декабря 2012 г. № 31 и от 9 февраля 2012 г. № 3) также указывает на то, что суды ориентировались лишь на обязательность извещения осужденного, его законного представителя, адвоката, а также представителя учреждения или органа, исполняющего наказание, прокурора о дате, времени и месте рассмотрения ходатайства об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания (п. 18). Потерпевший среди участников рассмотрения таких ходатайств не упоминается. Установленные факты умышленного уклонения осужденного от возмещения причиненного преступлением вреда (путем сокрытия имущества, доходов, уклонения от работы и т. д.) наряду с другими обстоятельствами могут служить препятствием к условно-досрочному освобождению или замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания (п. 7). Из приведенных разъяснений Верховного Суда РФ следовало, во-первых, потерпевший не является участником производства по делу условно-досрочного освобождения, во-вторых, уклонение осужденного от возмещения вреда самостоятельным основанием отказа в условно-досрочном освобождении не признается. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 2011 г. «О практике применения судами законодательства об исполнении приговора» потерпевший упоминается лишь в числе лиц, могущих ходатайствовать о разъяснении в соответствии с п. 15 ст. 397 УПК РФ сомнений и неясностей, возникающих при исполнении приговора, включен потерпевший (п. 23)1. Других разъяснений об участии потерпевшего в стадии исполнения приговора данное постановление не содержит, с чем можно согласиться, если учитывать, что разъяснения Пленумом Верховного Суда РФ давались в отношении существующих норм УПК РФ. В дальнейшем на страницах юридической печати стала обосновываться точка зрения, согласно которой потерпевший должен иметь право знать сущ 1 О практике применения судами законодательства об исполнении приговора: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.2011 г. № 21 // Российская газета. 2011. 30 дек. 169 ность постановлений, вынесенных в порядке ст. 399 УПК РФ, и обжаловать их, присутствовать при разрешении ряда вопросов по исполнению приговора, иметь возможность влиять на решение суда [6, с. 86–87]. Специально обсуждался в процессуальной литературе и вопрос участия потерпевшего в судебном заседании, предметом которого является рассмотрение ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания. Утверждалось, что потерпевший имеет личную заинтересованность, связанную с необходимостью защиты личной безопасности от возможных угроз со стороны осужденного или обеспечения возмещения причиненного преступлением материального ущерба [8, с. 27]. Последовательным сторонником идеи активного участия потерпевшего в разрешении судом вопросов об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания является Л. В. Брусницын, критически воспринимающий правовую позицию Конституционного Суда РФ, выраженную в определении от 3 апреля 2007 г. № 330-0-0. Соответственно им однозначно позитивно оцениваются изменения в ст. 399 УПК РФ, осуществленные Федеральным законом от 23 июля 2013 г. № 221-ФЗ [1, с. 86–96; 2, с. 72]. Таким образом, в последние годы учеными-процессуалистами и практическими работниками в адрес законодателя стали подаваться сигналы о том, чтобы допустить потерпевшего в дела об условно-досрочном освобождении для отстаивания своих интересов, связанных с обеспечением личной безопасности и возмещения вреда, причиненного преступлением. Надо признать, что несмотря на приведенную правовую позицию Конституционного Суда РФ по обсуждаемому вопросу, 23 июля 2013 г. Федеральным законом № 221-ФЗ ст. 399 УПК РФ, как уже отмечалось, дополнена новой частью 2.1, которой потерпевшему, его законному представителю, а также представителю делегировано право участвовать лично либо с помощью средств видеоконференцсвязи в судебном заседании при рассмотрении судом вопросов, связанных с условно-досрочным освобождением от наказания и с заменой неотбытой части наказания более мягким видом наказания. Этим же законом ч. 3 ст. 399 УПК РФ, наделяющая осужденного, участвующего в судебном заседании, правом знакомиться с представленными в суд материалами, участвовать в их рассмотрении, заявлять ходатайства и отводы, давать объяснения, представлять документы, распространена и на потерпевшего. Тем самым законодатель не принял во внимание мнение Конституционного Суда РФ, что указывает на определенный конфликт между судебной и законодательной властью, который получил дальнейшее развитие. Фактическое применение ч. 2.1 ст. 399 УПК РФ обусловило появление в судебной практике серьезной организационной проблемы, связанной с возможностью разрешения судом ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания из-за необходимости обеспечить явку потерпевшего. Она оказалась настолько существенной, что стала в марте 2014 г. предметом обсуждения в Конституционном Суде РФ. Рассмотрев дело о конституционности ч. 2.1 ст. 399 УПК РФ в связи с запросом Кетовского районного суда Курганской области, в котором нашла от 170 ражение указанная ситуация, Конституционный Суд РФ 18 марта 2014 г. принял постановление № 5-П, где ключевыми стали несколько его выводов, суть которых может быть сведена к следующему. Во-первых, «приглашение» судом потерпевшего в судебное заседание по вопросу условно-досрочного освобождения обусловлено исключительно возможностью получения от него дополнительной информации, которая способна повлиять на принятие судом мер по обеспечению его личной безопасности, защиты его семьи и близких от угроз со стороны лица, совершившего преступление, реального возмещения причиненного этим преступлением вреда. Вовторых, проведение судебного заседания по данному вопросу принципиально допустимо и без участия потерпевшего, которому было направлено соответствующее извещение по имеющемуся в распоряжении суда адресу, поскольку сама по себе позиция потерпевшего не обусловливает разрешения ходатайства об условно-досрочном освобождении по существу. В-третьих, Конституционный Суд РФ несколько «смягчил» категоричность своей позиции, изложенной в определении от 3 апреля 2007 г., утверждая, что участие потерпевшего в решении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания противоречит правовой природе и целям наказания, исполнение которого не может зависеть от волеизъявления потерпевшего. Теперь орган высшего конституционного надзора, как и законодатель, допускает такую возможность и видит целесообразность участия потерпевшего в судебном заседании по вопросу условно-досрочного освобождения исключительно для содействия суду в принятии мер к обеспечению его личной безопасности, защиты его семьи и близких от угроз со стороны лица, совершившего преступление, возмещению причиненного этим преступлением вреда путем представления соответствующих документов, дачи объяснений, заявления ходатайств. Вместе с тем в той мере, в какой ч. 2.1 ст. 399 УПК РФ предполагает в качестве условия рассмотрения судом ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания обязательность подтверждения получения потерпевшим извещения, уведомляющего о дате, времени и месте предстоящего судебного заседания, и в силу неопределенности механизма уведомления препятствует своевременному разрешению судом данного вопроса по существу, признана не соответствующей Конституции РФ1. Нетрудно заметить, что скрытое, завуалированный конфликт законодателя и Конституционного Суда РФ в данном случае продолжается. Последний, в отличие от законодателя, исходит из принципиальной возможности проведения судебного заседания по вопросу условно-досрочного освобождения в отсутствие потерпевшего. Вполне логично, что норма, сформулированная в ч. 2.1 ст. 399 УПК РФ, не просуществовав и года, создав серьезные практические проблемы в ее применении, признана неконституционной в части требования обязательного подтверждения получения потерпевшим уведомления о дате, времени и месте предстоящего судебного заседания об условно-досрочном ос 1 По делу о проверке конституционности части 2.1. статьи 399 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кетовского районного суда Курганской области : постановление Конституционного Суда РФ от 18 марта № 5-П // Российская газета. 2014. 28 марта. 171 вобождении от отбывания наказания, способном заблокировать разрешение ходатайства осужденного по существу. В нее теперь предстоит внести изменения и можно ожидать «ответный шаг» теперь уже со стороны законодателя. Изменения в УПК РФ, ставшие предметом рассмотрения в настоящей статье, а также Постановление Конституционного Суда РФ от 18 марта 2014 г. № 5-П «высветили» и другие важные нюансы проблемы участия потерпевшего в стадии исполнения приговора. Так, в юридической литературе, причем представителями судейского корпуса, утверждается о праве потерпевшего на апелляционное обжалование судебных постановлений, вынесенных в порядке ст. 399 УПК РФ [8, с. 26]. В судебной практике, которую изучал автор, случаи принятия к рассмотрению жалоб потерпевших, не согласных с условно-досрочным освобождением осужденного от отбывания наказания, не встречались. Обращение к содержанию соответствующих норм, регулирующих право потерпевшего на обжалование (п. 19 ч. 2 ст. 42, п. 4 ст. 354, ст. 401 УПК РФ), убеждает в том, что они прямо не называют его в числе субъектов права на обжалование постановлений суда, вынесенных в порядке ст. 399 УПК РФ. В этой связи отдельные ученые прямо заявляют, что закон не наделил его таким правом [9, с. 161]. Однако нет сомнений в том, что о закреплении за потерпевшим права обжаловать, например, постановление судьи об условно-досрочном освобождении осужденного, который, по мнению потерпевшего, не возмещает причиненный совершенным им преступлением вред, хотя имеет для этого реальную возможность, будут вскоре настаивать сторонники активной роли потерпевшего в стадии исполнения приговора. Неоднозначны пока и ответы на следующие вопросы: 1. Должен ли судья выяснять мнение потерпевшего, когда он участвует в судебном заседании, по существу рассматриваемого ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении? 2. Является ли основанием отказа в условно-досрочном освобождении установленная судом потенциальная угроза со стороны осужденного личной безопасности потерпевшего, его семье и близким? 3. Подлежат ли в перспективе распространению положения ч. 2.1 ст. 399 УПК РФ на другие дела (пп. 6, 8, 81, 14, 171 ст. 397 УПК РФ), когда суд может улучшить, порой самым серьезным образом, положение осужденного в сравнении с тем, как оно определено в приговоре? В заключение можно высказать пожелание, чтобы реальное, а не формальное взаимодействие законодательной и судебной ветвей государственной власти осуществлялось еще на этапе подготовки законопроектов, когда имеется возможность получить заключение высококвалифицированных экспертов в этой сфере правоприменения и избежать принципиальных разногласий в конструировании правовых норм, способных дестабилизировать судебную деятельность, связанную с исполнением приговоров. 172 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Брусницын Л. В. О правах потерпевшего в стадии исполнения приговора / Л. В. Брусницын // Уголовное право. – 2013. – № 6. – С. 89–96. 2. Брусницын Л. В. Участие потерпевшего в уголовном процессе: какие сложности для правоприменителей создали разъяснения Пленума Верховного Суда РФ / Л. В. Брусницын // Уголовный процесс. – 2011. – № 2. – С. 69–73. 3. Васильева Е. Г. Уголовный процесс: догматико-аксиологическое исследование / Е. Г. Васильева. – М., 2013. – 584 с. 4. Вопросы уголовного судопроизводства в решениях Конституционного Суда Российской Федерации / З. Д. Еникеев [и др.]. – М., 2011. – 555 с. 5. Воронин О. В. Производство по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с условно-досрочным освобождением. – Томск, 2004. – 208 с. 6. Левченко О. В. Реализация принципов уголовного судопроизводства судом в стадии исполнения приговора / О. В. Левченко, А. А. Камардина. – М., 2013. – 192 с. 7. Павлов И. Новые ответы на старые вопросы практики условнодосрочного освобождения / И. Павлов // Российская юстиция. – 2004. – № 3. – С. 56–58. 8. Рябцов Ю. А. Об участии потерпевших при решении вопросов, связанных с исполнением приговора / Ю. А. Рябцев, А. В. Гричаниченко // Уголовное судопроизводство. – 2012. – № 2. – С. 25–27. 9. Улицкий С. Новые вопросы в практике условно-досрочного освобождения / С. Улицкий // Российская юстиция. – 2004. – № 2. – С. 50–51. Информация об авторе Николюк Вячеслав Владимирович – профессор кафедры уголовного процесса, Орловский юридический институт МВД России, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ. Information about the author Nikolyuk Vyacheslav Vladimirovich – Doctor of law, professor, the chair of criminal procedure, Oryol legal institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, the Honored worker of science of the Russian Federation. 173 УДК 343.98 ББК 67.404.9 О.А. Петрухина ВИДЫ ДОКУМЕНТОВ, ПОДЛЕЖАЩИХ ИЗЪЯТИЮ И ОСМОТРУ ПО ДЕЛАМ ОБ ЭКОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ В статье анализируются виды документов, подлежащих изъятию и осмотру в ходе расследования экологических преступлений. Автором указывается, что по данной категории преступлений документы являются важнейшим источником доказательственной информации. В заключении статьи сформулированы наиболее важные направления использования доказательств, полученных в результате осмотра документов в рамках расследования экологических преступлений. Ключевые слова: осмотр документов, экологические преступления, доказательства. O.A. Petruhina TYPES OF DOCUMENTS TO BE SEIZED AND EXAMINED FOR ENVIRONMENTAL CRIMES The article analyzes the types of documents to be seized and examined during the investigation of environmental crimes. The author states that this category of crime records are an important source of evidentiary information. In conclusion, we state the most important directions of evidence obtained as a result of examination of documents in the investigation of environmental crimes. Keywords: document scanning, environmental crimes evidence. Основу доказательственной базы по экологическим преступлениям составляют различные документы. Работа следователя (дознавателя) с документами является непрерывной и сопутствует всему ходу расследования. Документы, имеющие отношение к уголовному делу об экологическом преступлении могут быть истребованы или предоставлены в порядке ч. 4 ст. 21 УПК РФ, либо получены в результате производства следственных действий, например, осмотра места происшествия, выемки или обыска. Специфичность осмотра документов по экологическим преступлениям проявляется в том, что получение доказательственной информации будет результатом проведения не только внешнего осмотра документов, а, в первую очередь, «интеллектуального» осмотра, т. е. тщательного анализа информации, содержащейся в осматриваемом документе. Круг документов, имеющих прямое или косвенное отношение к совершенному экологическому преступлению достаточно обширен. Чтобы получить системное представление о подлежащих изъятию и осмотру документах, регламентирующих вопросы экологии либо связанные с ней, мы предлагаем 174 сгруппировать их в зависимости от направленности и информационного содержания сведений. Итак, по делам об экологических преступлениях изъятию и осмотру подвергаются документы, которые содержат сведения о: 1) проектировании, строительстве, монтаже сооружений. Это комплекс проектных и монтажных документов: пояснительные записки, чертежи, схемы, материалы, подтверждающие согласование отступлений от проекта и его изменений; акты промежуточных приемок; планы размещения линий технологического процесса и санитарно-технического оборудования; акты сдачи в эксплуатацию; докладные записки и др. Эти документы становятся важным доказательством в связи с тем, что в них отражается способ преступных действий, раскрывающий механизм совершения экологического преступления [2, с. 55]. Осмотр документов данной группы поможет следователю (дознавателю) выявить нарушения экологических правил на стадии планирования объекта (например, ошибки в расчетах, допущенные в стадии проектирования, отступление от строительных норм и правил), определить круг подозреваемых лиц, подготовиться к допросам и т. п.; 2) технико-технологическом режиме работы предприятия, соблюдению правил экологической безопасности. Это могут быть: инструкции по эксплуатации установок, наряды на их ремонт, балансовые схемы водопотребления, данные эффективности очистных сооружений, акты о приемке готовой продукции, акты о завершении технологического цикла, акты технических осмотров и ремонта, акты о дефектах очистного оборудования, графики дежурств, ведомости передачи продукции из цеха в цех, путевые листы и др. [1, с. 130]. Анализ документов данной группы поможет следователю (дознавателю) получить представление о специфике производственных операций, установить источники загрязнения, характерные для данного предприятия выбросы, их периодичность и химический состав, а это, в свою очередь, облегчит установление способов совершения преступления и сокрытия его следов, выявление отношения работников, ответственных за соблюдение правил экологической безопасности, к выполнению своих функциональных обязанностей, и как, следствие, определение круга подозреваемых лиц; 3) правах и обязанностях лиц, ответственных за соблюдение экологических правил: должностные инструкции для персонала, распоряжения, приказы о назначении на должность и возложении функциональных обязанностей, переводах, увольнениях и др. В эту же группу можно включить журналы регистрации прохождения работниками инструктажа по технике безопасности и обучения их правилам безопасного проведения работ. Изучение данной группы документов поможет следователю (дознавателю) понять кадровые структуру и состав работников предприятия; проверить и установить кто, когда, на каком основании принят на работу; каков период работы в должности или выполнения определенных функций; какая квалификация у работника; правильно ли закреплены функциональные обязанности лиц в документе; соответствуют ли они требованиям хозяйственной деятельности и др. 175 В результате изучения документов этой группы следователь (дознаватель) сможет выявить тех лиц, которые своими действиями (либо, наоборот, бездействием) способствовали нарушению правил экологической безопасности и наступлению вредных для окружающей среды последствий, а также лиц, которых можно будет допросить в качестве свидетелей; 4) обращении экологически опасных веществ и отходов (радиоактивных, бактериологических, биологических, химических). Это, подлежащие обязательному ведению в учреждениях и предприятиях: журналы учета ядохимикатов, журналы лабораторий с результатами регулярно проводимых анализов вод и воздуха, документы о транспортировке отходов, принятии производственных отходов в местах их уничтожения, хранения, утилизации и т. п. Грамотный анализ документов данной группы может дать субъекту расследования значительный объем криминалистически важной информации о: времени, месте, способе совершения преступления, видах и характеристиках экологически опасных веществ, лицах, причастных к совершению преступного деяния и др. Для решения вопроса о месте нахождения документов вышерассмотренных групп необходимо учитывать структуру предприятия или отдела, должностное положение и служебные обязанности определенных лиц. Чаще всего указанные документы находятся у начальников цехов и подразделений, заведующих лабораториями, главных технологов, главных механиков, в экологических отделах предприятия, в отделах технического контроля, в отделе охраны труда, в других подразделениях; 5) загрязнении окружающей среды, причинении вреда здоровью людей, гибели животных, результатах анализа воды, почвы, воздуха, растительности. К таким документам могут относиться: протоколы отбора и анализа проб загрязненных природных объектов (воды, воздуха, загрязненной почвы) и загрязняющих веществ; журналы технических, химических, биохимических, ветеринарных лабораторий, содержащие записи о поступлении и исследовании образцов загрязненных природных объектов и о результатах их исследования; различные медицинские документы, в которых зафиксировано болезненное состояние пострадавших людей; акты патологоанатомического исследования животных, рыб, птиц и др. Данные документы изымаются из специально уполномоченных государственных контролирующих организаций, ветеринарных, гидрохимических, газовых лабораторий, санэпидемстанций бассейновых или территориальных инспекций и др. Эта группа документов имеет наиважнейшее значение для квалификации совершенного экологического преступления, так как характеризует наступившие последствия, выявление которых для расследования большинства экологических преступлений, играет определяющую роль. Кроме того, изъятие и осмотр этих документов помогут следователю (дознавателю) подготовить материалы для назначения судебных экспертиз; 6) мерах по ликвидации последствий преступного нарушения природоохранных правил (приказы вышестоящих организаций, распоряжения админи 176 страции данного предприятия, протоколы заседаний комиссии по ликвидации последствий и принятию профилактических мер); 7) предпринятых ранее мерах по охране объектов природной среды (решения об отводе санитарно-защитных зон вокруг предприятий, водоемов) и результатах проведенных соответствующими органами государственного контроля и надзора проверок (акты обследований и предписаний, акты реагирования на них, материалы служебного расследования и др.). Эта группа документов поможет следователю (дознавателю) выдвинуть версии о причастных к преступлению лицах, определить обстоятельства, способствующие совершению преступления, разобраться в его причинах и условиях. При осмотре данной группы документов необходимо учитывать, что выводы сотрудников органов государственного контроля и надзора требуют тщательного анализа, так как проводимые ими проверки не основываются на нормах процессуального закона, а регулируются ведомственными инструкциями, положениями, методиками [4, с. 131]; 8) правовом режиме лесных участков, охотничьих угодий (участков), их границах, выдаче охотничьих, лесорубочных билетов, лицензий, путевок, разрешений на право хранения и ношения оружия, удостоверений на право управления самоходными транспортными плавающими средствами и др. Документы данной группы помимо существенного информационного значения относительно места, времени, способа, средств, орудий совершения преступления, играют еще роль прямых доказательств совершения конкретным лицом экологического преступления; 9) привлечении определенной категории лиц (решения должностных лиц, мировых судей) к административной ответственности [3, с. 449]. Изучение документов этой группы необходимо для получения данных, характеризующих личность преступника. Круг вышеперечисленных документов не может являться исчерпывающим. В каждом конкретном случае у субъекта расследования может возникнуть потребность в получении и изучении и других документов. Если же необходимые документы отсутствуют, то это свидетельствует о ненадлежащем выполнении своих обязанностей должностными лицами. Опрошенные нами следователи (дознаватели), занимающиеся расследованием экологических преступлений, среди трудностей, испытываемых при изъятии и осмотре документов, назвали следующие: недостаточное знание круга документов, могущих иметь доказательственное значение, и их процессуального статуса; отсутствие навыков по владению методикой анализа содержания документов; недостаточное знание содержащихся в документах признаков, указывающих на факты нарушения правил охраны окружающей среды. Таким образом, основной целью осмотра документов, изъятых в рамках расследования экологических преступлений, является установление и фиксация удостоверенных документом или изложенных в нем обстоятельств и фактов, имеющих значение для дела, а также их соотношения между собой, с 177 другими, ставшими известными сведениями и иными установленными обстоятельствами дела. Все вышеуказанное позволяет нам сформулировать наиболее важные направления использования доказательств, полученных в результате осмотра документов в рамках расследования экологических преступлений. Это: применение доказательств для установления объективных и субъективных признаков конкретного экологического преступления; разработка основных версий совершенного нарушения природоохранных правил; планирование и организация хода дальнейшего расследования преступления; проверка иных собранных по уголовному делу доказательств; использование документов-доказательств в ходе планирования, подготовки и проведения иных процессуальных и следственных действий. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Иванова Л. А. Криминалистическая характеристики и первоначальный этап расследования преступлений, связанных с загрязнением вод и атмосферы : дис. ... канд. юрид. наук / Л. А. Иванова. – Екатеринбург, 2003. – 213 с. 2. Коробейников Б. В. Вопросы криминалистического исследования содержания документов / Б. В. Коробейников // Вопросы борьбы с преступностью. – 1984. – Вып. 40. – С. 53–67. 3. Шурухнов Н. Г. Тактика отдельных следственных действий, позволяющих разрешить некоторые следственные ситуации последующего этапа расследования экологических преступлений / Н. Г. Шурухнов // Актуальные проблемы права и правоприменения : сб. материалов 7-й междунар. науч.-практ. конф. – Тамбов ; Липецк, 2012. – С. 446–453. 4. Яковлев М. М. Выявление и расследование преступлений, связанных с профессиональной деятельностью / М. М. Яковлев. – Якутск : Изд-во ТИРЦ ЯРООО ВОС, 2005. – 156 с. Информация об авторе Петрухина Ольга Анатольевна – кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и процесса юридического факультета, Тульский государственный университет, e-mail: petruhina7979@mail.ru. Information about the author Petrukhina Olga Anatolievna – PhD, Associate Professor of Criminal Law and Procedure Law Faculty, Tula State University, e-mail: petruhina7979@mail.ru. 178 УДК 343.13 ББК 67.411 А.Г. Пурс С.В. Иванов НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИНКОРПОРАЦИИ ИНСТИТУТА ДОСУДЕБНОГО СОГЛАШЕНИЯ О СОТРУДНИЧЕСТВЕ В УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ В данной статье авторы рассматривают проблемные вопросы инкорпорации института досудебного соглашения о сотрудничестве в уголовнопроцессуальное законодательство Республики Беларусь, связанные с созданием законопроекта, которым предусмотрена такая инкорпорация. Проанализированы основные положения данного законопроекта, характеризующие особенности предлагаемого института, дана краткая оценка практическим проблемам, которые могут возникнуть в ходе его применения. Ключевые слова: досудебное соглашение о сотрудничестве, сторона обвинения, сторона защиты, досудебная сделка. A.G. Purs S.V. Ivanov THE CERTAIN ISSUES OF INCLUDING THE LEGAL INSTITUTE LIKE PLEA AGREEMENT INTO THE CRIMINALLY-REMEDIAL LEGISLATION OF REPUBLIC OF BELARUS The authors of this article consider the topical issues of including the plea agreement into the criminally-remedial legislation of Republic of Belarus, in connection with the creation of the bill, which provides that including. There are analyzed the main conditions of this bill, which characterize the elements of proposing legal institute, and also given the short valuating of the practical problems, which might be occurred presence its exploitation. Keywords: plea agreement; prosecution subjects; defense subjects; plea bargain. В настоящее время, в свете необходимости оптимизации производства по уголовным делам с целью его упрощения и одновременно эффективного и оперативного достижения целей уголовной ответственности, все большую значимость приобретает практика использования в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства различных согласительных процедур. Среди правовых институтов, предназначенных для решения указанных задач, важное место занимает заключение досудебного соглашения о сотрудничестве между сторонами обвинения и защиты на стадии предварительного расследования уголовного дела [11, с. 24]. 179 Законодательством ряда зарубежных государств данный институт воспринят, закреплен в законодательстве и применяется на практике. В первую очередь речь идет о США, где заключением соглашения между сторонами обвинения и защиты завершается уголовный процесс более чем по 90 % уголовных дел [4, с. 15; 11, с. 38]. Распространена подобная практика также во Франции, в Испании и в ряде других стран дальнего зарубежья [3, с. 44]. Анализ уголовно-процессуального законодательства государств, ранее входивших в состав СССР, приводит к выводу о том, что в большинстве из них институт досудебного соглашения о сотрудничестве стал частью действующего уголовно-процессуального законодательства. Это произошло, например, в Российской Федерации, в Украине, где существуют два вида соглашений в уголовном процессе [8, с. 246], а также в Грузии, Молдавии, Азербайджанской Республике и в некоторых других государствах. Разумеется, основания, условия и порядок заключения досудебных сделок в уголовном процессе различных государств разнятся. Однако их наличие не отражается на сущности института досудебной сделки, которая представляет собой процессуальное выражение договорных отношений, возникающих между органом уголовного преследования и обвиняемым (подозреваемым) на различных стадиях уголовного процесса, но преимущественно в ходе предварительного расследования по уголовному делу. Природа данных отношений весьма специфична. С одной стороны, ее определяет стремление органа уголовного преследования установить все обстоятельства расследуемого преступления, выявить и привлечь к уголовной ответственности всех лиц, принимавших участие в совершении преступления. С другой стороны, заключение подобного рода сделки обусловлено и желанием обвиняемого (подозреваемого) минимизировать размер наказания, которое может быть назначено судом ему лично [5, с. 126]. Особенностям заключения и реализации различных видов досудебных сделок посвящена обширная литература. В частности, различные аспекты соглашений между органом уголовного преследования и обвиняемым в уголовном процессе как постсоветских, так и иных зарубежных государств затрагиваются в монографиях И.Я. Фойницкого, М.С. Строговича, Л.В. Головко, К.Б. Калиновского, а также представителей иностранных научных сообществ (J. Herrmann, D.J. Newman, J. Pradel, V.G. Sendra и др.). Несмотря на наличие определенных проблем, возникающих при использовании указанного института, необходимость его включения в уголовнопроцессуальный закон в течение последних двух лет активно обсуждалась и в научном сообществе Республики Беларусь, результатом чего стало внесение в Национальное Собрание Республики Беларусь соответствующего законопроекта. В упомянутом законопроекте предлагается разрешить вопрос о практической реализации досудебного соглашения о сотрудничестве на основе комплекса норм, сформулированных в основном в рамках отдельной главы (глава 49-1 Уголовно-процессуального кодекса). Анализ содержания этих норм позволяет перечислить следующие основные аспекты, касающиеся условий, оснований и порядка заключения указанного соглашения, а также механизма его реализации: 180 инициатива рассмотрения вопроса о возможности заключения досудебного соглашения о сотрудничестве должна исходить только от стороны защиты; досудебное соглашение о сотрудничестве может быть заключено только вменяемым лицом при обязательном участии защитника (а в случае заключения такого соглашения с несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым – также при участии его законного представителя); одной из сторон досудебного соглашения о сотрудничестве всегда является прокурор, поскольку именно на органы прокуратуры законом возложена обязанность по поддержанию государственного обвинения; заключение досудебного соглашения о сотрудничестве не является основанием к прекращению дальнейшего расследования по уголовному делу, которое проводится в общем порядке с целью обеспечить исполнение заключенного соглашения и гарантировать добросовестные намерения его участников; обязательным условием заключения досудебного соглашения о сотрудничестве является добровольное заявление подозреваемого или обвиняемого о признании вины в совершении преступления и выполнение им ряда действий, направленных на установление иных соучастников преступления, розыск имущества, приобретенного преступным путем, возмещение причиненного преступлением вреда, либо сообщение сведений о других преступлениях и лицах, их совершивших; вопросы добровольности заключения досудебного соглашения о сотрудничестве, надлежащем обеспечении права обвиняемого на защиту, а также о результатах реализации указанного соглашения рассматриваются судом на стадии предварительного судебного заседания, которую предлагается включить в уголовно-процессуальное законодательство тем же законопроектом. В целом нельзя не отметить, что, разрабатывая содержание института досудебного соглашения о сотрудничестве, а также определяя порядок его практической реализации, авторы законопроекта во многом руководствовались образцами, представленными в уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации [2, с. 236]. Об этом свидетельствует смысловое, а в ряде случаев – и текстуальное совпадение содержания ряда положений законопроекта с содержанием норм, закрепленных в главе 40.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации [7, с. 246]. В связи с этим на уровне разработки законопроекта, по мнению авторов, не были разрешены некоторые проблемы, связанные с механизмом реализации института досудебного соглашения о сотрудничестве в той его редакции, которая воспринята российским законодательством. Так, представляется, что прежде всего следует определить правовую природу досудебного соглашения. Несомненно, что такое соглашение является процессуальным документом, не относящимся, в то же время, к числу актов, в которых находят отражение процессуальные решения, принимаемые органом, ведущим уголовный процесс. В соответствии с пунктом 36 статьи 6 Уголовнопроцессуального кодекса, процессуальные решениями являются приговоры, определения и постановления, то есть, акты, исходящие исключительно от ор 181 гана, ведущего уголовный процесс, без какого-либо участия иных субъектов уголовного процесса в их принятии [6, с. 18]. В противоположность этому, досудебное соглашение является двусторонним актом, поскольку в нем находит отражение компромисс, достигнутый в ходе согласительной процедуры, участие в которой принимают одновременно несколько процессуальных субъектов. Не является соглашение и процессуальным действием, так как последнее, в соответствии с требованиями, изложенными в пункте 35 статьи 6 Уголовно-процессуального кодекса Республики Беларусь, также относится к числу односторонних мероприятий, предпринимаемых исключительно управомоченными должностными лицами с целью сбора доказательств либо с иными целями, предусмотренными законодательством [6, с. 18]. Таким образом, природа досудебного соглашения о сотрудничестве как правового акта до настоящего времени не определена. При этом следует учитывать, что такое соглашение не может сводиться лишь к возложению на подозреваемого или обвиняемого обязанности признать свою вину в совершенном преступлении, возместить причиненный преступлением вред либо выполнить иные предусмотренные соглашением условия. По мнению авторов, принимая во внимание то обстоятельство, что всякая сделка является как минимум двусторонним актом, в ходе согласительных процедур, помимо обязательств стороны защиты, должна быть выработана и соответствующая позиция органа уголовного преследования, а также стороны обвинения. Определенную проблему представляет необходимость рационального соотнесения института досудебного соглашения о сотрудничестве с применением уже закрепленного в уголовно-процессуальном законодательстве механизма освобождения обвиняемого от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям (статья 30 Уголовно-процессуального кодекса) [6, с. 28]. Не секрет, что на практике освобождение от уголовной ответственности по основаниям, предусмотренным статьями 20, 86, 87, 88, 88-1 и 89 Уголовного кодекса, зачастую является результатом неофициальной сделки между органом уголовного преследования и стороной защиты, причем последствия такой сделки для обвиняемого могут быть существенно привлекательнее тех, которые предлагаются в законопроекте применительно к результатам реализации досудебного соглашения о сотрудничестве [9, с. 74]. Важное значение приобретает и вопрос о субъектах досудебного соглашения о сотрудничестве, поскольку надлежащее определение его сторон позволяет соотнести обязательства, которые на них возлагаются, с их полномочиями в уголовном процессе, а также выработать действенные гарантии прав как участников соглашения, так и иных лиц, интересы которых так или иначе затрагиваются согласительной процедурой. При этом, по мнению авторов, особую актуальность приобретает вопрос об участии в досудебном соглашении о сотрудничестве потерпевшего и гражданского истца. С одной стороны, все производство по уголовному делу направлено в том числе на возмещение или иное заглаживание вреда, причиненного преступлением. С другой, ни потерпевший, ни гражданский истец не могут брать на себя какие-либо обязательства в рамках досудебного соглашения, поскольку их участие в уголовном процессе в данном случае носит пассивный 182 характер, и они заинтересованы главным образом в восстановлении своих нарушенных прав, что обязан обеспечить орган уголовного преследования [10, с. 20]. По мнению авторов, прокурор в силу ряда факторов обязан принять меры к предварительному получению согласия данных субъектов на заключение досудебного соглашения, каковое будет служить гарантией соблюдения прав и законных интересов названных участников уголовного процесса. Перечисленные, а также иные проблемы, связанные с предлагаемой инкорпорацией в уголовно-процессуальное законодательство Республики Беларусь института досудебного соглашения о сотрудничестве, по мнению автора, могут быть решены на стадии принятия законопроекта, а в случае его принятия – на основе практических результатов применения соответствующих правовых норм. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. NewmanD.J. Conviction: The Determinationof GuiltorInnocence Without Trial / D.J. Newman // Little, Brown, 1996. – 192 p. 2. Головко Л. В. «Альтернативы уголовному преследованию в современном праве» / Л. В. Головко. – СПб. : Юрид. центр Пресс, 2002. – 318 с. 3. Калиновский К. Б. Основные виды уголовного судопроизводства : учеб. пособие / К. Б. Калиновский. – СПб. : Изд-во Юрид. ин-та, 2002. – 289 с. 4. Николайчик В. М. Уголовное правосудие в США / В. М. Николайчик. – М. : РАН : Ин-т США и Канады, 1995. – 318 с. 5. Строгович М. С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе / М. С. Строгович. – М. : АН СССР, 1951. – 420 с. 6. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Беларусь. – Минск : Амалфея, 2008. – 528 с. 7. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. – СПб. : Юрид. центр Пресс, 2002. – 631 с. 8. Уголовно-процессуальный кодекс Украины. – Минск : БГУ, 2013. – 574 с. 9. Уголовный кодекс Республики Беларусь. – Минск : Амалфея, 2008. – 544 с. 10. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства / И. Я. Фойницкий. – СПб. : Альфа, 1996. – 376 с. 11. Шилин Д. В. Об альтернативах уголовному преследованию [Электронный ресурс] / Д. В. Шилин. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». Информация об авторах Пурс Алексей Геннадьевич – кандидат юридических наук, доцент, адвокат, управляющий партнер адвокатского бюро «Пурс и партнеры», 220004, г. Минск, пр-т Победителей, д. 23/1, оф. 710А, e-mail: purs-partners@mail.ru. Иванов Сергей Валерьевич – помощник адвоката, адвокатское бюро «Пурс и партнеры», 220004, г. Минск, пр-т Победителей, д. 23/1, оф. 710А, email: purs-partners@mail.ru. 183 Information about the authors Purs Aleksey Gennadyevitch – Doctor of Law, assistant professor, lawer, managing partner of Law bureau «Purs and Partners», Pobediteley pr., 23\1-710A, Republic of Belarus, Minsk, 220004, e-mail: purs-partners@mail.ru. Ivanov Sergey Valeryevitch – associate lawer of Law bureau «Purs and Partners», Pobediteley pr., 23\1-710A, Republic of Belarus, Minsk, 220004, e-mail: purs-partners@mail.ru. УДК 343.139 ББК 67.7 А.А. Рукавишникова О СООТВЕТСТВИИ ПРИНЦИПУ ПРАВОВОЙ ОПРЕДЕЛЕННОСТИ ВОЗОБНОВЛЕНИЯ ПРОИЗВОДСТВА ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ ВВИДУ НОВЫХ И ВНОВЬ ОТКРЫВШИХСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ПО УПК РФ В статье исследуется процедура возобновления производства по уголовному делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств на предмет ее соответствия принципу правовой определенности, в том виде, как он трактуется в решениях Европейского Суда по правам человека. Ключевые слова: возобновление производства по уголовному делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств, принцип правовой определенности, основания возобновления производства, новые и вновь открывшиеся обстоятельства. А.А. Rukavishnikova ON THE PRINCIPLE OF LEGAL CERTAINTY UNDER RESTORATION OF CRIMINAL PROCEEDINGS DUE TO NEW AND NEWLY DISCOVERED (REOPENED) CIRCUMSTANCES CODE OF CRIMINAL PROCEDURE OF THE RUSSIAN FEDERATION This article explores the procedure for resuming the criminal proceedings because of new and newly discovered (reopened) circumstances in its compliance with the principle of legal certainty, in the form in which it is treated in the decisions of the European Court of Human Rights. Keywords: reopening of the criminal proceedings because of new and newly discovered circumstances, the principle of legal certainty, the resumption of production base, new and newly discovered facts. 184 Европейский Суд по правам человека в своих решениях напоминает, что целью статьи 4 Протокола № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 22 ноября 1984 года [4] является запрет на повторное рассмотрение уголовного дела, которое завершилось принятием окончательного решения (признаками которого является, во-первых, итоговая разрешенность уголовного дела с фактической стороны и, во-вторых, невозможность обжалования такого решения по делу в рамках обычных процедур). При этом Европейский Суд по правам человека отмечает, что существование окончательного решения не препятствует повторному рассмотрению дела, если, в частности, имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах. Пересмотр в порядке возобновления производства по делу (как экстраординарное средство защиты) представляет собой форму продолжения предыдущего производства и, соответственно, рассматривается как особый вид повторного рассмотрения, а не повторного осуждения [8; 9]. Социальная и правовая ценность окончательного судебного решения заключается в том, что оно определяет своим содержанием будущую модель поведения участников спорного уголовного правоотношения. Именно устойчивое содержание позволяет видеть и предвидеть свое правовое положение в обществе на период, установленный в судебном решении, планировать и организовывать свою жизнь. Устойчивость судебное решение приобретает именно с момента придания ему свойства окончательности. Обеспечение государством за счет законодательных процессуальных конструкций окончательности решения судов во многом является залогом состояния правовой стабильности, определенности, упорядоченности общественных отношений и, как следствие, обеспечением режима законности и правопорядка. Однако Европейский Суд в своих решениях не отрицает возможности поколебать окончательное судебное решение, но в строго ограниченных пределах, как исключение из общего правила, и только соблюдение этих пределов может обеспечивать сохранение состояния «правовой определенности», которая рассматривается им как проявление одного из признаков принципа «верховенства права». Европейский Суд по правам человека предъявляет ряд требований, которым должна отвечать процедура возобновления производства по делу, где уже вынесено окончательное решение. Условно их можно разделить на две группы: те требования, которым должны отвечать все процедуры, где предметом пересмотра является окончательное решение суда; те требования, которым должна отвечать именно процедура возобновления производств по делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств. К первой группе требований относятся следующие: пересмотр не должен быть организован таким образом, чтобы инициатива в возбуждении пересмотра окончательного решения была бы отнесена к дискреционным полномочиям должностных лиц; пересмотр окончательного судебного решения должен содержать четкие временные пределы; для пересмотра окончательных решений должны быть предусмотрены индивидуальные основания, «перевешивающие» по своему значению правовую определенность и, не носящие «предполагаемый» характер; пересмотр окончательного решения оправдательного характера должен носить более узкие, специфические основания и условия. 185 Следует отметить, что в целом, анализируя положение гл. 49 УПК РФ, можно сделать вывод, что законодатель воплотил в правовую регламентацию процедуры возобновления производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств те требования, которым должна соответствовать экстраординарная процедура пересмотра окончательного решения по делу. Так, закреплены специальные основания возникновения данного производства (отличные и от оснований апелляционного, и от кассационного и надзорного производств; установлены специальные условия и сроки возобновления производства ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств в сторону, ухудшающую положение осужденного или оправданного. Однако при этом остались и не решенными отдельные вопросы. Так, в силу того, что инициатором возбуждения производства по уголовному делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств в соответствии со ст. 415 УПК РФ, в конечном итоге, выступают должностные лица (прокурор, Председатель Верховного Суда РФ), участникам процесса (что в большей степени касается участников, не обладающих властными полномочиями), должно быть предоставлено и обеспечено право на обжалование таких решений должностных лиц, в которых выражаются их дискреционные полномочия. При этом должностные лица могут выносить следующие виды решений: постановление о возбуждении соответствующего производства; постановление об отказе в возбуждении производства; постановление о направлении уголовного дела со своим заключением в суд; постановление о прекращении возбужденного производства и отказе в передаче в суд. Только в отношении последнего решения прокурора в п. 3 ст. 416 УПК РФ прямо закреплена возможность заинтересованных лиц на его обжалование в суд, который правомочен решать вопрос о возобновлении производства ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств. Однако процессуальный закон не указывает, в каком порядке проверяется данное решение: является ли он специфическим или укладывается в рамки ст. 125 УПК РФ (как обжалование решения, вынесенного в рамках досудебного этапа и затрудняющее доступ к правосудию). Следует отметить, что вопрос о порядке обжалования таких решений был предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ. Последний разъяснил, что постановление об отказе в возбуждении производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств может быть обжаловано в порядке ст. 125 УПК РФ в районный суд, а постановление о прекращении такого производства – в рамках специфической процедуры, предусмотренной ч. 3 ст. 416 УПК РФ. Отличительный характер процедур обжалования таких решений связывается Конституционным Судом РФ с особенностями каждого из этапов рассматриваемого производства, различием в характере разрешаемых вопросов, процессуальных актах, в объеме исследованной фактической информации, степени обоснованности выводов [1]. Верховный Суд РФ также подтвердил возможность обжалования постановления прокурора об отказе в возбуждении производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств и, кроме того, закрепил, что обжалование осуществляется в соответствии с требованиями ст. 125 УПК РФ [2]. 186 Помимо этого следует согласиться с высказанной позицией Конституционного Суда РФ (хотя и высказана она применительно к регулированию рассматриваемого вида производства в рамках гражданского процесса) о том, что возможность обжалования должна быть предусмотрена и для решения суда об отклонении заключения прокурора. Так, в Постановлении Конституционного Суда РФ отмечено, что «институциональные и процедурные условия пересмотра ошибочных судебных актов, во всяком случае, должны отвечать требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты, прозрачности осуществления правосудия, исключать возможность затягивания или необоснованного возобновления судебного разбирательства и тем самым обеспечивать справедливость судебного решения и вместе с тем – правовую определенность, включая признание законной силы судебных решений, их неопровержимости, без чего недостижим баланс публично-правовых и частноправовых интересов» [3]. Следует отметить, что закрепление на уровне УПК РФ возможности обжалования рассмотренных выше решений должностных лиц, позволит восстановить баланс между возможностью первыми реализовывать свои дискреционные полномочия, и правом заинтересованных лиц добиваться возобновления производства по делу и восстанавливать свои нарушенные права и свободы. Ко второй группе требований относятся требования, которым непосредственно должна отвечать процедура возобновления производства ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств и здесь особое внимание отводится основаниям возобновления производства по делу. Так, в своих решениях Европейский Суд по правам человека выделяет следующие признаки таких оснований: во-первых, есть доказательства обстоятельств как юридического, так и фактического характера, которые прежде были не доступные для применения (возникли или были обнаружены после вынесения окончательного решения); во-вторых, доказательства должны привести к другому результату судебного разбирательства [5]. Европейский Суд по правам человека дает понятие вновь открывшихся обстоятельств: имеющие отношение к делу, существующие во время судебного разбирательства, скрытые от судьи, и ставшие известными только после судебного разбирательства и новых обстоятельств, – это обстоятельства, имеющие отношение к делу, но которые впервые возникают только после судебного разбирательства [5; 6] В соответствии со ст. 413 УПК РФ предусматривается исчерпывающий круг вновь открывшихся обстоятельств и открытый перечень новых обстоятельств. Эти обстоятельства специфичны по своей природе и действительно свидетельствуют об уникальности процедуры возобновления. Можно критиковать законодателя в части того, что для пересмотра окончательного решения в порядке возобновления установлен (применительно к новым обстоятельствам) открытый перечень, что потенциально способно создать угрозу для правовой определенности, однако, создать казуистичный перечень таких оснований в силу развития общественных отношений представляется невозможным. Кроме того, пространная формулировка «иные новые обстоятель 187 ства» ограничена теми критериями, которые заложены в понятии новых обстоятельств, данном п. 2 ч. 2 ст. 413 УПК РФ. Следует отметить, что Европейский Суд по правам человека особо обращает внимание на осторожность применения новых обстоятельств, предусмотренных пп. 1, 2 ч. 4 ст. 413 УПК РФ, когда речь идет о применении норм, имеющих обратную силу и влияющих на судебное разрешение, особенно в тех случаях, где одной из сторон спора является государство [7]. Представляется, что здесь необходимо учитывать тот факт, что наличие таких обстоятельств прежде всего связано с виной самого государства, которое не обеспечило своевременного и эффективного нормоконтроля внутригосударственными средствами и позволило существование и применение норм таких законов. Поэтому пересмотр судебных решений, в основе которых лежит применение положений таких законов, не может и не должно повлечь ухудшение положения заинтересованных лиц. Представляется, что этот вопрос требует законодательной проработки. Кроме того, думается, что основания, предусмотренные пп. 1, 2 ч. 4 ст. 413 УПК РФ свидетельствуют о незаконности судебного решения и должны служить юридическим обоснованием возникновения надзорного производства, а не возобновления производства по уголовному делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств. Представляется, что вышеуказанные предложения позволят более последовательно обеспечить правовую определенность, в которой в равной мере заинтересованы и государство, и общество в целом. Возобновление производства по уголовному делу ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств призвано выполнять свои специфические задачи в системе устранения судебной ошибки в широком ее понимании. Однако, в силу того, что предметом оценки выступает окончательное судебное решение (воспринятое обществом и выступившее регулятором отношений) как средство обеспечения правовой определенности, сама процедура возобновления не должна содержать потенциальной опасности для последней. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб гражданина Фролова Л.Б. на нарушения его конституционных прав положениями части первой статьи 125, пункта 3 части четвертой статьи 416 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, части первой и второй статьи 79 Федерального Конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» [Электронный ресурс] : определение Конституционного Суда РФ от 04.12.2007 г. № 962 – О-О. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 2. О практике рассмотрения судами жалобам в порядке статьи 125 Уголовно-процессуального кодекса российской Федерации [Электронный ресурс] : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2009 года № 1. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 3. По делу о проверке конституционности части второй статьи 397 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с 188 жалобами граждан И.В. Амосовой, Т.Т. Васильевой, К.Н. Жестковой и других [Электронный ресурс] : постановление Конституционного Суда РФ от 19.03.2010 № 7-П». – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 4. Протокол № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 22 ноября 1984 года [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 5. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Ведерникова против Российской Федерации» от 12.07.2007 г. (Жалоба № 25580/02) [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 6. Постановление Европейского суда по правам человека по делу «Пшеничный против Российской Федерации» от 14.02.2008 г. (Жалоба № 30422/03) [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 7. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Праведная против Российской Федерации» от 18.11.2004 г. (Жалоба 69529/01) [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 8. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Никитин против Российской Федерации от 20.07.2004 г. (Жалоба 50178/99) [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». 9. Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Сергей Золотухин против Российской Федерации от 10.02.2009 г. (Жалоба 14939/03) [Электронный ресурс]. – Доступ из СПС «Консультант Плюс». Информация об авторе Рукавишникова Анастасия Анатольевна – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса, прокурорского надзора и правоохранительной деятельности Юридического Института Национального исследовательского Томского государственного университета, 634050, г. Томск, Московский тракт, e-mail: satsana@yandex.ru. Information about the author Rukavishnikova Anastasia Anatolyevna – the master of law, associate professor, associate professor at the Department of criminal proceedings and the prosecutor's supervision and enforcement of the Law Institute of the National Research Tomsk State University, 634050 Tomsk region, Tomsk, Moscovskii av., e-mail: satsana@yandex.ru. 189 УДК 343.1 ББК67.52 Т.К. Рябинина А.А. Козявин ИТОГИ СУДЕБНЫХ РЕФОРМ В РОССИИ XIX И XXI ВЕКОВ И ИХ РОЛЬ В РЕШЕНИИ ПРОБЛЕМ ПРЕДЕЛОВ СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ В статье охарактеризованы порядок реализации и ключевые итоги судебно-правовых реформ, предпринятых в России в середине XIX и в конце XX веков и воплощенных в Судебные Уставы 1864 года и Уголовно-процессуальный кодекс России 2001 года. Обосновывается уникальное сходство реформ, несмотря на очевидное различие исторических этапов в развитии отечественного государства, правосудия и уголовного судопроизводства. Приводятся аргументы в пользу признания большей результативности и несопоставимой структурной логичности Судебных Уставов 1864 года по сравнению с уголовнопроцессуальным правом современной России, делаются выводы о тождественности судьбы этих реформ, а также обосновывается возможность использования дореволюционного российского опыта в разрешении проблемы пределов судебного разбирательства, связанной с необходимостью предъявления подсудимому более тяжкого обвинения. Ключевые слова: судебно-правовая реформа, Судебные Уставы 1864 года, уголовное судопроизводство, уголовно-процессуальное законодательство, пределы судебного разбирательства. T.K. Ryabinina A.A. Kozyavin THE RESULTS OF THE RUSSIAN JUDICIAL REFORMS, UNDERTAKEN IN THE 19TH AND THE 21ST CENTURIES AND THEIR ROLE IN SOLVING THE PROBLEMS OF SCOPE OF THE TRIAL IN CRIMINAL PROCEEDINGS The article describes the way of realization and the key results of the judicial reforms which were undertaken in Russia in the middle of the XIX-th and at the end of XX-th century and were adopted in the Judicial Statutes of the year 1864 and in the Russian Federation Code of Criminal Procedure of the year 2001. Author substantiates the unique similarity of the reforms, despite their obvious difference from the position of the historical stage of development of the Russian national state, justice and criminal proceedings. Then the specific arguments are given to prove the fact that the Judicial Statutes of the year 1864 should be recognized as more effective and incommensurably logic from the position of its structure then the criminal procedure law of modern Russia, as well as conclusions about the identity of these reforms’ fate are made. Furthermore, the authors substantiate that it’s possible to use 190 the Russian pre-revolutionary experience to solve the problem of scope of the trial, which is caused by the necessity to present a more serious charge to the defendant. Keywords: Judicial Reform, Judicial Statutes of the year 1864, Criminal Proceedings, Criminal Procedure Law, Scope of the Trial. Оценивая ход судебно-правовых реформ XIX и конца XX веков и внедрение их положений в жизнь, следует вспомнить об удивительной повторяемости истории. Дело в том, что, начавшись с радужных приветствий со стороны большей части юридической общественности, обе реформы, несмотря на очевидные успехи, позволяющие их назвать движением вперед, или, по крайней мере, не признать безрезультатными или ошибочными, столкнулись с самого начала набиравшим силу противодействием. Основным аргументом в пользу отступления от ключевых положений судебно-правовой реформы и тогда и сегодня является несоответствие новых процессуальных форм менталитету российского народа, его правовым традициям, а также конкретному историческому моменту и его общегосударственным задачам. Так мотивировал необходимость контрреформ в объяснительной записке министр юстиции Российской Империи Н.В. Муравьев [1, с. 65], таковы же и доводы современных ученых-процессуалистов, политических деятелей и руководителей государственных органов и служб [12]. Если бы стояла задача кратко сформулировать главное и общее завоевание обеих судебно-правовых реформ, то при всем субъективизме собственного суждения можно было бы смело назвать небывалый рост юридической активности и юридического самосознания населения страны. Именно эти два явления позволили и в XIX веке, и на рубеже тысячелетий существенно поднять престиж юридической профессии, дать мощнейший толчок к развитию института адвокатуры и всей системы судебной защиты прав личности. И это в равной степени хоть и в разных масштабах характеризует обе судебно-правовые реформы. В остальном же следует признать, что Судебные Уставы 1864 года оказались куда более продуктивными с точки зрения свершения процессуальной революции в отечественном уголовном судопроизводстве, нежели реформа конца XX – начала XXI века. Конечно, переход от позднесредневекового розыскного уголовного процесса в XIX веке к смешанному не может не быть более ярким событием, чем пусть и принципиальная, но все же модернизация советского смешанного уголовного процесса до смешанного нового российского. Тем не менее, создается стойкое убеждение, что проведенные в самодержавной России преобразования оставили нам процессуальное наследие «на века», а вот новеллы Уголовнопроцессуального кодекса России 2001 года могут не прожить и 20–30 лет. Так, в современном уголовном процессе были возрождены институты мировой юстиции и суд присяжных, которые были учреждены именно в XIX веке, да и организация следственной и прокурорской деятельности в основе своей корнями уходит в Уставы 1864 года. И связано это с тем, что при всех недостатках и компромиссных решениях, которых нельзя было избежать в ходе подготовки и утверждения Судебных Уставов, у реформы 1864 года была стройная логическая структура, суть которой – уголовное преследование организационно не может корректировать объективное познание обстоятельств со 191 вершенного преступления и воздействовать на власть судебную. Отсюда возникает институт именно судебного следователя, пусть и с известными издержками, объективного и беспристрастного, которому, разумеется, можно доверить такую цель уголовного процесса, как достижение пресловутой объективной истины по делу. При этом ему не мешают чрезмерные формально-юридические барьеры в процессе доказывания или в системе стадий уголовного процесса, нет даже стадии возбуждения уголовного дела, хотя водораздел между полицейской и процессуальной следственной деятельностью уже ощутим. В то же время логично, что в уголовном процессе самодержавной России при ее особом внимании к публичности сферы борьбы с преступностью не применяются никакие элементы концепции «уголовного иска», вроде сделок о признании вины или целесообразности уголовного преследования. Современный же уголовный процесс, будучи результатом реформы 90-х годов XX века, как раз прослыл образцом противоречивости, эклектичности и непоследовательного внедрения идей концепции «уголовного иска» в традиционную (еще с дореволюционных времен) ткань уголовно-процессуальной формы, нацеленной на достижение объективной истины. В результате, демократические принципы, соответствующие этой концепции, обреченно увязли в старой структуре досудебного производства и уголовно-процессуального доказывания, характерной для парадигмы «объективная истина». Вот почему среди предложений по совершенствованию действующего уголовно-процессуального права к числу наиболее обсуждаемых в науке относятся объективная истина и гарантии ее установления [4, с. 5–287], отказ от стадии возбуждения уголовного дела [2, с. 16–17] (а первый шаг на данном пути в марте 2013 года был сделан), а также возрождение института судебного следователя [10, с. 17–21; 11, с. 10– 13]. Опять же странно, что когда данные предложения облекаются в форму законодательной инициативы, они нелогично друг друга не предполагают [8]. В какой-то степени этой же тенденции соответствуют и направления совершенствования действующего уголовно-процессуального законодательства, по которым осуществляют свою работу российский законодатель и Конституционный Суд. Так, в 2003 году впервые с момента реформы расширены основания для возвращения уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УПК России, в 2008 и 2013 году состоялось очередное их расширение. Фактически был реанимирован институт возвращения уголовного дела из суда для производства дополнительного расследования, весьма популярный среди ученыхпроцессуалистов и практиков [3, с. 99–100; 5, с. 96–100; 6; 7, с. 135–136], в том числе и в целях предъявить обвиняемому более тяжкое обвинение, в том числе и по инициативе суда, как неожиданно и наперекор ранее сформулированным правовым позициям указал Конституционный Суд [9]. Более того, буквальное толкование последней из высказанных Конституционным Судом правовых позиций позволяет утверждать, что изменять подсудимому обвинение на более тяжкое предпочтительнее именно в суде. В такой процессуальной форме устранения ошибок предварительного расследования, на наш взгляд, нет ничего предосудительного и недемократического (пожалуй, за исключением ничем не ограниченной инициативы суда), ибо такой опыт можно найти в уголовно 192 процессуальных системах стран континентальной Европы и даже на постсоветском пространстве. Имеет этот процессуальный порядок опору и на правовое наследие Судебных Уставов 1864 года. Так, в соответствии с Уставом уголовного судопроизводства пределы судебного следствия определялись обвинительным актом или жалобой частного обвинителя, в которых точно указывались обвиняемое лицо и деяние, ему вменяемое. В отличие от предварительного следствия окончательное производство в суде никогда не могло направиться против лиц, в акте или жалобе не поименованных, за исключением дел, рассматриваемых местными единоличными (мировыми) судьями, когда судья мог по собственному усмотрению привлечь к ответственности новых лиц [13, с. 432]. Как писал И.Я. Фойницкий, «обвинительный акт для окончательного производства представляется лишь канвой, на которой может быть нарисован разный рисунок» [13, с. 432]. Поэтому для суда, кроме обвинительного акта, имело значение и судебное состязание, т. е. судебное следствие и прения сторон, и особенно, если ими изменялись выводы обвинительного акта и возводилось на привлеченного к ответственности подсудимого иное обвинение, обвинительным актом не предусмотренное. Суд должен был решать вопрос о виновности подсудимого, не будучи связан ни сознанием последнего, ни отказом обвинителя от поддержания обвинения, исключительно по внутреннему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела [14, с. 792]. Чем объясняется такая неограниченная судебная власть? А тем, что российская судебная реформа XIX века за образец взяла не англосаксонскую систему уголовного процесса, ограничивающую производство дела пределами, намеченными обвинением, а французскую, в соответствии с которой с момента поступления дела в суд последний становился его хозяином и мог исследовать его во всех направлениях, не стесняясь указанными обвинителем пределами ни в отношении лиц, ни в отношении вменяемых им деяний, что в свою очередь вытекало из задачи суда открыть материальную истину [13, с. 46–47]. Так, в «Основных положениях уголовного судопроизводства», являющихся как бы краткой объяснительной запиской к Уставу уголовного судопроизводства, четко указывалось: «Цель уголовного судопроизводства есть обнаружение так называемой материальной истины относительно происшествия или деяния, признаваемого преступным, и наказание действительно виновного в совершении преступления или проступка» [14, с. 750]. Поскольку обнаружение материальной истины в процессуальной науке связывалось с защитой публичных интересов, а не частных, в первую очередь права на защиту от непредвиденных изменений обвинения, именно эта концепция и отпугнула современных реформаторов, которые, как уже отмечалось, отдали приоритет защите личного, а не публичного интереса, и, поэтому, видимо, не воспользовались предложенной еще Уставом уголовного судопроизводства процедурой по изменению обвинения. Так, при усилении обвинения судебным следствием и заключительными прениями суд мог принять одно из двух решений: 1) дело обратить вновь к пред 193 варительному следствию и к составлению нового обвинительного акта, в случае если установлены обстоятельства, изменяющие не только квалификацию, но и фактический состав деяния, указывая на виновность подсудимого в ином деянии; 2) дело слушать по прежнему обвинительному акту с правом сторон просить об отсрочке для приготовления к состязанию по вновь открывшимся обстоятельствам, при изменении одной лишь юридической квалификации обвинения. При этом председатель предупреждал подсудимого о последствиях изменения обвинения, с отметкой в протоколе заседания, и если он требовал дать ему время приготовиться к защите, то в этих целях по определению суда могло быть приостановлено производство по делу. Если подсудимый не требовал этого, то суд мог продолжить рассмотрение дела, не откладывая заседания. Таким образом, именно исторический опыт разрешения проблемы пределов судебного заседания оказался востребованным и на данном этапе развития отечественного уголовного процесса. В отличие от Судебных Уставов 1864 года, сохранивших свою силу и значимость в большинстве тех сфер, которые не касались государственного самодержавного строя, и упраздненных лишь в результате тотального социального потрясения – Октябрьской революции 1917 года, российская судебноправовая реформа XXI века, все более усугубляя разрыв между декларированными принципами и реальной уголовно-процессуальной деятельностью, вряд ли оставит потомкам какое-либо оригинальное правовое наследие. Пожалуй, лишь одна процедура в современном российском уголовном процессе, если проанализировать практику, действительно удалась – это особый порядок судебного разбирательства в порядке главы 40 УПК России, столь активно практикующийся в российской судебной системе. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Высочайше учрежденная комиссия для пересмотра законоположений по судебной части : объяснительная записка к проекту новой редакции учреждения судебных установлений. – СПб. : Сенат. Тип., 1900. – Т. 1. – 95 с. 2. Гаврилов Б. Я. Влияние уголовно-процессуального законодательства на состояние борьбы с преступностью: цифры и факты / Б. Я. Гаврилов // Уголовно-процессуальное законодательство в современных условиях: проблемы теории и практики : сб. ст. – М. : Волтерс Клувер, 2010. – С. 15–23. 