Сценарий литературного мероприятия, посвящённого жизни и

Сценарий литературного мероприятия, посвящённого жизни и творчеству Н.С.Гумилева
Чтец В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо Своё, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орёл не взмахивал крылами,
Звёзды жались в ужасе к луне,
Если точно — розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъярёмный скот,
Потому, что все́ оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро, и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осия́но
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иоанна
Сказано, что Слово это — Бог.
Вед. Поэт Серебряного века
Вед. Самый непрочитанный поэт
Вед Так что же за человек был Николай Гумилёв?
Вед. Поэт? Путешественник? Воин?
Вед. Создатель цеха поэтов?
Вед. Романтик? Патриот? Учитель?
Вед. Его дядя 35 лет служил во флоте, был контр-адмиралом. Дед поэта Яков
Степанович был дьяконом.
Вед. Отец его Степан Яковлевич (выходит отец) учился в семинарии , родители хотели,
чтобы и Степан выбрал этот путь, но в 18 лет он против воли семьи поступил на
медицинский факультет Московского университета и стал военным кронштадским
корабельным врачом.
Вед 15 лет спустя вторым браком женился на юной Анне Ивановне Львовой (выходит
девушка) из старинного дворянского рода. У них родилась дочка, но рано умерла. А
потом родился брат поэта Дмитрий (будущий офицер) , и, наконец, 15 апреля 1886 года
в Кронштадте родился сын Николай (выходит Гумилёв)
Вед Отец ушёл в отставку, и семья переселилась в Царское село
Чтец Не Царское Село — к несчастью,
А Детское Село — ей-ей!
Что ж лучше: быть царей под властью
Иль быть забавой злых детей?
Мать Николай был маленьким, худеньким и в 10 лет весьма слабым, страдал
сильными головными болями, доктор определил у него «повышенную деятельность
мозга».
Николай тяжко переносил уличный шум, звон экипажей, звуки трамваев. И после
прогулок чувствовал себя совершенно больным и сразу засыпал.
Отец. Но зато был очень терпелив и редко плакал. И только в 15 лет головные боли
прекратились.
Мать (ходит вокруг) Характер у него спокойный, мягкий и совсем не мрачный. У нас
была няня.
Няня. Покладистый, ласковый, кроткий. Я к нему так привязалась. В раннем детстве
букву Р не выговаривал.
Мать Когда Николеньке было 4 года, купили усадьбу Поповку. Большая: два дома,
флигель, пруд и парк. Летом всей семьёй гуляли в саду, купались.
Отец. А зимой катались на санках, строили катки, чистили от снега дорожки, лепили
снежные городки, а вот по вечерам читали вслух.
Няня. На шестом году Коля выучился читать и сочинял про Ниагару, про цветы.
Николай
Цветы, что я рвал ребёнком
В зелёном драконьем болоте,
Живые, на стебле тонком,
О, где вы теперь цветёте?
Отец В 12 лет успешно сдал экзамены в Царскосельскую гимназию, ту самую,
пушкинскую. Николай был влюблён в её директора - поэта Анненского. Он считал
его своим первым учителем. Однажды Анненский вызвал Николая к себе в кабинет
и посоветовал заняться стихами серьёзно. А когда учителя ругали Николая за
плохую учебу и дисциплину, директор говорил: «Да, да, господа! Всё это верно! Но
ведь
он
пишет
стихи!»
Но осенью мальчик заболел бронхитом.
Мать Мы переехали в Петербург.
Отец. Пригласили учителя-студента. Он готовил Колю к экзаменам.
Мать Мальчик увлёкся зоологией и географией.
Отец. Дома развёл морских свинок, птиц, белку.
Мать. В кармане носил белую мышь и ничего не боялся.
Друг. Да, ничего не боялся, но хорошо понимал, что такое страх.
Няня. Очень любил свою первую книжку «Сказки Андерсена» и всю жизнь хранил её.