3. Давыдов В. А. Пересмотр в порядке надзора судебных решений по уголовным делам: производство в надзорной инстанции : науч.-практ. пособие / В. А. Давыдов. – М. : Волтерс Клувер, 2006. – 280 с. 4. Дискуссионная трибуна // Библиотека криминалиста. – 2012. – № 4. – С. 5. 5. Кальницкий В. В. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации по вопросу возвращения уголовного дела в досудебное производство / В. В. Кальницкий, Т. В. Куряхова // Уголовное право. –2009. – № 4. – С. 96–100. 6. Кальницкий В. В. Существо и порядок реализации позиции Конституционного Суда России по вопросу о возвращении дела прокурору для 194 усиления обвинения [Электронный ресурс] / В. В. Кальницкий, Т. В. Куряхова. – Режим доступа: http://www.iuaj.net/node/1409 (дата обращения 24.05.2014 г.). 7. Лукожев Х. М. Возвращение уголовного дела для дополнительного расследования / Х. М. Лукожев // Научные труды. РАЮН : в 3 т. Т. 3. – М. : Юрист, 2005. – Вып. 5. – С. 135–136. 8. Обсуждение законопроектов: проект федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу» [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.sledcom.ru/discussions/? SID=3551 (дата обращения 24.05.2014 г.). 9. По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Республики Узбекистан Б. Т. Гадаева и запросом Курганского областного суда : постановление Конституционного Суда России от 02.07.2013 г. № 16-П // Российская газета. – 2013. – 12 июля. 10. Рябинина Т. К. Следственный комитет или судебный следователь / Т. К. Рябинина // Уголовное судопроизводство. – 2011. – № 1. – С. 17–21. 11. Рябинина Т. К. Системные противоречия процессуальной формы предварительного расследования и пути их разрешения / Т. К. Рябинина, А. А. Козявин // Российский следователь. – 2009. – № 21. – С. 10–13. 12. Судьям предложат не полагаться на позиции прокуроров и адвокатов [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.rbcdaily.ru/society/ 562949990413884 (дата обращения 24.05.2014 г.) 13. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства / И. Я. Фойницкий. – СПб. : Альфа, 1996. – Т. 2. – 607 с. 14. Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права / М. А. Чельцов-Бебутов. – СПб. : Равена : Альфа, 1995. – 846 с. Информация об авторах Рябинина Татьяна Кимовна – кандидат юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий кафедрой уголовного процесса и криминалистики, Юго-Западный государственный университет, 305040, г. Курск, ул. 50 лет Октября, д. 94, e-mail: law_kstu@list.ru. Козявин Андрей Александрович – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса, Юго-Западный государственный университет, 305040, г. Курск, ул. 50 лет Октября, д. 94, e-mail: koziavin@mail.ru. Information about the authors Ryabinina Tatyana Kimovna – Candidate of Law, Professor, Honoured Lawyer of the Russian Federation, Head of the Criminal Procedure and Criminalistics Department, South-West State University, 50 Let Oktyabrya st., 94, Kursk, 305040, e-mail: law_kstu@list.ru. 195 Kozyavin Andrey Aleksandrovich – Candidate of Law, Associate Professor, Associate Professor in the Criminal Procedure and Criminalistics Department, SouthWest State University, 50 Let Oktyabrya st., 94, Kursk, 305040, e-mail: koziavin@mail.ru. УДК 3-343.14(470) ББК 67.411 Е.В. Рябцева ПРОПОРЦИОНАЛЬНОСТЬ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ СПРАВЕДЛИВОГО БАЛАНСА ИНТЕРЕСОВ В работе анализируется правовая природа пропорциональности через призму справедливого баланса интересов участников уголовно-процессуальных отношений. Проводится классификация пропорциональности на меритократическую пропорциональность и аффирмативную пропорциональность на основании установления баланса интересов. Ключевые слова: принцип пропорциональности, справедливость, категория преступлений, баланс интересов. E.V. Ryabtseva PROPORTIONALITY IN CRIMINAL LEGAL PROCEEDINGS THROUGH THE PRISM OF FAIR BALANCE OF INTERESTS In work the legal nature of proportionality through a prism of fair balance of interests of participants of the criminal procedure relations is analyzed. Proportionality classification on meritokratichesky proportionality and affirmativny proportionality on the basis of establishment of balance of interests is carried out. Keywords: principle of proportionality, justice, category of crimes, balance of interests. Справедливое – это пропорциональное, несправедливое – то, что нарушает пропорциональность. Аристотель Принцип пропорциональности обеспечивает баланс между правами законными интересами различных субъектов общественных отношений. В этом контексте пропорциональность представляет собой некий стандарт, характеризующий определенные правоотношения, в том числе в сфере уголовного судопроизводства. Такой подход к определению правовой природы пропорциональности не является новым. Еще древнегреческий философ Аристотель признавал, что пропорциональность – не просто некое отдельное понятие. Пропорциональность 196 требует и некой меры, которая использовалась бы при распределении благ и определении вознаграждения за заслуги. Когда в обществе распределяются слава, деньги и другие блага, представляющие собой вознаграждение за заслуги, Аристотель полагал, что эти блага должны быть соразмерны заслугам; в случае, если имеет место сделка, он призывал к тому, чтобы одна сторона отдавала и получала пропорционально тому, что получает и отдает другая. Если один человек обкрадывает другого или причиняет ему физический ущерб, Аристотель рассматривал это как недобровольную сделку; в этом случае ущерб, а также его возмещение либо назначаемое наказание должны быть соизмеримы. «Зло за зло… добро за добро». В качестве меры соразмерности и средством ее стоимостной оценки должны служить, по мнению философа, деньги, которые позволяют определить, что в действительности каждая из сторон получает в результате сделки. Деньги должны стать мерилом и средством уравновешивания нанесенного в результате преступлений вреда и возмещения причиняемого ими ущерба или служить для определения масштаба наказания. Недостаточно заставить лицо, совершившее преступление, понести наказание за то, что он совершил. Необходимо принять во внимание обстоятельства, в которых лицо совершило преступление, а также психическое состояние, в котором это лицо совершило преступление. Но, хотя выполнение этих требований может оказаться сложным, Аристотель полагал, что пропорциональная мера может быть найдена и применена. С точки зрения современного исследователя Х. Перельмана, пропорциональность также связана со справедливостью, разница лишь в определении критерия для оценки справедливости: справедливость требует воздавать каждому по его заслугам, труду, потребностям либо по положению в обществе. Таким образом, подходы к пропорциональности отличаются в зависимости от критерия, с которым должны согласовываться блага, получаемые индивидом. Например, некоторые ученые предлагают распределять блага согласно юридическим правам, принадлежащим членам общества, перемещают фокус на определение того, какие права могут считаться справедливыми. Однако все исследователи справедливости солидарны в том, что соотношение распределения благ должно быть пропорциональным [1]. Анализ различных аспектов пропорциональности через определение справедливого баланса распределения благ позволяет выделить следующие виды пропорциональности: I. Меритократическая пропорциональность, в основе которой находится справедливость, воздаваемая по заслугам. Меритократическая пропорциональность определяет то, каким ограничениям и лишениям может быть подвергнуто лицо, в отношении которого ведется уголовное преследование, исходя из тяжести совершенного преступления, личности подозреваемого (обвиняемого) и других обстоятельств дела. Меритократическая пропорциональность служит основой для применения мер процессуального принуждения: 1. При решение вопроса об избрании конкретной меры пресечения. Меры пресечения избираются с учетом тяжести совершенного преступления (статья 99 УПК РФ «Обстоятельства, учитываемые при избрании меры пресечения»). 197 Заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше трех лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (часть 1 статьи 108 УПК РФ). 2. При решении вопроса относительно содержания конкретной меры пресечения. Например, вид и размер залога определяются судом с учетом характера совершенного преступления... При этом по уголовным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести размер залога не может быть менее ста тысяч рублей, а по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях – менее пятисот тысяч рублей (часть 3 Статья 106 УПК РФ «Залог») [3]. Критерием меритократической пропорциональности является совокупность определенных обстоятельств. Прежде всего – это соотношение тяжести совершенного преступления и лишений и ограничений прав участников уголовного судопроизводства. В уголовном процессе ограничения и лишения, которые применяются к лицу, подвергаемого уголовному преследованию (меры процессуального принуждения), форма предварительного расследования (следствие или дознание), вид судебного разбирательства (традиционное судебное разбирательство, упрощенные формы и т. д.) зависят именно от тяжести и характера совершенного преступления. В качестве составляющего критерия пропорциональности здесь также учитываются характеристика личности подозреваемого или обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий и другие обстоятельства. Это правило определено пониманием пропорциональности как принципа, устанавливающего должное соотношение между следующими элементами: между совершенным преступлением, а также личностью виновного, другими обстоятельствами и ограничениями (лишениями), которые должно понести лицо. Согласно этому подходу, решение о пропорциональности требует проведения сравнения преступления и наказания, ограничений, которым подвергается лицо и цель, которую преследуют применяемые ограничения (меры принуждения). II. Аффирмативная пропорциональность, то есть справедливость, исходящая из всеобщего равенства или же восполняющая несправедливость к депремированным в социальном отношении индивидам и их группам. Аффирмативная пропорциональность определяет то, каким образом обеспечивается защита лиц, потерпевших от совершенного преступления, а также лиц, незаконно и необоснованно подвергаемых уголовному преследованию. В этом плане показательным является институт реабилитации, связанный с восстановлением нарушенных прав. Компенсаторные механизмы реабилитации применяются пропорционально тем лишениям и ограничениям, которым незаконно подверглось лицо. Так, при определении размера денежной компенсации морального вреда реабилитированному, судам необходимо учитывать степень и характер физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред, иные заслуживающие внимания обстоятельства, 198 в том числе продолжительность судопроизводства, длительность и условия содержания под стражей, вид исправительного учреждения, в котором лицо отбывало наказание, и другие обстоятельства, имеющие значение при определении размера компенсации морального вреда, а также требования разумности и справедливости. Мотивы принятого решения о компенсации морального вреда должны быть указаны в решении суда (п. 21 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.11.2011 г. № 17 (ред. от 02.04.2013 г.) «О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве») [2]. В данном случае аффирмативная пропорциональность определяет, какие реабилитационные механизмы будут способствовать восстановлению нарушенных прав или соразмерной компенсации, в случае невозможности такого восстановления исходя из определенной совокупности обстоятельств. Критерием аффирмативной пропорциональности является совокупность субъективных (индивидуальные особенности лица, которому причинен вред) и объективных обстоятельств (продолжительность судопроизводства, длительность и условия содержания под стражей, вид исправительного учреждения, в котором лицо отбывало наказание, и другие обстоятельства, имеющие значение при определении размера компенсации морального вреда), которые соотносятся с мерами, применяемыми при реабилитации лица в целях восстановления его нарушенных прав. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Шлинк Б. Баланс и пропорциональность / Б. Шлинк // Сравнительное конституционное обозрение. – 2012. – № 2 (87). – С. 56–76. 2. О практике применения судами норм главы 18 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.11.2011 г. № 17 (ред. от 02.04.2013 г.) // Российская газета. – 2011. – 5 дек. 3. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации Электронный ресурс : федер закон от 18.12.2001 г. № 174-ФЗ (ред. от 03.02.2014 г., с изм. от 18.03.2014 г. – Доступ из ИПС «ГАРАНТ». Информация об авторе Рябцева Екатерина Владимировна – доцент, кандидат юридических наук, доцент, Центральный филиал, Российская академия правосудия (г. Воронеж), e-mail: Rev020680@mail.ru. Information about the author Ryabtseva Ekaterina Vladimirovna – associate professor criminal procedure right Central branch Russian academy of justice (Voronezh), e-mail: Rev020680@mail.ru. 199 УДК 343.13 ББК 67.410.2 И.Г. Смирнова К ВОПРОСУ О ВЫБОРЕ МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРОБЛЕМ КИБЕРПРЕСТУПНОСТИ* В статье предлагается авторское видение концептуальной методологии исследования киберпреступности, в основе которой лежат системная парадигма и структурно-функциональный исследовательский метод. Ключевые слова: уголовное судопроизводство, метод, парадигма, киберпреступность. I.G. Smirnova HOW TO CHOICE THE BEST RESEARCH METHODOLOGY OF CYBERCRIME This article includes the author's vision of conceptual methodology of research of cybercrime. Such methodology consists of the system paradigm and a structurally functional research method. Keywords: criminal legal procedure, method, paradigm, cybercrime. Проблемы информационной безопасности, защиты персональных данных, обеспечения сохранности сведений, образующих охраняемую законом тайну и иные аналогичные вопросы вызывают серьезную озабоченность всего мирового сообщества. Развитие средств и способов совершения преступлений требует соответствующей реакции государства в лице его правоохранительных органов на данные факты путем разработки соответствующих закону приемов расследования киберпреступлений. Однако, прежде чем разрабатывать тактические приемы производства по уголовным делам о киберпреступлениях, следует выработать методологические основы исследования киберпреступности как социального явления. Как нельзя лучше актуальность методологии работы отразили М.Ю. Мизулин и Ю.Г. Федулов, которые подчеркнули, что любой крупный современный проект интересен не только с результативной, но и с методологической стороны. При этом метод проекта всегда первичен по отношению к процедуре реализации и исполнения. Именно метод несет в себе общую схему, и он же позволяет в конечном итоге определять эффективность или проблематичность проделанной работы [3, с. 79]. * Материал подготовлен в рамках выполнения проекта «Повышение эффективности уголовного судопроизводства по делам о киберпреступлениях для обеспечения национальной безопасности» в рамках гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых – докторов наук (Конкурс – МД-2014) на 2014–2015 годы (договор № 14.Z56.14.2691-МД). 200 Каковой же должна быть парадигма (совокупность предпосылок для конкретного научного исследования) научного исследования киберпреступлений? К таким предпосылкам могут быть отнесены следующие допущения: – Во-первых, ученые, придерживающиеся одной парадигмы, рассматривают социальную реальность под одним и тем же углом зрения, готовы абстрагироваться от аналогичной группы явлений или вовсе их не рассматривать. – Во-вторых, это использование одинакового или схожего понятийного аппарата. В этой связи представляется крайне актуальным унифицировать терминологический аппарат. Поскольку киберпреступность как явление затрагивает не одно государство, а все мировое сообщество в целом, то многие государства объединяют свои усилия в борьбе с ним. Вместе с тем уголовно-правовое законодательство на территории каждой страны использует свою терминологию; единое понятие киберпреступности отсутствует; нет единой системы преступлений, относящихся к киберпреступлениям. Такое разнообразие правового регулирования на уровне международных актов, а также в рамках национального законодательства не способствует достижению информационной безопасности и нормальному развитию международного сотрудничества по уголовным делам. – В-третьих, к группе предпосылок научного исследования следует присоединить применение одной и той же или родственной методологии для наблюдения, обработки эмпирических данных и формулирования выводов. Следует согласиться с теми авторами, которые рассматривают парадигму как долговременно существующий способ мышления научного сообщества. Особое место среди парадигм по праву занимает системная парадигма, как позволяющая ознакомиться с историческими аспектами становления, развития и смены превалирующих образов научного мышления. Системная парадигма, как и любая иная, должна обладать рядом имманентно присущих ей свойств: 1. Ученый-исследователь изучает систему в целом, а также взаимосвязи между элементами такой системы. Что касается частичного анализа, то он в данном случае выступает лишь инструментом научных изысканий. 2. Системная парадигма не может быть ограничена знаниями одной дисциплины (экономики, политологии, социологии и пр.). Следовательно, наибольшее внимание необходимо уделить взаимодействию различных сфер существования киберпреступности – информационной, социальной, политической, юридической, экономической и т. п. 3. В рамках системной парадигмы особое значение исследователями придается тому, являются ли характеристики функционирования общества системно специфическими или же они обусловлены факторами, непосредственно с деятельностью изучаемой системы не связанными. 4. Системная парадигма опирается на понимание взаимообусловленности существующей организации общества с имевшими место историческими процессами его возникновения и развития. 5. Особый интерес исследователей в рамках системной парадигмы проявляется в отношении глубоких изменений и наиболее серьезных трансформаций. 201 6. Наконец, наиболее типичный для системной парадигмы метод анализа – сравнение, причем на качественном уровне [1, с. 10–12]. Не отрицая в целом справедливость и необходимость такого подхода, полагаем, что большее значение приобретают те результаты исследования, которые основаны на анализе какого-либо явления не только как самостоятельной системы, но и как элемента иной системы, например общества. Указанное в полной мере применимо и к киберпреступности, существование которой вне общества просто немыслимо. В настоящее время можно выделить три основных подхода к научноисследовательской работе: 1. Символически-интерактивный подход – ориентирован на исследование объектов на микроуровне (данная парадигма называется символической, так как рассматривает взаимоотношения людей в малых группах и коллективах с учетом того значения, которое они сами придают своим действиям, а интерактивной – ввиду того, что соответствующие взаимоотношения рассматриваются в различных условиях и обстоятельствах). 2. Социально-конфликтный подход рассматривает объект исследования как систему через призму социального неравенства и возникающих в этой связи конфликтов как имманентно присущих такой системе. Именно конфликты обусловливают и детерминируют социальные изменения и преобразования в обществе. Указанный подход, безусловно, имеет право на существование и, более того, подтвердил свою жизнеспособность. Вместе с тем, полагаю, что данный путь исследования киберпреступности как одного из элементов общественной системы является неприменимым ввиду того, что не вписывается в философский тип правопонимания. Полагаю, наличие конфликта неоспоримо, но не он лежит в основе жизненности систем, а стремление последних к балансу, равновесию, равенству, справедливости, наконец. 3. Наиболее оптимальным является структурно-функциональный подход к исследованию явления как системы взаимосвязанных и взаимодействующих социальных структур, каждая из которых выполняет в нем свою функцию (что в полной мере может быть применено и к уголовному судопроизводству). К числу его основных особенностей можно отнести следующие: – система – это совокупность функционально взаимодействующих частей, функционирующих для поддержания деятельности общества как целого; – система сохраняет устойчивость во времени; – система преимущественно меняется упорядоченным образом [5, с. 256– 262]; – система по своему характеру является социальной, открытой и обладает свойством самоорганизации [2, с. 28]. Указанные особенности будем рассматривать как необходимые допущения при проведении собственно комплексного исследования киберпреступности и соответствующих ей методик расследования. Одним из исследователей методологий изучения систем является В.Д. Могилевский, который отмечает, что решение любой задачи, как представляется на первый взгляд, возможно путем получения как можно большей 202 информации об объекте (т.е. применяется экстенсивный подход), а затем следует «уповать на объективный диалектический закон перехода количества в качество». Вместе с тем, действительно, каждое явление бесконечно информативно, а, во-вторых, в настоящее время отсутствуют четкие критерии эффективной оценки количества информации. Преодоление указанных трудностей возможно путем разделения единой проблемы на составляющие ее более простые задачи, имеющие свои решения [4, с. 43–44]. В силу вышеуказанных причин представляется необходимым исследование аксиологической составляющей: ценностных показателей функционирования такого элемента системы, как уголовное судопроизводство. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Корнаи Я. Системная парадигма / Я. Корнаи // Вопросы экономики. – 2002. – № 5. – С. 10–12. 2. Лесников Г. Ю. Синергетика и теория современной уголовной политики / Г. Ю. Лесников // Современное право. – 2004. – № 3. – С. 28. 3. Мизулин М. Ю. Эвристическое значение проекта «Мониторинг УПК РФ» / М. Ю. Мизулин, Ю. Г. Федулов // Уроки реформы уголовного правосудия в России (по материалам работы Межведомственной рабочей группы по мониторингу УПК РФ и в связи с пятилетием со дня его принятия и введения в действие) : сб. ст. и материалов / отв. ред. А. Е. Лебедев, Е. Б. Мизулина. – М. : Норма, 2007. – С. 79. 4. Могилевский В. Д. Методология систем: вербальный подход / В. Д. Могилевский. – М. : Экономика, 1999. – 251 с. 5. Рузавин Г. И. Методология научного исследования : учеб. пособие для вузов / Г. И. Рузавин. – М. : ЮИТИ-ДАНА, 1999. – 317 с. Информация об авторе Смирнова Ирина Георгиевна – доктор юридических наук, заведующая кафедрой криминалистики и судебных экспертиз, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, e-mail: smirnova-ig@mail.ru. Information about the author Smirnova Irina Georgievna – Doctor of Law, Professor, head of the department of criminalistics and judicial examinations, Baikal National University of Economics and Law, 11, Lenin str., Irkutsk, 664003, e-mail: smirnova-ig@mail.ru. 203 УДК 343.1(470) ББК 67.410.2(2Рос) И.В. Смолькова ПОЛУЧЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ О СОЕДИНЕНИЯХ МЕЖДУ АБОНЕНТАМИ И (ИЛИ) АБОНЕНТСКИМИ УСТРОЙСТВАМИ (ст. 186¹ УПК РФ) – НОВОЕ СЛЕДСТВЕННОЕ ДЕЙСТВИЕ В статье рассматриваются проблемные вопросы производства нового следственного действия – получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами. Ключевые слова: информация, получение информации, абонент, абонентские устройства, тайна связи, тайна телефонных переговоров. I.V. Smolkova OBTAINING INFORMATION ABOUT THE CONNECTIONS BETWEEN SUBSCRIBERS AND (OR) SUBSCRIBER DEVICES (ARTICLE 1861 THE CODE OF CRIMINAL PROCEDURE) – NEW INVESTIGATIVE ACTION The article considers issues of the production of the new investigative actions – information about the connections between subscribers and (or) subscriber devices. Keywords: information, obtaining information, the subscriber, subscriber units, mystery of communications, mystery of telephone conversations. В современных условиях при расследовании многих преступлений достаточно часто возникает вопрос о получении информации о самом факте контакта определенных абонентов. В связи со стремительным развитием мобильной сотовой связи появились совершенно новые формы преступной деятельности: похищение мобильных телефонов; вымогательство по мобильному телефону с предъявлением требований о зачислении на абонентский счет преступника денежных средств за возврат похищенных автомобильных государственных знаков; мошенничество с предложением о выплате денежных сумм, якобы для оказания помощи родственникам, попавшим, например, в дорожно-транспортное происшествие и т. д. Однако длительное время в УПК РФ норма, которая регулировала бы получение такой информации, отсутствовала. На практике проблема получения информации о соединениях между абонентами и абонентскими устройствами решалась довольно противоречиво. Две высшие судебные инстанции заняли прямо противоположные позиции в решении данной проблемы. Так, Конституционный Суд РФ в Определении от 2 октября 2003 г. № 345–О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Советского районного суда города Липецка о проверке конституционности части четвертой статьи 32 Федерального закона от 16 февраля 1995 года «О связи» [3, с. 50] отметил, что 204 «право каждого на тайну телефонных переговоров по своему конституционноправовому смыслу предполагает комплекс действий по защите информации, получаемой по каналам телефонной связи, независимо от времени поступления, степени полноты и содержания сведений, фиксируемых на отдельных этапах ее осуществления. В силу этого информацией, составляющей охраняемую Конституцией Российской Федерации и действующими на территории Российской Федерации законами тайну телефонных переговоров, считаются любые сведения, передаваемые, сохраняемые и устанавливаемые с помощью телефонной аппаратуры, включая данные о входящих и исходящих сигналах соединения телефонных аппаратов конкретных пользователей связи; для доступа к указанным сведениям… необходимо получение судебного решения. Иное означало бы несоблюдение требований статьи 23 (часть 2) Конституции Российской Федерации о возможности ограничения права на тайну телефонных переговоров только на основании судебного решения». Таким образом, Конституционный Суд РФ признал необходимость получения судебного решения для получения информации о соединениях между абонентами и абонентскими устройствами. Другое решение приняла Судебная Коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в надзорном определении от 2 июня 2006 г. по уголовному делу № 9–ДП09–10 отметив, что при производстве выемки у операторов связи о входящих и исходящих сигналах соединений похищенного мобильного телефона тайна содержания переговоров сохраняется, поскольку целью выемки является только информация о входящих и исходящих звонках, а потому судебного решения на ее получение не требуется [2, с. 23]1. Довольно странно, но Судебная Коллегия указала на то, что ссылки на Определение Конституционного Суда РФ в решениях предыдущих судов несостоятельны, поскольку выемка документов о входящих и исходящих сигналах соединений телефонных аппаратов не нарушает права граждан на тайну телефонных переговоров. Ситуация, заметим, сложилась парадоксальная: две судебные инстанции приняли противоречащие друг другу решения. В юридической литературе позиция Судебной Коллегии некоторыми авторами была поддержана. Так, А.Е. Чечетин, заметил, что разъяснение Конституционного Суда РФ неоправданно расширяет понятие тайны телефонных переговоров, неадекватно сложной криминальной ситуации в России и затрудняет расследование ряда преступлений. С точки зрения А.Е. Чечетина, право на тайну телефонных переговоров не должно распространяться на использование телефонов мобильной связи, которые были украдены у законных владельцев [10, с. 122–123]. Аналогичное мнение высказали Т.В. Винокурова и Ю.В. Астафьев, отметив, что Конституционный Суд РФ «допустил расширительное толкование действующего законодательства и самой Конституции… защиту конституционных прав граждан подменяет мелочной опекой, что лишь тормозит реальную борьбу с преступностью» [6, с. 55]. Мне представляется, что позиция Конституционного Суда РФ была и остается принципиально правильной, поскольку факт соединения между абонен 1 sudbiblioteka. 205 тами (абонентскими устройствами), безусловно, входит в понятие тайны телефонных переговоров, а согласно ч. 2 ст. 23 Конституции РФ ограничение данного права допускается только на основании судебного решения. Рассматриваемая проблема разрешилась с принятием Федерального закона от 1 июля 2010 г. № 143–ФЗ «О внесении изменений в Уголовнопроцессуальный кодекс Российской Федерации» [9], дополнившего УПК РФ ст. 186¹, которая установила новое следственное действие – получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами и установила его проведение на основании судебного решения. До включения ст. 186¹ в УПК РФ информацию о соединениях абонентов следователи получали, производя выемку, руководствуясь ч. 3 ст. 183 УПК РФ, допускавшей выемку предметов и документов, содержащих государственную и иную охраняемую федеральным тайну с санкции прокурора [5, с. 23–24]. Новое следственное действие, хотя и напоминает выемку, но, по своей сути является самостоятельным следственным действием, поскольку, при выемке изымаются предметы или документы, существующие объективно на момент производства выемки, а при производстве следственного действия, предусмотренного в ст. 186¹ УПК РФ, изымается информация об интересующих органов расследования контактах. Совершенно справедливо замечает в этой связи А.В. Ярцева, что данная информация «приобретает статус документа (письменного, электронного) по мере ее формирования и предоставления в органы расследования организацией, осуществляющей услуги связи» [11, с. 13]. Федеральный закон от 1 июля 2010 г. включил в ст. 5 УПК РФ п. 24¹, в котором разъясняется, что получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами – это «получение сведений о дате, времени, продолжительности соединений между абонентами и (или) абонентскими устройствами (пользовательским оборудованием), номерах абонентов, других данных, позволяющих идентифицировать абонентов, а также сведений о номерах и месте расположения приемопередающих базовых станций». Согласно ч. 1 ст. 186¹ УПК РФ при наличии достаточных данных полагать, что информация о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами имеет значение для уголовного дела, получение следователем указанной информации допускается на основании судебного решения в порядке, установленном ст. 165 УПК РФ. В ходатайстве следователя о производстве данного следственного действия должны быть указаны: 1) уголовное дело, при производстве которого необходимо его выполнить; 2) основания, по которым оно производится; 3) период, за который необходимо получить соответствующую информацию и (или) срок его производства; 4) наименование организации, от которой необходимо получить эту информацию (ч. 2. ст. 186¹ УПК РФ). Статья 186¹ УПК РФ предусматривает возможность получения информации о соединениях не только с конкретных абонентских устройств, но и со 206 единений конкретных абонентов, поскольку между данными понятиями стоят союзы и (или). Согласно п. 1 ст. 2 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126–ФЗ «О связи» [7] «абонент – это пользователь услугами связи, с которым заключен договор об оказании таких услуг при выделении для этих целей абонентского номера или уникального кода идентификации». Следовательно, суд может разрешить получение информации о соединениях конкретного лица-абонента, указав на возможность его осуществления с зарегистрированного на это лицо телефонных номеров, поскольку в соответствии с ч. 1 ст. 53 Федерального закона «О связи» к сведениям об абонентах относятся фамилия, имя, отчество абонента-гражданина, наименование абонента – юридического лица, адрес абонента или адрес установки оконечного оборудования, абонентские номера и другие данные, позволяющие идентифицировать абонента или его оконечное оборудование, сведения баз данных систем расчета за оказанные услуги связи, в том числе о соединениях и трафике абонента. При принятии судом решения о получении информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами его копия направляется следователем в соответствующую организацию, осуществляющую услуги связи, руководитель которой обязан предоставить указанную информацию в опечатанном виде с сопроводительным письмом, в котором указывается период, за который она предоставлена, и номера абонентов и (или) абонентских устройств (ч. 3 ст. 186¹ УПК РФ). Получение информации о рассматриваемых соединениях может быть установлено на срок до шести месяцев. Соответствующая организация обязана предоставлять следователю указанную информацию по мере ее поступления, но не реже одного раза в неделю (ч. 4 ст. 186¹ УПК РФ). Следователь должен осмотреть представленные документы, содержащие информацию о соединениях между абонентами (или) абонентскими устройствами с участием специалиста (при необходимости), о чем составляет протокол. Данные документы приобщаются к материалам уголовного дела в полном объеме на основании постановления следователя как вещественное доказательство и хранятся в опечатанном виде в условиях, исключающих возможность ознакомления с ними посторонних лиц и обеспечивающих их сохранность (ч. 6 ст. 186¹ УПК РФ). Ст. 186¹ УПК РФ предусматривает возможность получения сведений о зарегистрированных на проверяемое лицо телефонных номерах в ходе отдельного следственного действия. Затем, после подтверждения их принадлежности проверяемому лицу, появятся достаточные сведения для разрешения судом их контроля и записи, детализации телефонных и иных сообщений. Несмотря на закрепление нового следственного действия, некоторые проблемы его производства остаются нерешенными, частности, вопрос о возможности получения сведений о содержании электронных сообщений в порядке ст. 186¹ УПК РФ. В литературе по данному вопросу высказаны противоположные мнения. Так, Н.А. Архипова считает, что это вполне допустимо [1, с. 55]. А С.А. Вазюлин и В.Ф. Васюков, наоборот, полагают, что получение сведений об информационном (знаковом, графическом) содержании электронных сообщений в рамках про 207 ведения следственного действия, предусмотренного ст. 186¹ УПК РФ, неправомерно [4, с. 17]. Думается, что они правы, поскольку согласно п. 2 Постановления Правительства РФ от 23 января 2006 г. № 32 «Об утверждении Правил оказания услуг связи по передаче данных» [8] «соединение по сети передачи данных (сеанс связи) – это установленное в результате вызова или предварительно установленное взаимодействие между средствами связи, позволяющее абоненту и (или) пользователю передавать и (или) принимать голосовую и (или) неголосовую информацию». Безусловно, данная проблема должна быть решена на законодательном уровне, чтобы исключить разночтения. А законодатель, как всегда, отстает от масштабной технизации общества. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Архипова Н. А. Об использовании SMS-сообщений в ходе раскрытия и расследования преступлений / Н. А. Архипова // Вестник Санкт-Петербургского университета. – 2010. – № 4. – С. 55–60. 2. Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. – 2006. – № 7. – С. 23. 3. Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. – 2004. – № 1. – С. 50–55. 4. Вазюлин С. А. Получение информации о соединениях между абонентами: специфика процедуры / С. А. Вазюлин, В. Ф. Васюков // Уголовный процесс. – 2014. – № 1. – С. 10–20. 5. Варпаховская Е. Расследование хищений мобильных телефонов / Е. Варпаховская, А. Вяткин // Законность. – 2005. – № 3. – С. 22–24. 6. Винокурова Т. В. Проблема получения сведений о телефонных соединениях при производстве ОРД / Т. В. Винокурова, Ю. В. Астафьев // Российская юстиция. – 2008. – № 1. – С. 54–55. 7. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2003. – № 28. – Ст. 2895. 8. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2006. – № 5. – Ст. 553. 9. Собрание законодательства Российской Федерации. – 2010. – № 27. – Ст. 3427. 10. Чечетин А. Е. Оперативно-розыскные мероприятия и права личности: Монография / А. Е. Чечетин. – Барнаул : Барнаул. юрид. ин-т МВД России, 2006. – 148 с. 11. Ярцева А. В. Использование в доказывании информации, передаваемой по техническим каналам связи: правовые и тактикокриминалистические аспекты : автореф. дис. … канд. юрид. наук / А. В. Ярцева. – Ростов н/Д, 2012. – 26 с. 208 Информация об авторе Смолькова Ираида Вячеславовна – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующая кафедрой уголовного процесса и криминалистики, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, е-mail: kupik @ isea. ru. Information about the author Smolkova Iraida Vyacheslavna – Doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, Baikal National University of Economics and Law, Lenin st. 11, Irkutsk, 664003, e-mail: kupik @ isea.ru. УДК 343.102 ББК 67.311 В.Ю. Стельмах ПРАВОВОЙ РЕЖИМ УГОЛОВНОГО ДЕЛА, ПРОИЗВОДСТВО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ ПО КОТОРОМУ ПРИОСТАНОВЛЕНО В статье анализируются вопросы, связанные с осуществлением деятельности в период, когда производство предварительного расследования по уголовному делу приостановлено. Ключевые слова: уголовное судопроизводство, предварительное расследование, приостановление. V.Y. Stelmach LEGAL REGIME OF CRIMINAL CASES IN PRELIMINARY INVESTIGATION ARE SUSPENDED Abstract: The article analyzes the issues related to the activities debited at the time when the production of the preliminary investigation in the criminal case was suspended. Keywords: criminal proceedings, the preliminary investigation, the suspension. В практической деятельности органов предварительного следствия и дознания решения о приостановлении расследования по уголовным делам принимаются очень часто. Несмотря на то, что на протяжении последних лет прослеживается устойчивая тенденция по снижению как общего количества, так и удельного веса уголовных дел, расследование по которым приостановлено, абсолютное число таких дел продолжает оставаться очень большим. Так, в 2009 году было приостановлено расследование по 1 309 083 уголовным делам, в 209 2010 году – по 1 193 293, в 2011 году – по 1 080 050, в 2012 году – по 1 014 705, в первом полугодии 2013 года – по 425 482 делам [3]. Приостановление предварительного расследования по уголовному делу – временный и вынужденный перерыв, объявляемый вследствие обстоятельств, делающих невозможным дальнейшее осуществление уголовного преследования в отношении конкретного лица. Приостановление расследования не является и не может являться окончательным решением по уголовному делу, поскольку оно обусловлено невозможностью выполнения главной задачи предварительного расследования – установления лица, совершившего преступление, собирания доказательств его виновности и направления уголовного дела в суд для принятия решения по существу [2, c. 72; 4, c. 354; 5, c. 291]. В период, когда расследование по уголовному делу приостановлено, недопустимо производство следственных действий, применение мер принуждения и принятие процессуальных решений. Вместе с тем такое состояние расследования не означает, что в это время по делу запрещается любая деятельность. Вопрос правового режима приостановленного уголовного дела вызывает значительный интерес, тем более что в науке уголовного процесса он разработан не в полной мере. При его анализе необходимо учитывать следующие обстоятельства. Во-первых, совершенно очевидно, что по смыслу закона, в период, когда производство предварительного расследования приостановлено, установление обстоятельств, входящих в предмет доказывания, осуществляться не должно. По приостановленному уголовному делу недопустимо производить следственные действия, о чем прямо указано в ч. 3 ст. 208 УПК РФ. В том числе нельзя продолжать проведение следственных действий длящегося характера, назначенных до принятия решения о приостановлении расследования (производства экспертизы, наложения ареста на почтово-телеграфные отправления, контроля и записи телефонных и иных переговоров, получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами). В этой связи никак нельзя согласиться с мнением ученых, придерживающихся противоположной точки зрения [1, c. 497], поскольку такой подход не соответствует ни общим правилам производства следственных действий, ни смыслу законодательных норм, регламентирующих приостановление расследования. Если предположить, что производство отдельных следственных действий возможно в то время, когда производство предварительного следствия приостановлено, обязательно возникнет вопрос, почему же нельзя проведение всех других следственных действий? Более того, разрешение производства следственных действий по приостановленному уголовному делу просто обессмыслит само решение о приостановлении расследования, поскольку правовой режим находящегося в производстве и приостановленного дел не будет отличаться ничем, кроме того, что по последнему не идут процессуальные сроки. Такая конструкция представляется противоречащей фундаментальным положениям российского уголовного процесса. Сложнее обстоит дело с возможностью проведения действий проверочного характера (получения объяснений, проведения исследований и т. п.), если 210 они имеют цель установления обстоятельств, входящих в предмет доказывания и фактически производятся вместо необходимых следственных действий. Общее правило состоит в том, что если по приостановленному делу возникает объективная потребность выяснения каких-либо фактов, имеющих доказательственное значение, производство предварительного расследования должно быть возобновлено, а соответствующие обстоятельства подлежат установлению путем производства следственных действий. Вместе с тем проверочные действия могут проводиться, если полученная следователем или органа дознания информация относится к уголовному делу, однако ее достоверность требует определенной проверки. В этом случае проверочные действия производятся, по сути, для установления обстоятельств, могущих повлечь возобновление расследования. Нельзя забывать, что соответствующая информация может поступать к сотрудникам органа дознания, ориентированных на раскрытие преступления. В этом случае проведение проверочного действия является, по сути, единственно возможным способом первоначального закрепления поступающей информации. Вместе с тем проверочные действия не могут подменять следственные действия. Результаты проведения проверочных действий должны незамедлительно передаваться следователю для оценки содержащихся сведений и принятия решения о возобновлении предварительного расследования. Например, участковый уполномоченный полиции увидел в комиссионном магазине вещь, которая, судя по ориентировке, была похищена. Он вправе получить от продавца магазина объяснение относительно обстоятельств приема вещи на комиссию, после чего, предупредив продавца о невозможности реализации вещи, немедленно направить рапорт и объяснение следователю, который на основании поступивших документов должен принять решение о возобновлении предварительного следствия. После этого продавец должен быть допрошен, а вещь изъята в ходе выемки. Кроме того, сформировавшаяся правоприменительная практика допускает проведение по приостановленному делу действий проверочного характера, направленных на выяснение обстоятельств самого приостановления. Так, по уголовному делу по обвинению директора управляющей компании в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 201 УК РФ, обвиняемым было представлено медицинское заключение о наличии заболевания, в котором был указан лишь диагноз, но не было разъяснено, препятствует ли данное заболевание участию обвиняемого в следственных действиях. Следователем районного следственного подразделения производство предварительного следствия по уголовному делу было приостановлено. При проверке дела в контрольнометодическом управлении областного следственного подразделения возникли сомнения в обоснованности медицинского заключения, а также самих обстоятельств получения данного заключения обвиняемым. После этого были получены объяснения от медицинских работников, которые дали необходимые разъяснения [6]. Данные действия (получение объяснений) правомерны, поскольку являются способом проверки законности и обоснованности решения о приостановлении предварительного расследования, и при этом не касаются установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по делу. 211 По приостановленному делу необходимо выполнять и иные действия непроцессуального характера: – направление повторных поручений о проведении оперативнорозыскных мероприятий, либо напоминаний о необходимости активизации выполнения ранее направленных поручений; – направлений поручений в соседние и более отдаленные органы внутренних дел; – распространение ориентирующей информации о приметах преступника и похищенном имуществе через средства массовой информации; – уведомление о нераскрытых преступлениях оперативные аппараты исправительных учреждений; – использование данных криминалистических учетов. Кроме того, целесообразно изучать уголовные дела и отказные материалы по деяниям, сходным по «почерку» и способам совершения. Непроцессуальный характер указанных действий означает не то, что они не имеют какого-либо внешнего оформления, а то, что такие действия прямо не предусмотрены УПК РФ, их результаты не имеют непосредственного доказательственного значения, а необходимы прежде всего для принятия решения о возобновлении производства по уголовному делу. Во-вторых, в период приостановления предварительного расследования запрещается применение любых мер принуждения, в том числе мер пресечения. Это требование совершенно справедливо, поскольку сама конструкция российского уголовного процесса однозначно предполагает, что меры принуждения могут быть применены только по уголовному делу, находящемуся в производстве. Данное положение представляется настолько очевидным, что не нуждается в дополнительной аргументации. В-третьих, по приостановленному делу не допускается принятие процессуальных решений, направленных на изменение процессуального статуса участников уголовного судопроизводства, а также имеющих отношение к собранным доказательствам. Достаточно распространенными ошибками, которые, к сожалению, встречаются в следственной практике, являются вынесение постановления о прекращении уголовного преследования, а также выдача вещественных доказательств потерпевшим или другим лицам без возобновления производства по делу. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Григорьев В. Н. Уголовный процесс : учебник / В. Н. Григорьев, А. В. Победкин, В. Н. Яшин. – М. : Эксмо, 2005. – 832 с. 2. Зиннуров Ф. К. Уголовно-процессуальное законодательство, регламентирующее предварительное следствие по делам, по которым не установлено лицо, совершившее преступление / Ф. К. Зиннуров // Вестник Казанского юридического института МВД России. – 2011. – № 3. – С. 72–76. 3. Состояние преступности в России за январь-июнь 2013 года. [Электронный ресурс] / Главное организационно-аналитическое управление 212 Генеральной прокуратуры РФ. – Режим доступа: http://www.genproc.gov.ru/ upload/iblock/cae/sbor062013.pdf (дата обращения 03.04.2014 г.). 4. Уголовный процесс : учебник для вузов / под ред. Б. Б. Булатова, А. М. Баранова. – 4-е изд., перераб. и доп. – М. : Юрайт : ИД Юрайт, 2013. – 608 с. 5. Уголовный процесс : учебник для вузов / под ред. В. П. Божьева. – 4-е изд., перераб. и доп. – М. : Юрайт : ИД Юрайт, 2014. – 573 с. 6. Архив Чкаловского районного суда г. Екатеринбурга, дело № 658506. Информация об авторе Стельмах Владимир Юрьевич – кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовного процесса Уральского юридического института МВД России, е-mail: vlstelmah@mail.ru. Information about the author Stelmach Vladimir Yurievich – Candidate of Law, senior lecturer in criminal proceedings Urals Law Institute Russian Ministry of Internal Affairs, е-mail: vlstelmah@mail.ru. УДК 343.13 ББК 67.410.211 А.А. Усачев ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О НАЧАЛЬНОМ ЭТАПЕ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА В статье автор анализирует эволюцию положений Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих деятельность органов предварительного расследования по проверке заявлений и сообщений о преступлениях. Делается вывод о том, что дальнейшие изменения уголовно-процессуального законодательства могут привести к ликвидации стадии возбуждения уголовного дела. Ключевые слова: уголовное судопроизводство; начальный этап уголовного судопроизводства; защита прав участников уголовного судопроизводства. А.А. Usachev ONCE AGAIN TO THE QUESTION OF THE INITIAL STAGE OF CRIMINAL PROCEDURE In article the author analyzes evolution of provisions of the Code of criminal procedure of the Russian Federation, which regulate activities of bodies of prelimi 213 nary investigation for verification of statements and messages on crimes. The conclusion that further changes of the criminal procedure legislation can lead to elimination of a stage of initiation of of criminal procedure is drawn. Keywords: criminal procedure; initial stage of the criminal procedure; protection of the rights of participants of criminal procedure. Как известно, отечественное уголовно-процессуальное законодательство (и дореволюционное, и советское) вплоть до вступления в действие с 1 января 1961 года Уголовно-процессуального кодекса РСФСР не закрепляло в качестве самостоятельной стадии уголовного судопроизводства стадию возбуждения уголовного дела (или, как ее нередко называют, стадию проверки сообщений о преступлениях). В УПК РСФСР 1960 г. впервые устанавливался срок проверки заявлений и сообщений о преступлении (не более трех суток со дня получения заявления или сообщения, а в исключительных случаях – в срок не более десяти суток) и закреплялось, что при проверке заявлений и сообщений могут быть истребованы необходимые материалы и получены объяснения. Производство следственных действий до возбуждения уголовного дела не допускалось. Однако, учитывая потребности практики, уже через два с половиной года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 10.09.1963 г. «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР» [2] ст. 178 УПК РСФСР была дополнена частью второй, которая допускала в случаях, не терпящих отлагательства, проведение осмотра места происшествия до возбуждения уголовного дела. Уголовное дело, при наличии к тому оснований, необходимо было возбудить немедленно после проведения осмотра. В Концепции судебной реформы, разработанной в 1991 г., отмечалось, что административная по своей природе доследственная проверка заявлений и сообщений о совершении преступления до возбуждения уголовного дела по сути представляет собой суррогат расследования. При этом информация добывается непроцессуальными, т. е. наименее надежными в контексте уголовного судопроизводства, средствами [1, с. 88]. Между тем, в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации, который вступил в действие с 1 июля 2002 года, доследственная проверка не была ликвидирована. Более того, законодатель федеральным законом от 04.07.2003 г. № 92-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовнопроцессуальный кодекс Российской Федерации» [5] предусмотрел возможность продления срока проверки сообщений о преступлениях до 30 суток в случае проведения документальных проверок или ревизий. УПК РФ в первоначальной редакции содержал (в ч. 4 ст. 146) достаточно неоднозначную правовую норму: «Постановление следователя, дознавателя о возбуждении уголовного дела незамедлительно направляется прокурору. К постановлению прилагаются материалы проверки сообщения о преступлении, а в случае производства отдельных следственных действий по закреплению следов преступления и установлению лица, его совершившего (осмотр места происшествия, освидетельствование, назначение судебной экспертизы), – соответствующие протоколы и постановления». Возникал вопрос: возможно ли произ 214 водство указанных следственных действий до возбуждения уголовного дела? И если применительно к осмотру места происшествия в ч. 2 ст. 176 УПК РФ указывалось, что осмотр места происшествия может быть произведен до возбуждения уголовного дела в случаях, не терпящих отлагательства, то статьи 179 (Освидетельствование) и 195 (Порядок назначения судебной экспертизы) УПК РФ не давали ответа на поставленный вопрос. В правоприменительной практике единообразный подход к решению данного вопроса отсутствовал. Федеральным законом от 05.06.2007 г. № 87-ФЗ [6] в статью 146 УПК РФ были внесены изменения, ликвидирующие институт получения согласия прокурора на возбуждение уголовного дела. Одновременно из ст. 146 УПК РФ были исключены положения, допускающие осмотр места происшествия, освидетельствование и назначение судебной экспертизы до возбуждения уголовного дела (вероятнее всего, произошло это случайно, вследствие небрежного отношения законодателя к формулированию норм права). Федеральный закон от 09.03.2010 г. № 19-ФЗ [7] серьезно расширил перечень способов проверки заявлений и сообщений о преступлениях – помимо производства документальных проверок и ревизий орган дознания, дознаватель, следователь получили право требовать производства исследований документов, предметов, трупов и привлекать к участию в этих исследованиях специалистов. Через три года, федеральным законом от 04.03.2013 г. № 23-ФЗ [8] «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» перечень способов проверки заявлений и сообщений о преступлениях был еще больше расширен. В настоящее время дознаватель, орган дознания, следователь, руководитель следственного органа при проверке сообщения о преступлении вправе получать объяснения, истребовать документы и предметы, в установленном УПК РФ порядке изымать документы и предметы (следует, однако, отметить, что в Кодексе порядок их изъятия не закреплен), требовать производства документальных проверок, ревизий, исследований документов, предметов, трупов, привлекать к участию в этих действиях специалистов, давать органу дознания обязательное для исполнения письменное поручение о проведении оперативнорозыскных мероприятий, а также производить такие следственные действия, как: 1) назначение судебной экспертизы с возможностью участия в ее производстве и получения в разумный срок заключения эксперта, 2) осмотр места происшествия, документов, предметов, трупов, 3) освидетельствование, 4) получение образцов для сравнительного исследования. Этим же законом ст. 144 УПК РФ была дополнена частью 1.2, предусматривающей, в частности, что полученные в ходе проверки сообщения о преступлении сведения могут быть использованы в качестве доказательств при условии соблюдения положений статей 75 и 89 УПК РФ. Принятием федерального закона от 04.03.2013 г. № 23-ФЗ законодатель сделал серьезный шаг и в направлении защиты прав и законных интересов невластных участников стадии возбуждения уголовного дела. Лицам, участвующим в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, должны быть разъяснены их права и обязанности, предусмотренные 215 УПК РФ, и обеспечена возможность осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы. В УПК РФ (ст. 49 и ч. 1.1 ст. 144) закреплены следующие права этих лиц: 1) право не свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников, круг которых определен пунктом 4 статьи 5 УПК РФ; 2) право пользоваться услугами адвоката, в том числе право лица, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении, пользоваться помощью защитника; 3) право приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, органа дознания, следователя, руководителя следственного органа в порядке, установленном главой 16 УПК РФ; 4) право на применение мер безопасности, в том числе при приеме сообщения о преступлении, в порядке ч. 9 ст. 166 УПК РФ (не приведение в протоколе данных о личности). Участники проверки сообщения о преступлении могут быть предупреждены о неразглашении данных досудебного производства. Автор данной статьи всегда являлся сторонником ликвидации стадии возбуждения уголовного дела – в первую очередь потому, что наличие стадии возбуждения уголовного дела на практике приводило к увеличению времени, отделяющего возбуждение уголовного дела от совершения преступления, и, как следствие, могло повлечь утрату доказательств (обстановка на месте происшествия изменяется; следы преступления из-за влияния погодных условий, под воздействием иных причин уничтожаются; в памяти очевидцев преступления сглаживаются обстоятельства его совершения; свидетели могут умереть, уехать в другую страну и т. д.; лицо, совершившее преступление, может уничтожить доказательства и т. д.), давало возможность виновному скрыться, создать ложное алиби. Все это затягивало сроки уголовного судопроизводства и усложняло раскрытие преступления [3, с. 15; 4, с. 71–72]. Проведенное в 2001–2003 годах при подготовке диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук интервьюирование следователей и дознавателей позволило прийти к выводу, что наличие стадии возбуждения уголовного дела влечет неоправданную трату времени на установление тех обстоятельств, которые более быстро можно установить следственным путем, с помощью производства следственных действий. Учитывая менталитет отечественного законодателя, который вряд ли бы мог легко пойти на ликвидацию стадии возбуждения уголовного дела, автором предлагалось ее реформирование с учетом потребностей практики на основе имеющихся в уголовно-процессуальной науке разработок (предусмотреть возможность проведения до возбуждения уголовного дела любых следственных действий в случаях, когда иным образом невозможно принять решение о наличии или отсутствии основания для возбуждения дела; предусмотреть в уголовно-процессуальном законе возможность задержания лиц до возбуждения уголовного дела; закрепить права и обязанности участников стадии, не имеющих соответствующего процессуального статуса). Анализ изменений уголовно-процессуального законодательства в части регламентации начального этапа уголовного судопроизводства позволяет придти к выводу, что законодатель в последние годы стремится как можно деталь 216 нее урегулировать деятельность органов предварительного расследования на стадии возбуждения уголовного дела, расширить полномочия этих органов, а также закрепить в уголовно-процессуальном законе права и обязанности лиц, являющихся участниками стадии возбуждения уголовного дела. Благодаря этим изменениям уголовно-процессуального закона ликвидирована часть тех особенностей стадии возбуждения уголовного дела, которые могли повлечь утрату доказательств и затягивали сроки уголовного судопроизводства (но полного избавления от таких негативных особенностей не произошло). Однако одновременно законодателем сделан серьезный шаг в сторону упразднения специфики правового регулирования стадии возбуждения уголовного дела (около 50 лет характеризовавшегося сочетанием уголовно-процессуальных и административно-правовых начал), придания этой стадии все большего сходства со стадией предварительного расследования. Между тем чем более детально будет урегулирована деятельность на стадии возбуждения уголовного дела, чем больше процессуальная форма данной стадии будет схожа с процессуальной формой стадии предварительного расследования, тем менее целесообразно будет ее существование в качестве самостоятельной стадии уголовного судопроизводства. Обобщая вышесказанное, можно придти к следующему выводу: в настоящее время вектор развития уголовно-процессуального законодательства направлен на ликвидацию стадии возбуждения уголовного дела, что, как представляется, должно способствовать повышению эффективности уголовного судопроизводства. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Концепция судебной реформы в Российской Федерации. – М., 1992. – 110 с. 2. О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР : указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 10.09.1963 г. // Ведомости Верховного Совета РСФСР. – 1963. – № 36. – Ст. 661. 3. Усачев А. А. Возбуждение уголовного дела в российском уголовном судопроизводстве : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / А. А. Усачев. – Иркутск, 2003. – 22 с. 4. Усачев А. А. Некоторые вопросы оптимизации начального этапа уголовного судопроизводства / А. А. Усачев // Вестник Российской правовой академии. – 2005. – № 4. – С. 71–74. 5. О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации : федер. закон от 04.07.2003 г. № 92-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2003. – № 27 (ч. 1). – Ст. 2706. 6. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» : федер. закон от 05.06.2007 г. № 87-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2007. – № 24. – Ст. 2830. 217 7. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации : федер. закон от 09.03.2010 г. № 19-ФЗ» // Собрание законодательства РФ.– 2010. – № 11. – Ст. 1168. 8. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации : федер. закон от 04.03.2013 г. № 23-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 2013. – № 9. – Ст. 875. Информация об авторе Усачев Александр Александрович – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры организации правоохранительной деятельности, Московский государственный юридический университет им. О.Е. Кутафина (МГЮА), 125167, г. Москва, Ленинградский проспект, д. 47, e-mail: a.usachov@mail.ru. Information about the author Usachev Alexandr Alexandrovich – PhD in law, the assistant professor of the Organization of Law-enforcement Activity Chair, Kutafin Moscow State Law University, Leningradsky prospekt, 47, Moscow, 125167, e-mail: a.usachov@mail.ru. УДК 343.98 ББК 52 Н.Г. Шурухнов РЕГЛАМЕНТАЦИЯ НОРМАМИ УСТАВА УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА (УУС) 1864 ГОДА ИСПОЛЬЗОВАНИЯ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЗНАНИЙ СВЕДУЩИХ ЛИЦ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ В статье рассматриваются отдельные нормы Устава уголовного судопроизводства 1864 года, регламентирующие участие сведущих лиц в предварительном следствии. Ключевые слова: Свод законов Российской империи, Устав уголовного судопроизводства 1864 года, осмотр, освидетельствование, экспертиза, судебный следователь, сведущие люди; судебный врач, Устав судебной медицины, прокурор, судебно-медицинский осмотр, заключение. 218 N.G. Shuruhnov THE REGULATION OF USING THE SPECIAL KNOWLEDGE OF THE EXPERIENCED PERSONS BY THE RULES OF THE LEGAL PROCEDURE (1864) IN THE TIME OF INVESTIGATIVE ACTIONS This article describes some regulations of the Charter of criminal proceedings in 1864, regulating the participation of knowledgeable persons in pre-trial. Keywords: Laws of the Russian Empire; Charter criminal proceedings in 1864; inspection; examination; expertise; the coroner; knowledgeable people; court physician; Charter of Forensic Medicine; Attorney; forensic examination; conclusion. Считается, что экспертиза в России зародилась в XVI веке [2], и связывается это с указом 6 марта 1699 года «О порядке исследования подписей на крепостных актах в случае возникшего о подлинности оных спора или сомнения...». Обязательная судебно-медицинская экспертиза по делам об убийстве учреждалась Воинским артикулом Петра I. Артикулом 154 предписывалось «лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали, и подлинно розыскали, что какая причина к смерти ево была...» [2, с. 301]. В 1722 году судебно-психиатрическая экспертиза была законодательно закреплена в указе Петра I «О свидетельствовании дураков в Сенате». Статья 943 т. XV Свода законов Российской Империи впервые установила общую норму об участии сведущих людей в осмотрах и освидетельствованиях. По Своду законов, освидетельствование «безумных и сумасшедших» обвиняемых проводилось через врачебную управу в особом присутствии губернского правления без суда и следствия. В Уставе уголовного судопроизводства 1864 года не употреблялся термин «судебная экспертиза» и не говорилось о процедуре ее назначения и проведения. Четвертое подотделение отделения первого «Осмотр и освидетельствование» главы четвертой «Об исследовании события преступления» раздела второго «О предварительном следствии» содержало четыре пункта следующего наименования: «1. Осмотр и освидетельствование чрез следователя» (ст. 315–324); «2. Осмотр и освидетельствование чрез сведущих людей вообще» (ст. 325–335); «3. Осмотр и освидетельствование чрез врачей» (ст. 336–352); «4. Освидетельствование обвиняемого, оказавшегося сумасшедшим или безумным» (ст. 353–356). Из названия пунктов видно, что виды осмотра и освидетельствования связывались с субъектом их осуществления (1) следователь; 2) сведущее лицо вообще; 3) врач, а также с таким специфическим объектом осмотра и освидетельствования, как сумасшедший или безумный обвиняемый). При этом в нормах Устава не было классификации осмотров и освидетельствований в зависимости от таких объектов, как местность, предмет, документ (бумага). Считалось, что осмотром и освидетельствованием через сведущих лиц Устав именует экспертизу. Однако составители Устава уголовного судопроизводства не рассматривали ее в качестве самостоятельного следственного действия, направленного на получение новых видов доказательств, а видели в ней 219 вид осмотра и освидетельствования. По их мнению, это осмотр, который по поручению суда или следователя проводят специалисты, выступающие в качестве «помощников» судебных органов. Но такой взгляд на экспертизу встретил серьезную критику еще в русской дореволюционной литературе [3, с. 290]. И как представляется, такая критика была обоснованной, так как базировалась на положениях отдельных норм УУС. Так, в ст. 325 УУС говорилось: «Сведущие люди приглашаются в тех случаях, когда для точного уразумения встречающегося в деле обстоятельства необходимы специальные сведения или опытность в науке, искусстве, ремесле, промысле или каком-либо занятии». В качестве сведущих людей приглашались: «врачи, фармацевты, профессора, учителя, техники, художники, ремесленники, казначеи и лица, продолжительными занятиями по какой-либо службе или части приобретшие особенную опытность» (ст. 326 УУС). Можно предположить, что перечень приглашаемых в качестве сведущих людей не являлся исчерпывающим. Это усматривается из других норм Устава. В частности, ст. 691 УУС говорит о сведущих людях, производивших судебнохимические или микроскопические исследования. Хочется думать, что речь шла об исследовании микрообъектов и не на месте происшествия (по месту судебного следствия), а в специальном учреждении, где имелось соответствующее оборудование, препараты, расходные материалы. Что касается судебной практики того времени, то ей известен факт проведения сценического исследования. И.Ф. Крылов приводит случай, как в Петербурге в 1884 году по делу о самоубийстве Е.А. Черемновой в качестве сведущих людей судебный следователь привлек актрис М.Н. Ермолову и А.Я. Глама-Мещерскую [1, с. 31–34]. Подчеркнем, что «освидетельствованию и исследованию чрез сведущих людей» (именно таким образом сформулировано в ст. 330 УУС) предшествовал предварительный внешний осмотр следователем и составление протокола о видимых признаках преступления, если таковые имелись, а равно о всех переменах, происшедших в положении осматриваемых предметов. Судебный следователь обязан был «предложить сведущим людям словесно или письменно вопросы, подлежащие их разрешению» (ст. 332 УУС). Сведущие люди, в свою очередь, «не должны упускать из виду и таких признаков, на которые следователь не обратил внимание, но исследование коих может привести к открытию истины» (ст. 333 УУС). Сведущие люди по результатам освидетельствования и исследования готовили заключение (правда, форма его не оговаривалась), такой вывод следует из ст. 334, 695 УУС. В частности, в ст. 334 говорилось: «В случае сомнения в правильности заключения сведущих людей или при разногласии в мнении их судебный следователь требует заключения от других сведущих людей или о командировании их, представляет высшему специальному установлению или же отправляет туда сам предмет исследования, когда это возможно». Ориентируясь на современное законодательство, речь можно вести о проведении повторной экспертизы (повторного освидетельствования и исследования). Заметим, что в Уставе уголовного судопроизводства речь шла как о штатных экспертах, специалистах, в современном подходе, так и о внештатных, о сведущих людях, которые по требованию судебного следователя обязаны яв 220 ляться немедленно (ст. 328 УУС) и о тех, которые находятся на государственной службе и в это время могут быть обременены служебными занятиями. Сведущие люди должны были обладать таким качеством, как «достоверные свидетели». Они не могли быть приглашенными с улицы, участвующими в деле или состоящими по делу свидетелями, судьями, присяжными заседателями (ст. 693 УУС). Сведущие люди перед представлением объяснений в суде приводились к присяге в порядке ст. 713–717 УУС, перед которой стороны могли заявить им отвод, если они не имели «тех качеств, которые требуются от них законом» (ст. 694 УУС). Особой категорией следственных действий считались осмотры и освидетельствования через врачей, поскольку они имели иную процессуальную процедуру, а врачи иной статус – как судебные врачи и сведущие люди. В соответствии со ст. 337 УУС обязанности судебного врача возлагались: «...в уездах – на уездного, а в городах – на городового или полицейского врача; но если по болезни или другой уважительной причине они явиться не могут, то вместо их следователь приглашает всякого другого военного, гражданского или вольнопрактикующего врача» (ст. 337 УУС). Заметим, под судебными врачами, другими словами, должностными лицами, обязанными являться по требованию судебного следователя для осмотров и освидетельствований, УУС понимал только перечисленных врачей. В тех случаях, когда врачи приглашались к следствию для разъяснения какого-либо вопроса, то их правовой статус регламентировался ст. 325–335 УУС, как сведущих людей, даже если они «состояли в одной из перечисленных в ст. 337 должностей» [2, с. 300]. Судебный врач как самостоятельный участник осмотра или освидетельствования руководствовался не только нормами УУС, но и предписаниями Устава судебной медицины1. Об этом специально указывалось в ст. 342 Устава уголовного судопроизводства. В статье 336 УУС предусматривались случаи обязательного приглашения следователем судебного врача для осмотра и освидетельствования: 1) мертвых тел; 2) различного рода повреждений, следов насилия и состояния здоровья потерпевшего от преступления или самого обвиняемого. В качестве судебных врачей были субъекты, указанные в ст. 337 УУС (уездный судебный врач, городской или полицейский судебный врач, если они не могли по уважительной причине явиться, то приглашался военный, гражданский или вольнопрактикующий врач). В важных случаях судебный следователь мог пригласить к освидетельствованию мертвого тела несколько врачей, не исключая того, который вел лечение («пользовал умершее лицо»), для объяснения хода болезни и лечения (ст. 338 УУС). 1 В соответствии с «Правилами о производстве судебно-медицинского исследования трупов», утвержденными министром внутренних дел по согласованию с министром юстиции. 221 Следует сказать, что законодатель того периода в ст. 341 УУС вместо осмотра и освидетельствования употребляет словосочетание «судебномедицинский осмотр»1, что, как представляется, является более точным и отражающим характер деятельности судебного врача. В ст. 341 УУС говорится: «При производстве судебно-медицинского осмотра судебный следователь сообщает врачу, по его требованию, те из имеющихся о мертвом теле сведения, которые могут служить указанием, на что врач должен при вскрытии тела обратить особое внимание». Такой информацией судебный следователь должен был обладать в силу того, что еще до прибытия судебного врача к местонахождению мертвого тела он был обязан провести комплекс необходимых мероприятий: 1) при сомнении в действительной смерти принять меры к оживлению умершего, а в противном случае – к сохранению тела от порчи и случайных повреждений; 2) удостовериться в тождестве мертвого тела с лицом, о смерти коего производится следствие, и 3) составить о принятых мерах протокол в порядке, установленном ст. 340 УУС. О результатах осмотра и освидетельствования (судебно-медицинского осмотра) врач составлял акт осмотра, или свидетельство, который передавался следователю «вслед за освидетельствованием и никак не позже трех суток» (ст. 344 УУС). В случае противоречия свидетельства с обстоятельствами следствия, или разногласия в мнении врачей, или сомнения в правильности истолкования найденных признаков, судебный следователь представлял копию свидетельства в врачебную управу, которая разрешала сомнения или затребовала дополнительные объяснения от врачей, либо назначала переосвидетельствование. Таким образом, следователь не мог сам назначить переосвидетельствование, а должен был обратиться (обжаловать выводы, изложенные в акте (свидетельстве) во врачебное отделение губернского правления. В данном случае, как представляется, речь идет о проведении повторной экспертизы, которую проводили другие врачи. Такой вывод можно сделать из содержания ст. 346 УУС, в которой указывается: «При переосвидетельствовании мертвого тела судебный следователь сообщает приглашенным врачам цель переосвидетельствования, протокол и акт первоначального осмотра и сколько прошло времени пребывания тела в земле». При исследовании ран, побоев, увечья, членовредительства, оскопления, изнасилования, повреждений в здоровье, преждевременного разрешения от бремени вследствие изгнания плода или насилия и тому подобных последствий преступных деяний судебный врач по возможности определял: 1) свойство повреждения и влияние его на здоровье свидетельствуемого лица; 2) средства, употребляемые при насилии или повреждении, и 3) давно ли произведено повреждение или в недавнее время (ст. 349 УУС). При освидетельствовании телесных повреждений, в соответствии со статьями Уложения о наказаниях, заключение (акт, свидетельство) врача не являлось обязательным [2, с. 301]. 1 Данное словосочетание употребляется и в ст. 350 УУС, когда говорится о судебно-медицинском освидетельствовании женщин. 222 Следует специально отметить, что в процессе осмотра и освидетельствования с участием врача протокол составлялся следователем. В него заносилось описание производства осмотра, вопросы, которые задавались врачу, его ответы. Как представляется, таких протоколов могло быть два – один, как мы уже указывали, составлялся в порядке ст. 340 УУС (о мерах, принятых при обнаружении трупа до приезда врача), второй – в соответствии с процедурами, установленными ст. 343, 467–475, который подписывался всеми участниками следственного действия, в том числе и врачом. По Уставу уголовного судопроизводства для установления, является ли обвиняемый сумасшедшим или безумным, предусматривалось проведение судебно-психиатрической экспертизы. Она включала: 1) осмотр или освидетельствование судебным врачом самого обвиняемого (ст. 336 УУС), результаты которого излагались в акте или свидетельстве (ст. 344 УУС); 2) расспрос судебным следователем самого обвиняемого и тех лиц, коим ближе известен образ его действий и суждений (ст. 353 УУС); 3) передачу прокурору всего производства по этому предмету с мнением врача о степени безумия или умственного расстройства обвиняемого (ст. 353 УУС); 4) подготовку заключения прокурора (по данным обстоятельствам) и внесение его на рассмотрение окружного суда (ст. 353 УУС); 5) освидетельствование безумных и сумасшедших в окружном суде «в присутствии окружного суда чрез инспектора или члена врачебной управы и двух врачей по назначению сей же управы. В столицах для этого приглашались штадт-физик и два врача, назначаемые физикатом или медицинской конторой» (ст. 355 УУС). В заключение данной статьи обратим внимание на следующие обстоятельства, которые также регламентировались Уставом уголовного судопроизводства 1864 года и относились к деятельности судебного врача при проведении следственных действий. Судебный врач, не исполнивший своих обязанностей по следствию, привлекался к ответственности прокурором, под наблюдением которого производилось следствие. При наложении дисциплинарных взысканий на судебных врачей, так и в порядке предания их суду за противозаконные действия по следственной части, соблюдались правила, установленные в этой части для полицейских чинов (ст. 483–488 УУС), с той лишь разницей, что «по всем вопросам, специальным или техническим, судебные установления требуют предварительного заключения от надлежащего медицинского начальства» (ст. 490 УУС). СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Крылов И. Ф. Судебная экспертиза в уголовном процессе / И. Ф. Крылов. – Л., 1963. – 213 с. 2. Российское законодательство Х–ХХ веков. В 9 т. Т. 8 : Судебная реформа. Учреждение судебных установлений. Устав уголовного судопроизводства. Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. – М., 1991. – 496 с. 3. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства / И. Я. Фойницкий. – СПб., 1896. – Т. 2. – 299 с. 223 Информация об авторе Шурухнов Николай Григорьевич – доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики Академии ФСИН России, 390000, г. Рязань, ул. Сенная, д. 1. Information about the author Shuruhnov Nikolay Grigorievich – Doctor of Law, Professor, Department of Criminal Procedure and Criminalistics Academy FSIN of Russia, 390000, Ryazan, str. Hay, d. 1. УДК 343.13 ББК 67.408 Ю.К. Якимович РЕАЛИЗАЦИЯ УГОЛОВНОЙ ПОЛИТИКИ ГОСУДАРСТВА В УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ В статье произведен анализ уголовной политики государства и ее влиянии на уголовно-процессуальное законодательство Российской Федерации. Автором освещены такие вопросы, как: изменения в процессуальном статусе прокурора; руководство следственными аппаратами РФ; производство дознания в сокращенной форме; противоречие Федеральных законов, вносящих изменения в УПК РФ, Конституции Российской Федерации; замкнутость и корпоративность судебной системы. Ключевые слова: уголовная политика, прокурор, либерализация, упрощенное судопроизводство, сокращенное дознание. Y.C. Yakimovich REALIZATION OF CRIMINAL POLICY OF THE STATE IN CRIMINAL PROCEDURE LEGISTATION The author makes the analysis of the criminal policy of the state and its influence on criminal procedure legislation of the Russian Federation. The author considers such issues as changes of procedural status of prosecutor, management of investigative branches of the Russian Federation, investigation in shorten form, contradiction of Federal laws, which makes changes in Criminal procedure code of the Russian Federation and the Constitution of the Russian Federation, restraint of the judiciary. Keywords: criminal policy, prosecutor, political thaw, simplified procedure, simplified investigation. Направление дальнейшего развития российского законодательства напрямую определяется политикой государства: меняется политика, меняются и приоритеты в законодательных новациях. 224 Наиважнейшей проблемой на сегодняшний день является проблема стабильности государственной уголовной политики и, соответственно, стабильности законодательства, в том числе уголовного и уголовно-процессуального. Постоянно и неожиданно для всех меняющееся законодательство вызывает уже раздражение, как у ученых, так и у правоприменителей. Причем чаще всего эти изменения носят несистемный характер, вызваны конъюнктурными соображениями определенных властных структур, противоречивы и не всегда понятны юридической общественности и правоприменителю. Кроме того, российский исторический опыт показывает, что чрезмерная либерализация уголовной политики (а сегодня происходит именно это) всегда приводит затем к другой крайности – ее чрезмерной суровости. Поэтому, по мнению большинства российских ученых [5; 8; 9], следовало бы четко определиться с целями и приоритетами уголовной политики и, только потом, на основе концептуальных положений совершенствовать законодательство. Сказанное выше напрямую относится и к уголовно-процессуальному законодательству. Чрезмерная либерализация уголовной политики, особенно в среде так называемой «экономической преступности», привело к неоправданной либерализации ряда институтов уголовно-процессуального права. Так статья 48 УПК РФ была дополнена частью 1.1, в соответствии с которой заключение в качестве меры пресечения не может быть применено в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении таких преступлений как мошенничество, присвоение или растрата, незаконное предпринимательство, незаконная организация и проведение азартных игр, легализация денежных средств добытых преступным путем, преднамеренное банкротство и еще более десятка аналогичных составов. Вряд ли можно назвать эти преступления «экономическими». А домашний арест во всех отношениях приравнен к заключению под стражу. Но ведь ясно, что домашний арест как мера пресечения не применяется к рабочим и крестьянам. А применяется он к тем, кто обвиняется в совершении все тех же «экономических» преступлений плюс еще и в коррупционных. Следует добавить, что и в первом и во втором случаях нарушается конституционный принцип равенства всех перед законом и судом. Статья 140 УПК РФ дополнена частью 1.1, в соответствии с ней единственным поводом для возбуждения уголовного дела по «налоговым» преступлениям (статьи 198–199.2) могут служить только те материалы, которые направлены налоговыми органами для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. А если «налоговые» преступления выявлены в ходе расследования дела о другом преступлении или в результате прокурорской проверки? По логике законодателя следователь Следственного комитета или прокурор в этих случаях должен обращаться с просьбою направить материалы для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. Но эти материалы уже есть в материалах уголовного дела или материалах прокурорской проверки. Мало того, что рассматриваемая законодательная новелла не поддается никакому разумному логическому объяснению, но, более того есть обоснованные опасения в том, что ее применение может негативно повлиять на борьбу с коррупцией. 225 Часть 3 статьи 106 УПК РФ устанавливает минимальную сумму залога в 100 и 500 тыс. р. Не всякий врач или педагог сможет собрать такие деньги. Значит, залог в качестве меры пресечения опять-таки может избираться не для всех, а лишь для состоятельных граждан. Можно приводить и другие примеры, когда непродуманно чрезмерно либеральная уголовная политика государства приводит к негативным последствиям в сфере уголовного процесса и уголовнопроцессуального законодательства. По мнению многих известных российских ученых, ошибочным являлось решение о лишении прокурора властных полномочий при осуществлении надзора за законностью предварительного следствия [3; 7, с. 63–114]. Наличие четырех следственных аппаратов (Следственный комитет, МВД, ФСБ, ФСН) при отсутствии единого руководителя и координатора (кем ранее до 2007 года в России всегда был прокурор) в скором времени приведет к разобщенности следственных органов, к умалению роли уголовно-процессуального кодекса и появлению в каждом из следственных ведомств своего «УПК» на основе принимаемых ими ведомственных инструкций. Ошибкой является и предложение руководителей Следственного Комитета РФ по созданию в его рамках оперативных служб. В этом случае Следственный Комитет мало чем будет отличаться от МВД. Обычное дознание по делам, по которым следствие не обязательно, практически ничем не отличается от предварительного следствия [4]. Видимо, поэтому в 2013 году УПК РФ дополнился главой 32.1 «Дознание в сокращенной форме». Однако упрощенное дознание в том виде, в каком оно предусмотрено в выше названной главе противоречит сути уголовного процесса, меняет представление о доказательственном праве, приводит к упрощенчеству, против чего активно выступали в середине 20 века выдающиеся советские [10, с. 347; 12, с. 158–159], а также и современные российские ученые [9]. В целом тенденция к упрощению уголовного судопроизводства уже привела к тому, что по большинству уголовных дел судебное следствие не проводится и дело в суде первой инстанции, по сути, не рассматривается. Все эти упрощенные судебные порядки (глава 32.1, 40, 40.1 УПК РФ) основываются фактически на признании обвиняемым своей вины в стадии предварительного расследования. Существует реальная опасность реализации вновь, уже в современном уголовном процессе, опровергнутой ранее теории А.Я. Вышинского о признании вины как «царицы» доказательств [2, с. 175]. Серьезное беспокойство в сообществе ученых процессуалистов вызывает тот факт, что нередко Федеральные законы, вносящие изменения в УПК РФ, противоречат Конституции Российской Федерации [6]. В этой связи Конституционный Суд РФ вынужден признавать отдельные статьи этих законов, не соответствующими Конституции. Поскольку же Конституционный Суд связан рамками запроса, ряд норм уголовно-процессуального права продолжает действовать, хотя и противоречат Конституции РФ. Так, вопреки положению статьи 49 Конституции РФ о равенстве всех перед законом и судом, в УПК РФ установлен достаточно широкий перечень лиц, имеющих привилегии (глава 52, часть 1.1 статьи 108 УПК РФ) и этот перечень постоянно расширяется. Вопреки статье 3 Конституции РФ, провозглашающей, что носителем суверенитета и 226 единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ, народ по существу не участвует ни в формировании судебной власти, ни в отправлении правосудия (суд с участием присяжных заседателей рассматривает менее 1 % уголовных дел). В свою очередь Конституционный Суд нередко вторгается в сферу деятельности законодательной власти, изменяет действующие и создает новые нормы уголовно-процессуального законодательства. В нарушение Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде РФ», который наделяет Конституционный Суд полномочиями лишь по признанию не соответствующими Конституции, в том числе, и норм федеральных законов, Конституционный Суд сам превращается в законодателя. Практика эта началась еще тогда, когда действовал УПК РСФСР. Но тогда это объяснялось устарелостью УПК РСФСР в целом и нерасторопностью законодателя. Впрочем, и тогда эти аргументы не выдерживали серьезной критики. Сейчас же, в условиях, когда действует новый УПК РФ, подобная практика Конституционного Суда, на мой взгляд, недопустима. Законотворческая деятельность Конституционного Суда РФ прямо противоречит Конституции Российской Федерации, в частности ее статье, в соответствии с которой «государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную». Глава 5 Конституции РФ относит принятие законов к исключительной компетенции Федерального Собрания – Парламента Российской Федерации. В соответствии с Федеральным конституционным законом «О Конституционном Суде Российской Федерации» (ст. 79) «в случае, если решением Конституционного Суда Российской Федерации нормативный акт признан не соответствующим Конституции Российской Федерации полностью или частично либо из решения Конституционного Суда Российской Федерации вытекает необходимость устранения пробела в правовом регулировании, государственный орган или должностное лицо, принявшие этот нормативный акт, рассматривают вопрос о принятии нового нормативного акта, который должен, в частности, содержать положения об отмене нормативного акта, признанного не соответствующим Конституции Российской Федерации полностью, либо о внесении необходимых изменений и (или) дополнений в нормативный акт, признанный неконституционным в отдельной его части. До принятия нового нормативного акта непосредственно применяется Конституция Российской Федерации». Таким образом, ни в Конституции, ни в законе о Конституционном Суде не предусмотрено права Конституционного Суда самому изменять нормы федеральных законов, в том числе и нормы УПК РФ. Обобщая, изложенное выше, можно сделать следующие выводы: По примеру большинства европейских стран предварительное следствие должно быть сосредоточено в одном ведомстве. Большинство российских ученых разделяет это мнение. Однако часть из них считает, что орган предварительного следствия должен по-прежнему относиться к органам исполнительной власти. В качестве примера можно привести ФРГ. Там расследования по всем делам, независимо от тяжести преступления проводиться дознавателями кри 227 минальной полиции, под контролем прокурора. Прокурор по каждому делу, направляемому в суд, составляет обвинительный акт и он же поддерживает государственное обвинение в суде. Другая группа ученых предлагает органы предварительного расследования переедать в судебное ведомство (судебный следователь, следственный судья) как это было по Уставам уголовного судопроизводства Российской империи. Такой порядок также существует во Франции и некоторых других государствах Европы. В любом варианте, наряду с предварительным следствием, должно остаться полицейское дознание по делам о небольшой и средней тяжести. Но при производстве дознания должны соблюдаться все предусмотренные УПК РФ процессуальные формы и гарантии. Полицейское дознание могло бы проводиться только по делам, возбужденным в отношении конкретных лиц и в краткие сроки (10 суток), как это и было предусмотрено в УПК РФ до 2007 года. В любом случае дознаватель, следователь и прокурор не могут являться участниками со стороны обвинения. Дознаватель и следователь выполняют функцию вовсе не обвинения, а объективного, полного и всестороннего расследования, а прокурор – функцию надзора за соблюдением закона при производстве предварительного расследования [1]. Дела, расследуемые в упрощенном порядке должны в суде рассматриваться в обычном порядке с проведением судебного следствия, с соблюдением всех процессуальных гарантий и реализацией предусмотренного УПК и Конституцией РФ принципов. Только так можно значительно снизать риск возможных судебных ошибок. В целях нейтрализации замкнутости и корпоративности судебной системы необходимо: рассматривать уголовные дела о тяжких и особо тяжких преступлениях профессиональным судьей с участием шеффенов (народных заседателей); избирать мировых судей, а также судей федеральных районных судов непосредственно населением; предоставить прокурору право самостоятельно инициировать рассмотрение дел в кассационном порядке в защиту интересов государства, юридических и физических лиц. Осуществить дальнейшее слияние высших судебных органов страны. В России должен быть один Верховный Суд, в котором следует, наряду с уже имеющимися коллегиями образовать коллегию по арбитражным (хозяйственным делам) и Конституционную коллегию, передав последней полномочия Конституционного Суда. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Воронин О. В. Теоретические основы современной прокурорской деятельности / О. В. Воронин. – Томск : Изд-во НТЛ, 2013. – 164 с. 2. Вышинский А. Я. Курс уголовного процесса. Судоустройство: Курс уголовного процесса : учебник для правовых вузов / А. Я. Вышинский, В. С. Ундревич. – М. : Сов. законодательство, 1934. – Т. 1. – 432 с. 228 3. Гуськова А. П. Проблемные вопросы реформирования досудебного производства России / А. П. Гуськова, В. А. Емельянов, А. А. Славгородских // Российский судья. – 2008. – № 4. – С. 9–11. 4. Деришев Ю. В. Уголовное досудебное производство: проблемы и пути реформирования / Ю. В. Деришев // Уголовное право. – 2005. – № 1. – С. 81–83. 5. Дорошков В.В. Уголовная и уголовно процессуальная политика сегодня реально отсутствуют // Уголовный процесс. – 2013. – № 12 (108). – С. 22–27. 6. Калиновский К. Б. Презумпция добросовестности законодателя – опровержима? Коррекционное толкование отдельных положений законов о внесении изменений и дополнений в УПК РФ / К. Б. Калиновский // Журнал российского права. – 2008. – № 8. – С. 91–97. 7. Кожевников О. А. участие прокурора в досудебных стадиях уголовного судопроизводства / О. А. Кожевников. – Екатеринбург : Изд. дом «Урал. гос. юрид. акад.», 2007. – 176 с. 8. Кондрат И. Н. Уголовная политика государства в формировании уголовно-процессуальных мер защиты прав и интересов граждан / И. Н. Кондрат // Вестник МГИМО. – 2012. – № 6 (27). – С. 154–158. 9. Овчинников Ю. Г. Влияние уголовно–процессуальной политики на отдельные институты досудебного производства / Ю. Г. Овчинников // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер. «Право». – 2012. – № 29. – С. 60–64. 10. Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство: пособие к лекциям / Н. Н. Розин. – Петроград : Изд. юрид. кн. склада «Право», 1916. – 597 с. 11. Свиридов М. К. Установление истины на предварительном расследовании и в судебном разбирательстве / М. К. Свиридов // Правовые проблемы укрепления российской государственности : сб. ст. / Том. гос. ун-т. – Томск, 2011. – Ч. 51. – С. 6–8. 12. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса / М. С. Строгович. – М. : Наука, 1968. – Т. 1 : Основные положения науки советского уголовного процесса. – 486 с. Информация об авторе Якимович Юрий Константинович – доктор юридических наук, заслуженный юрист Российской Федерации, профессор кафедры уголовного процесса, прокурорского надзора и правоохранительной деятельности Национального исследовательского Томского государственного университета, е-mail: drakonvtsu@mail.ru. Information about the author Yakimovich Yury Konstsntinovich – PhD in Law, Distinguished professor of the Russian Federation, full professor of the criminal procedure department of Tomsk State University, е-mail: drakonvtsu@mail.ru. 229 КРИМИНАЛИСТИКА УДК 343.982.9 ББК 67.52 Р.Г. Ардашев Н.Н. Китаев ОБ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ПОМОЩИ ЭКСТРАСЕНСОВ И.В. СТАЛИНЫМ И СОВЕТСКИМИ (РОССИЙСКИМИ) СПЕЦСЛУЖБАМИ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ В статье анализируются публикации о реальности использования помощи экстрасенсов И.В. Сталиным и отечественными спецслужбами, дается критическая оценка этих источников. Ключевые слова: деятельность экстрасенсов, специальные службы, Иосиф Сталин. R.G. Ardashev N.N. Kitaev USE OF THE ASSISTANCE OF PSYCHIC MEDIUMS BY I.V.STALIN AND SOVIET (RUSSIAN) SECRET SERVICES: MYTHS AND REALITY The article analyzes publications speculating on the probability of involving psychic mediums by I.V. Stalin and the Soviet secret services. The authors provide critical evaluation of the published materials. Keywords: work of psychic mediums, secret services, Iosif Stalin. Интерес спецслужб к реальному существованию экстрасенсорных (сверхчувственных) способностей человека может быть обусловлен тем, что парапсихология – это «область исследований, изучающих в основном: 1) формы чувствительности, обеспечивающие способы приема информации, не объяснимые деятельностью известных органов чувств, и 2) соответствующие формы воздействия живого существа на физические явления, происходящие вне организма, без посредства мышечных усилий («желанием», мысленным воздействием» и т. п.)» [6, c. 564–565]. Логика рассуждений (при реальном существовании парапсихологических явлений) приводит к мысли, что спецслужбы, используя экстрасенсорику, обладали бы практически безграничными возможностями в сфере разведки и контрразведки, при осуществлении оперативно-розыскной деятельности и расследовании уголовных дел. Если верить утверждениям парапсихологов, здесь: может 230 быть открыт доступ к любым государственным тайнам в любом месте нашей планеты; становится известным местонахождение разыскиваемых лиц и неодушевленных объектов; обеспечивается бесприборная локация наземных, воздушных и подводных целей, находящихся на любом расстоянии, и многое другое. В 90-х годах минувшего века одно специальное периодическое издание нашей страны поместило публикацию «Парапсихология и оперативная деятельность министерства безопасности России», где на с. 70–71 говорилось: «Вследствие парапсихологического бума в последние годы участились случаи обращения отдельных лиц или организаций в центральные и территориальные органы МБ России с предложениями использовать парапсихологические явления или проводить научно-исследовательские работы соответствующего профиля в интересах обеспечения безопасности страны. Как правило, заявители при этом утверждают, что подобные исследования за рубежом, в частности, в США, носят крупномасштабный характер и щедро финансируются военными ведомствами, а пренебрежительное отношение к вопросам парапсихологии грозит отставанием в этой области и связано, якобы, с непредсказуемыми для страны последствиями. Оперативники-практики, сталкивающиеся в процессе своей служебной деятельности с вопросами парапсихологии (а подобные случаи наблюдаются все чаще), испытывают большие трудности при работе с такими заявительскими материалами или с их авторами. Одна из важнейших причин этого – практически полное отсутствие достоверной информации о парапсихологии». Действительно, самая полная отечественная книга о парапсихологии, написанная доктором психологических наук В.Н. Пушкиным и доктором биологических наук А.Н. Дубровым [19], представляет собой, по определению членакорреспондента РАН Л.И. Корочкина, «игру фантазии» [25, c. 117]. Здесь нужно упомянуть специальное исследование известного российского психотерапевта М.И. Буянова, автора более 60 книг, изданных приблизительно на 20 языках. Он пишет: «Из чего складывается парапсихология? Как минимум, из двух частей: одна – это сами формы обмана и самообмана, а вторая – психический склад тех, кто всерьез воспринимает эти обманы… Есть и третья сторона – психический склад самих мистификаторов и жуликов… Экстрасенсы – это обманщики в сфере мировоззрения…» [11, c. 14]. В другом месте М.И. Буянов сообщает: «Под парапсихологией надлежит понимать собрание заблуждений и сочинений, выдаваемых за реальность. Но я все-таки хочу перевернуть содержание, вкладываемое в нынешнюю парапсихологию. Мне хочется считать парапсихологией не псевдонауку, недонауку, паранауку, каковой и выглядит парапсихология, а самую настоящую науку, занимающуюся исследованием человеческих ошибок, касающихся психической сферы» [11, c. 15–16]. Представляет интерес обзор попыток спецслужб использовать «таинственные» парапсихологические способности в своих целях. Разумеется, такая информация получает огласку спустя определенное время, порой – через многие десятилетия. Так, в 90-х годах минувшего века были рассекречены материалы уголовного дела, по которому в 30-х годах репрессировали начальника спецотдела ОГПУ Г. Бокия и ряд других лиц, позднее реабилитированных. Оказалось, что спецотдел финансировал деятельность секретной лаборатории, 231 действовавшей с 1925 г. по лето 1937 г. Писатель О.А. Шишкин сообщает: «Цель, поставленная перед лабораторией, имела прикладное значение – научиться телепатически читать мысли противника на расстоянии, уметь «снимать» информацию с мозга посредством взгляда… Поначалу лаборатория работала на базе московского Политехнического музея и называлась биофизической, позднее ее перевели в Московский энергетический институт, а с 1935 года во Всесоюзный Институт экспериментальной медицины и назвали нейроэнергетической. Существование этой лаборатории стало одним из главных государственных секретов» [51, c. 9]. Возглавлял лабораторию известный российский мистик А.В. Барченко – в прошлом недоучившийся студент-медик, с дореволюционных времен увлекавшийся учениями западных оккультистов [2, c. 121– 125]. В некоторых журналах А.В. Барченко публиковал свои статьи, компилятивного содержания, ссылаясь на ряд популярных источников, часть которых впоследствии была дискредитирована, как антинаучная [4, c. 501–503; 5, c. 513– 517]. Известный исследователь масонских организаций В.С. Брачев обоснованно называет А.В. Барченко удачливым (до определенной поры) авантюристом, сумевшим заинтересовать своими проектами серьезных людей [8, c. 266]. В другой фундаментальной работе В.С. Брачев называет Барченко псевдоученым и прожектером-авантюристом [7, c. 564]. Впрочем, таких как А.В. Барченко в тот период становления советского государства было немало, поскольку «на протяжении всех 20-х гг., не только в Москве, но и по всей России возникали различные мистические группы, кружки и ордена, среди которых встречалось множество шарлатанов, проходимцев и сумасшедших, как это было во все времена» [30, c. 173]. Разумеется, никаких открытий в области парапсихологии студент-недоучка А.В. Барченко не сделал и сделать не мог, реальной помощи советским спецслужбам его лаборатория не принесла. Материалы, изъятые у А.В. Барченко и его окружения, были уничтожены после вынесения приговора [3, c. 277]. В ответ на наш запрос заместитель начальника управления регистрации и архивных фондов ФСБ РФ Л.Б. Павленко не подтвердил некоторые утверждения О.А. Шишкина насчет лаборатории ГПУ: 1. «Материалов, подтверждающих существование при ГПУ-ОГПУ-НКВД нейроэнергетической лаборатории в 1925–1937 гг., не имеется. Лаборатория находилась в ведении Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), сотрудником которой на день ареста являлся А.В. Барченко; какихлибо материалов о результатах исследований нейроэнергетической лаборатории ВИЭМ в Центральном архиве ФСБ России не имеется; в 1939 г. изъятые при аресте А.В. Барченко документы и материалы были уничтожены. 2. Из показаний А.В. Барченко и Г.И. Бокия следует, что они являлись членами тайной ложи «Единое Трудовое Братство», а А.В. Барченко был ее создателем и руководителем. 3. Сотрудником ОГПУ – НКВД А.В. Барченко не являлся. В протоколе допроса Г.И. Бокия имеются сведения о том, что у него на даче Барченко читал лекции работникам Спецотдела; в числе посетителей дачи были крупные советские и партийные чиновники» [37]. 232 Данные сведения о «лекциях» активного авантюриста, неплохо живущего под покровительством спецслужб, не удивляют. Оказывал же «помощь» Г.П. Грабовой, объявивший себя «экстрасенсом», Федеральной службе охраны при «диагностике на расстоянии» самолета Президента России Б.Н. Ельцина и при даче «консультаций» за плату [26, c. 4]. Руководитель Агентства МЧС России по мониторингу и прогнозированию ЧС, начальник ВНИИ ГОЧС проф. М. Шахраманьян в 1999 г. сообщал: «Академик Грабовой Г.П. читает лекции в Центре обучения и подготовки специалистов в области современных технологий предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций…Лекции читаются по тематике «Методы дистанционной профилактики катастроф» (Учебная программа № 10)» [17, c. 8]. Это потом уже «академика» Грабового, имевшего диплом фельдшера, осудили к длительному сроку лишения свободы за квалифицированное мошенничество – обещание воскресить за плату мертвых людей [14]. Таганский районный суд г. Москвы осудил 7 июля 2008 г. Г.П. Грабового за квалифицированное мошенничество (ч. 4 ст. 159 Уголовного Кодекса РФ) к 11 годам лишения свободы (по делу проходило 11 потерпевших). А ведь Г.П. Грабовой активно действовал не в эпоху малограмотных чиновников начала советской власти, а исключительно среди лиц с высшим образованием и учеными степенями. В публикациях, посвященных делу Барченко – Бокия, как на бесспорный факт указано о реальности существования созданной масонской организации. Но вот что сообщил нам вышеназванный работник ФСБ РФ Л.Б. Павленко: «В ходе проверки, проведенной в 1956 г. Главной военной прокуратурой по обоснованности осуждения А.В. Барченко, сведений о существовании на территории СССР масонской организации «Единое Трудовое Братство» в фондах Государственного архива Российской Федерации, материалах Центра хранения историкодокументальных коллекций (ныне хранящихся в Российском государственном военном архиве), Музея истории религии и атеизма АН СССР – не выявлено» [37]. Иными словами, у арестованных репрессированных имел место ординарный самооговор, обусловленный широко применявшимися тогда методами «физического» воздействия. Вот что пишет исследователь архивных уголовных дел советских мистиков, репрессированных в 1935–1940 гг., А.Л. Никитин: «На протяжении всего этого периода видны действия четко отработанной репрессивной машины, задачей которой было возможно быстрое принуждение к самооговору, влекущему за собой ВМН – высшую меру наказания, т. е. расстрел… Протоколы этого времени сухи, примитивны, состоят из вопросов и ответов, записанных казенным (порою – малограмотным) языком самими следователями, и сводятся, как правило, к тому, чтобы вынудить признание в несодеянном. В делах этого периода напрасно искать изъятых при обыске бумаг и документов, поскольку они обычно уничтожались… Никого не интересовала духовная жизнь человека и его убеждения, если только они не несли политической окраски…» [30, c. 93–94]. Заведующий кафедрой биофизики Казахского университета В.М. Инюшин в одном из интервью утверждал, что в СССР в 1936 г. под эгидой НКВД была создана по инициативе маршала М. Тухачевского лаборатория, изучавшая парапсихологические феномены, а исследования в ней до 50-х годов ХХ в. вел известный 233 физиолог Л.Л. Васильев [23]. Однако заместитель начальника Центрального архива ФСБ России А.И. Шишкин не подтвердил данные сведения [39]. Л.Л. Васильев (1891–1966 гг.) руководил лабораторией в Ленинградском Институте мозга в период с 1932 по 1937 г. включительно, но никаких признанных «открытий» эта работа не принесла [13; 49, c. 355]. В то же время упомянутый Л.Л. Васильев в своей книге, посвященной многолетним исследованиям мысленного внушения, утверждает, что в 1936 г. в Институте мозга им. В.М. Бехтерева физиолог И.Ф. Томашевский защитил кандидатскую диссертацию на тему «О физических основах мысленного внушения» [12, c. 7]. Но нигде в своих статьях и книгах, посвященных парапсихологии, Л.Л. Васильев не цитирует названной «диссертации», что выглядит весьма странно. На наш запрос директор Санкт-Петербургского научно-исследовательского психоневрологического института им. В.М. Бехтерева Н.Г. Незнанов ответил так: «…Мы не смогли разыскать диссертацию И.Ф. Томашевского «О физических основах мысленного внушения»…Ее не оказалось ни в библиотеке НИПИИ им. В.М. Бехтерева, ни в архиве мемориального музея В.М. Бехтерева. В каталогах Российской национальной библиотеки, Библиотеки Академии наук и Библиотеке Института физиологии имени И.П. Павлова РАН также нет никаких «следов» этой работы. Возможно, Вам следует обратиться в архив ВАК…» [38]. На наше письмо председателю ВАК пришел ответ заместителя директора департамента научных и научно-педагогических кадров Министерства образования и науки РФ З.П. Дащинской: «…В регистрационно-учетной базе Департамента не содержится информации о регистрации защиты И.Ф. Томашевского в 1936 году» [40]. Таким образом, сведения о том, что в СССР в довоенное время была защищена диссертация по телепатии, оказались неверными. М.В. Виноградов, именующий себя психиатром-криминалистом, утверждает: «Иосиф Сталин своего интереса к сверхъестественному не афишировал, но и не скрывал от приближенных к нему соратников. И по его, Сталина, личному распоряжению в тридцатые годы прошлого столетия в самой тогда могущественной спецслужбе мира была создана секретная лаборатория по изучению «мистических» явлений, а оказавшиеся в СССР известные народу экстрасенсы, такие, например, как Вольф Мессинг, пользовались у «отца народов» безусловной поддержкой» [18, c. 31]. Это утверждение при проверке оказалось вымыслом, современным мифом. Так, директор Российского государственного архива социально-политической истории А.К. Сорокин сообщил: «…В ходе поиска информации по интересующей Вас теме сотрудниками архива были использованы поисковые средства базы данных «Электронный архив И.В. Сталина», включающей информацию из документов описей 1–4, 11 фонда 558. Упоминаний об интересе И.В. Сталина к «таинственным явлениям психики» не было обнаружено… Для сведения сообщаем, что информацию о структуре НКВД и его руководстве Вы можете найти в справочниках: «Лубянка. ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБМГБ-МВД-КГБ, 1917–1960. Справочник». М., 1997; Петров Н.В., Скоркин К.В. «Кто руководил НКВД. 1934–1941. Справочник». М., 1999. Информации об упоминаемой Вами секретной лаборатории в них не имеется» [41]. 234 В книге А. Первушина «Оккультный Сталин» есть утверждение, что, якобы, в 1930 году в Москву из Ленинграда была вызвана некая Наталья Львова, обладающая экстрасенсорными способностями, которая выполняла личные секретные поручения И.В. Сталина [33, c. 214–219]. Данная информация в полной мере использована составителями фильма «Ведьма Иосифа Сталина», неоднократно демонстрируемого по телевизионному каналу ТВ-3. Однако эти утверждения были доказательно развенчаны сообщением директора Российского государственного архива социально-политической истории А.К. Сорокина: «…В ходе поиска информации о Наталье Львовой сотрудниками архива был просмотрен именной указатель к описи 11 фонда 558 (личный архив И.В. Сталина), а также использованы поисковые средства базы данных «Электронный архив И.В. Сталина», включающей информацию из документов описей 1–4, 11 фонда 558, упоминаний о Наталье Львовой и других экстрасенсах не было обнаружено» [44]. Названный выше М.В. Виноградовым «экстрасенс» В. Мессинг не обладал никакими сверхъестественными способностями и не имел контактов с И.В. Сталиным и руководством советских спецслужб [24; 48; 50]. М.И. Буянов сообщает: «В ХХ веке многие секретные службы интересовались – нельзя ли с помощью мистики поживиться, поэтому проявляли любопытство ко всем, кто говорил о своих оккультных талантах. А результат? Нуль. Поэтому с конца ХХ столетия секретные службы перестали обращать внимание на жуликов, уверявших, будто обладают какими-то никому неведомыми знаниями» [10, c. 157]. Последний председатель КГБ СССР В.А. Крючков в своем интервью (2005 г.) так отозвался о проблеме «загадочных явлений» и спецслужб: «Не было ни одного случая, чтобы мы получили материал, подтверждающий существование НЛО или каких-то сверхъестественных явлений… Со всей ответственностью заявляю: никогда и ничего подобного в действительности за годы моей работы ни у нас, ни в других странах обнаружено не было! Когда я говорю о других странах, я исхожу из данных, которые получили наши разведчики от источников из самых высоких официальных, военных и научно-технических структур, а также из главных спецслужб зарубежных государств…Американцы занимались так называемыми «парапсихологическими опытами», однако толком не продвинулись, как, впрочем, и наши специнституты в этом отношении почти ничего не достигли, хотя испытания вели… Никаких открытий, а ведь работали в этой области самые неординарно и разнообразно мыслящие ученые КГБ. Это тема, на ниве которой можно работать не один десяток лет – и не одному поколению – и ничего такого не открыть… Так что все эти шушуканья о зомбировании КГБ своих агентов или целых закрытых городов особого назначения – из области черной фантастики недобросовестных людей… Если бы хоть что-то где-то было, наши сотрудники сразу бы мне это доложили» [21]. В настоящее время стала возможной гораздо большая открытость отечественных спецслужб, нежели в эпоху тоталитаризма, отчего ряд ответственных разведчиков и контрразведчиков, достигнув пенсионного возраста, охотно выступают в СМИ, сотрудничают с исследователями. Так, в «Комсомольской правде» бы 235 ло помещено интервью с полковником Б.Н. Батраевым, награжденным почетным знаком «За службу в разведке», который рассказывал о музее службы внешней разведки РФ, где хранятся десятки тысяч уникальных экспонатов. Борис Никодимович ответил нам так: «В нашем музее нет никаких материалов или данных об использовании нашей разведкой способностей парапсихологов (ясновидения, телепатии). Лично я, разведчик с довольно большим стажем практической работы в разведке (включая 25 лет загранработы), в возможность такого использования в настоящее время в интересах разведки – не верю» [35]. Генерал в отставке В.С. Широнин, возглавлявший аналитическое управление КГБ СССР, сообщил: «…Весьма скептически отношусь к разного рода «экстрасенсам» и им подобным «чумакам», «кашпировским». В период службы в КГБ мне приходилось встречаться с подобными личностями, а однажды и участвовать в экспериментах с привлечением опытных невропатологов и психотерапевтов по проверке их способностей. Установлено, что таких способностей просто не существует, а о них чаще всего распространяются с целью сделать деньги. Мошенники, имеющие к тому же психические отклонения и расстройства, черпают информацию и сведения из тех же СМИ. Скажу откровенно, что в начале этих экспериментов я вынашивал даже идею образовать рабочую группу, но ученые на практике доказали несостоятельность самой идеи» [34]. Генерал Л.В. Шебаршин – автор ряда интересных книг о советской внешней разведке (Первом Главном Управлении КГБ СССР) – любезно сообщил следующее: «Я работал в ПГУ КГБ СССР с 1962 по 1991 год, прошел дважды курс обучения в Институте ПГУ. За все это время, включая работу на посту начальника ПГУ, я не встречал каких-либо документальных свидетельств использования в нашем деле ясновидцев, телепатов и т. п. Более того, никто из широкого круга моих хороших знакомых по службе, в том числе и работники предшествовавших поколений ни разу не упоминали о подобных случаях. (Это при том, что людям вообще, а ветеранам в особенности присущ интерес ко всему необычному). Мне достоверно известно, что научно-исследовательские подразделения разведки не занимались парапсихологией и сходной проблематикой. Отдельные энтузиасты, захваченные модным поветрием, пытались склонять меня к личному знакомству с экстрасенсами, телекинетиками. Я соглашался при одном условии – они должны продемонстрировать свои сверхъестественные дарования в моем служебном кабинете по моей программе. Желающих не нашлось! Возможно ли использование разведкой веры в сверхъестественное, суеверий и т. п.? Разумеется! Суть нашего ремесла – работа с индивидуумом, знание и использование его сильных и слабых сторон, увлечений и фобий. Я не могу припомнить какой-либо конкретный пример: в моей личной оперативной практике такого не было, но, вспоминая прошлое, думаю, что вполне могло бы быть. Это просто – продемонстрируйте увлеченному человеку свою исключительную заинтересованность в предмете его увлечения, будь то филателия, коллекциони 236 рование бабочек, экстрасенсорика, НЛО и т. д., и Вы снимете один из психологических барьеров к сближению. Дальнейшее – дело техники и удачи» [36]. Несмотря на эти категоричные оценки авторитетных представителей отечественных спецслужб, до сих пор находятся отдельные их представители, которые пытаются заявить о «достижениях» секретных парапсихологических проектов. Академик Э.П. Кругляков пишет: «В разгар «холодной войны» в СССР и в США даже были созданы секретные лаборатории для изучения этих явлений, но никаких успехов так и не было достигнуто… В последнее время стало известно, что в США и Великобритании полностью прекратили финансирование исследований, связанных с паранормальными явлениями. У нас же несколько отставных генералов ФСБ многократно выступали в средствах массовой информации, доказывая, каких замечательных успехов добилась эта «наука» в былые времена…» [28, c. 80]. Такие интервью, в частности, дает генерал-майор в отставке Г.Г. Рогозин, который в 90-х годах ХХ в. работал заместителем начальника службы безопасности Президента РФ Б.Н. Ельцина. «Именно он стал покровителем астрологии, парапсихологии, оккультизма… в высших эшелонах власти» [27, c. 304]. Другой генерал-майор из Главного управления охраны РФ – Б.К. Ратников – после ухода на пенсию стал активно давать интервью СМИ, повествуя о необыкновенных успехах российских спецслужб в области парапсихологической разведки и контрразведки. В конце 2006 г. в «Российской газете» появилось интервью Б.К. Ратникова «Чекисты сканировали мысли Мадлен Олбрайт» [45]. Вот что утверждал этот представитель современных российских спецслужб: «Еще в начале девяностых годов мы «поработали» с новым послом США в России Страусом. Прочитав его мысли, пришли к выводу, что в посольстве есть аппаратура для психотронного воздействия на москвичей, но она законсервирована. Получили и другую информацию из его подсознания. За пару недель до начала бомбардировок Югославии авиацией США мы провели сеанс подключения к подсознанию госсекретаря Олбрайт… Мы можем спокойно «гулять по мозгам» президента США и его ближайшего окружения» [45]. Заявлял отставной генерал и о создании «психотронного оружия», основанного на «тонких физических полях». В ответ на эту публикацию редакционная коллегия сборника Комиссии по борьбе с лженаукой РАН отметила: «Вызывает удивление, что официальная правительственная газета опубликовала эти фантастические сведения. Тайна подсознания… здесь явно ни при чем, как, впрочем, и не существующие в природе «психогенераторы». Речь идет о банальном оккультизме, под прикрытием которого расхищались бюджетные средства» [15, c. 11]. Журналистское расследование по этому и другим заявлениям Б.К. Ратникова в СМИ провел главный редактор газеты «Родная земля» (г. Иркутск) А.П. Шахматов. Он направил ксерокопии публикаций Б.К. Ратникова в различные инстанции (ФСБ РФ, Министерство иностранных дел РФ и др.) с просьбой дать оценку объективности данным материалам. Разумеется, никаких подтверждений объективности слов отставного генерала не было получено. Вот, например, что ответила Федеральная служба охраны РФ: «Федеральная служба охраны РФ, как правопреемник Главного управления охраны и Службы безо 237 пасности Президента Российской Федерации, где работал на различных должностях Ратников Б.К., информацией о проводившихся исследованиях по созданию дистанционного воздействия на психику человека, в том числе в области сканирования мыслей руководства отдельных иностранных государств, не располагает» [42]. Заместитель директора департамента Северной Америки МИД РФ А. Худин сообщил: «МИД России не располагает сведениями о каких-либо попытках «сканирования» мыслей дипломатов и руководства США, в том числе упомянутых в статье в «Российской газете» № 288 (4254) от 22 декабря 2006 г.» [43]. Проверку данных сообщений Б.К. Ратникова в СМИ на содержание в его действиях состава преступления, предусмотренного статьей 283 Уголовного Кодекса РФ (разглашение государственной тайны), проводила следственная служба Управления ФСБ РФ по г. Москве и Московской области. 28 декабря 2007 г. следователь Д.В. Молодых вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Выяснилось, что Б.К. Ратников не имел ученой степени, в период с сентября 1973 г. по март 1991 г. работал в Управлении КГБ СССР по г. Москве и Московской области, где по своим функциональным обязанностям занимался обеспечением безопасности объектов авиации. Был уволен в запас с должности начальника отдела, с августа 1991 г. по май 1997 г. Б.К. Ратников работал в Федеральной службе охраны РФ, в круг его обязанностей на тот период входил мониторинг реальных и потенциальных угроз в адрес Президента России. При даче объяснения следователю ФСБ РФ Б.К. Ратников заявил, что в ходе работы он «столкнулся с возможным экстрасенсорным воздействием на Президента РФ со стороны третьих лиц». Вот что он сообщал журналистам ранее: «Я видел антенну, установленную в кабинете Ельцина за книжной стенкой. Это был обтянутый брезентом металлический каркас размером 1 м 20 см на 1 м 20 см с радиоизлучателем в середине. Кто его включал или выключал, я не располагаю сведениями. Возможно, кто-то из Верховного Совета… Эта антенна представляла собой электромагнитное устройство, которое действовало на расстоянии 10–15 метров. И оно могло из нормального человека делать дурака» [29]. Фактически ответственный сотрудник ФСО РФ признался, что кто-то неизвестный установил в кабинете Президента России странный излучатель с неясной целью и неясными свойствами, а охрана не смогла этому ни воспрепятствовать, ни установить «злоумышленника». Только к экстрасенсорике подобный излучатель отношения иметь не мог. В объяснении от 25 декабря 2007 г., данном сотрудникам Управления ФСБ РФ по г. Москве и Московской области, Б.К. Ратников признал, что свой интерес к тематике экстрасенсорных возможностей человека он смог реализовать лишь выйдя на пенсию в 1997 г., читал несколько лет разную литературу по данной теме, после чего «достиг должного уровня профессионализма для выдвижения научных мыслей и теорий». Проверка показала также, что «сканированием мыслей» человека этот работник спецслужб не занимался, все это было его измышлениями [32]. Психотерапевт М.И. Буянов очень верно отмечает: «…То, что к тайным службам примазываются самозванцы, шутники и афе 238 ристы, так это в природе людей. К сожалению, и нынешний состав ФСБ (бывший КГБ) мало отличается от своих предшественников: жуликов в их рядах хватает. Особенно тех, кто делает карьеру на якобы использовании необычных видов воздействия в разведывательных целях» [9, c. 42–43]. «Сканирование мыслей», о котором упоминал вышеназванный Б. Ратников, сделало бы совершенно ненужной работу «кротов», как на жаргоне спецслужб называют тщательно законспирированных лазутчиков, внедренных к противнику. Достаточно вспомнить, как в июне 2010 г. в США было арестовано 10 человек по обвинению в исполнении «глубоко законспирированных заданий». Вскоре МИД РФ сообщило, что задержанные являются гражданами России. В начале июля 2010 г. Россия и США совершили обмен – десять задержанных российских разведчиков на четверых россиян, осужденных за шпионаж и помилованных президентом России. Через некоторое время стало известно, что наших разведчиков выдал американской стороне «крот» – полковник А. Потеев, являвшийся заместителем начальника американского отдела управления «С» (нелегальная разведка) Службы внешней разведки России. Предатель успел сбежать в США. Приговором Московского окружного военного суда он был заочно осужден за государственную измену к 25 годам лишения свободы, лишен звания и наград [22]. Нет сомнения, что при наличии возможности «сканирования мыслей» в российских спецслужбах подобных случаев не встречалось бы вообще. Английский журнал «Fortean Times» несколько лет назад сообщал, что британское министерство обороны рассекретило 168-страничный доклад об экспериментах, которые проводила английская разведка с использованием людей, объявивших себя «экстрасенсами». В конце 2001 года «в арендованном на время сельском поместье (чтобы ничто не отвлекало участников) провели в общей сложности 18 серий опытов. Под наблюдением психологов добровольцы с повязкой на глазах должны были определять содержимое конвертов из плотной коричневой бумаги. В конвертах лежали фотографии различных предметов и людей… Большинство испытуемых называли изображения, ничего общего с действительными… В 28 % случаев все же можно говорить о некоторых более или менее удачных догадках, но в целом результаты пришлось счесть разочаровывающими. На опыты потрачено 18 тысяч фунтов стерлингов, и на этом все исследования закончились» [52, c. 11]. В 1973 г. Центральное разведывательное управление США выделило 50 тысяч долларов на опыты с двумя «экстрасенсами», которым давали различные координаты на территории СССР, где находились стратегические объекты, а затем сравнивали полученные описания объектов с фотоснимками, сделанными американскими спутниками-шпионами. Результаты экспериментов были признаны «малоценными», отчего в 1976 году их финансирование было прекращено [52, c. 11–12]. В то же время в США получила финансирование от ЦРУ и военной разведки секретная программа «Звездные врата», в рамках которой проводились эксперименты по экстрасенсорному шпионажу за военными объектами СССР. В 1985 г. эту программу возглавил доктор Эдвин Мэй, который оставался ее директором вплоть до закрытия «Звездных врат» в 1995 г. В интервью «Российской газете» Э. Мэй сообщает: «…В центре нашего внимания было так 239 называемое дальновидение, что близко к вашему понятию ясновидения. С помощью дальновидения изучались советские военные объекты, исследовались возможности экстрасенсорной связи. Наши сотрудники привлекались для поиска опасных преступников и пропавших людей, в том числе похищенных террористами… На мой взгляд, исследования надо было продолжать, но проект закрыли. Причина простая: исчез главный противник – СССР. В Пентагоне и ЦРУ решили, что стратегическая надобность в «Звездных вратах» отпала» [46]. Член совета директоров парапсихологической ассоциации США Э. Мэй просто лукавит: он не говорит, что в США сейчас полностью прекращено государственное финансирование исследований, связанных с паранормальными явлениями, ввиду бесперспективности таких разработок [17, c. 8]. В 1995 г. в докладе ЦРУ была проведена оценка 10 лет военных испытаний шпионов-экстрасенсов, на которые потратили 20 миллионов долларов. Программа не дала никаких результатов, и ее списали за непригодностью [20, c. 256]. Аналогичная программа «экстрасенсорного шпионажа», оказывается, существовала в нашей стране. Журналист С. Птичкин пишет: «В последние годы перестройки в Минобороны СССР обратилась группа экстрасенсов, которые вполне убедительно гарантировали помощь в решении многих проблем: поиске пропавших кораблей и самолетов, предотвращение различных ЧП, лечение тяжелобольных и тяжелораненых воинов… Был проведен тщательный анализ их предложений. В итоге начальник Генштаба генерал армии Михаил Моисеев предложил сформировать новый отдел – войсковую часть 10003. Командиром, по его личному распоряжению, был назначен полковник Алексей Савин, при этом должность ему определили генеральскую… Почти мистическая и «лженаучная» парапсихология…заняла немалую, но отнюдь не основную часть в тематике в/ч 10003...» [47]. О данной воинской части сообщает бюллетень Комиссии по борьбе с лженаукой РАН: «…Цели у нее были благородные: доработать некие технологии, которые могли бы обеспечить СССР стратегическое превосходство как в военной, так и в гражданских областях. Только вот исполнители в большинстве своем были набраны странные: колдуны, экстрасенсы, «ученые», которых к науке близко не подпускали» [16, c. 5–6]. О том, что указанная войсковая часть 10003 занималась сбором информации, в частности, о неопознанных летающих объектах (НЛО) ее руководитель А. Савин достаточно подробно рассказал специалистам США, удостоившись в российских СМИ определения – «болтун», «находка для шпиона» [31, c. 22]. Впрочем, другой представитель Министерства обороны РФ полковник Б. Соколов «приватизировал» часть архива министерства, в котором аккумулировались десятилетние наблюдения за НЛО, после чего выгодно продал эти уникальные документы американцам, не понеся уголовной ответственности [31, c. 22]. В 2003 году лауреат Нобелевской премии академик РАН В.Л. Гинзбург, вместе с академиками РАН Е.Б. Александровым, Э.П. Кругляковым, В.Е. Фортовым опубликовал в газете «Известия» письмо, в котором говорилось: «До сих пор существует в/ч 10003, которая при наличии объективной квалифицированной экспертизы была бы немедленно расформирована. «Наука», процветающая в этой в/ч, может существовать только благодаря режиму бес 240 смысленной секретности. Тайные пружины происходящего очевидны: невежество и коррупция» [1]. В 2004 г. данную войсковую часть расформировали. Изложенное позволяет сделать вполне обоснованный вывод: в СССР и постсоветской России специальные службы не имели никаких действенных контактов с так называемыми «экстрасенсами», а сообщения в СМИ о подобных «успехах» являются вымыслом. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Астрология добралась до правоохранительных органов / Е. Б. Александров и др. // Известия. – 2003. – 25 окт. 2. Андреев А. В. Время Шамбалы. Оккультизм, наука и политика в Советской России / А. В. Андреев. – М. : Яуза, 2002. – 379 с. 3. Андреев А. И. Оккультист Страны Советов / А. И. Андреев. – М. : Яуза-Эксмо, 2004. – 368 с. 4. Барченко А. В. Передача мыслей на расстояние. Опыты с «мозговыми лучами» / А. В. Барченко // Природа и люди. – 1911. – № 31. – С. 501–503. 5. Барченко А.В. Передача мыслей на расстояние. Опыты с «мозговыми лучами» / А.В. Барченко // Природа и люди. – 1911. – № 32. – C. 513–517. 6. Большая Советская Энциклопедия. – М., 1974. – Т. 19. – С. 564–565. 7. Брачев В. С. Масоны и власть в России / В. С. Брачев. – М. : Яуза, 2003. – 618 с. 8. Брачев В. С. Оккультисты Советской эпохи. Русские масоны ХХ века / В. С. Брачев. – М. : Изд. Быстров, 2007. – 480 с. 9. Буянов М. И. От одиночества к общению, или контактология / М. И. Буянов. – М. : Изд. Рос. общ. медиков-литераторов, 1998. – 120 с. 10. Буянов М. И. Контрасты / М. И. Буянов. – М. : Изд. Рос. общества медиков-литераторов, 2007. – 208 с. 11. Буянов М. И. Мистика, КГБ и психиатрия / М. И. Буянов. – М. : Изд. Рос. общ. медиков-литераторов, 2007. – 216 с. 12. Васильев Л. Л. Экспериментальные исследования мысленного внушения / Л. Л. Васильев. – Л. : ЛГУ, 1962. – 236 с. 13. Васильев Л. Л. Таинственные явления человеческой психики / Л. Л. Васильев. – М. : Гос. изд. полит. лит., 1963. – 168 с. 14. Ворсобин В. «Воскрешателю» мертвых Грабовому дали по году за каждого невоскресшего / В. Ворсобин // Комсомольская правда. – 2008. – 9 июля. 15. В защиту науки. – М. : Наука, 2007. – Вып. № 2. – 208 с. 16. В защиту науки. – М. : Наука, 2008. – Вып. № 3.– 229 с. 17. В защиту науки. – М. : Наука, 2008. – Вып. № 4. – 210 с. 18. Виноградов М. В. Необычные ресурсы в арсенале полиции / М. В. Виноградов // Профессионал. – 2012. – № 4 (108). – С. 30–35. 19. Дубров А. Н. Парапсихология и современное естествознание / А. Н. Дубров, В. Н. Пушкин. – М. : СП «Соваминко»,1989. – 280 с. 20. Майерс Д. Интуиция. Возможности и опасности / Д. Майерс. – СПб. : Питер, 2011. – 272 с. 241 21. Добрюха Н. Если бы НЛО существовал, мне бы об этом доложили / Н. Добрюха // Комсомольская правда. – 2005. – 6 дек. 22. Егоров И. 25 лет без права переписки / И. Егоров // Российская газета. – 2011. – 10 августа. 23. Кашницкий С. Смерть под колпаком / С. Кашницкий // Московский комсомолец. – 2000. – 30 марта – 6 апр. 24. Китаев Н. Н. «Криминалистический экстрасенс» Вольф Мессинг: правда и вымысел / Н. Н. Китаев. – Иркутск : Изд-во БГУЭП, 2006. – 122 с. 25. Корочкин Л. И. Неолысенковщина в Российской биологии / Л. И. Корочкин // В защиту науки. – М. : Наука, 2008. – Вып. 3. – С. 115–124. 26. Кругляков Э. П. Почему опасна лженаука / Э. П. Кругляков // Наука и жизнь. – 2002. – № 3. – С. 4–7. 27. Кругляков Э. П. «Ученые» с большой дороги – 2 / Э. П. Кругляков. – М. : Наука, 2006. – 335 с. 28. Кругляков Э. П. От перестановки мест слагаемых сумма меняется! / Э. П. Кругляков // В защиту науки. – М. : Наука, 2008. – Вып. 4. – С. 66–82. 29. Кузина С. Психотронное оружие на свете существует? / С. Кузина // Комсомольская правда. – 2007. – 22 авг. 30. Никитин А. Л. Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в советской России: исследования и материалы / А. Л. Никитин. – М. : Аграф, 2000. – 352 с. 31. Никонов А. Тарелки в зеркале архивов / А. Никонов // Огонек. – 1998. – № 15. – С. 22. 32. Панов А. Журналисты «Родной земли» сканировали мысли генерала спецслужбы Ратникова! / А. Панов // Родная земля (г. Иркутск). – 2008. – 17 марта. 33. Первушин А. Оккультный Сталин / А. Первушин. – М. : Яуза, 2006. – 368 с. 34. Письмо от 28 янв. 2001 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 35. Письмо от 22 февр. 2002 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 36. Письмо от 25 марта 2002 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 37. Письмо № 10/А-К-670 от 16 мая 2005 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 38. Письмо № 528 от 21 окт. 2011 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 39. Письмо № 10/А-81 от 12 янв. 2012 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 40. Письмо № 09-ЛГ-МОИ-23559 от 13 янв. 2012 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 41. Письмо № 2149 от 11 сент. 2013 г. Личный архив Н.Н. Китаева. 42. Письмо начальника подразделения ФСО РФ А. Лащука от 15 окт. 2007 г. № Ш-145. Архив редакции «Родная земля», 2007. 43. Письмо от 22 нояб. 2007 г. № 5615. ДСА. Архив редакции «Родная земля», 2007. 44. Письмо № 1918 от 12 авг. 2013 г. Личный архив Р.Г. Ардашева. 45. Птичкин С. Чекисты сканировали мысли Мадлен Олбрайт / С. Птичкин // Российская газета. – 2006. – 22 дек. 46. Птичкин С. «Звездные врата» открываются / С. Птичкин // Российская газета. – 2009. – 29 окт. 242 47. Птичкин С. Тайна под номером 10003 / С. Птичкин // Российская газета. – 2009. – 30 дек. 48. Соколов Б. В. Вольф Мессинг / Б. В. Соколов. – М. : Мол. гвардия, 2013. – 310 с. 49. Торчинов В. А. Вокруг Сталина : историко-биографический справочник / В. А. Торчинов, А. М. Леонтюк. – СПб. : Изд. С.-Петерб. ун-та, 2000. – 478 с. 50. Фрейгин О. О. Вольф Мессинг – повелитель сознания / О.О. Фрейгин. – СПб. : Питер, 2010. – 224 с. 51. Шишкин О. А. ЦК, ЧК и Шамбала / О.А. Шишкин // Совершенно секретно. – 1996. – № 3. – С. 9–10. 52. Ясновидцы на службе разведки // Наука и жизнь. – 2007. – № 9. – С. 45. Информация об авторах Ардашев Роман Георгиевич – соискатель кафедры уголовно-правовых дисциплин Иркутского государственного технического университета, 664074, г. Иркутск, ул. Игошина, 4, е-mail: ardashev.roman@gmail.com. Китаев Николай Николаевич – кандидат юридических наук, доцент, заслуженный юрист Российской Федерации, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Иркутского государственного технического университета, 664074, г. Иркутск, ул. Игошина, 4, е-mail: kivanic@mail.ru. Information about the authors Ardashev Roman Georgievich – Ph.D. candidate, Department of Criminal Law of Irkutsk State Technical University, е-mail: ardashev.roman@gmail.com. Kitaev Nikolay Nikolaevich – Ph.D. in Law, Associated Professor, Honorary Lawyer of the Russian Federation, Associated Professor of Criminal Law of Irkutsk State Technical University, 4 Igoshina St., Irkutsk, 664074, Russia, е-mail: kivanic@mail.ru. УДК 343.985.7:343.542.1 ББК 67.404.9 П.Л. Боровик КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИ ЗНАЧИМЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРЕДМЕТА ДОКАЗЫВАНИЯ ПО ДЕЛАМ ОБ ОБОРОТЕ ПОРНОГРАФИИ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО В статье рассматриваются аспекты проблемы определения предмета доказывания по делам об обороте детской порнографии. Автором выявлена системная ошибка в правоприменительной деятельности органов уголовного преследо 243 вания, связанная с ненадлежащим определением круга обстоятельств, входящих в предмет доказывания, и показаны ее причины. На основе механизма преступления, уголовного и уголовно-процессуального законодательства автором предложена система обстоятельств, входящих в предмет доказывания, построенная на фундаменте иерархической и логической взаимосвязи ее элементов. Ключевые слова: предмет доказывания, детская порнография, порнографическая продукция с изображением несовершеннолетнего. P.L. Borovik MAJOR FEATURES KRIMINALISTICHESKOM EVIDENCE FOR THE SUBJECT OF TURNOVER PORNOGRAPHY SHOWING MINOR This article discusses aspects of defining the subject of proof in cases of trafficking child pornography. Author identified a system error in law enforcement activities of criminal prosecution related to the definition of incorrect zhaschim – range of circumstances within the subject of proof, and shows its causes. On the basis of the mechanism of the crime, criminal and criminal procedural law the author proposed a system of circumstances within the subject of proves, built on the foundations of hierarchical and logical intertionship of its elements. Keywords: subject of proof, child pornography, pornography depicting a minor. Правильное определение предмета доказывания как элемента частной криминалистической методики способствует конкретизации выдвигаемых версий, четкой постановке задач расследования преступлений и осуществлению органами уголовного преследования запланированных следственных действий, оперативно-розыскных и иных мероприятий, направленных на их разрешение. Это, в свою очередь, обеспечивает выполнение установленных ст. 18 УПК Республики Беларусь (далее – УПК) требований по всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств уголовного дела, имеющих значение для правильного его разрешения, защиты прав и законных интересов участвующих в уголовном процессе лиц. Вопросы предмета доказывания в различные периоды времени получили свое освещение в научных работах М.С. Строговича, А.И. Трусова, А.М. Ларина, Р.С. Белкина, В.М. Галкина, С.А. Шейфера, Ф.Н. Фаткуллина, Л.М. Карнеева, Н.П. Кузнецова, В.С. Сорокина и других ученых. Отдельные аспекты расследования преступлений, связанных с оборотом порнографической продукции, в том числе с участием несовершеннолетних, затрагивали И.Г. Сугаков, С.В. Хильченко, В.В. Шендрик, С.О. Сафронов, И.О. Крепаков, Э.В. Жилин, А.