Отец. Да, любил читать. А ещё устраивал баталии всех родов войск, захватив из дому
изрядную коллекцию оловянных солдатиков, чаще тренировал своих солдат в
храбрости и бесстрашии. Он не вылезал из озера, считал, что воин должен хорошо
плавать, выучился стрелять и ездить верхом.
Друг. Он жил в каком-то призрачном, им самим созданном мире, ещё не понимая, что это
— мир поэзии. Он старался проникнуть в тайную суть вещей воображением.
Чтец Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла,
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь...
Друг. Он
старался
выглядеть старше и опытней, чем на самом деле.
У него было очень необычное лицо. Не то Пьеро, не то монгол: косящие глаза с тяжёлыми
веками,
бледные
губы,
бесцветные
волосы...
Он был скованным, как бы деревянным, с высокомерным видом,
скрывающим
неуверенность в себе. Однако твёрдо верил, что силой воли он сможет переделать свою
внешность. Вечерами он запирал дверь и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя,
чтобы стать красавцем. Ему казалось, что с каждым днём он становится красивее, и
удивлялся, почему другие этого не замечают.
Николай. Я должен прославиться! Люди будут повторять моё имя, писать обо мне
книги, удивляться мною. Я должен завоевать мир! Надо следовать своему призванию:
писать стихи. Эти стихи должны быть лучше всех, должны поражать, ослеплять, сводить с
ума! Надо, чтобы поражали не только стихи, но и я сам, моя жизнь. Я должен совершать
опасные путешествия, подвиги, покорять женские сердца.
Мать. Этим мечтам он следовал всю свою жизнь.
Вед. В последнем классе гимназии в 1905 году Гумилёв выпустил свой первый сборник
стихов «Путь конквистадоров».
Чтец. Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
Как смутно в небе диком и беззвездном!
Растет туман... но я молчу и жду
И верю, я любовь свою найду...
Я конквистадор в панцире железном.
Вед. Легендарный странствующий рыцарь, бесстрашный участник испанских
завоевательных походов в Южную Америку в 15-16 веках — таков идеал, романтический
образ, лирический герой поэта.
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель,
Чья не пылью затерянных хартий,
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт.
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так, что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса, Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд,
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат.
Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?
Вед. Конквистадор Гумилёва завоёвывал не земли и не страны, а новую любовь.
Выраженные в сборнике духовные искания получили дальнейшее развитие во второй
книге, в «Романтических цветах», изданных в 1908 году. Этот сборник был посвящен
Анне Горенко, будущей поэтессе Анне Ахматовой.
Гумилёв. Впервые я увидел Анну в 1903 году в Царском селе. Мне было 17, ей – 14.Я
влюбился с первого взгляда. Через два года я сделал ей предложение.
Вед. Анна не разделяла его пылких чувств. Когда Гумилёв получил отказ, решил
свести счеты с жизнью, но его спасли. Свою неудачу он расценил как знак судьбы и
решил попытать счастья в любви еще раз. Он пишет Ахматовой письмо, где вновь делает
ей предложение. И вновь получает отказ. Теперь он решает выпить яд, но ему опять не
суждено умереть.
Гумилёв. Я решил познакомиться с братом Анны, чтобы чаще видеть её.
Вед. После настойчивых ухаживаний Анна решила дать своё согласие на брак. И 25
апреля в Николаевской церкви произошёл обряд венчания. Никто из родственников
жениха не явился на венчание, в семье Гумилевых считали, что этот брак продержится
недолго.
Чуть позже Анна напишет супругу своей покойной сестры.
Ахматова. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделённой любви! Смогу ли я снова
начать жить? Конечно, нет! Но Гумилёв — моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не
осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный
человек будет счастлив со мной».
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала - их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: "Со мною умри!
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой".
Я ответила: "Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой…"
Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.
Дев.(В. Срезневская) Был ли он счастлив с Анной? Отношения их были далеки от
совершенства. Они были неким тайным противоборством, борьбой за самоутверждение и
независимость. У них были совершенно разные вкусы, взгляды на жизнь.