А. Иванова. Однако вопросы предмета доказывания по делам данной категории остались не рассмотренными, что предопределяет необходимость их комплексного исследования. Анализ практики расследования преступлений об обороте детской порнографии показывает, что предмет доказывания не всегда исследуется в полном 244 объеме. Так, неустановление цели распространения при хранении видеофайла с изображением малолетней и игнорирование лицом, производящим дознание, требований ч. 1 ст. 18 УПК привело к незаконному привлечению гражданина В. в качестве обвиняемого [2]. Небрежное отношение к установлению возраста лица, вовлеченного в изготовление порнографических материалов, которое на момент совершения деяния не достигло 14 лет, стало причиной неверной квалификации содеянного обвиняемым Е. по ч. 2 вместо ч. 3 ст. 3431 УК Республики Беларусь (далее – УК) [3]. В деле по обвинению П. не был установлен возраст гражданки Г. на момент изготовления порнографических фотоснимков с ее участием, которая в то время являлась несовершеннолетней, что стало причиной ошибочной юридической оценки содеянного П. по ст. 343 УК, а следовало бы по ст. 3431 УК. Кроме того, не было доказано обстоятельство совершения преступления в интернете (порнографические изображения несовершеннолетней Г. были размещены в социальной сети и на сайте знакомств), что привело к изменению в суде обвинения относительно способа совершения деяния [1]. Подобные примеры не единичны и свидетельствуют о наличии системной ошибки, связанной с ненадлежащим определением круга обстоятельств, входящих в предмет доказывания. Такой пробел в деятельности органов уголовного преследования вызван прежде всего неразработанностью научно обоснованной системы обстоятельств, подлежащих доказыванию при расследовании рассматриваемых преступлений, что подтверждают преобладающее большинство опрошенных нами респондентов из числа следователей. Для устранения выявленной системной ошибки, основываясь на механизме преступления об обороте детской порнографии, предлагаем следующую систему обстоятельств, которая построена на фундаменте иерархической и логической взаимосвязи ее элементов. Первым элементом этой системы является лицо (лица), совершившее преступление. Здесь следует установить сведения, индивидуализирующие это лицо: фамилию, имя и отчество; место рождения, регистрации и проживания; личный номер. Второй элемент – сведения, относящиеся к субъекту преступления в уголовно-правовом смысле, которые связаны с установлением возраста лица, совершившего оборот детской порнографии, и его вменяемости. В соответствии с ч. 1 ст. 27 УК возраст привлечения к уголовной ответственности по ст. 3431 УК наступает с 16 лет. Он определяется обычно днем, следующим за датой рождения, указанной в свидетельстве или паспорте, и соответствием уровня интеллектуального развития физическому возрасту, подтвержденным данными об образовании, а в необходимых случаях – результатами психолого-психиатрической экспертизы. Исключение составляют квалифицирующие признаки ч. 2, 3 ст. 3431 УК, предусматривающие использование заведомо несовершеннолетнего или малолетнего для изготовления порнографических материалов, печатных изданий или иных предметов порнографического характера с его изображением. Эти деяния предполагают привлечение к уголовной ответственности с 18 лет. Третий элемент – сведения, относящиеся к субъективной стороне деяния. Здесь следует установить: вину, которая выражается в прямом умысле со 245 вершения одного или нескольких действий, указанных в ст. 3431 УК; мотив, побудивший к этим действиям (удовлетворение сексуальных потребностей, корысть, месть); цели распространения или рекламирования. При определении вины должен быть установлен и квалифицирующий признак заведомости по отношению к возрасту лица, изображенного либо используемого для изготовления порнопродукции с его изображением. При формулировании в законе возраста ребенка как заведомо несовершеннолетнего или малолетнего берется за основу фактор субъективной оценки признака «заведомо», а не точный возраст изображенных или используемых для изготовления порнографии лиц. Четвертый элемент – совершение преступления группой лиц. В этом случае необходимо выяснить, имел ли место предварительный сговор между участниками группы, являлась ли она организованной либо представляет собой преступную организацию, какова роль соучастников (исполнитель, организатор, подстрекатель или пособник) и в чем конкретно выразились действия каждого из них. Пятый элемент – сведения, характеризующие личность виновного, относящиеся к социально-демографическим и нравственно-психологическим свойствам лица, совершившего преступление. В соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 388 и п. 3 ч. 2 ст. 389 УПК приговор суда первой инстанции подлежит отмене или изменению, если не были установлены с достаточной полнотой данные о личности обвиняемого. Шестой элемент – способ совершения преступления, который выражается в одном или нескольких умышленных действиях, указанных в ст. 3431 УК. Седьмой элемент – действия, определяющие конкретный способ совершения преступления. В данном случае следует установить, каким образом был осуществлен тот или иной способ общественно опасного деяния. Кроме того, при сбыте порнопродукции подлежат установлению действия, связанные с получением денежных средств, вырученных от ее реализации. Восьмой элемент – орудия преступления, то есть предметы, используемые непосредственно при выполнении объективной стороны преступления и закономерно связанные со способом совершения общественно опасного деяния. Необходимость их установления обусловлена требованием ст. 96 УПК, в соответствии с которой они являются вещественными доказательствами и могут служить средствами по обнаружению преступления, установлению фактических обстоятельств уголовного дела, выявлению виновных либо опровержению обвинения или смягчению ответственности обвиняемого. В зависимости от возможности целевого использования орудия преступления рассматриваемого вида подразделяются на универсальные (многофункциональные) и узконаправленные. К универсальным относятся средства, используемые как для изготовления, так и сбыта в форме распространения либо демонстрации порнографической продукции: компьютеры, мобильные телефоны, медиаплейеры с возможностью видеозаписи, CD/DVD-рекордеры, видеомагнитофоны, диктофоны. К узконаправленным – используемые только для изготовления порнопродукции (фотоаппараты, видеокамеры, автомобильные видеорегистраторы, сканеры, ксероксы, ризографы и цифровые дупликаторы, 246 дубликаторы оптических дисков, принтеры, полиграфическое оборудование); сбыта в форме демонстрации порнопродукции (видеопроекторы, CD/DVDпроигрыватели, цифровые фоторамки). Девятый элемент – средства совершения преступления, которые условно можно подразделить на материальные и виртуальные. К первым могут относиться, например, глобальная компьютерная сеть «Интернет», состоящая из компьютеров, мониторов, модемов, коммуникационного оборудования, серверов и т. п., иные сети электросвязи общего пользования либо выделенные сети электросвязи. Вторые представляют собой прежде всего электронную память, в которой хранится информация порнографического характера, и программное обеспечение, позволяющее кодировать, преобразовывать, извлекать, перемещать, принимать, передавать и совершать другие манипуляции с этой информацией. Десятый элемент – предмет преступления, то есть порнографическая продукция с изображением несовершеннолетнего. При доказывании этого обстоятельства необходимо установить: вид порнопродукции (изобразительная, звуковая либо текстовая); ее форму (статическая: фотография, рисунок, картина, коллаж; динамическая: видеофильм, мультфильм, анимация, компьютерная игра, а также видеоизображение, транслируемое в режиме реального времени); тип носителя информации (материальный: магнитный, оптический, электронный, бумажный; виртуальный, находящийся в глобальной компьютерной сети «Интернет», иной сети электросвязи общего пользования либо выделенной сети электросвязи); признаки порнографии (в чем именно они выразились). Одиннадцатый элемент – время, место, обстановка и условия, детерминирующие выбор того или иного способа действия, направленного на оборот детской порнографии, и орудий преступления. Установление данного обстоятельства дает возможность выяснить, когда и где совершено уголовно наказуемое деяние, уточнить способ совершения преступления и детализировать содержание его механизма. Двенадцатый элемент – среда совершения преступления, ее установление определяется тем, что противоправное поведение человека на этапе формирования мотива, принятия решения о совершении уголовно наказуемого деяния, его исполнения, а также посткриминальное поведение является результатом взаимодействия преступника с внешней средой. Специфика преступлений в сфере оборота детской порнографии заключается в их совершении, как правило, в двух средах – материальной (характеризует вещную обстановку и условия совершения деяний, а также связана с материальными носителями информации – оптическими дисками, видеокассетами, журналами и др.) либо виртуальной (отражает содержательную сторону функционирования глобальной компьютерной сети «Интернет», иной сети электросвязи общего пользования либо выделенной сети электросвязи). Установление среды совершения преступления способствует не только полноте, всесторонности и объективности исследования обстоятельств деяния, но и раскрытию всего механизма преступления. Тринадцатый элемент – обстоятельства, влияющие на характер и степень ответственности виновных: явка с повинной, чистосердечное раскаяние в со 247 вершенном преступлении, активное способствование выявлению преступления, изобличению других участников преступления, розыску имущества, приобретенного преступным путем, оказание медицинской или иной помощи потерпевшему непосредственно после преступления, добровольное возмещение ущерба, устранение вреда, причиненного преступлением, иные действия, направленные на заглаживание такого вреда, наличие на иждивении у виновного малолетнего ребенка, совершение преступления вследствие стечения тяжелых личных, семейных или иных обстоятельств, под влиянием угрозы или принуждения либо в силу материальной, служебной или иной зависимости, в отношении заведомо для виновного беременной женщины, с особой жестокостью или издевательством и другие обстоятельства, указанные в ст. 63, 64 УК. Четырнадцатый элемент – происхождение (источники) приобретенной, сохраняемой и сбываемой порнографической продукции с изображением несовершеннолетних. Это обстоятельство связано с установлением, где (на территории какого государства и в каком конкретно месте), когда и кем изготавливалась приобретенная, сохраняемая или сбываемая порнографическая продукция, имело ли место ее незаконное перемещение через границу, каким способом, у кого и за какое вознаграждение она приобреталась лицами до ее овладения виновным. Данное обстоятельство позволяет проследить движение предмета преступления и характер распространения детской порнографии, что поможет выработать надлежащие меры противодействия такому распространению, а также установить лиц, участвующих в создании порнопродукции. Пятнадцатый элемент – размеры доходов, полученных преступниками в результате противоправной деятельности. Данное обстоятельство подлежит выявлению исходя из наличия полученной или предполагаемой прибыли от реализации порнопродукции конкретным способом, используемых форм оплаты и количества вовлеченных в сферу создания порнографии лиц, участвующих в качестве порномоделей, а также размеров сумм (материальных благ), выплачивавшихся последним за участие в порносъемках. Кроме того, при установлении размера преступных доходов от данного вида деятельности следует учитывать продолжительность функционирования порнографического сайта в интернете, среднее ежедневное количество его посещений, расценки на услуги предоставления доступа к платным ресурсам порнографического характера, а также размеры сумм, выплачиваемых web-мастерам (разработчикам сайта) и рекламным агентам. Шестнадцатый элемент – характер и размер вреда, причиненного преступлением. Это обстоятельство предполагает установление вреда, причиненного, в том числе, в результате совершения смежных либо сопутствующих деяний, например насильственных действий сексуального характера, нанесения телесных повреждений, истязания, оскорбления и т. п. В случае вовлечения подростка или использования его беспомощного состояния необходимо установить, какие последствия вызвало у него совершенное преступление: чувство угрызения совести, переживания, расстройство психики, нанесен нравственный урон (причинен моральный вред). Для доказывания данного обстоятельства целесообразно выяснять и наличие психических отклонений либо девиантного поведения у лиц, которым 248 демонстрировалась порнопродукция, возникших либо обострившихся вследствие совершения этого деяния, а также затраты на их лечение. Изучение специальной литературы и анализ уголовных дел по исследуемой проблеме свидетельствует, что преступления, связанные с детской порнографией, носят комплексный характер и сами по себе встречаются крайне редко. Изготовление порнографических фотографий и видеофильмов с изображением несовершеннолетних, как правило, сопровождается совершением деяний, предусмотренных ст. 154, 166–169, 171–173, 189 УК. Чаще всего несовершеннолетние вовлекаются в изготовление порнографической продукции путем обмана, психического или физического насилия, угрозы причинения вреда здоровью и т. п. Однако исследование показывает, что эти обстоятельства не выясняются, даже когда есть фактические данные, свидетельствующие об указанных деяниях. Многие следователи после возбуждения уголовных дел рассматриваемой категории не всегда изучают весь спектр фактически совершенных уголовно наказуемых деяний, прежде всего смежных и сопутствующих. В дальнейшем при проведении следствия перед органами предварительного расследования возникают неразрешенные вопросы относительно специфики и направленности исследуемой криминальной деятельности. Это приводит к тому, что требуют юридической оценки факты, выходящие за рамки предмета доказывания, вытекающего сугубо из содержания ст. 3431 УК. Данное обстоятельство явилось основанием для возникновения системной ошибки, ведущей к неверным уголовно-правовым оценкам и процессуальным решениям. К ним относится игнорирование необходимости отдельной квалификации смежных и сопутствующих преступлений, совершаемых при изготовлении и сбыте порнографической продукции с изображением несовершеннолетних. Исходя из этого мы предлагаем в группу обстоятельств предмета доказывания по делам данной категории, устанавливаемых после возбуждения уголовного дела, включить и те обстоятельства, которые могли бы касаться и других (смежных и сопутствующих) составов преступлений. Суммируя вышеизложенное, приходим к следующему заключению. 1. Совокупность обстоятельств, подлежащих доказыванию при расследовании криминальных деяний в сфере оборота детской порнографии, позволит усовершенствовать деятельность органов уголовного преследования при производстве дознания и предварительного следствия по делам данной категории; 2. Оборот детской порнографии нередко связан с совершением других общественно опасных деяний. В этой связи предмет доказывания по уголовным делам, возбужденным по ст. 343-1 УК, целесообразно расширить с учетом включения в него обстоятельств, подлежащих установлению при расследовании преступлений, являющихся смежными и сопутствующими (ст. 154, 166, 167, 168, 169, 170, 171, 171-1, 172, 173, 189 УК РБ и др.). СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Архив суда Октябрьского района г. Гродно за 2010 г., уголовное дело № 10015200790. 2. Архив суда Оршанского района и г. Орши за 2011 г., уголовное дело № 11019140012. 249 3. Архив суда Речицкого района Гомельской области за 2010 г., уголовное дело № 09024240021. Информация об авторе Боровик Петр Леонидович – кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры правовой информатики, подполковник милиции, Академия МВД Республики Беларусь, 220005, г. Минск, пр. Машерова, 6, e-mail: P.Borovik@tut.by. Information about the author Borovik Petr Leonidovich – PhD, senior lecturer in legal informatics, Police Academy of the Republic of Belarus, lieutenant colonel, 220005, Minsk, Masherova, 6, e-mail: P.Borovik@tut.by. УДК 343.98 ББК 67.4 Р.Н. Боровских О КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИХ СРЕДСТВАХ ПОВЫШЕНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯМ В СФЕРЕ СТРАХОВАНИЯ В статье рассматриваются проблемы, связанные с криминализацией национальной страховой индустрии, и некоторые направления повышения эффективности криминалистических средств противодействия мошенничествам и иным преступлениям в сфере страхования. Ключевые слова: страховая индустрия, преступления в сфере страхования, мошенничество, криминалистическое обеспечение, криминалистическая классификация, источники криминалистической информации. R.N. Borovskikh ABOUT CRIMINALISTICS MEASURES OF IMPROVING THE EFFICIENCY OF INSURANCE CRIMES COUNTERACTION The article considers the problems of russian insurance industry's criminalisation and the ways of improvement of the efficiency of insurance fraud and other crimes counteraction. Keywords: insurance industry, crimes in the insurance industry, fraud, criminalistic security, criminalistic classification, sourses of criminalistic information. 250 В строго юридическом смысле, страховое дело (страховая деятельность) не признается видом предпринимательской деятельности, хотя де-факто обладает всеми признаками последней. Можно отметить тенденцию абсолютизации бизнес-компоненты в современной отечественной практике страхования, что в частности выражается в реализуемой страховщиками политике наращивания объемов продаж страховых продуктов. Общественная опасность указанной тенденции обусловливается тем, что данный экстенсивный путь развития страховой компании, не придающей должного внимания качеству своего «страхового» портфеля, не прогнозирующей риски своей возможной неплатежеспособности и т. д., неизбежно ведет к краху страховщика и, как следствие этого, серьезным имущественным потерям его клиентов – страхователей. Следует помнить, что ущерб страховой компании – это ущерб, прежде всего, ее клиентов. Ярким примером сказанному служит ситуация, возникшая в связи с отзывом лицензии у страховой организации «Россия», работавшей на рынке с 1990 года и входившей в топ-15 страховых компаний. Крах страховой компании «Россия» обернулся крупными имущественными потерями для владельцев ее страховых полисов. Так, свыше 24 тысяч клиентов, имеющих полисы КАСКО (к слову, в первом полугодии 2013 года их продажа принесла компании 348 млн рублей), фактически потеряли страховую защиту: им осталось лишь вставать в очередь кредиторов в процедуре банкротства страховщика [8, с. 15]. По сегменту ОСАГО, согласно оценкам Российского союза автостраховщиков, выплаты за «Россию» из компенсационного фонда союза достигнут 1,6–2,3 млрд рублей, что станет крупнейшей выплатой до настоящего времени [8, с. 15]. Следует отметить, что проблемы у страховщика возникли не одномоментно. Лицензия была приостановлена в октябре 2013 года, но еще в августе 2012 года ЦБ РФ сообщал о наличии «фиктивных» активов на балансе компании. Среди других проблем регулятором отмечались и утерянные полисы ОСАГО (в 2013 году – порядка 200 000 бланков). Ранее лицензию страховщика (только по ОСАГО) приостанавливали дважды – в июне 2009 года и мае 2012 года, но возобновляли каждый раз после обещаний акционеров оказать финансовую помощь компании [8, с. 15]. Как видно, «симптомы» грядущей катастрофы компании «Россия» были понятны для органов страхового надзора задолго до краха, и при этом со стороны регулятора не было принято адекватных предупредительных мер. В результате чего, многие автовладельцы стали жертвами, мягко говоря, недобросовестных действий топ-менеджеров страховой компании. По сути, такие действия вполне сопоставимы с мошенничествами по типу «финансовых пирамид». Вместе с тем, с позиций действующей в настоящее время ст. 159.5 УК РФ «Мошенничество в сфере страхования», подобные деяния топ-менеджеров страховых компаний невозможно квалифицировать как мошеннические. По смыслу закона, диспозицией соответствующей нормы охватываются мошеннические действия лишь со стороны страхователей и иных участников страховых 251 отношений, имеющие целью противоправные завладение страховой выплатой либо получение ее в завышенном размере. Такого рода «однобокость» положений статьи 159.5 УК РФ отмечена в научной литературе [4, с. 14–15]. Безусловно, затруднительность уголовно-правовой оценки действий руководства таких «мыльных пузырей», как страховая компания «Россия», нисколько не влияет на характер и степень их общественной опасности, которая, как полагаем, более чем достаточна для криминализации таких деяний. Относительно сказанного, основная проблема видится не столько в уголовно-правовой оценке содеянного как конкретного преступления, сколько в неэффективности средств выявления, раскрытия и расследования преступлений в сфере страхования. Проводимые исследования [2] показывают, что отечественное страхование чрезвычайно «инфицировано» криминальной деятельностью профессиональных участков страхового бизнеса, которая носит хорошо закамуфлированный характер, маскируя уголовно наказуемые деяния под видом гражданско-правовых деликтов. В связи с этим, еще раз повторим: особое значение для декриминализации отечественного страхового дела в настоящее время приобретают вопросы повышения эффективности выявления, раскрытия и расследования преступлений в сфере страхования Понимание того, что обозначенная проблема относится к предметной области криминалистики, диктует необходимость криминалистической классификации преступлений в сфере страхования. В криминалистической литературе преступные посягательства в сфере страхования классифицируются по критерию субъекта преступной деятельности на следующие крупные группы преступлений: 1) преступные посягательства страхователей, застрахованных лиц, выгодоприобретателей; 2) преступных посягательства сотрудников страховых организаций, страховых агентов и иных посредников в сфере страхования; 3) преступные посягательства руководителей и иных высокопоставленных сотрудников страховых организаций [7, с. 296]. Относительно первой группы посягательств, присутствует понимание того, что такие деяния, как правило, совершаются страхователями – физическими лицами, нередко в соучастии со страховыми агентами и другими сотрудниками страховой организации, а также консультантами, экспертами, оценщиками, сотрудниками ГИБДД. При этом ущерб причиняется страховщику. Вторая группа, очевидно, являет собой разновидность экономических афер. Такие преступления сводятся к одному – лживому обещанию держателю страхового полиса, что компания своевременно выплатит компенсацию при наступлении страхового случая. Последняя же группа преступных посягательств в сфере страхования означает обман со стороны топ-менеджеров страховой организации. В этом случае ущерб причиняется клиентам страховой компании, ее сотрудникам и государству [7, с. 297]. Криминальная сущность последнего вида (группы) преступных посягательств сводится к тому, что под видом операций страхования представителями страхового бизнеса реализуются различного рода преступные цели. Инструмен 252 тарий страхового бизнеса используется в данном случае с целью вывоза капитала за рубеж, обналичивания, легализации, уклонения от налогов, совершения мошенничества по типу «финансовых пирамид», хищения бюджетных средств и т. п. [2, с. 55–58, 140–148]. В литературе отмечается, что основными ситуациями, возникающими на момент начала расследования хищений, совершаемых организованными преступными формированиями на предприятиях, являются: 1) наличие негласной информации, поступающей в оперативные подразделения МВД, ФСБ, которые с учетом поступившей информации осуществляют оперативную проверку, результаты которой предоставляются следствию; 2) поступление информации из государственных и других контрольных органов (налоговой инспекции, иных ведомств, аудиторских фирм) непосредственно в следственные подразделения; 3) поступление информации как в следственные, так и в оперативные подразделения в виде сообщений должностных лиц, СМИ, из других источников [5, с. 735]. Можно утверждать, что сказанное относится к преступлениям в сфере страхового бизнеса, но из-за особенностей отношений страхования требует соответствующей конкретизации. В частности, нужно отметить, что последние три источника информации недооцениваются правоприменителями, но могли бы быть наиболее эффективными при выявлении, раскрытии и расследовании соответствующих преступлений. Рассмотрим их подробнее. Представляется, что наиболее результативным средством выявления преступлений, изобличения преступников в сфере страхового бизнеса являются инициативные, целенаправленные ОРМ и тактические (оперативнотактические) операции, проводимые по совместному общему плану оперативно-розыскными подразделениями МВД РФ (и/или ФСБ РФ) и следственными органами. ОРМ и тактические операции такого рода наиболее эффективны именно для типичных оперативно-розыскных и следственных ситуаций начального этапа расследования (чаще – предварительной проверки). В современных условиях острой конкуренции, крупнейшие российские страховщики заинтересованы в том, чтобы ускорить уход из отрасли страховых организаций «мелкого» и «среднего» звена. В особенности тех, которые своими противоправными действиями (предоставлением лжестраховых услуг, демпингом и пр.) дискредитируют коллег по бизнесу и подрывают репутацию серьезных страховщиков. С учетом этого, ценным источником информации о криминальной активности на страховом рынке могут служить сообщения представителей страхового сообщества. Подобного рода сообщения должны, в частности, сигнализировать о фактах пропажи страховых полисов. По сообщениям СМИ можно судить, что такое взаимодействие осуществляется. Например, в 2009 году после ухода со страхового рынка страховой компании «Генеральный страховой альянс», экс-глава Всероссийского союза страховщиков и Росстрахнадзора А. Коваль обратился с запросом в ДЭБ МВД России с просьбой провести проверку в «ГСА» и оказать содействие Российскому союзу автостраховщиков в получении из компании документов для компенсационных выплат и бланков страховых полисов [1]. Аналогичным образом, в 2012 году Российский союз 253 автостраховщиков передал правоохранительным органам документы по хищению бланков ОСАГО у Русской страховой транспортной компании [9, с. 10]. Еще одним источником информации, на основе которой можно выявить преступление, является опубликованная в средствах массовой информации статистическая и иная информация о деятельности субъектов страхового бизнеса. Например, по данным агентства «Эксперт РА», в некоторых видах имущественного страхования доля «откатов» в форме вознаграждения менеджерам, принимающим решения, составляет 20–25 % цены страхового договора [3]. По другим данным, этот показатель может достигать 40 % страховой премии, причитающейся страховщику [3], а по отдельным видам страхования – и более того. Таким образом, новостная и аналитическая информация в средствах массовой информации также может служить одним из важнейших источников информации для целей выявления, раскрытия и расследования преступлений в сфере страхового бизнеса. Суммируя вышеизложенное, можно заключить, что важными направлениями повышения эффективности противодействия преступлениям в сфере страхования в современных условиях могут стать инициативные, целенаправленные оперативно-розыскные и тактические (оперативно-тактические) операции, а также использование более широкого спектра источников получения информации, необходимой для инициации проверочных мероприятий на предмет выявления признаков преступления в сфере страхования. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. А. Коваль попросил ДЭБ МВД провести проверку в ГСА [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://asn-news.ru/news/12094 (дата обращения 16.09.2013 г.). 2. Боровских Р. Н. Проблемы криминализации и декриминализациии страховой деятельности в России : монография / Р. Н. Боровских ; науч. ред. М. П. Клейменов. – М. : Рос. криминол. ассоц., 2011. – 166 с. 3. Григорьева Е. Страховой откат [Электронный ресурс] / Е. Григорьева. – Режим доступа: http://rbcdaily.ru/2008/10/03/finance/383568 (дата обращения 16.09.2013 г.). 4. Колоколов Н. А. Преступления против собственности: комментируем новеллы УК РФ / Н. А. Колоколов // Мировой судья. – 2013. – № 1. – С. 14–15. 5. Криминалистика : учебник / Т. В. Аверьянова [и др.]. – 3-е изд., перераб. и доп. – М. : Норма : Инфра-М, 2010. – 944 с. 6. Лаврентьев С. Ураганные откаты на стройке [Электронный ресурс] / С. Лаврентьев, Н. Копейченко. – Режим доступа: http://rbcdaily.ru/2010/09/24/ finance/513324 (дата обращения 16.09.2013 г.). 7. Криминалистическое обеспечение экономической безопасности и борьбы с коррупцией : учеб.-практ. пособие / под ред. А. Ф. Лубина, С. Ю. Журавлева. – Н. Новгород : Нижегород. акад. МВД России, 2012. – 418 с. 8. Нехайчук Ю. «Россия» ушла на покой / Ю. Нехайчук // Ведомости. – 2013. – 18 нояб. 254 9. Рожков А. Следователи явились за бланками / А. Рожков // Ведомости. – 2012. – 18 мая. Информация об авторе Боровских Роман Николаевич – кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права, процесса и криминалистики Новосибирского юридического института (филиала) Томского национального исследовательского государственного университета, 630007, г. Новосибирск, ул. Советская, д. 7, e-mail: borovskih80@yandex.ru. Information about the author Borovskikh Roman Nikolaevich – PhD in Law, Associate Professor of criminal law, criminal procedure and criminalistics chair of Novosibirsk law institute (branch) of Tomsk national research state university, Sovetskaya st., 7, Novosibirsk, 630007, e-mail: borovskih80@yandex.ru. УДК 343.98.067 ББК 67.523 В.А. Воткин РОЛЬ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ РАЗБОЯ В ФОРМИРОВАНИИ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ МЕТОДИКИ ЕГО РАССЛЕДОВАНИЯ Уголовно-правовая характеристика разбоя показывает наиболее сложные и спорные с криминалистической точки зрения особенности состава этого деяния. Более того, обстоятельства подлежащие доказыванию и проблемы доказывания в методике расследования разбоев зачастую зависят от того, насколько правильно правоприменитель понимает уголовно-правовую составляющую методики, способен уяснить состав деяния, предусмотренного ст. 162 УК РФ, и его выражение в процессе совершения преступления. Ключевые слова: уголовное право, криминалистика, разбой, процесс доказывания, преступления, статистика, объект преступления, уголовный процесс. V.A. Votkin THE ROLE OF LEGAL CHARACTERISTICS OF ROBBERY IN THE FORMATION OF CRIMINALISTICS INVESTIGATION METHODS The legal characteristics of robbery shows the most complicated and controversial features of its structure from the criminalistics point of view. Moreover the proved facts of the case and the problems of demonstration in the investigating meth 255 ods usually depends on the way the officials understand legal characteristics of a crime, and theirs ability to clear the structure of paragraph 162 of Criminal Code, and its marks in committed crime. Keywords: criminal law, criminalistics, robbery, investigation, demonstration, crimes, statistics, the object of a crime, criminal justice. В структуре зарегистрированных преступлений доля разбойных нападений неизменно высока. Статистика показывает, что в общем числе зарегистрированных преступлений заметным удельным весом обладает разбой. На долю этого преступления традиционно приходился более 1 % от общего числа зарегистрированных преступлений. Согласно отчету ГИАЦ МВД РФ за 2013 г., было зарегистрировано 16 416 разбоев на территории РФ, из них раскрыто 12 075. Как мы видим, одних приведенных цифр достаточно, чтобы объяснить постоянную актуальность темы разбоев в юридической науке. Научная «популярность» этого вида преступной деятельности остается неизменной и постоянной уже не одно десятилетие. С уголовно-правовой точки зрения разбой посягает на два объекта – собственность и личность. Именно поэтому, не смотря на то, что разбой занимает четвертое место в структуре совершаемых преступлений (после краж, грабежей, мошенничеств), именно он наиболее общественно опасен, по сравнению с иными формами хищения, предусмотренными в УК РФ. Изучение юридической литературы показывает, что российская уголовноправовая мысль об объекте разбоя изначально отличалась большим разнообразием. Н.С. Таганцев утверждал, что разбой предполагает не только нарушение права собственности на вещь, но и насилие против лица, соединенное с определенной опасностью для личности [8, с. 849]. И.Я. Фойницкий относил к объекту разбоя как имущество, так и человеческую личность, поскольку «имущество, со стороны юридической, может быть объектом преступных посягательств как конкретный предмет юридического господства человека, как одна из частей его правовой сферы» [10, с. 163]. Разбой относится к числу так называемых усеченных составов преступления, то есть к таким деяниям, которые считаются оконченными в момент начала совершения, фактически лишенным этапа покушения на преступление. Именно усеченный состав разбоя является основной причиной ошибок не только при квалификации деяния как разбоя, но и при формировании доказательств по уголовному делу. Анализ материалов уголовных дел, а также длительная практическая деятельность в этой области показала «слабые» места, с которыми сталкиваются правоохранительные органы и которые, на наш взгляд, порождены неправильным пониманием элементов состава этого преступления. Необходимо отметить, что при совершении разбоя фактическое окончание деяния, в подавляющем большинстве случаев, не совпадает с моментом окончания, установленным уголовным правом. С точки зрения УК РФ разбой окончен в момент начала преступления, однако обычно сама деятельность по его совершению заканчивается после завладения имуществом, то есть после достижения преступной цели. Фактически имеет место не только нападение в 256 целях хищения, совершенное в предусмотренной форме, но и само хищение, которое не может затрагиваться усеченным составом. Это приводит к ряду ошибок квалификации, самыми распространенными из которых являются: 1. Квалификация по иной статье, отличной от ст. 162 УК РФ или по совокупности таких статей (например, грабеж и причинение вреда здоровью) поскольку дознаватель или следователь не считают разбоем действие, закончившееся хищением, ведь УК РФ говорит только о нападении в целях хищения. 2. Квалификация по ст. 162 УК РФ в отношении нападения с целью хищения и по иной статье УК РФ в отношении самого хищения. Например, разбой и грабеж. Очевидно, что проблема этих часто встречающихся ошибок в том, что следователь неточно представляют себе, что такое момент окончания деяния. К сожалению, интервьюирование показало, что для многих из них (14 %) момент окончания деяния есть момент, после которого все остальные действия лица следует квалифицировать по иным составам, а не момент, с которого преступление окончено, а лицо подлежит уголовной ответственности. То есть имеет место смешение понятий окончания состава с совокупностью преступлений. Тогда как Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27.12.2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» прямо указывает, что, независимо от того, было ли совершено завладение имуществом в ходе совершения разбоя или нет, деяние в любом случае квалифицируется только по ст. 162 УК РФ, без дополнительных составов по совокупности. В связи с этим С.А. Елисеев пишет: «…разбой как нападение окончен с момента нападения, но фактическое завладение имуществом почему-то включается в состав уже завершенного преступления» [4, с. 118]. Второй причиной ошибочной квалификации и доказывания является двуобъектность объекта разбоя. В современном уголовном законодательстве объектом разбоя также считается посягательство не только на отношения собственности, но и на личность (жизнь и здоровье потерпевшего). Именно таким двуобъектным характером и определяется повышенная опасность этого преступления. Соответственно, правоприменитель допускает ошибки, разделяя уже не объективную сторону (т. е., деяние, причинно-следственная связь и наступившие последствия), а объект преступления и полагая, что наличие основного и дополнительного объектов влечет ответственность по нескольким составам. Факультативным признаком объекта преступления является предмет преступления. Определяя рассматриваемое понятие, Г.А. Кригер считает «предметом преступления то, что подвергается непосредственному воздействию со стороны преступника при посягательстве последнего на определенные общественные отношения социалистического общества» [6, с. 123]. Предмет преступления является непосредственно воспринимаемым материальным выражением непосредственного объекта и тесно связан с ним. Если основным объектом разбоя является собственность, то его предметом – чужое имущество. Оно должно обладать всеми теми признаками, которые присущи предмету любого хищения, – экономическими, юридическими, физическими. Однако вопрос о 257 предмете разбоя требует уточнения. Направленность разбоя против общественных отношений собственности предполагает в качестве предмета чужое имущество, являющееся материальным выражением этих общественных отношений. Ряд ученых выделяет дополнительный объект разбоя, а именно – личность, например, еще Б.С. Болотский относил разбой к преступлениям против личности на основании того, что деянием при совершении разбоя является именно насилие над личностью [1, с. 108], а не хищение. Мы не можем согласиться с этим мнением полностью, однако необходимо отметить, что разбой совершается как насилие над личностью с целью завладения имуществом, следовательно, преступление, несомненно, должно рассматриваться как состав с двумя объектами. В законе не ограничен круг лиц, которые могут быть потерпевшими при разбое. В большинстве случаев разбойного нападения – это лица, в чьей собственности или владении, а также под охраной которых находится похищаемое имущество. В остальных случаях – это могут быть лица, которые не имеют никакого отношения к материальным ценностям, но, по мнению нападающих, могут послужить препятствием при завладении чужими материальными ценностями. Так, С.А. Елисеев отмечает, что преступление против собственности (в любой его форме, предусмотренной уголовным законом) является деянием, причиняющим ущерб, как экономическим отношениям собственности, так и правомочиям собственника [4, с. 27]. Оно нарушает как фактическую сторону отношений, характеризующих принадлежность объекта определенному субъекту, так и юридическое содержание этих отношений. Другие авторы [3, с. 18] в качестве видового объекта рассматриваемых преступлений признают фактические отношения собственности, которые, будучи первичными, и нарушаются преступлениями «в конечном счете», тогда как правоотношения собственности, являясь вторичными, нарушаются лишь «попутно». При этом наиболее опасно в разбое не то, что деяние посягает на отношения собственности или жизнь и здоровье человека, а то, каким способом совершается это деяние – путем нападения, соединенного с реальным применением насилия, опасного для жизни или здоровья потерпевшего или угроза применения такового. Нападение в юридической литературе определяется поразному: и как процесс воздействия на потерпевшего, таящий в себе реальную опасность применения насилия в течение всего промежутка времени, пока длится нападение [2, с. 63], и как акт внезапного насильственного воздействия на потерпевшего или создания опасности применения насилия [7, с. 98]. Форма такого насилия может носить как открытый характер, так и замаскированный (выстрел из засады, удар из-за спины и т. д.). Нападение может выражаться в воздействии на потерпевшего нервнопаралитическими, токсическими и одурманивающими средствами. Нападение является обязательным признаком разбоя, но единого подхода к оценке его юридической природы не выработано. Даже в судебных приговорах нападение не всегда находит свое отражение, а акцент смещается на насилие, которое является обязательным объективным признаком разбоя. Поэтому мы считаем необходимым согласиться с мнением Г.Л. Кригер о том, что понятия «нападение» и «насилие» в составе разбоя идентичны, провести 258 какие-либо различия между ними, провести какие-либо различия между ними, с точки зрения их юридической значимости, практически невозможно [6, с. 14]. Некоторыми учеными справедливо отмечается, что причиной ошибок «в 80,12 % случаев является неправильная оценка органами уголовного преследования насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевшего, как одного из обстоятельств, подлежащих доказыванию» [9, с. 86]. В соответствующих нормативных актах под вредом, причиненным здоровью человека, понимается нарушение анатомической целостности и физиологической функции органов и тканей человека в результате воздействия физических, химических, биологических и психических факторов внешней среды. Для определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека, достаточно наличия одного из квалифицирующих признаков. При наличии нескольких квалифицирующих признаков тяжесть вреда, причиненного здоровью человека, определяется по тому признаку, который соответствует большей степени тяжести вреда. В случае если множественные повреждения взаимно отягощают друг друга, определение степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека, производится по их совокупности. Применение насилия при разбойном нападении, в результате которого потерпевшему умышленно причинен легкий или средней тяжести вред здоровью, охватывается составом разбоя и дополнительной квалификации по ст. 115 или 112 УК РФ не требует. В этих случаях содеянное квалифицируется по ч. 1 ст. 162 УК РФ, если отсутствуют отягчающие обстоятельства, предусмотренные частью второй или третьей этой статьи. Если в ходе разбойного нападения с целью завладения чужим имуществом потерпевшему был причинен тяжкий вред здоровью, что повлекло за собой наступление его смерти по неосторожности, содеянное следует квалифицировать по совокупности преступлений – по пункту «в» ч. 4 ст. 162 и ч. 4 ст. 111 УК РФ. В случаях, когда в целях хищения чужого имущества в организм потерпевшего против его воли или путем обмана введено опасное для жизни или здоровья сильнодействующее, ядовитое или одурманивающее вещество с целью приведения потерпевшего в беспомощное состояние, содеянное должно квалифицироваться как разбой. С.М. Кочои отмечает, что если введению в организм потерпевшего опасных для жизни и здоровья веществ не будет предшествовать нападение, само такое введение не будет элементом насилия, примененного к потерпевшему, то вряд ли можно будет говорить о наличии разбоя [5, с. 28]. Насилие опасное для жизни – это насилие, которое по своему характеру создавало объективную возможность наступления смерти потерпевшему, без наличия у виновного прямого умысла на причинение смерти потерпевшему. Какое именно насилие следует считать опасным для жизни и здоровья, зависит от конкретных обстоятельств дела. Опасным для жизни или здоровья также нужно признавать такое насилие, которое по факту не причинило никакого вреда здоровью, однако создавало реальную опасность для жизни или здоровья потерпевшего (попытка удушения, выталкивание из вагона движущегося поезда и т. п.). Если же в результате причинения тяжкого вреда здоровью наступила смерть потерпевшего, в действиях виновного содержится совокупность разбоя 259 и нормы, предусматривающей ответственность за причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть. При совершении лицом во время разбойного нападения убийства потерпевшего, содеянное им следует квалифицировать по пункту «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ, а также по пункту «в» ч. 4 ст. 162 УК РФ. При наличии в действиях виновного в разбойном нападении других отягчающих обстоятельств (например, разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с незаконным проникновением в жилище, с применением оружия и т. п.) эти признаки объективной стороны разбоя должны быть указаны в описательной части приговора. Разбой признается оконченным именно с момента совершения нападения независимо от того, успел ли виновный причинить вред личности и успел ли он завладеть чужим имуществом. Но, как мы отмечали ранее, под нападением при разбое, как правило, понимается внезапное применение насилия к потерпевшему. Внезапное – неожиданное, а значит, мы можем сделать вывод о том, что нападение и применение насилия происходит практически одновременно – это одной действие. И отсюда возникает вопрос – имеет ли смысл отражать понятие «нападение» в диспозиции статьи, если даже в судебной практике смещение при квалификации деяния происходит в сторону насилия. Таким образом, уголовно-правовая характеристика, приведенная выше, показывает нам наиболее сложные и спорные с криминалистической точки зрения особенности уголовно-правовой характеристики состава этого деяния. Более того, обстоятельства подлежащие доказыванию и проблемы доказывания в методике расследования разбоев зачастую зависят от того, насколько правильно правоприменитель – субъект расследования – понимает уголовно-правовую составляющую методики, способен уяснить состав деяния, предусмотренного ст. 162 УК РФ, и его выражение в процессе совершения преступления. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Болотский Б. С. Об уголовно-правовой оценке разбоя в советском праве : монография / Б. С. Болотский. – Саратов : Изд-во Сарат. юрид. ин-та, 1969. – Вып. XVL. – 230 с. 2. Владимиров В. А. Квалификация похищений личного имущества : монография / В. А. Владимиров. – M. : МГУ, 1973. – 165 с. 3. Гаухман Л. Д. Ответственность за преступления против собственности : монография /Л. Д. Гаухман, С. В. Максимов. – М. : МГУ, 1997. – 180 с. 4. Елисеев С. А. Преступления против собственности по уголовному законодательству России : монография / С. А. Елисеев. – Томск : Изд-во Том. унта, 1999. – 200 с. 5. Кочои С. М. Разбой (некоторые вопросы квалификации) : монография / С. М. Кочои.– М. : Спарк, 2000. 6. Кригер Г. Л. Ответственность за разбой : монография / Г. Л. Кригер. – М. : МГУ, 1968. – 140 с. 7. Советское уголовное право. Часть Особенная / под ред. М. И. Ковалева. – М. : МГУ, 1983. – 980 с. 260 8. Таганцев Н. С. Уголовное уложение 22 марта 1903 года : монография / Н. С. Таганцев. – СПб., 1904. – 880 с. 9. Федоров Г. В. Правоприменительные аспекты возбуждения уголовных дел о разбоях / Г. В. Федоров, А. В. Дроздов // Вестник Барнаульского юридического института МВД России. – 2010. – № 1 (18). – С. 85–89. 10. Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть Особенная. Посягательства личные и имущественные / И. Я. Фойницкий. – Петроград., 1916. – 195 с. Информация об авторе Воткин Владимир Александрович – заместитель руководителя следственного отдела СУ по Приморскому краю СК России по Ленинскому району г. Владивостока, e-mail: vladimir@votkin.ru; научный руководитель и рецензент – О.С. Кучин, доктор юридических наук, профессор кафедры криминалистики МГЮА. Information about the author Votkin Vladimir Alexandrovich – The Vice-head of Investigating Department of Leninskiy district of Vladivostok IC RF, Post-graduate student; scientific director and re-viewer – O.S. Kuchin, Professor of Criminalistics Department of Moscow State University of Law, doctor of law, associate professor. УДК 343.985 ББК 67.404 Д.Г. Гайков КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПРЕСТУПЛЕНИЯ КАК РЕЗУЛЬТАТ И СРЕДСТВО ПОЗНАНИЯ ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ В статье рассматриваются подходы к определению понятия «криминалистическая характеристика преступления», на основании обобщения которых выделяются существенные особенности рассматриваемой категории. Делается вывод о том, что в зависимости от того, какой уровень научного познания рассматривается: эмпирический или теоретический, криминалистическая характеристика преступления может являться как результатом познания при расследовании, так и средством расследования преступлений. Ключевые слова: раскрытие и расследование преступлений, криминалистическая характеристика преступления. 261 D.G. Gaykov THE CRIMINALISTIC CHARACTERISTICCRIME AS A RESULT AND AN TOOL COGNITION THE INVESTIGATION The article examines approaches to the definition of «criminal characteristic of crimes», on the basis of generalization of which stand out the significant features of this category. The conclusion is that depending on what level of scientific knowledge considered: an empirical or theoretical, criminalistics characteristic of the crime may be the result of knowledge in the investigation and means of crime investigation. Keywords: disclosure and investigation of crimes, criminal characteristic of crimes. Термин «криминалистическая характеристика преступления» был введен в научный оборот в 1966 году Л.А. Сергеевым, который выделил в ее структуре следующие элементы преступного события: способ совершения, условия, обстановка, объект преступного посягательства, субъект преступления, взаимосвязь между этими элементами и связь с другими преступлениями. Автор, определил криминалистическую характеристику как особенности преступлений отдельных видов, которые имеют значение, во-первых, для следственной практики, и, вовторых, для разработки научных рекомендаций [13, с. 4]. В этом определении уже прослеживалось использование рассматриваемого понятия на двух уровнях: научном (теоретическом) и практическом. Ф.К. Гизатуллин, акцентировав на этом внимание, указал, что первый уровень использования понятия «криминалистическая характеристика» – это научная категория, отражающая теоретические знания о криминалистических структурах преступления, содержании и взаимосвязи их элементов, используемая в качестве исходной базы для разработки частных методик. Второй уровень – категория практической деятельности, отражающая обстоятельства реального преступления, служащая ориентиром в определении направления расследования [3, с. 11–12]. За весьма значительный период разработки этого понятия советскими и российскими криминалистами свое понимание и определение этого термина высказали почти все ведущие криминалисты. В их числе: Т.В. Аверьянова, А.Н. Басалаев, В.П. Бахин, Р.С. Белкин, И.Е. Быховский, И.А. Возгрин, В.К. Гавло, И.Ф. Герасимов, В.И. Гончаренко, А.В. Дулов, Л.Я. Драпкин, В.А. Жбанков, В.Я. Колдин, А.Н. Колесниченко, В.Е. Коновалова, А.М. Ларин, А.Ф. Лубин, В.А. Образцов, И.Ф. Пантелеев, Н.А. Селиванов, Л.А. Сергеев, А.Г. Филиппов, Н.П. Яблоков и др. Показательно, что каждый ученый приводил свое обоснование содержания понятия «криминалистическая характеристика», вследствие чего до настоящего времени не сформировано какого-либо его общепринятого понимания и определения. Вопросы, связанные с определением содержания криминалистической характеристики до сих пор не нашли однозначного разрешения в юридической науке. Так, ученые, определяя место и роль криминалистической характеристики преступления в общей системе знаний о преступлении, понимают под ней: 262 – содержащая данные о преступлении и связанных с ним обстоятельствах система информации, имеющая значение для расследования [1, с. 122]; – совокупность сведений об определенном виде или группе преступлений, полученных в результате специальных исследований [7, с. 36–37]; – систему знаний о преступлении и его отражении в виде материальных и идеальных следов [9, с. 33]; – совокупность о наиболее типичных данных о преступлении и связанных с ним обстоятельствах, имеющих значение для расследования [12, с. 130]; – систему сведений об элементах, обстановке преступной деятельности и криминалистически информативных видах человеческой деятельности до, в момент и после совершения преступления [11, с. 11]; – информационную или теоретическую модель события [10, с. 26; 8, с. 75]; – типовой перечень обстоятельств, подлежащих установлению по делу [15, с. 99], т. е. криминалистическую интерпретацию предмета доказывания и состава преступления. – систему сведений о признаках преступлений определенного вида, отражающую закономерные связи между ними и служащую построению и проверке следственных версий для решения конкретных задач расследования [5, с. 16]. Это далеко не полный перечень различных подходов к понятию криминалистической характеристики преступлений. Тем не менее, обобщение множества встречающихся в юридической литературе определений позволило автору выделить существенные особенности рассматриваемой категории. Криминалистическая характеристика, во-первых, имеет информационную природу, представляющую собой, прежде всего, совокупность криминалистически значимых элементов (сведений) о преступлениях определенного вида. Вовторых, между криминалистически значимыми элементами существуют выявленные эмпирическим путем закономерные связи и взаимообусловленности, поэтому они представляют собой определенную систему. В-третьих, источником сведений о преступлении являются результаты, полученные как в ходе изучения криминальной деятельности, так и в ходе теоретических исследований. Вчетвертых, использование сведений о криминалистически значимых элементах и присущих им связях должно способствовать более быстрому и полному расследованию, раскрытию и предупреждению преступлений. Е.П. Ищенко, В.Я. Колдин и О.А. Крестовников считают одним из существенных недостатков имеющихся в юридической литературе определений криминалистической характеристики то, что, по их мнению, «авторами однозначно не определена гносеологическая природа понятия: является криминалистическая характеристика средством, инструментом расследования или же результатом, целью познания при расследовании». При этом, с точки зрения указанных авторов, «необходимость разграничения методологии теоретического и практического познания представляется очевидной и бесспорной», а «смешение продуктов научного и практического познания в одном понятии представляет грубую методологическую ошибку» [4, с. 41]. Позволю себе не согласиться с уважаемыми авторами, поскольку одним из основных положений диалектики познания является то, что главным источни 263 ком знания была и остается материальная практика, на которой происходит накопление фактического материала, и лишь затем происходит его научное осмысление и обобщение. Криминалистическая характеристика преступления может являться и результатом познания при расследовании, и средством расследования, в зависимости от того, какой уровень научного познания рассматривается: эмпирический или теоретический. Теоретическое и эмпирическое научное знание функционирует в тесной взаимосвязи: теоретические знания опираются на исследуемый эмпирический материал, а эмпирические исследования определяются задачами и целями, поставленными на теоретическом уровне. При этом важно подчеркнуть, что теоретические представления, возникающие на основе обобщения эмпирических данных, в свою очередь, влияют на обогащение и изменение эмпирического знания [6, с. 18]. Поэтому нет никаких оснований считать, что «смешение продуктов научного и практического познания в одном понятии представляет грубую методологическую ошибку» [4, с. 41]. Всякое научное знание, даже самое абстрактное, в конечном счете, ориентировано на удовлетворение практических потребностей людей, служит практике, из которой оно порождается и в которую, в конце концов, возвращается. В противном случае знание не соответствует ценностным ориентациям научного знания, поскольку для современной науки особо ценным является идеал возможности практического использования научных выводов. В связи с этим критикуемое Е.П. Ищенко, В.Я. Колдиным и О.А. Крестовниковым положение, высказанное Н.А. Селивановым о том, что «качественное расследование заканчивается получением достаточно полной и подробной криминалистической характеристики преступления» [12, с. 132] является верным, поскольку речь в нем идет об эмпирическом уровне познания криминалистической характеристики. Такой же точки зрения придерживались В.И. Шиканов [14, с. 23–24], Л.В. Видонов [2, с. 9] и другие ученые. Именно в результате обобщения опыта успешно расследованных преступлений определенного вида возможно построение достаточно полной и подробной криминалистической характеристики преступлений этого вида. Именно анализ достаточного количества конкретных расследованных преступлений приводит к выводу о наличии наиболее часто повторяющихся элементов с характерными свойствами, т. е. построению криминалистической характеристики этого вида преступлений. Следовательно, являясь результатом практической деятельности по расследованию преступлений, криминалистическая характеристика способна стать средством для расследования подобных преступлений в дальнейшем. Практический работник всегда исходит, во-первых, из информации по конкретному материалу предварительной проверки или уголовному делу, во-вторых, из доступных ему научно-практических рекомендаций, поэтому криминалистическая характеристика преступления представляет собой определенный ориентир для ретроспективного и прогностического анализа, позволяющего содержательно формулировать обстоятельства подлежащие доказыванию по конкретному уголовному делу. Отсюда следует, что криминалистическая характеристика преступления, являясь одновременно научным обобщением закономерностей практической деятельности по расследованию дел определенной категории и прикладным 264 понятием, призванным удовлетворять реальные потребности предварительного расследования, представляет собой научно и эмпирически обоснованную информационную базу для разработки методики расследования конкретного вида преступлений. Назначение криминалистической характеристики преступлений заключается в том, что она позволяет иметь предварительное знание о проявлениях определенного вида преступлений в реальной действительности и, следовательно, возможность на основе этих знаний прогнозировать необходимую совокупность действий для эффективного выявления, пресечения, раскрытия, расследования и предупреждения таких преступлений. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Белкин Р.С. Криминалистическая характеристика и классификация преступлений. Этапы расследования / Р.С. Белкин // Криминалистика социалистических стран. – М. : Юрид. лит., 1986. – С. 122–133. 2. Видонов Л. Г. Криминалистическая характеристика убийств и системы типовых версий о лицах, совершивших убийства без очевидцев : метод. рекомендации к использованию систем типовых версий / Л. Г. Видинов. – Горький : Изд-во ГГУ, 1978. – 122 с. 3. Гизатуллин Ф. К. Криминалистическая характеристика и первоначальный этап расследования грабежей и разбойных нападений, совершенных группами несовершеннолетних : автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / Ф. К. Гизатуллин. – Л., 1987. – 24 с. 4. Ищенко Е. П. Типовая информационная модель или криминалистическая характеристика преступления? / Е. П. Ищенко, В. Я. Колдин, О. А. Крестовников // Академический юридический журнал. – 2006. – № 4(26). – С. 39–50. 5. Коновалова В. Е. Теоретические проблемы криминалистической характеристики / В. Е. Коновалова, А. Н. Колесниченко // Криминалистическая характеристика преступлений : сб. науч. тр. – М. : Всесоюз. ин-т по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, 1984. – С. 15–19. 6. Корнакова С. В. Уголовно-процессуальное доказывание: гносеологические и логические проблемы / С. В. Корнакова. – М. : Юрлитинформ, 2010. – 152 с. 7. Криминалистика : учебник / отв. ред. Н. П. Яблоков. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : Юрист, 2001. – 718 с. 8. Криминалистика : учебник / под ред. Т. А. Седовой, А. А. Эксархопуло. – СПб. : Лань, 2001. – 926 с. 9. Лаврухин С. В. Проблема криминалистического исследования преступления / С. В. Лаврухин // Вестник криминалистики. – 2000. – Вып. 2 (4). – С. 29–37. 10. Лузгин И. М. Некоторые аспекты криминалистической характеристики и место в ней данных о сокрытии преступлений / И. М. Лузгин // Криминалистическая характеристика преступлений : сб. науч. тр. – М.: Всесоюз. ин-т по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, 1984. – С. 25–30. 11. Образцов В. А. Криминалистическая характеристика преступлений: дискуссионные вопросы и пути их решения / В. А. Образцов // Криминалистическая характеристика преступлений : сб. науч. тр. – М., 1984. – С. 7–15. 265 12. Селиванов Н. А. Советская криминалистика: система понятий / Н. А. Селиванов. – М. : Юрид. лит, 1982. – 152 с. 13. Сергеев Л. А. Расследование и предупреждение хищений, совершаемых при производстве строительных работ: автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Л. А. Сергеев. – М., 1966. – 16 с. 14. Шиканов В. И. Теоретические основы тактических операций в расследовании преступлений / В. И. Шиканов. – Иркутск : Изд-во ИГУ, 1983. – 200 с. 15. Эйсман А. А. О содержании понятия криминалистической характеристики преступления / А. А. Эйсман // Криминалистическая характеристика преступлений : сб. науч. тр. – М., 1984. – С. 99–105. Информация об авторе Гайков Дмитрий Геннадьевич – аспирант кафедры криминалистики и судебных экспертиз Байкальского государственного университета экономики и права, 664024, г. Иркутск, ул. Ленина, 11, e-mail: dgaykov@yandex.ru. Information about the author Gaikov Dmitrii Genadievich – Graduate student of faculty of criminalistics and forensic examinations Baikal State University of Economics and Law, 664003 Irkutsk, Lenina, 11, e-mail: dgaykov@yandex.ru. УДК 343.98.067 ББК 67.523 Ю.П. Гармаев СОВРЕМЕННЫЕ ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В МЕХАНИЗМЕ ВНЕДРЕНИЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИХ И МЕЖОТРАСЛЕВЫХ СРЕДСТВ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ КОРРУПЦИИ В статье рассматриваются инновационные по своему содержанию и формам внедрения средства правового просвещения, направленные на предупреждение коррупционных преступлений. С учетом потенциала науки криминалистики и иных наук антикриминального цикла обобщен опыт проведения обучающих антикоррупционных семинаров. Ключевые слова: криминалистика, уголовное право, предупреждение и расследование коррупции, коррупционные преступления, обучающие семинары, антикоррупционное просвещение, взятка, инновации в образовании. 266 Y.P.Garmaev MODERN INFORMATION TECHNOLOGIES IN IMPLEMENTATION OF MECHANISM OF CRIMINALISTICS AND INTERBRANCH MEANS OF CORRUPTION COUNTERACTION The article discusses innovative in its content and forms of implementation means of legal education aimed at preventing corruption crimes. Given the potential of criminalistics and other sciences anti-crime cycle, summed up the experience of the anti-corruption training seminars. Keywords: criminalistics, criminal law, preventing and investigating corruption, corruption offenses, training seminars, anti-corruption education, bribe, innovation in education. В настоящее время уже ни у кого-то не возникнут сомнения в справедливости тезиса о том, что криминалистика уже давно вышла за пределы только «полицейской науки» или «науки о расследовании преступлений». Средства, приемы и методы криминалистики успешно используются в иных сферах (оперативно-розыскной, судебной, прокурорской, экспертной, адвокатской деятельности) либо позволяют устанавливать факты, лежащие вне уголовно-правовых явлений (использование криминалистических знаний в гражданском, арбитражном (хозяйственном) или административном процессах) [3, с. 43]. Однако, несмотря на фактическое расширение предметной области криминалистических исследований, научное сообщество уделяет пока явно недостаточно внимания предупредительной криминалистической деятельности, несмотря на то, что на таковую прямо указывает большая часть известных определений науки (Р.С. Белкин, Е.П. Ищенко и др.). Очевидность и острота этой проблемы легко иллюстрируется на примере результатов разработок в области криминалистической методики, например, в части, посвященной коррупционным преступлениям. Во-первых, несмотря впечатляющее развитие правовых и организационных основ противодействия коррупции, хоть и неофициально, но очевидно сформулированный «общественно-политический заказ» на такие разработки, ученые-криминалисты, мягко говоря, не очень спешат вооружить правоприменителей соответствующими методиками. Разработка таковых в целом идет не достаточно активно и не системно. Во-вторых, в уже имеющихся методиках не учитывается задача профилактики функция, а также то, что, к примеру, Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» провозглашает принцип приоритетного применения мер по предупреждению этого крайне негативного явления (п. 6 ч. 1 ст. 3). Разумеется, предупреждение коррупции, в том числе криминалистическими средствами, должно иметь безусловный приоритет перед иными мерами противодействия (в частности, перед мерами уголовного наказания). В Национальном плане противодействия коррупции на 2014–2015 годы (утв. Указом Президента РФ от 11 апреля 2014 г. № 226) неоднократно упоми 267 нается о необходимости разработки и реализации программ антикоррупционного просвещения, комплекса просветительских мер, направленных на формирование в обществе нетерпимого отношения к коррупции. Реализация перечисляемых мер осуществляется различными государственными органами и учреждениями, однако практически в любой части Национального плана – во взаимодействии с образовательными организациями. Надлежащим ли образом реализуются перечисленные направления противодействия средствами наук антикриминального цикла в целом и криминалистики в частности? Думается, что отрицательный ответ на этот вопрос для криминалистов вполне очевиден. Так же очевиден, как и тезис о том, что в деятельности научных и образовательных организаций юридического профиля проблемы предупреждения коррупционных преступлений должны решаться системно, с привлечением специалистов различных наук, готовых к применению инновационных междисциплинарных подходов к исследованиям и располагающих соответствующей методологией. Попытку использования подобных подходов предприняла группа ученыхкриминалистов во взаимодействии с прокуратурой Забайкальского края и прокуратурой Республики Бурятия. В 2011–2013 гг. нами проводился специальный мониторинг1, результаты которого показали, что подавляющее большинство российских граждан, работающих в самых различных организациях, не имеют четкого представления о том, что такое коррупционные правонарушения и как их отличать от правомерных деяний; что такое коррупционные преступления, каковы признаки их совершения и главное – как не допустить вовлечения себя в коррупционные отношения. Так, проведенные нами опросы и анкетирование показали, что свыше 80 % респондентов2 – государственных служащих и служащих органов местного самоуправления в корне неверно оценивают юридические признаки уголовно наказуемых коррупционных деяний. Специальная анкета предлагала ответить на некоторые, на наш взгляд, самые насущные вопросы разграничения преступных коррупционных посягательств и правомерного поведения. Результаты исследования позволили выявить целый ряд типичных заблуждений, которые очень дорого могут обойтись каждому. Например, большинство респондентов не знают о том, что «обычный подарок»3 и «протокольный подарок» [1] – это не взятка. Никто из опрошенных не знал существенные отличия одного от другого. А между тем «цена этого незнания» – уголовное наказание, в том числе в виде лишения свободы на длительные сроки. Получается, что государство объявило войну с коррупцией, но мало кто из граждан понимает условия и правила ведения этой «войны», а потому ответ на вопрос: кто будет ее «жертвами», не вызывает сомнений: не только, а может 1 Промежуточные результаты этого мониторинга, проведенного при содействии прокуратуры Забайкальского края, публиковались ранее [2, с. 3]. Здесь и далее мы приводим некоторые данные из этого совместного проекта, который продолжается и в настоящее время. 2 Нами была разработана анкета, по которой было опрошено и анкетировано 320 государственных служащих, служащих органов местного самоуправления Забайкальского края и Республики Бурятия. 3 Полагал бы, что обычный подарок – это: 1) то, что подарено в соответствии с обычаем, например, в дни рождения, на 8 марта, в профессиональные и иные праздники и т.п.; 2) является предметом, условно говоря, «договора дарения», то есть сделки без условий, что никак не подходит под признаки получения / дачи взятки. 268 и не столько матерые мздоимцы и расхитители, а практически каждый может либо сознательно, либо невольно стать коррупционером. Изложенное лишний раз указывают на то, что для любых категорий граждан, в том числе для юристов, просто необходимо периодическое антикоррупционное просвещение. Полагаем, что в широких кругах населения, особенно в таких традиционно криминогенных (согласно данных официальной статистики) сферах, как образовательные, лечебные учреждения, органы внутренних дел, органы местного самоуправления и многие другие, где коррупционные риски велики, необходимо постоянно проводить занятия по вопросам, связанным с противодействием, прежде всего, предупреждением коррупционных преступлений. И такие занятия, как известно, проводятся везде и достаточно активно. Однако изучение практики, дидактики проведения такого рода занятий1 продемонстрировало наличие, на наш взгляд, существенных пробелов в содержании, структуре и форме подачи информации, иных, причем системных и широко распространенных недостатков антикоррупционного просвещения. И главная проблема здесь не в уровне квалификации обучающих. Большинство наших коллег, проводящих соответствующие лекции, семинары, круглые столы – это квалифицированные практикующие юристы, опытные преподаватели, известные ученые. На первый план выходят проблемы методологии, методики подготовки дидактических материалов и проведения занятий. Не углубляясь в анализ дидактических и методологических проблем, хотелось бы подчеркнуть, что в рамках антикоррупционного просвещения необходимо, как минимум, демонстрировать, разъяснять: отдельные нормы антикоррупционного, в том числе, а может и прежде всего, уголовного законодательства (например, ст. 290–291.1 УК РФ и др.); типичные заблуждения относительно разграничения преступных коррупционных посягательств и правомерного поведения (подобных перечисленным выше); за какого рода типичные коррупционные деяния (способы), в каких типичных ситуациях привлекаются к юридической ответственности работники именно данной сферы деятельности; яркие примеры из судебной практики по делам соответствующей категории (желательно региональные) с указанием на избранные судом строгие, но справедливые меры наказания; как и кем, какими средствами и методами ведется борьба с этими преступлениями, как противостоять провокациям и иным незаконным методам псевдоборьбы с коррупцией2; как не допустить вовлечение себя в коррупционные отношения в типичных, хорошо знакомых слушателям ситуациях. 1 Была изучена практика проведения свыше 40 занятий по вопросам противодействия коррупции, проводимых в четырех субъектах РФ Сибирского федерального округа. Анализировались пособия, памятки, брошюры, мультимедийные презентации и иные дидактические материалы, применяемые 25 нашими коллегами — обучающими. 2 Здесь уместно важное ограничение — недопустимость «инструкций по совершению преступлений», а также завуалированных рекомендаций о том, как уйти от ответственности за их совершение. Автором предпринята попытка разработки методологии такого рода ограничений. 269 Следует также информировать граждан о том, что вокруг должностных лиц государственных органов и учреждений часто разворачивают преступную деятельность различные «мнимые посредники», которые берут взятки «под них» и без их участия, фактически торгуя их полномочиями и услугами. Заметим, что большая часть этих рекомендаций (п. 4–7) имеют криминалистическую природу, а в целом они носят ярко выраженный междисциплинарный характер. То есть речь должна идти о комплексном, междисциплинарном содержании занятий и дидактических материалов к ним. Как уже отмечалось выше, в регионах Восточной Сибири ученыекриминалисты совместно с прокуратурой Забайкальского края и прокуратурой Республики Бурятия реализовали рассмотренные здесь средства предупреждения коррупции. В рамках проекта, поддержанного российскими грантами, нами за 6 лет проведены сотни соответствующих обучающих семинаров в государственных органах, учреждениях, органах местного самоуправления и других организациях. Тематика занятий определяется как «Предупреждение коррупции в сфере (в зависимости от категории обучаемых) и защита от незаконного обвинения в коррупционном преступлении». В частности, были подготовлены и широко внедрены специальные электронные и бумажные памятки, а также электронные базы данных1. Органы прокуратуры содействовали организации этих занятий, их представители зачастую участвовали в их проведении. В целом полагаем, что на учебно-методическом уровне формирование и активное внедрение кратких, доступных в процессе изучения рекомендаций, причем преимущественно в интерактивной, мультимедийной («стационарной», плюс мобильной) форме, с междисциплинарным содержанием, может и должно стать приоритетным направлением развития прикладных разработок всех наук антикриминального цикла. Ни для кого не секрет, что в настоящее время особо востребованы краткие прикладные рекомендации не только в виде бумажных изданий, но и специальных программных продуктов, особенно в виде мобильных приложений в телефонах, коммуникаторах, планшетных и стационарных компьютерах, ноутбуках. Эти продукты научно-технического прогресса в юридической сфере пока немногочисленны2, но пользуются повышенным спросом. Так, в магазине приложений «Google play» компании «Google» (для владельцев устройств с операционной системой «Android») имеются ряд бесплатных программ-справочников по Правилам дорожного движения. Их популярность очень высока (в среднем более 100 000 скачиваний у каждого справочника3). И это притом, что в них, как правило, нет собственно рекомендаций, советов. При наличии последних, думает 1 Подробно об этом см. сайт Международной ассоциации содействия правосудию (МАСП) (режим доступа: http://www.iuaj.net/node/1559). Там же для свободного скачивания размещена одна из электронных памяток автора по предупреждению коррупции и защите от незаконного обвинения в коррупционном преступлении. 