Вед. Через год у них рождается сын Лев.
Дев.(В. Срезневская) Когда Гумилёв обнаружил после свадьбы, что жена его пишет стихи,
он был неприятно поражён.
Гумилёв. «Муж и жена пишут стихи — в этом есть что-то комическое».
Дев.(В. Срезневская) Они постоянно спорили о стихах. Но главной причиной раздоров
были измены Гумилёва. Он не видел в них особого греха, они, по его мнению, мирно
уживались с его бессмертной любовью к Анне. Она была горда и умна, умнее и
талантливее его. Он тоже доказывал, как мог, своё превосходство, самоутверждаясь
бесчисленными романами с Ларисой Рейснер, поэтессой Маргаритой Тумповской,
Анной Энгельгардт… Нашла коса на камень. В конце концов, Николай и Анна
расстались.
Песня «Если можешь, прости»
От слов любви не отрекаюсь,
Но обещаний не даю.
Перед тобою, грешный, каюсь
За жизнь несчастную твою, твою.
Мы были счастливы безмерно
Воспоминанья сердце жгут
И этой памяти, наверно,
У нас года не отберут, не отберут!
Если можешь, прости, обо мне не грусти
Могут наши пути разминуться.
Ты меня не мани и судьбу не кляни,
Если лучшие дни не вернуться.
Если можешь, прости!
Ты мне шептала: "Мой голубчик,
Не уходи побудь со мной".
Но я, лейб-гвардии поручик,
Свой помню долг/перед страной. 2 раза
Жизнь офицера - кочевая,
Быть может, завтра - в смертный бой.
Ты береги себя, родная,
Вдруг снова встретимся с тобой, с тобой!
Если можешь, прости, обо мне не грусти
Могут наши пути разминуться.
Ты меня не мани и судьбу не кляни,
Если лучшие дни не вернуться.
Если можешь, прости! Прости!
(ПРИПЕВ ПОЁТСЯ ДВАЖДЫ)
Вед. Гумилёв имел страсть к путешествиям.
Чтец Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.
Про деянья свои и фантазии,
Про звериную душу послушай,
Ты, на дереве древней Евразии
Исполинской висящая грушей.
Обреченный тебе, я поведаю
О вождях в леопардовых шкурах,
Что во мраке лесов за победою
Водят полчища воинов хмурых;
О деревнях с кумирами древними,
Что смеются улыбкой недоброй,
И о львах, что стоят над деревнями
И хвостом ударяют о ребра.
Вед. Африка постоянно звала поэта, жила в нём. Он тосковал о ней, как о живой. Он
путешествовал туда три раза. Первый раз в 20 лет, не закончив учёбу, в тайне от
родителей.
Гумилев
Я вежлив с жизнью современною,
Но между нами есть преграда,
Все, что смешит ее, надменную,
Моя единая отрада.
О своей мечте я написал отцу.
Отец. Ни денег, ни благословения на такое экстравагантное путешествие не дам до
окончания университета.
Друг. И чтобы скрыть поездку, заранее написал несколько писем, оставил их друзьям,
и мы отправляли их из Парижа каждые 10 дней.
Вед. Что испытывали вы, когда увидели Сахару?
Гумилев. Я не заметил её. Я сидел на верблюде и писал.
Чтец. И, быть может, немного осталось веков,
Как на мир наш, зеленый и старый,
Дико ринутся хищные стаи песков
Из пылающей юной Сахары.
Средиземное море засыпят они,
И Париж, и Москву, и Афины,
И мы будем в небесные верить огни,
На верблюдах своих бедуины.
И когда, наконец, корабли марсиан
У земного окажутся шара,
То увидят сплошной золотой океан
И дадут ему имя: Сахара.
Песня Жираф
Друг. Он воспел Африку. Помнится, перед самым отъездом Гумилёв заболел.
Температура 40, всю ночь бредил. Утром я навестил его. Он всё говорил о каких-то
белых кроликах, которые умеют разговаривать.