2 Здесь мы имеем в виду не книги в электронном формате и иные издания, подготовленные, например, для электронных справочно-правовых систем типа «Консультант Плюс». Ведь это просто книги, изложенные в электронном виде. Их довольно много и эта научная продукция также очень востребована. Однако здесь речь идет о компьютерных информационных программах-приложениях юридического профиля. Вот их-то, к сожалению, очень мало. 3 Здесь и далее – на момент осуществления поиска – 01.06.2014. 270 ся, что популярность подобных приложений возросла бы в разы. А пока это в основном лишь некие удобные путеводители по законодательству и иной официальной справочной информации. Но и этого на текущий момент, как видим, уже достаточно для успеха во внедрении, на порядки превышающего показатели распространения традиционной «бумажной продукции». Из материалов антикриминального содержания в Интернет-магазинах приложений находим в основном только несколько «иконок» типа: «Уголовный кодекс», «Уголовно-процессуальный кодекс» (в среднем более 100 000 скачиваний), ряд учебников, пособий, журналов и иных, ранее изданных на бумаге, а затем просто переведенных в электронную форму крупных текстовых работ (в среднем от 0 до 500 скачиваний). Кратких приложений-памяток или хотя бы справочников по любой антикриминальной, в том числе антикоррупционной тематике нам в Интернет-магазинах найти не удалось. Вместе с тем спрос на любую электронную продукцию обречен на постоянный, причем бурный рост. Повторим, особенно если эти продукты науки выполнены с применением междисциплинарного подхода, в мультимедийной форме, специально для мобильного формата и представлены в виде электронных приложений – памяток, кратких пособий. Дидактические материалы антикоррупционного междисциплинарного (криминалистического + иного уголовно-правового) содержания служат экспериментальной площадкой этого эволюционного процесса. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. О порядке сообщения отдельными категориями лиц о получении подарка в связи с их должностным положением или исполнением ими служебных (должностных) обязанностей, сдачи и оценки подарка, реализации (выкупа) и зачисления средств, вырученных от его реализации : постановление Правительства РФ от 09.01.2014 г. № 10 // Российская газета. – 2014. – 10 янв. 2. Фалилеев В. А. Правовое просвещение как средство предупреждения коррупции в регионе / В. А. Фалилеев // Государственная власть и местное самоуправление. – 2012. – № 10. – С. 3–5. 3. Шепитько В. Ю. Криминалистика ХХI века: предмет познания, задачи и тенденции в новых условиях / В. Ю. Шепитько // Современное состояние и развитие криминалистики : сб. науч. тр. / под ред. Н. П. Яблокова, В. Ю. Шепитько. – Харьков : Апостиль, 2012. – С. 43–45. Информация об авторе Гармаев Юрий Петрович – доктор юридических наук, профессор, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, e-mail: garmaeff@yandex.ru. Information about the author Garmaev Yury Petrovich – Doctor of Law, Professor, Russia, Ulan-Ude sity, e-mail: garmaeff@yandex.ru. 271 УДК 343.1 ББК 67.408 В.В. Дараган НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ВЫЯВЛЕНИЯ СОТРУДНИКАМИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ ПО БОРЬБЕ С ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПРЕСТУПНОСТЬЮ МВД УКРАИНЫ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В СФЕРЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКУПОК В статье рассматриваются особенности поисковой деятельности сотрудников подразделений Государственной службы по борьбе с экономической преступностью МВД Украины преступлений в сфере государственных закупок. Ключевые слова: выявление преступлений; государственные закупки; поисковая деятельность; преступления в сфере государственных закупок. V.V. Daragan SOME FEATURES DETECTION PUBLIC SERVICE EMPLOYEES AGAINST CRIME THE ECONOMIC MIA UKRAINE CRIME IN PUBLIC PROCUREMENT The article discusses the features of the search activity of employees of departments of the State Service to combat economic crime offenses MIA of Ukraine in the sphere of public procurement. Keywords: detection of crime; government procurement; search activity; crime in public procurement. Поисковая деятельность сотрудников Государственной службы по борьбе с экономической преступностью МВД Украины (далее ГСБЭП) направленная на выявление лиц, фактов и предметов, что представляют оперативный интерес при выявлении преступлений в сфере государственных закупок, является одним из основных способов получения информации о преступлениях в данной сфере. Проблема осуществления такой деятельности заключается в том, что для качественного осуществления оперативного поиска в данной сфере, сотрудники ГСБЭП должны: владеть знаниями о положениях нормативно-правовых актов регулирующих осуществление государственных закупок; иметь представление о целях и задачах оперативного поиска в указанной сфере; владеть знаниями об источниках информации о преступлениях, а также других правонарушениях в сфере государственных закупок; владеть навыками осуществления оперативного поиска; правильно использовать оперативно-розыскные возможности во время осуществления оперативного поиска. Процесс выявления преступлений в сфере государственных закупок должен состоять из следующих стадий: 272 1. Определение перспективных направлений поиска (объектов, лиц, событий, явлений). В первую очередь следует из анализа оперативной обстановки и анализа процедур государственных закупок. 2. Определение информации, указывающей на специфику деятельности объекта обслуживания и возможных источников ее получения. На данном этапе оперативный работник должен определиться с информацией, которая дает возможность проанализировать деятельность объекта оперативного обслуживания и выявить возможные пути злоупотреблений. Одновременно принимаются меры по выявлению возможных источников получения такой информации. Для этого могут использоваться определенные методические рекомендации, нормативноправовая база, нормативно-правовые акты, определенные инструкции, регулирующие производственный процесс объекта, Вестник государственных закупок, сведения из официальных сайтов заказчика и веб-портала государственных закупок в сети Internet и др. 3. Определение информации, которая прямо или косвенно может указывать на совершение (возможность совершения) определенного преступления или правонарушения и возможных источников ее получения. На данном этапе проводится сбор информации, о проведении проверок на объекте обслуживания, наличии материалов служебных расследований, жалоб участников конкурсных торгов, заявлений и сообщений о совершении преступлений и правонарушений. Кроме этого, на данном этапе, проводится анализ возможности использования лиц, привлеченных к негласному сотрудничеству с целью получения такой информации, последним ставятся соответствующие задачи. Также, на данном этапе проводится анализ информации о преступлениях или правонарушениях обнаружены в других органах внутренних дел (при наличии таковой). 4. Получение, анализ и оценка информации, которая прямо или косвенно может указывать на совершение (возможность совершения) определенного преступления или правонарушения. Исходя из источника получения информации ее можно разделить на: информацию из общедоступных источников – информация размещенная в: сети Internet (которая имеет общий доступ); средствах массовой информации; информацию, доступ к которой имеет ограниченный круг лиц – приказы и распоряжения распорядителя государственных (бюджетных) средств; внутренние инструкции заказчика; акты проверок контролирующих органов; документы поставки и др.; информацию, полученную от лиц, привлеченных к негласному сотрудничеству или информацию, полученную при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Исходя из категории информации, можно выделить следующие способы ее получения. Если при получении первой категории информации проблем с ее получением быть не должно, то с получением информации второй категории могут возникнуть определенные трудности, ведь работники предприятий заказчика неохотно предоставляют возможность для ознакомления оперативного работника с указанной категорией информации. А в случаях, когда работникам заказчика известно, что они не в полной мере соблюдали требований этих нормативно-правовых 273 актов, вообще стараются ввести в заблуждение работников контролирующих органов. Поэтому для получения данных нормативно-правовых актов можно использовать следующие пути: направить соответствующий запрос, в котором указать, что указанная информация необходима в связи с производством по делу, при этом указать номер соответствующего дела контрольно-наблюдательного производства. В некоторых случаях направление такого запроса является достаточным условием для получения необходимой информации; в процессе проверки предприятия заказчика, согласно направления на проверку финансово-хозяйственной деятельности; используя лиц привлеченных к негласному сотрудничеству. При получении информации третьей категории, в зависимости от поставленной перед оперативным сотрудником цели, можно использовать оперативно-розыскные мероприятия (в случае наличия оперативно-розыскного дела) либо мероприятия предусмотренные оперативным (инициативным) поиском. После получения информации о преступлении в сфере государственных закупок, процесс выявления таких преступлений оперативным работником должен быть направлен на поиск и выявления лиц, которые совершают данные преступления, фактов совершения таких преступлений, а также следов, которые возникли во время совершения преступления, при этом это могут быть следы как основного так и вспомогательного преступления. Исходя из выше указанного, можно выделить следующие направления осуществления оперативного поиска информации о преступлениях в сфере государственных закупок: 1. Выявление лиц, осведомленных о преступной деятельности лиц, причастных к совершению преступления, которые могут быть использованы как свидетели в суде. В первую очередь необходимо установить: ответственное лицо за проведение конкурсных торгов со стороны заказчика; состав комитета конкурсных торгов; лиц ответственных за участие в конкурсных торгах со стороны участников торгов; лиц, которые осуществляли прием товаров или выполнение работ и услуг. В процессе выявления преступлений связанных с проведением государственных закупок очень важно определить группы лиц, которые владеют определенной информацией относительно противоправной деятельности в указанной сфере, среди которых, в дальнейшем, можно будет выделить будущих свидетелей. К первой группе можно отнести лиц, которые непосредственно работают на предприятии заказчика и могут наблюдать противоправные действия (замена документов конкурсного предложения, внесение неправдивых данных в протокол раскрытия конкурсных предложений и т. п.), но которые сами не связанны с осуществлением противоправных действий. Вторую группу могут составлять работники предприятия заказчика непосредственно связанные с производственным процессом: работники складов, работники заведений питания, члены комиссий по приему товаров и выполненных работ (услуг). Таким лицам часто известные данные относительно поставки некачественной продукции или сырья, а также о выполнении или неполном выполнении выполненных работ (услуг). 274 Третью группу могут составлять работники участника процедуры закупки, с которым заключен договор на закупку товаров, работ или услуг (водители, экспедиторы, технические работники, строители и т. п.). Такие лица, как правило, осведомлены о качестве предоставленных товаров, работ или услуг. Четвертую группу составляют представители остальных участников процедуры закупки. В процессе своей деятельности юридические лица, которые конкурируют на определенной территории, как правило, знают большое количество информации относительно: источников получения доходов; качестве товаров; наличия производственного потенциала конкурентов и т. п. Кроме того указанным лицам могут быть известные факты нарушения условий проведения конкурсных торгов (допуск к участию в торгах связанных лиц или участников, которые не отвечают квалификационным критериям и т. п.). Пятую группу составляют лица, которые осуществляют контроль за соблюдением законности в сфере государственных закупок. К ним относятся сотрудники: Министерства экономического развития и торговли Украины; Государственной казначейской службы Украины; Счетной палаты; Антимонопольного комитета Украины; Государственной финансовой инспекции Украины; Государственной службы статистики Украины. В процессе выполнения своих функциональных обязанностей они могут сталкиваться с нарушениями условий проведения конкурсных торгов (допуск к участию в торгах связанных лиц или участников, которые не отвечают квалификационным критериям и т. п.). Шестую группу составляют лица, которым известны характерные особенности образа жизни и поведения лиц, представляющих оперативный интерес в силу жизненных обстоятельств, которые сложились. Это могут быть их соседи, знакомые, а также работники заведений, в которых указанные лица проводят свой досуг. Такие лица могут владеть информацией относительно привычек, жизненных взглядов, преступных связей. От них может быть получена информация об источниках прибыли, наличия недвижимости и других материальных ценностей, которые могут быть оформлены, в том числе на подставных лиц, места хранения материальных ценностей, нажитых преступным путем, тайников и т. п. [1, с. 325]. 2. Выявление документов и предметов, которые подтверждают преступные действия лиц, причастных к совершению преступления, обеспечение возможности их процессуального изъятия и использование как доказательств: 1) в случае, когда предметом закупки был определенный товар, проверить его местонахождение, наличие и качество. В случае подтверждения информации относительно сомнительного качества товара, решить вопрос об отборе образцов товаров (в некоторых случаях отбор образцов определенных товаров может осуществлять лицо, которое имеет соответствующие навыки и специальность (отбор образцов угля или дизельного топлива). В случае если нет возможности изъять предмет закупки, его необходимо сдать на хранение материально ответственному лицу (работнику предприятия заказчика) под расписку, при этом сам предмет необходимо осмотреть протоколом осмотра, в котором желательно зафиксировать признаки, которые указывают на несоответствие качества товара 275 (если такие признаки можно установить); 2) в случае, когда предметом закупки были выполнение работ или услуг, проверить полноту их выполнения. Общим для всех типов закупки является проведение анализа предложения конкурсных торгов, при этом сотрудникам ГСБЭП необходимо провести сравнительный анализ документов предоставленных участниками процедуры закупки, на предмет идентичности. Особое внимание необходимо обратить на оттиск печати предприятия-производителя и подписи должностных лиц (размещение относительно основного текста и т. п.). Это позволит выявить документы с признаками подделки. В случае выявления таких документов их необходимо изымать протоколом осмотра с обязательным указанием в протоколе признаков подделки. Также целесообразно проводить анализ проведения процедур закупки за определенный промежуток времени (минимум два-три года). Такой анализ предоставит возможность выделить из числа участников конкурсных торгов тех, которые имеют признаки связанных лиц, даже при отсутствии условий их связи предусмотренных Законом Украины «Об осуществлении государственных закупок». 3. Выявление фактов совершения преступлений в сфере государственных закупок либо действий характерных для совершения определенного способа преступления. На сегодняшний день существует большое количество способов совершения преступлений в указанной сфере, которые постоянно меняются и усовершенствуются. Как правило, такая информация поступает к оперативному сотруднику от лиц, с которыми налажено конфиденциальное сотрудничество, а также от иных лиц, с которыми оперативные сотрудники сталкиваются во время оперативного сопровождения государственных закупок. Процесс выявления таких преступлений оперативным работником должен состоять из поиска и обнаружения следов, возникших во время совершения преступления, причем это могут быть следы как основного так и вспомогательного (предварительного) преступления. Практика оперативно-розыскной деятельности подразделений ГСБЭП в целом показывает, что наиболее эффективными формами поисковой работы является личный поиск и использование лиц, с которыми налажено конфиденциальное сотрудничество. Именно оптимальная расстановка лиц, с которыми налажено конфиденциальное сотрудничество, их качественный состав, а также соблюдение требований конспирации и регулярности проведения встреч является ключевым фактором качественного совершенствования поисковой деятельности оперативными сотрудниками подразделений ГСБЭП, которые специализируются на выявлении и раскрытии указанных преступлений. После проведения анализа полученной информации необходимо принять решении о дальнейшем ее использовании. Исходя из полученных данных, можно выделить следующие направления использования полученной информации. Во-первых, в том случае, когда полученные данные свидетельствуют о наличии признаков рассматриваемых преступлений, при наличии гласных источников получения доказательств, такие данные являются основанием для возбуждения уголовного дела и принятия к виновным мер, предусмотренных 276 уголовным законом. Если же гласным путем раскрыть указанное преступление тяжело, или невозможно, первичная информация о преступлении, связанном с проведением государственных закупок может быть реализована путем заведения оперативно-розыскного дела. Во-вторых, полученная первичная информация может содержать достоверные данные о факте нарушения законодательства о закупке товаров, работ и услуг за государственные средства с признаками правонарушения. В таких случаях возможно привлечение лица, которое совершило данное нарушение к административной ответственности в соответствии с положениями ст. 164-14 Кодекса Украины об административных правонарушениях от 07.12.1984 г. № 8073-Х. В третьих, полученная в результате оперативного поиска первичная информация может быть использована для привлечения лица к конфиденциальному сотрудничеству. Исходя из изложенного, можно сделать выводы о том, что осуществление оперативного поиска информации о преступлениях в сфере государственных закупок тесно связано с владением определенными знаниями об указанной сфере, а также от возможности доступа к источникам информации о совершении указанных преступлений. Также необходимо отметить, что противодействие преступлениям в сфере государственных закупок является сложным направлением деятельности подразделений ГСБЭП, поэтому для достижения максимальной эффективности в данной работе необходимо выделение оперативных групп или отдельных сотрудников, которые будут осуществлять оперативное сопровождение сферы государственных закупок. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Ортинський В. Л. Протидія нелегальній економіці засобами оперативно-розшукової діяльності : монографія / В. Л. Ортинський. – Львів : ЛЮІ, 2004. – 436 с. Информация об авторе Дараган Валерий Валерьевич – кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры оперативно-розыскной деятельности и специальной техники, Днепропетровский государственный университет внутренних дел, 49124, Украина, г. Днепропетровск, ул. Кондукторская, 12, e-mail: velcom2007@mail.ru. Information about the author Daragan Valeriy Valeriyovich – candidate of law, senior lecturer department of operatively-search activity and special equipment, Dnipropetrovsk state university of internal affairs, 49124, Ukraine, Dnipropetrovsk, Konductorskai, 12, e-mail: velcom2007@mail.ru. 277 УДК 343.98 ББК67.4 Р.Г. Драпезо ПРЕДКРИМИНАЛЬНЫЕ СИТУАЦИИ ПО ДЕЛАМ ОБ УБИЙСТВАХ, ГДЕ ОГОНЬ ВЫСТУПАЕТ КАК ОРУДИЕ (СПОСОБ) СОКРЫТИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В статье изучается структура и содержание предкриминальных ситуаций по делам об убийствах, где огонь выступает как орудие (способ) сокрытия преступления. Изучается предкриминальное поведение со стороны преступника и жертвы. Знание предкриминальных ситуаций по убийствам изучаемой категории имеет значение при решении задач выявления, предупреждения и раскрытия преступлений. Ключевые слова: предкриминальные ситуации, убийства сопряженные с огнем, провоцирующие факторы. R.G. Drapezo PRECRIMINAL SITUATIONS ON AFFAIRS ABOUT MURDERS WHERE FIRE ACTS AS TOOL (WAY) OF CONCEALMENT OF THE CRIME In article the structure and the maintenance of precriminal situations on cases of murders where fire acts as the tool (way) of concealment of a crime is studied. The precriminal behavior is studied from the criminal and the victim. The knowledge of precriminal situations of murders of studied category matters at the solution of problems of identification, the prevention and disclosure of crimes. Keywords: precriminal situations, murders interfaced to fire, provocative factors. Предкриминальные ситуации по убийствам, где огонь выступает как орудие (способ) сокрытия преступления складываются из двух основных частей: 1) те или иные действия со стороны преступника, предшествующие совершению убийства; 2) значимые (пусковые) ситуации, которые предшествовали совершению убийства. Первая часть, по материалам уголовных дел, будет характеризоваться: а) спонтанностью зарождения умысла на совершение убийства, при наличии провоцирующих факторов; б) целенаправленностью подготовительных действий со стороны преступника. Вторая часть обладает качествами: а) длительное провоцирующее поведение со стороны жертвы; б) жертва стала очевидцем другого преступления; в) эксцесс одного из членов преступной группы; г) огонь как средство «развлечения» со стороны подростков. Оперативно-следственная практика показала, что около 32,6 % изученных убийств подготавливались заранее. В 67,4 % случаев преступления совершались без какой-либо подготовки, то есть имело место спонтанное зарождение 278 умысла на убийство в виде сожжения, либо последующего с помощью огня сокрытие его следов. Спонтанность на убийство у преступников зарождается в основном под воздействием двух провоцирующих факторов: 1) в результате совместного употребления спиртных напитков, наркотических или психотропных средств. В процессе возникающих ссор, зарожденный умысел на убийство преступником реализуется практически сразу; 2) длительное психоэмоциональное переживание у преступника. Дело в том, что, хоть умысел и спонтанный, но зародиться он может задолго до совершения убийства. Например, когда то, несколько лет назад преступник и потерпевший не поделили наследство, либо был акт ревности, либо преступник надолго затаил обиду на потерпевшего. Спонтанный умысел на убийство в первую очередь возникал у ранее судимых лиц, во вторую, у тех, которые состоят или состояли на учете в наркодиспансере и в третью очередь, у лиц, состоящие или состоявшие на учете в психдиспансере. Как правило, спонтанный умысел сопровождается хаотическими действиями со стороны преступника, в результате чего умысел на убийство в 18 % случаев не доводится до конца. Например, в уголовном деле № 9025 [2], состоявший на учете в наркодиспансере ранее судимый гр. С. неоднократно в течение нескольких лет проявлял акт ревности к своей сожительнице, что проявлялось, в присутствии многих людей, в высказывании угроз убийством путем сожжения заживо. 29 января 2000 года в состоянии алкогольного опьянения гр. С., вспомнив прошлые акты ревности, беспорядочно облил сожительницу спиртом и поднес зажженную зажигалку. В результате произошло возгорание тела потерпевшей, которая получила ожоги, расцененные как тяжкий вред здоровью. Однако смерть потерпевшей не наступила, так как ей удалось выскочить из комнаты общежития и водой потушить пламя. В этот же день гр. С. был задержан и признал свою вину в преступлении. Напротив, когда преступник планировал убийство, то все его действия были хладнокровными, заранее выбирается орудие убийства и способ сокрытия его следов. О заранее спланированном преступлении могут говорить следы на месте происшествия, а именно канистра с горючей жидкостью, бутылка либо другая емкость с горючим веществом, приготовленная удавка, подпорка или связка ключей, аэрозольные баллончики, зажигалка и т. п. Также, это могут быть изымаемые в квартире потерпевших самодельные приборы разной конструкции. Последние присоединялись к выключателям или розеткам, которые через некоторое время замыкали проводку в сети. Короткое замыкание приводило к самовозгоранию, тем самым преступники пытались инспирировать техническую причину пожара под поджог. Характерный способ подготовки к убийству изучаемой категории, продемонстрируем обобщенным примером. Большинство подготавливаемых преступлений совершается группой лиц по предварительному сговору, а также в составе банды. Заранее готовится либо разбойное нападение, грабеж, кража, либо убийство из корыстных побуждений (месть, наем). Готовятся орудие убийства и средство его сокрытия (бензин, другие горючие вещества). В случаях завладения чужой собственностью, членами банд «черных риелторов» заранее приобретались сильнодействующие снотворные препараты, чаще всего транквили 279 заторы, либо препараты вызывающие временный паралич тела. Планируется транспортировка трупа в безопасное место, как правило, это лес, сарай, баня, котельная, колодцы, заброшенные шахты, автомобиль в безлюдном месте. После чего труп сжигается. Также преступниками заранее готовится упаковочный материал, в котором будет транспортироваться труп. Это старый плед, брезент, мешки, клеенка, плотная матерчатая ткань. Заранее заготавливаются средства очистки, например, салона автомобиля, от возможных кровоподтеков. Если убийство планировалось, то на месте происшествия либо вообще не находили крови и других биологических жидкостей либо их количество оказывалось минимальным. Начиная с 2006 года, наблюдается пик преступлений, связанных с убийствами изучаемой категории, которые планируются заранее, тщательно и порой длительное время. Эти преступления, кроме того, что совершаются группой лиц по предварительному сговору либо в составе банды, носят резонансный характер. То есть, когда совершаются жестокие массовые убийства (как правило, целых семей), связанные с огнем освещаемые СМИ. Резонансное уголовное дело № 624708 [2] об убийстве предпринимателя в г. Новокузнецке и его семьи, когда банда из трех человек ворвалась в дом к предпринимателю с целью хищения денег, убив его выстрелом из пистолета и перерезав горло женщине и малолетнему ребенку. После чего преступники в целях сокрытия следов убийства подожгли дом вместе с трупами потерпевших. Дело в том, что один из членов банды К. длительное время был партнером по бизнесу убитого предпринимателя и завидовал его удачному бизнесу и семейным отношениям. Оперативно-следственная практика показала целесообразность выделения шести ситуаций, которые предшествовали совершению убийства. При этом от значимого события до самого убийства могло пройти незначительное время (от минут, часов, дней), либо достаточно длительное время (от нескольких месяцев до нескольких лет). Дадим характеристику каждой из ситуаций. Первая ситуация связана с провоцирующим поведением жертвы. Эмпирическая база выявила несколько видов такого поведения: – затяжной конфликт жертвы с преступником. К таким конфликтам относится ревность, которая инициируется после употребления спиртного либо с собственной женой, когда преступник (муж) вспоминает все причиненные в прошлом обиды, либо с товарищем, которому также припоминаются эпизоды отношений с женой якобы интимного характера; – оскорбление со стороны жертвы, которое, как правило, возникает после употребления спиртного или наркотических веществ; – слухи, которые распускает жертва о преступнике; – жертва унижает, избивает лицо, которое впоследствии совершает по отношению к ней убийство. Преступником помимо мести могут двигать и другие мотивы, например, чувство безопасности близких, родственников. Чаще всего в таких ситуациях оказываются женщины, когда не выдерживают многолетних издевательств и унижений со стороны сожителей. Опасаясь за жизнь и здоровье родственников, предварительно подсыпают в спиртное сильное снотворное и в спящем состоянии обливают тело горючей жидкостью и сжигают заживо. Важ 280 но отметить, что правоохранительные органы бывают в курсе происходивших конфликтов, однако никаких профилактических мер не предпринимают. Вторая ситуация связана с тем, что жертва стала очевидцем другого преступления (кражи, грабежа, разбоя, хулиганства). В данном случае огонь применяется как средство сокрытия следов преступления. В уголовном деле № 789259 [2] в ночь на 18.07.96 г. С. совместно с Е. в квартире Б. совершили разбойное нападение. После присвоения чужого имущества обвиняемые изнасиловали потерпевшую. Для сокрытия следов разбоя и изнасилования обвиняемые решили убить Б. путем сожжения заживо. Для этого, С. для снижения сопротивления со стороны Б. нанес ей не менее четырех ударов ножом и ножницами в верхнюю часть туловища, а затем поджог матрац на котором лежала потерпевшая, будучи еще жива. Третья ситуация связана с сокрытием следов неосторожного убийства с помощьюсжигания трупа жертвы. Чаще всего, таким действиям предшествует внезапно возникший конфликт между жертвой и преступником и активное при этом сопротивление жертвы. В схватке с преступником жертве причиняется смерть путем нанесения в жизненно важные органы удары тяжелыми или колющими предметами. Другим примером непредумышленного убийства может служить уголовное дело№ 950294 [2], где группой лиц по найму огонь использовался как средство воздействия на жертву с целью возврата долга. Лицо, нанявшее группу лиц, не предполагало убийство жертвы, также как и группа лиц по найму, убийство произошло в силу эксцесса одного из членов группы. Непосредственное сокрытие следов убийства (ст. 105 УК РФ), которые назывались нами выше, связана с четвертой ситуацией. Ее подразновидностью выступает ситуация, где фигурируют «наемные факелы». Сведения о наемных факелах в отечественной литературе скудны [3, с. 263]. Из зарубежных источников [1] мы знаем, что это лица, не имеющие отношение к убийству, но уничтожающие его следы посредством огня за вознаграждение. Основная проблема для оперативников будет заключаться в том, что наемные факелы уничтожают следы на месте преступления с помощью огня, что делает деятельность по выявлению, предупреждению и раскрытию подобных преступлений затруднительной. Наемные факелы имеют единственный мотив – корыстный и никак не связаны с потерпевшими. Пятая ситуация имеет отношение к тщательному планированию убийства жертвы, что уже было оговорено выше. Шестая ситуация представляется как безмотивное, преимущественно в качестве средства «развлечения» подростками воздействие огня на лиц асоциальной направленности. Такие ситуации не редкость, когда молодые люди заживо сжигают лиц без определенного места жительства. При этом мотив рождается спонтанно, например, когда молодые люди проходят мимо лица без определенного места жительства и быстро договариваются между собой от нечего делать бросить в него спичку, сигарету, сожженную бумагу и т. п. Так, 7 мая 2012 года гражданка без определенного места жительства М. была госпитализирована в медицинское учреждение с ожогами 3–4 степени из общежития. 28 декабря 2012 года от полученных телесных повреждений М. 281 скончалась. В материалах проверки имеется объяснение М., согласно которому 7 мая 2012 года находясь в общежитии, ее подожгли неизвестные молодые люди, бросив на ее одежду непотушенную сигарету, отчего произошло воспламенение [5]. Оперативники, владея информацией о ситуациях предшествующих совершению убийства изучаемой категории, смогут в первую очередь эффективно решать задачи, связанные с предупреждением подобных преступлений. Другими словами, выделенные нами ситуации содержат в себе поисковые возможности, в особенности те возможности, которые призваны предотвращать преступления [4, с. 23]. В более чем 80 % изученных нами уголовных дел в так называемых представлениях о принятии мер по устранению причин и условий, способствующих совершению преступления, стабильно имелись схожие пункты. В них содержалась информация о недостаточной работе участковыхуполномоченных с конфликтными семьями, за надзором несовершеннолетних ранее совершавшие преступления и лиц, которые злоупотребляют алкоголем, употребляют наркотические средства, а также лиц, недавно освободившихся из мест заключения, состоящих на учете в психдиспансере и т. п. Не стоит говорить, что часть убийств могла быть предотвращена, если участковыеуполномоченные более ответственно исполняли свои обязанности. Таким образом, такие элементы предкриминального поведения, как: длительное планирование преступления в ситуациях жестокости и массовости убийства и то, что такая тщательность связана с деятельностью организованных преступных групп, так или иначе, обладают поисковыми качествами. Поисковая ценность будет иметь значение как при решении задач выявления подготавливаемого преступления, так и на этапах предупреждения и раскрытия. Это согласуется с идеей А.Ю. Шумилова [6, с. 32] о том, что современное оперативноразыскное законодательство связывает свои надежды не с борьбой с преступностью посредством ОРД, а с защитой (т. е. созданием оптимальных условий) от преступных посягательств. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Criminal Profiling: An Introduction to Behavioral Evidence Analysis // Brent E. Turvey. Hardcover, 462 pages. Published by Academic Press, June, 1999. 2. Архив Кемеровского областного суда. Уголовные дела за период с 1989 по 2011 год. 3. Ахмедшин Р. Л. Криминалистическая характеристика личности преступника : дис. ... д-ра юрид. наук / Р. Л. Ахмедшин. – Томск, 2006. – 413 с. 4. Драпезо Р. Г. Получение упреждающей информации при осмотре трупа и места происшествия при убийстве, где огонь выступает как орудие (способ) сокрытия преступления / Р. Г. Драпезо // Оперативник (сыщик). – 2013. – № 1 (34). – С. 23–27. 5. Материал доследственной проверки сообщения о преступлении КРСП № 401/3-97пр-2013 по факту смерти гражданки М., 10.03.1953 г.р. (бомж). 282 6. Шумилов А. Ю. Оперативно-разыскная наука в Российской Федерации : в 3 т. : монография / А. Ю. Шумилов. –– М. : Изд. дом Шумиловой И.И., 2013. – Т. 1. – 455 с. Информация об авторе Драпезо Роман Григорьевич – старший преподаватель кафедры уголовного процесса и криминалистики юридического факультета Кемеровского государственного университета, 650043, г. Кемерово, пр. Советский, 73 (ауд. 2201, деканат юридического факультета), e-mail: uri_nit@kemsu.ru. Information about the author Drapezo Roman Grigoryevich – the senior teacher of chair of criminal trial and criminalistics of law department of the Kemerovo state university, 650043, Kemerovo, Sovetsky Ave., 73 (a miss. 2201, dean's office of law department), e-mail: uri_nit@kemsu.ru. УДК 343.9:343.72 ББК 67.52:67.408.121 В.В. Коломинов И.Г. Смирнова К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ О МОШЕННИЧЕСТВЕ В СФЕРЕ КОМПЬЮТЕРНОЙ ИНФОРМАЦИИ В статье авторы делают акцент на распространенности и серьезности угрозы мошенничества в сфере компьютерной информации, необходимости использования следователем в процессе раскрытия и расследования таких преступлений криминалистических знаний об элементах механизма их совершения. Анализируя отдельные элементы механизма преступления, авторы обращают внимание на их взаимосвязь между собой, их специфические особенности. Отмечается роль элементов, касающихся компьютерной информации, компьютерных средств, механизма следообразования в формировании криминалистического знания при расследовании обозначенных преступлений. Ключевые слова: киберпреступность; компьютерные преступления; мошенничество в сфере компьютерной информации, механизм преступления. Материал подготовлен в рамках выполнения проекта «Повышение эффективности уголовного судопроизводства по делам о киберпреступлениях для обеспечения национальной безопасности» в рамках гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых – докторов наук (Конкурс – МД-2014) на 2014-2015 годы (договор № 14.Z56.14.2691-МД). 283 V.V. Kolominov I.G. Smirnova ISSUES ON THE FORMATION OF THE CRIMINAL KNOWLEDGE ABOUT FRAUD IN THE FIELD OF THE COMPUTER INFORMATION In this article the author focuses on the prevalence and the serious danger of fraud and depict that it is necessary for investigator to use criminal knowledge about mechanisms’ elements of these crimes in disclosure and investigation procedures. Analyzing the individual elements of the crime’s mechanism the author pays attention to their connection with each other and their specific features. Also the problem of some elements concerning with the computer information, computer tools, mechanisms of the trace-reminds in the formation of the criminalistic knowledge in these crimes investigation is razed in this paper. Keywords: cybercrime; computer crimes; fraud in the field of the computer information. Развитие компьютерных технологий вызвало появление и активное распространение таких общественно опасных преступлений, как мошенничество в сфере компьютерной информации. При установлении механизма такого мошенничества необходимо учитывать ряд элементов и признаков, знания о которых необходимы следователю в процессе выявления, раскрытия и расследования таких деяний. Знания о каждом из этих элементов, обладающих характерными особенностями, ложатся в основу формирования криминалистического знания о расследуемом факте мошенничества и составляют криминалистически значимую информацию о данных преступлениях. Проанализируем отдельные элементы механизма мошенничества в сфере компьютерной информации с целью определения их взаимодействия между собой и влияния каждого из них на формирование криминалистических знаний о противоправном деянии. Прежде всего, необходимы знания о компьютерных средствах. Как следообразующие объекты компьютерные средства выступают в двух аспектах: – как носители информации об объективной стороне преступного деяния; – как носители информации о самом субъекте преступления. Особенность заключается в том, что компьютерные средства сами не выступают следами преступной деятельности, так как не обладают характерными специфическими особенностями, но при этом несут на себе следовую картину преступного деяния. Об этом свидетельствует анализ следственной практики, когда, например, при производстве следственных действий, из компьютера изымается только его «жесткий диск» – запоминающее устройство для хранения информации. Между тем, технические характеристики компьютерно-технических средств и их наличие или отсутствие вообще должны свидетельствовать о возможности реализации преступного умысла (например, наличие или отсутствие подключения компьютера к телекоммуникационной сети). 284 Большинство ученых сходятся во мнении, что основной характерной особенностью компьютерно-технических средств, с проекцией на потребности расследования, является их свойство сохранять информацию. С этим следует согласиться так, как это и является определяющим моментом формирования криминалистического знания о компьютерных преступлениях и, в частности, такого вида, как мошенничество в сфере компьютерной информации. К источникам компьютерной информации относятся системы, компоненты которых обеспечивают размещение, доступность, а также целостность сведений, составляющих информацию. Это: – постоянное запоминающее устройство компьютера (ПЗУ) – его внутренняя память, включающая несколько микросхем, постоянно хранящих определенную информацию; – оперативное запоминающее устройство (ОЗУ) – оперативная память, содержащая информацию, необходимую для работы компьютера; – сверхоперативная память (кэш) – сверхбыстродействующие микросхемы памяти – кэш-память для повышения производительности компьютера. Существуют также внешние источники – внешняя (долговременная) память, предназначенная для долговременного хранения программ и данных, не используемых в данный момент, которая требует наличие устройства, обеспечивающего запись/считывание информации – накопителя или дисковода, а также устройства хранения информации – носителя. К ним относятся накопители на оптических компакт-дисках (CD-R/RW, DVD-R/RW); флэш-накопители (MMC Plus (Multimedia Card), SD Mini (Secure Digital), SD Micro (Secure Digital), MS Pro (Memory Stick Pro), MS Pro Duo (Memory Stick Pro Duo), CF (Compact Flash), SD (Secure Digital) и др. Таким образом, средства накопления криминалистически значимой информации представляют собой довольно сложные объекты – компьютеры (устройства), состоящие из множества элементов, а также средства накопления, обработки и хранения информации. Следует заметить, что привести полный перечень таких устройств в настоящее время достаточно затруднительно в связи с быстрым темпом научнотехнического прогресса в области компьютерных технологий и появлением новых форм накопителей. Однако, поскольку указанные объекты имеют специфические свойства, и характер функционирования их следует учитывать при разработке практических рекомендаций по расследованию мошенничества в сфере компьютерной информации. Интерес для формирования криминалистического знания об исследуемом виде мошенничества представляют также компьютерные сети. По мнению В.П. Косарева и Л.В. Еремина компьютерная сеть – это совокупность компьютеров, между которыми возможен информационный обмен без промежуточных носителей информации [3, с. 440]. Подобное суждение выглядят не бесспорным, поскольку в данном определении не в полной мере отражена техническая особенность передачи данных в сети. Авторы акцентируют внимание лишь на наличии промежуточных звеньев в сети при передаче информации. Вместе с тем к промежуточным звеньям 285 при передаче информации можно отнести различные носители информации (например, переносные жесткие диски, USB флэш-карты, лазерные CD, DVD диски и т. п.). При этом их наличие или отсутствие предопределяет тип компьютерной системы, которая, в свою очередь, может включать как автономные вычислительные системы, так и их сети. Таким образом, нельзя назвать компьютерной сетью систему, которая не включает в себя помимо рабочих станций (технически сложных устройств, например, компьютера, смартфона, компактного персонального компьютера (КПК), планшетного персонального компьютера и т. п.), посредством которого пользователь (абонент) получает доступ к ресурсам компьютерной сети) какихлибо промежуточных накопителей информации. Следовательно, особенностью компьютерных сетей является то, что их существует несколько видов и в зависимости от территориальной распространенности делятся на: – локальные компьютерные сети (ЛВС, LAN-Local Area Network) (создаются и используются юридическими лицами, как правило, в пределах своего размещения, либо физическими лицами в обособленной административнотерриториальной единице); – региональные компьютерные сети (РВС, MAN – Metropolitan Area Network), связывающие абонентов района, города, области; – глобальные компьютерные сети (ГВС, WAN – Wide Area Network), соединяющие абонентов, удаленных друг от друга на любое расстояние. Наиболее распространенной, безусловно, является всемирная глобальная сеть Интернет. При этом анализ изученных материалов уголовных дел о преступлениях, совершаемых в сфере компьютерной информации, свидетельствует, что для совершения таких деяний в 95 % случаев использовались глобальные компьютерные сети, в 4 % случаях региональные и лишь в 1 % случаях локальные компьютерные сети. Таким образом, любые компьютерные сети также имеют свои характерные криминалистические особенности, и, по сути, могут эффективно использоваться субъектами преступной деятельности в целях совершения мошенничества. При этом, характерной особенностью компьютерных сетей, как орудия и средства совершения исследуемого мошенничества является то, что они также содержат следы осуществления операций, направленных на реализацию преступного замысла. Например, независимо от отправляющего и принимающего устройства, в электронной почте хранятся электронные письма, отправленные и принятые на определенный адрес и т. п. Зная свойства и принцип работы телекоммуникационной сети, следователь или лицо, производящее дознание, способны обнаружить в ней значительный объем информации о преступном деянии. Компьютерная сеть также является средством передачи информации между абонентами сети. Нельзя не подчеркнуть, что практически все формы незаконной деятельности, имеющие место в сфере компьютерной информации, в том числе мошенничество, осуществляются с использованием различных программ, разработка и внедрение в компьютерную систему которых является средством обеспечения совершения преступлений. 286 В процессе расследования исследуемых преступлений следует учитывать, что подготовка, написание, тестирование специальных компьютерных программ для взлома, внедрение вредоносных «троянских» программ, программшпионов, поиск паролей или определение способов беспарольного входа будет оставлять виртуальные следы в памяти компьютера или иного технически сложного устройства, используемого мошенником. При этом примененные способы воздействия на компьютер «жертвы» будут аналогичным образом оставлять следы в памяти ее компьютера. Как справедливо отмечает А. Смушкин, для указанных преступных действий могут использоваться программы различного уровня сложности: «стандартные» – которые составлены максимально просто и которые легко найти в сети Интернет или в специальной области закрытого участка Интернет; «приспособленные» программы – переделанные самим злоумышленником под свои нужды; самостоятельно написанные злоумышленником программы [2, с. 43–45]. Рассматривая вопросы формирования криминалистических знаний о мошенничестве в сфере компьютерной информации, отдельными учеными предлагаются новые варианты определения понятия и механизма следообразования. Однако, на наш взгляд, к этому надо подходить достаточно осторожно. Так, П.В. Мочагин, предлагает к двум традиционным формам отражения следообразования – материально-фиксированной и идеальной, добавить еще одну – в виртуальноинформационной и технико-компьютерной сфере [1, с. 97]. Данная позиция представляется достаточно спорной, поскольку специфика образования, обработки и хранения компьютерной информации предусматривает использование для этих целей вполне материальных средств (компьютерно-технических). Именно это обстоятельство предусматривает возможность материально-фиксированного отображения компьютерной информации на носителях указанных средств. Следовательно, в качестве следов мошенничества в сфере компьютерной информации вполне можно рассматривать электронные сигналы (команды), отправленные с компьютера субъекта преступной деятельности, которые предаются по телекоммуникационным сетям с целью хищения чужого имущества или приобретения права на чужое имущество путем ввода, удаления, блокирования, модификации компьютерной информации либо иного вмешательства в функционирование средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации или информационно-телекоммуникационных сетей. Эти сигналы имеют точки начала и окончания их движения (имеются в виду компьютеры, между которыми они предаются), а они, в конечном итоге, имеют материальнофиксированное выражение – персональный компьютер или иное технически сложное устройство, его IP-адрес. В криминалистической литературе такие следы предлагается именовать информационными или виртуальными, и в том виде, в котором их представляют ученые, они являются, не чем иным, как материальными следамиотображениями. Обусловлено это тем, что они имеют вполне материальнофиксированное отражение на материальных носителях, именно это позволяет их идентифицировать с помощью разработанных наукой средств и методов. Иначе такой подход, предложенный учеными, на наш взгляд, позволял бы го 287 ворить о таких видах следов, как военные следы (по делам о военных преступлениях), террористических следах (по делам о терроризме), технических следах и т. п. Такой подход способствовал бы лишь загромождению разработанных криминалистикой знаний о рассматриваемых проблемах. В заключение еще раз отметим, что формирование криминалистического знания о мошенничестве в сфере компьютерной информации представляет собой процесс исследования механизма преступления и его отдельных элементов. Механизм мошенничества в сфере компьютерной информации закономерно обусловливает возникновение криминалистически значимой информации о самом преступном хищении чужого имущества или приобретении права на чужое имущество путем ввода, удаления, блокирования, модификации компьютерной информации либо иного вмешательства в функционирование средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации или информационнотелекоммуникационных сетей, его участниках и результатах. При этом познание и систематизация криминалистических признаков совершения данного вида мошенничества позволяет разработать научные положения и разрабатываемые на их основе практические рекомендации по расследованию данной деятельности. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Мочагин П. В. Новые формы следообразований в криминалистике и судебной экспертизе / П. В. Мочагин // Судебная экспертиза в парадигме российской науки : (к 85-летию Ю. Г. Корухова) : сб. материалов 54-х криминал. чтений : в 2 ч. – М. : Акад. управления МВД России, 2013. – Ч. 2. – С. 97–101. 2. Смушкин А. Виртуальные следы в криминалистике / А. Смушкин // Законность. – 2012. – № 8. – С. 43–45. 3. Экономическая информатика / под ред. В. П. Косарева, Л. В. Еремина. – М. : Финансы и статистика, 2001. – 592 с. Информация об авторах Коломинов Вячеслав Валентинович – преподаватель кафедры криминалистики и судебных экспертиз, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, e-mail: OffRoad88@mail.ru. Смирнова Ирина Георгиевна – доктор юридических наук, заведующая кафедрой криминалистики и судебных экспертиз, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, e-mail: smirnova-ig@mail.ru. Information about the authors Kolominov Vyacheslav Valintinovich – teacher of the department of criminalistics and judicial examinations, Baikal National University of Economics and Law, Lenin st., 11, Irkutsk, 664003, e-mail: OffRoad88@mail.ru. 288 Smirnova Irina Georgievna – Doctor of Law, Professor, head of the department of criminalistics and judicial examinations, Baikal National University of Economics and Law, 11, Lenin str., Irkutsk, 664003, e-mail: smirnova-ig@mail.ru. УДК 343.985 ББК 67.523.14 В.С. Кряжев ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНЫЕ И ИНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ В ЦЕЛЯХ БОРЬБЫ С ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ И ЭКСТРЕМИСТСКОЙ НАПРАВЛЕННОСТИ В статье рассматриваются меры, направленные на повышение эффективности проведения оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий по уголовным делам, связанным с преступлениями террористической и экстремистской направленности. Ключевые слова: оперативно-розыскные мероприятия, терроризм, экстремизм. V.S. Kryazhev OPERATIVELY-SEARCHING ACTIONS, USED IN ORDER TO DEAL WITH THE CRIMES OF TERRORIST AND EXTREMIST ORIENTATION The article describes the actions, directed to increase the efficiency of the operatively-searching actions and the investigation of criminal cases, related to the crimes of terrorist and extremist orientation. Keywords: operatively-searching actions, terrorism, extremism. За последние несколько десятков лет феномен экстремизма значительно изменился в худшую сторону. И соответственно, как его крайнее проявление – терроризм, претерпел ряд изменений как качественного, так и количественного характера. На сегодняшний день в России, как и во многих других странах, это является фактором глобального значения. В ходе раскрытия, расследования и предупреждения преступлений террористической и экстремистской направленности широко используются средства оперативно-розыскной работы. Это конечно же широкий спектр оперативнорозыскных мероприятий и иных организационных действий. Специфика ОРД по уголовным делам данной категории или специфика работы в ходе доследственной проверки сообщений о преступлениях, а также иные способы выявления этих преступлений связаны в том числе и с умелым использованием АИПС. 289 Однако на практике существует не только проблема использования информации, содержащейся в базе данных информационных центров органов внутренних дел (в том числе ГИАЦ МВД РФ), но и сложности формирования этой базы данных. В процессе расследования и раскрытия преступлений террористической и экстремистской направленности сотрудникам правоохранительных органов, и прежде всего органов расследования, органов дознания и экспертных служб, приходится сталкиваться с огромным информационным пространством, отражающим способ преступления, обстановку преступления, данные о личности преступника и другие элементы криминалистической характеристики терроризма и экстремизма. Поэтому к формированию этих информационно-поисковых систем следует относиться очень серьезно. Важно также учитывать, что использование достоверной и правильно сформированной базы данных о преступлении или преступнике будет влиять на скорость и качество раскрытия, расследования и предотвращения преступлений террористической и экстремистской направленности. Сформировать АИПС непростая задача. Основная сложность состоит в том, что к преступлениям террористической и экстремистской направленности законодатель относит значительное количество составов преступлений. Информационная модель этих преступлений очень многоплановая и разноаспектная. Многие исследователи изучают необходимость создания и использования информационных данных в интересах антитеррористической и антиэкстремистской деятельности. Заслуживают внимания предложения К.С. Колотушкина по формированию АИПС. Им дано понятие информации, добываемой и используемой в антитеррористической деятельности, определены объекты и субъекты сбора информации о террористической деятельности, а также обоснована необходимость накопления информации в сфере политических, идеологических и религиозных отношений с целью противодействия терроризму [3]. Причины и условия, способствующие совершению преступлений террористической и экстремистской направленности являются одним из исследуемых элементов их криминалистической характеристики. Выявление этих причин и условий, как превентивная функция правоохранительных органов, а равно предупреждение терроризма и экстремизма, является неотъемлемой в деятельности органов, осуществляющих ОРД. Полный и исчерпывающий перечень ОРМ содержится в ст. 6 ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», однако для предотвращения этих преступлений чаще всего в практике оперативных служб ФСБ и ОВД России используются такие ОРМ, как наведение справок, опрос, сбор образцов для сравнительного исследования, обследование помещений, зданий, сооружений и транспортных средств, оперативное внедрение, наблюдение, контроль почтовых, отправлений, телеграфных и иных сообщений. В случаях возникновения сложных, а иногда и тупиковых следственных ситуаций, которые нельзя разрешить производством отдельных ОРМ, целесообразно проведение их комплекса, который получил название оперативной игры – оперативно-розыскной операции специальных служб с широким использованием пере 290 вербованных «чужих» агентов, специальных оперативно-технических средств, мнимо криминальных структур, дезинформации и инсценировок. В результате эффективного проведения оперативных игр оказывается заранее запланированное управляющее воздействие на объекты оперативной заинтересованности, перехватывается тактическая инициатива, прогнозируются возможные действия транснациональных террористов и осуществляются успешные контрмеры. В комплекс оперативно-розыскных мероприятий в зависимости от планируемой оперативной игры могут входить в различных тактических комбинациях (сочетаниях) и наблюдение (визуальное или электронное, а также и комбинированное), и оперативное внедрение, и контролируемая поставка, и оперативный эксперимент, и прослушивание телефонных переговоров, и снятие информации с технических каналов связи другие негласные мероприятия. Длительность проведения оперативной игры зависит от характера и сложности поставленных задач, обстановки и условий ее производства и особенностей планируемого результата. В теории ОРД нет единства о понятии и содержании результата оперативной игры. Тем не менее, в соответствии со ст. 11 ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и Инструкцией от 27 сентября 2013 г. «О порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности дознавателю, органу дознания, следователю или в суд» это понятие прежде всего должно охватывать фактические данные, полученные оперативным подразделением. Однако если фактические данные (гласная и негласная информация) действительно являются основным результатом отдельных ОРМ, то в отношении результатов оперативной игры подобное определение представляется недостаточным. Во многих случаях конечным результатом оперативной игры могут быть и иные итоги этой комплексной операции: ликвидация лидера террористического формирования; предотвращение захвата заложников или воздушного судна, выявление тайников с оружием и т. д. [2]. Оперативно-розыскная работа связна в значительной степени с информационной деятельностью, когда речь идет о получении информации. Это может быть информация полученная процессуальным путем. Например, получение разрешения суда на прослушивание телефонных переговоров заподозренного в совершении преступлений террористического или экстремистского характера. Это может быть информация, полученная не процессуальным путем (в результате проведения ОРМ, получения сведений из информационных центров системы МВД России, использования криминалистических учетов, АИПС и др.). Особо внимания заслуживает информация, получаемая из сети интернет. Эта информация может использоваться не только как справочная, официальная, получаемая в режиме свободного доступа с официальных сайтов, но и как ориентирующая для установления связей террориста, экстремиста с другими участниками преступной деятельности в социальных сетях. Иногда аккаунт пользователя социальной сети содержит в себе информацию, являющуюся террористической или экстремистской. Так, например, в г. Иркутске, Октябрьским районным судом был вынесен обвинительный приговор по ч. 1 ст. 282 УК РФ в отношении З. Судом было установлено, что подсудимый, являясь приверженцем 291 националистических идей, на территории г. Иркутска решил использовать сеть интернет для распространения материалов экстремистской направленности. Эти материалы, по мнению З., подходящие для достижения указанных целей, последний задумал распространять широкому кругу лиц на сайте социальной сети интернет – ресурса «ВКонтакте», имеющего несколько десятков миллионов зарегистрированных пользователей, на своей личной странице. На сегодняшний день по различным требованиям Генеральной прокуратуры РФ было заблокировано около семидесяти информационных ресурсов, содержащих призывы к осуществлению экстремистской деятельности, массовым беспорядкам [1]. Однако только лишь информационной работы для борьбы с данным видом преступности недостаточно. В ходе ОРД необходимо использовать различные достижения криминалистической науки. Это в полной мере касается вопросов взаимодействия органа дознания со следователем, это касается научной организации труда, и, конечно же, использования положений криминалистической тактики. Реализуя те или иные тактические приемы, операции, комбинации, возможно повышать результативность и качество не только процессуальных, следственных действий, но и оперативно-розыскных мероприятий. Ведь положения криминалистической тактики адресованы не только следователю, но и другим правоприменителям в сфере борьбы с преступностью. Тактические рекомендации допроса должны реализовываться при проведении опросов. Тактические рекомендации следственного осмотра и обыска – при обследовании помещений, зданий, сооружений и транспортных средств. Это касается и других ОРМ, схожих по своим целям и содержанию с теми или иными следственными действиями. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Благовещенский А. Генпрокуратура РФ закрыла четыре сайта террористов / А. Благовещенский // Российская газета. – 2014. – 1 апр. 2. Драпкин Л. Я. Оперативная игра – комплекс оперативно-розыскных мероприятий, направленных на достижение стратегической цели, – эффективный инструмент расследования преступлений террористического характера / Л. Я. Драпкин, Я. М. Злоченко, А. Е. Шуклин // Российский следователь. – 2009. – № 19. – С. 27– 28. 3. Колотушкин С. М. К вопросу о создании и использовании информационных баз данных в интересах антитеррористической деятельности / С. М. Колотушкин // Российский следователь. – 2011. – № 15. – С. 21–23. Информация об авторе Кряжев Владимир Сергеевич – кандидат юридических наук, доцент кафедры криминалистики и судебных экспертиз Байкальского государственного университета экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11, e-mail: irkcenter@isea.ru. 292 Information about the author Kryazhev Vladimir Sergeevich – Candidate of legal sciences, associate professor, associate professor of the department of criminalistics and forensic expertises at Baikalsky state university of economics and law, Lenin st., 11, Irkutsk, 664003, email: irkcenter@isea.ru. УДК 343.98 ББК 67.52 О.С. Кучин О НЕОБХОДИМОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИХ РАЗРАБОТОК Юридическая наука представляет собой целостную систему общетеоретических положений, аргументированных выводов, знаний о возникновении, существовании, функционировании и преобразовании правовых институтов и отраслей права. Следует отметить, что все отрасли и институты права, так или иначе, взаимосвязаны между собой. Уровень развития одних юридических наук оказывает постоянное влияние на продуктивность исследования других наук в области права. Положения уголовного процесса широко применяются в криминалистике, а последняя постоянно в своих исследованиях учитывает принципы уголовного процесса и творчески применяет в своих изысканиях. Ключевые слова: криминалистика, криминалистическая тактика, криминалистическая методика, уголовный процесс, уголовное право, следствие, оперативные сотрудники, борьба с преступностью, судебные экспертизы, легализация. O.S. Kuchin ABOUT THE NECESSARILY USING CRIMINALISTICS RESEARCHES IN CRIMINAL JUSTICE The law science is a strict system of general theoretical regulations, reasonable arguments, the system of knowledge about the origin, developing, functioning and changing of law institutes and legal branches. It should be mentioned that all legal institutes and branches determines each other in some way. The rate of development of one legal science determines the effectiveness of research in other legal science spheres. The rules of criminal justice are widespread in criminalistics that takes into consideration principles of criminal justice and uses them freely in its study. Keywords: criminalistics, criminal tactics, criminal methods, criminal justice, criminal law, investigation, criminal prevention, forensic examination, legalisation 293 Юридические науки криминального блока рассматривают преступность как неизбежное системное социальное явление, свойственное любому обществу. Еще с позапрошлого столетия развитие юридических и естественных наук обусловило ряд новых направлений в исследовании методов борьбы с преступностью, которые на протяжении почти двух веков развивались и дополнялись, благодаря творческой деятельности ученых и практиков. На современном этапе развития российской государственности и общества существенную помощь в организации борьбы с преступностью сотрудникам полиции и следователям оказывает юридическая наука в целом, а такие науки, как уголовный процесс, оперативно-розыскная деятельность и криминалистика, в особенности, и при этом очевидно их доминирующее положение. Однозначно следует отметить, что уголовный процесс и криминалистика играют важнейшую роль в исследовании и разработке проблем борьбы с преступностью и фактически находятся на переднем ее крае, как в научном, так и в практическом направлениях. Как известно криминалистика образовалась на основе изучения и обобщения сыскной, следственной и судебной практики и активного использования естественных и технических знаний для целей выявления, раскрытия, расследования и предупреждения преступлений. Достижения естественных и технических наук в течение последних сотен лет использовались в криминалистических целях сначала только эпизодически, и лишь, со второй половины XIX века началась активная работа по созданию арсенала технических средств, приемов и методов, приспособленных или специально предназначенных для указанных выше целей. Также в последние десятилетия ученые-криминалисты все больше времени уделяют вопросам разработки таких криминалистических институтов, как тактика проведения отдельных следственных действий и методика расследования отдельных видов и групп преступлений, а также частным криминалистическим методикам. Причем, по мнению автора статьи, указанные направления научной деятельности в криминалистике являются, в настоящее время, более приоритетным, так как современный российский уголовно-процессуальный кодекс представляет собой явно противоречивый и постоянно меняющийся нормативный документ, а действующее уголовное законодательство становится все более бланкетным и потому еще более запутанным и непонятным для следователей и оперативных сотрудников, чей профессиональный уровень с каждым годом почему-то падает все ниже и ниже. Еще в 50-х годах прошлого ХХ века, в ходе проведения научной дискуссии о предмете и месте криминалистики в системе наук уголовно-правового блока учеными было определено, что разрабатываемые ею тактические приемы и методики применяются для выполнения действий, предусмотренных только уголовно-процессуальным законом. Но в то время это было более или менее просто, так как уголовный процесс и уголовное право носили постоянный системный характер и так стремительно, непредсказуемо и непонятно, как сейчас, не изменялись. Следствие годами нарабатывало и оттачивало практические навыки, которые исследовались, обобщались учеными-криминалистами и в дальнейшем использовались при расследовании преступлений. В настоящее же время прослеживается тенденция, когда практика и наука криминалистика фак 294 тически не успевают за деятельностью законодателя по реформированию УПК РФ и УК РФ. Причем, законодательные инициативы почему-то идут в разрез с рекомендациями криминалистов по разработке тактических и методических рекомендаций. Это привело к тому, что на практике криминалистические рекомендации в области тактики и методики стали применяться следователями избирательно и одновременно перестали носить общеобязательный характер. Они все более и более стали относиться к каким-то абстрактным научным рекомендациям, применение которых стало зависеть в целом от желания и волеизъявления следователя. К сожалению, на современном этапе современного развития научные криминалистические разработки так и не стали повсеместно обязательными для исполнения их следователями и даже судами. По мнению автора, это является одной из причин резкого падения профессионального уровня следователей и оперативных сотрудников. По глубокому убеждению автора в настоящее время ученым-криминалистам необходимо начать разрабатывать такое направление в своих исследованиях, которое бы позволило сделать их достижения в области методики и тактики обязательными для следователей, оперативных сотрудников и судей. И если это когда-нибудь и произойдет, то данное достижение в криминалистической науке будет сенсационным и высоко оцененным всей юридической общественностью. Вместе с тем невозможно отрицать тот факт, что криминалистика тесно связана с уголовным процессом. Исторически криминалистика, как наука и практическое руководство, зародилась в недрах уголовного судопроизводства (уголовного процесса) и всей полицейской деятельности в целом и являлась одним из направлений практической реализации правовых ее положений. Это взаимодействие криминалистики и уголовного процесса обусловлено общностью их целей и объектов изучения. Единственно, что их разделяет, так это обособленные методы и задачи исследования. Уголовный процесс отличается от криминалистики ярко выраженным нормативным (обязывающим) характером, а криминалистические разработки носят научный и к сожалению только лишь рекомендательный характер. Разрабатываемые криминалистикой тактические приемы и методики расследования преступлений, могут применяться в практической деятельности следователей только при условии, если они подчинены задачам уголовного судопроизводства и непосредственно отвечают принципам и нормам уголовного процесса. Особенно это касается тех разделов, которые посвящены теории доказательств, процессуальному порядку проведения следственных и судебных действий, оценке результатов оперативно-розыскной деятельности и т. п.. Нормы уголовного процесса определяют пределы и условия применения криминалистических рекомендаций в сфере, прежде всего, досудебного производства, компетенцию различных участников уголовного процесса в использовании криминалистических средств, приемов и методик. Положения уголовного процесса в известном смысле определяют служебную роль криминалистики как науки, призванной обеспечивать интересы следствия, дознания и судопроизводства в целом, т. е. как науки прикладной, практической. Разрабатываемая криминалистикой тактика производства отдельных следственных действий, является совокупностью тактических приемов и мето 295 дов, основанных на общетеоретических положениях криминалистики, на использовании логики, психологии, судебной этики и других научных знаний, которые постоянно на практике применяются при выявлении, раскрытии, расследовании и профилактике преступлений с целью достижения оптимального эффекта с минимальной затратой сил, средств и времени. Криминалистическая тактика служит целям обнаружения, сохранения и исследования судебных доказательств с точки зрения их допустимости и относимости, а также выявлению причин и условий, способствовавших совершению преступлений. Ряд ранее разработанных учеными криминалистических рекомендация по проведению тех или иных следственных действий в настоящее время уже нашли свое отражение в действующем УПК РФ. Так, в частности, ч. 2 ст. 189 УПК РФ прямо запрещает задавать при допросе наводящие вопросы. Часть 2 ст. 190 УПК РФ предписывает следователю записывать показания допрашиваемого от первого лица и по возможности дословно, записывать вопросы и ответы в той последовательности, которая имела место в ходе допроса. Часть 3 ст. 190 и ч. 3 ст. 192 УПК РФ позволяют следователю предъявлять в ходе допроса и очной ставки вещественные доказательства и документы. Часть 2 ст. 193 УПК РФ обязывает следователя перед производством опознания допросить опознающего об обстоятельствах, при которых он видел предъявленные для опознания лицо или предмет, а также о приметах и особенностях, по которым они могут его опознать. Часть 2 ст. 194 УПК РФ более или менее обстоятельно регламентирует тактику проведения проверки показаний на месте, при этом запрещается какоелибо постороннее вмешательство в ход проверки и наводящие вопросы. Также следует отметить, что положения ч. 4 ст. 164 УПК РФ регламентируют общие тактические требования ко всем следственным действиям, запрещающие применение насилия, угроз и иных незаконных мер, а равно создание опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц. Разрабатываемая криминалистикой методика расследования преступлений составляет собой систему научных, основанных, прежде всего, на положениях диспозиций норм Особенной части уголовного закона, технических, тактических и методических рекомендаций, применяемых при выявлении, раскрытии, расследовании и профилактики преступлений, с учетом особенностей, характерных для каждого их вида, группы или отдельно взятого преступления. В первую очередь в методике расследования преступлений используются уголовно-правовые классификации преступлений, которые в основном и являются отправной точкой для разрабатывающихся в дальнейшем криминалистических классификаций. Является аксиомой то, что разработка криминалистических характеристик отдельных видов и групп преступлений невозможна без учета признаков их состава. Концептуальные положения уголовного права о составе преступления служат методологической базой криминалистического учения о способе и механизме совершения преступлений, являющегося основой любой методики расследования. Вместе с тем, автор статьи отмечает, что в действующем уголовно-процессуальном законодательстве основ методических рекомендаций по расследованию преступлений практически нет. Исключение, на мой взгляд, может составить только требования ст. 196 УПК РФ, обязывающие следователя 296 (или суд) обязательно назначать и проводить судебные экспертизы по ряду категорий уголовных дел, т. е. определяющие частные методические рекомендации при расследовании в основном преступлений против личности. На этом криминалистические методические рекомендации в действующем УПК РФ свое присутствие не проявляют. Хотя связь криминалистики и уголовного процесса при разработке общих методик расследования преступлений очевидна и вряд ли будет отрицаться учеными. Так, например, давно назрела пора определить в УПК РФ обязанность проведения ряда экспертиз по уголовным делам. Это касается, прежде всего, проведению бухгалтерских, финансово-аналитических экспертиз, экспертиз по установлению имущественного вреда, экспертиз по идентификации предметов преступления (наркотиков, оружия, боеприпасов, предметов изъятых из гражданского оборота и т. п.). Судебная практика, учитывая криминалистические рекомендации, уже сделала это в опубликованных соответствующих постановлениях Верховного Суда РФ. По мнению автора статьи, в настоящее время требуется легализовать в УПК РФ и проведение соответствующих правовых экспертиз по преступлениям с бланкетными составами. Это вызвано прежде всего тем, что следователи (а часто и судьи) при расследовании (рассмотрении в судах) преступлений с бланкетными составами, обязаны обращаться к различным отраслям и институтам права, зачастую очень узким или имеющим международный характер, но их знания в этой области желают лучшего, что приводит к судебным и следственным ошибкам. Легализация в УПК РФ правовых экспертиз при расследовании бланкетных составов преступлений позволит избежать таких ошибок. В истории криминалистики имеются случаи, когда применяемые при расследовании преступлений криминалистические тактические приемы и средства, разрабатываемые в соответствии с принципами и нормами уголовного процесса, непосредственного отражения в законе не имели. Но с течением определенного времени они получали правовую регламентацию. Так в период СССР (РСФСР) это произошло с правилами получения образцов для сравнительного исследования, производством следственного эксперимента и проверки показаний на месте. Они были разработаны криминалистикой и до принятия соответствующих УПК того периода правовой регламентации не имели. Также ранее предъявление для опознания группы объектов рассматривалось как тактический прием этого следственного действия. В дальнейшем такое проведение опознания было закреплено в УПК РФ и вместо тактического приема стало процессуальным следственным действием. В настоящее время рекомендации современной криминалистики по методическим рекомендациям проведения доследственной проверки привели к тому, что ч. 1 ст. 144 УПК РФ была дополнена тем, что в ходе таких проверок стало возможным назначать судебную экспертизу, производить не только осмотр места происшествия, но и осмотры документов, предметов, трупов, изымать их т.д. По мнению автора статьи, такую работу надо проводить постоянно. Следовательно, в настоящее время назрела ситуация, когда криминалисты должны фактически провести тщательную ревизию действующего УПК РФ, чтобы разработать все необходимые легальные положения тактики и методики, привести данный кодекс к такому его состоя 297 нию, при котором он будет способствовать повышению качества и профессионализма следствия. Юридическая наука, являясь формой отражения общественного сознания представляет собой целостную систему общетеоретических положений, аргументированных выводов, знаний о возникновении, существовании, функционировании и преобразовании правовых институтов и отраслей права. Элементы этой правовой системы различаются, прежде всего, по отраслям научноправового знания и выделяется по объекту и предмету научного исследования. Однако следует отметить, что все отрасли и институты права, так или иначе, взаимосвязаны между собой. Уровень развития одних юридических наук оказывает постоянное влияние на продуктивность исследования объектов других наук в области права. Положения уголовного процесса как юридической науки также широко применяются в криминалистике. В частности, одним из основных элементов предмета криминалистики являются понятия собирания, проверки и оценки доказательств. Криминалистика постоянно в своих исследованиях учитывает принципы уголовного процесса и творчески применяет в своих изысканиях понятия доказательств и процесса доказывания. Следует отметить, что в последнее время в науке криминалистики происходит дискуссия о месте объективной истины в уголовном судопроизводстве. Как известно, действующий УПК РФ исключил принцип установления объективной истины из своих норм. Но ученые-криминалисты настаивали и настаивают, что основная деятельность следователя это не обвинение, а установление объективной истины по уголовному делу. Возбуждение уголовного дела должность стать не репрессивной мерой, а высшей формой государственного реагирования на любое криминальное событие, чтобы установить объективную истину, добраться до сути происшедшего. Результатом такой многолетней дискуссии явилось то, что законодатель стал более внимательно относиться к предложениям криминалистов и вопрос о внесении понятия объективной истины в УПК РФ, по мнению автора, станет результатом совсем недалекого времени. Криминалистика – юридическая наука и поэтому вряд ли можно еще точнее определить ее социальное значение. Именно она на основе своих результатов научных исследований и разработок дает в руки следователей и оперативных сотрудников научно-обоснованные и проверенные практикой средства, приемы и методы выявления, раскрытия, расследования и предупреждения любых преступлений. Кроме того, криминалистика – наука динамично развивающаяся. И поэтому ее разработки должны использоваться в законотворческой деятельности, направленной на борьбу с преступностью. При этом возможности криминалистики в деле обеспечения следствия достоверной и объективной доказательственной информацией постоянно растут. И это позволит в дальнейшем значительно повысить профессиональный уровень судопроизводства. Криминалистика как никакая другая наука призвана обогащать науку уголовного процесса своими данными в целях усовершенствования уголовнопроцессуального законодательства и введения процессуальных новелл. 298 Информация об авторе Кучин Олег Стасьевич – профессор кафедры криминалистики Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА), доктор юридических наук, доцент, e-mail: kuchin-os@rambler.ru. Information about the author Kuchin Oleg Stasevich – Professor of Criminalistics Department of Moscow State University of Law, doctor of law, associate professor, e-mail: kuchin-os@rambler.ru. УДК 343.98.067 ББК 67.522.0 Н.Е. Мерецкий ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ РАССЛЕДОВАНИЮ И КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ ЕГО ПРЕОДОЛЕНИЯ В статье исследуются вопросы расширения классификации способов противодействия следствию со стороны заинтересованных лиц, которое проявляется в различных формах. На основании обозначенной информации автором предлагается перечень тактических приемов, направленных на его нейтрализацию. Ключевые слова: преступление, противодействие, заинтересованные лица, следствие, преступник, тактические приемы, формы, криминалистика, расследование. N.E. Meretskiy METHODS OF COUNTERACTION OF INVESTIGATION AND EFFICIENT TACTICS FOR PREVENTION THEM In this article author researches problems of expansion classification of the methods of counteraction of investigation in different forms by stakeholders. On the basis of author’s research the list of the tactic methods is proposed for counteraction of it. Keywords: crime, counteraction, investigation, stakeholders, investigation, criminal, tactic methods, forms, criminalistics, consequence. Существующие в настоящее время точки зрения на оказываемое противодействие следствию со стороны заинтересованных лиц весьма разноречивы, нет единого определения обозначенной проблемы. Это вносит путаницу, вопервых, в решения законодательных актов, во-вторых, в работу правоохранительных и судебных органов, в-третьих, в тактику проведения следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий, в-четвертых, в криминалистическую литературу. 299 Анализ результатов проведенных исследований позволил установить, что в большинстве случаев приостановление предварительного следствия (ст. 208 УПК РФ) происходит в результате активного противодействия расследованию со стороны заинтересованных лиц, которое выражается в различных формах. В силу этого, практика предполагает выработку качественно иного подхода к применению криминалистических приемов в раскрытии и расследовании преступлений. В то же время очевидным является и тот факт, что процессы познания истины по уголовному делу и доказывания осуществляются в противоборстве двух интересов. С одной стороны, это стремление следователя установить объективную истину, а с другой – стремление преступника и заинтересованных лиц (соучастников, их родственников, знакомых и т. д.) предотвратить или хотя бы отдалить на некоторое время обнаружение совершенного преступления, сорвать или же затруднить усилия работников правоохранительных органов в получении необходимых доказательств. Нам представляется, что преодолеть указанное противодействие возможно только посредством создания механизма своевременного и эффективного применения криминалистических приемов на основе правильно организованного взаимодействия. Итак, что же может противодействовать расследованию преступления? Характеризуясь в целом как противодействие следствию, тактика недобросовестных участников следственных действий, указывает Р.С. Белкин, может выражаться в пассивном и активном сопротивлении усилиям следователя установить истину по делу. Формами пассивного противодействия являются: а) отказ от дачи показаний; б) немотивируемое («голое») отрицание фактов; в) умолчание о фактах; г) неявка по вызову следственных и судебных органов; д) несообщение запрашиваемых сведений и невыдача требуемых объектов (предметов, документов); е) неоказание помощи; ж) невыполнение требуемых действий и отказ от участия в следственных действиях. Активное противодействие следствию может проявляться в следующих формах: а) умышленная дезинформация следователя; б) сокрытие и уничтожение нужных предметов; в) подстрекательство к даче ложных показаний и неповиновение следователю; г) прямое сопротивление следователю; д) уничтожение доказательств при ознакомлении с материалами следствия 1, с. 231. Однако при более внимательном исследовании обозначенной проблемы оказывается, что выше перечисленным действия различных субъектов не исчерпываются. Некоторые формы противодействия не носят столь противоправный характер. Например, могут возникнуть проблемы при проведении опознания субъекта, совершившего преступление (с момента преступных действий и до задержания подозреваемого прошло значительное время, что повлияло на его узнавание), или иных следственных действий, таких как осмотр места происшествия, обыск, проверка показаний и т. д. Нельзя не отметить, что на практике некоторые субъекты по различным причинам уклоняются от участия в следственных действиях, в том числе и в качестве потерпевшего (понятых, свидетелей, в силу неверия работникам правоохранительных органов), тем самым утаивая очень многие важные для следствия сведения. 300 Подобное противодействие ставит следователя в весьма сложное положение, так как прямое игнорирование общественной оценки деяния, отказ учета мнения населения может привести к конфликтной ситуации. Наши данные убеждают, что противодействие расследованию преступной деятельности может осуществляться по следующим направлениям: 1. Разработка мероприятий, направленных на уничтожение следовой картины последствий противоправных действий. 2. Сокрытие субъектом, совершающим противоправные действия, своего корыстного умысла. 3. Изменения в показаниях фактической сути совершаемых или совершенных преступником действий. 4. Воздействие на потерпевших, свидетелей и иных лиц, что зачастую приводит к отказу от ранее данных показаний или существенному их изменению в свою пользу. 5. Создание дезинформирующих условий, способствующих убедительности оправдательных заявлений своих действий в случае задержания. 6. Создание и внедрение негативных обстоятельств, позволяющих избежать многих ошибок при совершении преступления. 7. Разработка действий, значительно затрудняющих и делающих невозможным осуществление расследования. Полагаем, что отмеченные формы не охватывают все действия преступников. Являясь наиболее универсальной формой, пассивное и активное противодействие играет неоспоримую роль при разработке тактических приемов, однако применительно к практике оно охватывает довольно ограниченный круг. В силу того, что в период эффективного предварительного расследования должны решаться задачи по защите прав, законных интересов и свобод граждан, организаций, потерпевших от преступления, мы предлагаем использовать криминалистические возможности, в целях распознания обозначенного явления, дополнив предложенную классификацию промежуточными и комплексными противодействиями, которые позволят получить максимум личной информации, обеспечивающей полную и качественную тактику их преодоления. Итак, к промежуточному противодействию, по нашему мнению, могут относиться: Во-первых, конфликтные ситуации, которые возникают не только между противоборствующими субъектами (в самой преступной группе; между преступными группами), совершающими преступления. Конфликтные отношения, возникающие между членами преступной группы, не во всех случаях являются антагонистическими. Во-вторых, противодействие расследованию не только со стороны заинтересованных лиц (подозреваемого, обвиняемого, их родственников, знакомых и т. д.), но и со стороны адвокатов. Дело в том, что в настоящее время адвокатами работают бывшие следователи органов внутренних дел и прокуратуры, проработавшие в этой должности 15–20 лет. А им противостоят следователи, стаж которых не превышает 5 лет. При таком положении вещей нетрудно «завести следствие» в тупик. 301 Тем не менее, наши исследования показали, что большинство элементов, составляющих признаки противодействия, недоступны для непосредственного познания следователем и судьей, поэтому решающее значение приобретают промежуточные факторы, выявление и анализ которых позволяет получить криминалистически значимую информацию о противодействии, необходимую для раскрытия преступления. Установление промежуточных обстоятельств является не целью определения противодействия, а средством получения доказательств. Поэтому обстоятельства промежуточного противодействия способствуют созданию условий для пассивного или активного противодействия. Обратим внимание на то, что комплексное противодействие, думается, может включать формы, уже перечисленные в данном исследовании, но в этом случае оно должно базироваться на способах сокрытия преступления 2, которые, как показывает практика, начинаются с момента возникновения преступного замысла. При стремлении лица, совершающего преступное деяние, любой ценой избежать уголовной ответственности, нельзя забывать, что, помимо осознанных мотивов, в основе такого поведения могут быть мотивы несознаваемые, поэтому сокрытие преступления – не обязательная, а возможная форма противодействия расследованию. В силу этого, мы предлагаем разграничить комплексной противодействие на прямое и косвенное. Следовательно, прямые способы комплексного противодействия в данном случае могут проявляться в следующем: 1) выезд преступника из населенного пункта, где было совершено преступление; 2) уничтожение следов преступления на месте совершенного противоправного деяния; 3) инсценировка преступления под какое-либо происшествие, например, убийство под самоубийство или несчастный случай; 4) укрытие (ликвидация) орудий совершения преступления; 5) выбрасывание похищенного имущества (оружия, которое служило орудием преступления) при возникновении опасности разоблачения. К косвенным способам комплексного противодействия могут относиться: 1) быстрота сбыта похищенного (в случаях, когда совместно с другими действиями происходит завладение чужим имуществом) или его укрытие в тайниках; 2) психическая деятельность и поведение задержанного подозреваемого, например, симуляция психического расстройства; 3) противоречия в показаниях допрашиваемых субъектов относительно одних и тех же обстоятельств или фактов; 4) предварительный сговор соучастников на случай разоблачения, в том числе и разработка ложного алиби; 5) оговор соучастников или других субъектов преступления с целью затянуть расследование или сориентировать его в ложном направлении; 6) дача взятки; 7) досудебное соглашение о сотрудничестве с правоохранительными органами. 302 Разумеется, этот перечень можно продолжить, однако хотелось бы отметить, что действия преступника и связанных с ним лиц, не планирующих дальнейшее совершение преступлений или совершивших преступление по неосторожности, в состоянии аффекта и т. д., могут, но не обязательно должны протекать по указанной схеме. Приходится, в частности, отметить, что работники правоохранительных органов будут испытывать большие затруднения, если попытаются определить приоритетное значение того или иного способа, используемого противоборствующей стороной. Однако потребность в их знании ощутима в тех ситуациях, когда приходится сталкиваться с новыми тенденциями протекающими в преступной среде, например, при расследовании вновь введенного состава преступления, при работе следователя, не имеющего достаточного опыта работы в ситуации, при которой отсутствуют исходные данные о преступлении и т. п. Для обеспечения целенаправленной нейтрализации противодействия установлению истины, необходимо создать условия для реального получения ориентирующей и доказательственной информации. Варианты способов достижения этой цели мы предлагаем следующие: 1. Развитие условий для формирования у заинтересованных лиц ошибочного представления об осведомленности следователя относительно информации, которой он располагает. 2. Формирование целей, попытка достижения которых поставит противодействующее лицо в проигрышное положение. 3. Организация следователем атмосферы неопределенности, при которой у подозреваемого, обвиняемого, в зависимости от выбранной им позиции, формируется ошибочное представление об обстоятельствах, которые в действительности могут привести к нежелательным решениям и действиям. 4. Создание негативного представления о действиях работников правоохранительных органов относительно получения информации. 5. Реализация криминалистических ловушек. При надлежащем знании форм противодействия разработка тактических приемов не вызовет затруднений, однако применять их желательно, используя фактор внезапности. Интересно, почему же в настоящее время стал актуальным вопрос о применении фактора внезапности при расследовании преступлений? Дело в том, что в период работы по уголовному делу на следователя и других участников следствия (судебного разбирательства), так или иначе оказывает воздействие противоборствующая сторона. И это противодействие, как показывает практика, наступает не с момента обнаружения преступного деяния (возбуждение уголовного дела), а с того времени, когда определенный субъект принимает решение и производит подготовительные действия, направленные на достижение желаемого преступного результата. В круг подготовительных действий в этот период входит как замысел по сокрытию следов, направленных на противодействие установлению истины, так и отработка приемов не только его совершения, но и способов, применяемых субъектом для достижения поставленной цели. Представляется, что подобный подход сможет расширить задачи и значение использования тактических приемов в структуре исследуемых криминали 303 стикой информационно-познавательных процессов. «Что же касается процессуально определенных форм деятельности, осуществляемой в целях раскрытия и расследования преступлений, то именно для них характерно применение криминалистических средств и методов» 3, с. 167. Наши исследования показали, что для определения границ их реализации существенна взаимосвязь следственной, криминалистической, статистической и оперативно-розыскной деятельности работников правоохранительных органов, что дает возможность образовать информационное поле в целостной структуре расследования. Конечно, значение криминалистически значимых тактических приемов, направленных на нейтрализацию противодействия установлению истины, изложенным не ограничивается. Подавляющее большинство вопросов, решаемых следователем в период всей работы по уголовному делу, являются более сложными, чем предполагается. Даже на первый взгляд расследование вроде бы простого преступления, совершенного в условиях очевидности, может привести в тупиковую ситуацию. Поэтому успешное применение тактических приемов в практике деятельности правоохранительных органов позволит устранить многие трудности, возникающие в сложных, проблемных и конфликтных ситуациях при расследовании преступления. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Белкин Р. С. Курс криминалистики. В 3 т. Т. 3. Криминалистические средства, приемы и рекомендации / Р.С. Белкин. – М. : Юристъ, 1997. – 480 с. 2. Зуйков Г. Г. Исследование способов совершения преступлений и уклонение от ответственности как предпосылка повышения эффективности планирования расследования / Г. Г. Зуйков // Версии и планирование расследования. – Свердловск, 1985. – С. 94–106. 3. Шурухнов Н. Г. Технико-криминалистическое обеспечение расследование преступлений / Н. Г. Шурухнов // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. – Хабаровск : Изд-во ДВГУПС, 2014. – № 1 (41). – С. 166–171. Информация об авторе Мерецкий Николай Евгеньевич – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист России, заведующий кафедрой уголовно-правовых дисциплин, Дальневосточный государственный университет путей сообщения, 680021, г. Хабаровск, ул. Серышева, д. 47, e-mail: ugpd@rambler.ru. Information about the author Meretskiy Nicolay Evgenevich – Doctor of Law, Professor, Honoured Lawyer of the Russian Federation, Chief of Criminal and Law Department in Far Eastern State University Of Transportation, 680021, Khabarovsk, Serysheva st., 47, e-mail: ugpd@rambler.ru. 304 УДК 343.95 ББК 67.5 Г.Н. Мухин ТАКТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СУДЕБНО-ЭКСПЕРТНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ПСИХИКИ ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ В статье рассматриваются проблемные вопросы подготовки и назначения судебно-психиатрической экспертизы, а также ее современные возможности. Отмечается, что субъективные факторы являются основной причиной, определяющей неоправданное «затягивание» момента вынесения постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы, являющейся, по существу, единственным способом разрешения сомнения в психической полноценности подследственного. Кроме того, ряд важных вопросов, связанных с особенностями подготовки и назначения судебно-психиатрической экспертизы, неоднозначно решаются как среди юристов, так и среди специалистов-психиатров. Ключевые слова: судебно-психиатрическая экспертиза, медицинская документация, выводы экспертизы, процессуальная форма расследования, сомнения следователя в психической полноценности подследственного, стационарная судебно-психиатрическая экспертиза, процессуальный статус лиц, направляемых на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. G.N. Mukhin TACTICAL FEATURES FORENSIC PSYCHICAL RESEARCH UNTRIED The article deals with the problematic issues of training and appointment of forensic psychiatric examinations, as well as its advanced features. Notes that subjective factors are the main cause, the determining undue «delay» of the moment a ruling on the appointment of forensic psychiatric examination, which, in essence, the only way to resolve doubts about the prisoner's mental competence. In addition, a number of important issues related to the characteristics of training and appointment of forensic psychiatric examinations uniquely solved both lawyers, and among mental health professionals. Keywords: forensic psychiatric examination; to medical documentation; conclusions of the examination; procedural form of investigation; Investigator doubts mental competence in the prisoner; inpatient forensic psychiatric examination; procedural status of persons sent to inpatient forensic psychiatric examination. Судебно-психиатрическая экспертиза является центральным звеном в цепи действий следователя, направленных на разрешение проблемных ситуаций первоначального этапа расследования общественно опасных деяний лиц с психическими аномалиями. За исключением редко наблюдаемых в следственной практике случаев, когда результаты указанной экспертизы вступают в противоречие с уже 305 собранными материалами по делу, выводы судебно-психиатрической экспертизы являются основной информационной базой, определяющей процессуальную форму расследования конкретного уголовного дела. Именно это особое положение рассматриваемого следственного действия обуславливает значительные сложности этапа подготовки к его проведению. Анализ следственной практики в части, касающейся порядка подготовки и назначения судебно-психиатрической экспертизы, показывает, что именно на этом этапе следователи допускают наибольшее количество ошибок, затрудняющих своевременное и качественное проведение данного вида экспертиз и отрицательно сказывающихся на всем процессе расследования по делу. Как один из серьезных недостатков следует отметить, что сроки, связанные с подготовкой, назначением и проведением судебно-психиатрической экспертизы, чрезвычайно велики. В связи с этим представляет интерес вопрос о том, какие причины приводят к такому положению, когда следователь, получив первичную информацию, вызывающую сомнение в психической полноценности подследственного1, затрачивает значительное время, чтобы назначить судебно-психиатрическую экспертизу – следственное действие, являющееся единственно возможным в соответствии с законом способом разрешения этих сомнений. На стадии подготовки данной экспертизы следователь проделывает значительный объем работы по созданию информационной базы для экспертной комиссии: запрашивает и получает медицинскую документацию на подследственного, допрашивает его родственников, сослуживцев, знакомых, проводит другие действия, направленные на установление всех обстоятельств события преступления, характеризующих особенности поведения подследственного в момент этих событий и т. п. Важно отметить, что отдельные проблемы могут быть объяснены еще и тем, что целый ряд важнейших вопросов, связанных с особенностями подготовки и назначения судебно-психиатрической экспертизы, неоднозначно решаются как среди юристов, так и среди специалистов-психиатров. Среди них следует выделить следующие: – вопрос об обоснованности сомнений следователя в психическом состоянии подследственного; – вопрос о выборе вида экспертного исследования психики подследственного и вида судебно-психиатрической экспертизы (амбулаторной или стационарной); – вопрос об объеме информации, которая необходима экспертной комиссии для успешного проведения судебно-психиатрической экспертизы; – проблему определения перечня и содержания вопросов, которые выносятся следователем на разрешение экспертной комиссии. Законодатель, определив, что судебно-психиатрическая экспертиза назначается тогда, когда у следователя возникают сомнения в психическом состоянии об 1 Используя данный термин, мы учитываем, что процессуальный статус лица не установлен, а также и то, что этот вопрос может быть разрешен лишь на завершающих стадиях расследования. 306 виняемого (подозреваемого), не конкретизировал, какие именно сомнения могут быть признаны достаточными для назначения указанной экспертизы. Следующий важный вопрос – выбор вида судебно-психиатрической экспертизы на первоначальном этапе расследования. В следственной практике довольно часто встречается ситуация, когда имеющаяся в распоряжении следователя информация, не позволяет ему сделать предположение о вероятной оценке психического состояния подследственного, но позволяет предположить, что верно оценить психическое состояние подследственного с использованием возможностей амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы будет затруднительно. Вопрос о возможности назначения стационарной судебно-психиатрической экспертизы в качестве первоначальной, является одним из наименее изученных. Вопрос о выборе вида судебно-психиатрической экспертизы не входит в компетенцию эксперта. Однако, если в постановлении о назначении экспертизы указано на необходимость стационарной судебно-психиатрической экспертизы, то и эксперт не правомочен ограничиться амбулаторной экспертизой. Можно сделать вывод, что принятие решения о назначении стационарной судебно-психиатрической экспертизы в качестве первоначальной требует серьезной профессиональной подготовки следователя и, в первую очередь, его умения правильно оценивать существующую ситуацию расследования. Прежде всего, можно указать на те следственные ситуации, при которых вопрос об использовании стационарной судебно-психиатрической экспертизы в качестве первоначальной не должен возникать. Это те ситуации, в которых можно уверенно предполагать, что оценка психического состояния подследственного будет дана амбулаторной экспертизой, т. е. ситуации, при которых объем информации, находящейся в распоряжении следователя, позволяет ему прогнозировать перспективную оценку психического состояния подследственного. В наиболее распространенной следственной ситуации, когда объем и содержание информации, которой располагает следователь, не позволяет ему предположить перспективную оценку психического состояния подследственного появляется возможность использования стационарной судебнопсихиатрической экспертизы в качестве первоначальной. Это может рассматриваться как тактический прием, позволяющий оптимизировать первоначальный этап расследования. Здесь реальна ситуация, при которой отсутствует официальная медицинская документация, подтверждающая наличие психических аномалий у подследственного, однако имеется информация, позволяющая предположить наличие у подследственного выраженных психических отклонений (внешнеповеденческие признаки, характер преступного поведения и поведения во время следствия и т. п.). Наряду с рассмотренной выше проблемной ситуацией отметим другие ситуации назначения стационарной судебно-психиатрической экспертизы: – ситуация, когда врач-психиатр принимает решение о немедленной госпитализации лица, совершившего общественно опасное деяние, и больной помещается в стационар, тогда назначается стационарная экспертиза; – ситуация, когда в результате амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы получена такая оценка психического состояния подследственного, 307 которая находится в противоречии с материалами уголовного дела; в этом случае повторная экспертиза должна быть стационарной; – ситуация, когда стационарная экспертиза назначается в связи с тем, что вопрос оценки психического состояния подследственного не представилось возможным решить в условиях амбулаторной экспертизы. В судебно-психиатрической литературе содержатся и другие рекомендации о назначении стационарной экспертизы, однако в большинстве случаев эти рекомендации предназначаются и могут быть использованы лишь специалистами-психиатрами. Следующий важный аспект после выбора вида судебно-экспертного исследования психики подследственного связан с определением объема той информации, которая должна быть предоставлена в распоряжение экспертной комиссии. Отдельные авторы отмечают, что в распоряжение судебно-экспертной комиссии должны быть предоставлены следующие материалы: – подлинники амбулаторных и стационарных историй болезни; – протоколы допросов родных и знакомых подследственного; – протоколы допросов очевидцев преступного события; – протоколы допросов подследственного; – постановление о назначении экспертизы; – дневники, письма, различного рода записи, касающиеся душевного самочувствия подэкспертного, переживаний и т. п. Проблемным остается также и вопрос о том, какие сведения, касающиеся личности подследственного, можно считать достаточными для успешного проведения рассматриваемой экспертизы. Очевидно, объем информации, необходимой экспертной комиссии, зависит от обстоятельств конкретного расследуемого дела. Так, например, значительно отличается по объему информация, необходимая экспертной комиссии в случае совершения преступления подростком, ранее не состоявшем на учете в психоневрологическом учреждении, когда первичная информация о наличии у него аномалий психики получена из других источников; и в случае, когда подследственным оказывается лицо, ранее совершавшее общественно опасные деяния, неоднократно проходившее судебно-психиатрические экспертизы или состоящее на учете с диагнозом, свидетельствующим о наличии у него грубых психических отклонений. Анализ следственной практики показывает также и реально существующее противоречие между требованиями экспертных комиссий и объективными возможностями следственных подразделений внутренних дел. Мы считаем достаточно эффективным средством ее разрешения конкретную и целенаправленную ориентацию следователей на необходимый экспертным комиссиям минимум информации о личности подследственного с психическими аномалиями. При этом следует обратить внимание, что речь идет не о совокупности тех процессуальных документов и иных доказательств, в которых будет отражена указанная информация, а о содержании самой информации, т. е. о сово 308 купности вопросов, на которые должен ответить следователь в процессе подготовки материалов для экспертной комиссии. К числу таких вопросов, по нашему мнению, следует отнести следующие: какие обстоятельства преступного события позволяют предполагать наличие отклонений в психике у подследственного; анализируются особенности преступного поведения подследственного в период инкриминируемого ему деяния, особенности предмета преступного посягательства и т. п.; делаются выписки из протокола осмотра места происшествия, содержащие указанную информацию, приобщаются копии протоколов допросов очевидцев, при необходимости составляется обобщенная справка с описанием указанных обстоятельств; особое внимание обращается на показания очевидцев о внешнем виде и поведении подследственного в момент преступного события и на точное установление времени этого события; есть ли официально зарегистрированная информация (медицинская документация) о психической неполноценности подследственного; направляются запросы в местные психоневрологические учреждения, изымаются истории болезни, амбулаторные карты и т. п.; какие особенности докриминального поведения подследственного подтверждают предположение о наличии у него психических аномалий; проводятся допросы родственников и знакомых подследственного, выясняется какой информацией располагают эти лица о его психической неполноценности: личные наблюдения, факты обращения в прошлом к врачам; не страдают ли родители и родственники подследственного психическими заболеваниями; изымаются дневники, записи, письма подследственного, свидетельствующие о его психической неполноценности; проводится проверка по учетам органов внутренних дел; какие особенности поведения во время следствия подтверждают предположение о наличии у подследственного психических аномалий; источниками информации здесь могут служить протоколы допроса подследственного, личные наблюдения следователя, сообщения из мест содержания под стражей и др.; составляется справка или же все эти обстоятельства указываются в постановлении о назначении экспертизы. Перечисленные блоки вопросов способны, на наш взгляд, оптимизировать деятельность следователя в процессе подготовки рассматриваемой экспертизы. Конечно же, не только возможна, но и желательна детализация собираемой на данном этапе информации с учетом конкретных обстоятельств конкретного уголовного дела. Следующий аспект этапа назначения судебно-психиатрической экспертизы связан с определением перечня и содержания вопросов, которые выносятся следователем на разрешение экспертной комиссии. В этой связи уместно вспомнить бесспорное, на наш взгляд, замечание, высказанное Гансом Гроссом: «если сведущим лицам и задаются иногда самые бессмысленные и ненужные вопросы, то это еще не так опасно и особого вреда принести не может; но иначе обстоит дело, если какой-нибудь вопрос вообще не задается» [1, с. 24]. 309 Отметим, что очертить круг вопросов, неразрешение которых в ходе производства судебно-психиатрической экспертизы может отрицательно сказаться на всем дальнейшем расследовании, довольно сложно. Можно определить блок основных (в определенном смысле «традиционных») вопросов, представляемых на разрешение судебно-экспертных комиссий. Это вопросы, направленные на установление у подследственного наличия вообще каких-либо болезненных состояний психики, их влияния на его преступное поведение в момент преступного события, поведение во время следствия и на характер принудительных мер безопасности и лечения, которые в случае необходимости должны быть избраны в его отношении. Заключения судебно-психиатрических экспертных комиссий должны оцениваться в совокупности с иными, уже собранными доказательствами по делу и не иметь заранее предполагаемого особого доказательственного значения. На практике же это принципиальное положении теории уголовного процесса зачастую нарушается. Изложенное позволяет нам предложить следующий перечень вопросов, которые целесообразно выносить на разрешение судебно-экспертных комиссий: 1. Имеются ли у подследственного какие-либо психические отклонения и если да, то каковы характер и степень их выраженности? 2. Не исключало ли психическое состояние подследственного его способности отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими в момент инкриминируемого ему деяния? 3. Каков прогноз дальнейшего развития психического состояния подследственного? 4. Не исключает ли психическое состояние подследственного его способности к правильному восприятию, запоминанию и воспроизведению воспринятого, а также к самостоятельному осуществлению своего права на защиту? 5. Не исключает ли состояние психики подследственного возможности проведения следственных действий с его участием и если нет, то является ли необходимым участие в этих действиях врача-психиатра? 6. Нуждается ли подследственный в применении принудительных мер безопасности и лечения и если да, то каких именно? 7. Не является ли подследственный алкоголиком или наркоманом, нуждается ли он в принудительном лечении от алкоголизма или наркомании, нет ли противопоказаний к проведению лечения? 8. Склонен ли подследственный в силу характера и степени выраженности имеющихся у него отклонений в психике к самооговорам, оговорам других лиц, сообщению вымышленных сведений, фантазированию? 9. Существуют ли какие-либо внешние раздражители, которые могут оказывать отрицательное влияние на состояние психики подследственного и если да, то какие именно? Предлагаемый перечень вопросов может быть уточнен и дополнен в зависимости от обстоятельств конкретного дела и индивидуальных особенностей подследственного [3, с. 175–193; 2]. 310 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Гросс Г. Руководство к расследованию преступлений / Г. Гросс. – М. : Изд-во НКВД РСФСР, 1930. – 144 с. 2. Инструкция о проведении судебно-психиатрической и комплексной судебной психолого-психиатрической экспертиз в Республике Беларусь [Электронный ресурс] : утв. постановлением Гос. службы медицинских судебных экспертиз от 17.09.2012 г. № 1. – Режим доступа: http://www.etalonline.by (дата обращения 02.04.2014 г.) 3. Мухин Г. Н. Криминалистическая теория отклоняющегося преступного поведения : монография / Г. Н. Мухин. – Минск : Акад. МВД. Респ. Беларусь, 2001. – 215 с. Информация об авторе Мухин Геннадий Николаевич – профессор кафедры государственноправовых дисциплин Белорусского государственного экономического университета, доктор юридических наук, профессор, г. Минск, e-mail: mgn1956@mail.ru. Information about the author Mukhin Gennady Nikolaevich – Professor of Public Law Department of the Belarusian State Economic University, Doctor of Law, Professor, Minsk, е-mail: mgn1956@mail.ru. УДК 343.98 ББК 67.52 Л.Ф. Парамонова ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ИНСТИТУТА НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ СУДЕБНЫХ ЭКСПЕРТОВ В КАЗАХСТАНЕ Развитие негосударственного сектора судебной экспертизы является одним из приоритетных направлений реформы правоохранительной системы Казахстана. Анализ современного состояния института частных экспертов свидетельствует о необходимости кардинальных изменений в законодательной сфере, регламентирующей судебно-экспертную деятельность. В статье рассмотрено состояние института негосударственных судебных экспертов в России, Беларуси, Украине, выявлены сильные и слабые стороны организации деятельности негосударственных экспертов в этих государствах. Предложены нормы, которые позволят активизировать процесс путем упрощения процедуры лицензи 311 рования, создания негосударственных экспертных организаций и Палаты судебных экспертов. Ключевые слова: судебно-экспертная деятельность, негосударственные судебно-экспертные организации, Палата судебных экспертов, лицензирование судебно-экспертной деятельности. L.F. Paramonova DEVELOPMENT PROSPECTS OF PRIVATE FORENSIC INSTITUTION IN KAZAKHSTAN Development of the private sector forensics is one of the priorities for reform of law enforcement system of Kazakhstan. Analysis of the actual state of the institution of private experts demonstrates the need for fundamental changes in the legislative, regulatory forensic activities. The article examines the state of private forensic institute in Russia, Belarus, Ukraine, identifies different sides of the organization of private experts in these countries. Proposed rules that will intensify the process by simplifying licensing procedures, creation of private legal organizations and the Chamber of forensic experts. Keywords: forensic activities, private forensic expert organizations, the Chamber of forensic experts, licensing forensic activities. Возникновение и развитие института негосударственных (частных) судебных экспертов, основной целью которого было создание конкурентной среды в области судебной экспертизы и появление независимых экспертов, на постсоветском пространстве проходило по-разному. Это привело к тому, что в настоящее время существенно различается нормативно-правовая база, регламентирующая деятельность таких экспертов, организационные формы, а также механизмы контроля за их деятельностью. Сравнительный анализ, проведенный П.П. Смольяковым, показал, что функционирование таких институтов может быть как абсолютно бесконтрольными (как в России), так и быть подконтрольным государству, вплоть до регламентации организации производства экспертных исследований (как в Беларуси) [6, с. 38–39]. Развитие института негосударственных судебных экспертов в Украине привело к тому, что физические и юридические лица при инициировании производства криминалистических, судебно-медицинских и судебно-психиатрических экспертиз лишены права выбора, так как такие экспертизы выполняются только в государственных экспертных учреждениях [2, с. 76]. В.Ю. Шепитько в этой связи указывает, что «восстановление справедливости как раз и должно быть связано с возможностью приглашения независимых (частных) экспертов, проведения альтернативных экспертиз» [7, с. 342]. С.Б. Россинский, анализируя положительные и отрицательные стороны функционирования негосударственных экспертных учреждений, отмечает, с одной стороны, возможность проведения гибкой организационно-кадровой политики и использования более широкого круга методик и методов исследова 312 ния. С другой стороны, ненадлежащий уровень квалификации негосударственных судебных экспертов, возможная небеспристрастность и ангажированность являются причинами необъективного исследования и, как следствие, получения «нужного» вывода [4, с. 134–139]. Согласно Закону РК от 02 июля 2013 г. № 113-V «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам судебно-экспертной деятельности», судебно-экспертная деятельность является лицензируемым видом деятельности, лицензии могут получить только физические лица. Все эксперты, имеющие лицензии на право осуществления судебно-экспертной деятельности, внесены в Государственный реестр судебных экспертов РК, и один раз в пять лет обязаны пройти аттестацию, которую проводит Аттестационная комиссия Министерства юстиции РК. При наличии в Государственном реестре судебных экспертов РК 99 физических лиц, обладающих лицензией на осуществление судебно-экспертной деятельности, большей частью лицензиатов такая деятельность не осуществляется. Проводимые экспертизы ограничены судебно-экономическими, судебнопочерковедческими, судебно-строительными и автотехническими видами исследования, остальные виды исследования негосударственными судебными экспертами не проводятся. А.А. Смагулов, анализируя состояние негосударственного сектора судебной экспертизы в Казахстане, приходит к выводу о недостаточной урегулированности организации такой деятельности на законодательном уровне [5, с. 101]. При введении в Казахстане института негосударственных судебных экспертов законодательно не было предусмотрено создание и функционирование негосударственных судебно-экспертных организаций, не определен механизм осуществления контроля за их деятельностью со стороны Министерства юстиции РК. Таким образом, можно констатировать, что в настоящее время в Казахстане проведение судебных экспертиз монополизировано одним государственным учреждением, что негативно влияет на сроки и качество проводимых экспертиз, ведет к снижению темпов развития как судебной экспертизы в целом, так и отдельных видов судебно-экспертного исследования, не позволяет реализовать принципы состязательности и равноправия сторон при осуществлении судопроизводства по уголовным и гражданским делам [1, c. 115]. Государственной программой дальнейшей модернизации правоохранительной системы Республики Казахстан на 2014–2020 годы (далее – Программа), утвержденной Указом Президента Республики Казахстан от 31 декабря 2013 года № 720 «О мерах по дальнейшему развитию правоохранительной системы Республики Казахстан», определены меры, направленные на стимулирование дальнейшего развития института негосударственной (частной) судебной экспертизы в республике. Для реализации Программы в части дальнейшего развития института негосударственных судебных экспертов и расширения перечня видов судебных экспертиз, проводимых такими экспертами, необходимо разработать комплекс мероприятий как правового, так и организационно-методического характера. 313 В первую очередь, необходимо законодательно закрепить возможность создания негосударственных судебно-экспертных организаций: это напрямую согласуется с положениями Типового проекта законодательного акта «О судебно-экспертной деятельности», принятого Постановлением № 15-6 от 11 апреля 2013 года Межпарламентской ассамблеей ЕврАзЭС (далее – Типовой проект). Кроме того, данная новелла будет способствовать развитию конкуренции в области судебной экспертизы, так как только юридические лица в настоящее время в состоянии приобрести и обеспечить бесперебойную работу современного дорогостоящего оборудования и программных продуктов, оплатить первоначальное обучение и стажировки экспертов в ближнем и дальнем зарубежье. Анализируя современное состояние института негосударственных экспертов в России, Е.Р. Россинская справедливо отмечает, что для организации и производства судебных экспертиз возможно образование учреждений некоммерческой направленности, так как «публично-правовой характер, задачи, цели и принципы судебно-экспертной деятельности несовместимы с целями коммерческих организаций, направленными на извлечение прибыли» [3, с. 47]. Поддерживая эту позицию, предлагаем внести в законодательство о судебной экспертизе норму, исключающую судебно-экспертную деятельность из перечня видов предпринимательской деятельности: аналогичная норма имеется в Законе РК от 14 июля 1997 года № 155 «О нотариате» (п. 1 ст. 3) и в Законе РК от 5 декабря 1997 года № 195-1 «Об адвокатской деятельности» (п. 2 ст. 1). В законе о нотариате установлены размеры оплаты услуг частного нотариуса за оказание услуг правового и технического характера (ст. 30-1), которые для удобства расчета и учета инфляции привязаны к месячному расчетному показателю (МРП). Размеры оплаты юридической помощи, оказываемой адвокатами, и возмещения расходов, связанных с защитой и представительством, за счет средств республиканского бюджета, установлены Постановлением Правительства РК от 26 августа 1999 года № 1247 и привязаны к минимальному размеру заработной платы (МРЗП). В дальнейшем возможна разработка нормативного правового акта (например, постановления правительства), в котором были бы определены размеры оплаты за час работы судебного эксперта, а также возмещения расходов, связанных с исследованием одного объекта по видам экспертного исследования и с учетом решаемых задач (логично привязать эти нормативы к МРП или МРЗП). Второе направление, требующее реформирования, связано с лицензированием судебно-экспертной деятельности. Существующая в настоящее время в Казахстане многоступенчатая процедура, в которую входит получение квалификационного свидетельства судебного эксперта на право производства определенного вида экспертизу, его аттестация и выдача лицензии на занятие судебноэкспертной деятельностью, практически полностью дублируют друг друга. В целях упрощения порядка получения лицензий на занятие судебно-экспертной деятельностью в Республике Казахстан, а также для исключения коррупционной составляющей при квалификации, аттестации и лицензировании судебных экспертов предлагается объединить данные процедуры в одну – лицензирование (по аналогии с сертификацией компетентности эксперта в Типовом проекте). Лицензия будет выдаваться на определенный вид судебно-экспертного исследования всем 314 экспертам, как государственным, так негосударственным. Срок действия лицензии – пять лет, по истечении которых судебный эксперт, независимо от его места работы, должен пройти процедуру, позволяющую определить уровень его компетентности. При успешном прохождении физическое лицо получает новую лицензию на осуществление судебно-экспертной деятельности, а сведения об эксперте заносятся в Государственный реестр судебных экспертов РК, в котором отдельно указывается место работы лицензиата. Упрощение процедуры получения лицензии на занятие судебно-экспертной деятельностью даст возможность судебному эксперту переходить из одной структуры в другую, и это не будет сопряжено с какими-либо трудностями (получение лицензии, ее приостановление). Помимо этого необходимо законодательно закрепить за Министерством юстиции РК контроль за деятельностью лицензиатов, поскольку в настоящее время такой контроль не осуществляется. Третьим важным направлением видится создание условий для возникновения и успешного функционирования Палаты судебных экспертов РК, которая будет некоммерческой профессиональной самофинансируемой организацией. Основная цель деятельности Палаты – выражение и защита прав и законных интересов негосударственных судебных экспертов, а также осуществление контроля за соблюдением такими экспертами законодательства о судебноэкспертной деятельности. К функциями Палаты могут относиться: разработка и утверждение правил, условий и оснований приема в члены палаты, а также оснований исключения из членов палаты; представление интересов своих членов в их отношениях с государственными органами, органами местного самоуправления, с международными профессиональными организациями; организация информационного и методического обеспечения экспертной деятельности; обучение и повышение квалификации судебных экспертов; внесение представления о приостановлении, лишении и прекращении действия лицензии негосударственного судебного эксперта; делегирование представителей для включения в состав профильных комиссий Министерства юстиции. Реализация последней из вышеперечисленных функций Палаты позволит негосударственным судебным экспертам стать членами комиссии по выдаче лицензий, комиссии по утверждению методик судебно-экспертных исследований, поскольку в настоящее время частные эксперты не вовлечены в такую работу, а их законные интересы и права никем не отстаиваются. Законодательное закрепление вышеперечисленных норм, на наш взгляд, активизирует процесс становления и развития института негосударственных судебных экспертов в Республике Казахстан, а создание и функционирование ассоциации частных экспертов позволит защитить интересы частных судебных экспертов. Все эти меры, в конечном итоге, должны способствовать реализации принципов состязательности и равноправия сторон при отправлении правосудия. 315 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Брылевский А. В. О проблемах совершенствования судебно-экспертной деятельности в Республике Казахстан / А. В. Брылевский // Восток-запад: партнерство в судебной экспертизе. Актуальные вопросы судебной экспертизы : материалы междунар. науч.-практ. конф. – Астана : ЦСЭ МЮ РК, 2012. – С. 114–116. 2. Будзиевский М. Ю. Сравнительная характеристика законодательства Российской Федерации и Украины о судебно-экспертной деятельности / М. Ю. Будзиевский // Теория и практика судебной экспертизы в современных условиях : материалы 3-й междунар. науч.-практ. конф. – М. : Проспект, 2011. – С. 74–78. 3. Россинская Е. Р. Законодательство о судебной экспертизе и пути его совершенствования / Е. Р. Россинская // Теория и практика судебной экспертизы в современных условиях : материалы 3-й Междунар. науч.-практ. конф. – М. : Проспект, 2011. – С. 43–50. 4. Россинский С. Б. Производство судебных экспертиз по уголовным делам в негосударственных судебно-экспертных учреждениях: «за» и «против» / С. Б. Россинский // Теория и практика судебной экспертизы в современных условиях : материалы 3-й Междунар. науч.-практ. конф. – М. : Проспект, 2011. – С. 133–140. 5. Смагулов А. А. Некоторые вопросы судебной экспертизы на современном этапе / А. А. Смагулов // Восток-запад: партнерство в судебной экспертизе. Актуальные вопросы судебной экспертизы : материалы междунар. науч.-практ. конф. – Астана : ЦСЭ МЮ РК, 2012. – С. 100–103. 6. Смольяков П. П. Институт негосударственных экспертов в странах СНГ: современное состояние и перспективы развития / П. П. Смольяков // Актуальні питання судової експертизи та криміналістики : матеріали міжнародної науковопрактичної конференції, присвяченої 90-річчю створення Харківського науководослідного інституту судових експертиз ім. Засл. проф. М. С. Бокаріуса (Харків, 7–8 листопада 2013 року). – Харьков : Право, 2013. – С. 38–40. 7. Шепитько В. Ю. О новеллах в использовании специальных знаний в уголовном процессе Украины / В. Ю. Шепитько // Теория и практика судебной экспертизы в современных условиях : материалы 4-й междунар. науч.-практ. конф. – М. : Проспект, 2013. – С. 340–342. Информация об авторе Парамонова Лада Федоровна – кандидат юридических наук, главный эксперт ИСЭ по Павлодарской области ЦСЭ МЮ РК, Казахстан, г. Павлодар, email: fllid66@mail.ru. Information about the author Paramonova Lada Fedorovna – Candidate of Science (Law), Сhief Expert of the Institute of Forensic Examination in the Pavlodar region, Forensic Examination Center of the Ministry of Justice of the Republic of Kazakhstan; Pavlodar, Kazakhstan, 140003, e-mail: fllid66@mail.ru. 316 УДК 343.98 ББК67.52я73 Е.Р. Россинская Г.П. Шамаев КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ КОМПЬЮТЕРНЫХ СРЕДСТВ И СИСТЕМ КАК НОВЫЙ РАЗДЕЛ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ТЕХНИКИ Статья посвящена развития криминалистической техники на современном этапе научно-технической революции, сопровождающейся информатизацией и технизацией преступности, обусловленной интеграцией современных информационных технологий во все сфере человеческой деятельности. Рассмотрены проблемы криминалистического исследования компьютерных средств и систем как нового раздела криминалистической техники. Дана структура этого раздела, включающая объекты криминалистического исследования компьютерных средств и систем, особенности криминалистической технологии собирания (выявления, фиксации, изъятия) и исследования этих объектов для доказательственной информации. Ключевые слова: криминалистическая техника, компьютерные средства и системы, цифровые доказательства, информационно-технологические объекты, судебная компьютерно-техническая экспертиза. Y.R. Rossinskaya G.P. Shamayev CRIMINALISTIC RESEARCH OF COMPUTER TOOLS AND SYSTEMS AS A NEW PARTITION OF FORENSIC TECHNOLOGY Article is devoted to the development of forensic technology at the present stage of scientific and technological revolution, accompanied by information and computerization of crime due to the integration of modern information technologies in all spheres of human activity. The problems of computer forensic research tools and systems as a new partition of forensic technology. Given the structure of this partition, including objects of forensic research and computer-based systems, especially collecting forensic technology (detection, fixation, extraction) and the research of these objects for evidentiary information. Keywords: forensic technology, computer tools and systems, digital evidence, information technology objects, computer forensics Очередной этап научно-технической революции в России сопровождается всеобъемлющим проникновением современных технологий и, в первую очередь, информационных компьютерных технологий в различные области человеческой деятельности – экономическую, социальную, управленческую и другие. Интеграция современных информационных технологий практически во все 317 области человеческой деятельности привела к тому, что с помощью компьютерных средств и систем совершаются не только преступления в сфере компьютерной информации (глава 28 УК РФ), но и «традиционные» преступления (например, присвоение, кража, мошенничество, фальшивомонетничество, лжепредпринимательство и др.). Компьютерные технологии используются с целью: фальсификации платежных документов; хищения наличных и безналичных денежных средств путем перечисления на фиктивные счета; отмывания денег; вторичного получения уже произведенных выплат; совершения покупок с использованием фальсифицированных или похищенных электронных платежных средств; продажи секретной информации и пр. В последние годы в связи с массовым распространением средств мобильной коммуникации появились и новые виды правонарушений, такие как создание и распространение вирусных и вредоносных программ для мобильных телефонов, использованием мобильных средств связи для совершения мошенничеств, вымогательств, поджогов, взрывов, террористических актов и пр. Заметим, что дефиниция «компьютерное преступление» должна употребляться не в уголовно-правовом аспекте, где это только затрудняет квалификацию деяния, а в криминалистическом, поскольку связана не с квалификацией, а именно со способом совершения и сокрытия преступления и, соответственно, с методикой его раскрытия и расследования [12, с. 440–442; 2, с. 903–905]. Компьютерные преступления имеют общую родовую криминалистическую характеристику, включающую сведения о способах преступлений, лицах, совершивших их, сведения о потерпевшей стороне и обстоятельствах способствующих и препятствующих данным преступлениям. К сожалению, закономерности возникновения, движения и видоизменения потоков криминалистически значимой информации, с использованием компьютерных средств и систем, за исключением рассмотрения этих вопросов в методике расследования преступлений в сфере компьютерной информации, криминалистикой изучаются пока явно недостаточно. Литература на эту тему, хотя и многочисленная, носит неупорядоченный фрагментарный характер. Возможности получения подобной информации большинству криминалистовпрактиков неизвестны, и думается, что для исследования подобных компьютерных средств необходим особый комплекс специальных знаний, Изучение возможностей интеграции в криминалистику новых научных методов и разработка на этой основе новых криминалистических технологий, а также разработка частных криминалистических теорий за счет творческого использования ею достижений фундаментальных и прикладных наук во многом неразрывно связаны с развитием новых направлений криминалистической техники. Следует подчеркнуть, что попытки включения в криминалистическую технику новых разделов вызывают обычно бурную дискуссию: является ли это направление криминалистическим. Безусловно, криминалистическая техника не беспредельна. Новые разделы, чтобы быть включенными в нее, должны реально существовать, а добавление слова «криминалистическая» к какому-то разделу науки еще не значит, что такое направление уже имеется. 318 Как мы неоднократно указывали в своих работах, направление криминалистической техники можно считать сформировавшимся, если оно отвечает следующим критериям [13, с. 5]: решение специфических криминалистических задач, которые не ставятся при исследовании подобных объектов в других сферах человеческой деятельности; специфика объектов исследования – вещественных доказательств и, в то же время, их распространенность, частая встречаемость в уголовном и гражданском судопроизводстве; методологическая и методическая разработанность данного направления. В последние годы назрела необходимость в целях дальнейшего совершенствования и обновления криминалистической техники введения в нее нового раздела «Криминалистическое исследование компьютерных средств и систем», включающего исследование как стационарных компьютеров, серверов, носителей данных, так и мобильных устройств сотовой связи, смартфонов, планшетных компьютеров и других устройств. Попытка введения раздела «Исследование компьютерной информации на электронных носителях» была предпринята в учебнике «Криминалистика: информационные технологии доказывания» [6, с. 389–414]. Однако раздел данной книге охватывал только часть проблем. К сожалению, эта инициатива не получила должного дальнейшего распространения и развития. Предлагаемый нами новый раздел криминалистической техники должен содержать описание объектов криминалистического исследования, особенностей собирания (выявления, фиксации, изъятия) криминалистически значимой информации, возможностей судебно-экспертного исследования этих объектов. Обычно компьютерные средства и системы приобщаются к материалам дела в качестве вещественных доказательств, но именно информация, содержащаяся в памяти данных устройств, является основным объектом криминалистического исследования. Информация представлена в неявном виде, и для обеспечения возможности ее восприятия необходимо использовать специальные средства. Специфические особенности компьютерных средств и систем послужили причиной того, что в зарубежной практике выделен особый класс цифровых доказательств и описаны методы и приемы работы с ними [1]. При этом необходимо различать оригинал цифрового доказательства, его дубликат и копию. Оригинальным цифровым доказательством являются материальные носители и такие информационные объекты, которые связаны с этими носителями на момент изъятия (получения). Дубликатом является точная цифровая репродукция всех информационных объектов, хранящихся на оригинальном материальном носителе, в то время как копией является точная репродукция информации, содержащейся в информационных объектах, независимая от материального носителя. В отечественной литературе неоднократно высказывались предложения ввести для исследования компьютерных средств и систем новый вид следов – «виртуальные следы» [3, с. 13; 4, с. 6; 5, с. 15–17; 8, с. 112–113; 11, с. 13; 16, с. 43–45]. Однако данное предложение не нашло единодушной поддержки, некоторые оппоненты указывали на несоответствие академического значения 319 термина «виртуальный» тем объектам, в отношении которых предлагалось ввести данное понятие [10, с. 63–65]. Предлагалось заменить слово «виртуальный» на «бинарный»[9, с. 18] или «компьютерно-технический»[7, с. 11]. Мы считаем, что описываемые следы являются материальными, поскольку зафиксированы на материальных носителях путем изменения свойств или состояния отдельных их элементов. Относить их к идеальным на том основании, что они не доступны непосредственному наблюдению, как предлагает А.