Когда я прощался, он не подал мне руки.
Гумилёв Ещё заразишься. Ну, прощай. Будь здоров. Ведь я сегодня непременно уеду.
Чтец. Наплывала тень... Догорал камин,
Руки на груди, он стоял один,
Неподвижный взор устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:
"Я пробрался в глубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города,
И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой.
Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы.
Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целясь между глаз.
Древний я отрыл храм из-под песка,
Именем моим названа река.
И в стране озер пять больших племен
Слушались меня, чтили мой закон.
Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна;
Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь, в четырех стенах;
Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны..."
И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.
Вед. В 1910 году, вернувшись из Африки, издаёт свою третью книгу «Жемчуга»
Вед. 1914 год. Началась 1 мировая война. Гумилёв принял войну как
мальчишка, готовый вооружиться деревянным мечом и сражаться.
Чтец. И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны...
Как могли мы прежде жить в покое
И не ждать ни радостей, ни бед,
Не мечтать об огнезарном бое,
О рокочущей трубе побед?
Вед. И в этом же году Гумилёв добровольно ушёл на Германский фронт
рядовым кавалеристом и дослужился до унтер-офицера, дважды был награжден
Георгиевским крестом за личную храбрость: один — за опасную разведку в тылу
врага, второй — за выведение из-под огня брошенного пулемета.
Вед. Война сберегла Николая, он ни разу не был ранен. Товарищи его уважали.
Командование отмечало наградами. Женщины им восхищались.
Вед. Но у Ахматовой отношение к войне было иным.
Ахматова Далеко в лесу огромном,
Возле синих рек,
Жил с детьми в избушке темной
Бедный дровосек.
Младший сын был ростом с пальчик, —
Как тебя унять,
Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,
Я дурная мать.
Долетают редко вести
К нашему крыльцу,
Подарили белый крестик
Твоему отцу.
Было горе, будет горе,
Горю нет конца,
Да хранит святой Егорий
Твоего отца.
Вед. Война была его стихия, как полная риска и приключений Африка, где он имел
возможность показать себя, отличиться. Гумилёв оставался в окопах до января
1917 года.
Чтец
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
И воистину светло и свято
Дело величавое войны,
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.
Тружеников, медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих,
Ныне, Господи, благослови.
Мать. Когда Николай вернулся с войны, его имение было конфисковано, а дом в
Царском селе заселён чужими. Голод, холод, нищета. Как выжить?
Гумилёв. Работой и литературным трудом.
Мать. Да, совсем было трудно. Утром продавал вещи. Книги тогда выходили с
трудом, гонорары падали, приходилось читать лекции, вести всевозможные кружки,
семинары.
Голос Гумилёва
Вед. Помог Горький – пригласил в издательство «Всемирная литература».
Вед. Лидер по натуре, его знаменитый Цех поэтов объединил всех близких ему по
взглядам. В цех поэтов входили Анна Ахматова, Осип Мандельштам, С.Городецкий,
Г.Адамович, Г.Иванов, В.Рождественский.
Друг. Он окружил себя творческой молодёжью.
Ахматова. С его лёгкой руки по всей России стали создаваться кружки поэтов и
литературные гостиные.
Дев. От желающих не было отбоя.
Гумилёв. Поэзии надо учиться, как и игре на рояле.
Дев. Николай Степанович, а как вы относитесь к Словам Тургенева, будто в стихах
Некрасова « поэзия и не ночевала»?
Гумилёв. Прозаик не судья поэту.
Друг. Поэтическая детвора его обожала.
Дев. Секрет его был в том, что он никого не подавлял своим авторитетом. Он всех
заражал своим энтузиазмом.
Вед. В 1915 году вышла книга «Колчан», к которую вошли фронтовые стихи, а в 18-м
– сборник «Костер».
2 чтеца (мальчик и девочка)
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;
Так, век за веком — скоро ли, Господь? —
Под скальпелем природы и искусства,
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Вед. Весной 1918 года несколько русских офицеров за чашечкой кофе сидели в
кафе.