Г. Волеводз [4, с. 4], полагаем нецелесообразным, поскольку запаховые следы также недоступны непосредственному восприятию, но это не означает, что они являются идеальными. Идеальные следы запечатлеваются в памяти человека, и на их состояние существенное влияние оказывают психофизиологические особенности личности, что никак не свойственно компьютерной информации. Если выделять информацию, формирующуюся в процессе работы с вычислительной техникой, в особую группу материальных следов, то наиболее рациональным мы полагаем обозначить их как «информационнотехнологические», поскольку формирование данных следов обусловлено спецификой реализации информационных технологий, и для их преобразования в доступную для восприятия форму информационные технологии также используются. С криминалистической точки зрения такие следы близки следам орудий, инструментов и механизмов, поскольку различные информационные технологии (программные и аппаратные средства) используются в качестве инструмента, и при совершении определенных действий пользователя по известным алгоритмам и закономерностям будет формироваться доказательственная информация, представленная в цифровом виде и зафиксированная путем изменения свойств и состояния элементов носителя информации. Изъять и приобщить к материалам дела непосредственно информацию нельзя, но поскольку она неотделима от носителя, именно носители становятся особой категорией объектов криминалистического исследования. На сегодня можно выделить следующие категории объектов, которые могут являться носителями криминалистически значимой компьютерной информации: устройства для хранения информации; устройства для ввода/вывода информации; устройства обработки информации; устройства для передачи информации по каналам связи; информационные комплексы и системы. В настоящее время используются самые различные способы записи информации и, соответственно, самые разные запоминающие устройства и носители: жесткие магнитные диски, оперативная память, флеш-память, оптические и магнитооптические диски. По принципу энергозависимости устройства для хранения информации могут быть разделены на два класса: энергозависимые (оперативная память) и энергонезависимые (жесткие магнитные диски, флеш-память, оптические и магнитооптические диски). Энергозависимая память очищается при снятии электропитания, в то время как энергонезависимые запоминающие устройства сохраняют информацию при отключении электропитания. По устойчивости записи устройства для хранения информации делятся на: постоянные запоминающие устройства (BIOS); записываемые (CD-R); мно 320 гократно перезаписываемые (CD-RW, DVD-RW, жесткие магнитные диски, флеш-память); оперативные. Запоминающие устройства могут быть классифицированы и по иным основаниям, но они определяют специфику криминалистического исследования данных объектов и применяемые технические средства. При изъятии устройств хранения информации наиболее важно определить порядок его изъятия и сохранения содержащейся в памяти информации, что, в первую очередь, определяется характером энергозависимости. Устройства ввода информации предназначены для преобразования поступающих команд в доступную для обработки форму. К таковым относятся клавиатуры, манипуляторы (мыши, джойстики, трекболы), сенсорные графические планшеты (не путать с мобильными устройствами), интерактивные доски, сканеры, веб-камеры, устройства видеозахвата, звуковые карты с аудиовходом, считыватели смарт-карт, акселерометры и гироскопы, приемники спутниковой навигации, сканеры папиллярных узоров и узоров сетчатки глаз, разного рода датчики и измерительное оборудование, а также иные устройства. Ключевым элементом устройств ввода информации является аналого-цифровой преобразователь, задачей которого является преобразование сигналов различной природы (механических, электрических, акустических и т. п.) в цифровую форму, доступную для обработки. Устройства вывода информации предназначены для преобразования информации цифровой формы в форму доступную для восприятия. К ним относятся индикаторы, мониторы, проекторы, принтеры, звуковые карты, исполнительные механизмы и телемеханика (например, турникет или электронный замок) и т. п. Устройства обработки информации предназначены для регистрации поступающей информации и формирования управляющих команд в соответствии с алгоритмом. Среди компонентов персонального компьютера примером устройства обработки информации являются центральный процессор, графический контроллер (видеокарта), звуковой процессор (звуковая карта). В устройствах обработки информации также обычно присутствует оперативная память, используемая для хранения обрабатываемых объемов информации (кэш, буфер). Строго говоря, практически в каждом цифровом устройстве в том или ином виде имеется устройство обработки информации – микроконтроллер (преобразователь), осуществляющий обработку данных по алгоритму, заложенному в микропрограмме («прошивке») и хранящемуся в постоянном запоминающем устройстве (BIOS). Устройства передачи информации по каналам связи предназначены для формирования сигналов и их трансляции и приема посредством различных каналов связи: проводных и беспроводных. По своей сути они представляют собой устройства ввода/вывода информации, которые осуществляют преобразование поступающих данных в сигнал, пригодный для передачи по каналу связи (модуляцию), и его трансляцию, а также прием сигналов и их обратное преобразование в доступную для обработки форму (демодуляцию). К устройствам передачи информации относятся модемы, Bluetooth-модули, Wi-Fi роутеры и 321 адаптеры, сетевые карты, GSM-модули, коммутаторы, маршрутизаторы, модули ИК-связи. Современный компьютер независимо от своих конструктивных особенностей (будь то сервер, ноутбук, смартфон или планшет) включает в себя все типы вышеперечисленных устройств, и, по сути, является единым информационным комплексом. Управление данным информационным комплексом и взаимодействие компонентов осуществляется посредством программного обеспечения. Основной задачей применения данных информационных комплексов является обработка данных и формирование результатов, необходимых пользователю. Соответственно, можно выделить три основных компонента любого информационного комплекса или системы: аппаратный, программный и информационный. Передачу и хранение криминалистически значимой информации необходимо рассматривать не только для стационарных компьютерных средств и систем, их связи с локальными и глобальными сетями, но и для мобильных телефонов сотовой связи, смартфонов, планшетных компьютеров, которые в силу своего всеобщего распространения в настоящее время являются одними из важнейших объектов криминалистического исследования, поскольку выступают не только как носители и средства передачи криминалистически значимой информации, но и являются предметами, и орудиями совершения преступлений. Вышеуказанные устройства уже не могут классифицироваться как ЭВМ, поскольку имеют постоянное соединение с сетью и являются ее частью. Они представляют собой интегрированные устройства, в которые входит персональный компьютер (иногда с урезанными возможностями); устройство связи, коммутации; используют специфическое программное обеспечение; содержат носители информации (SIM-карты, карты памяти, USB накопители); осуществляют функции глобальная система позиционирования (GPS), оснащены фото- и видеокамерами [15, с. 81]. Отличительными чертами доказательственной информации, хранящейся в цифровом виде, являются следующие: неявный вид и необходимость использования специальных средств для обеспечения ее восприятия; возможность уничтожения или модификации в кратчайшие сроки и удаленно; наличие специальных средств, ограничивающих доступ к данной информации; постоянное изменение информации в ходе работы пользователя и выполнения различных операций; формирование взаимосвязанной информации на различных устройствах одновременно при передаче данных по каналам связи. Перечисленные свойства цифровых данных обусловливают необходимость соблюдения определенных правил при фиксации и изъятии цифровых доказательств, а также их судебно-экспертном исследовании. Формат данной статьи не позволяет подробно описать криминалистические технологии выявления, фиксации и изъятия криминалистически значимой до 322 казательственной и ориентирующей информации при работе с компьютерными средствами и системами. Эти технологии также должны быть отражены в рассматриваемом разделе криминалистической техники. Укажем только основные принципы, которыми следует руководствоваться при проведении следственных действий, сопряженных с изъятием компьютерных средств и систем: не должна изменяться никакая информация, содержащаяся на изымаемых носителях компьютерной информации; доступ к информации и исследование ее на месте допустимо только когда невозможно изъять носитель для производства судебной экспертизы; любые манипуляции с компьютерными средствами и системами должны осуществляться только с участием специалиста; все выполняемые действия должны подробно протоколироваться, чтобы обеспечить возможность использования результатов этих действий в доказывании. В раздел «Криминалистическое исследование компьютерных средств и систем» должны также входить описание современных возможностей экспертного исследования, которое дается через перечни типичных задач основных родов судебных экспертиз, назначаемых при изучении вышеуказанных объектов. В первую очередь, это, безусловно, касается судебной компьютернотехнической экспертизы, которая в настоящее время представляет собой класс судебных экспертиз, в которую входят [14, с. 62–63]: Судебная аппаратно-компьютерная экспертиза – исследование аппаратных средств компьютерной системы – материальных носителей информации. Судебная программно-компьютерная экспертиза – исследование программного обеспечения компьютерной системы. Судебная информационно-компьютерная экспертиза (данных) – поиск, обнаружение, анализ и оценка информации, подготовленной пользователем или порожденной (созданной) программами для организации информационных процессов в компьютерной системе. Судебная компьютерно-сетевая экспертиза, задачи которой включают практически все основные задачи рассмотренных выше видов экспертизы, т. е. решение аппаратных, программных и информационных аспектов установления фактов и обстоятельств по делам. Ее объекты интегрированы из объектов рассмотренных выше видов экспертиз (аппаратные, программные и информационные), но лишь с той разницей, что они все функционируют в определенной сетевой технологии. Формируется новый род судебных компьютерно-технических экспертиз устройств сотовой связи. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Guidelines for best practice in the forensic examination of digital technology. IOCE, May 2002. – URL: http://www.ioce.org/fileadmin/user_upload/ 2002/Guidelines for Best Practices in Examination of Digital Evid.pdf (дата обращения 20.04.2014 г.). 323 2. Аверьянова Т. В. Криминалистика : учебник для вузов / Т. В. Аверьянова, Р. С. Белкин, Ю. Г. Корухов. – 4-е изд., перераб. и доп. – М. : НОРМАИНФРА, 2014. – 928 с. 3. Агибалов В. Ю. Виртуальные следы в криминалистике и уголовном процессе : монография / В. Ю. Агибалов. – М. : Юрлитинформ, 2012. – 152 с. 4. Волеводз А. Г. Следы преступлений, совершенных в компьютерных сетях / А. Г. Волеводз // Российский следователь. – 2002. – № 1. – С. 4–12. 5. Краснова Л. Б. Компьютерные объекты в уголовном процессе и криминалистике : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Л. Б. Краснова. – Воронеж, 2005. – 24 с. 6. Криминалистика: информационные технологии доказывания : учебник / под ред. В. Я. Колдина. – М. : Зерцало-М, 2007. – 752 с. 7. Лыткин Н. Н. Использование компьютерно-технических следов в расследовании преступлений против собственности : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / Н. Н. Лыткин. – М., 2007. – 24 с. 8. Мещеряков В. А. Основы методики расследования преступлений в сфере компьютерной информации : дис. … д-ра юрид. наук / В. А. Мещеряков. – Воронеж, 2001. – 387 с. 9. Милашев В. А. Проблемы тактики поиска, фиксации и изъятия следов при неправомерном доступе к компьютерной информации в сетях ЭВМ : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / В. А. Милашев. – М., 2004. – 23 с. 10. Нехорошев А. Б. Компьютерные преступления: квалификация, расследование, экспертиза / А. Б. Нехорошев ; под ред. В. Н. Черкасова. – Саратов, 2004. – Ч. 2. Расследование и экспертиза. – 372 с. 11. Поляков В. В. Особенности расследования неправомерного удаленного доступа к компьютерной информации : автореф. дис. ... канд. юрид. наук / В. В. Поляков. – Омск, 2008. – 24 с. 12. Россинская Е. Р. Криминалистика : учебник для вузов / Е. Р. Россинская. – М. : НОРМА, 2013. – 454 с. 13. Россинская Е. Р. Система криминалистической техники в свете современных представлений о природе криминалистики / Е. Р. Россинская // Современные проблемы криминалистики : сб. тр. / Акад. управления МВД РФ. – М., 1998. – С. 3–8. 14. Россинская Е. Р. Судебная компьютерно-техническая экспертиза: проблемы становления и подготовки кадров экспертов / Е. Р. Россинская // Теория и практика судебной экспертизы. – 2008. – № 3. – С. 60–66. 15. Семикаленова А. И. Мобильные телефоны сотовой связи – новые объекты судебной компьютерно-технической экспертизы / А. И. Семикаленова, К. А. Сергеева // Законы России, опыт, анализ, практика. – 2011. – № 12. – С. 89–94. 16. Смушкин А. Б. Виртуальные следы в криминалистике / А. Б. Смушкин // Законность. – 2012. – № 8. – С. 43–48. 324 Информация об авторах Россинская Елена Рафаиловна – директор Института судебных экспертиз, заведующая кафедрой судебных экспертиз Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА), доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, почетный работник высшего профессионального образования РФ, академик Российской академии естественных наук, президент Ассоциации образовательных учреждений «Судебная экспертиза», 123995, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, д. 9. Шамаев Глеб Петрович – старший преподаватель кафедры судебных экспертиз Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА), кандидат юридических наук, заместитель директора автономной некоммерческой организации «Содружество экспертов МГЮА им. О.Е. Кутафина», 123995, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, д. 9. Information about the authors Rossinskaya Yelena Rafailovna – Dr.Sci. (Law), Professor; Honoured Scientific Associate of Russia; Honorary Worker of Higher Professional Education of the Russian Federation; Director of the Forensic Expertise Institute, Head of the Forensic Expertise Dept. at Moscow State Kutafin Law University; President of the Association of Educational Institutions «Forensic Expertise»; Active Member of the Russian Natural Sciences Academy. Sadovaya Kudrinskaya st., 9, Moscow, 123995, e-mail: elena.rossinskaya@gmail.com. Shamayev Gleb Petrovich – Candidate of Law, Senior Lecturer of the Forensic Expertise Dept. at Moscow State Kutafin Law University, Deputy Director of ANO «Community Expert MSAL named after O.E. Kutafin». Sadovaya Kudrinskaya st., 9, Moscow, 123995, e-mail: petrovich@pink-floyd.ru. УДК 343.98 ББК 67.523 С.Б. Россинский Ю.Н. Россинская ОСОБЕННОСТИ НЕВЕРБАЛЬНОГО СПОСОБА ПОЗНАНИЯ В ДОКАЗЫВАНИИ ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ В настоящей статье авторы пытаются проанализировать сущность протоколов следственных действий и судебного заседания в контексте ст. 83 УПК РФ. На основании анализа специальной литературы, сопоставления протоколов следственных действий и судебного заседания с другими видами доказательств авторы приходят к выводу о том, что основным сущностным критерием появления данных сведений в уголовном деле является невербальный способ их формирования, обусловленный проведением соответствующих невер 325 бальных следственных или судебных действий. В этой связи в статье предлагается протоколы следственных действий и судебного заседания в контексте ст. 83 УПК РФ впредь именовать результатами невербальных следственных или судебных действий. Ключевые слова: доказательство, доказывание, протоколы следственных действий и судебного заседания, невербальные следственные и судебные действия, результаты невербальных следственных и судебных действий. S.B. Rossinskiy Y.N.Rossinskaya PECULIARITIES NONVERBAL WAYS COGNITION IN THE PROCESS OF PROOF IN A CRIMINAL CASE In this article the authors tries to analyze the nature of the protocols of investigation and trial in the context of Article 83 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation. Based on the analysis of literature, comparing the protocols of investigation and the court hearing with other types of evidence, the authors concludes that the essential basic criterion of the appearance of this information in a criminal case is a nonverbal way of their formation based on nonverbal conduct of investigations or judicial action. Therefore, the authors proposes a protocol of investigation and trial in the context of Art. 83 henceforth call the results of nonverbal investigations or judicial action. Keywords: evidence, proof, protocols of investigation and court hearing, nonverbal investigative and judicial action of the results of nonverbal investigative and judicial actions Уголовно-процессуальное законодательство Российской Федерации в качестве одного из видов доказательств предусматривает протоколы следственных действий и судебного заседания1 (п. 5 ч. 2 ст. 74, ст. 83 УПК РФ). Как отмечается в многочисленных литературных источниках, эти доказательства, сопряжены с непосредственным восприятием дознавателем, следователем или судом сведений, имеющих значения для уголовного дела [1, с. 159; 5, с. 324; 6, с. 161; 13, с. 120]. В протоколах фиксируются сведения о ходе и, самое главное, о результатах проведенных дознавателем, следователем или в судебном заседании следственных или судебных действий. 1 Здесь, как и ранее, мы обращаем внимание на некоторую законодательную неточность, допущенную при формулировании взаимосвязанных положений п. 5 ч. 2 ст. 74 и ст. 83 УПК РФ в части судебных действий. Так в первом случае закон говорит о протоколах судебных действий, а во втором – о едином протоколе судебного заседания. Представляется очевидным, что правильна именно вторая формулировка, содержащаяся в ст. 83 УПК РФ, поскольку все действия, происходящие в судебном заседании (за исключением, пожалуй, лишь судебной экспертизы) находят свое отражение в едином процессуальном документе – протоколе судебного заседания. В этой связи мы будем придерживаться именно формулировки «протоколы следственных действий и судебного заседания». А причины, побудившие к появлению отмеченной законодательной неточности, и возможные варианты ее преодоления будут нами рассмотрены в дальнейшем. 326 С подобной позицией трудно не согласиться. Однако в ней все же есть одно достаточно уязвимое место. Дело в том, что другие виды доказательств также формируются в результате проведения следственных или иных процессуальных действий. В частности на это прямо указывает ч. 1 ст. 86 УПК РФ. Например, показания представляют собой результаты таких следственных действий как допрос или очная ставка. Экспертное заключение формируется в результате проведения судебной экспертизы. Даже вещественные доказательства или «иные» (здесь и далее применительно к доказательствам, предусмотренным ст. 84 УПК, термин «иные» нами будет браться в кавычки. Таким образом, мы подчеркнем, что он является именно названием вида доказательства, а не используется в значении «другие») документы зачастую появляются в уголовном деле именно в результате следственного осмотра, обыска или выемки. Большинство авторов, ранее касавшихся в своих работах данной проблематики, приводили перечень следственных действий, обуславливающий появление протоколов следственных действий и судебного заседания, основываясь на положениях ст. 87 УПК РСФСР. В него включали осмотр, обыск, выемку, освидетельствование, предъявление для опознания, следственный эксперимент, а также задержание подозреваемого [3, с. 216; 4, с. 602; 9, с. 675]. Таким образом, можно было утверждать, что в данном случае речь шла именно о сведениях, полученных в ходе производства названных следственных или судебных действий. Однако с учетом того, что ныне действующий УПК РФ более такого перечня не содержит, немногочисленные современные ученые, работающие в этом направлении, почему-то заняли более осторожную позицию и стали уклоняться от прямого формулирования такого перечня [6, с. 161]. В ряде современных источников, в том числе в некоторых учебниках по уголовному процессу, вопрос об этом перечне не поднимается и вовсе [10; с. 245–246]. Некоторые авторы в своих трудах, в частности в учебной литературе, говоря о перечне следственных и судебных действий в контексте ст. 83 УПК РФ, пытаются сохранить преемственность по отношению к уже упомянутой ст. 87 УПК РСФСР и перечисляют их, как это было сделано там [11, с. 136–137; 12, с. 345]. Но такая позиция представляется несостоятельной и даже ошибочной. Ведь предусмотренная новым уголовно-процессуальным законом система следственных и судебных действий существенно отличается от существовавшей ранее. В УПК РФ появились принципиально новые способы собирания и проверки доказательств, такие как проверка показаний на месте (ст. 194), контроль и запись переговоров (ст. 186), получение информации о соединениях между абонентами и абонентскими устройствами (ст. 186-1). Кроме того, нынешний процессуальный закон, наконец, императивно прекратил многолетнюю научную дискуссию о природе задержания подозреваемого, совершенно справедливо отнеся его не к следственным действиям, а к мерам принуждения. Более того, определение сущности рассматриваемого вида доказательств через их перечень имеет и еще один существенный недостаток, который, к сожалению, не учитывался и ранее, во времена действия УПК РСФСР. Он заключается в том, что некоторые следственный действия, на наш взгляд, имеют двойственную познавательную природу; они способны обуславливать форми 327 рование не одного, а двух различных видов доказательств. Наглядным примером такого следственного действия может служить предъявление для опознания, результаты которого специалисты традиционно относили и продолжают относить к сфере действия ст. 83 УПК РФ (ст. 87 УПК РСФСР). Однако по своей сути предъявление для опознания наряду с этим одновременно направлено и на получение специфических показаний, заключающихся в пояснении опознающим лицом обстоятельств, при которых он наблюдал опознаваемый объект, и признаков, по которым было проведено опознание. Кстати этот факт прямо подтверждает обязанность следователя (дознавателя) или председательствующего в судебном заседании перед опознанием предупредить опознающего свидетеля или потерпевшего об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний или дачу заведомо ложных показаний. Итак, в настоящее время назрела необходимость определения какого-то единого критерия, позволяющего правильно уяснить сущность доказательств, подпадающих под действие ст. 83 УПК РФ и отграничить от других средств установления истины: от показаний, экспертных заключений, вещественных доказательств и т. д. Отдельные попытки формулирования таких критериев уже известны науке уголовного процесса [9, с. 674]. Однако по нашему мнению они могут претендовать лишь на роль частных вариантов решения данной проблемы, но никак не на роль единого критерия [7, с. 90]. Мы позволим себе предположить, что на самом деле истоки подобного критерия необходимо искать в особенностях способа уголовно-процессуального познания, используемого при формировании протоколов следственных действий и судебного заселения. Причем под способом познания в данном контексте мы понимаем систему гносеологических и психофизиологических закономерностей восприятия дознавателем, следователем, судьей, а также присяжными заседателями обстоятельств объективной реальности и формирования на этой основе соответствующего доказательственного гнозиса, то есть мысленных образов, отражающих обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу. В этой связи нами было проведено небольшое исследование, направленное на познание таких закономерностей [8, с. 354–365], результаты которого позволили выявить и обосновать два основных способа уголовно-процессуального познания – вербальный и невербальный. Последний способ несомненно связан со зрительным (иногда иным) восприятием материальных элементов объективной реальности. Так, взаимодействуя с материальным объектом, сенсорная система познающего чувствует и воспринимает его реальный образ. В психологии по этому поводу даже существует специальный термин – «наглядно-образное мышление» [2, с. 32]. При этом познавательная деятельность, связанная с восприятием идеальных объектов, осуществляется посредством принципиально иных механизмов. Схема уголовно-процессуального познания, сопряженного с восприятием материальных объектов познания нам представляется следующим образом. Дознаватель, следователь или судья зрительно (в исключительных случаях – посредством иных органов чувств) воспринимают определенные фрагменты 328 объективной действительности, элементы вещной обстановки, сведения о которых, поступая в кору головного мозга, образуют соответствующий образный перцепт1. Далее на основании этого перцепта в их сознании формируются мысленные образы воспринятых материальных объектов познания. Субъект познания Материальный объект Невербальный сигнал Перцепт Представление Мысленный образ Протокол следственного действия или судебного заседания И лишь затем субъект познания посредством своего рационального мышления создает словесное (вербальное) описание сформированного мысленного образа, которое заносится в соответствующий протокол следственного действия или судебного заседания. Следовательно, в протоколе в отличии вербальных способов познания отражается уже не перцепт, а вербальная форма выражения мысленных образов, созданных в сознании дознавателя, следователя или судьи. Таким образом, подобный способ познания характеризуется одним существенным признаком. При формировании мысленных образов, используемых для установления обстоятельств уголовного дела, не задействованы вербальные функции передачи и восприятия информационных сигналов. Поступающие сведения преимущественно имеют наглядно-образное содержание, а в редких случаях – выражены в виде иных образов: акустических, тактильных, запаховых и пр. Иными словами в его основе лежат невербальные сигналы. И именно поэтому мы предлагаем называть такой способ уголовнопроцессуального познания – невербальным, понимая под ним механизмы формирования мысленных образов, основанных на чувственном (наглядно образном) перцепте. Термин «невербальный» в данном случае используется в широком смысле и подразумевает оперирование не только зрительными, а всеми сведениями, не выраженными в вербальной (интеллектуально-сигнальной) форме. Невербальный способ познания обстоятельств уголовного дела также имеет свои преимущества и недостатки. Так его преимуществами, несомненно, являются первичный объективизм фрагментов реальности, элементов вещной обстановки, попадающих в непосредственное поле зрения дознавателя, следователя или суда, а кроме того, наглядно-образный характер перцепта, выступающего основой для формирования соответствующих мысленных образов. 1 Перцепт – то, что воспринято. Перцепт не следует путать с каким-либо физическим объектом или энергией, которая воздействует на рецептор. В конечном счете перцепт – феноменологическое или чувственное понятие; это результат процесса восприятия (см., напр.: Электронная психологическая энциклопедия: http://mirslovarei.com/content_psy/percept-27454.html#ixzz2aRt2blRy). 329 К недостаткам невербального познания следует отнести относительную невоспроизводимость полученных доказательств и определенную субъективность результатов соответствующих следственных действий. Итак, возвращаясь к проблеме единого критерия для определения сущности уголовно-процессуальных доказательств, предусмотренных ст. 83 УПК РФ, позволим высказать предположение, что этим единым критерием, является именно невербальный способ их формирования. И действительно: любое подобное доказательство основано на проведении соответствующего невербального следственного или судебного действия. То есть в его основе лежат не методы расспроса (диалога), кои присущи, например допросу или очной ставке, а другие способы получения доказательственной информации. Так при осмотре или освидетельствовании – это, в первую очередь наблюдение, о котором, кстати, писали авторы вышеупомянутой «Теории доказательств в советском уголовном процессе». При обыске – это наблюдение в совокупности с определенными мануальными элементами (открыванием шкафов, ящиков, хранилищ, обнаружением тайников и пр.) и т. д. Следовательно, в протоколах следственных действий и судебного заседания, предусмотренных ст. 83 УПК РФ фиксируются сведения о результатах невербальных следственных или судебных действий. Поэтому полагаем, что доказательства, предусмотренные ст. 83 УПК РФ в теории следует именовать не протоколами следственных действий и судебного заседания, а результатами невербальных следственных и судебных действий1. Таким образом, результаты невербальных следственных и судебных действий – это имеющие значения для уголовного дела сведения, полученные дознавателем, следователем или судом в ходе следственного осмотра, освидетельствования, обыска, выемки, следственного эксперимента и других невербальных следственных и судебных действий посредством зрительного (иного невербального) восприятия объективной реальности и формирования соответствующих гностических мыленных образов, подлежащих отражению в протоколе следственного действия или судебного заседания в порядке, предусмотренном УПК РФ. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Волынская О. В. Доказательства и доказывание в уголовном судопроизводстве : учеб. пособие / О. В. Волынская, Д. В. Шаров ; МосУ МВД России. – М. : Щит-М, 2009. 2. Визель Т. Г. Основы нейропсихологии : учебник для студентов вузов / Т. Г. Визель. – М. : В. Секачев, 2013. – 384 с. 3. Кокорев Л. Д. Уголовный процесс: доказательства и доказывание / Л. Д. Кокорев, Н. П. Кузнецов. – Воронеж : ВГУ, 1995. – 272 с. 1 Кстати, в этом случае устраняется и законодательная неточность, допущенная при формулировании взаимосвязанных положений п. 5 ч. 2 ст. 74 и ст. 83 УПК РФ в части судебных действий. Поскольку, как уже отмечалось выше, отдельных протоколов судебных действий законодатель не предусматривает – все они фиксируются общим, единым протоколом судебного заседания. А вот результат у каждого судебного действия – именно свой, индивидуальный. 330 4. Курс советского уголовного процесса / под ред. А. Д. Бойкова, И. И. Карпеца. – М. : Юрид. лит., 1989. – 201 с. 5. Лазарева В. А. Доказывание в уголовном процессе : учеб.-практ. пособие / В. А. Лазароева. – М. : Высшее образование, 2009. – 343 с. 6. Орлов Ю. К. Проблемы теории доказательств в уголовном процессе / Ю. К. Орлов. – М. : Юристъ, 2009. – 175 с. 7. Россинский С. Б. Сущность результатов невербальных следственных и судебных действий как доказательств по уголовному делу / С. Б. Россинский // Законы России: опыт, анализ, практика. – 2013. – № 9. 8. Россинский С. Б. К вопросу о развитии теории доказательств в уголовном процессе / С. Б. Россинский // Российский криминологический взгляд. – 2013. – № 3. – С. 354–365. 9. Теория доказательств в советском уголовном процессе / отв. ред. Н. В. Жогин. – 2-е изд., испр. и доп. – М. : Юрид. лит., 1973. – 736 с. 10. Уголовный процесс : учебник для студентов юридических вузов и факультетов / под ред. К. Ф. Гуценко. – М. : Зерцало, 2005. – 510 с. 11. Уголовный процесс : учебник. – 2-е изд., перер. и доп. / под ред. С. А. Колосовича, Е. А. Зайцевой. – М. : ИМЦ ГУК МВД России, 2003. – 365 с. 12. Уголовный процесс : учебник / под ред. В. С. Балакшина, Ю. В. Козубенко, А. Д. Прошлякова. – М. : Волтерс Клувер, 2011. – 1016 с. 13. Ульянова Л. Т. Предмет доказывания и доказательства в уголовном процессе России : учеб. пособие / Л. Т. Ульянова. – М. : Изд. дом «Городец», 2008. – 176 с. Информация об авторах Россинский Сергей Борисович – кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовно-процессуального права Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА), 123995, г. Москва, ул. Садовая Кудринская, д. 9. Россинская Юлия Николаевна – главный специалист автономной некоммерческой организации «Содружество экспертов Московской государственной юридической академии им. О.Е. Кутафина», 123995, г. Москва, ул. Садовая Кудринская, д. 9. Information about the authors Sergey Borisovich Rossinskiy – Candidate of Law, Associate Professor of the Criminal Procedure Dept., at Moscow State Kutafin Law University, Sadovaya Kudrinskaya st., 9, Moscow, 123995. Ylia Nikolaievna Rossinskaya – Chief Specialist of ANO «Community Expert MSAL named after O.E. Kutafin», Sadovaya Kudrinskaya st., 9, Moscow, 123995. 331 УДК 343.98(082) ББК 67.52я43 О.А. Славгородская СОВРЕМЕННЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ ЛИЧНОСТИ СВИДЕТЕЛЯ Анализируется исторический опыт формирования критериев достоверности свидетельских показаний. Описываются основные направления, нашедшие отражение в правовых документах и точки зрения ученых, изучавших данную проблему на различных этапах. Особое внимание уделяется вопросам возможности получения информации об идеальных следах преступления посредством исследования сознания человека. Анализ современного состояния использования свидетельских показаний в процессе расследования преступлений свидетельствует об отсутствии единого подхода к необходимости формирования криминалистического изучения личности свидетеля. Делается вывод о необходимости пересмотра сложившейся ситуации с учетом достижений науки для повышения эффективности уголовного судопроизводства. Ключевые слова: достоверность, идеальные следы, криминалистическое изучение личности, свидетельские показания, свидетель, сознание. O.A. Slavgorodskaya MODERN POSSIBILITIES OF FORENSIC STUDY OF THE WITNESS We analyze the historical experience of determining the criteria of reliability of testimony. Describes the main trends that are reflected in the legal documents and the point of view of scientists who have studied this problem at various stages. Particular attention is paid to the possibility of obtaining information about the ideal tracks crimes by examining the human consciousness. Analysis of the current state of the use of evidence in the process of investigating crimes indicates the absence of a unified approach to the study of the need to create forensic identification of the witness. The conclusion about the need to review the situation, taking into account the achievements of science to improve the effectiveness of criminal justice. Keywords: reliability, ideal traces forensic study of personality, testimony, witness consciousness . С момента возникновения общества и появления процесса судопроизводства его неизменным участником является свидетель. Свидетельские показания традиционно направлены на подтверждение определенных обстоятельств, либо их опровержение, либо на установление сущности предмета судебного рассмотрения. Причем в течение всего длительного периода привлечения лица, осведомленного в отношении конкретных фактов процесс их установления осуще 332 ствлялся посредством свидетельствования, т. е. личного сообщения лица о том, что и в отношении каких событий ему лично известно. Специфика процесса свидетельствования, основанная на необходимости личного восприятия или иной непосредственной осведомленности по отношении к устанавливаемым обстоятельствам, составляя сущность данного института, одновременно породила проблему выработки критериев достоверности информации, сообщаемой свидетелем. Свидетельские показания являются доказательством, имеющим одну из наиболее долгих историй существования, что подтверждается упоминаниями о возможности свидетельствовать еще в источниках права Древнего мира. И столь же долгой является история поиска критериев позволяющих получать максимально объективные и полные свидетельские показания. На первых этапах поиска способа придания свидетельским показаниям максимальной объективности использовались законодательно закрепляемые меры устрашения и применения к лицу, исказившему действительность, различных видов наказаний, причем зачастую довольно суровых. Так, Законы Хаммурапи (1750-е гг. до н. э.) предусматривали суровые последствия для лица, не подтвердившего правоту своего свидетельства: «§ 3. Если человек выступит в судебном деле для свидетельствования о преступлении и не докажет сказанных им слов, если это судебное дело о жизни, этого человека должно убить. § 4. Если же он выступил для свидетельствования в судебном деле о хлебе или серебре он должен понести наказание, налагаемое в таком судебном деле» [4, с. 4]. В дальнейшем способы предотвращения дачи свидетелем ложных показаний менялись в зависимости от изменения правовой культуры. Однако потенциальная возможность дачи свидетелем ложных показаний не исключается и российским законодательством, предусматривающем возможность привлечения к ответственности по ст. 307 УК РФ и ст. 17.9 КоАП РФ. Однако ответственность как способ предотвращения искажения свидетелем в своих показаниях объективной действительности может иметь превентивную меру воздействия при осознанном желании дать ложные показания. Но помимо преднамеренной лжи возможно и иное изменение содержания и объема информации в отношении события, ставшего предметом рассмотрения в суде. Связано это с существующей возможностью искажения свидетелями при даче показаний объективной реальности. Как было справедливо отмечено в свое время Г.С. Фельдштейном: «Необходимо, однако, отметить, что, по отзывам судебных деятелей, общей чертой свидетельских показаний является их недостоверность. Ложь свидетельских показаний не всегда бывает умышленной и находит свое объяснение в свойствах свидетельских показаний неразрывно связанных с условиями психической жизни человека» [8, с. 277–278]. В случае, когда свидетель искажает в своих показаниях факты непреднамеренно, необходимо учитывать всю специфику процесса формирования показаний. Специфика свидетельствования такова, что отражение объективной реальности происходит через призму личного восприятия. Указанным обстоя 333 тельством и определяется критичное отношение к информации, сообщаемой свидетелями, поскольку данная информация может в последующем быть использована в качестве доказательств. И поскольку доказательства не могут реализовываться в процессе судопроизводства произвольно, а требуется их оценка, то получение объективной информации способствующей установлению истины по уголовным делам – одна из важнейших задач, решаемых криминалистикой. Результатом реализации информационно-познавательного процесса, направленного на оценку доказательств, является суждение о ценности доказательственной информации [1, с. 296]. В связи с чем необходимым атрибутом использования показаний свидетелей в судопроизводстве является установление их максимальной достоверности. Изначально в отечественном праве свидетельские показания имели значение для установления всех возможных обстоятельств и принимались на веру. Именно поэтому развитие критического анализа показаний свидетелей нашло свое отражение более подробно только в Воинском Уставе 1716 г., где были первоначально сформулированы те требования, которым должен был отвечать свидетель. Профессор В.Д. Спасович определил три категории требований, которым должны были соответствовать свидетельские показания. К ним относились: достойность самой фигуры свидетеля, определенный порядок дачи показаний под присягой и то обстоятельство, что показаний должно быть не менее двух [6, с. 42]. Это был один из первых шагов позволяющих определить те признаки, которые позволили бы снизить вероятность получения от свидетеля ложных показаний. Оценивая показания посредством критериев, изложенных в отдельных законах за весь прошедший период мы, к сожалению, так и не добились их абсолютной объективности. Рассуждая о способах получение максимально достоверных свидетельских показаний, сто лет назад профессор Г.С. Фельдштейн констатировал, что: «Старые юристы потратили немало усилий на определение того, какие свидетели могут считаться достоверными. С другой стороны и новые исследования не выдвинули ничего прочного, что могло бы заменить отжившие учения. При этих условиях дело оценки правдивости свидетельских показаний остается предоставить судьям в каждом отдельном случае. Ложь свидетельских показаний это факт, с которым нужно бороться и с которым приходиться считаться» [8, с. 278]. Следовательно, длительная история поиска допустимых критериев достоверности свидетельских показаний, при всей их важности для процесса расследования не сформировала целостную систему по выявлению признаков ложных показаний, разработке способов их преодоления и наличием алгоритмов действия в определенной ситуации расследования, с учетом типизации свидетелей. Действительно и в криминалистической тактике и методике расследования отдельных видов преступлений существуют отдельные положения, касающиеся в первую очередь тактики производства допроса и получения от свидетелей полной и объективной информации. 334 Самостоятельного направления по разработке вопросов изучения личности свидетелей и возможности выработки единого подхода к качеству получаемых от свидетеля сведений, характеризующих расследуемое событие или рассматриваемое в суде, конкретное дело, позволяющего разработать систему рекомендаций и алгоритмов, в настоящее время не существует. Связано это с тем, что разработка рекомендаций, имеющих общих характер и позволяющих в дальнейшем вырабатывать частные направления активизирующие процесс расследования должны базировать на серьезном научно обоснованном подходе. Сложности построения единой системы изучения личности свидетеля, предопределены тем, что базой для получения информации о событии, интересующем правоприменителя, является человеческое сознание. Изучение сферы сознания как объекта криминалистического исследования перманентно вызывает определенную настороженность. Однако, возможность исследования следов, остающихся в сознании человека, были обоснованы Л.А. Суворовой, с выделением раздела, названного криминалистической энграммологией [7]. В науке наметилась тенденция, по преодолению некоторой отстраненности от исследования личности и всех взаимосвязанных процессов, изучающих в первую очередь сознание и психику. В настоящее время в криминалистическом изучении личности приоритет отдается изучению личности преступника. В указанном направлении активно применяются современные методы, основанные в частности на достижениях медицины, психологии, психиатрии и других наук. Как признают специалисты, несомненно, перспективным является психологическое направление. В раскрытии и расследовании преступлений используются: экспресс-методики определения психологических особенностей человека, методики установления психологического контакта, профайлинг, создание психологического портрета разыскиваемого лица, методики получения достоверной информации с применением приборной базы (например, опрос с применением полиграфа или судебно-психофизиологическая экспертиза) и т. д. При изучении личности человека происходит интеграция психологического и психиатрического направлений: создается совместный психологопсихиатрический портрет, проводятся стационарные психолого-психиатрические экспертизы [5]. Успехи, достигнутые в указанном направлении, закладывают основы для внедрения результатов криминалистического изучения личности применительно к непосредственному изучению личности свидетелей. Вопросы исследования сознания, как источника информации о событии, имеющем правоприменительное значение должны базироваться на интегрированном подходе. В настоящее время для повышения эффективности закрепления следовой информации, хранящейся в сознании очевидцев и облегчающих в дальнейшем не только воспроизведение подобной информации, но и оценку ее достоверности уже используются приемы, основанные на применении технических средств. В частности подобным направлением является видеофиксация места взрыва. В подобных ситуациях фиксация места происшествия позволяет закрепить не 335 только обстановку, но и всех присутствующих лиц, поскольку в дальнейшем сведения об этих лицах не восстанавливаются, если не были сразу зафиксированы. Дополнительно возникает необходимость для розыска возможных очевидцев. Кроме того, в ряде случаев в последующих показаниях этих лиц теряются существенные для расследования информационные аспекты. Для предотвращения утери важных элементов информации и облегчения процесса ее закрепления разработаны рекомендации по взаимодействию специалиста, осуществляющего видеофиксацию со специалистами-взрывотехниками или саперами. При использовании двух или трех камер, работающих автономно друг от друга, фиксировать первоначальные показания лиц, находившихся непосредственно на месте взрыва или рядом с ним. Осуществляя видеофиксацию рассказа этих лиц, оператор в обязательном порядке должен просить их представиться, в процессе записи на видеокамеру [3]. Безосновательно отвергать и возможности исследования сознания при помощи современных достижений науки и использования получаемых данных для формирования единой системы знаний об идеальных следах. Следует отметить, что в настоящее время проблемы исследования сознания выходят на новый качественный уровень. Как отмечено в работе авторского коллектива, по исследованию проблем сознания «открытие в 1924 г. Г. Бергером мозговых волн, являющихся признаком не только информационной активности мозга, но и отражающих индивидуальные нейрофизиологические и психологические особенности позволило при помощи метода электроэнцефалограммы устанавливать взаимосвязь между нейрофизиологическими параметрами и психологическими различиями людей. Лица с мономорфными альфа-волнами1 обладают кратковременной памятью. Лица с быстрым затылочным ритмом альфа волн способны к абстрактному мышлению, а у лиц с низкоамплитудной электроэнцефалограммой хорошо развита пространственная ориентация и пространственно-образное мышление и эпизодическая память» [2, с. 60]. На настоящем этапе развития криминалистического изучения личности проблема изучения личности свидетеля является одним из необходимых элементов совершенствования приемов и методов использования информации о событии преступления. Современные возможности построения методик работы со свидетелями как носителями информации в сознании, на основе использования корреляционных связей мозговой деятельности и психологических особенностей личности это перспективные направления развития криминалистики в целях обеспечения эффективности уголовного судопроизводства. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Белкин Р. С. Избранные труды / Р. С. Белкин. – М. : Норма, 2008. – 768 с. 1 Альфа-волны – доминантный тип мозговых волн у людей, пребывающих в расслабленном или медитативном состоянии. 336 2. Бескова И. А. Феномен сознания : монография / И. А. Бескова, И. А. Герасимова, И. П. Меркулов. – М. : Прогресс-Традиция, 2010. – 366 с. 3. Вишневецкий К. В. Особенности криминалистической фото- и видеофиксации материальных и идеальных следов взрыва / К. В. Вишневецкий // Общество и право. – 2011. – № 2. – С. 23–25. 4. Сборник документов по истории государства и права зарубежных стран. – Иркутск : ИГУ, 1973. – Вып. 1. – 81 с. 5. Соколова О. А. Актуальные направления комплексного подхода к изучению личности человека в предупреждении, раскрытии и расследовании преступлений / О. А. Соколова // Эксперт-криминалист. – 2013. –№ 3. – С. 9–11. 6. Спасович В. Д. О теории судебно-уголовных доказательств / В. Д. Спасович. – Петербург : Тип. Правительствующего Сената, 1864. – 112 с. 7. Суворова Л. А. Идеальные следы в криминалистике : автореф. дис. … канд. юрид. наук / Л. А. Суворова. – Воронеж, 2005. – 24 с. 8. Фельдштейн Г. С. Лекции по уголовному процессу / Г. С. Фельдштейн. – М. : Тип. В. Рихтер, 1915. – 432 с. Информация об авторе Славгородская Ольга Александровна – кандидат юридических наук, доцент кафедры криминалистического обеспечения расследования преступлений, ФГБОУ ВПО «Саратовская государственная юридическая академия», Саратов (Россия), e-mail: slavkur-htc@yandex.ru. Information about the author Slavgorodskaya Olga Aleksandrovna – Ph.D., assistant professor of forensic crime investigation software, VPO «Saratov State Law Academy», Saratov (Russia), e-mail: slavkur-htc@yandex.ru. УДК 343.985 ББК 67.523 И.Г. Смирнова О.А. Егерева НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ, ВОЗНИКАЮЩИЕ ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В СФЕРЕ КОМПЬЮТЕРНОЙ ИНФОРМАЦИИ И КОМПЬЮТЕРНЫХ СЕТЯХ: К ВОПРОСУ О КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ СОБИРАНИЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ В статье авторы делают акцент на глобальности проблемы преступлений в сфере компьютерной информации и компьютерных сетях. Анализируя действующее российское уголовно-процессуальное законодательство, авторы обра 337 щают внимание на то, что правоохранительные органы в вопросах собирания доказательств при расследовании преступлении в сфере компьютерной информации и компьютерных сетях сталкиваются с рядом существенных трудностей и проблем. Авторами предлагаются определенные варианты решения этих проблем. Ключевые слова: расследование, собирание доказательств, компьютерные преступления, преступлений в сфере компьютерной информации и компьютерных сетях, киберпреступления. I.G. Smirnova O.A. Egereva SOME PROBLEMS ARISING IN THE INVESTIGATION OF CRIMES IN SPHERE OF COMPUTER INFORMATION SYSTEMS AND COMPUTER NETWORKS: THE FORENSIC ASPECT OF THE GATHERING OF EVIDENCE The authors emphasize the global importance of crimes in sphere of computer information systems and computer networks. Analyzing the current Russian criminal procedural legislation of the authors pay attention to the fact that the law enforcement agencies to gather evidence in the investigation of crime in the sphere of computer information systems and computer networks are faced with a number of significant difficulties and problems. The authors offer specific solutions to these problems. Keywords: investigation, collection of evidence, computer crimes, crimes in the field of computer information systems and computer networks, cybercrime. Реализация предоставляемых действующим российским уголовнопроцессуальным законодательством возможностей собирания доказательств при расследовании преступлении в сфере компьютерной информации и компьютерных сетях сталкивается с рядом существенных трудностей и проблем, настоятельно требующих своего решения. Не претендуя на полноту их выявления, тем не менее, целесообразно отметить наиболее существенные и сложные из них. На наш взгляд, такими проблемами являются следующие. Проблема розыска компьютерной информации. При раскрытии и расследовании преступлений в сфере компьютерной информации зачастую возникает необходимость в поисковой деятельности, направленной на установление (и лишь затем изъятие) компьютерной информации при наличии достаточных оснований полагать, что она имеет существенное значение для установления истины по уголовному делу [3, с. 214]. Информация по своим качественным характеристикам не совпадает ни с одним из объектов розыска. Коренное отличие состоит в ее нематериальной природе, в то время как все остальные объекты розыска материальны. Фиксируя информацию на материальном носителе, следователь изменяет форму, в которой она закреплена, но содержание остается неизменным. Следовательно, сами по себе носители не отражают никаких следов преступления и лишь с того 338 момента, как следователь запечатлел на них искомую информацию, приобретают процессуальную значимость. Таким образом, доказательственное значение при расследовании конкретного уголовного дела будет иметь сама информация, запечатленная на соответствующих носителях. Тем более что согласно действующему уголовно-процессуальному законодательству, следователь при производстве отдельных следственных действий может применять несколько различных способов фиксации доказательственной информации [1, с. 14]. Бурное развитие техники и использование правоохранительными органами в процессе расследования возможности высоких технологий технически позволяет «проходить» в глобальных сетях по «следам» сообщений, передаваемых по сетям электросвязи, последовательно от сервера к серверу, от компьютера к компьютеру, для их отыскания и изъятия. Также остаются неурегулированными вопросы, касающиеся прав и законных интересов человека и гражданина при определение пределов использования розыскной деятельности сотовых систем связи, сети Интернет, спутниковой навигации, микропроцессорных устройств и других возможностей высоких технологий. Обыск в компьютерных сетях. Сейчас компьютеры широко используются в целях обработки и хранения различного рода информации. Используются они и в преступной деятельности. В связи с этим при производстве обысков по различным категориям уголовных дел, и прежде всего при расследовании преступлений в сфере компьютерной информации, можно выделить принципиально новый объект исследования – средства компьютерной техники, а также объект поиска – информацию, хранящуюся в памяти компьютера или на внешних носителях – дисках, USB флэш-накопителях и т. п. Не редкость, когда искомым объектом является компьютерная информация, физическое местонахождение носителей которой, по существу, не имеет какого-либо значения для следствия. В тоже время имеются достаточные основания полагать, что в определенном, удаленном массиве компьютерной информации на таком носителе находится требуемая, доступ к которой возможен с использованием сетевых технологий в условиях, когда любая задержка с ее копированием может повлечь за собой ее утрату в результате действий иных лиц, а равно иные вредные последствия. В таких условиях производство выемки компьютерной информации фактически невозможно. В связи с этим возникает новая, на сегодняшний день законодательно не урегулированная проблема ее изъятия, а по существу – обыска в компьютерных сетях (или в среде для хранения компьютерных данных) с целью изъятия искомой компьютерной информации. Обыск должен проводиться при условии, когда примерное место ее нахождения известно. Именно это должно определять регулирование правового режима такого обыска. Учитывая особенности компьютерного пространства, настоятельно требуется отдельная уголовнопроцессуальная регламентация такой деятельности [6, с. 374]. Следы в сфере компьютерной информации. Следы совершения преступления в сфере компьютерной информации в силу специфики рассматриваемого вида преступлений редко остаются в виде изменений внешней среды. Они в ос 339 новном не рассматриваются современной трасологией, поскольку в большинстве случаев носят информационный характер, т. е. представляют собой те или иные изменения в компьютерной информации, имеющие форму ее уничтожения, модификации, копирования, блокирования. Как справедливо отмечает А.В. Касаткин, «при современном развитии вычислительной техники и информационных технологий «компьютерные следы» преступной деятельности имеют широкое распространение. Это должно учитываться следователями и оперативными работниками в их деятельности по собиранию доказательств наряду с поиском уже ставших традиционными следов» [7, с. 36]. Как известно, Р.С. Белкин выделяет два вида следа: след как отпечаток какого-либо объекта на другом объекте – след-отображение и след как признак некоего события – след преступления [2, с. 60]. Специфика механизма образования компьютерных следов определяется киберсредой, следообразующим объектом – программно-техническим средством, следовоспринимающим объектом – компьютерной информацией. Компьютерная информация хранится на носителях в определенной форме и может обрабатываться и преобразовываться в форму, понятную человеку, только специальными средствами компьютерной техники. В этом плане она неотделима от своего носителя. Соответственно, следы в сфере компьютерной информации можно разделить на два типа: традиционные следы (следы-отображения, рассматриваемые трасологией, а также следы-вещества и следы-предметы) и нетрадиционные – информационные следы. К первому типу относятся материальные следы. Ими могут являться какие-либо рукописные записи, распечатки и т. п., свидетельствующие о приготовлении и совершении преступления. Материальные следы могут остаться и на самой вычислительной технике (следы пальцев рук, микрочастицы на клавиатуре, дисководах, принтере и т. д.), а также на магнитных носителях и CDROM дисках. Местонахождение информационных следов обусловлено местом совершения преступления. В этой связи, можно выделить следующие следы: 1. На носителях компьютерной информации в месте использования преступником технических средств для неправомерного доступа («рабочее место» преступника). Следы здесь обычно представлены в виде записей, которые заносятся в журналы операционной системой. Записи могут существовать как текстовые файлы или базы данных, совместимые с ODBC. Путем анализа данных следов (записей) можно получить информацию о регистрации доступа и работе пользователей, сервера, прикладных программ. 2. На промежуточных носителях компьютерной информации, посредством которых преступник осуществлял связь с компьютерной системой, подвергшейся нападению (сетевые кабели, промежуточные серверы и т. п.). Следы здесь представлены специальными техническими файлами регистрации сообщений, полиформатными записями журналов регистрации сетевых устройств и требуют специального программного обеспечения для доступа и чтения. 340 3. На носителях компьютерной информации, где непосредственно наступил результат неправомерного доступа (ЭВМ, подвергшаяся нападению). Обычно представлены нештатными изменениями компьютерной информации, запуском посторонних программ и процессов и т. п. [4, с. 16]. На практике серьезные проблемы может вызвать обнаружение, изъятие и фиксация материально фиксированных следов. Это связано с тем, что в большинстве случаев одним персональным компьютером может пользоваться неограниченное число пользователей. Это обстоятельство является причиной того, что на различных частях компьютера можно обнаружить большое количество отпечатков пальцев, принадлежащих нескольким людям. Как показал проведенный анализ специальной криминалистической литературы и практического опыта работников правоохранительных органов, к числу таких специфических свойств, в первую очередь, следует отнести: – трудности в определении места происшествия и установлении его границ (в рамках которых должен проходить следственный осмотр), а также в реализации тактических рекомендаций по проведению следственного осмотра; – необходимость активного использования специальных знаний при подготовке и проведении следственного осмотра; – необходимость подготовки и использования специальных аппаратных и программных средств, позволяющих выявить, извлечь и зафиксировать виртуальные следы (уголовно-релевантную компьютерную информацию) [5, с. 14]. Ввиду отсутствия специализированных криминалистических средств выявления и изъятия следов неправомерного доступа к компьютерной информации в повседневной деятельности правоохранительных органов используется достаточно широкий набор стандартных программных средств общего применения, которые условно можно разделить на два основных класса: универсальные (многоцелевые) и специализированные (выполняющие определенный круг задач) программные средства. Обозначенные проблемы требуют разработки и внесения соответствующих дополнений в действующее уголовно-процессуальное законодательство. Одним из возможных подходов к решению этой задачи могло бы явиться включение в раздел о доказательствах УПК РФ нормы, регламентирующей порядок закрепления и изъятия следов в сфере компьютерной информации. Подводя некоторые итоги, можно сделать выводы о том, что сложность компьютерной техники, неоднозначность квалификации, а также трудность сбора доказательственной информации не приведет в ближайшее время к появлению большого числа уголовных дел, возбужденных по ст. 272–274 УК РФ. Разработка проблемы компьютерной преступности и поиск методов борьбы с нею являются чрезвычайно важным элементом. Несмотря на то, что информационная безопасность и бюджеты на нее в России развиваются в геометрической прогрессии, количество компьютерных преступлений и инцидентов информационной безопасностью растет еще более стремительно. Остается надеяться, что законодатель будет шагать в ногу со временем и научно-техническим прогрессом, а российские криминалисты внесут свой вклад в решение проблем, касающихся преступлений в сфере компьютерной информации. 341 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Бабакова М. А. Проблема розыска при расследовании преступлений в сфере высоких технологий : автореф. дис. … канд. юрид. наук / М. А. Бабакова. – Саратов, 2010. – 24 с. 2. Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики / Р. С. Белкин. – М. : НОРМА, 2001. – 240 с. 3. Волеводз А. Г. Противодействие компьютерным преступлениям / А. Г. Волеводз. – М. : Юрлитинформ, 2002. – 496 с. 4. Иванова И. Г. Выявление и расследование неправомерного доступа к компьютерной информации : автореф. дис. … канд. юрид. наук / И. Г. Иванова. – Красноярск, 2007. – 25 с. 5. Лыткин Н. Н. Использование компьютерно-технических следов в расследовании преступлений против собственности : автореф. дис. … канд. юрид. наук / Н. Н. Лыткин. – М., 2007. – 24 с. 6. Пособие для следователя. Расследование преступлений повышенной общественной опасности / под ред. А. И. Дворкина. – М. : Лига-Разум, 1999. – 508 с. 7. Преступления в сфере компьютерной информации: квалификация и доказывание : учеб. пособие / под ред. Ю. В. Гаврилина. – М. : ЮИ МВД РФ, 2003. – 245 с. Информация об авторах Смирнова Ирина Георгиевна – доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой криминалистики и судебных экспертиз, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11. Егерева Олеся Александровна – кандидат юридических наук, доцент кафедры криминалистики и судебных экспертиз, Байкальский государственный университет экономики и права, 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 11. Information about the authors Smirnova Irina Georgievna – doctor of legal Sciences, Professor, head of the Department of criminology and court expertise, Baikal state University of Economics and law, 664003, Irkutsk, Lenina Ul., D. 11. Egereva Olesya Alexandrovna – candidate of legal Sciences, the associate Professor of criminology and legal expertise of the Baikal state University of Economics and law, 664003, Irkutsk, Lenina Ul., D. 11. 342 УДК 343.98 ББК 67.52я73 С.А. Стрельцова ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЦЕНТРАЛИЗОВАННЫХ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИХ, РОЗЫСКНЫХ, ОПЕРАТИВНОСПРАВОЧНЫХ И ДАКТИЛОСКОПИЧЕСКИХ УЧЕТОВ ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ УБИЙСТВ В статье рассматриваются вопросы использования централизованных криминалистических, розыскных, оперативно-справочных и дактилоскопических учетов, функционирующих на базе ФКУ «ГИАЦ МВД России», при расследовании убийств. Ключевые слова: централизованные учеты, криминалистические учеты, розыскные учеты, интегрированный банк данных, информационная система, базы данных. S.A. Streltcova THE USE OF CENTRALIZED CRIMINAL, SEARCH, OPERATIVE-REFERENCE AND FINGERPRINT RECORDS BASED IN THE INVESTIGATION OF MURDERS The article considers issues of usage of centralized criminal, search, operativereference and fingerprint records based on data from FKU «GIATS of the MIA of Russia» during the investigation of the murders. Keywords: centralized records, criminal records, search records, integrated data bank, information system, data bases. У нас страна огромных возможностей не только для преступников, но и для государства. В.В. Путин Убийство в уголовном законодательстве – это преступление предусмотренное ст. 105 Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации представляющее собой виновное деяние, посягающее на жизнь другого человека и причиняющее ему смерть. Общая характеристика убийств – это система обобщенных данных о месте убийства и месте обнаружения трупа, способе убийства, типичных следах преступления, о личности убийцы и убитого, а также других существенных чертах, свойствах и особенностях самого убийства и последующих действий по сокрытию следов преступления. В данной статье для нас интерес представляет ни сколько рассмотрение состава преступления убийства, а сколько его криминалистическая характеристика. 343 Обстоятельства, подлежащие доказыванию при расследовании убийств можно классифицировать следующим образом: – необходимо установить характеристики события преступления (время совершения убийства, место, способ убийства и другие обстоятельства совершения преступления); – определить виновность лица в совершении убийства и мотивы этого деяния; – выяснить обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого; – установить характер и размер вреда, причиненного преступлением; – зафиксировать обстоятельства, способствовавшие совершению преступления. Рассматривая вопросы расследования убийств, характеристика названных элементов получает преобладающее значение. Убийство – преступление, всегда оставляющее следы. Взаимодействуют и воздействуют друг на друга четыре элемента: жертва, место убийства, убийца, орудие убийства. Нас интересует, какая информация, содержащаяся в централизованных учетах, может быть полезна нам при расследовании убийств. Ведение централизованных учетов, баз данных оперативно-справочной, розыскной, криминалистической, дактилоскопической, статистической и иной информации является одним из основных направлений деятельности федерального казенного учреждения «Главный информационно-аналитический центр Министерства внутренних дел Российской Федерации» (далее – ГИАЦ МВД России) [1]. В целях повышения результативности и эффективности использования, формирование и ведение автоматизированных централизованных криминалистических и розыскных учетов осуществляется ГИАЦ МВД России и информационными центрами (далее – ИЦ) при помощи интегрированного банка данных федерального уровня (далее – ИБД-Ф) и интегрированного банка данных регионального уровня (далее – ИБД-Р), а также автоматизированных информационных систем и автоматизированных информационно-поисковых систем. ИБД является программно-техническим комплексом, представляющем собой единую систему территориально-распределенных банков данных коллективного пользования, обеспечивающих формирование и использование оперативно-справочных, розыскных и криминалистических учетов, используемых в деятельности по выявлению, предупреждению, раскрытию и расследованию преступлений; по установлению местонахождения лиц, объявленных в федеральный и межгосударственный розыск; по предупреждению и выявлению административных правонарушений, а также для подтверждения наличия (отсутствия) сведений о привлечении лица к уголовной ответственности, судимости, реабилитации, времени и месте отбывания наказания. Принципы и правила формирования и использования интегрированных банков данных федерального и регионального уровней одинаковы. ИБД-Ф представляет собой совокупность централизованных автоматизированных учетов, эксплуатирующихся в ГИАЦ МВД России. 344 Информация в учеты ИБД-Ф поступает из соответствующих подсистем ИБД-Р (разработана возможность интеграции учетов в рамках единого массива данных). Ведение централизованных учетов представляет собой деятельность по систематизации и размещению в интегрированном банке данных криминалистической значимой информации об объектах учета, позволяющей осуществить ее использование в целях решения задач оперативно-розыскной деятельности и расследования уголовных дел. Правовой основой формирования, ведения и использования централизованных учетов является приказ МВД России, Минюста России, МЧС России, Минфина России, Министра обороны Российской Федерации, ФСБ России, ФСКН России, ФСО России, СВР России, ФТС России, ФМС России, ГФС России, Следственного комитета Российской Федерации и Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 12.02.2014 г. № 89дсп/19дсп/73дсп/1адсп/ 113дсп/108дсп/75дсп/93дсп/19дсп/324дсп/133дсп/63дсп/14/95дсп (далее – Наставление). Поскольку Наставление имеет гриф «для служебного пользования» в данной статье возможно использование его сведений без расшифровки конкретных количественных и качественных показателей. Вместе с тем, существует еще и Положение определяющее единый для всех органов, осуществляющих дознание, предварительное следствие и судебное производство по уголовным делам, порядок учета преступлений и иных объектов учета, установленное приказом Генеральной прокуратуры Российской Федерации, Министерства внутренних дел Российской Федерации, Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий, Министерства юстиции Российской Федерации, Федеральной службы Безопасности Российской Федерации, Министерства экономического развития и торговли Российской Федерации, Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков «О едином учете преступлений» от 29.12.2005 г. № 39/1070/1021/253/780/353/399 (далее – приказ о едином учете преступлений) [2]. В указанном приказе дано четкое определение учета, представляющее собой фиксирование в учетных документах (журналах учета и статистических карточках) органом дознания, дознавателем, следователем, прокурором, судьей сведений об объектах учета (преступление, лицо, совершившее преступление, уголовное дело и принятые по нему решения, материальный ущерб, причиненный преступлениями, и обеспечение его возмещения, потерпевший, судебное решение по уголовному делу) с последующим включением информационным центром территориальных органов МВД России на региональном уровне, Восточно-Сибирского, Забайкальского линейных управлений МВД России на транспорте, Главной военной прокуратуры (ИЦ) в статистическую отчетность сведений об объектах, отраженных в учетных документах. Вернемся к достаточно обширной криминалистической характеристики убийства. Она включает в себя: место убийства и место обнаружения трупа, способ совершения преступления, механизм его совершения, способ сокрытия 345 преступления, обстановка совершения преступления, информация о личности преступника и потерпевшего, мотивы совершения преступления. Все это говорит о том, что к процессу расследования необходимо подходить очень серьезно. При этом необходимо учитывать все мелочи. Следовательно, процесс расследования убийства достаточно напряжен и требует проведения большого количества следственных действий. Так какова же роль сведений, содержащихся в централизованных «хранилищах» при расследовании убийств? На самом деле, качество информации потенциально важной для расследования напрямую зависит от того, насколько качественно органы дознания, дознаватель, следователь, прокурор, судья заполняют учетные документы, ведь для того, чтобы «взять» качественную информацию из баз данных, ее нужно туда «положить». Итак, какая же информация из централизованных «хранилищ» окажет помощь при расследовании убийства? Централизованные оперативно-справочные учеты. Сведения из этих учетов могут служить в качестве вспомогательной информации. 1. Дактилоскопическая информация может оказать помощь при решении вопросов идентификации и установлению личности лиц (в отношении пострадавшего (жертвы) и преступника). 2. Пофамильная оперативно-справочная картотека позволит оперативно получать необходимые справочные и проверочные данные о задержанных лицах, еще не установленных преступниках и т. д. Централизованные розыскные учеты. Уже само название данных учетов указывает на их розыскную направленность. 1. Централизованный учет лиц, объявленных в федеральный и межгосударственный розыск (подсистема ИБД-Ф, ИБД-Р «ФР-Оповещение») помимо объявления лица в розыск может также помочь установить личность (например, если убитый был криминальным авторитетом и находился в розыске). При проведении оценки результативности использования учета установлено, что более 34 % лиц в 2013 году были установлены с помощью данного учета. 2. Централизованный учет утраченного или выявленного огнестрельного оружия и иного вооружения (подсистема ИБД-Ф, ИБД-Р «Оружие») помимо функции розыска может быть использован для обнаружения и установления оружия (в случае использования вооружения как орудия убийства). 3. Централизованный учет разыскиваемых транспортных средств (подсистема ИБД-Ф, ИБД-Р «Автопоиск») помимо функции обеспечения розыска транспортных средств, оказывает содействие в раскрытии преступлений (в случае фигурирования в деле автомобиля на котором скрылся преступник). Положительным примером использования учета служит результат его использования органами внутренних дел Российской Федерации – за период 2013 346 года обнаружено (задержано) порядка 19 тыс. транспортных средств (АППГ – около 18 тыс.). Централизованные криминалистические учеты. В указанных учетах содержится криминалистически значимая информация используемая в процессе расследования преступлений. 1. Централизованный учет преступлений и лиц, подозреваемых, обвиняемых в их совершении (подсистема ИБД-Ф, ИБД-Р «АБД-Центр») может оказать помощь при сужении круга подозреваемых, а также позволяет сделать выборку преступлений совершенных аналогичным способом (обстоятельствах, территории и т. д.). Положительным результатом эффективности использования выборки информации из учета служит факт раскрытия преступления. 2. Централизованный учет лиц, пропавших без вести, неопознанных трупов, лиц, не способных по состоянию здоровья или возрасту сообщить данные о своей личности (АИПС «Опознание»). Информационный ресурс формируется как отдельная система, не входящая в состав ИБД-Ф. Данный учет создан и используется в целях идентификации личности. 3. Централизованный учет правонарушений и преступлений, совершенных на территории Российской Федерации иностранными гражданами и лицами без гражданства, а также в отношении них (подсистема ИБД-Ф «КриминалИ» (подсистемы «Преступление», «Наказание», «Адмпрактика»). База данных в условиях российской криминологической действительности приобрела особую значимость при информационном обеспечении органов внутренних дел. Получая сведения из информационных ресурсов сотрудниками органов внутренних дел выявляются незаконные мигранты, которые подлежат депортации либо выдворению за пределы Российской Федерации, что имеет колоссальное значение при раскрытии и расследовании преступлений, в том числе убийств. Рассмотрев наглядно информационные ресурсы, входящие в состав централизованных криминалистических, розыскных, оперативно-справочных и дактилоскопических учетов, в заключение хотелось бы отметить особую актуальность вопросов развития, совершенствования и высокой (стратегической) значимости информационного обеспечения деятельности правоохранительных органов Российской Федерации в расследовании и раскрытии как преступлений в целом, так и убийств в частности. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Министерство внутренних дел РФ [Электронный ресурс] : офиц. сайт. – Режим доступа: URL:_http://mvd.ru/mvd/structure1/Centri/Glavnij_informacionno_ analiticheskij_cen (дата обращения 07.01.2014 г.). 2. О едином учете преступлений [Электронный ресурс] : приказ Генеральной прокуратуры Российской Федерации, Министерства внутренних дел Российской Федерации, Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий сти 347 хийных бедствий, Министерства юстиции Российской Федерации, Федеральной службы Безопасности Российской Федерации, Министерства экономического развития и торговли Российской Федерации, Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков от 29.12.2005 г. № 39/1070/ 1021/253/780/353/399. – Доступ из СПС «КонсультантПлюс». Информация об авторе Стрельцова Светлана Александровна – старший лейтенант внутренней службы, старший инспектор 1-го отдела Центра криминальной информации ФКУ «ГИАЦ МВД России», адъюнкт кафедры криминалистики Московского университета МВД России, e-mail: diva99@bk.ru; научный руководитель и рецензент – Е.Р. Россинская, директор Института судебных экспертиз, заведующая кафедрой судебных экспертиз Московского государственного юридического университета им. О.Е. Кутафина (МГЮА), доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, почетный работник высшего профессионального образования РФ, академик Российской академии естественных наук, президент Ассоциации образовательных учреждений «Судебная экспертиза». Information about the author Streltcova Svetlana Aleksandrovna – senior lieutenant of internal service, senior inspector 1 Department of criminal information Centre FKU «GIATS of the MIA of Russia», adjunct of the Department of criminology of the Moscow University of the MIA of Russia, e-mail: diva99@bk.ru; scientific director and re-viewer – Y. R. Rossinskaya, Dr.Sci. (Law), Professor; Honoured Scientific Associate of Russia; Honorary Worker of Higher Professional Education of the Russian Federation; Director of the Forensic Expertise Institute, Head of the Forensic Expertise Dept. at Moscow State Kutafin Law University; President of the Association of Educational Institutions «Forensic Expertise»; Active Member of the Russian Natural Sciences Academy. УДК 343.985.7 ББК 67.629.43 В.А. Талалаев ХАРАКТЕРИСТИКА СПОСОБОВ СОКРЫТИЯ ХИЩЕНИЙ ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ, БОЕПРИПАСОВ ИЛИ ВЗРЫВЧАТЫХ ВЕЩЕСТВ, СОВЕРШЕННЫХ ВОЕННОСЛУЖАЩИМИ В статье рассмотрены типичные способы сокрытия хищений предметов вооружения преступниками из числа военнослужащих – материальноответственных или должностных лиц воинской части. Описаны связи данных 348 способов с другими компонентами криминалистической характеристики указанных преступлений. Ключевые слова: хищение, огнестрельное оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, взрывные устройства, предметы вооружения, оборот оружия, криминалистическая характеристика, расследование, военнослужащие. U.A. Таlalayev FEATURE WAYS OF CONCEALING THEFT OF FIREARMS, AMMUNITION AND EXPLOSIVES, COMMITTED BY MILITARY In article typical ways of concealment of plunders of subjects of arms by criminals from among the military personnel – materially responsible or officials of military unit are considered. Communications of these ways with other components of the criminalistics characteristic of the specified crimes are described. Keywords: plunder, a fire-arms, ammunition, explosives, armament subjects, a weapon turnover, criminalistical characteristic, investigation, military men. Повышение эффективности защиты прав и законных интересов граждан обусловлено необходимостью обеспечения общественной безопасности, как важнейшего условия дальнейшего прогрессивного развития государства. Стабильность проявления, рост общественной опасности преступлений, совершаемых с использованием предметов вооружения предполагают востребованность усилий по противодействию проявлениям экстремизма, террористической активности и иным, связанным с ними негативным явлениям. Из незаконного оборота ежегодно изымаются огнестрельное оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, взрывные устройства, отдельные из которых по своему целевому предназначению, тактико-техническим и иным характеристикам относятся к боевому виду вооружения. Наряду с этим целесообразно учитывать определенную часть латентных преступлений в обозначенной сфере. Сведения о сокрытии изучаются преимущественно в рамках способа совершения преступлений отдельных видов и групп. Данные о способах совершения преступлений являются структурным компонентом криминалистической характеристики. В отношении таких способов разработаны подходы к их классификации и систематизации [1, с. 57–67; 2]. В криминалистической литературе отмечается, что направленность сокрытия преступления определяется в зависимости от цели, объекта (предмета) преступления, характера действий сокрытия [3, с. 65]. Для хищений предметов вооружения, совершенных военнослужащими отдельных категорий, более характерны полноструктурные и менее квалифицированные способы совершения обозначенных преступлений. Способы сокрытия целесообразно рассматривать в их связи с особенностями этапов оборота предметов вооружения, критериями выделения которых выступают функции государственных воинских формирований и несолидарность подотчетных материально-ответственных лиц. Анализ правовой регламентации 349 оборота оружия в воинских частях позволяет выделить в зависимости от солидарности материально-ответственных лиц основные относительно самостоятельные этапы оборота вооружения. В рамках полного цикла оборота предметов вооружения можно выделить этапы закупки, хранения, эксплуатации, ремонта, перемещения (транспортировки), утилизации предметов вооружения. В зависимости от специфики задач, выполняемых воинскими частями, предметы вооружения используются в боевых, учебных или служебных целях. Каждый из обозначенных этапов оборота вооружения характеризуется относительной самостоятельностью и участием в нем определенного ограниченного круга должностных, материально-ответственных и иных лиц. Данные лица в силу обязанностей по военной службе причастны к обороту вооружения как на одном, так и на нескольких его этапах. Наиболее подверженными хищениям являются этапы хранения, эксплуатации, утилизации предметов вооружения. При характеристике цикла оборота вооружения целесообразно использовать в качестве классификаторов способов сокрытия хищений предметов вооружения, совершенных военнослужащими отдельных категорий его составляющие этапы. Действия по сокрытию рассматриваемых хищений преступниками из числа отдельных материально-ответственных или должностных лиц осуществляются практически всегда. Действия, направленные на сокрытие, целесообразно рассматривать в их соотношении с этапами оборота вооружения, к которым военнослужащие указанной категории имеют отношение по военной службе: а) на этапе хранения вооружения: разбор боеприпасов и извлечение взрывчатых веществ с последующей их заменой другим наполнителем; замена боевых экземпляров вооружения учебными образцами; замена боевых экземпляров вооружения другими образцами; замена годных предметов вооружения ранее похищенными негодными; извлечение предметов вооружения из штатной тары, сопровождающееся ее вскрытием без нарушения (или с восстановлением) целостности пломб, проволочных или иных креплений; установка вскрытой штатной тары, из которой извлечены предметы вооружения, в нижние ряды штабелей с целью затруднения доступа к ней; недовложение предметов вооружения при выдаче и др.; б) при использовании предметов вооружения (на примере боеприпасов): получение боеприпасов для выполнения упражнений учебных стрельб, которые заведомо не включаются в стрелковые тренировки; заведомое получение боеприпасов на весь личный состав подразделения с осознанием того, что к стрельбам не привлекаются военнослужащие, находящиеся в отпуске, суточном наряде, карауле, командировке, на лечении и т. д.; выдача личному составу меньшего количества боеприпасов, чем это предусмотрено условиями выполнения упражнений; не включение в раздаточные ведомости сведений о неизрасходованных боеприпасах; уничтожение или утрата (якобы случайные) действительных документов и последующее составление вместо них других, содержащих ложную информацию о расходовании боеприпасов и др.; 350 в) на этапе ремонта вооружения: умышленное преувеличение существующих признаков, по которым вооружение подлежит ремонту определенного вида; извлечение годных к эксплуатации узлов и деталей вооружения с нарушениями технологической и трудовой дисциплины, замена их присвоенными ранее негодными, последующая деформация негодных деталей и сдача их на склад воинской части как металлолом; фиктивное отражение в документах сведений об уничтожении составных частей, компонентов, узлов и деталей вооружения; использование тайников для укрытия неучтенного резерва вооружения, которые создаются как при совершении хищения, так и после него на случай проведения инвентаризации или других проверок и др.; г) на этапе утилизации (уничтожения): необоснованный перевод исправных предметов вооружения в категорию подлежащих списанию с учета и утилизации; неоприходование после разборки части годных к эксплуатации узлов и деталей вооружения; деформирование других узлов и деталей вместо подлежащих уничтожению; уничтожение части предметов вооружения, подлежащих утилизации и др.; д) для этапа перемещения характерны подлоги повреждения печатей, пломб, закруток, проволочных или иных креплений штатной упаковки тары и обоснование их наличия разнообразными объективными причинами. Действия по сокрытию хищений отмеченной категорией военнослужащих сопровождаются внесением ложных сведений в документы, которые отражают оборот вооружения на конкретном этапе. При документальном отражении операций с предметами вооружения, выполняемых при сокрытии хищения, используются следующие основные способы: а) использование невнимательного или недобросовестного отношения материально-ответственного или должностного лица к проверке документов, отражающих сущность операций с вооружением; б) неоформление всех обязательных реквизитов документа; в) заполнение, подписание или утверждение документа о совершенной операции с предметами вооружения с помощью обмана или злоупотребления доверием материально-ответственного или должностного лица; г) нарушение последовательности заполнения, подписания или утверждения документов об операциях с предметами вооружения; д) составление нескольких вариантов документа в тех случаях, когда предусмотрено составление двух и более их экземпляров; е) отсутствие оформления документов об операции с предметами вооружения, когда она фактически имела место; ж) внесение ложных сведений в документы, отражающие наличие предметов вооружения в местах их постоянного или временного хранения. Действия по сокрытию хищения со стороны материально-ответственных или должностных лиц часто направляются на то, чтобы по материалам проверки о фактах недостачи предметов вооружения было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Эти лица сообщают, что недостача оружия, боеприпасов или ВВ образовалась не в результате хищения, а является 351 следствием нарушений учета оружия другими службами или должностными лицами и т. п. Действия по сокрытию хищений осуществляются иными заинтересованными лицами. К ним относятся соучастники, которым непринятие мер по сокрытию преступления грозит изобличением. К указанной категории относятся сослуживцы, обнаружившие похищенные предметы. Из чувства ложного товарищества они принимают меры по сокрытию причастности виновного к преступлению. В этом случае их действия формально расцениваются как заранее не обещанное укрывательство следов или самих предметов хищения, либо недонесение о преступлении. Определенная заинтересованность в сокрытии хищений имеется также и у других лиц (как правило, это военнослужащие – начальники), которые в силу своих служебных обязанностей должны были осуществлять контроль, проверки наличия и сохранности вооружения, но систематически не выполняли этого, или выполняли не в полном объеме, несвоевременно, неточно или некачественно. Осознавая степень ответственности, и с целью скрыть свое бездействие, халатное отношение к службе, они принимают меры и по сокрытию факта хищения. Изложенное свидетельствует о целесообразности учета как прямых, так и косвенных связей способов совершения и сокрытия рассматриваемых преступлений с избранной преступником формой хищения на конкретном этапе оборота вооружения, особенностями личности преступника, его мотивов, целей, предмета хищения. Результаты исследования практики расследования данных хищений свидетельствуют, что в качестве самостоятельных или сопутствующих способов сокрытия выступали: дача ложных или отказ от дачи показаний, утаивание части информации, уклонение от участия в следственных действиях, симуляция или преувеличение признаков болезни, инсценировки краж, иных криминальных проявлений в отношении предметов вооружения. Таким образом, сведения (данные) о типичных способах сокрытия хищений предметов вооружения способствуют определению поисковых признаков неизвестных элементов криминалистической характеристики рассматриваемых преступлений. Исходя из современных запросов практики, этапы оборота вооружения в государственных воинских формированиях целесообразно использовать в качестве классификаторов способов совершения и сокрытия указанных хищений. Выбор способов сокрытия рассматриваемых хищений детерминирован особенностями оборота вооружения на конкретном этапе, предмета хищения, личности преступника, его мотивов и целей. Сокрытие хищений огнестрельного оружия, боеприпасов или взрывчатых веществ сопровождается, либо обусловлено другими преступлениями, нарушениями воинской, учетной или иной дисциплины. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Галезник М. В. Версии при расследовании преступлений : монография / М. В. Галезник, В. Ф. Ермолович. – Минск : ИНБ Республики Беларусь, 2009. – 215 с. 352 2. Ермолович Д. В. Концептуальные подходы к классификации и систематизации способов совершения преступлений / Д. В. Ермолович, В. Ф. Ермолович // Проблемы управления. – 2012. – № 1 (42). – С. 147–153. 3. Ермолович В. Ф. Криминалистическая характеристика преступлений / В. Ф. Ермолович. – Минск : Амалфея, 2001. – 304 с. Информация об авторе Талалаев Владимир Алексеевич – начальник кафедры юридических дисциплин факультета внутренних войск Военной академии Республики Беларусь, 220057, г. Минск, ул. Уручская, д. 1а, e-mail: tval@tut.by. Information about the author Talalayev Uladzimir Alekseevich – head of the department of legal disciplines faculty internal troops of the Military academy of the Republic of Belarus, Uruchskaya st., 1a, Minsk, 220057, e-mail: tval@tut.by. УДК 343.9 ББК 67.404.3 В.В. Хилюта ПРОБЛЕМЫ БОРЬБЫ С ХИЩЕНИЯМИ ИМУЩЕСТВЕННЫХ ПРАВ: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ В статье раскрываются вопросы адекватной уголовно-правовой охраны имущественных отношений посредством борьбы с преступными посягательствами на имущественные права. Анализируются особенности хищения имущественных прав и предлагаются варианты надлежащей защиты отношений собственности от преступных посягательств. Ключевые слова: имущественные преступления, преступления против собственности, имущественные права, хищение V.V. Hilyuta PROBLEMS COMBAT THEFT PROPERTY RIGHTS The article describes the issues of adequate criminal law protection of property relations by combating crime-governmental encroachment on property rights. Analyzes the characteristics of theft of property rights and options offered adequate protection from criminal property relations posya-gatelstv. Keywords: property crimes, crimes against property, property rights, theft 353 Гражданское законодательство называет в числе объектов гражданских прав также имущественные права, однако содержание данного понятия не раскрывает. В самом общем виде имущественные права – это субъективные права участников правоотношений, связанные с владением, пользованием и распоряжением имуществом, а также с теми материальными (имущественными) требованиями, которые возникают между участниками экономического оборота по поводу распределения этого имущества и обмена (товарами, услугами, выполняемыми работами, деньгами, ценными бумагами и др.). Имущественными правами являются правомочия собственника, право оперативного управления и обязательственные права (в их числе права на возмещение ущерба, причиненного здоровью гражданина вследствие утраты заработка, а также вреда, причиненного имуществу физического или юридического лица), права авторов, изобретателей, рационализаторов на вознаграждение (гонорар) за созданные ими произведения (результаты их творческого труда), наследственного права. При определении общих границ возможного проявления имущественных прав как самостоятельных объектов правового регулирования следует исходить из того, что эти права могут возникнуть при определенной динамике вещноправовых отношений и в ходе дальнейшей трансформации обязательственных правовых отношений. Поскольку же имущественное право – это право, в большинстве своем не имеющее личного характера, определяющим является возможность его отчуждения, перехода права к иному лицу. В этой связи, имущественное право как субъективное гражданское право, выступает средством реализации имущественного интереса, имеет денежную оценку, оборотоспособно и обладает признаком отчуждаемости [5, c. 13]. Имущественные права и обязанности как объекты сделок обладают особенностями, позволяющими выделить их среди иных объектов гражданских прав, относящихся к имуществу: а) имущественные права и обязанности существуют исключительно как юридическое явление; б) они не имеют пространственной (физической) обособленности; в) объективированное выражение данных объектов связано с фиксацией их в документарной или бездокументарной форме. Эти особенности имущественных прав и обязанностей обуславливают невозможность их физической передачи, невозможность их гибели или порчи, защиты вещноправовыми способами (за исключением случаев, прямо предусмотренных законом). Индивидуальные свойства (признаки) имущественных прав и обязанностей и особенности их оборотоспособности определяются основанием возникновения правоотношения, структурным элементом которого они являются [1, c. 8]. Исходя из сказанного, можно констатировать, что имущественное право включает в себя права владения, пользования и распоряжения и обязательственные права. Соответственно, если ставить вопрос о возможности хищения имущественных прав, то необходимо решать проблему возможности похищения субъективного права и права требования совершения какого-либо действия. В свете сказанного несколько слов необходимо сказать о хищении обязательств. Как известно из норм гражданского законодательства, в силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие, как-то: передать имущество, выполнить рабо 354 ту, уплатить деньги и т. п., либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности. Обязательства возникают из договора, вследствие причинения вреда, неосновательного обогащения и из иных оснований. Итак, в рамках обязательства одному лицу принадлежит право требовать от другого лица совершения какого-либо действия или воздержания от определенного действия. В данном случае обязательство является относительным гражданским правоотношением, связывающим конкретных лиц: кредитора и должника, где кредитор наделен правом требовать определенного поведения от должника, а должник – обязан исполнить взятый на себя долг, т. е. следовать определенному поведению в пользу кредитора. Тем не менее, в определении обязательства акцент следует делать не на обязанности должника, а на праве требования кредитора, поскольку именно в этом праве заключается существо обязательства. Применительно к рассматриваемому нами вопросу проблема состоит в определении предмета преступного посягательства при совершении хищения. Иначе говоря, можно ли говорить о том, что обязательство может быть похищено или им кто-либо может завладеть. Если содержанием обязательства все же являются права и обязанности (конкретное возможное и должное поведение сторон), то утверждать о том, что можно похитить права – не представляется возможным, ибо объектом права является чужое действие. Дело в том, что в обязательстве как конкретной относительной связи право требования кредитора (управомоченного лица) может быть реализовано посредством активных действий должника, либо посредством активных действий должника и обусловленного этим воздержания от совершения определенных других действий, либо посредством воздержания от совершения определенных действий. В данном случае, если мы говорим о преступных посягательствах на обязательственные отношения, противоправное деяние может быть со стороны должника, желающего уклониться от исполнения обязательства, со стороны кредитора, имеющего своей целью завышение (или навязывание) объема прав требования или со стороны иного лица, пытающегося противоправным образом приобрести право требования к должнику. В любом случае предметом преступления будет выступать право требования к должнику по поводу совершения им определенных действий (передать вещь, уплатить деньги, выполнить работу) или воздержания от выполнения активных действий. Динамика обязательства может приводить к возникновению различных имущественных прав как самостоятельных объектов правового регулирования. Эти права требования носят денежный характер или «натуральный» вид (по поводу передачи вещи, выполнения работ, оказания услуг). «Продаваемость» же имущественного требования, его товарный характер не превращает данное имущественное право в вещь. Это право сохраняет конститутивные обязательственные признаки. Дело в том, что вещи способны являться объектами как вещных, так и обязательственных прав, тогда как действия в силу свой природы не способны являться таковыми. Именно по этой причине «потенциальное действие» – «обязательственное право» невозможно похитить, ибо поведение 355 субъектов, являясь содержанием правоотношения, не может одновременно являться его объектом. Обязательства опосредуют определенные имущественные отношения, связанные с перемещением имущества и иных результатов труда из имущественной сферы должника в имущественную сферу кредитора (отношения экономического оборота). Соответственно, преступления, совершаемые в сфере экономического (гражданского) оборота направлены не на изменения отношения статики, а на динамику этих отношений. В этой части такие противоправные деяния относятся к некоторым преступлениям против порядка осуществления экономической деятельности. Именно по этой причине ряд составов преступлений, расположенных в главе о преступлениях против порядка осуществления экономической деятельности («банкротские» преступления, уклонение от уплаты налогов, кредиторской задолженности, таможенных платежей и др.), свидетельствует о том, что хищение обязательств невозможно, т.к. сама дебиторская задолженность рассматривается одновременно как имущество должника, находящегося в фактическом пользовании его дебитора. Похитить же свое собственное имущество должник не может, вследствие чего речь и идет об уклонении с его стороны от исполнения обязательств [2, c. 165– 168]. В уголовно-правовой литературе, вместе с тем, все чаще стал подыматься вопрос о включении имущественного права в предмет хищения. Так, А.В. Шульга настаивает на том, что имущество как предмет хищения в рамках гл. 21 УК РФ следует толковать в широком смысле и под таковым необходимо понимать не только вещи, деньги и ценные бумаги, но и иное имущество, в том числе имущественные права. В его понимании «имущественные права (требования) как предмет преступлений против собственности, хищений – это сведения (информация) об объеме принадлежащих лицу прав (требований) по владению, пользованию и (или) распоряжению имуществом, выполнению работ или оказанию услуг, имеющие определенную стоимость и в случае противоправного завладения ими причиняющие ущерб данному лицу» [4, c. 68]. Безусловно, сегодня можно говорить о том, что общественная опасность преступных посягательств на имущественные права существенно возросла. Поэтому, конечно, необходимо ставить вопрос об адекватной уголовно-правовой охране имущественных прав как экономических благ средствами уголовного закона. Однако стоит ли безальтернативно признавать их предметом хищений? Полагаем, что ответ на данный вопрос должен быть отрицательным и пути выхода из сложившейся ситуации следует искать в иных плоскостях. Итак, имущественные права есть объект права, не имеющий материальной физической формы, их нельзя передать физически. Имущественные права обладают лишь материальным содержанием, которое позволяет использовать их как обычные вещи для удовлетворения интересов различных субъектов. Соответственно ставить вопрос о возможности «завладения» (изъятия, обращения) имущественными правами неуместно. Дело в том, что имущественные права, являясь разновидностью объектов гражданского права, есть порождение имущественных отношений. Они, если не непосредственно, то опосредованно сохраняют взаимосвязь с соответствующими выгодами имущественного характера. Следовательно, 356 посягая на имущественные права, виновное лицо не совершает акт физического перемещения чужих объектов в свою собственность, а извлекает имущественную выгоду в результате противоправного приобретения имущественных прав, их использования в своих целях, незаконного отчуждения либо уклонения от исполнения обязательств. Здесь механизм совершения преступления отличен от хищения, причем способы совершения таких новых противоправных деяний в сфере оборота экономических благ могут быть различны. Достаточно наглядно эту проблему можно проиллюстрировать на примере «хищения» средств с лицевого счета абонента мобильной связи. Схемы совершения данных преступлений разнообразны, однако могут быть сведены к примерно следующим: использование специального оборудования, позволяющего отправлять SMS сообщения без ведома владельцев мобильных телефонов на платные номера, в результате чего происходит незаконный перевод средств со счетов мобильных телефонов потерпевших на счета виновных лиц; виновное лицо с помощью сканера перехватывает идентификационный сигнал чужого мобильного телефона, которым он отвечает на запрос базовой станции, и выделяет из него идентификационные номера; затем происходит перепрограммирование этими номерами микрочип своего телефона, в результате чего стоимость разговора с аппарата виновного заносится базовой станцией на счет потерпевшего; использование различных «серых» схем и уловок, позволяющих обманным образом списывать средства с мобильного телефона в пользу иных лиц или добиваться того, что сам потерпевший будет перечислять свои средства в пользу злоумышленника [3, c. 319– 325]. Итак, способов совершения подобных преступлений множество и, очевидно, что они будут лишь только возрастать, ибо с каждым годом совершенствуется система платежей и оказания электронных и иных услуг связи. Тем не менее, какими бы не были искусными способы совершения данных преступлений, все они направлены на противоправное списание средств с лицевого счета потерпевшего либо возложение бремени своих затрат на иное лицо. В этой ситуации очевидно лишь то, что в данном случае предметом преступления выступают не деньги или вещи, а имущественные права (право абонента требовать от оператора предоставления ему услуг связи за определенное время). Но права, как мы уже неоднократно отмечали, не могут выступать предметом хищения. Имущественные права – это права, являющиеся объектом оборота, т. е. по сути – это оборотные права. Обладая свойством передаваемости и имея стоимостный характер, такие права могут выступать предметом определенных сделок. Но завладеть (изъять, обратить) имущественное право нельзя, можно лишь его противоправным образом приобрести. В этом отношении противоправное приобретение объектами гражданских прав выражается не в завладении чужим имуществом, ибо это есть хищение чужого имущества, а в незаконном переходе объектов гражданских прав во владение виновного, т. е. именно таких объектов гражданских прав, которые лишены вещного признака, либо же противоправный переход имущества может иметь место в 357 случае, если последнее еще не является собственностью определенного лица (так называемые случаи получения имущества еще не поступившего в фонды собственника). Приобретая, таким образом, различные права или имущество, действия виновного направлены на причинение ущерба собственнику или иному законному владельцу и характеризуются извлечением имущественной выгоды. Виновный противоправным образом (путем обмана, угроз, применения насилия и т. д.) может приобрести не только вещные, но и обязательственные права. Например, если преступное действие виновного состоит в требовании передачи ему определенных имущественных прав, то потерпевший лишается обеспеченной ему законом возможности стать или оставаться собственником (скажем, лицо путем угрозы применения насилия добивается от потерпевшего отказа от доли наследства в свою пользу). С этой точки зрения суть противоправного приобретения объектов гражданских прав состоит в уменьшении сферы имущественного обладания потерпевшего и характеризуется одновременным увеличением имущественной массы виновного. Соответственно, незаконно приобретенные объекты гражданских прав составляют прибыль (выгоду) для одного лица, и убыток – для другого, т. е. виновное лицо извлекает для себя имущественную выгоду. Сказанное ставит еще раз на повестку дня вопрос о пересмотре старых советских положений относительно возможности признания хищением приобретения права на имущество и конструированием новой модели квалификации незаконных действий с объектами гражданских прав. Попытки же распространить теорию расширительного толкования признака предмета хищения за счет включения в его предмет не только имущества, но и имущественных прав, работ, услуг, интеллектуальной собственности приводит к разрушению базисных институтов уголовного права. Дело в том, что такое решение проблемы (расширительного толкования) является схоластичным, ибо вместо того, чтобы сконструировать новую теорию оценки (квалификации) противоправного посягательства на бестелесные вещи и изучения специфики механизма совершения этого преступления (которое не характерно для хищения и его форм), ученые пытаются искусственно разрешить создавшуюся ситуацию в угоду практическим потребностям. Такое положение дел может негативно сказаться в будущем по причине распада критериев оценки предмета преступления и его свойств, а также способа совершения преступного деяния. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Малахов П. С. Имущественные права и обязанности как объекты сделок в банковской сфере : автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.03 / П. С. Малахов. – Томск, 2007. – 28 с. 2. Хилюта В. В. Преступления против собственности и порядка осуществления экономической деятельности: концептуальные основы моделирования объекта и системы / В. В. Хилюта. – М., 2012. – 208 с. 3. Хилюта В. В. Формы хищения в доктрине уголовного права / В. В. Хилюта. – М., 2014. – 528 с. 358 4. Шульга А. В. Имущественные права как предмет хищения средств с лицевого счета абонента мобильной связи / А. В. Шульга // Общество и право. – 2013. – № 4. – С. 64–69. 5. Яковлев А. С. Имущественные права как объекты гражданских правоотношений : автореф. дис. … канд. юрид. наук: 12.00.03 / А. С. Яковлев. – Воронеж, 2003. – 23 с. Информация об авторе Хилюта Вадим Владимирович – заведующий кафедрой уголовного права и криминологии ГрГУ им. Я. Купалы, кандидат юридических наук, доцент; Республика Беларусь, г. Гродно, e-mail: tajna@tut.by. Information about the author Hilyuta Vadim Vladimirovich – Head of the Department of criminal law and criminology GrSU them. Kupala candidate legal-ray Science; Republic of Belarus, Grodno, e-mail: tajna@tut.by. УДК 343.985 ББК 67.522 Е.И. Фойгель ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТАКТ ПРИ ДОПРОСЕ (ОПРОСЕ) ГРАЖДАН КНР, РК И КНДР: МЕТОДЫ УСТАНОВЛЕНИЯ И РОЛЬ В ПРОЦЕССЕ ВЫЯВЛЕНИЯ И РАССЛЕДОВАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В статье рассматриваются вопросы понятия психологического контакта, обосновывается необходимость установления психологического контакта при расследовании преступлений, совершенных иностранцами. Приводятся рекомендации по применению тактических приемов установления психологического контакта при допросе (опросе) иностранцев – граждан КНР, РК и КНДР. Ключевые слова: криминалистическая тактика, тактико-психологические приемы, психологический контакт, следственные действия с участием иностранцев. E.I. Foygel PSYCHOLOGICAL CONTACT DURING EXAMINATION (QUESTIONING) OF CPR, RK AND KNDR CITIZENS: METHODS OF DETERMINATION AND FUNCTION IN A PROCESS OF DETECTION AND INVESTIGATION OF CRIMES This article points out questions of understanding psychological contact. Author substantiates the necessity of psychological contact establishment during crime 359 investigation, committed by foreigners, and also provides recommendations for usage of psychological contact establishment tactic techniques during examination (questioning) of foreigners – CPR, RK and KNDR citizens. Keywords: criminalistics tactics, tactic psychological methods, psychological contact, investigation action with foreigners participation. Традиционно преступления, совершенные иностранными гражданами и против иностранных граждан, отличаются повышенной сложность в процессе их выявления, расследования и раскрытия. Отчасти это связано с высокой латентностью преступлений, «закрытостью» национальных диаспор, которые предпочитают решать проблемы без привлечения правоохранительных органов, и малочисленностью специалистов, способных учесть особенности национального языка и менталитета в своей правоприменительной деятельности. Граждане Китайской Народной Республики, Республики Корея и Корейской национальной демократической республики, пребывающие на территории Российской Федерации, в большинстве случае живут обособленно, имея тесные связи с местной диаспорой. В связи с этим фактом существенно затруднен вопрос с получением криминалистически значимой информации. Установление психологического контакта при производстве отдельных следственных действий – один из факторов, способных существенно повысить эффективность, информативность и качество процесса раскрытия и расследования преступлений. Естественно, что уголовно-процессуальная сфера – не самая благоприятная обстановки встречи и общения людей, однако зачастую, осознавая необходимость предстоящего общения, участники уголовного процесса имеют субъективные симпатии или антипатии к лицу, производящему следственное действие, что может существенно сказаться на результате работы. Целесообразность установления психологического контакта выделяется многими авторами. Так, Н.И. Порубов рассматривает психологический контакт как «систему взаимодействия людей между собой в процессе их общения, основанного на доверии: информационный процесс, при котором люди могут и желают принимать информацию, исходящую друг от друга. Психологический контакт – это, наконец, процесс взаимного понимания» [3, с. 47]. Естественно, что стойкого желания общаться со следователем не возникает ни у кого, поскольку ситуация попадания в сферу уголовного судопроизводства сама по себе не является эмоционально положительной для любого участника процесса. Однако бесспорно, что лицо, осознав необходимость действовать и находится в определенный период времени именно в этих условиях, предпочитает общаться с конкретным должностным лицом, а не с иными его коллегами, поскольку в данном общении нет личной неприязни, вызванной негативным отношением, реализацией каких-либо психологических комплексов, явных проявлений профессиональной деформации. Помимо всего прочего, обязательным условием психологического контакта должно быть доверие к следователю, как к профессионалу, который в своей деятельности будет руководствоваться исключительно требованиями закона, а не личной заинтересованностью, выгодой либо симпатиями. Ю.В. Чу 360 фаровский отмечает, что «если люди проникаются интересом и доверием друг к другу, можно говорить, что между ними установился психологический контакт» [5, с. 38]. Еще одним необходимым компонентом успешного установления психологического контакта является проявление взаимного уважения (хотя бы внешняя его демонстрация), поскольку, не смотря различие в процессуальных статусах, лицу необходимо быть уверенным в своей значимости. Так, А.М. Столяренко определяет психологический контакт как «проявление работником правоохраны и гражданином взаимопонимания и уважения целей, интересов, доводов, предложений, приводящее к взаимному доверию и содействию друг другу» [4, с. 170]. Авторы М. Погосян и Е. Иванова определяют психологический контакт как «тактическую операцию, объединяющую совокупность тактических приемов, направленных на решение серии задач при производстве допроса» [2]. Данное положение представляется спорным, поскольку тактическая операция – это комплекс следственных действий, иных мероприятий и тактических приемов, преследующее цель решить конкретную задачу расследования и обусловленное этой целью и следственной ситуаций [1, с. 492]. Установление психологического контакта – не конкретная задача расследования, а фактор, возможно повышающий степень информативности следственных действий. Ни в коей степени не умаляя значения психологического контакта и необходимость его установления, думается, что психологический контакт – не обязательное, а желательное условие производства предварительного расследования и судебного следствия. Таким образом, можно констатировать, что психологический контакт – это некая благоприятная обстановка, которая достигается вследствие целенаправленных действий следователя (субъекта расследования), в результате которых у допрашиваемого не возникает личной неприязни к субъекту расследования, и, при осознании необходимости действовать в данной ситуации, возникает желание общаться именно с этим следователем. Несмотря на убеждения некоторых практиков – работников правоохранительных структур – в нецелесообразности установления психологического контакта, ставящих в противовес психологическому контакту меры психического воздействия на допрашиваемого (в том числе с использованием различной компрометирующей информации и приведением негативных последствий для самого допрашиваемого и его близких), именно установление психологического контакта может стать условием получения криминалистически значимой информации от допрашиваемого о расследуемом событии или других обстоятельствах противоправной деятельности. Ярким примером такой ситуации является процесс получения информации от лиц – граждан Китайской Народной Республики, Республики Корея и Корейской Народной Демократической Республики. Как известно, в последнее время наблюдается широкий общественный резонанс по поводу преступной деятельности иностранных граждан. В большей степени это, конечно, касается, преступности среди граждан СНГ (Узбекистан, Таджикистан, Киргизия) и государств Северного Кавказа, но Дальневосточный и Восточно-Сибирский регионы России имеют свою специфику. Прежде всего, это связано с большим 361 числом пребывания на территории данных регионов граждан Китая, которые занимаются нелегальной деятельности, совершая преступления в сфере экономики, среди которых можно назвать незаконное предпринимательство, незаконную банковскую деятельность, уклонение от уплаты таможенных платежей и т. д., а также экологические преступления – незаконная рубка лесных насаждений, уничтожение лесных насаждений, незаконная добыча и оборот особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов, принадлежащих к видам, занесенным в Красную книгу Российской Федерации. Осуществляя опросы и допросы в процессе выявления, расследования и раскрытия данного вида преступлений, следователи, дознаватели и оперативные работники очень редко пытаются установить психологический контакт, либо, устанавливая таковой, исходят из общих рекомендаций. Однако в силу многочисленных различий в воспитании, культуре поведения и национальном менталитете, установление психологического контакта с гражданами КНР, РК и КНДР имеет свою специфику. Осуществляя самопрезентацию личности и демонстрируя справедливоблагожелательное отношение к гражданину, необходимо помнить, что обращение на «ты», которое используют большинство сотрудников, пытаясь таким образом повысить степень понимания иностранцем русского языка, изначально ошибочно. Несмотря на плохое знание особенностей русского языка, китайцы и корейцы очень щепетильны в отношении использования степеней вежливости. Если в русском языке их всего две, в отличие от восточных языков, то нужно использовать хотя бы вторую, более высокую. Кроме того, обращаясь к китайцу или корейцу, сотрудник обычно называет только фамилию, поскольку имя бывает сложно для запоминания и воспроизведения. Для китайцев и корейцев это крайне невежливо, фамильярно и унизительно. В этом случае на анкетной стадии можно вежливо поинтересоваться, как называть собеседника, либо добавлять перед фамилией слова «господин», «мистер» либо название должности (директор, председатель). Аналогично обращение к женщинам. Заметим, что неизвестно откуда взято распространенное обращение к китайской женщине «куня» воспринимается крайне негативно. Большое значение имеет способ самопредставления при первом коммуникативном контакте. Так, сочетание русского имени, отчества и фамилии очень сложно для восприятия на слух и часто вызывает путаницу, что является именем, а что отчеством. Поэтому рекомендуется, если это возможно в зависимости от сложившейся ситуации, опустить отчество, сделав акцент на должность или звание и имя. Если в ситуации предпочтительно официальное обращение, то рекомендуется либо написать обращение на бумаге, либо предоставить визитную карточку. Если собеседник тоже предоставил визитную карточку, то рекомендуется принять ее двумя руками (эта традиция не используется в России, но автоматически поднимает степень уважения в глазах китайцев и корейцев). При использовании такого приема психологического контакта, как беседа на отвлеченную тему, представляющую взаимный интерес, можно использовать выраженную национальную гордость собеседника и поговорить о достижениях страны (КНР, РК КНДР) в области экономики, политики, спорта (осо 362 бенно достижения национальной сборной на Олимпиаде). При заполнении в анкете графы «место рождения», можно поговорить о красивых городах, о высоком уровне обслуживания и функционирования общественных учреждений (аэропорты, моллы, салоны и т. д.). Фиксируя дату рождения, можно вскользь поинтересоваться семьей (у китайцев и корейцев семейственность играет огромное значение) – есть ли дети, сколько и какого возраста, живы ли родители, имеются ли братья и сестры. В рамках данного тактического приема рекомендуется попросить рассказать собеседника об отдельных сторонах общественной жизни – о языке, культуре, кухне, т. е. проявить интерес к национальным особенностям допрашиваемого (опрашиваемого). Завершая беседу на отвлеченную тему, можно высказать свое положительное мнение о перспективах развития соседней страны и ее международных отношениях с Россией в области товарообмена, автомобильной индустрии, производства товаров и оказания услуг. Тактический прием «Психологическое поглаживание», заключающийся в выражении пониманий страхов, затруднений с одной стороны и похвале за достойное поведение в сложной ситуации, с другой стороны также имеет свои особенности. Необходимо выяснить, какие трудности испытывает допрашиваемый (опрашиваемый) в связи с адаптацией в России. Это могут быть проблемы правового статуса, высокое эмоциональное напряжение, вызванное различиями в мировоззрении, кухне, нормах общественного поведения, а также криминальные проблемы, так как иностранцы часто сами становятся объектами преступных посягательств имущественного характера. Подчеркнув свой официальный статус и положение, можно дать несколько советов и рекомендаций для разрешения неблагоприятных ситуаций, в которые попал собеседник. Что касается второй стороны данного тактического приема, то рекомендуется похвалить выдержку, самообладание, стойкость, а также хорошее знание русского языка (независимо от реального уровня владения языком и собственной оценки этого уровня). Естественно, что это нужно делать, не вызывая подозрений в своей неискренности. Кроме этого, рекомендуется проявлять терпимость к несовершенству владения русским языком собеседника – ровно реагировать на допущенные ошибки, не смеяться и не копировать произношение отдельных слов и звуков, какими бы смешными для русского уха они не казались. Обращаясь к положительным качествам личности, следует отметить такие качества, как трудолюбие, порядочность, воспитанность, вежливость, благородство, ответственность и профессионализм. Именно эти качества считаются в Китае и Корее наиболее ценными и желанными. Вопреки большинству проксемических исследований в тактике допроса, в соответствие с которыми уменьшение дистанции при общении усиливает эффект доверия (оптимальная дистанция «глаза в глаза» – 30 см) [4, с. 179], при общении с китайцами и корейцами не рекомендуется сокращать дистанцию меньше, чем 1,5–2 м. Кроме этого, не стоит касаться собеседника руками даже в качестве касаний, похлопываний и т. д. (особенно это шокирует женщин). Используя язык жестов, не стоит упускать из внимания, что некоторые привычные российские жесты имеют неприличную или вызывающую окраску для граждан Китая и Кореи. Так, например, недопустимо показывать на челове 363 ка пальцем (используется открытая ладонь внутренней стороной вверх), неприлично подзывать кого-то, маня пальцем – для этого используется движение пальцами при положении ладони «внутренняя сторона ладони вниз». Используя тактические приемы установления психологического контакта при допросе (опросе) граждан КНР, РК и КНДР, можно не только увеличить информативность данного следственного действия и (или) оперативнорозыскного мероприятия в процессе выявления и раскрытия конкретного преступного деяния, но и получить массу ориентирующей информации о преступной деятельности представителей диаспоры, так как такая информация носит закрытый характер и становится известной только ограниченному кругу лиц. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Аверьянова Т.В. Криминалистика: учебник / Т.В. Аверьянова, Р.С. Белкин, Ю.Г. Корухов, Е.Р. Россинская. – М. : Норма-М, 2010. – 944 с. 2. Погосян М. Тактические особенности установления психологического контакта [Электронный ресурс] / М. Погосян, Е. Иванова // Общественнополитический журнал. – Режим доступа: http://www.znat.ru/80-pogosjan-m.ivanova-e.-takticheskie-osobennosti.html. 3. Порубов Н. И. Тактика допроса на предварительном следствии / Н. И. Порубов. – М. : БЕК, 1998. – 208 с. 4. Столяренко А. М. Психологические приемы в работе юриста / А. М. Столяренко. – М. : Юрайт, 2000. – 288 с. 5. Чуфаровский Ю. В. Психология в оперативно-розыскной деятельности / Ю. В. Чуфаровский. – М., 2001. – 208 с. Информация об авторе Фойгель Елена Игоревна – заведующая кафедрой уголовного процесса и криминалистики Иркутского юридического института (филиала) Российской правовой академии Министерства юстиции Российской Федерации, 664011, г. Иркутск, ул. Некрасова, 4, e-mail: foiguelelena@gmail.com. Information about the author Foygel Elena Igorevna – a holder of a chair of criminal process and criminalistics of Irkutsk Law Institute (branch) of Russian Legal Academy of Justice Department of Russian Federation, e-mail: foiguelelena@gmail.com. 364 УДК 343.54 ББК 67.408 Т.Н. Шамонова ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗНАНИЙ СВЕДУЩИХ ЛИЦ В РАССЛЕДОВАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ О СЕКСУАЛЬНОМ НАСИЛИИ В статье даны рекомендации следователям об использовании знаний специалистов в области судебной медицины и биологии в следственных действиях по уголовным делам о сексуальном насилии: осмотрах места происшествия и предметов, в освидетельствовании потерпевших и подозреваемых. Рассмотрены объекты исследования в судебно-медицинской (женщины и мужчины, несовершеннолетние обоего пола, их трупы) и биологической экспертизе (следы, происходящие от человека: кровь, сперма, волосы и др.). Ключевые слова: насильственные сексуальные действия, биологические объекты – следы человека, освидетельствование, специалисты судебные медики и биологи, судебно-медицинская и биологическая экспертиза (объекты их исследования). T.N. Shamonova THE USING OF KNOWLEDGE COMPETENT PERSONS AND EXPERTS IN THE INVESTIGATION OF CRIMINAL CASES OF SEXUAL VIOLENCE The article highlights issues and recommendations to investigators about using expert knowledge in the field of forensic science and biology in the investigation of criminal cases involving sexual abuse: examination of the scene of incident and objects, surveys of victims and suspects. Also are considered objects of forensic expertise (women and men, the minors of both sexes, their corpses), objects of biologic expertise (traces which are occurring from man – blood, semen, hair, etc.). Keywords: violent sexual acts; biological objects – traces of man; surveys of victims; specialists of forensic science; biologists; forensic expertise and biological expertise (the objects of their study). Как известно, преступления сексуального характера нарушают права личности на половую свободу и половую неприкосновенность. Сопряженные с сексуальным насилием, они более опасны не только для здоровья, но и жизни человека (ст. 131, 132 УК РФ). Следы подобных посягательств, происходящие от участников таких действий, обычно имеют биологическую природу, что обуславливает знания привлекаемых специалистов к следственным действиям, экспертным исследованиям – судебной медицины и биологии. Рекомендуется с участием специалистов – судебных медиков (иных врачей), биологов и др., проведение осмотров места происшествия и использованных в насилии орудий и средств; освидетельствование субъектов насилия и 365 жертв (кроме обследования тела и осмотр одежды, белья) и получение образцов для исследования у этих лиц. Специфика поведения субъектов насильственных действий сексуального характера (в том числе изнасилований), полагаем, должна учитываться в планировании расследования рассматриваемых тяжких деяний, в частности, допросов этих лиц и в подготовке следственных действий с их участием, и при постановке вопросов на экспертизы. Как отмечают специалисты, преступник, стремясь «подчинить своей воле потерпевшего, создать такую обстановку, при которой он находился бы в состоянии постоянного страха и психического угнетения…», избивает его, преследуя цель «удовлетворение ненормального полового влечения при садизме и др.» [5, с. 43]. Это нужно принимать во внимание в допросе потерпевших, но при наличии противоречий в их показаниях и подозреваемых очная ставка может не привести к их устранению ввиду особого состояния психики жертвы. Разделяем мнение судебных медиков, считающих медицинское освидетельствование потерпевших неотложным для фиксации следов полового акта, иных насильственных сексуальных действий (кровь, сперма, слюна, волосы, частицы эпидермиса) или указывающих на сопротивление и борьбу, в том числе повреждения тела (кровоподтеки, царапины, ссадины, укусы, др.) и повреждения одежды, белья и посторонние волокна, и другие вещества на их ткани [14, с. 23]. Вместе с тем все эти материальные следы можно обнаружить и в ходе процессуального освидетельствования (ст. 179 УПК) не только потерпевших, но и подозреваемых, причем еще до возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 144 УПК РФ). Для этого следователь должен привлечь специалиста, лишь он вправе делать смыв с половых органов (кровь, вагинальные выделения и др.), брать мазки на сперму, изымать чужие волосы с лобка обследуемых [11, с. 19–25]. Часто выявляют у освидетельствуемых потерпевших ссадины и кровоизлияния в области половых органов, внутренней поверхности бедер (единичные, множественные, их сочетание), могущие скрывать повреждения влагалища и прямой кишки, обнаруживаемые только экспертным путем. Следы насильственных сексуальных действий субъекта возможно отыскать и при осмотре места происшествия, и предметов, использованных им в качестве орудий и средств преступления, обнаруженных на этом месте или изъятых при обыске, выемке [7, с. 31–40] и т. д. Эффективна в расследовании данных преступлений такая форма применения специальных знаний как экспертиза, в частности: судебно-медицинская и биологическая. Заключения экспертов в соответствии с их знаниями в названных областях следствие использует в доказывании по делам рассматриваемой категории. Объектами этих экспертиз могут быть женщины и девушки разного возраста (изнасилование, лесбиянство, иное сексуальное насилие), мужчины и юноши (мужеложство, иные сексуальные действия с насилием) и обоего пола несовершеннолетние (и малолетние), к которым применялось подобное насилие [1, с. 2–5]; их трупы и биологические объекты (следы). Исследования в целях идентификации лиц, оставивших следы биологического происхождения на месте преступления, в соответствии с методиками су 366 дебно-медицинской, биологической экспертизы (и экспертизы запаховых следов) требуют помимо таких объектов и образцы для сравнения проверяемых лиц – чаще кровь, слюна и др. Обязательные для следствия и суда экспертизы (ст. 196 УПК РФ) обычно предполагают выяснение следующих обстоятельств: установление причины и времени смерти; характер и степень вреда, причиненного здоровью; психическое или физическое состояние подозреваемого (обвиняемого) при сомнении в его вменяемости или способности самому защищать свои права в уголовном процессе; психическое или физическое состояние потерпевшего, если следствие сомневается в его способности правильно воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства и давать о них показания; возраст подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, когда это имеет значение для дела, а документов об этом нет или они вызывают сомнение. Основные вопросы следствия по рассматриваемым делам решаются в рамках судебно-медицинской экспертизы трупа, освидетельствования (экспертизы) живых лиц – определение характера, давности и тяжести вреда, причиненного здоровью, полового состояния, возраста и др. [8]; судебнобиологической – следов человека (ткани и выделения, в том числе запаховые следы), судебно-психиатрической, психологической, сексологической экспертизой, а также комплексной. Подготовка судебных экспертиз помимо производства осмотров, освидетельствования (поиск следов насилия на теле и одежде, белье, обуви потерпевших и подозреваемых) включает в себя и получение у них образцов для исследования (ст. 202 УПК) и контрольных образцов с предметов-следоносителей, и со средств их изъятия (марля и др.). Надлежащее оформление объектов на экспертизу способствует ее проведению, но при их изъятии встречаются факты неполной фиксации возможных доказательств, их хранения. В протоколах осмотра мест происшествий, предметов; обыска, освидетельствования их нередко отражают без индивидуальных признаков и мест обнаружения (для биологических объектов указывают и время выявления); часто и не закрепляют фото- видеосъемкой. Упаковка объектов не всегда обеспечивает сохранность, но она должна быть средством их индивидуализации, что расценивается как нарушение ч. 3 ст. 177 УПК об обязательной упаковке, опечатывании и удостоверении изымаемых объектов. Сомнения в подлинности объектов, их относимости к делу вызваны несоблюдением требований закона [6, с. 59–60]. Такие случаи говорят об игнорировании следствием помощи специалистов. Постановку вопросов экспертам относительно объектов, направляемых на исследование, в затруднительных случаях рекомендуем осуществлять с помощью специалиста-медика или биолога и др. Из данных экспертной практики следует, что у жертв сексуального насилия зафиксированы повреждения лица (22 % случаев), ягодиц (17 %), бедер (15 %), голеней (14 %); ссадины и кровоподтеки (44 и 72 %), реже – раны (8 %). Обследованием лиц, пострадавших от насильственного аногенитального контакта, установлены повреждения аноректальной области в 72 % актов муже 367 ложства, а при изнасиловании повреждения наружных половых органов – лишь в 10 % случаев. Повреждения аноректальной области объяснимы тем, что в прямой кишке нет физиологических выделений, подобных влагалищным, а имеется выраженный тонус наружного и внутреннего сфинктера заднего прохода, обуславливая травматизм таких контактов [4, с. 29–31]. Подобные следы выявляют судебно-медицинским, а не следственным освидетельствованием (нет необходимых условий для осмотра: гинекологического кресла или кушетки, хотя для этого привлекают врача). Оттого осмотр желателен в медицинском учреждении. В судебно-медицинской акушерско-гинекологической и экспертизе половых состояний мужчин исследуют половые органы, анус, полость рта, их повреждения; берут мазки на сперму, выявляют экстрагенитальные повреждения. Комплексно изучают признаки мужеложства, изнасилования, иных сексуальных действий, в том числе с использованием разных предметов. Типичные признаки фактов полового контакта с потерпевшими, иных сексуальных действий эксперт должен подробно отразить в заключении [3, с. 138–145]. Экспертиза женщин возможна для выявления беременности, следствия преступления. Судебные медики отмечают ненадлежащее взаимодействие с врачами травмопунктов, больниц, поликлиник, куда обращаются потерпевшие от сексуальных посягательств или направляются следствием на медицинское освидетельствование, где нет алгоритма действий врача в оказании медицинской помощи (и экстренной) жертвам сексуального насилия. Нет и правил выявления, описания, изъятия следов преступления и сохранения доказательств [4, с. 29–31]. Врачи допускают неразборчивые записи; сокращения и скудные описания повреждений, их характера, часто без точной локализации. Повреждения называют «ушибами», «следами ушибов», «следами пальцев рук, от веревок, наручников» и т. д. В некоторых документах описание объективного статуса минимально или отсутствует, дан лишь диагноз: «Множественные ушибы тела» [9, с. 352]. Эти недостатки препятствуют полноте и объективным выводам судмедэкспертов. Как свидетельствует практика, по делам о сексуальном насилии помимо судебно-медицинских и биологических экспертиз проводятся и трасологические исследования отображений рук, ног, зубов и иных частей тела. Возможны исследования материалов, веществ с тела, одежды потерпевших и подозреваемых (в том числе экспертизы микрообъектов: волокон, пыли, частиц грунта и т. д.) с места события, других мест. При назначении судебной экспертизы следователь должен обеспечить полноту вопросов, правильно их сформулировать. Общеизвестно, правовые вопросы к компетенции эксперта не относятся, но на практике это порой не учитывают. Не всегда четко это разъясняют и юристы. Так, Я.М. Яковлев замечал, что в назначении экспертиз частой ошибкой является юридический характер вопросов, но затем себе же противоречил. Считая неверной формулировку вопроса: «Имело ли место изнасилование», предлагал следующее: «Имеются ли на теле потерпевшей признаки, позволяющие сделать вывод, что имело место насильственное половое сношение?» [13, с. 152]. 368 Эксперт решает вопрос установления факта полового сношения. Он может выявить у потерпевших разрывы девственной плевы, аноректальной и оральной области; ссадины, кровоподтеки и следы спермы, крови и др. Осмотром подозреваемых тоже возможно выявление повреждений и крови (иные следы жертвы). Итак, заключение о повреждениях, их характере – пределы компетенции эксперта, но вывод о причинении их при насильственном половом акте, иных сексуальных действиях к медицинским знаниям не относится. Вопрос об имевшемся насильственном половом сношении – это вопрос о юридическом факте, его должны решать субъекты доказывания в расследовании и судебном рассмотрении на основе материалов дела. Судебно-медицинские эксперты не вправе делать заключение и о половом сношении в извращенной форме – иных насильственных сексуальных действиях, так как научно обоснованного определения этого понятия в медицине нет. Могут указать выявленные признаки сексуальных действий, и имеется ли у лица склонность к таким действиям. Наличие и характер патологии (так называемые половые извращения) устанавливает судебно-сексологическая, психиатрическая комплексная экспертиза [10, с. 128]. Разграничение видов медицинских экспертиз, иногда и комплексная экспертиза имеют существенное значение, если решение о вменяемости субъекта непосредственно связано с его сексологической характеристикой, наличием половой патологии. Иногда заявители, инсценируя сексуальные действия, причиняют себе повреждения. В связи с этим следствие должно ставить перед экспертом вопрос о механизме их образования и соответствии данных экспертизы показаниям о причинении повреждений [3, с. 89, 136]. Особые трудности у следователей вызывает комплекс различных следов (в том числе биологические). В таких случаях следует проконсультироваться у судебного медика или эксперта-биолога, так как один и тот же предмет может стать объектом разных экспертиз. Надо знать их рациональную последовательность, чтобы в первой экспертизе не повредили следы и признаки, важные для следующей. Так, при колото-резаной ране груди потерпевшего изъятый нож следует направить на биологическую экспертизу для выявления крови, определения ее групповых свойств; иногда и клеток органов, волос, волокон. Затем нож целесообразно исследовать танатологу, возможности нанесения им ранения в известных условиях. После нож и поврежденную кость трупа, например, направить медикам-криминалистам для идентификации орудия (трасологическое исследование). Если изъято подногтевое содержимое, то чтобы не утратить биологические объекты в соскобах с подушечек пальцев и ногтей, исследуют частицы волокон, веществ, затем – остальные объекты [12, с. 192–200]. Нередко возникает необходимость в комплексном исследовании экспертами разных специальностей: медико-криминалистических, психологосексолого-психиатрических, психолого-психиатрических, материаловедческих и пр. (ст. 201 УПК). Устанавливая психическое насилие, следствие должно учитывать его признаки, как следов идеальных. Сведения о них получают в допросе жертвы и насильника (лиц их окружения). Допросы должны тщательно готовиться, на основе материалов дела мысленно моделировать обстановку места 369 события, действия участников, выясняя следующее: в чем состояла угроза насильника; кому, какой ущерб мог причинить; когда, где хотел исполнить угрозу; выражал ли угрозу словами, жестами, др.; реально ли ее воплощение; угрожал ли оружием, иными предметами. Комплексная судебно-медицинская, психиатрическая экспертиза важна в установлении беспомощного состояния потерпевших. В ней выясняют осознание жертвой характера насилия, способность оказать сопротивление [2, с. 318]. Отрицание и одного вопроса приводит к выводу о беспомощном состоянии. Если жертва принимала наркотик, сильнодействующее вещество, то устанавливают свойства и характер их действия на человека. Суд признает беспомощное состояние жертвы при степени опьянения, лишавшей возможности сопротивления. Экспертам ставят вопросы и о времени приема алкоголя, степени опьянения потерпевших в момент насилия; о возможности в их физическом и психологическом состоянии сознавать характер совершаемых действий, выражать волю и оказывать сопротивление. Для этого предоставляют показания свидетелей о приеме жертвой спиртного, наркотиков (какие, их количество); о ее беспомощном состоянии (какие признаки). Направляют и медицинские документы о ее здоровье. Для выяснения психологического и психического состояния участников события эксперту предоставляют и протоколы следственных осмотров, допросов свидетелей (в том числе очевидцев), и показания их родных, знакомых, сослуживцев, и прочие данные дела. Заключение экспертов следствие должно оценивать наряду со всеми доказательствами. Несвоевременное назначение экспертиз и направление документов отрицательно скажется на расследовании. Для всех видов экспертиз необходимо определение экспертного учреждения, эксперта или комиссии для комплексного исследования. И в этом может потребоваться помощь специалистов. Максимальное использование следствием возможности их участия в процессуальных действиях и заключений экспертов в получении доказательств, будет способствовать обоснованным решениям по данным делам. Взаимодействие со специалистами возможно и в обращении к устным и письменным консультациям, что также эффективно для следствия. Необходимость осуществления ряда мер Минздравом России, направленных на повышение квалификации врачей, проводящих медицинские освидетельствования жертв насилия, улучшение их качества, сокращение сроков их проведения, вызвана потребностью органов расследования в получении полных и грамотно зафиксированных доказательств преступления. В связи с указанным разделяем предложения судебных медиков о разработке специальных правил для медицинского персонала больниц, травмопунктов и т. п., к которым чаще всего обращаются потерпевшие от сексуального насилия, на чем будут основаны в дальнейшем заключения экспертов. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. – 2004. – № 8. – С. 2–5. 370 2. Гурочкин Ю. Д. Судебная медицина : курс лекций / Ю. Д. Гурочкин. – М., 2008. – 495 с. 3. Дерягин Г. Б. Расследование половых преступлений: руководство для юристов и врачей / Г. Б. Дерягин. – М. : Юрлитинформ, 2008. – 528 с. 4. Дмитриева О. А. Клинические и юридические аспекты повреждений аногенитальной области и прямой кишки / О. А. Дмитриева // Тихоокеанский медицинский журнал. – Владивосток, 2008. – № 4. – С. 29–31. 5. Иванова В. В. Преступное насилие : учеб. пособие / В. В. Иванова. – М. : Кн. мир ЮИ МВД РФ, 2002. – 83 с. 6. Исаенко В. Н. Роль прокурора в использовании техникокриминалистических средств, специальных знаний и возможностей судебных экспертиз и специальных знаний в уголовном судопроизводстве / В. Н. Исаенко. – М., 2003. 7. Осмотр места происшествия : учеб. пособие / под ред. В. Ф. Статкуса. – М. : ЭКЦ МВД России, 1995. – 180 с. 8. Правила судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью. – М. : Минздрав России, 1997. 9. Римашевская Н. В. Разорвать круг молчания… О насилии в отношении женщин / Н. В. Римашевская. – М., 2005. – 352 с. 10. Усанов И. В. Проблемы раскрытия и расследования серийных убийств на сексуальной почве / И. В. Усанов. – М. : Юрлитинформ, 2005. – 168 с. 11. Шамонова Т. Н. Освидетельствование / Т. Н. Шамонова // Гражданин и право. – 2000. – № 5. – С. 19–25. 12. Шамонова Т. Н. Особенности подготовки экспертиз по делам о половых преступлениях / Т. Н. Шамонова // Теория и практика криминалистики и судебной экспертизы : сб. науч. ст. / Акад. управления МВД России. – М., 2011. – С. 192–200. 13. Яковлев Я. М. Судебная экспертиза при расследовании половых преступлений / Я. М. Яковлев. – Душанбе : Ирфон, 1966. – 152 с. 14. Янущенкова И. В. Использование специальных медицинских знаний в расследовании насильственных действий сексуального характера : автореф. дис. … канд. юрид. наук / И. В. Янущенкова. – М., 2004. – 23 с. Информация об авторе Шамонова Тамара Николаевна – кандидат юридических наук, доцент, Международный университет в Москве, доцент юридического факультета, e-mail: shamonova@bk.ru. Information about the author Shamonova Tamara Nicolaievna – PhD in Law; Associate Professor; International University in Moscow, associate professor of the Faculty of Law, e-mail: shamonova@bk.ru. 371 Научное издание Уголовно-процессуальные и криминалистические средства обеспечения эффективности уголовного судопроизводства Материалы международной научно-практической конференции Иркутск 25–26 сентября 2014 г. Дизайн обложки Р.В. Мазюк Издается в авторской редакции Технический редактор А.С. Ларионова ИД № 06318 от 26.11.01 Подписано в печать 07.07.14. Формат 60х90 1/16. Бумага офсетная. Печать трафаретная. Усл. печ. л. 23,3. Тираж 300 экз. Заказ . Издательство Байкальского государственного университета экономики и права. 664003, г. Иркутск, ул. Ленина, 11. Отпечатано в ИПО БГУЭП. 372