Диалог - И куда теперь?
- Мы в Африку стрелять львов.
- А я дальше буду воевать в иностранных войнах.
- А вы, Гумилёв?
Гумилёв. А я повоевал достаточно и в Африке бывал 3 раза, а большевиков ещё не
видел. Эмиграция для меня позор. Я возвращаюсь в Россию. Не думаю, чтобы это
было опаснее охоты на львов.
Вед. Но оказалось опаснее. Гумилёв был наивен в политике. Он открыто крестился
на храмы и кричал: «Я убеждённый монархист!». Он не любил большевиков.
Гумилёв. Они не благородные.
Вед. Но и врагом советской власти Гумилёв никогда не был.
Гумилёв. Я буду служить любой России. Я слишком известен. Они не посмеют меня
тронуть.
Вед. Посмеют.
Друг. Часов в 10 вечера я зашёл к нему. Он был очень весел, отдыхал после лекции.
Гумилёв. Посмотрите, мы однолетки. А я так выгляжу лет на 10 моложе вас, а это
всё молодёжь. Вот я со своими студийцами в прятки играю. И сегодня играл.
Поэтому проживу ещё до 90 лет, никак не меньше. А вы скисните через 5 лет.
Вед. Но в своих стихах Гумилёв всё предвидел.
Чтец. Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.
Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
Вед. Дело Таганцева , в котором проходило более 60 человек, было сфабриковано, как
и сотни тысяч дел тогда в России.
Вед. Человек, столько сделавший для отечественной культуры, в 33 года был
приговорён к расстрелу.
Друг. В застенках ЧК держался мужественно, не назвал ни одной фамилии. На
вопрос конвоира, где здесь поэт? Гумилёв ответил
Гумилёв Здесь нет поэта Гумилёва, здесь есть офицер Гумилёв.
Вед. В августе 1921 приговор бал приведён в исполнение, ему было 35, место
погребения до сих пор неизвестно.
Дев. Поэт Осип Мандельштам говорил: «Гумилёв – это наше сердце, говорят, перед
смертью он читал евангелие».
Друг. Я не знал о подробностях убийства, но я знаю, что не показал ни смятение, ни
страх.
Чтец В час вечерний, час заката
Колесницею крылатой
Наплывает Петроград,
И горит над медным диском
Ангел твой над обелиском,
Словно солнца светлый брат.
Я не плачу, я спокоен,
Я моряк, поэт и воин,
Не поддамся палачу.
Пусть клеймят клеймом позорным,
Знаю, сгустком крови черным
За свободу я плачу.
За стихи и за отвагу,
За поэмы и за шпагу.
И сегодня город мой,
В час вечерний, час заката
Колесницею крылатой
Унесет меня домой...
Вед. Николай Гумилёв стал первым поэтом, расстрелянным советской властью и
последним реабилитированным.
Вед. 70 лет его стихи не печатали, а издавались они лишь за границей.
Вед. Его сын Лев Гумилёв два раза был несправедливо осуждён, всю жизнь прожил
в ссылках и лагерях, отчаянно воевал на фронте, не получив за это заслуженных
наград. Однако стал известнейшим учёным историком, академиком.
Ахматова. Мать Николая, узнав о расстреле, так и не смогла поверить. Через год она
умерла.
Ахматова Конец Гумилёва трагичен, не прекрасен.
Друг. Неповторим и ярок.
Дев. Свет в его душе – слава его имени.
Все встают.
Вед. Гумилёв говорил: «Поэт всегда господин жизни, творящий на земле, как из
драгоценного металла, свой образ и подобие. Если она становится страшной,
трагичной и печальной, значит, так тому и быть».
Вед. Гумилёв всю жизнь хотел стать воином , и он стал воином поэзии.
Донкихотство жило в нём, его возлюбленной стала поэзия.
Песня «Ещё не раз вы вспомните меня».